Поезд мчался, унося их прочь от мира Дурслей, но Тому не было покоя. Его укус, кажется, произвёл нужный эффект — Рон сидел, потирая запястье и украдкой косясь на него, разговор стал более сдержанным. Гарри, однако, казалось, только обрадовался этой демонстрации преданности, и его поглаживания стали ещё более навязчивыми. Том терпел, затаившись и строя планы, как использовать эту новообретённую репутацию «защитника».
И тут дверь купе снова отворилась. На пороге стояла девочка с густыми каштановыми волосами и большими, очень умными глазами. Она пахла новыми книгами, акациио-противопохмельным зельем и… уверенностью. Чрезмерной уверенностью.
— Вы не видели, тут у кого-то жаба пропала? — выпалила она, и её взгляд сразу же переключился на Гарри. — О, это ты! Гарри Поттер! Я Гермиона Грейнджер. Очень приятно.
Том почувствовал, как напрягся. Грейнджер. Сквозь неё так и прёт магловское происхождение. Грязнокровка. Самоуверенная, начитанная, пахнущая зубной пастой и амбициями. Самый ненавистный для него типаж.
И тут её взгляд упала на него.
— О, какой прелестный кот! — воскликнула она, и её рука, без всякого приглашения, потянулась к его голове.
Внутри Тома всё содрогнулось. Не смей прикасаться, грязнокровка! Его шерсть дыбом встала бы, если бы он позволил. Вместо этого он замер, превратившись в статую, его глаза, узкие щёлки, следили за приближающейся рукой.
Её пальцы коснулись его шерсти между ушей. Они были… тёплыми. Уверенными. И чертовски искусными. Она не просто тыкала, а гладила с правильным нажимом, попадая точно в то место, которое у кошек принято считать священным.
В глубине его горла, совершенно против его воли, зародился предательский вибрационный импульс. Муррр…
НЕТ!
Том с силой, от которой заныли собственные мускулы, подавил этот звук. Он превратил его в короткий, удушливый выдох, больше похожий на попёрхивание. Внутренняя борьба была титанической. Каждая клетка его кошачьего естества, каждая молекула магии оберега, вшитой Лили, требовала расслабиться и поддаться ласке. Ведь это был дружественный жест. Жест, направленный на защитника Гарри.
Но его человеческая, тёмная половина рвала и метала. Это грязнокровка! Она не имеет права! Её прикосновение — осквернение!
— Ой, кажется, он нервный, — заметила Гермиона, но не убрала руку. Наоборот, она продолжила гладить, теперь уже под подбородком. — После укуса Рона это неудивительно. Беспокойство — обычное дело для животных в новой обстановке.
«Я не животное, ты нахальная девчонка!» — проревел он мысленно, закатывая глаза так, что становились видны белки. Его тело было напряжено, как струна, но под её пальцами оно предательски начинало расслабляться.
— Смотри-ка, он таки мурлыкает! — радостно воскликнул Гарри.
Это была ложь. Том не мурлыкал. Он издавал низкий, напряжённый гул, похожий на работу крошечного, перегруженного генератора где-то у него в груди. Это был звук ярости, борющейся с физиологией.
Гермиона улыбнулась, явно довольная собой.
— Видишь, Рон, если обращаться с ними правильно, они совсем не опасны.
Рон что-то пробормотал про «зубы-то у него всё ещё есть», потирая своё запястье.
Наконец, после нескольких бесконечных секунд, Гермиона убрала руку, чтобы продемонстрировать свои познания в заклинаниях. Том немедленно спрыгнул с колен Гарри и устроился в самом дальнем углу купе, демонстративно повернувшись к ним спиной. Он чувствовал себя осквернённым. Побеждённым. Этими умелыми пальцами грязнокровки ему был нанесён урон пострашнее, чем любым ножницам.
Он дал себе клятву. Он найдёт способ сделать так, чтобы эта Грейнджер пожалела о том дне, когда решила погладить Тёмного Лорда. Может, он перегрызёт переплёты всех её учебников. Или наложит когти на её мантию. Или… или просто в следующий раз, когда она протянет руку, он не станет сдерживать свой укус.
Но даже строя эти планы мести, он с ужасом чувствовал, что остаточное приятное ощущение от её рук ещё не совсем покинуло его. И это злило его больше всего на свете.