↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Война что-то сломала в нем, безвозвратно и окончательно, как умеют делать это только войны. Смерть Сириуса оторвала еще кусок от души, смерть Дамблдора и правда о его планах лишила почвы под ногами и той малой капельки уверенности в завтрашнем дне, что всегда ассоциировалась у Поттера со старым волшебником. Связь с Волдемортом не оставила камня на камне от самостоятельности и свободы воли. Иногда по ночам Гарри мерещилось, что от его души остался еще меньший огрызок, чем от сути его злейшего врага. Ободранный, искалеченный, истекающий кровью, реагирующий на окружающий мир категорически неправильно, не так, как реагируют обычные люди.
Ничего удивительного, что смерть Волдеморта — исполнение заветной цели, почти мечты — выгрызло остатки, заменив холодной пустотой и апатией. Гарри, отдохнув и поев, больше ничего не хотел, только запереться в доме на площади Гриммо, и чтобы ему перестали сниться погибшие в битве.
Со сломанными часами Альфарда Блэка он обнаружил себя случайно. Дядя Сириуса обожал магловские изобретения, но не стеснялся заколдовывать их в собственных целях. Почему-то он представлялся Гарри чем-то похожим на мистера Уизли, только не таким рыжим, скорее, черноволосым и синеглазым, как Сириус.
Длинную цепочку было удобно перебирать пальцами, наматывать на запястье. Открыть крышку и попробовать их завести... Они напоминали Гарри его самого — такие же сломанные, вроде бы и полезные, но легко заменяемые. О которых так легко забыть. У них лишь одна цель. Лишившись ее, что они будут делать?
Часы оказались с подвохом, и Гарри вынужден был купить книгу по старинным механизмам, по устройству таких вот часов -"луковицы", чтобы разобраться. Ковыряние в мелких частичках помогало отвлечься от гнетущих мыслей, а каждый щелчок, каждое прижимание пружинок вызывали чувство странного, почти злорадного удовлетворения.
Постепенно на столе в библиотеке появились книги по артефактам, основам их изготовления. Гарри пользовался ими, как инструкциями для чайников. Его не интересовали все артефакты мира, не хотелось их изготавливать — на тот период — он зациклился только и исключительно на часах.
Андромеда привела дом в порядок. Властная женщина с королевской осанкой после смерти мужа и дочери потеряла часть своих красок и уверенности. Она не мешала Поттеру пропадать целыми днями во все больше превращавшейся в мастерскую родовой библиотеке, а Гарри не ел, не спал. Не хотелось никого видеть, не хотелось, чтобы его, убийцу, прославляли за то, за что остальных людей наказывают.
Сколько можно воспевать его избранность?! Он должен был умереть! Должен был погибнуть еще там, на чертовой поляне!
Металлические части со звоном падали на пол, книги летели в стены, а Гарри кричал, хватаясь за голову, в которой водоворотом кружились имена, лица... Грудь сжимала стальная клетка, прутья протыкали легкие, но он никак, никак не мог заплакать.
Наверное, разучился.
Через полгода часы пошли, и Гарри счастливо нацепил их на пояс. А после огляделся по сторонам, больше всего на свете боясь остаться без занятия, которым можно было бы убить мучительные мысли.
Дом Блэков напоминал шкатулку... Нет, старинный чердак, полный вещичек из прошлого. Гарри копался в шкафах, выискивал наиболее интересующие его вещи и утаскивал к себе в "логово", иногда мимоходом лаская подрастающего Тедди. Вещи рода Блэк не способны причинить вреда главе этого самого рода, чем пользовался Гарри, чиня, копаясь.
Не думая.
Он не замечал хода времени, для него оно застыло неподвижно, да и он сам — словно муха в куске янтаря: без движения вперед, без изменения, всегда одно и то же. Так ему казалось, пока пришедшая в гости Гермиона не разбила его хрупкий янтарный мир всего одной лишь фразой:
— Ты очень изменился, Гарри.
Как он мог не заметить подобного? Он сам, его друзья, место, которое он называл домом — все они менялись, только Гарри не замечал этого. Иногда друзья настойчиво уговаривали пойти его на министерский прием или просто заглянуть в Хогвартс. Даже предлагали Мунго — подобная одержимость могла быть следствием темных проклятий. Но всегда отступались, когда Гарри просил не беспокоиться.
Они говорили, что люди тревожатся, не видя своего героя. Шепчутся — не сошёл ли он с ума?
Поттер только отмахивался — впервой ли его считают психом? Пусть думают, что хотят. Он устал что-то доказывать людям. Устал бороться с общественным мнением — толпа глупа. Сегодня герой — завтра ничтожество. Неблагодарная это работа — быть Избранным.
Рон и Гермиона качали головами. В такие моменты Гарри казалось, что они не понимают его, а он — их.
В чём-то он, видимо, так и остался наивным мальчиком из чулана. Для которого важен собственный угол, тишина и спокойствие, чтобы никто ему не мешал. А Гермиона и Рон чересчур социализированы, востребованы. Для него они слишком яркие, слишком шумные, слишком живые.
Ему двадцать семь, когда в газетах впервые, осторожным шёпотом, печатают вопрос: досталась ли Поттеру сила Тёмного Лорда? Ведь после победы его не видно и не слышно. Это не к добру.
В тридцать два ко всем своим званиям он получает титул нового Темного лорда. Тут все: грязь из газет, свидетельства его одноклассников о неадекватном поведении, показания министерских чиновников, многих из которых Гарри видит впервые. Но все вместе это создает поистине ужасающую волну народного гнева, основанного на страхе перед возможной новой бойней.
К тому времени, он не носит звание Мастера Артефактов только потому, что ему лень идти регистрироваться. Наверное, зря он так поступил: все же имена Мастеров на слуху, это развеяло бы многие слухи. Следовало чаще выходить в свет, пересиливать себя.
Но что плакать над пролитым молоком? Да, и не сожалеет он. В ту пору пересиливать себя означало буквально убивать остаток души медленно и мучительно.
Приходится спешно выходить из своего уютного, тихого мира приборов и механизмов, прятать Тедди и Андромеду за океаном, скрывать хвосты и затирать следы. Запираться на Гриммо окончательно. Ибо для мага его потенциала спрятаться уже нельзя — засекут просто по ауре. А переехать заграницу не получается: его попросту не выпускают.
Дом пытаются штурмовать. У друзей виноватый вид, они не могут остановить обезумевшую толпу. Они и так давали ему время, все эти годы отводя глаза людям. Теперь поздно. Но он не жалеет. Верни всё назад, к тому моменту, как война закончилась, он не стал бы ничего менять, даже зная, к чему всё в итоге придёт.
Поттер не хочет воевать.
Но кто же его спрашивает? Видят боги, этого он не хотел. Неужели он просит слишком многого — покоя, где никого не будут интересовать его увлечения, таланты и занятия? Где друзья будут терпеливо дожидаться, когда он решит поделиться своими небольшими открытиями, а не выпытывать буквально допросом, отчего становилось немного не по себе. Сколько себя помнил, он мечтал о спокойной жизни и людях, которые поняли бы и приняли его со всеми странностями, коих много, очень много — Гарри сам прекрасно сознавал это и был готов даже чуть-чуть измениться, если найдется человек, готовый изменяться ради него.
И как бы сильно ни ненавидел словосочетание "сила любви" — оно уже набило оскомину во рту, кислую и противную — этой самой любви он все же желал. Такой, как у его родителей — чтобы ее силы хватило для защиты ребенка на долгие годы. Такой, как у Северуса Снейпа — чтобы жить воспоминанием, греющим душу, дышать взмахом рыжих волос. Такой, как описывается в книгах — чтобы рука к руке и взгляд в одну сторону. Нормальной, а не... того что ему постоянно подсовывали под её видом.
Понимание, что всего этого не будет, вызывало злость, отчаянную, безрассудную, клокочущую в груди подобно горячим озерам высоко в горах, серным источникам. Захотелось ударить в ответ, хлопнуть дверью, причинить как можно больше хлопот и разрушений, чтобы наконец-то поняли, осознали...
Как на пятом курсе, когда громил кабинет Дамблдора. Но тогда им руководила не злость, а отчаяние, безудержное горе, отчасти ненависть к самому себе.
Время поджимает, и защита дома с каждым часом становится всё слабее. У него остаётся всё меньше времени, чтобы решиться... хоть на что-нибудь.
Он задумчиво ходит по дому — это помогает сосредоточиться, собраться с мыслями. И неожиданно для себя заходит туда, куда не входил ни разу с тех пор, как получил наследство Рода Блэк. Как-то так вот получилось…
Кабинет Ориона Блэка.
Прошлого Главы Рода.
Большой кабинет в простых тёплых тонах, неожиданно — без зелёных оттенков дома Салазара. Полки с учётными книгами, добротный дубовый стол и глубокое кресло — здесь занимались делами Рода. Пресловутой Бухгалтерией.
Сюда не заходили больше десяти лет, но, кажется, будто владелец только вышел, чтобы через секунду вернуться.
Гора бумажных фигурок на полу, да початая бутылка виски на углу — лишь подтверждают это. Вот странно, казалось бы, уж Сириус-то, точно должен был избегать этого места.
Гарри делает шаг в кабинет и на него обрушиваются воспоминания дома: молодая девушка с тёплыми карими глазами аккуратно складывает бумажные фигурки. Аккуратные и не очень из специальной бумаги, каждый отмечен кровью и рунами… Не заканчивает и уходит, чтобы никогда не вернуться — Дорея Поттер, его бабушка. Седой Мужчина с глазами выцветшего горного озера приходит на её место и продолжает работу: согнуть, сложить расправить… Не заканчивает. Умирает. Орион Блэк, отец Сириуса. Спустя много лет возвращается последний из Блэк — Сириус. И он тоже складывает журавлики, добавляя их к тем, что сложили другие, он делает это со странным, невероятным упорством. Один, два, три,.. сто.
Остаётся ещё один и будет ровно тысяча. Он делает это не для себя — для крестника. Ему это поможет. Спасёт.
Вот он, последний — слегка корявый и незавершенный, брошенный в спешке на стол. Словно тот, кто хотел его сделать, обещал вернуться и закончить. Так и не законченный сорвавшимся магом в Отдел Тайн…
Гарри поднимает его, машинально добавляя последний загиб, расправляет крылья…
И в голове появляется понимание того, что он держит в руках. Дом Рода Блэк последний раз говорит со своим хозяином.
Бумажный журавлик дрожит в руках. Мерлин, магловская легенда оказалась правдой! Сложи тысячу журавликов из специальной бумаги, отметь их кровью, заклинанием — и твое заветное желание исполнится, если тебе хватит сил. Всего лишь используй артефакт... древний, темный, давно забытый..
Последний журавлик занимает своё место в шкатулке из тёмного малахита, того же самого цвета, что и его глаза, капля крови падает на крышку с изящным изображением летящей птицы. Та смыкает расписные крылья, в крохотном глазу вспыхивает невыносимо яркая искра. Где-то далеко-далеко поднимает голову Андромеда Блэк, поджимает губы — она ничего не может сделать для теперь уже не главы своего рода, только спрятать наследника как можно дальше. И спрятаться самой, чтобы не нашли.
Нарцисса Малфой стискивает побледневшие пальцы — что-то тянет в груди непередаваемо тонкой болью, но понять, откуда она взялась, женщина не может.
В тот же момент падают защитные барьеры, вылетают двери, и в дом с треском и грохотом, в сверкании разноцветных заклинаний врываются чужаки, но их вмешательство уже не имеет значения — от кабинета Главы Рода расходится волна древней магии, разрушая дом, вынося людей из родового гнезда... и унося жизнь Мальчика, что всегда побеждал...
Его тело рассыпается бумажными квадратиками для оригами...
...и в этот момент...
...где-то в другом мире...
...мальчик на больничной койке...
...складывает своего...
...тысячного журавлика.
* * *
Маленький Сэм Уитвики всю свою относительно недолгую жизнь провел в больницах и медицинских центрах, поэтому больше всего на свете мечтал... умереть. Довольно необычное желание для мальчика десяти лет.
Но он просто устал. Устал верить в чудо, в фальшивые улыбки врачей, это самое чудо обещавших, устал видеть слезы на глазах у матери, хотя она тщательно пыталась скрывать свое горе. Ему хотелось все это прекратить, заснуть и больше не проснуться, не сжимать по ночам уголок подушки зубами, пережидая очередной мучительный приступ боли.
У его болезни не имелось какого-то специального названия, откровенно говоря, врачи даже не знали, чем конкретно он болен и что послужило причиной. Просто в один какой-то момент жизни ему стало больно двигаться. Сначала всего лишь кололо косточки на щиколотках и пальцах, как маленькие иголочки, как будто руки и ноги затекли от долгого неподвижного сидения в одном положении. Потом появилось жжение в мышцах при резких движениях. Сэм невольно каждый раз представлял, как что-то рвется там у него внутри — настолько похожими были ощущения. И он даже отчасти порадовался, когда вскоре не мог пошевелиться без скручивающих судорог — лучше уж оставаться неподвижным, чем представлять, что в очередной раз "порвалось" в организме.
Он выучил немало новых сложных слов, просиживая в приемных врачей, проводя все время в палатах, где основным занятием являлось чтение и просмотр телевизора. Но от мечущихся картинок глаза быстро уставали, и книжные строки стали лучшими друзьями.
Врачи настаивали — вероятно, это вирус, давайте попробуем новое лекарство. Сэм им не верил, отец, похоже, тоже. Но верила мама. И этого было достаточно, чтобы они пытались снова и снова.
А время шло, ничего не помогало, боли становились сильнее.
Ради шутки и поднятия настроения Сэм складывал бумажных журавликов. Пока ещё мог. Верить в сказку сил не оставалось, он просто убивал время, которого и так слишком мало.
"Пусть все прекратится", — думал он. — "Не хочу, чтобы родители были одни, но пусть все прекратится. Может, у них будет другой ребёнок — мой брат или сестра, но здоровый и сильный, чтобы оберегать и защищать их".
Он видел других детей, думавших точно так же или желавших вернуться к родителям. У него появились друзья с взрослыми глазами. С ними не нужно было притворяться или скрывать что-то.
Они все умирали.
Журавлики складываются один за другим, большие и маленькие, разноцветные, с неизменными цифрами на крыльях.
И однажды, неминуемо, приходит момент, когда последний, тысячный, расправляет свои крылья…
Примечание к части
Автору на печеньки
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
https://vk.com/club93244915?z=photo-93244915_456240791%2Fwall-93244915_636
Сэм оглядывается вокруг, осматривая странную... платформу? Нет, вокзал. Из белого мрамора и затянутый туманом, словно облака опустились на землю. Обрывки путей, как будто кто-то начал прокладывать дорогу, но внезапно позабыл, потерянные в тумане скамьи, широкие, как реки, с изящными ножками-лапами — сразу видно, что старинные. И потолки, которых не видно... вместо которых высокое-высокое небо, также утопающее в тумане. Какое странное место. Как он сюда попал?
Сэм помнил, как сложил последний бумажный журавлик, написал на его крылышках цифру, от всей души желая... и... уснул?
Шаги отдаются легким шорохом, шлепанье подошв быстро теряется, вряд ли разносится далеко. Сэм идёт вперёд, не слишком понимая, что ему делать, да и зачем, но, самое главное, в этом странном месте ему совсем не больно! Мальчик не сразу это осознаёт, но когда понимает...
— Ееехууу! — Смех звонкими осколками разносится по платформе, отражаясь от каменных стен.
Он носился по мраморным плитам, не замечая ничего вокруг, чувствуя такую лёгкость... Он уже и забыл каково это — просто двигаться и не чувствовать боли, дышать полной грудью... Забытое ощущение. Прекрасное ощущение. Как будто из спины выросли огромные-преогромные крылья с лебедиными перьями и тянутся, взмахивают, шелестят успокаивающе, обещая подхватить и унести в вышину по первому зову.
Если это сон, то он не хочет просыпаться.
В своей игре и радости он не сразу слышит негромкие шаги. Из тумана вырос молодой мужчина в широкой хламиде, как у волшебников из сказок мамы. Туман облизнул темные одежды и стек назад, заклубился за спиной, послушным псом ожидая команды.
При виде мальчика он остановился, на лице возникло откровенное недоумение. Данное место — памятное даже спустя столько лет — никак не ассоциировалось с кем-то столь радостным и... молодым. Ребенок...
Сэм, заметив его, тоже остановился.
Струна натянулась, невидимые музыканты замерли и подались вперед, вслушиваясь в каждое еще не сказанное слово. Здесь и сейчас вершилось нечто весьма важное, нечто серьезное и судьбоносное — не стоит бояться данного слова.
Мужчина ничем не напоминал Сэму знакомых до последней морщинки у глаз врачей. Если бы кто-то спросил мальчика сейчас, он бы сказал, что перед ним — темный маг из фэнтезийных книг. С темными волосами, бледной, словно никогда не бывавшей на солнце кожей и невероятными темно-зелеными глазами — как малахит на маминой заколке. Тот тоже переливался на солнце и казался глубоким-глубоким, как океан. Только вот взгляд у мужчины усталый, больной, а в виски вгрызлась изрядная доля седины.
Под длинным чёрным плащом с откинутым капюшоном и широкими рукавами — что-то среднее между плащом волшебников и военной формой — высокие сапоги со шнуровкой и толстой подошвой, как у героев комиксов, плотные штаны и темно-зеленая туника. Но, что больше всего привело в восторг Сэма, так это ремешки, пояски и какие-то загадочные крепления, про которые немедленно хотелось спросить, а еще лучше — потыкать пальцем, чтобы проверить на прочность. К сожалению, мама относила подобные расспросы к разряду бестактных, заставляя проглатывать.
А жаль.
От плавного движения бледной руки с щелчком отпала крышка часов-"луковицы", потемневших от времени. Мужчина узнал время и чему-то довольно кивнул.
— Здравствуйте! — мама учила быть вежливым в любой ситуации. Тем более, мальчику кажется, он знает, кто стоит перед ним. — Простите за грубость, но вы... Смерть?
Мужчина напротив, кажется, теряется от вопроса, потому что несколько долгих секунд недоуменно хлопает глазами, и лишь потом на губах расцветает бледная улыбка.
— Как меня только ни называли, но вот Смертью...
Не Смерть? А кто тогда? Сэм уверен, что всё-таки умер, потому что в жизни так легко и просто не дышится.
Смерть... нет, Сэм всё-таки будет считать его именно Смертью, как-то устало и потеряно проводит рукой по своим волосам. И предлагает присесть, кивая на одну из мраморных лавочек, выступивших из тумана.
— Малыш, а ты сам-то, кем будешь?
— Меня зовут Сэмюэль Уитвики. А вас?
У Смерти же должно быть имя? В любом случае, надо обязательно узнать, как обращаться к такому важному собеседнику, который забрал у Сэма боль.
— Гарри Поттер, но можешь звать меня просто Гарри.
Имя слишком обычное, на взгляд Сэма, но, в самом деле, кто он такой, чтобы понимать, что именно нравится потустороннему существу, а что — нет.
— Вы меня заберёте, да? — спрашивает он.
— Заберу? — Смерть так странно удивляется.
— Ну, я ведь сложил тысячу журавликов и загадал желание. Мне сказали, что оно обязательно исполнится! Я захотел умереть, — поясняет Сэм. — Вы же за этим пришли?
Гарри хочется провести ладонью по короткому, наверняка мягкому ежику каштановых волос мальчика — того определенно стригли машинкой на скорую руку. Не должны дети столь спокойно рассуждать о собственной смерти, особенно такие маленькие. Сам он не думал о смерти в одиннадцать, не думал об опасности и в двенадцать, он просто шел спасать Джинни. Он всегда спасал, выживал, карабкался, и только потом, в спокойной обстановке, до него доходило, как велика была вероятность навсегда оставить этот мир. Но никогда не искал смерти, не желал ее, хотя, наверняка, как предок Игнотус, если бы встретился, пошел бы под руку, как со старым другом.
Война изменила его.
Но этот мальчик не знал войны. Только боль.
И журавлики... Какое необычное совпадение...
— Знаешь, — говорит волшебник. — Я тоже сложил журавликов. Правда, не совсем тысячу. Их складывали ещё до меня — я лишь закончил последнего. И тоже загадал желание, — длинные пальцы бездумно теребят цепочку часов, взгляд рассеянный, и маг вдруг кажется на десяток лет младше, совсем еще школьник, как те старшие ребята, что приходили в больницу со сломанными или вывихнутыми конечностями. Сэм видел их иногда в коридоре.
Наверное, это нормально для Смерти — выглядеть не на свой возраст, но так удивительно, что он тоже складывал журавликов, что Сэм не удерживается, спрашивает с любопытством:
— А что Вы загадали?.. — спохватывается, хлопая себя по губам. А вдруг Смерть обидится? — Если это, конечно не секрет?
— Секрет? — мужчина будто выплывает из своих мыслей. — Да нет, какой уж там секрет..., — он смотрит на него своими удивительными зелёными глазами. — Я загадал обычную жизнь. Простую и, может быть, в чем-то скучную. Чтобы у меня были семья и друзья, которые смогли бы смотреть на меня как на обычного человека, а не на..., — он иронично усмехается. — Смерть.
Однажды бабушка сказала, что те, кому много дано, у кого есть деньги, власть и сила, чаще всего не рады этому, они страстно нуждаются в обычных вещах. Тогда маленький Сэм не понял половину сложных слов, но запомнил — больно уж загадочно мерцали глаза бабушки, даже спицы перестали мелькать в узловатых пальцах. Он запомнил, а теперь вот понял.
Наверное, мужчине напротив него очень много дано, раз он желает такого простого.
А Смерть с невероятными глазами, неожиданно серьезно спрашивает:
— Почему ты хочешь умереть?
Он спрашивает просто, без болезненного любопытства, которое обычно металлической губкой для посуды проходится по коже. Сэма злили все эти глупые, ненужные расспросы посетителей их крыла. Как они могут понять, если ни разу не ощущали?!
Но в глазах мужчины мерцает сочувствие и понимание. И еще что-то такое, от чего перехватывает дух, а слова сами льются с губ, их подхватывает неосторожный ветер. О врачах, о неудобной койке, о мягкой подушке, что так легко дается в зубы, о боли, искрах под веками. О маме и ее яблочных пирогах, об ухоженном газоне папы и даже маленьком щеночке Моджо, который ждет его дома и пока что похож на личинку Чужого, а не на приличную собаку. Сэм рассказывает о том, какие фейерверки они запускали с папой и какой обалденный мятный соус к индейке готовит его мама. Рассказывает и сожалеет о том, что все отравлено больничной пустотой, стерильностью белоснежных коридоров, химическим запахом обезболивающих, пропитавших каждый дюйм его тела.
Под конец он утыкается в сильное плечо мужчины и тихо просит:
— Заберите меня, пожалуйста.
Забрать? Маленький, но такой сильный духом... Гарри в его возрасте таким не был.
Это нечестно, это так нечестно! Несправедливо! Не для того он сражался с монстром, убивающим детей без жалости, чтобы самому в одно не самое прекрасное утро стать таким же.
Конечно, он утрирует, здесь ситуация другая, но для его совести это малое утешение.
Он подхватывает лёгкое тело, сажает себе на колени тихо плачущего мальчишку — Мерлин, а ведь он младше Тедди! — и задумывается, машинально поглаживая выпирающие тонкие-тонкие позвонки и ребрышки. Должен быть какой-то выход, способ помочь. Кто еще может совершить невозможное, как не Гарри Поттер?
Собственное желание уже кажется не таким важным. Нельзя думать о себе, когда на руках со слезами на глазах просит о смерти ребенок.
— Ну, тише-тише. Не надо так...
Мальчишка жмется, как замерзший воробышек в поисках тепла, и трогательно доверчиво смотрит влажными глазами.
Мысли крутятся в голове, выход есть, Гарри точно знает это, просто пока что не может никак нащупать в водовороте идей. В противном случае, его бы не было здесь. Древняя магия связала их, загадавших такие разные, но в то же время такие похожие желания. Оно у них на самом деле одно на двоих — они хотели покоя.
Время на этом призрачном вокзале субъективно. Может, минул всего час, а, может, пролетела вечность, когда, отсеяв все глупые, нереальные и невозможные варианты, маг нашел тот единственный, что подходил их ситуации — улыбка обозначила победу разума.
— Эй, малыш, как насчёт одного весьма интересного предложения?
— Предложения? — Сэм шмыгнул носом и чуть отодвинулся, тем не менее, вцепившись в плащ изо всех сил хрупких пальчиков — выпускать теплого, уютного, ласкового Смерть не было ни малейшего желания. А ну как он растворится, решив не иметь дела с сопливым, хнычущим ребенком?
— Да, предложения, — важно кивнул Поттер, уже не сдерживая радости. — Я знаю, что с моей стороны это очень нагло и, наверное, чуточку нечестно, поэтому ты можешь отказаться, я пойму. — Он усмехнулся и как-то так залихватски улыбнулся, что вмиг стал похож на папу, когда тот решил сделать маме подарок и полез на крышу, чтобы украсить её цветами. — Давай поменяемся?
— Поменяемся? — Сэм не сразу понял, о чем идет речь, и удивленно заморгал. — Чем?
— Жизнями, конечно, — мужчина внимательно посмотрел на него. — Я не могу забрать тебя, потому что это будет неправильно. Мне некуда идти, но моих сил хватило бы, чтобы родиться где-нибудь заново. Оказавшись здесь, я так и хотел поступить, — признался он. — Но раз уж бумажный журавль связал и познакомил нас, почему бы не воспользоваться такой встречей?
— Вы..., — Сэм удивился. — Хотите вместо меня? Занять моё место?
— Да, — честно и открыто признался Поттер. — Я займу твоё место. Конечно, это не совсем честно, ведь вместе с твоим телом я получу твою семью, твоих маму и папу. Ты можешь отказаться и вернуться обратно, но, малыш... Признаюсь откровенно, там ты не проживешь и года, болезнь все еще будет в тебе. Если же согласишься, обещаю подыскать хорошее, главное, здоровое тело. Я не мойра, плетущая судьбу, но заплатил достаточно, чтобы иметь на это право.
Сэм прикусил губу. То, что говорил Смерть... Казалось таким необыкновенным... Выздороветь, пусть и в другом теле, а, может быть, в другом мире...
Мама и папа... Он ведь на самом деле давно попрощался с родителями. Как Саманта — добрые медсестры долго смеялись, мол, нашли друг друга Сэм и Сэмми. Она стала лучшим другом Уитвики, несмотря на то, что была старше. В последние две недели жизни она вообще запретила родителям приходить к ней, разговаривая только по телефону.
— Я хочу, чтобы они запомнили меня другой, не такой, как сейчас, — качала она лысой головой. Без бровей, с желтоватой, как воск, кожей, она выглядела поделкой музея мадам Тюссо. — Они знают, что у меня не все хорошо, но не хочу, чтобы они видели каждую стадию, как я умираю медленно, шаг за шагом. Лучше уж раз — и все.
Сэм задышал тяжело, уткнулся лбом в мягкие складки.
— А если... если я соглашусь, мое тело...
— Оно выздоровеет, — кивнул волшебник.
— И мои мама и папа...
— Никогда не поймут, что это была подмена, если только ты не попросишь сказать им.
Сэм замотал головой.
— Нет, не попрошу. Просто... ты же позаботишься о них? Приглядишь?
Его мама и папа получат живого, здорового сына вместо будущего трупа. Саманта, будь у нее такая возможность, наверняка бы согласилась — она очень любила семью. И Смерть ведь на самом деле добрый, он точно сумеет сделать маму и папу счастливыми.
— Обязательно, — клятвенно заверил мужчина, и Сэм довольно кивнул.
— Тогда я согласен!
Страшно, как же страшно умирать и уходить, но... В то же время в груди горело предвкушение чуда, ожидание, какое бывает только на Рождество возле пушистой зеленой елки.
Маг прикрыл глаза, а в следующий момент распахнул — они полыхнули яркой зеленью, как подсветил кто изнутри.
— Нашел! Это оказалось довольно-таки просто. Но мир чудесный, тебе понравится, — он зарылся в сумку. — Держи, так я буду чувствовать себя спокойнее.
На колени Сэму легла мягкая темная ткань, как у одежды Смерти. Она складками упала на пол, обволокла теплом, щекотным где-то под ребрами.
— Второй плащ. Я делал его как подарок крестнику, но он вынужден был уехать раньше, чем работа была завершена. Уверен, тебе пригодится больше. На самом деле, у него множество полезных свойств. И еще..., — он задумчиво поводил кончиком указательного пальца по губам, но затем все же кивнул. — Бродяга!
Возле ног Смерти закрутилась серебристая поземка — звездная дымка. Из нее, косолапо переваливаясь с лапы на лапу, вышел иссиня-черный щенок, похожий на маленького медвежонка. Умные темно-синие глаза мимолетно скользнули по мальчику, а затем преданно уставились на волшебника.
— Познакомься, это Сириус. Когда-то — мне кажется, будто прошло немало столетий, — усмехнулся мужчина, почесывая млеющего под незатейливой лаской щенка, — он был моим крестным. Вернее, душа моего крестного переродилась в этого вот милашку. Вообще-то, считаю достаточно закономерным: Сириус при жизни умел превращаться в собаку. Он не помнит этого, как и человеческой жизни, но... Его лучшие качества остались неизменными: верность, преданность, доброта, ум, — в голосе прорезалась тоска, но мужчина встряхнулся. — Он будет тебе лучшим защитником и другом.
— Н-но... а как же вы? — внезапно оробел Сэм. Крестный... близкий человек...
— Его я забрать с собой не могу, все же он не принадлежит мне, — пальцы мимолетно скользнули по кольцу на безымянном пальце левой руки. — Но могу переместить в другой мир. Здесь со мной он тоскует, хотя не понимает почему. Там ему будет лучше. С тобой — определенно.
Сэм смущенно зарделся: приятно, когда такое существо хвалит ненавязчиво. Смерть улыбнулся, потрепал-таки ежик волос.
— Ну, что, готов?
— Д-да.
— Значит, начинаем.
Проложить дорогу душе мальчика оказалось на удивление легко — та сама легла под ноги звездной дымкой. Щенок, пару раз обернувшись, потрусил возле нового друга. Гарри глубоко вздохнул, чтобы прогнать жжение из глаз. Не стоит, Сириус на самом деле будет счастливее не здесь.
Сколько раз он поражался, отыскав единственную важную душу в теле животного, изначально преданного, задуманного верным другом... но он не мог оставить Сириуса, его душа томилась, тосковала по тому, чего уже не могла достичь. По их связи, по их дружбе, коротким разговорам и просто похлопыванию по плечу. Никакая ласка не могла заменить этого.
Сириус позаботится о Сэме, полюбит его, если понадобится, жизнь отдаст за мальчика — хотя Гарри, если честно, предпочел бы, чтобы обошлось без этого. Они станут вместе расти, взрослеть. И просто жить.
Волшебник еще раз вздохнул, кольцо на пальце ободряюще подмигнуло, как бы намекая на уже проложенную тропу. Палочка в кобуре на предплечье тянула в путь, а переделанная под плащ Мантия гладила плечи, словно в обещании защиты.
Дары Смерти остаются с Повелителем до самого конца, они смотрят не на тело — на душу. Отныне маленький Сэм Уитвики станет новым Повелителем.
Что ж, Гарри не привыкать.
Это поможет ему оздоровить тело и сделать пока еще незнакомых Джуди и Рональда счастливыми, как обещал.
В последний раз оглянувшись на призрачный вокзал, волшебник ступил на предназначенную тропу.
Чтобы очнуться через пару мгновений в больничной палате и еле успеть спрятать палочку и кольцо под подушку от слишком бдительных медсестер.
Добро пожаловать в новый мир, Гарри Поттер!
С возвращением, Сэмюэль Уитвики!
Примечание к части
Автору на печеньки
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
https://vk.com/club93244915?z=photo-93244915_456240823%2Fwall-93244915_658
Больничные коридоры никогда не пустовали: медсестры с анализами и процедурами, врачи с диагнозами и карточками, новые пациенты. Но сейчас люди куда-то подевались, за что женщина была им откровенно благодарна. Не хотелось видеть сочувствующие взгляды, слышать пересуды, сопровождавшие каждый ее визит.
Она ходила в отделение, как на работу: каждый день, в дождь, снег и жару. Несмотря ни на что, как по часам, по окончании всех процедур ее можно было найти возле палаты. Рон не мог себе этого позволить, он работал, чтобы оплачивать счета, страховку и многое другое, поэтому Джуди старалась компенсировать Сэму недостаток отцовского внимания. Впрочем, Рон ежедневно звонил и подолгу разговаривал с сыном, снова и снова убеждая женщину, что она в свое время сделала правильный выбор спутника жизни.
Больничные коридоры пахли медикаментами и отчаянием, их стены были белы, как лицо ее ребенка. За что ему такое страдание? Ни одна мать на свете не пожелает такого своему дитя: боль от малейшего движения. Если бы она могла, приняла бы удар на себя, взяла все, лишь бы ее маленький Сэм выздоровел, снова мог бегать и прыгать, как на видео с детства. Пересматривая запись его первых шагов, Джуди плакала: разве могли они тогда с Роном подумать, что стрясётся с их бедным мальчиком? Нет, разумеется, нет. Она бы многое отдала, чтобы изменить прошлое, не дать этой проклятой болезни развиться.
Джудит Уитвики собралась с силами, поправила растрепавшиеся волосы, приводя себя в мимолетный порядок, и улыбнулась — не стоит её мальчику видеть материнских слез. Хоть кто-то в их семье обязан верить в чудо. Усталость мокрым шерстяным пледом ложилась на плечи, тяготила. Женщина видела ее отпечаток в глазах мужа, в его ранних морщинах, слышала отзвуки в слабом голосе сына... Но ей самой так хотелось верить, что все обойдется, что все обязательно наладится. Она глубоко вздохнула, взялась за ручку двери в палату сына, толкнула, делая шаг вперёд...
...и замерла на пороге, пораженная, оглушенная, ослепшая.
Возле окна в мягкой голубенькой пижамке с машинками стоял её мальчик, не поднимавшийся с кровати последние несколько недель. В руках он держал связку гирлянд из цветных бумажных журавликов, пронумерованных по крыльям.
Джуди не верила своим глазам, ловила каждое движение, игру солнца на коротких волосах и острых скулах, тени под глазами, вроде бы ставшие чуть меньше. Сэм... ее малыш...
Сэм обернулся на звук открывшейся двери и тоже замер, глядя на мать. В глазах его горело странное, незнакомое доселе выражение, от которого почему-то защемило сердце. Джуди прижала руку к груди, расстегнула пару пуговиц на блузке — почему-то стало трудно дышать.
— Эм... — мальчик неуверенно улыбнулся. — Журавлики...
На последней самой верхней птице гордо ютилась тысяча.
Женщина охнула и бросилась к сыну, заключила его в аккуратные объятия, помедлив на секунду — вдруг тому все еще больно. Но мальчик не отстранился, наоборот, осторожно, неловко провел рукой по спине матери.
— Сэм! Сэм-Сэм-Сэм... — у нее не находилось слов, она только могла как заведенная твердить имя сына, боясь окончательно поверить в чудо и утратить рассудок. — Сэм!
Гарри на мгновение застывает под руками женщины, сухими и теплыми, а потом неуверенно обнимает в ответ. Это так непривычно...
В той жизни его, конечно, обнимали, но никогда он не ощущал... подобного. Объятия Молли Уизли он всегда принимал с неловкостью и мучительным стеснением: их было слишком много, чересчур, как будто женщина пыталась окружить его своей заботой, порой, излишне назойливой. Нет, он определенно любил миссис Уизли, но... признавался, что вполне мог бы обойтись без ее "нежностей".
Андромеда обнимала осторожно, как будто прикасалась к бокалу из тончайшего стекла, к фарфоровой Коломбине, которую парень видел в магазине, иногда Гарри казалось, что женщина боится сломать его.
Волосы Джуди пахли сладко, и сама она обнимала с трепетом, любовью, бесконечной нежностью. Гарри впервые оказался на месте родного сына, впервые его... обнимала мать. Любящая, готовая отдать жизнь за своего ребенка. Наверное, именно так прикасалась к нему, пока могла, Лили Поттер. Гарри не помнил, от родителей ему достались только голоса в голове, но сейчас глаза слезились, и мальчик уткнулся в сладко пахнущее плечо. Джуди всхлипнула и прижала сына крепче.
— Сэм-Сэм-Сэм... Дорогой мой, любимый...
Прерывистый шепот резал душу и тут же зашивал ее толстыми нитями на живую. Наверное, это все вина тела Сэма: тот любил мать — но Гарри никак не мог отказаться от объятий. Мама с папой ведь не будут против, если он впустит в уголок сердца, отведенный дорогим людям, кого-то еще? Они бы, наверняка, порадовались за него.
— Мам... — голос подозрительно хрипел.
Джуди отстранилась, вытирая мокрые счастливые глаза.
— Сэм, какое счастье!
Он улыбается. Слушает маму и старается успокоить её, как может. От искренней радости и счастья в глазах женщины в груди поднимается тёплая мягкая волна. Немного печально, что настоящий Сэм не смог остаться с этой поистине чудесной семьей, но там, куда он ушел, у мальчика все будет хорошо — уж это Гарри мог гарантировать. Ведь он специально искал почти сказочный мир, чтобы мальчику не пришлось вновь сражаться за свою жизнь.
В палату заглядывает любопытная медсестра, охает и стремительно вылетает в коридор — наверное, звать врача. Гарри мысленно вздыхает — да уж, сейчас начнётся...
Он, как никто другой, знает, что такие "чудеса" никогда не обходятся без навязчивого, неприятного интереса. Ребёнок, что уверенно шёл к своей могиле — выздоравливает за одну ночь. Это нельзя объяснить.
И какое счастье, что магию нельзя заметить обычными приборами — только тонкая, специально настроенная аппаратура и мощные компьютеры способны уловить непонятные импульсы предположительно электромагнитного происхождения — кто свяжет такие с волшебством? И какое счастье, что здесь подобного оборудования не имеется!
Вокруг него начинается беготня. Медсёстры носятся вокруг него, проверяя анализы, принося врачам его медицинскую карту, Джудит звонит Рону, вся в слезах, она плачет и говорит мужу о чуде! Тот, скорее всего, ничего не понимает сквозь рыдания, а значит, скоро будет тут, чтобы разобраться во всём самому. Новый отец Гарри очень обстоятельный мужчина. И любит свою семью.
Врачи водят хороводы, хватаются за голову, назначают новые анализы, исследования, пытаются понять, как так вообще могло случиться? Почему? И главное, что надо сделать, чтобы повторить результат?!
Гарри-Сэм всё сваливает на журавликов — и торжественно вешает их к потолку в приёмной. Магии ужасно мало — переход и болезнь сожрали почти все силы, но Гриффиндор — это диагноз, как говорил незабвенный профессор Снейп, поэтому он слегка заговаривает бумажных птичек. Ничего особенного, с того света они не вытащат, но теперь шансов на счастливый исход и выздоровление у пациентов этой больницы будет немножко больше.
А, как известно, — порой для чуда нужно совсем немного.
Когда приезжает срочно сорвавшийся с работы Рон Уитвики, броуновское движение приобретает более структурированный вид, за что Сэм уже заранее готов сказать ему большое человеческое спасибо.
Отец... нет, папа... Так сложно произнести это слово — раньше маг использовал его редко и только в своих мыслях, для него родители оставались всегда Лили и Джеймсом. Почему-то в большинстве случаев ему в голову не приходило звать их как-то иначе, чем по именам. Но теперь... теперь у него есть настоящие мама и папа, с которыми он будет расти, которые будут заботиться о нем.
Папа нравится Гарри своей основательностью. Кто-то бы сказал приземлённостью и фыркнул: как глупо. Волшебник, артефактор, сталкивающийся в своей работе с подлинными шедеврами магии, а порой и творя их сам, вдруг с первого взгляда привязался к мужчине, главной заботой которого — обеспечить своей семье нормальную жизнь. Но Гарри всё нравится. Рон Уитвики... он обычный, без шила, так сказать, в причинном месте. Совсем не похож на Джеймса Поттера — он не гонится за приключениями. Скорее, чем-то очень походит на Вернона Дурсля, но теперь, став старше, повзрослев и пройдя множество испытаний и проблем, Гарри даже рад данному обстоятельству.
Ведь, каким бы ни был Вернон Дурсль, в тот момент, когда его семье угрожала опасность, он сначала попытался скрыться, а потом, когда не получилось, шагнул вперёд и заслонил семью собой, пусть и понимал, что силы не равны. Да уж, где он и где волшебник, пусть и такой, как Хагрид.
Особенно такой, как Хагрид...
Иногда он даже завидовал Дадли. Возможно, если бы его родителям хватило смелости сбежать за границу, всё пошло бы совсем по-другому.
Собственно, если бы не отец, отбиться от чокнутых врачей было бы сложновато. Медики будто обезумели, пытаясь чуть ли не разобрать Сэма на запчасти. Как же он выздоровел?
Рон Уитвики же хлопнул по столу ладонью и поставил вопрос ребром — ребёнок здоров?
Здоров. Проблем нет? Нет. Остальное не имеет значения. Сына он забирает. На чужое мнение и интересы медицины ему класть!
Гарри половину этой речи просидел с круглющими глазами и открытым ртом. Не то, чтобы слова были слишком нецензурными, но… за него ещё никогда вот так не боролись. От этого сердце заходилось так странно, и становилось тепло.
Хотя стоит признать: с мадам Помфри подобное не прошло бы. Медик Хогвартса скорее уложила бы беспокойного родителя на соседнюю койку отдыхать, чем отпустила бы недолеченного ребенка. С другой стороны, ведьма гораздо больше местных эскулапов понимала в чудесах.
Эти врачи тоже были недовольны — да что там, они были готовы всеми правдами и неправдами оставить его у себя. Поттер подумывал о беспалочковом Конфудусе.
Но отец его всё-таки отбил.
Прощание с немногочисленными товарищами, пока мама спешно собирала вещи, вышло немного скомканным. За него искренне радовались и чуть-чуть завидовали, самую малость, не зло. И Поттер от всей души пожелал им выздороветь. Кто знает, может, его сил хватит на еще одно маленькое чудо, пусть не быстрое.
Отец ждал в машине, нетерпеливо барабаня по рулю. В машине сладко пахло ванилью — сказывалось влияние Джуди. Гарри с трудом забрался на сиденье и практически утонул в подушках, которые мать "заказала" мужу привезти с собой, чтобы сыну не было так больно. На всякий случай.
Женщина то и дело оборачивалась, смотрела тревожно-вопросительным взглядом, предлагала воды и передохнуть. Если его тошнит, Рон, конечно, остановится... Но Гарри отказывался. Ему хотелось побыстрее оказаться дома.
Дорога почти не запомнилась. Тело ещё было слабо, то и дело погружалось в дрему. Гарри со вздохом перекатился на руки отцу, который и отнес его в комнату. Остальное прошло мимо сознания.
Следущее утро — по случаю, оказавшееся субботой, — Гарри встретил уже в своей кровати. Видимо, родители не решились его будить, когда приехали. Утро было раннее, летнее, и на электронных часах насмешливо светились цифры — семь утра две минуты. Видимо, тело просто привыкло просыпаться пораньше.
Он осторожно сел, оглядываясь. Комната большая, светлая, похожая была у Дадли когда-то.
Много мягких игрушек, разбросанных по всем углам, фотографий в рамках, что заманчиво блестели на книжных полках, прикрывая собой, как щитом, слегка неровные стопки комиксов. На столе находился компьютер, его черный монитор отображал растерянное лицо Гарри. Мальчик задумчиво повертел в руках цветные карандаши, рассмотрел наброски в многочисленных альбомах. У Сэма не имелось ярко выраженного художественного таланта, но определенно хватало склонности, он прекрасно чувствовал пропорции, цветовую гамму. Если бы его подучить...
Кто-то аккуратно положил на угол стола книжку о журавликах. Наверное, мама.
Гарри улыбается... Ему досталась, действительно, хорошая семья.
Босые ступни спускаются с кровати и касаются густого ворса мягкого ковра. Приятно! От удовольствия хочется зажмуриться, как кошаку Гермионы, когда его гладили за ухом. Как же здорово!
Он бесшумно обходит всю комнату по кругу, касается кончиками пальцев игрушек, вещей, мебели. Недоверчиво, осторожно. В каждом предмете имеется свой след, своя неповторимая история жизни Сэма Уитвики. Маленькие фигурки, комиксы, книги...
В этой комнате давно не было её хозяина, но она, как верный пёс, ждала его. Джудит при очередной уборке ничего не переставляла, даже футболка, брошенная на спинку стула, была выстирана и повешена обратно. Звездные воины, хах.
На столе возле лампы футляр для очков темно-синий, почти черный. Логотип на крышке давно стерся, на уголках виднелись царапины, как содранная кожа на детских коленках. Зато замок щелкает с агрессивностью и мощью Цербера, звук разносится по всей комнате, так что Гарри невольно подпрыгивает. Внутри старые очки, на линзах видны потертости, тонкая паутинка трещин разбегается во все стороны, словно капризная песочная буря попыталась сначала отшлифовать их, а когда не получилось, ударила со всех сил.
Эти очки, чем-то напоминают часы Альфарда. Такие же старые и несущие на себе след жизни владельца, переполненные загадочной, наверняка потрясающей историей.
Он тихо выходит из комнаты — дверь не скрипнула, и прикрывает её за собой.
Что самое главное в доме? Кухня.
Место, где собирается вся семья, где готовится пища. Сердце дома. Так было и есть — даже в современном мире.
Идти босиком по коврам — ни с чем не сравнимое удовольствие. Чувствовать ногами ворс, даже самый короткий и не пушистый, быть уверенным, что не поскользнёшься. И помогает сохранять тишину.
Его комната, как и комната его родителей, оказалась на втором этаже, спустившись вниз, он вполне ожидаемо оказался между гостиной и кухней.
Честно признаться, раньше подобные дома Гарри видел разве что в сериалах, что так любила смотреть тетушка Петунья. Солнечный, уютный дом, с фотографиями на стенах — пока идешь, можешь узнать всю историю семейства. Как любит отец свой аккуратно подстриженный газон с ровными клумбами по краям, как мать обожает сына и... похоже, это какая-то личинка или нет... Гарри присмотрелся. Определенно, это собака. Только какая-то страшная. Впрочем, он даже с ней готов мириться. Потому что в доме присутствует главное — уют.
На кухне громко тикают часы на стене, а на подоконнике, развалившись в солнечных лучах, греется та самая личинка. При появлении Гарри собака выпучивает глаза, двигает ушами и тихо тявкает, принюхивается к протянутой ладони. Совсем еще щенок, мелкий, неказистый. Страшненький. Но по-своему, милый.
Наверное, жизнь в доме Блэков по соседству со страшными артефактами и Кричером сказалась. Гарри нервно хихикнул.
— Ты меня не укусишь, — то ли предупреждает, то ли констатирует факт волшебник.
Личинка согласно поскуливает, скребет коротенькими веточками-лапками. На таких вообще можно стоять не падая?
Как же называется эта порода? Гарри решительно не помнил. Впрочем, он собаками не увлекался, хотя Тедди не раз просил завести какую-нибудь живность. Однако в условиях особняка Блэков, при наличии Кричера и не всегда адекватного, находящегося где-то в своих мыслях главы, живность... не приживалась.
Гарри фыркнул и достал сковородку. Надо хоть завтрак приготовить, пока родители отсыпаются после нервного напряжения.
Кухня у Джуди выше всяких похвал: просторная, светлая, с уймой специй в особых баночках на полке шкафчика за стеклянной дверцей, с новейшей посудой и внушительным холодильником, который волшебник немедленно обыскал. Зелень, фрукты, мясо — чего тут только не было. Но он решил ограничиться привычной яичницей с беконом, тостами и джемом.
Это... простой ритуал приготовления пищи словно делал этот дом и его тоже, позволял ощутить свою принадлежность к миру.
Поэтому родителям, пришедшим на вкусный запах, оставалось только удивляться и радоваться. Румянцу на щеках сына, его отменному аппетиту и солнцу на улице.
Жизнь, наконец, повернулась к семье светлой стороной. А значит, всё наладится.
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
https://vk.com/club93244915?z=photo-93244915_456240890%2Fwall-93244915_666
Он открывает глаза и смотрит на часы. До будильника ровно три минуты — самое поганое время: уже и не доспать, но и вставать как-то не хочется — это же целых три минуты! Но вставать надо.
Во-первых, школа. Доклад по истории, главной фигурой в котором является дальний родственник. Как такое можно пропустить?
Ему везет на одиозных родственников, но сколь многое он бы отдал, чтобы посмотреть реакцию на доклад о Поттерах или Блэках. Особенно о леди Вальбурге, особенно о ее незабываемом портрете с фантастическим лексиконом. Но это лирика, не стоит портить отцу день, который тот предвкушает давно. Ведь...
Ведь не часто удаётся уговорить ребёнка на что-то такое масштабное, как покупка собственной машины. Не так ли?
Мама и папа со стоическим спокойствием наблюдают за его увлечениями, смотря на них сквозь пальцы — собрать, разобрать, переделать... Гарри влюблён в механизмы.
Это то, что навсегда останется неизменным для него. Нет ничего прекраснее, восхитительнее... сложить все детали, собрать, смазать... тихий щелчок — и механизм начинает работать.
Тик-так... Старинные часы в гараже...
Динь-динь... хитрый колокольчик над дверью...
Щелк-щёлк-щёлк... умный полив папиного газона...
В этом мире нет других магов, и Гарри не нужно идти в школу магии. Он рад — не надо отрываться от семьи, никто не приседает на уши глупыми догмами — он может заниматься, чем захочет. Какой угодно магией — смотри только, чтобы простые люди, да спецслужбы не заметили.
Не слишком сложно, учитывая, что только наличием активной магии миры и отличаются.
Или нет... не только этим.
Явление, которое едва не прохлопал ушами и которым был изрядно удивлён. В неприятную сторону.
Соулмейт.
Родственная душа.
Истинная пара.
Тот, кто априори никогда не предаст, не бросит, всегда поймёт.
Звучало завораживающе. Для большинства.
Но Поттер, вникнув в ситуацию, в восторг не пришёл, едва не схватившись за голову в ужасе.
Родители объясняли появление родственной души, как величайшее чудо. С охотой показывали переплетённые на запястьях рисунки цветов, описывали свои чувства. Джуди готова была говорить о первой встрече, о первом появлении метки часами, Рон был не настолько словоохотлив, но тему поддерживал с удовольствием, да так, что Гарри порой жалел, что вообще влез в это.
Он залез с головой в соответствующую литературу, благо в Интернете чуть ли не на каждом шагу встречались, если не серьезные исследования с кучей заумных терминов, то любовные романы о связи.
Для мага наличие связи благословением не выглядело. И вообще... как проявляется эта мистическая связь? С чем конкретно связано: с телом или душой? В таком случае, учтено ли, что он из другого измерения? Вписался ли он полностью в картину мироздания, или на него перекинулась уже имеющаяся связь Сэма Уитвики?
Вопросов море, но нет ответов. Хотелось бы найти человека, который поймет его, но если он предназначался изначально Сэму, то, наверняка, не придет в восторг от взрослого самостоятельного мага.
А если Гарри все же вплелся в мироздание до конца, и соулмейт предназначен именно ему-ему, то... теперь уже он сам не получал удовольствия от мысли быть связанным с незнакомцем. Как будто он снова стоит в кабинете Дамблдора после просмотра воспоминаний в Омуте. То осознание, что никуда не деться, некуда свернуть с предопределенного пути...
Естественно, в случае родственных душ развитие событий гораздо шире, только... все равно слишком проблематично.
Трепыхалась слабая надежда — раз его душа не из этого мира, чаша сия, минует его.
Он не представлял, что будет делать, если однажды на него свалится незнакомый ему человек и... На фантазию Поттер никогда не жаловался, и та услужливо подкидывала картинки человека с гибридом характеров Дадли и Малфоя-младшего. Или Снейпа и Темного лорда.
Ещё не понятно, что хуже...
Девушек Поттер не рассматривал. Ему хватило слезливых поцелуев с Чжоу, излишней восторженности и, чего уж скрывать, громкости Джинни, и просто жадного, меркантильного интереса всех остальных ведьм, что мечтали женить на себе наследника двух родов. Да, и на ум всегда приходили слова Гермионы, сказанные в порыве откровенности во время одной из задушевных бесед.
— Ни одна девушка тебя не выдержит, Гарри, — подруга слабо улыбалась и качала головой, рассматривая что-то в полупустой чашке с видом древней пророчицы. — Дело совсем не в характере — ты стал бы замечательным мужем. Дело в том, что тебя легко догнать, но невозможно удержать, и совершенно нельзя ждать. Нужен такой человек, к которому ты бы возвращался самостоятельно. Сильный духом, терпеливый. Девушки тут совсем не подойдут.
Тогда он краснел, а после вспоминал с ностальгией, осознавая, что Гермиона абсолютно, на сто процентов права. Он не мог сидеть на одном месте — абстрактно говоря — не мог превратиться в домоседа, интересующегося только квиддичем. Не после того, как открыл для себя чудесный мир артефакторики. А мысль о детях его и вовсе пугала. Он готов был нянчиться с Тедди, более того, он обожал проводить время с крестником, но именно проводить. Воспитывать его и растить, тратя на это занятие двадцать четыре часа семь дней в неделю, Гарри себя готовым не ощущал.
От вопросов кружилась голова, но домыслы были страшнее. Поэтому он старался не думать об этом, полагаясь на старое доброе правило: "решай проблемы, по мере их поступления". Оно ещё не подводило его.
В любом случае, сегодня был не тот день, когда он собирался беспокоиться об этом. Сегодня был день, когда он купит машину.
Если задуматься: для обычных подростков, это ведь серьёзный шаг? Почти, как первая девушка. Наверное. У него в подобных делах мало опыта. Когда он целовался с Чжоу, то не ощущал себя особенным, хотя Чанг была красивой девушкой. Когда он встречался с Джинни, то не обращал внимания на окружающий мир, ему хотелось успеть насытиться свободными мирными деньками.
Поэтому да, он не совсем понимал чувства одноклассников, которые сравнивали купленные им машины с девушками. Но в чем-то он мог их поддержать: "Молния", его красавица "Молния", быстрейшая метла, красивая, маневренная...
Наличие транспорта играет положительную роль. Гарри предпочел бы что-то побыстрее и более маневренное, например, мотоцикл или скутер, на крайний случай, но если родителям хочется социализировать его через машину, почему бы не сделать им приятное?
В крайнем случае, её всегда можно будет разобрать.
Однако, прежде чем вообще куда-то пойти, нужно получить требуемое количество отличных оценок. Вероятно, отец, таким образом, пытался обмануть собственного ребенка, "замаскировать" истинные причины. Как еще объяснить требование, если на успеваемость Гарри учителя не жаловались? Было даже приятно в кои-то веки стать отличником. Отец пошел стандартным путем родительского шантажа, чтобы сын не взбрыкнул раньше времени. Вроде, хочешь новую игрушку — приложи усилия.
И потому, сегодня в школе Гарри будет рассказывать своим одноклассникам о любопытной исторической личности — Арчибальде Уитвики. Своём прадеде.
Ему, видимо, судьбой уготовано иметь в своей родословной выдающихся личностей. Всегда.
И речь не о Игнотусе Певерелле, супруге Леди Смерть, а о Гарольде Александре Поттере, по прозвищу Ходячий Бастион, почтенном дедушке Джеймса Поттера. Сей неординарный человек обзавёлся таким грозным прозвищем не за красивые глаза — хотя, судя по портрету, и они имели место быть — а за то, что выходя на поле боя, в одиночку мог сдерживать целые военные подразделения. Там, где он появлялся, ход сражения ломался кардинальным образом. Поправка: он выходил против маглов, не имея при себе палочки.
Прадед считал ниже своего достоинства применять активную магию против простецов. И умудрялся побеждать. За это его и уважали.
Он погиб во время Первой Мировой, унеся с собой в могилу двадцать боевиков только набирающего силу Гриндевальда.
Гарри читал его дневники и мог с уверенностью сказать: если бы за Тёмного лорда того времени взялись всерьёз ещё на начальном этапе, проблем было бы куда меньше. Но, видимо, не судьба. Старое поколение, способное дать фору нерадивым потомкам, ушло слишком быстро.
Прадедушка Арчибальд, естественно, не мог похвастаться столь одиозными подвигами. Но его история была интересна не этим. Поттера всегда восхищали простые люди, доказывающие, что могут большее, чем просто сидеть дома. Безумцы, способные на подлинное геройство, или герои, способные на безумство? Горящие, живущие, вдыхающие полной грудью. Кто без ума от жизни, разговоров, от каждого нового открытия, кто никогда не увидит мир банальным. Капитан Уитвики был одним из них.
В его жизни своё удивительное очарование. Покорять морские просторы, изучать что-то новое — романтика всех времён. Много ли тех, кто задумывается, какой на самом деле это большой труд? Какие опасности подстерегают в пути, с какими сложностями сопряжено? Гарри ловил неуловимую схожесть в характерах, его и прадеда Сэма, и... гордился. Таким предком нельзя было не гордиться.
Без магии, без современной техники с компьютерами, плечом к плечу с такими же, как и он. Люди того времени вызывали восторженные трепет.
Гарри был очарован.
А потом были статья и выписки из дневника прадеда, испещрённые сотней символов, зарисовки неведомого, ледяного гиганта...
Не раз обращавшийся к рунам и древним текстам, Поттер быстро опознал в незнакомых глифах систему и строгую взаимосвязь — то был язык. Незнакомый, непонятный, вряд ли даже человеческий — уж слишком сложный. Даже малый отрывок послания — ничем иным это быть не могло, не удалось перевести. Скорее всего, Арчибальд переводил на бумагу координаты чего-то крайне важного. Либо его самого, либо, как это часто бывает в таких ситуациях, некоего артефакта.
Вероятно, "Ледяной Гигант" был какой-то разновидностью статуи или чего-то в этом роде. Может быть на том месте, где обнаружил его Арчибальд, был древний храм, но из-за льдов и снега его не удалось обнаружить. Внутри пульсировала заснувшая было авантюрная жилка — вот бы посмотреть. Узнать самому, потрогать, понюхать, увидеть цвет, форму, почувствовать силу...
Одноклассникам об этом знать не надо, им хватит и общедоступной информации. Но это не помешает когда-нибудь пробежаться по следам знаменитого предка. Хотя бы это, Гарри может себе позволить.
В этом мире он вообще, многое может себе позволить. Даже без поправки на магию.
Денег, если что, хватит с лихвой.
Кто бы мог подумать, что его история окажется такой популярной.
Гарри не уверен, что заставило начать писать книги о самом себе. С небольшими поправками разумеется, но всё же. Возможно, он просто хотел выговориться. Попахивает откровенной шизофренией...
Гермиона не раз предлагала начать вести дневник, потому что нельзя бесконечно держать все в себе. Доводы подруги были убедительны, но Гарри под заливистый смех Рона отказался томно вздыхать и орошать рукописные строки слезами в свете ароматических свечей. Ух, как разозлилась Гермиона! Прочитала целую лекцию о том, что дневники подходят не только закомплексованным, прыщавым девочкам-подросткам.
И вот, он последовал ее совету, даже слегка перестарался — дал прочитать о себе всему миру. Подруга определенно была бы счастлива.
Один из бывших одноклассников отца, с которым Уитвики-старший до сих пор поддерживал связь, стал издателем в Нью-Йорке. Мужчина пришел в восторг от черновых записей и сделал все возможное и невозможное, чтобы книги увидели свет. Редактура, анонимность, реклама... Впрочем, как потом со смехом сказал сам мистер Тейлор, начиная со второго тома, книги в рекламе не нуждались.
Видимо, во всех мирах люди стремятся к неведомому, волшебному, чудесному. Книги обрели популярность, и Гарри с удивлением обнаружил, что за них готовы платить большие деньги. Конечно, приходилось иногда подолгу решать, о чём стоит рассказать, о чем умолчать, что приукрасить, а что приуменьшить. Изначально он хотел создать сказку, волшебную, чистую, немного — о современной Золушке из чулана под лестницей. Чтобы люди посмотрели глазами его-тогдашнего, впервые приехавшего в Хогвартс. Волшебная история о добре, справедливости, высоком замке с дружелюбными привидениями, студентах с волшебными палочками. Хотел показать чудо, но мир, в котором он тогда оказался, мало походил на сказку. О многом пришлось умалчивать.
Не говорить, что в конце первого курса Рон и Гермиона лежали на соседних с ним койках с сотрясением мозга и ожогами. Промолчать о последних словах умирающего василиска, старого, жестоко ослепленного. Никогда не говорить, что на третьем курсе дементоры всё-таки поцеловали парочку жителей Хогсмида, и письма разгневанно-опечаленных родственников еще долго будоражили умы через "Пророк".
Рассказать о том, каким красивым замком была школа, и не говорить, что она нуждалась в ремонте и восстановлении задолго до битвы с Пожирателями. Сделать своих врагов менее человечными, а союзников — воспеть, закрыв глаза на их недостатки.
Наверное, самым правильным, самым достоверным и настоящим у Гарри получился Северус Снейп. Когда издатель спросил его об этом персонаже, Поттер с чистой совестью ответил:
— Этого человека было за что уважать и невозможно было не ненавидеть. Он был хреновым человеком и ужасным преподавателем, поэтому чаще встречалось второе, чем первое.
И все же он был тем, кто неизменно вытаскивал Гарри из переделок и... пытался воспитывать. Понял Поттер это только много лет спустя и был благодарен, хотя так и не сумел простить ни невольного предательства, ни методов, которые попортили немало крови, чуть не отвратив от зельеварения навсегда.
— А теперь, заслушаем доклад мистера Уитвики...
Ну, что ж, вот и выход. Гарри было плевать на реакцию одноклассников, которые не оценят вклада Арчибальда Уитвики в историю и географию. По мнению Поттера, лучше путешествовать и прослыть чудаком, чем всю жизнь просидеть на месте и гордиться первым местом в каком-нибудь местном, никому не известном, чемпионате.
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
В связи с тем, что автор вчера защитила диплом, глава выходит на неделю раньше!
https://vk.com/club93244915?z=photo-93244915_456240900%2Fwall-93244915_685
Получив свою законную оценку под несколько снисходительным взглядом учителя истории, Гарри вприпрыжку отправился к ожидающему в машине отцу. Вопреки собственным ожиданиям, в школе ему нравилось. После Хогвартса с его передвигающимися лестницами, говорящими портретами и смертельными испытаниями на протяжении всех лет учебы обычная школа казалась спокойным земным раем, где самым страшным было попасть на отработки к химику. Никакой беготни наперегонки со временем, лишь бы выжить.
Никаких акромантулов, таинственного Запретного леса, драконов, дементоров… Но иногда, совсем чуть-чуть бывшему Поттеру не хватало загадочности, которой буквально фонтанировал древний замок, ставший первым домом. В такие дни школа казалась серой, обыденной… Скучной. Слишком белой и современной. Гарри требовалось немного времени, чтобы вновь вернуть себе любовь к нынешней спокойной жизни.
Его одноклассники явно не ценили это прекрасное место. Впрочем, трудно чего-то ожидать от детей, не видевших настоящей жизни. Даже не подозревающих о том, какой она может быть. И это против воли делало их скучными, серыми, однообразными. Их разговоры, крутящиеся вокруг одних и тех же тем, навевали зевоту.
Выделялась из общей массы, быть может, только Микаэла Бейнс. Словно кто-то на черно-белом фоне вдруг плеснул красной краской. Впрочем, это не удивительно. С ее жизнью.
Мисс — самая красивая девушка в классе — удачно притворялась легкомысленной девочкой в стиле фотомоделей из журналов плейбой. Высокие скулы, по которым хотелось провести пальцем, чтобы проверить их идеальность; пухлые губы, целовать их жаждали парни не только их класса, но и двух соседних, как минимум; волосы, словно из рекламы шампуней — густые, блестящие, лоснящиеся. И, разумеется, шикарное декольте. Из-за него частенько парни не замечали насмешливого взгляда девушки, когда с ней разговаривали.
Микаэле вообще редко смотрели в глаза.
Никто не видел за томным взглядом из-под пушистых ресниц затаенную тоску и страх. Страх стать изгоем, выделиться и тем самым, возможно, сломать свою устоявшуюся жизнь.
Гарри присматривал за ней краем глаза, все же девушка была весьма и весьма красива, даже эффектна, но не считал себя вправе вмешиваться или жалеть её. Она вообще её не заслуживала — жалости. Эту девушку можно было уважать за принятые решения и выбранную позицию. Поттер хорошо знал, что такое стоять за близких до конца. Своего или чужого.
И всё же общаться с ней не тянуло. В том плане, что взрослым людям ведь не очень интересно с пятилетними детьми? Конечно, Микаэла старше своего биологического возраста, но слишком уж разные у них области интересов.
В этом была основная проблема мага, он даже с Маилзом — лучшим другом, по умолчанию, общался не так, чтобы много. Он просто позволял ему находиться рядом, тараторить обо всём подряд и следил, чтобы тот не сильно влипал в неприятности. Маилз был скорее кем-то вроде младшего брата, и ему, казалось, этого вполне хватало.
Он принимал Сэма Уитвики со всеми его тараканами, искренне восхищался его хобби и периодически пытался друга социализировать. Вытаскивая то в кино, то поиграть в видеоигры или познакомить с «классными девчонками». Ну, и всё в таком духе.
Гарри ценил это. И всё-таки продолжал оставаться по натуре бродячим котом. Это ещё не скоро изменится. Если изменится когда-нибудь.
Отец ожидал его в машине. Улыбнулся, поприветствовал, придирчиво изучил оценки, заставив закатить глаза — разве там может быть что-то другое? Похмыкал, похвалил и поехал в автосалон.
Попутную шутку про Порше Гарри поддержал и вместе посмеялся. Ну, правда, кто будет покупать подростку Порше, как первую машину? Хотя со стороны отца, это был бы неплохой ход — такую машину Гарри бы точно разбирать не стал. Сразу, по крайней мере. А так…
— Ты же понимаешь, — проговорил он, рассеяно рассматривая жёлтый камаро. — Что с великой вероятностью, месяца через три от этой милой во многом машинки останется только бампер. Да, и то — не факт.
Машинка была интересной — этого не отнять. Начать хотя бы с того, что она вдруг оказалась единственной целой из всего парка автомобильного салона. Среди своих товарок она выглядела ярким солнечным пятном, превращая тем самым «коллег» в невыразительный темный фон.
В такие совпадения Поттер не верил — их в жизни магов вообще мало, а давно отточенная внимательность позволила заметить, что машинка приехала на парковку аккурат после них с отцом. Причём Поттер при всём желании не мог сказать, кто её привёз.
Неполадки с радио — любопытные такие неполадки, а также общий электромагнитный фон, чем-то похожий на магический и отдающий резким привкусом озона, наводил на интересные размышления, навевая ностальгию.
Эх, когда это было: неизвестные артефакты и безделушки в родовом гнезде Древнейшего и Благороднейшего Тёмного Рода Блэк?
— Конечно, я это понимаю! — усмехался отец. — Но зато, все эти три месяца я смогу с чистой совестью выгонять тебя на улицу под предлогом покататься на своей первой машине!
Так, посмеиваясь и улыбаясь, они вернулись домой. Гарри торопился.
В любое другое время он бы не удержался и тщательно проверил все странности, прихваченные случайно — или не очень — домой, однако сейчас в голове крутилось слишком много мыслей о простаивающих проектах и недописанной книге.
Отец не раз говорил, что восстание машин начнется с его комнаты, если не зародится в ней. Поначалу, как любой уважающий себя и увлечения своего детеныша родитель Рональд отдал на откуп сыну часть гаража в надежде, что «все временно, все преходяще». Затем, когда оказалось, что часть — это слишком мало, практически впихнул неиспользуемый подвал. Просил только не трогать стиральную машинку.
Несмотря на все его усилия, комната сына продолжала обрастать деталями не слишком характерного для обычного подростка интерьера. Гарри привык, что все необходимое находится под рукой, ведь вдохновение могло прийти внезапно, и тогда тащиться через весь дом в гараж или подвал, стараясь не разбудить родителей… Мерлин упаси!
Свое место заняли различные детали и механизмы, наполовину разворошенные, разобранные. Раскинув части-крылья, части-лапы, они беззащитными животными лежали на любой горизонтальной поверхности: полках, подоконнике, в ящиках стола. В любой момент Гарри мог позаимствовать из них запчасти или закончить работу, тем самым оживив свое творение. На столе прочно обосновался раздвижной трехсекционный чемоданчик, заполненный важными инструментами. И какое счастье, что родители давно отказались от идеи разобраться, чем конкретно занят сын, потому что многие инструменты не имели аналогов в этом мире. Гарри пришлось собирать их практически из подручных средств и максимально маскировать под привычные взгляду паяльники, напильники, отвертки.
Возле чемоданчика гудел еле слышно компьютер, бросая отсветы на доску на стене, почти закрытую различными чертежами, выкладками. Иногда формулы и списки наползали друг на друга, казалось, будто тут разыгралась битва между несколькими учеными.
Постеры давно перекочевали в кладовку — выбросить почему-то не поднималась рука. Их место заняли плакаты-шпаргалки с формулами и уравнениями. Гарри считал, что именно они служили важным доводом в пользу нелюбопытства родителей. Те думали, что сын прилежно учится, и закрывали глаза на возможные странности.
Сюда он не приглашал никого и никогда, комната являлась его убежищем, его тайной и нежно любимой обителью, детищем, наравне с прочими изобретениями.
Зелья Гарри варил в подвале, про который родители тактично «забыли». Маме было проще вытряхнуть гайки и болты из карманов перед стиркой, а отцу — купить себе новый комплект отверток, чем спорить и что-то выяснять. В конце концов, сын нигде не шлялся, учился хорошо, наркотиками-алкоголем-сигаретами даже не интересовался. Что еще нужно для счастья?
Гарри закрыл дверь и махнул приподнявшему голову Моджо. Пес зевнул — ничего важного, всего лишь хозяин пришел — и вновь улегся на стопке чертежей, подставляя тощие бока падавшему через открытое окно солнышку. Спать пес предпочитал в комнате Гарри и даже не реагировал на шумы и взрывы.
* * *
Оказаться в семье мальчика Уитвики было удивительно просто. Бамблби внутренне похвалил себя за находчивость и возблагодарил Праймуса, что человеческий спарклинг решил приобрести первое средство передвижения именно в том автосалоне. В противном случае, пришлось бы изворачиваться намного сильнее.
Забавное, интересное человеческое дитя выглядело, конечно, не очень довольным — внешний вид его смущал очень сильно.
Но ничего, малыш ещё просто не знает, каким замечательным другом автобот может стать.
И хотя слова про три месяца и бампер смущали уже самого Би, он твёрдо был намерен позаботиться о мальчике.
Это все так отличалось от привычных военных миссий, напоминая обыденную жизнь, что разведчик решил представить, будто он в коротком отпуске. Спарклинг все равно уже никуда не денется.
Начать стоило с поиска ему девушки — в этом разведчик был уверен, как в самом себе. По дороге к новому месту проживания он уже строил грозные планы.
При столкновении с реальностью грозные планы потерпели сокрушительный крах.
Вместо того чтобы как всякий ребёнок, получивший в руки новую игрушку, зарыться в неё, сунув любопытный нос всюду, куда можно и нельзя, залезть под крышку капота и с умным видом что-нибудь там покрутить, да хоть неисправной магнитолой заняться! Вместо всего этого спарк поставил покупку в гараж и ускакал на второй этаж — в свою комнату.
Машина его не интересовала в принципе.
И видимо, если бы не громкий окрик отца под вечер, напомнивший, что машину Сэму купили не для того, чтобы она простаивала в гараже, мальчик бы и не вспомнил про покупку.
Это удивляло. Бамблби давно на Земле и думал, что повидал многое.
* * *
Машина довольно урчала мотором, как большой зверь. Что-то кошачье, возможно волчье, в этом вопросе Гарри не отдавал предпочтений. Дорога ложилась под колёса ровной полосой, и он был вынужден признать, что это… удобно. Больших скоростей в их городке, конечно, не разовьёшь и не погоняешь наперегонки с ветром, но так тоже неплохо.
Маилзу тоже нравилось. Но тут — кто бы сомневался. Это же машина его друга. Личная.
И он даже не завидовал. Это самое приятное.
К школьной компании местных «героев» они вырулили совершенно неожиданно, но у Поттера было достаточно благодушное настроение, чтобы он согласился подыграть Бейнс и подвезти её домой. От излишнего внимания девочка уже устала. Ну, а то, что лучший друг «технично» смотался, предоставив ему свободу действий… Не то, чтобы он в этом нуждался.
— Хорошая машина, — сделала комплимент Микаэла.
— Да. Хорошая, — согласился Поттер под вновь ожившее радио и слегка поморщился.
Вот не знал бы, решил бы, что новая покупка живая и обладает весьма специфическим чувством юмора. Это бы много объяснило — и выходку на папином газоне и своевременные, очень удачные вырезки из радио.
— Радио барахлит, корпус слегка покоцан, но мотор хороший. Мощный. Немного поработать, и будет как новенький.
И тут авто встало, заглушив движок и заставив удивлённо поднять брови. Поттер-то знал, что глохнуть там нечему.
Микаэла милостиво решила ему помочь, восхищённо разглядывая содержимое капота.
— Вау!
Мотор игриво заурчал, заставив Поттера с ещё большим подозрением вглядеться в жёлтые обводы. Странное чувство кололо пальцы.
Гарри не являлся некромантом в классическом понимании этого слова, но как носитель Даров Смерти мог чувствовать «живых» и «мертвых». Особая пульсация энергии, биение жизни под тонкой кожей, внутри хрупких человеческих тел. Дома он проверял покупку только на следы магии, стремясь разгадать тайну странного фона. Но теперь, с каждым мгновением ему все больше кажется, что жёлтый гонщик живой, хотя ритм его жизни отличается от того, к чему привык волшебник. Остаётся понадеяться, что в машинке не оказалась душа какого-нибудь извращенца.
Подъехав к дому Микаэлы, Гарри улыбнулся ей на прощание. А когда она попыталась сказать, что он не такой лузер, как кажется, видимо, желая подбодрить, вздохнул. Будь он на самом деле таким, каким выглядит со стороны, наверное, оказался бы на седьмом небе от счастья, что самая красивая девчонка в школе обратила внимание. Но, увы и ах, новый Сэм Уитвики в поддержке своей самооценки подобным образом не нуждался.
— Бейнс, не надо считать меня идиотом, — девушка сразу напряглась и как-то судорожно вцепилась пальцами в дверную ручку. — Не строй из себя дурочку. Если ты не заметила, я не пускаю слюни по тебе и не вздыхаю томно вслед, — хмыкнув на её расширившиеся глаза, он продолжил, — а потому мне вдвойне обидно, что умный человек корчит из себя невесть что и при этом пытается обмануть меня. Когда устанешь от наших фанатов физкультуры — обращайся. Создам тебе алиби. Но не пытайся использовать меня втёмную, я этого не люблю.
Микаэла смутилась, резко напомнив о своём возрасте.
— Прости.
— Ничего.
Торопливо попрощавшись, она побежала домой, а Гарри потёр глаза. Иногда очков не хватало.
— Ладно, поехали домой, — погладил он руль. Если предположения подтвердятся, то неожиданный стопор на дороге приобретает интересный смысл. Поэтому… — Отношения — это так напряжно. Только дружить гораздо проще.
На эту ночь у Гарри было много планов и шатание по улице, пусть и в удобном салоне машины в них не входило.
Последняя книга о похождениях мальчика-волшебника выходила на финишную прямую. Предстояло описать последнюю битву под стенами древнего замка, свести потери к минимуму и никогда не говорить, как страшно было мальчику-герою смотреть на разорванные тела бывших одноклассников. О том, что не все младшекурсники ушли в «Кабанью голову», но в суматохе этого никто не заметил.
О том, сколько людей погибло тогда, Гарри и сейчас страшно задумываться.
Но он уже решил, чем закончит свою историю.
Когда-то она начиналась, как волшебная сказка. Какой всякой сказке полагается финал? Верно: «И жили они долго и счастливо».
Что там ему пророчили? Женитьба на Джинни? Дети? Карьера Аврора? Чудесно. Пусть будет так.
Хотя от этих мыслей ему-настоящему делается несколько дурно. Семейство Уизли замечательные люди, они заслуживают счастья, но… иногда их становилось слишком много. Не зря же все дети Молли, так или иначе, сбежали из-под её гиперопеки, как только представилась возможность.
В этом в вопросе с Андромедой было намного легче. Та никогда не забывала, из какого рода произошла, поэтому не навязывала своего внимания тому, кто в этом не нуждался.
Когда была поставлена последняя точка, перевалило далеко за полночь, а в глаза словно сыпанули щедрую горсть раскаленного на солнце песка.
Гарри отправил последнюю часть редактору и откинулся на спинку стула. Ну, вот и все. Он почувствовал некоторое удовлетворение, окончив эту историю. Пополам с пустотой. Концентрация душевных сил сошла на нет, выплеснутая в красивые электронные строки. Пусть кто-то разочаруется в финале, а кто-то, наоборот, будет счастлив, для Гарри самое важное уже произошло. Он закончил историю мальчика из чулана-под-лестницей. Можно перевернуть страницу и жить дальше.
Хотя чем заняться, он ещё не решил. Писать пока больше не тянуло, да и… не о чем, наверное. Если только не придумать историю о начинающем артефакторе? Можно попробовать… Какую-нибудь сказку о приключениях и поисках ответов на многочисленные магические загадки. Это работа будет сложнее, ведь нет опоры в виде собственного прошлого, придется создавать новый мир и новую личность… Но тем интереснее, не правда ли?
На середине мысли его прервал звук заводящегося мотора из гаража. Жёлтый Камаро куда-то шустро зашуршал шинами.
Эм, что?
Будь он обычным человеком, подумал бы, что это угон, но он ведь сам ставил на дом защиту от воров и вредителей. Хм…
Значит, всё-таки живая?
Похоже, приключения догнали его и в этом мире.
Гарри задумчиво прокрутил в пальцах появившуюся палочку. На машинке стоит маячок — так, на всякий случай. Проследить за ней, что ли? Это возможно. Другой вопрос, а надо ли?
По-хорошему, надо бы. Но лениво. Но надо. Но лениво. Но все равно надо. Хотя бы из соображений безопасности — не дело это, непонятно что в доме держать. Ему-то плевать, хоть машина, хоть василиск — в случае необходимости прикончит и разберёт на составляющие. Но вот родители… Простые люди. Он не имеет права подвергать их опасности.
Этого достаточно. Он проверит.
И не признается даже самому себе, что просто затосковал. Деятельная натура гриффиндорца требовала действий. Ему хотелось вновь заглянуть в пасть чудовищам, пройтись по лезвию бритвы, вдохнуть воздух наполненный опасностью и… поклониться леди Певерелл. Пригласить Предвечную на танец и улыбнуться в ответ на неподдельное возмущение частыми визитами.
Бузинная палочка проворачивается в пальцах — дурная привычка Тома передалась и ему — и Гарри прикрывает глаза, потянувшись сознанием к своей метке. Как только машина остановится, он аппарирует.
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
https://m.vk.com/club93244915?_post=-93244915_690&_post_click_type=post_owner_link&_post_click_url=%2Fclub93244915&z=photo-93244915_456240908%2Fwall-93244915_690
Для ждунов, съевших автору нервы
https://vk.com/club93244915?w=wall-93244915_699
Аппарировать по неизвестным координатам, имея на руках только точку выхода рядом с передвижным маяком, вообще-то крайне не рекомендуется. Плохо закончиться может.
Но когда-такие мелочи интересовали Гарри Поттера?
Кто-то говорит, что его в детстве искупали в Феликсе, кто-то — что Лили Поттер отдала жизнь не за жизнь, а за удачу для сына. А кто-то — к несчастью, таких немного — считает, что дьявольское везение Поттера — всего лишь закономерная страховка при учете масштабов приключений, выпадающих на его вездесущую задницу и чугунный лоб, отбивающий Авады.
Но правда проста и столь же невероятна, как его выкрутасы в воздухе на метле со зрением в минус восемь — он превосходно чувствует пространство.
Как воздушные потоки огибают препятствия, танцуя высоко в горах, так он никогда не промахнётся с перемещением.
Поттер вышагивает из воронки аппарации у железной дороги, в специально отмеченном месте, где его никто из людей не увидел бы. Собаки не в счет, но те его любят. Он едва успевает скрыться в тени, когда машина без водителя начинает... перестраиваться?
Вот тебе и раз!
Поттер мысленно сплёвывает. Приплыли. Или поехали? Потому что, судя по всему, это только начало.
Тем временем машинка собралась во что-то антропоморфное и начала совершать какие-то странные действия. Маг склонил голову на бок. Инопланетный шаманизм? Призыв духов. А, нет, ошибочка!
Старый-добрый сигнальный огонь "Искры в небо" который учат применять даже первоклашек. Только тут не искры, тут целый луч. Звонок домой, да? А нельзя ли как-то... менее заметно?
Ясно. Значит, предчувствие не обмануло. Вся хрень только начинается.
По определённым обстоятельствам, Поттер подобные вещи терпеть не мог. Особенно если они начинали твориться в непосредственной близости к нему. Но возмущаться и жаловаться на несправедливость в данном случае смысла не имело. Он сам отдал свой шанс на АБСОЛЮТНО спокойную жизнь маленькому мальчику по имени Сэм Уитвики. Так что ничего удивительного, что приключения догнали его и здесь.
Как там в анекдоте? Кому-то досталась головушка светлая, кому-то — рученьки золотые. Ну, а Поттеру, вместе с семейным везением, досталось то самое, третье.
Но всё-таки какая интересная машинка — раньше он таких не видел. Сразу захотелось разобрать игрушку на запчасти, заглянуть внутрь и переставить что-нибудь местами. Останавливало только одно — оно вроде как живое и скорее всего будет против.
Поттер, по крайней мере, точно был бы.
Ещё немного постояв в тени, понаблюдав за светошоу и отведя глаза парочке зевак, Поттер тяжело вздохнул и отправился домой. Почему-то было у него такое подозрение, что машинка сегодня ночью не вернётся.
Надо придумать, что по этому поводу сказать маме и папе.
Хотя... если он догадается вернуться до рассвета, даже врать не придется — родители попросту ничего не заметят. Поттер зевнул, претендуя на вывих челюсти. Говорят, когда тянет на зевоту — организму не хватает кислорода. Ага, вот прям нехватка. Зато адреналина дофига.
Ещё одна аппарация и он вновь в своей комнате.
А теперь спать-спать-спать! То, что завтра выходной, ничего не отменяет. Надо кучу всего перебрать, переделать... выспаться. Планы-то наполеоновские, и они, как раз, следуя типично поттеровскому "везению", имеют свойство проваливаться.
Гарри закрывает глаза и мгновенно падает в густую, кисельную темноту — полезное умение, стоило потраченных на него нервов.
Однако, когда на утро зазвенел будильник, впопыхах не отключённый с вечера, Гарри пришлось принять тот факт, что врать всё-таки придётся.
Машинка домой не вернулась.
Гарри мстительно подумал, что если не объявится через трое суток — подаст в розыск. В конце концов, он на нее свои кровные потратил! Которым бы нашлось более достойное применение, чем старая груда хлама на колёсах. Пусть такая оригинальная.
Денег не жаль, но вот просто из чистой вредности, как положено темным магам. А по мнению всего света, темнее Поттера твари еще не придумали.
Гарри не спорил. Ни по поводу того, что он та ещё тварь — живучая, отдельный подвид вредная; ни по по поводу, что тёмная — и глаза у него красные, как у Волдика, даром, что зелёные.
Отцу, в итоге, пришлось наплести самое банальное, что пришло в голову — отправил в мастерскую. Да, на ночь глядя. Да, всё в порядке, не беспокойся.
Микаэла, если что, прикроет, даже не спросит, куда на самом деле он задевал свой "раритет". Но промолчит и милостиво примет в качестве благодарности пару баночек легкого пива — самое то в жаркий день. Вчера вечером они достаточно поняли друг друга.
Дома, и правда, нашлось много работы — сломался мамин миксер, встали кухонные часы — что не удивительно, Гарри как раз жил над кухней, а там, где есть маг, общеизвестно — нормальная техника долго не живёт. Он конечно старался сдерживаться, экранировал комнату и почём зря дома не колдовал, но кухня-то... кухня была слишком близко.
Родители никогда не злились, отец даже гордился, что его сын сам чинит, не нужно обращаться к мастеру — временами Рональд бывал слегка... прижимист. И приносил пару раз от соседей "подарки" — сломанные часы и игрушки, которые просили отремонтировать. Редко, все же Гарри официально не профессионал.
К раннему вечеру с техникой, к сожалению, было покончно.
И Гарри всё-таки решил прогуляться, размять ноги. А то с этой аппарацией, он совсем обленился.
На прогулке Гарри всегда доверял своим ногам и рефлексам, которых хватало, чтобы избежать столкновения с прохожими, а сам отстранялся от реальности, погружался в расчеты, размышления или просто фантазии. Движение — это жизнь, ему всегда было проще думать в движении, пусть даже это простое размахивание руками. Цветные, блестящие витрины, кафе со столиками на улице мелькали перед глазами, но если бы сейчас мимо Поттера прошел знакомый, тот его даже не увидел бы. Чутье не вопило об опасности, и этого хватало, чтобы маг всерьез задумался над темой соединения некоторых видов металла и накопителей кристаллической структуры…
Впоследствии Поттер не раз проклянет себя за то, что совершенно забыл — когда отключается мозг, управление перехватывает притягивающая приключения пятая точка.
Ноги привели его к наполовину заполненной парковке неподалеку от центра.
Вынырнув в реальность, он, немало озадаченный, почесал затылок. И что же он тут забыл?
Сзади зашуршали шины.
Обернувшись он увидел полицейскую машину, перекрывшую собой въезд. Улыбнулся. Махнул приветственно рукой. Несмотря на вечные проблемы, стражей порядка он уважал. Немного завидовал, но в большей части сочувствовал.
— Офицер, вы что-то хотели?
Сидящий внутри коп... мигнул. Как картинка в телевизоре.
Волосы встали дыбом. Интуиция взвыла.
Когда и эта машина начала перестраиваться во что-то мало понятное, прямо на глазах, оставалось только выдохнуть:
— Твою мать…
Единственное, что не изменилось в Гарри Поттере, что не могло изменить время или смерть — умение делать ноги. От акромантулов, василиска, дементоров, русалок и Волдеморта. А, нет, от последнего он бегал далеко не всегда. В любом случае, прежде, чем робот закончил трансформацию, Гарри уже драпал вовсю, стараясь найти либо выход к людям, либо место, где можно будет спокойно, без лишних свидетелей, разобрать противника на металлолом магией. Потому что он не верил, что в данный момент пустует абсолютно вся парковка.
Но новый знакомый оказался проворнее. Миг! И Поттер уже летит на ближайшую машину, разбивая её лобовое стекло.
Демоны-Дементоры!
Нормальный человек точно бы себе что-то сломал. Но не Поттер. Маги вообще крепкие ребята. Но ребра протестующе взвыли, и никак не получалось вдохнуть — грудную клетку словно сжало тисками.
— Сэмюэль Уитвики! — прогрохотала огромная ожившая махина, ещё совсем недавно бывшая полицейской машиной и неприятно напомнившая хвосторогу громкостью и манерами. Гарри смотрел в склонившегося над ним робота, разве что не прижимавшегося, и ждал, когда вернется возможность нормально дышать. Иначе ему не сбежать. — Где очки Арчибальда Уитвики?! Говори!
— Понятия не имею, о чём ты! — Поттер юзом вывернулся из-под нависшего над ним монстра, перекатился и драпанул на всей доступной скорости, не обращая внимания на улетающие в разные стороны машины позади, которые отмечал лишь краем глаза.
С таким противником ему сталкиваться еще не приходилось. Впрочем, Грохх, любимый братишка Хагрида, вырывал деревья не менее динамично и душевно. Главное сейчас — не сбить дыхание и вовремя увернуться.
Выскочив с парковки, он судорожно прикидывал, куда и в какую сторону бежать, когда увидел мчащуюся к нему на всех парах Бейнс на скутере. Вернее, ехала она себе вполне мирно, даже рукой помахала, а вот потом прелестный ротик совсем неаккуратно приоткрылся, глаза стали круглыми-круглыми, когда она увидела, кто жаждет внимания ее одноклассника. Возможно, даже волосы зашевелились бы, не будь они прижаты шлемом.
Мерлин, только этого не хватало!
Поттер сдернул продолжавшую ехать на автомате одноклассницу — вряд ли она хочет попробовать таран на данном монстре.
— Бежим, бежим, бежим!
— Сэм, что это? — истерически завопила она, вцепившись в руку парня, как утопающий в спасательный круг. — Что происходит?
Вот ведь... женщины! Им сейчас тут голову снесут, а она интересуется подробностями.
— Меньше болтай, больше беги, береги дыхалку, — посоветовал ей Гарри, прибавляя "газу".
Глаза Бейнс еще больше расширились, панически и ошеломленно — видимо, все же поняла, насколько все происходящее серьезно. Потому что теперь девушка, несмотря на красивые модные, но совершенно неудобные сапоги, некогда светлые джинсы, теперь украсившиеся парочкой модных сейчас прорех, бежала наравне с Поттером в кедах.
Ладонь Микаэлы в руке дрожала и была влажной. Черт-черт-черт, сейчас бы аппарировать, но ведь после придется стирать память девушке. Со времен уроков окклюменции со Снейпом Гарри ненавидел вторжения в разум. Свой или чужой. Ему это казалось высшей формой насилия.
Он судорожно соображал, что бы такого сотворить и избавиться от проблемы за спиной, когда на парковку влетел давешний жёлтый гонщик. Распахнул дверцы и требовательно провыл что-то. Видимо, поездка в "мастерскую" пошла ему на пользу.
— Садись! — Гарри буквально впихнул сопротивляющуюся Бейнс в салон и запрыгнул сам.
Вся ситуация резко напоминала его эвакуацию из дома тёти, перед седьмым курсом. Вот только вместо толпы пожирателей имел место один, но огромный робот.
— Кому-то придётся мне многое объяснить! — прошипел он почти на парселтаге, захлопывая дверцу.
Камаро рванул так, что их вдавило в сиденье. Еще одна причина, почему Гарри больше любил метлы.
Товарищ-полицейский не отставал. У него явно был большой опыт в преследовании быстрых мобильных объектов. Не очень хорошо, на самом деле.
С трудом оторвавшись, они оказались в каком-то заброшенном заводе. Коп рыскал где-то позади, но отпускать их не собирался.
Поттер мысленно костерил себя, на всех доступных языках включая архаичную латынь, которую все-таки осилил из-за острой необходимости. Невозможность что-то сделать в присутствии Микаэлы выводила из себя. Хотелось сделать то самое исключение из принципов, искушение все-таки стереть память девушке после собственных выкрутасов почти пульсировало в висках, сладостью отдавалось на языке. Однако Поттер не был бы собой, если бы не умел убеждать кого угодно в собственной правоте. Включая самого себя. Он не будет аппарировать, не будет стирать память Бейнс.
Нет, если всё станет ещё хуже, он, конечно, плюнет на конспирацию, все-таки жизнь гораздо важнее, и тем самым признает совершенную ошибку — вмешал в свои приключения обычного, не способного постоять за себя человека.
К счастью, не понадобилось. Машина везла их быстро, урча мотором, за окнами мелькали пейзажи, зарождая в сердце смутную тоску по красавице-"Молнии", на которой бы точно сумел удрать от противника любой уважающий себя волшебник.
Когда стало очевидно, что боя не избежать, жёлтый выпустил их с Бейнс, точнее, почти выплюнул на дорогу. Гарри зашипел, когда мелкий щебень ободрал в кровь ладони. Нельзя ли поаккуратнее? Но тут же забыл свои претензии, когда увидел сражение двух махин. В них чувствовался большой практический опыт: выверенные движения, по-своему, как-то угловато, гибкие. За-во-ра-жи-ва-ю-щи-е. Переплетение тросов и стали, опасность и гром выстрелов. Парень непроизвольно облизнул пересохшие губы. Точно такая же уверенность бойца, как у Ремуса, у Кингсли... Да у кого угодно из старой гвардии, включая УПС-ов. Ведь, несмотря на "разногласия", Поттер не мог не признать, что леди Лестрейндж умеет сражаться и в бою становится почти нечеловечески красивой, как может быть красива смертоносная кобра.
Полицейский не отставал от своего противника, отвечал ударом на удар, давил массой собственного тела — он был больше, крупнее. Желтый вертелся, кружился, вился ужом, почти танцевал, заставляя Гарри сожалеть об упущенных возможностях. Мерлин великий, он ведь чувствовал, что с машиной что-то не так! Почему не проверил от и до?! Теперь это уже вряд ли возможно.
Но техника боя камаро... М, пожалуй, да... Разведчик, диверсант или снайпер. Или какая-то иная специализация, не требующая жесткого контактного столкновения, потому что, несмотря на силу и выучку, желтый все время пытался разорвать дистанцию, уклонялся, делая ставку на ловкость и скорость.
Пока их неожиданный защитник развлекался с псевдополицейским, Гарри схватил Микаэлу за такую же ободранную, как у него руку и припустил со всех ног, удирая от мелкой, скелетоподобный твари, выпрыгнувшей из своего... напарника, скорее всего. Так, не думать о чужих, хищниках и возможностях размножения иного, механического, вида. Поттер с удовольствием отключал бы в некоторые моменты собственную фантазию, потому что она здорово отвлекала. Чем еще объяснить, что Редукто у него вышел более мощный, чем хотелось? Нервами, только нервами и не вовремя квакнувшей под руку фантазией. Какое счастье, что Микаэла убежала с весьма решительным видом и плотно сжатыми губами. Зная её характер — искать что-то, что сойдёт за оружие.
Пока его никто не видит, Гарри мог от души попинать железную зверушку, так напакостившую ему за сегодня.
— Сэм! Ты в порядке? — примчавшаяся Бейнс застала железку в полуразобранном виде, относительно целой была только клыкастая морда.
— Более или менее... — Гарри отдышался и покосился на зажатую в руке девушки бензопилу. — А ты, смотрю, даром времени не теряла...
Одноклассница смутилась и попыталась спрятать грозное орудие себе за спину. Вышло забавно, как в мультиках. Девушка нервно хихикнула.
— Эм... да... это…
— Не важно! — отмахнулся от неё Поттер. Он умел игнорировать чужие, сомнительные с точки зрения основной части общества, таланты товарищей. И тараканов, в первую очередь тараканов. — Пойдём, кажется, они уже закончили выяснять, кто из них круче, — он кивнул в ту сторону, где остался жёлтый механоид.
— Думаешь стоит?
— Думаю, они все равно от меня не отстанут. И от тебя, коль уж под руку попалась.
В подтверждение его слов, к ним подкатил вновь ставший машиной жёлтый камаро и, открыв дверцу, вырезками из фильма предложил им сесть, для прояснения ситуации.
Поттеру всё это все больше напоминало театр абсурда, но он не стал отказываться. В полной мере рассчитывая высказать все что думает, когда им начнут толкать пафосную речь — были у него такие подозрения, что без этого не обойдётся. Своей интуиции парень привык доверять.
Прокатились до нужного места с ветерком, по дороге выяснив, что чужое мнение гонщика всё-таки волнует, и лихая смена дизайна под более современную модель для него задачка не проблемная. Так... по-детски. Как ребенок, честное слово. Неужели молод? То ли он просто покрасоваться хотел, то ли слова Бейнс его и правда задели. Гарри на это позерство лишь бровью повёл — внешний вид машины волновал его поскольку-постольку. Да и сам он умел выпендриться не хуже — длительное наблюдение за магами, в частности Малфоями, не прошло бесследно.
Сородичи его машины явились эпично, в испарениях от завода, туманной дымке, почти как в кино, и вызвали стойкое ощущение, что с фейспалмом Гарри придется в ближайшее время сродниться.
Даже маги в мире маглов вели себя аккуратнее.
Впрочем, то, что их до сих пор не засекли, уже вызывало уважение — громадины в мире обычных людей... Не просто затаиться и передвигаться, да и память стирать они не умеют.
А пригодилось бы.
Поттеру оставалось только прикрыть глаза и вздохнуть. Настроение портилось со страшной силой, предчувствие поднимало голову и сонно оглядывалось. Гарри не знал, что принесёт грядущее, но чувствовал, что это будет... просто будет. Придет, поставит перед свершившимся фактом. Он неожиданно почувствовал себя стоящим на горной скале у самого побережья, светлым вечером, когда небо внезапно заволокло чёрными тучами и поднялся ветер. Ещё не ураган, но его преддверие. И воздух наполнился тяжестью в предчувствии скорой грозы, а мыски кроссовок зависли над бездной с клокочущей морской пеной, заставляя балансировать, чтобы не упасть.
Он отчётливо увидел себя там, перед почерневшими водами и сверкающими вдалеке молниями. Шрам, которого в этой жизни никогда не было, предупреждающе заколол. Вот кто бы знал, что эта проклятая отметина реагирует не только на Тёмного Лорда...
Микаэла взяла его за руку, ладонь ее подрагивала, пальцы впились почти до боли. Как же ей страшно, девочке, никогда не встречавшейся ни с чем необычней внезапно распахнувшегося окна. Гарри моргнул, приходя в себя, сжал ладошку в ответ, на что девушка слабо улыбнулась и слегка расправила плечи, машинально слизнув выступивший над верхней губой пот. Страшно, но уже не так.
Гарри повернул голову, встречаясь глазами с голубыми линзами напротив. Оптимус Прайм. Командир всего этого дурдома? Что ж, неплохо. Сейчас он ему все выскажет: и по поводу втягивания посторонних в свои дела, и по поводу способа знакомства... О, сколько яда накопилось у него! Мог бы сцеживать и продавать в аптеки! Как хотелось ему заорать и разнести дурную голову напротив Бомбардой...
Подобные предчувствия-видения с ним случались не часто, но всегда перед тем, как его жизнь кардинально переворачивалась с ног на голову. Настроение испортилось окончательно.
Примечание к части
Автору на печеньки
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
Поиски Оллспарка были долгими. Невыносимо знать, что каждое мгновение промедления стоит жизни родному миру. Без Великой Искры Кибертрон умирал, и изменить это было невозможно, лишь продлить агонию смерти. Они искали с отчаянной, пылающей надеждой, которую то теряли вновь, то находили, приземляясь на очередной планете. Некоторые сдавались, потому что нельзя бесконечно изматывать искру бесцельным, кажущимся бессмысленным ожиданием. Оптимус видел, как все меньше и меньше становится тех, кто все еще верит в возвращение Великой искры. Каждый новый мир, в котором не нашлось следов, разбивал их вдребезги.
Сигнал, пришедший из далёкого, такого непохожего и в тоже время столь сходного мира, подарил надежду и помог воспарить духом. Наконец-то. В искрах вновь разгорался огонь веры в хорошее, в еще возможное будущее для их родного дома.
Земля — молодой и необычный мир с юной, по меркам трансформеров, цивилизацией. Многих мехов это заставило презрительно усмехаться — белковые. Да, органику они не любили. Было на то множество причин, которые появились после посещения схожих планет.
Однако, приближаясь к этому миру, Оптимус предчувствовал новые открытия, новые знакомства. Ему всегда было интересно познавать новые миры, знакомиться с иными народами. В этот раз предчувствие билось в искре гораздо сильнее обычного, заставляя автобота то предвкушать будущее, то волноваться о нем же.
Они прибыли на координаты Бамблби, нашедшего человека, владеющего картой к местонахождению Оллспарка. Не сказать, чтобы получилось именно так, как планировалось — нежелательное внимание они всё-таки привлекли, но всё это можно было вписать в "незначительные отклонения". В конце концов, в сети они нашли не одно упоминание людей, верящих в прилет "братьев по разуму". Автоботы засветились перед единицами, которым никто не поверит.
И вот...
Перед ним стоит человеческий спарклинг. Ребёнок. Подросток, так правильно, если судить по классификации, которую они узнали из всемирной сети.
Самый обычный, каких много в этом странном человеческом мире. Но что-то в нем... Движения, то, как он держит голову, как смотрит: уверенно, обреченно, устало, с толикой непонятного вызова и одновременно угрозой... Этот коктейль обрушивался на сенсоры, как взрывная смесь, что так отлично готовит Айронхайд. Мальчишка смотрел и, несмотря на маленький рост, хрупкое тело, считал себя равным. Что-то в нем заставляло вздрагивать внутренние системы, странно сбоить и заходиться импульсами. Этот серьезный взгляд или внутренний вызов? Прошло уже много времени с тех пор, как Оптимусу бросали вызов всерьез, одним только коротким взглядом.
Стоит и недовольно смотрит на них своими невероятными глазами, всем видом, позой демонстрируя раздражение, напускное, перемешанное с усталостью, слегка наигранное, но от этого не менее правдивое. Сенсоры улавливают, как подрагивают кончики человеческих пальцев, нетерпеливо, как будто мальчишка вот-вот готов броситься в атаку. Это не панический порыв, не плод страха, кипящего внутри, все растущего и растущего, требующего сделать хоть что-то, чтобы качнуть чашу весов. Нет, подросток напротив иной. Он зол, холодно, как льдом овевает, и по-военному собран, как истинный боец, знающий, что злоба и ярость — первый путь к поражению. Сам себя убеждает не переживать, не нервничать, не срываться... Оптимус видит эти мысленные уговоры, будто читает их в выразительных глазах, на не менее выразительном лице с большим ртом. Неужели природа шутки ради дала гражданскому, которому положено быть мирным, бойцовские инстинкты?
Он мог бы стать им верным союзником, думает лидер автоботов, начиная свой рассказ. В глазах юноши светится незаурядный ум, не омраченный страхом перед неизвестным — столь редкое качество для всех встреч Прайма. Сэм Уитвики вполне может понять цели и причины поступков автоботов.
Печальная история гибели Империи Кибертрона по вине войны, разгоревшейся по воле одного. Возможно, он немного преувеличивает роль и вину Мегатрона, но... это не отменяет того, что Великая Искра — единственный шанс их мира снова стать живым.
Мальчик должен понять. И он поймёт.
Бамблби передал, что успел буквально в самый последний момент, вырвав ребёнка из рук десептикона. Времени, похоже, совсем нет...
Как только лидер автоботов открыл рот, Поттер мысленно закатил глаза.
Что ж... Вселенная разнообразна, но в чем-то все же неизменна. Пафоса в словах Прайма было столько, что хотелось выжать весь диалог, как пропитанную пролитым приторным кофе тряпку. Уверенность в собственной правоте, несмотря на осознаваемые огромные потери — чем-то напомнило Альбуса Дамблдора. Тот тоже не сомневался, что игра стоит свеч, ой, простите, жертв. Прайм, как директор, сожалеет, возможно, обвиняет себя в гибели соратников, но...
От воспоминаний, от нереальной схожести представителей двух совершенно разных биологических видов — да что там, Вселенные тоже разные! — во рту появлялась горечь, изрядно приправленная долей лимонной кислоты с сахаром — незабвенные мармеладки, сдобренные долей "светлой" идеологии, навсегда оставили не самое лучшее послевкусие.
Гарри тошнило от лицемерия, от скрытности, от малого, но все же обмана. Если бы он не был столь опытен, если бы не являлся магом... Кто знает. возможно, бы поверил Оптимусу Прайму.
— Поэтому нужны очки Арчибальда Уитвики, — закончил Оптимус, не зная, какие на самом деле чувства испытывает его собеседник. Оно, может, к лучшему. Подросток, только вступивший на тропу взросления, определенно не может мечтать послать всех лгунов и лицемеров к чертовой матери, сопроводив свое нелицеприятное пожелание разрушительной силой Бомбарды.
Гарри тяжело вздохнул, потёр шею... В принципе, у него не такой уж большой выбор действий, но, надо отметить, все равно немалый. В его глазах присутствующие четко разделились на два лагеря.
В бурной молодости он четко делил мир на черное и белое. Белые являлись своими, а потому, по умолчанию, попадали под защиту, получали любовь и привязанность Поттера. Со временем, повзрослев, маг стал делить окружающих на своих и чужих. И в категорию "своих" порой попадали не самые приятные для остальных люди.
В нынешней ситуации оставалось позаботиться о своих. Поэтому он задвинул Микаэлу себе за спину. Ни в коем случае девушка не должна пострадать. В конце концов, она не виновата в неуемном любопытстве Поттера и его же тяге к приключениям — в большинстве случаев нежеланной и случайной.
Маг расправил плечи и тяжелым взглядом смерил лидера автоботов, готовый противостоять любым проблемам. Никакое любопытство и открывающиеся перспективы не стоили войны, принесенный в собственный дом.
Правое дело! Добренькие автоботы и злые десептиконы. Вундервафля и ключик к её местоположению. Еще бы сказал "общее благо".
А на деле!..
Обычная ГРАЖДАНСКАЯ, мать их, война! Дементор их все полюби.
В которую собираются втянуть новую планету. Поттер совершенно не сомневался, что только им и Бейнс всё не ограничится.
В груди неприятно тянуло. Бешенство заливало сердце и душу, хотелось сокрушить, уничтожить того, кто привнес в спокойное до этого сознание подобные разрушительные чувства. В эмоциях своих, что Поттеры, что Блэки необузданны и весьма категоричны. Незабвенная Беллатриса, даже ледышка Нарцисса Малфой — они были полны огня и страсти. Это не столько кровь — сколько душа, развивающаяся под влиянием определенной магии.
— Значит так, — Гарри еще вздохнул и призвал весь свой самоконтроль, чтобы не выпустить магию. Пар он спустит позже. Эти ребята похоже идейные и никакие его слова не будут иметь действия. — Очки я вам отдам. Вы их возьмёте и свалите. Далеко и надолго. Желательно забрав свой супер-кубик или что там вам надо. Это понятно?
— А не слишком ли ты много на себя берёшь мальчик? — рыкнул Айронхайд.
— Достаточно, — юноша твёрдо встретил взгляд чёрного оружейника. — В противном случае, я умею делать на коленке термит и коктейль Молотова. Убить не убью, но переполох подниму знатный, а дальше с вами будут разбираться военные.
— Ты так уверен в себе? — Рэтчет странно задумчиво посматривает на Бейнс всё время разговора.
— Вопрос не в том, насколько я в себе уверен, а на что я пойду, чтобы вышвырнуть вас со своей планеты, — маг дёргает щекой и честно просчитывает, как и куда, в случае чего нужно бежать, учитывая Бейнс за спиной. — Как показала история, в гражданской войне все виноваты и все сражаются за правое дело.
— Мальчик, мы тебе не враги, — попытался успокоить его Оптимус.
Ему не нравилось, что с каждым прошедшим мгновением мальчик щетинится всё больше, напоминая взведённого на атаку шарктикона, который ещё не бросился на них только из-за превосходства в размере. Но этот шарк защищает своё гнездо, и скоро для него перестанет иметь значение, что противник во много раз больше.
— Но вы мне и не друзья. Вы несёте свою войну в мой мир. И я вам — не рад. Я хочу сохранить свой дом. В целости, в безопасности. И без ожившего железа на улицах.
С этим аргументом не поспоришь, именно так видится аборигенам визит чужаков.
— Поэтому забирайте свою святыню и выметайтесь. Или же я найду способ грохнуть то, что грохнуть нельзя.
И в его словах было что-то, что лишило сомнений — он сделает. Найдёт оружие.
— Хорошо, — Оптимус склонил голову. — Мы уйдём.
И всё же он надеялся, что ещё сможет повлиять на мальчика.
Всю дорогу до дома Гарри нетерпеливо барабанил пальцами по обшивке сиденья. Найти очки не проблема... в масштабах целого дома. Но вот в локальном Хаосе комнаты самого Поттера. Нет, он ценил раритет, берег его... Поэтому засунул куда подальше и, естественно, совершенно не помнил, куда. Наверное, стоит тайком применить беспалочковые Манящие, чтобы не мучиться. Иначе автоботы будут ждать на Земле до скончания веков.
— Как ты? — Микаэла осторожно, слегка стеснительно положила свою ладонь поверх его и сжала, приободряя. В этом жесте не было ничего сверхромантичного, только беспокойство и желание поддержать товарища по несчастью.
Гарри был безумно рад, что она не стала задавать замусоленный вопрос "Ты в порядке?" Его он всегда изрядно раздражал в фильмах, сериалах, да и жизни — тоже. Герой, израненный, выбирается из горящих обломков самолета, а ему: "Джон, ты в порядке?". Какой тут может быть порядок?!
Какой у него может быть порядок, когда к нему домой, где спят беззащитные родители, а по соседству — дети, едут гигантские роботы, понятия не имеющие о секретности и тишине?!
Веселая истерика темного мага, от которой плохо может стать всем, прекратилась, когда они подъехали к дому.
— Не очень, — не стал юлить Поттер. — Но это пройдёт. Когда спровадим новых знакомых. Надеюсь.
Гарри слишком хорошо знал что такое гражданская война, и что она несёт. Особенно тем, кто оказывается рядом и не стремится присоединяться.
— К дому не суйтесь! — бросил он автоботам, выходя на ухоженную дорожку перед газоном. — Сам все найду и принесу. А если вдруг кто-то увидит — вовек не отмажешься!
Трансформеры вроде как покивали, но у Гарри зародилось подозрение, что не вняли. Слишком уж важны для них были очки, что они весьма недвусмысленно демонстрировали. И это напряжение... как будто идет гонка со временем.
Судя по скептическому взгляду Микаэлы, она тоже сомневалась в выполнении просьбы. Вот за это Гарри выделял Бейнс из остального окружения — за разумность и исключительную прагматичность, позволившую ей удержать мастерскую отца на плаву.
Впрочем, от мечтательности там тоже много имелось. Это стало понятно, как только девушка попала в комнату. Она выглядела совсем как ребенок в магазине игрушек перед Рождеством: восторг, почти благоговение и интерес-интерес-интерес. Казалось, Микаэла не может насмотреться, она крутила головой по сторонам, пытаясь охватить все и сразу.
— И это... все твоё? — восхищение звенело в ее голосе, переливалось всеми цветами радуги.
— У каждого свое хобби, — Гарри невольно испытал гордость. И легкое беспокойство — в отличие от родителей, Бейнс как-никак разбиралась в механике. Конечно, она не поймет назначение всех предметов, но отвечать на неудобные вопросы Гарри не хотелось. Он только-только начал привыкать к вроде бы как сближению с посторонним человеком.
— Хобби? — Бейнс любопытно сунула нос в один из ящиков.
Поттер невольно умилился: девушка походила на кошку, впервые пущенную в дом. Разве что носом не дергала, принюхиваясь, приглядываясь. Осталось только добавить хвост и ушки, обязательно черные, бархатистые — и портрет будет завершен.
Непроизвольное желание похвастаться стало сильнее. Иногда тело подростка доставляло гораздо больше проблем, чем предполагалось. Гарри, со всем приобретенным цинизмом, сильно уставал временами гасить недостойные темного мага порывы.
К счастью, в этот раз обошлось и не пришлось вспоминать ничего отвратительного, чтобы окатить себя мысленным холодным душем.
К несчастью, автоботы всё-таки полезли к дому.
Мерлин, когда же это закончится?!
...А потом всё завертелось с удвоенной силой и скоростью, как впрочем, всегда и бывает, когда события набирают оборот.
Когда в дом влетели незваные гости имени госслужащих, осталось только тихо зарычать и сглазить всю компанию на долгие и обширные проблемы и невезение. Ну, и от души приложить подвернувшихся молодчиков гаечным ключом по головке.
Всё же сражаться с ними всерьёз, с применением тяжёлой магической артиллерии было нельзя.
Что, конечно, не помешало Гарри от души попинать и попрыгать на бедолагах, у которых внезапно начали заплетаться ноги — даёшь пассивную рунную защиту! За родителей он им ещё устроит сладкую жизнь.
Возможно, с летальным исходом.
И пусть никто не заикается, что убивать людей нельзя! За семью можно и нужно!
Особенно это...
Если бы у Фаджа со Скимджером был ребенок, его следовало назвать Сеймуром Симмонсом. Тонна самодовольства и бульдожья хватка в отношении того, что нравится или вызывает какие-то подозрения. Он мог быть замечательным профессионалом, патриотом своей страны, любознательным исследователем, достойным уважения за свою преданность делу и даже понимания... Но Поттеру он не нравился. Категорически и окончательно.
Дело даже не в том, что он и его люди ворвались в его дом, что фактически напали на родителей и теперь роются повсюду — впору обрадоваться, что по привычке наложил чары отвода глаз на свои самые одиозные игрушки и изобретения. Симмонс не нравился Гарри из-за того, что он пытался самоутвердиться, запугивая собеседников. Наверное, ему думалось, что если он их напугает, то ему всё выложат на серебряном блюдечке с голубой каёмочкой.
Но когда Поттера пытались пугать, надавливая авторитетом, частенько чересчур раздутым, тем самым демонстрируя непомерное эго, герой закусывал удила и делал все совершенно наоборот. Назло, как говорится. Кто-то однажды сказал, что на гербе Поттера был олень, а должен быть баран — с таким упрямством отстаивал свою точку зрения последний представитель сего славного и весьма раздражающего рода.
Если бы этот клоун просто пришёл бы в компании своих людей и поговорил бы по-человечески, Гарри не стал бы мешать ему выполнять свою работу, и даже бы помог в меру сил и конспирации. Например познакомил бы с Оптимусом.
Но эта сволочь заведомо вела себя так, будто ему все кругом должны.
Честное слово, это хуже, чем Фадж и Скримджер в одном лице.
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
Сидя в машине специальных агентов, Гарри чувствовал, что начинает жаждать крови. Блэки были безумными берсерками, готовыми на все ради защиты своего, даже утратить разум и окунуться в море крови, вызванное их же заклятиями. Но никогда еще, во всех предыдущих браках, боевое безумие не сливалось так удачно с фамильным упрямством Поттеров и их огромной силой.
Поттер — это пламя и магия, шторм огня и смерч смерти, это поколения потомков древней богини, темнее черного и его же могущественнее. Это ходячие магореакторы на службе у интересов собственной семьи. Прямолинейные, как шпалы — и только это, если честно, спасало магическое сообщество. Поттеров можно было обхитрить, ловкостью и мудростью, чужой, разумеется, завести в ловушку.
Но при этом желательно, чтобы ловушка имела смертельный исход, иначе вернувшийся Поттер, весьма недовольный Поттер, устраивал своему "обидчику" локальный Армагеддон. Один маг, знакомый с предками Гарри, в дневниках шутил, что определенно Помпеи пропали не просто так. А если бы род был древнее, то обязательно отметился бы и в Атлантиде.
Честное слово, то, что он устроил в кабинете директора после смерти Сириуса — даже не цветочки. Он тогда ещё не Поттер был — так, личинка Поттера. Молодой, сил немного. Да и по-настоящему вредить никому не хотел, подсознательно сдерживался. Истинный потенциал магов его рода начинал раскрываться после тридцати.
И Томас Реддл знал об этом. Именно потому он так стремился уничтожить жаждущего мести за родителя ребенка-Поттера, пока потенциал не раскрылся. Гарри же упрямый, Гарри же не отступился бы. Не учёл только, что Поттеры тем сильнее, чем больше их пытаются убить. Третий закон Ньютона — действие равно противодействию. Только в его случае, противодействие накапливается.
Агент Сеймур продолжал запугивать. Вспомнил и отца Микаэлы, чем довёл девочку практически до истерики. Она пыталась держаться молодцом, но её быстрый взгляд, брошенный на него, сказал Гарри намного больше, чем все слова и действия. Она боялась его реакции на эти слова.
Нашла, чем пугать и чего бояться, да у него половина дальних родственников, если верить семейному гобелену, в Азкабане "время проводила".
В самом деле, разве можно его таким пронять? Девочка просто плохо его знает — что к лучшему. Гарри сжал тонкие пальцы и ободряюще улыбнулся, отчего Микаэла слегка посветлела лицом.
Не обошёл вниманием Симмонс и историю с невероятным исцелением Сэма в детстве. И как-то так это было сказано, что для неподготовленного подростка подтекстом звучало: "А не отправить ли тебя, малыш, на опыты? В лабораторию изучать. Ведь это так удивительно, когда умирающий мальчишка, вдруг оживает практически за одну ночь".
В такие моменты Гарри искренне понимал и сочувствовал Беллатрикс Лестрейндж в её убеждении, что маглы это животные и их надо истреблять, как слишком расплодившихся свиней.
Жизнь Сеймуру, а заодно и всем находившимся в машине агентам, спасли явившиеся выручать Уитвики автоботы.
В чем не отказать трансформерам, так это в умении крайне вовремя пафосно появиться. Ах, да, еще в желании выпендриться — совсем как влюбленные мальчишки-подростки перед девочками, которые им нравятся. Микаэла уж точно была поражена до глубины души: сидела с приоткрытым ртом и полными восторженного блеска глазами. Она успела испугаться "злобных" агентов, все же с властями ее семье не слишком-то везло по жизни. А потому "расправу" с ними, оторванную крышу машины и прочее воспринимала как освобождение и подарок.
А Гарри, сдерживая смех пополам со злостью, хотел спросить, сколько именно господам трансформерам лет? Может быть, они взрослеют позднее, чем люди? Потому что желание похвастаться пушками и помериться... лопатками в песочнице, как правило, после этой самой песочницы и проходит. Особенно, если ты здравомыслящее существо, участвующее в длительной, жестокой войне.
Несомненно, господ агентов они впечатлили. Впечатлили настолько, что Поттер давал меньше суток властям Земли чтобы объявить инопланетные организмы потенциально опасными и призвать к уничтожению любой, мало-мальски отличающейся от нормальной техники. Людей же, "сотрудничающих" с противником, совершенно точно привлекут к ответственности. Как минимум, за сопротивление властям. Поттер не слишком боялся за себя, в конце концов, в его распоряжении, при желании, аппарация и маскировочные чары, но вот Микаэлу и родителей становилось жалко. Не заслужили они подобного.
И все это из-за того, что горстка не выросших из пеленок существ захотела впечатлить их с Бейнс. Гарри понимал, что совершенно зря злится, что уже ничего не исправить — не переделать чужую натуру, но стоило ему представить испуганные глаза матери, возмущенные крики отца, как ярость с новой силой вспыхивала в груди.
Одна беда у трансформеров — Гарри подобным впечатлить давно нельзя. Не после чудес Хогвартса, полетов на метле и гиппогрифе, не после волшебства профессора Флитвика и профессора Макгонагалл. Не после всех тех вещей, что создавал он сам. Банальная, тупая демонстрация силы и власти раздражала еще со времён Хагрида, отрастившего Дадли поросячий хвост по надуманной причине.
Как бы Гарри ни относился к агентам вообще и к Симмонсу в частности, унижение слабых сильными никогда не приводило его в восторг, от этого ему становилось муторно, а на языке появлялся мерзкий привкус желчи.
Напоминает развлечение кузена с компанией, когда главной мишенью являлся он сам.
Хотя Микаэла, похоже, получает удовольствие. Впрочем, ей простительно, она ещё маленькая, да и отыграться за свой страх очень хочется. Детский сад.
Гарри мысленно покачал головой: автоботам бы сейчас договориться с госслужащими — идеальный же момент, и начать сотрудничать, оставив и его, и девочку в покое. Но где живые машины и где логика?
Видимо в диаметрально противоположных направлениях. Впрочем, последние двадцать четыре часа Гарри казалось, что логика исчезла из мира, причём вместе со здравым смыслом. Этак собрали вещички, помахали ручками и попросили не ждать.
В его жизни подобное часто случалось, да что там — волшебство по большей части противоречит логике обыкновенных людей. Но все же... не об этом он мечтал, разыскивая новый мир и договариваясь с маленьким Сэмом Уитвики.
Но у Сеймура всё же была голова на плечах, хоть и изрядно повёрнутая, с потёкшей крышей и табунами тараканов. Однако эти тараканы вовсе не помешали агенту запросить подкрепление. Уже слышен шум приближающихся вертолётов, вызванных агентом. Не стоило его недооценивать из-за глупого вида и дурацкого характера. Всё-таки профессионал.
— Забирайтесь! — Оптимус опускается на колено и подставляет им металлическую ладонь, своевременно понимая, что они несколько заболтались, видимо.
Рука касается чуть тёплого металла и вверх, до спины пробегает горячая волна. Неужели у Оптимуса тоже внутри магия? Или это его магия так откликается на существование Искры — души в металлической оболочке? Или...
— Потом, все потом, — пробормотал Поттер себе под нос, слишком тихо, чтобы его кто-то услышал. Магия у трансформера — это даже не смешно! Надо прекратить строить теории, пока он не окажется в безопасности собственного дома, а до тех пор — постоянная бдительность!
Мощные манипуляторы удивительно деликатно подсадили на широкое плечо, заставив вцепиться с сегмент брони. И вовремя — невдалеке уже виднелась погоня.
Дурацкий день становится ещё хуже. Но так в духе Поттера. Нет в мире мага, которому пришлось бы столько бегать в своей жизни. Ну, разве что Снейп — этот тоже вертелся, как уж на сковородке, чтобы выжить. А Гарри, наверное, слишком... Сохатый, чтобы жить спокойно — не получится при всем желании. У них с отцом это совершенно точно семейное, передающееся на духовном уровне.
Наверное, его подвела привычка игнорировать боль, когда события несутся вскачь. Он сбрасывал Империус, быстро поднимался после Круциатуса, у него удаляли кости, ломались руки и ноги... Он привык не замечать боль как можно дольше. А этому телу с самого детства досталось так, как другим людям даже в кошмарных снах не снилось. Со своей выработанной устойчивостью к боли оно идеально подходило неусидчивому Поттеру.
Всего лишь жар промчавшийся по рукам вверх, осевший на шее и лопатках, зацепившийся тонкими лапками-линиями за ключицы, да так и оставшийся, словно солнечный ожог на коже — разве есть в этом что-то странное? Особенно когда голова занята другим.
Ему было некогда. Трансформеры не очень предрасположены к тому, чтобы кататься на них в антропоморфной форме, устроены они несколько иначе — неудобно. Он-то может и удержался бы, а вот Бейнс все-таки соскользнула — а падать с девяти с лишним метров страшно. Ему осталось только матюгнуться и скользнуть следом, чтобы в случае необходимости, магией смягчить падение, выдав все за везение.
К счастью, Прайм их все-таки поймал. Хоть что-то хорошее. Но болезненное. Но хорошее.
Гарри в принципе не слишком удивился, когда их все-таки загнали в тупик, и мехи были вынуждены отступить, оставляя людей на волю агентов — это было предсказуемым развитием событий. Его неприятно удивило, что Бамблби автоботы тоже бросили. Нет, не удивило — в конце концов, логика диктует, что жизнь одного не стоит жизни большинства.
Автоботы должны были спасать Искру, пусть даже ценой жизни своего собрата, но... неистребимая сущность надеялась на совсем другое, особенно после громких слов Прайма о справедливости, дружбе, верности. Пусть это нелогично, но даже за одним другом Гарри спустился бы в преисподнюю, не то что с какого-то моста. А уж если имеется вооружение — то и подавно.
Во многом именно поэтому он позволил надеть на себя наручники, посадить себя в машину и увезти в неизвестном направлении.
Своих он не бросал. К тому же есть у таких людей, как Симмонс, дурная привычка, весьма полезная в его положении: когда они считают, что находятся в безопасности, что враг повержен, скован и беззащитен, то выбалтывают порой много интересного, полезного. Это раньше Гарри бросался в бой за правое дело, выслушивая лишь одну из сторон. Сейчас, повзрослев, набив тучу шишек, он предпочитал обладать максимум информации.
И если не ради странных секретов, без которых он вполне мог обойтись, то хотя бы ради Би, он был обязан рискнуть.
Когда их привезли на дамбу Гувера, Гарри очень остро почувствовал, что конец у дня будет эпохальный. Делать секретные объекты рядом с такими большими и важными объектами инфраструктуры, всегда являлось не самой блестящей идеей. Однако люди продолжали скрывать наиболее ценное "под пламенем свечи".
Возможно, в прошлом, еще пару лет назад, это решение оправдывало себя, но сейчас Гарри не хотелось представлять, что случится с тоннами воды при возможном разрушении дамбы. Что трансформерам, огромным роботам, для которых каждое изобретение человечества — всего лишь игрушка, простая каменная стенка? Если именно там находится то, что они ищут...
Гарри не обольщался: он видел, какие методы используют обе стороны. Требовалось как можно скорее увезти куб подальше. Возможно, у него даже получится, как в Отделе Тайн на пятом курсе, обойтись относительно малой кровью — присоединившийся потрепанный военный отряд выглядел хорошим подспорьем в быстром сматывании удочек и перевозе ценностей, а лидер, несмотря на ссадины и усталый вид, производил впечатление человека весьма разумного.
Поттеру захотелось ударить себя — или удариться головой об стену. Снова он лезет в самое пекло, чертов адреналиновый наркоман. Знал ли Дамблдор, кого вырастил из затюканного мальчишки из чулана под лестницей, приучая того к всевозможному опасному для жизни "веселью"?
Волшебник мог сколько угодно костерить на все лады инопланетную расу, оправдывать себя тем, что заботится о Микаэле и новом приятеле — правда скрывалась глубже: он уже просчитывает варианты своих действий. Он просто не сможет бросить их, не испугается, как отреагировал бы нормальный человек — вот, что страшнее.
Агенты продолжали запугивать...
Один додумался назвать его "сынок"... ну, хорошо хоть не "мальчик мой", в самом то деле! После уважительного обращения Андромеды, после ласкового — нынешнего отца это слово из чужих уст казалось подлинным издевательством. Поттер только чудом не огрызнулся в своей излюбленной со школьной скамьи манере, но сдержался, мысленно отреагировав так, что у агентов уши бы в трубочку свернулись, услышь они.
Когда их наконец завели внутрь, где-то в это же время к ним присоединился министр Келлер. Вот и военное ведомство — настоящее, а не эта помесь психушки и паронормальных явлений. Впрочем, очень быстро Гарри в нём разочаровался — самый обычный гражданский, даже если у него есть военное звание и допуск к государственным тайнам... нет, этот человек ему не помощник.
Была ещё какая-то блондинистая дамочка и её тучный чернокожий приятель-хакер. Из тихих разговоров сопровождающих, стало понятно, что именно этот парень взломал языковую базу десептиконов. А это не могло не внушать уважения. Вёл он себя, правда, тоже... так себе.
В принципе, из них можно было бы сделать что-то путное: хакеры, армейцы, маг — получалась такая приличная команда из любой компьютерной игрушки. Взломать, вырубить, перевезти, прикрыть... Но чтобы это все заработало, требуется время, которого у них нет, и нервы, тратить которые нет уже желания.
Всё больше и больше, Гарри казалось, что он попал в дешёвый фантастический фильм для подростков. Набор шутов разбавлен профессионалами разных мастей, чтобы добавить "отряду" весомости. У руля обладатели тараканистых мозгов, кучи странных утверждений и взглядов. Под таким руководством вляпаться в неприятности — почти обязанность.
Уже вляпались. Осталось только показать всю степень своей дурости....
Господь Всемогущий! Он когда-нибудь встретит разумных, которые действительно выполняют то, что от них требуется, и которые действительно соответствуют этому непростому званию — "разумный"?!
Он не претендует на нормальность, нет, он ненормальный, как давно заявляла тетя Петунья. Но он нормален в пределах своей ненормальности, если можно так сказать, последователен и логичен, не забывает о реальном мире, о том, что тот отнюдь не создан для нужд единственного человека. И вообще имеет право вносить коррективы в любые действия. Гарри — волшебник, у него свое понятие об адекватности, возможно-невозможно, но, Мерлин, как же хочется поговорить с кем-то, кто знает о существовании простых слов "логика" и "продуманность".
И всё это, медленно протекает под рассуждения "людей в чёрном"... Поттер уже откровенно похож на взведённую пружину. Ну, не любит он такие разговоры! Почему нельзя просто и прямо сказать, какого Мордреда надо? Нет! Наматывают тут реверансы!
Маг ненавидел эти однообразные методы и приемы работ силовых структур — на поверку, магические не слишком отличались от обыкновенных. Вся эта атмосфера прессинга ничего не сделает сильному духом человеку, особенно, если тот магически вооружен и очень опасен, и в любой момент способен удрать.
Если бы не родители, которые просто не поймут, почему их сын вдруг провалился сквозь землю! Ведь в первую очередь донимать начнут именно их, а проявить себя столь неблагодарным по отношению к людям, которых успел полюбить, Гарри просто не мог.
Внутри бесшумно работали мощные кондиционеры, окутывая приятной прохладой. Рядом облегченно вздохнула Микаэла, блестящая от выступившего на солнце пота, с сухими от духоты губами. Еще бы попить предложили — было бы здорово! Однако Гарри отвлекся от размышлений о комфорте для девушки, когда его обдало холодом самого сердца этого проклятого места. За семью дверями, в самой глубине дамбы находилось то, что Поттер совсем не ожидал увидеть.
Темный гигант с сединой льда на броне. Величественный, могущественный, даже в пленённом, поверженном, почти разобранном состоянии. В нем чувствовалась сила: в ширине плеч, в металлических руках, массивных, наверное, цепких кистях. Если представить человеком, был бы римским гладиатором или северным викингом.
Древний воин.
Он вызывал невольное восхищение, опаску и уважение. Невозможно не восхищаться врагом, если он так... могущественен. Тем более, враг он весьма условный, всего лишь по словам только одной стороны. Он красив особой, хищной красотой дикого зверя.
Своих врагов из другого мира Поттер перестал уважать давно, они сами сделали все для этого. Как можно уважать существо, отринувшее собственную природу, потратившее большую часть силы на то, что оказалось впоследствии пустышкой и привело к безумию? Волдеморт змеей возродился — змеей и умер, гадом, что кусает исподволь, куражится над преклонившими колени, не как лидер — как владелец скота.
Как можно бояться трусов, сбивающихся в стаи, как шакалы, чтобы попробовать загрызть кого-то больше, сильнее? Кто ничего из себя не представляет по одиночке. Мерлин, весь род Блэк, древний и могучий, был силен своим единством, но каждый, абсолютно каждый в нем являл собой личность, прославившуюся так или иначе, темными ли делами, светлыми ли — без разницы. Никого из когорты министерских шавок Гарри сейчас не смог бы вспомнить, их лица сливались в однообразную, колышущуюся серую массу.
И это же научило уважать тех, кто не изменил себе и не изменил себя.
Мегатрон отличался от Прайма. Оптимус пытался казаться менее опасным, более дружелюбным, хотя это впечатление было ошибочным. Древний Лорд… кибертронец… острая сталь, углы, линии, не скрытые декоративными элементами... Наверное, он презирал обман и упивался собственной силой, но... подлости, низости Волдеморта, пирующего на чужих страданиях, Гарри в нем не ощущал. Пусть надломленный, забитый в лед, Мегатрон все равно... поражал воображение.
Ему хотелось поклониться. Как старым магам, как великим Лордам Магии. Десептикон был воином и полководцем. К его несчастью, Гарри Джеймс Поттер давно отвык преклонять колени и когда-то поклялся себе не делать подобного никогда, но... С ним бы маг хотел поговорить. Хотя бы чуть-чуть. Интересно же пообщаться с умным, видевшим, пережившим многое собеседником. Каждая такая личность — незабываемый опыт.
Гарри не пытался встревать в речь Сеймура, внимательно слушал и удивлялся, как можно хвастаться тем, что ковыряешься в живом существе и все достижения современной техники, это его внутренности? Мерлин, как же мерзко! Перед глазами встали развороченные Бомбардой внутренности — Гарри уже не помнил, кому принадлежало тело. Но теперь, перед мысленным взором в красных, блестящих кишках копошились черви. Этими червями были агенты Седьмого сектора.
Нет, Гарри никогда не оправдывал магов и не оправдывался сам. К тому же, он помнит, как делались самые важные открытия в анатомии и биологии, но... обычно проверяли, жив ли подопытный или нет. Разрезать, лазить по живому существу... вот так... против его воли... сделав пленником...
Или они не знают, что Мегатрон живой?
Их провели в соседний ангар, и маг выдохнул, мысленно вздрагивая.
"Ну, е* * *
ый ж дементор!"
Гарри многое мог бы сказать по поводу увиденного, его словарный запас, несмотря на затворничество, весьма обогатился, не в последнюю очередь благодаря частой несдержанности нарисованной, но неизменно темпераментной леди Вальбурги. Однако это вызвало бы немалое удивление со стороны тех, кто не знает, в каких позах размножаются соплохвосты. Поэтому маг промолчал, прикладывая все силы, чтобы вернуть глазам естественную форму и спустить их со лба, желательно при этом — не пробив пола челюстью.
А материться, тем временем, хотелось знатно, долго, со вкусом, смачно, выплевывая и чеканя каждое слово, крепче портовых грузчиков и дежурных авроров в Азкабане, получая от процесса максимум удовольствия. Так, чтобы все заслушались и покраснели даже те, кто покраснеть не мог. Чтобы сворачивались и отсыхали уши!
А ещё хотелось схватиться за голову и с чувством постучаться о какую-нибудь стену. Желательно бетонную. Потому что это... даже слов не было, чтобы выразить всю степень... удивления, пусть будет так, хотя в голове крутятся иные характеристики происходящего.
Гарри был не авось каким специалистом по древним реликвиям, но даже ему бы хватило ума... не соваться к этому... чем бы оно ни было.
Огромный куб, испещренный иномирными знаками, бороздками и просто непонятной хренью, фонил так, что волосы вставали дыбом.
Однажды, помнится на третьем курсе, Гарри довелось поиграть в квиддич во время грозы. Если не брать во внимание, что к концу мероприятия над полем объявились дементоры, то на высоте птичьего полёта, рядом с танцующими в облаках молниями, Поттер чувствовал то же самое: невероятную энергию, пульсирующую на волоске от кожи.
Чем бы ни являлась эта неясная хрень, источник энергии из неё... просто неприличный. И живой. Мать-её-Мордред, а отец Моргана!
Живой. Разумный. И совершенно точно нечеловеческий. Пульсирующий, еще полусонный, но уже с интересом начинающий оглядываться по сторонам.
В последнем можно было не сомневаться, от первого восторгаться, а от второго... молить всех богов и предков, чтобы оно не было заинтересовано в планете. Драклы с человечеством, но если эта штука реально решила осесть на Земле, никакие автоботы её с собой не заберут.
Поттер незаметно сглотнул и постарался успокоиться. Получалось плохо, хоть окружающие этого и не видели. Маг прекрасно знал, что к некоторым артефактам не стоит лезть.
Оллспарком можно было восхищаться, но он слишком хорошо представлял, что может сотворить настолько древняя и совершенно нечеловеческая... сущность. Поттера очень редко можно было чем-либо пронять, но вот сейчас ему очень хотелось со всех ног удрать подальше.
Симмонс что-то самодовольно вещал, бахвалясь и поражая слушателей, а от разлитой в воздухе Силы, Гарри кололо пальцы и на языке оседал острый железный вкус.
Похоже, пиздец наступит в любом случае.
Их заводят в маленькую комнату, насквозь обитую металлом и следами, свидетельствующими о том, что кто-то очень хотел отсюда выбраться.
Посередине стоит прозрачный куб с толстыми и наверняка, пуленепробиваемыми стёклами, Симмонс аж дрожит в предвкушении, как наркоман перед новой дозой. Просит у кого-нибудь телефон. Получает. А потом...
— Ну вы и...! — Гарри скривился и отвернулся от стеклянного ящика, где дымились остатки ожившего телефончика. Слово “мрази” не прозвучало. Не стоит провоцировать больше, чем есть. — Теперь я не удивлён.
— Что? — Сеймур удивлённо обернулся к нему и маг испытал сильное желание вмазать ему по роже.
— Теперь я не удивлён, говорю, что десептиконы предпочли решить вопрос силой, а не попробовали договориться.
Сейчас он как никогда понимал Томаса — ему и самому захотелось пошвыряться Авадами.
— Знаете, агент Симмонс, если вас внезапно возьмут в плен муравьи и начнут копаться в ваших внутренностях, научного интереса ради, держа вас при этом в анабиозе, вы тоже будете этому не рады, — он никогда не позволял себе заблуждаться насчёт людей, но было неприятно столкнуться со всем этим воочию. — Когда он проснётся — сам ли, или его освободят подданные, Мегатрон будет зол. А его желание размазать человечество по поверхности планеты — естественно, — кривая ухмылка перекроила лицо. — И война между нами, вероятно, лишь вопрос времени. Зато она будет справедлива.
— О чём вы, молодой человек? Это вам сказали те, с кем вы контактировали? — удивился министр Келлер.
— Нет, это мои выводы. И, к счастью для человечества, автоботы не десептиконы, по крайней мере, декларируют они своё полное противопоставление тем, чей вожак тут стоит промороженным до основания, — Поттер уныло вздохнул. — И они теперь наш единственный шанс уберечь планету от тотального экстерминатуса.
— О чём ты, мальчик, да мы их...
Гарри тяжело вздохнул.
— Агент, — он одним взглядом заткнул бодрящегося Симмонса. — Скажите, если бы вас, разумное, высокоорганизованное, как вы сами считаете, существо взяли в плен, ставили бы бесчеловечные опыты. Ну, там, разрезать нервы, вынуть внутренние органы... Разве при таких условиях, освободившись, вы не жаждали бы мщения?
Воцарившееся молчание было звонким и красноречивым.
— То-то и оно, — Поттер бросил последний взгляд на обломки телефона. — Поэтому повторюсь, наше с вами счастье, что автоботы воюют с десептиконами и соблюдают какие-то пацифистские, полубредовые кодексы.
— Полубредовые? — Микаэла бросила на него недоумённый взгляд.
— Да, Бейнс, полубредовые. Потому что когда идёт вопрос выживания твоего вида, благополучие каких-нибудь горилл-шимпанзе, которых ты прикончишь, спасая свой народ, должно волновать тебя в последнюю очередь. Если волновать вообще!
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
https://vk.com/club93244915?z=photo-93244915_456240930%2Fwall-93244915_711
Гарри задумчиво прислонился спиной к стене, слушая вопли министра и агента. После его мрачного прогноза власть предержащие явственно всполошились. Кажется, до них только дошло, что они вляпались в конфликт межпланетного масштаба и что люди по сравнению с мехами, в общем-то, никто. По крайней мере, министр активно паниковал, Симмонс, как более приспособленный, считающий, что поднаторел в обращении с внеземным, пытался его успокоить, но почему-то логичные доводы в этот раз не срабатывали. Гарри понимал: министр напоминал ему Фаджа в самые плохие дни, тот мог закрывать глаза до последнего, но когда припекало, когда опасность откровенно жгла пятки, начинал бегать и хвататься за голову.
Только то, что за спиной оказалась стена, уберегло его от позорного падения на пол, когда случилось это. Совершенно неожиданно все тело прошило, внимание, что было приковано к спорам окружающих, теперь полностью обратилось на собственное тело волшебника.
Твою мать!
Ощущение было сходным с дезюлиминационным заклинанием: по спине побежали холодные ручейки-дорожки, а затем, как по разлившейся нефти, вслед понеслось пламя, острое, вспарывающее кожу тонким скальпелем, греющее и обжигающее одновременно, как волшебная мазь против растяжений и ломоты в костях. Поттер использовал ее всего раз в жизни, но ощущения запомнил.
Огненные ручейки сплетались, перемешивались, щекотались муравьями под кожей…
Вздохнуть получилось с трудом, тело словно сдавил незримый корсет, грудная клетка практически не двигалась, а кровь отлила от лица, делая его бледным даже под слоем загара.
Никто не замечал происходящего, из чего маг сделал вывод, что прошла, от силы, половина минуты.
Гарри осторожно оттянул ворот футболки, рассматривая паутину чётких ровных линий, проступивших на ключицах, лежащих на плечах и уходящих на спину, складывающихся в неизвестный рисунок. А ведь он просто почесал зудящее плечо и случайно заметил.
Твою мать! Твою мать! Твою мать!
В голове круговоротом крутилось эхо. Только вот этого ему для полного счастья и не хватало! Как же не вовремя!
— Сэм? — Микаэла обратила внимание на его застывшую физиономию. — Что-то случилось?
— Нет, — не моргнув глазом, соврал Поттер.
Если он правильно помнил книжные описания формирования уз, то с первого контакта до проявления рисунка проходит от минуты до пары суток, а момент касания сопровождается… чем он там сопровождается, Гарри не помнил. Вероятно у каждого своё, но ощущения спутать или не заметить сложно.
Так что он знает, кому повезло, Мордред бы их побрал…
Отпустив ворот, маг резко повернулся к Симмонсу. Только что у него закончилось желание слушать этого человека, — к тому же, он уже всё выболтал, — так что изображать пай-мальчика Гарри отказывается.
— Агент, куда вы дели Бамблби?
* * *
Оптимус осторожно, за дужку, вытащил очки из сабспейса. Так удивительно — столь драгоценная информация в столь хрупком, ненадежном вместилище, на которое страшно даже смотреть. На фоне мощных манипуляторов очки Арчибальда Уитвики выглядели детской игрушкой. И они достались им невозможно дорого. Сэм едва успел отдать их ему за несколько минут до того, как автоботы были вынуждены оставить его и Микаэлу в руках агентов. Несмотря на ворчливые ругательства, срывавшиеся с губ, весьма интересные и необычные — мало кто поминал в сетях Мордреда, несмотря на недовольный вид, юноша все же выполнил свое обещание.
Карта к местонахождению Оллспарка теперь была в руках автоботов.
Прайм бросил короткий взгляд на проступившие линии узора на броне. Отпечаток родственной искры, переплетение, углы, дороги, магистрали. Он думал, что уже не суждено… В молодости, как и все, мечтал встретить родственную искру, соединить манипуляторы, верил, что где-то там, меж звезд кто-то могущественный придумал для него идеальную вторую половину. Как бы глупо это ни звучало.
Время исправило, убило наивность молодости, война закалила пониманием, что родственная искра могла вовсе не дожить до встречи, что одни из погасших визоров, которые Оптимус встречал на поле боя, могли принадлежать его соулмейту.
Не было отчаяния, вместо него родилось смирение. Прайм смирился с собственной участью, откинул мечты с ароматом юности куда-то далеко, за завесу планов, стратегии по выживанию, по проведению еще одной боевой операции. Он лидер, ему некогда мечтать…
Эта планета принесла Оптимусу даже больше неожиданностей, чем он рассчитывал, пусть и несколько… не вовремя.
Несложно догадаться, учитывая все события, что родственной душой оказался кто-то из детей.
Редкое явление, когда связь душ проявляется с представителем иного мира. Редкое, уже не ожидаемое, но все равно… желанное. Сейчас Прайм чувствовал себя как никогда сильным, способным горы свернуть, а в глубине души вместо спокойствия свернулось воодушевление.
* * *
— Где. Его. Машина?
Слова зазвенели, чеканные, как упавшие на пол использованные гильзы. В глазах произнесшего их мужчины не было ни капли мягкости, только непреклонность и железобетонная уверенность в правильности своих поступков.
Уильям Леннокс относился к той категории людей, что с первого взгляда вызывают безоговорочное доверие, люди неосознанно тянутся к их стальной уверенности, решимости, к стержню, скрытому за легкой улыбкой. От уголков глаз военного разбегались лучики морщинок, что говорило о веселом нраве, но при этом не было сомнений, что этот человек выведет из-под пуль, из-под обстрела и в сохранности доставит до места.
Команда понимала своего лидера без слов: с секунды резкого вздоха Леннокса они тоже пришли в действие, как внезапно ожившие игрушки, до этого прячущиеся в тени. Об их присутствии умудрился позабыть сам Гарри, что уж говорить об остальных. Скупыми, экономными движениями они разоружили охрану, взяв ситуацию под свой контроль, позволяя командиру диктовать условия.
Капитан Леннокс искренне импонировал Поттеру с первых минут знакомства, теперь же, когда солдат приставил пушку к так раздражавшему заразе-агенту… Поттер не считал себя злорадным магом, но с удовольствием прописал Леннокса в категории «отличный парень». Гарри любил таких людей — отважных, ярких, порывистых… и благородных. Истинный гриффиндорец.
Наверное, не стоит все время обращаться к опыту прошлого, к воспоминаниям, но не сравнивать Гарри не мог. Ассоциации возникали сами, вставали перед глазами, объемные и яркие. Капитан напомнил Оливера Вуда — бессменного капитана квиддичной команды золото-багрового факультета, которого не смогла затмить ни Анджелина, ни он сам. Того самого Олли Вуди, которого любили первокурсники, которому улыбалась гордая декан и, несмотря ни на что, уважали слизеринцы. А Маркус Флинт и вовсе провожал тоскливым взглядом — как бы сильно ни ругался, как бы ни злился и ни провоцировал: Вуд значил для него намного больше, нежели просто соперник. И, кажется, об этом знали все, кроме самого Оливера.
Слизеринский капитан так никогда и не простил гриффиндорцу женитьбу на молодой полукровке из Салема, став Пожирателем в пику молодому аврору. Сражался с ним везде и всегда, не позволяя другим завладеть вниманием бывшего гриффиндорского вратаря. С азартом самозабвенно отдавался каждому их поединку.
На Леннокса так же, как и Флинт на Вуда, смотрел Роберт Эппс. И, кажется, также оставался тайной для друга. Женатого друга с недавно родившейся дочерью, как понял Поттер.
Сейчас это не имело значения, но Гарри сделал себе зарубку в памяти, постараться перевести внимание Роберта на кого-нибудь другого — любовь любовью, но на одном человеке свет клином не сошёлся. Незачем ломать судьбы хороших людей непониманием. Роберта было откровенно жаль, однако Гарри видел существенное отличие — Эппс не зациклился, не любил обреченно и самозабвенно, как делал это в свое время Флинт. У него, более свободного во взглядах и собственных предпочтениях, есть все шансы пойти дальше, на самом деле остаться другом.
Порой волшебник думал, что все беды в этом мире от любви. Несчастной и счастливой. Но без неё… увы. Именно она делает человека человеком, может пробудить все низменное в его душе в попытках заполучить признание объекта страсти, но может… изменить к лучшему, сделать возвышенным, пробудить желание добиться большего, стать… чище, светлее…
К счастью, поток философских мыслей был прерван согласившимся сотрудничать Симмонсом. Возможно, у этого дня ещё будет хорошее завершение. Поттер надеялся на это. Но не ждал.
Они несутся по ангарам, расталкивая попадающихся на пути людей, быстрей-быстрей. Он накладывает невербальный Конфудус на тех, кто держит Бамблби, почти не глядя. Пошли нафиг!
Жидкий азот опасен для всего. При экстремально низких температурах даже самые прочные элементы подвержены разрушению. К трансформерам это тоже применимо. Хладагент, которым сотрудники Сектора поливали Бамблби, оставлял жуткие проплешины в краске...
Гарри не хотел даже думать, насколько это больно.
Он не удивился, когда отпущенный автобот, первым делом наставил на людей оружие. Напротив, не сделай он так — Поттер бы удивился. Он бы тоже... захотел размазать по стенке тех, кто его пытает. Просто так, без причин...
Иногда Гарри жалел, что он человек.
— Бамблби! Мы отведём тебя к Оллспарку!
Порой человек сам не осознает, насколько глубока чаша его терпения, пока та не переполнится. В Секторе семь, смотря на то, что натворили люди, Гарри внезапно понял: все, баста! Финита! С него хватит. До этого момента он относился к происходящему раздраженно, но снисходительно, смотрел, как на замечательное 3D представление, но вот сейчас... Они попытаются вывезти Искру, спрятать ее. А пострадают люди. Включая его и Микаэлу. Когда все можно сделать проще, гораздо проще. Просто люди об этом не догадываются.
Бамблби простер руки, по Искре побежали маленькие разряды молний, она задвигалась, зазмеилась, пошла ручейками и стала... складываться. Зрелище поражало воображение, захватывало. Искра напоминала магические китайские ларчики, безумно сложные, столь же опасные. И интересные.
Если ее так стремятся захватить, если она — альфа и омега жизни автоботов... Может, стоит исследовать ее? Чтобы узнать получше, с чем им придется иметь дело. Люди слабы по сравнению с огромными мехами, те не оставят так просто зеленую планету, защитить которую люди просто не в силах. Не сейчас, не со своим вооружением и бесконечными распрями.
Небольшие чары отвлечения внимания, совсем маленький Конфундус... но на всех без исключения. Сэм Уитвики сбежал с автоботом. Как — черт его знает, камеры на этот момент полностью вырубились. Всего на секунду, но этого хватило, чтобы основные действующие лица пропали. А люди ничего не помнили, как будто ничего не видели. Даже его "подельница" Микаэла Бейнс ошеломленно хлопала глазами, внезапно оставшись без поддержки приятеля.
Оставить ее или взять с собой — на самом деле вопроса даже не стояло. Возле мага в ближайшее время будет очень горячо, чтобы тащить в пекло человеческую девчонку.
Зеленая долина в чаше гор давно служила Гарри отличным испытательным полигоном для его не совсем обычных изобретений. Свежий ветер после душного, смердящего негативными эмоциями, спертого воздуха Сектора показался слаще нектара. Бамблби переступил ногами, на миг утратив равновесие после переноса, а затем удивленно стал оглядываться по сторонам.
В свое время маг потратил немало времени, чтобы найти, а после и обезопасить полигон от внимания посторонних. Уйма отвлекающих чар сплетались кружевом, мыльным пузырем колыхались над долиной, лишь слегка размазывая острые пики заснеженных гор для тех, кто умел видеть. По близлежащим пологим склонам спускались темно-зеленой массой высоченные деревья. Когда-то парочка росла и в самой долине, возле берега протекавшей неподалеку речушки, но Гарри снес их очередным своим изобретением.
Пожалуй, второе по безопасности, после родного дома, место в мире. Сейчас Гарри под пристальным, изучающим взглядом автобота снимал защитные чары. Их должны найти. Пусть он рассекретит полигон, но здесь достаточно уединенно и отдаленно от людских поселений, чтобы не думать о безопасности посторонних. Полигон он себе после найдет. Да хоть в Египте — неважно! Сейчас главное — передать Куб "нуждающимся".
— Не мешай! Не приближайся, если хочешь остаться в прежней форме! — пригрозил Гарри, тыча палочкой, как указкой, и Бамблби поднял руки, сдаваясь, отходя на пару шагов.
Искра влекла, чего уж скрывать. Никакой здравый смысл не мог удержать артефактора вдали от нее. Но она слишком сильно фонила, и на исследования оставалось все меньше времени.
Сила созидать, сила оживлять, сила... Просто уйма энергии, точное ее количество Поттер не брался определить. Ручка, заменившая Прытко пишущее перо, порхала по блокнотным листам — какой же маг без пары-тройки карманов с расширением? Ручка записывала под диктовку основные данные, которые едва успевал фиксировать Гарри — их было так много, что он боялся, чернил не хватит на все. Или блокнот раньше закончится.
Куб по-прежнему вызывает в нем двойственные чувства. Искра опасна, Искра разумна, на ее фоне Мерлин, Хогвартс, да даже легендарная Атлантида кажутся не более, чем пшиком, блеклым наброском по сравнению с картиной. Столь древняя мощь поражает, завораживает, поэтому становится логичным восхищение с долей опаски. Куб можно сравнить с божеством, одним из тех, которым поклонялись когда-то люди. Он смотрит, наблюдает, составляет какое-то свое мнение и... реагирует. Именно эта реакция пугает больше всего, ведь она непредсказуема.
Глупец тот, кто ничего не боится. Гарри боится — не опасается, именно страх владеет им в данную минуту — что своими исследованиями он окончательно разбудит то, что дремлет в стальной кубической оболочке, но отказаться уже не может. Только не прикоснувшись, не ощутив его вблизи, познав тайну магии...
Сила пульсирует, в какой-то момент она словно лишается оков, быстро наполняет чашу гор, а затем выплескивается, разливается по свету, безвредная на этот раз для механизмов, но ощутимая для мехов.
Гарри улавливает интерес стоящего неподалеку Бамблби, его изумление, тысячу вопросов, атакующих систему автобота, и понимает, что вызвало любопытство. Он чувствовал разницу в силе между представителями одной фракции. Сейчас, взявшись за ум, получив наконец-то свободное время для анализа, он, пожалуй, может составить собственный рейтинг. Сила к автоботам, как к магам, приходит не только с рождением, ее увеличивает возраст, опыт прожитых лет. Чем древнее трансформер — тем он могущественнее. К примеру, Рэтчет ощущался гораздо сильнее Бамблби, который на его фоне выглядел сущим ребенком. А Оптимус... он полыхал, подавлял силой, пока не скрывал ее каким-то своим образом. Наверное, без этой маскировки засечь лидера не составляло труда.
Он — человек. Гарри — человек. Сэм Уитвики — человек. Но он тоже излучает силу, пусть другую, отличную от механической. В фигуре Бамблби чувствуется напряжение, молчаливый вопрос с привкусом опаски. Сэм ведь человек? Тот мальчик, к которому он прибыл — человек? Тогда почему... Почему от его недовольства зашкаливают датчики? Почему оно ощущается так... так... словно энергон... Живой, злой, любопытный, острый...
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
— Так, ну и что теперь будем делать? — Леннокс раздраженно потёр переносицу, размазывая грязными пальцами пятно сажи.
По большому счету, он хотел есть и спать. Помыться бы тоже не помешало, их вытащили сюда прямо с миссии, отдых в самолете — не отдых, особенно, если поблизости какая-то инопланетная хрень. Военным не привыкать работать с минимумом отдыха, но сейчас… выбешивало отсутствие конкретного плана, каких-либо… предсказуемых поворотов событий. После исчезновения непримечательного мальчишки с роботом за долю секунды Леннокс уже не знал, чего ожидать.
Растерянность… она ощущалась в воздухе ясно, как привкус озона после грозы, витала повсюду, звенела стеклянными бусинами. Столько всего нового, необычного они сегодня узрели, однако всему имелось рациональное, логичное объяснение, у кого-то были ответы. И то, что источником открытий являлись инопланетяне, делало жизнь не такой уж плохой.
Однако, что делать, если фокус выкинул один из своих? Самые важные детали головоломки исчезли, инициатором совершенно точно служил Сэм Уитвики. К подобному… к подобным возможностям жизнь военных попросту не готовила.
— А я говорил, я предупреждал! — раздраженный и одновременно веселый голос разбил пораженную тишину на осколки. Симмонс самодовольно ухмылялся, чем заработал десяток разъяренных взглядов. Желание съездить по роже агента виделось невооруженным взглядом. — Этот мальчишка…
— Сейчас абсолютно ни при чем! — отрезал министр, наконец, взявший себя в очень дрожащие руки. — Можно сказать, он сделал нам одолжение. Куб, как потенциальную опасность для дамбы убрали! Но пришелец в Ангаре по-прежнему является угрозой. Нужно увести иноземную цивилизацию от дамбы! Если она пострадает — смоет не только город, но и важные правительственные объекты!
— Но как? — озвучил Леннокс, после некоторых раздумий, общий вопрос своей команды. Отчего-то он сомневался, что роботы последуют за людьми, когда их цель определенно в другом.
— Эксперименты с оживлением механизмов Кубом проходили часто, — Симмонс задумчиво потер гладкий подбородок. Затем его глаза засверкали немного безумным блеском, изрядно насторожив команду военных. — Конечно, впоследствии пришлось все образцы уничтожить, однако… Обломки до сих пор продолжают излучать энергию, возможно, если собрать все их в одном месте и поместить в контейнер, удастся убедить пришельцев, что это и есть их реликвия!
С точки зрения Симмонса, идея его была если не гениальной, то определенно светлой. Его вполне можно было понять: в конце концов, он не первый год наблюдает за чертовыми инопланетными механизмами, их воздействием. Если кто в их небольшой компании и может выдвигать планы, то только Симмонс, но… Инстинкты Леннокса вопили, требуя держаться как можно дальше от всяческой инопланетной хрени. Он видел, как металлический монстр разобрался с двумя группами в пустыне, а его запчасти чуть не пригвоздили ребят Леннокса на месте, чуть не пробили насквозь подобно копью. Меньше всего на свете ему хотелось вновь взять в руки что-то подобное.
Но у них не было выбора. Не имелось запасных вариантов, идея Симмонса мало того, что была стоящей, так еще вдобавок единственной дельной. У них просто не было времени, чтобы продумать все как следует — система безопасности завывала, подача хладагента к ИМП-1 прекратилась, и техники не знали, как с этим справиться.
Леннокс удрученно посмотрел на украдкой вынутый из кармана компас: старый, с крепким каркасом, подаренный ему в, казалось бы, незапамятные времена. Его он таскал на удачу. Сейчас стрелка сходила с ума, показывая магнитное поле повсюду.
Что ж, вздохнул военный, убирая талисман в карман, возможно, им снова повезет, как тогда, в пустыне, и они уцелеют.
— Ладно! Спрячем обломки ваших заряженных «оживленцев» в городе! — собрался с мыслями капитан.
С определённой точки зрения, его идея была не лишена логики: на открытой местности у маленьких людей с их небольшим, слабеньким оружием попросту не имелось шансов против вооруженных до зубов роботов. Те разнесут противников первым же взрывом. В городе имеется достаточно укрытий, дома будут мешать стальным гигантам, можно устроить забег по лабиринту. Правда, не обойдется без жертв, даже если правильно проведут эвакуацию, о которой распоряжался министр. В любое другое время Леннокс предложил бы вариант получше, но… Нет времени, а они все на нервах и трое суток на ногах.
Саркофаг с остатками облученной техники представлял собой плотно закрытый контейнер, зафиксированный специальной переноской. Но почему-то, несмотря на внешнюю безобидность, он казался источающим зло, буквально истекал энергией, заставляя волосы вставать дыбом. Уильям помотал головой, убеждая себя, что все это ему лишь мерещится. Галлюцинации усталого разума, всего лишь миражи.
Но все равно, пожалуй, стоит поторопиться. Поэтому саркофаг погрузили в багажник в ударном темпе, машины вылетели из туннеля почти на гоночной скорости, как будто за ними гнались демоны. Возможно, механическую напасть, угрожавшую Земле, так тоже можно называть.
До города чуть меньше получаса быстрой езды, Уильям лишь надеется, что жителей успели эвакуировать, хотя бы наполовину, потому что иначе… Вся их задумка обернется катастрофой и массовыми жертвами среди мирного населения.
В глубине души царапает понимание, что жертвы все равно будут. Леннокс не малахольная девица и не лицемерный ханжа, поэтому не будет потом бить себя пяткой в грудь, не станет лить слезы, причитая, что не хотел. Он знает цену определенным вещам, которые должны произойти, которые не остановить.
Однако, это не делает чувство собственного, немного виноватого бессилия менее цепким. Если бы… когда бы… Разве можно перестать о таком думать?
Выбирая между плотиной и городом, лучше выбрать город, потому что против огромного потока воды у людей меньше шансов, даже с той же эвакуацией. В городе будет значительно проще, там есть, где спрятаться, есть укрытия, дома… Там есть варианты. Конечно, супергерои, которыми он восхищался в детстве, определенно так не рассуждают, но он не герой, он всего лишь военный с поставленной задачей.
Остаётся только надеяться, что где бы сейчас ни был настоящий куб, в руки врага он не дастся.
* * *
Мегатрон пробуждался.
Медленно, невыносимо медленно он начинал вновь чувствовать каждую частицу тела, каждую связку и трос. С болезненным, полным ярости рыком он стряхивал вместе с многолетним вынужденным сном осколки льда.
Глыбы грохотали, падали, крошились, как стекло под звуковыми атаками. Стальные конструкции и кабели, которыми опутала его мерзкая органическая падаль, вырывались с корнем, даря долгожданную свободу. С каким бы удовольствием он убил бы посмевших пытать его паразитов, заглянувших внутрь! Но времени на это нет.
Невыносимая агония разрывала сознание, накатывая раскалённым расплавом. Системы сбоили и посылали предупреждения, от мерцания которых рябила оптика. Повреждения, полученные при падении во льды, не были столь критичны, но вот раны, нанесенные людьми, отнятые ими детали... Мерзкие белковые!
Мегатрон пытал попавших в плен без жалости, без сострадания, но никогда — ради удовольствия. Только информация, только преимущество в бою.
Казалось, организм весь состоит из боли.
Но всё незначительно по сравнению с близким ощущением Великой Искры. Она здесь, совсем рядом, и вскоре он заберет ее себе.
Боль — это просто боль, ее можно перетерпеть. На арене приходилось гораздо хуже. Мегатрон сражался больше, чем существовала эта никчёмная цивилизация — он не позволит им себя сломить.
Механизмы перестраиваются, подчиняясь сильной воле, детали складываются, со скрежетом, с бьющими по воздуху искрами, соединяются в необходимую трансформу, с чем вряд ли справился кто другой при таких повреждениях.
Крутанувшись в воздухе, в туннель, ведущий к выходу, влетает кибертронский джет-истребитель.
Свежий воздух оглушил, подарил опьянение всем системам. Он свободен, он наконец-то свободен!
Найти сигнал Искры — все равно, что огромный костер в лесу ночью. Однако... Мегатрон задумчиво сделал стремительный круг над местом своего пленения. Как бы ему ни хотелось разнести его в крошки, это подождёт.
От дамбы быстро удалялся крохотный источник энергии, весьма знакомой. Излучение Искры ни с чем не перепутать, оно неповторимо, изящно и одновременно могущественно. Что бы там ни везли люди, оно обладало маленькой искоркой. Как... дитя?
Могли ли белковые с их немыслимой фантазией отщипнуть кусочек от бессмертного Куба? Могли ли они создать ему дитя? Мегатрон уже успел убедиться на собственном теле, что воображение людей безгранично. Их мысли идут порой весьма причудливыми путями.
Однако... Нет. Жалким людишкам такое не под силу.
Если прислушаться, присмотреться к излучению... оно мертво? Да. Значит, только обломки.
В искре поднимается глухая ярость, эта мерзость... Проклятое население этой проклятой планеты!
Мегатрон заметил своих солдат и отдал приказ следовать за людьми. Это их отвлечёт. И научит не прикасаться к тому, что им не принадлежит. Пусть горит всё в плавильнях.
Его одного достаточно, чтобы отнять Искру у кого бы то ни было.
А людям будет уроком.
* * *
Оптимус вздрогнул и остановился на полном ходу, оставляя тёмные следы жженой резины на дорожном покрытии. Он трансформировался, и словно наткнулся на невидимую преграду. Оптика судорожно шарила по окрестностям, но определенно ничего не видела.
— Оптимус! Что случилось?! — Айронхайд схватил лидера за плечо, совсем не обрадованный резкой остановкой.
Прайм поднял руку, призывая к тишине. Он ловил мощный, направленный сигнал — Зов Оллспарка. Совсем в другой стороне от того места, куда они направлялись. Как такое возможно? Почему сейчас? Что произошло за тот короткий промежуток времени, на который он выпустил из поля зрения Сэма Уитвики. По какой-то причине Прайм ни капли не сомневался, что ко всему необычному в данном инциденте причастен мальчишка. Уже тогда он выглядел... едва сдерживающимся. И, похоже, не сдержался.
Зов был сильным и чистым, Искру больше ничто не сдерживало, не сковывало и не скрывало. Она звала, словно интересуясь, кто же придет?
— Оптимус, — командира окликнул обеспокоенный медик. — Я принимаю сообщение от Бамблби! Он рядом с Кубом! — Рэтчет внимательнее вслушался. — Его и мальчишку Уитвики каким-то образом переместило… ничего не понимаю… Шлак! Сообщение оборвалось. Я не смог их запеленговать. Такое чувство, что кто-то включил глушилку. — Мех раздосадовано сжал кулак. — Я не могу их отследить.
— В этом нет необходимости. Я принимаю сигнал Оллспарка.
Синие линзы блеснули неоновым светом. Прайм вновь трансформировался, срываясь с места, игнорируя несдерженный мат оружейника, который терпеть не мог подобные фокусы.
* * *
Гарри сидел на изумрудной травке, вытянув ноги, пристально разглядывая кроссовки. За спиной дышал жаром и силой Куб, манил к себе, звал, но Поттер продолжал игнорировать его зов, только диктовал временами рождающиеся новые идеи и изменчивые показания. Безбожно хотелось курить, желание отравляло, навевало мысль о зависимости, но… в бытность свою Лордом Блэком маг баловался подобной глупостью, сам не зная как подсев на хорошие магические сигареты — не портят лёгкие, не вызывают привыкания…
Дурная привычка, от которой он надеялся избавиться в новой жизни. Впрочем, благие начинания частенько идут прахом. Где бы достать сигаретку? Возможно, он сумеет пережить немагический вариант…
В стороне раздосадовано сверкал голубой оптикой, блестел желтыми боками обиженный на всю жизнь автобот, но ни объяснять что-либо, ни разговаривать Гарри с ним не собирался. Хотя честно предложил убрать следы хладагента и ледяные ожоги, им оставленные. Мех отказался с гордой миной, если Гарри правильно понял его гримасы.
Пожав плечами, маг мысленно послал его к дементорам и уселся ждать.
Когда он выбирал место, то разумно предположил, что даже при всём старании не сможет скрыть абсолютно все свои проделки. Поэтому нет смысла удаляться слишком далеко, достаточно бросить на местность пару-тройку отвлекающих внимание чар, чтобы люди из ближайших городов не заходили на его территорию.
Гарри не знал, что сыграло свою роль в его выборе, наверное, в очередной раз везение, но плотина Гувера, куда так «деликатно» притащили их агенты, находилась в двух часах полета от Лас-Вегаса. Который, в свою очередь, на точно таком же расстоянии мерцал от полигона Гарри. Разница крылась лишь в направлении. Если прикинуть, то к середине ночи кто-нибудь да доберется.
Подготавливаться как-то особенно нет смысла: поляну маг знал наизусть, выучил каждую кочку, даже закрепил несколько заклинаний, способных превратить ее в сущий Ад для всех опасно-любопытных. Но… он всего лишь хотел передать Куб.
Наверное, лучше всего автоботам — раз уж их представитель сидит поблизости. Но если удастся договориться с десептиконами, и они первыми прибудут на место... Поттеру, в общем-то, плевать.
Если верить Прайму — договориться не выйдет. Если верить интуиции — стоит попытаться. Той с чего-то дался древний лорд. Маг знал, что шансов почти нет — он бы не простил и не смирился с тем, что сделали маглы.
* * *
Сеймур сплюнул на пол и сжал пальцами переносицу — ебучие пришельцы, ебучий пацан, ебучие вояки, ебучий день…
Еще никогда раньше он не испытывал такого восторга и такого раздражения одновременно, даже не пытаясь разобраться в мешанине собственных чувств. Очки были великолепны, владеющий ими пацан — посредственен и до ужаса зануден с огромной долей высокомерной насмешливости, просматривающейся в чертах. Его хотелось придушить или притопить — Сеймур так и не решил. Роботы были великолепны, ИМП-1, при всей своей опасности, все же был… восхитителен. Сеймур достаточно посвятил времени этому металлическому ублюдку, чтобы подписаться под каждым словом. Однако при этом ему совсем не нравились последствия, которые сейчас нагрянули с полной мощью — шквалом, девятым валом, грозя погрести под собой всех.
Министр бегал, судорожно потея и крича благим матом в потрепанный жизнью, старый телефон — единственное, что не сломалось к чертовой матери на этой проклятой базе, пытаясь связаться одновременно с флотом и авиацией, чтобы объявить эвакуацию Мишн-Сити. Во флоте и авиации не верили, требовали подтверждения в виде индивидуальных цифровых паролей. Те, из-за помех, удавалось передать на третий или четвертый раз. От этого министр только сильнее нервничал, а Сеймур курил и отстраненно размышлял, почему аппарат не разобрали его энтузиасты-коллеги? Неужели пожалели? Или на такую древность у них ни одно оборудование не встало?
Посильную помощь в нелёгкой задаче, — потому что во всем Секторе семь не нашлось нормальной, современной связи, — мужчине оказывала блондинистая красотка и её дружок хакер. Потому что связь, конечно, была, но ее кто-то заглушил.
Хотя «кто-то», неправильная постановка вопроса. Понятно — кто. Понятно — зачем. И, наверное, понятно даже — как. А ведь он говорил, предупреждал — не в плен этих монстролюдин надо, а сразу — ковровой бомбардировкой и утюжить, утюжить, утюжить… Безопасность людей беспокоила Сеймура куда больше общего прогресса и преимущества Родины перед конкурентами.
Но нет, кто бы его послушал. Вместо этого Сеймура чаще остальных отправляли к психологу, чтобы эта ненормальная дура, купившая диплом, выписывала очередное лекарство и пыталась убедить его, что все идет из детства.
Сеймур затушил окурок, достал следующую сигарету. Покинуть Сектор в данный момент не представляется возможным, остается лишь следить за происходящим.
Прямо как в кино: к Земле летит астероид, и только группка людей знает, что и как делать. Не самый смелый политик — есть, красотка с буферами — есть, даже две, хотя… Сеймур взглянул на бледную Микаэлу Бейнс, притулившуюся к стеночки. Сойдет за команду поддержки. А вот блондиночка — определенно награда главного героя.
Итак, что полагается дальше по жанру? Скептик и циник — есть. Трусливый, паникующий жиртрест — на месте. Ах, да, разумеется, доблестный военный со своей группой, которых отправили уничтожать астероид. Конечно, Леннокс недостаточно лыс, но гораздо больше герой девичьих грез, чем Уиллис.
Правда, он же безнадёжно женат, но это всегда можно оставить за кадром.
Дешевая комедия с малым бюджетом и сюрреализм в одном флаконе.
Он снова перевел взгляд на неприкаянный призрак имени Микаэлы Бейнс. Девчонка была выбита из колеи побегом товарища, собственным неясным положением и… бездействием. Военные наотрез отказались брать её с собой — и агент их прекрасно понимал. Гражданская девочка-дурёха только бы мешалась под ногами и скорее всего погибла бы.
Ее дружок… О, ее дружок совсем другой. Сеймур еще раз, на всякий случай, прошерстил досье Уитвики, так вовремя распечатанное — ему всегда было удобнее работать с бумагами, нежели их электронным вариантом.
Итак, самый обычный мальчик, радость родителей, любимец учителей, но в общем… серединка на половинку. Не герой, не задрот. Так откуда же… Откуда это всё? Этот взгляд-скальпель, взгляд-кинжал, прибивающий к земле? Откуда такие лидерские способности и характер?
О, Сеймур многое бы отдал за возможность побеседовать с Уитвики по душам наедине.
Но вместо этого…
Агент ещё раз вздохнул, чертыхнулся и пошёл помогать фанатам от электроники. Город необходимо спасать.
Как же он порой ненавидел свою работу.
И свою страну.
И куда больше — людей в ней проживающих.
Обречённо идущий к остальным Сеймур Симмонс даже не подозревал, сколь много общего у него с подлинным Сэмом Уитвики, которого ему удалось увидеть за маской лишь мельком.
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
Дрожали жалобно осколки стекол, торчащие клыками в ощерившихся пастях выбитых окон, громко, причиняя боль слуху, визжали сирены. Взрывались, били гейзерами вверх сорванные пожарные краны, с шипением разливалась вода, сталкивалась с пожарами, отчего дым поднимался в воздух. Сквозь обломки пытались проехать машины скорой помощи, спасатели в ярких жилетах эвакуировали остатки мирных жителей, тех, что еще не сбежали своим ходом, на лицах всех без исключения был написан чистый ужас.
Город лежал в руинах. Дымились остовы недавних небоскрёбов, чадя тёмным дымом в вечерние небеса. Заходящее солнце окрашивало всё вокруг багряным, создавая пастораль ада. Филиал, домен преисподней со своими терзаемыми душами. И, как в Аду, пахло пылью, кровью, горелым мясом. То здесь, то там были видны раскинувшиеся беспомощно безжизненные тела, люди с распахнутыми ртами невидящими глазами смотрели в военное небо.
Такое чувство, что военные действия здесь велись много лет, хотя еще несколько часов назад Мишн-сити представлял собой цветущий город, пусть не самый большой и популярный, но все-таки.
В небе грозно взревели двигатели.
— На второй заход идёт, сука, — скривился Эппс, и Леннокс обречённо прикрыл глаза.
Глобальный просчет, капитальная ошибка стали видны сразу же, стоило военным въехать в черту города. Инопланетные механизмы, вопреки всем прогнозам заносчивого Симмонса, плевать хотели на куб, на незаметность и прочее — просто и незатейливо, ни секунды не раздумывая, они стерли с лица земли центральную улицу города, а затем принялись обстреливать окрестности, методично, наслаждаясь ужасом и паникой бегущих, словно крысы с тонущего корабля, людей.
Эвакуацию, как оказалось, даже не начинали.
В капитанской голове не остается цензурных мыслей, пока он ругает, на чем свет стоит, агентов, начальство, инопланетян, с губ привычно, на рефлексах, срываются рычащим тоном короткие приказы. Бросить саркофаг. Найти убежище. По возможности помочь вывести жителей. Ждать предполагаемую авиацию.
А авиации все нет.
Пришельцы не спускаются в город, гасят с высоты и, лихача, закладывают виражи над особенно крупными зданиями, прежде чем треснуть по ним чем-нибудь взрывающимся, в очередной раз доказывая свое превосходство.
Уильям проклинает долбодятлов из правительства и думает, что когда всё закончится, его, наверное, отправят под трибунал. Хотя...
...кто его знает…
* * *
Он пообещал автоботам помощь. Пообещал ли? Гарри сказал им, что отдаст очки, и он отдал. Дальнейшее обговорено не было. Значит, по существу: чтобы он сейчас не сделал, это не будет нарушением договора.
С учётом, что договора и не было как такового...
Поскорее бы всё это закончилось.
Мехам нужен Куб? Отлично. Гарри с удовольствием от него избавится.
Но.
Острое понимание и пылающие на спине линии мешают сосредоточиться. Огонь прокладывает все новые и новые пути, не забывая при этом обновлять старые. Он умеет терпеть, но это… как зудящие над ухом пчёлы. Мешает.
Случись всё, когда он учился в Хогвартсе, для него не было бы иных вариантов, кроме как отдать древний Оллспарк автоботам. Просто не стал бы рассматривать что-либо другое. Потому что они очевидно «светлые».
Глупый, отважный гриффиндорский львёнок...
Сейчас же, повзрослевший Гарри Поттер понимает: к кому бы ни попало в руки это сокровище, оставшиеся не у дел поспешат выказать своё неудовольствие несчастной планете и тем, кто приложил свои руки к их проигрышу.
Не то, чтобы ему было дело до совершенно чужих людей — в этом можно признаться, как бы цинично ни звучало: на людей ему, в общем-то, плевать. Однако в первую очередь, под удар разъярённой инопланетной цивилизации попадёт семья Сэма Уитвики — его семья.
Решить образовавшуюся дилемму следует как-то иначе.
На самом деле это интересно: его мозги работают как-то по-другому, нежели у нормальных людей. Верные решения Гарри принимает лишь тогда, когда спины уже касается прохладное дыхание смерти.
Шагнувший в иной мир и отдавший свой шанс на спокойную жизнь мальчишке-духу, встреченному на перепутье, он никогда не жалел о своём выборе.
Вся эта ситуация до боли напоминает ту, что предшествовала последнему сложенному журавлику.
Поттер поднимается на ноги, кривит губы и, усмехнувшись, в очередной раз шлёт к чёрту Судьбу. Раз напоминает, значит, это ему и поможет. В прошлый раз его спасла древняя легенда? Значит, так тому и быть!
Перед глазами проносится последний сложенный журавлик, улыбка настоящего Сэма Уитвики, призрачный вокзал, на котором они разговаривали…
В прошлый раз волшебник последовал древней легенде. Более того — именно он сделал ее реальностью.
Так почему же… не сотворить подобное в очередной раз?
Возьмём древнюю легенду… И не важно, существовала ли она на самом деле — вера, самый мощный источник силы.
В голове звенит-переливается мелодичный, как японская музыка ветра, голосок Луны Лавгуд, отстраненный, мечтательный, по-детски наивный, как она сама. Легенда, рассказанная мечтателем, ярко врезалась в память, оставаясь там до скончания времён:
“Легендам и сказкам положено начинаться с одних и тех же слов. Это заклинание, поверь мне, Гарри, самое сильное из живущих на свете. Так вот…”
Давным-давно… а впрочем, не важно, когда именно... в глубокой горной долине сражались два дракона. Сражались яростно! Без жалости. Обменивались ударами, от которых дрожали скалы, а небеса раскалывались, и не было у их вражды причины — в бой они вступили в тот миг, как увидели друг друга, возненавидев с первого взгляда.
Бились они много лет, в пылу сражения покинув долину. Попадавшиеся на пути деревни и города исчезали с лица земли, стертые вихрем ужасающей силы, люди стонали, кричали, молили о помощи, погибая под ударами ничего не замечающих драконов.
Тем было всё равно.
И однажды так сильно достали они всех вокруг, что выпихнули к ним могущественного спящего мага, который естественно проснулся от грохота ими производимого.
Отчасти драконам повезло: маг был не злым. Однако отнюдь не добрым. Характер у него был тяжёлым, фантазию имел бурную, а точку приложения… выбирал по необходимости.
Превыше всего маг ценил собственный покой, а потому рассусоливать не стал — уронил на драконов гору, связав их магическими оковами. А чтобы дракошам "скучно" не было, запихнул туда же тех умников, что над спящим так некрасиво пошутили.
«Развлекайтесь», — шепнул он и ушел в глубины вод, во владения прекрасной богини, где вновь погрузился в длительный сон.
“Говорят, Гарри, он до сих пор не проснулся, все ждет чего-то…”
Драконы больше не могли сражаться в подгорном плену. Они и пошевелиться-то особо не могли.
От скуки или же из желания напакостить сопернику — никто не знает точно — стали они обучать плененных вместе с ними людей разнообразнейшим искусствам, которыми владели сами, наукам, о которых смертные не слышали доселе.
Так зародилось удивительное подгорное королевство. Криво, невозможно и неуверенно, но в будущем именно это спасло жителей от гибели вторично.
Люди творили, строили прекраснейшие комнаты, залы, изучали самоцветные камни и украшали ими свои произведения искусства. Они создали целый дворцовый комплекс — на всю гору высотой, пока один из выходов не впустил внутрь свежий летний ветерок…
В ту же секунду гора сделалась легкой, как цветочная пыль, и развеялась, оставив после себя лишь прекраснейшее творение человеческих рук.
Драконы обрели свободу, но не смогли больше сражаться.
За века плена они научились понимать друг друга»...
Сказка ложь, да в ней намёк…
Сколько недомолвок в дивных легендах Луны, сколько подтекстов и сколько… жестокости.
Но эта “сказка” под ситуацию подходит более чем полностью.
Два дракона, мешающие жить прочим — есть. Доведённый до ручки народ — Гарри бросил косой взгляд на жёлтого разведчика — определённо присутствует, хотя и болеет за какого-то одного. Разбуженный маг с тяжёлым характером и замысловатой фантазией, ценящий покой — тоже на месте.
Гарри чувствует приближение двух мехов — ярких и сильных. Один из них точно Оптимус, второй... вероятно, кто-то из десептиконов, если не сам Лорд, разбуженный подданными. Минуты через две они будут здесь, почти одновременно.
Хорошо.
У него будет время подготовиться.
Маги. Могут. Много.
Гарри направляет своё внимание на древнюю реликвию, Великий Оллспарк…
“Я знаю, ты меня слышишь”.
“Я знаю, тебе тоже всё это надоело”.
“Я предлагаю решение”.
Яркое, тяжёлое внимание окружает его с ног до головы плотным, густым, чем-то напоминающим кисель полем. Невидимые ладони хватают за руки, цепляются за одежду, зарываются в волосы, гладят по голове — изучают с такой тщательностью, какую не на каждом медосмотре встретишь. Нечто непередаваемое заглядывает в глаза, давит на разум, пробуя на прочность щит, будто стремясь проникнуть внутрь, пролезть в голову, в тело, в саму сущность, и Гарри требуются все его возможности, чтобы отодвинуть это нечто от себя. Хрупкая преграда дрожащего воздуха — невеликая защита от древней сущности, если пожелает, то пробьет и не заметит. Но на счастье, у «нечто» есть твердое представление не только о личном, но и о гуманности.
Поэтому маг и не любил слишком древние и слишком разумные артефакты — ими можно восхищаться, но лучше делать это издалека, ибо одно неверное слово может спровоцировать путешествие в такие дали, откуда сложно выбраться. Даже ему.
С нечеловеческим разумом общаться крайне тяжело, Куб мыслит иначе, другими категориями. Перед внутренним взором мелькает калейдоскоп разноцветных, полупрозрачных, наложенных друг на друга картинок. Гарри с трудом разбирается в ворохе, сортирует, делая это крайне медленно, неловко, как увалень на катке. Это раздражает, но Куб терпеливо ждет.
“Идея. Интерес. Любопытство. Согласие. Цена?”
— Съебитесь нахрен с этой планеты.
Свои ответы маг проговаривает вслух, наплевав на возможное любопытство со стороны Бамблби — в голове привкус эмоций Куба, его странное напряжение, поэтому ответы там формируются с трудом, мысли неповоротливые, как жернова старой мельницы. Зато язык легок и подвижен, компенсируя умственное косноязычие.
“Задумчивость. Отрицание. Полноценное выполнение невозможно.”
— Почему?
Смутный образ великана, спящего внутри планеты. Нет. Являющегося планетой. Родич. Родственник. Брат.
Поттер чувствует, как волосы встают дыбом. Ему требуется усилие, чтобы задвинуть первую реакцию поглубже. Вот уж чего он не желал бы знать.
Перед глазами проявляются два знака — автоботы, десептиконы.
— Пусть уйдут они.
“Согласие. Сомнение. Ты?”
— Нет.
“Сомнение. Понимание. Ирония. Согласие.”
— Сделка?
“Сделка”.
Мегатрон приземляется на поляну, оставляя кратер — логично, немного шумно, но довольно аккуратно, при его-то нынешнем состоянии.
Но, надо сказать, Прайм ненамного отстает от Мегатрона, появляясь с другой стороны, сопровождаемый грохотом и треском. Из-под колес вырываются камни и комья земли при резком развороте. Он трансформируется в считанные мгновения, и Поттер готов аплодировать слаженной, восхитительной работе всех механизмов.
* * *
— Беги!
Маленькая фигурка на фоне древнего Куба. Слишком маленькая, слишком хрупкая. Чересчур спокойная. Почему он не убегает?! Почему?! Сэм, черт тебя побрал, как говорят на Земле, беги! Оптимус в панике понимал, что уже не успевает — Мегатрон стальной темной свечой падал с небес прямо на застывшего юношу, и не было никакой возможности, что он успеет убраться подальше. Почему Бамблби бездействует? Что он забыл почти на другом конце поляны — так безумно далеко от того, кого должен оберегать.
Внутренняя связь затрещала, когда разведчик попытался прорваться, а затем взорвалась вихрем писков и пронзительных сигналов, настолько мерзких, что Оптимус был вынужден отключить коммуникацию вовсе. Словно на поляне кто-то установил генератор шумов или электромагнитный передатчик направленного действия. Все сигналы пропадали втуне.
А потом неведомая сила сбила его с ног.
Их всех приложило о землю, раскидав в стороны, придавило и смяло... Оптимус почувствовал, как что-то невидимое, но невероятно сильное, схватило его за искру стальным крюком и рвануло вперед, сталкивая в одно мгновение с Мегатроном и вновь с грохотом роняя на землю, как прибитые ветром листья.
Десептикон ругался, грозя смертельными карами, пытался дёргаться и отбиваться, не замечая, как прямо по покорёженному металлу сплетаются тёмные символы, собираясь в единый узор с рисунком Оптимуса. А затем пришла волна энергии, не опознать которую, не мог ни один из них. Великая Искра...
Куб парил за спиной мальчика, переливаясь белыми молниями и пульсируя.
Юноша стоял, сложив руки на груди, не спуская с мехов пристального взгляда, и в глазах кофейный оттенок вытеснялся ярчайшей нефритовой зеленью, отчего лицо его вдруг изменилось, черты слегка ожесточились, в них появилось нечто потустороннее.
— Обычно, я не склонен к бессмысленным убийствам, — Сэм Уитвики дождался, пока жертвы перестанут дергаться в невидимых путах. Бесшумно ступая по траве, он приблизился к ним, и весь мир, казалось, замер, безмолвно ожидая, что же предпримет человек. — Но, как и любой тёмный маг, понимаю и принимаю, когда они остро необходимы.
Он говорил тихо, но голос юноши разносился по поляне, словно гром. Каждая травинка, каждый цветок проникся этой интонацией: решимость, понимание, уверенность в правильности происходящего.
И Оптимус с невероятной ясностью понял: он убьет их. Здесь и сейчас, если понадобится, твердой рукой, не дрогнув, сотрет их с лица земли. Рядом заскрипел броней Мегатрон, вновь пытаясь преодолеть сдерживающую их силу. Бесполезно.
Мальчик с интересом смотрел на его усилия.
— Не пытайтесь, Лорд Мегатрон. То, что вас держит, во много раз сильнее нас всех вместе взятых, — проинформировал он, и к любопытству добавилась толика сочувствия. — Не поймите неправильно, я знаю, что у вас имеются более чем веские причины ненавидеть людей, эту планету... В другой ситуации, я бы даже помог вам. Может быть. Но не сейчас...
Оптимус расширившимися глазами наблюдет, как мальчик окутывается силой, от которой дрожит воздух. Густая, тяжелая аура скрыла тонкую фигурку. Он хотел спросить его, почему? Что с ним произошло? Но те же цепи, что держали их с Мегатроном, не давали произнести ни звука.
— Убить бы вас обоих… И никаких проблем. К сожалению, ваших солдат с планеты это не уберёт, да и войну не закончит.
“Да и мне откатом прилетит”, — добавил про себя помрачневший маг, уже понимая, кто оказался третьим в их странной связке душ.
Соулмейты не имеют права поднимать друг на друга руку.
Тяжело вздохнув, он выхватил из рукава палочку и принялся выписывать в воздухе древние руны, напитывая их своей силой и вплетая в конструкцию глифы Кибертрона, что показывал ему Оллспарк. Впервые он проводил подобную работу. Гарри работал без черновика, плана и пробников. Второго шанса не будет.
— Знаете, у меня большой опыт разгребания последствий затяжных войн, — просветил он мехов, не прекращая работать. — И я не понаслышке знаю, что страшнее военных действий лишь возвращение к мирному времени. Кто бы из вас ни победил, проигравшие сгорят в репрессиях. Не то, чтобы мне вас было жаль, но вот ваш Куб это категорически не устраивает. Весь мозг вынес, чтобы добиться своего. Поэтому я поступлю проще.
В воздухе ткутся тонкие, но прочные цепи чистого серебряного оттенка. Для них броня не преграда, они проникают сквозь нее, отпечатываются на сегментах и скользят прямо в искру, сплетаясь с жизненной сутью. Прайм с ужасом ощущает, как становится единым целым с Мегатроном. Темное пятно на другом конце связи кривится и корчится, ругается последними выражениями, но ему тоже больно. Холодно от этих странных цепей. Обжигающе горячо от этой дикой силы. Десептикон разъярен, и впервые Прайму хочется отринуть свойственное ему спокойствие и присоединиться к заклятому врагу в порыве высказать всё, этой несправедливо отнесшейся к ним Силе.
Разве может быть что-то ужаснее связи с Мегатроном? Пусть он силен, пусть равен Прайму, пусть тоже лидер и по-своему любит Кибертрон, он давно обменял все самое светлое, что имелось в искре, на ярость битв. Разве может быть что-то страшнее мысли, что именно Мегатрон станет ближе, кого бы то ни было?
Или уже есть? Ведь метки родственной души жжёт, проявляя оставшуюся часть...
Прайму хочется пустить себе пулю в голову — лишь бы та перестала раскалываться на части. Ему хочется вырвать камеру искры из груди, чтобы избавиться от возможного унижения — как только Мегатрон придет в себя, он воспользуется всеми преимуществами своего нынешнего положения.
Но пока что…
Процессор разрывается от чужой боли — каждая рана его врага, всё, что сделали с ним люди, отзывается фантомным криком в корпусе.
— Когда-то давно мне довелось быть скованным похожей связью со своим врагом, — в улыбке мальчишки сотня чувств, которых там просто не может быть. Потому что невозможно за неполные два десятка лет приобрести такой опыт. Печальный, тяжелый. — Хотя это не помешало нам все-таки пытаться убить друг друга и даже преуспеть. Поэтому ваши цепи я усилю в десятки раз. Замкнутые на связь Соулмейтов, они будут не по зубам даже смерти, — в изумрудных глазах полыхает огонь. — Поверьте, я знаю, о чем говорю. Ну, а чтобы соблазнов совсем не было...
Оллспарк за его спиной вспыхивает ослепительной сверхновой, протягивая к мехам энергетические цепи, привязывая их не только друг к другу, но и к себе.
— Вы оба хотите мира своему народу, теперь у вас есть шанс. Сколько бы вы друг друга ни убивали, навеки останетесь связанными. Рана одного станет раной другого, а жизнь вновь и вновь будет возвращаться к вам, — человек произносит слова с нажимом, вкусным, злорадным удовольствием, смакуя каждый звук, как изысканное лакомство, доставляющее невероятное наслаждение. — И чтобы вам было проще адаптироваться к данной идее — в ближайший век отойти друг от друга не сможете. Правда, замечательно?
Куб за спиной юноши успокаивается, а затем опускается прямо в подставленные руки, уменьшаясь, подтягивая грани, чтобы уместиться — так возится кот, устраиваясь на полюбившемся месте. Но своих жертв Куб все равно держит цепко.
— Не стоило вам злить Повелителя Смерти. Ведь от меня нельзя убежать даже на тот свет, — он разжимает руки, и Великая искра падает к ногам мальчишки, обутым в потрепанные кеды. Величайшее сокровище целой расы — на траве возле ног слабого белкового существа. Картинка настолько ирреальная, что становится плохо. — Забирайте свою реликвию. И выметайтесь с моей планеты. Не забудьте своих солдат, господа. У меня бурная и крайне извращённая фантазия. Кто знает, кого я захочу связать следующим? И имейте в виду: ваш Куб с удовольствием меня поддержит — его вы тоже изрядно довели.
— Ты пожалеешь о своих действиях, человек! — сверкает оптикой Мегатрон, с трудом поднимаясь. Его все еще трясет от пережитого, но десептикон не подает виду, как плохо себя на самом деле чувствует.
Гарри склоняет голову.
— Когда-нибудь — непременно, Лорд Мегатрон. Но мне на самом деле не привыкать. Мои ошибки останутся при мне.
— Ты упомянул Связь Искр, я вижу её глифы на твоём теле, насекомое!
— Нет в жизни справедливости, — легкомысленно пожимает плечами маг. Щелчок пальцев высекает искры, взлетающие в воздух, линии на руках вспыхивают ярче. Мехи завороженно смотрят на представление. — Но позвольте со своей душой мне разобраться самому. А теперь, — тон становится ласковым, настолько вежливым, что аж тошно, — прошу вас... Идите вон! Пока я не разобрал вас на части! — Переход от мягкости к тихому рыку стремителен, зеленые глаза вновь сверкают гневом. — Видят боги, запасы моего терпения не безграничны!
Невидимая сила выталкивает мехов, и они физически чувствуют необходимость покинуть этот мир. Им недвусмысленно указали на выход. Этот приказ проигнорировать не удастся.
Мехи выпрямляются — безмолвно решив поговорить обо всем позже, когда поблизости не будет столь решительно настроенного человека. Между Оптимусом и Мегатроном поблескивал острыми гранями Куб, безмолвный, безобидный, словно не он только что устраивал светопреставление с помощью одного единственного человека..
* * *
Гарри смотрел, как трансформеры свечами уходят вверх, в стратосферу. Забавно — в большинстве своем автоботы летать не умеют, но стартануть с планеты могут вполне уверенно. Трудно представить, сколько энергии они на это потратят. Наверняка, немало, раз Оптимус не пытался путешествовать так по Земле.
Мысли вяло бродят в голове, пока маг смотрит в небо. Могло быть гораздо хуже. Кажется, он вновь сделал невозможное. Настроение портит теперь только собственная спина, будто обугливающаяся изнутри. Боль лениво режет кожу, полосуя невидимым клинком — были бы у него крылья, сказал бы, что их отрезали.
Он солгал им. Не только Оллспарк позволил связать воедино двух заклятых врагов. Он опирался на узы родственных душ, ибо и в этом мире действует все та же непреложная истина:
“Никто... Даже боги не могут вмешиваться в древнюю связь душ. Ибо даже они подвластны ей."
Истина древнее мира.
Истина, которой он воспользовался.
Он не знал о Лорде Мегатроне, пока того не швырнуло на Прайма.
Импровизация на грани безумства…
Или безумство и есть?
Их связь... на удивление сбалансирована и однородна в своем отрицании: Мегатрон никогда не примет ничтожного, слабого человека, не примет он и Прайма. Как и Оптимус никогда не сможет принять Мегатрона. А Гарри… Гарри отрицает их обоих. И это отрицание — единственное, в чем они единодушны.
Замкнутый круг их тройного союза.
Пройдет немало времени, прежде чем мехи, оглушенные новыми возникшими обстоятельствами, обязанностями перед Искрой, обратят внимание на третью нить. Если обратят вообще.
Вероятность, мягко говоря, невелика. Более слабую, не подпитываемую множеством чувств, даже зная, что искать, её не так просто обнаружить. Ни один из них, конечно, не забудет его, и оба будут помнить, что он их… связанная Искра… Думать, гадать, как можно было бы поступить, стоит ли вообще обращать внимание на человека.
И вряд ли поверят, что в болезненно-острой связке оказался и сам маг.
“Хорошо, что удалось свести физический аспект к минимуму. И думать не хочу, как раны этих умников могли бы на мне отразиться."
Они такие предсказуемые...
Автоботы, на самом деле, не считают людей ровней — слабейшими, теми, кому нужна защита, поводырь. Пусть не многие из них осознают покровительственность своего отношения, считая это нормальным.
С десептиконами в этом проще. Они хотя бы не врут сами себе.
— Посмотрим, что из этого выйдет… — пробормотал Гарри под нос и оглядел поляну.
Перевернутые комья земли, вывернутые с корнями растения, подпалины там, где прошлись особенно большие тяжи силы...
Хорошее место, но оставлять его в таком виде небезопасно. В данный момент люди, скорей всего, заняты отражением атаки остальных десептиконов на город, но, стоит только инопланетянам сгинуть, тут же вспомнят о скромном мальчике Уитвики и бросятся того разыскивать.
Гарри несколько раз взмахнул палочкой, стирая следы магии, творившейся на поляне за последние сутки. Теперь остался только Оллспарк. Что сотворил древний инопланетный артефакт? Кто разберёт…
Он достал из внутреннего кармана маленький серебряный прямоугольник. Артефакт.
С первого взгляда обычная зажигалка. На деле — воплощение его кошмаров. Внутри огромные объемы огня. Стоит зажечь и оставить без присмотра, как вырвавшееся пламя сожжет все, до чего дотянется, дотла.
Он не решался использовать его раньше. Не был уверен в радиусе — минимум пара километров.
Но сейчас здесь нет людей и нет трансформеров, есть только ландшафт, который стоит подправить.
Гарри щелкнул колпачком, подбрасывая безделушку в воздух, и аппарировал. Десяти километров хватит, верно?
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
По пустыне Гарри шагал долго и упорно, можно сказать даже, уперто. С той степенью упёртости, когда становится абсолютно всё равно.
Песок набивался в кеды, неприятно царапал сквозь носки, солнце палило нещадно, и Гарри скинул рубашку, повязав ее на голове. Не хватало еще получить солнечный удар и свалиться где-нибудь неподалеку. Магия является панацеей отнюдь не от всего.
Гарри поднял глаза к небу, прищурился, задумчиво потер кончик носа.
Конечно, можно было бы аппарировать в окрестности Мишин-Сити и разыграть целое представление «Благородные автоботы подбрасывают жертву к населенной местности перед тем, как свалить в закат». Однако Гарри не знал, чем закончилась заварушка в городе, поэтому данный вариант выглядел слегка… неразумным. К тому же, он нуждался во времени для размышлений.
К примеру, что говорить толпе заинтересованных в его персоне маглов?
Можно сказать почти правду: похитили, утащили Куб, издалека понаблюдал инопланетный мордобой, фейерверк и дружный уход в закат. Точнее за горизонт, но это уже детали. Правда, в этом случае его ждут долгие допросы, освидетельствования психологов, долгие часы нудных, дотошных медосмотров с изъятием тонны — или литров — анализов.
Медицинские обследования Гарри не любил.
К счастью, излучение Куба перебивает абсолютно все, воздействуя на кровь, плоть, кости и даже нервную систему — не зря Симмонс с его опытом работы в Секторе семь такой дерганный. Даже кратковременное пребывание возле инопланетной реликвии грозит долгим «свечением в темноте», на которое можно списать любые странности. Не зря же агенты пришли к нему домой со счётчиком Гейгера.
Можно вернуться домой и разыграть амнезию. Мелодраматично, но логично. Тем более, Сектор будет занят, организацию начнут перетряхивать от подвала до чердака, чистить, «узнавать поближе». Можно просто Конфундусом засветить втихомолку, чтобы в отчетах написали «все ок».
Впрочем, Гарри ещё посмотрит по ситуации. Главное, не перегнуть палку с внушением. А то потом господа агенты будут пускать слюни, как Локхарт.
Да, и про Микаэлу не стоит забывать.
Прошедшие события показали, что она не прочь поприключаться. По крайней мере, её неосознанные реакции говорят именно об этом, даже если сама она не догадывается о своих порывах. Впрочем, оно и понятно — скучная, размеренная жизнь в американском пригороде, где каждый день идет по заведенному порядку, у кого угодно вызовет зубовный скрежет. Однако это не значит, что Гарри взвалит на себя ответственность за неплохую, но постороннюю девчонку. Ни за что!
Наверняка, она ещё выскажется по поводу того, что ее бросили одну.
* * *
Агент Силвер Джонс устало потер лоб, на котором обеспокоенные морщины проложили уже целые траншеи, и вновь взглянул через пуленепробиваемое стекло на сидящего в комнате для допросов мальчишку.
Сэмюэль Уитвики, потомок Арчибальда Уитвики. Единственное, что в нем было примечательного — засекреченное донельзя имя его предка. Однако начальство требовало результатов расследования. Видео с камер наблюдения Сектора семь под разными углами показывало, как мальчишка входил внутрь штаб-квартиры организации, а затем пропадал бесследно, просто растворялся на месте. Некоторые записи были изрядно повреждены инопланетным излучением, однако того, что оставалось, вполне хватало для выводов.
Мальчишка сотрудничал с представителями инопланетной расы. Бывший агент Симмонс с пеной у рта доказывал, что надо лишь припугнуть парня, и тот запоет, словно райская птичка.
Недо-коллега вызывал у Джонса и его товарищей брезгливое недоумение: как можно с такой расшатанной психикой и зарождающимся параноидальным синдромом состоять в секретной организации? Впрочем, больше не стоило беспокоиться о Секторе семь — его успешно расформировали.
Но если вернуться к мальчишке… Сэм Уитвики, пока его разыскивали по всей стране, преспокойно сидел дома, ходил в школу, даже умудрился сдать пару экзаменов и наведаться в несколько колледжей, дабы навести справки о дальнейшем обучении. На все вопросы внезапно нагрянувших специальных агентов он лишь недоуменно хлопал глазами.
Последнее, что помнил мальчишка — покупку автомобиля. Которого, разумеется, не оказалось в гараже. Ни на какой выжженной поляне, фонящей странной энергией, он не был, автоботов и дисептиконов не помнил. Его подружка рассказала больше, но Сэм, невинно-удивленно улыбаясь, все отрицал. Его подобрал неподалеку от Вегаса водитель грузовика. Парень выглядел так, словно несколько дней шел через пустыню. Однако стоило ему оказаться в городе, как он без промедления отправился домой.
Однако и этого Сэм не помнил, он «проснулся» уже дома, а из его памяти выпало несколько дней.
И ему поверили все сорок человек: лучшие психологи команды, опытные агенты, военные — поверили безоговорочно. Кто сразу, кто через какое-то время… Если бы Джонс сам не оказался в их числе, подумал бы о колдовстве. Хотя бы потому, что стерва Рикки, «допрашивавшая» мальчишку третьей, никому никогда не верила. Однако женщина отмахнулась от глупых подозрений, просто написала весьма положительный отчет о полной непричастности бедного мальчика, которого использовали втемную.
Сэма жалели все сотрудники, а мальчишка… Джонс чувствовал в нем силу, незримый стержень, которым — агент не сомневался — парень их всех охаживал. Мысленно, разумеется, потому что внешне он оставался образцом послушания и готовности к сотрудничеству.
Агент грузно поднялся, тяжело вздохнул и захлопнул папку. Пора прекращать заниматься ерундой и закрыть это дело к чертовой матери. Вряд ли Сэм Уитвики лжет. Если только он действительно не обладает волшебством, с помощью которого заставил их всех поверить его словам.
* * *
Гарри вытер пот со лба и посмотрел на простирающуюся вдаль каменистую равнину, находящуюся под палящим солнцем. Ему стоило немалых усилий вырваться сюда, особенно после приключений с пришельцами и агентами — родители не хотели отпускать. Убедило их только зачисление в университет на заочное отделение, после чего Рональд и Джуди, заразившись страстным желанием сына путешествовать, купили самый навороченный передвижной дом и смотались в дальние дали.
На поиски новых ощущений, как говорили они.
В новый медовый месяц, как подозревал Гарри.
Неизвестность страшит и одновременно интригует. Во все времена люди пытались разгадать, что там — за Гранью. Больше всего информации сохранили восточные страны с их учениями о единстве мировой энергии и верой в цикл перерождений. Европейцы же уничтожили всех некромантов, их труды, записи, даже обыкновенную переписку. Любого, кто хоть на миллиметр приближался к запретной теме, немедленно истребляли. Потому что первые маги смерти не гнушались использовать свой дар в личных целях, а родившихся следом просто отметили теми же ярлыками.
В обоих мирах Гарри манил Египет — своей силой, тайнами, древней историей. Этот удивительный контраст: жаркое солнце и прохлада пирамид, когда после пустыни окунаешься в свежесть, словно уже переступил через черту.
Маги Египта и в современное время посвящали почти все свои дела подготовке к переходу в Загробный мир, и как Повелителя Смерти, это не могло его не привлекать. Смешило немного потому что, как ни удивительно, в Египте не водилось некромантов, в привычном для британцев смысле, — но не привлекать не могло.
Египтяне могли только упокоить — да так, что и урождённый Певерелл не сразу поднимет, если что. К своему ремеслу они подходили с дотошностью и кропотливостью. Но в Англии это всё равно считалось тёмной, запретной магией.
Было невероятно интересно, что же его встретит в этом мире?
А ещё он надеялся, что жар пустыни скроет жар его метки или хотя бы пересилит, заставив забыть о вечной головной боли, гудящей на периферии.
Демоны бы побрали Прайма с Мегатроном, но, кажется, у них всё шло не очень гладко. В принципе — не удивительно. И даже ожидаемо. И ему даже, действительно, плевать.
Но их проблемы заставляли кожу практически обугливаться — такой накал страстей бушевал. Искушение пустить по тонкой нити ледяное дыхание Смерти порой становилось непреодолимым, но Гарри напоминал себе, что знал обо всём заранее…
Время неизменно шагало вперёд, укрывая его плечи привычным плащом-невидимкой. Впрочем, говорят, Смерть и Время ходят об руку, так что он не удивится, если это окажется не метафорой.
Реальный дар Предвечной Гарри старался без необходимости не надевать — чтобы спрятаться от людей хватило своей магии и мелких артефактов, а прятаться от Смерти…
…что может быть глупее и бесполезнее?
В Египте было весело. Пусть в не совсем традиционном понимании данного слова.
С десяток раз его попытались ограбить. Он вволю посмеялся над реакцией незадачливых воришек. Гарри любил совмещать приятное с полезным.
Чуть меньшее количество раз его пытались убить черные копатели, окрестившие своим «злостным конкурентом». Поттер знатно оторвался, испытав на них свой арсенал артефактов и проклятий. Некоторые из несчастных никогда не смогут вернуться к нормальной жизни, но он не жалеет и не пожалеет.
Стоит признать — человеколюбием он давно не страдает.
И никто не представляет, каким вдохновением могут послужить фильмы про мумий и древние гробницы…
Кажется, после стали ходить слухи о реальном существовании Имхотепа. Слухи были настолько многочисленными и жуткими, что власти послали представителей для официального расследования.
Надо ли говорить, что те ничего не обнаружили?
В такие минуты Гарри чувствовал себя живым. Как никогда ощущал себя Поттером. Отец с Мародерами любили перегнуть палку и давно потеряли его уважение, но ведь Род Поттеров не ограничивался только Джеймсом. Были и более достойные. И ими нельзя было не восхищаться.
В конце концов, и в этом мире пустыня Гизы оказалась подлинной сокровищницей.
Ну как можно не прийти в восторг, когда глаза разбегались, их слепил золотой блеск, перемешанный с сиянием драгоценных камней, очерченных искусной резьбой. Под каждым таким камнем скрывалось очередное чудо древней инженерной мысли, готовое атаковать в любой момент. Гарри не мог не восхищаться, обезвреживая очередную шкатулку или металлического скарабея, рвавшегося прогрызть насквозь руку любопытному магу.
Гарри загорел почти дочерна, настолько, что зубы стали казаться на фоне кожи ослепительно белоснежными, как в рекламе зубной пасты. Родители, связывающиеся с ним по скайпу, даже не сразу узнали своего ребенка, а Моджо и вовсе облаял.
На местном рынке маг стал почти завсегдатаем, ребятня преследовала его по пятам, зная, что не жадный чужак обязательно угостит их чем-нибудь вкусненьким, если они не попытаются стащить его вещи.
Впервые он отдыхал душой и телом, изредка выныривая в реальность, чтобы сдать работы. Образование необходимо хотя бы для галочки, да и родителям будет приятно.
Именно на рынке к нему подошел осведомитель. Всех местных перекупщиков Гарри более-менее узнал, а кого не знал, про тех слышал. И не удивительно, что именно ему захотели продать старую карту со странными иероглифами, при взгляде на которые у Поттера возникло непреодолимое желание побиться головой об стену.
Глифы трансформеров продолжали преследовать его по пятам.
Увидев, что «археолог» не слишком доволен, осведомитель, слегка подрагивая под медленно чернеющим от злости взглядом, сообщил, что карте много лет, ее на самом деле несколько раз перерисовывали, так как оригинал появился в незапамятные времена.
Это было… уже не так плохо.
Неподалеку от пирамид и сфинкса находилась та самая «секретная сокровищница», которая на деле оказалась местом совместного самоубийства нескольких мехов.
Рассматривая переплетенные, сплавленные в едином защитно-животном порыве, конечности и тела, служащие дверью в гробницу, Гарри не мог не морщиться. Он этого не понимал.
Когда-то он добровольно пошёл на смерть. Но смерть по необходимости и смерть от безысходности, это две большие разницы. Шагая под Аваду, он знал, был уверен — не сделает и будет слишком много жертв. Быть может, был другой способ избавиться от осколка чужой души, но не было времени искать его.
Он проклинал Дамблдора, не сказавшего раньше — было бы время!..
Но, бросаясь к идущему в разнос ядерному реактору, чтобы предотвратить взрыв, последнее, о чём вы подумаете, это об уровне радиации и шансах на выживание.
В братской могиле древних ржавых мехов стояла аура безысходности и ядовитая боль прыгающего с крыши подростка. Гарри морщился и шипел проклятия, передёргивал плечами, едва сдерживая желание пулей вылететь из этого могильника — по ощущениям не меньше, чем чумного.
— Ебанутые железки…
То, что они хотели спрятать, бессильно лежало в скрюченной проржавевшей ладони трансформера. Кусочек древнего артефакта, заточенный в изящную клеть, как будто его создавали-откалывали специально для этого. Стоило протянуть руку, как он рассыпался серебряным песком, собравшимся аккуратной горочкой.
Удивлённо шевельнув бровью, маг внутренне поаплодировал — то ли защита, то ли испытание для претендента на реликвию. Браво, наконец-то что-то интересное!
Но разбираться со странным "нечто" в этом проклятом месте он отказывается. Взмахнув палочкой, маг ссыпал пыль в стеклянный сосуд и убрал в сумку.
Пора убираться отсюда. И отдать последнюю дань памяти безумцам.
— Пусть пылает — белое — пламенем.
Пусть сгорает в огне — редкое — знаменем.
Пусть исчезнет всё — алое — страшное,
И останется пепел — неважное.
Расскажу я о духах прошлого.
Расскажу я о боли — сложное.
Там, за первым поворотом из тысячи —
Пусть шагнут и истают — мыслями.
Отпускаю на волю — души их,
Отпускаю вперёд — так лучше им,
И как пламя вздымает алое —
Пусть исчезнет вина. Запоздало-усталая.
Огонь спорхнул с ладони, вспыхнул ярче и бросился на истерзанные корпуса, подчиняясь железной воле и мрачному настроению создавшего. Он оплавлял стены, выедал остатки трухлявой проводки и плат внутри ржавых тел…
Поттер развернулся и, не удостоив более никого и ничего вниманием, шагнул из могилы, бросив за спину щит. Нечего привлекать внимание: как только гореть станет нечему, пламя само погаснет.
На улице он снова вытащил склянку с серебристой пылью — артефактор внутри требовал употребить её на что-нибудь интересное. Этому желанию он, пожалуй, не будет сопротивляться.
Волшебник порадовался про себя, что хоть эта вещица — всего лишь хороший артефакт. Всего лишь батарейка. Инструмент. Не больше.
Было бы живым, начало бы стонать, плакать и давить на жалость — сжёг бы вместе со всем остальным. Он что, похож на того, кто подбирает всякую дрянь, стоит его попросить?
* * *
Кибертрон лежал в руинах. Разрушенные, разбомблённые города стягивали планету уродливыми пятнами, наполненными ржой и радиацией. Под каждым обломком прятались стаи скраплетов, в катакомбах на нижних уровнях — огромные гнезда инсектиконов, бешеные шарки и искроеды…
Прежний, сверкающий, преисполненный достоинства, хранящий память давнего величия мир сейчас походил на трухлявую конструкцию — только дунь, и рассыплется.
Прогулки в одиночестве — изощренное самоубийство: нет ни шанса выжить, долгая и мучительная агония обеспечена. Оставалось скрипеть дентопластом и в составе смешанных групп разбирать завалы.
Нежданное, болезненно-острое перемирие не радовало, злило. Понимание необходимости сотрудничества лишь добавляло безысходности. Разум соглашался, а души не принимали.
Но наличие Оллспарка восстанавливало павший мир…
Вспыхивающие конфликты гасили силой и авторитетом лидеры.
Каждый орбитальный цикл заканчивался для Прайма и Мегатрона мордобоем и искрящей проводкой. Ненависть никуда не делась, а связь, созданная Оллспарком, не давала убить физически…
…оставалось только морально.
Им было, что высказать друг другу.
О человеке, оставшемся на далёкой планете, оба старались не вспоминать и не думать. Но нагруженные дневными заботами нет-нет, да соскальзывали к мыслям о голубой планете. Правда, они скорее бы умерли, чем признались в этом.
Жизнь двигалась вперёд ни шатко, ни валко, когда в один из циклов их обоих накрыло огненным жаром…
Перед глазами, как наяву встало палящее жерло — не то вулкана, не то диковинной кузни. Звон железа, удары молота и тот самый мальчишка в сердце всего этого.
Заготовка в его руках послушно меняла форму, шипела, искрила, и он шипел ей в ответ речитативом. Он ковал меч.
Вот в раскалённую добела печь, где камень едва не плавится, он ссыпал серебряную пыль из стеклянного сосуда, а следом положил заготовку — вспышка силы — удар!
И снова на наковальню, вплавляя в металл свою волю и душу.
Непонятное видение… простое и отрывочное.
Находясь на разных концах одного города, занятые своими делами, Мегатрон и Прайм внезапно подняли головы и подумали об одном и том же.
Может ли так получиться, что вскоре им предстоит вновь встретиться с этим человеком? Не является ли странная картина предупреждением, посланным богами и Искрой Кибертрона?
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
С Наступающим Новым Годом!
https://vk.com/club93244915?z=photo-93244915_456241073%2Fwall-93244915_760
То, как хорошо, в общем-то, получилось с мечом, Гарри бесконечно радовало.
Нечасто на него снисходило подобное рвение, погружающее с головой в эксперимент, заставляющее позабыть обо всем на свете. Он мог упорно, даже упрямо работать часами напролёт, поддавшись чутью и желанию, но голову терял редко. И, конечно, всё-таки не был оружейником.
Если подумать и попробовать дать определение его работе, присвоив классификацию: он был диверсантом, разведчиком и немного учёным. Его нельзя было сравнивать с гениальными экспериментаторами и теоретиками, он не вёл подробных научных записей и, конечно, не изучал «ради изучения». В конце концов, он мог просто плюнуть на что-то и заняться чем-то другим.
А уж, если что-то шло не так…
Становилось… эпично.
Например, через несколько месяцев после окончания работы над мечом, его потянуло на погодную магию. Точнее, сначала было электричество и его природный первоисточник — молния. Маги испокон веков практиковали создание гомункулов, призывая себе в помощь основные стихии мира, и обзавестись котёнком из живой, ручной энергии, показалось интересной идеей. Поттер даже подобрал для этого подходящую душу — маленького детёныша белого льва, не пережившего нападения браконьеров.
Он сам не знал, что натолкнуло его на идею создания подобного товарища, однако промелькнувшая на задворках сознания мысль придала толчок в нужную сторону, пробудила интерес и жажду деятельности.
Проблема заключалась в том, что покидать Египет ему в тот момент не хотелось, заморачиваться с установкой Теслы было лень, а магическая молния не подходила от слова совсем. Дождя же, в силу климатических особенностей, можно было ждать до посинения. И не факт, что тот, что в итоге случится, будет тем, что нужно — штормом с грозами и молниями.
Впрочем, лёгких путей мы не ищем, верно?
Гарри собрал все свои скудные познания о погодной магии, зарылся в метеорологию и заглянул в учебник физики, чтобы вооружившись калькулятором и линейкой для построения графиков, уйти в расчет нового артефакта… Потратив в общей сложности пару месяцев и сломав пару заготовок, он его всё-таки создал, но, к сожалению, именно на этом этапе пришлось вспомнить о летней сессии и вернуться в Америку для защиты диплома. Дистанционно его не принимали.
Артефакт же, оставленный в мастерской, был напрочь забыт.
Наверное, поэтому за сильнейшим за всю историю Египта штормом в районе Гизы, он наблюдал через экран телевизора.
Молодой диктор с нервной улыбкой шутил — если бы не точное знание, что в Египте пустыня — можно было бы смело утверждать, что шторм морской. Тяжёлые антрацитовые тучи закрутились над пирамидами незадолго до полудня, душный июньский воздух похолодал и наполнился влагой за считанные минуты, чтобы спустя мгновение задрожать от поднявшегося штормового ветра и грянувшего сразу за этим грома. Тяжёлый, холодный ливень упал на земли фараонов, в одно мгновение, заливая пустыню водой.
Гарри с перекошенным лицом смотрел прямую трансляцию из Каира, где сверкающие молнии били в одну из пирамид, как в огромный громоотвод. Ему не было стыдно. Он жалел только о том, что восхитительная возможность создать стихийную химеру накрылась медным тазом. Ну, и ещё ему было немного любопытно, что такого вдруг оказалось в этой пирамиде.
Когда спустя неделю — ну, ладно, может быть, он немного перестарался с вложенной силой — этот чертов шторм утих, а в Египте перестали истерить и вопить о приближающемся Конце света, нашествии инопланетян, каре за все грехи человечества — Гарри честно читал все версии, даже следил, какие из них наиболее популярны. Подштанники Мерлина и кальсоны Гриффиндора, ведь никто не умер и даже почти не пострадал, за исключением идиотов и экстремалов, сунувшихся в эпицентр бури в попытках найти ее око и причины появления! Так вот, когда это все закончилось, активизировались ученые. Толпы неприкаянных профессоров, докторов и просто гениев, как в Мекку, устремились в местность, где происходило «очевидное и невероятное». В общем, туда не сунулся только ленивый.
С обреченным раздражением Гарри осознал, что в ближайшее время мастерская ему не светит, если он не хочет, чтобы увидели и прицепились с вопросами. Это только в фильмах ученые — безобидные гениальные скромники. Если пробудился их интерес, лучше сразу уносить лапки подальше — не у каждого специального агента найдется столько дотошности в расспросах.
Поэтому позже, когда, несмотря на отчаянные протестующие вопли защитников культурного наследия, это самое наследие все-таки разобрали, Гарри не особенно удивился, узнав, что там обнаружили неведомую хрень явно инопланетного происхождения — такая толпа энтузиастов просто обязана была что-то обнаружить. Он лишь от души пожелал владельцу загнуться от ржавчины.
(За спиной, в футляре из-под гитары, по мечу из пыли Матрицы пробежал короткий серебряный блик, оставшийся незамеченным, и где-то на дальней орбите Марса, скрывающийся Падший обнаружил у себя вдруг активную форму ржавой чумы. До дезактива ему осталось пару часов).
* * *
Собственно, когда Мегатрон вспомнил, что где-то рядом с Землёй ошивается Фоллен, он собирался это проигнорировать. Какое ему дело до древнего предателя, не способного предложить ничего стоящего, кроме весьма устаревших знаний? Даже если вдруг обнаружится некое оружие… Мегатрон почти на сто процентов был уверен, где именно то найдется. И у него не было никакого желания даже приближаться к проклятой планете.
К сожалению, Прайм-нынешний о Прайме-прошлом тоже каким-то образом узнал, и, конечно, не смог всё оставить, как есть. Как позже выяснилось, отнюдь не из-за доброты душевной — разъярённая сила тёмного мага проняла лидера автоботов достаточно хорошо, чтобы желание причинять добро и наносить справедливость относительно этой конкретной планеты завяло прочно и основательно. Оптимус просто вспомнил — вслух — что ни он сам, ни естественно Мегатрон понятия не имеют, как пришествие Прайма-предателя на эту захолустную планетку скажется на них самих.
Потому что Фоллен, хотят они того или нет, по-прежнему остаётся кибертронцем, которых Уитвики выставил из своего мира едва ли не пинками. Что, если появление престарелого маразматика, маг посчитает нарушением навязанного насильственно договора? Его сила вполне способна бить по площадям… Хотя, как ни странно, ни один из лидеров не смог убедить себя, что Уитвики в самом деле будет воевать с невинными. Тех, кто разозлил — пожалуйста, проклянет, а вот остальных…
А ведь Великая Искра его требования подтвердила.
Однако с этим все равно надо было что-то делать…
Пришлось ругнуться, собрать по малому отряду и с той и с другой стороны фракций и полететь разбираться.
* * *
Поттер же о проблемах мехов даже не подозревал. Ему своих хватало. К примеру, активизировался агент Симмонс. Точнее, уже бывший агент, но этого человека данный факт, кажется, не сильно беспокоил. Он задался целью вывести младшего Уитвики на чистую воду.
Не то, чтобы у него хорошо получалось — после косяка в Египте Гарри затаился и переехал в Чикаго. Парки, фонтаны, Клауд-Гейт… и настырный мужчина, который все никак не мог угомониться, злясь на Гарри, а потому подозревая во всех смертных грехах. Нет бы вернуться к мамочке под крыло, у нее замечательный магазинчик мясных продуктов, как успел выяснить маг, но Симмонс, казалось, обрел второе дыхание. Надоедливый магл маячил где-то на периферии, вызывая ассоциации с упертой мухой, прихлопнуть которую никак нельзя было. Гарри подозревал, что бывших агентов в полном смысле этого слова, как шпионов и мафиози — не бывает. У Симмонса вполне могли остаться связи, с его паранойей он мог попросить кого-то проверять его состояние, а в случае смерти… Гарри честно не подозревал, какими извилистыми путями движутся мысли этого человека, но не хотел устраивать шумиху вокруг своего имени, не хотел лишних хлопот, которые могла бы вызвать смерть или потеря памяти Симмонса.
К тому же… за ним вполне могли приглядывать действующие коллеги. Потому что Симмонс все-таки не один год провел на сверхсекретном объекте.
В общем, оно Гарри надо? Может, Симмонс сам где-нибудь голову сложит.
В новом городе, конечно, нельзя было организовать хороший тайный штаб и предаться греху экспериментов, но, по здравому размышлению, Гарри решил, что все к лучшему.
Немного пошатавшись по улицам, поглядев на большой современный мир, так отличающийся от консервативной, немного древней Англии, маг решил попробовать силы в технологических новшествах. Компьютеры и прочая сложная техника легко ломалась, если он не следил за своей магией, так что новое увлечение стало испытанием его самоконтроля.
И, порой, случались… эксцессы. Местами забавные, местами — не очень, порой шокирующие, порой — забывающиеся на следующее же утро.
Чаще всего, конечно, просто свет отрубало — во всём районе, и Гарри слушал панические звонки в службу помощи, видел бродящие в потемках прямоугольнички телефонов. Или насылало глобальные помехи на радио— и телевещание, однажды радио начало петь на китайском, а потом шарахнуло ультразвуком. Потом был будильник, самопроизвольно перешедший на отсчёт календаря Майя, и кофеварка, расплавившаяся за несколько секунд…
Случались и более серьезные вещи.
Так, однажды его сбила машина: завелась и стартанула с места, когда водитель парковался, а Гарри как раз в этот момент обходил ее. Давно ему так глупо не попадало… Повезло, что успел сгруппироваться и отделался лишь сильными ушибами. Впрочем, плевать на ушибы, ноутбук жальче: тот выскочил из открытого рюкзака и, пролетев по асфальту, оказался на проезжей части, где по нему не преминул проехаться чей-то минивен. Так сказать, с хрустом покончил с чьей-то карьерой.
Виноват, конечно, был сам Гарри — нечего задумываться на оживлённой улице… но всё равно обидно.
Плюсом в этой ситуации оказалось знакомство с забавным человеком — водителем. Дилан так переживал, будто это его сбили, он ерошил кудрявые волосы до полнейшего беспорядка, кружил, оглядывал, порывался звонить в скорую. Поттер даже не сразу понял причину столь сильного беспокойства — жив, на ноги встал сам и даже не шатается… Видимо, он действительно сильно ударился, раз далеко не сразу вспомнил, что обычно подобные вещи заканчиваются более печально. Пришлось позволить отвезти себя в ближайший медицинский центр. Там, естественно, задали кучу вопросов, прогнали через рентген и подивились наличию лишь небольшой трещины в бедре.
Пришлось заполнять протокол о происшествии. Если бы он только знал, что небольшая авария, если не хочешь вызывать подозрений, сопровождается уймой бумаг. Какое счастье, что он уговорил не звонить родителям — страшно представить, как переволновалась бы мать, до сих пор помнящая ужасы больничного детства сына. И особую благодарность заслужили те, кто первым придумал графу «отказ от претензий». Посоветовав несчастному водителю почаще проверять тормоза и проводить техосмотр машины, Поттер поймал такси и под странно удивлённым взглядом второго участника аварии отправился домой. Дилан выглядел весьма обеспеченным, немного самоуверенным человеком, и маг подумал, тот будет рад факту отказа от компенсации, после чего забудет все, как страшный сон.
Словом, Гарри никак не ожидал, встретить «знакомого» на следующий день на пороге своей квартиры с новым ноутбуком в качестве подарка и компенсации.
Пришлось пустить в квартиру уже не такого несчастного, но все равно весьма настойчивого в своем желании хоть как-то исправить ситуацию человека.
В квартире, конечно, властвовал бардак. Той же формы и пошива, что когда-то царил в комнате в доме родителей. Запчасти, инструменты, разобранные или наполовину собранные механизмы… Постороннему человеку это ничего не говорило, даже самому опытному технику, но определённо привлекало внимание. Дилану хватило пары слов об увлечении механикой. Если тот и заинтересовался, то оставил вопросы при себе.
Гарри проводил его на кухню — будучи воспитанным Петуньей Дурсль, он придерживался мнения, что на рабочем месте может быть все, что угодно, а вот там, где ты ешь, необходим идеальный порядок и чистота. К слову сказать, Гарри наводил её сам, без магии и палочек. Исключительно своими руками. Оно и привычней и приятней.
Диссонанс стерильной кухни и весьма разобранной комнаты часто вводил гостей в ступор, создавая мнение, что в квартире могло жить два очень разных человека, но, стоило отдать Дилану должное, пришел в себя он быстро.
Спиртного дома маг не держал, поэтому гость довольствовался кофе, хорошим кофе, надо сказать.
— За знакомство.
— За знакомство.
Дилан являлся довольно забавным человеком для богача по рождению — последний факт выяснился далеко не сразу, так как фамилию свою гость назвал только ближе к вечеру.
Поттер изумляться, восхищаться и вообще подпадать под впечатление отказался наотрез. В отличие от отца, он никогда особенно не интересовался политикой и экономикой мира, ему хватало знать, что все в порядке, и не грядет война. Этим он походил на миллионы обычных людей. Куда сильнее его интересовали научные открытия, но и там он не лез в область наград и больших денег.
В общем, Поттер умудрялся избегать внешнего мира, не избегая его. К тому же, он сам, благодаря своим книгам, являлся человеком известным.
Спокойный, не изменившийся взгляд произвел хорошее впечатление, плечи Дилана невольно расправились, расслабившись.
Как многие из богачей, он наверняка испытывал трудности при знакомстве и общении с новыми людьми. Гарри не совсем понимал его, наверное, потому, что, когда пришло его собственное богатство, он ограничился прежним кругом знакомых. В любом случае, после этого мистер-миллиардер-Дилан-Голд стал частым гостем в квартире одного обычного студента. На регулярной основе удирая от своей охраны. Довольно забавное поведение для богача, но Гарри ли не знать, как утомляет порой чужое пристальное внимание? Так что чужие тараканы оказались очень даже знакомыми.
И это тоже приводило к эксцессам.
" — Дилан, убери от этого руки… Хорошо, Дилан, теперь дай мне перебинтовать себя…”
" — Дилан, оно кусается… Хорошо, Дилан, теперь дай мне перебинтовать себя…”
" — Бьёт током… Хорошо, Дилан… ну, ты знаешь, где бинты…”
" — Хрупкое… Хорошо, Дилан, я только схожу за совком…”
" — Это сломано… А, нет, работает. Надо же, как интересно получилось!”
" — Я ещё не закончил… И не закончу, судя по всему…”
" — Дилан Голд, не суй нос в пасть автоматической кофеварки с функцией поиска хозяина… Хорошо, Дилан, теперь дай мне перебинтовать себя…”
Кажется, Гарри не сильно ошибся, когда подумал, что отсутствие любопытства к его работе исключительно напускное. Дилан совал нос всюду, куда только мог, а куда не мог — прилагал усилия и все равно совал. Он разбирался в технике и программировании на достаточно высоком уровне, чтобы получать удовольствие от научных изысканий Гарри, видеть их потенциал и необычность, но недостаточно — чтобы распознать причину необычности. Из-за чего и случались различные казусы. Гарри исправно закупал бинты коробками, Дилан — не менее исправно находил в его квартире что-то новое и для себя травмоопасное.
Так проходили их будни.
Но никто не застрахован от случайностей и недобросовестных людей. Даже Дилан Голд и Гарри... ой, то есть Сэм Уитвики. Какой-то умник из компании Дилана решил обогатиться за счет новых, еще не озвученных, не выпущенных в массы идей, поскольку все знали деловое чутье Голда. Он стащил расчёты Поттера, отданные тем для интеграции во что-нибудь стоящее. Голд потратил немало усилий, чтобы уговорить приятеля, даже притащил документы на патент, предложил часть акций компании и купил две новые коробки бинтов. Наверное, именно последнее сыграло решающую роль, потому что от акций Поттер отказался, над патентом подумал, и лишь бинты не вызвали вопросов.
Надо отдать должное неизвестному вору, тот действительно являлся умником, причем не только на словах. Впрочем, других Дилан в компанию не брал. А уж этот превзошел всех. Его можно было даже назвать гением. Чтобы разобраться в формулах Поттера без непосредственного участия создателя, требовался недюжинный ум. Другое дело, как он это применил...
— Ну, в принципе, могло быть хуже, — протянул маг, задумчиво рассматривая результат "независимой воровской интерпретации данных".
— Куда ещё-то?! — возмущенно взглянул на него Дилан, нервно стискивая бокал с виски.
Да, когда луч энерго-чего-то-там рванул ввысь ночных небес и состыковался с луной, никто не ожидал... подобного. Огромный, чёрный кратер, заметный невооруженным глазом. Что там могло рвануть непонятно, но, к счастью, космическое тело с орбиты не сошло и на Землю валиться не собиралось, как и улетать от неё. Не изменилось влияние Луны, ее притяжение. В общем, не изменилось ничего, кроме, собственно, рельефа. В противном случае, сложно представить, какие бы катаклизмы возникли на их несчастной планете.
— Например, могло разнести всю Луну, — ровным тоном заметил волшебник и добавил с ощутимым удовольствием: — В пыль.
Дилан заметно побледнел.
— Что они там хоть хотели сделать, эти твои коммерческие воры?
— Трансформера, — убито вздохнул Голд, наливая себе еще порцию.
— Ну, тогда вдвойне замечательно, что у них ничего не получилось, а сами они взлетели на воздух, — искренней радости Гарри не имелось предела. Теперь-то уже точно все воры в мире научились не таскать у Дилана Голда материалы!
Дилан выглядел откровенно несчастным, но ждать от Поттера сочувствия не приходилось: чувство юмора в нем, по мере взросления, становилось сильнее жалости. Что самое обидное, Дилан не мог найти поддержки даже у своего соулмейта — очаровательная Карли: метр восемьдесят, длиннющие ноги, светлые кудри, пухлые алые губы — предпочла карьеру. Несмотря на богатство Дилана, она искала кого-то... более выдающегося, как внешне, так и внутренне. Ей хотелось блистать, сиять на политической или экономической арене, чтобы все время отдавалось только ей, ей хотелось быть центром внимания...
Для Дилана центром жизни являлась компания. И хотя он не отказывался от веселья и удовольствий, все же предпочитал уют собственного офиса или дома, отсутствие надоедливых, шумных посторонних — то, что так любила Карли.
Иногда не помогает никакое родство душ. Поттеру было жаль Дилана, тот заслуживал лучшего, нежели зацикленная на себе особа. Может, он не мог высказать этого вслух, но ему казалось, Дилан и так прекрасно понимает, когда оказывается у него дома.
В такие моменты Гарри очень хотел поинтересоваться у местной вселенной: на хрена она создала все эти "связи душ", если толку от них, как от Хагрида в качестве учителя?
Но вселенная всегда оставалась глуха. Или подкидывала новые подлянки.
А через пять лет на орбите материализовался Кибертрон...
Примечание к части
Автору на печеньки и вдохновение
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
Гарри не курит, не пьёт и не употребляет наркотики. Строго говоря, он относится к организму бережно и внимательно, зная меру, за которой будет очень плохо, невосстановимо или летально. Медиков он не любит ни в этой, ни в прошлой жизни, несмотря на то, что безмерно уважает последователей Асклепия. Он ценит их труд, зная, как непросто вытащить упирающегося пациента с того света или донести до него мысль о необходимости соблюдения режима. Но всё же он слишком много провел времени в их пенатах, чтобы любить палаты целителей. И потому он делает многое, чтобы не попадать к ним лишний раз.
Из всего вышеперечисленного следует, что у него не глюки, не видения — природа, к счастью, обделила провидческим даром, он не спит и совершенно точно видит то, что видит.
И ему очень хочется знать, почему он это видит.
Огромный, железный шар в несколько раз больше луны и солнца висит в небе, видимый невооружённым взглядом. Не нужно ни телескопа, ни даже захудалого бинокля, чтобы видеть лабиринты инопланетной архитектуры, проржавевшие остовы городов и нарушенную целостность самой планеты. К счастью, один взгляд на валяющийся без дела на столе компас, обнадёживающе не сходящий с ума, говорит, что электромагнитные и гравитационные постоянные не сдвинулись со своих констант и не грозят Земле катаклизмами вроде землетрясений, цунами, торнадо и прочими прелестями разверзшегося Армагеддона.
Символы-узоры на спине и руках горят адским пламенем, заставляя скрипеть зубами и костерить про себя иномирную цивилизацию и двух её конкретных лидеров. К сожалению, из того, что он так и не почувствовал их внезапную, но весьма ожидаемую смерть, можно сделать вывод, что пришли они сюда не сами и точно не по своей воле организовали несчастной голубой планете соседство со своей родиной. Из чего следует, что проблемы только начинаются.
Пиздец, граждане.
Гарри не глядя призывает мобильник с прикроватной тумбочки. Полсекунды быстрого набора.
— Дилан, у меня тут организовались внезапные дела. Ненадолго придется усвистать в неведомые дали. Посмотри, пожалуйста, за Чади. Нет, я не издеваюсь. Да, совершенно верно, это связано с незваными соседями. Конечно, я уверен. О, не беспокойся, всё будет прекрасно. Ты мне не веришь? Отлично. Чади будет тебя ждать.
Ещё два взмаха рукой, быстрый глоток утреннего кофе и вот он уже у двери, полностью собранный и злой настолько, насколько может быть зол только не выспавшийся маг.
— Чади, присмотри, пожалуйста, за Диланом! — кричит он вглубь квартиры.
Недовольное, но в целом согласное:
— Мрррявффф! — служит ему ответом.
Отлично, он всегда знал, что на кота можно положиться.
* * *
Несколько лет назад.
— Сэм, эта кошка как-то подозрительно на меня смотрит... — Дилан нервно покосился на лысое исчадие Ада, пристально взиравшее яростными, желтыми глазами. Казалось, будто животное пришло по его душу.
— Это кот, — парень даже не подумал оторваться от очередной платы, постоянно сверяя результаты с компьютером.
— И все же...
— Не преувеличивай, он на всех так смотрит.
— Ага, но при этом как-то странно рычит!
— Это мяуканье. Дай ему молока... не знаю, придумай что-нибудь, ты же умный.
Судя по взгляду, исчадие так не считало. Дилану показалось, что, умей он, кот провел бы лапой по горлу, предсказывая судьбу несчастного миллиардера. Лысое, тощее, жилистое существо явно вынашивало в отношении него какие-то злобные, темные планы.
— Сэм, — попытался воззвать к совести приятеля Голд, — он сгрыз телевизор.
— Не думаю, что ему станет плохо, — ответил чистым, непонимающим взглядом юный техник, — утром он уже съел мои инструменты.
Самочувствие кота — последнее, что интересовало Дилана Голда.
— Я буду звать тебя Исчадием, — проникновенно сообщил он коту.
Ответный взгляд намекал, что отныне Голду лучше спать мало, чутко и где-нибудь на другом конце страны.
Вообще с этой кошкой... ладно, котом получилось странно. И неудобно, если уж честно.
Сиамский котёнок был кем-то выкинут в мусорный бак, из которого его вытащил Сэм, услышавший жалобное мяуканье. Принёс домой, вымыл, накормил и оставил у себя.
Но Уитвики и живность... Не то, чтобы у него никого не приживалось... Кактусы, например, прекрасно себя чувствовали на карнизе, несмотря на то, что периодически сваливались на головы незадачливым воришкам. Молодому гению даже оставляли животных на передержку, когда соседи уезжали в отпуск.
Но в этот раз...
Все началось с того, что Дилан в очередной свой визит помимо коробки бинтов принес ещё и ящик виски — отметить удачное воплощение новой идеи Сэма. Он всё не терял надежды разубедить друга, что тот трезвенник.
Большую часть Сэм пустил на эксперименты и даже собрал двигатель, работающий на выпивке, к вящему неудовольствию старшего товарища. Но кое-что осталось.
Бутылка, оставленная рядом с какой-то технической кракозяброй, была в тот раз забыта и простояла до тех пор, пока всё ещё безымянный, но уже немного подросший кот, не смахнул её на пол, извазюкавшись и порезавшись спиртным и осколками... (Поттер решил благоразумно не просвещать друга, что "кракозябра" содержала изрядную долю магии и остатки пыли с древней вундервафли кибертронцев... да к тому же ещё и фонила…)
Так что нет, он не знал, во что мутировал котёнок.
У того вылезла шерсть, увеличилась в геометрической прогрессии злобность — Дилан его понимал: если бы он внезапно облысел... Но прощать возросшее коварство питомцу Уитвики не собирался. А тот изгалялся вовсю. И почему-то ненавидел весь свет. За исключением Уитвики, который видел в своем Исчадии очаровательного Ангела со слегка необычными потребностями в рационе.
Дилан подозревал, что, отправь он кота за океан посылкой, Исчадие вернется к своему обожаемому хозяину, захватив самолет и взяв пилотов в заложники.
Так что да, просьба присмотреть за котом, всегда вызывала у миллиардера приступы нервного тика...
* * *
— Саундвейв, доклад, — Мегатрон встречает вошедшего в штаб подчинённого тяжёлым взглядом. Впрочем, подчиненный не реагирует, оставаясь отстраненным и сдержанным. Как всегда.
На столе перед полководцем лежала развёрнутая карта-план старого Аякона, а над ней зависла чуть выделяющаяся схема восстановленных частей, прочерченных лиловыми линиями с пояснениями, на какие коридоры и переходы уже можно полагаться.
Квинтесса держала Прайма в главном дворце, и пути к нему перекрывало множество её слуг. Внутри тлели гнев и раздражение на одного героического идиота, согласившегося на встречу с древней ведьмой и в результате оказавшегося в такой рже, что проще застрелить. Эта стерва даже выглядела подозрительно, не говоря уже о мерзком, слащавом голосе, переполненном сотней подтекстов, смыслов... обманов. Одно ее присутствие скручивало платы Мегатрона в безотчетной тревоге, даже Старскрим, этот шумный, крикливый сикер, притих и не отсвечивал, что говорило о многом, ведь инстинктом самосохранения он обделен не был.
И именно в драконье логово нужно было полезть Прайму.
Никто не знал, что там происходило, но узы соулмейта натянулись, обжигая искру, заставляя ее пульсировать, как безумную, добавляя неприятных ощущений в довесок к узам, наложенным Оллспарком при участии шлаковой органики с далёкой планеты. Мирило с происходящим лишь то, что человеку сейчас, скорее всего, тоже приходится нелегко. В какой-то мере Мегатрон испытывал садистское удовлетворение хотя бы от такой мелкой каверзы в адрес одолевшего их мальчишки. Не хотелось признавать, но коль уж Всеискра наградила их таким партнёром, от этого никуда не деться.
Правда, мальчишка по-прежнему глушил связь, одновременно вызывая этим целую гамму эмоций: от бешенства до восхищения. Воля. Упрямство. Решимость. Недюжинный талант, каким желал бы обладать сам лидер десептиконов, лишь бы не чувствовать Прайма круглые сутки. Которого, в это мгновение, бывший гладиатор отчасти понимал — какая жалость, что мальчишка всего лишь человек. Белковый и слабый. Будь он мехом, смог бы принести Кибертрону немало пользы.
Будь мальчик мехом, его можно было бы скрутить и хорошенько проучить, надавить авторитетом и силой... Или не удалось бы? Кто знает, если перевести дурную силу человечка в потенциал трансформеров, не получили бы они на выходе меха, способного сравниться с Древними Праймами?
Интересно, чем занят сейчас мальчишка?
Тот, кто сказал, что родные души принимают друг друга, лишь увидев, либо сильно ошибся, либо просто хотел скрасить не слишком счастливую правду.
— Кассеты и вехиконы проверили старые ходы. Солдат Квинтессы не обнаружено. Можно проникнуть во дворец с северной и восточной стороны.
Хорошие новости, но настораживающие. Ведьма не глупа и знает о Кибертроне прискорбно много. Гораздо больше, чем хотелось бы. Она даже сумела заставить их мир двигаться.
Несколько джоров назад она привела их мир на орбиту Земли, явно планируя что-то не очень хорошее. В другое время десептикон даже не побеспокоился бы, но ещё в самом начале по искровым узам прокатилась жгучая волна раздражения, грозящего в любую секунду перерасти в полноценный гнев, обещая всем причастным и оказавшимся поблизости массу впечатлений. На мгновение послышался злющий, безапелляционный шёпот:
"Ну, держитесь..."
И в голосе человечка звучало слишком много злорадного и темного предвкушения.
Тьма была больше по вкусу Мегатрону, чем пронзительный, до приторности наивный свет Прайма.
И всё же человек оставался чересчур спокойным, по связи не доносилось ни одного отголоска его чувств. До боли напоминало затишье перед бурей.
Оставалось порадоваться, что активированные узы не дадут человеку убить ни его, ни Прайма.
— Выглядит подозрительно просто, — задумчиво посмотрел на карту автоботский тактик, прерывая размышления нежеланного, но вынужденного лидера, невольно повторяя чужие мысли. — Врекеры докладывали, что коридоры даже не патрулируют.
— Квинтесса хитра, — заметил стоящий рядом Дрифт, оглядывая карты, то и дело, косясь на донесения разведчиков. — Скорее всего, коридоры — ловушка..
Это понимали все. Но раздавшийся от дверей мрачный голос, разбил напряжённую тишину.
— Тогда вам, железки, очень повезло, что ведьмы и прочие от них производные, как раз по моей части.
В высоком, слишком высоком для человека, дверном проеме стоял до зубовного скрежета знакомый Мегатрону мальчишка. Мелкий, слабый, такой... человеческий, но при этом, необъяснимым образом приковавший к себе всеобщее внимание. Ведущий себя так, словно пришел в гости к друзьям, а не в переполненную вооруженными роботами крепость.
Он лениво прислонился к косяку, скрестив ноги в высоких ботинках и пряча руки в карманах темного одеяния, странного гибрида плаща с капюшоном и земной военной униформы. Широкие рукава, слегка поблескивая, стекали вниз, непрактично, но удивительно красиво. Иногда при очередном малюсеньком движении, ткань облегала браслеты широкой формы. Оружие или загадочные артефакты?
По лицу мальчишки бежали тонкие серебряные линии, нитями прошивая загорелую кожу. Обеспечивая человека столь необходимым, но, увы, отсутствующим на Кибертроне кислородом. Поразительно, насколько развито человеческое воображение и возможности конкретно этого индивида. Он сильно обогнал своих собратьев.
Мегатрон перевел взгляд на рукоять меча, выглядывающую из-за спины мальчишки. От оружия веяло чем-то смутно знакомым, но все забивал аромат непередаваемой мощи, силы, практически ключом бьющей энергии.
Собравшиеся развернулись к выходу стремительно, хватаясь за оружие и нацеливая его на незваного гостя, на что тот только иронично поднял бровь. Несмотря на крохотные размеры, парень вызывал опасение.
— Ну, — игнорируя направленное на него со всех сторон оружие, спокойно пошел вперёд Уитвики. — Кто из вас здесь самый адекватный и вменяемый, расскажет мне, что у вас тут творится и какого Мордреда ваш железный хлам делает возле моего мира?
Он изменился с их последней встречи... Или же вернее сказать, окончательно стал собой?
В тот день на распаханной их с Праймом битвой поляне стоял ребёнок — человеческое дитя, ничем не примечательное с виду, но сквозь хрупкую оболочку органического тела просвечивала мощь невероятной силы. Словно за бумажную ширму поставили некий предмет, а затем подсветили небольшой свечой.
Всего лишь тень.
Ныне он по-прежнему казался тенью, но обретшей плотность и физическую оболочку. Уже не пляшущей, не размывающейся по краям. Тень затвердела, потемнела, оставшись тонкой-претонкой, как лист бумаги, а сквозь темноту просвечивало издалека, еле-еле что-то ослепительно-яркое, горячее, буквально обжигающее кончики пальцев. Словно внутри этого человека готовился огромный, сметающий все на своем пути взрыв. Или он, как дракон из глупых человеческих сказок, готовился выдохнуть огонь. Только спровоцируйте, только дайте повод. Прошу, не надо...
Прошу, дайте!
Мегатрон не знал, как теперь называть свою родственную душу. Он не тянул на слабое белковое, воином по меркам собственной расы признать мешала гордость. Быть может, чудовищем?
Бывший гладиатор не боялся его, но не уважать эту мощь был не в силах. И от этого злился лишь сильнее. Прошло много лет с тех пор, как его в последний раз разрывали на части столь противоречивые эмоции.
Что-то в глазах человека, за всем его раздражением и яростью — отнюдь не напускными, к слову сказать, ясно говорило — он знает, что его считают чудовищем. И не испытывает по этому поводу ничего, кроме глубинного, тоскливого смирения. И, может быть, толики темного, злого удовольствия. И гордости. За свою силу. За то, что выжил и справился.
За то, что в очередной раз собирается утереть нос тем, кто считал себя «сильнейшими».
Он не ждёт, что на него посмотрят по-другому и потому не прячет могущество. Словно вызов, он неслышно кричит и вопрошает:
«Посмотрите на меня! Да, я — Чудовище! Чувствуете это? Слышите? Сможет кто-то из вас бросить мне вызов? Сможет кто-нибудь не отвести взгляд?»
— А ты дерзок, человек, — усмехается десептикон, чувствуя, как чуть ослабевает давление уз души. Парень то ли не считает нужным намертво перекрывать сейчас связь, то ли расстояние играет ключевую роль.
— Куда уж мне, — маг хмыкнул, немного театрально развел руками, а затем внезапно исчез, чтобы возникнуть на краю стола, уже беззастенчиво рассматривая донесения, словно в самом деле что-то там понимал.
Скайварп, стоящий рядом со своим ведущим, потрясённо клацнул вентиляцией. Видеть похожие на свои способности у белкового для него шокирующе.
— Вы, ребята, сорвали мне учебный процесс, — доверительно сообщил Уитвики, не поднимая головы. — И обеспечили мигренью размером с Тадж-Махал. Только без его культурной ценности, — он безошибочно отмахивается ладонью в сторону Аяконского дворца, в котором древняя ведьма невесть что творит с лидером автоботов. — Как по-вашему, я должен защищать учёную степень с такой головной болью?
К столу аккуратненько, бочком, подобрался жёлтый разведчик автоботов, смотря на мальчишку со странной смесью надежды и опаски.
— Если думаешь, что мы в восторге от того, что наша планета оказалась рядом с твоим убогим миром, то ты глубоко заблуждаешься, мальчишка! — Мегатрон скривился, игнорируя молодого бота. — Век бы не видеть ни тебя, ни твоей планеты.
— Ты читаешь мои мысли. Только по этой причине я здесь, чтобы помочь, а не разнести всё к Мордредовой матери, — болезненно кусали ядовитые, тяжелые слова. Маг обратил внимание на старого знакомого. — Здравствуй, Би. Возможно, совсем немного, я рад тебя видеть, но если протянешь ко мне руки, то останешься без них. Давай пропустим ту часть, где ты воспринимаешь меня в качестве диковинного домашнего зверька, за которым нужно приглядывать.
Автобот тут же быстро-быстро закивал и послушно спрятал руки за спину, но все равно улыбнулся, и Гарри ответил ему тем же. Он неплохо относился к, возможно, самому молодому из стукнутой компашки «экскурсантов» и считал, что прогресс в отношении к человечеству налицо. Раньше было хуже.
Кто-то из автоботов возмущённо поперхнулся вентиляцией, проворчав что-то нелицеприятное. Ну, и Мордред с ними.
А вот кривая насмешка на лице серебряного лидера свидетельствовала, что шутку он оценил. Или не шутку. Как уж повезёт. Поттер не собирался отступать от своих слов. Однако почему-то все равно захотелось показать язык. Ой, нет, он же взрослый, ответственный маг. Он вообще единственный взрослый и ответственный в данном помещении.
Сложив руки на груди, Гарри принялся внимательно слушать выкрики, льющиеся со всех сторон, с каждым мгновением все глубже впадая в меланхолию. Трансфомеры спорили, перекрикивали друг друга и друг друга же почти не слушали.
Говорят, у человека есть предел, за которым он перестаёт удивляться чему-либо. Кажется, он своего достиг.
Итак…Оптимус, великий, могучий и “мудрый”, пошёл... почти к врагу… ну, или просто подозрительной персоне, помнящей еще зарю древней цивилизации, с распахнутыми объятиями и практически табличкой на шее «Вот он я, последний из Праймов. Делай со мной, что хочешь».
Нет, в принципе, Гарри мог бы его понять. Сам в конце концов отправился однажды на ночной лесной пикник по приглашению последним из Поттеров. Но тогда он точно знал, что умрет (возможно, чуточку надеялся на это), и смерть эта станет победой нужной ему стороны. А тут… На что рассчитывал Оптимус? Откуда в человеке… эм… автоботе столько доверчивости? Гриффиндор тут не просто плачет — рыдает горючими слезами.
Судя по словам десептикона, который, конечно, не жаловался, но Гарри прекрасно услышал скрытую муку в его тоне, Прайм был кристально честен в своём визите. Как говорится, за определённым уровнем благородства, начинается идиотизм.
Или маразм.
И самое главное, что бы с этим “героем” ни творила сейчас дамочка, по описанию смахивающая на Моргану Ла Фей, по ощущениям от уз, очень похоже на Империо. А значит, идиота надо спасать — кто знает, на что способен “Последний Прайм” в контексте ситуации.
Примечание к части
Для тех, кто захочет поддержать автора материально:
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
Если честно, по мнению Гарри, дворец не был создан для жизни — лишь для существования. Мрачные, высокие стальные стены источали мертвенный холод, буквально выпивая малейшее желание улыбнуться или пошевелиться лишний раз. За свою жизнь Гарри повидал немало зданий, о некоторых он мог сказать, что они живые, но это... Это было мертво. Склеп, пустынный, бездушный, неспособный подарить даже капельки тепла. И давящий, нависающий громадой над головой несчастного человечка.
Размеры, размеры, размеры... Гарри начинал чувствовать себя лилипутом в стране великанов, что, по сути, так и было и не добавляло настроения. К счастью, в скором времени у него появится кандидат, на которого можно выпустить своё раздражение. Мегатрон был столь любезен, что указал ему кратчайший и наипрямейший путь к дворцу с Оптимусом и ведьмой.
Хотя, судя по взгляду, он рассчитывал, что человек убьётся, воплощая свой план...
Поттер с удовольствием его разочарует.
— Ты предлагаешь... что?
Мегатрон смотрел на мальчишку, как на сумасшедшего. Впрочем, им он, наверное, и был, по общему мнению.
— Что тебя не устраивает? — Поттер бросил мрачный взгляд на десептикона. — Я всего лишь отвлеку внимание. Поверь. Не заметить такое у нее не получится.
— Ты помнишь, что там столько шарктиконов, что хватит на маленькую армию? — с раздраженным рыком напомнил лидер десептиконов. — Я не знаю, откуда она их столько взяла, но даже для моих солдат проклятые создания представляют нешуточную угрозу. Это не говоря о подконтрольных ей рыцарях.
— Звучит так, будто ты волнуешься, — мерзко усмехнулся Поттер, и лидера десептиконов перекосило так, что окружающим стало страшно. — Как ты мог заметить, я и здравый смысл, вещи плохо сочетающиеся между собой. Впрочем, могу заверить — проблемы будут, скорее, у ваших шариков, чем у меня.
Некогда Минерва МакГонагалл не просто так отправила минировать мост и причинять фейерверк именно гриффиндорцев: вне зависимости от степени дисциплинированности об уничтожении чего-либо они знали не понаслышке. Напротив. В тот раз, пусть это и не афишировалось, в нагрузку Финигану и Невиллу были выданы равенкловец и хаффлпафец, чтобы два энтузиаста разнесли — только — мост, а не всю окружающую территорию.
Если дело доходит до необходимости уничтожения, нет никого лучше гриффиндорцев. Заминировать? Взорвать? Сжечь к чертовой матери? Тогда добро пожаловать за портрет Полной Дамы! Максимально возможный ущерб при минимальных расходах. И нет, Гарри вовсе не хотел, чтобы это звучало как рекламный слоган. Но что поделать, если правда такова, что остальные факультеты были созданы для того, чтобы... нет, не остановить, Мерлин, о чем вы, какое "остановить"! Нет, просто сдержать безумие и ограничить область поражения.
У Гарри же сейчас нет ни единого стопора. А значит, врагам остаётся только молиться.
Даже если они о нём пока ещё не знают.
— Бомбарда Ма-аксима!
Дверь с треском и грохотом разлетается на части под полный сладкого яда напев.
Он ворвался внутрь подобно яростной стихии, вихрь, искрящийся порывами энергии, безумие во плоти, наслаждающийся каждым мгновением разрушения, чистый, сосредоточенный разум. Гарри сочетал в себе противоположное и искренне наслаждался этим.
Главное — не потерять себя, не утонуть в водовороте магии.
Из провалов, расщелин, коридоров и укрытий высыпают, щелкая треугольными челюстями, шарообразные монстры, слепленные неведомым конструктором из акулы и колобка на тонких ножках. Их десятки и сотни — как хорошо они прятались!
Гарри скалится и шагает вперёд. Он зовёт свою покровительницу, чувствуя, как могильный холод промораживает железные конструкции и неосторожных нэмонстриков, делая их корпуса хрупкими, заставляя энергон в их телах густеть, замедляться, меч в руках с торжеством и восторгом поёт поминальную песнь.
Да! Да! Идите сюда и дайте погубить вас! Уничтожить! Стереть! Вы умрёте! Примите вызов!
У этой живности нет инстинкта самосохранения, им всё равно.
Главное при входе в чужой дом — громко постучать. Некогда это доказал Тёмный лорд, снеся защитные барьеры Хогвартса к Мордреду. Гарри надеется, что был не менее... вежлив.
И да, возможно, он несколько увлёкся, потому что был искренне рад, когда на него выскочили "рыцари".
* * *
— Не хочу показаться пессимистом, но я искренне надеюсь, что такое чудовище на этой планете одно... — пробормотал Джазз, нервно оглядываясь в сторону главных дверей Сената.
* * *
Квинтесса ликует. Это видно по яростному, алчному блеску в глазах, по легкому дрожанию кончиков пальцев. Как же долго она ждала! Прайм, наконец-то, в её руках. Вся эта сила, мощь, переданная по наследству, почти неограниченные возможности, превосходящие силы большинства трансформеров, теперь скованы, сдержаны и никак не могут вырваться. Этот пронзительный синий блеск оптики почти погас, почти сменился другим, гораздо более приятным цветом. Он почти сломлен, почти раздавлен. Такой милый, наивный... простой. Вряд ли она сумела бы проделать подобное с прежними Праймами, их воля просто не поддавалась контролю, но этот... необученный, оставленный в одиночестве разбираться с тем, что навесили на его плечи... Такая соблазнительная возможность, такая потрясающая жертва... Как только она подчинит его, весь Кибертрон будет в ее власти. Осталось совсем чуть-чуть, и можно будет уничтожить давнего врага, чьё существование ставит под угрозу её планы.
Древняя ведьма провела ладонью по искусно вырезанному лицевому сегменту, с любопытством осматривая узоры искровых уз на плечах пленника-слуги. Неожиданно, но в целом прекрасно, открывает головокружительные перспективы. Два по цене одного. Угрозы, шантаж, возможность посмотреть, как один рвет жилы ради того, чтобы освободить другого, чтобы не тронули, не ударили. Не убили. Как давно она не занималась подобным? Как давно не ставила глупых, наивных детей перед жесточайшим выбором в их жизни? И даже думать особо не нужно, кто оказался скован с Оптимумом Праймом. Лишь один мех может сравниться с ним в силе и умениях, в скором времени Мегатрон сам придет к ней и преклонит колени, чтобы спасти своего партнёра. Конечно, не по своей воле или доброте искровой, но связь не оставит ему иного выбора, и она вновь насладится зрелищем того, как сильная, непокорная личность, считающая себя лучше всех, преклонит колени перед ней, своей новой повелительницей.
Она смеётся, пуская в скованного Прайма голубые молнии — тонкое дело переподчинения трансформеров требует сил и внимательности. Тот пока ещё сопротивляется, но это ненадолго. Скоро, совсем скоро. Она почти поет, кружится вокруг своей жертвы, наслаждаясь каждой проходящей минутой. Ах, эти своенравные, упрямые глупцы! Мегатрон будет до последнего отрицать свою пару, но все равно придет за ней, однако тогда будет уже поздно. Интересно, если выставить против него Прайма, полностью подчиненного... и, следовательно, не скованного рамками своей нудной морали, кто победит? Кто выживет, если теперь уже оба не будут заботиться о выживании противника?
Надо обязательно рассмотреть подобную возможность. Соблазнительную.
Время замирает, балансирует на тонкой грани ожидания, напряжение ощущается почти физически, давит, делает воздух гуще, тяжелее. Одно неверное движение, одно неправильное, резкое слово...
Дворец, словно подбитое охотником дикое животное сотрясается крупной дрожью, с потолка летит металлическая пыль, где-то слышится жуткий скрежет.
Что отвлекает квинтессу от захватывающего занятия, заставляет поднять недоуменно голову. Свет ложится на безупречную маску лица таким образом, что кажется, будто то кривится от раздражения. Кто это там такой наглый решил зайти с парадного входа? Неужели, Мегатрон всё-таки потерял голову из-за связи и решил не размениваться на тихое проникновение? При всей его напористости Ведьма не считала лорда десептиконов глупым и неразумным воякой...
Он решил пойти напролом? Что же... тем лучше для неё. Каким бы сильным ни был Белый лорд, ему не пробиться через её войско без потерь. В этот зал он определенно войдет раненным и уставшим. Измотанным. Слабым. Таким уязвимым...
Квинтесса слишком хорошо осознавала собственные возможности и ресурсы. Их более чем достаточно для пары глупых ребятишек.
Но всё же как странно, что она не почувствовала приближение меха. Особенно такого мощного и яркого...
На всякий случай, Ведьма отсылает навстречу вторгнувшемуся своих рыцарей. Пусть присмотрят, чтобы десептикон не умер раньше времени. Это было бы действительно обидно.
Но к ее неподдельному удивлению, спустя всего несколько минут, когда она хочет ещё раз прикоснуться к своей игрушке, ей приходится отшатнуться от плазменного выстрела. Мегатрон пришел совсем с другой стороны и с поддержкой не только своих десептиконов, но и злых, как её любимые шарки, автоботов. Как интересно! Ведьма готова хлопать в ладоши, как маленькая девочка — она была уверена, что вражеский знак не подчинится другому лидеру.
Сколько прошло времени с тех пор, как она в последний раз испытывала искренний интерес к игрушкам? Вернее, когда они заставили ее испытывать подобные чувства. Игрушки вокруг столь слабы, так легко ломаются, что ей очень быстро становилось скучно. И ни одну из них не получалось использовать для достижения даже промежуточной цели.
Но нынешняя ситуация обещала все изменить.
Правда, дрожь и взрывы со стороны входа немного напрягают. Если там не Мегатрон, то кто же резвится, что смерти её подданных следуют одна за другой? Не то, что бы ей было дело до глупых слуг, но неужели среди упрямых и гордых детей Кибертрона появился кто-то столь же сильный, как два вечно враждующих лидера?
— Отойди от него, Ведьма, — глухо рычит Мегатрон, скалясь треугольными зубами. — Убить его имею право только я!
Как мило! Квинтесса хохочет так, что все ее тело содрогается, щёлкает пальцами, и цепи, удерживающие Оптимуса, падают. Она как раз успела закончить.
— Так ты все же пришел за ним, Лорд Мегатрон, — ее голос — ни что иное, как мурлыканье, вкрадчивое, довольное. Предвкушающее чужую боль. — Ну, так забирай!
О, как же она желает увидеть страдание от разбитого сердца на лице этого слишком много возомнившего о себе глупца!
Чтобы понять, что с Праймом что-то не так, не надо быть ни пророком, ни телепатом... Мегатрону даже смотреть на него не обязательно. Их узы, их проклятая связь, перекованная и усиленная стараниями Оллспарка и шлакового мальчишки, пульсирует огнём, заходясь в диком крике. Нить перекручивает, ломает, корежит, примерно, как его внутренности.
Оптимус поднимает на него ядовито-фиолетовую оптику, в ней нет ни узнавания, ни понимания, что с ними будет, если они вздумают сражаться всерьёз.
А ведь они уже выяснили, что лишь в тренировочных поединках их раны не отзеркаливаются...
Десептикон сжимает зубы в бессильной злобе, когда коленопреклонённый Прайм поднимается, доставая меч. Бывший гладиатор знает, как убить противника, как победить его, но они не просто так равны во всём — победа обернётся поражением.
Шесть миллионов лет паритета и без искровой связи — это не просто слова.
Но как остановить, не убивая, Мегатрон не знает. И на задворках процессора мелькает глупая, шлаковски идиотская мысль — если мальчишка сумел договориться с Великой Искрой, совершив почти невозможное, и сейчас с упоением — судя по звукам — расшвыривает немаленькое воинство Квинтессы, может быть, он знает, как исправить... это?
— Один падёт, один — останется стоять! — Прайм, даже подконтрольный, явно не утратил своего пафоса... Или это Квинтессе нравится нечто подобное? Мегатрон потом подумает, как выбить из него этот шлак.
* * *
Это... это удивительно. Мегатрон никогда не обольщался, не обманывался насчет потенциала его главного противника, но... За длительные годы бесконечных сражений, кажется, привык к тому, что Оптимус всегда сдерживается, используя свою раздутую мораль в качестве оправданий. Мегатрона бесили эти цепи, сковывающие того, кто предназначен был стать равным ему, но сейчас, пожалуй, не отказался бы, вспомни Прайм парочку своих прежних "не навреди". Потому что клинки разили без промаха и былых сомнений. Без жалости, что оказалось на удивление... неприятно. И Мегатрон определенно не был готов к тому, что сам... будет стараться сохранить Прайму жизнь. Не из-за проклятых уз, его бы это никогда не остановило, а потому... что за эти месяцы он привык видеть в Прайме надоедливую, пафосную, но все же поддержку.
— Да очнись же ты!
— Какая прелесть... — Квинтесса почти провальсировала вдоль стен. — Такое милосердие, лорд Мегатрон. Такое удивительное... стремление вернуть ему разум. Откуда в вас столько доброты? — мерзкий смех разносится по залу, как будто скребком провели по стеклу. — Не беспокойся, глупец, моя безмозглая марионетка никогда не вернется к своему прежнему "я".
Она сделала еще пару грациозных движений, облетая Оптимуса, осматривая, словно гордый ученый — свое творение. И почти отмахиваясь от любых атак мехов. Прайм ее словно не замечал, по крайней мере, вреда причинять не собирался точно.
— Но разве это не здорово? — вдруг серьезно спросила она, смотря на Мегатрона своими пустыми, мертвыми глазами. — Он точно избавился от всего того, что ты считал недостатками. Милосердие... жалость... Теперь всего этого в нем точно нет.
* * *
Гарри весело — настолько весело, что это напоминает квиддичные разборки после матчей Гиффиндор-Слизерин, где весело, задорно и с гиком старшекурсники набивали друг другу морды, укрепляя дружбу факультетов. Что бы по этому поводу ни думала трепетная МакГи, полезность разбитого носа для облегчения понимания не отрицали даже аристократы.
Сейчас что-то похожее. Он, конечно, совершенно точно не непобедимый Халк, но у его противников нет ничего, кроме упорства и силы — ни изворотливости, ни смекалки. Они, как тупые болванки. Кто бы их ни сделал, если и были у них когда-то мозги, нынче отсутствуют как данность.
Хы. Что-то он последнее время, сам себе всё больше напоминает Снейпа. Мда.
Ещё бы воющая связь не отвлекала от увлекательного занятия...
Если бы у него не было опыта в сражениях с мигренью, от царапающего стенку черепа с той стороны Тёмного Лорда, мог бы и не справиться. Гарри проскальзывает под ногами очередного бронированного гиганта, швыряя за плечо горсть взрывающихся светлячков. Бах! Ударная волна осыпает его щебнем и пылью. Надо пошустрее заканчивать...
* * *
Мегатрон отбивает меч Оптимуса в сторону и припадает на одно колено. Старый враг не слышит его.
— Мда, Прайм точно не такого апгрейда ожидал, — голос, полный ядовитого веселья, перекрывает все прочие шумы. Мимо Квинтессы на максимальной скорости проносится нечто черное, искрящее и падает, ударяясь о стену. Древняя ведьма с трудом опознает голову одного из своих рыцарей. — Не возражаете, что я заглянул на огонек? Не очень люблю манипуляторов — слишком уж вам нравится жесткий секс с чужими мозгами. Не то, что бы у Прайма этого добра навалом, но все же...
Сэмюэль Уитвики смотрит на всё происходящее с научным интересом исследователя, вот только за тонкой, зыбкой кромкой ненапускного веселья дрожит клокочущая ярость. Однако единственное, что выдает ее — вспыхивающие и гаснущие искры в глубине карих глаз. Мегатрон замирает, и последнее, в чем он желал бы признаваться, — это облегчение от появления человека.
Квинтесса оборачивается на него, до крайности удивлённая — вот человека-то она тут и не ждала. Она вообще не рассчитывала увидеть тут кого-то из жителей этого слабого мира.
И они чем-то похожи: темные, гибкие, грациозные, опасные, переполненные силой, властью, недоступной остальным.
— Здрас-сте! — ласково улыбается человек, но от его улыбки присутствующих передергивает. Так частенько улыбался Оверлорд, прежде чем оторвать своей жертве ноги.
— Кто ты такой? — Квинтесса спрашивает настороженно, шестым, десятым чутьем ощущая сильного противника.
— Просто мимо проходил, но понимаете ли, в чем дело, ваши планы относительно моего мира немного не сочетаются со списком моих дел на ближайшие несколько месяцев, — и среди них — постараться не дать Чади убить Голда. — Так что, боюсь, мне придется здесь слегка... разгуляться.
Улыбка становится холоднее на порядок, утрачивая последние крохи человечности, и от невысокой фигуры во все стороны струится такая мощь, что воздух дрожит и гудит, как от электрического напряжения.
— Позвольте представиться, — карие глаза наливаются изумрудной смертью. — Головная боль. Ночной Кошмар. Повелитель Смерти, — меч в руке вытягивается, истончается, преобразовываясь в антрацитово-чёрную косу — такого цвета были ритуальные кинжалы, которыми древние предки приносили в жертву своих сородичей, вырывая им сердца, на вершинах пирамид Майя. — Гарольд. Джеймс. Поттер. Ваша Смерть.
Резкий хлопок, и маг исчезает, оставляя Квинтессу на мгновение недоуменно замереть, — чтобы в то же мгновение материализоваться над её головой.
Свист косы, вспышка ответного удара молний! Хлопок! Не попала.
— Мимо, леди. Цельтесь лучше, — советует Поттер, появляясь с другой стороны.
Ему, кажется, даже не надо летать, чтобы тягаться с ведьмой в воздухе. Он появляется и исчезает. Без вспышек и системы. То там, то тут.
Хлоп. Хлоп. Только это и слышно.
Мегатрон чертыхается и отбрасывает Оптимуса к стене. Чтобы ни творил человек, Прайм не должен ему помешать.
О том, что в череде имён и званий не прозвучало ни одного знакомого, он подумает потом…
Маг танцует в воздухе завораживающий танец, и в какой-то момент…
…голова Квинтессы отделяется от тела как-то слишком быстро, легко и практически беззвучно, лишь недоумевает широко распахнутый рот. Она все еще удивляется, словно ожидала чего-то другого от урагана силы, пронзившего ее черным острием. Разрубленные щупальца разлетаются в разные стороны, закатываются в углы, напоминая мертвых змей. И это бьет по Оптимусу со страшной силой, он замирает, а затем содрогается, из глубины грудной клетки автобота вырывается дикий, полный нечеловеческой муки вой, словно у него отняли самое дорогое, суть и смысл бытия.
— Я убью тебя! — Прайм скалится, как дикий зверь. И Мегатрон просто не успевает остановить его.
Мальчишка Уитвики, наконец оказавшийся на полу, оборачивается и... не пытается увернуться от несущейся на него железной ручищи! Стальной кулак со свистом ударяет в железные плиты, заставляя те проминаться, как листы картона.
— Это было близко, — спокойно замечает парень, стирая пальцами кровь с рассеченной щеки и задумчиво рассматривая алые разводы и темную сталь перед самым носом.
Прайм замирает, только слышится шумное, в гробовой, пораженной тишине, вентилирование.
Всё вокруг останавливается на половине движения, словно кто-то нажал невидимую кнопку. Не слышно ни звука, ни слова.
У ног мага, у самых кончиков его ботинок, вмятина от удара, рядом с ним железная броня, с которой он разминулся в считанных миллиметрах за доли секунды, о чем говорит легкий, практически случайный порез на щеке... Он спокоен, почти равнодушен и безучастен.
Оптика Оптимуса стремительно наливается голубизной. Так проступают разводы краски на воде, постепенно захватывая все пространство.
— Сэм... — потрясённо выдыхает автобот, бронированная рука дрожит.
— Забавно, — усмехается Поттер, ни к кому не обращаясь и по-прежнему смотря лишь на свои измазанные пальцы. — Освободившись от контроля, пострадавшие вечно делают такие удивлённые лица...
— Большой опыт? — иронично спрашивает поднимающийся на ноги, уже вполне оправившийся от потрясения Мегатрон. В конце концов, он лучше кого бы то ни было понимает, на что способен человек.
— Неимоверный, — с каким-то удовольствием произносит маг. И, повернувшись к десептикону, поясняет: — На меня не действует. Но я видел многих, у кого иммунитета нет.
Он не смотрит на Прайма, не обращает внимания и на остальных.
— Будет очень самонадеянно с моей стороны, поинтересоваться, надолго ли мы стали соседями? Мне нравился наш лунный пейзаж без ржавчины над головой.
В алой оптике Мегатрона искрами танцует невероятная смесь чувств — что-то между желанием оторвать голову и обречённо вздохнуть. Что же. Понятно. Кажется, в отличие от ведьмы, им так просто рулить любимой планеткой не удаётся.
Вздохнув, Гарри встряхивает быстро седеющей челкой — упс, кажется, всё-таки бой не дался ему так легко. Когда начнется отходняк, ему будет очень невесело, так что стоит убраться отсюда подальше и поскорее. К Чади, Дилану, запасам кофе и шоколада. Что ни говори, лучшее лекарство от всего, начиная от дементоров и заканчивая Концом света. Шоколада хочется так, что аж язык чешется, и на вежливость не остается ни сил, ни терпения.
— Начнутся разборки с людьми — защищать не буду. Будете приносить неприятности — сам добавлю от души. Понятно? — выгнув бровь, он оглядел всех вокруг.
Оптимус по-прежнему пребывал в шоке, по связи Уз от него исходила мешанина надежды и радости с добавлением растерянности пополам с непониманием.
Он словно хотел спросить:
Ты пришёл за мной?
И если бы Гарри ответил ему:
Нет. Просто оберегал свой покой.
Это бы сломало его.
Но было бы ложью лишь отчасти.
Его, и правда, жалко. При взгляде на него в груди гудело упрямое пламя, напоминая, что любить и не быть любимым — страшно; что не признавать кого-то, нуждающегося в тебе — больно. Кожу покалывало, понуждая отпустить силу и призвать... что? Доспехи, анимагическую форму, которую в этом мире он ещё не призывал?
Думалось, она будет железной — чуть ниже Мегатрона... Поттер даже выяснять, какой именно она будет, не стал. Плевать. На всё плевать.
Узы соулмейта не означают, что при встрече они должны взяться за руки и свалить в закат, распевая веселые, сладкие песенки. Он не может, не хочет быть связанным. Не только с Мегатроном и Оптимусом — вообще с кем бы то ни было. Слишком повлияла на него судьба "свиньи, выращенной на убой".
Он не марионетка судьбы. Он давно уже доказал это и не собирается поддаваться жалости, прогибаясь под чьи-то хотелки.
Наверное, Оптимус видит что-то такое в его глазах, поэтому не спрашивает, а Гарри молчит. Никто не смеет диктовать ему свои условия.
Засуньте Силу любви в выхлоп Вселенной и оставьте там до следующего Большого взрыва, что сотрёт мир в ничто.
— Пойду домой, — говорит он, поворачиваясь к Мегатрону. — Надеюсь не увидеть вас ещё какое-то время.
Примечание к части
Для тех, кто захочет поддержать автора материально:
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
В своей жизни Дилан Голд привык ко многому и уже почти ничему не удивлялся. Похищение с целью выкупа, похищение с целью заставить работать на себя, подкупы, угрозы, шантаж, минирование машины, снайперы. В конце концов, вот уже несколько месяцев его пытается уничтожить весьма нетривиальный лысый кот. Чему еще он мог удивляться? Однако нынешние его… эмм… не самые интеллектуально развитые противники превзошли все ожидания.
У него не получалось работать, все валилось из рук, цифры двоились перед глазами и троились, и даже Чади — Исчадие из всех существ! — жалел его. Ничем другим Дилан не мог объяснить то, что кот ограничивался всего лишь погрызенным процессором и таинственно пропавшей итальянской обувью. Куда, кстати, это существо девает ботинки, мужчина не знал. Но не удивился бы, если бы толкал их на черном рынке.
Сэм-мать-его-Уитвики отправился спасать мир. У Дилана было не так много друзей, чтобы не беспокоиться об этой «прогулке».
Конечно, гениальное недоразумение, скрывающееся под видом обычного молодого человека с любовью к технике, никоим образом не намекало, куда и зачем отправилось. Но выводы напрашивались сами собой.
На орбите появился ржавый хлам и Уитвики куда-то усвистал на первой космической? Можно не сомневаться в каком направлении его нужно будет искать. И нет, Дилан не сомневался в талантах своего друга, его не смущало отсутствие у Сэма ракеты, чтобы добраться до железной планеты, не удивляла и не возмущала столь… резкая реакция, но не волноваться он не мог.
Даже зная, что чтобы не происходило, тем, кто встанет на пути гениального конструктора можно будет только посочувствовать.
Но это не значит, что он не волновался.
Поэтому не удивился, когда конкуренты воспользовались его рассеянностью. И наняли команду… идиотов. Нет, смягчать Дилан не будет. Потому что только идиоты рискнут напасть на главный офис главного отделения в будний день, пусть даже вечером.
Лидер наставил на него автомат, пока его приспешники рассеивались по помещению, но требования выставить не успел. Мелькнула бежево-кожистая молния, и дуло автомата оказалось откушено с оглушительным треском. А молния уже нацелилась на закрытую свитером глотку.
Когда охрана ворвалась в офис, дрожа за свою шкуру из-за того, что пропустили угрозу, наемники были надежно обезврежены совместными усилиями некоторых разработок Сэма и Дилана и демонического кота. Который, довольно щуря большие глаза, лежал на коленях мужчины, взирая на того с царственным благоволением, в то время, как на остальных щурился злобно, явно вынося приговор.
Дилан как никогда ощущал, что в нынешней ситуации под присмотром оказался именно он, а не Исчадие. И питомцем здесь является тоже он. Но идея принести кота сегодня в офис определенно заслуживала звания гениальной.
Когда Гарри вошел в знакомые двери офиса Дилана, его встретила весьма необычная картина: стонущие тела разной степени исцарапанности, бледные, как мел, охранники… И Дилан в образе Доктора Зло. По крайней мере, Чади на его коленях выглядел так, будто они планировали захватить мир. С торжествующим воплем кот поскакал приветствовать хозяина.
Гарри бледно улыбнулся, устало прислонился к косяку.
— Смотрю, вы тоже тут не скучали.
Кот взлетел по разодранной штанине вверх и уселся на плечи хозяина, тут же начиная жаловаться на каких-то «умников», пришедших к ним с Диланом «в гости» и принёсших с собой много вкусных, железных гостинцев.
— Сэм! — Дилан тоже подскочил с кресла, но так и замер, не зная, стоит ли друга трогать, или сразу вызывать докторов.
Стоящий у входа в кабинет Уитвики выглядел так, будто вернулся с поля боя — что, скорее всего было не далеко от правды. Подпаленная, местами прожжённая и порванная одежда, грязная и пыльная, бледное лицо и рассечённая щека, затянутая высохшей корочкой крови и… поседевшая чёлка. Словно выбеленная солнцем кость или перемолотая мука.
Что с ним случилось?
— Я жив. — Поспешил заверить его друг, поглаживая спинку ластящегося на плече чудовища. — Немного помят, но жив. Не откажусь от горячего шоколада и ещё чего-нибудь шоколадного, но в целом я в порядке. Не надо врачей. Не будем их пугать, ладно?
Дилан моргнул, переваривая такую постановку ответа на его невысказанный вопрос, а затем глубоко вздохнул, с силой проведя рукой по спутанным темным волосам, чуть ли не выдирая некоторые пряди с корнем. Чёртов мальчишка! Ну, хорошо. Ладно. Он всё с него стрясёт потом. А сейчас, и правда, лучше бы дать ему чего-нибудь перекусить. Судя по всему, недоразумение ело в последний раз в тот момент, когда звонило ему двое суток назад.
— Бренден, позови пожалуйста мою секретаршу. Пусть займётся ужином и накроет его в офисе этажом ниже, раз уж тут… так.
— Да, сэр! — немолодой мужчина в строгом костюме «люди в чёрном», вытянулся и, спрятав потрясённый взгляд, вышел из разгромленного помещения
Выгнав всех, кого можно, пообещав кары небесные и адские, Дилан практически отконвоировал друга в офис, где был уже накрыт стол. Еще один его кабинет, прямо под «местом погрома», практически полностью идентичный первому.
* * *
Чем нравился Гарри офис Дилана, помимо доступа к всевозможным гаджетам, уютным креслам, бесконечному запасу кофеина и информации со всего Интернета — это окно. Огромное, от потолка до пола, позволяющее видеть весь город, расстилающийся пиками и квадратами домов далеко, кажется, до самого горизонта.
В противовес обычному суматошному дню, сейчас в офисе царили тишина и спокойствие. Почти неправильные, нереальные, если учитывать обстановку, царящую за окном. Странно звенящие из-за отсутствия паникующих криков людей.
В очередной раз трансформеры сломали мирную жизнь всего человечества. Кибертрон одним своим появлением погрузил Землю в хаос и беспорядок. Кто-то кричал о приближающемся конце света, кто-то — о гибели всего человечества, различные сообщества самозваных исследователей появлялись, как грибы после дождя, пока правительства пытались понять, что же им делать в данной ситуации, что предпринять, решить…
Поттер же воспринимал действительность с какой-то странной апатией. Жизнь в очередной раз показала ему, что от Судьбы не уйдешь, теперь уже на планетарном уровне. При всем своем желании он ничего не мог сделать с целой планетой.
— Ты порядке? — Дилан, до этого мирно занимавшийся бумагами и старавшийся не тревожить внезапно возникшего на пороге друга, отложил последний подписанный отчет и откинулся в кресле, соединив кончики пальцев. — Выглядишь не очень.
Поттер посмотрел на толпы людей, снующие по улицам города. Он практически слышал паническое беспокойство в их повседневной суете. Судя по взгляду Дилана, тому не очень нравилось упадническое, меланхоличное состояние друга.
— Что бы ты сказал, если бы узнал, что мои соулмейты родом вон оттуда? — Гарри показал большим пальцем на сереющие в преддверии дождя небеса. Разумеется, Кибертрон нельзя было увидеть за облаками, однако все помнили, что он там есть.
К его чести, Дилан не выглядел удивленным. Скорее… обеспокоенным и немного… позабавленным.
— Сказал бы, что это логично для человека, способного изобрести способ уничтожения мира в попытках починить кофеварку.
Гарри фыркнул: друг не упускал возможности пройтись по последней случившейся катастрофе. Казалось, он чувствовал себя отомщенным за планомерное уничтожение котом Гарри дорогих итальянских ботинок.
Но почему-то стало легче.
— А если честно, — продолжил серьезно Голд, — мы не выбираем соулмейтов, нам остается только работать с тем, что есть.
Отказ Карли до сих пор жег душу, болезненной волной отзывался где-то внутри. Даже если Дилан себе не признавался. Однако боль уменьшилась до просто неприятных ощущений.
— Я думал, что избавился от них раз и навсегда, — тихо поделился Гарри,. вновь отвернувшись к окну. Говорить было нелегко, но… впервые за долгое время у него появился друг. Настоящий. Как Рон и Гермиона в школе. Друг, способный принять… очень многое. — Они улетели, и расстояние являлось достаточной причиной, чтобы не беспокоиться о наших странных узах. Однако вот они, здесь, соседи, от которых не избавиться.
— Ты боишься, что они будут преследовать тебя или что наоборот не будут? — проницательно спросил Дилан.
— Меня нервирует отсутствие определенности. Было бы гораздо проще, узнай я, как они планируют поступить. Преследование я отвадил бы легко, а игнорированию лишь обрадовался бы.
— Ну, так расслабься и получай удовольствие от жизни, — пожал плечами мужчина и улыбнулся резко развернувшемуся другу. — Если они появятся, натравишь на них своего кота. А пока продолжай жить так, как жил.
— Все гениальное просто, да? — улыбнулся, не выдержав, Поттер.
— Определенно, — просиял в ответ Дилан.
Может, он действительно слишком беспокоится? Слишком много думает? Пока трансформеры не угрожают человечеству и не лезут в его жизнь, он будет тщательно игнорировать их присутствие.
Однако все же усилит на всякий случай защиту на своей квартире. И подарит еще пару «сувениров» родителям. Так, на всякий случай.
— Ну, а если станет совсем уж плохо, — взгляд Дилана наполнился глубокой, непередаваемой тьмой, — помни: ресурсы моей компании в твоем полном распоряжении. Может, хоть это поможет остановить очередное глобальное разрушение, — добавил он более светло.
Гарри не знал, хочет ли он убить друга или от души поблагодарить. Но дышать ему определенно стало легче, с поддержкой друга, его пониманием, он чувствовал себя более уверенным.
Нажми на паузу, перемотай.
Я не успел всё, что хотел.
Приходит грусть: кричу что изменюсь.
Потом плюю, а, ну, и пусть.
На всё один ответ,
Что это просто жизнь
И если сил нет:
Оскалься, но держись.
Люмен (с)
End.
Примечание к части
Для тех, кто захочет поддержать автора материально:
Номер Яндекс-деньги: 410013127603394
Сбербанк: 4276 4000 2696 3497
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|