Истина важнее правил (гет)

— Я… — ее голос сорвался. Она отвела взгляд от пронзительного взгляда Альбедо. Угловатый символ, казалось, пульсировал на пожелтевшей бумаге, взывая к чему-то глубоко спрятанному в ее памяти. Знакомое? Да. Но откуда? Как? — Я не знаю, — выдохнула она наконец честно, — Я помню только сны. Только… эту стену. Голос сестры. И этот… холодный узор, — она ткнула пальцем в символ в книге, — Он был там, как тень. Где я могла его видеть наяву? В архивах Сумеру? Но я не помню… — она умолкла, чувствуя беспомощность. Знания, ее опора, вдруг казались зыбкими.

Альбедо не настаивал. Он медленно закрыл тяжелый том, аккуратно положил его обратно на полку.

— Память — сложный механизм, — начал он, его голос вернулся к привычной, ровной интонации ученого, но без прежней отстраненности. В нем слышалось… понимание? -особенно под воздействием сильного стресса или внешнего вмешательства. То, что ты описала — тактильные детали, визуальные образы — слишком конкретны для типичного ночного кошмара. Это больше похоже на… фрагменты воспоминаний. Искаженных, спрессованных, но реальных. — он посмотрел на ее блокнот, лежащий рядом, — Твой дневник — хороший инструмент. Продолжай фиксировать все. Каждую деталь. Даже ту, что кажется незначительной.

Он достал из стопки бумаг лист испещренный древними, витиеватыми письменами, явно не сумерскими и не мондштадтскими. Знаки были угловатые, агрессивные на вид, с множеством острых углов и сложных переплетений. Аврора осторожно подошла и склонила голову, пытаясь прочитать.

— Каэнри'ах, — пояснил Альбедо, заметив ее интерес. Он положил лист перед собой, рядом с чистым листом бумаги и пером, — Язык древнего королевства. Большая часть знаний утеряна, фрагменты… трудны для интерпретации. Этот, — он ткнул в сложный символ в центре текста, который так привлек ее внимание, — встречается в нескольких источниках, связанных с энергетическими феноменами хребта. Но контекст ускользает. Структура предложения архаична даже для...

— Я знаю, — прозвучало тихо, но четко, перебивая его. Аврора подняла на него взгляд. В ее кристально-голубых глазах, обычно таких осторожных, горел знакомый Альбедо огонь — огонь интеллектуального азарта, — Изучала его в академии. Это… — ее палец коснулся края пергамента рядом с тем самым символом, — это глагольная конструкция, обозначающая принудительную конвергенцию. Или… насильственное слияние. Очень специфический термин. Редкий.

Альбедо замер. Перо, которое он уже обмакнул в чернильницу, зависло в воздухе. Его привычно бесстрастное лицо выражало редкое, чистое удивление. Брови приподнялись, губы слегка приоткрылись. Он смотрел не на текст, а на нее. Молчание повисло густым и звонким, нарушаемым лишь потрескиванием дров в печи. В его глазах мелькнул целый калейдоскоп эмоций: недоверие, стремительная переоценка, а затем — яркая искра глубокого, профессионального интереса, смешанного с неожиданным облегчением.

— Продолжай, — произнес он наконец, его голос звучал чуть приглушенно. Он отодвинул свой чистый лист в сторону и осторожно подал ей перо - свое перо, с ручкой из темного дерева, — Этот символ… он ключевой. Что ты можешь сказать о его связи с окружающими лексемами? — его взгляд был прикован к ней, ко всем микро-движениям ее лица, к тому, как ее ум будет работать здесь и сейчас. В его глазах "Образец №7" только что превратился в самого ценного соратника в решении задачи, которая, как он теперь понимал, касалась их обоих куда глубже, чем просто геология хребта.

"В его глазах чистое удивление, редкое зрелище. Пусть знает, что его образец переполнен не только Бездной, но и знаниями, за которые он, возможно, отдал бы пару своих бесценных кристаллов." — внутренне, с горьковатым торжеством она анализировала его реакцию.

Аврора взяла перо, дерево было теплым от его руки, почувствовала легкую дрожь в пальцах — не от страха, от азарта. Наклонилась над текстом, ее академический почерк, четкий и безупречный, уже выводил первые пометки на полях рядом с загадочными каэнри'анскими знаками... Внезапно она заметила, что левая рука непроизвольно повторила его жест — локоть на столе, подбородок чуть прижат к костяшкам пальцев. Точь-в-точь как он, когда погружен в расчеты. Аврора резко выпрямилась, отодвинув руку. "Идиотка. Он заметил?" — она украдкой глянула на Альбедо, но он не поднимал головы, читая что она пишет. Облегчение смешалось со стыдом.

— Мне нужно проверить показания сейсмометров у северного гребня. Вернусь к вечеру, — сказал Альбедо вставая, уже собирая компактный прибор. Его взгляд скользнул по тексту, потом — почти незаметно — по ее лицу, — Не стесняйся пользоваться книгами. Особенно теми, что на нижней полке — там справочники по сравнительной лингвистике.

Дверь закрылась за ним. Лаборатория снова погрузилась в тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров и гулом ветра. Аврора осталась сидеть, глядя на загадочный текст. Вопрос Альбедо про дневник висел в воздухе, тревожный и неотвязный. Откуда? Шрам под блузой снова дрогнул, холодной волной пробежав по коже. Она встряхнулась, с силой потерев руки. Нет. Не сейчас. Нужно действие. Контроль.

Она осторожно пододвинула стул, села на его место. Пахло им — чернилами, мелом, едва уловимым запахом кофе и снега, и чем-то еще. Она взяла чистое перо (свое, которое он дал ей для записей в журнале), аккуратно стерла излишки чернил с его кляксы тряпицей. Потом погрузилась в изучение текста.

Час спустя на полях каэнри'анского текста появились ее пометки. Четкие, выведенные ее мелким, аккуратным почерком. Аврора отложила перо, потянулась. За окном уже сгущались сумерки. Лаборатория была погружена в уютный полумрак, освещаемый лишь кристаллом над столом и огоньком в печи. Девушка оставила текст с пометками точно на том месте, где он лежал, когда уходил Альбедо. Сердце колотилось чуть быстрее — от волнения, а не страха. Что он скажет?

Закончив с текстом, она встала и подошла к окну. Лаборатория действительно преобразилась с тех пор, как Аврора впервые очнулась здесь. Не просто пещера — убежище, ставшее чем-то большим.

Над массивным рабочим столом Альбедо теперь горел стационарный светящийся кристалл в изящной бронзовой оправе. Его мягкий, ровный свет разгонял мрак, не создавая резких теней, идеально освещая разложенные бумаги и инструменты.

Полки, когда-то пустые и пыльные, теперь были заполнены до отказа: толстые фолианты в кожаных переплетах, аккуратные ряды склянок с разноцветными реактивами, образцы минералов - гео-кристаллы, слюда, необычные вкрапления — каждый в своей аккуратной деревянной ячейке, подписанный четким почерком Альбедо.

Возле печи, где когда-то стояло лишь ведро с углем, теперь стоял опрятный ящик с колотыми дровами, а рядом - плетеная корзина с припасами: корнеплоды, аккуратно сложенные в пирамидку, мешочек с крупой, несколько луковиц. Признаки не временного лагеря, а обжитого места.

На небольшой печи дымилась и булькала сложная алхимическая установка - стеклянные колбы разных размеров, переплетенные лабиринтом трубок, в одной из них медленно капала густая жидкость янтарного цвета. Знакомый запах трав смешивался с резковатым ароматом химикатов.

«Он перенес сюда все необходимое, — подумала Аврора не без тепла, — чтобы работать здесь.»

Запах лаборатории был уже не просто дымом и пылью заброшенного убежища. Это была сложная, живая смесь: едкий дух реактивов, горьковатый аромат сушеных трав для настоев, смолистый запах горящих дров, устойчивый, чуть терпкий запах его чернил и... сесилий?

Ключ щелкнул в замке. Альбедо вошел, сбивая с сапог снег. Его лицо было слегка покрасневшим от холода, на пальто таял иней. Он молча повесил сумку на крюк, достал прибор, поставил его на полку для оборудования. Его взгляд сразу нашел исписанный лист на столе. Он подошел, не глядя на Аврору, и взял лист.

Тишина. Альбедо читал ее пометки. Медленно. Внимательно. Его палец проследил за ссылкой на страницу в справочнике. Он открыл книгу, нашел нужное место, сверил. Потом снова посмотрел на ее примечания, ничего не сказал. Просто аккуратно сложил лист и убрал его в стопку с другими бумагами. Подошел к печи, подбросил пару поленьев. Пламя весело затрещало, отбрасывая танцующие тени на стены.

— Ужин? — спросил он наконец, его голос был обыденным, как будто ничего не произошло.

Но когда он повернулся, чтобы взять котелок, его взгляд на мгновение задержался на ней. В нем не было ни досады, ни раздражения. Было… удовлетворение? Одобрение? Сложно сказать, но точно не негатив.

— Да, — ответила Аврора, чувствуя, как невидимый камень свалился с души, — Помочь?

Он кивнул, протягивая ей мешочек с крупой. Они молча готовили простую похлебку. Напряжение вечера постепенно рассеивалось, заменяясь тихим ритуалом совместного действия. Запах готовящейся еды смешивался с привычными ароматами лаборатории.

На следующее утро, когда Аврора вышла в основную комнату после записи снов (опять символы, опять ледяная стена, но теперь она пыталась зарисовать детали узора), на столе Альбедо, рядом с ее чашкой чая, лежал новый лист пергамента. На нем — другой фрагмент каэнри'анского текста, еще более сложный, испещренный незнакомыми символами. В углу листа, его четким, острым почерком, было написано: "Если есть время. — А."