Без права на побег (гет)

Фрея Розье была несказанно рада — у нее наконец появилась настоящая подруга. До Литы у неё были лишь знакомые да приятельницы, но никто из них не стал по-настоящему близким человеком. Мисс Гримм с первого взгляда произвела на Фрею сильное впечатление: в ней ощущалось нечто знакомое — будто отголосок чего-то давно забытого, но уловить, что именно, девушка никак не могла.

Лита держалась с достоинством, отлично разбиралась в целительстве и анатомии и при этом порой искренне терялась в самых обыденных вещах. Эти странности можно было бы списать на особенности менталитета, но, в конце концов, Европа не так уж сильно отличалась от Британии.

Род Гримм был широко известен и уважаем, к тому же невероятно разветвлён. По слухам, в их семье было в порядке вещей вступать в брак с маглорожденными: якобы Гриммы считали подобные союзы полезными для «обновления крови» и вообще принимали в род всех, кто обладал магическим даром, соответствующим уровню потенциального супруга.

Для Британии это звучало почти как кощунство, но надо признать: сквибов в роду клятых немцев почти не рождалось. Более того, многие из них делали одновременно успешную карьеру в магловском и магическом мирах и, судя по всему, не жалели об этом.

На завуалированные вопросы Лита отвечала крайне скупо и мастерски обходила словесные ловушки и подводные камни. Несмотря на внешнюю простоту в общении, она была себе на уме — предпочитала больше спрашивать, чем рассказывать, и виртуозно переводила разговор на другую тему, если чувствовала подвох.

Фрея была в восторге: в новой подруге не было ни капли слизеринского снобизма, любви к интригам и мелочной подлости. Но и себя Лита в обиду не давала никому. Кэрроу, попытавшийся агрессивно навязывать своё мнение о чистоте крови в её присутствии, быстро получил «по рогам» — эффективно, с помощью неизвестного, но крайне неприятного сглаза, наложенного без использования палочки.

За несколько месяцев общения Фрея узнала, что дар у Литы — родовой, унаследованный от бабки, и называется странным словом «сихерче».

Было, впрочем, и ещё одно наблюдение. Фрея прекрасно говорила по-немецки и по-французски и прекрасно знала, как звучит настоящий немецкий акцент. Только спустя месяц знакомства она наконец поняла, что в произношении Литы слышит не немецкий, а русский акцент.

Озарение пришло неожиданно — во время одной из лекций в Академии.

Как-то, навещая старшую ветвь семьи, Фрея встречалась с наставником кузена Эвана — мистером Долоховым. Его речь и напомнила ей манеру Литы.

Впрочем, поразмыслив, Фрея пришла к выводу, что это вовсе не странно. Если Гриммы действительно принимали в род маглорожденных, то чистокровная ведьма из России на этом фоне выглядела даже весьма респектабельно.

Вот только дикарями мисс Гримм считала вовсе не русских, а англичан. Многие традиции британских чистокровных она называла откровенно смехотворными — например, камни рода. В местной культуре алтарь считался священным накопителем магической силы, которую передавали из поколения в поколение. Лита же уверенно утверждала, что её предки веками кочевали по Великой степи Евразии и в силе лишь прибавляли, обходясь без всяких «камней рода». Да, были у них менгиры, курганы и святилища, но это были общие места силы, принадлежавшие всем, а не какому-то отдельному роду.

— Где юрту установил — там тебе и домен, и замок. Стада подъели траву — снимаешься и идёшь дальше, — объясняла она.

Такой подход вводил мисс Розье в полное замешательство. Уйти от алтаря рода значило, по её убеждению, потерять часть силы. Лита же настаивала, что достаточно развести костёр и призвать духа местности — он подскажет, где поблизости находится ближайший источник силы. Столкнулись два мира, два разных мышления: островное и континентальное. Для одних пространство было ценностью, которую следовало захватывать и удерживать. Для других — непонятно, зачем ограничиваться и привязываться к тому, что в избытке. Лучше использовать все доступные места силы по мере необходимости, чем цепляться за одно-единственное.

И подобных расхождений было множество. Огромное множество.

Правда, Фрея всё чаще задумывалась о том, что её положение далеко не завидное — и она это прекрасно понимала. Единственная дочь младшей ветви — больше её родители, состоящие в дальнем родстве, зачать не смогли. Какой толк в том, что их род входил в «Священные двадцать восемь», если это не приносило ни дохода, ни, соответственно, приданого?

На Британских островах не осталось чистокровных родов, куда можно было бы сосватать Фрею, не рискуя кровосмешением. А брак с полукровкой или маглорождённым старшая ветвь категорически не допустит.

Что самое обидное — все прекрасно знали, к чему приводят близкородственные браки. Портретная галерея Габсбургов служила наглядным предупреждением, знакомым даже британским магам.

Но менять традиции никто не хотел. Жениться внутри «правильного круга» проще — и привычнее. Семья Розье здесь не была исключением — скорее, образцовый пример. Вот и кузен Эван, единственный наследник и главная надежда рода, до сих пор не был женат — подходящей невесты ему так и не нашли. А время уходило. Случись с ним беда — фамилия исчезнет, растворится в тумане истории. И никто даже не вспомнит, что когда-то имя Розье произносили с уважением и трепетом.

Сама Фрея воспользовалась старым правом, закреплённым за семьями из числа «Священных Двадцати Восьми». Когда-то её предки были знаменитыми целителями: возглавляли отделения Св. Мунго, разрабатывали лечебные эликсиры, спасали жизни, и за это Академия при больнице до сих пор предоставляла их потомкам бесплатное обучение. Для дома Розье это было спасением: денег на контракт попросту не было.

Но вместо благословения и поддержки родители устроили грандиозный скандал.

Маман была в истерике, папа — в гневе. Как можно? Как смеет она, дочь древнейшего и благороднейшего рода, собравшаяся лечить... кого? Авроров? Простолюдинов? Магглорожденных? Это же позор, это же падение рода — чуть ли не предательство крови.

Фрея пыталась объяснить. Напоминала, что состояние их семьи когда-то было честно нажито именно целительским ремеслом. Что среди предков не только дуэлянты и политики, но и лекари, очень уважаемые при дворе. Что жить на остатки былого величия и бояться реальности — жалко. Но родители не слушали. Они давно разговаривали с придуманным образом, а не с дочерью.

В результате в доме воцарился холод отчуждения. Почти год Фрея жила в состоянии вооружённого нейтралитета: дома она появлялась лишь для того, чтобы поесть и переночевать. С ней не разговаривали, ей ничего не запрещали, но и не поддерживали.

А она просто не могла больше сидеть сложа руки. Без приданого в свои двадцать два ей нечего было ловить на балах и в салонах, где всё ещё сватали по происхождению. Образование было хоть каким-то шансом и на выживание, и на будущее.

Всё чаще она задумывалась о переезде — в кампус при академии, ближе к своей единственной подруге. Подальше от высоких потолков, выцветших портретов и молчаливых укоров.

* * *

Камилл Али Шаффик происходил из древнего рода магов Лахора, расположенного в историческом Пенджабе. История этого рода восходила ко временам, когда алхимия и целительство были не просто ремеслом, а духовной практикой.

В XVIII веке глава семьи, Али Музаффар Шаффик, служил придворным магом при дворе наваба (влиятельного мусульманского правителя) Лахора. Он был известен как мастер зелий и «тайного дыхания».

Позже, во времена британского владычества, младшая ветвь рода переселилась в Лондон, сумев убедить британскую элиту в своей несомненной полезности. Несмотря на десятилетия жизни в Англии, Шаффики не потеряли связи со своими восточными корнями. Они по-прежнему хранили семейные традиции: молились на рассвете, постились в Рамадан, а в библиотеке бережно хранились тонкие фолианты на персидском языке — наследие старших поколений.

Традиции суфизма лежали в основе целительских практик семьи Шаффик — не как религиозная догма, а как путь постижения скрытой сути человека и мира. Их предки говорили: «Исцеляется не тело, а завеса между телом и истиной».

Отголоски этого подхода чувствовались даже в самых простых лечебных чарах, которые Шаффик творил без резких жестов, почти шёпотом — будто уговаривал магию, а не приказывал ей.

Камилл отнюдь не был первым Шаффиком, работавшим в больнице Святого Мунго. До него здесь трудились многие его родственники. Шаффики, жившие в Британии с конца XVIII столетия, долгие годы чувствовали себя в Туманном Альбионе уверенно, пока ситуация не начала меняться — и весьма заметно — после Второй мировой войны.

Сначала началось превознесение Альбуса Дамблдора, который, в отличие от представителей чистокровных семейств, отдававших долг родине на полях сражений, всю войну просидел в Хогвартсе. Затем произошла какая-то мутная история с дуэлью, после которой декана Гриффиндора начали величать «Великим Светлым» и «победителем Гриндевальда». Кто там кого побеждал — было не совсем ясно. Магическая Британия — деревня маленькая, и все прекрасно знали о «нежной дружбе» двух магов. С чего бы один стал побеждать другого?

Тем не менее, Дамблдора сделали председателем Международной конфедерации магов, несмотря на протесты русской делегации, и затем повторно избрали на этот пост. После окончания двух сроков он возглавил уже британскую делегацию в МКМ. Именно тогда и выяснилось, что русские ничего не забыли: ещё с 1945 года Дамблдор числился у них в международном розыске как военный преступник. В результате визиты политика в некоторые государства могли закончиться арестом и экстрадицией. Однако хитрый маг не унывал и решил строить политическую карьеру у себя дома, в Британии.

Вот тут-то у семьи Шаффик и начались проблемы.

С рвением, достойным лучшего применения, Дамблдор начал борьбу с так называемыми тёмными магами. Первыми под удар попали ритуалисты Святого Мунго. За годы работы в Западной Европе Шаффики переработали своё наследие, адаптировав его так, чтобы максимально эффективно помогать пациентам. Так появились методики, основанные на суфийских принципах внутреннего развития и исцеления.

Эффект был потрясающим. Казалось, что пациенты довольны, лечение действительно помогало. Однако именно эта система вызвала наибольшее раздражение у «Великого Светлого». То, что методика развивала не только тело, но и разум, и духовную составляющую человека, полностью игнорировалось. Самым тяжёлым ударом для Шаффиков стало даже не преследование, а то, что Дамблдора поддержали вчерашние пациенты — те, кто сам был вылечен и, казалось бы, должен был желать другим здоровья.

Методика была закрыта, направление — запрещено. Первым уехал на Восток дед Камилла, затем — отец. К настоящему моменту в Британии из Шаффиков оставались только сам Камилл, две его жены и четверо детей. Мужчина и сам подумывал покинуть Туманный Альбион и перебраться в Пенджаб или Исфахан, где его ждали и практика, и студенты, и настоящая живая магия вместо обречённого запустения на острове.

Но тут в его жизни появилась мисс Гримм.

Дар истинного целительства в наши дни встречался не чаще, чем сияние над пустыней в полночь — редкий, почти забытый. Как человек Востока, Шаффик прекрасно знал о тюркских народах и их кочевой культуре. Их табибы исцеляли всех, кто нуждался: человека, коня, ягнёнка — не делая различий. Но сихерче были особенными. Они были не только лекарями, но и хранителями самой жизни: шаманами, зельеварами, малефиками. Их искусство шло от звёзд и ветров, от земли и жизни.

Увидеть истинную дочь степей на холодных Британских островах было чудом, знамением. И если он, Шаффик, отвернётся от такого дара, разве Аллах простит ему это? Оставить её на поругание мракобесию здешних магов — всё равно что погасить светильник посреди тьмы дремучести.

Чему они могут её научить? Разве что Гиппократ — пока греческую школу целительства не запретили. Но раз уж только у Камилла осталось место для ученика, значит, такова была воля Всевышнего.

Лита полностью оправдывала ожидания наставника: была уважительной, умной и по-настоящему старательной. Единственной, с кем она сблизилась, оказалась мисс Розье — такая же, как и она, одержимая стремлением к знаниям и практике целительства. Жизнь, в отличие от физики, устроена иначе: здесь подобное тянется к подобному, а противоположности чаще всего отталкиваются.

Её свободолюбивый нрав — истинной дочери степей — вызывал у некоторых чистокровных раздражение, и со временем это обернулось мелкими, но подлыми выходками. Дежурство с Фреей они выдержали на отлично, но Лита свято верила: за предательство должна быть расплата. И Кэрроу с Доуэллом запомнят её надолго.

Девушка подмешала им в утренний чай экспериментальный состав — смесь на основе местных традиций зельеварения и смеси семейных рецептов. Зелье было абсолютно безопасным, но с занятным эффектом: оно сделало невидимыми все волосы на теле. Вообще все.

Шаффик давно так не смеялся.

Пока оба молодца в панике носились по отделениям, пытаясь понять, что с ними произошло, Лита успела записать их на недельную отработку в больничном морге. Причём не просто записать — она активировала заявку их собственным магическим отпечатком. Кэрроу даже с учётом статуса своего рода не смог ничего отменить — вся документация выглядела безупречно, как будто это они сами выразили готовность служить на благо науки и посмертной диагностики.

Лита и Фрея при этом выглядели как две невинные леди, вежливо улыбающиеся на любые свирепые взгляды проблемной парочки. После инцидента к ним стали относиться вежливо и с опаской, особенно Монтегю, а целитель Роули, старший патологоанатом, души в них не чаял: до сих пор ни один стажёр не вызывался идти в морг добровольно.

Шаффик был в восторге — он собирался передать деве свои наработанные методики: за неполный год мисс Гримм почти полностью освоила теоретическую часть, некогда утверждённую Министерством для обучения целителей. Её ещё предстояло учить магии крови и основам малефики, а главное, суфийские техники снятия проклятий были попросту незаменимы в серьёзной практике.

И главное, ей можно было доверять. Девушка не давала себя в обиду, ценила знания и обладала тем самым умом и хитростью, которые позволяли их не только усвоить, но и защитить.

* * *

Примерно через месяц после злополучного дежурства — и пару недель спустя их с Фреей феерической мести за подставу — Литу пригласил в кабинет мастер Шаффик. Наставник начал разговор издалека:

— Мисс Гримм, вы в курсе, что через пару месяцев завершите курс Академии целительства и сдадите квалификационный экзамен?

— Э... — Лита моргнула. — Это что, всё?

Она откровенно растерялась: по её мнению, тот объём знаний, что они успели освоить за считанные месяцы, едва дотягивал до уровня медицинского колледжа. Всё было как-то... быстро и поверхностно. Несерьёзно.

— Это всё, что предусмотрено в утверждённой Министерством программе Академии, — невозмутимо пояснил Шаффик. — И заметьте, вы у нас с декабря, тогда как остальные учатся два года. Немного анатомии, базовый набор чар — и вы младший целитель.

Лита молча ждала продолжения. Она отлично помнила, что именно рассказывали и показывали на подписании контракта. И точно знала: при желании министерские распоряжения можно обойти. Шаффик не заставил себя ждать.

— Мы с вами подписали контракт на личное ученичество. Захотите ли продолжить обучение? Многие на этом и останавливаются — достаточно, чтобы работать.

— Конечно хочу, — не задумываясь ответила Лита. — Что от меня требуется?

— Клятва ученика. Вот, ознакомьтесь, — он протянул ей лист пергамента с аккуратным текстом.

Лита внимательно прочитала документ — всё казалось вполне приемлемым. Но один момент заставил её задуматься.

— Сэр, я опасаюсь принудительного замужества. Местные маги — верх наглости и идиотизма. Я желаю выйти замуж только по своей воле и на своих условиях. Прошу включить это условие как защиту.

— Приемлемо, мисс Гримм, — спокойно кивнул Шаффик и внёс необходимые правки.

Они встали друг напротив друга, как это делали веками маги и их ученики, и произнесли обоюдную клятву. Слова, наполненные смыслом и древней силой, слились с тишиной, и в тот же миг Литу окутала волна магии — мягкой, тёплой, с тонким, знакомым ароматом полевых трав Евразии. Она почувствовала, как эта сила проникает в самую глубину, принимая её, соединяясь с её собственной магией, словно возвращение домой.

Лита улыбнулась искренне и спокойно. Было удивительно приятно осознавать, что она действительно сделала правильный выбор.