Дуб, залитый солнцем (гет)

Ирен сидела за столом и слегка улыбалась; она впервые встала с кровати с ощущением легкости и ощущала надежду, которая хоть маячила на горизонте призраком, но все-таки придавала красок ее жизни. Артур сидел за столом, как всегда, не в настроении. Живя с ним под одной крышей уже много лет, Ирен перестала интересоваться причинами, отчего у нелюбимого мужа всегда такое кислое лицо. В начале замужества она еще пыталась быть хорошей женой, но потом ей надоело заниматься ерундой и притворяться, и она бросила это дело — Артур все равно не оценивал ее стараний. Сегодня он был недоволен всем, чем только можно: он придирался к прислуге, к садовнику, к его собственному адъютанту. Уловив взгляд мужа, Ирен поняла, что сегодня и ей не избежать горькой участи быть приниженной.

— Ирен, почему ты сегодня улыбаешься? Обычно ты ходишь, как хмурая туча. — Артур дышал перегаром, сидя напротив нее; вчера он изрядно выпил и пришел домой, когда уже было за полночь — точнее, его привел его адъютант. Какой позор для полковника. Ирен строго на него взглянула. И почему она должна перед ним отчитываться?

— Я не могу быть счастливой в твоем присутствии? — Артур поджал губы; он осознавал, что он не сделал ее счастливой, и причиной сегодняшней улыбки был тоже не он. Как бы он ни хотел быть примерным мужем для Ирен, он так и остался тираном, который лишил ее свободы, заставив выйти за него.

— Нет, конечно можешь, просто я редко тебя такой вижу.

Ирен отпила из чашки кофе и сложила газету. Артур выпил стакан воды.

— Тебе нужно почаще бывать дома в трезвом виде. Или теперь у тебя работа — второй дом? — Артур прочел в ее глазах холодность и отвращение к нему.

— Ты же знаешь, я много работаю для нас. — Артур попытался сгладить углы; Ирен как всегда саркастически улыбнулась. «Ага, конечно, для нас,»— промелькнуло у нее в голове. — Что тут смешного? — Артура начала раздражать эта ситуация; у него сильно болела голова, и терпеть такое он был не в состоянии; ее улыбка показалась ему издевательской.

— Нет, ничего, просто. — Ирен положила в рот яблочный пирог. — Я подумала, что если это «для нас», то почему ты только сейчас меня услышал мою просьбу хоть иногда выходить в свет? — Ирен подперла голову рукой. — Я много раз тебя просила об этом, когда мы находились в Австрии, где мне совершенно было нечем заняться, и только сейчас, приехав в Берлин, ты все же исполнил мою просьбу. — Артур пожал плечами. Ему было просто невдомек; ему, человеку, которому исполнилось сорок лет, хотелось больше сидеть возле радиоприемника или за книжкой, чем в кинозале или же в театре. Он уже достаточно повидал за свою жизнь и теперь хотел покоя, в отличие от вечно неугомонной Ирен, которая рвалась то в путешествия, то в театры, то на какие-нибудь премьеры, то на светские вечеринки. Артур был недоволен своим званием из-за обременений и ответственности; Ирен пользовалась им повсюду как проходным билетом. Он открыл ей много разных мероприятий, и она не хотела скучать просто так. Если ей и суждено всю жизнь провести вместе с ним, то пусть она чуть воспользуется им.

— Не знаю, наверное, не хотел, — отозвался он равнодушно. — Или не придавал особого значения. Ты знаешь, я рассчитывал, что я буду чаще видеть тебя на кухне и в домашней одежде, нежели в большом количестве бриллиантов и в дорогих платьях.

— Я так и думала, прости, что не оправдала твоих ожиданий. — Ирен поставила тарелку с яблочным пирогом в сторону. Артур не ожидал такого от Ирен, он решил плавно перевести тему.

— Как я знаю, ты сегодня едешь к Хильде на праздник, ты уже выбрала подарок?

— Конечно. — Артур встает из-за стола, время поджимает. Ирен кивает — она понимает, ему все равно, он будет занят своими делами.

— Надеюсь, это не одна из тех картин, что хранится на чердаке? Зачем мы вообще собираем эту пыль? — Ирен поднимает глаза с белой скатерти на Артура; он стоит и все так же смотрит, ожидая ответа. Она начала злиться — хотя бы из приличия он мог и не говорить этого. Его коллекция автомобилей, которые без дела стояли в гараже, были еще бо́льшими пылесборниками, чем ее картины.

— Ты считаешь, что это пыль? — Артур положительно кивнул. Ирен сделала непринужденное лицо; она была отчасти готова к этому разговору, прекрасно осознавая, что он выскажет ей свое недовольство. Артур, к ее большому сожалению, был необразованным и неотесанным хамлом; ей нечего было и удивляться, что он будет считать искусство пылью. Однако каждая картина была чем-то значимым для нее. Картина, которую она купила в день, когда пришла в галерею к Августину, висела в ее спальне, и она каждый вечер смотрела на нее, вспоминая о тех днях. — Может, тогда начнем с твоих автомобилей и коллекций бабочек, что висят по всему дому? Или ты не считаешь животных под стеклом пылесборниками? — Артур растерялся. Да, он не знал, что его жену не меньше его самого может что-то раздражать в доме. Если смотреть в целом, то их дом больше стал походить на поле боя, где каждый пытался передавить друг друга. Он вешал бабочек и жуков, она коллекционировала картины, он — автомобили, она — редкие издания.

— Ну ты сравнила: животных и какую-то мазню.

Ирен закипала от злости, она отодвинула чашку на край стола и встала со стула.

— Артур, я все понимаю, но давай закончим этот разговор, он бесполезен. К тому же никому от него не станет легче — ты прекрасно понимаешь, что я не перестану покупать картины, а ты не перестанешь коллекционировать бабочек и машины.

У Артура в этот момент свело челюсть — то ли от ненависти, то ли от того, что он не ожидал, что Ирен скажет ему что-то в ответ. Он вообще не ожидал, что его жена может так ему перечить. Что на нее сегодня нашло? Вены на его лбу вздулись, и он сжал кулаки.

— Да, мы закончим его сейчас, но мы не закончим его насовсем. Я скоро еду в Австрию — пожалуйста, потрудись избавиться от всего этого хлама, пока меня нет. Если ты живешь под моей крышей, то должна следовать моим правилам, — говорил он холодным приказным тоном. — А еще я считаю, что ты зря все это делаешь. Если я увижу еще одну картину у нас дома, я их все выброшу.

На этом разговор был закончен, и мужчина ушел прочь. Ирен осталась сидеть одна. Настроения не было от слова совсем, и ехать после этого тоже она никуда не желала, но подруге нельзя было отказать, к тому же она у Ирен была единственной. Она отодвинула от себя кружку с кофе и попросила себе шампанского.

* * *

Августин ждал в машине минут пятнадцать, и это начинало его настораживать. Вчера, когда он подъезжал, Ирен вышла практически сразу и села в машину. Но, несмотря на беспокойство, он тихо сидел, пребывая в полудреме. Вечер вчера выдался нелегким — Юм совсем отбился от рук, и Юнна тоже, подхватив волну брата, не слушала никого вокруг себя. Агнесса и Августин устали от их капризов; с ними что-то нужно было делать. Юм все время твердил про ГЮ, а Юнна не хотела ходить в школу — от этих проблем голова раскалывалась. Августин все обдумывал слова сестры — может, это и правда неплохое решение, может, из них и правда что-то получится? В конце концов, все не все так печально. Они подрастут, станут трезвее оценивать ситуацию.

Августин вышел из мыслей только после хлопка двери; он краем глаза заметил, что Ирен, что пришла сегодня в темно-бордовом бархатном платье. Пока она усаживалась поудобнее, Августин повернулся к ней, и они встретились взглядами. У Ирен были заплаканные, красные глаза.

Время в дороге протекало медленно, и Августин постоянно посматривал в зеркало заднего вида. Ирен то вздыхала, как несчастная заключенная, то смотрела себе в ноги, пыталась сделать вид, что все нормально. Но слезы брали свое. Августин не хотел лезть в ее дела, поэтому следил за дорогой, однако, услышав под конец пути хныканье, он посмотрел в зеркало и, взглянув на плачущую Ирен, понял, что нужно остановиться.

Он притормозил возле небольшого парка, раскинувшегося рядом с центром, и, выключив зажигание, повернулся к Ирен.

— Ирен, что случилось? — Девушка продолжала глотать слезы, не давая ответа. — Я что-то сделал не так?

— Нет. — Ирен вытирала слезы; ее одолевал стыд, что Августин увидел ее такой. — Просто мне стало обидно. — Августин повернулся к рулю и понял, что везти ее в таком состоянии нельзя. Он вышел из машины и открыл заднюю дверь.

— Ирен, успокойся. Я знаю тут неподалеку небольшое озеро — пойдем прогуляемся, везти тебя все равно в таком состоянии нельзя. — Девушка смотрела на него снизу вверх.

— Но я ведь опоздаю, — попыталась возразить девушка.

— Тебя только это волнует?

Ирен улыбнулась — да, в чем-то Августин оказался прав. Ее слезы — это наверняка не лучшее, что нужно было видеть Хильде. Она вышла из машины, вытерла глаза платком, и они пошли с Августином вдоль аллеи, засаженной дубами — могучими вековыми деревьями, создававшими тени.

— Так все-таки что случилось, Ирен? — Августин медленно шагал, давая ей возможность идти с ним вместе в ногу.

— Это долгая история. Просто... Прости, мне стало стыдно перед тобой. — Ирен шла, смотря по сторонам.

— Ирен, ты не виновата ни в чем. Так что случилось?

— Я никогда не плачу, а тут такое... — Ирен пожала плечами. — Просто навалилось всякое, знаешь. Я увидела тебя и вспомнила то время, когда я пела и когда вся моя жизнь выглядела по-другому. Я часто вспоминаю день рождения Алекса, когда все веселились, а на меня вдруг навалилось все это. Я понимаю, что, наверное, я бы очень хотела сейчас быть такой же, но это невозможно — и от этого я и начала плакать.

— А что случилось? Мы ведь... — Августин почесал голову, — в последний раз виделись на дне рождения Алекса, и потом ты пропала, никто ничего о тебе не слышал. Что произошло? Ты начала плакать, потому что ты захотела в прошлое? — Августин внимательно смотрел на нее; Ирен нервничала, как будто она пришла на исповедь. Августин чувствовал, что Ирен скучает не только по прошлому, но и по эмоциям и свободе, которых ее лишили.

— Я вышла замуж против своей воли, но это оказалось меньшим из зол. — Ирен понимала, что Августин — один из немногих людей, который может ее спасти в этот момент, просто выслушав. — Я переехала в Австрию, а потом вернулась сюда, потому что Артура перевели, вот и все. Я бросила карьеру певицы и полностью осела дома, стала изучать искусство. Артур — не мой человек, но не то, чтобы он плохой. — Девушка запнулась; Августин, до этого слушавший ее внимательно, остановился. — Просто он бабник, садист и очень любит всякие извращения во всех проявлениях. Но это и понятно, он ведь работает в СД. — Ирен смотрела на Августина с иронией — ей казалось, что прошло слишком много времени, чтобы Августин все так же сохранил в себе черты чего-то детского и воздушного и, несмотря на черную форму, все равно был все тем же добрым человеком.

— Ты просто скучаешь по эмоциям?

— Да... Я скучаю по радости, по легкости. Знаешь, почему все взрослые скучают по детству? Потому что только в детстве есть непосредственность, свобода от обременяющих тягот жизни. — Августин рассмеялся; его смех, раздавшийся в парке, спугнул пролетавших мимо птиц, и они полетели совершенно в другую сторону. — А как так получилось, что и ты попал в партию?

— Это долгая история, но если коротко, — он присел на лавочку, и Ирен вместе с ним, — то дело происходило из-за того, что в 1933 году закрыли галерею, где я работал, и выбора, с учетом того, что у меня не было образования, совсем не осталось. Мне нужно было тянуть еще и младших, поэтому так и получилось, что я очутился на этой работе. Странно получается, Ирен, за самые низкие и аморальные профессии платят больше всего. Получается, что человечество поощряет зло, а потом, когда не получается его сдерживать, вспоминает о морали и праве.

— Августин, поверь, я бы тоже хотела избежать этой участи, но откуда же я знала, что попаду в такую ловушку? Но все равно ничего не поделаешь.

— В любом случае, ты уже успокоилась, и это радует. К тому же, если мы будем выезжать сейчас, то, думаю, мы можем еще успеть на день рождения. — Ирен взглянула на часы и поднялась в успокоенном настроении; между ней и Августином рухнула какая-то невидимая стена, разделявшая их.

Праздник Хильды проходил в самом разгаре, когда машина с Ирен подкатила к ее дому. Именинница встретила запоздалую гостью с легким амбре и поздоровалась с Августином.

— Здравствуйте. Вы ее новый водитель? Я раньше вас не встречала.

Ирен смотрела, переводя взгляд с Августина на Хильду и обратно.

— Да, я новый водитель. Мы припозднились из-за моей невнимательности — я пропустил поворот. Как неуклюже с моей стороны... Я прошу прощения.

— Ничего. Ирен, идем развлекаться! — Хильда повела ее ко всем остальным. Ирен только смотрела вслед на Августина, который, пройдя к машине, сел ждать ее, вытащив из ящичка книгу Юнгера.

Девушка вернулась раньше, чем ожидал Августин. Он почти дочитал книгу — осталось только несколько страниц. Он услышал шаги Ирен, узнав ее по звуку шагов — ее походка не изменилась за много лет. На часах было семь двадцать.

— Домой? — Ирен молчала. Она как будто сбросила с себя свою неестественную улыбку и желание что-либо демонстрировать. Артур опять придет поздно, ей нет смысла возвращаться домой.

— Нет, отвези меня куда угодно, только не домой, Августин.

Он смутился.

— Куда тебя отвести? — Ирен подумала.

— Отвези меня к себе в гости.

Августин, до этого смотревший в зеркало заднего вида, теперь развернулся к ней.

— Ко мне домой? Ирен, я буду так рисковать... Артур может заметить.

— Он не приходит домой раньше двенадцати, к тому же, у него кто-то есть. — Августин вздохнул. Да, он осознавал, что Артур каждый вечер куда-то ездит, но вряд ли он был настолько глуп, чтобы не заметить отсутствия жены дома. Хотя, если так подумать, то да, Артур не заметит. Если он не заметил ее сегодняшние слезы, то, конечно, он не заметит и ничего остального.

— Ладно, поехали. — Ирен захлопала в ладоши, а Августин рванул с места. Юм и Юнна все равно сегодня пошли с Агнессой в театр смотреть новую премьеру фильма. Он точно может спокойно посвятить вечер себе.

Катаясь по вечерним улицам, Ирен чуть приоткрыла окно, и ветер заиграл с ее волосами. Августин вел машину плавно и аккуратно, Ирен даже почти заснула. Августин тоже радовался — он вспомнил тот вечер, что они провели вместе. О да, это было одним из тех редких воспоминаний, которые Августин бережно хранил. В бардачке у него было вино, и, приехав, Августин прихватил его с собой.

Они поднимались летящими шагами. Ирен захотела пройтись вместо того, чтобы воспользоваться лифтом. Она смеялась, мчась по этажам вверх, Августин смотрел на нее, тихо шагая где-то позади.

— Ирен, не так быстро, я не успеваю! — кричал ей он.

— Ты что, разучился ходить? — только и слышал он в ответ. — Какая у тебя квартира?

— Тридцать пятая.

— Отлично, я пришла быстрее тебя.

Августин дошел сильно позже ее, отстав на пару лестничных пролетов. Ирен радовалась как ребенок. Только в ней могли сочетаться серьезность и радость, и менялись между собой они так часто, что невозможно было понять, какой она была на самом деле.

Ирен смеялась, предвкушая предстоящий вечер. На ее щеках наконец появилась жизнь, они стали розовыми, и теперь ее глаза, обрамленные густо накрашенными ресницами, больше не выглядели мертвыми.

Она влетала в квартиру, пока Августин вешал брошенное ею пальто на крючок и проходил на кухню, беря штопор. Он достал бокалы и разлил по ним крепкий напиток.

— У тебя есть проигрыватель?

— У меня есть радио. — Ирен была приятно удивлена. — Но все же давай не будем рисковать, слушая английские песни, а послушаем немецкие пластинки.

— Я не против. — Ирен подперла рукой голову, отпивая вино, пока Августин доставал из чехла и ставил пластинку на проигрыватель. Вернувшись на кухню из гостиной, он застал Ирен сидящей с уже пустым бокалом.

— Ты уже все выпила?

— Оно очень вкусное, — чуть иронично произнесла она. — К тому же мне не хватает веселья и тебя.

— Ирен, нельзя так напиваться. А почему тебе не хватает меня?

Ирен задумалась — чуть пьяная, она могла себе позволить говорить то, что хотела, и этому она была рада.

— Не знаю. Знаешь, иногда ты годами бьешься над тем, чтобы с кем-то установить связь, чтобы хоть на секунду-другую понять человека, а бывают люди, которых ты едва коснешься, и у вас уже связь на всю жизнь — и неважно, будет этот человек с тобой или нет. Ты всегда будешь стараться до него дотянуться. — Ирен наклонилась к Августину. — Я скучала по тебе, по Алексу, я все время пыталась написать, но не могла, а если и отправляла письма, то не получала ответа. — Августин подсел к ней поближе.

— Мы продали квартиру Алекса в Мюнхене и все переехали в Берлин. Это произошло в начале 1933 года. Мне жаль, я тоже все хотел понять, почему ты, обещав писать, так мне ничего и не писала. Я так тонул в стыду за те признания, Ирен, — начал раскаиваться Августин. Комок стыда и неуклюжести подкатил к нему в горло.

— Стыдно за что?

— За то, что сказал тогда, как ты мне нравишься — на дне рождения Алекса. Я тогда изрядно выпил, но с этого момента больше не пью.

— Но ты сегодня выпьешь, если я тебя поцелую? Ты разрешить это себе?

Августин отмахнулся. Это все было глупостью, хоть и очень серьезной глупостью. Но вот для Ирен — нет. Она и правда притянула его к себе и поцеловала его — легко и быстро. Августин первые несколько секунд даже не осознавал, что с ним произошло.

— Ирен, — едва дышав, произнес он.

— Будем считать, это мой тебе подарок — и неважно за что. Хоть за сегодняшний вечер.

Августин улыбнулся. Ему было легко и хорошо. Он тоже ощутил себя другим и, смотря теперь на Ирен, понимал, что, может, все это время он ждал этого?

— Разрешите с вами потанцевать? — Ирен встала и кивнула. Они закружили в танце, легко и просто двигаясь по квартире.

Он отвез Ирен домой, как и обещал, когда хмель от вина прошел. По дороге они говорили о многом, но самое главное — именно с ней Августин не боялся говорить про политику, про экономику, казалось, с ней можно было поговорить обо всем. Она не была в рядах тех девиц, которые ничего не смыслят и не понимают, а только и ждут, что ты будешь что-то им рассказывать, а они будут восклицать о том, какой ты умный. С Ирен можно было поговорить как с равным себе собеседником, и именно это и привлекало Августина — она манила тем, чего не было у большинства. И именно поэтому Августин втайне завидовал Артуру. Артур мог каждый вечер любоваться ей и каждый вечер видеть ее, но он не пользовался этим, предпочитая что-то подешевле, но при этом так и не отдавая свою игрушку, которую в любой момент можно было с гордостью использовать на балах — и похвастаться, и представить.

Ирен проснулась от легкого тормоза машины и поглядела в окно — они снова приехали сюда. Ирен взглянула на Августина. Тот на нее.

— Тебе пора, скоро двенадцать.

Ирен улыбнулась.

— Ты говоришь, как будто я золушка.

— Но злая мачеха явно не будет довольна. Иди, мы увидимся совсем скоро.

Ирен на прощание еще раз поцеловала Августина и вышла из машины, помахав ему.

— Я же привыкну к твоей любви... — только и смог он ей прошептать вслед.