Лето после второго курса Джинни выдалось на редкость тихим. Слишком тихим. Норы, обычно взрывающиеся криками и смехом, теперь напоминали лазарет после битвы. Братья, когда-то клявшиеся в вечной верности, теперь разговаривали с ней сквозь зубы, их взгляды скользили мимо, полные недоумения и обиды. Только Перси, вечно занятый своей карьерой, сохранял подобие прежних отношений, но и в его глазах читалась настороженность. Он видел не сестру, а Слизеринку. Чужую.
Родители, Артур и Молли, пытались сохранить фасад нормальной семьи, но их улыбки были натянутыми, а объятия — осторожными. Они отдалялись, как от прокажённой, не понимая, что их настоящая дочь была съедена не Шляпой, а тихим голодом власти, который будил в ней дневник.
Именно в этой гнетущей тишине, в своей комнате под крышей, Джинни вела свои самые важные диалоги. Том, чей дух всё больше укреплялся благодаря её вере и амбициям, был теперь не учителем, а коллегой. Соавтором.
Их сопротивление бесполезно, но отнимает время, — писал Том, его почерк был стремительным, словно удар кинжала. — «Агрессия» и «Стерилис» эффективны, но грубы. Это хаос. А хаосом сложно управлять. Нужен порядок. Контроль на уровне инстинктов.
Джинни, лежа на кровати и глядя на трещину на потолке, мысленно кивнула.
Ты предлагаешь не сломать их волю, а переписать её?
Именно. Представь два новых инструмента. Первый — «Покорность». Зелье, которое не подавляет волю, а направляет её. Маггл, принявший его, будет интуитивно испытывать почтение к носителю магии. Он не будет рабом. Он будет… слугой по зову крови. Он будет видеть в волшебнике не угрозу, а высшее существо, которого нужно защитить, которому нужно служить. Его разум будет искать оправдания этой потребности.
Идея была столь же изящна, сколь и ужасна. Джинни представила это. Маггл, который видит волшебника, идущего по хлипкому мосту. И вместо того чтобы с ненавистью ослабить болты, он, охваченный внезапным, иррациональным ужасом за его жизнь, бросится предупреждать об опасности. Маггловские полицейские, инстинктивно окружающие волшебника защитным кордоном во время беспорядков, сами не понимая, почему.
Это гениально, — признала она. — Мы превращаем их из охотников в стражей. Их же инстинкт самосохранения будет работать на нас.
*Второй инструмент — «Безликость», — продолжил Том, и Джинни почувствовала его интеллектуальный восторг. — Он не делает их агрессивными. Он… стирает границы. Стирает эмпатию. Маггл, принявший его, постепенно становится психопатом. Он не будет ненавидеть. Он просто… перестанет считать других людей значимыми. Его моральный компас сломается. Он сможет совершить убийство не из ярости, а из холодного расчёта или простого безразличия. Представь мир, где сосед может отравить колодец, потому что ему надоел шум детей. Где чиновник подпишет приказ о сносе квартала, не задумываясь о жильцах, потому что они для него — просто цифры.
Джинни замерла. Это было… совершенство. Абсолютное оружие против общества. «Агрессия» разрушала связи взрывами. «Безликость» растворяла их в кислоте равнодушия. Общество, лишённое эмпатии и социальных связей, рассыпалось бы в пыль само по себе.
Они будут уничтожать сами себя, — прошептала она пером. — А мы… мы будем их благодетелями. Их защитниками, которых они сами же и возжелают. Мы дадим им «Покорность» как противоядие от хаоса, который сами же и создадим «Безликостью».
Ты понимаешь суть, — с удовлетворением констатировал Том. — Мы создаём проблему и предлагаем решение. Мы становимся их спасителями от них же самих. Их тюремщиками, которых они будут благодарить за спасение от соседей-психопатов.
Они дополняли друг друга. Том, с его глубинным пониманием тёмной магии и человеческих страхов, создавал концепцию. Джинни, с её системным мышлением и пониманием масс, видела пути внедрения.
«Покорность» можно добавить в систему центрального водоснабжения крупных городов, — писала она, её ум уже рисовал карты трубопроводов. — Чтобы защитить наших, живущих среди них. А «Безликость»… в продукты. В дешёвые полуфабрикаты. В сигареты. Чтобы оно поражало в первую очередь низшие, самые многочисленные слои. Чтобы хаоз был сосредоточен внизу, а стремление к порядку и защите «высших» — общим трендом.
Снейп приступит к работе немедленно, — ответил Том. — С такими инструментами… мы сможем не просто победить их. Мы сможем перестроить их мир по нашему усмотрению. Сделать его безопасным и… удобным для магии.
Джинни закрыла дневник. В комнате было душно. Она подошла к окну и распахнула его. Ночной воздух пахёл скошенной травой и далёким дымком. Где-то там, за холмами, жили миллионы людей, не подозревавших, что их самые базовые инстинкты — страх, почтение, потребность в безопасности — скоро станут рычагами в руках двух призраков, спрятанных в дневнике и в сердце рыжеволосой девочки.
Она не чувствовала себя злодейкой. Она чувствовала себя садовником, готовящимся выкорчевать сорняки и посадить новый, более совершенный сад. И первые ростки её нового, ужасающего творения — «Покорность» и «Безликость» — уже готовились пробиться сквозь почву старого мира.