Будущий сон (джен)

Катарина была так бледна, что это не подделаешь женскими фокусами — во всяком случае, насколько об этом умел судить Леонард. Брат Анджело говорил о слабом сердце и тяжелом течении беременности, послы сочувственно качали головами и обещали внимательно следить за состоянием здоровья несчастной госпожи Оллар, Окделл бледнел не хуже дамы своего сердца, а значит донесет весть до Ракана твердо и убедительно. Другой вопрос, окажется ли это достаточным для того, чтобы позволить Олларам последнее свидание. Кардинал Сильвестр со своим слабым сердцем прожил сравнительно долго, при этом правил государством и успел причинить немало ущерба, если оценивать эту историю с позиций нового дворянства. В способностях вредить Катарине отказал бы только наивный глупец, а Альдо Ракан, может, и был глупцом, но только не наивным.

Енниоль, сведущий как в медицине, так и в магии, уже довольно давно спорил с братом Анджело, причем против их затеи были оба и каждый — по разным причинам. Енниоль категорически отказывался прибегать к гоганскому колдовству в переполненной скверной Олларии, к тому же он полагал, что любые попытки усилить внешние симптомы Катарины серьезно повлияют на ее шансы благополучно пережить роды. Брат Анджело оказался еще большим пессимистом и утверждал, что до родов дело даже не дойдет, и их единственный выход — подкупить лекаря, которого может прислать им Альдо. Окделл кружил вокруг них подобно коршуну с дурацкими вопросами и замечаниями, словно имел на это право, а Леонард мрачно пошутил, что если королевские доктора окажутся такими же компетентными, как цивильный комендант, Ее Величеству не придется даже стараться сильнее обычного, разыгрывая свою мистерию. Окделл предсказуемо заявил, что когда все закончится, он его вызовет, Леонард только отмахнулся и отошел в сторону к наблюдавшему за этим балаганом Арнольду.

— Иногда я думаю, что проще всего было бы отправить к Альдо Циллу, — невесело заметил он. — Мэллит больше не залог, а Удо Борн порадуется, где бы он ни находился.

— А потом Альдо явится за тобой, ты за мной, я за кардиналом, и так пока весь Талиг не наполнится выходцами, — закатил глаза Арнольд. — Даже и не думай.

— Достославный из достославных сказал то же самое, — Леонард усмехнулся. — Ему не понравилась история с Изабо. Цилла подбросила нам карас в обмен на бусы, а эта выходка была уже одолжением лично от нее, и это не тот род долгов, которые возможно накапливать. Тем более, что скоро Альдо окажется меньшей из наших проблем.

— Если только Тамазини с нами не играет, — Арнольд подбросил в ладони монетку. — Ему, знаешь ли, за нарушение присяги ничего не будет, мы не эории, высшие силы за нас не вступаются, только закатные твари, и то по настроению. Мы, конечно, не разоримся, но попасть в лапы к Ракану неприятно, да и с отцом потом объясняться.

— Отец и так нас по голове не погладит, — напомнил ему Леонард. — Как ты допустил, чтобы на конфискованные тессорией ценности наложил лапу этот проходимец Салиган? А потом еще и сдал их Окделлу, а тот — своему анаксу?

— А что я мог сделать? — огрызнулся Арнольд. — Что уплыло, уже не спасти. Окделл тогда только узнал о покушениях, скажи спасибо, что он сдал анаксу фарфор Ги Ариго, а не меня. Зато остальные тайники целы и дела идут, поставки не прекращаются, несмотря на войну и арест отца.

Пока братья спорили, консилиум вокруг постели Катарины кажется, пришел к подобию соглашения — Катарина тихим, но твердым голосом напомнила, что все они, включая Рокэ и ее супруга, рискуют умереть, монах обязался раздобыть некие известные ему одному травы, из которых Енниоль должен был приготовить гоганскую настойку, что способна ввести в заблуждение лекаря, если слова кардинала Альдо окажется недостаточно.

— Вы хотели со мной поговорить, Леонард? — кардинал возник рядом незаметно, и в глазах его поблескивали лукавые огоньки, словно он догадывался, что Манрики затевают нечто за его спиной, но позволял этому случиться. — Вот уже несколько дней утро начинается не с шадди, а с неожиданностей и незваных гостей.

— Я нашел кое-что в своих вещах, — признался Леонард. — Когда Люра пытался меня убить, у меня было видение. Я рассказывал о нем достославному Енниолю, но мы оба пришли к мнению, что для его толкования потребуется знаток эсператистской веры.

— Вот как? — кардинал не подал виду, что удивлен, но осторожно прикрыл дверь в свой кабинет. — И вы помните его содержание?

— Я видел достославного Фатихиоля и еще одного человека, как я теперь понимаю, это был ушедший Герман Супрэ. Я посчитал, что имею дело с выходцами, тем более Супрэ неоднократно являлся Окделлу после своей смерти, но вот насчет Фатихиоля я не уверен. Енниоль был убежден, что тот явится на призыв гоганской магии, но вместо этого мы получили Удо Борна, который при жизни не был ни магом, ни человеком выдающихся способностей. Многие могли бы обвинить в своей смерти Альдо Ракана, но почему-то именно Борн оказался настолько упрям, что решил преследовать его… Так или иначе, внук Фатихиоля утверждал, что его дед не мертв, а удалился от общины в поисках скрытого света, что бы это ни значило. Пример Айрис Окделл доказал, что на холодных тропах могут побывать не только выходцы… Словом, Фатихиоль и Супрэ передали мне некое сообщение, которое я, при помощи Окделла, записал.

Кардинал несколько раз перечитал странное пророчество о свечах, колодцах и Звере; очевидно, ему оно говорило несколько больше, чем далекому от религиозных дел Леонарду, и он задумчиво взглянул на него, словно решая, стоит ли посвящать его в подробности.

— Предупреждения такого рода зачастую обретают смысл только после того, как сбываются, — медленно проговорил он, не подозревая, что повторяет давние слова Абириоля. — О том, что такое колодцы, мы уже узнали, и смею надеяться, наши нынешние действия хотя бы не приближают нас к непоправимым последствиям… Свечи… тут вы были правы. Об этом следовало бы говорить в присутствии вашего брата, но вы передадите ему наш разговор, не так ли? Речь действительно об орденах веры в Единого Создателя.

— Орденов семь, — напомнил Леонард. — А свечей была одна, а стало девять. Одна погасла. Это тоже было в моем видении… Ее задула Цилла. А потом свечу зажгли с другой стороны…

— Семь эсператистских орденов, по одному на каждое качество Создателя, — кивнул Левий. — Олларианская церковь, что есть, по сути, восьмой орден, произошедший от первой, главной свечи. Погасшая свеча — орден Истины и его магнусы, судя по их состоянию, пережившие встречу с гостями из иного мира, — и ритуалы, обернувшиеся против мира после их ухода. И еще одна свеча, пламя которой видят лишь избранные… Полагаю, таким замысловатым путем достославный Фатихиоль предлагал вам найти меня.

— Вас? — вот теперь ему удалось удивить Леонарда. — Не знал, что вы были знакомы, вы ведь едва узнали Енниоля.

— Узнать достославного из достославных в его нынешнем образе не так то просто, — кардинал усмехнулся. — Полагаю, его и собственный народ бы не узнал и не послушал, потому я и отговорил его возвращаться в Агарис и предложил попытаться спасти общину здесь и сейчас. А вот с Фатихиолем, не стану скрывать, встречался Его Святейшество Адриан, поскольку их сферы интересов пересекались. Вы говорите, Фатихиоль искал скрытый свет. Адриан тоже его искал. У Адриана были последователи, целью которых было спасти эсператизм от мрачного будущего, что нам виделось, особенно после того, как одна из свечей погасла. Так получилось, что после его смерти новый орден возглавил я.

— Девятый орден, — Леонарду захотелось рассмеяться от того, насколько простым оказалось объяснение. — Тайный орден, которого не хватало истинникам для ритуала. Арнольд определенно должен об этом услышать!

— Надеюсь, мне не стоит напоминал вам о значении слова «тайный»? — весело осведомился Левий. — Впрочем, вам все равно никто не поверит. Свет восьмой свечи видят лишь избранные, и это стоит понимать буквально.

— А Зверь, стало быть, это легендарный Зверь Раканов? — произнес Леонард. — Но почему Фатихиоль так хотел, чтобы я вас нашел и передал это?

— Потому что цена Зверя — жизнь, а цена Зова — смерть, — просто повторил Левий. — Имя Зверя забыто, а значит, оно никогда не должно быть произнесено. Как-то мы оба можем воспрепятствовать этому, достославный Фатихиоль в это верил, а значит, этот путь так или иначе ведет к искомому свету.

Ночь прошла беспокойно. Обычно такое тревожное ощущение преследовало Леонарда накануне встречи с Королевой Холода, но Цилла так и не появилась, зато ему снился Абириоль. Маленький гоган о чем-то оживленно толковал с Фридрихом — вот уж право не найти более странной компании, — и старшим братом Катарины, генералом Ариго, которого Леонард уже встречал в Ноймаре. Слышать их он по-прежнему не мог, зато Абириоль каким-то образом будто почувствовал его присутствие и подняв с земли ветку, начертил смутно знакомый знак, напомнивший Леонарду о гальтарской символике. Где-то он его уже встречал, возможно, даже у Рокэ…

Проснулся он от резкого стука в дверь. На пороге встоял взъерошенный и явно еще не до конца проснувшийся Арнольд.

— Таракан явился, — он потирал руки от волнения. — Что-то сейчас будет.

— Где он? — Леонард втащил брата в комнату и запер дверь. — Ты его видел?

— Прямо к кардиналу отправился, — ответил Арнольд. — Левий передал, нам отсюда носа не высовывать. А я так хотел посмотреть на знаменитые белые штаны…

— Валме утверждает, он их сменил, — рассеянно отозвался Леонард. — Арнольд, тебе знаком этот символ? — он попытался повторить орнамент, что показывал ему Абириоль; Арнольд только бросил быстрый взгляд на пергамент и рассмеялся.

— Ты почти два года всюду таскался с Алвой, чтобы теперь уверить меня, что не узнаешь его знак? Это же символ Повелителей Ветра.

— Но Алва не Повелитель Ветра, — начал было Леонард и тут же осекся: — Но это не значит, что где-то в другом месте его нет…

— Логично, — допустил Арнольд. — Хочешь попытаться его найти?

— Возможно, кто-то уже этим занимается, — Леонард почувствовал, как губы помимо воли расползаются в широкую ухмылку.

Новостей от кардинала пришлось дожидаться довольно долго; когда за ними, наконец, пришел брат Пьетро, Леонард и Арнольд уже успели обсудить все возможные темы и сыграть с десяток партий в карты. Новости их ждали двойственные: с одной стороны, даже анакс не был настолько безумен, чтобы силой попытаться вернуть обратно во дворец беременную женщину в тяжелом состоянии, тем более, что ее здоровьем интересовались иностранные послы, с другой стороны, он все же настоял на том, чтобы привезти в Ноху лекаря для оказания ей необходимой помощи. Словом брата Анджело, как Леонард и ожидал, он довольствоваться не согласился.

— Забавно, когда-то я считала вашу семью самыми неприятными своими тюремщиками, — пусть выглядела Катарина так, словно на самом деле вот-вот готовилась отбыть в мир иной, голос ее звучал твердо. — Создатель прочтет в моем сердце, что я творила безумные вещи, за которые теперь платит мое дитя…

— Вы ведь понимаете, что королевский лекарь может оказаться королевским отравителем, если ему прикажет Ракан, — Леонард наблюдал за тем, как за окном одни гвардейцы сменяют других. — Будь осторожны, особенно если он носит кольца.

— Вы ведь получаете удовольствие от этой мелочной мести, — Катарина поджала губы. — Я предупредила Рокэ о том, что задумали мои братья и Штанцлер. У Окделла бы ничего не вышло, так что не мните, будто это вы его спасли.

— Рокэ я, может, и не спас, — пожал плечами Леонард. — А вот герцога Окделла — весьма вероятно. Решись он и вправду на отравление, его будущее было бы весьма прискорбно.

— Вряд ли оно чем-то отличалось бы от того, что мы видим сегодня, — Катарина вдруг сменила тон на просящий: — Граф, как бывший капитан королевской охраны, вы должны оградить меня от его постоянных визитов. Герцог не всегда знает меру в выражении своих эмоций, а я не нахожу в себе сил сказать ему…

— О нет, Ваше Величество, вы не превратите меня в свою фрейлину, — запротестовал Леонард. — К тому же, скоро у герцога Окделла не будет возможности наносить вам светские визиты, ведь вы вернетесь к своему супругу и покинете Олларию.

— Куда мы поедем? — взгляд Катарины обрел необычайную ясность. — О нет, о Ноймаре вы расскажете кардиналу или Роберу, ведь ни в ваших, ни в моих интересах, чтобы Фердинанд из-под влияния Сильвестра перешел под влияние своей сестры и ее супруга. Когда Рокэ будет свободен, многое изменится, возможно, изменится, но пока этого не случилось, а я еще хорошо помню, каким мог быть Фердинанд, когда ему позволили стать королем, пусть даже на такой непродолжительный срок.

— Вы даже на смертном одре не оставляете интриг, Ваше Величество, я почти впечатлен, — Леонард рассмеялся, эти танцы королевских кобр начинали его забавлять. — Детали побега лучше не разглашать до самого побега. Примета плохая, — поколебавшись, он все же спросил: — Вы действительно собираетесь принять эту настойку Енниоля?

— Ваш друг надеется, что я, скорее всего, выживу, — Катарина вздохнула. — Мы выживем. Я и мой сын. Если же нет, Альдо Ракан все равно не позволит мне сохранить такой козырь для династии Оллар. Это ужасный человек, Леонард, я смотрю в его глаза и вижу там смерть.

Леонард охотно возразил бы, что Катарина просто не смотрела в глаза Королевы Холода, но пугать беременную женщину такими разговорами было бы непредусмотрительно. Куда важнее было переговорить с Енниолем насчет повелителей — а вот гоганский старейшина, как назло, куда-то запропастился, никого не предупредив, и это настораживало. Мэллит ничего не знала, она вообще почти не выходила из своей комнаты и считала Ноху злым и коварным местом. После избавления от магии залога она все больше погружалась в странную задумчивость, оплакивая не то погибшего на ее глазах Борна, не то чувство, что она питала к совершенно не заслуживавшему этого Ракану, не то собственное прошлое и потерянную семью. Леонарда это расстраивало сильнее, чем ему бы хотелось, и это крайне несвоевременно отвлекало.

Енниоль объявился лишь поздним вечером и выглядел довольным и даже беззаботным, будто получил хорошие известия, и тут же продолжил работу над настойкой. Сообщение об Абириоле он воспринял с осторожным энтузиазмом.

— Все четыре первородных в сборе и Ракан, превосходно, — кивнул он, размешивая в кувшине с водой какой-то порошок. — Кабиоху было угодно сохранить семью нареченного Леонардом до этого дня, чтобы дать этому миру шанс на еще один круг. Вопрос лишь в том, могут ли первородные знать то, о чем с уверенностью говорит лишь кровь. Сын моего отца уже оступился с нареченным Альдо… мудр тот, кто учится на своих ошибках.

— Лекарь придет завтра, — Леонард чувствовал себя неуютно. — И тогда наш ждет либо шанс на свободу, либо затяжная война с Альдо, в которой у него два ценных заложника. Впрочем, если бы он знал то, что знаем мы, он бы берег Фердинанда как зеницу ока.

— Кабиох исцеляет больных и направляет руку лекаря, открывает его глаза и насыщает мудростью, — Енниоль потянулся за пучком сухих трав и начал измельчать их в каменной ступке. — Нареченному Леонардом не стоит отягощать тревогами свое сердце. Ему лучше отправиться спать, завтра понадобится много сил.

— Вы не волнуетесь совсем, — отметил Леонард. — Вы что-то задумали или что-то знаете.

— Все знает лишь Кабиох, — предсказуемо уклонился от ответа Енниоль. — Сыну моего отца остается лишь молитва, пусть из стен этого аббатства она с трудом достигает небес.

Переживать ключевые события в заточении в собственной комнате с некоторых пор претило натуре Леонарда, хотя когда-то он только и мечтал держаться подальше от неприятностей. На этот раз риск привлечь внимание перевешивал — не с его внешностью надеяться остаться не узнанным. Вестником судьбы на сей раз оказался Окделл, настолько довольный собой, словно он лично на руках вынес королеву из погибающей Олларии и получил заслуженную благодарность.

— Ни за что не угадаете, кого я сегодня привез сюда, — возбужденно затараторил он. — Помните вашего аптекаря, гогана? Того, через которого мы отправляли письма?

— Господин Жером? — опешил Леонард. — А он как здесь оказался?

— Это все достославный Енниоль придумал, — довольно сообщил Окделл. — Альдо не доверяет тем лекарям, которые служили Фердинанду, он считает, что они будут выгораживать королеву, если та решит его обмануть. Брату Анджело он тоже не верит, так как он человек кардинала. Он поручил мне найти хорошего лекаря в городе, а достославный Енниоль объяснил все господину Жерому. Альдо согласился, он считает, что гоганам выгодно, чтобы он оставался на троне, ну, из-за Гальтары. Вот я и привел господина Жерома во дворец, а дальше сюда, где он и осмотрел королеву.

— Он скажет, что нужно? — Леонарду и самому не верилось, что дело разрешилось так просто. Это радовало, но и настораживало, давая понять, что основные трудности еще впереди.

— У Альдо нет причин сомневаться в его словах, — заверил его Окделл. — Ее Величество уже была готова выпить то снадобье, представляете? Мы едва успели ее остановить, она уже поднесла бокал к губам. Еще немного, и она могла бы навредить и себе, и ребенку… Господин Жером скажет, что Катари… Ее Величество — мне даже страшно произносить это вслух, — может умереть.

— Значит, теперь в дело вступает кардинал, — довольно улыбнулся Леонард. — Похоже, нам надо быть в любой момент готовыми к отъезду.

— Нам? — удивился Окделл. — Я думал, только Арнольд сопровождает короля и королеву.

— Конечно, — Леонард мысленно отвесил себе подзатыльник. — Только Арнольд.

События набирали обороты — королева не могла находиться в смертельной опасности вечно, пусть даже господин Жером и был на их стороне. Впервые кардинал поднял тему возможности Фердинанда проститься с Катариной на встрече совета эориев, Альдо предсказуемо разозлился, но ответить категорическим отказом не мог — слухи разлетались, как языки пожара по сухой траве в жаркий день. Леонард снова встретился с Тамазини — на этот раз полковник явился не один, а еще с несколькими товарищами по полку, обязанными своими званиями Леонарду. Выглядело это довольно забавно, но что-то в их интонациях изменилось, или же это Леонард стал иначе смотреть на жизнь, но взаимодействие с вверенной ему армией перестало причинять ему такие страдания, как в прошлом, — впрочем, удовольствия все еще не приносило. В составе небольшого отряда, он планировал воссоединиться с Арнольдом и их Величествами за пределами Олларии — дорога на север же была большинству из них хорошо знакома. Тамазини должен был прибыть в Эммануилсберг позднее и в компании гостя, с которым Леонарду очень давно хотелось побеседовать по душам.

Достославный Енниоль и Мэллит покидали Олларию вместе с ними, и старейшину эту новость радовала сильнее прочих. Даже несмотря на то, что главная их задача лежала в Гальтаре, Енниоль философски замечал, что иногда, чтобы достичь цели, следует идти в противоположную сторону, Леонард справедливо возражал, что это правило работает, только если смотреть на мир с его изнанки, и оба старательно умалчивали о неуловимом чувстве, что время утекает. Мир, конечно, не спешил проваливаться в бездну, и ничего сверхестественного не происходило, если не считать Катарины с ее странными разговорами — болезнь и беременность сделали ее не то более сентиментальной, не то более коварной, что прекрасно работало и в сочетании.

Она то вспоминала Ги Ариго, с которым Леонард имел неудовольствие не только служить в армии, но и учиться в Лаик, то бросала непонятные фразы о своей матери, то оплакивала тех, с кем ей так и не довелось свести близкую дружбу: Робера Эпинэ, приходившегося ей кузеном, и Жермона, того самого старшего брата, что если верить Абириолю, имел отношение к дому Ветра. Возможно ли, что он был самим Повелителем? Катарина с детства знала немало древних легенд и историй, вероятно, слышала от отца, но ничто в ней и тем более — в Ги и Иораме — не позволяло заподозрить такой связи. Жермона Леонард хорошо узнать не успел, разбираться теперь предстояло Фридриху. Интересно, почему он не под арестом в Бергмарк, как предполагалось?

Арнольд воспринимал происходящее, как забавное приключение, особенно учитывая, что истинную подоплеку событий знали лишь они двое и, отчасти, Енниоль.

— Людей Джулио и гвардейцев кардинала будет достаточно для того, что Багерлее навсегда прекратил свое существование, — ухмыльнулся он, пока они разминались со шпагами во внутреннем дворике аббатства. Запястье Леонарда все чаще кровоточило, левая рука слушалась плохо, а терять такое преимущество в бою из-за какой-то боли он не собирался. — Ты осознаешь, что мы можем одновременно вытащить и Фердинанда, и Алву, и избавиться от Таракана?

— Можем, — эти мысли каждый раз давались Леонарду нелегко, но и отрицать очевидное он не собирался. — Но до полного контроля над мятежными гарнизонами нам еще далеко, а Фердинанд в Эммануилсберге куда полезнее и покладистее Фердинанда в Олларии. Не говоря уже о том, что вокруг него, как грибы после дождя, вырастут всевозможные Валмоны, Савиньяки, Эпинэ, Окделл, которому теперь все простят, а Ее Величество чудесным образом исцелится и вернется к тому, чем успешно промышляла до бунта — примется готовить следующий. Не говоря уже о том, что, по словам Енниоля, разгул всей этой магической мути в столице — лишь дело времени. Нет, для нашего же блага Фердинанда и Катарину нужно немедленно отсюда увезти — и разделить их с Рокэ.

— Ближе к границе — ближе к Северной армии, — напомнил ему Арнольд, а Леонард снова пропустил удар, едва удержав в ноющей руке шпагу. — Как ты собираешься договариваться с Савиньяком?

— Савиньяк был со мной в Нохе, видел следы ритуала, знает о выходцах, — еще один удар удалось отвести в сторону. — С нами Енниоль, могу предположить, что его историю о том, что Оллария опасна, Савиньяк купит. А Рокэ… — тут он усмехнулся. — Савиньяк, весьма вероятно, знал о планах Сильвестра, в том числе, насчет Рокэ. Он принял должность и уехал на север. Их дружба имеет определенные… ограничения в том, что касается расстановки приоритетов.

— Твоя тоже, — заметил Арнольд. — Рокэ это может не понравиться.

— Вам это может не понравиться? — над Варастой по-прежнему полыхал апельсиновый закат, и Леонард предпочитал не задумываться, как в этих красках выглядят его собственные волосы. — Я иногда вижу вас в Багерлее. Вы там немножко умираете.

— Очаровательно, — Рокэ медленно обходил башню по кругу, словно высматривая что-то на горизонте. — Все мы немножко умираем, Леонард, однако вы раз за разом являетесь сюда, чтобы делать это чуть быстрее. Целеустремленность, достойная восхищения, но абсолютно противная всем принципам вашей достойной семьи.

— А вы упорствуете в своем нежелании покинуть это неприятное место, — парировал Леонард. — Раньше не замечал в вас такой любви к тюрьмам. Впрочем, мой отец тоже использует арест как повод для отдыха, так что метод не нов. Кстати, Фридрих, возможно, нашел нового Повелителя Ветра. С прежним у него не сложилось, знаете ли.

— Ваш брат делает успехи, насколько я помню, раньше он не мог справиться даже с младенцем, — ехидно подметил Рокэ, явно намекая на церемонию представления Карла двору, где Фридрих требовал от дворцового лекаря дать малышу успокоительное. Леонарда тот случай забавлял: для своих детей брат был прекрасным отцом, но сын Катарины возненавидел его уже с пеленок. А ведь когда-нибудь Карл станет королем — и что ему расскажут об этих безумных днях?

— Его талантов хватило, чтобы спасти этому ребенку жизнь, — злиться на замечания Рокэ он перестал уже очень, очень давно. — Так я могу надеяться, что мой отъезд из столицы не доломает мироздание окончательно? Валме тут вспомнил о Гальбрэ, меня это сравнение не порадовало.

— Судьба Гальбрэ вам не грозит, — Рокэ поморщился. — И уж тем более она не грозит Валмонам. Хотя у вас опасное соседство, я бы поостерегся. Но оставшись в Олларии, вы это не исправите.

— Отец предупреждал, что зачастую клятвы нарушают не столько из подлости, сколько из глупости и легкомыслия, — кивнул Леонард. — А в какой пропорции это сочетается в Окделле, знает один Кабиох… Поэтому лучше ему держаться поближе к вам, а мне поближе к королю, как и требует это кошкино завещание. Вы уверены, что не хотите на его место?

— А вы уверены, что не хотите на новую войну? — мрачно воззрился на него Алва. — Я ведь могу и не аннулировать ваше повышение до маршала.

— Какой подлый шантаж, — поморщился Леонард. — Меня не ждут ни в одной из армий, а вот возвращение законного короля, новый Золотой век Талига, я бы сказал даже, империя, как и мечтал граф Танкред Манрик, — это весьма привлекательно. Вы очень даже похожи на императора. Последние несколько лет — так точно.

Согласие на встречу Альдо дал скрепя сердце и явно не без участия Марселя, который все это время усиленно занимал его мысли перепиской с урготской принцессой, якобы предназначенной ему в жены. Несчастную Катарину, и в самом деле оплакивали, хотя господин Жером не переставал являться без предупреждения, словно Альдо все же надеялся подловить их на обмане. Доставить Фердинанда из Багерлее должен был цивильный комендант, и Леонард лишь надеялся, что Окделлу не вздумается посреди дороги заявить королю какую-нибудь глупость, что испортит всю игру.

Кардинал справедливо полагал, что уступку Альдо не следует понимать как слабость или наивность. Количество противоядий, которыми снабдили в дорогу Арнольда, могло бы посрамить любую столичную аптеку. Карета для их Величеств была готова, гвардейцы проинструктированы на случай внезапного нападения на Ноху, кардинал почти не спал, отдавая распоряжения, Леонард, напротив, не покидал аббатства, понимая, что следующий спокойный сон может случиться очень не скоро.

— Джулио передал, что доставит твоего друга в целости и сохранности, — Арнольд, занятый куда более важным и ответственным занятием — переправкой части их накоплений — вернулся из города озадаченным. — С нами едет еще кто-то?

— Нет, но ожидаются гости, — Леонард потянулся и поднялся с постели. — Отец еще давно просил доставить ему Штанцлера, а у меня все руки не доходили.

— Штанцлера? — глаза Арнольда загорелись мстительным блеском. — Почему просто не пристрелить мерзкую тварь? В суматохе никто не хватится.

— Рокэ же его не пристрелил, — пожал плечами Леонард. — Вот я и хочу понять, по какой причине. Старый гусь что-то знает, а Джулио, как ты помнишь, великолепно умеет добывать информацию. Раз уж мы принимаем у себя Ее Величество, нельзя пренебрегать старым больным человеком, помогавшим устраивать дела ее братьям.

— Этот гусь дорого мне обошелся, — пожаловался Арнольд. — Надеюсь, секреты, что он принесет в клюве, отчасти компенсируют затраты… Куда ты отправишься, после того, как мы уедем?

— Попрощаться с Ее Величеством, — усмехнулся Леонард. — Не люблю оставаться в должниках. А затем нагоню вас, если только переживу эту аудиенцию.

Увидеть Левия удалось на бегу — кардинал выглядел так, словно сам готовится дать бой. Леонард не нуждался в благословениях или напутствиях, но с благодарностью принял монашеское одеяние, в котором ему надлежало ожидать условного сигнала внутри тайного хода.

— Я буду скучать по вашему шадди, — с улыбкой заметил он. — Оказывается, даже Ноха может быть не таким уж скверным местом в правильной компании.

— Пламя восьмой свечи видят лишь избранные, — кардинал покачал головой. — Я рад, что начинаете видеть и вы. Я буду молиться о вас, Леонард. О том, чтобы мы снова выпили шадди после того, как преуспеем в Гальтаре.

— Чтобы мы снова выпили шадди после того, как вы станете Эсперадором, — ухмыльнулся Леонард. — Кто-то ведь должен будет отпускать мои грехи, достославный Енниоль судит чрезвычайно строго.

— Удачи вам, — со значением повторил кардинал и зашагал вперед, заговорив с братом Пьетро. Леонард еще раз оглядел серые здания аббатства и поспешил переодеваться.

Тайный ход казался еще более зловещим, чем в прошлый раз, пусть тут больше и не было Валтазара. Леонард прислушивался к каждому своему шагу, словно ожидая, что в любую минуту ударит призрачный колокол, а из стен выступят монахи с зелеными свечами или проявит себя кладбищенская кобыла. Однако катакомбы оставались холодными и пыльными, но не хранили в себе древнего ужаса, хотя Катарина, возможно, сочтет иначе. Он остановился у двери, терпеливо ожидая.

Условный стук все же застал его врасплох, и сердце лихорадочно забилось. Открыв дверь, Леонард осторожно вышел прямо напротив покоев, что заняла Катарина, и столкнулся с сияющим Окделлом. Других гвардейцев поблизости не наблюдалось, это радовало, но не успокаивало.

— Граф, пока все идет, как задумано! — воодушевленно доложил Окделл. — Фердинанд внутри, Ката… Ее Величество просила позвать вас.

— Вам следует избегать ваших фамильярностей в присутствии короля, — Леонард нервничал, поэтому говорил отрывисто и резко. — Куда вы дели стражу?

— О, это кардинал, — тут же насупился Окделл. — Но они вернутся. Времени на разговоры нет.

Леонард коротко кивнул и, постучавшись, вошел в покои, где Катарина еще недавно активно собиралась в Закат. Вошел — и тут же попал под прицел пристального взгляда карих глаз, знакомого и в то же время чужого. Леонард справедливо полагал, что события последних месяцев немало изменили его. Оказалось, что изменили они и Фердинанда Оллара.

Король не выказывал враждебности, скорее легкое удивление, будто одна из его лошадей, которую и на тренировки то не выводили, вдруг пришла первой в забеге, соревнуясь с породистыми жеребцами. Катарина была бледна, но собрана и серьезна, опираясь на руку супруга. Придворный поклон казался каким-то нелепым атавизмом из прошлой жизни, но Леонард все же на мгновение вновь примерил на себя этот образ.

— Мы… не ожидали, — Фердинанд, одетый в обычный костюм, что подошел бы и мелкому барону, и богатому горожанину, покачал головой. — Когда Катари сказала нам о том, что наши… друзья при дворе сохранили нам верность, мы ожидали увидеть кого-то вроде… как вам удалось выжить, граф Манрик?

— Эту историю я с удовольствием поведаю Вашему Величеству по дороге, — Леонард снова поклонился. — Времени мало, и мы должны распорядиться им с умом.

— Когда-то наш царственный предок, Франциск I, даровал вашему предку, Эммануилу Манрику, титул и почести, — отозвался король. — До недавнего времени мы полагали, что мало кто сегодня способен на благодарность и верность — за исключением нашего Первого маршала, конечно. Вы удивили нас, граф. Приятно удивили.

Надо отдать должное Фердинанду, обузой в пути он не стал, хотя на катакомбы посматривал с опаской, а вот Катарина изображала беспомощное создание ровно до тех пор, пока Леонард с нехорошей усмешкой не обронил, что будет счастлив привилегии служить своей королеве, донеся ее до кареты на руках. Остаток пути они проделали в молчании — Ноха словно рада была избавиться от гостей, что вносили в ее могильный покой беспорядок и сумятицу, и сама выпроваживала их. На выходе из тоннеля Леонарду отчетливо послышалось издевательское мяуканье — не иначе, как от одного из тех котов, что когда-то наблюдал за знаменитой четверной дуэлью.

— А вот и наш капитан королевской охраны, — с еще большим удивлением заметил Фердинанд при виде Арнольда, случайно или намеренно опустив слово «бывший». — Я думал, вы уехали из столицы вместе с тессорием.

— По распоряжению отца я задержался, — отвесил поклон Арнольд. — Мы предполагали, что Его Величеству может понадобиться помощь.

— Вы были бы весьма полезны при дворе в момент бунта Рокслея, — в глазах Фердинанда блеснули ледяные искры. — Впрочем, сейчас вы на своем месте. Куда мы отправляемся?

— Подальше от Олларии, — Арнольд осторожно помог Катарине подняться в карету и почтительно пропустил вперед короля. — Позволите доложить обстановку, Ваше Величество?

— Извольте, — кивнул король и указал ему на сидение напротив.

Только оседлав коня и проводив взглядом удаляющуюся карету, Леонард почувствовал относительное спокойствие. У него не было причин сомневаться в Арнольде, кардинал выделил им достойное сопровождение, а Тамазини гарантировал, что вверенные ему гарнизоны не станут препятствовать выезду описанной кареты из города. И хотя фактор предательства исключать было нельзя, Леонарду следовало, как сказал бы Рокэ, заняться выплатой собственных долгов. И хотя только безумец отправился бы сейчас в Дору, именно туда и лежала его дорога, на встречу с Королевой Холода.

На этот раз на зловещий фонтан лег новый, невероятно ценный подарок, из-за которого Арнольд был готов рвать волосы на голове от досады, но все же не мог оспорить его важность. Кэнналийская алая ройя, подаренная Рокэ Катарине на день рождения, конфискованная тессорием, ненадолго осевшая у Салигана, снова изъятая Окделлом и после бурных протестов последнего и твердого слова королевы позаимствованная обратно Леонардом, легла на каменный бортик, отражая зеленоватый свет луны. Игра темно-розового и изумрудного — почти что фамильные цвета. Цилла не могла не оценить.

— Ты принес новый камень вместо того, что забрал? — она осторожно взвесила ожерелье на ладони, и лицо ее перекосилось в жутковатой ухмылке. — Красивый.

— Я пришел попрощаться, — не стал ходить вокруг да около Леонард. — Мы уезжаем из города и вряд ли вернемся обратно.

— Додумались, наконец, — Цилла насмешливо фыркнула, но ее нижняя губа слегка задрожала. — Один дурнее другого. Нечего вам в моем городе делать. Я же тебя все равно найду, ты знаешь?

— Вы всегда желанный гость в нашем доме, моя эреа, — после любезностей с Катариной Цилла уже не воспринималась, как что-то опасное. — Но кто же будет за вами присматривать теперь?

— Это за тобой нужно присматривать, — сварливо оборвала его Цилла. — Вот поедешь к городским воротам, а тебя там подстрелят. Сидит уже один, думает, я не вижу. Я всех тут вижу.

Леонард предполагал возможность покушения, кто бы за этим ни стоял, но предупреждение Циллы оказалось весьма кстати. Придется использовать другой маршрут, хоть это и займет больше времени.

— Некогда тебе кататься, — словно подслушала его мысли Королева Холода. — Никто тебя не увидит, если я поеду с тобой. Провожу до стены. Не бойся, — она расхохоталась, поймав его полный сомнения взгляд. — Ты не наш, совсем не наш. Я тебя не заберу. А ты мне за это подаришь корону. Настоящую, эту мне папка принес.

— Как только мне встретится красивая корона, отложу ее для тебя, — Леонард с усилием улыбнулся. — Позволишь тебе помочь?

— Придется, — Цилла огорченно вздохнула. — Кони меня боятся. Но если с тобой, то он повезет.

Должно быть, со стороны эта картина выглядела, как самый нелепый из снов Леонарда. Оллария безмятежно спала, и лишь немногие бодрствующие, посмотрев в окно, могли увидеть всадника в одеянии эсператистского монаха, за которым спиной вперед сидела девочка в белой ночнушке, позолоченной короне и ожерелье с алой ройей и тихо пела свою зловещую песенку.