Настоящий Человек (джен)

Чтобы Бегемот смог сотворить своё волшебство, для начала нужно было освободить достаточно места.

На это ушло совсем немного времени. Пара заклинаний, чтобы растопить снег, ещё пара — вырвать с корнем деревья и убрать валуны, и ещё несколько — чтобы выровнять землю.

Потом оставалось лишь выкатить Бегемота в центр новой поляны, на всякий случай наложить на него улучшенное заклинание очистки от пыли и открыть скрытую панель управления

После этого я нажал пару рычагов в потайном отсеке на борту повозки — и можно было просто отступить в сторону и наблюдать.

Магия внутри повозки ожила. Я явственно ощутил её всплеск и увидел, как конструкция начинает перестраиваться.

В обычном состоянии Бегемот выглядел как огромный, замысловатый прямоугольный ящик из потемневшего металла и дерева, разделённый на странные секции и отсеки без видимых засовов и замков. К нему были прикреплены сиденье кучера, колёса и всё необходимое для путешествий.

С первого взгляда Бегемот походил на странную повозку без единой видимой двери внутрь.

Но теперь он становился чем-то иным.

Преображение началось с глубокого скрежета: включился главный шестерёнчатый механизм. Где-то в недрах конструкции раздался гул раскручивающейся главной пружины, наконец-то высвобождающей накопленное за месяцы дороги напряжение. Основание повозки раскрылось по заранее намеченным швам, и секции по рельсам, спрятанным под днищем, стали выдвигаться наружу. Каждое движение было выверенным, размеренным и очень медленным — часовые механизмы с механической точностью отщёлкивали свою последовательность.

Колёса — массивные, из окованного железом дуба, — развернулись внутрь на поворотных осях и зафиксировались в новых положениях. Их спицы телескопически выдвинулись и упёрлись в землю под выверенными углами. Теперь они служили угловыми опорами: их широкие основания уже были снабжены регулируемыми плитами, способными подстраиваться под неровности местности. Сами оси отсоединились и перестроились, став поперечными балками будущего пола.

Крыша, вопреки ожиданиям, складывалась не вверх, а вниз. Каждая панель двигалась на латунных петлях и шарнирах, раскрываясь секциями, словно огромная шкатулка-головоломка, открывающаяся в обратную сторону. Чары здесь были почти незаметными — лишь для плавности хода металла и нужной прочности. По мере того как каждая секция занимала своё место, раздавался отчётливый щелчок стопорного механизма.

Бока повозки оказались самыми замысловатыми. То, что раньше выглядело сплошными стенами, на деле было десятками взаимосвязанных сегментов. Они распахивались на выдвижных рычагах, поворачивались и скользили по пазам, образуя каркас стен. Промежутки между опорами были выверены идеально, так что их оставалось лишь заполнить прессованным камнем или брусом, который я без труда мог создать магией. На равных интервалах выступали мелкие кронштейны и крепления — готовые принять любой строительный материал.

Тайники при этом оставались ловко скрытыми в формирующемся основании. Пол повозки опустился и расширился, образовав фундамент высотой около полуметра. Под ним, через люки, которые позже скроются под настилом, в мягких, стабилизированных чарами отсеках хранилось моё хрупкое оборудование.

Меня до сих пор восхищала продуманность развесовки. По мере движения секций внутри рамы сами собой перестраивались противовесы, сохраняя баланс на всём протяжении трансформации. Это было чудо чистой механики, где сложные системы блоков и маятников с грузами реагировали на изменение конфигурации. Магия здесь лишь делала этот трюк возможным в материальном мире и снабжала механизм кинетической энергией — всё остальное было делом шестерёнчатой инженерии.

Весь процесс занял около пятнадцати минут. В итоге передо мной стояла прямоугольная рама восемь на десять метров, со стойками вдоль стен высотой до четырёх метров. Скромно, но для моих нужд — более чем достаточно. Каркас был сделан из тёмной стали и обработанной древесины, в каждом узле — бронзовые фитинги с антикоррозийным зачарованием. Угловые стойки были достаточно толстыми, чтобы выдержать и второй этаж, но я планировал один уровень, с высоким потолком для лаборатории.

Я неторопливо обошёл конструкцию, рассматривая мастерство исполнения и первое по-настоящему удачное полевое развёртывание. На каждом узле виднелись следы инструментов мастеров-кузнецов, столяров и чародеев. Каркас тихо гудел там, где по металлическим каналам проходили чары, готовые принять и перераспределить магическую нагрузку, когда появятся стены и крыша. Они помогут с климат-контролем и жёсткостью конструкции, но основная прочность исходила от самой механики.

Тягловые големы застыли там, где я велел им ждать; привлекать их к стройке смысла не было.

Осмотревшись, я нашёл главный узел управления — теперь он оказался у будущего входа. Латунные индикаторы встали в нужные позиции; не встань они на место, я бы сразу понял, какой участок механизма дал сбой.

И вновь с начала путешествия я испытал чистое, незамутнённое удовлетворение, просто наслаждаясь совершенством конструкции. Бегемот преобразился точь-в-точь, как обещали мастера гильдий. Они не преувеличивали — что, разумеется, я и так знал... и всё же я подсознательно ожидал, что всё сломается именно в тот момент, когда он мне понадобится.

Видеть, как вещь работает как надо, это хороший урок: цинизм временами бывает беспочвенным. Этот каркас по замыслу можно было собирать и разбирать бесчисленное количество раз, по одной и той же механической последовательности, без износа важнейших деталей. Стоил он каждого золотого, без сомнения.

Если что-то и заклинит, у меня есть подробнейшие инструкции по эксплуатации и ремонту. Оставалось надеяться, что у отсека, где они лежат, не заклинит собственный замок.

Я потратил немало времени, заучивая руководства и засыпая мастеров вопросами о полевом ремонте, но основной совет профессионалов сводился к «молись, чтобы не сломалось что-то действительно важное». Половина механизмов здесь уникальная, и, хотя у меня есть запас хрупких мелочей, полного комплекта запчастей на всё не было. Иначе пришлось бы тащить за собой второго Бегемота.

Эта машина была чудом инженерии, и владение ею наполняло меня грешной, неуместной гордостью, которой я, впрочем, не мог не упиваться.

Оставалось лишь натаскать брёвен и спрессовать камень в кирпичи с помощью магии, и можно будет приступать к отделке.

* * *

Я заметил присутствие Тойфлиша через несколько часов после начала работ, когда с помощью простого народного заклинания распускал брёвна на доски и покрывал их лаком.

Големы по-прежнему таскали брёвна из окрестного леса. Со стенами я к тому моменту почти закончил; то, что несли големы сейчас, предназначалось уже для мебели.

Я сидел внутри пустого «дома» за небольшим столярным верстаком — тот выдвигался из пола одним движением рычага и так же легко убирался обратно.

Словами не передать, насколько удобно иметь такие рабочие места и прятать их, когда они не нужны.

— Извини, что без предупреждения, — неловко произнёс некромант, оставив позади пару сопровождавших его скелетов. Подойдя ближе, он с изумлением оглядел преображённого Бегемота. — Что... что это вообще за приблуда такая?

— Мастера настояли на названии «Бегемот», — отозвался я, откладывая несколько досок. — Изначально это задумывалось как мобильная лаборатория. Но с тем бюджетом, что я им выделил, они решили сделать мобильный дом.

В данном случае, буквально. Я бы и простым жилым пространством внутри повозки довольствовался, но нет, им подавай «повозку, превращающуюся в полноценный дом».

Я не возражал, когда понял, что могу хранить и вызывать всю громоздкую аппаратуру и рабочие места по требованию, одним нажатием рычага.

Правда, я содрогнулся при мысли, что эти люди сотворили бы, дай им кто-нибудь «Лего».

— Должно быть, целое состояние стоило! — сказал он, прищурившись и разглядывая у стены выступающий шток с глифами. — Чары тоже мастерские. Чем питаются, магорудой?

Я покачал головой.

— Нет, я питаю его напрямую. Заказ был персональный, так что не видел смысла в альтернативных источниках.

Делать его пригодным для не-магов или даже других магов было незачем. Магорудой здесь называют различные кристаллы, руды и минералы, способные хранить и накапливать магическую энергию; обычно их используют в бытовых зачарованных вещах.

Заметив мой взгляд, некромант слегка смутился и почесал щёку.

— Извини, если отвлёк. Тебе, может, помощь нужна? — он кивнул на доски, что я отдельно отложил для пола. — Твои големы великоваты, чтобы укладывать их внутри. Тут могут сгодится мои создания.

Я моргнул, раздумывая. Особых причин отказываться не было; уже вечерело. Закончить дом до заката было бы очень кстати — иначе у Тойфлиша появится вполне законный повод предложить мне ночлег у себя.

— У тебя есть глиняная черепица? Или что-нибудь, чем можно покрыть крышу? — напрямую спросил я.

Тойфлиш задумчиво поджал губы и виновато покачал головой:

— Увы, нет. Я у себя-то чинил соломой. Хотя... — он взглянул на каркас над головой. — В полукилометре к северо-востоку есть залежи глины, у старого русла. Там вроде когда-то деревня стояла. Помню точно, видел у них там осколки горшков.

Я кивнул, сделав мысленную пометку.

— Сойдёт. Я смогу и слепить, и обжечь магией, — впрочем, этим я займусь завтра. — А сегодня можно обойтись деревом и заделать щели землёй со снегом.

— Практично, — заметил он и махнул своим. — Тогда позволь хотя бы помочь с тем, что мы можем сделать сейчас.

Лёгкое движение руки, всплеск маны — и скелеты, двигаясь в совершенной синхронности, зашагали вперёд. Их движения были плавными, почти изящными: они подбирали подготовленные мной доски и передавали их по быстро выстроенной «конвейерной ленте».

На миг я задумался, какой была бы промышленная революция в обществе с узаконенной некромантией. Вероятно, с куда меньшим числом детей, лишающихся конечностей на заводах.

Я посмотрел, как они работают, отмечая их слаженность.

— У тебя отточенный контроль. Много одновременно можешь поддерживать?

— Это смотря о ком речь. Самых простых — сорок семь при моём нынешнем запасе маны, — ответил Тойфлиш, и в его голосе промелькнула гордость, но он тут же скромно добавил: — Призвать-то больше не проблема, если есть материал. Но «на подпитке» я комфортно держу сорок семь, чтобы оставалась хоть какая-то мана на прочие бытовые нужды. Я, конечно, могу превысить этот лимит и смогу даже поддерживать больше, да только, наверное, на такое удовольствие меня хватит на час, — он чуть смущённо улыбнулся. — Есть... ну, у нас есть термин такой, «почётная гвардия». Это конструкты, над которыми мы работаем постоянно: улучшаем там их, накладываем дополнительные чары. Они как особые проекты, а другие конструкты так, инструменты простые. У меня таких с десяток, и обычно я держу их неактивными, а то слишком много энергии уходит на их постоянное поддержание.

— Всё равно впечатляет, — я встал, смахнув стружку с одежды. — Мои големы все индивидуальные, но при нынешнем уровне мастерства я и не помышляю о том, чтобы иметь больше двух. Слишком хлопотно поддерживать их в рабочем состоянии и постоянно чинить.

— Ха-ха, вот потому я и вижу, что ты не големант в душе, — искренне рассмеялся он, покачав головой. — У нас разные философии. Для моего брата по некромантии обслуживание такого масштаба — дело привычное, — сказал он с лёгкой усмешкой, глядя, как скелеты уже подгоняют доски. — Некромантия, знаешь ли, не менее тонка и требовательна в нюансах, чем големантия. Вот эти, к примеру... — он жестом указал на своих созданий-скелетов, — хоть я и не вожусь с каждым из них каждую ночь, все они сделаны вручную. Тебе они могут показаться одинаковыми, но я-то помню, где нашёл и поднял каждого, — он неловко почесал затылок. — Большинство отсюда, с полуострова. Здесь полно древних захоронений.

Я приподнял бровь и повернулся к нему.

— А кости такой давности разве годятся? — с искренним любопытством спросил я, зная, как обычно время обходится с останками: в достаточно древней могиле нередко найдёшь не скелет, а костную пыль.

— Есть множество заклинаний для восстановления костей, — с энтузиазмом ответил Тойфлиш. — Да и способов их закалить, да и... несколько заклинаний, чтобы менять цвет. Некромант, который хоть чего-то стоит, знаешь ли, не полагается только на качество материала!

Я кивал, и мой интерес только рос — слишком уж много параллелей с големантией.

— Покажешь какие-нибудь любопытные приёмы, не выдавая секретов ремесла?

Он усмехнулся и подозвал одного скелета.

— Могу припомнить парочку...

Работа спорилась даже с его демонстрациями, которые я внимательно запоминал. Он показал мне несколько занятных шаблонов, намеренно действуя медленно и создавая наглядные образы. Это было самое близкое к «исцеляющей магии», что я видел в обычных заклинаниях, а не в Магии Богини. Скелеты работали без устали, подгоняя каждую доску точно на своё место. По ходу дела я накладывал защитные чары, делая дерево водостойким и скрепляя его с каркасом. Тойфлиш наблюдал с явным интересом, но с вопросами не лез.

Через час пол был готов. Скелеты даже установили люки, скрывающие доступ к тайникам в подполье. Я приподнял один такой, и внутри показался мягкий отсек, где хранились особо хрупкие приборы.

— Хитро придумано, — отозвался Тойфлиш, заглянув мне через плечо. — То есть вообще всё. На планирование, должно быть, ушли годы.

— Десять лет переписки с разными гильдиями, — подтвердил я, опуская люк. Он закрылся так, что шва почти не было видно. — Сама сборка заняла четыре года, а я тем временем медленно прожигал накопления, финансируя проект.

И денег всё равно не хватило бы, если бы не один мифический монстр, послуживший мне пиньятой из драгоценной руды.

Он тихо присвистнул.

— И ты с тех пор с ним путешествуешь?

— Уже три месяца как, — я подошёл к стеновым опорам, провёл рукой по соединениям; всё встало как надо. — Правда, полностью я его развернул впервые, если не считать испытаний.

— Что ж, на фоне него моя хижина выглядит довольно примитивно, — с самоиронией заметил он. — Впрочем, я и не собирался оставаться тут навсегда.

Я взглянул на него.

— И долго ещё думаешь заниматься поисками?

Его взгляд на миг стал отсутствующим.

— Трудно сказать. Тексты... довольно расплывчато указывали место. Может, ещё пара месяцев, а может, и годы, — он пожал плечами с примесью усталого смирения. — Но раз уж зашёл так далеко...

Я не стал расспрашивать дальше. У каждого своя одержимость, своя цель. Его поиски конкретного подземелья не более странные, чем моя потребность каталогизировать и препарировать каждый встреченный мной вид монстров. Уверен, для него его цель не менее важна, чем для меня — моя.

Солнце клонилось к закату, окрашивая заснеженную поляну в оранжевые и розовые тона. Мои големы дотащили брёвна и теперь неподвижно стояли у кромки леса, ожидая новых приказов.

— Ладно, не буду тебе уж мешать, — сказал Тойфлиш, заметив угасающий свет. — На сегодня ещё что-нибудь нужно?

— Нет, этого достаточно. С крышей управлюсь завтра, — я замолк и добавил: — Спасибо за помощь.

— Да брось, — отмахнулся он. — Соседушки должны помогать друг другу, даже в такой глуши, — на его лице мелькнула улыбка. — К тому же... было приятно поговорить с кем-то, кто не считает меня по умолчанию демоном, который из чистого злодейства мучает бессмертные души невинных. Или не подозревает, что я тайно собираю армию мёртвых, чтобы покорить земли живых, — он неловко пошутил, но всё же нервно на меня покосился.

Нетрудно было понять, что он всё ещё ждал подвоха и осуждения.

— Если бы ты умел привязывать души к этим останкам, это был бы другой разговор. Но такая магия людям не дана. К тому же сорок три скелета — так себе армия тьмы. Тебе ещё далеко до коронации в новые Короли Демонов, — сухо заметил я.

Он искренне рассмеялся.

— Это уж точно. Нужно хотя бы пятьдесят, чтобы всерьёз угрожать небольшой деревне.

— Смотря какой деревне, — после паузы сказал я. — Есть охотники и воины, которые в одиночку такую армию остановят.

— И то верно, — он жестом подозвал своих, и скелеты с отработанной лёгкостью выстроились за ним. — В общем, пойду я. Если что понадобится, мой дом вон за теми деревьями, — он показал на юго-запад. — Минут десять пешком.

Я кивнул.

— Я в курсе.

Он сделал шаг, но остановился.

— Ах да, Альберт? Добро пожаловать в наши края, если их так можно назвать.

С этими словами он ушёл, а за ним в такт зашагала его костяная свита. Я проводил их взглядом, пока они не растворились в темнеющем лесу, и вернулся к недостроенному дому.

Каркас тёмным силуэтом чертился на фоне вечернего неба, словно скелет из металла и обработанного дерева, ожидающий, пока ему придадут плоть. Завтра я соберу глину для черепицы, а может, ещё укреплю стены. Но на сегодня и этого достаточно.

Я вошёл через будущую дверь и нашёл механизм управления внутренним освещением. Одно нажатие — и мягкий магический свет залил пространство, струясь из вмонтированных в каркас кристаллов. Роскошь, конечно, но практичная.

Снова усевшись за верстак, я достал журнал и письменные принадлежности. Нужно было многое записать о сегодняшнем дне, а мысли становятся яснее, когда излагаешь их на бумаге.

Снаружи поднялся зимний ветерок, засвистев в щелях недостроенных стен. Но фундамент был надёжен, каркас — крепок, и впервые за многие месяцы у меня появилось нечто, похожее на полноценное рабочее место.

Плоды цивилизации... К такому очень легко привыкнуть.

* * *

Ниже следует запись из дневника.

...последние недели погода неуклонно ухудшалась. Решение основать здесь базу оказалось верным: продвигаться дальше в таком климате было бы пыткой.

Тойфлиш продолжает захаживать. Я вижу, ему просто не хватает общения, но его присутствие меня не раздражает. Он — кладезь знаний в области магии, о которой я почти ничего не знаю, и раз за разом он подтверждает своё мастерство, несмотря на относительно молодой возраст. Он также охотно делится припасами из своих запасов, всякий раз отмахиваясь от попыток расплатиться. Так было и сегодня, когда он принёс кожи и меха для мебели, которую я делаю.

Как бы ни восхищал меня молодой некромант, я понимаю, что нужно сохранять хотя бы толику осторожности. Он уже удивлялся широте моих заклинаний и умений — столярному делу, строительству и прочему. О возрасте пока не спрашивал, но, думаю, это вопрос времени.

Попробую раздобыть здесь образцы для исследований, когда утихнут метели.

* * *

Птицеподобный монстр, подозрительно похожий и по виду, и по голосу на огромного белоголового орлана, отчаянно бился в магических световых путах — ровно до тех пор, пока я не коснулся его, применив Резонирующую Душу.

Он тут же обмяк и перестал двигаться.

Раньше, когда я только разработал Резонирующую Душу, тела монстров во «сне» подёргивались, когда они заново переживали свои видения. Даже я так делал, попадая под действие собственного проклятия. Дабы избежать этой проблемы, заклинание давно было улучшено.

— Что это за заклинание такое? — с любопытством спросил Тойфлиш, когда его нежить отпустила зверя.

Некромантия в бою завораживала. Скелеты ломались под ударами монстра, но парой заклинаний некромант снова собирал их воедино. Эдакий бесконечный регенерирующий костяной щит.

Сам некромант при этом не выглядел ни потрясённым, ни встревоженным — лишь умеренно заинтересованным.

Это было ожидаемо: хотя он и чувствовал, как пробуждается моя мана, он не мог видеть сплетаемые мной шаблоны. А значит, и не смог бы распознать проклятие, не испытав его на себе.

— Это усмиряющее заклинание моей разработки, — честно ответил я. — Контактное и довольно мощное.

Я отступил от зверя и подозвал големов.

Теперь нужно было его транспортировать.

За последнюю неделю мы с Тойфлишем обсудили множество тем, и, помимо прочего, его заинтересовали мои исследования. Когда я объяснил, чем именно занимаюсь, он по какой-то причине загорелся этой идеей и попросил поделиться деталями. В ответ я просто дал ему часть своих заметок и копию книги, которую мы составили с «С», а ещё финальный черновик, которой мне недавно прислали на утверждение.

Немного почитав, он вежливо — и с явным волнением — попросил разрешения пойти со мной и посмотреть на процесс своими глазами.

Я не возражал, в основном потому, что мне было любопытно, сможет ли он дать свежий взгляд на саму процедуру вскрытия. «С» помогал с методологией и теорией, а мне хотелось, чтобы кто-то, кто тоже разбирается в тонкой магической работе, посмотрел, можно ли улучшить именно технику вивисекции.

Кроме того, сегодня я планировал вывести свои эксперименты на совершенно новый уровень. Присутствие свидетеля... казалось уместным. Я не ждал успеха, а планировал лишь продемонстрировать процедуру и обсудить возможные проблемы.

Мы быстро подготовились в мастерской и начали осмотр пленённого монстра.

Обнажённая структура ядра под моими пальцами пульсировала сдержанной энергией, её кристаллические грани ловили ровный свет стабилизирующих кристаллов, вмонтированных в стены лаборатории. Фоновая мана здесь оставалась постоянной благодаря внутренним чарам дома — а это не только облегчало тонкую работу, но и делало возможным то, что я собирался предпринять дальше.

— Сгусток двенадцать реагирует на тактильную стимуляцию, — произнёс я вслух, наблюдая, как по ядру расходится волна, пока мой мана-зонд скользит по его краю. Зачарованное перо тут же записывало наблюдения. — Строение похоже на ястребов из Тифхольца. Я узнаю его: этот сгусток отвечает за полёт, но плотность предполагает расширенные возможности.

Тойфлиш наклонился ближе, стоя у операционного стола; его прежняя неловкость сменилась полной сосредоточенностью.

— И строение крыла это подтверждает. Взгляни на мышечную структуру, — он чистым скальпелем указал на частично препарированное крыло существа. — Намного мощнее, чем у большинства хищных птиц.

Это была его инициатива. В плоти, мышцах и костях я разбирался мало, так что не видел причин мешать ему делать выводы о монстре, пока он не наносит подопытному слишком большого вреда.

Я кивнул, делая мысленную пометку, и продолжил картографировать архитектуру ядра, распознавая знакомые и незнакомые узоры и структуры и диктуя их перу для записи. Тварь лежала недвижно под действием Резонирующей Души, даже не дышала. Раз в несколько минут я обновлял чары коротким касанием, поддерживая бессознательное состояние существа.

— Этот тип монстров я классифицирую как Aquila Rupestris Variante, — сказал я, используя специальный инструмент, чтобы изолировать другой кластер в ядре. — Вариант горного орла. Базовая структура совпадает с другими особями, с которыми я сталкивался, но отклонений достаточно для выделения в подвид.

— Понимаю, — кивнул Тойфлиш и на миг замялся. — Ты собираешься попробовать интеграцию сейчас?

— Да, — я взглянул на специализированную ёмкость на соседнем столе.

В её кристаллических стенках, в растворе жидкой маны, плавал фрагмент ядра другого монстра. Он был взят у птицеподобного монстра, пойманного днём ранее, и, насколько я сумел определить, эта часть отвечала за его способность к звуковым атакам.

Некромант без слов подошёл к наблюдательному оборудованию. Один прибор был оснащён увеличительной линзой, другой готовился снимать показания с кристаллов-датчиков маны.

— Стабилизация держится ровно, — сообщил Тойфлиш, сосредоточившись и настраиваясь на оборудование. — Фоновая мана не должна повлиять на процесс. Можешь начинать.

Я взял контейнер и аккуратно извлёк фрагмент ядра набором специальных инструментов, вручную перехватив контроль над поддерживающим его заклинанием консервации. Для этого кусочка ядра всё было так, словно он всё ещё присоединён к своему изначальному монстру — а в этом и был весь смысл той техники консервации, которую я так долго оттачивал. Фрагмент был не крупнее ногтя, но пульсировал собственной, отчётливой энергетической подписью. Вопрос был в том, примет ли ядро орла чужеродный магический материал, или же несовместимость снова окажется фатальной.

— Начинаю попытку интеграции, — объявил я, поднося фрагмент к краю обнажённого ядра орла.

Затем специализированным заклинанием я сделал небольшой надрез в ядре, стараясь целиться в ту часть, где, как я знал, было много соединительных тканей, которые можно было бы использовать. В тот момент, когда два кусочка кристаллизованной маны сблизились, ничего не произошло. Нет, мне нужно было вручную, с помощью заклинания ясновидения, увидеть тончайшие каналы маны, соединить их и заставить ядро живого монстра питать фрагмент.

Я принялся за работу.

И сразу же что-то пошло не так.

Ядро орла вспыхнуло ярче, его внутренние структуры сдвинулись, будто пытаясь приспособиться к чужаку. Сам фрагмент тоже пульсировал маной, но в ином ритме.

— Первая реакция положительная, — отметил Тойфлиш, глядя на датчики. — Но энергетические колебания нарастают.

Я мог предсказать, что будет дальше. Я понимал, что те связи, которые я видел в ядре, лишь крупнейшие потоки энергии; более мелкие были слишком тонкими, чтобы их заметить, не говоря уже о том, чтобы подсоединить их к новому фрагменту. Я также знал, что в ядре не так уж много свободной энергии. Это было похоже на подключение нового, энергоёмкого компонента к случайному месту на материнской плате, только у этой «платы» не было никаких предохранителей от перегрузки или короткого замыкания.

Свечение ядра усилилось, и я буквально кожей чувствовал нарастающую нестабильность через свои зонды и датчики. Тело орла задрожало, несмотря на усмиряющее заклинание — его естественная защита организма отреагировала на то, что та восприняла как вторжение.

— Температура ядра растёт, — отметил я, чувствуя жар кончиками пальцев. — Потеря энергии, скорее всего, катастрофическая. Идёт отторжение.

— Происходит большой выброс маны, — крикнул Тойфлиш, подтверждая мои подозрения. — Альберт...

Я не двигался с места, наблюдая, как структура ядра орла начала трескаться вокруг точки внедрения. От места, куда я пытался приживить чужеродный фрагмент, пошли тончайшие трещинки, и из каждой сочилась сырая магическая энергия.

— Ядро дестабилизируется.

— Принято, — я осторожно извлёк фрагмент, обрезав связи, но разрушение уже было не остановить.

Ядро орла продолжало трескаться, его внутренний свет замерцал, и магическая матрица, поддерживавшая его существование, начала коллапсировать. Кусочек ядра в моих руках тоже начал распадаться.

— Повреждения, похоже, критические, — в голосе Тойфлиша звучала досада, будто он почти увидел чудо, но оно рассыпалось в последний миг.

Магическая сигнатура существа начала слабеть. Свет внутри его ядра погас, и тщательно выстроенные магические структуры растворились в фоновой энергии, которую поглотило стабилизационное поле комнаты.

Я отложил инструменты и отступил от стола.

— Время смерти — примерно через четырнадцать минут после начала попытки интеграции, — я остановил на этом заклинание базовой хронометрии. Точные цифры я проверю позже.

Тойфлиш сделал последние пометки, а его скелеты уже занялись уборкой.

— Начальная совместимость была многообещающей. Может, стоит попробовать фрагмент поменьше? Или другую точку для внедрения?

— Возможно, — я очистил руки специальным раствором, обдумывая результат. — Отторжение не было мгновенным, а это значит, что матрицы ядер не абсолютно несовместимы. Но структурная нагрузка от поддержания чужеродного материала превысила возможности носителя. К тому же сама процедура приживления была слишком несовершенной.

— Словно пытаться пришить человеческую руку к собаке, — пробормотал Тойфлиш. — Мышцы и сухожилия, может, и совпадут, но каркас, кровесистема и внутренние механизмы тела не выдержат такого изменения.

— Меткое сравнение, — я перешёл к журналу, чтобы записать наблюдения. — Для первой попытки результат обнадёживающий: процедура, похоже, возможна. Осталось лишь отточить технику.

— Здесь я пас. Пересаживать ткани между трупами куда проще, — неловко признался он, почесав подбородок. — Вся эта процедура, чем бы она там ни была, вероятно, беспрецедентна. Чтобы её улучшить, придётся разрабатывать совершенно новые методики, заклинания, оборудование, техники... — он осёкся. — Хотя, полагаю, многое из этого ты уже создал.

Я сделал паузу в своих записях.

— Верно, — я с новым интересом взглянул на него. — У тебя есть опыт в пересадке тканей?

— Немного, — с лёгким румянцем признался он. — Тела с плотью, конечно, не мой конёк, с ними слишком много возни, но мой учитель настоял, чтобы я этому научился.

— Твой учитель, должно быть, был весьма серьёзным магом, — искренне сказал я.

Даже при моих скудных познаниях в некромантии, пришить плоть одного существа другому так, чтобы нежить после этого функционировала и получала пользу от нового органа... звучало сложно. У разных людей разная мана, и то же касалось их останков. Выстраивать структуру заклинания вокруг пришитых частей, должно быть, настоящая пытка.

— Был, — тихо сказал он, чуть улыбнувшись своим мыслям. Кровь на его руках начала распадаться в чёрный пепел, и он опустил на них взгляд. — Хм, удобно, — пробормотал он. Некромант, что с него взять.

— В основном так я и провожу свои исследования, — тихо сказал я, уводя разговор от темы, которая ему, очевидно, была тяжела. — А это, — я указал на справочные журналы вокруг, — монстры и ядра, которые я уже описал. Этого я не стал картографировать, так как цель была другой, но со следующим таким орлом обязательно это сделаю.

— Ты и дальше будешь называть его «орлом»? — с лёгкой усмешкой спросил он.

Я приподнял бровь.

— Скорее всего, «Небельшпицкий белоголовый орлан», — пожал плечами я. — Позже сверюсь с бестиарием, возможно, этот монстр уже официально признан и описан. Но пока я не могу этого проверить, предпочитаю использовать самые интуитивно понятные названия.

К тому же официальные названия обычно вызывали у меня мигрень. Они были либо такими же простыми, как мои, либо на немецком.

Подозрительно, что большинство немецких названий тянулось из Мифической Эпохи, в то время как, например, «Горный синий саблезуб», скорее всего, был недавно открытым видом.

Насколько я смог проследить, немецкие термины — давняя языковая традиция этого континента, существовавшая ещё до Древней Империи, корнями из той самой Мифической Эпохи, а то и позже. Да и то это был не совсем немецкий, некоторые слова не совпадали.

Некромант кивнул.

— Пожалуй, логично. Однако как бы ты назвал процедуру, которую сегодня пытался провести? У неё должно быть имя; она ведь вполне может стать новой областью в магии.

Вопрос застал меня врасплох, но у меня были похожие мысли.

— Духовная хирургия, — просто предложил я.

— Ты и впрямь выглядел как хирург за работой. Название говорит само за себя и при этом звучит достаточно мистически. Мне нравится.

Как и ожидалось, у него есть вкус.

— Есть ещё вопрос о том, чего ты пытаешься достичь, — сказал он, осторожно взяв журнал, над которым всё ещё парило моё зачарованное перо. — Ты пытаешься передать характеристики одного монстра другому... это, конечно, может в итоге породить невероятно сильных монстров, но зачем? — спросил он, глядя мне в глаза.

В нём не осталось и следа обычной робости; напротив, он выглядел предельно сосредоточенным.

Я долго подбирал слова.

— Этот первый шаг, это исследование, химерология... — ещё один термин, который, как я знал, мне предстоит ввести, — лишь начало. То, чего я на самом деле хочу, не имеет ничего общего с созданием сильных монстров, — тихо признался я, размышляя, как объяснить то, к чему я по-настоящему стремился. — Я хочу научиться свободно формировать и изменять ядра.

Я не мог сказать больше. Не мог по-настоящему объяснить.

— Я хочу стереть тайну того, что делает монстра монстром, превратить её в нечто, на что человек может влиять и менять по своей воле... Стереть границу между монстром и человеком.

Я увидел, как расширились глаза Тойфлиша.

Это меня немного удивило. В том, как он на меня смотрел, было что-то, чего я не мог понять, не мог истолковать. Неописуемый коктейль эмоций, который я не мог ни к чему привязать, и это меня сильно раздражало.

В тот день Тойфлиш больше не поднимал эту тему, но с тех пор в его глазах, когда он общался со мной, появилась иная задумчивость. Я решил это игнорировать, но, как оказалось, зря. На этом всё не закончилось.

* * *

Обычно воскресенье я провожу в молитве.

Без какой-то особой причины, скорее для самоанализа. Без способности испытывать вину я просто вспоминал все мелкие и крупные грехи, в поступках или мыслях, которые мог припомнить, и размышлял над ними, тихо прося прощения и воздавая хвалу Господу.

Это было умиротворяюще-монотонное упражнение. Было что-то освобождающее в том, чтобы посвятить себя такой простой задаче, сосредоточившись на ней и ни на чём больше.

Я не заметил приближения Тойфлиша, пока он не вошёл в радиус моей мана-чутья.

Я ровно две секунды размышлял, стоит ли прерывать молитву, но решил этого не делать.

В моём доме не было ни святыни, ни икон, ни алтаря, так как я не считал их необходимыми. Вместо этого я медитировал в саду, под солнцем и лёгким, колючим прикосновением зимнего ветра.

Единственное, чего мне по-настоящему не хватало от церковной службы, это запаха ладана и добрых слов священников. Но раздобыть здесь ни то, ни другое было невозможно: благовония, которые использовали в этом мире и в храмах, пахли иначе.

Поэтому во время молитвы я с помощью Резонирующей Души раз за разом проецировал в память запах ладана, а иногда — тихий хор или проповедь.

Жаль, что я не так уж много их запомнил. Я о многом сожалел — о том, чего не повидал и не испытал, будучи человеком, — но знал, что эти сожаления тоже бессмысленны.

Тойфлиш с любопытством подошёл ко мне, но заговорил не сразу.

Открыв глаза, я просто на него посмотрел.

— Извини, если помешал, — виновато сказал он. Его нежить, что обычно сопровождала его в лесу, осталась далеко позади. — Медитируешь?

Медитация была одним из упражнений, которые маги выполняли при тренировке маны.

— В некотором роде, — ответил я, склонив голову. Но полуправда после только что совершённого покаяния показалась неуместной. — Я молился.

Тойфлиш выглядел удивлённым.

— ...прошу прощения за реакцию, — тут же поправился он, и на его лице на секунду промелькнула вина. — Не думал, что ты религиозный человек, — признался он, немного переминаясь с ноги на ногу.

— Почему? — в свою очередь спросил я.

На первый взгляд он выглядел смущённым, но я знал, что это не совсем так. Он просто был немного неловок, особенно когда его спрашивали о его мнении. Он реагировал как человек, от которого привыкли отмахиваться.

Поэтому я дал ему время.

— Потому что ты учёный человек, который, наверное, не выносит суждений на основе писаний, — медленно начал он, отведя взгляд. — Главная причина в том, что там есть отрывки о воскрешении мёртвых, и большинство из них очень нелестные, даже если это реальные предания из Мифической Эпохи. А от тебя я не видел... ну, осуждения, наверное? — неловко сказал он, взглянув на меня, словно проверяя мою реакцию, прежде чем продолжить. — Поэтому я и не думал, что ты из тех, кто много размышляет о религии или... по крайней мере, о некоторых ценностях, которые она проповедует.

На мгновение я задумался над его словами. Я определённо понимал, откуда он это взял. За время нашего знакомства я, должно быть, казался ему холодным, невозмутимым исследователем, которого не волнует ни осквернение мёртвых, ни кровавые эксперименты, которые я проводил, пусть даже моими подопытными были монстры.

У него было мало оснований судить о моей нравственности.

— Позволь мне сказать так: кто лучше знает, насколько чудесен и удивителен наш мир, если не человек, посвятивший жизнь его изучению?

Я слегка повернулся к нему. На моей голове была зимняя шапка, аккуратно скрывавшая рога, так что впервые за долгое время общение с человеком не доставляло мне постоянной боли и раздражения.

— Знания, которые мы кропотливо собираем и накапливаем, это лишь крупицы по сравнению с истинными пределами творения вокруг нас, — продолжил я, размышляя больше для себя, чем для некроманта. — Чем больше узнаёшь, тем глубже бездна, что зовётся бытием. Мы люди науки; в самой нашей природе заложено искать причины, видеть закономерности и пытаться найти в них логический смысл. И в какой-то момент мы все приходим к выбору: либо уверовать, что то, что нас окружает, просто есть, и нет причин задаваться вопросами, либо что существуют более грандиозные причины и закономерности. Быть может, даже замысел.

Я слегка наклонил голову, не прибегая к обманчивым выражениям лица.

— Я гордец. И вместо того чтобы перестать задавать вопросы, я решил продолжать думать и спрашивать. Но когда у тебя есть вопрос без ответа, ты должен выбрать, во что верить, чтобы хотя бы начать свой путь, пока не будет доказано обратное.

На мгновение я задумался о том, что уже сказал и что ещё хотел сказать.

— Я не религиозный человек.

Во всяком случае, не в том смысле, в каком он это понимал.

— Я просто решил верить, потому что эта вера добра.

— Мне немного трудно так на это смотреть, — признал Тойфлиш после долгой паузы. Я видел, что он обдумывал мои слова, а не отмахнулся от них сразу. — По сути, религия ведь это люди, которые её проповедуют, и я уже нахватался проблем со священниками. Даже если Магия Богини полезна, писание не требует поклонения, а многие принципы и суждения, которые Церковь считает абсолютными, просто интерпретированы из рассказанных там историй, — в его голосе звучала злость, а может, и обида.

Нет, там было что-то большее, чем просто неприязнь.

— Я читал писания. Некоторые из них, — в конце концов, я учил по ним письменность. — В них были интересные уроки, но большинство было скрыто витиеватыми, поэтичными аллегориями, — как, например, глава о путешествующей сквозь время птице. — Религия, которую исповедую я, однако, с Богиней Творения не связана.

Это, казалось, искренне ошеломило Тойфлиша.

— Другая религия? Я... нечасто о таком слышу, — сказал он, с явным интересом подойдя ближе.

Это было явное, хоть и невысказанное, приглашение рассказать больше.

На мгновение я засомневался. Я не гожусь в проповедники Его Слова; я едва могу жить, следуя ему.

Затем до меня дошла другая мысль, которую я не мог не счесть забавной в своей извращённой манере.

Между двумя мирами, не я ли самый долгоживущий практикующий христианин после Его Сына?

— Это не объяснить в двух словах, — наконец сказал я. Тойфлиш сел на небольшую скамью под навесом дома, в то время как я продолжал сидеть на камне рядом. — Я верю, что есть Бог, который сотворил мир и всё сущее, и что Он добр и заботлив. Я верю, что Он любит всех нас. Но проповедовать о Нём... — я замялся и покачал головой, — это трудное дело, если только кто-то не готов по-настоящему слушать.

Некромант слушал меня внимательно; он не перебивал, и я не видел на его лице неприятия.

— Пока что твой Бог не так уж и отличается от Богини Творения, — сказал он, и я оценил его честность.

— Возможно. Я плохо знаком с общепринятыми толкованиями учения о Богине Творения, только с самими писаниями, — признался я.

Из тех писаний, что я читал, она была скорее всеобъемлющим присутствием над событиями и историями, но, в отличие от Библии, там не было чётких посланий, ни одной главы, где бы та преподавала урок. Лишь истории, в которых она участвовала.

— Наверное, их смысл ускользнул от меня.

Тойфлиш усмехнулся, одновременно смущённо и с лёгкой иронией.

— Это не такое уж редкое мнение, на самом деле. Как и заклинания Божественной Магии, многие заповеди и прямые послания читателям были выведены с помощью нумерологии и шифров, — он покачал головой. — Если просто читать писания, они похожи на увлекательные сказки в стихах и прозе.

Я так и предполагал; было бы довольно странно, если бы Церковь этого мира полностью выдумала фундаментальные ценности своей религии из ничего.

Лично мне это не нравилось. Кто бы ни писал их священные тексты, он не пытался нести своё слово открыто; он зашифровал и сокрыл его. Уверен, какие-нибудь гематристы на моём месте ссались бы кипятком от счастья, имея возможность извлекать из религиозных трудов реальные заклинания и послания, намеренно заложенные туда. Но превращение писаний в головоломки закрывало многие из их посланий от простых людей.

Однако я не могу выносить окончательного суждения. Магия Богини способна даже пересекать время, по крайней мере, согласно истории о Фрирен. Возможно, тот, кто писал писания, также обладал способностью заглядывать в будущее, и его шифр был предназначен для того, чтобы его разгадали и взломали именно тогда, когда это будет необходимо, в нужный час.

Но всё это были пустые догадки.

— Как бы ты сформулировал главные принципы своей веры? — с неподдельным любопытством спросил он.

Я надолго задумался над его вопросом.

Я смотрел на снег у камня, на котором сидел, наблюдая, как медленно кружатся снежинки, подхваченные ветром. Прошло больше минуты, прежде чем я решился.

— В том, что мир несовершенен по замыслу, — наконец сказал я, мой голос был тихим, но твёрдым. — Что в нём много страдания и греха. Что жизнь порой приводит к греху, когда не видишь другого выхода. И что, несмотря на всё это, всегда есть прощение и всегда есть причина стремиться жить по законам, которые, возможно, слишком добры для мира, в котором мы живём.

Я поднял на него глаза.

— Потому что одного лишь искреннего стремления быть достойным Его любви уже достаточно. Одним этим ты делаешь мир добрее.

Тойфлиш не ответил, оставив нас обоих наедине со своими мыслями.