Слизеринский Лев (джен)

Если в замке или в лесу сон покидал с первыми петухами, то в городе уже хотелось больше понежиться в постели. Нет, разумеется, это не была та лень, что заставляет пролежать до полудня, но того азарта встречать день в полной красе, что был свойственен более спокойным местам, увы, не было. Хотя у Полумны было всё такое же бодрое настроение, как и везде.

Утром мы узнали ещё несколько вестей: обрывочных и неточных, но тем не менее значимых. Так, некоторые свидетели банду видели у бобровой хатки около Великой реки.

Короли распрощались с бургомистром и вновь выехали на площадь. Ярмарка уже подходила к концу, но Лаванда всё равно остановилась, чтобы в последний раз разглядеть прилавки.

— Хочешь, ещё чего-нибудь купим тебе? — расщедрилась Сьюзен.

— Не надо. — Браун положила обратно ожерелье, которое примеряла на себя — Я не хочу тебя грабить, Сью. И так уже вчера этих яблок наелась до боли в животе.

— Грабить? Лав… — умилительно расплылась в улыбке Сьюзен, указав на свой венец в волосах — Я королева, и ты у меня в гостях.

— Не надо, не искушай! — фыркнула Лаванда, с трудом отворачиваясь от товаров — Мы всё же в походе, да ещё и разбойников ищем. Будет так обидно, если они же и украдут у меня всё это.

Не ожидал, если честно, такого поведения от мисс Браун — мне она всегда казалась непредусмотрительной любительницей роскоши.

Мимо меня, сгорбившись, проплелся тот самый человек-амфибия, что так на меня похож по мнению Полумны. Приостановился и посмотрел мне в глаза с такой щемящей жалостью и болью, будто я лично ограбил его лавку вчера и натравил Полумну потрогать каждый продукт специально, чтобы те пришли в негодность. Благо, на меня такие взгляды не работали. Обычно.

— Ладно, сколько стоит Ваше мыло или что там ещё у Вас? — раздражённо спросил я у лягуха, ожидая, что теперь-то он наконец перестанет хмуриться; куда уж там...

Не знаю, зачем мне этот перевязанный тесёмочкой толстый дегтярный брусок, когда особой нужды в предметах гигиены нет, но в крайнем случае, можно будет привезти его домой. Всё пригодится так или иначе. И тесёмочка ещё эта... Судя по упадническому настроению этого существа, он вполне мог и настоящую верёвку положить в комплект с мылом, так, на всякий случай, времена-то лихие...

Мы выехали из города и отправились по пути к реке. Часто делали перерывы — то лошадь не на то наступит, то задержится кто-то, то леопарды из армии начнут играть с солнечным зайчиком. Почему-то всё время нас что-то замедляло и это начинало раздражать. Как будто сама земля не хочет, чтобы мы двигались дальше и пытается задержать нас на каждом шаге.

Река уже зажурчала неподалёку. Гермиона вдруг соскочила с лошади. Здесь моё терпение лопнуло и я хотел было высказаться, что мы бы могли и ещё медленнее ехать, почему бы и нет, спешить-то некуда…

Когда Грейнджер перестала копаться в зеленых зарослях осоки и вышла к нам, я понял, в чём дело. На руках у неё лежало тонкое тело выдры (причём мне сперва могло показаться, что это горностай — мех выдры был как будто седым). Всё же это животное — её патронус, не удивительно, что она его услышала без слов. Похоже, выдра ещё не умерла, но жизнь в ней еле теплилась, глаза были почти стеклянные.

— Так, спокойно. — быстро спешился Сириус, не в силах смотреть на то, как Гермиона вот-вот заплачет; будто чувствуя вину, что недостаточно утешил её во время прошлого срыва — Сейчас, что-нибудь сделаем. Так, что там они едят?

— Рыбу, вроде… — подал голос Рон.

— Рыбы не хватит. — вздохнул я, начав перебирать бутыли со своими отварами — Выдрам не противопоказаны настои из горечавки? Или зверобоя, ромашки и мелиссы?

— Говорящим точно нет. — неуверенно произнёс Питер.

Я приложил колбу к пасти зверька, слегка наклонил, дождался, когда он задвигал языком и начал самостоятельно пить маленькими глоточками.

— Спасибо. — прошептала Гермиона мне.

— Обождите радоваться. — остановил я её пессимистичным тоном.

Ко всеобщему счастью, Грейнджер радовалась не зря; зверьку полегчало, он начал двигать лапами и головой, но говорить всё ещё не начал. Рон засомневался, а говорящий ли он, и следует ли вообще допытываться, но короли убедили его, что говорящих можно отличить по внешности и поведению, и что наш страдалец точно один из них. Кто-то успел порыбачить, пуская в воду стрелы и пронзая ими тушки рыб. Так добыли немного еды для болезного. Он ел медленно, но с удовольствием, как будто заново в нём рождалось восприятие вкусов.

— А что он всё молчит? — шепнул Рон Эдмунду наиглупейшим голосом.

— Ты бы тоже молчал на его месте. — ответил король — Погоди.

Зверёк чихнул, вытянул вперёд когтистую лапку.

— Благодарю Вас, Ваше Высочество. — произнёс он нежно, глядя в упор на меня.

— Вы ошиблись, я не один из королей. — прошептал я — Как Вас зовут?

— Лютро, Ваше Высочество. — стоял на своём упорный зверь.

Ладно, побуду Высочеством для разнообразия. Тут, в общем-то, радоваться надо.

— Что случилось с Вами? — спросил Питер.

— Эти, со свиньёй… — только и ответил Лютро.

Видимо, мы немного недооценили разбойничью шпану. Раз их кусают за пальцы белки, а дриады закидывают шишками, значит, думали мы, на настоящие злодеяния эти существа не особенно способны.

— Вам не будет больно рассказать в подробностях? Это очень важно.

— Будет. Расскажу. Они были навеселе, ограбили кого-то и решили повеселиться. Сперва говорили мне и моей семье о том, как хорошо бы жилось, если бы Колдунья вернулась, когда мы возразили им, разорили нору, вынесли всё, что было, все лазы и постройки разворошили. Где мои родные — не знаю. Они их забрали. А может, и убили. Не знаю, зачем. Говорят, они едят и разумных животных тоже, да и не только животных.

— Мерзавцы, что сказать. — нахмурился Сириус, сжимая кулаки — Знакомо мне такое, слишком хорошо знакомо. Где они?

— Не знаю. Они шли вперёд… — пропищал зверёк.

— Вперёд — это на север? — уточнил Питер.

Зверь указал лапой, как раз на север.

— Даже убегая, не могут не заняться злодействами. — покачал головой Эдмунд.

— Нам это как раз на руку. Схватим их, пока они медлят. — сказал ему Сириус — Как давно они ушли?

— Давно. — неопределённо произнёс Лютро.

— Он имеет в виду, сколько времени прошло. — уточнила Гермиона, поглаживая выдру.

— Много. — был уверенный ответ.

— Ладно, неважно. — выдохнула Гермиона терпеливо — Где Ваш дом или то, что осталось от него?

Лютро указаниями довёл нас до того места, где была его нора. Человеку было бы сложно понять, что не так с ней, он не отличил бы разрушенной норы от обычной. Но в глазах нашего пострадавшего забитые входные отверстия, уничтоженные проходы, и выкинутая прочь речная трава для подстилок выглядели столь же гротескно и страшно, как для нас бы выглядели сожжённые крыши домов и перерезанный скот. Гермиона опустила зверька в воду и попросила подождать. И хоть мы, не будучи хитроумными куньими, не могли заново построить всю систему лазов и ходов, всё же удалось вычистить нору от мусора, которого туда накидали лиходеи: каких-то осколков, обломков, костей и прочих остатков еды, шкурок (надеюсь, не разумных животных) и совсем уже неопределённой зловонной дряни. Короли и королевы не стеснялись закатывать рукава и пачкать одежды, даже модница Сьюзен погрузилась в труд, а Лаванда последовала за ней, хотя по лицу мисс Браун было видно, как ей тяжело преодолевать в себе брезгливость.

— Что сделали им эти выдры, не пойму… — недоумевала Гермиона, прикрывая нос рукой — Зачем такое надругательство?

— Для них нет разницы. Бескультурный, чёрный, мародёрствующий сброд. — прокомментировал я сквозь зубы. Кажется, потом услышал неловкий и грустный кашель Сириуса за спиной.

Травы для подстилок тоже принесли, я сам кинжалом срезал стебли. Лютро сказал, что трава не совсем та, что они используют обычно, но сейчас это особого значения не имеет, и он всё равно благодарен нам.

— Не мы первые, не мы последние. У них нет цели, они просто хотят творить зло, потому что оно для них естественнее чем дыхание. — покачал головой Лютро — Что смысла спрашивать у урагана, почему он стирает всё с лица земли? Ничего ураган не скажет.

— Мы догоним их. — пообещал Питер — Они не могут скрываться бесконечно. Пожалуйста, берегите себя. Быть может, ваша семья с ними и пока ещё жива.

Лютро кивнул, но во взгляде его не было и намёка на веру в такой исход.

Мы вскочили на коней, погнали быстрой рысью, пустив гончих вперёд, вынюхивать наших врагов. Все, у кого был меч, держали одну ладонь на рукояти. Сейчас я действительно почувствовал себя как будто в разгаре охоты, быстро застучал пульс, я уже не ощущал спины Илты подо мной, а как будто летел, рассекая воздух. Это уже была не лихая охота, не потешная игра, сопровождаемая китчевыми шляпами с перьями и музыкой Карла Марии фон Вебера. Мы загоняли этого зверя не для смеха, мы все сами в этот момент были немного оскаленными волкодавами.

Вдалеке псы залились истошным лаем. Искушенный жаждой справедливости, я, как будто во мне проснулся какой-то спящий рыцарь из былых времен, необдуманно и на рефлексе ударил ногами в бока лошади, тут же опомнился…

— Илта, я приношу извинения, я не собирался… — задыхаясь, прохрипел я, но Илта уже перешла на галоп и мне пришлось только склонить корпус и спрятать лицо от режущего ветра.

— Не надо извиняться, Сев. Я всё понимаю. — фыркнула она — Нужно было.

Мы выскочили на поляну, где вся трава была словно усыпана пеплом: они были там, у огромного костра, пылавшего так ярко, как будто вот-вот будет принесена жертва. Повсюду развалены мешки и тюки с награбленным, блестят в свете огня вываливающиеся из них золотые кольца и ожерелья, повсюду рассыпаны белые кости, бьёт в ноздри терпкий запах алкоголя, тления, жжёной плоти. Их стало чуть больше, либо же, так казалось визуально, и уродливые морды смотрели на нас, как гротескные маски, выражая одну и ту же эмоцию. Псы, задыхаясь от лая, окружили ведьму, но та стояла непреклонно: не сколько из смелости, сколько из равнодушия. Она горделиво подняла на свет своё лицо: и как будто теперь она была уже вовсе не Гермионой, она выглядела гораздо старее и сморщеннее, и волосы её словно и не вились, а стали чёрными и прямыми, будто вымазаны жиром…

Чертыхнувшись про себя, я резко, до боли, до потянутой мышцы, повернул голову назад, громко приказал отряду:

— Что бы ни случилось, не смотреть на её лицо!

Грейнджер услышала меня и укрыла глаза согнутой рукой, как будто скрываясь от слепящего света.

В мои уши полился нежный шепоток предводительницы, хотя стояла она далеко:

— Неужели я настолько дурна собой? Что может знать о красоте такой уродец, крючконосый, как паршивая ворона, бледный, как смерть…

Мне сложно описать это, но злые слова в её устах от чего-то звучали маняще и произносила она их так, как обычно произносят комплименты.

Дрянные чудища приготовились к бою, достали ножи и топоры, натянули тугие луки. Встали в тесный ряд, игнорируя лай гончих. Пытаясь не смотреть на чародейку, я бросил взгляд в сторону награбленного добра, увидел среди куч золота, снеди и бутылок с выпивкой несколько туго перевязанных верёвками маленьких мохнатых тел, разглядел детские мордочки детёнышей выдры.

Кто-то из огров пнул в живот одного из наших псов, издав скулящий звук, бедный зверь отлетел на несколько футов.

Это и было той каплей, что переполнила чашу. Сириус первым рванулся в пекло, алый от гнева, я не успел даже обнажить свой меч, а его конь уже встал на дыбы и черные кудри трепались на агрессивном ветру.

Илта напряглась, я хлопнул её по шее, и все те из нас, кто мог биться, кинулись вперёд диким вихрем.