Япет (джен)

Мужчина, совсем недавно перешагнувший границу юности и средних лет, прихорашивался у виртуального зеркала. На экране вращалась его цифровая копия, повторявшая движения и позу всего тела, позволяя пользователю удобно изучить свой образ со множества сторон.

Электронный двойник, уподобляясь оригиналу, утомлённо морщил лоб, уставившись в пустоту лисьими зелёными глазами. Иногда он причёсывал пальцами и без того гладкий джентельменский пробор на голове, иногда перевязывал бабочку на шее по нескольку раз к ряду, а порой, приблизившись к наблюдателю, с участием присматривался к выбритому лицу, к острому подбородку, к впалым белёсым скулам, к чёрным бровям и к тонкому носу с узким маленьким ртом.

За окном громко прогудел соседский мул. Энцелад, отвернувшись от зеркала, подобрался к кровати, чтобы собрать последние вещи в портфель. Его дорого украшенная сумка с необычным дизайном была выполнена из кожи космического монстра, с которым мужчина сошёлся в побоище на смерть. Капитан Гиперион, обнаруживший инженера отставшим от группы и окровавленным, долго ещё припоминал товарищам этот удивительный подвиг мастера техники.

Вооружённый одним только ножом для разделывания органической пищи, Энцелад проявил всю свою сноровку и хитрость, дабы одолеть неприятеля, превосходившего его по остальным важным параметрам. Когда монстр пал, тогдашний юноша долго ещё не спускался на землю, вцепившись в ветви одинокого дерева, словно испуганный бабуин.

С тех пор прошло много времени, случилось достаточно и менее приятных событий, но в память о боевом крещении Энцелад брал этот портфель на все свои похождения, тратя порой немалые средства, чтобы сохранить его в первозданном виде. Трофейная чешуя плохо поддавалась обработке, починка потёртостей или царапин представлялась дорогим удовольствием, и только клыки, наградившие механика шрамом, висели неизменной цепочкой на сумке. Из всего добра, нажитого во время галактических путешествий, Энцелад оставил только этот портфель.

Инженеру было непросто возвращаться на Венеру и становиться в ряды первогодок после всего, что он пережил. От военного техника он перешёл в сферу физиологии — совсем иную и требовавшую выучить всё с нуля. Поэтому, чтобы показать окружающим статус, Энцелад носил преимущественно одежду высокого класса, включавшую в себя аккуратно выглаженный классический чёрный костюм, блестящие от лака туфли, в которых его собеседник мог лицезреть своё отражение. Так на поприще, где все были равны, где продвижение каждого зависело от усвоенных знаний, он уже отличался подачей своего интеллекта в приятной глазу обёртке.

Удостоверившись, что всё в его облике было нацелено на совершенство, и нигде не обнаруживалось помятости и дисгармонии, он устремился на ежемесячную лекцию профессора Пандия.

Пандий, которому была поручена задача исследования жизни на Янтарной планете, который долгие годы оставался в тени более успешных и популярных проектов, довольствовался лаврами своего первооткрытия. Университетская встреча, на которой он презентовал собранные данные, произвела фурор в общественных кругах, и теперь каждый месяц все желающие собирались, чтобы наблюдать за успехами учёного и его команды воочию.

В космосе, так жестоко разделённом расстояниями, личное присутствие на мероприятии или в гостях у человека считалось знаком высокого к нему уважения. У Пандия собирались полные залы.

Пока профессор вещал о скромных своих достижениях, с трибун на него взирали тысячи жадных глаз. Все они — амбассадоры больших корпораций — намеревались заключить с учёным выгодную сделку. Уже четыре года он медлил, присматриваясь к ним и выжидая, но на словах как бы утверждал, что «научная мысль не продаётся» и «не стоит принимать поспешные решения». Бесспорно, ему льстило пребывание в центре внимания, и свой полноватый живот он выпячивал гордо. Бизнесменов можно было похвалить в их упорстве: в долгоживущей современности они привыкли торговаться десятилетиями, ни на день не ослабляя напора.

Энцелад, добившийся пребывания на лекции, предназначенной для студентов, но превратившейся в деловую конференцию благодаря пришельцам издалека, присутствовал здесь не без помощи связей, наработанных им во времена странствий. Он представлял здесь бизнес своего старого знакомого, спасённого в прошлом, и нахождение в кругу важных лиц позволяло инженеру чувствовать себя не менее важным.

Зрители были полны идей и инновационных решений, которые могли извлечь выгоду из Янтарной планеты, и когда повествование лектора затрагивало спорные или хоть сколь-нибудь интересные темы, голоса в зале не унимались. В такие моменты, препятствовавшие Пандию в проведении речи, учёный с ослабленным недовольством отмечал невозможность выполнения своих обязанностей, после чего, прерывая смакование шума, приглашал на сцену свою ученицу зачитать тезисы или коротко обобщить какой-нибудь вывод.

Ради столь прелестной девы, показавшей себя на мгновение, слушатели умолкали, пока она не уходила. Тогда профессор и увлекал их внимание своими словами.

— … и в ходе недавних экспериментов, — Пандий неловко шагнул вперёд, — Нам удалось синтезировать питательное вещество из растений Янтарной планеты. В частности, сахара, содержащиеся в листьях танцующего папоротника, обладают особенной гастрономической ценностью, и в результате отработки определённого технологического процесса, который я вам не покажу, — последние слова он не произнёс вслух, — Получаемое соединение становится пригодным для употребления в пищу. Данный продукт успешно преодолел все уровни испытаний, и учёный совет согласился предоставить вам презентационные порции на апробацию. Кажется, настал черёд перерыва! Посему приглашаю вас в кафетерий!

В стенах буфета развернулся настоящий умеренный пир. Гости распространились между стойками с хрустальной утварью, обсуждая последние вложения и грядущие притязания, дожидаясь, пока дроиды-официанты не доставят им экзотическое блюдо. Энцелад сдержанно отмахнулся, не желая принимать угощение, и робот последовал дальше.

— И как это пользовать?

— Неужели нам предлагают употребить пищу ортодоксальным способом?

— На Венере полно почитателей древности!

До слуха механика донеслись возгласы, пленённые гастрономической негой.

— Восхитительно!

— Энергосферы почти бестелесны и не активируют вкусовых рецепторов в той же интенсивности, что и обыкновенная еда. В этом их отличительный недостаток.

Кое-кто, впервые попробовав сладость, едва ли не впал в беспамятство. Бедолагу подхватила толпа и приземлила на кресло.

Самые смелые, доказав скептикам, что трапеза безопасна, наблюдали теперь, как к ним подтягивались остальные, желая поделиться яркими впечатлениями. Когда, наконец, на публику вышли профессор и его ассистентка, зрители развернули поражённые лики на своего нового кумира кулинарии.

— Это всего-навсего сахар, — по-простому торжественно объяснил Пандий. — В отличие от сахаров, распространённых в применении в прошлом, данный продукт совершенно гипоаллергенен, полностью усваивается организмом и не вредит здоровью. На грани материального и духовного это вещество совершает переход из одного состояния в другое, растворяясь в желудке.

Осознав, что не придётся бороться с последствиями приёма органической пищи, всё больше желающих ринулось состязаться за демонстрационные экземпляры, коих стало уже не хватать.

Энцелад не нарушил задумчивого состояния, когда перед ним чуть ли не случилась баталия.

«Органика — зло, неистощимый порок, — убеждался он мысленно. — Все, кто её потребляют, обрекают себя на падение.»

Он презренно оглядывал тех, кто, подобно животным, сражался за порционные угощения. Люди, выходцы из мира зверей, подчинялись первобытным инстинктам куда охотнее, нежели следовали они каким-либо моральным принципам и убеждениям. За последние тысячи лет человеческий вид научился продлевать собственный жизненный цикл путём освоения энергетического способа питания, улучшения условий существования, всестороннего и глубокого развития интеллектуальных возможностей. Последняя характеристика и отличала людей от животных, но бегство за сладкой приманкой окружало разум волнами дикости, возвращало эти прекрасные личности в царство необузданного наслаждения.

— Не желаете ли попробовать? — молодая девушка, глядя на механика из-под бережно завитых русых волос, отвлекла его нежным румянцем. Она мило улыбалась, протягивая гостю подставочную доску с ровно сложенной пирамидкой из кубиков белого сахара. — Вот, возьмите один.

— Благодарю, однако не стану, — отрезал он холодно, поправляя медную запонку.

Собеседница наивно хмыкнула, пожала тонкими плечами, на которые легло бледно-розовое платье, и с грациозной смелостью вложила кубик между своими зубами. Её непосредственное удовольствие заворожило инженера; он, не отрываясь, смотрел на приятное девичье лицо с удивлением.

— Это ведь безопасно. Ни с кем из нас ничего плохого не случится.

Энцелад едва заметно разомкнул губы, как бы следуя её повелению, и девушка поднесла к его устам сахаринку. Взятое из её рук угощение оказалось насыщенным и блаженным, эта сладость, превосходившая, вероятно, по яркости ощущения всех собравшихся в зале, зачарованным вальсом увлекала прежнее отвращение в край забытых явлений.

Конечно же этой ассистенткой являлась Фиона. Её, повзрослевшую и без шрама, Энцелад совсем не узнал. Удовлетворённая маленькой победой, она продолжила покорять умы осторожных гостей.

Девушка искренне верила в возвышенность своих намерений. Она мечтала оказать миру всё то хорошее, на что она была способна, и не боялась включить в благие деяния свою красоту. В двадцать лет Фиона расцвела, как пурпурная ипомея, светящаяся на рассвете выделенного ей века, и делилась своим ароматом с каждым, кто готов был его оценить. Таких почитателей прекрасного она чуяла нутром, и, даже если те не подозревали подобной в себе открытости, Фиона сама воскрешала в них тягу к великолепию собственным присутствием.

В отличие от дочери, что только познавала себя в этом мире и училась с ним обходиться, её мать давно уже умела не только овладевать вниманием посторонних, но и распространять среди них семена любви к своему творчеству. Ио, знаменитая во Млечном Пути писательница, не ограничивалась своим ремеслом: она виртуозно заигрывала с тенденциями, вводя в моду забытые или отложенные в сторону идеи и мысли, облачая их в новую форму, напоминая каждому читателю, что люди были прежде всего материальны, и уже потом — духовны.

На своём примере Ио демонстрировала культуру ортодоксальности: она вышла замуж за великого учёного, в зрелом возрасте родила дочь — оба её роковые деяния, вокруг которых она построила образ не боящейся осуждения женщины, диктовавшей собственные взгляды на жизнь. Во времена, когда популяризировалась супраматериальность, Ио примешивала её к физическому бытию так ловко, что обращала на свои поступки множество взглядов.

Так, в этой необычайной современности считалось, к примеру, что живорождение и органическое питание — удел неразвитых колоний на окраинах космоса, куда по каким-то неведомым причинам не дошла цивилизация, либо где невозможно было развернуть поставку энергосфер или начать процесс искусственного воспроизведения поколений. Ио, входившая в сливки общества, где с недоверием принимали концепции прошлого, активно их продвигала, зарабатывая популярность.

В лучшие периоды карьеры ей приходило несчётное множество приглашений на выставки и на балы, на конференции и на передачи, и женщина наслаждалась широчайшим выбором возможностей, чтобы себя проявить. В гостях её ждали крупные властители мнений, знаменитые держатели истин, и писательница радостно шла им навстречу, изливая натуру до последней капли своей.

А ведь совсем недавно ещё шли дела в гору! Ввиду последних событий даме пришлось уйти с международного пьедестала почёта, возвратиться в свою альма-матер на Венере, где её безопасности ничто не угрожало, и воспитывать дочь, о которой написала она несколько сочинений.

Ио грустила на этой планете. Не было больше выходов в свет, не взяла она сюда свои пёстрые украшения, и находила она тайное наслаждение в том, чтобы вырастить в Фионе свою прекрасную копию. Юная девушка, наделённая в равной степени внешними чертами и матери, и отца, представляла собою ту успешную комбинацию качеств, которыми загордился бы каждый генетик. Дисциплину и стремлению к знаниям развивали в Фионе преподаватели университета, в то время как по стезе привлекательности и покорения сердец вела её мать.

Так, в обозреваемый момент истории Ио наблюдала за похождениями дочери удалённо, одновременно восторгаясь её успехам и страшно завидуя, ведь в прежние времена сама писательница бы присутствовала на лекции Пандия вместо Фионы, она бы первая из всех опробовала новый продукт!

Фиона, заговаривая с аудиторией, приятно удивлялась, обнаруживая в себе те социальные качества, что дремали в ней в детстве. Со стороны ощущалось, будто бы она с неподдельной лёгкостью кружила между гостями, отдаваясь им в руки не до конца, припадая в их незримые объятия до тех пор, пока они не соглашались вкусить её подношение. Такое поведение представлялось Фионе совершенно естественным, несложным, как если бы она для этой работы была рождена.

Однако такой характер являлся одной лишь стороной многогранной личности, по которой зачастую судили человека в целом. Фиона выступала охотной подмогой на лекциях Пандия, ведь только в эти моменты не страдала она от жуткой мигрени, ставшей частью обыденности за последние годы.

И вот, когда мероприятие завершилось, когда все расходились и пропадало довольство собой, ассистентка, одиноко замершая в ночи, инстинктивно поднимала длани ко лбу, как бы неосознанно стараясь нащупать источник мучений.

Из окон аудитории лился ещё золотистый свет, ниспадавший на искусственную почву: травинки устлали собой темноту. Вдалеке утихали голоса, завывали знойно космолёты, неслышно выползали из-под горизонта кучные облака, различимые лишь тем, что они затмевали собою звёзды.

Чем ярче становились светила, тем невыносимее поднимался гул в ушах.

Ослабевшая Фиона, в глазах которой расплывалась действительность, уже валилась вниз, как была подхвачена за руки вовремя подоспевшим механиком.

Да, последние минуты Энцелад наблюдал за ней из тени, поражаясь, что дева становилась заметно кроткой, когда на неё не светили прожекторы. Различив в шаткой фигуре признаки утомления, техник поспешил на помощь Фионе и не прогадал.

— Как Вы себя чувствуете? — вопрошал он, приводя девушку в чувства.

— Мне стоит возвратиться поскорее домой, — проговорила Фиона, возвращая себе контроль над организмом и думая при этом об Янтарной планете.

Атмосфера за бортом парящего города приходила в активность, заставляя тяжёлые тучи разбиваться о стеклянный купол Университета. Как загадочный замок из вечерней сказки, он рассекал небеса, переливаясь цветами, точно сама госпожа ночь вдохновила архитекторов на возведение этих башен и стен.

Энцелад с нежданными для себя робостью и заботой вёл ассистентку профессора Пандия в космолёт, а Фионе, вероятно, впервые дозволено было опереться на постороннего.

— Я дальше сама, — прошептала она по прибытии, спускаясь на поляну спящих цветов перед домом. Немного наклонив голову напоследок, девушка направилась к двери.

Её спутник, повинуясь этому указанию, некоторое время не улетал, дабы удостовериться, что Фиона достигнет точки назначения без осложнений. Вдруг в окне промелькнула чья-то тень: это Ио, узнавшая в спутнике дочери своего старого знакомого, спряталась за занавесками, не думая даже выйти на помощь ребёнку.

Инженер не распознал, в свою очередь, ту, с кем путешествовал в космосе несколько лет, поэтому и унёсся на корабле восвояси.

На следующие сутки возобновилась учёба.

— Псионические сущности — это натуральные энергетические скопления в пространстве мнимой стороны бытия, обладающие собственными зачатками разума и волей. Считается, что они могут принять любую форму, при помощи которой воздействуют на окружающий мир и на человека, вступая с ним в контакт.

Пока лектор объяснял материал, Энцелад украдкой поглядывал на девушку, внимательно слушавшую преподавателя с первых рядов. Невзирая на усталость, Фиона выглядела также обворожительно-мило, как и вчера, но её холодный взор, устремлённый на лектора, эта королевская осанка, дышавшая юностью, этот голубой шёлковый наряд, увенчанный стеклянными синими бабочками, едва заметно шевелившими крыльями, точно они готовы были оторваться от её гибкой шеи по единому шевелению девы и разлететься по аудитории, — всё увлекало инженера и выделяло её на фоне неинтересных студентов.

Вдруг Фиона, не нарушая прелестного своего изваяния, подняла вверх тонкую длань, точно принцесса просила учителя уделить себе время.

— Если псионические существа способны влиять на человека, означает ли это наличие у людей мнимого тела?

— Хороший вопрос! Как известно, последние исследования в области физиологии выявили, что личность состоит не только из физического тела, из той оболочки, которую мы видим постоянно, с помощью которой мы осуществляем общение между собой, которую мы отождествляем со всем человеческим существом, — биологический организм функционирует благодаря, в том числе, и процессам, проистекающим в бесконечности мысли и чувства. В совокупности эти явления, которые нельзя пощупать или рассмотреть, но которые можно ощутить иными способами восприятия, принято называть мнимыми.

Считается, что абстрактные разум и сердце человеческой личности собраны из тех же нематериальных субстанций, что и псионические существа, о которых мы говорим на сегодняшней лекции, поэтому эти создания почти без труда воздействуют на нас, хотя мы этого не видим.

Данное знание, возникшее не в то время и не в том месте, стало причиной многих психических заболеваний, терзавших человечество в прошлом. Предположительно, описанные в древних культурах призраки и природные духи, которых то почитали, то боялись в различных эпохах, также являлись псионическими существами.

Прежде их редкие проникновения в действительность лишь намекали на присутствие в нашем мире иных уровней бытия, не подвергнутых физическим законам существования. Однако всегда встречи с ними относили к эпизодам богатого воображения, суеверий или сумасшествия. Отрицание данной стороны естества представляло собой надёжную защиту от мира неизведанного, и полная концентрация на материализме позволяла человеку сосредоточиться на совершенствовании качеств, необходимых ему для выживания, в то время как взаимодействие с потусторонними явлениями отвлекало его, рушило его суть по причине его неготовности, расшатывало нервную систему. Теперь, когда развились и распространились ауротехнологии, коллективное понимание вопроса расширилось, и общество готово взглянуть на вселенную немного иначе, не боясь самодеструктивизма, который неизбежно случался в истории, когда человечество узнавало слишком многое о потустороннем мире.

Сказанное навело Энцелада на мысль. Он так же, как и Фиона, поднял руку, чтобы задать свой вопрос:

— Существование псионической флоры и фауны было замечено на многих планетах, разбросанных по галактике. Как и органические деревья и животные, которых наши предки брали с собой в освоение с Земли, могли ли супрафизические организмы переселиться вместе с первооткрывателями в тайне от них?

Преподаватель задумался. Худой, как две скрепки, опустил он тяжёлый лоб в размышлениях, намереваясь вспомнить те далёкие времена, которые застал он в молодом возрасте.

— Ввиду того, что невозможно зафиксировать информацию о псионических сущностях с помощью любого рода измерительной техники, войти с ними в контакт допустимо только в личном присутствии человека. Мы точно не знаем, живут ли такие создания на планетах без людей, но они обнаруживают себя всякий раз, когда на поверхность космических тел спускаются колонисты.

Некоторые студенты, которые никогда не были свидетелями предмета сегодняшней лекции, с недоверием перешёптывались, желая получше понять сообщения лектора.

— Пусть некоторые метафизические организмы не скрывают вражеских намерений к человеку и подчиняются они иным законам, случаются и удачные попытки их приручения.

Старый профессор хлопнул в ладони, и по аудитории прокатилась волна световых колебаний. Ученики удивились: у ног наставника возникла большая полупрозрачная черепаха. Своими толстыми лапами она сделала три шага вперёд, и каждое её уверенное тяжёлое движение лишало активности умы, чувства и, наконец, организмы студентов, облачая их в невидимый камень.

Все замерли в наблюдении необычайного питомца: его панцирь был украшен бриллиантами. Никто из присутствовавших не в состоянии был пошевелиться.

Собрав всю свою волю, лектор хлопнул ещё раз, чтобы слишком долгое присутствие черепахи не превратило в статую и его. Тогда животное спряталось в драгоценную броню, и ребята облегчённо выдохнули.

— Чаще всего черепах ассоциируют с аспектами мудрости, спокойствия и крепкости. Поэтому данное псионическое существо и выглядело именно так. Стоит отметить, что, если кто-то из вас видел его по-другому, это свидетельствует о разнице в наших менталитетах.

Опомнившись, Энцелад огляделся: все вокруг были поражены. Фиона безуспешно скрывала мигрень.

Между долгожданными вечерами Пандия у Фионы зачастую случались периоды недомогания. Когда не нужно было прислуживать своему дорогому наставнику, она целиком ныряла в науку, и от полёта в интеллектуальные небеса её останавливала только физическая слабость. Даже сейчас, внимая другому, более уважаемому профессору, посвятившему свою жизнь на изучение ауромира, девушку тянул к земле дискомфорт, а за пределы потолка её увлекало любопытство, и сама личность Фионы колебалась где-то между этими двумя состояниями. Всеми силами студентка пыталась привыкнуть к этой нескончаемой битве, и в перерывах между всплесками боли недолго была обращена её мысль к дому, к багровым лесам, к шафрановому широкому полю, к цветам, что так здорово сияли в ночи.

Здесь, в стенах Университета, она чувствовала себя лишней, пусть и состояла на хорошем счету у преподавательского коллектива. Соседи по парте отгораживались от неё, по неясной причине завести знакомство с ними было непросто. В таких перипетиях почти жалостливой учительской благосклонности и ребяческой пренебрежении студентов Фиона скучала по детской беззаботности, которую она променяла на текущий стиль жизни.

— Эй! — Энцелад ткнул товарища под столом начищенной туфлей, кивая в сторону Фионы. — Что ты знаешь об этой девушке?

— А, она! — собеседник скривился, будто речь шла о трёхлапом щенке. — Да это же совершенно нормальная девчонка! Ты не знал?

У Энцелада округлились глаза, что не являлось характерным его мимическим жестом.

— Да-да, ты не ослышался! Мало того, она дочь известного учёного, того самого, что добился великих успехов в физической науке!

— Что-то я тебе не верю. Ты уверен, что это она? — тут у инженера восстановились нейронные связи, и он сравнил ту маленькую Фиону, что встретил у Гипериона, с её нынешней взрослой версией. Он прошептал: — Как её вообще сюда допустили?

— Учёный совет обожает проводить эксперименты. Им интересно, сможет ли отпрыск легенды сам добиться такого же уровня. Университет жаждет больше научных свершений и ни перед чем не остановится в достижении целей.

Как бы ребята ни перешёптывались, Фиона слышала их разговор так же, как и остальные беседы, обращённые в её сторону. Их основной смысл ускользал от её слуха, но отчётливое упоминание знаменитой родословной подбрасывало поленья в костёр самомнения девушки, и она наслаждалась этой теплотой, исходившей от пламени эго.

Студентка поправила прядь за ухо, изгибаясь так, чтобы распознать отчётливее лестную ласку чужих языков и чтобы выглядеть при этом покрасивее. В такие моменты забывала она о недуге, и верилось ей, что жизнь её проживалась не зря, что заняла она нужное место.

Если бы она обернулась, а не только прислушалась, увидела бы следы противоречивых чувств, проехавшихся по лицу Энцелада шипастыми шинами, тогда, может быть, осознала бы вдруг, что её мировосприятие несколько неестественно сладко.

Не хотел, однако, инженер разубеждаться в красоте девушки, которая привнесла в его повседневность искру неожиданности. По окончании занятия спустился он к ней и пригласил её на грушевый пляж.

— Прогулка способствует улучшению кровотока. Это было бы полезно для Вашего здоровья.

— А давайте на «ты»! Хотелось бы побыть с кем-то на равных.

Грушевый пляж — один из бесчисленного множества парящих островов Венеры, на котором биоинженеры создали необычайную среду обитания, исходя из одних только эстетических соображений. Так, в этом дивном месте искусственное озеро, растворяясь в облачном весеннем закате, отражало в прибрежных водах своих зелёные ветви деревьев с жёлтыми сочными грушами, развешенными частой капелью. Иногда плодов было так много, что они тянули всей тяжестью дерево вниз, дабы ими могли поживиться рыбы и птицы.

Маленькие рыжие утята, плескаясь в волнах, следовали за матерью в бурых перьях, завидевшей человеческих посетителей. Остановившись там, где вода отбрасывала прозрачное платье на песчаный обрыв, мужчина и девушка долго наслаждались открывшимся видом.

Фиона наклонилась, протянула руки вперёд, и один из птенцов прыгнул ей на ладони.

— Меня беспокоит участь мира, в котором мы с братом выросли, — девушка подняла животное на свет.

— Янтарная планета?

— Так, — она кивнула. — Профессор Пандий получает всё больше предложений, которые могут решить участь флоры, развившейся под звездой Гелиоса. Он вот-вот уже согласится, хотя я чувствую, что нет среди них ни одного подходящего.

— Разве вам нужны советы со стороны для проведения дела?

Фиона выпустила утёнка на волю.

— За четыре года мы едва ли выудили хоть какую-нибудь полезную информацию. Планета скоро сгорит, но мы так и не поняли, возможно ли вырастить те же растения в похожих условиях, или хотя бы за счёт чего леса и кустарники выживают под испепеляющим солнцем. Знания эти позволили бы нам вывести культуры для разных звёздных систем, не пригодных для обыкновенных биологических форм жизни. Но для этого нам необходим расширенный штат работников, больше средств на проведение анализов и экспериментов. И всё это в условиях бушующего Гелиоса.

— А Университет выделять ресурсы не собирается, — продолжил мысль Энцелад. — Он взял Янтарную планету под свой протекторат, запретил всем к ней приближаться, развернул платформу для изысканий, но дальше вкладываться не намерен.

— Условности системы, в которой мы живём. Возможности предоставляются каждому, но они ограничены. Нам нужна поддержка извне. Профессор Пандий сейчас распоряжается судьбой моего дома, ведь он возглавляет этот проект. И я подозреваю, что он тянет время не оттого, что считает нужным найти лучшее решение, но ждёт самых выгодных условий для себя. Его интересует не благодетель, но космическая власть.

— Почему ты говоришь об этом именно мне?

— Ведь ты пришёл на встречу, посвящённую демонстрации сладостей. Ты слушал профессора вместе с сотней бизнесменов, и каждый из них изложил идеи по развитию проекта письменно или устно. Среди тех немногих, кто воздержался, был ты. Ты не просто студент, но и не искатель выгоды, — она коснулась пальцами старого чемодана. — Змееносый варан. Редкий вид, обитающий в джунглях планеты Билоко. Даже встреча с детёнышем требует настоящего мужества. Говорят, он питается страхом. И ты сделал из его шкуры трофей!

Энцелад неловко отшатнулся. У этой девушки были слишком уж обширные познания.

— Значит, не удалось мне скрыть, что победил я не взрослую особь, — инженер полузаметно улыбнулся. — Я понимаю, к чему ты подводишь разговор, но, увы, ничем помочь не смогу. Ты сама знаешь, что за открытие совершил твой наставник, когда синтезировал сахар нового типа. Неспроста сладости запрещены в половине звёздных систем как наркотик. Благодаря особым свойствам созданное профессором Пандием вещество стоит баснословные состояния, и он всё ищет, кому бы сбыть секретную формулу. Правильно я понимаю?

Фиона снова кивнула.

— И на полученные деньги мы могли бы ускорить поиск спасения для планеты. Однако не думаю, что кто-нибудь из почитателей профессора Пандия беспокоится о тлеющей жизни. Я наслушалась их диалогов, пока выполняла роль ассистентки. Ты отличился от прочих.

Быть избранным среди избранных — крайне лестно, и падкий на комплименты Энцелад заглотил наживку такой же зависевшей от чужого мнения Фионы.

— Что я могу сделать?

— Мы должны разработать инициативу по выделению средств в дальнейшее существование проекта. На данный момент возможны только сугубо деструктивные капиталовложения, но нечто более конструктивное требует уверенности инвесторов в будущем, и этой уверенностью может обладать только тот, кто созидает ради всеобщего блага, но не для дальнейшего потребления.

— Счетовод вселенной больше всего подходит под такое описание, — инженер ухмыльнулся. — И нам повезло: она прибудет в Звёздную систему совсем скоро.

Фиона с надеждой посмотрела на своего собеседника. Она знала о ближайшем появлении особенного гостя и активно наводила Энцелада на эту мысль.

— Я приложу все усилия, чтобы организовать тебе нужную встречу, — пообещал механик, и девушка взяла его за ладони. Её тёплые касания грели его, становилось вдруг жарче обычного.

У ассистентки вновь разболелась голова, когда она упомянула Майю в разговоре. В самом деле, добиться аудиенции с гиадой Изобилия — задача не из простых, и Энцеладу предстояло исполнить её.

Создательница системы всеобщего распределения ресурсов на обращавшихся вокруг Солнца планетах — нимфа Щедрости лично возвращалась на свой первый проект раз в десятилетие, чтобы убедиться в его процветании. Эта гиада не любила публичности, поэтому предпочитала решать все вопросы в уединённом кругу специалистов, и в окрестности Земли она прилетала, минуя пышные банкеты и встречи со всеми нуждавшимися.

«Солнечная система не страдает более от бедности, — напоминала она сама для себя. — Поэтому всякий, кто желает больших высот, должен действовать самостоятельно. Я не могу выделить кому-то больше средств, иначе других придётся обделить. Народ Солнца получил долгожданное равенство, и у равенства этого есть определённые условия.»

Исходя из этих соображений, Майя никак не отреагировала на мольбы Ио о скорейшем улучшении благосостояния, не решила за профессора Пандия его нравственную дилемму, хотя и та, и другой бросили в фонтаны Венеры целую груду ритуальных монет и долго думали о нимфе, желая до неё достучаться потоками мыслей.

Разведя космический наплыв желаний руками, она выделила лишь те из них, что достойны были внимания, отправила нескольким жителям системы свои благословения и шагнула в Цитадель переговоров.

На этой станции, обращавшейся по орбите Земли, собирались выдвиженцы от народа, которые обязаны были следить за порядком в пределах облака Оорта. На каждом этаже металлической башни решались глобальные вопросы политики, экономики, логистики, связи, юриспруденции, и число этих этажей варьировалось в зависимости от поставленных задач в конкретной ситуации. Майю встречали на самой вершине, подготовив для неё роскошный зал для совещаний; такое отношение к нимфе свидетельствовало о высокой степени доверия к ней, либо о стремительной жажде обогащения. Между этими двумя вещами грань давно была испещрена соблазнами.

— Здравствуйте, достопочтенная гиада! — хором произнесли кавалегарды, выстроившиеся у входа в цитадель.

Облачённая в пурпурное одеяние, представлявшее собой яркую, расшитую цветами уипиль и длинную, сложенную в несколько слоёв юбку, Майя степенно двигалась между стражниками и не остановилась, даже когда из её плотного пучка волос, украшенного свёрнутыми из ткани бутонами, выпала алая роза. Так бы и продолжила она идти вперёд, если бы один из солдат не протянул ей потерянный элемент головного убора.

— О, эта шёлковая лента с Билоко. Материя, произведённая пауками-эндемиками этой планеты, ценится своим удивительным качеством. Она поразительно крепка и не горит на температурах холодных звёзд, — Майя вложила украшение обратно в длани мужчины. — Теперь она Ваша. Я не уберегла её, она попала к Вам в руки, следовательно, лента — мой подарок для Вас, если можно так выразиться. Я хочу, чтобы Вы поняли, что в узлах этой ткани содержится нечто большее, нежели заработок.

Майя ласково улыбнулась.

Люди Солнца верили, что улыбка Майи и её материальный подарок знаменовали успехи в любом поприще, которое для себя изберёт человек. В действительности, никто и не сомневался, что этот солдат в будущем разбогатеет, и — совпадение это или нет — так оно и случилось. Через много лет кавалергард, заполучивший украшение нимфы, откроет фабрику по производству дроидов нового поколения и станет распоряжаться большими денежными средствами за пределами облака Оорта. Ключом его успеха станет то отношение к деньгам и упорство, которыми располагала и Майя.

В настоящем же времени нимфа начала восхождение к вершине Цитадели переговоров. Она вошла в сверхскоростной лифт, который, однако, занимал время, чтобы достигнуть верхнего этажа — настолько необъятной была эта башня. С особенным воодушевлением смотрела Майя на диск Земли, поднимавшийся над металлической обшивкой станции. К ней возвратились старинные воспоминания, и гиада окинула вневременным взором те цивилизации, что возникали и рушились на голубом шаре — колыбели человеческого рода.

По мере достижения финальной инстанции Майя возвратилась в настоящую эпоху. Нынешней задачей была встреча с мастерами ведения хозяйства, которые каждые десять лет готовились ко внедрению новой экономической политики в управление Солнечной системы, но всякий раз гиада не позволяла их идеям реализоваться.

Сегодня не ожидалось иных результатов беседы.

— Нет, — единый был ответ на все предложения. — Даже не думайте.

— Но, если мы предоставим возможность накапливать дополнительный капитал, наши люди станут счастливее!

— И всё это за счёт тех, кому придётся жить труднее. Вы заблуждаетесь.

— Почему бы нам не открыть свободную торговлю со внешними силами космоса? Так мы встанем на один уровень со всеми межзвёздными корпорациями!

— Вы забываете рассмотреть иную сторону открытых экономических отношений: людям Солнца придётся вступать в конфронтации с третьими сторонами за ресурсы. Солнечная система должна быть полностью самостоятельной и ни от кого не зависящей. Изоляция — основное условие существования, выбранное местным народом. Мы не можем так просто его нарушить. Те, кому необходимо пополнение капитала, могут начать заниматься этим где-нибудь за поясом Койпера. При острой нужде можно вернуться назад, но богатство остаётся снаружи.

— Как же Академия Марса и Венерианский Университет? Они всячески оказывают поддержку экзопланетам и постоянно принимают новых студентов.

— Эти две организации выполняют свои услуги безвозмездно. Все остальные таким похвастаться не могут. Человек — это ресурс, решающий за себя самостоятельно. Люди здесь помогают друг другу, участвуя в коллективной деятельности, не направленной на обогащение.

— Может, мы всё-таки перейдём к глобальной финансовой системе…

— Товарищи, пожалуй, прекратим нашу беседу, ибо она изменяет первоначальной цели своей. Отправьте мне ваши предложения по ауросвязи, я проверю их из своего кабинета.

Когда нимфа Щедрости просила возможности уединиться в собственном кабинете, это означало, что операторам Цитадели предстояло перестроить станцию так, чтобы организовать гиаде удобное рабочее место, перенаправив почти все вычислительные мощности в её центр принятия решений. Составленная из блоков, башня начала разбираться, преобразуемая в новую форму: сначала колонны сложились двумя пирамидами, затем, несколько раз итерируясь, приняли топологию звёздчатого октаэдра.

Наблюдая за чудными метаморфозами огромных металлических балок, Фиона демонстрировала неподдельное головокружение. По мере приближения космолёта к Башне переговоров в ушах её нарастал гул, а зрение застилали красные пятна.

— Как ты себя чувствуешь? — словно по ту сторону тоннеля зашептал Энцелад. Девушка оглянулась на него, стараясь прочесть речь по движениям его тонких губ: — Я рядом, ты слышишь?

Она робко кивнула и тихо прильнула к собеседнику. Сердцебиение прямиком из крепкой груди инженера отдавалось звонким ритмичным эхом в голове у Фионы, и та, приходя в сознание, подняла наверх свои очи: Энцелад не отпускал её, когда их взоры пересеклись, когда в этот самый момент пульс у каждого выровнялся, когда их такты совпали, и всё, кроме его сложенных черт, завращалось ускоренно, точно из останков прошлого родилась молодая звезда.

«Мы в сердцевине сверхновой!» — подумалось Энцеладу, и он в удивлении было заметался, пытаясь разобрать, была ли эта вспышка цветов настоящей.

Приятные чувства захлестнули Фиону, и мигрень её успокоилась.

— Запрашиваем разрешение на стыковку, — продекларировал капитан звездолёта, и массивная Башня вновь изменила свою структуру, поворачиваясь к посетителям удобной для пролёта стороной.

— Гостевой шлюз открыт, — сообщили по ауросвязи.

Во внутренней области исполинского стереометрического изваяния, открывшейся для обозрения Фионе и Энцеладу, посреди пустого пространства вращался многогранник — это и был кабинет Майи. Проникнув через его виртуальную оболочку, корабль обнаружил себя в измерении, которое в нынешние для читателя времена называлось бы неевклидовым.

Вложенный мир — рабочая площадка гиады — представлял собой область бытия, подчинённую законам математики, не реализуемым в материальной действительности. Здесь окружение подстраивалось под углы восприятия, и каждому посетителю предстояло пройти собственный путь к намеченной цели.

Энцелад, потративший много времени и сил, чтобы добиться встречи с нимфой, раздосадовался, когда повстречал новое испытание. Он покинул корабль первым и довольно скоро скрылся в коридорах лабиринта, следуя лисьему чутью.

Фиона, побоявшаяся сначала погружаться в незнакомую местность, в итоге себя пересилила, когда перед ней возник проход, и ловко в него заскочила. Голубой светящийся туннель искривлялся, мерцая в местах прикосновений, меняя длину и ширину. Девушка догадалась совершенно естественно, что вещество здесь являлось ничем иным, как хранилищем упорядоченной информации о Солнечной системе. Извлекая из стен полупрозрачные блоки, она могла легко выяснить, что потреблял на завтрак Япет тем утром, на какой машине предпочитал передвигаться Гиперион, чем занималась Ио в отсутствие дочери — как неудивительно, она писала новый роман; данные эти за ненадобностью забывались, как только странница их выпускала из рук.

«И для чего гиаде всё это изобилие информации?» — про себя изумлялась Фиона, и рассуждение её, вылетая из головы, встраивалось в новую конфигурацию «офиса».

Девушка оглянулась: там, где она шла, оставались следы-мыслеформы, что, словно рой, разлетались по сторонам, занимая позиции, которые соответствовали бы их значимости в общей структуре.

— Майя, нимфа Щедрости, — смекнула студентка, и появившийся перед ней многогранник розового цвета вдруг устремился вперёд, открывая новую дорогу. Многоярусные объекты разъезжались по сторонам, освобождая путь, но Фиона не успевала угнаться за полётом мысли. Блоки, возвращаясь в прежнее положение, сбивали её с ног, кружили в реструктуризации данных, уносили в абстракции, через которые приходилось пробиваться усилием воли. Некоторые понятия делали личность настолько неразличимо-крохотной, что она терялась в океане знаний.

Собравшись с духом, Фиона постаралась успокоить свой разум, избавить его от всякой активности, тем самым воздействуя на окружение. Бесчисленные информационные элементы расступились, повинуясь этому движению воли, и, оказавшись в космической пустоте, героиня не сумела вздохнуть, ибо вакуум тянул её во всех направлениях, словно, точно пузырь, она собиралась надуться.

Намереваясь сохранить личность целостной, не разбросать её по бесконечному войду, Фиона создала зеркало, в котором и зафиксировала своё сознание. Так, двигаясь в глубину отражения, рекурсивно снимала она с себя отпечатки, формировавшие её существо, и между этими переходами замечала она чей-то сопроводительный взгляд, точно из черноты необъятной взирала на неё тишина. С каждой итерацией цикл становился всё горячее, вычислительные процессы перенапрягались, пытаясь прочесть следующий шаг, скорость всё нарастала, и на пике инерции врезалась она в разделительный экран, за матовой поверхность которого переливались золотистые блики.

От удара о стену у странницы посыпались искры из глаз: настолько было ей больно. Она отскочила назад, туда, где ждала её мглистая пустошь. Холод окутал девушку, и та не заметила, как её подхватили со спины чьи-то руки и потянули к земле.

Очнулась Фиона посреди бурного мышления Майи. С невероятным усердием оценивала она каждый факт, каждую закономерность во всякой сфере человеческой деятельности, развернувшейся в окрестностях Солнца. Кабинет динамически видоизменялся, обнажая те данные и инструменты, которые нужны были гиаде в каждый момент времени, и та, умело ими управляя, откладывала их обратно в хранилище, отвлекаясь на следующее действие.

Из водоворота знаний выплывали умельцы, привыкшие перемещаться в этом пространстве, и подносили хозяйке цифр вещи и сведения, оказывали ей поддержку в принятии решений. Удивлённо оглядываясь на Фиону, только что вывалившуюся из неоткуда, уходили они вновь за кулисы, освобождая место следующему работнику.

Интерьер офиса отличался особой искусностью. Пусть конфигурации зала никогда не повторялись, всякий раз помещение выражало собой любовь к порядку, уравновешенности и гармонии. Здесь не было ничего лишнего, и всё же каждый предмет имел назначение в мировосприятии Майи.

— У Вас гости, — перед уходом сквозь занавес шепнула аналитик, и нимфа оторвалась от вычислений.

Майя, окинув Фиону приветственным взглядом, мановением длани разобрала собственный стол из тёмного дуба и превратила его в нисходящую лестницу. Спустившись по скрипучим доскам, женщина помогла посетительнице подняться на ноги.

— Милая, ты не в себе, — заметила Майя и, совершив пас рукой, вернула Фионе восприятие.

Поморгав, девушка различила свою собеседницу. Высокая и статная, с тёмной кожей и яркими глазами-монетами, она смиренно ожидала, когда гостья заговорит.

— Ты проделала весь этот путь, чтобы о чём-то мне сообщить?

— Уважаемая нифма, дарящая миру Изобилие и Щедрость, — Фиона опустилась в глубоком поклоне. — Позвольте просить Вас о протекторате одной важной планеты.

— Янтарь, система Гелиос? — уточнила гиада. — О ней я наслышана. Собравшиеся здесь инвесторы просят, чтобы учёный совет заключил сделку именно с ними, и от каждого я получаю сообщения только о том, почему тот или иной деловой человек заслуживает моего одобрения. Некоторой информацией я уже располагаю.

— Так сложилась судьба, что среди упомянутых вами людей нет достойных кандидатов, — Фиона вновь поклонилась. — Только Вы способны решить вопрос не из личных интересов, но из интересов Янтарной планеты и её флоры.

Майя сделала несколько шагов в сторону. Вероятно, ей требовалось произвести некоторые расчёты в уме, либо что-то проверить. Внешне она стояла в задумчивости, но внутренне происходила оценка объекта разговора.

— Никто из увлечённых в этом деле специалистов не рассматривает иную возможность, — вдруг сказала она. — Что, если этой планете суждено умереть?

— Но… — ответ ошарашил Фиону. Не такого она ожидала от творческой силы вселенной. — Всякая жизнь заслуживает спасения, разве это неправда?

— Давай расставим все точки над «и». Когда-то в старые времена переселенцы, колонизируя звёздное скопление Ясли, выбрали подходящую планету для терраформирования и заселили её растительными организмами. За тысячи лет адаптации искусственно внедрённая органическая природа породила новые виды, эндемики, способные процветать только под палящим светом Гелиоса с его монохромной структурой.

Теперь, когда звезда расширяется и грозит поглотить свои ближайшие спутники, среди которых есть и Янтарь, люди покинули его, но флора продолжает развиваться, как ни в чём не бывало, следуя к своей гибели.

Вы не нашли адекватного способа культивирования всех видов растений в лабораторных или фермерских условиях, вы способны только временно пересадить уже выросшие цветы и кустарники и поддерживать в них жизнеспособность с затратой больших средств. Всё потому, что подделать совокупность окружающей среды Янтаря крайне сложно.

Ты просишь меня действовать, исходя из потребностей планеты и её обитателей, но сама по наивности полагаешь, будто бы тебе известно, что будет лучше для этого случайного союза живой и неживой природы. Эндемики Янтаря существуют там, где никто более не в силах, они же не способны выжить и дать потомство там, где чуть меньше солнечной радиации.

Янтарная планета существует задолго до того, как человек обратил свой взгляд на галактику. Этот небесный объект принял свою судьбу, родившись в безмолвии вселенских зорь. Ему суждено сгореть в плазме матери-звезды вместе со всей жизнью, которая от этой звезды и зависит. Это и есть воля планеты.

Воля космического провидения. Смерть ведёт жизнь за руку.

— Этому миру осталось всего несколько десятков лет, — напомнила Фиона. — Если не вмешаться в торги, гибнущую флору превратят в предмет эксплуатации. На лице Янтаря построят фермы, выкачивающие из планеты ресурсы. Инвесторы используют все свои возможности, дабы извлечь из природы всё, ведь ей и так суждено умереть! Они распределят ресурсы так, чтобы самим обогатиться и подсадить общественность на новую продукцию!

— Сахарная революция, — усмехнулась Майя. — Когда-то это вещество не вызывало такого ажиотажа, но теперь, когда мы намеренно от него отказались как от источника наслаждений, искушение только сильнее напоминает нам о себе. Распространение сахара нарушит много законов, тем самым сколотит состояние многим удачливым поставщикам, которые не попадутся властям. Занятная история.

Гиада рассуждала так, будто для неё всё это — не более, чем шахматная доска с многомерными полями для игры и фигурами различных ценностных величин. Подобное отношение только сердило Фиону.

— На данный момент, — девушка придала акцент этим словам, — Проводимое нами исследование испытывает колоссальное давление со стороны галактических корпораций. У нас не хватает кадров и средств на размеренное изучение Янтаря, и заключение контракта с коалициями лишило бы планету протектората Венеры. Сейчас только Университет гарантирует отсутствие сторонних вмешательств в процесс, только учёный совет контролирует логистику полученной продукции. Но защита эта не продержится долго, Вы и сами хорошо осознаёте упорство блюстителей бизнеса. Как только Университет перестанет главенствовать в системе Гелиос, произойдёт настоящий потребительский переворот, и целые народы вновь обратятся в рабство желудка!

Во время этого монолога гиада всматривалась куда-то поодаль. Задумчивость её глаз не дрогнула, когда Фиона кончила свою речь. Создавалось впечатление, что Майя была и не против такого развития событий.

— Человеку пора перестать быть ведомой овечкой. Если он готов оставить за собой осознанность потребления, то, несмотря на соблазны, никакие внешние ограничения ему для этого не нужны, не подчиняет его и поводок пастуха-магната.

— Со всеми доступными Вам ресурсами Вы можете просто передвинуть Янтарную планету из зоны поражения! Тогда у исследователей будет больше времени на разработку решения, и финансисты не смогут влиять на научный процесс!

— Гравитационное оружие — разработка государственной важности. Мои услуги не принадлежат ни нациям, ни цивилизациям, так что я не в праве распоряжаться тайнами космических лидеров без их ведома.

Фиона намеревалась выкинуть ещё несколько аргументов, но комната вновь начала перестраиваться.

— Деньги… как всегда, слишком уж многое упирается в деньги. Не стоит ходить далеко за примерами яркого проявления алчности, всем известно её пагубное влияние на жизнь, но она же и мотивирует прогресс. Всякому, кто сколь угодно мало разбирается в ведении хозяйства, очевидно, что никакая экономика не способна существовать без денег в той или иной форме. Также и Солнечная система функционирует в скрытом обмене финансов.

Так лучше для сознания, на данном этапе люди не обременены заработком, ведь у них всё есть, они могут сосредоточиться на развитии навыков, на образовании, на качественном выполнении работы… Это исходит изнутри. Это некий уровень общества. Но это только один из этапов. Когда-нибудь пройдёт и он, и мой первый проект, как и всякая система, сменится чем-нибудь новым, каким бы успешным он ни был, как бы часто ни вносились изменения, адаптирующие его под современные реалии.

Тогда вернутся и деньги. Их настоящая задача — поддерживать материальное благополучие жизни здесь, в физическом мире, это универсальный порядок обмена, который извращён сейчас жадностью эгоизма. Когда-нибудь всё станет так, как должно, и мы должны быть к этому готовы. В то прекрасное время многие нерешаемые проблемы просто уйдут.

Сейчас вам придётся самим разобраться с вопросом Янтарной планеты. Вы можете не вмешиваться: тогда этот мир тихо и незаметно рассыплется в простейшие частицы, из которых реорганизуется новое творение. Вы можете внедрить любые технологии извлечения ресурсов, и бороться с последствиями этого решения вам предстоит самостоятельно.

Итак, выбор за вами. Любую опцию я поддержу.

Майя хотела было возвратиться к рабочему месту, но в зале, не имевшем стен, возник проход, из которого вышел Энцелад. Совсем утомлённый путешествием, он нёс в руках небольшой террариум. По лицу Фионы инженер догадался, что переговоры прошли безуспешно.

В разговоре с гиадой девушка обратила внимание на декорации, которые присутствовали в офисе постоянно: каменные пруды и каналы, устланные кварцем и заросшие мхом, слегка наклоняясь друг над другом, устраивали каскадные водопады, подвешенные в воздухе. В любой топологической конфигурации на водной глади постоянно присутствовало одно единственное растение — золотая кувшинка. Очевидно, данный цветок представлял собою символ Майи как нимфы.

— Прошу принять наш скромный дар, — Фиона преподнесла хозяйке цифр травянистую лягушку — эндемика Янтарной планеты. — Надеемся, он сделает Вашу работу приятнее.

Взяв создание в руки, Майя долго рассматривала его, желая определить, относилось ли оно больше к амфибиям или к царству растений. Лягушка озорно подмигнула, облизнулась, и нимфа, отпустив её в воду около водопада, удивилась, когда среди кувшинок появился один новый цветок.

— Думаю, здесь ей понравится, — решила нимфа.

— Что мы собираемся делать теперь? — интересовался Энцелад, когда космолёт возвращался уже на Венеру.

Девушка ничего не ответила, покачала головой и молчаливо прижалась к его плечу. Как бы то ни было, механик был рад, что всё кончилось: от эпопеи с Янтарной планетой позволительно и передохнуть.

— Побудь со мной ещё немного, — просила Фиона, держа Энцелада за руки.

— Отказаться было бы невежливо, — решил он и сошёл вместе с ней на поверхность парящего острова.

Студентка вела товарища вперёд, пока мимо проплывали здания. Девушка увлечённо показывала инженеру район и, пусть она и не питала особого тепла к соседям, с Энцеладом она готова была говорить на любые темы; он же наслаждался тем, что мог слушать Фиону.

— Вот здесь живёт прекрасный врач. Ему достаточно много лет отроду, и за долгие годы практики и учёбы он расширил свой терапевтический профиль, и теперь его смело можно назвать мастером на все руки, — она указала на трёхэтажный дом с большими зелёными окнами, прозрачность которых регулировалась хозяином. — А здесь обитает известный геодезист. По правде говоря, в своём имении он появляется редко, ибо занят разведкой новых колоний за пределами Солнечной системы, — следующее здание, зиждившееся на треноге, смиренно ожидало владельца в состоянии сна. — Один из первоклассных архитекторов Венеры в данный момент принимает участие в возведении университетского филиала в Магеллановых Облаках, так что с ним тоже встречи редки, — дальнейшее строение состояло из нескольких шаров, объединённых в интересную фигуру, рассчитанную таким образом, чтобы гравитация планеты её не развалила. — Свой дом он спроектировал сам.

— Улица талантов, — улыбнувшись, отметил Энцелад.

— И ты близок к правде.

Наконец, двум странникам предстал кров, под которым каждую ночь проводила Фиона, заучивая до дыр информацию. Её фамильный дом, похожий, скорее, на миниатюрный особняк, был невысок, но строен. Всего пара этажей, выложенные из вишнёво-красного кирпича, поддерживаемые резными белыми колоннами, глядели на прохожих через округлые окна. У подножия румяного великана расстелилась поляна из одуванчиков, опоясывавшая фундамент, начинавшаяся у ворот и иссякавшая только у крыльца, на котором, удобно устроившись в мягком креслице, с деловым видом занималась рукоделием мать семейства.

Завидев её, Энцелад не решался сдвинуться с места.

— Ты чего? — удивилась Фиона, полагавшая про себя, что её товарищу родовые отношения были в новинку. — Мы всегда рады гостям! Остерегаться тут нечего.

Неохотно передвигая ноги вдоль дорожки, рассекавшей зелёную золотисто-белую мозаику двора пополам, инженер с затаённым дыханием приближался к неизбежно неприятному разговору.

— А вот и вы, — Ио смерила ребят одобрительным взглядом, и присутствие Энцелада в этот раз не сломило её величественного образа, которым она привыкла встречать деловых партнёров, молчаливо утверждая: «Это я!».

— Мама, спешу представить моего хорошего друга! Это Энцелад, мы однокурсники!

— Наслышана о Вас от Фионы, — призналась женщина так спокойно, что ей почти можно было верить. — Проходите, попробуем кофе и пообщаемся.

Пока студентка выбирала ингредиенты для напитков на кухне, предварительно опросив собеседников о предпочтениях, оставленные один на один Ио и Энцелад никак не начинали разговор.

— Я хотел бы попробовать то же, что и ты, — сообщил он подруге и принял вдруг обыкновенный свой вид сурового циника, каковым его Фиона прежде не лицезрела.

Ио довольно поправила браслет на запястье и молчаливо уставилась на гостя, ожидая подачи кушания. Робот-слуга доставил на подносе только что сваренные им напитки, выложил их металлической рукой и уехал, после чего в комнату вошла сама Фиона.

— Чем закончилась твоя поездка в Башню переговоров? — поинтересовалась мать.

— Отказом гиады, — уныло ответила та, присаживаясь около друга. — Кажется, нам теперь никто не поможет…

— Я уверена, решение всегда можно найти. Нужно только немного постараться, — Ио пригубила из чаши.

— Время на исходе, и все старания впустую!

— Солнце моё, не кори себя понапрасну, ведь в запасе у тебя ещё несколько лет. За это время профессор Пандий примет верное решение.

— Нельзя такую ответственность давать одному человеку…

— Как бы ты поступила на его месте?

— Я бы… — она грустно опустила голову на руки, — убедила Астральную династию или других наших союзников отодвинуть планету подальше от солнца. Это бы всё разрешило…

— Высоко метишь, — вынесла вердикт Ио, после чего переключилась на молчаливого гостя. — Вас не устроили вкусы моей дочери?

Энцелад застыл над жерлом органических соединений, представлявших собой молочно-кофейную смесь, на верхушке которой насупилась пенная плёнка, устланная пурпурными лепестками, источавшими ароматы лаванды. Жар, впитавший в себя эти запахи, неистово дразнил инженера, хлестал его по лицу незримыми потоками тепла, навевая своей сладостью горькие сцены из прошлого.

— Если не хочешь, не пей, — ласково прошептала Фиона, и однокурсник посмотрел на неё с успокоением. Его лик, и без того бледный, покрылся испариной, когда Фионе, единственному спасению этого вечера, вдруг позвонили, и она поспешила удалиться на разговор с наставником.

— Фиона! Душенька моя, всё ли успешно? — нарочито-эмоционально воззвал к ней Пандий по ауросвязи.

— Лёгок на помине, — усмехнулась Ио.

— Мама, Энцелад, мне необходимо доложить о поездке.

— Ступай.

Когда дверь захлопнулась и утихли на лестнице шаги, писательница бросила в оппонента заготовленную фразу:

— И чего тебя потянуло на младших?

— Я полагал, ты принимаешь свободу выбора Фионы.

— Ты старше её на порядок!

— В 51-ом веке возраст — понятие условное. Тебе ли не знать?

— Она ещё юна для тебя!

— И всё же она достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения.

— Значит так, — женщина выпрямила стан, приняв властную осанку. — Раз среди всех дочерей Венеры тебе посчастливилось выбрать мою, придётся прислушаться к ещё одной стороне.

— Я знал, на что шёл. Давай же, говори, что тебе так хочется заполучить? Деньги, драгоценности, связи? Боюсь, всё это для тебя сейчас недоступно.

— Я всё продумала, — улыбнулась она, протягивая небольшой ауротрансмиттер. — Здесь ты найдёшь ответы на свои вопросы, с пояснениями.

— Премного благодарен, — инженер принял устройство, но не стал его активировать в доме, спрятал в карман пиджака. Покрутившись в поисках двери, он намеревался уйти.

— А ты почти и не изменился, — в голосе Ио слышалась свойственная матери мягкость. — Возмужавший и окрепший, но внутри всё тот же хрупкий мальчик, точно только вчера обнаруживший себя на борту Гипериона.

— Не ждал узнать, что ты грезишь о минувшем, — выдохнул Энцелад, виновато опустил плечи: — К сожалению, наш капитан и подобные ему люди перенесли разлуку с юностью слишком тяжело и безвозвратно утратили внутреннюю и внешнюю свежесть, пусть они и цеплялись за неё изо всех сил.

— Пока элексир вечной молодости не изобретён, все мы стареем, — Ио пыталась демонстрировать, что удар не задел её самолюбия. — И всё же, пока одним время уготовило ветшание, другим дозволено тратить годы на поиски себя, меняя сферу интересов и обнуляясь постоянно, большую часть жизни приравненные по возможностям к младенцам. За бедолаг остаётся помолиться, и, быть может, к седине в висках они разберутся, для чего им жить.

— Сострадание твоё похвально, но посочувствовать можно и тем, кто ждут чудес у закрытой двери…

— Думаю, до исполнения условий договора нам допустимо не встречаться.

— Кое в чём мы солидарны!

— Прощайте, друг! — Ио радостно провожала Фиону и Энцелада взглядом к воротам.

— Уже скучаю по тёплому общению! — кинул он через плечо.

— Надеюсь, потом вы поладите… — студентка не осознавала деталей, но по общему настроению догадывалась, что разговору не хватало приятных эмоций. — Моя мама — человек непростой, но найти общий язык с ней можно.

— Мы постараемся, — Энцелад напоследок улыбнулся.

«Ты обрела хорошее знакомство, моя дорогая, — про себя заметила мать. — Если он добился встречи с гиадой, то и моё небольшое поручение твой друг сердца выполнить сумеет.»

«Как бы я хотела, чтобы ты меня поддержала, а не ограничилась парой фраз в это непростое время! Совсем как Европа Галилеевна…» — жаловалась мысленно дочь, возвращаясь домой.

Все принялись заниматься своими делами: Ио возвратилась к ваянию художеств, а Фиона отправилась отдыхать в обнимку с питомцем.

«Что же, отношения родителей и детей тоже пестрят эгоизмом…» — подумала Альциона, наблюдая за ситуацией из Аллеи Звёзд.

Нимфа Искренности сошла в тёплую купель, закутанную в душистый пар засушенных трав. На изумрудной воде в белоснежной ёмкости плавали лепестки сакуры, то сталкивавшиеся между собой, то увлекаемые качкой лёгких волн.

На другой стороне купальни показался стройный силуэт прекрасной Евдоры, посетившей Аллею после длительных своих похождений. Выдохнув и расслабившись, она распустила шелковистые светлые волосы.

— Как же здесь хорошо, — нимфа Устремлённости вытянула вперёд свои ноги.

— Давно тебя тут не видела, — улыбнулась младшая Альциона.

— Иногда и мне приходится оставлять внешнее тело, чтобы отдыхать. Вернее, я никогда не нуждаюсь в отдыхе, это физическое сознание моё устаёт и после работы требует нескольких часов тишины. Пока мы заняты проблемами материи, с ними приходится считаться. Но как же здесь хорошо…

Наступило молчание, необходимое нимфам, чтобы набрать силы.

— Не замечаю твоего присутствия в мире, — как бы опомнившись, старшая Евдора обратилась к сестре. — Тебе пора выйти наружу.

— Я не уверена, что готова, — призналась собеседница. — Этот мир не будет мне рад.

— Как ещё посмотреть! — рассмеялась Устремлённость. — Чем больше у тебя врагов, тем слаще победы. Каждой из нас приходится встречаться с сопротивлением, и не всегда это бывает приятно… Я лишь хочу, чтобы ты ничего не боялась. …совсем недавно меня пригласили на международный творческий фестиваль, однако у меня совсем нет времени ходить и рассматривать картины! Я буду признательна, если Неделю искусств ты посетишь вместо меня.

— Спасибо тебе за поддержку.

Открыв глаза, Альциона вновь оказалась перед каменной стеной в своей комнате. Она огляделась: скромный интерьер, не насыщавший её эстетического вкуса, за эти четыре года наскучил бы и, наверное, самому прожжённому аскету.

— Я хочу кое о чём попросить, — заявила она в пустоту, и система, улавливавшая каждое её слово, доложила стражникам о просьбе гиады.

— Слушаем, — отозвалась система.

— Я у вас редко что-нибудь требую, но теперь мне нужен следующий элемент обихода: цветочная ваза.

— Да будет так.

На простецком комоде материализовался необходимый предмет.

— Прошу включить в условия моего проживания ещё одну вещь: кувшин с водой.

— Да будет так.

Рядом возник хрустальный сосуд, до краёв наполненный жидкостью. Почти всю воду девушка перелила в вазу, после чего, повинуясь неловкому движению, кувшин с грохотом упал на пол и разлетелся на десятки осколков.

— Ну вот! Заключение сделало меня такой неуклюжей. Как жаль, что ваша система не настроена на удаление объектов. Что же, придётся вызвать кого-нибудь, кто уберёт этот беспорядок!

— Да будет так.

В стене открылось крохотное отверстие, из которого выскользнули небольшие, точно спичечные коробки, дроиды. Они принялись собирать стёклышки в единую расплавленную массу, чтобы вылепить из неё новую утварь.

Такой расклад не устроил гиаду, и по сокращению её мысли роботы вышли из строя.

— Кажется, сегодня у вас неполадки с электроникой! И без человека тут не обойтись!

— Да будет так… — согласились после небольшой паузы, и в помещение вошёл стражник в особенном обмундировании, специально выученный противостоять псионическому влиянию сущностей. Его чёрная маска скрывала лицо, броня была звуконепроницаемой, а встроенный в шлем аудиопроигрыватель сосредотачивал мужчину на ряде определённых задач с помощью повторявшихся словесных формулировок.

Стараясь не глядеть на Альциону и, уж тем более, не устанавливать с ней зрительный контакт, он наклонился, чтобы устранить причинённый здесь маленький хаос.

Девушке запрещено было приближаться к уборщику, как-либо с ним заговаривать или воздействовать на него иными способами. В общем, ей это было не нужно. Она уже подменила программу «Собери все осколки», «Смотри вниз. Не отрывайся от пола», «Уходи» на «Какая хорошая погода!», «Почему бы не погулять?» и «Ты заработался. Уйди сегодня пораньше!».

Оставив в цветочной вазе ветку ночного жасмина, вынутую из рукава собственной мантии, Альциона поклонилась и вышла из комнаты вместе со стражником.

— Нарушены условия содержания! — хотела было крикнуть система, но издала только весёлое: — Сегодня первый день долгожданного отпуска!

Обрадовавшись такому событию, все разошлись, и Альциона отправилась в странствие.