Журавль (джен)

Если честно, по мнению Гарри, дворец не был создан для жизни — лишь для существования. Мрачные, высокие стальные стены источали мертвенный холод, буквально выпивая малейшее желание улыбнуться или пошевелиться лишний раз. За свою жизнь Гарри повидал немало зданий, о некоторых он мог сказать, что они живые, но это... Это было мертво. Склеп, пустынный, бездушный, неспособный подарить даже капельки тепла. И давящий, нависающий громадой над головой несчастного человечка.

Размеры, размеры, размеры... Гарри начинал чувствовать себя лилипутом в стране великанов, что, по сути, так и было и не добавляло настроения. К счастью, в скором времени у него появится кандидат, на которого можно выпустить своё раздражение. Мегатрон был столь любезен, что указал ему кратчайший и наипрямейший путь к дворцу с Оптимусом и ведьмой.

Хотя, судя по взгляду, он рассчитывал, что человек убьётся, воплощая свой план...

Поттер с удовольствием его разочарует.

— Ты предлагаешь... что?

Мегатрон смотрел на мальчишку, как на сумасшедшего. Впрочем, им он, наверное, и был, по общему мнению.

— Что тебя не устраивает? — Поттер бросил мрачный взгляд на десептикона. — Я всего лишь отвлеку внимание. Поверь. Не заметить такое у нее не получится.

— Ты помнишь, что там столько шарктиконов, что хватит на маленькую армию? — с раздраженным рыком напомнил лидер десептиконов. — Я не знаю, откуда она их столько взяла, но даже для моих солдат проклятые создания представляют нешуточную угрозу. Это не говоря о подконтрольных ей рыцарях.

— Звучит так, будто ты волнуешься, — мерзко усмехнулся Поттер, и лидера десептиконов перекосило так, что окружающим стало страшно. — Как ты мог заметить, я и здравый смысл, вещи плохо сочетающиеся между собой. Впрочем, могу заверить — проблемы будут, скорее, у ваших шариков, чем у меня.

Некогда Минерва МакГонагалл не просто так отправила минировать мост и причинять фейерверк именно гриффиндорцев: вне зависимости от степени дисциплинированности об уничтожении чего-либо они знали не понаслышке. Напротив. В тот раз, пусть это и не афишировалось, в нагрузку Финигану и Невиллу были выданы равенкловец и хаффлпафец, чтобы два энтузиаста разнесли — только — мост, а не всю окружающую территорию.

Если дело доходит до необходимости уничтожения, нет никого лучше гриффиндорцев. Заминировать? Взорвать? Сжечь к чертовой матери? Тогда добро пожаловать за портрет Полной Дамы! Максимально возможный ущерб при минимальных расходах. И нет, Гарри вовсе не хотел, чтобы это звучало как рекламный слоган. Но что поделать, если правда такова, что остальные факультеты были созданы для того, чтобы... нет, не остановить, Мерлин, о чем вы, какое "остановить"! Нет, просто сдержать безумие и ограничить область поражения.

У Гарри же сейчас нет ни единого стопора. А значит, врагам остаётся только молиться.

Даже если они о нём пока ещё не знают.

— Бомбарда Ма-аксима!

Дверь с треском и грохотом разлетается на части под полный сладкого яда напев.

Он ворвался внутрь подобно яростной стихии, вихрь, искрящийся порывами энергии, безумие во плоти, наслаждающийся каждым мгновением разрушения, чистый, сосредоточенный разум. Гарри сочетал в себе противоположное и искренне наслаждался этим.

Главное — не потерять себя, не утонуть в водовороте магии.

Из провалов, расщелин, коридоров и укрытий высыпают, щелкая треугольными челюстями, шарообразные монстры, слепленные неведомым конструктором из акулы и колобка на тонких ножках. Их десятки и сотни — как хорошо они прятались!

Гарри скалится и шагает вперёд. Он зовёт свою покровительницу, чувствуя, как могильный холод промораживает железные конструкции и неосторожных нэмонстриков, делая их корпуса хрупкими, заставляя энергон в их телах густеть, замедляться, меч в руках с торжеством и восторгом поёт поминальную песнь.

Да! Да! Идите сюда и дайте погубить вас! Уничтожить! Стереть! Вы умрёте! Примите вызов!

У этой живности нет инстинкта самосохранения, им всё равно.

Главное при входе в чужой дом — громко постучать. Некогда это доказал Тёмный лорд, снеся защитные барьеры Хогвартса к Мордреду. Гарри надеется, что был не менее... вежлив.

И да, возможно, он несколько увлёкся, потому что был искренне рад, когда на него выскочили "рыцари".

* * *

— Не хочу показаться пессимистом, но я искренне надеюсь, что такое чудовище на этой планете одно... — пробормотал Джазз, нервно оглядываясь в сторону главных дверей Сената.

* * *

Квинтесса ликует. Это видно по яростному, алчному блеску в глазах, по легкому дрожанию кончиков пальцев. Как же долго она ждала! Прайм, наконец-то, в её руках. Вся эта сила, мощь, переданная по наследству, почти неограниченные возможности, превосходящие силы большинства трансформеров, теперь скованы, сдержаны и никак не могут вырваться. Этот пронзительный синий блеск оптики почти погас, почти сменился другим, гораздо более приятным цветом. Он почти сломлен, почти раздавлен. Такой милый, наивный... простой. Вряд ли она сумела бы проделать подобное с прежними Праймами, их воля просто не поддавалась контролю, но этот... необученный, оставленный в одиночестве разбираться с тем, что навесили на его плечи... Такая соблазнительная возможность, такая потрясающая жертва... Как только она подчинит его, весь Кибертрон будет в ее власти. Осталось совсем чуть-чуть, и можно будет уничтожить давнего врага, чьё существование ставит под угрозу её планы.

Древняя ведьма провела ладонью по искусно вырезанному лицевому сегменту, с любопытством осматривая узоры искровых уз на плечах пленника-слуги. Неожиданно, но в целом прекрасно, открывает головокружительные перспективы. Два по цене одного. Угрозы, шантаж, возможность посмотреть, как один рвет жилы ради того, чтобы освободить другого, чтобы не тронули, не ударили. Не убили. Как давно она не занималась подобным? Как давно не ставила глупых, наивных детей перед жесточайшим выбором в их жизни? И даже думать особо не нужно, кто оказался скован с Оптимумом Праймом. Лишь один мех может сравниться с ним в силе и умениях, в скором времени Мегатрон сам придет к ней и преклонит колени, чтобы спасти своего партнёра. Конечно, не по своей воле или доброте искровой, но связь не оставит ему иного выбора, и она вновь насладится зрелищем того, как сильная, непокорная личность, считающая себя лучше всех, преклонит колени перед ней, своей новой повелительницей.

Она смеётся, пуская в скованного Прайма голубые молнии — тонкое дело переподчинения трансформеров требует сил и внимательности. Тот пока ещё сопротивляется, но это ненадолго. Скоро, совсем скоро. Она почти поет, кружится вокруг своей жертвы, наслаждаясь каждой проходящей минутой. Ах, эти своенравные, упрямые глупцы! Мегатрон будет до последнего отрицать свою пару, но все равно придет за ней, однако тогда будет уже поздно. Интересно, если выставить против него Прайма, полностью подчиненного... и, следовательно, не скованного рамками своей нудной морали, кто победит? Кто выживет, если теперь уже оба не будут заботиться о выживании противника?

Надо обязательно рассмотреть подобную возможность. Соблазнительную.

Время замирает, балансирует на тонкой грани ожидания, напряжение ощущается почти физически, давит, делает воздух гуще, тяжелее. Одно неверное движение, одно неправильное, резкое слово...

Дворец, словно подбитое охотником дикое животное сотрясается крупной дрожью, с потолка летит металлическая пыль, где-то слышится жуткий скрежет.

Что отвлекает квинтессу от захватывающего занятия, заставляет поднять недоуменно голову. Свет ложится на безупречную маску лица таким образом, что кажется, будто то кривится от раздражения. Кто это там такой наглый решил зайти с парадного входа? Неужели, Мегатрон всё-таки потерял голову из-за связи и решил не размениваться на тихое проникновение? При всей его напористости Ведьма не считала лорда десептиконов глупым и неразумным воякой...

Он решил пойти напролом? Что же... тем лучше для неё. Каким бы сильным ни был Белый лорд, ему не пробиться через её войско без потерь. В этот зал он определенно войдет раненным и уставшим. Измотанным. Слабым. Таким уязвимым...

Квинтесса слишком хорошо осознавала собственные возможности и ресурсы. Их более чем достаточно для пары глупых ребятишек.

Но всё же как странно, что она не почувствовала приближение меха. Особенно такого мощного и яркого...

На всякий случай, Ведьма отсылает навстречу вторгнувшемуся своих рыцарей. Пусть присмотрят, чтобы десептикон не умер раньше времени. Это было бы действительно обидно.

Но к ее неподдельному удивлению, спустя всего несколько минут, когда она хочет ещё раз прикоснуться к своей игрушке, ей приходится отшатнуться от плазменного выстрела. Мегатрон пришел совсем с другой стороны и с поддержкой не только своих десептиконов, но и злых, как её любимые шарки, автоботов. Как интересно! Ведьма готова хлопать в ладоши, как маленькая девочка — она была уверена, что вражеский знак не подчинится другому лидеру.

Сколько прошло времени с тех пор, как она в последний раз испытывала искренний интерес к игрушкам? Вернее, когда они заставили ее испытывать подобные чувства. Игрушки вокруг столь слабы, так легко ломаются, что ей очень быстро становилось скучно. И ни одну из них не получалось использовать для достижения даже промежуточной цели.

Но нынешняя ситуация обещала все изменить.

Правда, дрожь и взрывы со стороны входа немного напрягают. Если там не Мегатрон, то кто же резвится, что смерти её подданных следуют одна за другой? Не то, что бы ей было дело до глупых слуг, но неужели среди упрямых и гордых детей Кибертрона появился кто-то столь же сильный, как два вечно враждующих лидера?

— Отойди от него, Ведьма, — глухо рычит Мегатрон, скалясь треугольными зубами. — Убить его имею право только я!

Как мило! Квинтесса хохочет так, что все ее тело содрогается, щёлкает пальцами, и цепи, удерживающие Оптимуса, падают. Она как раз успела закончить.

— Так ты все же пришел за ним, Лорд Мегатрон, — ее голос — ни что иное, как мурлыканье, вкрадчивое, довольное. Предвкушающее чужую боль. — Ну, так забирай!

О, как же она желает увидеть страдание от разбитого сердца на лице этого слишком много возомнившего о себе глупца!

Чтобы понять, что с Праймом что-то не так, не надо быть ни пророком, ни телепатом... Мегатрону даже смотреть на него не обязательно. Их узы, их проклятая связь, перекованная и усиленная стараниями Оллспарка и шлакового мальчишки, пульсирует огнём, заходясь в диком крике. Нить перекручивает, ломает, корежит, примерно, как его внутренности.

Оптимус поднимает на него ядовито-фиолетовую оптику, в ней нет ни узнавания, ни понимания, что с ними будет, если они вздумают сражаться всерьёз.

А ведь они уже выяснили, что лишь в тренировочных поединках их раны не отзеркаливаются...

Десептикон сжимает зубы в бессильной злобе, когда коленопреклонённый Прайм поднимается, доставая меч. Бывший гладиатор знает, как убить противника, как победить его, но они не просто так равны во всём — победа обернётся поражением.

Шесть миллионов лет паритета и без искровой связи — это не просто слова.

Но как остановить, не убивая, Мегатрон не знает. И на задворках процессора мелькает глупая, шлаковски идиотская мысль — если мальчишка сумел договориться с Великой Искрой, совершив почти невозможное, и сейчас с упоением — судя по звукам — расшвыривает немаленькое воинство Квинтессы, может быть, он знает, как исправить... это?

— Один падёт, один — останется стоять! — Прайм, даже подконтрольный, явно не утратил своего пафоса... Или это Квинтессе нравится нечто подобное? Мегатрон потом подумает, как выбить из него этот шлак.

* * *

Это... это удивительно. Мегатрон никогда не обольщался, не обманывался насчет потенциала его главного противника, но... За длительные годы бесконечных сражений, кажется, привык к тому, что Оптимус всегда сдерживается, используя свою раздутую мораль в качестве оправданий. Мегатрона бесили эти цепи, сковывающие того, кто предназначен был стать равным ему, но сейчас, пожалуй, не отказался бы, вспомни Прайм парочку своих прежних "не навреди". Потому что клинки разили без промаха и былых сомнений. Без жалости, что оказалось на удивление... неприятно. И Мегатрон определенно не был готов к тому, что сам... будет стараться сохранить Прайму жизнь. Не из-за проклятых уз, его бы это никогда не остановило, а потому... что за эти месяцы он привык видеть в Прайме надоедливую, пафосную, но все же поддержку.

— Да очнись же ты!

— Какая прелесть... — Квинтесса почти провальсировала вдоль стен. — Такое милосердие, лорд Мегатрон. Такое удивительное... стремление вернуть ему разум. Откуда в вас столько доброты? — мерзкий смех разносится по залу, как будто скребком провели по стеклу. — Не беспокойся, глупец, моя безмозглая марионетка никогда не вернется к своему прежнему "я".

Она сделала еще пару грациозных движений, облетая Оптимуса, осматривая, словно гордый ученый — свое творение. И почти отмахиваясь от любых атак мехов. Прайм ее словно не замечал, по крайней мере, вреда причинять не собирался точно.

— Но разве это не здорово? — вдруг серьезно спросила она, смотря на Мегатрона своими пустыми, мертвыми глазами. — Он точно избавился от всего того, что ты считал недостатками. Милосердие... жалость... Теперь всего этого в нем точно нет.

* * *

Гарри весело — настолько весело, что это напоминает квиддичные разборки после матчей Гиффиндор-Слизерин, где весело, задорно и с гиком старшекурсники набивали друг другу морды, укрепляя дружбу факультетов. Что бы по этому поводу ни думала трепетная МакГи, полезность разбитого носа для облегчения понимания не отрицали даже аристократы.

Сейчас что-то похожее. Он, конечно, совершенно точно не непобедимый Халк, но у его противников нет ничего, кроме упорства и силы — ни изворотливости, ни смекалки. Они, как тупые болванки. Кто бы их ни сделал, если и были у них когда-то мозги, нынче отсутствуют как данность.

Хы. Что-то он последнее время, сам себе всё больше напоминает Снейпа. Мда.

Ещё бы воющая связь не отвлекала от увлекательного занятия...

Если бы у него не было опыта в сражениях с мигренью, от царапающего стенку черепа с той стороны Тёмного Лорда, мог бы и не справиться. Гарри проскальзывает под ногами очередного бронированного гиганта, швыряя за плечо горсть взрывающихся светлячков. Бах! Ударная волна осыпает его щебнем и пылью. Надо пошустрее заканчивать...

* * *

Мегатрон отбивает меч Оптимуса в сторону и припадает на одно колено. Старый враг не слышит его.

— Мда, Прайм точно не такого апгрейда ожидал, — голос, полный ядовитого веселья, перекрывает все прочие шумы. Мимо Квинтессы на максимальной скорости проносится нечто черное, искрящее и падает, ударяясь о стену. Древняя ведьма с трудом опознает голову одного из своих рыцарей. — Не возражаете, что я заглянул на огонек? Не очень люблю манипуляторов — слишком уж вам нравится жесткий секс с чужими мозгами. Не то, что бы у Прайма этого добра навалом, но все же...

Сэмюэль Уитвики смотрит на всё происходящее с научным интересом исследователя, вот только за тонкой, зыбкой кромкой ненапускного веселья дрожит клокочущая ярость. Однако единственное, что выдает ее — вспыхивающие и гаснущие искры в глубине карих глаз. Мегатрон замирает, и последнее, в чем он желал бы признаваться, — это облегчение от появления человека.

Квинтесса оборачивается на него, до крайности удивлённая — вот человека-то она тут и не ждала. Она вообще не рассчитывала увидеть тут кого-то из жителей этого слабого мира.

И они чем-то похожи: темные, гибкие, грациозные, опасные, переполненные силой, властью, недоступной остальным.

— Здрас-сте! — ласково улыбается человек, но от его улыбки присутствующих передергивает. Так частенько улыбался Оверлорд, прежде чем оторвать своей жертве ноги.

— Кто ты такой? — Квинтесса спрашивает настороженно, шестым, десятым чутьем ощущая сильного противника.

— Просто мимо проходил, но понимаете ли, в чем дело, ваши планы относительно моего мира немного не сочетаются со списком моих дел на ближайшие несколько месяцев, — и среди них — постараться не дать Чади убить Голда. — Так что, боюсь, мне придется здесь слегка... разгуляться.

Улыбка становится холоднее на порядок, утрачивая последние крохи человечности, и от невысокой фигуры во все стороны струится такая мощь, что воздух дрожит и гудит, как от электрического напряжения.

— Позвольте представиться, — карие глаза наливаются изумрудной смертью. — Головная боль. Ночной Кошмар. Повелитель Смерти, — меч в руке вытягивается, истончается, преобразовываясь в антрацитово-чёрную косу — такого цвета были ритуальные кинжалы, которыми древние предки приносили в жертву своих сородичей, вырывая им сердца, на вершинах пирамид Майя. — Гарольд. Джеймс. Поттер. Ваша Смерть.

Резкий хлопок, и маг исчезает, оставляя Квинтессу на мгновение недоуменно замереть, — чтобы в то же мгновение материализоваться над её головой.

Свист косы, вспышка ответного удара молний! Хлопок! Не попала.

— Мимо, леди. Цельтесь лучше, — советует Поттер, появляясь с другой стороны.

Ему, кажется, даже не надо летать, чтобы тягаться с ведьмой в воздухе. Он появляется и исчезает. Без вспышек и системы. То там, то тут.

Хлоп. Хлоп. Только это и слышно.

Мегатрон чертыхается и отбрасывает Оптимуса к стене. Чтобы ни творил человек, Прайм не должен ему помешать.

О том, что в череде имён и званий не прозвучало ни одного знакомого, он подумает потом…

Маг танцует в воздухе завораживающий танец, и в какой-то момент…

…голова Квинтессы отделяется от тела как-то слишком быстро, легко и практически беззвучно, лишь недоумевает широко распахнутый рот. Она все еще удивляется, словно ожидала чего-то другого от урагана силы, пронзившего ее черным острием. Разрубленные щупальца разлетаются в разные стороны, закатываются в углы, напоминая мертвых змей. И это бьет по Оптимусу со страшной силой, он замирает, а затем содрогается, из глубины грудной клетки автобота вырывается дикий, полный нечеловеческой муки вой, словно у него отняли самое дорогое, суть и смысл бытия.

— Я убью тебя! — Прайм скалится, как дикий зверь. И Мегатрон просто не успевает остановить его.

Мальчишка Уитвики, наконец оказавшийся на полу, оборачивается и... не пытается увернуться от несущейся на него железной ручищи! Стальной кулак со свистом ударяет в железные плиты, заставляя те проминаться, как листы картона.

— Это было близко, — спокойно замечает парень, стирая пальцами кровь с рассеченной щеки и задумчиво рассматривая алые разводы и темную сталь перед самым носом.

Прайм замирает, только слышится шумное, в гробовой, пораженной тишине, вентилирование.

Всё вокруг останавливается на половине движения, словно кто-то нажал невидимую кнопку. Не слышно ни звука, ни слова.

У ног мага, у самых кончиков его ботинок, вмятина от удара, рядом с ним железная броня, с которой он разминулся в считанных миллиметрах за доли секунды, о чем говорит легкий, практически случайный порез на щеке... Он спокоен, почти равнодушен и безучастен.

Оптика Оптимуса стремительно наливается голубизной. Так проступают разводы краски на воде, постепенно захватывая все пространство.

— Сэм... — потрясённо выдыхает автобот, бронированная рука дрожит.

— Забавно, — усмехается Поттер, ни к кому не обращаясь и по-прежнему смотря лишь на свои измазанные пальцы. — Освободившись от контроля, пострадавшие вечно делают такие удивлённые лица...

— Большой опыт? — иронично спрашивает поднимающийся на ноги, уже вполне оправившийся от потрясения Мегатрон. В конце концов, он лучше кого бы то ни было понимает, на что способен человек.

— Неимоверный, — с каким-то удовольствием произносит маг. И, повернувшись к десептикону, поясняет: — На меня не действует. Но я видел многих, у кого иммунитета нет.

Он не смотрит на Прайма, не обращает внимания и на остальных.

— Будет очень самонадеянно с моей стороны, поинтересоваться, надолго ли мы стали соседями? Мне нравился наш лунный пейзаж без ржавчины над головой.

В алой оптике Мегатрона искрами танцует невероятная смесь чувств — что-то между желанием оторвать голову и обречённо вздохнуть. Что же. Понятно. Кажется, в отличие от ведьмы, им так просто рулить любимой планеткой не удаётся.

Вздохнув, Гарри встряхивает быстро седеющей челкой — упс, кажется, всё-таки бой не дался ему так легко. Когда начнется отходняк, ему будет очень невесело, так что стоит убраться отсюда подальше и поскорее. К Чади, Дилану, запасам кофе и шоколада. Что ни говори, лучшее лекарство от всего, начиная от дементоров и заканчивая Концом света. Шоколада хочется так, что аж язык чешется, и на вежливость не остается ни сил, ни терпения.

— Начнутся разборки с людьми — защищать не буду. Будете приносить неприятности — сам добавлю от души. Понятно? — выгнув бровь, он оглядел всех вокруг.

Оптимус по-прежнему пребывал в шоке, по связи Уз от него исходила мешанина надежды и радости с добавлением растерянности пополам с непониманием.

Он словно хотел спросить:

Ты пришёл за мной?

И если бы Гарри ответил ему:

Нет. Просто оберегал свой покой.

Это бы сломало его.

Но было бы ложью лишь отчасти.

Его, и правда, жалко. При взгляде на него в груди гудело упрямое пламя, напоминая, что любить и не быть любимым — страшно; что не признавать кого-то, нуждающегося в тебе — больно. Кожу покалывало, понуждая отпустить силу и призвать... что? Доспехи, анимагическую форму, которую в этом мире он ещё не призывал?

Думалось, она будет железной — чуть ниже Мегатрона... Поттер даже выяснять, какой именно она будет, не стал. Плевать. На всё плевать.

Узы соулмейта не означают, что при встрече они должны взяться за руки и свалить в закат, распевая веселые, сладкие песенки. Он не может, не хочет быть связанным. Не только с Мегатроном и Оптимусом — вообще с кем бы то ни было. Слишком повлияла на него судьба "свиньи, выращенной на убой".

Он не марионетка судьбы. Он давно уже доказал это и не собирается поддаваться жалости, прогибаясь под чьи-то хотелки.

Наверное, Оптимус видит что-то такое в его глазах, поэтому не спрашивает, а Гарри молчит. Никто не смеет диктовать ему свои условия.

Засуньте Силу любви в выхлоп Вселенной и оставьте там до следующего Большого взрыва, что сотрёт мир в ничто.

— Пойду домой, — говорит он, поворачиваясь к Мегатрону. — Надеюсь не увидеть вас ещё какое-то время.

Примечание к части

Для тех, кто захочет поддержать автора материально:

Номер Яндекс-деньги: 410013127603394

Сбербанк: 4276 4000 2696 3497