Традиции ночи (гет)

Вот отредактированный текст. Все слова автора сохранены, структура выстроена с сохранением ритма и плавности:

Представьте себе, что человек носит при себе вкусное пирожное. Вы точно знаете, что оно у него есть — из сумки пахнет просто божественно. Такое пирожное, причем уникальное, есть у каждого, кроме вас. И при этом человек не против, чтобы вы откусили его пирожное, но только маленький кусочек, а иначе человек умрет. Представили? Добро пожаловать в мир вампира.

Кристина знала способ, позволяющий существовать среди людей. Имя ему — воздержанность. Всегда, во всём. Этой воздержанности она научилась в школе, задолго до того, как летучая мышь принесла ей, с надеждой глядящей в окно своей спальни, коротенькое письмо. Тогда она не знала ничего о магии, о волшебстве и о ночных созданиях.

Её мир состоял из правил — вечных как скалы и таких же нерушимых. Можно было обойти их, но том, чтобы сломать, даже думать не смей. И вдруг — письмо. Изумрудные чернила, лёгкий почерк с затейливыми завитками. Письмо было нарушением, но текст был безобидным. Всего лишь стишок:

Ты слышишь, как шепчется ветер в листве,

Как звёзды смеются в ночной синеве?

Как тени танцуют меж лунных огней,

Как чудо рождается в спальне твоей?

Ты веришь? Тогда прикоснись к тишине,

Позволь себе чувствовать мир в вышине.

Смотри — на ладони дрожит мотылёк,

Его лёгкий взмах — твой первый урок.

И тут появился светлячок. Красивый, слишком чудесный в холодной апрельской ночи. Кристина, позабыв об осторожности, протянула ладонь, и искорка света послушно села на неё, распустилась призрачной лилией — и угасла.

В этот момент кожу будто обожгло тысячей крошечных иголок. Тепло распространилось по всей руке, а потом по всему телу, а потом всё исчезло, как будто и не было ничего. И только лист с изумрудными чернилами служил напоминанием о том, что чудо — было.

Сейчас Кристина понимала: Филипп нехитрым способом, соприкосновением с заклинанием, разбудил в ней магический дар. Распространённое явление: схватись за что-нибудь волшебное — и волшебство в тебе откликнется. Этот подлец любил изысканные лакомства, такие, например, как молоденькие чародейки. И никакие моральные рамки вампира не ограничивали.

Следующее письмо, подкинутое Кристине в книгу, в стихотворной форме предлагало девушке уже прийти ночью в танцевальный зал. На обед, ага.

Даже тогда Кристина понимала, что от подобных предложений следует отказываться. Волшебство, понимаете ли, фокусы. Им в школе не раз говорили, чего стоит ждать от таких фокусников, так что девушка сожгла письмо.

Возможно, её маленький бунт, бывший лишь обычным проявлением благоразумия, заинтересовал вампира.

Завязалась переписка. Волшебство ворвалось в жизнь Кристины вместе с письмами. Вплелось в её будни мягко, словно музыка, разлившаяся по вечернему воздуху.

Третий конверт нашёлся в старой книге, которую девушка листала в библиотеке. Затем записки стали появляться повсюду: под подушкой, за зеркалом, спрятанные под крышкой рояля, небрежно оставленные на столе и даже прикреплённые снизу, так, что нужно было заглянуть, чтобы их найти. Однажды Кристина обнаружила очередное послание в шкафу, в кармане платья, которое всегда носила.

Кто бы ни был этот незнакомец, он мог проникнуть в её жизнь, куда и когда ему заблагорассудится. И всё же он никогда не показывался ей.

Точнее сказать, Кристина его не видела.

Она не пыталась искать его, не устраивала ловушек и не задавала в письмах прямых вопросов. Она просто читала, улыбаясь его словам, и оставляла ответы на подоконнике. Их переписка не была игрой в кошки-мышки — это была тайна, сотканная из строк и тишины, из ожидания и замирания сердца при каждом новом найденном листке.

Он никогда не называл её по имени. В обращениях предпочитал мягкое, ласкающее слух, но сохраняющее конфиденциальность «Ma chérie». Но больше всего он писал о себе.

Кристина смеялась над его невероятными историями — она не верила, что можно за одну жизнь успеть побывать везде, где он якобы бывал. Его письма пахли далёкими странами и морским ветром. Он рассказывал о незнакомых ей городах, о старинных замках, скрытых среди гор, о легендах и о древних реликвиях.

Но иногда он исчезал. На долгие недели, а порой и месяцы. И тогда сердце Кристины сжималось от непрошеной тоски. Конечно, она понимала — рано или поздно всё закончится. Собеседнику надоест эта тайная переписка, он найдёт новую игру или же просто исчезнет навсегда.

Или, возможно, повзрослеет она.

В семнадцать лет девушки покидали стены школы, чтобы занять своё место в мире. Получить должность при дворе, выйти замуж — принять судьбу, уготованную им с рождения.

Если так, найдут ли её письма там, в новой жизни? Или невысказанные строки так и прозвучат, и умолкнут с первыми лучами солнца?

Кристина заболела внезапно. Доктора, осматривая её в своих кабинетах, лишь разводили руками. Никаких отклонений — ни лихорадки, ни воспаления, ни следов яда. Но тело слабело с каждым днём.

Частые головокружения, ноги подкашивались, девушка стала часто падать в обмороки. Кожа её приобрела нездоровую бледность, а в зеркале она видела измождённое создание с потухшим взглядом. И ещё кое-что. Иногда, редко, крошечные капельки крови на простыни. Как будто от царапины или укуса комара.

Куда страшнее было другое — молчание. Её тайный собеседник пропал. С момента её последнего письма прошло два месяца, и ни слова в ответ. Неужели он устал от их тайной игры? Или просто забыл её, как про очередное мимолётное увлечение?

Дни превратились в однообразную агонию, а ночи — в зыбкое ожидание. Кристина чувствовала, как жизнь медленно утекает сквозь пальцы, как рушатся мечты, как реальность становится тусклым, чужим миром.

Она уже почти смирилась с мыслью, что не выйдет за стены этой школы.

И вот — чудо. Листок на столе. Обычный, без печатей и украшений, без зелёных завитков, словно записка, небрежно брошенная незнакомцем. Она с дрожью потянулась к нему, едва удерживая бумагу в ослабевших пальцах.

Её собеседник писал, что ему нужно надолго уехать. Сухие, холодные слова. Ни «Ма шери», ни привычных тёплых признаний. Ни объяснений. Просто уведомление.

Спустя полтора века Кристина будет думать, что то был уникальный случай, когда у вампира проснулась совесть. Может быть, он бы действительно оставил её в покое. Но её собственные слова подписали приговор.

Возможно, в предчувствии близкой смерти она позволила себе больше, чем следовало. В ответе она написала:

«Как хочу поехать с тобой. Слушала бы твои истории вечно.»

Обычная метафора. Неудачный оборот речи. Но вампиры умеют читать между строк. Он пришёл. И был точно таким, каким она его себе представляла. Как будто она видела его раньше много раз…

Ночь была тёплой, тени длинными, а луна заливала сад мягким серебром. Ни единого звука, кроме ночного шёпота деревьев. Только его голос. Филипп сидел рядом, непринуждённо откинувшись на локоть.

Его светлые глаза смотрели насмешливо и прямо.

— Хочешь убежать отсюда? Этот мир за стенами совсем другой. Полный свободы. Но не все её выдерживают. Люди предпочитают жить по правилам и умирать по правилам. А ты? Что выберешь?

Локон его каштановых волос щекотал её руку.

— Тебя. — Просто ответила Кристина, думая, что знает, в какую игру с ней играет незнакомец.

Она ошибалась.

Она не запомнила момент укуса, как и все прошлые разы. Только короткую вспышку холода, пронизывающего каждую клеточку, и мглу, в которую провалилась, не успев даже вскрикнуть.

И, когда очнулась, под ореховым деревом в саду, куда её перенёс Филипп, уже была вампиром. Звёзды над головой светили ярче, чем когда-либо, их мерцания, живого, но холодного, было достаточно, чтобы видеть как днём.

Ветер, гуляющий по улицам за высокой оградой, был полон звуков, которых раньше она не замечала: ритмичное биение сердец прохожих, через два дома от их убежища, лёгкий шелест крыльев летучих мышей под крышей, хруст маленькой веточки под её ногой.

А потом пришла жажда. Кристина стиснула зубы, сжала пальцы так, что костяшки побелели. Это не было обычное чувство голода — это был огонь, разливающийся по венам, зов, требующий ответа.

В первые минуты после превращения она металась между страхом и восторгом. Её тело казалось чужим и знакомым одновременно. Она ощутила силу в каждом движении — лёгкость, ловкость, грацию. Она выздоровела, нет, она была здорова, как никогда прежде. Ей хотелось бежать, лететь, разрушать границы, которые раньше сковывали её человеческую натуру.

Она сделала первый шаг, и мир дрогнул. Казалось, что земля под ногами больше не удерживает её — одно лёгкое усилие, и она почти на верхушке дерева. Ещё одно движение — и перед ней, в её власти, окажется весь город, такой заманчивый, полный жизни и крови.