С чистого листа (гет)

Май в ослепительном блеске сверкал в ярких лучах солнца, затмевая собой все прочее. Не проходило ни одного дня, который бы школьники, оставшиеся на пасхальные каникулы в Хогвартсе, а их было большинство, не провели на свежем воздухе: нежась на солнышке или отдыхая в тени, готовясь к предстоящим экзаменам или наблюдая за гигантским кальмаром. Многие босиком с наслаждением гуляли по траве, чувствуя, как она маленькими колючками впивается в стопы, но и это было приятно после такой долгой и холодной зимы.

Гермиона проводила Розу почти неделю назад, но время каникул уже было на исходе. Прощаясь, она видела по лицу девочки, по ее приподнятому настроению, что оно явно было вызвано не только приближающимися выходными, а в большей степени тем, что она только что заключила очередное перемирие со Скорпиусом. Все это время Гермиона не отчаивалась узнать, что же такое между ними происходит, попыталась она и в тот раз.

— Ничего страшного, мам. Не забивай себе этим голову, — скороговоркой ответила ей Роза, переведя предупреждающий взгляд на стоящего невдалеке мальчика.

Гермиона готова была поручиться, что после того, как поезд скрылся вдалеке, Скорпиус готов был к ней подойти и что-то сказать, он уже сделал шаг, но, одернув сам себя, пожелал ей хорошего вечера и заспешил в сторону школы.

Как бы ни тревожило ее это странное поведение Розы и ее друга, сама она не могла долго об этом думать. Всю эту неделю Гермиона возвращалась к своей давней мысли о том, что она не создана для любви. Ей сложно любить, даже больно, это всегда приносило ей лишь одно несчастье. А склеить по кусочкам разбитое любовью сердце — очень сложно. Почти невозможно.

Еще больше убеждалась она в правильности этих мыслей, когда замечала холодное равнодушие Малфоя по отношению к ней. Она не могла его осуждать за это, потому что могла себе без особого труда представить, как ему самому больно, но от этого не становилось легче переносить его ледяную любезность. Он никогда не был с ней груб, ничем не выказал обиды, но его холодность, официальность заставляли держаться на расстоянии и обижали больше любой грубости.

Как бы это глупо ни прозвучало, но в глубине души Гермиона продолжала надеяться на то, что между ними что-то изменится. Хотя не призналась бы даже самой себе в том, что такая надежда действительно жива в ней.

Малфой так и остался сидеть по правую руку от директорского кресла, предоставив Гермиону компании Невилла, с которым она и попыталась сблизиться. Конечно, он не мог в полной мере возместить ей потерю самого Малфоя, но воскресные вечера в компании Лонгботтомов приносили ей определенные крупицы радости.

Невилл видел, что что-то изменилось: это было заметно по тому, как порой он застывал, не донеся до рта вилку, когда замечал короткий, холодный, ничего не выражающий взгляд, брошенный мимоходом Малфоем. Но Невилл ни о чем не спрашивал (за это Гермиона была ему безмерно благодарна), только всеми силами вместе с Ханной пытался отвлечь Гермиону от невеселых мыслей.

А после почти счастливого дня, проведенного в компании Рона, Гермиона еще более воспрянула духом на своем одиноком пути, по которому ей отныне суждено было следовать. С каждым днем убеждаясь в правильности своего решения, она решила заключить свое сердце в непроницаемую броню, чтобы больше никто не смог ее заставить изменить намеченное.

Пусть без семейного счастья, пусть без любовного счастья вовсе, но она постарается быть довольной хотя бы тем, что имеет, что смогла сохранить. У нее по-прежнему были друзья, которые пусть бы не смогли теперь ее понять в главном, все равно оставались друзьями, и Роза. Это уже немало.

Да…это все правильно, но как полностью выкинуть из сердца того, кого видишь каждый день? Этот контраргумент всплывал в ее голове каждый раз, но Гермиона была уверена (пусть и не сердцем), что это обстоятельство не помешает ей постепенно забыть Малфоя окончательно. Прошло еще слишком мало времени. Пока еще рано делать выводы. Чувства поостынут, а мучающая ее пустота отойдет на второй план.

Так должно произойти. Просто обязано!

Если же не получится... Может, во всяком случае, она научится с этим жить.

* * *

С такими мыслями бродила Гермиона по вечернему Хогвартсу, как некогда гуляла с Малфоем. Она безучастно глядела на улицу, где по синему небу, словно белые разводы на поверхности воды, плыли облака, пронизанные косыми лучами заходящего солнца.

Она не заметила, как дошла до совятни. Поднявшись наверх, она прошла к окну и, опершись о холодный камень, смотрела вперед на черные пики взмывающих вверх черных деревьев Запретного леса.

Гермиона не сразу заметила, а скорее даже не заметила, а почувствовала легкий, но ощутимый укол в плечо:

— Ай! — отскочив, она поняла, кто был тому причиной. Белая сова Розы сидела на подоконнике, выпучив свои большие глаза и недовольно ухая. — Ой, я тебя не заметила.

К лапке совы была привязана маленькая записка. Гермиона удивилась, потому что совершенно не ждала ничего от Розы — она ехала на слишком короткий срок к Рону, и они условились, что Роза не будет тратить время на написание писем, а потратит их на общение с отцом.

Отвязав кусочек пергамента и поблагодарив птицу лакомством за работу, Гермиона принялась читать.

Записка содержала всего несколько строк:

«Мам, я знаю, что мы договорились не писать, но дело срочное. Я хочу извиниться. Прости меня, пожалуйста, если можешь. Я не знаю, что на меня нашло и почему вела себя так в последние недели. Скорпиус все время говорил мне, что я не права, но я не хотела слушать. Кое-что изменилось, но мы это обсудим позже. Я все поняла! То письмо, которое я написала тебе после расставания с папой, все еще в силе. Если еще не поздно, я хочу, чтобы ты была счастлива.

Люблю тебя.

Твоя Роза»

Свернув записку, Гермиона нахмурилась и устремила свой взгляд на улицу, не замечая ничего вокруг.

Любопытство, терзающее Гермиону с того момента, когда она увидела сову дочери, возросло до невероятных размеров, захватив все ее существо. Она решительно не понимала, что все это значит. О каком письме идет речь? Письмо. Роза говорит, что она должна была его получить в тот день, когда они с Роном решили разойтись.

Письмо…

Напрягая память, Гермиона облокотилась о теплый камень. Руки непроизвольно комкали записку. На лбу появились морщинки.

«В тот день я была в «Дырявом котле», — строго сведя брови к переносице, Гермиона вдруг охнула и поднесла руку к губам.

Ну конечно! В тот день в конце августа, когда профессор Макконагалл предложила ей место преподавателя. Она проплакала всю ночь и, когда под утро пришло письмо, не могла найти в себе сил просмотреть его. Оставила на столе, а сама спустилась вниз, где встретила директора Хогвартса. Но что она с ним сделала потом?

Перед мысленным взором Гермионы отчетливо возникла картина того дня, как она вернулась в номер почти осчастливленная предстоящей переменой и, совершенно забыв о письме от Розы, кинула его в чемодан вместе с другими вещами. В чемодан!

«Мерлин! Хоть бы оно до сих пор было там», — только эта мысль вертелась в ее голове, когда она опрометью кинулась вниз из башни.

Скорей. В ее кабинет. Призрачная надежда, возникнувшая под влиянием последних слов Розы о том, что она хочет видеть маму счастливой, разбудили в Гермионе самые безумные желания, неотрывно связанные в ее сердце с именем Драко Малфоя. Боясь сильнее в это поверить, а потом обмануться, она спешила со всех ног по коридорам вперед.

Все это время в чемодане еще оставались несколько стопок книг, которые Гермиона не смогла разместить на полках. С совершенно не присущим ей неуважительным отношением к книгам она перевернула все в чемодане от излишней спешки, только затруднив себе поиски.

Сгорая от нетерпения, Гермиона стала выкидывать на свою кровать по одной книге. Даже поранилась об острый лист внезапно раскрывшейся книги, но не обратила на это ровным счетом никакого внимания. Все остальное отошло на задний план, потеряло всякий смысл. Ею владела лишь одна мысль, которую она должна была во что бы то ни стало проверить. Сердце лихорадочно билось в груди, заглушая своим стуком все другие мысли.

Наконец, она увидела вожделенный белый лист пергамента, сложенный в несколько раз. Достав его, Гермиона, тяжело дыша, держала в руках, как будто не верила, что нашла. Но это длилось лишь секунду, уже через мгновение она подрагивавшими руками развернула письмо и стала жадно пожирать глазами содержимое.

Кровь шумела в ушах, мешая сосредоточиться, поэтому она должна была перечитывать строки по несколько раз, чтобы их смысл достиг ее сознания. Но по мере того, как непрочитанная часть письма становилась все короче, а сердце стучало только отчаяннее, Гермиона не могла понять, какие чувства ею владеют. Все смешалось в разноцветный клубок эмоций. Она не знала, что предпочесть: рассмеяться от внезапно заполнившего ее счастья, или расплакаться от полноты чувств.

Решение, возникшее в голове, было не тем и не другим, но самым лучшим и разумным, что она сейчас способна была выдумать. Пробежав напоследок письмо еще раз, чтобы убедиться, что она не приняла желаемое за действительное, Гермиона выскочила из своего кабинета, видя перед собой теперь одну цель, — тяжелая дубовую дверь, ведущую в кабинет профессора зельеварения в подземельях.

Она не была там уже полтора месяца, но сейчас это было неважно. Она вернет то, что чуть не потеряла навсегда. Каких бы усилий ей это ни стоило, она это сделает. В конце концов, она же Гермиона Грейнджер. Разве у нее когда-нибудь не получалось добиться поставленной цели?

Никогда!

Но к ее разочарованию, дверь в кабинет оказалась запертой, и, прислушавшись, Гермиона поняла, что там в действительности никого нет. Это открытие немного поубавило в ней счастья, но так как оно и без того лилось через край, это лишь чуть отрезвило ее. Решив, что Малфой, должно быть, уже направился на ужин, Гермиона поспешила к Большому залу.

Пробегая по коридору, она услышала чьи-то приближающиеся шаги и заставила себя умерить шаг и немного поправить взлохмаченные волосы: если это студент, то ему совершенно не следует видеть свою преподавательницу в таком возбужденном состоянии, а если это… Малфой, то тем более нужен опрятный вид.

Но из-за поворота появился Скорпиус. Под мышкой у него была зажата книга, похоже было, что мальчик решил ее занести в свою комнату перед ужином. Увидев Гермиону, он остановился и поздоровался, с интересом рассматривая ее странный вид: чуть взлохмаченные волосы, горящие глаза, тяжелое дыхание.

— Скорпиус! — Гермиона никогда еще не была так рада его видеть — вот кто самый подходящий помощник в поисках его отца. — Ты не видел профессора Малфоя? У меня к нему срочное дело.

Он явно сомневался. Еще полтора месяца назад отец взял с него обещание, что он никогда и ни под каким видом не выдаст его местонахождение профессору Грейнджер. Но она так смотрела на него, таким умоляющим взглядом, как будто ее жизнь зависела от его ответа. Поколебавшись еще пару мгновений, он сказал:

— Около часа назад он взял метлу и куда-то полетел. Я не знаю куда, — честно добавил Скорпуис.

Тень пробежала по лицу Гермионы: где ей найти Малфоя, если он решил полетать по окрестностям Хогвартса, если только… Ну конечно! Где еще ему быть? Только на том месте, которое он однажды показал ей. Больше негде.

Бросив мальчику слова благодарности, она уже хотела было кинуться навстречу своей судьбе, как ее внезапно остановил настойчивый возглас:

— Профессор Грейнджер!

Гермиона остановилась и, обернувшись, выжидающе посмотрела на него. Весь ее вид кричал о нетерпении, но он, казалось, этого не замечал.

— Профессор Грейнджер, — повторил Скорпиус, — Роза она…поверьте, она все по…

— Я все знаю, Скорпиус, — улыбнулась Гермиона.

— Знаете?

— Она сегодня мне написала и даже упомянула о том, что ты пытался меня защищать в ваших спорах на этот счет, — при этих словах парень заметно смутился, — я надеюсь, что теперь все будет хорошо. Ты что-то еще хотел сказать?

— Нет, больше ничего, — растерянно ответил он.

Кивнув, Гермиона поспешила наверх, прочь из подземелий, растя в душе надежду на то, что отец мальчика окажется таким же покладистым сегодня. Но даже ее сердце, которое в эту секунду готово было поверить во что угодно, сомневалось, что Малфой окажет ей подобный прием.

Впервые с тех пор, как она прочитала послание Розы, возникли сомнения в том, что все удачно сложится при личной встрече. Но нащупав в кармане то самое письмо, которое она сунула туда на автомате, Гермиона ощутила, как оно придало ей сил.

Выскочив на школьный двор, она порадовалась тому, что приближается ужин и никого не было у входа в Хогвартс, потому Гермиона могла беспрепятственно осуществить свой замысел. Заклинанием она призвала метлу Розы. Мысленно для себя еще по дороге решив, что идти пешком немыслимо — слишком долго: что, если Малфой уже улетит к тому времени? Ради собственного счастья она готова была даже воспользоваться метлой, к тому же, ее последний опыт с этим средством передвижения был крайне удачным.

Она летела над зеркальной гладью озера, озаренного красными лучами солнца, освещавшего легкую рябь воды. В ушах звучали заветные слова из письма:

«Я желаю тебе только счастья…»

»…мы же все равно будем семьей? Я знаю, что да…»

»…если ты когда-то встретишь кого-то, я совершенно не буду возражать…»

Это разрешение соединить свою жизнь с тем, кого она полюбила, было для Гермионы самым драгоценным сокровищем, которое она когда-либо получала. О большем счастье она теперь и не мечтала. Она не знала, что заставило Розу внезапно изменить свое решение, хотя до этого она отчетливо давала понять, что не может себе представить свою маму с кем-либо еще, но была благодарна любому обстоятельству, которое помогло ей самой стать такой невероятно счастливой.

Теперь ее страшило только предстоящее новое объяснение с Малфоем. Внезапно сердце сковал проявившийся страх — а вдруг он уже разлюбил ее? И она опоздала. Гермиона чуть не слетела с метлы, задумавшись об этом и потеряв контроль. Восстановив равновесие, она постаралась отбросить прочь эти мысли. Даже если это и так, она должна хотя бы попытаться все исправить.

С каждым метром ее волнение лишь усиливалось, достигнув своего апогея, когда она заметила одинокую фигуру, сидящую, свесив ноги над обрывом, спиной в сторону замка и лицом к заходящему солнцу. Сердце забилось сильней, а в груди все нервно задрожало от предстоящей встречи.

Вот она опустилась на землю и твердо встала на обе ноги, а он даже не обернулся. Может, не услышал? Или не хочет ее видеть. Не глядя опустив на траву метлу, Гермиона подошла на несколько шагов ближе, позвав:

— Драко.

В ответ не раздалось ни звука. Малфой по-прежнему, сгорбившись, сидел, устремив взгляд в сторону от Хогвартса. Но в тот момент, когда Гермиона хотела продолжить свои попытки, он ответил:

— Я смотрю, мой сын все-таки выдал те… вам, где я. Что же случилось, профессор Грейнджер?

Голос звучал холодно и безучастно, но это ничуть не потушило огонь, с каждой секундой разгоравшийся в душе Гермионы все сильнее. Безумная надежда, вспыхнувшая всего час назад, сейчас полыхала неутихающим костром в ее душе, давая силы действовать. Она сделает все, что от нее зависит, чтобы все исправить.

Она опустилась на колени сразу же за его спиной и тихо начала:

— Драко, я знаю, что ты злишься, но выслушай меня, прошу, — он ничего не ответил, но Гермиона заметила, как напряглась его спина, больше не от слов, а от тона, нежного тона, пронизанного горячим чувством, которым они были сказаны.

Она набрала в легкие побольше воздуха, попутно успокаивая дыхание.

— Я люблю тебя. Я любила тебя все это время, но не могла об этом сказать. Пожалуйста, пойми меня. В тот день, когда я хотела ответить тебе взаимностью, ко мне пришла Роза и она… Из ее слов мне стало ясно, что, если в моей жизни кто-то появится, она его…тебя... ни за что не примет. Я знаю, знаю, что сделала тебе бесконечно больно, но мне тоже было больно. Даже больше, потому что ты не хотел меня слушать.

Я все это знаю. Драко, я только об одном тебя прошу, не отворачивайся от меня сейчас. Пожалуйста, — она почти прошептала последнее слово. — Если твои чувства не изменились, ответь.

Гермиона говорила быстро, но в ее словах сквозили прошедшая боль и надежда на грядущее счастье. Она почти готова была расплакаться, пока говорила, настолько сильно была захвачена чувством.

Договорив, Гермиона словно оцепенела. Неосознанно рвала напряженными пальцами свежую зеленую траву, сосредоточившись лишь на широкой спине человека, сидевшего всего в метре от нее. Жизнь внутри нее остановилась, как будто кто-то поставил ее на паузу в ожидании ответа, который должен решить ее судьбу.

Очень долго, слишком долго, как показалось Гермионе, ничего не происходило. Малфой не двигался, даже не дышал, словно весь превратился в натянутую струну, застывшую, чтобы через мгновение порваться.

Он обернулся неожиданно. В его лице не было и тени прежней отчужденности.

Их взгляды встретились, и Гермиона увидела в его глазах именно то, на что надеялась — ответный огонь, ответное чувство, столь жестоко потушенное ей самой месяц назад. Серые глаза вновь наполнились теплотой, а на губах заиграла недоверчивая улыбка.

Малфой ничего не сказал, лишь протянул руку, коснувшись щеки Гермионы, — она почувствовала, как по коже приятным покалыванием прошелся ток от его прикосновения, — дальше на волосы, он провел несколько раз по ним рукой, не разрывая зрительного контакта; он наклонился ближе, так, что сбивчивое дыхание обоих смешалось в единое. Его рука переместилась на затылок Гермионы, в одно мгновение притянув ее ближе, заставив сократить ничтожное расстояние, разделявшие их губы.

— Ты прощаешь меня? — еле слышно прошептала Гермиона в перерыве между поцелуями.

Этот вопрос заставил Малфоя остановиться. Обеими руками он взял ее лицо и притянул чуть ближе к себе, холодная кожа приятно охлаждала разгоряченные щеки.

— Я не хочу думать об этом, не сейчас, — так же тихо прошептал он, смотря в карие глаза сверху вниз, — сейчас важно только то, что ты рядом. Мы вместе. И я хочу начать все заново, с тобой. С чистого листа.

— С чистого листа… — словно эхо повторила Гермиона.

И именно в эту секунду, на том самом месте, где началась их любовь, она возродилась вновь. Но в этот раз все будет по-другому, в этом Гермиона была уверена. Сияние серых глаз, неотрывно следящих за ней, подкрепляло ее уверенность.

Примечания:

На этом заканчивается эта история. Спасибо всем, кто читал и переживал за героев)

Спасибо моей дорогой бете, ее помощь неоценима!