Кем-то запримеченная революция (гет)

— Так ты не выловишь ни одного зайца. Смотри и учись! — гордо заявил Коннор и позвал за собой.

Я обучалась охоте. Прошло немало времени, а мы всё ещё вели себя как дети. Иногда. Когда позволял себе Коннор. А позволял себе он это не так часто.

В моей душе зарылась самая худшая печаль. Я грустила по маме. Слишком резко произошло всё то, что разлучило меня и родительницу.

Отец отправился вдогонку за кораблём, но попытка оказалась безуспешной. Кораблей в Англию отправлялось множество, а догнать все было невозможно. Отец не догнал.

Сколько бы лет ни прошло, я всегда чувствовала недостаток в маме. Проклинать себя было глупо, но я жалела, что не смогла сделать всё иначе. Так, как могло бы быть. Но, как могло бы быть, если не так, я и представить не могла. Альтернативный вариант всегда должен быть. Так учил меня отец.

Вскоре и он меня покинул. Конечно, я могла с ним отправиться дальше Нью-Йорка, куда-то туда, на земли, которые ещё не обжили как следует. Я могла вернуться с ним в Европу. Путешествовать по Италии или Франции.

Но я осталась с Коннором. Я выдумала себе отличный долг и исполняла его, во что бы то ни стало! Отец всё ещё надеялся найти маму и собирался заглянуть домой. Он скучал не меньше моего. Никогда бы никто из нас не представил того, что семья распадётся. Но так и случилось. Это терзало мне душу не меньше, чем тоска по матери. Пожалуй, главной причиной моего расставания с родными, но и главной отдушиной стал Радунхагейду. Я чаще старалась звать его именно этим именем. Коннор — это всего лишь псевдоним. Второе имя. Он желал считать себя Радунхагейду. Он считал себя ответственным перед своим народом, у которого бывал всё реже.

Сказать, что всё было чудно, ничего не сказать. Всё было так, как могло бы быть. Мы жили, не существовали, но к каждому мироощущению своё пояснение. Коннор желал найти Чарльза Ли. Мстить. Освободить свой народ.

А я… Чего желала я? Трудно сказать. Трудно определить, когда ты не можешь просто ответить, что любишь человека. Ты не можешь ответить ничего, кроме того, что твой долг быть с ним. Я любила этого наивного глупца. С каждым днём я привыкала к нему всё сильнее. К его тёмным глазам, смуглой коже, величавой груди, к этой косичке. Я различала его голос лучше остальных, слышала его за многие метры от меня. Я чувствовала его, а это немало. Но я понимала, что он глупец. Наивный. Глупый от того, что наивный. Он боролся, но самым большим моим страхом было то, что его борьба заведёт его в тупик. Я любила своего борца за свободу и не могла его бросить. Я любила всё в нём. Всю его доброту, всю его безрассудность. Он отвечал мне тем же. У нас не было достаточно времени. Мы были слишком заняты, чтобы любить.

Поэтому я и не могла ответить на вопрос: зачем? Зачем это всё, если я не могу гарантировать себе ни свадьбы, ни ребятишек, ни семейных ужинов за одним столом? Ничего. Только мгновение. Миг, когда он рядом. Миг, пока он не убежал в очередной раз. Миг, когда я не натянула капюшон на голову и не помчалась к очередным беженцам. Миг. Только он.

С отцом я вела активную переписку. Он рассказывал мне множество историй. Обо всём. Это держало меня на плаву. Ева со временем перебралась в Нью-Йорк, Коннор решил, что Ева неплохо могла бы проявить себя в Королевском колледже. Так оно и вышло. На все праздники она возвращалась в поместье, писала огромные по длине письма домой. Я тоже пыталась писать домой, в надежде, что мама ответит. Нет. Этого адреса больше не существовало.

Ахиллесу становилось хуже день ото дня. Жена местного плотника, Диана, чуть ли не переехала в дом старика. Она отпаивала его травами, водила на прогулки. Но вскоре старик перестал ходить. Никого не радовала такая картина. Каждый понимал, что ему осталось не так уж и долго. Я отказывалась признавать это. Мы привыкли к нему. Тёмные глаза старика затягивались плёнкой, он слеп. Этот недуг Диана всё же отогнала. И всё равно Ахиллес жаловался на отвратительное «пойло» Дианы.

Мириам нагнала нас внезапно, но не спугнула зайцев. Спугнула дичь я, своим криком. Коннор усмехнулся, от меня он не ожидал другой реакции.

— Коннор, Ахиллес зовёт тебя.

Ассасин кивнул и отправился за Мириам. Я решила остаться и попробовать поймать быстрого зверька. Спустя некоторое время у меня это получилось. Правда, зайца я поймала живого, накинувшись на него с ветки дерева. Убить не смогла, и поэтому тут же ринулась с брыкающимся животным к дому. Мне очень хотелось показать Коннору добычу. У входа стоял патриот. Я видела этого мужчину пару раз, он был из Парижа — единственное, что я запомнила. Хотя акцента у него совершенно не было, но эти утончённые черты лица, походка и запах, — всё выдавало его. Он учтиво поздоровался со мной и пропустил внутрь. Я молча кивнула в ответ и ринулась в залу. Меня остановила Диана.

— Он серьёзно разговаривает с Коннором… Похоже… Не знаю, недолго ему.

Я прислонилась к стенке и опустила глаза. Диана ушла на кухню делать очередное «пойло».

— Ахиллес, ведь я бы мог…

— Нет, ты не можешь! Что ты обещал старику, когда пришёл? Ты обещал уничтожить их всех! И он тоже входить в этот список!

— Но…

— То, что он твой отец, ничего не значит! Ты обещал!

Коннор не ответил. Он похлопал ладонью по постели Ахиллеса и вышел.

— Коннор, я…

Но тот прошёл мимо. На входе Коннора остановил француз.

— Мы долго готовились… Вы можете помочь, как я понимаю?

— Да, у меня есть идея, — ответил Коннор.

Они спустились вниз. А я всё стояла у стены. Позже я вошла к Ахиллесу. Заяц смирно сидел на моих руках.

— Литрис. Здравствуй.

— Ты не можешь заставлять его.

— Хм, он сам обещал.

— Ему было семнадцать лет, Ахиллес.

Старик усмехнулся, но от смеха ему стало больно. Он схватился за бок, чуть полежал, восстановил дыхание и продолжил:

— Какая тому разница.

— Ты просто нашёл того, кто бы сделал всё за тебя. Исправил твои ошибки.

— Возможно. Знаешь, что в тебе хорошо, Лита?

— Ну? — раздражённо произнесла я.

— Тебя любовь не слепит. Ты видишь всё вокруг. Вокруг него, правда.

— Ты используешь его!

— А он и не противится… Он сам пришёл ко мне, просил научить. Я научил его. Чему мог. Он ассасин. А они тамплиеры. Мы воевали столько, сколько эти ордена существуют! И не знаю я мира. И не будет с ними мира. Никогда. Раз он ступил на сторону ассасинов, надо полагать, он должен поступиться всеми чувствами. Хэйтем не откажется от своих принципов. Коннор тоже. Кто-то из них падёт от руки другого.

— Но вдруг они в чём-то правы? Почему вы не пытались понять друг друга?

— Потому что по обе стороны все глухи.

Большего знать мне не стоило. Ахиллес напомнил Коннору о его обещании. Долгом я бы это не назвала. Осталось два тамплиера. Чарльз Ли и отец Коннора. Хэйтем.

Мне не меньше Коннора не хотелось этой смерти. Но я, в отличие от возлюбленного, хотела сделать попытку побороться. Нарушить все законы и принципы. Спасти Хэйтема. И я твёрдо решила, что попытаюсь.

— Встретимся у входа в подземные тоннели. Форт «Джордж» будет наш! — француз явно ликовал, покидая дом.

Я сделала вид, что не расслышала прощания. Коннор был зол, но похвалил меня за добычу, пусть и живую.

— Тебе не обязательно делать всё по приказу Ахиллеса.

— Это не приказ. Это долг.

— Перед чем?

Коннор отправился наверх. Я же долго бродила вокруг дома, выпустила зайца и стала готовиться к одному: к проникновению в форт. Коннор бы не взял меня с собой, я знала точно. Но никто не мог мне запретить следить за ним.

Форт «Джордж» был самым крупным и хорошо защищённым по сравнению с другими фортами. Атаковать его с суши — ничего, по сути, не сделать. Коннор решил, что атаковать крепость с моря будет куда действенней. И вправду, пока все отвлекутся на море, Коннор проникнет из-под земли, по суше. Я же решила дождаться атаки форта и под шумок проникнуть через западные ворота, которые были бы брошены.

В тот день Ева приехала с учёбы погостить. Она прекрасно знала о здоровье Ахиллеса и привезла ему какие-то лекарства из Нью-Йорка. Старик несказанно обрадовался этому. Как мы любим цепляться за надежду любой ценой. И он не был исключением. Пока Диана пыталась разобраться, как и с какой периодичностью поить Ахиллеса теми или иными лекарствами, Ева решила побеседовать со мной. Похоже, мой удручённый вид заставил её поволноваться. Я была на нервах. На нервах в крайней степени, так как достаточно хорошо знала Коннора и прекрасно понимала, что тихой поступью он мог исчезнуть в любой момент. А этого допустить я никак не могла. Я уселась на лесенке перед входом и стала слушать пение птиц. Оно было прекрасно. Всё, что окружало нас в поместье, было великолепно. Жаль, что наслаждаться этим мы не могли. А может, просто не умели.

— У тебя вид не менее удручённый, чем у Коннора. Что происходит? — Ева подсела рядышком.

Я вздохнула, так как не видела никакого смысла врать.

— Да, так и есть. Я думала… Что всё будет не так.

— Что именно — всё?

— Вся моя жизнь.

— Ты жаждала приключений. Чего ты хотела? Принца, спасения из башни и много детишек?

Ева часто будила во мне реалиста, так как эта часть характера часто спала, уступая место утописту. И в тот раз она сделала то же самое, что и всегда. Пробудила меня. Странный ком подступил к горлу, но это не помешало мне ответить:

— Я никогда не думала, что всё обернётся так. Мама… Отец… Коннор.

— Ты не можешь всё бросить только потому, что ты растерялась.

— Я знаю. Знаю. Но, Ева… Это так… сложно.

— А никто не обещал, что будет легко. Ты нужна ему, — подруга взяла меня за руку и резко дёрнула. — Проснись! У него никого нет, кроме тебя.

— У него есть его народ. Народ, ради которого он и старается. Есть Ахиллес. Есть… эм… отец.

— Никто из них не желает сохранить ему жизнь так, как ты. Но ты не забывай и о своей жизни. Верни его к реальности.

Теперь уже я вцепилась в руку подруги. Желание пустить слезу не покидало меня всё это время, да вот только повода я не видела. Но только мой грандиозный план по сентиментальным минутам прервал молодой человек в тёмной мантии, который бегал вокруг поместья и делал какие-то пометки на огромном количестве листов в его руках.

— Оу, прости… — засуетилась Ева.

— Это кто такой?

— Я не могла его не взять. Он просто обожает неизвестного мстителя Коннора.

— И что же теперь?

— Он историк, записывает события. Но часто политики корректируют историю так, как им выгодно. Джон же пишет, как было.

— Эм-м, то есть баталии при ассасинах — это ему понятно?

— Он не знает, что вы ассасины. Он называет вас неуловимыми мстителями в капюшонах.

— Это так мило, — мне хотелось ударить этого Джона чем-нибудь потяжелее. Слишком уж он напоминал мне тамплиера.

— Нет, не мило, но правильно. Пусть потомки знают, благодаря кому они будут жить так, а не иначе.

— Тогда я надеюсь, что они будут жить хорошо.

Джон подошёл к нам, галантно представился и начал задавать множество вопросов, ежеминутно перебивая сам себя всяческими комплиментами и вздором восхищения в мой адрес. Это был высокий молодой человек, с аккуратной причёской, ореховыми глазами и приятной улыбкой. Всё же его назойливость меня раздражала. Еве было немного стыдно за такого неожиданного гостя, но она не могла и сказать прямо этому Джону, что он не к месту. Похоже, она дорожила им не меньше, чем мной. К вечеру Коннор спустился вниз и засобирался. Я была уже наготове, но виду не придала.

— Ты надолго?

Коннор не торопился отвечать. Он помедлил со сборами, потом резко притянул меня к себе и обнял. Ему не хотелось уходить, а мне не хотелось его отпускать. Он так и не выдавил из себя ни слова, хлопнув дверью. Пока я приходила в себя, Ева уже кричала с верхнего этажа, что Коннор мчится на лошади в сторону Фронтира. Я схватилась за накидку, натянула капюшон и выкрикнула «Прощайте», так, на всякий случай.

Прощаться было некогда. Я прекрасно понимала, что Коннор поехал за Чарльзом Ли. Но он не мог поймать его в который раз, кто же дал гарантию, что Ли попадётся на этот раз? За мной мог и помчаться тот самый Джон, но было не до того. Сейчас моей целью стало добраться до Нью-Йорка скорее, чем Коннор. Иначе я бы просто не смогла отследить его.

— Что бы ни случилось, Литрис… Не бойся… Не бойся… — лепетала я себе, жадно глотая воздух.