Наследник (гет)

Не ве­рю, смею не ве­рить,

Что вре­мя мне все вер­нет.

Не ве­рю, не смею ве­рить,

Что огонь не рас­то­пит лед.

Поз­воль к се­бе при­кос­нуть­ся,

Поз­воль ус­лы­шать мой зов,

Поз­воль зас­нуть и прос­нуть­ся

Под пес­ню мою без слов.

Люб­ви мо­ей яр­кие звез­ды

Во ть­ме но­чи я заж­гла,

В соз­вездье на­деж­ды и гре­зы,

Меч­ты и ве­ру спле­ла.

Ты толь­ко взгля­ни на не­бо,

Дот­ронь­ся до звезд ру­кой,

И в пла­мя бе­лое сме­ло

Шаг­ни, не ко­леб­лясь, за мной!

За­будь обо всем на све­те -

Про Зав­тра, Вче­ра и Сей­час,

А я смо­гу, я су­мею по­верить

В губ теп­ло, в неж­ность глаз и в нас!

(с) Lilofeya

________________________________________________

— Мож­но?

Пэн­си про­совы­ва­ет го­лову в дверь и хит­ро улы­ба­ет­ся.

— Мис­тер Мал­фой, вы не за­няты? Поз­во­лено ли про­сить у вас а­уди­ен­ции?

Дра­ко ус­та­ло под­ни­ма­ет го­лову со скре­щен­ных рук.

— Ко­неч­но, мож­но, за­ходи. Дав­но те­бя не ви­дел.

— Угу, ты же все вре­мя за­нят.

Де­вуш­ка удоб­но ус­тра­ива­ет­ся в крес­ле, ак­ку­рат­но под­би­рая по­дол платья.

— Как у те­бя де­ла?

— Луч­ше всех, а у те­бя? Су­дя по ви­ду, прос­то го­ришь на служ­бе у Лор­да.

— Ага, день и ночь.

Дра­ко по­тира­ет ли­цо, ки­дая взгляд на ча­сы. Поз­дно­вато для дру­жес­ко­го ви­зита. Что Пэн­си на­до? Она яв­но чем-то оза­боче­на, слиш­ком ли­хора­доч­но свер­ка­ют гла­за и на­рочи­то без­за­ботен тон го­лоса.

— Что-то слу­чилось, Пэнс?

— Ни­чего, с че­го ты взял?

— Брось, мы друг дру­га прек­расно зна­ем, вер­но? Те­бе что-то нуж­но, ина­че ты не яви­лась бы в Мал­фой-Ме­нор в по­лови­не де­вято­го ве­чера, на­рушив все мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые пра­вила при­личия, а дож­да­лась бы до зав­тра.

Пэн­си са­мым тща­тель­ным об­ра­зом раз­гла­жива­ет шел­ко­вые склад­ки на ко­лене.

— Ты прав. Мне ну­жен твой со­вет.

— Со­вет? С ка­ких пор гор­дая мисс Пар­кинсон сми­рен­но про­сит со­вета у нич­тожно­го Мал­фоя?

— Дра­ко, не ёр­ни­чай, — мор­щится де­вуш­ка, — те­бе не идет.

— Хо­рошо, в чем де­ло? Из­ла­гай, бу­ду слу­шать со всем вни­мани­ем.

Де­вуш­ка вска­кива­ет с крес­ла и про­хажи­ва­ет­ся по ком­на­те, под­хо­дит к ок­ну, те­ребит кис­точку по­лога гар­ди­ны.

— Пэн­си?

— Да, да, да, да… По­нима­ешь… О, Мер­лин, Дра­ко, да­же не знаю! Ког­да шла к те­бе, все ка­залось так прос­то и яс­но, а те­перь…

Дра­ко де­ла­ет по­нима­ющее ли­цо.

— Это ка­са­ет­ся не­ко­его Эл­фри­да Де­лэй­ни?

И тут впер­вые на его па­мяти Пэн­си Пар­кинсон пун­цо­ве­ет так, что да­же уши вспы­хива­ют, и сму­щен­но опус­ка­ет гла­за.

Вот это да! Не так-то лег­ко ее сму­тить, и она ни­ког­да не крас­не­ла, раз­ве что от злос­ти, и то ес­ли уж сов­сем до­вес­ти.

— Д-да. Эл­фрид…, — де­вуш­ка опять на­чина­ет свою нер­возную про­гул­ку по прос­торной ком­на­те, по­том на­бира­ет в грудь воз­ду­ха и вы­пали­ва­ет, — он сде­лал мне пред­ло­жение.

— Ни хре­на се­бе! — Дра­ко прис­висты­ва­ет, — прос­ти, Пэнс, то есть хо­чу ска­зать, я очень удив­лен. Вы с ним зна­комы око­ло трех ме­сяцев, и он уже пред­ла­га­ет те­бе ру­ку и сер­дце? А ты что?

— В том-то и де­ло! — Пэн­си изящ­ной ста­ту­эт­кой зас­ты­ва­ет у го­ряще­го ка­мина и, скло­нив го­лову, поч­ти шеп­чет, — не знаю, я ни­чего не знаю, Дра­ко! Мне так страш­но!

— Пэн­си, ми­лая, — Дра­ко под­хо­дит к под­ру­ге и бе­рет ее ру­ки в свои, — что я мо­гу те­бе по­сове­товать, и что ты хо­чешь от ме­ня ус­лы­шать? Эл­фрид нег­лу­пый па­рень, и с ним ты, на­вер­ное, бу­дешь счас­тли­ва. Его семья дос­та­точ­но обес­пе­чена и за­нима­ет не пос­леднее мес­то в на­шем об­щес­тве. Твои ро­дите­ли бу­дут очень ра­ды.

— Да, ко­неч­но, — Пэн­си быс­тро ки­ва­ет, — все иде­аль­но, все от­лично. Брак двух чис­токров­ных вол­шебни­ков из бо­гатых се­мей, все тра­диции соб­лю­дены, что мо­жет быть луч­ше? К то­му же па­па пос­ле за­мужес­тва Па­мелы ак­тивно по­дыс­ки­ва­ет мне же­нихов. Ес­ли я не вый­ду за Эл­фри­да, то он най­дет ко­го-ни­будь дру­гого. И ос­та­нет­ся толь­ко мо­лить всех ан­ге­лов и де­монов, что­бы этим дру­гим не ока­зались Крэбб или Гойл!

— Мне бы, ко­неч­но, сле­дова­ло ос­корбить­ся за честь луч­ших дру­зей, но не бу­ду, так уж быть. Не пой­му, по­чему ты так… не уве­рена?

Де­вуш­ка тя­жело взды­ха­ет.

— По­нима­ешь, Эл­фрид и я — ко­неч­но, мы под­хо­дим друг дру­гу и все та­кое, но как-то быс­тро все про­ис­хо­дит. Ты пра­виль­но за­метил, мы зна­комы все­го лишь три ме­сяца, а он уже про­сит ме­ня стать его же­ной. Как-то это стран­но.

— Че­го ты хо­чешь от ме­ня?

— Я же ска­зала — со­вета.

По­чему Пэн­си так вни­матель­но смот­рит, слов­но нап­ря­жен­но пы­та­ет­ся что-то про­честь на его ли­це?

— Вы­ходить за­муж или нет?

— Да. Нет. Не знаю…

— Пэнс, ты сов­сем за­пута­лась и за­пута­ла ме­ня, — Дра­ко неж­но зап­равля­ет блес­тя­щую чер­ную прядь, вы­бив­шу­юся из при­чес­ки Пэн­си, — ты его лю­бишь?

— Я не знаю…

— Мисс Пар­кинсон, вы прос­то ду­роч­ка, за­яв­ляю вам это на пра­вах ста­рого дру­га, и не на­до так на ме­ня смот­реть. Ес­ли ты ко­леб­лешь­ся, зна­чит, что-то в ва­ших от­но­шени­ях с Де­лэй­ни те­бя не ус­тра­ива­ет, так?

— Так, — взды­ха­ет Пэн­си, — по­нима­ешь, он иног­да бы­ва­ет та­ким… жес­то­ким, та­ким… к не­му да­же страш­но по­дой­ти! Он не По­жира­тель, но по-мо­ему, это для не­го бы­ло на­ибо­лее под­хо­дящим. Я не пред­став­ляю, ка­кой бу­дет моя жизнь ря­дом с ним, как он бу­дет от­но­сить­ся ко мне пос­ле пя­ти или де­сяти лет бра­ка, как он бу­дет от­но­сить­ся к на­шим де­тям. И это ме­ня пу­га­ет — не­из­вес­тность, не­понят­ность! — тем­ные гла­за де­вуш­ки ог­ненно мер­ца­ют при све­те ка­мина.

— Та­кие мыс­ли при­ходят в го­лову всем, кто всту­па­ет в брак, — Дра­ко ста­ра­ет­ся ус­по­ко­ить под­ру­гу, — не ты пер­вая, не ты пос­ледняя. Воз­можно, Эл­фрид не так уж плох. А вдруг он твой принц на бе­лом ко­не? И от­ка­зав ему сей­час, ты прой­дешь ми­мо сво­ей судь­бы.

Из глаз Пэн­си вдруг круп­ны­ми ал­ма­зами ка­тят­ся сле­зы, и она, ут­кнув­шись в грудь дру­гу, гром­ко всхли­пыва­ет. Дра­ко ос­то­рож­но ба­юка­ет ее в объ­ять­ях, нем­но­го рас­те­рян­но шеп­чет что-то нес­вязное, но обод­ря­ющее.

Пэн­си горь­ко ры­да­ет, чувс­твуя, как осы­па­ют­ся и зве­нят под ее но­гами ос­колки пос­ледней, хруп­кой и зыб­кой на­деж­ды — на то, что Дра­ко в пос­ледний мо­мент на­конец уви­дит, пой­мет и не поз­во­лит ей стать же­ной дру­гого, зак­ру­жит ее в су­мас­шедшем тан­це дво­их, и тог­да все бу­дет ина­че, а Эл­фрид, ее отец и все дру­гие бу­дут лишь фо­ном для их счастья.

Не уви­дел, не по­нял, поз­во­лит…

А са­ма Пэн­си, гор­дая не­дот­ро­га, «Ле­дяная Ко­роле­ва», как в шут­ку ее проз­ва­ли друзья-сли­зерин­цы, ни­ког­да не приз­на­ет­ся, что он, Дра­ко — единс­твен­ный, лю­бимый, са­мый близ­кий и са­мый до­рогой. По­тому что на про­тяже­нии всех этих лет ее друг ни­ког­да не вы­ходил за рам­ки их друж­бы, ни еди­ным сло­вом и на­меком не да­вал воз­можнос­ти, что­бы она по­вери­ла хоть на миг. Не­вин­ные по­целуи в три­над­цать лет — еще не по­вод рас­сы­лать сва­деб­ные приг­ла­шения. Она и не ве­рила, но на­де­ялась, сле­по, без вся­ких проб­лесков здра­вого смыс­ла. В ка­кой-то миг ка­залось, что ее на­деж­ды близ­ки к осу­щест­вле­нию, и зав­тра-пос­ле­зав­тра, не поз­же, отец, ра­дос­тно по­тирая ру­ки, со­об­щит о по­мол­вке и гря­дущем родс­тве с од­ной из са­мых бо­гатых чис­токров­ных се­мей Ан­глии.

В их об­щес­тве из­давна су­щес­тво­вала тра­диция — где-то пос­ле пя­того кур­са Хог­вар­тса под­би­рать де­тям бу­дущих жен и му­жей. Пят­надцать-шес­тнад­цать лет бы­ли не­ким ру­бежом и слов­но от­се­кали без­за­бот­ное бес­печное детс­тво. И каж­дое ле­то пят­надца­ти, шес­тнад­ца­ти, сем­надца­ти и во­сем­надца­тилет­них чис­токров­ных вол­шебни­ков пос­вя­щалось бес­ко­неч­ным ве­черин­кам, пик­ни­кам, праз­дни­кам, но­вым зна­комс­твам, сго­ворам, а то и офи­ци­аль­ным по­мол­вкам. Свадь­бы обыч­но наз­на­чали пос­ле окон­ча­ния шко­лы. С точ­ки зре­ния Пэн­си, это бы­ло впол­не ра­зум­но. За от­ве­ден­ный срок бу­дущие суп­ру­ги по­луча­ли воз­можность луч­ше уз­нать друг дру­га, при­вык­нуть, а в слу­чае нес­ходс­тва ха­рак­те­ров — ра­зор­вать от­но­шения. Но ко­неч­но, по­доб­ное бы­ло до­пус­ти­мо, ес­ли ро­дите­ли счи­тали, что для се­мей­ной жиз­ни не­дос­та­точ­но вну­шитель­ной сум­мы гал­ле­онов и длин­но­го ря­да чис­токров­ных пред­ков. В пос­ледние го­ды бра­ки, зак­лю­ча­емые с од­но­го лишь ве­ления ро­дите­лей, ста­ли ре­же. Боль­шинс­тво все-та­ки скло­нялось к мыс­ли, что пос­леднее сло­во в вы­боре спут­ни­ка жиз­ни на­до ос­тавлять де­тям. К нес­частью, отец Пэн­си счи­тал по­доб­ное воз­му­титель­ным поп­ра­ни­ем всех тра­диций. И к ве­лико­му ее изум­ле­нию, отец Дра­ко, нап­ро­тив, та­кой мыс­ли не при­дер­жи­вал­ся, счи­тая, что его сын сам при­ведет в Мал­фой-Ме­нор дос­той­ную де­вуш­ку. При этом он хит­ро пос­ме­ивал­ся, го­воря, что ему очень хо­телось бы, что­бы бу­дущая не­вес­тка бы­ла тем­но­воло­сой. Он хо­чет пос­мотреть, чья кровь ока­жет­ся силь­нее, и в ко­го пой­дут его вну­ки. Пэн­си, ко­торой слу­чалось слы­шать та­кие раз­го­воры, от­ча­ян­но сму­щалась и ужас­но сер­ди­лась.

Но пос­ле их пя­того кур­са все пе­ревер­ну­лось с ног на го­лову, все ока­залось пус­ты­ми меч­та­ми. Не бы­ло ни­каких ве­чери­нок, по­мол­вок, по­тому что вер­нулся Тем­ный Лорд. Мис­тер Мал­фой уго­дил в Аз­ка­бан, мать Дра­ко на все ле­то от­пра­вила его в Да­нию в ка­кой-то ла­герь, от­ку­да он вер­нулся ка­ким-то стран­ным и чу­жим. Пэн­си с обос­трен­ным жен­ским чуть­ем рев­ни­во по­чувс­тво­вала, что при­чиной его сос­то­яния бы­ла де­вуш­ка. Но он ни­чего не го­ворил и от­да­лял­ся все боль­ше. Она пы­талась по­гово­рить с ним как рань­ше, но он лишь от­ма­хивал­ся или от­го­вари­вал­ся за­нятостью. И ско­ро Пэн­си лишь с грустью вспо­мина­ла, как они бол­та­ли до по­луно­чи в Гос­ти­ной, как он кор­мил ее пи­рож­ны­ми в «Слад­ком Ко­ролевс­тве», не­уме­ло за­калы­вал во­лосы, ког­да она сло­мала ру­ку и ле­жала в боль­нич­ном кры­ле, как они вмес­те под­шу­чива­ли над Гре­гом, ко­торый на пик­ни­ке прос­то хо­тел по­пить во­дич­ки и на­кол­до­вал ужас­ную гро­зу, под ко­торой они все вы­мок­ли до нит­ки и ле­тели до­мой, сту­ча зу­бами от хо­лода и хо­хоча, слов­но бе­зум­ные. Сколь­ко бы­ло та­ких мо­мен­тов, и как же она бы­ла тог­да счас­тли­ва, са­ма не по­нимая это­го…

А се­год­ня все ее на­деж­ды пе­чаль­ны­ми ле­дыш­ка­ми та­ют в пла­мени ка­мина этой ком­на­ты. К дь­яво­лу все, ко всем чер­тям!!!

Пэн­си все­го лишь на се­кун­ду, на один миг, на­бира­ет­ся ре­шимос­ти ска­зать те нес­коль­ко слов, са­мых важ­ных, но… прок­ля­тая гор­дость, прок­ля­тое арис­токра­тичес­кое вос­пи­тание, прок­ля­тая ан­глий­ская сдер­жанность и хо­лод­ность, уже ис­че­за­ющие у ан­гли­чан-маг­лов, но еще слиш­ком при­сущие ан­гли­чанам-ма­гам!!!

И… гро­мом сре­ди яс­но­го не­ба:

— Я вам не по­меша­ла?

То, что она хо­тела ска­зать, так и ос­та­лось в ней без­мол­вным кри­ком. Поз­дно…

— Я вам не по­меша­ла? — ядо­вито ос­ве­дом­ля­ет­ся Грей­нджер вы­соким зве­нящим го­лосом. Де­мен­то­ры бы поб­ра­ли эту гряз­нокров­ку!

— Что ты се­бе поз­во­ля­ешь?! — ши­пит чер­но­воло­сая де­вуш­ка, вмиг за­быв­шая про сле­зы.

Дра­ко дер­га­ет­ся, но Грей­нджер его опе­режа­ет:

— Про­шу про­щения, Пэн­си, я не зна­ла, что у вас сви­дание. Еще раз из­ви­ните, мо­жете про­дол­жать.

Она по­вора­чива­ет­ся на каб­лу­ках и так хло­па­ет за со­бой дверью, что та от­ска­кива­ет и сно­ва от­кры­ва­ет­ся.

— О, Мер­лин, что она выт­во­ря­ет?

Пэн­си по-дет­ски смеш­но и зна­комо шмы­га­ет но­сом, тыль­ной сто­роной ла­доней ути­рая мок­рые ще­ки.

Дра­ко мол­чит, сам не по­нимая, что сей­час он ощу­ща­ет. Рав­но­душие? Раз­дра­жение, как Пэн­си? Гнев? Злость? Не то.

Сму­щение. Не­лов­кость. Со­жале­ние. И смут­ное, еще до кон­ца не осоз­нанное же­лание, что­бы это­го не бы­ло. Что­бы дверь не от­кры­лась, и Гер­ми­она не ви­дела.

— Дра­ко?

Пэн­си уже с удив­ле­ни­ем тро­га­ет за ру­кав дру­га, зас­тывше­го из­ва­яни­ем и с ка­ким-то стран­ным вы­раже­ни­ем ус­та­вив­ше­гося в тем­не­ющий пус­той про­ем. Он мол­ча зак­ры­ва­ет дверь и под­хо­дит к ок­ну. Его лю­бимое мес­то. Он и в Хог­вар­тсе, в сво­ей Гос­ти­ной, всег­да са­дил­ся за сто­лик у ок­на. Как мно­го Пэн­си о нем зна­ет! И что он пред­по­чита­ет на зав­трак, и как улы­ба­ет­ся, ког­да его рас­сме­шишь, и по­чему тер­петь не мо­жет упо­мина­ний о сво­ем че­тыр­надца­том дне рож­де­ния. Тог­да они всей ком­па­ни­ей — Дра­ко, Винс, Грег, Тео, Мил­ли, она са­ма — приш­ли к пот­ря­са­юще­му вы­воду, что ве­черин­ка в честь че­тыр­надца­тиле­тия бы­ла слиш­ком дет­ской, и по­это­му ста­щили у мис­те­ра Мал­фоя две бу­тыл­ки шот­ланд­ско­го ог­не­вис­ки, спря­тались в са­ду и важ­но прик­ла­дыва­лись к ней по оче­реди, во­об­ра­жая се­бя ужас­но взрос­лы­ми. На­пились прос­то ужас­но и по­том ша­тались по са­ду, рас­пе­вая пес­ни и пу­гая до­мови­ков. До сих пор уши го­рят от сты­да!

Она зна­ет, что на пра­вой ру­ке у не­го, чуть вы­ше лок­тя, есть длин­ный блед­ный шрам — па­мять о том, как он за­лез на ог­ромный дуб в по­местье Пар­кинсо­нов и сор­вался. Он прос­то хо­тел тог­да до­казать, что за­берет­ся вы­ше всех. Вы­ше Блей­за, Тео и Пэн­си, ко­неч­но, ко­торая ти­хо за­мира­ла от стра­ха на са­мой ниж­ней вет­ке. Он все вре­мя стре­мил­ся что-то до­казать. Что? Ко­му? Пэн­си, чес­тно го­воря, не по­нима­ла и, как мог­ла, ста­ралась быть с ним ря­дом. Она хо­тела, что­бы он это по­нял.

А сей­час что он до­казы­ва­ет? Мис­те­ру Мал­фою — что он дос­той­ный сын? Тем­но­му Лор­ду — что вер­ный слу­га?

Ког­да-то, ка­жет­ся, сто лет то­му на­зад, они бы­ли в Хог­сми­де, под­шу­тили над Гре­гом и Вин­сом и, по­каты­ва­ясь со сме­ху, уд­ра­ли от них, а по­том жда­ли, си­дя на мяг­кой ве­сен­ней тра­ве у око­лицы, и то­же мол­ча­ли, вот как сей­час. Толь­ко тог­да мол­ча­ние бы­ло лег­ким, на­пол­ненным ду­рац­ким ще­нячь­им ве­сель­ем, чи­рикань­ем ка­кой-то птич­ки, ко­торой Пэн­си скар­мли­вала крош­ки не­до­еден­но­го пи­рож­но­го, пе­реб­ра­сыва­ющи­мися от од­но­го к дру­гой за­говор­щи­чес­ки­ми улыб­ка­ми. Бы­ло теп­ло, Дра­ко снял ман­тию, рас­сла­бил гал­стук, рас­стег­нул во­рот ру­баш­ки и вы­соко за­катал ру­кава. Он по­кусы­вал тра­вин­ку, ус­тре­мив­шись взгля­дом ку­да-то да­леко, слов­но хо­тел заг­ля­нуть за не­бес­ный око­ем, уви­деть не­ведо­мое, не­дос­тупное, и сей­час слов­но был от­крыт все­му ми­ру. Пэн­си ис­подтиш­ка наб­лю­дала за ним, и гор­ло пе­рех­ва­тыва­ло от без­донной неж­ности к это­му се­рог­ла­зому маль­чиш­ке. Она тог­да де­лала вид, как буд­то сер­дится из-за глу­пой шут­ки, ду­роч­ка, бо­ялась, что он до­гада­ет­ся. Ведь они же бы­ли друзь­ями с са­мого детс­тва, и она це­нила их друж­бу, зная, что и он то­же. Он до­верял ей мно­гое, и она зна­ла о его за­дании и по­тихонь­ку ра­дова­лась, что су­мела вы­тащить на про­гул­ку, и он, ка­жет­ся, хоть нем­но­го от­влек­ся, на один день за­был о том, что ему пред­сто­ит. Как же бы­ло хо­рошо!

Вот толь­ко по­том, к со­жале­нию, по­явил­ся Пот­тер, со сво­ей сви­той, как обыч­но, и тот чу­дес­ный день был без­на­деж­но ис­порчен. Дра­ко сра­зу зак­рылся, рез­ко, как буд­то зах­лопнул дверь, мо­мен­таль­но стал хо­лод­ным, ос­корби­тель­но-нас­мешли­вым, злым — та­ким Пэн­си всег­да ви­дела его в стыч­ках с Пот­те­ром. Она не лю­била его та­ким. В прин­ци­пе, гриф­финдор­цы для нее ни­ког­да ни­чего не зна­чили, но вот Пот­те­ра она тер­петь не мог­ла, и единс­твен­ным об­ра­зом из-за то­го, что он так дей­ство­вал на Дра­ко. Од­нажды, на нуд­ней­шем уро­ке про­фес­со­ра Бин­са она наб­лю­дала за ни­ми обо­ими и приш­ла к стран­но­му вы­воду, что Пот­тер и Мал­фой чем-то по­хожи на фе­ник­са и дра­кона, два вол­шебных су­щес­тва, аб­со­лют­но не вы­нося­щих друг дру­га. Ес­ли фе­никс по­селит­ся в тех же го­рах или том же ле­су, что и дра­кон, го­ры дол­жны рух­нуть, лес — сго­реть дот­ла. В зель­ях сле­зы фе­ник­са или его пе­ро ни в ко­ем слу­чае нель­зя при­со­еди­нять к кро­ви или сер­дечной жи­ле дра­кона. Про­ис­хо­дит взрыв та­кой си­лы, что ма­ло кто из не­удач­ли­вых зель­ева­ров вы­жива­ет. Пом­нится, ког­да их зас­тавля­ли еще до Хог­вар­тса за­учи­вать фа­миль­ные гер­бы и де­визы чис­токров­ных ро­дов, то сам Дра­ко об­ра­тил вни­мание на чей-то герб — на бе­лом щи­те бы­ли изоб­ра­жены пе­реп­ле­та­ющи­еся в ярос­тной борь­бе зо­лотис­то-алый фе­никс и се­реб­ристо-чер­ный дра­кон. Это бы­ло нем­но­го жут­ко и, тем не ме­нее, при­тяга­тель­но-кра­сиво. Фе­никс и дра­кон — сим­во­лы из­вечно­го про­тивос­то­яния, не име­юще­го ни на­чала, ни кон­ца, не зна­юще­го ни пе­реми­рия, ни сла­бос­ти.

Да, она от­лично зна­ла сво­его дру­га, но толь­ко ни­ког­да рань­ше не за­меча­ла у не­го та­кого взгля­да. Ви­нова­того и из­ви­ня­юще­гося, на­пол­ненно­го ти­хим све­том, ко­торый сде­лал его се­рые гла­за уди­витель­но неж­ны­ми... Он ни­ког­да не смот­рел так на нее, а те­перь смот­рит на эту…

Де­вуш­ка при­кусы­ва­ет гу­бу так силь­но, что чувс­тву­ет со­лоно­ватый вкус кро­ви во рту. Это­го не мо­жет быть. Прос­то не мо­жет быть и все! Ведь она оши­ба­ет­ся, прав­да?!

А вдруг не оши­ба­ет­ся?

И сер­дце без­звуч­но кри­чит и рвет­ся из гру­ди ра­неной пти­цей, и пре­рыва­ет­ся ды­хание. На гла­зах сно­ва стре­митель­но вски­па­ют сле­зы, злые, ядо­витые, без­на­деж­ные. Те­кут и те­кут по ли­цу, опа­ляя ще­ки. И она сдав­ленно шеп­чет, не в си­лах ска­зать во весь го­лос:

— Дра­ко, ты что?

Его спи­на не вы­ража­ет ни­чего, и тог­да она рыв­ком (и от­ку­да си­лы взя­лись) по­вора­чива­ет его к се­бе, су­дорож­но вгля­дыва­ет­ся в ли­цо, та­кое род­ное, лю­бимое, в ли­хора­доч­ной по­пыт­ке най­ти от­ри­цание сво­ей бе­зум­ной до­гад­ки. Вот сей­час он рас­хо­хочет­ся и ска­жет, что она свих­ну­лась. Он, Дра­ко Мал­фой, и Гер­ми­она Грей­нджер? Гряз­нокров­ка Грей­нджер? Мер­лин, ну что за че­пуха!

Толь­ко он от­во­дит взгляд и мол­чит. Прос­то мол­чит. И это его мол­ча­ние го­ворит Пэн­си боль­ше всех слов на све­те. Сей­час он та­кой рас­те­рян­ный, оше­лом­ленный, слов­но в не­го по­пало зак­лятье, пе­репу­тав все мыс­ли, вы­бив поч­ву из-под ног. И де­вуш­ке впер­вые в жиз­ни от­ча­ян­но хо­чет­ся уда­рить его, рас­ца­рапать ли­цо, сде­лать так, что­бы ему бы­ло боль­но, так боль­но, как ей сей­час, ког­да сер­дце, ка­жет­ся, ис­те­ка­ет кро­вавы­ми сле­зами. И рас­це­ловать, пок­рыть са­мыми го­рячи­ми, са­мыми неж­ны­ми, са­мыми лю­бящи­ми по­целу­ями его гла­за, его гу­бы, его ру­ки, крик­нуть, что он оши­ба­ет­ся, он прос­то не ви­дит, как его лю­бит она, а эта гряз­нокров­ка не су­ме­ет при­нять и оце­нить его лю­бовь, да и не нуж­на она ей.

И вне­зап­но Пэн­си осоз­на­ет, что вот сей­час, в эту ми­нуту, од­новре­мен­но она лю­бит Дра­ко, и не­нави­дит его, и от­ча­ян­но жа­ле­ет. Эта его рас­те­рян­ность и да­же по­терян­ность — он же сей­час прос­то не осоз­на­ет умом, что про­ис­хо­дит, он весь в чувс­твах, а они не де­ла­ют мыс­ли яс­нее, не поз­во­ля­ют гля­нуть на си­ту­ацию отс­тра­нен­но. Это она при­вык­ла лю­бить Дра­ко, столь­ко лет, всю свою жизнь, сколь­ко пом­нит, лю­била толь­ко его, и ее лю­бовь го­рела ров­ным све­том, как све­тиль­ник. А его сер­дце, на­вер­ное, брыз­жет сей­час ис­кра­ми, яр­ки­ми ог­ня­ми фей­ер­верков, опа­ля­ет ду­шу жгу­чим, но та­ким при­тяга­тель­ным пла­менем.

А еще она от­четли­во по­нима­ет, что ни­ког­да не ска­жет Дра­ко о сво­ей люб­ви. Прос­то то­же про­мол­чит, зак­ро­ет сей­час за со­бой две­ри этой ком­на­ты, при­мет пред­ло­жение Эл­фри­да, вый­дет за не­го за­муж, бу­дет жить с чу­жим че­лове­ком и нав­сегда сох­ра­нит в сер­дце свою тай­ну. Ведь она зна­ла Дра­ко, слиш­ком хо­рошо зна­ла. И что скры­вать — всег­да в глу­бине ду­ши под­спуд­но бо­ялась, что он, как и его отец, по­любит один раз и на всю жизнь. Уви­дит од­нажды де­вуш­ку и без раз­ду­мий вве­дет ее в свой дом. И этот ее страх, ка­жет­ся, сей­час об­рел плоть, став ре­аль­ным и ося­за­емым. Ее страх те­перь звал­ся Гер­ми­оной Грей­нджер, гряз­нокров­ной за­уч­кой-гриф­финдор­кой.

Нет, Пэн­си Пар­кинсон не бу­дет бо­роть­ся за лю­бовь Дра­ко Мал­фоя, ни­ког­да ей не при­над­ле­жав­шую. И не бу­дет пред­ла­гать свою, по­тому что это слиш­ком ее не­дос­той­но.

Де­вуш­ка нес­лышно бе­рет­ся за руч­ку две­ри и ки­да­ет пос­ледний взгляд на дру­га. Прос­то дру­га. Вот так, ока­зыва­ет­ся, мож­но все ска­зать, по­нять и прос­тить­ся. Без еди­ного сло­ва. Прос­то сер­дцем и гла­зами.

— Про­щай, Дра­ко, — шеп­чет она еле слыш­но.

И Дра­ко рас­се­ян­но от­кли­ка­ет­ся.

— Что? А, да, Пэнс, спо­кой­ной но­чи. Уви­дим­ся. Не пе­режи­вай, все бу­дет хо­рошо.

* * *

Пос­ле ухо­да Пэн­си Дра­ко ме­рит ком­на­ту ша­гами, то и де­ло на­тыка­ясь на выд­ви­нутый ею стул. По­том раз­дра­жен­но ста­вит его на мес­то и са­дит­ся к сто­лу. Вска­кива­ет, сно­ва са­дит­ся. В ок­но сту­чит­ся зна­комый фи­лин. Фил­берт. Зна­чит, за­пис­ка от Гре­га. Он чи­та­ет, ров­ным сче­том ни­чего не по­нимая, пе­речи­тыва­ет и сно­ва пе­ред гла­зами ка­кой-то на­бор букв, а не ос­мыслен­ные фра­зы. От­ве­та, на­вер­ное, не нуж­но, раз Фил­берт сра­зу уле­тел.

Да черт зна­ет, что та­кое, ус­по­кой­ся, на­конец, Мал­фой! По­дума­ешь, что та­кого уви­дела Грей­нджер? Да ни­чего осо­бен­но­го. Пэн­си — это прос­то Пэн­си, они друг к дру­гу в ком­на­ты про­бира­лись еще с детс­тва. Он ей под­ки­дывал ля­гушек на кро­вать, а она один раз за­пус­ти­ла под обои По­ющих чер­вя­ков. Он две но­чи не спал, ис­кал, где они пря­тались. Так что ни­чего осо­бен­но­го.

Угу, ни­чего осо­бен­но­го? Так че­го же ты ме­чешь­ся, как бе­шеный кен­тавр?

Дра­ко вы­ходит из ком­на­ты и де­ла­ет вид (пе­ред са­мим же со­бой! — ехид­но фыр­ка­ет внут­ренний го­лос), что его что-то за­ин­те­ресо­вало в кар­ти­не, ви­сящей на сте­не нап­ро­тив, ря­дом с две­рями в Зо­лотые по­кои. И за­та­ив ды­хание, прис­лу­шива­ет­ся. А по­том сам же се­бя одер­ги­ва­ет. Что там мож­но ус­лы­шать? Сте­ны зам­ка из тол­сто­го кам­ня, ус­лы­шишь в луч­шем слу­чае толь­ко из­де­ватель­ские смеш­ки Фи­оны.

Пас­тушка на кар­ти­не том­но ему улы­ба­ет­ся и под­ми­гива­ет, опи­ра­ясь об зо­лоче­ную ра­му.

— Что, дру­жок, не спит­ся?

— Не спит­ся, — бур­ка­ет он, в ду­ше от­ча­ян­но ру­гая се­бя за глу­пость.

На­рисо­ван­ная дев­чонка мер­зко хи­хика­ет:

— А я знаю по­чему! Знаю! Это из-за…

Но за Дра­ко ре­шитель­но хло­па­ет дверь его ком­на­ты.

Спус­тя пол­ча­са все то­го же не­понят­но­го сос­то­яния, за ко­торые он ус­пел на­точить две дю­жины ка­ран­да­шей и перь­ев до иголь­ной ос­тро­ты, раз­бить ка­мин­ную ста­ту­эт­ку, ко­торая, су­дя по ее го­рес­тным воп­лям, от­но­силась к сем­надца­тому ве­ку, ра­зор­вать ка­кой-то кон­тракт из бу­маг от­ца, от­данных ему на прос­мотр, осу­шить ста­кан тмин­но­го брен­ди, все же офор­ми­лась од­на мысль.

Ему нуж­но по­гово­рить с ней. Прос­то так. Прос­то по­гово­рить. Это же не зап­ре­ща­ет­ся.

Он вновь вы­ходит в ко­ридор и мед­ленно пе­ресе­ка­ет его.

Все­го-то пять ма­лень­ких ша­гов.

Стук.

Ти­шина.

Сно­ва стук.

И сно­ва ти­шина.

По­чему-то ему ка­жет­ся, что она пла­чет. Хо­тя с че­го бы ей пла­кать? Он не оби­жал ее, прос­то к не­му приш­ла Пэн­си. Все­го-нав­се­го Пэн­си.

«Это же Пэн­си, ты по­нима­ешь, Гер­ми­она? Ты пом­нишь ее по Хог­вар­тсу? Я во­об­ще-то сам не пом­ню, об­ме­нялись ли вы за вре­мя уче­бы хоть па­рой слов, но ты же ум­ни­ца, ты дол­жна по­нять, что меж­ду мной и Пэн­си ни­чего нет, кро­ме друж­бы. У те­бя ведь есть твои Пот­тер и У­из­ли, да и еще дев­чонка У­из­ли, за­был ее имя. Вот так и Пэн­си — мой друг. Она ра­дова­лась за ме­ня, ког­да мы по­беж­да­ли в квид­ди­че, пла­кала, ког­да я ва­лял­ся в боль­нич­ном кры­ле, бо­ялась и тре­вожи­лась, ког­да впер­вые уви­дела мою Чер­ную Мет­ку. Я знаю, что она те­бе не нра­вит­ся, но по­верь, она хо­роший и доб­рый че­лове­чек, на­деж­ный и вер­ный друг. Прос­то с пер­во­го взгля­да это­го не ска­жешь, но тут уж ни­чего не по­дела­ешь, все мы, сли­зерин­цы, та­кие. Это у вас, гриф­финдор­цев, все чувс­тва — лю­бовь, не­нависть, гнев — бь­ют че­рез край, и вы не в си­лах дер­жать их в се­бе, час­то за­бывая о бла­гора­зумии и эле­мен­тарных при­личи­ях. Вот и ты то­же та­кая же. Нет, я те­бя не ви­ню. Ты вся в этом — ис­крен­няя, чес­тная, до­вер­чи­вая, нем­но­го на­ив­ная. Вот по­это­му те­бе сле­ду­ет по­быс­трее вер­нуть­ся к сво­им. Здесь у нас ты дол­го не вы­дер­жишь. Не­дове­рие, по­доз­ри­тель­ность, дву­личие, мас­ки, не­об­хо­димость пос­то­ян­но пря­тать свое нас­то­ящее ли­цо — с не­кото­рых пор это наш об­раз жиз­ни, дру­гого нет и не бу­дет. А зри­мое и нез­ри­мое при­сутс­твие Тем­но­го Лор­да быс­тро за­душит те­бя, выпь­ет все си­лы и не­поп­ра­вимо ис­ка­лечит ду­шу. Я не хо­чу, что­бы это про­изош­ло. Сов­сем не хо­чу».

Дра­ко сто­ит у две­ри, за ко­торой ца­рит та же ти­шина, ко­торая уже ка­жет­ся ему зло­вещей. Он дер­га­ет руч­ку и слы­шит за со­бой слад­кий го­лос пас­тушки:

— И все-то ему не спит­ся, все-то он хо­дит ту­да и сю­да. Да нет ее здесь.

Ее сло­ва до­ходят до не­го не сра­зу.

— То есть как это — нет?

— Убе­жала ку­да-то, — по­жима­ет пле­чика­ми пас­тушка и зе­ва­ет, — хлоп­ну­ла тво­ей дверью так, что я чуть с гвоз­дя не сле­тела, и убе­жала. Дав­но уже.

Пус­тая ком­на­та, в ко­торой лишь си­рот­ли­во цвир­ка­ет се­реб­ристая птич­ка на по­докон­ни­ке, под­твержда­ет ее пра­воту. Дра­ко мед­ленно воз­вра­ща­ет­ся к се­бе. Где же она? Ку­да нап­ра­вилась? Она са­ма го­вори­ла, что не очень лю­бит бро­дить по зам­ку од­на.

Лег­кое бес­по­кой­ство лип­нет тон­кой па­утин­ной ни­точ­кой, ка­са­ет­ся ли­ца хо­лод­ным сквоз­ня­ком. И он, да­же не дав се­бе тол­ком ощу­тить его, прик­ла­дыва­ет ла­донь к ка­мен­ной сте­не. На­до сос­ре­дото­чить­ся.

В детс­тве он иног­да так де­лал, ког­да иг­рал в прят­ки с ма­мой, и поз­же — ког­да не хо­тел встре­чать­ся с за­нуд­ли­выми до­маш­ни­ми учи­теля­ми, ко­торые с ног сби­вались, ра­зыс­ки­вая его.

Мал­фой-Ме­нор ве­лик, но ес­ли хо­рошо поп­ро­сить его, ес­ли на ка­кой-то миг слить­ся с ним во­еди­но, вой­ти в его без­мол­вное ка­мен­ное соз­на­ние, он поз­во­лит «уви­деть» его от под­зе­мелий до крыш, «уви­деть», где на­ходят­ся его оби­тате­ли в этот мо­мент. Это бы­ла ро­довая ма­гия, за­мешан­ная на кро­ви. Но не у мно­гих чис­токров­ных се­мей, и не у мно­гих зам­ков бы­ли та­кие спо­соб­ности.

Ла­донь Дра­ко про­низы­ва­ет хо­лод. Веч­ный хо­лод, ко­торый та­ит­ся в кам­не, ко­торый пом­нит из­на­чаль­ную пус­то­ту, и ко­торый не отог­ре­ешь ни­каки­ми ка­мина­ми. Мно­гове­ковое спо­кой­ствие, муд­рое рав­но­душие бес­ко­неч­но ста­рого су­щес­тва. Че­лове­чес­кая кровь го­ряча, но ка­мен­ный хо­лод силь­нее. И все же что-то бу­дора­жит ка­мень.

Маль­чик? Да. Я знаю и пом­ню те­бя.

Твоя вол­шебная кровь чис­та. Один из длин­но­го ря­да Мал­фо­ев.

Хо­зя­ин.

Те­бя что-то тре­вожит.

И очень силь­но тре­вожит.

Я слы­шу, как бь­ет­ся в не­тер­пе­нии твое сер­дце, как оно про­сит о чем-то.

Ну что ж, поп­ро­буй.

И Дра­ко ста­новит­ся зам­ком. Он взды­ма­ет­ся на ска­ле, гор­де­ливо ози­рая рас­сти­ла­ющу­юся вни­зу рав­ни­ну. Он чувс­тву­ет ды­хание зем­ли, из ко­торой рас­тет ска­ла, и ды­хание не­ба, по­лыха­юще­го да­леки­ми кос­тра­ми звезд. Се­год­ня звез­ды сло­жились в при­хот­ли­вом узо­ре, прос­том и од­новре­мен­но стран­но-не­раз­борчи­вом, слиш­ком неп­ри­выч­ном. Слов­но стро­гая и со­вер­шенная вязь древ­них рун, стре­митель­ный ле­тящий по­черк чь­ей-то ру­ки. Они пы­та­ют­ся что-то ска­зать ему? О, они обыч­но да­леко не так раз­го­вор­чи­вы, но сей­час ему не до них. Он дол­жен най­ти ее.

Пе­ред гла­зами Дра­ко про­носят­ся тем­ные ан­фи­лады ком­нат и за­лов. Он ви­дит би­ение че­лове­чес­ких жиз­ней, яр­кое и теп­лое си­яние их ма­гичес­кой си­лы, про­бива­ющее да­же ка­мен­ные сте­ны, и хо­лод­ное жем­чужное све­чение приз­ра­ка, чувс­тву­ет тус­клое, но по-сво­ему силь­ное, нем­но­го по­калы­ва­ющее при­кос­но­вение ма­гии эль­фов-до­мови­ков.

Два си­яния ря­дом — это отец и мать.

Не то. Даль­ше.

Тре­тий этаж, вто­рой, пер­вый. Даль­ше.

Под­зе­мелья? Дь­явол, под­зе­мелья! Что ты там де­ла­ешь, Грей­нджер?!

То­нень­кая фи­гур­ка бе­жит по тем­но­му ко­ридо­ру. По­чему он та­кой уз­кий? В этом мес­те, на­обо­рот, дол­жно быть дос­та­точ­но прос­торно.

Дра­ко, от­ры­ва­ет ла­донь от сте­ны, не­хотя от­пустив­шей ее. Ру­ка оне­мела и слов­но чу­жая. Не­важ­но, быс­трей!

Он не­сет­ся, вре­за­ясь в ры­цар­ские дос­пе­хи, ко­торые в не­годо­вании пот­ря­са­ют копь­ями и ме­чами, хло­па­ет две­рями, ска­тыва­ет­ся по лес­тни­цам, сре­зая путь, ны­ря­ет в по­тай­ные хо­ды, су­дорож­но при­поми­ная, ку­да они его вы­ведут.

И вот, на­конец, тот ко­ридор. Он стал еще уже, и Дра­ко от­четли­во слы­шит зло­вещий скре­жет и гро­хот ка­мен­ных плит, сдви­га­ющих­ся, что­бы раз­да­вить меж­ду со­бой то­го, кто ос­ме­лил­ся на­рушить по­кой хо­зя­ев зам­ка. Он ле­тит по про­ходу, не ду­мая ни о чем — ни о том, что его то­же мо­жет раз­да­вить, ни о том, что не пом­нит, как на­до ос­та­нав­ли­вать ко­ридо­ры-ло­вуш­ки для чу­жаков. Он ле­тит впе­ред, за­видев тон­кую фи­гур­ку, ко­торая, ка­ким-то чу­дом ус­лы­шав ша­ги, ог­ля­дыва­ет­ся и ки­да­ет­ся навс­тре­чу.

— Дра­ко!

— Бе­жим от­сю­да!

Он хва­та­ет ее за ру­ку и втя­гива­ет в дру­гое от­вет­вле­ние ко­ридо­ра. Но и тут сте­ны вздра­гива­ют, ше­велят­ся, слов­но жи­вые. Дра­ко чер­ты­ха­ет­ся сквозь зу­бы. Все заш­ло даль­ше, чем он ожи­дал. Зат­ро­нуты не толь­ко сто­роже­вые зак­лятья, но и за­щит­ные и ох­ранные ча­ры. Все вы­ходы из под­зе­мелья, на­вер­ное, уже зак­ры­лись. Хо­тя нет, дол­жен ос­тать­ся один. Где же он? Ть­фу, иди­от! Его па­лоч­ка мо­жет вы­вес­ти, все­го-нав­се­го зак­лятье по­ис­ка по­терян­но­го. Он до­сад­ли­во хло­па­ет се­бя по кар­ма­ну ру­баш­ки. Пре­вос­ходно, ос­та­вил вол­шебную па­лоч­ку у се­бя на сто­ле. Слов нет, как все прек­расно.

Гер­ми­она с рас­ши­рив­ши­мися от ужа­са гла­зами мол­чит, слов­но по­теря­ла дар ре­чи.

— Где твоя па­лоч­ка? — спра­шива­ет он де­вуш­ку, за­ранее зная от­вет, ру­ки-то ее пус­ты.

— В ком­на­те, — вы­дыха­ет она.

И он сно­ва чер­ты­ха­ет­ся. Вы­ход один — ус­петь вы­бежать че­рез единс­твен­ную не­заб­ло­киро­ван­ную дверь до то­го, как сте­ны сов­сем сдви­нут­ся, ина­че их ба­наль­но приш­лепнет, слов­но мух. Вот бу­дет по­зор — ду­рац­кая смерть Мал­фоя в собс­твен­ном же зам­ке!

«Ха-ха, как смеш­но! — глу­мит­ся внут­ренний го­лос, — че­го ты во­об­ще сю­да су­нул­ся?»

Дра­ко ре­шитель­но хва­та­ет Гер­ми­ону за ру­ку.

— Бе­ги во весь дух, не от­ста­вай и не ог­ля­дывай­ся, по­няла?

Она ки­ва­ет. И они бе­гут. Ми­мо про­носят­ся фа­келы, две­ри пря­мо на их гла­зах рас­тво­ря­ют­ся в сте­нах, а са­ми сте­ны все бли­же и бли­же. Дра­ко тол­ка­ет од­ну дверь, но та ис­че­за­ет, ос­та­вив в его ру­ке толь­ко изу­родо­ван­ную руч­ку.

Не­удач­но свер­нув в сле­ду­ющий ко­ридор, они об­на­ружи­ва­ют, что там ту­пик. И вне­зап­но с гро­хотом с по­тол­ка за их спи­нами об­ру­шива­ет­ся еще од­на сте­на, и они ока­зыва­ют­ся зак­лю­чен­ны­ми в тес­ную клет­ку. С че­тырех сто­рон толь­ко ка­мень, тус­кло ча­дит до­гора­ющий фа­кел, и ка­жет­ся, воз­дух мгно­вен­но стал зат­хлым и мер­твым.

Гер­ми­она в па­нике бь­ет сте­ны ку­лаком, пи­на­ет, упи­ра­ет­ся изо всех сил, что­бы вы­иг­рать лиш­ний сан­ти­метр в сдви­га­ющем­ся кап­ка­не, Дра­ко что-то шеп­чет, на­жима­ет на ка­кие-то оп­ре­делен­ные пли­ты, пры­га­ет на по­лу, но все бес­по­лез­но. Сте­ны приб­ли­жа­ют­ся со всех сто­рон, рав­но­душ­ные и не­умо­лимые. Вот уже все­го лишь ка­кой-то метр, мень­ше, еще мень­ше.

Дра­ко по­вора­чива­ет­ся к Гер­ми­оне. Их те­перь стис­ну­ло так, что они ока­зались при­жаты друг к дру­гу. Он ви­дит ее гла­за сов­сем близ­ко. В них страх и не­верие. И так же близ­ко ее гу­бы, по­лу­от­кры­тые, та­кие неж­ные… Она час­то ды­шит, так что он чувс­тву­ет ее ды­хание на сво­ем ли­це.

И он не мо­жет сдер­жать­ся от вне­зап­но нах­лы­нув­ше­го же­лания, ед­ва ли от­да­ет се­бе от­чет в том, что де­ла­ет, но всем су­щес­твом сво­им ощу­ща­ет, что это сей­час са­мое глав­ное, са­мое пра­виль­ное. Все ос­таль­ное, и да­же смер­тель­ная уг­ро­за, отод­ви­нулись ку­да-то да­леко, сма­зались, рас­тво­рились в ее ка­рих гла­зах. Он прос­то нак­ло­ня­ет­ся и нак­ры­ва­ет ее гу­бы сво­ими.

Они и вправ­ду уди­витель­но неж­ные, слов­но два ле­пес­тка ут­ренней ро­зы…

Де­вуш­ка мед­лит все­го лишь крат­кий миг, а по­том от­ве­ча­ет на его по­целуй. Он пог­ру­жа­ет паль­цы в ее во­лосы, с удив­ле­ни­ем от­ме­чая, ка­кие они пыш­ные и мяг­кие. А она про­бега­ет паль­чи­ками по его пле­чам, об­ни­ма­ет за шею, и ее по­целуй ста­новит­ся глуб­же и силь­нее.

Они об­ни­ма­ют друг дру­га, хо­тя сте­ны бук­валь­но вдав­ли­ва­ют их в се­бя, и це­лу­ют­ся ярос­тно, не­ис­то­во, жад­но, слов­но уми­ра­ющие от го­лода и жаж­ды пут­ни­ки, ко­торые дор­ва­лись до питья и еды.

Он не слы­шит и не ви­дит ни­чего вок­руг се­бя, ни­чего так страс­тно не же­ла­ет, кро­ме то­го, что­бы этот миг длил­ся еще, и еще, и еще… как мож­но доль­ше… что­бы веч­ность сто­ять так, вмес­те, поч­ти од­ним су­щес­твом, каж­дой час­ти­цей се­бя ощу­щать ее, ни чувс­тво­вать ни­чего, кро­ме ее губ, ее рук, ее те­ла.

Они не сра­зу по­нима­ют, что ды­шать ста­ло лег­че, по­тому что ды­шат друг дру­гом. Что смер­тель­ные ка­мен­ные объ­ятья раз­жа­лись, по­тому что дер­жат в объ­ять­ях друг дру­га. Что вок­руг ста­ло свет­лее, по­тому что ви­дят толь­ко друг дру­га.

Ка­жет­ся, веч­ность прош­ла.

Дра­ко, ог­лу­шен­ный, от­пуска­ет Гер­ми­ону, и ему чу­дит­ся, что мир вок­руг вер­тится в бе­шеной ка­русе­ли, хо­хочет и ры­да­ет, свер­ты­ва­ет­ся в од­ну точ­ку прос­транс­тва, там, где толь­ко они, и в нем ни­кого боль­ше нет. Гер­ми­она выг­ля­дит та­кой же обес­ку­ражен­ной. Она тя­жело ды­шит и об­ли­зыва­ет при­пух­шие гу­бы, и в нем сно­ва про­сыпа­ет­ся сво­дящее с ума же­лание.

— Кровь, — хрип­ло го­ворит она, и он спер­ва не по­нима­ет, а по­том, до­гадав­шись, под­но­сит к гла­зам ру­ку. Он, на­вер­ное, рас­сек ко­жу, ког­да ко­лотил по сте­нам. Кос­тяшки паль­цев обод­ра­ны, ран­ки нем­но­го сад­нят, и на них выс­ту­пили кап­ли кро­ви. На сте­не нап­ро­тив вид­но кро­хот­ное кро­вяное пят­нышко. За­мок за­поз­да­ло, но все-та­ки ус­пел, приз­нал сво­его хо­зя­ина.

Он от­сту­па­ет на шаг, мо­та­ет го­ловой, слов­но пы­та­ясь сбро­сить ов­ла­дев­шее им бе­зумие, обуз­дать собс­твен­ные чувс­тва, ко­торые с не­имо­вер­ной си­лой тя­нут его об­ратно — сно­ва об­нять ее, при­жать как мож­но бли­же к се­бе, сно­ва ощу­тить жар ее те­ла, пить све­жесть ее губ.

— Пой­дем, — кое-как вы­дав­ли­ва­ет он и идет пер­вым.

В ушах шу­мит, он об­на­ружи­ва­ет, что так же, как и она, тя­жело ды­шит, и ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, что­бы пе­ревес­ти дух, но тут на не­го на­тал­ки­ва­ет­ся она. И слов­но гро­зовые не­беса уда­ря­ют мол­ни­ей в чем-то раз­гне­вав­ших его лю­дей, та­кой раз­ряд прос­ка­кива­ет меж­ду ни­ми. Он сла­бо удив­ля­ет­ся, по­чему не спе­шат мать с от­цом, но на кра­еш­ке соз­на­ния мель­ка­ет мысль, что тво­ряще­еся в под­зе­мель­ях уз­нать не так-то прос­то. За­мок сам унич­то­жа­ет чу­жаков и вра­гов, его хо­зя­евам мож­но об этом и не ду­мать. Зна­чит, они ни­чего и не слы­шали. На­вер­ное. Он ша­га­ет впе­ред в ту­мане соз­на­ния, про­низан­ном яр­ки­ми ис­кра­ми, и спи­ной чувс­тву­ет, как идет за ним Гер­ми­она.

Они не пе­реки­нулись да­же па­рой фраз. Лишь у се­бя на эта­же, взяв­шись за руч­ку две­рей сво­ей ком­на­ты, он ре­ша­ет­ся ог­ля­нуть­ся. И в тот же мо­мент ог­ля­дыва­ет­ся и Гер­ми­она, уже от­крыв­шая две­ри.

Они сто­ят и смот­рят друг на дру­га в ог­лу­ша­ющей ти­шине, ко­торая слов­но по­тихонь­ку разъ­еди­ня­ет их, ох­лаждая жар, скра­дывая то чувс­тво пот­ря­са­юще­го все­пог­ло­ща­юще­го еди­нения, слит­ности, про­дол­женнос­ти его в ней, и ее в нем.

Он раз­ли­ча­ет ед­ва слыш­ное:

— Спо­кой­ной но­чи…

И в от­вет ед­ва за­мет­но ки­ва­ет, по­тому что ес­ли ска­жет что-ни­будь, то на­вер­ня­ка, это бу­дут са­мые глу­пые и не­лепые сло­ва на све­те. А ес­ли от­пустит эту руч­ку, то прос­то наб­ро­сит­ся на нее, не смо­жет от­пустить…

Вот так, ока­зыва­ет­ся, мож­но все ска­зать. Без еди­ного сло­ва. Прос­то сер­дцем и гла­зами.

* * *

Гер­ми­она про­сыпа­ет­ся от тон­ко­го цве­точ­но­го аро­мата, ко­торый лег­ким об­лачком плы­вет по ком­на­те. Де­вуш­ка, не от­кры­вая глаз, по­тяги­ва­ет­ся и улы­ба­ет­ся. Ей что-то прис­ни­лось, что-то дав­нее, свет­лое, из прош­лой жиз­ни…

Ран­нее лет­нее ут­ро, ма­лень­кая Гер­ми­она еще ле­жит в пос­те­ли, а в дверь вплы­ва­ет ба­буш­ка в сво­ем не­из­менном си­нем платье и бе­лос­нежном пе­ред­ни­ке, в глу­боких кар­ма­нах ко­торо­го рас­сы­паны су­хие цвет­ки и ве­точ­ки ли­мон­ной вер­бе­ны.

«Гер­ми­она, дет­ка, от­кры­вай глаз­ки. Сол­нышко дав­но уже вста­ло и ждет те­бя»

Се­год­ня же ка­нику­лы, пер­вый день! И они при­еха­ли вмес­те с ма­мой и па­пой сю­да, к ба­буш­ке с де­душ­кой, в их не­дав­но куп­ленный до­мик на по­бережье. Гер­ми­она впер­вые в жиз­ни уви­дит мо­ре, как хо­рошо!

Ба­буш­ка под­хо­дит к ок­ну, раз­дви­га­ет што­ры и рас­па­хива­ет створ­ки. Со дво­ра вры­ва­ет­ся и за­пол­ня­ет всю ком­на­ту чис­тая све­жесть дож­дя, про­лив­ше­гося пе­ред рас­све­том; мок­рая тра­ва и цве­ты пах­нут так силь­но, что дух зах­ва­тыва­ет от аро­мата. Гер­ми­она вска­кива­ет и под­бе­га­ет к ба­буш­ке, выг­ля­дывая вмес­те с ней из ок­на. Вни­зу на тер­ра­се уже нак­рыт зав­трак, и ма­ма лас­ко­во сме­ет­ся, на­ливая па­пе и де­душ­ке чай, а те ув­ле­чен­но о чем-то спо­рят.

А вок­руг! Де­воч­ка вос­хи­щен­но вскри­кива­ет. Все, что от­кры­ва­ет­ся взо­ру, уто­па­ет в сол­нечном све­те и пе­рели­ва­ет­ся кап­ля­ми то ли ро­сы, то ли дож­дя. В ча­шеч­ке каж­до­го цвет­ка, на кон­чи­ке каж­дой тра­вин­ки, в ла­дош­ке каж­до­го лис­точка дро­жит кро­хот­ный дра­гоцен­ный ка­мень. Где-то в вет­вях вы­соко­го рас­ки­дис­то­го де­рева, рас­ту­щего ря­дом с до­мом, за­лива­ет­ся ма­линов­ка, слов­но пе­рели­вы се­реб­ря­ной сви­рели. Гер­ми­она за­мира­ет от ра­дос­ти, ко­торая на­пол­ня­ет ее до са­мой ма­куш­ки, и шеп­чет, при­жима­ясь к теп­ло­му бо­ку ба­буш­ки:

«Как кра­сиво, ба­буля! Как чу­дес­но!»

Су­хая ру­ка ба­буш­ки лю­бов­но про­водит по пыш­ным во­лосам внуч­ки.

«Ког­да че­ловек счас­тлив, весь мир ему ка­жет­ся прек­расным»

А ведь ее вто­рое имя, Джин, да­но в честь ба­буш­ки. Во­об­ще-то пра­виль­нее бы­ло бы Жа­нин. Жа­нин Ле­фер, дочь ан­гли­чан­ки и фран­цу­за. Ее юность приш­лась на го­ды Вто­рой ми­ровой вой­ны. Ба­буш­ка иног­да рас­ска­зыва­ла, а ее бес­по­кой­ные ру­ки лов­ко пе­реби­рали спи­цы, об­ры­вали су­хие ле­пес­тки, чис­ти­ли сто­ловое се­реб­ро. Отец по­гиб в пер­вые же дни вой­ны, а мать спус­тя пол­го­да — нес­час­тный слу­чай на ору­жей­ном за­воде, ку­да она пош­ла ра­ботать, что­бы про­кор­мить семью. На пле­чи Жа­нин лег­ла за­бота о млад­шем бра­те и сес­трич­ке. Она ус­тро­илась на тот же за­вод и ра­бота­ла с ут­ра до но­чи, а час­тень­ко и но­чами, что­бы хоть нем­но­го при­тушить го­лод­ный блеск в гла­зах сво­их млад­шень­ких. Че­рез три го­да пят­надца­тилет­ний Же­рар из-за сво­ей го­ряч­ности и не­тер­пи­мос­ти нар­вался на пу­лю не­мец­ко­го ко­мен­данта, а ма­лень­кая Жи­зель сго­рела за не­делю от пнев­мо­нии, по­тому что де­нег все рав­но не хва­тало. Ког­да вой­на за­кон­чи­лась, Жа­нин у­еха­ла в Ан­глию, где ос­та­вались родс­твен­ни­ки ма­тери. Там строй­ная ка­рег­ла­зая фран­цу­жен­ка встре­тила ве­село­го ан­глий­ско­го лей­те­нан­та, у них по­яви­лась дочь Эли­забет, а по­том и внуч­ка Гер­ми­она. Жизнь слов­но ви­нова­то улы­балась, воз­вра­щая то, что от­ня­ла ра­нее — семью, теп­ло род­но­го до­ма, силь­ное пле­чо, за ко­торым мож­но ук­рыть­ся от бурь и нев­згод. Ба­буш­ка пе­режи­ла мно­го го­ря, но ни­ког­да не за­мыка­лась в нем, не­из­менно да­рила всем тем, кто ок­ру­жал ее, свет сво­ей ду­ши. Она час­то го­вори­ла, что Гер­ми­она очень по­хожа на нее в мо­лодос­ти, та­кая же то­нень­кая и гиб­кая, с боль­ши­ми ка­рими гла­зами, с коп­ной каш­та­новых во­лос, ко­торые мог­ла рас­че­сать не лю­бая щет­ка.

Ба­буш­ка умер­ла в тот год, ког­да Гер­ми­она пос­ту­пила в Хог­вартс, и слов­но на про­щание, при­от­кры­ла внуч­ке за­весу над сво­ей са­мой за­вет­ной тай­ной — о пись­ме на си­рене­вой бу­маге, при­шед­шем ле­том пе­ред вой­ной, в ко­тором го­вори­лось, что Жа­нин Ле­фер за­чис­ля­ет­ся в шко­лу ма­гии и вол­шебс­тва Шар­мба­тон. Но юной фран­цу­жен­ке так и не до­велось стать вол­шебни­цей, все меч­ты за­теря­лись в вих­ре во­ен­ных лет и го­ря, стре­митель­но вор­вавше­гося в ее дом.

«Мо­жет быть, ты ста­нешь той, кем я так и не ста­ла…» — за­дум­чи­во шеп­та­ла ба­буш­ка, пе­реби­рая гус­тые куд­ри внуч­ки, и да­же не по­доз­ре­вала, как бы­ла пра­ва.

А ма­ма и па­па? До че­го же вкус­ные го­тови­ла ма­ма блин­чи­ки! По­лива­ла их ужас­но вред­ным для зу­бов кле­новым си­ропом, по­тому что в их семье ник­то не лю­бил джем, а по­том они вмес­те ели, и лип­кий си­роп тек по под­бо­род­ку. Она те­перь пом­ни­ла и улыб­ку от­ца, и его не­из­менную труб­ку, к ко­торой он прис­трас­тился еще в сту­ден­ческие го­ды, как он сам го­ворил, «в под­ра­жание Шер­ло­ку Хол­мсу». Ма­му и от­ца всег­да ок­ру­жал лег­кий, поч­ти не­уло­вимый за­пах кли­ники. Она при­вык­ла к не­му так, что он да­же ка­зал­ся частью их семьи, до­ма. Ма­лень­кой лю­била бы­вать в их ка­бине­тах, с лю­бопытс­твом рас­смат­ри­вала блес­тя­щие инс­тру­мен­ты, ув­ле­чен­но иг­ра­ла в сто­мато­лога и бы­ла лю­бими­цей всех мед­сестер.

Ма­ма лю­бит си­рень, и па­па охап­ка­ми да­рит ее и всег­да од­ну ве­точ­ку ста­вит в лю­бимую ро­зовую ва­зу пе­ред пор­тре­том ба­буш­ки. А еще па­па обо­жа­ет де­лать сюр­при­зы ей и ма­ме. Од­нажды, во вре­мя ее лет­них ка­никул, он не при­шел, а прим­чался до­мой, раз­ма­хивая би­лета­ми на са­молет. Они соб­ра­лись бук­валь­но за пол­ча­са и уле­тели во Фран­цию. Ма­ма вор­ча­ла, но бы­ло оче­вид­но, что она не сер­ди­лась, на от­ца она прос­то не мог­ла дол­го сер­дить­ся.

А еще ее ро­дите­ли вна­чале гор­ди­лись тем, что их дочь — вол­шебни­ца, но по­том все ча­ще и ча­ще она на­чала за­мечать в их гла­зах не­до­уме­ние, нас­то­рожен­ность, не­пони­мание, тре­вогу. Пос­ле Хог­вар­тса ма­ма ос­то­рож­но пред­ла­гала выб­рать ка­кой-ни­будь кол­ледж, «наш, обыч­ный» — под­черки­вала она. Гер­ми­она не пы­талась да­же спо­рить, по­тому что зна­ла то, о чем они да­же не до­гады­вались — идет ма­гичес­кая вой­на, и она не мо­жет трус­ли­во от­сту­пить, не мо­жет до­пус­тить да­же мыс­ли о том, что­бы бро­сить сво­их дру­зей, ведь они бы­ли поч­ти од­ним це­лым. Пре­дать их — зна­чит, пре­дать се­бя.

Эта вой­на бы­ла чу­жой для них, маг­лов, но не для нее, вол­шебни­цы. И это слов­но их разъ­еди­няло. Но они ос­та­вались ее ро­дите­лями, они бо­ялись за нее, и единс­твен­ное, что при­миря­ло их с вол­шебс­твом — то, что их дочь жи­ла той жизнью, ко­торую выб­ра­ла са­ма. Они с го­речью по­нима­ли, что ма­гия — не­от­де­лимая часть ее су­щес­тва, и с этим ни­чего не по­дела­ешь, и прос­то лю­били свою не­пос­лушную Гер­ми­ону.

«Как же вы, мои до­рогие, на­вер­ное, схо­дите сей­час с ума — от не­из­вес­тнос­ти, тре­воги, от­ча­ян­ных мыс­лей… Прос­ти­те ме­ня, я ско­ро вер­нусь, я в этом уве­рена!»

Вот и еще вос­по­мина­ния улег­лись на свое мес­то в аль­бо­ме ее па­мяти. Гер­ми­она улы­ба­ет­ся, сос­каль­зы­ва­ет с кро­вати и за­меча­ет ма­лень­кий бу­кетик цве­тов на сто­лике у зер­ка­ла. Мар­га­рит­ки и аню­тины глаз­ки, пе­ревя­зан­ные си­ней лен­точкой. Прос­тые, но са­мые до­рогие цве­ты, из ее сна, из кро­хот­но­го ухо­жен­но­го ба­буш­ки­ного са­дика. Вот что ее раз­бу­дило! Но сей­час ведь зи­ма, как же… Де­вуш­ка бе­рет в ру­ки бу­кет и под­но­сит к ли­цу. Это са­мое обык­но­вен­ное вол­шебс­тво. И чис­тая дет­ская ра­дость, ти­хое счастье как буд­то сно­ва воз­вра­ща­ют­ся к ней.

— Дра­ко! — шеп­чет она, и сно­ва улы­ба­ет­ся. То­му, что нас­ту­пил но­вый день, лет­ним цве­там, по­дарен­ным сре­ди зи­мы, то­му, что сей­час она спус­тится вниз и уви­дит его, и еще то­му, что вче­ра про­изош­ло…

Бе­зум­ное, из­ло­ман­ное болью и не­веро­ят­но счас­тли­вое вче­ра, ког­да она прос­то хо­тела кое-что спро­сить у Дра­ко, рас­пахну­ла две­ри его ком­на­ты, сов­сем не ожи­дая уви­деть их — пар­ня и де­вуш­ку, слив­шихся в тес­ном объ­ятье. Она до­вер­чи­во приль­ну­ла к его гру­ди, а он неж­но це­ловал ее в во­лосы. Она с ка­кой-то от­четли­вой рез­костью ви­дела, как воз­му­щен­но вски­дыва­ет­ся Пэн­си, и нем­но­го мед­ленней, чем сле­дова­ло бы, от­пуска­ет ее Дра­ко. И в гла­зах все тем­не­ло, сер­дце слов­но упа­ло ку­да-то вниз, а в гру­ди вмес­то не­го пус­то­та. И от­ку­да-то с са­мого дна ду­ши под­ни­малось страш­ное и од­новре­мен­но пу­га­ющее чувс­тво, за­пол­няя всю ее це­ликом, то­пя в се­бе все дру­гие чувс­тва, ра­зум и прос­то здра­вый смысл. И хо­телось зак­ри­чать так, что­бы вздрог­ну­ли сте­ны зам­ка.

А по­том — жут­кие дви­га­ющи­еся сте­ны, рва­ное ды­хание, па­ника и страх, ос­лепля­ющий, от­ни­ма­ющий си­лы и спо­соб­ность здра­во мыс­лить. В тот мо­мент она не бы­ла «от­лични­цей-гриф­финдор­кой», «са­мой ум­ной вол­шебни­цей на кур­се», она бы­ла прос­то на­пуган­ным до по­лус­мерти че­лове­ком в ка­мен­ной ло­вуш­ке. И слов­но спа­сение — зна­комый го­лос и силь­ная ру­ка, тя­нув­шая за со­бой, выр­вавшая из ому­та па­ники. И собс­твен­ное от­ра­жение в се­рых гла­зах, жар и ис­кры его при­кос­но­вений, его гу­бы… Она да­же пред­ста­вить не мог­ла, что все­го лишь при­кос­но­вение губ Дра­ко за­тянет ее в та­кой бу­шу­ющий во­дово­рот, что она ед­ва не уто­нула в нем. Нет, это был да­же не во­дово­рот, это был по­лет, и взмет­нувши­еся крылья нес­ли ее и его над зам­ком, над рав­ни­ной, над всем ми­ром, ко­торый вдруг стал да­леким, чу­жим, не­нуж­ным. А сов­сем ря­дом по­лыха­ли, го­рели, си­яли, пе­рели­вались ог­ромные звез­ды, и каж­дая звез­да что-то ей шеп­та­ла, толь­ко Гер­ми­она не мог­ла по­нять, по­тому что рас­тво­рялась в Дра­ко, бы­ла с ним еди­ным це­лым…

Гер­ми­она сле­та­ет вниз, не­тер­пе­ливо пе­рес­ка­кивая че­рез сту­пень­ки, и вры­ва­ет­ся в Бе­лую Сто­ловую. Но там ее ждет ра­зоча­рова­ние. Дра­ко нет, как нет и его ро­дите­лей. Лишь по­яв­ля­ет­ся Кри­ни и с пок­ло­ном спе­шит к ней.

— Что же­ла­ет моя гос­по­жа?

— Ни­чего, Кри­ни. А где Дра­ко?

— Хо­зя­ин Лю­ци­ус и хо­зя­ин Дра­ко уш­ли ра­но ут­ром. Кри­ни бы­ла за­нята и не зна­ет, вер­ну­лись ли они. Уз­нать?

— Нет, не на­до, я са­ма. Не хо­чу зав­тра­кать, Кри­ни, по­том.

Де­вуш­ка мчит­ся по ко­ридо­рам, заг­ля­дывая в ком­на­ты, где обыч­но мож­но най­ти Дра­ко. Но ниг­де не вид­но вы­сокой свет­ло­воло­сой фи­гуры, толь­ко до­мови­ки ис­пу­ган­но ша­раха­ют­ся от зву­ка ее ша­гов, а ры­цар­ские дос­пе­хи встре­вожен­но бря­ца­ют ме­чами об щи­ты.

Биб­ли­оте­ка.

Це­ремо­ни­аль­ный зал.

Бес­ко­неч­ная че­реда без­ли­ко-рос­кошных гос­ти­ных.

Ог­ромный баль­ный зал.

Его ком­на­та.

Ка­бинет.

Бе­лая Сто­ловая.

Сно­ва его ком­на­та.

Ору­жей­ная.

Зо­лотая Сто­ловая.

Пор­трет­ная га­лерея.

Зал вос­по­мина­ний.

Ма­лый зал для при­емов.

Боль­шой зал для при­емов.

Ряд пус­тых ком­нат в за­пад­ном кры­ле.

Его нет в зам­ке.

К обе­ду от хрус­таль­но­го фи­ала ут­ренней ра­дос­ти ос­та­ет­ся лишь не­боль­шой оса­док на до­ныш­ке.

Где же ты, Дра­ко? Гдег­дегдег­дегде? — грус­тно выс­ту­кива­ет сер­дце, по­ка де­вуш­ка бре­дет по длин­но­му ко­ридо­ру.

За то вре­мя, по­ка она здесь, она уже так при­вык­ла быть с ним, сле­дить за его дви­жени­ями, взгля­дами, спо­рить и сме­ять­ся, слу­шать его ров­ный го­лос, в ко­тором прос­каль­зы­ва­ют нас­мешли­вые, сер­ди­тые, раз­дра­жен­ные, не­тер­пе­ливые, а иног­да, очень ред­ко (но тем и до­роже!) неж­ные ин­то­нации. Нет, ко­неч­но, он иног­да ку­да-то ухо­дил, но всег­да пре­дуп­реждал, что его не бу­дет не­кото­рое вре­мя. А вче­ра он ни­чего не ска­зал, и за­мок се­год­ня без не­го ка­жет­ся пус­тым и мер­твым… Она слов­но по­теря­лась, и оди­ночес­тво, ко­торое она ни­ког­да не чувс­тво­вала, ког­да Дра­ко был ря­дом, пог­ло­ща­ет ее, как кро­хот­ный ру­че­ек впи­тыва­ют в се­бя жад­ные пес­ки пус­ты­ни.

Сно­ва его ком­на­та. А там Нар­цисса. Гер­ми­она съ­ежи­ва­ет­ся под хо­лод­ным взгля­дом.

— Из­ви­ните, мис­сис Мал­фой, вы не зна­ете, где Дра­ко?

Жен­щи­на не­тороп­ли­во поп­равля­ет на прик­ро­ват­ном сто­лике фо­тог­ра­фию в се­реб­ря­ной рам­ке. Там на ней, Гер­ми­она зна­ет, юная Нар­цисса и мо­лодой Лю­ци­ус. Он дер­жит на ру­ках но­ворож­денно­го сы­на, а Нар­цисса ос­ле­питель­но кра­сива и столь же ос­ле­питель­но счас­тли­ва, слов­но лу­чит­ся из­нутри, оза­ряя всю фо­тог­ра­фию.

— По­чему ты спра­шива­ешь?

— Прос­то я… я ниг­де не наш­ла его, — за­пина­ет­ся де­вуш­ка.

— Да, их с Лю­ци­усом нет в зам­ке.

— А ку­да они от­пра­вились? Где они? Вы зна­ете?

— Знаю.

Гер­ми­она не­тер­пе­ливо хму­рит бро­ви. По­чему мис­сис Мал­фой не хо­чет ска­зать, где Дра­ко? Ей что, при­дет­ся вы­тас­ки­вать каж­дое сло­во кле­щами?!

— Где?

Нар­цисса ак­ку­рат­но скла­дыва­ет ру­баш­ку сы­на, неб­режно бро­шен­ную им на спин­ку сту­ла, раз­гла­жива­ет каж­дую скла­доч­ку, рас­прям­ля­ет во­рот­ник.

— Лорд дал им за­дание. Очень важ­ное.

— А ког­да они вер­нутся?

Нар­цисса опять мол­чит, пог­ла­живая ру­баш­ку. И Гер­ми­она взры­ва­ет­ся.

— Ну ска­жите же, ког­да они вер­нутся? Раз­ве это так труд­но? В чем де­ло?

По бесс­трас­тно­му ли­цу Нар­циссы про­бега­ет ми­молет­ная тень.

— Они мо­гут во­об­ще не вер­нуть­ся.

— Что?!

Гер­ми­она не­веря­ще смот­рит на кра­сивую жен­щи­ну с се­реб­ристы­ми во­лоса­ми, ко­торая так спо­кой­но го­ворит о том, что ее муж и сын не вер­нутся с ка­кого-то за­дания.

— Как вы мо­жете так го­ворить? Не­уже­ли вам все без­различ­но? Я бы на ва­шем мес­те с ума схо­дила бы от бес­по­кой­ства! Я уже схо­жу, не зная, где Дра­ко!

Жен­щи­на от­во­рачи­ва­ет­ся к ок­ну, из ко­торо­го от­кры­ва­ет­ся вид на зас­не­жен­ную рав­ни­ну да­леко вни­зу под ска­лой, по­том сно­ва смот­рит на де­вуш­ку и ти­хо от­ве­ча­ет:

— А я уми­раю. Уми­раю от стра­ха каж­дый раз, ког­да мо­его му­жа нет в зам­ке, каж­дый раз, ког­да сын ис­че­за­ет не­из­вес­тно ку­да, и его не мо­гут най­ти… и воз­вра­ща­юсь к жиз­ни, ког­да они воз­вра­ща­ют­ся до­мой. Не­важ­но, сто­ит день или ут­ро, но для ме­ня без них всег­да ночь, чер­ная и страш­ная. Я не мо­гу чи­тать, пи­сать, есть или спать. Не мо­гу, по­тому что их нет со мной. Толь­ко на­ходясь ря­дом с Лю­ци­усом и Дра­ко, ког­да я мо­гу заг­ля­нуть им в ли­цо, при­кос­нуть­ся, об­нять, я ве­рю, что моя жизнь про­дол­жа­ет­ся, что это не сон.

Нар­цисса го­ворит без­жизнен­но-ров­ным то­ном, а ши­роко рас­пахну­тые се­рые гла­за, обыч­но пол­ные над­менно­го ль­да, вдруг на­пол­ня­ют­ся сле­зами, и ли­цо кри­вит­ся в бе­зус­пешной по­пыт­ке сдер­жать ры­дания, по­хожие на стон. Гер­ми­она еще ни ра­зу не ви­дела ее та­кой…

Она пот­ря­сен­но мол­чит, при­кусив гу­бу, и чувс­тву­ет, как сер­дце вдруг боль­но сжи­ма­ет­ся от жа­лос­ти к этой по­хожей на вей­лу жен­щи­не, хо­лод­ная кра­сота ко­торой вмиг ста­ла теп­лой и зем­ной от си­лы са­мого ве­лико­го чувс­тва на све­те — люб­ви.

А по­том де­вуш­ка, по ка­кому-то на­итию, са­ма яс­но не осоз­на­вая, что де­ла­ет, де­ла­ет шаг к жен­щи­не и лег­ко об­ни­ма­ет ее. Нар­цисса в пер­вый мо­мент за­мира­ет от при­кос­но­вения ее рук, а по­том, слов­но что-то ре­шив про се­бя, то­же при­об­ни­ма­ет ее. Ка­кое-то вре­мя они так и сто­ят, а по­том отс­тра­ня­ют­ся друг от дру­га. И слов­но что-то не­уло­вимо прос­каль­зы­ва­ет в ком­на­те. Ис­корка по­нима­ния, раз­де­лен­но­го со­чувс­твия и со­пере­жива­ния, ко­торая со вре­менем мо­жет прев­ра­тить­ся в яр­кий кос­тер.

— Спа­сибо те­бе, де­воч­ка… — ти­хо го­ворит Нар­цисса и чуть ка­са­ет­ся тон­ки­ми паль­ца­ми ще­ки Гер­ми­оны.

Она ухо­дит, ос­та­вив за со­бой тон­кий шлейф ду­хов, не­до­уме­ние, жа­лость, страх и об­ломки сте­ны, не­ког­да ог­раждав­шей мир Мал­фо­ев.

К ве­черу Гер­ми­она уже не на­ходит се­бе мес­та в ог­ромном зам­ке. Она обош­ла его три ра­за, по­быва­ла на двух са­мых вы­соких баш­нях, прош­лась по за­метен­ным до­рож­кам са­да, по­сиде­ла в биб­ли­оте­ке, без­думно сколь­зя пус­тым взгля­дом по строч­кам ка­кой-то кни­ги, нев­по­пад рас­се­ян­но от­ве­чала на воп­ро­сы Фи­оны, ко­торая, не до­бив­шись ни­чего вра­зуми­тель­но­го, за­гадоч­но вздох­ну­ла и уп­лы­ла сквозь сте­ну. Кри­ни пол­ча­са хо­дила за ней, уго­вари­вая съ­есть хо­тя бы яб­ло­ко. Де­вуш­ка взя­ла его, что­бы из­ба­вить­ся от за­бот­ли­вого, но на­до­ед­ли­вого вни­мания до­мови­хи.

Сей­час она мед­ленно идет по ко­ридо­ру, не от­ры­вая ла­дони от глад­кой по­вер­хнос­ти ка­мен­ной сте­ны. Сно­ва в его ком­на­ту. Гло­жущие ее тре­вога и бес­по­кой­ство не да­ют по­коя, го­нят и го­нят ее ту­да, слов­но сре­ди его ве­щей она об­ре­тет ус­по­ко­ение. Но это и в са­мом де­ле так. Толь­ко в ком­на­те Дра­ко нем­но­го ос­ла­бева­ет ту­гой ко­мок в гру­ди, сер­дце не тре­пыха­ет­ся, как про­коло­тая жес­то­кой ру­кой ба­боч­ка, и ру­ки не хо­лоде­ют от неп­ри­ят­но­го лип­ко­го стра­ха, ко­торый вол­ной вдруг нак­ры­ва­ет с ног до го­ловы. Се­год­ня она заг­ля­дыва­ет сю­да уже в три­над­ца­тый раз.

За ок­ном уже дав­но сгус­ти­лась ноч­ная ть­ма, в зам­ке заж­гли фа­келы и лам­пы, а здесь без хо­зя­ина тем­но и оди­ноко. Гер­ми­она па­лоч­кой за­жига­ет од­ну све­чу и вздра­гива­ет. В крес­ле сно­ва си­дит Нар­цисса. Де­вуш­ка под­хо­дит к жен­щи­не и ос­то­рож­но вы­нима­ет из ее рук фо­тог­ра­фию, ко­торую та сжи­ма­ет по­белев­ши­ми паль­ца­ми.

— Вы не обе­дали и не ужи­нали.

Ско­рее ут­вер­жде­ние, чем воп­рос.

— Не мо­гу. И не хо­чу.

Нар­цисса по­тира­ет ла­доня­ми вис­ки.

— Их нет так дол­го. Лю­ци­ус обе­щал, что они ско­ро вер­нутся. Го­ворил, к обе­ду…

Гер­ми­она опус­ка­ет­ся на пу­шис­тый ко­вер ря­дом с кро­ватью.

— Они вер­нутся, обя­затель­но вер­нутся. Дол­жны.

Нар­цисса мол­чит, а по­том го­ворит все тем же отс­тра­нен­ным то­ном:

— Ты бес­по­ко­ишь­ся за Дра­ко. По­чему?

— Не знаю.

— Лорд бла­гово­лит те­бе так, как ред­ко ко­му.

— Я не бо­юсь Его не­милос­ти и не ищу Его рас­по­ложе­ния.

На ус­та­лом ли­це Нар­циссы мель­ка­ет сла­бый от­свет удив­ле­ния.

— В са­мом де­ле?

— Вы мо­жете не ве­рить, но это так. Мне по­чему-то ка­жет­ся, что мое при­сутс­твие име­ет для Не­го ка­кое-то зна­чение, толь­ко ка­кое, я не мо­гу по­нять. А Дра­ко… за эти дни он стал мне так бли­зок, го­раз­до бли­же, чем мно­гие из тех, ко­го я вспом­ни­ла. Дра­ко го­ворит, что рань­ше мы поч­ти не об­ща­лись, но я чувс­твую се­бя с ним, как буд­то знаю его всю жизнь. Ког­да он ря­дом, мне не страш­но, не оди­ноко, а моя па­мять о прош­лой жиз­ни как буд­то и не нуж­на. Это так стран­но. Я да­же пред­ста­вить не мо­гу, что бу­дет со мной, ес­ли он не вер­нется… — поч­ти шеп­чет Гер­ми­она.

— Стран­но… — эхом пов­то­ря­ет Нар­цисса, — стран­но… и со­вер­шенно ис­крен­не, я это чувс­твую… кто бы мог по­думать…

Гер­ми­она хму­рит­ся: что в этом стран­но­го? Это ес­тес­твен­ное чувс­тво жи­вого че­лове­ка, ведь так?

А Нар­цисса вдруг на­чина­ет го­ворить, слов­но про­дол­жая на­чатый рас­сказ:

— Я впер­вые уви­дела Лю­ци­уса в Хог­вар­тсе, ког­да мне бы­ло все­го один­надцать, а ему сем­надцать. Ко­неч­но, он не об­ра­тил вни­мания на пер­во­кур­сни­цу, а ме­ня тог­да слов­но уда­рило мол­ни­ей, ос­ле­пило и ог­лу­шило. Мне ка­залось, он был та­ким осо­бен­ным, сов­сем не по­хожим на дру­гих. А по­том мы не­ред­ко встре­чались на при­емах. Я бы­ла сов­сем еще дев­чонкой и от­ча­ян­но за­видо­вала взрос­лым де­вуш­кам, ко­торые флир­то­вали с ним, ста­ра­ясь за­ин­те­ресо­вать. Род Мал­фо­ев был бо­гат и зна­тен, и мно­гие не упус­ти­ли бы слу­чая стать же­ной единс­твен­но­го нас­ледни­ка все­го ог­ромно­го сос­то­яния и хо­зяй­кой нес­коль­ких зам­ков. Они бы­ли кра­сивы­ми и уве­рен­ны­ми в се­бе, а у ме­ня не бы­ло ни­каких шан­сов — у нес­клад­но­го гад­ко­го утен­ка на фо­не Бел­лы и дру­гих де­вушек. Кро­ме это­го, наш отец Сиг­нус Блэк поч­ти всю свою жизнь враж­до­вал с Аб­ракса­сом Мал­фо­ем. Не знаю, из-за че­го про­изош­ла раз­мол­вка, но од­нажды, еще в мо­лодос­ти, они раз­ру­гались пря­мо на лю­дях, дра­лись на ма­гичес­кой ду­эли и пос­ле это­го ни­ког­да не по­яв­ля­лись в од­них и тех же мес­тах од­новре­мен­но. Пос­ле то­го, как Ан­дро­меда убе­жала с Тон­ксом, а Бел­латри­са выш­ла за­муж за Ру­доль­фа, я ста­ла лю­бими­цей от­ца. Он воз­ла­гал на ме­ня боль­шие на­деж­ды и пов­то­рял, что уж его-то гор­дая ма­лень­кая Цис­си не свя­жет­ся с гряз­ны­ми маг­ла­ми или про­ходим­ца­ми, будь они ни­щими, как цер­ковные мы­ши, или бо­гаты­ми, как Кре­зы.

А я лю­била сы­на его вра­га… Ста­ралась вез­де, где мы с Лю­ци­усом стал­ки­вались, за­пом­нить каж­дое сло­во, бро­шен­ное мне не­наро­ком, каж­дую чер­точку ли­ца, каж­дый жест, пря­талась по уг­лам и выс­матри­вала толь­ко его. Я его изу­чила, как се­бя, зна­ла, как он хму­рит бро­ви и как удив­ленно улы­ба­ет­ся, что его мо­жет рас­сме­шить, а что — ра­зоз­лить. Дни бы­ли пус­ты­ми, ес­ли я его не встре­чала. Ру­дольф не­ред­ко со­бирал у се­бя в по­местье что-то на­подо­бие кру­га из­бран­ных, и Лю­ци­ус обыч­но бы­вал там. Я ста­ла час­той гость­ей у Лей­нстрен­джей и по-преж­не­му за­мира­ла от счастья, ус­лы­шав лишь го­лос Лю­ци­уса.

Ког­да мне ис­полни­лось во­сем­надцать, отец твер­до ре­шил вы­дать ме­ня за­муж за дос­той­но­го, по его мне­нию, вол­шебни­ка и на­чал поч­ти каж­дую не­делю ус­тра­ивать у нас в до­ме при­емы, на ко­торых со­бира­лись мо­лодые арис­токра­ты. Я зе­вала от ску­ки в эти нес­конча­емо дол­гие ве­чера — од­ни и те же ли­ца, од­ни и те же раз­го­воры, из­би­тые ком­пли­мен­ты, все «вдруг вне­зап­но» об­на­ружи­ли, что я уди­витель­ным об­ра­зом по­хоро­шела. А мне бы­ло без­различ­но, кто уви­ва­ет­ся воз­ле ме­ня, кто в ко­неч­ном ито­ге ста­нет мо­им му­жем. По­тому что Лю­ци­уса не бы­ло сре­ди этих мо­лодых лю­дей. Как раз в то вре­мя он у­ехал ку­да-то. И я все рав­но не смог­ла бы стать его же­ной, по­тому что… бы­ла уве­рена, что для не­го не бы­ло та­кой де­вуш­ки, Нар­циссы Блэк. Его взгляд всег­да сколь­зил ми­мо ме­ня или сквозь ме­ня. Отец, ви­дя мое рав­но­душие в вы­боре же­нихов, ре­шил взять де­ло в свои ру­ки и сос­ва­тал ме­ня за До­ри­ана Де­лэй­ни. На­чались под­го­тов­ки к свадь­бе, уже ши­ли сва­деб­ное платье, а я хо­дила в ка­ком-то по­лус­не, слов­но это и не ме­ня вы­дава­ли за­муж. За не­делю до це­ремо­нии вен­ча­ния Бел­ла ре­шила ме­ня встрях­нуть и при­вез­ла в свое шот­ланд­ское по­местье, по­обе­щав, что пос­ле де­вич­ни­ка я, на­конец, ожи­ву и пой­му, как мне по­вез­ло, что мо­им му­жем ста­нет та­кой муж­чи­на, как До­ри­ан. В пер­вый же день она от­пра­вилась к сво­им под­ру­гам, что­бы приг­ла­сить их на ве­черин­ку, а я бро­дила по пус­тым ко­ридо­рам до­ма, и в мо­ей пус­той го­лове не бы­ло ни од­ной мыс­ли. Толь­ко сер­дце сту­чало так, слов­но ста­ло ог­ромным, на все те­ло:

«Я по­теря­ла Лю­ци­уса»

Хо­тя как мож­но по­терять то­го, кто ни­ког­да не был тво­им?

Я про­сила и умо­ляла ко­го-то по­дарить мне еще од­ну встре­чу с лю­бимым, поз­во­лить в пос­ледний раз заг­ля­нуть в его гла­за. И вдруг, слов­но в от­вет на мою моль­бу, из биб­ли­оте­ки выш­ли Ру­дольф и Лю­ци­ус. Они над чем-то сме­ялись, и Лю­ци­ус улыб­нулся мне и ска­зал:

«Здравс­твуй, Нар­цисса».

Все­го-то два сло­ва, прос­тых и обы­ден­ных, но я бы­ла так по­раже­на, что зас­ты­ла на мес­те. На­вер­ное, от­ча­яние при­дало мне сил и ре­шитель­нос­ти, и я спро­сила, мо­жет ли он по­гово­рить со мной. Он сог­ла­сил­ся. Толь­ко раз­го­вора у нас с ним не по­лучи­лось. Вер­ну­лась сес­тра и на­чала ис­кать ме­ня, вмес­те с ней приш­ли ее и мои под­ру­ги. Бел­ла неп­ри­ят­но уди­вилась, об­на­ружив ме­ня с Лю­ци­усом на­еди­не. В этой су­мато­хе и шу­ме я по­теря­ла пос­ледний шанс ска­зать ему, что люб­лю и бу­ду лю­бить толь­ко его.

Пос­ле бес­толко­вого де­вич­ни­ка, вер­нее, об­сужде­ния но­вых фа­сонов плать­ев и ман­тий и дос­ко­наль­но­го пе­ремы­вания кос­то­чек всем и вся, я сбе­жала до­мой, ре­шив, что луч­ше по­кой и ти­шина, чем на­рочи­то-вос­хи­щен­ное аханье по по­воду бу­дуще­го родс­тва с семь­ей Де­лэй­ни, и прик­ры­тое лестью за­вис­тли­вое пе­решеп­ты­вание. Ка­ково же бы­ло мое изум­ле­ние, ког­да, вер­нувшись, в ка­бине­те от­ца я об­на­ружи­ла Лю­ци­уса! Я бы­ла так по­раже­на, что ре­шилась под­слу­шать их раз­го­вор. Он про­сил мо­ей ру­ки и го­ворил, что лю­бит ме­ня и зна­ет, что я люб­лю его. Отец был прос­то разъ­ярен — сын его вра­га ос­ме­лил­ся про­сить ру­ки его до­чери, при­том уже пос­ле сго­вора с дру­гим, на­кану­не свадь­бы! Он кри­чал так, что весь дом сот­ря­сал­ся. А я пла­кала от счастья под две­рями ка­бине­та…

Нар­цисса улы­ба­ет­ся сво­им вос­по­мина­ни­ям, а Гер­ми­она слу­ша­ет, за­та­ив ды­хание, и бо­ит­ся сде­лать лиш­нее дви­жение, что­бы не спуг­нуть рас­сказ.

— Ко­неч­но же, отец от­ка­зал Лю­ци­усу и по­том еще дол­го бу­шевал, не­годуя на наг­лость Мал­фо­ев. А я си­дела в сво­ей ком­на­те, ка­жет­ся, толь­ко сей­час осоз­нав, ка­кое бу­дущее ме­ня ожи­да­ет — с не­люби­мым му­жем, вда­ли от до­ма в чу­жой стра­не, по­тому что Де­лэй­ни со­бира­лись пе­ре­ехать на ма­терик. Я слов­но го­рела в ли­хорад­ке, пы­та­ясь най­ти хоть ка­кой-то вы­ход из по­ложе­ния, и ког­да в ок­но пос­ту­чал­ся нез­на­комый фи­лин, сов­сем не уди­вилась, а прос­то от­кры­ла ок­но и проч­ла пись­мо, в ко­тором Лю­ци­ус пи­сал, что ждет ме­ня в са­ду. Я впер­вые в жиз­ни вы­лез­ла из ок­на собс­твен­ной спаль­ни; до бе­зумия бо­ясь вы­соты, как-то сле­вити­рова­ла с треть­его эта­жа; пря­чась, слов­но вор, проб­ра­лась в сад. И чуть не умер­ла от ра­дос­ти — по­тому что Лю­ци­ус и в са­мом де­ле ждал ме­ня. Я до сих пор пом­ню, как бы­ло хо­лод­но той зи­мой, дул та­кой силь­ный ве­тер, что я сов­сем око­чене­ла. И еще я пом­ню си­лу и теп­ло его рук, ког­да он об­нял ме­ня, и вкус на­ших пер­вых по­целу­ев. Он го­ворил, что по­любил ме­ня та­кой, ка­кой я бы­ла рань­ше — нес­клад­ную дев­чонку с ди­кими гла­зами, ко­торая ни­ког­да не про­из­но­сила ни сло­ва, а толь­ко мол­ча­ла при встре­чах. Го­ворил, что не мог да­же по­дой­ти, по­тому что его отец при­ходил в бе­шенс­тво при од­ном упо­мина­нии фа­милии Блэк. И ког­да, вер­нувшись из Ир­ландии, он об­на­ружил, что ме­ня вы­да­ют за­муж, и я от­ча­ян­но поп­ро­сила его о раз­го­воре, ко­торый так и не по­лучил­ся, он ре­шил­ся пой­ти воп­ре­ки на­шим семь­ям. Тог­да он спро­сил, уве­рена ли я в том, что со­бира­юсь сде­лать. А для ме­ня уже не су­щес­тво­вало ни­кого, ведь Лю­ци­ус был ря­дом, он лю­бил ме­ня! Я го­това бы­ла пос­ле­довать за ним хоть на край све­та.

В ту ночь мы убе­жали — от мо­ей свадь­бы, на­ших се­мей, от всех! Он хо­тел увез­ти ме­ня во Фран­цию, к родс­твен­ни­кам, но я пред­ло­жила наш ук­ромный дом в У­эль­се, ко­торый был по за­веща­нию ос­тавлен ба­буш­кой лич­но мне, и мы об­венча­лись в кро­хот­ной сель­ской цер­квуш­ке. И по­том бы­ли дол­гие три не­дели аб­со­лют­но­го счастья. Я ни­ког­да не ду­мала, что мо­гу быть ТАК счас­тли­ва. Каж­дое ут­ро, про­сыпа­ясь в объ­ять­ях Лю­ци­уса, я за­дыха­лась от люб­ви к не­му и зна­ла, что это — мой муж­чи­на, а я — его жен­щи­на. И пусть весь мир ка­тит­ся в про­пасть!

Ко­неч­но, пос­ле на­шего по­бега раз­ра­зил­ся скан­дал, и хо­дили са­мые не­веро­ят­ные слу­хи, сплет­ни и пе­ресу­ды. Аб­раксас Мал­фой и мой отец да­же зак­лю­чили пе­реми­рие, что­бы най­ти и об­ра­зумить не­покор­ных де­тей. Но что они мог­ли сде­лать? Ког­да мы поз­во­лили нас най­ти, мы бы­ли уже же­наты. К то­му же мы оба при­над­ле­жали к рав­ным по знат­ности и чис­то­те кро­ви ро­дам, и с точ­ки зре­ния об­щес­твен­но­го мне­ния, в на­шем бра­ке не бы­ло ни­чего пре­досу­дитель­но­го, кро­ме его тай­нос­ти и ско­ропа­литель­нос­ти. Мы с Лю­ци­усом вер­ну­лись, Аб­раксас и Мар­га­рет при­няли нас в Мал­фой-Ме­нор, и все пош­ло бы как нель­зя луч­ше, ес­ли бы не… ОН!

Го­лос Нар­циссы па­да­ет до ше­пота.

— Его идеи, Его ам­би­ции и Его ре­шимость за­во­евать ма­гичес­кую Ан­глию, под­мять ее под Се­бя, зас­та­вить всех по­чувс­тво­вать си­лу Лор­да Вол­де­мор­та! К мо­ему ужа­су, Лю­ци­ус под­пал под Его вли­яние. Он да­же стал По­жира­телем Смер­ти, хо­тя я умо­ляла его быть ос­то­рож­нее. Но он был так уве­рен в пра­воте Гос­по­дина, что не же­лал и слу­шать ме­ня, хо­тя рож­де­ние Дра­ко зас­та­вило его все-та­ки при­нять оп­ре­делен­ные ме­ры. И толь­ко бла­года­ря им, Лю­ци­уса не по­сади­ли в Аз­ка­бан пос­ле Его ис­чезно­вения. Как же лег­ко тог­да ста­ло у ме­ня на сер­дце! Я не ус­та­вала бла­года­рить судь­бу за ос­во­бож­де­ние, за воз­можность жить нор­маль­ной жизнью. Де­сять лет мы ни­чего не слы­шали о Тем­ном Лор­де, Лю­ци­ус, ка­залось, за­был, что ког­да-то был По­жира­телем Смер­ти, рос наш сын, а по­том все рух­ну­ло и на­чалось вновь. Мой муж все-та­ки уго­дил в Аз­ка­бан, и он до сих пор ос­та­ет­ся пре­дан­ным Ему. Хо­тя, что нам ос­та­ет­ся те­перь? Мы за­пер­ты в под­зе­мель­ях не­вер­но­го вы­бора и собс­твен­ных оши­бок, со­вер­шенных ког­да-то по глу­пос­ти и по мо­лодос­ти. И Дра­ко, наш маль­чик, он пов­то­ря­ет путь Лю­ци­уса! Вот что страш­но — ты по­нима­ешь? Мне ка­жет­ся, я вып­ла­кала все сле­зы, умо­ляя Его не тро­гать Дра­ко, но что зна­чит боль ма­терин­ско­го сер­дца для То­го, Кто убил собс­твен­но­го от­ца?

Нар­цисса вдруг цеп­ко хва­та­ет Гер­ми­ону за ру­ки.

— Про­шу те­бя, не дай Дра­ко по­терять се­бя, не дай ему пой­ти по лож­ной до­роге! Я знаю, ты смо­жешь, ты су­ме­ешь!

Де­вуш­ка рас­те­рян­но смот­рит в се­рые гла­за, пол­ные го­рячей моль­бы, но не ус­пе­ва­ет от­ве­тить, по­тому что в две­рях по­яв­ля­ет­ся ста­рый до­мовик Бер­нард и тор­жес­твен­но воз­гла­ша­ет:

— Хо­зя­ева вер­ну­лись!

Нар­цисса и Гер­ми­она оди­нако­во по­рывис­то под­ни­ма­ют­ся. На ли­це Нар­циссы об­легче­ние сме­шива­ет­ся с вол­не­ни­ем, и она стре­митель­но ле­тит вниз, Гер­ми­она то­ропит­ся за ней.

По­ворот лес­тни­цы, ши­роким по­лук­ру­гом вли­ва­ющей­ся в мра­мор­ную рос­кошь хол­ла, сер­дце то ли в гру­ди, то ли где-то в жи­воте, неп­ри­ят­но по­те­ют ла­дони от ожи­дания, сколь­зя по пе­рилам, и… но­ги то­ропят­ся, пе­реп­ры­гива­ют че­рез две сту­пень­ки, и гла­за, на­вер­ное, вы­да­ют, си­яя так, что мож­но бы­ло бы и без фа­келов ос­ве­тить весь холл!

Дра­ко и Лю­ци­ус пе­рег­ля­дыва­ют­ся и чуть улы­ба­ют­ся, ви­дя Нар­циссу, слов­но де­воч­ка, спе­шащую навс­тре­чу им. Она об­ни­ма­ет по­оче­ред­но то му­жа, то сы­на, и не мо­жет вы­мол­вить ни сло­ва, те­ребит и ос­матри­ва­ет Дра­ко, вы­ис­ки­вая не­сущес­тву­ющие ра­ны, и уты­ка­ет­ся в грудь Лю­ци­уса, пле­чи чуть вздра­гива­ют.

— Ну, все, все, Цис­са, ус­по­кой­ся, мы же до­ма, все в по­ряд­ке, — Лю­ци­ус неж­но гла­дит ее по ще­ке и це­лу­ет.

— Не мо­гу ина­че… ты же зна­ешь! — вы­рыва­ет­ся у жен­щи­ны по­лувс­крик-по­луше­пот.

Лю­ци­ус креп­ко об­ни­ма­ет же­ну.

— Все хо­рошо. Не­боль­шое, сов­сем не опас­ное по­руче­ние.

— Ма­ма, ус­по­кой­ся, все нор­маль­но, — го­ворит Дра­ко, но смот­рит на ка­рег­ла­зую де­вуш­ку, ко­торая за­мер­ла на пос­ледней сту­пень­ке лес­тни­цы, бо­ясь по­мешать.

Нар­цисса на­конец бе­рет се­бя в ру­ки и выс­во­бож­да­ет­ся из объ­ятий му­жа, но про­дол­жа­ет дер­жать его за ру­кав, слов­но он мо­жет ис­чезнуть.

— Вы, на­вер­ное, го­лод­ны? Я сей­час ве­лю нак­ры­вать на ужин.

Она уво­дит Лю­ци­уса, ки­нув че­рез пле­чо лег­кий взгляд на Дра­ко и Гер­ми­ону.

— При­вет.

— При­вет.

Нап­ря­жен­ное мол­ча­ние. Сгус­тивший­ся меж­ду ни­ми воз­дух. И взгляд гла­за в гла­за.

— Спа­сибо за цве­ты.

— Не за что, — Дра­ко слег­ка по­жима­ет пле­чами и рас­сте­гива­ет зас­тежку ман­тии, ки­дая ее пря­мо на пол (до­мови­ки под­бе­рут), — чем за­нима­лась?

— Так, ни­чем осо­бен­ным.

«Я жда­ла те­бя, а ты да­же не хо­чешь улыб­нуть­ся. По­чему ты та­кой хо­лод­ный?»

— За­бини не при­ходил?

— Нет, я не ви­дела се­год­ня Блей­за.

«За­чем мне Блейз, ког­да мне ну­жен толь­ко ты? Ес­ли я хо­чу об­нять те­бя, ска­зать, что сос­ку­чилась, что вол­но­валась? Что бы­ла сер­ди­та, по­тому что ты не удо­сужил­ся пре­дуп­ре­дить?»

Дра­ко хму­рит бро­ви и по­вора­чива­ет­ся, что­бы уй­ти. Но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, по­тому что в го­лосе Гер­ми­оны оби­да, нем­но­го сер­ди­тос­ти и что-то еще не­понят­ное.

— По­чему ты вче­ра не ска­зал, что Лорд выз­вал вас? Я чуть с ума не сош­ла, ког­да не наш­ла те­бя ут­ром!

Он изум­ленно смот­рит на де­вуш­ку и не зна­ет, что от­ве­тить. Она чуть не сош­ла с ума, бес­по­ко­ясь… за не­го?! Он не ос­лы­шал­ся?

Нет, не ос­лы­шал­ся, по­тому что ви­дел, как яр­ко си­яли ее гла­за, ког­да она сбе­гала по лес­тни­це. И ви­дит те­перь, что в дро­жащих угол­ках губ при­та­илось не­выс­ка­зан­ное вол­не­ние, тре­вога об­ме­тала чуть за­мет­ны­ми тем­ны­ми кру­гами гла­за, а бес­по­кой­ное ожи­дание про­реза­ло кро­хот­ную, но все же мор­щинку меж­ду тон­ких бро­вей.

Они сто­ят в зве­нящем мол­ча­нии пос­ре­ди вы­соко­го пус­то­го хол­ла, не ре­ша­ясь шаг­нуть навс­тре­чу друг дру­гу, по­тому что это пе­ревер­нет все с ног на го­лову, по­шат­нет и без то­го не­понят­ное по­ложе­ние ве­щей, и зыб­кое хруп­кое рав­но­весие их ми­ра мо­жет пасть под тя­жестью нах­лы­нув­ших при­лив­ной вол­ной чувств.

По­это­му Дра­ко ти­хо ро­ня­ет:

— Прос­ти… — и ухо­дит, не ре­ша­ясь взгля­нуть на де­вуш­ку.

Он под­ни­ма­ет­ся к се­бе в ком­на­ту по дру­гой лес­тни­це, рас­па­хива­ет дверь и чувс­тву­ет сла­бый, поч­ти вы­вет­ривший­ся аро­мат ее ду­хов. Она бы­ла здесь. С ка­ких это пор он так ос­тро ре­аги­ру­ет на ее при­сутс­твие?!

«Грей­нджер, Грей­нджер, Грей­нджер… в шко­ле ты бы­ла ос­трой за­нозой, веч­ным раз­дра­жите­лем, драз­нить и из­де­вать­ся над то­бой дос­тавля­ло стран­ное удо­воль­ствие, по­тому что ты де­лала вид, что не за­меча­ешь, а Пот­тер и У­из­ли, на­обо­рот, вос­при­нима­ли все слиш­ком близ­ко. Ос­кор­блять те­бя — зна­чило, ос­кор­блять их.

Де­мен­то­ры по­дери, по­чему же все из­ме­нилось? По­чему? Не на­чалось ли это с то­го са­мого мо­мен­та, ког­да я уви­дел те­бя пе­ред Тем­ным Лор­дом, в за­ле, на­пол­ненном По­жира­теля­ми Смер­ти, тор­жес­тву­юще сме­ющу­юся и гор­до вски­дыва­ющую го­лову навс­тре­чу смер­ти? Си­ла — вот то, что всег­да бы­ло у те­бя, и не бы­ло у ме­ня. Да, я всег­да плыл по те­чению, поз­во­ляя от­цу и ма­тери ре­шать за ме­ня. И ку­да это ме­ня при­вело…»

Дра­ко ле­жит на кро­вати, рас­ки­нув ру­ки, и от­ча­ян­но пы­та­ет­ся по­нять, по­чему он не мо­жет вы­кинуть из го­ловы Грей­нджер, эту… нет, уже и язык не по­вора­чива­ет­ся наз­вать ее гряз­нокров­кой… Он чувс­тву­ет стран­ную не­лов­кость, слов­но обоз­вал не маг­ло­рож­денную кол­дунью, а се­бя са­мого.

А пе­ред гла­зами проп­лы­ва­ет вче­раш­нее.

Ис­пу­ган­ное ли­цо Гер­ми­оны, ког­да сте­на ста­ла приб­ли­жать­ся к ним;

мяг­кость каш­та­новых во­лос, в ко­торые он пог­ру­жал паль­цы;

вкус ее губ, осо­бен­ный, ни на что не по­хожий;

по­дат­ли­вость де­вичь­его те­ла;

и собс­твен­ные мыс­ли и же­лания, о си­ле ко­торых он да­же и не по­доз­ре­вал.

Что она про­буди­ла в нем?

Он бь­ет по оде­ялу ку­лаком, при­казы­вая се­бе за­быть все это. За­быть и точ­ка! Ско­ро гря­нет де­вянос­то де­вятый день, до это­го сро­ка нуж­но все под­го­товить. Хо­рошо, что Тем­ный Лорд за­нят в пос­леднее вре­мя и не­час­то по­яв­ля­ет­ся в Мал­фой-Ме­нор, ина­че все пош­ло бы пра­хом.

Кста­ти, нас­чет «за­быть». По­чему она не вспо­мина­ет об их от­но­шени­ях в шко­ле? О том, что они бы­ли вра­гами с са­мого пер­во­го кур­са? Ее вос­по­мина­ния, на­вер­ное, приш­ли поч­ти пол­ностью. Она го­вори­ла, что вспом­ни­ла Хог­вартс, Ав­ро­ров, штаб-квар­ти­ру их хре­ново­го Ор­де­на Фе­ник­са, ес­тес­твен­но, бес­ценных Пот­те­ра и У­из­ли, но по­чему-то не го­ворит о том, что вспом­ни­ла мер­зко­го сли­зерин­ско­го хорь­ка Дра­ко Мал­фоя…

Он не спра­шивал. Он во­об­ще ред­ко спра­шивал, что имен­но она вспом­ни­ла, она са­ма все рас­ска­зыва­ла. Иног­да взах­леб, то­ропясь, не ус­пе­вая пос­пе­вать за об­ра­зами и ощу­щени­ями, иног­да ти­хо, мед­ленно, слов­но от­во­евы­вая у зас­нувшей па­мяти еще один ку­сочек. Толь­ко о нем она ни­ког­да не го­вори­ла. Хо­тя воз­можно, что прос­то еще не вспом­ни­ла. Срок дей­ствия зак­лятья по­ка не ис­тек.

Ос­та­лось три не­дели. Мно­го это или ма­ло? Что бу­дет пос­ле это­го? Дра­ко да­же не мог пред­ста­вить ре­ак­цию Лор­да, об­на­ружив­ше­го, что Грей­нджер су­мела скрыть­ся. Он бу­дет в ярос­ти. Нет, ярость — это слиш­ком без­ли­ко. Он при­дет в то сос­то­яние, ко­торо­го все По­жира­тели бо­ялись боль­ше, чем встре­чи в оди­ноч­ку с де­сят­ком Ав­ро­ров. Боль­ше са­мой смер­ти. По­тому что смерть — это прос­то. А Его гнев го­раз­до страш­нее. Ког­да Его го­лос па­да­ет до ше­лес­тя­щего, ед­ва раз­ли­чимо­го ше­пота, а баг­ро­вые ще­ли глаз поч­ти не вид­ны; ког­да дви­жения ста­новит­ся за­мед­ленны­ми и в то же вре­мя пол­ны­ми скры­той опас­ности; ког­да ка­жет­ся, что вок­руг Не­го стре­митель­но рас­простра­ня­ет­ся ле­дяная вол­на, и кровь са­ма сты­нет в жи­лах, не­имо­вер­но труд­но и страш­но да­же сде­лать вздох. Тог­да в лю­бой мо­мент с неп­ро­из­воль­ной дрожью ожи­да­ешь, что не­умо­лимой стре­лой к те­бе рва­нет­ся зак­лятье. Имен­но в этом сос­то­янии Гос­по­дин каз­нит ос­ту­пив­шихся слуг и наз­на­ча­ет изощ­ренные на­каза­ния тем, чья ви­на не ве­лика в Его гла­зах.

Бу­дет ли ве­лика ви­на Дра­ко? Бо­ит­ся ли он пред­сто­яще­го не­мину­емо­го на­каза­ния?

От­ве­та у не­го нет.

Он еще пом­нит ис­пе­пеля­ющую, раз­ры­ва­ющую соз­на­ние и те­ло на кро­вавые клочья боль той но­чи, ког­да на его ру­ке по­яви­лась Чер­ная Мет­ка. Он зна­ет, что та боль, ко­торая с рас­прос­терты­ми объ­ять­ями ждет его впе­реди, ед­ва ли бу­дет мень­ше. Но еще и твер­до зна­ет, что Грей­нджер не­об­хо­димо уй­ти, даль­ней­шее ее пре­быва­ние в Мал­фой-Ме­нор опас­но. И де­ло не толь­ко в том, что Тем­ный Лорд мог ис­поль­зо­вать ее, хо­тя при од­ной мыс­ли о том, ка­кие ме­ры Он к ней мог при­менить, тем­не­ло в гла­зах.

И вот имен­но это опас­но. Смер­тель­но опас­но для не­го са­мого. По­тому что се­год­ня це­лый день он без­ре­зуль­тат­но гнал мыс­ли, в ко­торых бы­ла лишь она од­на, но не мог зас­та­вить се­бя за­быть про ее по­целуи, про ее тон­кие паль­цы, су­дорож­но вце­пив­ши­еся в его пле­чи, слов­но она бо­ялась упасть, про неж­ность ее губ, ко­торые под­чи­няли се­бе его гу­бы и тут же по­кор­но под­чи­нялись са­ми.

Не по­луча­ет­ся и все.

На­до за­быть. Сколь­ко раз он пов­то­ря­ет это се­бе! Грей­нджер ни­ког­да для не­го ни­чего не зна­чила. Это во­об­ще был нон­сенс — что она мо­жет что-то зна­чить для не­го. Грей­нджер и Мал­фой — аб­сурд! Он прос­то от­пра­вит ее ту­да, где она и дол­жна быть, и за­будет все, как страш­ный сон. Страш­ный сон… Как сон, уди­витель­ный и не­веро­ят­ный, вспо­лох све­та в бес­прог­лядной тем­но­те но­чи, гло­ток жи­витель­ной во­ды в зной­ном пус­тынном аду, ку­сочек си­него лет­не­го не­ба в за­тяну­тых ту­чами, без­душно-хо­лод­ных се­рых днях зи­мы…

Что же де­лать с то­бой, Грей­нджер? И что ему де­лать с со­бой? До­гады­ва­ет­ся ли она, что тво­рит с ним?

А что ес­ли… ес­ли про­жить эти ос­тавши­еся дни, не за­думы­ва­ясь о том, что его ждет? Прос­то поз­во­лить се­бе быть ря­дом с Гер­ми­оной.

Слу­шать ее, за­поми­ная каж­дую ин­то­нацию, каж­дую сме­шин­ку, мель­чай­шие пе­рели­вы тем­бра ее го­лоса.

Смот­реть на нее, лю­бовать­ся ее ли­цом с си­яющи­ми ка­рими гла­зами, с ма­лень­кой ро­дин­кой на вис­ке, пу­шис­ты­ми за­вит­ка­ми не­пос­лушных во­лос, дви­жени­ями ее рук, то по­рывис­ты­ми и рез­ки­ми, то не­тороп­ли­выми, плав­ны­ми, на­пол­ненны­ми ти­хой гра­ции. Вби­рать в се­бя весь ее об­раз.

Пос­та­рать­ся за­печат­леть в па­мяти, как она кол­ду­ет, как чи­та­ет, нак­ло­нив го­лову, как сме­ет­ся, уди­витель­но звон­ко и за­рази­тель­но, не­воз­можно не при­со­еди­нить­ся, как неп­реклон­на и не­ус­тупчи­ва в спо­рах, и ка­кая в ней жи­вет го­тов­ность по­нять, оп­равдать и прос­тить.

Что­бы по­том, ког­да она уже бу­дет бес­ко­неч­но да­леко, в дру­гой все­лен­ной, ря­дом С ПОТ­ТЕ­РОМ и У­ИЗ­ЛИ, он мог бе­реж­но хра­нить вос­по­мина­ния об этом вре­мени, ког­да она бы­ла ря­дом С НИМ, ког­да улы­балась толь­ко ему, и он мог при­кос­нуть­ся к ее гу­бам. Эти дни слов­но вы­пали из обыч­но­го кру­гово­рота жиз­ни, их дал ему кто-то муд­рый, кто-то зна­ющий о той бе­зымян­ной без­жизнен­ной пус­то­те, ко­торая по­сели­лась в нем пос­ле при­нятия Чер­ной Мет­ки. Гер­ми­она су­мела на­пол­нить его (он да­же не знал, как ей это уда­лось) жи­выми чувс­тва­ми и яр­ки­ми эмо­ци­ями, заж­гла в нем огонь, ко­торый стал са­мым бес­ценным и щед­рым по­дар­ком ее ду­ши.

Она — са­мая ми­лая и са­мая неж­ная, са­мая неп­ред­ска­зу­емая и са­мая не­понят­ная, са­мая чу­дес­ная и са­мая близ­кая, са­мая прек­расная жен­щи­на на Зем­ле. Вто­рой та­кой нет и ни­ког­да не бу­дет.

Гла­за сли­па­ют­ся, он лег поч­ти на рас­све­те, а встал очень ра­но. Дра­ко пог­ру­жа­ет­ся в омут сна, смут­но по­нимая, что шеп­чет имя Гер­ми­оны и сно­ва ощу­ща­ет вкус ее губ.