Две ведьмы в семье | Two Witches In the Family (джен)

«... и я надеюсь, что ты не посчитаешь меня слишком легкомысленным за то, что написал это письмо, особенно учитывая, что я никогда раньше не писал тебе и не пытался поддерживать контакт после того, как ты покинула Хогвартс. Я несколько раз пытался написать тебе, но, то был занят с экзаменами СОВ, то не мог найти нужных слов, и в конце концов, забросил эту идею. Тем не менее, мне следовало написать, ведь именно благодаря тебе я смог отлично сдать Историю магии. Ну, отлично… Это «Выше ожиданий», но ведь это всё равно хорошая оценка, правда?

Я читал о твоих матчах с тех пор, как ты ушла, и слушал, когда Эванс — то есть, Лили — рассказывала о тебе своим друзьям. Я рад, что твоя карьера в квиддиче хорошо развивается. После того, как я прочитал о твоей номинации на премию «Лучший игрок среди женщин», я подумал, что пришло время, наконец, написать тебе письмо, хотя бы для того, чтобы поблагодарить тебя за то время, которое ты потратила, чтобы помочь мне готовиться к экзаменам на четвёртом курсе. Я не сделал это должным образом, верно? Моя мать была бы в ужасе от такого отсутствия манер, если бы узнала.

Итак, всё лето я размышлял, что написать, и в итоге, ну, упустил время? Мне очень жаль, что ты не выиграла премию, кстати; ты должна была её получить, ты действительно должна! Надеюсь, ты не расстроилась из-за этого — у избирателей просто нет вкуса. Я уверен, что ты получишь её в следующем году!

В общем, мне пора заканчивать. У нас скоро Защита от тёмных искусств, и Бродяга — то есть, Сириус — подталкивает меня идти, а я не хочу, чтобы он попытался украсть моё письмо, пока я отвлечён, — зная его, он дразнил бы меня бесконечно за то, что я пишу девушке. Ты ведь знаешь, какой он? Хотя, возможно, ты и не знаешь? Лили когда-нибудь говорила о нём с тобой?

Неважно. Я просто надеюсь, что у тебя всё в порядке и что у тебя всё идёт хорошо. Тут… ну, ты знаешь, что пишут в газетах; будь осторожна?

Надеюсь, что услышу от тебя скоро, даже если ты решишь не отвечать на моё письмо.

Поздравляю тебя снова, ну, со всем.

С уважением,

Питер Петтигрю.»

Петуния читает и перечитывает письмо в, казалось бы, уже сотый раз (а возможно, это действительно так, она уже не уверена), всё ещё раздумывая, что ей думать и что с ним делать.

Прошло довольно много времени с тех пор, как она в последний раз думала о Питере Петтигрю, но, честно говоря, у неё было куда больше неотложных дел, чем вспоминать одного из студентов, которых она обучала в Хогвартсе. Он не первый, кто написал ей за последние два года; были и другие до него, один или два из которых продолжают присылать ей письма каждые три-четыре месяца (не Примула Хаттон, конечно; но учитывая, что Петуния отправила свою сестру в Святого Мунго в прошлом году, это было вполне понятно и ожидаемо).

Письмо Петтигрю вызывает у Петунии смешанные чувства.

С одной стороны, приятно, что он прислал ей послание, даже спустя столько времени, и Петуния ценит его слабую похвалу. С другой стороны, упоминание о результатах премии «Еженедельника ведьм» вызывает раздражение, если не унижение (пятое место, всего 7% голосов; это немного. Знание того, что она хотя бы попала на пьедестал, даже на самую нижнюю ступеньку, несколько смягчало горечь поражения, как и поддерживающие комментарии от её товарищей по команде и Эмити о том, что для начинающего игрока сама номинация уже была исключительным достижением).

Тем не менее, письмо Петтигрю как-то странно трогает. С одной стороны, он прямо связывает свои результаты экзаменов СОВ с обучением Петунии, что вызывает у неё абсурдное чувство гордости. С другой стороны, он упоминает Лили, что заставляет Петунию нахмуриться, потому что почему он вообще говорит о её сестре? (Возможно, просто чтобы мельком услышать новости от Петунии, шепчет её сердце. Возможно, чтобы попытаться ухаживать за Лили, горько возражает её разум. Лили ведь красивее, и она ровесница Петера; это было бы логично. И всё же… и всё же…)

Ещё есть форма письма. Его стиль, конечно, ужасен, и текст усыпан маленькими тёмными пятнами, где чернила капали с его пера. Ему бы не помешало поработать над аккуратностью, неприветливо думает Петуния, прежде чем снова перечитать письмо (ещё раз).

Ей стоило бы уже ответить, хотя бы вежливым «спасибо, а у тебя как дела?». Но Петуния никак не может заставить себя взять перо.

Дело в том, что… это письмо от мальчика. От мальчика, которого она знает и который знает её лично, в отличие от фанатов, которые просто просят автографы.

Она… действительно не знает, что делать с этим письмом и стоит ли на него отвечать. И уже прошла неделя с тех пор, как неизвестная сова принесла его!

В конце концов, неуверенная, хотя и не понимая, почему, Петуния решает спросить совета у Эмити.

Её лучшая подруга мало изменилась с тех пор, как они обе покинули Хогвартс два года назад.

Они не часто виделись за это время, хотя обменивались регулярными письмами — или, по крайней мере, настолько регулярными, насколько это было возможно, учитывая, что одна из них всегда находилась в пути.

Эмити с её короткими и более кудрявыми светлыми волосами, округлившимся лицом и кожей, загоревшей под солнцем множества экзотических стран, только что вернулась после почти полутора лет путешествий по миру с двоюродной сестрой Чарити. Они совершали традиционное магическое гран-турне, посещая различных родственников в Австралии и США. Семья Бербидж большая, и её ветви распространились повсюду, как давно узнала Петунья. Она давно перестала пытаться запомнить имена многочисленных сестёр и кузенов Эмити — за исключением Чарити, потому что Чарити их ровесница, и Петунья вряд ли смогла бы забыть эту блондинку из Когтеврана, которая уверенно подошла к ней и начала задавать множество вопросов о маггловском мире с таким видом сосредоточенности и восхищения, что Петунье стало немного не по себе.

(Когда спустя несколько лет она случайно узнает от своего племянника и его друзей, что Чарити Бёрбидж теперь преподаёт маггловедение в Хогвартсе, она не удивляется. Она только надеется, что Чарити действительно знает свой предмет, в отличие от некоторых её предшественников.)

Эмити вернулась уже два месяца назад, но Петунья задумывается, как долго она ещё здесь пробудет, прежде чем снова уедет. Она не глупа; она знает, что семья Бербидж настаивала на том, чтобы Эмити посетила как можно больше родственников, чтобы удержать её подальше от Великобритании и той ужасной атмосферы, которая здесь установилась. Как бы Петунья ни пыталась отрицать это, Англия больше не безопасна, особенно для семьи, которая, несмотря на свои чистокровные и полукровные ветви, проповедует терпимость и принятие магглов.

(Не думай о числе погибших, строго приказывает Петунье её разум. И никогда не представляй, что Эмити может оказаться одной из них.)

Эмити, похоже, этого не осознаёт, и, возможно, это к лучшему. Петунье легче отбросить эти мысли и вместо этого с увлечением слушать рассказы подруги о тех местах, которые она посетила.

Петунья жалеет, что не смогла поехать с Эмити в это путешествие — они даже обсуждали такую возможность в какой-то момент. Идея покинуть Англию вместе, чтобы открыть для себя, как устроен волшебный мир в других странах, была столь захватывающей. Увы, деньги были проблемой для Петуньи (в отличие от Эмити, чья семья была более обеспеченной), да и Педдл сразу же нашли нового охотника, поэтому эту идею пришлось так же быстро отбросить.

Но слушая рассказы Эмити о путешествиях, когда та заглядывает к ней в небольшую квартиру на чай (принося с собой домашние печенья, от которых невозможно было оторваться), Петунья не может не испытывать зависть и разочарование от того, что не увидела тех чудес, которые увидела её подруга. Ах, как хотелось бы ей отправиться в круиз по Нилу на волшебной лодке, зачарованной так, чтобы магглы её не видели, остановиться, чтобы посетить скрытые пирамиды и храмы, ужинать каждый вечер на палубе, пока египетские русалки играют в воде вокруг лодки…

«Это было не так весело, как кажется,» признаётся Эмити. «Русалки всё время пели, пока играли, и их пение просто ужасное. Я была рада, когда мы наконец-то добрались до Каира, поверь мне.»

Забавно, но Петунья ей верит. Она доверяет Эмити намного больше, чем собственной сестре (но её отношения с Лили сложные, хотя и кажутся дружелюбными. У Лили есть всё, чего Петунья так хочет: красота, ум и больше природного магического таланта в одном мизинце, чем у Петуньи во всём теле. Петунья завидует ей… но и любит её. А Лили, маленькая добрая Лили, даже не осознаёт чувств своей сестры, потому что любит её просто. Она доверяет Петунье почти все свои секреты. Петунья же… не может найти в себе силы ответить тем же, потому что нет никакого способа рассказать Лили о том, как тяжело ей на душе, когда ей снова и снова напоминают, что люди всегда предпочитают Лили.)

Поэтому, конечно, это именно Эмити она показывает письмо Петтигрю, когда просит совета, что ей делать. У Эмити примерно столько же опыта с парнями, сколько и у Петуньи (если только она не нашла кого-то во время своего гран-турне, но с Чарити и ещё одной кузиной в качестве компаньонок это маловероятно), но у неё всегда был здравый ум и хорошие советы.

— О, Петунья, — говорит Эмити, когда наконец кладёт письмо Петтигрю обратно. Она улыбается широкой, большой улыбкой, показывая зубы. — Это так мило.

Петунья кивает, стараясь не выглядеть слишком нервной.

— Мило, да, — отвечает она. — Но что мне с этим делать, Эмити?

Потому что это настоящий вопрос, на который она хочет получить ответ от Эмити.

Эмити моргает, как будто удивлена вопросом.

— Ну… ты ответишь ему? Это ведь не так сложно, да?

Петунья делает неопределённый жест нетерпения.

— Ты так думаешь, но что именно я должна ему сказать? Я едва его знаю…

— Ты знаешь его достаточно, чтобы чувствовать смущение по поводу того, как правильно ему ответить. Интересно, что бы ты сказала или как бы выглядела, если бы этот парень прямо сказал тебе, что влюблён в тебя, — хихикает Эмити, наблюдая, как Петунья краснеет, словно помидор.

— Эмити! Будь серьёзной хоть на минуту, ладно? Этот парень — ровесник Лили! Если бы он и влюбился в кого-то, то в неё, а не в меня, — добавляет она после паузы, как бы между прочим.

Это мало помогает справиться с горечью в её голосе, но у Эмити хватает такта, чтобы не комментировать это. Она прекрасно знает, как сложны чувства Петуньи по отношению к младшей сестре, так же как Петунья знает, как сильно Эмити боится никогда не выйти из тени своих собственных братьев и сестёр, благодаря многим ночам, проведённым в обмене секретами в их спальне, когда они заплетали друг другу косы, ожидая сна.

Взгляд Эмити смягчается, и она откидывается на спинку кресла.

— Извини, — искренне говорит она. — Но ведь ты никогда не знаешь, правда? Твоя сестра красивая, но это не значит, что она его тип.

Лили — это тип всех, на мгновение думает Петунья, но не отвечает.

— Расскажи мне, Петунья, — говорит Амити, тревожно глядя на подругу. — Что тебя так беспокоит?

Петунья колеблется.

— Это моё первое письмо от парня, который не является поклонником, — наконец отвечает она, плечи опускаются. — Я не… Это просто парень, которому я помогала с учёбой, — пытается она оправдаться, стараясь не покраснеть, — но это первый раз, когда кто-то, кто не семья или близкий друг, пишет мне не за автографом. Я просто… Я не хочу всё испортить.

Это слабое оправдание, но на самом деле Петунья до сих пор не понимает, что она чувствует по поводу этого письма — или по поводу самого Петтигрю.

Он не Прекрасный Принц, он не красивый и не богатый, но… она помнит благодарные глаза и искреннюю улыбку, когда Петунья впервые согласилась помочь ему.

(Он как она, шепчет её разум. Он незаметный среди Мародёров, тот, кто недостаточно особенный, несмотря на все усилия, и про кого все забывают в тот момент, как появляются его друзья, так же, как люди перестают замечать Петунью, когда Лили входит в комнату. Он мог бы понять её, как никто другой…)

(Возможно.)

Но она не рассказывает этого Эмити. Она даже сама до конца не осознаёт, почему Петтигрю так важен или почему её сердце вдруг готово зацепиться за него.

В конце концов, Амити просто вздыхает, потому что она не знает, что сказать (но ведь Петунья не дала ей всех частей пазла, не так ли?).

— Ну, мой совет — ты ничего не потеряешь, если ответишь ему. А что сказать… ну, лучше всего упомянуть хотя бы одну вещь, на которую он мог бы ответить. Попытайся найти общие интересы. Я не уверена, что нравится гриффиндорским парням его возраста… И, честно говоря, Петунья, но я плохо помню этого парня. Поскольку у нас не было с ним общих уроков и мало контакта с младшими учениками, думаю, это нормально, но всё равно… Какой он? Ты говорила, что он ровесник Лили, значит, ему что, пятнадцать?

— Шестнадцать, — поправляет Петунья; она не добавляет «семнадцать в феврале», потому что это было бы лишней деталью для Амити на данный момент. — Лили уже шестнадцать лет, как бы странно это ни казалось. А Петтигрю…

Петунья хмыкает, представляя Петтигрю таким, каким видела его в последний раз.

— Невысокий, — наконец говорит она. — Склонный к полноте, но не слишком толстый. Голубоглазый. Он любит читать и довольно тихий, но умный. Не как когтевранец, но может быть проницательным.

Петунья провела достаточно времени с ним, чтобы это понять. Питер Петтигрю не самый могущественный из той четвёрки, что он составляет с Блэком, Поттером и Люпином, но у неё есть смутное ощущение, что он гораздо умнее, чем его друзья думают.

— Он всегда тусуется с Сириусом Блэком и Джеймсом Поттером, — добавляет она для Амити, потому что все игнорируют Питера, но все слышали о Поттере и Блэке или могут их узнать. Они уже были печально известны ещё в их время в Хогвартсе.

— О, их я помню, — замечает Амити. — Загонщик, которого ты любила сбивать с метлы, и красивый, неукротимый сын семьи Блэков. Знаешь, я слышала, его родители его лишили наследства!

Это что-то, чего Петунья не знала, и она с интересом наклоняется вперёд, задавая вопросы о подробностях, пока Эмити с удовольствием делится тем, что ей известно. Это не попало в новости, но чистокровные семьи любят обсуждать подобные вещи, когда устраивают мероприятия или собираются на семейные праздники. Петунья цокает и кивает, узнав о скандале с беглым сыном, которого выжгли с фамильного гобелена (богатые, древние семьи вроде Блэков любят создавать магические гобелены, отображающие их родословную. Эмити не говорит этого напрямую, но Петунья почти уверена, что у Бёрбиджей есть свой, где-то спрятанный. А если его нет сейчас, то, без сомнения, раньше он был).

О Петтигрю они больше не говорят до конца визита Эмити.

Два дня спустя Петунья отправляет сову в Хогвартс для одного гриффиндорского парня. Это письмо с благодарностью и вопросом «как у тебя дела?», с упоминанием о результатах его СОВ и о том, как идут его занятия, с осторожно сформулированным вопросом о Сириусе Блэке: как же он справляется, бедняжка, после того как его (ужасные) родители его изгнали?

Эмити посоветовала попытаться найти общие интересы, и какой лучший способ сделать это, если не спрашивать о друзьях и родственниках?

(И, в самой глубокой, тёмной части своего сердца, Петунья надеется, что упоминание обаятельного Сириуса Блэка вызовет у Питера такое же беспокойство и ревность, как и упоминание Лили вызвало у самой Петуньи…)