Япет (джен)

Ночное небо очаровывало своей красотой и необъятностью пещерного человека. Возможно, уже во времена зарождения цивилизации в нас поселилась некая искра, завлекавшая к космосу.

12 апреля 1961 года советский космонавт Юрий Гагарин совершил первый пилотируемый полёт по орбите Земли. Эта дата навеки вошла в память народов планеты.

В дальнейшем технологии освоения космического пространства развивались интенсивно, невзирая на все препятствия, что уготовила человечеству судьба. В непростых условиях совершались великие открытия, и к 2100-му году н.э. все глобальные проблемы физики и инженерии удалось разрешить. За долгие годы прогресса общество усвоило все полученные знания, и мир подошёл к этапу сверхновейшей истории, когда наука приготовилась совершить стремительный рывок к неизведанному.

Так, следующие три тысячи лет ознаменовались изучением мира, явившего себя с совершенно неожиданной стороны. То, о чём нельзя было и подумать в прошлом, становилось абсолютной возможностью, и человечество преобразилось до неузнаваемости.

Простор мысли новейшего человека не был ограничен одной лишь планетой. Технологии сверхсветового перемещения позволяли ему обустроить социум и быт на окраинах Млечного Пути и устремиться в путешествие по бесконечности вселенной.

К сожалению, эпоха космических странствий не увенчалась выявлением внеземной жизни.

Человек всё ещё был одинок.

5005 год. Ошибка терраформирования объекта Глизе 667 С с привела к техногенной катастрофе планетарного масштаба, в результате чего связь с планетой была разорвана. На помощь колонии была отправлена 168-я дивизия Межзвёздной Кавалерии.

— Глизе 667 С с — планета в зоне обитания в тройной звёздной системе Глизе 667. Особенностью данного объекта являются не только живописные закаты и рассветы, имеющие место быть одновременно с зенитом, но и богатая ресурсами литосфера, способная обеспечить молодую колонию всеми необходимыми материалами.

К сожалению, из-за разреженной атмосферы в отсутствие парникового эффекта температура на планете не превышает 250 Кельвинов, ввиду чего Глизе 667 С с скована океанами водяного льда. Тем не менее, слабая активность трёх солнц не несёт угрозы развития живому организму на поверхности данного объекта.

Превратим же Глизе 667 С с в настоящий рай! Космические переселенцы, присоединяйтесь к проекту терраформирования планеты! Сделаем жизнь прекрасной на Глизе 667 С с!

Бортовой компьютер закончил вещание, продемонстрировав концепты будущих городов.

— Вот и она, — капитан судна глядел на холодный лик мрачного небесного тела, и оно уставилось на него со всем своим молчаливым величием. Недолго поразмыслив, командир дал свой приказ: — Установить контакт с локальным ауротрансмиттером.

— Ядро колонии не отвечает, — сообщал ему подчинённый, — Синхронизация невозможна. Предлагается использовать псионическую мощность нашего флота для выявления оставшейся разумной жизни на планете.

— Действуйте.

Космические корабли дивизиона закружили по орбите Глизе 667 С с, производя сканирование ландшафта от полюса до полюса. За достаточно долгое время не были обнаружены ни аномалии, ни следы человеческой деятельности: лишь просторная белая пустошь монотонно озарялась одним из двух солнц, изредка заворожённо румянилась, подмигивая красному карлику светотенью в россыпи кратеров.

— Не может быть, чтобы колония, сагитировавшая целую галактику на вовлечение людей и ресурсов, вдруг сама по себе бы исчезла. Штаб определил нам точные координаты.

— Ноосфера наполнена искажениями. Согласно показаниям дронов, Глизе 667 С с покрыта слоем энигматической пыли, по своей природе препятствующей восприятию информации. До завершения расшифровки псиополя не рекомендуется высаживаться на поверхность планеты.

— Произошёл резонанс. Найден человек. Местоположение пострадавшего определено: Сердце колонии.

Мальчик со светлыми волосами и едва различимыми в полумраке веснушками прижимался к углу, мертвенной хваткой обняв шинель. Отчаянно дрожа, он всё поглядывал через окна, откуда каждый раз, когда над горизонтом восходило бледное солнце, веяло всё более суровым морозом.

Бесчувственный металл терял тепло ежечасно, не оставляя шансов пережить эту жестокую пору, когда от тишины звенело в ушах и зубы трескались из-за судорог. Сухой воздух медленно, но верно заполнял одинокую комнату, и малыш, периодически впадая в дрёму, вдруг просыпался в холодных дланях непогоды.

Он ждал своих мать и отца, но родители, оставившие своего сына здесь, всё не собирались вернуться. Бывало, ребёнок радостно отзывался на звук чьих-то шагов, недоумевая, как сердцебиение способно было вызвать столь громкое эхо.

Пунцовое светило, скользившее вдоль окна, напоминало по-матерински нежный поцелуй, а ночные звёзды, следовавшие за ним, сияли тоскливо-добродушной синевой, словно это отец глядел на мальчика через пелену Млечного Пути. Может быть, в рукавах галактики его ждали все друзья и родные, и только он оставался здесь мёрзнуть совершенно один.

— Невероятно! Живорождённый! — слышался звон механических доспех, но дитя не реагировало, даже когда его заботливо перенесли в эвакуационную капсулу.

Три звезды, сопровождавшие мальчика в течение всей его

жизни, подмигнули ему сквозь сон на прощание.

В искусственном освещении лампы капитан отбрасывал тень на стены медицинской каюты. Он всё бродил взад-вперёд, ожидая пробуждения ребёнка. Когда мальчик наконец подал признаки жизни, шкипер показал ему своё улыбчивое испещрённое шрамами лицо.

— Мой юный друг, ты уже пришёл в чувства! Как тебя величать, храбрец?

— Япет, — коротко буркнул он, осматриваясь. — Вы не знаете, где мой папа? Я его давно жду.

— Сейчас мы занимаемся его поисками, — убеждал собеседник, подсаживаясь поближе. — Но давай сперва познакомимся. Ты уже представился, поэтому пришла моя очередь. Я Гиперион, командир Звёздной Кавалерии. В данный момент ты в безопасности на нашем корабле, но, чтобы отыскать остальных, нужна твоя помощь. Будь добр, скажи, помнишь ли ты что-нибудь перед тем, как расстаться с родителями?

— Папа рассказывал мне про Африку. Знаете, какие звери там обитают? Большие жирафы с вот такой шеей, — Япет потянулся к потолку. — Она им нужна, чтобы есть вкусные листья с деревьев. Ещё там есть слоны. Больше, чем эта комната! Но не бойтесь их, они на самом деле добрые, если с ними не ругаться. Один из них даже катал маму на спине, когда она была маленькой…

Япет невольно замолчал, уставившись на Гипериона: по-старчески печальные глаза командира выглядывали из-под седины бровей так же умиротворяюще-спокойно, как заря всматривалась бы в своё отражение в зеркале моря.

— Твои мать и отец — земляне. Совсем, как и я. На просторах необъятного космоса нас осталось не так уж много, но в нужные моменты мы всегда оказываемся рядом. Давай так: ты побудешь у нас, пока твои родители не найдутся, и вскоре после этого вы все вместе отправитесь на родную планету, — военный продолжил, лишь когда Япет кивнул. — Пока отдыхай. Пообщаемся позже.

Радуясь возможности двигаться без дрожи в теле, маленький Япет всё бегал к иллюминатору, наблюдая за перелётами небесных мустангов. Необычные устройства, которыми располагала Звёздная Кавалерия, напоминали не то птиц, не то железных пегасов, что ныряли в атмосферу планеты с таким рвением, словно сами механизмы могли ощущать тягу покорения высоты.

— Стой! Куда идёшь? — кричал надсмотрщик.

Чтобы рассмотреть бесстрашных пилотов в непосредственной близости, Япет покинул назначенную ему комнату. В бесчисленных коридорах лайнера он заблудился, и, когда в очередной раз услышал за спиной разговоры, юркнул в тёмное помещение, где его никто не мог бы заметить.

— Как это произошло? — недовольно шептал женский голос, — Разве вас не учили безопасно приземляться?

— Я заходил на посадку, как вдруг осознал, что через пару мгновений врежусь в вышку связи. Чтобы не навредить гражданскому объекту, я круто развернулся, и… остальное Вы видите сами.

Япет осторожно выглянул за угол и обнаружил женщину-врача, отчитывавшую бедного кавалергарда с каким-то неестественным разворотом шеи. Располагаясь спиной к врачевательнице, солдат мог без усилий вести с ней беседу и поддерживать зрительный контакт. Должно быть, при крушении ему отсекло голову скалистым выступом, после чего отрубленная конечность приросла неправильным образом.

— Мы тебя разжалуем в кадеты! — возмущалась женщина, но, наконец, остыла, тяжело выдохнула и взялась за переносицу. — Идём. Необходимо отделить это безобразие от тела и пристроить его обратно в надлежащем виде. Не беспокойся ты так: операция вызовет локальную регенерацию клеток и едва ли отразится на твоей продолжительности жизни. В лазарете всё не так, как в бою. Доверься специалистам.

Пилот неуклюже зашагал спиной вперёд за доктором, после чего дверь за ними закрылась. На табличке у входа в каюту замаячил красный крест, сообщавший о проведении медицинских процедур.

Когда мальчик решился продолжить своё путешествие, из глубин тёмной комнаты, в которой он находился, к нему потянулась чья-то рука. Схватив ребёнка за плечо, таинственный некто обратил Япета к себе, и малыш, напуганный кромешной мглой, начал безуспешно отбиваться от захватчика.

— Отпусти! — кричал он, пиная обидчика. — Отпусти меня!

— А ты бойкий, — заметил некто, отстранив Япета в угол помещения. — Теперь, как ты и просил, я тебя не трогаю. Ребёнок на корабле — большая редкость, и вот ты осчастливил нас своим прибытием. Но не стоит гулять в одиночку: здесь много взрослых людей на нервах, которым на глаза лучше не попадаться. Они заняты решением сложных вопросов. Отменным везением можно считать нашу встречу, ведь я как раз завершил настройку аппаратуры и готов сопроводить тебя в твою уютную комнатушку. Меня зовут Энцелад, и я инженер космической Кавалерии.

Энцелад протянул вперёд длань в знак приветствия, но мальчик её даже не заметил.

— Так ты не видишь! — удивился техник, словно восклицая: «Эврика!» — Ох, не самое приятное выходит знакомство, ведь тебе кажется, что мы в темноте. Хочу, чтобы ты знал: это не совсем правда. Вернее, даже так: свет здесь изобилен, просто он смещён за пределы привычного спектра. Постарайся отринуть в себе всё, что утверждает, будто бы в этой комнате ничего нет. Можешь даже закрыть глаза. Теперь обрати внимание на то, что осталось.

Япету послышалась мелодия, чем-то напоминавшая колыбель его матери. Нежная и умиротворяющая, она прогнала страх, и сама тьма, лишившись главного оружия, расцвела гармонией ярчайших красок. Комната озарилась блеском мириады созвездий, рассыпанным по стенам и потолку, а в самом центре на едва уловимых волнах легко колебался белоснежный цветок. Кружась в переливах серебристого гало, каждым лепестком он вибрировал, играя с тишиной в изящество нот, не всегда различимых для слуха.

— Это ауротрансмиттер, — объяснял, улыбаясь, Энцелад, — Он расположен в каждом модуле астролайнера и во всех личных летательных средствах. Ауротрансмиттер выступает универсальным коммуникационным устройством благодаря своей возможности транслировать информацию на любые расстояния практически мгновенно. Эта технология передаёт данные напрямую в сознание, избавляя нас от необходимости в разработке интерфейсов повышенной сложности. У аппарата есть и другие особенности, но говорить о них придётся достаточно долго. Раз ты никогда с ним не взаимодействовал, тебе только предстоит научиться им пользоваться.

Восхищённый красотой и безмятежностью плавучего цветка, Япет едва только коснулся его основания, как вдруг ауротрансмиттер закрылся и замолчал. Комната утонула в потёмках в отсутствие яркого источника света. Озадаченный Энцелад отвёл ребёнка в каюту.

Тем временем на капитанском мостике Гиперион обсуждал ситуацию с советниками.

— Когда я достиг центра колонии, планетарный ауротрансмиттер пребывал в состоянии сна, — вспоминал командир. — Но, стоило мне приблизиться, ядро развернулось и осветило ноосферу планеты, выжигая энигматическое напыление, не позволявшее нам оценить обстановку. Согласно записям ауротрансмиттера и в соответствии с проведённым анализом, почти два полных орбитальных периода назад было зафиксировано исчезновение всех колонистов с лица планеты Глизе 667 С с, и через 5 целых и 6 десятых секунды после этого события ауротрансмиттер впал в бездействие.

— Ядро обязано было продолжить работу! Учитывая, что остался единственный выживший, необходимо было обеспечить его контакт с группой спасения!

— Согласно природе ауромедиатора, он не выключается, даже если в его секторе галактики отсутствует разумная форма жизни. Должно быть, мы имеем дело с последствиями неисправности, не выявленной нормконтролёром.

— Насколько мне известно, — в дискуссию вмешался Энцелад. — Интенсивное псионическое излучение ауромедиатора пагубным образом воздействует на детскую психику. Его выключение в присутствии ребёнка — защитный механизм, предусмотренный разработчиком. Данная механика упоминается в справочном руководстве.

— Значит, — подытожил капитан, — Вещание ауротрансмиттера оборвалось оттого, что на всей планете в живых остался только этот мальчик… — Гиперион выдержал задумчивую паузу. — Объявить Глизе 667 С с непригодной для всякой колониальной деятельности. Пока учёные не определят причину гибели субцивилизации, степень ограничения на пересечение звёздной системы Глизе 667 поднять до полного запрета приближения на расстояние в девятьсот астрономических единиц.

— Предложенная мера одобрена Астральной династией, — донеслось из центра галактики. — Начинать к исполнению.

Несмотря на усилия поисковых групп, в недостроенных городах планеты не осталось никаких следов её обитателей. Аппаратура и транспорт пребывали в том же положении, в котором перестали быть нужными людям, когда те вдруг исчезли. Психическая активность ноосферы была нулевой, словно никогда и не встречала человека. Исследования не приносили результатов, и кавалерийские силы постепенно мигрировали в другую область Млечного Пути, где готовилась разразиться война.

— Тебе придётся побыть здесь, — прощался Гиперион с мальчиком, к которому привязался. — Конгломерация планет в звёздном скоплении Ясли славится лучшей образовательной программой в космосе. Здесь воспитываются дети со всех концов галактики, и тебе с ними будет нескучно. Учись хорошо, друг мой, и когда ты немного подрастёшь, удостоишься возможности посетить родную Землю.

Жизнь в специализированном заведении сулила наибольшую безопасность для Япета, ведь на военном лайнере о нём толком не могли позаботиться. Все окружавшие его люди, невзирая на возраст и чин, были далеки от родительского бремени и обращались с мальчиком преимущественно как с равным или с подчинённым солдатом.

Данная особенность поведения была обусловлена спецификой космической гонки, которой предало себя человечество, начиная с 3500-х гг. н.э. Земля — прекрасная колыбель цивилизации братской расы, но за её пределами космос был холоден и жесток. Непрерывная борьба за выживание со временем и пространством сделала процесс рождения и воспитания детей дорогим и опасным, и в условиях нехватки возможностей и ресурсов на смену естественного размножения пришла технология искусственного воспроизведения поколений.

Названная программа имела ряд преимуществ: доскональный контроль над генетикой исключал возникновение врождённых заболеваний, в совокупности с ускоренным делением клеток возможно было создать здоровый взрослый организм за кратчайшие промежутки времени. Взятая за основу совокупность биотипов динамически пополнялась новыми экземплярами, и вместе с методикой внедрения допустимых мутаций всякий раз конструировалась неповторимая новая личность.

Благодаря широкому применению ауромедиаторов в сознании воспроизведённых людей была заложена вся необходимая для выживания информация. После появления на свет они были готовыми к деятельности гражданами, и, согласно исследованиям, их психика полностью соответствовала нормальной. Так эта технология и получила масштабное распространение, и космос заполонил человек, минувший стадию взросления.

Во вселенной стало намного меньше детскости. На военном лайнере, подобравшем Япета, вероятно, никто никогда не взрослел и потому не понимал, как стоило обходиться с ребёнком. Из всех своим отношением выделялся Гиперион, но статус капитана не позволял ему уделять много времени мальчику. Пребывание Япета в таких условиях не могло длиться долго, отчего и было принято решение передислоцировать его в галактический пансион.

Звёздная система Глизе 667, в которой жил Япет, стала закрытым участком космоса. Над делом о загадочном исчезновении колонии трудилось несколько бригад учёных — последние из тех, кто ещё надеялся вывести из морозной планеты вложенные средства.

Рассвет длился безмятежно долго, накрывая землю своим янтарным куполом. Облака металлического оттенка, плывшие по небосклону с надменной тяжестью, волочили на своих спинах яркие огоньки, что, перепрыгивая между пушистыми сгустками пара, страстно играли в догонялки друг с другом. Их нескончаемая эстафета приковывала взоры множества наблюдателей, ведь благодаря непосредственной близости звёзд при должной усидчивости можно было заметить их самое настоящее перемещение. Неспешно вращаясь вокруг общего центра масс, они увлекали планету за собой, к середине скопления, но медно-рыжее солнце удерживало своего спутника гравитацией, не позволяя ему сорваться с орбиты к лучезарным соседям.

Светило, служившее планете якорем в море бескрайнего космоса, переживало период повышенной активности, готовясь к метаморфозам. Катализация термоядерных процессов местного солнца пребывала в начальном этапе, ввиду чего обитатели этого мира не торопились покинуть его. Выведенные здесь столетия назад специальные растения заполонили поверхность планеты: багровые озёра с растворёнными в них водорослями и леса, выгоревшие позолотой, выделяли достаточно углекислого газа, чтобы фильтры обеспечивали атмосферу необходимым количеством кислорода.

— Дети! Не снимайте защитные устройства, будучи на улице! — тревожно напоминала воспитательница, проверяя, чтобы сапфировые маски надёжно прилегали к лицам учеников.

Проводить время на свежем воздухе — обязательное условие для полноценного развития ребёнка. Пусть выживание в этом мире и требовало бережливого отношения к солнцу, первые пятнадцать минут каждого дня разрешалось проводить время за пределами экранированных помещений. Дети, просыпаясь в преддверии утра, выбегали резвиться без спецодежды, кувыркались по склонам красновато-жёлтых трав, пели песни о золотом лучике и плескались водой в извилистом ручейке.

— Мы живём словно в клетке, — Япет бросал в воду камни, оставляя в точках удара концентрические окружности, тонкие, как янтарные нити. — Спим по расписанию, едим в заведённое время отмеренные порции, что день, что ночь мы проводим в тени, спасаясь от солнца, словно букашки мы, а не люди. В этом ядовито-соломенном мире всё настолько жёлтое, что аж тошно. Даже растения здесь переживают светлое время суток только потому, что в ночи они спят и растут быстрее, чем днём их испепеляет звезда. Их специальный окрас отражает большую часть солнечного излучения, поэтому они представляются нам в оттенках оранжевого спектра. Монохромное солнце делает всё одинаково-скучным.

— Ты хорошо помнишь наши старые уроки, — заметила юная Фиона, с робким восхищением рассматривая листок у самого носа. — А мне нравится. Освещение, которое создаёт нам наша звезда, благородное и чистое. В нём различимо сияние пламени, оно не искажает блеск украшений из топаза и жемчуга, а мандаринам и персикам придаёт более глубокий и насыщенный оранжевый цвет. Жителям других миров сложно представить красоту нашего дома, пока они не увидят её сами.

— Может быть, ты права, — Япет протянул вперёд руку, и его ногти и пальцы озарились золотистыми переливами зари. — Но, когда восходит солнце, остальные звёзды меркнут. Всё-таки ночь для меня ближе, чем эта жаркая однотонность.

— Дети! Время увеселительных процедур подходит к концу! Пора идти на уроки!

— Ну Европа Галилеевна! — хором промычали ребята, — Ещё пару минуток!

— Через это время у вас у всех случится тепловой удар. Быстро в школу!

Юноша встречал рассвет без какой-либо экипировки. Тёплые потоки ветра растрёпывали ему волосы, заставляя его улыбаться. Горячие лучи отогревали Япета после ночной прохлады, и даже через закрытые веки было ощутимо грандиозно-торжественное шествие звезды по небесной вершине.

— Ты что, удумал ослепнуть?! — возмутилась Европа Галилеевна, набрасывая на воспитанника тёмно-синие очки и отражающую одежду. Прописав ему подзатыльник, женщина повела юношу в класс.

Ввиду стремительно нисходящему на нет числу учеников детская школа-интернат теряла спонсоров. От некогда былого величия сохранились только название и консервативные методы просвещения. В настоящее время единственной группой из тринадцати студентов занимались немногие учителя и работники заведения, продолжавшие службу по зову сердца. Вероятно, в условиях военного времени большую популярность приобрело домашнее обучение, при котором родители самолично обеспечивали безопасность детей, и в школе остались те, кого забирать было некому или кого попросту не хотели.

— Мама обещает прилететь к выходным, — радостно кружилась Фиона с устройством связи в обнимку. — Мы так давно не виделись!

Фиона

Одноклассница Япета, Фиона, была дочерью прославившегося своими открытиями учёного и известной писательницы, разбогатевшей за счёт контракта с межпланетной торговой коалицией. Её произведения широко тиражировались и продавались по всему Млечному Пути, а недавняя книга «Мать» с критикой замужества и материнства снискала большую популярность среди поклонников.

— Только ленивый не высказался на эту тему! — упрекали её недоброжелатели.

— Мой опыт уникален, ведь немногие в наши дни заводят потомство, — отвечала она. — Моя работа обращена к современности, ко всем смельчакам, что решатся взвалить на плечи эту большую ответственность. Она не имеет ничего общего с идеями прошлого. Надеюсь, книга спасёт множество жизней.

Вынашивание и рождение ребёнка — непростое испытание для женского организма. Подарив жизнь, женщина безвозмездно отдаёт своё здоровье и силы, чтобы её дитя процветало. Так, мать Фионы, родившая девочку в качестве эксперимента, пожертвовала своей продолжительностью жизни, после чего проводила весь досуг на курорте, тщетно пытаясь восстановиться в дорогих апартаментах на берегу звёздных морей, и изредка навещала свою дочь в интернате.

В открытом платье, расшитом капелью из красной шпинели, в шляпе с широкими полями и в изящно-чёрных, как ночное небо, очках писательница вышла из космолёта. Её любимая брошь из падпараджи в бриллиантовой россыпи как-то особенно ярко сверкала в лучах шафранового солнца, чему женщина была искренне рада.

Мама Фионы

Не успела она ступить за порог интерната, как была окружена группой студентов. Пытаясь отыскать своего ребёнка среди малознакомых лиц, дама и не заметила, как к ней тихонько подобралась Фиона.

— Здравствуй, мама, — девушка обняла свою мать и направилась с нею на прогулку по внутренности школы. — Ты ведь сама понимаешь, насколько небезопасно перемещаться по нашей планете без защитной формы. Ты очень рисковала, когда спустилась из корабля без…

— Солнце моё, при перелётах я всегда использую особенный крем. Твоя мама должна выглядеть хорошо, пока она молодая, — объяснила она, вынимая из сумочки подарок. — Держи, моя дорогая, это тебе.

Фиона приняла мягкую игрушку с розовым бантом на шее. Миловидная, с большими глазами-пуговицами она глядела на девочку с глубоким осознанием своей ненужности. На животе у зверушки красовалось сердечко с неизвестным функционалом.

— Здесь сохранены 1024 записи последних моих интервью. Тебе хватит на какое-то время.

— Однажды, когда я попивала саке в свете трёх лун, я задалась рядом экзистенциальных вопросов: «А зачем нам война? Почему мы так и не устранили голод? Удалось ли нам по-настоящему победить смерть?» В этот же вечер я написала три книги, в каждой из которых может встретится намёк на разгадку этих старых тайн… — плюшевый зайчик по нажатию кнопки принялся прыгать и донимать всех своими рассказами. Самые маленькие из детей, не слушая ушастого, бегали за ним, имитируя движения чудаковатого механического друга.

— Ну как? Нравится?

— Нравится, — отвечала Фиона, вновь обнимая мать, пусть подарок и был ей не по возрасту.

— Милая моя, совсем скоро ты станешь уже взрослой, — она провела ладонью по волосам дочери, но дальше ей нежности не хватило. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне, чего же ты хочешь на своё грядущее совершеннолетие.

— Я лишь хочу, чтобы ты снова прилетела.

— Ну это само собой, — женщина улыбнулась и направилась к выходу. — Мне нужно идти. На Аллее Звёзд миру представят новую гиаду. Я должна там присутствовать.

— Прощай, мама.

Остановившись во дворе, мать вдруг посмотрелась в виртуальное зеркало с некой задумчивостью.

— Этот золотой свет мне к лицу. Он меня молодит… — заключила она и развернулась. — Выходи иногда без плотной одежды и без маски. Доставшиеся тебе гены неплохо бы демонстрировать. Используй мой крем и помни, что он немного пощипывает с непривычки.

Когда очаровательная женщина улетела, дети вернулись к своим повседневным занятиям.

— Твоя мать вообще знает, сколько тебе лет? — удивлялся Япет.

— Это не так важно, — говорила Фиона.

— Я не понимаю. Твои родители — настоящие богачи. Почему бы тебе не попросить их забрать тебя домой?

— Это воля моих отца и матери. Я рада, что могу быть частью их жизни, когда они это позволяют.

— Дети! — вступила в силу Европа Галилеевна. — Сегодняшнее занятие приурочено к событию, что должно вот-вот случится на Аллее Звёзд.

Ребята утихомирились и заняли свои места, чтобы удобно выслушать преподавателя.

— Гиады — это прекрасные нимфы, путешествующие по космосу и являющие вселенной свои великие благодетели. Сейчас их десять, и каждая носит имя творческой силы, которую она представляет: доброта, храбрость, развитие, восприимчивость, стремление, упорство, смирение, щедрость, мир и покой.

Они поддерживают в разрозненном человечестве огонь созидания и прогресса, вдохновляя нас на совершенствование науки и культуры. Их деятельность разнообразна и исходит из первичной жажды всего живого к изменению. Настоящие примеры осознанности и чистоты, они ускоряют эволюцию вселенной своим могущественным влиянием. Гиады самоотверженны и стойки: они становятся на службу, чтобы улучшить мир, в котором мы с ними живём.

Самой первой из сестёр была Меропа, но с течением времени число гиад становилось больше, и сегодня нам дозволено лицезреть становление одиннадцатой нимфы.

— В сей торжественный час слово предоставляется Меропе, старшей нимфе Доброты, — донеслось из яркого созвездия.

На несколько мгновений Млечный Путь наполнил голос глубинно-нежный, но при этом сильный, ласковый, но непобедимый. Проникая через туманности, он достигал каждого сердца, что способно было услышать его:

— Аспект Искренности присутствует во вселенной с момента её зарождения, без него невозможен был бы ни один процесс, и ни одно свершение не имело бы смысла, и сейчас, в период, когда мир стонет от боли, Искренность озарила нас своей Милостью и выбрала своего представителя.

Альциона, самая младшая из нас, она же и самая яркая, будет светить всему миру как напоминание: веку Лжи суждено завершиться!

— Сомневаюсь, что Искренность хоть сколь-нибудь пригодится в военное время. Неужели она заставит всех говорить правду? — писательница рассмеялась. — Всем без исключения и так известно, кто является нашим противником. Для этого не нужно откровений: битва двух империй — вечный вопрос борьбы за ресурсы. Какими бы громкими ни были заявления гиад, едва ли они способны исправить что-нибудь в этом отлаженном механизме.

Деятельница культуры вещала в ауромедиатор, транслируя аудитории потоки сознания. Образы, которые она передавала, возникали в головах слушателей, словно концепции, понятые сами собой.

— Ио! — сеанс связи оборвался, и в мраморную залу вошёл раздражённый мужчина. — Почему ты не отвечаешь на мои сообщения?

— Прости, милый, я была занята, — очаровательная Ио усадила любимого на мягкую софу. — Что-нибудь приключилось на работе? Ты такой напряжённый, тебе необходимо расслабиться.

Профессор Альбиорикс, уставший учёный, опустил медленно веки, подчиняясь мягкому касанию Ио. Женщина провела подушечками пальцев по его выступавшим скулам, очертила волевой подбородок, движением кисти поправила тёмно-русые волосы, прильнувшие к беспокойно-бледному лбу, как бы умственно рассуждая, любила она его до сих пор за внешность, или было между ними что-нибудь большее?

Профессор Альбиорикс

Нежным жестом руки она подозвала к себе три металлических шарика. Те, подлетев к учёному и супруге, замерли перед ними и приоткрылись, засияв разноцветными искрами.

— Что же ты предпочтёшь сегодня, друг моего сердца? — интересовалась она, указывая на первую сферу, в переливах которой клубилось алое облако со вкусом малины. — Приятен ли тебе ром прямиком из туманности Стрельца? Если аромат молодых звёзд тебе наскучил, испробуй классику: освежающие чистые воды далёкой кометы восстановят контроль над эмоциями, — вторым вариантом был округлый сосуд, внутри которого бушевала синева волн.

Альбиорикс выбрал третий напиток, содержавший энергию нейтронной звезды. Розово-пурпурный шарик, ускоренно вращаясь по своей оси, вдруг лопнул, и мужчина откинулся на спинку кушетки, глядя на любимую. Мертвенно-серые синяки под его глазами истлели, лицо преобразилось: оно стало вдруг румяным и живым, как в первый день знакомства с Ио. Женщина изумилось такой метаморфозе, и она дружелюбно напомнила своему мужу о необходимости быть внимательнее к своему организму:

— Твой вкус воистину утончён, но пообещай мне, что в ближайшее время ты не будешь резонировать с такими мощными вибрациями и подвергать своё здоровье бессмысленному риску, — сказала она, ведь потребление энергетических сфер с частицами нейтронных звёзд являлось не самым полезным занятием.

— Мне только что сообщили, что врагу удалось прорвать оборону на нескольких направлениях… — Альбиорикс не слушал её. — Лаборатория, в которой мы проводили последние опыты, уже ими захвачена.

— Что с того? Одной станцией меньше, — с недоумением отметила Ио. — Я уверена, ты пригодишься во множестве грядущих проектов.

— Нет, ты не понимаешь. Там были мои наработки! В руках злодея теперь оружие, радиус действия которого превосходит длину пульсаровых лучей! — ненаглядный пригубил ещё амброзию ледяной странницы-кометы, тяжело вздохнул и продолжил: — На активацию этого устройства врагу потребуется время. Может быть, нашей кавалерии удастся отвоевать всё обратно, пока не случилось непоправимое…

— Вот видишь, в каждой ситуации нам предоставляется возможность выбора: подчиниться бессилию или же постараться найти решение. Совсем скоро всё кончится, и ты продолжишь также неспешно и тихо творить чудеса в области физики, — улыбнулась она.

«Скоро» — понятие растяжимое, как известно. Для обитателя 51-го века восприятие времени кардинально отличалось от ощущения его предков, ведь с развитием цивилизации продолжительность человеческой жизни увеличилась в разы. Существование человека, насыщенное мириадами невиданных ранее возможностей, напоминало штиль в океане. Медленно перетекая из одного состояния в другое, этот океан невольно подчинялся ветру перемен. В такие редкие моменты шторма грандиозные водные массивы превращались в стремительные цунами и водовороты, переворачивавшие мир с ног на голову. После же океан вновь обретал покой, постепенно осваивая новые границы.

Описанный стиль жизни позволял человечеству почти никогда не стареть, и отдельные его представители невольно утратили чувство опасности, вызываемое надвигавшейся смертью.

— Из-за кучности звёзд ночном небе мы способны ориентироваться в темноте без дополнительного освещения, — отмечал Япет, разглядывая пейзаж, развалившийся под видом Млечного Пути. — В облачную погоду пригодились бы фонарики. Почему бы нам не переориентировать всю деятельность пансиона на тёмное время суток? Тогда едва ли пришлось бы использовать фильтры и обмундирование, стесняющее движение. Но всякий раз, когда садится солнце и окружение становится безопасным, нам приходится отправляться спать и пропускать всю эту красоту. Мы могли бы проводить уроки на свежем воздухе, всё равно на этой планете нет в живых никого, кроме растений и человека.

— Европа Галилеевна говорила, что, согласно устоявшейся образовательной традиции, все ученики должны заниматься с утра до вечера. Наш пансион наследует методы, возникшие во времена, предшествовавшие космическим странствиям, — Фиона наслаждалась исходившей от окна прохладой с ароматом быстро растущих трав.

— В том-то и дело, что этот обычай, образовавшийся на Земле, мало применим к планетам с отличными от неё условиями обитания. Может, наш дом и походил на Землю в отдалённом прошлом, но теперь всё иначе, ведь наша звезда старше самого Солнца! Через десяток лет каждое утро будут полыхать пожары, и неужели нашим потомкам придётся учить азбуку в дыму и гари?

— Дети, — голос Европы Галилеевны зазвучал так неожиданно резко, что Япет, располагавшийся на подоконнике, едва не свалился наружу. — Работа ваших учителей и воспитателей строго регламентирована. Всё, что мы делаем, фиксируется и проверяется нормконтролером. Добиться уступок от него — затея непростая, и с достаточной настойчивостью нам удалось выкроить для вас свободное время на закате и на рассвете. Он считает, бункеров и укрытий достаточно для вашего полноценного развития. Знаю, вам кажется, его консерватизм несправедлив, но вы пока юны, и по мере взросления вам предстоит усвоить одну важную вещь: космос — не место для ребёнка.

Бесчисленные миры Млечного Пути неприветливы и жестоки, и во вселенной наберётся лишь горстка планет, терраформирование которых сделает их полностью пригодными для обитания человека. Жители большинства галактических колоний никогда не вдохнут полной грудью, никогда не насладятся светом своей губительной звезды, не смогут пробежаться босиком по росе, не ощутят благоухания цветка и не вкусят органической пищи. Ваша планета, предоставившая вам кров, считается безопасной, даже несмотря на испытываемые здесь неудобства.

Побудьте тут ещё немного, — Европа Галилеевна направилась в коридор. — И отправляйтесь спать. Завтра, как и всегда, ранний подъём.

Когда женщина вышла, закрыв за собой дверь, в классной комнате стало свободно и тихо. Япет всё перебирал в уме шустрые мысли, а Фиона, сидя за партой, поглаживала пальцами лепестки сорванного ею вечером бутона. Маленький цветочек вдруг зашевелился, преобразившись в светлую бабочку. Насекомое, следуя за блеском звёзд, скользило по воздушным потокам к просторам природы. Услышав шелест её крыльев, поляна цветов, раскинувшаяся у подножия пансиона и охватившая собою почву вплоть до самого леса, взмыла в небо бесчисленным морем светившихся огоньков. Серебристыми волнами бабочки полетели к горизонту, чтобы осесть на новой земле и укорениться.

— Давай убежим.

Как самым старшим, Фионе и Япету дозволялось покидать пансион по выходным, чтобы подзаработать и тем самым приобщиться ко взрослому обществу. В город их подвозил добродушный шофёр, доставлявший еженедельно продукты. По дороге он рассказывал истории о своих космических странствиях, но делал это так косноязычно, что едва успевал добраться к сути рассказа раньше, чем его транспорт добирался до поселения.

Когда ребята попрощались с перевозчиком, уже рассвело, и город окрасился в ослепляющий шафрановый цвет. Архитектура здесь была устроена практично и просто: каменные здания, обвитые иссохшими лианами, были расположены так, чтобы сократить время на перемещение между ними. Благодаря красоте кристаллического купола, что возвышался над крышами домов, город в народе назывался драгоценностью планеты. Когда-то давно материал купола был глубокого синего оттенка, но он со временем выцвел на солнце, став полупрозрачным. Несмотря на старость покрова, он способен был экранировать часть излучений, дневное пребывание под ним являлось безвредным, пусть через полчаса незащищённая кожа и покрывалась горячими волдырями.

Внутри песчано-лимонного фасада построек скрывались холодные тёмные помещения со всей необходимой инфраструктурой. Банки, предприятия, места отдыха переплетались между собой в подземную сеть, выходившую на поверхность в качестве точек доступа, делая спрятанный под грандиозным фильтром город лишь верхушкой населённого пункта, от безысходности ушедшего во мрак грунта.

Еженедельно воспитанники пансиона прибывали сюда для выполнения поручений. Ввиду ограниченности ресурсов, далеко не каждому гражданину дозволено было содержать робота, и помощь ребят всегда приветствовалась. Япет зачастую выступал в роли подмастерья механика, а его названая сестра тяготела к ботанической деятельности.

— Здравствуй, Фиона, — доброжелательно встречал её эколог в оранжерее. — Как твоё настроение?

— Всё чудесно, профессор Пандий, — отвечала она учёному. В действительности похожий на панду, по-доброму забавил он толстыми затемнёнными очками на широком лице, небрежной походкой и нерасторопностью крупной фигуры. Общаясь с ним, Фиона не могла сдержать дружелюбной улыбки, которой она освещала всякого, кто был к ней приветлив. — Я хотела бы обсудить с Вами своё будущее.

— У нас много работы, — понимающе указал Пандий на ряды стеллажей и, переваливаясь с ноги на ногу, уходил в глубины теплицы. — Давай же приступим, и ты обо всём расскажешь в процессе.

Девушка принялась настраивать освещение, проверять почву и удалять сорняки, улучшая тем самым рост культурных растений. Фиона не боялась постоянной нагрузки и не питала отвращения к грязи: она воспринимала уход за цветами как манеру общения и ценила эти особенные моменты, когда цветы чувствовали себя хорошо и жизнерадостно ей раскрывались.

— Фиона, подойди, пожалуйста, — иногда профессор звал её, чтобы продемонстрировать опыты. Работа учёного была здесь жива и заманчива: биосфера планеты очаровывала своим разнообразием, ведь, созданная тысячу лет назад человеком, она интенсивно развилась, порождая новые сорта и виды растений.

Дождавшись помощницы, исследователь пролил несколько капель раствора в корни высокого кустарника, и тот завибрировал, встрепенувшись. Свёрнутые в трубочку ветви начали распускаться, ослепляя своей огненной рыжиной, и усики папоротника закружились в воздухе, издавая ритмичное и сладкозвучное посвистывание.

— Достигая зрелости, певучий папоротник начинает цветение, сопровождаемое интересной мелодией, чем-то напоминающей игру на флейте.

Вторя движениям красочного танца, белокрылые бабочки выпорхнули из-под земли и потоком вальсирующих светлячков засеменили к папоротнику. Из водоворота сверкающих звёзд, пленивших растение, возникали и тлели золотистые, лиловые и голубые крапинки света, вызванные прикосновениями лапок нежных красавиц к листьям папоротника.

— Поразительно. Колонисты-основатели не узнали бы мира, в котором мы сегодня живём. Кажется, здешняя природа испытывает процесс эволюции, от нас не зависящий. Флора идеально адаптировалась к условиям планеты.

Девушка невольно хихикнула, когда бабочка села ей на волосы и обратилась цветком.

— Метаморфоза Психеи, — дал ей название профессор. — Несмотря на внешний вид, биологически это существо не имеет ничего общего с насекомыми. По ночам этот цветок отправляется в погоню за солнцем, туда, где случился закат. Так растение и расселяется на больших расстояниях.

— Недавно я наблюдала миграцию целого поля этих созданий.

— О чём ты хотела поведать мне, дитя?

— Когда придёт пора покинуть пансион, я стану Вашей полноценной ассистенткой.

— Уж не творчество ли матери-природы побудило тебя к такому решению?

— Дело не только в этом. Мне интересны истоки биологического прогресса и причины его стремительного ускорения. Естественный отбор — не тот механизм, что способен произвести столь глобальные изменения за тысячелетия.

— Тогда, дорогая ученица, жду тебя на лекциях в Венерианском Университете. В начале образовательного цикла смело поступай на учёбу, — профессор Пандий ласково улыбался глазами. — В следующем семестре наша кафедра презентует результаты проведённых на планете исследований.

Шум моторов, доносившийся снаружи теплицы, нарастал, заглушая приятную беседу. Учёный вручил девушке деньги за полный рабочий день в оранжерее и сопроводил её к выходу.

— Отыщи теперь своего брата, и пораньше возвращайтесь домой. В городе сегодня тревожно.

И правда, подземное поселение было переполнено чужеземцами. В большинстве своём представленные солдатами, странники пополняли припасы, изучали особенности местной культуры и просто оживлённо общались.

Проталкиваясь между ними, Фиона с надежной посмотрела на андроида, одиноко созерцавшего толпу. Робот поприветствовал её и предложил свои услуги навигатора.

— Здравствуй, Наблюдатель! — произнесла девушка громко и чётко, — Пожалуйста, определи местоположение Япета.

— Произвожу обработку сигналов. Ответ: ошибка! Информационное поле планеты перегружено. Выполняется перерасчёт цели. Товарищ Фиона, простите меня, я сегодня нестабилен.

— Какая древность! — изумлялся подошедший рядовой. — Такими интерфейсами ещё кто-нибудь пользуется?

— Между прочим, не во всех вопросах можно положиться на ауротрансмиттер, — сообщил ему робот, после чего переключился на последний запрос: — Товарищ Фиона, на Ваше персональное устройство была ретранслирована локация Вашего брата. Удачных поисков.

Девушка намеревалась удалиться, но была остановлена солдатом, потерявшим дар речи из-за её вида.

— Ты совсем какая-то кроха. Недоедаешь?

— Глупец. Это подросток, — вмешался старший товарищ-военный. — Девочка, где твои… отец с матерью?

— Они далеко отсюда. Я живу в пансионе с братьями и сёстрами.

— Мне очень жаль, — офицер сочувственно поклонился. — Дети должны находиться под опекой родителей.

— Не волнуйся, малышка, мы защитим тебя и твоих друзей, — рядовой принял несшибаемо-крепкую позу. — Звёздная Кавалерия гарантирует вам безопасность!

— Для меня большая честь — встретить защитников воочию, — она поклонилась в ответ. — Пожалуйста, наслаждайтесь гостеприимностью нашей планеты.

— Паренёк, который донимал тут всех своими просьбами взять его на борт — это твой брат? Точка, указанная на твоей виртуальной карте, — это взлётная площадка, находящаяся за пределами города. Должно быть, он выудил у кого-нибудь из наших информацию о расположении прибывших космолётов и отправился на них поглядеть. Давай мы отведём тебя к нему.

— Рискну предположить, что его планы намного масштабнее, нежели простая экскурсия… — с досадой выдохнула девушка и последовала за старшими товарищами по длинному тоннелю. По дороге к выходу она выполнила несколько попыток связаться с Япетом, но тот, как назло, не отвечал.

В самом конце проделанного пути рядовой передал Фионе свой визор из обсидианового стекла и остался ожидать в темноте. Наконец дверь отворилась, и Фионе открылся впечатляющий вид: на низкой орбите завис исполинских размеров лайнер, отбрасывавший широкую тень на поверхность планеты. К нему устремились потоки металлических пташек, которые при приближении оказались кавалерийскими пегасами. Рассекая небо стройными рядами, своим числом они поражали воображение: настолько могучей была звёздная армия.

Неподалёку от выхода из подземного города на залитой солнцем площадке стоял целый и невредимый Япет. Под надзором старшины он внимательно изучал устройство механического скакуна.

— Какой интересный аппарат! — восторгался он, проводя ладонью по прочной обивке. — Раньше я видел его только в разобранном состоянии.

— Вот ты где! — вторглась Фиона. — Я уже думала, ты улетел.

— Ты застала меня в процессе подготовки, — он обернулся на солдат, которые были заняты обсуждением помех в ноосфере. — Садись.

Юноша потянул сестру за руку, но та одёрнулась в сторону.

— Ты чего? Не у них же на глазах!

— Что же, тогда оставайся, — пожал он плечами и занял рулевую позицию на спине пегаса.

— Ну уж нет! — Фиона не придумала ничего лучше, чем присоединиться к брату и проконтролировать его полёт.

— Эй! Молодёжь! — окликнул их офицер, но Япет уже завёл двигатель.

Стальной мустанг вдруг зашумел и погнал в сторону поля, волоча днище по грунту. Издаваемый скрежет был неприятен, и юный водитель использовал ближайшую возвышенность в качестве трамплина. Оказавшись в воздухе, летательное средство продолжило заданную траекторию, постепенно наращивая скорость и высоту.

— Ты что, уже научился им управлять? — кричала девушка, чтобы через шум ветра её возможно было услышать.

— Пока старшина объяснял мне строение машины, я входил с ней в резонанс! — рассказывал ей юноша. — Подключись к узлу восприятия, чтобы мы могли говорить!

Механизм, словно живой, дышал пламенной страстью к движению. Он послушно отдался в руки наездника, исполняя всё, что приказала бы его воля. В корпус машины был встроен ауромедиатор, представлявший собой универсальный интерфейс для эксплуатации электроники — управление через силу мысли.

Впервые контактируя с источником псионических волн, Япет ничуть не боялся этого опыта, напротив, его поразило ощущение свободы, внутренней и внешней, от необходимости шагать по земле, от нужды говорить и быть услышанным, от недопонимания и от конфликта — всё это было далёким туманом прошлого, рассеявшимся при взлёте в небеса.

Благодаря особенностям ауротрансмиттера Фиона и Япет были вольны общаться не словами, но с помощью осознания: информация, которой они желали друг с другом поделиться, не искажалась и не теряла полноты из-за ограниченности средств выражения и восприятия. Функционал данного устройства позволял обмениваться планами, знаниями и командами со скоростью человеческого разума.

— Нас догонят! — подумала Фиона, и её брат сразу же понял, с какой стороны подступала опасность: несколько военных пегасов помчались вдогонку за украденным судном. — Скройся в лесу, там они нас не найдут!

Движение сознания Япета направило его космолёт в сторону бронзовых джунглей. Днём деревья здесь медленно таяли, и ночью они вырастали заново, образуя хаотичные спутанные заросли, в которых легко было затеряться. Фиона обладала врождённым природным чутьём и координировала траекторию мустанга так, чтобы он петлял между стволами и ветвями, не теряя скорости.

Кроны тропических деревьев полностью закрывали небо, не давая пробиться к земле даже крохотным лучам яркого солнца. Так, в бесчисленных корнях на влажной почве произрастала хрупкая флора, быстро сгоравшая на свету. В благодарность предоставленной тьме она самостоятельно флуоресцировала, озаряя глухие пещеры соцветиями искр.

Встревоженные потоками ветра, вызванными проносившимися мимо пилотами, крохотные жучки заводили свою многогласую трель, жужжа крылышками и прыгая по красным лианам. Фиона слышала о них: это семена лазающих пальм искали место для приятного сна.

За одним из бесчисленных поворотов показалось алое озеро. Оно неспешно бурлило, пока на его поверхности прыгали багряные шарики. Пузыри со спорами балансировали по вертикали и, касаясь воды, каждый раз понемногу увеличивались в размерах. Когда Япет протаранил один из таких, шар лопнул, заполонив пещеру мерцающей пылью, и обивка мустанга покрылась гранатовым мхом. Из этого материала создавали прекрасные органические украшения, содержавшие в своих гранях обилие жизненной энергии, и в случае нужды ими можно было даже подкрепиться, избавившись от чувства голода на протяжённое время.

Используя преимущества леса, ребята оторвались от преследователей. Они решили двигаться за течением реки и не прогадали: водоём вывел их из тёмных зарослей. Пегас спустился пониже, чтобы Фиона могла улыбнуться своему отражению в коралловых волнах, после чего взмыл вверх по склону горы, замаячил между холмами и одинокими валунами, повстречался с хором музыкальных лилий (их толстые листья неторопливо ссыхались на свету, наигрывая разные ноты), и, наконец, достиг облаков.

Безмятежность просторного неба нарушалась грандиозной строгостью парившего вдалеке военного лайнера. Девушка грустно посмотрела вперёд, оглядела багряные леса и соломенные равнины, растянувшиеся у подножия позолоченных скал. Всё, что она видела, могло в миг исчезнуть по немилости расширявшегося солнца или в ходе войны, и прибытие звёздного флота ознаменовало перемены в её с братом беззаботном мире.

— Я не понимаю, зачем тебе это нужно, — признавалась она. — Мы многим обязаны Европе Галилеевне и не можем оставить её вот так с младшими братьями и сёстрами.

Юноша устремлённо глядел в небеса, различая в них не источник страха, но кладезь возможностей. В сознании друга Фиона нашла воспоминание о холодной планете в свете трёх солнц: её вечные льды тоски и печали едва заметно серебрились в глубине его глаз, и девушка наконец узнала его настоящего.

— Все эти годы ты был чужеземцем…

— Возможно, я никогда не рассматривал Янтарную планету как свой дом, — Япет неловко улыбнулся. — Это не оправдание, что позволит мне оставить семью позади… Для таких вещей нет оправданий. Но в отличие от тебя, я не святоша, и мне оправдания не нужны. Отправиться в космос со мной или дожидаться взрыва солнца здесь в окружении младших ребят — решать тебе. Хорошенько подумай, пока мы летим в сторону пансиона.

Податься на сомнительную авантюру и пожертвовать ради этого своими мечтами и планами, своим долгом перед воспитателем — нечто, на что может пойти отчаянный и импульсивный человек. Слишком многое удерживало Фиону на планете, но не могла она оставить брата скитаться меж звёзд в одиночестве, в этом жестоком и пустом мире, также как не могла отговорить его или вовсе заставить отказаться от намеченной цели.

Светило достигло зенита, когда Япет погрузил свой багаж в хранилище пегаса и ждал сестру во дворе пансиона. Время замерло, и юноше было непросто сохранить серьёзное выражение лица. В его жилах плескалась горячая кровь, а колени напряжённо потрясывались в преддверии путешествия к неизвестности.

В дверях показалась Европа Галилеевна. В скромном платье, расшитом красными и синими цветочными узорами, она предстала в виде тоскливо-печальном, пряча заплаканный взгляд за стеклом фильтрующей маски. Собираясь с духом, воспитательница намерилась обратиться к мальчику, но тот робко отвернулся, не нарушая молчания. Малыши выглядывали в окна, наблюдая, как старший товарищ покидал родной дом.

Когда Фиона вышла без личных вещей, молодой человек окинул её разочарованным взглядом.

— Я всё понял, — сказал он, взбираясь на скакуна. — Могла бы не тянуть с ответом.

— Стой! — девушка подбежала к брату и обняла его так крепко, как могли это сделать её нежные руки. — Прошу, береги себя.

Япету хотелось остаться и насладиться лаской сестры, но обида не позволяла ему надолго задержаться. Он отринул Фиону и приготовился ко взлёту.

— Прощай… — произнесла она и не была услышана за гулом мотора. Пегас заревел и в следующий момент отсвечивал совсем высоко маленькой чёрной точкой. Фиона следила за перемещением брата, пока тот не иссяк в ослепительном солнечном диске.

— Прощайте, — прошептал Япет, оглядываясь на крохотный пансион. Земля удалялась от него, передавая эстафету судьбы звёздам и космосу.

Пегас изменил свою топологию, готовясь к безвоздушной среде: теперь он больше походил на галактический транспорт. Вокруг пилота организовалась конструкция из крепких и лёгких материалов, позволявшая свободно дышать внутри кабины.

У Фионы возникло неприятное чувство. Ей вдруг показалось, как по всему небосклону заметались глянцевые тонкие линии, преодолевавшие тысячи километров за доли секунды. Плотность их потока становилось всё больше, они казались всё ярче и ближе, вызывая головокружение и тошноту, заставляя инстинктивно прижаться к опоре.

Девушка припала к почве, как бы моля её о прекращении невыносимой мигрени. Ей было непросто дышать или двигаться, всё вокруг заполонили частицы, таранившие насквозь материю и оставлявшие за собой хвост из натянутых нитей.

Когда рассеялась дымка бессознательности, Япет обнаружил себя вновь во власти гравитации. Пегас бесчувственно пикировал вниз, намереваясь пробить своим носом поверхность планеты. За несколько последних мгновений юноша успел только вскричать.

Фиона плохо запомнила дальнейшие события этого злосчастного дня. Она бежала, валилась на землю, её сбивало с ног вибрациями литосферы, сотрясавшейся ударами тысячи космолётов, обесточенных все в одночасье. Сильнейшей была взрывная волна, вызванная крушением военного лайнера. Он снижал высоту каким-то неестественным образом, пока в конце концов не приземлился с чудовищным грохотом.

Девушка оторопела на краю кратера, оставшегося на месте падения её брата, и не заметила, как очередной пегас взорвался позади неё, отбросив Фиону вниз и в дребезги разбив её маску.

— Я не хочу возвращаться.

Очнувшись, Япет долго не мог сосредоточиться. Пока его взор был окутан чередой невнятных образов, а тело отходило от болевого шока, он болтался вверх тормашками, сдавленный обломками космолёта.

В нескольких метрах от него без сознания лежала сестра. Её беззащитная голова, повёрнутая набок, вызвала у юноши спазмы в области сердца. Весь бледный от потерянной крови, он потянулся рукой, вкладывая в жест остатки псионической связи, прикрывая сестру сломанным крылом пегаса, доводя его сустав до предела возможного изгиба. Образовавшейся тени хватало теперь на некоторое время. Неизвестно было, как долго она уже провела под солнечными лучами.

Однако золотая поступь звезды неумолимо сужала безопасную область, подталкивая границу света и тени всё ближе к Фионе. Точка зенита уже была пройдена, и закат мог стать кончиной для неё и для Япета.

Юноше пришлось изловчиться, чтобы извлечь свои ноги из клешней металлолома. Свалившись на землю, он был не способен подняться. Чтобы уберечь сестру, приходилось ползти, играя наперегонки со звездой, и судьёй этой гонки было само время. Чем ближе Япет подбирался к Фионе, тем ниже к горизонту склонялся лик Гелиоса[1].

Конечности не слушались брата, и он впивался измождёнными пальцами в грунт, подтягиваясь вперёд. Длительное противостояние осложнялось намерениями мозга впасть в беспамятство, но боль, сопровождавшая сокращение мышц, взывала к ясности восприятия.

Едва ли золотая вуаль успела объять девушку, Япет накрыл её своим телом и принял удар пагубной стихии на свою спину.

Наконец наступила ночь. Возле ребят прыгали травянистые лягушки — луковицы кувшинок, перемещавшиеся от водоёма к водоёму; поющие лилии росли в тишине, вслушиваясь в окружившую их мириаду звуков; по небу скользила птица Мира — светлый посланник Астеропы I.

Жизнь возвращалась на круги своя.

---

[1] Звезда из скопления Яслей, вокруг которого обращалась Янтарная планета.

— Мне очень жаль…

— Мне очень жаль.

— Произошла невероятная трагедия.

— Случилась трагедия неописуемых масштабов.

— Погибло множество человек, чего я не хотел…

— Никто не мог ожидать такого исхода.

— Я причастен к смерти невинных. Мой непрофессионализм стал причиной этой катастрофы. Необходимо было тщательнее тестировать систему безопасности…

— Враги понесут наказание! Своей дерзостью они подписали себе смертельный приговор! Необходимо в срочном порядке донести до них, что мы не боимся ответить соразмерно нанесённому нам ущербу! Око за око!

Альциона[1] с досадой глядела на профессора Альбиорикса, публично высказывавшегося о катастрофе. Силуэт его расплывался в волнах звёздной туманности, и нимфа старалась поддерживать с ним резонанс, несмотря на возраставшие помехи.

Выступавший по ауротрансмиттерной связи человек был старшим инженером, участвовавшим в разработке оружия сверхдальней области поражения. По некоторой причине он не стал вкладывать интеллектуальные средства в разработку системы защиты, достойной проекта высокого уровня, и удалился из лаборатории незадолго до её захвата противниками.

Даже ненастроенное орудие способно было лишить жизни, и враг воспользовался им, чтобы нанести удар по части Млечного Пути, принадлежавшей Астральной династии, в результате чего был разорван контакт с областью космоса, принявшей удар на себя. Так, в некоторых звёздных системах произошёл откат эволюционного развития до средневекового уровня путём приведения технологий в нерабочее состояние, в то время как другие миры и вовсе пропали с динамических небесных карт.

Нимфа внимательно изучала ночные пейзажи, как её взор упал на систему Гелиос. Среди обитателей янтарной планеты она разглядела девушку, проходившую реабилитацию в местном лазарете. Усилием воли Альциона призвала дочь злополучного изобретателя[2] к пробуждению.

Когда Фиона проснулась, она по привычке потянулась ладонью к правому глазу, и тот ответил ей болью на касание через бинты. Девушка повернулась и уставилась на брата, тосковавшего на соседней кровати. Его чёрный ореол казался непреклонно молчаливым: ребята не обменялись ни словом после произошедшего. Возможно, если бы Фиона сумела услышать мысли Япета, она могла бы найти подходящую фразу, чтобы растопить лёд его сердца, но он решительно от неё отгородился.

«Что же, так и будешь сохранять эту унылую тишину?» — промелькнуло в голове у Фионы, и юноша, заметивший её оживление, опустился на колени у постели сестры, крепко сжал её ладони у своего лба и заплакал так горько и тихо, что можно было услышать отчётливый звон разбивавшихся слёз.

С добродушной улыбкой девушка расчёсывала волосы брату освобождённой рукой, а он всё не поднимал глаз, чтобы не видеть её изувеченный образ.

Альциона перевела взгляд на последнее место сражения. Звёздная Кавалерия побеждала противника, отбрасывая его к прежним границам. Враг не сумел полноценно реализовать свои планы: дисгармония, разломившая тылы союзников, не создала удобную брешь для нападения, но принудила воинов сплотиться крепче прежнего и дать суровый отпор. Дивизия капитана Гипериона героически пожертвовала собой, отвоевав космическое орудие обратно, тем самым вернув преимущество союзной стороне. В знак благодарности нимфы пригласитли капитана на Аллею Звёзд[3].

— Оружие, разработанное нашими мастерами, было призвано стать гарантом мира во вселенной, — вещала Меропа[4], обращаясь к слушателям по всей галактике. — Но теперь, когда владение им было возвращено, созидательное провидение не допустит применения этого устройства в разрушительных целях.

Отступая, противник был вынужден заключить перемирие. Его сдача знаменует начало новой, более светлой эпохи. Воспользуемся же полученным временем с умом и вдохновением, чтобы стать ближе к нашим идеалам и не допустить прошлых ошибок.

Стойкий и могучий Гиперион поклонился нимфам, собравшимся на Аллее в честь долгожданного перемирия. Гиады ответили ему приветственным жестом, и старшая среди них продолжила свою речь:

— Гиперион, память о павших солдатах священна и вовек не предастся забвению. Ваш подвиг спас всех нас и побудил общество отложить свои разногласия, чтобы прийти к пониманию и сотрудничеству для восстановления прочных связей, для строительства более глубокого и одухотворённого будущего. Почившие воины, окончание Вашей преданной службы сопровождается рассветом для всех, ради кого Вы отдали себя без остатка!

— Как последнему выжившему мне дозволено лишь просить об упокоении для моих товарищей, — смиренно произнёс ветеран, когда завершилось воздаяние почестей героям.

Нимфы Мира и Покоя, близняшки, представлявшие единый аспект с различных сторон, выступили вперёд и объявили о следующем своём решении:

— Я намерена обеспечить воинам безопасный уход, посему прошу капитана Гипериона сопроводить меня на место сражения, — сообщила Астеропа II.

— В отсутствие сестры транслировать вибрацию Покоя буду я, — заявила Астеропа I, нифма Мира.

---

[1] Гиада Искренности

[2] Фиона, дочь профессора Альбиорикса, изобретателя орудия X

[3] Резиденция Гиад, расположенная недалеко от центра Млечного Пути

[4] Старшая гиада, представительница аспекта Нежности и Доброты

— Мы прибыли.

Корабль остановился в охраняемой зоне устройства X, замерев над диском звёздной системы. Четыре звезды затмевали своим свечением крохотные планеты, слабо различимые на тёмном фоне вселенной.

— Расскажите мне об этой разработке, — попросила Астеропа II.

— Сию секунду, — отозвался профессор Альбиорикс. — Устройство X представляет собой механизм, элементами которого выступают космические тела, находящиеся в идеальном гравитационном взаимодействии. Их расположение позволяет использовать энергию вращения рукавов Млечного Пути, чтобы поразить любую цель в пределах галактики. Лаборатория разделена на несколько модулей, обустроенных на орбитах планет, сопутствующих движению светил, которое мы сейчас наблюдаем.

— Звёзды обращаются вокруг чёрной дыры, не так ли? — указала она на пустоту в центре системы.

— Ничего не утаить от прозорливой нимфы, — восхитился создатель. — Вы абсолютно правы: ввиду размещения устройства X в нижней горизонтали галактики сверхмассивный объект остаётся невидимым со всех ракурсов Млечного Пути. Ниже нас практически отсутствуют источники света, и чёрную дыру ничем не выявить.

— Как же такое случилось, что недоброжелателю стало известно о местоположении и сути проекта?

— Должно быть, причиной утечки стало предательство! — взволнованно отвечал Альбиорикс, и на его широком лбу выступил пот. — Видите ли, чтобы использовать аппарат X по назначению, необходимо ввести все планеты и их спутники в состояние чистейшей гармоничной связи. В данный момент космические тела рассредоточены в пространстве несколько хаотично, и механизм как бы находится на предохранителе. Для перевода устройства X в рабочее состояние необходимо произвести тонкую настройку и вернуть все элементы на свои места. Наши противники не справились с этой задачей к моменту прибытия Звёздной Кавалерии.

— Я слышала, аппарат ещё долгое время не сможет быть запущен. Каковы причины такого состояния?

— В качестве ключа использовалась космическая станция планетарного масштаба. Её габариты, масса и форма были последней деталью механизма, необходимой для калибровки системы. В процессе освобождения станция была уничтожена, и все находившиеся на ней люди, в том числе и учёный персонал, к сожалению, погибли. Без ключа мы не сможем активировать проект X.

Профессор Альбиорикс взглянул на собеседницу: она держалась невозмутимо-задумчиво, но её разум не покидал предмета разговора, а, наоборот, выискивал в деталях недосказанную суть.

— В результате проведённой атаки среди звёзд затерялось немалое количество обитаемых миров. Они уничтожены?

— Аппарат X создавался вовсе не с целью сеять разрушение. Путём воздействия на ноосферу планеты он погружает её в забытие, блокируя знания и память о достигнутом прогрессе в научных и культурных областях и обращая процесс эволюции вспять: поражённые цивилизации откатываются к первобытности и теряют возможность оказывать хоть сколь-нибудь значимое противостояние внешним силам. Данный подход позволяет нашей стороне переформатировать мировосприятие целей и прийти с ними к договорённости.

Но вследствие некалиброванного запуска нельзя точно сказать, что стало с планетами, попавшими под облучение. В лучшем случае они изолированы от окружения туманом Энигмы, а в худшем… По крайней мере, спешу напомнить: далеко не все миры исчезли. На планетах, контакт с которыми удалось восстановить, катаклизм привёл лишь к исчезновению электричества. Последствия могли быть значительно хуже.

— Будьте добры, оставьте меня, — попросила Астеропа II, и все, кроме Гипериона, покинули отсек корабля. Нимфа вслушалась в наступившую тишину: в пространстве колебались беспокойства, трагедии разорванных жизней звучали нескончаемым эхом в безвоздушном пространстве холодного космоса.

Дыхание Мира открылось в этой части вселенной, океанические воды медленно вторглись в иссушенную пустыню, усеянную обломками кораблей, подняли их над землёй и вынесли в голубую небесную ширь, чистую и безмятежную, лишённую всякого звука. Белокрылые пароходы и яхты двигались навстречу свободе, всё сильнее отдаляясь от своего отражения, пока вовсе не исчезли в лучах белого солнца.

Взор капитана захлёбывался потоками мрака. Всё, что связывало его с товарищами, треснуло и надорвалось, и сердце его забилось учащённо через прорези в решётчатой скорби. Клетка печали ослабила понемногу хватку, когда Астеропа коснулась металлических прутьев своим светом Спокойствия.

— Ведь тогда я погиб вместе с ними… для чего же я вновь возвратился?

— Возможно, осталась причина, ради которой стоит продолжать свою жизнь?

Из-за устроенных беспорядков в ноосфере Янтарной планеты остальные её элементы также подверглись дисгармонии. Магнитное поле стало нестабильным, осложняя навигацию, атмосфера преисполнилась штормами и бурями, быстро сменявшими состояние штиля, и хрупкая флора утратила способность к размеренному росту, проваливаясь под землю в местах учащённой тектонической активности, вызванной взбудораженным движением материков (пусть для человека оно воспринималось слишком уж медленным, землетрясения напоминали ему о масштабности процессов в литосфере).

Благо, связь с внешним миром через ауротрансмиттеры была восстановлена, и цивилизация запросила помощи у союзных сил. Не затронутые катаклизмом резервные подразделения Звёздной Кавалерии прибыли для эвакуации населения и выживших сослуживцев.

— Благодаря твоему подарку я не погибла в первые минуты облучения, — Фиона общалась со своей матерью дистанционно. — Если бы я не экономила и нанесла слой крема обильнее, возможно, и такого результата удалось бы избежать…

Когда девушке сняли бинты, показалась выжженная часть её лица, устрашавшая слепым глазом. Увидев свою дочь в таком положении, Ио ужаснулась, нечто в её комнате с грохотом упало, и женщина принялась возмущённым судорожным голосом успокаивать Фиону:

— Солнце моё, дождись меня! Твоя мама прилетит, как только восстановятся пути сообщения, и заберёт тебя в безопасность!

— Мы не можем здесь оставаться. Уже вечером нас забирает военное судно, но никто так и не объяснил, куда нас переселят.

— Обязательно сообщай мне о своих передвижениях! Я разыщу перевозчика, и мы с тобой сразу же отправимся в лучшую клинику и проведём тебе первоклассный сеанс пластической хирургии!

Фиона постаралась улыбнуться, что у неё не очень-то получилось. Когда Ио отключилась, девушка продолжала слышать эмоции своей матери, разгоревшиеся пунцовым свечением в лепестках ауромедиатора.

Япет, восстановившийся быстрее сестры, помогал Европе Галилеевне готовить детей к перелёту. Больной аутизмом мальчик неистово плакал, не даваясь никому в руки, и юноша не знал, как его успокоить. Девочка с задержкой развития играла в прятки с воображаемым другом, а малыш с синдромом Дауна молчаливо сидел в уголке. Пансион, как и вся планета, в последнее время стоял на ушах.

— Да что же мне с тобой делать?! — прикрикнул Япет. — Просто замолкни и дай себя одеть!

— Холодно! Холодно! — кричала девочка, скрываясь за занавеской. — Тепло! Горячо!

Воображаемый друг, раздвинув шторы, замер, когда в атмосферу планеты вошёл небольшой корабль. Уставившись ненадолго в окно, мнимый товарищ исчез, как если бы его унесло всплеском волны.

Из космолёта выпрыгнул крепкий старик в защитном обмундировании. Он протянул руку даме, и та выпорхнула, словно лёгкий цветок на ветру. Европа Галилеевна, побеседовав с незнакомцами, впустила их внутрь.

Первым в помещение проник пушистый серебряный кот. Своими серо-голубыми глазами он разглядел ребятишек и юркнул между ними вверх по лестнице, привлекая к себе внимание детей и подростка. Встревоженный появлением животного, Япет спустился в гостевую и встретил там знакомого капитана, теперь уже в несколько раз постаревшего.

Рядом с ним в кресле сидела таинственная женщина. Холодным взглядом она усмирила любопытство молодого человека, и Европа Галилеевна представила его посетителям:

— Капитан Гиперион, вам знаком этот мальчик. Некогда Вы оставили Япета у нас и строго наказали внимательно за ним присматривать. С первой нашей встречи я поняла: за юнцом нужен был глаз да глаз, впрочем, сейчас мало что изменилось.

— Познакомите меня с детьми? — попросила Астеропа II.

— Разумеется! Давно у пансиона не было гостей, но таких знаменитых на моей памяти не было вовсе!

Воспитательница провела Астеропу наверх, в комнату, где резвились дети. Когда в дверях показалась утончённая высокая дама, малыши засмотрелись на её голубое просторное платье: мягкое, как горизонт моря и неба, оно веяло прохладой и свежестью.

Кот послушно навострил уши в присутствие хозяйки, но не посмел подняться на лапы: его обнял мальчик, тихо уснув после слёз. Ясноокая Астеропа не сдержала улыбки и устроилась на полу в окружении детей.

— Когда вырасту, я хочу быть такой же красивой! — обрадовалась девочка, недавно игравшая с воображением.

— Скажи, милая, тебя беспокоят фантазии?

— Совсем немножко! — ответила она, пятясь назад.

— Это в порядке вещей. Каждый из нас что-нибудь воображает да верит в это. У взрослых такое бывает, когда они боятся или когда они считают себя необоснованно умными. У тебя же, светик, всё немножко иначе. Не стоит доверять всем придуманным образам, даже если они кажутся дружелюбными. Давай так: в следующий раз, когда ты захочешь с кем-нибудь поиграть, первым делом ты вспоминай обо мне, и мы с тобой здорово проведём время.

— Хорошо! — девочка показала самую милую беззубую улыбку.

Мальчик с синдромом Дауна ухватил гостью за подол платья. Астеропа приблизила ребёнка к себе, рукой ощущая, как же сильно он дрожал, стуча челюстями. Дама ничего не сказала, от неё повеяло нежностью, и ребёнок расслабился, не разжимая своих кулачков.

Нимфа вручила ребятам колоду карточек с названиями различных растений. Розы, пионы, тюльпаны, нарциссы засветились переливами красок на отражающей бумаге. Разложив их на полу, Астеропа показала ещё один набор карт — на каждой из них было написано слово, обозначавшее определённую характеристику.

— Вы когда-нибудь замечали, что у цветков есть свои имена? Не те, что им дали учёные: нечто такое же уникальное, как аромат, свойственное только растениям. Если вы хотите научиться различать запахи цветов, следует развивать обоняние. Если вы хотите научиться понимать суть окружающих вас объектов, необходимо развивать сознание. Наиболее простой способ это сделать — начать ладить с природой. Цветы — надёжные посланники, они несут свой аспект, даже когда высыхают. Относитесь к ним бережно, с уважением, и в один момент вы увидите, как их лепестки улыбаются вам, и вы попытаетесь догадаться, какое сообщение они хотят вам оставить. Если вы подберёте правильную мысленную форму и будете достаточно сосредоточенны и открыты, цветок сам позволит понять, что у вас получилось. Сознание растений отлично от нашего, оно устроено примитивно, но при этом в нём нет искажений, поэтому цветы так и ценятся людьми как подарки природы.

Астеропа показала карточку с изображённым на ней всплеском красок от пурпурного до ярко-алого:

— Душистый горошек несёт за собой мягкость, — она протянула ещё две карточки: белую розу и красный гранат, — Оба цветка означают любовь, но разную. Это любимые растения моей хорошей подруги Меропы.

— А какой цветок тебе нравится больше всего?

— Я никогда не задавалась этим вопросом… что же, пожалуй, пусть это будет пассифлора голубая, — на следующей карточке показался инопланетного вида бутон с тонкими игольчатыми лепесточками, синими у основания и белоснежно-лазурными на концах, поддерживаемыми широкими светлыми лепестками внизу. — Тишина. Противоположность шуму и беспокойству. В настоящей тишине вас ничто не может вывести из равновесия, и вы способны совершать правильные поступки. Вот так.

Япет глядел через окно: за время, проведённое здесь Астеропой, погода снаружи наладилась, шторм утих, оголился закат, и по степям запрыгали одуванчиковые кролики.

— Запомните эти цветы, — продолжила нимфа через мгновение, — Стойкость, Упорство, Бесстрашие, Улыбка, Юность, Прогресс… Единство. Всё это — позиции сознания, которые вам пригодятся по мере взросления. Будьте сильными и знайте: вы никогда не одиноки. Что же, по крайней мере, вы есть друг у друга.

— Нам пора отбывать, — напоминал Гиперион.

Астеропа поднялась, чтобы помочь воспитателям подготовить ребят к вылету. В дороге их ожидало множество интереснейших игр, которые она сама сочинила.

Когда всё было готово, процессия отправилась в путь: сопровождаемые Гиперионом и Астеропой, работники и воспитанники пансиона изучали свой прежний дом с высоты птичьего полёта. Нимфа, узнав от капитана о пансионе, предоставила свой космолёт, чтобы переправить малышей в безопасное место.

— Звезда расширяется, вытесняя планету из зоны обитания, — заключила она. — Мы были так увлечены приграничными сражениями, что не заметили, как последние дети вселенной начали ютиться в опасных условиях…

Фиона и Япет молчаливо наблюдали за изумрудно-рубиновыми переливами северного сияния, растянувшимися над городом с треснувшим куполом. По земле волочились стайки метаморфозы психеи; леса начали расти вверх, как бы прощаясь ветвями деревьев; розовый пузырь со спорами взлетел так высоко, что его едва ли не разрезало крылом транспортного средства.

В девичьей сумочке зашевелилось что-то невнятное: из темноты показался жёлтый цветок. Юноша нагнулся, чтобы изучить незваного попутчика, и на него набросился с поцелуями маленький ушастый грызун.

— Это одуванчиковый кролик, — рассмеялась Фиона. — Он состоит на 96% из пуха, и остальное — это колония одуванчиков, — у создания с кончиков ушек, хвоста и носа выпячивались золотые бутоны. — Когда цветы на нём созревают, он делится и разносится ветром по округе.

— Ты не могла его не взять с собой, — ухмылялся Япет, поглаживая зверька.

— Входим в безвоздушное пространство…

— Прощай, детство.

По мере приближения к поясу Койпера[1] звездолёт разлучился с военными кораблями. Данная область космоса находилась под надёжным наблюдением, и безопасность экипажа обеспечивали уже внутренние силы Солнечной системы. Для прохождения таможенного контроля пилот вышел на орбиту карликовой планеты Хаумеа.

Дети столпились у иллюминатора: вытянутое, как яйцо, небесное тело вращалось по своей короткой оси с завидной скоростью. Два спутника неправильной формы следовали за более массивным собратом, дополняя тот причудливый вид, что имел объект, носивший имя божества плодородия.

Далёкое солнце тонуло в купели из астероидов, обволакивая Хуамеа тонким слоем белой позолоты. Светлая дымка рассеивалась в центре системы, затмевая собою восемь планет и делая их совсем незначительными в ореоле белого диска звезды. Разве могли люди прошлого по-настоящему знать своё место в мире, ограничиваясь крохотной его частью? Что позволило первым астронавтам преодолеть страх невесомости и ступить в область, прежде никем не покорённую?

— Астеропа, расскажи, тебе снились кошмары, когда ты была маленькая?

— Чтобы ответить на этот вопрос корректно, стоит кое-что прояснить. Мне не доводилось испытывать детство, ведь я была взрослой с рождения. В один момент я предпочла существование в таком виде всему остальному, это и послужило точкой отсчёта для всего, что я могу вспомнить. В таком отношении вы у нас особенные, — она оглядела ребят. — С развитием технологий у нашего вида отпала необходимость во взрослении, и путь от младенчества до совершеннолетия превратился в автоматически пройденный этап формирования тела и духа. Для вас этот процесс растянут во времени и требует определённых условий и усилий со стороны старших товарищей. Не чувствуйте себя обделёнными: ваша стезя делает вас сильными и закалёнными, ведь вы совершаете этот переход сами, закрепляя опыт предшествующих поколений в непростых обстоятельствах современности.

Что же касается кошмаров, несмотря на возраст, всем так или иначе приходится встречаться со страхами. Кошмары не стоят вашего внимания, они не задержатся с вами надолго, если вы сможете им предоставить отпор.

— С чем пришлось повстречаться тебе?

Астеропа мысленно отстранилась и после недолгого молчания дала свой ответ:

— Наша галактика весьма обширна, она вмещает в себя множество миров, находящихся на различных этапах прогресса. И хотя наша цивилизация начинала своё путешествие с Земли, большие пространства сделали нас непохожими друг на друга. На каждой планете колонистам приходится решать свои уникальные проблемы и, соответственно, противостоять страху по-своему.

Так, в одном из миров, полностью покрытом водой, переселенцы были предоставлены среде, пригодной для обитания. Деятельности их препятствовал некий левиафан, скрывавшийся под волнами и питавшийся боязнью людей к глубине. Из-за его постоянного присутствия колонисты не решались погрузиться в океан, и полезные ископаемые оставались не тронутыми амбициями растущей цивилизации. Попытки инженеров собрать информацию с помощью морских дронов непременно завершались провалом: достигнув определённой глубины, самые лучшие модели разведчиков одна за другой приходили в негодность, а сканирование толщи воды не обнаруживало аномалий или причины поломок. В итоге стало очевидно: без прямого контакта с человеком изучить объект не получится.

Тогда позвали меня. Порой необходимо спуститься во тьму, чтобы произошли изменения на поверхности, и я выбрала это решение. В те времена я была совсем юной и не имела опыта такой работы, поэтому нисхождение было долгим и далось нам непросто.

Когда наша подводная лодка достигла самого дна, мы осознали, что давно уже были проглочены левиафаном. Я первая утратила самообладание и закричала. Видели бы вы лица участников исследовательской группы! На нас давила тяжесть планеты, и субмарина едва ли не схлопнулась, её удерживало в целости настоящее чудо…

Мы приняли свою участь, и в черноте океанических песков стало всё прозрачно и чисто… Волнение, охватившее нас до сих пор, оказалось лёгкой рябью светотени, распространившейся по дну и ускользнувшей бесследно.

Понимание нашей малости по сравнению с окружающим миром многократно преуменьшило наш ужас перед глубинами, ведь как бы мы ни дрожали, как бы мы ни сражались, ничто не изменило бы грандиозной сути вещей, вобравшей в себя наше прошлое, настоящее и будущее. Даже смерть не повлияла бы на вальс Млекомеды[2]…

И всё же мы были в силах помочь людям, что ожидали нас на поверхности. Точная согласованность действий, лишённая и тени тревоги, концентрация воли на поставленной цели позволили нам вернуться и продемонстрировать результаты исследований, — Астеропа развернула ладони лицевой частью кверху, и ей на руки приземлился её серебристый питомец. — Кошмар, встреченный с храбростью, теряет свой ужасающий вид и обретает истинный облик, — создание, замурлыкав, перевоплотилось в стайку рыб и замаячило потоками перламутровых чешуек между слушателями. — Чтобы не обмануться и не пасть его жертвой снова, бесстрашие должно оставаться непроницаемым.

— Значит, это псионическое существо способно принимать любой образ? — поинтересовалась Фиона, держа голубую морскую звезду. — Никогда не видела таких вживую.

— Подобные ему организмы выбирают внешний вид для коммуницирования с нами. Они безобидны, особенно, если доказать им свою силу.

— Почти как с людьми, — заметил Гиперион, отслеживая перемещения морского ежа. Моллюск, играя иголками, вёл себя неагрессивно. Казалось, в присутствии Астеропы некогда грозный левиафан не стал бы вредить человеку.

«И для чего объяснять им всё это? — размышлял Япет, отдаляясь от младших собратьев, увлечённо наблюдавших за пастбищем добродушной стеллеровой коровы. — Они все почти юродивые и людской речи не признают. Благо, участь родиться больным миновала меня и Фиону.»

Сестра одарила юношу неодобрительным выражением лица, как если бы она уловила ход его мыслей. Молодой человек отвернулся и направился к иллюминатору: за стеклом всё так же безмятежно кружилась Хуамеа, но теперь её приодели в многоцветное платье рыбы-бабочки, свободно покидавшие космолёт через стены.

«Возможно ли не лишиться рассудка, когда их видно даже с закрытыми глазами? — насторожился Япет и зажмурился, перестраивая зрение так, чтобы создания пропали насовсем, и космический простор растянулся в одиночестве пустот, разбавленных редкими небесными песчинками. — Отчего мы ждём в очереди так долго? Согласно старинным преданиям, таможня и вправду никуда не торопится… Они давно могли нас просканировать и пропустить дальше, но следование традициям здесь, видимо, преобладает над человеколюбием.»

— Мой юный друг, ты уже принял решение? — старый капитан присоединился к подростку, но тот не ответил ничего внятного.

— Внимание! — донёсся спасительный голос бортового компьютера. — Только что таможенный инспектор запросил разрешение на осмотр экипажа.

— Стыковку разрешить, — скомандовал Гиперион.

Механический стук ознаменовал прибытие контроллёра для завершения регистрации экипажа. Несмотря на прикованное к отсеку внимание, дверь так и не открылась, и навстречу никто не вышел.

— К нам отправили беспилотник? — удивился Япет.

— Пройдите, пожалуйста, в приёмную вашего судна, — прозвучала из динамиков просьба, и пассажиры последовали воле таможенника.

Когда настал черёд юноши для беседы с инспектором, он заглянул внутрь каюты: у окна его ожидала девушка. Её шелковистые рыжие пряди аккуратно ниспадали к столу, скручиваясь, словно вьюнки или вихри водоворота, становясь тем светлее, чем длиннее они были. На бледном лице незнакомки вспыхивал янтарный звездопад из веснушек: сбившись в туманности под изумрудными очами, они напевали серенаду рассвета, оттеняя тонкую красную линию, проскользнувшую на устах, контрастируя с чёрной подводкой ресниц, выполненной на арабский манер.

— Заходи, — пригласила она, указав жестом на свободное кресло.

Когда Япет садился он едва не задел хрустальную цветочную вазу, расположенную на столе. Пламенные языки гладиолуса пошатнулись, но вскоре вернулись в статическое положение, устремлённое вверх.

— Прости за доставленные неудобства, — объяснилась она. — Встреча с каждым новоприбывшим входит в мои должностные обязанности, и не всегда получается принять во внимание всех сразу.

— Разве нельзя автоматизировать выполняемые таможней процессы?

— Все операции, производимые техникой, были задействованы, как только ваш космолёт достиг пространства Солнечной системы. Есть всё же работа, которую необходимо совершить лично.

Твои младшие товарищи отправляются на Землю. Раз ты следуешь вместе с ними, тебе как старшему следует понимать, что жизнь на Земле — не благо, но выбор, доступный каждому представителю нашего вида. На Земле нет безработицы: каждый её обитатель усердно трудится, исполняя функции, которые сам для себя задаёт. Выбрал ли ты ремесло, которым решишь заниматься, спустившись на поверхность планеты?

— Традиционно самая воинственная нация землян стала абсолютно пацифистской. Не знаю причин таких перемен, но мне было бы скучно жить в мире, который подчинился рутине.

— В таком случае, рассматривал ли ты возможность примкнуть к образовательным программам Венеры и Марса, присоединиться к индустриальным комплексам на спутниках Юпитера или Сатурна?

— Будь моя воля, я бы и не приближался к облаку Оорта[3], — признался юноша, покосившись на собеседницу, — К сожалению, мои возможности ограничены, и я вынужден придерживаться указаний наставников. При отсеивании Земли остаётся Марс, который, однако, понижает мою степень свободы не хуже синей планеты.

— Ты желаешь поступить в Военную Академию Марса?

— Это предложение капитана Гипериона. Я обязан ему жизнью и не имею права ослушаться, пусть и не собираюсь в будущем становиться в ряды Звёздной Кавалерии.

— Твой выбор мне понятен, он не противоречит идеям Солнечной системы. В самом деле, после обучения ты сможешь защитить себя и близких от всех невзгод нашей вселенной. Надёжно освоить знания и навыки, преподаваемые в академии, — в твоих интересах.

Твой пропуск одобрен.

— Вы проводите такие беседы с каждым визитёром? — интересовался молодой человек, направляясь к двери. — Неудивительно, что на границе образуются непроходимые очереди.

— Время относительно, — улыбаясь, отвечала девушка. В её взгляде Япет различил знакомую искру, напомнившую ему узоры звёздных скоплений.

— Вы одна из Гиад?

— Моё имя — Поликсо, — объяснилась нимфа. — Кажется, тебе довелось встречать моих сестёр.

Поликсо

— К сожалению, я никак не вспомню названия идеала, который Вы представляете…

— Это совершенно естественно. Многие люди забывают о встрече со мной, как только их умы увлекаются более значимыми событиями. Будь так добр, позови сюда следующего, когда ты окажешься в коридоре.

Япет потянулся к переключателю, но медлил перед нажатием.

— Какое послание несут цветы на Вашем столе? — спросил он, оглядываясь.

— ███████.

---

[1] Пояс астероидов, описывающий нашу Солнечную систему. В нём также обращаются карликовые планеты.

[2] Галактика, которая должна будет образоваться при столкновении Млечного Пути и Андромеды через несколько миллиардов лет.

[3] Гипотетическая сферическая область, отделяющая Солнечную систему от всего космоса.

Земля. Голубой шар вращался в тишине небесных просторов, объятый молочной дымкой из облаков. Физически этот объект оставался неизменным: первые изображения, полученные средствами космического наблюдения XX-го века, отличались от нынешнего вида планеты только качеством исполнения.

Тем не менее, под покровом атмосферы обитала древняя цивилизация, испытавшая множество трудностей, преобразившая себя бесчисленное количество раз и ставшая основой всего галактического освоения. В центре человеческой культуры развилось знание, распространившееся по Млечному Пути, но нашедшее своё натуральное отображение только в пределах Первой планеты.

Как и многие межзвёздные переселенцы, Япет не понимал философии страдальческой Земли: его юное мировосприятие формировалось в условиях становления субцивилизаций, отдалённых от источника мириадами пространств. Возможно, если бы наследие рода ожило в его душе на мгновение, молодой человек без раздумий отправился бы на Землю, но вложенные качества не проявлялись под гнётом холодного одиночества.

Фиона взяла брата за руку: её тёплое касание оживило Япета, и он наконец нашёл в себе силы, чтобы посмотреть на сестру. Пусть ожоги и въелись в её кожу так уродливо и жестоко, лицо девушки выражало прежнюю доброту и сопереживание.

— Идём, попрощаемся с Европой Галилеевной и ребятами, — прошептала она, и Япет подчинился её просьбе.

На орбите Земли к космолёту пристыковался транспортный корабль, призванный переправить воспитанников пансиона и их учителей на планету. Не желая расставаться со старшими братом и сестрой, малыши окружили их и тянули к себе, заставляя Фиону взять каждого поочерёдно на руки, а Япета отвести взгляд в сторону.

Астеропа II и капитан Гиперион обсуждали планы с воспитателями, и юноше удалось ухватить некоторые части их диалога:

— Действительно ли технологии Земли способны обеспечить малышам комфортное существование? Им необходим особый подход.

— Сестринство нимф гарантирует безопасность и благосостояние ваших детей, — заявила гиада. — Новый пансион будет функционировать под протекторатом Меропы.

— Мальчик отправится на Марс вместе со мной, — сообщал бывший военный. — Я подготовлю его к поступлению и помогу определить его будущее.

— Товарищи-пассажиры, ваш багаж успешно загружен! — оповестили роботы-перевозчики, возвращаясь в корабль. — Судно готово к посадке.

Астеропа II вышла вперёд, чтобы благословить детей на отбытие, и первой к ней подбежала девочка, разочарованно вопрошавшая:

— А Вы вместе с нами не полетите?

— Я хотела бы сделать это, моя кроха, но я мне нельзя задерживаться на одном месте слишком долго, иначе окружающие рискуют проспать всю свою жизнь, — объясняла нимфа. — В наши дни физическая разлука не означает вечный разрыв. Даже световые годы — не помеха для тех, кому суждено встретиться. На Земле за вами будет присматривать моя сестра Меропа, она милая девушка, которая найдёт время для каждого.

Безмолвный мальчик держал Астеропу за подолы платья так крепко, как если бы вся его жизнь теплилась в усилии захвата. Нимфа опустилась на колени и обняла его всей широтой своего сердца, провела безымянным пальцем над бровями ребёнка, и тот мирно задремал в тишине.

— Я буду ждать вас во сне, когда вы решите дать отпор вашим кошмарам. Я поддержу вас наяву, когда вам придётся преодолеть ваши трудности, даже если вы этого не заметите. Найдите меня в вашей жизни.

Япет, слушая слова нимфы, смутился: её речь казалась юноше нелогичной, едва ли разумной, в то время как Фиона предполагала, что важность составляли не вербальные формулировки, но нечто иное… Нечто, что она сама в тот момент ещё не до конца понимала.

— Я верю, что вы найдёте своё место в этом мире, — со слезами на глазах Европа Галилеевна расцеловала старших воспитанников.

— Мы постараемся Вас навещать, — пообещала Фиона.

Когда транспортный корабль отстыковался и отправился к Земле, на борту звездолёта остались только капитан Гиперион и Япет, Фиона и Астеропа II.

Следуя указаниям пилота, судно сменило курс на красную планету.

Терраформированный Марс напоминал младшего брата Земли: будучи в два раза меньше сестры, он на треть был покрыт водой, северную часть поверхности была отдана океану, а центральная и южная части — единому континенту. Над марсианским экватором возвышался величественный Олимп — наивысшая точка планеты и знаменитый потухший вулкан, в размерах которому не было равных. Его грандиозная тень достигала подножия трёх соседствовавших вершин: горы Аскрийская, Павлина и Арсия выстроились в ряд в вечном поклонении своему властелину.

Планета была густонаселена: первая людская колония за пределами колыбели-Земли служила опорным пунктом для дальнейших космических путешествий. Пребывая в тесном соотношении с народом синей планеты, марсианская культура переняла и сохранила подавляющее большинство традиций, и в целях выживания переселенцы оставили все свои разногласия, вызванные политическими, религиозными или националистическими убеждениями на марсианской орбите, откуда их унесло в дальние просторы космоса солнечным ветром.

Гармоничной цивилизации красной планеты удалось избежать значительных разногласий по мере своего становления, современные «тепличные» условия обитания были достигнуты путём долгого и упорного труда, ведомого техническими «чудесами» науки. Были допущены и ошибки, возникшие по причине неверного отображения теории на практику, но человечество на Марсе не забыло земного опыта и сумело решить свои проблемы, не просчитываясь снова.

Отрыв от общечеловеческой родины не дался колонистам без последствий: ментальный рациониализм, которым руководствовалась субцивилизация, преобладал над витальностью, доминировал над чувственным миром человека и, лишая его комплексности и полноты, делал реализацию научных планов хрупкими, зыбкими и неустойчивыми на ослабленной гравитации Марса. Как и планета, её жители погружались в бессилие…

В ту непростую эпоху борьбу с невзгодами возглавила Киссеида — вторая вознёсшаяся гиада. Свет её пылающей Храбрости вдохновил человечество совершить прорыв в своём созидательном шествии, и люди, объединившись в очередной раз перед лицом неизвестности, разорвали оковы сурового Млечного Пути. На Марсе начался бурный расцвет науки, ремесла и искусства, и планета стала достойной заменой Земли, каковой она сохранилась и до современности.

— Занимательно, едва ли нынешний Марс можно назвать красной планетой. Он почти такой же зелёный и синий, как и Земля, — заметил Япет, дивясь раскрывшимся видам из иллюминатора.

— Если приглядеться, за всей этой зеленью можно различить остатки красного грунта, — поделилась своими наблюдениями Фиона. Её зрение не восстановилось после аварии, и всю информацию, воспринимаемую взглядом, Япет передавал ей через ауротрансмиттер.

— Действительно. Я сразу этого не заметил.

— Судя по всему, колонисты не смогли сохранить полярную шапку Марса в первозданной форме. Очень жаль, ведь на фотографиях в старых архивах она была такой... необыкновенной?

— Правду говорят, для строительства чего-то нового следует пожертвовать чем-то старым. Но чем тебе так приглянулся этот ледник?

— Всё просто: он был похож на сахарную пудру. Самая лучшая часть этой планеты.

— Всем занять свои места. Судно идёт на посадку, — сообщил пилот по ауросвязи.

Не только габаритами отличался Марс от голубоглазой сестры: будучи в 10 раз легче, планета располагала гравитацией, составлявшей 40% от земной силы притяжения. Так как искусственная гравитация, соответствовавшая земной, была распространена во всех звездолётах, Япету местная гравитация показалась приятной новинкой. Фиона, привыкшая к тяжести прежнего мира, ощущала здесь себя легко и свободно.

— Только подумать можно! Мы выйдем наружу без защитных масок, без тесного обмундирования, и нам ничего за это не будет! Мы можем гулять столько, сколько нам вздумается! — радовался юноша, когда космолёт причалил к поверхности.

— Такой и должна быть идеальная колония, — решила девушка, затаив дыхание от нетерпения.

Шлюз отворился, и внутренности корабля осветились вуалью бледного солнца. Архитектура в этом марсианском селении была выполнена таким образом, чтобы небесные лучи, отражаясь от зданий, озаряли город в каждой точке в течение всего дня: от рассвета до заката объекты инфраструктуры, дороги, скверы и парки находились под естественной иллюминацией, рассеянной в воздухе, не слепящей глаза.

Япет выпрыгнул на марсианскую почву. Первое, что он увидел, будучи на поверхности — это колоссальный кремниевый ковчег, своей острой грудью рассекавший заросли из деревьев, поднимавший высоко железные плечи, отблёскивавшие ярким гало посреди могучих скал, расступившихся позади. Ребята уставились вверх в восторженном недоумении.

— Это административное здание Военной Академии, — капитан Гиперион указал на это масштабное сооружение, — Марс относительно скромен в размерах, но всё на нём несколько больше, нежели на остальных землеподобных планетах.

После торжественной встречи победоносного капитана и его спутницы-гиады салютующими залпами из орудий и после недолгого разговора с общественностью группа странников всё же нашла дорогу к имению Гипериона — к скромному жилищу у подножья горы Арсии. Роботы-уборщики привели полузаброшенный дом в пригодное для жизни состояние и удалились в ожидании следующих указаний.

— Давно я здесь не был… — старый военный осматривал здание так, как если бы он только его приобрёл. — После выпуска я ведь так и не возвращался.

Юный Гиперион смотрел на имение глазами, полными надежд: он воображал себе вечера, посвящённые любимой в яблоневом саду, встречи с сослуживцами на собственной территории; он стремился показать ребёнку мир через подзорную трубу на площадке, но боевая действительность не предоставила его планам шанса на осуществление, и седой воин нынче глядел на дом, совсем пустой и никем не освоенный. Только ветер скользил в темноте и внутреннем ужасе.

Астеропа стряхнула пыль мрака с этого места своим творческим видением: она расставляла предметы так, как ей это представлялось удачнее, от её динамического взора не ускользала ни одна мелочь, упущенная цифровой камерой дроидов; нимфа зажгла в комнатах свет живых цветковых растений, чтобы стены помещения напоминали пейзажи далёкого космоса, и одиночество в них навсегда растворилось. Одуванчиковый кролик Фионы юркнул в траву, и сад зацвёл золотыми бутонами.

— Ты будешь жить вместе со мной, — Гиперион обращался к Япету. — До тех пор, пока не станешь кадетом, ты обязан соблюдать следующие правила:

Правило 1: подъём в 6:00.

Утро необходимо начинать с дисциплины.

Правило 2: в день у тебя три тренировки.

Раз уж решил стать кем-то толковым, слушай мои указания.

Правило 3: нет слов «устал», «не могу» и подобных синонимов.

Единственное их упоминание автоматически отправит тебя на Землю, от жизни на которой ты отказался.

Правило 4: никаких вопросов или предложений.

Только действия могут тебя изменить.

Правило 5: никакого бунтарства.

Всю свою энергию посвящай работе над своим телом и духом.

Правило 6: не стой на месте.

Отдых полезен, но безделие неизбежно приводит к разложению.

Правило 7: помни о цели.

Никогда не забывай, кто ты и для чего ты живёшь свою жизнь.

Несоблюдение любого из правил равносильно нарушению правила №3 и приведёт к соответствующим последствиям.

Юноша отшатнулся, его ноги ослабели, а лицо сделалось мертвенно бледным. Он как-то вяло опустился вниз, не желая принимать сказанное за правду.

— Ты подписался на это, когда согласился поступить в Военную Академию. Отныне твоя жизнь — ничто без саморазвития. Пути назад уже нет.

— И как долго мне… так быть?

Капитан указал на пейзаж, открывшийся за окном: древний вулкан вздымал к небесам литосферу, намереваясь разорвать линию горизонта своей несокрушимой спиной.

— Тебе суждено тренироваться до тех пор, пока ты не сумеешь покорять Олимп быстрее меня.

К началу образовательного цикла в Академии Япету необходимо было подготовить себя физически и духовно, и шестимесячное марсианское лето стало удобной возможностью для данной работы. Ежедневно юноша подвергался прогрессивно нараставшим физическим нагрузкам, за его состоянием следили роботы-помощники, настраиваемые тренером.

Но и Гиперион не сидел сложа руки. Несмотря на свой почтенный возраст, мужчина выполнял те же упражнения, что и его воспитанник, и превосходил его по всем показателям, демонстрируя на своём примере, что всё было возможно.

— Лучшая попытка к реализации всегда добровольная, — утверждал он, — Но для её выполнения необходимо заключить с собой договор. Раз самостоятельно сделать этого ты не в состоянии, то и любые внешние доводы, кроме действенных, не принесут плодов вообще. Тебе повезло, что наши пути пересеклись, ведь ответственность за принятие решений делегируется теперь на меня.

Ауромедиаторы внутри дроидов не резонировали с буйством эмоций задыхавшегося от недовольства Япета и игнорировали все мысленные импульсы, подкреплённые его чувственной неоднозначностью. Гиперион не слышал, что творилось в голове у преемника, но догадаться о сути его настроения не составляло труда.

— Поднимайся. Осталось 22 км, мы преодолели две трети разминочной дистанции.

Гиперион был сторонником занятий на свежем воздухе, и спортинвентарь он переносил в универсальном компактном снаряде: подвижная конструкция трансформировалась в любую необходимую форму и могла быть размещена на любой поверхности, за несколько незначительных мгновений адаптируясь под окружающее пространство. Управление аппаратом, как и большинством современных устройств, осуществлялось с помощью псионических команд человека.

«Природа на этой планете безопасна, чем и стоит воспользоваться, проводя время на открытых пространствах, — решил про себя Гиперион, — Многие бойцы страдают от клаустрофобии даже внутри громаднейших лайнеров, и зачастую при выходе в безвоздушное пространство или на поверхность небесного тела им приходится пребывать в тесных скафандрах. Мальчик должен успеть ощутить на себе все возможные блага, пока они ещё доступны.»

— Действительно, мы вольны использовать чувственное устремление для достижения наших целей, — беседовала вечером с ребятами Астеропа II. — Но стоит отметить, что, как бы сильно ни разгоралось пламя эмоций, питающее механизм существа, рано или поздно оно затихает, бесследно пропадая, если его не поддерживать. Данная модель ведения жизни подвержена хаосу, и, хотя она приемлема для большинства живых организмов, разумные биологические формы способны избрать для себя иной способ существования, основанный на дисциплине.

Такой способ подразумевает постоянное повторение практики, последовательное наращивание опыта, наложение послушания не только на тело и нервную систему, но и на мыслительный процесс вашего разума. Как натренированное телесное существо является более приспособленным для выживания и преодоления, так и витальность, что обрела направление, не иссякает до тех пор, пока не приблизит финал своего движения, не растрачивая при этом всю энергию, без колебаний, без сомнений.

Разумность также должна быть обращена в дисциплину для полноты становления личности. Интеллект, выступающий центром принятия решений, наиболее эффективен, когда все его ресурсы выделяются для осуществления конкретного процесса. Однако бессилен тот генерал, что не собран: он никогда не поведёт за собою войско. Если мысль испещрена искажениями, если она рассеянна и норовит изменить вектор полёта каждый миг, упираясь то в одну, то в другую идею, ментальность теряет свой коэффициент полезного действия. В таком случае, если вы хотите испытать в жизни меньшее число неприятностей, следует воспитать разум, научить его задерживаться там, где это требуется, и легко переключаться между задачами, когда это необходимо.

Развитие личности — непростая работа, которая не получится, если должным образом не прилагать усилия. Если в глубине самосознания вы понимаете, что существует некоторое качество, коего у вас недостаток, будет лучше, если вы сами найдёте в себе внутреннюю силу для его совершенствования. При нехватке сил на помощь приходит ежедневная дисциплина. Занимательно, что обстоятельства могут привести к развитию определённых качеств сами, и отказаться от такого «предложения» уже не получится.

Управлять собой во всех аспектах — важный навык нашей современности, когда устройства контролируются при помощи мысли.

Уроки Астеропы воспринимались Япетом как скучные акты самоповтора, и он каждый раз засыпал, утомлённый очередным днём физических нагрузок. Услышав ненавязчивое похрапывание брата, Фиона обратилась к нимфе с вопросом:

— Отчего такая строгость к будущему кадету? Неужели поступить в Академию — непростая задача?

— Дело в том, дитя, чему именно учат в Военной Академии. Существует некая практика, детали которой содержатся в секрете, и которая предоставляет флоту Звёздной Кавалерии весомое преимущество перед вооружёнными фракциями Млечного Пути. Она трудна в освоении, и последствия её применения живорожденными плохо изучены. Приёмная комиссия предпочитает не брать на себя риски и отказывается работать с теми, чья генетика может быть предрасположенной к заболеваниям.

— Значит, у Япета почти нет шансов...?

— Отнюдь. Капитан Гиперион — знаток своего дела и надёжный профессионал. Подготовить мальчика в курсанты — для него не проблема, что не вызывает сомнений, однако дальнейший рост Япета будет зависеть только от него самого.

Ощутив на себе касание далёкого взгляда, Астеропа II опустила веки и перенеслась сознанием на Аллею Звёзд, где её ожидала младшая сестра Альциона.

— Астеропа! — заявила последняя. — Следы твоего пребывания на Марсе почти незаметны! Ты присутствуешь в окрестностях первой колонии, но одной из нас для этого было бы достаточно. Даже Киссеида не позволяет себе проводить в Солнечной системе столько времени, как это делаешь ты. Прошу тебя возвратиться.

— Я дала клятву, что поддержу одного человека. Осталось недолго, и по выполнении обещания я возвращусь в глубокий космос.

— Как интересно, — удивилась Альциона, осматривая имение Гипериона на Марсе. — Ты и правда задерживаешься ради них. И всё же твоё физическое нахождение рядом с ними едва ли принесёт результат и, напротив, может привести к неприятным последствиям.

— Из-за сопротивления природы действительно выбора не остаётся. Придётся пересмотреть уговор... Я оставлю свою эманацию.

Когда нимфа опустилась в свою внешнюю форму, её повстречала спящая Фиона. Обнявшись с пушистым кроликом, девушка тихонько дышала, и уши создания колебались, как две мягкие ленты.

Пройдясь по коридору, Астеропа заглянула в комнату капитана. Мужчина потянулся к ней, борясь с оцепенением ночи, и нимфа взяла его за руку первая, отчего Гиперион обессилел и опустился обратно в кресло.

Она что-то ему прошептала, или, быть может, так воспринялась игра сумерек на лице Астеропы, совершила какой-то жест, неясный ритуал на прощание, или всё это кому-то приснилось, она улыбнулась также незримо, как и истлела в сиянии Фобоса и Деймоса на небосводе.

На следующий день рассвело по обыкновению рано, и Гиперион с Япетом отправились на кроссовую подготовку. Фиона осталась в доме одна: её питомец наблюдал за работой андроида-кондитера, наносившего взбитые сливки на свежую выпечку. Хозяйка любовалась красотой пирогов лишь отчасти, её интересовали ускользавшие детали прошлого вечера…

Раздался электронный звонок. Некто неизвестный стоял на пороге, и девушка спустилась, чтобы поприветствовать нежданного гостя.

— Я сообщался с капитаном по ауросвязи и получил согласие на вход, — объяснил он, и Фиона, проверив информацию, отворила двери. Делового вида мужчина шагнул утончённой поступью внутрь и, оглядевшись с недоумением, вынес вердикт: — Видимо, он не посчитал нужным предупредить меня о своём отсутствии.

Распознав лицо девушки, гость почти что выдал испуг.

— Вам придётся подождать, пока он не вернётся. Прошу, пройдёмте в гостевую…

— Дитя, как долго ты носишь этот шрам?

— Он мне не мешает. Всё-таки наружу я не выхожу, и, если требуется, использую грим. Я могла бы подготовиться к Вашему появлению, если бы знала об этом заранее, но в этом уже нет необходимости.

Собеседник расположился в гостиной на синем диване и уставился в окно в ожидании товарища. По умственному велению Фионы робот-кондитер доставил свои произведения прямо к столу, заботливо разместил приборы на стеклянной поверхности.

— Чего-нибудь пожелаете? — поинтересовалась машина и, получив в ответ молчание, удалилась. Гость, поджав губы, отодвинул предложенное ему блюдо подальше.

— Не любите органику? — подметила девушка.

— Материальная пища печально известна своими недостатками, — довёл до сведения мужчина. — Но несмотря на этот факт, капитан Гиперион никогда не пренебрегал продуктами питания, выращенными на земле или в лаборатории и, наоборот, потреблял их с азартом. Если бы мы не были знакомы, я бы решил, что это странное увлечение яствами — один из способов разжиться больничным, но… Полагаю, сильнейшие испытывают себя каждый миг своей жизни.

— Как давно вы стали коллегами?

— Когда я заканчивал обучение на кафедре Ауромеханики Венерианского Университета, в качестве практики мне было дозволено участвовать в исследовательской экспедиции… Перспектива времяпрепровождения вдали от цивилизации на отшибе миров меня слабо прельщала, ведь на поддержание оборудования для работы учёных ушла бы немалая часть моей жизни. К счастью или нет, в образовательной системе предусмотрены совместные программы с кадетами Академии Марса, и я решил отправиться с ними, ведь подолгу они на одной планете не задерживались, и за аналогичное время я смог бы познать несравнимо больше, нежели в привычной сфере деятельности. Удостоенный возможности взойти на борт Гипериона, под его командованием я стал военным инженером.

С капитаном мы прошли через многое, и, тем не менее, не всё из этого я предпочёл бы испытать вновь. Между учёными и солдатами есть некое коренное различие, которое, однако, не является серьёзной преградой для изменения ролей в команде. Неоднократно приходилось и мне рисковать своей жизнью, поддерживая боевых товарищей, но ввиду отсутствия знаний, преподаваемых в Академии, эффективность моя как стратега, воина или руководителя подразделением была нулевая.

По окончании нашего путешествия по галактике я принял решение переквалифицироваться, и мне пришлось покинуть корабль, чтобы изменить профиль деятельности.

Я удовлетворил твой интерес? Надеюсь, рассказанная мною история будет надёжным подспорьем в самоопределении юного абитуриента.

— Чем же я выдала свои намерения?

— О, в нашем мире достаточно непросто утаить свои чувства. Каждый человек способен совершать любые поступки, окрыляя их красивыми и не очень словами, но даже если он молчит и внимательно слушает, позиция, занятая им, становится ключом к разгадке причин, побуждающих его к тем или иным действиям. Важно не то, что творит субъект, но как субъект действует. Ты понимаешь, о чём я? В сияющем взгляде, как у тебя, нетрудно распознать разум, стремящийся к приключениям. Моя догадка подтвердилась, едва я завёл речь об Университете Венеры. Даже отвлекающая внимание помеха, представленная твоим увечьем, недолго оставалась преобладающей в нашем диалоге.

— Вы, безусловно, проницательны. Хотела бы я однажды достигнуть Вашего уровня.

— Дитя, не ограничивай себя.

Держась за ясность сознания железной хваткой, Япет устало перебирал ногами, подступая к дому. Гиперион, сопровождая его с тренировки, остановился у порога, перебирая свой технический арсенал. Из фляжки, которую он держал, по нажатию кнопки в воздух распылилось облако наноботов, которое, объяв наставника и ученика, низвело на нет гигиенические последствия физических упражнений.

Пройдя в гостиную, военный поприветствовал бывшего своего сослуживца:

— Твой визит неожиданно приятен, Энцелад. Чем обязан?

Пусть голос командира был обыкновенно суров, мужчина позволил себе улыбнуться, хлопая товарища по спине.

— Капитан, примерно так я и представлял твою гражданскую жизнь. Ни минуты покоя, только стремление к процветанию! — Энцелад постарался изобразить довольную физиономию, но его саркастическая манера поведения, давно ставшая живыми языком, глазами и ушами, была не способна радоваться за кого-нибудь по-настоящему. — Твой новый воспитанник — явный тому пример.

Инженер оглядел Япета, неумело подделывавшего спокойный и уверенный вид. Гиперион отвёл гостя в кабинет для разговора тет-а-тет, оставляя подростков наедине.

— Стой! Ещё не время! — Фиона поспешила оградить брата от покушения на пирожное с заварным кремом, однако молодой человек оказался ловчее.

— Если в доме есть пироги, рано или поздно они будут съедены, — с набитым ртом отпирался Япет. — Так в чём смысл их оставлять на потом?

Ребята понимали, что Гиперион и сам являлся ценителем кондитерских изделий, и что под его руководством избежать их сотворения и употребления было невозможно, по крайней мере, в мирное время. Ночные часы в графике функционирования робота-пекаря вызывали у Фионы вопросы…

Девушка обратила взгляд на ауротрансмиттер, паривший над столом. Устройство послушно опустилось ей в руки, и комнату озарили серебристые блики.

— Ты пытаешься их подслушать? — интересовался Япет, отвлекаясь от вишнёвого кекса. — Я уже пробовал такое провернуть, эти устройства не пригодны для слежки.

— Я удивлена, что тебя беспокоит именно этот вопрос, когда перед твоим носом разворачиваются последствия странных событий, произошедших накануне вечером.

Япет подозрительно замолчал.

— Заметил ли ты, проснувшись сегодня, некоторые несостыковки в воспоминаниях? Как если бы нечто, объёмное и важное, вдруг пропало, оставив за собою дыру?

— Я не обнаружил никаких изменений. Для меня всё как и раньше.

— Посмотрим… — девушка сосредоточилась, заставляя ауротрансмиттер работать на повышенной мощности. Из осколков, вращавшихся в окружении, начали складываться бестелесные силуэты и формы, отголоски недавнего прошлого. Напротив ребят, в кресле, которое обыкновенно занимала Астеропа, высился её тихий призрак.

— Кто она такая?

— Я не уверена.

Юноша потянулся к хрустальной незнакомке, и вдруг она оживилась, реагируя на его намерение. Испугавшись, Япет отринул назад, и фигура приняла своё обездвиженное положение, чтобы в итоге рассыпаться, когда ребята отвлеклись на Гипериона с товарищем, шагавших по лестнице.

— Надеюсь, мы ещё увидимся, — кланялся Энцелад на пороге. — Мне жаль, что я не был в команде в тот день.

— Такова наша судьба, — сообщил капитан.

Пока старшие прощались друг с другом, Фиона повела брата наверх, закрывшись с ним в кабинете. Ауротрансмиттер вновь засиял, излучая цветное гало.

— Зачем это тебе? — возмущался шёпотом Япет, оглядываясь на дверь. — Ты ведёшь себя странно!

— Мы должны узнать, о чём беседовал с капитаном этот подозрительный тип. Возможно, он как-то связан с нашим совместным приступом амнезии. Увиденное нами в гостиной было остатками коллективной памяти, подвергнувшейся изменениям. А что если у пространства тоже имеются воспоминания? Возможно ли сгенерировать предшествующее положение частиц, основываясь на текущем? У нас только один шанс сделать это, пока мы идём по горячим следам, поэтому будь внимателен.

Сказанные Фионой слова, несмотря на объём, быстро воспринялись Япетом с помощью методов сообщения ауротрансмиттера. Для передачи данных девушка использовала формации ума, скорость обработки которых зависела только от интеллектуальной подвижности приёмника.

Точно также она рассчитывала воссоздать детали диалога, имевшего место быть в этом помещении. Каково было удивление Фионы, когда беседа возникла в её сознании развернувшейся формацией:

— Академия приглашает тебя в приёмную комиссию этого учебного цикла. Меня прислали с уверенностью, с которой я заявляю тебе, что твоё присутствие не только воодушевит абитуриентов на преодоление своих слабостей, но и гарантирует правильность и честность их проверки на стойкость. Пребывание двух столь известных лиц на этом мероприятии сделает его предметом интереса для многих, даже самых удалённых участков Млечного Пути…

— Не помню я таких времён, чтобы Марс хоть сколь-нибудь беспокоился о внимании со стороны внешних поселений. Галактике известна роль нашей планеты и Академии в космосе, никто не отрицает её, и в излишней шумихе она не нуждается. Посему моё непосредственное участие не принесёт бенефитов ни обществу, ни самой церемонии, главный символ которой неизменен долгие эпохи.

— Пожалуйста, подумай ещё раз над предложением. Юноши и девушки вселенной видят в тебе кумира, поэтому…

— Я не в состоянии являться более никем, как наблюдателем, ибо не располагаю необходимой для жюри беспристрастностью.

— Всё из-за мальчишки? Он слишком юн, чтобы его шансы пройти испытания были хоть сколь-нибудь утешительными.

— Поверь мне, я не питаю иллюзий. И всё же я убеждён, что ценность развития обретается в моменты, когда человек сталкивается с непреодолимым препятствием раньше, чем становится слишком уж самоуверенным, чтобы двигаться дальше, или складывает руки и ничего не делает в принципе. Всегда есть возможность, за которую стоит ухватиться, не боясь при этом допущения ошибок.

— Слова твои воодушевляли нас в самые тёмные периоды службы. Но не торопишь ли ты время? Зачем вообще тратить свои, прости уж, отмечу, оставшиеся немногие годы, чтобы тренировать живорожденного, который даже не готов к полноценному послушанию и не освоил ещё марсианского базиса?

— Мальчик молод, но не промах. Да, с ним приходится начинать на много ступеней ниже, чем со всей молодёжью, и вряд ли достигнет он командирских высот прежде, чем я увижу последние звёзды, но свой выбор я сделал намеренно, исходя из этой причины…

Гиперион преподнёс товарищу ауротрансмиттер, наполненный фактами. Чтобы к ним обратиться, Фиона приложила усилие для раскрытия вложенной информационной структуры.

— Даже если бы этого не произошло, — произнёс Энцелад после недолгого молчания, — Ты изменил бы решение?

Гиперион покачал головой.

— А эта девчонка, — учёный изменил тон своего голоса, — Она дочь профессора Альбиорикса? … что же, в пределах Солнечной системы она в безопасности.

Через миг видение рассеялось, и за спиной у ребятами показался настоящий Гиперион. Он вопросительно посмотрел на подростков и сопроводил их на нижний этаж, делясь планами на неделю.

— Фиона, твоя мама обозначила дату прилёта? — поинтересовался военный.

— Всё так. Она заберёт меня послезавтра.

— В таком случае, почему бы сегодня нам не устроить небольшой выходной? — предложил командир и перевёл тренировочных ботов в режим простоя. — Отправляйтесь в город, я вас догоню следом.

По выражению лица Япета его сестре стало очевидно, что он не воспринял ментальной формации, которую открыла Фиона. Юноша взял её за руку и, не теряя ни секунды, помчался с нею наружу, оставляя наставника позади.

«Что бы ты ни увидела, — мысленно обращался к ней Гиперион, — Оставайся безмолвной.»

Ребята достаточно долго бежали, и Фиона успела утомиться в начале пути. Превозмогая усталость, Япет вёл сестру за собою, обгоняя андроидов-уборщиков, расчищавших дороги, лавируя между зеваками парковой зоны. Стеклянные столпы небоскрёбов удалялись, но виднелись ещё над кронами деревьев, когда ребята углублялись в толщу леса: роща была здесь разреженной, она легко пропускала солнечный свет. На ветвях марсианской флоры трезвонили соловьи, синицы прыгали по кормушкам, они потребляли специальный корм, но не насекомых, которых не было на планете. За исключением некоторых особенностей ландшафта и природных красот, пейзажи Марса выражали наследие Земли, давая намёк о том, что из себя представляла родина всей жизни.

Обессилев, брат с сестрой свалились в траву на берегу озера. Безмятежно-чистая прохлада накрыла их своей тишью: здесь не было слышно кутерьмы города, и лишь изредка по небу проплывали космолёты, отбрасывая на воду свою тень-силуэт.

Уставившись в облака, подростки наслаждались сиянием солнца: летняя звезда ласкала их лица тёплыми поцелуями, но не перегревая их жаром. Фиона инстинктивно отвернулась в поисках сапфировой маски, но на этой планете такие меры были излишни. Когда дыхание обоих восстановилось, ребята наконец-то расслабились, и длился этот привал до тех пор, пока Япету не стало скучно.

— Кто не ищет — тот незрим! — заклинал он и скрылся в лесу, приглашая сестру присоединиться к игре.

— Мы уже не дети! — восклицала она, вставая на ноги и впадая ненадолго в краску, после чего всё же приняла роль водящего.

Фионе понадобилось время, чтобы сократить расстояние с Япетом, чего было достаточно, чтобы юноша надёжно спрятался. В поисках брата она спугнула нескольких белочек, сражавшихся за орех, ненароком прогнала сороку, пытавшуюся клювом поддеть побрякушку, угодила ногами в крапиву, когда заметила силуэт, поглядывавший из-за ствола высоченного тополя.

Япет юркнул обратно в надежде, что его не заметили, и начал вслушиваться в звуки шагов. Благодаря своей внимательности он бойко ретировался, оббегая сестру вокруг широкой древесной коры. Фиона не в первый раз встречалась с таким приёмом и выработала к нему свои контрмеры: она временно подыгрывала беглецу, вводила его в заблуждение, чтобы в момент расслабленности и уверенности появиться неожиданно за углом.

— Теперь ты водишь!

По правилам пряток Япет принял свою новую роль. Едва закончился отсчёт, юноша устремился туда, где, по его мнению, могла располагаться сестра. Что-то шелестело в кустах: туда проскользнула серая кошка; мышка-полёвка, неистово пища, искала укрытие в норке, занятой семейством ежей. Встретив колючий отпор, грызун изменил направление, но в неподходящий момент был обнаружен большим хищником. Не зная, где искать Фиону, молодой человек решил следовать за погоней с мышиными широкими ушами в начале и пушистым кошачьим хвостом в конце.

За стволами деревьев вырос просвет: ещё миг, и Япет вновь оказался на берегу озера. Чем-то завороженный, он не отреагировал вовремя на атаку сверху и был повален на землю. Пользуясь гравитацией Марса, Фиона легко взобралась на крепкую ветку, ожидая лишь возможности одним прыжком сбить с ног своего брата.

— Победа за мной! — радовалась она, — Ты дважды побит!

— Нападение со спины не считается! — возмущался он, поворачиваясь на спину.

— Очень удобно менять правила пряток, когда тебе нужно!

Ребята ещё долго выплёскивали пыл между собой, гоняясь друг за другом по мелководью, соревнуясь в меткости брызг, балансируя на гладких камнях по илистому дну. В полупрозрачной жидкости били хвостами блестящие рыбы, неуловимые и скользкие для человеческих рук; неподалёку в топях проснулись от дрёмы лягушки: вместо мух они охотились на специально выведенных для питания мальков, слишком уж неуклюжих и полнобрюхих, чтобы уворачиваться от резвых хватательных выпадов земноводных.

— Что-то не так? — Фиона заметила проблеск печали на лице Япета, и тот неумело скрыл свое сожаление о скорой разлуке.

Выходные промелькнули, словно их и не было, оставив всех неудовлетворёнными, приблизив час прощания брата и сестры. Стоя на перроне межпланетного вокзала, Япет глядел на Фиону, не в силах ей ничего сказать напоследок. Довольная и этим, девушка была рада, что оставляла его в этот раз в надёжных руках, с верой в его прекрасное будущее.

Мать Фионы, именуемая для краткости Ио, оделась в дорогу скромно, что не было похоже на неё. Предположив, что женщина задавала своим видом тенденции к модному минимализму (а она любила пробовать различные образы и демонстрировать себя публике), ребята не придали должного значения её нервозности, смешавшейся с заботой о дочери. За маской её несколько непривычного поведения Япету привиделся клубок хаотических мыслей, бесконечно вращавшихся друг за другом, словно кто-нибудь привёл в движение водяную мельницу сознания, используя для этого динамичный, мощный, но жестокий поток разрушительной силы. Вскоре, как и всякое наитие, наблюдение молодого человека размылось, а осколок понимания улетучился в ноосферу, и ему не удалось выяснить, что было источником тревог прекрасной Ио.

В противовес ей, капитан Гиперион сохранял абсолютную невозмутимость во внешнем и внутреннем своём существе. Виртуоз самообладания, он источал прохладу чистого льда, натренированную годами службы. Прежде с ребятами командир не проявлял такого уровня стойкости, однако по прибытии матери Фионы в шестернях его природы развернулся управляющий винтик, что перевёл весь механизм в режим противодействия трудностям. Таким взглядом, не отрешённым, но, наоборот, причастным, как айсберг, подавлявший своей широтой, Гиперион встречал врагов, не оставляя им шанса ретироваться.

Во всей этой сцене нечто было упущено. Разве гражданка, даже порой и неприятная, заслуживала уравнения своего статуса с каким-нибудь злоумышленником или лиходеем? О чём молчали взрослые, держа в неведении подростков?

— Пойдём, — решила Ио, цепкой хваткой затащив дочь в транспортное средство, направленное на Венеру. Фиона с грустью припала к иллюминатору, и через стекло юноше дозволялось в последний раз наблюдать её образ, отталкивающий болезненностью, но приковывавший взгляд незатемнённостью оптимизма.

— Следующая станция — Вокзал богини плодородия, — оповестил пассажиров бортовой компьютер, и судно стремглав помчалось в небеса, наращивая скорость, достаточную, чтобы преодолеть притяжение Марса.

— Нам тоже пора, — сообщил капитан, — Подготовка не ждёт.

* * *

Конец лета венчался Днём марсианского единства, напоминавшим всем об историческом переломе, когда народы планеты отложили разногласия в сторону, преодолели конфликты, и начался новый виток развития цивилизации. В честь этой праздничной даты Марс озарился вспышками торжества: во всю гремели орудия; в участках неба, предназначенных для полёта, было не протолкнуться от числа визитёров со всех колоний Солнечной системы, а в областях воздушного пространства, свободных от передвижения, слепили взоры фейерверки различных причудливых форм, имитировавшие символику красной планеты и её внутренних фракций, к которым относилась и Академия.

— Да здравствует Союз Межзвёздных Коалиций! — вопил во всё горло смельчак, размахивая флагом, наполовину вывалившись из кабины звездолёта, нёсшегося через поток транспорта. — Да здравствуют вселенские дружба, равенство и братство!

Ауротрансмиттеры, установленные в каждом технологическом средстве, пусть и работали в бесконечном диапазоне частот, испытывали терпимые помехи из-за эмоционального всплеска в марсианской ноосфере.

— И всё же эта проблема решается регулировкой, — выдохнул Гиперион, управляя авто. Водитель лихо облетал препятствия: псионическая связь с камерами позволяла ему видеть дорогу со всех точек зрения одновременно, а реакция машины преобладала над скоростью мысли в случае экстренного лавирования, когда отрабатывались определённые алгоритмы, призванные обезопасить движение. Зеркало дальнего вида, бесполезное по приведённой выше причине и внедрённое в салон автомобиля из пристрастия капитана к старине, по велению его воли провернулось, предоставляя возможность посмотреть на Япета через отражение. — Ну что, малец, не дрейфишь?

— Что бы я ни ответил, это не прозвучит убедительно. Признаюсь: дрожу от нетерпения. Даже не надеюсь впечатлить этим Киссеиду.

— Солдат может бояться, пресмыкаться и робеть, но свою задачу выполнить он обязан. Именно это ценит в людях нимфа Храбрости. Не бойся показаться беспомощным, ведь всё в нашей жизни временно, и за этапами слабости следуют периоды силы, связанные между собой мостом из усилия.

Юноша постигал азы физической подготовки на протяжении всего лета, но не приблизился к уровню, с которым приходили на свет современники с помощью программы воспроизведения поколений. Данное физическое и духовное различие было очевидно, когда Япет встал плечом к плечу в построение с будущими кадетами. Молодые люди, все как один, были крупнее, крепче, ментально уравновешеннее, и форма была им к лицу.

Совсем ещё недоросль, Япет выделялся среди остальных, но утешал себя хотя бы тем, что со зрительских рядов его не было видно. Колизей Отваги, закольцевавший горизонт в броню кварцевых стен, настолько порою высоких, что арки его терялись в облаках, напоминал тысячам испытуемых о собственной малости, перед которой все были равны.

Когда настал черёд торжества, вся немыслимая толпа утихла, ожидая слов Гипериона. Ауротрансмиттеры готовы были транслировать его речь, дабы капитана услышали и гости, расположившиеся на ином конце Колизея. Оглядев почти бескрайнее море конкурсантов и публики, военный замер: его непослушные уста всё упорствовали и не размыкались, а думы, отыскавшие лазейку в крепости самоконтроля, штурмовали центр принятия решений неистовыми ударами под дых, не оставляя сознанию и шанса для концентрации.

Кадры последнего сражения вспыхнули в Гиперионовой памяти: деформации тел, совершенно неестественные, призванные для того, чтобы посмеяться над жизнью, осквернить её богатый храм вечной красоты чёрными пятнами уродства, разрубить портрет созидательной природы гильотиной оружейного шквала, разбить продукт тысячелетней инженерной мысли в одночасье, предав его жертвенному очагу бомбардировки, — всё для того, чтоб дрогнул мир, издалека услышав марш стихии разрушения.

Из всех, кого Гиперион воодушевлял перед той злосчастной битвой на дне Млечного Пути[1], никто не одержал верх в побоище со Смертью.

Погибель ожидала и представших ныне перед ним молодых людей.

Ещё одно воспоминание, далёкое и прекрасное, озарило вдруг поле брани покорённого смятением разума. Голубые волны с треском хлестали каменный утёс; ветер сбивал с ног, и галантный смерч вихрился за верстой, соединяя в хаосе океан и небо. Неподвижной в разгулявшемся пейзаже предстала вестница Покоя: ураган трепал волосы её, рвали подолы платья скалы, грады гальки ранили её, но она держалась прямо.

Юный духом капитан сделал шаг вперёд, пусть сносил его лихорадочный прибой, и подруга снов его и яви бодрой раскрыла зонт над головой изысканный и добрый. В полотнище тёмном мерцали тихо звёзды, и сокрушалась буря одиноко, что не могла разбить надёжного покрова. Долго и упорно море горевало, оно то кверху гневно восставало, то в обиде слёзы проливало, и тайфун, дождя, смирился наконец. Исчезли облака, скрывавшие простор: ничто не затмевало туманность яркую космических миров.

Сжимая кафедру до трещин, Гиперион усилием воли отогнал прежнее упадничество. Общественность замерла во внимании, и военный изрёк своё слово:

— Мирные времена недолговечны. Как только противник обнаружит очередную пробоину в нашей обороне, он наглядно даст нам это понять. Вам придётся усмирить его вновь и, быть может, однажды Вы победите его окончательно.

Неважно, продолжите Вы путь в пределах Солнечной системы или же присягнёте на верность Астральной династии, знамя Кавалерии останется с Вами до конца: исполняйте свою роль уверенно и смело, несите Мир во все части вселенной и защищайте его, не позволяйте врагу забрать самое ценное -право на существование. Доверяйте Силе, следуйте голосу Мудрости, трудитесь, чтобы отвоевать Гармонию у неопределённости будущего.

Всё в Ваших руках.

Слушатели подняли глаза вверх: колонна военной техники, растянувшаяся от Плутона до Солнца, усеяла небо невероятных размеров машинами, преодолевавшими безвоздушное пространство системы эскадрильями пилотируемых средств от мустангов до лайнеров различных дизайнов. Регата сталекрылых исполинов возглавлялась Киссеидой, она совершила оборот вокруг светила, чтобы изменить траекторию полёта и войти в атмосферу Марса.

Вспышка ясного пламени, точно выскользнувшая из-под кувалды Гефеста, заставила небосклон побагроветь, с шумом обрушиваясь к поверхности планеты. Ещё несколько мгновений, и на центральной площади Колизея аккуратно встал на лапы гигантский механический медведь. Построения расступились, чтобы пропустить стального зверя, и земля содрогалась от его массивных шагов, распространяя эхо стальных лап по всему континенту.

Суставы механического хищника издавали металлический звон во время движения, извергая огненный жар внутреннего двигателя. Облачённая в суперброню Киссеида, восседавшая на фамильяре, не стала ждать и ловким прыжком преодолела расстояние от медведя к стене, заняв позицию, с которой можно было всех видеть.

— Я рада приветствовать здесь искателей Храбрости, — говорила она, и её могучая коса каштановых волос развевалась на ветру, точно ветвь первородного дуба. — Всех, кто не боится, я приглашаю на отважное путешествие по просторам галактики. Тех же, кто по каким-то причинам не преодолел ещё оковы страха, ждёт очищение Жизни.

Сим объявляю начало нового образовательного цикла Академии Марса! — Киссеида ударила жезлом, и планета заискрилась залпами пушек. — Пусть данный этап нашего совершенствования ознаменуется достижением новых высот!

Испытания будущих кадетов были частью традиции, посвящённой Дню марсианского единства. На рубеже лета и осени Киссеида прибывала на Марс ежегодно, чтобы удостовериться в искренности намерений тех, кто желал поступить в Академию. В течение недели абитуриентам предстояло пройти тесты на скорость, ловкость, физическую выносливость, а также выдержать проверку на стрессоустойчивость.

По словам Гипериона, процесс набора баллов был формальностью, ведь далеко не все экзаменуемые достигали выдающихся отметок по представленным направлениям, и, тем не менее, двери Академии были открыты всем, кто готов был прилагать усилия, чтобы посвятить свою судьбу развитию. Гиада Киссеида, возглавлявшая приёмную комиссию, размножила своё восприятие и незримо присутствовала на испытаниях каждого абитуриента одновременно, оценивая качества их внешней и внутренней природы.

Как и ожидалось, Япету не удалось сравняться с большинством поступавших. Юноше недоставало силы и стойкости, а отсутствие терпения и недоработанные зачаточные навыки приводили к скорой утомляемости. Пусть, казалось, он и проявил себя лучше в тестировании на подвижность, результаты не удовлетворяли его, и Япет совсем почти поник, однако в отдалённых уголках разума теплилась надежда, что гиада оценит его упорство, и осенью молодой человек облачится в форму кадета…

Финальным рубежом экзаменационных мероприятий было преодоление полосы препятствий на летательном полигоне. Необученным гражданам никто военную технику доверять бы не стал, поэтому им предоставили в пользование космолёты модели «Жеребёнок», отличавшейся от мустанга ограниченной мощностью, а также особенной системой защиты, которая не позволяла пилоту навредить как себе, так и окружающим во время управления транспортным средством.

Испытание это было командным: небольшим отрядам из пяти человек предстояло состязаться за первенство в эстафете, устроенной на голых марсианских скалах, включавшей в себя парящие и наземные цели, пункты отметки, обязательные для посещения, и замаскированные в ландшафте турельные установки, автоматически отслеживавшие перемещение техники и атаковавшие всех пилотов по мере их приближения. Попадание снаряда по обшивке индивидуального летательного средства не приводило к ущербу, но налагало на участника штраф, который, накапливаясь, влиял на заработанные прежде баллы.

В заключительном сегменте эстафетной цепи высматривал товарищей Япет. По-хорошему стоило бы подготовиться, набрав высоту, однако юноша не спешил отрываться от грунта. Проносились мимо сторонние конкурсанты: они наращивали скорость, обгоняя друг друга, но коварные турели, вырастая из неоткуда, обстреливали жеребят, и те повинно замедляли свой ход, имитируя настоящую степень поломки.

Одно из орудий, спрятавшееся под оврагом, нацелилось на мирно стоявшего Япета. Должно быть, ошибка в программе или погрешность в размещении структурных объектов привела к тому, что молодому человеку непозволительно было шевельнуться без угрозы потери баллов. Занимавший низкие позиции в рейтинге команды, Япет не решался рискнуть и перелететь в безопасное место, активируя выстрел, но и покинуть зону ожидания было ему недопустимо, потому и сидел он на жеребёнке, затаившись.

— Эй, мелкий! — обратились по ауросвязи. — Я уже на подходе. Раз тебя распределили на финиш, постарайся не проиграть нашим соперникам. Общими усилиями мы выиграли для тебя время, так что не растрать драгоценно накопленные 20 секунд на старте, очень тебя прошу. Где ты, кстати? Почему ещё не в воздухе?

По мановению воли жеребёнок тронулся, и турель, державшая Япета на мушке, моментально его оштрафовала. Летательный аппарат, взмыв над землёй, вдруг заглох и съехал по уклону скалы на равнину, где привлёк внимание целого роя вооружённых механических башен. Одна за другой, они открывали огонь по участнику, и тренировочный космолёт, надрывая мотор, не успевал сдвинуться с места казни во время перезарядки орудий. Счётчик баллов стремился к нулю, и при пересечении этой отметки жеребёнок пришёл бы в негодность.

— Взлетай! Взлетай же! — верещал из соседнего судна товарищ, наблюдавший за Япетом из опорного пункта. Пренебрегая правилами состязаний, старший конкурсант приземлил свой космолёт возле юноши, взяв на себя часть урона, — Давай, давай, давай, оживай, мелкий!

Воспользовавшись облегчёнными обстоятельствами, Япет целеустремлённо покинул зону поражения, и, следуя примеру конкурентов, устремился к финишной черте. Чем дальше он продвигался, тем выше требовалась скорость реакции, тем кучнее и неожиданнее становились атаки турелей, а прокладываемый системой путь оказывался далеко не самым эффективным в условиях экономии движений и времени.

Так, вместо того чтобы пролететь под каменным утёсом и совершить несколько излишних манёвров, Япет круто повернул вверх, подставив уязвимое место злополучной турели. Жеребёнок как-то неуверенно затрясся, повиснув посреди полигона, креня носом к земле.

— Нет! — вскрикнул подросток и, увернувшись от последовавшего выстрела, придал своему транспорту момент вращения. В сравнении с мустангом к недостаткам жеребёнка можно было отнести и неустойчивость к перегрузкам, все последствия которых пилоту приходилось испытывать на себе.

Когда судно приняло фиксированное положение, Япет висел вниз головой, в звоне в ушах слышались отголоски прежнего опыта. Юноша поднял взгляд вверх: небо изрешетили трассировочные лучи, и оно, разваливаясь на куски, собиралось прихлопнуть всех назойливых жуков, оказавшихся снизу. Сердце сокращалось интенсивно, готовясь к падению, и Япет, не предпринимая попыток выровняться и избежать попадания сотен башенных установок, только сгруппировался, зажмурившись.

Крушение в этот раз прошло безболезненно, но подросток всё не решался вздохнуть и осмотреться, вжавшись в сидение. Время шло, страх не отступал, и только на циферблате безучастно мигал нолик.

Команда Япета не финишировала. Испытания не были пройдены.

---

[1] Битва за орудие X

На космическом составе, что курсировал по направлению Марс-Венера, пассажиры занимались привычными для путешествия делами, слушая онлайн-лекции и аудиокниги глубокого погружения, играя в объёмные шахматы с искусственным интеллектом, складывая механически оживлённые оригами, решая пространственно-временные головоломки, и просто задорно общаясь между собой, поглядывая в иллюминатор, на стеклянную поверхность которого вселенная ненароком рассыпала звёзды.

Небесным холстом увлеклась и Фиона. Её бодрое воображение рисовало в этих пейзажах фигуры, соединяя светлые точки в замысловатые композиции, вещавшие о радостных воспоминаниях, сочинявшие счастливое будущее.

Вот распустился серебристый подсолнух, на его призрачные лепестки присел пятнистый жучок, подмигивавший Фионе мерцанием крыльев. На него свои глаза-туманности выпучила голодная лягушка. Грациозным сокращением лап она выпрыгнула из рукава Млечного Пути, как из пруда, намереваясь проглотить насекомое, но то упорхнуло прочь, и хищница осталась висеть на цветке, колебавшемся из-за навалившейся на него массы.

Собранный мозаикой звёзд, свысока на животный мир взирал газовый гигант. Он обращался царственно и ровно, сохраняя задумчиво-важный вид неизменным на протяжении долгих веков, пока в прекрасный момент одиночества ему на голову не свалился задорный юнец. Рассмеявшись вдоволь своему нелепому падению, мальчик отправился лазать по кольцам планеты, искривляя их, меняя траекторию вращения, карабкаясь по орбитам из пыли. Газовый гигант тяжело заохал: застала его врасплох столь неожиданная встреча, и парнишка, совершив кувырок по нижней стороне диска, весело помахал Фионе, затем продолжил кататься.

В крупном скоплении звёзд, что отличалось от остальных уровнем яркости, вели хоровод одиннадцать незнакомок. Такие разные, делили они общий танец свежести и новизны, подзывая кавалькаду грядущих историй поскорее прибыть и охватить собою повествование. Одиннадцать нимф, завидев Фиону, поприветствовали её на пути к жизненным переменам.

Венера становилась всё ближе, а разговор с матерью так и не завязался. Внутренние беспокойства Ио были слишком уж очевидны, чтобы их не заметить, но врата её разума не отворялись, и на редкие вопросы дочери она не давала ответа. Неловкое молчание усугубляла и пара скупых на слова кавалергардов, что сопровождали перелёт Фионы и не позволяли ей выходить на территорию общих вагонов.

Пусть девушке и хотелось пройтись вдоль межпланетного транспорта и познакомиться с пассажирами, она приняла свою изоляционную участь, устроившись поудобнее в кресле и засыпая в колыбели тихой фантазии.

— Мы вовремя, — заявила женщина, пробуждая вагон от пьянящего оцепенения. — На Венере сейчас весна, лучшее время года, в которое планету только можно застать!

По правде говоря, на Венере не наблюдалось смены сезонов. Более того, климат здесь настраивался жителями островов-поселений, друг от друга изолированных, при этом статистически наиболее частым выбором для колонистов выступала именно весна во всех её прелестях, от ранних снегов до поздних травянисто-цветочных лужаек, искусственной экосистемой которых так гордились венерианцы.

Если на Марсе при возведении городской инфраструктуры на первое место выходила практичность и уже потом — монументальное изящество, то на Венере зодчие руководствовались прежде всего художественно-эстетическим энтузиазмом, который придавал урбанистике незабываемый шарм вдохновения. Вознесённые в небеса городские платформы, окружённые облаками, поддерживали бесчисленные изваяния из белого мрамора, украшенные резьбой и лепниной, обрамлённые платиной, золотом и серебром, подсвеченные иллюминацией, лучившейся через грани драгоценных камней.

О прибытии космолёта протрубили железные глашатаи. Движимые винтами мотора, они поклонились, когда к перрону причалил межпланетный состав, и расступились, позволяя пассажирам покинуть транспортное средство. Следуя к выходу в самом конце, Фиона ахнула, когда ей открылось внутреннее убранство станции: белоснежные плиты, нарядившие колонны в узорчатое одеянье, отражались в гранитном полу, залитом солнечным светом, проступавшим через цветные виражи окон.

С голубого купола, воспрявшего над стенами, задумчиво глядела на пешеходов героиня «Рождения Венеры», исполненная в точности как у Боттичелли, только представленная в увеличенном масштабе. Она взирала вниз понимающе и молчаливо, как если бы она знала нечто такое, что было известно одним лишь нимфам древности. Должно быть, мастера прошлого давно открылись касанию гиад.

— Само здание вокзала — парящее в небесах произведение искусства. Впрочем, так можно описать всякое детище местной архитектуры, — Ио не скрывала восхищения, вызванного возвращением на планету своей юности. — Однако не следует любоваться мастерством зодчих слишком долго, иначе мы обязуемся останавливаться на каждом шагу!

Уставившись в окна рассекавшего атмосферу «Мула», Фиона не могла оторвать глаз от панорамы райского мира, в котором могучие дворцы и соборы выплывали из клубов розоватого пара так грациозно, торжественно и умиротворённо, будто сами исполины-сейвалы выносили на поверхность воздушных морей античные города и селения, чтобы вскоре утопить их в сладкой туманности вновь.

Благодаря школьным урокам географии девушка понимала, что острова-мегаполисы пребывали в неподвижности, пришвартовавшись к статической точке в небесах, и это густые облака омывали их своими мягкими гребнями. Так, идиллия триумфального Эдема граничила с токсичной преисподней: под беспросветно-толстым слоем туч материки планеты пылали ядовитыми пожарами гибели, делавшими поверхность Венеры непригодной для обитания человека.

— Венера крайне своенравна. Коль пожелаешь спуститься вниз, не забудь использовать защитные средства, — напоминала мать Фионе, позволяя антигравитационному гребешку себя причесать. — Но, как по мне, делать там решительно нечего.

Когда семья достигла жилища, уже потемнело. Дачный участок Ио располагался в уединённом городишке, где обитали её сверстники, выпустившиеся вместе с дамой из университа.

В двухэтажной короткой усадьбе две из четырёх комнат занимали награды и трофеи писательницы, экземпляры её трудов и запоминающие устройства. Вокруг достижения амбиций Ио обустроила весь интерьер помещений, выделяя наиболее значимые предметы, а скромные и скучные отодвигая на задний план, прикрывая их декоративными цветами в фаянсовых вазах.

— Этот кубок достался мне за документирование военных событий, — хрустальную фигурку женщина особенно ценила: это было её первое признание как автора. — Ох, были же времена… Отряд кавалерии, к которому я была приставлена, сражался в самом центре заварушки. Нас множество раз миновала участь погибели, и всё благодаря самоотверженному капитану, который вёл флот за собой, принимая удары врага на себя… Спустя сотни лет я помню его непобедимым, как ледник, штурмовавшим владения вулканов и магмы, и мы крепко прижимались к его спине, пока он продвигался вперёд…

— Я не знала, что ты начинала в качестве военкора.

— По юности твоя мама пробовала многие направления. В нашем большом мире уже тогда существовало бесчисленное количество точек зрения, и в этой масштабной разрозненности никто не способен был между собой договориться. Ввиду этого и возникла необходимость показать обществу мир глазами бойца, выразить суть военного искусства так, чтобы никто не в силах был его исказить или представить в неподобающем свете. Всё это я кратко объясняла в своих интервью, и подробности доступны в «Философии инея». Почитай на досуге. Наша виртуальная библиотека открыта для пользования.

Дроиды-грузчики, производившие в доме перестановку, издавали звуки дружелюбного общения, изредка сталкиваясь друг о друга, но ловко удерживая мебель в железных ладонях. В умывальню завезли новое джакузи, заменили шторы, заслонявшие панораму на фруктовый сад, уходом за которым не обременяла себя хозяйка имения. Роботы-садовники заботливо приводили деревья к приличному состоянию, и механический дворецкий доставил свежий разрезанный апельсин на подносе в спальню женщины, исполненную в тёмных тонах.

— Как думаешь, стоит вырастить на участке грейпфрут? — интересовалась Ио, визуально наслаждаясь текстурой преподнесённого цитруса. — Не такой сладкий, как апельсин, своей горечью он придаст ежедневному быту пикантности, — мать перевела взгляд на Фиону, опустив дольку на блюдо. — Знаешь, в доме можно ходить и без грима. И, прежде чем выходить наружу, научись хорошенько его наносить.

— Но я использовала дроида-косметолога, разве могу я выполнить работу лучше него?

— Нет-нет, ты не замечаешь главного, — женщина потянулась к Фионе, намереваясь внести коррективы. — Чтобы отвести внимание от шрама, которым наградила тебя та злосчастная планета, недостаточно одних лишь механически точных движений кисточкой. Дисгармонию твоего лица видно через слой краски, но всякую картину можно сбалансировать лёгкими мазками художника. Вот так. Посмотри на себя.

К девушке подлетело зеркальце и, расширившись, оно отразило облик Фионы, который оказался ощущаемо лучше. Она улыбнулась, и искусственность грима стала почти незаметной.

— Совсем скоро мы отправимся к мастеру пластической хирургии. Я выпрямлю себе скулы (мне кажется, так я моложе), а также мы попытаемся исправить недоразумение, произошедшее у тебя на лице. Мой специалист — лучший в этой части вселенной, и я не сомневаюсь, что он подберёт тебе любые глаза, которые только ты пожелаешь, органические (киберинклюзии — прошлый век!), так что у тебя есть время выбрать для них форму и цвет, а утром мы посоветуемся, обозначим самый интересный вариант. Что скажешь?

Фиона давно заняла определённую позицию по отношению к операции, которая её ожидала, и наконец настал подходящий момент, когда можно было высказать её матери:

— Я думаю… нет. Я хотела бы, чтобы врач осмотрел и вылечил тех, кто действительно нуждается в помощи… Меня не угнетает моё положение, я готова дождаться лучшего времени, когда последствия катастрофы X будут устранены, и очереди на медобслуживание значительно сократятся.

Через повреждённую сетчатку глаз девушка едва распознавала силуэт матери, потому и почувствовала кожей, как внутри Ио что-то перемкнуло, и она намертво похолодела, точно царица-зима.

— Пожалуйста, не воображай себе, что в этом вопросе у тебя есть право выбирать. Для тебя моё слово — закон существования, и ты должна исполнять, что тебе велено, и чтобы тебе было проще это делать, да и просто на будущее, ты уясни, что следует всё-таки научиться принимать подарки жизни, ведь она исключительно умеренна в своей щедрости. Цени то, что тебе дают, и не вороти носа от протянутой длани поддержки, пока она не сомкнулась в руках у кого-то другого.

Тебе повезло, ведь ты моя дочь, и не обречена к концу дней своих скитаться в убогой маске квазимодо. Не отказывайся от возможностей и не спорь с матерью, пока опыта у тебя как у несчастного запуганного внешним миром мышонка.

Доброй ночи.

Круто развернувшись на каблуках, женщина вышла в коридор, направляясь в комнату для медитаций.

На руки Фионы запрыгнул одуванчиковый кролик. Он нежно поластился, прикрылся ушками и уснул, подёргивая хвостиком из желтоватых лепестков. Девушка использовала зрение питомца, синхронизировавшись с ним через ауромедиатор, чтобы надёжнее ориентироваться в пространстве, но теперь, когда создание задремало, ночь расплылась в туманах черноты, завладев комнатой до рассвета.

Ближе к утру вуаль бесцветья разверзлась, и солнце озолотило облака, в которых парили городские селения. Свою мать девушка нашла медитирующей: над Ио вальяжно обращались стеклянные сферы, излучавшие разные цвета. Согласно некой очереди, предметы эти опускались ниже и, замирая на определённом уровне, становились прозрачными, после чего занимали прежнее место. Так, оранжевый шар, в котором заточена была искра звезды, стал блеклым, едва поравнявшись с линией глаз Ио; салатовый глобус, под поверхностью которого раскинулась частичка вечнозелёных лесов, отдал весь свой цвет, достигнув солнечного сплетения дамы; синяя глубина Нептуна, обрамлённая сферой, иссякла у живота женщины.

Когда Ио подняла веки, чтобы встретить свою дочь, шары уже вернулись в специальное хранилище. Реагируя на удивление Фионы, мать объяснила ей:

— Медитации восстанавливают силы намного быстрее обычного сна. В час рассвета я уже готова к новым свершениям. Это крайне полезная практика. Если будешь достаточно упорной, освоишь её за какие-нибудь пятьдесят-семьдесят лет регулярных занятий.

Ты уже приготовилась к поездке? Мы скоро отправимся к доктору.

— Я хотела бы вернуть свою внешность к прежнему виду. Это касается и радужки глаз: мне нужен мой природный оттенок.

— Хорошее решение. Врач не откажет в данной услуге.

Наконец пришла пора лечь на хирургический стол. Приветливый мужчина настраивал оборудование; дроиды-ассистенты раскладывали инструменты по местам, завершая организацию рабочего места. Когда специалист взял в руки скальпель так уверенно и просто, Фиона поразилась тому, сколько сознания вкладывал он в предметы для оперирования. Так, неодушевлённые механизмы служили прямым продолжением его воли, компенсируя несовершенство физических движений хирурга. На манер косметической продукции и парфюмерии Ио, некоторые элементы медицинского оборудования также летали по воздуху, подчиняясь безупречному контролю специалиста.

Фиона также обнаружила незримое присутствие интернов, наблюдавших за работой наставника через ауротрансмиттер, и сами они пребывали физически за пределами комнаты. Их вниманию девушка не смутилась: её прежде всего беспокоило испытание, уготовленное организму. Чтобы поддержать свою дочь, Ио напоследок её обняла:

— Солнышко, представь, что всё это — сон. Он быстро пройдёт, и после пробуждения к тебе возвратится первозданная красота. Мама рядом. Не бойся.

Хирург поднёс к девушке маску: пациентка заснула, вдохнув пары анестетика. Тело перестало отзываться на команды нервной системы, и мозг погрузился в созерцание безмолвного ничто.

В непроглядной мгле проступили знакомые черты нимфы. Астеропа II поддерживала голову девушки, расположив её у себя на коленях. В одеждах и коже гиады Фиона распознала бесшумное мерцание звёзд и умиротворённое необъятное Спокойствие.

Астеропа II приставила палец к губам, призывая к тишине. Фиона не смела ослушаться просьбы гиады. Вскоре до слуха девушки, чуть менее приглушённого, нежели до сих пор, донеслись отголоски операции, проводившейся над физическим телом.

— У девочки развита морфологическая эксклюзия. Это редкое отклонение, заключающееся в отторжении организмом биологически нарощенных клеток. В случае Вашей дочери данная патология проявлена исключительно в области зрительных органов. Выявить заранее её невозможно, причины девиации до сих пор не известны науке. Единственное, что мы в состоянии сделать, — это вложить в глазные яблоки кибернетические импланты.

— Она сможет видеть?

— Импланты приживутся, но, ввиду специфики патологии, вызывающей перенапряжение нервной системы, пациенты жалуются на ухудшение функционирования протезов, со временем и они отвергаются телом, быстро изнашиваясь. Это не последняя операция девушки.

— Прошу Вас, спасите здоровье моей дочери.

Когда всё закончилось, чернота никуда не исчезла. Заживляющий препарат, расположенный на голове у Фионы, блокировал свет, поступавший из окна. Ио, сидевшая рядом, обнимала руку Фионы, не нарушая молчания.

— Ты справилась, — облегчённо прошептала она, заметив шевеления пациентки.

— Как всё прошло?

— Сейчас мы снимем бинты, и ты на всё посмотришь.

В зеркале отразилось прекрасное обличье: восстановленный эпидермис блистал красивым румянцем. Зрение, сопровождавшееся болезненными ощущениями, отображало картинку окруженья в чёткости и без изъяна, и только в зрачках внимание цеплялось за лёгкий проблеск неестественности.

Роща ранней весны, рядом с которой находилась клиника, была присыпана полуденным снегом. Прогуливаясь по хрустящим сугробам, Фиона вслушивалась в таяние ледников, охвативших озеро и ручей: днём они превращались в подвижные воды, но в ночи всё опять замерзало, возвращаясь к прежней границе холодного с тёплым сезонов. Удивительно было лицезреть розовые лепестки зимней вишни, рассыпанные по набережной и медленно ускользавшие в пруд, придавая ему оттенок утончённой мадженты.

Всё видимое было похоже на подарок, оставленный морозной колдуньей для юной красавицы-весны, но последняя никак не наступала, и хозяйка снегов готовила свой дар каждое утро.

— Теперь я хорошо вижу, и это главное, — улыбалась Фиона своей матери. — Здесь совсем не холодно, несмотря на погоду!

— Венерианские технологии управления климатом — достояние культуры, — сообщала Ио. — Если бы не они, на этой планете не было бы жизни.

— Представляешь, если бы все колонии космоса могли добиться таких же успехов в обеспечении комфорта для жителей?

— Венера — одна из старших цивилизаций Млечного Пути. Местным пришлось через многое пройти, прежде чем блага планеты распределились и стали доступными каждому. Впрочем, это касается и остальных планет Солнечной системы. У всего была цена.

— Что ты имеешь в виду?

— Наверняка ты заметила, что по прибытии в пространство Оорта нам не пришлось ни с кем расплачиваться ни за какие услуги. И важные для жизни ресурсы, такие как лекарства, еда и одежда доставлялись централизованно. Всё это благодаря проекту Счетовода вселенной[1], в основу которого легло добровольное и естественное управление средствами и отказ от денежного оборота внутри Солнечной системы. За годы учёбы в Университете мне не удалось разобрать всех деталей (достаточно непростая задача), ведь данный проект — это настоящее чудо мировой экономики, пример для галактики. Благодаря ему была устранена бедность в этой части космоса, и каждый гражданин или турист имеет право получить здесь пропитание и жильё. Всё-таки, это родина всего человечества.

Но, несмотря на легкодоступные блага, амбиции здесь упираются в потолок. Ввести или вывести капиталы проблематично, поэтому крупные корпорации не сотрудничают с Солнечной системой: она сама себя обеспечивает трудом людей, что проживают здесь временно и постоянно, во многом изолируясь от внешнего мира. Тебе, вероятно, рассказывали об этом в школе. Мне же пришлось покинуть облако Оорта и отправиться в путь по галактике в поисках новых возможностей. Но даже несмотря на проделанное путешествие, несмотря на мой статус, за сотни лет таможня так и не позволила мне провезти сюда предметы роскоши, а приобрести более интересную недвижимость не получилось, ведь за деньги здесь ничего не купишь. Поэтому мы и вынуждены обитать в скромной хижине.

— Главное, что я с тобой. Остальное мне не так важно.

— Дорогая, ты не видела ещё настоящей жизни! Рай на Земле, Марсе и Венере — это, конечно же, достойно, но не стоит ими ограничиваться. Ближе к центру галактики начинается всё самое увлекательное. Кстати, ты уже изучила процесс поступления в Университет?

— Всё так. Я договорилась с профессором Пандием, проводившим исследования на Янтарной планете. Он согласился снова взять меня в ассистенты.

— Хорошо, хорошо. Сообщай мне о своих успехах.

В преддверии начала образовательного цикла на Венере проводились ежегодные выставки, призванные показать сообществу доработки научных наблюдений прошлого, а также явить миру новые проекты. Над воплощением каждой такой инициативы трудились большие команды изыскателей разного промысла, но к мероприятию они не допускались, если в их числе не присутствовали абитуриенты.

Бесспорно, граждане без специфических знаний не могли претендовать на оказание актуальной помощи исследовательским группам, посему занимали они позиции с минимальным уровнем ответственности. Так, погружение абитуриентов в научную деятельность начиналось с порога Университета, благодаря непосредственному ознакомлению с интеллектуальным процессом они получали более точное представление о том, что ожидало их в будущем, и начинали обретать необходимые для этого навыки. При этом свежие лица не обременяли учёных, ведь их деятельность финансировалась Университетом, и квалифицированных кадров было в изобилии, что позволяло не наученным ещё абитуриентам находиться всегда под присмотром.

К участию в выставке исследовательские группы подходили с большой ответственностью, ведь их работы не только демонстрировались многочисленным посетителям и жюри, но и сама Электра, гиада-вдохновительница Прогресса, оценивала деятельность каждой команды.

— Вам доводилось встречаться с нею воочию? — обращалась Фиона к профессору Пандию, готовя демонстрационный павильон к выставке.

— О, дорогая моя ученица, живое присутствие госпожи Электры — настоящее благословение для исследовательского коллектива. Если она заинтересована чьим-либо проектом, значит, ему суждено завершиться успехом. Гиада Прогресса всегда заканчивает дело, в котором принимает участие опосредованно либо же напрямую, не оставляя без внимания всякую мелочь, необходимую для реализации её Замыслов.

Встреть её, и ты поймёшь. Мои слова — отнюдь не пустое сотрясание воздуха. К сожалению, на моей первой выставке познакомиться с нею не удалось, и только на старших курсах обучения началась наша дружба. Эта нимфа — одна из ранних гиад, она может показаться внешне отрешённой, но при длительном общении начинаешь понимать ту живительную силу, что она собой воплощает, и власть обличья становится зыбкой. Надеюсь, тебе удастся с ней пересечься на демонстрации нашей работы.

— Кажется, я не в состоянии её поразить, ведь за всю свою долгую жизнь гиада работала со множеством великих умов, и мне среди них, к сожалению, нечем выделиться.

— Говорят, Электра не отворачивается ни от постигшего высоты разумности гения, ни от самого слепого невежды, упорствующего в собственной ограниченности. Она принимает любого и даёт ему все возможности для развития. Уж поверь, кое-что из этого я усвоил на своём опыте, ведь в начале пути я заметно преуспевал в безалаберности и инертности мысли и действия. Уже после, невзирая на все неприятности, мне удалось достичь статуса настоящего учёного, и всё благодаря тому, что она проявила ко мне благосклонность. Иначе всё получилось бы скучным.

Анализируя документы, относившиеся к исследованиям Янтарной планеты системы Гелиос, Фиона обнаружила некоторое несоответствие, с которым ей доводилось ознакомиться в прошлом.

— Принцип, по которому функционирует изучаемая флора, мне неясен. В столь суровых условиях обитания откуда живые организмы черпают энергию и ресурсы, что необходимы для роста? В приведённой Вами классификации видов упускается важный элемент, отсутствие которого делает эту спецификацию неполноценной. Едва ли особенности Янтарной природы допустимо приравнивать к закономерностям остального мира.

— Всё правда так: биосфера Янтарной планеты устроена на базисе неочевидного свода законов, точное описание которых в данный момент не дано. Классифицировать окружающий мир стало сложнее: биологические виды, отправившиеся в космические странствия вместе с человеком, в ходе множественных перемен в среде обитания приобрели тенденцию к развитию и адаптации настолько неординарную, что даже наука не поспевает за изменениями. Дальнейшие шаги по выявлению тонких процессов должны быть выполнены в скором времени путём проведения дополнительных изысканий и обсуждений в Университете, и сейчас наша задача — только представить собранную информацию.

— В очередной раз актуализируется вопрос о причинах форсирования эволюции, из-за которых разнообразных живых организмов стало так много. Если проанализировать это явление, случившееся по всему космосу, насколько вероятно было бы ожидать обнаружение видов, схожих с человеческим, но сформированных альтернативно?

— Адресуй этот вопрос Электре, когда увидишь её. Возможно, она подобралась к ответу ближе, чем мы.

Межзвёздная научная выставка проходила во многочисленных павильонах, располагавшихся на Венере и в её безвоздушных окрестностях. Искатели знаний со всей галактики собрались в родной системе для обмена опытом, укрепления связей и поддержки общего устремления к лучшему будущему.

На демонстрацию исследований профессора Пандия и его круга учёных выделили небольшую космическую станцию, обращавшуюся на орбите планеты. В разнообразных экспозиционных камерах поддерживались определённые климатические условия для групп популяций, что в них содержались. От полярной карликовой фауны до багряных тропических лесов и граничащей с пустыней саванны — всё это удостоилось внимания публики.

— Разве разумно считать возможной жизнь на поверхности небесного тела, находящегося под постоянным облучением Гелиоса?

— Вы прекрасно видите, что она есть. Все представленные здесь организмы развили иммунитет к воздействию солнца или приспособились к среде иными методами.

— Но радиация уничтожает клеточную целостность и делает эволюцию нереализуемой. Как Вы объясните причины столь неожиданной биологических изменений?

— Пока что мы работаем над решением данного вопроса.

— Можем ли мы заселить этими видами растений самые суровые миры, сделав их более пригодными для человека?

— Вероятно, перемещение флоры в отличные условия без чёткого осознания её коренных принципов существования не принесло бы ожидаемого результата. Ведутся исследования.

— Какова практическая польза от Ваших открытий? Включение ресурсов Янтарной планеты в галактические рыночные отношения имеет сколь-нибудь важный потенциал?

— Ценители экономических достижений могут внести средства в научный процесс и ускорить сбор и анализ информации для выдачи последующих выводов.

Утомлённая нескончаемыми вопросами, разрешения которых она не знала, Фиона, с позволением учёного коллектива, отправилась на экскурсию в качестве зрителя на время своего перерыва. С павильоном Янтарной природы соседствовал небольшой отсек, в помещении которого расположились задокументированные обильные данные о людской и животной физиологии: на динамичных трёхмерных экранах изображались подробные схемы, сопровождавшие весьма специфическую область наблюдений, собранных за последние сотни лет. Тем не менее, невзирая на завидное количество размещённых в открытом доступе знаний, посетители не задерживались в комнате надолго, увлечённые более интересной сенсацией.

Внимательно изучая экспозицию, Фиона краем уха подслушала диалог двух неизвестных людей:

— Морфологическая эксклюзия — уникальный недуг, выражающийся в неспособности организма принять имплантированные ткани и органы для восстановления первоначальной топологии тела. Долгое время считалось, что медицина покорила любого рода заболевания, но статистика за прошлые века показала, что на 100 000 человек приходится одна жертва данного синдрома. В современности частота возросла на порядок. Пациенты с выделенным заболеванием игнорируют любые методы лечения, или, вернее, с ними ничего не работает.

— Чем вызвана указанная дисгармония физического существа?

— Наша команда уже достаточно долгое время пытается обнаружить основополагающее обстоятельство, приведшее к возникновению этой телесной дисфункции, но выбранная цель представляется недостижимой, как, в общем-то, и необходимость проработки терапевтической практики остаётся неудовлетворённой с самого начала процесса.

— Существует ли компромисс между полным исцелением клеток и неизлечимостью пациентов?

— В качестве временного выхода из ситуации рекомендуется применение кибернетических протезов. Тем не менее, предлагаемый подход несовершенен: заболевание со временем переносится и на углеродные, и на металлические присоединённые материалы.

— Что необходимо для разработки решения?

— Пожалуй, большее количество вовлечённых умов принесло бы заметную пользу. И всё же, без инновационных технологий и кардинально новых взглядов атомарную глубь вопроса нам никак не раскрыть.

— Не оставляйте своё дело. Разгадка требует продолжения трудов. Моё благословение с Вами: всякое усилие принесёт результат, — светящаяся, словно белый призрак, сотканный из возвышенных мыслей и устремлений, сакральным жестом вложила она в изыскателя живую идею, прораставшую, ширившуюся и проникавшую в сознание клеток. Лучезарный букет из цветков ярко-красного гибискуса, обвенчанного розовым барвинком, стал её посланием к исследовательской группе.

Не задерживавшаяся по природе своей на одном месте, Электра продолжила экспозиционный осмотр. Мало кто мог распознать её среди зрителей: входя в общую информационную сферу, нимфа наполняла её своим незримым присутствием, не проявляя себя напрямую. Способные слышать мотивы искреннего сердца внимали тихим шагам её поступи; мечтатели, наметившие путь к вершинам интеллекта, воодушевлялись чистотой посетивших их разум душевных порывов; виртуозы, прочно обосновавшиеся в ледяных горах ментальности и ловко управлявшие мышлением, воздвигали ей незыблемый храм, который она посещала; искатели чудес, державшие путь дальше и выше, лицезрели её силуэт, протягивавший длань, чтобы воспарить в мир за облаками.

Она была здесь и ради тех, кто не видел её, кто по незнанию или глупости противился ей, кто со злым умыслом наточил свои пики осуждения, сомнения и гнева, дабы пронзить ими восходящую лестницу Развития.

* * *

Открытие Университета пришлось на фестиваль Поздней весны, когда парящие города-замки украсились бесчисленными лепестками гирлянд. Обворожительные пейзажи природы, вплетённые в урбанистскую архитектуру, пусть и искусственные, казались райскими на фоне румяных облаков атмосферы.

Прибывшая на церемонию в качестве абитуриента, Фиона отправилась в зрительский зал, охраняемый живыми античными статуями. Завидев её, скульптуры поклонились и пропустили девушку в помещение. Внутреннее обустройство салона, исполненное с венерианским изыском, не отвлекало присутствовавших от речи, передаваемой ауротрансмиттером:

— Не забывайте, зачем мы здесь собрались. Мы здесь, чтобы достичь лучшего в нас, чтобы дать бой ограниченности и тусклому образу жизни, слепоте и ржавчине разума, слабости и беспринципности формы. Не довольствуйтесь мнимым комфортом: он недолговечен, не грезите слепо о счастье: оно обманчиво и скоротечно, не останавливайтесь никогда на достигнутом. Покорённые высоты — рябь на водах мироздания.

Избавиться от всех несовершенств возможно, только проводя методичную работу над ними. Поймите это и следуйте к неизвестности: там ожидаю вас я.

Поздравляю вас с началом нового образовательного цикла.

— Как эгоцентрично, в духе гиады! — заметил довольный своим наблюдением слушатель.

— Из всего монолога ты обратил внимание только на одну фразу? — высокомерно удивился собеседник.

— И всё же, в очередной раз — просто слова. Иначе эти нимфы не умеют, — высказался тоскливо-почётно нигилист.

Электра, взявшись за упряжь табуна механических скакунов, промелькнула по небу в серебряной колеснице, оставляя след к будущему.

Готовая к учебному процессу Фиона с воодушевлением посетила лекционную залу. Аудитория, уходившая ярусами к потолку, масштабами и выделкой напоминала скорее театр, нежели классическое университетское помещение (по крайней мере, в её представлении). Скульптуры, поддерживавшие колонны и стены, играли студентам оркестровые мелодии на переменах, а во время занятий они внимательно следили за каждым, чтобы ученики подходили к своей работе со всей ответственностью.

— Дорогие первокурсники! — обратилась к зрителям лектор, — Поздравляю вас с началом образовательного цикла! Настала пора познакомиться вам с миром сложных вычислений и комплексных мыслительных процессов! Начнём же урок Сверхвысшей Математики!

Преподаватель подключила астралоскоп, и пространство аудитории расширилось: стены пропали, и в безграничном пространстве развернулась мозаика абстракций.

Началась первая лекция. У Фионы разболелась голова.

Через пару часов, борясь с головокружением, студенты выползли в коридоры. Достаточно приветливые переходы, соединявшие аудитории, всюду были украшены полигравитационными фонтанами. Девушка долго вникала в устройство этих предметов искусства: движение потоков воды постоянно менялось под действием динамических сил притяжения, и капли то замирали в воздухе, то формировали причудливые и замысловатые узоры.

С высокого потолка коридоров свисали вечноспелые виноградные лозы, не источавшие аромата, но радовавшие глаз сочными ягодами; растительность из гипоаллергенных цветов, обрамлявшая миниатюрные водопады, цвела на протяжении всего времени суток. Картины, написанные на манер истинного классицизма, задумчиво взирали на прохожих, вдохновляя их увлекательными мотивами творчества.

— Заходите, заходите! Вот-вот начнётся Физика плотных материй! — подзывал лаборант первокурсников, уже запуганных математикой.

На данном занятии студентов познакомили с миром элементарных частиц, погрузив их сознания в толщу материи. Встреча со вселенной на столь малом масштабе позволяла взглянуть на окружение по-новому.

— Многомерная стереометрия воистину живописна! — задорно подбадривали старшекурсники, сторожа младших товарищей в переходе. — Главное — не забывать, где верх, а где низ!

Связь между формулами и выходившими за рамки привычного фигурами улетучилась где-то между четвёртым и шестым измерениями. Фиона закрыла глаза, чтобы позволить мозгу немного отдохнуть, но изображения проецировались в сознание, минуя зрительные органы восприятия.

— Как твой первый день, милая? — спрашивала Ио у своей дочери, уединившейся в буфете и принявшей контакт по ауросвязи.

— Как заново родилась, — она сползла по спинке мягкого сидения, — Кажется, ещё немного, и я впрямь улечу…

— В следующий раз постарайся внимать советам матери. Сейчас твой мозг бы не варился в конвульсиях, если бы ты согласилась на репетитора своевременно.

— Мне казалось, школьной подготовки было достаточно, чтобы без осложнений влиться в преподаваемый здесь материал… Мне пора идти. Скоро настанет физкультура.

— Хороший предмет. Обрати внимание: его никто не решится пропускать. И не потому, что посещения строго контролируются. Просто на нём можно отвлечься. Успехов тебе.

Действительно, телесная активность, пусть и недооценённая во взгляде Фионы, приводила к ускоренному кровообращению, разгоняла психологическую инерцию и позволяла материалу лучше усвоиться. Даже она, ярая приверженица физической неподвижности, начинала получать удовольствие от упражнений, направленных на укрепление опорно-двигательного аппарата.

Возвратившись домой, измотанная Фиона долго не поднималась с постели.

— Как там мой Япет? — интересовалась она, мысленным жестом

активируя ауропередатчик, — Что же… надеюсь, в следующий раз у него всё

получится.

---

[1] Майя, нимфа Щедрости

Смеркалось. В узких улочках города, разбитого на склоне горы, теплели вечерние огоньки освещения. Изредка проносились мимо авто, пассажиры безучастно выглядывали в окна: марсианский Олимп неспеша погружался в ночные раздумья.

После участия в отборочных испытаниях прошло ни много ни мало четыре года. Ни разу за это время Япет не прибегнул к повторным попыткам проверить себя, ведь ещё тогда, в кабине рухнувшего «Жеребёнка», он зарекался не возвращаться на экзамен до тех пор, пока не обретёт полную уверенность в своих силах, в способности пройти весь путь до конца.

Вот истекало очередное лето, и юноше вновь предстояло решать: остаться на месте или двинуться в рискованный путь. Царапины потрёпанной гордости кровоточили, наполняя жаром уши и голову. За его провалом на полигоне наблюдало много людей, и долгие месяцы Япет не способен был поднять глаза на прохожих без полыхавшего чувства стыда. Казалось, с возрастом удалось пережить бы и это, но в момент настигавших его перемен уязвлённое самолюбие циклилось на своей ране с ужесточённым вниманием.

Капитан Гиперион поддержал ученика, и тот продолжил ежедневные упражнения, не прекословя, не размышляя о своей участи, и только между занятий наставник рассмотрел в глазах Япета некоторую пустоту, будучи не способным её заполнить хотя бы наполовину.

В целях сохранения и преумножения когнитивных способностей воспитанника Гиперион выделил его свободное время на посещение различных кружков.

«Ты волен выбрать всё, что тебя привлечёт, — обещал военный, — От робототехники и пилотирования до всякой отрасли изобразительного искусства.»

Особенно не раздумывая, молодой человек избрал техническую деятельность, которой он увлекался на прошлой планете, а именно — построение двигателей. Практика механики и физических нагрузок позволяла Япету сбежать от мыслей о будущем, но проблема, вызывавшая беспокойство, никак не решалась, потому и общее состояние юноши оставалось подавленным достаточно долго и почти без солнечных промежутков.

Дурное настроение, обосновавшееся в его потерянном сердце, замыкалось на напряжённой повседневности, завершение которой всё не наступало. Редкие встречи с Фионой, приносившие лёгкую радость, оставляли кислое послевкусие зависти: если бы они оба поступили сразу же в один год, такого бы не происходило. Не поддерживал Япет контакта с Европой Галилеевной: вина за оплошности минувших лет обессиливала его. Легко преодолимая, она привела бы к более простой жизни, насыщенной общением, но угрюмость отрешённости, возвеличенная над его существом, бесповоротно пленяла и не терпела отказа.

Словом, достигнув четвёртого года на Марсе, молодой человек так и не выяснил для себя, чем здесь запомнилась его жизнь. Всё виделось сном, погрязшем в трясине, зловонящей и несовершенной, но оттого и блаженно заторможенной. Всё было привычно.

В небесной синеве густились облака: сворачиваясь под звёздами, они подсказывали отложить все мысли на завтра, и, когда наступит рассвет, не торопиться с их претворением в явь.

На руки прыгнула кошка: Япет не ожидал, что на остановке к нему кто-нибудь присоединится. Животное мурчало и ластилось, щекоталось хвостом и усами, и молодой человек невольно улыбался этому зеленоглазому созданию.

Космические корабли плыли по небу, то ныряя в тучи, то возникая из них. Едва различимая на фоне туманной атмосферной гуаши, подмигивала свысока парящая метеостанция.

«Будет дождь!» — донеслось из всех ауротрансмиттеров, и крыша остановки ловко наклонилась, ловя на свою плоскость первые осадочные капли.

Стремительно разросшийся ливень заполнил городок водяным шумом. По дороге скатывались лужи, прыгая волнистыми рядами по переходам; яркая молния отвлеклась на антенну и не заметила, как истлела; душистый гром, не тревожа слух дискомфортом, удержался, как мог, и расплылся по бескрайнему воздуху. Кошка лишь повела ухом, дремля на коленях у человека.

— Ну что, долго собираешься дуться в одиночестве?

Рядом возникла Фиона. Совсем уже взрослая, она закинула ногу на ногу, присаживаясь на сиденье. Поправив длинные русые волосы, девушка улыбнулась, когда брат к ней повернулся.

— Надеюсь, однажды ты перестанешь так делать, — Япет протянул руку, чтобы удостовериться в неосязаемости ауропроекции.

— У меня нашлась свободная минутка, и я решила тебя навестить. Как твоя старшая сестра, имею на это полное право!

— В действительности ли вас на Венере обучают покушению на частную жизнь? Ты на всех моих устройствах взломала встроенный блокировщик?

— Стой! Не выключай. Пока ты на родительском контроле, Гиперион сам решает, с кем ты можешь поддерживать связь. Поэтому он предоставил мне доступ к твоему нахождению.

— Вот ты и сдала капитана с потрохами. Впрочем, я и не сомневался, что такое возможно. Гиперион пытается контролировать даже мои мысли.

— Ментальная дисциплина — полезное качество…

— Разве что, если она не навязана. Вот вас в Университете принуждают не только действовать, но и думать определённым образом?

— На Венере предусмотрена полная свобода интеллекта. И уже во всём изобилии возможностей студенты сами приходят к тому, что за чистотой разума необходимо следить. Иначе добиваться каких-либо высот в науке крайне непросто.

— Я тоже хотел бы прийти к этому сам, но меня всюду направляют, говорят, как поступать и что делать. Поскорее бы это всё закончилось… Но в Академии будет только хуже.

— Не рисуй себе картины маслом, пока не увидел пейзаж!

— Вся моя жизнь после выпуска станет завязанной на подчинении…

Фиона понимающе посмотрела на брата и легко дотронулась до него, согревая излучением проекции.

— Я уверена: в действительности всё вовсе не так плохо. Дай шанс этой жизни. От тебя требуется только работать над собой, тебя проведут к величию по кратчайшему пути из возможных — в этом смысл твоего восхождения.

Япет молчаливо ухмыльнулся, когда его сестра исчезла в потоке дождя. Ей необходимо было продолжить исследования, и она возвратила сознание на Венеру.

Через несколько минут водяная завеса расступилась: к остановке подобрался ревущий «Мул». От жара двигателя капли в полёте испарялись, и пространство заволокло дымкой.

— Ты пробежал меньше, чем вчера, — из окна автомобиля донёсся бас капитана, и дверь в салон приоткрылась, — Что-нибудь приключилось с тобой по дороге?

— Совсем невовремя отказали ноги, — с шутливой досадой сообщил воспитанник, поглаживая спящую кошку. — Пришлось ползти сюда на руках.

— Ничего! Усталость — признак прогресса! Завтра можно и отдохнуть, сразу после силовых на руки. Ты в состоянии запрыгнуть в машину?

Уличный фонарь тускло поблёскивал, заливаемый непогодой.

— В таком виде никак не получится.

— Что поделать, — наставник, вздохнув, вышел наружу и в недоумении замер, когда Япет вручил ему сонное пушистое создание.

— Спасибо, — отдав кошку, юноша накренился назад и вперёд, набирая инерцию, после чего резво совершил на руках сальто вперёд, влетая в машину ногами.

Вернувшись за руль, Гиперион отправил мула в нисходящий полёт по склону Олимпа. Капли врезались в лобовое стекло, забавным образом рассеивая разноцветную гирлянду светофоров. Набранная скорость позволяла механическому зверю с воодушевлением преодолевать сопротивление воздуха, со свистом мча сквозь ураган и бурю быстрее ветра.

По прибытии в имение капитана погода только ухудшилась. Деревья, встречая людей, кренились к земле, верша поклонение стихии. Ступая по осыпавшимся листьям, наставник перенёс нового питомца в дом, после чего вернулся к ученику, намереваясь помочь ему выбраться из машины. В общении приходилось кричать, чтобы хоть сколь-нибудь перебить рокот грозы.

— Ты справишься сам? — спрашивал военный.

Не отвечая, Япет открыл дверь из салона: холодный ливень обрушился на него, заставляя дрожать. Выдохнув, юноша попытался подняться на ноги, как мышцы непослушно заныли, тугая неподвижность сковала конечности. Напряжение порождало боли, и двигаться вперёд приходилось тяжёлыми шагами, медленно, как через болото немощности и хвори. Кровь бешено носилась по сосудам, стуча от пят до сердца, и пламенная агония упорства, разъярённая и жгучая, размывала собою преграды.

— Проходи, — пригласил его капитан, когда Япет оказался у входа.

В прихожей мокрая одежда по указанию гостевого протокола распалась и выткалась заново, создавая новый и уютный костюм всего за мгновение. Распластавшись на мягкой софе рядом с креслом, что заняла кошка, молодой человек принялся её гладить.

— Ты уверен, что она никому не принадлежит?

— На моё объявление в ауросети никто не ответил, так что оставлять её у дороги я не решился.

Робот-домохозяин выгрузил ароматную печёную курицу на стол, сопровождая её россыпью тушёных овощей, салатом с сыром и зеленью. Учуяв запах еды, животное насторожилось, поджав под себя хвост и внимательно наблюдая за махинациями дроида.

Приём пищи лишь ненадолго утихомирил внутренние воды отчаяния. Поднявшись в свою комнату, Япет долго выискивал островок безмятежности, который мог бы его спасти от потопления, и едва только силы покинули его окончательно, длань усыпления перелистнула ночь как страницу истории.

— Ты обязательно справишься, — улыбаясь, уверял его Гиперион по утру. — Ты долго шёл к нужному уровню. Теперь ты готов.

— Дело за малым, — вяло отвечал молодой человек, — Совладать с гравитацией.

— На тренировочных полётах ты достойно себя проявил. На испытании будут все шансы поступить.

— Под твоим присмотром трудностей нет. Самое интересное начинается, когда я сажусь за штурвал в одиночку.

Через ауросеть Япет подал заявку на участие в отборочных испытаниях. В ожидании скорейшего ответа он успел завершить тренировку и отправиться с наставником в столицу, чтобы провести там один из последних летних дней.

Крупный город, готовясь к ежегодному празднеству, расцветал в изобилии гостей. Посетители из дальних уголков Млечного Пути, проявившие смекалку и забронировавшие жильё на Марсе заранее, всюду упивались местной культурой, поглощая органическую пищу под электронно-инструментальную национальную музыку, посещали музеи технологий, наблюдали прогресс творческо-инженерной мысли, демонстрируемый множеством стендов. Известные на все миры модели «Скакунов» в деактивированном состоянии были размещены по планете в качестве памятников. Встречались и боевые трофеи.

На большой площади, с которой удобно было лицезреть седовласый Олимп, собралась неисчислимая группа туристов. Слушая гида, молодёжь оживлённо перешёптывалась, громко топала по каменной кладке, записывала что-то на свои устройства. Погружённый в себя Япет не уделил должного внимания грандиозным обсидиановым статуям, замершим в полукруге и спокойно созерцавшим гражданских со своей высоты. Среди благородных юношей и девушек, выточенных из чёрного камня, что так прочно держали глобус могучими руками, не признал Япет знакомого лица.

В один ряд с Великим маршалом Бельгельмиром, остановившим жестокую трёхсотлетнюю войну за Магеллановы Облака; с военачальницей Мефоной, принёсшей в жертву себя и весь свой экипаж, спасая звёздные системы от падения в недра чёрной дыры; с гениальным Дафнисом, что изобрёл уникальные методы навигации, которыми пользовались и по сей день; с устрашающе-прекрасной Киссеидой, что в давние времена вывела марсиан из вечных распрей, на учении которой была основана Военная Академия Марса, — вместе с героями истории был и сам Гиперион, под чьим командованием звёздный флот не позволил противнику погубить половину галактики.

Все эти каменные люди с совершенным спокойствием взирали вниз на сотворённую ими современность, и потомки, задирая головы, смотрели наверх, видя в зеркальной сфере себя. На металлическом глобусе была напечатана карта Марса, символизировавшая всю работу, весь труд, который вложили представители прошлого в рождение будущего. Можно сказать, в своих дланях держали они Мир, что привнесли во вселенную.

Среди тёмных силуэтов толпы скользнуло яркое платье. Япет, неожиданно им увлечённый, пробился сквозь плотные ряды зрителей: там, у самого постамента, к стопам героев возложила цветок куркумы прекрасная дама. Как две капли воды похожая на Астеропу, но вся в золотом, она припала в нижайшем поклоне перед теми, кто сражался в боях за гармонию.

Япет не смог приблизиться более: разыгравшееся видение было столь сокровенно, что даже он не решился развеять его. Не в силах удержать восприятие, юноша отвернулся, обнаружив одиноко стоявшего мастера.

Нынешний капитан Гиперион контрастировал с образом, запечатлённым фундаментальной композицией. Этот ещё молодой, статный воин, едва достигший своего звания, только ступивший на путь командования, бойко расставлял в стороны плечи, по лицу его гладко прыгали искры, он решительно и неоспоримо отличался от своего будущего я, от ещё не поникшего старика с усталыми глазами, зыбко утонувшими в морщинах.

Не желая привлекать к себе взгляды, Гиперион вышел из тени собственной статуи. На пути к нему Япет услышал воодушевлённый диалог молодых людей:

— …но даже попав в плен, картограф Дафнис не выдал врагу тайны своих разработок. Вот он, настоящий пример мужества и отваги!

— Только вот говорят, что от пыток он лишился рассудка. В один момент говорить ему стало попросту не о чем.

— Спешу заметить, что и после вызволения непревзойдённый в своём ремесле Дафнис способен был виртуозно управлять транспортными средствами! Не забыл он изученных навыков под истязательной плетью.

— Однако ни разу после освобождения он не привёл команду к назначенной цели. Поэтому его и отстранили от должности.

— Не принял великий картограф мирной жизни! — поспешил экскурсовод взять ситуацию под контроль. — Вместо того, чтобы уйти на покой, он отправился в путешествие в одиночестве, намереваясь открыть новые земли Андромеды.

— Так и пропал он за пределами Млечного Пути и его спутников, — завершил слушатель историю о легендарном навигаторе Звёздной кавалерии.

Казалось, у всех, чьи деяния были запечатлены статуями, и у бесчисленного множества тех, о ком позабыли, ожидалась неизбежно печальная кончина. Но было в их жизнях нечто уверенно хорошее: Гиперион, вглядываясь в обсидиановый образ Киссеиды, поражался, насколько хорошо она сохранилась с годами. К нынешним временам она выглядела так же, как на их первой встрече, как запомнили её Бельгемир и Мефона, направляясь на свои последние подвиги, как, вероятно, знал её Дафнис ещё до того, как она стала гиадой. Объединяя их, Киссеида следовала через века, неся их волю, возрождая их силу в каждом, кто отдавал себя на служение Миру.

«Просим уважаемого абитуриента явиться в пункт приёма граждан для сверки данных!» — оповестил ауротрансмиттер, и наставник с учеником в скорейшем порядке направились в необходимое учреждение. Пусть сама подача заявления и осуществлялась дистанционно, подтвердить своё намерение участвовать в испытаниях требовалось лично. Так, юноши и девушки со всех краёв галактики, чьи анкеты были рассмотрены и приняты, претендовали на бесплатную транспортировку к общечеловеческому культурному центру — к родной Солнечной системе. У Академии Марса было достаточно средств, чтобы развернуть приёмную кампанию во всех дружественных государственных образованиях Млечного Пути, предоставляя возможность каждому абитуриенту прибыть на отбор в обозначенные сроки.

В столичный пункт приёма уже выстроилась целая очередь. Внутрь пропускали группами, и, так как на данную работу было выделено завидное количество высококвалифицированных кадров, линия поступающих стремительно продвигалась вперёд, ежечасно пополняясь желающими.

Пребывая в ожидании, Япет и Гиперион обсуждали тонкости отбора, и внимание юноши периодически переключалось на незнакомца, находившегося впереди. Обращённый к ним худощавой спиной, черномазый и коротко стриженный, он как-то нервно суетился, то оглядываясь по сторонам, то стуча металлическими пальцами себя по локтю.

Настал, наконец, черёд для их группы. Молодые люди проследовали к рабочим местам проверяющих — на каждого по одному абитуриенту за раз — и, доложив о себе, становились на медицинские приборы, призванные произвести сканирование организма. Гиперион, вежливо здороваясь с сотрудниками кивком, всем своим ненавязчивым видом просил их не отвлекаться. Зачастую командиры присутствовали на отборе, выискивая кандидатов под собственное руководство уже на ранних этапах — комиссия позволяла им так поступать. Уйдя на покой, капитан сохранил данную привилегию.

— У Вас отменно здоровое тело, — отметила женщина с утончённо-ярким макияжем, внимательно оценивая результаты анализов. При всей своей строгости и показной педантичности, выраженной в каждой детали внешности, она допускала в мимике неосознанный жест, который до глубины души раздражал Япета: всякий, кто во время размышлений или накала эмоций поджимал губы, либо же, прежде чем что-то сказать, высвобождал наружу кончик своего языка, звонко причмокивая, — словом, не управлял подобными мелочами наружности, заслуживал внутреннего гнева со стороны Япета. — Однако я хотела бы указать на Ваше происхождение…

— С ним что-то не так?

Не желая отвечать прямо, дама только сильнее мялась и ярче демонстрировала движение лицевых и жевательных мышц, оставляя терпение испытуемого на исходе.

— Вы были рождены ортодоксальным способом, — всё-таки выдавила она из себя. — Это влечёт за собой определённые сложности при поступлении…

«А у Вас лицо обезьянье!» — чуть было не вырвалось из уст Япета, но Гиперион, вовремя подоспевший, навис над ними двумя с дружелюбной настойчивостью, с которой он обращался к гражданам, когда необходимо было от них чего-то добиться. Закалённый армейской дисциплиной, он находил удовольствие в том, как мягко можно было держаться с мирными жителями.

— Мальчик поступит в Академию, — уверенно и с улыбкой произнёс бывший военный, отчего собеседница, бледнея, возвратилась ускоренно в кресло.

— Поступит он или нет — выяснится на отборе, — напоминала она, заканчивая оформление документов, бросая меткие взгляды на капитана снизу вверх. — Следующий!

— Да почему вы отказываете мне!? — донёсся эхом яростный бас, точно рёв зверя. Тот самый незнакомец, которого Япет невзначай приметил ещё в очереди, теперь злобно жестикулировал железной рукой. — Позвольте мне участвовать в испытаниях! Я докажу, что на самом деле достоин!

— Невозможно принять абитуриента с любой степенью инвалидности. Прочтите регламент, — клерк настаивал на своём, и, когда с силой треснули по столу, оставив в нём вмятину, работник вздрогнул и промямлил: — Нам очень жаль.

— Ты иди, — Гиперион указывал глазами на дверь. — Мне предстоит решить пару вопросов.

Слушаясь указаниям, Япет ждал снаружи не менее получаса, дивясь предпраздничным ауропроекциям в небе.

— Комиссия в крайней степени консервативна, — объяснял, освободившись от дел, капитан. — Ещё не заре зарождения Академии они с ярым скепсисом относились к программе искусственного воспроизведения поколений, и теперь, когда прошло много времени и все привыкли, уже не так просто от неё отказаться.

— О каких сложностях стоит знать живорождённому?

— Для всякого, кто по-настоящему жаждет развиваться в избранном направлении, преграда, обычно, — необходимость прикладывать усилия. Эти люди всего-навсего не хотят брать на себя ответственность за тех, с кем может быть неудобно работать. Они стали заложниками лёгкого материала. Для функционирования идеальной системы лучше, если обе стороны идут на контакт. В данный момент такого уровня понимания мы не достигли. Посмотри на закат!

Вечер, озарённый голубым солнцем, замершим над горизонтом, принявшим такой цвет из-за особенности атмосферы, был исключительно приятен на Марсе. Туристы, прибывшие с миров со звёздами, близкими к красному спектру излучаемых видимых волн, с упоением созерцали экзотический покой местной природы, готовой ко сну. Другие же, утомлённые слепящей яркостью голубых гигантов на своей родине, отводили глаза в небо, мечтая о полудне, когда взойдёт белое светило с золотистым отливом, такое тёплое и такое милое, не намеренное всё сжечь радиацией.

Япет придавал значения ни закатам, ни рассветам, ни ясному дню — всё это он видел ежесуточно в течение нескольких лет. Почему капитан, пробывший на Марсе значительно дольше, посетивший множество планет, каждый раз восторгался обыденности, ученик выяснить не старался. Напротив, ко свету он повернулся спиной: там, на иной стороне небесной полусферы, уже блестела ночь мириадами холодеющих искр.

По прибытии домой путников встретила кошка. Усевшись на роботе, она трепала его металлическую грудную клетку пушистым хвостом. Судя по записям, животное с интересом наблюдало за работой механического друга, тёрлось об него своей шёрсткой, пока он готовил и убирался. Что же, волосы её попали туда, где им находиться и не следовало бы.

Чихнув, словно гром, капитан с удивлением обнаружил у себя аллергию. Он не решился ужинать и направился в комнату, закрылся один, оставив воспитанника вместе с питомцем.

— Как мы тебя назовём? — спрашивал Япет у кошки, и та навострила свои треугольные ушки. — Не хочешь поделиться идеей?

Совместное воображение Япета и его мастера не способно было родить подходящего имени зверьку, и тому долгое время ещё предстояло сожительствовать с ними без клички. Впрочем, создание было довольно сохранить статус инкогнито.

Очередная ночь, скованная потолком, угнетала молодого человека. Уже полусонный, он протянул руку к звёздам, намереваясь притянуть их серебристую вуаль поближе, но ухватился за пустоту воздуха: ему всё приснилось.

Подавленным Япет так и добрался во временном странствии к намеченной дате, и в День марсианского единства собрался он с абитуриентами в Колизее Отваги. Ему было нехорошо: всё кружилось, в глаза заливала кровь, а слух утопал в звоне. Наконец сделав над собой усилие, юноша немного вернулся в трезвость. Теперь всё было не так плохо, ведь он, выросший и возмужавший, уже не был тем наивным ребёнком, что выделялся среди будущих кадетов своей слабостью организма и духа. Но колени задрожали, когда оземь ударился медведь Киссеиды.

Перешёптывания утихли в её присутствии. Парадный военный костюм гиады, исполненный по последнему технологическому заявлению, был тёмен и гибок под стать её коже. Броня, укреплявшая физическую стойкость Киссеиды, стала для неё телесной оболочкой — настолько они между собой породнились. Проходя сквозь ряды по выделенной ей дорожке, она двигалась так плавно, так уверенно и грациозно, что сам страх трепетал и кланялся перед ней, обездвиженный мягкостью плащевой мантии, расшитой золотистыми звёздами. Если бы ветер усилил порыв, потоками разорвало бы её полупрозрачное одеяние, объявшее нежно скафандр, оно превратилось бы в сажевую тусклую дымку, в пыль от догоревших углей, но всем своим станом Киссеида удерживала атмосферу в покое. Длинная материя её накидки, легко развеваясь, стелилась за ней по земле.

Следуя вперёд, нимфа оглядывалась, и в её скором взоре Япету удалось различить жар того космического жерла, в котором масштабные силы созидания ковали тела звёздных масс.

Взобравшись на смотровую площадку могучими прыжками, Киссеида поравнялась с остальными важными лицами, что ожидали её для продолжения церемонии. Нимфа, занятая решением удалённых вопросов, стремилась прибыть к мероприятию вовремя, но даже в мирные эпохи ей не удавалось отвлечься от исполнения обязанностей предварительно, посему абитуриентам ежегодно приходилось стоять в тишине целые часы прежде, чем она появлялась. Она приходила всегда.

В этот раз на церемонии открытия присутствовал ещё один гость.

Не было прежде такого прецедента, чтобы Астральная династия вмешивалась в дела Марса, но в этом году император отправил своего преемника, дабы тот оценил качество подготовки вооружённых сил. Этот официальный дружественный визит публика трактовала двояко: кто-то был рад тенденции на унификацию власти, некоторые же считали, что его прибытие предзнаменовало начало нового конфликта.

В любом случае, собравшиеся сошлись на том, что принц Ламис привлекал к себе столько же внимания, сколько и сама Киссеида. Его перламутровые аккуратные волосы, блестящие на свету, его белоснежный узорчатый костюм, его брошь из красных, желтых и рыжих фиалок — всё было выбрано для того, чтобы на него подольше смотрели. Крепкий, точно вырезанный из благородной берёзы, стан принца и его доброжелательная обличность приносили общественным массам успокоение.

Фиона, наблюдая за церемонией издалека, уличила себя в желании к нему прикоснуться.

С каждым последующим днём отбора самоуверенность Япета всё величественнее восседала в новых владениях его тела и духа. Натренированный капитаном, он с лёгкостью набирал завидные баллы, и члены жюри с нескрываемым удивлением оценивали его подготовку. На время проведения данного мероприятия всех участников расселили в специализированном городке, своим устройством напоминавшем лагерь, разбитый как переходное звено между городскими удобствами и полевыми условиями. Далеко не постоянно абитуриенты состязались: предоставлена была им свобода на отдых, возможность с пользой провести время в библиотеках Марса или потренироваться на стадионах. Некоторые военачальники с длительным служебным стажем могли бы решить, что слишком уж небывалыми вольностями располагали поступающие, организованные сами своими желаниями, амбициями и устремлениями, подчинённые минимальному контролю со стороны надзирателей, однако Киссеида утверждала, что непринуждённость эта способствовала раскрытию истинного характера будущих кадетов, и поведение каждого из них заслуживало внимания со стороны академического персонала.

Так, многие молодые люди и девушки, сведённые общими занятиями и интересами, собирались в группы, цепляясь друг за друга в непростой для всех момент, формируя неидеальное, но естественное единство. Вместо того, чтобы завести знакомства и наладить социальные контакты, как советовал ему капитан, Япет отгородился от всех в своём номере.

Радость малых побед меркла в преддверии сурового завтра. Образы судей, изумлённые его, живорождённого, выступлением, не значили уже ничего. В вечер, предшествовавший последнему испытанию, непреодолимой скалой возвысился перед ним страх падения и позора. По комнате вились шуршащие тени, нашёптывавшие ему серенаду проигрыша, и юноша, не веря в свои силы, совсем побледнел, его красивый молодой лик осунулся, будто бы пора было отходить в иной свет.

«Я совсем один!» — думал он и не ошибался в этом высказывании. Действительно, ни мастера Гипериона, ни Фионы не было рядом, никто не выразил бы ему и слова поддержки, которую он всегда отвергал и которая вдруг оказалась нужна. Холодные демоны тоски и печали поддевали крюком позвоночник, раздвигая рёбра на пути к сладкому сердцу.

Сделай он мысленный шаг поодаль от этих мерзких внушений, заметил бы горестно и сердито, что и друзей у него, собственно, не было. Товарищем, на которого можно было опереться, выступал прежде наставник, но не были они равными ни в силе, ни в возрасте. Отсутствовал тот, кому позволительно было бы довериться, кому не страшно было бы излить свои трудности, не получая в ответ осуждения, но, если к этому приглядеться, не самолюбиво ли стало бы принуждать человека выслушивать чуждые ему откровенья? Истинное товарищество, отображённое в идеалах, значило взаимное самопожертвование, безусловное и не рушимое эгоистическими чертами обеих сторон. Готов ли был Япет к альтруистической отдаче себя?

Что же, едва ли он с кем когда-либо бескорыстно делился. В отличие от некровной сестры, чистосердечной и в каких-то чертах благородной, лишён он был качества одухотворённой щедрости, которую несла она за собой, либо же не пытался освоить эту стезю. Так или иначе, не стоило в том юном возрасте, в котором пребывал ещё Япет, судить обо всём его будущем, но он уже зарекался сам про себя, что откажется от общности насовсем, приняв гордую личину индивидуализма. В конце-то концов, ему всегда было приятно находиться в одиночестве, так откуда стучало то бренное чувство, желание ласки, жалость к себе, которую он взращивал каждый миг, когда о ней думал? Очередная слабость, обязанная отпасть, словно кокон гусеницы, раз желала она полететь…

Свирепее, чем когда-либо прежде, не сомкнул он глаз перед тем утром.

В висках стучало, уши заливал надоедливый звон. Невзирая на штормы Нептуна, развернувшиеся в организме и в чувствах Япета, снаружи белый, как лист, напоминал он известняковую статую, выструганную художником, который не знал, хотел ли он показать на бюсте отчаяние или железную напряжённость. «Неумелый художник,» — заметил бы критик; «Тривиальная картина!» — отозвался бы знаток; «Прелестная возможность,» — решила бы Киссеида.

Вот разместил свои дрожащие длани над панелью приборов молодой человек. В кабине тесного «Жеребёнка» ему было холодно, зубы зудели, а сердце отбивало долгие секунды перед началом заезда. По иронии какой-то жестокой, либо непременно-мудрой судьбы Япету досталась та же позиция, что и на первых его соревнованиях. Юноша и в этот раз замыкал шествие своей команды: ему предстояло вновь финишировать, беря на плечи ответственность за нескольких человек, определяя, пройдут ли все они дальше.

Первые участники эстафеты уже стартовали: на горизонте пока было тихо. Испытуемый оглядывался на посторонних и с удивлением обнаружил, что злополучная турель была приставлена к каждому из них. Те, кому проходить этот отбор было впервой, расторопно вращались, позволяя орудию получше сфокусироваться на их летательных аппаратах, пока ещё пришвартованных в камни. Некоторые самые ловкие уже начали подниматься, им каким-то образом удалось избежать моментального штрафа. Такие ребята смогли бы стартовать смело.

Жеребёнок не слушался робкой воли наездника. Япет приказывал ему мысленно встать, но возможность быть атакованным тормозила движение: жгучий прицельный глаз пушки, замаскированной в окружение, вселял ужас даже сквозь бронированные стёкла тренировочного звездолёта.

Слышался сигнал приближавшегося напарника.

Оцепенение должно быть разбито.

В памяти, обращённой в саму для поисков решения сложной задачи, возник неожиданно силуэт знакомого чуда. Случайным образом вцепившись в эту возможность, разум открылся её живительному существу.

— Помоги мне, Астеропа, — прошептал мысленно Япет.

По лепесткам белых цветков запрыгали капли дождя. Содрогаясь от ручьёв матери-погоды, они утончённо касались воды, свисая с изумрудных ветвей своими бутонами. Одинокий валларис, выросший у пруда, растворял его мутную глубину кротким вальсом, что совершал он в такт ливню. Тишина и покой стелились над лугами и травами, проходили мимо осадки… Воздух наполнялся насыщенным ароматом природы.

Гиада раскрыла над юнцом свой звездчатый зонтик. Начинался солнечный день.

Подгадав момент, молодой пилот рванул и увернулся. Несколько мгновений спустя его одолевало восхищение: всё было так просто! Ему повезло быть готовым к появлению члена команды, находясь заранее в воздухе. Как он ликовал! Небольшая победа, а сколько нахлынуло сил! Турель, обязанная удерживать его на месте, прижала свой взор к земле.

— Пора! — донеслось из модуля связи, и осталось всё позади. Настал черёд Япета мчаться вперёд, наконец-то свободным от цепей самобичевания и обиды. Вперёд, вперёд, сквозь преграды и ловушки, ничто не способно было его теперь остановить! Нескончаемая бодрость, могучие порывы — вероятно — то, что было нужно Киссеиде?

Пусть вновь его сокрушило решето затаившихся орудий, пусть обнулился счётчик баллов, продвинулся он дальше, чем мог себе представить. Светился близко финиш — да никто его не пересёк, и, что, несомненно, важно — Япет принял пораженье смело, не морщась и не журясь перед столкновением о землю.

Возможно, вопреки всему, что он думал о себе в тот момент, гиада Храбрости разглядела в Япете некие ещё не озвученные качества, требовавшие развития. Для юноши было это решительно неважно — его позвали в роскошный зал ко всем, кого Киссеида приняла. Обрадованные счастливыми новостями, будущие кадеты не сдержали своей эмоциональной пружины. Сжатая до предела, она выстрелила, когда состязания окончились, и ребята, приглашённые на званый вечер, веселились от души, не осознавая ещё, что проверка Киссеиды только изменила характер проведения.

Новые товарищи Япета не позволили ему закрыться у себя: его подбрасывали вверх, точно героя, вырвавшего у соперников лидирующие места. Молодые люди скандировали его имя, и юноша в момент лёгкости подловил себя на мысли о том, что совсем недавно он довольствовался одиночеством, но теперь купался в теплоте всеобщего одобрения. Раз всё столь скоротечно переменилось, где же был он настоящий? Данное переживание не задержалось в его голове уж слишком надолго, и Япет продолжил восторгаться поступлению вместе с напарниками.

Вдруг тучный приятель неловко покачнулся, потянул юношу за собой к полу. Япет, умевший теперь реагировать, точно пантера, кувыркнулся назад, приземлившись на скатерть стола. Мебель, переживавшая и более серьёзные трюки, глухо стукнула под его весом.

Данная выходка привлекла взгляды окружающих, и так ненароком пошла тенденция демонстрировать свои физические качества на публику. Сальто с места, отжимания с грудой товарищей на спине, жонглирование столовыми приборами, поглощение питательных веществ наперегонки, болевые приёмы до посинения — то немногое, чем могли похвастаться абитуриенты.

Среди разгоревшейся кутерьмы выделялись немногие: в отдалении, важно наблюдая толпу, в спокойный альянс собрались прекрасные девы и молодые люди, демонстрировавшие свою выдержку, самоконтроль и не затронутую грубостью честь. «Продолжатели воли высшего командования» — так называл подобных людей капитан Гиперион. Ещё перед началом отбора советовал он Япету подружиться с таковыми, ибо, по мнению наставника, их пример ускорил бы продвижение будущего кадета по службе.

Вот и подвернулась возможность представиться тем, на кого планировалось в дальнейшем равняться. Красивые и опрятные, не запятнали они своих кителей безумными выходками и глядели прямо на Япета своими ясными очами, о чём-то переговариваясь манерно и почти что величественно.

Через бурные ряды молодёжи пробивал себе путь черномазый кадет: с кислой миной и опущенными вниз глазами пронизывал он своей костлявой фигурой народ, точно ножом рассекая бамбук. Не привыкший к такому обилию крика, он намеревался покинуть зал и переждать праздник в личной комнате, но на пути к выходу не повезло ему наступить на сапог Япета, не согласившегося стерпеть столь неприятный жест в момент долгожданного триумфа.

— Постой-ка, — Япет схватил сорванца за левую руку, чувствуя пальцами непривычно жёсткую кожу, точно выкованную из стали, — Хочешь пропустить всё веселье?

Несмотря ни на какие внутренние предпосылки для раздражения, воспитанник Гипериона принял для себя единственно верное решение — быть дружелюбным для всех, чтобы завоевать большее количество сердец. Поэтому он и старался поддержать дух празднества во всех подряд, и «отрешённые господа» планировались его следующей целью.

— О, это за тебя заступился тогда капитан перед приёмной комиссией! — вспомнил Япет, когда товарищ к нему повернулся. — Я рад, что тебя взяли, несмотря на… особенность.

С отвращением одёрнув протез, хилый кадет сделал шаг в сторону, но тут же был пойман другой рукой неприятеля.

— Не будь букой, друг, — Япет фамильярно похлопал того по спине, и терпение собеседника надорвалось, словно оголённая жила.

— Убери от меня свои живорождённые лапы! — сквозь зубы выдавил из себя темнокожий кадет. Лицо Япета побледнело.

— Кажется, я тебя не расслышал.

— Я говорю! — голос юноши был явно повышен так, что все его теперь слышали. — Я, Лионго Белло, не потерплю, чтобы без спроса ко мне прикасались членами, вываленными из матки! Отступи, выкидыш!

Япет потупил взгляд. Его главная черта, отличавшая от других, воздвигавшая над его лбом нимб особенности и исключительности, превратилась в причину насмешек и неуважения. Никогда прежде не встречал он столь явного пренебрежения к своей природе. Должно быть, раньше все щадили ребёнка.

Требовалось что-то предпринять, чтобы не растерять благосклонности публики. Гром, высвободившийся из гортани Лионго Белло, пересилил музыку и вопли, и кадеты с интересом присматривались теперь к разворачивавшейся сцене. Уже покатились смешки, применённые в целях возвышения коллектива над двумя отщепенцами, и товарищи по команде, узнав правду о происхождении Япета, слишком уж к нему охладели, чтобы его это не задело.

— Зря ты варежку раскрыл, друг. Не в рубашке родился! — Япет нанёс удар, и доходяга дрогнул, однако быстро собрался с духом. Не в первый раз Лионго Белло сталкивался с противником тяжелее себя самого.

Размахнувшись от всей широкой души, скрытой за гротескной худобой, Лионго Белло треснул по челюсти белокурого неприятеля так, что у него перед глазами воспарила Большая медведица. Япет вынужден был, к своему стыду, признать, что недооценил оппонента: стальной протез оказался козырем, крепкой защитой и надёжным инструментом для нападения. Чтобы одолеть противника, следовало всего-навсего следить за левой рукой.

Однако, пока за Япетом в младенчестве ухаживали воспитатели, Лионго Белло уже бился за свою жизнь в Магеллановых Облаках. Его опыт самообороны был превосходным, и возможность пройтись грязной подошвой по самомнению откормленного здоровяка так и манила унизить недруга на виду у нового коллектива.

Бойкий Лионго Белло не стал дожидаться ответа соперника — в продолжение прошлого хода он выбил колено Япета, заставляя его в недоумении грохнуться вниз. Не успев отстраниться, темнокожий воин застрял во вражеском капкане: Япет совершил бодрый кувырок вперёд, хватая обидчика за всё подряд и швыряя его на пол, давя своим весом. Такая боль не могла застать громилу врасплох, она только будоражила в нём звериный инстинкт.

Заняв позицию поудобнее, Япет не позволял сопернику подняться, и тот, провернув протез под неестественным углом, уцепился недоброжелателю за глотку, намереваясь удушить того раньше, чем ему переломят хребет. Противостояние обещало закончиться неладно: Япет не знал ещё своей силы.

— Вы намереваетесь вмешаться? — принц Ламис, наследник Астральной династии, следил за происходящим удалённо вместе с Киссеидой и требовал от неё принятия срочных мер.

Нимфа повела бровью, и буйного Япета оттащила назад могучая сила, противиться которой он был не способен.

С заклинившим протезом наперевес Лионго Белло поспешил удалиться из зала.

Громилу усадили в мягкое кресло и вручили ему в руки холодный голубой шар. Здорово же он всех развеселил! Ради хорошего настроения публика была готова забыть на время о порочном бремени своего дерзкого любимчика.

— Это полиплерома, — объяснял товарищ, указывая на вальс комет, заключённый в прозрачную сферу. Данный гипнотический предмет легко умещался в ладонях у Япета, и он долго вглядывался в пленительный хрусталь, пытаясь понять, как им пользоваться, и отходя от полученной взбучки. Благо, его гордость пострадала не сильно, и он мог ещё присутствовать в коллективе без чувства стыда и смущения. Напарник продолжил: — Не знаю, использовал ты такие уже или нет, но обязательно попробуй её, и ты в миг осознаешь все преимущества такого стиля питания над органическим. Употребляя энергосферы, ты не рискуешь пасть жертвой несварения желудка!

Собеседник улыбнулся всеми зубами и возвратился к членам команды. Вечер продолжился в прежнем ритме, а пока что ребята позволили Япету отдохнуть. Даже благородные люди, с которыми стоило бы ему сблизиться, уже не видели в нём объект интереса.

Шум толпы проносился мимо, все лица смешались в расплывчатую канитель. Юноше было неловко здесь находиться, ему хотелось поскорее покинуть комнату празднеств. Он глянул на полиплерому — такими аппаратами в те времена пользовались все, кому не лень. Современникам Япета энергосферы заменяли гастрономию, то есть представляли собой неорганическую пищу. В зависимости от качества и стоимости энергосферы из неё можно было извлечь те или иные ресурсы для поддержания организма. Различные устройства могли восполнить силы по-разному, какие-то полиплеромы использовались для обеспечения работы мозга, какие-то — для сердца, третьи — для опорно-двигательной системы. Достаточно большой спектр товаров представляли собой космические торговые площадки, и даже в таком захолустье, как Янтарная планета, все желающие могли без проблем заполучить описываемый агрегат.

Детям, как и многое в мире Япета, данный подход к укреплению организма был противопоказан. Наверное, поэтому малышей оставалось так мало? Как бы то ни было, тенденция складывалась следующим образом: живорожденные граждане не вкушали энергосферы до совершеннолетия. Пора бы и Япету узнать, почему их так ценят?

Он закрыл глаза: будь его тело пластичнее, он отрастил бы на спине крылья и умчался бы на них туда, где горизонт пританцовывал с небом. Что сказал бы Гиперион, если бы ему доложили, чем отличился Япет в первый же день перед службой? Не время было думать об этом. Если и веселиться, то до конца.

Как представителю своего поколения, некоторые элементы природы, на реализацию которых уходили тысячи лет прошлого, давались Япету за считанные годы, дни и часы. Общие достижения человеческого вида свидетельствовали о его непременном прогрессе. Так, достаточно скоро юноша обнаружил подход к энергосфере совершенно естественным образом: движением воли шар передал свои силы.

Молодой человек ощутил насыщение: дискомфорт в синяках поубавился, мышцы налились облегчением. Снова соображала голова, снова хотелось много чего испытать!

Поглощая сферы одну за другой, кадет хвастался трюками, отжимаясь на руках, двигаясь вверх ногами, состязаясь с лучшими ловкачами большой группы в этом заводном ремесле. Чем больше разных созвездий он выпивал, тем стальнее делались его воля и сила. Его забавило отсутствие тяжести в животе после приёма немалого количества пищи, не было вялости после еды, возможно было продолжить любую работу в здравии духа! Масса не испытанных доселе чувств переполняла его, и он выражал внутренний радостный шторм через танцы, песнопения, выяснения, кто же мощнее. Единение с другими такими же озорными ребятами только преумножало всплески эмоционального океана, и напитаться им до предела представлялось невозможной задачей, но как же хотелось её осуществить!

Что-то было не так.

— Какой контрабандист притащил сюда дюжину квазаров? — вопрошал благородный юноша из «господ». — Они запрещены в Академии! Куда смотрят управляющие?

Толпа, обвинив этого статного молодого человека тяжёлым взглядом, набросилась на коробку с блестящими сферами. Квазары, ярчайшие объекты вселенной, обладали невероятной энергией, и искусственная пища, создаваемая на их основе, получалась слишком мощной для обывателя. Кое-кто из ребят, желавший насладиться шоу и дальше, любезно преподнёс Япету сей скромный подарок.

— А сейчас наш живорожденный герой дня Гелиос Япет покажет, на что способен его удивительный организм! Посторонитесь, дамы и господа, начинается представление века!

Все вновь замолчали, с надежной обратив внимание на кадета. Не намереваясь противиться воле народа, юноша поднял над головой чудосферу, чтобы все её могли лицезреть. Квазар ослеплял его: переполненный силой, Япет терял границы собственного естества.

Стоило остановиться.

Пути назад уже не было. Одно движение сознания — и хрустальный шар потускнел, упал на пол и разбился. На пике экстаза юноша и не заметил, как его подхватила толпа и унесла его куда-то вперёд…

Лёгкий, как пёрышко, он плыл по звёздному газу, обращаясь вокруг сверхмассивного объекта. Теплота материи согревала его, мимо проносились чьи-то желания и впечатления, чья-то память рассыпалась медленно в космосе. Личность рушилась так нежно и безмятежно, что и не замечала своего приближения к горизонту событий.

Если бы Япет осознал величие и грандиозность чёрной дыры, если бы он хоть на миг объял трезвым взглядом её прожорливую бездну, тут же лишился бы рассудка. К счастью, он уже не осознавал себя целостным существом и познание через разум не доставляло ему беспокойства. Такой разный и сразу в нескольких местах, он наслаждался всякой мельчайшей частичкой, что составляла его и вселенную, он представлял собой ту незначительную часть Млечного Пути, что вот-вот должна была утонуть в черноте.

Нечто в нём колыхнулось, и из собравшихся элементов возродилось чувственное восприятие страха исчезновения. Побуждаемый этим мотивом, мальчик ринулся восстанавливать себя по кусочкам, но всё было тщетно: усилия его бесконечно малы по сравнению с силой тяготения бескрайнего квазара.

— Нет, я не хочу распадаться! — вопил он, но вибрации в разреженном веществе продолжали распространяться в воронку. — Назад, назад! Верните меня! Я хочу к…

Из чрева вселенной потянулась ему навстречу продолговатая тень: свернувшаяся масштабными кольцами змея одарила то, что осталось от Япета, презрительным взглядом. Мальчик беззвучно заверещал перед тем, как быть съеденным. К счастью, увиденная им картина не сохранилась в активной памяти, но стала причиной кошмаров.

Возвращаясь к поверхности, пережёванный и скомканный грубо в прежнюю форму, Япет различал озадаченные вопли товарищей, ещё слишком тихие, чтобы его разбудить:

— У него отмерла кора мозга!

— Вызовите санитаров!

Принц Ламис с ненавистью растормошил Киссеиду, выводя её из сосредоточения.

— Я глубоко разочарован в Вас! Как Вы могли такое допустить?

Не дождавшись ответа, он вышел, велел переместить себя на место событий.

— Какая неряшливая работа, — отметила гиада, возвращаясь в транс. — Вечно приходится за ними всё исправлять.

Она точными движениями возвращала сегменты личности на места, продолжала делать это упорно, пока прежний Япет не проснулся в чувствах и в разуме.

— Теперь тебе придётся потрудиться, милый мой. Давай попробуем вместе. Я покажу, как это делается.

По мановению длани Киссеиды кора головного мозга приходила в рабочее состояние, а сосуды готовились гонять кровь по организму снова. Это она своей волей реабилитировала каждую клетку в соответствии с заложенными в неё принципами.

— Постарайся завести сердце.

Совместными усилиями они воссоздали привычные биоритмы.

— Возвращайся, будь добр.

Лёгкое золотистое свечение излучали торс и конечности Япета. Прирождённый Звёздный кавалергард только что дал отпор смерти на глазах у всех.

За это новое рождение полагалась цена, и только предстояло её осознать.

Принц Ламис не верил своим глазам: едва получивший звание кадета, без всякой предварительной тренировки этот молодой человек уже демонстрировал качества, на достижение которых требовались годы усердных занятий в стенах Академии. Что-то сообразив в голове, аристократ про себя улыбнулся, отмечая пользу данного инцидента. Однако наружностью своей играя в спектакль сострадания, он отстранил всех, чтобы ощупать пульс учащегося и проверить его состояние.

— В Ваших поступках тяжело различить логическую связь, — обращался принц Ламис к гиаде, оставшись с ней наедине. — Отчего Вы вмешались в первом случае, но проигнорировали ситуацию во втором?

— Всё необходимое было исполнено, — объясняла Киссеида, выходя из уединения. — Когда завязался глупый конфликт между кадетами, мальчик, впервые столкнувшийся с яростью столь серьёзной, не был способен отдавать отчёт за поступки, совершённые им, могла произойти неприятность, повлиявшая бы на чужую жизнь. В иной раз, когда он злоупотребил гостеприимностью Академии, поглощая всё, что летело ему в рот, у него была конкретная возможность всё прекратить. Он не прислушался, — нимфа молчаливо поглядела на собеседника. — Свобода выбора — благо каждого из нас. Я не стану навязывать выбор там, где этого не требуется. Если делать это постоянно, никто так ничему и не научится.

Мужчина, совсем недавно перешагнувший границу юности и средних лет, прихорашивался у виртуального зеркала. На экране вращалась его цифровая копия, повторявшая движения и позу всего тела, позволяя пользователю удобно изучить свой образ со множества сторон.

Электронный двойник, уподобляясь оригиналу, утомлённо морщил лоб, уставившись в пустоту лисьими зелёными глазами. Иногда он причёсывал пальцами и без того гладкий джентельменский пробор на голове, иногда перевязывал бабочку на шее по нескольку раз к ряду, а порой, приблизившись к наблюдателю, с участием присматривался к выбритому лицу, к острому подбородку, к впалым белёсым скулам, к чёрным бровям и к тонкому носу с узким маленьким ртом.

За окном громко прогудел соседский мул. Энцелад, отвернувшись от зеркала, подобрался к кровати, чтобы собрать последние вещи в портфель. Его дорого украшенная сумка с необычным дизайном была выполнена из кожи космического монстра, с которым мужчина сошёлся в побоище на смерть. Капитан Гиперион, обнаруживший инженера отставшим от группы и окровавленным, долго ещё припоминал товарищам этот удивительный подвиг мастера техники.

Вооружённый одним только ножом для разделывания органической пищи, Энцелад проявил всю свою сноровку и хитрость, дабы одолеть неприятеля, превосходившего его по остальным важным параметрам. Когда монстр пал, тогдашний юноша долго ещё не спускался на землю, вцепившись в ветви одинокого дерева, словно испуганный бабуин.

С тех пор прошло много времени, случилось достаточно и менее приятных событий, но в память о боевом крещении Энцелад брал этот портфель на все свои похождения, тратя порой немалые средства, чтобы сохранить его в первозданном виде. Трофейная чешуя плохо поддавалась обработке, починка потёртостей или царапин представлялась дорогим удовольствием, и только клыки, наградившие механика шрамом, висели неизменной цепочкой на сумке. Из всего добра, нажитого во время галактических путешествий, Энцелад оставил только этот портфель.

Инженеру было непросто возвращаться на Венеру и становиться в ряды первогодок после всего, что он пережил. От военного техника он перешёл в сферу физиологии — совсем иную и требовавшую выучить всё с нуля. Поэтому, чтобы показать окружающим статус, Энцелад носил преимущественно одежду высокого класса, включавшую в себя аккуратно выглаженный классический чёрный костюм, блестящие от лака туфли, в которых его собеседник мог лицезреть своё отражение. Так на поприще, где все были равны, где продвижение каждого зависело от усвоенных знаний, он уже отличался подачей своего интеллекта в приятной глазу обёртке.

Удостоверившись, что всё в его облике было нацелено на совершенство, и нигде не обнаруживалось помятости и дисгармонии, он устремился на ежемесячную лекцию профессора Пандия.

Пандий, которому была поручена задача исследования жизни на Янтарной планете, который долгие годы оставался в тени более успешных и популярных проектов, довольствовался лаврами своего первооткрытия. Университетская встреча, на которой он презентовал собранные данные, произвела фурор в общественных кругах, и теперь каждый месяц все желающие собирались, чтобы наблюдать за успехами учёного и его команды воочию.

В космосе, так жестоко разделённом расстояниями, личное присутствие на мероприятии или в гостях у человека считалось знаком высокого к нему уважения. У Пандия собирались полные залы.

Пока профессор вещал о скромных своих достижениях, с трибун на него взирали тысячи жадных глаз. Все они — амбассадоры больших корпораций — намеревались заключить с учёным выгодную сделку. Уже четыре года он медлил, присматриваясь к ним и выжидая, но на словах как бы утверждал, что «научная мысль не продаётся» и «не стоит принимать поспешные решения». Бесспорно, ему льстило пребывание в центре внимания, и свой полноватый живот он выпячивал гордо. Бизнесменов можно было похвалить в их упорстве: в долгоживущей современности они привыкли торговаться десятилетиями, ни на день не ослабляя напора.

Энцелад, добившийся пребывания на лекции, предназначенной для студентов, но превратившейся в деловую конференцию благодаря пришельцам издалека, присутствовал здесь не без помощи связей, наработанных им во времена странствий. Он представлял здесь бизнес своего старого знакомого, спасённого в прошлом, и нахождение в кругу важных лиц позволяло инженеру чувствовать себя не менее важным.

Зрители были полны идей и инновационных решений, которые могли извлечь выгоду из Янтарной планеты, и когда повествование лектора затрагивало спорные или хоть сколь-нибудь интересные темы, голоса в зале не унимались. В такие моменты, препятствовавшие Пандию в проведении речи, учёный с ослабленным недовольством отмечал невозможность выполнения своих обязанностей, после чего, прерывая смакование шума, приглашал на сцену свою ученицу зачитать тезисы или коротко обобщить какой-нибудь вывод.

Ради столь прелестной девы, показавшей себя на мгновение, слушатели умолкали, пока она не уходила. Тогда профессор и увлекал их внимание своими словами.

— … и в ходе недавних экспериментов, — Пандий неловко шагнул вперёд, — Нам удалось синтезировать питательное вещество из растений Янтарной планеты. В частности, сахара, содержащиеся в листьях танцующего папоротника, обладают особенной гастрономической ценностью, и в результате отработки определённого технологического процесса, который я вам не покажу, — последние слова он не произнёс вслух, — Получаемое соединение становится пригодным для употребления в пищу. Данный продукт успешно преодолел все уровни испытаний, и учёный совет согласился предоставить вам презентационные порции на апробацию. Кажется, настал черёд перерыва! Посему приглашаю вас в кафетерий!

В стенах буфета развернулся настоящий умеренный пир. Гости распространились между стойками с хрустальной утварью, обсуждая последние вложения и грядущие притязания, дожидаясь, пока дроиды-официанты не доставят им экзотическое блюдо. Энцелад сдержанно отмахнулся, не желая принимать угощение, и робот последовал дальше.

— И как это пользовать?

— Неужели нам предлагают употребить пищу ортодоксальным способом?

— На Венере полно почитателей древности!

До слуха механика донеслись возгласы, пленённые гастрономической негой.

— Восхитительно!

— Энергосферы почти бестелесны и не активируют вкусовых рецепторов в той же интенсивности, что и обыкновенная еда. В этом их отличительный недостаток.

Кое-кто, впервые попробовав сладость, едва ли не впал в беспамятство. Бедолагу подхватила толпа и приземлила на кресло.

Самые смелые, доказав скептикам, что трапеза безопасна, наблюдали теперь, как к ним подтягивались остальные, желая поделиться яркими впечатлениями. Когда, наконец, на публику вышли профессор и его ассистентка, зрители развернули поражённые лики на своего нового кумира кулинарии.

— Это всего-навсего сахар, — по-простому торжественно объяснил Пандий. — В отличие от сахаров, распространённых в применении в прошлом, данный продукт совершенно гипоаллергенен, полностью усваивается организмом и не вредит здоровью. На грани материального и духовного это вещество совершает переход из одного состояния в другое, растворяясь в желудке.

Осознав, что не придётся бороться с последствиями приёма органической пищи, всё больше желающих ринулось состязаться за демонстрационные экземпляры, коих стало уже не хватать.

Энцелад не нарушил задумчивого состояния, когда перед ним чуть ли не случилась баталия.

«Органика — зло, неистощимый порок, — убеждался он мысленно. — Все, кто её потребляют, обрекают себя на падение.»

Он презренно оглядывал тех, кто, подобно животным, сражался за порционные угощения. Люди, выходцы из мира зверей, подчинялись первобытным инстинктам куда охотнее, нежели следовали они каким-либо моральным принципам и убеждениям. За последние тысячи лет человеческий вид научился продлевать собственный жизненный цикл путём освоения энергетического способа питания, улучшения условий существования, всестороннего и глубокого развития интеллектуальных возможностей. Последняя характеристика и отличала людей от животных, но бегство за сладкой приманкой окружало разум волнами дикости, возвращало эти прекрасные личности в царство необузданного наслаждения.

— Не желаете ли попробовать? — молодая девушка, глядя на механика из-под бережно завитых русых волос, отвлекла его нежным румянцем. Она мило улыбалась, протягивая гостю подставочную доску с ровно сложенной пирамидкой из кубиков белого сахара. — Вот, возьмите один.

— Благодарю, однако не стану, — отрезал он холодно, поправляя медную запонку.

Собеседница наивно хмыкнула, пожала тонкими плечами, на которые легло бледно-розовое платье, и с грациозной смелостью вложила кубик между своими зубами. Её непосредственное удовольствие заворожило инженера; он, не отрываясь, смотрел на приятное девичье лицо с удивлением.

— Это ведь безопасно. Ни с кем из нас ничего плохого не случится.

Энцелад едва заметно разомкнул губы, как бы следуя её повелению, и девушка поднесла к его устам сахаринку. Взятое из её рук угощение оказалось насыщенным и блаженным, эта сладость, превосходившая, вероятно, по яркости ощущения всех собравшихся в зале, зачарованным вальсом увлекала прежнее отвращение в край забытых явлений.

Конечно же этой ассистенткой являлась Фиона. Её, повзрослевшую и без шрама, Энцелад совсем не узнал. Удовлетворённая маленькой победой, она продолжила покорять умы осторожных гостей.

Девушка искренне верила в возвышенность своих намерений. Она мечтала оказать миру всё то хорошее, на что она была способна, и не боялась включить в благие деяния свою красоту. В двадцать лет Фиона расцвела, как пурпурная ипомея, светящаяся на рассвете выделенного ей века, и делилась своим ароматом с каждым, кто готов был его оценить. Таких почитателей прекрасного она чуяла нутром, и, даже если те не подозревали подобной в себе открытости, Фиона сама воскрешала в них тягу к великолепию собственным присутствием.

В отличие от дочери, что только познавала себя в этом мире и училась с ним обходиться, её мать давно уже умела не только овладевать вниманием посторонних, но и распространять среди них семена любви к своему творчеству. Ио, знаменитая во Млечном Пути писательница, не ограничивалась своим ремеслом: она виртуозно заигрывала с тенденциями, вводя в моду забытые или отложенные в сторону идеи и мысли, облачая их в новую форму, напоминая каждому читателю, что люди были прежде всего материальны, и уже потом — духовны.

На своём примере Ио демонстрировала культуру ортодоксальности: она вышла замуж за великого учёного, в зрелом возрасте родила дочь — оба её роковые деяния, вокруг которых она построила образ не боящейся осуждения женщины, диктовавшей собственные взгляды на жизнь. Во времена, когда популяризировалась супраматериальность, Ио примешивала её к физическому бытию так ловко, что обращала на свои поступки множество взглядов.

Так, в этой необычайной современности считалось, к примеру, что живорождение и органическое питание — удел неразвитых колоний на окраинах космоса, куда по каким-то неведомым причинам не дошла цивилизация, либо где невозможно было развернуть поставку энергосфер или начать процесс искусственного воспроизведения поколений. Ио, входившая в сливки общества, где с недоверием принимали концепции прошлого, активно их продвигала, зарабатывая популярность.

В лучшие периоды карьеры ей приходило несчётное множество приглашений на выставки и на балы, на конференции и на передачи, и женщина наслаждалась широчайшим выбором возможностей, чтобы себя проявить. В гостях её ждали крупные властители мнений, знаменитые держатели истин, и писательница радостно шла им навстречу, изливая натуру до последней капли своей.

А ведь совсем недавно ещё шли дела в гору! Ввиду последних событий даме пришлось уйти с международного пьедестала почёта, возвратиться в свою альма-матер на Венере, где её безопасности ничто не угрожало, и воспитывать дочь, о которой написала она несколько сочинений.

Ио грустила на этой планете. Не было больше выходов в свет, не взяла она сюда свои пёстрые украшения, и находила она тайное наслаждение в том, чтобы вырастить в Фионе свою прекрасную копию. Юная девушка, наделённая в равной степени внешними чертами и матери, и отца, представляла собою ту успешную комбинацию качеств, которыми загордился бы каждый генетик. Дисциплину и стремлению к знаниям развивали в Фионе преподаватели университета, в то время как по стезе привлекательности и покорения сердец вела её мать.

Так, в обозреваемый момент истории Ио наблюдала за похождениями дочери удалённо, одновременно восторгаясь её успехам и страшно завидуя, ведь в прежние времена сама писательница бы присутствовала на лекции Пандия вместо Фионы, она бы первая из всех опробовала новый продукт!

Фиона, заговаривая с аудиторией, приятно удивлялась, обнаруживая в себе те социальные качества, что дремали в ней в детстве. Со стороны ощущалось, будто бы она с неподдельной лёгкостью кружила между гостями, отдаваясь им в руки не до конца, припадая в их незримые объятия до тех пор, пока они не соглашались вкусить её подношение. Такое поведение представлялось Фионе совершенно естественным, несложным, как если бы она для этой работы была рождена.

Однако такой характер являлся одной лишь стороной многогранной личности, по которой зачастую судили человека в целом. Фиона выступала охотной подмогой на лекциях Пандия, ведь только в эти моменты не страдала она от жуткой мигрени, ставшей частью обыденности за последние годы.

И вот, когда мероприятие завершилось, когда все расходились и пропадало довольство собой, ассистентка, одиноко замершая в ночи, инстинктивно поднимала длани ко лбу, как бы неосознанно стараясь нащупать источник мучений.

Из окон аудитории лился ещё золотистый свет, ниспадавший на искусственную почву: травинки устлали собой темноту. Вдалеке утихали голоса, завывали знойно космолёты, неслышно выползали из-под горизонта кучные облака, различимые лишь тем, что они затмевали собою звёзды.

Чем ярче становились светила, тем невыносимее поднимался гул в ушах.

Ослабевшая Фиона, в глазах которой расплывалась действительность, уже валилась вниз, как была подхвачена за руки вовремя подоспевшим механиком.

Да, последние минуты Энцелад наблюдал за ней из тени, поражаясь, что дева становилась заметно кроткой, когда на неё не светили прожекторы. Различив в шаткой фигуре признаки утомления, техник поспешил на помощь Фионе и не прогадал.

— Как Вы себя чувствуете? — вопрошал он, приводя девушку в чувства.

— Мне стоит возвратиться поскорее домой, — проговорила Фиона, возвращая себе контроль над организмом и думая при этом об Янтарной планете.

Атмосфера за бортом парящего города приходила в активность, заставляя тяжёлые тучи разбиваться о стеклянный купол Университета. Как загадочный замок из вечерней сказки, он рассекал небеса, переливаясь цветами, точно сама госпожа ночь вдохновила архитекторов на возведение этих башен и стен.

Энцелад с нежданными для себя робостью и заботой вёл ассистентку профессора Пандия в космолёт, а Фионе, вероятно, впервые дозволено было опереться на постороннего.

— Я дальше сама, — прошептала она по прибытии, спускаясь на поляну спящих цветов перед домом. Немного наклонив голову напоследок, девушка направилась к двери.

Её спутник, повинуясь этому указанию, некоторое время не улетал, дабы удостовериться, что Фиона достигнет точки назначения без осложнений. Вдруг в окне промелькнула чья-то тень: это Ио, узнавшая в спутнике дочери своего старого знакомого, спряталась за занавесками, не думая даже выйти на помощь ребёнку.

Инженер не распознал, в свою очередь, ту, с кем путешествовал в космосе несколько лет, поэтому и унёсся на корабле восвояси.

На следующие сутки возобновилась учёба.

— Псионические сущности — это натуральные энергетические скопления в пространстве мнимой стороны бытия, обладающие собственными зачатками разума и волей. Считается, что они могут принять любую форму, при помощи которой воздействуют на окружающий мир и на человека, вступая с ним в контакт.

Пока лектор объяснял материал, Энцелад украдкой поглядывал на девушку, внимательно слушавшую преподавателя с первых рядов. Невзирая на усталость, Фиона выглядела также обворожительно-мило, как и вчера, но её холодный взор, устремлённый на лектора, эта королевская осанка, дышавшая юностью, этот голубой шёлковый наряд, увенчанный стеклянными синими бабочками, едва заметно шевелившими крыльями, точно они готовы были оторваться от её гибкой шеи по единому шевелению девы и разлететься по аудитории, — всё увлекало инженера и выделяло её на фоне неинтересных студентов.

Вдруг Фиона, не нарушая прелестного своего изваяния, подняла вверх тонкую длань, точно принцесса просила учителя уделить себе время.

— Если псионические существа способны влиять на человека, означает ли это наличие у людей мнимого тела?

— Хороший вопрос! Как известно, последние исследования в области физиологии выявили, что личность состоит не только из физического тела, из той оболочки, которую мы видим постоянно, с помощью которой мы осуществляем общение между собой, которую мы отождествляем со всем человеческим существом, — биологический организм функционирует благодаря, в том числе, и процессам, проистекающим в бесконечности мысли и чувства. В совокупности эти явления, которые нельзя пощупать или рассмотреть, но которые можно ощутить иными способами восприятия, принято называть мнимыми.

Считается, что абстрактные разум и сердце человеческой личности собраны из тех же нематериальных субстанций, что и псионические существа, о которых мы говорим на сегодняшней лекции, поэтому эти создания почти без труда воздействуют на нас, хотя мы этого не видим.

Данное знание, возникшее не в то время и не в том месте, стало причиной многих психических заболеваний, терзавших человечество в прошлом. Предположительно, описанные в древних культурах призраки и природные духи, которых то почитали, то боялись в различных эпохах, также являлись псионическими существами.

Прежде их редкие проникновения в действительность лишь намекали на присутствие в нашем мире иных уровней бытия, не подвергнутых физическим законам существования. Однако всегда встречи с ними относили к эпизодам богатого воображения, суеверий или сумасшествия. Отрицание данной стороны естества представляло собой надёжную защиту от мира неизведанного, и полная концентрация на материализме позволяла человеку сосредоточиться на совершенствовании качеств, необходимых ему для выживания, в то время как взаимодействие с потусторонними явлениями отвлекало его, рушило его суть по причине его неготовности, расшатывало нервную систему. Теперь, когда развились и распространились ауротехнологии, коллективное понимание вопроса расширилось, и общество готово взглянуть на вселенную немного иначе, не боясь самодеструктивизма, который неизбежно случался в истории, когда человечество узнавало слишком многое о потустороннем мире.

Сказанное навело Энцелада на мысль. Он так же, как и Фиона, поднял руку, чтобы задать свой вопрос:

— Существование псионической флоры и фауны было замечено на многих планетах, разбросанных по галактике. Как и органические деревья и животные, которых наши предки брали с собой в освоение с Земли, могли ли супрафизические организмы переселиться вместе с первооткрывателями в тайне от них?

Преподаватель задумался. Худой, как две скрепки, опустил он тяжёлый лоб в размышлениях, намереваясь вспомнить те далёкие времена, которые застал он в молодом возрасте.

— Ввиду того, что невозможно зафиксировать информацию о псионических сущностях с помощью любого рода измерительной техники, войти с ними в контакт допустимо только в личном присутствии человека. Мы точно не знаем, живут ли такие создания на планетах без людей, но они обнаруживают себя всякий раз, когда на поверхность космических тел спускаются колонисты.

Некоторые студенты, которые никогда не были свидетелями предмета сегодняшней лекции, с недоверием перешёптывались, желая получше понять сообщения лектора.

— Пусть некоторые метафизические организмы не скрывают вражеских намерений к человеку и подчиняются они иным законам, случаются и удачные попытки их приручения.

Старый профессор хлопнул в ладони, и по аудитории прокатилась волна световых колебаний. Ученики удивились: у ног наставника возникла большая полупрозрачная черепаха. Своими толстыми лапами она сделала три шага вперёд, и каждое её уверенное тяжёлое движение лишало активности умы, чувства и, наконец, организмы студентов, облачая их в невидимый камень.

Все замерли в наблюдении необычайного питомца: его панцирь был украшен бриллиантами. Никто из присутствовавших не в состоянии был пошевелиться.

Собрав всю свою волю, лектор хлопнул ещё раз, чтобы слишком долгое присутствие черепахи не превратило в статую и его. Тогда животное спряталось в драгоценную броню, и ребята облегчённо выдохнули.

— Чаще всего черепах ассоциируют с аспектами мудрости, спокойствия и крепкости. Поэтому данное псионическое существо и выглядело именно так. Стоит отметить, что, если кто-то из вас видел его по-другому, это свидетельствует о разнице в наших менталитетах.

Опомнившись, Энцелад огляделся: все вокруг были поражены. Фиона безуспешно скрывала мигрень.

Между долгожданными вечерами Пандия у Фионы зачастую случались периоды недомогания. Когда не нужно было прислуживать своему дорогому наставнику, она целиком ныряла в науку, и от полёта в интеллектуальные небеса её останавливала только физическая слабость. Даже сейчас, внимая другому, более уважаемому профессору, посвятившему свою жизнь на изучение ауромира, девушку тянул к земле дискомфорт, а за пределы потолка её увлекало любопытство, и сама личность Фионы колебалась где-то между этими двумя состояниями. Всеми силами студентка пыталась привыкнуть к этой нескончаемой битве, и в перерывах между всплесками боли недолго была обращена её мысль к дому, к багровым лесам, к шафрановому широкому полю, к цветам, что так здорово сияли в ночи.

Здесь, в стенах Университета, она чувствовала себя лишней, пусть и состояла на хорошем счету у преподавательского коллектива. Соседи по парте отгораживались от неё, по неясной причине завести знакомство с ними было непросто. В таких перипетиях почти жалостливой учительской благосклонности и ребяческой пренебрежении студентов Фиона скучала по детской беззаботности, которую она променяла на текущий стиль жизни.

— Эй! — Энцелад ткнул товарища под столом начищенной туфлей, кивая в сторону Фионы. — Что ты знаешь об этой девушке?

— А, она! — собеседник скривился, будто речь шла о трёхлапом щенке. — Да это же совершенно нормальная девчонка! Ты не знал?

У Энцелада округлились глаза, что не являлось характерным его мимическим жестом.

— Да-да, ты не ослышался! Мало того, она дочь известного учёного, того самого, что добился великих успехов в физической науке!

— Что-то я тебе не верю. Ты уверен, что это она? — тут у инженера восстановились нейронные связи, и он сравнил ту маленькую Фиону, что встретил у Гипериона, с её нынешней взрослой версией. Он прошептал: — Как её вообще сюда допустили?

— Учёный совет обожает проводить эксперименты. Им интересно, сможет ли отпрыск легенды сам добиться такого же уровня. Университет жаждет больше научных свершений и ни перед чем не остановится в достижении целей.

Как бы ребята ни перешёптывались, Фиона слышала их разговор так же, как и остальные беседы, обращённые в её сторону. Их основной смысл ускользал от её слуха, но отчётливое упоминание знаменитой родословной подбрасывало поленья в костёр самомнения девушки, и она наслаждалась этой теплотой, исходившей от пламени эго.

Студентка поправила прядь за ухо, изгибаясь так, чтобы распознать отчётливее лестную ласку чужих языков и чтобы выглядеть при этом покрасивее. В такие моменты забывала она о недуге, и верилось ей, что жизнь её проживалась не зря, что заняла она нужное место.

Если бы она обернулась, а не только прислушалась, увидела бы следы противоречивых чувств, проехавшихся по лицу Энцелада шипастыми шинами, тогда, может быть, осознала бы вдруг, что её мировосприятие несколько неестественно сладко.

Не хотел, однако, инженер разубеждаться в красоте девушки, которая привнесла в его повседневность искру неожиданности. По окончании занятия спустился он к ней и пригласил её на грушевый пляж.

— Прогулка способствует улучшению кровотока. Это было бы полезно для Вашего здоровья.

— А давайте на «ты»! Хотелось бы побыть с кем-то на равных.

Грушевый пляж — один из бесчисленного множества парящих островов Венеры, на котором биоинженеры создали необычайную среду обитания, исходя из одних только эстетических соображений. Так, в этом дивном месте искусственное озеро, растворяясь в облачном весеннем закате, отражало в прибрежных водах своих зелёные ветви деревьев с жёлтыми сочными грушами, развешенными частой капелью. Иногда плодов было так много, что они тянули всей тяжестью дерево вниз, дабы ими могли поживиться рыбы и птицы.

Маленькие рыжие утята, плескаясь в волнах, следовали за матерью в бурых перьях, завидевшей человеческих посетителей. Остановившись там, где вода отбрасывала прозрачное платье на песчаный обрыв, мужчина и девушка долго наслаждались открывшимся видом.

Фиона наклонилась, протянула руки вперёд, и один из птенцов прыгнул ей на ладони.

— Меня беспокоит участь мира, в котором мы с братом выросли, — девушка подняла животное на свет.

— Янтарная планета?

— Так, — она кивнула. — Профессор Пандий получает всё больше предложений, которые могут решить участь флоры, развившейся под звездой Гелиоса. Он вот-вот уже согласится, хотя я чувствую, что нет среди них ни одного подходящего.

— Разве вам нужны советы со стороны для проведения дела?

Фиона выпустила утёнка на волю.

— За четыре года мы едва ли выудили хоть какую-нибудь полезную информацию. Планета скоро сгорит, но мы так и не поняли, возможно ли вырастить те же растения в похожих условиях, или хотя бы за счёт чего леса и кустарники выживают под испепеляющим солнцем. Знания эти позволили бы нам вывести культуры для разных звёздных систем, не пригодных для обыкновенных биологических форм жизни. Но для этого нам необходим расширенный штат работников, больше средств на проведение анализов и экспериментов. И всё это в условиях бушующего Гелиоса.

— А Университет выделять ресурсы не собирается, — продолжил мысль Энцелад. — Он взял Янтарную планету под свой протекторат, запретил всем к ней приближаться, развернул платформу для изысканий, но дальше вкладываться не намерен.

— Условности системы, в которой мы живём. Возможности предоставляются каждому, но они ограничены. Нам нужна поддержка извне. Профессор Пандий сейчас распоряжается судьбой моего дома, ведь он возглавляет этот проект. И я подозреваю, что он тянет время не оттого, что считает нужным найти лучшее решение, но ждёт самых выгодных условий для себя. Его интересует не благодетель, но космическая власть.

— Почему ты говоришь об этом именно мне?

— Ведь ты пришёл на встречу, посвящённую демонстрации сладостей. Ты слушал профессора вместе с сотней бизнесменов, и каждый из них изложил идеи по развитию проекта письменно или устно. Среди тех немногих, кто воздержался, был ты. Ты не просто студент, но и не искатель выгоды, — она коснулась пальцами старого чемодана. — Змееносый варан. Редкий вид, обитающий в джунглях планеты Билоко. Даже встреча с детёнышем требует настоящего мужества. Говорят, он питается страхом. И ты сделал из его шкуры трофей!

Энцелад неловко отшатнулся. У этой девушки были слишком уж обширные познания.

— Значит, не удалось мне скрыть, что победил я не взрослую особь, — инженер полузаметно улыбнулся. — Я понимаю, к чему ты подводишь разговор, но, увы, ничем помочь не смогу. Ты сама знаешь, что за открытие совершил твой наставник, когда синтезировал сахар нового типа. Неспроста сладости запрещены в половине звёздных систем как наркотик. Благодаря особым свойствам созданное профессором Пандием вещество стоит баснословные состояния, и он всё ищет, кому бы сбыть секретную формулу. Правильно я понимаю?

Фиона снова кивнула.

— И на полученные деньги мы могли бы ускорить поиск спасения для планеты. Однако не думаю, что кто-нибудь из почитателей профессора Пандия беспокоится о тлеющей жизни. Я наслушалась их диалогов, пока выполняла роль ассистентки. Ты отличился от прочих.

Быть избранным среди избранных — крайне лестно, и падкий на комплименты Энцелад заглотил наживку такой же зависевшей от чужого мнения Фионы.

— Что я могу сделать?

— Мы должны разработать инициативу по выделению средств в дальнейшее существование проекта. На данный момент возможны только сугубо деструктивные капиталовложения, но нечто более конструктивное требует уверенности инвесторов в будущем, и этой уверенностью может обладать только тот, кто созидает ради всеобщего блага, но не для дальнейшего потребления.

— Счетовод вселенной больше всего подходит под такое описание, — инженер ухмыльнулся. — И нам повезло: она прибудет в Звёздную систему совсем скоро.

Фиона с надеждой посмотрела на своего собеседника. Она знала о ближайшем появлении особенного гостя и активно наводила Энцелада на эту мысль.

— Я приложу все усилия, чтобы организовать тебе нужную встречу, — пообещал механик, и девушка взяла его за ладони. Её тёплые касания грели его, становилось вдруг жарче обычного.

У ассистентки вновь разболелась голова, когда она упомянула Майю в разговоре. В самом деле, добиться аудиенции с гиадой Изобилия — задача не из простых, и Энцеладу предстояло исполнить её.

Создательница системы всеобщего распределения ресурсов на обращавшихся вокруг Солнца планетах — нимфа Щедрости лично возвращалась на свой первый проект раз в десятилетие, чтобы убедиться в его процветании. Эта гиада не любила публичности, поэтому предпочитала решать все вопросы в уединённом кругу специалистов, и в окрестности Земли она прилетала, минуя пышные банкеты и встречи со всеми нуждавшимися.

«Солнечная система не страдает более от бедности, — напоминала она сама для себя. — Поэтому всякий, кто желает больших высот, должен действовать самостоятельно. Я не могу выделить кому-то больше средств, иначе других придётся обделить. Народ Солнца получил долгожданное равенство, и у равенства этого есть определённые условия.»

Исходя из этих соображений, Майя никак не отреагировала на мольбы Ио о скорейшем улучшении благосостояния, не решила за профессора Пандия его нравственную дилемму, хотя и та, и другой бросили в фонтаны Венеры целую груду ритуальных монет и долго думали о нимфе, желая до неё достучаться потоками мыслей.

Разведя космический наплыв желаний руками, она выделила лишь те из них, что достойны были внимания, отправила нескольким жителям системы свои благословения и шагнула в Цитадель переговоров.

На этой станции, обращавшейся по орбите Земли, собирались выдвиженцы от народа, которые обязаны были следить за порядком в пределах облака Оорта. На каждом этаже металлической башни решались глобальные вопросы политики, экономики, логистики, связи, юриспруденции, и число этих этажей варьировалось в зависимости от поставленных задач в конкретной ситуации. Майю встречали на самой вершине, подготовив для неё роскошный зал для совещаний; такое отношение к нимфе свидетельствовало о высокой степени доверия к ней, либо о стремительной жажде обогащения. Между этими двумя вещами грань давно была испещрена соблазнами.

— Здравствуйте, достопочтенная гиада! — хором произнесли кавалегарды, выстроившиеся у входа в цитадель.

Облачённая в пурпурное одеяние, представлявшее собой яркую, расшитую цветами уипиль и длинную, сложенную в несколько слоёв юбку, Майя степенно двигалась между стражниками и не остановилась, даже когда из её плотного пучка волос, украшенного свёрнутыми из ткани бутонами, выпала алая роза. Так бы и продолжила она идти вперёд, если бы один из солдат не протянул ей потерянный элемент головного убора.

— О, эта шёлковая лента с Билоко. Материя, произведённая пауками-эндемиками этой планеты, ценится своим удивительным качеством. Она поразительно крепка и не горит на температурах холодных звёзд, — Майя вложила украшение обратно в длани мужчины. — Теперь она Ваша. Я не уберегла её, она попала к Вам в руки, следовательно, лента — мой подарок для Вас, если можно так выразиться. Я хочу, чтобы Вы поняли, что в узлах этой ткани содержится нечто большее, нежели заработок.

Майя ласково улыбнулась.

Люди Солнца верили, что улыбка Майи и её материальный подарок знаменовали успехи в любом поприще, которое для себя изберёт человек. В действительности, никто и не сомневался, что этот солдат в будущем разбогатеет, и — совпадение это или нет — так оно и случилось. Через много лет кавалергард, заполучивший украшение нимфы, откроет фабрику по производству дроидов нового поколения и станет распоряжаться большими денежными средствами за пределами облака Оорта. Ключом его успеха станет то отношение к деньгам и упорство, которыми располагала и Майя.

В настоящем же времени нимфа начала восхождение к вершине Цитадели переговоров. Она вошла в сверхскоростной лифт, который, однако, занимал время, чтобы достигнуть верхнего этажа — настолько необъятной была эта башня. С особенным воодушевлением смотрела Майя на диск Земли, поднимавшийся над металлической обшивкой станции. К ней возвратились старинные воспоминания, и гиада окинула вневременным взором те цивилизации, что возникали и рушились на голубом шаре — колыбели человеческого рода.

По мере достижения финальной инстанции Майя возвратилась в настоящую эпоху. Нынешней задачей была встреча с мастерами ведения хозяйства, которые каждые десять лет готовились ко внедрению новой экономической политики в управление Солнечной системы, но всякий раз гиада не позволяла их идеям реализоваться.

Сегодня не ожидалось иных результатов беседы.

— Нет, — единый был ответ на все предложения. — Даже не думайте.

— Но, если мы предоставим возможность накапливать дополнительный капитал, наши люди станут счастливее!

— И всё это за счёт тех, кому придётся жить труднее. Вы заблуждаетесь.

— Почему бы нам не открыть свободную торговлю со внешними силами космоса? Так мы встанем на один уровень со всеми межзвёздными корпорациями!

— Вы забываете рассмотреть иную сторону открытых экономических отношений: людям Солнца придётся вступать в конфронтации с третьими сторонами за ресурсы. Солнечная система должна быть полностью самостоятельной и ни от кого не зависящей. Изоляция — основное условие существования, выбранное местным народом. Мы не можем так просто его нарушить. Те, кому необходимо пополнение капитала, могут начать заниматься этим где-нибудь за поясом Койпера. При острой нужде можно вернуться назад, но богатство остаётся снаружи.

— Как же Академия Марса и Венерианский Университет? Они всячески оказывают поддержку экзопланетам и постоянно принимают новых студентов.

— Эти две организации выполняют свои услуги безвозмездно. Все остальные таким похвастаться не могут. Человек — это ресурс, решающий за себя самостоятельно. Люди здесь помогают друг другу, участвуя в коллективной деятельности, не направленной на обогащение.

— Может, мы всё-таки перейдём к глобальной финансовой системе…

— Товарищи, пожалуй, прекратим нашу беседу, ибо она изменяет первоначальной цели своей. Отправьте мне ваши предложения по ауросвязи, я проверю их из своего кабинета.

Когда нимфа Щедрости просила возможности уединиться в собственном кабинете, это означало, что операторам Цитадели предстояло перестроить станцию так, чтобы организовать гиаде удобное рабочее место, перенаправив почти все вычислительные мощности в её центр принятия решений. Составленная из блоков, башня начала разбираться, преобразуемая в новую форму: сначала колонны сложились двумя пирамидами, затем, несколько раз итерируясь, приняли топологию звёздчатого октаэдра.

Наблюдая за чудными метаморфозами огромных металлических балок, Фиона демонстрировала неподдельное головокружение. По мере приближения космолёта к Башне переговоров в ушах её нарастал гул, а зрение застилали красные пятна.

— Как ты себя чувствуешь? — словно по ту сторону тоннеля зашептал Энцелад. Девушка оглянулась на него, стараясь прочесть речь по движениям его тонких губ: — Я рядом, ты слышишь?

Она робко кивнула и тихо прильнула к собеседнику. Сердцебиение прямиком из крепкой груди инженера отдавалось звонким ритмичным эхом в голове у Фионы, и та, приходя в сознание, подняла наверх свои очи: Энцелад не отпускал её, когда их взоры пересеклись, когда в этот самый момент пульс у каждого выровнялся, когда их такты совпали, и всё, кроме его сложенных черт, завращалось ускоренно, точно из останков прошлого родилась молодая звезда.

«Мы в сердцевине сверхновой!» — подумалось Энцеладу, и он в удивлении было заметался, пытаясь разобрать, была ли эта вспышка цветов настоящей.

Приятные чувства захлестнули Фиону, и мигрень её успокоилась.

— Запрашиваем разрешение на стыковку, — продекларировал капитан звездолёта, и массивная Башня вновь изменила свою структуру, поворачиваясь к посетителям удобной для пролёта стороной.

— Гостевой шлюз открыт, — сообщили по ауросвязи.

Во внутренней области исполинского стереометрического изваяния, открывшейся для обозрения Фионе и Энцеладу, посреди пустого пространства вращался многогранник — это и был кабинет Майи. Проникнув через его виртуальную оболочку, корабль обнаружил себя в измерении, которое в нынешние для читателя времена называлось бы неевклидовым.

Вложенный мир — рабочая площадка гиады — представлял собой область бытия, подчинённую законам математики, не реализуемым в материальной действительности. Здесь окружение подстраивалось под углы восприятия, и каждому посетителю предстояло пройти собственный путь к намеченной цели.

Энцелад, потративший много времени и сил, чтобы добиться встречи с нимфой, раздосадовался, когда повстречал новое испытание. Он покинул корабль первым и довольно скоро скрылся в коридорах лабиринта, следуя лисьему чутью.

Фиона, побоявшаяся сначала погружаться в незнакомую местность, в итоге себя пересилила, когда перед ней возник проход, и ловко в него заскочила. Голубой светящийся туннель искривлялся, мерцая в местах прикосновений, меняя длину и ширину. Девушка догадалась совершенно естественно, что вещество здесь являлось ничем иным, как хранилищем упорядоченной информации о Солнечной системе. Извлекая из стен полупрозрачные блоки, она могла легко выяснить, что потреблял на завтрак Япет тем утром, на какой машине предпочитал передвигаться Гиперион, чем занималась Ио в отсутствие дочери — как неудивительно, она писала новый роман; данные эти за ненадобностью забывались, как только странница их выпускала из рук.

«И для чего гиаде всё это изобилие информации?» — про себя изумлялась Фиона, и рассуждение её, вылетая из головы, встраивалось в новую конфигурацию «офиса».

Девушка оглянулась: там, где она шла, оставались следы-мыслеформы, что, словно рой, разлетались по сторонам, занимая позиции, которые соответствовали бы их значимости в общей структуре.

— Майя, нимфа Щедрости, — смекнула студентка, и появившийся перед ней многогранник розового цвета вдруг устремился вперёд, открывая новую дорогу. Многоярусные объекты разъезжались по сторонам, освобождая путь, но Фиона не успевала угнаться за полётом мысли. Блоки, возвращаясь в прежнее положение, сбивали её с ног, кружили в реструктуризации данных, уносили в абстракции, через которые приходилось пробиваться усилием воли. Некоторые понятия делали личность настолько неразличимо-крохотной, что она терялась в океане знаний.

Собравшись с духом, Фиона постаралась успокоить свой разум, избавить его от всякой активности, тем самым воздействуя на окружение. Бесчисленные информационные элементы расступились, повинуясь этому движению воли, и, оказавшись в космической пустоте, героиня не сумела вздохнуть, ибо вакуум тянул её во всех направлениях, словно, точно пузырь, она собиралась надуться.

Намереваясь сохранить личность целостной, не разбросать её по бесконечному войду, Фиона создала зеркало, в котором и зафиксировала своё сознание. Так, двигаясь в глубину отражения, рекурсивно снимала она с себя отпечатки, формировавшие её существо, и между этими переходами замечала она чей-то сопроводительный взгляд, точно из черноты необъятной взирала на неё тишина. С каждой итерацией цикл становился всё горячее, вычислительные процессы перенапрягались, пытаясь прочесть следующий шаг, скорость всё нарастала, и на пике инерции врезалась она в разделительный экран, за матовой поверхность которого переливались золотистые блики.

От удара о стену у странницы посыпались искры из глаз: настолько было ей больно. Она отскочила назад, туда, где ждала её мглистая пустошь. Холод окутал девушку, и та не заметила, как её подхватили со спины чьи-то руки и потянули к земле.

Очнулась Фиона посреди бурного мышления Майи. С невероятным усердием оценивала она каждый факт, каждую закономерность во всякой сфере человеческой деятельности, развернувшейся в окрестностях Солнца. Кабинет динамически видоизменялся, обнажая те данные и инструменты, которые нужны были гиаде в каждый момент времени, и та, умело ими управляя, откладывала их обратно в хранилище, отвлекаясь на следующее действие.

Из водоворота знаний выплывали умельцы, привыкшие перемещаться в этом пространстве, и подносили хозяйке цифр вещи и сведения, оказывали ей поддержку в принятии решений. Удивлённо оглядываясь на Фиону, только что вывалившуюся из неоткуда, уходили они вновь за кулисы, освобождая место следующему работнику.

Интерьер офиса отличался особой искусностью. Пусть конфигурации зала никогда не повторялись, всякий раз помещение выражало собой любовь к порядку, уравновешенности и гармонии. Здесь не было ничего лишнего, и всё же каждый предмет имел назначение в мировосприятии Майи.

— У Вас гости, — перед уходом сквозь занавес шепнула аналитик, и нимфа оторвалась от вычислений.

Майя, окинув Фиону приветственным взглядом, мановением длани разобрала собственный стол из тёмного дуба и превратила его в нисходящую лестницу. Спустившись по скрипучим доскам, женщина помогла посетительнице подняться на ноги.

— Милая, ты не в себе, — заметила Майя и, совершив пас рукой, вернула Фионе восприятие.

Поморгав, девушка различила свою собеседницу. Высокая и статная, с тёмной кожей и яркими глазами-монетами, она смиренно ожидала, когда гостья заговорит.

— Ты проделала весь этот путь, чтобы о чём-то мне сообщить?

— Уважаемая нифма, дарящая миру Изобилие и Щедрость, — Фиона опустилась в глубоком поклоне. — Позвольте просить Вас о протекторате одной важной планеты.

— Янтарь, система Гелиос? — уточнила гиада. — О ней я наслышана. Собравшиеся здесь инвесторы просят, чтобы учёный совет заключил сделку именно с ними, и от каждого я получаю сообщения только о том, почему тот или иной деловой человек заслуживает моего одобрения. Некоторой информацией я уже располагаю.

— Так сложилась судьба, что среди упомянутых вами людей нет достойных кандидатов, — Фиона вновь поклонилась. — Только Вы способны решить вопрос не из личных интересов, но из интересов Янтарной планеты и её флоры.

Майя сделала несколько шагов в сторону. Вероятно, ей требовалось произвести некоторые расчёты в уме, либо что-то проверить. Внешне она стояла в задумчивости, но внутренне происходила оценка объекта разговора.

— Никто из увлечённых в этом деле специалистов не рассматривает иную возможность, — вдруг сказала она. — Что, если этой планете суждено умереть?

— Но… — ответ ошарашил Фиону. Не такого она ожидала от творческой силы вселенной. — Всякая жизнь заслуживает спасения, разве это неправда?

— Давай расставим все точки над «и». Когда-то в старые времена переселенцы, колонизируя звёздное скопление Ясли, выбрали подходящую планету для терраформирования и заселили её растительными организмами. За тысячи лет адаптации искусственно внедрённая органическая природа породила новые виды, эндемики, способные процветать только под палящим светом Гелиоса с его монохромной структурой.

Теперь, когда звезда расширяется и грозит поглотить свои ближайшие спутники, среди которых есть и Янтарь, люди покинули его, но флора продолжает развиваться, как ни в чём не бывало, следуя к своей гибели.

Вы не нашли адекватного способа культивирования всех видов растений в лабораторных или фермерских условиях, вы способны только временно пересадить уже выросшие цветы и кустарники и поддерживать в них жизнеспособность с затратой больших средств. Всё потому, что подделать совокупность окружающей среды Янтаря крайне сложно.

Ты просишь меня действовать, исходя из потребностей планеты и её обитателей, но сама по наивности полагаешь, будто бы тебе известно, что будет лучше для этого случайного союза живой и неживой природы. Эндемики Янтаря существуют там, где никто более не в силах, они же не способны выжить и дать потомство там, где чуть меньше солнечной радиации.

Янтарная планета существует задолго до того, как человек обратил свой взгляд на галактику. Этот небесный объект принял свою судьбу, родившись в безмолвии вселенских зорь. Ему суждено сгореть в плазме матери-звезды вместе со всей жизнью, которая от этой звезды и зависит. Это и есть воля планеты.

Воля космического провидения. Смерть ведёт жизнь за руку.

— Этому миру осталось всего несколько десятков лет, — напомнила Фиона. — Если не вмешаться в торги, гибнущую флору превратят в предмет эксплуатации. На лице Янтаря построят фермы, выкачивающие из планеты ресурсы. Инвесторы используют все свои возможности, дабы извлечь из природы всё, ведь ей и так суждено умереть! Они распределят ресурсы так, чтобы самим обогатиться и подсадить общественность на новую продукцию!

— Сахарная революция, — усмехнулась Майя. — Когда-то это вещество не вызывало такого ажиотажа, но теперь, когда мы намеренно от него отказались как от источника наслаждений, искушение только сильнее напоминает нам о себе. Распространение сахара нарушит много законов, тем самым сколотит состояние многим удачливым поставщикам, которые не попадутся властям. Занятная история.

Гиада рассуждала так, будто для неё всё это — не более, чем шахматная доска с многомерными полями для игры и фигурами различных ценностных величин. Подобное отношение только сердило Фиону.

— На данный момент, — девушка придала акцент этим словам, — Проводимое нами исследование испытывает колоссальное давление со стороны галактических корпораций. У нас не хватает кадров и средств на размеренное изучение Янтаря, и заключение контракта с коалициями лишило бы планету протектората Венеры. Сейчас только Университет гарантирует отсутствие сторонних вмешательств в процесс, только учёный совет контролирует логистику полученной продукции. Но защита эта не продержится долго, Вы и сами хорошо осознаёте упорство блюстителей бизнеса. Как только Университет перестанет главенствовать в системе Гелиос, произойдёт настоящий потребительский переворот, и целые народы вновь обратятся в рабство желудка!

Во время этого монолога гиада всматривалась куда-то поодаль. Задумчивость её глаз не дрогнула, когда Фиона кончила свою речь. Создавалось впечатление, что Майя была и не против такого развития событий.

— Человеку пора перестать быть ведомой овечкой. Если он готов оставить за собой осознанность потребления, то, несмотря на соблазны, никакие внешние ограничения ему для этого не нужны, не подчиняет его и поводок пастуха-магната.

— Со всеми доступными Вам ресурсами Вы можете просто передвинуть Янтарную планету из зоны поражения! Тогда у исследователей будет больше времени на разработку решения, и финансисты не смогут влиять на научный процесс!

— Гравитационное оружие — разработка государственной важности. Мои услуги не принадлежат ни нациям, ни цивилизациям, так что я не в праве распоряжаться тайнами космических лидеров без их ведома.

Фиона намеревалась выкинуть ещё несколько аргументов, но комната вновь начала перестраиваться.

— Деньги… как всегда, слишком уж многое упирается в деньги. Не стоит ходить далеко за примерами яркого проявления алчности, всем известно её пагубное влияние на жизнь, но она же и мотивирует прогресс. Всякому, кто сколь угодно мало разбирается в ведении хозяйства, очевидно, что никакая экономика не способна существовать без денег в той или иной форме. Также и Солнечная система функционирует в скрытом обмене финансов.

Так лучше для сознания, на данном этапе люди не обременены заработком, ведь у них всё есть, они могут сосредоточиться на развитии навыков, на образовании, на качественном выполнении работы… Это исходит изнутри. Это некий уровень общества. Но это только один из этапов. Когда-нибудь пройдёт и он, и мой первый проект, как и всякая система, сменится чем-нибудь новым, каким бы успешным он ни был, как бы часто ни вносились изменения, адаптирующие его под современные реалии.

Тогда вернутся и деньги. Их настоящая задача — поддерживать материальное благополучие жизни здесь, в физическом мире, это универсальный порядок обмена, который извращён сейчас жадностью эгоизма. Когда-нибудь всё станет так, как должно, и мы должны быть к этому готовы. В то прекрасное время многие нерешаемые проблемы просто уйдут.

Сейчас вам придётся самим разобраться с вопросом Янтарной планеты. Вы можете не вмешиваться: тогда этот мир тихо и незаметно рассыплется в простейшие частицы, из которых реорганизуется новое творение. Вы можете внедрить любые технологии извлечения ресурсов, и бороться с последствиями этого решения вам предстоит самостоятельно.

Итак, выбор за вами. Любую опцию я поддержу.

Майя хотела было возвратиться к рабочему месту, но в зале, не имевшем стен, возник проход, из которого вышел Энцелад. Совсем утомлённый путешествием, он нёс в руках небольшой террариум. По лицу Фионы инженер догадался, что переговоры прошли безуспешно.

В разговоре с гиадой девушка обратила внимание на декорации, которые присутствовали в офисе постоянно: каменные пруды и каналы, устланные кварцем и заросшие мхом, слегка наклоняясь друг над другом, устраивали каскадные водопады, подвешенные в воздухе. В любой топологической конфигурации на водной глади постоянно присутствовало одно единственное растение — золотая кувшинка. Очевидно, данный цветок представлял собою символ Майи как нимфы.

— Прошу принять наш скромный дар, — Фиона преподнесла хозяйке цифр травянистую лягушку — эндемика Янтарной планеты. — Надеемся, он сделает Вашу работу приятнее.

Взяв создание в руки, Майя долго рассматривала его, желая определить, относилось ли оно больше к амфибиям или к царству растений. Лягушка озорно подмигнула, облизнулась, и нимфа, отпустив её в воду около водопада, удивилась, когда среди кувшинок появился один новый цветок.

— Думаю, здесь ей понравится, — решила нимфа.

— Что мы собираемся делать теперь? — интересовался Энцелад, когда космолёт возвращался уже на Венеру.

Девушка ничего не ответила, покачала головой и молчаливо прижалась к его плечу. Как бы то ни было, механик был рад, что всё кончилось: от эпопеи с Янтарной планетой позволительно и передохнуть.

— Побудь со мной ещё немного, — просила Фиона, держа Энцелада за руки.

— Отказаться было бы невежливо, — решил он и сошёл вместе с ней на поверхность парящего острова.

Студентка вела товарища вперёд, пока мимо проплывали здания. Девушка увлечённо показывала инженеру район и, пусть она и не питала особого тепла к соседям, с Энцеладом она готова была говорить на любые темы; он же наслаждался тем, что мог слушать Фиону.

— Вот здесь живёт прекрасный врач. Ему достаточно много лет отроду, и за долгие годы практики и учёбы он расширил свой терапевтический профиль, и теперь его смело можно назвать мастером на все руки, — она указала на трёхэтажный дом с большими зелёными окнами, прозрачность которых регулировалась хозяином. — А здесь обитает известный геодезист. По правде говоря, в своём имении он появляется редко, ибо занят разведкой новых колоний за пределами Солнечной системы, — следующее здание, зиждившееся на треноге, смиренно ожидало владельца в состоянии сна. — Один из первоклассных архитекторов Венеры в данный момент принимает участие в возведении университетского филиала в Магеллановых Облаках, так что с ним тоже встречи редки, — дальнейшее строение состояло из нескольких шаров, объединённых в интересную фигуру, рассчитанную таким образом, чтобы гравитация планеты её не развалила. — Свой дом он спроектировал сам.

— Улица талантов, — улыбнувшись, отметил Энцелад.

— И ты близок к правде.

Наконец, двум странникам предстал кров, под которым каждую ночь проводила Фиона, заучивая до дыр информацию. Её фамильный дом, похожий, скорее, на миниатюрный особняк, был невысок, но строен. Всего пара этажей, выложенные из вишнёво-красного кирпича, поддерживаемые резными белыми колоннами, глядели на прохожих через округлые окна. У подножия румяного великана расстелилась поляна из одуванчиков, опоясывавшая фундамент, начинавшаяся у ворот и иссякавшая только у крыльца, на котором, удобно устроившись в мягком креслице, с деловым видом занималась рукоделием мать семейства.

Завидев её, Энцелад не решался сдвинуться с места.

— Ты чего? — удивилась Фиона, полагавшая про себя, что её товарищу родовые отношения были в новинку. — Мы всегда рады гостям! Остерегаться тут нечего.

Неохотно передвигая ноги вдоль дорожки, рассекавшей зелёную золотисто-белую мозаику двора пополам, инженер с затаённым дыханием приближался к неизбежно неприятному разговору.

— А вот и вы, — Ио смерила ребят одобрительным взглядом, и присутствие Энцелада в этот раз не сломило её величественного образа, которым она привыкла встречать деловых партнёров, молчаливо утверждая: «Это я!».

— Мама, спешу представить моего хорошего друга! Это Энцелад, мы однокурсники!

— Наслышана о Вас от Фионы, — призналась женщина так спокойно, что ей почти можно было верить. — Проходите, попробуем кофе и пообщаемся.

Пока студентка выбирала ингредиенты для напитков на кухне, предварительно опросив собеседников о предпочтениях, оставленные один на один Ио и Энцелад никак не начинали разговор.

— Я хотел бы попробовать то же, что и ты, — сообщил он подруге и принял вдруг обыкновенный свой вид сурового циника, каковым его Фиона прежде не лицезрела.

Ио довольно поправила браслет на запястье и молчаливо уставилась на гостя, ожидая подачи кушания. Робот-слуга доставил на подносе только что сваренные им напитки, выложил их металлической рукой и уехал, после чего в комнату вошла сама Фиона.

— Чем закончилась твоя поездка в Башню переговоров? — поинтересовалась мать.

— Отказом гиады, — уныло ответила та, присаживаясь около друга. — Кажется, нам теперь никто не поможет…

— Я уверена, решение всегда можно найти. Нужно только немного постараться, — Ио пригубила из чаши.

— Время на исходе, и все старания впустую!

— Солнце моё, не кори себя понапрасну, ведь в запасе у тебя ещё несколько лет. За это время профессор Пандий примет верное решение.

— Нельзя такую ответственность давать одному человеку…

— Как бы ты поступила на его месте?

— Я бы… — она грустно опустила голову на руки, — убедила Астральную династию или других наших союзников отодвинуть планету подальше от солнца. Это бы всё разрешило…

— Высоко метишь, — вынесла вердикт Ио, после чего переключилась на молчаливого гостя. — Вас не устроили вкусы моей дочери?

Энцелад застыл над жерлом органических соединений, представлявших собой молочно-кофейную смесь, на верхушке которой насупилась пенная плёнка, устланная пурпурными лепестками, источавшими ароматы лаванды. Жар, впитавший в себя эти запахи, неистово дразнил инженера, хлестал его по лицу незримыми потоками тепла, навевая своей сладостью горькие сцены из прошлого.

— Если не хочешь, не пей, — ласково прошептала Фиона, и однокурсник посмотрел на неё с успокоением. Его лик, и без того бледный, покрылся испариной, когда Фионе, единственному спасению этого вечера, вдруг позвонили, и она поспешила удалиться на разговор с наставником.

— Фиона! Душенька моя, всё ли успешно? — нарочито-эмоционально воззвал к ней Пандий по ауросвязи.

— Лёгок на помине, — усмехнулась Ио.

— Мама, Энцелад, мне необходимо доложить о поездке.

— Ступай.

Когда дверь захлопнулась и утихли на лестнице шаги, писательница бросила в оппонента заготовленную фразу:

— И чего тебя потянуло на младших?

— Я полагал, ты принимаешь свободу выбора Фионы.

— Ты старше её на порядок!

— В 51-ом веке возраст — понятие условное. Тебе ли не знать?

— Она ещё юна для тебя!

— И всё же она достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения.

— Значит так, — женщина выпрямила стан, приняв властную осанку. — Раз среди всех дочерей Венеры тебе посчастливилось выбрать мою, придётся прислушаться к ещё одной стороне.

— Я знал, на что шёл. Давай же, говори, что тебе так хочется заполучить? Деньги, драгоценности, связи? Боюсь, всё это для тебя сейчас недоступно.

— Я всё продумала, — улыбнулась она, протягивая небольшой ауротрансмиттер. — Здесь ты найдёшь ответы на свои вопросы, с пояснениями.

— Премного благодарен, — инженер принял устройство, но не стал его активировать в доме, спрятал в карман пиджака. Покрутившись в поисках двери, он намеревался уйти.

— А ты почти и не изменился, — в голосе Ио слышалась свойственная матери мягкость. — Возмужавший и окрепший, но внутри всё тот же хрупкий мальчик, точно только вчера обнаруживший себя на борту Гипериона.

— Не ждал узнать, что ты грезишь о минувшем, — выдохнул Энцелад, виновато опустил плечи: — К сожалению, наш капитан и подобные ему люди перенесли разлуку с юностью слишком тяжело и безвозвратно утратили внутреннюю и внешнюю свежесть, пусть они и цеплялись за неё изо всех сил.

— Пока элексир вечной молодости не изобретён, все мы стареем, — Ио пыталась демонстрировать, что удар не задел её самолюбия. — И всё же, пока одним время уготовило ветшание, другим дозволено тратить годы на поиски себя, меняя сферу интересов и обнуляясь постоянно, большую часть жизни приравненные по возможностям к младенцам. За бедолаг остаётся помолиться, и, быть может, к седине в висках они разберутся, для чего им жить.

— Сострадание твоё похвально, но посочувствовать можно и тем, кто ждут чудес у закрытой двери…

— Думаю, до исполнения условий договора нам допустимо не встречаться.

— Кое в чём мы солидарны!

— Прощайте, друг! — Ио радостно провожала Фиону и Энцелада взглядом к воротам.

— Уже скучаю по тёплому общению! — кинул он через плечо.

— Надеюсь, потом вы поладите… — студентка не осознавала деталей, но по общему настроению догадывалась, что разговору не хватало приятных эмоций. — Моя мама — человек непростой, но найти общий язык с ней можно.

— Мы постараемся, — Энцелад напоследок улыбнулся.

«Ты обрела хорошее знакомство, моя дорогая, — про себя заметила мать. — Если он добился встречи с гиадой, то и моё небольшое поручение твой друг сердца выполнить сумеет.»

«Как бы я хотела, чтобы ты меня поддержала, а не ограничилась парой фраз в это непростое время! Совсем как Европа Галилеевна…» — жаловалась мысленно дочь, возвращаясь домой.

Все принялись заниматься своими делами: Ио возвратилась к ваянию художеств, а Фиона отправилась отдыхать в обнимку с питомцем.

«Что же, отношения родителей и детей тоже пестрят эгоизмом…» — подумала Альциона, наблюдая за ситуацией из Аллеи Звёзд.

Нимфа Искренности сошла в тёплую купель, закутанную в душистый пар засушенных трав. На изумрудной воде в белоснежной ёмкости плавали лепестки сакуры, то сталкивавшиеся между собой, то увлекаемые качкой лёгких волн.

На другой стороне купальни показался стройный силуэт прекрасной Евдоры, посетившей Аллею после длительных своих похождений. Выдохнув и расслабившись, она распустила шелковистые светлые волосы.

— Как же здесь хорошо, — нимфа Устремлённости вытянула вперёд свои ноги.

— Давно тебя тут не видела, — улыбнулась младшая Альциона.

— Иногда и мне приходится оставлять внешнее тело, чтобы отдыхать. Вернее, я никогда не нуждаюсь в отдыхе, это физическое сознание моё устаёт и после работы требует нескольких часов тишины. Пока мы заняты проблемами материи, с ними приходится считаться. Но как же здесь хорошо…

Наступило молчание, необходимое нимфам, чтобы набрать силы.

— Не замечаю твоего присутствия в мире, — как бы опомнившись, старшая Евдора обратилась к сестре. — Тебе пора выйти наружу.

— Я не уверена, что готова, — призналась собеседница. — Этот мир не будет мне рад.

— Как ещё посмотреть! — рассмеялась Устремлённость. — Чем больше у тебя врагов, тем слаще победы. Каждой из нас приходится встречаться с сопротивлением, и не всегда это бывает приятно… Я лишь хочу, чтобы ты ничего не боялась. …совсем недавно меня пригласили на международный творческий фестиваль, однако у меня совсем нет времени ходить и рассматривать картины! Я буду признательна, если Неделю искусств ты посетишь вместо меня.

— Спасибо тебе за поддержку.

Открыв глаза, Альциона вновь оказалась перед каменной стеной в своей комнате. Она огляделась: скромный интерьер, не насыщавший её эстетического вкуса, за эти четыре года наскучил бы и, наверное, самому прожжённому аскету.

— Я хочу кое о чём попросить, — заявила она в пустоту, и система, улавливавшая каждое её слово, доложила стражникам о просьбе гиады.

— Слушаем, — отозвалась система.

— Я у вас редко что-нибудь требую, но теперь мне нужен следующий элемент обихода: цветочная ваза.

— Да будет так.

На простецком комоде материализовался необходимый предмет.

— Прошу включить в условия моего проживания ещё одну вещь: кувшин с водой.

— Да будет так.

Рядом возник хрустальный сосуд, до краёв наполненный жидкостью. Почти всю воду девушка перелила в вазу, после чего, повинуясь неловкому движению, кувшин с грохотом упал на пол и разлетелся на десятки осколков.

— Ну вот! Заключение сделало меня такой неуклюжей. Как жаль, что ваша система не настроена на удаление объектов. Что же, придётся вызвать кого-нибудь, кто уберёт этот беспорядок!

— Да будет так.

В стене открылось крохотное отверстие, из которого выскользнули небольшие, точно спичечные коробки, дроиды. Они принялись собирать стёклышки в единую расплавленную массу, чтобы вылепить из неё новую утварь.

Такой расклад не устроил гиаду, и по сокращению её мысли роботы вышли из строя.

— Кажется, сегодня у вас неполадки с электроникой! И без человека тут не обойтись!

— Да будет так… — согласились после небольшой паузы, и в помещение вошёл стражник в особенном обмундировании, специально выученный противостоять псионическому влиянию сущностей. Его чёрная маска скрывала лицо, броня была звуконепроницаемой, а встроенный в шлем аудиопроигрыватель сосредотачивал мужчину на ряде определённых задач с помощью повторявшихся словесных формулировок.

Стараясь не глядеть на Альциону и, уж тем более, не устанавливать с ней зрительный контакт, он наклонился, чтобы устранить причинённый здесь маленький хаос.

Девушке запрещено было приближаться к уборщику, как-либо с ним заговаривать или воздействовать на него иными способами. В общем, ей это было не нужно. Она уже подменила программу «Собери все осколки», «Смотри вниз. Не отрывайся от пола», «Уходи» на «Какая хорошая погода!», «Почему бы не погулять?» и «Ты заработался. Уйди сегодня пораньше!».

Оставив в цветочной вазе ветку ночного жасмина, вынутую из рукава собственной мантии, Альциона поклонилась и вышла из комнаты вместе со стражником.

— Нарушены условия содержания! — хотела было крикнуть система, но издала только весёлое: — Сегодня первый день долгожданного отпуска!

Обрадовавшись такому событию, все разошлись, и Альциона отправилась в странствие.

Тёмный лес дышал сыростью и покоем. Под ногами шелестели опавшие листья, а небо заволокло чёрными острыми ветвями, что устремили к луне костлявые длани. Редко завывал ветер, гоня по звёздному полотну тучи, приоткрывая ненадолго Атласа-отца лишь для того, чтобы явить спящим земным обитателям его дочерей.

Прекрасные небесные девы ласкали сон Природы, привнося в её атмосферу сияние космических далей. Зачарованный удивительной мелодией беззвучности, пробудился от глубокой дрёмы и человек.

Показавшись из пещеры, он обратил свой задумчивый взгляд в сторону первой догадки, и возможность нового проявления охватила его существо. Укушенный змеёй, перламутровой, как Млечный Путь, он пал без чувств, младенец в новой колыбели, не привыкший ещё ползать в мире мыслей.

Он дал род всем тем, кто правил в рабстве форм, кто пресмыкался в ошейнике теней, кто, познав себя, воздвиг себе корону, мельчайшему царю на поприще незыблемых вселенских дней.

В истории страдальческих потомков бывали времена беззаботных детских лет, однако по причине, ведомой только судьбы часовщику, боль сменялась болью, крик младенца — тишиною, на ясный взор опускала руку Смерть.

Не успевал глиняный солдатик познать всё, для чего, возможно, был рождён: едва касался он ступени новой, как сын иль дочь его вбирали знамя наследственное жизни и начинали всё почти с нуля. Так и оставалась лестница — восходящая дорога — опустошённо одинокой, у стоп её сырой копошился материал, невнятный строй крохотных созданий, наделённых грандиозным потенциалом и скромной силой воли.

Удар часов приносит ликованье, стучат грозно в барабаны на параде Знанья — новая вершина покорилась, и неведенье на шаг дальше отступилось. И всё же тихо там, за облаками, где серебром отлиты лунные черты, где Вечность приоткрывает завесу Несознанья, держа в руках галактики-цветы, влекомые к безбрежному Аттрактору, в ком бьётся сердце всей развёрнутой Материи.

Одно во множестве рассыпанных по случаю сердец, извлекает оно из складок форм первичный ритм, наполняющий всякое движение собой в игре причин и следствий.

Пришла пора узнать удел всех собранных героев — явить в комедийной постановке слепой очерк ненастоящих дней, который, пусть неправдоподобен, всё же приблизить может нас к тому, что будет после нас, когда закружит в вальсе Млекомеда, когда мы сойдёмся вновь, иные, и с улыбкой взглянем на весь преодолённый путь.

На этом моя мечта и моя воля — когда-нибудь открыть то, что ждёт за пеленою, иль стать хотя бы элементом тех, кто этого по-настоящему добьётся.

О Время, будь на нашей стороне!

Перейдём к главе про Альциону.

Проснувшись прикованным к лазаретному ложу, Япет не очень рад был своему возвращению к яви: рядом с кроватью у его ног расположилась работница приёмной комиссии, настороженно покусывавшая губу, а, значит, готовая задавать неудобные вопросы.

— Уважаемый кадет, Вы подняли на уши всю Академию. Вы нарушили дисциплину, подвергнув опасности свою жизнь и здоровье другого человека. В данный момент приёмная комиссия пересматривает Вашу возможность обучения кавалерийским искусствам, и настроены они не доброжелательно. На Вашей стороне сейчас выступаю только я, и наша дальнейшая беседа способна изменить мнение о Вас в лучшую сторону. Прошу отвечать искренне.

Япет старался пошевелиться, но его организм не подчинялся усилиям мозга: тело без видимых причин разлеглось неподвижно. Должно быть, на нём применили сдерживающие медицинские технологии.

Перед следующей фразой женщина звонко причмокнула:

— Уважаемый кадет, сколько раз Вы уже умирали?

Эти слова повергли юношу в ступор. Он молчаливо потупил глаза.

— Можем вернуться к этому позже. Хорошо… — мысленно она что-то вписала в устройство. — Сможете ли Вы восстановить последовательность событий минувшего дня?

— После прохождения отбора, — власть над голосом возвратилась, — я был приглашён на праздничный вечер, и…

Обстоятельства прошлого неподатливо всплывали в памяти, чёрная змея подняла голову и зашипела в темноте подсознанья, навлекая на Япета тошноту.

Собеседница нахмурилась, и её волнистые брови сомкнулись в неровную складку.

— Имели ли Вы уже опыт употребления энергетических источников пищи?

— Нет. Это была моя первая проба.

— С какой целью Вы поступили в Академию?

— Мне нужна престижная специальность.

— Это шаблонный ответ, — сотрудница выдала внимательную гримасу. — Зачем вы поступили на самом деле?

— Вам так интересно? — Япет насмешливо повторил её взгляд, прищурив веки. — У меня не было иного выбора. Как этот ответ вообще убедит комиссию хоть в чём-нибудь?

— Оставим этот вопрос на размышление… Что Вы можете рассказать о своих биологических родственниках?

— Да, собственно, ничего. Нет их у меня. Как и у большинства людей в наши дни.

Прежде, чем женщина успела продолжить, в палату ворвался Гиперион.

— Я могу с ним поговорить? — кинул он куда-то за спину, и дверь за ним затворилась. — Спасибо. Оставите нас? — капитан обратился к сотруднице приёмной комиссии, и та, улыбнувшись, покорно удалилась. Бывший военный прошёл к окну и, прислонившись к стене, повернулся так, чтобы легко лицезреть Олимп, распростёршийся во всю величину под голубым небом.

— Мне в самом деле конец? — поинтересовался молодой человек.

— Не всё потеряно, хотя ты мог бы и не добавлять себе ещё больших проблем, — объяснял мужчина, не глядя на воспитанника. — Я не просто так направил тебя в Академию. Ты не должен был узнать об этом подобным образом, — Гиперион сурово уставился на Япета. — Располагайся поудобнее: я попросил их отключить стабилизаторы на время нашей беседы.

Юноша, обнаружив, что конечности слушались, живо сел, сгруппировавшись у изголовья спального места.

— Я скажу сразу и чётко: предполагается, что как минимум один из твоих родителей был звёздным кавалергардом. Что примечательно, выходцы Академии прежде не заводили потомства, и ты стал в этом случае прецедентом. Однако твоё рождение на Глизе 667 С с стало серьёзным препятствием на пути к расшифровке твоего генетического кода. Я не собираюсь вникать в научные тонкости, но устройства анализа выходят из строя, как только они направляются на тебя. Это связано с энигматой, которая вплетена в структуру организма и не позволяет быть полностью распознанной.

Не удалось и изучить всех колонистов Глизе 667 С с, ибо информация о мирных гражданах, об учёных и о военных, участвовавших в построении этой цивилизации, засекречена по указу Астральной династии. Их люди исключили из базы данных Академии Марса всех кавалергардов, которые проходили службу в системе Глизе 667. Вероятно, среди изъятых записей могли содержаться упоминания твоих предполагаемых родственников, но поиски их сейчас тщетны. Астральная империя не разглашает своих секретов.

Тайнами Академии Марса желают овладеть все наши враги и союзники, и теперь, когда общественность прознала о живорожденном, предрасположенном к клеточной реконструкции и получившим этот навык вне ведома Академии, тебе придётся позабыть о былых беззаботных деньках. Мне пришлось приложить большие усилия и все свои связи, чтобы тебя тут же не разобрали на хирургическом столе эти мозговитые естествоиспытатели.

Я держал тебя в неведении, намереваясь позволить тебе проводить жизнь нормально. Что же, двадцати лет, наверное, хватит. Надеюсь, ты не зациклишься на собственной уникальности, ибо похвастаться тебе кроме горы трудностей особенно нечем. Приложи усилия и стань кем-то стоящим, на одной только наследственности зиждется напыщенное самолюбие, а оно ни к чему хорошему не приводит.

Передаю тебя в руки нашего преподавательского состава, — сообщил капитан, собираясь уходить.

— Стой! Гиперион, прошу, останься со мной! — воскликнул Япет, потянувшись за ним, но стабилизаторы начали снова работать.

— Я добьюсь того, чтобы ты беспрепятственно начал учёбу, но после этого рассчитывай уже на себя. И всё же помни: для тебя двери моего дома открыты, — закончил он и был таков.

Так юный кадет и остался наедине с тревожными мыслями.

Началась пора самостоятельности.

* * *

Должно быть, усилия Гипериона увенчались успехом: мальчику позволено было овладеть военным искусством на Марсе. Однако, как и остальных кадетов, учинивших на празднованиях беспорядки, Япета ожидала череда исправительных мероприятий, призванных помочь поступившим утвердиться в жизненных принципах.

Жёсткий режим и общественная помощь — основы воспитания, которое прививалось будущим кавалергардам. Оба эти фактора, не вызвавшие тёплого отклика в сердце Япета, тем не менее составляли теперь подавляющую часть его жизни. Бесконечная череда заданий не позволяла привыкнуть к новым условиям, и юноша, будто ручей, прыгал по валунам обстоятельств к руслу интригующе-неизвестного будущего.

— Сегодня вам необходимо очистить ангар от грязи, пыли и ржавчины. Вот все необходимые инструменты, — командир войсковой части махнул рукой на дроидов, что, держась друг за другом цепочкой, тащили на металлических спинах специальное оборудование. — Постарайтесь успеть к вечеру, ибо завтра утром сюда завезут новых «Пегасов».

— Будет перерыв на обед? — уточнил Япет животрепещущий нюанс, но наставник только от души рассмеялся, направившись к выходу.

Командир Дрон, воспитатель множества поколений бойцов, славился тем, что находил рычаги воздействия на самых сложных и непримиримых кадетов. Если Гиперион посвятил свою жизнь сражениям, дослужившись до капитана, то Дрон помог ему пройти к этому званию. Этот коренастый старик, седовласый и смуглый, ловко обращался с оружием в свои почти полторы тысячи лет отроду, без изъянов ещё знал военное искусство, а также с особым энтузиазмом пилотировал новейшие модели пегасов, оставляя о них отзывы производителям.

Старый Дрон застал стремительный рост армейских технологий, к его пожилым годам летательные аппараты преумножили скорость, прочность и арсеналы.

— Раньше они были проще, — выносил он вердикт «скакунам». — И как вы умудряетесь всё умещать в такой маленький корпус?

Получивший в юности тяжёлую травму, военачальник сложил доспехи и переквалифицировался в учителя. Его живой ум и страсть компенсировали физическое несовершенство, и Дрон, будучи примером студентам, вкладывал в им в головы знания, необходимые для выживания, используя для этого порой сомнительные методы.

Почитаемый всеми редкий долгожитель, использовался он чаще как инструмент наказания. Провинившиеся кадеты отправлялись к нему на перевоспитание, и Япет, отличившийся в первый же день, на следующее утро отправился к Дрону, готовый ко всему, но, вероятно, не к стилю преподавания старика.

Пока студенты приступали к надраиванию ангара, Дрон, засучив рукава, распахнул ворота, впуская внутрь лучи голубого рассвета. Повеяла осенняя прохлада, и пленительная синева неба, заметив пожилого учителя, улыбнулась ему и во время реверанса выронила из своих широких рук хлопья белоснежных облаков, разлетевшихся медленно по полупрозрачному эфиру.

Учитель Дрон особенно любил марсианский пейзаж: простор лесов, остановившийся на перепутье сезонов, кое-где уже краснел, местами проглядывали и желтоватые краски, — всё было свежо ещё и зрело, хотя и клонилось к зимнему забытию. По воздуху бодро метались дирижабли; где-то вдали у подножья гор поблёскивал стеклянный город, купавшийся в бликах нового дня и казавшийся отсюда ярким океаном.

Командир Дрон опять расчувствовался: в ум влетели воспоминания, грудь сковали цепи разлуки… Из размышлений мужчину вырвало крикливое эхо.

«Не прошло и минуты,» — подумал он и степенно завернул в помещение.

— Опять ты, живорожденный? — Лионго Белло, приставленный в напарники Япету, не ждал долго для очередной схватки с обидчиком. Едва предоставилась возможность, темнолицый молодой человек принялся провоцировать неприятеля всеми силами, надсмехаясь над ним.

— Нарываешься на драку? Учти, во второй раз я не поведусь.

— Да нет, что ты. Предлагаю мир, — кадет протянул руку в знак дружбы, но Япет не поддержал этой инициативы. Тогда Лионго Белло продолжил: — Нам, пришельцам издалека, стоит держаться вместе, чтобы выжить. Понимаешь, о чём я? Сам я вольный гражданин Магеллановых Облаков, моя культура несколько отлична от культуры Марса, ибо у меня дома больше свободы, чем здесь. Наверное, с тобой мы сможем найти общий язык. Откуда ты, друг, неужто прямиком с планеты мартышек? Твои родители, вероятно, — гориллы с Билоко? Или тебя держали как домашнего поросёнка на ферме в Рукаве Лебедя? Кто занимался разведением? Не поделишься контактом, я как раз мечтаю попробовать качественную ортодоксальную пищу…

Тщетно Япет пытался не слушать его. Все потуги на уборку обернулись крахом, когда он, перестав оттирать ржавчину от пола, хлестнул клеветника тяжёлой грязной тряпкой, отчего тот только сильнее засмеялся. Отстранив громилу на безопасное расстояние рукоятью раздвижной швабры, Лионго Белло описывал около своей жертвы круги, продолжал над ней измываться:

— Что такое, я задел твои детские травмы? — с издёвкой протянул он. — Дать тебе бутылочку молока, чтобы ты успокоился? Жаль, рядом нет твоей мамочки, она бы тебя точно утешила! — на последнем слове темнокожий кадет вскрикнул, ибо ему пришлось уворачиваться от рывка неприятеля. Используя инерцию манёвра, Лионго Белло зарядил Япету по почке и, быстро передвигая ногами, отпрыгнул в сторону. — Не дрейфь, боец! Отец не учил тебя сдерживать чувства? Такими выходками ты позоришь свою родословную!

— Как же ты достал… — Япет задыхался от гнева; озеро лавы, вспыхнувшее у него в животе, разлилось по телу, и даже в запястьях его полыхали горячие вены. Возбуждённый опорно-двигательный аппарат готовился к новому броску.

Предугадывая неизбежное, Лионго Белло с азартом пригибался, намереваясь как можно скорее избежать прямого столкновения с носорогом.

— В твоей семье всех связывают порочные узы? Скучаешь, наверное, по братьям и сёстрам? Что же, учитывая, какой ты прыткий, я не прочь согрешить и с какой-нибудь твоей сестричкой, если ты понимаешь, о чём я… — изданные далее звуки оказались не транскрибируемыми.

Лионго Белло хватило моргнуть лишь единожды, чтобы не уследить за движениями Япета. Недоброжелатель страшно удивился, когда воткнутая им в торс противника швабра не выдержала напора и треснула, когда чужой кулак с нескрываемым озверением выбил ему передние зубы. Взбудораженный атакой, подстрекатель принялся вопить, исторгая наружу брызги крови, блокируя выпады Япета новым протезом.

— Повеселились, и хватит! — точно рассчитанными ударами по спине командир Дрон сместил нижние позвонки обоих мальчишек таким образом, чтобы нервные окончания в их ногах онемели. Повалившись на землю, неприятели готовы были услышать наставника: — У нас в Академии вы можете друг друга недолюбливать, но дисциплину соблюдать очень важно, — он говорил спокойно, даже с лёгкостью, как если бы отчитывал двух малышей. — Это первое правило, которое вам здесь стоит усвоить. Оно достаточно гибкое и применимо к любой ситуации, в которой вы можете оказаться. Например, отлынивать от работы — нехорошо!

Пинками наставник подтолкнул контейнер с чистящим веществом поближе к кадетам. Расплескавшись, жидкость оставила на лице у Япета несколько неприятных химических ожогов.

— Из первого правила вытекают и все остальные. Вы должны уяснить, что выполнять приказы, отданные вам свыше, стоит безукоризненно. Поэтому вы закончите уборку в этом ангаре и без ног. Разобраться с этим делом вам лучше к рассвету, ведь, если не справитесь, придётся вам ползать на руках до конца жизни. Не самая приятная участь, я полагаю? Не разлёживайтесь слишком долго: время, как известно, не ждёт…

В следующий раз командир Дрон вернулся только на следующее утро, чтобы застать двух обессилевших кадетов в пустом и блестящем хранилище летательных аппаратов. Он громко хлопнул в ладони, и ребята, очнувшись, устремили на него свои испуганные взгляды.

— А вы неплохо управились, — оглядываясь, учитель бродил из угла в угол, переступая грязные усталые тела подопечных, оценивая их работу. — Постарались на троечку. Пока что прощаю. Сейчас же выметайтесь! Вы мешаете погрузке космических кораблей.

— Вы вернёте нам возможность ходить? — взмолился Япет, не способный оторваться от пропахшего химией бетона.

— Простите, такого уговора у нас с вами не было.

— Совсем с ума выжил, старик? Теперь я калека! — разозлился Лионго Белло.

— Ты и был калекой, — ответил Дрон, словно отгонял муху. — Но вроде привык? …ох, о чём это мы? Освободите скорее помещение. Заберите всю аппаратуру, и вообще уйдите. Вы здесь больше не нужны.

От нечего делать, Япет заползал по ангару, собирая швабры и вёдра, оттаскивая их к выходу.

— Нет-нет, друга тоже своего забери, — старик кивнул в сторону темнокожего кадета, развалившегося в углу. Схватившись железной рукой за рукоять метлы, физически не мог Лионго Белло пошевелиться: так он был изнеможён.

Кряхтя и мучаясь, взвалил Япет на свою спину павшего недруга, и, помогая себе одними цепкими кистями и отбитыми локтями, медленно тянул того за собой. Недовольный этим неспешным приближением, Дрон ударил по сложенным у порога предметам, и те разлетелись по всей внутренности ангара.

Оглядываясь, белобрысый юноша задыхался от злости.

— У вас совсем мало времени. Давайте как-нибудь поживее! — скандировал учитель. — Не забудьте захватить собой всё, что тут разбросали!

— Нам — кранты! — печалился Лионго Белло, не зная уже, какой гиаде молиться.

— Нет, дело так не пойдёт… — шептал Япет неслышно, карабкаясь к инструментам, изгибаясь так, чтобы их можно было достать, при этом волоча за собой балластом другого страдальца.

Постепенно, подбирая всё больше предметов, юноша не замечал, как к его ногам возвращалось движение. Как и предполагал командир Дрон, чем тяжелее было его воспитанникам, тем дальше они могли пройти.

Вот, держа в одной руке все вёдра и швабру, используя последнюю как опору, согнувшись в три погибели и преодолевая боль, удерживая на плечах больного, Япет шагал в сторону выхода.

Солнце за дверьми улыбнулось, поманило на волю тёплыми лучиками. Неподвижные ставни распахнулись, и ребят охватило осеннее утро…

Снаружи ждали погрузчики. Только что прибывшие по указанию мастера Дрона, они готовились занести пегасов в их новое жилище.

Свобода прекрасного леса знаменовала окончание кошмара в ангаре.

По небу парили перелётные птицы…

* * *

В перерывах между заданиями Дрона Япету приходилось адаптироваться к учёбе в стенах Академии. Уставший от выполнения командирских приказов, юноша не в состоянии был срывать уроки неподобающим поведением.

Наконец сверхвысшая математика, терзавшая не один год Фиону, началась и у Япета. Он, сонный, едва ли воспринимал новый материал, мучимый тяжестью век. Из полудрёмы вырвало его нежданное видение: преподаватель, любивший демонстрировать первогодкам науку во всей красе, настроил астралоскоп на полную мощность; стены аудитории вдруг расступились, точно холодный туман, и юноша обнаружил себя высоко в небе.

Когда Япет пролетел через облака, врезавшиеся в его лицо острыми маленькими кристаллами льда, ему открылся вид на удивительный город. Не подчинённый законам физики, этот мегаполис динамично менялся, разворачиваясь к кадету по мере его приближения к земле. Так, падая, молодой человек замечал, что небоскрёбы, расступившиеся перед ним, смыкались у него за спиной. Здания, движимые по округлой траектории, ширились и искривлялись, точно следуя значениям какой-то сложной математической функции.

Из проносившихся мимо окон на пришельца глядели местные жители. Оторвавшись от своих повседневных дел, с интересом они повстречали гостя-чужеземца. Собранные из абстрактных полупрозрачных многоцветных фигур, горожане только отчасти напоминали человеческий облик. Некоторые из них и вовсе не ограничивали себя гуманоидной наружностью: Япету трудно было описать, что они из себя представляли.

Они проходили сквозь стены, открывая перед собою проходы с помощью изменения перспективы. Они прыгали между соседними зданиями, строили новые переходы, двигали комнаты, пытаясь подобрать лучшую конфигурацию. Кое-кто, притворившись низкополигональной рукой, сложился в кулак, подсказывая Япету сгруппироваться перед переходом на следующий уровень мегаполиса.

Дома, стелившиеся до этого у самой земли, стремительно вырастали, разъезжаясь по сторонам. У основания вознёсшихся в небо бетонных вершин возникли новые низкие хижины. Доброжелатели со многочисленных этажей намеревались помочь неуклюжему гостю, протягивая ему воздушные тропинки из формул, но Япет разрушительно пробивал их насквозь, рассыпая повсюду символы.

Только погрузившись ещё на несколько пролётов вглубь фрактального города, юноша догадался задействовать знания алгебры. Из нескольких цифр и букв собрал он уравнение параболы, достаточно широкой, чтобы график сгенерировавшейся функции пробил своими рукавами крыши соседних небоскрёбов. Приземлившись в гамак, Япет перевёл дыхание. По математической плоскости к нему скатывались всё новые знаки; увлечённые местные жители сбегались, чтобы изучить человека.

Некоторые абстракции-малыши с интересом копировали отдельные части тела Япета, запрыгивая друг на друга и повторяя его внешний облик. Другие же, впитывавшие воспоминания юноши, превращались в информационные отпечатки, оставленные товарищами Япета в его сознании. Кое-кто, ухватившись за какую-то его идею, начинал с ней оживлённо носиться, выкрикивая её громче всех и заражая ею остальных.

Пребывание кадета в мегаполисе тяготило его. Чем дольше он тут находился, тем сложнее ему было осознавать происходящее: вероятно, входящие данные переполняли мозг юноши, их поток увеличивался с поступлением всё большего числа городских жителей.

Желая облегчить участь человека, дружественно настроенные абстракции вкладывали в Япета знания об этом месте, но те выскальзывали из головы, не воспринятые его разумом. Вдруг ткань параболы натянулась: на искривлённую поверхность взгромоздились высокие фигуры, представившиеся стражами этого мира.

Не слишком похожие на местных, более разряженные, чем обитатели мегаполиса, смотрители загородили своими силуэтами обеспокоенного Япета. Они попросили юношу покинуть фрактал, указывая ему в небо, заслонённое тысячей симметрично расположенных крыш.

Полагая, что придётся вернуться в самое начало пути, кадет сложил из предоставленных ему знаков формулу колебательной функции и, обняв вертикально поднятую синусоиду, устремился наверх, уносимый волнами. Серые вершины, укорачиваясь, постепенно пропускали странника на внешние уровни города, где сквозь окна виднелась свободная синева…

Очнувшись за партой, Япет долго не мог прийти в себя: аудитория, слишком грубая и тяжёлая, давила узостью стен.

— Теперь вы знаете, что на наших занятиях лучше не клевать носом, — подвёл итоги учитель, выключая астралоскоп.

* * *

— Вы наконец-то пришли, — жрица храма Киссеиды заждалась юного кадета. Затворив за собой дверь и прогнав солнечные лучи из этого тёмного помещения, Япет продвигался вдоль залы, укрывшей от взгляда что-то во мраке, за недвижимыми бюстами нимф, между старыми железными фресками.

Гиады, расположенные слева и справа от каменистой дорожки, освещали её одним только пламенем чаш, что они спокойно держали в руках, вслушиваясь в эхо шагов путешественника. Одиннадцать дев, запечатлённые навечно в бронзовых статуях, наполняли комнату своим неповторимым живым естеством.

У стоп вдохновительницы Храбрости преданная ей ведунья, держа в ладонях чётки, сложила руки в молитвенном жесте. Эта старуха, совсем уже сгорбившаяся, не откладывала свою службу ни на минуту. Даже когда она говорила, в уме её совершалось подношение; когда она выполняла бытовую работу, внутри сильнее разгорался огонь самоотдачи. Облачённая в белый плащ, покрывавший ей голову, не боялась показать свой возраст: годы, посвящённые служению Киссеиде, она принимала без гордости или досады, не прятала она собственных морщин, на лбу её вились седые пряди; взгляд её, такой же ясный, как в молодости, выражал веру, пронесённую сквозь жизнь.

— Пойдём, мальчик, — произнесла она, когда они поравнялись. Двери в следующую комнату неспеша разомкнулись, и Япета объял дым благовоний.

Множество свечей, расставленных под изображениями великих событий Марса, символизировали жизнь и волю всех, кто был сохранён на картинах. Распри, междоусобицы и войны — всё кануло в исторической бездне, но не сердца тех, кто приносил мир на планету. С удивлением разглядывал юноша нанесённые на стену баталии, в красках показанные реки крови, разрушенные судьбы и павшие космические корабли, и посреди круговорота смертей приковывали взгляд наблюдателя люди, в сердцах которых горело пламя свечи. Окружённые светлым гало, они являли своим братьям иной путь, уводящий от бесконечного горя, за что, однако, жертвовали жизнью.

Так, видимо, и появился знак Звёздной Кавалерии — столп пламени, озарённый ясностью дюжины искр. До сих пор Япет не придавал значения символу, но теперь для него приоткрылся глубокий смысл всего формирования, в которое он отправился служить.

Женщина поднесла кадету кубок, украшенный символом амаранта, и приказала держать его крепко обеими руками. Япет послушался, и жрица, трижды прозвонившая в колокол, начала свою молитву вслух:

Пламень ясный, ты сожги Тьму нашего стенанья. О свет, ты нас освободи От вечного страданья.

Ты в нас загадку прояви Своего нетленного рожденья, Смелость нашу вдохнови, Слабости сотри виденье.

Молитва была произнесена на древнем и забытом языке, однако Япету удалось распознать основной её смысл. И всё же он ничего не ощутил от неё, и кубок его остался незажжённым.

Впрочем, Япет был не первым кадетом без стремления изменить мир, остановить войны или создать фундаментально новое общество. Но никто в Академии не преследовал таких задач, они были вторичным результатом на пути к главной цели, осознать которую юноше предстояло в будущем.

Жрица взмахнула над сосудом, и в кубке Япета заискрился огонёк.

— Поднеси ладонь к пламени, дитя, — сказала она. — Иль боишься ты его тепла?

Понимая, что лучше было согласиться, юноша исполнил повеление. Он поднял руку над чашей и принялся ждать, ощущая лёгкое жжение.

Тогда жрица продолжила:

О сын Силы! Взываем мы к тебе, Чтоб ты низвёл к нам идеалы! Открой их скоротечной ты судьбе И пропусти их в сердца залы.

О Агни! Твой сияющий покров Жизнь надеждой окрыляет. Возьми ты подношенье слов, Пусть нас жар твой направляет!

Во время чтения мантры пламя вспыхнуло и полностью объяло ладонь Япета. Он морщился от боли, чувствуя закипание крови по всему организму, но нечто удерживало от одёргивания руки. Стало нестерпимо жарко, и, когда ведунья завершила обряд, огонь усмирился, ожоги юноши затянулись.

— Чтобы разжечь огонь стремления, — начала жрица, — тебе следует закалить тело и дух. Настоящий Звёздный кавалергард не боится смерти, не страшится увечий, не отступает назад. Глубоко в твоём сердце есть искра Агни, но понадобятся долгие годы усердия, чтобы оно разгорелось, и ты смог по-настоящему его ощутить.

Теперь ступай: мы ещё увидимся, если на то будет воля провидения. Я жду тебя здесь, в храме вдохновительницы-нимфы.

* * *

В совокупности со сложной учёбой, странными поручениями командира Дрона, тренировки Япета разнообразились необычными испытаниями. Теперь приходилось закалять своё тело буквально, приучать его к условиям, в которых неподготовленный человек мог испытывать значительные трудности.

— О, ты ещё жив, — бросил он, когда встретил своего неприятеля у входа в холодильную комнату. Юноша не знал, стоило ли радоваться появлению Лионго Белло, ведь едва благодаря хирургическому вмешательству медиков тот смог восстановиться после травмы, вновь этого щуплого паренька бросали под танки, ставя его рядом с Япетом.

Лионго Белло ничего не ответил, только уставился в иллюминатор: в холодильной комнате уже заканчивалась тренировка старшего курса. По ту сторону защитного стекла во всю бушевали метели, сползали лавины, трескались ледяные озёра. Словом, черномазый кадет с грустью ждал своей участи.

Через окно Япет наблюдал за группой людей, приближавшихся к выходу из испытательной зоны. Державшиеся друг за друга, они двигались цепью, медленно шагали, наклонившись, чтобы противиться ветру. У каждого из них в руках горел светоч — маленький огонёк, усердно скрываемый от непогоды.

Командир Дрон прибыл вовремя, чтобы поприветствовать юношей и девушек, завершивших странствие в этот день. Он отворил дверь, и наружу, замёрзшие и синие, шедшие осторожно, чтобы не потерять равновесие, выступили ребята, претендовавшие на присягу Звёздной Кавалерии.

— Молодцы-молодцы! — с трепетом провожал Дрон старших воспитанников к месту отдыха, где на них накинули тёплые халаты. — Работа выполнена безупречно! Прежде, чем мы начнём всё обсуждать, мне нужно отправить в путь этих салаг, — он указал пальцем на двух первогодок.

Лионго Белло, ёжившийся у открытой двери, уже подрагивал от холода. Сквозняк прямиком из субарктической симуляции внушал в Япета много дух приключений.

— Вы, мои малыши, уже знаете, в чём задача? — спросил мастер, но те дружно покачали головой. — От вас требуется немногое — пробыть в морозильной комнате заданное время и сохранить свечу зажжённой.

— Но там такой ветер!

— Ничего страшного. Разберётесь!

— И долго будет длиться испытание?

— Для будущих кавалергардов норматив — двадцать четыре часа. Но так как вы новички, пробудьте там… скажем, часа два. А теперь держите!

Командир дрон протянул каждому по свече. Старик сделал пас рукой, и обе они загорелись.

— Берегите их и помните: если пламя погаснет, то вас уже ничто не спасёт. Удачи! — он завёл кадетов внутрь подземного испытательного полигона и затворил за ними шлюз.

Ребята оглянулись: зимняя мгла накрыла горные хребты мягким белоснежным одеялом. Облака, стелившиеся по склонам, тихо скользили в небо, то переливаясь в розовом закате, то ныряя в деликатную тень, которая подступала всё дальше и дальше к гостям этого чудного места.

— О-о, теперь тут вечер! — удивился Япет. — Они могут менять ещё и освещение!

— Да-да, оглянись, присмотрись получше, — выкрикнул Лионго Белло и устремился вниз по заснеженной тропинке. — Я терять время не собираюсь!

Ещё немного насладившись природой, Япет начал замечать, что по мере наступления ночи погода с неприятной резвостью ухудшалась. Снежинки, долетевшие до него с макушки холодного пика, ударили по лицу морозным хлыстом.

— Огонь так ведь погаснет! — юношу осенило, и он, заботливо придерживая ладонь у свечи, помчался следом за юрким товарищем.

У подножия гор зияла пещера, в которой можно было укрыться от неизбежного шторма, однако, чтобы к ней подобраться, требовалось преодолеть достаточно большой путь на заледенелой равнине. Так как время, очевидно, поджимало, Япет побежал по скользкой поверхности, но то и дело замедлялся и останавливался, чтобы не задуло свечу.

Случайный выпад, неловкое движение, и кадет, не удержавшись, рухнул в глубокий сугроб. Свеча невинно угасла.

— Как так можно?! — гневно упрекал он сам себя, пытаясь выгрестись из кучи снега, но слишком зыбкая яма тянула его всё ниже. — В самом начале!

Прошли первые горячие секунды, пробежали отчаянные минуты, шёл уже второй их десяток, а Япет всё тонул в леденящую пустоту. Небольшая расщелина служила ему источником воздуха и быстро чернела, напоминая, что снаружи вот-вот уже начнётся настоящее буйство стихии.

— Что мне делать… — вёл он глухой монолог. — Не звать же на помощь? Я тут замёрзну!

Полагая, что можно ещё было взобраться наверх по подснежной обочине, кадет вертелся вокруг, нащупывая более плотный материал и, цепляясь в него, порой соскальзывал ниже, но постепенно чувствовал, что двигался по диагонали наверх.

Добравшись к поверхности, он тяжело выдохнул в свои онемевшие пальцы, кое-как схватил свечу и стремглав побежал к пещере по льду. Уже начиналась метель, исчерна-серые облака оказались стервозно щедры в своём ремесле.

Лионго Белло, поглядывая из-за угла, кутался в шинели, прижавшись к каменным стенам, и водил правой рукой над огнём, пытаясь отогреть свои пальцы, с тяжестью в сердце думал о нелёгкой участи, павшей ему на плечи, мечтал о возможности вернуться домой, в Магеллановы Облака, подальше от Марса и его безумных испытаний.

— Поверить не могу, что они не выдали мне специальной одежды! — стуча зубами, жаловался он, но никто не мог услышать.

Обессиленно закрыв веки, Лионго Белло позволил морозу себя усыпить. Он впал в то блаженное окоченение, к которому прибегал иногда человек в надежде укрыться от суровой зимы в теплоте собственных воспоминаний и чувств.

Перед ним открылись города: небогатые жилые районы с узенькими переулками, построенные из красного кирпича и перенаселённые, благодаря чему Лионго Белло хорошо знал всех своих соседей. Вот он, Баабар, делился планами на день за завтраком; за ужином он рассказывал весёлые истории, приключившиеся за последние сутки. Баабар, старший товарищ Лионго Белло, работал на ресепшене в дорогом отеле, где ему приходилось обслуживать гостей, решать их вопросы, выслушивать их грубости и пожелания снова, и снова, и снова…

Мимо проскочила Джамилия. Она, наспех накрашенная, подмигнула ребятам.

— Ты рано сегодня! — заметил вдруг Баабар, откладывая в сторону пустую энергосферу.

— А меня заждались! Всё, всем пока, я побежала… — кинула она напоследок и была такова.

— Девушки! — восхитился по обыкновению администратор отеля. — Преданнее обязанностям я никого кроме них не встречал.

— Ой, кстати! — Джамилия вернулась, точно она вспомнила что-то очень важное. Выскочив в дверной проём с улицы, соседка поглядела на друга своими ясными очами. — Белло, с днём рождения!

— В самом деле?! — изумился ещё сильнее Баабар. — И как же я забыл? Друг мой, поздравляю!

— Что вы, не стоит, — улыбнулся скромно Лионго Белло, хотя ему было приятно внимание друзей. — Летоисчисление не имеет смысла, когда на каждой планете год — совершенно любой отрезок времени, но точно не равный земному.

— Но по земному календарю тебе уже девятнадцать! — порадовалась Джамилия, и Белло ей улыбнулся. Самая красивая во всём мире, только она из двух имён товарища выбирала последнее и называла его нежным «Белло». Она одна, самая счастливая во всём районе прислуги, могла обрадовать каждого друга, каждого прохожего или клиента своими неунывающими ямочками в уголках рта, своим зорким и весёлым взглядом, своим извечно позитивным настроем. Младшая медсестра, она в самую грязную работу привносила луч искренней доброты. — Пожалуй, отметим вечером, когда все соберёмся после работы!

В соседней комнате что-то прогремело, привлекая внимание молодых людей.

— Вот и Эша проснулась, — сообщил Баабар, отворачиваясь.

— Я пойду помогу ей… — решился Лионго Белло, вставая из-за стола.

— Ты уверен? — спросил собеседник, поглядывая на часы. — Кажется, мне пора. Если Эша опять будет буянить, просто оставь её отсыпаться. До встречи!

Надев чёрную шляпу, Баабар удалился.

— Доброе утро, Эша! Я захожу! — произнёс достаточно громко Лионго Белло, постучавшись к ней в комнату. Юноша открыл дверь и инстинктивно увернулся от летящего в его сторону тостера.

— Уходи! Оставь меня! — спрятавшись под одеялом, Эша не заметила, как её сосед тихо вошёл.

— Эша, — аккуратно пройдя мимо рассыпанных на полу запчастей, юноша сел рядом, пробуя мягкостью в голосе призвать соседку к вниманию. — Хорошо тебе сегодня спалось?

— Ужасно! — она бросила пустую энергосферу, но промахнулась. Стеклянный шар, ударившись оземь, расщепился на множество осколков. — Из-за этого препарата я каждый день всё ещё просыпаюсь!

— Ну, никто больше не жалуется, — на секунду в Лионго Белло закипела злоба. Он устал ежедневно выслушивать чужие обиды и вопли, принимать гнев обиженной женщины, ушедшей в себя. Но, вспомнив улыбку Джамилии, Белло совладал со своими чувствами. — Пойдём со мной, Эша, тебя ждёт новый день!

Из-под одеяла показалась соседка. Её длинные волнистые волосы, обрезанные кое-как и запутавшиеся в узелок, её узкий нос, тонкие брови и редкие для этой местности голубые глаза делали Эшу когда-то крайне привлекательной женщиной. Лионго Белло обрадовался, увидев на её лице признаки осознанного согласия.

— Хорошо, только… только… — она, вскочив с кровати, заметалась по полу, подбирая детали. — Сначала мне нужно кое-что починить.

Лионго Белло помог соседке умыться и кое-как привести себя в порядок. Довольная своим отражением в зеркале, Эша принялась восстанавливать тостер, на что и потратила всё время до вечера.

— С днём ро-жде-ни-я! — пропели в унисон Джамилия и Баабар, когда Лионго Белло вернулся с работы. Они ждали его с подарком в руках.

— Мы в последние дни работали сверхурочно, поэтому решили порадовать тебя деликатесом! — товарищ снял с энергосферы чёрную ткань, после чего прошептал Джамилии: — Я отдам свою часть на следующей неделе, клянусь!

— В этой энергосфере заключена частичка Деймоса, спутника Марса! — торжественно заявила Джамилия. — Попробуй, скорее! Тебе точно понравится!

— Ох, да вы можете открывать ресторан! — восхитился Лионго Белло, и взгляд его упал на Эшу: соседка, одетая и причёсанная при активном содейтсвии Джамилии, всё также увлечённо собирала кухонный прибор. Юноша, призадумавшись, спросил: — Мы можем разделить угощение?

— Сомневаюсь, — ответил Баабар. — Только кто-то один начнёт его впитывать, остановиться будет уже невозможно. Вся энергия выльется в потоке кому-то из нас.

— Да, мы уже пробовали… — призналась Джамилия.

— Тогда, — Лионго Белло обнял друзей. — Не вижу повода не веселиться!

Юноша резво уселся за барабаны, его стальная рука издавала хороший неестественный звук при ударах; Баабар начал ловко наигрывать мелодии на балафоне; Джамилия, известная в округе ещё и своим голосом, использовала джаг как резонатор. Ребята пели и танцевали в импровизированном трио, к ним подходили соседи, чтобы разделить удовольствие приятного вечера.

Огонь, огонь всесильный, Я всё жду, ты разгоришься, Тёплый ты и изобильный, Греешь ты и не дымишься!

Огонь, огонь, очисти моё сердце! Огонь, огонь, сияешь ты за дверцей Моей души, в душе моей семьи! Ты гори, гори, но не дыми!

Я знаю, звёзды могут плакать! Ведь если б по ним тосковала только я, Тогда б я точно знала, Что позабыла нас семья!

Огонь, огонь, огонь великий, Сожги слёзы ты мои, Обрати взор свой многоликий На проблемы смертные мои!

Я верю, что горишь внутри ты каждой вещи, И поддерживаешь каждый ты предмет, Ведь если мир наш и вправду весь зловещий, Неужели тебя нигде нет…?

Огонь, огонь, огонь смиренный Растопи печали ты мои, Огонь, огонь, огонь волшебный, Чудеса свои яви…

— Пожалуй, я пойду, — Баабар обратился к товарищу, пока Джамилия продолжала петь вместе с соседями из прилежащих домов. — Если не высплюсь, опоздаю на работу… Мне такой выговор устроят! Хуже этого только не прийти, там сразу увольняют без отговорок. С днём рождения, — он похлопал именинника по плечу и направился в комнату.

— Баабар, постой, — Лионго Белло многозначительно посмотрел на друга. — Скажи… мы правда свободные люди?

— Получилось! Получилось! — Эша приплясывала с тостером, показывая всем новое творение. Её подруга, Джамилия, до глубины души была тронута тем, что соседка вернула свою прежнюю страсть к технике.

— Кажется, всё налаживается, — Баабар сменил тему, глядя на радостных девушек.

— Может быть, ты прав, — поверил ему Лионго Белло.

— Смотрите, как может наш тостер! — Эша нажала на кнопку, и её изобретение, отрастив ноги и камеру, ожило. Робот демонстрировал танцевальные телодвижения, требовавшие удивительной координации, и люди, завидя его, верещали и пускались в бегство.

— Ты что, из ума выжила?! — Джамалия испуганно созерцала картину хаоса. — Зачем ты собрала робота?!

— С днём рождения, Лионго Белло! — кричала Эша, продолжая веселье, как ни в чём не бывало.

Баабар вытаращился на пританцовывающий тостер, а Лионго Белло, не теряя ни минуты, ринулся за беглым устройством. Изобретение ловко уворачивалось от попыток быть пойманным. Пока Джамалия успокаивала соседку, чтобы завести её в дом, Баабар упал на колени.

— Всё, — решил он. — Нам конец.

Завизжала полицейская сирена, дроиды-оперативники повалили ребят на холодную землю. Лионго Белло, подняв взгляд, с ужасом наблюдал свой дом, своих друзей, объятых красно-голубым светом группы контроля.

Поправляя плащ, из-за спин крепких бойцов вальяжно появился офицер-инквизитор. Он, блюститель прав владельцев капитала, славился своей нелюбовью к малоимущим.

— Дамы и господа, вы уличены в незаконном производстве робототехники. Провинившихся ждёт тюрьма, — со лжестрадальческим видом напомнил всем офицер-инквизитор. Он одёрнул значок на груди, представлявший символ его космической фракции, достаточно распространённой в Магеллановых Облаках.

Лионго Белло заплакал, на его щеках слёзы превратились в ледышки. Он очнулся на испытании в Академии Марса в тот самый момент, когда Япет подкрадывался, чтобы украсть всё ещё горящую свечу.

Замёрзший и обледенелый, точно белый медведь, кадет не спускал глаз со спящего соперника, тихо протягивая к нему свою хищную лапу. Увидев пришельца, Лионго Белло закричал и нанёс неприятелю удар железным кулаком.

— Что, потерял свой огонь и думаешь его отнять у меня?! — добившись свободного пространства перед себой, Лионго Белло, используя протез в качестве скалолазного крюка, оттолкнувшись от стены, повис на потолке пещеры.

— Просто поделись со мной огоньком, — прожужжал сквозь сомкнутый оскал Япет, подпрыгивая за ним и хватая за ботинки. — И мы будем жить в мире.

— Да ни за что! — темнокожий кадет не выдержал дополнительного веса, разомкнул стальную кисть, и оба юноши полетели на землю. Намереваясь отобрать источник тепла, Япет шёл на любые методы.

Успевший сгруппироваться Лионго Белло резко оторвался от пола, несмотря на полученный удар от падения, расшнуровал ботинок и выпрыгнул из захвата агрессивного здоровяка. Юноша, оглядываясь, тут же помчал по ледяным лабиринтам подземного мира, уходившим куда-то наверх. Дорога эта была узкая, скользкая и развилистая, и кадет то и дело спотыкался, нарываясь на случайные повороты, травмируя голую ступню.

Вовлечённый в охоту Япет, сделавшийся наиболее незаметным и тихим, полз на четырёх конечностях по туннелям, следя за бликами красно-жёлтого света, отражёнными от неровностей катакомб. Чутьё и замёрзшие капли крови подсказывали ему, куда ушла жертва, и медленно, но верно, он её достигал.

Лионго Белло забежал в тупик. Назад было не податься: он знал, что там ожидала опасность. Откуда-то сверху доносились завывания ветра, снежинки таяли в пламени свечи. Решено: необходимо было взобраться по отвесу расщелины, используя любые выступы на укрытой снегом поверхности. Молодой человек взял свечу в зубы и, полагаясь на преимущества протеза, карабкался по стене, цепляясь искусственными пальцами там, где нельзя было удержаться живой рукой.

Чем выше оказывался скалолаз, тем сильнее трепыхалось пламя: выход из катакомб был уже недалеко. Наконец, достигнув горизонтальной платформы, путник упал на неё, переводя дух. Правая нога начинала темнеть.

— Я знаю, ты там! — взорвалось громкое эхо где-то внизу. Япет, не сумевший преодолеть и двух метров, безуспешно падал на землю. — Тебе далеко не уйти! Хочешь или нет, придётся делиться!

— С животными сделок я не заключаю, — бросил Лионго Белло и, довольный своим превосходством, продолжил восхождение. — Удачного подъёма к мечте!

Преследуемый рёвом, он всё же добрался к финальной точке. Это была ещё одна маленькая пещера, расположенная под облаками. Здесь почти негде было укрыться от буйной метели, она завывала внутрь, так что Лионго Белло приходилось, прижавшись к камням, закрывать пламя спиной и ладонями, чтобы оно не погасло, и он сам не превратился в ледышку.

«Эша… — думал он в безысходности. — Если бы не ты, я не покинул бы дома…»

Кадет долго сидел, борясь с морозом, боясь пошевелиться лишний раз, чтобы свечу не задуло. Всё тело его онемело, слабость давно уже вторглась в организм. Лионго Белло посмотрел на часы: прошло две трети испытания. Оставалось выдержать каких-то сорок минут, и выход из холодильной комнаты снова откроют. Вряд ли Япет смог бы управиться с подъёмом за это время? Может быть, он выдохнется по пути?

На краю тёмного склона, ведущего в катакомбы, затаились два охотничьих глаза. Поняв, что его раскусили, Япет одним рывком приземлился на другой стороне пещеры. Его лицо, утратившее чувствительность, не боялось более снега: казалось, этот зверь принял зиму как родную стихию и согласился со всеми её суровыми правилами. Укрытый снегом, дышащий пургой, протянул вперёд он голую руку с исчерна-пурпурными пальцами, лишившимися по пути сюда нескольких фаланг.

— Отдай мне пламя, — прогремел лёд в его глотке.

— Ты как сюда вообще забрался?! — встревоженный Лионго Белло попробовал подняться, но его конечности примёрзли к пещере.

Улыбаясь зубами, Япет из последних сил крался к добыче. Он приблизился к неприятелю лишь затем, чтобы получить от него электрический разряд.

— Уйди, чудовище! — протез Лионго Белло, по конструкции своей не боевой, при определённой настройке мог ударить кого-нибудь током. Этот козырь юноша оставил на самый крайний случай, ведь за несанкционированное использование оружия его могли легко выгнать из Академии.

Ошарашенный Япет неловко отстранился и громко-продольно расхохотался. Он вытерпел ещё один электроудар и, прижав протез обидчика к стене, начал высвобождать свечу из другой руки. Лионго Белло, сжимая пальцы, что есть мочи, начал даже кусаться, лишь бы не отдать огонь противнику.

— Отойди же, — с усилием произнёс он и, решив, что иного выхода уже не было, в последний момент выметнул свечу за пределы пещеры. Япет, устремлённо прыгнувший следом, не задумывался, что снаружи был обрыв…

Судорожно дыша, Лионго Белло кое-как дополз до этого обрыва. Склон горы уходил далеко вниз, в темноту, укрывшую морозную ночь.

Не было больше света, и облака, чёрные исполины, угрюмо расчёсывали вершины хребтов.

«Чем же я стал?» — размышлял Япет во время падения. Единственная мысль, посетившая его в миг до приземления, ударилась о лёд вместе с головой; утих его пыл, когда увидел он небо за пределами холодильной комнаты: так спокойно мерцали там звёзды, кружась в невидимой гравитации…

Чувства покидали его, но слух ласкала мелодия из забытого прошлого. Когда-то она помогала уснуть, и сейчас, вероятно, вспомнилась как нельзя кстати.

Рано утром приходит Рассвет, Он идёт по холодной росе, По душистым лугам, что росли сотни лет, Скользит по золотистой песчаной косе.

За ним следует высокий Зенит, Он над горами важно парит, Голову ты подними и спроси, Какие тайны в себе он хранит?

Троицу эту замыкает Закат, Всё небо превратил он в красок плакат, Планету на вечер он нежно обнял И всех сыновей своих Ночи отдал.

Ты спи, мой маленький огнь, Пусть вечно твоя играет гармонь, Завтра начнётся новая сказка, Но прибудет с тобой всегда моя ласка.

Юная нимфа, перебиравшая звёздные системы, откликнулась на звук этой песни. Она спустилась по дорожке из блестящей пыли, развела лёгким касанием облака и села рядом, чтобы послушать этот чарующий тихий голос.

— Ты готов уходить? — спросила она, когда голос умолк.

— Я не уверен.

— У тебя ещё есть возможность остаться.

— Делай, как знаешь.

Тогда сияющая дева возвратила пламень назад в его сердце.

— Наступает новое утро. Цени его как ещё один шанс.

Её длань осталась горящим отпечатком на груди Япета; благодаря сказочной гостье он начал вновь собираться.

Когда буран утихомирился, Лионго Белло с удивлением взглянул на северное сияние. Кто знал, что и в симуляции оно могло быть отображено?

В поисках хотя бы одной из двух потерянных свечей Лионго Белло спустился вниз, в основание катакомб, внимательно изучая каждый угол. Делал он это без особой веры в лучший исход, ведь, во всяком случае, занять себя стоило хоть чем-то, пока мороз не забрал остатки жизни.

«Это испытание не заслуживает моей крови, — решил он про себя, соскальзывая вперёд по тоннелям, ориентируясь почти что вслепую, иногда освещая дорогу вспышками электроэнергии. — Я должен добраться к выходу, пока не штормит…»

Наконец, на том же месте, где Япет впервые попробовал украсть пламя, где Лионго Белло видел грёзы о родине, лежала свеча белокурого недруга, которую тот оставил в пылу погони. Ни о чём не задумываясь, Лионго Белло подобрал искомый предмет: воск совсем почти не растаял, ведь неприятель долго не продержал огнь зажжённым.

Темнолицый кадет пропустил электрический разряд через фитиль, и тот загорелся. Надежда колыхнула в закоулках разума юноши, и его даже не смутила непогода, разыгравшаяся снаружи.

— Осталось только вернуться.

Сквозь ухищрения вьюги он расслышал вдруг отчаянный возглас, который повторялся несколько раз:

Звезда в ночи, звезда прекрасная, Услышь меня, не потухай… Спустись ко мне, зоря алмазная, Далеко не улетай…

— Ты ещё жив? — Лионго Белло не удивился, встретив соперника лежащим в сугробе.

Махнув рукой, кадет уже уходил прочь, как наступил на свечу, ради которой Япет и совершил тот необдуманный прыжок. Сжалившись над беднягой, странник вложил ему в ладонь драгоценный трофей, за которого была уплачена жизнь.

— Смотри, не упусти второй шанс, — произнёс Лионго Белло, разжигая пламя искрой, извлечённой из щелчка металлических пальцев.

Продолжая движение, кадет то и дело оступался, и скоро ему на подмогу пришёл сам Япет.

— Неужели мир? — спросил темнокожий молодой человек.

Попутчик молчаливо повёл его за собой, рассекая снежную занавесь.

— Они задерживаются.

— Они будут с минуты на минуту.

Гиперион сидел в комнате ожидания вместе со своим старым наставником. Капитан, вспомнивший юные годы, с затаённой злобой относился к испытаниям, проводимым в холодильной комнате.

— Показатели обоих уже неоднократно подбирались к нулю.

— Но они ещё в сознании, значит, нашли способ зажечь огонь, — уверял собеседника командир Дрон.

— Тогда давайте проверим, — ударом по стене Гиперион заставил шлюз отвориться.

В тишине зимы и снега, О Аврора, ты нега! В хрусталь сковала небо Магнетическим забегом!

Уставшие и продрогшие до костей, ребята занесли с собой вьюгу.

— Поздравляю вас двоих с прохождением испытания! — Дрон усадил учеников на тёплую софу.

Всякий раз, когда на Венеру опускалась темнота, когда кипящие очаги серы, испещрившие материк, всё ещё согревали отравленный воздух, в верхних слоях атмосферы грациозно парили белые замки островов-поселений. Защищённые стеклом от внешнего мира, наслаждались их обитатели нескончаемым райским пейзажем, утопая в волнах накатывавшихся облаков, закутанные в неосязаемо-мягкое одеяло из перьев, готовые войти под ним в царство снов и мечтаний.

Эта тихая качка воздушных потоков убаюкивала и Фиону. Утомлённая непростым днём, девушка не сразу заметила, как на руки ей прыгнул домашний зверёк. Почесав кролика за ушами, она успокоилась, смирилась и начала видеть сладкий сон.

В этой нежной дрёме вспомнилось Фионе, как она ещё малышкой заблудилась в багряном лесу. Осень, пробежавшаяся прохладой по сырой и чёрной почве, прыгнула и растеклась краснотой в яркой древесной листве. Ночь только ещё отходила, не успела убрать за собой густой туман сумерек, и бордово-тёмные стволы высокой растительности просвечивались в матовом калейдоскопе цветов, как стойкие и молчаливые часовые.

В звонко журчавший ручей рубиновыми украшениями ниспадали иссохшие листья. Они, кружась, куда-то отплывали, ведомые лёгким течением. Стараясь угадать, что же уготовила дорога этим крохотным путешественникам, маленькая Фиона бежала вдоль речки наперегонки с отважной регатой, перепрыгивая ямы и толстые корни, глубоко вдыхая аромат раннего дня и радуясь самой возможности бегать и прыгать, наслаждаясь пребыванием в этом прекрасном лесу.

Вдруг, поскользнувшись на мокрой поверхности, Фиона потеряла равновесие и плюхнулась в грязь. Испачканная, она здорово рассмеялась и захлопала в ладоши, как из-под её пальчиков выпал необычный цветок. Такой одинокий, он был совсем не отсюда: похожий по форме на колокольчик, белоснежный снаружи, но пурпурный в глубине венчика, он подмигивал пятиконечной розоватой звездой, раскинувшейся на лепестках.

Вероятно, это его обронило лето, уходя на покой? Остаток прежнего сезона, вынужденный теперь превратиться в прах... Фиона подняла глаза: всё это время она лежала у дерева, так величаво растянувшего свои ветви над её головой. Компенсируя полное отсутствие листьев, это дерево позволило вьющемуся растению обхватить почти весь свой шершавый стан, и покрытый корой исполин стоял теперь, развешенный разноцветной гирляндой из голубых, фиолетовых, тёмно-красных маленьких чашечек.

Неподалёку доносились голоса воспитателей. Не желая расставаться с милой сердцу картиной, Фиона сохранила этот цветок в сокровенных уголках своей памяти.

Упал на воду ещё один лист, и театр сновидений изменился.

Белое золото послеполуденного солнца согревало ребят, укрывшихся в тени парковой кроны. Из декоративных прудов пели серенаду лягушки, по узорчатым камням ползли две улитки со свёрнутыми в трубочку домиками. Выросший на возвышенности одуванчик наблюдал за идиллией, покачиваясь легко на ветру.

Поддавшийся спонтанному уговору подруги, Энцелад прилёг вместе с ней на траву. Ему было неловко скрывать нежелание пачкать костюм и находиться среди насекомых, ведь Фиона, наблюдавшая за изменениями на лице механика, могла легко раскусить его недовольство.

Однако даже эти плотно прижатые губы, напряжённые брови и особенно бледная кожа заворожили её посильнее любого шедевра Пикассо. Фиона спокойно приблизилась, положила ладонь на его тёмный пиджак. Теперь девушка могла не только видеть все подробности обличия Энцелада и тихо ими восторгаться, но и ощущать его горячее дыхание у себя на лбу.

Зелёный лес, такой же изумрудный и сдержанный, как и его глаза, оставался беззвучен. Больше ничего и не было нужно.

По дуновению ветра солнце заглянуло за облако, и в образовавшейся темноте сюжет дрёмы опять поменялся.

На этот раз из декораций пропала органика: растения утонули в каменных скалистых морях, палитру цветов перевели в однотонный серебряный холод. Пейзаж, который наблюдали Энцелад и Фиона на свидании в «сердце» Плутона, воспринимался ими совершенно по-разному.

Далёкое тусклое солнце едва дотягивалось лучами к окраинам своей планетарной системы. Голые гладкие хребты и равнины замерли навсегда на периферии полного мрака и проблеска света, лишённые всякой жизни или любого движения. Здесь никогда не было издано и малейшего звука; никогда не размножалась бактерия; случайный вирус, залетевший сюда с человеком, умирал здесь без носителя.

Расставив в стороны руки, Энцелад пытался приобнять эту стерилизованную местность, да не хватало ему на такой жест ширины скафандра.

Вот пролетала по небу Персефона[1] — извечная спутница мрачного планетоида. За миллионы лет совместной жизни привыкла ли она к своему мертволикому супругу?

Фиона находилась на перепутье. В отличие от Персефоны, она не была космическим телом и не обязывалась обращаться по заданной траектории до скончания времён. Но, совсем непохожий, Энцелад привлекал её, яркую, собственной монохромностью, и было это притяжение стремительнее и выше всех законов гравитации. Даже в оттенках серого проглядывалась неуловимая немая красота безжизненных пустот, и Фиона, не совсем её понимавшая, готова была мириться с царством, в котором не случалось ясных дней.

Улыбнувшись вместе с товарищем, она побежала с ним вприпрыжку к следующему сновидению…

Одуванчиковый кролик, оберегавший Фиону, отличался от остальных представителей своего вида. Рождённый на лугах Янтарной планеты, ещё до встречи с хозяйкой блуждал он в поисках солнца на рассвете, но теперь его источником света стала эта милая девушка.

В момент, когда фамильяр выбрал Фиону, между ними образовалась тайная связь, перестроившая биологию кролика так, что хозяйка стала его новой путеводной звездой. Студентка изучила ушастого зверька и пришла к выводу, что питомец поглощал её счастливые воспоминания в целях пропитания, как бы он это делал с излучением Гелиоса.

Воспоминания эти хранились в тоненьких нитях, что составляли тело создания, и в непростые для Фионы времена домашний заяц расплетал узлы, перенося записанные впечатления в сознание хозяйки, окружал её тёплыми фрагментами жизни, не позволяя им окончательно забыться. Пушистый друг заботливо напоминал, что ей было для чего бороться.

Девушка проснулась ещё до рассвета. Переживая остатки сновидений, она не спешила подниматься с постели. Вот зазвонил первый будильник — миниатюрная фигурка андроида била по колоколу изо всей механической мощи. Раздражающий звук, однако, не придал Фионе жизненной воли. Настроенный специально на ручное управление, не поддавался будильник псионическим импульсам, отчего им требовалось оперировать вручную. Потянувшись и выключив громогласного недруга, Фиона и не заметила, как затрезвонили два других: шестерёночные крохотные роботы прыгнули ей на кровать, носились по покрывалу, спотыкаясь об одеяло, и студентка, оттолкнув от себя обоих, накрыла голову подушкой, только бы не слышать гимны новому утру.

Каждую последующую минуту число таких «будильников» удваивалось, шумы становились всё громче и разнообразнее: кто-то из маленьких музыкантов играл на свирели, кто-то — на балалайке, но самые настырные брали в свои бронзовые ручки барабаны и оркестровые тарелки, штурмуя леность спящей красавицы в слишком уж бодром утреннем марше.

Домашний кролик, привыкший к такому подъёму, заранее убежал из комнаты хозяйки, оставив её один на один с труппой миниатюрных негодяев. Когда трубач оглушил Фиону мощным завыванием, у неё не осталось терпения.

— Всё! Вы напросились! — разозлилась она, с болью в глазах разгоняя сонливость. У девушки была одна минута, чтобы выключить всех до дальнейшего умножения, и Фиона, скача по комнате, будто кошка, резво останавливала заведённые механизмы. Такова и была её утренняя зарядка.

На кухне её встретила мать, такая ясноликая, как если бы ночи совсем не бывало. Уже прихорошившаяся, Ио, закинув ногу на ногу, знакомилась со свежими новостями, представленными в виде ауропроекций. Пока от стен комнат отражалось информационное эхо, Фиона уселась за стол, сложив голову на скрещенные перед собой руки.

— Солнце моё, — отвлеклась Ио, — с каждым днём будильников всё больше и больше. Я не жалуюсь на шум, но однажды ты просто не успеешь одновременно их всех отключить, если дело продолжится в том же духе!

Дочь молчаливо вздохнула, переводя глаза то на мать, то на кролика, которого она поглаживала свободной рукой. В один момент Ио улыбнулась — у неё даже появился лёгкий румянец — и жестом искренней нежности вручила энергосферу Фионе.

— Эта искра прямиком из центра Млечного Пути. Частицы сверхинтенсивной звёздной активности хватит, чтобы взбодриться.

Студентка взяла стеклянный шар, внутри которого развернулась восхитительная сцена космического кордебалета. Множество ярких вспышек двигались друг за другом в замысловатой траектории, исполняя фигуры высшей сложности танца.

По одной только воле рассудка эти разодетые в солнечное гало артисты растаяли в темноте, чтобы Фиона смогла почувствовать себя лучше. И, действительно, уверенность к ней возвратилась, разум прояснился, по опорно-двигательной системе разлилась горячая кровь.

«Мешки под глазами сразу пропали, — заметила про себя мать Фионы. Ей стало жаль девушку, растрачивавшую свою молодость на академические изыскания, которые уже несколько лет оставались безрезультатны. В последние месяцы студентка выглядела всё более изнеможденной, утихла в ней незатронутая детская красота. — Теперь она рабочая лошадка… Ничем хорошим такой образ жизни не заканчивается.»

— Когда в последний раз ты была на каникулах? — поинтересовалась Ио.

— Пожалуй, ещё в начале первого курса, — припоминала девушка.

— На пятом году обучения можно, полагаю, взять небольшой отпуск? У тебя должно было накопиться несколько отгульных недель. Что если сегодня мы отправимся в отпуск за границу? У меня уже есть пара билетов, — женщина продемонстрировала билеты на Неделю искусств в своём электронном устройстве.

— Сегодня?! — удивилась Фиона, но не стала отказываться от такой возможности. — Я ведь не предупреждала профессора Пандия! Мама, позволь я отправлюсь сейчас на учёбу, объяснюсь с ним, и уже завтра буду совершенно свободна!

— Я уверена, Университет высоко ценит твоё трудолюбие и не станет препятствовать твоему решению.

Радостная студентка поцеловала мать на прощание и убежала на занятия. Ио напоследок улыбнулась, ведь это по её ходатайству бюрократические тонкости оформления отпуска давно уже были улажены — правила Университета позволяли так поступить.

Когда парадные двери захлопнулись, женщина повернулась к виртуальному зеркалу. Сегодня она была одета в лиловый костюм с бархатными длинными рукавами, на поясе её отливала искусственной позолотой пряжка с серебристыми стеклянными вставками, а светлые волосы едва касались плеч аккуратными ровными прядями.

Выйдя на улицу, Ио порыскала в бежевой сумочке, выполненной из приятного гладкого материала и расписанной рукой модельера, чтобы найти в ней затемнённые очки в широкой оправе. Теперь, глядя на мир через обсидиановый фильтр, она спокойно ждала очередь в общественный транспорт, игнорируя косые презрительные взгляды и не вслушиваясь во взволнованные перешёптывания по её душу.

За стеклянным куполом облака пронзали десятки летательных аппаратов — имение Ио располагалось в районе с не слишком оживлённым трафиком — через розоватый туман к транспортному шлюзу причалил многоместный «Мул», и пассажиры проследовали по туннелю, соединившему парящий остров и механического крылатого зверя.

Устроившись у иллюминатора, Ио задумчиво глядела, как на свету поблёскивал её глянцевый маникюр — отвлекающий манёвр, скрывавший планы и махинации, которые вертела она в голове.

Первым на встречу явился Энцелад. С давних лет соревновался он с Ио во всём, и нынешнюю битву за звание «самого пунктуального» выигрывал он, прибыв в обозначенное заведение за несколько минут до открытия. Мужчина деловито шагал вперёд и назад, то заходя под ветви изумрудной ели, то стуча зеркально-чистыми туфлями по плитке у самого входа в кафе «Мефона», лужайки вокруг которого были устланы кустами пышной махровой и чайной розы.

Само здание, поддерживаемое белыми колоннами, плотно прилегавшими к жёлтому фасаду, навевало то весеннее настроение, когда после долгой зимы природа наконец расцвела во всей своей красоте. Многоярусные крыши из красноватого дерева утопали в синеве глубокого неба, обнимаясь с насыщенной улыбками атмосферой.

— Вы можете заходить, — андроид, вышедший на порог, пригласил гостя внутрь.

Первым, на что упал взгляд клиента, заглянувшего в двери, оказалось старое пианино, сохранившееся до современности благодаря стараниям владельцев. В покрытом лаком музыкальном инструменте застыли во времени нотки древности, и устройство, запоминавшее всех, кто на нём играл, с трепетом возвращалось в дни своего прошлого, отчётливо различая нежные, тонкие, грубые и неряшливые руки своих пользователей. Оно обладало удивительной возможностью подстраиваться под музыканта, извлекая из себя звуки, соответствовавшие по сложности и широте мастерству пианиста.

Энцелад подобрался поближе, коснулся пальцами холодных клавиш, и из-под них вылилась чистая нота. Не удержавшись, он наиграл пару мелодий, и спонтанно созвучия закружились в его любимом музыкальном произведении.

Воздушные колебания, рождаемые пианино, скользили по стенам кафе каштанового цвета с молочно-белыми резными панелями, по тёмному хрустящему паркету, в котором отражалось искусственное пламя электрических свеч, по тканевым скатертям и по кухонной утвари с ненавязчивым узором, отражались они от хрустальных ваз с букетами цветов, напоминавшими три состояния неба — фарфорово-голубое, раскалённо-жёлтое и малиново-пурпурное.

Сошедшая с этих многоцветных ярких полотен, муза двигалась украдкой, чтобы не прервать установившийся мотив. Она внимательно слушала в эту мирную мелодию, позволявшую ей существовать в физическом мире в форме звуковых волн; присутствие сказочной гостьи проникало лёгкой дрожью в сердца живых организмов. Вот музыка утихла, и незнакомка медленно истлела, невидимая, но всегда ощутимая во вдохновении.

— ClairdeLuneДебюсси, — узнала это произведение Ио. Она опоздала всего на минуту, и, когда пришла, Энцелад уже играл. Женщина дождалась окончания композиции, чтобы заявить о себе; только тогда мужчина заметил её.

— Ты пришла, — произнёс он.

— Пришла, чтобы обсудить с тобой важное дело, — она уселась за столом напротив пианино. — Надеюсь, ты позвал меня потому, что выполнил свою часть.

— Ты правильно меня поняла, — Энцелад разместился рядом с ней. — Я нашёл человека, который тебе будет нужен. Студент-театрал, мечтающий стать кинорежиссёром. Он без ума от твоих последних работ и готов опубликовать их от своего имени, — мужчина протянул ауротрансмиттер со всей информацией.

— Превосходно, — решила она. — Но есть одно «но»?

— Мальчик испытывает угрызения совести, когда речь заходит о плагиате. Боюсь, он не выдержит тайну в дальнейшей перспективе.

— Мне нужны публикации, — напомнила Ио, жёстким пальцем стуча по столу. — И 90% с выручки. Ты говорил ему, что благодаря моим книгам он получит известность, после чего мировая общественность готова будет услышать уже его собственные мысли?

— Ты действительно готова расстаться с черновиками? — Энцелад уточнил, приподняв одну бровь.

— Мой дорогой друг, — Ио откинулась на спинку стула, оглядываясь, чтобы скрыть досаду. — Четыре года назад меня прогнали из всех литературных кругов. Боюсь, ты даже представить не можешь, каково это. Впрочем, и не пытайся. Пусть и опосредованно, я готова получить заслуженную критику и похвалу, я готова публиковаться под чужим именем. Сомневаться в моей решимости — значит проявить настоящую глупость.

— А ещё тебе нужно пополнить худой кошелёк, — едко ухмыльнулся Энцелад. — Полагаю, не стоит идти на такое унижение, чтобы вернуть себе былую роскошь. Вдруг из-под твоего пера выйдет настоящий шедевр, но в истории он запомнится под именем этого мальчика?

— Для истории это привычное дело, — холодно ответила она, надеясь, что через очки печаль её глаз была различима слабее всего. — Юнца своего постарайся приучить к запаху денег. Я хочу, чтобы на Неделю искусств ты отправился вместе с ним и организовал там продажу романов.

— Мне полагается щедрый процент? — с легко ощутимой издёвкой произнёс собеседник.

— О! Не знала, что и ты ценитель прекрасного! Если тебе важнее всего получить прибыль, что же, изменим условия сделки…

— Не стоит, — прервал её инженер. — Меня устраивает и прежний вариант.

Чтобы видеться регулярно с Фионой, Энцелад заключил тайный договор с её матерью, выполняя махинации Ио.

— Знай, я всегда открыта к дискуссии, — улыбнулась писательница, заказывая себе фруктовый завтрак. Когда андроид-официант обратился к её собеседнику, тот выбрал энергосферу с частицей кометы.

Довольные хорошим раскладом дел, Ио и Энцелад не могли не найти повода для нового спора. Механик взглянул на своё электронное устройство, и этот повод нашёлся: ему написала Фиона.

— Поздравляю вас с началом отпуска, — улыбнулся натянуто он. — Твоей дочери давно предписан покой хотя бы на несколько дней.

— О, мы полетим на творческий фестиваль уже завтра.

— Думаешь, вас обеих пропустят? — соперник нанёс свой удар.

— Конечно, — оторопела несколько женщина. — Мы вольные жители Солнечной системы и можем покинуть её когда захотим.

— Давно живёшь с этой мыслью? Ты уже проверяла?

— Ты недооцениваешь обаяние растроганной матери. Я устраню любые препятствия.

— Даже чтобы подыскать подставное лицо, ты обратилась ко мне. Думаешь, звёздная кавалерия согласится удовлетворить твои предательские хотелки?

— Говоря так обо мне, ты ранишь и мою дочь.

— А она знает об этом? Кажется, ты плотно закрыла ей глаза и уши своей материнской любовью!

— Так поступил бы каждый родитель.

— Быть может, пора сказать правду? Что случится, если она узнает об этом самостоятельно? Или, скажем, ей кто-нибудь раскроет секрет…

— А по этому вопросу ты не беспокойся, — к неожиданности Энцелада его собеседница зазвучала торжественно-резко, заставляя его сдавать позиции. — Фиона — хорошая девочка и не станет слушать кого попало.

— Вот какого ты обо мне мнения.

— Только сейчас тебя осенило? Рядом с моей дочерью тебя удерживают только твои связи.

— Как только я стану специалистом, Фиона съедет ко мне.

— Попробуй, конечно, — как-то легко согласилась она. — Но тебе для этого нужно сначала окончить учёбу, а тут уже вопрос, кто из вас двоих раньше управится: если она выпустится, а ты останешься привязанным к Университету, я не намерена буду ограничивать её кругозоры.

— И всё же, мы втроём не покинем окрестностей Солнца ещё неопределённое время.

— Говори за себя, — бросила Ио. — Завтра мы выйдем из облака Оорта.

— Я буду только рад узнать, что Фиону пропустят. Значит, за мной она отправится хоть на край света, подальше от тебя, когда наступит пора.

— Моя дочь самостоятельна, не тебе решать за неё.

— Но если наши с ней планы совпадут? Ты знала, например, что недавно у нас было свидание на Плутоне?

— Сущий примитив. Ни одна девушка бы такое не оценила.

Споря, бывшие товарищи не замечали, как зал наполнялся посетителями и свидетелями их диалога. Стучали столовые приборы любителей органической пищи, звенели бокалы вина. Собеседники так и не притронулись к своим блюдам.

— О, мастерица дел амурных, поведай же мне, как завоевать внимание второй половинки? У вас с мужем, наверное, много общего и вы живёте душа в душу?

— Всё именно так, — притворно улыбнулась она.

— Точно? А не ты ли писала: «сидя томными вечерами в темнице, я всё чаще задумывалась, не был ли наш брак роковою ошибкой…»? — Энцелад продемонстрировал знание рукописей.

— Это выдуманный персонаж романа, который не соотносится с авторской позицией!

— Томным вечерком я проанализировал содержание многих твоих книг, и примерно 71% героинь приходили к данному размышлению. Скажи, что это? Самоповтор или тонкое чувство оригинальности?

Почти что разъярённая Ио, точно змея, готовилась поразить Энцелада очередным рывком оскорблений, но в зал ворвался некто голосистый и накрыл посетителей своим струившимся басом:

— Стро-о-ой-ся!

Как заведённые, Ио и Энцелад повыскакивали из-за стола и приняли строевое положение.

Капитан Гиперион, подавляя присутствовавших своей великанской фигурой, медленно шёл, крепкий его силуэт завладевал вниманием публики, сотрясая старый пол тяжёлыми шагами. Ещё недавние участники оживлённой дискуссии теперь молчаливо всматривались в лицо командира, детали которого постепенно выплывали из тьмы.

— Вольно, товарищи, — сказал он, приблизившись к ним вплотную; те облегчённо выдохнули, но не сдвинулись с места. Старый военный оценил своих прежних подчинённых взглядом сверху вниз, как бы говоря: «Во что же вы превратились?». — Есть разговор.

Удостоверившись, что ребята всё поняли, Гиперион последовал к выходу. Обернувшись в дверях, он спросил:

— Вы же со мной?

Переглянувшись, Ио и Энцелад побежали за капитаном.

Гиперион прибыл на Венеру, чтобы обсудить с сослуживцами важную информацию, объяснять которую он отказывался, пока не отвёз товарищей в Храм умиротворения, расположенный на одном из парящих островов планеты.

В этом месте стояла холодная стужа ранней весны: на голых древесных ветвях только приоткрылись салатовые почки, серые холмы в молодых травах обвила закольцованная ледяная река. Путники теплее оделись, чтобы не простудиться в таких неприятных условиях, но капитан не разделил этой тенденции. Холод был ему нипочём.

Несмотря на внешнюю непривлекательность, в окрестностях храма было свежо и свободно: излишние чувства и мысли не проникали за невидимый барьер, раскинутый над местностью, и внутри произносились только нужные слова и совершались только необходимые действия.

На одной из возвышенностей среди сырых елей скрывалась каменная постройка. Было слышно, как на её крышу падали капли росы с высоких веток. В их дымчатой полутени замерла в задумчивой статуе Астеропа II, нимфа Покоя, и позади неё расположился полукруг подтаявших погасших свечей. Движением руки капитан разжёг благовония.

— Почти все в сборе, — заметил робко Энцелад.

— Я говорил с Дроначарьей, — повернувшись спиной, вещал Гиперион. Ребята слушали его слова в полном внимании. — Мои опасения подтвердились: Академия переходит в режим ускоренной подготовки. Такое происходит только в периоды повышенной угрозы со стороны космоса. В нашей галактике наращивают оборот деструктивные силы, в скорое время вновь будет война. Вам нельзя покидать Солнечную систему, — на этих словах военный обернулся.

— И когда же начнётся новый конфликт? — поинтересовалась Ио.

— Раньше, чем мы можем предположить.

— И что нам делать? Ждать, пока громыхнут пушки? — спрашивал Энцелад.

— Оставайтесь в Солнечной системе. Нет места безопаснее этого. Я знаю, друг мой, ты мечтаешь построить карьеру в глубоком космосе, — капитан водрузил руку на плечо собеседника. — А ты, Ио, пытаешься нарушить домашний арест. Мне уже сообщили. Вам придётся привыкнуть к новой действительности, которая вот-вот развернётся. Подумайте о тех, ради кого вы живёте.

— А ты, капитан, заставил мальчишку пойти на службу в преддверии военных событий, — женщина сверлила командира взглядом, призывая в нём чувство вины.

— Вы оба есть у Фионы и сможете о ней позаботиться, — Гиперион был непробиваем для упрёков. — У Япета же нет никого. Ему самому предстоит стать защитником себя и своих близких.

— Теперь, когда его тайна стала известна общественности, твоего желторотика отправят под пушечный выстрел в первых рядах! — возмутился Энцелад. — Ты готов с этим мириться?

— Давно ли вас интересует судьба чужого ребёнка? — спокойно ответил военный. — Вы и друг к другу сострадания не испытываете, не говоря уже о… Я вас предупредил и настоятельно прошу не покидать Облака Оорта, пока всё не закончится.

— Но ведь ещё ничего даже не началось!

Капитан посмотрел на сослуживцев широко раскрытыми глазами. В их ледяной пучине читалась усталость, грусть, всё ещё отражалась печаль по утраченным товарищам, сгоревшим в жертвенной искре стальных клинков. Он чтил их память и вовсе не хотел, чтобы траурная вуаль обернула ещё и Энцелада с Ио.

* * *

Вернувшись домой, Ио долго не могла сообразить, как бы помягче донести своей дочери о перемене в планах. На скопленные за четыре года деньги писательница подкупила перевозчика, чтобы нелегально покинуть Солнечную систему вместе с Фионой, но оперативники Звёздной кавалерии предупредили её план и разрушили все построения. Отпуск на Неделе искусств отменялся, а, значит, им обеим предстояло оставаться в имении, продолжая утопать в венерианской рутине.

Под вечер вернулась студентка. Утомлённая и слегка расстроенная, она не сразу передала матери разговор со своим учителем:

— Профессор Пандий уговорил меня остаться, мол, сейчас много работы… Это ведь правда. Я не могла отказаться, — призналась Фиона. — Жаль, что я никуда не полечу… Может быть, ты хорошо проведёшь время на фестивале искусств.

Улыбнувшись, Ио взяла ситуацию под контроль: она напоказ стёрла с устройства билеты и, обняв девушку, поцеловала её между бровей.

— Солнце моё, не грусти! Я без тебя не вижу смысла куда-либо выбираться, — блондинка приласкала дочь, глядя ей в глаза. — Но не думай, что мы будем сидеть отныне на месте! Постараемся совместить работу и отдых в ближайшее время. Пора нам отправиться на материк и посетить местные горячие источники, как ты думаешь?

Фиона с молчаливым облегчением опустила голову на плечо своей матери.

* * *

Гиперион возвратился в свой пустой дом на поверхности Марса. Слишком одинокий и пустой, вновь впустил он внутрь ветры грустной метели. Не заметивший ухода скорой осени, по привычке не закрывал капитан окон в гостиной и в спальнях. Серая пушистая кошка, свернувшись клубочком на одеяле, встречала хозяина жилища презрительным взглядом, как бы вопрошая: «Что же ты делаешь?»

Однако не понимавший язык животных капитан ухаживал за питомцем столь же строго, как и за собой: кормил по расписанию трижды в день, умывал и причёсывал, разминал суставы и мышцы физической активностью. Кошка редко давала знать о дискомфорте. Как и старый военный, она почти не мяукала, стоически переносила неприятность голых стен.

— Чего же ты ждёшь? — спрашивал он у создания, когда оно мурчало и ластилось о ладони.

Мягко-серебристое небо нависло через окно густой пеленой. Возносясь в белые облака, летательные аппараты оставляли в воздушном пространстве снежинки. Такая тихая, широта атмосферы могла принять в себя любую тревогу, что терялась в безграничном просторе лёгкой пурги. Ледяная нега, почти что умиротворение, охватили капитана, онемели в нём глубокие айсберги жизни.

Вдруг взгляд его опустился во двор: под припорошенной снегом лужайкой лежало ничто. Одуванчики, которые посадила здесь когда-то Фиона, погибли при наступлении первых же заморозков. Шум, который создавал Япет в стенах этого дома, замолк, едва поселилась здесь стужа…

Единственная и верная подруга одинокого капитана, та, кого разум норовил позабыть, та, на кого велась охота силами беспорядка, была так близка и одновременно так далека… Она раскрывала сюжет своих хрустальных картин в узоре на стёклах, в кристаллике снега, в воздушном потоке, в чистоте идеи и действия, в том незатронутом и неизъяснимом, что не могло быть выражено напрямую, ибо возмущало сопротивления материального мира.

Гиперион посвятил ей лучшие дни своей жизни. Он отдал годы тяжёлых странствий, чтобы сохранить её, уберечь от нападок враждебной природы. Он не всегда о ней помнил, но, когда приходила пора, капитан ощущал, что одиночество его рассыпалось, хрустя, как снег под ногами в долгой дороге.

Но сейчас, когда не было цели и закончилась воля, он припал к вуали той, кого всем сердцем ценил — к призраку сказочной нимфы, явившейся из страны недосягаемых скал и неродившихся идеалов.

— Астеропа… — шептал он. — Прошу, распорядись моей судьбой так, как этого захочешь ты, и только ты. Прошу тебя, пусть не будет больше страданий, позволь вырваться мне из оков скорби и гнева, не стерплю я более участи послушной марионетки в чужих руках, но только в твоих. Делай со мной, что пожелаешь, но не оставляй меня в эту холодную зимнюю пору…

Метель улыбнулась, ниспадая нежно хлопьями снега. Капитан надеялся, он был не одинок.

* * *

— Ох, — кряхтел Япет, когда его били горячими ветвями берёзы. Густой пар, поднявшийся от шипящих камней, окутал голову в плотный туман. Дышать было тяжело, и юноша кое-как сложился вдвое, терпя нападки старших курсантов.

— Терпи, боец, терпи! — скандировал четверокурсник, нагнетая банный жар. — То ли ещё будет!

В глазах потемнело — не то от тени кадета, расположившегося сбоку в парной, не то от нехватки свежего воздуха. Стихия, с которой Япет был не в ладах, окружила его с ног до головы, проникая теплотой в толщу органических тканей.

— Всё, с меня хватит! — выбросил он и юркнул сквозь тени товарищей, нацеливаясь на выход, но вдруг на пороге явился нежданный Лионго Белло.

— Я тут навёз льда из морозильной комнаты, — сообщил он, указывая на купель, в которую складировал припасы. — Можно пользовать.

Расталкивая всех на пути, Япет прыгнул с разбега в ещё целый сугроб и растопил его на несколько сантиметров. Бани Академии были особенно горячи, и жара низких температур хватало, чтобы немножко подтаять снег из испытательной комнаты.

Наслаждение Япета длилось недолго: совсем скоро он начал примерзать заживо к коварной кристаллической массе и поспешил от неё оторваться, пока не стало слишком уж поздно.

Лионго Белло, долго тащивший мешок, отморозил себе живую и металлическую руку в придачу, отчего и переводил дух в теплоте сауны. Однако старшие товарищи продолжали увеличивать температуру, и вскоре темнокожему юноше сделалось дурно.

Окрещённые льдом и пламенем, ребята покинули заведение полуживыми. Улеглись спать они рано: на следующий день их ожидало очередное задание командира Дрона.

Утро по своему обыкновению было недобрым. На инструктаж перед заданием явилась Феба, известная своей нелюбовью к младшекурсникам. Высокая и темноволосая, ждала она кадетов уже облачённая в парадную форму, особенно подчёркивавшую черноту её глаз.

— Командир Дрона сейчас занят, поэтому я вместо него! — заявила она на построении. Любимая ученица мастера, она называла наставника ласковым «Дрона», в то время как все к нему обращались просто «Дрон» на привычный марсианский манер. Тем не менее, в её голосе слышалась только жёсткость: — А теперь марш на зарядку!

Молодцы и девушки помчались готовить себя к новому дню.

По окончании физических упражнений, уже после завтрака Феба перевезла подчинённых на летательном аппарате к месту проведения раскопок у подножия одной из марсианских гор. Наблюдая унылую пыльную картину, Япет про себя жаловался, что день предстояло потратить впустую.

— Вы, юнцы, должны зарубить на носу, что помогать гражданам — первостепенная ваша задача, ведь вы будущие звёздные кавалергарды! — напоминала им Феба. — Люди, которые ждут вас внизу, слабы телом, но сильны духом и сердцем! Вы не должны ни в чём им уступать! А теперь идите и окажите им вашу поддержку!

Вместе с однокурсниками Лионго Белло и Япет спустились в развалины старого поселения, выточенного из рыжей марсианской породы. Учёные, собравшиеся для проведения изысканий, нуждались в переноске тяжёлого оборудования и просто в тех, кому можно было высказать все свои предположения, основанные на собранных фактах, поэтому роботы были здесь не особо полезными.

Недолго занимаясь размещением металлических инструментов, Япет утомился больше тем, что профессор-археолог рассказал ему целую лекцию об истории геологического развития материков красной планеты. По его словам, когда-то давно на Марсе могла кипеть жизнь, не знакомая современной науке. В те забытые времена климат подходил для зарождения и процветания биологических организмов, но постепенное замедление и остановка ядра планеты привела к исчезновению магнитного поля, что, соответственно, привело к гибели всех потенциальных видов доисторической флоры и фауны.

За тысячелетия колонизации Марса человечеством не было найдено достоверных следов существования жизни «до человека», но теперь случайная находка в нежилой местности приоткрыла учёным скважину в прошлое. Этот древний город — вернее, его остатки — был ключом к долгожданной разгадке причин одиночества людского рода и его места во вселенной.

— Радиоуглеродный анализ показывает, что этим строениям не один миллион лет! — от воодушевления археолог терял дар речи и интеллектуального функционирования. — Если это действительно следы погибшей цивилизации, наше миропонимание перевернётся с ног на голову!

— Невероятно! — удивлялся Япет.

— Поразительно! — поддерживал Лионго Белло.

Оба юноши родились в далёком космосе, и интереса к теме они не испытывали.

Когда учёный отвлёкся на очередные полчаса для расчёта параметров, Япет от скуки зашвырнул камень в сторону Лионго Белло. Однорукий учащийся поймал снаряд при помощи стального протеза.

— Ты, верно, из ума выжил? — спросил он.

— Да я бы всё равно не попал, — развёл руки в стороны Япет. — Уже время обеда, так не пора ли подкрепиться?

Ребята оглянулись на увлечённого своим занятием археолога и оставили его, отлучившись к привалу. В очереди на приём энергосфер зашептали слухи:

— Вы слышали? Сегодня утром на Марс прибыла астральная принцесса!

— Не может быть! Какая редкость! Вот бы её поскорее увидеть! Жаль, что мы теряем время в этих развалинах.

— Ага, ещё чего! Уж лучше я займусь работой час-другой, и эта принцесса поскорее улетит восвояси. Не желаю прислуживаться неофеодализму.

— Астральная династия наносит Марсу подозрительно частые визиты. Не знак ли это, что в дела Академии пытаются вмешаться?

— И чего все так её обсуждают? — удивился Япет.

— На самом деле, — хвасталась Феба, забирая энергосферу, — командир Дрона был вызван, чтобы сопроводить астральную принцессу на её экскурсии по Марсу.

— То есть пока старик демонстрирует престолонаследнице крупной империи красивые виды, мы должны в поте лица выслушивать рассказы учёных о трении камней друг о друга? — Лионго Белло ухмыльнулся. — И как этого безумца подпустили к столь важной особе?

— Он мудрейший из нас, — отрезала Феба. — Относись к нему с уважением, он же твой командир! А теперь сделай пять сотен отжиманий, уважение нужно воспитывать! Ты тоже, белобрысый, чего такой довольный? Падай и упражняйся вместе с дружком.

— Не обязан слушаться женщину, — Япет зашёл с козырей. — Как тебя вообще взяли на службу на Марсе?

— О! — могучая Феба, сбив неприятеля с ног, забралась ему за спину, зацепила его ноги своими стопами, забрала шею и правую руку обидчика в плотный захват, не оставляя тому возможности вздохнуть или пошевелиться.

Лионго Белло оторопело глядел на тщетные попытки Япета освободиться.

— Сочувствую, ведь только что ты проиграл женщине, — прошептала она, когда соперник начал уже отключаться. — А это не совсем мужественно, согласись?

По окончании боя Япет едва пришёл в себя и до конца вечера любыми способами избегал случая оказаться в поле зрения Фебы, находя отдушину в благородной помощи страждущим профессорам.

* * *

Астральная принцесса неспешно посещала достопримечательности Марса. Она прибыла на планету без собственной свиты, поэтому Звёздная Кавалерия благородно выделила ей своих лучших воинов, чтобы те сопровождали её по пути. Имевшая некоторые специфические требования, гостья дополнительно приглашала кавалергардов, приглянувшихся ей в странствии по Марсу, и зачастую те соглашались провести время в услужении заграничной принцессе.

Когда дружеский визит наследницы подходил к концу, её космический корабль совершил последнюю остановку у той самой расщелины, где во всю кипела академическая работа над обломками старого поселения.

За беседой с командиром Дроном принцесса не сразу заметила, что снаружи корабля стало тепло, ведь королевская процессия прибыла из северного полушария, где царила зима, в южное полушарие Марса, где начинались счастливые шесть месяцев лета. Девушка стянула со своих плеч васильковую пушистую шубу и передала её молчаливой услужливой стражнице.

Командир Дрон, сошедший с трапа первым, протянул руку принцессе, и та, позволив себя взять за ладонь, спустилась на землю за ним. Оранжевый грунт континента контрастировал с её гиацинтовыми туфлями, послеобеденное солнце играло светом на её кюлотах со стразами, а на рубашке цвета индиго поблёскивала связка драгоценных синих топазов, на гранях которых был выгравирован символ Астральной династии.

Процессия продвинулась вглубь каньона, укрытого тенью заката, но в присутствии яркой гостьи здесь было не так уж темно. Девушка оглядывалась по сторонам, визуально оценивая разбитые колонны и кирпичи, которые потенциально могли быть оставлены здесь миллионы лет назад дочеловеческой цивилизацией.

— Что известно по результатам анализов? — обратилась к главному археологу принцесса, слегка наклонив вперёд голову, и взгляд её терялся в коротких прядях голубых, как небо, волос.

— Результаты действительно поражают! За сутки мы использовали практически все доступные приборы, и каждый из способов оценки информации только подтвердил правдивость гипотезы! Сейчас мы на стоим на пороге открытия сверхдревней истории, старшей, чем человечество, об этом стоит заявить всему миру! Если окажется так, что мы не первая разумная раса, которая родилась во Млечном Пути, станет очевидно, что во вселенной мы не одиноки!

— В самом деле, полученные данные достаточно правдоподобны, — произнесла гостья, изучив показатели приборной панели, после чего подняла глаза на мастера Дрона. — Почему археологи обнаружили это место только сейчас?

— Всего несколько дней назад каньон был большой запутанной пещерой в недрах скалы, Ваше Высочество, — отвечал старик, указывая вверх. — В процессе терраформирования горной местности катакомбы обнажились, и сюда направили исследовательский отряд.

— Я поняла, — принцесса молчаливо отстранилась подальше от оборудования и вышла в пустое пространство посреди битых камней, из которых некогда слагался безымянный город. — Если когда-то в этих местах действительно обитала разумная жизнь, я легко узнаю об этом через отождествление. Прошу мне сейчас не мешать.

Свита окружила наследницу Астрального престола, и та начала расшифровку марсианской ноосферы. Пока на её глазах могучее колесо времени совершало обратные обороты, очевидцы могли наблюдать, как тело принцессы раскалялось добела невидимым псионическим излучением. Пока в её видении молодело Солнце на ускоренном небосводе, замирало и вновь оживало ядро Марса, пока менялся ландшафт в быстрой перемотке, из силуэта принцессы исходили раскатистые вибрации, резонировавшие со стенами древнего города. Готовые вот-вот обвалиться, только бы никто не узнал о них правды, старые постройки издавали неслышный стон и дрожали, боясь быть разгаданными.

Когда принцесса вспыхнула, подобно юной звезде, она тут же завершила своё наблюдение, чтобы никого не ослепить насовсем.

— Я изучила историю планеты от древнейших времён до современности и могу с уверенностью заявить, что дело ваших изысканий — проект сфабрикованный. Этому археологическому объекту не более пятнадцати лет.

— Как же… — учёный ещё некоторое время приходил в себя. — Но по собранным данным известно, что материя приняла конфигурацию города миллионы лет назад!

— Некто достаточно посвящённый в тонкости работы ваших аппаратов, верно, потратил не один десяток лет, обучаясь подделывать эксперименты так, чтобы подмену никто не заметил, — девушка застопорила собеседника, пронзив его синевой сверкающих глаз, не поднимая высоко головы, всматриваясь в него через свои очки из чистого сапфира. — И всё только для того, чтобы сделать себе имя великого первооткрывателя.

— Я не понимаю, как такое возможно…

— А Вы пригласите нескольких сторонних специалистов, может быть, вместе Вы доберётесь до сути.

Раздался металлический грохот: дорогой прибор, пошатнувшись, в дребезги разбился о грунт. Япет и Феба затеяли реванш, неохотным судьёй которого назначили Лионго Белло, и уже в первые минуты стало известно, что в боевых искусствах неприятельницу было не одолеть. Пытаясь не попасться в удушающий захват старшей курсантки, Япет не придумал ничего лучше, кроме как её раззадоривать и, играя в поддавки, в последний момент отбегать на безопасное расстояние. В одном из таких порывов выжить юноша неправильно прикинул траекторию собственных движений и протаранил важный аппарат спиной, заставив его рухнуть на землю.

Командир Дрон разнял негодяев и отвесил каждому подзатыльники, однако от дальнейшего наказания ребят спасла принцесса Альциона.

— Позвольте, пусть Астральная династия поставит Академии новое оборудование. Я хочу, чтобы Вы расценили этот небольшой подарок как приятельский жест между нашими конфедерациями.

— Как пожелаете, Ваше Величество.

Один из крупных чиновников, присутствовавший весь день на раскопках и не усвоивший ничего интересного, вдруг подбежал к Альционе с предложением благороднейшей щедрости:

— Ваше Высочество, не соизволите ли Вы посетить парящие острова на Венере и насладиться их незыблемой красотой?

— Отнюдь не сейчас, — смерив взглядом чиновника, гостья обернулась к мастеру Дрону. — Как Вы уже догадались, я прибыла на Марс по личному делу. По статусу мне положено сопровождение группой телохранителей, поэтому я выбрала Звёздных кавалергардов как наиболее эффективных исполнителей данной работы. Вы, господин Дроначарья, показали мне окрестности, а я укомплектовала команду. Я не намерена отбывать, не заполнив последнюю тройку мест на своём экипаже.

— Ваше Величество, не мне судить о сделанном выборе, но мои студенты — только кадеты без должного опыта в защите высокопоставленных лиц.

— Так пусть они учатся, — улыбнулась Альциона. — Насколько я знаю, кадетов отправляют в образовательные командировки?

Ребята переглянулись: их наставник не стал возражать. К своему удивлению, следующим утром Феба, Лионго Белло и Япет отправятся с принцессой на Неделю искусств.

* * *

— Да кто этот Дроначарья? — изумился Япет вечером, накануне отлёта встретив Фебу в зоне для отдыха.

Девушка, причёсываясь перед сном, глядела в окно, мысленно выстраивая траекторию будущих космических перемещений.

— Ты меня вообще слышишь?

Феба отвлеклась на отражение несносного Япета на стекле. Она повернулась и невозмутимо ответила:

— Неужели ты думал, что Дрон — это полное имя нашего учителя?

— Да такое имя в жизни не запомнить! — жаловался юноша, разводя руками. — Пока выговоришь, язык сломаешь!

— Поэтому он для всех и зовётся Дроном. Коротко и понятно! А не привык ты ввиду культурных различий. Вот у твоего дружка, Лионго Белло, не поймёшь сперва, что здесь имя, а что — фамилия! Но так уж заведено на Магеллановых Облаках. У них мировосприятие другое.

— О да, и ваши имена мне тоже кажутся странными, — вмешался в разговор появившийся в дверном проёме темнокожий товарищ. — Когда творцы поколений придумывали вам названия, они экономили буквы в алфавите? Что вы делаете, когда в электронной анкете нижнее ограничение на длину имени настроено на 5 букв? Пишете жалобы производителю?

— Сегодня я устала, — призналась Феба, потянувшись на бежевой софе. — И портить тебе вечер не буду. Но завтра с утра до вечера ты будешь отжиматься...

Лионго Белло поморщился и отвернулся.

— Сейчас вы должны собрать вещи в дорогу. Завтра мы ранним утром выдвигаемся в путь. Доброй ночи! — сказала она и вышла.

— Мы не можем хоть разок выспаться? — Япет уткнулся лицом в декоративную подушку.

— Вероятно, принцесса не из тех, кто тратит время впустую, и ждать сонь она не станет, — заметил Лионго Белло, всматриваясь в ночь. — Но я не удивлюсь, если у знати есть какое-нибудь устройство, насыщающее организм часами сна по нажатию кнопки.

Альциона, присутствовавшая на Марсе физически, окинула планету в разноцветную бахрому звёздных туманностей. Ночь была удивительно ясной.

— Правда ли это, что Вы видите своих подчинённых насквозь? — интересовался командир Дрон, сидя с принцессой за игральным столом в Гостевом отеле.

— Это наивные слухи, — она улыбнулась, передвигая фигуру по многомерной шахматной доске. — Они неизбежны, вечно вьются рядом с публичными личностями.

— Отчего от Вас не было новостей четыре года? — спросил военный наставник, делая ход.

— Проходила переквалификацию, — девушка шагнула ладьёй.

— Данный процесс затрагивает только прекрасных наследниц престола? Принц Ламис, в отличие от Вас, Ваше Высочество, вёл активную политическую деятельность, компенсируя Ваше отсутствие в мировой игре.

— Он заботливый и преданный товарищ. Я готова на него положиться.

— Даже сейчас?

Альциона осеклась и задела пальцем коня. Придётся ходить.

— Пусть мы и семья, нам не обязательно друг от друга зависеть. Я уверена, принц Ламис занимается сейчас делами более важными, чем посещение творческих фестивалей.

— Вероятно, о Вас он думает так же? И не станет искать Вас на этом мероприятии?

— Я уверена, мы с ним достаточно хорошо знаем друг друга.

— Вы играете не в полную силу. Если поддавки продолжатся, боюсь, наша партия мне скоро наскучит.

— Всё это время я усыпляла Вашу бдительность, господин Дроначарья, — девушка совершила ловкий манёвр. — Хорошо ли поживают Ваши ученики?

— Они, как всегда, лучше всех. Хотя им не хватает немного самоотдачи, — мастер обдумывал следующий ход.

— Не утруждаете ли Вы их излишними тренировками?

— Всё в пределах разумного.

— Я слышала, недавно в стенах Академии произошла смерть, — Альциона сделала ещё один шаг. — Вы знаете что-нибудь по этому поводу?

— Ваше Величество, — Дрон продолжал ходы, как будто и не проигрывал. — Пара-тройка смертей на этапе обучения — обыденность в ремесле кавалергарда. Что кажется постороннему взгляду неординарностью, для нас в порядке вещей.

— Не зря я выбрала Вашу фракцию как телохранителей. Вы абсолютно невероятны.

— Какую из сторон Вы представляете здесь, Ваше Высочество? Вы запросили помощи от лица Астральной Империи или от имени Сестринства?

Альциона улыбнулась. Она поправила очки, разместила локти на краю стола, поддерживая на руках подбородок.

— Я не стану отвечать, пока не смогу убедиться, что Вы послужите моим целям верой и правдой.

— Прочтите меня, Ваше Величество! — Дроначарья был окружён пешками принцессы. На его короля она нацелила королеву, так что при любом последующем шаге главная фигура мастера могла быть повержена противником.

Собеседница устремила взгляд на учителя Дрону. Старый военный расслабил ум, чтобы девушке было проще в нём оказаться.

Часть сознания Альционы перенеслась в память Дроначарьи. Молодой стратег командовал армией, сталкивая между собой две силы — кавалергардов и инквизиторов. Звёздная Кавалерия, потенциально самая опасная в космосе, встречала отовсюду недоверие и страх, и в течение всей истории ей приходилось отстаивать своё место в этом мире путём самопожертвования и кровопролития.

— Смерть неверным! — кричали инквизиторы. — Да здравствует Святое Очищение!

— Почему вы так к нам относитесь? — спрашивал юноша. — Почему не приняли условия мирного урегулирования?

— Вы поклоняетесь огню! Еретики! Вы дикие и вас надо сжечь в вашем же пламени!

— Мы можем попытаться понять друг друга.

— Чушь! Не слушайте этого безумца! Он пытается обмануть нас своей пропагандой! Смерть неверным! Смерть неверным! — скандировала толпа.

— Мы победим и покажем им милосердие Мира! — вдохновлял Дрона своих людей на очередной подвиг.

«В чём разница между нами? — задумывался он перед боем. — Мы следуем зову Пламени, а они жаждут испить священную Амброзию, напиток вечной жизни. Иные фракции выражают свою симпатию к миру через очищенный Звук, другие используют драгоценные камни для ритуалов в поклонении Матери-земле. Все эти элементы — только разный взгляд на одно и тоже или изначальная причина, побуждающая нас звенеть мечами?»

Враг выстрелил первым, и в круговороте огней Альциона перенеслась в следующее воспоминание, пропуская несколько сотен лет активных боевых действий, открывая период, когда Дрона переквалифицировался в преподавателя.

Девушка встретила двух учеников — луну и солнце. Первый, бледноликий и сероглазый, напоминал океан под холодным небом, а второй, смуглый и темноволосый, земляк мастера Дроны, дышал лучами звезды.

Обоих юношей воспитывал он как своих сыновей и, привязавшись к ним, совершил серьёзную ошибку в военном своём ремесле, каковую допускал постоянно, как только Академия пристраивала к нему очередных желторотиков. Располагавший богатым боевым опытом, Дроначарья готовил кадры в высшие звенья руководства, создавал персонал, способный командовать формировании высокой численности, принимая взвешенные решения в трудных ситуациях.

Кавалергард, который никогда не умирал, был свидетелем гибели тысяч своих учеников и подчинённых. Он хоронил многих студентов, не сумевших правильно распорядиться регенеративным потенциалом своего организма, и даже лучшие его ученики не имели гарантии на выживание.

Двое сильнейших и самых смышлёных из них отдали свои жизни в день X вместе с экипажем своего дивизиона. При этом Гиперион совершил чудо и выжил, а другой…

— Прости меня, Джуна, прости… — командир Дрон поздно осознал, что спустя тысячелетие он умел ещё кому-нибудь сопереживать. — Не нужно было брать тебя в ученики. Не нужно было наставлять всех вас…

В сухом старике нашлось достаточно жидкости и на слёзы, даже если это была его кровь.

Альциона разорвала сеанс погружения. Учитель вытирал потёки на лице: кажется, он расчувствовался и наяву.

— Теперь Вы видите, Ваше Высочество, что я подчинюсь любой силе, способной раз и навсегда разбить порочный жертвенный круг, который мы называем жизнью. Я по-настоящему рад, что мне встретились именно Вы, ведь в противном случае я превратился бы в инструмент разрушительной стихии отомщения. Спасибо Вам, что Вы здесь, — он устало поклонился.

Альциона не стала оканчивать ход. Она положила ферзя на бок и, коснувшись макушки мастера Дроны, опечаленно произнесла:

— К сожалению, я не умею залечивать раны, могу только их обнажать. Вы смелы и стойки, что соответствует качествам истинного кавалергарда, и я не ставлю под сомнение Вашу преданность. Поэтому…

Девушка прошептала что-то на ухо, и старик слабо улыбнулся.

* * *

Япет не любил космических путешествий. Всякий раз, когда требовалось совершить скачок из одной точки в другую, преодолев неописуемое число километров, у молодого человека случались тошнота, головокружение и заложенность носа и ушей. Словом, укачивало его так, как если бы корабль мчался по волнам вышележащих метафизических измерений.

Команда заняла свои места, рассевшись перед «прыжком» на сиденья. Каждому было приказано застегнуть ремни безопасности, плотно фиксировавшие членов экипажа в недвижимом состоянии. Капитаном данной процессии был выбран ставленник Академии, также и навигатор с пилотом — все истинные профессионалы своего дела, окончившие разные факультеты с отличием и набравшие опыт в международных странствиях. Чтобы подняться на борт с принцессой, трое военных прошли кастинг, специально придуманный ею, единственное условие которого — это прийти и позволить на себя посмотреть.

Среди телохранителей были как асы, так и новички, последние взяты в меньшинстве, но подобраны по прихоти Альционы. У неё было какое-то своё представление коллектива, которым она ни с кем не делилась, и группа эта являла собой сборище довольно разномастных персонажей, среди которых Япет знал только Лионго Белло и, к сожалению, Фебу. Девушка неумело скрывала переживание, и привлекла своим поведением внимание темнокожего кадета.

— Вы что, оба боитесь? — изумился Лионго Белло, обращаясь к товарищам. — Это же обычная штатная транспортировка пассажиров! Потому ли вы в поту, что рядом с принцессой вы чувствуете раболепие? Выплюньте из себя это наваждение и разотрите подошвой — вот что получат от нас эти аристократы!

— Ты с ней ни разу даже не общался, — заметил Япет, тяжело дыша. — Откуда такой негатив?

— Просто я вижу эти голубые крови насквозь и, поверьте мне, они так же алы, как закат феодализма!

— Я никогда не вылетала за пределы Оорта! — вдруг выкрикнула Феба, дрожа от волнения. — Лишь бы нас не расплющило гравитационной волной какого-нибудь квазара!

— Такое вообще бывает? Разве нас просто не реконструируют по атомам в другой части света?

— На самом деле зря ты боишься. Скачок из точки «А» в точку «Б» осуществится так быстро, что ты даже смерти своей не почувствуешь. А кому-то придётся поумирать несколько раз в открытом космосе до исчерпания регенаративного потенциала, — Лионго Белло немногозначно покосился на белобрысого друга. — Смерть может случиться в начале пути, в конце, где-то посередине или в каждой его точке одновременно…

И тут все трое выдохнули, поняв, что никто из них не знал механизма преодоления светового барьера.

Принцесса что-то обсуждала с навигатором, они друг другу что-то показывали на приборах.

— Нам придётся сделать крюк, — говорил тот. — Двигаясь по прямой траектории, мы войдём в зону энигматической бури, зрелище это воистину страшное.

— Не за чем расходовать топливо корабля на манёвры. Я проложу нам безопасный и кратчайший путь.

— Такое нормальному человеку не под силу, Ваше Величество.

— Вы недооцениваете компетенции Астральной династийной линии. Доверьтесь мне.

— Ну, в случае чего мы просто повернём назад.

— Договорились.

Альциона подала знак капитану, и тот приказал всем настроиться на переход.

Япет от безысходности сжал зубы. Он знал, что требовалось выждать мгновение, чтобы всё прошло, но отчего-то было ему не по себе. Феба закрыла лицо ладонями, а Лионго Белло тревожно стучал железными пальцами по ручке своего кресла.

— До отправления десять… девять… — отсчитывал компьютер, пока навигатор проводил ментальную донастройку судна. Принцесса не отходила от него: кроме капитана она была единственной, кто стоял, даже не пристегнувшись. — … четыре… три… два… один… Пуск!

«Всего один миг, и всё кончится! — повторял про себя Япет, зажмурившись. — И мы окажемся на той стороне...»

Юноша открыл глаза: дорога только начиналась. Космическое судно двигалось в нескольких метафизических измерениях сразу, преодолевая многогранное пространство. Япет не мог пошевелиться: из-за скорости его тело ослабло, превратилось в мягкое желе, прижавшееся к спинке сиденья.

Впереди показалась тёмно-бурая туча, гремевшая на весь мир своими яркими молниями. Её вихри поглощали и выплёвывали ноосферы различных планет, раскиданных по космосу через беспорядочное решето Созидания.

Грозовое облако заметило приближение разумных форм жизни и, разрастаясь, решило само подобраться к кораблю. Оно высвободило тонкие смерчи, раскрутив их в сторону путников, и пилот, уворачиваясь от ударов непогоды, изгибал судно, словно податливое суфле, делая его плоским и незаметным в одном измерении, придавая больше объёма в следующем.

Шторм разинул пасть, проглатывая странников, и салон охватила кромешная тьма…

— Почему я должен всех слушаться…

По внутренностям корабля барабанили капли дождя.

— Почему я вынужден повиноваться…

Ливень становился всё громче, заглушая мысли Япета.

— Разве я виноват, что Всё так получилось?

Юноша вдруг очнулся от чьего-то пристального взгляда. Он ужаснулся, когда разглядел в темноте гигантский глаз, таращившийся на экипаж корабля.

— Я никогда не смогу жить самостоятельно, — донёсся голос обладателя этого глаза, находившегося где-то в космосе. — Вечно придётся исполнять чужие команды.

«Это не я говорю?» — удивился кадет, но не услышал собственного вопроса.

Исполинское, как несколько планет, существо плакало, и слёзы градом пронзали судно и всех его пассажиров, обездвиживая их.

— Титан… печали… — произнесла тихо принцесса, пытавшаяся подняться с колен. — Бесконечно давящая аура… Мне жаль… Мне правда жаль… Я не должна была оставлять вас… Ламис…

«О чём это она?» — спросил про себя Япет.

Борясь в вихрем из капель, Альциона целилась ладонью в гигантского наблюдателя, зажавшего корабль между пальцами.

— Помоги…

Нечто тёплое запрыгнуло на колени к Япету, он инстинктивно потянулся, чтобы погладить пушистую кошку. Прикосновение к шерсти и негромкое мяукание успокоили его, и кадет расслабился, принимая ситуацию.

Вскоре кошка размножилась и посетила каждого члена команды, умиротворяя ребят своим тихим присутствием. Создание начало ловить капли длинным языком, и дождь постепенно рассеялся.

Когда атмосфера стала несколько более разреженной, Альциона пришла в себя. Там, где стояла раньше принцесса, Япет различил проблеск ясного света, который, набирая мощь, заполнял собой внутреннее пространство корабля.

Нимфа Искренности, приоткрыв свою настоящую форму, сложила руки в рамочку и, прищурившись, нацелилась на внутренности кромешной тучи. Огромный энергетический луч прожёг шторм насквозь, создавая безопасный туннель там, где раньше был глаз титана горечи.

Отпустив судно, исполин истошно завопил.

— Полетели! Полетели!

Пилот, очнувшись, разогнался и промчался по проделанному пути, покидая штормовое облако.

У несчастного космического великана, оставшегося позади, выросла вторая голова, более свирепая, чем первая.

— Кто тебя ранил? — страшным голосом спросил титан злобы.

— Дрянная нимфа… — простонал титан печали.

Проводив отдалившийся экипаж взглядом, исполненным ненависти, вторая голова крикнула путникам что-то вслед, однако они, к счастью, ничего не услышали, и успешно покинули метапространство.

По достижении пункта назначения капитан приказал материализовываться.

Очнувшись, ребята тут же позабыли о том, что случилось с ними на вышележащих измерениях за последнюю секунду. В общем-то, всё прошло не так уж и плохо!

В иллюминаторах показалась исполинской величины космическая станция, представлявшая собой составной металлический вал, служивший осью вращения для нескольких колец. Самое большое кольцо, внутренняя часть которого служила твёрдой поверхностью, имело гравитацию, было местом проведения фестиваля. Окружность делилась с изнанки на семь зон, каждая из которых отводилась на один день из Недели искусств.

Космические корабли самых удивительных форм, собравшиеся здесь с краёв Млечного Пути, построились в трёхмерную решётку, выжидая, когда их пропустят на представление.

— Проявим же терпение, товарищи, — принцесса обратилась к команде. — И нам придётся подождать.

Едва ли экипаж Альционы занял последнюю позицию в этом параде скуки, на борту возникла ауропроекция руководителя фестиваля. Полупрозрачный и разодетый, он приветствовал знатную особу низким поклоном.

— Ваше Величество! — произнёс мужчина, не отрывая взгляда от ожерелья собеседницы. — Ваша скромность заслуживает похвалы, однако, спешу заметить, что для правителей галактики имеется отдельный вход! Поспешите: его Высочество принц Ламис уже знакомится с выставкой Второго дня. Вы можете успеть к нему присоединиться.

— Пожалуйста, не оповещайте принца о моём прибытии.

— Как Вам будет угодно!

На полученных координатах у основания опорного крепления кольца пилот посадил корабль в специально назначенный шлюз. Покидать судно Альциона пока не спешила.

— Прежде, чем мы выйдем, я попрошу вас переодеться, чтобы соответствовать дресс-коду мероприятия, — принцесса раздала небольшие коробочки членам команды. — Активируйте их. Сейчас вы не только мои телохранители, но и моя свита. Постарайтесь вести себя естественно.

Наноботы, заточённые в резных шкатулках, съели старую одежду ребят и за мгновение сложили новую, как мозаику, умело комбинируя призрачные ткани с изобилием драгоценных камней. Технология пошива, при которой украшенный дорогой текстиль плавно сливался с кожей носителя, была запатентована Астральной династией, а сами дизайны разрабатывались принцессой прошлым вечером.

Так, Феба, усыпанная изумрудами и синими павлиньими перьями, в золотистой тиаре с удивлением оглядывала себя и товарищей. Лионго Белло в шляпе с серебристой бахромой и подвешенными за неё крохотными жемчугами, в тёмной накидке с поблёскивавшим дымчатым кварцем, не мог сдержать улыбки, заметив, во что переодели Япета. Беловолосый молодой человек с искусственно наращенной гривой, в бледно-розовой рубашке с длинным коралловым плащом на плечах тщетно пытался стянуть с себя это недоразумение.

— Это не только красивая оболочка к вашим персоналиям, но и броня, — заметила Альциона, тоже сменив костюм: теперь на её строгом голубом топе и на однотонных брюках поблёскивали вычурные узоры из сапфира. На груди же красовалась подвеска с одним единственным самоцветом — с бордовой шпинелью и шестилучевой звёздочкой внутри. — Так как с оружием нельзя, вам придётся защищать меня иным образом.

— Не чересчур ли пёстрые получились костюмы? — спросил капитан.

— О, мир за стенами Академии полон причуд! Ну что же, в путь!

Специально для принцессы выделили речной лайнер, который должен был курсировать по водяному каналу, построенному вдоль всей внутренней стороны кольца, так что получался замкнутый водоём с односторонним течением. По левую и правую борта возвышался искусственный берег с садами и парками, с редкими зданиями, выступавшими между зелёными кронами листьев. Ещё левее и правее от прогулочной зоны возвышались набережные каскады с плотно расположенными коммерческими и жилыми постройками, выстроенными в несколько уровней, ровняясь основаниями с крышей друг друга. В окнах суетился обслуживающий персонал, на который взвалилась задача поддержать необъятный развлекательный центр.

У Япета кружилась голова, поэтому он старался смотреть только под ноги. Там, где должен был закончиться горизонт, река делала крутой поворот вверх, как и вся суша, которую она извилисто пересекала; шла, перевёрнутая, по небу и, закругляясь в конце, соединялась с началом водной дороги. Местность освещалась яркими фонарями, поднятыми высоко над гостями.

Процессия подходила к открывающей выставке. Ведущий появился на палубе лайнера в виде проекции и начал вещать.

---

[1]Харон — самый крупный спутник Плутона. Когда-то его хотели назвать именем Персефоны, жены Аида, но эту чудную идею отвергли. По задумке рассказа, через 3 тысячи лет люди одумались.

В начале было Слово, Математический закон, Что избран был материи основой, Вселенной суть пророчил он.

Пока артист зачитывал четверостишье, повсюду в пространстве витали планеты и звёзды, движения и свойства которых объяснялись сводом формул.

— Они правда начали Неделю искусств с математики?! — возмутился Лионго Белло.

— Царица наук, — улыбнулась Альциона.

Корабль притормозил около причала, выгрузил пассажиров и отправился в зону ожидания.

Ребята высадились на площадке, представлявшей собой часть замысловатой конструкции «Эфирной набережной». Здесь гостей повстречали сотрудники Венерианского Университета, продававшие сувениры с собственной символикой и агитировавшие поступать в их заведение.

— Подходите! Подходите! Не желаете ли ознакомиться с образовательными программами нашего вуза?

— А вот и спонсоры первого дня, — заметила принцесса.

— Знания — сила! — заявила доктор математических наук, когда группа приблизилась к её шатру. На виду у прохожих на бардовой ткани были разложены кольца, серьги и браслеты, тем или иным способом напоминавшие геометрические фигуры. Феба увлечённо разглядывала кристаллические украшения, менявшие свой цвет и количество граней в зависимости от освещения; Япета привлекли значки в серебряной оправе с миниатюрной версией «Рождения Венеры» — их можно было прикрепить к любой поверхности; Альциона заинтересовалась парящими гребешками-калькуляторами, которые не только помогали решать задачи, но и служили неплохой косметичкой.

— Я возьму это, — сказала она.

— Подарки идут в комплекте с информацией для абитуриентов, — объяснила преподаватель. — Её обязательно стоит прослушать в свободное время.

— Не за чем откладывать на потом, — решила принцесса, тут же открывая новенький гребешок. Между раковинами искусственного моллюска засияла ауропроекция, в достаточно громким голосом доносившая преимущества Университета Венеры. Альциона величественным жестом ускорила видеоряд в сотню раз, и через секунду реклама закончилась. — Теперь я могу им пользоваться?

— Несомненно! — восхитилась женщина. Такой скорости восприятия информации не было даже у неё. — Знаете, из Вас получится гениальный учёный!

Пока наследница престола и доктор наук вели короткую беседу, давая друг другу понять, что оказались здесь не совсем по своей воле, но были рады встретиться, Лионго Белло с затаённым отвращением и ужасом поглядывал на каменные бюсты античных статуй, что демонстрировали на себе аксессуары «Математической коллекции» модного дома Венеры, периодически меня позы, словно живые.

Капитан команды, не любивший бесполезных, по его мнению, вещей, остановился около соседнего навеса, где продавались товары, соответствовавшие его интересам. Пилот и навигатор присоединились к нему, завороженные необычностью амулетов, поблёскивавших на свету, заманчивыми переплетениями «ловца снов», который, как утверждалось, записывал сновидения на психические волокна, а на деле имел ещё более многосторонний функционал.

Подоспевшая на клёв монахиня в пурпурных одеяниях привлекла к себе внимание мужчин. Она представляла Колодец Желаний — школу, основанную в одноимённом звёздном скоплении, известную на весь мир благодаря тайным знаниям, преподаваемым в её стенах. Сотрудница Университета Венеры метнула в томную женщину недоверчивый взгляд — оно и понятно, ведь между этими двумя заведениями уже достаточно долгое время велась откровенная вражда. Одни сыпали обвинениями в антинаучности, другие смеялись над узколобостью первых. Вероятно, оживлённые дискуссии между преподавательницей и монахиней возобновлялись всякий раз, когда поток посетителей сходил на нет, продолжая нескончаемую битву сторон. Объединяло школы одно: обе спонсировали проведение Первого дня.

— Чем могу услужить? — загадочно улыбалась послушница Колодца Желаний. Повязка на её голове пестрила голубовато-красным звёздным узором.

— Объясните мне свойства этого объекта, — навигатор указал на экспозиционную модель «Сновидца».

— О, я не могу раскрыть всё сразу… — женщина вложила ему в руки один из таких талисманов. Взяв предмет, военный внимательно его изучил. — Вы и сами знаете, что наше дело не поддаётся ментальной классификации. Вглядитесь и сами скажите себе, что Вы через него можете видеть.

Достаточно скоро штурман совладал с диковинкой: ремёсла монахини Колодца Желаний и навигатора Академии Марса дополняли друг друга, прилагая к единой области разные методы. Он провёл сновидцем по воздуху, кое-что для себя выяснил и удивился количеству цифр на ценнике. Денег на личные траты никто не выделял.

Узнав стоимость сувениров, ребята с грустью последовали за принцессой, так ничего и не купив.

Чтобы начать путешествие по Первому дню, команде следовало решить, в какую сторону двигаться: две дороги, разделяясь за воротами парадного входа, симметрично отклонялись друг от друга на сорок пять градусов, образуя между собой прямой угол. Путь, уводивший налево, множился на дочерние тропы, символизировавшие совокупность формальных наук. На обочинах и окончаниях этих тропинок собрались великие мыслители современности, готовые посвятить гостей в систему своих взглядов на мир, выраженных в численных взаимоотношениях. Эта ветвь получила название Математической.

Дорога, отклонившаяся вправо, зеркально отражала описанный выше порядок выставок и шатров. Писатели и поэты демонстрировали плоды своей творческой деятельности публике, и все жанры художественной письменности, будь то поэзия или история, нашли своё место на тропах Литературной ветви.

Выше всех местных сооружений стоял Храм человеческой мысли, где собраны были артефакты и упоминания всех самых известных научных и философских течений. Как остроносый корабль, это грандиозное здание преодолевало океан информации, рассекая Эфирную набережную на две половины, отвернувшиеся друг от друга.

Устройство набережной напоминало дерево Пифагора — фрактал, построенный на квадратах и треугольниках. В этой его интерпретации ствол был символом универсального знания, общего потока информации, который уменьшался и разделялся человеческим умом на части.

Принцесса объяснила задумку своим спутникам.

— К сожалению, пока что мы способны воспринимать знания небольшими порциями, и значимость их из-за этого обесценивается, ибо нельзя пронести весь мир через крохотное решето.

— А ещё планировка выставки похожа на мозг! — донёс Лионго Белло свою невероятную мысль. — Левое полушарие — умное, а правое — творческое!

Альциона улыбнулась ему.

— Только при чём тут литература? Разве она подходит тематике выставки? — спросил пилот.

— Считается, что среди всех отраслей искусства именно литература ближе всего подобралась к уровню чистой идеи. «Слово», которое было в начале, в данном случае подразумевает под собой первичный замысел всего, невыраженную и скрытую саму в себе загадку. Как эфир, содержащий в себе всё, но не существующий в привычном понимании вещей, из которого происходят иные формы действительности, «Слово» используется в математике для построения формул, а в речи для формирования смысла. Можно сказать, «Слово» — это непроявленная в существовании мира идея.

Ребята двинулись по левому пути.

— Не хотите ли приобрести свой портрет из математических формул? — донёсся голос, завлёкший к себе Япета. Юноша подошёл к одной из палаток, и система, сделав снимок, аппроксимировала значения цветных областей, добившись такого сочетания формул, которое бы давало наиболее правдоподобное графическое представление молодого человека.

— А полигональная копия будет умнее оригинала? — поинтересовался Лионго Белло с умешкой.

— Вход во фрактальный лабиринт уже открыт! Заходите и постарайтесь выжить в чудовищно-беспощадном мире математики! — донеслось с другой стороны, и очередь сразу же организовалась. — Три свободных места, — сообщил работник, пропуская принцессу, капитана и кадетку.

Внутри от вспышки чисел у Фебы закружилась голова. Иссиня-чёрное бездонное пространство вибрировало цветными последовательностями символов, закручивавшимися в кривую Серпинского. Множество величин всё возрастало, и абстрактные формы, детализируясь, обретали новые углы и соединения, и выход, который ещё мгновение назад находился на расстоянии вытянутой руки, исчез в нескончаемых разворотах виртуального мира.

— Не терять равновесия, рядовая! — девушку подхватил капитан и повёл за собой, маневрируя перемещения стен. — Мы потеряли принцессу из виду!

Перед ними возникла преграда, требовавшая решения системы уравнений, чтобы открылся путь дальше.

Наблюдая за развлечением посетителей, Альциона обнаружила себя запертой в бесконечно повторявшейся ментальной формации. Ради удовлетворения собственного любопытства она выполнила несколько заданий и уже достаточно скоро приблизилась к выходу из испытательной симуляции, но осталась, чтобы отыскать остальных. За сотни секторов отсюда судорожно бились с умственной ленью члены её свиты и другие участники лабиринтной гонки.

— Пройдёт целая вечность, пока они сюда доберутся… Так экскурсия никогда не закончится, — астральная принцесса совершила хлопок, и информационное эхо, отражаясь от стен головоломки, достигло в итоге ребят.

Альциона подставила бесконечное множество ответов под все сгенерированные вопросы, и стены лабиринта разом пропали, испытание прекратилось.

— Это новый рекорд! — организатор радовался за девушку, вручая ей кубок с тетраэдром Серпинского и делая памятную стеорофотографию[1]. — Поздравляем!

Утомлённая путешествием в пределах Математической ветви, принцесса решила посетить центральный Храм мысли.

Внутри было свежо и свободно — свет легко рассеивался по главному залу, падая на гладкие белые стены и на шахматный пол. Проанализировав обстановку, Альциона поняла, что многоэтажное здание вело в огромное количество комнат со всевозможными историческими артефактами.

— Можете со мной не идти, — сообщила она. — Одна я быстрее управлюсь.

— В этот раз мы Вас не оставим, Ваше Величество, — пообещал капитан, и девушка, пожав плечами, согласилась быть рядом со свитой.

— Только нигде не останавливайтесь, что бы за этими дверями вы бы ни встретили, — предостерегала она.

Достигнув середины зала, Япет взглянул наверх: длинная лестница винтом поднималась к самому потолку, в котором зияла дыра естественного освещения.

— Хорошо, — выдохнула принцесса, коснувшись первой двери. — Мы начинаем.

Дверь отворилась, и ребята погрузились в область примитивного полуживотного сознания, которым обладал первобытный человек. Информация, собранная в экспонатах, представленных в помещении, раскрылась в картину чувственно-ментального мировосприятия, описывавшую жизнь племенных общин с точки зрения различных истин, актуальных для данных промежутков истории.

Одна из первых продемонстрированных таким образом идеологий была направлена на выживание семьи путём уничтожения соседского рода в пору тяжёлой конкуренции за пищу. Путники наблюдали нескончаемые битвы между племенами, ставшие основой ещё одной идеологии — кровной мести.

— Почему мы всё это видели? — спрашивал Япет, когда дверь закрылась.

— В комнатах этого храма поместили достаточно много исторических артефактов. Я не могла удержаться и приоткрыла зашифрованные в них данные. Кажется, вас тоже задело видениями из прошлого! Следующие несколько этажей посвящены восхождению нашего вида от звериной древности к какой-никакой разумности, и зрелище это не из приятных. Если не хотите испытывать всё на себе, ещё не поздно сойти с лестницы.

Команда настроилась на решительный подъём.

— Поняла. Предупреждены — значит вооружены.

Все дальнейшие видения свидетельствовали о формировании ментализированных обид, страхов, злобы и лжи, желаний, жажды ко власти и обладанию, привязок и ревности, неравенства и неприятия; сцены эти были однобоки и скучны, но, чем выше поднималась группа, тем разнообразнее и интереснее становились картины.

Все побуждения, которые позднее стали относить чаще к негативным, в древности помогали человеческим предкам побеждать в естественном отборе. Эти приспособления были единственным спасением человека; закреплённые тысячелетиями дремучести, они стали несовершенствами, неотъемлемыми частями личности, которые стоило наконец заменить высокими эмоционально-разумными убеждениями, некой нравственностью, которая укрепила бы в людях понятие добра и зла и склонила их на сторону первого.

В разные эпохи на Землю проникало знание, нацеленное на приобщение человеческого рода к чему-то большему и конструктивному. Новые истины, возникая, принимали обличия, в которых те или иные народы их могли воспринять.

Страх и почитание смерти стали основой многих истин того времени. Эта формация, наложенная на жизнь древних людей, помогала им сосуществовать в более гармоничной социальной среде, раздвигая границы возможностей для цивилизаций. В наиболее развитых обществах отмечался рост духовных исканий — это были те редкие периоды, которые Альциона называла «солнечными». Провидцы, взаимодействовавшие с нисходившими истинами, выражали их в текстах и нравоучениях, которые передавались из поколения в поколение, гарантируя нравственную устойчивость народов до рождения чего-то более нового и совершенного.

Более глубокая связь человека с непроявленным миром приводила к нисхождению знаний высшего порядка, которые были определённым образом зашифрованы и доступны только узкому кругу посвящённых. Принцесса показывала, что одни и те же слова могли нести разное значение в зависимости от знаний читателя и возводить его в резонанс с определёнными состояниями бытия. Однако без точных толкований истинный смысл слов был забыт, и древние тексты превращались в религиозные или оккультные письмена без вложенного в них изначально глубокого смысла, способного воздействовать на психику человека задуманным образом.

Пусть соблазн расшифровать эти знания был велик, восстанавливать их было, наверное, почти так же сложно, как искать новые, поэтому Альциона не зацикливалась слишком долго на мировоззрении до античного периода.

Мимо ребят пронеслись философские школы Древней Греции и Древнего Рима. Альциона посетила каждую из них, взглянула на мир через призму их восприятия, кое-что для себя уяснила и коротко рассказала спутникам про каждую. Натурфилософия, разделившая природу на несколько элементов на основе субъективного опыта первооткрывателей истин; софистика, служившая развитию интеллекта; атомизм, отец материализма, отрицавший тонкие планы бытия; платонизм, возводивший дух над физической формой; стоицизм, учивший стойко переносить судьбу, принимая её и не пытаясь противиться страданиям; эпикуреизм, проповедовавший наслаждение жизнью — эти и многие другие течения охватывали только части глобальной истины, им недоставало полноценности, чтобы претендовать на теорию всего. Даже сложенные в единую фигуру, они не покрывали всей сферы существования и оставляли ещё много не отвеченных вопросов.

Бывали и периоды «затмения», когда общество ввергалось в тьму собственного неведения, случался упадок культурного и научного прогресса. Альциона отнесла к этому времени средневековье и охотно перешла к обзору эпохи Возрождения, в которой своё продолжение нашли идеи античной философии.

Гуманизм, призванный поднять человеческий род над животной дикостью и приблизить его к ментализированным идеалам. Добродетель и гармония вновь пришли в людскую жизнь; им пришлось в очередной раз преобразиться, чтобы соответствовать духу времени.

Чудесные идеи будоражили умы своим отрывом от привычной разнузданности чувств и побуждений; они замерли навеки в творчестве да Винчи, Микеланджело и Рафаэля, пройдя через призму их сознания; они организовались в мыслях Мора и Эразма Роттердамского; рождены в огненных речах Петрарки; пусть и повлияли значительно на мир, не изменили его главного недуга, лекарство от которого искала Альциона.

Она шагнула к соседней двери.

Следующим витком стала эпоха Просвещения, расцвет которой пришёлся на восемнадцатый век. В храм разумности вошла наука и, плотно занавесив окна материализмом, устроила перестановку в доме в полной темноте. На девственной земле природной веры воздвигла памятник себе Свобода, поставившая под сомнение старые порядки. Громким маршем двигалось знание, шагая медленно наощупь. Наконец нагрянула эпоха Интеллекта, блистательных открытий растянулось полотно: на знамёна из вельвета написали постулаты, которые ещё попробуй опровергнуть!

Головы святые времени чудес — Декарт, отец рационализма; Руссо, ваятель права; Вольтер, сатирик из светлых побуждений; Кант, великий критик — через них обрушилась на землю волна новейшего сознания, приподняла планету вверх и ушла, иссякнув в грунте, через трещины которого взрос и дал плоды разочаровывающий отрок — либерализм, грустный принц, его печальное Величество.

Грандиозные идеи предков о лучшей жизни на Земле стали подлым инструментом в игре противоречий. В высокой тени хозяев мира порядок старый возродился в новой форме, свернулось зло в блистательной обёртке, попивая сок из мантии планеты, отравляя ум микстурой замысловатых тонких формул.

Стремленье к небесам они обратили в услуженье разложенью, и тухлый запах рабства маскировали дешёвым и навязчивым парфюмом, который стал привычней кислорода; без него нельзя было дышать, не раня принцип Эго.

На фальшивую монету разменивали жизнь.

В сложной кропотливой битве сил разгоралось пламя новых истин. В одной из комнат знаний вспыхнула идея дружбы, равенства и братства как в ответ разнузданному трону Личности.

Товарищ добрый, ты прими Идею новых начинаний, Ленту алую возьми, С тобою покорим мы тропы знаний!

В мире несправедливости и злобы Мы отдушина твоя. Пусть враг удавится с худóбы, И без него отправимся в моря!

Отворятся нам дороги В неизведанные солнца-города, В царство, где нет тревоги, В век, где дружба навсегда!

Лионго Белло, сбросив свою широкую шляпу, изо всех сил рвал на себе куртку, усыпанную драгоценными камнями. По полу катились жемчуга, трескался от ударов изысканный кварц, но сама материя костюма, прочная, как сталь, и при этом эластичная, не поддавалась даже остроте механических пальцев.

Сдавшись, юноша медленно опустился на пол. Принцесса села рядом.

— Прежде, чем делать выбор, тебе следует знать, чем всё закончится.

Девушка махнула рукой, и формация прошлого продолжила развиваться, постепенно мутируя, ширясь и искажаясь, как живое существо, приближаясь к смерти.

Через несколько мгновений кадет грустно глядел на осколки идеологии, рассыпавшиеся в эфире.

— Всё обязательно должно так заканчиваться? — спросил он.

— Несовершенному человеку непросто создать идеальную систему. Как правило, трудности встречаются уже на ранних этапах её реализации. Чтобы заинтересовавшая тебя модель общественного уклада функционировала долго, необходимо, чтобы все звенья социальной иерархии каждый свой миг оставались преданными избранному делу, то есть все люди должны ответственно подходить к исполнению обязанностей, во всякий момент времени они должны совершать выбор в пользу общей идеи. Только так система останется непобедимой перед лицом далёкой вечности.

Если это условие не соблюдается, в систему вмешивается человеческий фактор, и идеология, не найдя опоры в материальном мире, уходит, после чего прежняя форма пустеет, перестаёт служить изначальной цели и неизбежно стареет.

— Разрешите ли Вы побыть здесь ещё немного? Я не хочу уходить…

— Ты можешь отождествиться с судьбами людей, что жили в те времена, но тебе придётся испытать на себе обе стороны их несовершенного мира, пока его история не завершится.

— Кажется, Вы подразумеваете, что всё сущее обречено на провал? Но сама идея выше, чем мы, она должна быть неприкосновенна! Неужели мы, маленькие люди, могли бы её запятнать? Даже сейчас она — свежий воздух во вселенной, загрязнённой копотью погибших планет. Если существует возможность хоть ненадолго к ней прикоснуться, я отдам всё, чтобы это исполнить!

— Я принимаю твой выбор, — Альциона повязала юноше галстук пионера. — Однако не забывай своей цели.

— Лионго Белло, просыпайся!

Зелёные луга гладил ласковый ветер, нежно подталкивая толстого шмеля, который неуклюже пытался залезть на цветок, прерывисто и сердито жужжа. Где-то неподалёку залаяла собака Джамилии, ловя бабочек и жучков на лету; с заливистым смехом Баабар бегал по кругу, запуская воздушного змея.

Маленький Белло проснулся на коленях у воспитательницы. Он долго не мог разглядеть лица женщины: её образ терялся в дымке заплаканных глаз. С теплотой и заботой дама протёрла слёзы юному пионеру, и, наконец, Лионго Белло признал в её образе Эшу.

Её чёрные волосы радостно и спокойно переливались в лучах летнего солнца, в синеве её глаз читались мягкость, интерес и внимание — именно такой запомнилась она в день первой их встречи. Поднявшись с помощью Эши на короткие ноги, Лионго Белло неловко покачнулся: он был здесь ребёнком, и слишком уж слабым. Без посторонних передвигаться было достаточно сложно.

Увидев, что их товарищ больше не отдыхал, Баабар и Джамилия, такие же юные и с красными галстуками, примчались ему на подмогу.

— Не переживай! Белло, мы рядом!

— Вместе мы дойдём до конца!

Вчетвером, воспитательница и трое ребят продолжили дорогу в обнимку — они шли в светлое Будущее.

— Оставим их, — решила Альциона и вывела свиту из комнаты. Прежде чем продолжить восхождение по винтовой лестнице, Япет окликнул гиаду:

— И что, он так и останется в этом метафорическом… в пространстве, куда он забрёл?

— Разве Вы не предупреждали нас, что не стоит останавливаться ни при каких условиях? — напомнил пилот.

— Мы должны идти дальше. С Лионго Белло в этой комнате ничего не случится. Я позаботилась о безопасности вашего товарища.

— Тут я немного не понял, — смутился Япет. — На наших глазах Лионго Белло превратился в ребёнка, в малолетку, вот в такого, — он показал низкий рост жестом. — Но, насколько я знаю, Лионго Белло происходит из мест, где живорождение не практикуется, то есть ребёнком в своей жизни он точно не был. Как такое возможно?

— Мы путешествуем по Сознанию-Времени. В двадцатом веке все были детьми, — улыбнулась Альциона.

Как, наверное, всё самое светлое в истории Земли, эта идеология была забыта, перевёрнута и затоптана в пыли. Хозяева материального мира вновь протянули жадные руки к светочу, и, так как его нельзя было слишком долго использовать в собственных целях, задули пламя спасения.

Рождённая в пылу битвы, ею же закалённая, мысль о всеобщей дружбе канула в шторме раздела владений, закованная в толстостенный саркофаг, утопленная в свинец и спрятанная на самом дне мира. Чтобы никто не осмелился её поднять, проливали ежечасно в эту яму скользкую смолу презрения, лжи и смеха, и всегда было этого мало, никогда ядовитая смесь не поднималась до краёв.

И всё же стало очевидно, что с грузом, тянущим назад, будущее не стремилось наступать. Необходимо было выучить все важные уроки и смело выступить вперёд, рождая современность, достойную побед предшественников.

За новой дверью на лестнице развития разразился целый шторм, пурга ненастных долгих лет, когда не было зла больше человека, когда всюду на струнах Эго играл тонко дьявольский паук, сплетая из них сети, порабощая ими нацию за нацией.

В дряхлой старой комнатушке с побитыми окнами грелись у камина двое молодых.

— Как же всё это надоело, — юноша отложил в сторону ружьё, опустился на пол и подкинул в пламя последнее полено, выставил вперёд руки.

Его соседка, укутавшаяся в одеяло, задрожала ещё сильнее, когда в комнату завеяло сквозняком. Парень поспешил закрыть собой подругу, чтобы та не занемогла в последствие, и девушка, привыкшая к простуде, наконец расчувствовалась от его прикосновений.

Огонь, пошатнувшись, погас.

— Теперь мы точно не согреемся, — раздосадовался молодой человек.

— Мы есть друг у друга. Разве этого не достаточно? — произнесла собеседница, расслабляясь в объятиях.

— Конечно, вместе дольше умирать, — слабо улыбнулся он.

На улице раздался грохот — это в соседнее здание угодила ракета. Когда стены и пол задрожали, юноша и девушка не издали ни звука, уверенные, что выживут, пока они были рядом.

— Когда же всё это кончится… — повторял вслух любимую мантру.

— Нам обещают тяжёлую осень. Сейчас всё решается. К концу зимы — к весне начнутся переговоры.

— Каждый год одно и то же! Переговоры откладываются на месяцы, точной даты всё нет и нет, будто бы это никому и не нужно!

— Когда-нибудь всё пройдёт, мы взглянем на пройденный путь и улыбнёмся, ведь все трудности останутся позади.

— Сколько ещё лет нам ждать чуда?

— Я не знаю.

Вдалеке с громом упал самолёт.

— Знаешь, когда в школе мы учили историю, я приметил, как же много в учебниках страниц посвящено глобальным событиям! — вспомнил он, глядя на книгу в руках подруги. Без света читать уже не было смысла, но девушка так и сидела, водя ладонью по листам. — В небольших параграфах охватывались целые эпохи! Трудно и представить, сколько жизней стояло за чёрно-белым напечатанным текстом!

— Они чувствовали то же, что и мы. Никто не знал, что будет дальше.

— К сожалению, мы, как и люди из прошлого, самолично ничего сделать не способны. Мир колеблется, как простыня, а мы на ней — муравьи.

— Всё ради лучшего будущего. Перемены не остановить…

— Даже если расстреливать их из гранатомёта! — рассмеялся молодой человек, покосившись на ружьё у двери. — Помнишь, когда мы только встретились, я был мастером красок и форм? Я наивно считал, что кисть — моё единственное и самое сильное оружие. Что же, мир оно не изменило. И теперь мы здесь…

— Былые дни… так мирно спят в нашем прошлом. Я всё ещё вижу цветы, которые ты для меня рисовал, и мне совсем не одиноко, ведь я просыпаюсь в их окружении.

— Я рад, что картины продолжают жить хоть в ком-то из нас, — он поцеловал девушку в ладонь. — Значит, они были написаны не зря.

— Когда-то ты говорил, что внутри нас таится преображающая сила, превосходящая всё на Земле. Ты до сих пор веришь в неё?

— Но также человек немыслимо слаб, ведь он не слышит её, — продолжил он утверждение и посмотрел в глаза собеседницы. — Разве верить — всё ещё важно?

Она ничего не ответила, молчаливо разглядывала свежие порезы на лице друга, кровь в сумерках казалась почти незаметной. В общих чертах её товарищ почти не изменился внешне, но пламя в его глазах уже не горело. Если бы не она, ему не для чего было бы возвращаться.

— Прошу, живи, — шептала она в темноте. — Ведь у нас скоро будет ребёнок.

Феба, растрогавшись, не смогла сохранить бесстрастности наблюдателя. Она сняла свою милую тиару — произведения искусства меркли в неизбежности рока. Девушка потянулась к влюблённым, и они растворились, точно два призрака неизвестной концовки.

— Я поняла, что это, — сообщила кадетка. — Мы видели такое уже несколько раз. На переломе судеб случаются большие перемены. Многие величайшие идеи рождались и находили воплощение в периоды самых жестоких испытаний.

— Ты заметила что-то ещё? — поинтересовалась принцесса.

— Да, — кивнула она. — Я почувствовала, как через них рождается новое… Я не совсем уверена, что это, но… я хотела бы стать частью этого.

— Любить и быть любимым — потребность каждого живого существа. Эволюция выразила её в самых разнообразных формах, и на рассматриваемом этапе наиболее совершенное проявление любви — это полная самоотдача ради другого человека. И всё же, вероятно, это не конец восхождения чувств по мировой лестнице. Если мы продолжим подъём, то узнаем, что будет дальше.

— А ведь дальше всё может сложиться совершенно иначе! Что-то я не вижу, чтобы в пятьдесят первом веке наступило то самое светлое будущее, которого все так долго ждали. Более того, в современности я не встречала любви столь чистой, как у этих двух представителей прошлого. Я хочу задержаться здесь и увидеть их мир. Я хочу понимать, чем всё закончится.

— Я принимаю твой выбор, — Альциона надела на собеседницу венок из цветов. — Это долгий и тяжёлый путь, как и во все времена, сопряжённый с неизбежными жертвами. Помни, что всё имеет смысл, и никогда не сдавайся.

Дом поразил новый снаряд — соседняя часть здания обрушилась. Комната знаний покосилась, и Феба выскользнула во внешнее информационное поле в погоне за жизнью, посвящённой чувству любви.

«Девчонки!» — про себя усмехнулся Япет, как вдруг пилот, старший член экипажа, устремился за девушкой.

— Оставим их здесь, — решила принцесса, закрывая дверь. На лестнице собрались последние представители её свиты: капитан, пилот и кадет Япет.

— Принцесса, нас всё меньше, но мы дойдём до конца! — заявил капитан.

— Не сомневаюсь!

Ещё несколько витков спиральной лестницы пронесли героев сквозь столетия. Япет, окончательно утомившийся, готов был совершить привал у следующей двери.

— Заходим, — скомандовала Альциона.

Одна из зим далёкого двадцать пятого века — суровая и хмурая — приземлилась на остром скалистом массиве как на собственном троне. Небо заволокла печальная занавесь, снег заботливо прикрыл собою поле брани.

В пещере на краю обрыва мастер присматривал за последним своим учеником. Молодой человек, укутанный в мантию, грезил всё о товарищах, ушедших в бою: их тропа оставалась протоптанной, как бы подзывала к себе юношу.

— Мастер… — шептал он тихо. — Куда все собрались?

— Они встретили свою неизбежность, но у тебя есть ещё выбор.

Наставник делал всё, что было в его силах, дабы спасти воспитанника. Для полнейшего выздоровления необходима была воля жить, которая в парне угасала. Сложив руки в молитве, старик взывал к разным космическим силам[2]:

О Уроборос, тёмный бог, В ремесле ты Ночи строг, Прошу, к больному милость прояви, Касаньем раны заживи.

О Агни, пламень вечный, Защитник жизни ты сердечный, Тьму собою прогони Да ход событий измени!

О Индра, небесный властелин, Одному тебе верность мы храним! Своих звёзд загадку приоткрой И смертности покров сорви долой!

О Гайа-Мать, планеты красота, Ты в чистоте безбрежна и мила, Вся вселенная тобою обнята, Изгони страданье взмахом ты крыла.

Огненные языки факелов отогрели юношу, у него ещё покалывало в пальцах, проходила немота — это яд медленно распространялся по телу. Сил хватило, чтобы приподняться над каменным полом пещеры.

Ясность мысли пронзила ум тревожным осознанием.

— И что теперь? Всё кончено… — протянул шёпотом ученик: годы усилий обратились в прах при столкновении с непобедимым противником. — Нас подло предали.

— Значит, мы начнём сначала.

— Начнём что именно? От нашего города и камня на камне не осталось! Мы построили его на ограниченные средства всего за тридцать пять лет! — юноша вспоминал преданных делу архитекторов, инженеров и строителей, труды которых в одночасье были стёрты с лица Земли, а жизни — отняты. — Наша экономика, пусть и скромная, но отлаженная, была примером окружающему миру! Мы показали, что жить во взаимопонимании возможно, мы осуществили мечту наших предков и достигли нового общественного уклада! И где всё теперь…?

— Разрушение обнажило несовершенства нашей системы и указало на не предвиденные мною ошибки. Если мы ассимилируем полученный опыт, удастся возвести лучший город, флагман всего человечества.

— Разве это возможно после всего, что случилось? Когда мы только начинали, над нами открыто глумились, нас обвиняли в фанатизме, в пропаганде, даже не пытались рассмотреть нашу позицию. Едва мы обрели силу и вес на международной арене, стали мишенью в игре интересов! Настоящее чудо, что мы вообще дотянули до последних дней! И вот пришла расплата за наивность…

— Люди, вступившие в наши ряды, сделали это добровольно. Никто не звал их, но они всё же пришли, чтобы заложить вместе основу для нового мира. Для следующих поколений мы можем оставить предостережения, которые уберегут их от промахов. Это необходимо, ведь, как и в прошлом, так и в будущем найдутся те, кто пожелают качественных перемен в земной жизни.

— Вы считаете, теперь нас воспримут серьёзно? В историю мы войдём еретиками, поверженными руками союзников. Летописи пишут победители! Для них мы инструмент борьбы, утилизированный после шахматной партии.

— Твой пессимизм мне понятен, — учитель глядел на молодого человека. — Ты вырос в нашем городе. Во времена, когда на планете бушевали кровавые штормы, у тебя и у наших ребят было солнечное детство. Мы добились этого большим трудом. Однако в системе, выстроенной на осознанности и доверии, главным изъяном оказалась эгоистическая природа человека. Её хаотические проявления оставались выносимыми и терпимыми вплоть до восхождения неочищенного сознания и слабой воли к административным высотам. Как только наши истины затмились, нагрянуло неизбежное.

Наступила угрюмая тишина. Ученик прислонился к стене. Голова кружилась, он чувствовал, как силы покидали его.

— Кажется, сама идея исправления этого мира обречена на провал… Инерция и хаос удерживают человечество большими цепями. Наш род преодолел пропасть столетий, но так и не освоил навык сотрудничества. Я не понимаю, зачем мы вообще это затеяли…

— Тебе ещё многое предстоит узнать, мой юный друг. Наша цель — не исправить Землю, не изменить человечество, но самим научиться жить по-новому, действовать по-настоящему, защищать самое ценное, что есть на планете — свободу духа в проявленной форме и, следовательно, святость материи, устремлённой к Истине. Только так мы сможем в полной мере прогрессировать.

— С ранних лет я внимательно слушал Вас, мастер… И всё же, Ваша наука навлекла на нас всех страшные муки. Внешняя жизнь кажется мне теперь дефективной и плоской, а внутренняя дисциплина — невыполнимой… Я отдал бы всё, чтобы примкнуть к рядам наших обидчиков, да не могу, ибо отвратное услужение их первобытности претит моему существу. Я жалею, что не покинул Вас раньше, ибо вижу теперь, насколько всё бессмысленно.

— С янтарной высоты мир не подвержен искажению, в облаках над разумом царит освобождение, — наставник изрёк афоризм. — Не стой в печали: взойди ты выше гор, в лучах небесных озари ты смело взор.

— Солнечные врата действительно существуют…? — воспитаннику было тяжело говорить, дыхание взяла в капкан неподвижность. Он надрывисто кашлял, пока воспалённые лёгкие заполнялись жидкостью. — Прошу, пройдите их, поднимитесь на самую вершину… я хочу верить, что этот путь настоящий. Мне так жаль, я не могу отправиться с Вами...

Огни пещеры задул тёмный ангел. Стало холоднее.

Обыкновенный ход череды вещей Унёс тебя от боли мировой, Где законотворчество смертей — Живых существ томительный конвой.

Только отстранившись, видишь ты: Не всё так бренно. Имеют суть мечты, В запредельной космогонии событий Они торопят радость яркую открытий.

А пока, на Земли измученной груди, Прошу, их воплощенья подожди.

Старый мастер похоронил ученика на поле брани. За несколько лет он подробно изложил полученный опыт в рукописных пергаментах и приготовился уходить.

В последней медитации на лице учителя промелькнула искра: отказавшись от своей внешней природы, он отправился в ██████ [3].

Судьба Земли осталась неизменной.

Организм Япета начал испытывать симптомы отравления, так как нечто в его существе вошло в резонанс с просмотренной сценой.

Альциона попыталась исправить ситуацию, воздействуя на спутника своей псионической силой, но сделала только хуже, усилив недомогание. Девушка неловко отстранилась: восстановление психики не входило в список её отточенных навыков.

— Оставьте меня, я не могу идти дальше, — признался Япет.

— Вы уже проходили уроки подавления ядов? — поинтересовался капитан у кадета, и тот в ответ покачал головой. — И зачем тебя с нами отправили? Значит, поучишься на деле.

Старший товарищ коротко объяснил Япету принцип действия регенерации, продемонстрировав способности кавалергарда. Так как физически никакого отравления не было, симптомы быстро прошли.

— Пока ты будешь отдыхать, изучи тексты письменных источников, оставленные людьми того времени. Говорят, Майя, нимфа Щедрости, подчерпнула из этих книг много полезных знаний, доработала их и создала масштабную социально-экономическую модель Солнечной системы. Тут много интересного.

Напоследок Альциона вручила Япету свечу с зажжённым ею голубым пламенем.

— Постарайся его сохранить.

По мере подъёма по винтовой лестнице Сознание-Время проносило оставшихся путников через века. Принцесса, штурман и капитан через усилия преодолевали тяжесть восхождения, обусловленную особенно разреженным эфиром на большой высоте.

Первым остановился навигатор. Товарищи его опередили и верно ждали у следующей двери.

— Мне трудно следовать за вами, — сообщил он. — Я вас только задерживаю. Капитан, проведите принцессу до конца. Я продолжу путь в своём темпе.

— Не хочешь ли ты восстановиться в одной из комнат?

— Ничто из увиденного до сих пор меня не привлекло. Сомневаюсь, что по дороге встретится что-нибудь интересное. Может быть, я не буду открывать пока двери.

Альциона спустилась немного, чтобы вручить навигатору компас со светящейся стрелкой.

Путь продолжили капитан и принцесса.

Не успела девушка провернуть следующую ручку двери, как их обоих затянуло в область знаний из тридцать пятого века.

Космос. Холодный и тяжёлый, он тянулся во всех направлениях. Человеческий взор едва мог различить на этом однотонном полотне проблески звёздного света, так одиноко вырезанного в складках материи.

Космический корабль бороздил пустые просторы. Все устройства и датчики были обесточены, поэтому нельзя было понять, замерло ли судно в невесомости или действительно продолжало лететь вперёд по инерции.

Забытый миром капитан приковал себя к креслу в целях обеспечения безопасности. До израсходования оставшегося кислорода он намеревался сохранить контроль хотя бы над своим положением в салоне корабля.

Давно не работали приборы связи. Врезавшиеся в слух гудки повторялись эхом в памяти капитана: до этого он провёл много времени, отлавливая входящие сигналы. Никто не отвечал на его зов о спасении, поэтому эфир был заполнен редкими колебаниями электромагнитных волн из тёмной туманности. Вероятно, корабль пролетал на достаточно близком расстоянии к чёрной дыре. Если таковых в этой области было больше одной, путник рисковал попасть в их гравитационный захват.

Во всяком случае, в кромешной черноте разглядеть что-нибудь было невозможно. Без технических средств наблюдения нельзя было делать никаких выводов.

Так тихо, так безлюдно… Капитан мог слышать перемещение крови по сосудам, сердцебиение и свист воздуха в ноздрях. К его удивлению, моргание тоже издавало звуки! Иногда и корабль потрескивал — такая машина не могла, как и он, замолчать. Даже в неживой материи возникало множество крохотных импульсов. И всё это во тьме.

Чувство времени поддерживалось мыслительным процессом. Астронавт вспоминал о Земле, оставленной позади, о весенних разливах вод, о голубом гладком небе, о родной кучерявой листве, но краски на этих картинах с каждым разом становились бледнее. В этой области космоса не было цвета.

Привычные реакции на раздражители застыли — здесь не было обстоятельств, которые могли бы побудить к реактивным движениям разума, чувства и тела. Скверные черты характера, все достижения и притязания — эти вещи куда-то пропали. Не осталось у капитана и сожалений.

В противоборстве личности и ничто на первый план вышел страх гибели.

Кислородное голодание ослабило капитана, поэтому мелькание во тьме внушавших ужас фигур вскоре наскучило. Он не совсем ещё сдался, теплилась надежда на лучший исход. Смешанная с осознанием неизбежности, эта надежда создавала давление, внутреннюю силу, расталкивавшую сон и усталость.

Где-то между полюсами жизни и смерти космонавт совершал, вероятно, последние вздохи.

— Ради чего я проделал весь этот путь? — интересовался он мысленно. — Что же мне делать? Разве в моём положении есть какой-нибудь смысл?

Длани чёрного ангела окутали капитана, его корабль и всю космическую окрестность. Действительно, властелин своего королевства!

— Что же, я теперь не боюсь. Что бы со мной не произошло, я приму этот исход.

Прежде, чем сомкнуться на шее, могучая тень отступила. Из-под одежд ангела выглянула Ночь в своём изысканном облике.

Она сбросила капюшон толстой мантии и оголила свои серебристые локоны — нити судьбы, объединявшие все планеты и звёзды во всеобщем параде причины и следствия.

Сострадательная и великая, Ночь обняла капитана так тихо, как баюкала она своих бесчисленных сыновей, когда они отходили ко сну, когда они просыпались и были заняты ежедневной обыденностью, когда участвовали в коротких интересных сюжетах, когда развивались и падали, когда строили и разрушали, когда помогали друг другу и совершали немыслимые злодеяния — всё это происходило на её бесконечном космическом полотне под её зорким, но таким незаметным вниманием.

Она приласкала спутника, прижала его к широкому сердцу и накрыла его тканью, усыпанной звёздами. Вместе они и ушли.

Космический корабль разорвало приливными силами чёрной дыры.

Спутник Альционы завороженно стоял на границе комнаты знаний. Через иллюминатор виднелось обозримое астрономическое пространство.

— Этот мир действительно был создан в любви, — решил он. — Вплоть до мельчайшей песчинки вселенная любит себя. Мне трудно понять, что это значит. Разве может быть что-то прекрасней?

— И это не конец пути, — напомнила Альциона. — Дальше будет только интереснее.

— Теперь начинает казаться, что мы не обречены, даже несмотря на старания наших сородичей всё погубить. В наших жизнях действительно есть смысл?

— Всегда был, — принцесса подошла к спутнику и крепко его обняла. — Оставайся пока здесь. Дальше я продолжу сама. Я верю, мы обязательно встретимся на вершине.

Тысячи лет преодолела гиада, двигаясь по ступеням Развития. Во многочисленных комнатах наблюдала она разнообразные формы философских наук всевозможных галактических наций. Пусть лестница закручивалась вверх, совершенствование сознания зачастую шло несколько хаотично, то ускоряясь, то задерживаясь на определённых этапах, так что выдающиеся умы и идеи не привязывались ко времени — от эпохи зависели способы их проявления.

Самопожертвование и служба Звёздной Кавалерии, стремление к знаниям учёных Венеры и мудрецов Колодца Желаний, чистота и добрые помыслы жрецов Панацеи — то немногое, что изучила принцесса, подойдя к современности.

Перед ней возник потолок — винтовая лестница закончила подъём.

— И что теперь? — Альциона подошла к краю, взглянула на самое дно Храма мысли. — Ни одна из человеческих идеологий не ответила на главный вопрос! Нигде нет искомого решения!

Потолок башни содержал в себе круглое горизонтальное окно, подсвеченное белой иллюминацией. Чтобы его отворить и выйти на крышу, нужно было научиться летать.

Принцесса подозвала к себе идеи, с которыми познакомилась на пути, и стеклянные осколки, начиная с нижнего яруса лестницы, выпорхнули из дверей и примчались к нимфе на маленьких крыльях. Перебирая комбинации калейдоскопа, Альциона пыталась создать новую идеологию, которая включала бы в себя все преимущества прежних школ.

Так, стеклянные витражи, становясь фильтром для горизонтального окна, пропускали через себя разрозненный свет, из которого девушка такала новую секцию лестницы, ведущую за пределы Храма мысли. Ступеньки получались хрупкими, а перила — шаткими, из-за чего использование конструкции было небезопасным.

Ни одна из комбинаций мировоззрений не достигла нужного эффекта — переход на следующий уровень познания оставался недоступен.

Недоставало последнего элемента, который бы всё разрешил.

— Рождения новой системы придётся ждать достаточно долго… — Альциона села на краю лестницы, свесив вниз ноги. — Пока мозаика не сложится, ответ придётся искать не на вершине. Что же, не поработать ли мне с кавалергардами?

Нимфа устремила свой взор на спутников, распределившихся по комнатам знаний.

Лионго Белло, отождествившийся с идеологией равенства и братства, повзрослел в этом информационном мире и разочаровался в нём. Люди тех времён не смогли организовать настоящего братства, ограничившись только равенством, и аппарат сотрудничества дал трещину.

Феба и пилот, прыгнувшие в бурю из нехватки близости и тепла, испытали судьбу людей, в роль которых вошли. Им пришлось преодолеть тяготы совместного выживания, испытать свою привязанность на прочность. Достаточно часто романтическое влечение затмевалось эгоистическими движениями их природы, но человеческая любовь, несмотря на стремительный расцвет перед лицом опасности, всё же закончилась, когда одна из влюблённых умерла, привнеся в этот мир дитя. Родительская любовь продолжила жить в ребёнке, но горечь расставания не проходила никогда.

Япет, ставший свидетелем того, как двое отчаянных градостроителей сдались в попытке улучшить земную жизнь, в очередной раз убедился, что даже самые благородные идеалы не находили в нём отражения. Как бы его ни учил Гиперион, как бы ни вправляли ум в Академии, Япет оставался верен собственному видению жизни.

Капитан, подсмотревший тонкую настройку материи под микроскопом сознания, тут же встречался с непреодолимой стеной — с конечностью всего сущего. Мысли гасли, чувства умирали, а формы рассыпались под тяжеловесными стопами времени.

— Пора выходить.

С досадой в сердце Лионго Белло развязал свой красный галстук; пилот снял венок с головы Фебы; Япет задул пламя свечи, и комнаты знаний выпустили их. Капитану помогла выбраться память о принцессе — он первый повстречал её в нисхождении. Навигатор нашёл их с помощью компаса.

Опираясь на спутников, Альциона медленно шла вниз. Ребята возвращались в команду.

— Чувство дискомфорта естественно, — объясняла гиада. — Подъём дался нам нелегко, но спускаться тоже сложно из-за разницы в качествах сознания. Вы ведь заметили? Состав эфира на каждом пролёте отличается.

Достигнув земли, компания отправилась на исследование Литературной ветви пифагорова дерева первого дня Недели искусств.

* * *

Города Венеры, без сомнений, витали в облаках очаровательно и воздушно, но и на поверхности планеты существовали маленькие поселения, невзирая на токсичность, высокое атмосферное давление и невыносимую температуру окружающей среды. Здесь жили немногие, литосфера была испещрена действующими и заброшенными шахтами — объектами культурного наследия. Сюда спускались для выполнения необходимой работы, проведения дополнительных исследований или просто ради удовлетворения жажды к экстриму.

Из мирных развлечений особенной популярностью пользовались горячие источники, расположенные в областях слабой вулканической активности и черпавшие теплоту из литосферных процессов. Безопасность и комфорт посетителей поддерживали сложные системы жизнеобеспечения, за множеством факторов следили с помощью датчиков, подключённых к искусственному интеллекту. Гостей обслуживали специальные дроиды.

За толстой стеклянной стеной открывался вид на скудные земли Венеры. Всё было серое и жёлтое, не привлекательное для взгляда Фионы. В облаках золотились молнии, разрезая туман. Вдалеке между скалами виднелся чёрный громадный многогранник — одно из местных производств, построенных для обработки материалов.

Фиона поправила своё разноцветное платье. Бледно-розовое и мягкое, скроенное из синтезированного хлопка, оно не стесняло движений. Воротник обнимал шею двумя изящными лентами, оставляя открытой линию плеч. Завязанный на талии бант в виде пиона радовал девушку неожиданной экспрессивностью, на кончиках коротких каблуков спали две бабочки из перламутра.

Покинув кабинет доктора, Фиона остановилась у окна, чтобы выполнить назначенное ей упражнение. Врачи оздоровительного центра посоветовали ей чаще смотреть на удалённые предметы для поддержания срока работы глазных имплантов, вот и скользил её взгляд по равнинам и возвышенностям скучной ядовитой Венеры.

Когда терпение подошло к концу, гостья отправилась на ресепшн.

— Простите! Как пройти в купальню?

Женщина за столом отвлеклась от программирования разобранного робота, подняла на клиентку глаза с желтоватыми склерами. Только сейчас Фиона заметила, что администрация горячих источников, как и все сотрудники этого места, разделяли общую черту — красноватый, скорее даже медный оттенок кожи. Так их легко можно было отличить от посетителей.

По велению работницы портативный ДНК-сканер подлетел к ладоням Фионы, чтобы считать необходимую информацию. Получив данные, женщина сообщила:

— Хм. Вижу. На Ваш ауротрансмиттер загружен путь к земляничной палате. Туда и идите.

Девушка отправилась по заданной директории. По тёмному коридору, освещённому только цветными вывесками с логотипами помещений, она прошла мимо мятной, ромашковой и васильковой комнат. Напротив одуванчиковой сауны располагалась нужная дверь.

В земляничной палате античные амуры играли Сентиментальный вальс Чайковского; с горячей скамьи их слушала Ио в бирюзовой накидке на синем купальнике-монокине с ауротрансмиттером, закреплённым, как брошь.

Не отвлекая мать от наслаждения композицией, Фиона подобралась к андроидам-музыкантам, в частности, к тому, что использовал скрипку. Высокий и милый, с кудрявыми белыми волосами, он расправлял крылья всякий раз, когда брал высокую ноту. Мастера придали ему образ, наиболее приближённый к людскому: идеальное несовершенство форм, натуральное движение пальцев и рук, почти живая кожа. Чтобы выяснить, не актёр ли это в гриме, Фиона протянула ладонь к скрипачу, и тот остановился, чтобы не задеть гостью во время игры.

Только коснувшись лица, она поверила, что юноша перед ней был сделан из мрамора. Обаятельный амур уставился на неё шарнирным, почти естественным взглядом, как самая прекрасная статуя.

«Кое в чём мы похожи», — подумала Фиона.

— Солнце, постарайся их не перебивать, — Ио не оценила жеста дочери. — Скрипка — главный инструмент. Если хочешь поиграть, выбери робота-официанта.

Гармония, феминизированный дроид с приятной внешностью, собранная из камня и укрытая в широкий хитон, разместила поднос с фруктами на журнальном столике, выпрямилась и сложила руки в ожидании новой команды.

Силой мысли Ио завела статую, та зашагала к сумке женщины, вынула из неё какой-то предмет и передала хозяйке.

— Подойди, — мать поманила Фиону, намереваясь вручить ей подарок. — Держи, дорогая.

Женщина обняла Фиону, поцеловала её в макушку, усадила рядом и протянула ей гребешок, перевязанный праздничной лентой.

— Ну, открой, — ласково попросила она, и дочь, развязав упаковку, удивилась, когда механический ручной моллюск взмыл в воздух, раскрыл пурпурную раковину. Крохотная жемчужинка, показавшись, отрастила ручки и ножки и закружилась в такт услышанной мелодии — оркестр дроидов продолжал игру. Так, всё в этой комнате, шестерёночное, автоматическое, но такое живое, пленило Фиону сказочным мотивом.

Обрадовавшись, девушка пустилась в пляс с гармонией, задрожали бабочки на её каблучках, унося в шёлковый мир грёз. Напарница по вальсу, специализировавшаяся также на обучении хореографии, не растерялась, зацокала мраморными пяточками, контролируя правильность движений гостьи.

Музыка, отражаясь от воды и от плит блестящего травертина, создавала необыкновенное эхо, которое всё же не сумело заглушить входящего сигнала из космоса. Фиона остановилась, выпрыгнула из обхвата гармонии, поймала гребешок со встроенным ауротрансмиттером. Жемчужина подмигивала цветом ягодного варенья.

— Это Энцелад! — воскликнула девушка, и оркестр стих. Она приняла звонок, и на ближайшей скамье возникла ауропроекция любимого. Гостья села рядом с ним.

— Как поживаешь, Фиона? — поинтересовался Энцелад. Как всегда одетый с иголочки, аккуратно причёсанный и гладко выбритый, он смирял студентку холодным взглядом, прожигал её сердце двумя изумрудами с ресницами из острого обсидиана. Она так хотела взять его за руку, но знала, что проекция вызовет только лёгкое покалывание в пальцах и оставит едкое послевкусие разочарованности.

— Хорошо. Ты скоро вернёшься?

— Прости, никак не могу. Исследовательская группа меня не отпустит. Ты и сама знаешь, нам, созидателям поколений, поблажек не дают.

— Будущим созидателям, — вмешалась в едва начавшийся разговор Ио. — Ох, бедный Энцелад, прежде чем ты станешь настоящим специалистом, тебе придётся пройти не один год практики.

— Я быстро учусь. Ещё немного, и мне присвоят следующий уровень…

— Сдашь экзамены и обсудим, милый, — Ио доброжелательно улыбнулась. Сейчас в состязании за дочь лидировала она, и не было повода для беспокойства.

— Откуда у тебя этот предмет? — Энцелад указал на моллюска, через которого осуществлялось общение.

— Мама мне подарила его. Я ещё не разобралась в управлении. Как только он стал моим, ты смог на него позвонить.

— Этот гребешок из последней модной коллекции, презентованной на Неделе искусств. Наши кузнецы выковали раковины из парящего сплава, а инженеры начинили устройство ауроэлектроникой новейшего типа. Раз мы не полетели на творческий фестиваль, я решила порадовать мою любимую Фиону сувениром, который на Венере не достать.

— Как ты это сделала, мама? Неужели за одну ночь ты успела отправиться туда и обратно?

— Солнце, твоя мать способна на великие вещи! Просто она не любит часто это показывать.

— Фиона, я… — заговорил было собеседник, но его проекция вдруг начала пропадать. Кто-то тревожил его по ту сторону канала связи. — Я страшно, страшно скучаю и хочу поскорее вернуться…

— Ты можешь успеть, пока у нас с мамой выходные. Было бы здорово прогуляться вместе по кольцам Сатурна, ни на секунду не задумываясь об учебных дедлайнах…

— Я… я обязательно приеду к тебе… Фиона. Жди меня.

— Я буду ждать! — пообещала она перед тем, как образ любимого растворился. Сначала они редко виделись из-за перегруженного графика у обоих, но теперь, когда возникла возможность отдохнуть и пообщаться, судьба разделила влюблённых огромными космическими расстояниями.

— Постарайся расслабиться, — Ио помогла дочери переодеться и завела её в купальню. В тёплой воде плавали ягодки земляники — вот причина этого аромата, заполонившего комнату.

— Жди меня, — повторил Энцелад, хотя контакт с девушкой уже разорвался. В темноте торгового тента, заваленного книгами, было одиноко и грустно. Если ещё до отношений с Фионой эта обстановка представлялась мужчине привычной, то теперь в его личностной пустоте стало слишком безветренно.

— Наставник! Наставник! — кричал младший товарищ, раздвигая занавесь шатра, пропуская внутрь белый луч света, оголявший истощённый лик Энцелада.

— Я сейчас выйду!

Инженер врал, нагло врал Фионе о причинах своего отсутствия. Если бы он не побоялся сделать правильный выбор, разделял бы сейчас уютные вечера с любимой, не тратил бы время здесь, на Неделе искусств. Он отложил все университетские проекты, чтобы прилететь сюда и развернуть здесь авантюру по продаже сочинений Ио.

— Наставник! Наставник!

Этот надоедливый пустослов, студент театрального факультета, мечтавший о молниеносной карьере и роскошной жизни, согласился публиковать труды запрещённой писательницы от своего имени. Несмотря на характер, Энцелад не с первого раза склонил юношу на участие в махинациях, долго и упорно его окучивал, пока тот не сдался.

По условиям договора, который должен был сблизить мужчину с Фионой, Энцелад обязывался покинуть Солнечную систему, чтобы реализовать планы соперницы по обогащению. Иронично, что именно этот план и возвёл между влюблёнными стену долга, укрепляя связь между Фионой и её матерью в ущерб её связи с любимым.

Была ли эта ситуация продумана заранее, или Ио положилась на волю случая, или всё это время Энцеладом было так легко управлять — размышления не приводили к ответу. Впрочем, пока Фиона не знала о подпольной борьбе за обладание ею, всё зависело от успеха и прибыли.

«Если продажи взлетят, — думал он, — я накоплю достаточную сумму, чтобы вернуться на Венеру раньше срока. Тогда запах денег убедит Ио в состоятельности сделки, и она позволит мне провести время с Фионой.»

— Наставник… — всё это время через ауротрансмиттер юноша посылал ему мысленные сообщения. Лепестки устройства, помрачнев, дрожали: парень был серьёзно чем-то напуган.

«Ах, если он продолжит в том же духе, обязательно проболтается обо всём! Тогда беда нашему соглашению!» — догадался Энцелад, выбегая к прилавку.

— Что Вас вдохновило на создание Ваших героев?

— Я… вписал сюда своих друзей.

— Прообразом отважного капитана был кто-то из Ваших знакомых?

— Мне известны… хорошие люди из Академии… Там много военных!

Альциона, нимфа Искренности, глядя на горе-писателя исподлобья, расспрашивала его о романах. В её синих очках отражалось бледное лицо театрала.

Паника охватила и Энцелада. Он как можно быстрее постарался взять ситуацию в свои руки.

— Чтобы качественно раскрыть такого героя, необходим богатый жизненный опыт. Скажите, Вы сами занимались его проработкой?

— Чего взять с этих творческих личностей! — протяжно расхохотался Энцелад, отвлекая внимание на себя. Альциона внимательно рассмотрела мужчину и, казалось, узнала про него решительно всё, что хотела. Если ей стало известно о книжном обмане, если она сейчас всем расскажет и пожалуется организаторам, труды Энцелада разрушатся, а мирное будущее с Фионой окажется недосягаемым.

— А Вы...?

— Я пиар-специалист! Исходя из моего опыта работы с художниками, имею полное право заявить, что порой творцы и сами не осознают, откуда черпают вдохновение!

— Вдохновение, — усмехнулась собеседница в драгоценных камнях. — Какие только оды не поют вдохновению! Мало кто знает, что вдохновение не только созидает: оно может и отнимать, злить, лгать и убивать. Каждому человеку, независимо от степени его погружённости в искусство, полезно было бы знать о том, какие именно вдохновения он слышит в течение жизни. Вдохновение — это и страх, и жадность, и лень, но также это — щедрость, бескорыстие и забота. Вы чьих муз будете, творец? — она обратилась к театралу. Юноша побелел, как одна из статуй в Университете. Он застыл, не в силах сбросить оцепенение страха.

У Энцелада же сердце, разогнавшись, вот-вот готово было выпрыгнуть из груди. Ничего остроумного ему в голову не приходило, так и оставалось только стоять, молчать и надеяться на лучшее.

Альциона ослабила давление. Ей стало неловко: раньше, в жизни до становления гиадой, ей понравилось бы довести ситуацию до кипения, застать неприятеля врасплох и сокрушить его могучим ментальным ударом, но теперь эти методы не прельщали её. Своим поведением она вызвала ужас, чего она в действительности теперь не хотела.

К принцессе подошли её спутники. Уставшие от долгого путешествия, они мечтали поскорее вернуться в каюты. Альциона сжалилась над товарищами и решила преодолеть Литературную ветвь в кратчайшие сроки. Перед возобновлением похода нимфа оставила с писателем и его пиар-специалистом частицу своей силы, чтобы в нужный момент им было проще сделать правильный выбор.

— Погодите! А кто это? — Япет внимательно изучал инженера, сопоставляя его теперешний образ с воспоминаниями. У кадета плохо получалось запоминать лица. — Энцелад! А ты что здесь делаешь?

Только мужчине полегчало по окончании допроса, так встретившийся из неоткуда Япет решил его добить.

— Я… по работе…

— Надо же! Фиона говорила, ты сверхзанятой человек, всё время занимаешься и занимаешься... Что же, быт умников мне не знаком. Бывай!

Процессия Альционы удалилась. Энцелад, сложив руки на голове, корил себя: «Надо было объяснить ему, что я представитель Университета! Он бы поверил и обо всём сразу забыл… ну как же так, если Фиона узнает, что я ей расскажу…?»

После подъёма по винтовой лестнице в Храме мысли никакие литературные изыски не впечатляли нимфу. Обладай она большими возможностями, расширила бы восприятие до границ Первого дня и узнала бы всё сразу о представленных здесь работах, но ей приходилось лично изучать каждого творца и его сочинения. Пусть ей хватало одного взгляда, чтобы ознакомиться с основными идеями произведений, занимал обход всей Литературной ветви достаточно протяжённое время.

— Почему вообще все книги здесь бумажные? Это каменный век, — удивилась Феба.

— Такая дань традициям, наверное, — предположил пилот.

— Что это такое?! Этот текст не имеет смысла! — старик с пышным тюрбаном на голове отчитывал молодого писателя, слишком уж эмоционально водя пальцем по страницам. — Персонажи не раскрыты! Мотивации не прописаны! Слишком много несуразных имён, их всех не запомнить! Описания внешностей не приведены! Стиль повествования скачет! Язык беден! Вообще всё плохо, всё в крайней степени плохо! Как Вы посмели прийти с этим на Неделю искусств?! — он бросил томик в автора, и тот, к счастью, увернулся. — Не сюжет, а изотерическая несуразица!

Краснота жаркой кожи критика контрастировала с его роскошной одеждой тёмного цианового цвета, украшенной золотыми узорами с вкраплениями из рубинов. На головном уборе старца присутствовал сарпеш — королевская яшма с гравировкой, окаймлённая алмазной россыпью. Всё в этом человеке кричало о его принадлежности к царскому двору Астральной династии. Ребята также заметили, что чем-то он напоминал учителя Дрона, и, возможно, они оба могли быть земляками. Альциона с лёгкостью узнала в нём профессора Алгоритмуса, советника принца Ламиса, наследника имперского престола.

Кажется, мудрец не смог отказать себе в возможности кого-нибудь поучить (это была его страсть!), и уже которые сутки не покидал он Первого дня, то и дело выискивая ошибки в трудах математиков, обнаруживая недостатки в писательских произведениях.

— Что Вас так возмутило, профессор? Неужели эта работа в самом деле не достойна доброго слова? — Альциона ознакомилась с идеей, заложенной в книгу, и признала, что задумка была интересной, хотя и не особенно глубокой. Начав чтение, девушка поняла, что все замечания критика были оправданы.

— Ваше Высочество! — Алгоритмус высоко поднял брови при виде принцессы. — Вот так сюрприз!

— Пожалуйста, не доносите Ламису о моём появлении. Я не хочу его тревожить раньше положенного.

— Но что же нам делать? О таком не стоит молчать!

— Лучше Вы сами меня проводите на встречу, профессор. Давайте не будем отвлекаться на сложные мысли от созерцания прекрасного творчества, — она указала жестом на писателя и его стопку непроданных книг.

— Ваша большая ошибка — неверно подобранные место и время действия, — старик с лёгкостью переключился на рецензирование. — Сегодня освоено великое множество миров, и они не имеют прочной связи с Землёй. Вы же пишете о средневековье, ограничиваясь одной планетой и эпохой, которая никому теперь не интересна. Поверьте мне, я знаю, о чём говорю! Современные читатели ни за что не увлекутся культурой дуэли на лошадях и войны в железной кольчуге! Наше ментальное представление о средневековье чересчур романтизировано и не соответствует историческим реалиям. Такое никто не станет читать, в чём Вы сумеете убедиться, если уж соизволите послушать меня.

Рассуждая вслух, профессор Алгоритмус поглаживал свою длинную седую бороду — это приносило ему успокоение.

— Я же считаю, что жанр и условности мира служат инструментами для проявления основной мысли и не являются определяющими факторами в её восприятии, — объяснила свою позицию Альциона. — Рассказ может быть написан и о Земле, и о дикой планете Билоко, но его ценность будет основываться на качественных усилиях, вложенных в разработку. Эти усилия проявляются в освоении речевой грамотности, в построении логичного повествования, в понимании и оживлении своих персонажей. Над многими вещами Вам предстоит хорошо поработать, чтобы добиться читаемости текста. Не поддавайтесь унынию, упорствуйте, занимайтесь, если Вы действительно чувствуете страсть к этому ремеслу, и результаты придут соразмерно преодолённым трудностям на пути. Мои благословения с Вами.

Нимфа подарила астральную ветвь гибридной вербены как обещание о том, что всё получится, если достаточно постараться.

* * *

Речной лайнер приветственно затрубил, когда на набережной появилась команда принцессы. Ребята были рады возможности наконец-то отдохнуть. Профессор Алгоритмус, перенявший главенство у капитана, провёл Альциону по трапу на борт корабля. Старику не хотелось покидать литературного рая, ради этого он даже отстал от свиты принца Ламиса (с его, конечно же, позволения), но теперь, встретившись с пропащей принцессой, Алгоритмус решил исполнить государственный долг, обеспечив воссоединение императорской четы на территории Второго дня Недели искусств.

Кадеты, разместившиеся на солнечной палубе на корме судна, поглощая энергосферы, провожали взглядом дерево Пифагора. В области, где возвышался Храм мысли, всё ещё светло, посетители оживлённо знакомились с выставкой. В местности, по которой следовал лайнер, количество источников искусственного освещения сходило на нет, становилось темно и туманно — так имитировались сумерки, плавно перетекавшие в ночь. По организаторской задумке гости должны были войти в циркадные ритмы Недели, отдыхая в пути ночью, посвящая весь день обходу бесчисленных композиций.

— Мы так и смиримся с тем, что сегодня увидели? — начал разговор Лионго Белло. Его товарищи недоумённо пожали плечами. — Неужели вас не беспокоит то, как странно всё сложилось?

Усилием воли Япет постарался восстановить последовательность

событий, имевших место случиться в стенах Храма мысли, но сил у него для этого

не хватило.

---

[1]В данном контексте — виртуальное 3D-фото, которое можно преобразовать в ауропроекцию.

[2]Естественно, если это событие и вправду происходило, молитва могла быть обращена и к другим божествам. Благодаря переводу Альционы аспекты космических сил отождествились с теми именами, которые Япет предварительно уже знал, или которые ему предстояло ещё изучить.

[3]В коллективном человеческом сознании нет сведений об этом событии.

Альциона беседовала с профессором Алгоритмусом неподалёку.

— Как поживает его Высочество Ламис? — спросила принцесса.

— О, времена теперь непростые. Договоры, соглашения, урегулирование политических, экономических и социальных вопросов — всё это свалилось на его плечи в увеличенном объёме. Уже четыре года он работает за двоих, один на всю империю. Конечно, у него есть подданные, самые преданные люди галактики, среди которых и Ваш покорный слуга, — старик слегка поклонился. — Однако нас не хватает, чтобы снять с него часть нагрузки. Для его масштабного дела необходима помощь того, кто способен видеть глобальную картину событий во всех её мелочах. Государственный аппарат такого необъятного участка вселенной, как наша империя, состоит из специалистов узкого профиля, и установить среди них взаимопонимание достаточно непросто.

Я начал службу в эпоху расцвета империи, когда монархи поддерживали друг друга, не оставляя государство на произвол судьбы. Ваши предки, госпожа, пришли ко власти практически без войн. Удержали они силу также мирными методами. Я надеюсь, современные правители продолжат эту тенденцию.

— Создаётся впечатление, что Вы либо не жили в Астральной империи последнюю тысячу лет, либо блуждаете в ностальгической иллюзии, профессор. Ваши утверждения красивы, но истинны они только на половину.

— Это не отменяет величия нашей истории. Во все времена людям нужна была сильная империя с могущественными правителями, необходимость эта возросла и сейчас. Одному только принцу Ламису не достаёт мощи, чтобы всех покорить и удержать... Вам это прекрасно известно, и сей факт наводит на горькие размышления: почему Вы оставили нас, Ваше Высочество?

Альциона отвела взгляд в сторону. На палубе горели фонари, их тёплое свечение отражалось в переливах ночной реки. В нависшем сумраке окуляры принцессы флуоресцировали слабым сапфировым светом.

— Если я скажу правду, к согласию мы не придём. Впрочем, знаете, что любопытно: его Высочество Ламис самостоятельно принял решение о моём бессрочном заточении? Мог ли он так поступить после всего, через что мы с ним вместе прошли? Помогите принцу сформировать его мнение, ибо данную тему я обсужу с ним в уединённой беседе.

— Хм! — профессор Алгоритмус поднялся из-за стола. — Надеюсь, теперь Вы слова на ветер не бросаете, и к утру Ваша уверенность не испарится. Что же, добрых снов, Ваше Высочество! — он откланялся и отправился спать.

Альциону ждала долгая бессонная ночь размышлений. Она искала на небе родное созвездие, затерявшееся в море туманностей.

Япет, Феба и Лионго Белло уже дремали в личных каютах. Капитан и пилот дежурили посменно, находясь рядом с принцессой.

На день второй раздался Звук, Вибрация покинула творенья полукруг, Подняла рёв бескрайняя волна, Расширила пространство дополна.

— Мой милый ангел, я рядом, — сон о чём-то старом и родном вдруг закончился.

Япет очнулся только на презентации нового дня. По палубе во всю скакали музыкальные ауропроекции, но юноша, приходивший в чувства в каюте, не расслышал четверостишья. По просьбе Альционы его и остальных кадетов будить рано не стали, им позволили вдоволь восстановиться.

Молодой человек вышел к ребятам последним. Принцесса и старшие товарищи уже ушли. Лионго Белло и Феба, насытившись энергосферами, встречали утро на солнечной палубе.

— Что будет сегодня? — Япет подобрался к ним с малиновым хрустальным шаром в руке. — Когда выдвигаемся?

— Не знаю, — призналась Феба. — Нам не оставили никаких указаний.

Беловолосый кадет залпом осушил полиплерому. С пришвартованного у набережной лайнера открывался вид на здания Второго дня, где с крыш били в небо лучи света. Изумлённые какафонией звуков, кадеты уставились в даль.

— Отлично! Вы все уже поднялись! — проекция Альционы придала молодым людям заряд бодрости своим неожиданным появлением. — Сегодня вас ждёт насыщенный день! Так как у меня много работы и я не успеваю выполнить всего, что запланировала, вам придётся мне немного помочь! Вы знаете, как мне дороги воспоминания, поэтому я попрошу вас внимательно изучить выставку Второго дня и принести на корабль самые интересные сувениры, которые вы только сможете найти!

— Но где же нам достать на них деньги? — поинтересовалась Феба.

— Можете попросить их у профессора Алгоритмуса. Он, кстати пойдёт с вами.

Алгоритмус неподалёку раскуривал длинную трубку, непринуждённо подслушивая разговор с принцессой. Весть о потенциальных тратах не радовала его.

— О, вот ещё что! Так как никто из вас не принадлежит к Астральному двору, я решила, что не стоит заставлять вас носить наши национальные одеяния. Поэтому, — она щёлкнула полупрозрачными пальцами, и драгоценные камни костюмов осыпались и покатились в сторону специального ящичка, — я хочу, чтобы вы чувствовали себя свободно в новой форме, соответствующей духу мероприятия.

Одежда ребят перестроилась во мгновение ока. Благодаря стараниям наноботов, Феба получила широкую шляпу и тунику в малахитовом узоре; Лионго Белло оказался в серебристой рубашке с рисунками котят; Япет, весь в красно-белых тонах, носил теперь бордовые очки в форме полумесяцев.

Поделившись очередным дизайнерским чудом, проекция Альционы истлела.

Профессора Алгоритмуса также переодели, и новый костюм показался ему молодёжным, заставляя смутиться. Прежним остался только большой тюрбан на голове с резной яшмой. Также с шеи старика свисали разноцветные опаловые бусы.

— И в чём смысл этих переодеваний? — изумился Япет.

— Неужели здесь и правда так ходят? — задумалась Феба.

— Пошли, мы потеряли много времени! — Алоритмус схватил юношей за шиворот и потянул их за собой, спуская по трапу. — Принцессу необходимо найти как можно скорее!

На вратах Второго дня разместились шатры школ-спонсоров, оказавших помощь в организации праздника. Венера и Колодец желаний продавали свои последние линейки товара, теперь соревнуясь за прибыль с Ассоциацией музыкантов-любителей Волка-Центавра и с Консерваторией Панацеи.

— О мадам! Приходите послушать наши концерты, — брутальный мужчина в чёрной кожаной куртке привлёк внимание Фебы уверенностью и аккуратной щетиной. Щёки у кадетки покрылись робким румянцем. — В программе сегодняшних выступлений найдутся песни на любой вкус!

— Ах, я уже в предвкушении! — девушка поправила каштановую прядь волос, выбившуюся из-под шляпы. — А что это у вас тут?

На прилавке были выложены ряды значков с силуэтами различных животных. Попугаи, гиппопотамы, слоны и бизоны, и прочие представители животного царства расстелились у стоп плюшевого маскота — у игрушечного волка-кентавра, в котором так неожиданно сочлись черты псовые, лошадиные и человеческие.

— Наша ассоциация включает в себя самые неординарные музыкальные направления, а звери — это эмблемы каждого такого течения. Волк-кентавр, состоящий из нескольких существ, воплощает дух единства между этими музыкальными стилями. Приобретите пин, брелок или нашивку любимой команды, чтобы их поддержать!

— Кажется, я ни с кем из них не знакома… — призналась Феба. — Мне никак уж не выбрать.

— В таком случае, — он протянул пин-значок «Скорпиона», — Советую посетить наш концерт. На обратной стороне указаны место и часы нашего выступления.

— Вы так любезны, но, боюсь, я не прихватила кошелёк, — девушка огляделась в поисках профессора Алгоритмуса.

— Для Вас бесплатно, — мужчина вложил предмет ей в ладонь. Ауропроекция скорпиона выползла из плоскости сувенира и побежала по запястью Фебы.

— Ох, что Вы! Не стоит!

— Пустяки! Ваше внимание — вот настоящая плата.

— Тогда можете выдать такие значки для трёх моих товарищей?

Басист «Скорпионов» пожалел о своей щедрости.

— Разумеется! Если пообещаете, что приведёте своих друзей на концерт.

— Без проблем!

— А что они здесь забыли?! — Лионго Белло недовольно указал на шатёр Консерватории Панацеи, находившийся правее от парадного входа. Выполненный в бледных тонах, он прятал в водоворотах ткани источник яркого света, что падал так мягко на плечи священников. На их рясах красовалась серебряная вышивка, имитировавшая чешую и поблёскивавшая в лучах иллюминации.

— Я думал, их не пригласят, — попытался изобразить удивление Япет, хотя, впрочем, его этот вопрос почти не касался. И всё же он приблизился к представителям Панацеи, чтобы изучить предлагаемый ими ассортимент. Прилавок был заставлен миниатюрными настольными роботами, в память которых были загружены тысячи часов обучения музыке.

Япет некоторое время молчаливо стоял, рассматривая дружелюбных железных человечков, пока один из дроидов не активировался, заметив любопытство клиента. Он представился:

— Приветствую тебя, искатель знаний! Я Репетитор 626, готов помочь тебе освоить любой музыкальный инструмент!

Побеспокоенный шумом игрушки, священник, находившийся по ту сторону витрины, ленно поднял веки, словно только что прервали его утреннюю молитву. Величавым движением ладони он приподнял маленького робота, отчего тот артистично затряс конечностями.

— Это портативный ассистент, удобный для перевозки среди личных вещей. Вместе с ним можно продолжить учёбу в любой момент Вашего путешествия, — договорив, он вернул дроида на стол, по-прежнему сложил руки и вернулся в состояние созерцания мира с закрытыми глазами.

Япет снова замер, не зная, что и спросить. Казалось, его собеседник не особенно был заинтересован в ведении диалога. Маленький робот вдруг снова включился:

— Пожалуйста, для начала работы выберите инструмент, на котором хотите научиться играть!

— Ну, допустим… гитара?

— О, это древний звуковой аппарат! Сразу видно настоящего ценителя! А теперь сообщите текущий уровень владения инструментом, чтобы мы могли начать первый урок.

— А как узнать, какой у меня уровень?

— Чтобы узнать, какой у Вас уровень владения гитарой, наиграйте на ней любую мелодию, а я Вас послушаю!

Монах томно поднял веки, предвосхищая неловкость клиента: рядом никаких гитар не было.

— В академической межзвёздной системе оценивая существует девять степеней мастерства: от первого — начального — и до восьмого — виртуоза. Девятая степень достижима только для гениев.

— А если играть вообще не умеешь?

— Тогда это нулевой уровень, — медленно ответил священник, закрывая глаза. — Он не рассматривается системой оценивания.

Без малейшей идеи, как можно было бы продолжить диалог, кадет попятился назад, заставляя портативного ассистента перейти в режим спячки. Япет наткнулся на темнокожего товарища, сжавшего свой протезный кулак до предела. Кое-что в этой сцене вызывало в Лионго Белло бурю протеста.

— Ребята! Смотрите, что я достала! — Феба показала товарищам пин-значки. — Совершенно бесплатно!

— Дай сюда! — Лионго Белло выхватил у неё сувенир и зашвырнул «Скорпиона» в священника. К счастью, настольный робот, приметивший до этого Япета, был достаточно ловок, чтобы поймать снаряд своей механической ручкой. Выражение лица монаха оставалось невозмутимым, что только раззадоривало смуглого юношу.

— Ты что делаешь?!

— Феба, не давай ему больше значки!

Вдалеке от молодёжного беспредела, под шатром Колодца Желаний профессор Алгоритмус настойчиво требовал что-то у реализатора.

— Это дело государственной важности! Скажите мне, где Исполнитель!

— Я не представляю, о ком Вы, господин! — продавец улыбался.

— Да всё ты понимаешь, хитрец! Как мне попасть к нему? Покажите мне координаты!

Собеседник потупил глазами.

— Что сегодня, мне три раза просить? Или шифр разгадать? У меня нет времени на прелюдии, просто скажите, как найти Исполнителя!

— Добиться поставленных целей по жизни — значит исполнить наши мечты. Мечты, или грёзы, вяжут из нитей судьбы причудливые узоры, — он указал на «ловца снов», подвешенного на прилавке.

— Сколько?

Продавец вытянул два пальца, и Алгоритмус оставил пару королевских пиритов, приобретя новенький мистический агрегат.

На входе во Второй день гостям выдавали специальные браслеты, обязательные к использованию на мероприятии:

— На экранах ваших устройств уважаемые посетители могут открыть карту, концертную программу, а также оформить заявки на бесплатные обеды и собирать баллы участия, — объяснил служебный дроид.

— Бесплатная еда?! — восхитился Япет. — Поскорее, пойдём!

— Что за баллы участия? — поинтересовалась Феба.

— На территории Второго дня проводятся тематические конкурсы для любителей и профессионалов. Уважаемые посетители могут добиться победы в отдельном состязании, но также они способны накопить баллы за участие в разных конкурсах и соревнованиях. Преодоление минимального порога баллов позволяет получить приз. Каждые двадцать четыре часа рейтинг посетителя обнуляется.

— Это же здорово! Мы подарим приз принцессе Альционе! — порадовалась девушка.

— Предлагаю купить какую-нибудь безделушку, — сообщил Лионго-Белло.

— Учтите, дети, мой бюджет не рассчитан на бесполезные траты, — напомнил им Алгоритмус.

Так группа из четырёх прошла через ворота, чтобы тут же оказаться в новой очереди. Над морем толпы высились далёкие статуи зверей: кружа в необычайном хороводе, они поочерёдно извергали из механических уст рычание на разных тонах. Их громкий рёв накрывал посетителей, периодически заглушая их восхищённые возгласы и негодования.

Тропа, что вела ко встрече с исполинами, напоминала нотный стан, на котором каждый гость был отдельной нотой. Интерактивная дорожка делилась на линии, каждый шаг по которым проигрывал ненавязчивые звуки. При желании вместе с товарищами можно было сыграть интересную мелодию, прыгая по строкам, но, так как очередь не двигалась, из-под ног только изредка доносились нетерпеливые перезвоны.

— И почему здесь столько народу? — раздосадовался Япет. — Мы так ничего не успеем!

— В самом деле, на Первом дне почти никого не было… — удивилась Феба.

— Посторонись! — профессор Алгоритмус повёл ребят за собой, расталкивая истосковавшуюся толпу. — Освободите путь слугам Императора!

Старик, уже выделявшийся возрастом[1], седыми усами и бородой, приковывал взгляды окружающих поблёскивавшей на свету яшмой, украшавшей экзотический головной убор. Его образ, говоривший о близости ко двору, пробуждал в публике благоговение перед властью и силой. Люди расходились и кланялись — так велико было их уважение к представителям Астральной династии и к их долгу перед страной.

Кадеты испытывали неловкость, шествуя за дворцовым советником.

— Это же Алгоритмус! — перешёптывались граждане. — А кто в его свите?

— Если он прибыл на праздник, значит, принц тоже должен быть здесь!

— Ах, на Втором дне собралась, верно, вся династия! Надеюсь, они не отлынивают от своих обязанностей на фестивале.

«Я согласен на воссоединение их Высочеств Ламиса и Альционы только под моим строгим контролем, — размышлял профессор. — Но принцесса прибегла к уловке и отправилась на встречу заранее, возложив на меня заботу о кадетах, — он покосился на ребят. — Без меня принц Ламис не сумеет противостоять её псионическому влиянию, и нельзя предугадать, на что его сподвигнет принцесса. Её необходимо остановить и изолировать, во благо Астральной Империи!»

— Вот это да! — гигантский механический дракон поднял свои головы и изверг из них многоцветное пламя, поражая Япета пафосом инженерной мысли. — С удовольствием бы его разобрал!

Стальная гидра приблизила три свои пасти к профессору и его спутникам. Она заговорила, передавая управление над речевым модулем поочерёдно каждой из голов:

— Ты смел, странник, раз явился сюда!

— Но путь дальше открыт только самому умному.

— И тем, кому улыбнётся удача.

— Ответить на вопрос — твоя основная задача.

— Нас ждёт интеллектуальная битва со всезнающим цифровым разумом? — предположила Феба.

— В таком случае, мы проиграли, — решил Япет.

— Думаю, это состязание по сочинению белых стихов было бы уместным на дне математики и литературы, — поделился своим мнением Лионго Белло.

— Задавай свой вопрос, существо! — произнёс Алгоритмус.

— Наша загадка проста.

— Как в небе незримо сияет звезда.

— Свет первородной идеи излучает она.

- Чистого Вселенной полотна.

— Она задумка всего, что было и будет.

— Совершенная мысль, что никогда не убудет.

— Несмотря на могущество, безмолвна и нема.

— Одинока в мире пустом наша звезда.

— Но оглядимся сегодня — светло и нетленно.

— Галактика наша широка и безмерна.

— Идея рождения всюду проникла.

— И красота созданных форм сама собою возникла.

— Что было тем звеном, что упущено?

— Между полюсами творения оно было пропущено.

— … где тут кнопка повтора? — спросил Япет, когда наступила тишина.

— Какой своеобразный конкурс… — задумалась Феба.

— С каждым разом загадки Гидры становятся всё сложнее! — донёс кто-то из начала очереди.

— Поверьте нам, мы тут стоим уже долго!

— Кто из вас здесь дольше всех? — поинтересовался профессор. — Давно ли гидра кого-нибудь пропускала?

— Примерно два часа назад некая дама разгадала предыдущую загадку. Тогда за ней прошло около трети всей очереди, но мы, к сожалению, не успели: проход закрылся сразу же перед нами.

— И что эта дама ответила?

— «Воздух».

Старик задумался.

— Уважаемая Гидра, дайте нам, пожалуйста, подсказку! — попросила Феба, не зная, что каждая подсказка сокращала количество людей, которые могли пройти под хвостом у дракона, в два раза.

— Слушайте нашу подсказку, искатели Истин!

— В начале было Слово, всего неявленный закон.

— Сокрытый в тишине, был неподвижен он.

— Что было после — расширило материю.

— К состоянию бесконечного Движения.

— Мы упустили элемент — какой, скажите сами.

— Раз вы предстали перед нами.

— Воздух! — заявил Япет, и его браслет замигал жёлтым цветом.

— Большой взрыв? — сделала ставку Феба, и её браслет тоже засветился.

— Не спешите! — выкрикнули из очереди. — У каждого только одна возможность ответить!

— Мы исчерпали наши попытки?! — ребята с надеждой в глазах уставились на Лионго Белло.

— У меня нет идей, — признался темнокожий кадет. — Думайте сами.

«Нечто, позволившее первородной Идее стать всепроникающей и вездесущей. Нечто, позволившее Слову быть сказанным и услышанным… — профессор Алгоритмус вспоминал древнее учение о чувственном восприятии агрегатных состояний вещества. — Нечто, расширившее существование из Ничто, тем самым родившее материю. Нечто, обладающее возможностями созидания и разрушения… Тогда всё просто.»

— Звук, — сказал он.

Дракон поднял свой массивный металлический хвост и пропустил Алгоритмуса, его спутников и одну шестую часть очереди.

— Как мы вообще могли догадаться? — удивился Япет, когда его команда прошла глубже на территорию Второго дня.

— Лично я готов был дать правильный ответ. «Звук» — это прямая ассоциация к «Воздуху», — заявил Лионго Белло.

— Это правда? — поинтересовалась Феба.

— Теперь мы никогда не узнаем, — пожал он плечами.

— Разе сегодняшнее четверостишье было не про звук? — задумалась девушка. — Неужели вы оба не слушали стихотворение на открытии Второго дня?

— Меня больше интересует, каким это образом в пустом космическом пространстве может распространяться звук, — рассуждал Япет.

— Вы, молодёжь, мыслите категориями, — вмешался в беседу профессор Алгоритмус. — «Звук» — это слово, подобранное древними мудрецами для выражения некого явления, участвовавшего в творении вселенной. В данной трактовке это не колебания воздуха, но вибрация расширения и распространения, благодаря которой развернулась материя…

Монолог старика был нарушен рёвом одного из механических зверей. Алгоритмус разочарованно поглядел на слона, поднявшего хобот к небу, чтобы усилить игру музыкальной группы, выступавшей у его стоп. На Внешнем круге Второго дня было трудно найти тихий уголок.

— Куда мы пойдём?

Феба сняла свой значок со скорпионом: на обратной стороне аксессуара, выполненного в стиле виниловой пластинки, отображалась карта мероприятия с геолокацией пользователя. Так, Второй день разделялся на три зоны: Внешний круг, Внутренний круг и Центр. Согласно описанию программ выступлений, во Внешней зоне, самой широкой из перечисленных, происходило наибольшее количество событий. «Скорпионы», приглянувшиеся девушке, давали концерт на диаметрально противоположном краю виниловой пластинки.

«Принцесса, должно быть, держит путь к Центру, — размышлял Алгоритмус. — С детьми мне туда не прорваться, но, кажется этого мне и не потребуется…»

— Предлагаю найти торговую площадку, — Лионго Белло остался без значка с навигатором, поэтому ему приходилось полагаться на товарищей. — Купить принцессе от каждого по подарку и вернуться на лайнер.

Феба и Алгоритмус остановились, чтобы послушать исполнителей, которые своей громкой музыкой мешали им говорить:

Слоновый джаз

Дождь льёт, как из ведра! Друг мой, не спал ты до утра, Отчего не сомкнул ты глаз, Мой сияющий алмаз?

Ночь прошла, уже не одиноко, А капли всё стучат по водостоку… Друг мой, от слёз ты умойся, Ничего ты больше не бойся!

Кричит Бродвей: Ты будь смелей! И слушай ритм, И слушай ритм!

Скорее выйди за порог, Под ритм больших дорог Устроим танцы под дождём, С тобой мы вместе оживём!

Наш век полон испытаний, Мы не сдаёмся никогда! Сердце наше ждёт свиданий, Оно едино навсегда!

Кричит Бродвей: Ты мчись смелей В объятия утра, Обуздай скорей ветра!

Молодые юноши и девушки, одетые в пёстрый горошек, танцевали на большой вращавшейся сцене. Старик в тайне завидовал их подвижности, а кадетка влюбилась в их тёплые образы и мелодичную лёгкость, с которой музыканты относились к жизни. Большой механический слон с искусственным интеллектом периодически вставал на задние лапы и трубил на всю округу, имитируя музыкальный инструмент.

Если грустно, ты помни, Правду эту храни, Сердце небом наполни, Семья зажигает огни.

Кричит Бродвей: Ты будь смелей! И слушай ритм! И слушай ритм!

Прекрасная исполнительница с двумя афро пафами подмигнула темнокожему кадету со сцены.

— И как у них получается петь и танцевать одновременно? — восхитилась Феба.

— Всё благодаря дыхательной технике, которой обучают в Ассоциации музыкантов-любителей, — сказал Лионго Белло, улыбнувшись. — Она предоставляет контроль над организмом, чем-то похожий на наработки Звёздной Кавалерии, но последнее, конечно же, будет сложнее.

— А ты откуда это знаешь? — спросил Япет.

— А что тебе с того, что я знаю?

— Ассоциация музыкантов-любителей продвигает идею общечеловеческого мирового единства, — сообщил профессор Алгоритмус. — Любой желающий может к ним присоединиться. Весьма вероятно, ваш добродушный товарищ подумывал вступить в это замечательное сообщество?

Лионго Белло не ответил, как если бы и не слушал старика. Не задумываясь, он отдал свой голос за «Слоновый джаз», и его браслет замигал голубым цветом.

— Эй, мы же ещё остальных не послушали! — возразил Япет.

— К чему копить голоса? — тот поглядел на певицу в черно-белом полька-доте. — Я задерживать здесь не планирую. Пойдём поскорее тратить деньги!

По удалении от сцены раскинулась полукругом торговая площадка. Музыкальные инструменты, альбомы и синглы, соответствовавшие джазовому стилю, были представлены здесь в широком ассортименте.

— Думаете, самоиграющий контрабас ей придётся по вкусу?

— Ты видел ценник? Он дорогущий!

— А я считаю, что подарок должен быть полезным! — Феба указала на самоучитель игры на саксофоне «Заджаззимся!».

— Мы даже не знаем, нравится ли ей этот музыкальный стиль. Хорошо бы спросить кого-нибудь, кто с ней давно знаком.

Ребята обернулись на Алгоритмуса. Профессор внимательно изучал модную выставку «В горошек», сканируя яркие платья через амулет, недавно им приобретённый. Он направлял «ловца снов» на белые яркие точки, пытаясь соединить их в общую сеть, чтобы разгадать замысловатый рисунок.

— Что он делает? — прошептал Лионго Белло.

— Профессор… — обратилась к нему Феба, но тот не отреагировал. — Господин… Профессор Алгоритмус! — старик отвлёкся. — Вы были учителем Астральной принцессы и хорошо знаете её повадки и увлечения. Не поможете ли Вы нам подобрать для её Высочества Альционы подходящий сувенир?

— Хм, — дворцовый советник нахмурил тяжёлые брови. — Её Высочество Альциона не имеет ярко выраженных музыкальных предпочтений. Вы будете удивлены, но сейчас она сама едва ли человеческая личность, и вкусов как таковых у неё нет.

— Поняла… Но Вы не осчастливите нас советом по этому вопросу?

Старик молчаливо махнул рукой и удалился.

— Не соглашусь, у принцессы явно есть вкус! — Япет причесал свою наращённую белоснежную гриву, провёл рукой по алому костюму. — В моде ей нет равных!

— Ещё вчера ты сокрушался, что тебя нарядили, как фламинго! — вмешался темнокожий кадет. — Постарайся в следующий раз сохранить такой же позитивный настрой, когда принцесса ударится в абстракционизм, и тебе придётся целый день ходить в драном мешке.

— Так каждый день нас ждут новые образы? — обрадовалась девушка. — Ах, как бы мне не хотелось расстаться с текущим! Он без тяжёлых драгоценных камней, поэтому в нём так удобно… Ай!

Феба не успела договорить, как рядом что-то хлопнуло, посыпались конфетти.

— Новый день — новые конкурсы! — заговорил ведущий со сцены. — Возьмём перерыв между выступлениями, ведь, как вы могли заметить, в последней песне игры нашего трубача не было слышно!

Музыкант вышел вперёд и всем наглядно продемонстрировал, что извлечь звук из его инструмента не получалось.

— Кажется, труба пришла в негодность, как если бы в ней что-нибудь застряло! — ведущий просканировал содержимое духового устройства, и в разрезе показался силуэт плюшевого слонёнка. — И действительно! Единственный способ его починить — это испытать Ваши дыхательные навыки, уважаемые слушатели, чтобы вытолкнуть нежеланного поселенца! Слон слишком габаритный, чтобы жить в трубе, Вам так не кажется?

— Какая глупость, — решил Лионго Белло.

— Есть ли среди Вас желающие протестировать своё дыхание? Тот, кто успешно освободит слонёнка, не причинив ему вреда, получит таинственный приз!

Молодые люди один за другим испытывали свои способности, выжимая лёгкие до предела, но гость трубы успевал только показать зрителям свои уши и хобот прежде, чем у конкурсантов кончались силы, после чего плюшевый зверь сразу скатывался вниз.

— Слон — большое, но нежное создание, и необходимо подобрать правильный ритм, чтобы вызволить его наружу.

— Пожалуй, пойдём дальше? — предложила Феба.

— Я готов пойти! — вдруг поднял руку Япет, и его браслет загорелся красным цветом.

— Чудесно! — ведущий дождался, пока юноша поднимется на сцену. — Откуда Вы, драгоценный участник?

— Сейчас я прохожу учёбу на Марсе, — сообщил он, и толпа уважительно охнула. — А остальное не так важно!

— Как интересно! Посмотрим, чем порадует нас будущий кавалергард! Поддержите героя аплодисментами!

Когда гул утих, молодой человек взялся за инструмент. Прежде он не имел музыкального опыта, отчего нашёл мундштук не с первого раза. Кое-как к нему приобщившись, Япет сперва неловко вдохнул, надув щёки, и почувствовал сопротивление воздуха в трубе, вызванное застрявшим слонёнком. Если бы кто-нибудь понял, что он уже потратил свою попытку, зрители глубоко бы разочаровались. Однако, кажется, ведущий предпочёл этого не заметить.

Юный кадет начал дышать глубже и глубже, сосредотачиваясь на усилиях, нагнетая воздух в лёгких. Феба и Лионго Белло переглянулись: неужели он действительно собирался это сделать?

На тренировках в Академии Япет обнаружил интересную особенность тела, позволявшую изменять свойства организма в зависимости от поставленных целей. Молодой человек не умел ещё вызывать это состояние намеренно, и ему предстояло овладеть этим навыком в будущем.

Янтарная планета системы Гелиос купалась в лучах своей звезды, не боясь лёгких ожогов. Она сонно кружилась по орбите, как балерина в полуденной дрёме на раскалённом пляжу. Подпалённое медное платье танцовщицы сияло золотистыми переливами, становившимися ярче по мере приближения родительских губительных рук…

Япет весь покраснел, создавая в трубе огромное давление воздуха. Слонёнок выглянул из раструба, выпучив на зрителей большие глаза. Его голова расширялась, достигая неприличных габаритов, точно внутри него горело небесное светило. В конце концов, плюшевый зверь, содрогаясь, лопнул, освободив порывы жаркого ветра. От этого взрыва у Япета сбилось дыхание; он не удержал трубу, и та со звоном ударилась о землю.

Справившись с удивлением, ведущий развеял образовавшуюся тишину своим извечно-позитивным тоном:

— Кажется, наш марсианский конкурсант несколько переборщил! По условиям, слонёнок должен был остаться в живых.

Разглядев недоумение на лице Япета, темнокожий кадет заулыбался.

— А теперь смотрите, как это делается! — Лионго Белло вышел на сцену, когда в трубу вложили нового игрушечного слонёнка. Он поправил мундштук, сжал его губами и, правильно дыша и вибрируя мышцами лица, перенаправлял эти вибрации дальше в полость духового инструмента. Пальцами нажимая на клапаны, юноша извлекал разные ноты, и плюшевый зверёк, наполняясь мелодией, с равномерными расширениями и сжатиями всё же выпрыгнул из раструба целым и невредимым.

— Определён победитель! Поздравляем!

Из-за кулис вышла солистка джазовой группы. Она внимательно изучила Лионго Белло и узнала в нём родственную душу. Девушка показала ладонь, на которой был вырезан таинственный знак, и кадет протянул ей протез, на металлической поверхности которого этот знак отразился.

— Таинственный приз, предлагаемый победителю, — это индивидуальный мастер-класс от звезды нашего шоу, прелестной Нины Фумо!

— Ты уже часть семьи, — произнесла Нина Фумо, уединившись в закулисье вместе с победителем, но тот покачал головой.

— Для меня великая честь — встретиться с Вами. Когда меня только создали, Эша Фумо приютила меня. На Панацее она спасала многих от голодной смерти. Она рассказывала нам о деяниях Семьи, и мы долго ждали вашего прихода…

— Я слышала, что с ней стало, — девушка понимающе кивнула. — Мы не могли прийти так быстро…

— Прошли века, — отрезал Лионго Белло. — Она держалась до последнего. К счастью, мне довелось видеть её в трезвом уме.

— Как тебе удалось сбежать?

— Так же, как и Вам. Я тоже оставил всех позади.

— Мне жаль…

— Жалостью делу не поможешь. Инквизиторы невероятно сильны. Пока вся остальная галактика их не одолеет, общину нам не спасти. Но не все, как я вижу, настроены решительно.

— Идём. Я покажу тебе, над чем мы работаем, — певица провела его дальше. — Почему твоя рука не восстановилась?

— Это напоминание. Так я их никогда не забуду.

Лионго Белло долго не возвращался к ребятам.

— Сколько часов продлится этот мастер-класс? Нечестно, почему он рассчитан только на одного?

— Что же, Лионго Белло найдёт нас потом сам. Пошли дальше.

— Профессора тоже нигде не видно. Мы не должны были сопровождать его?

— С ним ничего не случится, — уверила Феба.

— И почему ты так решила?

— На этом мероприятии собралось невероятное количество людей, и до сих пор я не видела ни одного офицера службы безопасности. Оглянись: вокруг нас только гражданские! Тут так спокойно, даже на Земле я такого не видела. Значит, здесь контроль ведётся иным способом, не зависящим от деятельности телохранителей, и без нас профессор Алгоритмус тоже в безопасности.

— Ты не думала, что кроме нас тут могут присутствовать и другие силовые фракции, работающие под прикрытием?

— Их всех видно по глазам. Здесь таких нет.

— Какая ты загадочная девушка!

— Ах! Повзрослеешь — поймёшь, о чём я.

— Всё равно придётся найти профессора. Деньги ведь у него.

— И почему мы его упустили… Он не мог уйти далеко.

В следующем секторе Внешнего круга Второго дня собрались любители совсем другого музыкального стиля.

— Дамы и господа, а также чудеса робототехники! — шутливо объявлял ведущий. — Группа, ради которой Вы здесь собрались, дала свой первый концерт на Япете полторы тысячи лет назад во время забастовок в рабочем пространстве Сатурна! Все производства планеты приостановили работу, чтобы поддержать бунтарский рёв! Готовьтесь, ибо такого Вы больше нигде не услышите!

— У планеты с моим именем интересная история, — отмечал Япет. — Никак не ожидал, что в ней нашлось место артистам. Об этом нам не рассказывали.

— Я знаю их, — вспомнила Феба. — Давай уйдём, пока они не начали игру. Они исполняют в жанре индастриал, и слушать их просто невозможно.

— Встречайте! — махнул рукой ведущий, и сцена поехала вверх. Из толпы зрителей вышли стройными рядами роботы. Поднимаясь по ступенькам, они шагали в едином ритме, становились за станки и приборы, чтобы имитировать рабочую деятельность на производстве.

Заиграл электронный повторяющийся бит, зазвучали удары молотов о раскалённый металл, заработали горячие печи.

Начался 108472-й трудовой цикл.

Буйвол Тайгеты[2]

Каждый день одно и то же, Наша жизнь ни на что не похожа, Мы единый коллектив, Звон металла — это мотив!

Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз.

Каждый день одно и то же, Наша жизнь ни на что не похожа. Не спи, друг, встань за спиной, Я начинаю сегодняшний строй.

Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз.

Каждый день одно и то же, Наша жизнь ни на что не похожа. Ты сломан, мой верный герой, Замени шестерёнки — и в строй!

Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз. Ещ-щ-щё раз!

Каждый день начинаю я рано, Не починить мои старые раны. Но я молот беру, иду за тобой И вместе мы собираемся в строй.

Нет слова «устал», есть только «надо», Во всём мире от него мне отрада. Мне не холодно и не жарко, Я начинаю новую сварку.

Ещё раз! Хватит! Ещё раз! Хватит!

Я больше не чувствую ни злобы, ни боли, Во мне осталась только железная воля. Я исполняю то, что всем нужно, Пусть никогда я не выйду наружу!

Ещё раз! Приди! Ещё раз! Приди!

Роботы начали складывать металлолом в кучу, пополняя его не только остатками производства, но и частями сломанных станков и своих собратьев. Когда металлолом стали разрезать огромной циркулярной пилой, полетел поток искр, заставивший зрителей отскочить в стороны.

Ты выгорел, мой верный герой, Вместо тебя возглавлю я строй. Мотор заменяет мне сердце, Он шумит за жестяной дверцей.

Открытое пламя раскаляло металл, и роботы придавали ему форму, вкладывая в неё очертания чего-то им дорогого.

Я забыл, что есть мир за окном, Но я уверен сегодня в одном, Ещё один день, ещё одна ночь, Только ты нам сможешь помочь.

Тайгета! Приди! Тайгета! Приди!

Металлическая фигура, рождённая в вихре пламенных искр, расправила руки, когда на неё опрокинули чан с холодной водой. Сцену объял густой пар, и из тумана появилась андроид. Она оглядела трудящихся и встала за станок вместе с ними.

Каждый день одно и то же, Наша жизнь во многом похожа, Не спешим разомкнуть мы ряды, Ведь с нами сегодня есть Ты.

Тайгета! Ты с нами! Тайгета! Ты с нами!

Ты веришь в Силу, Ты веришь в Свободу, Ты несёшь в руках родниковую воду. Прошу, останься с нами подольше, Вместе работы мы выполним больше!

Объединившись, рабочие выковали увесистый золотой молот. Тайгета взяла его в руки и, размахнувшись, нанесла удар по стене. Пошли трещины.

Нас давит невидимым прессом, Но с Тобой мы не чувствуем стресса, Сломай, растопчи, освободи от оков, Хотим с Тобой трудиться до смерти веков!

Тайгета! Бей! Тайгета! Бей!

Наконец под ритмичными ударами железной нимфы стена рухнула, и рабочие увидели мир, который они сотворили: великое, нетленное, совершенное будущее!

Преодолей, трансформируй, исполни, Нашу жизнь ты смыслом наполни! Смиренный труд и добрая воля, Мир, избавленный от ржавеющей боли!

Тайгета развернулась к рабочим и зрителям, и производственный шум приостановился, чтобы всем было слышно, что она изречёт:

Труд отныне добровольный, Он исходит изнутри. Чтобы волю к нему отыскать, В сердце своё посмотри.

Представление кончилось, роботы вернулись к работе с Тайгетой. Началась новая эпоха — эпоха без принуждения и без лени, с ценным трудом, с поощрённым стремлением.

Когда гул станков перестал терзать слух Фебы и Япета, юноша отдал свой голос за эту музыкальную группу.

— Полторы тысячи лет назад Тайгета установила взаимопонимание и мир на спутниках Юпитера и Сатурна, производства которых активно использовались в космической гонке. Она позволила трудовым коллективам самим выдвигать своих лидеров, возвратила человеческие условия труда на заводы и предприятия, — Япет пересказывал исторические факты, просто радуясь тому, что его назвали в честь великой планеты, или вообще в честь чего-то великого.

— Никто из основателей группы не дожил до наших дней, — напомнила ему Феба. — Каждый робот на сцене представляет одного из участников оригинальной истории, но информация о них не сохранилась.

— Ты и это знаешь!

— Скажем, после рождения меня распределили на Ганимед, и «Буйвола Тайгеты» там слушают все.

— Уважаемые гости Дня музыки! — ведущий вновь заговорил. — Как же нам обойтись сегодня без конкурса? Пусть десять желающих проследуют на сцену для участия в состязании!

— Пойдём! Пойдём! — подначивала юношу Феба. — Отыграешься за прошлый конкурс!

— Разве мы не должны найти профессора Алгоритмуса?

— Так вот же он! — девушка указала на старика в синих одеждах, застывшего посреди прилавков. Через своего «ловца снов» он внимательно рассматривал инновационные молотки, гаечные ключи и штангенциркули, как будто оценивал качество их изготовления. — Он здесь, кажется надолго. Будем держать его в поле зрения!

Ребята поднялись на сцену, напоминавшую большую музыкальную пластинку. Роботы уступили им места у станков. Для каждого участника в его рабочей зоне размещалось самое разнообразное оборудование, применяемое на предприятиях. В детстве Япет учился на механика, и ему не составляло большого труда сформировать общее представление о работе этих удивительных аппаратов, тем более, на Марсе он уже получил звание подмастерья.

— Руководство по эксплуатации аппаратуры приведено в ауротрансмиттерах! — донёс ведущий.

— Без инструкций веселее.

Феба, до вступления в Военную Академию проживавшая в рабочем секторе Солнечной системы, хорошо владела инструментами, если даже не лучше, чем её младший товарищ-кадет. Девушка взяла два штангенциркуля и легонько постучала ими друг о друга, по высоте звука определила их материал.

— Все эти приборы созданы из парящих металлов Венеры и их сплавов, — подсказала она Япету. — Значит, можно сделать вот так!

По велению кадетки производственный инвентарь взмыл в воздух и закружился по мысленной траектории.

— Сейчас судья нашего шоу талантов наиграет Вам несколько мелодий, и Вы должны будете их повторить, используя приборы с рабочего места! К концу выделенного времени будет вычислен коэффициент подобия композиций, и тот, кто наберёт высший балл во всех трёх раундах, победит! Встречайте жюри!

Огромный механический буйвол взгромоздил стальные копыта на край сцены, и постройка ощущаемо покачнулась. Зверь согрел участников своим шумным дыханием, поклонился им так, что ребята могли коснуться его острых рогов. Он выпрямил морду, и в его разомкнутой пасти заиграла пластинка.

Когда мелодия завершилась, судья навострил уши: настал его черёд слушать. Кое-как и невпопад рабочие места зазвенели, затрещали, загудели, один только Япет сидел без движений.

Как можно было сыграть произведение на инструментах, для музыки не предназначенных? Как на слух было определить, какую выстроить между ними последовательность, из каких технических звуков удачнее извлекать ноты? Кажется, у Фебы не было с этим проблем. Она достаточно ловко подбирала комбинации жужжащей-гудящей аппаратуры, приводила их в активность попеременно, филигранно жонглировала всеми инструментами сразу, то освобождая заложенную в них силу, то беря её под жёсткий контроль.

Такой эта девушка была и по жизни: по необходимости она умела становится серьёзной, воздушной и смелой, в естественном порядке освоила разные стороны собственной личности.

Япету снова становилось досадно.

Первый раунд закончиться не успел, а железный буйвол заревел тяжело и протяжно, разрывая ауросвязь между ребятами и их инструментами. Из могучих ноздрей показались языки пламени, и бык глядел на собравшихся сердито и строго.

— Вынужден отметить, что нашему жюри не понравилась Ваша работа, — печально проговорил ведущий. — Буйвол — зверь пылкий и своенравный. Постарайтесь перед ним выступить достойно: игра невпопад выводит его из себя.

Бык поднял голову вверх: в зубах обновилась пластинка, началось произведение, сложнее, чем первое.

— Япет, гляди, это ведь просто! — по ауросвязи Феба объяснила ему принципы сочинения музыки на рабочем станке, но юноша не мог поднять в воздух более тройки аппаратов за раз.

— Как у тебя это так легко получается? — спрашивали девушку окружающие.

— Нам тоже скажи!

Феба покраснела: в момент позволенного себе расслабления череда пронзающих взглядов сбила её с толку.

— Сейчас я всё объясню! — обещала она, рассылая всем данные, хотя время поджимало. — Вот эти металлы резонируют с нотой «Ля» первой октавы, а эти поршни бьют ритмично, как барабаны! Тут звон как у колокола, здесь мотор задаёт бит. Каждый прибор звучит уникально, и если их грамотно объединить...

— Как это сложно!

— Этот бык точно нас съест!

«Как бы поступил учитель Дрона?» — проскользнула мысль Фебы к Япету по ауросвязи. Юноша прикрыл руками лицо, чтобы прожектора красных глаз буйвола не отвлекали его от погружения в себя.

«Как бы поступил Гиперион?» — подумал кадет.

Белокурая танцовщица плыла по лону небес как по бескрайнему зеркалу. Одинокий лебедь, потерявший пару — не искала она больше ни спасения, ни утешения. В поворотах её заледенелого стана читалась надежда, светлая, чистая, как водопад, что некогда замер в холодных лучах красного солнца.

Тройка карликов, тусклые звёзды пленили её гравитацией, чтобы насладиться вечной красотой чарующих пируэтов. Безжизненная Глизе 667 С с, собрав последние силы, методично и утончённо подпрыгивала в снежных пуантах, так свободно падая в объятия загадочного часовщика, отсчитывавшего каждый её оборот вокруг морозной звезды. Он не показывал своего лица, но ждал, что скоро балерина останется навсегда только его.

Стужа, бесконечная стихия слегка коснулась сознания Япета, и он не утратил холоднокровия, когда недовольный судья сотрясал сцену в очередной раз. Юноша оставил на столе три подошедшие ему инструмента — все остальные свалились на пол от усиленной качки. Он готов был играть хотя бы так, как умел.

— Все возьмите по паре приборов! — кричала Феба. — У нас последняя попытка! Все — ни слова! Координируемся по ауросвязи! Почувствуйте ритм!

В третий раз буйвол наиграл музыку, в третий раз он нацелил на участников тяжёлый взгляд, от которого становилось жарко. Собравшись с духом, ребята выстроили умственно нотную грамоту из инструментов, распределились в очередь и сыграли в оркестре под руководством талантливой кадетки.

Довольный представлением, бык опустил голову, позволил погладить себя по голове и рогам, на браслеты всех собравшихся перевели достойные баллы.

— Пойдём поскорее к

профессору! — Феба повела товарища к торговой площадке. — Ты видишь его?

---

[1]В эпоху долгой жизни граждане дольше оставались молодыми. Старение начиналось за пределами первой тысячи лет. Последние поколения не достигли ещё такого этапа: профессор Алгоритмус был создан намного раньше их.

[2]Тайгета — нимфа Упорства. Покровительница трудящихся.

... продолжение проследует, когда автор научится писать