Письма в стол (джен)

Здравствуйте, док.

Простите, если это обращение покажется вам фамильярным, но я слышала, что пациенты иногда называют вас «док». Среди этих пациентов теперь и я — ничего, если я тоже буду звать вас так? Вы просили написать вам, отчего я отвергла групповую терапию и почему не пришла на сеанс. Я постараюсь рассказать вам, у меня нет от вас тайн.

Вы считаете, что я, сидя и слушая таких же духовных мучеников, смогу обрести исцеление. Что ж, вероятно, этот путь может помочь — другим, не мне. Моя душа, док, болит от знания, от понимания безнадежности происходящего, не прикрытого и не приукрашенного никакими иллюзиями.

Я сознаю, что меня пожирает болезнь, док. Но вы не даете мне лекарства от нее, да и не сможете дать. Все, что я способна получить от вас, — временное забвение до забвения окончательного, хотя вы и сами отказываетесь от подобной практики, да и я не допущу этого в свою жизнь.

Я боюсь представить, сколько в мире зла. Не представляйте и вы, иначе слишком быстро превратитесь из врача в больного, такого же, как я. Вы не исцелите меня от чужой самодовольной глупости, от чужой бездарности, от чужого эгоизма, от жестокости и зачерствелости чужих сердец. Вы ни меня, ни кого-либо другого не вылечите от тревог за близких, от прошлых неудач, от несчастной любви, от одиночества в толпе, от бессилия перед теми обстоятельствами, над которыми мы не властны, от тяжелой работы, от соседей-дебоширов, от неприятных новостей, от старости, от тоски по усопшим. Вы не можете избавить нас от смерти, док, и от страха перед неизбежным и неизведанным.

Тот человек, которого я ждала и видела во снах, не добрался до меня. Полагаю, он умер, и я вынуждена жить совершенно иначе, мучительно для себя. Вы исцелите меня?

Многие мои знакомые прекрасно пишут, рисуют, преуспевают в науках, в заботе о других и благотворительности, но их таланты и чудесные душевные качества ценят отнюдь не все. При этом у них на глазах бездарность, халтура, нечистоплотность и глупость нередко оказываются на коне. Неприятно им, обидно мне — за них. Как вы считаете, групповая терапия поможет от этого?

Те, кого я любила, не любили меня. Более того — порой и предавали, насмехались, публично позорили. А потом, бывало, пытались вернуться многие годы спустя и унижали за то, что не готова радостно повиснуть на шее. Вы вылечите меня от этого, док?

Я — человек узкого круга, я принадлежу семье, немногим друзьям и знакомым, и если в этом кругу, кроме которого у меня ничего нет, воцаряется хаос, если в нем ссорятся, бедствуют, болеют, умирают, то моя маленькая вселенная рушится. Есть ли у вас волшебная таблетка на этот случай?

Вы призываете меня не опасаться жизни и «выйти на свет», говорите, у меня талант, убеждаете, что я напрасно боюсь. Я не боюсь, док, но этот ваш свет, как вы его зовете, не просто слепит мне глаза — он разрывает меня на части. Он слишком холодный, слишком жестокий, слишком яркий. Мне неуютно и больно от него, мне хочется спрятаться от этой боли под одеялом и никогда-никогда не выходить наружу. Вы полагаете, мне следует пропить курс препаратов, и это пройдет?

Не бойтесь за меня, док. Цианистый калий, вскрытые вены, прыжки с крыш — вся эта чернушная и мелодраматическая чушь не для меня. От меня еще зависят в мире несколько жизней, я не могу оставить свой пост и бросить тех, кто на меня опирается. Пусть все идет своим чередом, пусть все будет печально, безнадежно и абсолютно естественно.

Я глубоко уважаю вас, док, но пока не вижу, как вы можете помочь мне, в слезах лежащей на груди нашего умирающего мира. Впрочем, если вы настаиваете, я, конечно, выполню все назначения. Вы хороший врач и добрый человек, и я не хочу подводить вас. Через три месяца я обязательно приду к вам и скажу, что мне намного лучше, что все беды живых я уже не ощущаю столь остро, как раньше, что шкура моя стала гораздо толще, а просыпаться по утрам мне теперь вполне приятно. Вот только я отчего-то боюсь, что вы сами не захотите мне поверить.

Ваша Н.