И всякий прочий хлам... (гет)

Джон Грейнджер притормозил машину и вгляделся в протянувшуюся вперед дорогу. Всё, вроде бы, как обычно — тихие аккуратные домики окраины маленького городка, подстриженные газоны, клумбы, тишь и гладь. Что же его вдруг насторожило?

— Что случилось, дедушка? — спросила сидящая рядом Эйлин.

— Не знаю, но что-то мне здесь не нравится. А я уже столько лет на свете живу, что привык доверять своей интуиции. Поехали-ка отсюда, в другом месте заедем.

— Дедушка, да тут до дома три минуты езды.

— Значит доедем за пять, мы не торопимся, — он развернул машину, проехал пару миль в объезд, повернул и тут же резко затормозил снова.

— Да что опять случилось, дедушка?

— Ты что не видишь, на дорогу дерево упало, здесь не проехать.

— Дедушка, — осторожно сказала Эйлин, — тут на дороге нет никакого дерева. Все деревья стоят на своих местах, всё хорошо, поехали уже.

— Эйлин, не морочь мне голову, дерево загораживает проезд, нам придётся подъезжать к дому с дальней стороны, здесь не проедешь, да вот уже и полиция тут как тут.

Двое в полицейской форме подошли, всматриваясь в лица пассажиров, а затем один из них махнул рукой, указывая на дорогу в объезд.

— Что-то произошло? — спросил мистер Грейнджер. — Я везу внучку домой, нам нужно именно сюда, на самый конец Батвик-хилл.

— Сожалею, сэр, но сейчас проехать туда нельзя.

Эйлин сама себе покивала головой, резко открыла дверцу и вышла из машины.

— Здравствуйте. У вас форма неправильная, сэр, — квадратики на фуражке неровные и повязка не на той руке, а из рукава кончик палочки торчит. А вас, — она повернулась к другому, — я видела во «Флориш и Блоттс» с Элджи, он не помню с какого факультета, но вы, наверное, его отец. Вы авроры?

— Представьтесь, мисс.

— Я Эйлин Снейп, учусь в Хогвартсе, перешла на пятый курс. Это мой дедушка — он не волшебник, а тут повсюду, я так поняла, маглоотталкивающие чары почему-то наставлены.

— То есть это ваша семья живёт в конце Батвик-хилл? Другие маги в городке есть?

— Нет, насколько я знаю. Есть еще один сквиб, но он совсем старенький, из дому почти не выходит, и живёт в другой стороне. А в чём дело?

— Сколько времени вас не было дома?

— Меня — почти три недели, я была у бабушки с дедушкой. Родителей тоже не было, они вернутся завтра рано утром, вот дедушка и везёт меня домой, мы хотели к приезду родителей всё там приготовить. Да что же случилось?

— Не могу вам ответить, мисс. Но вас я могу пропустить, а вот дедушке вашему, увы, туда нельзя, так что можете взять из машины свои вещи и пройти с нами.

— Ну вот ещё! — возмутился мистер Грейнджер. — Вы что, действительно считаете, что я доверю внучку незнакомым людям, а сам развернусь и уеду?

— Вас вместе мы пропустить не можем, а значит вам придётся уехать отсюда вдвоём.

— Предлагаю выход, — сказала Эйлин. — Позовите сюда мистера Поттера. С ним ты меня отпустишь, дедушка?

— С Гарри? Разумеется. Но что случилось-то?

— Ничего опасного, сэр. Но вы уверены, что мистер Поттер вот так бросит все свои дела и прибежит к вам?

— Уверена, — спокойно ответила Эйлин. — Просто назовите ему моё имя. И фамилию не забудьте.

Авроры отошли, о чём-то посовещались, переговорили с кем-то по сквозным зеркалам, и старший из них вернулся к машине.

— Вам придётся ждать не менее часа — мистер Поттер занят, но он сейчас именно здесь и действительно пообещал прибыть и забрать вас. Оставайтесь тут, проехать вперёд не пытайтесь. И не беспокойтесь — ситуация, еще раз повторяю, угрозы не представляет, но всё должно быть под контролем. Спасибо за понимание.

Они скрылись с глаз, а оставшиеся дедушка с внучкой вопросительно посмотрели друг на друга. Эйлин засунула руку под гриву волос на спине и с трудом выцарапала оттуда свою притаившуюся застенчивую ишаку, которая, вместо того чтобы защищать хозяйку от незнакомцев, сама пыталась залезть к ней поглубже за воротник. Тельце волшебной ящерицы было крест-накрест перевязано красной атласной ленточкой, чтобы бабушка с дедушкой случайно не наступили на невидимую для них зверушку, а концы ленточки были завязаны на хвосте в бантик.

— Ты слышала, Жаклин? — спросила Эйлин. — Угрозы нет, но всё должно быть под контролем и дедушке туда нельзя. Хотела бы я знать, что это на самом деле значит. Но тебе-то уж точно беспокоится не о чем, так что ты, пожалуйста, ничего не бойся. Я с тобой.

— Что ж она у тебя такая пугливая? — усмехнулся дедушка.

— Раньше она такой не была, но один раз в школе соседки по спальне полезли в мои вещи, и она их так оплевала своей кислотой…ну так, немного… Они с этими ожогами пошли в Больничное крыло, а мадам Помфри потом папе рассказала. Папа наказал почему-то меня, а когда Жаклин вылезла меня защищать — он так на неё посмотрел, что она получила душевную травму. Вот с тех пор…

— А давай, что ли, поедим пока, — вздохнул мистер Грейнджер. — А то мне ещё столько назад ехать…

Гарри застал их сидящими на траве у обочины и допивающими чай. Он вцепился зубами в предложенный ему кусок пирога, обменялся рукопожатием и несколькими словами с отцом Гермионы, вытащил из машины сумку с продуктами, помог Эйлин надеть рюкзак, вручил переноску с недовольным Живоглотом, и положил руку ей на плечо:

— Не беспокойтесь ни о чём, мистер Грейнджер. Я Эйлин одну не оставлю, отдам только родителям в руки. Там рядом с их домом кое-что непонятное, но ничего серьёзного. Привет миссис Грейнджер и возвращайтесь спокойно, мы со всем тут справимся.

Они простились, проводили взглядом отъезжающую машину и аппарировали.

Гарри приземлил её на большую круглую поляну, прилегающую к заднему двору дома Снейпов. Этой поляной, по краям которой росли одичавшие кусты, и заканчивался их небольшой городок, а еще дальше уже начинался сплошной лес, который вёл к дальним полям и к соседним фермам, разбегаясь узкими тропинками к оврагам и карабкаясь на пологие зелёные холмы.

По поляне расхаживали несколько авроров и стояли двое в синих министерских мантиях, а в середине её рос какой-то белый столб толщиной с колонну. Причем рос в буквальном смысле — видно было как он, слегка подрагивая, стремится ввысь, а по всей его поверхности легко струились потоки воды, но текли они при этом вверх — от земли в небо.

Эйлин застыла. Кот забился в переноске, она машинально открыла ему дверцу, и соскучившийся по дому Живоглот унёсся в сторону двора.

— Это что, мой аргифолиум? — выдохнула она, изумлённо глядя на белый столб.

— А вот с этого места подробнее, — сказал Гарри, и свистнул, привлекая к себе внимание, чтобы подозвать поближе остальных. — Давай, принцесса, колись, и считай, что ты на допросе в Аврорате.

— Я даже не знаю… Это еще в прошлом году весной было, я на третьем курсе тогда училась. У меня была отработка в теплицах, и мы с профессором Спраут делали обрезку, там несколько деревьев у неё таких. Мне очень деревце понравилось, оно такое маленькое, тоненькое, белое, а листья — как серебряные полумесяцы, и я один черенок в карман себе положила.

— Украла значит, — строго спросил кто-то.

— Ничего я не крала — я оставила себе то, что другим не нужно. Остальные-то обрезанные стебельки просто в компостную яму выбросили и драконьим навозом сверху закидали. А я свой стимулятором обработала, и он так в пробирочке с водой у меня до конца учебного года корни пускал, возле моей кровати на виду стоял, все его видели. Украла называется… А летом я его домой привезла и у нас на заднем дворе посадила, там где папины грядки с травами для зелий, где земля хорошая. Он принялся, вырос на три фута примерно, там во дворе у нас и перезимовал, красавец такой, а этой весной папа попросил отсадить его подальше, потому что он будет своими корнями мешать его травам. Я думала, он папе пригодиться может — у него внутри плодов семечки, которые в сонных и успокоительных зельях иногда используются. Но папа сказал, что предпочитает вместо семян аргифолиума класть в такие зелья листосоны или корни золотого сансама. Вот я ещё в марте его сюда бережно так и пересадила, чтоб поляну украшал. И решила, что если плоды не нужны, то и не надо деревцу на них силы тратить, пусть лучше вверх растёт и листву гонит, она красивая очень — как серебряное облако. А листики его шевелятся без всякого ветра и пахнут жжёным сахаром, карамелью. Я поэтому верхушку не обрезала, и еще репелентные чары наложила, чтобы насекомые не опыляли.

— То есть вы, нарушив Статут, посадили магическое растение прямо на виду у всех жителей вашего города?

— Да что ж вы меня всё время обвинить в чём-то пытаетесь? Здесь никто и никогда даже мимо не ходит, не говоря уже о том, чтобы зайти на середину поляны. Мои родители специально такой дом на отшибе выбирали, чтобы даже случайно никто ничего и никогда не увидел. Мне даже папа разрешал, когда я на метле летать училась, тут невысоко летать. Они сами с мамой иногда сюда на дальний край поляны аппарируют, чтоб слегка прогуляться, а не сразу в дом заходить. А еще они иногда здесь друг с другом или с кем-то из друзей дуэли устраивают, чтоб потренироваться. А вы про Статут…

— Вас не было три недели, что было с деревом до вашего отъезда?

— Да ничего не было, росло себе и росло. А как вообще произошло вот это? — и она дёрнула подбородком в сторону столба.

— Мы не знаем, мисс. Следящие чары Аврората зафиксировали в этой точке страны какой-то неспецифический прорыв магии. Что и почему — неизвестно, но то, что мы видим сейчас — это ствол вашего аргифолиума, утром еще была видна крона дерева наверху, но сейчас и её не видно, а ствол становится всё толще.

— И окружён он невидимым силовым щитом, — со вздохом добавил Гарри. — Подойти к себе не даёт. Ты уж на всякий случай вообще не приближайся. Щит упругий такой, но абсолютно непроницаемый, и никакие заклинания через него не проходят. Мы вызвали консультанта-герболога, вот ждём. Иди пока дом открой, и можешь свою палочку спокойно достать, мы уже сегодня так всякой-разной магией тут наследили, что никто твою не засечёт.

Эйлин долго, сверяясь с бумажкой и шевеля губами, снимала с дома охранные и запирающие чары, но всё же справилась, зашла, покормила Живоглота и Жаклин, разгрузила продукты, задумчиво походила по дому, а потом наделала побольше сэндвичей с чем придётся, достала несколько бутылок воды и отнесла это всё на поляну.

Старичку-гербологу было лет двести, он прибыл с двумя поддерживающими его с обеих сторон сопровождающими, походил кругами, зачем-то общупал с разных сторон невидимый щит вокруг белого струящегося столба, потёр ладошки, пожевал губами и наконец выдал свой вердикт.

— Из вашего утверждения следует, что это был молодой аргифолиум, который неожиданно стал стремительно расти. Дерево, говорите, не было обрезано и опылено — вот вам и причина верхушечного роста. Не такого, конечно, экстремального роста, а роста вообще. Интересный феномен, но описаний подобного мне встречать не приходилось. Само растение Argypholium argenteum, семейство Asteraceae, особого интереса не представляет, листья с серебристым налётом и приятным запахом используются в венках и букетах, а семена плодов — в зельеделии для усыпляющего эффекта и в артефакторике первого уровня для вкраплений в амулеты. И, поскольку неизвестные науке объективные причины не дают мне исследовать данный экземпляр аргифолиума органолептически, ничего более вам сообщить не могу. Отчёт о консультации я подготовлю и перешлю в ваше, мистер Поттер, ведомство. Засим позвольте откланяться.

И отбыл вместе с сопровождающими.

— Надо было сразу экспертов Отдела Тайн вызывать, — сказал кто-то из министерских.

— Вот и вызовите сейчас, — раздраженно сказал Гарри. — И думаю, что все могут быть свободны. Я в любом случае останусь здесь на ночь, так что и экспертов дождусь и дерево это странное поохраняю. Оно настолько сильно и надёжно защищает самого себя от нас, что вряд ли может представлять угрозу. Скорее это мы — какая-то угроза для него.

Гарри трансфигурировал на краю поляны садовую скамейку, на которую сразу же запрыгнул Живоглот, а потом уселись они с Эйлин и стали ждать невыразимцев, глядя на живой белый столб, который всё так же целеустремлённо тянулся в небо, подрагивая от рвущейся через него вверх силы и отсвечивая текущей в небеса водой.

Эйлин подтянула колени, обняла их руками и, как часто с ней случалось в последнее время, задумалась о том, что в её жизни никогда не происходило никаких великих событий, о которых можно было бы потом, как говорится, рассказывать внукам у камина. А вот с её мамой к тому же возрасту чего только не произошло.

Она считала, что знает о прошлом своих родителей. Прошлом, которое безусловно было не столь давним как времена динозавров и Основателей, но отодвинутым от её жизни так же далеко как бесконечные истории гоблинских войн. И если в известном ей прошлом отца она находила мало поводов для зависти и подражания, то прошлое матери представлялось ей куда как более интересным, хотя знала она о нём в основном из книг и чьих-то рассказов, потому что мама и Гарри, — тут она покосилась на Гарри, сидящего рядом, — сами о тех событиях не рассказывали, говорили о них редко и неохотно, а в ответ на расспросы чаще отшучивались или обходились парой общих фраз.

Она думала о том, что ей, конечно, тоже бы хотелось пройти какой-нибудь интересный квест из силков-ключей-шахмат и папиной логической задачки, полетать на фестралах и драконах, дерзко ограбить банк или Отдел Тайн, пожить в лесу в палатке без надзора взрослых, отдать противную учительницу кентаврам на растерзание — но всего этого хотелось скорее умозрительно. Она прекрасно понимала, что на самом деле это было совсем не столь захватывающе и интересно как казалось со стороны, что на самом во всех этих историях было много всякого-разного опасного и страшного, а уж саму себя отважной героиней Эйлин и вовсе не считала. И потому пришла к выводу, что лучше, наверное, обойтись без непосредственного участия в подобных приключениях, а вот наблюдать их со стороны -это, пожалуй, для неё. Но ведь и наблюдать ей практически нечего -разве что сейчас она может смотреть на странный феномен белого столба и придумывать какие-то таинственные причины…

Гарри вложил в руку Эйлин последний сэндвич.

— Жуй, ты же так толком сегодня и не ела.

— Ну ты прямо как моя бабушка. Мы вот сейчас были во Франции с ней и с дедушкой, так она везде и всюду пыталась меня покормить, причитая, что мне надо есть побольше, а то смотреть страшно.

— Она предвзято к тебе относится, принцесса, ты вон какая стала взрослая и красивая. Мне вообще кажется, что мой Альбус к тебе неровно дышит.

— Скажи ему, пусть лучше вообще дышать перестанет. А то мой папа давно пригрозил, что всех таких, дышащих, будет отстреливать из пистолета. А он, сам знаешь…

Две фигуры в серых мантиях появились тогда, когда позднее летнее солнце уже плыло к горизонту, а Гарри с Эйлин успели переиграть во все возможные словесные игры, сразиться в принесённые из дома плюй-камни и пытались теперь допеть до конца хотя бы одну песню, слова которой знали бы оба.

Два эксперта Отдела Тайн, похожие друг на друга своими стёртыми незапоминающимися лицами-масками, долго ходили вокруг да около белой колонны, доставали из своих безразмерных сумок какие-то мудрёные приборы, один из которых умудрился даже ненадолго присосаться к невидимой преграде вокруг ствола, что-то чертили и измеряли, вешали в воздухе светящиеся руны, застелили поляну целой сеткой замысловатых чар — и наконец, собрав своё имущество обратно в сумки, подошли к скамейке.

— Ну что ж, сказать особенно нечего. Никаких возмущений или искажений пространственно-временных полей — чем бы это явление ни было, оно не было перемещено сюда из другого времени или из параллельного мира. Окружено неизвестным силовым полем явно природного, стихийного, происхождения. Одним словом, растёт себе и пусть растёт. Как вырастет — так сразу и перестанет расти. Опасности не представляет, но и интереса особого не представляет тоже. Возьмём объект под наблюдение.

— А чем вы можете объяснить появление подобного феномена?

— Магия, мистер Поттер, — и невыразимец внезапно подмигнул Эйлин. — Запомните, юная леди, что если вас вдруг спросят о чём-то, чего вы не знаете или не понимаете — вам следует важно раздуть щеки и пафосно воскликнуть «Это же магия!»… А что мы на самом-то деле знаем о магии? Да немногим больше, чем ничего.

— И не более того, — в рифму добавил второй невыразимец, и тоже зачем-то подмигнул Эйлин. — Маме привет передай.

— От кого?

— Скажешь, что от меня.

— Ага, спасибо, так и передам.

Оба эксперта ушли в догорающий закат, а Эйлин, скривив губы, проводила их спины иронической ухмылкой а-ля профессор Снейп, и снова уселась с ногами на скамью, обхватив руками колени и положив на них подбородок.

— Классная у мамы работа, — протянула она. — Эксперт Отдела Тайн… Прийти, обойти вокруг, помахать палочкой, сказать «Это магия» и отправиться обратно.

— Не скажи, — покачал головой Гарри, — мама твоя в таких местах и в таких делах побывала… И это я еще и десятой доли, наверное, не знаю… — он помолчал и рассмеялся. — А вот папа твой завтра тут такими искрами посыпется…

Солнце нырнуло за горизонт на дальнем краю поляны, и в сгущающихся сумерках стало казаться, что столб светится изнутри, и что он окутан молочно-голубой подрагивающей аурой. Летняя ночь обострила терпкие запахи нагревшихся за день растений, приблизила живые звуки близкого леса и шорохи кустов, замерцала светлячками в траве.

— Лугнасад, — сказал Гарри. — Начинается ночь на Лугнасад, один из восьми главных зубцов Колеса года, одна из поворотных его точек. Наши предки зажигали на холмах костры и танцевали вокруг них всю эту ночь.

— Давай не будем танцевать, — зевнула Эйлин, — давай просто посидим.

— Иди спать, принцесса. У тебя был суматошный день. А эта штука, сказано же, ни интереса ни опасности не представляет.

— Не пойду. Я буду сидеть здесь с тобой пока не умру, а умру я не скоро. А еще мне кажется, что мы с тобой уже полжизни тут сидим.

Над их головами одна за другой зажигались звёзды, и вдруг среди них прокатился по небу огненно-белый шар, застрял посередине и вспыхнул таким ярким кругом, как будто там в вышине зажгли прожектор.

Белый столб толщиной со столетний дуб словно засиял изнутри и залил поляну ровным холодным светом. И тут прижавшийся сбоку к Эйлин кот поднял уши и затарахтел ровным кошачьим моторчиком, а Жаклин, выпутавшись из её волос, переползла на плечо, зажгла красный фонарик на лбу и замерла.

И они увидели их.

Лунные тельцы один за другим, нестройной колонной выходили из кустов и начинали обходить поляну по кругу, они шли и шли, и, казалось, нет и не будет им конца. Их гладкие светло-серые тельца светились под яркой луной, а в каждом из сотен или тысяч выпуклых черных глаз отражался перламутровый блик сияющего белого столба.

Они текли ровной серебристой лентой, обходя поляну по спирали и постепенно сужая круги вокруг центра, и сверху это, наверное, было похоже на гигантскую змею, постепенно сжимающую свои кольца.

— Лунные тельцы, — прошептал Гарри. — Я их только на картинках в книжке Скамандера видел.

— Я их видела вживую, — шепнула Эйлин. — Меня папа с Хагридом специально однажды водили на ту поляну в Запретном лесу, где они в полнолуние танцевали. Я тогда маленькая была, ещё до Хогвартса.

А всё новые и новые потоки лунных тельцов вытекали из кустов и растекались по поляне спиральной рекой. Передние из них уже достигли столба, беспрепятственно проскользнули через его искрящуюся ауру, и стали один за другим втягиваться в столб — уходить в него, словно растворяясь. И всё так же вода омывала снизу вверх могучую колонну, утекая куда-то в небо. И непрерывной цепочкой исчезали внутри неё лунные тельцы.

— Да как же так? Она же их всех затянет, их надо спасать! — сорвалась со скамьи и рванулась вперёд Эйлин, но была перехвачена железной рукой мгновенно оказавшегося рядом аврора Поттера. И подскочивший тут же Живоглот резко обхватил лапами её ноги, не давая сделать ни шагу вперёд.

— Стой, спасательница, — мягко сказал Гарри. — стой, дочь своей мамы. Не надо их спасать, не от чего их спасать, они сами туда идут, им так надо. И не пугай их резкими движениями — у Скамандера в книге написано, что они очень пугливые.

И она осталась стоять, не отрывая глаз от струящейся по поляне змеи, состоящей из десятков и сотен маленьких тел, и Гарри тоже остался стоять рядом с ней, и Живоглот остался на том же месте — у её ног.

Спиральная очередь входила в столб ровным деловитым потоком, плыла размеренной серебристой струёй, и сиял над нею прожектор полной луны, прямо в которую упиралась живая светящаяся труба.

Лунные тельцы уходили.

И это был не просто уход. Это был исход.

И видели его только четыре пары глаз — только Гарри, Эйлин, рыжий полукниззл и девочка-ишака.

Они стояли и зачарованно смотрели, а время шло и шло, и перед ними шли и шли кругами тельцы, светился, подрагивая, столб, сияла полная луна. Эйлин было грустно и горько, от неё как будто уходило, отделялось что-то очень важное, близкое, дорогое, что не вернётся уже никогда. Она испытывала чувство утраты — как будто от неё откололся и уходил кусок её мира, оставляя вместо себя щемящую незарастающую пустоту. И это было первое в её жизни переживание потери — неведомый благополучному детству эмоциональный опыт, тот момент, когда всё внутри замирает и тишина становится оглушающей, а каждая мысль или каждый шаг отдаются болью. Ей очень хотелось плакать, но слёзы почему-то не шли, и она чувствовала, что плачет внутри, что душа её просто истекает горячими и горючими слезами…

Эйлин с трудом оторвала глаза от завораживающего течения живой спирали, взглянула на Гарри, увидела его странно блестящие за стёклами очков глаза и застывший в одной точке взгляд, закинула голову и посмотрела вверх, на луну.

Огромный сияющий круг стремительно приблизился, она буквально влетела в него и увидела себя среди бескрайней пустыни с голубым песком. Каждая песчинка этой лунной пустыни светилась голубым кварцевым светом, песок шелестел свою голубую песню, пустыня пахла своим голубым запахом, а вокруг неё, Эйлин, танцевали на родном песке свой голубой танец лунные тельцы. И от танца их оставались на песке загадочные голубые узоры, которые соединялись и расходились, магически перетекали один в другой, повторялись, множились и растворялись в тех же песках…

А сверху над лунными песками сияли голубые звёзды, среди которых по пролитому здесь кем-то и когда-то молоку, по жемчужно-белому Млечному Пути, плыла среди голубых звёзд жёлтая руна Эар — руна земли, руна планеты Земля, руна начала и конца любого пути…

Утром их так и нашли — спящими на траве. Гарри спал, раскинувшись звёздочкой, его красная аврорская мантия сбилась набок и перекрутилась вокруг ног. Эйлин спала на животе, уткнувшись лбом в подложенную руку, а привалившись к её боку сопел Живоглот. И только ишака Жаклин сидела на кудрявой гриве волос своей хозяйки, бодро блестела глазами и осторожно перебирала короткими лапками спутавшиеся пряди. А по всему пространству пустой поляны вилась огромная спираль серебряной, словно окрашенной краской травы, сворачиваясь в середине в одну особенно яркую точку.

Гермиона и Северус вернулись утром в неожиданно пустой дом со снятыми охранными чарами, обошли его, находя по пути явные признаки пребывания здесь Эйлин, поднялись наверх и одновременно увидели из окна второго этажа две распростёртые на зелёном фоне неподвижные фигуры. У них подкосились ноги, и они оба оказались на поляне раньше, чем успели выдохнуть.

Эйлин дёрнулась и проснулась от страшного крика матери, а увидев её, вскочила, метнулась к ней, обхватила руками за шею и наконец-то от души расплакалась.

— Они ушли, мама, их больше никогда не будет, они все ушли на Луну, а тебя не было, мама, тебя так долго не было, мама!

Северус выхватил палочку, быстро просканировал дочь от затылка до пяток, а потом грозно повернулся к Гарри, который судорожными движениями пытался нашарить на траве потерянные во время сна очки.

— Поттер, что здесь произошло?

— Трудно сказать, сэр. Лунные тельцы действительно ушли. В ночь на Лугнасад полнолуние было особенно ярким, — помаргивая расфокусированными глазами произнес тот.

Снейп почему-то сразу перестал волноваться. Очевидно, вид лежащего у его ног дезориентированного и помятого Поттера действовал на него успокаивающе.

— Знаете, Поттер, хорошо, что я был знаком с обоими вашими родителями, иначе был бы уверен, что мне сейчас ответил кентавр. Люди обычно изъясняются понятнее.

Он махнул на Поттера рукой, посмотрел на обнявшихся и почему-то дружно рыдающих Гермиону с Эйлин, еще раз махнул рукой и пошел к дому.

Тем же вечером Гермиона и весь день не отходящая от неё Эйлин сидели рядышком на диване и вместе разбирали рунные цепочки в старинной книге о магии луны, кельтских ритуалах и магической силе ночи Лугнасада.

— Мама, — внезапно спросила Эйлин, — почему мы с тобой так редко сейчас бываем вместе, вдвоём?

Гермиона долго молчала, покачивая головой и не глядя на дочь.

— Я не знаю настоящего ответа на этот вопрос, — наконец ответила она. — Но вот если представить жизнь как книгу, состоящую из многих глав, то в моей такой книге, в первых десяти, допустим, главах, тебя вообще не было. Но вот одиннадцатая глава была целиком и полностью, от первого и до последнего слова посвящена тебе. Сейчас, в главе пятнадцатой, ты как бы остаешься за кадром и только упоминаешься время от времени, это правда. Но ведь никто-никто и даже мы с тобой сами не знаем — а что же там будет в главе двадцать седьмой?

ᛏ ᛞ ᛟ ᛬