Когда Матье Дюбо, булочник с улицы Тоннельри, получил письмо, в котором говорилось, что 29 октября 1634 года ему следует явиться в Пале-Кардиналь для «беседы», он не поверил своим глазам.
— Наверное, это какая-нибудь ошибка, — растерянно бормотал он курьеру, который тем временем с безучастным видом поправлял подпруги седла. — Я же ведь простой торговец, я же…
— Вы Матье Дюбо?
— Да.
— Тогда никакой ошибки быть не может, — ответил посыльный и, вскочив на коня, исчез за поворотом, оставляя бедного булочника растерянно стоять посреди улицы. Однако уже совсем скоро растерянность переросла в настоящее отчаяние.
— Боже Милостивый, зачем я им понадобился? — вопрошал булочник, воздевая руки к небу. — Как же я мог прогневать нашего короля или господина герцога? Я католик, я исправно плачу налоги, у меня даже никогда не было проблем с магистратом! За что же мне это?
Всю ночь Дюбо не спал: метался по постели и продолжал мысленно задавать вопрос «за что?». Несколько раз он вставал, бродил, как неприкаянный, по комнате, брал в руки письмо, рассматривал его и перечитывал, надеясь, что неправильно понял содержание и на самом деле идти никуда не надо.
Так прошла целая ночь, и наступило неотвратимое утро — ясное, безоблачное и по-весеннему яркое. Матье Дюбо встретил его совсем другим человеком. Он собрал всех домашних в лавке; окинул взглядом дом, где прожил 54 года; дал прислуге по монете; поцеловал жену, благословил дочерей, дал наставления сыновьям и отправился в Пале-Кардиналь с отрешенным спокойствием человека, столкнувшего с трагической неотвратимостью судьбы.
Лишь когда фигура булочника исчезла в толпе, Марта Дюбо вспомнила, где она видела того седого господина. Однако было уже слишком поздно.
* * *
— Стало быть, вы все-таки решили ехать на бал? — спросил Ла Валетт, переставляя фигуры на шахматной доске.
— Мне не остается ничего другого. Я обещал Их Величествам.
— А если это ловушка?
— Ваша очередь начинать, Луи.
— Монсеньор, мое предложение по-прежнему в силе: если мы поменяемся костюмами, то заговорщики будут сбиты с толку и не смогут напасть на вас.
— Да, но они смогут напасть на вас.
— Я с радостью пойду на эту жертву.
— Нет, Луи. Вы мне очень дороги, и я не стану подвергать вас опасности. К тому же вспомните, что писал Светоний и Корнелий Бальб: Цезарь знал, что погибнет от рук заговорщиков, но не стал прятаться и гордо встретил смерть.
Ла Валетт помрачнел и проиграл кардиналу ладью.
— Давайте больше не будем об этом, — ласково улыбнулся Ришелье.
Некоторое время генерал молчал, глядя на шахматную доску, где разворачивалась драма (причем не в его пользу). Затем недоверчиво прищурился и посмотрел на кардинала.
— Признайтесь, вы что-то задумали?
Ришелье удивленно посмотрел на Ла Валетта. Вокруг улыбающихся голубых глаз кардинала пролегла сеть мелких морщин.
— Разве что... поставить вам мат, — невинно произнес он и положил на доску фигуру короля.
— Вы бываете просто невыносимы! — с полуобидой воскликнул Ла Валетт, но, глядя на от души смеющегося кардинала, рассмеялся сам.
— Кажется, Вы сегодня в добром расположении духа, Монсеньор, — послышался голос отца Жозефа. — Извините, я без доклада.
— Входите, почтенный отец Жозеф, входите. Я вам рад в любое время, — отозвался Ришелье, прикладывая платок к глазам. — Вы принесли нам дурные вести?
Монах сделал неопределенный жест рукой и достал из папки измятый лист бумаги.
— Мы получили ответ из гильдии каменщиков. Источник сообщает, что оснований считать обвал диверсией нет. Это могла быть только случайность.
— Хороша случайность, — проворчал Ла Валетт.
— Остается только благодарить Господа, за то, что хранил вас. Ваше спасение поистине невероятно.
— Dum fortuna favet,(1) — задумчиво проговорил кардинал. — Есть ли какие-нибудь новости из Ватикана?
— Пока нет. Посмотрим, что расскажет Мазарини, когда, наконец, доберется до Пале-Кардиналя.
— В каком смысле?
— Сегодня я узнал, что Мазарини вернулся в Париж полторы недели назад.
— И за это время не дал о себе знать...
— Именно. То, что сказал Барберини, мы знаем только от Оливареса. Мазарини же почему-то промолчал. Спрашивается, почему?
Ришелье задумчиво пригладил усы. Раздался деликатный стук в дверь и на пороге показался Шарпантье.
— Монсеньор, покорнейше прошу простить меня, но вас ожидают в приемной несколько просителей. Им отказать?
— Нет-нет, — вставая, произнес кардинал. — Я сейчас спущусь.
Прощаясь с Ришелье, генерал напоследок спросил:
— Кстати, Монсеньор, как я узнаю вас на балу? В какой маске вы будете?
— У меня уже есть маска, дорогой Луи, — улыбнулся кардинал, указывая на свое лицо, покрытое ссадинами. — Такой точно не будет ни у кого из гостей.
* * *
— Его Высокопреосвященство скоро вас примет, ожидайте, — произнес чинный лакей и удалился.
Матье Дюбо остался стоять у самых дверей совершенно неподвижно, стараясь как можно меньше топтать начищенный паркет и занимать как можно меньше места.
Дюбо никогда в жизни не видел такой роскоши. Обои с серебряным рисунком в виде птиц, огромный камин с прозрачным зеркалом, экзотический фарфор, мебельный гарнитур, обтянутый шелком, — один гвоздь стула здесь стоил дороже, чем вся его лавочка.
За второй дверью, в противоположном конце комнаты, послышался стук каблуков. Замок щелкнул и в гостиную вошел сам господин кардинал. Растерявшийся булочник еще крепче стиснул шляпу и неуклюже раскланялся, избегая смотреть на министра.
— Рад видеть вас, месье, — произнес ровный, глухой голос.
— Ваше Святейше... Ваша Светлость, для меня великая честь...
Дюбо замолчал, не зная, что говорить.
— Неужели вы меня не узнаете?
Булочник оторвал взгляд от пола и робко посмотрел на министра. Перед ним стоял высокий, стройный мужчина лет пятидесяти с густыми, не доходившими до плеч волосами, подернутыми благородной сединой. Если бы на нем был черный костюм, а не красная мантия, перехваченная на талии широким поясом с кистями, то можно было подумать, что это...
Внезапная догадка поразила Дюбо, словно удар молнии:
— Боже Праведный! Вы ли это?!
— Да, месье, это я.
— Пресвятая Дева! Что же это получается... В моем доме был сам господин первый министр!
— Все именно так и было, — с улыбкой ответил кардинал. — Собственно, именно поэтому я и пригласил вас сюда. Мне бы хотелось отблагодарить вас за то, что вы сделали для меня и моего друга.
— Так значит с вашим другом тоже все в порядке?
— Да, и не в последнюю очередь благодаря вашим стараниям и стараниям вашей супруги.
С этими словами кардинал протянул булочнику увесистый кошелек с деньгами.
— Покорнейше благодарю вас, Ваша Светлость, только как-то нехорошо получается. Я же без задней мысли, не ради выгоды... Как же можно!
— Берите, месье, берите. Иначе своим отказом вы очень меня расстроите.
Дюбо неловко поклонился и принял деньги.
— Вы как истинный христианин не побоялись в трудную минуту прийти на помощь тем, кто в ней особенно нуждался. Это дорогого стоит. Именно на таких людях, как вы, Дюбо, и держится Франция.
— Ох, Ваша Светлость, да разве ж это... — булочник покраснел. — Я просто давно чувствовал, что рано или поздно что-то такое да случится.
— В самом деле? — с любопытством спросил кардинал.
Живой интерес министра придал Дюбо уверенности.
— Вы уж не подумайте, Ваша Светлость, что я хочу кого-то очернить, но с этой гильдией можно было ожидать и не такого. Вся улица знала, что они закупили старые доски для лесов. Им все равно, лишь бы подешевле, а мы своих детей боялись на улицу выпускать — кто знает, рухнет или нет!
— У вас, кажется, трое детей, месье Дюбо?
— Четверо, Ваша Светлость. Два взрослых сына и две дочери — младшая еще совсем ребенок.
— Вы счастливый человек, — улыбнулся Ришелье. — Значит дела в пекарне тоже идут хорошо?
— Грех жаловаться, Ваша Светлость. Торгуем не хуже других. Пекарня ведь у нас не из последних: мы с отцом когда-то были поставщиками двора Его Величества, самого короля Генриха — упокой Господь его душу! Хоть и давно это было, но, слава Богу, работать не разучились.
— Так вы работаете вместе с отцом?
— Отец лет пятнадцать назад скончался, Ваша Светлость, и мне теперь помогают сыновья. Они у меня такие мóлодцы, что, если придется, весь Париж смогут хлебом накормить!
Ришелье рассмеялся. Ему нравилась простодушная искренность собеседника.
— Ну раз так, то у меня к вам есть предложение: мой мажордом ищет поставщика, который мог бы регулярно доставлять в Пале-Кардиналь свежий хлеб. Конечно, мой двор не так обширен, как королевский, и нужды его достаточно скромные, но, если вы согласитесь, я буду готов весьма достойно оплачивать вашу работу.
— Боже Праведный, быть поставщиком господина первого министра! Это же такая честь для нас!
Затем, совладав с волнением и суетливостью, булочник вдруг выпрямился и твердо, словно речь шла не о поставках хлеба, а военной операции, произнес:
— Ваша Светлость, можете быть совершенно спокойны. Уж кто, а Матье Дюбо вас точно не подведет.
— Очень рад это слышать, — благосклонно ответил кардинал и позвонил. На пороге появился чинный лакей, тот самый, который привел булочника в гостиную.
— Эрик, проводите, пожалуйста, месье Дюбо к господину де Бомону. Я, кажется, нашел нам нового поставщика.
* * *
Вернувшись после аудиенции домой, Матье Дюбо дал шутнику-Гюставу еще одну затрещину и заказал новую вывеску для своей лавки.
Так на одного кардиналиста в Париже стало больше.
1) Dum fortuna favet — "Пока благоволит фортуна" (лат.). Это первая часть латинской пословицы, которая целиком звучит как "Dum fortuna favet, et taurus parit vitulum" ("Пока благоволит фортуна, и бык родит теленка"). Т.е., когда фортуна благоволит, возможны самые невероятные вещи.