Росток Клевера (джен)

Авар Восьмой умер прямо посреди зимы. Местное холодное время года ничем не отличалось от привычного для меня земного — температура падала по ощущениям ниже нуля, вокруг лежал снег, а некоторые звери носили теплую зимнюю одежду, если их шерсть была слишком короткой и недостаточно грела. Мне в этом плане повезло — как раз к зиме мой мех стал более пушистым и длинным, и я мог ходить практически в той же одежде, в которой ходил летом. Более того, я даже не носил обувь — подушечки на лапах были постоянно горячими, и снег под ними таял буквально за несколько секунд, оставляя после себя лишь ощущение влажной прохлады, к которому я быстро привыкал.

Вопрос обуви был вообще одним из тех, кто занимал меня больше всего, особенно в преддверии холодной части года. Обуви в привычном земном понимании тут практически не было, так как подавляющее количество зверей были пальцеходящими или же вообще имели копыта, и обычные человеческие образцы для них не подходили. Конечно, существовали отдельные виды, вроде медведей, от природы опирающихся на всю стопу, а потому имеющие что-то вроде ботинок, но таких образцов было крайне мало. У обладателей копыт было два варианта, как они могли поступить — либо же ходить «о натюрель» (к примеру, все парнокопытные так и поступали), либо же носить подковы, как и их четвероногие собратья, если их образ жизни требовал такой защиты. Поэтому были нередки случаи, когда кузнец-коновал на рынке мог подковать копыта коня, который в тот же момент сидел на табурете, пересчитывал наличность у себя в кошельке и раздумывал, где ему найти в шелковом ряду несколько мер атласа для последующего пошива костюма.

За все время, что я прожил в Ландаре, я успел увидеть лишь два образца обуви (не считая упомянутых выше «ботинок» для медведей и им подобных) — так называемые «пальчники», маленькие ботинки с подошвой, надеваемые только на пальцы стоп, и «лервы», чем-то похожие на туфли с очень высоким каблуком, поддерживающие полностью свод стопы и позволяющие их обладателям полноценно ходить, имея каблук в качестве дополнительной точки опоры.

В отличие от нашего мира, наличие или отсутствие обуви в Мире Спокойной Воды никоим образом не свидетельствовало о достатке или бедности обладателя. Любая обувь была штучным товаром, изготавливаемым под конкретного зверя из-за очень большой разницы в размерах стоп у разных видов зверей, а потому обувные мастера ценились очень высоко и брали за свои услуги весьма хорошую плату. Что пальчники, что лервы стоили весьма немало — хотя вторые стоили дороже, и потому зачастую лишь обеспеченные звери могли себе позволить подобную обувь. Но, как я упоминал выше, отсутствие обуви в общем-то не свидетельствовало о том, что конкретный зверь был беден.

Дело в том, что обнаженная стопа была весьма заметным элементом внешнего облика зверя, и ее приятный внешний вид тоже был способом поднять свой престиж в глазах окружающих. Нередко самочки использовали свои стопы как еще одно место для украшения — были нередки кольца, подвески, цепочки, дорогие ткани и иные способы визуально подчеркнуть — или же наоборот скрыть — какие-то элементы, контуры или детали стопы. Когда мы с учителем бывали в городе, мне доводилось видеть очень богатых и знатных дам, которые не носили обуви, но их стопы были изысканно украшены драгоценностями, делающими их более привлекательными для остальных.

Из-за вышеперечисленного босая стопа без украшений была не символом бедности, а скорее «обычным» состоянием ее владельца, который сам по себе ни на что не указывал и не свидетельствовал о чем-либо. Наличие пальчника тоже ни о чем не свидетельствовало — скорее всех, его обладатель просто собирался в дальний путь или же решил по необходимости сохранить свои подушечки на стопах, так как его работа могла быть сопряжена с хождением по опасным поверхностям. Наличие лервы уже было символом достатка — но ношение драгоценностей на босых стопах все же было куда более дорогим способом показать свою состоятельность. Так как я не обладал никаким статусом, даже будучи учеником главного гарнизонного мага, я никогда не пытался каким-либо образом подчеркивать свои стопы и ходил так, как ходила немалая часть жителей города.

* * *

Рано утром на следующий день после того, как стало известно о кончине монарха, Гимеон разбудил меня:

— Мы идем на церемонию прощания в Святилище Гроузи. Там обычно выставляют на обозрение народа всех только что усопших монархов. И будь добр, на сегодня оденься соответствующе.

Именно тогда я узнал, что траурным цветом (по крайней мере, в Граальстане) считался не черный, как можно было бы ожидать, а зеленый, цвет священного клевера. Поэтому вместо своих черных одеяний ученика мага мне было предложено надеть зеленые шоссы, зеленое же исподнее, которое полностью сливалось по цвету с чулками, такого же оттенка рубаху и зеленый шерстяной гоун с металлическими пуговицами. Гимеон же оставил свою зеленую хламиду, в которой обычно проводил со мной тренировочные занятия, но заменил обычный алый плащ главного гарнизонного мага на что-то вроде бесформенного зеленого пончо, которым, казалось, можно было обернуться несколько раз. Набросив его на себя и накрутив лишь в одном ему ведомом порядке, учитель поторопил меня:

— Идем, нам нельзя опаздывать на прощание.

* * *

В день похорон короля Граальстана мороз выдался особенно суровым, но даже он не сумел загнать зверей обратно в дома к теплу очагов. Улицы столицы были запружены зверями, и все как один были одеты в зеленые оттенки, из-за которых я порой не видел мостовой буквально в нескольких метрах перед собой — все закрывала сплошная зеленая река, от которой в воздухе разливался пар из приоткрытых пастей. Из-за этого порой казалось, что я находился в бане с насыщенным водяным паром — разве что температура вокруг была далеко не банной.

Пробираться сквозь такую толпу было бы полнейшим самоубийством, поэтому к Святилищу Гроузи были проложены несколько «проходов», каждый из которых охраняла цепь рассеянных городских стражников, отсекавших эти полосы от толпы. Именно в один из таких «потоков» мы и попали вместе с учителем еще за десяток кварталов до места назначения. Лишь там у нас была возможность спокойно идти вперед вместе с другими знатными зверями, а не прорываться сквозь зеленое море скорбящих, замедляясь с каждым шагом.

Пока мы шли по проходу, я обратил внимание, что ближе к Святилищу толпа становилась несколько реже, и то тут, то там среди моря жителей города были пустые места, где жглись костры для обогрева скорбящих. Как я знал, в Ландаре было строжайше запрещено разводить огонь посреди улиц, но, видимо, из-за дня траура и сильного мороза власти разрешили преступить городской закон.

Костры были центром притяжения зверей — пока одни подходили к огню погреть лапы и размягчить задубевшую от мороза одежду, остальные, согревшись, отходили от костров, уступая место другим. Возле каждого костра стояли ведра, доверху наполненные снегом, и за порядком приглядывал стражник, следя за тем, чтобы угли от костра не подожгли все вокруг.

* * *

И вот, наконец, наш путь с учителем внутри коридора, ограниченного стражниками, закончился, стоило нам добраться до собора, где проходило прощание с почившим монархом. Громада храма, полная высоких стрельчатых окон, барельефов и скульптур из серо-черного камня увеличивалась с каждым шагом, все больше и больше закрывая собой небо. И к тому моменту, как мы с наставником коснулись лапами первой ступени небольшой лестницы, ведущей внутрь храма, величественный шпиль собора полностью закрыл собой серое и хмурое зимнее небо. Никого из обычных жителей города пока что не пускали в храм, и единственными входящими внутрь были только монахи, вельможи и другие высокопоставленные звери, к которым, очевидно, относился и мастер Гимеон.

Внутри собора я увидел схожий интерьер, весьма смахивавший на тот храм, где я несколько месяцев назад проходил обряд получения фамилии своего учителя. Отличие было разве что в том, что площадь внутри была больше, а потолок — выше.

Сразу же в глаза бросился приподнятый над полом постамент, расположенный ближе к алтарю. Из-за густого ковра из клевера, устилавшего постамент, тело монарха, одетое в ярко-алый парадный мундир, резко выделялось цветным пятном посреди зелени. В отличие от нашего мира, усопший король лежал не в гробу, а был просто уложен прямо на ковер из клевера, без каких либо тканей или подложек под тело.

Само пятно клеверного ковра было правильной овальной формы, но при этом слева была проложена небольшая дорожка, не покрытая клевером, позволявшая подойти к умершему лису со стороны его правой передней лапы. Пришедшие звери занимали места полукругом вокруг тела Авара Восьмого, и лишь тогда я смог присмотреться к его морде, так как мне раньше не доводилось видеть умерших зверей.

На первый взгляд мне казалось, что внешне в облике монарха ничего не поменялось, и он казался безмятежно спящим: никаких следов смерти, пятен, бледности или перекошенных черт морды. Однако чем дольше я смотрел на умершего монарха, тем больше я ловил себя на мысли, что в его внешности что-то неуловимо изменилось. Приглядевшись, я понял, что меня смутило — шерсть на морде короля была чем-то обработана, из-за чего были сглажены все неровности меха, приглажены все топорщившиеся волоски, а шерсть казалась словно покрытой тончайшим слоем чего-то прозрачного и блестящего. И стоило мне это осознать, как я в ту же секунду не мог более воспринимать лиса как спящего — его морда, блестящая как у статуи, мгновенно перестала выглядеть живой, превратившись в какую-то посмертную маску, прилизанную и приглаженную.

* * *

Я ожидал, что церемония прощания начнется — но все звери стояли безмолвно, молитвенно сложив лапы и опустив глаза вниз, словно чего-то или кого-то ожидали. Не было слышно ни песновений, ни псалмов — даже шепотков не было, слышалось лишь размеренное дыхание присутствующих. Так как мы с мастером стояли ближе к алтарю ( в самом конце опоясывавшего полукруга возле ложа с умершим монархом) у меня была возможность видеть практически всех гостей церемонии прощания.

И лишь спустя несколько десятков минут ожидания раздался звук открываемых ворот, впустивших внутрь Святилища порцию морозного воздуха вместе с кружащимися снежинками, и в проеме появились двое зверей.

Один из них, невысокий енот в яркой оранжевой жилетке-безрукавке, частично скрытой под зеленой накидкой, смотрелся одновременно и красочно, и нелепо, словно карикатура на разумного зверя. Его взгляд и облик казались нормальным, но стоило ему начать идти, как я приложил максимальные усилия, чтобы не рассмеяться в голос — походка енота была семенящей, словно длины его лап не хватало, чтобы сделать полноценный шаг, а передние лапы и при этом забавно раскачивались вперед и назад независимо друг от друга. Внешне этот енот больше напоминал клоуна, который забавной пантомимой в духе Монти Пайтон пытался показать самую глупую походку из всех возможных. Шедший позади енот внимательно смотрел на своего спутника — и вот о нем стоило рассказать подробнее.

С первой секунды я почувствовал твердую уверенность, что это был Верховный Иерарх Джезри Бойдул. Внешне высокий и статный, но очень худой, рыжий лис без гривы смотрел вперед твердым и уверенным взглядом, словно показывая, что он никого и ничего не боится. Его слегка прищуренные зеленые глаза внимательно смотрели всех присутствовавших, пока сам лис крепко держался черными когтистыми пальцами за отвороты своей зеленой сутаны с вышитым на нем черными нитями символом архианства, трехлистным клевером. Обернувшиеся на звуки шагов звери, собравшиеся полукругом вокруг постамента с Аваром Восьмым, почтительно склонили головы, и стоящий рядом со мной учитель ткнул мне ребром ладони в затылок, чтобы я последовал примеру остальных.

Ответив кивком на приветствие, Бойдул произнес голосом, который звучал невероятно четко и поставлено, словно ему на своем веку приходилось вести радиопередачи или быть ведущим новостных выпусков:

— Приветствую, почтенные лары и ларессы. Мы можем начать церемонию прощания. Магов прошу проследовать за мной для Звучной Молитвы.

Я хотел было остаться на месте, но Гимеон схватил меня за локоть и повел меня вместе с отделившимися от полукруга зверями в сторону неприметной двери справа от алтаря. Пока я шел, внутренний переводчик объяснил мне, что Звучной Молитвой назывался особый ритуал, очень торжественный и важный, который проводился при прощании с умершим. Участвовали в нем непременно маги с обязательным присутствием монаха Священного Ордена. Так как в этот раз умер монарх, в качестве «монаха» выступал сам Верховный Иерарх, соответственно статусу усопшего.

Большая комната, которая размерами составляла примерно треть основного зала Святилища, вместила около десятка зверей, и последним зашел Иерарх, закрыв за собой створку. Пока я рассматривал узоры из повторяющегося рисунка трехлистного клевера, равномерно покрывающие стены, потолок и пол, Бойдул обратил на меня внимание, спросив Гимеона:

— Это ваш ученик, мастер?

— Да, Ваше Святейшество. Он первый раз присутствует на Звучной Молитве.

Более Бойдул не сказал ни слова, заняв место в центре помещения, над большим рисунком клевера, выбитом прямо в полу. Метка на моей правой лапе зажглась красным, и я, привычный к боли от призыва, машинально накрыл ее левой ладонью, а в моей голове раздался голос учителя, стоявшего рядом, но видимо решившего передать нужные указания не вслух:

— Звучная Молитва не такая сложная, как тебе может показаться. Тебе не нужно ничего говорить. Все что тебе нужно — сложить лапы в положении три-семь-один, и потом, когда придет время, вытянуть обе лапы вперед, применить фигуру «осэн гро» и явить свой дар, сложив ладони в позиции «мехг логри».

Я лишь кивнул, даже не оборачиваясь на учителя — используемые им термины означали магические наименования для нужных положений ладоней, когда для определенного заклинания требовалось поставить ладони конкретным образом, чтобы волшебство сработало правильно.

* * *

Молитва все шла и шла, и она действительно была похожа на молитву — раздавались песнопения, очень напоминающие церковные. Бойдул, сменив тембр своего голоса на более высокий и протяжный, произносил нараспев посвящения усопшему монарху, упоминая его заслуги и желая ему безмятежного пути в Поля Арханиса, к спокойствию и умиротворению после тягот земной жизни.

Ни один из присутствовавших магов не выполнял каких-либо пасов лапами — все застыли в позе три-семь-один, как и я, и их полуприкрытые глаза были опущены в пол. Из-за особой акустики зала эхо голоса Иерарха была несколько смягчено, из-за чего я четко слышал каждое слово, что он произносил.

Внезапно мое кольцо с головой волка, которое я в тот день надел на средний палец правой лапы, начало очень неприятно вибрировать, покрывшись красноватым сиянием. Я всеми силами старался терпеть зуд от вибрации, пытаясь сосредоточиться на сохранении требуемой магической позы для молитвы, но в какой-то момент не выдержал и обхватил кольцо ладонью, стараясь не нарушать позиции. Стоило мне это сделать, как дверь в комнату распахнулась, и внутрь зашло прямоходящее существо в черном плаще, наглухо скрывающем любые черты морды или тела. С удивлением я опознал в нем ту же сущность, которая явилась мне во время странного сна в казарме рядом с Себастьяном.

К моему несказанному удивлению, все звери вокруг меня продолжали молитвенно держать лапы, опустив глаза вниз, словно ничего не произошло. Один лишь Бойдул прекратил песнопения и уставился на фигуру, опустив плечи, словно столкнулся с чем-то неприятным:

— И снова ты. Что на этот раз?

* * *

Фигура сбросила с себя плащ, и я с удивлением обнаружил, что под ней скрывалась удивительно красивая зеленоглазая лиса с длинными рыжими волосами и пышными ресницами в бархатном зеленом платье, плавно обтекающем ее пышные формы и тонкие лапы. Ее голос был столь же прекрасен, как и ее внешность — вкрадчивый, гортанный, обволакивающий своей нежностью:

— Скучал без меня, Джезри?

Иерарх скривился так, словно у него внезапно заболели зубы, однако не отвел взгляда от незнакомки:

— Почему ты вечно приходишь тогда, когда мне до тебя вообще нет дела? Ты не могла подождать буквально восемь минут, пока я бы не закончил молитву?

Лисица очаровательно улыбнулась в ответ:

— Милый мой Джезри, когда же ты наконец поймешь, что Смерть не станет спрашивать тебя, когда ты готов? Я прихожу тогда, когда нужно мне, а не тебе.

Смерть? Это была Смерть? Я с широко раскрытыми глазами смотрел на незнакомку, не понимая того, что услышал. Ни голосом, ни манерами — она категорически не была похожа на ту фигуру, что я видел во сне рядом с Себастьяном.

Смерть прижалась к Джезри и потерлась мордочкой об его мохнатые щеки, однако Иерарх оттолкнул ее с видимым негодованием:

— Приспешница Легизмунда, я требую поединка!

Смерть рассмеялась, обнажив белоснежные зубки и облизнувшись:

— Конечно-конечно, мой милый. Разве когда-то было иначе?

В моей голове зашевелился внутренний голос, который прокомментировал происходящее. Оказалось, что в местных реалиях Смерть приходила к конкретному зверю в обличие того, чего тот максимально сторонился и опасался. В случае Бойдула к нему пришла красивая лиса, так как тот был монахом, соблюдающим добровольно целибат, а потому и сторонящемся красивых самок. И если к зверю приходила его Смерть, то у него было два выбора, как поступить — либо сдаться, позволив забрать свою жизнь, либо же сразиться за нее, выбрав поединок. Так как Смерть была умелой, она могла состязаться в чем угодно — хоть в бою на мечах, хоть в магическом поединке, хоть в загадках. В случае победы Смерть прощалась с жертвой до следующего раза. Судя по реакции Бойдула, Смерть приходила к нему не в первый раз.

Лисица слегка приспустила ворот платья, показав Бойдулу ложбинку между грудей, и задорно рассмеялась:

— Не хочешь увидеть перед поединком немного прелестей самки?

Бойдул зарычал:

— Не смей, бесовское отродье! Я вызвал тебя на поединок!

Смерть разочарованно вздохнула и подняла ворот платья обратно:

— Какой же ты скучный, Джезри! Ну хорошо, будь по-твоему. На чем ты хочешь со мной сражаться на этот раз? Опять магический поединок, как и в прошлый раз?

Иерарх помотал головой:

— Нет. Я хочу партию в "небесные линии".

Услышанное заставило Смерть улыбнуться:

— Надо же, какой интересный поединок! Еще ни один смертный не предлагал мне сразиться именно в этой игре. Ну что же, давай посмотрим, насколько ты умелый!

* * *

Я уже забыл как дышать и даже забыл о церемонии Звучной Молитвы. Ни один зверь вокруг меня, кроме Бойдула, не менял своей позы и продолжал делать вид, что ничего не происходит. Лишь Иерарх и я как пассивный наблюдатель были свидетелями происходящего.

Прямо в воздухе между Смертью и Бойдулом появился светящийся куб величиной с голову, который представлял собой причудливо пересекавшиеся нити разных цветов, имеющих небольшие кружочки на краях отрезков. Я ничего не понимал в этом кубе, и мне пришлось наблюдать за Иерархом, который покрутил куб в воздухе, изучая все его грани. Смерть нежно проворковала:

— Какие два цвета выберешь, Джезри?

Бойдул отнял лапы от куба и сложил их на груди:

— Зеленый и красный.

— Стало быть, мои будут синий и черный. Ну что же, пусть стартует игра! Начинай!

Я не очень понимал, в чем состояла суть игры, но я видел, как Бойдул и Смерть поочередно двигают по одной линии своего цвета за раз, словно стремясь распутать их переплетения между собой. Я не понимал ни правил сдвига линий, ни того, к чему конкретно стремятся игроки, но я видел, насколько отличалось их поведение. Все свои ходы Смерть делала непринужденно, быстро и с легкой очаровательной улыбкой, словно она знала все на несколько ходов вперед и ничуть не переживала о результате.

Бойдул же, напротив, был задумчив, действовал медленнее и порой даже пару раз отнимал пальцы от линии, которую он был готов сдвинуть, и менял свое решение, перемещая другую линию взамен первоначального выбора.

После очередного хода Смерть, сдвинув свою линию, протянула лапу и нежно погладила Бойдула по щекам:

— Не хочешь сдаться, мой милый? Обещаю, что перед тем, как забрать тебя, я разрешу овладеть мной!

Иерарх сжал зубы и вместо ответа сдвинул очередную линию. Смерть усмехнулась:

— Ты такой милашка, когда злишься!

* * *

Я не знал, сколько уже длилась игра, правил которой я не понимал, но в какой-то момент Смерть сдвинула очередную полосу на кубе, который к тому моменту выглядел намного более упорядоченным, чем вначале, и облизнула свой нос:

— Джезри, мой милый, еще один ход — и партия за мной. Ты можешь распутать еще одну линию, но меня ты уже не догонишь. Смотри — вот здесь! — Смерть показала пальцем на одну из черных линий. — Сдавайся, не трать время попусту!

Лис задумчиво обошел куб со всех сторон, словно ища какое-то решение, после чего вернулся на исходное место. Смерть откровенно веселилась:

— Это была интересная партия, но ты проиграл, Джезри. Просто признай это.

Лоб Бойдула пересекла вертикальная черта, которую я разглядел даже через шерсть. Он довольно долго рассматривал причудливый узор, после чего складка полностью разгладилась, Иерарх улыбнулся и сдвинул одну из зеленых полос так, что она легла поверх черной. Улыбка Смерти быстро пропала, и она прищурила глаза, растеряв всю свою нежность:

— Ах ты, подлец! Обратная тяга сделанного хода!

Бойдул впервые за всю партию улыбнулся:

— Да. Я всю партию старался завести тебя в ловушку. Я берег этот ход до последнего. Да, я отсрочил свою победу на два хода. Но ведь из-за обратной тяги твоя победа отсрочена на три хода. А три больше, чем два. Я победил.

Смерть зашипела и махнула лапой в воздухе, от чего куб растаял в воздухе:

— Поздравляю, Джезри Бойдул, ты победил. Увидимся в другой раз!

Накинув себе капюшон обратно на голову, Смерть неслышно вышла из комнаты, после чего дверь за ней захлопнулась. Бойдул облегченно вздохнул, но вдруг внезапно поднял взор и понял, что я все это время был свидетелем его игры. Иерарх собрался было что-то у меня спросить, как вдруг его взгляд с ужасом сфокусировался на моей правой ладони. Я перевел глаза на нее и увидел, как она покрыта подушечкой пульсирующей магии, обволакивающей все от кончиков пальцев до запястья. Иерарх злобно зашипел:

— Праволапец!

Лишь когда он это произнес, весь морок рассеялся, и я понял, что все вернулось в привычное состояние — все вокруг молились, а Бойдул продолжал произносить слова посвящения. Одна только моя правая ладонь продолжала пульсировать магией. Я собрался было спрятать ее, чтобы никто не успел этого заметить — но опоздал. Джезри Бойдул поднял взгляд, и его морда мгновенно перекосилась, стоило ему увидеть мою правую ладонь. Совсем как в мороке его зубы сжались, и из его пасти с шипением донеслось злобное:

— Праволапец!

Все участники Звучной Молитвы тут же очнулись, и вот я стал источником наблюдения для полутора десятков магов. Раздался новый возглас Бойдула:

— Арестовать! Немедленно!

Меня тут же схватили за лапы два ближайших ко мне мага, тут же заломившие мне лапы за спину, и я рухнул на мозаичный пол на колени. Последнее, что я успел увидеть — обеспокоенный взгляд мастера Гимеона, который, казалось, был ошарашен не меньше других.