21,55,01 (джен)

Вечер выдался на удивление тихим. Черт словно язык проглотил, а весь его гонор куда-то испарился. Когда я зашел на кухню, он произнес лишь:

— Я согласен.

Похоже, угрозы сильно напугали его. Будь я на его месте, сломался бы сразу, как только услышал про десять лет под землей.

Черт согласился платить за «проживание» силой. Один волосок за полнедели. От цены хотелось кричать о несправедливости и разводе. Где же здесь равноценный обмен? Но мы сравнили ценности. И линия доползла до второго кружка без видимых изменений. Неужели волосы чертей такие дорогие? Мара платила пригоршней морока за два дня, а тут один волосок за полнедели… Да, обман чертей работал иначе, держался лучше и вообще при некоторых условиях становился явью. Но мой внутренний жмот негодовал.

Скрытый заплатил авансом. Утром рядом с клеткой лежал черный волнистый волосок. Он был жестким и закручивался, как пружина. Не хочу и думать, откуда черт его достал. Я оторвал кусок белой салфетки, вложил в него волосок и отправил «маленький конверт» во внутренний карман рюкзака. Морок я сыпал в пустую баночку из-под кофе. За все время она заполнилась на четверть. Серая пыль клубилась и собиралась в небольшие катышки. Со стороны казалось, что я коллекционирую пупочный пух. Какая мерзость.

Утром я собрал рюкзак — нижнее белье, блокнот с ручкой и паспорт. Для отражения ножа нашлось место в правом кармане джинсов. Там, откуда я смогу его выхватить.

Впервые за долгое время я позавтракал дома. Не на кухне, разумеется. Ее «облюбовал» черт, а остальную квартиру заняла мара, поэтому я заперся в спальне, включил компьютер и впился в бутерброды с колбасой. Не помню, когда купил ее, но судя по запаху, еще свежая. Хлеб — тоже.

Внутри компьютера трещали вентиляторы, и что-то протяжно пищало. Указательный палец уже привычно щелкал левой кнопкой мыши, пока я жадно чавкал. Хотелось занять мозг на время. Черная стрелка с белой обводкой навелась на иконку браузера. Щелчок. На весь монитор открылось окно с десятками вкладок с сайтами о нечисти. Кусок встал комом в горле. Я и забыл, что Денис отчаянно искал выход, хоть какую-то информацию о слабостях Скрытых. Ведь эта женщина вместе с Мечтателем готовила для него убийцу.

Аппетит тут же исчез, смылся и обещал никогда не возвращаться. Второй бутерброд, который секунду назад казался изысканным блюдом из дорогого ресторана, обернулся куском пластилина. Бросился в глаза искусственный розовый цвет колбасы, а от блестящих комьев жира закрутило в животе. Съеденное попросилось обратно.

Это… никуда не годится. Я подобрал с тарелки бутерброд, поднес к губам и откусил. На вкус как бумага. Но я жевал. Жевал, жевал, жевал, жевал, жевал через силу. Через слезы отвращения. Через тошноту. Как два года назад, когда впервые попробовал «мусорную» еду. Кажется, это был хлеб с плесенью. Не «специальной».

Тарелка опустела за минут десять. А первый бутерброд я проглотил за три. Ничего. Мне нужны силы. Нужно зарядиться, чтобы расследовать смерти Миши и Кати, чтобы придумать: как обрести опору.

Семья плачущей кожи оставила на мне след. Грязное пятно. Черт говорил правду: внутри я пугливый мальчик. И члены Совета также видели меня насквозь. Для них я жертва, зеленый новичок, которого раздавишь и не заметишь. Пора это менять.

Мне виделось два пути. Первый — трудный и долгий, как и говорил Мечтатель. Выгодные сделки. Маленькие, но обдуманные ходы. Я мог отвоевывать силу по чуть-чуть. Я уже это делал: собирал с мары и черта подань за проживание в квартире. Жаль, что у меня не хватало времени.

Поэтому оставался второй путь. Путь угроз и насилия. Идя по нему, я стану ужасным человеком, двойником этой женщины. Ее полноправным наследником. Скрытые и мистики остерегались моего убийства из-за угрозы обернуться Ничтожным. Но существовали лазейки. Отруби конечности, вырви язык, и любая угроза сойдет на нет. Члены Совета собирались так поступить, когда я приставил к шее нож. Они боялись моей смерти. Пришло время напугать их моим заточением. Иными словами, мне нужна «мертвая рука».

Без понятия как, но я должен, обязан создать нечто подобное. Ради своей и Надиной жизней.

Я накинул на плечо лямку рюкзака и вышел из квартиры. На лестничной клетке пересекся с бабушкой Любой. Она протянула мне список продуктов и свернутые купюры. После покупок я отдал ей кулек и направился в поместье. Впереди долгий день. Надеюсь, Надя поможет с расследованием смертей Миши и Кати. Ведь один я не справлюсь — из-за Амбрагаруды для меня закрыты почти все комнаты.

По дороге через СНТ на ум пришел вопрос: как изменится мое отношение к старшему брату и сестре? Раньше я считал Дениса маменькиным сынком. Подпевалой этой женщины. Одна мысль о его самостоятельности вызывала у меня смех. Но теперь я знал: чем он жил, о чем мечтал, и чего боялся больше всего. Возможно, и с Мишей и Катей будет так же?

Старший брат помнился мне ужасным человеком. Задира и бесчувственный ублюдок. В нем не было ничего хорошего, а если и было, то эта женщина заботливо вырвала это с корнем еще в детстве. Она растила Мишу, как короля, как главного наследника. Очевидно, на нем такая забота сказалась не лучшим образом. Высокомерию Миши позавидовали бы все греческие боги. Сам Утренняя Звезда склонил бы колени перед его самолюбием. В школе Миша учился на одни пятерки и, насколько я помнил, в институте — тоже. С легкой руки этой женщины он женился в 17 лет на соседке. Бедная девушка даже родила ему сына. В роковую ночь Миша взял охотничье ружье и… Никто не выжил.

Я закрыл за собой ворота с виноградным узором, зашагал по тропинке между яблонь.

Катя запомнилась мне истеричной, болтающей все свободное время. Изо дня в день она перемывала косточки других людей. Обсуждение ногтей соседки по парте, слухи о девочке из параллельного класса. А как пережить неделю и не разболтать о первом разе «лучшей подруги»? В этом вся она. Казалось, Катя состояла из слухов, а каждая клеточка ее тела нашептывала небылины. Отнюдь не ради очернения других. Нет. Она, словно, желала заполнить пустоту внутри. Изрыгала помои, чтобы скрыть свою ничтожность и ущербность.

Если я не ошибаюсь, Катя вышла замуж в 18 лет. Суженного пригласила эта женщина. Мужчине — не помню его имени — тогда было двадцать пять лет. За месяц до 21 дня рождения Катя заперлась в ванной, пока муж был на работе, и… Ее тело вынесли из квартиры тем же вечером. Холодное и бледное. Она потеряла много крови.

Я обошел поместье по внешней стене и вышел на террасу. Думал, встречу Надю, но кресло пустовало. Лишь три бычка валялось рядом.

Она нашлась в кабинете этой женщины. Сидела за рабочим столом и усердно записывала что-то в блокнот. Справа от нее лежала черная пузатая сумка — еще немного и взорвется. Вид у Нади был… удручающим. Под глазами росли синие круги, кожа сделалась еще бледнее, русые волосы торчали в разные стороны. Ни намека на прическу. Вместо черной водолазки и джинсов, на сестре была бледно-розовая пижама. Сплошная. Без разделения на верх и низ. Вроде у нее было какое-то название, но я не помнил. На капюшоне торчали кошачьи ушки.

Надя не сразу заметила меня, поэтому я откашлялся. Она подняла на меня усталый взгляд, кивнула, бессвязно пробормотала «привет» и вновь уткнулась в блокнот.

— Думаю, ты расписываешь план захвата мира, — в шутку предположил я.

— Ты охрененно прав, — буркнула она, не поднимая взгляд. — Я провожу ревизию. Мой дорогой братец забыл о магическом оружии, поэтому я взяла все в свои руки.

Я пропустил ее упрек мимо ушей. Зашел в тайную библиотеку, достал Указатель и принялся искать книги про опасных Скрытых. Они все опасные, но я искал самых-самых.

— Я думал насчет «мертвой руки», — как бы невзначай бросил я. Хотел узнать, как она отнесется к затее.

Надя отлепила взгляд от блокнота и уткнула его в пустоту. Гляделки с воздухом продолжались добрых пять секунд. Затем она прищурилась и закивала.

— Давно пора. «Грязная бомба» или полноценная «ядерка»?

На моем лице блеснула улыбка. Конечно. А чего я ждал от Нади?

— Пока что «граната».

Она лишь фыркнула и вернулась к заметкам в блокноте. Секунду спустя добавила:

— Детские игрушки. Какой смысл в «мертвой руке», если она напугает разве что… ребенка?

— Не хочу убить себя, пока разбираюсь с ней, — объяснил я.

Надя не ответила, и я вернулся к Указателю.

«Опасные Скрытые», — напомнил сам себе.

В тайной библиотеке нашлись книги о демонах и ангелах. Хоть члены Совета и запретили дисциплины, связанные с ними, эта женщина, похоже, плевать хотела на чье-то мнение. Мне на глаза попался сборник «Имена Темнейших» в отличном состоянии. Наверное, недавно перепечатывали. Также рядом оказался «Русско-енохианский словарь» для разговоров с ангелами. Забавно, что книги про враждующих Скрытых соседствовали не только на одной полке, но и стояли впритык.

Первым делом я взялся за ангелов. В сказках и романах они выступали за добро и свет. А как сказала мара: человеческие легенды появились не на пустом месте. Надеюсь, ангелы — хорошие ребята.

Стоило открыть книгу «Перья в глазах. Енохианские ритуалы» на середине, меня чуть не вырвало от картинки. От рисунка на бумаге! На желтом листе виднелось изображение «ангела»: гора перьев, обвешанная органами и кишками. На вершине, как звезда на новогодней елке, уместился огромный глаз, но вместо глазного яблока, веки изнутри раздирали острые перья. Вокруг «горы» танцевали обнаженные дети. В руках они держали горны в два раза больше себя и, кажется, дули в них.

«Йерлфлегиим. XII век н. э.» — гласила надпись под картинкой.

— Что случилось? — спросила Надя. Я стоял в проходе, а дверь в тайную библиотеку была открыта нараспашку, поэтому сестра хорошо видела меня со своего места. — Ты побледнел за секунду.

— Читаю про ангелов, — не успел я договорить, как на лице Нади растянулась ехидная улыбка.

— И как тебе их видок? Неужели колеса с глазами так сильно поразили тебя, о невинный братец?

Она точно читала эту книгу. Иначе и быть не могло. Но колеса с глазами? Описание звучало несравнимо лучше того, что я видел. И все же, дай мне две картинки: одну из книги и вторую с колесами с глазами; я бы сказал, что на обеих демоны.

Ладно. По внешности не судят. Все Скрытые выглядели мерзко. Мне вспомнился жердяй. Настоящий облик мары я не видел — не уверен, что он у нее был. А черти и вовсе рисовались голыми чудовищами с ног до головы в черной шерсти. Не говоря уже о копытах и рогах. Ангелы не хуже остальных. Им немного не повезло…

— Думаю, внешность не важна, — ответил я. — Главное — поступки.

— Звучишь как герой сказки.

— Нас же назвали в честь героев сказки.

Надя сначала кивнула, а затем замерла и приподняла бровь. Я продолжил:

— Уверен, ангелы добряки.

Для доказательства перевел взгляд на текст под картинкой и зачитал вслух, как на утреннике. Громко и четко.

— Йерл… В общем, это ангел плодородия. Там, где он проползал, то есть пролетал, оживала почва. А растения пробуждались даже в глубокую зиму. Девушки беременели с завидной частотой. Их животы рвались от потомства. У каждой рождалось по пять младенцев. Дети росли быстрее и… пожирали братьев и сестер, чтобы не умереть от голода. Уже в десять лет девочки…

Я остановился. Не хотел читать дальше. В поисках поддержки повернулся к Наде.

Ее лицо искривилось, а кулаки сжались на столе.

— Остановился бы раньше, — сказала она. — Еще на слове «плодородие». Сразу же понятно, что дальше полнейшая жесть!

— Я… я думал тут про урожай, — выдавил я.

— Конечно.

— Ладно. Я поторопился. Открыл же на середине.

Перелистнул в начало. Без второй руки это заняло больше времени. Обложка закрывалась вместе с листами, поэтому я сгорбился над книгой, поддел носом край жесткого переплета и открыл на самом начале.

— Ау-ау-ау, — проквакала Надя. Она вытянулась подбородок и захлопала в ладоши, изображая тюленя. — Ау-ау!

Я не обратил внимания, но уголки губ сами поползли вверх. Взгляд уперся в первый абзац введения.

«Ну что ж. Приступим», — мысленно подбодрил себя.

Силы ангелов крутились вокруг созидания. Разрушение им неведомо. Там, где «проходил» ангел, распускались бутоны, ростки пробивались сквозь твердую почву, а дети росли как на дрожжах. Была и обратная сторона. Болезни распространялись с утроенной силой. Ведь для созидания не существовало разницы между людьми и микробами. Между живым и неодушевленным. Между добром и злом. Ангелы видели лишь пустоты и заполняли их. «Марсельская чума», «Черная смерть», «Чумной бунт».

Понятно, почему Совет запретил работать с ангелами. Страшно и представить, что случится, если в Лягушево заявится один из них.

Во мне говорила осторожность. Осторожность, из-за которой я чуть не распрощался со свободой… Может, Надя права? Может, пора играть по-крупному. Зверь готовит мое изгнание. Против меня ополчился Скрытый, что видел некую Матерь и застал Тирана из Лягушево. Осторожностью его точно не победить.

Мысленно я намечал план, пока взгляд полз по строчкам книги.

Ангелы были одним из редких видов Скрытых, которых нельзя подчинить. Подозреваю, в списке еще состояли демоны, боги и Ничтожные. Но и среди исключений водились исключения. Слабейшие поддавались связыванию. Как ангелы, так и демоны. Значит, шансы есть. Осталось лишь призвать и заточить сущность, что в древности зажигала на небе звезды. Раз плюнуть.

Сделав мысленную заметку, я вернул книгу на полку и вышел из библиотеки в кабинет. Пора узнать о смертях Миши и Кати. Вдруг эта женщина и к ним приложила руку?

Надя оперлась на спинку кресла, потянулась. До меня донесся приглушенный хруст костей. Уверен, стой я ближе, услышал бы скрип суставов.

Мой взгляд упал на ее блокнот, глаза округлились. Страницу сверху донизу покрывали синие надписи. Ни одного просвета чистой бумаги. Издалека казалось, что Надя не заполнила блокнот словами, а накалякала узоры, будто школьник от скуки. Но нет. Подойдя поближе, я разобрал отдельные предложения. Похоже, она не ограничилась ревизией и вместе со списком оружия выписала способы применения. Их нашлось не мало.

— Кресты, соль, белые мелки, серебро, святая вода, — заметила Надя мой взгляд и принялась объяснять. — Для последней пришлось ехать до ближайшей церкви. Еле успела до захода солнца. Надеюсь, вода настоящая, а то будет очень… неловко.

— Хочу кое-что спросить, но не знаю, как подойти, — начал я издалека.

Надя закатила глаза.

— Возьми и скажи прямо. Разве так не проще?

— Ладно. Эм… мне нужно знать, как умерли Миша и Катя. Любые подробности.

Когда хоронили старшего брата, я лежал с температурой 39,8. А на поминки старшей сестры меня не взяли. Эта женщина «забыла» разбудить, поэтому я проспал до обеда. Об их смертях я знал не больше случайного прохожего, который краем уха услышал обрывки разговора. Надя — первый человек, к кому можно обратиться. Вторым на ум пришел бывший муж Кати. Но я не знал его адреса. Да и не уверен, что заявится спустя столько лет — хорошая затея.

— Зачем тебе? — покосилась на меня Надя.

— Я думаю, эта жен… мама что-то заготовила. Ловушку или хитроумный план.

Надя приподняла бровь и скривилась. Мои слова не убедили ее.

— Сама рассуди, она забрала у тебя и у остальных возможность стать мистиком. Но оставила ее мне. Она знала о долге и смотрела, как ее дети умирают один за другим. Это странно. Каждое ее действие оставляет дюжину вопросов. Противоречие на противоречии. И, — осекся я. Хорошая ли идея, говорить об убийстве Дениса? Не уверен, что Надя…

— Если начал, договори, — поторопила она. — Давай не будем держать секретов. Мы же в одной лодке!

— Хорошо.

Я невольно улыбнулся. От ее слов на душе потеплело. Но в следующую секунду грудь сдавили морозные тиски. Я вновь припомнил дневник Дениса. Его отчаянный вопль на страницах электронного документа.

— Она… Она убила Дениса. Вернее, участвовала в его смерти.

— Чего? — воскликнула Надя. — Ты уверен? На сто процентов? На тысячу? На миллион?

Я кивнул.

— Как? Что она сделала?

— Денису снился один и тот же сон. В один из дней он застал «маму» с Мечтателем, членом Совета. Они обсуждали Скрытого, который наведывался Денису во снах.

— Погоди-погоди-погоди, — вытянула она перед собой руки. — Слишком много всего. Ты точно уверен, что этот «Скрытый» убил Дениса? Может, не знаю, он следил за ним?

Хотелось сказать: «ага, как тот, что следил за мной в первый день, а потом куда-то смылся»; но я вовремя остановился. Некоторым тайнам лучше никогда не всплывать. Например, моему оставшемуся сроку жизни. Готов положить голову на отсечение, что эта женщина лишила меня будущего. Правда, пока не знаю зачем.

— Просто, — сказала Надя и осеклась. Ее глаза забегали из стороны в сторону. Затем пальцы сжались на переносице, и она выдохнула. — Миша говорил, что его навещает «зеркальный двойник».

Что? Чуть не вырвалось у меня.

Она продолжила:

— Я думала, он сошел с ума или, типа, это один из его приколов. Типа я такой прекрасный, что даже мое отражение подмигивает мне. Ну, знаешь?

Конечно, знал. Каждое утро перед школой и институтом Миша задерживался перед зеркалом. Он прихорашивался не меньше часа. Бальзам для увлажнения, крем от солнца, лосьон против прыщей. Всех средств и не перечислишь. Полки в ванной ломились от них. Такому набору позавидовала бы любая девушка. Стоило Кате или Наде выдавить хоть капельку, Миша срывался, забегал в их комнаты и опустошал ящики с косметикой. Помады и туши сразу летели в окно. Немногим везло и они оказывались в мусорном ведре.

Не удивительно, что именно зеркало и убило его. При мысли об отражение вспомнился Александр и его трюк с исчезанием из Автобуса. Видимо, палачом Миши назначили этого ублюдка.

Методом исключения, за убийством Кати стояла Воровка лиц. Такой расклад казался даже обоснованным. И настолько же понятным, насколько понятен выбор жертвы серийного маньяка, «модус операнди» которого известен. Один из «товарищей по несчастью» рассказывал мне, что убийцы вырабатывают свой образ жертвы и редко отходят от него. Возраст, цвет одежды, рост, вес. Не знаю, что страшнее: понимать, как думает убийца, или осознавать закономерности, будто маньяки и не живые люди вовсе, а машины из плоти и крови.

— Мама хранит у себя завещания, — сказала Надя и вскочила с кресла. — Я принесу, жди здесь.

Я бы не сдвинулся даже если бы и захотел. Все равно большая часть поместья для меня закрыта. Опять-таки по непонятной причине. Почему-то я объяснил это нежеланием этой женщины отвлекать меня от выплаты долга. Но, возможно, она желала другого. Что, если она скрывала от меня что-то важное? Что, если знала, что я заподозрю ее, увижу в действиях противоречия и расследую… О, черт! Когда эта женщина скрывала правду, она прятала нечто ужасное.

Я заметался из угла в угол. Правая рука сама потянулась к губам, а палец удобно разместился между челюстей. Поддел зубом ноготь, и мои мысли хлынули бурной рекой.

Эта женщина знала про убийцу Дениса. Наверняка… Нет! Точно знала про убийц Миши и Кати. Точно знала, как их убили. Миша, Катя и Денис родились для откупа. Надя — чтобы продолжить род Рязановых, а я — чтобы спасти ее ценой своей жизни. Слишком сложно. Одни догадки и предположения. Ни одной верной опоры.

Я отбросил все домыслы, оставил только факты. Что я знаю наверняка? Вспомнился список, который я составил вчера. К нему добавились другие известные факты: на нашей семье висит огромный долг, члены Совета убили Мишу, Катю и Дениса, чтобы в Лягушево не нагрянул Ничтожный, эта женщина приманила меня в город квартирой, повесила долг, а также ужала огромное поместье до трех-четырех комнат. Вроде перечислил все.

На всякий случай выхватил из рюкзака блокнот, опер на стол и выписал, чтобы не держать в памяти.

Факты закончились. Настало время предположений.

Мои действия напоминали работу детектива из фильма. Сначала я закрепил на доске фотографии разных людей, выписки, счета и прочую «важную» информацию. А теперь соединял их красными нитями.

Я начал с первого пункта:

«1. Эта женщина забрала у Миши, Кати, Дениса и Нади возможность стать мистиками.»

Сразу появились очевидные вопросы: «а почему ты можешь?» и «почему она так поступила?»

На второй почти сразу же пришел очевидный ответ — чтобы купить что-то. Когда-то давно, она хотела что-то купить и не нашла лучшего выхода, кроме как продать возможности своих детей. На догадку родился новый вопрос: «это случилось до или после долга?» Скорее всего, до. Легкомысленность не в ее духе.

Хорошо! Она оставила лазейку для одного ребенка. И тут на сцену выходил первый вопрос. Почему я? На роль «мистика Рязановых» — как меня называли члены Совета — отлично подходил Денис или Миша. Затворник или раздолбай всяко лучше белой вороны, которая еще и сбежала из дома.

Что-то не так. Предположение рушилось, как карточный домик. Мне не хватало последнего пазла. Одного-единственного факта, что поставил все на свои места. Без него красная нитка между остальными рвалась, а вся картина смазывалась в большую кляксу.

Надя вернулась, держа в руке помятый листок. Она уселась обратно за стол и положила передо мной прощальную записку.

Бумага давно пожелтела, ровные синие буквы выводили послание:

«Я буду ужасной матерью. Прости».

И все. Текст напоминал маленький островок в океане пустоты. Содержимое послания было также скудно, как содержимое души автора.

Я поднял на Надю взгляд с немым вопросом. Она лишь скрестила руки на груди и отвела глаза в сторону.

— Все, что нашла, — пожала сестра плечами. — Обыскала мамину комнату, но Мишина записка куда-то пропала. Наверное, мама убрала ее.

Предсмертное письмо Кати не пролило ни капли света на тайну этой женщины. Оно стало лишь одной из бумажек, которую я повесил на доске, и то на краешке.

— Денис же…

— Он не оставлял записок, — предугадала Надя ход моих мыслей. — Просто исчез в один день.

Я молча кивнул.

Черт. Неужели опять тупик? И тайна этой женщины никогда не раскроется?

От чего-то во мне крепла мысль: я все усложняю, и нет никакой тайны вовсе. Вместо разгадывания плана этой женщины, я копаюсь в ее грязном белье. В грязном белье моей семьи. Что если… Что если всего на секунду, на малую долю секунды предположить, что никакой тайны нет. Нет хитроумных планов. Нет скрытых мотивов и причин. Есть только ужасная трагедия. Трагедия, которую она пыталась предотвратить.

Но мысль разбивалась о скалы безразличных фактов. Эта женщина закрыла для меня все поместье. Значит, она точно что-то скрывала. И, похоже, не только от меня.

Я выдохнул и провел пальцами по волосам. Действительно, тупик. Пока лучше повременить с разгадкой. И так дел невпроворот.

— Что дальше? — осторожно спросила Надя.

Мой взгляд переполз с записки Кати на нее. Не время думать о тайнах, когда на кону жизнь сестры.

— Мы, — начал я.

Кабинет этой женщины окрасился в алый. Пол и стены покрыли красные ковры, а один из книжных шкафов навис надо мной. Он захрипел, как заядлый курильщик. Левую руку сковала тупая боль.

— Мы соберем «мертвую руку». Из палок, мелков, соли и святой воды.

— Это будет «граната»? — спросила Надя и добавила: — Ну, чтобы не подорваться?

— Нет, «ядерка». Мы свяжем ангела.

♀♀♀

Когда Теодор ушел, я вернулась в мамин кабинет, накинула на плечо ремень сумки и пошла к лестнице. Половицы скрипели под моим весом, и звуки двоились. Шаги двоились. За двумя следовала еще пара. Более тихая и еле заметная. В первый день я сходила с ума и все время оглядывалась, но затем привыкла. По словам Тео, в доме были Скрытые, и, похоже, один из них следил за мной.

Я поднялась по лестнице и двинулась по коридору. В поместье второй этаж отводился под спальни. Первая, ближе к лестнице, конечно же, принадлежала маме. Дверь выглядела старой, по краям тянулись светлые порезы, будто от ножа. На ней не было краски. А дерево вокруг металлической ручки облепляли черные отпечатки ладоней. Я спрашивала про них, но мама всегда отшучивалась. Говорила, что давным-давно разозлила стаю дивьих людей, они ворвались в поместье и чуть не убили ее. Мама оставила отпечатки в качестве платы за проступок. В детстве я боялась проходить мимо этой двери. Она всегда казалась мне жуткой, словно ее достали из ужастика и вставили в настоящий мир. Про саму комнату и вспоминать не хотелось…

Дальше по коридору вырастала синяя дверь, за ней лежала спальня Миши. Никогда не заходила туда. Даже из любопытства. Старший брат казался мне мерзким. И что остальные девочки в нем находили? Когда меня спрашивали, что Миша любит больше всего, я, без сомнений, отвечала: себя.

На розовой двери Кати виднелся простенький рисунок: ребенок в голубой майке дарил одуванчик девочке в белом платье. Яркая обертка с пустым содержанием. В детстве пару раз заходила к сестре. В основном, чтобы позлить ее. Комната Кати не отличалась от моей: розовые обои, белая мебель, зеркало сбоку от кровати, туалетный столик и полки с игрушками. Такой комнату для девочки видела мама.

Дверь спальни Дениса ничем не выделялась. Вернее, нет. Она выделялась своей обыденностью. Мама давала мальчикам больше свободы. Каждый делал со своей комнатой, что пожелает. А наши с Катей были в одном стиле. У Миши и Дениса в спальнях стояли компьютеры. Когда я попросила себе «штуку как у Дениса», мама сказала, что электроника придумана для мужчин. Вязание и кулинария — вот удел хороших девочек. Хотя у самой компьютер в комнате был.

Моя комната находилась в конце коридора, рядом с дверью на склад — место, где мы хранили хлам, который «когда-то пригодится». Я открыла дверь, переступила кольцо белого мела — граница тянулась вдоль стен. Сделала его сразу, как узнала о магии и Скрытых. Щелкнула переключателем.

Желтый свет выхватил из темноты розовые обои и белую мебель. Слева от двери стоял белый туалетный столик с косметикой. Маминой косметикой. Я не выбирала ни одну помаду, ни один гель, ни одну тушь и ни один лак. Ничего. Справа возвышался белый комод, где я хранила одежду и обувь. Мамину одежду и обувь. Из моих там были только джинсы и водолазка. Цельную пижаму в виде розового котика я тоже выбирала сама. Купила, когда заселилась в общежитие, но все не было времени опробовать. Напротив шкафа находилась кровать. В розово-белом стиле под стать комнате. Розовое одеяло с белыми цветочками и такую же подушку я мысленно называла мечтой инфантильной красотки. Спальня отлично подходила маленькой девочке. Скажи я, что спала в такой в подростковые годы, на меня бы косо посмотрели и покрутили пальцем у виска. И были бы правы.

В прошлом я пыталась изменить комнату под себя. Рисовала мелками на обоях, сдирала их, скидывала с полок игрушки, рвала покрывала и раскидывала по комнате перья из подушки. Я оставляла за собой разруху, уходила в школу и возвращалась в целую комнату. В итоге сдалась. Нет смысла биться головой об стену, если она прочнее черепа.

Я оставила сумку у двери и села за туалетный столик. Мне не хватает оружия. Хлопушки, серебро, крестики. Теодор пробрался в тот дом через зеркала, и его поймали. Застали врасплох. Даже серебряный нож не помог! Если его прижали к стене, то что насчет меня? Теодор может заключать сделки, может продавать и покупать. А я?

Меня защищают правила, но пока рядом другие люди. Оставаться вечно на виду тоже нельзя. Некоторые Скрытые легко меняли обличия и сливались с толпой. Так и в ловушку попасть как два пальца… Надеюсь, задумка Тео с ангелом увенчается успехом. Может и мне что перепадет. Пламенный меч или копье. Как в легендах.

Взгляд перелез на стопку бумаг. Верхний лист украшала надпись «В клетке таланта. Автобиография Михаила Рязанова». Он оставил ее вместо предсмертной записки. Целую, мать ее, рукопись… Я хотела сжечь ее, но передумала, когда увидела на страницах круги размытых чернил. Мама плакала, пока читала.

— Ладно, — вздохнула я. — Пора спрятать тебя.

Теодор не должен увидеть ее. Теодор не должен прочитать ее. Ведь на страницах автобиографии Миши нет ни слова о «Теодоре Рязанове».