Петля (джен)

Мы обшарили наше убежище снова, и забаррикадировали дверь.

Света была мертва. Гусев стонал от боли, не приходя в сознание, и пытались ему помочь только мы с Майей. Зоя впала в истерику, а Серёжа нервно метался из комнаты в комнату, кричал, и почти рвал на голове волосы. Он искал выход отчаянно, панически. А когда вслух рассказывал, что придумал, Майя нервно кусала губы: каждая новая идея была ещё большим безумием, чем предыдущая.

Лишь к ночи мы немного успокоились и собрались за нежеланным ужином. Зою знобило, а улыбка Сергея пугала. У Майи не держалась голова, а Гусев… Так и не пришёл в себя. В том, что он дождётся помощи, сомневались уже все.

— Как это может быть? — уронив ложку на стол, не выдержала Зоя. — Я не понимаю, Эл, как это может быть?! Рэсси ведь твой!..

— Да, но это не защищает его от перепрограммирования. Кто-то влез, кто-то его заразил. У него странные глаза…

— И он может ворваться сюда, к нам, в любую минуту, да? — нервно уточнила Зоя.

Я покачал головой. Меня это не утешало, но, может быть, их утешит немного:

— Нет. У Рэсси нет человеческой формы, он не сможет открыть дверь. А выбить не получится бесшумно. Кроме того, он ведь не рискнул вступить со мной в схватку. Хотя, я не уверен, что он бы уступил… — я замолчал, и я не удивился тому, что сейчас от них ускользают простые мысли. Ведь кто-то убил Смирнова… Но напоминать, пугать ещё сильнее, я не хотел.

— Не понимаю, — тихо произнесла Майя. — Как при таком уровне безопасности, кто-то мог переделать Рэсси так, чтобы никто не знал?

— Ну, Громов, наверное, знал, раз нас запер… — тонко, снова близко к истерике, заметила Зоя. — И вообще, вот Сыроежкин… Сыроежкин! — она вскочила и почти схватила Серёжу. — Серёжа… Ты же в прошлый раз смог вернуть Рэсси, я же помню! Сделай это ещё раз, сделай, пожалуйста! Хотя бы… Хотя бы заставь его проломить стену, чтобы мы вышли!

Сережа застыл, наверное, удивляясь, как мог забыть. Затем улыбка чуть более спокойная коснулась его губ.

— Да… Да, я попробую это сделать. Только утром, ладно? В таком состоянии воли не сосредоточить.

— Пожалуйста, Сыроежкин, отнесись к этому очень серьёзно! Я не хочу… — она сорвалась на всхлип.

Сергей кивнул.

На время мы все успокоились.

Я не говорил им ничего из того, что думал. Я ждал.

Наступила ночь. Дежурство было установлено больше для того, чтобы вовремя оказать помощь Гусеву, чем чтобы защититься друг от друга. Никто и никого, кажется, больше не подозревал. Ведь все так просто: это Рэсси. Это Рэсси. А тот, кто его испортил найдётся потом, позднее.

Первой осталась Майя. Она устало прислонилась ко мне, вздохнула.

— Как думаешь, Эл, если это вирус… Ты сказал, Элю можно починить. Вдруг, она тоже ходит здесь?

Я кивнул.

— Может быть. Но если я не вернул её, то Рэсси не смог бы тем более. Извини.

— Нет, я и не хотела бы, — покачала головой Майя. — Ей было бы очень больно и очень стыдно. Но если она всё-таки заражена, я бы хотела… Ей помочь. Её увидеть. Её успокоить.

Я бессильно улыбнулся и поцеловал Майю в лоб.

— Я рад, что у Эли есть такая подруга, как ты, — шёпотом сказал я.

Майя грустно улыбнулась мне в ответ.

Казалось, а может быть, помнилось, я прощался с ней в этот момент. Навсегда.

Следующим дежурил Серёжа. Вид у него был тёмный, непривычный.

— Я так устал, Эл…

Да. Все мы устали. И такая усталость ведёт лишь к одному: к безразличию.

Когда затихла Майя, Серёжа прошептал:

— Есть проблема, Эл. Чтобы управлять Рэсси, нужно быть к нему очень близко. И при этом, сосредоточиться. Я не уверен…

— Я пойду с тобой, конечно же. И я обещаю, — я сжал его ладонь. — Ты не умрёшь.

Он заглянул мне в глаза. Он знал, что моё обещание — страшное. Ведь я не могу лгать. Если моё обещание не будет исполнено, я очень медленно сломаюсь, вывернусь наизнанку, обращусь в металлическую пыль.

— Эл… Как ты?..

— Потому что это ты.

Он вздрогнул, окинул меня ещё одним долгим взглядом.

— В смысле?..

— Ты. Ты причина, Сергей, я это понял.

— Какая ещё причина, Эл?

-… — я ничего не смог сказать, меня будто что-то сбивало и ломало. А мысль была так проста… — Твоя смерть повергнет меня в отчаяние, и я снова не смогу ничего исправить. Поэтому, ты не можешь умереть.

— Ну и жуть, Эл… Хотя, после всего, даже нет сил пугаться. Но все равно, это нехорошо. Неправильно… Тут девчонки, а ты мне обещаешь. Мы должны их защищать…

— Ты их защитишь, если справишься. А если нет, смысла не будет. На самом деле, не думаю, что Рэсси сможет пробить стену. Но… Он может стать большим животным и проглотить нас. Тогда, возможно, мы уцелеем. Но для него… Это будет конец.

Больше мы не говорили. Следующей поднялась Зоя, но она, почти тут же, прижалась к моей груди. Я обнял её за плечи, наверное, впервые думая о том, как она тонка и хрупка. Это трудно заметить днем, это трудно заметить, когда она — та строгая и немного вредная Кукушкина. Но сейчас она была лишь напуганным человеком, почти ребёнком, шепчущим только одно: «Я не хочу. Я не хочу. Не хочу…»

Утром мы все молчали друг с другом. И мы с Сергеем ушли, беззвучно и решительно. У нас оставался всего один день. Всего один шанс.

И никто из нас в его совсем не верил.

* * *

Я замолчал, но губы мои ещё шевелилась, а глаза раскрылись широко-широко. Я знал. Но я больше не видел. Осталась одна только белизна. Невыносимая и всеобъемлющая.

— Я не помню ничего. Ничего больше. Ничего.

— Ничего?! Все это время и ничего?! — голос Эли искажался, и я ничего не понимал. Она тряхнула меня за плечи. — Ты должен назвать мне имя! Имя виновного, Эл! Разве я зря ждала?!

— Имя виновного… — улыбка исказила мои губы, прежде, чем я совсем пропал: — Сергей.