О мышах и совах (гет)

Высокое белое здание с массивными колоннами возвышалось над их головами словно мраморный монолит, стоявший тут испокон веков. Грейс дышала тяжело и прерывисто, будто в ожидании чего-то особенного, а Джордж недоумевал, но покорно выполнял пожелание Грейс Тернер. А именно: попасть как можно быстрее в Гринготтс. И вот, на утро следующего суматошного дня Джордж и Грейс стояли в Косом переулке у входа в магический банк и не имели ни малейшего понятия, что их ждет в сейфе, о существовании которого Грейс вспомнила лишь вчера вечером. Она совершенно сбила с толку Джорджа своим внезапным озарением, когда резко вскочила на ноги и потащила его в дом, хватаясь за его руку и причитая раз за разом: «Какая же я дура!»

«Да сколько уже наследств ей может доставаться?» По мнению Джорджа было уже достаточно. Но Грейс неумолимо шагала к стойке управляющего.

— Будьте добры, ваше имя, пожалуйста, — проскрипел один из самых старых гоблинов, которых Джордж видел в своей жизни.

— Грейс Аделаида Селвин, — сбивчиво ответила Грейс, словно пробуя на вкус так редко звучащее из ее уст имя. Гоблин испытующе смерил ее взглядом с головы до ног, и пауза длилась куда больше, чем Грейс могла спокойно выстоять, но тем не менее протянул руку за палочкой. Худосочные, тонкие, словно веточки, пальцы нисколько не потеряли в цепкости и силе. Палочка Грейс была молниеносно отобрана, и черед шел за массивным медным ключом, уже тронутым коррозией и на вид даже древнее, чем гоблин.

* * *

— Ты мне что-нибудь объяснишь? — терпеливо спросил Джордж, оперевшись на дверной косяк и наблюдая, как Грейс в порыве неожиданного энтузиазма перекапывает свой чемодан, словно нюхлер в поисках очередной побрякушки. Джордж уже промолчал о том, что можно было просто использовать Манящие чары. У Грейс, как и у любого волшебника, выросшего среди маглов, имелись привычки, которые было не искоренить.

— Я ищу конверт.

Джордж шумно вздохнул и поборол остро возникшее желание дернуть Грейс за хвост, как бывало делал это на первом курсе.

— А более вразумительно?

— Конверт, который оставила Марианна.

И прежде чем Джордж успел вставить хоть слово, Грейс с видом истинного победителя выудила со дна чемодана обычную канцелярскую папку на кнопке, с неживым рисунком мультяшной мыши в красных штанах. Джордж присел рядом на ковер и принялся наблюдать, как Грейс перебирает ее содержимое, пока не нашла тот самый конверт. Обычный конверт из желтоватого пергамента, на котором была написана лишь одна строчка: «Использовать, когда Александр получит письмо».

— Я думала, — тихо сказала Грейс, аккуратно вскрывая хрустящую бумагу, — что это какая-то часть наследства Алекса. Но сейчас, мне кажется, что Марианна имела ввиду более близкое будущее.

И Грейс достала из конверта старый медный ключ, на головке которого был номер «723».

* * *

Ячейка номер «723» оказалась ниже всех уровней, на которых Джорджу приходилось бывать. Ниже уровня ячейки Гарри уж точно. Гоблин, хоть и удостоверился в подлинности личности и праве доступа в сейф, все еще глядел на них с нескрываемым подозрением, словно они посягали на его личные апартаменты. Но тем не менее, без лишних слов открыл массивную дверь и впустил их внутрь. Неровный свет от загоревшегося факела осветил тесное затхлое помещение, в котором не было ничего, кроме небольшого деревянного столика, на котором лежала папка из настоящей кожи, с филигранным позолоченным тиснением по периметру. Джорджу не к месту вспомнилась та самая мышь в красных штанах, и он прыснул в кулак, под неодобрительное цоканье гоблина, следящего за ними из прохода. Но Грейс не обратила на них никакого внимания. Она неуверенно взяла папку в руки и оглянулась на Джорджа с таким лицом, что тот сразу понял: оставаться в этом удушливом сейфе ей больше не хочется ни секунды.

— Ненавижу подземелья, — пробурчала Грейс, когда они наконец-то вышли на свежий воздух.

— И поэтому тебя не взяли в Слизерин?

— Зеленый меня старит. Теперь в Нору?

— Может, лучше зайдёшь к нам? Помнится, ты обещала, — напомнил Джордж, указывая рукой вглубь переулка.

— Да, и правда… — пробормотала Грейс, на которую мощной волной хлынуло воспоминание о том вечере в заброшенной классной комнате, а по коже пронеслась волна мурашек.

— До нашего открытия еще два часа, можем, пока никто не мешает, посмотреть, что там, — Джордж дотронулся до папки и будто совсем не заметил, как Грейс чуть не подпрыгнула от его внезапного прикосновения.

Грейс, конечно, знала, что братья Уизли умели удивлять. Но когда на нее с порога обрушилось обилие цветов и товаров, и это еще при неработающем магазине, она поняла, что этот свой навык они однозначно вывели на новый уровень. Куда там подпольной торговле блевательными батончиками. Следуя за Джорджем сквозь набитые полки, на второй этаж, и слушая по пути историю то об одном, то о другом товаре, Грейс жалела лишь о том, что не была тут раньше. Интересно, как все сложилось бы, не приди тогда то письмо от Дамблдора? Но реальность не знает сослагательного наклонения, и Грейс оставалось лишь гадать.

— Ну, добро пожаловать в наше скромное холостяцкое обиталище! — воскликнул Джордж, распахивая дверь уже на лестничной площадке третьего этажа, впуская Грейс в просторную, но слегка захламленную комнату. Судя по всему, она служила близнецам и гостиной, и кабинетом одновременно, о чем говорил заваленный корреспонденцией стол у окна и коробками диван возле потухшего камина. Стены были увешаны различными схемами и рисунками новых, еще не готовых изобретений (довольно корявыми рисунками, отметила про себя Грейс), а на полу, как и на диване, то тут, то там стояли коробки. Слева дверь на кухню и в ванную, а справа в две спальни. Тут было довольно уютно, несмотря на бардак, все словно дышало духом Уизли. И хоть Грейс была тут впервые, странное теплое ощущение, что она дома, закралось в укромный уголок, где-то между легкими, и основательно решило там остаться.

— Хочешь чего-нибудь? Чай? Кофе? Пару конфет? — заботливо поинтересовался Джордж, а Грейс уверила его, что ничего похожего на еду из рук братьев Уизли без острой необходимости она не возьмет. — Что ж, раз ты такая принципиальная, тогда открывай свою папку. Посмотрим, ради чего весь сыр бор.

Грейс села на предварительно убранный Джорджем диван и развязала тесемки, ожидая увидеть что угодно, но только не свидетельство о рождении некого Бенджамина Форстера, дата рождения которого отличалась от дня рождения Алекса всего на пару дней.

— Смотри, тут еще письмо есть, — сказал Джордж, доставая из папки такой же конверт, в котором Грейс нашла ключ от сейфа. И, вскрыв письмо, они склонились над пергаментом, вчитываясь в старомодные витиеватые буквы.

«Здравствуй, Грейс. Я знаю, что ты вряд ли испытываешь ко мне хоть какие-то родственные чувства, и даже не надеюсь, я ничего для этого не сделала. Сейчас, на старости лет, когда, я точно это знаю, мой конец близок, я жалею об этом. Я могла понять своего сына тогда, двадцать лет назад, но я не захотела этого сделать. И я потеряла его. Александр был лучшим, что я смогла дать этому миру, и это меня хоть немного, но утешает. Я знаю, что ты очень на него похожа, а значит, ты не бросила моего внука в беде. И я очень тебе за это благодарна. Моей вины перед тобой и твоими родителями не искупить, и скорее всего скоро я за это отвечу. А пока я должна позаботиться о тех, кого оставляю тут жить дальше. Аларик вернется. Это я знаю так же точно, как и то, что в скором времени меня не станет. И он узнает о сыне. Он захочет его найти. И если это произойдет, он разрушит душу мальчика, ты сама это знаешь. Скорее всего, когда Алексу придет пора пойти в Хогвартс, нашего бессменного директора там уже не будет. Не спрашивай меня, откуда я все это знаю. Я сама не могу ответить. Но к старости мне начали сниться сны, к которым я более чем склонна прислушиваться. И они говорят мне, что в школе Алекса некому будет защитить. Но магия нужна ему, как никому другому. И поэтому я пошла на это. То свидетельство о рождении, которое ты сейчас держишь в руках, принадлежит мальчику-полукровке, родившемся в семье, жившей неподалеку от нашего дома. Его отец погиб от несчастного случая, а мать, будучи в положении, не смогла перенести подобного удара, и ребенок появился гораздо раньше должного срока. Роды были тяжелыми, и не только унесли ее жизнь, но и сделали из бедного мальчика едва способного к жизни инвалида. Это был очень слабый, болезненный и неразвитый малыш на попечении у его старой бабушки, которая едва сама могла с ним справляться, а целители лишь разводили руками. Они ничем не могли помочь. Бенджамин прожил почти восемь лет и, не дожив до своего дня рождения лишь несколько дней, скончался. Это грустная история, но именно смерть Бенджамина позволит спрятать Алекса с глаз долой. И все благодаря тому, что после тридцати лет работы в министерстве мне стала известна тайна, которую знают лишь единицы. А именно, как попасть в комнату, где Магическая книга пишет имена родившихся и умерших магов, астральная копия которой, как ты знаешь, находится в Хогвартсе. И я знала, как заставить имя Бенджамина Форстера исчезнуть со страниц, посвященных погибшим (эту тайну я унесу с собой в могилу и ничего тебе не расскажу, так будет лучше). А это значит, что официально этот мальчик жив. И сова в назначенный день принесет по его старому адресу письмо со списком всего необходимого для первокурсников. Забрать его не составит труда. Гертруда Форстер, которая теперь доживает там свой век в одиночестве, давно уже не в себе. Она не причинит тебе никаких препятствий. Пусть Алекс возьмет его имя. Измените ему внешность и отправляйте в школу, где Аларику будет его найти так же сложно, как иголку в стоге сена. Только позаботься о том, чтобы это письмо не попало в чужие руки. Тайну Бенджамина знаем лишь мы, те, кто видел это письмо. И пусть так и останется. Я знаю, что вы справитесь. Я знаю, что ты не оставишь моего мальчика. Удачи тебе, моя внучка, я видела, какой ты стала, и я горжусь тобой. Однажды мы встретимся, спустя много лет, когда ты догонишь меня. И, надеюсь, тогда я обрету покой, получив твое прощение. Но не сейчас. Сейчас я лишь прошу сохранить то, что осталось от нашей семьи. И я уверена, что у тебя все получится.

P.S. И еще, насчет Гертруды. Пусть совесть тебя не мучает, я обо всем позаботилась.

Марианна.»

Грейс отложила письмо и взглянула на свидетельство, которое все еще сжимала в дрожащей ладони. Странное, гнетущее чувство потери того, чего у нее никогда не было, захлестнуло, вплоть до тошноты. Она поняла весь гениальный выверенный план Марианы Селвин. Судя по всему, у нее были следы дара предвидения, который, как она слышала от отца, был у их прапрадеда, известного прорицателя, возможно, проявленные посредством мощного стресса. Такое иногда случалось. А в руке у нее еще она покореженная жизнь, за счет которой другому человеку достанется шанс на светлое будущее. Хотелось то ли плакать, то ли истерически смеяться, Грейс пока не решила, но вот теплая рука ложится на ее плечи, привлекает к себе, и, утыкаясь носом в теплую ткань рубашки, Грейс впервые за много месяцев плачет. Сама толком не знает почему, но слезы льются и льются, может потому, что иногда для одного человека бывает всего слишком.

— Ну как, легче? — осторожно спросил Джордж, когда всхлипывания прекратились, и спина под его руками перестала дрожать.

— На сто тонн, — пробормотала ему в грудь Грейс, отцепляя пальцы от рубашки, которую она безнадежно помяла и испачкала. Тиски в груди и правда разжались, тошнота отпустила, и голова прояснилась. Она взглянула на Джорджа, словно ожидая упрека, но наткнулась лишь на улыбающиеся глаза. Он поднял руку и убрал выбившуюся из прически русую прядь.

— Хочешь пойти туда сегодня? — спросил он, прекрасно зная ответ.

— Да. Нечего откладывать это на потом.

— Хорошо, — покладисто согласился он. Одну он ее не отпустит, Грейс и так это понимала. Сидеть тут рядом, в кольце сильных рук, где так уютно, где они наконец наедине, было, конечно, безумно приятно. И Джордж не торопился ее отпускать, а Грейс не торопилась высвобождаться.

— Надо успеть, нехорошо оставлять Фреда одного в магазине, — сказала Грейс, больше для того, чтобы напомнить самой себе, что пора, что в Норе ее ждет Алекс.

— Да, ты права, — соглашается Джордж и, касаясь ее щеки, стирает оставшийся там след от слезы. Но ладонь Джорджа задержалась на ее щеке гораздо больше времени, чем требовалось для стирания одной маленькой слезинки. Грейс уже почти не дышала, настолько он был близко, потянись чуть вперед, и коснешься кончика длинного носа. Грейс казалось, что она дышит летней грозой или пылающими искрами, обжигающими легкие. Она решилась снова посмотреть в его глаза и тут же прокляла себя за эту безумную идею. Джордж Уизли не должен был так на нее смотреть. Это было неожиданно и нечестно, словно удар под дых. Его глаза уже не улыбались, они вглядывались в нее с какой-то скрытой мукой внутри, пронзительно, проникая в самое нутро, не выведешь и кислотой. И теперь Грейс еще отчетливее понимает, что они тут одни, что никто не стоит за стеной, и хоть это уже не впервые, тот адреналиновый поцелуй, состоящий из одних нервов и страха, был их первым и пока единственным. И вот уже вторая ладонь на ее щеке, а глаза напротив обжигали еще сильнее. Все мысли в голове спутались, и Грейс, с бешеной тахикардией, грохотавшей в ушах и дрожащими коленками совсем потеряла свою прояснившуюся голову, и сама от себя не ожидая, выдала невразумительное:

— Алекс… Письмо… Фред скоро придет, — еле выговорила она, с трудом вспоминая буквы английского алфавита. Джордж, казалось, не мог вымолвить и слова, но ладони покорно убрал. Даже слишком покорно. Также тихо проводил Грейс глазами, пока та кое-как высвободилась из его рук и, чтобы хоть чем-то себя успокоить, подошла к заваленному бумагами столу. Она сама не знала, чего испугалась, зачем остановила его, в голове снова была каша. Но в душе зародилось что-то, похожее на разочарование, но оно и к лучшему. Им и правда пора было отправляться за письмом. Но тут взгляд Грейс, машинально скользивший по столу, наткнулся на до боли знакомый почерк. Ее почерк. Прямо перед ней лежала та самая записка, которую она в спешке написала Джорджу, сгорая от досады и сожаления. Листок был весь измят и потрепан, было видно, что его перечитывали не раз и не два. Сердце сжалось от осознания того, что Джордж его сохранил. Но как только Грейс протянула к ней руку, сзади пронесся легкий сквозняк, крепкая мужская ладонь накрыла ее, прижимая к столу, а горячие губы мазнули по вороту рубашки, обдавая шею волной мурашек.

— Грейс, — прошептал он со странной хрипотцой, и Грейс потеряла всякую способность мыслить. Видит Мерлин, она пыталась. Но одно дело делать это на расстоянии от Джорджа Уизли, а другое, — ощущать его горячее дыхание у себя на шее, и мечтать лишь об одном: чтобы он ее, такую нерешительную дуреху, не слушал и дальше. Но он словно чего-то ждал, не решаясь позволить себе больше, чем аккуратные касания к девичьей шее. Чего же он медлит? Неужели ждет, пока она попросит? Начнет умолять? Нет, Джордж не настолько жестокий. Но, как оказалось, ждал Джордж не мольбы, а простого позволения прикоснуться, так как только Грейс переплела свои пальцы с его, сжимая чужую ладонь, на шею обрушился град из влажных поцелуев, практически лишивших обладательницу той самой шеи чувств. Секунда — и она уже стоит лицом к лицу со своим мучителем и изнывает от желания прижаться к покрасневшим губам. Ее желание абсолютно совпало с желанием Джорджа, и губы сталкиваются, руки переплетаются, а стопка неаккуратно сложенных бумаг падает с края стола на пол.

Они совсем потеряли счет времени. Джордж не мог, да и не хотел останавливаться. Все эти дни он не мог к ней прикоснуться: везде были свидетели, чьи-то уши или глаза. Те редкие минуты, которые они урывали для того, чтобы побыть наедине, совсем не подходили для подобных действий. А теперь они здесь одни, Грейс рядом, настоящая, теплая, живая, в реальности, а не в его снах, от которых он пробуждался с безумно колотящимся сердцем и диким разочарованием. Но сейчас ее руки в его волосах, губы горят под его собственными, а рваные шумные вдохи и выдохи словно затекают в уши, как вязкая патока. И ни один звук не проникал сквозь эту преграду. Кроме крика мерзкой кукушки в часах, прокричавшей девять скрипучих трелей, вернувших Джорджа с небес на землю. Девять. Час до открытия, а значит, с минуты на минуту придет Фред. Они нехотя оторвались друг от друга, пытаясь отдышаться.

— Мне импонирует то, что наши свидания становятся длиннее, — пошутил Джордж, приглаживая свои взъерошенные волосы.

— Это мало походит на настоящее свидание, — ответила Грейс, слезая со стола, куда он усадил ее, скрадывая разницу в росте.

— Что ж, тогда думаю, нам нужно настоящее.

— Что ж, я вполне солидарна.

Внизу наконец звякнул колокольчик, окончательно возвращая их в реальность.

— Я вниз, если хочешь привести себя в порядок, ванная там, — махнул он рукой в сторону одной из дверей и, поцеловав Грейс в щеку, стремительно вышел из комнаты.

— А самому и так сойдет что ли, — пробурчала она, закрывая за собой дверь в ванную, но, увидев свое отражение в зеркале, ужаснулась. Волосы растрепаны, глаза опухли от слез, а губы от поцелуев. Это еще хорошо, что косметики на лице не было. И хоть заклинания скрыли все следы с ее лица, Фред все равно подозрительно улыбался, глядя то на нее, то на Джорджа. Уж он-то мог различить, когда его брат влюблен по уши. И хоть он был за него очень рад, в глубине души было немного грустно. Грейс была отличной девчонкой, но, видимо, теперь ему придется потесниться на пьедестале самого главного человека в жизни Джорджа Уизли. А то и вовсе уступить.

* * *

Грейс с Джорджем не понадобилось много времени, чтобы трансгрессировать к дому Форстеров. Двухэтажный особняк, некогда добротный, теперь обветшал и выглядел крайне неухоженным со своими облупившимися стенами и заросшим газоном. На веранде сидела старая женщина, кутаясь в теплую шаль, несмотря на летнее тепло, и смотрела невидящими глазами в конец улицы. Она не заметила ребят даже тогда, когда они подошли прямо к крыльцу.

— Миссис Форстер? — осторожно позвала Грейс, пытаясь привлечь к себе внимание, но тщетно. Грейс обратилась к ней еще пару раз, уже громче, но Гертруда была либо глухая, либо сильно не в себе.

— Вы кто такие? — послышался позади настороженный женский голос. Джордж и Грейс обернулись и увидели женщину средних лет, с сединой, тронувшей некогда иссиня черные волосы, и большими карими глазами, на руке у нее болталась большая плетеная корзина, набитая продуктами.

— Эээ… Нам просто показалось, что… — начала было Грейс, но женщина, видимо, поняла все по-своему.

— А, да нет, она живая, не пугайтесь. Гертруда всех нас переживет, — отмахнулась она, по-хозяйски поднимаясь на крыльцо. — Я присматриваю за ней уже почти пять лет, и поверьте, эта старушенция крепче, чем кажется.

— Так она тут не одна? — спросил Джордж, по виду, с большим облегчением.

— Вот что что, а оставлять ее в одиночестве — плохая идея. Да и платят неплохо, — пожала плечами женщина, укрывая миссис Форстер еще одним пледом.

Грейс хотела уже спросить, от кого эта сиделка получает свою плату, но вовремя все поняла. Марианна и правда позаботилась обо всем. Она попрощалась с обеими женщинами и тронула Джорджа за рукав, утягивая его к дорожке из гравия.

— А как же письмо? — недоуменно спросил он, неохотно подчиняясь. Он был уже готов выдать целую запутанную историю, объясняющую, зачем именно им нужна чужая корреспонденция. Ну или, на худой конец, просто стереть женщине память. Но вместо ответа Грейс лишь взмахнула палочкой, тихо шепнув «Акцио письмо Бенджамина», до чего Джордж, стыдно признаться, сам не догадался, и такой знакомый им обоим конверт, подписанный зелеными чернилами, ловко скользнул Грейс в руки.