Заставить ее полюбить тебя вновь (джен)

От Беки

Говорят, что в глазах отражается наша душа. Я смотрела на себя в зеркало и видела только расширенные да предела зрачки, черные точки, черные, как моя душа. От зеленой радужки остался только тонкий ободок. Как символ человечности, которой осталось во мне слишком мало. Бутылка виски на раковине была на половину пуста. Еще один глоток, и черты лица исказились в гримасе отвращения. Не мои черты. Во мне так мало осталось от самой себя. Казалось, что даже волосы перестали отрастать, обнажая из под черной краски, их истинный цвет. Цвет калифорнийского песка, как у мамы.

В ванной было холодно, но бисеринки пота скатывались по шее, и в груди был пожар. Наверно это все же моя душа горит в пламени ада. Ну и черт с ней.

И дело совсем не в виски.

Дело в том, что я испытываю непередаваемое облегчение. Мне хочется смеяться, мне хочется танцевать от радости. ОН во мне ликует. Он давно уже растерзал человека во мне, остался только ОН — зверь.

Я слышу, как открывается входная дверь, я слышу его шаги, скрип прикрытой двери в ванную, и тонкий аромат, исходящий от него, окутывает меня. Зверь чувствует этот аромат и оборачивается, инстинкты кричат — он свой. Это аромат убийцы.

— Что ты сделала? У тебя все повязка в крови, — спокойно произносит он, ведь его совершенно не волнует, его не волнует эти капельки ан белой марле, не волнует моя рана. Но мы притворяемся людьми, играем наши роли. А люди всегда обращают внимание на таки мелочи.

— Это марганцовка, — также спокойно произношу я, продолжая рассматривать его.

— Поверь, я могу отличить.

И тут он делает вещи, которые я действительно от него не ждала, впервые он удивляет меня. Он подходит ближе и начинает отклеивать повязку чуть выше бедра. Я стою, в одном белье, и не знаю что делать. Поэтому просто стою и жду подвоха.

А он с невероятной осторожностью и аккуратностью, бросает пропитанные кровью бинты в раковину.

— А я думал, ты хороший врач, смотри что наделала, теперь останется шрам. — так странно слышать от него подобное.

Я против воли улыбнулась такой заботе.

— Спасибо, я в курсе. Лучше шрам, чем этот уродливый рисунок. — я зашипела, и вцепилась к край раковины, когда Дастин безжалостно прикоснулся мокрым полотенцем к обожженной ране, там где раньше была татуировка. Боль была адской. Как будто ко мне прикоснулись раскаленным железом.

— Можно же было просто нанести рисунок.

— Он мог смыться или смазаться в самый неуместный момент. — ответила я и сделала еще один глоток из бутылки.

Он смотрит на мои руки в шрамах и молчит. А я вспоминаю, как накачавшись обезболивающим резала себе аккуратно руки скальпелем, стараясь не задевать вены. Это марганцовкой не сведешь.

— Нужно вымыть марганцовку из раны, — пробормотал он сам себе и стал наливать ванну.

— С чего такая забота? — спросила я.

— Ты мне еще не заплатила, не хочу, чтобы ты коньки мне тут отбросила, получив заражение крови, — ну, вот он, истинный Дастин, — давай, забирайся.

Виски дало о себе знать и я немого покачнулась, но вовремя была поймала сильными руками.

— Отлично, мне еще пьяной женщины не хватает в жизни.

— Не будь занудой. Алкоголь снимает боль.

— Сказала выпускница медицинского факультета Сорбонны. Как тебя с такими знаниями не выперли в первый же семестр, — проговорил он, снимая с меня остатки белья и укладывая в ванну.

Проснулась я на постели, в полумраке комнаты мотеля. Лежала я на животе, но место ожога все равно пульсировало ноющей болью. На другом конце кровати посапывал Дастин и выглядел ну очень мило. Он вообще прелесть, когда спит. Сбросив простыню с обнаженного тела, я чтобы не разбудить его, пошла в ванну. Представляю что он натерпелся за ночь наедине со мной пьяной в стельку. Если я ничего не помню это дурной знак. Наверно выглядела глупо. Да и какая разница.

Я провела в ванной почти 3 часа, приводя себя в порядок. И теперь я даже стала узнавать себя в зеркале. Хотя, кому я вру, меня больше нет. И дело не в том, что я меняла внешность, я все равно оставалась похожа на саму себя, ведь не так было и много различий, которые я бесследно стерла, с помощью краски, линз и даже пластики лица. Дело не в этом. Дело в том, что во мне больше нет прежнего человека. Я умерла со всей моей семьей. Поэтому, как бы я е старалась вернуться к прежнему облику это не поможет. Меня больше нет.

— Что так долго, — спросил Дастин, проходя в ванную комнату, прикрытый только простынею.

— Пытаюсь снова стать похожей на фото в паспорте, — ответила я, рисуя аккуратную родинку над верхней губой, завершая макияж.

Он повернул мое лицо к себе и я опять потерялась в его глазах. Наверно, я могла бы влюбится в него. Но не сейчас.

— Распусти волосы, так нос будет казаться острее, как на фото.

— Сделанного, уже не вернешь,— улыбнулась я, вспоминая свою горбинку, которую я так ненавидела в старшей школе. Худощавое лицо и уродливый нос. Но сейчас я скучаю по этому.

Он отпустил меня и закрылся в душевой кабинке, и я даже несколько секунд успела полюбоваться его задницей. Все же, каким бы монстром я не была, гормоны от этого никуда не делись. Тело все еще помнит его грубые прикосновения. Я бы даже могла назвать его лучшим любовником из тех троих, что у меня были. Хаха.

Прости Франсуа, но мы больше не женаты, так что я могу себе позволить мысленное оскорбление в твой адрес, даже если ты был самым светлым человеком в моей жизни. Но твой свет не смог победить тьму.

— Он может все испортить. Замучает совесть и он все расскажет полиции, ты не боишься? — влажные ладони поправили мне волосы. Тело, будто притянутое магнитом, прислонилось к его. Даже сквозь одежду я чувствовала жар сильного тела.

— Нет, ненависть Кевина по силе может сравнится с моей. Это его крест и он пронесет его через всю жизнь. Он сам этого захотел. Он будет молчать. Он ничего такого не сделал, все го лишь соврал, что не знает Ребекку Логан. Это и не ложь даже, ведь я не она.

— Как не крути, но это он забил последний гвоздь в крышку гроба этого парня. А они вроде были друзьями.

— У Колина Тревиса никогда не было друга, просто он об этом не знал.

Мои малочисленные вещи поместились в небольшой сумочке, только самое необходимое, сменное белье, и одежда, документы и кошелечек с адреналином, на случай если какой-нибудь идиот снова накормит меня продуктами, от которых я могу запросто умереть. А я не хочу попасть в ад раньше времени, мне пока достаточно земного.

Я вырвала из блокнота листок с номером счета в банке в Швейцарии и положила его в конверт с остальной частью денег.

— Ты молодец, — я бросила на стол пухлый конверт.

Дастин натянул на себя футболку. Интересно, почему именно это имя я дала ему, когда он предложил называть его, как мне захочется.

— Это моя работа, — его ухмылка была похожа на звериный оскал.

— Поздравляю, ты справился, написать рекомендательное письмо? — с долей сарказма проговорила я.

— Ты обещала мне кое— что, — напомнил он, укладывая конверт в дорожную сумку, — обещала ответить на вопрос, почему?

— Все должны оплачивать счет, который им выставляет судьба, — неопределенно ответила я и надела темные очки, скрывая предательские слезы в глазах.

Слезы выступила самопроизвольно, но кажется, я успела из спрятать от человека который замечает все.

— Значит, ты и есть судьба?

— Нет, я ее оружие.

— Ты не хочешь узнать, что стало с малышкой Майли? — ухмыльнулся он.

— Нет, для меня важно только одно, выполнение тобой задания, она должна была исчезнуть с лица земли. И никогда, слышишь, никогда не появится в жизни своего папочки, ни живая, ни мертвая.

— Это кровная месть, я это и так знаю, но не пойму к чему все эти сложности. Их можно было просто собрать в одном месте и взорвать к чертям.

— Это слишком легко. В моем случает, это принцип талиона — каждый получает лишь то наказание, которое заслуживает.

— Прощай Дастин.

— Прощай Ребекка.

— Я не она.

— Ты же понимаешь что тебе больше никогда не стать прежней Камиллой Логан Жирар?

Я молчала. Да я знала, что вернутся к прежней жизни уже не смогу.

— Если захочется пустить себе пулю в лоб, лучше не надо. Найди меня, и тогда возможно вместе мы сможем построить свой собственный мир, где сможем существовать спокойно в ожидании часа расплаты за грехи. По крайней мере, ты не будешь одна наедине со своими страхами.

Я подошла к нему и потянулась к его губам в прощальном поцелуе. Он, тот единственный, который может меня понять и принять, и все мое звериное существо понимало, что когда-нибудь я приму его приглашение.

— Прощай, — прошептала я, и схватив сумку, вышла за дверь.

Еще не время. А пока я буду любить того, кого ненавижу. Того, кого не смогла уничтожить.

Это фото, старое и потрепанное, единственное, что напоминает мне о прошлой жизни. Две маленькие девочки, такие похожие и разные одновременно, стояли в обнимку посреди сада и улыбались. Где-то там, за кадром, остались их любящие родители. В детстве эти девочки были неразлучны, и слово сестра для них был не просто звук. Это слово в полной мере даже не отражало то родство их душ. Они были как близнецы, не смотря на то, что одна из них была старше. Они любили друг друга, защищали друг друга, делились всем, что у них было. Не знаю, когда безоблачная жизнь дала трещину, наверно тогда, когда они стали взрослее и начали понимать, что их семья не такая и идеальная. Родители любили девочек, но в какой-то момент они перестали любить друг друга. Они решили дать шанс друг другу, шанс на жизнь без ссор, без скандалов, без непонимания. Когда они разделили их, девочки поклялись друг другу, что никогда не перестанут быть сестрами. Да, жизнь раскидала их по разным городам, но это было совсем не важно. У них были разные судьбы, мечты, жизни. Ребекка с отцом переехала с Бостон, он получил перевод в департамент полиции города. Камилла осталась с матерью в Луизиане и мечтала выбраться оттуда как можно скорее. Она устала быть нянькой для душевнобольной. Нет, мать не была буйной, не была шизофреничкой. Просто с ней было сложно. Девочки продолжали быть половинками одного целого независимо от того, какими разными они были. Бека всегда была больше похожа на маму, отец боялся, что недуг передастся ей, поэтому старался как мог беречь ее. Поэтому она и превратилась в тепличный цветок. Романтичная дуреха, мечтательница. Она не видела ничего сквозь призму своих розовых очков. Камилла была ее полной противоположностью. Она знала настоящую реальность. Где тебя никто не оберегает, где ты всего должна добиваться сама. И она добилась. Она вырвалась из родного дома, как только закончила школу. Она поступила в один из престижнейших университетов на стипендию, она встретила мужчину своей мечты. Нет, не принца на белом коне, а человека умного, доброго и с целью в жизни. Она встретила каменную стену, о которой всегда мечтала. Ей не нужна была романтика, не нужна была страсть. Ум, порядочность были намного важнее для нее. Две разные жизни, две разные судьбы. Но гигабайты памяти компьютера продолжали пополняться длинными электронными письмами друг от друга. Телефонные счета, на которые было страшно смотреть. Поездки друг к другу. Они никогда не расставались по-настоящему. Бека доверяла Камилле все свои мысли, даже ее дневник не знал того, что знала Камилла. Старшая сестра никогда не разрушала иллюзии младшей, надеясь, что все это возраст и скоро она поймет какова жизнь настоящая. Но все закончилось в один миг, когда Бека позвонила и сказала, что собирается сделать, собирается умереть ради какого-то парня.

С того момента моя жизнь и сошла с орбиты наступил хаос. Вроде бы я должна была беречь то, чего так сильно добивалась. Спокойной размеренной жизни. Но нет. Для меня всегда приоритетом была Бека. Она и только она. Радуга в дождливый день. Луч света в темноте. Яркое пятно на сером холсте. Вот кем она была для меня.

Наверно эти трое Колин, Майли и ее отец, никогда не поймут, что на самом деле они натворили. Их жестокая шутка разрушила целый маленький мир. Они заставили, проснутся от спячки, всех демонов, которые жили в наших душах.

И по принципу талиона я уничтожила их. Я отняла у них все самое важное в их жизнях, как они отняли у меня.

Питер Джефферс лишил меня отца, когда не позволил ему наказать этого парня, Колина. Он лишил его надежды на возмездие. Папе совсем не помогло восстановление с семьей, как и нам всем. Он смотрел, как сходит с ума его дочь, как сходит с ума его жена. И он знал, что ничего не мог поделать. Спиртное ни кого еще не делало сильнее. Алкоголь в его крови зашкаливал, когда он вышел на дорогу прямо под проезжающий мимо фургон. Не знаю, было ли это самоубийством, актом безнадежности и слабости.

Я лишила Джефферса самого дорогого — его дочери. Он, до конца своих дней будет, мучатся и искать ее. Но не найдет. Не живую не мертвую. Ему не поможет возмездие, он больше не тот сильный беспощадный зверь. Он лишен силы. Он лишен всего. Он сойдет с ума так же, как и моя мама. Как только он начнет забывать, я ему напомню. Например, прислав по почте что-нибудь принадлежащее его девочке. Но не сейчас. Пока я довольна результатом.

Майли. Кто-то решит, что она и есть всемирное зло, что она во всем виновата. Возможно, она и разожгла костер, может специально, может и нет. Но она всего лишь безмозглая дура, таракан, который заслуживает лишь быть раздавленным. Мерзкая тварь, которой нет места на этой планете. Я дала ей возможность поумнеть, почувствовать свободу, испытать то, чего она никогда не испытывала. Любви. Настоящей сумасшедшей любви. Которая, поразила мою сестру. Я уверена в Дастине, он помог ей понять всю глупость этого чувства. И пожалеть о нем, так как пожалела моя сестра. И заплатить. Заплатить своей кровью. Я знаю — она мертва. Хотя наверно стоит признаться себе, что мне немного страшно по-настоящему это осознать. Душа, в моменты просветления, пытается побороть зверя во мне, и в тот момент мне по-настоящему страшно за свои поступки.

Колин. Он поплатился тем, чем дорожил больше всего. Своей свободой. Он так отчаянно ее желал, что ухватился за малейшую возможность, за мое появление. Я была уверена, что мне придется нелегко, чтобы добиться его. Заставить его полюбить меня. Но все оказалось просто. Даже слишком. Тогда на лодке, в его объятиях, я чуть не дала слабину, чуть было не дала задний ход. Я поверила ему, поверила в его раскаяние, в любовь к моей сестре (или может ко мне?). Но это было всего минуту. Я позволила себе забыть кто во мне, когда мы занимались сексом. В этом не было необходимости, знаю, но я сдалась. Наверно хотелось понять, что же такого нашла в нем Бека, но так и не поняла. Я хотела пощадить его, и наверно когда-нибудь я пожалею о содеянном, но я не смогла его простить. Когда он уснул после таблеток, растворенных в его шампанском, пришел час расплаты.

Я так долго готовилась, кажется целую вечность. Сразу после похорон матери я решила — они все мне заплатят. Почти пять лет. Я готовила этот план почти пять лет. Методично изо дня в день я узнавала все, что связано с этими тремя. Я знала о них все, в буквальном смысле. Я получила доступ к их жизням. Я могла причинить им больший урон, разрушить например карьеру Джефферса, но зачем мне это? У каждого есть свои приоритеты, и я знала о их. Тайный наблюдатель, которого никогда не замечали. План был похож на фигуру из домино. И я толкнула лишь одну фишку, и картина сама по себе сложилась. Ради осуществления плана я лишилась всего, чего добивалась. Я потеряла свою жизнь. Сначала мне казалось, что я смогу, смогу вернуться из этого ада, вначале я была уверена, что все встанет на свои места. Но потом я видела глаза Франсуа, в которых плескалась безграничная любовь, забота и страх а меня, за мое душевное состояние. В начале он спрашивал, а потом перестал, и просто позволил мне скрывать от него свою тайну. Я не заслужила его, не заслужила этой любви. Дастин прав, я больше не та девушка, которую брал в жены Франсуа. И я ушла, попросив лишь об одном, прикрыть меня и ничего не спрашивать.

Он умолял вернуться, не понимал что происходит, но я не могла. Сделать его соучастником преступления — этого я бы себе никогда не простила.

Теперь все кончено, моя жизнь — вечная кара за содеянное.

Моя машина остановилась у психиатрической лечебницы.

Я минуту размышляла, что ей сказать. Врачи говорят, что она меня не понимает, но я знаю, что это не так. В каком бы состоянии она не была, меня она слышит.

Телефон завибрировало на приборной панели. Я знаю кто это. Только у двоих есть этот номер. Дастин и …

— Алло, — глухо ответила я.

— Слава богу, ты в порядке? — когда то любимый голос, на почти родном французском, был встревожен.

— Я в порядке Франсуа, — если это можно так назвать.

— Тебя искали. Какой-то адвокат из Бостона, сказал, что защищает какого-то парня, и я не совсем понял, вроде как хотел поговорить с тобой и попросить быть свидетелем на суде.

Я усмехнулась. Я была уверена, что он так сделает. Адам Смитт проверяет все бредовые идеи. Поэтому я и наняла его через Кевина. Я знала, что он докопается до полуправды и все расскажет Колину. Мне хотелось сделать ему еще больнее, я хотела, чтобы он догадался обо всем, и знал что все равно ничего не может, знал, за что он платит.

— И что ты сказал? — спросила я, зная, что он все сделал правильно, он все еще любит меня.

— Я позвал к телефону Мари, и она, представившись тобой, под диктовку повторила все слово в слово из твоей инструкции.

— Спасибо тебе. Вам обоим.

— Что ты натворила Камилла?

— Тебе не нужно знать об этом. И забудь, что когда-то я была в твоей жизни.

— Значит, ты не вернешься, как обещала?

— Нет, прости, — прошептала я, — я тебя никогда не заслуживала.

На территории клиники было слишком красиво. Цветы, фонтанчики, резные скамейки, но вся эта красота не скрывал истинной сущности данного места. Безнадега, боль и отчаяние. Вот что витало в воздухе.

На одной из таких скамеек, прикрытой тенью от дерева сидели двое. Он читал вслух книгу, ее любимую. Джейн Эйр.

Но на лице раскачивающегося из стороны в сторону существа не было и тени эмоций. Она уже не была похожа на человека. Овощ, растение вот что она теперь такое.

— Здравствуй Бека, — я поцеловала сестру в лоб и присела рядом на скамейку. Кевин замолчал. Он смотрел на меня с животным ужасом в глазах. Он боялся меня, как дети боятся чудовище из шкафа. Он умом понимал, что меня не существует, но ничего не мог сделать со страхом.

— Ты сам пожелал такой жизни для себя, — ответила я на его взгляд.

— Я знаю.

— Ты же вроде верующий Кевин, может тебе стоит облегчить душу? Исповедаться?

— Я не о чем никогда не пожалею, — процедил он и подсел ближе к Ребекке. Она даже не заметила его близости.

— Что ты.. что вы сделали.. с Май.. — он не смог договорить.

— Ты не хочешь этого знать, Кевин, — отрезала я.

Мы немного помолчали и только тихое бубнение Беки, как-то развеивало тишину.

— Зачем тебе это, скажи? Ты променял нормальную жизнь на Беку. На ту, которая никогда не оценит твоей жертвы.

— Я знаю, что она поправится. Не говори так, я верю что она снова станет нормальной.

— И вы будете жить долго и счастливо? — скептически спросила я.

— Сразу видно, что ты никогда не любила

— Ошибаешься. Ради чего это все, как ни ради любви? — задала я риторический вопрос

— Это другое, — неуверенно пробормотал он.

— Правда, и почему ты считаешь, что твоя любовь к ней сильнее, чем моя? Когда-нибудь ты устанешь от этого, и любовь твоя пройдет. А мне нести это бремя до самой смерти.

Я давно перестала верить в лучшее.

— Я принесла тебе кое-что милая, — я достала из сумки ее дневник, — помнишь, я брала его у тебя почитать? Теперь возвращаю.

— Нет, — взвился Кевин, — сожги его, уничтожь.

— Нет, это ее вещь и пусть она сама решит, что с ним делать.

Бека неуверенно смотрела на тетрадку в своих руках, и прижала его к груди. Будто узнала его.

Я взяла ее лицо в ладони и заставила посмотреть на себя.

— Мне нужно идти, но я еще приду, — уверенно произнесла я, надеясь, что она за своим безумием не услышит мою ложь.

Ее взгляд бегал по моему лицу, но не останавливался на глазах.

— Холодно, — пробормотала она и, вырвавшись из моих рук, схватилась за голову, — почему так холодно? — начинала кричать она.

Беспомощно я смотрела, как Кевин пытается ее успокоить.

— Он плачет, — заныла она, — ему тоже холодно, нужно согреть. Почему он плачет? — бессвязно произносила она, став еще сильнее раскачиваться, вместе с держащим ее мужчиной.

— Он никогда не будет плакать, обещаю, — прошептала я и не в силах больше это выдерживать сорвалась с места.

— Позаботься о ней, — проговорила я, пяться назад, подальше от них, — столько, сколько сможешь.

Я выскочила из ворот клиники, будто за мной гнались, а ее голос продолжал меня преследовать.

После суток беспамятства в номере отеля я готовилась к своему наказанию. Проехав последний раз по улице, где когда-то был наш дом, я смотрела на него и прощалась с прошлым. На могиле родителей я оставила цветы и попросила у них прощение. Они бы не одобрили то, что я сделала.

На этой зеленой территории было другое настроение. Прямая противоположность клиники. Тут витала надежда на лучшее.

Видимо был перерыв, и стайки детишек, как ненормальные носились туда-сюда, смех и крики были повсюду. Когда то я мечтала о детях. Но мечты изменились. Наверно поэтому Франсуа и отпустил меня. Он тоже очень хотел ребенка, а я уже не могла ему дать семью.

— Миссис Жирар, вы пунктуальны, — улыбнулась директор школы, когда я зашла в ее кабинет.

— Как же иначе, — изображая энтузиазм, проговорила я

— А где ваш муж?

— Он не смог приехать. К сожалению, сейчас сезон туристов, и ресторан просто забит под завязку. Без главного шеф повара не справятся.

— Ох, мужчина умеющий готовить моя мечта. Надеюсь если когда-нибудь я смогу оказаться в Париже, вы сделаете мне скидку, — пошутила она.

— Вы будете почетным гостем, — заверила я.

— Ну что ж к делу. Вчера я получила ответ от попечительского совета. Решение было единогласным. Вы подходите. Как жаль, что вы появились не сразу.

— Я объясняла, я не ничего не знала о нем, а когда узнала, естественно решила забрать мальчика в семью, — врала я.

— Да, да, я понимаю. Бедный ребенок. Надеюсь, он никогда не будет страдать из-за того, что случилось с его матерью.

— Теперь я его мать, он никогда не будет нуждаться в любви и достатке. У него будет все, — губы сводило от лживых улыбок.

— Вы хотите его забрать сегодня? — просияла она, радуясь, что у одной сироты теперь будет семья.

— Конечно, его комната его уже ждет

— Сейчас, я сама его приведу, — улыбнулась она и вышла за дверь.

Я поглубже вздохнула, готовясь к новой встречи. Как бы я его не ненавидела раньше, этого больше нет. Вы когда-нибудь любили того, кого ненавидите? Это невыносимо больно.

Но его нельзя было не любить. Пусть он стал последней каплей в состоянии Беки. После его рождения она и попала в больницу. Раньше мне казалось, что было бы лучше, если бы она его задушила тогда в кроватке. Я бы помогла ей скрыть преступление. Но папа… Он больше не мог это выдерживать и вызвал скорую. Он хотел избавится от сумасшедшего дома вокруг себя, но погиб сам. Затем мама.

Ребенка отдали в приют. Пять лет назад я и не могла представить, что буду воспитывать отродье этого ублюдака Колина. Он запустил в сестру свои корни, разросся в ней, свел с ума, уничтожил. Я не представляла мальчика чем-то иным, кроме как монстром. Но я не могу. Когда я увидела его, такого похожего на Беку, я сама себя проклиная, полюбила его. Это и будут мое наказание. Видеть его постоянно рядом, растить его, воспитывать.

— А вот и мы, — послышался голос и я обернулась.

Маленький мальчик держал за руку директора и меня как магнитом притянуло к нему. Я присела рядом с ним и обняла.

— Привет Дастин, ты меня помнишь? — спросила я.

Он удивленно посмотрел на директора и ничего не сказал. Получился каламбур какой-то. Я не воспринимала его иначе, чем как убийцу, поэтому и назвала так того, когда мне дали право дать ему любое имя.

— Помнишь, недавно я приезжала к тебе?

Он неуверенно качнул головкой. Он был очень на нее похож. Но только теперь я видела и другие черты, от которых становилось еще больнее. Черты человека, который заставил меня испытывать нежность к нему, заставил усомнится.

— Дастин, миссис Жирар приехала за тобой, она заберет тебя.

У него широко распахнулись глаза, в которых загорелась надежда.

— У меня будет мама? Как у Эрика? — удивленно произнес он. Звонкий голосок резонировал от стен кабинета.

— Да Дастин, я буду твоей мамой, — прошептала я, чувствуя, как спазм сжимает горло.

Он неуверенно коснулся моей щеки ладошкой, и я прижалась к ней.

— Вы красивая, — с благоговением произнес он.

— И ты очень красивый мальчик, — улыбнулась я сквозь слезы, — я привезла тебе кое-что.

Я вытащила из сумки старого вязанного кролика, слегка отреставрированного и освеженного. Он стал как новый. Это была любимая игрушка сестры в детстве.

— Вот, — я отдала ему ушастое безобразие, — он конечно не такой красивый, как все эти новые блестящие машинки из магазинов, которые мы тебе обязательно купим, но этот зайчик мне очень дорог. Раньше о нем заботилась другая девочка, но потом она выросла и зайчик остался без хозяина.

— Спасибо, — улыбнулся мальчик и прижал к себе игрушку покрепче.

— Ну что, пошли собирать твои вещи? — воскликнула я

Мальчик отпустил руку директора и взял мою. Пока мы шли по коридору, он гордо улыбался и нескольким малышам успел сообщить, что у него теперь есть мама.

Чудовище внутри меня билось в агонии он этой нежности к мальчику. Я никогда не смогу забыть, что когда-то хотела ему смерти.

*Принцип талиона — принцип назначения наказания за преступление, согласно которому мера наказания должна воспроизводить вред, причинённый преступлением («око за око).