Час первый: Тол-Сирион. Битва песен (джен)

Поднявшийся после полуночи ветер временно очистил небо, и впервые за много дней над Тол-Сирионом ночь расступилась перед ясным серебристым сиянием плода Телпериона, плывущего в белой ладье. Вышедший на крепостную стену Майрон долго следил за его неспешным передвижением. Нолдор нарекли ладью майа Тилиона Исил, синдар — Итил. Эдайн, явившиеся в мир одновременно с новыми светилами и не знавшие никаких других, называли на своём наречии иначе — Луна. Ни на одно из этих имён Тилион никогда не отзывался. Обычно, наблюдая за небесным передвижением светил с крепостных стен, Майрон чутко прислушивался к тишине осанвэ. Майэ Ариен он услышать ещё мог, пусть и изредка: в те короткие мгновения, когда их мысли одновременно устремлялись друг к другу. С каждым минувшим столетием это происходило всё реже и реже. Сплавленная своей сущностью с могуществом золотого плода Лаурелин, навеки лишённая возможности принимать телесный облик Ариен начинала теряться. В своей сущности. В силе. В себе. В мыслях и памяти Ариен, где прежде жили стихи, песни, танцы и цветы садов Йаванны, с некоторых пор всё чаще восставал один образ — исполненной огня бездонной бездны. Майрон понимал, что, возможно, наступит время, когда она и вовсе не отзовётся. Когда всё прошлое, нынешнее и грядущее Арды сольются для неё в единый слепящий миг, исполненный вечного огня и света.

Майа Тилиона не было слышно никогда. Возможно, он тоже начинал понемногу теряться в самом себе. Или просто не желал говорить с Майроном.

Но одну чужую мысль Майрон сегодня всё-таки услышал. Пришедшую из темноты, случайно пойманную на самом краю осанвэ. И эта мысль была предназначена ему.

«Твоя самая большая беда — то, что ты не умеешь оставлять прошлое позади…»

По крепостной стене неспешно и плавно шла Тхурингветиль. Серебристое сияние Исила, казалось, оседало инеем на складках её текучего плаща, на струящихся вокруг лица чёрных волосах. В напоенном призрачным светом воздухе были заметны облачка пара, вырывающиеся при её редком дыхании. Майрон остановился и дождался, пока Тхури не подойдёт к нему вплотную. Он не ожидал увидеть её здесь в этот ранний час. Более того, он знал, что ещё совсем недавно она ощущалась в своих покоях, и определённо не выходила гулять по коридорам Минас Тирита. Всё-таки Тхурингветиль умела преподносить сюрпризы. Она была загадкой, которую многие желали бы разгадать. В том числе и он сам.

Он видел, как Тхурингветиль подходит ближе, улыбаясь. Она выглядела довольной. Её глаза светились весельем и силой. Даже если в эту ночь ей не удалось выспаться, на её красоте это ничуть не отразилось.

— Я могла бы вспомнить о нашей с тобой ссоре, — вслух промурлыкала она. — Я могла бы вспомнить о том, как ты выгнал меня из своей крепости едва ли не пинками. В одно холодное дождливое утро. И просто остаться сейчас в своей мягкой постели. Но вот я слышу отголоски твоей тоски в одинокой лунной тишине… и иду к тебе. Опять.

— Если ты слышала меня… выходит, в этот момент сама думала обо мне?

Тхурингветиль сморщила нос и нарочито отвернулась, давая понять, что отвечать на подобные вопросы — выше её достоинства.

— Зачем же тебе понадобилось покидать свою тёплую постель и выходить в морозную мглу? Мне холод не докучает. Ну а тоска... А что тоска?

— О, да, — Тхури посмотрела на него. — Ты — бушующее пламя. Ох, если бы ты видел себя сейчас со стороны! Тогда не испытывал бы сомнений, отчего столь многие хотят видеть тебя союзником, а не врагом.

— Как твои забавные приятели? Да, Тхури. Это и впрямь был неожиданно забавный разговор.

Она слегка нахмурилась и небрежно покачала головой.

— Ты не понимаешь некоторых причин... Рядом с тобой… тепло, Майрон, — её голос тоже стал теплее и вернул себе мечтательность. — Любой из нас вблизи тебя ощутит эту опьяняющую силу. Величие. Единение. Огненная круговерть и крылья Тьмы… Такое сочетание стихий даровано лишь балрогам, но их пламя жёстче и не столь яркое... Рядом с ними нет ощущения могущества, которое окутывает тебя и может питать других. Раньше мы могли согреться подле нашего Владыки. Но не теперь. Не после Валинора… или после Сильмариллов. В Ангамандо это многие замечают. Бурхмут вот тоже заметил. Дуралей… Мне жаль, что у кого-то длинный болтливый язык.

— Так вот в чём дело… Я мог бы догадаться. Шепотки у чёрного трона. Что, Готмог вас больше не прельщает?

Тхурингветиль сузила глаза.

— Готмог не прельщает многих! — сказала она более резко и отрывисто. — Но об этом просто помалкивают. Я говорю с тобой об этом только потому, что ты и сам не очень-то нравишься Готмогу. По той же самой причине, что я упомянула. Ты его устраиваешь здесь. Там, где ты сейчас. И только. Если бы он имел немного больше влияния на Владыку, то давно бы настоял, чтобы тебя вернули обратно. Вниз. Туда…

Он криво усмехнулся.

— А Готмог долго держит обиду.

Женщина нахмурилась сильнее.

— Это не смешная шутка, Майрон. С недавних пор Готмог ходит у Него в любимцах. Ты же… нет. В последний раз, когда он просил Владыку вернуть тебя вниз, раздумье длилось целую минуту. Подумай теперь. Ты это умеешь. В следующий раз Готмог может услышать согласный ответ.

— Ах, вот как…

Нельзя сказать, что он этого не подозревал. Но услышать из чужих уст оказалось внезапно неприятно. И одновременно неприятно оказалось понимать, насколько ему понравилось ощущать свободу. И власть. И насколько невыносимо будет потерять её вновь. Он проследил глазами бег чёрной реки под стенами крепости. Неудержимый, неподвластный никому бег. В неутомимых, вечно стремящихся к югу водах дробилось дрожащее отражение Исила. Сонно дремал чёрный лес на предгорье над заснеженным берегом. Даже этого вконец примелькавшегося вида отчаянно не хотелось лишаться. Майрон вдруг осознал, что чьим-то незаметным мановением руки он вновь подведён к черте выбора и остановлен на незримой границе следующих уступок.

— Твоя главная беда в том, что ты сам рвёшь свою суть на части, — заговорила Тхурингветиль. Не слыша его мысли, она тем не менее ловко угадывала их без малейшего труда. Он ясно сознавал это, и понимал также, что сейчас он соскальзывает в ту же хитроумную ловушку, которую прежде столь часто и искусно расставлял для других. И Тхури тоже это знала. Так не оттого ли её голос зазвучал проникновенно и печально?

— Ты мечешься между своим прошлым и тем, что предначертано. Между целым Замыслом и отдельными мелочами. Ты говорил мне, что ушёл от Валар, когда разочаровался в их правлении. Ты ведь сам желал менять мир! Как и все мы! Только на этом пути мы столкнулись с препятствиями. Нолдор теперь — одна из них. Они тоже желают менять мир по своему видению. У них так много королей, лордов и правителей! И каждый жаждет себе власти, признания и богатства. Они раздирают эту землю своей жадностью. Насаждают порядок Младшим! Твоя беда в том, что эти препятствия обернулись для тебя знакомыми лицами. Непросто выступать против бывших учеников и друзей, которых ты знал с их младенческих лет. Но и ты пойми: ты не предотвратишь их падение. Оно уже озвучено голосом Тюремщика Намо. И сами они изменились… Утратили свою… невинность, — Тхурингветиль ненадолго прервалась. — Ту принцессу Гондолина ты ведь тоже знал ребёнком? Или она была твоей ученицей?

— Нет. Не была.

Тхурингветиль вздохнула. Её ладонь коснулась плеча Майрона.

— Я понимаю, что тебя тревожит, — почти прошептала она, склоняя свою голову к его груди. — Многие задолго до тебя приходили к Владыке, и им казалось, что они теряют свою суть. Я сама помню это испугавшее меня чувство… Но всё не так, как кажется. Ответь мне сейчас честно: веришь ли ты, что для тебя есть путь назад? Ведь и ты уже не тот, кем был прежде. Подумай и ответь хотя бы самому себе! Смог бы ты вернуться назад, в кузницы Ваятеля? После того, как командовал армиями? Вершил судьбы…

— Ты не забыла упомянуть: после того, как сотнями уничтожал живых… захватывал и предавал.

Тхурингветиль укоризненно покачала головой.

— Сможешь ли ты снова взять в руки инструменты и покорно пройти к своему рабочему месту в чертогах Ауле? Под провожающими тебя пристальными взглядами майар и Валар Амана? Не обманывай себя, теперь в них будет читаться не восхищение, а подозрение и страх. Сможешь снова встать у наковальни и мастерить алмазные диадемы для Варды Элентари? Покорный мастер красоты. Новую диадему… на каждый солнечный день?

Майрон сузил глаза. Такой вопрос мог прозвучать из уст Тхурингветиль лишь по одной причине… Теперь она ждала ответ. Который не смог бы прозвучать иначе.

— Нет. Я больше не вижу себя одним из майар Ауле. И я не могу вернуться в Валинор.

Сумрак чувств нарушился. Знакомое уже затаенное торжество поплыло в воздухе незримым, но ощутимым облаком — пряча улыбку на его груди, Тхури внутренне ликовала, услышав именно то, что хотела она.

— Тогда где ты видишь своё место? В Эндорэ? Для нолдор ты враг, Майрон. Даже будь ты смирным, как овечка, сама твоя внутренняя суть уже противоречит их Свету. А ты не овечка. Они не станут задаваться лишними вопросами, попади ты к ним в плен.

Серебристый свет Тилиона скрылся за горной цепью, поросшей густым лесом. Теперь заметнее стал медленно растаивающий сумрак на востоке. Утро ещё кралось незримо по далёким землям, однако к тому времени, когда Анар во всём великолепии поднимется над грядой Эхориата, сумрачную зимнюю долину Сириона уже укроют непроницаемые для яркого света завесы плотного тумана.

— Однажды тебе всё равно придётся столкнуться с твоими прежними… друзьями… Твоими учениками. С теми, кого ты близко знал. Но какова бы ни случилась эта встреча, отныне вы встретитесь врагами. Не мирно, а с мечами наголо. Пусть вы узнаете друг друга в лицо, пусть воспоминания о прошлых встречах встанут в памяти… но в следующую же секунду вы скрестите клинки. И самое правильное, что ты сможешь сделать тогда — нанести удар и убить врага. Прежде чем он без малейшей жалости убьёт тебя. Можешь сам счесть это милосердием. Они обречены сойти в Чертоги. Все.

Она не могла знать наверняка… Вряд ли даже что-то подозревала. В ином случае этот разговор вёлся бы в другом ключе. И точно не здесь… Тхури просто говорила то, что полагала. И самое неприятное, что сейчас он был почти согласен с нею.

Как всё к этому пришло?

«Милосердием? А чем тогда это станет для меня?»

— Это и будет твоя желанная свобода. Ты перестанешь цепляться за прошлое. Каждый новый удар ляжет только легче…

«Пока совсем не потеряю себя…Чего я пытался избежать всеми силами…»

— Без страданий. Без сожалений, — продолжала Тхурингветиль. — Нолдор сгинут в пламени проклятья Намо. Как им предначертано. Синдар, нандор и авари… если согласятся жить под нашей властью… пусть живут. Или уходят в свой Благословенный Край. Смертные же… они просто смертны. Ты можешь воспитать из них превозносящих тебя учеников и подданных. Насколько хватит их разума. Или просто позволить им проживать свои короткие жизни, как сулит им Замысел. Большего они не стоят. Бурхмут вот тоже… немного ими увлёкся.

Она подняла лицо от груди Майрона и взглянула ему в лицо.

— Если я не утратила доступной мне возможности провидения, я вижу там, вдали, что однажды именно ты возглавишь войска Тьмы. Ты — такой, как ныне. Под твоими знамёнами будут шагать армии во всех краях. О да, Майрон, однажды твоё имя прогремит от Моря до Моря!

Он не мог не улыбнуться.

— Это звучит очень вдохновенно…

Но Тхурингветиль не дала ему договорить, положив два пальца поверх его губ.

— Только не тяни с решением. Признай его власть прежде того, как кто-то другой докажет, что он лучше и сильнее.

*

— Приятно видеть слаженную работу, — проговорил Бурхмут, стоя у ограды открытой галереи и созерцая сверху неиссякаемую суетливую круговерть во внутреннем дворе крепости. — Твои слуги постарались на славу. Взяли на себя большинство трудов по сборам.

— Это не стоило таких уж больших усилий, — отозвался Майрон. Он ограничился лишь коротким взглядом вниз во двор, без интереса прислушался к голосам орков-носильщиков и ругани начальника, смахнул снег, налипший на перчатки, и отошёл на шаг назад. День серебрился инеем и туманом. Ладья Ариен скрылась за облачным покровом, став лишь мутным светлым пятном над головой. Не было никакого намёка на то, что в ближайшее время тучи снова разойдутся и небо вернёт себе истинный цвет.

— Вам повезло попасть в месяц отправки орочьих отрядов на Север. Припасы давно уложены впрок. Жаль, не могу дать с собой лишних лошадей. А волки в горы не пойдут.

— И всё же ты снимаешь с моих плеч большинство хлопот, — церемонно поблагодарил Бурхмут, оправляя полы тяжёлого, подбитого мехом плаща. С самого утра Майрон продолжал незаметно наблюдать за своим гостем, но покуда ничего необычного не замечал. Бурхмут держался деловито и сдержанно, следил за сборами, изредка давал дельные указания своим людям и более не заводил бесед на отвлечённые темы. Интересно. Либо вчерашний пьяный хмель выветрился без следа, либо ангбандец взял себя в руки, подчиняясь увещеваниям или, наоборот, наставлениям Тхурингветиль, и потому отныне следил за каждым произнесённым словом. Чуть прищурив глаза, Майрон прислушался к переплетениям чувств собеседника. В данный момент Бурхмут почти не ощущался. Возможно, был и в самом деле преисполнен сытости, довольства и благодарности за снятые заботы. Или же им владели какие-то иные чувства, которые Майрон не мог бы угадать.

— В конце прошлой весны Север поставил передо мной задачу всячески способствовать обнаружению скрытых городов. Что я сейчас и делаю по мере скромных сил, — Майрон сделал замысловатый жест рукой, приглашая гостя следовать за ним. — Кстати, не раннее ли время ты выбрал для поиска тайных перевалов? Пусть там и южнее, но как скоро в тех горах сходит снег?

Бурхмут опёрся ладонями о парапет и оглядел распахнутый взгляду берег за рекой с темнеющими на горизонте шапками сизых пиков.

— К южным отрогам Эред Ветрин мы выйдем месяца через полтора, если не предвидится задержек. Внизу, в долинах зимы чаще бесснежные, а горы не такие высокие. Уже к весне перевалы полностью очистятся. В самом крайнем случае мы задержимся до середины будущего лета… С этим же не возникнет никаких неудобств?

— Если ты о своих рабах, то нет. Но я хотел поговорить о другом. Вчера Тхури помянула Химринг, а ты не пожелал продолжать разговор. Опасался чужих ушей? Или есть какая-то другая причина?

— М-м-м? Нет, — Бурхмут косо посмотрел вниз во двор, откуда как раз возвысился сыплющий ругательствами голос кого-то из дружинников, и снова повернулся, продолжив: — Новости на самом деле так себе. В конце этого лета Маэдросу Однорукому удалось выбить засевших в Аглонском ущелье орков. Не сказать, чтобы это были чьи-то полноценные войска: отступившие после осады Химринга в Дагор Браголлах орки просто расселились и укрепились в тех горах. Однако мы не думали, что у Первого Дома хватит наглости на полноценный отпор спустя столько лет. Теперь Аглонские руины снова возвращены нолдор, — Бурхмут помолчал и добавил явно нехотя: — Выпад возглавил сам Маэдрос. Однорукий калека с безумным взглядом и с мечом, приделанным к железной ладони. Трусливое орочьё разбежались прочь. Гнусные твари! Они до сих пор шепчутся, будто в битвах он облекается белым сиянием ярче света Анора.

— Ты был там? — быстро спросил Майрон. Орочьи сплетни особенной ценности ему не представляли, он желал бы узнать кое-какие другие подробности из уст очевидца. Однако Бурхмут покачал головой.

— Нет. Читал донесения. Восстанавливать свои разрушенные крепости в ущелье эльфы вроде бы пока не думают, а вот их заставы там теперь стоят. Нашим разведчикам тем путём больше не проникнуть. Это досадно. Но не более того. Понадобится — вновь выбьем их с тех земель. И это лишь Аглонское ущелье. Власть над остальным Химладом они себе не вернули.

— А насколько это похоже на подготовку к новой возможной войне?

Бурхмут неясным движением повёл плечами.

— Сам Химринг недостаточно силён сейчас, чтобы выступить против нас в одиночку. Эльфы разобщены расстояниями и ссорами. Им будет сложно собраться в один кулак. Хотя наши шпионы и доносят о частых встречах эльфийских послов с наугрим Восточных Гор. Неясно пока какие беседы ведутся на этих встречах. Гномы вообще-то редко вмешиваются в войны, их не касающиеся. Можно ли судить о тех переговорах, как о подготовке к войне? Наверняка не скажу. А что тебе до этих слухов?

— Мне? У меня как-никак свой шкурный интерес. Не дать сомкнуться вокруг меня ловушке внезапной осады, которую я не смогу покинуть, если даже очень захочу. Но ты прав, вряд ли Маэдрос сейчас решится выступить к Ущелью Сириона через множество земель с враждебным населением, — добавил Майрон, заметив, как Бурхмут изменился в лице. — Однако предупреждён, значит вооружён, верно?

— Здесь, на острове, я слышал, вроде бы вы схватили шпионов эльфийского короля, — вдруг сказал Бурхмут с некстати пробудившимся интересом. — Один из них, говорят, даже пытался колдовать против тебя.

— Попробовал, — покривив губы, исправил Майрон. Он, конечно, знал, что сплетни распространятся быстрее лесного пожара, но с куда большим удовольствием сейчас обошёлся бы и вовсе без них. — Только то были не шпионы, как выяснилось позже на допросах. Переодетая чумазая шайка, бежавшая через разорённые земли Третьего Дома старыми знакомыми дорогами. Самоубийцы, ведомые отчаянием… слепо ищущие утерянный Свет своего утерянного Благого края. Хотя, нужно признать, такие глупые стычки только проверяют настоящую уязвимость границ.

— Глупцы. Ну, пусть бегают до времени, — насмешливо ответил Бурхмут. — Я скажу так: пусть Химринг или Хитлум ещё пытаются трепыхаться, эта возня не продлится долго. Это агония их мира, Гортхаур. Завтра-послезавтра мы отыщем Гондолин, потом настанет время Нарготронда, Гаваней и так далее… Леса Дориата Владыка вроде бы не собирался трогать. Подозреваю, так будет и впредь. Ну, пусть. Не особо-то важно в общем раскладе…

Любопытно. Об этом не говорили прямо, но изредка в разговорах высших чинов Ангаманди нет-нет, да проскальзывало нечто, подтверждающее, что давние подозрения Майрона имеют под собой основание. Похоже, с некоторых пор между майэ Мелиан и бывшим Валой и в самом деле существовал некий негласный (либо гласный) договор, отменяющий власть Моргота над Дориатом, а власть короля Тингола над Белериандом за пределами установленной его женой Завесы. Майэ Мелиан не помышляла воевать с собратом, пусть и павшим. И не собиралась ставить под угрозу жизнь любимого супруга участием в ненужной ей войне. С этой стороны нолдор никогда не найдут себе верного союзника. Заодно и сам Майрон получил ответ, где именно не стоит искать помощи своим планам.

— Наши главные помыслы скоро устремятся на восток, — вновь заговорил Бурхмут; его взгляд в ту сторону был остановлен высоким кряжем Эхориата, завешенным далёкой снежной дымкой.

— Ты про то тайное озеро, о котором поминает Тхури?

— Нет. Я не очень-то в него верю. Я говорю про восточные земли, что лежат за Синими Горами. Те огромные просторы сейчас населены только племенами авари и Младшими Детьми, Фириар. Я слышал кое-какие рассказы недавно пришедших восточан о том, что они оставили позади себя, уходя. Мерзость! Целые края населяют дикие невежественные создания, пребывающие в вечном разоре и вражде друг с другом. Они хуже орков. Роют ямы в земле голыми руками и спят там, точно звери, нагие и грязные. Большинство не знает даже языка, не то что письменности или ремёсел! И при этом многие Айнур до сих пор продолжают верить, будто именно в них, в последних своих Детей, Эру вложил истинный огонь творения и судьбу мира! Не знаю, как такое может сочетаться в Замысле.

— А что Северу до тех диких существ и их земель?

— Помыслы Владыки отныне будут устремлены туда. Валар оставили восточные земли и Детей полностью на нашу милость. Они не станут вмешиваться ни мыслью, ни делом. Они не стали посылать в помощь Младшим даже своих майар. О тех же диких квенди в первые годы они позаботились не в пример лучше.

Ответить на это было нечего. На помощь юным квенди Куивиэнена приходили майар Оромэ, Ауле, Эсте и Йаванны. От Валиэ Ниэнны — Майрон помнил это хорошо — посланником являлся майа Олорин. Задачу опекать и наставлять народность теллери взял на себя майа Оссэ при содействии супруги. И это если не вспоминать беспримерное вмешательство Мелиан в судьбу Эльве Тингола и его народа.

— Там, на востоке, будущее Арды, Гортхаур! Там раскинулись бескрайние просторы новых королевств. Твердыни, ждущие своего возведения. Троны, ждущие своих правителей. Мир, предназначенный нам, а не жалким безголосым тварям…

Пусть Майрон был внутренне готов к любым увещеваниям, но что-то в тех словах неожиданно проняло и его. Перед глазами словно наяву развернулась панорама незнакомого края: зелёные холмы, тёмная цепь гор у горизонта и невысокий одинокий пик с будто бы срубленной мечом вершиной, с широким подножьем, изрезанным глубокими ущельями. Где-то внутри у сердца зрела уверенная убеждённость, что чудом прозрения, подвластным Айнур, пред ним на короткий миг приоткрылось его грядущее. Этой край когда-нибудь предстанет его взгляду и наяву.

Однажды он будет там править... Из редких металлов, коими богаты рудные жилы тех самых гор, он сам, собственноручно, отольёт себе корону. Там он выстроит свою твердыню… и нет, не упрятанную в пещерах под землёй. Гордо устремлённую в небеса, подобно Минас Тириту. Или даже выше…

Всё это ждёт его в будущем. Когда же?

Определённо — не при царствовании Моринготто.

— Да. Это может вдохновлять, — промолвил он едва слышно, отвечая не собеседнику, однако Бурхмут услышал.

— Безусловно, — ангбандец снова посмотрел вниз, во внутренней дворик, где уже затихала суета поспешных сборов, хлопнул по ладони перчатками. — И уж точно стоит того, чтобы хорошенько поразмыслить над тем, чего мы достойны. И о том низком положении, что отведено нам, слышишь? Нам, Творцам мира, в Замысле Илуватара!

Неприкрытая усмешка скользнула по губам Майрона.

— Ясно. А теперь расскажи, дорогой гость, зачем ты со мной об этом говоришь?

К чести Бурхмута, увиливать тот не пытался.

— После захвата Гондолина я буду просить у Владыки позволения отправиться покорять восточные земли. В числе прочих, с кем бы я желал разделить эту честь, я бы хотел видеть тебя. У тебя достаточно сил, чтобы подчинить себе те территории и крепко удержать их под своей рукой. Я склонен верить, мы сумеем ужиться с тобой, Гортхаур. Ты могуществен, талантлив, и, в отличие от прочих, разумен. Ты из тех немногих, с кем за Эпохи Арды я не завёл личной вражды. И сам я тебе в прошлом, кажется, не наносил никаких обид.

С этим нельзя было не согласиться.

— Ты прав, Бурхмут. Разногласий между нами я не помню. Но ведь тебе хорошо известны этому настоящие причины? Отчего я никогда не выхожу из крепости дальше своего моста? Отчего я только слежу за границами и никогда не предстаю перед троном в Ангаманди?

— Я также знаю, что в твоих возможностях всё изменить в одночасье.

Проклятье! К этому тоже нечего было добавить. Внешне Майрону ещё удавалось сохранять спокойствие и даже удержать на лице неизменную усмешку.

— Быть может, и так. Но, как всегда, всё упирается в цену.

«И эта цена мне — мой разум».

— И теперь она тебе известна. Твоё собственное королевство, — Бурхмут прищурился с весёлой искринкой в глазах. — Ладно, подумай. Мы ещё поговорим с тобой как-нибудь, — и, легко кивнув в знак прощания, он ушёл вниз по лестнице, ведущей с галереи.

Майрон моргнул, отгоняя заславшую взор пелену досады и раздражения. В этой беседе отчетливо угадывалась рука Тхурингветиль. Её ловушки не стали более искусны. В отличие от приманок. Или же влекущие воображение образы ей кто-то аккуратно нашептал. Кто-то… кто проявляет опасный интерес. Невидяще оглядев далёкие заснеженные просторы, Майрон резко развернулся и быстро зашагал прочь по галерее в направлении противоположном тому, которым ушёл ангбандец. К тому времени, как он достиг лестницы, ведущей на главный двор крепости, раздражающее послевкусие этой беседы осталось насильно заперто в дальнем уголке памяти. К данному разговору он ещё мысленно вернётся… когда-нибудь потом, когда достанет сил и воли рассмотреть его невозмутимо и здраво. Сойдя по ступеням, Майрон мрачно огляделся по сторонам. Взгляд выцепил из сонма орочьих лиц одно, показавшееся полезным.

— Кахго! — окликнул он и поинтересовался, едва сотник приблизился: — Что там с приготовлениями?

— Почти всё готово, господин. Закончим раньше, чем стемнеет.

— Наши… гости не сильно беспокойны?

Орк только скривился, но жаловаться не стал.

— Хорошо, — произнёс Майрон, кивнул и продолжил путь. Перед ступенями парадных дверей он чуть сбавил шаг, попутно отряхивая от снега плащ. Когда-то давно… наверное, этим утром он собирался выкроить время в распорядке дня и заглянуть на псарню. Впрочем, оно опять могло подождать. Однако мысль уже двинулась дальше: привычно коснулась подземелий, казарм, темниц, недавних узников с их хитрой спасительной ложью, а следом и бывшего ученика, вокруг которого нынче сплетался не меньший клубок хитрой спасительной лжи. И внезапно этого оказалось достаточно. Ощущение хорошо знакомого осанвэ поколебало границы мысленного взора, а вместе с ним разум настигло короткое, но ясное послание:

«Я разгадал твою загадку...»

Майрон так и застыл на месте. Со стороны могло бы показаться, что на середине шага он врезался в невидимую стену. Прежде, чем Финдарато успел ещё что-то добавить, Майрон мгновенно восстановил полную преграду аванирэ.

Наполненное ожиданием чужое внимание вмиг пропало, отрезанное всеми возможными заслонами, которые за четыреста лет Ангаманди выучились противостоять даже напору самого Моргота. Усилием воли удержав дрогнувшую руку, которая потянулась отереть лоб, Майрон поймал на себе пару изумлённых взглядов и принял решение отложить неуместные размышления о том, как же могла произойти подобная промашка.

Как он мог случайно приоткрыть свой разум пленнику? А ещё прежде, прошлой ночью — Тхурингветиль.

Ноги сами понесли его по знакомому пути, которым его часто приводили мучительные сомнения и думы. Все мастера нынче были отосланы по поручениям, и только потому из кузницы не потребовалось никого выгонять.

«Неужто Финдарато и впрямь догадался о смысле сказанной в запале оговорки?»

Казалось бы, ответ лежал на расстоянии ближе протянутой руки. Но вместо того, чтобы отворить разум и задать один-единственный вопрос, Майрон вновь и вновь мысленно убеждался в нерушимости своих щитов. Если сейчас Финдарато и вслушивался с надеждой на какой-либо ответ, то слышал только глухую тишину наглухо сомкнутой стены.

В полутьме пустой кузни Майрон дошёл до затушенного горна и касанием пальцев разжёг пламя. Упершись ладонями в камень очага, застыл над загудевшей печью без движения. Долго отстранённо глядя в огонь, он гнал от себя неотвязные воспоминания, невесть как нашедшие себе путь из глубин его памяти. Пути ученика и учителя могли разойтись разными тропами, суета лет и круговерть жизненных событий могли обратить дружбу во вражду, ненависть, непримиримость, но прежняя близость не раз переплетённых в осанвэ разумов стремилась друг к другу так же привычно, как и некогда, в Благословенные дни.

«Почему же с Ауле мы так и не достигли той привычной лёгкости и доверия? Чего нам недостало? Или он и впрямь никогда мне не доверял?»

— Вполне возможно, — проговорил он вслух с горечью. — Но сейчас мне самому нужны не доверие и не призрак былой дружбы. Мне нужна певчая птичка с сильным волшебным голосом.