Поединок со сфинксом (джен)

— …расследование продолжается. Напоминаем зрителям о беспрецедентном случае, произошедшем нынешней ночью: несколько часов назад было совершено дерзкое ограбление главного офиса „Банк Макдак Инкорпорейтед“ на Гиллфорд-стрит. Официально заявлено, что депозитарий и вклады клиентов не пострадали, поэтому мистер Макдак призывает заинтересованных лиц сохранять спокойствие; были похищены лишь некоторые ценности из его личного сейфа. Преступникам удалось застать охрану врасплох; обесточив здание, они спустились в шахту лифта и проникли в бетонированное помещение Хранилища через пролом в стене. Но полиция уже располагает сведениями, которые позволяют установить личности злоумышленников, и, утверждают компетентные лица, все силы органов охраны правопорядка брошены на их поимку…

Гавсы ржали, глядя на профессионально-доброжелательное лицо диктора новостного канала. Головокружительный (и слегка неожиданный) успех затеянной авантюры привел их в настоящую эйфорию, которая еще не до конца повыветрилась: Балбес в восторге хлопал ладонями по коленям, Обжора давился засахаренными орешками, Громила ухмылялся широко, ликующе и донельзя удовлетворенно, точно осчастливленный очередным "Колгейтом" персонаж из рекламного ролика зубной пасты.

— "Беспрецедентный случай"… "дерзкое ограбление"… "полиция располагает сведениями"… "все силы брошены на поимку"… Ха-ха-ха! Они всегда так говорят, когда следствие прочно и безнадежно заходит в тупик! Ни черта они не знают… и знать не могут…

— Однако шухер в городе поднялся будь здоров! На каждом углу торчит по патрулю, а то и по два. Они сегодня всю полицейскую кодлу подняли на крыло. Даксбург гудит, точно пчелиный улей!

— Ах, черт, не ожидал, Макдак, старый хрыч, такого сюрприза, а? Получил лопатой по морде, ха-ха-ха! Ну, это собьет с тебя спесь, старая перечница… как пустую пенную шапку с кружки пива, хо-хо!

— Ну и рожа, наверно, у него была, когда он увидел пустой сейф! Я бы свою правую руку отдал, чтобы на неё потаращиться!

— Руку?! Лучше голову, Балбес — она тебе все равно ни к чему…

— Здорово мы сработали, верно, парни? Как я сбил этот грузовичок с дороги, а? Как кеглю в кегельбане!

— А я вломил охраннику по зубам!..

— А я… а я…

— А ты всего-навсего сожрал пончик, Обжора!

Обжора оскорбился.

— Я еще отвечал на звонок из Управления! Если бы я на него не ответил, копы нагрянули бы к Хранилищу куда раньше! И черта с два мы бы тогда успели удрать! Мы и так едва успели…

— И чуть не попались…

— Ага. Этот настырный коп на дороге… Когда он нас тормознул, я уж решил, что без мокрухи не обойтись… А белобрысый сказал ему, что у нас в кузове навоз… „Навоз“, черт побери! Он нас всех за навоз держит, видали, парни?

— По-вашему, — холодно спросил Антиплащ, который, скрестив руки на груди, стоял на пороге комнаты, небрежно прислонившись плечом к дверному косяку, — по-вашему, я должен был сказать копу, что мы везем в кузове бешеных поросят? Вы бы смогли изобразить бешеных поросят, Громила, а? Думаю, что смогли бы… при ваших-то непревзойденных талантах к свинству и поросячеству. Но мне показалось, что „навоз“ более соответствует уровню, хм… вашего актерского мастерства. А я не люблю неоправданный риск, знаете ли. Кстати…

— Что?

— Коп, который нас остановил, наверняка заметил номера фургона. Вопрос номер один — зафиксировал он их где-нибудь, или нет? Вопрос номер два — свяжут ли они этот эпизод с ограблением Хранилища? Девяносто процентов за то, что не свяжут, на это нет никаких оснований, но… Лучше бы нам от этого фургона избавиться. И объявить его в угоне.

— От моего фургона? Избавиться? — Балбес не на шутку возмутился. — Какого черта? На чём я буду ездить в клуб и в супермаркет?

— Купишь себе другой. — Антиплащ ухмыльнулся. — На свою часть добычи. Кстати, о добыче. Мамаша! Когда вы свяжетесь с покупателем?

Мамаша, которая, кутаясь в шаль, сидела в старом расхлябанном кресле в уголке гостиной, неохотно оторвала глаза от „Большой поваренной книги настоящей хозяйки“ и поверх очков посмотрела на главаря. Весь ее вид выразил удивление (и даже негодование) по поводу такого бесцеремонного и неуместного вопроса.

— Даксбург кипишит, словно муравейник, в который бросили кирпичом. Никому из нас сейчас в городе лучше не появляться. Пусть шумиха вокруг ограбления слегка уляжется.

Антиплащ устало улыбнулся.

— Я не спрашиваю, Мамаша, когда вы собираетесь отправиться в элитный ресторан или пойти на очередной шопинг по Сентрал-Генерал-стрит. Я спрашиваю, когда мы увидим — здесь, в нашей более чем скромной обители! — вашего покупателя или его доверенное лицо? Если гора не может прийти к Магомету, это не значит, что Магомет не может прийти к горе.

Мамаша раздраженно накрутила на палец уголок шали.

— Ну, хорошо, я его приглашу… завтра. Или послезавтра.

— Завтра. Чем быстрее мы избавимся от побрякушек и переведем всё награбленное в деньги, тем лучше.

— Если он согласится все это купить… Мы договаривались только насчет „Ожерелья“.

— Не согласится он — согласится кто-то другой. Вещички-то раритетные! — Антиплащ медленно расстегнул молнию черной спортивной сумки, лежащей на столе — и заблистало в свете настольной лампы червонное золото, мягко заискрилось серебро, засверкали сапфиры, изумруды, рубины и бриллианты. Кроме „Ожерелья Клеопатры“ в загашнике Скруджа оказались чистейшей воды бриллиантовые подвески (Мамаша утверждала, что принадлежащие особе некой королевской фамилии), литой из золота, инкрустированный драгоценными камнями кубок (сам Святой Грааль, не иначе), тонкой работы сапфировое колье в серебряной оправе (с его идентификацией Мамаша затруднилась, но это тоже наверняка было что-то королевское), дивной красоты пасхальное Яйцо Фаберже (из Лувра, это уж наверняка), оправленный в золото клык из слоновой кости („Зуб графа Дракулы“, хе-хе-хе) и целая коллекция брошей, браслетов, кулонов, перстней и прочих бирюлек, одна другой вычурнее, изящнее, богаче и краше. — Как по-вашему, — Антиплащ задумчиво перебирал в пальцах нитку ярких красных кораллов, — в какую сумму все это можно оценить? Скрудж бормотал что-то о пятидесяти миллионах, но, сдается мне, наш старый жмот очень уж поскромничал, и реальная стоимость этих финтифлюшек куда выше… И еще один интересный вопрос, — он постучал костяшками пальцев по поверхности вынутого из сумки черного чемоданчика, — что же находится в этом пиратском сундучке?

— Да черт его знает, — пробормотала Мамаша. — Наверняка какая-нибудь ерунда! Старые любовные письма или какие-нибудь идиотские сопливые стишата, поэтико-лирический бред… или медальон с прядью волос с головы любимой, или пара засушенных розовых лепестков, или еще какая-нибудь романтическая чепуха, дорогая как память сентиментальному скруджевскому сердцу…

— Вы думаете? — Антиплащ хмыкнул. Мамаша так старательно делала вид, что не обращает на чемоданчик никакого внимания, что Антиплащ все больше исполнялся странных, на первый взгляд вроде бы совершенно беспочвенных подозрений. Впрочем, открыть странный сундучок оказалось делом не из простых. Черной кожей была обтянута стальная, какая-то очень прочная основа — чемоданчик и сам походил на миниатюрный сейф, не в последнюю очередь еще и тем, что имел кодовый замок-вертушку, состоящую из восьми крохотных окошечек с однозначными цифрами — и пароля, само собой разумеется, никто из сообщников знать не знал. Балбес поднатужился и родил некую гениальную идею, которая сподвигла его принести из сарая старую и ржавую циркулярную пилу и попытаться вскрыть чемоданчик с её помощью. Впрочем, из этого тоже ничего не вышло: пила бодро вспорола мягкую кожу обшивки, но, натолкнувшись на стальной (стальной ли?), какой-то необоримой прочности каркас сундучка, лишь бессильно чиркнула по нему зубьями — и беспомощно заклинилась в странном, неуязвимо-вязком металле.

— Болван! — Мамаша дала сыну хороший подзатыльник. — Ничего лучшего не сообразил, а? А если там и впрямь что-нибудь ценное?

Антиплащ задумчиво потряс чемоданчик в руке. Сундучок не издал ни звука, точно был пуст, как ограбленный сейф; пришлось встряхнуть его посильнее — и тогда внутри, глухо прошуршав, что-то едва слышно стукнуло, точно толкнулась об обитую бархатом крышку пара небольших камешков… Весил чемоданчик не более трех фунтов (причем два из них явно приходились на вес самого сундучка), и определить что-либо конкретное по этой удельной массе не представлялось возможным.

Балбес удрученно разглядывал и без того щербатую, точно челюсть столетнего старца, пострадавшую кривозубую пилу.

— Нужен новый диск… Тогда, может, что-то и выйдет…

— Да не стоит и возиться, — пробурчала Мамаша. — Из-за какой-нибудь ерунды…

— Вы что, правда так думаете, Мамаша? — Антиплащ внимательно посмотрел на неё. — Что там нет ничего ценного? А ведь только что вы с таким надрывом переживали из-за того, как бы ваш шустрый сынишка ненароком не повредил содержимое…

Мамаша набычилась.

— А что? Почему, по-твоему, я не могла из-за этого переживать? Я же не знаю, что там внутри!

— Правда не знаете? Да неужели?

— Правда не знаю! А ты мне не веришь, что ли? Думаешь, что я пытаюсь тебя нагреть?

— Я? Не верю? Да бог с вами, Мамаша! Просто, как сказал бы всеми нами любимый Черныш, вы, мадам, что-то путаетесь в показаниях. В ваших словах нету логики, а это наталкивает на некоторые сомнения… Да и соблазн, знаете ли, слишком велик…

Мамаша вспыхнула.

— Соблазн? Какой соблазн? Ты на что это намекаешь? На то, что мы хотим кинуть вас и удрать вместе с добычей? А как насчет тебя, а? Почему мы должны быть уверены в том, что ты не сделаешь этого первым?

— Потому что у меня, в отличие от вас, не налажен канал сбыта. Я, конечно, и сам могу найти покупателя, но это потребует много времени и лишнего риска. А вот вы, имея барыгу и свободный доступ к добыче…

— Что? Ну-ка повтори, что сказал! Сукин сын! — Громила, злобно кривя губы, решительно воздвигся из-за стола и угрожающе шагнул к Антиплащу. Волосатые его, жуткие, ободранные и покрытые ссадинами клешнеобразные лапы сами собой сжались в огромные кулаки — ох, как ему сейчас хотелось (наконец-то!) пустить эти стальные кувалды в ход! Вид у Гавса-старшего был настолько кровожадный и воинственный, что все присутствующие, бросив свои занятия, уставились на него с неподдельным интересом, в явной надежде на крутое месилово.

Только Антиплащ, казалось, не обратил на Громилу никакого внимания.

— Не кипятись! — хмуро буркнул он. — С чем ты не согласен? Я думаю, каждый из нас чувствовал бы себя куда спокойнее, если бы был уверен в том, что его часть добычи до момента дележа останется в целости и неприкосновенности.

— И каким же это образом ты, чмо, собираешься эту „неприкосновенность“ обеспечить? А? Может быть, прикажешь сложить все барахло тебе под кровать?

— Ну… почему же сразу под кровать?

— А куда, сука? Тебе в карман, да? Или забить тебе его в глотку?

— Сейф, — вдруг негромко сказал Бушрут. Сидевший под лампой в углу гостиной и небрежно перелистывающий новый номер еженедельника „Таинственный мир флоры“, Репейник опустил журнал на колени и, прищурившись, обвел всю компанию серьёзными синими глазами. В глубине которых тем не менее мерцала едва заметная зеленоватая искорка потаённого лукавства.

Гавсы и Антиплащ уставились на него в недоумении. Громила, остановленный, так сказать, на полном скаку, свирепо выцедил воздух сквозь зубы — ему было так же трудно укротить неуправляемо взбухающую в груди ярость, как сбросить избыточное давление из неисправного парового котла.

— Что — сейф? Какой сейф?

— „Кайзер Голд“. Который стоит в столовой. — Очень довольный произведенным впечатлением, Бушрут, усмехаясь, вновь закрылся „Миром флоры“, непринужденно откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. — Поясню свою мысль… Если уж мы настолько друг другу не доверяем, почему бы не спрятать всю добычу туда, гм, от греха подальше — по крайней мере, до тех пор, пока не решится вопрос с деньгами.

— Спрятать добычу? Туда? — пробормотала Мамаша. — В этот продырявленный ящик?

— А что, это вполне здравая мысль. Почему бы и нет? — Антиплащ пожал плечами. — Просверленные отверстия можно заварить. Обычно со вскрытыми сейфами так и поступают… Между прочим, это увеличивает класс взломостойкости — просто потому, что сверлить эти сейфы уже становится невозможным.

— Ну, не знаю… — Мамаша смотрела волком. — Мне это не нравится.

— Почему? — Антиплащ сделал удивленное лицо. — Потому что это не позволит вам незаметно смыться с добычей?

Мамаша побагровела.

— Ты… Да какого черта… Что ты несешь?!

— А что такое? Пардон, но я не вижу иной причины, Мамаша.

— Да провались ты… По-твоему, побрякушки в этом железном саркофаге будут в целости и сохранности, э? И в безопасности, надо полагать? От тебя, да?! Что-то сомневаюсь! И потом — кто будет устанавливать пароль?

— Там четыре числа. Два числа введете… ну, скажем, вы с Громилой, а два — Мегс и Бушрут. Каждый — по одному числу. То есть полностью код не будет известен никому, в том числе и мне.

— Ну-ну. И это не позволит тебе этот сейф вскрыть?

— Не позволит? Да что вы, Мамаша! Но у меня нет смысла его вскрывать, а почему — я вам уже объяснил. Поскольку мы друг другу не доверяем, я полагаю, что это предложение не лишено смысла. Ну? — Он обвел глазами притихших сообщников. — Что скажете? Все, надо полагать, „за“?

Все молчали… Гавсы украдкой, в явном замешательстве переглядывались — с таким видом, словно судорожно пытались сформулировать достаточно вескую причину отказа. Балбес озадаченно чесал пятерней в затылке. Обжора обеспокоенно щелкал орешки. Мамаша яростно протирала краем шали очки. Громила (кажется) злобно скрипел зубами — во всяком случае, Антиплащу казалось, что он определенно слышит доносящийся со стороны Гавса-старшего зубовный скрежет. Квага ловко подбрасывал в руке человечка, слепленного из хлебного мякиша — и, кажется, был не столько обеспокоен судьбой добычи, сколько тем, как бы не уронить на пол свою игрушку. Мегавольт и вовсе ментально отсутствовал: нацепив наушники, он с блаженно-отрешенным видом лежал на диване, что-то мечтательно насвистывая под нос и подергивая ногой в такт музыке. Бушрут беззвучно посмеивался, прикрываясь журналом — да, это было вполне в духе Репейника: подать какую-нибудь провокационную идею, а потом с интеллигентнейшей отстраненностью наблюдать за тем, что́ из этой идеи выйдет.

— Вижу, несогласных нет, не правда ли? — Выждав секунду-другую, Антиплащ опустил коралловое ожерелье обратно в сумку с трофеями, неторопливо застегнул молнию и весело подмигнул миссис Гавс. — Что ж, отлично. Такая безусловно разумная позиция не может не радовать... Или вы против, Мамаша?

— Нет, — буркнула Мамаша. — Не против. И принимаю твое предложение... за неимением лучшего. — Она все же постаралась взять себя в руки и, водрузив очки на место, изобразила на лице если уж не вселенское одобрение, то, по крайней мере, сдержанную усмешку. — Так и быть, уболтал: может быть, это и впрямь будет не самым плохим вариантом изо всех возможных… Выше нос, парни! — Она одарила подельников широкой добродушной улыбкой. — Давайте не будем ссориться — в конце концов, дело всей нашей жизни завершилось успехом! И это стоит отпраздновать! Черт возьми, миллионеры мы теперь, или нет?! Чем мы хуже Скруджа? А значит, мы не должны поливать друг друга грязью и оскорблениями — мы должны поливать друг друга мёдом, сливками и шампанским! Громила, будь любезен, принеси-ка из подвала пару бутылочек ламбруско — я надеюсь, ты понял, каких именно... увидишь там, они стоят в настенном шкафчике на верхней полке… я припасла их как раз на подобный случай. Выпьем, что ли, за великолепную Госпожу Фортуну, парни?

* * *

 — Зачем ты оставил меня одну? — с упреком спросила Гейл.

 — Шайку эту мы накрыли, но Железный Дровосек улизнул… — задумчиво заметил Гризликов.

 — Ничего, сколько веревочке ни виться… Все мерзавцы свое получат, не сомневайся! — решительно заявил Черныш.

 — Ты всегда должен быть один, — сказал Торо. — Как только ты допускаешь кого-то в свои мысли или, не дай бог — в свое сердце, ты становишься уязвимым. Помни об этом!

 — А что, ты знаешь, кто покупатель? — настороженно спросила Мамаша.

 — Какого черта, — яростно процедил Антиплащ, — ну вот какого черта вам всем от меня нужно, а?

…Он очнулся от дремоты и некоторое время лежал, открыв глаза, мрачно созерцая нависавший над головой, давно не крашенный потолок. Сна не было ни в одном глазу… В доме царила тишина — только под окном, на травянистом газоне, время от времени заводила свою извечную однообразную песню ночная цикада. Где-то в отдалении, в конце улицы, монотонно, точно заведенная, гавкала собака; негромко тикали часы на стене, в коридоре старой покосившейся хибары едва слышно поскрипывала рассохшаяся половица… В кухне капала вода из крана — и каждая капля, казалось Антиплащу, падает не в грязную оцинкованную раковину, а прямиком на внутреннюю поверхность его черепа, отдаваясь в ушах колокольным звоном, а в висках — пульсирующей болью, острой и колющей, точно вонзающаяся под кожу иголка. Он со стоном поднялся, понимая, что все равно не уснет, сел на кровати и с силой потер ладонями щеки.

Интересно, Мамаша и в самом деле не станет предпринимать попыток удрать с добычей? Она и в самом деле играет честно? И не знает, что спрятано в загадочном чемодане?

Сейф, с наглухо заваренными отверстиями от сверла, ни ей, ни кому бы то из её дуралеев-отпрысков не вскрыть, так что опасаться Антиплащу как будто нечего, но тем не менее… Черт, поскорее бы все это закончилось! Обратить бы добычу в деньги и вернуться в Сен-Канар, где Антиплащу знакома каждая пядь — там, по крайней мере, он чувствует себя, как рыба в воде, и может считать себя в относительной безопасности. Дело почти закончено, он превзошел самого себя, он взял Хранилище Скруджа, он, черт возьми, совершил практически невозможное… добился успеха, разгадал все секреты коварного белого сфинкса, в конце концов, сумел достичь своей цели и доказать всем и каждому...

„Что́ доказать?“ — мягко спросила Гейл.

— Ах, черт, — прошипел Антиплащ вслух. — Да оставьте вы все меня наконец в покое!

Он нервно потер ноющие запястья.

Интересно, что же все-таки находится в загадочном черном чемоданчике? Деловые бумаги, какие-то особенно ценные для Скруджа документы, коллекция марок, вырезки из газет, личная переписка? Кстати, о документах… Ослепленные блеском золота и драгоценностей, Гавсы совсем позабыли про невзрачную голубую папочку, найденную в сейфе, и главарь решил оставить её себе... ну, просто потому, что никому до неё дела особо не было, а Антиплащ не счел нужным о ней кому-либо напоминать. Ну да, ну да, именно не счел нужным, хе-хе... Вот так. И, похоже, сейчас подошло самое время скоротать за её изучением долгие и тягостные ночные часы…

Он включил настольную лампу, вынул папку из ящика стола и раскрыл её на коленях.

Любопытно…

Это действительно были документы: какие-то малопонятные для Антиплаща соглашения о сделках, деловые письма, ценные бумаги, договора депозитов, протоколы судебных разбирательств (ха-ха, Скрудж вовсе не так уж чист на руку, каким хочет казаться!), какие-то квитанции, нотариально заверенные свидетельства, гарантии и сомнительные расписки… «Я, Фенуку Амон Бозах… даю расписку в получении денежных средств от Скруджа Макдака в размере… за артефакт под названием „Ожерелье Клеопатры“, значащийся под идентификационным номером… Средства получил в полном объеме…» Эге! Мамаша была права, когда утверждала, что свои сокровища Макдак добывал не слишком-то законным путем… Этот Амон Бозах наверняка стащил бирюльку с каких-нибудь археологических раскопок, а потом благополучно и без зазрения совести загнал Макдаку — тайком и из-под полы. И, вполне вероятно, что не одну... В глазах Гавсов эта голубая папочка ценности не имеет (не блестит — значит, не золото, хе-хе-хе), но Макдак наверняка готов оторвать от сердца и отвалить за неё не один грёбаный миллион, лишь бы она, миновав бесцеремонные лапы дотошных копов, в девственной целостности и непорочности вернулась к папулечке под домашний арест. Гм, гм!.. А это что за невзрачный серый конвертик? «Сопроводительное письмо к „объекту Икс“ (инд. № 56123), адресат — Скрудж Макдак, сугубо конфиденциально (подчеркнуто), подлежит представлению лично (подчеркнуто двойной чертой) в собственные руки». Ого! Что это за несусветная секретность? Может быть, в этом „Письме“ можно найти и пароль от "пиратского сундучка"? Антиплащ открыл конверт, вытряхнул на стол лист плотной почтовой бумаги — „сопроводительное письмо“ к некому загадочному „объекту Икс“ — и бросил беглый взгляд на страницу…

И первые же строки, которые он торопливо пробежал глазами, заставили его похолодеть с головы до ног.

Теперь он знал, что́ находится в таинственном чемоданчике.