Бой за любовь (гет)

Звонок раздался во время урока математики. Хёнвон помнил каждую деталь того момента: формулы на доске, шелест тетрадных листов, хмурое лицо завуча в дверях.

— Че Хёнвон, пройдите в кабинет директора.

Его одноклассники притихли: все знали, что это значит. Так вызывали только с плохими новостями. В кабинете его ждали мать, заплаканная, с дрожащими руками, и двое полицейских. Один из них держал папин рабочий пропуск, заляпанный чем-то тёмным.

— Несчастный случай на стройке, — говорил второй полицейский. — Обрушение конструкции... Мгновенная смерть... Он не мучился.

Хёнвон стоял, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Мама беззвучно плакала, комкая в руках платок. Директор что-то говорил о том, что школа войдёт в положение, что можно взять академический отпуск...

— Нет, — его собственный голос прозвучал странно спокойно. — Я продолжу учиться.

— Сынок... — начала мама.

— Всё будет хорошо, — он обнял её за плечи. — Я справлюсь.

Дома их ждал Джунхо — четырнадцатилетний вундеркинд, только что победивший на олимпиаде по физике. Его учебники всё ещё лежали на столе, раскрытые на задачах повышенной сложности. Ему старались сообщить о смерти отца как можно мягче, чтобы сильно не травмировать.

Ночами Хёнвон сидел на кухне, разбирая счета. Квартплата, кредит за машину, счета за электричество, школьные взносы Джунхо... Цифры плыли перед глазами, складываясь в неподъёмную сумму. Всем этим занимался отец, а теперь… Некому было объяснить, почему всё так сложно.

— Сынок, — мама стояла в дверях, кутаясь в старый халат. — Может, продадим квартиру? Переедем куда-нибудь...

— Нет, — он покачал головой. — Здесь хорошая школа для Джунхо. И бабушка с дедушкой рядом.

— Но как мы...

— Я найду работу.

— Тебе семнадцать!

— Значит, самое время стать мужчиной, — он улыбнулся, пряча страх за напускной уверенностью.

В ту ночь он поклялся себе, что брат никогда не узнает, каково это — считать каждую вону. Что мама больше никогда не будет плакать над счетами. Что он справится, чего бы это ни стоило. На следующий день он пошёл в школу как обычно. Сидел на уроках, делал записи, отвечал у доски. А после уроков шёл на подработку — сначала в супермаркет, потом в автомойку, потом развозить еду. Каждое утро он оставлял Джунхо деньги на обед, говоря, что это от мамы. Каждый вечер проверял его домашние задания, хотя собственные оставались несделанными. Каждую ночь пересчитывал деньги, пытаясь растянуть их до следующей зарплаты. А когда мама спрашивала, откуда деньги, отвечал:

— Не волнуйся. Я же теперь глава семьи.

И только иногда, совсем редко, запершись в ванной, позволял себе беззвучно плакать, уткнувшись в отцовскую рубашку, которая всё ещё хранила его запах. Ему было семнадцать, когда он стал мужчиной. Ему было семнадцать, когда он впервые понял, что любовь и долг — это иногда одно и то же. Ему было семнадцать, когда он поклялся, что его семья больше никогда не будет нуждаться.

— В армии я был хорош в боях. Очень хорош. И когда появилась возможность заработать на этом... — он горько усмехнулся. — Я не думал о последствиях. Просто хотел, чтобы брат мог учиться. Чтобы мама не плакала.

Да, в армии Хёнвон впервые почувствовал, что может дышать. Здесь не нужно было притворяться сильным — здесь нужно было просто быть им. И оказалось, что его тело помнит каждый удар с тех школьных драк, когда приходилось защищать Джунхо от хулиганов.

Спарринги стали его отдушиной. В них можно было выплеснуть всё: злость на несправедливую судьбу, страх за семью, бессилие перед счетами, которые продолжали приходить. На ринге существовали только он и противник. Никаких мыслей. Никакой ответственности. Только чистый инстинкт и отточенная техника.

— Ты прирождённый боец, — сказал ему как-то инструктор после очередной победы. — Давно такого не видел.

Хёнвон кивнул, вытирая пот. Его противник всё ещё лежал на матах, пытаясь отдышаться.

— Хён! — окликнул его Хосок, с которым они сдружились в первые же дни службы. — Это было нечто!

А потом были соревнования. Сначала между ротами, потом между частями. Хёнвон выигрывал раз за разом, словно одержимый. Каждая победа приносила небольшую премию — деньги он сразу отправлял домой, говоря маме, что это обычное армейское довольствие. После очередного боя к нему подошёл человек в дорогом костюме:

— Впечатляющая техника, — он протянул визитку. — Не хотите заработать реальные деньги?

— Я на службе, — Хёнвон вернул карточку.

— Служба закончится, — мужчина улыбнулся. — А талант останется.

Вечером в казарме Хосок заметил его задумчивость:

— О чём думаешь?

— О деньгах, — честно ответил Хёнвон. — Джунхо поступает в университет в следующем году.

— И?

— И это дорого.

Хосок помолчал, а потом тихо сказал:

— Я слышал, есть места, где можно хорошо заработать боями.

— Нелегальные?

— Не совсем, — Хосок отвёл глаза. — Просто... не совсем официальные.

Хёнвон вспомнил последнее письмо из дома. Мама писала, что Джунхо выиграл ещё одну олимпиаду. Что он мечтает о Сеульском национальном университете. Что она гордится обоими сыновьями. Следующим вечером после тренировки тот человек появился снова:

— Подумали над моим предложением?

— Сколько? — просто спросил Хёнвон.

Мужчина назвал сумму. За один бой можно было заработать больше, чем за месяц обычной работы.

— Когда? — Хёнвон уже знал, что согласится.

— После дембеля, — человек снова протянул визитку. — Позвоните по этому номеру.

Той ночью Хёнвон долго не мог уснуть. Он думал о Джунхо, о его мечтах о университете. О маме, которая всё ещё плачет по ночам, когда думает, что никто не слышит. О счетах, которые не перестают приходить.

— Ты уверен? — спросил Хосок утром, заметив визитку.

— Нет, — честно ответил Хёнвон. — Но у меня нет выбора.

В следующем бою он был особенно жесток. Словно пытался привыкнуть к тому, что ждёт его после армии. Словно готовил себя к той жизни, которую выбрал. А на трибуне уже сидели другие люди в дорогих костюмах. Наблюдали. Оценивали. Делали ставки, не на бой — на его будущее. И где-то глубоко внутри он знал, что пути назад нет. Потому что иногда любовь к семье требует жертв. Потому что иногда единственный выбор — это отсутствие выбора. Потому что иногда приходится стать чудовищем, чтобы защитить тех, кого любишь. Первый конверт с деньгами был толще, чем все его армейские премии вместе взятые. Хёнвон долго смотрел на пачку купюр, не веря, что это реально.

— Джунхо получил письмо из университета, — голос мамы в телефоне дрожал от волнения. — Его приняли, сынок! Но плата за обучение...

— Я всё оплачу, — перебил он, глядя на конверт. — Скажи ему, пусть не беспокоится.

— Но как? Откуда у нас такие деньги?

— У меня хорошая работа, — он заученно повторил легенду. — В охранном агентстве.

Джунхо переехал в студенческое общежитие. Его комната была завалена учебниками — брат с головой погрузился в физику, его любимую науку. Хёнвон приезжал каждые выходные, привозил продукты, проверял, всё ли в порядке.

— Хён, — как-то спросил Джунхо, — почему у тебя вечно синяки?

— Тренировки, — отмахнулся он. — Ты же знаешь, я занимаюсь единоборствами.

Мама наконец-то перестала считать каждую вону. В доме появились новые вещи, в холодильнике всегда была еда. Она даже начала ходить на йогу — маленькая радость, которую раньше не могла себе позволить. Но вместе с деньгами пришло и другое. Хёнвон начал замечать детали: как некоторые бойцы исчезают после неудачных боёв, как за проигрыш можно расплатиться не только деньгами, как быстро радость победы сменяется страхом перед следующим боем.

— Ты хорошо справляешься, — сказал ему как-то один из организаторов. — Но помни: здесь нет друзей. Только интересы.

Однажды вечером он увидел, как выносят тело проигравшего бойца. Просто накрыли чёрным мешком и унесли — будто это было в порядке вещей.

— Не повезло парню, — прокомментировал кто-то рядом. — Поставил больше, чем мог себе позволить проиграть.

В ту ночь Хёнвон долго стоял под душем, пытаясь смыть с себя осознание того, во что он ввязался. Но потом пришло письмо от Джунхо — восторженный рассказ об университетских лабораториях, о новых друзьях, о профессорах, которые видят в нём потенциал. И фотография — брат в аудитории, счастливый и увлечённый.

— У тебя талантливый брат, — сказала как-то мама. — Он далеко пойдёт.

«Да, — подумал Хёнвон, разглядывая свежие синяки в зеркале. — Только бы он никогда не узнал, какой ценой».

Деньги текли рекой. Хёнвон научился делать ставки, научился договариваться, научился выживать. Его имя стало известным в определённых кругах. За победу теперь платили ещё больше. Но иногда, глядя на спящего брата, когда приезжал проведать его в общежитии, он думал: стоит ли это того? Стоит ли душевный покой семьи той темноты, что разрасталась в его собственной душе?

А потом приходили новые счета, и новые бои, и новые победы. Он продолжал драться — потому что это было единственное, что он умел делать действительно хорошо. Потому что это давало его семье ту жизнь, которую они заслуживали. Даже если ради этого приходилось каждую ночь засыпать с мыслью о том, что следующий бой может стать последним.

— А потом? — тихо спросила Рина.

Всё началось с обычного утра. Хёнвон смотрел на себя в зеркало — свежий синяк под глазом, рассечённая бровь, костяшки в ссадинах. И вдруг понял: он больше так не может. Джунхо уже был на втором курсе, его успехи в учёбе обеспечили ему стипендию. Мама научилась управлять небольшими сбережениями. Может быть... пришло время? Он начал с малого — стал искать обычную работу. Служба безопасности, охрана, что угодно, где его навыки могли бы пригодиться легально. Рассылал резюме, ходил на собеседования. Выйти из боёв будучи бойцом было можно, Хёнвон буквально себя выкупил. Остался в минусе, но не переживал. Главное, всё было позади. А как-то вечером, листая новости в телефоне, случайно наткнулся на рекламу приложения для знакомств.

«Почему бы и нет? — подумал он. — Хотя бы посмотрю».

Прошло время и много свиданий. И вот он увидел её. Девушка с невероятными голубыми глазами улыбалась с фотографии. Его палец завис над экраном.

— А потом появилась ты, — он наконец повернулся к ней. — И впервые я подумал, что можно жить иначе. Что можно быть счастливым.

С Риной тогда всё было по-другому. Она не знала о его прошлом. Она просто была. С ней можно было говорить о книгах, о музыке, о звёздах. Можно было молчать, просто держась за руки.

— Ты изменился, — заметил как-то Джунхо во время его визита. — Стал... спокойнее, что ли.

— Правда? — он улыбнулся, думая о сообщении от Рины, которое только что получил.

— И улыбаешься чаще.

Каждый день с ней был, как глоток свежего воздуха. Он учился быть счастливым. Впервые за долгое время он позволил себе мечтать о будущем. О нормальной жизни. О доме, где не нужно прятать синяки. О семье, где не нужно лгать о своей работе.

Он почти поверил, что может всё изменить. Почти убедил себя, что прошлое можно оставить позади. Но судьба готовила ему другой урок — жестокий урок о том, что некоторые долги нельзя просто так списать. И что за каждую попытку быть счастливым иногда приходится платить непомерную цену. Особенно когда любишь кого-то так сильно, что готов отказаться от собственного счастья ради их безопасности.

— Я начал искать нормальную работу. Ушёл из боёв. А потом... — он сжал кулаки. — Потом случилась авария с Джунхо.

Звонок раздался после полуночи. Хёнвон только вернулся со свидания с Риной, всё ещё улыбаясь воспоминаниям о её поцелуях.

— Господин Че? — голос врача был сухим, профессиональным. — Ваш брат попал в аварию.

Он не помнил, как добрался до больницы. В памяти остались только обрывки: белые стены, запах антисептика, мамины беззвучные рыдания в коридоре. Джунхо лежал в реанимации — бледный, опутанный проводами, с загипсованными руками. Множественные переломы, сотрясение мозга, повреждение позвоночника.

— Как это произошло? — спросил Хёнвон у полицейского.

— Машина вылетела на тротуар. Водитель скрылся. Ведётся розыск...

Но что-то в глазах полицейского подсказывало: никого не найдут.

— Лечение возможно. Но оно будет долгим, — объяснял врач. — И очень дорогим.

Хёнвон смотрел на брата через стекло реанимации. Джунхо, его гениальный брат, который мечтал изменить мир своими открытиями... Теперь даже не мог самостоятельно держать ложку.

Старший Че попытался запить стресс в баре.

— Какая досада, — раздался знакомый голос за спиной. Хёнвон обернулся — тот самый человек в дорогом костюме, который когда-то предложил ему первый бой. — Такой талантливый мальчик. И такая... случайность.

— Это вы, — выдохнул Хёнвон.

— Знаете, — мужчина разглядывал свои ногти, — медицина творит чудеса. Особенно когда есть... правильные связи.

— Чего вы хотите?

— Я? — он изобразил удивление. — Просто предлагаю помощь старому знакомому. Вернётесь к нам — мы обеспечим вашему брату лучшее лечение. Лучших врачей. Полную реабилитацию.

Хёнвон сжал кулаки:

— А если откажусь?

— Тогда... — мужчина пожал плечами, — ваш брат умрёт? Или останется овощем на всю жизнь? У вас есть время до утра подумать, — человек направился к выходу.

Хёнвон расплатился и буквально вылетел из бара. Спрятался где-то в подворотне. Сполз по стене, закрыв лицо руками. В телефоне светилось непрочитанное сообщение от Рины: «Спокойной ночи, любимый. Завтра увидимся?»

Завтра ему придётся разбить ей сердце, чтобы спасти её жизнь. Завтра он вернётся в тот мир, из которого так отчаянно пытался выбраться. Завтра умрёт его надежда на счастье. Потому что любовь к семье иногда требует самых страшных жертв. Даже если эта жертва — собственное сердце.

Рина закрыла глаза, чувствуя, как всё встаёт на свои места.

— Поэтому ты исчез? Поэтому не попрощался?

— Я не мог, — его голос сорвался. — Не мог смотреть тебе в глаза и врать. Не мог рассказать правду. Не мог... — он осёкся.

— Защитить всех сразу, — закончила она за него.

Он кивнул, и в этом простом жесте было столько усталости, столько застарелой боли.

Хёнвон подписывал документы механически, не вчитываясь в мелкий шрифт. Каждая подпись была как гвоздь в крышку гроба его прежней жизни.

— Отличное решение, — улыбался человек в костюме. — Мудрый выбор.

На столе лежали два комплекта бумаг: договор о его возвращении на бои и направление брата в лучшую реабилитационную клинику Сеула. Телефон в кармане вибрировал — Рина пыталась дозвониться. Уже третий день. Он не отвечал.

— Что мне ей сказать? — глухо спросил Хёнвон.

Он не знал, что говорить. Поэтому решил просто исчезнуть. Вечером он стоял под окнами её дома, глядя на светящееся окно. Хотелось подняться, объяснить, попросить прощения, рассказать правду... Но зачем её были эти проблемы? Зачем было подставлять её, вводить в заблуждение, или, что ещё хуже, в мир боёв?

В больнице Джунхо уже готовили к переводу в реабилитационный центр. Счета за лечение приходили с пугающей регулярностью — суммы с множеством нулей.

— Не волнуйтесь о деньгах, — говорили ему. — Просто выигрывайте бои.

И он выигрывал. Каждый удар, каждый синяк, каждая капля крови — всё имело свою цену. Цену жизни брата. Джунхо медленно шёл на поправку. Сначала научился самостоятельно есть, потом — сидеть, потом — делать первые шаги. Каждый его успех стоил нового боя, новой победы, новой части души Хёнвона.

— Откуда деньги на такое лечение? — спрашивала мама.

— Не беспокойся, — отвечал он, пряча свежие синяки под длинными рукавами. — Я всё устроил.

По ночам он иногда проверял её социальные сети. Рина выглядела счастливой на фотографиях — или хорошо притворялась. Он надеялся, что первое.

— Сегодня важный бой, — сказал ему куратор. — Большие ставки.

Хёнвон кивнул. Они держали его на коротком поводке, и он знал это. В реабилитационном центре Джунхо уже мог ходить с тростью. Его руки всё ещё дрожали, но он уже мог держать карандаш, писать формулы.

— Хён, — спросил он однажды, — почему ты больше не встречаешься с той девушкой? Риной?

Хёнвон замер:

— Откуда ты...

— Я видел её фото в твоём телефоне. Тогда, до... — он запнулся. — Ты выглядел таким счастливым.

— Так получилось, — Хёнвон отвернулся к окну. — Просто не сложилось.

Он не сказал брату, что каждый его шаг к выздоровлению оплачен не только деньгами, но и разбитым сердцем Рины. Что каждое движение его исцеляющихся рук стоило слёз девушки, которую Хёнвон любил больше жизни.

— Джунхо нужна была реабилитация. Дорогая. Долгая. А я... я мог драться. Мог зарабатывать. Даже если для этого приходилось... — он не закончил фразу.

— Продать душу? — тихо подсказала она.

— Душу? — он горько усмехнулся. — Нет. Только сердце. Только наше будущее.

Рина придвинулась ближе, обнимая его — осторожно, помня о сломанных рёбрах.

Труднее всего было просто перестать отвечать. Смотреть, как множатся пропущенные звонки. Читать сообщения, полные недоумения и боли, и не иметь права ответить. Каждое её сообщение было как нож в сердце. Он знал: одно слово, один ответ — и она окажется в опасности. Поэтому молчал, глотая вину и боль. Иногда он приходил к её дому — просто постоять в тени, убедиться, что с ней всё в порядке. Видел, как она возвращается с работы, как иногда останавливается у той самой кофейни, где они впервые встретились. Замечал, как она украдкой вытирает слёзы, думая, что никто не видит.

В его телефоне была папка с их фотографиями. Он не мог заставить себя удалить их, хотя знал, что должен. Иногда ночами, после особенно тяжёлых боёв, пересматривал их снова и снова. Её улыбка. Её смех. Её глаза — те самые, волшебные.

Он вырос из бойца в менеджера. Хосок стал его бойцом, они создали сильный, надёжный тандем. А потом она появилась в клубе. Живое напоминание о том, что он потерял. Она выглядела другой — сильнее, жёстче. В строгом костюме, с холодным взглядом. Но он видел: это защита, броня, под которой пряталась та же нежная девушка, которую он любил. Любит. Он пытался держаться подальше, правда пытался. Но как удержаться, когда она была так близко? Как не дрогнуть, когда она проходила мимо?

— Она интересует Бэм-Бэма, — предупредил его куратор. — Не вмешивайся.

Но как не вмешиваться, когда видишь, что она погружается в тот же тёмный мир, из которого ты так отчаянно пытался её уберечь? Каждый раз, когда она появлялась на боях, его сердце сжималось от страха. Он знал этот мир изнутри. Знал, как легко здесь потерять всё — деньги, честь, жизнь. Как быстро можно оказаться в долгах, из которых нет выхода. Он видел, как она меняется. Как учится играть по правилам этого мира. Как пытается защитить своего друга, не понимая, что сама шаг за шагом идёт в ловушку. А потом случился тот бой. Её тело, закрывающее его от ударов. Её крик. Её руки, дрожащие, но крепко держащие его. И он понял: все его попытки защитить её, уйти, спрятаться — всё было зря. Потому что она такая же, как он. Готова на всё ради тех, кого любит.

Самое страшное — это не потерять любовь. А получить её снова, будучи уверенным, что ты её не достоин.

— Ты должен был мне сказать.

— И что бы ты сделала?

— Была бы рядом, — просто ответила она. — Как сейчас.

Он закрыл глаза, позволяя себе на мгновение поверить в эти слова. В то, что всё могло быть иначе. Что они могли пройти через это вместе.

— А теперь? — спросила она. — Что теперь?

— Теперь... — он открыл глаза, и в них плескалось что-то новое — решимость, надежда, может быть, даже вера. — Теперь я не позволю им снова отнять тебя.

За окном занимался рассвет, окрашивая небо в нежно-розовые тона. Новый день. И между ними — правда, наконец-то высказанная, освобождающая, делающая их сильнее.