Берлинская кровь 4 (гет)

Прошло полчаса с начала судебного процесса. Первые дела, которые зачитывали в зале заседания, принадлежали особо жестоким нацистом, ни о чем не сожалеющим. Всех их отправили на расстрел, доказав виновность в совершённых ими преступлениях.

Ильза вздрагивала каждый раз, когда судья выносил приговор, и чувствовала, как внутри неё стягивается тугой комок напряжения. Она чувствовала себя так, словно в неё вонзили тысячи иголок. Она не могла пошевелиться, не могла расслабиться.

— А теперь подсудимый Гюнтер Рихтер. — Сказал судья очень громко. — Сторону обвинения представляет прокурор Зигфрид Мая. Сторону защиты представляет инспектор Альбрехт Юн. — Гюнтера поволокли в сторону решётки. Как только металическая дверь закрылась, судья продолжил: — Гюнтер Рихтер, вы подполковник воздушных сил немецкой армии?

— Да, ваша честь, всё верно. — Хрипло ответил Рихтер.

— Хорошо, тогда слово предоставляется прокурору Зигфриду Мая.

— Спасибо, ваша честь. — Ответил Зигфрид и встал со своего места. Он подошёл ближе к решётке и оскалился при виде Гюнтера.

Ильза же не могла поверить глазам. Видя перед собой Зигфрида Мая, свою первую любовь, она вся пылала странными ощущениями.

Перед её взором так и всплывали картинки из прошлого, когда ей было шестнадцать, а Зигфриду немного больше. Они познакомились через одну компанию и влюбились друг в друга беспамятства. Их любовь длилась почти год, но потом в один прекрасный день Зигфрид сказал ей, что всё, что было между ними — ошибка; что у него нет и не было никаких чувств; что он просто наигрался с её душой. Он оставил её, и с тех пор они не виделись. Ильза помнила ту боль, которую испытала во время его признаний. И после она заглушала её много лет, склеивала разбитое сердце, пока не отпустила ситуацию до конца.

И вот теперь они снова встретились спустя такое количество времени, да ещё и при таких нехороших обстоятельствах.

— Как вы знаете, — голос Зигфрида вывел её из лабиринта прошлого, — все мы тут собрались, чтобы вершить судьбу преступников и сделать мир чуть более праведным и справедливым. Я считаю, что всё человечество должно запомнить этот момент. Если говорить про подполковника Гюнтера Рихтера, то он безусловно является частью нацисткой системы, её элементом. И причём не самым обычным. Он занимал не последнюю должность, и как мне известно, у него за плечами достаточно много грехов, — после этих слов господин Мая открыл папку и начал зачитывать данные из рапортов Гюнтера, которые он очевидно достал при обыске бункеров. Зигфрид рассказывал суду, сколько самолётов было сбито Гюнтером за весь период военных действий. Также Мая упомянул, что на момент кончины Гитлера подполковник Рихтер находился в бункере и был в числе тех, кто попытался сбежать.

Ильза же думала о том, что Зигфрид слишком хорошо подготовился к судебному заседанию. Она снова поймала взгляд Гюнтера, и на этот раз глаза его выглядели печальнее. Будто бы он уже смирился с тем приговором, который ещё не вынесли. Внешне он оставался спокойным, даже в какой-то степени равнодушным.

Ильза знала, что он, в первую очередь, был солдатом. Солдатом, который стойко принимал все трудности своей жизни.

Беккер перевела взгляд на Альбрехта, но тот уткнулся в листы, раскиданные на столе, и что-то помечал в каждом из них, пока Мая продолжал зачитывать все факты из службы Гюнтера.

По окончанию рапорта Зигфрид добавил несколько не очень лестных слов от себя и выразил надежду на благоразумие судьи и максимальную справедливость в наказании для нациста Гюнтера Рихтера.

После его речи настала очередь Альбрехта. Инспектор встал со своего места и начал говорить:

— Я Альбрехт Юн. Инспектор по защите прав подсудимых. — Он посмотрел на Зигфрида. — Конечно, те слова, которые сказал прокурор, имеют место быть, и никто не открещивается от того, что подполковник Гюнтер Рихтер, как и многие сегодняшние подсудимые, являлись участниками кровопролитной войны, растянувшейся на долгие годы. Но хочу сказать в их защиту то, что не все разделяли идеологию и взгляды господина Адольфа Гитлера. Да, безусловно то зло, которое причинила Германия всему миру, останется в нашей памяти навечно. Но давайте посмотрим правде в глаза, разве вы бы не пошли по приказу своего государства на войну? Разве ослушались бы, стали бы нарушать закон о воинской повинности? Все мы прекрасно знаем, что как только Гитлер пришёл к власти, в самой Германии стали царить беспорядок и хаос. Всё, что так или иначе противоречило партии, сразу же уничтожалось беспощадно. Книги сжигались, наследие культуры разрушалось, несогласных людей убирали с дороги. Конечно, были те, кто смекнул, что ждёт их в ближайшем будущем, и сбежал раньше времени из страны. Но таких людей были единицы. Большинство всё же осталось на своей Родине, не готовые менять привычную жизнь.

— Если подполковник Гюнтер Рихтер не разделял взгляды Адольфа Гитлера, — слово взял судья, — то почему же он не сбежал прежде, чем тот обьявил войну? Вместо этого господин Рихтер пошёл служить и выполнять кровавые приказы.

— А вы думаете, у господина Рихтера было право выбора? Или возможность уехать за пределы Германии? Если бы он не повиновался, его бы ждала тюрьма или того хуже расстрел. Ваша честь, у вас на столе имеются доказательства того, что господин Рихтер действительно оказался в рядах военнослужащих не по своей воле. Вы можете с ними ознакомиться.

Судья опустил голову в разложенные листы перед собой и стал вчитываться в те абзацы, которые Альбрехт специально для него выделил.

Через несколько минут судья посмотрел на Рихтера.

— Господин Рихтер, — обратился он к Гюнтеру, — а какое мнение у вас насчёт вашей службы?

Гюнтер слегка вздрогнул, и Ильза видела, как шевельнулся его кадык от сглатывания накопившейся слюны.

— Ваша честь, — хрипло и волнительно начал Рихтер, затем прочистил горло и продолжил, — я родился в не такой уж и богатой семье. Моя жизнь мало чем отличалась от жизни других детей, выросших в те времена в Берлине. Начало моей юности выпало на первую мировую. Но тогда я не понимал и доли всего того ужаса, которая оставляла за собой война. Я рос, ставил цели, планировал будущее, хотел завести семью. В общем, жить, как все. Я никогда не желал впутываться в военные действия, никогда не желал убивать. Но прошло время, и власть сменилась. Я партию не поддерживал тогда, не поддерживаю и сейчас. И я не ходил на выборы, это могут подтвердить архивные записи. Думаю, вы уже ознакомились со всеми материалами, но я всё же скажу. Мой выбор имел последствия. Позже ко мне домой заявились представители полиции и показали мне ордер на мой арест, в связи с распространением мною запрещённых книг. Но я в жизни таким не занимался. У меня была основная работа и моё любимое хобби — рисование. Я особо и книгами-то не увлекался. Но они пришли и сказали, что мне грозит срок. Я был не согласен, но умом понимал, что оспорить это не смогу. Нас всех лишили прав. И мне предложили сделку: свободу в обмен на службу в армии. Я понимал, что я не буду свободен в любом случае, и из двух зол выбрал армию. Я начинал простым рядовым, служил честно и беспрекословно выполнял приказы. Вы наверное хотите узнать, как я дорос до звания подполковника? Мне просто хотелось жить. Звучит эгоистично, да. Зато честно. Я никогда не убивал забавы ради и уж тем более на благо идеологии, которую пропагандировал господин Гитлер. Я никогда не трогал женщин, детей, стариков и мужчин, относящихся к мирным жителям. Я никогда не трогал советских солдат, если они не угрожали моей жизни, и никогда не грабил простых людей. Да, мне нет оправдания. Я шёл за страну, которая погубила многих. Но я шёл только потому, что спасал самого себя. Пожалуй, на этом всё. — Гюнтер замолчал.

— Хорошо, — проговорил судья, который внимательно слушал бывшего лётчика немецкой армии. — Ваши ответы приняты. Ожидайте приговора, а я попрошу привести следующего подсудимого.

Гюнтера вывели из зала суда, и Ильза до последнего провожала его взглядом, пока Рихтер не скрылся за дверьми.

— Его речь, — слева от неё раздался тихий голос Андреаса, — была впечатляющей. Был бы я судьёй, отпустил бы его прямо из зала суда.

Ильза кивнула, полностью соглашаясь со словами Андреаса.

— Андреас, скажите, — обратилась она к мужчине, — а Альбрехт ещё кого-то должен защищать? — Она заметила, что господин Юн не спешил покидать зал суда.

— Да, ещё троих, и только после этого суд удалится на совещание с вынесением последующих приговоров. Я думаю, что мы останемся здесь до конца дня.

Беккер посмотрела на Зигфрида, который уже был готов озвучить следующие факты о новом подсудимом.

— Я знаю прокурора, — зачем-то произнесла Ильза. Она доверяла Андреасу, и ей вдруг захотелось высказаться о своих чувствах.

— Позвольте узнать, откуда вы его знаете? — С осторожностью уточнил Андреас.

— Когда-то в далёком прошлом мы были в одной подростковой компании.

— Вы были близки?

Ильза поджала губы, кивнула.

— Да, мы были больше, чем просто друзья. Потом он меня бросил. — Она посмотрела на Андреаса. — Не подумайте ничего, Андреас, всё в прошлом. Смотря на него сейчас, меня переполняет только одно желание: разорвать это надменное лицо на куски.

Андреас изумился такой речи из уст нежной фрау:

— Ильза, — мягко сказал Андреас, — я понимаю, что вас преследуют воспоминания, которые пробуждают злость и разочарование, но поймите, вам не стоит тратить время и нервы на такого человека, как Зигфрид. Он и мизинца вашего не стоит.

Ильза слабо улыбнулась. Она была рада такой поддержке.

— Он вас видел?

Ильза пожала плечами.

— Не знаю. Может видел, может нет. Какая разница? Я с ним разговоры заводить не собираюсь. Быть может, он сам подойдёт, если заметит меня, а если нет, значит это никому и не нужно.

Андреас на это ничего не ответил.

Началось слушание следующего обвиняемого. Ильза посмотрела в сторону решётки и заметила высокого человека с тёмной густой шевелюрой на голове и аристократическими чертами лица. Его голубые глаза смотрели прямо, и Ильзе показалось, что разумом этот мужчина был далеко от зала суда. Зигфрид читал факты из его биографии, которые рассказали о мужчине достаточно много. Офицер оказался из СС и занимал приличную должность. Ему было предъявлено обвинение в сотрудничестве с Гиммлером, а также в работе по постройке концлагерей. Помимо этого прокурор Мая обвинил его в нацизме и в том, что на его руках кровь тысячи невинных жизней.

При зачитывании обвинений на лице мужчины не дрогнул ни единый мускул, а взгляд по-прежнему оставался стеклянным.

Альбрехт, в свою очередь, озвучил факты, полностью противоположные от фактов, которые огласил Зигфрид. История подсудимого началась ещё в тридцать четвёртом году, когда он работал прорабом на стройке лагерей, которые не имели никакого отношения к нацистским концлагерям. Позже ему предложили должность начальника охраны Гиммлера, а после его смерти он недолго руководил охраной фюрера. Затем, когда его терпение лопнуло, он попытался сбежать, однако был пойман американцами.

Судья многое уточнял и задавал много вопросов, но все ответы в итоге привели к тому, что правда была на стороне Альбрехта.

Между Зигфридом и Альбрехтом завязалась словесная перепалка, однако Альбрехт быстро заткнул оппонента за пояс, что очень не понравилось господину Мая. Он счёл нужным обвинить Альбрехта в не компетенции, но судья его слова не принял, сказав, что это к делу это не относится.

* * *

Следующим на скамье подсудимых оказался очень молодой юноша с красивыми чертами лица. Его цепкие шоколадные глаза оглядывали всех находящихся в зале, а тёмные волосы смешно топорщились в разные стороны. Ильза заметила, что парень был инвалидом: на одной из рук у него не хватало пальцев, а другая рука попросту отсутствовала.

Но, несмотря на свою неполноценность, молодой человек держался достойно. Его история показалась Ильзе довольно обычной, если не считать потерю памяти и побег через границу в Австрию, где его и схватили. Он не стал сопротивляться и сдался добровольно. До своего побега он работал адъютантом одного известного, но уже покойного, начальника, и до последнего пытался спасти команду.

Альбрехт сослался на инвалидность и попытку спасти своих товарищей, а также на юный возраст человека. При объяснении, почему он пошел на войну, юноша так и ответил: «Я не знал себя и мир. Я всегда был в поисках внутреннего «я», но пошёл не по той дороге, чтобы сделать мир хоть чуточку лучше».

В доказательство его слов, господин Юн подал судье страницы из личного дневника молодого парнишки, где он писал о тяжёлом решении отправиться на войну и о последствиях этого решения.

Судья принял это во внимание. И Зигфриду не дали сказать ни слова.

* * *

Дождь не прекращал барабанить по крышам домов. И только лишь часы, висевшие в зале, давали понять, что с начала суда прошло около пяти часов. Перерыв ещё не объявляли, были лишь небольшие передышки между слушаниями дел.

За окнами сверкала молния и громыхал гром, а грязные серые тучи смотрели на гостей суда с высока.

В помещении иногда случались скачки электричества, а звуки пишущей машинки под конец стали раздражать Ильзу. Из-за непогоды Беккер хотелось спать, но ещё больше хотелось есть и снова увидеть Гюнтера. Слава Богам, что заканчивалось очередное и, скорее всего, крайнее на сегодня заседание, после которого обещали объявить перерыв.

Последним, чьё дело рассматривали, был ровесник Гюнтера. Мужчина выглядел уставшим и измотанным. Ильза заметила, что как только его имя произнесли, почти весь зал сразу напрягся. Очевидно, что подсудимый являлся очень важной персоной.

Как и полагается по сценарию, посыпались многочисленные обвинения со стороны Зигфрида, в которых было сказано и об измене родине, и о продаже врагам, и о сотрудничестве, и разглагольствовании тайн. Судья спокойно его слушал и черкал что-то себе на листок.

После громкой речи Зигрифда на сцену вышел Альбрехт и начал говорить о том, что никакие тайны этим человеком не были разглашены, что подсудимый был на месте и прятался от врагов, и что он ничего такого важного и секретного не знает и не является изменщиком.

Судья дал слово подсудимому, не опровергшему ни единого довода своего адвоката и пояснившему то, что действительно прятался от своих же, которые долго его преследовали с целью последующего расстрела.

После слов обвиняемого Альбрехт показал судье документ, подтверждающий, что солдат не числился в командовании на момент окончания войны. Зигфрид яростно пытался доказать вину подсудимого, за что получил замечание от судьи за слишком эмоциональные высказывания в сторону стороны защиты и её обвиняемого.

Ильза, наблюдавшая за всеми процессами, думала о том, что каждый выживал, как мог, что тем, кому некуда было податься, пошли на верное служение Родине. Зигфрид не имел ни малейшего понятия, какой крест, порой, несли за собой люди, особенно те, кто не делал зла, те, у кого просто не осталось другого выбора.

Как грустно и досадно ей было наблюдать за подсудимыми, которые не были беспощадными убийцами. Она видела в их глазах сожаление, в них читалась любовь к миру и ко всему, что создано в нём. Она не хотела, чтобы их казнили, и ей оставалось надеяться только на благосклонность судьи.

Разбирательства закончились, и секретарь объявил об окончании суда.

— Вот и всё, Ильза, — из раздумий Беккер вырвал голос Андреаса, — идёмте, я думаю, что итоги судебного заседания объявят уже завтра. Сегодня слишком поздно.

Андреас поднялся со своего места.

— Завтра? — Немного опечалено произнесла Ильза, встав следом за мужчиной.

Андреас кивнул и пошёл в сторону выхода, где толпились другие люди. Как только Ильза и Андреас оказались в коридоре, мужчина продолжил диалог:

— Им нужно обсудить все детали дела и все новые факты, которые сегодня были озвучены. Нам нет смысла здесь оставаться. Думаю, Альбрехт оповестит нас.

Ильза кивнула, закусила губу, над чем-то раздумывая, но потом всё же решилась:

— Скажите, Андреас, а я могу поговорить с… — Андреас покачал головой, не дав леди договорить.

— Строго запрещено. — Твёрдо сказал он. — Нам нужно идти, пока совсем не стемнело.

Но сделать шаг в сторону Андреас не успел. Ильза заметила, как его глаза посмотрели ей за спину, и в них отчётливо проявилась настороженность. Она хотела спросить у Андреаса, в чём дело, как за её спиной раздался до боли знакомый голос:

— Ну, здравствуй, Ильза.