Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

— Что, будешь защищать своего обожаемого Уизли? — выплюнул Драко, когда я исхитрился и подловил его в ванной комнате, возле умывальника. Драко стоял с зубной щёткой, но не чистил зубы, а просто смотрел в зеркало. Мне показалось, что вид у Драко несчастный.

— Нет, хочу спросить, что случилось, — я подошёл к свободной раковине, ополоснул щётку, но тоже не спешил продолжать гигиенические процедуры.

— Случилось?! А ты газет не читаешь?

— Нет. Мне волшебные не дают. Что в газете?

Драко открыл было рот, закрыл, сплюнул в раковину, умылся и ушёл, так ничего и не объяснив. В спальне воцарилась напряжённая мрачная атмосфера, и засыпал я с трудом.

Прежде, чем перейти к рассказу о новом учебном годе, я считаю себя обязанным сделать небольшое отступление. Составляя эти записи, я испытываю постоянные опасения, что они выйдут слишком длинными, подробными и, возможно, даже скучными для людей, не вовлечённых непосредственно во всё происходящее. Однако мои попытки сократить текст оборачивались провалом. Те бытовые мелочи, которые я описываю, в последствии сыграли очень важную роль в событиях национального, если не мирового масштаба. И я не могу преуменьшить значение наших детских споров, маленьких радостей, достижений и ошибок. Поэтому я решил вести повествование, не считаясь с количеством страниц. В конце концов, тот единственный читатель, которому адресованы мои записи, всегда любил длинные книги и обстоятельные рассказы.

Итак, ещё на праздничном пиру мы узнали, что должность преподавателя защиты от тёмных искусств занял сам автор наших красочных учебников — Гилдерой Локхарт. Рыцарь ордена Мерлина, обладатель множества менее громких наград, член Лиги защиты от тёмных сил с внешностью голливудской звезды и ослепительной улыбкой. Увидев его впервые, я невольно подумал: что бы сказал на это дедушка? Мне подумалось, что это были бы не самые приятные слова. Дедушка любит что-то такое выдать, особенно в адрес тех, кто слишком уж важничает.

Других перемен в преподавательском составе не наблюдалось, зато по расписанию мы поняли, что учёба станет труднее. Одиночных занятий почти не осталось — все сдвоенные. А два часа трансфигурации подряд — это, знаете ли, то ещё испытание.

— Ненавижу среды, — пробормотал Драко, разглядывая расписание. Мы уже позавтракали и через внутренний двор шли к кабинету трансфигурации. — Две МакГонагалл и две Спраут ещё до обеда!

Щёлк!

Я так хорошо знал этот звук, что даже не сообразил — здесь ему взяться некуда. Покрутил головой и увидел белобрысого мальчишку с гриффиндорским галстуком и большим фотоаппаратом. Щёлк, щёлк. Вспышка на мгновение ослепила, я закрылся рукой, а Блейз схватил первокурсника за шиворот. Мальчишка завопил, но вырваться не сумел.

— Эй, ты что творишь? — прошипел Блейз.

Мальчишка быстро спрятал фотоаппарат за спину и завозился, пытаясь освободить мантию из загребущих лап Блейза.

— Простите, я Колин Криви, я просто сфотографировал!

— Да пусти ты его! — проворчал Теодор. — Сейчас выйдет кто-нибудь, проблем не оберёшься.

Я молча его разглядывал, пытаясь придумать, что делать. Только здесь папарацци мне не хватало!

— Кстати, Колин, — спросил я неуверенно, — ты папарацци или честный фотограф?

— А… — протянул мальчишка, хлопая белёсыми ресницами, — в чём разница? Сэр? Ваше…

— В школе я просто Альберт. Берти.

— Ух ты!

— А разница, — вместо меня заговорил Блейз, — что папарацци выскакивают на людей неожиданно, фотографируют их в неподходящее время и часто получают по шее. А честным фотографам позируют по договорённости. И… эм… угощают их сладостями.

Блейз возвышался даже надо мной почти на голову, а для этого клопа, наверное, и вовсе казался великаном. Так что выбор оказался простым.

— Я честный фотограф. Честный-честный! Я просто не удержался. Понимаете, мой папа — простой молочник, а мама работает на ферме, и я не думал, что я особенный. А тут целая школа волшебства. И я учусь в одной школе с принцем! И… И я на одном факультете с Гарри Поттером! — Колин Криви захлебнулся восторгом и замолчал.

— Народ, у кого сладкое есть?

Обречённо вздохнув, Драко достал из сумки шоколадную лягушку и кинул Блейзу. Тот кивнул и объявил:

— Дрессировка начинается. Колин, это тебе за то, что ты честный фотограф. А если ты ещё раз нападёшь на Берти без разрешения, то я дам тебе по шее два раза.

А мальчишка-то очень шустрый. Он схватил лягушку, спрятал её в карман и, сделав шаг в бок подальше от Блейза, уточнил:

— А с разрешения?

Я обречённо вздохнул:

— Приходи за разрешением… попозже. Эй, Колин! Гарри тоже не любит папарацци!

— Понял, — быстро закивал он головой и благоразумно слинял.

— Мерлиновы кальсоны, — обречённо протянул Драко. — До чего докатились? Я кормлю магглорождённых гриффиндорцев сладостями!

— Не-ет, Дракоша, — возразил Блейз, закидывая руку ему на плечо. — Это я кормлю их твоими сладостями. Почувствуй разницу!

Мы отмучились на трансфигурации и поплелись на гербологию. По дороге столкнулись с грязным, измученным вторым курсом Гриффиндора. Мы с Драко застонали вслух, разом забыв все разногласия.

— Какие же вы девчонки! — покачал головой Блейз.

— Хуже девчонок, — поддержал его Теодор, и мы на них обиделись. Хотя, должен признаться, от мандрагор натерпелись все, и в конце сдвоенного занятия Блейз и Теодор уже не выглядели такими уж довольными. Кричащие маленькие уродливые корни, похожие на младенцев, искусали, отпинали и обсыпали землёй нас всех, так что больше всего на свете мы мечтали принять душ. И, если честно, поспать. Но кто бы нам дал?

— Если мы не подышим воздухом, я умру, — простонал Драко после обеда, растеряв все аристократические манеры и разваливаясь на столе. Я пока держался, но очень хотел к нему присоединиться.

— Мерлин, называть их девчонками — оскорбление для девчонок! — подытожил Теодор. — Пошли отсюда!

Вшестером мы выбрались во внутренний двор и увидели, что Колин прижал Гарри к фонтану. И, кажется, выпрашивает у него разрешение сделать фотографию. Драко немедленно взбодрился, оттолкнул Теодора и пошёл к ним. Я подумал, что умру. Вот прямо сейчас.

— Что, Поттер, раздаёшь фото с автографом? — спросил Драко громко и насмешливо, немедленно привлекая к сцене всеобщее внимание. У меня закрывались глаза. Да, дома я помногу занимался и даже ездил верхом, но почему-то первая половина первого учебного дня меня совершенно вымотала. Не знаю, кого в этом винить — зубодробительную теорию превращения живого в неживое или злобных отвратительных мандрагор.

— Может, пусть подерутся уже? — спросил Блейз устало. — Выпустят пар. Полегчает.

Теодор покачал головой:

— Сначала Уизли сделает отбивную из Дракоши. А потом Грег и Винс сделают отбивные из Уизли и Поттера.

— Почему это Уизли выиграет? — неожиданно встряла в разговор девочка с нашего курса, Пэнси Паркинсон.

— Габариты и опыт, — мудро пояснил Теодор, а Драко воскликнул ещё громче:

— Спешите занять очередь! Гарри Поттер раздаёт автографы!

Я стиснул руки в кулаки и поспешил к ним. По двору разносились смешки. Гарри, красный, как варёный рак, пытался убедить всех и каждого, что никаких автографов он не раздаёт, но кто бы его слушал!

— Эй, Колин! — позвал его я. — Ты всё ещё честный фотограф?

— Конечно! — просиял он улыбкой. — Я спросил у Гарри разрешения!

Драко поджал губы.

— Разрешения? — не понял Гарри.

— Мы с Колином договорились, что он не будет снимать людей без спроса, потому что он честный фотограф…

— А не плохой папарацци! — счастливо закончил Колин. — Гарри, можно?

— Н-нет… — выдавил Гарри, а Драко, скривившись, процедил:

— Зря. Уизли мог бы продать твой снимок и год кормить семью! Эгоист ты, Поттер.

— Ты за это ответишь, Малфой!

— Да уймитесь вы! — неожиданно для себя крикнул я, понимая, что от этой ругани и усталости сам сейчас позорно разрыдаюсь.

И они замолчали. Рядом возник Блейз. Я шмыгнул носом, взял себя в руки и продолжил с приклеенной улыбкой:

— Колин, автографы и официальные фотографии надо согласовывать с представителями, понимаешь? Мы же ещё дети. Но ты можешь сфотографировать нас с Гарри, это будет дружеский снимок. И… Давайте вместе? Рон, Гермиона? Блейз? Драко?

— Без меня, — бросил Драко в сторону. Рон тоже попытался улизнуть, но Гарри вцепился ему в рукав и, похоже, не собирался отпускать. Как на всех семейных снимках, я поднял руку в приветственном жесте. Блейз слегка приобнял меня за плечи. Рон, зажатый между Гарри и Гермионой, отбросил все попытки сбежать и расслабился. Моргнула вспышка.

— Ого! Что это за фотосессия? — раздался бодрый голос. — Гарри, ты позируешь вместе с друзьями?

К нам направлялся профессор Локхарт, сияя белоснежной улыбкой. Золотистая мантия развевалась как плащ, подчёркивая демонстративно-героический образ.

— Ах, Гарри, — воскликнул профессор Локхарт, — неужели ты берёшь с меня пример?

— Убейте меня, — пробормотал Гарри, краснея ещё сильней, хотя, казалось, дальше уже было некуда.

— Да, понимаю, наше встреча на Косой аллее не могла не запасть тебе в душу. Слава заманчива.

— Не совсем… — начал Гарри. Рон сделал вид, что кашляет, давясь смехом.

— О, мой мальчик, — профессор Локхарт приобнял Гарри как любимого сына, — как я хорошо тебя понимаю. Поверь, я был на твоём месте. Даже хуже! Ведь ты уже — знаменитость, а я начинал с самых низов, да…

— Это не…

— Сэр, если честно, то фотография — это моя идея, — сказал я, решив, что хуже уже не будет.

— Вот как? — профессор Локхарт взглянул на меня с удивлением.

— Да, мои родные давно хотели увидеть всех моих друзей. Мистер Криви согласился нам помочь. Слава Гарри тут совершенно не причём.

Рон и Блейз уже оба тряслись от смеха. А вот Гермиона смотрела на Локхарта во все глаза.

— Что ж, мистер…

— Маунтбеттен-Виндзор.

— Да, кхм… Мне смутно знакома ваша фамилия, — профессор покивал. — Хорошо.

Уж не знаю, поверил мне профессор или нет, но он позвал нас всех в кабинет защиты от тёмных искусств. И я осознал: этот день ещё может стать хуже. Значительно хуже.

* * *

— «Какой любимый цвет Гилдероя Локхарта?» — прочитал Блейз громким шёпотом. — Он спятил?

Тест на пятьдесят четыре вопроса не касался тёмных искусств или защиты от них. Весь он был посвящён нашему преподавателю — единственному и неповторимому.

— А как тебе это? «Какую награду Гилдерой Локхарт считает самой лестной?» Эй, Берти, ты чего? Мышонок?

Я с трудом покачал головой. Она просто раскалывалась пополам. Пустым взглядом я смотрел на тест, понимая, что не в состоянии ответить ни на один из вопросов.

— Дай сюда, — вздохнул Блейз. — Так… «Цвет лягушки в обмороке». «Мечта… получить в подарок собственную статую из белого шоколада. И съесть». «Достижение…»

— Ты что делаешь?

— Решаю за тебя тест. За себя тоже решу.

— Так нельзя!

— А так — можно? — спросил он, ткнув пальцем в бумажку с вопросами. — Чушь какая-то. Мама говорит, на тупой вопрос закономерно получаешь тупой ответ. Знаешь, иди-ка в Больничное крыло лучше. Опять хлопнешься в обморок — Снейп тебя уроет.

— Не хлопнусь… — возразил я. — Отдай тест. Сдам пустой, пусть ставит «отвратительно», и дело с концом.

Как ни странно, Локхарт обошёлся без санкций. Просматривая работы, он отмечал только верные или интересные ответы. Даже Блейзу сказал:

— С цветом ошиблись, мистер Забини. Это фиалковый или, например, глициния, — и подмигнул.

Гермиона и вовсе получила десять баллов за идеальные ответы.

— Отвратно выглядишь, — заметил Блейз, глядя на меня. Я даже не стал спорить.

Профессор Локхарт рассказывал нам о том, что очень важен практический опыт. И пообещал, что в его кабинете каждый урок мы будем лицезреть воплощение ужаса. Кто-то из гриффиндорцев хихикнул, а вот мне, честное слово, было не смешно. Я вспомнил прошлогоднюю встречу с троллем и с цербером — вот уж где воплощение ужаса. Без повторения я бы обошёлся.

— Не бойтесь, — обаятельно улыбаясь, добавил Локхарт, — пока я рядом, ничего плохого с вами не случится. Единственное, прошу: сохраняйте спокойствие, — он подошёл к большой, накрытой сиреневой тканью дрожащей клетке и положил на неё руку. — Ведите себя тише, — тоном человека, рассказывающего страшную тайну, прибавил он, — они могут перевозбудиться.

И сдёрнул ткань с клетки. Первые парты отшатнулись. Мы с Блейзом на третьей вздрогнули. А вот среди гриффиндорцев нашлись те, кто искренне рассмеялся.

Существа в клетке были сантиметров двадцати ростом, похожие на маленьких человечков, но ярко-синие, с большими ушами и острыми звериными мордочками. Поморгав глазами на ярком свету, они тут же забеспокоились, загрохотали по прутьям, принялись пищать и скакать. Симус Финниган, приметный ирландец с Гриффиндора, расхохотался в голос.

— Они же неопасные!

— Не скажите, — покачал головой Локхарт, — проделки корнуэльских пикси могут быть очень неприятными. Что ж, посмотрим… — он сделал долгую паузу, — как вы их одолеете.

И…

Да.

Правда.

Он открыл клетку.

Комментарий Блейза, как и всегда, был очень точным и категорически непечатным, и мне захотелось сказать то же самое. Пикси воплощали хаос. Вырвавшись на свободу синей стайкой, они расправили полупрозрачные крылышки и с воплями кинулись крушить. Всё, что попадалось им под руку, уничтожалось; они рвали учебники, цеплялись за волосы; бедолагу Невилла, за уши и за мантию, потащили наверх.

— Валим, — решил Блейз, когда двое пикси вырвали палочку у Локхарта и выбросили её в окно, а профессор спрятался в личных комнатах. — СЕЙЧАС!

Наш курс бросился бежать. А вот гриффиндорцы со свойственной им отвагой сражались, прикладывая пикси то заклинаниями, то тяжёлыми книжками авторства Локхарта.

— Эй! — крикнул Блейз, но его не услышали. Тогда он рявкнул: — Грейнджер, Берти плохо!

Мне не было плохо — не хуже, чем минуту назад. Но оклик Блейза отвлёк Гермиону от бессмысленного сражения.

— Поттер! Ты поможешь или нет? Уизли!

Друзья, подхватив сумки, кинулись за нами в коридор, пронеслись сотню метров и только там, остановившись и отдышавшись, начали нас разглядывать.

— Что с тобой? — торопливо спросила Гермиона, всё ещё запыхавшаяся.

— Н-н-ничего, — ответил я и вдруг совершенно непритворно привалился к стене.

— Эй… — Блейз обеспокоенно наклонился ко мне, — вообще-то, это была тактическая хитрость, чтобы вытащить этих троих из класса. Эй, Берти!

Звуки доносились издалека, невнятные и приглушённые. На лице я почувствовал что-то влажное.

— Держи! — сориентировалась Гермиона, вытаскивая белоснежный носовой платок, и я понял, что у меня идёт кровь носом. — Нет, ты что! Нельзя запрокидывать голову назад. Лучше опусти немного.

Я послушался. Не знаю, сколько прошло времени, но меня отпускало. В ушах перестало шуметь, я снова стал слышать. Кровь остановилась, и я тяжело выдохнул.

— Может… — начала Гермиона, — нам стоит вернуться и помочь с пикси?

— С ума сошла? — спросил Рон.

— Если тебе делать нечего, иди, — пожал плечами Блейз. — Я веду Берти в Больничное крыло.

— Не надо меня никуда вести! — возмутился я. — Я… сам дойду.

Друзья переглянулись, покачали головами, и я понял, что выбора у меня нет. Мадам Помфри хмурилась, водила надо мной палочкой, а потом со вздохом объяснила, что ничего страшного не происходит:

— Вы растёте, юноша. Неравномерно, это часто случается. Побольше ешьте, и не сладостей, — она строго нахмурила брови, — а мяса, овощей и медленных углеводов. И поменьше нервничайте.

— Мэм, а укрепляющее зелье ему не поможет? — влез Блейз.

— Нет, разумеется! Организм сам справится, без лишних стимуляторов. В сезон простуд можно витаминные комплексы, не более того. Хотите помочь — следите, чтобы он ел.

— Да я сам могу есть! — возмутился я, на что Блейз серьёзно возразил:

— Видел я, сколько ты ешь… Я прослежу, мэм.

На том и успокоились.

— Локхарт просто спятил, — заметил Рон, когда мы шли на последний сегодня урок — сдвоенные зелья.

— Он хотел поместить нас в реальную обстановку! — вступилась за профессора Гермиона.

— Да он сам не знал, как с ними справиться! — воскликнул Рон. — Ты что, не видела?

— Глупости, — вздёрнула нос Гермиона. — Ты же читал его книги, он столько всего совершил!

— Или пишет, что совершил, — пробормотал Рон. И, пожалуй, я был с ним согласен.

Помните, я говорил — этот день сумел стать ещё хуже? Так вот, Локхартом дело не ограничилось: после зельеварения поругались Гермиона и Блейз, и не просто поспорили, а рассорились всерьёз.

Мы варили новое зелье — кровостоп. Профессор Снейп, ничуть не подобревший за лето, но хотя бы не накинувшийся на Гарри с порога, долго объяснял, почему кровотечения опасны, как их останавливать и в каких случаях использовать зелье. Судя по виду Блейза и по тому, как он оглядывал мой нос, кровостоп друг собрался носить с собой на постоянной основе.

По традиции разделившись на пары, мы занялись работой. Я, уже не споря, послушно шинковал то, что требовалось, тем способом, который Блейз указывал. Друг ссыпал всё это в котёл, немелодично мурлыча себе что-то под нос.

— Я думал, у всех итальянцев есть слух, — не выдержав, фыркнул я. Блейз показал мне язык и велел не отвлекаться. Мурлыканье стало громче. И хуже. Думаю, гриффиндорцу бы за такое музыкальное сопровождение влетело, но к нам декан всегда был лоялен на публике. Поэтому он только сунул нос в котёл Блейза и заметил:

— Весьма пристойная техника.

— Спасибо, сэр, — улыбнулся Блейз. Мне Снейп ничего не сказал, из чего следовало, что я всё делал правильно. Гарри всё же влетело, но хотя бы не на пустом месте — он пропустил какой-то пункт инструкции.

— Это тянет на «удовлетворительно», Грейнджер, — донеслось сбоку, и я обернулся, едва не чиркнув ножом по пальцу. Из-за этого «удовлетворительно» всё и случилось.

— Я делала точно как написано! — возмущалась Гермиона после занятия. — Идеально!

— Грейнджер… — вздохнул Блейз, — это же зелья. Ну, не выходят они идеально с первого раза, если ты не мастер. Да и у мастеров… не всегда.

— У тебя вышло. Как там? «Впечатляюще»? — язвительно повторила Гермиона под нашими изумлёнными взглядами. Обычно она не позволяла себе критиковать учителей.

— Так я его шестой раз варю! — отмахнулся Блейз. — Помнишь, кто моя мать? Так бы она и пустила меня в Хогвартс, не убедившись, что я освоил программу по зельям.

— Но… — пробормотала Гермиона, явно шокированная, — это же нечестно! Это просто нечестно! Я бы с удовольствием варила зелья летом, но я не могу, потому что живу в маггловском доме.

— А я бы не стал, — попытался влезть Рон, — делать нечего. Расслабься, Гермиона, это же Снейп! Когда он ставил нам высокие отметки?

— Дело не в отметках! — отрезала Гермиона. — А в вопиющей несправедливости. Получается, у меня как у магглорождённое заведомо меньше возможностей. И у Берти с Гарри, кстати, тоже!

— Гре-ейнджер! Да успокойся. Вырастешь — наверстаешь!

— Отвратительно! Это называется дискриминацией!

Гермиона круто развернулась и пошла наверх другим путём. Мы с Гарри переглянулись и оба покачали головами, придя к выводу, что в таком состоянии Гермиону лучше оставить в покое.

— Забей, — Рон похлопал Блейза по плечу, — с девчонками такое бывает.

В холле мы снова увидели Гермиону — она собирала учебники и тетради, залитые чернилами. Ей помогала маленькая рыжая девочка.

— Блейз… — остановил я его, — не надо, — а сам пошёл на помощь.

Девочка, увидев меня, покраснела. И я понял, что она очень похожа на Рона — и лицом, и цветом волос, и этой манерой заливаться краской по самые уши. Наклонившись, я принялся поднимать учебники. Гермиона выглядела злой и мрачной, а маленькая Уизли, кажется, только что плакала.

— Привет, — сказал я, понимая, что молчание начинает угнетать. — Ты Джинни? Джинни Уизли, сестра Рона?

Она быстро покивала, забыв о том, что помогала Гермионе.

— Рон говорил о тебе, рад знакомству, Джинни. Гермиона, ты…

— Всё в порядке, Берти! — огрызнулась она. — Я сама виновата, не смотрела, куда иду.

— Нет, это я… — пискнула девочка. В конце концов, мы собрали всё, что вывалилось из лопнувшей сумки Гермионы, и даже смогли заклинаниями убрать чернила с двух учебников. Книга Локхарта вместе с грязью лишилась части букв, а две тетрадки выглядели так, словно их проще выбросить.

— Я не сержусь, правда, — вздохнула Гермиона, держа в руках тетрадки. — Ты не виновата, Джинни.

— Виновата, — повторила она и вздохнула, снова посмотрела на меня и опустила глаза в пол.

— Кстати, Берти, Джинни мечтала с тобой познакомиться, — добавила Гермиона. — Да? Вот, знакомься. Это Альберт.

— Я… очень… — застеснялась Джинни.

— Никогда этого не понимала, — покачала головой Гермиона.

— Ага, то-то у тебя сердечки возле уроков Локхарта в расписании! — заметил подошедший Рон, и мы рассмеялись.

Напряжение понемногу спадало. Джинни приобрела нормальный цвет лица и даже спросила меня, как первый учебный день. А потом поинтересовалась у Гермионы, что это за книжка с заклятиями — она такой не видела. Я подумал, что, перестав смущаться, девочка стала очень даже милой.