↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Наследник (гет)



Авторы:
Фандом:
Рейтинг:
PG-13
Жанр:
Драма, Ангст
Размер:
Макси | 2 859 312 знаков
Статус:
Закончен
Предупреждения:
AU, ООС, Смерть персонажа
 
Проверено на грамотность
История старая, как зеленые холмы Англии, и вечно новая. О тех, кто любил, и тех, кто ненавидел. О тех, кто жил когда-то, и тех, кто живет сейчас. О тех, кто предал, и тех, кого предали. Это история о войне и мире.
QRCode
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑

Глава 1. И грянет мгла

И гля­нет мгла из всех бо­лот и всех тес­нин,

Нак­ро­ет всех, гро­зя вой­ной и ка­рою,

Ты за­по­ешь свою тос­ку, ле­тя во ть­му один,

А я од­на зап­ла­чу пес­ню ста­рую.

Раз­лу­ка — вот из­вечный враг счас­тли­вых грез,

Раз­лу­ка — вот жес­то­кий вор бес­печной пол­но­чи!

И вновь вет­ра на­гонят боль, и не рас­слы­шать из-за гроз

Ни ва­ших клятв, ни мо­их слез, ни слов о по­мощи.

Ка­кой бе­де из го­да в год об­ре­чены?

Ко­му опять я дань пла­чу, про­ща­ясь с ва­ми?

И от­че­го мне эта явь та­кие да­рит сны,

Что лун­ный свет над ве­рес­ко­выми по­лями?

Удас­тся ль нам не раз­мы­кать сцеп­ленных рук?

Удас­тся ль нам за­быть о Нем на ве­ки веч­ные?

Но сто­нет Се­вер, кри­чит Юг, и вновь сер­дец про­щаль­ный стук,

И вот Судь­ба раз­би­лась вдруг о вет­ры встреч­ные.

(с) «Впе­ред, гар­де­мари­ны!», нес­коль­ко строк пе­рера­бота­но Lilofeya

_______________________

Тус­клый ого­нек све­та ко­лышет­ся в тем­но­те, про­резая ее, зас­тавляя трус­ли­во от­сту­пать, съ­ежи­вать­ся в уг­лах. Мрак, злоб­но ог­ры­за­ясь, воз­вра­ща­ет­ся об­ратно, но ого­нек хоть и вздра­гива­ет, слов­но на­пуган­ный, но храб­ро дви­жет­ся впе­ред. Ого­нек — это ма­лень­кий рез­ной фо­нарик в ру­ках у до­мово­го эль­фа, ко­торый то­ропит­ся-бе­жит по длин­но­му ко­ридо­ру. Эльф за­пыхал­ся, его ру­ки дро­жат. Он ос­та­нав­ли­ва­ет­ся у двус­твор­ча­той две­ри и роб­ко сту­чит.

От­ве­та нет.

Тог­да он нес­ме­ло тя­нет дверь на се­бя и ти­хо зо­вет:

— Гос­по­жа! Гос­по­жа!

В ком­на­те то­же тем­но, и сла­бый фо­нарик не мо­жет ос­ве­тить ее, лишь по­рож­дая к жиз­ни длин­ные из­ви­ва­ющи­еся те­ни, жут­ко пля­шущие на сте­нах и по­тол­ке. В крес­ле у ок­на не­под­вижно и без­мол­вно си­дит жен­щи­на. Ть­ма оку­тыва­ет ее чер­ным пла­щом, плот­ной ву­алью угод­ли­во прик­ры­ва­ет ли­цо, чер­ной пан­те­рой ле­жит у ног. Но в тус­клом све­те фо­наря яр­ким се­реб­ром вспы­хива­ют ее во­лосы, уло­жен­ные в бе­зуп­речную при­чес­ку, из ко­торой не вы­бива­ет­ся ни од­на прядь.

Эльф сно­ва ти­хо пи­щит:

— Моя гос­по­жа, к вам приш­ли.

— Кто?

Го­лос жен­щи­ны му­зыкаль­ный и ме­лодич­ный, но его от­звук шур­шит мер­твым бес­плот­ным вет­ром.

— Он ска­зал, от Се­веру­са.

— От Се­веру­са?!

Жен­щи­на вски­дыва­ет­ся и од­ним гиб­ким дви­жени­ем вста­ет на но­ги. Ть­ма, за­шипев, от­сту­па­ет на­зад, не­охот­но воз­вра­щая блеск се­рых глаз, ру­мянец, яр­ко вспых­нувший на блед­ном ли­це.

— Кто он?

— Бер­нард не зна­ет, гос­по­жа. Этот гос­по­дин не со­об­щил свое имя, — эльф ви­нова­то опус­ка­ет гла­за, ты­ка­ет­ся но­сом в пок­ло­не в ка­мен­ный пол.

С тех пор, как хо­зя­ина уве­ли эти пар­ши­вые ав­ро­ры, в Мал­фой-Ме­нор по при­казу Ми­нис­терс­тва Ма­гии от­крыт сво­бод­ный дос­туп, лю­бой мо­жет прий­ти в лю­бой мо­мент. Сколь­ких про­ходим­цев ста­рому Бер­нарду при­ходи­лось выш­вы­ривать при по­мощи сво­его кол­довс­тва, что­бы не по­бес­по­ко­ить гос­по­жу! Но у это­го бы­ло кое-что, что зас­та­вило ста­рого до­мови­ка под­нять­ся в ее по­кои.

Жен­щи­на стре­митель­но спус­ка­ет­ся вниз по ши­рокой лес­тни­це в ог­ромный холл. При ее по­яв­ле­нии ра­зом вспы­хива­ют все фа­келы на сте­нах, и прос­торное по­меще­ние ос­ве­ща­ет­ся, по­казы­вая взгля­ду изу­митель­ное ве­лико­лепие рез­но­го по­тол­ка, ог­ромной хрус­таль­ной люс­тры, мер­ца­ющей раз­ноцвет­ны­ми бли­ками, узор­ча­того мра­мора по­лов.

У вхо­да не­реши­тель­но топ­чется ма­лень­кий че­лове­чек в мя­той зап­ла­тан­ной ман­тии, те­ребя­щий в ру­ках мя­тую же се­рую шля­пу.

— Что вам угод­но? Кто вы?

От зву­ка жен­ско­го го­лоса, в ко­тором през­ре­ние скво­зит да­же че­рез жад­ное лю­бопытс­тво и тре­вож­ную ус­та­лость, че­ловек вздра­гива­ет и втя­гива­ет го­лову в пле­чи.

— В-вы м-м-ми-и-ис­сис М-м-мал­фой?

— Да.

Нар­цисса Мал­фой брез­гли­во, слов­но про­тив­но­го зверь­ка, рас­смат­ри­ва­ет че­лове­ка, смор­щенные мел­кие чер­ты ли­ца ко­торо­го на­поми­на­ют мор­дочку ле­тучей мы­ши.

— У-у ме­ня к вам п-п-и-и-ись­мо.

— От ко­го?

— От С-с-се-е-еве­руса.

— Сней­па? Се­веру­са Сней­па?!

— Э-э-э, да, н-н-на­вер­ное, м-и-и-ис­сис Мал­фой. В-в-вот.

Нар­цисса поч­ти вы­рыва­ет из гряз­ных рук сло­жен­ный и за­печа­тан­ный лист пер­га­мен­та. Она с рас­ши­рив­ши­мися гла­зами смот­рит на пе­чать и вдруг од­ним рыв­ком ло­ма­ет ее, то­роп­ли­во раз­верты­вая лист, на ко­тором все­го лишь нес­коль­ко слов до бо­ли зна­комым по­чер­ком, по­чер­ком ее сы­на, ко­торый она уз­на­ет из ты­сячи дру­гих.

Все в по­ряд­ке, ма­ма. Я у Сней­па

Нар­цисса тря­сет че­лове­ка так, что у то­го ляз­га­ют зу­бы. Са­ма не за­мечая, она поч­ти ду­шит его, схва­тив за во­рот ман­тии.

— Что с ним?! Что?! Где?! Как?!!

— Я-я-я-я н-н-не зн-а-а­аю, м-и-и-и­ис­сис М-м-м-мал­фой! — ис­пу­ган­но хри­пит тот, ша­та­ясь, слов­но бы­лин­ка на вет­ру, — я и в-в-в с-а-а­амом де-е-еле ни-и-иче­го н-н-н-не знаю! М-м-мне пр-о-ос­то в-в-ве­лели пе-е-ере­дать п-п-пись­мо, с-с-ска­зали, что от С-е-еве­руса. Я-а-а б-б-боль­ше н-н-ни­чего не зн-а-аю, к-к-кля­нусь!

Нар­цисса тя­жело ды­шит, сжи­мая в ру­ках пись­мо, и не­видя­ще смот­рит на ма­лень­ко­го че­ловеч­ка, пуг­ли­во от­сту­па­юще­го к две­рям и пов­то­ря­юще­го:

— Я н-н-ни­чего не зн-а-аю! Н-н-ни­чего!

«Я у Сней­па». Воз­можно ли это?


* * *


А в это вре­мя в тес­ной, мрач­ной, гряз­ной ком­на­те, ко­торую ос­ве­ща­ет толь­ко го­рящий ка­мин, пе­ред че­лове­ком в тем­ной ман­тии с на­кину­тым ка­пюшо­ном, из-под ко­торо­го мер­ца­ют не­чело­вечес­кие крас­ные гла­за, сто­ит, опус­тив го­лову, вы­сокий свет­ло­воло­сый па­рень.

— Ты не су­мел, Дра­ко, не вы­пол­нил мое за­дание.

— Мой Гос­по­дин...

— По­мол­чи! Ты дол­жен был убить Дамб­лдо­ра, не так ли? Имен­но ты и ник­то дру­гой. Я воз­ло­жил на те­бя эту от­ветс­твен­ную мис­сию, по­наде­яв­шись, что ты дос­то­ин, смо­жешь. И как я ошиб­ся! Сын Лю­ци­уса Мал­фоя ра­зоча­ровал все мои на­деж­ды и не оп­равдал ни од­но­го ожи­дания.

Дра­ко Мал­фой не ре­ша­ет­ся да­же под­нять глаз. По­мимо пси­холо­гичес­ко­го дав­ле­ния Лорд, ви­димо, на­ложил и сла­бый "Им­пе­ри­ус", по­тому что на пле­чи что-то не­выно­симо да­вит, при­тяги­ва­ет к по­лу, зас­тавляя по­дог­нуть ко­лени, рух­нуть ниц пе­ред ве­личай­шим ма­гом вол­шебно­го ми­ра, в чь­ей во­ле и по­щадить Дра­ко, и раз­да­вить его.

— Я пы­тал­ся…

— Вот имен­но — толь­ко пы­тал­ся и ни­чего бо­лее! Твои по­пыт­ки бы­ли слиш­ком сме­хот­ворны. Ты и вправ­ду на­де­ял­ся, что от­ра­вишь Дамб­лдо­ра или убь­ешь его жал­ким прок­ля­тым оже­рель­ем?

— Но…

— Ты и не хо­тел, вер­но? Мо­жет, ты на­мере­вал­ся пре­дуп­ре­дить его?

— Нет…

— По­чему-то я те­бе не ве­рю, мой маль­чик.

— Но я же вы­манил Дамб­лдо­ра и…

— И? Что еще ты сде­лал, Дра­ко? Боль­ше ни­чего. Твоя прес­тупная сла­бость ед­ва не про­вали­ла все. Ес­ли бы не Се­верус, все пош­ло бы пра­хом.

Еще один муж­чи­на, хо­зя­ин до­ма, чер­но­воло­сый и чер­ногла­зый, сто­ит у ка­мина, ос­ве­ща­емый от­блес­ка­ми пла­мени, ко­торое де­ла­ет его бесс­трас­тное ли­цо с бо­лез­ненной жел­тизной рез­ким и ос­трым.

— Мой Лорд, глав­ное — ре­зуль­тат. Дамб­лдор мертв.

— Се­верус, об этом мы еще с то­бой по­гово­рим. А по­ка, Дра­ко, маль­чик мой, как же те­бя на­казать за ос­лу­шание?

Дра­ко вздра­гива­ет. То, что му­чило его в кош­марных снах на про­тяже­нии все­го вре­мени, что они со Сней­пом за­мета­ли сле­ды, пря­тались от ав­ро­ров и ище­ек Ви­зен­га­мота в гряз­ных тру­щобах, кло­аках, ки­шащих по­доз­ри­тель­ны­ми ма­гами и су­щес­тва­ми, сей­час, вот в эту са­мую ми­нуту, ста­нет явью.

Он не де­ла­ет да­же по­пыток сбе­жать, ук­ло­нить­ся, пасть в но­ги, мо­лить о по­щаде. Бес­по­лез­но. Это зна­ет Тем­ный Лорд. Зна­ет Дра­ко.

Лорд нак­ло­ня­ет го­лову и по­иг­ры­ва­ет па­лоч­кой, слов­но про­иг­ры­вая в уме ва­ри­ан­ты раз­ных на­каза­ний. А по­том, что-то выб­рав, тя­нет мед­ленно, поч­ти с жа­лостью:

— Crucio!

И в свои жес­то­кие объ­ятья при­нима­ет Дра­ко боль. Не­ис­то­вая, жес­то­кая, гры­зущая, ку­са­ющая, не­выно­симая. Она раз­верты­ва­ет пе­ред ним свою все­лен­ную и тут же свер­ты­ва­ет ее до од­ной ком­на­ты, в ко­торой сос­ре­дота­чива­ет­ся ад. Боль скру­чива­ет и раз­ры­ва­ет внут­реннос­ти, вы­жига­ет жгу­чим пла­менем сер­дце, сжи­ма­ет в же­лез­ном об­ру­че го­лову. Боль ки­да­ет его на дно пре­ис­подней и вы­рыва­ет от­ту­да, но лишь за­тем, что­бы уто­пить в крас­ном ту­мане ярос­тных вспо­лохов вос­па­лен­но­го соз­на­ния. Боль тан­цу­ет с Дра­ко чер­ный та­нец смер­ти, ко­кет­ли­во про­водя по гор­лу ого­лен­ным лез­ви­ем приз­рачно­го кин­жа­ла, про­бега­ет по те­лу об­жи­га­юще ле­дяны­ми паль­ца­ми, лас­ко­во смот­рит в его гла­за сво­ими пус­ты­ми гла­зами, в ко­торых по­лыха­ет обе­щание даль­ней­ших мук, треп­лет во­лосы ядо­витым ды­хани­ем.

— Crucio!

И все на­чина­ет­ся сна­чала.

Боль лас­тится к Дра­ко, слов­но гро­мад­ная кош­ка, и тут же вон­за­ет ос­трые от­равлен­ные ког­ти и клы­ки. Об­ни­ма­ет его за пле­чи, что-то на­певая, и на­шеп­ты­ва­ет на ухо рас­ка­лен­ные сло­ва люб­ви к не­му и толь­ко к не­му! Боль ши­рокок­ры­лой пти­цей кру­жит вок­руг пар­ня, вык­ле­вывая из не­го во­лю, чувс­тва, стрем­ле­ния, ощу­щения. Она рев­ни­во за­пахи­ва­ет его в свой плот­ный плащ, за­тяги­вая на гор­ле во­рот-удав­ку, на­киды­ва­ет пет­лю, не­подъ­ем­ны­ми кан­да­лами за­ковы­ва­ет ру­ки и но­ги.

Те­ло Дра­ко кор­чится в су­доро­гах, из­ги­ба­ет­ся в раз­ры­ва­ющих все су­щес­тво по­полам при­лив­ных вол­нах без­донной, все­пог­ло­ща­ющей, как мо­ре, бо­ли.

Так вот это ка­ково — ис­пы­тывать зак­лятье Кру­ци­атус на се­бе, а не на без­ро­пот­ных по­кор­ных до­мови­ках…

— Мой Лорд, — ос­то­рож­но всту­па­ет Снейп, — маль­чиш­ка мо­жет не вы­дер­жать…

— Ты прав, — Вол­де­морт не­хотя опус­ка­ет па­лоч­ку, — он слаб и те­лом, и ду­хом, но нес­мотря на это, все еще нам ну­жен. Да и смерть сы­на не при­бавит Лю­ци­усу пре­дан­ности ко мне.

Дра­ко при­ходит в се­бя на ко­ленях пе­ред Лор­дом. Гряз­ный, в пят­нах и му­соре, пол плы­вет пе­ред гла­зами, тош­но­та под­сту­па­ет к гор­лу, все те­ло прос­то зах­ле­быва­ет­ся от кри­ка в стра­хе пе­ред но­вой болью. А боль неж­но улы­ба­ет­ся Дра­ко из-за пле­ча Тем­но­го Лор­да, по­сылая воз­душные по­целуи.

«Мы с то­бой не за­кон­чи­ли, мой маль­чик!»

— Мы с то­бой не за­кон­чи­ли, мой маль­чик, — эхом вто­рит ей низ­кий ши­пящий го­лос Вол­де­мор­та, — ру­ку.

Дра­ко не­пони­ма­юще под­ни­ма­ет го­лову, до не­го с тру­дом до­ходит смысл ска­зан­но­го. Но Снейп за ши­ворот под­ни­ма­ет на но­ги, под­таски­ва­ет к Вол­де­мор­ту, за­каты­ва­ет ру­кава его ман­тии и ру­баш­ки. Тем­ный Лорд сно­ва под­ни­ма­ет па­лоч­ку. Те­ло Дра­ко в ин­стинктив­ном ужа­се от­ша­тыва­ет­ся от это­го пред­ме­та, но зель­евар креп­ко дер­жит его. Его ру­ки хо­лод­ны, твер­ды и без­жа­лос­тны.

Вол­де­морт упи­ра­ет кон­чик па­лоч­ки в блед­ную ко­жу пред­плечья, ис­пещрен­ную си­ним узо­ром вздув­шихся от нап­ря­жения вен, и лег­ко, поч­ти изящ­но, чер­тит знак Мет­ки. За па­лоч­кой ос­та­ет­ся уголь­но-чер­ный след, и пос­те­пен­но чет­ко вы­рисо­выва­ет­ся жут­кий че­реп со зме­ей вмес­то язы­ка.

Вмес­те с от­пе­чаты­ва­ющей­ся Мет­кой в ко­жу, в кровь Дра­ко вли­ва­ет­ся жид­кий огонь, ко­торый стру­ит­ся по ве­нам, и боль вновь по­казы­ва­ет свой хищ­ный ос­кал.

Па­рень сно­ва па­да­ет на ко­лени, изо всех сил стис­ки­вая зу­бы, что­бы не зак­ри­чать, не за­выть от не­выно­симо-тос­кли­вого, раз­ди­ра­юще­го ду­шу на мно­жес­тво мел­ких час­тей по­нима­ния, что он не­от­вра­тимо пог­ру­жа­ет­ся в без­дну, в ко­торую ког­да-то с го­тов­ностью и сле­пой ве­рой сам сде­лал пер­вый шаг.

Тем­ный Лорд удов­летво­рен­но улы­ба­ет­ся хищ­ной улыб­кой.

— Вот те­перь я уве­рен в те­бе, Дра­ко. Поч­ти. И для на­деж­ности про­верим. Legilimens!

Удар. Чу­довищ­но ог­ромной плетью, на­от­машь, рез­ко, так, что дер­ну­лась го­лова и клац­ну­ли зу­бы, пе­рех­ва­тило ды­хание. И слов­но взду­ва­ет­ся кро­вавый ру­бец по все­му те­лу, от­ме­тина жес­то­кой бо­ли. А по­том…

По­том нет боль­ше ни Лор­да, ни Сней­па. Толь­ко ть­ма, и в этой ть­ме он то ли под­ни­ма­ет­ся вверх, то ли па­да­ет вниз, и во­дово­рот всех эмо­ций и ощу­щений, что ког­да-то Дра­ко ис­пы­тывал, что пов­ли­яло на не­го, пот­рясло до глу­бины ду­ши, зас­та­вило стать тем, кем он стал, за­сасы­ва­ет его, обер­ты­ва­ет душ­ным оде­ялом, жа­ром при­липая к све­жей ра­не, зву­чит в ушах нес­трой­ным хо­ром вос­по­мина­ний.

Пер­вый боль­шой страх, лип­кий, тя­гучий, до оз­но­ба ле­деня­щий.

Ма­лень­кий Дра­ко один в под­зе­мель­ях Мал­фой-Ме­нор. Он идет по уз­ко­му низ­ко­му ко­ридо­ру, в ко­тором че­рез два го­рят фа­келы, ста­ра­ясь сту­пать как мож­но ос­то­рож­нее. Как здесь ти­хо... Сов­сем не ве­рит­ся, что все­го лишь в нес­коль­ких де­сят­ках яр­дов над го­ловой в са­мом раз­га­ре день рож­де­ния ма­мы. Гос­ти шу­мят, ве­селят­ся, тан­цу­ют. Иг­ра­ет му­зыка, бе­га­ют ту­да и сю­да с под­но­сами до­мови­ки. Где-то там на­вер­ху его друзья, а он здесь один. А все по­тому, что они с Блей­зом За­бини пос­по­рили, что Дра­ко не стру­сит и спус­тится в под­зе­мелья, а по­том сам, без пос­то­рон­ней по­мощи, вый­дет об­ратно. Глу­по, ко­неч­но. Это его ро­довой за­мок, и Дра­ко в прин­ци­пе дол­жен знать все его сек­ре­ты, так что вый­ти не сос­та­вит тру­да. Но о под­зе­мель­ях Мал­фой-Ме­нор хо­дят ужас­ные слу­хи и сплет­ни. Боль­шинс­тво из них — са­мая глу­пая ложь, толь­ко об этом-то ник­то не зна­ет! А За­бини так мер­зко выс­ме­ивал его, го­воря при всех, что Дра­ко ма­лень­кий ма­мень­кин сы­нок, что Дра­ко за­хоте­лось во что бы то ни ста­ло до­казать это­му при­дур­ку, что он смо­жет!

Спус­тить­ся-то он спус­тился, но уже ус­пел сто раз по­жалеть, что сде­лал это. Де­ло в том, что он за­путал­ся в от­вет­вле­ни­ях тем­ных ко­ридо­ров и за­был, в ка­кую дверь во­шел. И вот те­перь бре­дет, ос­тавляя сле­ды на пыль­ном по­лу. По­хоже, до­мови­ки сю­да и не заг­ля­дыва­ют. Мяг­кая об­во­лаки­ва­ющая ти­шина да­вит на уши, за­бега­ет впе­ред на лег­ких ла­пах, тро­га­ет его за пле­чо, зас­тавляя пуг­ли­во ог­ля­дывать­ся.

И в ду­шу Дра­ко ук­ромной из­ви­лис­той тро­пой впол­за­ет страх оди­ночес­тва. Он не вы­дер­жи­ва­ет и быс­тро идет, по­том бе­жит впе­ред, дер­га­ет за руч­ки две­рей, по­пада­ющих­ся по пу­ти. Но за ни­ми нет зна­комой лес­тни­цы со скри­пучи­ми сту­пень­ка­ми, по ко­торой он спус­кался сю­да. За не­кото­рыми из них пус­тые ком­на­ты, иног­да зас­тавлен­ные ста­рой ме­белью, не­понят­ны­ми пред­ме­тами. За дру­гими ни­чего нет, лишь го­лые сте­ны. За треть­ими…

Из оче­ред­ной рас­пахну­той две­ри Дра­ко слы­шит тон­кий свист, и че­рез се­кун­ду ми­мо его ще­ки что-то про­лета­ет, а дру­гое что-то боль­но ца­рапа­ет шею, пра­вый ру­кав его пид­жа­ка тре­щит, и изум­ленный маль­чик ви­дит мно­го мел­ких ды­рочек. Он па­да­ет на пол и прик­ры­ва­ет го­лову ру­ками, чувс­твуя, как по шее сте­ка­ет что-то теп­лое. А над ним про­дол­жа­ет то­нень­ко свис­теть. Лишь че­рез нес­коль­ко ми­нут Дра­ко ос­ме­лива­ет­ся при­под­нять го­лову и ви­дит, что в ка­мен­ной сте­не, поч­ти нап­ро­тив то­го мес­та, где он сто­ял, тор­чит, още­тинив­шись, це­лый рой ма­лень­ких сталь­ных стре­лок. Маль­чик блед­не­ет. Вот что оца­рапа­ло его. А на ла­дони влаж­ный кро­вавый след от ца­рапи­ны. Спас­ло его то, что он еще ма­лень­кий, не­высок рос­том. Взрос­ло­го эти стрел­ки про­шили бы нас­квозь.

Дра­ко в па­нике бро­са­ет­ся прочь от это­го мес­та. Но за сле­ду­ющим по­воро­том ко­ридо­ра сно­ва опас­ность — пря­мо пе­ред его но­сом свет­лы­ми мол­ни­ями про­лета­ют два ме­ча. Один из од­ной сте­ны, вто­рой — из про­тиво­полож­ной. С неп­ри­ят­ным ляз­гом скрес­тившись в воз­ду­хе, они ис­че­за­ют. И сно­ва Дра­ко спа­са­ет его рост.

Маль­чик зас­ты­ва­ет на мес­те. Чем даль­ше, тем опас­нее ста­новит­ся путь. Пре­дуп­реждал же его па­па, ког­да они спус­ка­лись сю­да вмес­те! О том, что под­зе­мелья опас­ны не толь­ко для неп­ро­шеных гос­тей, но и для са­мих Мал­фо­ев, еще не зна­ющих все тай­ны зам­ка. О том, что не­кото­рые ко­ридо­ры за­кан­чи­ва­ют­ся ло­вуш­ка­ми, в дру­гих дви­га­ют­ся сте­ны и пол, за­жимая в смер­тель­ный зах­ват тех, кто не зна­ет, ку­да на­жать и что ска­зать, а в треть­их мо­роки и ил­лю­зии, и че­ловек, по­пав­ший в них, сой­дет с ума и ни­ког­да не вы­берет­ся.

И но­вый страх, страх пе­ред не­ведо­мым, та­ящим­ся где-то впе­реди или сза­ди, нак­ры­ва­ет Дра­ко с го­ловой. Он уже го­тов за­реветь от от­ча­яния, от без­вы­ход­ной си­ту­ации, в ко­торую он, как ему ка­жет­ся, по­пал. Ко­неч­но, ма­ма и па­па бу­дут его ис­кать, но по­том, ког­да уй­дут гос­ти, и вы­яс­нится, что их сы­на ниг­де нет. А он мо­жет и не до­жить до это­го мо­мен­та, ес­ли бу­дет на­тыкать­ся на каж­дом ша­гу на по­доб­ные сюр­при­зы!

И вдруг, слов­но свет­лый ан­гел спа­сения, из сте­ны по­яв­ля­ет­ся приз­рак мо­лодой жен­щи­ны в ста­рин­ном платье. Дра­ко спеш­но шмы­га­ет но­сом и вы­тира­ет гла­за, ус­певшие пов­лажнеть.

— Дра­ко?! — удив­ля­ет­ся, за­метив его, приз­рак, — ты что тут де­ла­ешь, carissimo mio?! Те­бе нель­зя здесь на­ходить­ся.

— Я… — го­лос пре­датель­ски дро­жит, — я… прос­то я тут пря­чусь.

— Ми­лень­кий, здесь опас­но. Здесь да­же твой отец хо­дит очень ос­то­рож­но.

— Но я Мал­фой! Я же мо­гу….

— Ко­неч­но, мо­жешь. Толь­ко нем­но­го по­годя, ког­да под­растешь, ког­да па­па рас­ска­жет те­бе — что, где и как.

Дра­ко не­зави­симо за­совы­ва­ет ру­ки в кар­ма­ны брюк.

— Да знаю я!

Приз­рак по­нима­юще ки­ва­ет.

— Хо­рошо. Но зна­ешь, на вся­кий слу­чай, от­сю­да мож­но выб­рать­ся из вон то­го ко­ридо­ра, ко­торый как раз спра­ва от те­бя, там по­тай­ная дверь с руч­кой в ви­де дра­кона. Она ве­дет в ком­на­ту, из ко­торой ты мо­жешь пря­мо прой­ти в Боль­шой зал.

— Я знаю!

Приз­рак не­довер­чи­во хмы­ка­ет и ис­че­за­ет в сте­не. Дра­ко нем­но­го вы­жида­ет, а по­том ар­ба­лет­ной стре­лой не­сет­ся к ука­зан­но­му ко­ридо­ру. Де­вуш­ка-приз­рак вы­совы­ва­ет го­лову из сте­ны и, про­водив маль­чи­ка оза­бочен­ным взгля­дом, сно­ва ис­че­за­ет. Дра­ко рвет на се­бя дверь с брон­зо­вым дра­кон­чи­ком-руч­кой, от­ки­дыва­ет бар­хатный за­навес и вры­ва­ет­ся в зна­комую пус­тую ком­на­ту, при­мыка­ющую к Боль­шо­му за­лу. А по­том он с ог­ромней­шим об­легче­ни­ем оку­на­ет­ся в го­мон праз­днич­но ра­зоде­той тол­пы.

Вот и его друзья — Пэн­си, Грег, Винс, Тео. О чем-то спо­рят, кру­тят го­лова­ми, вы­ис­ки­вая его сре­ди взрос­лых. А пер­вым за­меча­ет Блейз За­бини, ко­торый, как обыч­но, от­вра­титель­но ух­мы­ля­ет­ся.

— Эй, Мал­фой, ты от­ку­да вы­лез? Не­уже­ли и прав­да был в под­зе­мель­ях?

Дра­ко за­поз­да­ло ог­ля­дыва­ет се­бя. Ой, ну и вид! Но­вехонь­кий кос­тюмчик весь в пы­ли, в па­ути­не, пра­вый ру­кав дер­жится на чес­тном сло­ве, во­лосы (в зер­ка­ле за спи­ной За­бини вид­но) взъ­еро­шены. И еще за­сох­шая кровь на шее.

— Ко­неч­но! А ты как ду­мал?

— Вы толь­ко на не­го пос­мотри­те. Дра­ко, ты вы­дер­жал не­рав­ный бой с ог­ромным па­уком или вам­пи­ром?

Все хо­хочут, но нем­но­го ис­пу­ган­но. Нет, ко­неч­но, ка­кие мо­гут быть в Мал­фой-Ме­нор ги­гант­ские па­уки и тем бо­лее вам­пи­ры? Мис­тер Мал­фой уже дав­но унич­то­жил бы их. Но все-та­ки…

— От­стань, За­бини, — бур­чит Дра­ко, — я вы­иг­рал, я был в под­зе­мель­ях.

— Угу. А где до­каза­тель­ства? И по­том — уго­вор был не вы­лезать час, а прош­ло толь­ко со­рок пять ми­нут.

— Мы так не до­гова­рива­лись!

— До­гова­рива­лись! Толь­ко ты, как всег­да, не дос­лу­шал!

Маль­чиш­ки сжи­ма­ют ку­лаки, на­супив­шись. Вот так всег­да — За­бини и Мал­фой, как два вол­чонка, де­рут­ся за кость, за пра­во силь­ней­ше­го, за пра­во быть пер­вым, за пра­во дик­то­вать свои ус­ло­вия.

Наз­ре­ва­ющую ссо­ру га­сит Пэн­си, вста­вая меж­ду ни­ми и смеш­но встря­хивая чер­ны­ми хвос­ти­ками.

— Хва­тит, Дра­ко, Блейз! Пой­дем­те луч­ше в плюй-кам­ни по­иг­ра­ем.

Дра­ко гор­до шес­тву­ет впе­реди, зная, что и Пэн­си и ос­таль­ные, кро­ме За­бини, ему по­вери­ли. Грег с Вин­сом ува­житель­но пе­рег­ля­дыва­ют­ся, Тео хло­па­ет по пле­чу, а Пэн­си ти­хонь­ко шеп­чет: «Мо­лодец!». И нап­ле­вать ему на За­бини!

Мно­го поз­же Дра­ко не раз спус­кался в под­зе­мелья, и один, и с от­цом, уз­нал все сек­ре­ты и тай­ны сво­его зам­ка и ду­мал, что те дав­ние дет­ские стра­хи рас­та­яли зыб­ким ту­маном под ут­ренним сол­нцем.

Ока­залось, нет. Страх оди­ночес­тва и страх пе­ред не­из­вес­тностью плес­ка­лись глу­боко на дне ду­ши, слов­но чер­ная плен­ка на по­вер­хнос­ти лес­но­го озе­ра. И сей­час они вско­лых­ну­лись, взба­ламу­тив и без то­го мут­ные во­ды.

Пот выс­ту­па­ет на лбу Дра­ко, а гла­за нез­ря­че смот­рят сквозь Вол­де­мор­та. Тем­ный Лорд не­до­умен­но скло­ня­ет го­лову и пов­то­ря­ет:

— Legilimens!

И Дра­ко сно­ва про­вали­ва­ет­ся в глу­бин­ные ому­ты собс­твен­но­го соз­на­ния.

На этот раз боль. Пер­вая ду­шев­ная боль, тес­но сви­тая со стра­хом, но страх уже дру­гой. Страх по­тери близ­ких.

Дра­ко чуть пос­тарше. Ему лет во­семь. В то ле­то ма­ма бы­ла ка­кая-то дру­гая — то бес­при­чин­но ве­селая, то грус­тная; кап­ризная — то сме­ялась, то пла­кала; ес­ли и бе­гала с ним на­пере­гон­ки, как рань­ше, то ос­то­рож­но. Па­па обе­регал ее, не да­вал под­ни­мать ни­чего тя­желее ко­фей­ной ча­шеч­ки, и его гла­за ра­дос­тно блес­те­ли, ког­да они раз­го­вари­вали, близ­ко нак­ло­нив­шись друг к дру­гу. Ро­дите­ли то и де­ло за­води­ли с ним раз­го­воры на те­му, ко­го бы ему боль­ше хо­телось — бра­та или сес­трен­ку. Дра­ко лишь хму­ро от­малчи­вал­ся и со­пел. Смут­ное, но пос­те­пен­но ста­новя­ще­еся все бо­лее ос­трым ощу­щение то­го, что эти на­меки име­ют ка­кое-то от­но­шение к их даль­ней­шей жиз­ни нев­тро­ем, ли­шало его по­коя. Дра­ко не хо­тел дру­гого ре­бен­ка в их ма­лень­кой семье! Он был единс­твен­ным и хо­тел им и ос­та­вать­ся!

Ви­димо, отец и мать до­гады­вались об этом, по­тому что очень ос­то­рож­но под­во­дили к мыс­лям о том, что брат или сес­тра — это не так уж и пло­хо. Он дол­жен быть не один в этом ми­ре, род­ная кровь всег­да под­держит его в труд­ные ми­нуты. Вдво­ем лег­че встре­чать ли­цом к ли­цу труд­ности, жду­щие во взрос­лой жиз­ни. Слу­шая их, Дра­ко и в са­мом де­ле пос­те­пен­но на­чинал ве­рить. Брат или сес­тра… Это мог­ло бы быть здо­рово. Мож­но мно­го че­го при­думать и мож­но ко­ман­до­вать, ведь он ос­та­ет­ся стар­шим. К то­му же и его друзья бы­ли не единс­твен­ны­ми деть­ми. У Пэн­си бы­ла стар­шая сес­тра, у Блей­за — стар­ший брат, у Гре­га — двое млад­ших, близ­няшки, веч­но чу­мазые и тас­ка­ющи­еся за ним по пя­там (по­гова­рива­ли, что они скви­бы).

Ког­да Дра­ко уже поч­ти по­верил, свык­ся с мыслью, что ско­ро он пе­рес­та­нет быть единс­твен­ным, од­нажды ут­ром он на­шел ма­му на по­лу в од­ной из ком­нат на вто­ром эта­же. Его кра­сивая, чу­дес­ная, неж­ная ма­ма ле­жала, скор­чившись, на по­лу, в сво­ем лю­бимом го­лубом платье с ши­роки­ми кру­жев­ны­ми ру­кава­ми, слов­но ди­ковин­ная ба­боч­ка с из­ло­ман­ны­ми крыль­ями. В лу­же кро­ви. А вок­руг тра­ур­ным кру­гом раз­бро­сан­ные дет­ские ве­щи — пе­лен­ки, ру­башеч­ки ве­личи­ной с ла­донь взрос­ло­го, кро­хот­ные чеп­чи­ки.

Дра­ко вна­чале не по­нял, под­бе­жал к ма­тери и удив­ленно поз­вал:

— Мам, ты что?

Но ма­ма не от­кли­калась. Ее се­рые гла­за бы­ли зак­ры­ты, а прек­расное ли­цо бы­ло бе­лым, как снег.

И всем зад­ро­жав­шим сер­дцем, вмиг об­лившим­ся хо­лод­ной вол­ной стра­ха, маль­чик по­нял, что на­до звать на по­мощь. Сей­час, сию же ми­нуту, ина­че бу­дет слиш­ком поз­дно.

Го­лос взвил­ся вверх, сор­вался на дев­чо­ночий визг.

— МА­МА! МА­МОЧ­КА! ПА­ПА, МА­МЕ ПЛО­ХО!!!

По­том бы­ли рас­те­рян­ность и бес­си­лие в гла­зах от­ца, су­ета и бес­толко­вая тол­котня до­мови­ков, де­лови­тые кол­до­меди­ки с рав­но­душ­ны­ми взгля­дами, горь­кий неп­ри­ят­ный за­пах ле­карс­твен­ных зе­лий. И от­сутс­твие ма­мы в зам­ке поч­ти ме­сяц. И но­ющая боль, слов­но зуб­ная, толь­ко там, где сер­дце. И страш­ная мысль — а вдруг ма­ма не вер­нется? Вдруг они ее по­теря­ют?

В ред­кие по­сеще­ния ее в боль­ни­це ма­ма сла­бо улы­балась Дра­ко, лас­ко­во гла­дила по во­лосам, ше­потом про­сила не ба­ловать­ся в зам­ке, не драз­нить пор­тре­ты и силь­но не му­чить до­мови­ков.

А ког­да она на­конец вер­ну­лась, то об­ня­ла сы­на, и Дра­ко ус­пел уви­деть, как по блед­ным ще­кам ска­тились две кро­шеч­ные сле­зин­ки. Боль­ше раз­го­воров о бра­те или сес­тре не бы­ло.

А по­том сно­ва был страх по­тери — уже за от­ца, уго­див­ше­го в Аз­ка­бан. Дра­ко прос­то за­дыхал­ся и не мог ды­шать от од­ной-единс­твен­ной мыс­ли, что па­па мо­жет не вер­нуть­ся, что он мо­жет ни­ког­да боль­ше не уви­деть род­ное ли­цо, ус­лы­шать зна­комый от­цов­ский ба­ритон, на­пева­ющий «Гре­зы люб­ви» пос­ле хо­роше­го ужи­на, не смо­жет по­чувс­тво­вать аро­мат его лю­бимой ту­алет­ной во­ды, ко­торую зна­ет где по­купать толь­ко ма­ма. И ни­ког­да не ощу­тит то чувс­тво род­но­го до­ма, ко­торое по­яв­ля­ет­ся, толь­ко ког­да в зам­ке и мать, и отец.

Боль и страх по­тери до­рогих лю­дей то­же ни­куда не уш­ли, они прос­то пря­тались, и сей­час жад­но ли­жут ого­лен­ную по­терян­ную ду­шу.

Вол­де­морт уже раз­гне­ван­но пов­то­ря­ет, сно­ва на­цели­вая па­лоч­ку на свет­ло­воло­сого пар­ня:

— Legilimens!

Пер­вая глу­бокая оби­да, ос­трым кра­ем ца­рап­нувшая сер­дце. Собс­твен­ная ру­ка, про­тяну­тая пер­вой в знак друж­бы рас­тре­пан­но­му чер­но­воло­сому маль­чиш­ке в оч­ках. И ос­тавша­яся пус­той. Го­тов­ность друж­бы, прев­ра­тив­ша­яся в не­нависть, рас­простра­нив­шу­юся на всех, кто ок­ру­жал это­го маль­чиш­ку, веч­но ока­зыва­юще­гося в цен­тре все­го, что про­ис­хо­дило в Хог­вар­тсе, на ко­торо­го бы­ло ус­трем­ле­но вни­мание всех учи­телей и уче­ников.

В том чис­ле и вни­мание де­воч­ки, взгляд ка­рих глаз ко­торой вдруг зас­та­вил на пер­ро­не лон­дон­ско­го вок­за­ла спот­кнуть­ся на ров­ном мес­те, гус­то пок­раснеть и… по­чему-то обид­но выс­ме­ять ее по­том в кру­гу дру­зей. Пер­вая сим­па­тия. Ко­торая бы­ла за­дав­ле­на, без­жа­лос­тно выр­ва­на с кор­нем, слов­но сор­няк, за­топ­та­на, слов­но блек­лый без­дымный ма­гичес­кий ого­нек, им же са­мим, по­тому что де­воч­ка ока­залась маг­ло­рож­денной и к то­му же под­ру­жилась с не­навис­тным Пот­те­ром.

Пер­вая ярость от собс­твен­но­го не­уме­ния и бес­си­лия что-ли­бо из­ме­нить, как-то пов­ли­ять на ход со­бытий — ког­да отец был в Аз­ка­бане, ког­да Лорд да­вал страш­ное, за­ведо­мо об­ре­чен­ное на про­вал за­дание, с прит­ворной оте­чес­кой за­ботой нас­тавляя на ги­бель.

И еще мно­го дру­гих чувств Дра­ко Мал­фоя, ко­торые на­поми­на­ют о се­бе, кри­чат, что они жи­вы, они здесь, хо­тят за­хоро­нить его ра­зум в раз­ноцвет­ном и раз­но­голо­сом ма­реве бе­зумия.

И сно­ва вме­шива­ет­ся Снейп.

— Мой Лорд, ос­та­нови­тесь! Зак­лятье лег­ги­лимен­ции на не­го мо­жет не дей­ство­вать. В ро­ду его ма­тери бы­ли вей­лы и лес­ные феи, а в ро­ду от­ца — нас­то­ящие эль­фы. На них не дей­ству­ют мно­гие люд­ские зак­лятья.

Вол­де­морт опус­ка­ет па­лоч­ку, и обес­си­лен­ный Дра­ко па­да­ет на пол, слов­но выр­вавшись из ада.

— В са­мом де­ле, Се­верус, как я мог об этом за­быть. У Мал­фо­ев столь­ко увер­ток и уло­вок, они склиз­ки, слов­но уг­ри, — злость ни­как не ощу­ща­ет­ся в ров­ном го­лосе Вол­де­мор­та и от это­го еще бо­лее страш­на, — что ж, я не смо­гу в пол­ной ме­ре кон­тро­лиро­вать его, как дру­гих, но с дру­гой сто­роны… весь­ма и весь­ма ин­те­рес­но…

Снейп под­ни­ма­ет блед­но­го, как смерть, Дра­ко, поч­ти на­силь­но вли­ва­ет ему в рот ка­кое-то зелье из гряз­но­го ста­кана. Па­рень зах­ле­быва­ет­ся, дол­го каш­ля­ет, мо­та­ет го­ловой, но все же пь­ет и че­рез мгно­вение строп­ти­во вы­рыва­ет ру­ку и сам сто­ит на но­гах, опи­ра­ясь на стол.

Тем­ный Лорд под­зы­ва­ет его к се­бе.

— Что ж, мой маль­чик, от­ны­не и ты, и твой отец — мои вер­ные слу­ги. Ты рад?

— Это…. честь… для ме­ня… для на­шей семьи, — еле ше­велит бес­кров­ны­ми гу­бами Дра­ко.

— Очень хо­рошо. Ты мо­жешь вер­нуть­ся до­мой. Ско­ро и Лю­ци­ус по­кинет свое вре­мен­ное не­гос­тепри­им­ное убе­жище, я те­бе обе­щаю.

— Бл…бла­года­рю…

— Ну, ну… На­де­юсь, ты не при­нял близ­ко к сер­дцу мои сло­ва о воз­можнос­ти… гм… нес­во­ев­ре­мен­ной ги­бели ма­тери, а так­же о де­мен­то­рах Аз­ка­бана, ко­торые ох­ра­ня­ют Лю­ци­уса.

— Нет, мой Гос­по­дин.

— Прек­расно. Се­верус, ты пос­лал вес­точку Нар­циссе?

— Да, она уже дол­жна быть здесь.

И слов­но в под­твержде­ние, ти­хо зве­нит ма­гичес­кая за­щита, из­ве­щая о том, что кто-то сто­ит на по­роге. Вол­де­морт ки­ва­ет Сней­пу.

— Я уда­ля­юсь. Мы свя­жем­ся, Се­верус. Как обыч­но, че­рез Хвос­та.

— Да, ко­неч­но.

Ти­хий хло­пок, и в ком­на­те толь­ко хо­зя­ин до­ма и его гость, еле дер­жа­щий­ся на но­гах.

Снейп ухо­дит и воз­вра­ща­ет­ся, ве­дя за со­бой Нар­циссу Мал­фой. Жен­щи­на поч­ти так же блед­на, как и Дра­ко. Ед­ва уви­дев сы­на, она не то сто­нет, не то вскри­кива­ет ноч­ной пти­цей:

— Дра­ко!

— Ма­ма…

— Сы­ночек мой, ты цел? С то­бой все в по­ряд­ке? Мер­лин Все­могу­щий! Я чуть с ума не сош­ла!

Бес­по­кой­ные ру­ки не­веря­ще ощу­пыва­ют ли­цо сы­на, гла­дят, лас­ка­ют, дер­га­ют, те­ребят одеж­ду и сно­ва воз­вра­ща­ют­ся к ли­цу. Нар­цисса це­лу­ет сы­на, по­том тря­сет его и сно­ва це­лу­ет. И пла­чет, са­ма не за­мечая. Все ее прек­расное ли­цо в ти­хих сле­зах.

Дра­ко сму­щен­но пы­та­ет­ся ус­по­ко­ить:

— Ма­ма, прос­ти ме­ня, дав­но на­до бы­ло дать те­бе знать. Мам, ну пе­рес­тань же, по­жалуй­ста, все хо­рошо.

— Что слу­чилось, Дра­ко?

Нар­цисса уже пы­та­ет­ся взять се­бя в ру­ки.

— Эти га­зеты, ес­тес­твен­но, все лгут, но убил Дамб­лдо­ра… ты?

— Нет, ма­ма, — Дра­ко пря­мо смот­рит в гла­за ма­тери, — это сде­лал не я.

— Я зна­ла! Зна­ла! Ты не мог это сде­лать, но как я бо­ялась! По­чему ты сог­ла­сил­ся?

Дра­ко мол­чит, от­во­дя взгляд.

— По­чему?

Снейп по­каш­ли­ва­ет.

— Дра­ко, я дол­жна знать! Ты мне ни­чего не го­ворил! Не скры­вай ни­чего, по­жалуй­ста!

— Ма­ма, я….

— По­дож­ди, — Нар­цисса опус­ка­ет ру­ки, — Он шан­та­жиро­вал? Это так, Дра­ко?!

Дра­ко по-преж­не­му мол­чит, но Нар­цисса уже и са­ма по­нима­ет, что не оши­ба­ет­ся. Она горь­ко ус­ме­ха­ет­ся.

— Он всег­да до­ход­чив, не так ли? Най­дет под­ход к лю­бому.

— Нар­цисса! — пре­дос­те­рега­юще встав­ля­ет Снейп.

— Да, ко­неч­но…

— Ма­ма, пой­дем до­мой.

Нар­цисса при­кусы­ва­ет гу­бу и бе­рет сы­на за ру­ку. Ее при­кос­но­вение рож­да­ет в ру­ке при­тих­шую бы­ло боль от Мет­ки. Дра­ко не­воль­но мор­щится. Нар­цисса не­до­умен­но раз­гля­дыва­ет ли­цо сы­на, а по­том вне­зап­ная до­гад­ка оза­ря­ет ее гла­за, ко­торые вновь на­пол­ня­ют­ся сле­зами. Она силь­ным рыв­ком за­дира­ет ру­кава ман­тии и ру­баш­ки Дра­ко и с ужа­сом ви­дит злоб­ный чер­ный ос­кал Мет­ки.

— Нет!!! По­чему?! Он же обе­щал!!! Обе­щал Лю­ци­усу, клял­ся мне, что не тро­нет те­бя…

По ли­цу Нар­циссы сно­ва те­кут сле­зы, тя­желые и от­ча­ян­ные.

— Это на­каза­ние? За то, что ты не вы­пол­нил Его при­каз?

Дра­ко ти­хо гла­дит мать по пле­чу.

— Ты же зна­ешь, это все рав­но про­изош­ло бы, рань­ше или поз­же. Ка­кая раз­ни­ца…

— Ка­кая?! Он нав­сегда при­вязал те­бя к се­бе! Твоя жизнь те­перь бу­дет при­над­ле­жать толь­ко Ему!!! Дра­ко, маль­чик мой…

Дра­ко рас­те­рян­но об­ни­ма­ет пла­чущую мать. За эти пол­ча­са он ви­дел ее сле­зы ча­ще, чем за всю свою жизнь. Да­же ког­да от­ца арес­то­вали, она не пла­кала, а с през­ри­тель­но под­ня­той го­ловой иг­но­риро­вала все воп­ро­сы ав­ро­ров, лишь шеп­нув Лю­ци­усу на­пос­ле­док:

«Я сде­лаю все, что в мо­их си­лах, что­бы ос­во­бодить те­бя!»

Его ма­ма силь­ная и гор­дая, как все жен­щи­ны ро­да Мал­фой. А сей­час так ры­да­ет на его пле­че, слов­но хо­чет вып­ла­кать ду­шу…

Дра­ко ос­то­рож­но под­талки­ва­ет Нар­циссу к ка­мину.

— Пой­дем, до­мой, ма­ма. Ус­по­кой­ся, по­жалуй­ста, все бу­дет хо­рошо. Я те­бе обе­щаю.

Он швы­ря­ет в ве­селое оран­же­вое пла­мя горсть по­рош­ка из ко­робоч­ки на ка­мин­ной пол­ке, и они ис­че­за­ют в изум­рудных вспо­лохах. В ком­на­те ос­та­ет­ся толь­ко тон­кий аро­мат до­рогих ду­хов той, ко­торая да­же не обер­ну­лась. Не поп­ро­щалась. Не поб­ла­года­рила. Не по­ин­те­ресо­валась, да­же ра­ди при­личий, как Се­верус Снейп, бла­года­ря не­нару­шен­но­му Обе­ту ко­торо­го ее сын вер­нулся до­мой, хо­тя и из­му­чен­ный, обес­си­лен­ный, отя­гощен­ный об­ви­нени­ями в убий­стве, но жи­вой.

Снейп лишь мол­ча га­сит ка­мин, и в дом впол­за­ют ти­шина и тем­ная сен­тябрь­ская ночь с вы­шитым се­реб­ря­но-звез­дным по­логом не­бес. Его не бы­ло в сво­ем до­ме с дру­гой но­чи, свет­лой, май­ской, на­по­ен­ной пря­ными дур­манны­ми аро­мата­ми поз­дней вес­ны. И тя­желым гне­тущим ощу­щени­ем то­го, что все ра­зом пе­ревер­ну­лось с ног на го­лову. И на­конец оп­ре­дели­лось. Он выб­рал свой путь. Пусть и так страш­но.


* * *


Ров­но че­рез ме­сяц по од­ной из улиц Лон­до­на идут трое — муж­чи­на, жен­щи­на и мо­лодой па­рень. Все оди­нако­во свет­ло­воло­сые, се­рог­ла­зые, вы­сокие. Да­же пос­то­рон­ний сра­зу оп­ре­делит — они семья, мать, отец и сын.

Прек­расные гла­за Нар­циссы Мал­фой си­яют от счастья, Дра­ко до­воль­но улы­ба­ет­ся, а Лю­ци­ус, за­мет­но из­можден­ный, с вва­лив­ши­мися гла­зами, с за­ос­трив­ши­мися ску­лами, но по-преж­не­му вы­соко дер­жа­щий го­лову, жад­но вды­ха­ет пол­ной грудью слад­кий пь­яня­щий воз­дух сво­боды.

— Пап, эти иди­оты из Ви­зен­га­мота да­же не ста­ли слу­шать Грю­ма, да?

— Да, пред­ставь се­бе. Ос­во­боди­ли пря­мо в за­ле су­да и еще при­нес­ли свои офи­ци­аль­ные из­ви­нения за мо­раль­ный ущерб. На­ши ад­во­каты от­лично пот­ру­дились. По­жалуй, сто­ит воз­награ­дить их сверх от­ра­ботан­но­го.

— Ну ко­неч­но! — Нар­цисса лу­чит­ся ра­достью, — как же я счас­тли­ва! Мы вмес­те! Ты и Дра­ко ря­дом, че­го мне еще же­лать?

Она неж­но це­лу­ет ру­ку му­жа. Дра­ко хло­па­ет от­ца по пле­чу и пред­ла­га­ет:

— Мо­жет, от­праздну­ем в на­шем лю­бимом «Кры­ле»?

— Дав­нень­ко я там не бы­вал.

— Тог­да идем? Вон в том пе­ре­ул­ке мож­но не­замет­но транс­грес­си­ровать.

Лю­ци­ус и Нар­цисса идут чуть впе­реди. Лю­ци­ус выс­пра­шива­ет у же­ны о де­лах, о зна­комых, что слу­чилось но­вого пос­ле то­го, как она на­веща­ла его в пос­ледний раз в Аз­ка­бане. Они не сра­зу за­меча­ют, что Дра­ко от­стал.

— Пап…

— Лю­ци­ус, толь­ко пред­ставь се­бе, Пер­сей клял­ся, что я мо­гу об­ра­тить­ся в лю­бой мо­мент, и он по­может те­бе. Но за весь год ни ра­зу, ни ра­зу не от­ве­тил на мои пись­ма и да­же не заг­ля­нул к нам!

— Ми­лая, я не раз пре­дуп­реждал те­бя об этом прох­восте. Ему нель­зя ве­рить, и ес­ли он на­де­ял­ся, что я на­дол­го за­дер­жусь в Аз­ка­бане, он глу­боко заб­луждал­ся. Те­перь ты ви­дишь, что не мо­жет быть да­же раз­го­вора о на­шем бу­дущем родс­тве, как ты ког­да-то хо­тела?

— Па­па!

— Что, сы­нок?

— …Он… Он При­зыва­ет нас…

Дра­ко дер­жится за ле­вую ру­ку. Чер­ная Мет­ка пуль­си­ру­ет нес­терпи­мой болью, од­новре­мен­но жжет ог­нем и ле­денит хо­лодом. Его Мет­ка сов­сем све­жая и по­это­му, на­вер­ное, чувс­тву­ет­ся ос­трее. Че­рез се­кун­ду Лю­ци­ус то­же ощу­ща­ет При­зыв.

— Ты прав. Нам на­до ид­ти.

Ра­дость в гла­зах Нар­циссы гас­нет, слов­но кто-то без­жа­лос­тный за­дул ого­нек све­чи во мра­ке но­чи.

— Но, Лю­ци­ус!

— Прос­ти, Цис­са, ты же зна­ешь, Он бу­дет не­дово­лен.

— Да, да, но по­чему имен­но сей­час? Ты толь­ко ос­во­бодил­ся.

— Воз­вра­щай­ся до­мой, до­рогая, мы бу­дем чуть поз­же.

Отец и сын быс­тро ис­че­за­ют в тол­пе про­хожих. Нар­цисса ос­та­ет­ся од­на, креп­ко сжи­мая ру­ки в ку­лач­ки, что­бы не раз­ры­дать­ся пря­мо здесь, сре­ди маг­лов, что­бы не зак­ри­чать на весь мир о том, что от­ны­не ее пос­то­ян­ным спут­ни­ком бу­дет страх. Страх по­терять семью — тех, ко­го она лю­бит боль­ше сво­ей жиз­ни. Он пол­новлас­тным хо­зя­ином по­селит­ся в ее зам­ке, бу­дет си­деть за ее сто­лом, бу­дет об­ни­мать ее пле­чи, бу­дет ко­ротать с ней му­читель­но дол­гие дни и бес­ко­неч­ные бес­сонные но­чи. И нет от не­го спа­сения, лишь ко­рот­кие прос­ве­ты пе­редыш­ки, ког­да ее муж и сын бу­дут ря­дом с ней.


* * *


— Эй, Гер­ми­она, ты су­хие вет­ки на­соби­рала? — кри­чит Рон и вздра­гива­ет, ког­да Гер­ми­она по­яв­ля­ет­ся из-за его спи­ны с вну­шитель­ной ку­чей хво­рос­та в ру­ках.

— Не обя­затель­но так кри­чать, Ро­нальд. Я прек­расно те­бя слы­шу, — де­вуш­ка сер­ди­то от­бра­сыва­ет с рас­крас­невше­гося ли­ца каш­та­новую прядь, — ин­те­рес­но, по­чему это ты си­дишь здесь, по­ка мы с Гар­ри пы­та­ем­ся хоть как-то обус­тро­ить наш ноч­лег?

— Ты, что, не ви­дишь? — Рон воз­му­щен­но по­казы­ва­ет на ку­чу тряпья, ко­торая ле­жит у его ног, — я став­лю па­лат­ку для те­бя.

Гер­ми­она гром­ко хмы­ка­ет.

— Ка­кая за­бота! Толь­ко по­ка что я не ви­жу ни­какой па­лат­ки.

— Я го­ворил Гар­ри, что на­до бы­ло взять на­шу. А он ска­зал, что она за­нима­ет мно­го мес­та да­же в умень­шен­ном ви­де и про­ще взять маг­лов­скую. И те­перь один гоб­лин раз­бе­рет, как на­до ста­вить это не­дора­зуме­ние.

Гер­ми­она воз­во­дит очи го­ре, но мол­чит и раз­жи­га­ет кос­тер. На огонь под­хо­дит Гар­ри, в ру­ках у ко­торо­го охап­ка ве­рес­ка.

— А вот и мат­ра­сы, — он ки­да­ет ве­реск на зем­лю, — Рон, ты что, еще не пос­та­вил?

Рон пых­тит и кря­ка­ет, но ре­зуль­тат зас­тавля­ет се­бя ждать. Гер­ми­она и Гар­ри пе­рег­ля­дыва­ют­ся, мол­ча под­хо­дят к дру­гу, отс­тра­ня­ют его в сто­рону и лов­ко ста­вят зло­получ­ную па­лат­ку.

— Ну, я то­же бы ско­ро уп­ра­вил­ся, — бур­чит тот, но раз­во­дит ру­ками, приз­на­вая свою бес­по­мощ­ность в де­лах маг­лов­ско­го ха­рак­те­ра.

Друзья ус­тра­ива­ют­ся по­удоб­нее у пот­рески­ва­юще­го кос­тра, ки­пятят чай, дос­та­ют бу­тер­бро­ды мис­сис У­из­ли, ко­торы­ми она щед­ро снаб­ди­ла их в до­рогу, нес­мотря на бур­ные про­тес­ты.

Не­дале­ко, за хол­мом, го­род Су­он­си, в ко­тором они дол­жны бы­ли най­ти од­но­го ма­га. По не­кото­рым све­дени­ям, у не­го на­ходил­ся пред­мет, пред­по­ложи­тель­но, один из крес­тра­жей Вол­де­мор­та. Но ма­га уже дав­но нет в жи­вых, они уз­на­ли об этом слиш­ком поз­дно, проб­луждав по го­роду це­лый день, и еди­нодуш­но ре­шили за­ноче­вать на при­роде, а не в душ­ных но­мерах оте­ля. Воз­вра­щать­ся че­рез ка­мин­ную Сеть опас­но, а у Ро­на с транс­грес­си­ей на даль­ние рас­сто­яния по­ка не­лады, хо­тя прош­ло уже боль­ше го­да пос­ле ми­нис­тер­ских ис­пы­таний.

Сов­сем ря­дом шум­но взды­ха­ет мо­ре в май­ской ис­то­ме. Звез­дный свет дро­бит­ся на его по­вер­хнос­ти, раз­бе­га­ет­ся мил­ли­она­ми свет­лячков и ис­ко­рок. Воз­дух неж­но-ве­сен­ний, та­кой, ка­кой бы­ва­ет толь­ко в мае, пах­нет мор­ской солью и й­одом, об­во­лаки­ва­ет те­ло при­ят­ным теп­лом. Лег­кий ве­терок при­лета­ет не­ведо­мо от­ку­да, лас­ко­во еро­шит во­лосы и тут же уле­та­ет. Кос­тер ве­село тре­щит, раз­бра­сывая ис­кры.

Гер­ми­она си­дит в за­дум­чи­вос­ти, об­няв ко­лени и гля­дя в тем­ную мор­скую даль, Рон и Гар­ри го­рячо спо­рят о том, нас­коль­ко бы­ла вер­на ин­форма­ция о крес­тра­же, по­лучен­ная ими от На­зем­ни­куса Флет­че­ра. Он, ко­неч­но, тот еще тип, но го­ворил, вро­де ис­крен­не же­лая по­мочь.

— Гер­ми­она, а ты как ду­ма­ешь? Сов­рал или нет ста­рина Зем? — ок­ли­ка­ет де­вуш­ку Рон.

— Ду­маю, что нет. Толь­ко све­дения из­на­чаль­но бы­ли не­вер­ны, — Гер­ми­она взды­ха­ет и во­рошит пру­тиком уга­са­ющий кос­те­рок, под­кла­дывая в не­го хво­рос­та, — ну в са­мом де­ле, не­уже­ли Вол­де­морт прип­ря­тал бы крес­траж в кув­ши­не для питья, ко­торым, по неп­ро­верен­ным слу­хам, поль­зо­валась Кан­ди­да Ког­тевран? За столь­ко ве­ков от это­го кув­ши­на не ос­та­лось бы и че­реп­ка. Нет, это дол­жно быть что-то дру­гое. Что-то сим­во­лич­ное, не­обык­но­вен­ное, мно­го зна­чащее и для Вол­де­мор­та, и для нас.

Гар­ри и Рон пе­рег­ля­дыва­ют­ся и по­жима­ют пле­чами. Гер­ми­она как всег­да пра­ва, и с че­го им приш­ло в го­лову та­щить­ся в та­кую даль?

Они за­мол­ка­ют, за­думав­шись каж­дый о сво­ем. Гар­ри — об уп­ря­мой и сво­еволь­ной Джин­ни, ко­торая ни­как не мо­жет по­нять, как опас­но для нее на­ходить­ся ря­дом с ним. Рон — о Гер­ми­оне, стран­но за­дум­чи­вой се­год­ня.

— Гер­ми­она, ау, ты с на­ми? — на­конец не вы­дер­жав, он са­дит­ся ря­дом с ней.

— Да.

— О чем ду­ма­ешь?

— О Мал­фое.

— О КОМ?! — од­новре­мен­но вскри­кива­ют Гар­ри и Рон.

— Се­год­ня ров­но год со дня ги­бели Дамб­лдо­ра, — ти­хо го­ворит Гер­ми­она.

Пар­ни сму­щен­но мол­чат. Са­ми-то они за­были, точ­нее, не вспом­ни­ли.

— При чем здесь Мал­фой?

— Вы ни­ког­да не за­думы­вались, ку­да они со Сней­пом про­пали?

При име­ни Сней­па Рон хму­рит­ся, а Гар­ри неп­ро­из­воль­но стис­ки­ва­ет зу­бы, но Гер­ми­она про­дол­жа­ет:

— Ведь по су­ти, Мал­фой не вы­пол­нил за­дание Вол­де­мор­та, не убил ди­рек­то­ра, за не­го это сде­лал Снейп. Не ду­маю, что Вол­де­морт мя­гок по от­но­шению к про­винив­шимся. А ес­ли вспом­нить, что он уг­ро­зами зас­тавлял его де­лать по­пыт­ки по­куше­ния на Дамб­лдо­ра… Мал­фою не по­зави­ду­ешь. Вы за­мети­ли, что прес­са сов­сем пе­рес­та­ла упо­минать семью Мал­фо­ев, как буд­то их нет?

— Гер­ми­она, ты по­нима­ешь, ЧТО ты го­воришь? — Рон воз­му­щен­но вска­кива­ет на но­ги, — ты что, ЖА­ЛЕ­ЕШЬ этих га­дов? Де­мен­тор по­дери, ты же са­ма зна­ешь, что Лю­ци­уса ос­во­боди­ли пол­го­да на­зад, да еще и ви­ляли пе­ред ним хвос­та­ми, яко­бы из­ви­нялись за пе­рене­сен­ные стра­дания, хо­тя его сле­дова­ло сгно­ить в Аз­ка­бане! По­целуй де­мен­то­ра — вот ре­шение всех проб­лем по фа­милии Мал­фой!

— Рон, я все по­нимаю. Но я ста­ра­юсь вник­нуть в си­ту­ацию. Да ты сам пред­ставь, что ты ока­зал­ся на его мес­те.

— ?!

— Пред­ставь, — рас­толко­выва­ет Гер­ми­она пы­ла­юще­му от не­годо­вания Ро­ну, — Вол­де­морт зах­ва­тил твою семью, всех: ма­му, па­пу, Фре­да и Джор­джа, Бил­ла и Флер, ма­лень­ко­го Ар­ти, Чар­ли и Джин­ни, Пер­си. Да хо­тя бы од­но­го из них! Не­уже­ли ты бы не вы­пол­нил все его ус­ло­вия, лишь бы те, ко­го ты лю­бишь, ос­та­лись в жи­вых?

— Ко­неч­но! Но я бы ни­ког­да не убил дру­гого че­лове­ка! К то­му же Вол­де­морт не зах­ва­тывал семью Мал­фоя, они са­ми пе­реш­ли на его сто­рону!

— Да, но он уг­ро­жал, что убь­ет их. А ты го­воришь так, по­тому что не стол­кнул­ся с этим в жиз­ни. А ес­ли, не при­веди гос­подь, это слу­чит­ся, по­верь мне, ты бу­дешь го­тов на все, что­бы спас­ти род­ных. К то­му же, как го­ворил сам Дамб­лдор, у Мал­фоя бы­ли все воз­можнос­ти убить его на про­тяже­нии го­да, но он это­го не сде­лал. Все его по­пыт­ки бы­ли слиш­ком не­ук­лю­жими.

— Я не пой­му, Гер­ми­она, ты оп­равды­ва­ешь это­го уб­людка? Во­об­ще-то пос­ле од­ной из этих его не­ук­лю­жих по­пыток мог уме­реть я! — Рон ки­пит от воз­му­щения.

— Нет, Рон, ус­по­кой­ся. Я не оп­равды­ваю Мал­фоя, прос­то ста­ра­юсь смот­реть на си­ту­ацию объ­ек­тивно.

— Объ­ек­тивно! К де­мен­то­рам твою объ­ек­тивность, ког­да речь идет о Вол­де­мор­те и его По­жира­телях!

— Ус­по­кой­тесь оба, — про­сит Гар­ри, в ду­ше пол­ностью сог­ласный с Ро­ном. Но ему не хо­чет­ся, что бы в эту ти­хую мир­ную ночь меж­ду ни­ми бы­ли не­дора­зуме­ния.

Рон и Гер­ми­она за­мол­ка­ют. Гер­ми­она опять смот­рит в мор­скую даль, а Рон воз­вра­ща­ет­ся на свое мес­то ря­дом с Гар­ри и воз­му­щен­но со­пит се­бе под нос:

— Объ­ек­тивно, то­же мне! Пос­мотрел бы я, как Мал­фой от­несся бы к те­бе объ­ек­тивно!

При по­туха­ющем све­те кос­тра ли­цо Гер­ми­оны ка­жет­ся ка­ким-то стран­но-чу­жим. Рез­ко очер­чи­ва­ют­ся чер­ты, гла­за, блес­тя­щие от пла­мени, ста­новят­ся без­донно-глу­боки­ми и муд­ры­ми, как буд­то де­вуш­ке, си­дящей пе­ред ни­ми, не во­сем­надцать лет, а во­сем­надцать сто­летий. Рон по­чему-то вспо­мина­ет ве­личес­твен­ные ста­туи древ­них еги­пет­ских ца­риц и бо­гинь, ви­ден­ные им, ког­да они всей семь­ей ез­ди­ли на­вещать Бил­ла. Как не­дав­но и как дав­но это бы­ло…

— А вы ду­мали, что мы бу­дем де­лать, ког­да все это за­кон­чится? — не­кото­рое вре­мя спус­тя пре­рыва­ет мол­ча­ние Гер­ми­она.

— Не знаю, — Гар­ри ку­са­ет тра­вин­ку, — я, на­вер­ное, ос­та­нусь Ав­ро­ром. По-мо­ему, для ме­ня это уже об­раз жиз­ни. А ты, Рон?

— Ну, на­вер­ное, то­же. Хо­тя, кто зна­ет? Вдруг я за­дела­юсь кру­тым вра­тарем кру­той ко­ман­ды, и мы вы­иг­ра­ем чем­пи­онат ми­ра по квид­ди­чу?

Гар­ри хло­па­ет дру­га по пле­чу, а Гер­ми­она улы­ба­ет­ся.

— А у ме­ня бу­дет дом на бе­регу мо­ря. Не­боль­шой, но очень у­ют­ный и свет­лый, с боль­ши­ми ок­на­ми. Не­бес­но-го­лубо­го цве­та, с бе­лыми став­ня­ми. А вок­руг са­дик, то­же ма­лень­кий, с яб­ло­нями, виш­ня­ми, цве­тами. И мо­ре, сов­сем ря­дом, как сей­час.

— И ты с ку­чей соп­ли­вых де­тишек и му­жем, ко­торый бу­дет уче­ным су­харем в оч­ках и тол­стен­ной кни­гой в ру­ках, и бу­дет на каж­дый воп­рос на­чинать: «Как ска­зал кто-то-там-че­рес­чур-ум­ный…» — нас­мешли­во под­хва­тыва­ет Рон, ука­затель­ным паль­цем поп­равляя во­об­ра­жа­емые оч­ки.

— Ни­чего-то ты не по­нима­ешь, Ро­нальд! — Гер­ми­она рез­ко под­ни­ма­ет­ся, — я пош­ла спать, спо­кой­ной но­чи.

Пар­ни про­вожа­ют взгля­дами скрыв­шу­юся в па­лат­ке де­вуш­ку, и Гар­ри тол­ка­ет дру­га в бок:

— Ты иног­да бы­ва­ешь та­ким тол­сто­кожим, Рон. Она же те­бе сер­дце от­кры­вала, а ты! Мо­жет, ря­дом с со­бой в до­ме сво­ей меч­ты она ви­дела те­бя?

Рон сму­щен­но от­кашли­ва­ет­ся.

— Да лад­но, Гар­ри, чушь все это, да­вай спать.

Друзья ук­ла­дыва­ют­ся на мяг­кий ве­реск. Рон все во­роча­ет­ся, то и де­ло взгля­дывая на па­лат­ку. На­конец он шеп­чет:

— Гар­ри, а, Гар­ри! Как ду­ма­ешь, она силь­но оби­делась?

Гар­ри сон­но от­кли­ка­ет­ся:

— От­ку­да мне-то знать?

— Ну все-та­ки? Что ты го­воришь Джин­ни в та­ких слу­ча­ях?

— Я ста­ра­юсь ее не оби­жать, — от­ве­ча­ет Гар­ри, за­сыпая.

— По-мо­ему, это не­ре­аль­но, — бур­чит Рон.

Мыс­ли о Гер­ми­оне все бро­дят в го­лове, но ус­та­лость бе­рет свое, и он при­со­еди­ня­ет­ся к дру­гу в царс­тве Мор­фея.

А в па­лат­ке Гер­ми­она ку­са­ет гу­бы от без­звуч­ных ры­даний и уго­вари­ва­ет се­бя:

«Ну пе­рес­тань же, ду­роч­ка! Ты ведь силь­ная, храб­рая, ум­ная. Ты сра­жалась с По­жира­теля­ми. Ты и с этим спра­вишь­ся. Рон не хо­тел те­бя оби­жать, прос­то у не­го та­кая ма­нера ре­чи».

Но сле­зы по­чему-то все те­кут и те­кут, горь­кие и со­леные, как мо­ре, ко­торое ус­по­ка­ива­юще шу­мит сов­сем ря­дом:

«Все у те­бя бу­дет хо­рошо. И бу­дет дом на бе­регу, и бу­дет ра­дость, и бу­дет лю­бовь, и бу­дут меч­ты… ты толь­ко верь, де­воч­ка…»

Глава 2. Однажды в Лондоне

— Алек­сандр, пар­ши­вый маль­чиш­ка! Алек­сандр! — виз­гли­вый го­лос тет­ки свер­лом вгры­зал­ся в уши, — вста­вай не­мед­ленно и при­готовь зав­трак брать­ям!

Ху­день­кий маль­чик то­роп­ли­во вско­чил с кро­вати и на­тянул джин­сы и фут­болку. Ком­на­та без окон, в ко­торой он на­ходил­ся, бы­ла прос­то до не­воз­можнос­ти тес­ной. Там по­меща­лись лишь узень­кая кро­вать и по­лураз­ва­лив­ший­ся шкаф с не ме­нее дрях­лой тум­бочкой, на ко­торой го­рел сла­бым све­том кри­вой ноч­ни­чок. Алек­сандр по­доз­ре­вал, что до его за­селе­ния эта ком­на­та ис­поль­зо­валась как чу­лан для хра­нения швабр, ве­дер и ве­ников.

Пос­пешно хлоп­нув по кноп­ке ноч­ни­ка, он сбе­жал по лес­тни­це на пер­вый этаж и вле­тел в кух­ню. Там его те­тя, вы­сокая жен­щи­на, по­хожая на су­шеную се­лед­ку, чис­ти­ла окон­ное стек­ло.

— Дол­го спишь! — ряв­кну­ла она, мет­нув ис­пе­пеля­ющий взгляд, — жи­во, под­жарь я­ич­ни­цу с бе­коном и сде­лай тос­ты. Маль­чи­ки ско­ро прос­нутся.

— Из­ви­ните, те­тя Кор­де­лия.

Алек­сандр ти­хо вздох­нул, бро­сил взгляд на ча­сы и при­выч­но при­нял­ся за го­тов­ку. Бы­ло еще ра­но, с че­го бы это ку­зенам вста­вать на ка­нику­лах рань­ше де­сяти ут­ра?

Ес­ли при­дер­жи­вать­ся ис­ти­ны, то ми­лые братья Биг­сли вов­се не бы­ли его ку­зена­ми, и доб­рей­шей ду­ши те­тя Кор­де­лия не при­ходи­лась ему те­тей. Она бы­ла тро­юрод­ной пле­мян­ни­цей его де­душ­ки. Алекс был круг­лым си­ротой. Его мать и отец умер­ли, ког­да ему не ис­полни­лось и пол­го­да. Ба­буш­ка и де­душ­ка, ро­дите­ли ма­тери, взя­ли его к се­бе. Но ког­да ему бы­ло че­тыре, вне­зап­но за­боле­ла и умер­ла ба­буш­ка, а вско­ре пос­ле это­го де­душ­ку нас­мерть сбил ка­кой-то ли­хач-мо­тоцик­лист. От­дел со­ци­аль­но­го по­ряд­ка на­шел их родс­твен­ни­ков и сде­лал опе­куна­ми оси­ротев­ше­го маль­чи­ка мис­те­ра и мис­сис Биг­сли.

Алекс во­об­ще иног­да горь­ко жа­лел, что его не от­пра­вили в при­ют, по­тому что его жизнь в семье Биг­сли ста­ла от­нюдь не лег­кой и ра­дос­тной. Но­во­ис­пе­чен­ные те­тя и дя­дя тер­петь его не мог­ли, при­миря­ясь с не­об­хо­димостью его при­сутс­твия лишь из-за не­мало­го опе­кун­ско­го по­собия, хо­тя те­тя не раз ли­цемер­но пов­то­ряла, что лишь не­имо­вер­ная доб­ро­та и чувс­тво сос­тра­дания ближ­не­му под­тол­кну­ли их взять си­роту в свой дом. Их де­ти, Ри­чард и Ро­берт, ко­торый бы­ли со­от­ветс­твен­но на два и на один год стар­ше Алек­са, не­щад­но из­де­вались над ним с то­го мо­мен­та, как он впер­вые пе­рес­ту­пил по­рог их до­ма. У Алек­са не бы­ло дру­зей, по­тому что все ре­бята в ок­ру­ге по­ба­ива­лись и за­ис­ки­вали пе­ред креп­ки­ми ку­лака­ми брать­ев, а те объ­яви­ли его гру­шей для битья и час­тень­ко, что­бы до­казать это, го­няли слов­но кро­лика и в шко­ле, и до­ма. Одеж­ду Алек­су по­купа­ли в сэ­конд-хэн­де, мо­тиви­руя это тем, что он слиш­ком быс­тро рвет ее, и ни­каких де­нег на не­го не на­пасешь­ся. Но поп­ро­буй­те не пор­вать брю­ки, ес­ли при­ходит­ся убе­гать от двух бу­га­ев, ко­торым ты ед­ва дос­та­ешь до пле­ча, а они на­роч­но за­гоня­ют те­бя в ко­лючие кус­ты ши­пов­ни­ка!

Алекс хо­рошо учил­ся, ему нра­вилось уз­на­вать но­вое, чи­тать ум­ные кни­ги, в ко­торых мож­но най­ти мно­го ин­те­рес­ных ве­щей, ре­шать слож­ные за­дачи. Учи­тель­ни­ца ма­тема­тики мисс Лон­гшот, на­вер­ное, бы­ла единс­твен­ным че­лове­ком, ко­торый ин­те­ресо­вал­ся им и ра­довал­ся его ус­пе­хам. Дру­гие учи­теля бы­ли слиш­ком за­няты, а од­ноклас­сни­ки слиш­ком хо­рошо зна­ли его ку­зенов. По­это­му мес­том, где Алекс чувс­тво­вал се­бя на­ибо­лее у­ют­но, бы­ла школь­ная биб­ли­оте­ка, по­тому что Ри­чард и Ро­берт да­же и не по­доз­ре­вали, что та­кое мес­то су­щес­тву­ет. Пол­го­да на­зад семья пе­ре­еха­ла из го­рода Су­он­си в Литтл У­ин­гинг, при­город Лон­до­на, по­тому что мис­тер Биг­сли по­лучил со­лид­ное по­выше­ние по ра­боте. Алекс пи­тал сла­бые на­деж­ды, что на но­вом мес­те бу­дет чу­точ­ку луч­ше, чем на преж­нем, но, увы, ни­чего не из­ме­нилось, ста­ло да­же ху­же. Не бы­ло мисс Лон­гшот, ко­торая хоть как-то под­держи­вала его. А ку­зены сдру­жились с со­сед­ским маль­чи­ком Вер­но­ном Дур­слем, ко­торый раз­ме­рами на­поми­нал рас­кор­млен­но­го бо­рова, а злоб­ностью ха­рак­те­ра не ус­ту­пал но­вым друзь­ям. К ог­ромно­му огор­че­нию Алек­са, он по­пал в класс, в ко­тором учил­ся и Вер­нон. По­это­му очень ско­ро но­вая шко­ла пе­рес­та­ла от­ли­чать­ся от ста­рой.

Се­год­ня, пят­надца­того ав­густа, был его день рож­де­ния, ему ис­полни­лось один­надцать лет. Се­мей­ка да­же не вспом­нит об этом, как всег­да. О по­дар­ках Алекс и не меч­тал. Иног­да он ду­мал, чтоб бы­ло бы все ина­че, ес­ли бы бы­ли жи­вы его ма­ма и па­па, ба­буш­ка и де­душ­ка. Ро­дите­лей он, ко­неч­но, не пом­нил, но пом­нил лас­ко­вое вор­ко­вание ба­буш­ки по ут­рам, ког­да он кап­ризни­чал и не хо­тел пить мо­локо; силь­ные ру­ки де­да, под­ки­дывав­шие вы­соко в воз­дух, и не­из­менную труб­ку, за ко­торую ба­буш­ка все вре­мя его от­чи­тыва­ла; пом­нил, что ба­буш­ка все вре­мя зас­тавля­ла его по­лос­кать рот пос­ле еды и сле­дила, что­бы он хо­рошо чис­тил зу­бы, по­чему-то для нее это бы­ло важ­но. От этих вос­по­мина­ний на сер­дце ста­нови­лось тя­жело и хо­телось убе­жать да­леко-да­леко, там, где бу­дет хоть кто-то, для ко­го он не­без­разли­чен. О род­ных от­ца он ни­чего не знал и ду­мал, что тот, на­вер­ное, то­же был си­ротой.

У не­го не бы­ло ни од­ной фо­тог­ра­фии ро­дите­лей. По­ка бы­ли жи­вы ба­буш­ка с де­душ­кой, он был еще мал, что­бы за­давать воп­ро­сы. А по­том Биг­сли увез­ли его из Лон­до­на, и те­перь он да­же и по­нятия не имел, что ста­ло с их до­мом. Иног­да он пред­став­лял се­бе ма­му и от­ца, но их об­ра­зы бы­ли слиш­ком смут­ны­ми и ту­ман­ны­ми, по­хожи­ми на по­пуляр­ных звезд ки­но и те­леви­дения.

В дверь поз­во­нили, и Алекс, отор­вавшись от сво­их не­весе­лых мыс­лей, по­шел за поч­той. Пе­реби­рая ут­ренние га­зеты, жур­на­лы, кон­верты с уве­дом­ле­ни­ем об оп­ла­те сче­тов, он нат­кнул­ся на со­вер­шенно осо­бен­ный кон­верт из плот­ной жел­то­ватой бу­маги, по­хожей на пер­га­мент. На нем яр­ки­ми изум­рудно-зе­лены­ми чер­ни­лами ви­ти­ева­тым по­чер­ком бы­ло на­писа­но:

Графс­тво Сур­рей, го­род Литтл У­ин­гинг, ули­ца Ти­совая, дом де­вять, кух­ня

Мис­те­ру Алек­сан­дру Грей­ндже­ру М.

Изум­ле­ние Алек­са бы­ло та­ким, что он поч­ти не за­метил, как ку­зены ска­тились по пе­рилам лес­тни­цы и, то­пая, слов­но ста­до мо­лодых би­зонов, пром­ча­лись ми­мо. Маль­чик поб­рел в кух­ню, в не­до­уме­нии вер­тя кон­верт в ру­ках. Кто мог прис­лать ему пись­мо?! Да еще и с та­кой точ­ностью ука­зав ад­рес?!! По­думать толь­ко — тот, кто от­прав­лял, знал, что он имен­но в этот мо­мент на­ходит­ся в кух­не?! Или это не ему? Что за стран­ная бук­ва М? Вро­де бы он всю жизнь был Алек­сан­дром Грей­ндже­ром без вся­ких М…

Ку­зены друж­но чав­ка­ли, со страш­ной ско­ростью пог­ло­щая зав­трак. Он от­дал тет­ке сче­та и га­зеты, а сам усел­ся в уг­лу, вскры­вая кон­верт. Пись­мо, вы­пав­шее из кон­верта, бы­ло не ме­нее уди­витель­ным!

В нем тем же ви­ти­ева­тым за­виту­шеч­ным по­чер­ком со­об­ща­лось, что он, мис­тер Алек­сандр Грей­нджер М., за­чис­лен в Шко­лу ма­гии и вол­шебс­тва Хог­вартс, и ему над­ле­жит при­об­рести кни­ги по ма­гичес­ким на­укам сог­ласно ут­вер­жден­ной прог­рамме обу­чения (прог­рамма при­лага­ет­ся), раз­личные ин­гре­ди­ен­ты для зе­лий (спи­сок при­лага­ет­ся), кот­лы стан­дар­тные ус­та­нов­ленно­го раз­ме­ра (раз­мер при­лага­ет­ся), ве­сы ал­хи­мичес­кие стан­дар­тные и те­лес­коп ма­лый, ком­плект ман­тий чер­но­го цве­та и фор­менной одеж­ды, а так­же вол­шебную па­лоч­ку. Вдо­бавок со­об­ща­лось, что по­езд Хог­вартс-Экс­пресс от­хо­дит от плат­формы де­вять и три чет­верти лон­дон­ско­го вок­за­ла Кингс-Кросс пер­во­го сен­тября се­го го­да ров­но в один­надцать ча­сов по лон­дон­ско­му вре­мени. Под пись­мом сто­яла под­пись: за­мес­ти­тель ди­рек­то­ра Хог­вар­тса Афи­на Дир­борн.

Алекс со­вер­шенно ни­чего не по­нимал. Раз­ве та­кое воз­можно? Ма­гии не су­щес­тву­ет! Он ви­дел по те­леви­зору прог­раммы, в ко­торых уче­ными до­казы­валось, что та­кое по­нятие, как вол­шебс­тво, сле­ду­ет рас­смат­ри­вать в ка­чес­тве по­пыт­ки пер­во­быт­ных лю­дей поз­нать не­ведо­мое, в то вре­мя как сов­ре­мен­ная на­ука при­бега­ет к точ­ным ме­тодам ис­сле­дова­ния раз­личных яв­ле­ний ми­ра. Маль­чик ре­шил, что это оче­ред­ная по­пыт­ка его ку­зенов пос­ме­ять­ся над ним. Это мне­ние ут­верди­лось пос­ле то­го, как Ри­чард вых­ва­тил у не­го пись­мо и, про­читав его, рас­хо­хотал­ся как су­мас­шедший.

— Эй, Боб, смот­ри! — в вос­торге за­вопил он, под­няв ру­ку с пись­мом вы­соко вверх, так что Алекс не мог до­тянуть­ся и пры­гал, как со­бач­ка, вок­руг дол­го­вязо­го пар­ня, — смот­ри, кто-то клас­сно ра­зыг­рал это­го при­дур­ка! Его при­нима­ют в ка­кую-то шко­лу ма­гии! Ха-ха-ха! Ну, умо­ра! Ин­те­рес­но, кто это при­думал? Не сом­не­ва­юсь, что Верн!

— Ко­неч­но, это шут­ка, — вме­шалась те­тя Кор­де­лия, — мы уже прис­мотре­ли шко­лу для не­го. Это очень хо­рошая, а глав­ное, не­доро­гая шко­ла свя­того Бру­туса для труд­но­вос­пи­ту­емых под­рос­тков, та­ких, как он. Мне ее по­сове­товал мис­тер Дурсль. Там за этим пар­шивцем бу­дет над­ле­жащий прис­мотр, и он на­конец пе­рес­та­нет тре­пать мои бед­ные нер­вы.

Ро­берт и Ри­чард по­кати­лись со сме­ху.

— Эй ты, хлю­пик, те­бя в тво­ей но­вой шко­ле жи­во на­учат, как во­ровать и взла­мывать зам­ки.

Ри­чард през­ри­тель­но бро­сил пись­мо на пол и ум­чался с бра­том на зад­ний двор. Алекс по­доб­рал из­мя­тый лист, раз­гла­дил его и вмес­те с кон­вертом по­ложил в кар­ман. Вер­нон ду­рак, его ума не хва­тит на та­кое. Вот обоз­вать, по­коло­тить или жес­то­ко под­ста­вить пе­ред взрос­лы­ми — это в его сти­ле. А это, ве­ро­ят­но, спе­ци­аль­ный ро­зыг­рыш в честь дня рож­де­ния от оче­ред­но­го под­пе­валы Вер­но­на, эда­кий про­пуск в его бан­ду, на­зыва­ет­ся «Из­девнись над бо­таном Грей­ндже­ром». Что ж, бы­ло очень ве­село…

Пос­ле то­го, как Алекс по­мыл по­суду пос­ле зав­тра­ка, про­тер по­лы в кух­не, по­лил ро­зовые кус­ты, про­полол гряд­ку с нас­турци­ями, а так­же два ра­за сбе­гал в су­пер­маркет по при­казу те­ти Кор­де­лии, он по­лучил от­но­ситель­ную сво­боду. Ре­шив схо­дить в пуб­личную биб­ли­оте­ку, ко­торая бы­ла на со­сед­ней ули­це, маль­чик мед­ленно поб­рел по тро­ту­ару, мыс­ленно поз­драв­ляя сам се­бя с днем рож­де­ния. Око­ло до­ма Вер­но­на он неп­ро­из­воль­но ус­ко­рил ша­ги, ста­ра­ясь по­быс­трее ми­новать опас­ную зо­ну, но бы­ло поз­дно. Его за­мети­ли, ма­ло то­го, к не­му уже приб­ли­жались.

— Ку­да-то спе­шим, дох­ляк? — вкрад­чи­во по­ин­те­ресо­вал­ся Вер­нон, тол­стый маль­чиш­ка при­мер­но в три ра­за ши­ре Алек­са и на го­лову его вы­ше.

— От­стань, Верн, — бур­кнул Алекс, ста­ра­ясь обог­нуть вра­га.

— Э, нет, пос­той-ка. Мне тут Дик ска­зал, ты пись­мо по­лучил о за­чис­ле­нии в су­пер-пу­пер шко­лу.

— Ага, в шко­лу ма­лолет­них прес­тупни­ков, — хо­хот­нул Ри­чард, — гля­дишь, он тут у нас кру­тым за­дела­ет­ся, мы бу­дем от не­го бе­гать.

— Слу­шай­те, я же вам не ме­шаю, — без­на­деж­но ска­зал Алекс, — про­пус­ти­те, а то…

— Ой-ой-ой, как я ис­пу­гал­ся. А то что? Ты ма­ме и па­пе по­жалу­ешь­ся? Так ведь они у те­бя уже дав­но в мо­гиле. Или ты сам хо­чешь ту­да к ним по­пасть, к сво­им иди­отам-ро­дите­лям?

В гла­зах у Алек­са по­тем­не­ло от гне­ва.

— Не смей так го­ворить о мо­их ро­дите­лях! Ты еще по­жале­ешь, свинья! — вык­рикнул он, сжи­мая ку­лаки и бро­са­ясь впе­ред.

Увы, Вер­нон ока­зал­ся го­тов, и его ог­ромный ку­лак со все­го раз­ма­ху вре­зал­ся Алек­су под дых. У Алек­са пе­реби­ло ды­хание, он сог­нулся по­полам, пы­та­ясь сде­лать вдох или вы­дох, и слов­но сквозь ва­ту слы­шал, как го­гочут его про­тив­ни­ки. Ро­берт тол­кнул его, и он бес­по­мощ­но сва­лил­ся на ас­фальт, чувс­твуя, как на гла­за на­вер­ты­ва­ют­ся сле­зы от уни­жения.

— Эй, вы! А ну отой­ди­те от не­го! — вдруг раз­дался звон­кий го­лос, и в по­ле зре­ния Алек­са, скор­чивше­гося на ас­фаль­те, по­яви­лись ма­лень­кие но­ги, обу­тые в бе­лые крос­совки.

Вер­нон стран­но хрюк­нул и от­ры­вис­то ска­зал:

— А те­бе че­го здесь на­до? Ва­ли от­сю­да!

— Что, Вер­нончик, сов­сем страх по­терял? — ехид­но по­ин­те­ресо­вал­ся го­лос, — или уже за­был, что прош­лым ле­том бы­ло? Хо­чешь, на­пом­ню?

— Н-нет, — как-то слиш­ком пос­пешно от­ве­тил Вер­нон, и в его го­лосе явс­твен­но слы­шал­ся приг­лу­шен­ный страх, — лад­но, ре­бята, пош­ли от­сю­да. Она су­мас­шедшая.

— Но… — удив­ленно на­чал Ро­берт. Вер­нон ряв­кнул:

— Го­ворю, идем от­сю­да. Сей­час она па­пашу по­зовет, го­ворю же, чок­ну­тая.

Ро­берт и Ри­чард, бур­ча что-то под нос, уш­ли за Вер­но­ном, ко­торый уда­лял­ся вро­де бы враз­ва­лоч­ку, но на удив­ле­ние быс­тро пе­реби­рая тол­сты­ми но­гами.

— Вста­вай. За что те­бя эти уро­ды?

Алекс ух­ва­тил­ся за про­тяну­тую ру­ку, при­нял вер­ти­каль­ное по­ложе­ние и с удив­ле­ни­ем раз­гля­дывал свою спа­ситель­ни­цу. Пе­ред ним сто­яла де­воч­ка при­мер­но его воз­раста, с блес­тя­щими и чер­ны­ми, как во­роно­во кры­ло, во­лоса­ми, ко­торые бы­ли зап­ле­тены в две тол­стые ко­сы и зак­репле­ны дву­мя за­кол­ка­ми в ви­де ба­бочек. Яс­ные си­ние гла­за и ис­крен­няя улыб­ка сра­зу рас­по­ложи­ли его. Де­воч­ка ни­чуть не сме­ялась над ним, прос­то дру­желюб­но улы­балась. Он улыб­нулся в от­вет.

— Кто пой­мет, что тво­рит­ся в го­ловах этих бе­гемо­тов? Спа­сибо, ни­ког­да не ви­дел, что­бы Вер­нон так уле­петы­вал. Что ты сде­лала прош­лым ле­том?

— Да так, ни­чего осо­бен­но­го. Ой, смот­ри, это твое? — де­воч­ка под­ня­ла вы­пав­ший кон­верт, и гла­за ее ши­роко рас­пахну­лись, раз­гля­дывая жел­тый пер­га­мент с изум­рудной над­писью.

— Да, се­год­ня приш­ло, — по­мор­щившись, он взял кон­верт из ее рук и спря­тал об­ратно в кар­ман, — это чья-то шут­ка.

— Ко­неч­но же, это не шут­ка, — серь­ез­ность то­на де­воч­ки уди­вила его, — я да­же и не по­доз­ре­вала, что ты то­же из на­ших. По­чему ты сра­зу не ска­зал?

— Э-э, прос­ти, не по­нял?

— Ну, ты же то­же вол­шебник, прав­да? Ина­че пись­мо из Хог­вар­тса не приш­ло бы.

Алекс не знал, что и ду­мать. Это что, про­дол­же­ние ро­зыг­ры­ша?

— Нет, я не вол­шебник, — сер­ди­то ска­зал он, — я же ска­зал, это прос­то чья-то ду­рац­кая шут­ка.

— А-а-а, так ты из маг­лов и ни­ког­да не слы­шал о вол­шебном ми­ре, вер­но? — де­воч­ка сно­ва улыб­ну­лась.

— Нет, но ведь это все неп­равда, я имею в ви­ду ма­гию, ведьм, кол­ду­нов и так да­лее?

— Ты очень оши­ба­ешь­ся, — убеж­денно ска­зала де­воч­ка, про­дол­жая раз­гля­дывать его во все гла­за, — зна­ешь, что я сде­лала прош­лым ле­том? Прев­ра­тила Вер­но­на в по­росен­ка. Пред­став­ля­ешь, как он хрю­кал и но­сил­ся по до­му? Прав­да, я хо­тела стук­нуть его как сле­ду­ет, по­тому что он ме­ня дос­тал! А па­пина вол­шебная па­лоч­ка прос­то под­верну­лась под ру­ку. Ма­ма ме­ня по­том на­каза­ла, но зре­лище то­го сто­ило, по­верь. Дя­дя Дад­ли орал как ре­заный, а я ду­мала, что лоп­ну, так сме­ялась.

Алекс пред­ста­вил, как Вер­нон прев­ра­ща­ет­ся в упи­тан­но­го ро­зово­го сви­на, и сам по­катил­ся со сме­ху. Не­уди­витель­но, что те­перь Верн ша­рах­нулся от нее, как от про­кажен­ной.

— Не­уже­ли это прав­да? — спро­сил он, от­сме­яв­шись, — ты мо­жешь кол­до­вать? Ты ведь­ма?

— Ко­неч­но, толь­ко у ме­ня по­ка нет сво­ей вол­шебной па­лоч­ки. Но мне ее ку­пят, мне ведь то­же приш­ло пись­мо, и я еду в Хог­вартс.

— Прав­да? — об­ра­довал­ся он и спох­ва­тил­ся, — пос­лу­шай, мы же еще да­же не поз­на­коми­лись. Алекс.

— Ли­ли, — по­жала его ру­ку де­воч­ка, — се­год­ня ведь твой день рож­де­ния? Пись­мо всег­да при­ходит в день один­надца­тиле­тия. Поз­драв­ляю!

— Спа­сибо! Рас­ска­жи про вол­шебный мир, Ли­ли. Я и вправ­ду ни­чего про не­го не знаю. Что та­кое этот Хог­вартс? И где ку­пить все эти кни­ги, кот­лы и вол­шебную па­лоч­ку?

— Ох, лад­но, толь­ко пой­дем в те­нечек, а то жар­ко прос­то ужас.

Ре­бята удоб­но ус­тро­ились в те­ни боль­шо­го ду­ба, рос­ше­го воз­ле до­ма Алек­са, и Ли­ли на­чала рас­ска­зывать ему о вол­шебном ми­ре. Маль­чик уз­нал, что су­щес­тву­ет мир ма­гов и мир маг­лов. Ма­ги ста­ра­ют­ся, что маг­лы не до­гады­вались об их при­сутс­твии («По­нима­ешь, ина­че воз­никнет ку­ча проб­лем. Лю­ди сра­зу за­хотят ре­шить все свои де­ла при по­мощи ма­гии, а это ведь не­воз­можно»). Нес­коль­ко лет на­зад в ми­ре ма­гов бы­ла ужас­ная вой­на, но пло­хие чер­ные ма­ги бы­ли по­беж­де­ны, доб­ро по­беди­ло зло («Мой па­па — ге­рой вой­ны! Его каж­дый зна­ет!» — в го­лосе Ли­ли скво­зила гор­дость). Хог­вартс — это единс­твен­ная вол­шебная шко­ла в Бри­тании, в ко­торой пре­пода­ют луч­шие вол­шебни­ки («Там ра­бота­ют па­пины друзья!»). А па­лоч­ки, мет­лы, кни­ги и во­об­ще все вол­шебные при­над­лежнос­ти мож­но ку­пить в Ко­сом пе­ре­ул­ке в Лон­до­не.

Алекс слу­шал, рас­крыв рот. Ока­зыва­ет­ся, в ми­ре есть вол­шебный мир, а в этом вол­шебном ми­ре столь­ко все­го, о чем он и не по­доз­ре­вал! Но боль­ше все­го его по­рази­ло, что и он яв­ля­ет­ся частью это­го ми­ра. Он вол­шебник! Не «дрян­ной маль­чиш­ка», не «за­нуд­ный бо­тан», не «хи­лый урод», не «соп­ли­вый дрыщ», а маг, ча­родей! Это бы­ло прос­то не­веро­ят­но и чу­дес­но!

Он нес­коль­ко раз спра­шивал Ли­ли, как в вол­шебном ми­ре уз­на­ли, что он вол­шебник и жи­вет здесь, в Литтл У­ин­гинге. Ли­ли по­жима­ла пле­чами, она не зна­ла («Ну, для это­го есть Ми­нис­терс­тво Ма­гии, Де­пар­та­мент ма­гичес­ко­го об­ра­зова­ния. Ка­жет­ся, они всем этим за­нима­ют­ся»).

По­том де­воч­ка поп­ро­сила его рас­ска­зать о се­бе. Алекс, сму­ща­ясь, ска­зал, что он си­рота, жи­вет с опе­куна­ми и до се­год­няшне­го дня и не по­доз­ре­вал, что он чем-то от них от­ли­ча­ет­ся, кро­ме то­го, ко­неч­но, что яв­ля­ет­ся гру­шей для битья. В гла­зах Ли­ли он про­читал со­чувс­твие и еще боль­ше сму­тил­ся. Ма­ло кто смот­рел на не­го так — без рав­но­душия, без през­ре­ния, без нас­мешки…

Пос­ле нем­но­го не­лов­ко­го мол­ча­ния он спро­сил:

— Слу­шай, а от­ку­да все-та­ки ты зна­ешь Вер­но­на?

Де­воч­ка рас­сме­ялась.

— Мой па­па и его па­па — ку­зены. Мы каж­дое ле­то на­веща­ем их. Прав­да, не знаю за­чем. Дя­дя Дад­ли па­пу тер­петь не мо­жет, и па­па его то­же. Но, ка­жет­ся, это как-то свя­зано с ба­буш­кой Пе­тунь­ей. Ох, хо­рошо, что в этот раз Джей­мс и Си­ри­ус ос­та­лись до­ма, а то дя­дя Дад­ли прос­то со­шел бы с ума бы от мас­со­вого на­шес­твия на­шего се­мей­ства. В по­зап­рошлый раз они взор­ва­ли им кух­ню.

— А Джей­мс и Си­ри­ус («ну и имеч­ко стран­ное!») кто? — по­ин­те­ресо­вал­ся Алекс.

— Это мои млад­шие братья-близ­не­цы, им де­вять лет. Ужас­ные озор­ни­ки. Па­па го­ворит, что они пе­реп­лю­нут дя­дю Фре­да и дя­дю Джор­джа в изоб­ре­тении вся­чес­ких про­каз, но это вряд ли. Еще у ме­ня есть млад­шая сес­трич­ка, По­лина, ей пять, и она прос­то чу­до. Я их всех обо­жаю.

Алекс по­думал, как дол­жно быть здо­рово, ког­да у те­бя боль­шая семья и ку­ча брать­ев и сес­тер, и все те­бя лю­бят.

Вдруг Ли­ли вско­чила на но­ги.

— Ка­жет­ся, наш родс­твен­ный ви­зит бла­гопо­луч­но за­кон­чился, — ве­село ска­зала она, кив­ком ука­зывая на дом Дур­слей.

Алекс приг­ля­дел­ся. На крыль­це сто­яли вы­сокий ху­доща­вый муж­чи­на в оч­ках и строй­ная, очень кра­сивая и очень ры­жево­лосая жен­щи­на. Муж­чи­на вер­тел го­ловой во все сто­роны, оче­вид­но, ра­зыс­ки­вая про­пав­шую доч­ку. Ли­ли мах­ну­ла им ру­кой и об­ра­тилась к Алек­су:

— Ну лад­но, по­ка. Встре­тим­ся на вок­за­ле.

— По­годи, — Алекс от­кашлял­ся, — э-э-э, ты не под­ска­жешь, как най­ти Ко­сой пе­ре­улок? Я не знаю, где это на­ходит­ся.

— Ах, да, ко­неч­но. Зна­ешь что? — де­воч­ка нем­но­го за­дума­лась, а по­том про­си­яла, — будь зав­тра в Лон­до­не, на ули­це Сам­мертайм, у ба­ра «Ве­селая мет­ла», где-то в ча­сиков один­надцать. Мы зав­тра пой­дем по ма­гази­нам, и ты вмес­те с на­ми. Бу­дет здо­рово!

— Спа­сибо, — го­рячо ска­зал Алекс, — до встре­чи, по­ка!

Ли­ли по­маха­ла ему ла­дош­кой и по­бежа­ла к ро­дите­лям. Они что-то ей ска­зали, и все трое нап­ра­вились вниз по ули­це. Алекс гля­дел им вслед со сме­шан­ным чувс­твом. Он был рад, что все так обер­ну­лось, и эта де­воч­ка не сме­ялась над ним, не во­роти­ла нос, но с дру­гой сто­роны — все бы­ло слиш­ком не­веро­ят­но, что­бы ока­зать­ся прав­дой!

Ве­чером он хо­тел по­дой­ти к мис­те­ру Биг­сли, что­бы поп­ро­сить от­везти его в Лон­дон. Но по­ка он на­бирал­ся сме­лос­ти и ре­шимос­ти, при этом все боль­ше скло­ня­ясь к мыс­ли, что луч­ше доб­рать­ся до нуж­но­го мес­та на об­щес­твен­ном тран­спор­те, а тет­ке сов­рать, что идет в биб­ли­оте­ку, мис­тер Биг­сли гром­ко объ­явил, что они все, вклю­чая и это­го (ярос­тный взгляд в сто­рону Алек­са), едут в Лон­дон, что­бы при­об­рести школь­ные при­над­лежнос­ти. Алекс об­легчен­но пе­ревел дух.

Он всю ночь во­рочал­ся в пос­те­ли, ос­мысли­вая то, что уз­нал от Ли­ли. Ин­те­рес­но, ка­ково это — быть вол­шебни­ком, тво­рить чу­деса, ле­тать на мет­ле? Бы­ли ли его ро­дите­ли вол­шебни­ками? Пос­ле дол­гих раз­ду­мий он при­шел к вы­воду, что нет. Ведь его ба­буш­ка и де­душ­ка бы­ли обык­но­вен­ны­ми людь­ми, по край­ней ме­ре, он не пом­нил, что­бы они кол­до­вали.

Что его ждет в этом Хог­вар­тсе? Вдруг там ока­жет­ся еще ужас­нее, чем здесь? Вдруг он бу­дет учить­ся ху­же всех, он же ни­чего не зна­ет о кол­довс­тве! Вон Ли­ли го­вори­ла, что прош­лым ле­том прев­ра­тила Вер­но­на в по­росен­ка, а он да­же не пред­став­ля­ет се­бе, как это мож­но сде­лать!

От вол­не­ния и от раз­ных тре­вож­ных мыс­лей, гу­ляв­ших в го­лове, он зас­нул под ут­ро.

На сле­ду­ющий день Биг­сли и Алекс пог­ру­зились в чер­ный «Бен­тли» и по­еха­ли в Лон­дон. Алекс роб­ко поп­ро­сил дя­дю подъ­ехать к ули­це Сам­мертайм. Мис­тер Биг­сли по­доз­ри­тель­но спро­сил:

— Что те­бе там по­надо­билось?

— По­нима­ете, мне на­до ку­пить кни­ги, ман­тии и все, что есть в спис­ке из шко­лы. А там, ка­жет­ся, на­ходит­ся ма­газин, где все это про­да­ет­ся.

— Что? — мис­тер Биг­сли зат­рясся от сме­ха, — уж не хо­чешь ли ты ска­зать, что по­верил это­му глу­пому пись­му? Меч­та­ешь вол­шебни­ком за­делать­ся?

Все се­мей­ство друж­но за­хохо­тало. Алекс про­мол­чал. От­сме­яв­шись, мис­тер Биг­сли да­же по­доб­рел.

— Хо­рошо, я от­ве­зу те­бя на Сам­мертайм и да­же де­нег дам. Ин­те­рес­но бу­дет по­том пос­мотреть на те­бя. Нас­коль­ко я знаю, на ули­це Сам­мертайм нет ма­гази­нов, ни обык­но­вен­ных, ни, ха-ха-ха, вол­шебных!

Все еще про­дол­жая сме­ять­ся, он ос­та­новил ма­шину на ули­це, прос­то пот­ря­сав­шей сво­ей мрач­ностью, су­нул в ру­ку Алек­су де­сяти­фун­то­вую бу­маж­ку, и все се­мей­ство ука­тило. Ри­чард и Ро­берт кор­чи­ли ро­жи в зад­нем стек­ле.

Алекс ос­тался один на зах­ламлен­ной, нет, прос­то уто­пав­шей в му­соре и гря­зи ули­це. Про­хожие, все как один, бы­ли очень по­доз­ри­тель­но­го ви­да с тем­ны­ми взгля­дами ис­подлобья. На элек­трон­ных ча­сах, ря­дом с ко­торы­ми он ос­та­новил­ся, бы­ло без чет­верти один­надцать, и с каж­дой ми­нутой Алекс чувс­тво­вал се­бя не­уют­ней и глу­пей. В са­мом де­ле, что за не­лепость, по­верить ду­рац­ко­му пись­му и дев­чонке! Все-та­ки, на­вер­ное, это был ро­зыг­рыш. И те­перь он сто­ит один, в ог­ромном Лон­до­не, а Биг­сли у­еха­ли и ни­чуть не огор­чатся, ес­ли он по­теря­ет­ся.

И вдруг, как гром с яс­но­го не­ба, раз­дался зна­комый звон­кий го­лос:

— Алекс, при­вет! Дол­го ждешь?

Маль­чик рез­ко обер­нулся. К не­му спе­шила Ли­ли, за ко­торой не пос­пе­вали ее ро­дите­ли. Де­воч­ка под­бе­жала к не­му и пе­реве­ла дух.

— Как хо­рошо, что ты нас дож­дался! Вот, пап, мам, это и есть Алекс, о ко­тором я го­вори­ла.

— Рад встре­че, Алекс. Ме­ня зо­вут Гар­ри Пот­тер, — ска­зал муж­чи­на, про­жигая нас­квозь взгля­дом яр­ких зе­леных глаз за стек­ла­ми оч­ков, — это моя же­на Джин­ни, а с Ли­ли вы уже зна­комы.

— Очень при­ят­но, сэр, — веж­ли­во от­ве­тил Алекс, — я Алекс Грей­нджер.

Муж­чи­на пе­рег­ля­нул­ся с же­ной, и они за­воро­жен­но ус­та­вились на не­го.

— Твоя фа­милия Грей­нджер? Кто твои ро­дите­ли? — мед­ленно спро­сил отец Ли­ли, сколь­знул гла­зами по ко­рот­ко пос­три­жен­ным тем­но-каш­та­новым во­лосам маль­чи­ка, по блед­но­му, нем­но­го за­ос­трен­но­му ли­цу с тон­ки­ми чер­та­ми. Вы­раже­ния лиц ро­дите­лей Ли­ли ста­нови­лись все стран­нее и стран­нее. Из ожив­ленно-дру­желюб­ных они ста­ли нап­ря­жен­ны­ми. Алекс изо всех сил на­де­ял­ся, что это не из-за не­го.

— Они дав­но умер­ли. Ме­ня вос­пи­тыва­ли ба­буш­ка с де­душ­кой, — че­рез си­лу вы­давил Алекс, он не лю­бил го­ворить о сво­ем си­ротс­тве, — а сей­час я жи­ву у опе­кунов.

Мис­тер Пот­тер из­дал ка­кой-то сдав­ленный звук, а его же­на пос­мотре­ла на маль­чи­ка рас­те­рян­но и од­новре­мен­но брез­гли­во, слов­но уви­дела пе­ред со­бой дох­лую ля­гуш­ку. Алекс чувс­тво­вал се­бя так, как буд­то ра­зоча­ровал чьи-то ожи­дания. Ли­ли с удив­ле­ни­ем пе­рево­дила взгляд с не­го на ро­дите­лей, а по­том ее слов­но осе­нило, и она с ужа­сом вос­клик­ну­ла:

— Ты — Грей­нджер? Ее сын? Прав­да? Мер­лин, па­па, я не зна­ла, чес­тно! Это не­веро­ят­но!

Алекс вдруг по­чувс­тво­вал, что си­ту­ация из­ме­нилась. Те­перь и от­но­шение Ли­ли ста­ло нас­то­рожен­ным. Он впал в от­ча­яние. Все как всег­да! Ед­ва на­ходит­ся хоть один че­ловек, ко­торый на­чина­ет от­но­сить­ся к не­му как к нор­маль­но­му, как тут же что-то все пор­тится. Что в нем есть та­кого, что от­талки­ва­ет лю­дей?! По­чему он вы­нуж­ден быть всег­да один?!

— Чей я сын? — с вы­зовом спро­сил он, изо всех сил ста­ра­ясь, что­бы его го­лос зву­чал ров­но.

— Гер­ми­оны Грей­нджер. Ведь так зо­вут твою ма­му? — ти­хо от­ве­тила мать Ли­ли.

— Да, мою ма­му зва­ли Гер­ми­она Грей­нджер и что с это­го? Мои ро­дите­ли умер­ли мно­го лет на­зад, не ду­маю, что они бы­ли ма­гами и име­ли от­но­шение к вол­шебс­тву. Ско­рее все­го, они бы­ли, как вы их на­зыва­ете, маг­ла­ми, — Алек­су по­чему-то не пон­ра­вилось это сло­во.

— Твои ро­дите­ли не бы­ли маг­ла­ми, — все так же ти­хо ска­зала мис­сис Пот­тер и взгля­нула на му­жа.

Тот вып­ря­мил­ся.

— Ду­маю, Ли­ли, бы­ло ошиб­кой встре­чать­ся с этим маль­чи­ком. Он не нуж­да­ет­ся в на­шей по­мощи, а его опе­куны, на­вер­ное, по­теря­ли его и сей­час бес­по­ко­ят­ся.

Алекс не ве­рил сво­им ушам. Да­же в кош­ма­ре он не смог бы се­бе пред­ста­вить, что Биг­сли вол­ну­ют­ся за не­го, ско­рее, они бу­дут бес­по­ко­ить­ся из-за опе­кун­ско­го по­собия. И по­том, ес­ли да­же его род­ные ро­дите­ли и бы­ли ма­гами, то сей­час все рав­но их нет в жи­вых, и они не смо­гут по­мочь ему!

Вдруг Ли­ли Пот­тер топ­ну­ла но­гой, и в ее го­лосе проз­ву­чал гнев:

— Нет, я пой­ду с ним! Па­па, то, что я вче­ра рас­ска­зыва­ла — прав­да! Он жи­вет с ужас­ны­ми маг­ла­ми. Его ку­зены ни­чем не от­ли­ча­ют­ся от Вер­но­на, они из­де­ва­ют­ся над ним и да­же бь­ют! И по­том, вой­на бы­ла сто лет то­му на­зад, и Алекс не ви­новат за то, что сде­лали его ма­ма или па­па. Ведь ты же сам го­ворил, что де­ти не в от­ве­те за сво­их ро­дите­лей!

— Вой­на бы­ла не сто лет то­му на­зад, — жес­тко ска­зал мис­тер Пот­тер, — она за­кон­чи­лась пос­ле тво­его рож­де­ния, а ее пос­ледс­твия мы рас­хле­быва­ем до сих пор. И хо­рошо, что вы лишь по­нас­лышке зна­ете, что тво­рилось в те вре­мена.

— Но, па­па, — си­ние гла­за на­пол­ни­лись сле­зами, — как ты мо­жешь так?! А еще сам го­ворил, что вы­рос вмес­те с дя­дей Дад­ли, что прек­расно по­нима­ешь, ка­ково это — ос­тать­ся без ма­мы и па­пы. Вы­ходит, ты врал?!

Алекс ощу­щал, как пы­ла­ет в гру­ди жар­кий огонь, сно­ва эта де­воч­ка уди­вила его. Еще ник­то ни­ког­да не за­щищал его так ис­то­во, так убеж­денно в сво­ей пра­воте. Что это за стран­ные на­меки на его ро­дите­лей, он ре­шил вы­яс­нить поз­же, хо­тя они его страш­но за­ин­те­ресо­вали.

— Отец вов­се не это хо­тел ска­зать, — вме­шалась мать Ли­ли, — прос­то все слиш­ком слож­но и за­путан­но.

— Да что тут слож­но­го! — взор­ва­лась де­воч­ка, — его ро­дите­ли умер­ли, его вос­пи­тыва­ют прос­то кош­марные маг­лы, ко­торые сов­сем его не лю­бят. Алекс да­же ни­ког­да не слы­шал о вол­шебном ми­ре и тем бо­лее о ма­гичес­кой вой­не. Все очень прос­то!

Да, ха­рак­тер у Ли­ли был яв­но взры­во­опас­ным. Мис­тер Пот­тер, нер­вно пог­ля­дывая на дочь, об­ра­тил­ся к Алек­су:

— То, что она го­ворит — прав­да? Но как ты по­пал к опе­кунам?

Алек­су приш­лось во вто­рой раз за два не­пол­ных дня рас­ска­зать крат­кую ис­то­рию сво­ей жиз­ни. За­кон­чив с жиз­не­опи­сани­ем, он за­метил, что ли­ца ро­дите­лей Ли­ли ста­ли нем­но­го дру­желюб­ней, вер­нее, из изум­ленно-брез­гли­вых они ста­ли прос­то изум­ленны­ми, и нап­ря­жение слег­ка спа­ло.

— Стран­ная ис­то­рия, — про­бор­мо­тал мис­тер Пот­тер, — зна­чит, ты жил у мис­те­ра и мис­сис Грей­нджер? А сей­час их нет в жи­вых?

— Да, — кив­нул Алекс и нас­то­рожил­ся, — а вы что, их зна­ли? Мо­их ба­буш­ку с де­душ­кой? От­ку­да?

Отец Ли­ли от­вел гла­за и нах­му­рил­ся, пе­рег­ля­нув­шись с же­ной.

— Мы бы­ли зна­комы, пос­коль­ку… бы­ли зна­комы с тво­ими…ро­дите­лями... с тво­ей ма­терью. Вол­шебни­ков в Ан­глии не так уж и мно­го, по­это­му мы все что-ни­будь да зна­ем друг о дру­ге, — су­хо, но по­чему-то нем­но­го за­пина­ясь, ска­зал он, — хо­рошо, ес­ли те­бе не с кем ид­ти, то мы по­можем те­бе. Ты зна­ешь, что для по­купок в вол­шебном ми­ре нуж­ны вол­шебные день­ги?

Сер­дце Алек­са упа­ло. Его день­ги бы­ли са­мыми обык­но­вен­ны­ми. Де­сять фун­тов Биг­сли и око­ло один­надца­ти фун­тов ме­лочью, с ог­ромным тру­дом сэ­коном­ленных на зав­тра­ках. Что это­го не хва­тит, он по­доз­ре­вал, но что нуж­ны ка­кие-то осо­бен­ные, вол­шебные день­ги? От­ча­яние, ви­димо, слиш­ком оче­вид­но от­ра­зилось на его ли­це, по­тому что мать Ли­ли ос­то­рож­но за­мети­ла:

— Ду­маю, мы смо­жем те­бе одол­жить не­об­хо­димую сум­му. Хо­тя… Гар­ри, на­вер­ное, нам на­до заг­ля­нуть в Грин-Готтс, про­верить кое-что.

— Сог­ла­сен, — кив­нул ее муж.

— Ура! — за­вопи­ла Ли­ли, по­висая на шее у от­ца, — па­пуля, ма­муля, вы са­мые луч­шие!

Пот­те­ры и Алекс заш­ли в неп­ригляд­ный тем­ный бар, ря­дом с ко­торым, ока­зыва­ет­ся, они сто­яли. Поз­до­ровав­шись с бар­ме­ном, они прош­ли че­рез зад­ний ход и выш­ли в гряз­ный ту­пик с глу­хой кир­пичной сте­ной, ря­дом с ко­торой в ряд выс­тро­ились му­сор­ные ба­ки. Мис­тер Пот­тер вы­тащил де­ревя­ную па­лоч­ку, ла­киро­ван­ную, нем­но­го изог­ну­тую и не та­кую уж длин­ную (Алекс с лю­бопытс­твом наб­лю­дал за все­ми его дей­стви­ями), пос­ту­чал по ка­ким-то оп­ре­делен­ным кир­пи­чам, и пе­ред гла­зами маль­чи­ка от­кры­лась ар­ка-про­ход, а ба­ки сов­сем ис­чезли. Они прош­ли сквозь ар­ку, и по­пали в са­мое уди­витель­ное мес­то, ко­торое Алекс ког­да-ли­бо ви­дел — Ко­сой пе­ре­улок, как бы­ло на­писа­но на де­ревян­ной шиль­де.

Мис­тер Пот­тер сра­зу по­вел их к чуд­но­му зда­нию, од­новре­мен­но ве­личес­твен­но­му и смеш­но­му, ес­ли та­кое воз­можно, ко­торое, ка­залось, раз­ду­мыва­ло, упасть ли ему на­бок или еще пос­то­ять. Они под­ня­лись по ис­топтан­ным мра­мор­ным сту­пеням и очу­тились в ог­ромном за­ле, в ко­тором тол­пи­лась ку­ча лю­дей в стран­ных одеж­дах, и рас­ха­жива­ли ма­лень­кие су­щес­тва с ог­ромны­ми но­сами и уша­ми, с не­помер­но длин­ны­ми ступ­ня­ми ног и ла­доня­ми.

— Кто это? — спро­сил Алекс, ста­ра­ясь та­ращить­ся по сто­ронам не слиш­ком за­мет­но.

— Где? Кто? — рас­се­ян­но спро­сила Ли­ли, — ах, эти? Это гоб­ли­ны, луч­шие бан­ки­ры в ми­ре. А Грин-Готтс — са­мый на­деж­ный вол­шебный банк Ан­глии.

Мис­тер Пот­тер по­дошел к од­но­му из этих су­ществ, сто­яв­ше­му за вы­сокой стой­кой, и веж­ли­во поз­до­ровал­ся.

— О, ко­го мы име­ем честь ви­деть! — рас­плыл­ся в улыб­ке гоб­лин, — сам мис­тер Гар­ри Пот­тер. Что же­ла­ете, сэр? По­пол­нить счет, снять со сче­та сум­му, про­верить сос­то­яние?

— Ни то, ни дру­гое, ни третье, Крю­кох­ват, мне хо­телось бы про­верить сос­то­яние сче­та мисс Гер­ми­оны Грей­нджер.

— Вы зна­ете, сэр, что мы не име­ем пра­ва раз­гла­шать чу­жие фи­нан­со­вые опе­рации и да­вать дос­туп к сче­там без офи­ци­аль­но офор­млен­ной до­верен­ности. К то­му же, нас­коль­ко мне из­вес­тно, бо­лее де­сяти лет на­зад мисс Грей­нджер, вер­нее мис­сис...

— Я пом­ню, — быс­тро пе­ребил гоб­ли­на отец Ли­ли, — но де­ло в том, что это край­не ще­петиль­ный воп­рос. Вот этот юный джентль­мен яв­ля­ет­ся сы­ном и, со­от­ветс­твен­но, нас­ледни­ком мисс Грей­нджер. У не­го не­кото­рые фи­нан­со­вые зат­рудне­ния. По­это­му мы и об­ра­ща­ем­ся к вам. Ес­тес­твен­но, все под мою от­ветс­твен­ность.

— В са­мом де­ле? Это ме­ня­ет си­ту­ацию, — гоб­лин пе­рег­нулся че­рез стой­ку и впил­ся взгля­дом прон­зи­тель­ных жел­тых глаз в Алек­са, — что ж, пос­мотрим, что мож­но сде­лать.

Крю­кох­ват ныр­нул ку­да-то вниз и че­рез нес­коль­ко ми­нут по­явил­ся, дер­жа в ру­ках нес­коль­ко свит­ков пер­га­мен­та.

— Итак, по осо­бому рас­по­ряже­нию мисс Грей­нджер, вер­нее, мис­сис Мал­фой, ее лич­ный счет был слит со сче­том ее суп­ру­га, мис­те­ра Мал­фоя, а ес­ли быть точ­ным — это счет семьи Мал­фой, и за­моро­жен до по­яв­ле­ния в этих сте­нах пря­мого нас­ледни­ка обо­их, мис­те­ра Алек­сан­дра Грей­ндже­ра Мал­фоя. В слу­чае, ес­ли наз­ванный так и не предъ­явит свои пре­тен­зии до ис­те­чения оп­ре­делен­но­го сро­ка, ко­торый, к сло­ву ска­зать, еще да­лек, все цен­ности и ка­питал дол­жны быть пе­реда­ны в Фонд по­мощи пос­тра­дав­шим от ма­гичес­ко­го про­тивос­то­яния. Вы ут­вер­жда­ете, что яв­ля­етесь мис­те­ром Алек­сан­дром Грей­ндже­ром Мал­фо­ем? — гоб­лин стро­го пос­мотрел на Алек­са.

— Н-на­вер­ное, — про­бор­мо­тал тот, ог­лу­шен­ный всей об­ста­нов­кой и ед­ва со­об­ра­зив­ший, что Мал­фой, ве­ро­ят­но, фа­милия его от­ца, ко­торую до это­го мо­мен­та он и не знал. Мал-фой… стран­но и не­обыч­но… Та са­мая бук­ва М из хог­варт­ско­го пись­ма?

Ес­ли бы он в этот мо­мент не был так по­ражен, то за­метил бы, что на ли­цах мис­те­ра и мис­сис Пот­тер от­ра­зились слож­ные чувс­тва. През­ре­ние сме­шалось с жа­лостью, со­жале­ние с от­вра­щени­ем, и по­мимо это­го от­четли­во чи­талось чувс­тво силь­ней­ше­го неп­ри­ятия.

— По­жалуй­ста, пос­мотри­те сю­да.

Алекс взгля­нул в ста­рое, по­тем­невшее от вре­мени круг­лое зер­каль­це в рез­ной оп­ра­ве и уви­дел там не собс­твен­ное блед­ное ли­цо с со­вер­шенно оша­рашен­ным вы­раже­ни­ем, а ка­кие-то рас­плы­ва­ющи­еся раз­ноцвет­ные ли­нии и се­рые кру­ги.

— Бла­года­рю вас, — гоб­лин по­вер­нул зер­ка­ло к се­бе и про­вел над его по­вер­хностью ру­кой с длин­ны­ми ног­тя­ми. Вгля­дев­шись в не­го, он удов­летво­рен­но кив­нул и по­доз­вал к се­бе дру­гого гоб­ли­на, на вид нем­но­го по­моло­же, не та­кого мор­щи­нис­то­го и скрю­чен­но­го.

— Гарт, про­води мис­те­ра Алек­сан­дра Грей­ндже­ра Мал­фоя к его лич­но­му сей­фу. Ду­маю, вы, мис­тер Пот­тер, бу­дете соп­ро­вож­дать его?

— Да, ко­неч­но.

Они все вмес­те пос­ле­дова­ли за ма­лень­ким гоб­ли­ном, прош­ли за низ­кую дверь, ко­торая пря­талась в ар­ке, и очу­тились в сы­ром тем­но­ватом тун­не­ле, ос­ве­ща­емом фа­кела­ми на сте­нах. По спи­не Алек­са про­бежа­ли му­раш­ки от чувс­тва не­ре­аль­нос­ти про­ис­хо­дяще­го. Как же все это это бы­ло не­веро­ят­но и фан­тастич­но — вол­шебни­ки, нас­то­ящие гоб­ли­ны, под­зе­мелье, го­рящие фа­келы. Об этом он чи­тал толь­ко в сказ­ках или смот­рел в ки­но.

Ока­зыва­ет­ся, в тун­не­ле бы­ли про­ложе­ны рель­сы, а на рель­сах сто­яла не­боль­шая те­леж­ка. Вмес­те с гоб­ли­ном они за­лез­ли в те­леж­ку, и она са­ма по­нес­лась по рель­сам. Они спус­ка­лись все ни­же и ни­же, Алекс ед­ва ус­пе­вал рас­смот­реть бан­ков­ские ячей­ки на­подо­бие ка­мер хра­нения на вок­за­лах. Они ухо­дили вверх и в сто­роны. За од­ним по­воро­том мель­кну­ла над­пись «Осо­бая сек­ция». Здесь ячей­ки уже не бы­ли рас­по­ложе­ны столь час­то, на­поми­ная ско­рее ог­ромные круг­лые сей­фы. На­конец за оче­ред­ным по­воро­том те­леж­ка ос­та­нови­лась, и Алекс на под­ги­ба­ющих­ся но­гах выб­рался из нее. Его слег­ка ука­чало. Су­дя по ли­цам, ос­таль­ных, кро­ме гоб­ли­на, то­же.

Гарт про­шел чуть даль­ше и ос­та­новил­ся пе­ред од­ним из са­мых ог­ромных сей­фов. В его круг­лую дверь, на­вер­ное, мог спо­кой­но вой­ти взрос­лый и дос­та­точ­но вы­сокий че­ловек. От­ку­да-то из-под одеж­ды гоб­лин вы­тащил ма­лень­кий зо­лотой клю­чик и прос­то вста­вил его в не­боль­шую сква­жину. Со страш­ным скре­жетом и скри­пом дверь мед­ленно от­кры­лась, и из­нутри выр­вался во­нючий зе­леный дым. Ког­да он рас­се­ял­ся, а все, кро­ме гоб­ли­на, про­чиха­лись, пред­став­шая кар­ти­на зас­та­вила Алек­са и Ли­ли вскрик­нуть. Их крик от­ра­зил­ся от стен тун­не­ля и вспуг­нул ле­тучих мы­шей, ко­торые за­мета­лись под по­тол­ком. Бо­лее сдер­жанный мис­тер Пот­тер прис­вис­тнул. Толь­ко Гарт ос­тался рав­но­душ­ным.

Сейф пред­став­лял со­бой до­воль­но боль­шую ком­на­ту, в ко­торой эве­рес­та­ми свер­ка­ли гру­ды зо­лотых мо­нет, мон­бла­нами воз­вы­шались ко­лон­ны се­реб­ря­ных, яр­ким ог­нем по­лыха­ли рос­сы­пи ру­бинов, сплош­ным тра­вяным пок­ро­вом зе­лене­ли изум­ру­ды, пе­рели­вались в све­те фо­наря в ру­ках гоб­ли­на сап­фи­ры, чис­ты­ми сле­зами вспы­хива­ли бе­зуп­речно-проз­рачные ал­ма­зы. По­даль­ше ле­жали не ме­нее вы­сокие го­ры дру­гих дра­гоцен­ных и по­луд­ра­гоцен­ных кам­ней. Еще здесь бы­ли слит­ки зо­лота и се­реб­ра, ко­торые ак­ку­рат­ны­ми вы­сочен­ны­ми ря­дами выс­тро­ились вдоль трех стен. А чуть в сто­роне ле­жали нес­коль­ко ту­го на­битых чем-то ко­жаных че­мода­нов. Гарт рас­крыл их, и Алекс с изум­ле­ни­ем уви­дел обык­но­вен­ные день­ги — аме­рикан­ские дол­ла­ры, ан­глий­ские фун­ты, здесь их бы­ло, на­вер­ное, нес­коль­ко сот ты­сяч, ес­ли не боль­ше.

— Во­об­ще-то мы не при­нима­ем маг­лов­ские день­ги, — с лег­ким от­тенком пре­неб­ре­жения ска­зал гоб­лин, — но мисс Грей­нджер, то есть мис­сис Мал­фой, бы­ла весь­ма нас­той­чи­ва.

— По­лагаю, что здесь сос­ре­дото­чена лишь часть весь­ма не­малых средств семьи Мал­фой? — за­дум­чи­во спро­сил отец Ли­ли.

— Вы со­вер­шенно пра­вы, сэр. Не ме­нее зна­читель­ная часть ка­пита­ла хра­нит­ся в швей­цар­ском фи­ли­але на­шего бан­ка, цен­ные бу­маги и де­пози­ты — в зна­мени­том бель­гий­ском «Маг-Ин­те­ре». По пос­ледним свод­кам, мис­тер Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой вхо­дит в сот­ню бо­гатей­ших лю­дей ма­гичес­кой Ве­ликоб­ри­тании. Впро­чем, и не­маги­чес­кой то­же.

Алек­су ка­залось, что от силь­ней­ше­го пот­ря­сения его язык при­лип к нё­бу. Это не мог­ли быть его день­ги! Он был бе­ден, как цер­ковная мышь, это не раз пов­то­ряли Биг­сли. На­вер­ное, это прос­то не­дора­зуме­ние!

Слов­но в от­вет на его не­выс­ка­зан­ный воп­рос мис­тер Пот­тер ска­зал:

— Не сом­не­вай­ся, это все твое. Твоя мать… кх-м, впро­чем, и отец то­же, бы­ли ум­ны и не ста­ли бы ос­тавлять свои день­ги пер­во­му встреч­но­му. А сис­те­му бе­зопас­ности гоб­ли­нов ни­чем не об­ма­нешь. Ес­ли уж те­бя сю­да про­вели, то зна­чит, ты име­ешь на это пол­ное пра­во.

— Но как? — на­конец об­рел го­лос Алекс, — мои ро­дите­ли, что, бы­ли ТАК бо­гаты? От­ку­да все это?

— Гер­ми­она Грей­нджер бы­ла луч­шей уче­ницей Хог­вар­тса за пос­ледние сто лет, — от­ве­тила мис­сис Пот­тер, — ду­маю, ей бы­ло нет­рудно за­рабо­тать при­лич­ную сум­му де­нег. А твой отец… Твой отец при­над­ле­жал к од­но­му из древ­ней­ших и бо­гатей­ших арис­токра­тичес­ких ро­дов ма­гичес­кой Ан­глии. Его родс­твен­ни­ки и сей­час вхо­жи в выс­шие кру­ги ма­гичес­кой зна­ти.

Алекс был сра­жен на­повал. Ма­ло то­го, что его мать бы­ла луч­шей уче­ницей, отец — арис­токра­том, так еще у не­го бы­ли род­ные!

— Так они... они жи­вут в Ан­глии? Здесь, в Лон­до­не? — хрип­ло спро­сил он в страш­ном вол­не­нии.

— Да.

— А по­чему… по­чему они не наш­ли ме­ня?! Те лю­ди, у ко­торых я жи­ву, Биг­сли, они мне поч­ти не родс­твен­ни­ки.

— Э-э-э, по­нима­ешь, — мис­тер Пот­тер в не­понят­ном сму­щении пе­рег­ля­нул­ся с же­ной, — мы не зна­ем, но воз­можно, по­тому что родс­твен­ни­ки от­ца не по­доз­ре­ва­ют о тво­ем су­щес­тво­вании, как не бы­ли в кур­се об этом и мы. Хо­тя мо­гут быть и дру­гие при­чины.

— Что?!

— Пос­лу­шай, сей­час не вре­мя и не мес­то уг­лублять­ся в пе­рипе­тии тво­их се­мей­ных вза­имо­от­но­шений. Да­вай прос­то за­берем не­кото­рую сум­му де­нег, а поз­же я по­пыта­юсь все те­бе объ­яс­нить.

Алекс был взвол­но­ван так, как ни­ког­да в жиз­ни до это­го, да­же ког­да уз­нал, что за­нял пер­вое мес­то в олим­пи­аде по ма­тема­тике сре­ди школь­ни­ков млад­ших клас­сов. Мо­жет быть, те­перь у не­го по­явит­ся нас­то­ящая семья, дя­ди и те­ти, ку­зены и ку­зины, ко­торые не бу­дут об­зы­вать его «бо­таном» и уро­дом?! По край­ней ме­ре, ему очень хо­телось бы на­де­ять­ся на это.

Об­ратно­го пу­ти на те­леж­ке он да­же не за­метил, пот­ря­сен­ный не­ожи­дан­ны­ми но­вос­тя­ми, и оч­нулся лишь в хол­ле, ког­да отец Ли­ли про­тянул ему ту­го на­битый ко­жаный ме­шочек.

— Дер­жи, ду­маю, это­го за гла­за дол­жно хва­тить на по­куп­ку школь­ных при­над­лежнос­тей.

Мис­тер Пот­тер за­дер­жался у стой­ки, пе­рего­вари­ва­ясь с гоб­ли­ном. Алекс по­ложил ме­шочек в кар­ман, про­дол­жая ле­ле­ять мыс­ли о родс­твен­ни­ках. Он нап­ра­вил­ся к вы­ходу, смут­но ви­дя вок­руг се­бя ок­ру­жа­ющих, но осоз­на­вая, что идет за Ли­ли и мис­сис Пот­тер. На­вер­ное, те­перь он смо­жет встре­тить­ся со сво­ими род­ны­ми, уз­нать по­боль­ше о ма­ме и па­пе! Это бы­ло не­во­об­ра­зимо здо­рово! И его прос­то рас­пи­рало от ра­дос­ти.

Глава 3. На краю одиночества

В этом ми­ре, рас­ко­лотом над­вое,

Вы­бира­ем до­роги мы раз­ные,

Под­чи­ня­ясь не­писа­ным пра­вилам,

При­нимая за­коны опас­ные.

Раз­де­ля­ем дру­зей и со­пер­ни­ков,

И вра­гов на­жива­ем не­ча­ян­но,

И ша­гами бе­зум­но-не­вер­ны­ми

Мы идем за меч­та­ми от­ча­ян­но.

Свет и мрак, зло, доб­ро — эти слож­ности

Мы стре­мим­ся пос­тигнуть с рож­де­ния

И не зна­ем, что это ус­ловнос­ти

На­ших су­деб с на­чала тво­рения.

А ког­да-ни­будь в стра­хе ог­ля­нем­ся

И уви­дим, что вре­мя уш­ло…

Оди­ночес­тво — се­рая стран­ни­ца,

Нас ук­ры­ло хо­лод­ным пла­щом.

И тог­да ста­нут глу­пыми пра­вила,

И ис­чезнут друзья и вра­ги,

И по­кажет­ся са­мым неп­ра­виль­ным

Мир без ра­дос­ти, жизнь без люб­ви…

(с) Lilofeya

_______________________________________________

— Дра­ко, обед по­дан.

— Иду, ма­ма.

...

— Дра­ко, ты ме­ня слы­шишь?

— Да, ма­ма.

— Дра­ко!

— Сей­час, ма­ма.

Дра­ко от­кли­ка­ет­ся ма­шиналь­но, не за­думы­ва­ясь, о чем го­ворит мать. И че­рез нес­коль­ко ми­нут Нар­цисса по­яв­ля­ет­ся в две­рях биб­ли­оте­ки, где си­дит сын.

— Дра­ко, ну сколь­ко мож­но звать?

— Что? А, да, ко­неч­но.

Нар­цисса оза­бочен­но всмат­ри­ва­ет­ся в ли­цо сы­на, ко­торый, ка­жет­ся, смот­рит ку­да-то сквозь нее.

— Обед го­тов. Пой­дем, уже все сты­нет, и отец ждет.

Дра­ко встря­хива­ет го­ловой, от­ки­дывая свет­лую чел­ку, упав­шую на гла­за, и слов­но на мгно­вение воз­вра­ща­ет­ся от­ку­да-то из­да­лека.

— Из­ви­ни, мам, не хо­чу. Я по­обе­даю по­поз­же, лад­но?

И сно­ва проз­рачный не­видя­щий взгляд. Кни­га, са­ма с ти­хим ше­лес­том пе­релис­ты­ва­ющая стра­ницы. Пе­ро, пля­шущее на бу­маге и ос­тавля­ющее не­понят­ные за­корюч­ки и чер­точки. Вто­рая кни­га, выс­ка­кива­ющая с пол­ки и па­да­ющая пря­мо в ру­ки сы­на.

Нар­цисса ка­ча­ет го­ловой. Нас­та­ивать бес­по­лез­но, Дра­ко все рав­но не спус­тится, по­ка не сде­ла­ет все, что хо­тел. А что он де­ла­ет, чем за­нима­ет­ся, дня­ми про­сижи­вая в ог­ромной ро­довой биб­ли­оте­ке, Нар­циссе не­из­вес­тно. На все ее расс­про­сы сын ук­лончи­во мям­лит что-то вро­де «Ра­ботаю», «Это для Гос­по­дина», «Гос­по­дин ска­зал».

На са­мом ли де­ле это так?

Ве­ликая Мор­га­на, как же из­ме­нил­ся ее маль­чик пос­ле всех этих со­бытий, пос­ле смер­ти Дамб­лдо­ра, пос­ле по­бега, пос­ле по­луче­ния Мет­ки! Рань­ше Дра­ко заг­ля­дывал в биб­ли­оте­ку лишь для то­го, что­бы най­ти нуж­ные кни­ги для вы­пол­не­ния до­маш­них за­даний, и за­дер­жи­вал­ся, са­мое боль­шее, на де­сять ми­нут, а те­перь это вто­рое мес­то в ог­ромном зам­ке, где его мож­но най­ти, пос­ле его ком­нат. И эта стран­ная от­ре­шен­ность и за­дум­чи­вость, слов­но он здесь и в то же вре­мя да­леко, где-то в сво­ем ми­ре, нап­ря­жен­но и упор­но об­ду­мыва­ет что-то. Ку­да дел­ся тот Дра­ко, ко­торо­го она зна­ла как се­бя, все во­сем­надцать лет его жиз­ни, с са­мого рож­де­ния — вспыль­чи­вый, за­дирис­тый, нем­но­го са­мона­де­ян­ный, от­ча­ян­но пы­тав­ший­ся выг­ля­деть са­мос­то­ятель­ным, взрос­лым, ста­рав­ший­ся до­казать, что он все уме­ет и мо­жет, для ко­торо­го мир су­щес­тво­вал, что­бы его по­кори­ли?

Вмес­то не­го от­ку­да-то по­явил­ся дру­гой Дра­ко — спо­кой­ный, как ка­мень, и хо­лод­ный, как лед; рав­но­душ­ный ко все­му, что про­ис­хо­дит вок­руг; с без­различ­ным вы­раже­ни­ем ли­ца при­сутс­тву­ющий на всех соб­ра­ни­ях По­жира­телей Смер­ти и без­ро­пот­но вы­пол­ня­ющий все, что при­казы­ва­ет Тем­ный Лорд. Не­воз­можно по­нять, что про­ис­хо­дит у не­го в ду­ше. Гор­дится ли он, что стал, как отец, По­жира­телем Смер­ти или тя­готит­ся этим? Ве­рит ли на са­мом де­ле в то, что про­пове­ду­ет Лорд, или прос­то де­ла­ет вид?

Та­ким сво­его сы­на Нар­цисса ни­ког­да не ви­дела, и иног­да ей ста­нови­лось страш­но. Слиш­ком он был бе­зучас­тным и отс­тра­нен­ным, что­бы быть жи­вым. Он слов­но соз­дал вок­руг се­бя не­кую обо­лоч­ку, за­точил се­бя в стек­лянный сар­ко­фаг. Он лишь наб­лю­да­ет, как жи­вут лю­ди, как мед­ленно ме­ня­ет­ся мир, но сам не вме­шива­ет­ся.

Что мог­ло при­вес­ти его в это сос­то­яние? И как сде­лать так, что­бы в се­рых гла­зах сно­ва вспых­нул ого­нек ин­те­реса, ра­дос­ти, удив­ле­ния, пусть да­же злос­ти или гне­ва, лишь бы не бы­ло это­го не­понят­но­го пус­то­го взгля­да?!

Сей­час для Дра­ко не су­щес­тву­ет ни­каких чувств — ни друж­бы, ни люб­ви, ни не­навис­ти, ни­чего… Он не об­ща­ет­ся со сверс­тни­ками, как рань­ше, они для не­го не боль­ше, чем го­воря­щие пор­тре­ты. С Пэн­си Пар­кинсон, сво­ей под­ру­гой детс­тва, са­мой близ­кой к не­му де­вуш­кой, поч­ти не­вес­той (как тай­но на­де­ялась Нар­цисса) Дра­ко ви­дел­ся не ча­ще ра­за в ме­сяц. Бед­няжка Пэн­си бы­ла в не­до­уме­нии и рас­те­рян­ности, раз да­же рас­пла­калась на гла­зах у Нар­циссы, но Дра­ко это нис­коль­ко не тро­нуло. Он прос­то по­мор­щился, раз­вернул­ся и ушел.

Его друзья, Вин­сент Крэбб, Гре­гори Гойл, Те­одор Нотт, то­же бы­ли удив­ле­ны, не­лов­ко топ­та­лись на по­роге биб­ли­оте­ки, пе­реки­дыва­лись па­рой ни­чего не зна­чащих слов и спе­шили уда­лить­ся.

И да­же имя Гар­ри Пот­те­ра не вы­водит Дра­ко из се­бя, как рань­ше. Га­зеты вов­сю тру­бят о его Из­бран­ности, по сто раз пе­рес­ка­зыва­ют ис­то­рию со шра­мом и по­терян­ным Про­рочес­твом, то и де­ло пуб­ли­ку­ют глу­пые ин­тервью с ним и его не­раз­лучны­ми друж­ка­ми — маг­ло­рож­денной дев­чонкой и од­ним из бес­числен­ных от­прыс­ков У­из­ли. Но ес­ли рань­ше Дра­ко изо­шел бы от не­навис­ти, сжег бы все га­зеты, то сей­час он прос­то сколь­зит гла­зами по строч­кам, ко­торые, ка­жет­ся, за­нима­ют его не боль­ше, чем по­зав­че­раш­ний прог­ноз по­годы.

Нар­цисса горь­ко взды­ха­ет, мед­ленно идя в Бе­лую Сто­ловую. То, че­го она бо­ялась боль­ше все­го на све­те, свер­ши­лось. Те­перь поз­дно жа­леть, ло­мать ру­ки и сто­нать, она уже ни­чего не из­ме­нит. Да мог­ла ли она и рань­ше хоть на что-то пов­ли­ять? Лю­ци­ус то­же стал По­жира­телем воп­ре­ки ее во­ле, хо­тя она уже тог­да, двад­цать лет на­зад, ста­ралась до­казать ги­бель­ность это­го ша­га. А сей­час она де­лала все, что бы­ло в ее си­лах, что­бы Лорд не об­ра­тил вни­мания на Дра­ко; она слу­жила Ему, как мог­ла, пе­реда­вала, не скры­вая, все, о чем ей до­носил ста­рый до­мовик из до­ма ее ку­зена Си­ри­уса. Но все ока­залось бес­по­лез­ным. Ее сын все рав­но стал По­жира­телем Смер­ти, как и муж. Но Лю­ци­ус тог­да был стар­ше, чем Дра­ко сей­час. Он осоз­на­вал, на что и за кем идет. Он был хи­тер и ос­то­рожен, хо­тя и ис­крен­не, ка­залось, ве­рил сло­вам Тем­но­го Лор­да. Од­на­ко Дра­ко не та­кой, как отец, хоть всег­да ста­рал­ся быть по­хожим на не­го. Он бо­лее от­крыт, бо­лее не­пос­редс­тве­нен, бо­лее эмо­ци­она­лен. По край­ней ме­ре, был…

И еще он слиш­ком мо­лод. Ему все­го лишь во­сем­надцать лет. В этом воз­расте юность без­за­бот­но ра­ду­ет­ся жиз­ни и по­луча­ет все удо­воль­ствия, не за­думы­ва­ясь, что ждет ее на сле­ду­ющий день. Юность не си­дит над древ­ни­ми фо­ли­ан­та­ми, вды­хая пыль сто­летий, и не наб­лю­да­ет рав­но­душ­но, как бе­гут ми­мо дни и ме­сяцы, не­умо­лимо за­бирая вре­мя.

Сколь­ко раз Нар­цисса го­вори­ла с Лю­ци­усом о Дра­ко, про­сила, что­бы он от­пра­вил сы­на в Ев­ро­пу к их родс­твен­ни­кам, в от­ча­ян­ной на­деж­де, что вда­ли от Ан­глии и Тем­но­го Лор­да Дра­ко сно­ва ста­нет та­ким, как преж­де, от­клик­нется на чью-то улыб­ку, на теп­ло глаз, вспом­нит, что жизнь ки­пит клю­чом, не ос­та­нав­ли­ва­ет­ся ни на ми­нуту! Но муж упор­но счи­та­ет, что все идет так, как на­до, как дол­жно ид­ти. Прош­ло пол­го­да, как они оба вер­ну­лись до­мой, к ней, но он как буд­то не за­меча­ет, как из­ме­нил­ся их сын, и раз за ра­зом пов­то­ря­ет уже на­бив­шие ос­ко­мину сло­ва о чес­ти слу­жить Тем­но­му Лор­ду, не за­бывая, ко­неч­но, о сво­их ин­те­ресах, о не­об­хо­димос­ти пос­та­вить на свое мес­то гряз­нокро­вок и по­лук­ро­вок, пре­тен­ци­оз­но объ­яв­ля­ющих се­бя нас­то­ящи­ми ма­гами, о чис­то­те кро­ви ро­да Мал­фой, ко­торую ни в ко­ем слу­чае нель­зя сме­шивать с их гряз­ной. Не­делю на­зад в оче­ред­ном бес­плод­ном раз­го­воре Нар­цисса не вы­дер­жа­ла.

— Мер­лин, Лю­ци­ус, как ты мо­жешь го­ворить о чис­то­те кро­ви, ког­да нас­то­ящих чис­токров­ных се­мей ос­та­лось прос­то нич­тожно ма­ло, и мы все уже свя­заны нес­коль­ки­ми уза­ми родс­тва?! Кто, ска­жи мне, из сто­ящих за Лор­дом, мо­жет с честью счи­тать се­бя чис­токров­ным ма­гом? Да, Мал­фои, еще Блэ­ки, Пар­кинсо­ны, Лей­нстрен­джи, Розье, Кра­учи, Де­лэй­ни, Ри­вен­волды, Эй­ве­ри, Нот­ты, За­бини, Джаг­со­ны, Рук­ву­ды, Крэб­бы, Гой­лы. И все, Лю­ци­ус! Все­го лишь пол­то­ра де­сят­ка се­мей, гор­дя­щих­ся чис­то­той кро­ви и стре­мящих­ся не по­терять ее! Ос­таль­ные так или ина­че уже не чис­токров­ные, а дру­гие, как У­из­ли, Пру­эт­ты, Бо­ун­сы, Дир­борны, не при­да­ют это­му аб­со­лют­но ни­како­го зна­чения! А мы, ес­ли го­ворить на­чис­то­ту, мы вы­рож­да­ем­ся и вы­мира­ем, Лю­ци­ус, ты по­нима­ешь?! Не ос­та­лось ни од­но­го Блэ­ка по муж­ской ли­нии, Си­ри­ус был пос­ледним. У Бел­латри­сы и Ру­доль­фа нет де­тей, Ра­бас­тан не же­нат и вряд ли бу­дет, а у Роль­фа толь­ко де­воч­ки. Та­кая же си­ту­ация у Пар­кинсо­нов, Кра­учей, Джаг­со­нов. За­бини — италь­ян­цы, Мал­си­беры — фран­цу­зы. В Ан­глии поч­ти не ос­та­лось собс­твен­но ан­гли­чан — чис­токров­ных вол­шебни­ков. К то­му же так ли мы чис­токров­ны, как ут­вер­жда­ем? Фи­лона Ри­вен­волд бы­ла из ан­глий­ской ко­ролев­ской семьи, но маг­лов­ской! Зна­чит, сын Хе­ли­оса и Фи­лоны по­лук­ровка, и древ­ний род Ри­вен­волдов уже не чис­токров­ный. У Де­лэй­ни, Кэр­роу, Ро­ули, У­ил­ки­сов в ро­ду то­же бы­ли маг­ло­рож­денные. Гля­дя на Крэб­бов, Гой­лов, Буллстро­удов, Як­сли с тру­дом ве­ришь, что они спо­соб­ны пра­виль­но дер­жать па­лоч­ку. Я не го­ворю уже о Дер­ри­ках, Бо­улах, Флин­тах и про­чих по­доб­ных им! Ку­да мы идем, Лю­ци­ус? Или вер­нее, ку­да нас ве­дет Лорд? Че­го он до­бива­ет­ся, объ­яв­ляя всех маг­ло­рож­денных не­дос­той­ны­ми? Хо­рошо, они не­дос­той­ны, их сле­ду­ет унич­то­жить. А мы все бла­гопо­луч­но вым­рем. Это при­ведет к то­му, что в Ан­глии сов­сем не ос­та­нет­ся вол­шебни­ков. Ты это­го хо­чешь?!!

— Нар­цисса!

— Что? Я не пра­ва? К то­му же ты прек­расно зна­ешь, что у са­мого Лор­да отец был маг­лом!

Лю­ци­ус рас­те­рян­но смот­рел на же­ну, не по­нимая при­чин ее вспыш­ки. А Нар­цисса с го­речью осоз­на­вала, что он, ее силь­ный, ум­ный, хит­рый, из­во­рот­ли­вый муж, не же­ла­ет ви­деть, что ис­ход этой по­ка еще не­объ­яв­ленной вой­ны пред­ре­шен. Он ос­леплен ви­димой мощью Тем­но­го Лор­да, су­мев­ше­го воз­ро­дить­ся из не­бытия, ог­лу­шен его ль­сти­выми и од­новре­мен­но уг­ро­жа­ющи­ми ре­чами, и ее сла­бый пре­дуп­режда­ющий го­лос те­ря­ет­ся на фо­не той кар­ти­ны, ко­торую на­шеп­ты­ва­ет Лю­ци­усу Тем­ный Лорд Вол­де­морт.


* * *


Дра­ко от­ки­дыва­ет­ся на спин­ку сту­ла и ус­та­ло по­тира­ет пок­раснев­шие гла­за. Он поч­ти не спал трое су­ток, от­ча­ян­но ста­ра­ясь най­ти то, что ему бы­ло не­об­хо­димо. Каж­дый раз ка­залось, что вот оно, ря­дом, толь­ко про­тяни ру­ку, пе­ревер­ни стра­ницу, на ко­торой бу­дет все из­ло­жено, но в сле­ду­ющий миг строч­ки слов­но в нас­мешку об­ры­вались, ос­тавляя про­тив­ный вкус по­раже­ния и бес­по­мощ­ности.

Но сей­час он, ка­жет­ся, пе­рехит­рил, умуд­рился най­ти, сос­та­вить нуж­ную фор­му­лу из об­рывков, най­ден­ных ту­ман­ных фраз, не­понят­ных пред­ло­жений. На­ход­ка страш­на и од­новре­мен­но об­на­дежи­ва­ет. Ес­ли все пой­дет так, как на­до, он бу­дет од­ним из нем­но­гочис­ленных вол­шебни­ков и уж точ­но пер­вым в ро­ду Мал­фо­ем, ов­ла­дев­шим столь слож­ным кол­довс­твом.

Дра­ко не­весе­ло ус­ме­ха­ет­ся. Он ни­ког­да не блис­тал в уче­бе, раз­ве что ему всег­да нра­вилась тран­сфи­гура­ция, но ее ве­ла Мак­Го­нагалл, де­кан Гриф­финдо­ра, что со­вер­шенно пор­ти­ло все удо­воль­ствие от по­луча­ющих­ся зак­ля­тий. По­это­му он ни­ког­да не вы­совы­вал­ся на уро­ках, пред­по­читая по­казы­вать ста­биль­ный сред­ний уро­вень, что его ус­тра­ива­ло. А луч­ше ов­ла­деть зак­лять­ями тран­сфи­гура­ции он мог и в сво­ей Гос­ти­ной или спаль­не.

Итак, это бу­дет зав­тра. Зав­тра у За­бини бу­дет боль­шой при­ем в честь Тем­но­го Лор­да и при­нятия Фе­тидой За­бини Чер­ной Мет­ки. Весь их круг бу­дет там, и отец с ма­терью то­же пой­дут. Он же ска­жет, что в оче­ред­ной раз по­цапал­ся с Блей­зом и не же­ла­ет ли­цез­реть смаз­ли­вую са­мо­уве­рен­ную фи­зи­оно­мию это­го италь­яш­ки. Ро­дите­ли не бу­дут нас­та­ивать, зная о его на­тяну­тых от­но­шени­ях с Блей­зом, а пе­ред Гос­по­дином он от­го­ворит­ся тем, что бу­дет ис­кать не­об­хо­димый трак­тат по нек­ро­ман­тии, ко­торый дол­жен быть в их биб­ли­оте­ке.


* * *


Ве­чером сле­ду­юще­го дня Дра­ко ос­та­ет­ся один в зам­ке, не счи­тая до­мови­ков. Впро­чем, он всег­да об­ра­щал на них не боль­ше вни­мания, чем на пыль под но­гами. В су­мер­ках Мал­фой-Ме­нор, за­лы и ко­ридо­ры ко­торо­го ос­ве­щены лишь ред­ки­ми лам­па­ми, све­чами и фа­кела­ми, пог­ру­жен в по­луть­му и ка­жет­ся та­инс­твен­ным и нез­на­комым. Пор­тре­ты на сте­нах про­вожа­ют его тем­ны­ми взгля­дами, ры­цар­ские дос­пе­хи ос­тро взблес­ки­ва­ют, ког­да от­свет от фо­наря в ру­ке сколь­зит по их тща­тель­но на­чищен­ной ста­ли.

Зна­комая скри­пучая лес­тни­ца, се­рые ка­мен­ные сте­ны, по ко­торым со­чит­ся во­да, низ­ко на­вис­ший по­толок. Не­воль­но хо­чет­ся приг­нуть­ся. Из­ви­лис­тые ко­ридо­ры ве­дут его впе­ред, и зна­комая об­во­лаки­ва­ющая ти­шина лип­кой ру­кой про­водит по кра­еш­ку соз­на­ния. Он при­выч­но ук­ло­ня­ет­ся от ло­вушек, об­хо­дит на­ибо­лее опас­ные от­вет­вле­ния, уг­лубля­ясь все ни­же и ни­же.

Вот на­конец и эта дверь с руч­кой в ви­де мор­ды вол­ка. На пер­вый взгляд, ком­на­та за ней ни­чем не от­ли­ча­ет­ся от дру­гих, ко­торые есть в под­зе­мелье. Но он-то зна­ет, что толь­ко в ней мож­но кол­до­вать, не прив­ле­кая ничь­его не­нуж­но­го вни­мания. Ком­на­та не вы­пус­ка­ет из сво­их стен вол­шебс­тво, за­гадоч­ным об­ра­зом мас­ки­руя его. В ней ис­си­ня чер­ные, по­лиро­ван­ные сте­ны, ко­торые, од­на­ко, ни­чего не от­ра­жа­ют. Вмес­то по­тол­ка вы­соко на­вер­ху клу­бяща­яся ть­ма, а на по­лу, пря­мо на се­ром мра­море выж­же­на ог­ромная пен­таграм­ма. Эта ком­на­та иде­аль­но под­хо­дит для то­го, что он со­бира­ет­ся сде­лать.

Дра­ко за­жига­ет чер­ные све­чи по уг­лам пя­тико­неч­ной звез­ды, впи­сан­ной в круг. Ста­новит­ся у ос­тро­го кон­ца и на­рас­пев на­чина­ет чи­тать длин­ное слож­ное зак­ли­нание, сби­ва­ясь и на­чиная все сна­чала. Опус­ка­ет вол­шебную па­лоч­ку к чер­но­му ос­трию, на­целен­но­му пря­мо на не­го. Па­лоч­ка вы­пус­ка­ет алый луч, ко­торый пог­ло­ща­ет­ся пен­таграм­мой. И он ждет, за­та­ив ды­хание, с сер­дцем, от­ча­ян­но бь­ющим­ся то ли сле­ва, то ли спра­ва. Пер­вая часть об­ря­да не слиш­ком слож­на. Это все­го лишь Зов, на ко­торый дол­жен прий­ти От­клик.

И От­клик при­ходит пос­ле нес­коль­ких ми­нут нап­ря­жен­но­го ожи­дания по­полам с заг­нанным глу­боко внутрь стра­хом. Ог­ненная ис­корка про­бега­ет по всем ли­ни­ям, на миг вспы­хива­ет вся пен­таграм­ма. Све­чи от­кли­ка­ют­ся, вы­мет­нув ра­зом длин­ные язы­ки пла­мени тус­кло-го­лубо­го цве­та. Их ог­ни хо­лод­ны и не да­ют те­ней. Центр пен­таграм­мы то­же на­чина­ет све­тить­ся мер­твен­ным го­лубо­ватым све­том, ко­торый идет от­ку­да-то сни­зу, из-под зем­ли, и те­ря­ет­ся в чер­ном по­тол­ке. И вот уже пе­ред ним мер­ца­ющий го­лубой столп, а па­лоч­ка дро­жит, слов­но соп­ро­тив­ля­ясь и не же­лая от­да­вать си­лу сво­его хо­зя­ина это­му страш­но­му све­ту.

Дра­ко стис­ки­ва­ет зу­бы и пок­репче пе­рех­ва­тыва­ет па­лоч­ку, вто­рой ру­кой вы­тяги­вая из кар­ма­на брюк уз­кое лез­вие но­жа. Те­перь вто­рая часть об­ря­да, Раз­ре­шение на Про­ход. Вра­та дол­жны Уви­деть его, ис­пить его си­лу, по­чувс­тво­вать, что он име­ет Пра­во прой­ти ту­да, за их пре­делы. Он про­водит ос­три­ем но­жа по кис­ти пра­вой ру­ки. То­нень­кое лез­вие из ро­га еди­норо­га, по­луп­розрач­ное от древ­ности, поч­ти неж­но сколь­зит по ко­же, без­бо­лез­ненно про­резая ее. И тут же алые кап­ли кро­ви сниз­кой круп­ных бу­син па­да­ют на пол, на ос­трие лу­ча, и с ши­пени­ем впи­тыва­ют­ся в чер­ные ли­нии. Звез­да на мгно­вение тем­не­ет, а по­том вспы­хива­ет гус­то-баг­ро­вым све­том, ко­торый жут­ко сме­шива­ет­ся с го­лубо­ватым, ис­хо­дящим из ее сер­дце­вины. И вся ком­на­та на миг ста­новит­ся по­хожей на не­ре­аль­ную абс­трак­цию из ть­мы и све­та, в ко­торой ста­ту­ей зас­тыл свет­ло­воло­сый па­ренек. Бор­до­вые и го­лубые вспо­лохи пля­шут на его ли­це и не­воз­можно по­нять, что он чувс­тву­ет в этом мо­мент.

Пра­во чис­той кро­ви приз­на­но. Про­ход от­крыт. И мож­но шаг­нуть в центр пен­таграм­мы, ко­торая не по­лых­нет хо­лод­ным смер­тель­ным ог­нем, ка­рая бе­зум­ца, ос­ме­лив­ше­гося рас­пахнуть Вра­та Ино­мирья.

Пос­ледний миг, ког­да еще мож­но за­тушить блед­но-го­лубые ог­ни и от­сту­пить.

По­ка еще воз­можно пе­реду­мать, не на­рушить пра­вила и мо­раль об­щес­тва, в ко­тором он жи­вет.

По­ка еще пре­датель­ство не ста­ло пре­датель­ством.

По­тому что то, что за­думал Дра­ко, ина­че как пре­датель­ством и из­ме­ной не на­зовешь. Ес­ли Лорд уз­на­ет об этом, жизнь Дра­ко не бу­дет сто­ить и ло­мано­го кна­та. И ос­та­нет­ся лишь це­пенеть в сла­бой на­деж­де, что вихрь мще­ния не нас­тигнет от­ца и мать.

Но Лорд не уз­на­ет, хо­тя и ос­ве­дом­лен обо всех дей­стви­ях сво­их По­жира­телей Смер­ти и мо­жет поч­ти сво­бод­но чи­тать их мыс­ли. По­тому что в Дра­ко Мал­фое при­чуд­ли­вым об­ра­зом пе­реп­ле­лась вол­шебная си­ла пред­ста­вите­лей его ро­да — лю­дей-ма­гов, вейл, лес­ных фей и нас­то­ящих эль­фов. Эта си­ла да­рова­ла ему за­щиту его соз­на­ния. Ник­то, да­же сам Вол­де­морт не мо­жет про­ник­нуть в не­го. Ник­то не мо­жет уз­нать, что та­ит­ся в его ду­ше.

Од­на­ко Лорд мо­жет уз­нать о его дей­стви­ях, и Дра­ко бо­лее чем уве­рен, что Он прис­та­вил к не­му сог­ля­дата­ев, ко­торые со­об­ща­ют о каж­дом ша­ге сы­на Лю­ци­уса Мал­фоя, не оп­равдав­ше­го ока­зан­но­го ему до­верия. Прав­да, в Мал­фой-Ме­нор они про­ник­нуть не мо­гут, но за его сте­нами каж­дый вздох Дра­ко ста­новит­ся из­вестен его Гос­по­дину. По­это­му дей­ство­вать на­до очень ос­то­рож­но, при­лагая все уси­лия к то­му, что­бы за­мес­ти за со­бой сле­ды.

Па­лоч­ка в ру­ке пар­ня дро­жит все за­мет­нее, а Вра­та тя­нут из не­го вол­шебную си­лу. Доль­ше мед­лить нель­зя.

Дра­ко на мгно­вение прик­ры­ва­ет гла­за. Все ре­шено, и на­зад воз­вра­та нет. Все бы­ло ре­шено в тот мо­мент, ког­да без­воль­ное те­ло ста­рого ди­рек­то­ра пе­рева­лилось че­рез па­рапет баш­ни, и его пог­ло­тила ночь. Ког­да Дра­ко уда­рила но­жом в под­ре­берье мысль, что это он убил его. Не Снейп, из па­лоч­ки ко­торо­го вы­лете­ла Ава­да Ке­дав­ра, а он. Собс­твен­ны­ми ру­ками. Он, не­до­учив­ший­ся вол­шебник, соп­ляк, от­пра­вил в не­бытие ма­га, ко­торо­го опа­сал­ся сам Тем­ный Лорд. Это он без­жа­лос­тно обор­вал хруп­кую нить чу­жой жиз­ни. Вче­ра еще Дамб­лдор был, хо­дил по Хог­вар­тсу сво­ими мяг­ки­ми нес­лышны­ми ша­гами, под­ни­мал за ужи­ном не­из­менный ку­бок с тык­венным со­ком, ус­ми­рял че­рес­чур раз­ба­ловав­шихся школь­ни­ков од­ним лишь уко­риз­ненным взгля­дом. А се­год­ня его нет. И ни­ког­да боль­ше в этом ми­ре не бу­дет. И ис­чез вмес­те с ним Хог­вартс со все­ми сво­ими фа­куль­те­тами, ты­сяче­лет­ней ис­то­ри­ей, тай­на­ми и за­гад­ка­ми, пор­тре­тами и ча­сами, тай­ны­ми ком­на­тами и гул­ки­ми клас­са­ми, мрач­ны­ми под­зе­мель­ями и вы­соки­ми, прон­за­ющи­ми не­бес­ную си­неву баш­ня­ми, Хог­вартс, дав­ший си­лу всем жи­вущим ны­не ма­гам Ве­ликоб­ри­тании, учив­шимся в его сте­нах. Этот Хог­вартс умер, по­тому что Дамб­лдор был его сер­дцем.

И ви­новен в этом Дра­ко Мал­фой.

До оп­ре­делен­но­го мо­мен­та Дра­ко не по­нимал, на что он идет. Пред­при­нимая по­пыт­ки по­куше­ния, он ско­рее иг­рал, до кон­ца не ве­ря, что что-то по­лучит­ся. Тем бо­лее, что до ле­таль­но­го ис­хо­да слу­чай­ных жертв не до­ходи­ло.

И от­нять у ко­го-то жизнь ока­залось не так-то лег­ко, как ска­зал сам Дамб­лдор в пос­ледние ми­нуты. Пе­рес­ту­пить эту чер­ту да­но да­леко не каж­до­му. И од­но де­ло — на­носить смер­тель­ные уда­ры, сра­жа­ясь за свою жизнь, за свою меч­ту, за бу­дущее; го­реть ярос­тным ог­нем мес­ти или борь­бы за спра­вед­ли­вость. Сов­сем дру­гое — убить за то, что кто-то прос­то оди­нако­во от­но­сит­ся к чис­токров­ным и маг­ло­рож­денным вол­шебни­кам, за то, что ко­го-то уго­раз­ди­ло ро­дить­ся в семье маг­лов.

Нет, Дра­ко не стал на сто­рону Пот­те­ра, не вос­пы­лал го­рячей лю­бовью к гряз­нокров­кам, не про­ник­ся ужа­сом нес­пра­вед­ли­вос­ти, нап­равлен­ной про­тив них. Они так и ос­та­лись для не­го гряз­нокров­ка­ми, сто­ящи­ми на сту­пень ни­же чис­токров­ных вол­шебни­ков. Он лишь ду­мал о том, что как бы ни бы­ли не­дос­той­ны маг­ло­рож­денные, их жизнь и смерть не за­висит от Вол­де­мор­та, ко­торо­му ник­то не да­вал пра­во су­дить и вы­носить вер­дикт. И кто по­ручит­ся, что зав­тра не объ­явит­ся еще один бе­зумец, на этот раз ре­шив­ший, что толь­ко те ма­ги, в жи­лах ко­торых те­чет маг­лов­ская кровь, мо­гут жить и кол­до­вать? Нет, это­го нель­зя до­пус­тить, как и то­го, что сей­час удар нап­равлен на гряз­нокро­вок.

Дра­ко, по­коле­бав­шись лишь мгно­вение, про­ходит меж­ду дву­мя са­мыми близ­ки­ми к не­му све­чами и вста­ет в центр звез­ды, пря­мо в столп све­та. В ком­на­те сгу­ща­ет­ся мрак, клу­бяще­еся об­ла­ко ть­мы спус­ка­ет­ся с по­тол­ка и оку­тыва­ет все вок­руг, но не сме­ет за­пол­зти в пен­таграм­му, ко­торая све­тит­ся все яр­че и яр­че тем же блед­но-го­лубым ог­нем. Не­весть от­ку­да взяв­ший­ся ве­тер при­носит стран­ный ше­пот, чьи-то вздо­хи и не­понят­ные сло­ва. Слов­но кто-то скры­ва­ет­ся во ть­ме ком­на­ты и ста­ра­ет­ся от­го­ворить Дра­ко от это­го ша­га. Дра­ко, стис­нув ру­ки на па­лоч­ке и ста­ра­ясь не об­ра­щать вни­мания на вста­ющие ды­бом во­лосы, чи­та­ет пос­леднюю часть зак­ли­нания, ко­торое поз­во­лит ему очу­тить­ся в нуж­ном мес­те.

— …ego vadam magis ad Alastor Moody!

Он на миг заж­му­рива­ет­ся, ста­ра­ясь как мож­но чет­че пред­ста­вить се­бе ста­рого од­ногла­зого Ав­ро­ра, хо­тя и не ви­дел его са­мого ни ра­зу, лишь двой­ни­ка, мо­лодо­го Кра­уча под дей­стви­ем Обо­рот­но­го зелья.

Го­лоса из вет­ра зву­чат все гром­че, Дра­ко поч­ти раз­ли­ча­ет не­яс­ные по­луп­розрач­ные си­лу­эты, зыб­ко ко­лышу­щи­еся во ть­ме, и ста­ра­ет­ся отог­нать страх, ре­мен­ной пет­лей пе­рех­ва­тыва­ющий гор­ло. Ес­ли ни­чего не по­лучит­ся, он не смо­жет в оди­ноч­ку за­вер­шить об­ряд и выб­рать­ся из пен­таграм­мы жи­вым…

Но че­рез нес­коль­ко то­митель­ных се­кунд что-то вок­руг ме­ня­ет­ся. Ть­ма вздра­гива­ет, свет­ле­ет, на­чина­ет кру­жить­ся спер­ва в мед­ленном, а по­том в стре­митель­ном су­мас­шедшем во­дово­роте, при­нима­ет очер­та­ния, об­ре­та­ет плоть. И пе­ред Дра­ко, ко­торо­го на­чина­ет за­мет­но му­тить от кру­говер­ти, вмес­то се­рых стен под­зе­мелий Мал­фой-Ме­нор воз­ни­ка­ет тес­ная зах­ламлен­ная ком­натка, ос­ве­ща­емая единс­твен­ной све­чой.

Из-за пись­мен­но­го сто­ла, не за­быв на­целить па­лоч­ку, изум­ленно при­под­ни­ма­ет­ся се­дой муж­чи­на, оба гла­за ко­торо­го, и обык­но­вен­ный, и вол­шебный, нап­ря­жен­но вгля­дыва­ют­ся в стран­ное ма­рево в воз­ду­хе меж­ду сто­лом и книж­ным шка­фом, в ко­тором из го­лубых и алых искр сот­кался ху­дой свет­ло­воло­сый па­рень.

— Здравс­твуй­те, мис­тер Грюм. Вна­чале выс­лу­шай­те ме­ня, а по­том на­сылай­те Неп­рости­тель­ные зак­лятья.

* * *

— И как вы умуд­ри­лись, объ­яс­ни­те мне, по­жалуй­ста!

Гер­ми­она всплес­ки­ва­ет ру­ками, от­кры­вая не­боль­шую маг­лов­скую ап­течку. На лбу Гар­ри стре­митель­но, пря­мо на гла­зах рас­ту­щая шиш­ка, а на ще­ке Ро­на длин­ная кро­вото­чащая ца­рапи­на. Вдо­бавок к это­му их джин­сы и фут­болки сплошь за­ляпа­ны ко­рич­не­вой крас­кой.

— Я сто­ял на стре­мян­ке и кра­сил сте­ну над ок­ном, — сер­ди­то объ­яс­ня­ет Гар­ри, чуть мор­щась от щип­лю­щего де­зин­фи­циру­юще­го рас­тво­ра, ко­торым Гер­ми­она об­ра­баты­ва­ет ему ра­ну, — Рон нес мне ос­та­ток крас­ки в вед­ре и за­дел эту чер­то­ву лес­тни­цу. Ес­тес­твен­но, она по­шат­ну­лась, и я грох­нулся хрен зна­ет с ка­кой вы­соты! Вдо­бавок еще вед­ро стук­ну­ло ме­ня по лбу!

— Ни­чего по­доб­но­го! — спо­рит Рон, — ни­чего я не за­девал! Ты сам ее неп­ра­виль­но зак­ре­пил, вот она и не вы­дер­жа­ла тво­его ве­са.

— С че­го бы это она не вы­дер­жа­ла, а? Я лич­но про­верял каж­дый зак­ру­чен­ный шу­руп!

— Зна­чит, пло­хо зак­ру­тил!

— Ни на ми­нуту нель­зя вас од­них ос­та­вить, обя­затель­но все ис­порти­те. Ой, Гар­ри, у те­бя те­перь так сим­метрич­но. Шрам спра­ва, шиш­ка сле­ва, — Гер­ми­она ос­то­рож­но от­ки­дыва­ет не­пос­лушную чел­ку Гар­ри со лба и в пос­ледний раз ак­ку­рат­но про­водит ват­ным там­по­ном по ра­не.

— Мо­лодежь, улы­боч­ку! — Билл ве­село щел­ка­ет вспыш­кой фо­то­ап­па­рата, — фо­тик су­пер, Гар­ри. Не­дав­но ку­пил?

— Угу, — Гар­ри нем­но­го ви­нова­то ко­сит­ся на Гер­ми­ону, ко­торая уко­риз­ненно ка­ча­ет го­ловой.

-Ох, Гар­ри, ты со­вер­шенно неп­ракти­чен. Ска­жи, этот фо­то­ап­па­рат те­бе был так ну­жен?

— Ну, Гер­ми­она, по­нима­ешь…

— По­нимаю, это весь­ма не­об­хо­димая и прос­то не­заме­нимая в хо­зяй­стве вещь, в от­ли­чие от па­ры-трой­ки ви­лок, ло­жек, ча­шек и при­лич­но­го сто­ла, за ко­торым мож­но нор­маль­но по­есть.

— Здесь в прин­ци­пе и так неп­ло­хо, а вил­ки… да куп­лю я их, Гер­ми­она! Или Джин­ни ку­пит, — по­жима­ет пле­чами Гар­ри, за спи­ной Гер­ми­оны пе­реки­дыва­ясь взгля­дами с Ро­ном и Бил­лом. Что эти жен­щи­ны по­нима­ют? Им бы лишь по­вор­чать.

Рон вых­ва­тыва­ет фо­то­ап­па­рат из рук бра­та и с лю­бопытс­твом его раз­гля­дыва­ет.

— Ин­те­рес­но, ин­те­рес­но… А он не та­кой, как у Ко­лина, да, Гар­ри? Ай, Гер­ми­она, боль­но же! И во­об­ще, ты же вол­шебни­ца, на что те­бе вол­шебная па­лоч­ка?

Гер­ми­она от­дерги­ва­ет ру­ку.

— Это все­го лишь по­рез, его впол­не мож­но об­ра­ботать и при по­мощи под­ручных средств. Не дер­гай­ся и не бу­дет боль­но.

Гар­ри ус­ме­ха­ет­ся и соч­но вгры­за­ет­ся в яб­ло­ко.

— Ко­неч­но, не та­кой. У Ко­лина обык­но­вен­ная мыль­ни­ца, а это циф­ро­вой. У не­го ку­ча фун­кций. Ви­дишь эк­ранчик? Мо­жешь най­ти сде­лан­ный Бил­лом сни­мок и прос­мотреть его уже сей­час.

— Ви­жу. Вот здо­рово! А как это ра­бота­ет?

— Э-э-э, — Гар­ри за­думы­ва­ет­ся, не пред­став­ляя, как рас­ска­зать че­лове­ку, по­нятия не име­юще­му о маг­лов­ской тех­ни­ке, ус­трой­ство и прин­цип ра­боты циф­ро­вого фо­то­ап­па­рата, о ко­торых он и сам име­ет до­воль­но-та­ки смут­ное пред­став­ле­ние. Прос­то это ра­бота­ет и все.

Од­на­ко все, что он хо­тел ска­зать, то­нет в гро­хоте ку­хон­ной две­ри, ко­торая от­ле­та­ет в сто­рону, про­пус­кая пы­шущую злостью в ра­ди­усе на метр Джин­ни. За ней, пос­кри­пывая ко­леси­ками, ка­тит­ся ог­ромный че­модан.

— Джин­ни, что-то слу­чилось? — с ос­то­рож­ным удив­ле­ни­ем ос­ве­дом­ля­ет­ся Билл, вмес­те с Ро­ном не­замет­но отод­ви­га­ясь по­даль­ше от две­ри. Иног­да млад­шая сес­тра до дро­жи на­поми­на­ет мать и бы­ва­ет страш­на во гне­ве.

— Слу­чилось! — Джин­ни плю­ха­ет­ся на стул ря­дом с Гар­ри и скре­щива­ет ру­ки на гру­ди, — ме­сяц на­зад мне ис­полни­лось сем­надцать, и по за­конам ма­гичес­ко­го ми­ра я со­вер­шенно­лет­няя! Я имею пра­во го­лоса, пра­во хра­нить мол­ча­ние и мо­гу нес­ти пол­ную ма­гичес­кую от­ветс­твен­ность за со­вер­шенные прес­тупле­ния! Всем по­нят­но?

Все пос­пешно ки­ва­ют, а Гер­ми­она пря­чет улыб­ку. Ви­димо, Джин­ни уже с ут­ра име­ла дол­гий и об­сто­ятель­ный раз­го­вор с ро­дите­лями.

— А так­же я имею пра­во са­мос­то­ятель­но­го вы­бора и объ­яв­ляю всем при­сутс­тву­ющим, что с это­го дня я офи­ци­аль­но пе­ресе­ля­юсь сю­да, вот в этот дом!

Рон и Билл оша­рашен­но пе­рег­ля­дыва­ют­ся, Гар­ри сму­щен­но ер­за­ет на сту­ле, а Гер­ми­она вски­дыва­ет бровь.

— Ес­ли я пра­виль­но по­няла, вы с Гар­ри хо­тите жить вмес­те?

— Аб­со­лют­но вер­но! А ес­ли кто-то что-то хо­чет ска­зать, — Джин­ни свер­ка­ет гла­зами на стар­ших брать­ев, — то на­поми­наю о се­реж­ке в ухе, длин­ных пат­лах и же­не-по­лувей­ле од­но­го «ко­го-то», и бу­тыл­ке ог­не­вис­ки, спря­тан­ной под кро­ватью, и си­гаре­тах, ко­торый дру­гой «кто-то» тай­ком ку­рит око­ло ку­рят­ни­ка.

Рон ед­ва не да­вит­ся еще не ска­зан­ны­ми сло­вами, а Билл вни­матель­но смот­рит то на сес­тру, то на на­чина­юще­го крас­неть Гар­ри.

— Это ва­ше сов­мес­тное ре­шение?

— Да, — ре­шитель­но встря­хива­ет го­ловой Гар­ри, а Джин­ни вста­ет за его спи­ной, — из­ви­ните, Рон, Билл. Мы с Джин­ни дав­но го­вори­ли об этом. Я ее люб­лю, и она ме­ня лю­бит. По-мо­ему, боль­ше до­бавить не­чего. А те­перь, ва­ляй­те, мо­жете на­давать мне как сле­ду­ет. Обе­щаю, оби­жать­ся не бу­ду.

Рон все с тем же обес­ку­ражен­ным ви­дом лишь мол­ча раз­во­дит ру­ками, мол, прос­то нет слов. А Билл, по­мед­лив, хло­па­ет Гар­ри по пле­чу.

— Я рад за вас. Ты от­личный па­рень, Гар­ри, и я прос­то не ви­жу ря­дом с мо­ей сес­трой ко­го-то дру­гого. За ро­дите­лей не бес­по­кой­тесь. Ма­ма по­кипит, по­оха­ет, поп­ла­чет, а по­том са­ма при­бежит к вам про­верять, все ли в по­ряд­ке, и сколь­ко раз в день вы еди­те. К то­му же она те­бя всег­да лю­била, поч­ти как седь­мо­го сы­на. И еще, — Билл хит­ро под­ми­гива­ет, — ма­ме са­мой бы­ло сем­надцать, ког­да они с па­пой сбе­жали, а в во­сем­надцать у нее уже был я.

Гар­ри об­легчен­но взды­ха­ет, пог­ла­живая ру­ку Джин­ни на сво­ем пле­че. Рон на­конец об­ре­та­ет го­лос и бур­чит:

— Ну… лад­но… че­го уж там… я то­же, вро­де… рад, как бы…

— Как бы или на са­мом де­ле? — яз­вит Джин­ни, впро­чем, бла­годар­но пот­ре­пав­шая бра­та по ры­жей ма­куш­ке.

— Ко­неч­но, на са­мом де­ле, — Гер­ми­она об­ни­ма­ет под­ру­гу, — ты при­вез­ла все свои ве­щи?

— Сме­ешь­ся? Нет, ко­неч­но. Это все­го лишь са­мое не­об­хо­димое, на пер­вое вре­мя.

— Са­мое не­об­хо­димое?! — Гар­ри с неп­ритвор­ным ужа­сом взи­ра­ет на ог­ромный, пе­ревя­зан­ный тол­стой ве­рев­кой, но все рав­но поч­ти ло­па­ющий­ся по швам че­модан поч­ти в рост са­мой Джин­ни.

— Да, по­моги его ута­щить на­верх. Я мог­ла бы и сле­вити­ровать, но он для ме­ня тя­жело­ват.

— Ну лад­но, мне по­ра, — Билл под­ни­ма­ет­ся, — мы се­год­ня с Флер и Ар­ти идем к дет­ско­му це­лите­лю. Опять опоз­даю, она мне го­лову отор­вет. Гар­ри, я за­несу Про­яви­тель к Грю­му, он сам пос­мотрит.

— Лад­но, спа­сибо, Билл.

— По­ка, Бил­ли, пе­реда­вай Флер при­вет и по­целуй Ар­ти.

— Обя­затель­но. Au revoir, мо­лодежь. Джин­ни, не от­ра­ви Гар­ри сво­ей стряп­ней в пер­вый же день. Это бу­дет не­вос­полни­мая ут­ра­та. Кто бу­дет му­жес­твен­но бо­роть­ся с Вол­де­мор­том и гор­до де­монс­три­ровать бо­евые ра­ны и шра­мы виз­жа­щим от люб­ви фа­нат­кам?

Билл, хо­хоча, уво­рачи­ва­ет­ся от ле­тящих в не­го пред­ме­тов лег­кой и сред­ней тя­жес­ти (уро­ки тран­сфи­гура­ции Мак­Го­нагалл креп­ко си­дят у всех в па­мяти), и ис­че­за­ет в клу­бах зе­лено­го пла­мени в све­жепод­клю­чен­ном к Се­ти Ле­туче­го По­роха ка­мине.

Гар­ри та­щит че­модан на­верх под чут­ким ру­ководс­твом Джин­ни. На по­лупус­той ку­хонь­ке, пах­ну­щей све­жей крас­кой, ос­та­ют­ся Рон и неп­ри­выч­но ти­хая Гер­ми­она. Ед­ва друг и сес­тра скры­ва­ют­ся, Рон с оби­дой спра­шива­ет у ка­рег­ла­зой де­вуш­ки:

— Ты зна­ла?! Нет, ты зна­ла, что они со­бира­ют­ся…

— Нет, — об­ры­ва­ет Гер­ми­она, — я не зна­ла, но пред­по­лага­ла. Для это­го дос­та­точ­но толь­ко взгля­нуть на них.

— А Гар­ри мне ни сло­вом не об­молвил­ся!

— Ох, Рон, он бо­ял­ся тво­ей ре­ак­ции. Вспом­ни, как ты бе­сил­ся, ког­да Джин­ни встре­чалась с маль­чи­ками.

— Мер­лин, ког­да это бы­ло! Я же Гар­ри ни­чего не го­ворил!

— Все рав­но. Ус­по­кой­ся, все в по­ряд­ке. Я то­же ра­да за них. За Джин­ни осо­бен­но.

Рон что-то воз­му­щен­но бур­чит. Де­вуш­ка под­ни­ма­ет­ся и, зяб­ко об­хва­тив се­бя за пле­чи, под­хо­дит к ок­ну, за ко­торым нес­лышны­ми ша­гами хо­дит осень-вол­шебни­ца в рос­кошной зо­лотой ман­тии.

Дом Пот­те­ров в Год­ри­ковой Ло­щине. Уже поч­ти три ме­сяца они при­водят его в по­рядок. Ког­да они впер­вые приш­ли сю­да, не от­пустив Гар­ри од­но­го, здесь ца­рило за­пус­те­ние. Прав­да, в ос­новном дом, к их удив­ле­нию, поч­ти не был раз­ру­шен, но об­лу­пилась крас­ка сна­ружи, по­жел­те­ли и осы­пались кое-где обои в ком­на­тах, ме­бель пок­ры­лась тол­стым сло­ем пы­ли. Боль­ше все­го пос­тра­дала кух­ня. Стек­ло в две­ри чер­но­го вхо­да осы­палось, стол, стулья, шка­фы, ста­рин­ный, не­ког­да кра­сивый, на­вер­ное, бу­фет бы­ли раз­би­ты в ще­пы, по­суда прев­ра­тилась в ос­колки, а в по­лу­об­ва­лив­шемся ка­мине сви­ли гнез­до вя­хири. Мо­жет быть, имен­но здесь по­гиб Джей­мс Пот­тер, за­щищая же­ну и ма­лень­ко­го сы­на...

А в ос­таль­ном все бы­ло так, как, на­вер­ное, бы­ло при ро­дите­лях Гар­ри. В дет­ской да­же сох­ра­нились дет­ские ве­щи. Ког­да они про­ходи­ли по ком­на­там, на дру­га бы­ло страш­но смот­реть. Гер­ми­она не­воль­но вспом­ни­ла его не­под­вижное, слов­но ве­неци­ан­ская мас­ка, ли­цо и взгляд, на­пол­ненный ди­кой смесью тер­пкой го­речи и ядо­витой жаж­дой мес­ти.

Как-то мол­ча, сла­жен­но они при­нялись вы­тирать пыль, сди­рать ста­рые обои, кле­ить но­вые, ко­торые под­би­рала Джин­ни по сво­ему вку­су, ме­нять ста­рый рас­сохший­ся пар­кет, кра­сить сте­ны сна­ружи. Уди­витель­но, что все это они де­лали собс­твен­ны­ми ру­ками. Гер­ми­она да­же не пред­по­лага­ла, что Рон, при­вык­ший при­бегать к по­мощи ма­гии во всех под­хо­дящих и не­под­хо­дящих слу­ча­ях, мо­жет так класть пар­кет, тща­тель­но и лю­бов­но под­би­рая от­те­нок пла­нок, ак­ку­рат­ней­шим об­ра­зом пок­ры­вать их ла­ком и на­тирать мас­ти­кой. А Гар­ри с ос­терве­нени­ем сди­рал обои и до­поз­дна ве­чера­ми чи­нил прог­нившие сту­пень­ки лес­тни­цы, мер­но сту­кая мо­лот­ком.

А на них с Джин­ни ле­жала по­чет­ная обя­зан­ность на­водить чис­то­ту, за­купать не­об­хо­димое, го­товить еду. Они ра­бота­ли так, слов­но в фи­зичес­ком тру­де хо­тели вып­леснуть всю свою злость и не­нависть; ме­няя об­лик до­ма, слов­но хо­тели сте­реть сле­ды той тра­гедии, ко­торая про­изош­ла в его сте­нах сем­надцать лет на­зад.

Од­нажды Гер­ми­она спро­сила Гар­ри, не тя­жело ли ему здесь, ког­да ка­жет­ся, что сам воз­дух это­го до­ма про­низан те­нями бы­лого. Гар­ри тог­да ти­хо от­ве­тил, что здесь на­чалась его жизнь, и дом не ка­жет­ся ему при­ютом страш­ных приз­ра­ков, по­тому что пом­нит не толь­ко ги­бель его ро­дите­лей, но и их лю­бовь.

А те­перь ста­рый дом бу­дет сви­дете­лем но­вой люб­ви. Гос­по­ди, как же она ис­крен­не счас­тли­ва за Гар­ри и Джин­ни! Осо­бен­но за Джин­ни, за то, что сер­дечко ее единс­твен­ной близ­кой под­ру­ги на­конец-то пе­рес­та­ло бо­леть от не­раз­де­лен­ности, за то, что ее в об­щем-то ум­ный, но слег­ка не­догад­ли­вый и под­сле­пова­тый друг на­конец-то по­нял, что они с Джин­ни — две по­ловин­ки од­но­го це­лого, а все ос­таль­ное не име­ет ни­како­го зна­чения.

Гер­ми­она свет­ло улы­ба­ет­ся, не за­мечая, что за ней с прис­таль­ным вни­мани­ем сле­дит Рон. Он хо­чет что-то ска­зать, но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, бо­ясь по­мешать мыс­лям де­вуш­ки, лег­ки­ми об­лачка­ми про­бега­ющи­ми по ее ли­цу. На­конец ре­шив­шись, он под­хо­дит к ней и ос­то­рож­но зап­равля­ет прядь во­лос, ще­кочу­щих ще­ку, за уш­ко.

— Гер­ми­она, а ты не за­была?

— Что? — вы­ныри­ва­ет из сво­их мыс­лей де­вуш­ка.

— Се­год­ня твой день рож­де­ния. Поз­драв­ляю!

Гер­ми­она грус­тно ус­ме­ха­ет­ся.

— Спа­сибо.

— Слу­шай, да­вай от­ме­тим с раз­ма­хом? Дом мы поч­ти до­вели до ума, ос­та­лось толь­ко на­вер­ху в спаль­нях кое-что поп­ра­вить. Сов­местим день рож­денья с но­восель­ем! — ожив­ля­ет­ся Рон, — раз­ве­сим ша­ры, Фред и Джордж обес­пе­чат фей­ер­верки, ма­ма на­гото­вит вся­ких вкус­ностей, а я со сво­ей сто­роны бе­ру от­ветс­твен­ность за сли­воч­ное пи­во и кое-что пок­репче.

— Рон!

— А что?

— У Джин­ни и Гар­ри се­год­ня пер­вый сов­мес­тный день, на­вер­ня­ка, им за­хочет­ся по­быть вдво­ем. Фред и Джордж на за­дании, вче­ра Грюм им по­ручил, за­был? Твоя ма­ма по­ка еще слиш­ком огор­че­на ухо­дом Джин­ни из до­ма. А я… Зна­ешь, мне сов­сем не хо­чет­ся от­ме­чать. Из­ви­ни.

— Но, Гер­ми­она, так же нель­зя!

— Мож­но. Все-та­ки это МОЙ день рож­де­ния.

— Пос­лу­шай, да­вай тог­да…

— Рон, сде­лай мне по­дарок, — Гер­ми­она вне­зап­но от­во­рачи­ва­ет­ся от ок­на и смот­рит Ро­ну пря­мо в гла­за.

Па­рень не­воль­но ту­шу­ет­ся, но не от­во­дит взгля­да, ис­пы­тывая неп­ре­одо­лимое же­лание об­нять Гер­ми­ону, ког­да она так близ­ко от не­го, что он чувс­тву­ет теп­ло ее те­ла, сла­бый аро­мат шам­пу­ня, ис­хо­дящий от ее во­лос, ви­дит чуть по­лу­от­кры­тые гу­бы, слов­но цве­ток, вот-вот со­бира­ющий­ся рас­пустить­ся. Он ед­ва сдер­жи­ва­ет­ся, что­бы не на­чать це­ловать ее пря­мо сей­час, здесь, при­жав к прос­тенку меж­ду ок­ном и шка­фом. Це­ловать ее гу­бы, гла­за, неж­ную го­лубо­ватую жил­ку, бь­ющу­юся на шее, ма­лень­кую, поч­ти не­замет­ную ро­дин­ку на вис­ке, ми­лую ямоч­ку на ще­ке, це­ловать ее всю, об­жи­гать ды­хани­ем, с за­мира­ни­ем сер­дца слу­шать ее сбив­чи­вый ше­пот и сго­рать в том пла­мени, ко­торое по­лыха­ет в их сер­дцах, в его сер­дце.

Гер­ми­она что-то го­ворит, но Рон за­тума­нен­ны­ми гла­зами ви­дит лишь ее ма­нящие гу­бы, и собс­твен­ное хрип­лое ды­хание ка­жет­ся ему ог­лу­ша­юще гром­ким.

— Рон, по­жалуй­ста…

— Ч-что, прос­ти?

— Я ни­чего не хо­чу.

С ве­ликим тру­дом до Ро­на до­ходит смысл ска­зан­но­го, и его тут же ока­тыва­ет хо­лод­ной вол­ной.

— По­чему?!

— Я… — де­вуш­ка не за­меча­ет сос­то­яния пар­ня и от­хо­дит от не­го, — мне прос­то нуж­но по­быть од­ной. При­вес­ти мыс­ли в по­рядок, по­думать, да прос­то по­гулять и от­дохнуть! К то­му же я обе­щала ма­ме и па­пе, что при­ду до­мой, и мы про­ведем ве­чер вмес­те.

— Ну, ко­неч­но, — Рон ра­зоча­рован­но взды­ха­ет, — ты уже два дня не бы­ла до­ма, да?

— Да, и они бес­по­ко­ят­ся. Прос­ти, лад­но? Из­ви­нись пе­ред Гар­ри и Джин­ни.

— Хм, это они дол­жны пе­ред то­бой из­ви­нить­ся, да­же не поз­дра­вили.

— Джин­ни не за­была, и она зна­ет, что я не со­бира­лась ни­чего де­лать. А Гар­ри уже поз­дра­вил ут­ром.

Рон мыс­ленно чер­ты­ха­ет­ся. Опять он, как всег­да, сел в лу­жу. Нет, ну что сто­ило Гар­ри на­пом­нить по­рань­ше?!

Гер­ми­она на­киды­ва­ет лег­кий пла­щик и, кив­нув дру­гу, вы­ходит че­рез зад­нюю дверь. Рон ос­та­ет­ся, про­вожая взгля­дом тон­кую фи­гур­ку, ко­торая от­хо­дит от до­ма и, по­махав на про­щание ру­кой, транс­грес­си­ру­ет.

Ко­неч­но, это ее праз­дник, и она са­ма ре­ша­ет, что ей де­лать в этот день. Ес­тес­твен­но, она ус­та­ла. Днем они на за­няти­ях Ав­ро­рата, при­чем Гер­ми­она за­нима­ет­ся, как и в шко­ле, усер­днее всех; ве­чером — ре­монт; плюс к это­му она еще ус­пе­ва­ет рыть­ся в кни­гах, что­бы най­ти как мож­но боль­ше ин­форма­ции о крес­тра­жах. Ког­да она спит?

Да, он ни­чего не сде­ла­ет, он прос­то поз­во­лит ей про­вес­ти день рож­денья так, как она хо­чет. А по­дарок от­даст зав­тра.

Рон стис­ки­ва­ет в ку­лаке мяг­кий бар­хатный ме­шочек, из ко­торо­го то­нень­ким свер­ка­ющим взблес­ком сос­каль­зы­ва­ет на пол брас­лет, куп­ленный им еще нес­коль­ко ме­сяцев на­зад. Из пер­сид­ской зе­лено-го­лубой би­рюзы, с за­мыс­ло­ватой се­реб­ря­ной зас­тежкой в ви­де ба­боч­ки. На не­го на­ложе­ны спе­ци­аль­ные ча­ры, бла­года­ря ко­торым вла­дели­ца ни­ког­да его не по­теря­ет, и еще ка­кие-то ох­ранные. Про­давец в ан­тиквар­ной лав­ке, по край­ней ме­ре, клял­ся, что эта ве­щица бес­ценна и бу­дет от­личным по­дар­ком для де­вуш­ки.

Рон под­ни­ма­ет брас­лет и бе­реж­но пря­чет его в ме­шочек. Он по­дож­дет, ни­чего. Впе­реди еще мно­го дней, и он ус­пе­ет ска­зать Гер­ми­оне, что си­яние ее глаз для не­го до­роже все­го на све­те.


* * *


Гер­ми­она мед­ленно бре­дет по сво­ей рес­пекта­бель­ной за­город­ной улоч­ке, на ко­торой за гус­той зе­леной лис­твой ду­бов, пла­танов и кле­нов, уже про­шитой кое-где ни­тями жел­тизны, спря­тались до­ма. Как здесь ти­хо и мир­но! Ни­чего не на­руша­ет те­чения раз­ме­рен­ной жиз­ни хо­зя­ев этих до­мов. Они не име­ют по­нятия, что та­кое смерть от зак­лятья, что та­кое боль по­тери тех, кто дол­жен был жить, но по­гиб на тво­их гла­зах, что та­кое знать, что в эту ми­нуту Вол­де­морт на­вер­ня­ка доп­ра­шива­ет ко­го-то из зна­комых или нез­на­комых, не­важ­но, и при­меня­ет на нем Неп­рости­тель­ные зак­лятья. А че­рез ка­кое-то вре­мя Ав­ро­ры опять най­дут вол­шебни­ка, со­вер­шенно по­теряв­ше­го се­бя, соз­на­ние ко­торо­го столь же пус­то, как и его вы­пот­ро­шен­ная па­мять. Или то­го ху­же, труп. Они не зна­ют, ка­ково это — в во­сем­надцать лет ощу­щать се­бя на все со­рок.

Еще вче­ра она, Гар­ри и Рон бы­ли деть­ми, без­за­бот­ны­ми, бе­зог­лядны­ми, не за­думы­ва­ющи­мися, что бу­дет зав­тра. Хо­тя, с дру­гой сто­роны, бы­ло ли у них нас­то­ящее, ни­чем не ом­ра­чен­ное, сол­нечное, оза­рен­ное у­ютом род­но­го до­ма, детс­тво? У нее и Ро­на, на­вер­ное, бы­ло. До пос­тупле­ния в Хог­вартс. А у Гар­ри его от­нял Вол­де­морт. А по­том они все вмес­те пов­зрос­ле­ли.

Она не­воль­но вспо­мина­ет дав­ний раз­го­вор:

«Гер­ми­она, сол­нышко, пой­ди по­гуляй, что ты все вре­мя си­дишь до­ма? Лю­си зво­нила, приг­ла­шала те­бя на пик­ник»

«Я не мо­гу, ма­ма, Гар­ри поп­ро­сил ме­ня кое о чем».

«А это не мо­жет по­дож­дать?»

«Нет, это очень и очень важ­но»

Лю­си и Сь­юзи — единс­твен­ные из ее преж­не­го, маг­лов­ско­го клас­са, ко­торых не от­пу­гивал ее ста­тус от­лични­цы и зуб­ри­лы. Вмес­те с ни­ми она чи­тала ко­мик­сы, за­нима­лась ма­тема­тикой, так же, как и они, обо­жала фис­ташко­вое мо­роже­ное и да­же за ком­па­нию бы­ла тай­но влюб­ле­на в са­мого кра­сиво­го маль­чи­ка из клас­са мисс Хиг­гинс. Она на са­мом де­ле ког­да-то до­рожи­ла ими. Сей­час де­вуш­ки из­редка за­ходи­ли к ней, об­сужда­ли пос­ледние пис­ки мо­ды, вы­соту каб­лу­ков, сто­ит ли но­сить стрин­ги все вре­мя, ка­кую глу­бину де­коль­те выб­рать на платье для вы­пус­кно­го ба­ла, не бу­дет ли это че­рес­чур, а в дом Стэп­лто­нов пе­ресе­лил­ся пот­рясный па­рень, и на­до с ним поб­ли­же поз­на­комить­ся. Но те­перь ми­лая и бе­зобид­ная в об­щем-то бол­товня под­руг на­води­ла на Гер­ми­ону ужа­са­ющую зе­воту, ко­торую она бе­зус­пешно пы­талась скрыть. Да во имя по­соха Мер­ли­на, на каб­лу­ках да­леко не убе­жишь от По­жира­телей Смер­ти! Де­коль­те на ман­ти­ях, это, на­вер­ное, что-то со­вер­шенно осо­бен­ное. Свое белье она не со­бира­лась осуж­дать ни с кем. А «пот­рясным пар­нем» был ког­тевра­нец Эн­то­ни Голд­стейн, дав­но и без­на­деж­но влюб­ленный в пуф­фендуй­ку Сь­юзен Бо­унс. На дру­гих де­вушек он смот­рел лишь как на средс­тво раз­влечь­ся и про­вес­ти ве­чер. О ко­личес­тве под­ру­жек То­ни в их груп­пе под­го­тов­ки Ав­ро­ров хо­дили ле­ген­ды, ко­торые от­нюдь не по­выша­ли его шан­сов в гла­зах Сь­юзен.

Ви­дя от­кро­вен­ную ску­ку на ли­це Гер­ми­оны, под­ру­ги оби­жен­но под­жи­мали гу­бы и ре­тиро­вались. Их ви­зиты ста­ли в пос­леднее вре­мя сов­сем ред­ки­ми, че­го впро­чем, она поч­ти и не за­мети­ла, слиш­ком мно­го все­го на­вали­лось.

Она ни­ког­да не хо­дила на пик­ни­ки, дни рож­денья, ве­черин­ки, ко­торые ус­тра­ива­ли ее зна­комые по маг­лов­ской шко­ле и жив­шие по со­седс­тву под­рос­тки. Она бы­ла за­нята. Хог­вартс, уче­ба, зах­ва­тыва­ющее чувс­тво от ощу­щения сво­ей вол­шебной си­лы, Гар­ри и Рон. Обык­но­вен­ным лю­дям, кро­ме ро­дите­лей и родс­твен­ни­ков, мес­та в ее жиз­ни не ста­ло. И как-то не­замет­но обык­но­вен­ные лю­ди прев­ра­тились в маг­лов. По­чему-то в этом сло­ве Гер­ми­оне чу­дилась не­кая до­ля през­ре­ния, ко­неч­но, не та­кая, как в сло­ве «гряз­нокров­ка», но все же… И на­зывая лю­дей-не­вол­шебни­ков маг­ла­ми спер­ва прос­то по­тому, что все в Хог­вар­тсе так го­вори­ли, а по­том по при­выч­ке (она да­же ро­дите­лей в раз­го­воре с друзь­ями ста­ла на­зывать маг­ла­ми!), она слов­но воз­во­дила не­кую сте­ну меж­ду их ми­ром — прос­тым, ог­ра­ничен­ным и скуч­ным, и сво­им, в ко­тором мож­но бы­ло ле­тать на мет­лах, лю­бовать­ся тан­цу­ющей на ла­дони ма­лень­кой фе­ей, раз­го­вари­вать с при­виде­ни­ями и пор­тре­тами и быть нас­то­ящей вол­шебни­цей. И на­зывая этим сло­вом сво­их близ­ких, она в чем-то упо­доб­ля­лась Дра­ко Мал­фою, ко­торый на про­тяже­нии всех лет обу­чения об­зы­вал ее гряз­нокров­кой с ка­ким-то изощ­ренным удо­воль­стви­ем. Она не хо­тела, но так по­луча­лось!

И, гос­по­ди, как же она ус­та­ла…

Ус­та­ла от все­го — от пос­то­ян­но­го нап­ря­жения, от мол­ча­ливо­го не­одоб­ре­ния и бес­по­кой­ства в гла­зах ро­дите­лей, от не­об­хо­димос­ти все вре­мя быть нас­то­роже, спать с вол­шебной па­лоч­кой под по­душ­кой, от не­реши­тель­нос­ти и из­лишней за­бот­ли­вос­ти Ро­на, от то­го, что ей се­год­ня ис­полни­лось во­сем­надцать, а в ней сов­сем нет ра­дос­ти, лишь же­лание, что­бы до­ма не ждал «сюр­приз» в ви­де родс­твен­ни­ков с тор­том и свеч­ка­ми.

Мо­жет быть, впер­вые за во­сем­надцать лет вдруг за­хоте­лось то­го, что по­лага­лось ей по воз­расту — ко­рот­кие юб­ки и вы­сокие каб­лу­ки, лег­кая и ни к че­му не рас­по­лага­ющая бол­товня с под­ру­гами, раз­ноцвет­ное бе­зумие ог­ней на дис­ко­теке и бе­шеные рит­мы тан­ца, улыб­ка сим­па­тич­но­го пар­ня на ве­черин­ке и его гу­бы на сво­их гу­бах. А по­том рас­стать­ся и ос­тать­ся друзь­ями. Ду­мать толь­ко о том, как бы не опоз­дать на лек­цию в кол­ледже, по­тому что ве­дет ее ужас­но яз­ви­тель­ный про­фес­сор. Как при­учить со­сед­ку по ком­на­те не раз­бра­сывать ве­щи, где по­пало, и не пу­тать свой гар­де­роб с ее. Как на рас­све­те не­замет­но проб­рать­ся в сту­ден­ческое об­ще­житие ми­мо стро­гой ох­ра­ны. Что по­дарить ма­ме и па­пе на го­дов­щи­ну свадь­бы и как из­бе­жать их но­таций на те­му «Будь серь­ез­ней, Гер­ми­она».

Но она уже дав­но всег­да серь­ез­на… Да и бы­ла ли она ког­да-то дру­гой?

Ука­затель с то­го пу­ти, ко­торый вел к это­му обыч­но­му, но не­дос­ти­жимо­му те­перь ми­ру, был пе­реве­ден в тот день, ког­да в их дом приш­ло пись­мо на жел­том пер­га­мен­те с зе­лены­ми чер­ни­лами. И этот путь был окон­ча­тель­но зак­рыт, ког­да она вмес­те с ро­дите­лями впер­вые по­пала в Ко­сой Пе­ре­улок и ку­пила вол­шебную па­лоч­ку.

А те­перь в том ми­ре, ко­торый стал ее, слы­шен звон кан­да­лов, в ко­торые Вол­де­морт хо­чет за­ковать всех маг­ло­рож­денных ма­гов, и быс­тро взрос­ле­ют де­ти, над ко­торы­ми прос­ти­ра­ет свои чер­ные крылья тень над­ви­га­ющей­ся вой­ны, обе­ща­ющей за­лить кровью маг­ло­рож­денных стра­ницы ис­то­рии ма­гии.

Во­сем­надца­тилет­ний Гар­ри обус­тра­ива­ет свой дом, а сем­надца­тилет­няя Джин­ни вхо­дит в не­го хо­зяй­кой. Раз­ве это воз­можно в маг­лов­ском ми­ре, в ко­тором они бы­ли бы еще не­разум­ны­ми под­рос­тка­ми?

А в пос­леднее вре­мя по кра­еш­ку соз­на­ния сколь­зят бе­зум­но под­лые пре­датель­ские мыс­ли. «Ты ус­та­ла, от­дохни, у­ез­жай ку­да-ни­будь, где смо­жешь на­чать но­вую жизнь, смо­жешь стать той, ка­кой ты хо­чешь стать в са­мой глу­бине сво­ей ду­ши. За­чем это те­бе? Это не твоя бит­ва. Твои ро­дите­ли бу­дут толь­ко ра­ды, ес­ли ты от­ка­жешь­ся от кол­довс­тва, вы­берешь нор­маль­ную про­фес­сию, нач­нешь встре­чать­ся с нор­маль­ным пар­нем. За­будь все, что бы­ло, пред­ставь, что это был все­го лишь неп­ри­ят­ный сон или бо­лезнь, от ко­торой ты выз­до­рове­ла».

Эти мыс­ли гряз­ной вол­ной бу­дора­жат ду­шу, ос­тавляя пос­ле се­бя неп­ри­ят­ное чувс­тво гад­ли­вос­ти. В то же вре­мя что-то все же от­кли­ка­ет­ся, что-то смут­но тре­вожит…

Гер­ми­она ус­та­ло по­тира­ет вис­ки и тя­нет на се­бя дверь род­но­го до­ма. И тут же пря­мо ей в ли­цо пы­ха­ет кон­фетти, зве­нит смех, хло­па­ют ла­доши, и раз­но­голо­сый хор ве­село тя­нет:

— С Днем рож­денья, до­рогая!

Ма­ма и па­па, дя­ди и те­ти, де­сяток ку­зенов и ку­зин и да­же де­душ­ка… дай никому понять, что творится в твоей душе.

Глава 4. Шепот прошлого

Он оч­нулся уже на мра­мор­ных сту­пенях бан­ка, ког­да мис­тер Пот­тер гром­ко ска­зал:

— Ну, ку­да те­перь? Пред­ла­гаю пер­вым де­лом к Ол­ли­ван­де­ру.

Мис­сис Пот­тер сог­ла­силась, и они нап­ра­вились вдоль длин­ной ули­цы, каж­дый дом на ко­торой был вол­шебным ма­гази­ном. И ка­кие же уди­витель­ные ве­щи про­дава­лись в них! Алекс ус­пе­вал толь­ко кру­тить го­ловой по сто­ронам в не­мом вос­хи­щении.

Чу­дес­но и за­гадоч­но зву­чащий Ол­ли­ван­дер ока­зал­ся ма­лень­кой ла­воч­кой с гряз­ной стек­лянной вит­ри­ной и над­писью «Ол­ли­ван­дер. Вол­шебные па­лоч­ки с 387 г. до н.э.».

Алекс с ро­бостью во­шел внутрь, Ли­ли то­же не­реши­тель­но ози­ралась, хо­тя очень са­мо­уве­рен­но под­мигну­ла ему на по­роге. К ним по­дошел ста­рик с очень свет­лы­ми, поч­ти бе­лесы­ми гла­зами. Маль­чи­ку ста­ло не по се­бе от его не­под­вижно­го прис­таль­но­го взгля­да.

— Мо­лодые лю­ди приш­ли выб­рать свои пер­вые па­лоч­ки? — ти­хо про­гово­рил, чуть ли не про­шеп­тал ста­рик.

Отец Ли­ли кив­нул.

— Да, по­жалуй­ста.

— Что ж, юная ле­ди, про­шу.

Ли­ли с ис­пу­ган­ным вы­раже­ни­ем ли­ца по­дош­ла к ста­рику, и тот, об­ме­рив всю ее вол­шебным сан­ти­мет­ром, ко­торый дви­гал­ся сам по се­бе, про­тянул па­лоч­ку, ко­роб­ку с ко­торой дос­тал из-под при­лав­ка. Ли­ли по­маха­ла ею, но ни­чего осо­бен­но­го не про­изош­ло. Ста­рик при­тащил еще па­лоч­ки, на этот раз сняв их с длин­ных вы­соких по­лок, и Ли­ли, обод­рившись, на­чала про­бовать их. На­конец, на две­над­ца­той по сче­ту па­лоч­ке, Ли­ли вос­клик­ну­ла:

— Вот, это она, точ­но! — и вы­пус­ти­ла из па­лоч­ки сноп раз­ноцвет­ных искр.

— Пре­вос­ходно, пре­вос­ходно, де­сять с по­лови­ной дюй­мов, виш­не­вое де­рево, во­лос еди­норо­га. А те­перь юный джентль­мен.

Алекс су­дорож­но сглот­нул. А вдруг он не смо­жет выб­рать? И как он уз­на­ет, что это имен­но его па­лоч­ка?

Ка­жет­ся, пос­ледний воп­рос он про­из­нес вслух, по­тому что Ли­ли шеп­ну­ла:

— Не вол­нуй­ся, ты ее по­чувс­тву­ешь.

Ще­кот­но про­бежал по те­лу сан­ти­метр, и мис­тер Ол­ли­ван­дер, стран­но гля­дя сво­ими блед­ны­ми гла­зами, по­дал ему па­лоч­ку. Алекс взял ее в ру­ки и взмах­нул, ста­ра­ясь пов­то­рить дви­жения Ли­ли. При­ят­ное теп­ло про­бежа­ло из па­лоч­ки по его ру­ке и раз­ли­лось по все­му те­лу. Во­лосы как буд­то вста­ли ды­бом, кон­чи­ки паль­цев на­чало по­калы­вать. Из па­лоч­ки выр­ва­лись зо­лотые и се­реб­ря­ные струй­ки све­та, ко­торые лу­чика­ми раз­бе­жались по по­меще­нию. Алек­су ста­ло уди­витель­но хо­рошо на сер­дце.

— Изу­митель­но, пре­вос­ходно, прос­то ве­лико­леп­но, юный мис­тер Мал­фой, ес­ли не оши­ба­юсь? — бор­мо­тал ста­рик, не от­ры­вая взгля­да от Алек­са.

— Дей­стви­тель­но! — уди­вил­ся отец Ли­ли, — впер­вые ви­жу, что­бы па­лоч­ка так быс­тро наш­ла се­бе ма­га.

— Нет, не это, — про­шелес­тел Ол­ли­ван­дер, — а то, что это уни­каль­ное из­де­лие. Ров­но де­сять дюй­мов, ви­ног­радная ло­за и сер­дце­вина — сгус­ток пла­мени се­реб­ря­ного дра­кона, пой­ман­ный в лун­ный свет.

Алекс ни­чего не по­нял из ска­зан­но­го и в вос­хи­щении лю­бовал­ся сво­ей па­лоч­кой. За­то мис­тер Пот­тер в изум­ле­нии по­дал­ся впе­ред.

— Это­го не мо­жет быть! Как мож­но по­мес­тить в сер­дце­вину пла­мя дра­кона? Я знаю, что обыч­но ис­поль­зу­ет­ся вы­сушен­ное сер­дце дра­кона, его су­хожи­лие, в ред­ких слу­ча­ях ког­ти и клы­ки, но пла­мя?

— Пла­мя се­реб­ря­ного дра­кона, мис­тер Пот­тер. Это воз­можно, на­вер­ное, все­го лишь раз в ты­сяче­летие. Се­реб­ря­ные дра­коны чрез­вы­чай­но ред­ки, на­деле­ны ра­зумом и не лю­бят че­лове­чес­ко­го об­щес­тва. Но ес­ли в год три­над­ца­ти сол­нечных пя­тен, в ночь пос­ледне­го ве­сен­не­го пол­но­луния уго­ворить се­реб­ря­ного дра­кона вы­дох­нуть свое пла­мя и под­ста­вить со­суд с этим пла­менем под хо­лод­ный лун­ный свет, то оно прев­ра­тит­ся в уди­витель­ное ве­щес­тво. Свой­ства это­го ве­щес­тва еще до кон­ца не изу­чили. Это за­гад­ка, тай­на! Вол­шебных па­лочек, в сер­дце­вине ко­торых зас­тывшее пла­мя се­реб­ря­ного дра­кона, очень ма­ло. Мне пос­час­тли­вилось из­го­товить две. Од­на из­бра­ла это­го мо­лодо­го че­лове­ка. А судь­ба ее сес­тры бы­ла нес­час­тна. Она из­бра­ла маль­чи­ка, ко­торый по­давал боль­шие на­деж­ды, но, к мо­ему прис­корбию, пред­по­чел стать тенью ть­мы.

— Снейп? Она бы­ла у не­безыз­вес­тно­го Се­веру­са Сней­па, не так ли? — ти­хо спро­сил чер­но­воло­сый муж­чи­на.

Ста­рик про­мол­чал, прик­рыв гла­за, слов­но утом­ленный раз­го­вором, и воп­рос ос­тался без от­ве­та. Алекс и Ли­ли про­пус­ти­ли ти­раду ста­рика ми­мо ушей, по­тому что ув­ле­чен­но срав­ни­вали свои па­лоч­ки. На­конец взрос­лые рас­пла­тились и выш­ли из ма­гази­на. Алекс вы­ходил пос­ледним и поч­ти у са­мой две­ри его нас­тиг ти­хий го­лос ста­рика:

— Вы очень по­хожи на сво­его от­ца, а род Мал­фо­ев из­давна из­вестен в на­шем ми­ре. Кто пой­мет ду­шу ис­тинно­го Мал­фоя? Она из­менчи­ва и по­доб­на во­де — то сме­та­ет все на сво­ем пу­ти бур­ным по­током, то хо­лод­на, как лед. Но в ва­ших гла­зах го­рит тот же огонь, что и у ва­шей ма­тери. Вы лед и пла­мя, юный мис­тер Мал­фой, со­юз не­сов­мести­мого.

Алекс вы­летел из ма­гази­на как ош­па­рен­ный. Ве­ро­ят­но, этот ста­рик знал его ро­дите­лей. Воз­можно, они то­же по­купа­ли у не­го свои вол­шебные па­лоч­ки. Но воз­вра­щать­ся, смот­реть в блед­ные гла­за и расс­пра­шивать бо­лее чем чу­дако­вато­го мис­те­ра Ол­ли­ван­де­ра о них ему со­вер­шенно не хо­телось.

Мне­ния от­но­ситель­но даль­ней­ших дей­ствий раз­де­лились. Мис­тер Пот­тер пред­ла­гал ид­ти по­купать учеб­ни­ки и ин­гре­ди­ен­ты для зе­лий, по­тому что их ма­гази­ны на­ходи­лись бли­же, мис­сис Пот­тер нас­та­ива­ла на том, что вна­чале на­до при­об­рести ман­тии, по­тому что это де­ло хло­пот­ное. На­конец они приш­ли к кон­сенсу­су и от­пра­вились по­купать кот­лы и те­лес­ко­пы. За­тем при­об­ре­ли кни­ги, перья, пер­га­мент и раз­личные ин­гре­ди­ен­ты для зе­лий в ап­те­ке. Алек­са пе­редер­ну­ло от от­вра­щения при ви­де ис­толчен­ных ле­тучих мы­шей, су­шеных жу­ков, гу­сениц, чер­вей, глаз, но­жек и про­чих час­тей те­ла вся­ких га­дов, ак­ку­рат­но раз­ло­жен­ных по бан­кам или рас­фа­сован­ных в свер­тки. Он по­думал, что зель­ева­рение ни­ког­да не ста­нет его лю­бимым пред­ме­том.

До­шел че­ред и до ман­тий. Они заш­ли в ма­лень­кий у­ют­ный ма­газин­чик, где сим­па­тич­ная пух­лень­кая вол­шебни­ца то­же об­ме­рила их вол­шебным сан­ти­мет­ром и пос­та­вила обо­их на низ­кие бан­кетки, что­бы по­дог­нать ман­тии и фор­менную одеж­ду.

Ког­да они с Ли­ли сто­яли на этих бан­кетках, ее ро­дите­ли о чем-то ти­хо пе­рего­вари­вались у ок­на, из­редка бро­сая на Алек­са быс­трые ко­рот­кие взгля­ды. Он за­мечал это, и ему ста­нови­лось не по се­бе. Нес­мотря на дру­желю­бие, ро­дите­ли Ли­ли все же от­но­сились к не­му как-то хо­лод­но­вато-нас­то­рожен­но, слов­но он был тиг­ром в не­запер­той клет­ке и мог в лю­бой мо­мент ли­бо сбе­жать, ли­бо нат­во­рить что-ни­будь ужас­ное.

Звяк­нул ко­локоль­чик, и в ма­газин вош­ли еще по­сети­тели. Вы­сокий, нем­но­го нес­клад­ный ог­ненно­воло­сый муж­чи­на, с ним очень изящ­ная и ос­ле­питель­но кра­сивая жен­щи­на с чуд­ны­ми шел­ко­вис­ты­ми бе­локу­рыми во­лоса­ми и ла­зур­но-го­лубы­ми гла­зами. Еще ни­ког­да Алекс не ви­дел та­кой кра­соты и те­перь ос­леплен­но ус­та­вил­ся на во­шед­шую. За ни­ми во­шел маль­чик при­мер­но лет один­надца­ти-две­над­ца­ти, очень по­хожий на жен­щи­ну, с та­кими же тон­ки­ми пра­виль­ны­ми чер­та­ми ли­ца и го­лубы­ми гла­зами, слег­ка за­горе­лый. Толь­ко во­лосы у не­го бы­ли, как у муж­чи­ны, яр­ко-ры­жими.

— Дя­дя Рон, те­тя Габ­ри­эль, Рей­ни! — за­вопи­ла Ли­ли так, что все вздрог­ну­ли, а пух­лень­кая вол­шебни­ца вы­рони­ла из рук па­лоч­ку, при по­мощи ко­торой уко­рачи­вала ман­тию Алек­са.

Мис­тер Пот­тер удив­ленно вскрик­нул и бро­сил­ся об­ни­мать во­шед­ше­го муж­чи­ну. Мис­сис Пот­тер за­аха­ла и при­нялась рас­це­ловы­вать­ся с жен­щи­ной и об­ни­мать маль­чи­ка.

— Как вы здесь очу­тились, Рон? Мы жда­ли вас толь­ко зав­тра! — ра­дос­тно вос­клик­нул мис­тер Пот­тер, не пе­рес­та­вая хло­пать муж­чи­ну по спи­не.

— А мы при­были се­год­ня ночью, ре­шили сде­лать всем ма­лень­кий сюр­приз, — ух­мыль­нул­ся тот, — по­нима­ешь, во мне прос­нулся спав­ший глу­боким сном пат­ри­отизм, в спо­ре меж­ду пре­иму­щес­тва­ми фран­цуз­ско­го и ан­глий­ско­го об­ра­зова­ния, на­конец, по­беди­ло вто­рое, и мы с Рей­ном ре­шили пос­пе­шить, по­ка Га­би не пе­реду­мала.

— Мис­сис У­из­ли, на­вер­ное, вне се­бя от ра­дос­ти?

— Ма­ло ска­зано. За­лива­ет­ся сле­зами каж­дые пол­ча­са и так и но­ровит при­жать нас к сво­ей ши­рокой гру­ди. Она хо­тела с ут­ра заг­ля­нуть к вам, по­делить­ся столь нес­лы­хан­ным счасть­ем, но от ее слез все вре­мя от­сы­ревал ка­мин. Ну, что за ра­ботен­ка у Пер­си для ме­ня, не зна­ешь? А то на­ша Пэ­ВэШа опять важ­ни­ча­ет и ло­почет что-то там о сек­ре­тах го­сударс­твен­ной важ­ности.

Муж­чи­ны отош­ли к две­рям, мис­тер Пот­тер за­гово­рил впол­го­лоса, и его друг вмиг по­серь­ез­нел и скло­нил го­лову, слу­шая.

— Пе­рес­тань гла­зеть на те­тю Габ­ри­эль, Алекс! — шеп­ну­ла, хи­хикая, Ли­ли, — это прос­то неп­ри­лич­но. К то­му же дя­дя Рон о-очень рев­ни­вый.

— Я сов­сем не… я прос­то… так… — вы­давил пок­раснев­ший, как рак, Алекс.

— Да лад­но, не парь­ся. Она на чет­верть вей­ла, и все, кто ви­дят ее в пер­вый раз, и не в пер­вый то­же, выг­ля­дят так же глу­по. Кста­ти, те­тя Флер, сес­тра те­ти Га­би и же­на дя­ди Бил­ла, еще кра­сивее, ес­ли это во­об­ще воз­можно пред­ста­вить.

«Ин­те­рес­но, кто та­кие вей­лы?» — по­думал Алекс, с тру­дом от­во­дя взгляд.

— Го­тови­тесь к Хог­вар­тсу, Га­би? — спро­сила мис­сис Пот­тер, ког­да объ­ятья, по­целуи и удив­ленные вос­кли­цания прек­ра­тились.

— Oh, qui, — слег­ка грас­си­руя, неж­ным го­лосом от­ве­тила кра­сави­ца, — Г’он по­тащил нас се­год­ня, как буд­то нет д’гу­гих дней! Я все-та­ки так на­де­ялась, что мы ос­та­нем­ся во Ф’ган­ции. Мне ка­жет­ся, Ша’гмба­тон был бы п’гед­почти­тель­нее для ‘Гей­ни. Там очень силь­ный п’ге­пода­ватель­ский сос­тав.

— В Хог­вар­тсе то­же, — воз­ра­зила мать Ли­ли, — и ма­ма нас прос­то дос­та­ла сво­ими при­чита­ни­ями! Дес­кать, она не мо­жет жить спо­кой­но, ког­да ее до­рогие дет­ки так да­леко от до­ма. Билл и Флер в Ки­тае, вы во Фран­ции, Джордж в Авс­тра­лии, Чар­ли с Аг­нес в Ру­мынии. «Все У­из­ли раз­ле­телись по све­ту», как лю­бит пов­то­рять она. На­де­юсь, хоть сей­час нем­но­го ус­по­ко­ит­ся. Вы уже прис­мотре­ли дом?

— Нет еще, но ско’го. Мы по­ка ос­та­нови­лись в до­ме ’го­дите­лей ’Го­на. Они бы­ли очень лю­без­ны. Как толь­ко ‘Гон нач­нет ‘га­ботать в Ми­нис­те’гстве, я зай­мусь по­ис­ка­ми. А что но­вого у вас?

И жен­щи­ны при­нялись ожив­ленно об­ме­нивать­ся пос­ледни­ми но­вос­тя­ми.

— У­из­ли? Фа­милия тво­его дя­ди У­из­ли? — ше­потом спро­сил Алекс у вер­тя­щей­ся пе­ред зер­ка­лом Ли­ли, ко­торой под­го­няли фор­менную юб­ку.

— Да, это брат мо­ей ма­мы. А это Рей­нар У­из­ли, мой са­мый лю­бимый ку­зен. Ну же, Рей­ни, ска­жи: «Прив-е-е-ет». Это Алекс.

Алекс кив­нул. Маль­чик, по­дошед­ший к ним, в от­вет прох­ладно кив­нул и нем­но­го ехид­но про­тянул, раз­гля­дывая Ли­ли в зер­ка­ле:

— Так стран­но ви­деть те­бя в юб­ке. Ты уве­рена, что бу­дешь ее но­сить? Мо­жет быть, сра­зу пред­ло­жить ди­рек­то­ру Хог­вар­тса ввес­ти в фор­му джин­сы?

Ли­ли в от­вет толь­ко по­каза­ла язык. Дя­дя Ли­ли тем вре­менем под­бе­жал и под­ки­нул пле­мян­ни­цу в воз­дух, выз­вав не­удо­воль­ствие пух­лень­кой вол­шебни­цы.

— Ма­лыш­ка, ну и тя­желая же ты ста­ла! — де­лан­но уди­вил­ся он, — на­вер­ня­ка, це­лыми дня­ми ло­па­ешь тор­ты и пи­рож­ные.

— Ой, дя­дя Рон, от­пусти­те ме­ня! — за­лилась сме­хом Ли­ли, — мне ведь уже один­надцать лет, как и Рей­ни, я же рас­ту!

Мис­тер У­из­ли в пос­ледний раз под­ки­нул Ли­ли в воз­дух и пос­та­вил ее на бан­кетку. Он сколь­знул гла­зами по Алек­су и кив­нул.

— То­же в Хог­вартс?

— Да, — сму­щен­но от­ве­тил маль­чик.

— Как твоя фа­милия? А где ро­дите­ли? — спро­сил мис­тер У­из­ли, но Алекс не ус­пел от­ве­тить, как муж­чи­на, очень вни­матель­но вгля­дев­шись в не­го, вдруг нап­рягся. Маль­чик внут­ренне сжал­ся под его ко­лючим ис­пы­ту­ющим взгля­дом.

— Ес­ли не оши­ба­юсь, ты от­прыск слав­но­го ро­да Мал­фо­ев? Сын Юбе­ра? — тон мис­те­ра У­из­ли мо­мен­таль­но стал хо­лод­ным, как зим­няя сту­жа, а сло­во «слав­ный» проз­ву­чало из его уст слов­но «по­ганый».

— Э-э-э, — про­тянул Алекс, не зная, что от­ве­тить, и не­до­уме­вая, как мис­тер У­из­ли до­гадал­ся. Во­об­ще-то до это­го дня он был Грей­ндже­ром, но, ви­димо, раз фа­милия его от­ца Мал­фой, то и он то­же, по­луча­ет­ся, Мал­фой, — ну, я по­лагаю, что да. А кто та­кой Юбер?

— И что ты здесь де­ла­ешь, маль­чик, один, без ок­ру­жения чис­токров­ных прих­вос­тней, сре­ди лю­дей, из­вес­тных весь­ма теп­лы­ми чувс­тва­ми к так на­зыва­емым гряз­нокров­кам? — дя­дя Ли­ли да­же не рас­слы­шал его воп­ро­са.

— Дя­дя Рон! — не­году­юще вос­клик­ну­ла Ли­ли.

К ним пос­пе­шил мис­тер Пот­тер.

— Рон, — он ус­по­ка­ива­юще по­ложил ру­ку на пле­чо дру­га и сму­щен­но каш­ля­нул, — он с на­ми.

— Что-о-о?! — гла­за мис­те­ра У­из­ли ста­ли со­вер­шенно круг­лы­ми, — с ка­ких это пор Пот­те­ры хо­дят по ма­гази­нам с Мал­фо­ями? Мир со­шел с ума, и мне ник­то не ска­зал?

— Тут та­кое де­ло… Ли­ли, не вме­шивай­ся в раз­го­вор взрос­лых! — оса­дил мис­тер Пот­тер дочь, уже от­крыв­шую рот, что­бы раз­ра­зить­ся гнев­ным во­допа­дом слов, — Рон, это Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой, сын… сын Гер­ми­оны Грей­нджер и Дра­ко Мал­фоя.

Алек­су по­каза­лось, что ры­жево­лосо­го муж­чи­ну сей­час хва­тит удар. Он по­баг­ро­вел так, что поч­ти слил­ся с тем­но-бор­до­выми ман­ти­ями, ви­сев­ши­ми на ве­шал­ках по­зади не­го. Его взгляд стал не прос­то хо­лод­ным, он стал ле­дяным. То, как он смот­рел на Алек­са до это­го, по­каза­лось маль­чи­ку прос­то лас­кой.

— У них был ре­бенок?! Тем бо­лее, — мис­тер У­из­ли не го­ворил, а през­ри­тель­но кри­вя гу­бы, вып­ле­вывал сло­ва, — это их сын, а ты так спо­кой­но об этом го­воришь! По­верить не мо­гу!

— Не го­вори вся­кой ерун­ды и глу­пос­тей. Прос­то ему не с кем бы­ло пой­ти. Он жи­вет с маг­ла­ми.

— Он жи­вет с маг­ла­ми?! Мал­фой жи­вет с маг­ла­ми?! КАК та­кое воз­можно? Кто-ни­будь во­об­ще объ­яс­нит мне, что про­ис­хо­дит? — бро­ви муж­чи­ны лез­ли на лоб.

— Да, по­верь мне. Слу­шай, — мис­тер Пот­тер ог­ля­нул­ся на же­ну и мис­сис У­из­ли, ко­торые обес­по­ко­ен­но взгля­нули в их сто­рону, — да­вай по­гово­рим об этом поз­же, не здесь и не сей­час.

— Хо­рошо, на­де­юсь, ты зна­ешь, что де­ла­ешь, — его друг спра­вил­ся с со­бой и, уже не об­ра­щая вни­мания на Алек­са, ско­ман­до­вал сы­ну:

— Рей­нар, марш при­мерять ман­тии, а то мы до зав­тра от­сю­да не уй­дем.

Алекс спрыг­нул с бан­кетки, на ду­ше у не­го бы­ло прос­то от­вра­титель­но. Дя­дя Ли­ли от­несся к не­му еще ху­же, чем спер­ва ее ро­дите­ли. Он те­рял­ся в до­гад­ках, чем бы­ло выз­ва­но по­доб­ное от­но­шение этих вол­шебни­ков. Ведь он рань­ше не знал их, не мог ни­чего сде­лать та­кого, что зас­та­вило бы от­но­сить­ся к не­му так пре­дубеж­денно.

Вол­шебни­ца про­тяну­ла ему два ак­ку­рат­но упа­кован­ных ком­плек­та по­дог­нанных под не­го ман­тий и фор­менной одеж­ды. Точ­но та­кие же свер­тки дос­та­лись Ли­ли. Мис­тер Пот­тер и Алекс рас­счи­тались, и вся ком­па­ния, по­дож­дав семью У­из­ли, выш­ла на ули­цу. Ока­залось, что они то­же все за­купи­ли. По­это­му ре­шено бы­ло от­пра­вить­ся в ма­газин «Все­воз­можных вол­шебных вре­дилок». Что это за ма­газин, Алекс не по­нял, но его мне­ния ник­то не спра­шивал, и он уны­ло поп­лелся вслед за ос­таль­ны­ми. Мно­гочис­ленные па­кеты, ко­роб­ки и свер­тки от­тя­гива­ли ру­ки, жи­вот под­во­дило от го­лода, взрос­лые со­вер­шенно не об­ра­щали на не­го вни­мания, а Ли­ли ве­село бол­та­ла с Рей­ном о ка­ком-то Ар­ту­ре, ко­торый стал сов­сем взрос­лым, о не­понят­ном квид­ди­че, о но­вых мо­делях ме­тел, о том, кто ста­нет лов­цом «Пу­шек Педдл» в сле­ду­ющем се­зоне, пе­реда­вала ли ей при­вет не­кая Эс­ме.

На­конец они дош­ли до ка­кого-то ма­гази­на с ог­ромны­ми вы­соки­ми стек­лянны­ми ок­на­ми, над ко­торы­ми ре­яла в воз­ду­хе (са­ма со­бой!) ос­лепля­ющая, брыз­жу­щая раз­ноцвет­ны­ми ис­кра­ми над­пись: «Толь­ко у нас вы най­де­те все, что ду­ше угод­но!»

Они вош­ли внутрь, и у Алек­са раз­бе­жались гла­за. Сколь­ко же здесь бы­ло не­понят­ных шту­чек яв­но вол­шебно­го ха­рак­те­ра! Ка­кие-то жуж­жа­щие, свис­тя­щие, ры­чащие пред­ме­ты; пред­ме­ты са­мой при­чуд­ли­вой и не­обыч­ной фор­мы; стран­ные пред­ме­ты, на­поми­на­ющие длин­ные бе­лые шну­ры или ве­рев­ки; в от­дель­ных мно­гочис­ленных ко­роб­ках что-то вро­де кон­фет или сла­дос­тей. Алекс те­рял­ся в до­гад­ках, для че­го нуж­ны все эти ве­щи.

В прос­торном за­ле бы­ло пол­но на­роду, три про­дав­ца не ус­пе­вали об­слу­живать по­купа­телей. Мис­тер У­из­ли по­дошел к од­но­му из них и что-то шеп­нул. Тот кив­нул и ум­чался вглубь по­меще­ния. Алекс ти­хо спро­сил Ли­ли, ко­торая раз­гля­дыва­ла ро­зовую и ти­хо зве­нящую ко­роб­ку под наз­ва­ни­ем «Са­мые вол­шебные де­вичьи гре­зы на­яву»:

— Слу­шай, что это за мес­то?

— Ты не зна­ешь? — ок­ругли­ла гла­за де­воч­ка и тут же спох­ва­тилась, — из­ви­ни, все вре­мя за­бываю, ты же из ми­ра маг­лов. Это вся­чес­кие вол­шебные шут­ки. Смот­ри, вот это Уд­ли­ните­ли ушей, при по­мощи них мож­но под­слу­шать раз­го­вор за зак­ры­тыми две­рями. Это Ка­наре­еч­ные по­мад­ки, съ­ешь их и прев­ра­тишь­ся на па­ру ми­нут в са­мую нас­то­ящую ка­нарей­ку. А вот Бом­бы-во­нюч­ки, не со­ветую при­менять их в тес­ной ком­на­те, за­пах прос­то убой­ный. А здесь…

Ее прер­вал гром­кий ра­дос­тный воз­глас:

— Ба, ко­го я ви­жу! Не­уже­ли наш фран­цуз на­конец из­во­лил явить­ся на ро­дину? То-то ма­туш­ка об­ра­дова­лась! И наш зна­мени­тый ге­рой здесь? Как не об­ва­лились от вос­хи­щения эти сте­ны?

Навс­тре­чу им вы­шел, ши­роко рас­ки­нув ру­ки, еще один ог­ненно-ры­жево­лосый муж­чи­на сред­них лет в та­кой же крас­ной ман­тии, как и у про­дав­цов. Он ра­дос­тно об­нял мис­те­ра и мис­сис У­из­ли с Рей­ном, об­ме­нял­ся ру­копо­жати­ями с мис­те­ром Пот­те­ром, чмок­нул мис­сис Пот­тер ку­да-то в рай­он уха, а Ли­ли в нос.

— При­вет, Фред! — рас­плыл­ся в улыб­ке мис­тер У­из­ли, — как ви­дишь, явил­ся. А то ма­ма за­мучи­ла всех поч­то­вых сов Ан­глии, при­сылая пись­ма со страс­тны­ми при­зыва­ми воз­вра­тить­ся до­мой и ус­по­ко­ить ее скор­бя­щее сер­дце. Как у вас де­ла? Как Ан­дже­лина, Мол­ли?

— Все в по­ряд­ке. Де­ла идут прос­то пре­вос­ходно, грех жа­ловать­ся. Ан­дже­лина и Мол­ли цве­тут пыш­ным цве­том. Кста­ти, в этом го­ду моя дра­жай­шая же­нуш­ка на­чина­ет ра­боту в Хог­вар­тсе, про­фес­со­ром тран­сфи­гура­ции. Так что, бе­реги­тесь, пер­во­кур­сни­ки! — он под­мигнул ре­бятам.

— Те­тя Эн­джи бу­дет пре­пода­вать в Хог­вар­тсе? Су­пер­класс! — ра­дос­тно вос­клик­ну­ла Ли­ли, ожив­ленно тол­кая в бок Рей­на­ра, тот бо­лез­ненно по­мор­щился, но за­кивал.

Взрос­лые на­чали пе­рего­вари­вать­ся о ка­ких-то сво­их де­лах. Рей­нар при­нял­ся ув­ле­чен­но раз­гля­дывать вол­шебные вре­дил­ки, а Алекс удив­ленно спро­сил у Ли­ли:

— Сколь­ко же у те­бя дядь, теть и ку­зенов?

— Ку­ча! — без­за­бот­но от­ве­тила де­воч­ка и на­чала пе­речис­лять, — дя­дя Билл и его же­на те­тя Флер, я те­бе про нее го­вори­ла, у них сын Ар­тур, он уже на пос­леднем кур­се Хог­вар­тса. А они са­ми жи­вут в Ки­тае, по­тому что дя­дя Билл от­крыл там но­вое от­де­ление бан­ка Грин-Готтс и те­перь его уп­равля­ющий, ну или как там это на­зыва­ет­ся. Так, по­том дя­дя Чар­ли, у не­го трое де­тей, он жи­вет в Ру­мынии и ра­бота­ет в дра­конь­ем пи­том­ни­ке; мы гос­ти­ли у них в прош­лое Рож­дес­тво, бы­ло кру­то! Сле­ду­ющие — те­тя Од­ри и дя­дя Пер­си, он ра­бота­ет в Ми­нис­терс­тве Ма­гии. Даль­ше дя­дя Фред и те­тя Ан­дже­лина, у них доч­ка Мол­ли. Дя­дя Джордж, близ­нец дя­ди Фре­да, он у­ехал в Авс­тра­лию во­семь лет на­зад, те­перь шлет пись­ма и обе­ща­ет при­вез­ти в по­дарок кен­гу­ру. Уф, вот, и еще дя­дя Рон, те­тя Габ­ри­эль и Рей­ни. Рань­ше они жи­ли во Фран­ции, а те­перь пе­ре­еха­ли сю­да. И еще мно­жес­тво дво­юрод­ных и тро­юрод­ных ку­зенов, дядь, теть, ба­бушек и де­душек. Я иног­да да­же пу­та­юсь в име­нах. Но это все У­из­ли, со сто­роны ма­мы. А со сто­роны па­пы поч­ти ни­кого нет. Раз­ве что толь­ко ба­буш­ка Пе­тунья, дя­дя Дад­ли, те­тя Гор­тензия и Вер­нон. Но это, как вы­ража­ет­ся па­па, ско­рее на­казанье божье, а не родс­твен­ни­ки.

Алекс был до глу­бины ду­ши пот­ря­сен ко­личес­твом родс­твен­ни­ков Пот­те­ров и У­из­ли. Он не пред­став­лял се­бе, ка­ково это — ког­да столь­ко че­ловек счи­та­ют те­бя чле­ном семьи, лю­бят, за­ботят­ся. В гру­ди маль­чи­ка по­явил­ся горь­кий ком чувс­тва сво­ей не­нуж­ности и оди­ночес­тва в этом ми­ре вол­шебни­ков.

Тем вре­менем взрос­лые на­гово­рились, мис­тер Ро­нальд У­из­ли пе­редал при­каз сво­ей ма­туш­ки всем чле­нам семьи явить­ся на праз­днич­ный ужин в честь их при­ез­да. Его брат за­катил гла­за, но обе­щал прий­ти вмес­те с же­ной и до­черью. На­конец они прос­ти­лись, вся ком­па­ния выш­ла на ули­цу и дви­нулась по нап­равле­нию к «Ве­селой Мет­ле». Вре­мя уже бли­зилось к ве­черу. В жи­воте у Алек­са жа­лоб­но за­вывал пус­той же­лудок, и он ус­та­ло по­думал, что Биг­сли на­вер­ня­ка уже у­еха­ли, не дож­давшись его, а ему те­перь, оче­вид­но, при­дет­ся до­бирать­ся до до­ма са­мому.

Доб­равшись до ба­ра, Пот­те­ры и У­из­ли друж­но ре­шили под­кре­пить­ся. Они за­каза­ли плот­ный ужин и рас­се­лись, со­еди­нив вмес­те два сто­ла. Млад­шее по­коле­ние не при­нима­ло учас­тия в раз­го­воре, ув­ле­чен­ное пог­ло­щени­ем еды. Алекс чуть не прог­ло­тил язык, пе­реп­ро­бовав все блю­да по па­ре раз. Ког­да та­рел­ки бы­ли пус­ты, мис­тер У­из­ли ска­зал, до­воль­но щу­рясь:

— Мер­лин ми­лос­ти­вый, как же я сос­ку­чил­ся по нор­маль­ной ан­глий­ской еде! Гар­ри, не за­будь о зав­траш­нем ве­чере, а то maman с ме­ня три шку­ры сде­рет, ес­ли ее дра­гоцен­ный единс­твен­ный зять не явит­ся.

— Не за­буду, ес­тес­твен­но. Джин­ни, я, на­вер­ное, пе­рено­чую здесь, так бу­дет про­ще. На­до зай­ти с ут­ра в Ми­нис­терс­тво, про­яс­нить кое-что.

Мис­сис Пот­тер хо­тела бы­ло воз­му­щен­но воз­ра­зить, но бро­сив ко­рот­кий взгляд на Алек­са, ни­чего не ска­зала. Мис­тер У­из­ли, ви­димо, то­же до­гадал­ся, по­тому что с раз­дра­жени­ем спро­сил:

— За­чем те­бе это на­до? Во­зить­ся с этим…

— Рон, — ти­хо от­ве­тил его друг, — я по­нимаю твои чувс­тва, но пос­мотри — это ма­лень­кий маль­чик, оди­нокий, по­терян­ный, впер­вые уз­навший, что он от­ли­ча­ет­ся от тех лю­дей, ко­торые рань­ше ок­ру­жали его. Те­бе это ни­кого не на­поми­на­ет?

— Да, да, да, но это ни­чего не зна­чит! У не­го есть родс­твен­ни­ки, ко­торые прек­расно о нем по­забо­тят­ся.

— Я по­доз­ре­ваю, что эти родс­твен­ни­ки ни­чего не зна­ют о нем. Или, воз­можно, на­обо­рот, зна­ют и на­мерен­но скры­ва­ют его су­щес­тво­вание. Он — ее сын. Что бы там ни бы­ло, а для них это рав­но­силь­но нес­мы­ва­емо­му пят­ну по­зора.

Алекс слу­шал, нас­то­рожив уши и за­та­ив ды­хание. К со­жале­нию, мис­тер У­из­ли до­сад­ли­во фыр­кнул, и боль­ше они о ро­дите­лях Алек­са ни­чего не го­вори­ли.

Семья У­из­ли, поп­ро­щав­шись, уш­ла. Мать Ли­ли воп­ро­ситель­но взгля­нула на му­жа. Тот от­кашлял­ся и ска­зал, об­ра­ща­ясь в Алек­су:

— Мы с то­бой ос­та­нем­ся здесь, не воз­ра­жа­ешь? Пе­рено­чу­ем и зав­тра с ут­ра зай­дем в Ми­нис­терс­тво Ма­гии, на­до кое-что про­яс­нить и уточ­нить. Пре­дуп­ре­ди сво­их маг­лов­ских родс­твен­ни­ков. Или я поз­во­ню им и все объ­яс­ню.

— Нет, — пос­пешно ска­зал Алекс, — то есть, да, ко­неч­но, я сог­ла­сен. Но я сам поз­во­ню Биг­сли.

— Ой, па­па, мож­но я ос­та­нусь с ва­ми? — зап­ры­гала Ли­ли, те­ребя от­ца.

— Нет, дет­ка, ты от­пра­вишь­ся с ма­мой до­мой. Что те­бе де­лать в Ми­нис­терс­тве Ма­гии?

— Ну, па­поч­ка, по­жалуй­ста! Про­шу те­бя, возь­ми ме­ня с со­бой! Обе­щаю, я бу­ду очень-очень пос­лушной, бу­ду уби­рать­ся в ком­на­те са­ма, без на­поми­нания, не бу­ду драз­нить Лин и драть­ся с Джи­мом и Ру­сом!

Мис­тер Пот­тер взгля­нул на же­ну, ко­торая гроз­но нах­му­рила бро­ви, и ви­нова­то от­во­дя взгляд, ска­зал:

— Э-э-э, лад­но, уго­вори­ла.

Мис­сис Пот­тер всплес­ну­ла ру­ками.

— Гар­ри, нель­зя же так! Ты ее сов­сем из­ба­лу­ешь!

— Ма­моч­ка, ну как это сов­сем из­ба­лу­ешь, не так уж и мно­го я про­шу!

Жен­щи­на без­на­деж­но по­кача­ла го­ловой и ис­чезла с лег­ким хлоп­ком, заб­рав сде­лан­ные по­куп­ки и ос­та­вив рас­крыв­ше­го от удив­ле­ния рот Алек­са.

Мис­тер Пот­тер снял в оте­ле на­вер­ху ба­ра две ком­на­ты, и они от­несли в од­ну из них при­об­ре­тен­ные Алек­сом тя­желые связ­ки книг, за­вер­ну­тые свер­тки и ко­роб­ки. Он на­пом­нил маль­чи­ку:

— Те­бе нуж­но пос­та­вить в из­вес­тность сво­их те­тю и дя­дю, что ты ос­та­ешь­ся здесь и вер­нешь­ся до­мой зав­тра.

— Да они бу­дут вне се­бя от счастья, ес­ли я во­об­ще не вер­нусь, — про­бор­мо­тал Алекс, — лад­но, я сей­час поз­во­ню им из те­лефо­на-ав­то­мата.

Он вы­шел на ули­цу, пе­решел на дру­гую сто­рону ули­цы, где сто­яла ста­рая об­шарпан­ная буд­ка, и поз­во­нил мис­те­ру Биг­сли на мо­биль­ный. Как и сле­дова­ло ожи­дать, из труб­ки по­нес­лись та­кие воп­ли, что маль­чик отод­ви­нул ее сан­ти­мет­ров на де­сять по­даль­ше от уха, бо­ясь ог­лохнуть. Он то­роп­ли­во прок­ри­чал, что се­год­ня ос­та­нет­ся в го­роде, а зав­тра его под­ве­зут родс­твен­ни­ки мис­те­ра Дур­сля, и с об­легче­ни­ем бро­сил труб­ку, в ду­ше ус­мехнув­шись — се­мей­ку сей­час бу­дут раз­ди­рать два чувс­тва. Го­рячее же­лание, что­бы «пар­ши­вый маль­чиш­ка» так и сги­нул с их глаз, и не ме­нее го­рячее — что­бы вер­нулся, по­тому что тог­да уп­лы­вет не­малое со­ци­аль­ное по­собие.

На ули­це был уже ве­чер, фо­нари го­рели теп­лым жел­тым све­том, а в не­бе оди­ноко ви­сел мо­лодой ме­сяц. Алекс вер­нулся в гос­ти­ницу, во­шел в об­щий зал, в ко­тором сей­час ни­кого не бы­ло. Лишь отец Ли­ли и она са­ма си­дели в крес­лах у го­ряще­го ка­мина, о чем-то пе­рего­вари­ва­ясь и сме­ясь. Сер­дце у Алек­са чуть сжа­лось от свет­лой за­вис­ти. У не­го-то ни­ког­да та­кого не бы­ло и не бу­дет.

Наб­равшись сме­лос­ти, он по­дошел к ним и, за­пина­ясь, ска­зал:

— Сэр, вы обе­щали мне, еще там, в бан­ке, рас­ска­зать о мо­их ро­дите­лях. По­жалуй­ста, вы не мог­ли бы сей­час…

Муж­чи­на ис­пы­ту­юще пос­мотрел на не­го, что-то слов­но ре­шил для се­бя и вздох­нул.

— Хо­рошо. Но вна­чале про­яс­ним один воп­рос.

Ли­ли сос­коль­зну­ла на ков­рик у ног от­ца и удоб­но ус­тро­илась, гля­дя в огонь и жму­рясь, как ко­тенок. Алекс ос­то­рож­но опус­тился в сво­бод­ное крес­ло, го­товый выс­лу­шать все, что угод­но.

Мис­тер Пот­тер сце­пил ру­ки и каш­ля­нул.

— У те­бя есть до­кумен­ты о тво­ем рож­де­нии? Что-то вро­де сви­детель­ства о рож­де­нии?

— Да, ко­неч­но, — нем­но­го удив­ленный, от­ве­тил маль­чик.

— Но ты ни­чего не знал ни о сво­ем от­це, ни о сво­ей нас­то­ящей фа­милии?

— Сов­сем ни­чего. Ба­буш­ка и де­душ­ка… по­нима­ете, они за­писа­ны мо­ими ро­дите­лями, — Алекс ус­та­вил­ся в пол, — я был ма­лень­ким, ког­да они умер­ли, и не знаю, не мо­гу ска­зать, по­чему они сде­лали так. Но я всег­да знал, что мою ма­му зо­вут Гер­ми­она.

— Яс­но. И все это очень стран­но. Я не мо­гу по­нять, как слу­чилось, что­бы о тво­ем су­щес­тво­вании не знал ник­то в ма­гичес­ком ми­ре. И по­чему Грей­ндже­ры за­писа­ли те­бя на свою фа­милию и слов­но скры­вали, раз в до­кумен­тах имен­но они ука­заны тво­ими ро­дите­лями. Да, я знал тво­их ба­буш­ку с де­душ­кой. Но де­сять лет на­зад, пос­ле то­го… пос­ле то­го, как окон­чи­лась ма­гичес­кая вой­на, мы с Ро­наль­дом от­пра­вились к ним и не наш­ли. Они пе­ре­еха­ли, не ос­та­вив ни­кому ад­ре­са и обор­вав все свя­зи. Слов­но рас­тво­рились в Лон­до­не. На­вер­ное, их мож­но бы­ло по­пытать­ся най­ти, но у нас хва­тало дел, бы­ла раз­ру­ха, и мы не за­те­яли по­ис­ки.

Мис­тер Пот­тер взял с не­высо­кого сто­лика круж­ку с пить­ем, по­хожим на пи­во, от­хлеб­нул из нее и взъ­еро­шил и без то­го рас­тре­пан­ную ше­велю­ру.

— Итак, твои ро­дите­ли — Гер­ми­она Грей­нджер и Дра­ко Мал­фой. Твоя мать — маг­ло­рож­денная кол­дунья, твои ба­буш­ка и де­душ­ка бы­ли обыч­ны­ми людь­ми. Но, как ты, на­вер­ное, пом­нишь со слов Джин­ни, твой отец при­над­ле­жал к од­но­му из са­мых бо­гатых и арис­токра­тичес­ких ро­дов ма­гичес­кой Ан­глии.

— Ба­буш­ка и де­душ­ка ни­ког­да не го­вори­ли о мо­ем от­це, — ти­хо ска­зал Алекс, гля­дя в ве­село пля­сав­ший на яб­ло­невых дро­вах огонь, — хо­тя… мо­жет и го­вори­ли, толь­ко я ни­чего не пом­ню. По­чему у не­го та­кое стран­ное имя?

— Не знаю, — по­жал пле­чами мис­тер Пот­тер, — это в обы­чае арис­токра­тов — да­вать де­тям ди­ковин­ные име­на. Так вот, мы с Ро­ном учи­лись в од­но вре­мя вмес­те с тво­ими ро­дите­лями в Хог­вар­тсе и м-м-м... ска­жем так, зна­ли их. Боль­ше твою мать, по­тому что она, как и мы, учи­лась на Гриф­финдо­ре, это один из че­тырех фа­куль­те­тов Хог­вар­тса. В те го­ды бы­ло очень нес­по­кой­но. Воз­ро­дил­ся Вол­де­морт, один из са­мых тем­ных и ужас­ных вол­шебни­ков на­шего вре­мени. На­чалась вой­на, в ко­торой по­гиб­ло очень мно­го ма­гов и прос­тых лю­дей. Суть вой­ны сос­то­яла в том, что Вол­де­морт и его прис­пешни­ки, так на­зыва­емые По­жира­тели Смер­ти, стре­мились унич­то­жить или пол­ностью под­чи­нить маг­ло­рож­денных вол­шебни­ков, ко­торых счи­тали не­дос­той­ны­ми ма­гии. Ог­ромной це­ной мы су­мели по­бедить Вол­де­мор­та с его По­жира­теля­ми, но идеи, ис­по­веду­емые ими, до сих пор жи­вы в на­шем об­щес­тве, как ни прис­кор­бно.

— А мои ро­дите­ли?

— Твои ро­дите­ли по­гиб­ли в той вой­не вмес­те со мно­гими, — глу­хо и слов­но не­хотя от­ве­тил мис­тер Пот­тер, от­ки­дыва­ясь на­зад в глубь крес­ла, — к со­жале­нию, нор­маль­ная ра­бота Ми­нис­терс­тва Ма­гии во вре­мена прав­ле­ния Вол­де­мор­та фак­ти­чес­ки бы­ла раз­ру­шена. А пос­ле вой­ны нас­ту­пила из­рядная не­раз­бе­риха, ог­ромное ко­личес­тво ма­гов бы­ло объ­яв­ле­но про­пав­ши­ми без вес­ти. Твоя… семья… по­гиб­ла. И, как я уже те­бе го­ворил, не бы­ло ни­каких све­дений о том, что у Гер­ми­оны Грей­нджер и Дра­ко Мал­фоя был ре­бенок. По край­ней ме­ре, я ни­ког­да о те­бе не слы­шал. Зав­тра мы пой­дем в Ми­нис­терс­тво Ма­гии и под­ни­мем до­кумен­ты, ка­са­ющи­еся бра­ка тво­их ро­дите­лей и тво­его рож­де­ния, ес­ли они там име­ют­ся. Впро­чем, я поч­ти уве­рен, что все офи­ци­аль­но за­доку­мен­ти­рова­но. Раз ты име­ешь дос­туп к фа­миль­но­му нас­ле­дию Мал­фо­ев, то в свое вре­мя твои ро­дите­ли офор­ми­ли все, как по­лага­ет­ся.

— Вы ска­зали, что у ме­ня все-та­ки ос­та­лись родс­твен­ни­ки. Кто они? — Алекс за­та­ил ды­хание. В сер­дце би­лось и ко­лолось что-то стран­ное.

— Нас­коль­ко я знаю, твой отец был пос­ледним в ан­глий­ском ро­ду Мал­фо­ев. Но во Фран­ции у не­го был тро­юрод­ный брат, Юбер Мал­фуа, так на­зыва­емая фран­цуз­ская ветвь этой семьи. В свое вре­мя его вы­зыва­ли на доп­ро­сы в Ав­ро­рат, он дол­го кур­си­ровал меж­ду Ан­гли­ей и Фран­ци­ей. Че­рез пол­то­ра го­да пос­ле вой­ны он окон­ча­тель­но обос­но­вал­ся в Лон­до­не и всту­пил в пра­ва нас­ле­дова­ния, хо­тя, как я те­перь по­нимаю, нас­ле­довать осо­бен­но бы­ло не­чего, ес­ли все бы­ло ос­тавле­но те­бе. Гоб­ли­ны под­твер­ди­ли, что у не­го не бы­ло дос­ту­па к сче­там семьи, хо­тя он не­од­нократ­но пы­тал­ся по­дать иск о пра­ве пос­ледне­го в ро­ду. У Мал­фо­ев, как и у мно­гих древ­них ро­дов, ви­димо, был май­орат в са­мом пря­мом смыс­ле, ког­да все ос­тавля­ет­ся толь­ко стар­ше­му сы­ну, по­том его стар­ше­му сы­ну и так да­лее. Ос­таль­ные и по­боч­ные чле­ны семьи не по­луча­ют ни­чего, ес­ли нет осо­бых рас­по­ряже­ний. Впро­чем, в этих де­лах я осо­бо не раз­би­ра­юсь, а тог­да и вов­се не ин­те­ресо­вал­ся ни Юбе­ром, ни его нас­ледс­твом. Юбер Мал­фуа со сво­ей семь­ей до сих пор про­жива­ет в Лон­до­не, кру­тит­ся в свет­ских кру­гах и вхож во все арис­токра­тичес­кие ма­гичес­кие до­ма.

— А вы не зна­ете, — Алекс нем­но­го по­мед­лил, со­бира­ясь с ду­хом, — я мо­гу уви­деть­ся с ним?

— Ес­ли го­ворить от­кро­вен­но, я бы те­бе не со­вето­вал де­лать это, по­ка не вы­яс­нится, кто яв­ля­ет­ся тво­им опе­куном и вре­мен­ным уп­равля­ющим дви­жимым и нед­ви­жимым иму­щес­твом. Юбер Мал­фуа, ска­жем так, пе­чаль­но зна­менит сво­ими по­доз­ри­тель­ны­ми фи­нан­со­выми де­лиш­ка­ми.

— Но Биг­сли…

— Это в маг­лов­ском ми­ре, ко­торый не име­ет ни­како­го от­но­шения к ма­гичес­ко­му. Здесь у не­совер­шенно­лет­не­го вол­шебни­ка, ли­шив­ше­гося ро­дите­лей, обя­затель­но дол­жен быть опе­кун-маг. Зав­тра, ду­маю, мы все это уз­на­ем. А те­перь, мо­лодые лю­ди, спать!

В го­лове у маль­чи­ка тес­ни­лась еще ты­сяча воп­ро­сов, но он пос­лушно поп­лелся в свою ком­на­ту. День был длин­ным, на­сыщен­ным, и нес­мотря ни на что, очень хо­рошим. Он уз­нал о сво­их ма­ме и па­пе боль­ше, чем за все один­надцать лет сво­ей жиз­ни!

— Спо­кой­ной но­чи, Алекс! — теп­ло улыб­ну­лась Ли­ли, и он в от­вет то­же рас­плыл­ся в улыб­ке.

— При­ят­ных снов те­бе!

Гос­ти­нич­ный но­мер по срав­не­нию с его чу­лан­чи­ком по­казал­ся поч­ти рос­кошным, хо­тя в нем сто­яли толь­ко ши­рокая кро­вать с бал­да­хином, ноч­ной сто­лик, два до­воль­но обод­ранных крес­ла, и ви­село за­сижен­ное му­хами зер­ка­ло в ли­той мед­ной оп­ра­ве. Он заб­рался в кро­вать и, уже за­сыпая, за­дал­ся воп­ро­сом: на чь­ей сто­роне бы­ли Гер­ми­она Грей­нджер и Дра­ко Мал­фой в этой ужас­ной вой­не, ко­торую пос­то­ян­но вспо­мина­ют вол­шебни­ки?


* * *


А в это вре­мя в смеж­ном но­мере Гар­ри Пот­тер слу­шал сон­ное ды­хание до­чери и, еро­ша паль­ца­ми и без то­го взлох­ма­чен­ную ше­велю­ру, без­думно вгля­дывал­ся в при­чуд­ли­во из­ви­вав­ши­еся язы­ки пла­мени в ка­мине, слов­но на­де­ясь, что они под­ска­жут ре­шение всех проб­лем. По­яв­ле­ние это­го маль­чи­ка, так по­хоже­го на сво­их ро­дите­лей, вос­по­мина­ния о ко­торых на про­тяже­нии мно­гих лет он ста­рал­ся пря­тать глу­боко в сво­ей па­мяти, спу­тало все его мыс­ли, внес­ло су­мяти­цу в чувс­тва.

Он глу­боко вздох­нул. Как все бы­ло прос­то, и как все бы­ло слож­но! Как объ­яс­нить это­му ре­бен­ку с жад­но-воп­ро­ша­ющи­ми гла­зами, что его отец и мать ста­ли прок­лять­ем Гар­ри Пот­те­ра, из-за них он впер­вые поз­нал боль пре­датель­ства и му­ки бес­си­лия от то­го, что ни­чего нель­зя из­ме­нить?


* * *


— Пот­тер, У­из­ли, вам все по­нят­но?

Прон­зи­тель­ные го­лубые гла­за Ка­радо­ка Дир­борна стро­го ог­ля­дыва­ют двух ху­дых пар­ней в тем­ных джин­сах и кур­тках.

— Да, сэр. Доб­би нам по­может.

— Что ж, уда­чи.

— Что-что, а уда­ча им пот­ре­бу­ет­ся, — Грюм за­кури­ва­ет труб­ку и пус­ка­ет коль­ца ды­ма, на­низы­ва­ющи­еся од­но на дру­гое, — Пот­тер, как прод­ви­га­ют­ся по­ис­ки крес­тра­жей?

— Ищем, сэр, — Гар­ри чувс­тву­ет не­тер­пе­ние Ро­на, дер­га­юще­гося на мес­те.

— Ес­ли нуж­на по­мощь…

Друзья син­хрон­но от­во­дят гла­за от мис­те­ра Дир­борна, у ко­торо­го нет обе­их рук, и мо­та­ют го­лова­ми.

Си­Ди, как они его на­зыва­ют в шут­ку в уз­ком кру­гу, один из нем­но­гих дру­зей Грю­ма, вхо­дил в Ор­ден Фе­ник­са, по­терял ру­ки двад­цать лет на­зад, бу­дучи ко­ман­ди­ром от­ря­да Ав­ро­ров быс­тро­го ре­аги­рова­ния, и не ему, ли­шен­но­му воз­можнос­ти нор­маль­но кол­до­вать, пред­ла­гать по­мощь двум мо­лодым здо­ровым пар­ням с вол­шебны­ми па­лоч­ка­ми. Но Гар­ри ува­жа­ет и це­нит его по­мощь и со­веты так же, как по­мощь и со­веты Грю­ма и Кинг­сли Брус­тве­ра. Эти трое те­перь сос­тавля­ют яд­ро раз­росше­гося Ор­де­на Фе­ник­са, про­думы­вая и раз­ра­баты­вая пла­ны, стра­тегию раз­ведки, по­луче­ния ин­форма­ции и даль­ней­ших дей­ствий.

— Сэр, ес­ли это все, то мы идем.

Гар­ри и Рон ис­че­за­ют и че­рез ми­нуту транс­грес­си­ру­ют на пус­тынной до­роге, ко­торая ве­дет их к са­ду, ого­рожен­но­му чер­ной ко­ваной ре­шет­кой с ос­тры­ми, слов­но пи­ки, тор­ча­щими пруть­ями на­вер­ху. Друзья ти­хо кра­дут­ся вдоль ре­шет­ки.

— Где Доб­би?

— Обе­щал быть в две­над­цать.

У их ног с трес­ком по­яв­ля­ет­ся до­мовик, оде­тый в гряз­ную на­волоч­ку.

— Сэр Гар­ри Пот­тер! Доб­би рад вас ви­деть! И сэ­ра дру­га сэ­ра Гар­ри Пот­те­ра то­же!

— Доб­би, черт, на­пугал!

Рон сер­ди­то смот­рит на до­мови­ка. Гар­ри, на­обо­рот, бла­годар­но ки­ва­ет ему. Доб­би по его прось­бе стал шпи­оном, он те­перь ра­бота­ет у Пар­кинсо­нов, по­ка (и к счастью!) не­уз­нанный. Это он се­год­ня по­дыс­кал им ук­ры­тие. Встре­чать­ся им при­ходит­ся ред­ко, до се­год­няшне­го дня Доб­би поч­ти не вы­ходил на связь.

— Я то­же рад, что у те­бя все в по­ряд­ке. Ку­да нам ид­ти?

— Даль­ше в сад, есть бе­сед­ка, — Доб­би ука­зыва­ет на что-то чер­не­ющее сре­ди гус­то рас­ту­щих де­ревь­ев, — там Доб­би за­чару­ет по-сво­ему, ник­то не уви­дит сэ­ра Гар­ри Пот­те­ра и его сэ­ра дру­га.

— Хо­рошо, по­местье за­щище­но ох­ранны­ми зак­лять­ями или ан­титранс­грес­си­он­ным барь­ером?

— Да, но ког­да у хо­зя­ина гос­ти, он сни­ма­ет за­щиту и барь­ер. Толь­ко у во­рот де­журит ох­ра­на.

Гар­ри и Рон ос­то­рож­но и как мож­но ти­ше пе­реле­за­ют че­рез ог­ра­ду и кра­дут­ся к ук­ры­тию вслед за Доб­би. Кое-как проб­равшись че­рез стран­но-лип­кие кус­ты, друзья с об­легче­ни­ем ны­ря­ют в бе­сед­ку, ко­торая уви­та вь­ющи­мися пле­тями ка­кого-то рас­те­ния. Сквозь ще­ли и листья хо­рошо вид­на подъ­ез­дная ал­лея к ог­ромно­му до­му, пе­рели­ва­юще­муся раз­ноцветь­ем ог­ней. Они слы­шат до­нося­щи­еся из до­ма шум, хо­хот, ве­селые вскри­ки. В этом за­город­ном по­местье Пар­кинсо­нов, по све­дени­ям тай­ных ла­зут­чи­ков, со­бира­ют­ся По­жира­тели Смер­ти, час­то там по­яв­ля­ет­ся и сам Гос­по­дин, как они по­добос­трастно зо­вут Вол­де­мор­та.

— Доб­би, а ты нам не мо­жешь ска­зать, кто еще при­со­еди­нил­ся к Вол­де­мор­ту? — Рон от­ря­хива­ет­ся и ог­ля­дыва­ет тес­ное по­меще­ние.

— Нет, сэр друг Гар­ри Пот­те­ра! — в круг­лых гла­зах Доб­би пле­щет­ся па­ничес­кий страх, — Доб­би бо­ит­ся, что ста­рые хо­зя­ева уз­на­ют его, Доб­би ред­ко вы­ходит из кух­ни.

— Лад­но, не тря­сись, са­ми уз­на­ем.

— Сэр Гар­ри Пот­тер, — Доб­би не­реши­тель­но мнет­ся и те­ребит в ру­ках уго­лок на­волоч­ки.

— Спа­сибо, Доб­би, иди, а то хо­зя­ева хва­тят­ся и нес­добро­вать те­бе.

— Сэр, Доб­би хо­чет ска­зать вам кое-что…

— Что еще?

Ми­мо бе­сед­ки про­ходит рос­лый вол­шебник, он кру­тит го­ловой, прис­лу­шива­ясь к по­доз­ри­тель­ным зву­кам. Гар­ри шеп­чет:

— Доб­би, по­том! Иди! Ты на­ложил ча­ры?

— Да, но…

— Иди!

Доб­би с го­рес­тным вы­раже­ни­ем ли­ца ис­че­за­ет.

Ка­жет­ся, бе­сед­ка, в ко­торой они за­та­ились, слу­жит чем-то вро­де под­собно­го по­меще­ния для са­дов­ни­ка, по­тому что они вез­де на­тыка­ют­ся на ло­паты, граб­ли, ка­кие-то гор­шки, лей­ки и про­чий са­довый ин­вентарь. Про­шел час с лиш­ним, уже глу­бокая ночь, и гос­ти рас­хо­дят­ся пос­ле ве­селой пи­руш­ки. Хо­тя боль­шинс­тво уш­ли че­рез ка­мины, но не­кото­рые при­были в ка­ретах, зап­ря­жен­ных фес­тра­лами. Гар­ри ви­дит этих страш­ных ло­шадей вол­шебно­го ми­ра, сей­час мир­но сто­ящих у во­рот. В ка­реты то и де­ло са­дят­ся вол­шебни­ки, поч­ти не­види­мые в чер­ных, как са­жа, пла­щах, и фес­тра­лы ис­че­за­ют. Гар­ри пы­та­ет­ся раз­гля­деть ли­ца, но это ему пло­хо уда­ет­ся. Он не очень хо­рошо ви­дит, а Рон, у ко­торо­го прек­расное зре­ние, со­пит ря­дом, тол­ка­ет­ся, ста­ра­ясь ус­тро­ить по­удоб­нее свою дол­го­вязую фи­гуру.

— Рон, по­тише! Ты шу­мишь не ху­же Пив­за!

— А что я мо­гу сде­лать? Здесь тес­но, как в но­ре до­мови­ка.

— Смот­ри, ка­жет­ся, они рас­хо­дят­ся! — ши­пит Гар­ри, сер­ди­тый на дру­га. Они про­валят за­дание, ес­ли не уз­на­ют хо­тя бы нес­коль­ко но­вых По­жира­телей!

— Из­ви­ни, — Рон ви­нова­то ту­лит­ся ря­дом.

Гар­ри со сме­шан­ным чувс­твом гне­ва и ви­ны взгля­дыва­ет на блед­ное ис­ху­дав­шее ли­цо дру­га с тем­ны­ми меш­ка­ми под гла­зами. Да­же вес­нушки поч­ти не вид­ны, слов­но поб­лекли от страш­но­го нап­ря­жения, в ко­тором они жи­вут пос­ледние во­семь ме­сяцев. Он зна­ет, что и сам выг­ля­дит не луч­ше. Но ему нап­ле­вать. Им с Ро­ном поч­ти на все нап­ле­вать, с тех пор, как ее нет с ни­ми. Изо дня в день их тер­за­ет те­перь ли­хора­доч­ный страх, ско­выва­ющий мыс­ли и чувс­тва, и му­читель­ное ожи­дание то­го, что од­нажды их неп­рекра­ща­ющи­еся по­ис­ки при­ведут к страш­ной на­ход­ке.

Гар­ри, при­щурив гла­за, вгля­дыва­ет­ся в чер­ные пла­щи, ста­ра­ясь раз­гля­деть хоть ко­го-ни­будь. В го­лову ле­зут мыс­ли о не­най­ден­ных крес­тра­жах. Где их ис­кать? Ча­шу Пуф­фендуй по­мог­ла най­ти Гер­ми­она. Она поп­ро­сила Гар­ри вспом­нить, как выг­ля­дела ча­ша. Гар­ри как мог точ­нее опи­сал пред­мет, еди­нож­ды ви­ден­ный им в Ому­те Па­мяти, и Гер­ми­она на пол­дня впа­ла в зна­комое за­дум­чи­во-от­ре­шен­ное сос­то­яние, в обед убе­жала ку­да-то из до­ма на пло­щади Грим­мо, где у них тог­да про­ходи­ли за­нятия груп­пы под­го­тов­ки Ав­ро­ров, по­том вер­ну­лась и к ве­черу с та­инс­твен­ным и тор­жес­тву­ющим ви­дом по­тащи­ла их в На­ци­ональ­ный му­зей.

Гар­ри не­до­уме­вал, Рон вор­чал, но в за­ле «Сред­не­вековье» под стек­лянным кол­па­ком они уви­дели зо­лотую ча­шу с кра­сивым вы­чека­нен­ным узо­ром, и Гар­ри сра­зу же уз­нал ее. Они смог­ли не­замет­но под­ме­нить ча­шу дуб­ли­катом, и пос­пе­шили унич­то­жить ее в чер­ном ог­не Фес­ту­са, в ко­тором рас­плав­ля­ют­ся ар­те­фак­ты да­же древ­ней тем­ной ма­гии. Пос­ле это­го по­ис­ки по­ка бы­ли бес­плод­ны. Они не вы­яс­ни­ли, кто та­кой Р.А.Б., не смог­ли ра­зуз­нать, что же при­над­ле­жало Гриф­финдо­ру или Ког­тевра­ну.

Как не хва­та­ет Гер­ми­оны ря­дом, ее чет­ко­го ра­ци­ональ­но­го ума, ее спо­соб­ности про­ана­лизи­ровать си­ту­ацию, раз­ло­жить все по по­лоч­кам, от­де­лить глав­ное от вто­рос­те­пен­но­го! И как не хва­та­ет ее обыч­но­го вор­чанья, прин­ци­пи­аль­нос­ти, не­укос­ни­тель­но­го сле­дова­ния раз­но­об­разным пра­вилам, ее по­рывис­то­го про­яв­ле­ния чувств, крат­ко­го объ­ятья, ко­торое при­да­ет си­лы в ми­нуты ми­молет­но­го стра­ха и гне­ва на се­бя за этот страх, вни­матель­но­го взгля­да ка­рих глаз, в ко­торых вдруг вспы­хива­ют ис­корки сме­ха…

Рон — луч­ший друг, Гар­ри не знал бы, что без не­го де­лать, но без Гер­ми­оны они слов­но оси­роте­ли.

Он не ве­рит, они с Ро­ном ни за что не ве­рят глу­пым рос­сказ­ням этой ду­ры Хан­ны, что она ви­дела Гер­ми­ону в ма­лень­ком го­род­ке не­дале­ко от Ман­честе­ра, и та яко­бы бы­ла с Мал­фо­ем. Это прос­то не­воз­можно, ис­клю­чено, аб­сурд — Гер­ми­она и Мал­фой! Как мож­но бы­ло хоть на ми­нуту до­пус­тить эту не­лепую мысль?

Они вмес­те, втро­ем — он, Рон и Гер­ми­она — лю­той не­навистью не­нави­дели это­го уб­людка, ко­торый от­равлял им жизнь в шко­ле, и из-за ко­торо­го по­гиб Дамб­лдор. И хо­тя пос­ле ви­ден­но­го и слы­шан­но­го в ту­але­те Миртл к не­му в ду­шу неп­ро­шеной гость­ей вкра­лась стран­ная жа­лость к Мал­фою, пос­ле смер­ти Дамб­лдо­ра она ис­чезла бес­след­но. Где бы Мал­фой те­перь ни был, он яв­лялся вра­гом, с ко­торым не­воз­мо­жен ком­про­мисс. Гар­ри знал, что при встре­че они бу­дут драть­ся до пос­ледней кап­ли кро­ви, до пос­ледне­го вздо­ха, и это не прос­то пус­тые сло­ва. Так и бу­дет.

Рон ря­дом опять на­тыка­ет­ся на что-то и ши­пит ру­гатель­ства сквозь зу­бы. Гар­ри сно­ва ду­ма­ет о дру­ге. Как он жи­вет? Как он пе­рено­сит нес­терпи­мую боль ут­ра­ты? Рон ни­ког­да не го­ворит об этом, но Гар­ри-то зна­ет, мо­жет пред­ста­вить, что тво­рит­ся в его ду­ше. Уже дав­но для Ро­на Гер­ми­она не толь­ко луч­шая под­ру­га. Он вста­вал с ее име­нем на ус­тах и ло­жил­ся, ле­лея лег­кое при­кос­но­венье ру­ки на ще­ке. Вез­де, где бы они ни бы­ли, он ис­кал взгля­дом толь­ко ее. Но он не ус­пел ска­зать тех нес­коль­ких, са­мых важ­ных слов. Что его сдер­жи­вало? Гар­ри не зна­ет…

Ему лег­че, у не­го Джин­ни, его ры­жее сол­нышко, вер­ное и без­за­вет­но пре­дан­ное. Она ста­ралась, как мог­ла, что­бы вы­тащить их из той тря­сины бе­зыс­ходнос­ти, не­верия в собс­твен­ные си­лы, чер­ной тос­ки, в ко­торую они ед­ва не пог­ру­зились пос­ле то­го, как Гер­ми­оны не ста­ло ря­дом с ни­ми. Он бо­ит­ся за Джин­ни, бо­ит­ся так, что каж­дый раз, воз­вра­ща­ясь до­мой в Год­ри­кову Ло­щину, нес­коль­ко страш­ных ми­нут сто­ит пе­ред дверью, не ре­ша­ясь взять­ся за руч­ку, не ре­ша­ясь шаг­нуть за по­рог, в ка­ком-то оце­пене­нии от од­ной мыс­ли о том, что ее не бу­дет в до­ме. Как од­нажды не бы­ло Гер­ми­оны, ког­да они с Ро­ном вер­ну­лись из Хог­вар­тса, ку­да прос­то заг­ля­нули по прось­бе Мак­Го­нагалл.

Но Джин­ни есть, встре­ча­ет его с не­из­менной улыб­кой и шут­ли­во по­махи­ва­ет по­вареш­кой, обе­щая как-ни­будь пус­тить это гроз­ное ору­жие в де­ло, ес­ли он еще раз опоз­да­ет к ужи­ну. Он об­легчен­но об­ни­мал Джин­ни, вды­хал зна­комый, та­кой род­ной цве­точ­ный аро­мат, ко­торым она бла­го­уха­ла, чувс­тво­вал теп­ло ее те­ла и не мог зас­та­вить се­бя в эти ми­нуты взгля­нуть на Ро­на, ко­торый от­во­дил гла­за и за­мол­кал на по­лус­ло­ве.

Не­лов­кое мол­ча­ние пре­рыва­ла Джин­ни, ко­торая при­нима­лась от­чи­тывать бра­та за окур­ки, по­тушен­ные им в гор­шке ее лю­бимой бе­гонии, Гар­ри — за гряз­ные бо­тин­ки, ос­та­вив­шие след на ков­ре, вспо­минать с воз­му­щени­ем не­ук­лю­жего Не­вил­ла, ко­торый в прош­лый при­ход пе­ребил все чаш­ки на кух­не, и те­перь им при­дет­ся пить чай из (ка­кой ужас!) стек­лянных ста­канов. Она спо­ро нак­ры­вала на стол, они са­дились ужи­нать. Рон по­малень­ку от­хо­дил и на­чинал под­шу­чивать над ку­линар­ны­ми та­лан­та­ми сес­тры, ста­новя­щей­ся, по его го­рячим за­вере­ни­ям, все боль­ше по­хожей на ма­туш­ку, при­выч­но жа­ловал­ся на Грю­ма, ко­торый да­ет им за­дания, ког­да им с Гар­ри все си­лы на­до сос­ре­дото­чить на по­ис­ке крес­тра­жей.

Гар­ри сог­ласно ки­вал, ощу­щая сы­тую тя­жесть в же­луд­ке, ему в эти ми­нуты не хо­телось ду­мать ни о чем. Ни о не­объ­яв­ленной вой­не, ко­торая уже дав­но идет, но боль­шинс­тво вол­шебни­ков про­дол­жа­ют упор­но соп­ро­тив­лять­ся прав­де и ни­как не же­ла­ют приз­на­вать, что Вол­де­морт воз­ро­дил­ся, и что учас­тивши­еся нес­час­тные слу­чаи, ги­бель мно­гих ни в чем не по­вин­ных ма­гов и маг­лов — это де­ло его рук и его прис­пешни­ков. Они пред­по­чита­ют быть сле­пыми и глу­хими, лишь бы не по­рушить свой сы­тый ми­рок. Прав­да, в пос­леднее вре­мя эти слу­чаи ста­ли ре­же. Вол­де­морт слов­но при­та­ил­ся, на­кап­ли­вая си­лы для про­рыва. Но об этом то­же не хо­телось ду­мать.

…А на прош­лой не­деле в гряз­ной квар­ти­ре в тру­щобах Лон­до­на наш­ли Ди­на То­маса, страш­но изу­вечен­но­го, не по­хоже­го на се­бя пос­ле при­мене­ния на нем Неп­рости­тель­ных зак­ля­тий и нав­сегда зак­рывше­го гла­за, ед­ва Гар­ри упал пе­ред ним на ко­лени, пы­та­ясь по­мочь быв­ше­му од­но­кур­сни­ку. Дин не был в Ор­де­не, он, в от­ли­чие от них, окон­чил седь­мой курс и по нас­то­янию ма­тери-маг­лы пос­ту­пил в ме­дицин­ский кол­ледж. Он ни­чего не знал о де­лах Гар­ри или Ор­де­на. Дин, еле во­рочая язы­ком, что-то нас­той­чи­во пы­тал­ся ска­зать ему, но не ус­пел. Гар­ри ма­лодуш­но скрыл это от Джин­ни.

Страш­но уми­рать в де­вят­надцать лет, ког­да пе­ред то­бой вся ог­ромная жизнь, ког­да ря­дом лю­бимые и лю­бящие лю­ди, ког­да свет на­деж­ды все-та­ки го­рит чис­тым пла­менем и не ду­ма­ет уга­сать, хо­тя его зак­ры­ва­ют тем­ные ту­чи...

Ди­ну, Ро­ну, Си­мусу, Не­вил­лу, ему — все­го по де­вят­надцать. Еще маль­чи­ки, но уже муж­чи­ны, ко­торых сде­лала взрос­лы­ми тя­жесть борь­бы, лег­шая на их еще не­ок­репшие пле­чи. Джин­ни млад­ше их, ей во­сем­надцать, но и она уже ма­лень­кая жен­щи­на, с су­хими гла­зами про­вожа­ющая его в ут­ро не­из­вес­тнос­ти и храб­ро встре­ча­ющая ве­чером стра­ха. Та­кой же бы­ла и Гер­ми­она… Толь­ко Джин­ни — это теп­ло до­маш­не­го оча­га, у­ют род­но­го до­ма, ни­ког­да преж­де не из­ве­дан­ный Гар­ри, а Гер­ми­она — это гиб­кость и гроз­ная си­ла вол­шебной па­лоч­ки, го­товой по­разить вра­га, сталь­ной стер­жень внут­ри хруп­ко­го на вид цвет­ка. Она всег­да сто­яла пле­чом к пле­чу с ним и Ро­ном, го­товая за­щитить, бро­сить­ся в бой за не­го и вмес­то не­го.

Гар­ри ло­вит се­бя на том, что сов­сем от­влек­ся от за­дания. Все уже разъ­еха­лись, ос­тался толь­ко один эки­паж. Дь­явол, а они ни­кого не ус­пе­ли за­фик­си­ровать! Опять Гроз­ный Глаз бу­дет вор­чать, де­лая им вы­говор, а Си­Ди уко­риз­ненно ка­чать го­ловой. Гар­ри чер­ты­ха­ет­ся и тол­ка­ет Ро­на.

— Ты ус­пел ко­го-ни­будь уз­нать?

Друг не от­ве­ча­ет, вы­тянув­шись в стру­ну и рас­ши­рен­ны­ми гла­зами вгля­дыва­ясь в двух че­ловек, на­вер­ное, пос­ледних По­жира­телей, ко­торые, не спе­ша, идут по ал­лее. Гар­ри ко­жей чувс­тву­ет нап­ря­жение Ро­на, вол­на­ми рас­простра­ня­юще­еся по бе­сед­ке.

— Рон?

Рон выс­ка­кива­ет из бе­сед­ки и ша­га­ет к лю­дям. Гар­ри на миг це­пене­ет от ужа­са, сме­шан­но­го с изум­ле­ни­ем. Что он де­ла­ет? Су­мас­шедший! Они же сей­час убь­ют его!

Он бе­жит за дру­гом, па­лоч­ка на­из­го­тове. Пле­вать на за­дание, сек­ретность, толь­ко не Рон!

Рас­сто­яние меж­ду ни­ми все умень­ша­ет­ся, вот он уже поч­ти дог­нал Ро­на, ко­торый вдруг стол­бом зас­ты­ва­ет пе­ред дву­мя По­жира­теля­ми. Хо­тя нет, с пер­во­го взгля­да это не По­жира­тели. На них нет чер­ных пла­щей, урод­ли­вых ма­сок в ви­де че­репов. Обык­но­вен­ные ман­тии, ли­ца от­кры­ты. Па­рень и де­вуш­ка, оба вы­сокие, строй­ные. Свет, ль­ющий­ся от фо­нарей у до­ма, вых­ва­тыва­ет их ли­ца в тем­но­те. И Гар­ри спо­тыка­ет­ся.

Зна­комые свет­лые во­лосы, вы­соко­мер­ное ли­цо, гу­бы, сжа­тые в веч­ной из­де­ватель­ской ус­мешке. Мал­фой, сво­лочь Мал­фой, ко­торый не ис­чез, не про­валил­ся в ад, где ему и са­мое мес­то, пос­ле смер­ти Дамб­лдо­ра, а сто­ит пе­ред ни­ми, та­кой же, как всег­да — хо­леный, над­менный, злоб­ный!

Ярость ох­ва­тыва­ет Гар­ри как пла­мя, ру­ка креп­че сжи­ма­ет па­лоч­ку, а гла­за об­ра­ща­ют­ся на де­вуш­ку с Мал­фо­ем. Он ожи­да­ет уви­деть Пар­кинсон — кто же, кро­ме этой на­пыщен­ной уро­дины, мо­жет быть ря­дом с Мал­фо­ем?

(А в го­лове на­до­ед­ли­вой му­хой бь­ет­ся воп­рос: «По­чему Рон вы­шел им навс­тре­чу? Мал­фой и Пар­кинсон дол­жны бы­ли стать По­жира­теля­ми, это был лишь воп­рос вре­мени, что здесь не­обыч­но­го?»)

И обу­хом по го­лове, вне­зап­ным не­чес­тным уда­ром в сол­нечное спле­тение, про­пущен­ным зак­лять­ем, стре­митель­но не­сущим­ся навс­тре­чу, от­вет:

«Гер­ми­она!».

Ра­дость: «Гер­ми­она!».

Не­до­уме­ние: «Гер­ми­она?».

Зыб­кая не­веря­щая до­гад­ка: «Гер­ми­она…»

Это Гер­ми­она идет ря­дом с Мал­фо­ем, а не Пар­кинсон, это Гер­ми­она дер­жит его под ру­ку! В рос­кошной бар­хатной ман­тии, из-под ко­торой стру­ит­ся шелк платья, с во­лоса­ми, уло­жен­ны­ми в кра­сивую при­чес­ку (они ви­дели ее та­кой толь­ко на прис­но­памят­ном чет­вертом кур­се), на шее и в ушах поб­лески­ва­ют дра­гоцен­ности. А на ли­це (та­ком зна­комом, изу­чен­ном до каж­дой чер­точки, до точ­но­го зна­ния, в ка­ком мес­те на ще­ках по­яв­ля­ют­ся ямоч­ки, ког­да она сме­ет­ся, с кро­хот­ной ро­дин­кой на вис­ке), на этом род­ном ли­це та­кое неп­ри­выч­ное вы­раже­ние хо­лод­но­го удив­ле­ния и неп­ри­ят­но­го за­меша­тель­ства и... че­го-то еще…

Сер­дце про­пус­ка­ет удар, по­том еще один и еще, оно слов­но за­было, что на­до сту­чать, раз­го­няя кровь по жи­лам. Гар­ри чувс­тву­ет, как воз­дух, ца­рапа­ясь, про­ходит в гор­ло, как хо­лоде­ют ру­ки. Вок­руг них ти­шина, тя­желая, гне­тущая, и ве­тер при­носит не влаж­ную све­жесть пе­ред над­ви­га­ющим­ся дож­дем, а тя­гос­тный гни­лой дух из­ме­ны и пре­датель­ства.

Что он там ду­мал про схват­ку с Мал­фо­ем до пос­ледней кап­ли кро­ви? Как сра­жать­ся, ес­ли Гер­ми­она на­нес­ла удар от­равлен­ным но­жом в спи­ну, ес­ли свя­зала ру­ки и от­ня­ла си­лу во­ли?

— Ка­кая не­ожи­дан­ность! — ти­шину ос­трым но­жом про­реза­ет не­навис­тный тя­гучий го­лос Мал­фоя, — в са­ду Пар­кинсо­нов Пот­тер и У­из­ли. По­ис­ти­не, храб­рость гриф­финдор­цев срав­ни­ма толь­ко с их глу­постью.

— Ты!

— Я. Вер­нее, МЫ, — Мал­фой ух­мы­ля­ет­ся и об­ни­ма­ет Гер­ми­ону за та­лию.

Рон, не от­ры­ва­ясь, впи­ва­ет­ся гла­зами в де­вуш­ку. Ли­цо у не­го — бе­лая мас­ка с тем­ны­ми про­вала­ми глаз. А та так не­воз­му­тимо-рав­но­душ­на, слов­но встре­тила ма­лоз­на­комых лю­дей.

— Гер­ми­она, — го­лос Ро­на приг­лу­шен­ный и дро­жащий, — Гер­ми­она. Он. Те­бя. По­хитил?!

Гер­ми­она мол­чит и смот­рит ку­да-то сквозь них.

— Гер­ми­она, ты слы­шишь ме­ня? Идем! Не­важ­но, где ты бы­ла, идем! Мал­фой, от­пусти ее, сво­лочь!

— У­из­ли, ты вна­чале спро­си ее, хо­чет ли она ку­да-ли­бо ухо­дить и тем бо­лее с ва­ми?

— Гер­ми­она, пой­дем же! Мы те­бя так дол­го ис­ка­ли! С ума сой­ти! Уже ник­то не ве­рил, что мы те­бя най­дем, но мы все рав­но зна­ли, на­де­ялись!

Рон на­цели­ва­ет па­лоч­ку на Мал­фоя, на ли­це ко­торо­го преж­няя, слов­но прик­ле­ен­ная ух­мылка.

— От­пусти ее, мы силь­нее те­бя, трое про­тив од­но­го, ты про­иг­рал!

Мал­фой из­де­ватель­ски скло­ня­ет го­лову на­бок.

— Ты до сих пор не по­нял, У­из­ли? Двое про­тив двух, но это ВЫ про­иг­ра­ли.

— Гер­ми­она?!

Гар­ри в тя­желом оце­пене­нии смот­рит, как Гер­ми­она в от­вет на по­лувоп­рос-по­лумоль­бу Ро­на ед­ва за­мет­но ка­ча­ет го­ловой, спра­ва на­лево, и де­ла­ет ма­лень­кий шаг на­зад, при­жима­ет­ся поб­ли­же к Мал­фою, от­во­рачи­ва­ет­ся от них. Та­кие прос­тые, обы­ден­ные дви­жения, сколь­ко раз в жиз­ни мы пов­то­ря­ем их? Сот­ни ты­сяч, мил­ли­оны? Но сей­час, в этом са­ду, шаг на­зад — это шаг на ог­ромное рас­сто­яние, слов­но де­вуш­ка этим ша­гом пе­ресек­ла не­види­мую чер­ту, от­де­ля­ющую два со­вер­шенно раз­ных ми­ра, уш­ла из од­ной жиз­ни в дру­гую. Без­мол­вное от­ри­цание пе­речер­ки­ва­ет все, что бы­ло в прош­лой жиз­ни, де­вуш­ка от­ре­ка­ет­ся от друж­бы, от люб­ви, от ве­ры в спра­вед­ли­вость, от на­деж­ды.

Гар­ри ви­дит ее чет­кий изящ­ный про­филь, вы­соко вски­нутый под­бо­родок, ее гла­за, об­ра­щен­ные на Мал­фоя. Гу­бы ше­велят­ся, слов­но она ин­тимно что-то шеп­чет ему на ухо.

— Как ты мог­ла?! Ты про­далась это­му уб­людку! Пре­дала нас!!! Что он те­бе на­обе­щал?!! Это ка­кая-то гряз­ная иг­ра или ты спа­сала свою шку­ру?! — Рон кри­чит так, что в са­ду с де­ревь­ев с тре­вож­ным хло­пань­ем сры­ва­ют­ся пти­цы.

— По­тише, У­из­ли! Не за­бывай, где на­ходишь­ся!

— Зат­кнись, тварь! Гер­ми­она, как ты мог­ла!!!

Гар­ри не мо­жет вы­мол­вить ни сло­ва, за не­го кло­кочу­ще вып­ле­выва­ет ос­кор­бле­ния Рон, в сры­ва­ющем­ся го­лосе ко­торо­го в бе­шеном кок­тей­ле пе­реме­шались от­ча­яние, гнев и не­выно­симая боль. На крик Ро­на она сно­ва по­вора­чива­ет­ся к ним, и ли­цо ее по-преж­не­му зас­тывшее, рав­но­душ­но-хо­лод­ное. Она как буд­то не слы­шит Ро­на, не чувс­тву­ет ярос­тно­го су­мас­шес­твия в его го­лосе. За­то Мал­фой за­мет­но блед­не­ет, что вид­но да­же в по­луть­ме.

— Пре­дуп­реждаю, У­из­ли, зак­рой свой гряз­ный рот, ина­че я по­зову ох­ра­ну. Тем, что я еще не сде­лал это­го, вы обя­заны Гер­ми­оне и мо­ему не­обы­чай­но ми­ролю­биво­му нас­тро­ению.

— Рон, — Гар­ри на­конец с тру­дом раз­лепля­ет гу­бы и хри­пит, — Рон, пош­ли от­сю­да! Рон!

Рон тя­жело ды­шит и сжи­ма­ет ку­лаки.

— Рон!

Гар­ри хва­та­ет дру­га за пле­чо, Рон вдруг сни­ка­ет, слов­но гнев ли­шил его всех сил. Мал­фой през­ри­тель­но кри­вит гу­бы, Гер­ми­она мол­чит. Она за все вре­мя не вы­мол­ви­ла ни од­но­го сло­ва.

Гар­ри та­щит Ро­на в спа­ситель­ную тем­но­ту са­да, что­бы транс­грес­си­ровать, и на­пос­ле­док ог­ля­дыва­ет­ся на Мал­фоя и Гер­ми­ону. Они сто­ят так близ­ко, и Мал­фой по-преж­не­му об­ни­ма­ет ее за та­лию. Гар­ри от­во­рачи­ва­ет­ся, зак­ры­ва­ет гла­за, пред­став­ляя се­бе свой дом, и че­рез миг он и Рон уже у зна­комо­го крыль­ца. И ноч­ной дождь на­конец об­ру­шива­ет­ся хо­лод­ной сте­ной, слов­но от­го­родив­шей их от все­го ми­ра.

Глава 5. Переступая рубеж

Я смо­гу отыс­кать

Нить по­терян­ных снов,

У судь­бы отоб­рать

Свой за­кон­ный улов,

И чер­тить на во­де

Зна­ки приз­рачных врат,

Лишь бы точ­но по­нять

Кто мне враг, а кто — брат,

Лишь бы толь­ко ус­петь,

До кон­ца не зак­рыть

Дверь неп­ро­житых дней

Из сти­хов и мо­литв,

Из не­поня­тых слов

И нес­ка­зан­ных клятв,

Ос­таль­ное же пусть

От­пе­ва­ет гро­за!

Ос­таль­ное през­рев,

Ста­рый мир я сож­гу,

И нес­пешно вос­лед

Я пос­тавлю све­чу.

Не спро­шу у дру­зей,

Не от­ве­чу вра­гам,

Толь­ко я и судь­ба!

Кто-то дол­жен был нам,

Дол­жен был объ­яс­нить,

Рас­ска­зать и от­дать,

Дол­жен был нас лю­бить

И в люб­ви не пре­дать,

Дол­жен был унес­ти

Го­речь жел­той лис­твы.

Мо­жет я, мо­жет он,

Иль она, или ты?

Я не жду, я иду,

Я най­ду сре­ди вас

Чей-то жест, чей-то взмах,

Чей-то прис­таль­ный взгляд...

Я смо­гу у судь­бы

Отоб­рать свой улов,

Я смо­гу отыс­кать

Нить по­терян­ных снов.

(с)

_______________________________________

Хо­лод­но, изо рта бе­лесы­ми по­луп­розрач­ны­ми об­лачка­ми вы­рыва­ет­ся ды­хание. Со сты­лого тем­но-фи­оле­тово­го не­ба гля­дит мо­лодой по­луме­сяц в ок­ру­жении ред­ких звезд, слов­но из­ви­ня­ясь за мо­роз­ное Рож­дес­тво в этом го­ду. Гер­ми­она ос­каль­зы­ва­ет­ся на об­ле­денев­шей до­рож­ке и про­дол­жа­ет не­щад­но ру­гать се­бя за оп­лошность.

Как, ска­жите на ми­лость, она мог­ла за­быть, что Ар­ти нуж­но ку­пить дру­гой по­дарок? Это прос­то ужас­но! Он ее пер­вый и единс­твен­ный крес­тник, и это его пер­вое Рож­дес­тво.

Она обо­жала ма­лыша, кро­хот­но­го сы­на Бил­ла и Флер. При каж­дой встре­че го­това бы­ла за­душить его в объ­ять­ях, за­цело­вать ро­зовень­кие круг­лень­кие щеч­ки. Ар­ти то­же ра­довал­ся при­ходам сво­ей мо­лодой крес­тной и так за­бав­но на­чинал агу­кать и взма­хивать руч­ка­ми, про­сясь на ру­ки, что сер­дце Гер­ми­оны прос­то та­яло. Ему поч­ти год, и ему уже нуж­ны бо­лее серь­ез­ные иг­рушки, чем те пог­ре­муш­ки, ко­торые она на­купи­ла. На­до бы­ло зай­ти в тот ма­газин­чик, ко­торый они наш­ли с Гар­ри и Ро­ном, на уг­лу Грей­счерч и Грин стрит.

Гер­ми­она все ру­га­ет се­бя за про­мах, меж­ду де­лом при­поми­ная, есть ли в Мидд­лтон-Ка­вери иг­ру­шеч­ный ма­газин. А ес­ли его нет? Что же тог­да де­лать? Она не мо­жет ос­та­вить Ар­ти без по­дар­ка!

Вот и пер­вые до­ма ма­лень­ко­го го­род­ка, не­пода­леку от ко­торо­го на­ходит­ся дом Гар­ри и Джин­ни в Год­ри­ковой Ло­щине. Гер­ми­она вле­та­ет в про­дук­то­вый ма­газин — на­до ку­пить му­ку и ко­рицу, ко­торые за­каза­ла Джин­ни. Рас­пла­тив­шись, де­вуш­ка спра­шива­ет у по­жило­го доб­ро­душ­но­го про­дав­ца, ко­торый нес­пешно опус­ка­ет жа­люзи:

— Из­ви­ните, у вас здесь нет ма­гази­на иг­ру­шек или хо­тя бы дет­ско­го?

— Есть, а как же? — мис­тер Бак­лэнд улы­ба­ет­ся мо­лодень­кой по­купа­тель­ни­це, — за две ули­цы от­сю­да, на Бей­кон-стрит. Его дер­жит мис­сис Гос­линг. Вам луч­ше по­торо­пить­ся, се­год­ня ведь Рож­дес­тво, мы все зак­ры­ва­ем­ся в шесть.

— Спа­сибо! Ве­село­го Рож­дес­тва! — за де­вуш­кой стре­митель­но хло­па­ет дверь, и взвя­кива­ет ко­локоль­чик.

— И вам счас­тли­вого Рож­дес­тва! — вдо­гон­ку кри­чит мис­тер Бак­лэнд и вы­ходит на ули­цу, про­вожая взгля­дом тон­кую фи­гур­ку в ро­зовой кур­тке.

Ин­те­рес­но, кто она та­кая? Он ви­дит ее не в пер­вый раз, она при­ходи­ла сю­да с дву­мя пар­ня­ми и еще од­ной де­вуш­кой. Сов­сем мо­лодые, ед­ва ли боль­ше двад­ца­ти. Ве­селые, но в то же вре­мя и ка­кие-то че­рес­чур серь­ез­ные и оза­бочен­ные, что ли… У не­го са­мого вну­ку двад­цать два, а он ни­чего не же­ла­ет де­лать, нас­то­ящий обол­тус и лен­тяй. Це­лыми дня­ми шля­ет­ся по ули­цам в ком­па­нии та­ких же обор­мо­тов, хле­ба­ют лит­ра­ми пи­во и де­рут гор­ло на ве­черин­ках, ко­торые ус­тра­ива­ют то у од­но­го, то у дру­гого. Груп­па ка­кая-то они, по­нима­ете ли. А эти ве­дут се­бя как взрос­лые лю­ди, на пле­чах ко­торых ле­жит груз от­ветс­твен­ности. Стран­ные…

Гер­ми­она бе­жит по ули­це, па­кет с му­кой от­тя­гива­ет ру­ку. Так, че­рез две ули­цы, ска­зал про­давец, зна­чит до кон­ца этой, как же ее? Ах, да, Да­унинг-стрит, по­том за­вер­нуть на ал­лею Двух Фон­та­нов, ка­жет­ся. Черт, она не ус­пе­ва­ет до шес­ти. Уже без де­сяти, ма­гази­ны ско­ро зак­ро­ют­ся!

Сле­ва, меж­ду дву­мя тем­ны­ми си­лу­эта­ми до­мов c яр­ко све­тящи­мися пря­мо­уголь­ни­ками окон, де­вуш­ка за­меча­ет ар­ку-про­ход. От­лично, на­вер­ня­ка че­рез нее мож­но сре­зать путь. Гер­ми­она, не раз­ду­мывая, по­вора­чива­ет по до­рож­ке на­лево. Вок­руг то­же спе­шат лю­ди, слы­шат­ся ве­селые го­лоса, смех, поз­драв­ле­ния. Кто-то уже вов­сю рас­пе­ва­ет рож­дес­твенские гим­ны, и ве­селая ме­лодия зас­тавля­ет но­ги вы­делы­вать лег­кие па. Де­вуш­ка, са­ма не за­мечая, под­пе­ва­ет и ны­ря­ет в тем­но­ту пе­ре­ул­ка.

И ед­ва сде­лав нес­коль­ко ша­гов, нас­то­ражи­ва­ет­ся — что-то не то… Что? Лег­кое, ка­кое-то ще­кочу­щее чувс­тво не­яс­ной тре­воги. Как буд­то по го­лой ко­же про­вели мок­рым пе­ром. Да­же не чувс­тво, а проб­леск, ин­стинкт. Или, на­обо­рот, то са­мое прес­ло­вутое шес­тое чувс­тво Ав­ро­ра, о ко­тором им не раз го­ворил Грюм. Не­понят­ное ощу­щение, неп­ри­ят­ный прив­кус же­леза во рту от учас­тивше­гося ды­хания.

Впе­реди плот­ным за­наве­сом раз­ве­ян­но­го в воз­ду­хе зна­мени­того «Пе­ру­ан­ско­го по­рош­ка» из ма­гази­на Фре­да и Джор­джа ко­лышет­ся ароч­ная тем­но­та. Но это­го не мо­жет быть, Мидд­лтон — сон­ный мир­ный го­родиш­ко и поч­ти пол­ностью маг­лов­ский, здесь жи­вет толь­ко од­на семья вол­шебни­ков, без­детная по­жилая па­ра, дав­но ото­шед­шая от вся­ких дел. Они это точ­но зна­ют, про­веря­ли сот­ню раз.

Гер­ми­она ог­ля­дыва­ет­ся. Сза­ди нее все так же бе­гут или не­тороп­ли­во идут лю­ди с по­куп­ка­ми, сме­ют­ся, ок­ли­ка­ют друг дру­га, поз­драв­ля­ют с Рож­дес­твом, все спо­кой­но. И че­го она за­бес­по­ко­илась?

Де­вуш­ка встря­хива­ет го­ловой и ре­шитель­но ша­га­ет впе­ред. Но ед­ва она де­ла­ет нес­коль­ко ша­гов, как тем­но­та вдруг на­чина­ет дро­жать, слов­но в ма­реве, дви­га­ет­ся и при­нима­ет очер­та­ния пя­ти фи­гур в чер­ных длин­ных пла­щах с на­кину­тыми ка­пюшо­нами. И тут же про­пада­ют зву­ки ули­цы, от­ре­зан­ные сколь­знув­шим зак­лять­ем. По­жира­тели Смер­ти!

Гер­ми­она пя­тит­ся на­зад, ро­ня­ет па­кет, ко­торый ло­па­ет­ся с глу­хим зву­ком. Му­ка бе­лым об­лачком осе­да­ет на но­ги и на ас­фальт. Черт, черт и еще раз черт! У них не бы­ло ни­каких све­дений, что ожи­да­ет­ся на­паде­ние! Гар­ри и Рон прос­то для очис­тки со­вес­ти от­пра­вились в Хог­вартс, по­тому что их поп­ро­сила Мак­Го­нагалл. Или… это бы­ла де­зин­форма­ция? Ло­вуш­ка? Для ко­го? Для них или для нее?

Гер­ми­она хо­лоде­ет от мыс­ли, что Гар­ри и Рон по­падут в за­саду. Она всё от­хо­дит на­зад, а По­жира­тели над­ви­га­ют­ся мол­ча, в аб­со­лют­ной ти­шине, и все па­лоч­ки на­целе­ны на нее.

Де­вуш­ка ос­то­рож­ным дви­жени­ем вы­тяги­ва­ет из кар­ма­на кур­тки свою и то­же нап­равля­ет ее в сто­рону тем­ных фи­гур. На них это не про­из­во­дит ни­како­го эф­фекта. Ну ко­неч­но, их пя­теро, а она од­на, си­лы бо­лее чем не­рав­ны. Но она не сдас­тся прос­то так, ни­ког­да! Гер­ми­она креп­че стис­ки­ва­ет в ру­ке свою па­лоч­ку и под­ни­ма­ет ее чуть вы­ше. Теп­ло от­по­лиро­ван­но­го де­рева стран­ным об­ра­зом при­да­ет сил и ре­шитель­нос­ти. Она го­това до­рого про­дать свою жизнь.

Об­ма­нутый ее дви­жени­ем, один из По­жира­телей де­ла­ет вы­пад. И слов­но это пос­лу­жило сиг­на­лом, ос­таль­ные то­же один за дру­гим вык­ри­кива­ют па­рали­зу­ющие, бо­левые, шо­ковые и еще не­понят­ные де­вуш­ке зак­лятья, яв­но зап­ре­щен­ные. Гер­ми­она при­гиба­ет­ся, ме­чет­ся из сто­роны в сто­рону, но в этом прок­ля­том пе­ре­ул­ке не­воз­можно за что-ни­будь ук­рыть­ся, она вся как на ла­дони.

Черт! Сов­сем ря­дом про­лета­ет «Им­пе­ри­ус», вы­бив крас­ные ис­кры из пос­тавлен­но­го си­лово­го за­наве­са за ее спи­ной. Яс­но как день — она са­мым глу­пым об­ра­зом по­пала в кап­кан, мышь, по­теряв­шая чувс­тво опас­ности под но­сом у кош­ки. От­сю­да нет вы­хода, толь­ко впе­ред, а впе­реди пять смер­тей в уголь­но-чер­ных пла­щах и мас­ках-че­репах.

И вдруг, уво­рачи­ва­ясь (по­ка!) от зак­ля­тий, Гер­ми­она за­дыха­ет­ся под ле­дяной вол­ной стра­ха. Пя­теро про­тив од­ной, они не хо­тят ее убить, они хо­тят взять ее в плен! По­это­му «Ава­да Ке­дав­ра» не зву­чит, толь­ко «Им­пе­ри­ус», что­бы под­чи­нить ее во­лю. А по­том…

О, гос­по­ди, что же де­лать?! В этот ве­селый рож­дес­твенский ве­чер она и не по­доз­ре­вала, что ее ждет, ког­да вы­бежа­ла ку­пить му­ки и ко­рицы для пе­ченья Джин­ни и по­дарок для Ар­ти! Ду­май, Гер­ми­она, ду­май!

Ли­цо го­рит в ли­хора­доч­ном от­ча­янье, го­лова нап­ря­жен­но ра­бота­ет. А пе­ред гла­зами по­чему-то всплы­ва­ет вет­хая по­жел­тевшая стра­ница ста­рин­ной кни­ги по чер­ной ма­гии, ко­торую она от­ко­пала из книж­ных раз­ва­лов в до­ме Блэ­ков. Как же? Зак­лятье… или ча­ры? Нет, все-та­ки зак­лятье… Зак­лятье вре­мен­но­го заб­ве­ния! Один из тех ред­ких слу­ча­ев, ког­да не тре­бу­ет­ся па­лоч­ка, мож­но при­менить бес­па­лоч­ко­вую ма­гию. Но это од­но из са­мых опас­ных и неп­ред­ска­зу­емых да­же сре­ди Тем­ных Ис­кусств. Оно не сти­ра­ет толь­ко ка­кие-то вос­по­мина­ния, как это де­ла­ют не­кото­рые сла­бые ме­мораль­ные зак­лятья. Па­мять опус­то­ша­ет­ся пол­ностью, че­ловек аб­со­лют­но ни­чего не пом­нит из сво­ей жиз­ни, как при дей­ствен­но-гру­бом «Об­ли­ви­эй­те». Но ес­ли «Об­ли­ви­эйт» — это нав­сегда, то при этом зак­лятье че­рез три­над­цать дней по­яв­ля­ют­ся пер­вые проб­лески вос­по­мина­ний, прос­тых и обы­ден­ных, че­рез трид­цать три дня воз­вра­ща­ет­ся при­мер­но чет­верть, и че­рез де­вянос­то де­вять дней па­мять вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся пол­ностью. Но это в том слу­чае, ес­ли зак­лятье бы­ло про­из­не­сено аб­со­лют­но вер­но. А ес­ли хоть в од­ном сло­ве бы­ло неп­ра­виль­но пос­тавле­но уда­рение, че­ловек рис­ку­ет нав­сегда за­быть о сво­ей преж­ней жиз­ни. Бо­лее то­го, тем­но­маги­чес­кое зак­лятье на про­тяже­нии пос­ле­ду­ющих лет бу­дет по­нем­но­гу от­би­рать его ра­зум, га­сить соз­на­ние, при­водя к бе­зумию.

Дру­гого вы­хода нет. Ес­ли они схва­тят ее, бу­дет плен и доп­ро­сы, Неп­рости­тель­ные зак­лятья, в том чис­ле и под­чи­нения. И она мо­жет, са­ма то­го не по­нимая, вы­ложить Вол­де­мор­ту все. А это обер­нется пол­ным по­раже­ни­ем и ги­белью ее дру­зей. Ли­бо, еще страш­нее, он сде­ла­ет ее сво­им ору­жи­ем и тог­да…

Ес­ли она на­ложит на се­бя зак­лятье вре­мен­но­го заб­ве­ния, то воз­можно, у нее бу­дет ка­кой-то шанс. Ко­неч­но, в Ав­ро­рате их учи­ли соп­ро­тив­лять­ся, зак­лятье ок­клю­мен­ции вхо­дило в чис­ло на­иваж­ней­ших, но на­дол­го ли хва­тит соп­ро­тив­ле­ния, ес­ли про­тив нее выс­ту­пит ис­кусный лег­ги­лимент? Что ж, по край­ней ме­ре, у нее всег­да есть от­личная воз­можность прос­то сой­ти с ума, встав нас­мерть в бит­ве за свое соз­на­ние…

«Ре­шай­ся же, ина­че у те­бя от­ни­мут и собс­твен­ную во­лю, и пра­во вы­бора»

Гер­ми­она по­сыла­ет свои зак­лятья. Один из По­жира­телей па­да­ет стол­бом, вы­тянув ру­ки по швам. «Пет­ри­фикус То­талус» всег­да хо­рошо ей уда­валось. Вто­рой с гром­ким кри­ком тря­сет го­ловой, у не­го вне­зап­но вы­рос­ла гус­тая гри­ва во­лос, ко­торая ле­зет в гла­за и зак­ры­ва­ет об­зор. Так, а те­перь се­бя…

Она не зна­ет, пра­виль­но ли вык­ри­кива­ет сло­ва, не го­воря уж об уда­рени­ях, уво­рачи­ва­ясь от ле­тящих в нее зак­ля­тий. Да и ка­кая раз­ни­ца, вспом­нит она свою жизнь или нет, ес­ли че­рез де­вянос­то де­вять дней ее все рав­но не бу­дет в жи­вых?

Град ле­дяных стрел про­шива­ет пра­вый ру­кав кур­тки, а ру­ка сра­зу же не­ме­ет. Поч­ти мгно­вен­но на ро­зовой тка­ни по­яв­ля­ют­ся мок­рые тем­ные пят­на. Гер­ми­она с ужа­сом чувс­тву­ет, как бес­по­мощ­ные паль­цы не мо­гут удер­жать па­лоч­ку, ко­торая па­да­ет, нес­коль­ко раз под­пры­гивая на ас­фаль­те. Де­вуш­ка стре­митель­но нак­ло­ня­ет­ся, что­бы под­хва­тить ее ле­вой ру­кой, но тут же оче­ред­ное зак­лятье про­шива­ет воз­дух, и она бес­по­мощ­но за­вали­ва­ет­ся на бок и об­мя­ка­ет.

Один из По­жира­телей с до­воль­ным смеш­ком опус­ка­ет свою па­лоч­ку.

— Эта гряз­нокров­ка дол­го соп­ро­тив­ля­лась, не зря Лорд об­ра­тил на нее вни­мание. Тео, возь­ми ее.

Вто­рой, по-ви­димо­му, мо­лодой, од­ним гиб­ким дви­жени­ем вски­дыва­ет де­вуш­ку на ру­ки.

— Де­мен­тор, она вся в кро­ви!

Пер­вый гру­бо сры­ва­ет с нее кур­тку, весь ру­кав ко­торой пе­репач­кан кровью, и чер­ты­ха­ет­ся, об­жегшись о брас­лет, ко­торый пус­ка­ет зе­лено-го­лубые ис­кры. Он силь­ным рыв­ком рвет тон­кую би­рюзо­вую по­лос­ку, гад­ли­во от­швы­рива­ет ее в сто­рону, про­из­но­сит зак­лятье и ос­та­нав­ли­ва­ет кровь, тя­желы­ми кап­ля­ми па­да­ющую на гряз­но-се­рый ноз­дре­ватый снег.

— Сколь­ко воз­ни с этой гряз­нокров­кой! Что Лор­ду от нее на­до, не пой­му. Она же все рав­но не вста­нет на на­шу сто­рону, слиш­ком пре­дана Пот­те­ру.

— Не твое де­ло, — об­ры­ва­ют мо­лодо­го, — у не­го свои пла­ны в от­но­шении Грей­нджер.

По­жира­тели под­ни­ма­ют на но­ги обез­дви­жен­но­го, удер­жи­вая его в вер­ти­каль­ном по­ложе­нии, и пять чер­ных те­ней ис­че­за­ют с хлоп­ка­ми, звон­ки­ми и гул­ки­ми в мо­роз­ном пе­ре­ул­ке. А на при­поро­шен­ном сне­гом ас­фаль­те си­рот­ли­во ос­та­ет­ся ле­жать ро­зовая жен­ская кур­тка, в кро­ви, при­поро­шен­ная му­кой из ра­зор­вавше­гося па­кета, и тре­вож­но мер­ца­ет брас­лет, по­теряв­ший теп­ло рук сво­ей вла­дели­цы.


* * *


Гер­ми­она при­ходит в се­бя от бо­ли. Пуль­си­ру­ющая, ос­трая, слов­но вся кровь, ко­торая те­чет по ве­нам, вдруг за­бур­ли­ла вдвое быс­трее и бро­силась в од­ну ру­ку. Те­ло ка­жет­ся бе­зум­но тя­желым, не­пово­рот­ли­вым. Де­вуш­ка, ба­юкая ра­нен­ную ру­ку, не­до­умен­но ог­ля­дыва­ет­ся вок­руг. Ог­ромная ком­на­та, пыш­но об­став­ленная, ог­ромная кро­вать с зо­лотым пок­ры­валом, на ко­тором бо­лее чем не­умес­тно смот­рится она, рас­тре­пан­ная, в джин­сах с бе­лыми муч­ны­ми пят­на­ми и ок­ро­вав­ленном сви­тере. Где она?

В па­мяти всплы­ва­ют тем­ный пе­ре­улок, По­жира­тели, на­ложен­ное зак­лятье, и мгно­вен­но вспом­нив, что про­изош­ло, Гер­ми­она вска­кива­ет с пос­те­ли и ищет свою па­лоч­ку. Но ее ниг­де нет. Прок­лятье! Она со­вер­шенно бес­по­мощ­на! За­чем ее при­тащи­ли сю­да? Что это за мес­то?

Вдруг в ком­на­те с лег­ким ха­рак­терным трес­ком по­яв­ля­ет­ся ма­лень­кий до­мовой эльф, вер­нее эль­фи­ха, в на­волоч­ке и гряз­ном пе­ред­ни­ке по­верх не­го. Гер­ми­она нас­то­рожен­но пя­тит­ся в угол ком­на­ты и на­тыка­ет­ся спи­ной на вы­чур­ный под­свеч­ник на не­боль­шом ко­моде. Эль­фи­ха пи­щит:

— Здравс­твуй­те, гос­по­жа. Ме­ня звать Кри­ни, ме­ня пос­ла­ли уха­живать за ва­ми.

— Что? Где я на­хожусь?

— В зам­ке хо­зя­ев.

— А кто твои хо­зя­ева?

— Мал­фой.

Мал­фои?! В гла­зах тем­не­ет, и она не­воль­но по­шаты­ва­ет­ся. По­пасть в са­мое гнез­до По­жира­телей — от­личный по­дарок на Рож­дес­тво. По­ложе­ние — ху­же не при­дума­ешь. Жи­ва она лишь по­тому, что кла­дезь ин­форма­ции, зна­ет все про Гар­ри, про Ор­ден Фе­ник­са, Ав­ро­ров. Ес­ли при­менить зелье прав­ды или лег­ги­лимен­цию, она все рас­ска­жет, как бы от­ча­ян­но не соп­ро­тив­ля­лась. Вдо­бавок Вол­де­морт, воз­можно, хо­чет шан­та­жиро­вать Гар­ри, зас­та­вить его сдать­ся без борь­бы, при­пол­зти к не­му на ко­ленях, по­тому что Гар­ри не смо­жет до­пус­тить, что­бы она ос­та­лась в ла­пах Вол­де­мор­та по его ви­не. Нет, с од­ной сто­роны, она пра­виль­но сде­лала, что на­ложи­ла зак­лятье. Но с дру­гой, ес­ли бу­дет шан­таж, то и зак­лятье не по­может…

Эль­фи­ха тем вре­менем что-то бор­мо­чет се­бе под нос, и одеж­да Гер­ми­оны ста­новит­ся со­вер­шенно чис­той.

— Спа­сибо, Кри­ни.

Эль­фи­ха изум­ленно та­ращит­ся на нее круг­лы­ми зе­лены­ми гла­зами и спра­шива­ет:

— Гос­по­жа что-то хо­чет?

— Нет, боль­ше ни­чего не на­до.

Что же де­лать? От до­мовых эль­фов ни­чего не добь­ешь­ся, их свя­зыва­ет Обет вер­ности хо­зя­ину. А ей нуж­но хо­тя бы по­пытать­ся... А по­дей­ство­вало ли зак­лятье?

Де­вуш­ка прис­лу­шива­ет­ся к се­бе, ожив­ляя в па­мяти все са­мые важ­ные и сов­сем нез­на­читель­ные мгно­вения сво­ей жиз­ни. И зас­ты­ва­ет в удив­ленном за­меша­тель­стве. Зак­лятье дей­ству­ет!

Она за­быва­ет, уже за­была, как зо­вут ры­жево­лосую сес­трен­ку Ро­на, в ка­ком рай­оне Лон­до­на на­ходит­ся дом ее ро­дите­лей, где она ку­пила свою вол­шебную па­лоч­ку, ког­да день рож­де­ния ее крес­тни­ка.

Ис­че­за­ют вос­по­мина­ния о Хог­вар­тсе, по­ис­ке крес­тра­жей, о сум­рачном до­ме, в ко­тором рас­по­ложе­на штаб-квар­ти­ра Ор­де­на Фе­ник­са, об уче­бе в Ав­ро­рате под ру­ководс­твом Грю­ма и Сэ­лин­дже­ра.

Пос­те­пен­но сти­ра­ют­ся из па­мяти чер­ты от­ца и ма­тери, дру­зей, род­ных. Их ли­ца слов­но за­вола­кива­ет ту­ман­ная дым­ка, по­ка еще проз­рачная, но сов­сем ско­ро…

Вне­зап­но рас­па­хива­ют­ся тя­желые две­ри, и вхо­дят два че­лове­ка. Гер­ми­она уже ед­ва уз­на­ет их, с тру­дом хва­тая ус­коль­за­ющие вос­по­мина­ния. Вин­сент Крэбб и Гре­гори Гойл, два вер­ных прис­пешни­ка сли­зерин­ца Дра­ко Мал­фоя, ко­торый был их вра­гом в шко­ле. Или не был? Но что-то же бы­ло, блед­ное ли­цо Мал­фоя креп­ко си­дит у нее в па­мяти. А эти двое, ка­жет­ся, ни­чуть не из­ме­нились за то вре­мя, по­ка она их не ви­дела, те же ту­пые мор­ды и ту­ши мя­са. Толь­ко вот она уже не пом­нит, кто из них кто.

Один из них под­хо­дит к ней и при­казы­ва­ет:

— Иди впе­ред, гряз­нокров­ка. Те­бя же­ла­ет ви­деть Гос­по­дин.

Гер­ми­она ре­шитель­но скре­щива­ет ру­ки на гру­ди, не­воль­но про­шипев сквозь зу­бы от бо­ли.

— А я не же­лаю его ви­деть.

Пар­ни пе­рег­ля­дыва­ют­ся, гру­бо под­хва­тыва­ют ее за ру­ки и во­локут к две­рям. Гер­ми­она от­ча­ян­но пы­та­ет­ся выр­вать­ся, но что тол­ку? С та­ким же ус­пе­хом она мог­ла бы пы­тать­ся по­шеве­лить два ог­ромных кам­ня. И прок­ля­тая ру­ка ви­сит мер­твой плетью.

Они втал­ки­ва­ют ее в ог­ромный зал, на­пол­ненный на­родом, ос­лепля­ющий яр­ки­ми ог­ня­ми све­тиль­ни­ков, про­водят по об­ра­зовав­ше­муся про­ходу меж­ду двух ря­дов рос­кошно оде­тых вол­шебни­ков к им­про­визи­рован­но­му тро­ну, на ко­тором вос­се­да­ет… сам Вол­де­морт!

Гер­ми­она ви­дит его в пер­вый раз в жиз­ни и с сод­ро­гани­ем, сме­шан­ным с от­вра­щени­ем, наб­лю­да­ет, как он неб­режно по­иг­ры­ва­ет па­лоч­кой и раз­гля­дыва­ет ее сквозь уз­кие про­рези зме­иных глаз.

— Очень при­ят­но встре­тить­ся с ва­ми, мисс Грей­нджер. Я весь­ма нас­лы­шан о ва­ших спо­соб­ностях.

— А мне очень неп­ри­ят­но, и я не ис­пы­тываю ни ма­лей­ше­го же­лания на­ходить­ся в ва­шем об­щес­тве.

— Вы дер­зки, юная ле­ди.

— Это во мне от рож­де­ния.

-Что ж, мне нра­вит­ся, — Вол­де­морт чуть нак­ло­ня­ет­ся впе­ред, — это вно­сит не­кото­рое раз­но­об­ра­зие в то, что я слы­шу каж­дый день. Мои сто­рон­ни­ки, зна­ете ли, не бле­щут ос­тро­уми­ем в мо­ем при­сутс­твии. Итак, мисс Грей­нджер, вы, на­вер­ное, в не­до­уме­нии от то­го, по­чему вы сто­ите здесь?

— Я вся вни­мание и тре­пещу от не­тер­пе­ния, — Гер­ми­она изо всех сил ста­ра­ет­ся, что­бы в ее го­лосе зву­чало из­де­ватель­ское ве­селье.

— Не бу­ду раз­во­дить дол­гие бе­седы на из­вес­тную нам обо­им те­му. Я хо­чу пред­ло­жить вам при­со­еди­нить­ся ко мне.

Гер­ми­она от изум­ле­ния да­же от­кры­ва­ет рот. Он что, со­шел с ума, по­лагая, что она са­ма, по сво­ей во­ле, без «Им­пе­ри­уса», сог­ла­сит­ся пе­рей­ти на его сто­рону?! Да это­го не бу­дет! Ско­рее не­бо упа­дет на зем­лю, чем она пре­даст Гар­ри и Ро­на!

Тон­кие бес­кров­ные гу­бы Вол­де­мор­та кри­вят­ся в ус­мешке.

— Ви­жу, вы удив­ле­ны. Ко­неч­но, луч­ший вы­ход при ди­лем­ме, встав­шей пе­ред ва­ми — «Им­пе­ри­ус». Но вы не на­ходи­те, что это так ба­наль­но? К то­му же, ско­рее все­го вас обу­чили, как ему про­тивос­то­ять, а ес­ли нас­лать нес­коль­ко зак­ля­тий, есть пе­чаль­ная ве­ро­ят­ность, что вы сой­де­те с ума. Мне бы это­го, чес­тно го­воря, не хо­телось. А мо­жет, все-та­ки по доб­рой во­ле?

Гер­ми­она гор­до вски­дыва­ет под­бо­родок. Этот воп­рос да­же не тре­бу­ет от­ве­та. Ему дол­жно быть по­нят­но с пре­дель­ной яс­ностью, что она ум­рет, но не пе­рей­дет на его сто­рону!

Де­вуш­ка об­во­дит през­ри­тель­ным взгля­дом соб­равших­ся в за­ле лю­дей, и вдруг ее слов­но об­жи­га­ет. Ря­дом с кра­сивой жен­щи­ной в тя­желом бар­хатном платье кро­ваво-ало­го цве­та она за­меча­ет зна­комое бо­лез­ненно-жел­то­ватое ли­цо, чер­ные гла­за, при­щурен­ные в ус­мешке.

«Снейп! И он здесь», — его она еще пом­нит.

И поч­ти сра­зу на­тыка­ет­ся на еще один зна­комый взгляд, на этот раз свет­ло-се­рых глаз.

«И Мал­фой. Вот сво­лочь…»

Дра­ко Мал­фой сто­ит, как ни в чем не бы­вало, с са­мым рав­но­душ­ным вы­раже­ни­ем ли­ца, об­ло­котив­шись об спин­ку крес­ла, в ко­тором гра­ци­оз­но вып­ря­милась его мать, Нар­цисса. Лю­ци­ус Мал­фой на пра­вах хо­зя­ина прис­тро­ил­ся ря­дом и чуть по­зади сво­его Гос­по­дина.

— Ви­жу, мисс Грей­нджер, что я вас не убе­дил. Но поз­воль­те за­метить, у вас есть ро­дите­ли, не так ли? И они очень гор­дятся сво­ей ум­ни­цей-доч­кой?

Гер­ми­она це­пене­ет, сер­дце в гру­ди ос­та­нав­ли­ва­ет­ся. Ма­ма и па­па, они не вол­шебни­ки, не су­ме­ют ни­чего сде­лать, ес­ли в их дом вор­вутся По­жира­тели. Она по­чему-то сов­сем не по­забо­тилась об их за­щите, слиш­ком уве­рен­ная в том, что им ни­чего не гро­зит, и слиш­ком бес­по­ко­яща­яся за Гар­ри. Гар­ри, кто та­кой Гар­ри? Ро­дите­ли… ох, что же она толь­ко что ду­мала? О сво­их ро­дите­лях? С ни­ми что-то про­изош­ло? Или нет? А кто ее ро­дите­ли?

На ли­це де­вуш­ки по­яв­ля­ет­ся за­меша­тель­ство, и Вол­де­морт, слов­но по­чувс­тво­вав что-то, вы­бив­ше­еся из его пла­на, рез­ко под­ни­ма­ет свою па­лоч­ку и нап­равля­ет ее на Гер­ми­ону. Она прик­ры­ва­ет гла­за и сжи­ма­ет паль­ца­ми вис­ки, чувс­твуя бо­лез­ненное чу­жое про­ник­но­вение в свое соз­на­ние, и поч­ти в тот же мо­мент ее ох­ва­тыва­ет стран­ное опус­то­шение. Пос­леднее вос­по­мина­ние уле­тучи­лось из па­мяти. Де­вуш­ка чуть по­качи­ва­ет­ся, вып­рямля­ет­ся и сме­ет­ся пря­мо в ли­цо страш­но­му су­щес­тву с не­чело­вечес­ки­ми гла­зами. Лорд Вол­де­морт, ве­личай­ший из чер­ных ма­гов, ког­да-ли­бо су­щес­тво­вав­ших на зем­ле, нак­ло­ня­ет­ся впе­ред и ши­пит, не от­ры­вая взгля­да от де­вуш­ки, смех ко­торой так чуж­до зву­чит в этом за­ле, пол­ном пре­дан­ных ему По­жира­телей Смер­ти:

— Что ж, мисс Грей­нджер, вы пе­рехит­ри­ли ме­ня, а это не каж­до­му уда­ет­ся. Но все же вы не уч­ли очень мно­гого. В вас есть ог­ромный по­тен­ци­ал. И я пос­та­ра­юсь най­ти ему при­мене­ние.

Он зме­ит­ся зло­вещей улыб­кой и взма­хом ру­ки под­зы­ва­ет к се­бе вы­соко­го свет­ло­воло­сого пар­ня.

— Дра­ко, твоя за­дача — быть ря­дом с мисс Грей­нджер, каж­дую ми­нуту и каж­дую се­кун­ду. Она под зак­лять­ем вре­мен­но­го заб­ве­ния. Че­рез три ме­сяца па­мять к ней вер­нется, и она ока­жет­ся цен­ным ис­точни­ком ин­форма­ции и не толь­ко. И ес­ли те­бе удас­тся… А те­бе удас­тся, не так ли, Дра­ко? Ты дол­жен за это вре­мя пе­ре­убе­дить ее, до­казать ей, что ис­по­веду­емые ею убеж­де­ния и цен­ности кна­та ло­мано­го не сто­ят и бес­по­лез­ны в ми­ре, в ко­тором бу­ду пра­вить я. Как я убе­дил­ся, мисс Грей­нджер весь­ма ода­рен­ная вол­шебни­ца, и ее при­сутс­твие в ря­дах мо­их пос­ле­дова­телей не бу­дет ошиб­кой. На этот раз вы­пол­ни все, как сле­ду­ет, мой маль­чик.

В гла­зах Дра­ко мель­ка­ет и тут же ис­че­за­ет ка­кое-то стран­ное вы­раже­ние, он пос­лушно скло­ня­ет го­лову, но Лю­ци­ус су­дорож­но дер­га­ет­ся, как от уда­ра, и скло­ня­ет­ся к Вол­де­мор­ту.

— Но, мой Гос­по­дин, она же гряз­нокров­ка! Ей не мес­то ря­дом с мо­им сы­ном!

— Лю­ци­ус, друг мой, ты ос­ме­лива­ешь­ся под­вергать сом­не­ни­ям мои ре­шения?

— Нет, мой Гос­по­дин, — стар­ший Мал­фой еле слыш­но скри­пит зу­бами и поч­ти­тель­но от­сту­па­ет на­зад.

Вол­де­морт ки­ва­ет Дра­ко, ко­торый с бе­зучас­тно-рав­но­душ­ным ви­дом под­хо­дит к Гер­ми­оне и уво­дит ее за со­бой в вы­сокие двой­ные две­ри. Де­вуш­ка смот­рит на не­го рас­ши­рен­ны­ми от удив­ле­ния гла­зами, но пос­лушно сле­ду­ет…

Глава 6. Тайны, дружба и родственные узы

 На сле­ду­ющее ут­ро мис­тер Пот­тер раз­бу­дил их ра­но. Но Ли­ли хоть и зе­вала во весь рот, не жа­лова­лась. Алек­са же тет­ка да­же в ка­нику­лы бу­дила еще рань­ше. Они по­зав­тра­кали вни­зу, Ли­ли так до кон­ца и не прос­ну­лась, за­сыпая над чаш­кой. Отец гром­ко поп­ро­сил ее взбод­рить­ся, по­дошел к ка­мину, вол­шебной па­лоч­кой раз­жег огонь и бро­сил ту­да горсть по­рош­ка зе­лено­го цве­та из не­боль­шой ка­мен­ной ча­ши, сто­яв­шей на ка­мин­ной пол­ке. Пла­мя, ве­село за­пылав­шее в ка­мине, вмиг то­же ста­ло изум­рудно-зе­леным.

— Ты еще ни­ког­да не пу­тешес­тво­вал по Се­ти Ле­туче­го По­роха, — ска­зал отец Ли­ли, — это прос­то. Встань в огонь и на­зови мес­то наз­на­чения, Ми­нис­терс­тво Ма­гии, гром­ко и внят­но.

— К-ка-а-к в огонь?!!

— Не бой­ся, все вол­шебни­ки так пе­ред­ви­га­ют­ся.

Алекс, заж­му­рив­шись, ре­шитель­но шаг­нул в гу­дящее пла­мя, ко­торое и вправ­ду не об­жи­гало, а при­ят­но об­ве­вало теп­лом. Прав­да, ощу­тимо пах­ло ды­мом и чем-то го­релым.

«Бу­дем на­де­ять­ся, не от ме­ня», — с не­кото­рой тре­вогой по­думал Алекс и гром­ко ска­зал:

— Ми­нис­терс­тво Ма­гии!

И сра­зу же его зак­ру­тило, слов­но в вих­ре, и ку­да-то по­нес­ло. Ми­мо на ог­ромной ско­рос­ти про­носи­лись ка­кие-то свет­лые пят­на и тем­ные по­лосы, же­лудок у не­го сде­лал па­ру куль­би­тов. Вдруг он боль­но уда­рил­ся пят­ка­ми в пол и уви­дел, что сто­ит уже в дру­гом ка­мине. По­ка он удив­ленно ози­рал­ся, за спи­ной при­зем­ли­лась Ли­ли и вы­тащи­ла его в боль­шой зал. А за ни­ми по­явил­ся ее отец.

— Ну, вот мы и на мес­те. Сле­дуй­те за мной, не от­ста­вай­те, — ска­зал он и дви­нул­ся к блес­тя­щей стой­ке, за ко­торой си­дел по­жилой, су­ровый на вид вол­шебник и чи­тал га­зету.

— Здравс­твуй­те, мис­тер Диг­го­ри. Как по­жива­ете?

— А-а, здравс­твуй, здравс­твуй, Гар­ри. Спа­сибо, по­малень­ку. На ра­боту, что ли? У те­бя же вро­де от­пуск за три го­да.

— Нет, нет, мис­тер Диг­го­ри, от­пуск — де­ло свя­тое. А сей­час прос­то хо­чу заг­ля­нуть в Де­пар­та­мент ре­гис­тра­ции.

— Что ж, про­ходи, Лон­гбот­том, Брокль­херст и Тур­пин уже приш­ли. Ре­бята с то­бой?

— Да.

Алекс с удив­ле­ни­ем, ко­торое, по­хоже, ста­нови­лось уже при­выч­ным, ог­ля­дывал ог­ромный зал. Вдоль од­ной сто­роны тя­нул­ся сплош­ной ряд ка­минов, из ко­торых вы­ходи­ли ра­бот­ни­ки Ми­нис­терс­тва в стро­гих чер­ных ман­ти­ях. В се­реди­не жур­чал ог­ромный фон­тан с при­чуд­ли­вого ви­да скуль­пту­рой, изоб­ра­жав­шей не­понят­но что. По край­ней ме­ре, Алекс так и не по­нял. Мис­тер Пот­тер вы­вел их к ог­ромно­му лиф­ту крас­но­го де­рева со ста­ромод­ны­ми раз­движ­ны­ми двер­ца­ми, в ко­торый они пог­ру­зились и по­еха­ли по­чему-то вниз.

На каж­дой ос­та­нов­ке прох­ладный жен­ский го­лос объ­яв­лял наз­ва­ния ка­ких-то Де­пар­та­мен­тов и лифт рас­кры­вал двер­цы, по­том нем­но­го пос­то­яв, вновь на­чинал дви­жение. На треть­ей ос­та­нов­ке мис­тер Пот­тер ска­зал:

— Вы­ходим. Нам сю­да.

Он по­шел вдоль длин­но­го ря­да оди­нако­вых две­рей с круг­лы­ми брон­зо­выми руч­ка­ми. Ре­бята по­бежа­ли за ним, ста­ра­ясь не от­ста­вать. На­конец муж­чи­на ос­та­новил­ся пе­ред пос­ледней дверью с таб­личкой «На­чаль­ник Де­пар­та­мен­та ре­гис­тра­ции ак­тов граж­дан­ско­го сос­то­яния ма­гичес­ко­го со­об­щес­тва Лу­на Лон­гбот­том». Мис­тер Пот­тер пос­ту­чал и во­шел внутрь. За ним заш­ли и Алекс с Ли­ли. В ка­бине­те бы­ло свет­ло и сол­нечно (маль­чик вспом­нил, что они во­об­ще-то спус­ка­лись вниз!), жен­щи­на с рас­пу­щен­ны­ми во­лоса­ми пе­пель­но­го цве­та и боль­ши­ми, чуть на­выка­те, гла­зами по­лива­ла ка­кое-то рас­ки­дис­тое рас­те­ние, на­поми­нав­шее од­новре­мен­но как­тус и паль­му. Уви­дев во­шед­ших, она с яв­ной ра­достью вос­клик­ну­ла:

— Гар­ри, ра­да те­бя ви­деть! И Ли­ли с то­бой!

— Здравс­твуй­те, крес­тная, — улыб­ну­лась во весь рот Ли­ли, под­бе­жала и об­ня­ла жен­щи­ну. Алекс прос­то веж­ли­во кив­нул.

— При­вет, Лу­на. Из­ви­ни за ран­ний ви­зит, — нем­но­го ви­нова­тым то­ном ска­зал отец Ли­ли.

Жен­щи­на, об­ни­мая Ли­ли, мах­ну­ла ру­кой:

— Что-то вы нас сов­сем за­были, не за­ходи­те. Не­вилл час­то о вас вспо­мина­ет.

— Все де­ла, де­ла, Лу­на, но обе­щаю, на днях заг­ля­нем в гос­ти с Джин­ни и деть­ми. А сей­час я к те­бе по очень важ­но­му и де­ликат­но­му де­лу.

Вни­мание жен­щи­ны об­ра­тилось к Алек­су, мол­ча сто­яв­ше­му в сто­роне.

— Это твой пле­мян­ник? Ох, по­дож­ди-ка, — про­тяну­ла жен­щи­на, вни­матель­но гля­дя на не­го, — этот маль­чик… зна­комое ли­цо… Ко­го он мне на­поми­на­ет? Не при­пом­ню…

Мис­тер Пот­тер из­дал нев­нятный звук и от­кашлял­ся.

— Это сын Гер­ми­оны Грей­нджер и Дра­ко Мал­фоя.

— В са­мом де­ле? — не бы­ло по­хоже, что­бы мис­сис Лон­гбот­том уди­вилась, — о, он очень по­хож на сво­его от­ца, не прав­да ли? И ес­ли бы не…

— Э-э-э, Лу­на, по­нима­ешь, я как раз по это­му воп­ро­су, — уже не­тер­пе­ливо пе­ребил ее отец Ли­ли, — мне нуж­ны до­кумен­ты, удос­то­веря­ющие факт бра­косо­чета­ния его ро­дите­лей и его рож­де­ние, а так­же рас­по­ряже­ние об опе­кунс­тве, ес­ли, ко­неч­но, все это име­ет­ся. Го­ды 2000-2004.

— Пос­мотрим, — жен­щи­на оки­нула за­дум­чи­вым взгля­дом ог­ромные шка­фы из свет­ло­го де­рева с кра­сивы­ми рез­ны­ми створ­ка­ми, ко­торые за­нима­ли боль­шую часть ее ка­бине­та, — до­кумен­ты от­но­ситель­но не­дав­ние, по­это­му за­писи дол­жны быть у ме­ня, а не в ар­хи­ве….

Она взмах­ну­ла вол­шебной па­лоч­кой, двер­ца вто­рого ле­вого шка­фа с трес­ком от­во­рилась, от­ту­да вы­лете­ла боль­шая де­ревян­ная ко­роб­ка и опус­ти­лась пря­мо пе­ред ней на стол.

— Так-так, Мак­Го­нагалл, Мак­До­нальд, Мак­Киннон, Мак­Клаг­ген, Мак­Миллан, Мак­Нейр, Мал­си­бер, а вот и Мал­фой. Да, кое-что име­ет­ся.

Жен­щи­на по­дош­ла к ог­ромно­му же­лез­но­му сей­фу, ко­торый пря­тал­ся в глу­бине ком­на­ты, лег­ким дви­жени­ем па­лоч­ки от­кры­ла его и вы­тащи­ла нес­коль­ко ко­робок. Из од­ной она вы­тяну­ла нес­коль­ко свит­ков пер­га­мен­та и пе­реда­ла мис­те­ру Пот­те­ру. Он ак­ку­рат­но раз­вернул один из свит­ков, за­тем вто­рой и тре­тий, и за­мол­чал. Его ли­цо бы­ло отс­тра­нен­ным.

— Сэр, прос­ти­те, — Алекс сго­рал от не­тер­пе­ния, — а мож­но мне пос­мотреть?

— Что? Ах, да, ко­неч­но. Ты име­ешь пол­ное пра­во, это ведь твое. Од­на­ко я не ожи­дал…

— Что-то не так, Гар­ри? — встре­вожи­лась мис­сис Лон­гбот­том.

— Ни­чего не по­нимаю, Лу­на, — впол­го­лоса от­ве­тил мис­тер Пот­тер, — это нас­то­ящие до­кумен­ты?

— Да, ко­неч­но! Все про­вере­но зак­лять­ем Ве­рифи­кации. Ког­да я при­нима­ла Де­пар­та­мент, сам Эд­жкомб в при­сутс­твии Ми­нис­тра нак­ла­дывал ча­ры. Стран­но, ко­неч­но, что эти бу­маги на­ходят­ся здесь. У нас ведь хра­нят­ся толь­ко за­писи. Эд­жкомб го­ворил об осо­бых слу­ча­ях, ког­да дер­жа­тели пе­реда­ют на вре­мен­ное хра­нение ори­гина­лы до­кумен­тов, ого­вари­вая сро­ки. Ви­димо, это и есть один из этих слу­ча­ев.

Взрос­лые по­низи­ли го­лоса и на­чали пе­рего­вари­вать­ся поч­ти ше­потом, Ли­ли с лю­бопытс­твом рас­смат­ри­вала как­ту­со-паль­му, а Алекс, ужас­но вол­ну­ясь, взял в ру­ки свит­ки. Для не­го это бы­ли не прос­то до­кумен­ты, это бы­ла ис­то­рия его семьи!

Пер­вый до­кумент, ко­торый он раз­вернул, ока­зал­ся сви­детель­ством о бра­косо­чета­нии мис­те­ра Дра­ко Лю­ци­уса Аб­ракса­са Ас­те­руса Мал­фоя и мисс Гер­ми­оны Джин Грей­нджер, ко­торое сос­то­ялось пят­надца­того ав­густа двух­ты­сяч­но­го го­да. Ви­ти­ева­тые чер­ные бук­вы на шер­ша­вом жел­то­ватой бу­маге, сла­бый за­пах зат­хлос­ти, ис­хо­див­ший от нее, стран­ным об­ра­зом по­дей­ство­вали на маль­чи­ка. Ему ка­залось, что он си­дит в этом ка­бине­те в Ми­нис­терс­тве Ма­гии и од­новре­мен­но уно­сит­ся ку­да-то да­леко-да­леко, на пят­надцать лет на­зад, к сво­им жи­вым и мо­лодым ро­дите­лям, ко­торые, на­вер­ное, бы­ли очень счас­тли­выми в тот день.

Встрях­нув го­ловой, что­бы оч­нуть­ся, он раз­вернул вто­рой сви­ток. Это бы­ло сви­детель­ство о рож­де­нии Алек­сан­дра Грей­ндже­ра Мал­фоя, ко­торый по­явил­ся на свет пят­надца­того ав­густа две ты­сячи чет­верто­го го­да, в день свадь­бы сво­их ро­дите­лей. И ко­торо­му суж­де­но бы­ло так быс­тро по­терять их нав­сегда.

Бук­вы по­чему-то рас­плы­вались пе­ред гла­зами, он ма­шиналь­но раз­вернул тре­тий сви­ток и про­бежал гла­зами по строч­кам, не улав­ли­вая смыс­ла. Вдруг его взгляд за­цепил­ся за еще од­но зна­комое имя, и он еще раз про­читал до­кумент. В нем су­хим офи­ци­аль­ным язы­ком го­вори­лось, что в слу­чае преж­девре­мен­ной смер­ти или ги­бели мис­те­ра Дра­ко Лю­ци­уса Аб­ракса­са Ас­те­руса Мал­фоя и мис­сис Гер­ми­оны Джин Грей­нджер Мал­фой опе­куном над их единс­твен­ным сы­ном Алек­сан­дром Грей­ндже­ром Мал­фо­ем наз­на­ча­ет­ся мис­тер Гар­ри Джей­мс Пот­тер. В слу­чае ес­ли вы­шеназ­ванный не спо­собен вы­пол­нять свои обя­зан­ности, опе­кунс­тво пе­рехо­дит к мис­те­ру Ро­наль­ду Би­ли­усу У­из­ли. Так­же в чис­ле воз­можных опе­кунов бы­ли наз­ва­ны Джи­нев­ра Мол­ли У­из­ли Пот­тер и Ми­нер­ва Юно­на Мак­Го­нагалл. Вре­мен­ным уп­равля­ющим над всем дви­жимым и нед­ви­жимым иму­щес­твом, сче­тами и зе­мель­ны­ми вла­дени­ями семьи Мал­фой до со­вер­шенно­летия мис­те­ра Алек­сан­дра Грей­ндже­ра Мал­фоя наз­на­чал­ся опе­кун.

Алекс оша­рашен­но та­ращил­ся на бу­магу. Вы­ходит, его опе­куном яв­ля­ет­ся отец Ли­ли?! По­чему? Ведь в опе­куны сво­ему единс­твен­но­му сы­ну вы­бира­ют близ­ких лю­дей, а су­дя по сло­вам мис­те­ра Гар­ри Пот­те­ра, он не так уж тес­но об­щался с его ро­дите­лями. Еще боль­шее не­до­уме­ние выз­ва­ло имя Ро­наль­да У­из­ли. Алекс во­об­ще не пред­став­лял, как че­ловек, ко­торый воз­не­нави­дел его с пер­во­го взгля­да, стал бы его опе­куном, че­лове­ком, обя­зан­ным за­ботить­ся о сво­ем вос­пи­тан­ни­ке. Мож­но бы­ло, ко­неч­но, спро­сить у са­мого мис­те­ра Пот­те­ра, но Алекс по­чему-то чувс­тво­вал, что раз­го­воры о его семье ему очень неп­ри­ят­ны, и он ста­ра­ет­ся не зат­ра­гивать глу­боко эту те­му, хо­тя пе­реси­лива­ет се­бя, по­могая Алек­су.

Его ро­дите­ли ос­та­вили очень мно­го за­гадок, и эти до­кумен­ты не про­яс­ня­ли их, а на­обо­рот, еще боль­ше за­путы­вали.

Во­царив­шу­юся ти­шину на­рушил го­лос мис­те­ра Пот­те­ра.

— Лу­на, не воз­ра­жа­ешь, ес­ли я за­беру эти до­кумен­ты? Хо­тя на них сто­ят под­пи­си очень ува­жа­емых ад­во­катов, мне хо­телось бы про­верить.

— Ко­неч­но, Гар­ри, — про­тяну­ла жен­щи­на, — они дол­жны хра­нить­ся у те­бя, как у опе­куна, или у маль­чи­ка. По­дож­ди, сос­тавлю акт о пе­реда­че.

Она взма­хом па­лоч­ки приз­ва­ла лист бу­маги, на­писа­ла нес­коль­ко строк, они с мис­те­ром Пот­те­ром рас­пи­сались. Боль­шая пе­чать под­ско­чила и прос­та­вила на них от­тиски. До­кумент сам со­бой свер­нулся в тру­боч­ку, улег­ся в ко­роб­ку, а ко­роб­ка уле­тела об­ратно в шкаф, ко­торый сер­ди­то зах­лопнул створ­ку.

— Все го­тово.

Мис­тер Пот­тер поб­ла­года­рил, поп­ро­щал­ся с Лу­ной Лон­гбот­том и вы­шел, уво­дя Алек­са и Ли­ли. Маль­чик, не вы­тер­пев, роб­ко спро­сил у муж­чи­ны:

— Из­ви­ните, сэр, зна­чит, вы — мой опе­кун в вол­шебном ми­ре?

— Ви­димо, да, — за­дум­чи­во ска­зал мис­тер Пот­тер, ус­ко­ряя шаг, — хо­тя я со­вер­шенно не ожи­дал это­го.

— Но это же здо­рово! — вос­клик­ну­ла его дочь, пус­ка­ясь в бег, — это же прос­то клас­сно! Он те­перь бу­дет жить с на­ми, прав­да, Алекс? Я рас­ска­жу те­бе все-все о на­шем ми­ре, на­учишь­ся иг­рать в квид­дич, ку­пим те­бе са­мую луч­шую мет­лу и бу­дем иг­рать у нас на пло­щад­ке два на два!

— Ну, не знаю, — про­бор­мо­тал про се­бя Алекс, то­же пе­рехо­дя на бег, и по­думал, что наз­на­чение его опе­куном со­вер­шенно не об­ра­дова­ло от­ца Ли­ли.

Мис­тер Пот­тер рез­ко ос­та­новил­ся, и Алекс с Ли­ли, не ус­пев вов­ре­мя за­тор­мо­зить, вре­зались в не­го.

— Мы сей­час схо­дим в ад­во­кат­скую кон­то­ру, ко­торая зас­ви­детель­ство­вала до­кумен­ты. Это од­на из ста­рей­ших и ува­жа­емых кон­тор в ма­гичес­ком ми­ре, и я уве­рен, что все со­вер­шенно за­кон­но. Но про­верить не ме­ша­ет.

Они выш­ли на ули­цу и на так­си от­пра­вились на од­ну из рес­пекта­бель­ных улиц Лон­до­на. Там, меж­ду дву­мя без­ли­кими мно­го­этаж­ны­ми офи­сами с ас­фаль­ти­рован­ны­ми сто­ян­ка­ми для ав­то­моби­лей был втис­нут не­боль­шой сим­па­тич­ный особ­ня­чок, пе­ред ко­торым яр­ко зе­лене­ла иде­аль­но подс­три­жен­ная лу­жай­ка. Уди­витель­ное де­ло — вна­чале Алекс его во­об­ще не за­метил, и спе­шащие по тро­ту­арам лю­ди, ви­димо, то­же, не ви­дели, по­тому что сколь­зи­ли взгля­дами по его бе­лым ко­лон­нам, ароч­ным ок­нам со стран­ной вы­чур­ной леп­ни­ной и соч­ной све­жей зе­лени га­зона с та­ким же рав­но­души­ем, как и по обык­но­вен­ным свер­ка­ющим стек­лянным баш­ням.

«Грин­грасс, Спра­ут и сы­новья», — про­чел маль­чик на стро­гой эле­ган­тной таб­личке на ду­бовых две­рях.

Под ме­лодич­ный звон ко­локоль­чи­ка они вош­ли в прос­торный прох­ладный холл с кар­ти­нами на сте­нах и свет­лой ме­белью. Навс­тре­чу им вы­шел ху­доща­вый мо­лодой че­ловек с не­выра­зитель­ным ли­цом.

— Что вам угод­но? Вы за­писа­ны на при­ем?

— Нет, но мне нуж­на кон­суль­та­ция по этим до­кумен­там, и я хо­тел бы поп­ро­сить мис­те­ра Грин­грас­са при­нять ме­ня как мож­но быс­трее. Я не зай­му у не­го мно­го вре­мени.

— Хо­рошо, я пе­редам. Ва­ше имя.

— Гар­ри Пот­тер.

Мо­лодой че­ловек нес­лышно уда­лил­ся и по­явил­ся че­рез нес­коль­ко ми­нут.

— Мис­тер Грин­грасс ждет вас. Прой­дем­те.

Мис­тер Пот­тер, Алекс и Ли­ли прош­ли по длин­но­му, тем­но­му пос­ле хол­ла ко­ридо­ру, в ко­тором го­рели в рез­ных под­став­ках без­дымные фа­келы. Не­выра­зитель­ный мо­лодой че­ловек про­вел их че­рез вы­сокие двус­твор­ча­тые две­ри в ка­бинет, в ко­тором вы­делял­ся сво­ими ги­гант­ски­ми раз­ме­рами пись­мен­ный стол. Из-за сто­ла вско­чил не­высо­кий ста­ричок с боль­ши­ми пу­шис­ты­ми уса­ми и бе­лос­нежной круг­лой бо­род­кой, по­хожий од­новре­мен­но на Сан­та Кла­уса и на ка­пита­на кру­из­но­го лай­не­ра. Объ­емис­тый жи­вот об­тя­гива­ла кра­сивая жи­лет­ка из фи­оле­тово­го ат­ла­са, гла­за про­ница­тель­но пос­верки­вали за стек­ла­ми круг­лых оч­ков.

— Очень рад ви­деть вас, мой мо­лодой друг! — энер­гично пот­ряс он ру­ку чер­но­воло­сого муж­чи­ны, — про­шу про­щения за Бер­биджа, он ра­бота­ет не­дав­но и иног­да прос­то ввер­га­ет ме­ня в сту­пор сво­ей лю­бовью к эти­кету. Ко­неч­но же, он уз­нал вас с пер­во­го взгля­да.

— Ни­каких пре­тен­зий, мис­тер Грин­грасс, о чем вы, — не­лов­ко мах­нул ру­кой мис­тер Пот­тер.

— Итак, по ка­кому воп­ро­су вы вновь об­ра­ща­етесь к ста­рому Оль­бер­ту Грин­грас­су? О, ва­ши де­ти?

Ста­ричок взма­хом ру­ки по­доз­вал к се­бе Ли­ли и по­дал ей яр­кую ко­роб­ку, ук­ра­шен­ную бан­том.

— Уго­щай­ся, дет­ка, да не стес­няй­ся, бе­ри по­боль­ше и бра­та угос­ти. Это моя внуч­ка-про­каз­ни­ца ос­та­вила здесь.

— Это моя дочь, а маль­чик мой опе­ка­емый. По край­ней ме­ре, ес­ли су­дить по этим бу­магам. Я хо­тел спро­сить вас как раз о них.

Мис­тер Грин­грасс заб­рал у мис­те­ра Пот­те­ра до­кумен­ты и, усев­шись за свой стол, вни­матель­но про­чел их.

— Что ж, все до­кумен­ты сос­тавле­ны аб­со­лют­но пра­виль­но, они ле­гитим­ны и всту­пили в си­лу с мо­мен­та сво­его сос­тавле­ния и офи­ци­аль­но­го под­твержде­ния. За­вери­теля­ми и сви­дете­лями яв­ля­ют­ся очень ува­жа­емые лю­ди, ко­торые к то­му же ра­бота­ли и ра­бота­ют у нас, и я в том чис­ле, хе-хе. Что вам не­понят­но, мой друг?

— Де­ло в том, что до не­кото­рого вре­мени я да­же не по­доз­ре­вал о су­щес­тво­вании это­го маль­чи­ка. Его по­яв­ле­ние слов­но снег на го­лову. Его ро­дите­ли, они бы­ли у вас? Я ви­жу, на до­кумен­те об опе­кунс­тве сто­ит ва­ша лич­ная под­пись.

— Да, — ста­рик снял и на­чал про­тирать оч­ки, — пом­ню, как буд­то это бы­ло вче­ра. Они сос­та­вили до­кумент об опе­кунс­тве и нас­та­ива­ли, что­бы имен­но я за­верил его. Очень кра­сивые, очень гор­дые мо­лодые лю­ди, — гла­за мис­те­ра Грин­грас­са за­тума­нились, — в них бы­ла ка­кая-то тос­ка, об­ре­чен­ность, я да­же не знаю, как это вы­разить. Хо­тя тог­да у мно­гих в гла­зах бы­ло это вы­раже­ние заг­нанно­го зве­ря. М-да, тя­желые и страш­ные бы­ли вре­мена, но… — ста­рик по­низил го­лос, — все эти га­зет­ные воп­ли и офи­ци­аль­ная вер­сия о том, что они… ну вы са­ми по­нима­ете… Хо­тя, ко­неч­но, не­ос­по­римые до­каза­тель­ства и… Не­важ­но. Прос­ти­те ме­ня за сум­бурность. Мис­те­ра Мал­фоя я знал и рань­ше, был по­верен­ным в их семье, но его отец ра­зор­вал на­ши от­но­шения за­дол­го до то­го, как его сын вновь об­ра­тил­ся ко мне. А же­на мис­те­ра Мал­фоя млад­ше­го, ни­ког­да еще не встре­чал та­кой по­рази­тель­ной лич­ности! В ней бы­ло та­кое при­чуд­ли­вое со­чета­ние неж­ности и си­лы, хруп­кости и ре­шитель­нос­ти, сол­нечно­го теп­ла и лун­но­го све­та, она бы­ла слов­но цве­ток, вы­рос­ший в ска­лах. Не уди­витель­но, что мис­тер Мал­фой прос­то бо­гот­во­рил ее. Впро­чем, ко­му я это рас­ска­зываю? Вы ведь зна­ли их ку­да луч­ше ме­ня.

Алекс пе­рес­тал ды­шать. Вот, ока­зыва­ет­ся, ка­кими бы­ли его ро­дите­ли! В гор­ле по­явил­ся ком, а гла­за за­щипа­ло.

Отец Ли­ли сму­щен­но от­кашлял­ся и про­бор­мо­тал:

— Да, да, ко­неч­но. Зна­чит, все вер­но?

— Все аб­со­лют­но вер­но! Ина­че и быть не мо­жет. Мы до­рожим сво­ей ре­пута­ци­ей, эти тра­диции на­деж­ности и аб­со­лют­но­го до­верия за­ложил еще мой прап­рапрап­ра­дед, царс­твие ему не­бес­ное.

— Что ж, спа­сибо, мис­тер Грин­грасс.

— За­ходи­те еще, мой друг, и вы, юная ле­ди, и вы, мо­лодой мис­тер Мал­фой.

Они выш­ли из ка­бине­та, соп­ро­вож­да­емые все тем же не­выра­зитель­ным мо­лодым че­лове­ком, и оку­нулись в го­род­скую су­мато­ху боль­шо­го Лон­до­на.

— Ну что же, па­па? — в не­тер­пе­нии за­дер­га­ла от­ца Ли­ли, — ведь все пра­виль­но, да? Алекс бу­дет жить у нас? Вот здо­рово!

— Не знаю, ма­лыш­ка, — ее отец ис­ко­са взгля­нул на Алек­са, — ес­ли ему нег­де жить, и ес­ли он не хо­чет об­ра­тить­ся к сво­им род­ным… Но сей­час ему все рав­но нуж­но вер­нуть­ся к маг­лам и из­вестить их обо всем. А по­том пос­мотрим. Что ты ду­ма­ешь об этом сам, Алекс?

Алекс ко­лебал­ся. С од­ной сто­роны, он очень хо­тел бы ос­тать­ся в вол­шебном ми­ре, уз­нать о нем по­боль­ше, поз­на­комить­ся с родс­твен­ни­ками; с дру­гой сто­роны, он чувс­тво­вал, что отец Ли­ли от­нюдь не го­рит же­лани­ем при­ютить его в сво­ем до­ме и тем бо­лее пред­ста­вить родс­твен­ни­кам, о ко­торых он от­зы­вал­ся очень хо­лод­но и с нес­кры­ва­емым чувс­твом не­одоб­ре­ния. По­это­му маль­чик, за­пина­ясь, про­гово­рил:

— Я ду­маю, сэр, что мне луч­ше вер­нуть­ся к Биг­сли. На­вер­ное, они ме­ня по­теря­ли. А-а-а… поз­на­комить­ся с род­ны­ми я еще ус­пею.

— Хо­рошо, — с чуть за­мет­ной нот­кой об­легче­ния в го­лосе сог­ла­сил­ся мис­тер Пот­тер, а Ли­ли яв­но огор­чи­лась и на­дулась.

— Я приш­лю к те­бе Хед­ви­гу, на­пишешь пись­мо и от­пра­вишь с ней, — вздох­ну­ла она с оби­дой.

Они вер­ну­лись в «Ве­селую Мет­лу», заб­ра­ли свои ве­щи, и мис­тер Пот­тер по­садил Алек­са в так­си и оп­ла­тил про­езд до Литтл У­ин­гинга. В зад­нем стек­ле маль­чик дол­го сле­дил за умень­ша­ющи­мися фи­гура­ми вы­соко­го муж­чи­ны и чер­но­косой де­воч­ки, ко­торая дол­го ма­хала ему на про­щание.

Ког­да Алекс слез на зна­комой ули­це, его уже под­жи­дали братья Биг­сли, ко­торые, крив­ля­ясь и че­рез каж­дые па­ру слов да­вая ему под­за­тыль­ни­ки, со­об­щи­ли, что мать и отец прос­то в бе­шенс­тве из-за то­го, что вче­ра он не вер­нулся с ни­ми. Алекс сжал зу­бы и по­нес свои мно­гочис­ленные свер­тки к до­му, в ду­ше го­товясь к бу­ре. Ед­ва он пе­рес­ту­пил по­рог, мис­сис Биг­сли наб­ро­силась на не­го, слов­но кор­шун.

Где он вче­ра про­падал, не­год­ный пар­ши­вец? Из-за не­го они вы­нуж­де­ны бы­ли до ве­чера тор­чать в Лон­до­не. С кем это он во­дит зна­комс­тво? Что это за стран­ные ве­щи, и где он их ку­пил?

Гром­кий виз­гли­вый го­лос тет­ки зас­тавлял Алек­са вжи­мать го­лову в пле­чи и не да­вал ни­какой воз­можнос­ти вста­вить хоть од­но сло­во. На­конец мис­сис Биг­сли вы­дох­лась и страш­ным го­лосом ве­лела ему от­пра­вить­ся в свою ком­на­ту и ос­та­вать­ся там до кон­ца ка­никул.

— А там, — при­бави­ла она, — ты от­пра­вишь­ся в шко­лу свя­того Бру­туса, и мы на­конец от­дохнем от те­бя!

Алекс поп­ро­бовал роб­ко воз­ра­зить, что он уже за­чис­лен в шко­лу ма­гии и вол­шебс­тва Хог­вартс. Тет­ка злоб­но рас­хо­хота­лась и ска­зала, что­бы о ни­каком Хог­вар­тсе он и не ду­мал, это все глу­пые вы­дум­ки. Спус­тивший­ся на ее кри­ки мис­тер Биг­сли при­бавил еще па­ру лас­ко­вых ру­гатель­ств и при­казал Алек­су ис­чезнуть с его глаз. Маль­чик поп­лелся к се­бе, заб­рав все куп­ленные ве­щи.

Ед­ва он про­шел в свою кро­хот­ную тем­ную ком­натку, в ко­торой не бы­ло да­же ок­на, дверь за ним зах­лопну­лась, и раз­да­лось гром­кое скре­жета­ние клю­ча в сква­жине. Маль­чик бро­сил­ся на дверь, ко­лотя ее ку­лака­ми, но в от­вет ус­лы­шал лишь уда­ля­ющий­ся смех и тя­желые ша­ги тет­ки. Он в от­ча­янии сел на кро­вать. Зна­чит, все кон­че­но. Он не по­едет в Хог­вартс, не встре­тит­ся с нас­то­ящи­ми род­ны­ми и не ста­нет вол­шебни­ком! Вмес­то это­го его ждет ужас­ная шко­ла для ма­лолет­них прес­тупни­ков. Пер­спек­ти­вы бы­ли мрач­ны­ми.

По­тяну­лись длин­ные то­митель­ные дни. Из ком­на­ты его не вы­пус­ка­ли, три ра­за в день тет­ка при­носи­ла под­нос с едой и от­во­дила его в ту­алет. На все его моль­бы вы­пус­тить от­ве­том бы­ло ли­бо мол­ча­ние, ли­бо по­ток ру­гатель­ств. Зак­ры­вая дверь на ключ, тет­ка каж­дый раз го­вори­ла, что это для его же бла­га. У Алек­са не бы­ло ап­пе­тита, он по­худел еще боль­ше, не ви­дя сол­нца, стал сов­сем блед­ным. Це­лыми дня­ми он ле­жал на кро­вати, чи­тал вол­шебные кни­ги, гла­дил вол­шебную па­лоч­ку, вспо­миная, как он ее по­купал в Ко­сом Пе­ре­ул­ке. Ес­ли бы не эти ве­щи, он бы сов­сем ут­ра­тил ве­ру в то, что это слу­чилось с ним на са­мом де­ле.

Од­нажды ут­ром Алекс прос­нулся от ка­кого-то стран­но­го сад­ня­щего чувс­тва и, по­лежав не­кото­рое вре­мя, вспом­нил, что се­год­ня пер­вое сен­тября — день, ког­да с лон­дон­ско­го вок­за­ла он дол­жен был от­пра­вить­ся в Хог­вартс. За­нятия в шко­ле свя­того Бру­туса на­чина­лись на не­делю поз­же, зна­чит, еще не­делю ему пред­сто­яло про­вес­ти вза­пер­ти. Он не­хотя одел­ся и вновь лег на кро­вать. Что еще ос­та­валось де­лать?

Вдруг вни­зу гром­ко хлоп­ну­ла вход­ная дверь, раз­дался ка­кой-то шум, то­пот, пос­лы­шал­ся виз­гли­вый го­лос тет­ки и дру­гой, приг­лу­шен­ный муж­ской го­лос, яв­но не мис­те­ра Биг­сли. Сер­дце Алек­са про­пус­ти­ло удар, ему по­каза­лось, что он слы­шит звон­кий го­лосок Ли­ли. И вот на лес­тни­це то­почут но­ги, кто-то, пе­рес­ка­кивая че­рез две сту­пень­ки, взле­та­ет на вто­рой этаж, дер­га­ет за руч­ку дверь его ком­на­ты, и Ли­ли (те­перь он уже не сом­не­вал­ся, что это она!) воз­му­щен­но во­пит:

— Па­па, он зак­рыт на ключ!

Раз­дался хо­лод­ный ба­ритон мис­те­ра Пот­те­ра:

— Ува­жа­емая мис­сис Биг­сли, не мог­ли бы вы от­крыть дверь?

В сква­жине за­воро­чал­ся ключ, и дверь рас­пахну­лась. В про­еме сто­яли Ли­ли в школь­ной фор­ме, чер­ные во­лосы опять зап­ле­тены в две тол­стые ко­сы и пе­ревя­заны алы­ми шел­ко­выми лен­точка­ми; ее отец, на вид очень сер­ди­тый; ка­жуща­яся ис­пу­ган­ной мис­сис Биг­сли и бу­рый от еле сдер­жи­ва­емо­го не­годо­вания мис­тер Биг­сли за ее спи­ной.

— При­вет, Алекс! — зак­ри­чала Ли­ли, бро­са­ясь к не­му, — быс­трей оде­вай­ся, едем на вок­зал! По­езд ско­ро от­хо­дит! Ну, быс­трей, че­го ты ко­па­ешь­ся?

— Но… я… — оша­рашен­ный Алекс наб­лю­дал, как де­воч­ка ме­чет­ся по ком­на­те и ки­да­ет его кни­ги, ман­тии, ко­тел в ста­рый, обод­ранный по уг­лам че­модан, ле­жав­ший под кро­ватью.

— Ли­ли за­бес­по­ко­илась, ког­да ты не да­вал о се­бе знать две не­дели, Хед­ви­га вер­ну­лась ни с чем. Вот и пред­ло­жила за­ехать за то­бой по пу­ти на вок­зал, — объ­яс­нил ее отец, вни­матель­но раз­гля­дывая Алек­са.

От глаз муж­чи­ны не ук­ры­лась ху­доба маль­чи­ка, одеж­да на ко­тором прос­то бол­та­лась, те­ни под гла­зами, блед­ная до про­зеле­ни ко­жа. По ме­ре раз­гля­дыва­ния его взгляд ста­новил­ся все мрач­нее, а го­лос хо­лод­нее. Он про­дол­жил:

— Твоя те­тя, — он ки­нул ле­дяной взгляд на мис­сис Биг­сли, ко­торая то от­кры­вала, то зак­ры­вала рот, — лю­без­но впус­ти­ла нас. А те­перь, мис­тер и мис­сис Биг­сли, поп­ро­щай­тесь с пле­мян­ни­ком. Хог­вартс да­леко, вы уви­дите его не рань­ше Рож­дес­тва.

Алекс оч­нулся и ки­нул­ся по­могать Ли­ли. Он за­пих­нул пос­ледние ве­щи в свой школь­ный рюк­зак и вмес­те с де­воч­кой по­волок че­модан вниз по лес­тни­це. Биг­сли, по-ви­димо­му, окон­ча­тель­но ут­ра­тили дар ре­чи и лишь мол­ча наб­лю­дали за тем, как Алекс по­кида­ет их дом. Из кух­ни выг­ля­дыва­ли Ри­чард и Ро­берт, до глу­бины ду­ши у­яз­влен­ные тем, что за «дох­ля­ком» при­еха­ли ка­кие-то лю­ди, ко­торым он, оче­вид­но, не без­разли­чен.

Алекс и Ли­ли вы­бежа­ли из до­ма. В гру­ди маль­чи­ка тес­ни­лась бе­шеная ра­дость. Зна­чит, это не бы­ло сном! Это бы­ла прав­да! Он вол­шебник и по­едет в шко­лу ма­гии! Ему хо­телось пры­гать, ска­кать, встать на го­лову от ли­кова­ния. Но вмес­то это­го он, изо всех сил сдер­жи­вая се­бя, спо­кой­но спро­сил:

— А на чем мы до­берем­ся до вок­за­ла?

Ли­ли ки­нула на не­го хит­рый взгляд.

— А вот до­гадай­ся!

— На мет­ле? На ков­ре-са­моле­те? Или прос­то трс… трагр… ть­фу ты, как же это бы­ло в учеб­ни­ке? Транс­грес­си­ру­ем?

— Ни то, ни дру­гое, ни третье. Вы еще слиш­ком ма­лы, что­бы транс­грес­си­ровать. На мет­ле ле­тать в маг­лов­ском го­роде нель­зя, а воп­рос с ков­ра­ми-са­моле­тами до сих пор не ре­шен. Мы прос­то по­едем, — отец Ли­ли спус­тился с крыль­ца и звяк­нул клю­чами.

Тут Алекс об­ра­тил вни­мание на рос­кошную свер­ка­ющую ма­шину, ко­торая сто­яла пря­мо пе­ред до­мом Биг­сли.

— Это ва­ша? — пот­ря­сен­но спро­сил он.

Ли­ли за­хихи­кала.

— Ну ко­неч­но, на­ша, а ты ду­мал, что вол­шебни­ки толь­ко на мет­лах ле­та­ют или по ка­минам ша­раха­ют­ся?

Алекс во­об­ще-то так и ду­мал, но не по­казал ви­ду.

— Рас­са­живай­тесь, уже пол­де­сято­го, а нам еще до Лон­до­на до­бирать­ся. Ес­ли мы опоз­да­ем, Джин­ни с ме­ня скальп живь­ем сни­мет.

Ре­бята ки­нули че­модан в ба­гаж­ник и се­ли в ма­шину, Алекс кра­ем гла­за ус­пел за­метить, что все се­мей­ство Биг­сли при­лип­ло но­сами к ок­нам, пот­ря­сен­ное ви­дом но­вой и яв­но до­рогой ма­шины Пот­те­ров. Мис­тер Пот­тер рва­нул с мес­та в карь­ер, и Алекс, от­ки­нув­шись на мяг­кое ко­жаное си­денье, с вос­торгом в ду­ше и ли­кова­ни­ем в сер­дце уви­дел, как ми­мо про­носят­ся ров­ные при­лизан­ные улоч­ки Литтл У­ин­гинга, да­вая ему до­рогу в дру­гой мир.

Он удив­ленно ска­зал:

— Я не ду­мал, что вол­шебни­ки ез­дят на обыч­ных ма­шинах.

Ли­ли ве­село от­ве­тила:

— Во­об­ще-то это не обыч­ная ма­шина. Ви­дишь вон тот ры­чаг? Он пе­рево­дит ма­шину с ре­жима «зем­ля» на ре­жим «воз­дух», то есть по­тянешь за не­го, и мы взле­тим. А вот эта крас­ная кноп­ка де­ла­ет нас не­види­мыми, что­бы маг­лы не уви­дели. Кста­ти, это мой де­душ­ка при­думал! Прав­да, кру­то?

Алекс был пот­ря­сен и со­вер­шенно сог­ла­сен.

На вок­за­ле Кингс-Кросс они бы­ли в двад­цать шесть ми­нут один­надца­того. Наг­ру­зив свои ве­щи на те­леж­ки, Алекс и Ли­ли, под­го­ня­емые мис­те­ром Пот­те­ром, по­бежа­ли на плат­формы. Алекс зак­ру­тил го­ловой, пы­та­ясь отыс­кать плат­форму де­вять и три чет­верти, и с на­рас­тавшим удив­ле­ни­ем об­на­ружил, что та­ковой прос­то не су­щес­тву­ет. Од­на­ко Ли­ли и ее отец бы­ли спо­кой­ны. Ли­ли с важ­ным ви­дом ска­зала:

— Пап, Алекс, на­вер­ня­ка не зна­ет, как по­пасть на на­шу плат­форму, прав­да, Алекс? — маль­чик ут­верди­тель­но кив­нул, — я пой­ду пер­вая, смот­ри!

Де­воч­ка взя­лась за руч­ку те­леж­ки и быс­трым ша­гом дви­нулась в сто­рону барь­ера, от­де­ляв­ше­го плат­формы де­вять и де­сять. В сле­ду­ющее мгно­венье (маль­чик не по­верил сво­им гла­зам) она ис­чезла! Прос­то ис­па­рилась! Вмес­те с те­леж­кой! И ник­то из тол­пы лю­дей, спе­шащих к сво­им по­ез­дам, да­же не об­ра­тил вни­мания!

— Не бой­ся, — ска­зал мис­тер Пот­тер, — пой­дем вмес­те.

Алекс с сом­не­ни­ем пос­мотрел на ка­мен­ный барь­ер, ко­торый ка­зал­ся прос­то ужас­но твер­дым, но то­же пок­репче ух­ва­тил­ся за руч­ку сво­ей те­леж­ки, по­чувс­тво­вал, как муж­чи­на за­шагал ря­дом с ним, и на вся­кий слу­чай заж­му­рил гла­за, ус­трем­ля­ясь к барь­еру. Как ни стран­но, он не по­чувс­тво­вал уда­ра, вмес­то это­го его ог­лу­шил шум, и он оше­лом­ленно от­крыл гла­за. Вы­пус­кая бе­лые клу­бы па­ра, свис­тел яр­кий алый па­ровоз ста­рин­но­го ви­да, уха­ли со­вы, мя­ука­ли ко­ты, кар­ка­ли во­роны, да­же ква­кали жа­бы или ля­гуш­ки. И раз­но­голо­со го­мони­ла тол­па, сплошь сос­то­яв­шая из юных вол­шебни­ков и их ро­дите­лей.

Алекс рас­крыл рот от пот­ря­сения. Взрос­лые, как тог­да, в уже ви­ден­ном им Ко­сом Пе­ре­ул­ке, в ос­новном бы­ли в стро­гих ман­ти­ях или в при­чуд­ли­вых кра­сивых кос­тю­мах, ра­зук­ра­шен­ных шить­ем и узо­рами, но, на взгляд маль­чи­ка, нес­коль­ко ста­ромод­ных. Часть взрос­лых бы­ли оде­та про­ще и при­выч­нее, но у них был рас­те­рян­ный вид. А де­ти бы­ли в школь­ной фор­ме и чер­ной ман­тии по­верх, в ос­тро­конеч­ных чер­ных шля­пах. И так мно­го юных ма­гов в од­ном мес­те он еще не ви­дел. Не­уже­ли они все-все до од­но­го вол­шебни­ки?!

По­ка Алекс изум­ленно ози­рал­ся по сто­ронам (на­вер­ное, с со­вер­шенно глу­пым ви­дом), к ним под­бе­жала Ли­ли.

— Ну где вы там зас­тря­ли? Ско­рее, пап! Ма­ма, Джим, Рус и Лин уже здесь!

— Идем, идем, еще не поз­дно, толь­ко по­лови­на один­надца­того, — ус­по­ка­ива­юще ска­зал мис­тер Пот­тер, и они пош­ли по пер­ро­ну к то­му мес­ту, от­ку­да их уже под­зы­вала мис­сис Пот­тер в ок­ру­жении де­тей. Алекс веж­ли­во поз­до­ровал­ся с ней, она в от­вет кив­ну­ла и быс­тро ог­ля­дела его.

— Что-то ты не­важ­но выг­ля­дишь, по­худел, осу­нул­ся. Они те­бя что, го­лодом мо­рили?

— Да нет, — про­бор­мо­тал Алекс, за­лива­ясь крас­кой (не хва­тало еще жа­ловать­ся им на Биг­сли!).

Ли­ли его пе­реби­ла.

— Ма­муля, пред­став­ля­ешь, они его в ком­на­те зак­ры­ли на ключ, и не вы­пус­ка­ли ни­куда, и да­же от­кры­вать не хо­тели! Прос­то ужас­но-кош­марно-бе­зоб­разно-чу­довищ­ные маг­лы! — она сер­ди­то скрес­ти­ла ру­ки на гру­ди.

Си­ние гла­за мис­сис Пот­тер свер­кну­ли.

— Но, Гар­ри, — ска­зала она, об­ра­ща­ясь к му­жу, — он же ре­бенок! Все­го лишь ре­бенок! Я не по­нимаю его род­ных, они его сов­сем не лю­бят?

Мис­тер Пот­тер фи­лософ­ски по­жал пле­чами.

— Ну, ме­ня этим не уди­вишь. Вспом­ни Дур­слей, та еще се­мей­ка. И Дад­ли сей­час дос­той­но про­дол­жа­ет се­мей­ные тра­диции.

Мис­сис Пот­тер сер­ди­то по­кача­ла го­ловой. Алек­су во вре­мя раз­го­вора бы­ло ужас­но не­лов­ко. Он до­садо­вал, как взрос­лые мо­гут го­ворить так, буд­то он не ря­дом с ни­ми. От­вернув­шись, он об­ра­тил вни­мание на млад­ших брать­ев Ли­ли. Те, за­метив его взгляд, оди­нако­во под­мигну­ли. Они сов­сем не по­ходи­ли на свою стар­шую сес­тру. У обо­их яр­ко-ры­жие не­пос­лушные во­лосы, тор­ча­щие во все сто­роны, как буд­то и не по­доз­ре­вая о том, что на све­те есть рас­чески, оди­нако­вые зе­леные гла­за, в ко­торых пры­га­ет дю­жина хит­рых бе­сенят, ли­ца чис­тые, без вес­ну­шек, ко­торые не­ред­ко встре­ча­ют­ся у ры­жих. Они оба бы­ли дос­та­точ­но вы­соки­ми и креп­ки­ми для сво­его воз­раста. По край­ней ме­ре, Алекс был с ни­ми од­но­го рос­та.

— При­вет, так ты и есть тот са­мый Алекс Грей­нджер? — спро­сил один из брать­ев, про­тяги­вая ру­ку.

— В смыс­ле тот са­мый? — уди­вил­ся Алекс, по­жимая в от­вет ру­ку и мгно­вен­но ощу­щая та­кое чувс­тво, как буд­то его уда­рило то­ком. По те­лу про­шел раз­ряд, во­лосы вста­ли ды­бом и за­мет­но зат­ре­щали, а близ­не­цы по­мира­ли с хо­хота.

— От­личная вещь этот маг­лов­ский пор­та­тив­ный ми­ни-шо­кер, — под­мигнул один из них.

Ли­ли да­ла им обо­им под­за­тыль­ни­ки, на что вто­рой тут же воз­му­тил­ся:

— Эй, сес­трен­ка, я-то тут при чем? Я же ни­чего не сде­лал!

— Ты его по­дучил, Джим­ми, — не­воз­му­тимо ска­зала де­воч­ка, — я же слы­шала, как вы сго­вари­вались. Вот, Алекс, это и есть мои братья-обор­мо­ты. Джей­мс (один из близ­не­цов от­ве­сил шу­тов­ской пок­лон) и Си­ри­ус (вто­рой до­воль­но ух­мыль­нул­ся).

— При­вет, — слег­ка дро­жащим го­лосом от­ве­тил Алекс, ста­ра­ясь приг­ла­дить во­лосы.

— Не оби­жай­ся, Алекс, — хлоп­нул его по спи­не Си­ри­ус, а мо­жет, это был и Джей­мс, Алекс их не мог раз­ли­чить.

— Ли­ли нам все уши про­жуж­жа­ла, рас­ска­зывая о те­бе все эти две не­дели. Мы уже по­думы­вали, как на нее нас­лать зак­лятье веч­ной не­моты, чес­тное сло­во! Эх, жаль, что мы по­едем в Хог­вартс не сей­час!

— И сла­ва Мер­ли­ну! — за­кати­ла гла­за Ли­ли, — Хог­вартс без вас как-ни­будь еще про­дер­жится. Вы же там все ту­але­ты взор­ве­те, ис­пы­тывая свои зак­лятья.

По­ка сес­тра и братья без­злоб­но пе­реру­гива­лись, Алекс смот­рел и улы­бал­ся, ему пон­ра­вились близ­не­цы с не­уны­ва­ющим ха­рак­те­ром и слег­ка опас­ным чувс­твом юмо­ра.

Один из брать­ев на­чал вы­соко­пар­ным сло­гом спра­шивать у Ли­ли, бу­дет ли до­рогая сес­трен­ка столь лю­без­на, что одол­жит им на вре­мя (они вер­нут, кля­нут­ся!) Кар­ту Ма­роде­ров, ко­торую она не да­лее как по­зав­че­ра ста­щила из сто­ла от­ца?

— Ни­чего по­доб­но­го! — по­пыта­лась от­пе­реть­ся Ли­ли, пок­раснев до кон­чи­ков ушей и ос­то­рож­но ко­сясь на мис­те­ра Пот­те­ра, — я ее не бра­ла, от­ку­да вы взя­ли? Да и за­чем она вам, вы же по­еде­те в Хог­вартс толь­ко че­рез два го­да?

— Тер­ри­торию про­тив­ни­ка на­до изу­чить заб­ла­гов­ре­мен­но, — важ­но из­рек брат и хо­тел бы­ло еще что-то до­бавить, но осек­ся, прер­ванный воп­лем близ­не­ца на весь пер­рон.

— Эй, ко­го я ви­жу!

Все вздрог­ну­ли и пос­мотре­ли в том нап­равле­нии, ку­да ука­зывал маль­чик. Там вы­шаги­вал мис­тер У­из­ли под ру­ку со сво­ей кра­сави­цей-же­ной и ка­тил те­леж­ку с ог­ромным че­мода­ном, по­верх ко­торо­го сто­яла клет­ка с ушас­тым фи­лином, Рейн. Мис­тер и мис­сис Пот­тер ра­дос­тно поп­ри­ветс­тво­вали их. Рейн не­воз­му­тимо по­дошел к ре­бятам.

— И че­го ты так кри­чишь, Рус? — спо­кой­но спро­сил он, за­сунув ру­ки в кар­ма­ны брюк, — Скай­ра­гада на­пугал, хо­тя он не из пуг­ли­вых.

Кра­сивый тем­но-се­рый фи­лин ут­верди­тель­но ух­нул.

— Рейн, дру­жище, рад те­бя ви­деть, мы же не ви­делись со вче­раш­не­го ве­чера! — ра­дос­тно про­тянул ру­ку Си­ри­ус, но к его ве­личай­ше­му ра­зоча­рова­нию Рейн в от­вет свою ру­ку не по­дал.

— Шо­кер убе­ри, тог­да поз­до­рова­юсь.

— Но как, Рей­ни? — во­зопил ра­зоб­ла­чен­ный Си­ри­ус, уби­рая ми­ни-шо­кер в кар­ман кур­тки, — как ты ухит­ря­ешь­ся каж­дый раз раз­га­дать на­ши ма­лень­кие сек­ре­тики? С то­бой не­ин­те­рес­но!

— Эле­мен­тарно, мой ту­пого­ловый друг. Ког­да ты его дер­жишь, твоя ла­донь чуть про­гиба­ет­ся в ви­де ло­доч­ки. К то­му же я прек­расно вас знаю — что­бы вы да не на­пакос­ти­ли? — не­воз­му­тимо под­нял бровь Рейн.

Его та­кие же ры­жие, как у близ­не­цов, во­лосы кра­сиво блес­те­ли на сол­нце, уло­жен­ные во­лосок к во­лос­ку. Бе­лос­нежная ру­баш­ка, зас­тегну­тая на все пу­гови­цы, ак­ку­рат­но по­вязан­ный тем­ный гал­стук, из наг­рудно­го кар­ма­на тем­но-се­рой без­ру­кав­ки вы­совы­ва­ет­ся кра­ешек плат­ка, бо­тин­ки на­чище­ны так, что в них мож­но смот­реть­ся. Рей­нар У­из­ли про­из­во­дил впе­чат­ле­ние юно­го лор­да, соб­равше­гося на свет­ский ра­ут. Алекс по­чувс­тво­вал се­бя ря­дом с ним ни­щим обор­ванцем. Ему ста­ло стыд­но за свою прос­тую клет­ча­тую ру­баш­ку, на ко­торой не хва­тало од­ной пу­гови­цы, за вы­линяв­шие джин­сы, ко­торые к то­му же бы­ли ему слег­ка ве­лико­ваты, а его кур­тка бы­ла в смо­ле пос­ле то­го, как он че­тыре ча­са про­сидел на сос­не, ку­да его заг­на­ли Вер­нон, Ри­чард и Ро­берт. И но­сово­го плат­ка у не­го от­ро­дясь не во­дилось.

— Слу­шай, а он всег­да та­кой? — ше­потом спро­сил Алекс у Ли­ли, по­ка Рейн пи­киро­вал­ся с близ­не­цами.

— А как же, — ус­мехну­лась де­воч­ка, — вос­пи­тание те­ти Га­би. Она у нас арис­тократ­ка до моз­га кос­тей. Ско­рей жа­бу по­целу­ет, чем вый­дет из до­ма с не­уло­жен­ны­ми во­лоса­ми или в не­выг­ла­жен­ной ман­тии.

Алекс пос­мотрел на мис­сис У­из­ли, се­реб­ристые во­лосы ко­торой на этот раз бы­ли соб­ра­ны в эле­ган­тный узел на за­тыл­ке, она бы­ла оде­та в бе­зуп­речный маг­лов­ский кос­тюм, в ру­ках ма­лень­кая ко­жаная су­моч­ка на зо­лотой це­поч­ке. Да, Рейн У­из­ли яв­но по­шел в мать, по­думал Алекс, пе­реве­дя взгляд на мис­те­ра У­из­ли, ры­жие во­лосы ко­торо­го всто­пор­щи­лись, он был в са­мых обыч­ных джин­сах, прос­той го­лубой ру­баш­ке и раз­ма­хивал ру­ками во все сто­роны, рас­ска­зывая друзь­ям ка­кую-то ис­то­рию. Мис­тер и мис­сис У­из­ли да­же не взгля­нули на Алек­са, как буд­то тот не сто­ял на пер­ро­не ря­дом с ни­ми. Рейн лишь хо­лод­но кив­нул и от­вернул­ся к брать­ям Пот­те­рам.

Раз­дался оче­ред­ной вопль Си­ри­уса или Джей­мса. К ним под­хо­дила мо­лодая жен­щи­на, за ко­торой шел круг­ло­лицый пух­лень­кий маль­чик, на пле­че ко­торо­го си­дел зе­леный ха­меле­он.

Мис­сис Лон­гбот­том, — вспом­нил Алекс Ми­нис­терс­тво.

— Лу­на! — ра­дос­тно вскри­чала мис­сис Пот­тер, це­луя жен­щи­ну в ще­ку, — Не­вилл, до­рогой, мы так ра­ды вас ви­деть! Прос­ти­те, что не заг­ля­нули, на­ши чер­те­нята взор­ва­ли пол­до­ма, приш­лось спеш­но де­лать ре­монт.

— Ага, — шеп­нул Алек­су один из чер­те­нят, за­говор­щи­чес­ки ух­мы­ля­ясь, — Джим хо­тел на спор сам сва­рить Обо­рот­ное зелье, толь­ко пе­репу­тал сколь­ко че­го на­до класть и вмес­то од­но­го су­шено­го им­бирно­го кор­ня ки­нул в ко­тел пу­чок листь­ев ман­дра­горы. Пред­став­ля­ешь, что бы­ло? Ма­ма с па­пой на нас три ча­са ора­ли и зап­ре­тили на мет­лах ле­тать до Рож­дес­тва, прос­то кош­марная нес­пра­вед­ли­вость!

Алекс не пред­став­лял, но со­чувс­твен­но кив­нул. Он во­об­ще не имел по­нятия, как нуж­но ва­рить зелья, и что бы­ва­ет, ес­ли их не так сва­рить. И про­тив­ный лип­кий страх не­верия в собс­твен­ные си­лы прок­рался в его сер­дце. А вдруг он не су­ме­ет учить­ся в этой шко­ле ма­гии и вол­шебс­тва? Вдруг он ока­жет­ся нас­толь­ко глу­пым, что его с по­зором вы­гонят из нее? Ведь он до сво­его один­надца­того дня рож­де­ния сов­сем не знал, что су­щес­тву­ет ка­кой-то дру­гой мир, по­мимо то­го, в ко­тором он жил. Что ему де­лать и ку­да пой­ти, ес­ли ма­гичес­кая шко­ла зах­лопнет пе­ред ним свои две­ри? Его да­же за­мути­ло от нах­лы­нув­ше­го вол­не­ния.

Пог­ру­жен­ный в свои не­весе­лые мыс­ли, он не за­метил, что от­де­лил­ся от ком­па­нии. Ми­мо про­ходи­ли ма­ги, и по­дав­ля­ющее боль­шинс­тво из них го­рячо при­ветс­тво­вали мис­те­ра Пот­те­ра и его дру­зей. Муж­чи­ны под­хо­дили, по­жима­ли ру­ки, жен­щи­ны рас­це­ловы­вались с мис­сис Пот­тер и мис­сис Лон­гбот­том, рев­ни­во пос­матри­вали на мис­сис У­из­ли. Алекс еще в Ко­сом пе­ре­ул­ке за­метил, что семья Ли­ли прив­ле­ка­ет к се­бе по­вышен­ное вни­мание, на них смот­ре­ли, спе­шили поз­до­ровать­ся, пе­решеп­ты­вались за спи­ной, не зло, а с лю­бопытс­твом. Здесь бы­ло вид­но, что и У­из­ли то­же дос­та­точ­но зна­мени­ты. Ка­кая-то груп­па вол­шебни­ков в шля­пах на­бек­рень с воп­ля­ми под­бе­жала к мис­те­ру У­из­ли. Они дол­го по оче­реди тряс­ли ему ру­ку, поз­драв­ляя с воз­вра­щени­ем на ро­дину, как они вы­рази­лись, «ве­личай­ше­го вра­таря сов­ре­мен­ности». Все муж­чи­ны с вос­торгом рас­смат­ри­вали мис­сис У­из­ли, поч­ти вы­вора­чивая се­бе шеи, но кра­сави­ца не об­ра­щала на это ни­како­го вни­мания, цеп­ко дер­жа за ру­ку му­жа. К ним да­же под­бе­жали два фо­тог­ра­фа и сде­лали нес­коль­ко сним­ков, смеш­но под­пры­гивая на мес­те от гор­дости от сво­ей уда­чи.

Взрос­лые ожив­ленно раз­го­вари­вали о сво­ем и сме­ялись. Де­ти не об­ра­щали ни­како­го вни­мания на ажи­отаж, ца­рив­ший вок­руг них и ро­дите­лей. Рейн, Джей­мс, Си­ри­ус и Не­вилл при­нялись иг­рать в ка­меш­ки, вер­нее, их мо­дифи­циро­ван­ный ма­гичес­кий ва­ри­ант, по­тому что пос­ле не­удач­но­го брос­ка один ка­мешек брыз­нул в ли­цо Не­вил­лу от­вра­титель­но пах­ну­щей жид­костью бу­ро-зе­лено­го цве­та. Под ог­лу­шитель­ный хо­хот ос­таль­ных маль­чик тщет­но пы­тал­ся вы­тереть ее, но лишь боль­ше раз­ма­зывал по ли­цу. Ли­ли хи­хика­ла в сто­рон­ке с ка­кой-то кра­сивой де­воч­кой, ко­торая ми­молет­но и рав­но­душ­но взгля­нула на Алек­са и от­верну­лась. А вот на Рей­на она то и де­ло бро­сала за­ин­те­ресо­ван­ные взгля­ды, ко­кет­ли­во улы­ба­ясь каж­дый раз, ког­да он ог­ля­дывал­ся на нее.

Алекс уже не в пер­вый раз по­чувс­тво­вал се­бя за­бытым и чу­жим и бро­сил взгляд на боль­шие круг­лые ча­сы. Они по­казы­вали без де­сяти один­надцать. Ско­рее бы от­пра­вить­ся в Хог­вартс!

Толь­ко он ре­шил бы­ло заб­рать­ся в ва­гон, как кто-то сбо­ку дер­нул его за ру­кав. Он по­вер­нулся к по­мехе и уви­дел пе­ред со­бой де­воч­ку лет пя­ти-шес­ти. Оче­вид­но, это бы­ла млад­шая сес­трен­ка Ли­ли, до сих пор как-то неп­ри­мет­но пря­тав­ша­яся за спи­нами ро­дите­лей. Ма­лыш­ка бы­ла по­хожа на Ли­ли, толь­ко гус­тые блес­тя­щие во­лосы, то­же зап­ле­тен­ные в две ко­сич­ки, бы­ли тем­но-каш­та­ново­го цве­та с ры­жин­кой, а гла­за уди­витель­но­го си­рене­вого от­тенка. Но в гла­зах Ли­ли, как и в гла­зах близ­не­цов, пля­сали ве­селые ис­корки, а у ма­лень­кой По­лины гла­за бы­ли очень серь­ез­ны­ми, как буд­то де­воч­ка зна­ла что-то, не­дос­тупное ее стар­шим брать­ям и сес­тре.

— По­чему ты грус­тишь? — ти­хо спро­сила она.

— Я вов­се не гру­щу, с че­го ты взя­ла? — по­пытал­ся от­бить­ся Алекс, но де­воч­ка бы­ла неп­реклон­на.

— Это из-за то­го, что те­бя ник­то не про­вожа­ет? По­жалуй­ста, не грус­ти! — ма­лыш­ка умо­ля­юще смот­ре­ла на не­го сво­ими гла­зища­ми, — да­вай, я бу­ду те­бя про­вожать?

— Спа­сибо! — улыб­нулся Алекс, — я бу­ду очень рад. Те­бя зо­вут По­лина, прав­да?

— Да, но все ме­ня на­зыва­ют Лин, а ты Алекс? Ли­ли про те­бя го­вори­ла. Очень при­ят­но, — де­воч­ка важ­но по­дала ру­ку.

Алекс, сдер­жав смех, то­же важ­но по­жал ма­лень­кую руч­ку.

— Мне то­же очень при­ят­но, Лин. Из­ви­ни, но нам уже по­ра по ва­гонам.

Он под­хва­тил свой че­модан, вски­нул на пле­чо рюк­зак и уже по­вер­нулся к две­ри ва­гона, как де­воч­ка опять дер­ну­ла его за ру­кав.

— Возь­ми, — на про­тяну­той ла­дош­ке ле­жал зас­тывший ку­сочек сол­нца, круг­лый ка­мешек в чер­не­ной се­реб­ря­ной оп­ра­ве. Сол­нечный свет со­бирал­ся в нем проз­рачной кап­лей и, ка­залось, от­бра­сывал си­яние на круг­лое ли­чико де­воч­ки.

— Он бу­дет те­бе по­могать. Он по­мога­ет снить.

— Но, Лин, — скон­фу­жен­но про­бор­мо­тал Алекс, бо­ясь оби­деть де­воч­ку, — я не мо­гу! На­вер­ное, он очень до­рогой и…

— Глу­пос­ти! — де­воч­ка са­ма вло­жила ему в ру­ку ка­мень, — это за­гово­рен­ный ян­тарь из Се­вер­но­го мо­ря. Ес­ли ты не возь­мешь, то я его прос­то выб­ро­шу.

— Спа­сибо, Лин! — про­шеп­тал Алекс, сжи­мая в ру­ке теп­лый ка­мешек, — я бу­ду хра­нить его.

В гру­ди у не­го по­яви­лось теп­лое чувс­тво, как буд­то в сер­дце рас­цвел не­видан­ной кра­соты цве­ток. Он улыб­нулся на про­щание ма­лыш­ке, за­лез в ва­гон, про­шел­ся по длин­но­му ко­ридо­ру и сел в пус­тое ку­пе. Мно­гие ку­пе бы­ли уже за­няты, школь­ни­ки рас­са­жива­лись.

Ку­пе Алек­са ока­залось пря­мо нап­ро­тив Пот­те­ров и У­из­ли, сто­яв­ших на пер­ро­не. Он сел, отод­ви­нув­шись в угол, и наб­лю­дал за ни­ми. Мис­сис У­из­ли це­лова­ла на­пос­ле­док Рей­на; мис­сис Пот­тер стро­го вы­гова­рива­ла ви­нова­то опус­тившей го­лову Ли­ли, пот­ря­сая ка­кой-то бу­магой, свер­ну­той в тру­боч­ку; мис­тер Пот­тер что-то го­ворил мис­те­ру У­из­ли, ог­ля­дыва­ясь по сто­ронам; мис­сис Лон­гбот­том дер­жа­ла в ру­ках ха­меле­она, по­ка Не­вилл су­дорож­но рыл­ся в кар­ма­нах. Пре­дуп­режда­юще свис­тнул гу­док па­рово­за, и ре­бята, под­хва­тив че­мода­ны, бро­сились в ва­гон. Че­рез не­кото­рое вре­мя дверь ку­пе с шу­мом от­во­рилась, и вва­лилась вся чес­тная ком­па­ния. Ли­ли, шум­но от­ду­ва­ясь, наб­ро­силась на Алек­са:

— Ты по­чему ис­чез без пре­дуп­режде­ния? Хо­рошо, что Лин ска­зала, что ты уже в ва­гоне, а то па­па чуть об­ратно на вок­зал не по­бежал.

Алекс ед­ва не сва­лил­ся с си­денья от изум­ле­ния. Ока­зыва­ет­ся, они за­мети­ли его от­сутс­твие, а он-то ду­мал, что да­же ес­ли зем­ля раз­вер­знет­ся и пог­ло­тит его, ник­то ни­чего не за­метит!

Маль­чи­ки за­кину­ли свои че­мода­ны и че­модан Ли­ли на­верх, Рейн ус­тро­ил клет­ку с фи­лином по­удоб­ней, а Не­вилл по­садил сво­его ха­меле­она во что-то вро­де пе­ренос­но­го ак­ва­ри­ума.

— Кста­ти, поз­на­комь­ся, Алекс, это Не­вилл, — Ли­ли рез­ко по­вер­ну­лась, и ее длин­ные ко­сы со свис­том про­нес­лись по воз­ду­ху и за­дели всех при­сутс­тву­ющих по но­сам. Маль­чи­ки ра­зом ох­ну­ли.

— Ой, прос­ти­те!

— При­вет, Не­вилл, — Алекс по­жал ру­ку Не­вил­ла и по­думал, что он, ве­ро­ят­но, слег­ка рас­се­ян, по­тому что фор­менная без­ру­кав­ка бы­ла на­дета на нем ши­ворот на­выво­рот.

Па­ровоз дал пос­ледний гу­док, вы­пус­тил пар, и по­езд тро­нул­ся. Алекс выг­ля­нул в ок­но. Ро­дите­ли ма­хали ру­ками, мис­сис Лон­гбот­том что-то жес­та­ми пы­талась ска­зать сы­ну. Ма­лыш­ка Лин дер­жа­лась за ру­ку от­ца и то­же изо всех сил ма­хала ла­дош­кой. Джей­мс и Си­ри­ус что-то за­дор­но кри­чали. Рейн, Ли­ли и Не­вилл, сгру­див­шись воз­ле от­кидно­го сто­лика у ок­на, при­нялись ма­хать в от­вет, а Алекс ис­подтиш­ка наб­лю­дал за ни­ми. Он еще рань­ше за­метил, что в Ли­ли бур­ным клю­чом би­ла энер­гия, она все вре­мя бы­ла в дви­жении, ее гла­за всег­да озор­но си­яли. Рейн, нап­ро­тив, был спо­ко­ен, слов­но сфинкс. Ка­залось, его нич­то не мо­жет вы­вес­ти из се­бя, на ок­ру­жа­ющих он смот­рел чуть свы­сока, слов­но удив­ля­ясь, как они мо­гут вес­ти се­бя так по-дет­ски. Не­вилл был прос­то­душен, на его круг­лом ли­це све­тилась сму­щен­ная, нем­но­го ви­нова­тая улыб­ка.

— Так, — плат­форма скры­лась из ви­ду, и Ли­ли от­ско­чила от ок­на, — ин­те­рес­но, как ма­ма уз­на­ла, что я взя­ла Кар­ту Ма­роде­ров? Эх, ес­ли не А­ида, я бы ус­пе­ла ее пе­реп­ря­тать. Алекс, ты по­чему до сих пор не пе­ре­одел­ся в фор­му? Да­вай, я сей­час вый­ду, — с эти­ми сло­вами она вы­лете­ла в ко­ридор и плот­но зак­ры­ла за со­бой дверь.

Алекс, нем­но­го сму­ща­ясь, быс­тро снял с се­бя свою ста­рую одеж­ду и на­тянул тем­но-се­рые фор­менные брю­ки, бе­лую ру­баш­ку и се­рую без­ру­кав­ку. Чер­ную ман­тию он ре­шил от­ло­жить на по­том.

— Все, Ли­ли, мо­жешь зай­ти, — крик­нул Не­вилл, и де­воч­ка вер­ну­лась в ку­пе.

— Зна­ете, ко­го я толь­ко что ви­дела? — спро­сила она с чувс­твом глу­бочай­ше­го от­вра­щения на ли­це, — Де­лэй­ни, Дер­ри­ка, Бо­ула и эту во­об­ра­жалу Мал­фуа! — она бро­сила быс­трый взгляд на Алек­са, — си­дят се­бе в ку­пе и ржут, слов­но та­бун кен­тавров! Ви­деть их не мо­гу, они весь от­дых на Га­вай­ях нам ис­порти­ли!

— А что там бы­ло? Ты же вче­ра так и не до­рас­ска­зала, — по­ин­те­ресо­вал­ся Рейн, кор­мя сквозь прутья клет­ки сво­его фи­лина ваф­ля­ми.

— Что-что! Все бы­ло так чу­дес­но! Отель прос­то су­пер, мо­ре си­нее-си­нее и теп­лое-теп­лое. Мы ку­пались с ут­ра до ве­чера, объ­еда­лись мо­роже­ным, па­па не гнал в пос­тель в де­сять ча­сов ве­чера. Рус и Джим да­же поч­ти ни­чего не взры­вали, так, по ме­лочи. И тут за­яви­лись они, то­же на от­дых, по­нима­ете ли! Де­лэй­ни со сво­ими па­поч­кой и ма­моч­кой. Слу­шай, Нев, ведь прав­да, мис­сис Де­лэй­ни кош­марная ведь­ма?

Не­вилл сму­щен­но кив­нул.

— Так вот, они при­еха­ли, и на­чалось! Его отец прос­то ско­тина!

Рейн под­нял бровь.

— Да-да, я не пре­уве­личи­ваю! Они все вре­мя ос­кор­бля­ли ма­му с па­пой, об­зы­вали их, из­де­вались. Из но­мера не­воз­можно бы­ло вый­ти! Па­па, ко­неч­но, не пу­гал­ся и то­же здо­рово от­ве­чал, хо­тя ма­ма зап­ре­тила ему про­из­но­сить та­кие сло­ва в при­лич­ном об­щес­тве, — де­воч­ка хи­хик­ну­ла, — нет, ну слу­шай­те, ес­ли они так не лю­бят все маг­лов­ское и тех, кто с маг­ла­ми име­ет де­ло, так за­чем, спра­шива­ет­ся, они при­тащи­лись на маг­лов­ские ос­тро­ва? Еха­ли бы, ку­да ез­дят все на­ши, в Бер­муд­ский тре­уголь­ник! Па­па-то как раз хо­тел ту­да, где его ник­то не уз­на­ет, не бу­дет пя­лить­ся на нас и под­бе­гать каж­дые де­сять ми­нут за ав­тогра­фами. Но чем это обер­ну­лось? Пред­став­ля­ете, каж­дый день ви­деть омер­зи­тель­ные ро­жи се­мей­ки Де­лэй­ни, б-рр! — Ли­ли пе­редер­ну­лась.

Рейн и Не­вилл со­чувс­твен­но за­кива­ли. Алекс не­до­умен­но спро­сил:

— А за­чем эти Де­лэй­ни ос­кор­бля­ли вас?

Маль­чи­ки ус­та­вились на не­го во все гла­за. Ли­ли тер­пе­ливо при­нялась объ­яс­нять:

— Мой па­па, как па­па Рей­на и па­па Не­вил­ла — ге­рой Вто­рой ма­гичес­кой вой­ны. Пом­нишь, он го­ворил о борь­бе про­тив чер­но­го ма­га Вол­де­мор­та и его По­жира­телей Смер­ти? Так вот, па­па и дя­дя Рон унич­то­жили Вол­де­мор­та, там бы­ло ка­кое-то про­рочес­тво или что-то вро­де это­го. Мно­гих По­жира­телей то­же уби­ли, дру­гие по­пали в Аз­ка­бан, но не­кото­рые-то ос­та­лись на сво­боде! Су­мели вык­ру­тить­ся, сколь­зкие, как змеи, хо­тя уби­ли и за­мучи­ли столь­ко лю­дей! К то­му же бы­ли и та­кие вол­шебни­ки, кто не был По­жира­телем, а прос­то раз­де­лял идеи Вол­де­мор­та о чис­то­те кро­ви, о том, что маг­лов нуж­но унич­то­жить или под­чи­нить се­бе. Это из-за них к маг­ло­рож­денным вол­шебни­кам до сих пор не­кото­рые от­но­сят­ся не очень хо­рошо. Гряз­нокров­ки, по­нима­ете ли! Са­ми прос­то воп­ло­щение хо­дяче­го ужа­са. Хо­тя ка­кая раз­ни­ца, кто твои ма­ма и па­па, прав­да? Ми­нис­терс­тво все ста­ра­ет­ся что-ни­будь из­ме­нить, но по­ка что-то не очень по­луча­ет­ся, хо­тя вой­на дав­но за­кон­чи­лась.

На язы­ке у Алек­са тес­ни­лась ку­ча воп­ро­сов.

— У вас бы­ло две вой­ны?! Что та­кое Аз­ка­бан? Кто эти гряз­нокров­ки? И при­чем тут Де­лэй­ни? А…

— Так я же объ­яс­няю! — не­тер­пе­ливо вски­нулась Ли­ли, — па­па го­ворит, что отец Эд­варда, Эл­фрид Де­лэй­ни, был По­жира­телем Смер­ти! Толь­ко вро­де бы нет до­каза­тель­ств, он су­мел как-то оп­равдать­ся пе­ред Ви­зен­га­мотом. Яко­бы, его ок­ле­вета­ли, за­кол­до­вали и так да­лее. Те­перь-то он ти­па ува­жа­емый граж­да­нин, ку­чу де­нег тра­тит на бла­гот­во­ритель­ность. Но он и вся его семья жут­ко не­нави­дят маг­лов и маг­ло­рож­денных вол­шебни­ков. А гряз­нокров­ки — это и есть те ма­ги, ко­торые ро­дились в семье маг­лов. Это сло­во очень гру­бое и неп­ри­лич­ное! Нель­зя бро­сать­ся та­кими ос­кор­бле­ни­ями в об­щес­тве. Еще есть по­лук­ровки — это те, у ко­торых один из ро­дите­лей вол­шебник. Кста­ти, все По­жира­тели бы­ли из Сли­зери­на. А мис­тер Де­лэй­ни во­об­ще окон­чил Дурмстранг, пред­став­ля­ете? Сли­зерин прос­то кош­марный фа­куль­тет, из не­го, по-мо­ему, вы­ходи­ли од­ни чер­ные ма­ги. Ес­ли Шля­па пош­лет ме­ня ту­да, сра­зу утоп­люсь в Чер­ном озе­ре и па­па то­же. Он это­го не вы­несет!

— Толь­ко не го­вори, что ты это­го не зна­ешь, — с хо­лод­ной нас­мешкой про­тянул Рейн, — ты же Мал­фой. Я удив­ля­юсь, что ты у нас тут си­дишь, а не бе­жишь к Де­лэй­ни и сво­ей ку­зине.

Ку­зине?! Алекс вне­зап­но вспом­нил, что отец Ли­ли го­ворил о его фран­цуз­ских родс­твен­ни­ках Мал­фуа.

— Рейн! — за­шипе­ла Ли­ли, — Алекс вы­рос у маг­лов! Он ни­чего не знал ни о ма­гичес­ком ми­ре, ни о вой­не!

— Серь­ез­но? — Рейн не­воз­му­тимо при­щурил­ся, — ты прав­да вы­рос у маг­лов? По­чему Мал­фуа не взя­ли те­бя к се­бе?

— Я жил с ба­буш­кой и де­душ­кой, они бы­ли прос­ты­ми людь­ми, — по­жал пле­чами Алекс, — по­том с опе­куна­ми, они то­же са­мые обыч­ные. А о том, что у ме­ня фа­милия Мал­фой, уз­нал толь­ко в Грин-Гот­тсе. Не ду­маю, что Мал­фуа во­об­ще зна­ют о мо­ем су­щес­тво­вании.

— С ума сой­ти! — в го­лубых гла­зах Рей­на впер­вые про­мель­кну­ло удив­ле­ние.

— Ой, где Мэттью?! — вопль Не­вил­ла, тряс­ше­го в ру­ках пус­той ак­ва­ри­ум, зас­та­вил всех под­прыг­нуть.

Раз­го­воры бы­ли от­ло­жены, сле­ду­ющие пол­ча­са ре­бята про­вели на по­лу ку­пе, на­шари­вая не в ме­ру сво­бодо­люби­вого ха­меле­она. На­конец Мэтт был из­вле­чен с са­мой вер­хней пол­ки за че­мода­нами, ку­да он не­понят­но как заб­рался, и вод­во­рен об­ратно в ак­ва­ри­ум. Рейн и Не­вилл ув­ле­чен­но за­вели бе­седу об осо­бен­ностях по­веде­ния хлад­нокров­ных в осен­ний пе­ри­од, Ли­ли при­нялась что-то ис­кать в сво­ей сум­ке, а Алек­са на­чало под­ташни­вать от вновь нах­лы­нув­ше­го вол­не­ния. Он вы­шел в ко­ридор, ре­шив по­дышать све­жим воз­ду­хом. Мед­ленно бре­дя по не­му, он доб­рался до кон­ца и уви­дел око­ло ту­але­та двух маль­чи­ков. Вид у них был не очень, ли­ца блед­но-зе­лено­го ок­ра­са. Яв­но не толь­ко Алек­су здесь бы­ло пло­хова­то.

— Там за­нято? — спро­сил Алекс у од­но­го из них, плот­но­го кре­пыша с пе­соч­но­го цве­та во­лоса­ми, ко­торые сто­яли ежи­ком. Тот кив­нул.

— Ага, там ка­кая-то дев­чонка. И дол­го.

Вто­рой, ху­дой, как пал­ка, маль­чик пос­ту­чал в дверь. От­ту­да до­нес­лись та­кие зву­ки, как буд­то ко­го-то рва­ло. Все трое од­новре­мен­но отош­ли по­даль­ше.

— Э-э, да­вай­те поз­на­комим­ся, раз уж мы здесь ока­зались, — ска­зал кре­пыш, — ме­ня зо­вут Эн­то­ни Кинг.

— Си­рил Тай­лер.

— Алекс Грей­нджер Мал­фой.

Маль­чи­ки об­ме­нялись ру­копо­жать­ями, и Эн­то­ни спро­сил:

— Вы что-ни­будь зна­ете об этой шко­ле, ку­да мы едем?

Алекс и Си­рил от­ри­цатель­но по­мота­ли го­лова­ми. Вы­яс­ни­лось, что и Эн­то­ни, и Си­рил бы­ли из не­вол­шебных се­мей, и о том, что они бу­дущие ма­ги, уз­на­ли толь­ко из пись­ма из Хог­вар­тса.

— Моя ма­ма ни­как не хо­тела ве­рить, что это прав­да, пред­став­ля­ете? — ска­зал Эн­то­ни, — в на­шей семье ни­ког­да вол­шебни­ков не бы­ло, я пер­вый.

Си­рил сог­ласно за­кивал.

— Мои ро­дите­ли то­же. Ка­жет­ся, до кон­ца они по­вери­ли толь­ко на вок­за­ле, ког­да маг-де­жур­ный про­вел нас сквозь барь­ер. Прав­да, па­па, по-мо­ему, до са­мого пос­ледне­го счи­тал, что это прос­то сон, хо­тя сам по­купал мне в этом, как его, Ко­сом Пе­ре­ул­ке, вся­кие вол­шебные ве­щи.

Алекс пред­по­чел умол­чать о том, что его ро­дите­ли бы­ли вол­шебни­ками, ска­зав, что он си­рота и жил с опе­куна­ми, обыч­ны­ми людь­ми (ведь это бы­ло чис­той прав­дой?). Ему пон­ра­вились но­вые зна­комые, та­кие же, как он, ни­чего не зна­ющие, ко­торые то­же бо­ялись пред­сто­яще­го пос­тупле­ния в шко­лу ма­гии. Ре­бята на­чали бол­тать о при­выч­ных им обыч­ных ве­щах и быс­тро наш­ли об­щий язык. Ока­залось, они втро­ем обо­жали фут­бол, по­это­му тут же при­нялись об­суждать лю­бимые ко­ман­ды, иг­ро­ков и мат­чи.

Вдо­воль на­гово­рив­шись и сов­сем за­быв, ра­ди че­го, собс­твен­но, они тут сто­яли, маль­чи­ки рас­ста­лись поч­ти друзь­ями. Эн­то­ни и Си­рил заш­ли в свое ку­пе ря­дом с ту­але­том, а Алекс по­вер­нулся, что­бы вер­нуть­ся к се­бе, и уви­дел яр­кую кар­ти­ну. В ко­ридо­ре по­сере­дине ва­гона сто­ял Рейн с не­воз­му­тимым вы­раже­ни­ем ли­ца, а до­рогу ему пе­рего­ражи­вали трое — не­высо­кий чер­но­воло­сый маль­чиш­ка с тя­желым взгля­дом и неп­ри­ят­ной ух­мылкой, за ко­торым, слов­но те­лох­ра­ните­ли, воз­вы­шались еще двое, те­лос­ло­жени­ем и вы­раже­ни­ем лиц жи­во на­пом­нившие Алек­су Вер­но­на Дур­сля. Чер­но­воло­сый маль­чик что-то ти­хо го­ворил Рей­ну, от че­го тот блед­нел, как мел, но не ут­ра­тил хо­лод­но­го спо­кой­ствия.

— От­ва­ли, Эд­вард, — през­ри­тель­но ска­зал Рейн, — ты что, один на один не мо­жешь вый­ти, всю­ду сво­их шка­фов тас­ка­ешь? Ин­те­рес­но, а в ту­алет ты как хо­дишь, то­же с ни­ми?

Один из «шка­фов» нев­нятно за­вор­чал и под­нес к его но­су ку­лак раз­ме­ром поч­ти с го­лову Рей­на. Де­ло ста­нови­лось серь­ез­нее. Алекс ре­шитель­но за­шагал к ним. Его са­мого так час­то го­няли ку­зены, что он те­перь прос­то не мог спо­кой­но наб­лю­дать, как на­пада­ют втро­ем на од­но­го. К то­му же Рейн все-та­ки был ку­зеном Ли­ли, а он был дол­жен ей.

— Эй, в чем де­ло? — гром­ко ска­зал он, под­хо­дя к маль­чи­кам и ста­новясь пле­чом к пле­чу с Рей­ном, — вам что, де­лать боль­ше не­чего?

— Ой, смот­ри­те, — из­де­ватель­ским го­лосом про­тянул Эд­вард, — у У­из­ли уже дру­жок в Ан­глии по­явил­ся. На­вер­ня­ка, то­же с гряз­нокров­ка­ми да маг­ла­ми як­ша­ешь­ся? А мо­жет ты и сам из маг­лов? Те­бя как зо­вут, за­щит­ни­чек?

— Ме­ня зо­вут Алекс Грей­нджер Мал­фой, — от­че­канил Алекс, — а ты, ви­димо, Де­лэй­ни? Те­бя не учи­ли, что на­падать втро­ем на од­но­го, по край­ней ме­ре, не­веж­ли­во? И тем бо­лее об­зы­вать лю­дей гряз­нокров­ка­ми?

— Мал­фой? Мал­фой?! — по­хоже, что Де­лэй­ни впал в сос­то­яние глу­боко­го шо­ка и про­пус­тил ми­мо ушей все ос­таль­ное.

— Грей­нджер Мал­фой. У те­бя проб­ле­мы со слу­хом?

— Ты сын Дра­ко Мал­фоя?

— Да, Де­лэй­ни, ту­го со­об­ра­жа­ешь? На всю Ан­глию бы­ла толь­ко од­на семья Мал­фо­ев, — всту­пил в раз­го­вор Рейн.

Де­лэй­ни яв­но на­чал оп­равлять­ся от изум­ле­ния, по­тому что гром­ко за­орал:

— Са­тин, вый­ди сю­да!

Дверь ку­пе, нап­ро­тив ко­торо­го стол­пи­лись все, рас­пахну­лась, и на по­роге по­яви­лась де­воч­ка с длин­ны­ми свет­лы­ми во­лоса­ми и кап­ризным не­доволь­ным ли­цом.

— Ну что ты так кри­чишь, Эд­вард? — не­доволь­но про­тяну­ла она, — у ме­ня и так миг­рень.

— Сей­час твоя миг­рень прой­дет, — ух­мыль­нул­ся Де­лэй­ни, — поз­на­комь­ся со сво­им ку­зеном.

— Не смеш­но, Де­лаку­ры нам очень да­лекая род­ня, сла­ва Мор­га­не, — де­воч­ка фыр­кну­ла и, маз­нув взгля­дом по Рей­ну, по­вер­ну­лась, что­бы вой­ти в ку­пе.

— Стой, Са­тин, — влас­тным то­ном ска­зал Де­лэй­ни, — тут еще кое-кто есть. Не­кий Алекс Грей­нджер Мал­фой.

Се­рые гла­за де­воч­ки рас­ши­рились от изум­ле­ния. А Де­лэй­ни про­воз­гла­сил на­рочи­то тор­жес­твен­ным то­ном:

— Это, до­рогая Са­тин, и есть твой по­терян­ный и вновь об­ре­тен­ный ку­зен, Алекс Грей­нджер Мал­фой. Под­черки­ваю, Грей­нджер.

Алек­су ста­ло как-то не по се­бе. Не так он пред­став­лял се­бе встре­чу родс­твен­ни­ков. Хо­лод­ные гла­за Са­тин Мал­фуа та­кого же чис­то­го се­рого цве­та, как и у не­го, сколь­зи­ли по не­му, вы­ис­ки­вая не­понят­но что.

— Ты сын дя­ди Дра­ко, — то ли спра­шива­ла, то ли ут­вер­жда­ла она с не­уло­вимым от­тенком не­верия в го­лосе.

Он мол­ча кив­нул.

— Ты очень по­хож на не­го, ес­ли бы толь­ко не во­лосы. Он был блон­ди­ном, как и все Мал­фои.

Де­воч­ка дол­го рас­смат­ри­вала его, а все ос­таль­ные лю­бопыт­но при­тих­ли. Алекс чувс­тво­вал се­бя обезь­яной в зо­опар­ке.

На­конец она вски­нула под­бо­родок на­верх и скри­вила гу­бы в хо­лод­ной ус­мешке.

— Так у те­бя двой­ная фа­милия? Очень ми­ло. Твоя мать-гряз­нокров­ка не бы­ла дос­той­на но­сить на­шу фа­милию. Не по­нимаю, как дя­дя Дра­ко же­нил­ся на ней. Это же по­зор на­шего ро­да. На­вер­ня­ка, она за­кол­до­вала его или об­по­ила лю­бов­ным зель­ем. Эд­вард, — Са­тин над­менно пос­мотре­ла на Де­лэй­ни, — впредь, про­шу те­бя, не на­вязы­вай мне родс­тво с этим выс­кочкой.

— Как ска­жешь, Са­тин, — Де­лэй­ни неп­ри­ят­но ух­мы­лял­ся.

— Не смей так го­ворить о мо­ей ма­тери! — Алекс был вне се­бя от гне­ва.

На его крик в ко­ридор вы­сыпа­ло пол­ва­гона.

— А что здесь та­кого? — Са­тин през­ри­тель­но по­жала пле­чами, — ведь Гер­ми­она Грей­нджер на са­мом де­ле бы­ла маг­ло­рож­денной, раз­ве не так? Зна­чит, она гряз­нокров­ка. Ей не мес­то в семье та­ких чис­токров­ных вол­шебни­ков, как Мал­фои.

Школь­ни­ки наб­лю­дали за раз­верты­вав­шей­ся сце­ной и пе­решеп­ты­вались меж­ду со­бой. Мно­гие с лю­бопытс­твом смот­ре­ли на Алек­са и чуть ли паль­цем не по­казы­вали. Он слы­шал, как пов­то­рялись фа­милии Грей­нджер и Мал­фой, и на ли­цах по­яв­ля­лось стран­ное вы­раже­ние, по­хожее на смесь ужа­са и жгу­чего лю­бопытс­тва. Сквозь тол­пу к ним про­билась Ли­ли.

— Что здесь тво­рит­ся? Опять свою ту­пость по­казы­ва­ешь, Де­лэй­ни? А ты, Мал­фуа, убе­ри со сво­его арис­токра­тичес­ко­го ли­ца вы­раже­ние, как буд­то дох­лую кры­су уню­хала. Хо­тя во­об­ще-то здесь же Де­лэй­ни, по­нимаю.

— По­лег­че, Пот­тер, — злоб­но още­рил­ся Де­лэй­ни, — а то не пос­мотрю, что ты дев­чонка и от­ко­лочу как сле­ду­ет.

Алек­са зат­рясло от не­годо­вания.

— Толь­ко пос­мей тро­нуть ее, Де­лэй­ни, и те­бе ма­ло не по­кажет­ся! Не на­дей­ся на сво­их «шка­фов»!

— Что за­мол­чал, Эд­вард? Язык прог­ло­тил? — ехид­но спро­сил Рейн, от­тесняя вра­га в сто­рону, — дай прой­ти, встал, как ва­силис­ком ба­бах­ну­тый.

Са­тин Мал­фуа скры­лась в сво­ем ку­пе, гор­до зад­рав нос, за ней про­шел Де­лэй­ни со сво­ими «шка­фами», на­пос­ле­док силь­но тол­кнув Рей­на и Алек­са. Рейн ог­ля­дел­ся кру­гом и гром­ко про­воз­гла­сил:

— Цирк окон­чен, гос­по­да, про­шу ра­зой­тись по мес­там си­дения.

Школь­ни­ки втя­нулись в свои ку­пе. Рейн, Ли­ли и Алекс, ко­торо­го все еще ко­лоти­ло, прош­ли к се­бе, где их ждал пе­репу­ган­ный Не­вилл.

— Что слу­чилось? — тре­вож­но спро­сил он, Мэттью по­менял цвет с зе­лено­го на яр­ко-крас­ный, — я ви­дел, там Де­лэй­ни сто­ял с Дер­ри­ком и Бо­улом.

— Да ни­чего, — Рейн плюх­нулся на си­денье, — Де­лэй­ни опять хо­тел по­казать, что кру­че не­го толь­ко яй­ца, да сдул­ся. А ты мо­лодец, Алекс, — вдруг не­ожи­дан­но улыб­нулся он, — не ис­пу­гал­ся этих уро­дов с моз­га­ми пик­си. Я ду­мал, что ты за них вста­нешь. Из­ви­ни за все. Друзья?

Маль­чик про­тянул ру­ку. Алекс пос­мотрел на не­го.

Во­об­ще-то Рейн был неп­ло­хим, мо­жет, они и вправ­ду под­ру­жат­ся?

И он креп­ко по­жал про­тяну­тую ру­ку.

Даль­ше де­ло пош­ло ве­селее, лед был сло­ман. Ре­бята ве­село бол­та­ли о вся­кой ерун­де. Ли­ли, Не­вилл и Рейн рас­ска­зали Алек­су не­мало ин­те­рес­но­го о вол­шебном ми­ре. По­том прош­ла кол­дунья-про­давец сла­дос­тей, и они на­купи­ли вся­кой вся­чины. Алекс изум­лялся вкла­дышам от шо­колад­ных ля­гушек, на ко­торых изоб­ра­жения то по­яв­ля­лись, то ис­че­зали, сме­ял­ся над Не­вил­лом, ко­торый от­ве­дал дра­же Бер­ти Боттс со вку­сом тух­лых ули­ток и спеш­но от­пле­вывал­ся, а сам, прог­ло­тив жабью ка­рамель­ку, нес­коль­ко ми­нут не мог про­из­нести ни сло­ва, толь­ко ква­кал, к удив­ле­нию Мэт­та, та­ращив­ше­го вы­пук­лые гла­за и то и де­ло ме­няв­ше­го цвет. Ли­ли и Рейн про­демонс­три­рова­ли ему не­мало за­нят­ных ве­щей из ма­гази­на их дя­дей. До­рога прос­то ле­тела, Алекс да­же за­был о тош­но­те, ко­торую вы­зывал страх пе­ред пред­сто­ящим ис­пы­тани­ем — рас­пре­деле­ни­ем по фа­куль­те­там, о ко­тором ему на­пере­бой рас­ска­зали Не­вилл, Рейн и Ли­ли.

— Их все­го че­тыре, Гриф­финдор, Ког­тевран, Пуф­фендуй и Сли­зерин. А рас­пре­деля­ет Шля­па, ко­торая по­ет пес­ни.

— Вся на­ша семья учи­лась в Гриф­финдо­ре! — с гор­достью за­яви­ла Ли­ли, — я на­де­юсь, что то­же ту­да по­паду. Ну еще мож­но в Ког­тевран, хо­тя там учат­ся слиш­ком ум­ные. Так что вряд ли. На край­ний слу­чай в Пуф­фендуй, но ни­как не в Сли­зерин!

Маль­чи­ки го­рячо ее под­держа­ли. Алекс при­пом­нил, что она рань­ше го­вори­ла о фа­куль­те­те Сли­зерин, и в ду­ше за­та­ил го­рячую на­деж­ду, что он ту­да не по­падет. 

Глава 7. Кто я?

Я про­пала в го­роде Сна

Сре­ди се­рых без­гла­зых стен,

Я ос­та­лась в ми­ре од­на,

Я по­пала к го­речи в плен.

В па­ути­не иных ми­ров

Я из­бра­ла но­вую нить,

Этот путь сгус­тил мою кровь,

Но не смог ме­ня из­ме­нить.

Я свою отыс­ка­ла звез­ду

Сре­ди стай бо­лот­ных ог­ней,

Твер­до зная: ес­ли най­ду,

То от­прав­люсь толь­ко за ней.

Я тог­да по­кину­ла высь,

Соб­лазнив­шись блес­ком ог­ня;

Этот путь заб­рал мою жизнь,

Но не смог ис­пра­вить ме­ня!

В ть­ме гус­той, поч­ти не ды­ша,

Под­пи­рая не­бо пле­чом,

Ти­хо-ти­хо пе­ла ду­ша,

И лишь ты ус­лы­шал — о чем!

(с)

________________________________________

Ох, по­чему в го­лове слов­но сту­чат мо­лоточ­ки, а во рту от­вра­титель­ный со­леный прив­кус?

Де­вуш­ка на ог­ромной кро­вати в зо­лотой ком­на­те от­кры­ва­ет гла­за и тут же заж­му­рива­ет их, вскрик­нув от сле­пяще­го яр­ко­го све­та.

— Что же­ла­ет гос­по­жа?

Де­вуш­ка чуть при­от­кры­ва­ет гла­за и сно­ва зак­ры­ва­ет их ла­донью, ус­пев раз­гля­деть лишь ма­лень­кий ту­ман­ный си­лу­эт. Кто это?

— Что, прос­ти­те?

Го­лос по­чему-то хрип­лый и го­ворить боль­но, в гор­ле нес­терпи­мо пер­шит.

— Гос­по­жа что-ни­будь же­ла­ет? Чай, во­да, сок?

— Мож­но во­ды?

Губ ка­са­ет­ся хо­лод­ное стек­ло. Де­вуш­ка жад­но пь­ет, от­кашли­ва­ет­ся и от­ки­дыва­ет­ся на по­душ­ки, пы­та­ясь ра­зоб­рать­ся, что где бо­лит, где она на­ходит­ся, и кто во­об­ще она та­кая. Кто она та­кая?

По­рази­тель­но, но от­ве­та на этот, в сущ­ности, прос­той воп­рос нет. В го­лове по-преж­не­му пос­ту­кива­ют мо­лоточ­ки, силь­но тош­нит, а ког­да де­вуш­ка пы­та­ет­ся заг­ля­нуть в собс­твен­ную па­мять, об­на­ружи­ва­ет, к сво­ему ужа­су, что ни­чего не пом­нит и ни­чего не зна­ет. Воз­можно ли это? Она же дол­жна хоть что-то пом­нить! Но да­же собс­твен­ное имя сги­нуло в мут­ном се­ром во­дово­роте соз­на­ния, ко­торый за­тяги­ва­ет ее, и она сно­ва про­вали­ва­ет­ся в не­бытие.

Ког­да она при­ходит в се­бя в сле­ду­ющий раз, в ог­ромное, от по­ла до по­тол­ка, ок­но заг­ля­дыва­ет лю­бопыт­ная лу­на. На сте­нах го­рят нес­коль­ко ламп, от­бра­сывая бли­ки на зо­лотые па­нели, и в ком­на­те ца­рит у­ют­ный по­лум­рак. А у кро­вати при­тулил­ся стран­ный, ма­лень­кий, ой нет, да­же кро­хот­ный че­лове­чек с не­ес­тес­твен­но ог­ромны­ми уша­ми и круг­лы­ми гла­зами, оде­тый в гряз­ную се­рую ро­бу.

— Кто вы? — раз­лепля­ет гу­бы де­вуш­ка, де­лая по­пыт­ку сесть.

По­чему так бо­лит ру­ка? Слов­но кто-то вык­ру­чивал ее, а по­том смял без­жа­лос­тны­ми паль­ца­ми.

— Я Кри­ни, гос­по­жа.

— По­чему вы зо­вете ме­ня гос­по­жой?

— Для до­мово­го эль­фа вол­шебни­ки — хо­зя­ева и гос­по­да.

Де­вуш­ка не­до­умен­но хму­рит бро­ви. До­мовые эль­фы? Кто они та­кие? И опять гро­зовой мол­ни­ей в сум­рачных не­бесах ее па­мяти на­болев­ший воп­рос — кто ОНА та­кая?

— Кри­ни, ска­жите, по­жалуй­ста, вы зна­ете, кто я?

Ка­кой иди­от­ский воп­рос!

— Гос­по­жу звать Гер­ми­она. Она — гостья Тем­но­го Гос­по­дина.

Де­вуш­ка ос­то­рож­но спус­ка­ет но­ги с кро­вати и прис­лу­шива­ет­ся к се­бе. Мо­лоточ­ки в го­лове утих­ли, тош­но­та то­же прош­ла, толь­ко сте­ны нем­но­го по­качи­ва­ют­ся пе­ред гла­зами.

Итак, ее зо­вут Гер­ми­она. Уже прог­ресс.

— А где я?

Не­уже­ли эта рос­кошная ком­на­та — ее?

— Гос­по­жа — гостья Тем­но­го Гос­по­дина, — пов­то­ря­ет эльф, — а сей­час в зам­ке Мал­фой-Ме­нор. Мал­фой — хо­зя­ева Кри­ни.

Стран­но. Зна­чит, она не у се­бя до­ма? А где во­об­ще ее дом?

Гер­ми­она под­ни­ма­ет­ся на но­ги, мед­ленно пе­ресе­ка­ет ком­на­ту и тя­нет на се­бя дверь. Выг­ля­нув, она ви­дит длин­ный тем­ный ко­ридор, ос­ве­ща­емый нес­коль­ки­ми фа­кела­ми в рез­ных под­став­ках; вдоль стен, уве­шан­ных кар­ти­нами и офор­та­ми, сто­ят ма­лень­кие сто­лики, бан­кетки, изящ­ные крес­ла. Гер­ми­оне эта об­ста­нов­ка со­вер­шенно нез­на­кома. Го­ловок­ру­жение ста­новит­ся силь­нее, и де­вуш­ка воз­вра­ща­ет­ся в ком­на­ту. Она в со­вер­шенней­шем не­до­уме­нии и пы­та­ет­ся расс­про­сить ма­лень­ко­го эль­фа. Но та не со­об­ща­ет ей ни­чего осо­бен­но­го, кро­ме од­ной пот­ря­са­ющей де­тали. Ока­зыва­ет­ся, Гер­ми­она — вол­шебни­ца и сей­час на­ходит­ся в зам­ке вол­шебни­ков!

Де­вуш­ка не­довер­чи­во пе­рес­пра­шива­ет:

— Что? Вы уве­рены? Но я не чувс­твую в се­бе ни­чего вол­шебно­го.

Кри­ни по­качи­ва­ет го­ловой, ос­то­рож­но мас­си­руя ру­ку де­вуш­ки, от че­го боль не­хотя и мед­ленно, но ста­новит­ся тер­пи­мее.

— Ко­неч­но, гос­по­жа вол­шебни­ца. И очень силь­ная, раз Тем­ный Гос­по­дин ос­та­вил ее в жи­вых. Гос­по­жа Ему нуж­на. Ес­ли нет, то ум­рет.

Гер­ми­она вздра­гива­ет.

— Мер­тва? Но…по­чему? Кри­ни, ку­да я по­пала?

Эльф грус­тно смот­рит на нее сво­ими круг­лы­ми зе­лены­ми гла­зища­ми и, ог­ля­дев­шись по сто­ронам, ти­хонь­ко шеп­чет:

— Ох, гос­по­жа-гос­по­жа! Она по­пала в пло­хое мес­то, очень пло­хое! Тем­ный Гос­по­дин — очень мо­гущес­твен­ный, очень силь­ный. Его си­ла дер­жит воз­ле се­бя мно­го ма­гов. А хо­зя­ева Кри­ни — са­мые бо­гатые и знат­ные сре­ди них.

Гер­ми­она слу­ша­ет свою ма­лень­кую со­бесед­ни­цу, рас­крыв рот.

— Но что им нуж­но от ме­ня? Я да­же не пом­ню, кто я!

— Кри­ни не зна­ет, гос­по­жа, но слы­шала, как мо­лодой хо­зя­ин ска­зал, что она са­ма нас­ла­ла на се­бя зак­лятье.

— Зак­лятье? Я са­ма нас­ла­ла на се­бя зак­лятье?

— Да, гос­по­жа.

В го­лове у Гер­ми­оны все ме­ша­ет­ся. Зак­лятье, ка­кой-то Тем­ный Гос­по­дин, за­мок, боль в ру­ке, она — вол­шебни­ца (не­уже­ли нас­то­ящая?!) и еще дру­гой гос­по­дин… Да что же это та­кое?! Де­сят­ки воп­ро­сов тес­нятся в моз­гу, но, оче­вид­но, от Кри­ни боль­ше ни­чего не добь­ешь­ся.

Де­вуш­ку тя­нет в сон. На­вер­ное, это пос­ледс­твия зак­лятья. Она сбра­сыва­ет с се­бя одеж­ду и клу­боч­ком сво­рачи­ва­ет­ся под зо­лотым ат­ласным пок­ры­валом. Воз­можно, зав­тра она уз­на­ет боль­ше, встре­тит­ся с хо­зя­ева­ми это­го зам­ка или с этим та­инс­твен­ным Тем­ным Гос­по­дином, о ко­тором с сод­ро­гани­ем го­ворит Кри­ни. Все разъ­яс­нится зав­тра.

На­ут­ро она про­сыпа­ет­ся от то­го, что Кри­ни ос­то­рож­но дер­га­ет ее за ру­ку.

— Гос­по­жа дол­жна встать. Ее ждет мо­лодой хо­зя­ин.

Гер­ми­она рыв­ком вска­кива­ет с пос­те­ли и со сто­ном чуть не па­да­ет об­ратно. От рез­ко­го подъ­ема пол вдруг стре­митель­но бро­са­ет­ся вверх, и в гла­зах зна­комо тем­не­ет. Но ру­ка не бо­лит, толь­ко оби­жен­но но­ет, за­детая не­лов­ким дви­жени­ем. Де­вуш­ка уже мед­леннее са­дит­ся на кро­вать и на­тяги­ва­ет джин­сы и сви­тер.

— Он ждет ме­ня?

— Да. Толь­ко пусть гос­по­жа спер­ва умо­ет­ся и по­ест хоть чуть-чуть.

Гер­ми­она спо­лас­ки­ва­ет ли­цо хо­лод­ной во­дой в ог­ромной и гул­кой, не ме­нее рос­кошной, чем ком­на­та, ван­ной, еле прог­ла­тыва­ет ку­сочек тос­та с дже­мом, от­ка­зав­шись от всех блюд, ко­торые при­тащи­ла за­бот­ли­вая Кри­ни на ог­ромном под­но­се. Вол­не­ние и лю­бопытс­тво ли­шили ее ап­пе­тита, к то­му же до сих пор тя­гуче но­ет ру­ка, а же­лудок как-то стран­но сжи­ма­ет­ся и ко­лыха­ет­ся в жи­воте, слов­но ги­гант­ская ме­дуза. Хм, а что та­кое ме­дуза? Па­мять ее пус­та, но об­ра­зы, по­нятия, стран­ные проб­лески и об­рывки мыс­лей (ее собс­твен­ных?) то и де­ло всплы­ва­ют из ее глу­бин, слов­но из тем­ной во­ды, и мед­ленно пог­ру­жа­ют­ся об­ратно.

— Я го­това.

Эльф ве­дет ее по длин­но­му ко­ридо­ру. Де­вуш­ка с ин­те­ресом ози­ра­ет­ся по сто­ронам. До че­го же здесь все мрач­но, тор­жес­твен­но и рос­кошно! Вы­сочен­ные по­тол­ки, па­нели из чер­но­го де­рева, тя­желые порть­еры, ог­ромные кар­ти­ны в зо­лоче­ных ра­мах и рос­кошные по кра­соте го­беле­ны. То и де­ло по­пада­ют­ся ры­цар­ские дос­пе­хи. Да­же не ве­рит­ся, что здесь жи­вут лю­ди. Соз­да­ет­ся та­кое ощу­щение, что этот за­мок, по край­ней ме­ре, та его часть, где они на­ходят­ся, был воз­ве­ден ка­кими-то не­ведо­мыми су­щес­тва­ми, глав­ным ме­рилом для ко­торых бы­ли не у­ют и до­маш­няя об­ста­нов­ка, а как мож­но боль­ше ве­лико­лепия.

Пос­ле оче­ред­но­го по­воро­та Кри­ни рас­па­хива­ет дверь од­ной ком­на­ты и, скло­нив­шись в глу­боком пок­ло­не так, что ед­ва не ка­са­ет­ся по­ла кон­чи­ком длин­но­го но­са, пи­щит:

— Мисс Гер­ми­она здесь, хо­зя­ин.

Гер­ми­она не­реши­тель­но пе­рес­ту­па­ет по­рог и за­мира­ет, ос­то­рож­но ог­ля­дывая не­боль­шую ком­на­ту. Кри­ни за ее спи­ной ис­че­за­ет. Эта ком­на­та, ви­димо, вы­пол­ня­ет роль гос­ти­ной — боль­шой ка­мин, об­ли­цован­ный неж­но-зе­леным ма­лахи­том, изящ­ные фар­фо­ровые ста­ту­эт­ки, зо­лотое трех­све­чие и дру­гие без­де­луш­ки на ка­мин­ной пол­ке, мяг­кие ди­ваны и крес­ла с выг­ну­тыми спин­ка­ми, ма­лень­кие сто­лики, нес­коль­ко длин­ных уз­ких окон с час­тым пе­реп­ле­том, в ко­торые вли­ва­ет­ся проз­рачно-блек­лый свет зим­не­го ут­ра.

У од­но­го из окон спи­ной к де­вуш­ке сто­ит вы­сокий че­ловек со свет­лы­ми во­лоса­ми. Гер­ми­она при­кусы­ва­ет гу­бу. Ве­ро­ят­но, это и есть хо­зя­ин, как наз­ва­ла его Кри­ни. Вне­зап­но че­ловек по­вора­чива­ет­ся, и де­вуш­ка ви­дит, что он сов­сем мо­лод, ед­ва ли стар­ше ее. Очень свет­лые во­лосы с не­пос­лушной чел­кой, ко­торая спа­да­ет на лоб. Се­рые гла­за под поч­ти пря­мыми тем­ны­ми бро­вями. Тон­кие, пра­виль­ные, но нем­но­го ос­трые и рез­кие чер­ты блед­но­го ли­ца. Чуть при­пух­лые, креп­ко сжа­тые гу­бы. Он в прос­той си­ней ру­баш­ке и тем­ных брю­ках, ру­ки за­суну­ты в кар­ма­ны.

Гер­ми­она слов­но за­воро­жен­ная, по­чему-то не от­ры­ва­ясь, смот­рит в се­рые гла­за, в ко­торых пле­щет­ся не­понят­ная ус­мешка и что-то вро­де… нап­ря­жен­но­го ожи­дания?

— Здравс­твуй, Грей­нджер. Как твое са­мочувс­твие?

— Х-хо­рошо, с-спа­сибо, — Гер­ми­она на­конец по­нима­ет, что выг­ля­дит, на­вер­ное, ду­роч­кой, стоя на по­роге и пя­лясь на это­го пар­ня.

— Са­дись.

Па­рень де­ла­ет приг­ла­ша­ющий жест.

— Спа­сибо, я пос­тою.

Ус­мешка из глаз вып­лески­ва­ет­ся на ли­цо.

— Са­дись, Грей­нджер, ди­ваны не жес­ткие, а я не со­бира­юсь по­кушать­ся на твою честь.

Де­вуш­ка вспы­хива­ет, но пос­лушно при­сажи­ва­ет­ся на кра­ешек крес­ла. По­чему-то ей ужас­но не по се­бе. То ли она стес­ня­ет­ся, то ли на нее так дей­ству­ет при­сутс­твие это­го пар­ня. Она вдруг сер­дится на се­бя за свою ро­бость, вски­дыва­ет го­лову и ре­ша­ет­ся за­дать воп­рос.

— Я по­нимаю, что это зву­чит край­не глу­по, но Грей­нджер — это моя фа­милия?

Па­рень вни­матель­но раз­гля­дыва­ет ее, чуть скло­нив го­лову. Под серь­ез­ным, пыт­ли­вым, слов­но что-то вы­ис­ки­ва­ющим взгля­дом, Гер­ми­оне хо­чет­ся съ­ежить­ся или во­об­ще вы­бежать из ком­на­ты.

— Да, — па­рень сам са­дит­ся нап­ро­тив нее и сцеп­ля­ет ру­ки в за­мок, — да, те­бя зо­вут Гер­ми­она Грей­нджер, и ты на­ходишь­ся в мо­ем ро­довом зам­ке Мал­фой-Ме­нор.

Сно­ва стран­ная ус­мешка сколь­зит по гу­бам.

— А ме­ня зо­вут Дра­ко Мал­фой.

— Очень при­ят­но, — веж­ли­во от­зы­ва­ет­ся Гер­ми­она, и Дра­ко вдруг сме­ет­ся.

От ис­крен­не­го, от всей ду­ши сме­ха его ли­цо ста­новит­ся ка­ким-то уди­витель­но бес­печным и озор­ным. И сов­сем маль­чи­шес­ким. Сер­дце Гер­ми­оны за­мет­но ёка­ет и под­ска­кива­ет в гру­ди, про­пус­кая удар.

— Из­ви­ни, — все еще улы­ба­ет­ся па­рень, — прос­то… прос­то мы с то­бой зна­комим­ся не в пер­вый раз.

Гер­ми­она при­под­ни­ма­ет бро­ви.

— Да, на­вер­ное, это за­бав­но выг­ля­дит со сто­роны. На­де­юсь, пер­вое зна­комс­тво прош­ло на дол­жном уров­не?

— Да уж, бо­лее чем за­бав­но. А что ка­са­ет­ся пер­вой встре­чи и всех пос­ле­ду­ющих, — Дра­ко сно­ва фыр­ка­ет, — ска­жем так, мы нем­но­го рас­хо­дились во взгля­дах на ок­ру­жа­ющий мир и слег­ка не­допо­нима­ли друг дру­га.

— Очень жаль.

— Итак, — Дра­ко ста­новит­ся серь­ез­ным, — Грей­нджер, ты в зам­ке мо­ей семьи и про­будешь здесь, по край­ней ме­ре, три ме­сяца. Сам Тем­ный Лорд взял те­бя под Свое пок­ро­витель­ство.

— Кто та­кой Тем­ный Лорд? — Гер­ми­она удив­ленно хму­рит­ся, — о нем го­вори­ла Кри­ни. За­чем я ему?

— Тем­ный Лорд… — го­лос Дра­ко ров­ный и спо­кой­ный, но Гер­ми­оне чу­дит­ся в нем неп­ро­из­воль­ная, ед­ва за­мет­ная дрожь, — Тем­ный Лорд — са­мый мо­гущес­твен­ный маг в на­шем ми­ре. Си­ла, сос­ре­дото­чен­ная в Нем, не­пос­ти­жима, не име­ет наз­ва­ния и не­под­властна ни­кому, кро­ме Не­го. Не­воз­можно про­тивос­то­ять Тем­но­му Лор­ду. Он — наш Гос­по­дин, мы — Его слу­ги. Опас­но ид­ти про­тив Не­го, еще опас­ней Его пре­дать. А что Ему нуж­но от те­бя… по­ка я не мо­гу ска­зать. Ты са­ма все уз­на­ешь в свое вре­мя.

В ком­на­те теп­ло, но по спи­не де­вуш­ки сколь­зкой зме­ей стру­ит­ся хо­лод. Гер­ми­она слов­но ми­гом очу­тилась на краю глу­бокой про­пас­ти в од­ном лишь тон­ком платье в лю­тый зим­ний мо­роз, а вок­руг го­лод­ным вол­ком за­выва­ет ле­дяной ве­тер, ко­вар­но под­талки­вая в спи­ну. Она не­воль­но об­ли­зыва­ет пе­ресох­шие гу­бы.

— Ког­да… ког­да я уз­наю?

— Че­рез де­вянос­то во­семь, нет, уже че­рез де­вянос­то семь дней. Ров­но на этот срок прод­лится дей­ствие зак­лятья, ко­торо­му ты под­вер­гла се­бя.

— Ка­кого зак­лятья? И за­чем я сде­лала это?

— Зак­лятья вре­мен­но­го заб­ве­ния. А за­чем — ты уз­на­ешь, ког­да твоя па­мять вер­нется. Лорд при­казал мне по­мочь те­бе вспом­нить все, что ты за­была. Так что, — Дра­ко сно­ва ус­ме­ха­ет­ся, — мы бу­дем встре­чать­ся дос­та­точ­но час­то. А те­перь — что бы ты хо­тела уз­нать по­под­робнее?

— Мои ро­дите­ли. Кто они и где? По­чему я не мо­гу быть ря­дом с ни­ми?

Этот воп­рос дав­но и нас­той­чи­во за­нимал Гер­ми­ону.

Дра­ко смот­рит ку­да-то по­верх ее го­ловы.

— Твои ро­дите­ли жи­вы и здо­ровы, жи­вут в Лон­до­не. Со­жалею, но ты не смо­жешь с ни­ми встре­тить­ся рань­ше то­го сро­ка, о ко­тором я го­ворил. Твоя встре­ча с ни­ми пол­ностью за­висит от Лор­да.

Гер­ми­она взды­ха­ет.

— Зна­чит, все за­мыка­ет­ся на Тем­ном Лор­де?

— Со­вер­шенно вер­но.

— Я ни­чего не по­нимаю, Дра­ко, — де­вуш­ка смот­рит вниз на при­чуд­ли­вые узо­ры ков­ра и не за­меча­ет, как вздра­гива­ет Дра­ко при зву­ке сво­его име­ни, так прос­то и лег­ко сле­тев­ше­го с ее уст, — зна­чит, я дол­жна жить в ва­шем зам­ке до тех пор, по­ка ко мне не вер­нется па­мять? А твои ро­дите­ли? Они не бу­дут воз­ра­жать?

— Нет. Они вер­ные слу­ги Тем­но­го Лор­да, Его сло­во для них — за­кон.

— Я так по­нимаю, они не очень об­ра­дова­лись гостье? — Гер­ми­она про­ница­тель­но вски­дыва­ет на Дра­ко ка­рие гла­за.

Па­рень по­тира­ет под­бо­родок и от­во­дит взгляд.

— Они не бу­дут воз­ра­жать про­тив тво­его при­сутс­твия. Это все, что я мо­гу ска­зать.

Гер­ми­она и Дра­ко до обе­да си­дят в ма­лень­кой гос­ти­ной. Де­вуш­ка жад­но выс­пра­шива­ет у не­го обо всем, что при­ходит в го­лову — как зо­вут его ро­дите­лей, как дав­но они с Дра­ко зна­комы, в ка­кой шко­ле она учи­лась или, мо­жет быть, учит­ся еще до сих пор, сколь­ко ей и ему лет, ка­кое се­год­ня чис­ло и еще мно­жес­тво мел­ких и не очень воп­ро­сов. Она прис­лу­шива­ет­ся к се­бе — что от­клик­нется от иног­да крат­ких и ску­пых, иног­да ис­черпы­ва­ющих от­ве­тов на ее бес­толко­вые, бес­по­рядоч­ные воп­ро­сы? Но нет, па­мять креп­ко спит, и ни­чего не от­зы­ва­ет­ся ис­крой уз­на­вания или при­поми­нания. Лишь толь­ко обы­ден­ные ве­щи, до­веден­ные до ав­то­матиз­ма дей­ствия то и де­ло всплы­ва­ют в го­лове.

Дра­ко спо­ко­ен и сдер­жан, прав­да, зна­комая ус­мешка нет-нет да сколь­зит по его гу­бам, но Гер­ми­она, ув­ле­чен­ная по­пыт­ка­ми вспом­нить се­бя, не об­ра­ща­ет на это вни­мания.

На­конец в ком­на­те сно­ва с пок­ло­ном по­яв­ля­ет­ся Кри­ни.

— Обед, гос­по­дин.

— Идем, — под­ни­ма­ет­ся Дра­ко, — мои ро­дите­ли ждут.

Гер­ми­она и Дра­ко спус­ка­ют­ся вниз на пер­вый этаж зам­ка по ши­рочен­ной мра­мор­ной лес­тни­це. Пе­ред рас­кры­тыми две­рями Дра­ко про­пус­ка­ет ее впе­ред. Гер­ми­она с внут­ренней дрожью вхо­дит в сто­ловую, в ко­торой ос­ле­питель­но бь­ет в гла­за бе­лый цвет. Ка­кое же здесь все бе­лос­нежное — и сте­ны, и порть­еры на ок­нах, и длин­ный ряд стуль­ев, и ог­ромный оваль­ный, вы­тяну­тый в дли­ну стол, и по­суда, да бук­валь­но все!

Муж­чи­на и жен­щи­на, уже си­дящие во гла­ве сто­ла, смот­рят на них. Дра­ко очень по­хож на ро­дите­лей. У них свет­лые во­лосы и гла­за то­го же чис­то-се­рого цве­та, как и у сы­на. Лю­ци­ус Мал­фой — при­поми­на­ет она имя от­ца Дра­ко — тя­желым взгля­дом ог­ля­дыва­ет ее с ног до го­ловы. И ле­дяной по­ток неп­ри­яз­ни ока­тыва­ет ее, слов­но мор­ской при­бой, об­жи­га­ет ко­жу. Гла­за муж­чи­ны пол­ны вы­соко­мерия, и гу­бы кри­вят­ся в през­ри­тель­ной гри­масе. Его же­на («Гос­по­ди, ка­кая кра­сивая и ка­кая ле­дяная!») хо­лод­но ки­ва­ет.

— Про­шу к сто­лу, мисс Грей­нджер. На­де­юсь, Дра­ко из­вестил вас, что не­кото­рое вре­мя вы бу­дете на­ходить­ся в на­шем зам­ке?

— Да, мис­сис Мал­фой, — вы­дав­ли­ва­ет из се­бя обес­ку­ражен­ная де­вуш­ка, — спа­сибо за гос­тепри­имс­тво.

— Бла­года­ри на­шего Гос­по­дина! — го­лос мис­те­ра Мал­фоя зме­иным ши­пом впол­за­ет в уши. Же­на ус­по­ка­ива­юще кла­дет уз­кую ла­донь на его ру­ку.

Обед про­ходит в нап­ря­жен­ном мол­ча­нии. Мол­чит Дра­ко, его ро­дите­ли об­ме­нива­ют­ся лишь па­рой ма­лоз­на­чащих фраз. Гер­ми­она по­дав­ленно не под­ни­ма­ет глаз от сво­ей та­рел­ки. Как же ей жить ря­дом с эти­ми людь­ми в их зам­ке, ес­ли они так яв­но не мо­гут пе­ренес­ти ее при­сутс­твие?! В чем де­ло?

Пос­ле нап­ря­жен­но­го обе­да, над ко­торым ощу­тимо ви­тала пот­рески­ва­ющая гро­зовы­ми ис­кра­ми враж­дебность, Гер­ми­она об­легчен­но бла­года­рит и поч­ти вы­лета­ет из бе­лой сто­ловой. Дра­ко, пря­ча ус­мешку, вы­ходит за ней.

— Пой­дем в биб­ли­оте­ку, — пред­ла­га­ет он при­уныв­шей де­вуш­ке, — про­дол­жим.

По до­роге Гер­ми­она сдав­ленно го­ворит в спи­ну иду­щего впе­реди Дра­ко:

— По-мо­ему, я не нрав­люсь тво­им ро­дите­лям.

Дра­ко дол­го мол­чит, по­том не­охот­но от­ве­ча­ет:

— Они — слож­ные лю­ди. Им труд­но уго­дить, и у них свои по­нятия о… том, с людь­ми ка­кого по­ложе­ния сле­ду­ет об­щать­ся.

— Зна­чит, я не то­го по­ложе­ния?

— За­будь об этом, Грей­нджер и не об­ра­щай вни­мания на мо­их ро­дите­лей. Как я го­ворил, те­бе пок­ро­витель­ству­ет Тем­ный Лорд. Он за­хотел, что­бы ты жи­ла в на­шем зам­ке, и зна­чит, так и бу­дет.

Гер­ми­она взды­ха­ет. Она не ожи­дала, что стол­кнет­ся с та­кой неп­ри­язнью, не ду­мала, что бу­дет так боль­но ощу­щать враж­дебность лю­дей, ко­торых она ви­дит в пер­вый раз. А мо­жет быть и не в пер­вый? Воз­можно, они стал­ки­вались преж­де? Но что она мог­ла сде­лать та­кого, что мис­тер и мис­сис Мал­фой ста­ли к ней так от­но­сить­ся? И что де­лать ей те­перь?

За сво­ими не­весе­лыми раз­думь­ями она не за­меча­ет, что Дра­ко ос­та­новил­ся, не­воль­но на­тыка­ет­ся на не­го и ед­ва не па­да­ет, раз­ма­хивая ру­ками, что­бы сох­ра­нить рав­но­весие. Па­рень обо­рачи­ва­ет­ся и стре­митель­но хва­та­ет ее за пле­чи.

— Ты что, Грей­нджер?

— Ни­чего, — скон­фу­жен­но бор­мо­чет Гер­ми­она, вдруг ос­тро ощу­щая сквозь тол­стый сви­тер, ка­кие силь­ные и теп­лые у не­го ру­ки.

Дра­ко хму­рит­ся, от­пуска­ет ее и рас­па­хива­ет дверь, га­лан­тно про­пус­кая впе­ред де­вуш­ку.


* * *


Так про­ходит нес­коль­ко дней. Рас­по­рядок дня Гер­ми­оны не бле­щет раз­но­об­ра­зи­ем — она ра­но вста­ет и це­лые дни про­водит с Дра­ко. Расс­про­сы, воп­ро­сы, удив­ле­ние, не­пони­мание, смут­ная тре­вога, нап­ря­жение, за­та­ен­ный, тща­тель­но скры­ва­емый страх — все это про­лета­ет пе­ред гла­зами Дра­ко, ко­торый наб­лю­да­ет за Гер­ми­оной со все воз­раста­ющим изум­ле­ни­ем. Ка­залось бы, он знал об этой гриф­финдор­ке все — ее за­нудс­тво и прин­ци­пи­аль­ность, на­до­ед­ли­вость и веч­ное стрем­ле­ние быть луч­ше всех и знать боль­ше всех. Знал, от че­го она стре­митель­но при­ходит в ярость и на­чина­ет мет­ко и ос­тро па­риро­вать в от­вет на ос­кор­бле­ния, и что зас­та­вит ее сжать ку­лач­ки в мол­ча­ливой бес­силь­ной злос­ти и до кро­ви при­кусить гу­бу. Зря, он, что ли, поч­ти шесть лет из­во­дил их не­раз­лучную тро­ицу? А еще она бы­ла гряз­нокров­кой, и он на­поми­нал ей ког­да-то об этом прис­кор­бном фак­те би­ог­ра­фии как мож­но ча­ще.

А сей­час он по­ража­ет­ся са­мому се­бе. По­чему-то ему прос­то ста­ло нап­ле­вать.

Нап­ле­вать на то, что Грей­нджер гряз­нокров­ка, и что од­но ее при­сутс­твие ос­квер­ня­ет сво­ды Мал­фой-Ме­нор, ни­ког­да не ви­дав­шие та­кого поп­ра­ния сво­его чис­токров­но­го дос­то­инс­тва.

Нап­ле­вать на то, что ему при­ходит­ся про­водить с ней прак­ти­чес­ки все свое сво­бод­ное вре­мя.

Нап­ле­вать на то, что бы­ло рань­ше меж­ду ни­ми.

Да в об­щем и все то, что бы­ло в шко­ле, те­перь ка­жет­ся та­ким дет­ским и глу­пым. Ду­рац­кие иг­ры, иди­от­ски сле­пое под­ра­жание взрос­лым, ког­да де­ти еще не зна­ют, что во взрос­лом ми­ре все их са­мые прос­тые сло­ва и нез­на­читель­ные пос­тупки бу­дут иметь та­кую си­лу и вес, что не­воль­но сод­рогнешь­ся от тя­жес­ти от­ветс­твен­ности.

Ког­да-то Грей­нджер раз­дра­жала его од­ним ви­дом. Хо­тя нет, раз­дра­жал Пот­тер, а пос­коль­ку Грей­нджер бы­ла его ес­тес­твен­ным про­дол­же­ни­ем, то так же ес­тес­твен­но удос­та­ива­лась и сво­ей пор­ции нас­ме­шек, из­де­ватель­ств и през­ре­ния. Бра­вируя, он не раз ки­дал ей в ли­цо, что не­нави­дит та­ких, как она, что же­ла­ет, что­бы она сдох­ла.

«Не­нави­жу!» — сло­во лег­ко сры­валось с язы­ка, не ос­тавляя ни­како­го чувс­тва. Не ос­тавляя ли? Не лип­ло ли оно на ду­шу ед­кой гряз­ной смо­лой, от ко­торой труд­но бы­ло от­мыть­ся, ко­торая от­равля­ла все свет­лое и чис­тое, что бы­ло за­ложе­но в нем? Не сле­пило ли гла­за лож­ным ощу­щени­ем все­доз­во­лен­ности и мни­мого мо­гущес­тва? Он МОГ так ска­зать гряз­нокров­ке, по­тому что имел ПРА­ВО. Но кто на­делил его этим пра­вом? Чис­то­та кро­ви вол­шебно­го ро­да, нас­ледни­ком ко­торо­го он яв­лялся? Отец, ко­торый вос­пи­тывал его так, как вос­пи­тыва­ли его са­мого?

Не­нависть по­рож­да­ет от­ветную не­нависть. Где-то глу­боко внут­ри, Дра­ко бы­ло (все-та­ки бы­ло!) не­уют­но, не­удоб­но от то­го, что от его нас­ме­шек в чь­их-то гла­зах нез­ва­ной гость­ей по­яв­ля­ют­ся зло­ба и боль, что ко­му-то мо­жет быть пло­хо, обид­но. Это смут­ное, еле ощу­ща­емое чувс­тво неп­ра­виль­нос­ти собс­твен­ных дей­ствий бу­дора­жило ду­шу, зас­тавля­ло ду­мать, пе­режи­вать, вспо­минать, и как ни па­радок­саль­но, оно же тол­ка­ло Дра­ко вновь ки­нуть из­де­ватель­ское ос­кор­бле­ние. По­тому что так бы­ло лег­че, спо­кой­нее. Мир был раз­ме­рен: Пот­тер — урод, У­из­ли — ни­щий обор­ва­нец, а Грей­нджер — гряз­нокров­ка. Все яс­но и чет­ко. А по­луп­розрач­ное об­лачко ви­ны та­яло и ис­че­зало в чис­том не­бе его ис­крен­ней уве­рен­ности в сво­ей пра­воте и ощу­щения собс­твен­но­го пре­вос­ходс­тва, ко­торые тек­ли в его жи­лах вмес­те с чис­той кровью древ­не­го ро­да.

Но сей­час Дра­ко, как ему ка­жет­ся, со­вер­шенно без­различ­ны и сам Пот­тер, и Грей­нджер. Ког­да жизнь ста­новит­ся раз­менной мо­нетой, и да­же не зо­лотым гал­ле­оном, а фаль­ши­вым кна­том, а ты сам опас­но ба­лан­си­ру­ешь на тон­кой смер­тель­ной гра­ни по­лул­жи и по­луп­равды, по­лудер­зости и по­лупо­вино­вения, то мыс­ли о тех, кто ког­да-то дав­ным-дав­но, ты­сячу лет на­зад, не­нави­дел или лю­бил те­бя, не слиш­ком об­ре­меня­ют па­мять.

Од­на­ко при­сутс­твие Грей­нджер в его ро­довом зам­ке и за­дание Гос­по­дина не поз­во­ляли рав­но­душ­но смот­реть сквозь нее. И с каж­дым днем Дра­ко удив­ля­ет­ся все боль­ше и боль­ше. Она та­кая зна­комая и та­кая нез­на­комая. Та­кая стран­ная, не­понят­ная, но та­кая тро­гатель­ная и без­за­щит­ная в сво­ем заб­ве­нии. Та­кая чу­жая и та­кая да­лекая, но та­кая близ­кая, та­кая жи­вая и не­пос­редс­твен­ная. Она как ре­бенок, пы­та­ющий­ся, поз­на­вая се­бя, ис­сле­довать ок­ру­жа­ющий мир. На­ив­ная, рас­те­рян­ная, смеш­ная. Он да­же и не по­доз­ре­вал, что ее в ха­рак­те­ре есть та­кие чер­ты. Не до­гады­вал­ся, что, ока­зыва­ет­ся, так лег­ко — смот­реть в ее гла­за, так прос­то — нев­зна­чай ка­сать­ся ее ру­ки, так ин­те­рес­но — про­водить с ней день за днем, ис­подволь наб­лю­дая, как она жи­вет, грус­тит, ра­ду­ет­ся, сме­ет­ся.

Один раз ему приш­ла бе­зум­ная мысль, что это вов­се не Грей­нджер. Или не ме­нее су­мас­шедшая — что у нее раз­дво­ение лич­ности, по­тому что в преж­ней Грей­нджер ни­ког­да не бы­ло то­го, что есть в этой де­вуш­ке. Но че­го имен­но — он оп­ре­делить не мог. Объ­яс­не­ние, по­нима­ние ус­коль­за­ли от не­го, раз­дра­жа­юще драз­ня, но не да­ва­ясь. Прос­то она бы­ла дру­гая, сов­сем дру­гая. Мо­жет, по­тому что он яс­но ви­дел блеск ка­рих глаз, об­ра­щен­ных на не­го, слы­шал ее смех, щед­ро рас­сы­па­емый в гул­ких за­лах Мал­фой-Ме­нор, и все свое вни­мание Гер­ми­она да­рила толь­ко ему од­но­му?

Как-то не­замет­но Грей­нджер вош­ла в его жизнь, пе­ревер­ну­ла все с ног на го­лову, зас­та­вила под­ла­живать­ся под нее, в чем-то ус­ту­пать, на чем-то нас­та­ивать, быть мяг­че и быть бес­ком­про­мис­снее. Вол­де­морт од­ним ма­нове­ни­ем ру­ки сде­лал то, что в дру­гих ус­ло­ви­ях ни­ког­да не ста­ло бы ре­аль­ностью, что еще па­ру лет на­зад по­каза­лось бы аб­сурдом, фан­тасма­гори­ей, из­де­ватель­ством, вер­хом неп­ри­личия.

Дра­ко сам в се­бе не мог ра­зоб­рать­ся. Нра­вит­ся ему это или нет? По­чему Грей­нджер не раз­дра­жа­ет его, как рань­ше? По­чему сей­час ему нет ни­како­го де­ла до то­го, что та­ким важ­ным ка­залось в Хог­вар­тсе, как бы стран­но это ни зву­чало? Или все-та­ки есть? Да уж, сле­ду­ет поб­ла­года­рить Тем­но­го Гос­по­дина, что он внес в ду­шу сво­его слу­ги та­кую су­мяти­цу и ха­ос.

Впро­чем, Лор­ду нет ни­каких дел до чувств Дра­ко. И ни­ког­да не бы­ло.


* * *


— По­кажи, как кол­до­вать! — про­сит Гер­ми­она, вни­матель­но изу­чая свою (!) вол­шебную па­лоч­ку, воз­вра­щен­ную Дра­ко.

Ни­чего в ней осо­бен­но­го нет, обык­но­вен­ное по­лиро­ван­ное де­рево, но она уже ви­дела, на что спо­соб­ны вол­шебни­ки с ее по­мощью. Дра­ко ис­кал ка­кую-то нуж­ную кни­гу в биб­ли­оте­ке, и ог­ромные тя­желые ма­нус­крип­ты то пос­лушно па­дали на стол ак­ку­рат­ной гор­кой, то воз­вра­щались на свои пол­ки. Его отец на ее гла­зах на­казы­вал эль­фа-до­мови­ка за ка­кую-то про­вин­ность, и Гер­ми­она до сих пор не мог­ла за­быть, как от­ча­ян­но кри­чал и не­лепо дер­гался нес­час­тный все­го лишь от лег­ких, та­ких гра­ци­оз­ных и кра­сивых дви­жений па­лоч­ки.

— За­чем, ес­ли не­дели че­рез две ты и са­ма вспом­нишь? — удив­ля­ет­ся Дра­ко.

— Я хо­чу сей­час. По­нима­ешь, — эмо­ци­ональ­но объ­яс­ня­ет де­вуш­ка, — во мне слов­но пус­то­та, и не толь­ко от то­го, что нет па­мяти, но и от то­го, что не дей­ству­ет важ­ная часть ме­ня. Мы ма­ги, и вол­шебная си­ла — это на­ша сущ­ность, на­ша при­рода, да?

— Со­вер­шенно вер­но.

— Ну вот, и сей­час я как проз­ревший сле­пой, ко­торый ви­дит мир, но не по­нима­ет, что в нем. Или как без­ру­кий ка­лека, чу­дом об­ретший ру­ку, но со­вер­шенно не уме­ющий ею поль­зо­вать­ся.

Дра­ко хмы­ка­ет и по­жима­ет пле­чами.

— Хо­рошо, толь­ко пре­дуп­реждаю, учи­тель из ме­ня не­важ­ный.

Гер­ми­она улы­ба­ет­ся.

— Но уче­ница бу­дет са­мая вни­матель­ная и бла­годар­ная.

Их за­нятия про­ходят стран­ным об­ра­зом. Дра­ко твер­до убеж­ден, что они бес­по­лез­ны, но Гер­ми­она так не счи­та­ет. И с каж­дым днем до­казы­ва­ет это все воз­раста­ющей кол­дов­ской си­лой. Зак­лятья да­ют­ся ей уди­витель­но лег­ко, что не­уди­витель­но, по мне­нию Дра­ко, так как она их все зна­ет, прос­то не пом­нит.

— Ты зна­ешь боль­ше ме­ня, ты бы­ла луч­шей уче­ницей на­шего кур­са, — твер­дит он ей каж­дый день.

— Но сей­час я знаю, что ни­чего не знаю! — лишь сме­ет­ся в от­вет Гер­ми­она.

Они нап­равля­ют­ся к сво­ему уже из­люблен­но­му прис­та­нищу — биб­ли­оте­ке. Ог­ромный зал раз­де­лен на две час­ти, об­ра­зуя Боль­шую и Ма­лую биб­ли­оте­ки. В пер­вой нес­коль­ко де­сят­ков ты­сяч книг в вы­соких тем­ных шка­фах и на мно­го­этаж­ных пол­ках, вто­рая нам­но­го мень­ше и у­ют­нее, все в ней рас­по­лага­ет к вдум­чи­вым за­няти­ям и чте­нию.

По до­роге Гер­ми­она что-то ти­хо шеп­чет се­бе под нос.

— Что ты де­ла­ешь? — ин­те­ресу­ет­ся Дра­ко, ог­ля­дыва­ясь на де­вуш­ку.

— Ни­чего, так, пус­тя­ки, — Гер­ми­она сму­щен­но ро­зове­ет, — прос­то счи­таю, сколь­ко ко­ридо­ров, ком­нат и лес­тниц от мо­ей ком­на­ты до биб­ли­оте­ки. Вче­ра я нем­но­го заб­лу­дилась.

Дра­ко снис­хо­дитель­но ус­ме­ха­ет­ся.

— Не тру­дись, за один раз за­пом­нить не­воз­можно. За­мок, хоть и го­раз­до мень­ше, ко­неч­но, чем Хог­вартс, на­ша шко­ла, но все рав­но име­ет дос­та­точ­но впе­чат­ля­ющие раз­ме­ры.

— Впе­чат­ля­ющие раз­ме­ры? Это слиш­ком скром­но для Мал­фой-Ме­нор! Он ог­ро­мен, ве­лик, по­дав­ля­юще рос­ко­шен!

— О, сколь­ко эмо­ций.

— Но ведь это прав­да.

Дой­дя до биб­ли­оте­ки, Гер­ми­она лу­каво при­щури­ва­ет­ся.

— Я за­пом­ни­ла все ко­ридо­ры, все по­воро­ты и все лес­тни­цы. В сле­ду­ющий раз не по­теря­юсь!

Дра­ко хит­ро пред­ла­га­ет, ед­ва сдер­жи­ва­ясь, что­бы не рас­сме­ять­ся:

— Спо­рим, что сей­час ты все рав­но не смо­жешь най­ти об­ратную до­рогу до сво­ей ком­на­ты без мо­ей под­сказ­ки?

— Спо­рим!

— Тог­да впе­ред.

Гер­ми­она уве­рен­но идет на­зад, Дра­ко — сле­дом, за­сунув ру­ки в кар­ма­ны и вре­мя от вре­мени пох­мы­кивая.

Пер­вый этаж ле­вого кры­ла, лес­тни­ца, тре­тий этаж, ко­ридор, вы­дер­жанный в се­реб­ристо-си­нем ко­лере, ры­царь с длин­ным копь­ем (ага, она идет пра­виль­но!), по­ворот. И Гер­ми­она тор­жес­тву­юще ог­ля­дыва­ет­ся на Дра­ко, тя­нет на се­бя дверь и ша­га­ет за по­рог, по­лагая, что спор она вы­иг­ра­ла.

И тут же за­жима­ет уши от гром­ких кри­ков:

— Гряз­нокров­ка! Вон от­сю­да!

— Мер­зкая дрянь!

— Ка­кой по­зор!

— Гряз­нокров­ка, в Мал­фой-Ме­нор гряз­нокров­ка!

Де­вуш­ка рас­те­рян­но пя­тит­ся, за­поз­да­ло по­нимая, что ошиб­лась. Это не ее ком­на­та, а ог­ромная кар­тинная га­лерея. Сте­ны сплошь уве­шаны пор­тре­тами лю­дей, ко­торые дви­га­ют­ся, ука­зыва­ют на нее паль­ца­ми и го­лосят так, что по ком­на­те ис­пу­ган­но ме­чет­ся эхо:

— Гряз­нокров­ка! Гряз­нокров­ка! Гряз­нокров­ка!

Гер­ми­она не по­нима­ет, что оз­на­ча­ет это сло­во, но по­чему-то ощу­ща­ет, что это го­ворит­ся о ней и да­леко не в ли­цеп­ри­ят­ном то­не. По­дос­певший Дра­ко поч­ти гру­бо вы­тал­ки­ва­ет ее в ко­ридор и зах­ло­пыва­ет дверь. Шум в га­лерее пос­те­пен­но ути­ха­ет.

Дра­ко мол­чит и лишь ки­да­ет че­рез пле­чо:

— Пош­ли.

Уже в биб­ли­оте­ке Гер­ми­она роб­ко спра­шива­ет в спи­ну пар­ня, за­няв­ше­го свое лю­бимое мес­то у ок­на:

— Что зна­чит «гряз­нокров­ка»?

Он по-преж­не­му мол­чит, и она пов­то­ря­ет свой воп­рос уже нас­той­чи­вее. И еще раз. Дра­ко рез­ко по­вора­чива­ет­ся к ней:

— Это оз­на­ча­ет ма­га, ро­дите­ли ко­торо­го не ма­ги, а лю­ди, ли­шен­ные вол­шебной си­лы, маг­лы.

Гер­ми­она за­дум­чи­во тя­нет:

— Зна­чит, мои ро­дите­ли — прос­тые лю­ди? Не ма­ги? А ты не го­ворил… Это пло­хо? Су­дя по сло­ву — пло­хо. Гряз­нокров­ка…. По­луча­ет­ся, есть и чис­токров­ки?

— Да. Моя семья — од­на из са­мых чис­токров­ных ма­гичес­ких се­мей Ве­ликоб­ри­тании.

Дра­ко за­совы­ва­ет ру­ки в кар­ма­ны, на его ли­це прос­ту­па­ют ску­лы, а гла­за ме­чут се­рые мол­нии.

Он ра­зоз­лился? Но по­чему? Что она ска­зала та­кого? Она же не ви­нова­та, что слу­чай­но нат­кну­лась на эти пор­тре­ты.

А Дра­ко сер­дится на нее — за то, что от­кры­ла дверь фа­миль­ной га­лереи.

На се­бя — за то, что за­те­ял этот ду­рац­кий дет­ский спор.

На пор­тре­ты — за то, что эти иди­оты так ще­петиль­ны в воп­ро­се за­щиты ро­довой чес­ти.

На весь мир — по­тому что тот тя­гос­тный раз­го­вор, ко­торый, как он знал, не­из­бе­жен, вдруг сва­лил­ся на не­го так быс­тро и не­ожи­дан­но. Грей­нджер не от­ста­нет, вы­пыта­ет все до мель­чай­ших под­робнос­тей.

— Это… ру­гатель­ное сло­во?

— Да, это са­мое неп­ри­лич­ное сло­во, ко­торое су­щес­тву­ет в на­шем ми­ре для ос­кор­бле­ния тех, кто про­ис­хо­дит из маг­лов­ских се­мей. Обыч­но кор­рек­тно пред­по­чита­ют вы­раже­ние «маг­ло­рож­денные».

Гер­ми­она ни­чего не от­ве­ча­ет. И их вяз­ким об­ла­ком оку­тыва­ет ти­шина. Неп­ри­ят­ная, по­рож­денная не­домол­вка­ми и не­дос­ка­зан­ностя­ми.

— Я не…

— По­чему… — од­новре­мен­но на­чина­ют Гер­ми­она и Дра­ко и вновь за­мол­ка­ют.

Дра­ко рез­ко по­вора­чива­ет­ся к де­вуш­ке.

— Да­вай про­яс­ним этот воп­рос раз и нав­сегда. Да, ты из семьи маг­лов, в то вре­мя как моя семья нас­чи­тыва­ет нес­коль­ко сот по­коле­ний од­них вол­шебни­ков. В шко­ле у нас с то­бой бы­ли… не­кото­рые раз­ногла­сия… по это­му по­воду, — Дра­ко все-та­ки за­пина­ет­ся (а па­мять ус­лужли­во та­су­ет яр­кие хог­варт­ские кар­тинки и га­день­ко хмы­ка­ет), — но сей­час это не име­ет ни­како­го зна­чения! То есть… это име­ет зна­чение, но не для ме­ня, по­верь. Но в на­шем об­щес­тве наб­лю­да­ет­ся… м-м-м… оп­ре­делен­ное нап­ря­жение или ско­рее про­тивос­то­яние…

Об­ри­совав в об­щих чер­тах (в очень об­щих и весь­ма ту­ман­ных, но все же по­нят­ных) то, что про­ис­хо­дит в их ми­ре, па­рень при­кусы­ва­ет гу­бу. Дь­явол, ну как же все за­путан­но! Как, КАК объ­яс­нить сло­жив­ше­еся по­ложе­ние ве­щей этой дев­чонке, ко­торой, не будь Тем­но­го Лор­да (вот па­радокс!), ни­ког­да не бы­ло бы доз­во­лено да­же из­да­лека взгля­нуть на ко­ваные во­рота, ве­дущие в ро­довое по­местье чис­токров­ных ма­гов? КАК ей объ­яс­нить ту же по­лити­ку Гос­по­дина, нап­равлен­ную про­тив през­ренных маг­лов? Ведь нет ни­какой ло­гики в Его дей­стви­ях! Аб­со­лют­но ни­какой!

Дра­ко дав­но уже и не пы­тал­ся по­нять, по­чему Тем­ный Лорд ярос­тно не­нави­дящий, ка­залось бы, не толь­ко маг­лов, но и вол­шебни­ков из маг­лов, вдруг про­явил столь не­ожи­дан­ный ин­те­рес к во­сем­надца­тилет­ней вол­шебни­це-гряз­нокров­ке. Прав­да, она — под­ружка Пот­те­ра, но толь­ко ли это име­ет зна­чение? Воз­можно, Гос­по­дин име­ет на нее ка­кие-то ви­ды (пусть это и зву­чит двус­мыслен­но), но опять же она — дев­чонка! Пусть ода­рен­ная, ум­ная (не в ме­ру), но все-та­ки… Ко­неч­но, в Его ок­ру­жении бы­ли жен­щи­ны, в том чис­ле и По­жира­тель­ни­цы, но Дра­ко пе­редер­ги­вало от омер­зе­ния от од­ной мыс­ли об этих кол­дунь­ях, в чь­их гла­зах плес­кался оди­нако­вый огонь бе­зум­но­го фа­натиз­ма, бо­лез­ненно­го идо­лопок­лонс­тва и ка­кой-то ди­кой не­уве­рен­ности, сме­шан­ной с бо­лез­ненным са­молю­би­ем. И од­на из них при­ходи­лась ему род­ной тет­кой! Во­ис­ти­ну, в знат­ной семье чис­токров­ных ма­гов из ро­да Блэк до по­ры до вре­мени скры­валась гниль, эда­кий над­лом, смер­тель­но опас­ный, ве­дущий род к не­от­вра­тимо­му упад­ку. Ина­че чем мож­но объ­яс­нить на­личие в од­ной семье род­ных сес­тер — Ан­дро­меду, вы­шед­шую за маг­ло­рож­денно­го, и Бел­латри­су, уби­вав­шую маг­лов с до­воль­ным сме­хом — и их ку­зена Си­ри­уса, за­щищав­ше­го маг­лов и гряз­нокро­вок?

Сла­ва Са­лаза­ру, его мать да­лека как от Ан­дро­меды, так и от Бел­латри­сы.

И так же Грей­нджер да­лека от его ма­тери. Де­мен­тор по­бери, она и есть од­на из тех, про­тив ко­го Тем­ный Лорд при­зыва­ет нап­ра­вить свои вол­шебные па­лоч­ки! Си­ту­ация не­во­об­ра­зимая. Су­мас­шедшая. И ту­пико­вая.

Дра­ко от­ры­ва­ет­ся от сво­их мыс­лей, вдруг вспом­нив, что Грей­нджер ря­дом, ждет его разъ­яс­не­ний. Гер­ми­она смот­рит на свои ру­ки, низ­ко скло­нив го­лову. Се­год­ня она за­коло­ла во­лосы вы­соко на за­тыл­ке, соб­рав их в ту­гой узел. И сей­час вид­на тон­кая шея, стран­но тон­кая, ка­жет­ся, ударь ле­гонь­ко — пе­рело­мит­ся. Дра­ко по­чему-то ста­новит­ся не­лов­ко, хо­чет­ся чем-то прик­рыть без­за­щит­ный из­гиб, скрыть от чу­жих глаз, рас­пустить тя­желую коп­ну во­лос…

Он мыс­ленно ки­да­ет в ли­цо при­гор­шню ле­дяной во­ды. «По-мо­ему, ты сов­сем уже то­го… не ина­че…».

А ти­шину про­реза­ет дро­жащий го­лос де­вуш­ки.

— Ты… не­нави­дишь ме­ня?

И Дра­ко уже ока­тыва­ет не горстью, а це­лым вед­ром той же ле­дяной во­ды. Воп­рос на мил­ли­он зо­лотых гал­ле­онов, не мень­ше.

«А как вы от­ве­тите, мис­тер, а?»

— Э-э-э, по­чему ты так ре­шила?

— Брось, Дра­ко, — де­вуш­ка кри­во ус­ме­ха­ет­ся, — ты сам толь­ко что ска­зал. А ес­ли учесть по­веде­ние тво­их ро­дите­лей и их без­ре­зуль­тат­ные по­пыт­ки не за­мечать ме­ня в собс­твен­ном до­ме… Да и пор­тре­ты бы­ли бо­лее чем еди­нодуш­ны в сво­ем мне­нии.

Дра­ко мол­чит нес­коль­ко ми­нут, под­би­рая сло­ва, и на­конец мед­ленно на­чина­ет го­ворить:

— Ты не пра­ва. Кри­чали не все пор­тре­ты. Прав­да, боль­шинс­тво, но сре­ди мо­их пред­ков бы­ли не толь­ко по­вер­ну­тые на чис­то­те кро­ви ма­ги. Нас­чет ро­дите­лей я те­бе уже го­ворил. Ка­кими бы ни бы­ли их взгля­ды, но они пре­даны Гос­по­дину и не поз­во­лят се­бе ни­каких за­меча­ний ос­корби­тель­но­го ха­рак­те­ра в твой ад­рес. Что ка­са­ет­ся ме­ня… ты не вы­зыва­ешь во мне не­навис­ти. Приз­наю, бы­ло вре­мя, ког­да я счи­тал, что… не­нави­жу те­бя… но это вре­мя ос­та­лось по­зади. Сей­час… я не знаю, что сей­час… Раз­дра­жение, ус­та­лость, иног­да нем­но­го злос­ти, но не не­нависть, оп­ре­делен­но. Прос­то я не при­вык к то­му, что­бы к каж­до­му мо­ему сло­ву прис­лу­шива­лись с та­ким вни­мани­ем, что хо­чет­ся за­вопить и убе­жать.

Пос­ле то­митель­ной па­узы Гер­ми­она под­ни­ма­ет го­лову.

— Что ж, чес­тно, — ре­зюми­ру­ет де­вуш­ка, — по­чему-то я те­бе ве­рю.

И Дра­ко не­понят­но по­чему не­замет­но пе­рево­дит дух. Слов­но это бы­ло важ­но — что­бы она по­вери­ла, что он ее не не­нави­дит…

— Дра­ко, это глу­по.

Гер­ми­она под­ни­ма­ет­ся и то­же под­хо­дит к ок­ну. Они сто­ят ря­дом, сов­сем близ­ко. И смот­рят в од­ну сто­рону, на зас­не­жен­ную рав­ни­ну да­леко вни­зу.

— Это глу­по — про­водить раз­ли­чия, ос­но­выва­ясь лишь на том, кто у те­бя ро­дите­ли — вол­шебни­ки или нет. И чу­довищ­но нес­пра­вед­ли­во су­дить ко­го-то по приз­на­ку чис­той или маг­лов­ской кро­ви. Мы все в пер­вую оче­редь лю­ди.

Дра­ко ки­да­ет на Гер­ми­ону ос­трый взгляд. Она все-та­ки су­мела до­копать­ся до су­ти, да­же нес­мотря на ту скуд­ную ин­форма­цию, ко­торую он ей вы­дал. Что ж, это Грей­нджер, че­му удив­лять­ся?

Но об­ряд нуж­но про­вес­ти се­год­ня же. Он и так тя­нул, по­лагая, что она дол­жна оп­ра­вить­ся пос­ле схват­ки с По­жира­теля­ми и ра­нения, но доль­ше мед­лить опас­но. Не се­год­ня-зав­тра за­явит­ся Тем­ный Лорд, пот­ре­бу­ет ее на а­уди­ен­цию…


* * *


— О, гос­по­ди!

Гер­ми­она по­водит пле­чами, ос­то­рож­но про­ходя вслед за Дра­ко по тем­ным ко­ридо­рам под­зе­мелья.

— Что, не нра­вит­ся?

— Я да­же не пред­по­лага­ла, что под рос­кошным зам­ком мо­жет на­ходить­ся… та­кое… та­кой…

Дра­ко ус­ме­ха­ет­ся, рас­па­хивая две­ри ком­на­ты с пен­таграм­мой и жес­том приг­ла­шая вой­ти.

— А здесь что?

Гер­ми­она щу­рит гла­за, вгля­дыва­ясь в сум­рачное ма­рево по­тол­ка, ухо­дяще­го вы­соко вверх.

— Ка­кое стран­ное кол­довс­тво.

— Оши­ба­ешь­ся, — Дра­ко рас­став­ля­ет алые све­чи по уг­лам пя­тико­неч­ной звез­ды, — здесь как раз нет кол­довс­тва.

— Как это?

— Здесь есть ма­гия, но ма­гия не ру­кот­ворная, не че­лове­чес­кая. Ско­рее это ма­гия при­род­ная.

Гер­ми­она ука­зыва­ет на звез­ду.

— Хо­чешь ска­зать, что это то­же сот­во­рено при­родой?

— О, это — нет. Ес­ли не оши­ба­юсь, звез­ду сот­во­рил один из мо­их пред­ков, не­кий Мак­си­мус Мал­фой, стра­дав­ший край­не прис­кор­бной бо­лезнью — ма­ни­ей ве­личия по­полам с одер­жи­мостью де­мона­ми.

— Де­мона­ми?

— Угу. Он по­лагал, что выз­вав нас­то­яще­го де­мона, смо­жет под­чи­нить его се­бе и с его по­мощью то ли за­во­юет весь мир, то ли скор­мит ему сво­их вра­гов. Не пом­ню.

— И чем за­кон­чи­лась ис­то­рия?

— А чем она мог­ла за­кон­чить­ся, ес­ли в де­ле за­меша­ны та­кие ми­лаш­ки, как де­моны? Пос­ле оче­ред­но­го эк­спе­римен­та Мак­си­муса не наш­ли. Ос­та­лись лишь ка­кие-то по­доз­ри­тель­ные пят­на на по­лу.

Гер­ми­она вздра­гива­ет и не­довер­чи­во спра­шива­ет:

— Ты шу­тишь?

— От­нюдь. Это се­мей­ная ле­ген­да. Как бы там ни бы­ло, мож­но ска­зать спа­сибо Мак­си­мусу за эту ком­на­ту. За ее пре­делы не вы­ходит ма­гия, и ник­то не мо­жет уз­нать, что здесь про­ис­хо­дит.

Дра­ко за­жига­ет па­лоч­кой пос­леднюю све­чу и вып­рямля­ет­ся, ши­ка­ет, при­зывая де­вуш­ку к ти­шине.

— Те­перь слу­шай ме­ня вни­матель­но. Мы про­ведем один об­ряд, чрез­вы­чай­но важ­ный не толь­ко для те­бя. Для нас.

— По­чему?

— Не пе­реби­вай, — Дра­ко прис­лу­шива­ет­ся к ти­шине, ца­рящей в под­зе­мелье, и про­дол­жа­ет, — дей­ствие это­го об­ря­да бу­дет зак­лю­чать­ся в том, что на тво­ей па­мяти бу­дет как бы пос­тавлен блок, скры­ва­ющий и ис­ка­жа­ющий ре­аль­ные мыс­ли, нас­тро­ение и вос­по­мина­ния, по­тому что все­го это­го не дол­жен уз­нать ник­то и преж­де все­го — Тем­ный Лорд.

— Но…

— Твои вос­по­мина­ния, Грей­нджер, весь­ма спе­цифич­ны и смер­тель­но опас­ны. Для те­бя же са­мой.

— Я ни­чего не по­нимаю. Это опас­но? Как? Ты же сам го­ворил, что Лорд…

— Я про­сил — не пе­реби­вать! — се­рые гла­за тем­не­ют, — пом­нишь наш раз­го­вор о чис­той и маг­лов­ской кро­ви? Ты маг­ло­рож­денная и этим все ска­зано. И еще ты — Гер­ми­она Грей­нджер, а это имя мно­го зна­чит в на­шем об­щес­тве. С тех пор, как те­бя дос­та­вили сю­да, ты ни­чего не ви­дела, кро­ме стен Мал­фой-Ме­нор, а там за ни­ми идет вой­на! И сер­дце этой вой­ны — Тем­ный Лорд. Ра­ди се­бя, ра­ди… — Дра­ко спо­тыка­ет­ся (имя Пот­те­ра не дол­жно зву­чать здесь!) тех, ко­го ты ос­та­вила, ты дол­жна вер­нуть­ся ту­да, от­ку­да приш­ла! — пос­ледние сло­ва па­рень поч­ти вык­ри­кива­ет и рез­ко встря­хива­ет свет­лой чел­кой, упав­шей на гла­за.

Гер­ми­она при­кусы­ва­ет гу­бу.

— Что мне де­лать?

Дра­ко ука­зыва­ет па­лоч­кой на се­реди­ну пен­таграм­мы и хо­лод­но го­ворит:

— Стань в се­реди­ну. И что бы ни про­изош­ло, не вы­ходи из нее.

Он на­чина­ет чи­тать зак­ли­нание, на ред­кость длин­ное и изо­билу­ющее не­понят­ны­ми сло­вами. Мож­но уло­вить лишь об­щий смысл — взы­вание к из­на­чаль­ной си­ле вол­шебс­тва, и к си­ле зам­ка, уже мно­го сто­летий ук­ры­ва­юще­го в сво­их сте­нах древ­ний род, и к си­ле чис­той вол­шебной кро­ви, те­кущей в жи­лах пред­ста­вите­лей это­го ро­да. Алы­ми ручь­ями мед­ленно раз­го­ра­ют­ся ли­нии пен­таграм­мы, алые языч­ки свеч ко­лышут­ся в сум­ра­ке и жад­но тя­нут­ся в сто­рону Дра­ко.

Дра­ко прик­ры­ва­ет гла­за и сос­ре­дота­чива­ет­ся. За­щита. Его за­щита, сквозь ко­торую не смог про­бить­ся да­же Вол­де­морт. Ма­лень­кий, неж­данный, но ока­зав­ший­ся жиз­ненно не­об­хо­димым дар его пред­ков. Часть его си­лы. Нуж­но по­делить­ся ею. Сде­лать так, что­бы она пе­реш­ла и к Грэй­нджер. Это важ­но. Очень важ­но.

В вис­ках на­чина­ет пуль­си­ровать. Не­ме­ет и тя­желе­ет за­тылок. Кровь все силь­нее шу­мит в ушах. Слов­но мо­ре. Мо­ре… силь­ное… веч­ное… ка­ча­ет на сво­их лас­ко­вых вол­нах… и так мяг­ко… бе­реж­но… шеп­чет что-то свое… ус­по­ка­ива­ющее… он всег­да лю­бил мо­ре… вол­ны на­каты­ва­ют на пе­сок и с ти­хим ше­лес­том от­ка­тыва­ют­ся… на­пол­за­ют и от­ка­тыва­ют­ся… на­пол­за­ют и от­ка­тыва­ют­ся…

Гер­ми­она с удив­ле­ни­ем и со все воз­раста­ющим стра­хом смот­рит на Дра­ко, гла­за ко­торо­го смот­рят на нее, но сов­сем пус­ты. Зрач­ки рас­ши­рились так, что се­рая ра­дуж­ка не вид­на. А гу­бы все шеп­чут стран­ные сло­ва, и вол­шебная па­лоч­ка в ру­ке вы­писы­ва­ет узо­ры и пет­ли. О, гос­по­ди, что про­ис­хо­дит? Что за об­ряд? По­чему он это де­ла­ет? Ему же пло­хо!

Из па­лоч­ки вы­тека­ет и пос­те­пен­но оку­тыва­ет Дра­ко стран­ная све­тяща­яся дым­ка, сов­сем проз­рачная, се­реб­ристая, пов­то­ря­ющая кон­ту­ры его те­ла. Он слов­но ок­ру­жен неж­ным лун­ным си­яни­ем. Вне­зап­но он гром­ко вы­гова­рива­ет пос­леднее сло­во, и дым­ка яр­ко вспы­хива­ет, Гер­ми­она поч­ти слеп­нет. Но ус­пе­ва­ет за­метить, что ма­лень­кое се­реб­ристое све­тяще­еся об­лачко от­де­лилось от Дра­ко и мет­ну­лось к ней.

В сле­ду­ющий миг, ког­да к ней воз­вра­ща­ет­ся зре­ние, и пе­ред гла­зами вновь взды­ма­ют­ся зер­каль­но-чер­ные по­лиро­ван­ные сте­ны этой ком­на­ты, Дра­ко нич­ком ле­жит на по­лу, креп­ко сжи­мая в ру­ке па­лоч­ку, а дым­ка ис­чезла.

— Дра­ко! — Гер­ми­она уже го­това ки­нуть­ся к пар­ню, но он под­ни­ма­ет го­лову, сер­ди­то и бес­силь­но хри­пит:

— Я же ска­зал — ос­та­вать­ся на мес­те! Об­ряд еще не за­кон­чен.

— Но ты!

— Я… в по­ряд­ке.

Он мед­ленно под­ни­ма­ет­ся на но­ги, тя­жело ды­ша, слов­но про­бежал нес­коль­ко миль без пе­редыш­ки.

— Об­ряд еще не за­кон­чен, — пов­то­ря­ет он сквозь зу­бы и под­ни­ма­ет па­лоч­ку, — Et sub umbra tecti mei. Nunc et in perpetuum.

Он ус­та­ло по­тира­ет лоб и опус­ка­ет па­лоч­ку.

— Вот, те­перь все.

Алые све­чи про­горе­ли поч­ти до кон­ца, хо­тя бы­ли ед­ва ли не по­лумет­ро­выми, ли­нии пен­таграм­мы угас­ли. Гер­ми­она прис­лу­шива­ет­ся к се­бе, ста­ра­ясь по­нять, что же про­изош­ло. Вро­де ни­чего не­обыч­но­го. Нем­но­го по­бали­ва­ет го­лова. Нем­но­го плы­вет пе­ред гла­зами. И все. Ни­чего осо­бен­но­го она не чувс­тву­ет. По­лучи­лось ли?

Она вы­ходит из пен­таграм­мы и ос­то­рож­но тро­га­ет Дра­ко за ру­кав.

— С то­бой прав­да все в по­ряд­ке?

Он бле­ден поч­ти до проз­рачнос­ти, но уп­ря­мо ки­ва­ет.

— Да. Сла­бость — все­го лишь по­боч­ный эф­фект. Че­рез па­ру ми­нут прой­дет.

Гер­ми­она не­одоб­ри­тель­но ка­ча­ет го­ловой.

— По-мо­ему, те­бе луч­ше лечь в пос­тель.

— Я это и сде­лаю, чуть поз­же, — за­веря­ет ее Дра­ко и, чуть по­шаты­ва­ясь, нап­равля­ет­ся к две­рям, — идем, ско­ро ужин. Ма­ма не лю­бит, ког­да опаз­ды­ва­ют.

— Дра­ко…

— Грей­нджер, — он не­ожи­дан­но креп­ко и боль­но хва­та­ет ее за за­пястье и по­вора­чива­ет к се­бе, об­жи­гая взгля­дом, — об этом об­ря­де не дол­жен знать ник­то! Ни мои ро­дите­ли, ни Тем­ный Лорд, ко­торый ско­ро по­жела­ет ви­деть те­бя, ни кто-ли­бо дру­гой. Ты ни од­ним сло­вом не об­молвишь­ся о том, что здесь про­изош­ло, ес­ли хо­чешь жить и вер­нуть­ся к сво­им род­ным. Ты дол­жна ве­рить мне и де­лать, как я ска­жу, по­тому что толь­ко в этом твое спа­сение. Ты по­няла?

Гер­ми­она ки­ва­ет, по­тому что ви­дит в его гла­зах, что это сов­сем не шут­ка, это слиш­ком серь­ез­но, хо­тя и слиш­ком стран­но и за­путан­но.

— Но по­чему? По­жалуй­ста, ска­жи мне! Я по­няла, что этот об­ряд нап­равлен во бла­го мне, но даль­ше ни­чего не по­нимаю!

Дра­ко не­охот­но от­ве­ча­ет:

— Ра­но или поз­дно Лорд вы­зовет те­бя к се­бе и по­пыта­ет­ся уз­нать кое-что пос­редс­твом лег­ги­лимен­ции. Это очень силь­ная ма­гия, и он вла­де­ет ею в со­вер­шенс­тве. Ког­да твои вос­по­мина­ния нач­нут к те­бе воз­вра­щать­ся, ты ста­нешь слиш­ком важ­ной пер­со­ной, но при этом твоя жизнь не бу­дет сто­ить и кна­та. Ког­да Лорд ре­шит, что по­лучен­ных све­дений бо­лее чем дос­та­точ­но, с то­бой бу­дет по­кон­че­но. Впро­чем, есть и дру­гой путь — ты мо­жешь стать ору­ди­ем шан­та­жа. Но и в том, и в дру­гом слу­чае ис­ход один.

Де­вуш­ка вздра­гива­ет и ин­стинктив­но от­ша­тыва­ет­ся.

— Ко­го шан­та­жиро­вать? Мо­их ро­дите­лей?

— Нет, твои ро­дите­ли слиш­ком нич­тожны для за­мыс­лов Тем­но­го Лор­да. Есть дру­гие лю­ди, ко­торым ты до­рога, и ко­торые мо­гут пос­ту­пить весь­ма оп­ро­мет­чи­во, ког­да уз­на­ют, что ты в его ру­ках.

— Кто?!

— Ты са­ма вспом­нишь, — кри­во улы­ба­ет­ся Дра­ко и ша­га­ет в ко­ридор, — идем, мы и так неп­рости­тель­но опаз­ды­ва­ем на ужин.


* * *


«Бо­юсь!» — бь­ет­ся в го­лове Гер­ми­оны, ког­да она спус­ка­ет­ся по лес­тни­це вслед за Дра­ко, нап­равля­ясь к ка­бине­ту, — «как же я бо­юсь! Кто Он та­кой? Что Он ска­жет? Что Он сде­ла­ет мне? Не­из­вес­тность ху­же опас­ности».

Слов­но про­читав ее мыс­ли, Дра­ко ос­та­нав­ли­ва­ет­ся.

— Не бой­ся. Страх пу­та­ет мыс­ли и от­равля­ет ду­шу. А Лорд хоть и пред­по­чита­ет ра­боле­пие, при­пер­ченное стра­хом, но це­нит сме­лых.

Гер­ми­она ки­ва­ет и, при­кусив гу­бу, ре­шитель­но вздер­ги­ва­ет под­бо­родок. Вы­сокая дверь ти­хо от­кры­ва­ет­ся, про­пус­кая их. И де­вуш­ка пре­рывис­то взды­ха­ет, силь­но хва­та­ясь за ру­ку пар­ня.

В глу­боком крес­ле, по­иг­ры­вая па­лоч­кой, вос­се­да­ет Тот, ко­го на­зыва­ют Тем­ным Лор­дом. Его ли­цо ка­жет­ся не­ес­тес­твен­но бе­лым на фо­не чер­ной ко­жаной обив­ки, на тон­ких гу­бах иг­ра­ет хо­лод­ная улыб­ка.

— Про­шу, про­шу, мисс Грей­нджер. Весь­ма рад ви­деть вас в доб­ром здра­вии. Дра­ко, маль­чик мой, я смот­рю, ты неп­ло­хо справ­ля­ешь­ся с ролью гос­тепри­им­но­го хо­зя­ина.

Дра­ко низ­ко скло­ня­ет го­лову, а Гер­ми­она пы­та­ет­ся изоб­ра­зить ре­веранс.

— Бла­года­рю Вас, мой Гос­по­дин. С мисс Грей­нджер не воз­ни­ка­ет ни­каких хло­пот.

Вол­де­морт щу­рит крас­ные гла­за.

— При­сажи­вай­тесь, мисс Грей­нджер, Гер­ми­она. Поз­во­литель­но ли на­зывать вас по име­ни? По-прос­то­му, как сре­ди сво­их.

— Да, ко­неч­но, Ми­лорд.

Гер­ми­она поч­ти за­гип­но­тизи­рован­но не от­ры­ва­ет взгля­да от длин­ных блед­ных паль­цев, лас­ко­во, как жи­вот­ное, пог­ла­жива­ющих вол­шебную па­лоч­ку.

— Как вам Мал­фой-Ме­нор? Ве­лико­леп­ный за­мок, не прав­да ли?

— Да, ко­неч­но, Ми­лорд.

Дра­ко чуть слыш­но по­каш­ли­ва­ет.

«Грей­нджер, опом­нись, оч­нись, не си­ди, как све­жеза­моро­жен­ный до­мовик»

— Гер­ми­она, — Вол­де­морт нак­ло­ня­ет­ся впе­ред, — Дра­ко объ­яс­нил вам, по­чему вы здесь?

— Да, Ми­лорд, — Гер­ми­она на­конец от­ры­ва­ет взгляд от рук и смот­рит ему пря­мо в ли­цо, — Дра­ко мне все объ­яс­нил, прос­то и по­нят­но.

— Поз­воль­те уз­нать, что вы ду­ма­ете по это­му по­воду?

Де­вуш­ка мед­лит с от­ве­том и ос­то­рож­но под­би­ра­ет сло­ва:

— Увы, Ми­лорд, до тех пор, по­ка моя па­мять не вер­нется, я пред­став­ляю со­бой бес­по­лез­ное су­щес­тво. Мис­тер и мис­сис Мал­фой лю­без­но пре­дос­та­вили мне кров, а Дра­ко по­мога­ет мне ов­ла­деть ча­рами и зак­лять­ями. Я так им бла­годар­на, что не мо­гу и вы­разить. Что мне еще ска­зать? По­ка что я все­го лишь знаю свое имя и, ду­маю, неп­ло­хая уче­ница Дра­ко.

Вол­де­морт ки­ва­ет, на его плос­ком ли­це не вы­ража­ет­ся ни­чего. Гер­ми­она с внут­ренним сод­ро­гани­ем, но с внеш­ней сме­лостью не опус­ка­ет глаз. О, Бо­же, по­чему Он… та­кой? Ка­кой си­лой от Не­го ве­ет! Так и чувс­тву­ет­ся вол­на, да­же не объ­яс­нить че­го — ле­деня­щего кок­тей­ля ноч­но­го стра­ха и кош­марных снов, с за­пахом смер­ти, пе­реп­ле­та­ющим­ся с ту­маном бе­зумия и прип­равлен­ным аро­матом ужа­са. Вдруг вспо­мина­ют­ся сло­ва Дра­ко, ска­зан­ные им в пер­вый день: «Си­ла, сос­ре­дото­чен­ная в нем, не­пос­ти­жима, не име­ет наз­ва­ния и не­под­властна ни­кому, кро­ме не­го. Не­воз­можно про­тивос­то­ять Тем­но­му Лор­ду. Он — наш Гос­по­дин, мы — Его слу­ги».

Да, так и хо­чет­ся прек­ло­нить ко­лени, под­чи­нить­ся, за­быть се­бя, рас­тво­рить­ся в нем…

— Что ж, Гер­ми­она, я вас по­нимаю и да­же со­чувс­твую. По­теря па­мяти — вещь неп­ри­ят­ная.

Стран­ное чувс­тво. Как буд­то кто-то ле­гонь­ко, кро­хот­ным не­весо­мым пе­рыш­ком ка­са­ет­ся ее моз­гов, тро­га­ет не­види­мые струн­ки, роб­ко под­би­рая ме­лодию, ти­хо ду­ет на зер­каль­ную гладь тем­ной во­ды, пы­та­ясь что-то уви­деть, что-то глу­боко лич­ное, сок­ро­вен­ное. Как страш­но. По­жалуй­ста, нет! Не на­до!!!

Она ин­стинктив­но нап­ря­га­ет­ся, ста­ра­ясь про­тивос­то­ять жут­ко­му не­види­мому взгля­ду, чу­жому при­сутс­твию, и в тот же мо­мент ед­ва не па­да­ет с крес­ла, ог­лу­шен­ная вне­зап­ным прис­ту­пом бо­ли. Пе­рыш­ко прев­ра­тилось в мо­лот, ожес­то­чен­но бь­ющий по го­лове.

Лорд что-то го­ворит, она ви­дит, как от­кры­ва­ет­ся и зак­ры­ва­ет­ся его рот, длин­ные блед­ные ру­ки мяг­ко жес­ти­кули­ру­ют. Но соз­на­ние от­ка­зыва­ет­ся ра­ботать, вос­при­нимать про­ис­хо­дящее.

— Вам пло­хо?

— Грей­нджер, что с то­бой? — го­лоса ед­ва до­носят­ся до нее, как сквозь тол­стый слой ва­ты, и чьи-то ру­ки, силь­ные и в то же вре­мя ос­то­рож­ные, опус­ка­ют­ся на пле­чи.

— Нич-че­го… Все нор­маль­но… про­шу про­щения, — еле вы­гова­рива­ет она, — это, на­вер­ное, пос­ледс­твия зак­лятья. Вы что-то спро­сили, Ми­лорд? Бо­юсь, я не ус­лы­шала.

Она чувс­тву­ет на сво­ем ли­це хо­лод­ные, до оз­но­ба хо­лод­ные паль­цы. Они сколь­зят по ще­ке, до­ходят до под­бо­род­ка и при­под­ни­ма­ют его. Хо­лод от них, ка­жет­ся, про­ника­ет глу­боко под ко­жу.

— Вы храб­рая де­воч­ка, Гер­ми­она Грей­нджер. Я мно­го уз­нал о вас за эти нес­коль­ко ми­нут, хо­тя мы пе­реб­ро­сились все­го лишь па­рой слов, и мо­гу ска­зать, что был бы рад, ес­ли бы вы вош­ли в чис­ло мо­их… дру­зей.

Ле­деня­щее ка­сание хо­лод­ной ру­ки опас­ности… лег­кое ды­хание смер­ти… зо­вущее обе­щание не­ведо­мого…

Гер­ми­она при­ходит в се­бя уже в ко­ридо­ре.

— Что со мной бы­ло?

Дра­ко поч­ти за­бот­ли­во ос­ве­дом­ля­ет­ся:

— Те­бе луч­ше?

— Да, но что это бы­ло?

— Прос­то Лорд при­менил лег­ги­лимен­цию и по­пытал­ся про­ник­нуть в твою го­лову.

— Так прос­то? Но я поч­ти ни­чего не по­чувс­тво­вала. Он же ни­чего не де­лал, толь­ко го­ворил…

— Ему ни­чего и не нуж­но, Он очень опы­тен в та­ких де­лах.

— Но…

Дра­ко по­жима­ет пле­чами.

— Я те­бе го­ворил.

— Да, да, но что Он уви­дел? Что ощу­тил? Это же я, это мое соз­на­ние…

— Нас­коль­ко я мо­гу су­дить, Он по­ка ни на что и не на­де­ял­ся. Слиш­ком ма­ло вре­мени прош­ло. Па­мять нач­нет к те­бе воз­вра­щать­ся нем­но­го поз­же.

Гер­ми­она пе­рево­дит дух и прик­ры­ва­ет гла­за, прис­ло­ня­ясь к сте­не.

— А то, что про­изош­ло, это из-за об…

— Грей­нджер! — ярос­тно ши­пит па­рень, ог­ля­дыва­ясь, и та­щит ее по­даль­ше от опас­но­го ка­бине­та, — я же го­ворил — ни сло­ва! И у стен есть уши.


* * *


Лорд Вол­де­морт под­хо­дит к ок­ну и скло­ня­ет го­лову, наб­лю­дая, как на ши­рокий кар­низ мед­ленно опус­ка­ют­ся сне­жин­ки. Опять снег. На этом се­вере слиш­ком хо­лод­но, сты­нет кровь в жи­лах. По­чему пред­ки Лю­ци­уса выс­тро­или за­мок имен­но здесь? Впро­чем, мож­но по­нять — бла­гос­тное у­еди­нение, сво­бода и ни­каких маг­лов. Хо­тя нет, семь сто­летий на­зад, воз­можно, их тут и в по­мине не бы­ло, а сей­час нап­ло­дил­ся це­лый пар­ши­вый го­родиш­ко.

Итак, что мы име­ем? Мисс Гер­ми­она Грей­нджер. Ес­ли прав­да все то, что о ней сар­кастич­но це­дил Се­верус, то она — весь­ма цен­ное при­об­ре­тение, да­же мож­но ска­зать, бес­ценное. Впро­чем, о том, что эта дев­чонка до­рога Пот­те­ру, и ра­ди нее тот пой­дет на мно­гое, Он ос­ве­дом­лен и без не­нуж­ных под­ска­зок Се­веру­са. Но кто мог знать, что во­сем­надца­тилет­няя дев­чонка-ав­рор мо­жет знать и, глав­ное, при­менить Тем­ные Ис­кусс­тва! Да еще и к се­бе! О, он зна­ет толк в изыс­канных древ­них ча­рах, ко­торые всег­да вып­ле­та­ют за­мыс­ло­ватую кан­ву, поз­во­ля­ющую зак­лятью рас­пустить­ся при­чуд­ли­вым цвет­ком.

Пе­ретя­нуть ее к се­бе, ко­неч­но, не удас­тся. Да­вая сы­ну Лю­ци­уса за­дание, Он за­ранее знал, что оно бу­дет про­вале­но. Гриф­финдор­ка. Пот­те­рова под­ружка. Дамб­лдо­ров­ская уче­ница. Учи­лась у прок­ля­того Грю­ма в Ав­ро­рате. Она ум­на, силь­на сво­ими ма­гичес­ки­ми воз­можнос­тя­ми и сво­им ду­хом. Ма­лодуш­но­му и трус­ли­вому мал­фо­ев­ско­му сын­ку не пе­ре­убе­дить ее или пе­рехит­рить. Это все­го лишь еще од­на воз­можность ткнуть щен­ка в лу­жу, на­тянуть по­водок, а так­же сно­ва на­пом­нить Лю­ци­усу, что они оба в его ру­ках.

Вна­чале дей­стви­тель­но Он на­мере­вал­ся вы­тянуть из дев­чонки все нуж­ное, по­шан­та­жиро­вать Пот­те­ра и уб­рать ее. Жи­вой она Ему не нуж­на, бо­лее то­го — опас­на. На­вер­ня­ка, при ле­гили­мен­ции Он бы сло­мал ее, пос­коль­ку она соп­ро­тив­ля­лась бы до пос­ледней чер­ты и да­же за ней. Но и в ви­де ис­те­ка­юще­го слю­нями рас­те­ния она бы­ла бы цен­на в ка­чес­тве при­ман­ки для Пот­те­ра.

Да, но се­год­ня… Се­год­ня при лег­ги­лимен­ции он ощу­тил неч­то… неч­то ед­ва уло­вимое, но очень важ­ное… Он ни­ког­да не по­нимал гриф­финдор­цев с их все­объ­ем­лю­щими и ма­лов­ра­зуми­тель­ны­ми мо­раль­ны­ми по­няти­ями, ли­шен­ны­ми вся­кой ло­гики. Они мог­ли глу­по по­гибать за през­ренных маг­лов, не­лепо за­щищать убо­гих су­ществ ма­гичес­ко­го ми­ра (не без ис­клю­чений, ко­неч­но, так как один гриф­финдо­рец Хвост сто­ит нес­коль­ких сли­зерин­цев), но их глав­ным у­яз­ви­мым мес­том, всег­да не­из­менным, ос­та­вались чувс­тва. Чувс­тва, мисс Грей­нджер, да-да… Ин­те­рес­но… Она са­ма вкла­дыва­ет ему в ру­ки все ни­ти… И этот мал­фо­ев­ский от­прыск, так ста­ратель­но и тро­гатель­но пы­та­ющий­ся не об­ра­щать вни­мания, пря­чущий гла­за…

Ка­кая ве­лико­леп­ная на­меча­ет­ся иг­ра, тон­кая, ще­кочу­щая, ка­залось бы уже дав­но ат­ро­фиро­вав­ши­еся че­лове­чес­кие нер­вы!

Тем­ный Лорд хищ­но улы­ба­ет­ся, ос­та­нав­ли­вая взгляд на мра­мор­ной ста­туе в са­ду. Со­вер­шенные очер­та­ния, иде­аль­ные про­пор­ции, прек­расный лик — тво­рение ге­ния. У те­бя хо­роший вкус, Лю­ци­ус, а ка­ковы вку­сы тво­его сы­на? До не­дав­не­го вре­мени не бы­ло же­лания это уз­на­вать, но сей­час все из­ме­нилось. К то­му же про­рочес­тво… О, как удач­но все скла­дыва­ет­ся. Это мо­жет по­лучить­ся ин­те­рес­но, весь­ма не­ожи­дан­но и да­же изящ­но, друг мой. Ес­ли ты не ос­ме­лишь­ся воз­ра­зить, а ты не ос­ме­лишь­ся, не прав­да ли, Лю­ци­ус?

Он до­берет­ся до маль­чиш­ки Пот­те­ра, еще не вре­мя. А по­ка… по­ка бу­дет за­бав­но.

Глава 8. Начало волшебства

 День угас, на не­бе вы­сыпа­ли яр­кие звез­ды. По­езд Хог­вартс-Экс­пресс приб­ли­жал­ся к мес­ту наз­на­чения. Вы­пус­тив па­ры, он ос­та­новил­ся на ма­лень­кой пус­тынной плат­форме сре­ди не­высо­ких хол­мов. Ре­бята под­хва­тили че­мода­ны, Не­вилл плот­но зак­рыл ак­ва­ри­ум с Мэттью, и они дви­нулись к вы­ходу. На ули­це бы­ло тем­но, ца­рили су­толо­ка и тол­чея. Школь­ни­ки всех кур­сов тол­ка­лись на пер­ро­не. Вдруг меж­ду ни­ми по­яви­лась по­ис­ти­не ги­гант­ская фи­гура с фо­нарем в ру­ке, и гром­кий труб­ный го­лос воз­вестил:

— Пер­во­кур­сни­ки! Все ко мне! Со­бирай­тесь сю­да, пер­во­кур­сни­ки!

— Это крес­тный Хаг­рид! — шеп­ну­ла с вос­торгом Ли­ли и рва­нулась к ги­ган­ту.

Маль­чи­ки, шум­но от­ду­ва­ясь, по­бежа­ли за ней. Алекс с Рей­ном та­щили свои тя­желен­ные че­мода­ны, к то­му же взя­ли еще и ее че­модан, от­дав клет­ку с фи­лином и лег­кий рюк­зак ей. Ког­да они по­дош­ли к ог­ромно­му че­лове­ку в ме­ховой кур­тке, нес­мотря на теп­ло сен­тябрь­ско­го ве­чера, Ли­ли уже об­ни­мала его за ко­лени, так как вы­ше прос­то не дос­та­вала.

— При­вет, моя де­воч­ка! О, Рейн У­из­ли и ты в Хог­вар­тсе! — прог­ро­мыхал ве­ликан, — а я уж ду­мал, ты нас­то­ящим ля­гушат­ни­ком стал и в этот их, как там, Шар­мба­тон, пос­ту­пишь. По­лучил на день рож­де­ния мой по­дарок? Как ро­дите­ли по­жива­ют? Я-то, вишь, толь­ко се­год­ня ут­ром из ко­ман­ди­ров­ки вер­нулся.

— Спа­сибо, Хаг­рид, — улыб­нулся Рейн, — твой по­дарок прос­то су­пер. Прав­да, приш­лось вы­пус­тить его, а то нюх­лер из­рыл весь сад вок­руг де­душ­ки­ного по­местья. Па­па пе­реда­вал те­бе ог­ромный при­вет. А мы те­перь бу­дем жить здесь.

— Ну и пра­виль­но, че­го вы в этой Фран­ции по­теря­ли? Ни­чего там хо­роше­го нет. Хо­тя ма­ма-то твоя не­бось не очень ра­да?

— Не очень, а что ей по­делать? — по­жал пле­чами Рейн, — ку­да па­па, ту­да и она.

— Ну лад­но, иди­те, рас­са­живай­тесь по лод­кам, еще уви­дим­ся, — про­гудел Хаг­рид и вы­ше под­нял фо­нарь, — пер­во­кур­сни­ки, все сю­да, ко мне!

Ли­ли по­маха­ла Хаг­ри­ду ру­кой и шеп­ну­ла ку­зену:

— По-мо­ему, он до сих пор сер­дит на нее, да, Рей­ни?

Рейн серь­ез­но кив­нул.

— Да, она очень оби­дела его, ког­да от­ка­залась пе­ре­ехать в Ан­глию.

Алекс ни­чего не по­нял из их ди­ало­га, но ни­чего не ска­зал, по­могая Не­вил­лу по­удоб­нее ус­тро­ить Мэт­та.

Ре­бята прош­ли даль­ше по тро­пин­ке вниз и уви­дели боль­шое круг­лое озе­ро с чер­ной в сгус­тивших­ся су­мер­ках во­дой, на дру­гом бе­регу ко­торо­го на ска­ле воз­вы­шал­ся ог­ромный за­мок. У Алек­са пе­рех­ва­тило ды­хание от вос­торга, ког­да он рас­смат­ри­вал его баш­ни и ба­шен­ки, ос­трые шпи­ли, взмет­нувши­еся к не­бу, ве­личес­твен­ные ку­пола и из­ло­ман­ные кры­ши. В мно­гочис­ленных ок­нах све­тились теп­лые жел­тые огонь­ки. За зам­ком вид­не­лись ку­пы де­ревь­ев, чер­ные в но­чи. Так вот где пред­сто­яло ему жить и учить­ся!

У ма­лень­кой прис­та­ни по­качи­вались на вол­нах ло­доч­ки в ви­де ле­бедей. Дру­гие пер­во­кур­сни­ки уже рас­са­жива­лись. Они вчет­ве­ром се­ли в од­ну, и лод­ки са­ми тро­нулись по гла­ди тем­ной во­ды к зам­ку. Они проп­лы­ли че­рез тун­нель и вы­сади­лись на дру­гой прис­та­ни поч­ти у са­мых во­рот зам­ка, ко­торые ук­ра­шали скуль­пту­ры в ви­де кры­латых веп­рей, прош­ли по ши­рокой до­рож­ке, вы­мощен­ной кам­ня­ми, к ка­мен­ной лес­тни­це, ко­торая ве­ла к ог­ромным две­рям. Две­ри гос­тепри­им­но рас­кры­лись, и оро­бев­шие пер­во­кур­сни­ки вош­ли в них. Их взо­рам от­крыл­ся прос­торный тем­но­ватый холл, ос­ве­ща­емый фа­кела­ми в под­став­ках, по уг­лам ко­торо­го бе­лели ста­туи. Из хол­ла ве­ли нес­коль­ко две­рей и нес­коль­ко лес­тниц, на сту­пень­ке од­ной из них сто­яла вы­сокая кол­дунья сред­них лет, в тем­но-си­ней бар­хатной ман­тии и в та­кого же цве­та вы­сокой шля­пе с ши­роки­ми по­лями. Ее ка­рие гла­за смот­ре­ли твер­до и су­рово. Алекс су­дорож­но сглот­нул и по­думал, что, на­вер­ня­ка, под го­рячую ру­ку ей луч­ше не по­падать­ся.

— Итак, пер­во­кур­сни­ки, — она ог­ля­дела пе­репу­ган­ных и по­дав­ленных мрач­ной об­ста­нов­кой де­тей, — ме­ня зо­вут про­фес­сор Афи­на Дир­борн, я де­кан фа­куль­те­та Ког­тевран. Ра­да ви­деть вас всех в Хог­вар­тсе. На­де­юсь, что вы дос­той­но про­дол­жи­те на­ши тра­диции, а зна­ния, по­лучен­ные в этих сте­нах, по­могут вам в жиз­ни. Сей­час вы прой­де­те вмес­те со мной в Боль­шой Зал, и Вол­шебная Шля­па рас­пре­делит вас по фа­куль­те­там.

Про­фес­сор Дир­борн по­вела за со­бой куч­ку бу­дущих пер­во­кур­сни­ков, слов­но на­сед­ка цып­лят. Они прош­ли в вы­сокие двус­твор­ча­тые две­ри и ока­зались в ог­ромном (в этом зам­ке все бы­ло та­ким ог­ромным!) вы­соком за­ле со стран­ным по­тол­ком, на ко­тором пе­реми­гива­лось звез­дны­ми свет­ля­ками ноч­ное не­бо («А мо­жет, по­тол­ка во­об­ще нет?!»). Зал, за­литый яр­ким све­том мно­гочис­ленных све­чей, ко­торые пла­вали в воз­ду­хе са­ми по се­бе, на­пол­ненный на­родом, ог­лу­шил и ос­ле­пил Алек­са. Спра­ва и сле­ва тя­нулись по два длин­ных ря­да сто­лов, за ко­торы­ми уже бы­ло пол­ным-пол­но ве­село и очень гром­ко го­монив­ших школь­ни­ков. Нап­ро­тив вхо­да, у даль­ней сте­ны, на ко­торой ви­сел герб, сто­ял еще один стол, по-ви­димо­му, учи­тель­ский, за ко­торым си­дели взрос­лые ма­ги. И все — и стар­шие школь­ни­ки, и пре­пода­вате­ли — смот­ре­ли на ис­пу­ган­ных бу­дущих пер­во­кур­сни­ков, ко­торые, спо­тыка­ясь и ози­ра­ясь по сто­ронам, сле­дова­ли за про­фес­со­ром Дир­борн.

— Ох, что-то мне не­хоро­шо, — про­бор­мо­тал ока­зав­ший­ся ря­дом с Алек­сом Си­рил.

Алекс прек­расно его по­нимал. У не­го са­мого же­лудок вы­делы­вал стран­ные куль­би­ты, а но­ги ре­шитель­но от­ка­зыва­лись от­ры­вать­ся от по­ла. Рейн и Ли­ли по пра­вую ру­ку от не­го выг­ля­дели та­кими уве­рен­ны­ми и спо­кой­ны­ми, что он не­воль­но им по­зави­довал. Про­фес­сор Дир­борн тем вре­менем под­ве­ла их к поч­ти са­мому учи­тель­ско­му сто­лу. Нап­ро­тив не­го сто­ял де­ревян­ный та­бурет на трех нож­ках, на ко­тором ле­жала изод­ранная ос­тро­конеч­ная шля­па с ши­роки­ми мя­тыми по­лями. Да­же на пер­вый взгляд она выг­ля­дела очень-очень ста­рой.

«На­вер­ное, это и есть Рас­пре­деля­ющая Шля­па, ко­торая еще и пес­ни по­ет»

До­гад­ка под­твер­ди­лась — в шля­пе от­кры­лось от­вер­стие, по­хожее на рот, и она за­пела нем­но­го про­тив­ным хрип­лым го­лосом! У по­лови­ны бу­дущих пер­во­кур­сни­ков гла­за вы­тара­щились на это чу­до, а од­на осо­бо впе­чат­ли­тель­ная де­воч­ка упа­ла в об­мо­рок. Но про­фес­сор Дир­борн быс­тро при­вела ее в чувс­тво.

Че­тыре фа­куль­те­та есть у нас,

Наз­ванья их всем хо­рошо из­вес­тны.

На каж­дом с ра­достью при­ветят вас,

И вот об этом про­пою я пес­ню.

На Гриф­финдо­ре толь­ко храб­ре­цы,

Го­товые опас­ность встре­тить вмес­те,

Хо­тя они от­нюдь и не глуп­цы,

Но нет до­роже ни­чего им чес­ти.

Для Пуф­фендуя глав­ное — упорс­тво,

И труд, и скром­ность, и, ко­неч­но же, тер­пенье.

Пред ис­тинным ли­цом ве­лико­душья

Вмиг от­сту­па­ют тяж­кие сом­ненья.

Бе­рет к се­бе лишь ум­ных Ког­тевран,

В уче­бе силь­ных и при­леж­ных ду­хом.

И лишь один со­вет им мо­жет быть и дан:

Не за­бывать дру­зей, упорс­твуя в на­уках.

Путь в Сли­зерин от­крыт для тех, кто тверд

В на­мереньи до­бить­ся сво­его,

Для тех, кто хо­чет в жиз­ни об­лачных вы­сот

Дос­тигнуть, не пу­га­ясь ни­чего.

Че­тыре фа­куль­те­та есть у нас,

На каж­дом с ра­достью при­ветят вас.

Шля­пу выс­лу­шали с ве­личай­шим вни­мани­ем, а по­том про­фес­сор Дир­борн дос­та­ла пря­мо из воз­ду­ха длин­ный сви­ток пер­га­мен­та и ска­зала, об­ра­ща­ясь к ре­бятам:

— Я бу­ду за­читы­вать по спис­ку ва­ши име­на, вы на­дева­ете Шля­пу, и она на­зовет фа­куль­тет. Итак, прис­ту­пим. Эй­ве­ри, Эм­ма­лена.

Вы­сокая де­воч­ка с зо­лотис­ты­ми во­лоса­ми по­дош­ла к та­буре­ту, усе­лась на не­го и нах­ло­бучи­ла Шля­пу.

— Пуф­фендуй! — вык­рикну­ла Шля­па, и край­ний стол спра­ва зах­ло­пал и за­шумел.

Вдруг Ли­ли креп­ко схва­тила Алек­са за ру­ку. Он удив­ленно взгля­нул на де­воч­ку.

— Я бо­юсь! — про­шеп­та­ла она, — вдруг она пош­лет ме­ня на Пуф­фендуй или, то­го ху­же, на Сли­зерин?

— Ты что? Нет, ко­неч­но, — ус­по­ка­ива­юще от­ве­тил он, — ты обя­затель­но по­падешь на Гриф­финдор. Или на Ког­тевран. Это мне на­до бо­ять­ся.

— Ты не по­падешь на Сли­зерин! — Ли­ли чуть не зак­ри­чала, — ту­да по­пада­ют злыд­ни вро­де Де­лэй­ни. Спо­рим, что он точ­но бу­дет на Сли­зери­не?

— Да­же спо­рить не бу­ду, я точ­но знаю, что по­падет и бу­дет ло­пать­ся от гор­дости.

Ли­ли хи­хик­ну­ла, но ру­ку Алек­са не от­пусти­ла. Он по­думал про се­бя, что ес­ли уж Ли­ли, вы­рос­шая в вол­шебной семье, так нер­вни­ча­ет, то он прос­то обя­зан бес­по­ко­ить­ся.

— Де­лэй­ни, Эд­вард.

— Сли­зерин!

— Ну вот, я же го­ворил! — шеп­нул Алекс Ли­ли, и она за­кива­ла, про­вожая взгля­дом на­пыщен­но шес­тво­вав­ше­го к сто­лу Сли­зери­на Де­лэй­ни.

— Фо­ули, Стэн­форд.

— Пуф­фендуй!

— Голд­стейн, Фе­ликс.

— Ког­тевран!

— Гойл, Гре­гори.

— Пуф­фендуй!

— Кинг, Эн­то­ни.

— Сли­зерин!

— Что? Он по­пал на Сли­зерин? — Алекс смот­рел на свет­ло­воло­сого кре­пыша, нап­равля­юще­гося ко вто­рому сто­лу спра­ва.

— Ты его зна­ешь? — Рейн то­же по­вер­нулся взгля­нуть на сли­зерин­цев.

— Знаю, мы в по­ез­де поз­на­коми­лись. Он из не­вол­шебной семьи, ска­зал, что у них в семье ни­ког­да не бы­ло ма­гов.

— На­до же… — за­дум­чи­во про­тянул Рейн, — Сли­зерин на­бира­ет маг­ло­рож­денных? Да­же не по­лук­ро­вок? Ин­те­рес­но…

— Лей­нстрендж, Даф­на.

— Гриф­финдор!

— Лон­гбот­том, Не­вилл.

— Гриф­финдор!

— Сла­ва Мер­ли­ну, он по­пал на Гриф­финдор! — вы­дох­ну­ла Ли­ли, — крес­тная прос­то сош­ла бы с ума, ес­ли он по­пал на дру­гой фа­куль­тет! Она так хо­чет, что­бы он был по­хож на сво­его па­пу, да­же уп­ро­сила ди­рек­то­ра Мак­Го­нагалл при­нять его на год по­рань­ше, что­бы он учил­ся с на­ми.

— Мак­Миллан, А­ида.

— Ког­тевран!

— Мак­Нейр, Гай.

— Ког­тевран!

— Мал­фуа, Са­тин!

Свет­ло­воло­сая де­воч­ка не ус­пе­ла на­деть Шля­пу, как та вык­рикну­ла:

— Сли­зерин!

— Как и сле­дова­ло ожи­дать, — по­жал пле­чами Рейн и под­тол­кнул Алек­са, — твоя оче­редь, уда­чи. Пос­та­рай­ся не по­пасть к сво­ей ку­зине и Де­лэй­ни.

— Мал­фой Грей­нджер, Алек­сандр.

— Ин­те­рес­но, по­чему Алек­са вы­зыва­ют пос­ле Мал­фуа? По-мо­ему, он Грей­нджер Мал­фой, а не Мал­фой Грей­нджер.

— Ти­ше, Рей­ни, скрес­ти паль­цы!

Ог­ромный зал на мгно­вение при­тих, а по­том взор­вался бур­ны­ми пе­решеп­ты­вани­ями. Мно­гие да­же вста­вали со сво­их мест, что­бы взгля­нуть на маль­чи­ка. Учи­тель­ский стол то­же ожи­вил­ся, Хаг­рид что-то гром­ко про­бор­мо­тал ху­доща­вой кол­дунье с ян­тарно-жел­ты­ми гла­зами, прес­та­релый ма­лень­кий вол­шебник с длин­ной се­дой бо­родой, ма­куш­ка ко­торо­го ед­ва вид­не­лась над сто­лом, дер­нул за ру­кав мо­лодо­го ма­га в чер­ной ман­тии с вы­соким во­ротом. Вол­шебни­ца с рез­ки­ми чер­та­ми ли­ца нак­ло­нилась к сво­ей со­сед­ке, ве­селой и ожив­ленной ры­жево­лосой жен­щи­не, ко­торая с улыб­кой смот­ре­ла на де­тей. А кол­дунья с ум­ны­ми про­ница­тель­ны­ми гла­зами, ко­торая си­дела в зо­лотом крес­ле с рез­ной спин­кой, вни­матель­но пос­мотре­ла на маль­чи­ка, как буд­то хо­тела заг­ля­нуть ему в мыс­ли. Алекс пой­мал на се­бе ее ис­пы­ту­ющий взгляд и ис­пы­тал не­воль­ное же­лание оп­равдать­ся не­понят­но в чем. Она бы­ла чем-то не­уло­вимо по­хожа на про­фес­со­ра Дир­борн.

Алек­су ста­ло не­уют­но от та­кого прис­таль­но­го вни­мания к сво­ей скром­ной пер­со­не. Он с нес­ги­ба­ющи­мися но­гами и бь­ющим­ся где-то в жи­воте сер­дцем взоб­рался на вы­сокий та­бурет (это ему уда­лось со вто­рой по­пыт­ки) и на­тянул Шля­пу, ко­торая упа­ла на не­го чуть ли не до плеч. И вдруг пря­мо в го­лове (так ему по­каза­лось) раз­дался уже зна­комый нег­ромкий, чуть хрип­ло­ватый го­лос:

«Так, так, так… Ин­те­рес­но! Та­кое ред­ко встре­ча­ет­ся… Хм-м-м, ви­жу ум и не­дюжин­ный. А так­же стрем­ле­ние до­бить­ся сво­его, нес­мотря ни на что… И сме­лость есть, и храб­рость… М-м-м, ку­да же те­бя пос­лать? Мно­го лет на­зад то­же был та­кой ха­рак­тер, он сам выб­рал свой путь. На­де­юсь, он не ошиб­ся… А что де­лать с то­бой?»

Алекс в па­нике заж­му­рил­ся, чувс­твуя, как за­коло­тилось в бе­шеном тем­пе сер­дце. Она у не­го спра­шива­ет, ку­да пос­лать?! От­ку­да же он зна­ет? Хо­тя…

«Я пой­ду ку­да угод­но, толь­ко не рас­пре­деляй­те на Сли­зерин!»

«Прав­да? Ты уве­рен? Мно­го по­коле­ний тво­их пред­ков я от­пра­вила имен­но на этот фа­куль­тет. Они не жа­лова­лись. Они бы­ли гор­ды этим»

«По­жалуй­ста, толь­ко не ме­ня! Не хо­чу на Сли­зерин!»

«Да-а-а… Со­юз Гриф­финдо­ра и Сли­зери­на дал прос­то по­рази­тель­ный ре­зуль­тат. Что ж, пос­мотрим…»

— Гр-р-риф­финдо-о-ор!

Алекс од­ним рыв­ком ста­щил с го­ловы Шля­пу и, об­легчен­но за­улы­бав­шись, на­шел взгля­дом Ли­ли и Рей­на, ко­торые за­маха­ли ему ру­ками, Ли­ли да­же под­пры­гива­ла от пе­ре­из­бытка чувств. Он сполз с та­буре­та и по­бежал к сто­лу фа­куль­те­та Гриф­финдор, сту­ден­том ко­торо­го от­ны­не ста­новил­ся.

Гриф­финдор встре­тил его нап­ря­жен­ным мол­ча­ни­ем. Не бы­ло ап­ло­дис­ментов, ру­копо­жатий, но­вых зна­комств, ве­селых расс­про­сов. Школь­ни­ки раз­гля­дыва­ли его во все гла­за, тол­ка­ли друг дру­га, ры­жево­лосый па­рень с се­реб­ря­ным знач­ком «С» на ман­тии нах­му­рил­ся, но под­ви­нул­ся, ус­ту­пая ему мес­то. Алекс сде­лал вид, что ни­чего не за­метил, но его ра­дость за­мет­но увя­ла. Он ти­хо вздох­нул; по­хоже, при­дет­ся ми­рить­ся с тем, что все бу­дет, как и в обык­но­вен­ной шко­ле. Ник­то не бу­дет с ним об­щать­ся, раз­ве что бу­дут про­сить спи­сывать на кон­троль­ных. Из-за че­го здесь на не­го ко­со смот­рят?

— Нотт, Фе­лиси­ти.

— Пуф­фендуй!

— Пот­тер, Ли­лия.

— Гриф­финдор!

На этот раз стол Гриф­финдо­ра за­шумел, все улы­бались, за­маха­ли Ли­ли ру­ками. Ка­кой-то па­ренек да­же вско­чил на скамью и зас­вистел, на не­го за­шика­ли, но без­злоб­но. Ли­ли под­бе­жала к сто­лу, нес­коль­ко че­ловек сра­зу под­ви­нулись, ос­во­бож­дая ей мес­то и приг­ла­шая сесть ря­дом. Но де­воч­ка плюх­ну­лась меж­ду Алек­сом и ры­жево­лосым пар­нем, улы­ба­ясь и ки­вая при­ветс­тво­вав­шим ее сту­ден­там.

— Мо­лод­чи­на, Ли­ли! Я был уве­рен, что Шля­па от­пра­вит те­бя к нам, — ска­зал ры­жево­лосый.

— Ох, Ар­ти, я-то сов­сем не бы­ла уве­рена! Тряс­лась так, что зу­бы сту­чали. Хо­рошо, Алекс ме­ня нем­ножко под­бодрил, — Ли­ли прос­то све­тилась от ра­дос­ти.

— Рик­кет, Эри­ус.

— Сли­зерин!

— Тай­лер, Си­рил.

— Сли­зерин!

— И он в Сли­зерин? — Алекс был удив­лен. Пос­ле слов Ли­ли, что из фа­куль­те­та Сли­зерин сплошь вы­ходи­ли чер­ные ма­ги, он с не­кото­рым пре­дубеж­де­ни­ем смот­рел на тех, кто по­падал на Сли­зерин. Впро­чем, с дру­гой сто­роны, Эн­то­ни и Си­рил по­каза­лись ему впол­не нор­маль­ны­ми, со­вер­шенно обык­но­вен­ны­ми маль­чи­ками, а не по­тен­ци­аль­ны­ми злоб­ны­ми кол­ду­нами.

— Тур­пин, Грейс.

— Ког­тевран!

— У­из­ли, Рей­нар.

— Гриф­финдор!

Рейн уже бе­жал к вско­чив­шим Ли­ли и Алек­су.

— Уф, вот все и по­зади! — вы­дох­нул он, — клас­сно, мы все бу­дем учить­ся на од­ном фа­куль­те­те. Поз­драв­ляю, Алекс!

Алекс с ис­крен­ним чувс­твом пот­ряс ру­ку Рей­на, а Ли­ли, улы­ба­ясь, по­ложи­ла свою ру­ку по­верх их.

Пос­ле рас­пре­деле­ния про­фес­сор Дир­борн вы­нес­ла та­бурет вмес­те со Шля­пой, а кол­дунья с прон­зи­тель­ным взгля­дом под­ня­лась и на­чала го­ворить нег­ромким, но слыш­ным да­же в даль­них уг­лах ог­ромно­го за­ла го­лосом:

— Итак, про­шу об­ра­тить вни­мание, в этом го­ду у нас не­кото­рые из­ме­нения в пре­пода­ватель­ском сос­та­ве. Тран­сфи­гура­цию вмес­то про­фес­со­ра Фо­сетт бу­дет вес­ти про­фес­сор У­из­ли, а про­фес­сор Флинт, ра­нее быв­ший вто­рым пре­пода­вате­лем, ста­новит­ся пер­вым пре­пода­вате­лем и де­каном фа­куль­те­та Сли­зерин. Про­фес­сор Слиз­норт ушел в от­став­ку.

— Это про­фес­сор Мак­Го­нагалл, ди­рек­тор Хог­вар­тса, — шеп­ну­ла Ли­ли спра­ва, а сле­ва Рейн до­бавил:

— Рань­ше она бы­ла де­каном Гриф­финдо­ра.

— А кто сей­час де­кан Гриф­финдо­ра?

— Про­фес­сор Лю­пин, — Ли­ли кив­ком го­ловы ука­зала на вол­шебни­цу с рез­ки­ми чер­та­ми ли­ца, — они друзья с ма­мой и па­пой, она хо­рошая, толь­ко очень стро­гая и серь­ез­ная. У нее муж и дочь по­гиб­ли в вой­не, ма­ма го­вори­ла, что она с тех пор ни ра­зу не улыб­ну­лась.

— А вон де­кан Сли­зери­на, про­фес­сор Флинт, его ку­зен был По­жира­телем Смер­ти, его су­дили в Ви­зен­га­моте и ки­нули в Аз­ка­бан. Про­фес­сор Крот­котт, тот, ко­торый раз­го­вари­ва­ет с Хаг­ри­дом — де­кан Пуф­фендуя.

— Про­фес­сор Дир­борн — де­кан Ког­тевра­на, ее муж Ми­нистр Ма­гии, а она — сес­тра про­фес­со­ра Мак­Го­нагалл, прав­да, они по­хожи?

Ос­ве­дом­ленность Ли­ли и Рей­на о пре­пода­ватель­ском сос­та­ве Хог­вар­тса прос­то оше­лом­ля­ла Алек­са. Он уже в ко­торый раз за день при­уныл, он-то во­об­ще ни­чего не знал, аб­со­лют­но! Как он бу­дет учить­ся?!!

— При­ят­но­го ап­пе­тита!

По­ка ре­бята пе­решеп­ты­вались, ди­рек­тор Мак­Го­нагалл за­кон­чи­ла свою речь и взмах­ну­ла вол­шебной па­лоч­кой. Сто­лы тут же на­чали ло­мить­ся от са­мых раз­но­об­разных яств. Биф­штек­сы, рос­тби­фы, кар­то­фель­ное пю­ре с со­сис­ка­ми и под­ли­вом, жа­реная ку­рица, пи­роги с поч­ка­ми, бу­тер­бро­ды, бу­лоч­ки, пи­рож­ки и еще мно­го и мно­го че­го. Из все­го ви­ден­но­го кол­довс­тва Алек­су боль­ше все­го пон­ра­вилось имен­но это, же­лудок у не­го дав­но ур­чал. Он ре­шитель­но прид­ви­нул к се­бе блю­до с ку­рицей.

Над сто­лами не­кото­рое вре­мя сто­ял толь­ко приг­лу­шен­ный го­мон и звук при­боров. При по­яв­ле­нии де­сер­та Ли­ли бла­жен­но за­кати­ла гла­за, за­видев пи­рож­ные с пыш­ным кре­мом, а Рейн по­тянул­ся за ог­ромным кус­ком шо­колад­но­го тор­та. Толь­ко Алекс так на­ел­ся, что в не­го уже не вле­зало боль­ше ни еди­ного ку­соч­ка. Он от­ки­нул­ся на сту­ле, от­ду­ва­ясь, и взгля­нул на сли­зерин­ский стол. От­ту­да ему ве­село по­маха­ли Эн­то­ни и Си­рил, си­дев­шие ря­дом с Са­тин Мал­фуа, по ви­ду ко­торой бы­ло за­мет­но, что это со­седс­тво ей не по вку­су. Алекс ус­мехнул­ся и по­махал в от­вет. Пос­ле то­го, как все окон­ча­тель­но на­сыти­лись, школь­ни­ки на­чали рас­хо­дить­ся по спаль­ням. Вы­сокий ры­жево­лосый па­рень со знач­ком, ко­торый был, как до­гадал­ся Алекс, Ар­ту­ром У­из­ли, по­доз­вал к се­бе пер­во­кур­сни­ков-гриф­финдор­цев.

— Сле­дуй­те за мной, я про­веду вас в на­шу Гос­ти­ную.

Они дви­нулись по мно­гочис­ленным лес­тни­цам, пе­рехо­дам, из­ги­бам ко­ридо­ров, то под­ни­ма­ясь, то опус­ка­ясь, сво­рачи­вая то на­лево, то нап­ра­во, и ско­ро Алекс во­об­ще за­путал­ся, в ка­кую сто­рону они идут. На­конец они под­ня­лись по вин­то­вой лес­тни­це и очу­тились в ко­ридор­чи­ке, в ко­тором ви­сел боль­шой пор­трет пол­ной жен­щи­ны в чу­довищ­ном ро­зовом платье.

— О, оче­ред­ные пер­во­кур­сни­ки? — улыб­ну­лась она, и маль­чик чуть не спот­кнул­ся о впе­реди иду­щего Рей­на.

Пор­трет раз­го­вари­ва­ет?! Или это ему пос­лы­шалось? Но су­дя по не ме­нее пот­ря­сен­ным ли­цам еще пя­терых ре­бят, ему оп­ре­делен­но не пос­лы­шалось.

— Она что, жи­вая? — ше­потом спро­сил он у Ли­ли.

— Кто, Пол­ная Ле­ди? Ну, на­вер­ное, нет, я не знаю. А что?

— Так она же раз­го­вари­ва­ет!

— Ну и что? Все пор­тре­ты раз­го­вари­ва­ют и дви­га­ют­ся. И фо­тог­ра­фии то­же.

Алекс оше­лом­ленно по­качал го­ловой.

— Па­роль «Фи­нита ля ко­медиа» — ска­зал Ар­тур, и пор­трет с лег­ким скре­жетом по­вер­нулся на шар­ни­рах, от­кры­вая про­ем.

Они про­лез­ли в не­го и очу­тились в прос­торной ком­на­те, ус­тавлен­ной ма­лень­ки­ми ди­вана­ми, крес­ла­ми, сто­лами и шка­фами. Гос­ти­ная бы­ла в ало-зо­лотых то­нах и выг­ля­дела очень у­ют­ной. Го­рел боль­шой ка­мин и фа­келы на сте­нах. Пор­тре­ты на сте­нах бла­гоже­латель­но улы­бались, рас­кла­нива­лись и ки­вали. Ар­тур по­казал им две лес­тни­цы.

— Эта ве­дет в спаль­ни маль­чи­ков, а эта — в спаль­ни де­вочек. Най­ди­те сво­бод­ные ком­на­ты, рас­по­лагай­тесь, об­жи­вай­тесь. Спо­кой­ной но­чи! Ли­ли, ты по­теря­ла лен­ту.

Ли­ли вых­ва­тила из рук ку­зена алую лен­точку и убе­жала с дру­гими де­воч­ка­ми на­верх, по­желав Алек­су и Рей­ну спо­кой­ной но­чи. Маль­чи­ки под­ня­лись к се­бе. Их спаль­ня то­же бы­ла в ало-зо­лотом ко­лере, там сто­яли пять кро­ватей с по­лога­ми и с прик­ро­ват­ны­ми сто­лика­ми. Со­седя­ми Алек­са и Рей­на ока­зались Не­вилл, Джу­ли­ус Брэд­ли, вы­сокий маль­чик с та­кими яр­ки­ми зе­лены­ми гла­зами, что ка­залось, они дол­жны све­тить­ся в тем­но­те, как у ко­та, и Крис Та­ун­сенд, ко­торый яв­но был из маг­лов­ской семьи, по­тому что у не­го, как и у Алек­са, был глу­пова­то-удив­ленный вид, и рот не зак­ры­вал­ся от уви­ден­ных чу­дес. Алекс раз­делся и ныр­нул под оде­яло, за­сыпая на хо­ду.

Хог­вартс встре­тил его и при­нял в ря­ды сво­их уче­ников.

На­чались учеб­ные дни. По­нача­лу пер­во­кур­сни­ки пу­тались в мно­гочис­ленных ко­ридо­рах, лес­тни­цах, ко­торые ме­няли нап­равле­ние, заб­ре­дая сов­сем не ту­да. Школь­ни­ки из маг­лов­ских се­мей до дро­жи в ко­лен­ках в пер­вое вре­мя бо­ялись при­виде­ний и пол­тергей­ста Пив­за, ко­торый не­щад­но их драз­нил, об­сы­пал ме­ловы­ми крош­ка­ми, об­ли­вал во­дой, ука­зывал сов­сем дру­гое нап­равле­ние, ес­ли к не­му об­ра­щались с воп­ро­сом. По­это­му час­ты бы­ли опоз­да­ния на зав­трак и да­же на уро­ки. Не­кото­рые пре­пода­вате­ли от­но­сились к это­му с по­нима­ни­ем, не­кото­рые сер­ди­лись. В са­мый пер­вый день у гриф­финдор­цев бы­ли уро­ки за­щиты от тем­ных ис­кусств, зель­ева­рение и тран­сфи­гура­ция. Алекс, Ли­ли и Рейн еле-еле ус­пе­ли на зав­трак, свер­нув на треть­ем эта­же не в тот ко­ридор, нас­ко­ро прог­ло­тили что-то, да­же не по­няв, и пом­ча­лись на пер­вый урок. Ли­ли ле­тела впе­реди всех и ус­пе­вала еще на бе­гу го­ворить:

— Ни­чего…страш­но­го… уф… про­фес­сор Лю­пин… не бу­дет ру­гать­ся… уф-уф… мы же… не на­роч­но… уффф…

Алекс и Рейн толь­ко пых­те­ли, ед­ва пос­пе­вая вслед за ней и пу­та­ясь в ман­ти­ях. Они вбе­жали в класс че­рез три ми­нуты пос­ле звон­ка. Там уже бы­ли все их од­но­кур­сни­ки («И как они ус­пе­ли?» — с ко­лоть­ем в бо­ку по­думал Алекс), а за сво­им сто­лом гроз­но вос­се­дала про­фес­сор Лю­пин.

— Пер­вый день и уже опаз­ды­ва­ем? — она стро­го взгля­нула на ре­бят, ко­торые все не мог­ли от­ды­шать­ся.

Ли­ли от­ве­тила за всех:

— Прос­ти­те, те­тя Нимф… про­фес­сор Лю­пин, мы нем­но­го заб­лу­дились.

— Так, Пот­тер, У­из­ли, са­дитесь. А как ва­ша фа­милия, мо­лодой че­ловек?

— Грей­нджер Мал­фой.

— Грей­нджер Мал­фой? — ка­залось, что Лю­пин сей­час хва­тит удар. Она при­под­ня­лась и по­белев­ши­ми паль­ца­ми схва­тилась за край сто­ла.

— Грей­нджер Мал­фой? Что ж, са­дитесь, мис­тер Мал­фой, и впредь пос­та­рай­тесь не опаз­ды­вать на мои за­нятия.

Алекс про­шел к сво­бод­но­му мес­ту ря­дом с Не­вил­лом и опус­тился на стул. Про­фес­сор Лю­пин спра­вилась с со­бой и на­чала урок. Как по­нял Алекс, уро­ки за­щиты от тем­ных ис­кусств бы­ли чем-то вро­де уро­ков по бе­зопас­ности жиз­не­де­ятель­нос­ти, ко­торые ве­лись у них в обыч­ной шко­ле. На них учи­ли, как вес­ти се­бя при на­паде­нии тер­ро­рис­тов, при вне­зап­ной во­ен­ной ата­ке, что де­лать на по­жаре или ког­да на­пада­ют злые со­баки и во­об­ще аг­рессив­ные жи­вот­ные. Здесь бы­ло то же са­мое, толь­ко на ма­гичес­кий лад.

На про­тяже­нии по­ложен­ных со­рока пя­ти ми­нут тя­желый взгляд про­фес­со­ра Лю­пин то и де­ло ос­та­нав­ли­вал­ся на Алек­се, и к кон­цу он на­чал ощу­щать се­бя нем­но­го не в сво­ей та­рел­ке. Ед­ва она от­пусти­ла класс, Алекс с об­легче­ни­ем выс­ко­чил из ка­бине­та од­ним из пер­вых и стал ждать Ли­ли и Рей­на. В ко­ридор на пе­реме­ну вы­сыпа­ли школь­ни­ки, и мно­гие из них шеп­та­лись, гля­дя на блед­но­го ху­дого маль­чи­ка, оди­ноко сто­яв­ше­го у сте­ны. Не­кото­рые чуть ли не ука­зыва­ли паль­цем, дру­гие, на­обо­рот, де­монс­тра­тив­но не об­ра­щали вни­мания и, про­ходя ми­мо, слов­но не за­мечая, тол­ка­ли.

Алек­су ста­ло еще не­уют­ней. Он не по­нимал, с чем свя­зан та­кой ин­те­рес к не­му, с од­ной сто­роны, и с дру­гой — ед­ва ли не от­кры­тая неп­ри­язнь и от­чужде­ние. Этот воп­рос: «По­чему здесь, в ма­гичес­ком ми­ре, где он ни­кого не зна­ет, от­но­сят­ся к не­му так, как буд­то он сде­лал что-ни­будь ужас­ное?» уже при­ходил ему в го­лову, но от­ве­та не бы­ло. Вна­чале он по­думал, что, воз­можно, та­кое от­но­шение свя­зано с тем, что он из не­вол­шебно­го ми­ра. Но ведь он был не один та­кой осо­бен­ный, в Гриф­финдо­ре, как он ус­пел уз­нать, бы­ло очень мно­го ре­бят из не­вол­шебных се­мей, и на них ник­то не об­ра­щал та­кого вни­мания. В го­лову на­чало зак­ра­дывать­ся по­доз­ре­ние, по­ка еще не­офор­мивше­еся и ту­ман­ное, что, ве­ро­ят­но, по­доб­ным ис­клю­читель­ным по­ложе­ни­ем он обя­зан сво­им ро­дите­лями, кем бы они ни бы­ли…

На­конец по­яви­лись Ли­ли и Рейн, и тро­ица нап­ра­вилась в под­зе­мелья на зель­ева­рение. Ли­ли смор­щи­ла нос.

— У нас же сов­мес­тный урок со сли­зерин­ца­ми, ка­кой ужас!

Рейн скри­вил­ся, а Алекс по­думал, что их неп­ри­язнь ко всем сли­зерин­цам дос­ти­га­ет прос­то за­об­лачных вы­сот. Но ведь все ре­бята с фа­куль­те­та Сли­зерин не мо­гут быть та­кими, как Де­лэй­ни со сво­ими "шка­фами" и Са­тин Мал­фуа.

Они по­дош­ли к ка­бине­ту зель­ева­рения, у ко­торо­го тол­пи­лась ку­ча на­рода, в ос­новном жен­ско­го по­ла. Де­воч­ки, все по ви­ду стар­ше­кур­сни­цы, пе­решеп­ты­вались, хи­хика­ли, заг­ля­дыва­ли в ка­бинет, ко­го-то выг­ля­дывая. Алекс, Рейн и Ли­ли ед­ва про­тол­ка­лись че­рез них, уси­лен­но ра­ботая лок­тя­ми, и кое-как проб­ра­лись в класс. Как ни стран­но, на этот раз они доб­ра­лись пер­вы­ми, в ка­бине­те бы­ли про­фес­сор Флинт, тем­но­воло­сый мо­лодой че­ловек с яс­ны­ми го­лубы­ми гла­зами, и ка­кой-то ста­рик с пыш­ны­ми мор­жо­выми уса­ми, чей объ­емис­тый жи­вот на­пом­нил Алек­су мис­те­ра Грин­грас­са из ад­во­кат­ской кон­то­ры. Ста­рик что-то го­ворил Флин­ту, а тот вни­матель­но слу­шал, ки­вал го­ловой и из­редка за­давал воп­ро­сы. Он улыб­нулся, уви­дев ре­бят, и жес­том приг­ла­сил их за­нять мес­та, а сам про­дол­жил слу­шать. Вско­ре под­тя­нулись ос­таль­ные, гриф­финдор­цы и сли­зерин­цы. Эн­то­ни и Си­рил тут же по­дош­ли поз­до­ровать­ся с Алек­сом. Ли­ли под­жа­ла гу­бы, а Рейн очень хо­лод­но пос­мотрел на них. Са­тин Мал­фуа упор­но де­лала вид, что не за­меча­ет ни Алек­са, ни его дру­зей, а Эд­вард Де­лэй­ни, на­обо­рот, те­ат­раль­но гром­ко ска­зал:

— Эй, ты, так все-та­ки, ка­кая у те­бя фа­милия, Грей­нджер или Мал­фой? Со­ветую оп­ре­делить­ся, на­конец.

— А те­бе ка­кое де­ло? — ог­рызнул­ся Алекс.

— Мне-то ни­како­го. Толь­ко сво­ей гряз­нокров­ной фа­мили­ей ты ос­кор­бля­ешь древ­ний род Мал­фо­ев.

Алекс сжал ку­лаки, мо­мен­таль­но чувс­твуя, как в нем на­рас­та­ет злость и же­лание уда­рить Де­лэй­ни пря­мо в его мер­зкую фи­зи­оно­мию, но за пле­чо его удер­жал Рейн, а Ли­ли вспых­ну­ла, как огонь.

— Зат­кнись, урод! То­же мне, чис­топлюй арис­токра­тичес­кий на­шел­ся!

— Как ми­ло, Пот­тер, ты так за­щища­ешь это­го по­лук­ровку. Не­уже­ли не зна­ешь, кем бы­ли его ро­дите­ли? Впро­чем, ты и са­ма та­кая же, что тут удив­лять­ся.

— Не смей тро­гать мо­их ро­дите­лей!

— От­стань от Ли­ли, при­дурок!

— Что здесь про­ис­хо­дит? — го­лос про­фес­со­ра Флин­та раз­дался как раз вов­ре­мя. Алекс и Эд­вард об­ме­нива­лись са­мыми злоб­ны­ми взгля­дами, на ко­торые бы­ли спо­соб­ны, и уже го­товы бы­ли ки­нуть­ся друг на дру­га. Рейн У­из­ли встал меж­ду ни­ми. Де­кан Сли­зери­на вни­матель­но взгля­нул на двух маль­чи­шек, аб­со­лют­но друг на дру­га не­похо­жих, но с оди­нако­вым ог­нем силь­ней­шей неп­ри­яз­ни в гла­зах, и по­качал го­ловой.

— Эд­вард, зай­ми­те мес­то, и вы, мо­лодой че­ловек, то­же. Как вас зо­вут?

— Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой, — в гру­ди Алек­са все еще го­рело.

— Грей­нджер Мал­фой? Вы ска­зали, ва­ша фа­милия Грей­нджер Мал­фой? — из-за спи­ны Флин­та по­явил­ся ста­рик.

— Да.

— Mein Gott! В са­мом де­ле? По­рази­тель­но! — ма­лень­кие тус­кло-се­рые глаз­ки ста­рика зас­верка­ли, — не­уже­ли…, — тут он ог­ля­нул­ся на школь­ни­ков и сни­зил тон, нак­ло­нив­шись пря­мо к уху Алек­са и об­да­вая его за­пахом ка­ких-то сла­дос­тей, — ва­ша мать бы­ла уди­витель­ным че­лове­ком, вы дол­жны гор­дить­ся ею. А как блис­та­ла на мо­их уро­ках! Нас­то­ящая ода­рен­ность, та­лант! На­де­юсь, вы унас­ле­дова­ли ее спо­соб­ности.

Ста­рик на­пос­ле­док кив­нул Флин­ту и от­дель­но Алек­су и нап­ра­вил­ся к две­рям.

— Про­фес­сор Слиз­норт! — ок­ликнул его Флинт, — не за­будь­те о при­еме у Даг­ворт-Грей­ндже­ра, он нас­та­ивал, что­бы вы обя­затель­но поч­ти­ли при­сутс­тви­ем.

— Не за­буду, мой маль­чик, хо­тя бе­гать по при­емам нес­коль­ко зат­рудни­тель­но в мо­ем воз­расте.

В этот мо­мент проз­ве­нел зво­нок, Слиз­норт ис­чез, а пер­во­кур­сни­ки рас­се­лись по сво­им мес­там. Про­фес­сор Флинт об­вел класс гла­зами и теп­ло улыб­нулся.

— Зель­ева­рение дос­та­точ­но слож­ный пред­мет, но ес­ли вы при­ложи­те усер­дия и про­яви­те ста­ратель­ность, ва­ши уси­лия бу­дут воз­награж­де­ны. Зелья кап­ризны и неб­ла­годар­ны, за­час­тую их при­ходит­ся го­товить нес­коль­ко ме­сяцев, но ре­зуль­тат оп­равды­ва­ет все ожи­дания. На­де­юсь, мои уро­ки по­могут вам стать ес­ли не от­личны­ми, то хо­тя бы впол­не снос­ны­ми зель­ева­рами. Итак, для на­чала пос­та­ра­ем­ся при­гото­вить са­мое прос­тое зелье — Ус­по­ко­итель­ное. Его мож­но при­нимать да­же де­тям, пос­коль­ку оно пол­ностью рас­ти­тель­ное. От­крой­те учеб­ни­ки на стра­нице три, вни­матель­но про­читай­те инс­трук­ции, оз­на­комь­тесь с мо­ими за­меча­ни­ями на дос­ке и прис­ту­пай­те. Ин­гре­ди­ен­ты во вто­ром шка­фу спра­ва. Мис­тер Лон­гбот­том, про­шу вас, убавь­те огонь под сво­им кот­лом, ина­че его ждет по­зор­ная смерть в ви­де рас­плав­ле­ния. Пра­виль­но, так уже луч­ше. Мис­тер Грей­нджер Мал­фой, по­жалуй­ста, встань­те в па­ру с мис­те­ром Лон­гбот­то­мом, ду­маю, вмес­те у вас ра­бота пой­дет быс­трее.

— Но, сэр, — про­бор­мо­тал Алекс, за­лива­ясь ру­мян­цем, — я сов­сем… ни­ког­да… я ни­чего не знаю!

— Ни­чего страш­но­го. Ду­маю, ма­ло кто из при­сутс­тву­ющих здесь уже уме­ет ва­рить зелья, да­же са­мые прос­тые. Вы на­учи­тесь.

И Алекс с Не­вил­лом при­нялись ва­рить Ус­по­ко­итель­ное зелье, по­минут­но заг­ля­дывая в учеб­ник и све­ря­ясь с над­пи­сями на дос­ке. Алекс чувс­тво­вал се­бя не очень уве­рен­но, Не­вилл был слег­ка, нет, да­же не слег­ка, а очень не­ук­лю­жим, по­это­му де­ло у них шло ни шат­ко, ни вал­ко. По край­ней ме­ре, к кон­цу уро­ка на со­сед­нем сто­ле у Ли­ли с Рей­ном ки­пящее в кот­ле ва­рево при­об­ре­ло неж­но-ро­зовый цвет и за­пах­ло чем-то лег­ко-цве­точ­ным. Как сле­дова­ло из учеб­ни­ка, та­ким и дол­жно бы­ло быть го­товое зелье. А у них оно бы­ло тем­но-ма­лино­вым и по­чему-то пах­ло све­жими огур­ца­ми.

— Это все из-за ме­ня, я же на­путал, сколь­ко ку­соч­ков кор­ня ва­лери­аны на­до бы­ло класть, — сму­щен­но ска­зал Не­вилл, от­во­дя гла­за.

Алекс хмык­нул.

— Ну, не знаю, но это не ты, а я ки­нул вмес­то пят­надца­ти цвет­ков ро­маш­ки ка­кие-то листья с ко­люч­ка­ми.

Ог­ля­дев­шись ук­радкой по сто­ронам, они уви­дели, что не у всех де­ла шли хо­рошо. У Де­лэй­ни с Мал­фуа зелье по­лучи­лось хоть и ро­зовым, но очень во­нючим. За­пах тух­лой ры­бы от их зелья до­шел да­же до них, хо­тя сли­зерин­цы си­дели за нес­коль­ко парт по­зади на дру­гом ря­ду. Два «шка­фа» Де­лэй­ни, Дер­рик и Бо­ул, тол­ка­ясь, во­об­ще оп­ро­кину­ли свой ко­тел и ос­та­лись ни с чем. У Эн­то­ни и Си­рила зелье бы­ло ядо­вито-си­рене­вого цве­та, но пах­ло так, как и дол­жно бы­ло пах­нуть. То­ни не­до­умен­но раз­во­дил ру­ками, а Си­рил ут­кнул­ся в учеб­ник. При­лич­ный ре­зуль­тат был у Джу­ли­уса с Кри­сом и у де­воч­ки-гриф­финдор­ки, ко­торая бы­ла в па­ре со сли­зерин­цем (ка­жет­ся, их зва­ли Даф­на Лей­нстрендж и Эри­ус Рик­кет). Они, ви­димо, быс­тро наш­ли об­щий язык, по­тому что на про­тяже­нии все­го уро­ка ра­бота­ли очень сла­жен­но и те­перь до­воль­но пе­рег­ля­дыва­лись, лю­бу­ясь сво­им зель­ем.

Про­фес­сор Флинт про­шел­ся по ря­дам, про­веряя за­дание. Он одоб­ри­тель­но кив­нул, уви­дев зелье Ли­ли и Рей­на.

— Пять бал­лов Гриф­финдо­ру. От­лично!

По­качал го­ловой, уло­вив ам­бре из кот­ла Де­лэй­ни и Мал­фуа.

— Ду­маю, вам еще на­до по­рабо­тать.

— По­жалуй­ста, убе­рите со сто­ла пе­чаль­ные ос­татки сво­его тру­да, мис­тер Дер­рик и мис­тер Бо­ул.

— Мис­тер Тай­лер и мис­тер Кинг, хо­рошо, но в сле­ду­ющий раз будь­те пов­ни­матель­нее, лишь од­ну ве­точ­ку сон­ной вер­бе­ны, а не три. Бо­юсь, че­ловек, имев­ший нес­частье от­ве­дать ва­ше зелье, бу­дет на ред­кость без­мя­тежен, а его род­ным не пон­ра­вит­ся по­вышен­ное слю­ноте­чение и бес­смыс­ленный взгляд.

— Мис­тер Рик­кет и мисс Лей­нстрендж, пре­вос­ходно. Вы про­демонс­три­рова­ли пох­валь­ную сов­мес­тную ра­боту, при­нес­шую дос­той­ные пло­ды. По пять бал­лов Гриф­финдо­ру и Сли­зери­ну.

— Мис­тер Лон­гбот­том и мис­тер Грей­нджер Мал­фой, к со­жале­нию, не мо­гу ска­зать, что ва­ше зелье со­от­ветс­тву­ет стан­дарту. Слиш­ком мно­го ва­лери­ано­вых кор­ней, сов­сем нет ро­маш­ки и не на­до вол­чатки, она при­меня­ет­ся в зель­ях с про­тиво­полож­ным эф­фектом. Итак, ва­шим до­маш­ним за­дани­ем бу­дет на­писать не­боль­шое со­чине­ние, в ка­ких слу­ча­ях при­меня­ет­ся Ус­по­ко­итель­ное зелье. Те, у ко­го се­год­ня не по­лучи­лось, пос­та­рай­тесь и при­неси­те луч­ший ре­зуль­тат. Урок окон­чен.

Пер­во­кур­сни­ки соб­ра­ли ве­щи и шум­но выш­ли, об­суждая свои по­лучив­ши­еся и не­полу­чив­ши­еся зелья. Эн­то­ни и Си­рил про­тол­ка­лись к Алек­су.

— Слу­шай, су­пер, прав­да? Ты как, нор­маль­но?

— Нор­маль­но! — улыб­нулся Алекс, — а вы как? Ос­во­ились?

— Шу­тишь? Я, на­вер­ное, еще дол­го не при­вык­ну. Пред­став­ля­ешь, здесь пор­тре­ты раз­го­вари­ва­ют и да­же друг к дру­гу в гос­ти хо­дят, а в озе­ре жи­вет са­мый нас­то­ящий ги­гант­ский каль­мар! Мы са­ми ви­дели его щу­паль­ца, ког­да с тра­воло­гии воз­вра­щались! — Эн­то­ни эмо­ци­ональ­но взмах­нул сум­кой и ед­ва не по­пал по пле­чу Де­лэй­ни.

— Эй, по­ос­то­рож­ней, бол­ван! — крик­нул тот, от­ша­тыва­ясь.

— Сам ду­рак! Кста­ти, Алекс, не зна­ешь, слу­ча­ем, что оз­на­ча­ет «гряз­нокров­ка»?

— Кто это те­бе ска­зал?

— Да вот этот, как его, Де­лэй­ни, ко­торый хо­дит с дву­мя го­рил­ла­ми и бе­лоб­ры­сой фи­фой. Мы с ним уже вче­ра чуть не сце­пились. Неп­ри­ят­ный, ска­жу те­бе, тип­чик. Ве­дет се­бя так, как буд­то дерь­мо ря­дом уню­хал. Ни с кем, кро­ме сво­их го­рилл, не хо­чет об­щать­ся. На­ши все удив­ля­ют­ся.

— Не об­ра­щай вни­мания, — по­сове­товал Алекс, — он иди­от не­дораз­ви­тый.

— Ага, вид­но! Ну по­ка, у нас уход за ма­гичес­ки­ми жи­вот­ны­ми, мы с Си­рилом пос­по­рили, бу­дут или нет дра­коны.

Алекс кив­нул маль­чи­кам и пом­чался до­гонять Ли­ли и Рей­на, ко­торые во вре­мя его раз­го­вора со сли­зерин­ца­ми уш­ли да­леко впе­ред.

— Не пой­му, как ты с ни­ми мо­жешь об­щать­ся, — сер­ди­то ска­зала Ли­ли, ед­ва Алекс при­со­еди­нил­ся к ним, — они же сли­зерин­цы!

— Ну и что? Я же не с Де­лэй­ни и Мал­фуа об­ща­юсь. То­ни и Си­рил нор­маль­ные пар­ни, к то­му же, как и я, из маг­лов, как ты го­воришь.

— Ты не из маг­лов!

— Но вы­рос-то я в не­вол­шебном ми­ре.

— Ты вол­шебник!

— Они то­же вол­шебни­ки! Ина­че не бы­ли бы в Хог­вар­тсе, раз­ве не так?

— Прек­ра­тите спор, — вме­шал­ся Рейн, — мы все тут во­об­ще-то вол­шебни­ки.

Тран­сфи­гура­цию, как ока­залось, ве­ла те­тя Рей­на и Ли­ли, ве­селая ры­жево­лосая кол­дунья — про­фес­сор Ан­дже­лина У­из­ли. Она за­мет­но вол­но­валась, но урок про­вела прос­то пре­вос­ходно, по­казав изум­ленным пер­во­кур­сни­кам (из маг­лов­ских се­мей, ра­зуме­ет­ся) прев­ра­щение сту­ла в пин­гви­на и об­ратно. По­том они учи­лись прев­ра­щать де­ревян­ные зу­бочис­тки в игол­ки. Как шеп­нул Рейн, это тра­диция — каж­дый год пер­во­кур­сни­ки на пер­вом уро­ке тран­сфи­гура­ции за­нима­ют­ся тем же.

К сво­ему ог­ромно­му удив­ле­нию, Алекс об­на­ружил, что у не­го кое-что по­луча­ет­ся! Зу­бочис­тка до се­реди­ны явс­твен­но на­чала от­ли­вать ме­тал­лом! У Рей­на то­же один ко­нец за­ос­трил­ся, а на вто­ром по­яви­лось уш­ко. Ря­дом с ни­ми ста­ралась Ли­ли, но у нее де­ло не прод­ви­галось впе­ред, зу­бочис­тка как бы­ла, так и ос­та­лась де­ревян­ной. Де­воч­ка расс­тро­илась. Про­фес­сор У­из­ли, уви­дев зу­бочис­тки Алек­са и Рей­на, об­ра­дова­лась так, как буд­то это бы­ло нес­лы­хан­ное вол­шебс­тво, по­каза­ла их все­му клас­су и при­бави­ла каж­до­му по пять бал­лов.

Так и пош­ли учеб­ные дни. На каж­дом уро­ке Алекс не пе­рес­та­вал удив­лять­ся чу­десам, ко­торые мож­но бы­ло сот­во­рить при по­мощи па­лоч­ки и од­но­го или нес­коль­ких не сов­сем по­нят­ных слов. Он изо всех сил ста­рал­ся не от­ста­вать от од­но­кур­сни­ков, очень вни­матель­но слу­шал объ­яс­не­ния пре­пода­вате­лей, боль­ше всех си­дел над кни­гами, изу­чая схе­мы и таб­ли­цы, чи­тая под­робные разъ­яс­не­ния, как прев­ра­тить жа­бу в са­хар­ни­цу, вы­рас­тить ле­дяной цве­ток или зас­та­вить пред­ме­ты под­ле­теть к се­бе. Мно­гие из этих зак­ли­наний и чар бы­ли слиш­ком слож­ны­ми для пер­во­кур­сни­ков, но Алек­су бы­ло ужас­но ин­те­рес­но. Боль­ше все­го ему нра­вилась тран­сфи­гура­ция и в пер­вую оче­редь, на­вер­ное, по­тому что про­фес­сор У­из­ли всег­да бы­ла доб­рой, час­то шу­тила, не за­пуги­вала труд­ностя­ми ов­ла­дения ма­гичес­ким ис­кусс­твом и под­бадри­вала, ес­ли что-то не по­луча­лось.

Про­фес­сор Флинт то­же не де­лал раз­ли­чий меж­ду школь­ни­ками из маг­лов­ских и вол­шебных се­мей, ста­вя оди­нако­во вы­сокие оцен­ки в слу­чае уда­чи и уко­риз­ненно по­качи­вая го­ловой, ес­ли зелье не по­луча­лось, и под­земный ка­бинет-ла­бора­торию оку­тывал ед­кий дым, или вдруг из кот­лов лез­ли пи­яв­ки и гу­сени­цы. Но маль­чик прос­то не мог зас­та­вить се­бя по­любить зель­ева­рение, ему ка­зались омер­зи­тель­ны­ми ин­гре­ди­ен­ты зе­лий, и он с сод­ро­гани­ем ре­зал про­тив­но-теп­лую пе­чень ля­гушек, из­ви­ва­ющих­ся чер­вей или склиз­кие моз­ги крыс.

Про­фес­сор Крот­котт, доб­ро­душ­ный тол­стя­чок, влюб­ленный в свои ко­реш­ки, трав­ки и цве­точ­ки, раз­го­вари­вал с ни­ми, как с жи­выми, и при­зывал ре­бят быть ос­то­рож­нее, не по­ломать хруп­кие вет­ки. Хо­тя не­ред­ко эти са­мые «хруп­кие вет­ки» мог­ли зап­росто под­нять ко­го-ни­будь в воз­дух вверх но­гами и злоб­но хи­хика­ли, по­ка ос­таль­ные пры­гали вок­руг, ста­ра­ясь по­мочь.

Но глав­ным огор­че­ни­ем Алек­са бы­ли про­фес­со­ра Лю­пин и Хаг­рид, ко­торый, как вы­яс­ни­лось, пре­пода­вал уход за ма­гичес­ки­ми жи­вот­ны­ми.

Лю­пин воз­не­нави­дела его с са­мого пер­во­го уро­ка. Ес­ли Алекс вхо­дил в класс вмес­те со звон­ком, она стро­го вы­гова­рива­ла за опоз­да­ние, хо­тя за ним шли Ли­ли и Рейн. На уро­ках она всег­да пер­вым про­веря­ла до­маш­нее за­дание у не­го, слов­но втай­не на­де­ясь, что оно не бу­дет го­тово. На­чиная объ­яс­нять но­вый ма­тери­ал, то и де­ло под­ни­мала имен­но Алек­са, тре­буя, что­бы он рас­ска­зал «…то, что все зна­ют. А вы не зна­ете, мис­тер Мал­фой? Очень пло­хо!»

Алекс и не мог знать прос­тых, обы­ден­ных, с точ­ки зре­ния вол­шебни­ков, ве­щей, пос­коль­ку он вы­рос в обык­но­вен­ном ми­ре без чу­дес. Он не знал, что гно­мами в ми­ре вол­шебни­ков на­зыва­ют смеш­ных ма­лень­ких су­ществ, на­поми­на­ющих пе­ченую кар­то­фели­ну и яв­ля­ющих­ся са­довы­ми вре­дите­лями; что бо­лот­ные огонь­ки — это огонь­ки в фо­наре фо­нар­ни­ка бо­лот­но­го, за­мани­ва­юще­го лю­дей в тря­сину; что, ока­зыва­ет­ся, су­щес­тву­ют эль­фы-до­мови­ки, ко­торые за­нима­ют­ся до­маш­ним хо­зяй­ством в до­мах вол­шебни­ков. Обо всем этом он не имел пред­став­ле­ния, тог­да как де­ти-вол­шебни­ки с пе­ленок при­вык­ли к ма­гии, ко­торая ок­ру­жала их. В до­ме Ли­ли жи­ли до­мови­ки Вин­ки и Доб­би, а в по­местье Де­лаку­ров во Фран­ции, у ба­буш­ки и де­душ­ки Рей­на, их во­об­ще был це­лый штат. Ли­ли не раз рас­ска­зыва­ла, как они очи­щали сад де­душ­ки и ба­буш­ки У­из­ли от гно­мов, а Рей­на, ког­да он был ма­лень­ким, чуть не уто­пил в бо­лоте этот са­мый фо­нар­ник. Сам Рейн го­ворил, что ни­ког­да еще не ви­дел ро­дите­лей та­кими ис­пу­ган­ны­ми.

Но Лю­пин не же­лала ни­чего знать. Сни­мать с Алек­са час­то штраф­ные бал­лы она не мог­ла, так как яв­ля­лась де­каном Гриф­финдо­ра, но за­то он то и де­ло по­лучал на­каза­ния в ви­де чис­тки ту­але­тов и убор­ки в ка­бине­тах. Ра­бота, в прин­ци­пе, бы­ла ему при­выч­на, но маль­чи­ку бы­ло обид­но и не­понят­но, за что Лю­пин так взъ­елась на не­го.

А про­фес­сор Хаг­рид пред­по­читал его не за­мечать. Он очень хо­рошо вел уро­ки, ин­те­рес­но рас­ска­зывая о раз­ных опас­ных и очень опас­ных жи­вот­ных ма­гичес­ко­го ми­ра, ко­торые, по его сло­вам, «бы­ли та­кими ми­лыми зве­руш­ка­ми!». Но к об­легче­нию пер­во­кур­сни­ков, они по­ка про­ходи­ли нюх­ле­ров, лу­кот­ру­сов, флоб­бер-чер­вей и про­чих дос­та­точ­но бе­зопас­ных жи­вот­ных. Хаг­рид не по­вышал го­лоса и не де­лал за­меча­ния Алек­су, но и не об­ра­щал на не­го вни­мания. Он доб­ро­душ­но раз­го­вари­вал с Рей­ном и Ли­ли, ко­торая бы­ла его крес­тни­цей, и за­мол­кал, ес­ли ря­дом по­яв­лялся Алекс. Друзья да­же бе­гали к не­му до­мой, зва­ли с со­бой и Алек­са, но тот от­ка­зывал­ся, по­нимая, что про­фес­сор Хаг­рид не го­рит осо­бым же­лани­ем при­вечать его. Уро­ки Хаг­ри­да обыч­но бы­ли у гриф­финдор­цев сов­ме­щен­ны­ми с ког­тевран­ца­ми, мно­гим они нра­вились, а Алекс с ра­достью те­рял­ся в тол­пе двух с лиш­ним де­сят­ков од­но­кур­сни­ков. Од­на­ко Хаг­рид час­тень­ко у­ез­жал в ко­ман­ди­ров­ки, и тог­да Уход ве­ла про­фес­сор Ро­бинс, ко­торая об­ла­дала гро­мовым го­лосом и бы­ла ужас­но стро­га ко всем. Но для Алек­са это бы­ло в сто раз лег­че, чем взгляд Хаг­ри­да из-под гус­тых бро­вей, ко­торый всег­да сколь­зил по не­му ис­подтиш­ка, но ни­ког­да не встре­чал пря­мо.

Глава 9. Замки и люди

Твой ко­рабль в ще­пы рас­ко­лот

В мо­ре взгля­дов лю­дей не­из­вес­тных,

И чу­жого през­ренья омут

Тя­нет вниз, в без­на­деж­ности без­дну.

И тем­не­ет в гла­зах от­чужденье,

Хо­лод лю­тый ино­го взгля­да,

И гни­лая во­да от­вра­щенья

Га­же са­мого мер­зко­го яда.

В спи­ну за­вис­ти ос­трые стре­лы

И кин­жа­лы с лез­ви­ем зло­бы,

И от это­го ка­жет­ся бе­лым

То, что рань­ше ка­залось чер­ным.

Кто-то ру­ку те­бе про­тянет,

Не пой­мешь, то ли друг, то ль нед­руг,

Лишь бы вып­лыть из мо­ря стра­ха,

Лишь бы вновь не упасть в ту без­дну.

(с) Lilofeya

_________________________________________________

— А-а-а-а! При­виде­ние!

В ти­хом по­лупус­том кры­ле зам­ка крик зву­чит пу­га­юще гром­ко и жут­ко. Дра­ко спро­сонок вска­кива­ет, ин­стинктив­но на­шари­вая вол­шебную па­лоч­ку на сто­лике, по­том вспо­мина­ет, что он во­об­ще-то в собс­твен­ном до­ме, чер­ты­ха­ет­ся и за­жига­ет лам­пу.

Кто кри­чал? И по ка­кому по­воду, поз­воль­те спро­сить? Что, приз­ра­ков не ви­дели? От­вет на все эти воп­ро­сы вры­ва­ет­ся в спаль­ню с рас­ши­рен­ны­ми от ужа­са гла­зами.

— Там при­виде­ние, при­виде­ние!!!

Дра­ко со сто­ном хва­та­ет­ся за го­лову. Ну, ко­неч­но, это Грей­нджер, а кто еще?

Она за­меча­ет Дра­ко и ки­да­ет­ся к не­му.

Так, ти­хо, Мал­фой, спо­кой­ствие, толь­ко спо­кой­ствие! Я ко­му ска­зал — спо­кой­ствие?!

Мер­лин с ва­ми, ну и си­ту­ация, в страш­ном сне не при­видит­ся. Грей­нджер в спаль­не Мал­фоя! Ска­жи кто-ни­будь в шко­ле, что та­кое слу­чит­ся, он бы ка­тал­ся от сме­ха и пле­вал­ся от през­ре­ния. А сей­час прос­то сто­ит, не зная, ку­да де­вать ру­ки. Ну не об­ни­мешь же ее, в кон­це кон­цов…

Гер­ми­она дро­жит и, ка­жет­ся, да­же не по­нима­ет, ку­да она вбе­жала и что де­ла­ет. Дра­ко ос­то­рож­но и не­лов­ко пох­ло­пыва­ет ее по пле­чу, ощу­щая, как дрожь сот­ря­са­ет те­ло де­вуш­ки. Пыш­ные во­лосы ще­кочут ему ухо, а теп­лое уча­щен­ное ды­хание шел­ком сколь­зит по ко­же.

— Ус­по­кой­ся, Грей­нджер, слы­шишь? Ни­чего осо­бен­но­го, приз­ра­ки в ми­ре вол­шебни­ков — это не сен­са­ция. Они есть в каж­дом при­лич­ном зам­ке, а в не­кото­рых да­же по нес­коль­ко штук. Я так по­нимаю, ты до это­го дня Фи­ону не ви­дела?

Ин­те­рес­но, где про­пада­ло фа­миль­ное при­виде­ние с фа­миль­ным пар­ши­вым ха­рак­те­ром? Опять пре­быва­ла в ас­тра­ле? Или от ску­ки ре­шила по­раз­влечь­ся в го­роде?

— Ка­кой ужас! НЕТ! — го­лос Гер­ми­оны зву­чит приг­лу­шен­но, по­тому что она ут­кну­лась ему ку­да-то в рай­он то ли шеи, то ли уха.

— Да нет, в ос­новном, они, ко­неч­но, за­нуд­ные, бес­пардон­ные и на­до­ед­ли­вые, но иног­да по­пада­ют­ся ин­те­рес­ные эк­зем­пля­ры.

— Ме-е-ер­лин мой, ка­кая ин­тимная си­ту­ация, — тя­нет жен­ский го­лос, и Дра­ко чуть не глох­нет от вскри­ка Гер­ми­оны.

На крес­ле у две­рей рас­по­ложил­ся приз­рак жен­щи­ны, сов­сем мо­лодой, с тем­ны­ми во­лоса­ми, в ста­рин­ном длин­ном платье с се­реб­ристы­ми пят­на­ми кро­ви на кор­се­те. Она чуть за­мет­но улы­ба­ет­ся и взма­хива­ет по­луп­розрач­ным ве­ером.

— Это что, сви­дание мо­лодых лю­бов­ни­ков под бди­тель­ным оком ро­дите­лей? — лу­каво спра­шива­ет приз­рак, — как ро­ман­тично! Толь­ко на ва­шем мес­те я бы не кри­чала так гром­ко. Хоть апар­та­мен­ты Нар­циссы и Лю­ци­уса в дру­гом кры­ле и на дру­гом эта­же, они мо­гут ус­лы­шать. У Нар­циссы очень чут­кий сон.

Мо­лодые лю­ди от­ша­тыва­ют­ся друг от дру­га с оша­лелым ви­дом и за­поз­да­ло за­меча­ют и в са­мом де­ле… э-э-э… гм… не­кото­рую пи­кан­тность сво­их на­рядов. Дра­ко за­вер­нут толь­ко в од­ну прос­ты­ню, а Гер­ми­она в тон­ком блед­но-зо­лотис­том ха­лате из ван­ной сво­ей ком­на­ты, ко­торый ей ко­рот­ко­ват. Они оба так гус­то крас­не­ют, что приз­рак не вы­дер­жи­ва­ет и звон­ко хо­хочет.

— Как ми­ло! Вы бы ви­дели се­бя со сто­роны! Два го­луб­ка, зас­тигну­тые ко­вар­ной ду­энь­ей!

— От­вернись, Грей­нджер, — Дра­ко, пры­гая на од­ной но­ге, на­тяги­ва­ет брю­ки, на­киды­ва­ет ру­баш­ку и сер­ди­то приг­ла­жива­ет рас­тре­пан­ные во­лосы, — Фиа, ос­тавь свои шу­точ­ки!

— По­чему, до­рогой? Вы и в са­мом де­ле ми­ло смот­ри­тесь, я вов­се не шу­чу.

— За­чем ты ее на­пуга­ла?

— Я вов­се ни­кого не пу­гала! — воз­му­щен­но под­плы­ва­ет приз­рак к ним, и Гер­ми­она за­мет­но вздра­гива­ет, — я прос­то нап­равля­лась по сво­им де­лам, прош­ла че­рез ее спаль­ню, а она вдруг зак­ри­чала так, что со­вер­шенно ме­ня ог­лу­шила, и убе­жала, не дав да­же объ­яс­нить­ся. Раз­ве я ви­нова­та в том, что у ны­неш­ней мо­лоде­жи та­кие сла­бые нер­вы? Че­го вы так ис­пу­гались, юная сень­ори­та? Как буд­то ни­ког­да не ви­дели при­виде­ний!

— Н-н-ет, во­об­ще-то… — ви­нова­то пы­та­ет­ся улыб­нуть­ся де­вуш­ка, и приз­рак изум­ленно пов­то­ря­ет:

— Нет? Как же так? Все вол­шебни­ки зна­ют, что… По­годи­те-ка… Дра­ко, она… маг­ла?! В спаль­не для гос­тей Мал­фой-Ме­нор на­ходит­ся маг­ла? Не­уже­ли нас­ту­пил все­ми ожи­да­емый Суд­ный День, и мир по­летел в тар­та­рары?!

— Она не маг­ла, — не­охот­но объ­яс­ня­ет Дра­ко, — она маг­ло­рож­денная кол­дунья. Вре­мен­но по­теря­ла па­мять, и Лорд по­селил ее у нас. То­же вре­мен­но.

Приз­рак плав­но кру­жит вок­руг все еще слег­ка нер­вни­ча­ющей Гер­ми­оны.

— Свя­тая Си­би­ала, кто бы мог по­думать! Я на­чинаю про­никать­ся ува­жени­ем к это­му ва­шему так на­зыва­емо­му Лор­ду, ес­ли он су­мел убе­дить Мал­фо­ев впус­тить в ро­довой за­мок маг­ло­рож­денную.

— Гос­по­дин всег­да убе­дите­лен.

Приз­рак по­нима­юще ки­ва­ет го­ловой.

— Что ж, прос­ти­те и поз­воль­те пред­ста­вить­ся, Фи­она Ка­тали­на Бе­ат­ри­че Ри­ония За­бини Мал­фой.

Гер­ми­она рас­те­рян­но выс­лу­шива­ет длин­ный ряд пе­речис­ля­емо­го и роб­ко пред­став­ля­ет­ся:

— Гер­ми­она Грей­нджер. А ка­ким име­нем мож­но вас звать? Я не смо­гу за­пом­нить все.

Приз­рак опять сме­ет­ся.

— А мне нра­вит­ся эта де­воч­ка, Дра­ко. Сов­сем не по­хожа на тво­их кис­лых под­ру­жек, у ко­торых веч­но та­кое вы­раже­ние, слов­но они хлеб­ну­ли ук­су­са или уню­хали дерь­мо под но­сом. Зо­ви ме­ня Фи­оной, до­рогая, а еще ко­роче — Фиа. Так ме­ня на­зыва­ют Дра­ко и Блейз еще с дав­них пор сво­его не­вин­но­го детс­тва, ког­да им бы­ло… Сколь­ко, Дра­ко?

— Очень ма­ло, — бур­чит Дра­ко.

— Ну, в об­щем, с мла­ден­чес­тва. Ах, ес­ли бы ты ви­дела, Гер­ми­она, ка­кими оча­рова­тель­ны­ми они бы­ли ма­лыша­ми! Прос­то чу­до! Я их обо­жала! Впро­чем, Блейз до сих пор ос­тался ми­лым маль­чи­ком, а вот Дра­ко прос­то фу. Гру­бый, бес­сердеч­ный, бес­чувс­твен­ный. Ты дол­жна что-то сде­лать с ним, до­рогая.

Дра­ко фыр­ка­ет. Ка­жет­ся, Фи­она ис­пы­тыва­ет его тер­пе­ние. Наз­вать Блей­за За­бини ми­лым маль­чи­ком в его при­сутс­твии! В тот раз она не на шут­ку оби­делась, ког­да он прог­нал ее при свер­ше­нии об­ря­да, те­перь отыг­ры­ва­ет­ся.

Гер­ми­она с ин­те­ресом спра­шива­ет:

— А как вы ста­ли приз­ра­ком? Ой, из­ви­ните, это, на­вер­ное, не­так­тично?

— Во­об­ще-то да, но так и быть, я те­бе про­щаю, — Фи­она ко­кет­ли­во об­ма­хива­ет­ся ве­ером, — ме­ня уби­ла бро­шен­ная лю­бов­ни­ца мо­его му­жа в мо­ем же зам­ке. Пред­став­ля­ешь, ка­кой пас­саж? Это бы­ло на ба­лу но­вогодья, я выш­ла в свет впер­вые пос­ле рож­де­ния сы­на. Она за­мани­ла ме­ня в га­лерею, ту, ко­торая со­еди­ня­ет вос­точную баш­ню и вос­точное кры­ло, и за­коло­ла от­равлен­ным кин­жа­лом. Как ка­кую-то маг­лу!

Гер­ми­она аха­ет, Дра­ко мор­щится. При­виде­ние, поль­щен­ное вни­мани­ем, жи­вопи­су­ет свою смерть:

— Она! Блед­ная, как по­ган­ка, ан­гли­чан­ка! Уны­лая, тос­кли­вая, длин­но­носая, за­коло­ла кин­жа­лом ме­ня, италь­ян­ку, в кро­ви ко­торой бур­ли­ла юж­ная го­рячая страсть! И она по­лага­ла, что я поз­во­лю се­бе уме­реть, как рож­дес­твенская ут­ка? Ко­неч­но же, я вер­ну­лась и воз­да­ла дань спра­вед­ли­вос­ти!

— О бо­же, ее на­каза­ли? — со­чувс­твен­но спра­шива­ет Гер­ми­она. Дра­ко воз­во­дит очи го­ре.

— Ра­зуме­ет­ся, cara. Аз­ка­бан и ни­как ина­че. Я все-та­ки бы­ла суп­ру­гой Мал­фоя, а она из ка­кого-то за­худа­лого ро­да. Ви­димо, на­де­ялась, что все так и ос­та­нет­ся тай­ной, и Фи­липп в ко­нец кон­цов же­нит­ся на ней, — по­жима­ет пле­чами при­виде­ние. — Но, зна­ешь, ми­лая, я не знаю, что бо­лее до­сад­но — то, что этот по­ганец за­вел се­бе лю­бов­ни­цу че­рез год пос­ле на­шей свадь­бы, или то, что он все-та­ки не от­ку­пил ее от Аз­ка­бана и не же­нил­ся? Она бы чуд­но ис­порти­ла ему жизнь, а я нас­ла­дилась бы местью. Впро­чем, смею на­де­ять­ся, я все рав­но взя­ла ре­ванш — до­саж­да­ла Фи­лип­пу до кон­ца его дней. В кон­це кон­цов, он умер да­же с ра­достью, по­тому что был уве­рен, что уж в аду-то я его не дос­та­ну.

— А как же ваш сын?

— А что с ним дол­жно бы­ло слу­чить­ся? Эд­вольд вы­рос ис­тинным Мал­фо­ем, нес­мотря на все мои по­пыт­ки при­вить ему по­нятия о суп­ру­жес­кой вер­ности и ува­жении к за­кон­ной же­не.

Гер­ми­она ки­да­ет не­вин­ный взгляд на на­супив­ше­гося Дра­ко.

— А что, все Мал­фои та­кие?

— Боль­шинс­тво, моя до­рогая. Прав­да, Лю­ци­уса я ни в чем та­ком не за­меча­ла, но это це­ликом и пол­ностью зас­лу­га Нар­циссы. Ты зна­ешь, у нее в ро­ду бы­ли вей­лы и лес­ные феи, их ча­ры не че­та че­лове­чес­ким. А вот у Дра­ко еще все впе­реди.

Дра­ко воз­му­щен­но скре­щива­ет ру­ки на гру­ди и свер­лит Фи­ону ис­пе­пеля­ющим взгля­дом, но та толь­ко не­воз­му­тимо ки­ва­ет го­ловой.

— А вы ба­буш­ка Дра­ко?

— О, нет! — фыр­ка­ет приз­рак, — пра-пра-пра-…уто­митель­но под­счи­тывать, я в этом пу­та­юсь. Я жи­ла в сем­надца­том ве­ке, ми­лая, три с лиш­ним сто­летия на­зад. И за­мечу, что ни­чего в этом ми­ре с тех пор не из­ме­нилось.

— Кро­ме то­го, что в нем ста­ло на од­но­го слиш­ком бол­тли­вого приз­ра­ка боль­ше, — не вы­дер­жи­ва­ет Дра­ко, — де­вуш­ки, а вы не мог­ли бы пе­ренес­ти ва­шу бе­седу из мо­ей спаль­ни ку­да-ни­будь в дру­гое мес­то? Вто­рой час но­чи все-та­ки.

— Дет­ское вре­мя, — хо­ром хмы­ка­ют Гер­ми­она и Фи­она, пе­рег­ля­дыва­ют­ся и звон­ко хо­хочут.

— Грей­нджер!

— По­няла, уда­ля­юсь.

— Я же го­ворю — гру­бый прос­то до неп­ри­личия.

Гер­ми­она ухо­дит, про­дол­жая ожив­ленно бол­тать с Фи­оной. А Дра­ко об­легчен­но взды­ха­ет. Нет, он ни­ког­да не пос­тигнет при­чуд­ли­вых осо­бен­ностей прес­ло­вутой жен­ской ло­гики. Толь­ко что тряс­лась от стра­ха, а че­рез ми­нуту уже за­кадыч­ные под­ружки с на­пугав­шим ее приз­ра­ком. И Фи­она то­же хо­роша — при­нялась по­вес­тво­вать об осо­бен­ностях по­веде­ния пред­ста­вите­лей ро­да Мал­фой, и ко­му! Обыч­но она не удос­та­ива­ет вни­мани­ем мно­гочис­ленных де­вушек, бы­ва­ющих в зам­ке в ви­зита­ми, не­щад­но выс­ме­ивая и об­зы­вая их чис­токров­ны­ми ду­рами, свет­ски­ми гу­сыня­ми или еще как-ни­будь пох­ле­ще. Язы­чок у нее ос­трый, с Пэн­си они во­об­ще на но­жах. А что наш­ло на нее се­год­ня? Уку­сила приз­рачная му­ха? Вне­зап­ный прис­туп доб­ро­сер­де­чия? О чем они там во­об­ще го­ворят, хо­телось бы знать?

Са­лазар Ве­ликий, при та­кой нер­вной жиз­ни по­седе­ешь рань­ше вре­мени!


* * *


Дра­ко сто­ит у по­лурас­кры­тых две­рей ма­лого за­ла для при­емов. Се­год­ня здесь соб­рался цвет мо­лодой арис­токра­тии, са­мые ро­дови­тые и бо­гатые мо­лодые вол­шебни­ки и вол­шебни­цы, так на­зыва­емые слив­ки об­щес­тва. Впро­чем, ка­кого об­щес­тва? Со­юза По­жира­телей Смер­ти? Мно­гие из них, как и он, по­лучи­ли Чер­ные Мет­ки и вро­де бы гор­дятся этим, не упус­кая слу­чая прих­вас­тнуть под­ви­гами на ни­ве ге­ро­ичес­кой борь­бы с Ав­ро­рами, по боль­шей час­ти вы­думан­ны­ми, ес­тес­твен­но. Кто пус­тит мо­лодых не­опыт­ных кол­ду­нов на серь­ез­ные де­ла? Лорд не иди­от, Он не бу­дет рис­ко­вать по­пус­ту.

Из всех соб­равших­ся толь­ко Те­одор Нотт, Мар­кус Флинт и еще па­ра-трой­ка пар­ней пос­тарше дей­стви­тель­но бы­вали на за­дани­ях. Воз­можно, да­же и уби­вали лю­дей, но, в от­ли­чие от боль­шинс­тва, они на эту те­му не рас­простра­ня­ют­ся. Имен­но Те­одор тог­да был с По­жира­теля­ми, ког­да ус­тра­ива­ли за­саду на Грей­нджер. Дра­ко вспо­мина­ет, как он при­нес ее на ру­ках, без соз­на­ния, всю ок­ро­вав­ленную, и с брез­гли­вой гри­масой неб­режно стрях­нул на кро­вать. По­чему-то мысль, что Нотт прит­ра­гивал­ся к Грей­нджер, зас­тавля­ет Дра­ко пе­редер­нуть пле­чами во вне­зап­но нах­лы­нув­шем неп­ри­ят­ном чувс­тве.

Крэбб и Гойл, его вер­ные ору­женос­цы, не­из­менное ок­ру­жение в те­чение всех шес­ти лет обу­чения в Хог­вар­тсе. Эти при­няли Чер­ную Мет­ку, на­вер­ня­ка, да­же тол­ком не по­нимая, что они де­ла­ют, за­чем это нуж­но. Их от­цы бы­ли По­жира­теля­ми, он, Дра­ко, то­же стал По­жира­телем, а для этих, не об­ре­менен­ных моз­га­ми, так на­зыва­емых пред­ста­вите­лей арис­токра­тии, это­го впол­не дос­та­точ­но. Они, как глу­пые ба­раны, идут вслед за коз­лом, во­жаком ста­да.

Дра­ко ло­вит се­бя на этой ана­логии, и ему ста­новит­ся смеш­но. На­до же, ко­го он обоз­вал коз­лом? Тем­но­го Лор­да или се­бя?

Блейз За­бини. Ед­ко-сар­кастич­ный, сколь­зкий, не­понят­ный. Его мать Фе­тида, как и его ро­дите­ли, од­на из са­мых пре­дан­ных сто­рон­ниц Тем­но­го Лор­да, По­жира­тель­ни­ца, ес­тес­твен­но. В их зам­ке, Эль­фин­сто­уне, Он бы­ва­ет поч­ти так же час­то, как и в Мал­фой-Ме­нор. Но Блейз так и не при­нял Мет­ку, а Лорд как буд­то и не нас­та­ива­ет. С Блей­зом Дра­ко… хм, ну мож­но ска­зать од­ним сло­вом — об­щался. Да, имен­но так. Они бы­ли ро­вес­ни­ками, даль­ни­ми родс­твен­ни­ками (сла­ва Са­лаза­ру, очень даль­ни­ми), рос­ли вмес­те, шесть лет про­жили в од­ной спаль­не Хог­вар­тса и пос­то­ян­но встре­чались на при­емах в од­них и тех же до­мах. Но не бо­лее то­го. Уже в детс­тве Блейз сто­ронил­ся сверс­тни­ков из сво­его об­щес­тва, с воз­растом пос­те­пен­но став че­рес­чур над­менным и хо­лод­ным да­же для них. Поз­же в шко­ле он не­ред­ко рав­но­душ­но выс­ме­ивал Дра­ко, ког­да тот на­чинал стро­ить ги­гант­ские пла­ны на бу­дущую жизнь. Дра­ко в от­вет ог­ры­зал­ся, и меж­ду ни­ми во­царял­ся ар­кти­чес­кий хо­лод. Но до ос­таль­ных За­бини да­же не снис­хо­дил. Од­на­ко Блей­за ни­ког­да не за­боти­ло то, что он оди­нок, он во­об­ще ни­кого не под­пускал к се­бе слиш­ком близ­ко. Вот и сей­час сто­ит в сто­роне с ко­ролев­ским ви­дом, неб­режно прис­ло­нив­шись к ка­мину, и ску­ча­юще-ле­ниво смот­рит в пла­мя, как буд­то ему нап­ле­вать на всех, кто на­ходит­ся в ком­на­те.

На­вер­ня­ка, так оно и есть на са­мом де­ле, но Дра­ко го­тов пос­по­рить на что угод­но, Блейз и не по­доз­ре­ва­ет, ка­кой их всех ждет сюр­приз. Он при­ехал из Ита­лии толь­ко се­год­ня и, на­вер­ня­ка, лишь кра­ем уха слы­шал, что в Мал­фой-Ме­нор на­ходит­ся Грей­нджер. А что Лорд ве­лел ус­тро­ить се­год­няшний при­ем имен­но в ее честь, ник­то в ком­на­те не зна­ет и да­же не до­гады­ва­ет­ся. Они прос­то соб­ра­лись на зва­ный ве­чер, ко­торый ус­тро­ен по ве­лению Гос­по­дина. В гос­ти­ной ца­рит при­под­ня­тое, иг­ри­вое, поч­ти праз­днич­ное нас­тро­ение. И как же оно сей­час ис­портит­ся…

Пэн­си что-то спра­шива­ет у Блей­за, тот ка­ча­ет го­ловой, да­же не гля­дя на нее. Де­вуш­ка за­каты­ва­ет гла­за и от­во­рачи­ва­ет­ся. Дра­ко ус­ме­ха­ет­ся.

Ка­жет­ся, Пэн­си на­конец от­ка­залась от мыс­ли за­полу­чить се­бе в мужья нас­ледни­ка Мал­фо­ев. Дра­ко прек­расно знал, что она хо­лила и ле­ле­яла эту на­деж­ду нес­коль­ко пос­ледних лет, но ни ра­зу да­же не об­молвил­ся о сво­ей до­гад­ке и не сде­лал ни од­но­го оп­ро­мет­чи­вого ша­га, ко­торый дал бы на­деж­ду Пэн­си. За­чем, ес­ли сго­вора как та­ково­го не бы­ло и вряд ли бу­дет? Да и не хо­тел он вес­ти се­бя как пос­ледний мер­за­вец по от­но­шению к Пэн­си.

Семья Пар­кинсо­нов бы­ла дос­та­точ­но близ­ка семье Мал­фо­ев. Пер­сей Пар­кинсон, отец Пэн­си, дол­гое вре­мя был ком­пань­оном и на­зывал­ся дру­гом Лю­ци­уса, но ког­да то­го за­сади­ли в Аз­ка­бан, пос­пе­шил сок­ра­тить об­ще­ние с Мал­фо­ями до ми­ниму­ма. Вер­нувшись, Лю­ци­ус не прос­тил та­кого не­пос­то­янс­тва, а Тем­ный Лорд все-та­ки не ос­та­вил сво­им вни­мани­ем од­но­го из на­ибо­лее бо­гатых сво­их сто­рон­ни­ков, и ког­да мис­тер Пар­кинсон с фаль­ши­вой улыб­кой и рас­пахну­тыми «дру­жес­ки­ми» объ­ять­ями по­явил­ся на по­роге Мал­фой-Ме­нор, ему яс­но да­ли по­нять, что хо­тя его здесь и при­нима­ют, но все пом­нят. С тех пор в зам­ке не с де­ловы­ми ви­зита­ми по­яв­ля­лась толь­ко Пэн­си. В прин­ци­пе, Дра­ко ни­ког­да и не воз­ра­жал про­тив нее в ка­чес­тве же­ны. Все не­об­хо­димые ус­ло­вия и тре­бова­ния на­лицо. Она дос­та­точ­но прив­ле­катель­на, в ме­ру ум­на, из не ме­нее чис­токров­но­го ро­да, к то­му же они всег­да по­нима­ли друг дру­га с по­лус­ло­ва и бы­ли хо­роши­ми друзь­ями еще с детс­тва, ког­да не­вин­но це­лова­лись в зим­нем са­ду, спря­тав­шись от Гре­га и Вин­са. Но по­чему-то (он и сам не мог объ­яс­нить), став стар­ше, а ес­ли быть точ­ным — пос­ле воз­вра­щения Лор­да, они стран­но от­да­лились, вер­нее, отс­тра­нил­ся он, а Пэн­си не по­нима­ла, пы­талась вер­нуть­ся к преж­ним от­но­шени­ям вза­им­но­го до­верия и неп­ри­нуж­деннос­ти, но как-то это пло­хо по­луча­лось.

По­хоже, Пэн­си ре­шила пе­ренес­ти свое неж­ное вни­мание на Эл­фри­да Де­лэй­ни, тро­юрод­но­го ку­зена Блей­за. Внеш­не ку­зены аб­со­лют­но не по­хожи, как буд­то фо­тог­ра­фия и ее не­гатив. Блейз чер­но­воло­сый и чер­ногла­зый, по-нас­то­яще­му кра­сивый, но не при­тор­но-сла­щавой кра­сотой, а как-то по-муж­ски, что ли. В Хог­вар­тсе все де­вуш­ки из чис­токров­ных се­мей (впро­чем, и из не­чис­токров­ных то­же) с ума схо­дили от од­но­го его всколь­зь бро­шен­но­го взгля­да. На фо­не Блей­за Эл­фрид, ко­неч­но, про­иг­ры­ва­ет. Он ско­рее, по­хож на не­го, Дра­ко. Оди­нако­во ху­доща­вого те­лос­ло­жения, свет­ло­воло­сые, свет­логла­зые, с пра­виль­ны­ми, но нем­но­го за­ос­трен­ны­ми чер­та­ми ли­ца, в об­щем, один и тот же тип. Эл­фрид стар­ше на три го­да, окон­чил Дурмстранг и, ес­тес­твен­но, пре­зира­ет гряз­нокро­вок. Но сов­сем не воз­ра­жа­ет про­тив улы­бок Пэн­си, об­ни­ма­ет ее за та­лию, про­водя ла­донью по ого­лен­ной в вы­резе платья спи­не де­вуш­ки и ин­тимно шеп­ча ей что-то на уш­ко, от че­го Пэн­си то и де­ло сму­щен­но улы­ба­ет­ся. Ин­те­рес­но, дав­но это у них? Быс­тро же Эл­фрид су­мел приб­рать к ру­кам од­ну из са­мых бо­гатых и знат­ных не­вест ма­гичес­кой Ан­глии, ес­ли учесть, что в са­мой Ан­глии он все­го лишь три ме­сяца.

В сто­роне гром­ко хо­хочут Те­одор Нотт, Мил­ли­сен­та Буллстро­уд, Одес и Одис­са Эй­ве­ри. Эти двое не близ­не­цы, но уди­витель­но по­хожи друг на дру­га. Одес на год его стар­ше, Одис­са на год млад­ше. Одес не­дав­но по­лучил Мет­ку, но су­дя по вы­раже­нию ли­ца, это не дос­та­вило ему осо­бого счастья. Хо­дят слу­хи, что на этом нас­то­ял мис­тер Эй­ве­ри, и что он со­бира­ет­ся ини­ци­иро­вать и дочь. Од­на­ко Одис­са хоть кап­ризна, уп­ря­ма и сво­ен­равна, но от­нюдь не глу­па и ни­ког­да сле­по не под­чи­нялась ро­дитель­ской во­ле в от­ли­чие от бра­та. Впро­чем, мо­лодые Эй­ве­ри в лю­бом слу­чае пред­по­чита­ют, как и Блейз, по­мал­ки­вать и дер­жать­ся в сто­роне и чуть сза­ди при об­щих соб­ра­ни­ях По­жира­телей.

Зо­лотые ло­коны Одис­сы кас­ка­дом рас­сы­па­ют­ся по пле­чам, ког­да она сме­ет­ся, зап­ро­кинув го­лову. Ее на­рочи­то гром­кое и слег­ка вы­мучен­ное ве­селье пред­назна­чено для Блей­за, ко­торо­го это со­вер­шенно не тро­га­ет. До не­дав­не­го вре­мени Одис­са и Блейз бы­ли по­мол­вле­ны, но по не­ведо­мой при­чине Блейз ра­зор­вал по­мол­вку и, ни­чего ни­кому не объ­яс­нив (впро­чем, как и всег­да), у­ехал в Ита­лию. Одис­са бы­ла вне се­бя от злос­ти и ярос­ти, сме­шан­ных с чувс­твом ос­кор­блен­но­го дос­то­инс­тва, но, ес­тес­твен­но, ни­чего по­делать не мог­ла. Фе­тида За­бини лишь при­нес­ла свои со­жале­ния по по­воду не­удав­шей­ся по­мол­вки и хо­лод­но из­ви­нилась за не­подо­ба­ющее по­веде­ние сы­на. Сей­час Одис­са ста­ра­ет­ся не удос­та­ивать вни­мани­ем ве­ролом­но­го быв­ше­го же­ниха, но ей это пло­хо уда­ет­ся. Она то и де­ло бро­са­ет ук­радкой взгля­ды на Блей­за и, каж­дый раз ме­ня­ясь пос­ле это­го в ли­це, ста­ра­ет­ся ве­селить­ся еще гром­че. Ее брат слег­ка мор­щится, но ни­чего не го­ворит.

В ком­на­те еще три с лиш­ним де­сят­ка мо­лодых лю­дей. Дра­ко всех прек­расно зна­ет, но не ис­пы­тыва­ет ни ма­лей­ше­го же­лания на­ходить­ся с ни­ми в од­ном по­меще­нии. Он по­чему-то во­об­ще в пос­леднее вре­мя сто­ронит­ся всех, да­же Гре­га и Вин­са. Его тя­готит не­об­хо­димость что-то го­ворить, изоб­ра­жать ин­те­рес и вни­мание к мус­си­ру­емым сре­ди их кру­га но­вос­тям, слу­хам, сплет­ням и до­мыс­лам. Ему слов­но тя­жело и душ­но, как в зат­хлом, дав­но не про­вет­ри­вав­шемся по­меще­нии, и не хва­та­ет воз­ду­ха, хо­чет­ся вздох­нуть пол­ной грудью, но не по­луча­ет­ся. На­вер­ня­ка, Лорд это ско­ро за­метит и тог­да не из­бе­жать вне­оче­ред­но­го се­ан­са лег­ги­лимен­ции с од­ним и тем же ре­зуль­та­том — Его злостью и му­читель­ной из­ма­тыва­ющей го­лов­ной болью Дра­ко в луч­шем слу­чае.

Дра­ко хму­рит­ся и взгля­дыва­ет на ча­сы. Ну где эта Грей­нджер? Се­год­ня он ее не ви­дел с са­мого ут­ра, то есть с но­чи, ког­да она вбе­жала по­лу­оде­тая в его спаль­ню с воп­лем «При­виде­ние!». Ин­те­рес­но, о чем они все-та­ки го­вори­ли с Фиа?

И слов­но ус­лы­шав его, на лес­тни­це по­казы­ва­ет­ся Гер­ми­она. Дра­ко вски­дыва­ет го­лову, что­бы бро­сить па­ру сер­ди­тых слов и зас­ты­ва­ет с от­кры­тым ртом. Это — Грей­нджер?! Да не мо­жет быть! Эй, что сде­лали с гус­той, тор­ча­щей во все сто­роны гри­вой во­лос, и ку­да де­лась та не­ук­лю­жая де­вица с по­ход­кой, смеш­но нак­ло­нен­ной впе­ред? За эти дни, что Дра­ко про­вел ря­дом с ней, чес­тно го­воря, он не об­ра­щал ни­како­го вни­мания ни на по­ход­ку, ни на фи­гуру, ни на ли­цо Грей­нджер. Грей­нджер — это Грей­нджер, вер­ная под­ружка ког­да-то злей­ше­го вра­га, выс­кочка и за­нуда-ста­рос­та, раз­дра­жа­ющая всез­най­ка и как ве­нец — гряз­нокров­ка. Ко­неч­но, не­до­оце­нивать ее не сто­ило, но не в пла­не внеш­не­го ви­да. К то­му же она сва­лилась ему на ру­ки прос­то пот­ря­са­юще не вов­ре­мя, ее по­яв­ле­ние соз­да­ло ва­гон и ог­ромную те­леж­ку проб­лем са­мого раз­но­го ха­рак­те­ра.

Ее по­яв­ле­ние… Ин­те­рес­но, от­ку­да она взя­ла это платье? Ма­лове­ро­ят­но, что его от чис­то­го сер­дца пре­зен­то­вала Нар­цисса. До это­го Грей­нджер хо­дила в джин­сах и сви­тере, в ко­торых и по­пала сю­да. А Дра­ко се­год­ня да­же не удо­сужил­ся ос­ве­домить­ся, что она на­денет, ког­да объ­явил ей о при­еме. Ему бы­ло не до это­го, и чес­тно го­воря, аб­со­лют­но без­различ­но, да­же ес­ли она бу­дет в тех же гряз­ных джин­сах.

Он зак­ры­ва­ет рот и ус­ме­ха­ет­ся про се­бя. Че­му тут удив­лять­ся? Щет­ка для во­лос и ши­кар­ное платье да­же ру­сал­ку из Чер­но­го озе­ра сде­ла­ют кра­сави­цей, не то что Грей­нджер. Пом­нится, на чет­вертом кур­се на прис­но­памят­ном ба­лу она то­же по­яви­лась в та­ком ви­де, что Пэн­си вна­чале по­теря­ла дар ре­чи, а по­том все оза­дачен­но прис­матри­валась к гриф­финдор­ке и пов­то­ряла: «Это точ­но она? Точ­но Грей­нджер? Сколь­ко на ней зак­ля­тий? А мо­жет, она при­няла Обо­рот­ное зелье? Или ее за­чаро­вали? С ума сой­ти!»

Гер­ми­она сму­щен­но улы­ба­ет­ся.

— Прос­ти, Кри­ни так дол­го рас­че­сыва­ла мне во­лосы и де­лала при­чес­ку, что я чуть не ус­ну­ла. А кто там соб­рался?

— Там соб­ра­лись все на­ши.

— На­ши? А я вхо­жу в этот круг? — чуть нап­ря­жен­но спра­шива­ет де­вуш­ка.

— С не­кото­рого вре­мени, да.

«И я аб­со­лют­но не по­нимаю, по­чему! Че­го до­бива­ет­ся Лорд, выс­ту­пая про­тив сво­их же идей?»

— А как те­бе мой на­ряд? Я дол­го ду­мала, что на­деть, не зна­ла, а те­бя не бы­ло и спро­сить не у ко­го, — де­вуш­ка де­ла­ет по­лу­обо­рот и гра­ци­оз­но скло­ня­ет­ся в лег­ком ре­веран­се.

Дра­ко удив­ленно при­под­ни­ма­ет бровь. На­до же, он и не знал, что у нее та­кие ма­неры. Эти­кету во­об­ще-то учат толь­ко в арис­токра­тичес­ких до­мах. И вкус у Грей­нджер яв­но при­сутс­тву­ет. Ат­ласное платье цве­та глу­боко­го бор­до в клас­си­чес­ком сти­ле вы­год­но от­те­ня­ет ма­товую ко­жу, тем­ные во­лосы и гла­за. Она в нем выглядит вы­ше и строй­нее, но по­чему-то ка­жет­ся хруп­кой и неж­ной, как толь­ко что рас­пустив­ший­ся цве­ток ро­зы на длин­ном стеб­ле. Пой­мав се­бя на та­ких не­со­от­ветс­тву­ющих мыс­лях, Дра­ко от­ве­ча­ет рез­че, чем хо­тел:

— Хо­рошо, толь­ко шарф лиш­ний, сни­ми его.

Гер­ми­она опус­ка­ет гла­за на га­зовый от­рез тка­ни, ко­торый прик­ры­ва­ет грудь и пле­чи.

— Я знаю, толь­ко платье… слиш­ком от­кры­тое. Я как буд­то го­лая…

Да, Грей­нджер ос­та­ет­ся Грей­нджер, да­же в на­ряде от зна­мени­того как в ма­гичес­ком, так и маг­лов­ском ми­ре мо­дель­ера. В шко­ле Дра­ко ни­ког­да не ви­дел ее ни в чем дру­гом, кро­ме как в чо­пор­ной фор­ме и прос­торной ман­тии до пят.

— От­ку­да ты его взя­ла? — спра­шива­ет он, сдер­ги­вая шарф, на­киды­вая его на од­но пле­чо де­вуш­ки и за­калы­вая брошью в ви­де ба­боч­ки, вы­летев­шей из его па­лоч­ки.

Не­ча­ян­ное при­кос­но­вение к глад­кой ко­же слов­но об­жи­га­ет, и Дра­ко пос­пешно от­дерги­ва­ет ру­ку. Гер­ми­она, нак­ло­нив го­лову, лю­бу­ет­ся ба­боч­кой, кры­лыш­ки ко­торой тре­пещут и пе­рели­ва­ют­ся ру­бино­выми огонь­ка­ми в тон платью.

— На­вер­ху, на треть­ем эта­же, в том кры­ле, что по другую сторону от лестницы. Это Фи­она по­каза­ла. Ка­жет­ся, это бы­ли чьи-то ком­на­ты, толь­ко дав­но. Там все в пы­ли, а в шка­фу очень мно­го плать­ев и ман­тий. Она ска­зала, что платье мне по­дой­дет, и я мо­гу его взять. Там бы­ла еще шка­тул­ка с дра­гоцен­ностя­ми, но я их не тро­гала! И еще платье бы­ло нем­но­го ве­лико, но Кри­ни по­дог­на­ла его по мне. Я, на­вер­ное, дол­жна бы­ла спро­сить раз­ре­шения? — Гер­ми­она за­бав­но при­жима­ет ру­ки к ще­кам.

Дра­ко ста­новит­ся смеш­но.

— За­будь, все в по­ряд­ке. Ма­ма ви­дела?

— Да, — ки­ва­ет де­вуш­ка, — я встре­тила ее, ког­да спус­ка­лась. Она ни­чего не ска­зала.

— Зна­чит, дей­стви­тель­но все нор­маль­но. Прек­расно выг­ля­дишь! — вы­рыва­ет­ся у Дра­ко.

Гер­ми­она сму­щен­но те­ребит шарф, ко­торый по-преж­не­му прик­ры­ва­ет грудь и пле­чи, но уже в изящ­ной дра­пиров­ке.

— Спа­сибо! А чьи это ком­на­ты?

— Од­ной из мо­их те­ток.

Ес­ли быть спра­вед­ли­вым, ком­на­та во­об­ще-то ничья. Ан­дро­меда Блэк Тонкс ни­ког­да не по­яв­ля­лась в Мал­фой-Ме­нор. Дра­ко не знал, что про­изош­ло меж­ду сес­тра­ми, но ве­ро­ят­но, их раз­лу­чил не­рав­ный брак Ан­дро­меды. Бел­латри­са во­об­ще не же­лала ни­чего слы­шать о сес­тре-пре­датель­ни­це, но са­мую млад­шую и са­мую стар­шую из сес­тер Блэк, ви­димо, свя­зыва­ли бо­лее креп­кие узы, ес­ли Нар­цисса пе­ревез­ла из ро­дитель­ско­го до­ма в за­мок му­жа все ве­щи сес­тры и да­же обус­тро­ила ей ком­на­ту, слов­но на­де­ясь, что ког­да-ни­будь та при­едет в гос­ти. Сколь­ко Дра­ко пом­нил се­бя, свет­лые прос­торные ком­на­ты на треть­ем эта­же, ок­на­ми вы­ходя­щие на за­пад, всег­да бы­ли «Ан­дро­меды», хо­тя ее имя не час­то упо­мина­лось в раз­го­ворах ма­тери и от­ца.

— Ну что, идем? — Гер­ми­она заг­ля­дыва­ет в зал.

Дра­ко мол­ча про­пус­ка­ет ее впе­ред, а сам идет сле­дом, ви­дя пе­ред гла­зами толь­ко тя­желый, за­мыс­ло­вато уло­жен­ный узел блес­тя­щих каш­та­новых во­лос. При их по­яв­ле­нии в ком­на­те во­царя­ет­ся без пре­уве­личе­ния мер­твая ти­шина. Слыш­но толь­ко, как пот­рески­ва­ет огонь в ка­мине. Боль­ше трех де­сят­ков пар глаз ус­та­вились на не­веро­ят­ную кар­ти­ну — маг­ло­рож­денная кол­дунья в зам­ке чис­токров­ных вол­шебни­ков! И ведь это не прос­то маг­ло­рож­денная, это Грей­нджер, гриф­финдор­ка, под­ружка прес­ло­вуто­го Пот­те­ра, имя ко­торо­го пес­ком скри­пит у всех на зу­бах! Те, кто не ви­дел тог­да ее в за­ле пе­ред Тем­ным Лор­дом, а толь­ко слы­шал, что она здесь, по­ражен­но пе­рег­ля­дыва­ют­ся.

Те­одор по­жима­ет пле­чами на не­мой воп­рос Мил­ли­сен­ты.

Одис­са рев­ни­во ос­матри­ва­ет де­вуш­ку с ног до го­ловы, осо­бо ос­та­новив­шись на ру­бино­вой ба­боч­ке. Дра­ко внут­ренне чер­ты­ха­ет­ся — на­до бы­ло что-то дру­гое, а он прос­то ско­пиро­вал брошь ма­тери!

Одес рав­но­душ­но по­качи­ва­ет но­гой, не удо­сужив­шись да­же под­нять­ся с крес­ла.

У Джеф­фри Мак­Ней­ра, как обыч­но, уны­ло-се­рое вы­раже­ние ли­ца.

Феб Ри­вен­волд ус­ме­ха­ет­ся и са­люту­ет бо­калом.

Кла­ренс Розье ки­ва­ет, пе­реки­дыва­ясь за­говор­щи­чес­ки­ми ус­мешка­ми с Фе­бом.

У Эл­фри­да и Пэн­си оди­нако­во вы­тяну­тые в удив­ле­нии ли­ца. Эл­фрид пе­ребе­га­ет гла­зами с Дра­ко на Гер­ми­ону и неп­ри­ят­но щу­рит­ся, слов­но хо­чет про­читать их мыс­ли. Пэн­си, ста­ра­ясь при­нять над­менный вид, вски­дыва­ет го­лову, но это по­луча­ет­ся ско­рее смеш­но, чем гор­до.

Сай­мон и Сер­джи­ус Рук­ву­ды през­ри­тель­но кри­вят­ся.

Фран­ческа Джаг­сон пе­редер­ги­ва­ет­ся и тут же что-то шеп­чет со­сед­ке, об­жи­гая де­вуш­ку тя­желым взгля­дом.

И со вспых­нувшим ог­нем в гла­зах, ос­ве­тив­шим ли­цо, вдруг вып­рямля­ет­ся Блейз За­бини.

Гер­ми­она зас­тенчи­во улы­ба­ет­ся всем при­сутс­тву­ющим. Для нее все здесь в но­вин­ку, этих лю­дей Гер­ми­она по­ка еще не зна­ет, вер­нее, не пом­нит. По­это­му де­вуш­ка и не до­гады­ва­ет­ся, ка­кую ре­ак­цию вы­зыва­ет ее имя и ее по­яв­ле­ние на по­роге за­ла с Мал­фо­ем. Ти­шину на­руша­ет, ко­неч­но же, не­тер­пе­ливая Пэн­си:

— Что это зна­чит?! Что она де­ла­ет здесь?!!!

Дра­ко внут­ренне пос­ме­ива­ет­ся. Как он и ожи­дал — пол­ней­ший сюр­приз.

— Это во­ля Гос­по­дина. Се­год­няшний ве­чер ус­тро­ен спе­ци­аль­но в честь мисс Грей­нджер, в оз­на­мено­вание ее при­со­еди­нения к на­шему об­щес­тву. Как вы все, на­вер­ное, зна­ете или слы­шали, Гос­по­дин взял ее под Свое вы­сочай­шее пок­ро­витель­ство. Он уве­рен, что мисс Грей­нджер аб­со­лют­но неп­ри­нуж­денно при­со­еди­нит­ся к нам. К со­жале­нию, мисс Грей­нджер, Гер­ми­она, нем­но­го… де­зори­ен­ти­рова­на из-за зак­лятья, по­это­му от­не­сем­ся к ней со всем по­нима­ни­ем и вни­мани­ем.

— С вни­мани­ем? — Пэн­си гром­ко фыр­ка­ет, — ты во­об­ще, Дра­ко, по­нима­ешь сам, что не­сешь?! Что про­ис­хо­дит? Ка­кое мо­жет быть вни­мание к... этой? Она же ГРЕЙ­НДЖЕР!!!

Дра­ко ос­тро чувс­тву­ет, как нап­ря­га­ет­ся Гер­ми­она из-за неп­рикры­той злос­ти, по­током из­верга­ющей­ся в го­лосе Пэн­си.

— Вас не ус­тра­ива­ет моя фа­милия? — весь­ма ядо­вито ин­те­ресу­ет­ся она у Пэн­си, — хо­чу огор­чить, ме­ня она впол­не ус­тра­ива­ет, а ес­ли вам не нра­вит­ся, об­ра­титесь к Лор­ду. Мо­жет, Он и под­бе­рет что-ни­будь бо­лее дос­той­ное.

Дра­ко за­мира­ет от изум­ле­ния. На­до же, Грей­нджер не ус­пе­ла вой­ти в ком­на­ту, как стол­кну­лась с Пар­кинсон. Пря­мо ста­рые доб­рые вре­мена! И ка­кой от­вет! Она уже апел­ли­ру­ет к име­ни Лор­да, слов­но от­ку­да-то зная, что при его про­из­не­сении все лиш­ние воп­ро­сы и пре­тен­зии бу­дут за­дав­ле­ны на кор­ню.

Дей­стви­тель­но, Пэн­си сра­зу те­ря­ет свой пыл и обо­рачи­ва­ет­ся за под­дер­жкой к Эл­фри­ду, ко­торый лишь не­до­умен­но по­качи­ва­ет го­ловой. Дра­ко про­водит Гер­ми­ону по за­лу, пред­став­ляя ее каж­до­му. В прин­ци­пе, это не так уж и нуж­но, ее здесь все зна­ют, но та­кова тра­диция пред­став­ле­ния но­вых лю­дей в их об­щес­тве. И ему дос­тавля­ет ка­кое-то изощ­ренное удо­воль­ствие наб­лю­дать, как с рас­те­рян­но-над­менно-глу­пыми фи­зи­оно­ми­ями (за ред­ким ис­клю­чени­ем, вро­де Фе­ба и Кла­рен­са), ки­ва­ют пар­ни и мо­лодые муж­чи­ны, од­на­ко не за­быва­ющие ки­нуть оце­нива­ющий взгляд на фи­гуру; как скло­ня­ют го­ловы в вы­дав­ли­ва­емом при­ветс­твии де­вуш­ки, ко­торые ос­трее ре­аги­ру­ют на при­сутс­твие гряз­нокров­ки в кру­гу ма­гичес­кой зна­ти.

Пэн­си сквозь зу­бы нев­нятно скре­жещет что-то меж­ду «Очень при­ят­но!» и «Гряз­нокров­ка!». Мил­ли­сен­та ста­ра­ет­ся не смот­реть на Гер­ми­ону. Одис­са и Фран­ческа над­менно смот­рят по­верх ее го­ловы. Сай­мон Рук­вуд и Те­одор Нотт де­монс­тра­тив­но от­во­рачи­ва­ют­ся. Но Феб Ри­вен­волд и Кла­ренс Розье ис­крен­не улы­ба­ют­ся и здо­рова­ют­ся, Мо­раг Мак­Ду­гал и Вивь­ен Кра­уч при­вет­ли­во ки­ва­ют, а Блейз За­бини скло­ня­ет­ся пе­ред ней в глу­боком пок­ло­не и дол­го (слиш­ком дол­го!) не от­ни­ма­ет губ от про­тяну­той ру­ки. Дра­ко нап­ря­га­ет­ся, неп­ро­из­воль­но де­лая дви­жение, что­бы от­теснить де­вуш­ку, но, к счастью, та не за­меча­ет, сму­щен­но ро­зовея от про­яв­ле­ния та­кого вни­мания со сто­роны вы­соко­го, су­мас­шедше-кра­сиво­го, чер­ногла­зого пар­ня.

— Я очень рад, — го­ворит Блейз, все не от­пуская ее ру­ки, — я счас­тлив ви­деть те­бя здесь. Но мы уже зна­комы, раз­ве ты не пом­нишь?

— Нет, к со­жале­нию, — ка­ча­ет го­ловой Гер­ми­она, — это из-за зак­лятья, но это прой­дет. И мы про­дол­жим зна­комс­тво, прав­да?

— Я очень на это на­де­юсь.

Дра­ко ед­ва не спо­тыка­ет­ся. У не­го все в по­ряд­ке со слу­хом? За­бини нас­ту­па­ет на гор­ло сво­им прин­ци­пам? А как же не раз слы­шан­ные от не­го ут­вер­жде­ния, что по­дать ру­ку гряз­нокров­ке — за­пят­нать се­бя? Он да­же об У­из­ли от­зы­вал­ся с та­ким пре­неб­ре­жени­ем лишь из-за то­го, что они як­ша­ют­ся с гряз­нокров­ка­ми. А те­перь вдруг не мо­жет отор­вать­ся от Грей­нджер, слов­но та са­мая чис­токров­ная вол­шебни­ца во всей Ан­глии!

Прер­ванный раз­го­вор во­зоб­новля­ет­ся, но, ес­тес­твен­но, все кру­тит­ся вок­руг Грей­нджер и ее по­яв­ле­ния в Мал­фой-Ме­нор. Дра­ко за­меча­ет не­мало ко­сых взгля­дов, воз­му­щен­ных ин­то­наций в го­лосе, брез­гли­во под­жа­тых губ, и в нем вспы­хива­ет злое ве­селье. Ин­те­рес­но, знал ли Лорд, что вхож­де­ние Грей­нджер в круг Его сто­рон­ни­ков вы­зовет та­кую ре­ак­цию? На­вер­ня­ка, знал, ско­рее все­го, да­же спе­ци­аль­но ве­лел ус­тро­ить этот ве­чер. В изощ­ренном, тон­ко за­мас­ки­рован­ном из­де­ватель­стве над собс­твен­ны­ми же пос­ле­дова­теля­ми, в сво­его ро­да чер­ном юмо­ре Ему не от­ка­жешь. Ли­бо, воз­можно, Он на­мере­вал­ся лиш­ний раз под­чер­кнуть дик­тат Сво­ей во­ли — ник­то не сме­ет пой­ти про­тив Не­го, все дол­жны без­ро­пот­но при­нять то, что по­велел Гос­по­дин.

Дра­ко не от­хо­дит от Гер­ми­оны и кра­ем гла­за ви­дит, как Пэн­си в изум­ленном за­меша­тель­стве ки­да­ет то убий­ствен­но-хо­лод­ные взгля­ды на Грей­нджер, то не­году­юще-воп­ро­ситель­ные на не­го. А Гер­ми­она ста­ра­ет­ся дер­жать­ся все бли­же и бли­же к не­му. Впро­чем, это объ­яс­ни­мо. Лю­ди еще не при­вык­ли к мыс­ли, что те­перь им при­дет­ся, по всей ви­димос­ти, ли­цез­реть Грей­нджер дос­та­точ­но час­то, по­это­му ат­мосфе­ра в ком­на­те да­лека от уми­рот­во­рен­ной и явс­твен­но ис­крит, как пе­ред гро­зой. Блейз то­же с ус­мешкой наб­лю­да­ет за при­сутс­тву­ющи­ми, а по­том под­хо­дит к ним с Гер­ми­оной и за­вязы­ва­ет ка­кой-то свет­ский раз­го­вор, не тре­бу­ющий осо­бого нап­ря­жения мыс­лей. Но это слов­но взры­ва­ет в ком­на­те бом­бу. Все смот­рят на трех мо­лодых лю­дей, неп­ри­нуж­денно раз­го­вари­ва­ющих (Блей­зу да­же уда­лось рас­сме­шить де­вуш­ку ка­ким-то за­меча­ни­ем), и на всех ли­цах прос­то ги­гант­ски­ми бук­ва­ми на­писан ШОК — ма­ло то­го, что Мал­фой по­явил­ся под руч­ку с Грей­нджер, так еще из­вес­тный сво­им од­нознач­ным от­но­шени­ем к гряз­нокров­кам За­бини де­монс­три­ру­ет прос­то во­пи­ющее пре­неб­ре­жение к собс­твен­ным сло­вам!

Одис­са Эй­ве­ри не вы­дер­жи­ва­ет, под­плы­ва­ет к ним и нас­квозь фаль­ши­вым лю­без­ным то­ном ос­ве­дом­ля­ет­ся у Гер­ми­оны:

— Как те­бе Мал­фой-Ме­нор? Прек­расный за­мок, не прав­да ли? Я его обо­жаю.

Гер­ми­она сму­щен­но ог­ля­дыва­ет­ся на Дра­ко:

— Да, он ог­ромный и ве­личес­твен­ный, но ме­ня по­дав­ля­ет его ве­лико­лепие. Я те­ря­юсь в этих тем­ных за­лах и бес­числен­ных лес­тни­цах.

— Прав­да? — Одис­са вски­дыва­ет бе­зуко­риз­ненно очер­ченную тон­кую бровь, — но ведь в этом и вся пре­лесть. За­мок воз­ве­ден мно­го сто­летий на­зад, и в нем сме­нил­ся не один де­сяток по­коле­ний ро­да Мал­фо­ев, не так ли, Дра­ко? Он прос­то обя­зан быть та­ким сум­рачно-тор­жес­твен­ным.

Гер­ми­она по­жима­ет пле­чами.

— Воз­можно. Не бу­ду спо­рить. Каж­дый име­ет пра­во на собс­твен­ное мне­ние.

— Приг­ла­шаю те­бя в мой за­мок, Эль­фин­сто­ун, — вме­шива­ет­ся Блейз, — ему мень­ше ве­ков, чем Мал­фой-Ме­нору, и он не та­кой мрач­ный. На­де­юсь, те­бе пон­ра­вит­ся.

Одис­са у­яз­влен­но вски­дыва­ет го­лову.

— Прис­матри­ва­ешь се­бе но­вую не­вес­ту, Блейз? Ду­ма­ешь, ес­ли Гос­по­дин поз­во­лил ей один раз по­явить­ся в на­шем об­щес­тве, то те­перь она ста­нет од­ной из нас?

— Упа­си Мер­лин, до­рогая, как да­леко впе­ред ты за­бежа­ла, — па­риру­ет Блейз, — хо­чу на­пом­нить, ес­ли ты вдруг за­была — мы уже не по­мол­вле­ны, и я во­лен рас­по­ряжать­ся собс­твен­ным вре­менем по сво­ему ус­мотре­нию и приг­ла­шать в свой за­мок тех лю­дей, чье об­щес­тво мне при­ят­но.

Дра­ко сов­сем не нра­вит­ся, ка­кой обо­рот при­нял их раз­го­вор, и он хму­рит­ся. А Одис­са вдруг сни­ка­ет, и в ее го­лосе от­четли­во слыш­ны сле­зы:

— Зна­чит, мое об­щес­тво те­бе неп­ри­ят­но?

— Я так не го­ворил.

— Но твои сло­ва…

— Оди-сс-ссса! — не ху­же лор­дов­ской На­гай­ны ши­пит Блейз, — мы с то­бой уже нес­коль­ко раз го­вори­ли на эту те­му. По­ра бы, на­конец, ус­по­ко­ить­ся и при­нять сло­жив­шу­юся си­ту­ацию.

Раз­го­вор, гро­зящий пе­рерас­ти в скло­ку, пре­рыва­ет вов­ре­мя по­дошед­шая Пэн­си.

— Оди, там Феб про­сит что-ни­будь сыг­рать, раз­ве­селить на­род, по его сло­вам. Дра­ко, мож­но те­бя на ми­нут­ку? — де­вуш­ка вы­рази­тель­но под­черки­ва­ет «те­бя».

— Да, ко­неч­но.

Гер­ми­она бес­по­мощ­но смот­рит вслед ухо­дяще­му за чер­но­воло­сой де­вуш­кой Дра­ко.

В ма­лень­ком зим­нем са­ду Пэн­си рез­ко ос­та­нав­ли­ва­ет­ся и вы­зыва­юще смот­рит на дру­га.

— Ты мо­жешь мне объ­яс­нить, в чем де­ло?

— А что слу­чилось?

Дра­ко с под­дель­ным не­пони­мани­ем сры­ва­ет цве­ток ро­зы от­тенка баг­ро­вого зим­не­го за­ката.

— Не от­ве­чай воп­ро­сом на воп­рос, Дра­ко Мал­фой! Я слиш­ком дол­го те­бя знаю. Ты де­ла­ешь так, ког­да те­бе не­чего ска­зать.

— Пэн­си, до­рогая моя, объ­яс­ни, по­жалуй­ста, что ты име­ешь в ви­ду?

Де­вуш­ка под­би­ра­ет по­дол платья, при­сажи­ва­ясь ря­дом с Дра­ко на рез­ную ска­мей­ку.

— По­чему в тво­ем зам­ке эта гряз­нокров­ка? За­чем Лор­ду по­надо­билось вво­дить ее в наш круг? Он что, серь­ез­но на­мерен за­полу­чить ее в ря­ды Сво­их сто­рон­ни­ков?

— Сколь­ко воп­ро­сов… Пэнс, поп­ро­буй за­дать их са­мому Лор­ду.

— С ума со­шел?!

— Нет. Прос­то все они ка­са­ют­ся не­пос­редс­твен­но Его, а не ме­ня. По­это­му я не смо­гу дать удов­летво­ря­ющий те­бя от­вет.

— Но как твои ро­дите­ли до­пус­ти­ли?

— Ты бы­ла на пос­леднем соб­ра­нии?

— Нет, ко­неч­но, ты же зна­ешь, я ни­ког­да на них не бы­ваю. Дос­та­точ­но то­го, что ма­ма с па­пой на них прос­то рвут­ся. Мы с Пэм пред­по­чита­ем уз­на­вать но­вос­ти из вто­рых рук.

— А я был. Грей­нджер в Мал­фой-Ме­нор — это при­каз Гос­по­дина, по­нима­ешь? Не пус­тить ее — не под­чи­нить­ся при­казу. У ко­го из нас дос­та­нет на это ре­шимос­ти?

Пэн­си по­нима­юще ки­ва­ет.

— Зна­чит, нам при­дет­ся с ней об­щать­ся?

— Зна­чит, при­дет­ся. И про­шу те­бя, не по­казы­вай слиш­ком оче­вид­но, что ты ее тер­петь не мо­жешь. Это не ра­ди Грей­нджер, ра­ди те­бя. Кто зна­ет, как от­ре­аги­ру­ет Лорд, ес­ли мы бу­дем от­кры­то вы­ражать през­ре­ние к ее про­ис­хожде­нию? Ме­ня нес­коль­ко пу­га­ет Его от­но­шение к ней.

— Так это прав­да? Что Он ей бла­гово­лит?

— Да.

— Ве­ликий Са­лазар, что во­об­ще у нас тво­рит­ся?!

— Увы, я не Са­лазар Сли­зерин, а все­го лишь Дра­ко Мал­фой. По­это­му твой жи­вот­ре­пещу­щий воп­рос ос­та­нет­ся без от­ве­та.

Де­вуш­ка за­дум­чи­во те­ребит цве­ток, ко­торый Дра­ко шу­тя вот­кнул ей в во­лосы. По­том кла­дет свою ру­ку по­верх его и ти­хо шеп­чет:

— Дра­ко, а… по­чему ты сов­сем пе­рес­тал за­ходить к нам?

Па­рень сму­щен­но при­кусы­ва­ет гу­бу, а де­вуш­ка то­роп­ли­во и сбив­чи­во объ­яс­ня­ет:

— Нет, ты не по­думай… зна­ешь, я не имею в ви­ду… Прос­то, мы же всег­да бы­ли друзь­ями! И ес­ли на­ши от­цы не ла­дят, то это еще не по­вод, что­бы обор­вать на­ши дру­жес­кие от­но­шения.

Дра­ко за­дум­чи­во смот­рит на Пэн­си. Да, они друзья с детс­тва. Сколь­ко се­бя он пом­нит, всег­да Пэн­си бы­ла ря­дом. И он да­же тол­ком не ус­пел за­метить, как из смеш­ной, нем­но­го упи­тан­ной де­воч­ки с чер­ны­ми хвос­ти­ками (из-за дет­ской пол­но­ты на млад­ших кур­сах ее зло драз­ни­ли жир­ным моп­сом, и он да­же нес­коль­ко раз вы­зывал на ма­гичес­кую ду­эль ее обид­чи­ков) она прев­ра­тилась в очень изящ­ную и хруп­кую де­вуш­ку, не кра­сави­цу, но уди­витель­но хо­рошень­кую, оча­ровы­ва­ющую со­чета­ни­ем яр­ких и чис­тых кра­сок — по­током чер­ных и блес­тя­щих, как ат­лас, во­лос, фар­фо­ровой бе­лиз­ной ко­жи и яб­ло­нево-неж­ным ру­мян­цем, смо­ляны­ми рес­ни­цами, за­теня­ющи­ми глу­бокую си­неву глаз, алы­ми при­пух­лы­ми гу­бами. Она бы­ла ос­тра на язык, нас­мешли­ва, са­мос­то­ятель­на, на все име­ла собс­твен­ное мне­ние и ве­ла се­бя как прин­цесса кро­ви. Пэн­си при­тяги­вала взгляд и вни­мание. Не­уди­витель­но, что мно­гие, в том чис­ле и Эл­фрид Де­лэй­ни, так и вь­ют­ся вок­руг нее.

Дра­ко бе­рет ее ла­дош­ку и лег­ко це­лу­ет.

— Из­ви­ни, — он ста­ра­ет­ся го­ворить ис­крен­не, — я был за­нят. Ты же по­нима­ешь, я всег­да дол­жен от­зы­вать­ся на При­зыв Гос­по­дина. К то­му же отец вво­дит ме­ня в де­ла уп­равле­ния иму­щес­твом. И еще Грей­нджер, ко­торой на­до вдал­бли­вать в го­лову пре­иму­щес­тва так на­зыва­емо­го «на­шего по­ложе­ния».

Пэн­си свет­ле­ет. Ко­неч­но, у муж­чин всег­да не­от­ложные де­ла и за­боты. Они веч­но за­няты сво­ими не­понят­ны­ми ин­те­реса­ми, да­же те, с кем ты вы­рос­ла, и ко­го зна­ешь, как се­бя. И с кем ты втай­не, с за­мира­ющим сер­дцем, свя­зыва­ла свою судь­бу до то­го дня, по­ка все не пош­ло пра­хом, и меч­ты не бы­ли пог­ре­бены под тол­стым сло­ем чер­но­го пеп­ла сго­рев­ших на­дежд. Но мо­жет быть, не пог­ре­бены, а прос­то спят? И при­дет вре­мя, они рас­пра­вят крылья?

Де­вуш­ка улы­ба­ет­ся дру­гу, дру­жес­ким жес­том еро­шит его свет­лые во­лосы. Дра­ко под­ни­ма­ет­ся, скло­ня­ясь в по­лушу­тов­ском пок­ло­не.

— Мисс, раз­ре­шите приг­ла­сить вас на тур валь­са. На­де­юсь, ваш пыл­кий пок­лонник не вы­зовет ме­ня на ду­эль?

— Но он же нас не ви­дит? — за­говор­щи­чес­ки под­ми­гива­ет Пэн­си, при­нимая про­тяну­тую ру­ку, — так что мо­жете не вол­но­вать­ся, сэр. В слу­чае ду­эли и неп­ри­ят­но­го ис­хо­да, обе­щаю, я оро­шу ва­шу мо­гилу горь­ки­ми де­вичь­ими сле­зами.

Пэн­си и Дра­ко ве­село сме­ют­ся, кру­жась на тес­ном прос­транс­тве зим­не­го са­да в им­про­визи­рован­ном валь­се, и не по­доз­ре­ва­ют, что за ни­ми наб­лю­да­ют.

Ка­рег­ла­зая де­вуш­ка в бор­до­вом платье, ко­торая выш­ла из за­ла, что­бы поп­ра­вить при­чес­ку, а по­том заб­лу­дилась и слу­чай­но нат­кну­лась на по­тай­ную дверь, ве­дущую в зим­ний сад.

Ког­да че­рез не­кото­рое вре­мя Дра­ко с Пэн­си воз­вра­ща­ют­ся, Гер­ми­она и Блейз по-преж­не­му сто­ят вмес­те и неп­ри­нуж­денно бол­та­ют. Од­ни сре­ди тол­пы, ко­торая об­те­ка­ет их, как чум­ной ос­тров. Пэн­си ве­село ма­шет Дра­ко ру­кой и при­со­еди­ня­ет­ся к ком­па­нии, где Эл­фрид важ­но о чем-то раз­гла­голь­ству­ет. Гер­ми­она об­ра­ща­ет на по­дошед­ше­го Дра­ко тус­клый взгляд.

— Прос­ти­те, я ус­та­ла. Я мо­гу уй­ти, Дра­ко?

— Ко­неч­но.

Блейз сно­ва под­но­сит к гу­бам ее ру­ку.

— Это ты прос­ти нас, мы, на­вер­ное, те­бя уто­мили?

— Нет, ни­чего.

— Эль­фин­сто­ун бу­дет ждать те­бя, мое приг­ла­шение ос­та­ет­ся в си­ле.

— Спа­сибо! — ос­ле­питель­но улы­ба­ет­ся Гер­ми­она, — я обя­затель­но его при­му.

А в гру­ди Дра­ко по­чему-то под­ни­ма­ет го­лову ядо­витая змея, ко­торая нес­коль­ко раз жа­лит его в са­мое сер­дце, не бь­юще­еся в гру­ди, как ему по­лага­ет­ся, а без­жизнен­но дер­га­юще­еся. Хо­тя ка­кое ему, собс­твен­но, де­ло до то­го, что Блейз За­бини приг­ла­ша­ет Гер­ми­ону Грей­нджер по­гос­тить у не­го в зам­ке? Ну и что, что вы­сокие сво­ды Эль­фин­сто­уна за всю свою мно­гове­ковую ис­то­рию ни­ког­да не ви­дели маг­ло­рож­денных вол­шебни­ков, а За­бини да­же в не­дол­гую быт­ность же­нихом Одис­сы не приг­ла­шал ее к се­бе, пред­по­читая встре­чать­ся на ней­траль­ной тер­ри­тории? Эль­фин­сто­ун зна­чит для Блей­за го­раз­до боль­ше, чем Мал­фой-Ме­нор для Дра­ко, и он весь­ма ос­мотри­тель­но до­пус­ка­ет в свой дом пос­то­рон­них.

Но это не име­ет зна­чения, прав­да?

А в тем­ном уг­лу за­ла, за ог­ромным, свер­ка­ющим чер­ным ла­ком ро­ялем, ку­да поч­ти не па­да­ет свет от све­чей, скром­но и ти­хо си­дит неп­ри­мет­ная де­вуш­ка, сов­сем юная, в аля­пова­том без­вкус­ном платье. На нее ник­то не об­ра­ща­ет вни­мания, она по­пала в это из­бран­ное об­щес­тво слу­чай­но. И ни один из этих мо­лодых лю­дей, ве­селых, раз­вязных, над­менных, и ни од­на из де­вушек в рос­кошных на­рядах и свер­ка­ющих дра­гоцен­ностях, не ска­зали ей ни­чего хо­роше­го, лишь рав­но­душ­но кив­нув, и то в луч­шем слу­чае. Но она при­вык­ла. Ее семья хоть и дос­та­точ­но чис­токров­ная, но не­дос­та­точ­но бо­гатая. А ока­залась она здесь, по­тому что ее те­тя за­нима­ет важ­ный пост в Ми­нис­терс­тве Ма­гии и нуж­на Лор­ду Вол­де­мор­ту.

Она не от­во­дит взгля­да от чер­но­воло­сого пар­ня, ко­торый, скло­нив­шись в ста­ромод­ном га­лан­тном пок­ло­не, це­лу­ет ру­ку неж­но але­ющей от сму­щения ка­рег­ла­зой де­вуш­ке. Он улы­ба­ет­ся ей, и она вспы­хива­ет в от­вет чу­дес­ной улыб­кой, яс­ным сол­нцем оза­рив­шей все ли­цо.

И взгляд той, что си­дит в уг­лу, тем­не­ет.

Глава 10. Я тебе не верю

На уро­ках Ухо­да Алекс поз­на­комил­ся с ког­тевран­цем Га­ем Мак­Ней­ром, маль­чи­ком из вол­шебной семьи, с ко­торым иног­да ока­зывал­ся в па­ре на за­дани­ях. Гай был очень смеш­ли­вым, имел убой­ное чувс­тво юмо­ра, пе­ред­разни­вал всех, кто имел нес­частье ляп­нуть глу­пость, а сам всег­да тя­нул ру­ку с пра­виль­ны­ми от­ве­тами. Алекс с ува­жени­ем ду­мал, что не зря он в Ког­тевра­не, фа­куль­те­те са­мых ум­ных. В от­ли­чие от боль­шинс­тва ре­бят-вол­шебни­ков, Гай охот­но бол­тал с Алек­сом, под­ска­зывал, ког­да он не знал че­го-ни­будь. И имен­но Гай на­тол­кнул Алек­са на мысль соз­дать что-то вро­де фут­боль­ной ко­ман­ды. Алекс обо­жал фут­бол, знал всех иг­ро­ков сбор­ной Ан­глии, был ярым бо­лель­щи­ком «Ман­честер Юнай­тед» и в Хог­вар­тсе, где, ес­тес­твен­но, не бы­ло те­леви­зора, а но­вос­ти из спор­тивно­го ми­ра обыч­ных лю­дей не про­ника­ли, ску­чал по яр­ким иг­рам, кра­сиво за­битым го­лам, нап­ря­жению три­бун, ког­да лю­бимая ко­ман­да бь­ет­ся за чем­пи­он­ский ку­бок.

На квид­ди­че, о ко­тором с блес­ком в гла­зах рас­ска­зыва­ла Ли­ли еще в по­ез­де, он вмес­те со все­ми си­дел на ста­ди­оне, ис­крен­не хо­тел, что­бы ко­ман­да Гриф­финдо­ра вы­иг­ра­ла, но не бо­лее то­го. При­чиной это­му, на­вер­ное, бы­ло то, что на уро­ках по­летов на мет­лах он не блис­тал. Од­на мысль о том, что­бы па­рить в нес­коль­ких де­сят­ках мет­рах над зем­лей, зас­тавля­ла же­лудок су­дорож­но сжи­мать­ся, а в гла­зах тем­не­ло. Со­от­ветс­твен­но, и квид­дич его сов­сем не за­ин­те­ресо­вал. Ли­ли и Рейн его не по­нима­ли, во­пя над ухом так, что он глох. Ли­ли эмо­ци­ональ­но пе­режи­вала про­пущен­ные мя­чи, бур­но ра­дова­лась за­битым и очень ре­шитель­но за­яви­ла, что, как толь­ко она пе­рей­дет на тре­тий курс, сра­зу бу­дет про­бовать­ся в фа­куль­тет­скую ко­ман­ду. Рейн чес­тно приз­нал, что вра­тар­ский та­лант от­ца ему по нас­ледс­тву не пе­редал­ся, и по­это­му не осо­бо рвал­ся в ко­ман­ду, но был ув­ле­чен квид­ди­чем так же, как и Ли­ли.

Од­нажды Гай, быв­ший пок­лонни­ком это­го ви­да ма­гичес­ко­го спор­та не мень­ше дру­зей Алек­са, расс­про­сил его об иг­рах маг­лов. И Алекс, ко­неч­но, рас­ска­зал ему о сво­ем лю­бимом фут­бо­ле, при­чем, ув­лекшись, рас­пи­сал его в та­ких крас­ках, что Гай вос­хи­щен­но вос­клик­нул:

— Кру­то! Вот бы хоть глаз­ком пос­мотреть, как иг­ра­ют в этот фут­бол!

Алекс за­думал­ся. В Хог­вар­тсе бы­ло мно­го ре­бят из не­вол­шебных се­мей, и боль­шинс­тво из них, на­вер­ня­ка, име­ли по­нятие о фут­бо­ле. Пом­нится, Эн­то­ни и Си­рил то­же бы­ли фа­ната­ми. А что, ес­ли соб­рать нес­коль­ко че­ловек и поп­ро­бовать сыг­рать? По­чему в Хог­вар­тсе дол­жен без­раздель­но ца­рить квид­дич?

Он по­делил­ся этой мыслью с друзь­ями. Рейн по­жал пле­чами, Ли­ли рав­но­душ­но ска­зала:

— Поп­ро­буй.

На сле­ду­ющем сов­мес­тном уро­ке зель­ева­рения, на­резая су­шеных гу­сениц зла­тов­ласки, Алекс рас­ска­зал Эн­то­ни и Си­рилу о сво­ей идее. То­ни при­шел в та­кой вос­торг, что бух­нул в ко­тел це­лую при­гор­шню цве­тов ог­не­яда, от че­го по клас­су поп­лыл дур­манный фи­оле­товый дым, а хруп­кая Даф­на Лей­нстрендж поб­ледне­ла так, что про­фес­сор Флинт от­пра­вил ее в боль­нич­ное кры­ло. То­ни ви­нова­то ог­ля­нул­ся на вы­ходив­шую, поч­ти ша­та­ясь, де­воч­ку, но го­рячо за­шеп­тал Алек­су:

— Здо­рово, Алекс, прос­то здо­рово! Мы ре­бятам ска­жем, обя­затель­но при­дут! Зна­ешь Джо­на Кар­трай­та, вы­соко­го та­кого, со вто­рого кур­са? Он то­же фан, прав­да, за «Чел­си» бо­ле­ет.

Си­рил под­хва­тил с не­мень­шим во­оду­шев­ле­ни­ем:

— Ага. И Марк то­же, с Пуф­фендуя. Толь­ко ему ска­жи, прим­чится. За­мета­но, Алекс, встре­ча­ем­ся се­год­ня. Ря­дом с квид­дичным ста­ди­оном есть очень удоб­ное по­ле, оно как раз по­дой­дет.

Алекс ра­дос­тно кив­нул, чувс­твуя, как в жи­воте по­яв­ля­ет­ся ка­кая-то лег­кость. Они бу­дут иг­рать в фут­бол! Хоть что-то зна­комое и при­выч­ное в этом чу­дес­ном, но все рав­но по­ка еще стран­ном ми­ре…

На зак­ли­нани­ях, ко­торые вел прес­та­релый кро­хот­ный про­фес­сор Флит­вик, Алекс был нев­ни­мате­лен, пред­вку­шая иг­ру, и ед­ва не взор­вал свою кни­гу, хо­тя пред­ла­галось под­нять в воз­дух пе­ро. Рейн в пос­ледний мо­мент ус­пел от­вести его ру­ку. Алекс сму­щен­но взгля­нул на про­фес­со­ра, ко­торый уже ус­пел спря­тать­ся под сво­им сто­лом, и сде­лал но­вую по­пыт­ку, на этот раз бо­лее сос­ре­дото­чен­но. И пе­ро вмес­те с кни­гой, пер­га­мен­том, сум­кой и пар­той вос­па­рили вверх чуть ли не на метр. Флит­вик изум­ленно раз­вел ру­ками, а Ли­ли сза­ди воз­му­щен­но про­бур­ча­ла:

— Ну вот, а я не мо­гу да­же пе­рыш­ко под­нять!

Пос­ле уро­ков, по­обе­дав и нас­ко­ро сде­лав до­маш­ние за­дания, Алекс и Рейн по­бежа­ли на по­ле, о ко­тором го­ворил Си­рил. Рейн по­шел с ним толь­ко из чувс­тва дру­жес­кой со­лидар­ности. К удив­ле­нию Алек­са, он знал, как иг­ра­ют в фут­бол, но не ис­пы­тывал ни­како­го же­лания влить­ся в ко­ман­ду. А еще за ни­ми увя­зал­ся Не­вилл, ко­торый роб­ко поп­ро­сил:

— А мож­но мне с ва­ми? Чес­тное сло­во, я не бу­ду ме­шать.

— Ко­неч­но, мож­но.

Алекс во­об­ще-то не пред­став­лял, как Не­вилл, ко­торый хо­дил-то, за­пина­ясь на ров­ном мес­те, смо­жет иг­рать, но был рад то­му, что еще один че­ловек за­ин­те­ресо­вал­ся его за­те­ей.

Крис Та­ун­сенд то­же сог­ла­сил­ся прий­ти, эмо­ци­ональ­но вос­клик­нув, что ку­выр­ки в воз­ду­хе с мет­лы это, ко­неч­но, хо­рошо, но и фут­бол нис­коль­ко не ху­же.

Ког­да они приш­ли на по­ле, их уж жда­ла це­лая ком­па­ния. Бы­ли со Сли­зери­на Эн­то­ни, Си­рил и обе­щан­ный ими Джон Кар­трайт, вы­сокий ху­дой маль­чик. Он пот­ряс ру­ку Алек­са и ска­зал:

— Ты мо­лодец, здо­рово при­думал.

Был, ко­неч­но, ког­тевра­нец Гай Мак­Нейр с дру­гом Сэ­мом Ву­дом, креп­ко сби­тым, пле­чис­тым вто­рокур­сни­ком, от ру­копо­жатья ко­торо­го Алекс ох­нул. С Пуф­фендуя по­дош­ли их од­но­кур­сни­ки Стэн­форд Фо­ули и Марк У­ил­кост. Нас­коль­ко Алекс знал, Стэн­форд и Сэм бы­ли из се­мей вол­шебни­ков. Их при­ход так об­ра­довал его, что он сов­сем за­был — для иг­ры ну­жен мяч! Зна­чит, не все ко­сят­ся на не­го, как на ка­кое-то не­понят­ное опас­ное су­щес­тво, они убе­дят­ся, что он та­кой же, как все, а мяч — это раз­ве проб­ле­ма? Тем бо­лее, что Сэм и Гай, уз­нав о том, что ну­жен мяч, хит­ро пе­рег­ля­нулись, ис­чезли ку­да-то, по­обе­щав, что они ско­ро, и че­рез де­сять ми­нут при­тащи­ли ста­рый квоффл.

— Ну как, сой­дет?

— Сой­дет!

Квоффл был нем­но­го тя­жело­ват, но ка­кое это име­ло зна­чение?!

Ре­бята, ко­торые зна­ли пра­вила иг­ры, объ­яс­ни­ли их то­вари­щам. На­мети­ли во­рота, по­ка од­ни, пос­та­вили вра­таря Не­вил­ла, и иг­ра на­чалась. Вна­чале но­вич­ки пу­тались, по­сыла­ли мяч сов­сем не ту­да, би­ли по не­му ми­мо, но втя­нув­шись, по­об­выкнув, на­чали иг­рать впол­не при­лич­но. Да­же Не­вилл ока­зал­ся впол­не снос­ным вра­тарем, про­пус­тив в во­рота все­го лишь де­сять го­лов. С неп­ри­выч­ки ре­бята за­пыха­лись, но ос­та­лись очень до­воль­ны, до­гово­рив­шись со­бирать­ся каж­дую суб­бо­ту до нас­тупле­ния силь­ных хо­лодов.

Гай хлоп­нул Алек­са по пле­чу, ког­да они воз­вра­щались в за­мок.

— Клас­сная иг­ра этот фут­бол.

Алекс рас­плыл­ся в от­вет в улыб­ке. Рейн, по­нача­лу очень скеп­тично от­несший­ся к фут­бо­лу в Хог­вар­тсе, вы­шаги­вал ря­дом с ним с за­ин­те­ресо­ван­ным ви­дом:

— А зна­ешь, в этом что-то есть. Не срав­нишь, ко­неч­но, с квид­ди­чем, но все-та­ки.

Те­перь каж­дую суб­бо­ту пос­ле за­нятий один­надцать маль­чи­шек спе­шили на ма­лень­кое по­ле и го­няли ста­рый квоффл, кри­ча так, что заг­лу­шали свис­тки и ко­ман­ды ма­дам Трюк, про­водив­шей до­пол­ни­тель­ные за­нятия по по­летам, или пе­реб­ранку и воп­ли тре­ниро­вав­шихся квид­дичных ко­манд.

Од­ним хму­рым днем в кон­це ок­тября Алекс бе­жал из биб­ли­оте­ки на по­ле. Он при­поз­днил­ся, за­сидев­шись за очень ин­те­рес­ной книж­кой о вам­пи­рах; Рейн, Не­вилл и Крис уже уш­ли, а Ли­ли с ни­ми не хо­дила — по ее мне­нию, луч­ше квид­ди­ча иг­ры еще не при­дума­ли. Про­бегая ми­мо хи­жины про­фес­со­ра Хаг­ри­да, маль­чик ус­лы­шал чей-то ти­хий плач. Он знал, что хо­зя­ина нет, у­ехал в оче­ред­ную ко­ман­ди­ров­ку то ли в Ки­тай, то ли в Ин­дию, ря­дом с до­мом бро­дил толь­ко его трех­го­ловый пес Сне­жок, зве­рюга ве­личи­ной с мо­лодо­го быч­ка, но ис­клю­читель­но доб­ро­душ­ная, усер­дно под­вы­вав­ший в тон пла­чу. Алекс удив­ленно ос­мотрел­ся, по­том по­дошел поб­ли­же. Сне­жок, уви­дев его, от ра­дос­ти сва­лил на зем­лю, об­ли­зывая тре­мя слю­нявы­ми пас­тя­ми.

— Сне­жок, фу, от­стань! Слезь с ме­ня, го­ворю, — Алекс под­нялся на но­ги и от­ряхнул­ся, от­талки­вая от се­бя ве­село­го пса.

Плач до­носил­ся из-за ог­ромных тыкв, вы­ращен­ных к Хэл­ло­уину и ку­чей сва­лен­ных на уже пус­тых чер­ных гряд­ках. Он ос­то­рож­но обог­нул тык­вы и уви­дел де­воч­ку, ко­торая горь­ко ры­дала, ут­кнув­шись в ман­тию.

— Эй, при­вет, — ти­хо ок­ликнул он ее.

— П-при­вет, — де­воч­ка под­ня­ла ли­цо и пос­пешно вы­тер­ла сле­зы.

Это бы­ла их од­но­кур­сни­ца, Даф­на Лей­нстрендж, бо­лез­ненная, ху­день­кая, мол­ча­ливая де­воч­ка, ко­торая всег­да си­дела на зад­них пар­тах на уро­ках.

— У те­бя что-то слу­чилось? Я мо­гу по­мочь?

— Ни­чего. Ни­чего не слу­чилось, — пос­пешно от­ве­тила Даф­на, но гла­за ее опять на­пол­ни­лись сле­зами.

Алек­су ста­ло ее жал­ко, уж очень она бы­ла ма­лень­кая и хруп­кая, ка­залось, тронь — упа­дет и сло­ма­ет­ся. Он при­сел ря­дом с ней.

— Зна­ешь, иног­да луч­ше рас­ска­зать ко­му-ни­будь, что у те­бя что-то не в по­ряд­ке. Мо­жет, дру­гой смо­жет как-то по­мочь.

Де­воч­ка тя­жело вздох­ну­ла, по­том хлюп­ну­ла но­сом, по­мол­ча­ла и не­реши­тель­но ска­зала:

— Я не мо­гу кол­до­вать, у ме­ня ни­чего не по­луча­ет­ся. И ча­рами ле­вита­ции я не ов­ла­дела, и не по­няла, как мож­но пру­тик прев­ра­тить в ве­рев­ку, я во­об­ще ни­чего не мо­гу! У ме­ня все из рук ва­лит­ся, я та­кая не­уме­ха! Да­же в ас­тро­номии ни­чего не по­нимаю, — она опять зап­ла­кала.

Алекс не­лов­ко каш­ля­нул.

— За­то ты от­лично ва­ришь зелья, про­фес­сор Флинт те­бя всег­да хва­лит.

— Зелья это не то, — де­воч­ка шмыг­ну­ла но­сом, — сей­час в на­шем ми­ре глав­ное — тран­сфи­гура­ция и зак­ли­нания. А на тех, кто ув­ле­ка­ет­ся зель­ями, ко­со смот­рят. А я… я так хо­тела учить­ся на от­лично, что­бы пос­ле Хог­вар­тса най­ти хо­рошую ра­боту, по­мочь ма­ме с сес­трен­кой, что­бы ма­ма по­чаще улы­балась, а у Ка­ро бы­ли кра­сивые платья и но­вые книж­ки. А те­перь…

Алек­су ста­ло ужас­но не по се­бе. Он толь­ко сей­час за­метил, что ман­тия на де­воч­ке бы­ла по­ношен­ная, ак­ку­рат­но заш­то­пан­ная, обувь вся в ца­рапи­нах и по­тер­тая, яв­но из се­конд-хэн­да. У не­го-то в Грин-Гот­тсе и дру­гих бан­ках ле­жали мил­ли­оны, он на удив­ле­ние быс­тро и лег­ко (и это пос­ле че­рес­чур эко­ном­ных в его от­но­шении Биг­сли!) при­вык не ду­мать о день­гах, а Даф­на, учась на пер­вом кур­се, уже рас­счи­тыва­ет на ра­боту пос­ле Хог­вар­тса...

— А сколь­ко лет Ка­ро? — спро­сил он, ду­мая о дру­гом.

— Че­тыре. Она прос­то пре­лесть, та­кая хо­рошень­кая и ве­селая! Ког­да они с ма­мой про­вожа­ли ме­ня в Хог­вартс, она сме­ялась и бол­та­ла без умол­ку, а по­том по­няла, что я у­ез­жаю, и за­реве­ла так, что все на пер­ро­не ог­ля­дыва­лись, — Даф­на за­мет­но ожи­вилась, рас­ска­зывая о сес­трен­ке, гла­за заб­лесте­ли.

Алекс улыб­нулся де­воч­ке.

— Хо­чешь, я бу­ду те­бе по­могать с уро­ками? Мне нет­рудно. Бу­дем вмес­те де­лать до­маш­ние за­дания.

— Ой, прав­да? — Даф­на в смеш­ном удив­ле­нии при­жала ру­ки к ще­кам, — мне бы так это­го хо­телось! Ты же учишь­ся луч­ше всех на на­шем кур­се!

Алекс сму­щен­но по­ковы­рял зем­лю.

— Ну что ты, Рейн учит­ся луч­ше ме­ня.

Даф­на вздох­ну­ла.

— Да, толь­ко Рей­нар У­из­ли ни­ког­да не пред­ло­жил бы мне по­мощи. И я са­ма ни­ког­да не смог­ла бы поп­ро­сить его объ­яс­нить что-ни­будь не­понят­ное. Они с Пот­тер та­кие вы­соко­мер­ные, сов­сем не об­ра­ща­ют вни­мания на тех, с кем не об­ща­ют­ся.

— Неп­равда! — Алекс бро­сил­ся за­щищать Рей­на и Ли­ли, — они хо­рошие, они са­мые луч­шие друзья!

— Луч­шие друзья для тех, ко­го они са­ми выб­ра­ли, кто, по их мне­нию, дос­то­ин с ни­ми об­щать­ся, — Даф­на серь­ез­но пос­мотре­ла маль­чи­ку в гла­за, — спа­сибо, Алекс! Я бу­ду очень ра­да, ес­ли ты бу­дешь мне по­могать.

Она ле­гонь­ко кос­ну­лась его ру­ки и уш­ла, ос­та­вив Алек­са в рас­те­рян­ности. Он поб­рел к по­лю, раз­ду­мывая над сло­вами де­воч­ки. Ли­ли Пот­тер и Рейн У­из­ли не бы­ли та­кими, как о них отоз­ва­лась Даф­на! Или… бы­ли? Он как-то не об­ра­щал вни­мания на од­но­кур­сни­ков или дру­гих школь­ни­ков, тем бо­лее, что они и са­ми не очень-то дру­желюб­но к не­му от­но­сились. Ли­ли и Рейн ста­ли его луч­ши­ми друзь­ями, про­вод­ни­ками в мир ма­гии, его ок­ру­жени­ем, на­деж­ной сте­ной. Он уже знал, что они всег­да вста­нут на его сто­рону, они до­казы­вали это при каж­дой стыч­ке с Де­лэй­ни и Мал­фуа, ко­торые при встре­чах обя­затель­но ки­дали па­ру-трой­ку ядо­витых слов, нас­ме­шек и из­де­ватель­ств. Ни­ког­да у не­го не бы­ло нас­то­ящих дру­зей, и по­это­му он так до­рожил ими.

Толь­ко Алекс не слы­шал, сколь­ко пе­ресу­дов вы­зыва­ет их друж­ба, не ви­дел, как удив­ле­ны пре­пода­вате­ли, наб­лю­дая за их тро­ицей. Де­ти Гар­ри Пот­те­ра и Ро­наль­да У­из­ли с са­мого рож­де­ния вош­ли в выс­шие кру­ги ма­гичес­ко­го об­щес­тва, бы­ли под осо­бым прис­мотром, мо­жет, и са­ми то­го не же­лая. И это был факт. Борь­ба Гар­ри и Ро­на с Вол­де­мор­том, всем из­вес­тная Из­бран­ность Гар­ри, осо­бая роль Ро­на, ко­торую он сыг­рал в унич­то­жении Вол­де­мор­та, как Друг Из­бран­но­го — все это на­ложи­ло от­пе­чаток на их ста­тус, по­ложе­ние в пос­ле­во­ен­ном ми­ре, рас­простра­нилось на их близ­ких и род­ных. И как за­коно­мер­ность, на де­тей всег­да па­да­ет ли­бо от­свет сла­вы и из­вес­тнос­ти, ли­бо тень из­ме­ны и пре­датель­ства ро­дите­лей.

И фак­том бы­ло то, что и Ли­ли Пот­тер, и Рейн У­из­ли дав­но при­вык­ли к то­му, что их семьи весь­ма из­вес­тны и вли­ятель­ны в ма­гичес­ком ми­ре. И они дей­стви­тель­но не об­ра­щали вни­мания на тех, кто их не ин­те­ресо­вал, а та­ких бы­ло очень мно­го. У де­тей зна­мени­тых ге­ро­ев вто­рой ма­гичес­кой вой­ны был свой круг об­ще­ния, и они не стре­мились впус­кать ту­да пос­то­рон­них. Но за тех, кто во­шел в этот круг, Ли­ли и Рейн, на­вер­ное, бы­ли го­товы от­дать жизнь, хо­тя по­ка они это­го еще са­ми не по­нима­ли.


* * *


Че­рез два дня был Хэл­ло­уин. Вер­нувший­ся из ко­ман­ди­ров­ки про­фес­сор Хаг­рид пе­ретас­кал все тык­вы в за­мок и вы­резал на них са­мые звер­ские фи­зи­оно­мии. В них вста­вили по све­че и от­пра­вили па­рить в Боль­шом За­ле. По­тол­ки и уг­лы зам­ка ук­ра­сились ле­тучи­ми мы­шами, гре­мящи­ми ске­лета­ми и приз­ра­ками, ко­торые вор­ча­ли, что это не­дос­той­но их по­ложе­ния, но с удо­воль­стви­ем пу­гали роб­ких школь­ни­ков, вне­зап­но вып­лы­вая с жут­ким за­выва­ни­ем из-за уг­лов и из стен.

Пе­ред уро­ком Зель­ева­рения Алекс опять стол­кнул­ся с Де­лэй­ни, ко­торый пе­ред­разни­вал при­выч­ку Ли­ли по­тяги­вать в за­дум­чи­вос­ти ниж­нюю гу­бу. Маль­чиш­ки уже го­товы бы­ли вце­пить­ся друг в дру­га, при­чем Эд­вард в ярос­ти да­же отод­ви­нул в сто­рону сво­их шка­фопо­доб­ных го­рилл Дер­ри­ка и Бо­ула, на­мере­ва­ясь собс­твен­ны­ми ру­ками нас­лать прок­лятье на Алек­са. Их раз­нял про­фес­сор Флинт, сде­лав каж­до­му стро­гий вы­говор и от­няв оч­ки.

Как толь­ко проз­ве­нел зво­нок на пе­реме­ну, злой Алекс (Де­лэй­ни весь урок крив­лялся, пог­ля­дывая на не­го и что-то шеп­ча Са­тин Мал­фуа, они вмес­те очень ядо­вито хи­хика­ли) рва­нул­ся к сли­зерин­цу с на­мере­ни­ем про­дол­жить вы­яс­не­ние от­но­шений. Рейн уже при­выч­но за­каты­вал ру­кава ман­тии, а Ли­ли умо­ля­юще дер­га­ла то од­но­го, то дру­гого:

— Да лад­но, вы что, это­го при­дур­ка не зна­ете? Он же на­роч­но! Они с Мал­фуа хо­тят, что­бы у Гриф­финдо­ра по­боль­ше оч­ков от­ня­ли. Маль­чи­ки, вы ме­ня слу­ша­ете во­об­ще? Алекс, Мер­лин, убе­ри па­лоч­ку! В ко­ридо­рах нель­зя кол­до­вать!!!

Дер­рик и Бо­ул глу­по ух­мы­лялись за спи­ной Де­лэй­ни, и де­ло, на­вер­ное, кон­чи­лось бы оче­ред­ны­ми штраф­ны­ми бал­ла­ми или да­же взыс­ка­ни­ями, но тут к ним под­ле­тел взъ­еро­шен­ный Гай Мак­Нейр.

— Что это у вас тут? Алекс, те­бя к ди­рек­то­ру вы­зыва­ют!

— Ме­ня? За что?

— Не знаю, мне ве­лела най­ти те­бя про­фес­сор Дир­борн.

— Но у нас сей­час Ча­ры.

Гай раз­вел ру­ками.

— Про­фес­сор Дир­борн ска­зала — сей­час же.

Удив­ленные Рейн и Ли­ли в один го­лос спро­сили:

— Ты что-то нат­во­рил?

— Ни­чего, вро­де… — рас­те­рян­но от­ве­тил Алекс, — но ес­ли бы не Гай, бы­ло бы хоть за что вы­зывать — за на­несе­ние тяж­ких те­лес­ных пов­режде­ний од­но­му мер­зко­му сли­зерин­цу.

Ус­лы­шав про вы­зов ди­рек­то­ра, сли­зерин­цы мо­мен­таль­но ис­па­рились в не­из­вес­тном нап­равле­нии. Алекс ки­нул им вслед през­ри­тель­ный взгляд и, под­хва­тив сум­ку и мах­нув друзь­ям, с не­охо­той от­пра­вив­шимся на сле­ду­ющий урок, нап­ра­вил­ся в сто­рону ди­рек­тор­ско­го ка­бине­та, ко­торый, как он знал, на­ходит­ся за ог­ромной бе­зоб­разной гор­гуль­ей.

За что его мог­ла вы­зывать ди­рек­тор Мак­Го­нагалл? Ни­чего серь­ез­но­го он не сде­лал. Ка­жет­ся. Нет, точ­но! Ну не счи­тать же се­год­няшнее. Да они с Де­лэй­ни по сто раз на дню стал­ки­ва­ют­ся. Прав­да, вче­ра на Тра­воло­гии он раз­бил гор­шок и ед­ва не под­па­лил ман­тию про­фес­со­ра Крот­котта, но это ведь пус­тяк. Вон Не­вилл поч­ти на каж­дом уро­ке их раз­би­ва­ет, а вче­ра во­об­ще упус­тил се­мей­ку ки­тай­ских ман­дра­гор, ко­торые пе­реко­лоти­ли всю теп­ли­цу и убе­жали в Зап­ретный Лес. Но его же не вы­зыва­ли к ди­рек­то­ру…

Алекс не бо­ял­ся, прос­то не­из­вес­тность зас­тавля­ла сер­дце бить­ся чуть ча­ще, и во рту пе­ресох­ло.

А вдруг… вдруг Мак­Го­нагалл ска­жет, что его за­чис­ли­ли в Хог­вартс по ошиб­ке, а те­перь все вы­яс­ни­лось, и он дол­жен вер­нуть­ся об­ратно к Биг­сли?! Маль­чик да­же спот­кнул­ся от этой не­лепой, но жут­кой мыс­ли и ед­ва не прос­ко­чил сквозь Кро­ваво­го Ба­рона, ве­лича­во вып­лывше­го из сте­ны и пот­ря­сав­ше­го це­пями.

— Ой, из­ви­ните.

— А, юный Мал­фой. Ку­да же вы нап­равля­етесь в столь от­ре­шен­ном сос­то­янии?

Ес­ли бы Алек­са не за­коло­тило от вол­не­ния и вне­зап­но наг­ря­нув­шей «до­гад­ки», он бы очень уди­вил­ся то­му, что Ба­рон за­гово­рил с ним, да еще так уч­ти­во. Сли­зерин­ский приз­рак не удос­та­ивал сво­им вни­мани­ем гриф­финдор­цев и был в сос­то­янии хо­лод­ной вой­ны с Сэ­ром Ни­кола­сом, гриф­финдор­ским при­виде­ни­ем.

— Я… — Алекс от­кашлял­ся, — ме­ня выз­ва­ла ди­рек­тор Мак­Го­нагалл.

— Тог­да смею за­метить, что вы иде­те вов­се не ту­да. Эта лес­тни­ца ве­дет к ког­тевран­ской баш­не.

Маль­чик ог­ля­дел­ся и с удив­ле­ни­ем по­нял, что и в са­мом де­ле свер­нул в дру­гой ко­ридор. Ди­рек­тор­ская гор­гулья в за­ле Трех Ры­царей, а он сей­час у вы­хода из Боль­шо­го За­ла. Он быс­тро сос­ко­чил с лес­тни­цы, со­бирав­шей­ся по­менять нап­равле­ние, и бла­годар­но кив­нул Ба­рону.

— Спа­сибо.

— Всег­да рад ус­лу­жить. Дав­но хо­тел до­нес­ти до ва­шего све­дения — ка­кая жа­лость, что вы не на мо­ем фа­куль­те­те, юный сэр!

Тут толь­ко до Алек­са дош­ло, как стран­но ве­дет се­бя сли­зерин­ский приз­рак. Он толь­ко бы­ло от­крыл рот, что­бы спро­сить, но Ба­рон уже ис­чез.

А вот и гор­гулья.

По­дой­дя к ней, Алекс спох­ва­тил­ся, что не зна­ет, как про­ник­нуть за нее, но его ок­ликну­ла про­фес­сор Дир­борн, вмес­те с па­рой эль­фов-до­мови­ков тран­спор­ти­ровав­шая что-то боль­шое, гро­моз­дкое, за­кутан­ное в тем­ную ткань, из-под ко­торой вид­не­лись нож­ки в ви­де зве­риных лап.

«На­вер­ное, ме­бель ка­кая-то, шкаф или зер­ка­ло» — ста­ра­ясь от­влечь­ся и ед­ва уни­мая дрожь, по­думал Алекс.

— Грей­нджер Мал­фой, про­фес­сор Мак­Го­нагалл вас ждет. Па­роль «Per aspera ad astra».

Тон про­фес­со­ра Дир­борн был впол­не обыч­ным и вро­де не пред­ве­щал ни­чего пло­хого. Она кив­ну­ла ему и прош­ла даль­ше, а гор­гулья от­прыг­ну­ла в сто­рону, от­кры­вая уз­кий про­ход. Алекс встал на дви­жущу­юся сту­пень­ку, ко­торая воз­несла его вверх и ос­та­вила у де­ревян­ной две­ри. За ней слы­шались го­лоса. Маль­чик пе­ревел ды­хание.

«Так, лад­но, спо­кой­но! Че­го ты так? Все бу­дет нор­маль­но. Нор­маль­но все бу­дет. Уффф….»

Он пос­ту­чал­ся и, ус­лы­шав, что мож­но вхо­дить, рас­пахнул дверь.

В прос­торном круг­лом ка­бине­те на­ходи­лись трое — про­фес­сор Мак­Го­нагалл, на вид очень сер­ди­тая, с под­жа­тыми, вы­тянув­ши­мися в уз­кую нит­ку гу­бами, си­дела за сво­им сто­лом и нер­вно ба­раба­нила по сто­леш­ни­це паль­ца­ми; вы­сокий тем­но­воло­сый муж­чи­на, по­хожий на ка­кого-то ак­те­ра, со ску­ча­ющим ви­дом прис­ло­нил­ся к пол­ке с кни­гами; еще один, со свет­лы­ми во­лоса­ми и ка­ким-то уз­ким ос­трым ли­цом, си­дел, раз­ва­лив­шись в крес­ле у сто­ла ди­рек­то­ра, и выг­ля­дел злым и не­доволь­ным.

Алекс с лю­бопытс­твом ук­радкой ог­ля­дел ком­на­ту. Прос­тая стро­гая об­ста­нов­ка — пись­мен­ный стол с рез­ным де­ревян­ным сту­лом, нес­коль­ко кре­сел, мно­жес­тво по­лок с кни­гами, от по­ла до по­тол­ка, шкаф со стек­лянны­ми двер­ца­ми. За ни­ми Алекс уви­дел Рас­пре­деля­ющую Шля­пу, сон­но же­вав­шую по­лями и что-то бор­мо­тав­шую, ка­кие-то се­реб­ря­ные при­боры, что-то длин­ное и уз­кое, за­вер­ну­тое в алый бар­хат, и дру­гие не­понят­ные пред­ме­ты. Сте­ны бы­ли сплошь уве­шаны пор­тре­тами, ви­димо, преж­них ди­рек­то­ров Хог­вар­тса. Ма­ги и вол­шебни­цы на пор­тре­тах дре­мали, прис­лу­шива­лись к раз­го­вору, пе­решеп­ты­вались меж­ду со­бой. Не­кото­рых не бы­ло, ви­сели пус­тые ра­мы. Пря­мо над сто­лом Мак­Го­нагалл ви­сел пор­трет ста­рого вол­шебни­ка с длин­ной бе­лос­нежной бо­родой, в ос­тро­конеч­ной тем­но-си­ней шля­пе, в оч­ках-по­ловин­ках на гор­ба­том но­су. Маг вни­матель­но наб­лю­дал за людь­ми, об­во­дя ком­на­ту уди­витель­но лу­чис­тым взгля­дом яс­ных го­лубых глаз, и за­дум­чи­во пог­ла­живал бо­роду.

— Вы вы­зыва­ли, про­фес­сор Мак­Го­нагалл? — ти­хо спро­сил Алекс.

Все вни­мание при­сутс­тву­ющих об­ра­тилось на не­го. Свет­ло­воло­сый муж­чи­на вып­ря­мил­ся в крес­ле, тем­но­воло­сый нап­рягся, от­ле­пив­шись от пол­ки, Мак­Го­нагалл вста­ла.

— Да, Грей­нджер Мал­фой. По­дой­ди­те.

Ус­лы­шав его фа­милию, муж­чи­ны за­мет­но дер­ну­лись, слов­но от уда­ра, и пе­рег­ля­нулись.

— Это мис­тер Юбер Мал­фуа, ваш тро­юрод­ный дя­дя, — Мак­Го­нагалл ска­зала это с та­ким ви­дом, слов­но при­носи­ла со­болез­но­вания, что Алекс при­ходит­ся родс­твен­ни­ком это­му неп­ри­ят­но­му че­лове­ку, — а это мис­тер Блейз За­бини, член Со­вета по­печи­телей Хог­вар­тса.

Мис­тер За­бини ед­ва за­мет­но кив­нул, а мис­тер Мал­фуа пос­мотрел на маль­чи­ка слов­но на го­воря­щую ля­гуш­ку. Так по­каза­лось Алек­су. Он не­воль­но пе­редер­нул пле­чами, ста­ра­ясь из­ба­вить­ся от это­го ца­рапа­юще­го хо­лод­но­го взгля­да.

Мис­тер Мал­фуа про­тянул с ед­ва за­мет­ным ак­центом:

— Так это ты Алек­сандр Мал­фой? Хо­тя, дей­стви­тель­но, да­же не зная, мож­но до­гадать­ся — очень по­хож на от­ца. Прос­то ко­пия Дра­ко, толь­ко у не­го бы­ли свет­лые во­лосы.

Ди­рек­тор Мак­Го­нагалл каш­ля­нула.

— Мис­тер Мал­фуа хо­тел пе­рего­ворить с ва­ми по по­воду опе­кунс­тва.

Алекс удив­ленно взгля­нул на вне­зап­но объ­явив­ше­гося тро­юрод­но­го дя­дю.

— Мой опе­кун — мис­тер Пот­тер.

Муж­чи­ны опять дер­ну­лись.

— Да, ко­неч­но. Но ведь мы родс­твен­ни­ки, — го­лос мис­те­ра Мал­фуа был мяг­ким и вкрад­чи­вым, — не ду­ма­ешь ли ты, что пра­виль­нее бу­дет, ес­ли тво­им опе­куном бу­ду я? Мы од­на семья, но­сим од­ну фа­милию.

Муж­чи­на неб­режно пот­ре­пал маль­чи­ка по пле­чу.

Слов­но де­лал одол­же­ние.

Слов­но при­касал­ся к че­му-то неп­ри­ят­но­му.

И этот жест, и ли­цо мис­те­ра Мал­фуа с во­дянис­то-се­рыми бе­га­ющи­ми гла­зами стран­но не вя­зались с его го­лосом, зву­чав­шим как буд­то от­дель­но.

Алек­су ста­ло не­уют­но и как-то не по се­бе от то­го, что ря­дом на­ходил­ся этот че­ловек. За­хоте­лось отод­ви­нуть­ся по­даль­ше. И от­ку­да-то из­нутри под­ня­лось не­понят­ное раз­дра­жение.

«Ага, од­на семья, ну ко­неч­но! По­чему же вы ме­ня не наш­ли один­надцать лет на­зад, пос­ле смер­ти ма­мы с па­пой, и не взя­ли к се­бе? Ни за что не по­верю, как буд­то вы не зна­ли, что у них был я».

— Как ты ду­ма­ешь, Алек­сандр? Ес­ли ты сог­ла­сен, то мы по­дадим апел­ля­цию на рас­торже­ние опе­кунс­тва. Не сом­не­ва­юсь, что она бу­дет удов­летво­рена. Мис­тер Пот­тер не яв­ля­ет­ся тво­им кров­ным родс­твен­ни­ком и не име­ет пра­ва быть опе­куном. Пред­ставь, ты ста­нешь при­ез­жать на ка­нику­лы в наш дом, ли­бо в по­местье во Фран­ции. Тво­ему от­цу там нра­вилось, мы с ним не­мало по­куро­леси­ли в свое вре­мя. И те­бе дол­жно пон­ра­вить­ся. К то­му же вы с Са­тин ро­вес­ни­ки, най­де­те об­щий язык, под­ру­житесь.

Алекс скеп­ти­чес­ки по­думал, что ес­ли что-то нра­вилось его па­пе, не обя­затель­но дол­жно нра­вить­ся ему, что с Са­тин они ни­ког­да не най­дут об­щий язык, а пер­спек­ти­ва про­водить ка­нику­лы в до­ме Мал­фуа ря­дом с этой над­менной фи­фой, как вы­разил­ся од­нажды То­ни, при­вела его в ужас. Он чуть бы­ло не вос­клик­нул: «Ка­кой кош­мар!», но вов­ре­мя зак­рыл рот. Вол­шебник на пор­тре­те лу­каво при­щурил­ся, слов­но раз­га­дав его мыс­ли. А мис­тер Мал­фуа про­дол­жал, ль­сти­во улы­ба­ясь, но его ли­цо ос­та­валось по-преж­не­му не­доволь­ным:

— У ме­ня луч­шие ад­во­каты в Ан­глии, мы быс­тро про­ведем про­цесс пе­ре­офор­мле­ния опе­кунс­тва. А там мож­но бу­дет пос­тро­ить но­вое по­местье вмес­то Мал­фой-Ме­нор, оно бу­дет прос­то ши­кар­ным, и ты бу­дешь в нем пол­ноправ­ным хо­зя­ином. Ма­лень­кий хо­зя­ин боль­шо­го зам­ка! Ко­неч­но, я по­могу те­бе до тво­его со­вер­шенно­летия уп­равлять де­лами, вы­год­но вло­жить день­ги. Твое сос­то­яние ста­нет еще боль­ше, у те­бя бу­дет все, что по­жела­ешь!

«Ага, вот оно!» — тол­кну­лось в мыс­ли маль­чи­ка, — «мис­те­ра Мал­фуа ин­те­ресую не я, а день­ги! Фа­миль­ное нас­ледс­тво Мал­фо­ев, сче­та в бан­ках, дра­гоцен­ности, все то, что мы ви­дели в Грин-Гот­тсе. Он и не по­думал бы обо мне, ес­ли не бо­гатс­тво. Ка­жет­ся, мис­тер Пот­тер го­ворил, что пос­ле смер­ти па­пы Мал­фуа не унас­ле­дова­ли ни­чего, кро­ме до­ма в Лон­до­не. Все ос­таль­ное при­над­ле­жит мне, а до то­го, как я ста­ну взрос­лым, нас­ледс­твом рас­по­ряжа­ет­ся опе­кун. Все по­нят­но…»

Ему опять ста­ло так же тос­кли­во и горь­ко, как тог­да, ког­да он сто­ял один в тол­пе вол­шебни­ков на пер­ро­не вок­за­ла. Да­же родс­твен­ни­кам ну­жен не он, а бо­гатс­тво, а он-то ду­мал! Меч­тал, что у не­го бу­дет семья, ку­зены, ку­зины… Да од­но­го взгля­да на Са­тин Мал­фуа бы­ло дос­та­точ­но, что­бы по­нять, что это все глу­по и со­вер­шенно по-иди­от­ски.

Алекс ре­шитель­но сжал гу­бы, сов­сем как про­фес­сор Мак­Го­нагалл, ко­торая во вре­мя мо­ноло­га мис­те­ра Мал­фуа че­рес­чур оза­бочен­но рас­смат­ри­вала ка­кой-то сви­ток. А на кра­сивом ли­це мис­те­ра За­бини по­чему-то иг­ра­ла нас­мешли­вая улыб­ка.

— Мис­тер Мал­фуа, но по­чему вы спра­шива­ете об этом ме­ня?

— Зо­ви ме­ня дя­дя Юбер. А как же? В та­ких слу­ча­ях обя­затель­но тре­бу­ет­ся сог­ла­сие са­мого опе­ка­емо­го, ты уже боль­шой маль­чик и име­ешь пра­во на собс­твен­ное мне­ние. Ко­неч­но, я ви­новат, что за столь­ко лет не удо­сужил­ся най­ти те­бя. Так уж по­лучи­лось, я да­же не слы­шал о тво­ем рож­де­нии, пос­коль­ку на­ходил­ся очень да­леко от Ан­глии, к то­му же вой­на и все та­кое. Но все еще мож­но ис­пра­вить. Прос­ти ме­ня и поз­воль на­вер­стать упу­щен­ное, поз­воль по­забо­тить­ся о те­бе.

«Яс­но… Не очень-то я вам ну­жен, дя­дя Юбер, и ка­жет­ся, вы не обо мне за­боти­тесь… А еще, вы, ви­димо, счи­та­ете ме­ня ду­раком и уве­рены, что я на все сог­ла­шусь»

Алекс пря­мо взгля­нул в се­рые гла­за Юбе­ра Мал­фуа.

— Из­ви­ните, мис­тер Мал­фуа, но за­чем мне ме­нять мо­его ны­неш­не­го опе­куна? Мис­тер Пот­тер хо­роший опе­кун. А при­ез­жать к вам на ка­нику­лы я мо­гу и прос­то так.

Алекс наб­лю­дал, как вы­тяги­ва­ет­ся и без то­го длин­ное ли­цо Мал­фуа, а ди­рек­тор Мак­Го­нагалл вски­дыва­ет на не­го ка­рие гла­за, в глу­бине ко­торых слов­но что-то вспых­ну­ло.

— Зна­чит, ты от­ка­зыва­ешь­ся? — мис­тер Мал­фуа поч­ти ши­пел.

— Да. Но спа­сибо за приг­ла­шение.

— Глу­пый маль­чиш­ка! Ты ни­чего не по­нима­ешь! Ты еще по­жале­ешь!

— Хоть в нем и те­чет кровь ро­да Мал­фой, но он еще и Грей­нджер, не за­бывай об этом, Юбер, — рез­ко обор­вал его мис­тер За­бини и, скло­нив го­лову, очень стран­но пос­мотрел на Алек­са.

И то­му вдруг на мгно­вение по­чуди­лось, что в чер­ных гла­зах муж­чи­ны тенью про­мель­кну­ло что-то вро­де глу­хой тос­ки, тя­желой и да­вящей. Он неп­ро­из­воль­но от­вел взгляд, чувс­твуя се­бя так, слов­но под­гля­дел что-то очень лич­ное, взрос­лое, ко­торое не от­кры­ва­ют де­тям.

— Мис­тер Мал­фуа, по­лагаю, вы все об­су­дили с маль­чи­ком? Мо­жете ид­ти, Грей­нджер Мал­фой.

Алек­су по­каза­лось или в са­мом де­ле ста­рый вол­шебник в оч­ках-по­ловин­ках под­мигнул, а про­фес­сор Мак­Го­нагалл чуть кив­ну­ла ему и од­ни­ми гу­бами про­шеп­та­ла: «Ум­ни­ца»?

Он бе­жал по лес­тни­цам вприп­рыжку, и бес­по­рядоч­ные мыс­ли то ока­тыва­ли хо­лодом, то жгли ог­нем,

Пра­виль­но ли он пос­ту­пил? Ведь от­тол­кнул, по­луча­ет­ся, единс­твен­ных родс­твен­ни­ков. А мис­тер Мал­фуа рас­сердил­ся и, на­вер­ное, боль­ше и не за­хочет его знать… Мо­жет, на­до бы­ло сог­ла­сить­ся? В кон­це кон­цов, он — его дя­дя, пусть и тро­юрод­ный, он знал его ро­дите­лей…

Да, и что из это­го? О чем тут ду­мать? Ведь он ни­чего, аб­со­лют­но ни­чего не зна­ет об этих Мал­фуа! А что зна­ет, вер­нее, ко­го, то ведь это ужас! Это не он их от­тол­кнул, а Са­тин пер­вая зад­ра­ла нос. А как она от­зы­валась о ма­ме! Ес­ли она так го­вори­ла, то и все в ее семье, на­вер­ня­ка, так счи­та­ют.

Нет, все вер­но. Он не хо­чет про­водить ка­нику­лы вмес­те с этой дев­чонкой, не хо­чет чувс­тво­вать се­бя ка­ким-то гряз­ным су­щес­твом ря­дом с Мал­фуа и точ­ка. Ка­ким-то шес­тым, седь­мым, двад­ца­тым чувс­твом ощу­щалось, что на са­мом де­ле Мал­фуа сов­сем не та­кой, ка­ким хо­тел ка­зать­ся. Его во­дянис­тые гла­за, в ко­торых ца­рило над­менное през­ре­ние, и неп­ри­ят­ное ли­цо не вы­зыва­ли до­верия. Ес­ли бы Алек­са сей­час спро­сили, ко­му он боль­ше ве­рит — мис­те­ру Пот­те­ру или мис­те­ру Мал­фуа, он бы, на­вер­ное, не раз­ду­мывая, ска­зал, что пер­во­му. А по­чему — объ­яс­нить не мог. От­но­шение мис­те­ра Пот­те­ра иног­да бы­ло не очень по­нят­ным, иног­да сму­щало, но все рав­но ес­ли пе­ред Алек­сом сно­ва стал вы­бор, то он опять выб­рал бы опе­куном мис­те­ра Пот­те­ра.

Не всем ве­зет с родс­твен­ни­ками так, как Ли­ли и Рей­ну. Ес­ли бы ма­ма с па­пой бы­ли жи­вы…

Гла­за по­доз­ри­тель­но за­щипа­ло, и маль­чик встрях­нул го­ловой. Про­изо­шед­шее се­год­ня что-то из­ме­нило в нем. Что — он не по­нимал, прос­то чувс­тво­вал: в гру­ди бы­ло од­новре­мен­но тос­кли­во и в то же вре­мя лег­ко, как буд­то он стрях­нул с плеч ка­кой-то груз.

Он опять нем­но­го зап­лу­тал в лес­тни­цах и ког­да доб­рался до ка­бине­та про­фес­со­ра Флит­ви­ка, ока­залось, что урок уже за­кон­чился. В Боль­шом За­ле уже вов­сю гре­мел праз­днич­ный ужин, Рейн и Ли­ли при­бере­гали мес­то, и ед­ва он усел­ся меж­ду ни­ми, ата­кова­ли воп­ро­сами:

— За­чем те­бя вы­зыва­ли?

— Что ска­зала Мак­Го­нагалл?

— По­чему ты так дол­го?

— Что во­об­ще слу­чилось?

— ы и а о е о­аае­есь…

— Что?!

Алекс с уси­ли­ем прог­ло­тил гро­мад­ный ку­сок ку­риной нож­ки.

— У Мак­Го­нагалл был мис­тер Юбер Мал­фуа, зна­ете та­кого? Мой тро­юрод­ный дя­дя. Он хо­тел стать мо­им опе­куном вмес­то мис­те­ра Пот­те­ра.

Ли­ли от воз­му­щения бро­сила вил­ку так, что она заз­ве­нела на весь стол.

— Ни­чего се­бе! Они о те­бе один­надцать лет не вспо­мина­ли, хо­тя бли­жай­шие родс­твен­ни­ки, а те­перь что?

— А те­перь день­ги. А во­об­ще он го­ворит, что ни ра­зу не слы­шал обо мне, — Алекс крат­ко пе­рес­ка­зал им раз­го­вор с Мал­фуа.

— Здо­рово, Алекс! — Ли­ли го­това бы­ла его рас­це­ловать, — ко­неч­но, за­чем те­бе эти Мал­фуа? А на ка­нику­лы ты бу­дешь ез­дить к нам! Да-да-да, и не взду­май спо­рить!

— Не­уже­ли Мал­фуа всерь­ез ду­мал, что ты при­мешь его с рас­пахну­тыми объ­ять­ями и не­мед­ленно сог­ла­сишь­ся звать дя­дей Юбе­ром? — Рейн был скеп­ти­чен, как всег­да, — стран­но это, по-мо­ему. Как бы он не на­чал су­дить­ся с дя­дей Гар­ри. День­ги — это страш­ная си­ла.

— Брось, Рей­ни, опять за­нудс­тву­ешь, — ве­село от­махну­лась Ли­ли, — у па­пы то­же мно­го де­нег, а еще боль­ше свя­зей. Он вы­иг­ра­ет суд, да­же не на­чав. Мал­фуа по­бо­ит­ся с ним свя­зывать­ся, это же па­па, по­нима­ете?

«А бу­дет ли мис­тер Пот­тер во­об­ще нас­та­ивать на том, что­бы ос­тать­ся мо­им опе­куном?»

— А еще там был ка­кой-то мис­тер За­бини, член Со­вета по­печи­телей Хог­вар­тса, как ска­зала ди­рек­тор Мак­Го­нагалл. Не знаю, что он хо­тел. Ка­жет­ся, они с Мал­фуа не очень-то ла­дят.

— Мис­тер За­бини? Блейз За­бини? — удив­ленно пе­рес­про­сил Рейн, — а он там что де­лал? Хм, все странь­ше и странь­ше… Пом­нишь, Лил, дя­дя Гар­ри рас­ска­зывал, что он то­же ког­да-то был на сто­роне Сам-Зна­ешь-Ко­го и…

— Рей­ни, па­па всег­да го­ворит: на­зывай его по име­ни!

— На сто­роне В…Вол­де­мор­та, но у­ехал ку­да-то в Ев­ро­пу за­дол­го до его па­дения. Но это не до­каза­но, и он точ­но не был По­жира­телем Смер­ти. Он вер­нулся че­рез нес­коль­ко лет пос­ле вой­ны, но все рав­но на­дол­го не за­дер­жи­ва­ет­ся в Ан­глии. Он очень бо­гатый и по­жер­тво­вал ог­ромную сум­му Хог­вар­тсу, по­это­му его приг­ла­сили стать по­печи­телем, нес­мотря на то, что у не­го нет де­тей. Он, ка­жет­ся, во­об­ще не же­нат. А, по­дож­ди, по-мо­ему, Де­лэй­ни его ка­кой-то там юрод­ный пле­мян­ник, прав­да, Лил?

Ли­ли кив­ну­ла с на­битым ртом, так ап­пе­тит­но уп­ле­тая пи­рог с поч­ка­ми, что Алекс то­же по­тянул­ся к са­мому соб­лазни­тель­но­му кус­ку и ре­шитель­но выб­ро­сил из го­ловы ви­зит мис­те­ра Мал­фуа и мис­те­ра За­бини.

Глава 11. Из вод забвения

...Как на­зыва­ет­ся ре­ка,

Чьи во­ды ви­жу я во сне?

Она проз­рачна, ши­рока,

Свер­ка­ют ры­бы в глу­бине

Меж во­дорос­лей и кам­ней,

Как звез­ды в млеч­ности сво­ей.

По бе­регам ее ту­ман,

Как крылья стран­ных се­рых птиц,

Хо­лод­ный приз­рачный об­ман

По­луз­на­комых чь­их-то лиц.

Не ощу­тить теп­ла ог­ня,

Не ух­ва­тить ничь­ей ру­ки,

Ни ть­мы но­чи, ни све­та дня,

Лишь тра­вы, во­ды и пес­ки…

(с)

________________________________________________

— Ох, cara mia, и как у те­бя хва­та­ет тер­пе­ния?

Фи­она проп­лы­ва­ет ми­мо де­ревян­ной рез­ной ле­сен­ки, на вер­ши­не ко­торой в не­удоб­ном по­ложе­нии при­мос­ти­лась Гер­ми­она, с го­ловой ушед­шая в кни­гу.

— Тер­пе­ния на что? — рас­се­ян­но спра­шива­ет де­вуш­ка, раз­гля­дывая дви­жущу­юся ил­люс­тра­цию.

— Си­деть. Чи­тать. У ме­ня при од­ном взгля­де на эти тал­му­ды свер­бит в но­су и хо­чет­ся чи­хать. Ес­ли бы я не бы­ла при­виде­ни­ем, то дав­но за­рабо­тала бы эту но­вомод­ную бо­лезнь, как ее там? Сен­ная ли­хорад­ка? А ты, по-мо­ему, прош­ту­диро­вала по­лови­ну этой биб­ли­оте­ки, — Фи­она ши­роким жес­том об­во­дит два за­ла.

— Ну ко­неч­но, нет. Ско­рее, од­ну де­сяти­тысяч­ную часть, но уж ни­как не по­лови­ну.

Де­вуш­ка рас­кры­ва­ет еще од­ну кни­гу и заг­ля­дыва­ет в нее, что-то сли­чая. А приз­ра­ку хо­чет­ся по­бол­тать.

— Все рав­но не пой­му. Что хо­роше­го в этих древ­них пы­лес­борни­ках?

— Зна­ния, Фиа, — Гер­ми­она до­воль­но улы­ба­ет­ся, взма­хива­ет па­лоч­кой, шеп­ча ка­кое-то зак­ли­нание, и на ла­донь ей са­дит­ся ма­лень­кая се­реб­ристая птич­ка.

— Ну раз­ве не чу­до?

— Чу­до. Ко­торое бу­дет бес­це­ремон­но га­дить на дра­гоцен­ные кни­ги. Луч­ше бы про­гуля­лась по зам­ку или в са­ду. Зим­ний воз­дух по­лезен для здо­ровья. Да и за­чем си­деть здесь, ес­ли че­рез па­ру ме­сяцев ты все рав­но все вспом­нишь?

— Мне не нра­вит­ся хо­дить по зам­ку од­ной, без Дра­ко, — хму­рит­ся де­вуш­ка, — а в са­ду хо­лод­но, да и до­мови­ки там с ут­ра уби­ра­ют снег, не хо­чу им ме­шать.

— А что де­ла­ет Дра­ко?

— Не знаю, — Гер­ми­она с чуть за­мет­ной оби­дой в го­лосе по­жима­ет пле­чами, — от­пра­вил ме­ня сю­да, сам за­пер­ся в ком­на­те, ве­лел ему не ме­шать.

— Я бы на мес­те это­го ду­ралея хо­дила за то­бой по пя­там. Ина­че это бу­дет де­лать Блейз, — сер­ди­то шеп­чет се­бе под нос Фи­она.

Гер­ми­она рас­кры­ва­ет оче­ред­ной фо­ли­ант, но тут же с не­воль­ной гри­масой от­вра­щения зах­ло­пыва­ет его.

— Гос­по­ди, ка­кая га­дость!

— Что? — за­ин­те­ресо­ван­но под­ле­та­ет приз­рак.

— Кни­га по тем­ной ма­гии. Как же их здесь мно­го!

— А что ты хо­тела? Это же биб­ли­оте­ка Мал­фо­ев. Я ско­рее удив­ле­на тем, что здесь не все кни­ги по тем­ной ма­гии.

Сле­ду­ющая вы­тащен­ная кни­га не­ожи­дан­но ока­зыва­ет­ся чем-то вро­де лич­но­го днев­ни­ка. До­воль­но боль­шо­го фор­ма­та, в кра­сивом тем­но-алом ко­жаном пе­реп­ле­те, с изящ­ной мед­ной зас­тежкой в ви­де кле­ново­го лис­та.

— Чье это? — Гер­ми­она не­реши­тель­но от­кры­ва­ет днев­ник, пе­релис­ты­ва­ет по­жел­тевшие стра­ницы.

За­писей на них сов­сем нем­но­го, но мно­го ри­сун­ков, вы­пол­ненных чер­ным ка­ран­да­шом. Тон­кость и чис­то­та, неб­режность и вмес­те с тем за­вер­шенность ли­ний, ни од­но­го лиш­не­го штри­ха. И прон­зи­тель­ная глу­бина прос­тень­ких на пер­вый взгляд наб­росков. Тот, кто ри­совал это, об­ла­дал ог­ромным та­лан­том.

Мал­фой-Ме­нор, нем­но­го не та­кой пла­ниров­ки, как сей­час, не хва­та­ет двух уг­ло­вых ба­шенок и прис­трой­ки к се­вер­но­му кры­лу, но по­рази­тель­но пе­реда­на его мрач­ная тя­желая кра­сота.

Об­ста­нов­ка ка­кой-то ком­на­ты — прос­тая и без изыс­ков.

На­тюр­морт из кув­ши­на и нес­коль­ких яб­лок — при взгля­де на не­го Гер­ми­она вспо­мина­ет, что не по­обе­дала.

Пей­заж — хму­рое не­бо с низ­ко на­вис­ши­ми ту­чами, листья оди­ноко­го де­рев­ца, рас­ту­щего пря­мо из кам­ня, по­лощут­ся на вет­ру.

Еще один пей­заж — поч­ти та­кой же, но не­бо яс­ное, вы­шитое лег­ким по­луп­розрач­ным об­лачным узо­ром, а де­рево за­сох­шее и без­жизнен­ное. Хоть ри­сунок и вы­пол­нен в чер­но-бе­лой гра­фике, де­вуш­ке ка­жет­ся, что она яс­но ви­дит се­рый шер­ша­вый ка­мень, ко­рич­не­вую, в нап­лы­вах и на­рос­тах ко­ру де­рева, бу­рые за­сох­шие листья на нем, жес­ткие и мер­твые, и по кон­трас­ту — неж­но-го­лубое не­бо ран­ней вес­ны и мо­лодая зе­леная трав­ка у под­но­жия кам­ня.

А еще мно­го пор­трет­ных наб­росков. И на боль­шинс­тве из них — тем­но­воло­сый юно­ша, та­кой яс­ногла­зый и жиз­не­радос­тный, что ка­жет­ся, ник­то на све­те не смо­жет при­чинить ему зло. Ес­ли ис­тинно ут­вер­жде­ние, что гла­за — зер­ка­ло ду­ши, то на этих ри­сун­ках чис­тое зер­ка­ло от­ра­жа­ет ос­ле­питель­но свет­лую ду­шу. Кто-то тща­тель­но и лю­бов­но про­рисо­вывал мель­чай­шие де­тали, ста­ра­ясь, что­бы изоб­ра­жение бы­ло мак­си­маль­но точ­ным и в то же вре­мя лег­ким и жи­вым. Так и хо­чет­ся рас­пра­вить из­мя­тый во­рот ман­тии, от­ки­нуть с вы­соко­го лба гус­тую чел­ку.

Гер­ми­она пе­реби­ра­ет лист за лис­том, улыб­ка юно­ши си­яет поч­ти с каж­дой стра­ницы. И вдруг все об­ры­ва­ет­ся, идут нес­коль­ко стра­ниц, гус­то за­чер­ненных ка­ран­да­шом. Слов­но тра­ур. По­том чис­тые лис­ты, нес­коль­ко выр­ванных. И лишь пос­ле пус­то­ты опять на­чина­ют­ся ма­лень­кие ше­дев­ры. На этот раз ми­ни­атю­ры свет­ло­воло­сого муж­чи­ны с жес­тким да­вящим взгля­дом, от ко­торо­го хо­чет­ся по­ежить­ся. В рез­ких чер­тах кра­сиво­го по­родис­то­го ли­ца Гер­ми­она с удив­ле­ни­ем об­на­ружи­ва­ет сходс­тво с Лю­ци­усом и в не­кото­рой сте­пени с Дра­ко. Иног­да у Дра­ко бы­ва­ют точ­но та­кие же гла­за, без­жа­лос­тные и од­новре­мен­но про­ница­тель­ные, как буд­то он зна­ет все ее мыс­ли.

Но наб­росков муж­чи­ны ма­ло, и в них нет ду­ши, хо­тя они и ис­полне­ны с та­ким же мас­терс­твом, что и пре­дыду­щие.

А бли­же к кон­цу днев­ни­ка все ча­ще по­яв­ля­ет­ся ре­бенок, то­же свет­ло­воло­сый, с ши­роко рас­пахну­тыми гла­зен­ка­ми. Вна­чале сов­сем кро­хот­ный, он рас­тет с каж­дой стра­ницей, прев­ра­ща­ясь в маль­чи­ка с уп­ря­мым ли­цом и удив­ленно вски­нуты­ми тем­ны­ми бро­вями, у ко­торо­го все за­мет­нее ста­новит­ся взгляд от­ца, та­кой же тя­желый и прон­зи­тель­ный.

И лишь на са­мой пос­ледней стра­нице оди­нокий жен­ский пор­трет. Куд­ря­вая го­лов­ка, изящ­ный овал неж­но­го ли­чика, тем­ные мин­да­левид­ные гла­за, в ко­торых та­кая зап­ре­дель­ная, не­зем­ная пе­чаль, что по спи­не про­бега­ет хо­лодок. Гер­ми­она да­же ис­пу­ган­но зах­ло­пыва­ет днев­ник, но че­рез нес­коль­ко се­кунд вновь рас­кры­ва­ет его на пос­ледней стра­нице, при­тяну­тая той тай­ной, ко­торую он хра­нит.

Чей это днев­ник и чей пор­трет? Са­мой ху­дож­ни­цы? Ве­ро­ят­нее все­го, это бы­ла жен­щи­на, по­тому что в ри­сун­ках чувс­тву­ет­ся ско­рее жен­ская ру­ка, жен­ский взгляд, не­жели муж­ской. И ес­ли это так, кто тот яс­ногла­зый па­ренек? Кем он при­ходил­ся ей? Свет­ло­воло­сый, на­вер­ня­ка, муж, кто-то из Мал­фо­ев, маль­чик — сын. А он? Брат? Друг?

Под пор­тре­том пе­реп­ле­та­ют­ся ини­ци­алы — А.У.М. Они пок­ры­ва­ют поч­ти все сво­бод­ное прос­транс­тво лис­та, слов­но та, ко­торая пи­сала (а Гер­ми­она уже не сом­не­ва­ет­ся, что это имен­но ОНА, вла­дели­ца днев­ни­ка) убеж­да­ла са­ма се­бя в том, что это — ее, это она — А.У.М. Но в уго­лоч­ке, кро­хот­ны­ми бу­ков­ка­ми, еле раз­ли­чимы­ми, дру­гое — А.У.Д. И на­чато — мой Ал...

Но по­том жен­щи­на слов­но ис­пу­галась и за­чер­кну­ла на­писан­ное, ко­нец име­ни скрыл­ся за штри­хами рва­ных из­ло­ман­ных ли­ний.

Ал — это Аль­берт? Алан? Алис­тер? Алек­сандр? Аль­фред? Аль­бе­рик? Аль­бус?

Аль­бус — нез­на­комое имя сле­та­ет с язы­ка ис­пу­ган­ной пти­цей, вы­зывая ка­кие-то стран­ные чувс­тва — за­щищен­ности и уве­рен­ности, ти­хой ра­дос­ти и свет­лой грус­ти, и еще са­хар­но-кис­лый вкус ка­ких-то сла­дос­тей. Быть мо­жет, она ко­го-то зна­ла с этим име­нем? Ко­го-то… ко­го-то… Нет, не вспом­нить… Но она по­чему-то твер­до убеж­де­на, что гла­за это­го юно­ши на про­тяже­нии всей его жиз­ни ос­та­вались та­кими же яс­ны­ми, как и в юнос­ти, а ду­ша та­кой же свет­лой.

— Фи­она! — зо­вет де­вуш­ка зап­ро­пас­тивше­гося приз­ра­ка, — Фиа, ты где?

Фи­она эф­фек­тно про­яв­ля­ет­ся в две­рях Ма­лой биб­ли­оте­ки.

— Да?

— Чей это днев­ник?

— М-м-м, ну от­ку­да же я знаю, до­рогая? На­вер­ня­ка, ко­го-то из Мал­фо­ев. Здесь все при­над­ле­жит им.

— Да, ко­неч­но, — от­ма­хива­ет­ся Гер­ми­она, — но ко­го имен­но? Ты зна­ла жен­щи­ну с ини­ци­ала­ми А.У.М.? Впро­чем, М — это, на­вер­ное, Мал­фой.

— А.У. Мал­фой? — бор­мо­чет Фи­она, — дай по­думать…

Гер­ми­она сно­ва пе­релис­ты­ва­ет стра­ницы днев­ни­ка, чи­тая ред­кие за­писи. Ни од­но­го пол­но­го име­ни, су­хие на­поми­нания о ви­зитах и свет­ских ра­утах; о не­об­хо­димос­ти от­нести юве­лиру изум­рудный гар­ни­тур, отоб­рать ста­рые ман­тии для бла­гот­во­ритель­ных нужд, ку­пить по­дарок на крес­ти­ны сы­на Д.Б., заб­рать в ап­те­ке ле­карс­твен­ное зелье с длин­ным ла­тин­ским наз­ва­ни­ем для Э., уточ­нить спи­сок приг­ла­шен­ных гос­тей для дет­ско­го праз­дни­ка и так да­лее.

Ров­ные без­личные строч­ки, вы­веден­ные твер­дой ру­кой, ни­каких чувств, в от­ли­чие от ри­сун­ков, ко­торые бук­валь­но про­пита­ны ими и вып­лески­ва­ют на­ружу. Гер­ми­она по­чему-то ду­ма­ет, что хо­зяй­ка днев­ни­ка бы­ла очень нес­час­тна и зам­кну­та в сво­ем мир­ке, вы­ражая обу­ревав­шие мыс­ли и эмо­ции, свою ду­шу на ди­во вы­рази­тель­ной чер­но-бе­лой гам­мой сво­их тво­рений.

— Вспом­ни­ла! — вдруг во­пит Фи­она так гром­ко, что Гер­ми­она чуть не па­да­ет со сво­его не­ус­той­чи­вого на­сес­та, — да, ко­неч­но же!

— И что ты вспом­ни­ла?

— Алекс!

— ?

— А.У.М. — это Алек­сан­дри­на У­из­ли Мал­фой, же­на Эд­мунда, мать Аб­ракса­са и Аза­лин­ды.

— И?

— Ба­буш­ка Лю­ци­уса и со­от­ветс­твен­но пра­бабуш­ка Дра­ко.

— Это она? — Гер­ми­она по­казы­ва­ет пор­трет на пос­ледней стра­нице.

— Да-да. Пом­ню, как сей­час — ма­лень­кая, ры­жень­кая и куд­ря­вая, нем­но­го рас­се­ян­ная. И пос­то­ян­но что-то ри­сова­ла, то на клоч­ке бу­маги, то на сал­фетке. С ней бы­ла свя­зана ка­кая-то тра­гичес­кая ис­то­рия.

— Опять из­ме­ны му­жа?

— О, нет, здесь, все бы­ло нем­но­го ина­че. Хо­дили упор­ные слу­хи, что она со­бира­лась сбе­жать с ка­ким-то юно­шей, но в пос­ледний мо­мент ее ос­та­нови­ла мать. У­из­ли — ког­да-то бо­гатое чис­токров­ное се­мей­ство, к то­му вре­мени, о ко­тором я го­ворю, ис­пы­тыва­ло серь­ез­ные де­неж­ные зат­рудне­ния. Из­бран­ник Алекс, ве­ро­ят­но, был чу­дес­ным, но не­бога­тым че­лове­ком, как это обыч­но бы­ва­ет. А брак с Мал­фо­ем обе­щал вы­ход из тя­желой си­ту­ации. Алекс бы­ла стар­шей из де­сяти де­тей в семье, и в ней бы­ло слиш­ком раз­ви­то чувс­тво дол­га. По­это­му в один прек­расный ве­сен­ний день она ста­ла мис­сис Мал­фой и вош­ла в этот за­мок под ру­ку с Эд­мундом. Ми­лая доб­рая де­воч­ка, хо­рошая хо­зяй­ка, за­бот­ли­вая же­на и мать, дос­той­но но­сив­шая фа­милию Мал­фой. Но че­рес­чур зам­кну­тая. Вещь в се­бе.

— По­чему де­воч­ка?

— Для ме­ня она так и ос­та­лась той роб­кой нес­ме­лой де­воч­кой, ко­торая боль­ше все­го лю­била смот­реть, как па­да­ют листья. К то­му же ей и бы­ло все­го двад­цать во­семь, ког­да она умер­ла, а на вид она и вов­се ка­залась во­сем­надца­тилет­ней.

— От че­го она умер­ла?

— Не знаю, cara mia. Ког­да ма­лыш­ке Аза­лин­де бы­ло пол­го­да, а Аб­ракса­су де­сять (его как раз го­тови­ли к Хог­вар­тсу), Алекс наш­ли мер­твой в са­ду под ее лю­бимой яб­ло­ней.

— Как пе­чаль­но, — Гер­ми­она взды­ха­ет, пог­ла­живая днев­ник, ко­торый, как ей вдруг ка­жет­ся, еще хра­нит теп­ло рук сво­ей хо­зяй­ки, — а Эд­мунд?

— Эд­мунд… — от­ветно взды­ха­ет Фи­она, — как ни стран­но, но Эд­мунд дей­стви­тель­но лю­бил свою ма­лень­кую же­ну. Пос­ле ее смер­ти страш­но осу­нул­ся, пе­рес­тал вы­ходить в свет, мно­гое пе­рес­тро­ил в зам­ке, сам вос­пи­тывал де­тей, не до­веряя ня­ням и бон­нам. Лин­да в мо­лодос­ти бы­ла очень по­хожа на мать, толь­ко во­лосы, ес­тес­твен­но, свет­лые, как у всех Мал­фо­ев. Эд­мунд обо­жал дочь, да­же боль­ше, чем сы­на, чрез­мерно из­ба­ловал, но его сер­дце ле­жало в мо­гиле ря­дом с Алекс. А кто зна­ет, где и с кем бы­ло сер­дце са­мой Алекс?

В чут­кой ти­шине биб­ли­оте­ки цвир­ка­ет птич­ка на пле­че Гер­ми­оны, ко­торая с грустью ду­ма­ет о том, что Алекс У­из­ли по­жер­тво­вала лю­бовью ра­ди сво­их род­ных, но этой жер­твы ее сер­дце не вы­дер­жа­ло. На­вер­ное, слиш­ком она бы­ла тя­жела и му­читель­на, ес­ли в гла­зах мо­лодой жен­щи­ны по­сели­лась та­кая бе­зыс­ходная тос­ка, что да­же рож­де­ние де­тей не из­гна­ло ее.

Гер­ми­она при­поми­на­ет их фа­миль­ный пор­трет в га­лерее. Один из нем­но­гих, на ко­тором изоб­ра­жен­ные лю­ди не на­чина­ют во­пить: «Гряз­нокров­ка!». Но ос­таль­ных так мно­го, что она пред­по­чита­ет ту­да не заг­ля­дывать, и по­это­му не об­ра­щала вни­мания на ры­жень­кую де­вуш­ку с грус­тной улыб­кой ря­дом с кра­сивым и, ес­тес­твен­но, по-мал­фо­ев­ски над­менным муж­чи­ной.

— Сю­да идут Лю­ци­ус с Нар­циссой, — со­об­ща­ет Фи­она, выг­ля­нув из сте­ны.

— Мне на­до уй­ти, — Гер­ми­она пос­пешно спус­ка­ет­ся со стре­мян­ки, при­жав к гру­ди днев­ник Алекс.

— Ос­та­вай­ся, они на­вер­ня­ка бу­дут в боль­шом за­ле, сю­да они ред­ко заг­ля­дыва­ют.

— Ну что ты, Фиа, я не хо­чу под­слу­шивать раз­го­вор мис­те­ра и мис­сис Мал­фой, это по мень­шей ме­ре не­так­тично.

— А ес­ли они те­бя не за­метят?

— Все рав­но. Где та ста­туя, за ко­торой по­тай­ной вы­ход?

Гер­ми­она ис­че­за­ет в про­ходе, от­крыв­шемся за ста­ту­ей ка­кой-то древ­негре­чес­кой бо­гини, се­реб­ристый ще­бечу­щий ко­мочек вы­лета­ет вслед за ней, а Фи­она ос­та­ет­ся, став не­види­мой.


* * *


В Боль­шой биб­ли­оте­ке Лю­ци­ус, толь­ко что вер­нувший­ся из Ми­нис­терс­тва Ма­гии, тя­жело опус­ка­ет­ся в ко­жаное крес­ло, нер­вно ба­раба­нит паль­ца­ми по руч­ке.

— Обыск, Цис­са, обыск! Эти мер­завцы все-та­ки до­бились сво­его.

— С раз­ре­шения Скрим­дже­ра?

— А что Скрим­джер? Он толь­ко де­ла­ет вид, что кон­тро­лиру­ет си­ту­ацию, а на са­мом де­ле дро­жит как ше­луди­вый пес, уви­дев­ший пал­ку.

— Зна­чит, обыск, — Нар­цисса зяб­ко по­водит пле­чами, вспо­миная все те обыс­ки, ко­торые про­води­лись в их до­ме, — но Люц, ино­го нель­зя бы­ло и ожи­дать. Что ты хо­тел? По­хити­ли не прос­тую дев­чонку — под­ружку Пот­те­ра. Лорд рис­ку­ет жизнью, при­чем не сво­ей, а на­шими. Ес­ли мы что-ни­будь не пред­при­мем, и ее най­дут в Мал­фой-Ме­нор, да­же не пред­став­ляю, что бу­дет с на­ми, с Дра­ко!

— Не нам су­дить Гос­по­дина, Цис­са, — Лю­ци­ус вста­ет и про­хажи­ва­ет­ся по ком­на­те, — ес­ли Он ре­шил, что она дол­жна быть здесь, зна­чит, она бу­дет здесь.

— Па­па, что слу­чилось? — в ком­на­ту вхо­дит Дра­ко, — до­мовик ска­зал, что вы жде­те ме­ня.

Лю­ци­ус ко­рот­ко рас­ска­зыва­ет сы­ну но­вос­ти — о том, что Гер­ми­она Грей­нджер объ­яв­ле­на по­хищен­ной, что ав­ро­ры во гла­ве с Пот­те­ром до­бились в Ми­нис­терс­тве ор­де­ров на обыск в нес­коль­ких арис­токра­тичес­ких до­мах, вклю­чая и их. При­чем Мал­фой-Ме­нор и Дра­вен­дейл не прос­то в спис­ках, они пер­вые в оче­реди.

— Они что-то зна­ют?

— Вряд ли, мо­гут толь­ко по­доз­ре­вать. По­ка без­до­каза­тель­но, но толь­ко по­ка.

— На­до что-то при­думать. Что го­ворит Гос­по­дин?

— Его нет, — Лю­ци­ус до­сад­ли­во хму­рит бро­ви, — Он опять где-то в Тран­силь­ва­нии, по край­ней ме­ре, так мне ска­зал этот Его кры­синый прих­ле­батель.

— И что нам де­лать? Мо­жет, на вре­мя пе­реп­ра­вить Грей­нджер к дру­гим?

— К ко­му? У Лей­нстрен­джей, Мак­Ней­ров, Эй­ве­ри и Нот­тов то­же обыс­ки. Пар­кинсо­ну я не до­веряю, ос­таль­ным тем бо­лее. Где га­ран­тия, что они не по­бегут к это­му бе­зум­но­му од­ногла­зому ав­ро­ру с трус­ли­вым из­вести­ем, что Грей­нджер на­ходит­ся у них, и что все это вре­мя она пре­быва­ла в Мал­фой-Ме­нор? Нет, сы­нок, на­до на­де­ять­ся толь­ко на се­бя.

— Мо­жет, к Се­веру­су? — не­реши­тель­но пред­ла­га­ет Нар­цисса, — он уже раз по­мог нам, ког­да ты был в Аз­ка­бане.

Но при од­ном упо­мина­нии это­го име­ни обыч­но сдер­жанный Лю­ци­ус баг­ро­ве­ет и сжи­ма­ет ку­лаки.

— Толь­ко че­рез мой труп! Он по­мог не НАМ, а ТЕ­БЕ! Пар­ши­вый пре­датель, трус, столь­ко лет оти­рав­ший­ся око­ло Дамб­лдо­ра, а по­том пре­дав­ший и его! Что мож­но от не­го ожи­дать, кро­ме оче­ред­ной из­ме­ны? Он еще ос­ме­лива­ет­ся бы­вать в мо­ем до­ме и гла­зеть на те­бя, уб­лю­док-по­лук­ровка!

Нар­цисса ви­нова­то мол­чит и ус­по­ка­ива­юще гла­дит му­жа по пле­чу. Дра­ко за­дум­чи­во вер­тит в ру­ках тя­желое брон­зо­вое пресс-папье со сто­ла — лев с раз­ве­ва­ющей­ся гри­вой, встав­ший на ды­бы, а под зад­ни­ми ла­пами из­ви­ва­ет­ся то ли по­беж­денная, то ли со­бира­юща­яся уку­сить змея. Лев… эм­бле­ма Гриф­финдо­ра, сим­во­лизи­ру­ет храб­рость и сме­лость. Да, гриф­финдор­цы пой­дут до кон­ца, они без­рассуд­но су­нут­ся в пасть ядо­витой змее, что­бы най­ти од­ну из сво­их. На­вер­ня­ка, сей­час Пот­тер и У­из­ли ро­ют зем­лю, при­лага­ют все мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые уси­лия, тря­сут­ся в стра­хе, бо­ясь, что с Грей­нджер сот­во­рят что-ни­будь ужас­ное. А Грей­нджер в это вре­мя жи­вет се­бе прес­по­кой­но в Мал­фой-Ме­нор, ве­селит­ся на при­емах, ко­торые ус­тра­ива­ет для нее Тем­ный Лорд, и не вспо­мина­ет о сво­их друж­ках, по­тому что она их прос­то ЗА­БЫЛА! Сей­час змея жа­лит ль­ва! Гу­бы Дра­ко не­воль­но рас­тя­гива­ет до­воль­ная улыб­ка.

Лю­ци­ус с Нар­циссой тем вре­менем пе­реби­ра­ют ва­ри­ан­ты — как сде­лать так, что­бы их «гостью» не об­на­ружи­ли при обыс­ке. Ни один из них не под­хо­дит — то слиш­ком сло­жен, то не­наде­жен, то прос­то не­выпол­ним. В го­лосе Нар­циссы уже прос­каль­зы­ва­ют па­ничес­кие нот­ки. Уже че­рез пол­то­ра ча­са гла­ва семьи дол­жен дать свое пись­мен­ное сог­ла­сие на по­сеще­ние не­нахо­димо­го ро­дово­го зам­ка оп­ре­делен­ным ко­личес­твом пос­то­рон­них лю­дей и под­кре­пить его ма­гичес­ким раз­ре­шени­ем. Пос­ле это­го ав­ро­ры воль­ны наг­ря­нуть в лю­бое вре­мя дня и но­чи. А они еще ни­чего не при­дума­ли!

Жен­щи­на взвол­но­ван­но про­хажи­ва­ет­ся по прос­торной ком­на­те, сту­чат ее каб­лучки. Цок-цок — звон­ко по мра­мор­но­му по­лу, ток-ток — глу­хо по ков­ру. Лю­ци­ус, сце­пив ру­ки за спи­ной, сто­ит у ок­на, пог­ру­жен­ный в тя­желые раз­мышле­ния. В го­лову ни­чего не при­ходит. Ес­ли бы бы­ло мож­но сде­лать эту дев­чонку на вре­мя не­види­мой… Но прок­ля­тые ав­ро­ры на­вер­ня­ка про­верят все при по­мощи сво­их осо­бых зак­ля­тий, и зак­лятье Не­види­мос­ти не спа­сет. От­пра­вить ее в ир­ланд­ский за­мок? Дра­вен­дейл то­же бу­дет обыс­ки­вать­ся. В до­ма в У­эль­се или Лон­до­не? Но здесь уже поз­дно что-ли­бо пред­при­нимать — ему пе­реда­ли, что Ав­ро­рат ус­та­новил слеж­ку за каж­дым пе­реме­щени­ем ко­го-ли­бо из Мал­фо­ев внут­ри стра­ны, взял под над­зор Ка­мин­ную Сеть. О воз­можнос­ти обыс­ка ему уда­лось уз­нать се­год­ня и со­вер­шенно слу­чай­но, то­же че­рез сво­его че­лове­ка, по­это­му, ког­да его не­ожи­дан­но офи­ци­аль­ным уве­дом­ле­ни­ем выз­ва­ли в Ми­нис­терс­тво, он хоть и был го­тов, но все же не ожи­дал, что бу­дет так ско­ро.

Что де­лать сей­час?

И вдруг Дра­ко по­да­ет го­лос:

— Мож­но поп­ро­бовать зак­лятье Па­рал­лель­ной ил­лю­зии.

— Что? — Нар­цисса и Лю­ци­ус не­до­умен­но смот­рят на сы­на.

— Зак­лятье Па­рал­лель­ной ил­лю­зии. Оно соз­да­ет точ­ную ко­пию пред­ме­та, но в слег­ка ис­крив­ленном прос­транс­тве, и его мож­но при­менить в Мал­фой-Ме­нор. Та­кое боль­шое зда­ние, как за­мок, нам при­дет­ся за­чаро­вать втро­ем, но де­ло то­го сто­ит.

— Я что-то не по­нимаю, — Нар­цисса при­сажи­ва­ет­ся нап­ро­тив сы­на, — как это — в ис­крив­ленном прос­транс­тве?

— Я сам не до кон­ца по­нял дей­ствие это­го зак­лятья, ма­ма, но оп­ро­бовал его на бе­сед­ке в са­ду. По­лучи­лось как бы две бе­сед­ки. Все, что бы­ло в нас­то­ящей, по­лучи­ло свои ко­пии. В обе бе­сед­ки смог зай­ти толь­ко я, то есть за­чаро­вав­ший ее. Я был как бы в двух оди­нако­вых мес­тах од­новре­мен­но, стран­ное ощу­щение. А до­мови­ки ви­дели и за­ходи­ли толь­ко в нас­то­ящую бе­сед­ку. Че­рез нес­коль­ко ча­сов она рас­та­яла, и все вер­ну­лось на свои мес­та.

— По­дож­ди, как же ты уз­нал, что они не за­ходи­ли в ил­лю­зию?

— Я ос­та­вил в ней свою ман­тию и ве­лел им ее по­доб­рать. А по­том наб­лю­дал, как они с ног сби­лись, ра­зыс­ки­вая ее. Хо­тя она ле­жала у них под са­мым но­сом. Ты же зна­ешь, они не мог­ли де­лать вид, что не ви­дят ее. Для то­го, что­бы ав­ро­ры не наш­ли Грей­нджер, нуж­но, что­бы она все­го лишь при­сутс­тво­вала при на­несе­нии зак­лятья. По­том я с ней бу­ду в па­рал­лель­ной ил­лю­зии, а обыск бу­дет про­водить­ся в нас­то­ящем зам­ке.

— Но сы­нок, от­ку­да ты зна­ешь об этом зак­лятье? — по­ражен­но спра­шива­ет Лю­ци­ус.

— Из этой кни­ги, па, по­лез­ной во всех от­но­шени­ях, — Дра­ко взма­хом па­лоч­ки зас­тавля­ет под­ле­теть к се­бе не­боль­шой, не очень тол­стый фо­ли­ант, пе­реп­ле­тен­ный в чер­ную ко­жу, с мед­ны­ми угол­ка­ми. На фор­за­це вы­тес­нен се­реб­ром герб ро­да Мал­фо­ев — волк с за­жатой в зу­бах до­бычей.

— Это же… Мер­лин, сколь­ко ей лет! Эта кни­га на­чата еще Бе­рен­гардом Мал­фо­ем в кон­це пят­надца­того ве­ка, — Лю­ци­ус ос­то­рож­но пе­релис­ты­ва­ет стра­ницы из ста­рин­ной плот­ной бу­маги, — здесь ос­та­вили за­писи мно­гие по­коле­ния на­шего ро­да.

— А что в ней? — Нар­цисса, об­няв му­жа за пле­чи, заг­ля­дыва­ет в кни­гу.

— В ос­новном, зак­лятья по за­щите зам­ка. Да, вот и то, о ко­тором го­ворит Дра­ко. За­писа­но Эд­мундом, мо­им де­дом. Ори­гиналь­ное зак­лятье, усо­вер­шенс­тво­ван­ное им. Ча­ры, лег­шие в его ос­но­ву, впле­тены в ма­гичес­кую за­щиту зам­ка, и не сос­та­вит тру­да их ак­ти­виро­вать. Стоп­ро­цен­тная на­деж­ность. Где бы­ла эта кни­га, сы­нок? Отец мно­го рас­ска­зывал о ней, да­же как-то де­монс­три­ровал не­кото­рые зак­лятья, но пос­ле его смер­ти она про­пала. Я не смог най­ти, ду­мал, он ку­да-то ее спря­тал.

— Он не пря­тал ее. Она прос­то за­вали­лась в щель меж­ду пол­кой и сте­ной и про­лежа­ла там до не­дав­не­го вре­мени.

— Что ж, сын, — Лю­ци­ус до­воль­но пох­ло­пыва­ет по чер­но­му пе­реп­ле­ту, — я гор­жусь то­бой. Гос­по­дин бу­дет до­волен. Мы за­чару­ем за­мок, и пусть эти ум­ни­ки из Ав­ро­рата все пе­реро­ют вверх дном. Они ни­кого и ни­чего не най­дут!

Нар­цисса ве­село це­лу­ет му­жа.

— Ес­ли все хо­рошо, ус­тро­им праз­днич­ный ужин! Я са­ма при­готов­лю твой лю­бимый биф­штекс с кровью и сли­вовый пу­динг для Дра­ко.

— Ми­лая, это со­вер­шенно из­лишне, ты толь­ко уто­мишь се­бя. Я с удо­воль­стви­ем съ­ем то, что при­гото­вят до­мови­ки, — че­рес­чур пос­пешно от­ка­зыва­ет­ся Лю­ци­ус.

— Но это сов­сем для ме­ня не труд­но.

— Не ду­маю, что это хо­рошая идея, мам. Вспом­ни, что тво­рилось на кух­не, ког­да ты хо­зяй­ни­чала там в прош­лый раз.

— О, я за­была про ут­ку в ду­хов­ке, и она обуг­ли­лась, — улы­ба­ет­ся Нар­цисса, — а еще под­го­рел со­ус, пи­рог по­лучил­ся плос­ким, как блин, и сыр­ный суп от­да­вал ка­пус­той. На кух­не сто­ял сплош­ной чад, до­мови­ки по­том три дня ее от­ти­рали и про­вет­ри­вали. Ка­кое это бы­ло тор­жес­тво, сы­нок?

— Го­дов­щи­на ва­шей свадь­бы. А пе­ред этим мое че­тыр­надца­тиле­тие, на ко­тором ты то­же ре­шила блес­нуть сво­ими ку­линар­ны­ми та­лан­та­ми. Хо­рошо, что гос­ти бла­гора­зум­но не зло­упот­ребля­ли тво­им гос­тепри­имс­твом, ина­че от­де­ление пи­щевых от­равле­ний в боль­ни­це Свя­того Мун­го бы­ло бы пе­репол­не­но в тот ве­чер.

— Ну… что ска­зать? Я очень люб­лю го­товить, но у ме­ня не всег­да все по­луча­ет­ся! — смеш­но раз­во­дит ру­ками Нар­цисса, ее гла­за сме­ют­ся.

Раз­го­вор на те­му пол­но­го от­сутс­твия у нее ку­линар­ных спо­соб­ностей не пер­вый и не пос­ледний. Сын и муж не­ред­ко под­сме­ива­ют­ся над ее тщет­ны­ми по­пыт­ка­ми при­гото­вить что-ни­будь съ­едоб­ное. Прав­да, при этом му­жес­твен­но про­бу­ют все, что бы она тор­жес­твен­но не вы­носи­ла за зав­тра­ком, обе­дом или ужи­ном.

Они вмес­те вы­ходят из биб­ли­оте­ки, друж­но сме­ясь, слов­но за­быв, что Лю­ци­усу на­до свя­зывать­ся с Ми­нис­терс­твом Ма­гии, что сов­сем ско­ро к ним в за­мок при­дут чу­жие, враж­дебно нас­тро­ен­ные лю­ди, ко­торые бу­дут бес­це­ремон­но со­вать нос во все уг­лы. Что Дра­ко опас­но по­казы­вать­ся им на гла­за, по­тому что по пред­ва­ритель­но­му ре­шению су­деб­но­го за­седа­ния Ви­зен­га­мота он кос­венно при­час­тен к смер­ти Дамб­лдо­ра. Что в их зам­ке на­ходит­ся де­вуш­ка, при­сутс­твие ко­торой неп­ри­ят­но для всех, и из-за ко­торой собс­твен­но и бу­дет обыск. Но так при­казал Гос­по­дин. Его во­ля — за­кон для них.


* * *


— Ку­да-то спе­шим, Грей­нджер? — Те­одор Нотт неп­ри­ят­но ух­мы­ля­ет­ся, прег­раждая Гер­ми­оне путь.

Она шла в свою ком­на­ту пос­ле весь­ма тя­жело­го ве­чера. Ве­чер ус­ловно — «для уз­ко­го кру­га сво­их», но этих сво­их там бы­ло так мно­го, и боль­шинс­тво из них ли­бо де­монс­тра­тив­но не за­меча­ло ее, ли­бо столь же де­монс­тра­тив­но за­дира­ло но­сы. Гер­ми­она раз­дра­жен­но раз­мышля­ла о том, по­чему все эти вол­шебни­ки и вол­шебни­цы тол­кутся в Мал­фой-Ме­нор. У них что, нет сво­их до­мов? За то ко­рот­кое вре­мя, что она про­вела здесь — бес­ко­неч­ные при­емы, ве­чера, ве­черин­ки, ма­лые ра­уты. Как Мал­фои вы­дер­жи­ва­ют это? Ри­тори­чес­кий воп­рос. Они обя­заны. Да. Так и не ина­че. Ина­че… гнев Тем­но­го Лор­да, ку­да бо­лее тяж­кий и опас­ный, чем Его ми­лость.

Дра­ко ос­тался вни­зу, она лишь пре­дуп­ре­дила его, что идет к се­бе. И вот — слу­чай­ный неп­ри­ят­ный ин­ци­дент. Впро­чем, слу­чай­ный ли? С Нот­том Эл­фрид Де­лэй­ни. У них по­доз­ри­тель­но блес­тят гла­за, и от обо­их за­мет­но ра­зит спир­тным. На­вер­ня­ка, весь ве­чер про­вели в бо­гатом ба­ре ря­дом с Боль­шой Гос­ти­ной.

Гер­ми­она пре­дель­но веж­ли­во со­об­ща­ет, что она нап­равля­ет­ся к се­бе. Не мог­ли бы джентль­ме­ны быть столь лю­без­ны и про­пус­тить ее? Но джентль­ме­ны от­нюдь не лю­без­ны и наг­ло прид­ви­га­ют­ся еще бли­же.

— А ты не хо­чешь приг­ла­сить нас к се­бе, а, Грей­нджер? — на сей раз всту­па­ет Де­лэй­ни, на ли­це ко­торо­го та­кая же мер­зкая ух­мылка.

Гер­ми­она вски­дыва­ет бровь. Она прек­расно ус­пе­ла по­нять, что для этих дво­их она не су­щес­тву­ет как че­ловек, как де­вуш­ка. У Нот­та, ког­да он смот­рит на нее, та­кое вы­раже­ние ли­ца, буд­то ему хо­чет­ся сплю­нуть. У Де­лэй­ни — слов­но он вы­пил пол­ный кув­шин про­кис­ших сли­вок, и его сей­час стош­нит. Что они за­дума­ли?

Де­вуш­ка нем­но­го от­сту­па­ет, оки­дывая взгля­дом ко­ридор. Пус­тынный, приг­лу­ша­ющий ша­ги тол­стый ко­вер на по­лу, по­лум­рак, ря­дом Ин­дий­ская и Араб­ская гос­ти­ные, но вряд ли там кто-ни­будь есть.

— Что вам нуж­но?

— Что? А как ты са­ма ду­ма­ешь, Грей­нджер?

— Я ни­чего не ду­маю и не же­лаю ду­мать. Про­пус­ти­те ме­ня.

— А ес­ли нет?

Те­одор прид­ви­га­ет­ся так близ­ко, что Гер­ми­она на­чина­ет па­нико­вать. Он вы­сокий, плот­ный, в нес­коль­ко раз боль­ше ее. Как наз­ло, за ее спи­ной ока­зыва­ет­ся сте­на, в этом мес­те ко­ридор по­вора­чива­ет нап­ра­во. А Нотт все бли­же, вот уже она при­жата к хо­лод­но­му кам­ню, а па­рень на­виса­ет над ней со стран­но из­ме­нив­шимся ли­цом. Ды­хание учас­ти­лось, за­пах ал­ко­голя стал еще рез­че и тош­нотвор­нее. Эл­фрид за его пле­чом все ух­мы­ля­ет­ся, а по­том рез­ко бро­са­ет:

— И охо­та те­бе во­зить­ся с этой гряз­нокров­кой?

Дэйн скло­ня­ет­ся еще ни­же:

— Ка­кая раз­ни­ца? Все они оди­нако­вые. Так что, Грей­нджер, да­леко до тво­ей ком­на­ты? Или мо­жет заг­ля­нем в од­ну из этих гос­ти­ных? Там, зна­ешь ли, у­ют­нень­ко, и ди­ваны мяг­кие.

— По­верю те­бе на сло­во, — Гер­ми­она с до­садой чувс­тву­ет, как дро­жит го­лос, — про­пус­ти ме­ня, Нотт. Те­бе что, Мил­ли­сен­ты ма­ло?

— Мил­ли — моя не­вес­та, я с ней не поз­во­ляю ни­чего лиш­не­го. За­чем, ес­ли для это­го есть та­кие, как ты?

Гер­ми­она уже от­ча­ян­но вы­рыва­ет­ся из силь­ной цеп­кой хват­ки Нот­та.

— От­пусти!

— Араб­ская гос­ти­ная бли­же, Тео, та­щи ее ту­да.

— Не ду­маю, что это хо­рошая идея, — из-за по­воро­та ко­ридо­ра нес­лышно по­яв­ля­ет­ся вы­сокий свет­ло­воло­сый па­рень.

Гер­ми­она вскри­кива­ет от бо­ли, Нотт от не­ожи­дан­ности стис­нул ее слиш­ком силь­но.

— Убе­ри от нее свои гряз­ные ру­ки, Тео, — Дра­ко це­дит сло­ва мед­ленно и тя­гуче, как всег­да, ког­да злит­ся.

Гер­ми­она с си­лой от­талки­ва­ет вмиг по­теряв­ше­го свой на­пор Нот­та и, как ис­пу­ган­ная ма­лень­кая де­воч­ка, пря­чет­ся за спи­ной Дра­ко. Эл­фрид щу­рит гла­за.

— А в чем де­ло, Дра­ко? Мы хо­тели все­го лишь по­раз­влечь­ся.

— По­раз­влечь­ся? Да вы зна­ете, что с ва­ми сот­во­рит Гос­по­дин, ког­да уз­на­ет?

— О чем, Дра­ко? — Нотт из­де­ватель­ски-ску­ча­юще стря­хива­ет с ру­кава не­сущес­тву­ющие пы­лин­ки, — о том, что два пар­ня и дев­чонка неп­ло­хо про­вели вре­мя? Не сме­ши, Ему на это нап­ле­вать. К то­му же, с ка­ких это пор Мал­фои ста­ли за­щищать гряз­нокро­вок? Или ты сам на нее име­ешь ви­ды?

— Грей­нджер у Не­го под осо­бым прис­мотром. Ес­ли с нее хоть во­лос упа­дет…

— Это ты у Гос­по­дина под осо­бым прис­мотром. Смот­ри, как бы прис­мотр не прев­ра­тил­ся в арест.

— Уг­ро­жа­ешь? Мне?

— По­ка нет. Все­го лишь пре­дуп­реждаю.

— Ты в мо­ем зам­ке, Тео, не за­бывай, — Дра­ко блед­не­ет от сдер­жи­ва­емой ярос­ти, — и имен­но в мо­ем зам­ке ча­ще все­го бы­ва­ет Гос­по­дин. Те­бе это ни о чем не го­ворит? Нап­ри­мер, что Он до­веря­ет мо­ей семье и мне в час­тнос­ти.

— Это до­верие не на­дол­го. Вы, Мал­фои, слиш­ком сколь­зки и ли­цемер­ны. Од­нажды твой отец поч­ти пре­дал Гос­по­дина, бо­юсь, как бы он не пов­то­рил это­го при сле­ду­ющем удоб­ном слу­чае.

— Зат­кнись! — го­лос Дра­ко глу­хим эхом ме­чет­ся по ко­ридо­ру.

Ку­да де­лась их с Тео друж­ба? Мно­голет­няя, еще с детс­тва, ка­залось бы ис­пы­тан­ная, все про­шед­шая? Она ведь бы­ла еще сов­сем не­дав­но, Те­одор ис­крен­не ра­довал­ся, ког­да Дра­ко вер­нулся до­мой, одоб­ри­тель­но хло­пал по пле­чу, пы­тал­ся рас­ше­велить, под­бодрить, все пред­ла­гал «прош­вырнуть­ся как рань­ше по ка­бакам, заг­ля­нуть к ма­дам Зои». Дра­ко был бла­года­рен дру­гу, но не­из­менно от­ве­чал от­ка­зом, по­тому что все это ут­ра­тило для не­го бы­лую прив­ле­катель­ность и ста­ло не­нуж­ным. Воз­можно, Тео в кон­це кон­цов оби­дел­ся, ре­шил, что Мал­фой заз­нался. А Дра­ко да­же не за­метил, что Нотт пе­рес­тал бы­вать в зам­ке прос­то так, пе­рес­тал звать его на дру­жес­кие пи­руш­ки в сво­ем по­местье, на ко­торых бы­вали да­же Грег с Вин­сом. Пос­те­пен­но и не­замет­но их друж­ба, вза­имо­пони­мание ис­чезли, рас­та­яли гряз­ным се­рым сне­гом по вес­не, обор­вав тон­кие и, как ока­залось, гни­лые ни­ти, ко­торые их свя­зыва­ли, как ро­вес­ни­ков, как пред­ста­вите­лей знат­ных бо­гатых чис­токров­ных ро­дов, вра­ща­ющих­ся в од­ном кру­гу, По­жира­телей Смер­ти, слу­жащих од­но­му Гос­по­дину.

— Что здесь про­ис­хо­дит?

На сце­не по­яв­ля­ют­ся но­вые дей­ству­ющие ли­ца. Из-за тя­жело­го бар­хатно­го за­наве­са, зак­ры­ва­юще­го вход в Ин­дий­скую гос­ти­ную, вы­ходят Феб Ри­вен­волд и Джеф­фри Мак­Нейр, за ни­ми выг­ля­дыва­ют де­вуш­ки — Мо­раг Мак­Ду­гал и Вивь­ен Кра­уч. Эта чет­верка, по сво­ему обык­но­вению, на­вер­ня­ка, иг­ра­ла в шах­ма­ты. Вер­нее, иг­ра­ют Феб и Мо­раг, Вивь­ен и Джеф­фри мол­ча наб­лю­да­ют. Фе­бу и Джеф­фри по двад­цать три, Мо­раг де­вят­надцать, а Вивь­ен все­го шес­тнад­цать. Раз­но­воз­рас­тная ком­па­ния, со­еди­нен­ная не­понят­ны­ми оди­нако­выми ин­те­реса­ми. Они нем­но­го стран­ные — всег­да мол­ча­ливые, не очень об­щи­тель­ные Вивь­ен, Мо­раг и Джеф­фри, и ве­селый и за­вод­ной Феб. Джеф и Мо­раг ку­зены, это объ­яс­ня­ет ее при­сутс­твие, но по­чему Вивь­ен не об­ща­ет­ся с под­ружка­ми-ро­вес­ни­цами, а пред­по­чита­ет об­щес­тво стар­ших?

— Что здесь про­ис­хо­дит? — пов­то­ря­ет воп­рос Феб, по­доз­ри­тель­но ог­ля­дывая зло­го Дра­ко, рас­те­рян­ную и сму­щен­ную Гер­ми­ону и мрач­но­го Тео.

— Ни­чего, — по­жима­ет пле­чами Дра­ко, — прос­то мы нем­но­го пос­по­рили.

Нотт мол­чит, пред­по­читая не свя­зывать­ся с Ри­вен­волдом, от ко­торо­го за оби­ду, на­несен­ную де­вуш­ке, мож­но и схло­потать. К то­му же, он на са­мом де­ле слег­ка зар­вался, об­ви­няя Мал­фоя в его же до­ме и ед­ва не по­тащив в пос­тель Грей­нджер, ко­торой дей­стви­тель­но бла­гово­лит Лорд. Хмель уле­тучи­ва­ет­ся из го­ловы, и па­рень ки­ва­ет, под­тверждая сло­ва Дра­ко.

— Ни­чего, Феб, мы все вы­яс­ни­ли.

— Ну ес­ли все нор­маль­но… — Феб ог­ля­дыва­ет­ся, отыс­ки­вая взгля­дом Мо­раг, — Дра­ко, при­ем идет к кон­цу?

— Да, мно­гие уже уш­ли.

— И нам по­ра.

Пар­ни об­ме­нива­ют­ся ру­копо­жать­ями, Вивь­ен и Мо­раг на про­щание ки­ва­ют Гер­ми­оне. Де­вуш­ка об­легчен­но взды­ха­ет и, ког­да все ухо­дят вниз по лес­тни­це, ти­хо бро­са­ет в спи­ну Дра­ко:

— Спа­сибо!

Дра­ко улы­ба­ет­ся од­ни­ми гла­зами, но это­го она не ви­дит.

* * *

Как хо­рошо сбро­сить уз­кие туф­ли и удоб­но рас­тя­нуть­ся на мяг­кой кро­вати! О, бо­же, что за су­мас­шедший ве­чер! Нет, три су­мас­шедших дня! Му­читель­ное, сво­дящее с ума ощу­щение, как буд­то на­ходишь­ся в двух мес­тах од­новре­мен­но, при­чем эти мес­та сов­па­да­ют до мель­чай­ших де­талей. Два зам­ка, оди­нако­вых до пос­ледне­го ка­меш­ка! Или она схо­дит с ума? Раз­ве так мо­жет быть? Иног­да она слы­шала чу­жие нез­на­комые го­лоса или вдруг ощу­щала чье-то при­сутс­твие. Как буд­то в ком­на­те бы­ли лю­ди, что-то де­лали, пе­рего­вари­вались. Но она их не ви­дела! Она неп­ро­из­воль­но прис­лу­шива­лась, иног­да да­же ис­ка­ла их. За­мок был пуст. Да­же Фи­она ку­да-то де­лась. Толь­ко бы­ли до­мови­ки, пе­репу­ган­ные до по­лус­мерти и мо­та­ющие го­лова­ми на ее расс­про­сы.

И от­сутс­тву­ющий вид Дра­ко, сме­шан­ный с мол­ча­ливой нер­возной тре­вогой. Нап­ря­жение, ис­хо­дящее от не­го, ка­залось, мож­но бы­ло пот­ро­гать ру­ками. Он был внеш­не спо­ко­ен и хо­лоден, как лед, но на­тянут, как стру­на. И три дня она сов­сем не ви­дела его ро­дите­лей, а по­том сра­зу же этот при­ем, на ко­тором про­из­но­сили вы­соко­пар­ные тос­ты, сла­вя Лор­да, и нер­вно хо­хота­ли, об­суждая ка­кие-то обыс­ки и вспо­миная Ми­нис­терс­тво Ма­гии.

То же нап­ря­жение, ко­торое сум­рачным об­ла­ком оку­тыва­ло Мал­фой-Ме­нор, ца­рило сре­ди всех этих лю­дей, рос­кошно оде­тых, блис­та­ющих дра­гоцен­ностя­ми и пус­тосло­ви­ем. Да­же Тем­ный Лорд не мог его раз­ве­ять. Да и не ста­рал­ся. Он был рав­но­душ­ным наб­лю­дате­лем и в лю­бой мо­мент го­тов был зев­нуть и уй­ти в сто­рону. Слов­но Его за­бав­ля­ла и од­новре­мен­но утом­ля­ла эта воз­ня.

Гер­ми­оне ка­залось стран­ным, что все ма­ги, се­год­ня при­сутс­тво­вав­шие на при­еме, так за­висе­ли от Лор­да. Они тре­пета­ли от од­но­го Его жес­та, ло­вили каж­дое сло­во и, на­вер­ное, го­товы бы­ли пасть ниц, вы­пол­няя лю­бое Его, да­же не­выс­ка­зан­ное же­лание. Они по­чита­ли Его. Прек­ло­нялись. Вос­хи­щались. Вос­торга­лись. Но все за­тума­нивал гус­той плот­ный ту­ман стра­ха, да­же ужа­са. Поч­ти жи­вот­но­го, не­объ­яс­ни­мого, за­рож­да­юще­гося так глу­боко в ду­ше, что его ис­то­ки пос­тичь не­воз­можно.

Она са­ма то­же ис­пы­тыва­ла не­пере­дава­емую гам­му чувств в Его при­сутс­твии. Ка­кое-то ин­стинктив­ное омер­зе­ние, бу­рей под­ни­мав­ше­еся внут­ри, ког­да Он на­ходил­ся слиш­ком близ­ко.

Неп­ри­ятие той ма­гии, ко­торая чер­ной, как ночь, ман­ти­ей уку­тыва­ла Его. То есть она, ко­неч­но же, не ви­дела, но ей все вре­мя чу­дились мер­твен­ный за­пах, ис­хо­див­ший от Лор­да, и ть­ма, сле­довав­шая за Ним. Она всем су­щес­твом ощу­щала, что Он глу­боко чужд ей, так же, как проз­рачные во­ды озе­ра и жи­вая зе­лень ле­са чуж­ды гни­лому бо­лоту, ки­шаще­му га­дос­тны­ми тва­рями.

Все эти чувс­тва сви­вались в та­ком плот­ном клуб­ке, что за­час­тую она не по­нима­ла да­же са­ма. Но од­но все-та­ки мож­но бы­ло ска­зать твер­до — она то­же бо­ялась, но не Его са­мого (по­чему-то…), а то­го, что Он мог сот­во­рить с ней. Он об­ла­дал ог­ромной си­лой, как и го­ворил Дра­ко, и эта си­ла вмес­те с властью, ко­торой Он се­бе прис­во­ил, стра­шила ее до ле­деня­щего оз­но­ба. Маг не дол­жен об­ла­дать та­ким мо­гущес­твом и быть об­ле­чен та­кой не­ос­по­римой властью! От не­го не дол­жны за­висеть жиз­ни дру­гих вол­шебни­ков, ина­че…

Что бу­дет ина­че, она не мог­ла пред­ста­вить. Как и не мог­ла по­нять, по­чему Он так вни­мате­лен к ней, вол­шебни­це, рож­денной в семье прос­тых лю­дей. Дру­гих де­вушек и жен­щин, за ис­клю­чени­ем нес­коль­ких, как объ­яс­нил Дра­ко, на­ибо­лее приб­ли­жен­ных к не­му По­жира­тель­ниц Смер­ти, Он, ка­залось, поч­ти не за­мечал, из­редка удос­та­ивая неб­режным кив­ком или па­рой слов. Ис­клю­чени­ем бы­ла Нар­цисса, но нель­зя же, в кон­це кон­цов, иг­но­риро­вать хо­зяй­ку зам­ка, ко­торый поч­ти стал его пос­то­ян­ной ре­зиден­ци­ей.

Гер­ми­она не мог­ла по­нять Лор­да, а по­том да­же и не ста­ралась. Воз­можно, от­вет кро­ет­ся в ее па­мяти.

Пос­ле той пер­вой лег­ги­лимен­ции Он про­никал в ее соз­на­ние еще раз. Это бы­ло еще ху­же, она поч­ти зах­лебну­лась в во­дово­роте раз­ры­ва­ющих на­попо­лам ощу­щений. Слов­но од­новре­мен­но уми­ра­ешь от хо­лода и сго­ра­ешь на кос­тре, ура­ган­ный ве­тер в ли­цо и ва­ку­ум вок­руг. Па­дала и па­дала в клу­бящу­юся во­рон­ку, а ощу­щение прон­зи­тель­но­го чу­жого взгля­да опу­тыва­ло сетью и тя­нуло вниз.

Ког­да приш­ла в се­бя, об­на­ружи­ла, что по­луле­жит в крес­ле, а Лорд кри­вит тон­кие гу­бы в стран­ной ус­мешке.

«Вы ока­зались еще ин­те­рес­нее, чем я ду­мал, мисс Грей­нджер. Еще раз пов­то­ряю, бу­дет честью для ме­ня лич­но, ес­ли вы при­со­еди­нитесь к чис­лу мо­их дру­зей».


* * *


Гер­ми­она улы­ба­ет­ся, гля­дя на ожив­ленно­го Блей­за, ко­торый ве­дет ее к эки­пажу. Се­год­ня она на­конец при­няла его приг­ла­шение по­гос­тить у не­го в зам­ке. Он обе­щал, что день бу­дет на­сыщен­ным, и пок­лялся, что дос­та­вит ее в Мал­фой-Ме­нор еще до ужи­на. Прав­да, пос­леднее го­вори­лось ско­рее для Дра­ко, по­чему-то весь­ма нас­то­рожен­но от­несше­гося к приг­ла­шению Блей­за и весь­ма не­доволь­но­го сог­ла­си­ем Гер­ми­оны. Гер­ми­оне с од­ной сто­роны ин­те­рес­но по­гос­тить в Эль­фин­сто­уне, о нем она уже мно­го слы­шала от Блей­за. С дру­гой сто­роны, стран­ное чувс­тво ви­ны и со­жале­ния гло­жет ее, ког­да она вспо­мина­ет ли­цо Дра­ко, слиш­ком бесс­трас­тно-хо­лод­ное, что­бы быть ис­крен­ним. Ког­да они бы­ли в хол­ле, Дра­ко лишь на­рочи­то рав­но­душ­но ки­нул на них бег­лый взгляд и скрыл­ся за две­рями Ка­бине­та, не удо­сужив­шись да­же поз­до­ровать­ся с За­бини. Блейз хо­тел бы­ло съ­яз­вить по это­му по­воду, но Гер­ми­она пре­дуп­режда­юще по­кача­ла го­ловой, и он при­кусил язык.

А Блей­зу пле­вать и на Дра­ко, и на его пло­хое нас­тро­ение. Ка­кое ему де­ло до это­го уп­ря­мого и не­дале­кого в сво­ем стрем­ле­нии во всем по­ходить на от­ца от­прыс­ка се­мей­ства Мал­фой, ес­ли с ним сей­час Гер­ми­она, и он мо­жет весь этот дол­гий день лю­бовать­ся зо­лоты­ми сме­шин­ка­ми в ка­рих глаз, слы­шать жур­ча­щий лас­ко­вый смех, во­дить по сво­ему зам­ку, ощу­щая в ру­ке теп­ло ее ру­ки? Це­лый день она бу­дет толь­ко с ним, и ря­дом не бу­дет ма­ячить блед­ная фи­зи­оно­мия Мал­фоя. Пра­во, за эту уда­чу он был бы го­тов при­нять и Чер­ную Мет­ку.

Блейз не­воль­но ух­мы­ля­ет­ся — на­до же, как да­леко он го­тов пой­ти… Впро­чем, Тем­ный Лорд не дож­дется его по­яв­ле­ния в ря­дах Сво­их вер­ных По­жира­телей Смер­ти... сме­ем на­де­ять­ся…

Гер­ми­она выг­ля­дыва­ет в ок­но эки­пажа и аха­ет. Фес­тра­лы уже прим­ча­ли их во вла­дения За­бини, и из до­лины, по ко­торой они сей­час едут, от­кры­ва­ет­ся изу­митель­ный вид на Эль­фин­сто­ун. Блейз до­воль­но щу­рит­ся, прек­расно зная, что за­мок со сво­ими вы­соки­ми ос­тры­ми баш­ня­ми, ус­трем­ленны­ми в не­бес­ную синь, и в са­мом де­ле ве­лико­лепен. Он на­ходит­ся на юге стра­ны, сю­да поч­ти не заг­ля­дыва­ет зи­ма с ее ко­лючим сне­гом и злы­ми ме­теля­ми. Он воз­ве­ден на воз­вы­шен­ности, и вы­сокие бе­лос­нежные сте­ны ка­жут­ся еще бе­лее, от­те­нен­ные изум­ру­дом трав и тра­вяной зе­ленью крыш. Ре­ка сво­им ру­кавом бе­реж­но об­ни­ма­ет его, слов­но дра­гоцен­ность, и блед­но-го­лубое ян­вар­ское не­бо от­ра­жа­ет­ся в ее во­дах.

Ка­рета про­ез­жа­ет по пе­рекид­но­му мос­ту и въ­ез­жа­ет в рас­пахну­тые ко­ваные же­лез­ные во­рота, на ко­торых из ага­тов, оник­сов и ла­зури­та вы­ложен герб, та­кой же, как и на двер­цах эки­пажа — чер­ный во­рон на си­нем по­ле в вих­рях воз­душно­го по­тока. Гер­ми­она за­ин­те­ресо­ван­но раз­гля­дыва­ет его, вы­ходя из ка­реты, и по­вора­чива­ет­ся к Блей­зу.

— Это ваш ро­довой герб? Семьи За­бини?

Блейз от­ри­цатель­но ка­ча­ет го­ловой.

— Нет, это герб ро­да Ур­харт. Ма­ма урож­денная Ур­харт, и, стро­го го­воря, Эль­фин­сто­ун пять с по­лови­ной ве­ков под­ряд при­над­ле­жал ее семье. К со­жале­нию, она пос­ледняя в ро­ду, и за­мок пе­решел ко мне, хо­тя я и нас­ледник дру­гого ро­да. Ты зна­ешь, как пол­ностью зву­чит мое имя?

— Нет, — лу­каво при­щури­ва­ет­ся Гер­ми­она, — но го­това пос­по­рить на что угод­но, в нем не мень­ше пя­ти сос­тавля­ющих.

— Поч­ти уга­дала.

— А что, ты не бу­дешь ус­лаждать мой слух про­из­но­шени­ем сво­его пол­но­го име­ни?

— Бо­юсь, ты зас­нешь на се­реди­не.

— О, нет, мне уже лю­бопыт­но, к то­му же, ка­жет­ся, я уже при­вык­ла к ва­шим арис­токра­тичес­ким изыс­кам в от­но­шении имен.

— Ну смот­ри, ты са­ма за­хоте­ла, я пре­дуп­реждал, — Блейз на­рочи­то гром­ко на­бира­ет в грудь воз­ду­ха и на­чина­ет, ехид­но ко­сясь на де­вуш­ку, — ме­ня зо­вут Блейз Вин­ченцо Эду­ар­до Па­оло Саль­ва­торе Кас­та­вель­тра­но Дан­те За­бини Ур­харт.

Гла­за Гер­ми­оны ста­новят­ся со­вер­шенно круг­лы­ми, она да­же ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, по­том при­ходит в се­бя и за­рази­тель­но хо­хочет.

— Ты пе­реп­лю­нул да­же Фи­ону! Из всех мо­их зна­комых у нее бы­ло са­мое длин­ное имя. Я ду­мала, этот ре­корд ник­то не побь­ет.

Блейз раз­во­дит ру­ками.

— Ну я же не ви­новат! Ты зна­ешь, сколь­ко вре­мени я пот­ра­тил, что­бы за­учить и без за­пин­ки вы­пали­вать при пер­вом тре­бова­нии собс­твен­ное имя?

Они вхо­дят в за­мок, и Гер­ми­она вос­хи­щен­но вы­дыха­ет:

— Гос­по­ди, как ве­лико­леп­но! Здесь прос­то чу­дес­но, Блейз! — в ка­рих гла­зах све­том яр­ко­го лет­не­го пол­дня си­яет вос­торг.

— Доб­ро по­жало­вать в Эль­фин­сто­ун! — Блейз скло­ня­ет го­лову в це­ремон­ном пок­ло­не, — синь­ори­на, мо­гу ли я пред­ло­жить вам не­боль­шую про­гул­ку по зам­ку с целью оз­на­ком­ле­ния с его дос­топри­меча­тель­нос­тя­ми? Смею за­верить, они то­го сто­ят. А пос­ле нас ждет обед с изыс­канней­ши­ми блю­дами, го­товить ко­торые мас­тер наш фран­цуз­ский по­вар.

— Раз­ве у вас го­товят не до­мови­ки? — удив­ля­ет­ся Гер­ми­она.

— Нет, ма­ма тер­петь не мо­жет их стряп­ню, счи­та­ет, что при­готов­ле­ние нас­то­ящей еды, блюд, ко­торы­ми мож­но нас­ла­дить­ся, дол­жно быть в ру­ках толь­ко по­вара-че­лове­ка с утон­ченным вку­сом прек­расно­го, а не мор­щи­нис­то­го кар­ли­ка с длин­ным но­сом.

Гер­ми­она по­жима­ет пле­чами.

— По-мо­ему, эль­фы го­товят впол­не снос­но. По край­ней ме­ре, мне нра­вит­ся.

— Толь­ко не го­вори об этом ма­ме! — за­говор­щи­чес­ки шеп­чет Блейз, — а то она от­не­сет те­бя к лю­бите­лям вуль­гар­но­го фаст-фу­да, и ты не удос­то­ишь­ся чес­ти поп­ро­бовать ше­девр по­вар­ско­го ис­кусс­тва Жан-Жа­ка — суп с трю­феля­ми. Уве­ряю те­бя, он у не­го по­луча­ет­ся бо­жес­твен­но. Прав­да, я ни­ког­да не по­нимал раз­ни­цы меж­ду трю­феля­ми и шам­пинь­она­ми, на вкус они со­вер­шенней­шая склизь, — с на­рочи­тым вздо­хом при­бав­ля­ет Блейз, и они опять сме­ют­ся, на­пол­няя зво­ном мо­лодых го­лосов гул­кие сво­ды ста­рого зам­ка.

Блейз про­водит свою гостью по за­лам, пе­рехо­дам, баш­ням и ба­шен­кам, га­лере­ям и оран­же­ре­ям Эль­фин­сто­уна, и Гер­ми­она чувс­тву­ет, как влюб­ля­ет­ся в этот за­мок. В от­ли­чие от Мал­фой-Ме­нор, он не так ве­лик, но весь как буд­то про­низан све­том, сол­нечны­ми лу­чами, сот­кан из воз­ду­ха, а сте­ны слов­но воз­ве­дены из сло­новой кос­ти, хо­тя на са­мом де­ле, ко­неч­но, из кам­ня. И так лег­ко ды­шит­ся под его вы­соки­ми сво­дами, что Гер­ми­оне хо­чет­ся ле­тать и тан­це­вать, как фее в зе­леном при­волье ле­са. Она то и де­ло улы­ба­ет­ся Блей­зу, бес­при­чин­но сме­ет­ся. Ка­жет­ся, впер­вые, с то­го вре­мени, как она оч­ну­лась бес­па­мят­ная в Зо­лотой спаль­не Мал­фой-Ме­нор, ей так лег­ко на ду­ше. Блейз чувс­тву­ет это и ста­ра­ет­ся по­казать ей как мож­но боль­ше чу­дес Эль­фин­сто­уна. Се­кун­ды скла­дыва­ют­ся в ми­нуты, ми­нуты в ча­сы. Вре­мя ле­тит быс­трок­ры­лой пти­цей, сов­сем не­замет­но.

Они по­быва­ли в ко­нюш­не, где в прос­торных стой­лах сто­ят не ме­нее уди­витель­ные, чем фес­тра­лы, ко­ни — тон­ко­ногие, изящ­ные, с гус­ты­ми вол­нисты­ми гри­вами и хвос­та­ми, но их те­ла слов­но по­луп­розрач­ны, а по ат­ласным шку­рам уди­витель­ных изум­рудных и сап­фи­ровых от­тенков про­бега­ют стран­ные бли­ки, по­хожие на те, ко­торые пля­шут по вод­ной гла­ди в сол­нечный день.

— Это кэл­пи, — объ­яс­ня­ет Блейз, лас­ко­во пог­ла­живая ла­зур­но-си­него же­реб­ца, ко­сяще­го зе­леным гла­зом, — во­дяные ло­шади. Днем на них мож­но ез­дить, или они мо­гут сто­ять в стой­лах, а ночью воз­вра­ща­ют­ся в ре­ку. Это дар ре­ки од­но­му из мо­их пред­ков за то, что он не до­пус­тил, что­бы она пе­ресох­ла.

В ла­дони Гер­ми­оне ты­ка­ет­ся мор­да го­лубой, слов­но не­бо над ни­ми, ло­шади. У нее бе­лос­нежная гри­ва и бе­лая звез­дочка на лбу.

«Ты ни­чего не при­пас­ла вкус­нень­ко­го?» — уко­риз­ненно фыр­ка­ет ко­был­ка, — «ну ка­кая же ты бес­толко­вая».

Гер­ми­она сму­щен­но на­кол­до­выва­ет яб­ло­ко, и Си­няя Звез­дочка до­воль­но хру­па­ет.

— А ты ей пон­ра­вилась, — Блейз за­воро­жен­но наб­лю­да­ет, как ру­ки Гер­ми­оны по­чесы­ва­ют ло­шадь за уш­ком, сколь­зят по мор­де, треп­лют гус­тую чел­ку, — кэл­пи ни­ког­да не возь­мут еду из рук че­лове­ка, ко­торый мо­жет при­чинить им зло.

— Она слав­ная, прос­то ум­ни­ца, — уве­рен­но го­ворит Гер­ми­она, ви­дя, как тре­бова­тель­но ус­та­вилась Си­няя Звез­дочка на ее вол­шебную па­лоч­ку, из ко­торой по­яви­лось та­кое вкус­ное ла­комс­тво.

Пос­ле ко­нюш­ни Блейз про­водит ее в оран­же­рею, вер­нее, од­ну из оран­же­рей.

— Это пол­ностью ма­мина вот­чи­на. Не уве­рен, что она те­бя за­ин­те­ресу­ет, — скеп­ти­чес­ки хмы­ка­ет он, — но бук­валь­но на днях там рас­пустил­ся один цве­ток. Зна­ешь, по­чему-то он на­пом­нил мне… хм… од­но­го че­лове­ка….

— По­чему? — Гер­ми­она с ве­селым удив­ле­ни­ем встря­хива­ет го­ловой, не­пос­лушный каш­та­новый во­допад на ка­кое-то мгно­вение от­ки­дыва­ет­ся на­зад, но по­том опять вол­на­ми ло­жит­ся на пле­чи, об­рамляя ли­цо де­вуш­ки.

Она и не по­доз­ре­ва­ет, как хо­роша в эту ми­нуту — лег­кая, то­нень­кая, пе­репол­ненная не­понят­ной ей са­мой ра­достью, от ко­торой неж­но ро­зове­ет ру­мянец на ще­ках, и си­яют гла­за, блеск ко­торых не мо­гут при­тушить да­же гус­тые рес­ни­цы.

Блейз не мо­жет от­вести за­чаро­ван­но­го взгля­да от ее ли­ца, по­лу­от­кры­тых и слов­но зо­вущих губ.

Гер­ми­она пов­то­ря­ет свой воп­рос и с до­лей ехид­цы в го­лосе ос­ве­дом­ля­ет­ся:

— Ау, Блейз, я те­бе уже на­до­ела?

— Что, прос­ти? Я, ка­жет­ся, за­думал­ся.

— Да уж, — стро­ит гри­мас­ку Гер­ми­она, — у ме­ня бы­ло та­кое ощу­щение, что ты где-то да­леко-да­леко. Приз­на­вай­ся, — хит­ро щу­рит­ся она, — кто эта счас­тли­вица?

— Кто?

— Ну та де­вуш­ка, о ко­торой ты вспом­нил? Ты же по­думал о ней, это бы­ло сра­зу по­нят­но. Так кто она? Толь­ко не го­вори, что это Эй­ве­ри, ина­че я по­теряю к те­бе вся­кое ува­жение.

— Мер­лин, Гер­ми­она, — в пер­вое мгно­вение Блейз да­же те­ря­ет­ся, — ни о ком я не ду­мал!

— Не-ет, мис­тер За­бини, ме­ня вы не об­ма­нете! Это точ­но бы­ла де­вуш­ка!

— Нет!

— А по­чему ты так пок­раснел?

— Я во­об­ще ни­ког­да не крас­нею!

— А сей­час пок­раснел!

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Да!

Они всту­па­ют в пе­репал­ку, как де­ти, сме­ют­ся, так и не пе­рес­по­рив друг дру­га, и Блей­зу вдруг при­ходит на ум — еще ни с кем он не сме­ял­ся так мно­го, так ис­крен­не и так бес­печно, слов­но в детс­тве. Но детс­тво не в счет: ког­да те­бе пять или де­сять, ве­селый хо­хот — это сос­то­яние ду­ши, сво­бода и лег­кость не об­ре­менен­но­го до по­ры бы­тия.

Как же все прос­то и по­нят­но, ког­да те­бе де­сять! Но уже в один­надцать взрос­лая жизнь на­поми­на­ет о се­бе по­ка еще роб­ким зо­вом — пос­тупле­ни­ем в Хог­вартс, рас­пре­деле­ни­ем по фа­куль­те­там, сверс­тни­ками, с ко­торы­ми те­бе пред­сто­ит рас­ти, жить в од­ной ком­на­те, де­лить тай­ны и не­хит­рые сек­ре­ты, ра­дость ма­лень­ких по­бед и го­речь обид, ко­торые ка­жут­ся ог­ромны­ми. И взрос­лея, по­нима­ешь, что чис­тая ра­дость, ко­торая ког­да-то пе­репол­ня­ла те­бя, ос­та­лась там, в да­леком детс­тве, а сей­час она от­равле­на — по­доз­ре­ни­ями, за­вистью, об­ма­ном (воль­ным или не­воль­ным), ложью, тор­жес­твом над чь­им-то по­раже­ни­ем, пос­то­ян­ным нап­ря­жени­ем и еще гам­мой дру­гих чувств, ко­торые тя­желым гру­зом об­ре­меня­ют ду­шу.

Но Блейз За­бини да­же в детс­тве ред­ко сме­ял­ся от чис­то­го сер­дца. Еще под­рос­тком он умел прит­во­рять­ся, из­де­вать­ся и яз­вить, умел так изощ­ренно ос­корбить че­лове­ка, что до то­го это до­ходи­ло не сра­зу, умел обор­вать чью-то ра­дость, сор­вать цве­ты чь­ей-то на­деж­ды од­ной лишь убий­ствен­но-сар­кастич­ной ин­то­наци­ей в го­лосе. Его ни­ког­да не вол­но­вали те, ко­торых он уни­жал, тем бо­лее сос­тя­зать­ся с Блей­зом в из­де­ватель­ском ос­тро­умии же­ла­ющих не на­ходи­лось, все ста­рались по­мал­ки­вать и не по­падать­ся лиш­ний раз ему на гла­за и на язык. Один лишь Мал­фой пы­тал­ся ог­рызнуть­ся, дос­той­но от­ве­тить иро­ни­ей на из­девку, но и он не­ред­ко от­сту­пал, не пы­та­ясь да­же по­нять, что тво­рит­ся в го­лове За­бини. А Блейз лишь рав­но­душ­но по­жимал пле­чами и наб­лю­дал, как об­хо­дят его свои же од­но­кур­сни­ки сли­зерин­цы, не го­воря уж о ког­тевран­цах, пуф­фендуй­цах и гриф­финдор­цах. Но этих Блейз да­же не за­мечал, счи­тая всю эту тол­пу гряз­нокро­вок, маг­ло­любов и по­лук­ро­вок не­дос­той­ны­ми сво­его вни­мания.

Юно­шес­кий мак­си­мализм, пом­но­жен­ный на свер­храз­ду­тое са­мом­не­ние и сно­бизм… Од­нажды ог­лу­шитель­но лоп­нувший пос­ле то­го, как веч­но раз­дра­жав­шая всех гряз­нокров­ка Грей­нджер, ко­торая да­же не мог­ла нор­маль­но при­чесать свои лох­ма­тые пат­лы, и ко­торую Блейз не­од­нократ­но выс­ме­ивал под ядо­витое хи­хиканье де­вичь­ей по­лови­ны сво­его фа­куль­те­та, по­яви­лась на ба­лу в честь Тур­ни­ра Трех под ру­ку с ми­ровой зна­мени­тостью Вик­то­ром Кра­мом. Чес­тно приз­нать­ся, Блейз, как и мно­гие, вна­чале ее не уз­нал, а уз­нав, не по­верил собс­твен­ным гла­зам. Это бы­ло срод­ни эф­фекту де­сят­ка ра­зор­вавших­ся на­воз­ных бомб под но­сом у Фил­ча. Пом­нится, тог­да пре­рога­тива яз­вить над при­сутс­тву­ющи­ми, в час­тнос­ти, над Грей­нджер, пе­реш­ла к Мал­фою и Пар­кинсон. Они об­су­дили ее с ног до го­ловы под гром­кий хо­хот все­го Сли­зери­на, на­чиная с при­сутс­тво­вав­ших не­легаль­но или слу­чай­но треть­екур­сни­ков и кон­чая взрос­лы­ми се­микур­сни­ками. Толь­ко Грей­нджер не об­ра­щала на это аб­со­лют­но ни­како­го вни­мания, за­нятая раз­борка­ми со сво­ими яв­но при­рев­но­вав­ши­ми ее друж­ка­ми. А Блейз За­бини впер­вые за вре­мя сво­ей уче­бы в Хог­вар­тсе мол­ча наб­лю­дал за ни­ми, си­дя за сто­ликом и по­тяги­вая зап­ре­щен­ный учи­теля­ми, но тем не ме­нее про­несен­ный пе­реч­ный эль.

Нет ни­каких сом­не­ний, что Гер­ми­она прив­лекла его вни­мание не сво­ей не­зем­ной кра­сотой, ко­торой она ни­ког­да и не от­ли­чалась, а в пер­вую оче­редь тем, что на нее об­ру­шил свои чувс­тва та­кой па­рень, как Крам. Вик­тор был из чис­токров­ной семьи, бо­гат, зна­менит, его но­сили на ру­ках, его фир­менная мрач­ность хму­рилась со всех квид­дичных пла­катов, а он влю­бил­ся в лох­ма­тую гряз­нокров­ку! Нон­сенс, за­гад­ка, срав­ни­мая с тай­на­ми Бер­муд­ско­го тре­уголь­ни­ка.

С то­го ба­ла Блейз тенью сле­довал за Грей­нджер, смот­рел, срав­ни­вал, ана­лизи­ровал, де­лал вы­воды. К со­жале­нию, не­уте­шитель­ные для се­бя. Как мог­ла ему, Блей­зу За­бини, пред­ста­вите­лю и нас­ледни­ку древ­ней­ших и знат­ней­ших ро­дов Ита­лии и Ан­глии, в кро­ви ко­торо­го не бы­ло и кап­ли гряз­ной маг­лов­ской кро­ви, пон­ра­вить­ся маг­ло­рож­денная кол­дунья, вы­рос­шая в со­вер­шенно чуж­дом ему ми­ре през­ренных лю­дишек, по­нятия не име­ющих о вол­шебс­тве? Как?! Ка­кие за­коны мо­гут объ­яс­нить то, что ему прос­то не­об­хо­димо ви­деть ее каж­дый день, знать, что она хо­дит по тем же ко­ридо­рам, что и он, и мож­но, идя в тол­пе сли­зерин­цев, вы­цепить и про­водить ее взгля­дом, от­ме­тив, что се­год­ня у нее ус­та­лый вид, что ры­жий при­дурок У­из­ли опять чем-то оби­дел ее, и она, хоть и сер­дится, но уже ищет по­вод, что­бы по­мирить­ся?

Ему прос­то до бо­ли не­об­хо­димо бы­ло чувс­тво­вать, что она си­дит на тех же уро­ках, на не­из­менной вто­рой пар­те в со­сед­нем ря­ду. По­чему-то знать о ее при­сутс­твии ста­ло ос­трой не­об­хо­димостью, вык­ру­чива­ющей жи­лы су­доро­гой, му­читель­ной до тем­но­ты в гла­зах и од­новре­мен­но жиз­не­дару­ющей, за­логом то­го, что он, Блейз За­бини, су­щес­тву­ет на этой зем­ле, в этом прос­транс­тве и вре­мени.

Но слиш­ком силь­ны бы­ли тра­диции, при­выч­ки, сло­жив­ша­яся си­ту­ация враж­ды фа­куль­те­тов. С са­мого пер­во­го кур­са сло­жилось так, что Блейз ос­та­вал­ся в те­ни, был Се­рым Кар­ди­налом в неп­рекра­ща­ющем­ся про­тивос­то­янии Гриф­финдо­ра и Сли­зери­на, а приз­нанным ли­деров сли­зерин­цев стал Дра­ко Мал­фой. Все стыч­ки и схват­ки с гриф­финдор­ца­ми про­ис­хо­дили под его пред­во­дитель­ством и с его по­дачи. К шес­то­му кур­су Блейз с уве­рен­ностью мог ска­зать, что глав­ным вра­гом все­го Гриф­финдо­ра и Гар­ри Пот­те­ра в час­тнос­ти был Мал­фой, став­ший для пос­ледне­го, без пре­уве­личе­ния, оли­цет­во­рени­ем ед­ва ли не все­лен­ско­го зла, поч­ти не ус­ту­пая в этом по­чет­ном ти­туле Тем­но­му Лор­ду. А Блейз пред­по­читал дер­жать­ся от этих склок в от­да­лении. И Гер­ми­она Грей­нджер да­же не до­гады­валась о его чувс­твах, о том, что один из не­нави­димых ею сли­зерин­цев жад­но сле­дит за каж­дым ее жес­том, каж­дым взгля­дом, зна­ет, до ко­торо­го ча­су она си­дит в биб­ли­оте­ке, зна­ет, что ког­да она улы­ба­ет­ся, на ле­вой ще­ке по­яв­ля­ет­ся ямоч­ка, что она не лю­бит тык­венный сок, пред­по­читая яб­лочный, что она слиш­ком тер­пе­лива, но ес­ли вы­ходит из се­бя, пла­мя гне­ва об­жи­га­ет всех вок­руг. Для Гер­ми­оны Грей­нджер из сли­зерин­цев су­щес­тво­вал толь­ко Дра­ко Мал­фой, враг, ко­торый бес­прес­танно ос­кор­блял ее, то и де­ло вста­вал на пу­ти ее дру­зей, за ис­клю­чение ко­торо­го из шко­лы, она, от­нюдь не бу­дучи зло­памят­ной и мсти­тель­ной, от­да­ла бы, на­вер­ное, все, что у нее бы­ло цен­но­го, по­жер­тво­вала бы да­же сво­ими кни­гами. Блей­за За­бини для нее не су­щес­тво­вало.

Но Блей­за ус­тра­ива­ло та­кое по­ложе­ние дел. Он на­де­ял­ся, что ес­ли Грей­нджер мень­ше бу­дет по­падать­ся ему на гла­за, ес­ли они не бу­дут стал­ки­вать­ся да­же в тра­дици­он­ных пе­репал­ках, то огонь в его сер­дце, заж­женный ка­рег­ла­зой гриф­финдор­кой, пос­те­пен­но за­тух­нет, пе­рес­та­нет тер­зать его слов­но раз­дво­ив­шу­юся ду­шу. И как же он оши­бал­ся! Бес­ко­неч­но муд­рое Вре­мя по­каза­ло, что этот огонь нель­зя за­тушить, нель­зя за­топ­тать, он го­рит чис­тым пла­менем, омы­вая все су­щес­тво Блей­за це­литель­ной си­лой, ос­во­бож­дая ее от все­го на­нос­но­го, от не­нуж­ной ше­лухи и по­вер­хностных чувств. Ибо что есть Лю­бовь как не очи­щение?

Гер­ми­она и сей­час не по­доз­ре­ва­ет, что тво­рит­ся в сер­дце и ду­ше Блей­за, ког­да она на­ходит­ся так близ­ко от не­го, что он мо­жет ощу­щать све­жий аро­мат ее ду­хов, чувс­тво­вать теп­ло ее те­ла. Она ждет, ког­да он по­кажет ей этот ди­ковин­ный цве­ток, ко­торый, по сло­вам Блей­за, по­хож на ко­го-то. Па­рень про­водит ру­кой по во­лосам, стря­хивая с се­бя оце­пене­ние, и ши­роким жес­том рас­па­хива­ет две­ри ог­ромной оран­же­реи. За­пахи теп­лой влаж­ной зем­ли, аро­маты цве­тов, пре­лой лис­твы оку­тыва­ют их.

— Nox, — и в прос­торном зас­теклен­ном по­меще­нии вмиг ста­новит­ся тем­но, хо­тя за ог­ромны­ми ок­на­ми яс­ный день.

— Ты что, Блейз? — воз­му­ща­ет­ся Гер­ми­она, за что-то за­цепив­шись, и хва­та­ет­ся за его вов­ре­мя пред­ло­жен­ную ру­ку, что­бы не упасть.

— Так на­до, — за­говор­щи­чес­ки шеп­чет па­рень, ув­ле­кая ее в глубь оран­же­реи, — чш-ш-ш! Этот цве­ток не лю­бит гром­ких го­лосов. И смот­ри…

Гер­ми­она хо­чет ехид­но воз­ра­зить, что в этой ть­ме она не ви­дит и собс­твен­ных ног и рук, не то, что ка­кой-то цве­ток, но вмес­то это­го ти­хо аха­ет.

На рас­сто­янии мет­ра от них мед­ленно раз­го­ра­ет­ся огонь, не бе­лый, не жел­тый, не крас­ный, не си­ний. Цве­ту его пла­мени нет оп­ре­деле­ния, он воп­ло­ща­ет в се­бе пред­став­ле­ние о чис­том све­те, не­запят­нанном, не­замут­ненном, том све­те, ко­торый, на­вер­ное, ви­дит ре­бенок, при­ходя в этот мир. Гер­ми­она приб­ли­жа­ет­ся и ви­дит, что ча­шеч­ка цвет­ка сос­то­ит из сер­дце­вин­ки и пя­ти круг­лых ле­пес­тков, плот­но при­лега­ющих друг к дру­гу. Цве­ток прек­ра­сен в сво­ей прос­то­те и чис­то­те, в сво­ем све­те, ко­торый, ка­жет­ся, стру­ит­ся от не­го вол­на­ми и ста­новит­ся все яр­че. А вмес­те со све­том по­яв­ля­ет­ся му­зыка — ти­хие пе­рез­во­ны се­реб­ря­ных ко­локоль­чи­ков, неж­ный пе­релив­ча­тый го­лос сви­рели и чуть-чуть свет­лой грус­ти скрип­ки. А по­том да­же мож­но ра­зоб­рать сло­ва, сов­сем ти­хие, но от­четли­во слыш­ные в ти­шине и вре­за­ющи­еся в па­мять, слов­но вы­резан­ные ос­трым но­жом на мяг­ком де­реве:

Мир, где ве­тер хо­лод­ный

Звез­ды ле­та за­дул,

Мир, где пти­це сво­бод­ной

Крылья выр­ва­ли вдруг,

Мир, где лжи­вой во­ров­кой

На­зыва­ют лю­бовь,

И на вздо­хе ко­рот­ком

Ле­денит в жи­лах кровь,

Где тя­желой по­ход­кой

Мар­ши­ру­ет об­ман,

И узор­ча­той плет­кой

За­гоня­ют в кап­кан,

Мир, где приз­рачной сказ­кой

По­забы­лось доб­ро,

Этот мир стал прек­расным

Пос­ле встре­чи с то­бой!

Блейз и Гер­ми­она за­мира­ют, бо­ясь по­мешать, бо­ясь гром­ко вздох­нуть или по­шеве­лить­ся. Слов­но окол­до­ван­ные, они сто­ят в тем­но­те оран­же­реи, пос­ре­ди ко­торой си­яет Чу­до.

Они вы­ходят из ком­на­ты мол­ча­ливые, при­тих­шие. Уже прой­дя нес­коль­ко за­лов, Гер­ми­она шеп­чет:

— Как он на­зыва­ет­ся?

— Звез­дный Све­точ.

— Стран­ное наз­ва­ние для цвет­ка.

— Да, — Блейз за­дум­чив, — я то­же так ду­мал. Зна­ешь, рань­ше он не пел.

— И стран­ная пес­ня, та­кая… от­ча­ян­ная и… то есть… да­же не мо­гу по­доб­рать слов…, — Гер­ми­она за­мол­ка­ет и не ре­ша­ет­ся за­дать Блей­зу воп­рос: ко­го же на­пом­нил ему цве­ток?

Па­рень ма­шиналь­но ки­ва­ет, от­кры­ва­ет пе­ред де­вуш­кой дверь в оче­ред­ной зал и навс­тре­чу ему с виз­гом ки­да­ет­ся кто-то ма­лень­кий, куд­ря­вый и го­лубог­ла­зый.

— Б-у-у, дя­дя Блейз, ты ис­пу­гал­ся?

— Бь­ян­ка!

Блейз под­хва­тыва­ет на ру­ки ма­лень­кую де­воч­ку в длин­ном бар­хатном плать­ице и, сме­ясь, це­лу­ет ее.

— Бь­ян­ка, cara mia, я уже по те­бе сос­ку­чил­ся.

— Я то­же, дя­дя Блейз! Как хо­рошо, что март еще да­леко! Но у де­душ­ки Бе­ницио на вил­ле бы­ло так ве­село! А ба­буш­ка обе­щала ку­пить мне нас­то­ящую мет­лу. У мо­ей Фи­фи по­яви­лись ма­лень­кие ко­тят­ки, они та­кие за­бав­ные! Дя­дя Блейз, а ты раз­ре­шишь по­летать на тво­ей мет­ле, по­ка ба­буш­ка не ку­пила мне ту, ко­торую мы ви­дели в ма­гази­не? Я не упа­ду, чес­тное сло­во! Си­няя Звез­дочка ме­ня уз­на­ла, она мне улыб­ну­лась! Ой, дя­дя Блейз, а это кто? — де­воч­ка та­рато­рит без умол­ку, и лег­кий ак­цент и нем­но­го неп­ра­виль­ный вы­говор толь­ко до­бав­ля­ют ей оча­рова­ния.

Блейз спус­ка­ет де­воч­ку с рук, а Гер­ми­она не мо­жет сдер­жать улыб­ки. За­бав­ная ма­лыш­ка. Ей, на­вер­ное, лет пять-шесть, тем­ные куд­ри, круг­лые ру­мяные щеч­ки и губ­ки бан­ти­ком, го­лубые гла­за под раз­ле­том тем­ных бро­вок. Ког­да она вы­рас­тет, не­мало сер­дец ра­зобь­ет­ся от взгля­да этих глаз.

— Это Гер­ми­она, она на­ша гостья, а вам, ма­лень­кая синь­ори­на, вна­чале не ме­шало бы поз­до­ровать­ся, — Блейз прит­ворно стро­го смот­рит на де­воч­ку.

— При­вет! Ты де­вуш­ка дя­ди Блей­за? — Бь­ян­ка яв­но не стра­да­ет от скром­ности.

— Нет! — Гер­ми­она чувс­тву­ет, как за­пыла­ли ще­ки.

— Бь­ян­ка, ты неп­ри­лич­но се­бя ве­дешь.

Дев­чушка де­ла­ет боль­шие не­вин­ные гла­за.

— Я же прос­то спро­сила! Гер­ми­она, а ты уме­ешь ле­тать на мет­ле?

— Умею, толь­ко пло­хо, — улы­ба­ет­ся Гер­ми­она, — я бо­юсь вы­соты.

Го­лубые гла­за ок­ругля­ют­ся еще боль­ше.

— Прав­да? Ой, а я не ду­мала, что взрос­лые че­го-то бо­ят­ся. А дя­дя Блейз ни­чего и ни­кого не бо­ит­ся! Ты зна­ешь, Гер­ми­она, — Бь­ян­ка до­вери­тель­но тя­нет де­вуш­ку за ру­кав и от­во­дит в сто­рону, — не под­слу­шивай, дя­дя Блейз, это на­ши жен­ские раз­го­воры.

Блейз ви­нова­то раз­во­дит ру­ками.

— Ты зна­ешь, Гер­ми­она, дя­дя Блейз очень хо­роший, он са­мый луч­ший, прав­да-прав­да! — де­воч­ка серь­ез­но ки­ва­ет, — толь­ко иног­да бы­ва­ет ужас­но за­нуд­ным, что пря­мо хо­чет­ся его ущип­нуть. Но это ни­чего, на са­мом де­ле он не та­кой, ты не ду­май.

Гер­ми­она оша­рашен­но мол­чит, изум­ленная та­ким на­тис­ком со сто­роны этой ма­лень­кой, но не по воз­расту раз­ви­той дев­чушки. Та про­дол­жа­ет бол­тать о Блей­зе, ко­торо­го она, ви­димо, обо­жа­ет. А Блейз, ко­торо­го труд­но пред­ста­вить без яз­ви­тель­ной ус­мешки, и ко­торый, не ме­ня­ясь в ли­це, мо­жет нас­ме­хать­ся да­же над над­менной кра­сави­цей Одис­сой Эй­ве­ри, мнет­ся в сто­рон­ке, пос­лушный во­ле сво­ей ма­лень­кой пле­мян­ни­цы.

— Бь­ян­ка! Опять ку­да-то убе­жала, ма­лень­кая ша­лунья, — в за­ле гра­ци­оз­но по­яв­ля­ет­ся Фе­тида За­бини, — Блейз, до­рогой, ты до­ма?

— Да, ма­ма, у нас гос­ти.

Фе­тида чуть при­под­ни­ма­ет бро­ви, но уч­ти­во и поч­ти ра­душ­но, как то­го тре­бу­ет эти­кет, ки­ва­ет Гер­ми­оне.

— Здравс­твуй­те, мисс Грей­нджер. Ра­да ви­деть вас в Эль­фин­сто­уне.

— Здравс­твуй­те, мис­сис За­бини, спа­сибо за при­ем, — веж­ли­во от­кли­ка­ет­ся Гер­ми­она.

Мать Блей­за она ви­дела лишь па­ру раз мель­ком, но уже слы­шала о ко­личес­тве ее му­жей.

— На­де­юсь, вы хо­рошо про­вели у нас вре­мя?

— Да, за­мок прос­то прек­расный, а Блейз по­казал мне все его чу­деса.

— Я ра­да. Бь­ян­ка, mio sole, нам по­ра, ты не за­была, что мы идем на день рож­де­ния к Гам­пам?

— Ой, ба­буля, — ка­нючит Бь­ян­ка, — мож­но, я ос­та­нусь с дя­дей Блей­зом и Гер­ми­оной? У Гам­пов бу­дет так скуч­но, и я тер­петь не мо­гу Брай­ана, он драз­нится и дер­га­ет за во­лосы!

— Мы приг­ла­шены, и ви­зит уже нель­зя от­ме­нить, — Фе­тида поп­равля­ет внуч­ке кру­жев­ной во­рот­ни­чок, — поп­ро­щай­ся.

— По­ка, Гер­ми­она, до встре­чи! — кап­ризно на­дува­ет губ­ки де­воч­ка, — ты же еще при­дешь к нам?

— Я пос­та­ра­юсь.

— А кто бу­дет це­ловать дя­дю Блей­за на про­щание?

— Ti voglio bene, zio! Addio!

Бь­ян­ка хо­хочет и, звон­ко рас­це­ловав Блей­за, ис­че­за­ет вмес­те с Фе­тидой в зе­леном ог­не.

— Из­ви­ни за эту се­мей­ную сце­ну, — Блей­зу нем­но­го не по се­бе.

— Твоя пле­мян­ни­ца прос­то чу­до, та­кая не­пос­редс­твен­ная и жи­вая.

— Эту чер­ту ха­рак­те­ра она точ­но унас­ле­дова­ла не от от­ца. Из Рен­цо не­воз­можно бы­ло вы­тянуть и сло­ва. Итак, синь­ори­на, я обе­щал вам ше­девр чре­во­уго­дия в ис­полне­нии Жан-Жа­ка. Вуа ля!

Блейз рас­па­хива­ет дверь, и Гер­ми­она, пе­рес­ту­пив по­рог ком­на­ты, в оче­ред­ной раз за этот день пот­ря­сен­но аха­ет. Над ее го­ловой рас­ки­нулось чер­ным бар­хатным ку­полом ноч­ное не­бо. Мер­ца­ют звез­ды, яр­кие и круп­ные, слов­но гроздья цве­тов, свет­лой по­лосой сте­лет­ся Млеч­ный путь, нем­но­го раз­мы­тыми раз­ноцвет­ны­ми пят­на­ми и спи­раля­ми за­мет­но си­яют га­лак­ти­ки, мож­но да­же за­метить, как они мед­ленно кру­жат­ся.

— Блейз, что это?

— Это, так ска­зать, моя лич­ная об­серва­тория.

Блейз ве­дет ее к изящ­но сер­ви­рован­но­му на дво­их сто­лику в се­реди­не за­ла, на ко­тором мер­ца­ют све­чи.

— В од­но вре­мя я вдруг вос­пы­лал страстью к ас­тро­номии и ас­тро­логии и ед­ва не до­вел ма­му до ис­те­рики, объ­явив, что ста­ну ас­тро­логом-пред­ска­зате­лем. Она, ес­тес­твен­но, бы­ла ка­тего­ричес­ки про­тив, но обо­рудо­вала этот зал, ре­шив, что мне на­до… э-э-э… пе­ребе­сить­ся. И она ока­залась пра­ва. Ед­ва я уг­лу­бил­ся в изу­чение звезд, ко­мет, пла­нет, их ор­бит и про­чей че­пухи, как мне ста­ло не­выно­симо скуч­но. Од­но де­ло — от­си­живать два ча­са в не­делю на уро­ках про­фес­со­ра Си­нис­тры, дру­гое — за­нимать­ся этой бре­дяти­ной каж­дый день. И те­перь, — Блейз ос­ле­питель­но улы­ба­ет­ся де­вуш­ке, — я ис­поль­зую этот зал толь­ко в ред­ких и тор­жес­твен­ных слу­ча­ях, — как, нап­ри­мер, этот. Что мо­жет быть прек­раснее звезд? Еще Кант ска­зал: «Мо­раль­ный за­кон во мне, и звез­дное не­бо на­до мной». За те­бя! — он под­ни­ма­ет бо­кал с ви­ном.

— Не зна­ла, что ты ро­ман­тик. По­везет тво­ей бу­дущей же­не! — Гер­ми­она, улы­ба­ясь, под­ни­ма­ет в от­вет свой бо­кал.

Блейз ка­ча­ет го­ловой.

— Смею те­бя за­верить, ты оши­ба­ешь­ся. Я су­хой и нуд­ный ре­алист, и с мо­ей точ­ки зре­ния, брак — слиш­ком серь­ез­ная вещь. Я по­ка не чувс­твую ни­како­го же­лания об­ре­менять се­бя его уза­ми.

— Ну вот, ис­портил все впе­чат­ле­ние, — всплес­ки­ва­ет ру­ками Гер­ми­она, — а как же лю­бовь?

— А кто ска­зал, что брак обя­затель­но под­ра­зуме­ва­ет лю­бовь? — вски­дыва­ет бровь Блейз, — по-мо­ему, это ско­рее ис­клю­чение, чем пра­вило. Лю­ди обыч­но же­нят­ся или вы­ходят за­муж по тра­диции, по­тому что так при­нято. Ли­бо из-за при­выч­ки. Ли­бо из-за не­жела­ния и стра­ха ос­тать­ся на ста­рос­ти лет од­но­му. А еще, как в на­шем об­щес­тве, брак — это все­го лишь вза­имо­выгод­ное сог­ла­шение, зак­лю­ча­емое с целью по­луче­ния не­кото­рой сум­мы гал­ле­онов, обыч­но дос­та­точ­но вну­шитель­ной, или не­об­хо­димых свя­зей, а так­же с целью сох­ра­нить в чис­то­те свою кровь и дос­той­но про­дол­жить род, бе­рущий на­чало, как гор­дятся не­кото­рые на­ши арис­токра­ты, ед­ва ли не со вре­мен авс­тра­лопи­теков. Толь­ко так и не ина­че.

— Нет! — убеж­денно вос­кли­ца­ет Гер­ми­она, — од­нажды ты встре­тишь Ее и пой­мешь, что все твои ны­неш­ние рас­сужде­ния и кна­та не сто­ят, и что боль­ше все­го на све­те ты хо­чешь, что­бы она ста­ла тво­ей же­ной и ма­терью тво­их де­тей. А то, что ты не встре­тил ее до сих пор, не оз­на­ча­ет, что не встре­тишь в бу­дущем.

Блейз ма­лов­ра­зуми­тель­но хмы­ка­ет, но мол­чит, лишь за­гадоч­но взгля­дывая на Гер­ми­ону, ко­торая сму­щен­но от­во­дит взгляд. Ка­жет­ся, это опас­ная те­ма. Луч­ше по­мол­чать. Тем бо­лее, что ви­но мно­голет­ней вы­дер­жки пре­вос­ходно, а блю­да и в са­мом де­ле изу­митель­ны. Де­вуш­ка от­щи­пыва­ет ку­сочек че­го-то, по­хоже­го на слад­кую бу­лоч­ку, воз­душную и прос­то та­ющую во рту.

— Бь­ян­ка твоя род­ная пле­мян­ни­ца? — ин­те­ресу­ет­ся она, бла­гора­зум­но ре­шив не воз­вра­щать­ся к опас­ной те­ме люб­ви и бра­ка.

— Да, она дочь мо­его стар­ше­го бра­та.

— У те­бя есть брат? — удив­ля­ет­ся Гер­ми­она, по­думав, как, в сущ­ности, ма­ло мы ин­те­ресу­ем­ся те­ми, кто пред­по­чита­ет по­мал­ки­вать о сво­ей жиз­ни. Ес­ли бы не Бь­ян­ка, она, на­вер­ное, и не уз­на­ла бы, что у Фе­тиды За­бини два сы­на.

— А что, у ме­ня не мо­жет быть бра­та? — ехид­ни­ча­ет Блейз, но быс­тро ста­новит­ся серь­ез­ным, — есть, вер­нее, был.

Чут­кая Гер­ми­она за­меча­ет, как тем­не­ет его ли­цо.

— Прос­ти, — она ти­хо ка­са­ет­ся его ру­ки, — он… умер?

— По­гиб, пол­то­ра го­да на­зад. Он и Кь­яра, его же­на.

— У Бь­ян­ки нет ни от­ца, ни ма­тери?! — де­вуш­ка неп­ро­из­воль­но вздра­гива­ет, вспо­миная хо­рошень­кую жиз­не­радос­тную де­воч­ку.

— Нет. Вмес­то это­го у нее ку­ча родс­твен­ни­ков, нес­коль­ко вилл в Ита­лии, а так­же вну­шитель­ные сче­та поч­ти во всех на­деж­ных ев­ро­пей­ских бан­ках.

— Как это слу­чилось?

— Слу­чай­но и не­лепо, как все, что про­ис­хо­дит в ми­ре, — Блейз кри­во ус­ме­ха­ет­ся, но в гла­зах ноч­ным сум­ра­ком мель­ка­ет боль, — ав­ро­ры пы­тались выс­ле­дить Тем­но­го Лор­да, свя­зались со сво­ими италь­ян­ски­ми «кол­ле­гами», и те ус­тро­или за­саду на на­шей вил­ле в Ита­лии. Тог­да пос­тра­дали мно­гие ни в чем не­повин­ные лю­ди. Ког­да эти иди­оты вор­ва­лись, па­ля зак­лять­ями нап­ра­во и на­лево, Его, ес­тес­твен­но, там не ока­залось. И не мог­ло быть. Ита­лия да­леко от Ан­глии, и италь­ян­цам нет ни­како­го де­ла до то­го, что тво­рит­ся у нас. Это был лож­ный след, пу­щен­ный кем-то из ок­ру­жения Лор­да. По край­ней ме­ре, так счи­таю я. Был день рож­денья Бь­ян­ки, ей ис­полни­лось три го­да, соб­ра­лись друзья и род­ные. Ник­то из гос­тей не по­гиб, от­де­лались толь­ко ис­пу­гом и ра­нами. В об­щей су­мато­хе ник­то ни­чего не по­нял. А са­мое страш­ное — по­том, ког­да наш­ли Рен­цо и Кь­яру…

Блейз чувс­тву­ет, что дол­жен вы­гово­рить­ся, дол­жен рас­ска­зать этой де­вуш­ке с вни­матель­ны­ми ка­рими гла­зами все, что на­копи­лось у не­го в ду­ше, что рва­лось и би­лось, но не на­ходи­ло вы­хода.

Смерть единс­твен­но­го бра­та.

От­ча­ян­ное бес­прос­ветное го­ре ма­тери.

Ее му­читель­ный страх за не­го, ос­тавше­гося в жи­вых, тя­желой цепью ско­вав­ший по ру­кам и но­гам.

Ее гнев, ко­торый тол­кнул ее в ря­ды сто­рон­ни­ков Вол­де­мор­та.

Его соп­ро­тив­ле­ние про­ис­хо­дяще­му.

Сколь­ко раз они с пе­ной у рта до­казы­вали друг дру­гу, что его или ее по­зиция единс­твен­но вер­ная! Блейз уго­вари­вал мать не то­ропить­ся с оп­ро­мет­чи­вым ре­шени­ем, при­няв ко­торое, она не­руши­мыми уза­ми свя­зыва­лась с Вол­де­мор­том. Он счи­тал, что луч­ше ней­тра­литет, нев­ме­шатель­ство, как бы­ло рань­ше, чем от­кры­тое вступ­ле­ние в ря­ды тех, кто так или ина­че при­час­тен к убий­ствам мно­жес­тва лю­дей. Это ка­салось как По­жира­телей Смер­ти, так и ав­ро­ров.

Обе­зумев­шая, не же­лав­шая ни­чего слу­шать Фе­тида, в свою оче­редь, ярос­тно кри­чала, что ее сын и не­вес­тка ни­чего ни­кому не сде­лали, они бы­ли в сто­роне от этой не­объ­яв­ленной вой­ны, и что это им при­нес­ло?

С этим не­воз­можно бы­ло не сог­ла­сить­ся. Блейз по­нимал и ис­крен­не жа­лел мать, в те чер­ные дни пов­зрос­лев так, что в иные ми­нуты ка­зал­ся стар­ше ее по суж­де­ни­ям и точ­ке зре­ния. Фе­тида не пос­лу­шала сы­на, и Тем­ный Лорд стал час­тым гос­тем в ее зам­ке.

Но са­ма ри­нув­шись в про­пасть, она обе­зопа­сила Блей­за. Он не знал, ка­ким об­ра­зом, но Лорд ни­ког­да не упо­минал о при­нятии им Чер­ной Мет­ки, как то слу­чилось, нап­ри­мер, с мо­лоды­ми Мал­фо­ем, Нот­том, Крэб­бом, Гой­лом и дру­гими его сверс­тни­ками, ро­дите­ли ко­торых то­же бы­ли По­жира­теля­ми. Вдо­бавок Фе­тида про­вела над ним ка­кой-то об­ряд, в ре­зуль­та­те ко­торо­го Блейз поч­ти ме­сяц про­валял­ся в пос­те­ли в ка­ком-то ту­ман­ном го­рячеч­ном по­луза­бытьи, единс­твен­ной ре­аль­ностью в ко­тором бы­ли прох­ладные ру­ки ма­тери на лбу. Дей­ствие об­ря­да, как он по­доз­ре­вал, зак­лю­чалось в том, что он да­вал за­щиту, ко­торая при­ос­та­нав­ли­вала дей­ствие мно­гих Тем­ных зак­ля­тий, да­же Им­пе­ри­уса и Кру­ци­уса, прав­да, на нес­коль­ко се­кунд, но иног­да и эти се­кун­ды мо­гут стать ре­ша­ющи­ми.

По­теряв од­но­го сы­на, Фе­тида За­бини пред­при­няла все ме­ры, что­бы вто­рого не пос­тигла та же участь, но зап­ла­тив за эту не­имо­вер­но вы­сокую це­ну — по­жер­тво­вав ос­тавши­мися го­дами сво­ей жиз­ни, ко­торой бы­ло от­ме­рено со­рок че­тыре го­да. Но об этом не знал ник­то, и тем бо­лее Блейз.

Рен­цо, Рен­цо, всег­да мол­ча­ливый, доб­ро­душ­ный, спо­кой­ный. И Кь­яра, ми­лая, за­бав­ная, быс­тро вспы­хива­ющая, и тут же за­быва­ющая оби­ды… Они бы­ли так мо­лоды, так лю­били друг дру­га. Ма­лыш­ка Бь­ян­ка унас­ле­дова­ла го­лубые гла­за от­ца и лег­кий жи­вой ха­рак­тер ма­тери.

— Рен­цо стар­ше ме­ня на три го­да, — го­лос Блей­за глух и не­выра­зите­лен, но Гер­ми­она чувс­тву­ет, что сей­час не на­до его пре­рывать, не на­до уни­жать жа­лостью. Он дол­жен пре­одо­леть это, рас­ска­зав, ка­ким был его брат, что он чувс­тво­вал, ког­да тряс его без­жизнен­ное те­ло, крес­том рас­плас­танное на свер­ка­ющем пар­ке­те праз­днич­но ук­ра­шен­но­го за­ла, и в ру­ке Рен­цо без­воль­ная хо­лоде­ющая ру­ка Кь­яры…

— Был стар­ше. Ты, на­вер­ное, слы­шала, сколь­ко раз моя мать бы­ла за­мужем. Ее об­су­дили и осу­дили во всех гос­ти­ных ма­гичес­кой Ан­глии. Но в пер­вый брак с на­шим от­цом она всту­пала по люб­ви. То са­мое ис­клю­чение из пра­вил. Так удач­но по­лучи­лось — два рав­но бо­гатых знат­ных се­мей­ства. Их ма­тери, Скай За­бини и Гвен­до­лин Ур­харт, мои ба­буш­ки, бы­ли близ­ки­ми под­ру­гами и пред­назна­чили сво­их де­тей друг дру­гу ед­ва ли не с пе­ленок. Ма­ма и отец с детс­тва бы­ли не­раз­лучны, идил­ли­чес­кая лю­бовь, — грус­тно ус­ме­ха­ет­ся Блейз, — их свадь­ба бы­ла пыш­ной и ве­селой, по­явил­ся Рен­цо, по­том я. На­вер­ное, им ка­залось, что бу­дущее не бу­дет ом­ра­чено ни­чем. Но бы­ло прок­лятье. В от­ца влю­билась ка­кая-то су­мас­шедшая, во­об­ра­зив­шая не­весть что. К нес­частью, она ока­залась дос­та­точ­но силь­ной вол­шебни­цей, и ее гнев об­ру­шил­ся на ма­му. Она прок­ля­ла ее, об­ре­кая на веч­ное оди­ночес­тво. Ро­дите­ли не об­ра­тили на нее вни­мания, пос­чи­тав, что это пус­тые уг­ро­зы. И нап­расно. Ког­да мне бы­ло пять, отец упал с кэл­пи и уда­рил­ся вис­ком о ка­мень. Ма­ма бы­ла уби­та го­рем. Я пом­ню, как она не вы­ходи­ла из их спаль­ни, ни­чего не ела, не хо­тела жить. Мы с Рен­цо пря­тались за порть­ера­ми в ко­ридо­ре и дня­ми си­дели на по­докон­ни­ке, скры­тые от всех. Рен­цо, как стар­ший, все пов­то­рял, что­бы я не пла­кал. Но я и не пла­кал, слиш­ком был мал, что­бы по­нять, что па­пы боль­ше не бу­дет. Пос­ле по­хорон был бе­зоб­разный скан­дал. Ма­ма хо­тела заб­рать нас в Ан­глию, но родс­твен­ни­ки от­ца, в пер­вую оче­редь, де­душ­ка Вит­то­рио, счи­тали, что нас­ледни­ки древ­ней­ше­го ро­да Дан­те За­бини дол­жны жить в Ита­лии. Ур­харты нас­та­ива­ли, что­бы ма­ма вер­ну­лась в род­ной за­мок. Нас бук­валь­но раз­ры­вали на час­ти. В кон­це кон­цов Гвен­до­лин и Скай, ед­ва не пос­со­рив­ши­еся впер­вые за всю жизнь, приш­ли к обо­юд­но­му ком­про­мис­су. Блейк Ло­рен­цо Че­заре Ро­му­аль­до Ме­ницио Ле­онар­до Кас­та­вель­тра­но Дан­те За­бини, как стар­ший сын, ос­та­ет­ся в Ита­лии, а я от­прав­ля­юсь с ма­мой в Ан­глию. Де­ло на са­мом де­ле бы­ло ре­шено по­любов­но. Рен­цо дол­жен был унас­ле­довать все сос­то­яние За­бини, а я — про­дол­жить род Ур­хартов, у ко­торых не ос­та­лось нас­ледни­ка по пря­мой ли­нии. Ма­ма бы­ла вы­нуж­де­на сог­ла­сить­ся.

Вот так по­лучи­лось, что к мо­ему име­ни при­бави­лась еще од­на фа­милия. А ма­ма пос­ле это­го все пы­талась най­ти свое счастье, но увы, мак­си­мум че­рез год пос­ле свадь­бы она ста­нови­лась вдо­вой. Впро­чем, нас с Рен­цо она лю­била и ни­ког­да не де­лала то­го, что мог­ло нам пов­ре­дить. Мы встре­чались с ним дос­та­точ­но час­то, вмес­те про­води­ли ле­то и в прин­ци­пе поч­ти не ощу­щали, что жи­вем в раз­ных стра­нах. Уди­витель­но, зна­ешь — мы с ним бы­ли аб­со­лют­но не­похо­жи. Все родс­твен­ни­ки удив­ля­лись, как та­кое воз­можно. Но в нас не бы­ло ни од­ной чер­ты, ко­торая го­вори­ла бы о том, что мы род­ные братья, да­же во внеш­ности. Он — го­лубог­ла­зый блон­дин, я — брю­нет. Ро­ман­ти­ком всег­да был Рен­цо, а не я. Мой ци­низм и взгля­ды при­води­ли его в ужас. А его вос­пи­тали За­бини, ко­торые от­ли­чались ред­кой для та­кого знат­но­го ро­да тер­пи­мостью в воп­ро­се о чис­то­те кро­ви. Он же­нил­ся ра­но, в сем­надцать лет, на де­вуш­ке, ко­торую по­любил, в во­сем­надцать они ста­ли ро­дите­лями, а в двад­цать один по­гиб­ли. По­чему та­кая нес­пра­вед­ли­вость? За что? Они дол­жны бы­ли жить, а не уми­рать! Рен­цо за всю свою не­дол­гую жизнь и эль­фа-до­мови­ка не оби­дел, а Кь­яра бы­ла прос­то ан­ге­лом. Ме­ня все вре­мя тер­за­ет мысль — на­вер­ное, дол­жен был по­гиб­нуть от шаль­но­го зак­лятья я, а не они. У ме­ня нет же­ны, де­тей, дру­зей, толь­ко ма­ма. Не сом­не­ва­юсь, ник­то и не вспом­нил бы о Блей­зе За­бини, а мно­гие лишь вздох­ну­ли бы с об­легче­ни­ем.

В го­лосе Блей­за сты­нет злость, сме­шан­ная с тос­кой, поб­леднев­шие паль­цы креп­ко сжи­ма­ют нож­ку бо­кала. Он ушел в се­бя и поч­ти не ви­дит де­вуш­ку, в ка­рих гла­зах ко­торой пле­щет­ся со­чувс­твие. Гер­ми­она ти­хо от­ве­ча­ет:

— Ког­да идет вой­на, стра­да­ют и ви­нова­тые, и не­вин­ные. Нель­зя по­нять, по­чему кто-то ра­ду­ет­ся жиз­ни, а те, кто дос­той­ны бы­ли жить, ухо­дят пер­вы­ми. На­вер­ное, это ка­кой-то глу­пый и жес­то­кий за­кон при­роды.

— К дь­яво­лу этот за­кон! — бо­кал в ру­ке Блей­за жа­лоб­но хрус­тит и взры­ва­ет­ся ос­тры­ми брыз­га­ми.

Он не­до­умен­но смот­рит на алые кап­ли, на­буха­ющие на по­резе на ру­ке. Гер­ми­она оха­ет, тут же па­лоч­кой ос­та­нав­ли­ва­ет кро­воте­чение и пе­ревя­зыва­ет ра­ну.

— Прос­ти, — Блейз ви­нова­то от­во­дит взгляд, — вмес­то лег­кой при­ят­ной бе­седы по­лучил­ся слиш­ком тя­желый раз­го­вор.

— Блейз, пос­лу­шай ме­ня, — Гер­ми­она серь­ез­на, ос­то­рож­но пог­ла­жива­ет по­ранен­ную ру­ку Блей­за, — что слу­чилось — то слу­чилось, это­го уже не вер­нуть. Не твоя ви­на, что твой брат и его же­на по­гиб­ли. Не смей да­же ду­мать, что ты ни­кому не ну­жен или ви­новат в их смер­ти! У те­бя есть семья — ма­ма, ма­лыш­ка Бь­ян­ка, и у те­бя есть друзья — я, Дра­ко. Ког­да-ни­будь бу­дет и лю­бимая. Все бу­дет хо­рошо, по­верь мне.

Блейз ус­ме­ха­ет­ся, ког­да она при­чис­ля­ет Дра­ко Мал­фоя к его друзь­ям, но ему до бо­ли хо­чет­ся ве­рить, что и в са­мом де­ле все бу­дет хо­рошо, как обе­ща­ет Гер­ми­она. Ее сло­ва, ров­ный, ус­по­ка­ива­ющий тон все­ля­ют уве­рен­ность в се­бе, да­ру­ют си­лы, про­гоня­ют сом­не­ния и го­речь и сни­ма­ют тя­жесть с ду­ши. Блейз бла­годар­но улы­ба­ет­ся де­вуш­ке и по­луча­ет в от­вет лу­чис­тый взгляд ка­рих глаз.


* * *


Ве­чером, уже в сво­ей ком­на­те в Мал­фой-Ме­нор Гер­ми­она рас­че­сыва­ет во­лосы и вспо­мина­ет рас­сказ Блей­за, вер­нее, то мес­то, где он го­ворил про ка­ких-то ав­ро­ров, на­пав­ших на вил­лу. Еще тог­да ее сер­дце стран­но за­мер­ло, а по­том учас­ти­ло свой стук. В го­лове слов­но проз­ве­нел ко­локоль­чик, и на бе­зум­но ко­рот­кий миг по­каза­лось, что она зна­ет что-то, свя­зан­ное с эти­ми ав­ро­рами. По­каза­лось или на са­мом де­ле? Воз­можно, к ней воз­вра­ща­ет­ся па­мять?

Ав­ро­ры, ав­ро­ры — чем боль­ше она пов­то­ря­ет это сло­во, тем боль­ше в ней креп­нет уве­рен­ность, что она зна­ет, да-да, и да­же мо­жет что-то при­пом­нить, что-то очень смут­ное, но важ­ное. Ка­кой-то ог­ромный дом, очень тем­ный и мрач­ный, пор­трет бе­зоб­разной ста­рухи, лю­ди… нет, их ли­ца она не пом­нит, лишь ка­кие-то абс­трак­тные фи­гуры.

И вдруг рез­ко и от­четли­во в па­мяти всплы­ва­ет имя — Гар­ри, а за ним еще од­но — Рон.

Гер­ми­она ро­ня­ет рас­ческу. Ее ды­хание пре­рыва­ет­ся от вол­не­ния. Кто та­кие Гар­ри и Рон?! Ав­ро­ры? Что свя­зыва­ло ее с ни­ми? Де­вуш­ка ме­чет­ся по ком­на­те, об­хва­тив го­лову.

Ну же, вспо­минай, вспо­минай!

Нет, не­дол­гое про­буж­де­ние ее вос­по­мина­ний, спя­щих в плот­ном ко­коне на­ложен­но­го зак­лятья, вы­зыва­ет неп­ри­ят­ное со­сущее ощу­щение под ло­жеч­кой. Про­тив­но на­чина­ет кру­жить­ся го­лова, и обес­си­лен­ная от воз­бужден­но­го ли­хора­доч­но­го всплес­ка, Гер­ми­она па­да­ет на кро­вать. Зна­чит, она на­чина­ет вспо­минать! Гос­по­ди, ка­кое об­легче­ние! Тя­жело жить в заб­ве­нии, не пом­ня, кто ты та­кая…

Пос­ледняя мысль про­вали­ва­ющей­ся в сон де­вуш­ки: «Зав­тра я ска­жу об этом Дра­ко».

А в пус­том гул­ком за­ле, в про­тиво­полож­ном кры­ле зам­ка, Дра­ко сто­ял у ог­ромно­го тем­но­го ок­на, за ко­торым уг­рю­мо и без­ра­дос­тно за­вывал ве­тер, сно­ва на­гоняя снеж­ные ту­чи. Пер­вые ред­кие сне­жин­ки с ти­хим зво­ном би­лись в стек­ло, слов­но жа­лоб­но про­сились в теп­лую ком­на­ту. Ночь без­мол­вно заг­ля­дыва­ла в гла­за Дра­ко, пы­та­ясь по­нять, по­чему он так мра­чен, по­чему сжа­ты гу­бы, и нах­му­рены бро­ви.

«Она про­вела весь день с За­бини! Убе­жала за ним, ед­ва он по­манил паль­цем…»

Глава 12. Открытая дверь

Рож­дес­твенские ка­нику­лы в до­ме Пот­те­ров Алек­су пред­ло­жила про­вес­ти Ли­ли. То есть, не пред­ло­жила, а пос­та­вила пе­ред фак­том.

«Со­бирай­ся, Алекс, по­едем к нам. Я па­пе дав­но ска­зала, он на­писал, что ма­ма уже при­гото­вила для те­бя ком­на­ту. Они те­бя ждут, и ни­каких воз­ра­жений, я их прос­то не слы­шу! Ты что, соб­рался с Биг­сли или с Мал­фуа праз­дни­ки про­водить? Не сме­ши мои та­поч­ки. Па­па же твой опе­кун, это его обя­зан­ность»

Рей­на заб­ра­ла мис­сис У­из­ли, они у­еха­ли во Фран­цию, на­вес­тить ба­буш­ку и де­душ­ку Де­лакур. К ним дол­жен был при­со­еди­нить­ся и мис­тер У­из­ли. А Ли­ли и Алек­са че­рез ка­мин в ка­бине­те про­фес­со­ра Лю­пин от­пра­вили сра­зу в дом Пот­те­ров. Близ­не­цы бы­ли вне се­бя от вос­торга, уви­дев сес­тру и Алек­са.

«Вот здо­рово! Бу­дем иг­рать в квид­дич два на два! Ут­рем но­сы этим за­дава­кам-пер­во­кур­сни­кам!»

Они гал­де­ли так, что в ушах Алек­са сто­ял неп­рекра­ща­ющий­ся звон и шум, его пле­чи бо­лели от хлоп­ков, а гла­за ус­та­ли сле­дить за мол­ни­енос­ны­ми пе­реме­щени­ями брать­ев по до­му. Ка­жет­ся, они умуд­ря­лись на­ходить­ся в че­тырех мес­тах од­новре­мен­но.

Ма­лень­кая По­лина об­ра­дова­лась, под­бе­жала к не­му с та­ким счас­тли­вым ви­дом, что ему ста­ло не­лов­ко, осо­бен­но, ког­да это за­метил Си­ри­ус и тут же сос­тро­ил на­рочи­то-мно­гоз­на­читель­ное вы­раже­ние. Но круг­лое ли­чико де­воч­ки так и све­тилось, она хо­дила за ним по пя­там, по­ка Ли­ли стро­го не ска­зала ей за­нять­ся сво­ими де­лами и не прис­та­вать.

Мис­сис Пот­тер то­же как буд­то бы­ла ра­да его ви­деть. По край­ней ме­ре, у нее не бы­ло та­кого рав­но­душ­но­го ли­ца, как у мис­те­ра Пот­те­ра, и она не скри­вилась, как мис­тер У­из­ли, ко­торый был в их до­ме, ког­да они при­были. Муж­чи­ны мель­ком гля­нули на маль­чи­ка, оди­нако­во бес­цвет­но кив­ну­ли, отец Ли­ли по­цело­вал дочь, спро­сил, как де­ла, а мис­тер У­из­ли, как и ле­том, па­ру раз под­бро­сил ее в воз­дух, и они уш­ли на­верх, поп­ро­сив не бес­по­ко­ить.

Ли­ли оби­жен­но за­вопи­ла им вслед:

— Пап, дя­дя Рон, се­год­ня же со­чель­ник! Вы что, опять ра­ботать бу­дете?

— У нас важ­ные де­ла, ма­лыш­ка, — до­нес­лось свер­ху, и зах­лопну­лась дверь.

Мис­сис Пот­тер улыб­ну­лась.

— Они ско­ро вый­дут, ког­да про­голо­да­ют­ся и учу­ют за­пах мяс­но­го пи­рога. А вы — быс­трень­ко мыть ру­ки и пе­ре­оде­вать­ся. Алекс, брось гряз­ную одеж­ду в кор­зи­ну в сво­ей ван­ной, я за­беру от­ту­да.

Алек­су очень пон­ра­вил­ся тре­хэтаж­ный, боль­шой, но очень у­ют­ный дом Пот­те­ров. На пер­вом эта­же бы­ли кух­ня, сто­ловая, гос­ти­ные, биль­яр­дная, на вто­ром — спаль­ня ро­дите­лей, биб­ли­оте­ка и ка­бинет мис­те­ра Пот­те­ра, спаль­ни для гос­тей, тре­тий этаж был пол­ностью от­дан в рас­по­ряже­ние де­тей. Здесь бы­ли ком­на­ты близ­не­цов, Ли­ли, По­лины и те­перь еще и Алек­са, ог­ромная дет­ская, за­вален­ная иг­рушка­ми, и класс. Пред­по­лага­лось, что в нем Джей­мс и Си­ри­ус бу­дут де­лать до­маш­ние за­дания (они учи­лись в час­тной на­чаль­ной шко­ле для де­тей-ма­гов) и го­товить­ся к Хог­вар­тсу. Од­на­ко Алекс по­доз­ре­вал, что братья-озор­ни­ки се­бя та­ким неб­ла­годар­ным де­лом, как до­маш­ние за­дания, осо­бо не об­ре­меня­ли. По край­ней ме­ре, во вре­мя его пре­быва­ния в до­ме Пот­те­ров там ча­ще мож­но бы­ло най­ти Лин, ко­торая что-то ри­сова­ла, чи­тала свои дет­ские книж­ки с вол­шебны­ми кар­тинка­ми или раз­гля­дыва­ла боль­шую, кра­сиво сде­лан­ную мо­дель Сол­нечной сис­те­мы.

Ком­на­та Алек­са ра­зитель­но от­ли­чалась от той кро­хот­ной тем­ной клет­ки, ко­торая бы­ла у не­го в до­ме Биг­сли. Прос­торная, свет­лая, об­став­ленная удоб­ной кра­сивой ме­белью. А еще в ней был ог­ромный те­леви­зор, что очень уди­вило маль­чи­ка. Но Ли­ли объ­яс­ни­ла, что ее па­па то­же вы­рос в ми­ре маг­лов, и по­это­му в до­ме оди­нако­во по­ров­ну вол­шебных и не­вол­шебных пред­ме­тов об­ста­нов­ки.

Ка­нику­лы на­чались ве­село и шум­но. Как по­думал Алекс, ви­димо, в семье Пот­те­ров поч­ти всег­да бы­ло так. Де­вянос­то пять про­цен­тов шу­ма соз­да­вали близ­не­цы, по­минут­но ра­зыг­ры­вав­шие друг дру­га и ок­ру­жа­ющих, что-то веч­но за­тевав­шие и но­сив­ши­еся при этом с оди­нако­выми про­каз­ли­выми вы­раже­ни­ями на оди­нако­вых ли­цах. Алекс убе­дил­ся, что осо­бен­но неж­ную и го­рячую страсть они пи­тали ко все­му взры­ва­юще­муся. В до­ме пос­то­ян­но хло­пали и гро­хота­ли хло­пуш­ки, пе­тар­ды, бен­галь­ские све­чи, ми­ни-фей­ер­верки и бог зна­ет что еще. А из их ог­ромной ком­на­ты на дво­их, ку­да они да­же ро­дите­лей не до­пус­ка­ли (пра­во вхо­да име­ли толь­ко до­мови­ки, уби­ра­ющи­еся там), очень стран­но пах­ло — не то го­релым по­рохом, не то ды­мом, не то жже­ными во­лоса­ми. Пос­ле оче­ред­но­го гро­хота и шум­ных вы­яс­не­ний, кто ви­новат, мис­сис Пот­тер за­каты­вала гла­за и не­понят­но пов­то­ряла, что родс­твен­ные ге­ны при­чуд­ли­во та­су­ют­ся, и она да­же в са­мом страш­ном сне не мог­ла уви­деть, что ее сы­новья бу­дут ко­пи­ей ее брать­ев.

На Рож­дес­тво у Пот­те­ров соб­ра­лись их мно­гочис­ленные родс­твен­ни­ки и друзья. Бы­ли стар­шие мис­сис и мис­тер У­из­ли без Ар­ту­ра-млад­ше­го, ко­торый у­ехал к ро­дите­лям в Ки­тай. Алекс впер­вые их ви­дел и по­нял, в ко­го мно­гочис­ленное се­мей­ство У­из­ли та­кое ры­жее.

При­шел мис­тер Фред У­из­ли с же­ной и доч­кой Мол­ли, куд­ря­вой, ми­лень­кой, но очень из­ба­лован­ной дев­чушкой. Алекс сму­тил­ся, уви­дев сво­его пре­пода­вате­ля тран­сфи­гура­ции в неп­ри­нуж­денной до­маш­ней об­ста­нов­ке и не в при­выч­ной чер­ной фор­менной ман­тии.

Был еще один дя­дя Ли­ли и Рей­на, мис­тер Пер­си­валь У­из­ли, ужас­но важ­ный и серь­ез­ный, нем­но­го по­хожий на на­дуто­го, как ин­дюк, пав­ли­на. Его же­на бы­ла оде­та так вы­чур­но и пыш­но, как буд­то соб­ра­лась, по мень­шей ме­ре, на ко­ролев­ский при­ем.

Че­рез ка­мин­ную сеть при­были мис­сис Лон­гбот­том и Не­вилл, ко­торый не­мед­ленно раз­бил ва­зу, сто­яв­шую в хол­ле, скон­фу­зил­ся и от это­го смах­нул на пол ан­тиквар­ный те­лефон­ный ап­па­рат. Тот с пе­чаль­ным зво­ном раз­бился вдре­без­ги, но тут же соб­рал свои вин­ти­ки и вспрыг­нул об­ратно на сто­лик. Ви­димо, ему это бы­ло не впер­вой. Алекс и Ли­ли пос­ко­рее ута­щили Не­вил­ла на­верх.

На мет­лах при­лете­ли, к удив­ле­нию Алек­са, Сэм Вуд вмес­те с ро­дите­лями — вы­соким ши­рокоп­ле­чим от­цом (как ска­зала Ли­ли, Оли­вер Вуд и Ро­нальд У­из­ли три го­да иг­ра­ли в сбор­ной Ан­глии по квид­ди­чу и в ее сос­та­ве ста­ли чем­пи­она­ми ми­ра) и, слов­но по кон­трас­ту, ма­лень­кой хруп­кой ма­терью, у ко­торой бы­ла очень доб­рая улыб­ка. Сэм под­мигнул Алек­су, но его в тот же мо­мент с тор­жес­тву­ющи­ми воп­ля­ми пе­рех­ва­тили близ­не­цы и за­вели шум­ный крик­ли­вый спор опять же о квид­ди­че.

Поз­же по­яви­лась еще од­на жен­щи­на, мо­лодая, но с со­вер­шенно се­дыми во­лоса­ми и стро­гим ли­цом. Ее зва­ли стран­ным име­нем Мо­раг. Мис­сис Пот­тер, мис­сис Лон­гбот­том и мис­сис Вуд ей очень об­ра­дова­лись, а мис­тер Пот­тер об­нял так, слов­но она бы­ла его по­терян­ной сес­трой.

Все при­сутс­тву­ющие ед­ва умес­ти­лись за ог­ромным сто­лом, ко­торый прос­то ло­мил­ся от са­мых раз­но­об­разных блюд. Мис­сис У­из­ли и до­мови­ха Вин­ки прев­зошли са­мих се­бя в ку­линар­ных ше­дев­рах. У Алек­са, впро­чем, как и у всех, слюн­ки тек­ли от од­но­го взгля­да на них. Ре­бята ели, бол­та­ли, сме­ялись, си­дя все вмес­те на од­ном кон­це сто­ла, и Алек­су ка­залось, что он на­пил­ся Ве­селя­щего ли­мона­да, и в нем то и де­ло вски­па­ют и ло­па­ют­ся ши­пучие пу­зырь­ки. Это бы­ло са­мое ве­селое и ра­дос­тное Рож­дес­тво в его жиз­ни!

Ра­дос­тным оно бы­ло по­тому, что он впер­вые в сво­ей соз­на­тель­ной жиз­ни по­лучил по­дар­ки. Биг­сли ни­чего не да­рили, мо­тиви­руя это тем, что они при­няли его в свой дом, и это уже для не­го по­дарок.

Прос­нувшись рож­дес­твенским ут­ром, в но­гах кро­вати маль­чик об­на­ружил го­ру ко­робок и свер­тков в раз­ноцвет­ных обер­тках. Он еле ус­пел за­сунуть но­ги в та­поч­ки и на­кинуть сви­тер по­верх пи­жамы, как в дверь ура­ганом вор­ва­лась Ли­ли и зак­ри­чала, слов­но на по­жаре:

— Ой, Алекс, спа­сибо-спа­сибо-спа­сибо!!!

Она в по­рыве чувств рас­це­лова­ла Алек­са так, что его ще­ки за­пыла­ли жар­ким ог­нем сму­щения. В ушах де­воч­ки свер­ка­ли очень сим­па­тич­ные се­реж­ки в ви­де цвет­ков, с ма­лень­ки­ми сап­фи­рами и жем­чу­жин­ка­ми. При­мер­но та­кие Ли­ли зап­ри­мети­ла у од­ной стар­ше­кур­сни­цы-гриф­финдор­ки и взды­хала три не­дели, се­туя, что па­па ей не раз­ре­шит на Рож­дес­тво та­кой до­рогой по­дарок, по­тому что ма­ма счи­та­ет, что она и так слиш­ком из­ба­лова­на. Еще три не­дели Алекс на­бирал­ся сме­лос­ти, что­бы по­дой­ти к той стар­ше­кур­сни­це и спро­сить, где она их ку­пила. На его счастье, проб­ле­му раз­ре­шил Рейн, и он же по­мог ку­пить се­реж­ки в юве­лир­ном ма­гази­не в Лон­до­не че­рез свою ма­му.

— А ты по­чему еще не раз­вернул? Да­вай быс­трее! — Ли­ли чуть ли не пля­сала на мес­те от пе­репол­нявше­го ее не­тер­пе­ния.

Алекс мед­ленно, от­тя­гивая мо­мент пер­вой ра­дос­ти, с за­та­ен­ным ды­хани­ем от­крыл фи­оле­товую ко­роб­ку в се­реб­ря­ных звез­дах. Там ока­залась но­вень­кая кни­га в при­ят­но пах­ну­щем ко­жаном пе­реп­ле­те — «Сов­ре­мен­ная тран­сфи­гура­ция: но­вые и са­мые ин­те­рес­ные прев­ра­щения»! Он не­веря­ще при­жал ее к гру­ди. У не­го ни­ког­да не бы­ло собс­твен­ных книг, за ис­клю­чени­ем учеб­ни­ков, ра­зуме­ет­ся. Но час­то и учеб­ни­ки у не­го бы­ли ста­рыми и изод­ранны­ми, по­тому что Ри­чард и Ро­берт мог­ли зап­росто сыг­рать ими в фут­бол.

— Это от па­пы, я го­вори­ла ему, что те­бе нра­вит­ся тран­сфи­гура­ция, — про­ком­менти­рова­ла Ли­ли.

В ало-зо­лотом свер­тке ока­зал­ся теп­лый шарф с эм­бле­мой Гриф­финдо­ра, шап­ка и пер­чатки.

— Это, ко­неч­но, от ма­мули. Она прос­то жить не мо­жет, ес­ли зна­ет, что у ко­го-то нет теп­ло­го шар­фа.

Тре­тий по­дарок стран­но пах. Алекс ос­то­рож­но раз­вернул бу­магу и уви­дел кра­сивую ко­роб­ку кон­фет и па­кетик ма­лень­ких яр­ко-крас­ных пе­тард.

В дверь про­сунул го­лову один из брать­ев.

— Ну что, как те­бе усо­вер­шенс­тво­ван­ные бле­валь­ные ба­тон­чи­ки и ки­тай­ские ог­ни? Го­рячая но­вин­ка из ма­гази­нов дя­ди Фре­да, еще не пос­ту­пили в про­дажу.

— По­ка не знаю, — чес­тно от­ве­тил Алекс, раз­во­рачи­вая кон­фе­ту.

— Эй, сам не про­буй! — пре­дуп­ре­дил его Джим.

То, что это был имен­но Джим, а не Си­ри­ус, Алекс по­нял по сле­ду от неп­ро­шед­ше­го си­няка на ску­ле, ко­торый тот по­лучил, ког­да его ляг­нул са­довый гном (по край­ней ме­ре, так объ­яс­нял ма­тери сам Джим).

— По­нима­ешь, де­ло в том, что это те­перь не толь­ко бле­валь­ный, а еще и… гм-м... по­нос­ный ба­тон­чик. Так что луч­ше угос­ти ко­го-ни­будь, кто те­бе не очень сим­па­тичен.

— Де­лэй­ни, нап­ри­мер! — прыс­ну­ла Ли­ли, зап­ле­тая ко­су.

— Ага, так он и взял что-ни­будь из мо­их рук. Да он ско­рее ста­нет луч­шим дру­гом То­ни и Си­рила.

— Это точ­но.

— Спа­сибо, Джим! А от­ку­да вы их дос­та­ли, ес­ли они по­ка не про­да­ют­ся?

Джим хит­ро ух­мыль­нул­ся, и в его зе­леных гла­зах зап­ля­сали чер­ти­ки.

— Пусть это ос­та­нет­ся на­шей ма­лень­кой тай­ной. Ты их ма­ме с па­пой по­ка не по­казы­вай, лад­но? Слу­шай, клас­сные твои маг­лов­ские при­колы! Че­го толь­ко сто­ит од­на штуч­ка в ви­де, ну ты сам по­нял… Я ее Ар­ти как-ни­будь под­ло­жу, вот бу­дет умо­ра, ха-ха-ха-ха!

Тут в их ком­на­те что-то грох­ну­ло и за­выло, за­орал Си­ри­ус, и Джим пос­пешно ум­чался, с ужас­но до­воль­ным хо­хотом и гро­мог­ласны­ми кри­ками, что он ни при чем.

Лин по­дари­ла сим­па­тич­ный де­ревян­ный фут­лярчик для пе­ра, что­бы оно не сло­малось в сум­ке.

— Ну ког­да же ты до на­шего до­берешь­ся?!

Сле­ду­ющий си­ний свер­ток, пе­ревя­зан­ный бан­том, был их с Рей­ном по­дар­ком. Ли­ли бро­силась от­кры­вать его вмес­те с ним, то­роп­ли­во раз­ры­вая бу­магу. И Алекс с удив­ле­ни­ем об­на­ружил чу­дес­ный фут­боль­ный мяч, пер­чатки вра­таря и фут­болку цве­тов на­ци­ональ­ной сбор­ной Ан­глии.

— Здо­рово, Ли­ли! Спа­сибо боль­шое!

— Это Рей­ни при­думал. Ска­зал, что вы иг­ра­ете ста­рым квоф­флом, но ведь он та­кой тя­желый. Вот мы с ним и за­каза­ли па­пе это.

Алекс был в со­вер­шенном вос­торге, сно­ва и сно­ва рас­смат­ри­вая свои по­дар­ки. И ог­ромное чувс­тво го­рячей бла­годар­ности за­топи­ло его це­ликом. Он по­чувс­тво­вал, как за­щипа­ло гла­за, ког­да взгля­нул на до­воль­ную Ли­ли, ус­тро­ив­шу­юся на ма­лень­ком пу­фике ря­дом с кро­ватью, ког­да вспом­нил Рей­на, ко­торый сей­час был да­леко от­сю­да.

— Спа­сибо, Ли­ли! — еще раз пов­то­рил он, и де­воч­ка, слов­но взрос­лая, взъ­еро­шила ему во­лосы на ма­куш­ке и серь­ез­но, на­вер­ное, впер­вые за все то вре­мя, ко­торое он знал ее, ска­зала:

— Это те­бе спа­сибо, Алекс.

Ос­тался еще один по­дарок, не очень боль­шой, в се­реб­ристо-зе­леной упа­ков­ке. Алекс ак­ку­рат­но раз­вернул ее и об­на­ружил не­боль­шой фут­ляр, внут­ри ко­торо­го на чер­ном бар­ха­те ле­жало что-то вро­де се­реб­ря­ной па­лоч­ки или ма­лень­ко­го жез­ла. Он был пок­рыт стран­ны­ми зна­ками, а в на­вер­шии тус­кло поб­лески­вал круг­лый дым­ча­то-се­рый ка­мень. Алекс по­вер­тел жезл в ру­ках и не­до­умен­но спро­сил:

— Что это? И от ко­го?

— Не знаю, — по­жала пле­чами Ли­ли, — от ко­го-то из Хог­вар­тса?

Алекс скеп­ти­чес­ки хмык­нул.

— На­вер­ня­ка, нет.

Де­воч­ка то­же взя­ла жезл в ру­ки и ос­мотре­ла его со всех сто­рон.

— Зна­ешь, луч­ше по­кажи его па­пе. Он в этом раз­би­ра­ет­ся.

Ког­да они спус­ти­лись к зав­тра­ку, мис­сис Пот­тер хло­пота­ла у пли­ты, под но­гами у нее с оза­бочен­ным вы­раже­ни­ем ли­ца сно­вала Вин­ки, а мис­тер Пот­тер ут­кнул­ся в ут­реннюю га­зету и рас­се­ян­но про­носил чаш­ку с ко­фе ми­мо рта.

— С Рож­дес­твом, па­пуля и ма­муля! Спа­сибо за по­дар­ки! — Ли­ли ве­село чмок­ну­ла от­ца, об­ня­ла мать и при­нялась по­могать нак­ры­вать ей на стол.

Алекс по­дошел к мис­те­ру Пот­те­ру и ти­хо ска­зал:

— Спа­сибо вам, мис­тер и мис­сис Пот­тер! Мне еще ник­то не да­рил по­дар­ки на Рож­дес­тво.

Мис­тер Пот­тер изум­ленно отор­вался от га­зеты и не­довер­чи­во пос­мотрел на маль­чи­ка по­верх оч­ков.

— Раз­ве твои те­тя и дя­дя не поз­драв­ля­ли те­бя с Рож­дес­твом?

Алекс ви­нова­то улыб­нулся.

— У них и так бы­ла ку­ча рас­хо­дов из-за ме­ня.

Мис­сис Пот­тер у пли­ты как-то стран­но не то всхлип­ну­ла, не то каш­ля­нула, и по­вер­ну­лась к маль­чи­ку.

— И те­бе спа­сибо. От­ку­да ты уз­нал, что мне нра­вит­ся маг­лов­ский бель­гий­ский шо­колад?

— Ли­ли го­вори­ла как-то раз.

Мис­тер Пот­тер все смот­рел на Алек­са, а гла­за его же­ны по­доз­ри­тель­но блес­те­ли. Не­лов­кую си­ту­ацию раз­ре­шили близ­не­цы, ко­торые с ги­кань­ем ска­тились друг за дру­гом по лес­тни­це и ед­ва не вре­зались в сес­тру, нес­шую блю­до с тос­та­ми. Ли­ли удер­жа­ла под­нос, но нес­коль­ко под­жа­рен­ных ку­соч­ков хле­ба все-та­ки упа­ли. Вспых­ну­ла пе­репал­ка, кто ви­новат, Ли­ли стук­ну­ла Джи­ма по ма­куш­ке, Джим воз­му­тил­ся, Си­ри­ус за­хохо­тал, плюх­нулся на стул и чуть не раз­да­вил Вин­ки, в об­щем, пол­ней­шее бе­зоб­ра­зие и не­раз­бе­риха.

— Мис­тер Пот­тер, — сму­щен­но ска­зал Алекс, — вы не ска­жете, что это та­кое?

Муж­чи­на взгля­нул на про­тяги­ва­емый пред­мет и от­ло­жил га­зету.

— Дай-ка пог­ля­деть. Ага, ну да. Как мне ка­жет­ся, это Ох­ранный Ключ.

— А что это?

— Неч­то вро­де очень мощ­но­го ар­те­фак­та. Он по­мога­ет сво­ему об­ла­дате­лю, за­щища­ет от мно­гих ви­дов пор­чи, прок­лятья и сгла­за, вы­тяги­вая тем­ное кол­довс­тво в се­бя. Кро­ме это­го, дом, в ко­тором он на­ходит­ся, очень труд­но най­ти. Та­кая вещь до­рого сто­ит. От­ку­да ты его взял?

— В по­дар­ке.

— Это был по­дарок? — мис­сис Пот­тер, стро­го от­чи­тав­шая и сы­новей, и дочь, обес­по­ко­ен­но по­дош­ла к му­жу, — Гар­ри, его сле­ду­ет про­верить. Ма­ло ли что… Вдруг это га­дость от Мал­фуа или ко­го-ни­будь еще?

— На пер­вый взгляд, все чис­то. Я не зна­ток рун, но они все обоз­на­ча­ют, по-мо­ему, толь­ко за­щиту и ох­ра­ну.

Мис­тер Пот­тер что-то про­из­нес, на­целив свою вол­шебную па­лоч­ку на жезл. Свер­кнул яр­кий луч, ка­мень отоз­вался вспыш­кой и мед­ленно по­гас.

— Ключ за­гово­рен имен­но на Алек­са, — мис­тер Пот­тер по­качал го­ловой, — стран­но. Кто мо­жет де­лать те­бе та­кие до­рогие по­дар­ки? Ес­ли не воз­ра­жа­ешь, я возь­му его с со­бой и про­верю как сле­ду­ет.

Нес­мотря на не­понят­ный по­доз­ри­тель­ный по­дарок не­из­вес­тно от ко­го, си­дя ве­чером за праз­днич­ным сто­лом, Алекс чувс­тво­вал, что счас­тлив так, как ни­ког­да не был с тех пор, ког­да еще бы­ли жи­вы ба­буш­ка и де­душ­ка.

К сле­ду­юще­му дню гос­ти разъ­еха­лись, ос­та­лась толь­ко ма­лень­кая Мол­ли, и про­фес­сор У­из­ли обе­щала к ве­черу вер­нуть­ся и по­гос­тить нес­коль­ко де­неч­ков. Стар­шие У­из­ли заб­ра­ли с со­бой не­уго­мон­ных близ­не­цов. А мис­тер Пот­тер от­пра­вил­ся в ко­ман­ди­ров­ку в Ру­мынию, клят­венно по­обе­щав рас­сержен­ной же­не вер­нуть­ся че­рез день и при­вез­ти пись­мо от ка­кого-то Чар­ли. В до­ме во­цари­лась не­обыч­ная ти­шина. Алекс и Ли­ли объ­еда­лись сла­дос­тя­ми, спа­ли до по­луд­ня. Ли­ли тре­ниро­вала Алек­са в квид­ди­че, но он, семь раз грох­нувшись с мет­лы с впол­не при­лич­ной вы­соты, окон­ча­тель­но и бес­по­ворот­но ре­шил, что фут­бол ему нам­но­го бли­же. По край­ней ме­ре, под но­гами твер­дая зем­ля, а не пус­то­та, в ко­торой су­дорож­но цеп­ля­ешь­ся за ру­ко­ят­ку не­надеж­ной мет­лы.

На тре­тий день пос­ле Рож­дес­тва про­изо­шел стран­ный слу­чай. Пос­ле зав­тра­ка Алекс бук­валь­но ма­ял­ся без­дель­ем. Ли­ли бол­та­ла по ка­мин­ной се­ти со сво­ей под­ру­гой А­идой Мак­Миллан, то и де­ло взры­ва­ясь хо­хотом и тут же пе­рехо­дя на та­инс­твен­ный ше­пот. Без близ­не­цов бы­ло скуч­но­вато, по­это­му Алекс охот­но от­клик­нулся на прось­бу Лин и Мол­ли по­иг­рать с ни­ми в прят­ки. Про­бегая ми­мо хо­зяй­ствен­ной ком­на­ты на пер­вом эта­же, в ко­торой мис­сис Пот­тер гла­дила белье, маль­чик ус­лы­шал уди­витель­но кра­сивую, но грус­тную му­зыку. Слов­но где-то да­леко-да­леко в ле­су, в ли­ловой ве­чер­ней дым­ке пла­кала сви­рель, а вто­рило ей гор­ное эхо. Он не­воль­но ос­та­новил­ся, прис­лу­шива­ясь к му­зыке, и вдруг, ох­нув, сог­нулся по­полам от не­ожи­дан­ной бо­ли.

Ког­да че­рез ми­нуту Джин­ни выш­ла со стоп­кой све­жевыг­ла­жен­но­го белья, она нат­кну­лась на ле­жав­ше­го на по­лу нич­ком маль­чи­ка.

— Мер­лин Все­милос­ти­вый, Алекс! Что с то­бой?

— Н-н-не зна-а-аю…. Б-б-боль­но….

Жен­щи­на встре­вожен­но при­под­ня­ла его и пот­ро­гала лоб. Лоб был го­рячим и мок­рым.

— Боль­но? Где бо­лит, по­кажи.

— Здесь…

Маль­чик по­тер грудь с ле­вой сто­роны. Джин­ни ис­пу­ган­но по­дума­ла:

«Там же сер­дце. У не­го бо­лит сер­дце?»

Алекс кор­чился от ко­лючей но­ющей иг­лы в ле­вой сто­роне гру­ди. Ему по­чему-то ка­залось, что это от той му­зыки. Она про­дол­жа­ла зву­чать у не­го в ушах, и к ней при­меши­вал­ся чей-то ед­ва слыш­ный го­лос. От это­го ему ста­ло так пло­хо и без­ра­дос­тно, что за­хоте­лось зап­ла­кать и ут­кнуть­ся ко­му-ни­будь в теп­лое пле­чо. Все ту­мани­лось пе­ред гла­зами, а взвол­но­ван­ное ли­цо мис­сис Пот­тер то от­да­лялось, то приб­ли­жалось. За спи­ной ма­тери воз­никла Ли­ли и, что-то спро­сив с ог­ромны­ми ис­пу­ган­ны­ми гла­зами, убе­жала.

Выз­ванный кол­до­медик при­был, ког­да Алекс, уже дос­тавлен­ный в свою ком­на­ту, пог­ру­зил­ся не то в тя­желый сон, не в го­рячеч­ное за­бытье. Он тща­тель­но ос­мотрел маль­чи­ка и раз­вел ру­ками.

— Ни­чего не по­нимаю! Ре­бенок аб­со­лют­но здо­ров, мис­сис Пот­тер, раз­ве что нем­но­го ма­ловат для сво­его воз­раста. Ни­каких приз­на­ков бо­лез­ней, обыч­ных и ма­гичес­ких, у не­го нет, толь­ко это стран­ное сос­то­яние.

— Что же де­лать? — Джин­ни тре­вож­но смот­ре­ла на Алек­са, ме­тав­ше­гося по по­душ­ке.

— Ре­комен­дую Ус­по­ка­ива­ющее зелье. По­ите его им каж­дые два ча­са. Ес­ли ста­нет ху­же, не­мед­ленно вы­зывай­те ме­ня, при­дет­ся гос­пи­тали­зиро­вать.

Ни­чего это­го Алекс не слы­шал. Он плыл по вол­нам кра­сивой и пе­чаль­ной му­зыки на чей-то зов, на ти­хий го­лос, на­пева­ющий прос­тые сло­ва, от­зы­ва­ющи­еся в его ма­лень­ком сер­дце ще­мящей болью.

Спи, за­сыпай, мой ма­лыш,

В не­бе ус­ну­ла лу­на,

В до­ме шур­шит ти­шина,

Спи, за­сыпай, мой ма­лыш...

…Спи, моя ра­дость, ус­ни,

Ждут те­бя свет­лые дни,

Яс­ные чуд­ные дни,

Спи, мой сы­ночек, ус­ни...


* * *


Он бе­жит изо всех сил, ос­каль­зы­ва­ясь на хо­лод­ных кам­нях, еле вы­тас­ки­вая но­ги из вяз­кой мок­рой гли­ны, пу­та­ясь в вы­сокой тра­ве. Тя­жело, воз­дух ка­кой-то нев­кусный, гус­той и плот­ный, не же­ла­ет про­ходить в лег­кие. Он за­дыха­ет­ся, но все рав­но уп­ря­мо бе­жит, по­тому что на­до спе­шить.

По­тому что впе­реди его ждут.

Алекс взби­ра­ет­ся на вы­сокий пес­ча­ный холм, ко­торый дро­жит и стран­но скри­пит под но­гами. Он с опас­кой смот­рит под но­ги, вдруг холм осы­пет­ся? Под­ни­ма­ет взгляд и в ту же се­кун­ду за­быва­ет обо всем на све­те. Пе­ред ним сто­ит вы­сокий свет­ло­воло­сый муж­чи­на. Сов­сем мо­лодой, бо­соно­гий, во­рот свет­лой ру­баш­ки рас­пахнут, при­давая ему без­за­бот­ный вид. И в его се­рых гла­зах лу­чит­ся ра­дость, и тенью нап­лы­ва­ет пе­чаль.

Сер­дце Алек­са со­вер­ша­ет го­ловок­ру­житель­ный пры­жок. Он зна­ет, он от­ку­да-то зна­ет, кто этот че­ловек!

«Па­па?!»

Муж­чи­на лас­ко­во ки­ва­ет и улы­ба­ет­ся. Маль­чик ки­да­ет­ся к не­му сло­мя го­лову, дро­жа всем те­лом от бе­зум­ной ра­дос­ти. Но холм вдруг на са­мом де­ле на­чина­ет осы­пать­ся. Пе­сок, слов­но жи­вой, ухо­дит из-под ног, от­полза­ет, уг­ро­жа­юще шур­ша и скри­пя, не да­вая Алек­су взоб­рать­ся по­выше, ока­зать­ся ря­дом с от­цом.

«Па­па, по­чему?» — маль­чик ед­ва не пла­чет.

И при­ходит без­звуч­ный и бес­плот­ный от­вет, не­воз­можно да­же раз­ли­чить ин­то­нации в го­лосе, а гу­бы муж­чи­ны не ше­велят­ся.

«По­тому что так на­до, сы­нок. Ты не при­над­ле­жишь это­му ми­ру. Он те­бя не при­нима­ет, но это пра­виль­но, по­тому что ты жив».

«Но я хо­чу!»

Вздох от­ца лег­ким вет­ром про­носит­ся над хол­мом.

«Нет, мой род­ной, твое вре­мя еще так да­леко, ты дол­жен жить».

«Тог­да по­чему я здесь?» — Алекс счас­тлив уже тем, что прос­то ви­дит па­пу, раз­го­вари­ва­ет с ним. Не­ре­аль­ность про­ис­хо­дяще­го ни­чуть его не удив­ля­ет и не тро­га­ет.

«Я не знаю, мо­жешь се­бе пред­ста­вить?» — па­па по­жима­ет пле­чами и под­ми­гива­ет, ста­новясь по­хожим на озор­но­го маль­чиш­ку, — «пой­дем?»

«Ку­да?»

Па­па уже ухо­дит вниз, и пе­сок стру­ит­ся под его бо­сыми но­гами, слов­но гро­мад­ный зверь не­сет его на сво­ей спи­не. Алек­су тя­желее, его но­ги вяз­нут, но он то­ропит­ся, ста­ра­ясь не от­ста­вать.

Они идут не­дол­го и вы­ходят к бе­регу мо­ря, с гул­ким шу­мом при­боя и прон­зи­тель­ны­ми кри­ками ча­ек. Алекс за­пыхал­ся, воз­дух по-преж­не­му де­рет гор­ло, и во­об­ще та­кое ощу­щение, что его изо всех сил что-то тол­ка­ет на­зад и на­зад, об­ратно к то­му хол­му.

Он хо­чет ок­ликнуть па­пу, но сло­ва ос­та­нав­ли­ва­ют­ся на гу­бах, по­тому что им навс­тре­чу, убе­гая от волн, но­ровя­щих жад­но при­пасть к ее но­гам, бе­жит мо­лодая жен­щи­на. Ее пыш­ные каш­та­новые во­лосы ле­тят на вет­ру, а ка­рие гла­за си­яют.

И он опять зна­ет, кто она, слов­но это зна­ние бы­ло за­ложе­но в нем и дре­мало, до­жида­ясь сво­его ча­са.

«Ма­ма? Моя ма­ма?!!»

Она про­тяги­ва­ет к не­му ру­ки, все бе­жит и бе­жит и ни­как не мо­жет до­бежать. Их что-то раз­де­ля­ет. Жен­щи­на на­конец осоз­на­ет бес­плод­ность сво­их по­пыток, бес­силь­но ро­ня­ет ру­ки, и в ее гла­зах по­яв­ля­ет­ся то же вы­раже­ние, что и у муж­чи­ны — ог­ромная ра­дость и ти­хая пе­чаль. Тот бе­реж­но об­ни­ма­ет ее и це­лу­ет в ви­сок.

Алекс во все гла­за смот­рит на сво­их ро­дите­лей, и его пе­репол­ня­ет та­кое счастье, что хо­чет­ся пры­гать, ду­рачить­ся, хо­хотать во все гор­ло. И од­новре­мен­но все внут­ри сжи­ма­ет­ся от го­ря. Он ведь зна­ет — их нет ря­дом с ним, а здесь он ос­тать­ся не мо­жет. Его удав­кой ду­шит не­вып­ла­кан­ная, не­выс­ка­зан­ная, про­низы­ва­ющая нас­квозь боль. Как обид­но, как нес­пра­вед­ли­во, что он не мо­жет их об­нять, при­жать­ся к ма­ме, по­чувс­тво­вать, как па­па еро­шит во­лосы, прос­то при­кос­нуть­ся и ощу­тить род­ное теп­ло! Чем он, Алекс, про­винил­ся, что у не­го от­ня­ли са­мых близ­ких и лю­бимых лю­дей?! Что ему при­ходит­ся жить у чу­жих?

«Нет, мой ма­лень­кий, ты ни в чем не ви­новат!» — это, на­вер­ное, ма­ма, по­тому что она ка­ча­ет го­ловой и по­да­ет­ся впе­ред, слов­но ста­ра­ясь убе­дить его, — «прос­ти нас, сы­ночек, ес­ли кто ви­новат, то толь­ко мы с от­цом. Но по­верь, мы не мог­ли пос­ту­пить ина­че… Ты нас пой­мешь, я знаю».

«Ма­моч­ка, ма­ма…» — все шеп­чет и шеп­чет Алекс, пы­та­ясь ощу­тить вкус это­го сло­ва, ко­торым он ни­ког­да ни­кого не на­зывал.

Ма­ма зак­ры­ва­ет ли­цо ру­ками и при­жима­ет­ся к па­пе.

«Ты дол­жен быть силь­ным, Алекс» — это сно­ва отец, по­тому что его ли­цо ста­новит­ся ре­шитель­ным и да­же нем­но­го су­ровым, — «пом­ни, всег­да пом­ни, что ты наш сын, и мы лю­бим те­бя и гор­димся».

«За­чем?» — кри­чит Алекс, — «па­па, за­чем мне быть силь­ным? Ко­му я ну­жен? По­жалуй­ста, мож­но, я ос­та­нусь с ва­ми? Мне так труд­но, так пло­хо без вас!»

Он бе­жит к ним, все так же увя­зая в пес­ке, раз­ры­вая вста­ющую пе­ред ни­ми не­види­мую прег­ра­ду, но ро­дите­ли ста­новят­ся все даль­ше и даль­ше. Их си­лу­эты ста­новят­ся все проз­рачнее, их оку­тыва­ет зо­лотис­то-се­реб­ря­ный свет, и они мед­ленно рас­тво­ря­ют­ся в нем. Алекс зо­вет их, сры­вая го­лос, рвет­ся впе­ред, но все бес­по­лез­но.

На­конец он ос­та­ет­ся в оди­ночес­тве на пус­том бе­регу, а мо­ре все так­же рав­но­душ­но на­каты­ва­ет на бе­рег, ос­тавляя на пес­ке бе­лос­нежную бах­ро­му пе­ны. Как всег­да, один. Как всю свою соз­на­тель­ную жизнь. Все бро­са­ют его. За­чем тог­да бы­ло рож­дать его на свет?! Они ви­нова­ты, да! В том, что он так не­выно­симо, так бе­зог­лядно оди­нок! В том, что ни­кому не ну­жен! В том, что ник­то его не лю­бит, и ни­кому и де­ла нет до Алек­са Грей­ндже­ра Мал­фоя, до его чувств! За­чем они ки­нули его, да еще и го­ворят, что он дол­жен все по­нять?! Ни­ког­да! Он не хо­чет ни­кого по­нять, раз­ве его кто-ни­будь по­нима­ет?! Он не­нави­дит их!

И тут же его ох­ва­тыва­ет та­кое страш­ное от­ча­яние, что он прос­то са­дит­ся на пе­сок, не мо­жет ни дви­гать­ся, ни го­ворить, в ду­ше пус­то­та и без­на­деж­ность. Он вски­дыва­ет гла­за в роб­кой ве­ре (вдруг они сно­ва по­явят­ся?!), но ни­кого нет.

И оп­равдан­ный, но нес­пра­вед­ли­вый гнев от­сту­па­ет. Раз­ве он име­ет пра­во су­дить сво­их ро­дите­лей? Они жи­ли так, как счи­тали ис­тинным, и не их ви­на, что смерть нас­тигла их рань­ше вре­мени, не дав по­быть с сы­ном.

Алекс все по­нима­ет, но от это­го не лег­че. А вок­руг не­го все пе­рели­ва­ет­ся в том же стран­ном зо­лотис­то-се­реб­ря­ном све­те, ко­торый пос­те­пен­но скра­дыва­ет, пог­ло­ща­ет в се­бя все прос­транс­тво. Шум мо­ря стал ти­ше и глу­ше, не­бо вы­линя­ло и ста­ло бе­лесо-се­рым, го­ризонт сов­сем раз­мылся, толь­ко пе­сок под но­гами ос­та­ет­ся та­ким же. Из это­го све­та прос­ту­па­ют очер­та­ния ка­кого-то до­ма. Не­боль­шой дву­хэтаж­ный особ­няк, го­лубые сте­ны и бе­лые став­ни. Его ок­ру­жа­ют де­ревья, и рез­ная ка­лит­ка сто­ит от­кры­той. Дом как буд­то зо­вет к се­бе Алек­са. Ему хо­чет­ся прой­ти в ка­лит­ку, взбе­жать по лес­тни­це с де­ревян­ны­ми пе­рила­ми, по­тянуть на се­бя руч­ку две­ри, вык­ра­шен­ной го­лубой крас­кой, с цвет­ным око­шеч­ком на­вер­ху, но со­вер­шенно нет сил. Без­различ­ное рав­но­душие, апа­тия за­сасы­ва­ют его, нак­ры­ва­ют с го­ловой. Он пог­ру­жа­ет­ся в шер­ша­вый пе­сок, ко­торый плот­но ох­ва­тыва­ет те­ло, за­бива­ет­ся в гла­за, рот, уши. И мель­ка­ет в го­лове:

«Мо­жет, я то­же ум­ру? Бы­ло бы хо­рошо…»


* * *


Ког­да Джин­ни, всег­да чут­кая и бес­по­кой­ная при бо­лез­нях де­тей, нак­ло­нилась, что­бы от­ки­нуть со лба взмок­шие во­лосы маль­чи­ка и по­ложить ком­пресс, она вдруг раз­ли­чила нев­нятное, ед­ва слыш­ное:

— М-м… м-ма­ма…

Жен­щи­на вздрог­ну­ла и вып­ря­милась, не­воль­но ощу­тив, как сер­дце об­ли­лось го­рячей вол­ной сос­тра­дания. Каж­дые два ча­са она по­ила его Ус­по­ка­ива­ющим зель­ем, то и де­ло вы­гоняя из ком­на­ты до­черей и пле­мян­ни­цу, ко­торые по­яв­ля­лись там, ед­ва она ухо­дила.

К ве­черу Алекс на­конец при­шел в се­бя и удив­ленно спро­сил у Ли­ли, прим­чавшей­ся с ог­ромным кус­ком его лю­бимо­го ли­мон­но­го тор­та на блю­деч­ке:

— Что это со мной бы­ло?

— Ой, не знаю, Алекс! — за­тара­тори­ла Ли­ли, при­жимая ру­ки к ще­кам, — ты нас так на­пугал! Ма­ма чуть с ума не сош­ла! Ты сам не пом­нишь?

— Ну, не знаю, — про­тянул изум­ленный Алекс, — я упал, по­тому что в гру­ди ста­ло боль­но. И... все.

В соз­на­нии бы­ла муть и ни­чего боль­ше. Он дей­стви­тель­но пом­нил лишь, что упал на пол от вне­зап­ной бо­ли в гру­ди. И еще пом­нил му­зыку, от ко­торой внут­ри сви­ла гнез­до бес­по­кой­ная и не­понят­ная тос­ка…

По­дошед­шая мис­сис Пот­тер на­по­ила его зна­комым по за­паху и цве­ту, но со­вер­шенно от­вра­титель­ным на вкус зель­ем и спро­сила чуть дро­жащим го­лосом:

— Как ты се­бя чувс­тву­ешь?

— Нор­маль­но! — бод­ро за­верил ее Алекс, пы­та­ясь при­под­нять­ся с кро­вати, — все уже прош­ло.

— Ле­жи. Мы не зна­ем, что это бы­ло, но пос­тель­ный ре­жим еще ни­кому не пов­ре­дил.

— Мис­сис Пот­тер, а что это бы­ла за му­зыка у вас в ком­на­те, ког­да вы гла­дили?

— Эд­вард Григ, ес­ли не оши­ба­юсь, «Пес­ня Соль­вейг» — удив­ленно от­ве­тила мис­сис Пот­тер, щу­пая его лоб, — а что?

— Нет, ни­чего.

Дей­стви­тель­но, ни­чего. Это наз­ва­ние ему ни о чем не го­вори­ло. Да и не раз­би­рал­ся он в твор­чес­тве ни­каких ком­по­зито­ров, по­тому что да­же в обыч­ной шко­ле уро­ки му­зыки, единс­твен­ные из всех, да­вались ему с боль­шим тру­дом вви­ду пол­ней­ше­го от­сутс­твия слу­ха и ин­те­реса как к клас­си­чес­кой, так и к сов­ре­мен­ной му­зыкаль­ной куль­ту­ре.

К сле­ду­юще­му ут­ру все окон­ча­тель­но и бес­след­но прош­ло, и Алекс сно­ва пред­при­нял по­пыт­ку по­кинуть свою ком­на­ту. Но мис­сис Пот­тер ве­лела ему ос­та­вать­ся в кро­вати та­ким то­ном, что ему сра­зу рас­хо­телось спо­рить, и са­ма при­нес­ла зав­трак на ог­ромном под­но­се, ко­торо­го хва­тило бы на чет­ве­рых го­лод­ных трол­лей.

— Ку­шай хо­рошень­ко и поп­равляй­ся.

— Но я и не бо­лен, — воз­ра­зил бы­ло Алекс, од­на­ко мис­сис Пот­тер и слу­шать не ста­ла.

— Ли­ли, Лин, Мол­ли, не ме­шай­те Алек­су. Пусть нем­но­го пос­пит, от­дохнет.

Алекс чуть бы­ло не взвыл (еще бы, це­лый день в пос­те­ли в ка­нику­лы, это же уме­реть со ску­ки мож­но!), но Ли­ли ему за­говор­щи­чес­ки шеп­ну­ла:

— Не взду­май воз­ра­жать. Ина­че она те­бя «От­все­гоном» нач­нет пич­кать, а это са­мое гад­кое, са­мое про­тив­ное, са­мое рвот­ное ле­карс­тво в ми­ре!

По ли­цу Ли­ли бы­ло оче­вид­но, что это­го та­инс­твен­но­го зелья она при­няла в сво­ей жиз­ни бо­лее, чем дос­та­точ­но, и от­нюдь не же­ла­ет про­бовать его еще раз. Алекс по­кор­но кив­нул, то­же не го­ря же­лани­ем от­ве­дать это­го «От­все­гона» вдо­бавок к не ме­нее мер­зко­му на вкус Ус­по­ка­ива­юще­му зелью, ко­торое ед­ва ли не си­лой впи­хива­ла в не­го мис­сис Пот­тер. Ли­ли убе­жала, мать пог­на­ла ее по­мочь уб­рать­ся в под­ва­ле.

Нем­но­го по­лежав, маль­чик ос­то­рож­но выг­ля­нул в ко­ридор. Пос­тель­ный ре­жим — это, ко­неч­но, уны­ло, но ес­ли по­лежать с книж­кой… Итак, биб­ли­оте­ка на вто­ром эта­же, на­до прок­расть­ся ту­да как мож­но не­замет­нее, не по­пада­ясь на гла­за ни­кому, и взять па­ру-трой­ку книг. Но сна­чала на­до раз­ве­дать путь.

Мис­сис Пот­тер и Ли­ли вни­зу в под­ва­ле.

Лин и Мол­ли иг­ра­ют в дет­ской, ус­тра­ива­ют ча­епи­тие для сво­их ку­кол, а те воз­му­щен­но от­пле­выва­ют­ся и при­зыва­ют угос­тить их чем-то бо­лее су­щес­твен­ным, ки­дая ко­кет­ли­вые взгля­ды на вы­ложен­ные на блю­деч­ко пи­рож­ные. Но ма­лень­кие хит­рушки при­берег­ли, оче­вид­но, это ла­комс­тво для се­бя.

До­мови­ки на­водят блеск в ком­на­те близ­не­цов в от­сутс­твие хо­зя­ев. Вин­ки усер­дно по­лиру­ет пар­кет, в ко­торый уже мож­но смот­реть­ся вмес­то зер­ка­ла, а Доб­би, сог­нувшись в три по­гибе­ли, вы­тира­ет пыль под кро­ватя­ми. От­лично, они его не уви­дят. А ес­ли и уви­дят, то все рав­но ни­чего не ска­жут. Во­об­ще, маль­чик за­метил, что Доб­би ста­ра­ет­ся ни­ко­им об­ра­зом не стал­ки­вать­ся с ним, ни­ког­да не смот­рит ему в гла­за, а ес­ли Алекс об­ра­ща­ет­ся к не­му, от­малчи­ва­ет­ся, ли­бо за­мет­но вздра­гива­ет и от­ве­ча­ет од­нослож­но. Как буд­то бо­ит­ся или, на­обо­рот, тер­петь не мо­жет…

Раз­мышляя над стран­ным по­веде­ни­ем до­мови­ка, маль­чик спус­тился вниз и роб­ко во­шел в стро­гую ком­на­ту со сте­нами, сплошь ус­тавлен­ны­ми пол­ка­ми с кни­гами. Гла­за раз­бе­гались; книг бы­ло поч­ти так же мно­го, как в пуб­личной биб­ли­оте­ке в Литтл У­ин­гинге, ку­да он хо­дил на лет­них ка­нику­лах. Алекс на­чал рыть­ся на пол­ках, до ко­торых дос­та­вал. В ос­новном кни­ги бы­ли по ма­гии, а ему по­чему-то хо­телось ка­кой-ни­будь обык­но­вен­ной, не­вол­шебной ис­то­рии — что-то вро­де «Ос­тро­ва сок­ро­вищ» или «20000 лье под во­дой». Он ра­зоча­рован­но вздох­нул и все-та­ки ос­та­новил свой вы­бор на тол­стень­кой книж­ке с яр­кой об­ложкой и ин­три­гу­ющим наз­ва­ни­ем «Не­веро­ят­ные прик­лю­чения от­важно­го ры­царя Зла­толо­кон­са в под­зе­мель­ях Дам­вор­тса».

Он уже поч­ти вы­шел, ког­да за­цепил­ся взгля­дом за мас­сивный пись­мен­ный стол, на ко­тором сто­яло что-то вро­де вы­сокой и ши­рокой ча­ши на нож­ке, и ле­жала рас­кры­той тол­стая кни­га. Дви­жимый лю­бопытс­твом, маль­чик по­дошел к сто­лу и пер­вым де­лом заг­ля­нул в кни­гу, ко­торая ока­залась аль­бо­мом. Фо­тог­ра­фии в нем бы­ли ста­рыми и кол­дов­ски­ми, то есть лю­ди на них дви­гались, ухо­дили, по­том опять по­яв­ля­лись. Алекс ви­дел та­кие фо­тог­ра­фии в пер­вый раз, толь­ко слы­шал о них от Ли­ли и Рей­на, по­это­му с ин­те­ресом про­лис­тал стра­ницы.

На всех изоб­ра­жени­ях бы­ли од­ни и те же лю­ди. Спер­ва де­ти при­мер­но его воз­раста, школь­ни­ки в ман­ти­ях и фор­ме с ль­ви­ной эм­бле­мой до­ма Гриф­финдо­ра — два маль­чи­ка и де­воч­ка. Один тем­но­воло­сый, в круг­лых оч­ках и за­мет­но сму­ща­ющий­ся; вто­рой ры­жий, дол­го­вязый, с ве­селым вес­нушча­тым ли­цом; де­воч­ка с пыш­ны­ми каш­та­новы­ми куд­ря­ми и чуть выс­ту­па­ющи­ми пе­ред­ни­ми зу­бами. Они ма­хали ру­ками, что-то кри­чали, маль­чиш­ки тол­ка­лись, ста­вили друг друж­ке рож­ки, де­воч­ка с на­пус­кной серь­ез­ностью на­дува­ла ще­ки, а по­том не сдер­жи­валась и прыс­ка­ла со сме­ху. С каж­дой стра­ницей они ста­нови­лись взрос­лее, не­уло­вимо ме­нялись чер­ты ли­ца; ры­жий ста­новил­ся все длин­нее, тем­но­воло­сый все сме­лее и уве­рен­нее в се­бе, а улыб­ка де­воч­ки ста­ла кра­сивее и прив­ле­катель­ней, мо­жет, по­тому, что ее зу­бы чу­дес­ным об­ра­зом ста­ли ров­ны­ми.

На од­ной кол­до-фо­тог­ра­фии в кон­це аль­бо­ма они бы­ли уже поч­ти взрос­лы­ми. Два пар­ня си­дели за сто­лом в по­лупус­той ком­на­те и, ви­димо, раз­го­вари­вали, а де­вуш­ка лас­ко­во от­ки­нула гус­тую чел­ку со лба чер­но­воло­сого, на ко­тором очень сим­метрич­но рас­по­лага­лись с пра­вой сто­роны стран­ный шрам в ви­де мол­нии, а с ле­вой — ог­ромная шиш­ка.

Пос­ледняя фо­тог­ра­фия бы­ла очень мя­той, с не­ров­ны­ми опа­лен­ны­ми кра­ями. На ней опять же два пар­ня и де­вуш­ка сто­яли пе­ред ка­ким-то очень стран­но­го ви­да до­мом. Ры­жий с удив­ленно-на­пуган­ным ви­дом дер­жал на ру­ках мла­ден­ца в пе­лен­ках, вто­рой при­об­ни­мал за пле­чи де­вуш­ку, во­лосы ко­торой на этот раз бы­ли заб­ра­ны в пыш­ный хвост, и что-то ожив­ленно го­ворил ку­да-то в сто­рону, а де­вуш­ка так слав­но улы­балась, гля­дя пря­мо в объ­ек­тив, что Алекс и сам не­воль­но улыб­нулся в от­вет. Под фо­тог­ра­фи­ей смеш­ны­ми дет­ски­ми ка­раку­лями шла под­пись: «Дя­дя Гар­ри, дя­дя Рон и те­тя…». К со­жале­нию, пос­леднее имя бы­ло на сго­рев­шем ку­соч­ке. Но вот по­чему ли­ца этих дво­их по­каза­лись ему зна­комы­ми! Ко­неч­но же, это бы­ли мис­тер Пот­тер и мис­тер У­из­ли, сов­сем-сов­сем мо­лодые. Толь­ко де­вуш­ка бы­ла нез­на­кома, но яв­но не мис­сис Пот­тер.

На этой фо­тог­ра­фии аль­бом об­ры­вал­ся. Алекс по­думал, что ин­те­рес­но бы­ло бы уз­нать, кто бы­ла эта де­вуш­ка. Су­дя по все­му, они втро­ем бы­ли близ­ки­ми друзь­ями, а фо­тог­ра­фии в аль­бо­ме бы­ли спе­ци­аль­но отоб­ра­ны.

Он еще раз улыб­нулся де­вуш­ке и об­ра­тил взгляд на ча­шу. Она ока­залась не пус­той, а на­пол­ненной стран­ным ве­щес­твом — не газ, не во­да, что-то вро­де за­гус­тевше­го се­реб­ристо-се­рого ту­мана. К то­му же ве­щес­тво чуть вра­щалось, са­мо, его ник­то не ме­шал, и на его по­вер­хнос­ти сколь­зи­ли ка­кие-то бес­формен­ные смут­ные те­ни. Алекс нак­ло­нил­ся пос­мотреть поб­ли­же и вдруг в па­нике ощу­тил, как но­ги от­ры­ва­ют­ся от ков­ра, и он ле­тит ку­да-то вниз го­ловой. Он про­вали­вал­ся в эту стран­ную ча­шу! По­лет сквозь вол­ны се­реб­ристо­го ту­мана, сер­дце ко­лотит­ся в гор­ле от стра­ха, мгно­венье, и ос­леплен­ный яр­ким сол­нечным све­том Алекс ку­барем ка­тит­ся на мяг­кий жел­тый пе­сок квид­дично­го по­ля. Ай!!! Квид­дично­го по­ля?!!

Это и в са­мом де­ле бы­ло квид­дичное по­ле, на ко­тором к то­му же бы­ло пол­но лю­дей! Две ко­ман­ды в фор­мах Гриф­финдо­ра и Сли­зери­на сто­яли друг нап­ро­тив дру­га, азар­тно раз­ма­хива­ли мет­ла­ми и са­мозаб­венно пе­реру­гива­лись. Вы­сокий ши­рокоп­ле­чий гриф­финдор­ский ка­питан с вра­тар­ским но­мером на ман­тии что-то сер­ди­то орал сли­зерин­ско­му, по­хоже­му на урод­ли­вого трол­ля.

Алекс удив­ленно под­нялся на но­ги. Как он мог по­пасть сю­да? Это что-то вро­де тех пор­та­лов, о ко­торых го­ворил как-то Рейн? Но вни­матель­нее ог­ля­дев­шись вок­руг, он по­нял, что здесь что-то не то. Во-пер­вых, сей­час царс­тво­вала зи­ма, Хог­вартс по са­мые баш­ни за­мело сне­гом, а здесь сне­га не бы­ло и в по­мине, бы­ла яв­но осень, жел­те­ла тра­ва у под­ножья три­бун. Во-вто­рых, хо­тя Алек­су и не очень нра­вил­ся квид­дич, но все же он знал иг­ро­ков сво­ей сбор­ной и знал, что ка­питан — сов­сем не вы­сокий, а щуп­лень­кий шес­ти­кур­сник Сай­рус Дип­пет, ко­торый был лов­цом. Да и дру­гие иг­ро­ки не бы­ли зна­комы ему. Хо­тя…

Маль­чик по­дошел поб­ли­же и уви­дел очень зна­комые ог­ненно-ры­жие во­лосы — здесь, не­сом­ненно, бы­ли трое У­из­ли. Два по­хожих друг на дру­га до пос­ледней вес­нушки близ­не­ца и Ро­нальд У­из­ли, отец Рей­на. В том, что это был он, Алекс не сом­не­вал­ся ни се­кун­ды. Он бе­жал к иг­ро­кам все с той же пыш­но­воло­сой де­воч­кой. Алекс, не ве­ря сво­им гла­зам, ог­ля­дел­ся по сто­ронам и уви­дел еще и от­ца Ли­ли! Тот то­же был в фор­ме, сжи­мал в ру­ках древ­ко мет­лы и, как и ос­таль­ные, с воз­му­щени­ем пот­ря­сал ку­лака­ми в сто­рону сли­зерин­цев. И мис­тер Пот­тер, и мис­тер У­из­ли бы­ли по ви­ду од­но­го с ним воз­раста или, мо­жет, чуть стар­ше. Та­кими он ви­дел их на фо­тог­ра­фи­ях в на­чале аль­бо­ма.

Окон­ча­тель­но пе­рес­тав по­нимать, что про­ис­хо­дит, Алекс ти­хонь­ко спро­сил у ры­жень­кой де­вуш­ки, сто­яв­шей ря­дом с од­ним из У­из­ли:

— Из­ви­ните, ку­да я по­пал?

Но де­вуш­ка слов­но не рас­слы­шала его. Алекс пов­то­рил свой воп­рос и опять не по­лучил от­ве­та. Во­об­ще-то ник­то не об­ра­щал на не­го вни­мания, все бы­ли слиш­ком за­няты пе­репал­кой. Алекс про­тол­кался нем­но­го впе­ред. Как раз в это вре­мя де­воч­ка ря­дом с Ро­наль­дом У­из­ли гром­ко ска­зала:

— За­то ни один иг­рок в на­шей сбор­ной не по­купал се­бе мес­та в ко­ман­де, они все ока­зались там бла­года­ря та­лан­ту!

Один из сли­зерин­цев, блед­ный свет­ло­воло­сый маль­чик (Алек­су его ли­цо по­каза­лось очень зна­комым), ка­зав­ший­ся гно­мом на фо­не дру­гих иг­ро­ков с бо­лее чем вну­шитель­ны­ми га­бари­тами, поб­леднел еще боль­ше и през­ри­тель­но, мед­ленно це­дя сквозь зу­бы, про­тянул:

— А тво­его мне­ния ник­то не спра­шивал, гряз­нокров­ка!

Сре­ди гриф­финдор­цев вспых­ну­ло бур­ное пла­мя не­годо­вания. Близ­не­цы У­из­ли од­новре­мен­но ки­нулись на блед­но­го, ко­торо­го зас­ло­нил трол­ле­подоб­ный ка­питан, де­вуш­ка с ко­рот­кой зо­лотис­той ко­сой зак­ри­чала, пот­ря­сая мет­лой:

— Как ты мог та­кое ска­зать!

Мис­тер У­из­ли с воп­лем «Ты зап­ла­тишь за это, Мал­фой!» нап­ра­вил свою па­лоч­ку пря­мо на блед­но­го и вык­рикнул ка­кое-то зак­лятье. Свер­кнул зе­леный луч, хло­пок, но па­лоч­ка по­чему-то не нап­ра­вила зак­лятье впе­ред, а нас­ла­ла его на сво­его вла­дель­ца. Отец Рей­на сог­нулся по­полам, и его вы­тош­ни­ло про­тив­ны­ми зе­лены­ми слиз­ня­ками.

Сре­ди сли­зерин­цев гря­нул ог­лу­шитель­ный хо­хот, и гром­че всех хо­хотал блед­ный. А гриф­финдор­цы со­чувс­твен­но ок­ру­жили Ро­наль­да, вып­ле­вывав­ше­го но­вые и но­вые пор­ции слиз­ня­ков. Гар­ри Пот­тер и де­воч­ка под­хва­тили дру­га с двух сто­рон и по­волок­ли его к до­му про­фес­со­ра Хаг­ри­да, вид­невше­муся вда­леке.

Алекс с вы­тара­щен­ны­ми гла­зами смот­рел на ра­зыг­ры­вав­шу­юся сце­ну. Мис­тер У­из­ли ска­зал «Мал­фой?!». При чем тут он? Или…

До­думать мысль маль­чик не ус­пел, по­тому что вне­зап­но все за­волок уже зна­комый ту­ман, а его но­ги опять отор­ва­лись от зем­ли.

На этот раз при­зем­ле­ние по­лучи­лось жес­тким, он упал не на мяг­кий пе­сок, а на твер­дые ка­мен­ные пли­ты, вы­мос­тившие двор пе­ред зна­комы­ми вход­ны­ми две­рями шко­лы. Алекс по­тер ушиб­ленные ко­лен­ки, под­ни­ма­ясь на но­ги, и по­нял, что он опять по­пал ку­да-то не ту­да. Сно­ва пе­ред ним сто­яла не­раз­лучная тро­ица — Гар­ри Пот­тер, Ро­нальд У­из­ли и де­воч­ка, толь­ко они бы­ли взрос­лее, уже под­рос­тки треть­его или чет­верто­го кур­са. Уда­лялась ши­рокая спи­на про­фес­со­ра Хаг­ри­да, слыш­но бы­ло, как он шум­но смор­кался и всхли­пывал. В вы­сокие две­ри за­ходи­ли школь­ни­ки.

— Ха-ха, раз­ре­вел­ся! Вы ви­дели что-ни­будь бо­лее жал­кое? И это наш учи­тель! — уже зна­комый свет­ло­воло­сый па­ренек кри­вил гу­бы в през­ри­тель­ной ус­мешке. За его спи­ной ту­по ух­мы­лялись два монс­тро­подоб­ных пар­ня, а все вмес­те они жи­во на­пом­ни­ли Алек­су не­заб­венных Дер­ри­ка, Бо­ула и Де­лэй­ни.

Де­воч­ка ре­шитель­но и как-то жес­тко шаг­ну­ла впе­ред и со все­го раз­ма­ху от­ве­сила звон­кую по­щечи­ну нас­мешни­ку. Тот по­кач­нулся и за­мол­чал с оша­рашен­ным вы­раже­ни­ем ли­ца. У го­рилл за его спи­ной че­люс­ти от­висли ед­ва ли не до зем­ли.

— Не смей так го­ворить о Хаг­ри­де, злоб­ная тварь!

Де­воч­ка вы­тащи­ла па­лоч­ку и нап­ра­вила ее на блед­но­го. Тот как-то стран­но мот­нул го­ловой, кру­то раз­вернул­ся и мол­ча ис­чез в две­рях, за ним по­пяти­лась и его ох­ра­на. Ро­нальд У­из­ли с от­кры­тым вос­торгом и вос­хи­щени­ем смот­рел на де­воч­ку. Гар­ри Пот­тер то­же не от­ры­вал от нее ра­дос­тно-удив­ленно­го взгля­да.

У Алек­са, сов­сем ни­чего не по­нимав­ше­го, обес­ку­ражен­но­го, рас­те­рян­но­го, не бы­ло слов. Единс­твен­ной связ­ной мыслью, бив­шей­ся в его пус­той го­лове, бы­ло:

«Хо­чу вер­нуть­ся об­ратно до­мой!»

Се­реб­ристый ту­ман сно­ва оку­тал его, мяг­ко при­под­нял и по­нес. Спус­тя нес­коль­ко се­кунд Алекс очу­тил­ся в зна­комой стро­гой ком­на­те, пе­ред сто­лом, на ко­тором ле­жал аль­бом, и сто­яла ча­ша. Он, спо­тыка­ясь, от­сту­пил на­зад, про­дол­жая сжи­мать в ру­ках выб­ранную кни­гу, ко­торую так и не от­пустил, и оп­ро­метью вы­бежал из ком­на­ты. Толь­ко у се­бя, нем­но­го ус­по­ко­ив­шись, он смог при­вес­ти пу­тав­ши­еся мыс­ли в от­но­ситель­ный по­рядок.

По­пал он, не­сом­ненно, в Хог­вартс, его не­воз­можно бы­ло не уз­нать. Толь­ко вот ка­кое бы­ло вре­мя? Яв­но не ны­неш­нее, ведь мис­тер Пот­тер и мис­тер У­из­ли бы­ли еще деть­ми. Мо­жет, эта ча­ша что-то вро­де ма­шины вре­мени?!

Алекс с вол­не­ни­ем по­думал, что ес­ли так, бы­ло бы ин­те­рес­но еще раз по­пасть ту­да, встре­тить­ся со сво­ими ро­дите­лями, ко­торые вро­де то­же учи­лись в шко­ле в од­но вре­мя с мис­те­ром У­из­ли и мис­те­ром Пот­те­ром. Ин­те­рес­но, ка­кой де­воч­кой бы­ла его ма­ма? Ка­кие у нее бы­ли во­лосы, гла­за? Бы­ла ли она хо­хотуш­кой или мол­чунь­ей, ве­селой или серь­ез­ной? А па­па?

Стоп!!!

Алекс под­ско­чил на кро­вати, ку­да упал, вор­вавшись к се­бе. Тот маль­чик, свет­ло­воло­сый и блед­ный, его ли­цо по­каза­лось ему зна­комым! А как же ина­че, ес­ли каж­дое ут­ро Алекс ви­дел его в зер­ка­ле? Это был его па­па?! А чем еще объ­яс­нить та­кое сходс­тво? И мис­тер У­из­ли наз­вал его Мал­фо­ем! Не мог­ло же это быть прос­то сов­па­дени­ем! Это был он и ник­то дру­гой! Алекс за­метал­ся по ком­на­те, у не­го пе­ресох­ло в гор­ле от ли­хора­доч­но­го вол­не­ния. Не­уже­ли это прав­да? Ес­ли бы он тог­да до­гадал­ся, он бы по­дошел к не­му, по­гово­рил! На­до сей­час же вер­нуть­ся в биб­ли­оте­ку!

Маль­чик вы­бежал из ком­на­ты, и стол­кнул­ся на лес­тни­це с чу­мазой, как тру­бочист, Ли­ли.

— Алекс, ты по­чему встал?! Сей­час ма­ма при­дет, ес­ли она те­бя уви­дит, зна­ешь, что бу­дет?

— По­дож­ди, Ли­ли, я сей­час! — взмо­лил­ся Алекс.

Но ког­да он вор­вался в биб­ли­оте­ку, ча­ши на сто­ле уже не бы­ло. На не­го ис­подлобья взгля­нул Доб­би, про­тирав­ший пыль на пол­ках.

— Доб­би, — за­дыха­ясь, вы­палил маль­чик, — здесь сто­яла ча­ша, та­кая стран­ная, где она?

— Мис­тер Мал­фой го­ворит об Ому­те Па­мяти?

— Что? А, да, на­вер­ное.

— Мис­те­ру Мал­фою из­вес­тно, что Омут Па­мяти при­над­ле­жит сэ­ру Гар­ри Пот­те­ру, и ни­кому нель­зя к не­му прит­ра­гивать­ся?

Алекс сму­тил­ся.

— Н-нет.

До­мовик впер­вые пря­мо взгля­нул на маль­чи­ка круг­лы­ми гла­зами.

— Мис­тер Мал­фой не име­ет пра­ва заг­ля­дывать в вос­по­мина­ния сэ­ра Гар­ри Пот­те­ра.

— В вос­по­мина­ния?

— Да. В Ому­те Па­мяти хра­нят­ся его вос­по­мина­ния и мыс­ли.

Алекс от­вел гла­за и по­пятил­ся, бла­гора­зум­но ре­шив мол­чать о том, что он ту­да уже заг­ля­нул. Он вы­шел из ка­бине­та, про­вожа­емый тя­желым неп­ри­яз­ненным взгля­дом до­мови­ка. Так это бы­ли вос­по­мина­ния, а не ма­шина вре­мени… И по­гово­рить с па­пой, на­вер­ное, не уда­лось бы…

— АЛЕКС!!!

— Иду, мис­сис Пот­тер, я хо­тел толь­ко взять ка­кую-ни­будь книж­ку.

— На­до бы­ло ска­зать мне, я бы при­нес­ла. Ну-ка, марш в кро­вать, сей­час обед при­несу.

Пос­ле обе­да, на­конец вы­пущен­ный из пос­те­ли (под ку­чу чес­тных слов, что у не­го аб­со­лют­но ни­чего не бо­лит, и не ме­нее чес­тных умо­ля­ющих взгля­дов), Алекс все ду­мал, вспо­миная каж­дую де­таль ви­ден­но­го, и ему ка­залось стран­ным, что тот маль­чик был его от­цом. Ви­дел он не так уж мно­го, но все-та­ки по­нял, что мис­тер Пот­тер и мис­тер У­из­ли не очень-то ла­дили с Дра­ко Мал­фо­ем. Да и сам отец, ес­ли быть спра­вед­ли­вым, был не очень… хо­рошим… Он обоз­вал ту де­воч­ку гряз­нокров­кой, ос­корбил про­фес­со­ра Хаг­ри­да.

За­дум­чи­вость Алек­са, ес­тес­твен­но, как кор­шун, за­мети­ла мис­сис Пот­тер, ко­торая сно­ва обес­по­ко­ен­но на­чала пог­ля­дывать на не­го, а по­том про­вери­ла лоб, нет ли тем­пе­рату­ры, и все-та­ки на­по­ила мер­зо­пакос­тным «От­все­гоном». От это­го ад­ско­го зелья у Алек­са во­лосы ста­ли ды­бом, гла­за поп­ро­сились из ор­бит на во­лю, а во рту мгно­вен­но пе­ресох­ло, как пос­ле за­сухи. Ли­ли од­новре­мен­но хи­хика­ла и со­чувс­твен­но дер­жа­ла ста­кан с во­дой.

Пос­ле ужи­на де­воч­ка все зе­вала, ус­тав от убор­ки, и по­рань­ше уш­ла спать. Вслед за ней убе­жал в свою ком­на­ту и Алекс. Но в кро­вати ни­как не мог ус­нуть, во­роча­ясь, сбил прос­ты­ни, и где-то око­ло по­луно­чи ему страш­но за­хоте­лось пить. Он спус­тился вниз.

В гос­ти­ной пе­ред ра­зож­женным ка­мином раз­го­вари­вали мис­сис Пот­тер и про­фес­сор У­из­ли. Ли­цо у мис­сис Пот­тер бы­ло очень за­дум­чи­вым и отс­тра­нен­ным. Алекс зал­пом вы­пил на кух­не два ста­кана яб­лочно­го со­ка, взял еще ста­кан с со­бой на вся­кий слу­чай и по­шел об­ратно. Про­ходя ми­мо гос­ти­ной, он вдруг уло­вил имя: «Гер­ми­она», и уже не смог прой­ти ми­мо. Ти­хонь­ко под­крав­шись к две­рям, маль­чик за­та­ил­ся за по­лу­от­кры­той створ­кой. Он, ко­неч­но, по­нимал, что это очень не­хоро­шо, нель­зя под­слу­шивать раз­го­воры взрос­лых, но имя ма­тери зас­та­вило за­быть его обо всем на све­те.

Ус­лы­шан­ное пот­рясло Алек­са так, что он до кро­ви ис­ку­сал ру­ку, что­бы не зак­ри­чать. Он сжи­мал ку­лаки, и ног­ти боль­но вон­за­лись в ла­дони, за­дыхал­ся, чувс­твуя, как на­чина­ет шу­меть в ушах от нап­ря­жения, но не мог прос­то встать и уй­ти, слов­но при­вязан­ный к две­ри. Вдруг на по­роге кух­ни с лег­ким трес­ком по­явил­ся Доб­би, ви­димо, ус­лы­шав приг­лу­шен­ные зву­ки раз­го­вора, и Алекс, не по­няв, что спро­сила про­фес­сор У­из­ли о мис­те­ре и мис­сис У­из­ли, од­ним ма­хом взле­тел на тре­тий этаж. За­бытый сок раз­лился лип­кой слад­кой лу­жицей, а до­мовик не­до­умен­но ус­та­вил­ся на не­весть от­ку­да взяв­ший­ся ста­кан.

Глава 13. Мне тебя нагадали

Мне те­бя на­гада­ла ста­руха-судь­ба,

Повс­тре­чав­шись ког­да-то на кри­вом пе­рек­рес­тке,

Я ре­шила са­ма, я ре­шилась са­ма

Обог­нать ее путь на нес­пешной по­воз­ке.

Мне ли­цо твое сни­лось в пре­дут­ренних снах,

И огонь на­певал о те­бе и на­деж­де,

Лун­ный свет тан­це­вал на хо­лод­ных кам­нях,

Се­реб­ром ос­ты­вая, узо­ром неб­режным.

Мне вет­ра до­нес­ли хрип­лый го­лос судь­бы,

И зак­лять­ем уда­рил ее злоб­ный кле­кот,

Все мос­ты я раз­бил, ни­чего не за­был —

Ни бес­си­лия боль, ни ду­ши гнев­ный гро­хот.

Мне звез­да ле­дени­ла ла­дони во ть­ме,

И мрак це­ловал об­жи­га­юще-чер­ный,

Но я сжег без­воз­врат­но в его глу­бине

Все сом­ненья ши­пы и не­верия кор­ни.

Ес­ли б мог, ес­ли б знал, все б на све­те от­дал я,

Лишь те­бя убе­речь от бе­ды и пе­чали!

Я те­бя об­ни­му, мрак зак­рою со­бой,

Мой огонь, твои звез­ды, а судь­ба за спи­ной…

(с) Lilofeya

______________________________________________________

Гер­ми­она и Дра­ко с ут­ра си­дят в биб­ли­оте­ке. В зам­ке сто­ит ти­шина, нем­но­го сон­ная и уди­витель­но у­ют­ная и до­маш­няя, шур­ша­щая, ше­лес­тя­щая, чуть поз­ва­нива­ющая, из­редка нес­лышны­ми се­рыми те­нями по­яв­ля­ют­ся и ис­че­за­ют при­бира­ющи­еся до­мови­ки. Тем­но­го Лор­да нет, а Лю­ци­ус с Нар­циссой от­пра­вились с ви­зитом к Эй­ве­ри. Мож­но ска­зать, что Гер­ми­она и Дра­ко од­ни.

На ули­це мо­роз­но, а в ком­на­те теп­ло, ве­село пот­рески­ва­ет пла­мя в ка­мине, вре­мена­ми гром­ко стре­ляя и зас­тавляя вздра­гивать. Нес­пешно ти­ка­ют ста­рые на­поль­ные ча­сы, мед­ленно и тор­жес­твен­но от­счи­тывая каж­дые про­шед­шие чет­верть ча­са. Дра­ко удоб­но ус­тро­ил­ся в ко­жаном крес­ле, за­кинув но­ги на ни­зень­кую бан­кетку, и ле­ниво пе­релис­ты­ва­ет ка­кую-то кни­гу, из­редка ти­хо пос­ме­ива­ясь, а Гер­ми­она за­воро­жен­но сто­ит у ок­на. Весь мир уку­тал­ся в гор­носта­евую ман­тию, на­кинул проз­рачно-снеж­ную ву­аль и хрус­таль­ной ль­дин­кой зас­тыл в ожи­дании не­ведо­мого чу­да. Снег па­да­ет в ти­хом без­ветрен­ном воз­ду­хе круп­ны­ми хлопь­ями, кру­жит­ся, тан­цу­ет свой из­вечный та­нец зи­мы и хо­лода. Как мно­го слов при­дума­ли лю­ди для зи­мы! Мо­роз, хо­лод, лед, сту­жа, снег, иней, из­мо­рось… И от каж­до­го хо­чет­ся по­ежить­ся и за­кутать­ся в тол­стый плед или как сей­час — смот­реть на бе­лое без­молвие из ок­на теп­ло­го до­ма.

— По­чему снег идет? — де­вуш­ка на­руша­ет толь­ко и жду­щую это­го ти­шину.

Дра­ко вски­дыва­ет на нее удив­ленный взгляд:

— Прос­ти?

— По­чему снег идет, па­да­ет, ло­жит­ся? О нем го­ворят как о жи­вом, как о че­лове­ке. Ведь и мы с то­бой то­же мо­жем ид­ти, па­дать и ло­жить­ся…

— Я не знаю, — по­жима­ет пле­чами Дра­ко, — но это ведь обо­рот ре­чи, так при­нято го­ворить.

— Да, при­нято… а мы обыч­но го­ворим и де­ла­ем так, как при­нято. И ни­ког­да не за­думы­ва­ем­ся, по­чему так при­нято? Кто это при­нял? И мож­но ли по-дру­гому?

Дра­ко зах­ло­пыва­ет кни­гу.

— А как мож­но по-дру­гому ска­зать про снег? Он ведь прос­то идет.

Гер­ми­она чуть улы­ба­ет­ся.

— Каж­дая сне­жин­ка — это ше­девр при­роды, не­пов­то­римый и уни­каль­ный. Каж­дый ее лу­чик, каж­дый узор — тво­рение во­ды, мо­роза и воз­ду­ха. Они ле­тят к нам из та­кой вы­соты, от­ку­да, на­вер­ное, зем­ля ка­жет­ся сов­сем ма­лень­кой, страш­ной и в то­же вре­мя ма­нящей и при­тяга­тель­ной. И они так стре­мят­ся вниз, что­бы ук­рыть ее, при­ник­нуть к ней, к ее теп­ло­те, не зная, что теп­ло для них гу­битель­но. Пер­вые из них уми­ра­ют, ед­ва кос­нувшись, по­чувс­тво­вав его. И лишь пос­ле мно­гих смер­тей, ког­да зем­ля уже не в си­лах дать теп­ло, ког­да она уже за­бира­ет их хо­лод, толь­ко тог­да снег об­во­лаки­ва­ет ее те­ло, ус­по­ка­ивая, на­шеп­ты­вая лег­кие и чис­тые сны, обе­щая, что с вес­ной сно­ва все бу­дет как преж­де. И го­лос каж­дой сне­жин­ки по­ет о по­кое, о дре­ме, о том, что хо­лод — это еще не ко­нец все­го. А вес­ной сно­ва бу­дет смерть, ко­торая при­несет жизнь. Вмес­то бе­лого сне­га по­явит­ся зе­леная тра­ва и мно­гоц­ветье пер­вых цве­тов, и кто-то напь­ет­ся из ру­чей­ка на мес­те быв­ше­го суг­ро­ба.

Дра­ко, за­та­ив ды­хание, слу­ша­ет нег­ромкий за­дум­чи­вый го­лос де­вуш­ки, ко­торая слов­но рас­ска­зыва­ет чу­дес­ную сказ­ку, прек­расную и од­новре­мен­но грус­тную. Эта сказ­ка так да­лека от их ми­ра, в ко­тором снег прос­то идет, лю­ди жи­вут, а вес­на нас­ту­па­ет. А в ми­ре Гер­ми­оны сне­жин­ки по­ют пес­ни, и ве­сен­нее не­бо, на­вер­ное, там всег­да чис­тое и си­нее, слов­но умы­тое клю­чевой во­дой род­ни­ков, и мож­но прос­то ле­жать на мяг­кой зе­лени тра­вы, ко­торая вы­рос­ла там, где ког­да-то ме­ла ме­тель, и без­думно, ос­во­бож­денно смот­реть в ла­зурь…

В ком­на­те сно­ва во­царя­ет­ся ти­шина, не тя­желая и нап­ря­жен­ная, а лег­кая и сно­ва жду­щая. Сло­ва. Жес­та. Выс­ка­зан­ной вслух за­та­ен­ной мыс­ли. Взгля­да.

— На­вер­ное, у сне­га есть ду­ша, — ти­хо го­ворит Дра­ко, — и у все­го, что нас ок­ру­жа­ет. По­это­му снег идет, как че­ловек, и мо­жет так же, как и мы, сме­ять­ся, злить­ся, грус­тить и ра­довать­ся. Толь­ко ник­то это­го не за­меча­ет.

Гер­ми­она смот­рит в пла­мя, ве­село взби­ра­юще­еся по по­лень­ям и под­ми­гива­ющее ей.

— Да… У все­го есть ду­ша. У тра­вин­ки, у лет­не­го вет­ра, у птиц и де­ревь­ев, у ог­ня и у это­го зам­ка.

Дра­ко под­ни­ма­ет бровь.

— Да-да, раз­ве ты не чувс­тву­ешь? — Гер­ми­она ка­са­ет­ся ла­донью ка­мен­ной сте­ны. Дра­ко ка­жет­ся, она лас­ка­ет ее, как жи­вое су­щес­тво, как ко­го-то, кто спо­собен ис­пы­тать от­ветные чувс­тва.

— Он есть так же, как и мы. Он жи­вет, су­щес­тву­ет сво­ей нес­пешной ти­хой жизнью, наб­лю­да­ет за по­коле­ни­ями лю­дей, ко­торые по­яв­ля­ют­ся в нем. О чем он ду­ма­ет? Мы для не­го как ба­боч­ки-од­ноднев­ки, се­год­ня есть, а зав­тра нас уже нет, и при­дут дру­гие. Не ху­же, не луч­ше, прос­то дру­гие. Но мы ос­тавля­ем свой след, ка­ким бы ско­ротеч­ным не бы­ло на­ше су­щес­тво­вание. Зна­ешь, мне иног­да ка­жет­ся, что за­мок наб­лю­да­ет за мной, про­вожа­ет взгля­дом ты­сячи глаз из ком­на­ты в ком­на­ту, из ко­ридо­ра в ко­ридор.

— Те­бе это не нра­вит­ся?

По­чему-то Дра­ко да­же не удив­ля­ет­ся ее сло­вам, он удив­лен лишь тем, как она су­мела по­нять Мал­фой-Ме­нор, су­мела пос­тигнуть дух древ­не­го зам­ка, ко­торый от­кры­ва­ет­ся от­нюдь не каж­до­му. Да и во­об­ще, в по­нима­нии мно­гих лю­дей у до­мов и стро­ений нет ду­ши, лишь пред­назна­чение — быть оби­тали­щем, их лич­ным мес­том.

— Не знаю, — де­вуш­ка за­дум­чи­во пог­ла­жива­ет ка­мен­ную сте­ну, — его взгляд не враж­дебный, хо­тя по­нача­лу мне бы­ло не по се­бе. Но по­том что-то из­ме­нилось, он прев­ра­тил­ся в… дру­га? Нет, не дру­га. Я для не­го слиш­ком не­понят­на, слиш­ком чу­жая. Он ско­рее от­но­сит­ся ко мне с бла­гоже­латель­ным лю­бопытс­твом. Зна­ешь, как смот­рят на за­бав­но­го ко­тен­ка или щен­ка, от­лично зная, что они под­растут и прев­ра­тят­ся в ца­рапа­ющую кош­ку и ку­сачую со­баку. Од­на­ко при этом все рав­но ру­ка не под­ни­ма­ет­ся уда­рить. И еще он слов­но оце­нива­ет и прис­матри­ва­ет­ся…

«Гер­ми­она Грей­нджер не зря бы­ла пер­вой уче­ницей на на­шем кур­се, и от­нюдь не без при­чины Тем­ный Лорд так за­ин­те­ресо­вал­ся ею. Ее ум и ин­ту­иция как ос­тро на­точен­ное лез­вие обо­юдо­ос­тро­го кин­жа­ла, ко­торый опа­сен и в то же вре­мя вну­ша­ет чувс­тво за­щищен­ности и на­деж­ности. Да­же без па­мяти она пред­став­ля­ет со­бой серь­ез­но­го про­тив­ни­ка. Пот­те­ру по­вез­ло так, как ни­кому ни­ког­да не вез­ло — Грей­нджер бы­ла с ним ря­дом, на­чиная с пер­во­го кур­са. А он так ни­чему и не на­учил­ся от нее, до сих пор про­дол­жа­ет вес­ти се­бя, как пол­ней­ший кре­тин, и это еще мяг­ко ска­зано»

— Дра­ко, ты ме­ня сов­сем не слу­ша­ешь! — муд­рый фи­лософ ра­зом прев­ра­ща­ет­ся в оби­жен­ную де­вуш­ку.

— Слу­шаю. Те­бе ник­то не го­ворил, что ты дол­жна бы­ла учить­ся на Ког­тевра­не?

— По­ка не пом­ню. Но раз я учи­лась на Гриф­финдо­ре, то на­вер­ня­ка, это был мой вы­бор. Кста­ти, ты не слы­шал анек­дот, ко­торый рас­ска­зывал Блейз, о гриф­финдор­ках и ког­тевран­цах?

Дра­ко мор­щится. Опять За­бини. По­чему этот чер­тов италь­янец все вре­мя тор­чит в Мал­фой-Ме­нор? В собс­твен­ном зам­ке не­воз­можно сту­пить и ша­га, что­бы не нат­кнуть­ся на не­го, обыч­но в ком­па­нии Гер­ми­оны и Фи­оны. Не то что­бы Дра­ко это не нра­вит­ся… Ему, в прин­ци­пе, нап­ле­вать, с кем и как про­водит свое вре­мя Грей­нджер, но все­му же есть гра­ницы, в кон­це кон­цов! И Фи­она сов­сем рас­по­яса­лась, по­зав­че­ра до­вела до виз­гли­вой ис­те­рики Пэн­си в тре­тий раз за ме­сяц. А рань­ше ее план был — ста­биль­но один раз в три ме­сяца. Дра­ко два ча­са пот­ра­тил на то, что­бы ус­по­ко­ить Пэн­си, триж­ды пок­лялся, что в пос­ледний раз по­гово­рит «с этой наг­лой, умер­шей трис­та лет на­зад хам­кой, ко­торая во­об­ра­зила о се­бе Мер­лин зна­ет что!» и че­тыре ра­за на­кол­до­вывал де­вуш­ке ста­кан с ог­не­вис­ки. В ре­зуль­та­те у Пэн­си язык на­чал при­лич­но зап­ле­тать­ся, и она вце­пилась в не­го не ху­же озер­ной пи­яв­ки. Дра­ко приш­лось бук­валь­но от­ры­вать ее ру­ки, та­щить на се­бе из гос­ти­ной к бли­жай­ше­му ка­мину и вып­ро­важи­вать до­мой. Са­мое до­сад­ное — это ви­дели За­бини и Грей­нджер, при­чем у нее бы­ли ТА­КИЕ гла­за, что Дра­ко тут же за­хоте­лось про­валить­ся сквозь пол в под­зе­мелья, а ес­ли по­везет, то и еще глуб­же. За­бини же не пре­минул сос­трить по по­воду гар­мо­нич­но­го со­чета­ния платья Пэн­си цве­та «бе­шеной виш­ни» и пок­раснев­ше­го от на­туги ли­ца Дра­ко.

Гер­ми­она ждет от­ве­та, а Дра­ко вста­ет.

— Этот анек­дот древ­ний, как мир, по край­ней ме­ре, его точ­но рас­ска­зыва­ют со дня ос­но­вания шко­лы. Так, ка­кие у те­бя се­год­ня ус­пе­хи?

— Не знаю, — по­жима­ет пле­чами Гер­ми­она, — ка­жет­ся, ни­каких.

— Не ле­нись. Чем рань­ше…

— Да-да-да, я пом­ню! Но па­мять не воз­вра­ща­ет­ся ко мне по же­ланию. Обыч­но бы­ва­ет ка­кой-то тол­чок, ко­торый за­пус­ка­ет ка­кое-то вос­по­мина­ние, а по­том ни­точ­ка по ни­точ­ке на­низы­ва­ют­ся дру­гие. Пом­нишь, не­дав­но к тво­ей ма­ме при­ходи­ла ка­кая-то жен­щи­на, у нее бы­ли та­кие тя­желые ду­хи, слад­кие и тер­пкие? Их аро­мат на­пом­нил мне о мо­ей те­те, в са­ду ко­торой рос сорт роз с поч­ти та­ким же за­пахом, а даль­ше я вспом­ни­ла мис­сис Ро­залин Эбер­харт, на­шу со­сед­ку, у нее еще бы­ла та­кая смеш­ная ма­лень­кая со­бака с ки­тай­ским име­нем, а по­том Чжоу Чанг, в ко­торую был влюб­лен Гар­ри на пя­том кур­се.

Дра­ко ус­ме­ха­ет­ся. Стран­ные ас­со­ци­ации — под­ружка Пот­те­ра и со­бачон­ка.

— М-да, прин­цип я по­нял. А ес­ли… ес­ли ты так и не вспом­нишь все? Ты не бо­ишь­ся? — он ис­пы­ту­юще смот­рит на де­вуш­ку.

— Ес­ли не вер­нется па­мять, я так и ос­та­нусь по­лука­лекой, — не­весе­ло от­ве­ча­ет де­вуш­ка, — а бо­юсь ли я? Да — по­тому что ты да­же не пред­став­ля­ешь, ка­ково это — не знать, кто ты та­кая, что ты де­ла­ешь в этом мес­те, кто эти лю­ди ря­дом с то­бой. Ког­да вок­руг те­бя хо­ровод лиц и ни од­но из них те­бе нез­на­комо, но все те­бя зна­ют. И пус­то­та в ду­ше. И в то же вре­мя я от­ку­да-то знаю, что все сде­лала пра­виль­но, и ког­да при­дет вре­мя, я все вспом­ню!

Дра­ко не­оп­ре­делен­но ки­ва­ет. Ин­те­рес­но, а что дей­стви­тель­но про­изой­дет, ес­ли Грей­нджер не вспом­нит ни­чего важ­но­го, нуж­но­го Лор­ду?

Во­об­ще, он до сих пор не мо­жет взять в толк, за­чем она Ему? Гос­по­дин не мо­жет не по­нимать, что шанс на ре­аль­ное вос­ста­нов­ле­ние па­мяти не­велик, ес­ли вспом­нить, в ка­ких ус­ло­ви­ях она нак­ла­дыва­ла на се­бя зак­лятье. Ес­ли Ему нуж­ны све­дения о Пот­те­ре и его ка­ком-то там хре­новом Ор­де­не, вряд ли Грей­нджер сог­ла­сит­ся доб­ро­воль­но все рас­ска­зать, да­же ес­ли Дра­ко бу­дет ей день и ночь вдал­бли­вать мысль о том, что на­до пре­зирать гряз­нокро­вок, обо­жать Тем­но­го Лор­да до искр в гла­зах и сроч­но всту­пить в ря­ды Его вер­ных пос­ле­дова­телей. Как, ска­жите на ми­лость, это сде­лать, ес­ли са­ма Грей­нджер — гряз­нокров­ка и зна­ет об этом?! А ес­ли она не сог­ла­сит­ся (точ­но не сог­ла­сит­ся, это же Грей­нджер), то Лорд по­лучит ми­лень­кое по­лурас­те­ние, ко­торое вряд ли ему бу­дет нуж­но в даль­ней­шем. Им­пе­ри­усы с Кру­ци­ату­сом, зна­ете ли, неп­ри­ят­ная вещь. Осо­бен­но в соль­ном ис­полне­нии Тем­но­го Лор­да. Осо­бен­но ес­ли силь­ные ма­ги соп­ро­тив­ля­ют­ся им изо всех сил.

Но с дру­гой сто­роны, Гос­по­дин как буд­то бы и не го­рит нес­терпи­мым же­лани­ем при­жать к стен­ке Пот­те­ра че­рез нее, хо­тя воз­можность бы­ла и ос­та­ет­ся. Нет, Ему нуж­но что-то дру­гое, что-то бо­лее изощ­ренное, да­леко иду­щее. Как па­ук, Он пле­тет па­ути­ну Сво­их пла­нов, не пос­вя­щая в них ни­кого, и Грей­нджер иг­ра­ет в них не пос­леднюю роль, пусть и не в свя­зи с Пот­те­ром, в этом Дра­ко уве­рен.

— Лад­но. Про­гулять­ся не хо­чешь?

— Ко­неч­но, хо­чу. А ку­да? Да­леко? — ожив­ля­ет­ся де­вуш­ка.

— В го­родок Литл-Хал­тон, это не­дале­ко от Ман­честе­ра.

— А что там те­бе нуж­но?

— По­руче­ние Лор­да. И одень­ся по-маг­лов­ски.

«По­чему-то Он ве­лел взять те­бя с со­бой. По­чему? Это слиш­ком рис­ко­ван­но. Кто-ни­будь уви­дит. А мо­жет и нуж­но, что­бы кто-то уви­дел? Но за­чем? Я ско­ро свих­нусь от бес­ко­неч­ных и, глав­ное, бе­зот­ветных за­чем и по­чему!»

В сво­ей ком­на­те Гер­ми­она быс­тро пе­ре­оде­ва­ет платье на джин­сы, теп­лый сви­тер, на­киды­ва­ет паль­то и бук­валь­но сле­та­ет вниз. Дра­ко уже го­тов и сто­ит у лес­тни­цы с не­боль­шим свер­тком в ру­ках. Де­вуш­ка нем­но­го удив­ленно раз­гля­дыва­ет пар­ня. Он в тем­ных джин­сах, си­нем сви­тере, по­верх чер­ная рас­стег­ну­тая кур­тка с вы­соким во­ротом. Ка­кой-то стран­ный в этой одеж­де. Она при­вык­ла ви­деть его в ман­ти­ях, смо­кин­ге, кос­тю­мах, ли­бо в стро­гой до­маш­ней одеж­де, ко­торая нем­но­гим от­ли­чалась от офи­ци­оз­ных оде­яний. А сей­час, оде­тый так, он ка­жет­ся та­ким… прос­тым, близ­ким? Гер­ми­она от­ча­ян­но крас­не­ет от этой мыс­ли и спо­тыка­ет­ся на пос­ледней сту­пень­ке лес­тни­цы, Дра­ко вы­рази­тель­но пос­ту­кива­ет по ци­фер­бла­ту сво­их ча­сов.

— А что мы там бу­дем де­лать?

— Я от­дам вот это од­но­му че­лове­ку и за­беру у не­го кое-что.

— А что это?

— Неч­то важ­ное.

— Гос­по­ди, ка­кие тай­ны.

— Без это­го нель­зя. Идем?

— Идем!

Хло­па­ют тя­желые две­ри, сне­жин­ки вмиг об­лепля­ют рес­ни­цы.

— Дер­жись за мою ру­ку.

— Ой, Др…а-а-ко-о-о! Я ду­мала, мы бу­дем транс­грес­си­ровать! Пре­дуп­реждать же на­до, что ты со­бира­ешь­ся че­рез пор­тал! Кста­ти, где он?

Дра­ко с до­воль­ной улыб­кой вы­пус­ка­ет ру­ку Гер­ми­оны.

— Вот.

— Что вот?

— Пор­тал — мой пер­стень.

Он по­казы­ва­ет не­довер­чи­во хму­рящей­ся де­вуш­ке мас­сивный се­реб­ря­ный пер­стень, ук­ра­шен­ный ло­бас­той ска­лящей­ся го­ловой вол­ка с яр­ки­ми огонь­ка­ми изум­ру­дов вмес­то глаз.

— Но пор­та­лы мо­гут быть толь­ко од­но­разо­выми, раз­ве нет?

— Нет, не всег­да. Мой пер­стень за­чаро­ван имен­но на мно­гок­ратные пе­реме­щения сво­его вла­дель­ца. Ко­неч­но, не в не­из­вес­тное мес­то, а в то, где он уже бы­вал и мо­жет чет­ко пред­ста­вить се­бе кар­ти­ну. Но воз­вра­щение всег­да бу­дет толь­ко до­мой, в Мал­фой-Ме­нор.

— Ин­те­рес­но, — тя­нет де­вуш­ка, раз­гля­дывая пер­стень, — а по­чему волк?

— Волк — на гер­бе на­шего ро­да, — по­жима­ет пле­чами Дра­ко, ози­ра­ясь по сто­ронам, — а этот пер­стень уже ве­ков пять, ес­ли не боль­ше, пе­реда­ет­ся в на­шей семье от от­ца к сы­ну. Па­па тор­жес­твен­но вру­чил мне его пос­ле сем­надца­тиле­тия со все­ми по­доба­ющи­ми сло­вами и на­путс­тви­ями. Кста­ти, ес­ли хо­чешь знать, у ма­мы то­же есть та­кой же, толь­ко с сап­фи­рами и, ко­неч­но, по­изящ­нее, на жен­скую ру­ку. И он, ес­тес­твен­но, то­же ко­чу­ет из ве­ка в век, пе­рехо­дя от свек­ро­ви к не­вес­тке в день свадь­бы. Слу­шай, мы дол­го бу­дем тор­чать в этой под­во­рот­не?

Гер­ми­она ози­ра­ет­ся по сто­ронам. Тем­но­вато, гряз­но­вато, сы­рова­то. Здесь сне­га нет, но хо­лод­но, и ле­дяной ве­тер без­жа­лос­тно треп­лет во­лосы, но­ровя заб­рать­ся под кур­тку и унес­ти теп­ло.

— Ты же сам ув­лекся ро­довы­ми пре­дани­ями. Идем, а ку­да?

— За мной.

Они пе­рехо­дят ули­цу, идут вдоль нее, за­тем ка­кой-то пе­ре­улок, сно­ва ули­ца, уз­кая и кри­вая, как чер­вяк, не­веро­ят­но гряз­ная, зах­ламлен­ная, как буд­то лю­ди на ней не жи­вут, а лишь бро­са­ют му­сор. Дра­ко мор­щится, об­хо­дя ку­чу гни­лых ово­щей, Гер­ми­она взвиз­ги­ва­ет, ед­ва не нас­ту­пив на длин­ный го­лый хвост весь­ма упи­тан­ной кры­сы, ско­рее сма­хива­ющей на рас­кор­млен­но­го чер­но­го по­росен­ка. Та злоб­но пос­верки­ва­ет бу­син­ка­ми глаз и очень не­охот­но ус­ту­па­ет до­рогу.

— Что это за мес­то?

— Ни­ког­да не ин­те­ресо­вал­ся, но здесь лав­ка то­го че­лове­ка, к ко­торо­му мы идем.

— Чем он, ин­те­рес­но, тор­гу­ет? Яб­лочны­ми ог­рызка­ми и ба­нано­выми шкур­ка­ми? Кры­сины­ми хвос­та­ми? Дра­конь­им на­возом? Ф-у-у, ну и вонь!

— Луч­ше те­бе это­го не знать.

Дра­ко вдруг рез­ко сво­рачи­ва­ет на­лево. Там, сре­ди длин­но­го ря­да уны­ло-се­рых од­но­тип­ных до­мов об­на­ружи­ва­ет­ся втис­ну­тый меж­ду ни­ми вет­хий до­мик из крас­но­го кир­пи­ча с ос­трой кры­шей, из тру­бы ко­торо­го клу­бами ва­лит чер­ный дым. Дра­ко тя­нет древ­нюю рас­сохшу­юся дверь на се­бя, та от­зы­ва­ет­ся от­ча­ян­ным скри­пом. Па­рень и де­вуш­ка ос­то­рож­но вхо­дят в тем­ную, про­пах­шую чем-то от­вра­титель­но тух­лым и кис­лым ком­на­ту. По уг­лам и по­тол­ку вь­ет­ся тя­желая лип­кая па­ути­на. На пол­ках сто­ят уз­ко­гор­лые кув­ши­ны с изог­ну­тыми руч­ка­ми, тя­желые ста­рин­ные ве­сы, мут­ные, поб­лески­ва­ющие из­нутри зелья в склян­ках и кол­бах. И еще на жер­дочках и в мно­гочис­ленных клет­ках то ли чу­чела птиц, то ли нас­то­ящие пти­цы, вы­тянув­шие го­ловы или на­хох­ливши­еся и пос­верки­ва­ющие круг­лы­ми гла­зами. Нет, все-та­ки чу­чела, ка­жет­ся. Ина­че они бы под­ня­ли крик.

Гер­ми­она не­воль­но за­дер­жи­ва­ет ды­хание и ежит­ся, дер­жась поб­ли­же к сво­ему спут­ни­ку. Дра­ко дер­га­ет за ко­локоль­чик вы­зова, сви­са­ющий над пок­ры­той раз­во­дами трес­нувшей вит­ри­ной, в ко­торой что-то ше­велит­ся и хлю­па­ет. Из глу­бины лав­ки по­яв­ля­ет­ся ста­руха в чер­ной ман­тии. Гер­ми­она не сом­не­ва­ет­ся, что чер­ная она толь­ко из-за гря­зи, а на са­мом де­ле ее из­на­чаль­ный цвет был дру­гой. Ста­руха ху­да, как пал­ка, ее ли­цо выг­ля­дыва­ет из-под ог­ромной шля­пы, слов­но пти­ца из дуп­ла.

— Че­го на­до? — го­лос ста­рухи ей под стать, то­же ка­кой-то гряз­ный, кар­ка­ющий, хри­пучий.

— Я от Не­го. Он ве­лел пе­редать….

Не в си­лах боль­ше тер­петь вонь, Гер­ми­она выс­ка­кива­ет на ули­цу и жад­но ды­шит, нас­лажда­ясь аро­мата­ми гни­юще­го му­сора. По срав­не­нию с тем, как пах­ло в этой лав­ке, му­сор прос­то бла­го­уха­ет фран­цуз­ски­ми ду­хами. Ми­нут че­рез пять точ­но так же стре­митель­но вы­ходит Дра­ко и, как она пе­ред этим, глу­боко взды­ха­ет, слов­но не ды­шал все пять ми­нут.

— Уф-ф, я уж ду­мал, за­дох­нусь.

К ужа­су Гер­ми­оны, вслед за ним на ули­цу вы­пол­за­ет оби­татель­ни­ца га­дос­тной но­ры.

— Что, дет­ки, не нра­вит­ся?

— Э-э, ну что вы? Все в по­ряд­ке, — кри­вит­ся Дра­ко.

— В по­ряд­ке, го­воришь? Хе-хе-хе, я-то ви­жу, ка­ково оно, ког­да все в по­ряд­ке. А у те­бя, арис­токра­тик, ни­чего не в по­ряд­ке. Ты и сам не зна­ешь, как все обер­нется, вер­но? И там страш­но, и здесь бо­яз­но, под­жилки-то тря­сут­ся, а, тря­сут­ся? И от­ту­да не от­пуска­ет, и сю­да ма­нит. Ду­ша на­попо­лам раз­ры­ва­ет­ся, ты сам се­бя иног­да бо­ишь­ся, так ведь, а?

Гер­ми­оне ста­новит­ся по-нас­то­яще­му страш­но. Ста­руха крив­ля­ет­ся, слов­но па­яц, раз­ма­хивая ши­роки­ми ру­кава­ми ман­тии, ко­торая при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­залась се­рой в чер­ную по­лос­ку (она все-та­ки бы­ла пра­ва нас­чет гря­зи), в про­межут­ках меж­ду фра­зами бор­мо­чет что-то сов­сем нев­нятное и то и де­ло опа­ля­ет Гер­ми­ону жут­ки­ми взгля­дами уди­витель­но мо­лодых яр­ко-жел­тых глаз на мор­щи­нис­том смуг­лом ли­це.

— Дра­ко, идем! — тя­нет Гер­ми­она пар­ня, ко­торый по­чему-то сто­ит стол­бом, ус­та­вив­шись на эту ста­руху так, слов­но она его не­ког­да по­теряв­ша­яся род­ная ба­буш­ка.

— Он пой­дет, еще как пой­дет, да­же не сом­не­вай­ся. До­рога пе­ред ним, страш­ная, да ко­рот­кая, и ты, ми­лоч­ка, вслед за ним то­же пой­дешь, да-да. Да толь­ко не­дол­го, ох, как не­дол­го бу­дет-то все…. В шел­ка и бар­хат оде­нешь­ся, да стра­хом уку­та­ешь­ся, изум­ру­ды и ал­ма­зы на те­бе зас­верка­ют, да сле­зы яр­че и чи­ще бу­дут блес­теть. Вол­ки до­бычи сво­ей не упус­ка­ют, да вол­чо­нок один ос­та­нет­ся!

Гер­ми­она ле­дене­ет от не­понят­ных, по­лубе­зум­ных, ли­шен­ных смыс­ла слов ста­рухи, чувс­твуя, что хо­лод ян­вар­ско­го дня все-та­ки про­ник под кур­тку, вы­моро­зил сер­дце, сжал его в ма­лень­кий, от­ча­ян­но сту­чащий ко­мочек. О чем го­ворит эта су­мас­шедшая? Она что, про­види­ца? И ес­ли это так, что это за на­меки, ту­ман­ные пре­дос­те­реже­ния?

За­гип­но­тизи­рован­ной де­вуш­ке уже ка­жет­ся, что это не ста­руха кру­жит вок­руг них, а кар­ка­ет се­рая во­рона с ян­тарны­ми злы­ми гла­зами, шум­но хло­пая крыль­ями. Кто-то силь­но встря­хива­ет ее за пле­чо.

— Гер­ми­она, оч­нись, слы­шишь? Идем, Гер­ми­она! Плюнь на эту ду­ру, она все врет!

Кто-то ее та­щит прочь от ста­рой во­роны, от этой гряз­ной ули­цы, чья-то теп­лая ру­ка креп­ко сжи­ма­ет ее ле­дяную.

А ста­руха хри­пит им вслед, спе­шащим, уже не слы­шащим:

— Ста­рая Нор­на не лжет и не оши­ба­ет­ся, нет, де­точ­ки, ни­ког­да не оши­ба­ет­ся. Вот так же и по жиз­ни вмес­те пой­де­те, но ко­рот­ким и страш­ным бу­дет путь, а вол­чонку ва­шему ту­го при­дет­ся на этом све­те без вас…

Гер­ми­она и Дра­ко при­ходят в се­бя в доб­рых нес­коль­ких ули­цах от то­го мес­та. Де­вуш­ка тря­сущи­мися гу­бами спра­шива­ет у блед­но­го пар­ня:

— К-кто это?

— По­нятия не имею. Мне бы­ло ве­лено толь­ко пе­редать свер­ток и заб­рать то, что да­дут за не­го.

В ру­ках Дра­ко ма­лень­кая се­реб­ря­ная та­бакер­ка, крыш­ка ко­торой ук­ра­шена тон­ки­ми при­чуд­ли­выми узо­рами. Он кру­тит ее в ру­ках, ос­матри­ва­ет со всех сто­рон, по­том кла­дет в кар­ман кур­тки. Гер­ми­она прис­ло­ня­ет­ся к сте­не и прик­ры­ва­ет гла­за. Сер­дце до сих пор бь­ет­ся так, слов­но хо­чет выр­вать­ся из гру­ди, а во рту су­хо и про­тив­ный вкус кро­ви от про­кушен­ной гу­бы.

— Пош­ли, выпь­ем че­го-ни­будь.

Де­вуш­ка бла­годар­но ки­ва­ет и еле пе­рес­ту­па­ет ват­ны­ми но­гами вслед за Дра­ко, ко­торый при­водит ее в ма­лень­кий у­ют­ный рес­то­ран­чик, ра­зитель­но от­ли­ча­ющий­ся от то­го мес­та, где они не­дав­но бы­ли. Рес­то­ран, ес­тес­твен­но, вол­шебный и, ес­тес­твен­но, бе­шено до­рогой. Они уса­жива­ют­ся за сто­лик в по­лупус­том за­ле, офи­ци­ант при­нима­ет за­каз и ис­че­за­ет так быс­тро, слов­но транс­грес­си­ровал. Гер­ми­она по­тира­ет озяб­шие ла­дони, ки­да­ет ос­то­рож­ный взгляд на Дра­ко. Тот все еще бле­ден, мол­ча­лив и выг­ля­дит так, слов­но толь­ко что ис­пы­тал ог­ромное пот­ря­сение. Она ти­хонь­ко взды­ха­ет, ог­ля­дыва­ет­ся по сто­ронам, от­ме­чая стро­гую сдер­жанность и вмес­те с тем изя­щес­тво об­ста­нов­ки, до ме­лочей про­думан­ный ин­терь­ер, выш­ко­лен­ных офи­ци­ан­тов, нес­лышны­ми те­нями сколь­зя­щих по за­лу. И от­ку­да этот рес­то­ран взял­ся в этом ма­лень­ком го­родиш­ке? Мно­го ли здесь жи­вет вол­шебни­ков, спо­соб­ных поз­во­лить се­бе в нем обед? Мог­ла ли она са­ма ког­да-то прос­то зай­ти сю­да и прос­то вы­пить чаш­ку ко­фе? Она че­рес­чур быс­тро при­вык­ла к то­му, что ок­ру­жа­ет ее с не­дав­них пор: к ми­ру бо­гатс­тва, к древ­ним ро­довым зам­кам, к при­емам и ба­лам, к рос­кошной одеж­де и дра­гоцен­ностям. Но те­перь ее час­тень­ко за­нима­ют мыс­ли: ка­кой бы­ла ее жизнь ДО ЗАК­ЛЯТЬЯ? То, что она вспом­ни­ла, сов­сем не пе­ресе­ка­ет­ся с тем, что она ви­дит сей­час. Слов­но два со­вер­шенно раз­ных ми­ра, от­ра­жа­ющих­ся в вол­шебном фо­наре ее па­мяти, блуж­да­ющей с ним в по­тем­ках.

И хо­тя она твер­до убеж­де­на, что в ее НАС­ТО­ЯЩЕЙ жиз­ни не бы­ло зам­ков и при­емов, но тем не ме­нее, по­ража­ет­ся са­мой се­бе, сво­им ощу­щени­ям, ког­да зер­ка­ло в Зо­лотых по­ко­ях от­ра­жа­ет де­вуш­ку с си­яющи­ми гла­зами в лег­ком неж­ном ши­фоне или тя­желом шел­ке рос­кошных ве­чер­них на­рядов, ко­торая кру­жит­ся и при­седа­ет в шут­ли­вом ре­веран­се пе­ред эль­фи­хой с бу­лав­ка­ми или рас­ческой в ру­ке. По­хожа ли ЭТА Гер­ми­она на ТУ, гриф­финдор­ку-от­лични­цу, по сло­вам Дра­ко, луч­ши­ми друзь­ями ко­торой бы­ли Гар­ри Пот­тер и Рон У­из­ли?

Она не­воль­но вздра­гива­ет. По­чему-то, ког­да име­на ее луч­ших дру­зей всплы­ва­ют в па­мяти, ста­новит­ся не­лов­ко, да­же нем­но­го страш­но. Слов­но мел, скри­пящий по дос­ке, или ша­ги в пус­той ком­на­те. Хо­чет­ся ук­рыть­ся ку­да-ни­будь, спря­тать­ся. От ко­го? Или от че­го?

И все рав­но она вспо­мина­ет, ду­ма­ет, раз­мышля­ет. О том, что ее жизнь ДО ЭТО­ГО бы­ла ка­кой-то стран­ной и слов­но… неп­ра­виль­ной? Нет, не неп­ра­виль­ной, но все рав­но не­понят­ной. Все, что она вспом­ни­ла, так или ина­че свя­зано с друзь­ями, об­ра­зы ко­торых еще нем­но­го смут­ны, но она уве­рена, что они бы­ли очень близ­ки.

Толь­ко друзья. Она еще не пом­нит, как зва­ли ее ма­му, от­ца, бы­ли ли у нее братья и сес­тры, а вот дру­зей вспом­ни­ла. Раз­ве это не стран­но?

Гар­ри и Рон.

Она буд­то про­бова­ла име­на на вкус, прис­лу­шива­ясь к се­бе — что от­кли­ка­ет­ся? Чер­но­воло­сый, веч­но рас­тре­пан­ный маль­чиш­ка в круг­лых оч­ках и ры­жий, дол­го­вязый, с рос­сыпью ве­селых вес­ну­шек на под­вижном смеш­ли­вом ли­це.

Рон и Гар­ри, Гар­ри и Рон. Не­уже­ли у нее не бы­ло под­руг?

«Твои вос­по­мина­ния опас­ны» — ска­зал Дра­ко. Чем же они мо­гут быть опас­ны? Это ее друзья. Ее Гар­ри и ее Рон. Теп­ло дру­жес­кой ру­ки и вни­матель­ный взгляд, бес­ша­баш­ное ве­селье и тут же — пос­то­ян­ное нап­ря­жение и тре­вога за маль­чи­шек; тем­ные ко­ридо­ры; гул­ко бь­юще­еся от вол­не­ния, сме­шан­но­го со стра­хом, сер­дце; очень вы­сокий и боль­шой че­ловек с гус­тым доб­рым го­лосом, в до­ме ко­торо­го они пос­то­ян­но бы­вали; ум­ные гла­за стро­гого, но лю­бимо­го про­фес­со­ра: «Мисс Грей­нджер, от вас я это­го не ожи­дала!»; ог­ромная ра­дость: «Гар­ри, Рон, вы це­лы!»

Рой ту­ман­ных вос­по­мина­ний клу­бит­ся у нее в па­мяти, ка­кие-то из них яс­ные и чет­кие, а ка­кие-то сов­сем ми­молет­ные и приз­рачные. Она да­же не ус­пе­ва­ет по­нять, как они выс­каль­зы­ва­ют из го­ловы и ис­че­за­ют, что­бы сно­ва вер­нуть­ся и му­чить сво­ей не­оп­ре­делен­ностью.

Гер­ми­она мед­ленно по­тяги­ва­ет сог­ре­ва­ющий ко­рич­ный кок­тей­ль, Дра­ко по­бал­ты­ва­ет ку­бика­ми ль­да в ста­кане с ог­не­вис­ки.

— Ты как, в по­ряд­ке?

— Да, — от­ры­ва­ет­ся от сво­их раз­ду­мий де­вуш­ка, — а ты?

— То­же ни­чего.

— Ка­кая-то не­нор­маль­ная... Она яс­но­видя­щая?

— От­ку­да я знаю? На­вер­ное, нет. Ес­ли бы это бы­ло так, Лорд уже… впро­чем, не­важ­но. Я ви­жу ее в пер­вый раз. Обыч­но в этой лав­чонке си­дел ста­рик.

— Дра­ко, а что Лор­ду нуж­но от про­видиц? Я слы­шала, твой отец ска­зал, что Он их ищет.

Дра­ко зал­пом до­пива­ет ог­не­вис­ки.

— Ищет.

— Стран­но…

— Что тут стран­но­го? Оче­вид­но, Он хо­чет уз­нать Свою судь­бу.

— Шу­тишь? По-мо­ему, Он Сам тво­рит Свою судь­бу.

— Ни­кому не да­но тво­рить свою судь­бу са­мому, — ти­хо от­ве­ча­ет Дра­ко, не от­ры­вая взгля­да от та­ющей в ста­кане оди­нокой ль­дин­ки, — она пред­на­чер­та­на свы­ше, и мы мо­жем лишь заг­ля­нуть од­ним гла­зом и на од­ну ты­сяч­ную до­лю се­кун­ды в то, что на­писа­но, но точ­ный смысл раз­бе­рем лишь тог­да, ког­да оно свер­шится.

— Ты фа­талист.

— Мо­жет быть.

Гер­ми­она, скло­нив го­лову, пог­ля­дыва­ет на за­думав­ше­гося пар­ня.

— Но тог­да все, что де­ла­ем, мы де­ла­ем по­тому, что дол­жны бы­ли это сде­лать? Каж­дый наш шаг кем-то рас­пи­сан? И ес­ли я в сле­ду­ющую се­кун­ду не пос­тавлю свой ста­кан на стол, а ра­зобью его — это то­же все пре­доп­ре­деле­но?

— Да.

— Но, Дра­ко, та­кого прос­то не мо­жет быть! За­чем тог­да жить, ес­ли зна­ешь, что все в тво­ей жиз­ни рас­став­ле­но по по­лоч­кам? И ког­да ро­дить­ся, и ког­да уме­реть, ког­да влю­бить­ся в пер­вый раз и ког­да от­ра­вить­ся нес­ве­жим пи­рож­ком и по­пасть на боль­нич­ную кой­ку! Это прос­то аб­сур­дно!

— Я не на­вязы­ваю те­бе сво­его мне­ния, — встря­хива­ет упав­шей на гла­за чел­кой Дра­ко, — ты мо­жешь ве­рить во что те­бе угод­но.

— Прос­ти­те, вы слу­чай­но не Дра­ко Мал­фой? — пря­мо над ни­ми раз­да­ет­ся гром­кий рас­ка­тис­тый го­лос.

Гер­ми­она вздра­гива­ет от не­ожи­дан­ности, Дра­ко сме­рива­ет вкли­нив­ше­гося в их раз­го­вор на­хала ле­дяным взгля­дом. Свет­ло­воло­сый па­рень, вы­сокий, ши­рокоп­ле­чий, с силь­ным ак­центом. И по­чему-то его ли­цо смут­но зна­комо.

— Слу­чай­но, да. Это я.

— Вы, на­вер­ное, ме­ня не пом­ни­те, я Фрей­рен Тор­валь­дсен, мы вмес­те от­ды­хали в ла­гере го­да три на­зад. Мою сес­тру зо­вут Фрейя, вы с ней бы­ли друж­ны. Она час­то о вас вспо­мина­ла.

Па­рень что-то еще го­ворит, но Дра­ко глох­нет и не­ме­ет, пус­то­та оку­тыва­ет его се­рым вяз­ким пла­щом, от­ре­зая от все­го ми­ра. Труд­но ды­шать, воз­дух не же­ла­ет про­ходить в лег­кие. А сер­дце зас­ты­ло в гру­ди кус­ком ль­да с ос­тры­ми ко­лючи­ми гра­нями.

Гер­ми­она веж­ли­во ки­ва­ет, тре­вож­но взгля­дывая на Дра­ко. Что это с ним?

А Фрей­рен Тор­валь­дсен, ни­чего не за­мечая, лу­чит­ся ши­рокой улыб­кой.

— На­до же, ка­кая встре­ча! Я сов­сем не ожи­дал встре­тить здесь зна­комых. Хо­тя вы, на­вер­ное, ме­ня не пом­ни­те…

— Нет-нет, я пом­ню… — вы­дав­ли­ва­ет Дра­ко, по­нимая, что на­до что-то ска­зать, не си­деть со­ляным стол­пом.

— Да?

— Ко­неч­но. Ты… вы, ка­жет­ся, на год млад­ше сес­тры?

— Вер­но. Фрейя сей­час за­мужем, вы, на­вер­ное, зна­ете. Не так дав­но я стал дя­дей!

— Поз­драв­ляю.

«Вдох-вы­дох. Так. Еще раз. Уй­ди, уби­рай­ся! Сгинь, что­бы я не ви­дел твои гла­за!!! За­чем ты ме­ня ок­ликнул? Что те­бе от ме­ня на­до?!»

— А я, вер­нее, мы, здесь со­вер­шенно слу­чай­но.

За пле­чом Фрей­ре­на лег­ким си­рене­вым об­лачком воз­ни­ка­ет де­вуш­ка, лас­ко­во при­об­ни­ма­ет за пле­чи и си­яет при­вет­ли­вой улыб­кой.

— Соль­вейг, моя не­вес­та. Здесь жи­вут ее ан­глий­ские родс­твен­ни­ки, вот мы и на­носим ви­зиты веж­ли­вос­ти, так ска­зать.

— Из­ви­ните, он, на­вер­ное, вас сов­сем за­бол­тал. Не прис­та­вай к лю­дям, Фрейр, — Соль­вейг с на­рочи­тым уп­ре­ком дер­га­ет же­ниха за ру­кав.

— Ни­чего, — Гер­ми­она улы­ба­ет­ся в от­вет, — поз­драв­ля­ем вас!

— Спа­сибо. Свадь­ба ско­ро, а до нее столь­ко хло­пот! Кста­ти, приг­ла­ша­ем вас. Тор­жес­тво бу­дет в Ко­пен­га­гене, мы приш­лем приг­ла­шение.

— Что вы, не сто­ит бес­по­ко­ить­ся.

— Ка­кое же это бес­по­кой­ство? — под­ми­гива­ет Фрей­рен, — друзья мо­ей сес­тры — мои друзья. А вы, на­вер­ное, де­вуш­ка Дра­ко?

Гер­ми­она бес­по­мощ­но ог­ля­дыва­ет­ся на мол­ча­щего, слов­но ры­ба, Дра­ко.

— Нет, прос­то….

«А кто мы? Друзья? Или хо­рошие зна­комые? Или чу­жие друг дру­гу лю­ди?»

— Ох, мы же не поз­на­коми­лись! — спох­ва­тыва­ет­ся Фрей­рен под уко­риз­ненный взгляд Соль­вейг, — ну, нас вы уже зна­ете.

— Гер­ми­она.

— Очень при­ят­но, Гер­ми­она.

— И мне то­же.

— Так не за­будь­те, Ко­пен­га­ген, в ап­ре­ле.

— Хо­рошо, мы не за­будем.

Фрей­рен и Соль­вейг ухо­дят, а Гер­ми­она с Дра­ко ос­та­ют­ся.

— Дра­ко?

— …

— Дра­ко, ты ме­ня слы­шишь?

— …

— Дра­ко!

— Что?

— Нам, на­вер­ное, по­ра ид­ти.

— Да, идем…

Глу­бокой за­дум­чи­вос­ти Дра­ко мо­гут по­зави­довать да­же ста­туи. Гер­ми­она, ни­чего не по­нимая, прос­то идет бес­цель­но ря­дом с ним по улоч­кам Литл-Хал­то­на. Яс­но, что сей­час он ни­чего не слы­шит и не ви­дит. Да­же кур­тку не зас­тегнул. Про­низы­ва­ющий се­вер­ный ве­тер еро­шит во­лосы, вы­жима­ет сле­зы из глаз, а Дра­ко не­видя­ще идет впе­ред, слов­но по­забыв обо всем на све­те. Да что же с ним та­кое?!

Гер­ми­она ре­шитель­но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся пос­ре­ди ули­цы. Они, на­вер­ное, в маг­лов­ской час­ти го­род­ка, пус­тынной в это вре­мя дня, лишь про­бега­ют ред­кие спе­шащие про­хожие. Де­вуш­ка рез­ко хва­та­ет пар­ня за ру­кав, ос­та­нав­ли­вая его, и зас­те­гива­ет кур­тку.

— Ты же за­мер­знешь!

— Что?

— Дра­ко, что с то­бой? Что про­изош­ло? Ты мо­жешь мне объ­яс­нить?

— Ни­чего.

— Я же ви­жу, ты сам не свой пос­ле встре­чи с этим Фрей­ре­ном Тор­валь­дсе­ном.

— Я же ска­зал, ни­чего!

Они смот­рят в гла­за друг дру­гу. Она — оза­бочен­но-сер­ди­то, он — так, как буд­то не уз­на­ет.

Гер­ми­она вдруг ос­то­рож­но про­водит хо­лод­ной ла­донью по ще­ке Дра­ко.

— Не хо­чешь го­ворить — не на­до. Толь­ко оч­нись, не ухо­ди ку­да-то да­леко-да­леко.

Пос­те­пен­но, очень и очень мед­ленно, в се­рых гла­зах та­ет ту­ман от­ре­шен­ности.

— Из­ви­ни…

Дра­ко дол­го смот­рит в бес­по­кой­ные ка­рие гла­за, а по­том ос­то­рож­но, слов­но хруп­кую птич­ку, нак­ры­ва­ет ру­кой ла­донь Гер­ми­оны на сво­ей ще­ке, чуть сжи­ма­ет и приз­рачно улы­ба­ет­ся.

— Все в по­ряд­ке. Прав­да.

Де­вуш­ка об­легчен­но взды­ха­ет и пред­ла­га­ет:

— До­мой?

— До­мой!

Они ны­ря­ют в пер­вый по­пав­ший­ся пе­ре­улок. Ру­ка Гер­ми­оны по-преж­не­му в ру­ке Дра­ко. Че­рез се­кун­ду в пе­ре­ул­ке уже ни­кого нет, лишь ве­тер сер­ди­то го­ня­ет су­хие листья и ед­ва слыш­но взвы­ва­ет по­теряв­шим хо­зя­ина псом.

А че­рез нес­коль­ко ми­нут в пе­ре­улок вбе­га­ет за­пыхав­ша­яся де­вуш­ка, пол­нень­кая, об­мо­тан­ная раз­ноцвет­ным по­лоса­тым шар­фом. За ней сле­ду­ет еще бо­лее за­пыхав­ший­ся па­рень.

— Эр­ни, я те­бе точ­но го­ворю — это бы­ла она! И Мал­фой!

— Хан­на, но ты же их не ви­дела в ли­цо, толь­ко со спи­ны… — па­рень тя­жело ды­шит, опи­ра­ясь ру­ками о ко­лени.

— Я уве­рена! Уж Грей­нджер-то я точ­но уз­наю!

— Пос­лу­шай, мы бы­ли да­леко, ты ви­дела толь­ко де­вуш­ку с пыш­ны­ми тем­ны­ми во­лоса­ми, так?

— Это она! А тот то­щий хмырь — Дра­ко Мал­фой! Те­бе, Эр­ни, по­ра ку­пить оч­ки, ско­ро ты и ме­ня пе­рес­та­нешь уз­на­вать.

— Хан­на! — сто­нет па­рень, — я прек­расно ви­жу и сей­час уве­рен — это бы­ла не Гер­ми­она Грей­нджер. Ма­ло ли, у мно­гих де­вушек та­кие же во­лосы.

— Эр­ни, ты во­об­ще ме­ня слы­шишь? Это. Точ­но. Бы­ла. Она! Вмес­те. С Мал­фо­ем!!!

— Ты прос­то го­родишь че­пуху. Ес­ли, дей­стви­тель­но, пред­ста­вить на ми­нуту, что это бы­ла Гер­ми­она, то ря­дом с ней ни­как не мог быть Мал­фой! Ты что, с ума сош­ла? Не пом­нишь, как они друг дру­га не­нави­дели? А эти двое поч­ти об­ни­мались. К то­му же, они бы­ли оде­ты как маг­лы. Это и бы­ли са­мые обыч­ные маг­лы.

— Ну да, во­об­ще-то в это труд­но по­верить. Но это бы­ли не маг­лы, а Грей­нджер и Мал­фой! — уп­ря­мо то­па­ет но­гой Хан­на.

— Нет.

— Да!

— Нет!

— Да!

— О, Мер­лин Все­могу­щий, Хан­на, ты не­воз­можна! Лад­но, я с то­бой сог­ла­шусь, что­бы не пор­тить се­бе нер­вы. Но за­пом­ни — мы ни­чего не ска­жем Гар­ри и Ро­ну, по­няла?

— Это еще по­чему?

— Во-пер­вых, это мог­ли быть и не Грей­нджер с Мал­фо­ем. Да, Хан­на, и по­мол­чи ми­нут­ку, по­жалуй­ста. Во-вто­рых, вспом­ни, в ка­ком Пот­тер и У­из­ли сей­час сос­то­янии. Да они те­бя на ку­соч­ки ра­зор­вут, ес­ли ты прос­то об­молвишь­ся, что их дра­гоцен­ная Гер­ми­она об­ни­малась пря­мо пос­ре­ди ули­цы с По­жира­телем Смер­ти Дра­ко Мал­фо­ем.

По­раз­мыслив, Хан­на сог­ла­ша­ет­ся.

— Лад­но, Эр­ни, но я все-та­ки уве­рена…

— Вот и хо­рошо, но дер­жи эту уве­рен­ность при се­бе. Дог­нать их мы все рав­но не су­мели и уз­нать ни­чего не смо­жем. Так что луч­ше дер­жать язык за зу­бами.

Хан­на и Эр­ни вы­ходят из пе­ре­ул­ка.

«Я го­това пос­по­рить на все, что угод­но, но это бы­ли Грей­нджер и Мал­фой!» — уп­ря­мо шеп­чет се­бе под нос Хан­на, — «и они не прос­то об­ни­мались, а поч­ти це­лова­лись пос­ре­ди ули­цы. И имен­но этим мож­но объ­яс­нить та­инс­твен­ное ис­чезно­вение Грей­нджер».


* * *


Гер­ми­она с до­садой зак­ры­ва­ет дверь пус­той ком­на­ты Дра­ко. Ну и где он? Ска­зал ей прий­ти пос­ле обе­да, а са­мого нет. Мо­жет быть, он в биб­ли­оте­ке? Она мед­ленно идет к лес­тни­це и за по­воро­том ед­ва не про­ходит сквозь Фи­ону.

— Фиа, не зна­ешь, где Дра­ко?

— Опять в За­ле Вос­по­мина­ний, — взды­ха­ет приз­рак, — в пос­леднее вре­мя он час­то там бы­ва­ет. Слиш­ком час­то.

— А что здесь та­кого? — не­пони­ма­юще спра­шива­ет де­вуш­ка.

— Он еще сов­сем мо­лод, а пы­та­ет­ся вер­нуть­ся ту­да, ку­да нель­зя вер­нуть­ся. Нель­зя жить прош­лым. То, что бы­ло ког­да-то, дав­но прош­ло, на­до жить и ид­ти даль­ше. Но его слиш­ком цеп­ко дер­жат вос­по­мина­ния, хо­тя в них и нет ни­чего осо­бен­но­го.

— Зна­чит, вос­по­мина­ния? Но, Фиа, раз­ве че­ловек — это не сум­ма вос­по­мина­ний? Мы ведь нич­то без них и по­теря­ны, ес­ли не пом­ним, кто нас лю­бил, и ко­го мы лю­били.

— Я знаю, де­воч­ка моя, но это еще не все. Пе­ред ва­ми ле­жит бу­дущее, и смот­реть на­до в не­го, а не ог­ля­дывать­ся на­зад в по­ис­ках ут­ра­чен­но­го.

Фи­она ка­ча­ет го­ловой.

— Иди к не­му, зай­ми чем-ни­будь, ска­жи что-ни­будь, пусть да­же ехид­ное или обид­ное, лишь бы он как мож­но ре­же за­ходил в этот прок­ля­тый зал. И за­чем толь­ко Эд­мунд при­думал его?

Гер­ми­она взбе­га­ет по лес­тни­це на чет­вертый этаж. Так, по­ворот нап­ра­во, в ко­ридо­ре с гер­бом, ка­жет­ся, и на­ходит­ся этот Зал Вос­по­мина­ний. Дра­ко упо­минал о нем па­ру раз, не уг­лубля­ясь в разъ­яс­не­ния.

Она не­реши­тель­но при­от­кры­ва­ет од­ну створ­ку, заг­ля­дыва­ет внутрь и не мо­жет сдер­жать воз­глас изум­ле­ния. Она ожи­дала уви­деть обыч­ную ком­на­ту, на­вер­ня­ка, рос­кошно об­став­ленную, как и все в этом зам­ке, но ни­как не изум­рудно-зе­леную до­лину с не­высо­кими круг­лы­ми хол­ма­ми, прос­ти­ра­ющу­юся до са­мого го­ризон­та, окай­млен­но­го зо­лотис­той гря­дой лег­ких об­ла­ков. То тут, то там вид­ны не­боль­шие ро­щицы, а да­леко сле­ва поб­лески­ва­ет зер­каль­ной гладью во­ды ма­лень­кое, поч­ти круг­лое озе­ро, за­рос­шее ив­ня­ком, и спра­ва то­же озе­ро, толь­ко по­боль­ше, вы­тяну­тое в дли­ну, и из не­го вы­тека­ет звон­кий ру­че­ек.

Гер­ми­она в вос­хи­щении ша­га­ет за по­рог. Тра­ва сов­сем как нас­то­ящая, мяг­кая, прох­ладная, ще­кочет но­ги. Де­вуш­ка чувс­тву­ет теп­ло яр­ко­го лет­не­го сол­нца на ко­же. Слыш­но, как ще­бечут пти­цы, и пос­висты­ва­ет в ка­мышах лег­кий ве­терок. И еще впле­та­ют­ся ка­кие-то зву­ки, ед­ва слыш­ные, ти­хие. Ка­кое вол­шебное мес­то!

Ока­зыва­ет­ся, она сто­ит в до­лине (а дверь за ее спи­ной так и ос­та­лась!), впе­реди холм, по по­лого­му бо­ку ко­торо­го взбе­га­ет еле за­мет­ная тро­пин­ка. Она, не раз­ду­мывая, взби­ра­ет­ся по ней, дер­жа в ру­ках туф­ли и с удо­воль­стви­ем чувс­твуя бо­сыми но­гами по­калы­ва­ющие тра­вин­ки. А на са­мой вер­хушке хол­ма, пря­мо на тра­ве, скрес­тив но­ги, си­дит Дра­ко. Де­вуш­ка ук­радкой рас­смат­ри­ва­ет пар­ня, по­ка он ее не за­метил. Он то­же бо­сиком, в свет­лых брю­ках и бе­лой ру­баш­ке с рас­стег­ну­тым во­ротом, во­лосы рас­тре­пались от вет­ра. Сей­час, ког­да он на­еди­не с са­мим со­бой, его ли­цо сов­сем дру­гое — нет сле­дов то­го стран­но­го нап­ря­жения, ко­торое она всег­да за­меча­ет, бро­ви не хму­рят­ся, и в гла­зах нет оза­бочен­ности, он яс­но улы­ба­ет­ся, слов­но с го­ловой ушел ку­да-то да­леко ту­да, где нет ни­каких тре­вог. И весь он ка­кой-то рас­слаб­ленный и… счас­тли­вый? Нет, не счас­тли­вый, а слов­но ло­вит от­блес­ки бы­лого счастья, на­вер­ное, то­го, как ска­зала Фи­она, что бы­ло ког­да-то и дав­но прош­ло. Дра­ко выг­ля­дит сов­сем маль­чиш­кой, впро­чем, ведь он и есть маль­чиш­ка, ему, как и ей, не­пол­ных де­вят­надцать. Но по­чему ка­жет­ся, что он стар­ше сво­их лет, как буд­то быс­тро ле­тящее вре­мя уно­сит его на сво­их крыль­ях, преж­девре­мен­но га­сит блеск глаз и сги­ба­ет пле­чи?

Дра­ко на­конец за­меча­ет де­вуш­ку, и его бро­ви взле­та­ют вверх, а ли­цо при­нима­ет обыч­ное бесс­трас­тное вы­раже­ние.

— Грей­нджер? Ты что здесь де­ла­ешь?

— Но ты же сам ска­зал — прий­ти к те­бе. Я и приш­ла.

— Тролль по­бери, сов­сем за­был! Из­ви­ни. Как ты ме­ня наш­ла?

— Фи­она под­ска­зала. Дра­ко, что это за мес­то? — де­вуш­ка уса­жива­ет­ся на тра­ву ря­дом с ним.

— Зал Вос­по­мина­ний, — Дра­ко при­щури­ва­ет­ся и под­став­ля­ет ли­цо сол­нцу, — его при­думал мой пра­дед Эд­мунд.

— Но ведь это не зал.

— На са­мом де­ле зал — обык­но­вен­ная ком­на­та, пус­тая, а по­сере­дине ред­чай­ший при­род­ный крис­талл, на ко­торый на­ложе­ны со­от­ветс­тву­ющие зак­лятья.

— Ка­кие?

— М-м-м, как бы те­бе объ­яс­нить? Гру­бо го­воря, ком­на­та, то есть крис­талл, нас­тра­ива­ют­ся на эмо­ции вхо­дяще­го в нее че­лове­ка и вос­созда­ют ту ат­мосфе­ру, в ко­торой ему при его сос­то­янии бу­дет на­ибо­лее ком­фор­тно. При по­мощи ком­на­ты мож­но ока­зывать­ся в тех мес­тах, в ко­торых ты ис­пы­тывал силь­ные чувс­тва, по­нима­ешь? Впро­чем, мож­но соз­дать да­же аб­со­лют­но фан­тасти­чес­кую об­ста­нов­ку. Это что-то вро­де Ому­та Па­мяти, толь­ко слег­ка мо­дифи­циро­ван­но­го.

— Как ин­те­рес­но! — ок­ругля­ет гла­за Гер­ми­она, — а сей­час мы где?

Дра­ко от­во­рачи­ва­ет­ся и смот­рит вниз в до­лину.

— В Озер­ном Крае. Мы при­ез­жа­ли сю­да поч­ти каж­дое ле­то до мо­его пос­тупле­ния в Хог­вартс.

Толь­ко тут Гер­ми­она по­нима­ет, что до­нося­щи­еся из до­лины зву­ки — это го­лоса лю­дей, и за­меча­ет их са­мих. Муж­чи­на, жен­щи­на и маль­чик лет се­ми-вось­ми. Жен­щи­на си­дит на рас­сте­лен­ном на тра­ве го­лубом пок­ры­вале и наб­лю­да­ет за му­жем и сы­ном, ко­торые на­пере­гон­ки вы­пус­ка­ют из сво­их вол­шебных па­лочек проз­рачные, пе­рели­ва­ющи­еся ра­дуж­ны­ми крас­ка­ми пу­зыри вро­де мыль­ных. У маль­чи­ка они по­луча­ют­ся ог­ромны­ми, но у муж­чи­ны — кра­сивее и яр­че. Жен­щи­на улы­ба­ет­ся и то­же вы­пус­ка­ет из сво­ей це­лую стаю круг­лых ра­дуг. Ее пу­зыри пля­шут в воз­ду­хе, соз­да­ют ка­кой-то узор, по­том ра­зом ло­па­ют­ся и выб­рызги­ва­ют стаю раз­ноцвет­ных ба­бочек. Маль­чик вос­хи­щен­но пы­та­ет­ся пой­мать од­ну из них, но вот уже вмес­то ба­боч­ки цве­ток, ко­торый осы­па­ет­ся горстью ле­пес­тков.

— Это вы? — ти­хо спра­шива­ет Гер­ми­она.

Дра­ко ут­верди­тель­но ки­ва­ет и, ра­зом стрях­нув оце­пене­ние, на­поми­на­ет о це­ли ее при­хода:

— Кста­ти, это бу­дет по­лез­но и для те­бя. По­пытай­ся по­луч­ше вспом­нить Хог­вартс, все-та­ки пос­тупле­ние в не­го бы­ло од­ним из силь­ней­ших впе­чат­ле­ний на­шей жиз­ни.

Гер­ми­она пос­лушно прик­ры­ва­ет гла­за и ста­ра­ет­ся вспом­нить. Что на этот раз?

Па­ровоз, ис­пуска­ющий клу­бы ды­ма, шум­ная раз­но­голо­сая тол­па школь­ни­ков в ман­ти­ях, мрач­ное озе­ро с чер­ны­ми во­дами, за­мок на ска­ле. Вы­сокий, с ос­тры­ми шпи­лями и мно­гочис­ленны­ми ба­шен­ка­ми. И ог­ромные вход­ные две­ри… А что даль­ше? Ну же, вспо­минай! Но в го­лове опять все за­вола­кива­ет се­рый ту­ман, и на­чина­ет ныть ви­сок. Так бы­ва­ет всег­да, ес­ли вос­по­мина­ния не при­ходят са­ми, а она пы­та­ет­ся нап­рячь за­чаро­ван­ную па­мять.

— Не мо­гу, — взды­ха­ет она, — ни­чего не по­луча­ет­ся.

— Ты дол­жна, это очень важ­но. Чем боль­ше ты вспом­нишь, тем рань­ше все это за­кон­чится.

— А ес­ли я не мо­гу? Не мо­гу и все?!

— Грей­нджер, не ис­пы­тывай мое тер­пе­ние.

И в тот же миг вок­руг них взды­ма­ют­ся вы­сокие ка­мен­ные сте­ны, на ко­торых го­рят в под­став­ках фа­келы. Тем­ный ко­ридор с тре­мя от­вет­вле­ни­ями, ухо­дящи­ми вверх, вниз и впе­ред.

— У те­бя по­лучи­лось! — вос­кли­ца­ет Дра­ко, — мы сей­час у вы­хода из Боль­шо­го За­ла.

Гер­ми­она удив­ленно ог­ля­дыва­ет­ся. Она все-та­ки смог­ла! Вот он, Хог­вартс, ее шко­ла, в ко­торой она про­вела шесть лет. Здесь встре­тила дру­зей, про­ходи­ла по этим ко­ридо­рам. Биб­ли­оте­ка… да, она пом­нит биб­ли­оте­ку. Вет­хие древ­ние фо­ли­ан­ты, за­пах пы­ли, ее лю­бимое мес­то в уг­лу с зе­леной лам­пой на сто­лике, су­хопа­рая чо­пор­ная биб­ли­оте­кар­ша, как же ее зва­ли? Ма­дам Пинс — всплы­ва­ет в па­мяти.

И вдруг, слов­но прор­вав пло­тину, на нее ра­зом об­ру­шива­ют­ся мель­чай­шие де­тали и под­робнос­ти школь­ных лет. Как быс­трее прой­ти в Ас­тро­номи­чес­кую баш­ню, ког­да ме­ня­ют свое нап­равле­ние лес­тни­цы, ве­дущие из гриф­финдор­ской баш­ни, по­чему Ла­ван­да Бра­ун пла­кала пос­ле уро­ка про­рица­ния, с кем хо­дила Джин­ни У­из­ли на бал в честь Тур­ни­ра Трех, ку­да Рон спря­тал ее до­маш­нее за­дание по ну­меро­логии, же­лая под­шу­тить, как Гар­ри по­бедил трол­ля в школь­ном ту­але­те и мно­гое-мно­гое дру­гое. Зву­ки, за­пахи, эмо­ции, кар­ти­ны… она да­же заж­му­рива­ет­ся от все­го, что так то­ропит­ся за­нять свое мес­то в ее па­мяти. Толь­ко все эти вос­по­мина­ния бы­товые, обы­ден­ные, и в них нет ни­чего важ­но­го. То есть, ко­неч­но же, они мно­го зна­чат для нее, но в то же вре­мя за ни­ми что-то пря­чет­ся, ка­кой-то смысл, или что-то дру­гое, нас­то­ящее, слов­но ку­коль­ник за шир­мой. Де­вуш­ка мор­щит лоб в нап­ря­жен­ной по­пыт­ке вспом­нить, но сно­ва пе­ред гла­зами клу­бит­ся се­рый ту­ман, но­ет под ло­жеч­кой, и к гор­лу под­ка­тыва­ет тош­но­та.

Дра­ко ка­са­ет­ся ее пле­ча.

— Не пе­ренап­ря­гай­ся, от­дохни нем­но­го. Пой­дем, я по­кажу те­бе гос­ти­ную Сли­зери­на.

Они идут по то­му ко­ридо­ру, ко­торый ве­дет вниз. Дра­ко про­ходит под свод­ча­той ар­кой, за­вора­чива­ет за угол, спус­ка­ет­ся даль­ше вниз по лес­тни­це, и вот они ока­зыва­ют­ся пе­ред вы­сокой ста­ту­ей ка­кого-то вол­шебни­ка с длин­ной бо­родой и неп­ри­ят­ным ли­цом. Дра­ко при­каса­ет­ся к вы­тяну­той в зап­ре­ща­ющем жес­те мра­мор­ной ру­ке. Ру­ка, нем­но­го по­мед­лив, опус­ка­ет­ся, и ста­туя отъ­ез­жа­ет в сто­рону, от­кры­вая вход. Они про­ходят в не­го, и Гер­ми­она не мо­жет сдер­жать удив­ленно­го вос­кли­цания. За ог­ромным по­лук­руглым ок­ном Гос­ти­ной пле­щут­ся во­ды Чер­но­го озе­ра, те­нями мель­ка­ют ры­бы. Не очень-то у­ют­но. И за­чем сту­ден­тов се­лят в под­зе­мель­ях, по­чему не в сол­нечных свет­лых баш­нях? И все здесь по­чему-то офор­мле­но в зе­лено-се­реб­ристых то­нах. Крес­ла, ди­ваны, сте­ны, стулья, сто­лы, одеж­ды вол­шебни­ков на кар­ти­нах, да­же гор­шки для цве­тов — бук­валь­но все раз­ных от­тенков зе­лено­го цве­та, окай­млен­но­го тус­клым блес­ком се­реб­ра.

— С ума сой­ти! По­чему здесь все та­кое… од­но­об­разное?

— По­тому что…

— По­дож­ди, вспом­ни­ла! — пе­реби­ва­ет Дра­ко Гер­ми­она, — зе­лень с се­реб­ром — цвет Сли­зери­на? Я, ка­жет­ся, пом­ню… эм­бле­мы на ман­ти­ях, спор­тивные фор­мы, фла­ги… все зе­леное.

— Да, — Дра­ко с лю­бопытс­твом наб­лю­да­ет за ней.

— Алое с зо­лотом — наш Гриф­финдор, ла­зурь с брон­зой — ка­жет­ся… Ког­тевран, и шаф­ран с чер­ным — … Пуф­фендуй! Вер­но? — де­вуш­ка те­ребит в ру­ках сте­белек ро­маш­ки.

По­чему-то по­ка она го­вори­ла, сте­ны Хог­вар­тса быс­тро ис­та­яли в дым­ке, и они сно­ва сто­ят на вер­ши­не хол­ма в сол­нечной до­лине Озер­но­го Края.

— Вер­но. Ты де­ла­ешь ус­пе­хи.

— Но ведь это сов­сем нес­ложно.

Гер­ми­она за­мол­ка­ет, а по­том, нак­ло­нив го­лову, спра­шива­ет:

— А по­чему у вас в зам­ке поч­ти нет зе­лено­го цве­та? Ты же учил­ся в Сли­зери­не, и твои ро­дите­ли то­же.

Дра­ко изум­ленно вски­дыва­ет бро­ви и, не вы­дер­жав, хо­хочет:

— А по­чему у нас до­ма все дол­жно быть зе­леным? Толь­ко из-за то­го, что мы сли­зерин­цы? Ка­кая глу­пость!

От­сме­яв­шись, он объ­яс­ня­ет на­супив­шей­ся де­вуш­ке:

— Ди­зай­ном ком­нат и за­лов за­нима­лась ма­ма со­от­ветс­твен­но сво­им вку­сам и нас­тро­ению. В ка­кой-то пе­ри­од ее тя­нуло к зо­лоту, она об­ста­вила весь за­мок кош­марно не­удоб­ной зо­лоче­ной ме­белью и по­золо­тила сте­ны и по­тол­ки, мы да­же ели на зо­лотых блю­дах. От это­го ос­та­лись Зо­лотая сто­ловая и твои ком­на­ты. По­том у нее был бе­лый пе­ри­од, со­от­ветс­твен­но, все ста­ло бе­лос­нежным. Бы­ло весь­ма ори­гиналь­но — ка­залось, что у нас нет по­тол­ков, и все за­мело сне­гом. По­том был ам­пир, ро­коко, мо­дер­низм, фран­цуз­ский ре­нес­санс и что-то еще, я уже и не пом­ню наз­ва­ний всех ее ди­зай­нер­ских шту­чек. В кон­це кон­цов, она сно­ва вер­ну­ла зам­ку его мрач­ность и ан­тиквар­ный стиль. Вро­де, сей­час это ста­ло мод­ным. А зе­лено­го, из­ви­ни, мне хва­тало в Хог­вар­тсе. Я и так чувс­тво­вал се­бя поч­ти жа­бой, толь­ко не ква­кал.

Мо­лодые лю­ди ве­село сме­ют­ся, и еще не­кото­рое вре­мя на ли­це Дра­ко иг­ра­ет улыб­ка, ког­да он вспо­мина­ет ее воп­рос. А Гер­ми­она за­да­ет уже сле­ду­ющий:

— А ка­кой твой лю­бимый цвет? Хо­тя, по­дож­ди, дай уга­даю. Ммм… си­ний?

— ?

— Эле­мен­тарно, док­тор Ват­сон, — важ­но из­ре­ка­ет Гер­ми­она, — у те­бя в ком­на­тах мно­го си­него — оде­яло на кро­вати, гар­ди­ны, обив­ка ме­бели и еще по ме­лочам. И одеж­ду, ру­баш­ки, нап­ри­мер, ты то­же пред­по­чита­ешь раз­ных от­тенков си­него.

— Дей­стви­тель­но, — хмы­ка­ет Дра­ко, — глу­по бы­ло спра­шивать об оче­вид­ном. Ма­ма ни­ког­да не по­куша­лась на мои апар­та­мен­ты, ос­тавля­ла все, как есть. Кста­ти, су­щес­тву­ет мне­ние, что си­ний — это цвет деп­рессии.

— По­чему? — спо­рит Гер­ми­она, — это синь мо­ря и не­бес­ная ла­зурь, это ва­силь­ко­вые звез­ды в тра­ве и звез­ды в не­бе, ут­ренний ту­ман над ре­кой, да­лекие го­ры в дым­ке…

— И гла­за Фрейи… — ти­хо го­ворит Дра­ко и осе­ка­ет­ся, вдруг спох­ва­тив­шись, что вы­дал са­мую боль­шую тай­ну в сво­ей жиз­ни.

Гер­ми­она удив­ленно вски­дыва­ет гла­за и, слов­но что-то по­няв, ос­то­рож­но про­сит:

— Рас­ска­жи…

Дра­ко, при­щурив­шись, смот­рит в даль, на кром­ку го­ризон­та, опо­ясы­ва­ющую этот ил­лю­зор­ный, су­щес­тву­ющий толь­ко в его вос­по­мина­ни­ях, мир.

«Как? За­чем? Ос­та­новись! Ты по­жале­ешь!» — кри­чит где-то глу­боко внут­ренний го­лос, но в ка­рих гла­зах та­кое вни­мание и го­тов­ность по­нять, что в ду­ше Дра­ко что-то от­зы­ва­ет­ся, и сам не зная по­чему, он на­чина­ет го­ворить.

В то, ка­жуще­еся те­перь бе­зум­но да­леким, ле­то де­вянос­то шес­то­го, ког­да Тем­ный Лорд уже от­кры­то про­явил се­бя, а отец уго­дил в Аз­ка­бан, пы­та­ясь дос­тать нуж­ное Ему про­рочес­тво, Нар­цисса ед­ва ли не сил­ком от­пра­вила Дра­ко в элит­ный ма­гичес­кий кем­пинг в Да­нии, ку­да съ­ез­жа­лись чис­токров­ные под­рос­тки-арис­токра­ты со всей Ев­ро­пы. Она, всег­да бо­яща­яся от­пустить его на пол­ша­га от се­бя, про­вожа­ющая в Хог­вартс с тре­вогой в лю­бящих гла­зах, как буд­то в шко­ле за­та­ил­ся от­ряд кро­вожад­ных монс­тров, ре­шилась от­пустить од­но­го в чу­жую стра­ну! Он прек­расно по­нимал, что это объ­яс­ня­лось стрем­ле­ни­ем ог­ра­дить его от бу­дущих обыс­ков в зам­ке, по­доз­ре­ний, га­зет­ных кри­ков. Она бо­ялась, что он на­дела­ет глу­пос­тей, стре­мясь ос­во­бодить от­ца, и не хо­тела, что­бы Тем­ный Лорд рань­ше вре­мени об­ра­тил на не­го вни­мание. По­это­му этот ла­герь был для нее луч­шим вы­ходом. Они дол­го пре­пира­лись, но в кон­це кон­цов мать от­ре­зала, что не при­ем­лет ни­каких воз­ра­жений, и, так или ина­че, но он про­будет там все ле­то. Он по­ехал не­хотя, за­ранее ожи­дая, что бу­дет не­имо­вер­ная ску­ка, стро­ил пла­ны, как вер­нуть­ся по­рань­ше. И в пер­вый же день встре­тил ее.

Свою пер­вую, еще на­ив­ную и по­лудет­скую, но ис­крен­нюю и чис­тую лю­бовь.

Фрейя Тор­валь­дсен, свет­ло­косое ди­тя лас­ко­вого сол­нца, вы­соко­го не­ба, све­жего вет­ра и си­не-зе­лено­го мо­ря сво­ей ро­дины, неж­ная ру­салоч­ка из дат­ских ска­зок, прек­расная фея, зас­та­вив­шая его по­забыть обо всем на све­те. Фрейя быс­трок­ры­лой пти­цей ле­тала над зем­лей, звон­ко сме­ялась над ша­лов­ли­вым ве­тер­ком, но­ровив­шим то и де­ло по­иг­рать с по­долом ее лег­ко­го плать­ица, над сол­нцем, чу­дес­но по­золо­тив­шим ее ко­жу, над сво­им млад­шим бра­том Фрей­ре­ном, нем­но­го не­ук­лю­жим, мед­ли­тель­ным, но че­рес­чур бол­тли­вым, над Дра­ко, не ус­пе­вав­шим уг­нать­ся за ней в бе­ге по кром­ке при­боя.

Дра­ко ло­вил ее, обес­си­лев­шую от сме­ха, и су­мас­шедше це­ловал со­леные от мор­ских брызг гу­бы, ко­торые ка­зались ему сла­ще ме­да. В те лет­ние ме­сяцы Фрейя и Дра­ко бы­ли не­раз­лучны, убе­гая ото всех в уз­кие за­ливы фь­ор­дов, где она учи­ла его пла­вать; на ук­ромные пля­жи с мяг­ким се­реб­ристым пес­ком, на ко­тором они ле­жали до тех пор, по­ка сол­нце не то­нуло в мо­ре; на ска­лы, ве­лика­нами гро­моз­дивши­еся над гладью во­ды и при­нимав­шие на се­бя ярость при­лива. Фрейя ста­ла для не­го оли­цет­во­рени­ем яс­ной бе­зудер­жной ра­дос­ти, бо­гини юнос­ти и кра­соты, в честь ко­торой по­лучи­ла свое имя, Да­нии и пос­ледне­го ле­та уле­тев­ше­го в да­лекие си­ние да­ли детс­тва, пос­ле ко­торо­го на­чались тем­ные не­нас­тные дни взрос­лой жиз­ни.

Ник­то, кро­ме не­го, да­же ее брат, не знал, что за без­за­бот­ностью яс­ногла­зой и жиз­не­радос­тной дат­чанки пря­чут­ся тос­ка и ожи­дание не­от­ступ­но прес­ле­ду­ющей судь­бы. Ее ро­дите­ли при­над­ле­жали к од­ной из са­мых знат­ных ма­гичес­ких се­мей Да­нии, ко­торая, к со­жале­нию, бы­ла на гра­ни ра­зоре­ния, и по­это­му сос­ва­тали свою сем­надца­тилет­нюю дочь за че­лове­ка из по­боч­ной вет­ви дат­ской ко­ролев­ской семьи, маг­ло­рож­денно­го вол­шебни­ка, имев­ше­го вли­яние в обо­их ми­рах, не очень мо­лодо­го, но очень бо­гато­го. Их свадь­ба дол­жна бы­ла сос­то­ять­ся зи­мой, и Фрейя с сод­ро­гани­ем го­вори­ла Дра­ко, что ни­ког­да не лю­била зи­му, слов­но пред­чувс­тво­вала, что хо­лод­ный се­вер­ный ве­тер при­несет ей бе­ду. Их лю­бовь и для нее бы­ла ос­колком звез­дно­го счастья, пе­чаль­ным про­щани­ем с детс­твом, глот­ком пь­яня­щего ви­на пе­ред бе­зыс­ходны­ми буд­ня­ми. Они лю­били друг дру­га в объ­яти­ях лун­но­го све­та, чувс­твуя ти­хий стук сер­дец и вкус мо­ря на гу­бах, а бриз об­ве­вал прох­ла­дой раз­го­рячен­ные те­ла. Дра­ко об­ни­мал Фрейю, пог­ру­жа­ясь в стран­ный, горь­ко-слад­кий аро­мат лун­ных цве­тов, ко­торые она лю­била, и на нес­коль­ко крат­ких мгно­вений ка­залось, что в ми­ре нет ни­кого, кро­ме них. Нет дол­га пе­ред семь­ей и нет Тем­но­го Лор­да, нет опос­ты­лев­шей шко­лы, в ко­торую на­до воз­вра­щать­ся, нет не­об­хо­димос­ти ли­цез­реть и об­щать­ся с людь­ми, ко­торых ты тер­петь не мо­жешь, нет это­го прок­ля­того Пот­те­ра, всю­ду су­юще­го нос со сво­ими друж­ка­ми.

Ле­то за­кон­чи­лось, и Фрейя Тор­валь­дсен и Дра­ко Мал­фой рас­ста­лись нав­сегда, не да­вая друг дру­гу ни­каких клятв и обе­щаний, зная, что они все рав­но не сбу­дут­ся. Это бы­ло все­го лишь два с по­лови­ной го­да на­зад, но ка­жет­ся, буд­то прош­ли сто­летья. И его чис­тая, неж­ная, слов­но бе­лый цве­ток ли­лии в ут­ренней ро­се, Фрейя бы­ла же­ной дру­гого че­лове­ка и уже ро­дила то­му ре­бен­ка.

Ког­да на уро­ке зель­ева­рения Те­одор Нотт ки­нул что-то гру­бое и по­хаб­ное в от­вет на сло­ва про­фес­со­ра Слиз­норта о си­ле люб­ви, Дра­ко ма­шиналь­но ух­мыль­нул­ся, но со сжав­шимся сер­дцем вспом­нил свое ми­молет­ное лет­нее счастье, со­леный вкус то ли мо­ря, то ли слез на гу­бах и пе­рели­вы ве­село­го сме­ха свет­ло­косой ру­салоч­ки.

Дра­ко смот­рит пря­мо на Гер­ми­ону, но ви­дит не ка­рие, а си­ние гла­за. Она чувс­тву­ет се­бя за­бытой, и по­чему-то тя­желое и ед­кое чувс­тво не­объ­яс­ни­мой неп­ри­яз­ни к де­вуш­ке, ко­торую она да­же не зна­ет, по­яв­ля­ет­ся в гру­ди и раз­ли­ва­ет­ся по все­му те­лу.

А мир вок­руг них опять из­ме­нил­ся, она и не за­мети­ла. Вмес­то сол­нечной до­лины прос­ту­па­ют очер­та­ния изог­ну­того мор­ско­го бе­рега, на­рас­та­ет шум при­лива, ко­торый жад­но ли­жет бе­лый пе­сок и от­ка­тыва­ет­ся об­ратно, за­кат­ное сол­нце про­тяги­ва­ет зо­лотис­то-алую до­рогу по во­де, а к ним приб­ли­жа­ют­ся строй­ные фи­гуры пар­ня и де­вуш­ки. Де­вуш­ка в воз­душном лет­нем плать­ице лег­ко бе­жит, поч­ти не ка­са­ясь пес­ка но­гами, свет­лые во­лосы раз­ве­ва­ют­ся на вет­ру, и она то и де­ло обо­рачи­ва­ет­ся на пар­ня, ко­торый что-то кри­чит ей вдо­гон­ку. Их го­лоса пе­реп­ле­та­ют­ся со вздо­хами мо­ря и ка­жут­ся зву­ками при­роды, сме­хом древ­них скан­ди­нав­ских бо­гов и бо­гинь, не­ког­да ца­рив­ших над Да­ни­ей.

Вдруг вся ат­мосфе­ра, в ко­торой ще­мящей стру­ной скрип­ки зву­чит вол­шебная пес­ня пер­вой люб­ви, рас­сы­па­ет­ся ос­колка­ми раз­би­того хрус­та­ля, по­тому что в ком­на­те по­яв­ля­ет­ся до­мовой эльф и с низ­ким пок­ло­ном пи­щит:

— Мо­лодо­го хо­зя­ина ожи­да­ет хо­зя­ин Лю­ци­ус.

Дра­ко и Гер­ми­она вска­кива­ют на но­ги, оди­нако­во сму­щен­ные. Он — тем, что рас­ска­зал о сво­ей по­та­ен­ной, свет­лой и пе­чаль­ной му­ке имен­но ей, еще сов­сем не­дав­но чу­жой и пос­то­рон­ней. Она — тем, что он рас­крыл ей сер­дце, свой сок­ро­вен­ный мир, ку­да ред­ко пус­ка­ют дру­гого че­лове­ка.

Дра­ко ис­че­за­ет, не поп­ро­щав­шись, а Гер­ми­она ос­та­ет­ся в раз­думье. Зал от­кли­ка­ет­ся на ее мыс­ли соз­да­ни­ем ко­ридо­ра шко­лы на вось­мом эта­же за­пад­но­го кры­ла. Ма­лень­кая уг­ло­вая ба­шен­ка, слов­но пос­тро­ен­ная по не­дора­зуме­нию, вход спря­тан за го­беле­ном с ры­царем, ко­торый был весь­ма га­лан­тным джентль­ме­ном и на­зывал ее «Моя За­дум­чи­вая Ле­ди». Она лю­била с ним бе­седо­вать.

Вин­то­вая лес­тни­ца на пять­де­сят пять сту­пенек, кро­хот­ная смот­ро­вая пло­щад­ка, с ко­торой от­кры­ва­ет­ся вид да­леко на ок­рес­тнос­ти Хог­вар­тса, на Зап­ретный Лес, Чер­ное Озе­ро и еще даль­ше, на ту­ман­ные, те­ря­ющи­еся в дро­жащем ма­реве зе­леные хол­мистые до­лины. Ка­жет­ся, имен­но сю­да она при­ходи­ла, ког­да ей ста­нови­лось тос­кли­во или оди­ноко. По­чему-то сей­час ей со­вер­шенно не хо­чет­ся поб­ро­дить по зам­ку, заг­ля­нуть в род­ную Гос­ти­ную Гриф­финдо­ра. На­вер­ня­ка, зна­комая об­ста­нов­ка на­ве­ет еще ку­чу вос­по­мина­ний. Но ее ту­да не тя­нет.

Де­вуш­ка уса­жива­ет­ся на ши­рокий кар­низ, об­ни­ма­ет ко­лени и ду­ма­ет. О не­понят­ной си­ту­ации, в ко­торую по­пала, жи­вя здесь, в чу­жом зам­ке, под стран­ным прис­мотром стран­но­го ма­га, на­зыва­юще­го се­бя Тем­ным Лор­дом. Она на­чина­ет по­нимать, по­чему же все-та­ки она по­теря­ла па­мять. Дра­ко го­ворил, что она са­ма на­ложи­ла на се­бя зак­лятье, и те­перь при­поми­на­ет­ся та по­лура­зор­ванная стра­ница вет­хо­го фо­ли­ан­та по тем­ной ма­гии, на ко­торой алы­ми чер­ни­лами бы­ло за­писа­но нес­коль­ко слов. И да­же вспом­нился свис­тя­щий ше­пот кни­ги, от ко­торо­го по спи­не про­бега­ли ле­дяные струй­ки оз­но­ба. Кни­га го­вори­ла о веч­ном заб­ве­нии, о не­бытии, в ко­торое ка­нет ее па­мять в слу­чае не­уда­чи, и ка­залось, что она нас­лажда­ет­ся ее стра­хом.

Она те­перь до­гады­ва­ет­ся, по­чему меж­ду ней и Лор­дом слов­но сто­яла ог­ромная сте­на, и по­чему она с са­мого на­чала от­но­силась к Не­му с нас­то­рожен­ностью и не­дове­ри­ем, ко­торые бы­ли сме­шаны с внут­ренним от­вра­щени­ем и неп­ри­яти­ем. Он был Зло в са­мом из­вра­щен­ном ви­де. Он был бес­ко­неч­но да­лек от все­го, что она при­вык­ла счи­тать сво­им ми­ром, от са­мых прос­тых че­лове­чес­ких эмо­ций и са­мых свет­лых и воз­вы­шен­ных идей. Он соз­на­тель­но ма­нипу­лиро­вал людь­ми, да­же пре­дан­ны­ми Ему По­жира­теля­ми Смер­ти, и всег­да ос­та­вал­ся в сто­роне, под­став­ляя под уда­ры толь­ко их. Раз­ве мог­ла она при­нять это­го че­лове­ка? Нет, не че­лове­ка, Он пе­рес­тал им быть уже дав­но.

Лор­ду обя­затель­но нуж­но бы­ло ус­тра­ивать ей неп­ри­ят­ные се­ан­сы лег­ги­лимен­ции, по­тому что она дей­стви­тель­но мог­ла вы­дать Ему важ­ную ин­форма­цию. И ос­та­валось толь­ко на­де­ять­ся с за­мира­ющим сер­дцем, что Он не смо­жет по­нять бу­рю в ее ду­ше.

В пос­ледний раз она по­пыта­лась не те­рять соз­на­ния, не па­дать без сил, а пря­мо взгля­нуть в крас­ные ще­ли Его чу­довищ­ных глаз. Она да­же не за­дава­лась воп­ро­сом, что хо­тела этим до­казать. Прос­то это бы­ло очень важ­но — по­казать Ему, что это она, Гер­ми­она Грей­нджер. Она силь­ная. И у нее есть собс­твен­ная во­ля, нес­ломлен­ная и сво­бод­ная.

И ей это уда­лось. Они сто­яли друг нап­ро­тив дру­га, слов­но иг­ра­ли в дет­скую иг­ру — кто ко­го пе­рег­ля­дит. Она ду­мала, Он бу­дет в ярос­ти, но ошиб­лась. На Его гу­бах иг­ра­ла до­воль­ная улыб­ка, и Он пот­ре­пал ее по ще­ке. Она чуть не от­пря­нула в брез­гли­вом по­рыве, но ус­пе­ла сдер­жать­ся. По­чему Он был так до­волен?

«На тво­ей па­мяти бу­дет как бы пос­тавлен блок, скры­ва­ющий и ис­ка­жа­ющий ре­аль­ные мыс­ли, нас­тро­ение и вос­по­мина­ния, по­тому что все­го это­го не дол­жен уз­нать ник­то, и преж­де все­го — Тем­ный Лорд» — вспо­мина­ет она сло­ва Дра­ко и в ко­торый раз за­дума­ет­ся — что Он уз­на­ёт, ког­да так жес­то­ко и бес­це­ремон­но пе­реби­ра­ет по­лупус­тые стра­ницы ее па­мяти? А ведь на них лишь смут­ные или да­же обе­зоб­ра­жен­ные очер­та­ния нас­то­ящих вос­по­мина­ний, ко­торые сей­час слов­но пи­шут­ся не­види­мыми чер­ни­лами. Что же ви­дит Лорд? Тот стран­ный об­ряд, ко­торый про­вел Дра­ко, не­уже­ли толь­ко бла­года­ря ему у нее есть шанс сно­ва стать са­мой со­бой?

И вот так ее мыс­ли сно­ва воз­вра­ща­ют­ся к Дра­ко. И еще раз к Дра­ко. И ты­сячу раз к Дра­ко. Она ду­ма­ет о вы­соком свет­ло­воло­сом пар­не, од­но лишь при­сутс­твие и нас­мешли­вый, вни­матель­ный, нем­но­го ус­та­лый взгляд се­рых глаз ко­торо­го по­чему-то при­да­ют ей сил и на­деж­ды, что ни­чего пло­хого не слу­чит­ся, все бу­дет хо­рошо. Стран­ное чувс­тво. И стран­ная уве­рен­ность, что рань­ше с ней это­го не про­ис­хо­дило, ни с кем она не чувс­тво­вала се­бя так, буд­то в од­но мгно­венье сто­ит на твер­дой зем­ле, в сле­ду­ющее — взмы­ва­ет в не­беса от ли­ку­ющей ра­дос­ти, про­низы­ва­ющей все те­ло и де­ла­ющей его уди­витель­но лег­ким, а за­тем ру­шит­ся в пу­чину сум­рачно-бе­зыс­ходно­го ада, по­тому что он ухо­дит, не ки­нув на про­щанье да­же взгля­да.

В па­мяти всплы­ва­ет Рон. Да, у нее бы­ли ка­кие-то чувс­тва к не­му, и у не­го, ка­жет­ся, то­же. И все это тя­нулось очень дол­го, слиш­ком дол­го для то­го, что­бы са­мые глав­ные сло­ва, на­конец, бы­ли ска­заны. Ни­чего не по­лучи­лось и не мог­ло по­лучить­ся, по­тому что в ней не бы­ло то­го смя­тения и су­мас­шес­твия, ко­торые она ис­пы­тыва­ет сей­час. Что же это?! Кто ей под­ска­жет и объ­яс­нит? По­чему все ее мыс­ли за­няты Дра­ко? По­чему?

Глава 14. То, что было когда-то

Джин­ни при­бира­лась в гос­ти­ной, ко­торая пос­ле игр де­тей всег­да выг­ля­дела так, как буд­то в ней по­рез­ви­лось с пол­сотни пик­си. Под крес­лом ле­жала ру­баш­ка ко­го-то из сы­новей. На ди­ване бол­та­ли друг с дру­гом за­бытые кук­лы Лин. Она их по­чему-то не осо­бо лю­бит, пред­по­читая мяг­кую тря­пич­ную маг­лов­скую ку­кол­ку, у ко­торой поч­ти стер­лось на­рисо­ван­ное ли­цо. В уг­лу об­на­ружи­лась злоб­но кла­ца­ющая по­лус­терты­ми зу­бами Ку­сачая та­рел­ка Ли­ли. Зав­тра она бу­дет ее ис­кать и пе­ревер­нет весь дом. Му­зыкаль­ная шка­тул­ка, по­дарен­ная Флер и Бил­лом на ее пос­ледний день рож­де­ния, вдруг опас­но под­бе­жала к краю ка­мин­ной пол­ки и за­пела хрип­лым и ужас­но фаль­ши­вящим муж­ским го­лосом «Ког­да я встре­тил те­бя, моя дет­ка…». Джин­ни пос­пешно зах­лопну­ла ее и ос­то­рож­но ос­мотре­ла со всех сто­рон. Не ина­че кто-то из близ­не­цов при­ложил к ней ша­лов­ли­вые руч­ки.

Жен­щи­на ус­та­ло улыб­ну­лась. Ее де­ти та­кие жи­вые и шум­ные, иног­да да­же че­рес­чур. Сей­час в до­ме по­кой и ти­шина. Гар­ри в ко­ман­ди­ров­ке в Ру­мынии, обе­щал вер­нуть­ся че­рез день и при­вез­ти вес­точку от Чар­ли, пред­ва­ритель­но как сле­ду­ет по­пеняв за то, что они с Аг­нес и деть­ми сов­сем не по­казы­ва­ют­ся в Ан­глии. Джи­ма и Ру­са заб­ра­ли ба­буш­ка с де­душ­кой, ко­торые пос­ле пе­ре­ез­да Ро­на с семь­ей в но­вый дом жа­лова­лись, что у них ста­ло слиш­ком ти­хо и пус­то. Уж на­вер­ня­ка, те­перь у них очень да­же ве­село. Ли­ли се­год­ня ус­та­ла, по­могая ей в убор­ке в под­ва­ле, и уже с се­ми ча­сов ве­чера зе­вала во весь рот. По­это­му от­пра­вилась в кро­вать без обыч­но­го «Ну еще пять ми­нут, ма­муля!», «Еще пол­се­кун­дочки!», «Я сей­час! Толь­ко дос­мотрю!». Лин и Алекс осо­бых хло­пот не при­чиня­ли.

Алекс… Маль­чик, слиш­ком по­хожий на сво­его от­ца, о ко­тором Джин­ни не мог­ла вспо­минать без сод­ро­гания. И у ко­торо­го был ум­ный и вни­матель­но-по­нима­ющий взгляд ма­тери. Джин­ни не мог­ла оп­ре­делить свое от­но­шение к не­му. Иног­да он ее пу­гал, на­поми­ная о сво­их ро­дите­лях, о той бо­ли, ко­торую они при­чини­ли Гар­ри, Ро­ну, ей. Иног­да ей хо­телось прос­то по-ма­терин­ски при­жать его к гру­ди, по­тому что в его се­рых гла­зах плес­ка­лась та­кая тос­ка по род­но­му теп­лу, что Джин­ни ста­нови­лось не­лов­ко. Она прек­расно по­нима­ла, что маль­чик ни в чем не ви­новат, он, вы­рос­ший у маг­лов, да­же не знал, что на све­те есть ма­гия. Нель­зя бы­ло по­терять его, нель­зя бы­ло до­пус­тить, что­бы у не­го по­яви­лось чувс­тво зло­бы и не­дове­рия к лю­дям, не за­хотев­шим по­нять и от­тол­кнув­шим ни в чем не по­вин­но­го ре­бен­ка. Что-то в Джин­ни соп­ро­тив­ля­лось как то­му, что­бы счи­тать Алек­са вра­гом, зап­ре­тить до­чери об­щать­ся с ним, так и то­му, что­бы, не сом­не­ва­ясь, при­нять с рас­прос­терты­ми объ­ять­ями. Но пос­ле этой его вне­зап­ной и не­понят­ной бо­лез­ни что-то в ней дрог­ну­ло. Мо­жет, Алекс пе­рес­тал для нее быть сы­ном Гер­ми­оны Грей­нджер и Дра­ко Мал­фоя, а стал прос­то ма­лень­ким маль­чи­ком, ста­ратель­но скры­ва­ющим боль сво­его оди­ночес­тва и от­ча­ян­но тос­ку­ющим по ро­дите­лям?

— Как же труд­но быть хо­рошей ма­терью! — по лес­тни­це из спаль­ни для гос­тей спус­ти­лась Ан­дже­лина, ук­ла­дывав­шая спать Мол­ли, — пред­став­ля­ешь, я ей рас­ска­зала две сказ­ки и спе­ла че­тыре пес­ни! Я чуть са­ма не ус­ну­ла, а она все ни­как не ус­по­ко­ит­ся. Она ро­вес­ни­ца Лин, но ве­дет се­бя как двух­летняя.

— Прос­то вы с Фре­дом че­рес­чур из­ба­лова­ли ее, она же у вас единс­твен­ная.

— Мер­лин мой, а ес­ли бы их у нас бы­ло чет­ве­ро, как у вас?! — ужас­ну­лась Ан­дже­лина, за­бира­ясь с но­гами на ди­ван и мас­си­руя шею, — я бы сош­ла с ума! Как ты справ­ля­ешь­ся? Осо­бен­но с близ­не­цами! По-мо­ему, они ку­да изоб­ре­татель­нее Джор­джа и Фре­да в свое вре­мя. Я рас­ска­зала в Хог­вар­тсе о не­кото­рых их про­дел­ках, и кол­ле­ги приш­ли в сос­то­яние ка­тар­си­са от бу­дущей встре­чи со столь вы­да­ющи­мися лич­ностя­ми. Они ре­шили за­ранее на­чать кре­пить ма­гичес­кую за­щиту зам­ка от раз­ру­шения.

Джин­ни рас­сме­ялась, ус­тра­ива­ясь в крес­ле.

— Иног­да я са­ма не мо­гу по­нять, как справ­ля­юсь. Спра­шиваю, не­уже­ли это прав­да и это не сон? Я в са­мом де­ле за­мужем за Гар­ри и у нас уже чет­ве­ро де­тей?!

Ан­дже­лина эмо­ци­ональ­но за­кива­ла.

— Я то­же! Смот­рю на Фре­да и Мол­ли и не мо­гу по­верить!

Джин­ни с улыб­кой смот­ре­ла на та­кую же ры­жево­лосую, как и она, не­вес­тку. С та­кими-то ге­нами ма­лень­кая Мол­ли дол­жна бы­ла стоп­ро­цен­тно быть ры­жей, но она по­чему-то по­лучи­лась зо­лотис­той, лишь с ры­жими ис­корка­ми на сол­нце.

— Как Фред от­пустил на це­лых три дня? Он же ми­нуты без вас не мо­жет.

— Ныл, ко­неч­но. Го­ворил, что и так не ви­дит ме­ня из-за Хог­вар­тса, опять воз­му­щал­ся тем, что я на­чала ра­ботать. Од­на­ко где-то че­рез пол­то­ра ча­сика при­шел в бо­лее-ме­нее спо­кой­ное сос­то­яние. Ду­маю, его соб­лазни­ла воз­можность глот­нуть хо­лос­тяцкой жиз­ни, по­пить пи­ва в па­бе у Оли­вера, об­су­дить пос­ледние со­рев­но­вания по квид­ди­чу. Хо­тя дер­жу па­ри, зав­тра ут­ром он прим­чится с бе­зум­ны­ми гла­зами и с воп­лем, что у не­го боль­ше нет чис­тых нос­ков, он не зна­ет, ку­да я де­ла его фор­менную ман­тию, и что его уку­сила брит­ва.

— Эн­джи, да ты их обо­их сов­сем из­ба­лова­ла!

Ан­дже­лина сму­щен­но по­жала пле­чами.

— Но ты мо­лодец, семья и еще ра­бота. Как де­ла в Хог­вар­тсе?

— Нор­маль­но. Спер­ва я по­ба­ива­лась, но пос­те­пен­но все на­лажи­ва­ет­ся. Ним­фа­дора ме­ня очень под­держа­ла, и Фа­би­ус.

— Флинт? Он, ка­жет­ся, де­кан Сли­зери­на?

— Да. Я рань­ше ду­мала, что все Флин­ты — это трол­ле­подоб­ные ту­пые уро­ды, но Фа­би­ус сов­сем дру­гой — ум­ный, доб­рый, на­деж­ный и очень от­ветс­твен­ный, на не­го всег­да мож­но рас­счи­тывать. Мы с ним, мож­но ска­зать, при­яте­ли. Ку­мир стар­ше­кур­сниц, Зелья те­перь у них лю­бимый пред­мет.

— По-мо­ему, он учил­ся не в Хог­вар­тсе?

— В Шар­мба­тоне. И пре­пода­вал там же.

— Я пом­ню его ку­зена, прос­то хо­дячий кош­мар, — Джин­ни пе­редер­ну­ла пле­чами.

— Джин, — Ан­дже­лина хит­ро пос­мотре­ла на зо­лов­ку, — ты не хо­чешь спро­сить об ус­пе­ва­емос­ти Ли­ли?

— Ну-у-у, во­об­ще-то хо­тела бы, но бо­юсь, не вы­дер­жу! Я не очень-то блис­та­ла в уче­бе, а Ли­ли, по-мо­ему, пош­ла в ме­ня.

— Ус­по­кой­ся, не все так пло­хо. Ли­ли спо­соб­ная де­воч­ка, го­ворю как пре­пода­ватель. Толь­ко ей нем­но­го не хва­та­ет усид­чи­вос­ти. В этом смыс­ле, по-мо­ему, на нее бла­гот­ворно дей­ству­ют Рейн с Алек­сом. Они бо­лее сдер­жанные, спо­кой­ные.

Джин­ни при­куси­ла гу­бу. Ан­дже­лина, вни­матель­но наб­лю­дав­шая за зо­лов­кой, вдруг спро­сила:

— Джин, что про­ис­хо­дит? Я ви­жу, что-то у вас не так. И это свя­зано с Алек­сом. И ты, и Гар­ри как-то стран­но ве­дете се­бя по от­но­шению к не­му. И еще Ним­фа­дора, ес­ли не оши­ба­юсь, она ведь его родс­твен­ни­ца, но ее от­но­шение че­рес­чур бро­са­ет­ся в гла­за.

Джин­ни зяб­ко за­кута­лась в плед, хо­тя в ка­мине го­рел огонь, и от­ве­ла взгляд.

— Ты же зна­ешь, чей он сын.

— Знаю, ну и что? Он не мо­жет быть та­ким же, как его ро­дите­ли. Он сов­сем дру­гой че­лове­чек. К то­му же Фред го­ворил, что маль­чик вос­пи­тывал­ся у маг­лов, вер­но?

— Да, толь­ко…

— Джин­ни, — Ан­дже­лина нак­ло­нилась впе­ред, — рас­ска­жи мне, в чем де­ло. Мо­жет, я что-то не знаю или не до кон­ца по­нимаю?

Джин­ни вздох­ну­ла. Ей нуж­но вы­гово­рить­ся, рас­ска­зать, что ее му­чит, из-за че­го у нее с Гар­ри с ле­та воз­ни­ка­ют неп­ри­ят­ные не­домол­вки и не­пони­мание. Мо­жет, Ан­дже­лина, ко­торой не бы­ло в Ан­глии в те вре­мена (ее семья пе­реб­ра­лась в Аме­рику еще до смер­ти Дамб­лдо­ра), смо­жет по­мочь взгля­нуть на си­ту­ацию по-но­вому?

Жен­щи­на соб­ра­лась с си­лами, наб­ра­ла в грудь по­боль­ше воз­ду­ха и слов­но бро­силась с об­ры­ва.

— Ох, Эн­джи, что­бы хоть что-то по­нять, на­до на­чать с са­мого на­чала. Ты пом­нишь Хог­вартс? Год, ког­да пос­ту­пили Гар­ри, Рон и… Гер­ми­она?

— Пом­ню, — кив­ну­ла Ан­дже­лина, — столь­ко шу­му бы­ло! В прин­ци­пе, этот шум про­дол­жа­ет­ся до сих пор.

— Да, так вот... Зна­ешь, ка­жет­ся, я по­люби­ла Гар­ри, как толь­ко уви­дела его в пер­вый раз на вок­за­ле Кингс-Кросс. Ко­неч­но, смеш­но, ему бы­ло-то все­го один­надцать, а мне и то­го мень­ше. К то­му же лю­бовь с пер­во­го взгля­да — это так ро­ман­тично-глу­по, а я ни­ког­да не бы­ла ро­ман­ти­ком. Но сей­час я ду­маю, что моя лю­бовь и в са­мом де­ле бы­ла с пер­во­го взгля­да и на всю жизнь. Ког­да Рон и Гар­ри под­ру­жились, Рон пи­сал до­мой та­кие вос­торжен­ные пись­ма! Что они с ним луч­шие друзья, что Гар­ри прос­то клас­сный па­рень, что он стал са­мым мо­лодым лов­цом ко­ман­ды Гриф­финдо­ра. А по­том к ним при­со­еди­нилась Гер­ми­она. Ро­ну вна­чале она не очень нра­вилась — слиш­ком пра­виль­ная, слиш­ком ум­ная, слиш­ком нас­тырная. Ког­да я пос­ту­пила в шко­лу, мы поз­на­коми­лись с ней. И зна­ешь, с пер­вой встре­чи я по­няла, что она осо­бен­ная, не та­кая, как дру­гие дев­чонки. Не мо­гу ска­зать, что в ней бы­ло не так. У нее не бы­ло под­руг да­же на Гриф­финдо­ре, по­тому что ее сов­сем не ин­те­ресо­вала та че­пуха, ко­торой обыч­но за­биты го­ловы де­вочек не­зави­симо от воз­раста. Она все вре­мя хо­дила с маль­чиш­ка­ми, у Гар­ри и Ро­на так и не бы­ло боль­ше дру­зей, толь­ко Гер­ми­она. Их бы­ло трое, и они бы­ли друг для дру­га всем.

— «Птич­ки-не­раз­лучни­ки», так мы их на­зыва­ли, — ус­мехну­лась Ан­дже­лина.

— Да, они всег­да бы­ли вмес­те: за­нима­лись вмес­те, вмес­те гос­ти­ли у Хаг­ри­да, вмес­те по­пада­ли во вся­кие неп­ри­ят­ности, ко­торые так и лип­ли к ним, вмес­те про­тивос­то­яли Вол­де­мор­ту. Я зна­ла, что они ссо­рились, в ос­новном Рон с Гер­ми­оной, или Рон с Гар­ри, но ни­ког­да Гар­ри с Гер­ми­оной. И в ка­кой-то мо­мент я воз­не­нави­дела Гер­ми­ону. Мне ка­залось, что из-за нее Гар­ри сов­сем не об­ра­ща­ет вни­мания на ме­ня. Ведь она бы­ла та­кой ум­ной, всег­да по­мога­ла ему и бы­ла ря­дом. Я прос­то тер­петь ее не мог­ла, выс­ка­кива­ла из Гос­ти­ной, ког­да она в нее вхо­дила, ста­ралась по­мень­ше быть в до­ме, ес­ли она при­ез­жа­ла в «Но­ру», в по­ез­де ни­ког­да дол­го не за­дер­жи­валась в их ку­пе, зли­лась на Ро­на, ког­да он на­чинал то и де­ло че­рез сло­во ее вспо­минать. На­вер­ное, она удив­ля­лась, но мол­ча­ла, всег­да бы­ла та­кой доб­рой, за­щища­ла ме­ня пе­ред Ро­ном, ког­да ему хо­телось по­иг­рать в стар­ше­го бра­та. А по­том я по­няла, что это в выс­шей сте­пени глу­по. Гар­ри не об­ра­щал на ме­ня вни­мания не из-за Гер­ми­оны, а по­тому что я его не ин­те­ресо­вала, он вос­при­нимал ме­ня все­го лишь как млад­шую сес­трен­ку луч­ше­го дру­га. Ко­неч­но, это был удар, но имен­но Гер­ми­она по­мог­ла мне тог­да. Она по­сове­това­ла не за­цик­ли­вать­ся на Гар­ри, не ста­рать­ся изо всех сил ему пон­ра­вить­ся, а прос­то быть са­мой со­бой и об­ра­тить вни­мание на дру­гих пар­ней. Она уте­шала ме­ня, под­бадри­вала, пы­талась раз­ве­селить. Толь­ко ей я мог­ла рас­ска­зать о сво­их чувс­твах, о том, че­го ни за что на све­те не рас­ска­зала бы сво­им под­ру­гам. Гер­ми­она уме­ла слу­шать, не пе­реби­вая и не то­ропя. А в гла­зах ни рав­но­душия, ни нас­мешки, толь­ко вни­мание. Пос­те­пен­но она ста­ла для ме­ня боль­ше, чем под­ру­га, поч­ти как сес­тра. Ма­ме с па­пой она очень нра­вилась. Рон уже дав­но толь­ко о ней и ду­мал, хо­тя не­ук­лю­же пы­тал­ся скрыть. Прав­да, са­ма Гер­ми­она ни­ког­да не го­вори­ла на эту те­му, а ког­да я до­пыты­валась, нра­вит­ся ли ей Рон не как друг, всег­да ухо­дила от от­ве­та. Ме­ня это не удив­ля­ло. Ког­да де­ло ка­салось чувств, Гер­ми­она всег­да бы­ла бо­лее чем сдер­жанной. Но мы все рав­но на­де­ялись, что они с Ро­ном бу­дут вмес­те, — Джин­ни сле­вити­рова­ла гра­фин с во­дой на сто­лик ря­дом с крес­лом и на­лила се­бе во­ды в ста­кан. Гор­ло пе­ресох­ло от мо­ноло­га.

— А Гар­ри на­конец уви­дел ме­ня. Не знаю, как это слу­чилось, но я на­чала ло­вить его взгля­ды, бро­шен­ные, ког­да он ду­мал, что я не за­мечаю. Он вздра­гивал, ког­да я к не­му не­ча­ян­но при­каса­лась, за­мет­но злил­ся, ког­да я ухо­дила с дру­гими пар­ня­ми. А по­том, в один са­мый прек­расный для ме­ня день, пос­ле квид­ди­ча, сам по­дошел ко мне. Поз­же я спра­шива­ла, ког­да он по­нял, что я ему не­без­различ­на, а он ска­зал, что в этом ему по­мог про­фес­сор Слиз­норт. Уж не знаю, что ска­зал или сде­лал Слиз­норт, но, на­вер­ное, я дол­жна быть бла­годар­на ему до кон­ца жиз­ни.

Тот год, их шес­той, мой пя­тый курс, был та­ким счас­тли­вым! Я бы­ла с Гар­ри, и меж­ду Ро­ном и Гер­ми­оной как буд­то что-то на­чало про­ис­хо­дить. А по­том все рух­ну­ло. Ги­бель Дамб­лдо­ра, пре­датель­ство Сней­па. И зна­ешь, Гар­ри, Рон и Гер­ми­она как буд­то сра­зу пов­зрос­ле­ли. Од­ним ра­зом, за од­ну ночь. Они слов­но ста­ли еди­ным су­щес­твом. Каж­дый из них знал свое мес­то в ко­ман­де, был го­тов прий­ти на по­мощь в лю­бой мо­мент, и по­рознь они дей­ство­вали как од­но це­лое, слов­но чувс­твуя друг дру­га. Гар­ри ре­шил ис­кать крес­тра­жи Вол­де­мор­та, Рон и Гер­ми­она пос­ле­дова­ли за ним. А я слов­но опять отод­ви­нулась в сто­рону. Гар­ри ска­зал, что мы дол­жны рас­стать­ся, что он не зна­ет, что с ним бу­дет, ес­ли од­нажды он по­падет на мои по­хоро­ны. Я все по­нима­ла и в то же вре­мя бы­ла в та­ком страш­ном не­до­уме­нии. Как он не мог по­нять, что ес­ли он бо­ял­ся за ме­ня, то я за не­го бо­ялась еще боль­ше? И я хо­тела быть с ним ря­дом, за­щищать, уме­реть за не­го, ес­ли вдруг так слу­чит­ся. Я пла­кала, про­сила, уг­ро­жала, но он сто­ял на сво­ем: я ос­та­нусь в шко­ле, где по­ка еще бы­ло бе­зопас­но. Рон, ес­тес­твен­но, был с ним пол­ностью сог­ла­сен. И сно­ва Гер­ми­она всту­пилась за ме­ня, ска­зав, что это мое пра­во — на­ходить­ся ря­дом с лю­бимым че­лове­ком. Они с Ро­ном страш­но пос­со­рились из-за ме­ня. А Гар­ри убе­дили не мои сле­зы, а сло­ва Гер­ми­оны, — Джин­ни грус­тно ус­мехну­лась.

А по­том… по­том был страх, убий­ства, ги­бель дру­зей, а мы все рав­но бы­ли счас­тли­вы. Гар­ри, Гер­ми­она и Рон ис­ка­ли крес­тра­жи, мы по­весе­лились на свадь­бе Бил­ли и Флер, вмес­те по­тихонь­ку вос­ста­нови­ли дом в Год­ри­ковой Ло­щине, Гар­ри и Гер­ми­она ста­ли крес­тны­ми ма­лень­ко­го Ар­ту­ра. Бы­ло труд­но, но бы­ла на­деж­да на луч­шее. Толь­ко од­нажды Гер­ми­она про­пала. Был ка­нун Рож­дес­тва, де­вянос­то вось­мой год. Гар­ри с Ро­ном от­пра­вились в Хог­вартс, их поп­ро­сила Мак­Го­нагалл на вся­кий слу­чай про­верить и до­пол­ни­тель­но за­чаро­вать все по­тай­ные вхо­ды и вы­ходы в зам­ке. Мы с Гер­ми­оной го­тови­ли праз­днич­ный ужин, сби­лись с ног, что­бы ус­петь к их воз­вра­щению, хо­хота­ли как су­мас­шедшие, за­вора­чивая по­дар­ки. Мы хо­тели встре­тить это Рож­дес­тво толь­ко вчет­ве­ром, в се­мей­ной об­ста­нов­ке. По­том вы­яс­ни­лось, что за­кон­чи­лись му­ка и ко­рица, а я хо­тела ис­печь лю­бимые бу­лоч­ки Гар­ри. Гер­ми­она вдруг вспом­ни­ла, что за­была ку­пить дру­гой по­дарок Ар­ти, вмес­то оче­ред­ной пог­ре­муш­ки, из ко­торых он уже вы­рос. На ули­це уже тем­не­ло, но она все рав­но по­бежа­ла в Мидд­лтон-Ка­вери, это маг­лов­ский го­родок не­пода­леку, по­обе­щала, что вер­нется че­рез пол­ча­са. Ве­селая, в ро­зовой кур­точке с ме­ховым ка­пюшо­ном. Толь­ко че­рез пол­ча­са вва­лились за­мер­зшие Гар­ри с Ро­ном, а она так и не вер­ну­лась. Мы по­дож­да­ли еще ми­нут трид­цать, а по­том пош­ли в Мидд­лтон, ду­мали, она ко­го-то встре­тила, за­бол­та­лась. А там ее не бы­ло, в про­дук­то­вой лав­ке ска­зали, что та­кая де­вуш­ка у них бы­ла, ку­пила му­ку и ко­рицу и уш­ла. В ос­таль­ных ма­гази­нах ее не ви­дели. Гар­ри с Ро­ном за­бес­по­ко­ились, два ра­за обош­ли го­родок и в ка­ком-то пе­ре­ул­ке наш­ли лоп­нувший па­кет с му­кой, ро­зовую кур­тку, пор­ванную и ок­ро­вав­ленную, и ее за­гово­рен­ный брас­ле­тик.

Мер­лин, что тог­да бы­ло! Мне ста­ло пло­хо, ког­да я пред­ста­вила Гер­ми­ону в ру­ках По­жира­телей. Гар­ри с Ро­ном чуть с ума не сош­ли, под­ня­ли на но­ги всех, обыс­ки­вали все мес­та, где мож­но бы­ло бы ее най­ти. И ни­чего! Они да­же вы­били ор­де­ры на обыс­ки в до­мах Мал­фо­ев, Пар­кинсо­нов и ко­го-то еще, уже не пом­ню. Столь­ко бы­ло скан­да­лов, эта сво­лоч­ная арис­токра­тия по­лива­ла нас грязью. Но и в их зам­ках тог­да ни­чего и ни­кого не наш­ли. Ми­нис­терс­тво ле­бези­ло пе­ред эти­ми га­дами, приз­на­ло не­винов­ность Мал­фоя млад­ше­го в де­ле о смер­ти Дамб­лдо­ра, о чем тут же рас­тру­били все га­зеты. Ми­нистр пы­тал­ся выс­та­вить Гар­ри су­мас­шедшим па­рано­иком и ни­чего не пред­при­нимал, что­бы по­ис­ки шли на офи­ци­аль­ном уров­не. Прош­ло нес­коль­ко ме­сяцев, а Гер­ми­она так и не наш­лась. Мы ду­мали, что Вол­де­морт по­хитил ее, что­бы шан­та­жиро­вать Гар­ри, но ни­каких тре­бова­ний, ни­чего, ти­шина. Рон с Гар­ри… Я да­же не знаю, как опи­сать их сос­то­яние. Бы­ло та­кое ощу­щение, что у них вы­били поч­ву из-под ног, вы­нули стер­жень из­нутри, как буд­то каж­дый из них ли­шил­ся жиз­ненно-важ­но­го ор­га­на, без ко­торо­го даль­ше жить мож­но толь­ко ка­лекой. Они по­худе­ли, осу­нулись. Рон поч­ти пе­рес­тал спать, про­сыпал­ся с кри­ками, зам­кнул­ся в се­бе. Гар­ри страш­но бо­ял­ся за ме­ня. Я ви­дела вы­раже­ние его глаз, ког­да он воз­вра­щал­ся ве­чером или ночью. Гар­ри и Рон ска­зали, ко­неч­но, ее ро­дите­лям о том, что она про­пала без вес­ти, но боль­ше не встре­чались с ни­ми, прос­то не мог­ли взгля­нуть им в ли­цо.

Где-то в ав­густе уже де­вянос­то де­вято­го у них сно­ва бы­ло за­дание — вы­яс­нить име­на но­вых По­жира­телей, ко­торые, по до­несе­ни­ям, со­бира­лись у Пар­кинсо­нов. От­ту­да они вер­ну­лись… — Джин­ни за­мялась, под­би­рая сло­ва, и сно­ва от­пи­ла во­ды, — как бы это вы­разить­ся… поч­ти ни­каки­ми. Оба ка­кие-то раз­давлен­ные, как буд­то кто-то умер. Рон сел на стул в кух­не и мол­чит, ус­та­вив­шись в од­ну точ­ку, Гар­ри об­хва­тил ру­ками го­лову и рас­ка­чива­ет­ся, слов­но у не­го ра­зом за­ныли все зу­бы. Я не зна­ла, с ка­кого бо­ку к ним под­сту­пить­ся, что про­изош­ло на за­дании? Вро­де они бы­ли це­лыми и нев­ре­димы­ми. Че­рез пол­ча­са мол­ча­ния, ког­да я уже сов­сем из­ве­лась, Гар­ри ска­зал, что в са­ду Пар­кинсо­нов пос­ле сход­ки По­жира­телей они встре­тили Гер­ми­ону, и она бы­ла с Дра­ко Мал­фо­ем.


* * *


— Мы ви­дели Гер­ми­ону, и она бы­ла с Мал­фо­ем, — Гар­ри ти­хо ро­ня­ет сло­ва, ко­торые ле­дяны­ми кап­ля­ми па­да­ют на ма­куш­ку.

Ощу­щение стран­ное, Джин­ни хо­чет­ся съ­ежить­ся и од­новре­мен­но встрях­нуть­ся. Рон все так же смот­рит в пол. Джин­ни страш­но уви­деть ли­цо бра­та, слиш­ком то, что ска­зал Гар­ри, не­веро­ят­но и ужас­но. Нет, ужас­но — не то сло­во… а как най­ти сло­ва то­му, че­го не дол­жно быть, во что от­ча­ян­но не хо­чет­ся ве­рить?

— Не мо­жет быть! — то­же ти­хо го­ворит Джин­ни, не от­ры­вая глаз от Ро­на, ей бро­са­ет­ся в гла­за влаж­ное пят­но на ру­каве его кур­тки. Где он его по­садил? Или это… кровь? Он ра­нен?!

— Ты ра­нен? — она бро­са­ет­ся к не­му, те­ребит за ру­ку, — по­кажи!

Рон на­конец под­ни­ма­ет го­лову, и Джин­ни от­ша­тыва­ет­ся. В гла­зах ее бра­та мер­твая пус­то­та, чер­ная без­дна, в ко­торой нет ни проб­леска мыс­ли. Бе­лое, как мел, ли­цо, во­лосы тус­кло-ры­жими пря­дями об­лепля­ют лоб. Джин­ни ос­то­рож­но про­водит ру­кой по его ли­цу, хо­чет сте­реть с не­го эту те­мень, на­пол­нить чувс­тва­ми, ведь Рон ни­ког­да не был та­ким хо­лод­но-пус­тым. Он вспыль­чи­вый, уп­ря­мый, нес­носный, смеш­ной, иног­да бес­пардон­ный и на­халь­ный, но ни­ког­да на его ли­це, усы­пан­ном ве­селы­ми вес­нушка­ми, не бы­ло та­кого вы­раже­ния. Джин­ни бес­силь­но ро­ня­ет ру­ку. Ей труд­но ды­шать, она час­то и глу­боко взды­ха­ет нес­коль­ко раз. Гар­ри смот­рит в чер­но­ту ок­на, за ко­торым ба­раба­нит по стек­лам дождь. Кап­ли сте­ка­ют, до­гоняя од­на дру­гую, и ка­жет­ся, что из глаз до­ма ль­ют­ся и ль­ют­ся сле­зы.

— Мо­жет, она бы­ла под Им­пе­ри­усом? — Джин­ни хва­та­ет­ся за спа­ситель­ную до­гад­ку.

— Нет, — Гар­ри глу­хо по­каш­ли­ва­ет, — у нас бы­ли спе­ци­аль­ные «но­уры», Грюм снаб­дил. Они поз­во­ля­ют сра­зу рас­позна­вать че­лове­ка под зак­ля­ти­ем, пос­леднее сло­во ма­гии. Они ни­чего не по­каза­ли. К то­му же, мы все, и ты то­же, учи­лись у Грю­ма и Дир­борна про­тивос­то­ять Им­пе­ри­усу. У ме­ня и у Гер­ми­оны по­луча­лось луч­ше всех, мы мог­ли выс­то­ять про­тив трой­но­го на­тис­ка. Раз­ве не пом­нишь, как Дир­борн удив­лялся?

Джин­ни ко­неч­но же пом­нит, но она от­ча­ян­но пы­та­ет­ся най­ти хоть что-ни­будь, что­бы оп­равдать Гер­ми­ону, что­бы Рон вы­ныр­нул из этой пус­то­ты.

— По­жира­телей, на­вер­ня­ка, бы­ло в два ра­за боль­ше. Да и не мо­жет это­го быть, что­бы Гер­ми­она по сво­ей во­ле пе­реш­ла на сто­рону Вол­де­мор­та, да еще и свя­залась с Мал­фо­ем! Это же… это прос­то не­воз­можно! Не­веро­ят­но! На­вер­ня­ка, она вы­нуж­де­на прит­во­рять­ся. Ее же по­хити­ли, мо­жет, да­же пы­тали, что еще ос­та­валось де­лать? К то­му же, ес­ли она пре­дала нас, то По­жира­тели дав­но бы вор­ва­лись в штаб и схва­тили всех, весь Ор­ден! — взры­ва­ет­ся она. От ее кри­ка чуть поз­ва­нива­ет по­суда в шка­фу.

Гар­ри мор­щится, бе­рет чай­ник и жад­но пь­ет ос­тывший ки­пяток че­рез гор­лышко. По­том ак­ку­рат­но ста­вит его об­ратно и ус­та­ло опус­ка­ет­ся на кор­точки ря­дом со сту­лом Ро­на.

— Она мог­ла уй­ти с на­ми сей­час, там уже ни­кого не бы­ло, мы бы спра­вились с Мал­фо­ем. Но она от­ка­залась, ос­та­лась с ним.

Джин­ни пот­ря­сен­но мол­чит. Что она мо­жет ска­зать? Что дол­жна сде­лать? Она не зна­ет.

В чис­той ку­хонь­ке, ос­ве­ща­емой теп­лым све­том лам­пы под оран­же­вым аба­журом, ца­рит ти­шина. Толь­ко ка­па­ет во­да из неп­лотно за­вер­ну­того кра­на, и мер­но ти­ка­ют ча­сы, ко­торые Джин­ни ку­пила сов­сем не­дав­но, на прош­лой не­деле. Она хо­тела бы та­кие же за­чаро­ван­ные ча­сы, как у ма­тери, что­бы хоть приб­ли­зитель­но знать, где Гар­ри, что с ним. Но сей­час та­ких не де­ла­ют и так не ча­ру­ют. А ма­ма по-преж­не­му не рас­ста­ет­ся со сво­ими, тас­кая их по все­му до­му. Те­перь к име­нам всех У­из­ли на ци­фер­бла­те при­бави­лись еще име­на Гар­ри, Флер и Ар­ту­ра млад­ше­го. И мог­ло там быть имя Гер­ми­оны…

Кап-кап. Тик-так. Кап-кап. Тик-так. Кап-кап. Тик-так. Кап. Тик. Кап. Так.

Бе­жит вре­мя, ль­ет­ся, слов­но во­да. Луч­ший ле­карь на этой зем­ле.


* * *


— А по­том? — вор­вался в ту дав­но про­шед­шую нап­ря­жен­ную ти­шину кух­ни го­лос Ан­дже­лины, и Джин­ни стре­митель­но воз­вра­тилась в ноч­ную гос­ти­ную, в ко­торой вмес­то ка­па­ющей во­ды пел свою веч­ную пес­ню огонь.

— Мы спо­рили всю ночь, ора­ли друг на дру­га так, что у ме­ня про­пал го­лос. К ут­ру мы ре­шили, что на­до по­пытать­ся вы­яс­нить все. Воз­можно, Гер­ми­она дей­стви­тель­но под очень силь­ным и не­об­на­ружи­мым Им­пе­ри­усом. Рон на­чал со­бирать ре­бят, а Гар­ри от­пра­вил­ся к Грю­му, что­бы про­бить в Ми­нис­терс­тве раз­ре­шение на еще один обыск у Мал­фо­ев. От не­го он вер­нулся уби­тым. Ска­зал, что по сло­вам Грю­ма, из дос­то­вер­ных ис­точни­ков из­вес­тно, что Гер­ми­она са­ма соз­на­тель­но пе­реш­ла на сто­рону Вол­де­мор­та. Ска­зал, что есть сви­дете­ли ее Клят­вы вер­ности, что она все вре­мя про­водит с Мал­фо­ем в его зам­ке, и по­гова­рива­ют, что Вол­де­морт весь­ма бла­гово­лит к ней, нес­мотря на ее не­чис­токров­ное про­ис­хожде­ние. Грюм мол­чал, по­тому что не хо­тел при­чинять боль Ро­ну и Гар­ри, так он ска­зал. Но Рон все рав­но не хо­тел ве­рить, он цеп­лялся за са­мую сла­бую на­деж­ду, все рвал­ся к Мал­фо­ям. Тог­да Грюм при­тащил ка­кого-то шпи­она и Доб­би, ко­торый ра­ботал под прик­ры­ти­ем у Пар­кинсо­нов, и те все под­твер­ди­ли. Не ве­рить их сло­вам не бы­ло при­чин, все фак­ты под­твержда­лись. И нас­ту­пил кош­мар. Они на­чали пить, пред­став­ля­ешь? Не про­сыхая, каж­дый день. Пь­ют и не пь­яне­ют, си­дят у ка­мина, смот­рят в огонь и мол­чат. И ни­чего боль­ше их не ин­те­ресо­вало. Ни не­най­ден­ные крес­тра­жи, ни про­дол­жа­юще­еся про­тивос­то­яние, ни Вол­де­морт, во­об­ще ник­то. И ка­жет­ся, да­же я — сес­тра од­но­го, де­вуш­ка дру­гого. Им бы­ло все рав­но, хоть вор­вись Вол­де­морт в штаб-квар­ти­ру Ор­де­на и нач­ни уби­вать од­но­го за дру­гим. Зна­ешь, Эн­джи, как страш­но, ког­да де­вят­надца­тилет­ние пар­ни на­качи­ва­ют­ся гал­ло­нами ог­не­вис­ки и ос­та­ют­ся аб­со­лют­но трез­вы­ми?! Рон вы­кури­вал по две пач­ки си­гарет за день. Мы не зна­ли, что де­лать, как раз­бу­дить их от той ле­тар­гии, в ко­торую их пог­ру­зило пре­датель­ство Гер­ми­оны. И я сно­ва воз­не­нави­дела Гер­ми­ону, но на этот раз уже не рев­ни­вой дев­чо­ночь­ей не­навистью, ко­торая и не не­нависть да­же, а прос­то неп­ри­язнь, за­висть от то­го, что ка­кая-то дру­гая де­воч­ка кра­сивее, ум­нее, чем ты, или у нее есть то, че­го нет у те­бя. Нет, моя не­нависть бы­ла уже зре­лая, хо­лод­ная, как ль­ды Ле­дови­того оке­ана, об­жи­га­ющая, как ог­ненная ла­ва вул­ка­на. Я не­нави­дела Гер­ми­ону за то, что она есть, за то, что она по­яви­лась на свет, встре­тилась с Гар­ри и Ро­ном, за то, что из-за нее два мо­их са­мых до­рогих че­лове­ка по­теря­ли се­бя. Для ме­ня Вол­де­морт и все его По­жира­тели зна­чили мень­ше, чем Гер­ми­она. Они ста­ли ка­кой-то абс­трак­ци­ей, хо­тя и име­ющей ре­аль­ное воп­ло­щение, но да­лекой, не тро­га­ющей. А на Гер­ми­оне сос­ре­дото­чились мой жут­кий страх по­терять Гар­ри и близ­ких из-за приб­ли­жа­ющей­ся вой­ны, и эта чер­ная не­нависть, ко­торая об­жи­гала ме­ня из­нутри и ле­дени­ла сна­ружи.

Ан­дже­лина с ис­крен­ним со­чувс­тви­ем смот­ре­ла на Джин­ни. Ей, жив­шей в то вре­мя в бла­гопо­луч­ной Аме­рике, да­лекой от ма­гичес­кой вой­ны, раз­вя­зан­ной бе­зум­цем на Бри­тан­ских ос­тро­вах, и в го­лову не при­ходи­ло, как бы­ло страш­но и тя­жело лю­дям, по­мимо сво­ей во­ли втя­нутым в нее. Фред ни­ког­да не вспо­минал про вой­ну, сво­дя все к шу­точ­кам и смеш­кам, и Ан­дже­лина пре­быва­ла в уве­рен­ности, что все бы­ло не так уж пло­хо, а зна­мени­тый Гар­ри Пот­тер в оче­ред­ной раз спас всех без осо­бых зат­рудне­ний. Смерть, раз­ру­шения бы­ли, но пос­коль­ку они не ка­сались ее лич­но, ее у­ют­но­го мир­ка (она вер­ну­лась в Ан­глию толь­ко че­рез два с по­лови­ной го­да пос­ле окон­ча­ния вой­ны), они вос­при­нима­лись слов­но в маг­лов­ском ки­но. Ты со­пере­жива­ешь лю­дям на эк­ра­не, но у те­бя дру­гие за­боты и проб­ле­мы. А Джин­ни прош­ла че­рез все это, умуд­ри­лась сох­ра­нить семью, так же лю­била Гар­ри, ста­ла ма­терью его де­тей, бы­ла всег­да гос­тепри­им­на, ра­душ­на, ве­села. Со сто­роны ка­залось, что все за­быто, по­рос­ло тра­вой заб­ве­ния. Но ви­димо, не­кото­рые ра­ны, за­тянув­шись, ос­тавля­ют глу­бокие сле­ды, не­замет­ные сна­ружи.

А Джин­ни про­дол­жа­ла, не­видя­щим взгля­дом смот­ря пе­ред со­бой:

— Не знаю, что бы­ло бы даль­ше, толь­ко, как ни ужас­но это зву­чит, их спас­ла ги­бель де­вочек, Али­сии и Кэ­ти.

Ан­дже­лина не­воль­но вздрог­ну­ла. Али­сия бы­ла ее луч­шей под­ру­гой в шко­ле. Они вмес­те не де­лали до­маш­них за­даний, иг­ра­ли в квид­дич в ко­ман­де фа­куль­те­та, до­веря­ли друг дру­гу не­хит­рые дев­чо­ночьи сек­ре­ты, а пер­вой лю­бовью Али­сии был Фред. А бес­ша­баш­ная и ве­селая Кэ­ти учи­лась на курс млад­ше, но по­чему-то всег­да хо­дила с ни­ми, не об­ра­щая вни­мания на сво­их од­но­кур­сни­ков.

— Они ис­чезли поч­ти так же, как Гер­ми­она. Ор­ден тог­да уже сме­нил штаб-квар­ти­ру, на этот раз Мак­Го­нагалл пре­дос­та­вила дом сво­его бра­та, где-то в юж­ной час­ти го­рода. Они выш­ли на ми­нут­ку, ку­пить всем пи­ва в ба­ре за уг­лом, и не вер­ну­лись. И мы опять об­ша­рива­ли все за­ко­ул­ки, пе­ревер­ну­ли чуть не весь Лон­дон, а наш­ли их в Й­ор­кши­ре. Опоз­да­ли. Над заб­ро­шен­ной цер­ковью, где они по­гиб­ли, ви­сел знак Вол­де­мор­та, а де­воч­ки, сов­сем как жи­вые, ле­жали на по­лу. Фред и Джордж го­товы бы­ли без па­лочек, го­лыми ру­ками в тот мо­мент уби­вать По­жира­телей. Ма­ма день и ночь пла­кала, бо­ялась за них, что они сде­ла­ют что-ни­будь ужас­ное. И Рон с Гар­ри как буд­то оч­ну­лись. Рон ис­ступ­ленно сле­дил за брать­ями, не от­хо­дил ни на шаг, ни на ми­нуту. Сла­ва Мер­ли­ну, все обош­лось! Толь­ко Фред и Джордж ста­ли та­кими неп­ри­выч­но серь­ез­ны­ми, сов­сем пе­рес­та­ли улы­бать­ся. Фред от­та­ял бла­года­ря те­бе, а Джордж, ка­жет­ся, так и не смог за­быть Кэ­ти, — Джин­ни тя­жело вздох­ну­ла, вспом­нив бра­та, у­ехав­ше­го, сбе­жав­ше­го ото всех в та­кую да­лекую и чу­жую Авс­тра­лию и лишь из­редка при­сыла­юще­го ску­пые пись­ма; он при­ез­жал все­го лишь раз — на свадь­бу Фре­да и Ан­дже­лины, и про­был один день.

— А Гар­ри не­ча­ян­но нат­кнул­ся на сле­ды еще од­но­го крес­тра­жа. Сто­рож той заб­ро­шен­ной цер­кви ока­зал­ся даль­ним по­том­ком Кан­ди­ды Ког­тевран, скви­бом, к со­жале­нию. Раз­го­ворив­шись с ним, Гар­ри уз­нал о том, что в их семье из по­коле­ния в по­коле­ние пе­реда­вал­ся ма­лень­кий се­реб­ря­ный крес­тик, по ле­ген­де, при­над­ле­жав­ший са­мой Кан­ди­де. Она, ока­зыва­ет­ся, бы­ла маг­ло­рож­денной кол­дунь­ей и ве­рила в Бо­га. Этот крес­тик ис­чез та­инс­твен­ным об­ра­зом, пос­ле то­го как мно­го лет то­му на­зад их дом по­сетил че­ловек по име­ни Том Реддл. Не в ха­рак­те­ре Гар­ри бы­ло бро­сать де­ло на пол­пу­ти. Он на­чал с ос­терве­нени­ем ис­кать этот крес­тик, рас­пу­тывал клу­бок все даль­ше и пос­те­пен­но на­чал при­ходить в се­бя. Как и Рон. Они мед­ленно воз­вра­щались к то­му, что мож­но бы­ло с на­тяж­кой наз­вать на­шей нор­маль­ной жизнью. На­чали вы­ходить на за­дания, ко­го-то слу­шать, ин­те­ресо­вать­ся но­вос­тя­ми. Гар­ри на­чал улы­бать­ся мне, как рань­ше. А в жиз­ни Ро­на по­яви­лась Га­би.

— Габ­ри­эль? Они раз­ве тог­да поз­на­коми­лись?

Ан­дже­лина не очень хо­рошо зна­ла млад­шую не­вес­тку семьи У­из­ли. До то­го, как семья Ро­наль­да У­из­ли пе­ре­еха­ла в Ан­глию, она с ней поч­ти не об­ща­лась, встре­ча­ясь лишь на шум­ных об­ще­семей­ных тор­жес­твах.

— Да. До сих пор не знаю, как от­пусти­ли ее ро­дите­ли, но она при­еха­ла на­вес­тить Флер с Бил­лом. Это в то смут­ное вре­мя! Ей все­го-то бы­ло шес­тнад­цать, де­воч­ка с изыс­канны­ми ма­нера­ми, из­ба­лован­ная, очень кра­сивая. Ты же зна­ешь, они с Флер на чет­верть вей­лы, и как го­ворит­ся, этим все ска­зано. Га­би как су­мас­шедшая влю­билась в Ро­на. Всю­ду хо­дила за ним, как при­вязан­ная, схо­дила с ума, ког­да не ви­дела его доль­ше од­но­го дня, на­от­рез от­ка­залась воз­вра­щать­ся до­мой, пред­став­ля­ешь? Бы­ло, с од­ной сто­роны, смеш­но, а с дру­гой сто­роны, так тро­гатель­но. А Рон со­вер­шенно не об­ра­щал на нее вни­мания, ему бы­ло аб­со­лют­но без­различ­но, кто она, по­чему пос­то­ян­но ста­ра­ет­ся быть ря­дом с ним. Он тог­да ки­дал­ся на са­мые опас­ные за­дания, прик­ры­вал ос­таль­ных, ос­та­ва­ясь до пос­ледне­го, ос­терве­нело ис­кал с Гар­ри крес­тра­жи. Де­лал все, что­бы за­быть­ся, не ду­мать о Гер­ми­оне, не вспо­минать о ее пре­датель­стве. Га­би по­нача­лу бы­ла для не­го как кра­сивая иг­рушка, он во­об­ще не ду­мал о ее чувс­твах. Прос­то ста­рал­ся от­влечь­ся, за­быть хоть на вре­мя, что идет вой­на, ко­торая от­ня­ла у не­го са­мое до­рогое, что бы­ло в жиз­ни — лю­бовь. И в ко­торой мы все мо­жем по­гиб­нуть. Он хо­тел по­чувс­тво­вать, что он ко­му-то ну­жен, кто-то о нем бес­по­ко­ит­ся, и в то же вре­мя под­спуд­но бо­ял­ся, на­вер­ное, что Га­би уй­дет, пре­даст его так же, как и Гер­ми­она. Он лишь при­нимал лю­бовь Га­би, сам ста­рал­ся ос­тать­ся рав­но­душ­ным. А по­том на­чал при­выкать к ее пос­то­ян­но­му при­сутс­твию, к ее лас­ке и за­боте, то­му, что она всег­да мо­жет под­нять ему нас­тро­ение. Га­би так и не у­еха­ла до­мой, бла­года­ря под­дер­жке ро­дите­лей за­оч­но окон­чи­ла свой Шар­мба­тон, жи­ла с Флер и Бил­лом, по­мога­ла им с Ар­ти. И по-преж­не­му ни­как не мог­ла на­дышать­ся на Ро­на. Что Рон сде­лал или ска­зал — это свя­тое, ни­кому не поз­во­лялось под­вергать его сло­ва сом­не­ни­ям.


* * *


— Рон, ты во­об­ще слу­ша­ешь ме­ня? — Джин­ни уко­риз­ненно смот­рит на бра­та, уп­ле­та­юще­го ма­мин пи­рог за обе ще­ки.

— М-м-м, как шкуш­но! Шлу­шаю я, шлу­шаю…Ы а-м што-то о а-и о-о-и-а?

— О Га­би… — Джин­ни ка­ча­ет го­ловой.

Се­год­ня в кои-то ве­ки мис­сис У­из­ли уда­лось соб­рать под сво­им кры­лыш­ком ес­ли не всех, то боль­шинс­тво чле­нов семьи. Фред и Джордж уби­ра­ют­ся по ее прось­бе в са­ду, выш­вы­ривая вко­нец об­наглев­ших гно­мов. Мис­тер У­из­ли, Билл и Гар­ри на сво­бод­ном кон­це сто­ла что-то го­рячо об­сужда­ют. Рон с Гар­ри не­дав­но вер­ну­лись го­лод­ны­ми, как вол­ки. Гар­ри уже на­ел­ся, а Рон все ни­как не мо­жет отор­вать­ся от стряп­ни ма­тери, ко­торая рань­ше от­нюдь не ка­залась ему вер­хом ку­линар­но­го ис­кусс­тва. Ма­ма толь­ко ус­пе­ва­ет хло­пот­ли­во бе­гать меж­ду пли­той и сто­лом. Джин­ни улу­чила мо­мент и хо­тела по­гово­рить с Ро­ном о Га­би, что­бы он уде­лял боль­ше вни­мания де­воч­ке, но где тут по­гово­ришь, ког­да он толь­ко и де­ла­ет, что на­бива­ет жи­вот, прис­лу­шива­ет­ся к раз­го­вору от­ца, бра­та и дру­га и ус­пе­ва­ет встав­лять реп­ли­ки. А ее сло­ва про­пус­ка­ет ми­мо ушей.

Смеш­но, Га­би уже во­сем­надцать, все­го лишь на два го­да млад­ше Джин­ни и на три Ро­на, но по­чему-то она ка­жет­ся ма­лень­кой де­воч­кой, о ко­торой нуж­но за­ботить­ся. Хо­тя уж кто-кто, а Джин­ни-то зна­ет, что Габ­ри­эль Де­лакур от­нюдь не та­кая хруп­кая фар­фо­ровая ста­ту­эт­ка, как ду­ма­ют не­кото­рые. В этой изыс­канной, из­не­жен­ной с ви­ду кра­сави­це ха­рак­те­ра боль­ше, чем у нес­коль­ких че­ловек. Она уме­ет твер­до сто­ять на сво­ем и мяг­ко та­ять в ру­ках, ког­да хо­чет до­бить­ся сво­ей це­ли. Она, не мор­щась, пе­ревя­зыва­ет са­мые страш­ные ра­ны от зак­ля­тий, тер­пе­ливо го­товит слож­ные це­леб­ные зелья, не спит по нес­коль­ко но­чей, до­жида­ясь Ро­на, про­пада­юще­го вмес­те с Гар­ри в по­ис­ках крес­тра­жей, выг­ля­дит всег­да так, слов­но соб­ра­лась на бал к ко­роле­ве, и ка­жет­ся, что ей все да­ет­ся лег­ко, без осо­бых уси­лий. Так ду­ма­ют все, кто не уз­нал ее так близ­ко, как Джин­ни.

В тре­вож­ные, из­ма­тыва­ющие стра­хом и не­оп­ре­делен­ностью дни, ког­да Гар­ри и Рон ухо­дят не­из­вес­тно ку­да, Мер­лин зна­ет, ко­го они встре­тят на сво­ем пу­ти, Га­би по­яв­ля­ет­ся в Но­ре с су­хими и ли­хора­доч­но блес­тя­щими гла­зами, хва­та­ясь то за од­но, то за дру­гое, хо­дит из уг­ла в угол, са­дит­ся и тут же вска­кива­ет, что-то на­чина­ет на­певать по-фран­цуз­ски сво­им ме­лодич­ным го­лос­ком, но осе­ка­ет­ся на по­лус­ло­ве. Джин­ни жал­ко эту де­воч­ку, ко­торая мес­та се­бе не на­ходит, вол­ну­ясь за ее неб­ла­годар­но­го брат­ца. Она чувс­тву­ет се­бя поч­ти по-ма­терин­ски, ког­да бе­рет ее тон­кие ру­ки, дро­жащие от внут­ренне­го нап­ря­жения, в свои или лас­ко­во гла­дит по се­реб­ристым во­лосам. Они го­товят ро­маш­ко­вый чай, ко­торый в пос­леднее вре­мя пь­ют лит­ра­ми, и ко­торый Гар­ри, нас­мешни­чая, на­зыва­ет их нар­ко­тиком. Но чай дей­стви­тель­но ус­по­ка­ива­ет, или им толь­ко так ка­жет­ся? Вды­хая аро­мат­ный па­рок, под­ни­ма­ющий­ся от чаш­ки, ко­торую она, опять же, как ре­бенок, дер­жит дву­мя ру­ками, Га­би на­чина­ет то­роп­ли­во, зах­ле­быва­ясь сло­вами, сов­сем не так, как она ве­дет се­бя на лю­дях, го­ворить, жад­но расс­пра­шивать о Ро­не, о его детс­тве, ка­ким он был, ког­да учил­ся в шко­ле.

— Я его сов­сем не пом­ню! — сок­ру­ша­ет­ся она, ус­трем­ля­ясь мыс­ля­ми в тот год, ког­да еще сов­сем ма­лень­кой де­воч­кой, вмес­те с Флер при­еха­ла в Хог­вартс на Тур­нир Трех Вол­шебни­ков, — А’йи пом­ню, а ‘Го­на нет. По­чему?

И Джин­ни дос­та­ет аль­бом с их дет­ски­ми кол­до-фо­тог­ра­фи­ями, при­нима­ет­ся рас­ска­зывать, вспо­мина­ет раз­ные смеш­ные слу­чаи, про­ис­хо­див­шие с Ро­ном. Они с Га­би сме­ют­ся, и ка­жет­ся, что рас­ска­зы о той, мир­ной, жиз­ни, ког­да они бы­ли еще деть­ми, ко­торая как буд­то бы­ла ты­сячу лет на­зад, вли­ва­ют в них си­лу ждать, ве­рить в луч­шее и на­де­ять­ся, что ког­да-ни­будь они все вмес­те бу­дут вспо­минать уже об этом вре­мени, ко­торое за дав­ностью лет за­тума­нит­ся бла­годат­но-ту­ман­ной дым­кой прош­ло­го, пе­режи­того и уже не страш­но­го.

Толь­ко од­на те­ма у них под зап­ре­том. Это Гер­ми­она и чувс­тва Ро­на к ней. Джин­ни пред­по­лага­ет, что Габ­ри­эль на­мека­ми, че­рез дру­гих лю­дей уз­на­ла о Гер­ми­оне, о том, что она вста­ла на дру­гую сто­рону, и как схо­дил с ума Рон. Но у Га­би все-та­ки, ви­димо, не хва­та­ет ре­шимос­ти пря­мо спро­сить у нее об этом, или мо­жет быть, она и не хо­чет знать прав­ду, до­воль­ству­ясь ма­лым и бо­ясь спуг­нуть то хруп­кое счастье, ко­торое есть у них.

Как же все-та­ки хо­рошо, что Га­би не бы­ло с ней, ког­да Гар­ри и Рон вер­ну­лись пос­ле на­ход­ки крес­тра­жа — крес­ти­ка Ког­тевран! Хо­тя прош­ло уже нес­коль­ко ме­сяцев, она до сих пор не мог­ла без сод­ро­гания вспом­нить тот день, вер­нее, за­нимав­ше­еся ут­ро.

Сол­нце зо­лоти­ло ок­на их до­ма, да­руя жи­вот­ворный свет, обе­щая еще один прек­расный ве­сен­ний день, а Гар­ри по­луле­жал на ди­ване, за­литый кровью весь с го­ловы до ног, толь­ко вок­руг шра­ма на лбу был чис­тый учас­ток ко­жи. И она в ужа­се всхли­пыва­ла, от­жи­мая тряп­ку с це­леб­ным нас­то­ем и ос­то­рож­но ка­са­ясь его раз­би­того ли­ца, прис­лу­шива­лась к ти­хому труд­но­му ды­ханию и не зна­ла, что ей де­лать, ес­ли вдруг это ды­хание прер­вется. На­вер­ное, то­же ум­рет, в ту же ми­нуту, ря­дом с ним.

Рон, та­кой же ок­ро­вав­ленный, обес­си­лен­ный, си­дел на по­лу, при­валив­шись к сто­лику, и жад­но гло­тал во­ду.

— Что с ним? Что с ва­ми слу­чилось?

Брат мед­ленно отор­вался от ста­кана, под­нял на нее гла­за и улыб­нулся. Улыб­ка на за­литом кровью ли­це бы­ла жут­кой и од­новре­мен­но за­лих­ват­ской.

— Это все из-за крес­тра­жа, Джин. Ну и кош­мар же был, ска­жу те­бе!

— Он ум­рет? — Джин­ни чувс­тво­вала, как дро­жит го­лос, сби­ва­ясь и пе­рехо­дя на вы­сокие ис­те­рич­ные нот­ки.

— Гар­ри Пот­тер ум­рет? Из-за ка­кого-то хре­ново­го об­ломка Вол­де­мор­та? — Рон от воз­му­щения да­же вско­чил на но­ги, но тут же со сто­ном рух­нул в вов­ре­мя под­ле­тев­шее крес­ло, — ты что, Джин, спя­тила? Тут все на не­го на­де­ют­ся, он, по­нима­ешь ли, ве­ликая на­деж­да все­го ма­гичес­ко­го ми­ра, а этот пар­ши­вец возь­мет и ум­рет прос­то так! Нор­маль­но все бу­дет, не бой­ся, это прос­то вид у нас та­кой жут­кий, а я, ког­да Гар­ри та­щил, нем­но­го не об­ра­тил вни­мания на ка­мен­ную сте­ну, вот он и от­клю­чил­ся. А крес­траж этот чер­тов унич­то­жен!

— Да что же бы­ло с ва­ми? — нем­но­го ус­по­ко­ен­ная, Джин­ни лас­ко­во и очень неж­но про­тер­ла ли­цо Гар­ри, ак­ку­рат­но при­нялась от­ди­рать при­сох­шую от кро­ви к те­лу фут­болку, са­ма чувс­твую ту боль, ко­торую не­воль­но при­чиня­ла ему. Вся его грудь, ру­ки бы­ли в по­резах и ра­нах, до­воль­но глу­боких и сов­сем мел­ких, бы­ли и та­кие, как буд­то от те­ла от­ры­вали ку­соч­ки мя­са. Сер­дце де­вуш­ки опять за­холо­нуло от стра­ха, и она с уси­ли­ем пе­реве­ла дух.

— Мыс­ли. Чувс­тва.

— Что?

— Са­мые гряз­ные мыс­ли, са­мые трус­ли­вые, ма­лодуш­ные, лжи­вые, страш­ные, опас­ные. Те, что хо­ронишь глу­боко в ду­ше и да­же не по­доз­ре­ва­ешь, что они все рав­но есть, прос­то пря­чут­ся.

— И они так ра­нили вас?

-Да. Крес­траж ка­ким-то об­ра­зом прев­ра­тил их во впол­не ма­тери­аль­ных птиц. То есть не сов­сем птиц, го­ловы у них бы­ли че­лове­чес­кие.

— О, Мер­лин! — Джин­ни по­кач­ну­лась от вне­зап­но нах­лы­нув­шей дур­но­ты и мыс­ли о том, КА­КИЕ гряз­ные и страш­ные мыс­ли мог­ли так по­кале­чить их.

Она про­тяну­ла ру­ку Ро­ну, и гу­бы ее дро­жали от жа­лос­ти. Она ведь ни­ког­да не го­вори­ла бра­ту, что лю­бит его, они все вре­мя ру­гались, пре­река­лись, выс­ме­ива­ли друг дру­га, а что бы­ло бы, ес­ли бы он се­год­ня не вер­нулся? Один Мер­лин зна­ет, что тво­рит­ся у не­го в ду­ше пос­ле пре­датель­ства Гер­ми­оны…

Рон си­дел, зак­рыв гла­за, и вы­раже­ние му­читель­ной бо­ли на ли­це, стя­нутом кро­вавой кор­кой, бы­ло не­выно­симым. На­вер­ное, он опять пе­режи­вал то, что бы­ло не­дав­но. Джин­ни от­кры­ла рот, что­бы хоть чем-то обод­рить его, но в это вре­мя ее ру­ку сла­бо сжа­ла ру­ка Гар­ри.

— При­вет! — его улыб­ка бы­ла та­кой же ли­хой, как у Ро­на, но бо­лее ус­та­лой.

— При­вет! Как ты? Что бо­лит? Мо­жет, те­бе при­нес­ти что-ни­будь? Те­бе удоб­но? Поп­ра­вить по­душ­ку?

— Чшшш, Джин, не та­раторь, — Гар­ри сно­ва сжал ее ру­ку, и она в от­вет нак­ло­нилась и по­цело­вала его.

— Ммм, вот толь­ко это­го мне и не хва­тало. Те­перь мож­но сно­ва от­прав­лять­ся в бой. Вот толь­ко пе­ред этим Ро­на при­ложу так­же, как он ме­ня. Блин, у ме­ня на го­лове це­лые гроздья ши­шек.

Он еще шу­тил!

— Ни­чего по­доб­но­го до тех пор, по­ка не поп­ра­вишь­ся! Ес­ли по­надо­бит­ся, я те­бя к кро­вати при­вяжу.

Она с об­легче­ни­ем и ли­ку­ющей ра­достью по­нима­ла, что все бу­дет хо­рошо, ес­ли он так улы­ба­ет­ся и шу­тит, зна­чит, все бу­дет очень хо­рошо. Нап­ле­вать, что впе­реди, но сей­час Гар­ри и Рон вер­ну­лись жи­выми и поч­ти нев­ре­димы­ми, а это са­мое глав­ное.

А Рон си­дел все так­же с зак­ры­тыми гла­зами и да­же не от­клик­нулся на по­лушут­ли­вое-по­лусерь­ез­ное вос­кли­цание дру­га:

— Ни сло­ва мис­сис У­из­ли! Мы прос­то гу­ляли по Тай­мс-сквер и со­вер­шенно не­ча­ян­но стол­кну­лись с ав­то­бусом.

Рон зак­рыл ру­ками ли­цо и, по­шаты­ва­ясь, вы­шел из ком­на­ты, слов­но осоз­на­ние о том, что бы­ло, в пол­ной ме­ре приш­ло к не­му толь­ко сей­час. И Гар­ри с Джин­ни пе­рег­ля­нулись в мол­ча­ливом по­нима­нии.

Муж­чи­ны гром­ко хо­хочут, и Джин­ни вздра­гива­ет. По­ка она пре­дава­лась вос­по­мина­ни­ям, Рон уже дав­но от­сел от нее к дру­гому кон­цу сто­ла и те­перь вмес­те с Гар­ри и от­цом сме­ет­ся над Бил­лом, ко­торый с рас­те­рян­ным ви­дом кру­тит в ру­ках ма­лень­кий аль­бом с раз­ноцвет­ны­ми дет­ски­ми ри­сун­ка­ми. Ока­зыва­ет­ся, про­каз­ник Ар­ти за­лез в кар­ман кур­тки от­ца и вы­тащил от­ту­да его не­из­менный блок­нот, вмес­то это­го вло­жив свой аль­бом­чик. Билл за­метил это толь­ко сей­час, ког­да хо­тел на­чер­тить Гар­ри план ка­кой-то мес­тнос­ти.

Джин­ни сер­ди­то смот­рит на Ро­на, ста­ра­ясь, что­бы он об­ра­тил на нее вни­мание и вспом­нил об их раз­го­воре. Бес­по­лез­но, Рон вов­сю под­шу­чива­ет над рас­се­ян­ностью бра­та и де­монс­тра­тив­но не за­меча­ет сес­тру. И тут, слов­но в от­вет на мыс­ли Джин­ни, ка­мин выс­тре­лива­ет зе­леной пылью, из­ве­щая о том, что кто-то идет, и че­рез се­кун­ду в нем по­яв­ля­ет­ся Габ­ри­эль. Она вы­лета­ет из ка­мина и, не за­мечая ни­кого вок­руг, ки­да­ет­ся к Ро­ну.

— Ве’гнул­ся! На­конец-то… — то­нень­кая строй­ная де­вуш­ка пря­чет ли­цо на гру­ди дол­го­вязо­го Ро­на, об­ни­мая его так, что всем ста­новит­ся нем­но­го не­лов­ко, как буд­то они при­сутс­тву­ют при чем-то очень лич­ном.

Рон не­лов­ко и с ус­мешкой гла­дит ее по се­реб­ристым во­лосам.

— Ну ко­неч­но, вер­нулся, ку­да же я де­нусь? Га­би, неп­ри­лич­но вры­вать­ся в дом и не здо­ровать­ся с хо­зя­ева­ми.

Джин­ни за­дыха­ет­ся от воз­му­щения. Вот ско­тина! Он бы хоть по­цело­вал ее, что ли! Де­воч­ка две но­чи не спа­ла, из­му­чилась, тре­вожась за не­го, а этот ос­то­лоп еще ука­зыва­ет, что при­лич­но, что неп­ри­лич­но!

Но Га­би не об­ра­ща­ет вни­мания, счас­тли­во улы­ба­ет­ся:

— Ой, зд’гавс­твуй­те!

Все улы­ба­ют­ся в от­вет. К Габ­ри­эль в семье У­из­ли при­вык­ли быс­трее, чем в свое вре­мя к Флер. Та же мис­сис У­из­ли, ко­торая Флер от­кро­вен­но не­долюб­ли­вала, час­тично при­мирив­шись с ней лишь пос­ле ра­нения Бил­ла, в Га­би прос­то ду­ши не ча­яла. Не­понят­но, чем это мож­но бы­ло бы объ­яс­нить. С Га­би не прос­то, она ре­шитель­нее и жес­тче, чем Флер, хо­тя ка­жет­ся ми­лее и про­ще. Они с Ро­ном не об­ру­чены, но все счи­та­ют ее чле­ном семьи, при­вык­нув к то­му, что она всег­да ря­дом с Ро­ном. Иног­да млад­ше­го из брать­ев У­из­ли та­кое по­ложе­ние дел сме­шит, по­тому что в пер­вую оче­редь мать справ­ля­ет­ся, как Га­би, а по­том уже на­чина­ет тор­мо­шить его.

— До­ма все в по­ряд­ке? — Билл пос­пешно на­киды­ва­ет кур­тку.

— Все но’гмаль­но. А’гти кап’гиз­ни­чал, не хо­тел на обед есть суп, но мы п’гиш­ли к комп’го­мис­су: он ест суп, а я по­купаю ему ту иг’уш­ку, ко­то’гую он п’гис­мот’гел в ма­газин­чи­ке. Фле’г пе’ге­дала, что­бы ты не за­де’гжи­вал­ся, на ужин твой лю­бимый биф­штекс.

— Уже иду, по­ка, ма­ма, — Билл ис­че­за­ет в зе­леном ог­не.

Мис­сис У­из­ли ед­ва ли не сил­ком от­ры­ва­ет Га­би от Ро­на и та­щит ее к сто­лу.

— По­кушай, моя де­воч­ка, а то ты что-то сов­сем ис­ху­дала, од­на ко­жа да кос­ти. Ку­да та­кое го­дит­ся?

Рон с Джин­ни пе­рег­ля­дыва­ют­ся, Рон нас­мешли­во по­жима­ет пле­чами, а Джин­ни ста­ра­ет­ся вло­жить в свой взгляд мак­си­маль­ный за­ряд уко­риз­ны.


* * *


— Вы­ходит, вы боль­ше не ви­дели Гер­ми­ону?

Джин­ни по­кача­ла го­ловой.

— Пос­ле то­го, как Вол­де­морт ус­та­новил свой ре­жим и объ­явил се­бя пра­вите­лем ма­гичес­кой Ан­глии, мы ви­дели сот­ни ее кол­до-фо­тог­ра­фий в га­зетах и жур­на­лах, бес­числен­ные ин­тервью, толь­ко под­твержда­ющие ее сво­бод­ную во­лю и то, что она са­ма выб­ра­ла сто­рону Мал­фоя. А встре­чались, сла­ва Мер­ли­ну, толь­ко па­ру раз, мель­ком. В пер­вый раз на ули­це, она ме­ня не за­мети­ла. А во вто­рой, как ни стран­но, в маг­лов­ском ма­гази­не в Ир­ландии, мы с Гар­ри стол­кну­лись с ней нос к но­су у вы­хода.


* * *


Гар­ри и Джин­ни идут по ти­хой, из­ви­ва­ющей­ся, как чер­вяк, улоч­ке Лон­дондер­ри. До че­го же все-та­ки стран­но: в Ве­ликоб­ри­тании идет вол­шебная вой­на, по­гиба­ют лю­ди, Вол­де­морт, объ­явив­ший се­бя чуть ли не бо­гом, ус­та­новил та­кие жес­то­кие за­коны, что ма­ги те­перь бо­ят­ся все­го. Рез­ко ска­зан­но­го в сер­дцах сло­ва, ко­сого взгля­да, бро­шен­но­го нез­на­комым че­лове­ком на ули­це, бо­ят­ся лиш­ний раз улыб­нуть­ся, выб­рать­ся на ка­кую-ни­будь ве­черин­ку, бо­ят­ся все­го, си­дят, за­та­ив­шись, слов­но мы­ши в но­ре. Все быв­шие ав­ро­ры объ­яв­ле­ны в ро­зыск. В пер­вые дни пос­ле на­чала прав­ле­ния Вол­де­мор­та По­жира­тели вмес­те с де­мен­то­рами то и де­ло на­веды­вались с обыс­ка­ми в до­ма, ко­торые по­доз­ре­вались в их ук­ры­тии. Как они вов­ре­мя тог­да ус­пе­ли на­ложить зак­лятье Не­нахо­димос­ти на «Но­ру»! Гар­ри сам стал Хра­ните­лем Тай­ны, не до­веряя ее ни­кому, слиш­ком до­рога ему бы­ла семья У­из­ли. А их дом в Год­ри­ковой Ло­щине, ма­лень­кий се­мей­ный ми­рок, лю­бов­но обус­тро­ен­ный ру­ками Джин­ни, ед­ва не стал ло­вуш­кой. Как-то мол­ча, без слов, бы­ло ре­шено, что Гар­ри ста­нет Хра­ните­лем У­из­ли, а Рон — Пот­те­ров. Но зак­лятье Не­нахо­димос­ти на этот раз ед­ва не по­губи­ло их. Ве­ро­ят­но, но­вое его на­ложе­ние на тот же дом ак­ти­виро­вало ста­рое, а Гар­ри и Рон по­чему-то не вспом­ни­ли, что рань­ше Хра­ните­лем был Пи­тер Пет­тигрю. Од­на­ко мно­голи­кая Гос­по­жа Уда­ча по-преж­не­му улы­балась им. Гар­ри с Джин­ни вер­ну­лись до­мой от Бил­ла и Флер, и ед­ва очу­тив­шись у ка­лит­ки, Гар­ри ка­ким-то шес­тым чувс­твом уло­вил, что что-то не то. С пер­во­го взгля­да все бы­ло в по­ряд­ке. Дом ка­зал­ся пус­тым, на кры­ше чи­рика­ли во­робьи, ве­тер по­качи­вал раз­ноцвет­ные ша­ры флок­сов, вы­сажен­ных Джин­ни на кро­хот­ной клум­бе, чуть пос­кри­пывал флю­герок в ви­де че­ловеч­ка в шля­пе с про­тяну­той ру­кой. Но что-то то ли за­та­илось где-то в глу­бине до­ма, то ли ви­тало в воз­ду­хе. Чей-то бес­по­ко­ящий, смут­но зна­комый го­лос слов­но на­шеп­ты­вал ему из­нутри:

«Будь ос­то­рожен! Бе­регись!»

Гар­ри, не от­да­вая се­бе от­че­та, вдруг схва­тил Джин­ни в охап­ку и транс­грес­си­ровал так стре­митель­но, что ее длин­ные во­лосы, схва­чен­ные на за­тыл­ке в хвост, от­ре­зало как но­жом. Все­го лишь од­но ко­рот­кое мгно­вение спус­тя воз­дух в том мес­те, где они сто­яли, прон­зил луч зак­лятья, и они ус­пе­ли да­же ус­лы­шать разъ­ярен­ные кри­ки По­жира­телей Смер­ти. Поб­леднев­шая Джин­ни по­шути­ла, что дав­но хо­тела сде­лать ко­рот­кую стриж­ку, а Гар­ри прис­ло­нил­ся к сте­не «Но­ры», слу­шал, как мир­но ку­дах­чут ку­ры, как со­зыва­ет их мис­сис У­из­ли, как су­мас­шедше сту­чит сер­дце, и чувс­тво­вал, что но­ги дро­жат так, что сде­лать шаг и отой­ти от сте­ны бу­дет поч­ти не­воз­можно. Ес­тес­твен­но, мис­тер и мис­сис У­из­ли ос­та­вили их жить в «Но­ре», на­деж­но ук­ры­той нес­коль­ки­ми зак­лять­ями Не­нахо­димос­ти и за­чаро­ван­ной са­мим Грю­мом.

Те­перь же, спус­тя три с лиш­ним го­да, как буд­то все утих­ло. Хо­дят ту­ман­ные слу­хи, что Вол­де­морт со­бира­ет и под­го­тав­ли­ва­ет свою ар­мию из ин­ферна­лов, ве­лика­нов, вам­пи­ров и де­мен­то­ров, го­товит­ся на­пасть на маг­лов, но по­ка все ти­хо, офи­ци­аль­но это, ко­неч­но, не под­твержда­ет­ся. Все уце­лев­шие га­зетен­ки толь­ко и де­ла­ют, что по­ют ди­фирам­бы Лор­ду Вол­де­мор­ту и его муд­ро­му прав­ле­нию, взах­леб пе­рес­ка­зыва­ют пос­ледние сплет­ни и но­вос­ти из свет­ской жиз­ни арис­токра­тии. По­тому что боль­ше пи­сать не о чем. Вер­нее, не раз­ре­ша­ет­ся.

А маг­лов­ская Ан­глия не зна­ет ни­какой вой­ны. Все идет сво­им че­редом. Лю­ди ут­ром спе­шат на ра­боту, ве­чером воз­вра­ща­ют­ся до­мой, едят, ссо­рят­ся, ми­рят­ся, сплет­ни­ча­ют, смот­рят или слу­ша­ют но­вос­ти об учас­тивших­ся те­рак­тах, при­род­ных ка­так­лизмах, тех­но­ген­ных ка­тас­тро­фах, ру­га­ют пра­витель­ство, ко­торое, по их мне­нию, ви­нова­то во всем этом бе­зоб­ра­зии, ка­ча­ют го­лова­ми: «Ку­да ка­тит­ся мир?».

А мир ка­тит­ся впе­ред. Мир маг­лов и мир ма­гов как ко­леи од­ной до­роги, они как буд­то со­сущес­тву­ют ря­дом, но не вмес­те, лишь соп­ри­каса­ясь в не­кото­рых точ­ках. Но мо­жет это и к луч­ше­му?

На дво­ре до­воль­но хо­лод­но для кон­ца фев­ра­ля. Из ртов вы­рыва­ют­ся клу­бы мо­роз­но­го па­ра. Гар­ри за­бот­ли­во нак­ло­ня­ет­ся к Джин­ни, ко­торая прих­ло­пыва­ет ру­ками в ме­ховых пер­чатках.

— Не за­мер­зла? Смот­ри, ма­газин иг­ру­шек, про не­го Си­мус как-то го­ворил, мо­жет, зай­дем?

— А не ра­но по­купать иг­рушки? — Джин­ни хит­ро улы­ба­ет­ся.

— В са­мый раз. Пой­дем­те, мис­сис Пот­тер, а то вы сов­сем за­леде­не­ете.

Мис­сис Пот­тер. Смеш­но, они уже семь лет вмес­те, по­жени­лись поч­ти три го­да на­зад, но Джин­ни до сих пор не мо­жет при­вык­нуть. Она мис­сис Пот­тер! Она же­на Гар­ри, но­сит его фа­милию. И его ре­бен­ка. Мог­ла ли ма­лень­кая Джин­ни У­из­ли пред­ста­вить се­бе, что ког­да-ни­будь зе­леног­ла­зый маль­чиш­ка, от при­сутс­твия ко­торо­го ее но­ги при­липа­ли к по­лу, а ще­ки пы­лали пре­датель­ским ог­нем, что этот маль­чиш­ка, став­ший Из­бран­ным все­го ма­гичес­ко­го ми­ра, ска­жет ей, что без нее он не смо­жет жить, по­тому что она его жизнь?

Джин­ни улы­ба­ет­ся, вспо­миная их шум­ную ве­селую свадь­бу, всех дру­зей и род­ных, то и де­ло по­рывав­шихся по­тан­це­вать с не­вес­той, и бед­но­го Гар­ри, ко­торый тер­пе­ливо выс­лу­шивал нас­тавле­ния те­туш­ки Мю­ри­эль. Ма­ма ры­дала от уми­ления так, что па­пе приш­лось бук­валь­но упо­ить ее шам­пан­ским, что­бы хоть нем­но­го ус­по­ко­ить. Фред и Джордж на свой страх и риск ус­тро­или чу­дес­ный фей­ер­верк, за что Грюм ед­ва не съ­ел их живь­ем. Бы­ло мно­го сме­ха, ра­дос­ти и ог­ромное счастье, нес­мотря на все, что их жда­ло впе­реди. Джин­ни не бы­ла сле­пой ду­роч­кой, жи­вущей лишь од­ним днем. Она яс­но по­нима­ла, что они все на не­легаль­ном по­ложе­нии, что в лю­бой мо­мент в лю­бом угол­ке их мо­гут под­жи­дать По­жира­тели Смер­ти, что она мо­жет по­терять ро­дите­лей, брать­ев, ко­торые все в ря­дах Соп­ро­тив­ле­ния, а трое — в спис­ке "осо­бо опас­ных и ра­зыс­ки­ва­емых" ав­ро­ров. И са­мое глав­ное — она мо­жет по­терять Гар­ри.

Но раз­ве мож­но жить в пос­то­ян­ном стра­хе пе­ред гря­дущим? Ра­ди это­го не сто­ит да­же рож­дать­ся на свет. Жизнь про­дол­жа­ет­ся, нес­мотря ни на что. Те, КО­ГО ра­зыс­ки­ва­ют, и те, КТО ра­зыс­ки­ва­ет, обыч­ные лю­ди, у ко­торых свои прос­тые ра­дос­ти и го­рес­ти. Толь­ко они сто­ят по раз­ным сто­ронам бар­ри­кад, и ре­де­ют ря­ды и тех, и дру­гих, а тот, кто сто­ит над всем этим, кто рас­по­ряжа­ет­ся судь­ба­ми мно­жес­тва лю­дей, слов­но сво­ей собс­твен­ной, за­та­ил­ся в ожи­дании не­понят­но че­го.

В том го­ду, две ты­сячи пер­вом, их ма­лень­кий от­ряд ав­ро­ров, в ко­тором нег­ласным ли­дером был Гар­ри, зах­лес­тну­ла вол­на бра­ков. И как ни стран­но, на­чало это­му по­ложи­ли Не­вилл и Лу­на, по­женив­шись в се­реди­не фев­ра­ля. Ксе­нофи­ли­ус Лав­гуд на свадь­бе раз­да­вал всем бес­плат­но оче­ред­ной но­мер «При­диры» и смеш­но пы­тал­ся тан­це­вать фокс­трот. Вслед за ни­ми в мар­те бы­ла их свадь­ба, а в ап­ре­ле не­замет­но об­венча­лись Хан­на Эб­бот и Эр­ни Мак­Миллан. В и­юне они по­гуля­ли на свадь­бе Сь­юзен Бо­унс и Эн­то­ни Голд­стей­на, в и­юле — Оли­вера Ву­да и Сал­ли-Энн Перкс.

Рон с нас­мешкой на­зывал эту че­реду сва­деб «мат­ри­мони­аль­ным су­мас­шес­тви­ем» и «ско­ропос­тижны­ми уза­ми бра­ка», на что Габ­ри­эль ему серь­ез­но ска­зала:

— По­нима­ешь, ‘Гон, пе’гед ли­цом сме’гтель­ной опас­ности лю­ди то’го­пят­ся жить, чувс­тво­вать, ус­петь сде­лать хоть что-то, что­бы ос­та­вить след на зем­ле. Это на са­мом де­ле так, не смей­ся. И по­том, ты сам ‘гас­ска­зывал, что ва­ши ‘го­дите­ли по­жени­лись точ­но так же!

Джин­ни бы­ла с ней пол­ностью сог­ласна. И Ро­ну ни­чего не ос­та­валось, как пред­ло­жить ма­дему­азель Де­лакур в пол­ное и еди­нолич­ное поль­зо­вание свои ру­ку и сер­дце. Их свадь­ба бы­ла в сен­тябре, и Гар­ри ехид­но пос­ме­ивал­ся, наб­лю­дая за тем, как разъ­ярен­ный друг от­го­нял на­ибо­лее рь­яных гос­тей, так и рвав­шихся поз­дра­вить и по­цело­вать кра­сави­цу-не­вес­ту.

Джин­ни не­воль­но хи­хика­ет, вспом­нив сер­ди­того и крас­но­го, как ин­дюк, бра­та. Гар­ри улы­ба­ет­ся в от­вет и кив­ком го­ловы ука­зыва­ет на вы­вес­ку, гла­сящую о том, что это как раз то мес­то, ку­да они идут.

Они за­ходят в об­во­лаки­ва­ющее при­ят­ным теп­лом прос­торное по­меще­ние. Как же мно­го здесь иг­ру­шек, прос­то дет­ское царс­тво! Джин­ни не так уж час­то бы­вала в маг­лов­ских ма­гази­нах, и те­перь удив­ля­ет­ся, ози­ра­ясь кру­гом. Вро­де все по­хоже, но ка­кое-то дру­гое. Кук­лы в кра­сивой одеж­де, по­хожей на нас­то­ящую, но не го­воря­щие, как у вол­шебни­ков, до­мики не са­мосо­бира­ющи­еся, их на­до стро­ить са­мим, мяг­кие иг­рушки, зве­руш­ки, ко­торые сов­сем не дви­га­ют­ся, не мур­лы­чут, не гав­ка­ют, да­же стран­но, как де­ти-маг­лы мо­гут иг­рать ими. Взгляд Джин­ни ос­та­нав­ли­ва­ет­ся на кра­сивой же­лез­ной до­роге с па­рово­зиком и нес­коль­ки­ми ва­гона­ми, стан­ци­ей, се­мафо­рами и дру­гими ме­лоча­ми, вплоть до де­ревь­ев и кро­хот­ных лю­дей. Ее мож­но при­вес­ти в дви­жение с по­мощью ка­ких-то маг­нитных ба­таре­ек, что ли, или клю­ча, она точ­но не пом­нит. Де­ти-вол­шебни­ки ис­поль­зу­ют для этой це­ли дет­скую вол­шебную па­лоч­ку. Точ­но та­кую же до­рогу ку­пил Си­мус для сво­его еще не­рож­денно­го ре­бен­ка и хвас­тался, го­воря, что он бу­дет ма­лень­ким ге­ни­ем. Но Си­мусу так и не до­велось по­казать сы­ну или до­чери ус­трой­ство па­рово­за. Бе­ремен­ная Пар­ва­ти по­гиб­ла при взры­ве в мет­ро, ус­тро­ен­ном не По­жира­теля­ми Смер­ти, а маг­лов­ски­ми тер­ро­рис­та­ми. Но раз­ве го­ре Си­муса от это­го ста­ло мень­ше? Они тог­да не зна­ли, что ска­зать, как под­бодрить дру­га…

— Джин, смот­ри! — Гар­ри по­казы­ва­ет ей мед­ве­дя, на пу­шис­той мор­дочке ко­торо­го как буд­то зас­ты­ло вы­раже­ние за­бав­но­го удив­ле­ния.

— Не знаю, Гар­ри, мне не очень нра­вят­ся маг­лов­ские иг­рушки. Мо­жет, пой­дем в наш?

— Да лад­но, чем они те­бе не приг­ля­нулись?

— Не знаю, не нра­вят­ся и все.

— Хо­рошо, хо­рошо. Эй, смот­ри-ка, а мо­жет эту? — в его ру­ках дру­гая мяг­кая иг­рушка — го­лубог­ла­зый уми­литель­ный ще­нок, — ска­жем ма­лышу, что это дя­дя Ре­мус. Ну по­хож же?

— Нет, Гар­ри, — Джин­ни пе­редер­ги­ва­ет пле­чами, — мер­твый он ка­кой-то. А где сей­час сам Ре­мус? Объ­явил­ся или нет? Ма­ма го­вори­ла, что от Тонкс уже дав­но нет вес­точки.

— Нет еще. Но он обыч­но так ис­че­за­ет, ты же зна­ешь. По ис­кусс­тву шпи­он­ской жиз­ни им с Тонкс нет рав­ных. Объ­явят­ся ско­ро. О, а ес­ли эту? — в его ру­ках чу­довищ­ная оран­же­во-зе­леная лох­ма­тая по­месь кен­гу­ру, мы­ши и бе­гемо­та.

— Нет, Гар­ри, это во­об­ще ужас что та­кое!

— Лад­но, все, приз­наю по­раже­ние, — Гар­ри шут­ли­во под­ни­ма­ет ру­ки, — ва­ше же­лание — для ме­ня за­кон, ле­ди. Пой­дем в «Вол­шебный мир», он не­дале­ко, на со­сед­ней ули­це

По пу­ти Гар­ри все рав­но прих­ва­тыва­ет что-то мел­кое и, плу­тов­ски ус­ме­ха­ясь, идет рас­пла­чивать­ся к кас­се. Джин­ни по­вора­чива­ет к вы­ходу, и тут пря­мо пе­ред ней, под звон ма­лень­ко­го ко­локоль­чи­ка, в про­еме две­ри по­яв­ля­ет­ся… Гер­ми­она! Мо­лодые жен­щи­ны зас­ты­ва­ют, обе оди­нако­во по­ражен­ные встре­чей. Джин­ни слов­но в по­лус­не от­ме­ча­ет, что Гер­ми­она оде­та по-маг­лов­ски (хо­тя сей­час все они оде­ва­ют­ся по-маг­лов­ски, как буд­то в во­ен­ную фор­му) — прос­тые си­ние джин­сы, из-под тем­но­го по­лупаль­то вид­не­ет­ся вы­сокий во­рот бе­лого сви­тера; а во­лосы ста­ли нам­но­го длин­нее, че­рез пле­чо пе­реки­нута тол­стая пу­шис­тая ко­са. Меж­ду тон­ко очер­ченных бро­вей по­яви­лась вер­ти­каль­ная мор­щинка, и ли­цо как буд­то нем­но­го ус­тавшее и блед­ное.

Гер­ми­она то­же сколь­зит взгля­дом по ли­цу Джин­ни, по ее за­мет­но ок­руглив­шей­ся фи­гуре, и гла­за ее на­пол­ня­ют­ся стран­ным тос­кли­вым вы­раже­ни­ем. Джин­ни неп­ро­из­воль­но ог­ля­дыва­ет­ся на Гар­ри, ко­торый спер­ва смот­рит на нее, все так же улы­ба­ясь, но пос­те­пен­но улыб­ка с его ли­ца слов­но сте­ка­ет. Он за­быва­ет взять сда­чу и под крик кас­си­ра: «Возь­ми­те ва­шу по­куп­ку!» ус­трем­ля­ет­ся к ним. Он креп­ко хва­та­ет за ру­ку Джин­ни и, стис­нув зу­бы, впи­ва­ет­ся взгля­дом в Гер­ми­ону, ко­торая при его по­яв­ле­нии вздра­гива­ет. Они мол­чат, лишь слыш­но уча­щен­ное ды­хание Гар­ри, его ру­ка все боль­нее стис­ки­ва­ет ру­ку Джин­ни. Гер­ми­она не от­ры­ва­ет от них глаз, слов­но хо­чет за­пом­нить, за­печат­леть в па­мяти нав­сегда. Гар­ри рез­ко ша­га­ет впе­ред и та­щит за со­бой Джин­ни, а Гер­ми­она от­сту­па­ет в сто­рону, и в ее гла­зах все то же тос­кли­во-горь­кое вы­раже­ние. Уже поч­ти у две­ри, Джин­ни, не­воль­но ог­ля­дыва­ясь, за­меча­ет, как дер­га­ет­ся Гер­ми­она, слов­но вне­зап­но что-то вспом­ни­ла, и слы­шит сдав­ленный хрип­лый ше­пот:

— Блэк! Крес­траж был у Блэ­ка!

«Что? Ка­кой еще Блэк?» — про­носит­ся в го­лове, а Гар­ри без­жа­лос­тно та­щит впе­ред, нап­ря­жен­ный, как на­тяну­тая стру­на, и Джин­ни по­кор­но, чуть ли не спо­тыка­ясь, сле­ду­ет за ним. Но она ус­пе­ва­ет еще раз обер­нуть­ся и ки­нуть пос­ледний взгляд на Гер­ми­ону, зас­тывшую слов­но из­ва­яние в от­кры­тых две­рях ма­гази­на, и гу­бы у той все ше­велят­ся в от­ча­ян­ном без­звуч­ном кри­ке:

«Блэк! Блэк! Блэк!»

Гар­ри идет быс­тро, поч­ти бе­жит, Джин­ни труд­но за ним уг­нать­ся, но она не об­ра­ща­ет вни­мания, за­нятая мыс­ля­ми о Гер­ми­оне. Что она хо­тела ска­зать? Блэк — кто это? Что это зна­чит? Мо­жет, речь идет о крес­тном Гар­ри, Си­ри­усе Блэ­ке? Но Си­ри­ус умер мно­го лет на­зад, при чем тут он? И у не­го точ­но не бы­ло крес­тра­жей!

Стран­ный день, не­ожи­дан­ная встре­ча, и не­понят­ные сло­ва, слов­но от­вет на за­гад­ку, из уст той, о ко­торой они те­перь да­же не пы­тались вспо­минать.


* * *


— Да-а-а, — Ан­дже­лина за­дум­чи­во смот­рит в огонь, — да­же не знаю, Джин, что ска­зать. Та­кая си­ту­ация, что и вра­гу не по­жела­ешь.

— Вот имен­но! Те­перь пред­став­ля­ешь, что мы с Гар­ри по­чувс­тво­вали, ког­да уви­дели Алек­са? Он же ко­пия от­ца! Вдо­бавок еще ока­залось, что ОНИ сде­лали Гар­ри его опе­куном и вре­мен­ным уп­равля­ющим всем иму­щес­твом до со­вер­шенно­летия маль­чи­ка! Не знаю, как во­об­ще это ста­ло воз­можным, пос­ле все­го-то! Мер­лин ми­лос­ти­вый, мы прос­то не зна­ли, как пос­ту­пить! Ну не бро­сишь же его, он ведь сов­сем ре­бенок, да еще и жи­вет, по сло­вам Ли­ли, у ка­ких-то без­душных маг­лов. Гар­ри по­том сам убе­дил­ся, что это еще та се­мей­ка, как им во­об­ще до­вери­ли вос­пи­тание Алек­са! А Ним­фа­дора... Для нее фа­милия Мал­фой — как нож в сер­дце. Ког­да Гар­ри уз­нал, он дол­го уго­вари­вал ее стать опе­куном маль­чи­ка, но она на­от­рез от­ка­залась приз­нать свое родс­тво с ним и пот­ре­бова­ла, что­бы ник­то да­же не вспо­минал про это. Она во­об­ще ра­зор­ва­ла все кров­ные родс­твен­ные узы с ма­терин­ской сто­роны, про­вела этот ужас­ный об­ряд. Мы ее от­го­вари­вали, но все бес­по­лез­но. Их, и в час­тнос­ти Алек­са, для нее прос­то нет.

— Ну я бы не ска­зала, что Алек­са для нее нет, — по­кача­ла го­ловой Ан­дже­лина, — чес­тное сло­во, мне иног­да ста­новит­ся его ужас­но жал­ко, ког­да, зна­ешь, со сво­им фир­менным взгля­дом и сталь­ным го­лосом она его от­чи­тыва­ет за ка­кой-ни­будь пус­тяк, ко­торый я бы и не за­мети­ла. Но нас­коль­ко у ме­ня сло­жилось впе­чат­ле­ние — маль­чик впол­не обык­но­вен­ный. Учит­ся хо­рошо, ста­ратель­ный, от­зывчи­вый, прав­да, та­кое ощу­щение, что нем­но­го при­шиб­ленный, что ли. Ви­димо, жизнь у не­го бы­ла нес­ладкая. Ря­дом с Ли­ли он прос­то блед­ная тень.

— В том-то и де­ло! Из слов и пи­сем Ли­ли и Рей­ни, из на­ших наб­лю­дений ста­новит­ся по­нят­но, что в нем как раз и нет тех черт, ка­кими об­ла­дал его отец, прос­ти Мер­лин, об умер­ших нель­зя го­ворить пло­хо, ред­кос­тный мер­за­вец, прос­то ред­кос­тный! Как бы ни был Алекс на не­го по­хож, все же в нем боль­ше от Гер­ми­оны. Вот эта вот нас­тырность, ум. Ка­жет­ся, что он все-все по­нима­ет… Хо­телось бы мне знать, что тво­рит­ся в его ду­ше, — Джин­ни вздох­ну­ла, — а еще он от­ка­зал­ся от опе­кунс­тва Мал­фуа, пред­став­ля­ешь? Мак­Го­нагалл на­писа­ла нам, бы­ла страш­но ра­да, что он сра­зу рас­ку­сил это нич­то­жес­тво, ко­торое еще за­хоте­ло, что­бы он звал его дя­дей!

— Слы­шала, ко­неч­но. У маль­чи­ка есть ха­рак­тер. Но зна­ешь, так стран­но… Я не очень хо­рошо зна­ла Гер­ми­ону и Мал­фоя, они же бы­ли млад­ше, и все-та­ки пом­ню, что они друг дру­га не очень-то лю­били, вер­но?

— Да Мал­фой не­нави­дел Гар­ри и всех, кто был ря­дом с ним! Все вре­мя ос­кор­блял Ро­на и Гер­ми­ону, об­зы­вал ее гряз­нокров­кой. К то­му же имен­но из-за Мал­фоя по­гиб Дамб­лдор, по­тому что этот гад про­вел в шко­лу По­жира­телей Смер­ти!

Ан­дже­лина ре­шитель­но ска­зала, гля­дя на зо­лов­ку:

— И все-та­ки, нес­мотря ни на что, пос­та­рай­ся от­но­сить­ся к Алек­су, за­быв, кто его ро­дите­ли. И во­об­ще, при чем тут они? Че­лове­ка де­ла­ет вос­пи­тание и ок­ру­жение, а не ге­ны. Он не мо­жет быть злым толь­ко по­тому, что его мать и отец ког­да-то бы­ли на сто­роне То­го-Ко­го-Нель­зя-На­зывать. Это прос­то глу­по и не­педа­гогич­но! Вы дол­жны вос­пи­тать его, вло­жить в не­го то, что счи­та­ет­ся пра­виль­ным, он ведь еще ма­лень­кий маль­чик, нель­зя его от­талки­вать! Он по­ка мяг­кая гли­на, а что из нее по­лучит­ся, кра­сивая по­лез­ная вещь или урод­ли­вый гор­шок — это в ва­ших ру­ках, — Ан­дже­лина вста­ла.

— Я все по­нимаю, но как пос­ту­пить, ког­да он на­чина­ет расс­пра­шивать о ро­дите­лях? Что де­лать, ес­ли он сам — жи­вое на­поми­нание о них?

Мо­лодые жен­щи­ны выш­ли из гос­ти­ной, и Джин­ни нас­ту­пила на лип­кую лу­жицу со­ка в ко­ридо­ре.

— Опять у Доб­би бес­сонни­ца, и он на­водит по­рядок в тем­но­те, — нах­му­рилась она, — прос­то бе­да с ним.


* * *


Алекс ле­жал в сво­ей ком­на­те, в сво­ей кро­вати, ста­рал­ся ус­по­ко­ить­ся, но не мог, за­дыхал­ся от страш­но­го вол­не­ния. Все внут­ри слов­но са­мо со­бой скру­чива­лось и за­вязы­валось в узел, а сте­ны мед­ленно кру­жились, плы­ли и тем­не­ли.

Дверь при­от­во­рилась, заг­ля­нула мис­сис Пот­тер, он тут же зак­рыл гла­за, кое-как пос­та­рал­ся ды­шать ров­нее. Она по­дош­ла и поп­ра­вила оде­яло, вык­лю­чила ноч­ник и ти­хо выш­ла. Алекс от­бро­сил оде­яло и сел на кро­вати. То, что он не­ча­ян­но уз­нал се­год­ня, вер­нее, под­слу­шал, бы­ло ужас­но! Не­мыс­ли­мо! Он не мог по­верить, но что ос­та­валось де­лать?! Как же так?! Мис­тер Пот­тер, мис­тер У­из­ли и его ма­ма бы­ли луч­ши­ми друзь­ями? Как ска­зала мис­сис Пот­тер: «Их бы­ло трое, и они бы­ли друг для дру­га всем»? И его ма­ма, Гер­ми­она Грей­нджер, пре­дала сво­их дру­зей?

Он чувс­тво­вал, как гла­за на­пол­ня­ет пре­датель­ская вла­га. Зна­чит, та де­воч­ка, а по­том де­вуш­ка с чу­дес­ной сол­нечной улыб­кой, ви­ден­ная им на фо­тог­ра­фи­ях и в этом Ому­те Па­мяти, его ма­ма? И она ста­ла пре­датель­ни­цей… И те­перь ее друзья не упо­мина­ют ее име­ни, не вспо­мина­ют о ней, не мо­гут да­же вы­тер­петь Алек­са, по­тому что он на­поми­на­ет о ней…

Маль­чик сос­ко­чил с кро­вати и встал у ок­на, прис­ло­нив­шись пы­ла­ющим лбом к хо­лод­но­му стек­лу. На ули­це шел снег, сне­жин­ки ти­хо кру­жили в мо­роз­ном и без­ветрен­ном воз­ду­хе. При све­те улич­но­го фо­наря ка­залось, что это ле­тят звез­ды, бес­ко­неч­но оди­нокие в бес­ко­неч­ной пус­то­те все­лен­ной.

Он ти­хо пла­кал, гло­тая сле­зы, та­кие горь­кие и жгу­чие, что они, ка­жет­ся, ос­тавля­ли сле­ды на ще­ках.

И Алекс да­же не до­гады­вал­ся, что Вре­мя приш­ло. Про­изо­шед­шее се­год­ня — лишь пер­вый зво­нок, пер­вый всплеск. Судь­ба вспом­ни­ла, об­ра­тила на не­го свой взор и сде­лала лег­кий пе­ребор по стру­нам нас­то­яще­го и прош­ло­го, до­нес­ла до не­го ти­хий го­лос ма­тери, зву­ки ко­лыбель­ной, ко­торую ког­да-то Гер­ми­она пе­ла сво­ему но­ворож­денно­му сы­ну в ма­лень­ком до­ме на бе­регу мо­ря. Судь­ба да­ла воз­можность заг­ля­нуть Алек­су ту­да, от­ку­да нет воз­вра­та, и да­рова­ла Шанс. Быть мо­жет, ей за­хоте­лось оп­равдать­ся пе­ред ним?

Глава 15. Верю, надеюсь, жду

Не ве­рю, смею не ве­рить,

Что вре­мя мне все вер­нет.

Не ве­рю, не смею ве­рить,

Что огонь не рас­то­пит лед.

Поз­воль к се­бе при­кос­нуть­ся,

Поз­воль ус­лы­шать мой зов,

Поз­воль зас­нуть и прос­нуть­ся

Под пес­ню мою без слов.

Люб­ви мо­ей яр­кие звез­ды

Во ть­ме но­чи я заж­гла,

В соз­вездье на­деж­ды и гре­зы,

Меч­ты и ве­ру спле­ла.

Ты толь­ко взгля­ни на не­бо,

Дот­ронь­ся до звезд ру­кой,

И в пла­мя бе­лое сме­ло

Шаг­ни, не ко­леб­лясь, за мной!

За­будь обо всем на све­те -

Про Зав­тра, Вче­ра и Сей­час,

А я смо­гу, я су­мею по­верить

В губ теп­ло, в неж­ность глаз и в нас!

(с) Lilofeya

________________________________________________

— Мож­но?

Пэн­си про­совы­ва­ет го­лову в дверь и хит­ро улы­ба­ет­ся.

— Мис­тер Мал­фой, вы не за­няты? Поз­во­лено ли про­сить у вас а­уди­ен­ции?

Дра­ко ус­та­ло под­ни­ма­ет го­лову со скре­щен­ных рук.

— Ко­неч­но, мож­но, за­ходи. Дав­но те­бя не ви­дел.

— Угу, ты же все вре­мя за­нят.

Де­вуш­ка удоб­но ус­тра­ива­ет­ся в крес­ле, ак­ку­рат­но под­би­рая по­дол платья.

— Как у те­бя де­ла?

— Луч­ше всех, а у те­бя? Су­дя по ви­ду, прос­то го­ришь на служ­бе у Лор­да.

— Ага, день и ночь.

Дра­ко по­тира­ет ли­цо, ки­дая взгляд на ча­сы. Поз­дно­вато для дру­жес­ко­го ви­зита. Что Пэн­си на­до? Она яв­но чем-то оза­боче­на, слиш­ком ли­хора­доч­но свер­ка­ют гла­за и на­рочи­то без­за­ботен тон го­лоса.

— Что-то слу­чилось, Пэнс?

— Ни­чего, с че­го ты взял?

— Брось, мы друг дру­га прек­расно зна­ем, вер­но? Те­бе что-то нуж­но, ина­че ты не яви­лась бы в Мал­фой-Ме­нор в по­лови­не де­вято­го ве­чера, на­рушив все мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые пра­вила при­личия, а дож­да­лась бы до зав­тра.

Пэн­си са­мым тща­тель­ным об­ра­зом раз­гла­жива­ет шел­ко­вые склад­ки на ко­лене.

— Ты прав. Мне ну­жен твой со­вет.

— Со­вет? С ка­ких пор гор­дая мисс Пар­кинсон сми­рен­но про­сит со­вета у нич­тожно­го Мал­фоя?

— Дра­ко, не ёр­ни­чай, — мор­щится де­вуш­ка, — те­бе не идет.

— Хо­рошо, в чем де­ло? Из­ла­гай, бу­ду слу­шать со всем вни­мани­ем.

Де­вуш­ка вска­кива­ет с крес­ла и про­хажи­ва­ет­ся по ком­на­те, под­хо­дит к ок­ну, те­ребит кис­точку по­лога гар­ди­ны.

— Пэн­си?

— Да, да, да, да… По­нима­ешь… О, Мер­лин, Дра­ко, да­же не знаю! Ког­да шла к те­бе, все ка­залось так прос­то и яс­но, а те­перь…

Дра­ко де­ла­ет по­нима­ющее ли­цо.

— Это ка­са­ет­ся не­ко­его Эл­фри­да Де­лэй­ни?

И тут впер­вые на его па­мяти Пэн­си Пар­кинсон пун­цо­ве­ет так, что да­же уши вспы­хива­ют, и сму­щен­но опус­ка­ет гла­за.

Вот это да! Не так-то лег­ко ее сму­тить, и она ни­ког­да не крас­не­ла, раз­ве что от злос­ти, и то ес­ли уж сов­сем до­вес­ти.

— Д-да. Эл­фрид…, — де­вуш­ка опять на­чина­ет свою нер­возную про­гул­ку по прос­торной ком­на­те, по­том на­бира­ет в грудь воз­ду­ха и вы­пали­ва­ет, — он сде­лал мне пред­ло­жение.

— Ни хре­на се­бе! — Дра­ко прис­висты­ва­ет, — прос­ти, Пэнс, то есть хо­чу ска­зать, я очень удив­лен. Вы с ним зна­комы око­ло трех ме­сяцев, и он уже пред­ла­га­ет те­бе ру­ку и сер­дце? А ты что?

— В том-то и де­ло! — Пэн­си изящ­ной ста­ту­эт­кой зас­ты­ва­ет у го­ряще­го ка­мина и, скло­нив го­лову, поч­ти шеп­чет, — не знаю, я ни­чего не знаю, Дра­ко! Мне так страш­но!

— Пэн­си, ми­лая, — Дра­ко под­хо­дит к под­ру­ге и бе­рет ее ру­ки в свои, — что я мо­гу те­бе по­сове­товать, и что ты хо­чешь от ме­ня ус­лы­шать? Эл­фрид нег­лу­пый па­рень, и с ним ты, на­вер­ное, бу­дешь счас­тли­ва. Его семья дос­та­точ­но обес­пе­чена и за­нима­ет не пос­леднее мес­то в на­шем об­щес­тве. Твои ро­дите­ли бу­дут очень ра­ды.

— Да, ко­неч­но, — Пэн­си быс­тро ки­ва­ет, — все иде­аль­но, все от­лично. Брак двух чис­токров­ных вол­шебни­ков из бо­гатых се­мей, все тра­диции соб­лю­дены, что мо­жет быть луч­ше? К то­му же па­па пос­ле за­мужес­тва Па­мелы ак­тивно по­дыс­ки­ва­ет мне же­нихов. Ес­ли я не вый­ду за Эл­фри­да, то он най­дет ко­го-ни­будь дру­гого. И ос­та­нет­ся толь­ко мо­лить всех ан­ге­лов и де­монов, что­бы этим дру­гим не ока­зались Крэбб или Гойл!

— Мне бы, ко­неч­но, сле­дова­ло ос­корбить­ся за честь луч­ших дру­зей, но не бу­ду, так уж быть. Не пой­му, по­чему ты так… не уве­рена?

Де­вуш­ка тя­жело взды­ха­ет.

— По­нима­ешь, Эл­фрид и я — ко­неч­но, мы под­хо­дим друг дру­гу и все та­кое, но как-то быс­тро все про­ис­хо­дит. Ты пра­виль­но за­метил, мы зна­комы все­го лишь три ме­сяца, а он уже про­сит ме­ня стать его же­ной. Как-то это стран­но.

— Че­го ты хо­чешь от ме­ня?

— Я же ска­зала — со­вета.

По­чему Пэн­си так вни­матель­но смот­рит, слов­но нап­ря­жен­но пы­та­ет­ся что-то про­честь на его ли­це?

— Вы­ходить за­муж или нет?

— Да. Нет. Не знаю…

— Пэнс, ты сов­сем за­пута­лась и за­пута­ла ме­ня, — Дра­ко неж­но зап­равля­ет блес­тя­щую чер­ную прядь, вы­бив­шу­юся из при­чес­ки Пэн­си, — ты его лю­бишь?

— Я не знаю…

— Мисс Пар­кинсон, вы прос­то ду­роч­ка, за­яв­ляю вам это на пра­вах ста­рого дру­га, и не на­до так на ме­ня смот­реть. Ес­ли ты ко­леб­лешь­ся, зна­чит, что-то в ва­ших от­но­шени­ях с Де­лэй­ни те­бя не ус­тра­ива­ет, так?

— Так, — взды­ха­ет Пэн­си, — по­нима­ешь, он иног­да бы­ва­ет та­ким… жес­то­ким, та­ким… к не­му да­же страш­но по­дой­ти! Он не По­жира­тель, но по-мо­ему, это для не­го бы­ло на­ибо­лее под­хо­дящим. Я не пред­став­ляю, ка­кой бу­дет моя жизнь ря­дом с ним, как он бу­дет от­но­сить­ся ко мне пос­ле пя­ти или де­сяти лет бра­ка, как он бу­дет от­но­сить­ся к на­шим де­тям. И это ме­ня пу­га­ет — не­из­вес­тность, не­понят­ность! — тем­ные гла­за де­вуш­ки ог­ненно мер­ца­ют при све­те ка­мина.

— Та­кие мыс­ли при­ходят в го­лову всем, кто всту­па­ет в брак, — Дра­ко ста­ра­ет­ся ус­по­ко­ить под­ру­гу, — не ты пер­вая, не ты пос­ледняя. Воз­можно, Эл­фрид не так уж плох. А вдруг он твой принц на бе­лом ко­не? И от­ка­зав ему сей­час, ты прой­дешь ми­мо сво­ей судь­бы.

Из глаз Пэн­си вдруг круп­ны­ми ал­ма­зами ка­тят­ся сле­зы, и она, ут­кнув­шись в грудь дру­гу, гром­ко всхли­пыва­ет. Дра­ко ос­то­рож­но ба­юка­ет ее в объ­ять­ях, нем­но­го рас­те­рян­но шеп­чет что-то нес­вязное, но обод­ря­ющее.

Пэн­си горь­ко ры­да­ет, чувс­твуя, как осы­па­ют­ся и зве­нят под ее но­гами ос­колки пос­ледней, хруп­кой и зыб­кой на­деж­ды — на то, что Дра­ко в пос­ледний мо­мент на­конец уви­дит, пой­мет и не поз­во­лит ей стать же­ной дру­гого, зак­ру­жит ее в су­мас­шедшем тан­це дво­их, и тог­да все бу­дет ина­че, а Эл­фрид, ее отец и все дру­гие бу­дут лишь фо­ном для их счастья.

Не уви­дел, не по­нял, поз­во­лит…

А са­ма Пэн­си, гор­дая не­дот­ро­га, «Ле­дяная Ко­роле­ва», как в шут­ку ее проз­ва­ли друзья-сли­зерин­цы, ни­ког­да не приз­на­ет­ся, что он, Дра­ко — единс­твен­ный, лю­бимый, са­мый близ­кий и са­мый до­рогой. По­тому что на про­тяже­нии всех этих лет ее друг ни­ког­да не вы­ходил за рам­ки их друж­бы, ни еди­ным сло­вом и на­меком не да­вал воз­можнос­ти, что­бы она по­вери­ла хоть на миг. Не­вин­ные по­целуи в три­над­цать лет — еще не по­вод рас­сы­лать сва­деб­ные приг­ла­шения. Она и не ве­рила, но на­де­ялась, сле­по, без вся­ких проб­лесков здра­вого смыс­ла. В ка­кой-то миг ка­залось, что ее на­деж­ды близ­ки к осу­щест­вле­нию, и зав­тра-пос­ле­зав­тра, не поз­же, отец, ра­дос­тно по­тирая ру­ки, со­об­щит о по­мол­вке и гря­дущем родс­тве с од­ной из са­мых бо­гатых чис­токров­ных се­мей Ан­глии.

В их об­щес­тве из­давна су­щес­тво­вала тра­диция — где-то пос­ле пя­того кур­са Хог­вар­тса под­би­рать де­тям бу­дущих жен и му­жей. Пят­надцать-шес­тнад­цать лет бы­ли не­ким ру­бежом и слов­но от­се­кали без­за­бот­ное бес­печное детс­тво. И каж­дое ле­то пят­надца­ти, шес­тнад­ца­ти, сем­надца­ти и во­сем­надца­тилет­них чис­токров­ных вол­шебни­ков пос­вя­щалось бес­ко­неч­ным ве­черин­кам, пик­ни­кам, праз­дни­кам, но­вым зна­комс­твам, сго­ворам, а то и офи­ци­аль­ным по­мол­вкам. Свадь­бы обыч­но наз­на­чали пос­ле окон­ча­ния шко­лы. С точ­ки зре­ния Пэн­си, это бы­ло впол­не ра­зум­но. За от­ве­ден­ный срок бу­дущие суп­ру­ги по­луча­ли воз­можность луч­ше уз­нать друг дру­га, при­вык­нуть, а в слу­чае нес­ходс­тва ха­рак­те­ров — ра­зор­вать от­но­шения. Но ко­неч­но, по­доб­ное бы­ло до­пус­ти­мо, ес­ли ро­дите­ли счи­тали, что для се­мей­ной жиз­ни не­дос­та­точ­но вну­шитель­ной сум­мы гал­ле­онов и длин­но­го ря­да чис­токров­ных пред­ков. В пос­ледние го­ды бра­ки, зак­лю­ча­емые с од­но­го лишь ве­ления ро­дите­лей, ста­ли ре­же. Боль­шинс­тво все-та­ки скло­нялось к мыс­ли, что пос­леднее сло­во в вы­боре спут­ни­ка жиз­ни на­до ос­тавлять де­тям. К нес­частью, отец Пэн­си счи­тал по­доб­ное воз­му­титель­ным поп­ра­ни­ем всех тра­диций. И к ве­лико­му ее изум­ле­нию, отец Дра­ко, нап­ро­тив, та­кой мыс­ли не при­дер­жи­вал­ся, счи­тая, что его сын сам при­ведет в Мал­фой-Ме­нор дос­той­ную де­вуш­ку. При этом он хит­ро пос­ме­ивал­ся, го­воря, что ему очень хо­телось бы, что­бы бу­дущая не­вес­тка бы­ла тем­но­воло­сой. Он хо­чет пос­мотреть, чья кровь ока­жет­ся силь­нее, и в ко­го пой­дут его вну­ки. Пэн­си, ко­торой слу­чалось слы­шать та­кие раз­го­воры, от­ча­ян­но сму­щалась и ужас­но сер­ди­лась.

Но пос­ле их пя­того кур­са все пе­ревер­ну­лось с ног на го­лову, все ока­залось пус­ты­ми меч­та­ми. Не бы­ло ни­каких ве­чери­нок, по­мол­вок, по­тому что вер­нулся Тем­ный Лорд. Мис­тер Мал­фой уго­дил в Аз­ка­бан, мать Дра­ко на все ле­то от­пра­вила его в Да­нию в ка­кой-то ла­герь, от­ку­да он вер­нулся ка­ким-то стран­ным и чу­жим. Пэн­си с обос­трен­ным жен­ским чуть­ем рев­ни­во по­чувс­тво­вала, что при­чиной его сос­то­яния бы­ла де­вуш­ка. Но он ни­чего не го­ворил и от­да­лял­ся все боль­ше. Она пы­талась по­гово­рить с ним как рань­ше, но он лишь от­ма­хивал­ся или от­го­вари­вал­ся за­нятостью. И ско­ро Пэн­си лишь с грустью вспо­мина­ла, как они бол­та­ли до по­луно­чи в Гос­ти­ной, как он кор­мил ее пи­рож­ны­ми в «Слад­ком Ко­ролевс­тве», не­уме­ло за­калы­вал во­лосы, ког­да она сло­мала ру­ку и ле­жала в боль­нич­ном кры­ле, как они вмес­те под­шу­чива­ли над Гре­гом, ко­торый на пик­ни­ке прос­то хо­тел по­пить во­дич­ки и на­кол­до­вал ужас­ную гро­зу, под ко­торой они все вы­мок­ли до нит­ки и ле­тели до­мой, сту­ча зу­бами от хо­лода и хо­хоча, слов­но бе­зум­ные. Сколь­ко бы­ло та­ких мо­мен­тов, и как же она бы­ла тог­да счас­тли­ва, са­ма не по­нимая это­го…

А се­год­ня все ее на­деж­ды пе­чаль­ны­ми ле­дыш­ка­ми та­ют в пла­мени ка­мина этой ком­на­ты. К дь­яво­лу все, ко всем чер­тям!!!

Пэн­си все­го лишь на се­кун­ду, на один миг, на­бира­ет­ся ре­шимос­ти ска­зать те нес­коль­ко слов, са­мых важ­ных, но… прок­ля­тая гор­дость, прок­ля­тое арис­токра­тичес­кое вос­пи­тание, прок­ля­тая ан­глий­ская сдер­жанность и хо­лод­ность, уже ис­че­за­ющие у ан­гли­чан-маг­лов, но еще слиш­ком при­сущие ан­гли­чанам-ма­гам!!!

И… гро­мом сре­ди яс­но­го не­ба:

— Я вам не по­меша­ла?

То, что она хо­тела ска­зать, так и ос­та­лось в ней без­мол­вным кри­ком. Поз­дно…

— Я вам не по­меша­ла? — ядо­вито ос­ве­дом­ля­ет­ся Грей­нджер вы­соким зве­нящим го­лосом. Де­мен­то­ры бы поб­ра­ли эту гряз­нокров­ку!

— Что ты се­бе поз­во­ля­ешь?! — ши­пит чер­но­воло­сая де­вуш­ка, вмиг за­быв­шая про сле­зы.

Дра­ко дер­га­ет­ся, но Грей­нджер его опе­режа­ет:

— Про­шу про­щения, Пэн­си, я не зна­ла, что у вас сви­дание. Еще раз из­ви­ните, мо­жете про­дол­жать.

Она по­вора­чива­ет­ся на каб­лу­ках и так хло­па­ет за со­бой дверью, что та от­ска­кива­ет и сно­ва от­кры­ва­ет­ся.

— О, Мер­лин, что она выт­во­ря­ет?

Пэн­си по-дет­ски смеш­но и зна­комо шмы­га­ет но­сом, тыль­ной сто­роной ла­доней ути­рая мок­рые ще­ки.

Дра­ко мол­чит, сам не по­нимая, что сей­час он ощу­ща­ет. Рав­но­душие? Раз­дра­жение, как Пэн­си? Гнев? Злость? Не то.

Сму­щение. Не­лов­кость. Со­жале­ние. И смут­ное, еще до кон­ца не осоз­нанное же­лание, что­бы это­го не бы­ло. Что­бы дверь не от­кры­лась, и Гер­ми­она не ви­дела.

— Дра­ко?

Пэн­си уже с удив­ле­ни­ем тро­га­ет за ру­кав дру­га, зас­тывше­го из­ва­яни­ем и с ка­ким-то стран­ным вы­раже­ни­ем ус­та­вив­ше­гося в тем­не­ющий пус­той про­ем. Он мол­ча зак­ры­ва­ет дверь и под­хо­дит к ок­ну. Его лю­бимое мес­то. Он и в Хог­вар­тсе, в сво­ей Гос­ти­ной, всег­да са­дил­ся за сто­лик у ок­на. Как мно­го Пэн­си о нем зна­ет! И что он пред­по­чита­ет на зав­трак, и как улы­ба­ет­ся, ког­да его рас­сме­шишь, и по­чему тер­петь не мо­жет упо­мина­ний о сво­ем че­тыр­надца­том дне рож­де­ния. Тог­да они всей ком­па­ни­ей — Дра­ко, Винс, Грег, Тео, Мил­ли, она са­ма — приш­ли к пот­ря­са­юще­му вы­воду, что ве­черин­ка в честь че­тыр­надца­тиле­тия бы­ла слиш­ком дет­ской, и по­это­му ста­щили у мис­те­ра Мал­фоя две бу­тыл­ки шот­ланд­ско­го ог­не­вис­ки, спря­тались в са­ду и важ­но прик­ла­дыва­лись к ней по оче­реди, во­об­ра­жая се­бя ужас­но взрос­лы­ми. На­пились прос­то ужас­но и по­том ша­тались по са­ду, рас­пе­вая пес­ни и пу­гая до­мови­ков. До сих пор уши го­рят от сты­да!

Она зна­ет, что на пра­вой ру­ке у не­го, чуть вы­ше лок­тя, есть длин­ный блед­ный шрам — па­мять о том, как он за­лез на ог­ромный дуб в по­местье Пар­кинсо­нов и сор­вался. Он прос­то хо­тел тог­да до­казать, что за­берет­ся вы­ше всех. Вы­ше Блей­за, Тео и Пэн­си, ко­неч­но, ко­торая ти­хо за­мира­ла от стра­ха на са­мой ниж­ней вет­ке. Он все вре­мя стре­мил­ся что-то до­казать. Что? Ко­му? Пэн­си, чес­тно го­воря, не по­нима­ла и, как мог­ла, ста­ралась быть с ним ря­дом. Она хо­тела, что­бы он это по­нял.

А сей­час что он до­казы­ва­ет? Мис­те­ру Мал­фою — что он дос­той­ный сын? Тем­но­му Лор­ду — что вер­ный слу­га?

Ког­да-то, ка­жет­ся, сто лет то­му на­зад, они бы­ли в Хог­сми­де, под­шу­тили над Гре­гом и Вин­сом и, по­каты­ва­ясь со сме­ху, уд­ра­ли от них, а по­том жда­ли, си­дя на мяг­кой ве­сен­ней тра­ве у око­лицы, и то­же мол­ча­ли, вот как сей­час. Толь­ко тог­да мол­ча­ние бы­ло лег­ким, на­пол­ненным ду­рац­ким ще­нячь­им ве­сель­ем, чи­рикань­ем ка­кой-то птич­ки, ко­торой Пэн­си скар­мли­вала крош­ки не­до­еден­но­го пи­рож­но­го, пе­реб­ра­сыва­ющи­мися от од­но­го к дру­гой за­говор­щи­чес­ки­ми улыб­ка­ми. Бы­ло теп­ло, Дра­ко снял ман­тию, рас­сла­бил гал­стук, рас­стег­нул во­рот ру­баш­ки и вы­соко за­катал ру­кава. Он по­кусы­вал тра­вин­ку, ус­тре­мив­шись взгля­дом ку­да-то да­леко, слов­но хо­тел заг­ля­нуть за не­бес­ный око­ем, уви­деть не­ведо­мое, не­дос­тупное, и сей­час слов­но был от­крыт все­му ми­ру. Пэн­си ис­подтиш­ка наб­лю­дала за ним, и гор­ло пе­рех­ва­тыва­ло от без­донной неж­ности к это­му се­рог­ла­зому маль­чиш­ке. Она тог­да де­лала вид, как буд­то сер­дится из-за глу­пой шут­ки, ду­роч­ка, бо­ялась, что он до­гада­ет­ся. Ведь они же бы­ли друзь­ями с са­мого детс­тва, и она це­нила их друж­бу, зная, что и он то­же. Он до­верял ей мно­гое, и она зна­ла о его за­дании и по­тихонь­ку ра­дова­лась, что су­мела вы­тащить на про­гул­ку, и он, ка­жет­ся, хоть нем­но­го от­влек­ся, на один день за­был о том, что ему пред­сто­ит. Как же бы­ло хо­рошо!

Вот толь­ко по­том, к со­жале­нию, по­явил­ся Пот­тер, со сво­ей сви­той, как обыч­но, и тот чу­дес­ный день был без­на­деж­но ис­порчен. Дра­ко сра­зу зак­рылся, рез­ко, как буд­то зах­лопнул дверь, мо­мен­таль­но стал хо­лод­ным, ос­корби­тель­но-нас­мешли­вым, злым — та­ким Пэн­си всег­да ви­дела его в стыч­ках с Пот­те­ром. Она не лю­била его та­ким. В прин­ци­пе, гриф­финдор­цы для нее ни­ког­да ни­чего не зна­чили, но вот Пот­те­ра она тер­петь не мог­ла, и единс­твен­ным об­ра­зом из-за то­го, что он так дей­ство­вал на Дра­ко. Од­нажды, на нуд­ней­шем уро­ке про­фес­со­ра Бин­са она наб­лю­дала за ни­ми обо­ими и приш­ла к стран­но­му вы­воду, что Пот­тер и Мал­фой чем-то по­хожи на фе­ник­са и дра­кона, два вол­шебных су­щес­тва, аб­со­лют­но не вы­нося­щих друг дру­га. Ес­ли фе­никс по­селит­ся в тех же го­рах или том же ле­су, что и дра­кон, го­ры дол­жны рух­нуть, лес — сго­реть дот­ла. В зель­ях сле­зы фе­ник­са или его пе­ро ни в ко­ем слу­чае нель­зя при­со­еди­нять к кро­ви или сер­дечной жи­ле дра­кона. Про­ис­хо­дит взрыв та­кой си­лы, что ма­ло кто из не­удач­ли­вых зель­ева­ров вы­жива­ет. Пом­нится, ког­да их зас­тавля­ли еще до Хог­вар­тса за­учи­вать фа­миль­ные гер­бы и де­визы чис­токров­ных ро­дов, то сам Дра­ко об­ра­тил вни­мание на чей-то герб — на бе­лом щи­те бы­ли изоб­ра­жены пе­реп­ле­та­ющи­еся в ярос­тной борь­бе зо­лотис­то-алый фе­никс и се­реб­ристо-чер­ный дра­кон. Это бы­ло нем­но­го жут­ко и, тем не ме­нее, при­тяга­тель­но-кра­сиво. Фе­никс и дра­кон — сим­во­лы из­вечно­го про­тивос­то­яния, не име­юще­го ни на­чала, ни кон­ца, не зна­юще­го ни пе­реми­рия, ни сла­бос­ти.

Да, она от­лично зна­ла сво­его дру­га, но толь­ко ни­ког­да рань­ше не за­меча­ла у не­го та­кого взгля­да. Ви­нова­того и из­ви­ня­юще­гося, на­пол­ненно­го ти­хим све­том, ко­торый сде­лал его се­рые гла­за уди­витель­но неж­ны­ми... Он ни­ког­да не смот­рел так на нее, а те­перь смот­рит на эту…

Де­вуш­ка при­кусы­ва­ет гу­бу так силь­но, что чувс­тву­ет со­лоно­ватый вкус кро­ви во рту. Это­го не мо­жет быть. Прос­то не мо­жет быть и все! Ведь она оши­ба­ет­ся, прав­да?!

А вдруг не оши­ба­ет­ся?

И сер­дце без­звуч­но кри­чит и рвет­ся из гру­ди ра­неной пти­цей, и пре­рыва­ет­ся ды­хание. На гла­зах сно­ва стре­митель­но вски­па­ют сле­зы, злые, ядо­витые, без­на­деж­ные. Те­кут и те­кут по ли­цу, опа­ляя ще­ки. И она сдав­ленно шеп­чет, не в си­лах ска­зать во весь го­лос:

— Дра­ко, ты что?

Его спи­на не вы­ража­ет ни­чего, и тог­да она рыв­ком (и от­ку­да си­лы взя­лись) по­вора­чива­ет его к се­бе, су­дорож­но вгля­дыва­ет­ся в ли­цо, та­кое род­ное, лю­бимое, в ли­хора­доч­ной по­пыт­ке най­ти от­ри­цание сво­ей бе­зум­ной до­гад­ки. Вот сей­час он рас­хо­хочет­ся и ска­жет, что она свих­ну­лась. Он, Дра­ко Мал­фой, и Гер­ми­она Грей­нджер? Гряз­нокров­ка Грей­нджер? Мер­лин, ну что за че­пуха!

Толь­ко он от­во­дит взгляд и мол­чит. Прос­то мол­чит. И это его мол­ча­ние го­ворит Пэн­си боль­ше всех слов на све­те. Сей­час он та­кой рас­те­рян­ный, оше­лом­ленный, слов­но в не­го по­пало зак­лятье, пе­репу­тав все мыс­ли, вы­бив поч­ву из-под ног. И де­вуш­ке впер­вые в жиз­ни от­ча­ян­но хо­чет­ся уда­рить его, рас­ца­рапать ли­цо, сде­лать так, что­бы ему бы­ло боль­но, так боль­но, как ей сей­час, ког­да сер­дце, ка­жет­ся, ис­те­ка­ет кро­вавы­ми сле­зами. И рас­це­ловать, пок­рыть са­мыми го­рячи­ми, са­мыми неж­ны­ми, са­мыми лю­бящи­ми по­целу­ями его гла­за, его гу­бы, его ру­ки, крик­нуть, что он оши­ба­ет­ся, он прос­то не ви­дит, как его лю­бит она, а эта гряз­нокров­ка не су­ме­ет при­нять и оце­нить его лю­бовь, да и не нуж­на она ей.

И вне­зап­но Пэн­си осоз­на­ет, что вот сей­час, в эту ми­нуту, од­новре­мен­но она лю­бит Дра­ко, и не­нави­дит его, и от­ча­ян­но жа­ле­ет. Эта его рас­те­рян­ность и да­же по­терян­ность — он же сей­час прос­то не осоз­на­ет умом, что про­ис­хо­дит, он весь в чувс­твах, а они не де­ла­ют мыс­ли яс­нее, не поз­во­ля­ют гля­нуть на си­ту­ацию отс­тра­нен­но. Это она при­вык­ла лю­бить Дра­ко, столь­ко лет, всю свою жизнь, сколь­ко пом­нит, лю­била толь­ко его, и ее лю­бовь го­рела ров­ным све­том, как све­тиль­ник. А его сер­дце, на­вер­ное, брыз­жет сей­час ис­кра­ми, яр­ки­ми ог­ня­ми фей­ер­верков, опа­ля­ет ду­шу жгу­чим, но та­ким при­тяга­тель­ным пла­менем.

А еще она от­четли­во по­нима­ет, что ни­ког­да не ска­жет Дра­ко о сво­ей люб­ви. Прос­то то­же про­мол­чит, зак­ро­ет сей­час за со­бой две­ри этой ком­на­ты, при­мет пред­ло­жение Эл­фри­да, вый­дет за не­го за­муж, бу­дет жить с чу­жим че­лове­ком и нав­сегда сох­ра­нит в сер­дце свою тай­ну. Ведь она зна­ла Дра­ко, слиш­ком хо­рошо зна­ла. И что скры­вать — всег­да в глу­бине ду­ши под­спуд­но бо­ялась, что он, как и его отец, по­любит один раз и на всю жизнь. Уви­дит од­нажды де­вуш­ку и без раз­ду­мий вве­дет ее в свой дом. И этот ее страх, ка­жет­ся, сей­час об­рел плоть, став ре­аль­ным и ося­за­емым. Ее страх те­перь звал­ся Гер­ми­оной Грей­нджер, гряз­нокров­ной за­уч­кой-гриф­финдор­кой.

Нет, Пэн­си Пар­кинсон не бу­дет бо­роть­ся за лю­бовь Дра­ко Мал­фоя, ни­ког­да ей не при­над­ле­жав­шую. И не бу­дет пред­ла­гать свою, по­тому что это слиш­ком ее не­дос­той­но.

Де­вуш­ка нес­лышно бе­рет­ся за руч­ку две­ри и ки­да­ет пос­ледний взгляд на дру­га. Прос­то дру­га. Вот так, ока­зыва­ет­ся, мож­но все ска­зать, по­нять и прос­тить­ся. Без еди­ного сло­ва. Прос­то сер­дцем и гла­зами.

— Про­щай, Дра­ко, — шеп­чет она еле слыш­но.

И Дра­ко рас­се­ян­но от­кли­ка­ет­ся.

— Что? А, да, Пэнс, спо­кой­ной но­чи. Уви­дим­ся. Не пе­режи­вай, все бу­дет хо­рошо.


* * *


Пос­ле ухо­да Пэн­си Дра­ко ме­рит ком­на­ту ша­гами, то и де­ло на­тыка­ясь на выд­ви­нутый ею стул. По­том раз­дра­жен­но ста­вит его на мес­то и са­дит­ся к сто­лу. Вска­кива­ет, сно­ва са­дит­ся. В ок­но сту­чит­ся зна­комый фи­лин. Фил­берт. Зна­чит, за­пис­ка от Гре­га. Он чи­та­ет, ров­ным сче­том ни­чего не по­нимая, пе­речи­тыва­ет и сно­ва пе­ред гла­зами ка­кой-то на­бор букв, а не ос­мыслен­ные фра­зы. От­ве­та, на­вер­ное, не нуж­но, раз Фил­берт сра­зу уле­тел.

Да черт зна­ет, что та­кое, ус­по­кой­ся, на­конец, Мал­фой! По­дума­ешь, что та­кого уви­дела Грей­нджер? Да ни­чего осо­бен­но­го. Пэн­си — это прос­то Пэн­си, они друг к дру­гу в ком­на­ты про­бира­лись еще с детс­тва. Он ей под­ки­дывал ля­гушек на кро­вать, а она один раз за­пус­ти­ла под обои По­ющих чер­вя­ков. Он две но­чи не спал, ис­кал, где они пря­тались. Так что ни­чего осо­бен­но­го.

Угу, ни­чего осо­бен­но­го? Так че­го же ты ме­чешь­ся, как бе­шеный кен­тавр?

Дра­ко вы­ходит из ком­на­ты и де­ла­ет вид (пе­ред са­мим же со­бой! — ехид­но фыр­ка­ет внут­ренний го­лос), что его что-то за­ин­те­ресо­вало в кар­ти­не, ви­сящей на сте­не нап­ро­тив, ря­дом с две­рями в Зо­лотые по­кои. И за­та­ив ды­хание, прис­лу­шива­ет­ся. А по­том сам же се­бя одер­ги­ва­ет. Что там мож­но ус­лы­шать? Сте­ны зам­ка из тол­сто­го кам­ня, ус­лы­шишь в луч­шем слу­чае толь­ко из­де­ватель­ские смеш­ки Фи­оны.

Пас­тушка на кар­ти­не том­но ему улы­ба­ет­ся и под­ми­гива­ет, опи­ра­ясь об зо­лоче­ную ра­му.

— Что, дру­жок, не спит­ся?

— Не спит­ся, — бур­ка­ет он, в ду­ше от­ча­ян­но ру­гая се­бя за глу­пость.

На­рисо­ван­ная дев­чонка мер­зко хи­хика­ет:

— А я знаю по­чему! Знаю! Это из-за…

Но за Дра­ко ре­шитель­но хло­па­ет дверь его ком­на­ты.

Спус­тя пол­ча­са все то­го же не­понят­но­го сос­то­яния, за ко­торые он ус­пел на­точить две дю­жины ка­ран­да­шей и перь­ев до иголь­ной ос­тро­ты, раз­бить ка­мин­ную ста­ту­эт­ку, ко­торая, су­дя по ее го­рес­тным воп­лям, от­но­силась к сем­надца­тому ве­ку, ра­зор­вать ка­кой-то кон­тракт из бу­маг от­ца, от­данных ему на прос­мотр, осу­шить ста­кан тмин­но­го брен­ди, все же офор­ми­лась од­на мысль.

Ему нуж­но по­гово­рить с ней. Прос­то так. Прос­то по­гово­рить. Это же не зап­ре­ща­ет­ся.

Он вновь вы­ходит в ко­ридор и мед­ленно пе­ресе­ка­ет его.

Все­го-то пять ма­лень­ких ша­гов.

Стук.

Ти­шина.

Сно­ва стук.

И сно­ва ти­шина.

По­чему-то ему ка­жет­ся, что она пла­чет. Хо­тя с че­го бы ей пла­кать? Он не оби­жал ее, прос­то к не­му приш­ла Пэн­си. Все­го-нав­се­го Пэн­си.

«Это же Пэн­си, ты по­нима­ешь, Гер­ми­она? Ты пом­нишь ее по Хог­вар­тсу? Я во­об­ще-то сам не пом­ню, об­ме­нялись ли вы за вре­мя уче­бы хоть па­рой слов, но ты же ум­ни­ца, ты дол­жна по­нять, что меж­ду мной и Пэн­си ни­чего нет, кро­ме друж­бы. У те­бя ведь есть твои Пот­тер и У­из­ли, да и еще дев­чонка У­из­ли, за­был ее имя. Вот так и Пэн­си — мой друг. Она ра­дова­лась за ме­ня, ког­да мы по­беж­да­ли в квид­ди­че, пла­кала, ког­да я ва­лял­ся в боль­нич­ном кры­ле, бо­ялась и тре­вожи­лась, ког­да впер­вые уви­дела мою Чер­ную Мет­ку. Я знаю, что она те­бе не нра­вит­ся, но по­верь, она хо­роший и доб­рый че­лове­чек, на­деж­ный и вер­ный друг. Прос­то с пер­во­го взгля­да это­го не ска­жешь, но тут уж ни­чего не по­дела­ешь, все мы, сли­зерин­цы, та­кие. Это у вас, гриф­финдор­цев, все чувс­тва — лю­бовь, не­нависть, гнев — бь­ют че­рез край, и вы не в си­лах дер­жать их в се­бе, час­то за­бывая о бла­гора­зумии и эле­мен­тарных при­личи­ях. Вот и ты то­же та­кая же. Нет, я те­бя не ви­ню. Ты вся в этом — ис­крен­няя, чес­тная, до­вер­чи­вая, нем­но­го на­ив­ная. Вот по­это­му те­бе сле­ду­ет по­быс­трее вер­нуть­ся к сво­им. Здесь у нас ты дол­го не вы­дер­жишь. Не­дове­рие, по­доз­ри­тель­ность, дву­личие, мас­ки, не­об­хо­димость пос­то­ян­но пря­тать свое нас­то­ящее ли­цо — с не­кото­рых пор это наш об­раз жиз­ни, дру­гого нет и не бу­дет. А зри­мое и нез­ри­мое при­сутс­твие Тем­но­го Лор­да быс­тро за­душит те­бя, выпь­ет все си­лы и не­поп­ра­вимо ис­ка­лечит ду­шу. Я не хо­чу, что­бы это про­изош­ло. Сов­сем не хо­чу».

Дра­ко сто­ит у две­ри, за ко­торой ца­рит та же ти­шина, ко­торая уже ка­жет­ся ему зло­вещей. Он дер­га­ет руч­ку и слы­шит за со­бой слад­кий го­лос пас­тушки:

— И все-то ему не спит­ся, все-то он хо­дит ту­да и сю­да. Да нет ее здесь.

Ее сло­ва до­ходят до не­го не сра­зу.

— То есть как это — нет?

— Убе­жала ку­да-то, — по­жима­ет пле­чика­ми пас­тушка и зе­ва­ет, — хлоп­ну­ла тво­ей дверью так, что я чуть с гвоз­дя не сле­тела, и убе­жала. Дав­но уже.

Пус­тая ком­на­та, в ко­торой лишь си­рот­ли­во цвир­ка­ет се­реб­ристая птич­ка на по­докон­ни­ке, под­твержда­ет ее пра­воту. Дра­ко мед­ленно воз­вра­ща­ет­ся к се­бе. Где же она? Ку­да нап­ра­вилась? Она са­ма го­вори­ла, что не очень лю­бит бро­дить по зам­ку од­на.

Лег­кое бес­по­кой­ство лип­нет тон­кой па­утин­ной ни­точ­кой, ка­са­ет­ся ли­ца хо­лод­ным сквоз­ня­ком. И он, да­же не дав се­бе тол­ком ощу­тить его, прик­ла­дыва­ет ла­донь к ка­мен­ной сте­не. На­до сос­ре­дото­чить­ся.

В детс­тве он иног­да так де­лал, ког­да иг­рал в прят­ки с ма­мой, и поз­же — ког­да не хо­тел встре­чать­ся с за­нуд­ли­выми до­маш­ни­ми учи­теля­ми, ко­торые с ног сби­вались, ра­зыс­ки­вая его.

Мал­фой-Ме­нор ве­лик, но ес­ли хо­рошо поп­ро­сить его, ес­ли на ка­кой-то миг слить­ся с ним во­еди­но, вой­ти в его без­мол­вное ка­мен­ное соз­на­ние, он поз­во­лит «уви­деть» его от под­зе­мелий до крыш, «уви­деть», где на­ходят­ся его оби­тате­ли в этот мо­мент. Это бы­ла ро­довая ма­гия, за­мешан­ная на кро­ви. Но не у мно­гих чис­токров­ных се­мей, и не у мно­гих зам­ков бы­ли та­кие спо­соб­ности.

Ла­донь Дра­ко про­низы­ва­ет хо­лод. Веч­ный хо­лод, ко­торый та­ит­ся в кам­не, ко­торый пом­нит из­на­чаль­ную пус­то­ту, и ко­торый не отог­ре­ешь ни­каки­ми ка­мина­ми. Мно­гове­ковое спо­кой­ствие, муд­рое рав­но­душие бес­ко­неч­но ста­рого су­щес­тва. Че­лове­чес­кая кровь го­ряча, но ка­мен­ный хо­лод силь­нее. И все же что-то бу­дора­жит ка­мень.

Маль­чик? Да. Я знаю и пом­ню те­бя.

Твоя вол­шебная кровь чис­та. Один из длин­но­го ря­да Мал­фо­ев.

Хо­зя­ин.

Те­бя что-то тре­вожит.

И очень силь­но тре­вожит.

Я слы­шу, как бь­ет­ся в не­тер­пе­нии твое сер­дце, как оно про­сит о чем-то.

Ну что ж, поп­ро­буй.

И Дра­ко ста­новит­ся зам­ком. Он взды­ма­ет­ся на ска­ле, гор­де­ливо ози­рая рас­сти­ла­ющу­юся вни­зу рав­ни­ну. Он чувс­тву­ет ды­хание зем­ли, из ко­торой рас­тет ска­ла, и ды­хание не­ба, по­лыха­юще­го да­леки­ми кос­тра­ми звезд. Се­год­ня звез­ды сло­жились в при­хот­ли­вом узо­ре, прос­том и од­новре­мен­но стран­но-не­раз­борчи­вом, слиш­ком неп­ри­выч­ном. Слов­но стро­гая и со­вер­шенная вязь древ­них рун, стре­митель­ный ле­тящий по­черк чь­ей-то ру­ки. Они пы­та­ют­ся что-то ска­зать ему? О, они обыч­но да­леко не так раз­го­вор­чи­вы, но сей­час ему не до них. Он дол­жен най­ти ее.

Пе­ред гла­зами Дра­ко про­носят­ся тем­ные ан­фи­лады ком­нат и за­лов. Он ви­дит би­ение че­лове­чес­ких жиз­ней, яр­кое и теп­лое си­яние их ма­гичес­кой си­лы, про­бива­ющее да­же ка­мен­ные сте­ны, и хо­лод­ное жем­чужное све­чение приз­ра­ка, чувс­тву­ет тус­клое, но по-сво­ему силь­ное, нем­но­го по­калы­ва­ющее при­кос­но­вение ма­гии эль­фов-до­мови­ков.

Два си­яния ря­дом — это отец и мать.

Не то. Даль­ше.

Тре­тий этаж, вто­рой, пер­вый. Даль­ше.

Под­зе­мелья? Дь­явол, под­зе­мелья! Что ты там де­ла­ешь, Грей­нджер?!

То­нень­кая фи­гур­ка бе­жит по тем­но­му ко­ридо­ру. По­чему он та­кой уз­кий? В этом мес­те, на­обо­рот, дол­жно быть дос­та­точ­но прос­торно.

Дра­ко, от­ры­ва­ет ла­донь от сте­ны, не­хотя от­пустив­шей ее. Ру­ка оне­мела и слов­но чу­жая. Не­важ­но, быс­трей!

Он не­сет­ся, вре­за­ясь в ры­цар­ские дос­пе­хи, ко­торые в не­годо­вании пот­ря­са­ют копь­ями и ме­чами, хло­па­ет две­рями, ска­тыва­ет­ся по лес­тни­цам, сре­зая путь, ны­ря­ет в по­тай­ные хо­ды, су­дорож­но при­поми­ная, ку­да они его вы­ведут.

И вот, на­конец, тот ко­ридор. Он стал еще уже, и Дра­ко от­четли­во слы­шит зло­вещий скре­жет и гро­хот ка­мен­ных плит, сдви­га­ющих­ся, что­бы раз­да­вить меж­ду со­бой то­го, кто ос­ме­лил­ся на­рушить по­кой хо­зя­ев зам­ка. Он ле­тит по про­ходу, не ду­мая ни о чем — ни о том, что его то­же мо­жет раз­да­вить, ни о том, что не пом­нит, как на­до ос­та­нав­ли­вать ко­ридо­ры-ло­вуш­ки для чу­жаков. Он ле­тит впе­ред, за­видев тон­кую фи­гур­ку, ко­торая, ка­ким-то чу­дом ус­лы­шав ша­ги, ог­ля­дыва­ет­ся и ки­да­ет­ся навс­тре­чу.

— Дра­ко!

— Бе­жим от­сю­да!

Он хва­та­ет ее за ру­ку и втя­гива­ет в дру­гое от­вет­вле­ние ко­ридо­ра. Но и тут сте­ны вздра­гива­ют, ше­велят­ся, слов­но жи­вые. Дра­ко чер­ты­ха­ет­ся сквозь зу­бы. Все заш­ло даль­ше, чем он ожи­дал. Зат­ро­нуты не толь­ко сто­роже­вые зак­лятья, но и за­щит­ные и ох­ранные ча­ры. Все вы­ходы из под­зе­мелья, на­вер­ное, уже зак­ры­лись. Хо­тя нет, дол­жен ос­тать­ся один. Где же он? Ть­фу, иди­от! Его па­лоч­ка мо­жет вы­вес­ти, все­го-нав­се­го зак­лятье по­ис­ка по­терян­но­го. Он до­сад­ли­во хло­па­ет се­бя по кар­ма­ну ру­баш­ки. Пре­вос­ходно, ос­та­вил вол­шебную па­лоч­ку у се­бя на сто­ле. Слов нет, как все прек­расно.

Гер­ми­она с рас­ши­рив­ши­мися от ужа­са гла­зами мол­чит, слов­но по­теря­ла дар ре­чи.

— Где твоя па­лоч­ка? — спра­шива­ет он де­вуш­ку, за­ранее зная от­вет, ру­ки-то ее пус­ты.

— В ком­на­те, — вы­дыха­ет она.

И он сно­ва чер­ты­ха­ет­ся. Вы­ход один — ус­петь вы­бежать че­рез единс­твен­ную не­заб­ло­киро­ван­ную дверь до то­го, как сте­ны сов­сем сдви­нут­ся, ина­че их ба­наль­но приш­лепнет, слов­но мух. Вот бу­дет по­зор — ду­рац­кая смерть Мал­фоя в собс­твен­ном же зам­ке!

«Ха-ха, как смеш­но! — глу­мит­ся внут­ренний го­лос, — че­го ты во­об­ще сю­да су­нул­ся?»

Дра­ко ре­шитель­но хва­та­ет Гер­ми­ону за ру­ку.

— Бе­ги во весь дух, не от­ста­вай и не ог­ля­дывай­ся, по­няла?

Она ки­ва­ет. И они бе­гут. Ми­мо про­носят­ся фа­келы, две­ри пря­мо на их гла­зах рас­тво­ря­ют­ся в сте­нах, а са­ми сте­ны все бли­же и бли­же. Дра­ко тол­ка­ет од­ну дверь, но та ис­че­за­ет, ос­та­вив в его ру­ке толь­ко изу­родо­ван­ную руч­ку.

Не­удач­но свер­нув в сле­ду­ющий ко­ридор, они об­на­ружи­ва­ют, что там ту­пик. И вне­зап­но с гро­хотом с по­тол­ка за их спи­нами об­ру­шива­ет­ся еще од­на сте­на, и они ока­зыва­ют­ся зак­лю­чен­ны­ми в тес­ную клет­ку. С че­тырех сто­рон толь­ко ка­мень, тус­кло ча­дит до­гора­ющий фа­кел, и ка­жет­ся, воз­дух мгно­вен­но стал зат­хлым и мер­твым.

Гер­ми­она в па­нике бь­ет сте­ны ку­лаком, пи­на­ет, упи­ра­ет­ся изо всех сил, что­бы вы­иг­рать лиш­ний сан­ти­метр в сдви­га­ющем­ся кап­ка­не, Дра­ко что-то шеп­чет, на­жима­ет на ка­кие-то оп­ре­делен­ные пли­ты, пры­га­ет на по­лу, но все бес­по­лез­но. Сте­ны приб­ли­жа­ют­ся со всех сто­рон, рав­но­душ­ные и не­умо­лимые. Вот уже все­го лишь ка­кой-то метр, мень­ше, еще мень­ше.

Дра­ко по­вора­чива­ет­ся к Гер­ми­оне. Их те­перь стис­ну­ло так, что они ока­зались при­жаты друг к дру­гу. Он ви­дит ее гла­за сов­сем близ­ко. В них страх и не­верие. И так же близ­ко ее гу­бы, по­лу­от­кры­тые, та­кие неж­ные… Она час­то ды­шит, так что он чувс­тву­ет ее ды­хание на сво­ем ли­це.

И он не мо­жет сдер­жать­ся от вне­зап­но нах­лы­нув­ше­го же­лания, ед­ва ли от­да­ет се­бе от­чет в том, что де­ла­ет, но всем су­щес­твом сво­им ощу­ща­ет, что это сей­час са­мое глав­ное, са­мое пра­виль­ное. Все ос­таль­ное, и да­же смер­тель­ная уг­ро­за, отод­ви­нулись ку­да-то да­леко, сма­зались, рас­тво­рились в ее ка­рих гла­зах. Он прос­то нак­ло­ня­ет­ся и нак­ры­ва­ет ее гу­бы сво­ими.

Они и вправ­ду уди­витель­но неж­ные, слов­но два ле­пес­тка ут­ренней ро­зы…

Де­вуш­ка мед­лит все­го лишь крат­кий миг, а по­том от­ве­ча­ет на его по­целуй. Он пог­ру­жа­ет паль­цы в ее во­лосы, с удив­ле­ни­ем от­ме­чая, ка­кие они пыш­ные и мяг­кие. А она про­бега­ет паль­чи­ками по его пле­чам, об­ни­ма­ет за шею, и ее по­целуй ста­новит­ся глуб­же и силь­нее.

Они об­ни­ма­ют друг дру­га, хо­тя сте­ны бук­валь­но вдав­ли­ва­ют их в се­бя, и це­лу­ют­ся ярос­тно, не­ис­то­во, жад­но, слов­но уми­ра­ющие от го­лода и жаж­ды пут­ни­ки, ко­торые дор­ва­лись до питья и еды.

Он не слы­шит и не ви­дит ни­чего вок­руг се­бя, ни­чего так страс­тно не же­ла­ет, кро­ме то­го, что­бы этот миг длил­ся еще, и еще, и еще… как мож­но доль­ше… что­бы веч­ность сто­ять так, вмес­те, поч­ти од­ним су­щес­твом, каж­дой час­ти­цей се­бя ощу­щать ее, ни чувс­тво­вать ни­чего, кро­ме ее губ, ее рук, ее те­ла.

Они не сра­зу по­нима­ют, что ды­шать ста­ло лег­че, по­тому что ды­шат друг дру­гом. Что смер­тель­ные ка­мен­ные объ­ятья раз­жа­лись, по­тому что дер­жат в объ­ять­ях друг дру­га. Что вок­руг ста­ло свет­лее, по­тому что ви­дят толь­ко друг дру­га.

Ка­жет­ся, веч­ность прош­ла.

Дра­ко, ог­лу­шен­ный, от­пуска­ет Гер­ми­ону, и ему чу­дит­ся, что мир вок­руг вер­тится в бе­шеной ка­русе­ли, хо­хочет и ры­да­ет, свер­ты­ва­ет­ся в од­ну точ­ку прос­транс­тва, там, где толь­ко они, и в нем ни­кого боль­ше нет. Гер­ми­она выг­ля­дит та­кой же обес­ку­ражен­ной. Она тя­жело ды­шит и об­ли­зыва­ет при­пух­шие гу­бы, и в нем сно­ва про­сыпа­ет­ся сво­дящее с ума же­лание.

— Кровь, — хрип­ло го­ворит она, и он спер­ва не по­нима­ет, а по­том, до­гадав­шись, под­но­сит к гла­зам ру­ку. Он, на­вер­ное, рас­сек ко­жу, ког­да ко­лотил по сте­нам. Кос­тяшки паль­цев обод­ра­ны, ран­ки нем­но­го сад­нят, и на них выс­ту­пили кап­ли кро­ви. На сте­не нап­ро­тив вид­но кро­хот­ное кро­вяное пят­нышко. За­мок за­поз­да­ло, но все-та­ки ус­пел, приз­нал сво­его хо­зя­ина.

Он от­сту­па­ет на шаг, мо­та­ет го­ловой, слов­но пы­та­ясь сбро­сить ов­ла­дев­шее им бе­зумие, обуз­дать собс­твен­ные чувс­тва, ко­торые с не­имо­вер­ной си­лой тя­нут его об­ратно — сно­ва об­нять ее, при­жать как мож­но бли­же к се­бе, сно­ва ощу­тить жар ее те­ла, пить све­жесть ее губ.

— Пой­дем, — кое-как вы­дав­ли­ва­ет он и идет пер­вым.

В ушах шу­мит, он об­на­ружи­ва­ет, что так же, как и она, тя­жело ды­шит, и ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, что­бы пе­ревес­ти дух, но тут на не­го на­тал­ки­ва­ет­ся она. И слов­но гро­зовые не­беса уда­ря­ют мол­ни­ей в чем-то раз­гне­вав­ших его лю­дей, та­кой раз­ряд прос­ка­кива­ет меж­ду ни­ми. Он сла­бо удив­ля­ет­ся, по­чему не спе­шат мать с от­цом, но на кра­еш­ке соз­на­ния мель­ка­ет мысль, что тво­ряще­еся в под­зе­мель­ях уз­нать не так-то прос­то. За­мок сам унич­то­жа­ет чу­жаков и вра­гов, его хо­зя­евам мож­но об этом и не ду­мать. Зна­чит, они ни­чего и не слы­шали. На­вер­ное. Он ша­га­ет впе­ред в ту­мане соз­на­ния, про­низан­ном яр­ки­ми ис­кра­ми, и спи­ной чувс­тву­ет, как идет за ним Гер­ми­она.

Они не пе­реки­нулись да­же па­рой фраз. Лишь у се­бя на эта­же, взяв­шись за руч­ку две­рей сво­ей ком­на­ты, он ре­ша­ет­ся ог­ля­нуть­ся. И в тот же мо­мент ог­ля­дыва­ет­ся и Гер­ми­она, уже от­крыв­шая две­ри.

Они сто­ят и смот­рят друг на дру­га в ог­лу­ша­ющей ти­шине, ко­торая слов­но по­тихонь­ку разъ­еди­ня­ет их, ох­лаждая жар, скра­дывая то чувс­тво пот­ря­са­юще­го все­пог­ло­ща­юще­го еди­нения, слит­ности, про­дол­женнос­ти его в ней, и ее в нем.

Он раз­ли­ча­ет ед­ва слыш­ное:

— Спо­кой­ной но­чи…

И в от­вет ед­ва за­мет­но ки­ва­ет, по­тому что ес­ли ска­жет что-ни­будь, то на­вер­ня­ка, это бу­дут са­мые глу­пые и не­лепые сло­ва на све­те. А ес­ли от­пустит эту руч­ку, то прос­то наб­ро­сит­ся на нее, не смо­жет от­пустить…

Вот так, ока­зыва­ет­ся, мож­но все ска­зать. Без еди­ного сло­ва. Прос­то сер­дцем и гла­зами.


* * *


Гер­ми­она про­сыпа­ет­ся от тон­ко­го цве­точ­но­го аро­мата, ко­торый лег­ким об­лачком плы­вет по ком­на­те. Де­вуш­ка, не от­кры­вая глаз, по­тяги­ва­ет­ся и улы­ба­ет­ся. Ей что-то прис­ни­лось, что-то дав­нее, свет­лое, из прош­лой жиз­ни…

Ран­нее лет­нее ут­ро, ма­лень­кая Гер­ми­она еще ле­жит в пос­те­ли, а в дверь вплы­ва­ет ба­буш­ка в сво­ем не­из­менном си­нем платье и бе­лос­нежном пе­ред­ни­ке, в глу­боких кар­ма­нах ко­торо­го рас­сы­паны су­хие цвет­ки и ве­точ­ки ли­мон­ной вер­бе­ны.

«Гер­ми­она, дет­ка, от­кры­вай глаз­ки. Сол­нышко дав­но уже вста­ло и ждет те­бя»

Се­год­ня же ка­нику­лы, пер­вый день! И они при­еха­ли вмес­те с ма­мой и па­пой сю­да, к ба­буш­ке с де­душ­кой, в их не­дав­но куп­ленный до­мик на по­бережье. Гер­ми­она впер­вые в жиз­ни уви­дит мо­ре, как хо­рошо!

Ба­буш­ка под­хо­дит к ок­ну, раз­дви­га­ет што­ры и рас­па­хива­ет створ­ки. Со дво­ра вры­ва­ет­ся и за­пол­ня­ет всю ком­на­ту чис­тая све­жесть дож­дя, про­лив­ше­гося пе­ред рас­све­том; мок­рая тра­ва и цве­ты пах­нут так силь­но, что дух зах­ва­тыва­ет от аро­мата. Гер­ми­она вска­кива­ет и под­бе­га­ет к ба­буш­ке, выг­ля­дывая вмес­те с ней из ок­на. Вни­зу на тер­ра­се уже нак­рыт зав­трак, и ма­ма лас­ко­во сме­ет­ся, на­ливая па­пе и де­душ­ке чай, а те ув­ле­чен­но о чем-то спо­рят.

А вок­руг! Де­воч­ка вос­хи­щен­но вскри­кива­ет. Все, что от­кры­ва­ет­ся взо­ру, уто­па­ет в сол­нечном све­те и пе­рели­ва­ет­ся кап­ля­ми то ли ро­сы, то ли дож­дя. В ча­шеч­ке каж­до­го цвет­ка, на кон­чи­ке каж­дой тра­вин­ки, в ла­дош­ке каж­до­го лис­точка дро­жит кро­хот­ный дра­гоцен­ный ка­мень. Где-то в вет­вях вы­соко­го рас­ки­дис­то­го де­рева, рас­ту­щего ря­дом с до­мом, за­лива­ет­ся ма­линов­ка, слов­но пе­рели­вы се­реб­ря­ной сви­рели. Гер­ми­она за­мира­ет от ра­дос­ти, ко­торая на­пол­ня­ет ее до са­мой ма­куш­ки, и шеп­чет, при­жима­ясь к теп­ло­му бо­ку ба­буш­ки:

«Как кра­сиво, ба­буля! Как чу­дес­но!»

Су­хая ру­ка ба­буш­ки лю­бов­но про­водит по пыш­ным во­лосам внуч­ки.

«Ког­да че­ловек счас­тлив, весь мир ему ка­жет­ся прек­расным»

А ведь ее вто­рое имя, Джин, да­но в честь ба­буш­ки. Во­об­ще-то пра­виль­нее бы­ло бы Жа­нин. Жа­нин Ле­фер, дочь ан­гли­чан­ки и фран­цу­за. Ее юность приш­лась на го­ды Вто­рой ми­ровой вой­ны. Ба­буш­ка иног­да рас­ска­зыва­ла, а ее бес­по­кой­ные ру­ки лов­ко пе­реби­рали спи­цы, об­ры­вали су­хие ле­пес­тки, чис­ти­ли сто­ловое се­реб­ро. Отец по­гиб в пер­вые же дни вой­ны, а мать спус­тя пол­го­да — нес­час­тный слу­чай на ору­жей­ном за­воде, ку­да она пош­ла ра­ботать, что­бы про­кор­мить семью. На пле­чи Жа­нин лег­ла за­бота о млад­шем бра­те и сес­трич­ке. Она ус­тро­илась на тот же за­вод и ра­бота­ла с ут­ра до но­чи, а час­тень­ко и но­чами, что­бы хоть нем­но­го при­тушить го­лод­ный блеск в гла­зах сво­их млад­шень­ких. Че­рез три го­да пят­надца­тилет­ний Же­рар из-за сво­ей го­ряч­ности и не­тер­пи­мос­ти нар­вался на пу­лю не­мец­ко­го ко­мен­данта, а ма­лень­кая Жи­зель сго­рела за не­делю от пнев­мо­нии, по­тому что де­нег все рав­но не хва­тало. Ког­да вой­на за­кон­чи­лась, Жа­нин у­еха­ла в Ан­глию, где ос­та­вались родс­твен­ни­ки ма­тери. Там строй­ная ка­рег­ла­зая фран­цу­жен­ка встре­тила ве­село­го ан­глий­ско­го лей­те­нан­та, у них по­яви­лась дочь Эли­забет, а по­том и внуч­ка Гер­ми­она. Жизнь слов­но ви­нова­то улы­балась, воз­вра­щая то, что от­ня­ла ра­нее — семью, теп­ло род­но­го до­ма, силь­ное пле­чо, за ко­торым мож­но ук­рыть­ся от бурь и нев­згод. Ба­буш­ка пе­режи­ла мно­го го­ря, но ни­ког­да не за­мыка­лась в нем, не­из­менно да­рила всем тем, кто ок­ру­жал ее, свет сво­ей ду­ши. Она час­то го­вори­ла, что Гер­ми­она очень по­хожа на нее в мо­лодос­ти, та­кая же то­нень­кая и гиб­кая, с боль­ши­ми ка­рими гла­зами, с коп­ной каш­та­новых во­лос, ко­торые мог­ла рас­че­сать не лю­бая щет­ка.

Ба­буш­ка умер­ла в тот год, ког­да Гер­ми­она пос­ту­пила в Хог­вартс, и слов­но на про­щание, при­от­кры­ла внуч­ке за­весу над сво­ей са­мой за­вет­ной тай­ной — о пись­ме на си­рене­вой бу­маге, при­шед­шем ле­том пе­ред вой­ной, в ко­тором го­вори­лось, что Жа­нин Ле­фер за­чис­ля­ет­ся в шко­лу ма­гии и вол­шебс­тва Шар­мба­тон. Но юной фран­цу­жен­ке так и не до­велось стать вол­шебни­цей, все меч­ты за­теря­лись в вих­ре во­ен­ных лет и го­ря, стре­митель­но вор­вавше­гося в ее дом.

«Мо­жет быть, ты ста­нешь той, кем я так и не ста­ла…» — за­дум­чи­во шеп­та­ла ба­буш­ка, пе­реби­рая гус­тые куд­ри внуч­ки, и да­же не по­доз­ре­вала, как бы­ла пра­ва.

А ма­ма и па­па? До че­го же вкус­ные го­тови­ла ма­ма блин­чи­ки! По­лива­ла их ужас­но вред­ным для зу­бов кле­новым си­ропом, по­тому что в их семье ник­то не лю­бил джем, а по­том они вмес­те ели, и лип­кий си­роп тек по под­бо­род­ку. Она те­перь пом­ни­ла и улыб­ку от­ца, и его не­из­менную труб­ку, к ко­торой он прис­трас­тился еще в сту­ден­ческие го­ды, как он сам го­ворил, «в под­ра­жание Шер­ло­ку Хол­мсу». Ма­му и от­ца всег­да ок­ру­жал лег­кий, поч­ти не­уло­вимый за­пах кли­ники. Она при­вык­ла к не­му так, что он да­же ка­зал­ся частью их семьи, до­ма. Ма­лень­кой лю­била бы­вать в их ка­бине­тах, с лю­бопытс­твом рас­смат­ри­вала блес­тя­щие инс­тру­мен­ты, ув­ле­чен­но иг­ра­ла в сто­мато­лога и бы­ла лю­бими­цей всех мед­сестер.

Ма­ма лю­бит си­рень, и па­па охап­ка­ми да­рит ее и всег­да од­ну ве­точ­ку ста­вит в лю­бимую ро­зовую ва­зу пе­ред пор­тре­том ба­буш­ки. А еще па­па обо­жа­ет де­лать сюр­при­зы ей и ма­ме. Од­нажды, во вре­мя ее лет­них ка­никул, он не при­шел, а прим­чался до­мой, раз­ма­хивая би­лета­ми на са­молет. Они соб­ра­лись бук­валь­но за пол­ча­са и уле­тели во Фран­цию. Ма­ма вор­ча­ла, но бы­ло оче­вид­но, что она не сер­ди­лась, на от­ца она прос­то не мог­ла дол­го сер­дить­ся.

А еще ее ро­дите­ли вна­чале гор­ди­лись тем, что их дочь — вол­шебни­ца, но по­том все ча­ще и ча­ще она на­чала за­мечать в их гла­зах не­до­уме­ние, нас­то­рожен­ность, не­пони­мание, тре­вогу. Пос­ле Хог­вар­тса ма­ма ос­то­рож­но пред­ла­гала выб­рать ка­кой-ни­будь кол­ледж, «наш, обыч­ный» — под­черки­вала она. Гер­ми­она не пы­талась да­же спо­рить, по­тому что зна­ла то, о чем они да­же не до­гады­вались — идет ма­гичес­кая вой­на, и она не мо­жет трус­ли­во от­сту­пить, не мо­жет до­пус­тить да­же мыс­ли о том, что­бы бро­сить сво­их дру­зей, ведь они бы­ли поч­ти од­ним це­лым. Пре­дать их — зна­чит, пре­дать се­бя.

Эта вой­на бы­ла чу­жой для них, маг­лов, но не для нее, вол­шебни­цы. И это слов­но их разъ­еди­няло. Но они ос­та­вались ее ро­дите­лями, они бо­ялись за нее, и единс­твен­ное, что при­миря­ло их с вол­шебс­твом — то, что их дочь жи­ла той жизнью, ко­торую выб­ра­ла са­ма. Они с го­речью по­нима­ли, что ма­гия — не­от­де­лимая часть ее су­щес­тва, и с этим ни­чего не по­дела­ешь, и прос­то лю­били свою не­пос­лушную Гер­ми­ону.

«Как же вы, мои до­рогие, на­вер­ное, схо­дите сей­час с ума — от не­из­вес­тнос­ти, тре­воги, от­ча­ян­ных мыс­лей… Прос­ти­те ме­ня, я ско­ро вер­нусь, я в этом уве­рена!»

Вот и еще вос­по­мина­ния улег­лись на свое мес­то в аль­бо­ме ее па­мяти. Гер­ми­она улы­ба­ет­ся, сос­каль­зы­ва­ет с кро­вати и за­меча­ет ма­лень­кий бу­кетик цве­тов на сто­лике у зер­ка­ла. Мар­га­рит­ки и аню­тины глаз­ки, пе­ревя­зан­ные си­ней лен­точкой. Прос­тые, но са­мые до­рогие цве­ты, из ее сна, из кро­хот­но­го ухо­жен­но­го ба­буш­ки­ного са­дика. Вот что ее раз­бу­дило! Но сей­час ведь зи­ма, как же… Де­вуш­ка бе­рет в ру­ки бу­кет и под­но­сит к ли­цу. Это са­мое обык­но­вен­ное вол­шебс­тво. И чис­тая дет­ская ра­дость, ти­хое счастье как буд­то сно­ва воз­вра­ща­ют­ся к ней.

— Дра­ко! — шеп­чет она, и сно­ва улы­ба­ет­ся. То­му, что нас­ту­пил но­вый день, лет­ним цве­там, по­дарен­ным сре­ди зи­мы, то­му, что сей­час она спус­тится вниз и уви­дит его, и еще то­му, что вче­ра про­изош­ло…

Бе­зум­ное, из­ло­ман­ное болью и не­веро­ят­но счас­тли­вое вче­ра, ког­да она прос­то хо­тела кое-что спро­сить у Дра­ко, рас­пахну­ла две­ри его ком­на­ты, сов­сем не ожи­дая уви­деть их — пар­ня и де­вуш­ку, слив­шихся в тес­ном объ­ятье. Она до­вер­чи­во приль­ну­ла к его гру­ди, а он неж­но це­ловал ее в во­лосы. Она с ка­кой-то от­четли­вой рез­костью ви­дела, как воз­му­щен­но вски­дыва­ет­ся Пэн­си, и нем­но­го мед­ленней, чем сле­дова­ло бы, от­пуска­ет ее Дра­ко. И в гла­зах все тем­не­ло, сер­дце слов­но упа­ло ку­да-то вниз, а в гру­ди вмес­то не­го пус­то­та. И от­ку­да-то с са­мого дна ду­ши под­ни­малось страш­ное и од­новре­мен­но пу­га­ющее чувс­тво, за­пол­няя всю ее це­ликом, то­пя в се­бе все дру­гие чувс­тва, ра­зум и прос­то здра­вый смысл. И хо­телось зак­ри­чать так, что­бы вздрог­ну­ли сте­ны зам­ка.

А по­том — жут­кие дви­га­ющи­еся сте­ны, рва­ное ды­хание, па­ника и страх, ос­лепля­ющий, от­ни­ма­ющий си­лы и спо­соб­ность здра­во мыс­лить. В тот мо­мент она не бы­ла «от­лични­цей-гриф­финдор­кой», «са­мой ум­ной вол­шебни­цей на кур­се», она бы­ла прос­то на­пуган­ным до по­лус­мерти че­лове­ком в ка­мен­ной ло­вуш­ке. И слов­но спа­сение — зна­комый го­лос и силь­ная ру­ка, тя­нув­шая за со­бой, выр­вавшая из ому­та па­ники. И собс­твен­ное от­ра­жение в се­рых гла­зах, жар и ис­кры его при­кос­но­вений, его гу­бы… Она да­же пред­ста­вить не мог­ла, что все­го лишь при­кос­но­вение губ Дра­ко за­тянет ее в та­кой бу­шу­ющий во­дово­рот, что она ед­ва не уто­нула в нем. Нет, это был да­же не во­дово­рот, это был по­лет, и взмет­нувши­еся крылья нес­ли ее и его над зам­ком, над рав­ни­ной, над всем ми­ром, ко­торый вдруг стал да­леким, чу­жим, не­нуж­ным. А сов­сем ря­дом по­лыха­ли, го­рели, си­яли, пе­рели­вались ог­ромные звез­ды, и каж­дая звез­да что-то ей шеп­та­ла, толь­ко Гер­ми­она не мог­ла по­нять, по­тому что рас­тво­рялась в Дра­ко, бы­ла с ним еди­ным це­лым…

Гер­ми­она сле­та­ет вниз, не­тер­пе­ливо пе­рес­ка­кивая че­рез сту­пень­ки, и вры­ва­ет­ся в Бе­лую Сто­ловую. Но там ее ждет ра­зоча­рова­ние. Дра­ко нет, как нет и его ро­дите­лей. Лишь по­яв­ля­ет­ся Кри­ни и с пок­ло­ном спе­шит к ней.

— Что же­ла­ет моя гос­по­жа?

— Ни­чего, Кри­ни. А где Дра­ко?

— Хо­зя­ин Лю­ци­ус и хо­зя­ин Дра­ко уш­ли ра­но ут­ром. Кри­ни бы­ла за­нята и не зна­ет, вер­ну­лись ли они. Уз­нать?

— Нет, не на­до, я са­ма. Не хо­чу зав­тра­кать, Кри­ни, по­том.

Де­вуш­ка мчит­ся по ко­ридо­рам, заг­ля­дывая в ком­на­ты, где обыч­но мож­но най­ти Дра­ко. Но ниг­де не вид­но вы­сокой свет­ло­воло­сой фи­гуры, толь­ко до­мови­ки ис­пу­ган­но ша­раха­ют­ся от зву­ка ее ша­гов, а ры­цар­ские дос­пе­хи встре­вожен­но бря­ца­ют ме­чами об щи­ты.

Биб­ли­оте­ка.

Це­ремо­ни­аль­ный зал.

Бес­ко­неч­ная че­реда без­ли­ко-рос­кошных гос­ти­ных.

Ог­ромный баль­ный зал.

Его ком­на­та.

Ка­бинет.

Бе­лая Сто­ловая.

Сно­ва его ком­на­та.

Ору­жей­ная.

Зо­лотая Сто­ловая.

Пор­трет­ная га­лерея.

Зал вос­по­мина­ний.

Ма­лый зал для при­емов.

Боль­шой зал для при­емов.

Ряд пус­тых ком­нат в за­пад­ном кры­ле.

Его нет в зам­ке.

К обе­ду от хрус­таль­но­го фи­ала ут­ренней ра­дос­ти ос­та­ет­ся лишь не­боль­шой оса­док на до­ныш­ке.

Где же ты, Дра­ко? Гдег­дегдег­дегде? — грус­тно выс­ту­кива­ет сер­дце, по­ка де­вуш­ка бре­дет по длин­но­му ко­ридо­ру.

За то вре­мя, по­ка она здесь, она уже так при­вык­ла быть с ним, сле­дить за его дви­жени­ями, взгля­дами, спо­рить и сме­ять­ся, слу­шать его ров­ный го­лос, в ко­тором прос­каль­зы­ва­ют нас­мешли­вые, сер­ди­тые, раз­дра­жен­ные, не­тер­пе­ливые, а иног­да, очень ред­ко (но тем и до­роже!) неж­ные ин­то­нации. Нет, ко­неч­но, он иног­да ку­да-то ухо­дил, но всег­да пре­дуп­реждал, что его не бу­дет не­кото­рое вре­мя. А вче­ра он ни­чего не ска­зал, и за­мок се­год­ня без не­го ка­жет­ся пус­тым и мер­твым… Она слов­но по­теря­лась, и оди­ночес­тво, ко­торое она ни­ког­да не чувс­тво­вала, ког­да Дра­ко был ря­дом, пог­ло­ща­ет ее, как кро­хот­ный ру­че­ек впи­тыва­ют в се­бя жад­ные пес­ки пус­ты­ни.

Сно­ва его ком­на­та. А там Нар­цисса. Гер­ми­она съ­ежи­ва­ет­ся под хо­лод­ным взгля­дом.

— Из­ви­ните, мис­сис Мал­фой, вы не зна­ете, где Дра­ко?

Жен­щи­на не­тороп­ли­во поп­равля­ет на прик­ро­ват­ном сто­лике фо­тог­ра­фию в се­реб­ря­ной рам­ке. Там на ней, Гер­ми­она зна­ет, юная Нар­цисса и мо­лодой Лю­ци­ус. Он дер­жит на ру­ках но­ворож­денно­го сы­на, а Нар­цисса ос­ле­питель­но кра­сива и столь же ос­ле­питель­но счас­тли­ва, слов­но лу­чит­ся из­нутри, оза­ряя всю фо­тог­ра­фию.

— По­чему ты спра­шива­ешь?

— Прос­то я… я ниг­де не наш­ла его, — за­пина­ет­ся де­вуш­ка.

— Да, их с Лю­ци­усом нет в зам­ке.

— А ку­да они от­пра­вились? Где они? Вы зна­ете?

— Знаю.

Гер­ми­она не­тер­пе­ливо хму­рит бро­ви. По­чему мис­сис Мал­фой не хо­чет ска­зать, где Дра­ко? Ей что, при­дет­ся вы­тас­ки­вать каж­дое сло­во кле­щами?!

— Где?

Нар­цисса ак­ку­рат­но скла­дыва­ет ру­баш­ку сы­на, неб­режно бро­шен­ную им на спин­ку сту­ла, раз­гла­жива­ет каж­дую скла­доч­ку, рас­прям­ля­ет во­рот­ник.

— Лорд дал им за­дание. Очень важ­ное.

— А ког­да они вер­нутся?

Нар­цисса опять мол­чит, пог­ла­живая ру­баш­ку. И Гер­ми­она взры­ва­ет­ся.

— Ну ска­жите же, ког­да они вер­нутся? Раз­ве это так труд­но? В чем де­ло?

По бесс­трас­тно­му ли­цу Нар­циссы про­бега­ет ми­молет­ная тень.

— Они мо­гут во­об­ще не вер­нуть­ся.

— Что?!

Гер­ми­она не­веря­ще смот­рит на кра­сивую жен­щи­ну с се­реб­ристы­ми во­лоса­ми, ко­торая так спо­кой­но го­ворит о том, что ее муж и сын не вер­нутся с ка­кого-то за­дания.

— Как вы мо­жете так го­ворить? Не­уже­ли вам все без­различ­но? Я бы на ва­шем мес­те с ума схо­дила бы от бес­по­кой­ства! Я уже схо­жу, не зная, где Дра­ко!

Жен­щи­на от­во­рачи­ва­ет­ся к ок­ну, из ко­торо­го от­кры­ва­ет­ся вид на зас­не­жен­ную рав­ни­ну да­леко вни­зу под ска­лой, по­том сно­ва смот­рит на де­вуш­ку и ти­хо от­ве­ча­ет:

— А я уми­раю. Уми­раю от стра­ха каж­дый раз, ког­да мо­его му­жа нет в зам­ке, каж­дый раз, ког­да сын ис­че­за­ет не­из­вес­тно ку­да, и его не мо­гут най­ти… и воз­вра­ща­юсь к жиз­ни, ког­да они воз­вра­ща­ют­ся до­мой. Не­важ­но, сто­ит день или ут­ро, но для ме­ня без них всег­да ночь, чер­ная и страш­ная. Я не мо­гу чи­тать, пи­сать, есть или спать. Не мо­гу, по­тому что их нет со мной. Толь­ко на­ходясь ря­дом с Лю­ци­усом и Дра­ко, ког­да я мо­гу заг­ля­нуть им в ли­цо, при­кос­нуть­ся, об­нять, я ве­рю, что моя жизнь про­дол­жа­ет­ся, что это не сон.

Нар­цисса го­ворит без­жизнен­но-ров­ным то­ном, а ши­роко рас­пахну­тые се­рые гла­за, обыч­но пол­ные над­менно­го ль­да, вдруг на­пол­ня­ют­ся сле­зами, и ли­цо кри­вит­ся в бе­зус­пешной по­пыт­ке сдер­жать ры­дания, по­хожие на стон. Гер­ми­она еще ни ра­зу не ви­дела ее та­кой…

Она пот­ря­сен­но мол­чит, при­кусив гу­бу, и чувс­тву­ет, как сер­дце вдруг боль­но сжи­ма­ет­ся от жа­лос­ти к этой по­хожей на вей­лу жен­щи­не, хо­лод­ная кра­сота ко­торой вмиг ста­ла теп­лой и зем­ной от си­лы са­мого ве­лико­го чувс­тва на све­те — люб­ви.

А по­том де­вуш­ка, по ка­кому-то на­итию, са­ма яс­но не осоз­на­вая, что де­ла­ет, де­ла­ет шаг к жен­щи­не и лег­ко об­ни­ма­ет ее. Нар­цисса в пер­вый мо­мент за­мира­ет от при­кос­но­вения ее рук, а по­том, слов­но что-то ре­шив про се­бя, то­же при­об­ни­ма­ет ее. Ка­кое-то вре­мя они так и сто­ят, а по­том отс­тра­ня­ют­ся друг от дру­га. И слов­но что-то не­уло­вимо прос­каль­зы­ва­ет в ком­на­те. Ис­корка по­нима­ния, раз­де­лен­но­го со­чувс­твия и со­пере­жива­ния, ко­торая со вре­менем мо­жет прев­ра­тить­ся в яр­кий кос­тер.

— Спа­сибо те­бе, де­воч­ка… — ти­хо го­ворит Нар­цисса и чуть ка­са­ет­ся тон­ки­ми паль­ца­ми ще­ки Гер­ми­оны.

Она ухо­дит, ос­та­вив за со­бой тон­кий шлейф ду­хов, не­до­уме­ние, жа­лость, страх и об­ломки сте­ны, не­ког­да ог­раждав­шей мир Мал­фо­ев.

К ве­черу Гер­ми­она уже не на­ходит се­бе мес­та в ог­ромном зам­ке. Она обош­ла его три ра­за, по­быва­ла на двух са­мых вы­соких баш­нях, прош­лась по за­метен­ным до­рож­кам са­да, по­сиде­ла в биб­ли­оте­ке, без­думно сколь­зя пус­тым взгля­дом по строч­кам ка­кой-то кни­ги, нев­по­пад рас­се­ян­но от­ве­чала на воп­ро­сы Фи­оны, ко­торая, не до­бив­шись ни­чего вра­зуми­тель­но­го, за­гадоч­но вздох­ну­ла и уп­лы­ла сквозь сте­ну. Кри­ни пол­ча­са хо­дила за ней, уго­вари­вая съ­есть хо­тя бы яб­ло­ко. Де­вуш­ка взя­ла его, что­бы из­ба­вить­ся от за­бот­ли­вого, но на­до­ед­ли­вого вни­мания до­мови­хи.

Сей­час она мед­ленно идет по ко­ридо­ру, не от­ры­вая ла­дони от глад­кой по­вер­хнос­ти ка­мен­ной сте­ны. Сно­ва в его ком­на­ту. Гло­жущие ее тре­вога и бес­по­кой­ство не да­ют по­коя, го­нят и го­нят ее ту­да, слов­но сре­ди его ве­щей она об­ре­тет ус­по­ко­ение. Но это и в са­мом де­ле так. Толь­ко в ком­на­те Дра­ко нем­но­го ос­ла­бева­ет ту­гой ко­мок в гру­ди, сер­дце не тре­пыха­ет­ся, как про­коло­тая жес­то­кой ру­кой ба­боч­ка, и ру­ки не хо­лоде­ют от неп­ри­ят­но­го лип­ко­го стра­ха, ко­торый вол­ной вдруг нак­ры­ва­ет с ног до го­ловы. Се­год­ня она заг­ля­дыва­ет сю­да уже в три­над­ца­тый раз.

За ок­ном уже дав­но сгус­ти­лась ноч­ная ть­ма, в зам­ке заж­гли фа­келы и лам­пы, а здесь без хо­зя­ина тем­но и оди­ноко. Гер­ми­она па­лоч­кой за­жига­ет од­ну све­чу и вздра­гива­ет. В крес­ле сно­ва си­дит Нар­цисса. Де­вуш­ка под­хо­дит к жен­щи­не и ос­то­рож­но вы­нима­ет из ее рук фо­тог­ра­фию, ко­торую та сжи­ма­ет по­белев­ши­ми паль­ца­ми.

— Вы не обе­дали и не ужи­нали.

Ско­рее ут­вер­жде­ние, чем воп­рос.

— Не мо­гу. И не хо­чу.

Нар­цисса по­тира­ет ла­доня­ми вис­ки.

— Их нет так дол­го. Лю­ци­ус обе­щал, что они ско­ро вер­нутся. Го­ворил, к обе­ду…

Гер­ми­она опус­ка­ет­ся на пу­шис­тый ко­вер ря­дом с кро­ватью.

— Они вер­нутся, обя­затель­но вер­нутся. Дол­жны.

Нар­цисса мол­чит, а по­том го­ворит все тем же отс­тра­нен­ным то­ном:

— Ты бес­по­ко­ишь­ся за Дра­ко. По­чему?

— Не знаю.

— Лорд бла­гово­лит те­бе так, как ред­ко ко­му.

— Я не бо­юсь Его не­милос­ти и не ищу Его рас­по­ложе­ния.

На ус­та­лом ли­це Нар­циссы мель­ка­ет сла­бый от­свет удив­ле­ния.

— В са­мом де­ле?

— Вы мо­жете не ве­рить, но это так. Мне по­чему-то ка­жет­ся, что мое при­сутс­твие име­ет для Не­го ка­кое-то зна­чение, толь­ко ка­кое, я не мо­гу по­нять. А Дра­ко… за эти дни он стал мне так бли­зок, го­раз­до бли­же, чем мно­гие из тех, ко­го я вспом­ни­ла. Дра­ко го­ворит, что рань­ше мы поч­ти не об­ща­лись, но я чувс­твую се­бя с ним, как буд­то знаю его всю жизнь. Ког­да он ря­дом, мне не страш­но, не оди­ноко, а моя па­мять о прош­лой жиз­ни как буд­то и не нуж­на. Это так стран­но. Я да­же пред­ста­вить не мо­гу, что бу­дет со мной, ес­ли он не вер­нется… — поч­ти шеп­чет Гер­ми­она.

— Стран­но… — эхом пов­то­ря­ет Нар­цисса, — стран­но… и со­вер­шенно ис­крен­не, я это чувс­твую… кто бы мог по­думать…

Гер­ми­она хму­рит­ся: что в этом стран­но­го? Это ес­тес­твен­ное чувс­тво жи­вого че­лове­ка, ведь так?

А Нар­цисса вдруг на­чина­ет го­ворить, слов­но про­дол­жая на­чатый рас­сказ:

— Я впер­вые уви­дела Лю­ци­уса в Хог­вар­тсе, ког­да мне бы­ло все­го один­надцать, а ему сем­надцать. Ко­неч­но, он не об­ра­тил вни­мания на пер­во­кур­сни­цу, а ме­ня тог­да слов­но уда­рило мол­ни­ей, ос­ле­пило и ог­лу­шило. Мне ка­залось, он был та­ким осо­бен­ным, сов­сем не по­хожим на дру­гих. А по­том мы не­ред­ко встре­чались на при­емах. Я бы­ла сов­сем еще дев­чонкой и от­ча­ян­но за­видо­вала взрос­лым де­вуш­кам, ко­торые флир­то­вали с ним, ста­ра­ясь за­ин­те­ресо­вать. Род Мал­фо­ев был бо­гат и зна­тен, и мно­гие не упус­ти­ли бы слу­чая стать же­ной единс­твен­но­го нас­ледни­ка все­го ог­ромно­го сос­то­яния и хо­зяй­кой нес­коль­ких зам­ков. Они бы­ли кра­сивы­ми и уве­рен­ны­ми в се­бе, а у ме­ня не бы­ло ни­каких шан­сов — у нес­клад­но­го гад­ко­го утен­ка на фо­не Бел­лы и дру­гих де­вушек. Кро­ме это­го, наш отец Сиг­нус Блэк поч­ти всю свою жизнь враж­до­вал с Аб­ракса­сом Мал­фо­ем. Не знаю, из-за че­го про­изош­ла раз­мол­вка, но од­нажды, еще в мо­лодос­ти, они раз­ру­гались пря­мо на лю­дях, дра­лись на ма­гичес­кой ду­эли и пос­ле это­го ни­ког­да не по­яв­ля­лись в од­них и тех же мес­тах од­новре­мен­но. Пос­ле то­го, как Ан­дро­меда убе­жала с Тон­ксом, а Бел­латри­са выш­ла за­муж за Ру­доль­фа, я ста­ла лю­бими­цей от­ца. Он воз­ла­гал на ме­ня боль­шие на­деж­ды и пов­то­рял, что уж его-то гор­дая ма­лень­кая Цис­си не свя­жет­ся с гряз­ны­ми маг­ла­ми или про­ходим­ца­ми, будь они ни­щими, как цер­ковные мы­ши, или бо­гаты­ми, как Кре­зы.

А я лю­била сы­на его вра­га… Ста­ралась вез­де, где мы с Лю­ци­усом стал­ки­вались, за­пом­нить каж­дое сло­во, бро­шен­ное мне не­наро­ком, каж­дую чер­точку ли­ца, каж­дый жест, пря­талась по уг­лам и выс­матри­вала толь­ко его. Я его изу­чила, как се­бя, зна­ла, как он хму­рит бро­ви и как удив­ленно улы­ба­ет­ся, что его мо­жет рас­сме­шить, а что — ра­зоз­лить. Дни бы­ли пус­ты­ми, ес­ли я его не встре­чала. Ру­дольф не­ред­ко со­бирал у се­бя в по­местье что-то на­подо­бие кру­га из­бран­ных, и Лю­ци­ус обыч­но бы­вал там. Я ста­ла час­той гость­ей у Лей­нстрен­джей и по-преж­не­му за­мира­ла от счастья, ус­лы­шав лишь го­лос Лю­ци­уса.

Ког­да мне ис­полни­лось во­сем­надцать, отец твер­до ре­шил вы­дать ме­ня за­муж за дос­той­но­го, по его мне­нию, вол­шебни­ка и на­чал поч­ти каж­дую не­делю ус­тра­ивать у нас в до­ме при­емы, на ко­торых со­бира­лись мо­лодые арис­токра­ты. Я зе­вала от ску­ки в эти нес­конча­емо дол­гие ве­чера — од­ни и те же ли­ца, од­ни и те же раз­го­воры, из­би­тые ком­пли­мен­ты, все «вдруг вне­зап­но» об­на­ружи­ли, что я уди­витель­ным об­ра­зом по­хоро­шела. А мне бы­ло без­различ­но, кто уви­ва­ет­ся воз­ле ме­ня, кто в ко­неч­ном ито­ге ста­нет мо­им му­жем. По­тому что Лю­ци­уса не бы­ло сре­ди этих мо­лодых лю­дей. Как раз в то вре­мя он у­ехал ку­да-то. И я все рав­но не смог­ла бы стать его же­ной, по­тому что… бы­ла уве­рена, что для не­го не бы­ло та­кой де­вуш­ки, Нар­циссы Блэк. Его взгляд всег­да сколь­зил ми­мо ме­ня или сквозь ме­ня. Отец, ви­дя мое рав­но­душие в вы­боре же­нихов, ре­шил взять де­ло в свои ру­ки и сос­ва­тал ме­ня за До­ри­ана Де­лэй­ни. На­чались под­го­тов­ки к свадь­бе, уже ши­ли сва­деб­ное платье, а я хо­дила в ка­ком-то по­лус­не, слов­но это и не ме­ня вы­дава­ли за­муж. За не­делю до це­ремо­нии вен­ча­ния Бел­ла ре­шила ме­ня встрях­нуть и при­вез­ла в свое шот­ланд­ское по­местье, по­обе­щав, что пос­ле де­вич­ни­ка я, на­конец, ожи­ву и пой­му, как мне по­вез­ло, что мо­им му­жем ста­нет та­кой муж­чи­на, как До­ри­ан. В пер­вый же день она от­пра­вилась к сво­им под­ру­гам, что­бы приг­ла­сить их на ве­черин­ку, а я бро­дила по пус­тым ко­ридо­рам до­ма, и в мо­ей пус­той го­лове не бы­ло ни од­ной мыс­ли. Толь­ко сер­дце сту­чало так, слов­но ста­ло ог­ромным, на все те­ло:

«Я по­теря­ла Лю­ци­уса»

Хо­тя как мож­но по­терять то­го, кто ни­ког­да не был тво­им?

Я про­сила и умо­ляла ко­го-то по­дарить мне еще од­ну встре­чу с лю­бимым, поз­во­лить в пос­ледний раз заг­ля­нуть в его гла­за. И вдруг, слов­но в от­вет на мою моль­бу, из биб­ли­оте­ки выш­ли Ру­дольф и Лю­ци­ус. Они над чем-то сме­ялись, и Лю­ци­ус улыб­нулся мне и ска­зал:

«Здравс­твуй, Нар­цисса».

Все­го-то два сло­ва, прос­тых и обы­ден­ных, но я бы­ла так по­раже­на, что зас­ты­ла на мес­те. На­вер­ное, от­ча­яние при­дало мне сил и ре­шитель­нос­ти, и я спро­сила, мо­жет ли он по­гово­рить со мной. Он сог­ла­сил­ся. Толь­ко раз­го­вора у нас с ним не по­лучи­лось. Вер­ну­лась сес­тра и на­чала ис­кать ме­ня, вмес­те с ней приш­ли ее и мои под­ру­ги. Бел­ла неп­ри­ят­но уди­вилась, об­на­ружив ме­ня с Лю­ци­усом на­еди­не. В этой су­мато­хе и шу­ме я по­теря­ла пос­ледний шанс ска­зать ему, что люб­лю и бу­ду лю­бить толь­ко его.

Пос­ле бес­толко­вого де­вич­ни­ка, вер­нее, об­сужде­ния но­вых фа­сонов плать­ев и ман­тий и дос­ко­наль­но­го пе­ремы­вания кос­то­чек всем и вся, я сбе­жала до­мой, ре­шив, что луч­ше по­кой и ти­шина, чем на­рочи­то-вос­хи­щен­ное аханье по по­воду бу­дуще­го родс­тва с семь­ей Де­лэй­ни, и прик­ры­тое лестью за­вис­тли­вое пе­решеп­ты­вание. Ка­ково же бы­ло мое изум­ле­ние, ког­да, вер­нувшись, в ка­бине­те от­ца я об­на­ружи­ла Лю­ци­уса! Я бы­ла так по­раже­на, что ре­шилась под­слу­шать их раз­го­вор. Он про­сил мо­ей ру­ки и го­ворил, что лю­бит ме­ня и зна­ет, что я люб­лю его. Отец был прос­то разъ­ярен — сын его вра­га ос­ме­лил­ся про­сить ру­ки его до­чери, при­том уже пос­ле сго­вора с дру­гим, на­кану­не свадь­бы! Он кри­чал так, что весь дом сот­ря­сал­ся. А я пла­кала от счастья под две­рями ка­бине­та…

Нар­цисса улы­ба­ет­ся сво­им вос­по­мина­ни­ям, а Гер­ми­она слу­ша­ет, за­та­ив ды­хание, и бо­ит­ся сде­лать лиш­нее дви­жение, что­бы не спуг­нуть рас­сказ.

— Ко­неч­но же, отец от­ка­зал Лю­ци­усу и по­том еще дол­го бу­шевал, не­годуя на наг­лость Мал­фо­ев. А я си­дела в сво­ей ком­на­те, ка­жет­ся, толь­ко сей­час осоз­нав, ка­кое бу­дущее ме­ня ожи­да­ет — с не­люби­мым му­жем, вда­ли от до­ма в чу­жой стра­не, по­тому что Де­лэй­ни со­бира­лись пе­ре­ехать на ма­терик. Я слов­но го­рела в ли­хорад­ке, пы­та­ясь най­ти хоть ка­кой-то вы­ход из по­ложе­ния, и ког­да в ок­но пос­ту­чал­ся нез­на­комый фи­лин, сов­сем не уди­вилась, а прос­то от­кры­ла ок­но и проч­ла пись­мо, в ко­тором Лю­ци­ус пи­сал, что ждет ме­ня в са­ду. Я впер­вые в жиз­ни вы­лез­ла из ок­на собс­твен­ной спаль­ни; до бе­зумия бо­ясь вы­соты, как-то сле­вити­рова­ла с треть­его эта­жа; пря­чась, слов­но вор, проб­ра­лась в сад. И чуть не умер­ла от ра­дос­ти — по­тому что Лю­ци­ус и в са­мом де­ле ждал ме­ня. Я до сих пор пом­ню, как бы­ло хо­лод­но той зи­мой, дул та­кой силь­ный ве­тер, что я сов­сем око­чене­ла. И еще я пом­ню си­лу и теп­ло его рук, ког­да он об­нял ме­ня, и вкус на­ших пер­вых по­целу­ев. Он го­ворил, что по­любил ме­ня та­кой, ка­кой я бы­ла рань­ше — нес­клад­ную дев­чонку с ди­кими гла­зами, ко­торая ни­ког­да не про­из­но­сила ни сло­ва, а толь­ко мол­ча­ла при встре­чах. Го­ворил, что не мог да­же по­дой­ти, по­тому что его отец при­ходил в бе­шенс­тво при од­ном упо­мина­нии фа­милии Блэк. И ког­да, вер­нувшись из Ир­ландии, он об­на­ружил, что ме­ня вы­да­ют за­муж, и я от­ча­ян­но поп­ро­сила его о раз­го­воре, ко­торый так и не по­лучил­ся, он ре­шил­ся пой­ти воп­ре­ки на­шим семь­ям. Тог­да он спро­сил, уве­рена ли я в том, что со­бира­юсь сде­лать. А для ме­ня уже не су­щес­тво­вало ни­кого, ведь Лю­ци­ус был ря­дом, он лю­бил ме­ня! Я го­това бы­ла пос­ле­довать за ним хоть на край све­та.

В ту ночь мы убе­жали — от мо­ей свадь­бы, на­ших се­мей, от всех! Он хо­тел увез­ти ме­ня во Фран­цию, к родс­твен­ни­кам, но я пред­ло­жила наш ук­ромный дом в У­эль­се, ко­торый был по за­веща­нию ос­тавлен ба­буш­кой лич­но мне, и мы об­венча­лись в кро­хот­ной сель­ской цер­квуш­ке. И по­том бы­ли дол­гие три не­дели аб­со­лют­но­го счастья. Я ни­ког­да не ду­мала, что мо­гу быть ТАК счас­тли­ва. Каж­дое ут­ро, про­сыпа­ясь в объ­ять­ях Лю­ци­уса, я за­дыха­лась от люб­ви к не­му и зна­ла, что это — мой муж­чи­на, а я — его жен­щи­на. И пусть весь мир ка­тит­ся в про­пасть!

Ко­неч­но, пос­ле на­шего по­бега раз­ра­зил­ся скан­дал, и хо­дили са­мые не­веро­ят­ные слу­хи, сплет­ни и пе­ресу­ды. Аб­раксас Мал­фой и мой отец да­же зак­лю­чили пе­реми­рие, что­бы най­ти и об­ра­зумить не­покор­ных де­тей. Но что они мог­ли сде­лать? Ког­да мы поз­во­лили нас най­ти, мы бы­ли уже же­наты. К то­му же мы оба при­над­ле­жали к рав­ным по знат­ности и чис­то­те кро­ви ро­дам, и с точ­ки зре­ния об­щес­твен­но­го мне­ния, в на­шем бра­ке не бы­ло ни­чего пре­досу­дитель­но­го, кро­ме его тай­нос­ти и ско­ропа­литель­нос­ти. Мы с Лю­ци­усом вер­ну­лись, Аб­раксас и Мар­га­рет при­няли нас в Мал­фой-Ме­нор, и все пош­ло бы как нель­зя луч­ше, ес­ли бы не… ОН!

Го­лос Нар­циссы па­да­ет до ше­пота.

— Его идеи, Его ам­би­ции и Его ре­шимость за­во­евать ма­гичес­кую Ан­глию, под­мять ее под Се­бя, зас­та­вить всех по­чувс­тво­вать си­лу Лор­да Вол­де­мор­та! К мо­ему ужа­су, Лю­ци­ус под­пал под Его вли­яние. Он да­же стал По­жира­телем Смер­ти, хо­тя я умо­ляла его быть ос­то­рож­нее. Но он был так уве­рен в пра­воте Гос­по­дина, что не же­лал и слу­шать ме­ня, хо­тя рож­де­ние Дра­ко зас­та­вило его все-та­ки при­нять оп­ре­делен­ные ме­ры. И толь­ко бла­года­ря им, Лю­ци­уса не по­сади­ли в Аз­ка­бан пос­ле Его ис­чезно­вения. Как же лег­ко тог­да ста­ло у ме­ня на сер­дце! Я не ус­та­вала бла­года­рить судь­бу за ос­во­бож­де­ние, за воз­можность жить нор­маль­ной жизнью. Де­сять лет мы ни­чего не слы­шали о Тем­ном Лор­де, Лю­ци­ус, ка­залось, за­был, что ког­да-то был По­жира­телем Смер­ти, рос наш сын, а по­том все рух­ну­ло и на­чалось вновь. Мой муж все-та­ки уго­дил в Аз­ка­бан, и он до сих пор ос­та­ет­ся пре­дан­ным Ему. Хо­тя, что нам ос­та­ет­ся те­перь? Мы за­пер­ты в под­зе­мель­ях не­вер­но­го вы­бора и собс­твен­ных оши­бок, со­вер­шенных ког­да-то по глу­пос­ти и по мо­лодос­ти. И Дра­ко, наш маль­чик, он пов­то­ря­ет путь Лю­ци­уса! Вот что страш­но — ты по­нима­ешь? Мне ка­жет­ся, я вып­ла­кала все сле­зы, умо­ляя Его не тро­гать Дра­ко, но что зна­чит боль ма­терин­ско­го сер­дца для То­го, Кто убил собс­твен­но­го от­ца?

Нар­цисса вдруг цеп­ко хва­та­ет Гер­ми­ону за ру­ки.

— Про­шу те­бя, не дай Дра­ко по­терять се­бя, не дай ему пой­ти по лож­ной до­роге! Я знаю, ты смо­жешь, ты су­ме­ешь!

Де­вуш­ка рас­те­рян­но смот­рит в се­рые гла­за, пол­ные го­рячей моль­бы, но не ус­пе­ва­ет от­ве­тить, по­тому что в две­рях по­яв­ля­ет­ся ста­рый до­мовик Бер­нард и тор­жес­твен­но воз­гла­ша­ет:

— Хо­зя­ева вер­ну­лись!

Нар­цисса и Гер­ми­она оди­нако­во по­рывис­то под­ни­ма­ют­ся. На ли­це Нар­циссы об­легче­ние сме­шива­ет­ся с вол­не­ни­ем, и она стре­митель­но ле­тит вниз, Гер­ми­она то­ропит­ся за ней.

По­ворот лес­тни­цы, ши­роким по­лук­ру­гом вли­ва­ющей­ся в мра­мор­ную рос­кошь хол­ла, сер­дце то ли в гру­ди, то ли где-то в жи­воте, неп­ри­ят­но по­те­ют ла­дони от ожи­дания, сколь­зя по пе­рилам, и… но­ги то­ропят­ся, пе­реп­ры­гива­ют че­рез две сту­пень­ки, и гла­за, на­вер­ное, вы­да­ют, си­яя так, что мож­но бы­ло бы и без фа­келов ос­ве­тить весь холл!

Дра­ко и Лю­ци­ус пе­рег­ля­дыва­ют­ся и чуть улы­ба­ют­ся, ви­дя Нар­циссу, слов­но де­воч­ка, спе­шащую навс­тре­чу им. Она об­ни­ма­ет по­оче­ред­но то му­жа, то сы­на, и не мо­жет вы­мол­вить ни сло­ва, те­ребит и ос­матри­ва­ет Дра­ко, вы­ис­ки­вая не­сущес­тву­ющие ра­ны, и уты­ка­ет­ся в грудь Лю­ци­уса, пле­чи чуть вздра­гива­ют.

— Ну, все, все, Цис­са, ус­по­кой­ся, мы же до­ма, все в по­ряд­ке, — Лю­ци­ус неж­но гла­дит ее по ще­ке и це­лу­ет.

— Не мо­гу ина­че… ты же зна­ешь! — вы­рыва­ет­ся у жен­щи­ны по­лувс­крик-по­луше­пот.

Лю­ци­ус креп­ко об­ни­ма­ет же­ну.

— Все хо­рошо. Не­боль­шое, сов­сем не опас­ное по­руче­ние.

— Ма­ма, ус­по­кой­ся, все нор­маль­но, — го­ворит Дра­ко, но смот­рит на ка­рег­ла­зую де­вуш­ку, ко­торая за­мер­ла на пос­ледней сту­пень­ке лес­тни­цы, бо­ясь по­мешать.

Нар­цисса на­конец бе­рет се­бя в ру­ки и выс­во­бож­да­ет­ся из объ­ятий му­жа, но про­дол­жа­ет дер­жать его за ру­кав, слов­но он мо­жет ис­чезнуть.

— Вы, на­вер­ное, го­лод­ны? Я сей­час ве­лю нак­ры­вать на ужин.

Она уво­дит Лю­ци­уса, ки­нув че­рез пле­чо лег­кий взгляд на Дра­ко и Гер­ми­ону.

— При­вет.

— При­вет.

Нап­ря­жен­ное мол­ча­ние. Сгус­тивший­ся меж­ду ни­ми воз­дух. И взгляд гла­за в гла­за.

— Спа­сибо за цве­ты.

— Не за что, — Дра­ко слег­ка по­жима­ет пле­чами и рас­сте­гива­ет зас­тежку ман­тии, ки­дая ее пря­мо на пол (до­мови­ки под­бе­рут), — чем за­нима­лась?

— Так, ни­чем осо­бен­ным.

«Я жда­ла те­бя, а ты да­же не хо­чешь улыб­нуть­ся. По­чему ты та­кой хо­лод­ный?»

— За­бини не при­ходил?

— Нет, я не ви­дела се­год­ня Блей­за.

«За­чем мне Блейз, ког­да мне ну­жен толь­ко ты? Ес­ли я хо­чу об­нять те­бя, ска­зать, что сос­ку­чилась, что вол­но­валась? Что бы­ла сер­ди­та, по­тому что ты не удо­сужил­ся пре­дуп­ре­дить?»

Дра­ко хму­рит бро­ви и по­вора­чива­ет­ся, что­бы уй­ти. Но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, по­тому что в го­лосе Гер­ми­оны оби­да, нем­но­го сер­ди­тос­ти и что-то еще не­понят­ное.

— По­чему ты вче­ра не ска­зал, что Лорд выз­вал вас? Я чуть с ума не сош­ла, ког­да не наш­ла те­бя ут­ром!

Он изум­ленно смот­рит на де­вуш­ку и не зна­ет, что от­ве­тить. Она чуть не сош­ла с ума, бес­по­ко­ясь… за не­го?! Он не ос­лы­шал­ся?

Нет, не ос­лы­шал­ся, по­тому что ви­дел, как яр­ко си­яли ее гла­за, ког­да она сбе­гала по лес­тни­це. И ви­дит те­перь, что в дро­жащих угол­ках губ при­та­илось не­выс­ка­зан­ное вол­не­ние, тре­вога об­ме­тала чуть за­мет­ны­ми тем­ны­ми кру­гами гла­за, а бес­по­кой­ное ожи­дание про­реза­ло кро­хот­ную, но все же мор­щинку меж­ду тон­ких бро­вей.

Они сто­ят в зве­нящем мол­ча­нии пос­ре­ди вы­соко­го пус­то­го хол­ла, не ре­ша­ясь шаг­нуть навс­тре­чу друг дру­гу, по­тому что это пе­ревер­нет все с ног на го­лову, по­шат­нет и без то­го не­понят­ное по­ложе­ние ве­щей, и зыб­кое хруп­кое рав­но­весие их ми­ра мо­жет пасть под тя­жестью нах­лы­нув­ших при­лив­ной вол­ной чувств.

По­это­му Дра­ко ти­хо ро­ня­ет:

— Прос­ти… — и ухо­дит, не ре­ша­ясь взгля­нуть на де­вуш­ку.

Он под­ни­ма­ет­ся к се­бе в ком­на­ту по дру­гой лес­тни­це, рас­па­хива­ет дверь и чувс­тву­ет сла­бый, поч­ти вы­вет­ривший­ся аро­мат ее ду­хов. Она бы­ла здесь. С ка­ких это пор он так ос­тро ре­аги­ру­ет на ее при­сутс­твие?!

«Грей­нджер, Грей­нджер, Грей­нджер… в шко­ле ты бы­ла ос­трой за­нозой, веч­ным раз­дра­жите­лем, драз­нить и из­де­вать­ся над то­бой дос­тавля­ло стран­ное удо­воль­ствие, по­тому что ты де­лала вид, что не за­меча­ешь, а Пот­тер и У­из­ли, на­обо­рот, вос­при­нима­ли все слиш­ком близ­ко. Ос­кор­блять те­бя — зна­чило, ос­кор­блять их.

Де­мен­то­ры по­дери, по­чему же все из­ме­нилось? По­чему? Не на­чалось ли это с то­го са­мого мо­мен­та, ког­да я уви­дел те­бя пе­ред Тем­ным Лор­дом, в за­ле, на­пол­ненном По­жира­теля­ми Смер­ти, тор­жес­тву­юще сме­ющу­юся и гор­до вски­дыва­ющую го­лову навс­тре­чу смер­ти? Си­ла — вот то, что всег­да бы­ло у те­бя, и не бы­ло у ме­ня. Да, я всег­да плыл по те­чению, поз­во­ляя от­цу и ма­тери ре­шать за ме­ня. И ку­да это ме­ня при­вело…»

Дра­ко ле­жит на кро­вати, рас­ки­нув ру­ки, и от­ча­ян­но пы­та­ет­ся по­нять, по­чему он не мо­жет вы­кинуть из го­ловы Грей­нджер, эту… нет, уже и язык не по­вора­чива­ет­ся наз­вать ее гряз­нокров­кой… Он чувс­тву­ет стран­ную не­лов­кость, слов­но обоз­вал не маг­ло­рож­денную кол­дунью, а се­бя са­мого.

А пе­ред гла­зами проп­лы­ва­ет вче­раш­нее.

Ис­пу­ган­ное ли­цо Гер­ми­оны, ког­да сте­на ста­ла приб­ли­жать­ся к ним;

мяг­кость каш­та­новых во­лос, в ко­торые он пог­ру­жал паль­цы;

вкус ее губ, осо­бен­ный, ни на что не по­хожий;

по­дат­ли­вость де­вичь­его те­ла;

и собс­твен­ные мыс­ли и же­лания, о си­ле ко­торых он да­же и не по­доз­ре­вал.

Что она про­буди­ла в нем?

Он бь­ет по оде­ялу ку­лаком, при­казы­вая се­бе за­быть все это. За­быть и точ­ка! Ско­ро гря­нет де­вянос­то де­вятый день, до это­го сро­ка нуж­но все под­го­товить. Хо­рошо, что Тем­ный Лорд за­нят в пос­леднее вре­мя и не­час­то по­яв­ля­ет­ся в Мал­фой-Ме­нор, ина­че все пош­ло бы пра­хом.

Кста­ти, нас­чет «за­быть». По­чему она не вспо­мина­ет об их от­но­шени­ях в шко­ле? О том, что они бы­ли вра­гами с са­мого пер­во­го кур­са? Ее вос­по­мина­ния, на­вер­ное, приш­ли поч­ти пол­ностью. Она го­вори­ла, что вспом­ни­ла Хог­вартс, Ав­ро­ров, штаб-квар­ти­ру их хре­ново­го Ор­де­на Фе­ник­са, ес­тес­твен­но, бес­ценных Пот­те­ра и У­из­ли, но по­чему-то не го­ворит о том, что вспом­ни­ла мер­зко­го сли­зерин­ско­го хорь­ка Дра­ко Мал­фоя…

Он не спра­шивал. Он во­об­ще ред­ко спра­шивал, что имен­но она вспом­ни­ла, она са­ма все рас­ска­зыва­ла. Иног­да взах­леб, то­ропясь, не ус­пе­вая пос­пе­вать за об­ра­зами и ощу­щени­ями, иног­да ти­хо, мед­ленно, слов­но от­во­евы­вая у зас­нувшей па­мяти еще один ку­сочек. Толь­ко о нем она ни­ког­да не го­вори­ла. Хо­тя воз­можно, что прос­то еще не вспом­ни­ла. Срок дей­ствия зак­лятья по­ка не ис­тек.

Ос­та­лось три не­дели. Мно­го это или ма­ло? Что бу­дет пос­ле это­го? Дра­ко да­же не мог пред­ста­вить ре­ак­цию Лор­да, об­на­ружив­ше­го, что Грей­нджер су­мела скрыть­ся. Он бу­дет в ярос­ти. Нет, ярость — это слиш­ком без­ли­ко. Он при­дет в то сос­то­яние, ко­торо­го все По­жира­тели бо­ялись боль­ше, чем встре­чи в оди­ноч­ку с де­сят­ком Ав­ро­ров. Боль­ше са­мой смер­ти. По­тому что смерть — это прос­то. А Его гнев го­раз­до страш­нее. Ког­да Его го­лос па­да­ет до ше­лес­тя­щего, ед­ва раз­ли­чимо­го ше­пота, а баг­ро­вые ще­ли глаз поч­ти не вид­ны; ког­да дви­жения ста­новит­ся за­мед­ленны­ми и в то же вре­мя пол­ны­ми скры­той опас­ности; ког­да ка­жет­ся, что вок­руг Не­го стре­митель­но рас­простра­ня­ет­ся ле­дяная вол­на, и кровь са­ма сты­нет в жи­лах, не­имо­вер­но труд­но и страш­но да­же сде­лать вздох. Тог­да в лю­бой мо­мент с неп­ро­из­воль­ной дрожью ожи­да­ешь, что не­умо­лимой стре­лой к те­бе рва­нет­ся зак­лятье. Имен­но в этом сос­то­янии Гос­по­дин каз­нит ос­ту­пив­шихся слуг и наз­на­ча­ет изощ­ренные на­каза­ния тем, чья ви­на не ве­лика в Его гла­зах.

Бу­дет ли ве­лика ви­на Дра­ко? Бо­ит­ся ли он пред­сто­яще­го не­мину­емо­го на­каза­ния?

От­ве­та у не­го нет.

Он еще пом­нит ис­пе­пеля­ющую, раз­ры­ва­ющую соз­на­ние и те­ло на кро­вавые клочья боль той но­чи, ког­да на его ру­ке по­яви­лась Чер­ная Мет­ка. Он зна­ет, что та боль, ко­торая с рас­прос­терты­ми объ­ять­ями ждет его впе­реди, ед­ва ли бу­дет мень­ше. Но еще и твер­до зна­ет, что Грей­нджер не­об­хо­димо уй­ти, даль­ней­шее ее пре­быва­ние в Мал­фой-Ме­нор опас­но. И де­ло не толь­ко в том, что Тем­ный Лорд мог ис­поль­зо­вать ее, хо­тя при од­ной мыс­ли о том, ка­кие ме­ры Он к ней мог при­менить, тем­не­ло в гла­зах.

И вот имен­но это опас­но. Смер­тель­но опас­но для не­го са­мого. По­тому что се­год­ня це­лый день он без­ре­зуль­тат­но гнал мыс­ли, в ко­торых бы­ла лишь она од­на, но не мог зас­та­вить се­бя за­быть про ее по­целуи, про ее тон­кие паль­цы, су­дорож­но вце­пив­ши­еся в его пле­чи, слов­но она бо­ялась упасть, про неж­ность ее губ, ко­торые под­чи­няли се­бе его гу­бы и тут же по­кор­но под­чи­нялись са­ми.

Не по­луча­ет­ся и все.

На­до за­быть. Сколь­ко раз он пов­то­ря­ет это се­бе! Грей­нджер ни­ког­да для не­го ни­чего не зна­чила. Это во­об­ще был нон­сенс — что она мо­жет что-то зна­чить для не­го. Грей­нджер и Мал­фой — аб­сурд! Он прос­то от­пра­вит ее ту­да, где она и дол­жна быть, и за­будет все, как страш­ный сон. Страш­ный сон… Как сон, уди­витель­ный и не­веро­ят­ный, вспо­лох све­та в бес­прог­лядной тем­но­те но­чи, гло­ток жи­витель­ной во­ды в зной­ном пус­тынном аду, ку­сочек си­него лет­не­го не­ба в за­тяну­тых ту­чами, без­душно-хо­лод­ных се­рых днях зи­мы…

Что же де­лать с то­бой, Грей­нджер? И что ему де­лать с со­бой? До­гады­ва­ет­ся ли она, что тво­рит с ним?

А что ес­ли… ес­ли про­жить эти ос­тавши­еся дни, не за­думы­ва­ясь о том, что его ждет? Прос­то поз­во­лить се­бе быть ря­дом с Гер­ми­оной.

Слу­шать ее, за­поми­ная каж­дую ин­то­нацию, каж­дую сме­шин­ку, мель­чай­шие пе­рели­вы тем­бра ее го­лоса.

Смот­реть на нее, лю­бовать­ся ее ли­цом с си­яющи­ми ка­рими гла­зами, с ма­лень­кой ро­дин­кой на вис­ке, пу­шис­ты­ми за­вит­ка­ми не­пос­лушных во­лос, дви­жени­ями ее рук, то по­рывис­ты­ми и рез­ки­ми, то не­тороп­ли­выми, плав­ны­ми, на­пол­ненны­ми ти­хой гра­ции. Вби­рать в се­бя весь ее об­раз.

Пос­та­рать­ся за­печат­леть в па­мяти, как она кол­ду­ет, как чи­та­ет, нак­ло­нив го­лову, как сме­ет­ся, уди­витель­но звон­ко и за­рази­тель­но, не­воз­можно не при­со­еди­нить­ся, как неп­реклон­на и не­ус­тупчи­ва в спо­рах, и ка­кая в ней жи­вет го­тов­ность по­нять, оп­равдать и прос­тить.

Что­бы по­том, ког­да она уже бу­дет бес­ко­неч­но да­леко, в дру­гой все­лен­ной, ря­дом С ПОТ­ТЕ­РОМ и У­ИЗ­ЛИ, он мог бе­реж­но хра­нить вос­по­мина­ния об этом вре­мени, ког­да она бы­ла ря­дом С НИМ, ког­да улы­балась толь­ко ему, и он мог при­кос­нуть­ся к ее гу­бам. Эти дни слов­но вы­пали из обыч­но­го кру­гово­рота жиз­ни, их дал ему кто-то муд­рый, кто-то зна­ющий о той бе­зымян­ной без­жизнен­ной пус­то­те, ко­торая по­сели­лась в нем пос­ле при­нятия Чер­ной Мет­ки. Гер­ми­она су­мела на­пол­нить его (он да­же не знал, как ей это уда­лось) жи­выми чувс­тва­ми и яр­ки­ми эмо­ци­ями, заж­гла в нем огонь, ко­торый стал са­мым бес­ценным и щед­рым по­дар­ком ее ду­ши.

Она — са­мая ми­лая и са­мая неж­ная, са­мая неп­ред­ска­зу­емая и са­мая не­понят­ная, са­мая чу­дес­ная и са­мая близ­кая, са­мая прек­расная жен­щи­на на Зем­ле. Вто­рой та­кой нет и ни­ког­да не бу­дет.

Гла­за сли­па­ют­ся, он лег поч­ти на рас­све­те, а встал очень ра­но. Дра­ко пог­ру­жа­ет­ся в омут сна, смут­но по­нимая, что шеп­чет имя Гер­ми­оны и сно­ва ощу­ща­ет вкус ее губ.

Глава 16. Поиски и столкновения

Все ос­тавши­еся дни ка­никул для Алек­са прош­ли как в смут­ном сне.

Вер­нулся из Ру­мынии мис­тер Пот­тер, прав­да, не че­рез день, как обе­щал, а че­рез пять, наг­ру­жен­ный по­дар­ка­ми. Алек­су он при­вез тол­стен­ную кни­гу о раз­ве­дении дра­конов и от­дал Ох­ранный Ключ, ска­зав, что ни­чего по­доз­ри­тель­но­го или опас­но­го в нем не наш­ли, и Алекс спо­кой­но мо­жет им поль­зо­вать­ся. Мис­сис Пот­тер, ко­неч­но, бы­ла вне се­бя от его дол­го­го от­сутс­твия, но сме­нила гнев на ми­лость, уви­дев уве­сис­тый па­кет с пись­мом и кол­до-фо­тог­ра­фи­ями.

Близ­не­цов при­вез­ли об­ратно, и в до­ме во­цари­лись при­выч­ные взры­вы, гром­кий хо­хот, ис­пу­ган­ные или тор­жес­тву­ющие кри­ки. Как прос­то­нала, икая от сме­ха Ли­ли, Джей­мс умуд­рился взор­вать на­воз­ны­ми бом­ба­ми кон­спек­ты ку­зена Ар­ту­ра, ко­торый не­ос­то­рож­но ос­та­вил их на слиш­ком вид­ном мес­те, а Си­ри­ус до­вел до гран­ди­оз­ной ис­те­рики дрях­ло­го упы­ря, жив­ше­го за тру­бой на чер­да­ке до­ма стар­ших У­из­ли, и тот выл те­перь, не пе­рес­та­вая, вре­мена­ми пе­рехо­дя на уль­траз­вук. Рас­сержен­ный Ар­тур-стар­ший, у ко­торо­го го­лова шла от это­го кру­гом, и взбе­шен­ный Ар­тур-млад­ший, ли­шив­ший­ся сво­их бес­ценных в све­те над­ви­гав­шихся Ж.А.Б.А. кон­спек­тов и ус­певший горь­ко по­жалеть, что вер­нулся от ро­дите­лей из Ки­тая рань­ше вре­мени, в один го­лос пот­ре­бова­ли, что­бы близ­не­цы не­мед­ленно прек­ра­тили бе­зоб­разни­чать.

Но Джей­мса и Си­ри­уса это толь­ко раз­за­дори­ло. Они вош­ли во вкус — ста­щив вол­шебную па­лоч­ку де­да, за­чаро­вали всю по­суду на кух­не, от­че­го та ста­ла пры­гать по все­му до­му и ни­как не же­лала да­вать­ся в ру­ки, по­лови­на ча­шек и та­релок при этом раз­би­лась; уг­на­ли мет­лу ку­зена и рас­ко­лоти­ли стек­ла во всем до­ме, по­тому что сов­ла­дать с взрос­лой мет­лой ока­залось им по­ка не под си­лам; ра­зоб­ра­ли на вин­ти­ки и ко­леси­ки фа­миль­ные вол­шебные ча­сы, по­тому что хо­тели вы­яс­нить, как они ра­бота­ют; при­мани­ли ка­кое-то оди­чав­шее при­виде­ние, и оно те­перь с вос­торгом пу­гало мис­сис У­из­ли. Ба­буш­ка с тря­сущи­мися ру­ками дос­та­вила их че­рез ка­мин до­мой и сда­ла ма­тери. Не­уны­ва­ющие братья ни­чуть не огор­чи­лись, ус­пе­ли в тот же день под­рать­ся с Ген­ри и Гер­бертом Мак­Клаг­ге­нами и те­перь ще­голя­ли све­жими си­няка­ми — у Джей­мса под пра­вым гла­зом, у Си­ри­уса — под ле­вым. Но су­дя по все­му, про­тив­ник так­же по­нес урон, по­тому что прим­ча­лась мис­сис Ро­миль­да Мак­Клаг­ген и сот­рясла холл та­кими воз­му­щен­ны­ми воп­ля­ми, что пор­трет про­фес­со­ра Дамб­лдо­ра, ви­сев­ший в ка­бине­те мис­те­ра Пот­те­ра на вто­ром эта­же, по­качал го­ловой и зат­кнул уши за­тыч­ка­ми яр­ко-оран­же­вого цве­та. Пос­ле это­го мис­сис Пот­тер на­от­рез от­ка­залась ле­чить бо­евые ра­ны сы­новей и с очень гроз­ным ви­дом пог­на­ла их на­верх в клас­сную ком­на­ту — де­лать за­дания, дан­ные им на ка­нику­лы, о ко­торых, как вы­яс­ни­лось, они скром­но умол­ча­ли.

Алекс ста­рал­ся по­мень­ше стал­ки­вать­ся с ни­ми, по­тому что раз­ве­селые братья не об­ра­щали вни­мания ни на что и та­щили его с со­бой на свои шум­ные за­бавы. А ему, пос­ле под­слу­шан­но­го раз­го­вора мис­сис Пот­тер и про­фес­со­ра У­из­ли, хо­телось по­быть од­но­му, об­ду­мать хо­рошень­ко все, что он уз­нал. Он не мог пред­ста­вить се­бе (прос­то не мог и все!), что мис­сис Пот­тер не­нави­дела его ма­му, мис­тер Пот­тер не хо­чет да­же вспо­минать о ней, а мис­тер У­из­ли так неп­ри­яз­ненно от­но­сит­ся к не­му толь­ко из-за то­го, что он ее сын…

Ли­ли не по­нима­ла при­чин его мол­ча­ливос­ти и ста­ралась рас­ше­велить. Раз да­же оби­делась, за­явив, что он без Рей­на не хо­чет с ней об­щать­ся, и что все они маль­чиш­ки та­кие. Это бы­ло смеш­но, и Алекс, что­бы не огор­чать ее, на­чал ста­рать­ся вес­ти се­бя как рань­ше.

Пос­ле ка­никул они вер­ну­лись в шко­лу тем же пу­тем, что и убы­ли, че­рез ка­мин. В ка­бине­те про­фес­сор Лю­пин расс­про­сила Ли­ли о до­маш­них и ед­ва за­мети­ла Алек­са, су­хо поз­до­ровав­шись. Рейн вер­нулся из Фран­ции че­рез день пос­ле них, ка­кое-то вре­мя сби­вал­ся на фран­цуз­ский, чер­ты­хал­ся, ког­да Алекс и Ли­ли де­лали не­пони­ма­ющие ли­ца и пе­рехо­дил на ан­глий­ский.

Уро­ки про­ходи­ли так же, как и в пер­вом се­мес­тре. Алекс с каж­дым днем уз­на­вал все но­вые и но­вые ве­щи из ми­ра ма­гии, не пе­рес­та­вал удив­лять­ся чу­десам, но его не­от­ступ­но грыз­ли мыс­ли о ро­дите­лях. Уз­нать о них как мож­но боль­ше ста­ло на­вяз­чи­вой иде­ей, прес­ле­довав­шей его да­же во сне. Он на­чал час­тень­ко про­падать в биб­ли­оте­ке, ра­зыс­ки­вая кни­ги, в ко­торых упо­мина­лась Вто­рая ма­гичес­кая вой­на. К его изум­ле­нию, ог­ромные то­ма, серь­ез­ные тру­ды пос­вя­щались Гар­ри Пот­те­ру, его Из­бран­ности. На доб­рой сот­не стра­ниц каж­дой кни­ги по но­вей­шей ис­то­рии под­робно рас­пи­сыва­лась ис­то­рия с ка­ким-то шра­мом и фи­наль­ный по­еди­нок с чер­ным ма­гом Вол­де­мор­том. Отец Ли­ли и его опе­кун ока­зал­ся са­мым зна­мени­тым ма­гом вол­шебно­го ми­ра!

Час­тень­ко упо­минал­ся Ро­нальд У­из­ли, как луч­ший друг и по­мощ­ник Гар­ри Пот­те­ра в борь­бе с Вол­де­мор­том. В Кни­ге Па­мяти Алекс отыс­кал еще од­но зна­комое имя — Не­вилл Лон­гбот­том. С фо­тог­ра­фии сму­щен­но улы­бал­ся сов­сем мо­лодой па­ренек с круг­лым ли­цом, на его пле­че си­дела ог­ромная жа­ба. И бы­ла там фа­милия, не­воль­но зас­та­вив­шая вздрог­нуть — Лю­пин, очень из­можден­ный и ус­та­лый вол­шебник в пот­ре­пан­ной ман­тии с зап­ла­тами, но с доб­ры­ми и ум­ны­ми гла­зами. А еще Алекс вы­яс­нил, что ро­дите­ли мно­гих из его од­но­кур­сни­ков бы­ли ав­ро­рами, бо­ролись с По­жира­теля­ми Смер­ти и учас­тво­вали в Ве­ликой или Пос­ледней Бит­ве — имен­но так, с заг­лавных букв, име­нова­лось пос­леднее сра­жение с Вол­де­мор­том и его сто­рон­ни­ками, ко­торое про­изош­ло, как с пот­ря­сени­ем уз­нал Алекс, в зам­ке Мал­фой-Ме­нор, ро­довом зам­ке его семьи!

Фа­милия Мал­фой встре­чалась час­то. И чер­ным по бе­лому, ог­лу­ша­ющим мо­лотом: «Лю­ци­ус Мал­фой — По­жира­тель Смер­ти, бли­жай­ший спод­вижник Вол­де­мор­та», «Дра­ко Мал­фой — сын Лю­ци­уса Мал­фоя, По­жира­тель Смер­ти», «Од­на из са­мых знат­ных и чис­токров­ных се­мей Ан­глии с са­мого на­чала выс­ту­пала на сто­роне Лор­да Вол­де­мор­та».

А Гер­ми­она Грей­нджер упо­мина­лась толь­ко один раз, в эн­цикло­педии «Кто есть кто в ма­гичес­кой Ве­ликоб­ри­тании» в очень ма­лень­ком аб­за­це:

«Гер­ми­она Дж. Грей­нджер Мал­фой. Маг­ло­рож­денная. Пе­реш­ла на сто­рону чер­но­го ма­га То­ма Нар­во­ло Ред­дла (см. Том Нар­во­ло Реддл, Вол­де­морт, Тем­ный Лорд) во вто­ром ма­гичес­ком про­тивос­то­янии (см. Вто­рая ма­гичес­кая вой­на, Пер­вая ма­гичес­кая вой­на), выш­ла за­муж за Д. Мал­фоя (см. Дра­ко Л. Мал­фой) в 2000 г., по­гиб­ла в зам­ке Мал­фой-Ме­нор (см. Мал­фой-Ме­нор) 24 сен­тября 2004 г. (см. Ве­ликая Бит­ва, Пос­ледняя Бит­ва)».

— По­жира­тели Смер­ти, они бы­ли По­жира­теля­ми Смер­ти… Мой отец был По­жира­телем Смер­ти! Моя мать бы­ла пре­датель­ни­цей! — шеп­тал Алекс, пе­релис­ты­вая стра­ницы оне­мев­ши­ми ле­дяны­ми паль­ца­ми.

Го­лова кру­жилась, су­хое по­каш­ли­вание биб­ли­оте­кар­ши ма­дам Филч гре­мело в ушах рас­ка­том гро­ма, се­рые ка­мен­ные сте­ны рас­плы­вались пе­ред гла­зами, и пры­гали чер­ные строч­ки на шер­ша­вых или глад­ких лис­тах. Он вды­хал зна­комый за­пах осо­бой биб­ли­отеч­ной пы­ли от по­тер­тых пе­реп­ле­тов и чувс­тво­вал тя­жесть книг, каж­дая из ко­торых слов­но гнев­но кри­чала: «Ты хо­тел уз­нать? Ты уз­нал! Вот она — прав­да!».

За хо­лод­ны­ми чер­ны­ми строч­ка­ми сто­яли ро­дите­ли Алек­са, их жизнь, ко­торая бы­ла сов­сем ко­рот­кой, но ос­та­вила та­кой тя­желый след. Кни­ги ли­бо пред­по­чита­ли су­хие офи­ци­аль­ные фра­зы кон­ста­тации фак­тов, ли­бо, не жа­лея слов, экс­прес­сивно клей­ми­ли ма­гов, став­ших на сто­рону Вол­де­мор­та, и вос­хва­ляли от­важных ав­ро­ров и чле­нов Соп­ро­тив­ле­ния. Но кни­ги стыд­ли­во мол­ча­ли о том, что Гер­ми­она Грей­нджер пре­дала сво­их дру­зей. Ее как буд­то пы­тались за­быть, сте­реть да­же па­мять о ней со стра­ниц ис­то­рии

Вот бы за­кол­до­вать все эти стро­ки, эти аб­за­цы, эти стра­ницы, что­бы они сде­лались пус­ты и ни­кому боль­ше ни­чего не смог­ли ска­зать!

«Мал­фои и Вол­де­морт. Они бы­ли свя­заны так тес­но, как толь­ко мож­но пред­ста­вить. Как же мне по­вез­ло с родс­твен­ни­ками! — горь­ко ду­мал Алекс, — не­уди­витель­но, что все ре­бята из вол­шебных се­мей смот­рят на ме­ня, как на дра­кона пос­ре­ди школь­но­го дво­ра. Еще бы! Я бы, на­вер­ное, и сам дер­жался по­даль­ше от та­кой «из­вес­тной» лич­ности».

Но ведь он был не один та­кой, с че­рес­чур гром­кой фа­мили­ей! В чис­ле вол­шебни­ков — По­жира­телей Смер­ти, бы­ли наз­ва­ны Эй­ве­ри, Мак­Ней­ры, Нот­ты, Гой­лы, Лей­нстрен­джи. Ре­бята с та­кими фа­мили­ями учи­лись на всех фа­куль­те­тах. При­ятель Алек­са, ког­тевра­нец Гай Мак­Нейр, ве­селый и ум­ный, прос­то за­горел­ся фут­бо­лом и час­тень­ко взды­хал вмес­те с ним, что в Хог­вар­тсе нет кры­того спор­тивно­го за­ла, и при­ходит­ся ждать теп­лых дней. Пуф­фендуй­ки Эм­ми Эй­ве­ри и Фе­лис Нотт, оди­нако­во прос­то­душ­ные и нем­но­го смеш­ные, бы­ли под­ружка­ми, всю­ду хо­дили вмес­те и прос­то обо­жали уро­ки Хаг­ри­да, с вос­торгом во­зясь на них с раз­ны­ми жи­вот­ны­ми, ко­торые, на их счастье, по­ка бы­ли впол­не ми­ролю­бивы­ми и бе­зобид­ны­ми. Грег Гойл, нем­но­го сон­ный и рас­се­ян­ный маль­чиш­ка, ко­торо­го, ка­жет­ся, нич­то не мо­жет вы­вес­ти из се­бя, лю­бимец про­фес­со­ра Си­нис­тры с ка­фед­ры ас­тро­номии. Стран­ным об­ра­зом толь­ко на ее уро­ках все его сон­ность ку­да-то уле­тучи­валась, и он бой­ко чер­тил тра­ек­то­рии всех пла­нет и, ка­жет­ся, мог наз­вать каж­дую звез­ду и ко­мету в их га­лак­ти­ке. Сам Алекс по­могал од­но­кур­сни­це хруп­кой и ти­хой Даф­не Лей­нстрендж с уро­ками. Она так бла­годар­но ра­дова­лась каж­дый раз, ког­да что-то по­луча­лось, что ему ста­нови­лось не­лов­ко. Ли­ли и Рейн к ней при­тер­пе­лись и да­же иног­да за­гова­рива­ли, при­водя роб­кую де­воч­ку в тре­пет.

И как чувс­тву­ют се­бя в Хог­вар­тсе Гай, Грег, Эм­ми, Фе­лис, Даф­на? Их семьи бы­ли на сто­роне Вол­де­мор­та, их близ­кие бы­ли По­жира­теля­ми Смер­ти, как же они жи­вут сей­час? Мо­жет быть, им то­же не по се­бе? Или они прос­то не об­ра­ща­ют вни­мания? Во­об­ще-то он не за­мечал, что­бы их осо­бо при­тес­ня­ли. По край­ней ме­ре, ник­то вро­де бы при ви­де них не пе­решеп­ты­вал­ся, не от­во­рачи­вал­ся, не де­лал вид, что не за­меча­ет. И Алекс вдруг за­горел­ся ди­ким и со­вер­шенно не­понят­ным же­лани­ем уз­нать. А вот что уз­нать, не смог бы объ­яс­нить и сам. Си­ту­ацию в их семь­ях? Чувс­тва?

Так по­лучи­лось, что Даф­на са­ма на­тол­кну­ла его на раз­го­вор. Они си­дели в Боль­шом За­ле пос­ле обе­да, за­нима­лись вмес­те, он тре­ниро­вал с ней Ма­нящие ча­ры. Пос­ле нес­коль­ких не­удач­ных по­пыток у де­воч­ки на­конец ста­ло по­лучать­ся все луч­ше и луч­ше. Даф­на, обыч­но блед­ная, рас­крас­не­лась от удо­воль­ствия, вок­руг нее уже наб­ра­лась ку­ча перь­ев, пер­га­мен­тов, чер­ниль­ниц и учеб­ни­ков, ос­тавлен­ных за­быв­чи­выми сту­ден­та­ми. И вот тог­да на од­ном из учеб­ни­ков, тран­сфи­гура­ции за пер­вый курс, он уви­дел имя — Даф­на Эпп­лби, и уди­вил­ся:

— Чей это? Даф­на, твой? Ты раз­ве Эпп­лби?

И ожив­ленное ли­цо де­воч­ки по­гас­ло, ее ра­дость слов­но при­туши­ли как све­чу.

— Мой, — ти­хо от­ве­тила она, бе­ря в ру­ки кни­гу и раз­гля­дывая ее так, буд­то ви­дела над­пись в пер­вый раз.

Алекс по­чувс­тво­вал се­бя так, как буд­то за­дал очень неп­ри­лич­ный воп­рос, от­вел гла­за и хо­тел ска­зать что-ни­будь от­вле­чен­ное, но Даф­на все так же ти­хо про­дол­жи­ла:

— Я еще не при­вык­ла быть Даф­ной Лей­нстрендж, я всег­да бы­ла Даф­ной Эпп­лби, вот и на­писа­ла не­ча­ян­но.

— Даф, ес­ли не хо­чешь го­ворить, не на­до, — Алекс го­тов был взгля­дом прос­верлить дыр­ку в сто­ле от не­лов­кости, но де­воч­ка его не ус­лы­шала.

— По­нима­ешь, мой па­па — магл, он ни­чего не по­нима­ет в вол­шебс­тве и всег­да злит­ся, ког­да… то есть злил­ся. Они с ма­мой раз­ве­лись в прош­лом го­ду, ког­да вы­яс­ни­лось, что и моя сес­трен­ка Ка­роли­на то­же бу­дет вол­шебни­цей. Он до это­го на­де­ял­ся, что хоть она бу­дет «нор­маль­ной», как он вы­ражал­ся, но ока­залось, что мы все, ма­ма, Ка­ро, я — «не­нор­маль­ные». Он и ма­ма ужас­но кри­чали друг на дру­га, прос­то ужас­но, а по­том, пос­ле раз­во­да, ма­ма по­меня­ла нам па­пину фа­милию на свою де­вичью. И пос­ле раз­во­да она за­боле­ла и до сих пор бо­ле­ет.

— А ваш па­па? — Алекс ед­ва бы­ло не ска­зал «Ну и свинья!».

— Па­па? — Даф­на по­пыта­лась улыб­нуть­ся, — ну, у не­го сей­час ка­жет­ся но­вая семья, и они все «нор­маль­ные», не то что мы. Из­ви­ни, Алекс, я все по­няла, по­ка.

Гла­за де­воч­ки по­доз­ри­тель­но блес­ну­ли, и она убе­жала, да­же не соб­рав свои ве­щи. Алекс взял ее сум­ку, не за­быв по­ложить зло­получ­ный учеб­ник, и нап­ра­вил­ся в Гос­ти­ную, поп­ро­сив де­вочек, жив­ших с ней в од­ной спаль­не, пе­редать. Те прось­бу вы­пол­ни­ли, но с та­ким ви­дом, как буд­то де­лали ог­ромное одол­же­ние. Алекс при­выч­но не об­ра­тил на них вни­мания.

Яс­но, что Даф­не бы­ло не до раз­мышле­ний о По­жира­телях Смер­ти, у нее и сво­их проб­лем хва­тало. К то­му же она Лей­нстрендж, по­луча­ет­ся, по ма­тери, ко­торая бы­ла за­мужем за маг­лом. Вряд ли она бы­ла свя­зана с По­жира­теля­ми Смер­ти. Мо­жет, прос­то од­но­фами­лица или дру­гая ветвь семьи.

С Эм­ми он дол­го кру­жил вок­руг и око­ло, за­давая вся­кие на­водя­щие воп­ро­сы, по­ка де­воч­ка прос­то слу­чай­но не об­молви­лась, что они с ма­терью жи­вут в Ита­лии.

— В Ита­лии? — изу­мил­ся он, ед­ва не стол­кнув­шись с ка­мен­ной ко­лон­ной (раз­го­вор про­ис­хо­дил во внут­реннем дво­рике), — а по­чему ты учишь­ся в Хог­вар­тсе?

— Ма­ма так хо­тела, — по­жала пле­чами Эм­ми, от­ки­нув на­зад зо­лотис­тые во­лосы, — во­об­ще-то до мо­его рож­де­ния она жи­ла в Ан­глии, у нас тут ку­ча род­ни. Прав­да, я их пло­хо знаю, ма­ма не очень-то с ни­ми об­ща­ет­ся.

На очень ос­то­рож­ный воп­рос о Фе­лис она пог­рус­тне­ла и од­новре­мен­но нас­то­рожи­лась.

— У Фе­лис то­же од­на ма­ма. Ее па­па умер дав­но, она ни­ког­да о нем не го­ворит. А по­чему ты спра­шива­ешь?

Алекс про­бор­мо­тал что-то нев­нятное, по­наде­яв­шись, что это сой­дет за от­вет, и пос­пешно ре­тиро­вал­ся. Эм­ма­лена Эй­ве­ри си­ту­ацию то­же не про­яс­ни­ла.

Гре­га он пой­мал на Ас­тро­номи­чес­кой баш­не, во вре­мя сов­мес­тно­го с Пуф­фенду­ем уро­ка ас­тро­номии. Они не бы­ли при­яте­лями, но Грег всег­да был прос­тым и спо­кой­ным, ни­ког­да не по­казы­вал, что Алекс ему чем-то не нра­вит­ся, и да­же ки­вал ему при встре­чах.

По­ка все раз­би­рали те­лес­ко­пы, он пос­та­рал­ся за­нять тот, что был ря­дом с пуф­фендуй­цем. Удив­ленные Рейн и Ли­ли пе­рег­ля­нулись, но ни­чего не ска­зали и отош­ли к сво­им при­борам. Про­фес­сор Си­нис­тра на­чала объ­яс­нять но­вую те­му, а он ло­мал го­лову над тем, как на­чать ще­кот­ли­вый раз­го­вор и не при­думал ни­чего луч­ше, как ска­зать, что вы­читал в од­ной книж­ке об од­ном ин­те­рес­ном зак­лятье, ко­торое при­думал его отец.

— Мой па­па? — удив­ле­ние Гре­га бы­ло та­ким, что он ед­ва не уро­нил ки­пу лун­ных карт, — ты серь­ез­но, Алекс? Ты, на­вер­ное, неп­ра­виль­но про­читал, это ни­как не мо­жет быть мой па­па.

— Нет, там точ­но бы­ла твоя фа­милия, — уп­ря­мо ска­зал Алекс, чувс­твуя, как за­пыла­ли уши.

Врать ни­чего не по­доз­ре­ва­юще­му од­но­кур­сни­ку бы­ло не­лов­ко, сов­сем не то, что врать мис­сис Биг­сли, от­ве­чая на воп­рос о том, где он шлял­ся до ужи­на, ког­да нуж­но бы­ло сде­лать ку­чу дел.

— Ты ошиб­ся, — не ме­нее уп­ря­мо от­ве­тил Грег, — это дру­гой маг. Это прос­то не мо­жет быть мой па­па.

— Но по­чему?

Грег нем­но­го по­мол­чал, гля­нул в те­лес­коп, что-то за­писал в таб­ли­цу и сно­ва по­вер­нулся к Алек­су.

— Это не мой па­па и точ­ка.

Алекс по­чувс­тво­вал, что Гре­гу сов­сем не хо­чет­ся об этом го­ворить, но не мог сдер­жать­ся. Ему на­до бы­ло обя­затель­но уз­нать!

— Тог­да кто твой па­па?

Грег рез­ко по­вер­нулся к не­му, за­дев те­лес­коп так, что он зак­ру­тил­ся на под­став­ке и те­перь смот­рел не в ноч­ное звез­дное не­бо, а на про­фес­со­ра Си­нис­тру, раз­да­ющую за­дания.

— За­чем те­бе это знать?

— Грег, по­жалуй­ста, — Алекс за­та­ил ды­хание, до­садуя на то, что в го­лосе про­реза­лись про­ситель­ные нот­ки, — это очень важ­но!

Пуф­фенду­ец поп­ра­вил те­лес­коп, опас­ли­во по­косив­шись на про­фес­со­ра Си­нис­тру, ко­торая уже стро­го смот­ре­ла в их сто­рону, и ис­пы­ту­юще ог­ля­дел Алек­са. Алекс не знал, что он в нем выс­мотрел, ре­шил ли, что дос­то­ин до­верия, но нем­но­го по­мол­чав, Грег про­шеп­тал:

— Мой па­па — сквиб и ра­бота­ет в маг­лов­ском бан­ке.

— Э-э-э, сквиб?

«Это еще что та­кое?»

— Ну да. Ты не зна­ешь? Это тот, кто ро­дил­ся в семье вол­шебни­ков, но сам не вол­шебник.

— Раз­ве та­кое бы­ва­ет? — не сдер­жался Алекс и по­чувс­тво­вал, что крас­ка с ушей за­лива­ет все ли­цо. Вот черт, за­чем он это бряк­нул?

— Бы­ва­ет, — серь­ез­но кив­нул Грег и вздох­нул, — па­па и те­тя Ги­ацин­та, они близ­не­цы, оба скви­бы, и их выг­на­ли из семьи.

— Что?!

Алек­су чуть дур­но не ста­ло. Раз­ве та­кое воз­можно? Что­бы вы­гоня­ли из род­но­го до­ма толь­ко за то, что нет кол­дов­ской си­лы? Что еще он уз­на­ет об этом уди­витель­ном, чу­дес­ном, но не­веро­ят­но за­путан­ном ми­ре вол­шебни­ков и ма­гов?

А Грег про­дол­жал, по­нижая го­лос, что­бы не ус­лы­шала про­фес­сор Си­нис­тра:

— Ма­ма не вол­шебни­ца, и па­па ду­мал, что я то­же не бу­ду ма­гом. Ведь ни в ком из мо­их брать­ев и ку­зенов так и не про­яви­лось кол­довс­тво. Они все обыч­ные лю­ди. Кро­ме ме­ня, вот так уж по­лучи­лось, — маль­чик ви­нова­то улыб­нулся, — ой, сей­час по­кажу.

Он то­роп­ли­во вы­тащил из внут­ренне­го кар­ма­на ман­тии кро­хот­ный ме­даль­он, внут­ри ко­торо­го ока­залась та­кая же кро­хот­ная фо­тог­ра­фия. Алекс не ус­пел по­думать, что же мож­но на ней уви­деть, как Грег при­кос­нулся к не­му вол­шебной па­лоч­кой, и ме­даль­он уве­личил­ся, фо­тог­ра­фия ста­ла боль­ше и чет­че, и мож­но бы­ло хо­рошо рас­смот­реть на ней ли­ца. Мно­жес­тво лю­дей, по-ви­димо­му, две семьи, ве­село ма­хали ру­ками. Гре­га Алекс сра­зу уз­нал, а в цен­тре, на­вер­ное, был его отец — вы­сокий кра­сивый муж­чи­на об­ни­мал за пле­чи та­кую же вы­сокую и очень по­хожую на не­го жен­щи­ну, хо­хотав­шую, зап­ро­кинув на­зад го­лову. Грег не был по­хож на от­ца, ни на те­тю, ско­рее на мать, пух­лень­кую, доб­ро­душ­ную и как буд­то нем­но­го сон­ную.

— Это все я сам сде­лал, фо­тог­ра­фии про­явил в вол­шебном рас­тво­ре, что­бы они дви­гались, и ме­даль­он за­чаро­вал. Ма­ма так удив­ля­лась! — в го­лосе Гре­га бы­ла гор­дость.

— Ты мо­лодец! — ис­крен­не ска­зал Алекс, про­дол­жая раз­гля­дывать фо­тог­ра­фию.

— Вот по­это­му мой па­па ни­как не мог раз­ра­ботать ка­кое-то зак­лятье, — Грег опять нем­но­го ви­нова­то по­жал пле­чами, слов­но из­ви­нял­ся, — он обыч­ный уп­равля­ющий в маг­лов­ском бан­ке и рань­ше ни­ког­да не го­ворил о том, что зна­ет о вол­шебни­ках. В на­шем до­ме ни­чего вол­шебно­го не бы­ло, и сей­час нет, кро­ме мо­их школь­ных при­над­лежнос­тей. Он рас­ска­зал о се­бе и те­те Ги­ацин­те толь­ко, ког­да точ­но вы­яс­ни­лось, что я маг. Он, зна­ешь… мне ка­жет­ся, он был и рад, и не рад, ког­да приш­ло это пись­мо из Хог­вар­тса. Он тог­да толь­ко ска­зал, что я дол­жен ста­рать­ся хо­рошо учить­ся и быть дос­той­ным име­ни дя­ди Гре­гори. Ког­да семья выг­на­ла па­пу и те­тю Ги­ацин­ту, дя­дя Гре­гори был единс­твен­ным, кто им по­могал, а боль­ше ник­то, ник­то да­же не спра­шивал про них!

Ну и что Алекс про­яс­нил? Да ни­чего! Толь­ко уз­нал, что бы­ва­ет та­кое, ког­да ты не ну­жен род­ным, по­тому что не по­хож на них, по­тому что не унас­ле­довал вол­шебной си­лы. Что же это за род­ные та­кие? На­вер­ня­ка, они бы­ли по­хожи на Мал­фуа, но в ты­сячу раз ху­же, Алекс в этом не сом­не­вал­ся.

Се­год­ня он опять наб­рал ку­чу книг по ис­то­рии Соп­ро­тив­ле­ния и брел к се­бе. За­вер­нув за угол ко­ридо­ра на вто­ром эта­же, он лоб в лоб стол­кнул­ся с Га­ем, ко­торый мчал­ся, как уго­релый. Маль­чи­ки с гром­ки­ми воз­гла­сами по­лете­ли на пол. Гай вско­чил на но­ги и при­нял­ся по­могать Алек­су.

— Ой, из­ви­ни, я сов­сем не за­метил те­бя!

— Да лад­но, пус­тя­ки, — про­пых­тел Алекс, со­бирая раз­бро­сан­ные книж­ки.

Гай про­тянул ему две, от­ле­тев­шие по­даль­ше, и наг­нулся за еще од­ной, ко­торая рас­кры­лась на кол­до-фо­тог­ра­фии.

— Ого, Мал­фой-Ме­нор, — про­тянул он, раз­гля­дывая изоб­ра­жение, — здо­рово его раз­ва­лили, да?

— Я там ни­ког­да не был, — по­жал пле­чами Алекс.

— Слу­шай, за­чем те­бе столь­ко книг по но­вей­шей ма­гичес­кой ис­то­рии? У про­фес­со­ра Бин­са мы еще дол­го бу­дем про­ходить вос­ста­ния гоб­ли­нов. Сэм го­ворит, они еще на Гыр­ге Пер­вом Во­лоса­том, ко­торый жил ты­щу лет на­зад.

Алекс про­мол­чал и дви­нул­ся даль­ше. Гай пред­ло­жил свою по­мощь, под­хва­тил па­ру книг и по­шел за ним, раз­гла­голь­ствуя о том, что на уро­ки Бин­са на­ложе­но спе­ци­аль­ное прок­лятье сна, от­че­го ни один уче­ник не мо­жет бодрство­вать на них доль­ше пя­ти ми­нут. Алекс поч­ти его не слу­шал, за­нятый сво­ими мыс­ля­ми. Кто-то из Мак­Ней­ров точ­но был По­жира­телем Смер­ти, он это чи­тал. Но на Гая ник­то не ко­сит­ся, как на Алек­са. На­обо­рот, они с Сэ­мом Ву­дом, ро­дите­ли ко­торо­го бы­ли ав­ро­рами, — друзья не раз­лей во­да. Ли­ли до хри­поты об­сужда­ет с ним пер­вый и вто­рой сос­та­вы квид­дичной ко­ман­ды «Пуш­ки Педдл», по­тому что они оба ее ярые фа­наты, а Рейн счи­та­ет, что Гай единс­твен­ный на их кур­се, с кем мож­но по­гово­рить об усо­вер­шенс­тво­вании ста­рых зак­ля­тий, ос­таль­ные же их од­но­кур­сни­ки до это­го еще не до­рос­ли. Да и дру­гие ре­бята от­но­сят­ся к Гаю Мак­Ней­ру впол­не нор­маль­но, ни­чем его не вы­деляя. В чем же де­ло? Или здесь опять как у Гре­га и Эм­ми?

И наб­равшись ре­шимос­ти, Алекс вы­дох­нул:

— Гай, твой па­па был По­жира­телем Смер­ти?

Гай ос­та­новил­ся так рез­ко, что Алекс ед­ва сно­ва не стол­кнул­ся с ним. Ли­цо при­яте­ля поб­ледне­ло, а гла­за ста­ли ко­лючи­ми.

— Кто те­бе это ска­зал?

— Да ник­то, — про­бор­мо­тал Алекс, от­во­дя взгляд, — я в кни­гах чи­тал… ну… про то, что… э­ээ…

— Пош­ли, — Гай мрач­но пос­мотрел на про­бегав­ших ми­мо школь­ни­ков, — здесь нель­зя го­ворить об этом.

Алекс та­щил­ся вслед за ним, уже от­ча­ян­но жа­лея, что за­вел этот раз­го­вор. Гай один из нем­но­гих об­щался с ним как с дру­гом, а те­перь да­же его спи­на вы­ража­ет та­кое… та­кой хо­лод, что уди­витель­но, как за ни­ми не ос­та­ет­ся мо­роз­ный след.

Ког­тевра­нец ос­та­новил­ся лишь на вось­мом эта­же где-то в за­пад­ном кры­ле. Ко­ридор был пус­тынным, тем­ным и пыль­ным, окон бы­ло ма­ло, на сте­нах ви­сели по­лувыц­ветшие и пот­ре­пан­ные от древ­ности го­беле­ны. Алекс с шу­мом сва­лил кни­ги на ши­рокий по­докон­ник од­но­го ок­на, с удив­ле­ни­ем за­метив сна­ружи ус­тре­мив­шу­юся вверх не­боль­шую уг­ло­вую ба­шен­ку. Стран­но, вхо­да в нее не бы­ло, сте­на в том мес­те, где бы он мог пред­по­ложи­тель­но на­ходить­ся, бы­ла глу­хой и за­наве­шена го­беле­ном. Алекс прис­ло­нил­ся к ней, пе­рево­дя дух. Гай шел быс­тро, а с та­кой стоп­кой тя­желен­ных то­мов взоб­рать­ся од­ним ма­хом со вто­рого на вось­мой, да еще и пет­ляя по лес­тни­цам, не так-то прос­то.

— По­чему ты об этом спро­сил? — го­лос Гая был нап­ря­жен­ным и зве­нящим.

— Я… по­нима­ешь… — Алекс сму­тил­ся.

«Не на­до бы­ло ни­чего го­ворить, вот я иди­от…»

Гай его пе­ребил:

— Во­об­ще-то я по­нимаю, по­чему. Это из-за тво­их ро­дите­лей, да?

Алекс тя­жело кив­нул.

— Мой па­па ни­ког­да не был По­жира­телем Смер­ти! Слы­шишь, ни­ког­да! — вы­палил Гай, сжи­мая ку­лаки, — он не та­кой, как…

Меж­ду маль­чи­ками по­вис­ла неп­ри­ят­ная, ка­кая-то от­чужден­ная ти­шина. Сло­ва не бы­ли ска­заны, но бы­ли по­няты.

«Он не та­кой, как твой отец»

— Что ты хо­чешь этим ска­зать?

Алекс при­кусил гу­бу, ед­ва сдер­жи­ва­ясь, что­бы не за­орать во все гор­ло в ли­цо это­му маль­чиш­ке, что его па­па то­же не та­кой, как о нем все ду­ма­ют! Он дру­гой! Он… а ка­кой он? Ка­кой он, ес­ли был сто­рон­ни­ком Вол­де­мор­та, чер­но­го ма­га, убив­ше­го так мно­го лю­дей?!

Они сто­яли нап­ро­тив друг дру­га, на­супив­ши­еся, мрач­ные, и Алекс ви­дел, что в го­лубых гла­зах Гая пле­щет­ся неп­ри­язнь и го­тов­ность пой­ти на все, что­бы до­казать, что его отец не По­жира­тель Смер­ти. Вдруг кто-то де­ликат­но от­кашлял­ся в пус­том ко­ридо­ре, прив­ле­кая к се­бе вни­мание.

— Мо­лодой сэр, не мог­ли бы вы отой­ти нем­но­го в сто­рону, да­бы не про­валить­ся в пус­то­ту?

И в тот же миг Алекс ощу­тил, что сте­на ста­ла по­чему-то мяг­кой и ка­кой-то по­дат­ли­вой. А в сле­ду­ющую се­кун­ду он не­ожи­дан­но упал, вер­нее, про­валил­ся сквозь нее. От не­ожи­дан­ности и удив­ле­ния маль­чик оне­мел. За­то Гай зак­ри­чал так, что в ушах зас­верби­ло, а по ко­ридо­ру за­мета­лось ис­пу­ган­ное эхо:

— АЛЕКС!!! Ты где?! Ты ку­да про­пал?!

— Да тут я, — отоз­вался Алекс, ози­ра­ясь по сто­ронам.

Мес­то, где он на­ходил­ся, ни­чем не от­ли­чалось от дру­гих мест Хог­вар­тса. Уз­кий ко­ридор, се­рый ка­мень стен, кру­тая ка­мен­ная лес­тни­ца, убе­га­ющая вверх, пыль на по­лу и па­ути­на на по­тол­ке и в уг­лах. Сю­да дав­но ник­то не за­ходил. На­вер­ное, это бы­ла та баш­ня, ко­торую бы­ло вид­но из ок­на, а он прос­то упал в ее по­тай­ной вход. Ну да, вот и из­нанка дрях­ло­го го­беле­на.

Гай за сте­ной не уни­мал­ся:

— Алекс, ты где? Мис­тер, я по­зову ди­рек­то­ра, ес­ли вы сей­час же не вер­не­те Алек­са!

Алекс ос­то­рож­но отод­ви­нул тя­желую пыль­ную ткань и вы­лез в ко­ридор. Уви­дев его, Гай ос­толбе­нел, а по­том удив­ленно про­тянул:

— Ты что, из сте­ны вы­лез?

— Нет, ко­неч­но. Смот­ри, за го­беле­ном вход в баш­ню.

— Вы со­вер­шенно пра­вы, мой юный друг, — при­ят­ный нег­ромкий го­лос прер­вал их.

С го­беле­на на них смот­рел стат­ный ры­царь, опи­ра­ющий­ся на длин­ный меч. Заб­ра­ло бы­ло от­кры­то, и ли­цо ры­царя бы­ло ум­ным и при­вет­ли­вым.

— Прос­ти­те, слав­ные лор­ды, за вме­шатель­ство и поз­воль­те пред­ста­вить­ся. Сэр Бри­ан де Мон­ми­рай Ше­лон­со, лорд Рэн­шо.

— Оч-чень при­ят­но, — про­бор­мо­тал Гай, нас­то­рожен­но от­сту­пая на­зад, — а от­ку­да вы взя­лись?

— Мой го­белен ви­сит на этой сте­не уже шесть­сот трид­цать два го­да, лю­боз­на­тель­ный сэр.

— Но вас же не бы­ло!

— Ме­ня неп­росто уви­деть. Это мо­гут сде­лать толь­ко те, кто очень хо­чет ос­тать­ся на­еди­не с са­мим со­бой, да­бы об­ду­мать в ти­шине все мыс­ли, что не да­ют по­коя.

— Мы не ду­мали ни о чем та­ком.

— Вер­но. Я по­явил­ся сам.

Алекс по­жал пле­чами на удив­ленный взгляд Гая.

— Ес­ли вы же­ла­ете, мо­жете под­нять­ся на Баш­ню Спо­кой­ствия, вход в ко­торую и скры­ва­ет­ся за мо­им го­беле­ном.

— Это та, уг­ло­вая?

— Да. От­ту­да от­кры­ва­ет­ся са­мый вос­хи­титель­ный вид на ок­рес­тнос­ти Хог­вар­тса.

— Пой­дем, Гай?

— Пош­ли!

И маль­чи­ки по­бежа­ли вверх по уз­ким сту­пень­кам, за­быв, что еще нес­коль­ко ми­нут на­зад сжи­мали ку­лаки. Ры­царь зак­рыл за ни­ми вход и ти­хо про­шеп­тал:

— Уди­витель­но, как пов­то­ря­ют­ся чер­ты ро­дите­лей в де­тях… За­дум­чи­вая Ле­ди, не ду­мал я, что мне до­ведет­ся встре­тить ва­шего сы­на, ког­да вас уже не бу­дет в этом ми­ре… Вы бы­ли так юны и так мно­го хо­тели со­вер­шить...

На­вер­ху маль­чи­ки за­мер­ли в вос­хи­щении. Смот­ро­вая пло­щад­ка бы­ла ма­лень­кой, но от­сю­да дей­стви­тель­но от­кры­вал­ся изу­митель­ный вид. Ок­рес­тнос­ти Хог­вар­тса бы­ли как на ла­дони — чер­не­ющая гро­мада Зап­ретно­го Ле­са, тем­ные сты­лые во­ды Озе­ра, над ко­торы­ми стру­ил­ся проз­рачный ту­ман, ма­лень­кая хи­жина про­фес­со­ра Хаг­ри­да, по­хожая на пря­нич­ный до­мик, и даль­ше — те­ря­юща­яся в дро­жащем ма­реве хол­мистая до­лина, слов­но бе­лое мо­ре. Бы­ло хо­лод­но, но от стен и по­ла смот­ро­вой пло­щад­ки ис­хо­дило при­ят­ное сог­ре­ва­ющее теп­ло. Алекс по­дошел к са­мому краю, к ши­роко­му кар­ни­зу, опо­ясы­ва­юще­му всю баш­ню и, за­дох­нувшись от вос­торга, на­вер­ное, в этот мо­мент впер­вые по­нял сво­их дру­зей, ко­торые схо­дили с ума от по­летов на мет­лах. Зем­ля бы­ла да­леко-да­леко вни­зу, а вок­руг был оше­лом­ля­ющий, ог­ромный, сво­бод­ный, бе­ло-си­ний прос­тор. Не­бо бы­ло так близ­ко, что толь­ко ру­ку про­тяни и дот­ро­нешь­ся до лег­ко­го об­лачка. И хо­телось шаг­нуть в этот прос­тор, ощу­тить, как ве­тер треп­лет во­лосы, свис­тит в ушах, а паль­цы сжи­ма­ют ру­ко­ят­ку пос­лушной мет­лы, и ты чувс­тву­ешь, как за спи­ной бь­ют­ся ши­рокие крылья ра­дос­ти от по­лета...

Гай ря­дом ше­лох­нулся и про­из­нес, вы­ражая его собс­твен­ные мыс­ли:

— Здо­рово как!

Маль­чи­ки пос­мотре­ли друг на дру­га и зас­ме­ялись. По­чему-то им вдруг ста­ло спо­кой­но и хо­рошо, за­былись обу­ревав­шие их чувс­тва, как они бы­ли го­товы наб­ро­сить­ся друг на дру­га.

Гай сполз по сте­не, усел­ся на теп­лый пол, об­хва­тил ко­лени и нег­ромко ска­зал:

— Мой па­па не был По­жира­телем Смер­ти, прав­да. За­то им был мой дед, У­ол­ден Мак­Нейр.

Алекс опус­тился на кор­точки.

— Па­па всег­да был ти­хим и не­замет­ным, как го­ворит моя те­тя. Он не вме­шивал­ся ни в чьи де­ла, прос­то по­мал­ки­вал и ста­рал­ся ни­кому ни­чего не де­лать пло­хого. И ма­ма бы­ла та­кой же, но я ее сов­сем не знаю. Она умер­ла вско­ре пос­ле мо­его рож­де­ния.

Алекс за­та­ил ды­хание, чувс­твуя се­бя так, буд­то за­лез Гаю в ду­шу без спро­су.

— Пос­ле ее смер­ти де­душ­ка хо­тел же­нить па­пу на ка­кой-то бо­гатой ле­ди, но па­па, на­вер­ное, в пер­вый раз по­шел про­тив его во­ли, ска­зал, что не бу­дет брать в же­ны гру­ду гал­ле­онов, а бу­дет вос­пи­тывать ме­ня один. Тог­да дед ре­шил при­менить "Им­пе­ри­ус".

— "Им­пе­ри­ус"? — пе­рес­про­сил Алекс, — а что это та­кое?

— Од­но из трех са­мых страш­ных зак­ля­тий чер­ной ма­гии, их еще на­зыва­ют Неп­рости­тель­ны­ми. Сей­час они аб­со­лют­но зап­ре­щены, в Ми­нис­терс­тве за этим сле­дят. А тог­да все бы­ло по-дру­гому. На­вер­ное, па­па очень не хо­тел же­нить­ся на ком-ни­будь дру­гом, кро­ме ма­мы, по­тому что зак­лятье… — Гай то­нень­ко вздох­нул, — в об­щем, пос­ле зак­лятья па­па стал… дру­гим. Он все рав­но не дал сво­его сог­ла­сия. Он прос­то как буд­то ус­нул и на­чал жить как во сне. По­том ав­ро­ры по­беди­ли Вол­де­мор­та, а де­да ки­нули в Аз­ка­бан. Так ему и на­до!

Гай не­ожи­дан­но изо всей си­лы стук­нул ку­лаком по по­лу, и Алекс с не­лов­костью уви­дел пов­лажнев­шие гла­за дру­га.

— Ме­ня взя­ла к се­бе те­тя. А па­па так и не при­шел в се­бя. Он не за­меча­ет ни­кого вок­руг и толь­ко ча­сами раз­го­вари­ва­ет с пор­тре­том ма­мы. То они о Пла­тоне и Арис­то­теле спо­рят, то он на­чина­ет го­ворить, что мне на­до по­менять под­гузни­ки и по­кор­мить, и зо­вет ее, — сму­щен­ная дро­жащая улыб­ка ис­кри­вила гу­бы Гая, — на­вер­ное, я для не­го до сих пор мла­денец. Ес­ли бы не до­мови­ки, он бы за­бывал и по­есть, и пе­ре­одеть­ся. Те­тя Мо­раг каж­дый ме­сяц на­ходит са­мых луч­ших це­лите­лей, но по­ка все бес­по­лез­но.

— Мо­раг? Она твоя те­тя? — удив­ленно спро­сил Алекс, вспо­миная стро­гую бе­лово­лосую жен­щи­ну, ко­торую ед­ва не за­души­ли в объ­ять­ях мис­сис Пот­тер, мис­сис У­из­ли и мис­сис Вуд.

— Да. Ты ее зна­ешь?

— Ну не то, что­бы… Прос­то она бы­ла на Рож­дес­тво у Пот­те­ров.

— Ага, я то­же дол­жен был пой­ти вмес­те с ней, но па­па тог­да ос­тался бы один. По­том к нам при­еха­ли родс­твен­ни­ки ма­мы из Шот­ландии и поз­ва­ли по­гос­тить у них на ка­нику­лах. Но как я мо­гу ос­та­вить па­пу? Те­тя бы­ла ав­ро­ром, а сей­час за­мес­ти­тель на­чаль­ни­ка Де­пар­та­мен­та ма­гичес­кой бе­зопас­ности, и прос­то клас­сная! Я то­же бу­ду ав­ро­ром, все сде­лаю для это­го! — в го­лосе Гая бы­ла гор­дость, а го­лубые гла­за свер­ка­ли ре­шитель­ностью.

Алекс сог­ласно кив­нул. Гай смо­жет. Он всег­да дер­жит сло­во и, на­вер­ное, ста­нет са­мым луч­шим ав­ро­ром на све­те.

— Алекс, ты из­ви­ни ме­ня, лад­но? Я не хо­тел… Я по­нимаю, ты хо­чешь, что­бы твои…

— Ни­чего, это ты ме­ня из­ви­ни, — Алекс прер­вал Гая, под­ни­ма­ясь на но­ги, — не на­до бы­ло за­давать ду­рац­ких воп­ро­сов.

— А ты то­же, я слы­шал, жи­вешь у родс­твен­ни­ков, да?

— Ага, толь­ко мо­ей те­те до тво­ей как от зем­ли до не­ба, — не­весе­ло ус­мехнул­ся Алекс, — пош­ли, ско­ро ужин. Рейн и Ли­ли, на­вер­ное, уже весь за­мок об­ша­рили в мо­их по­ис­ках.

— Это точ­но! — под­хва­тил Гай, — слу­шай, вот се­год­ня Пот­тер учу­дила! Это на­до же, при­нять Мал­фуа за бан­ши и вле­пить ле­туче­мыши­ный сглаз! Да и ты клас­сно бо­родав­ки на­рас­тил Де­лэй­ни. Мы чуть со сме­ху не умер­ли.

Алекс до­воль­но улыб­нулся, про­мол­чав о том, что ни за ка­кую бан­ши Ли­ли Са­тин Мал­фуа, ко­неч­но, не при­нима­ла, а со­вер­шенно соз­на­тель­но нас­ла­ла на нее этот жут­ко­вато­го ви­да сглаз. Да и он лишь сде­лал вид, что за­щищал­ся от зак­лятья Де­лэй­ни, и ук­ра­сил то­го ог­ромны­ми, си­ними и во­лоса­тыми бо­родав­ка­ми не прос­то так. Эти двое раз­би­ли кол­бу с ка­ким-то зель­ем на сто­ле про­фес­со­ра Флин­та, и все сва­лили на Рей­на, ко­торый, как на­роч­но, ока­зал­ся ря­дом с ни­ми. Обыч­но спра­вед­ли­вый де­кан Сли­зери­на очень рас­сердил­ся, не стал раз­би­рать­ся и наз­на­чил на­каза­ние, по­тому что зелье ока­залось це­леб­ным, кош­марно слож­ным по ре­цеп­ту­ре и нуж­ным для ма­дам Пом­фри.

По­это­му они с Ли­ли спе­ци­аль­но от­ста­ли от сво­его фа­куль­те­та пос­ле уро­ка Хаг­ри­да, дож­да­лись, по­ка по­дош­ли сли­зерин­цы, и ра­зыг­ра­ли сцен­ку с яко­бы уви­ден­ной бан­ши. Ког­тевран­цы, ко­торые еще не уш­ли, дей­стви­тель­но чуть не ка­тались по зем­ле от сме­ха при ви­де Де­лэй­ни с бо­родав­ка­ми и Мал­фуа с мор­дочкой ле­тучей мы­ши. Но са­мым обид­ным для тех, на­вер­ное, был смех сли­зерин­цев. Гром­че всех хо­хота­ли, ко­неч­но, То­ни и Си­рил, ко­торые тер­петь не мог­ли эту па­роч­ку. Но и ос­таль­ные, кро­ме Дер­ри­ка и Бо­ула, не мол­ча­ли. Эри­ус Рик­кет да­же вос­клик­нул: «Здо­рово!». Ви­димо, Мал­фуа и Де­лэй­ни дос­та­ли всех сво­им по­веде­ни­ем и веч­ны­ми през­ри­тель­ны­ми и обид­ны­ми нас­мешка­ми.

Но са­мое смеш­ное — про­фес­сор Хаг­рид от­пра­вил Де­лэй­ни и Мал­фуа к ма­дам Пом­фри, выс­лу­шал ис­то­рию с бан­ши, дол­го ду­мал, по­ка Ли­ли не­вин­но хло­пала си­ними гла­зами и уве­ряла, что все это слу­чай­но по­лучи­лось, и она го­това хоть сей­час из­ви­нить­ся пе­ред Са­тин, и не наз­на­чил ни­како­го на­каза­ния, лишь снял по два штраф­ных оч­ка с Гриф­финдо­ра, Сли­зери­на и Ког­тевра­на «за бес­по­ряд­ки на пе­реме­не». Прав­да, их по­том как сле­ду­ет от­чи­тала Лю­пин и в на­каза­ние от­пра­вила по­могать про­фес­со­ру Крот­котту об­ре­зать су­хие стеб­ли зла­тоц­ве­тов, а это очень нуд­ное за­нятие, пос­коль­ку эти рас­те­ния поч­ти це­ликом сос­то­ят из длин­ных пе­реп­ле­та­ющих­ся, про­тив­но-лип­ких и во­нючих стеб­лей. Но Рейн был отом­щен!

Они с Га­ем вер­ну­лись в ко­ридор, ры­царь вы­соко­пар­но поп­ро­щал­ся с ни­ми, и его го­белен сно­ва как буд­то слил­ся со сте­ной и стал поч­ти не­замет­ным. Гай по­мог Алек­су до­тащить кни­ги до пор­тре­та Пол­ной Да­мы и ум­чался к сво­ей баш­не. А в гриф­финдор­ской Гос­ти­ной на Алек­са ура­ганом на­лете­ла Ли­ли. Как ока­залось, она не сде­лала до­маш­нее за­дание по Ча­рам, а Рейн прин­ци­пи­аль­но не да­вал спи­сать. По­это­му за од­ну ми­нуту Алек­са гром­ко об­ру­гали за то, что его нет, ког­да он сроч­но ну­жен, очень ми­ло из­ви­нились и уже умо­ля­юще поп­ро­сили «Дать од­ним глаз­ком пос­мотреть, ну по­жалуй­ста!».

Рейн за­катил гла­за и по­ин­те­ресо­вал­ся, где на са­мом де­ле был Алекс. Алекс очень так­тично пе­ревел раз­го­вор на до­маш­нее за­дание Ли­ли, и воп­рос дру­га ос­тался без от­ве­та.


* * *


Спус­тя нес­коль­ко не­дель, не най­дя боль­ше ни­чего но­вого в кни­гах, Алекс пе­решел на га­зеты, поп­ро­сив у ма­дам Филч ста­рые но­мера «Про­рока» за 1998-2004 го­ды. Биб­ли­оте­кар­ша смот­ре­ла на не­го очень по­доз­ри­тель­но, ус­тро­ила це­лый доп­рос на те­му, за­чем они ему нуж­ны, но все-та­ки при­нес­ла пыль­ные по­жел­тевшие под­шивки. В них ин­форма­ции, нуж­ной Алек­су, бы­ло боль­ше, и каж­дый день пос­ле уро­ков он при­бегал в ти­хий зал биб­ли­оте­ки и пог­ру­жал­ся во вре­мена, ког­да бы­ли жи­вы и мо­лоды те, о ком он так хо­тел ра­зуз­нать.

Од­нажды в кон­це фев­ра­ля, Алекс уже при­выч­но си­дел у ма­дам Филч и чи­тал убий­ствен­ную статью ка­кой-то ре­пор­терши по фа­милии Ски­тер. В пыль­ной ти­шине биб­ли­оте­ки мож­но бы­ло ус­лы­шать, как ед­ва слыш­но по­пис­ки­ва­ют мы­ши (или это не мы­ши?), взды­ха­ет за сво­ей стой­кой биб­ли­оте­кар­ша, и у­ют­но пот­рески­ва­ют заж­женные лам­пы под зе­лены­ми аба­жура­ми. За вы­соки­ми стрель­ча­тыми ок­на­ми мут­не­ла се­рая мгла, хо­тя, ес­ли ве­рить ча­сам, хрип­ло от­счи­тыва­ющим каж­дые чет­верть ча­са, бы­ло все­го лишь без трех ми­нут че­тыре. За сте­нами ог­ромно­го зам­ка ухо­дящая зи­ма вы­мета­ла се­вер­ным вет­ром до­рож­ки и тро­пин­ки Зап­ретно­го Ле­са и тер­пе­ливо се­яла уны­лый мел­кий дождь впе­ремеш­ку со сне­гом.

По­года бы­ла под стать его нас­тро­ению. Он пос­мотрел в ок­но, за ко­торым из­редка на се­ром ту­ман­ном фо­не прос­ту­пал тон­кий при­чуд­ли­вый узор пе­реп­ле­тен­ных вет­вей де­ревь­ев, а по­том сно­ва ис­че­зал. Это бы­ло кра­сиво. Чер­ное кру­жево на се­ром бар­ха­те. Или ат­ла­се. Он не очень-то раз­би­рал­ся в наз­ва­ни­ях тка­ней.

Алекс во­об­ще не лю­бил это вре­мя го­да — пе­релом, ког­да кон­ча­ет­ся зи­ма, а вес­на еще не приш­ла, ког­да низ­кое се­рое не­бо на да­леком го­ризон­те сли­ва­ет­ся с бе­лесой пе­леной ту­мана; кап­ли мок­ро­го сне­га осе­да­ют на ли­це во­дяной пылью; ког­да вок­руг все сы­ро, го­ло, уны­ло, и хо­чет­ся за­бить­ся ку­да-ни­будь в теп­лое мес­течко, или си­деть у ка­мина и смот­реть в ве­селое жел­тое пла­мя, ду­мать обо всем и ни о чем, ви­деть в пля­шущем ог­не раз­ные кар­тинки и да­же, ес­ли хо­рошо всмот­реть­ся, чьи-то ли­ца. И знать, что те­бя отор­вет от этой стран­ной дре­мот­ной за­дум­чи­вос­ти чья-то лас­ко­вая ру­ка, про­бежав­ша­яся по ма­куш­ке и рас­тре­пав­шая во­лосы…

В та­кое вре­мя тос­ка на­каты­вала с уд­во­ен­ной си­лой. Чувс­тво ожи­дания, му­рашек, про­бега­ющих по спи­не, ког­да нап­ря­жен­но ждешь что вот-вот, сей­час ог­ля­нешь­ся и уви­дишь… чье-то ми­лое ли­цо, на ко­тором си­яют неж­ные гла­за, и теп­лый го­лос ска­жет, что Алекс за­сидел­ся, по­ра ужи­нать… а по­том обо­рачи­ва­ешь­ся, и нет ни­кого…

Он вздрог­нул, ког­да над ухом раз­дался ве­селый го­лос Ли­ли.

— Вот ты где, а мы те­бя обыс­ка­лись! Что чи­та­ешь? — де­воч­ка обе­жала стол и осек­лась, нат­кнув­шись взгля­дом на кри­чащий за­голо­вок: «Гер­ми­она Грей­нджер — луч­шая под­ру­га Гар­ри Пот­те­ра и сто­рон­ни­ца Тем­но­го Лор­да!»

Рейн нах­му­рил­ся.

— За­чем те­бе это?

Алекс твер­до взгля­нул в гла­за дру­гу.

— Я дол­жен знать.

— Но Алекс, это же ни­чего не зна­чит! То есть я хо­чу ска­зать, ка­кая раз­ни­ца, кем бы­ли твои ма­ма и па­па ты­щу лет на­зад? Это же все прош­ло, их нет, а па­па те­перь твой опе­кун, — Ли­ли в вол­не­нии те­реби­ла кон­чик ко­сы.

— Вам хо­рошо так го­ворить! — взор­вался Алекс.

Все, что он про­читал, уз­нал, чувс­тво­вал, все, что раз­ры­вало его на­попо­лам и ос­тавля­ло но­чами без сна, на­копи­лось и тре­бова­ло вы­хода. Он боль­ше не мог так жить, скры­вая от дру­зей, чем он за­нима­ет­ся, и де­лая вид, что все в по­ряд­ке.

— Ва­ши ро­дите­ли — ге­рои! Их все лю­бят, так же как и вас, а на ме­ня смот­рят как на про­кажен­но­го, по­тому что мои ро­дите­ли бы­ли свя­заны с этим прок­ля­тым Вол­де­мор­том! По­тому что мой отец был По­жира­телем Смер­ти, а ма­ма — пре­датель­ни­цей, ведь так, Ли­ли? И по­это­му мис­тер Пот­тер сов­сем не об­ра­довал­ся, ког­да уз­нал, что он мой опе­кун, а мис­тер У­из­ли тер­петь ме­ня не мо­жет? По­тому что я ИХ сын?

Ма­дам Филч гнев­но за­шипе­ла и ки­нула унич­то­жа­ющий взгляд на на­руши­теля ти­шины, а Рейн и Ли­ли в оди­нако­вом сму­щении от­ве­ли гла­за.

— На­вер­ное. Гер­ми­она Грей­нджер бы­ла их луч­шей под­ру­гой, они всег­да бы­ли вмес­те. А по­том она ста­ла их вра­гом. А от­ку­да ты уз­нал? — поч­ти нес­лышно спро­сила Ли­ли.

— Под­слу­шал не­ча­ян­но раз­го­вор про­фес­со­ра У­из­ли и мис­сис Пот­тер на ка­нику­лах.

Рейн сел нап­ро­тив Алек­са и ти­хо ска­зал:

— Мы те­бе по­можем. Что ты хо­чешь най­ти?

— Не знаю. Сам не знаю, — Алекс был опус­то­шен вне­зап­ным взры­вом от­ча­ян­но­го гне­ва и об­хва­тил ру­ками го­лову, — мо­жет, до­каза­тель­ства, что они бы­ли не та­кими, как все ду­ма­ют?

Ли­ли и Рейн пе­рег­ля­нулись, но бро­сили сум­ки под стол и при­нялись вмес­те с Алек­сом во­рошить ста­рые га­зеты.

Так прош­ли фев­раль и март. Они пе­реры­ли все под­шивки, вдо­воль наг­ло­тались пы­ли, но ни­чего осо­бен­но­го не наш­ли. Вез­де бы­ло од­но и то же: Гер­ми­она Грей­нджер и Дра­ко Мал­фой — сто­рон­ни­ки Вол­де­мор­та. Од­нознач­но и без ка­ких-ли­бо ого­ворок. По­мимо это­го Алекс вы­яс­нил, что и от­цу Ли­ли в свое вре­мя дос­та­валось, в чем его толь­ко не об­ви­няли! Но пос­ле 24 сен­тября 2004 го­да тон рез­ко сме­нил­ся на вос­хи­щен­но-хва­леб­ный. Пе­лись та­кие ль­сти­вые ди­фирам­бы, что Алекс не­воль­но по­думал, что га­зета хо­чет трус­ли­во оп­равдать­ся за трав­лю в бо­лее ран­ние го­ды. Боль­ше ни­чего они не наш­ли. И по­нем­но­гу маль­чик ус­тал от то­го нап­ря­жения, в ко­тором жил поч­ти три ме­сяца.

А в Хог­вартс нес­лышны­ми ша­гами приш­ла вес­на. По­дули теп­лые вет­ра, снег рас­та­ял, а на де­ревь­ях по­яви­лись клей­кие лис­точки. Прок­лю­нулась, а по­том вов­сю за­зеле­нела тра­ва, не­бо ста­ло си­нее и вы­ше. Пер­во­кур­сни­ки, вхо­див­шие в фут­боль­ный клуб, на­чали вы­ходить на свое по­ле. Ре­бята бы­ли в вос­торге от но­вого мя­ча Алек­са и час­тень­ко го­няли его до тем­но­ты, за­бывая о до­маш­них за­дани­ях и ус­тра­ивая шум­ные пе­репал­ки, ес­ли не схо­дились во мне­нии, ко­му про­бить пе­наль­ти. Не­ред­ко у них бы­ли зри­тели, в ос­новном, ко­неч­но, ре­бята из маг­лов, но при­ходи­ли и те, кто ни­ког­да не ви­дел, как иг­ра­ют в фут­бол.

Но в этот ап­рель­ский день иг­ра не за­лади­лась. Бы­ло прох­ладно не по-ве­сен­не­му, сол­нце то и де­ло ны­ряло в об­ла­ка, и пос­ле не­дав­не­го дож­дя зем­ля еще хо­рошо не про­сох­ла. Фут­бо­лис­ты пе­репач­ка­лись в гря­зи, при­нимая да­же прос­тые па­сы и по­дачи. Не­вилл умуд­рился плюх­нуть­ся в од­ну единс­твен­ную на все по­ле лу­жу, нах­ле­бал­ся гряз­ной во­ды и еле от­пле­вал­ся. Си­рил пос­коль­знул­ся, рас­тя­нул но­гу и, ко­выляя, ушел в боль­нич­ное кры­ло. Вдо­бавок на со­сед­нем ста­ди­оне тре­ниро­валась пе­ред зав­траш­ним со­рев­но­вани­ем ко­ман­да Ког­тевра­на, и ког­тевран­цы поп­росту не мог­ли сос­ре­дото­чить­ся на фут­бо­ле, по­минут­но ог­ля­дыва­ясь на иг­ро­ков, ле­та­ющих око­ло ко­лец. Сэм Вуд гром­ко во­пил, за­мечая ма­лей­шую про­маш­ку:

— Эй ты, ма­зила! Ты что, сле­пой, он же сле­ва те­бя об­ле­та­ет! Эй, блад­жер на по­ле, от­би­вай! Ть­фу, да чтоб ме­ня пик­си по­куса­ли, моя ба­буш­ка луч­ше ле­та­ет, чем эти шля­пы! Вра­тарь, цен­траль­ное коль­цо, цен­траль­ное!

Гай от не­го не от­ста­вал:

— Об­лет Кра­ма! Об­лет Кра­ма, это же клас­си­ка, вот ту­пого­ловый тролль! А те­перь ны­рок и пе­рех­ват, пе­рех­ват, го­ворю! Не-ет, Филч и то луч­ше сыг­рал бы!

Пос­коль­ку Гай был се­год­ня вра­тарем, а Сэм на­пада­ющим, ес­тес­твен­но, иг­ра ос­та­нав­ли­валась.

— Лад­но, ре­бята, мо­жет на се­год­ня хва­тит? — Алекс от­ча­ял­ся док­ри­чать­ся до Гая, в ру­ках ко­торо­го был мяч, но тот, не за­мечая это­го, да­вал ука­зания квид­дично­му вра­тарю.

— Хо­рошая мысль, — нас­мешли­во за­метил Рейн, вы­тирая под­те­ки гря­зи на ли­це, — а то на­ши ве­ликие иг­ро­ки яв­но об­ре­та­ют­ся на дру­гом по­ле.

Гай и Сэм тут же ум­ча­лись к ста­ди­ону, за ни­ми пош­ли пос­мотреть на зав­траш­не­го про­тив­ни­ка То­ни и Джон. Стэн, Марк, Алекс, Рейн, Не­вилл и Крис вер­ну­лись в шко­лу. В хол­ле пуф­фендуй­цы нап­ра­вились к сво­ей под­земной Гос­ти­ной, а гриф­финдор­цы в свою баш­ню. На пол­пу­ти Не­вилл и Крис вспом­ни­ли, что не сде­лали до­маш­нее за­дание по ас­тро­номии, и с го­рес­тным ви­дом поп­ле­лись в биб­ли­оте­ку взять звез­дные кар­ты и таб­ли­цы. Алекс и Рейн, ста­ра­ясь не по­падать­ся на гла­за зав­хо­зу Фил­чу, ко­торый, уви­дев, сколь­ко гря­зи ос­та­ет­ся за ни­ми, при­шел бы в не­ис­товс­тво, свер­ну­ли в пус­тынное от­вет­вле­ние вос­точно­го ко­ридо­ра и из­да­лека за­мети­ли вну­шитель­ные фи­гуры прис­пешни­ков Де­лэй­ни, а за ни­ми и его са­мого, что-то ко­му-то го­воря­щего с обыч­ной яз­ви­тель­ной ух­мылкой на ли­це.

— Смот­ри-ка, — кив­нул Рейн, на хо­ду под­ки­дывая мяч, — опять они к ко­му-то прис­та­ли. Вот уро­ды, житья от них нет.

Алекс при­щурил­ся, пы­та­ясь раз­гля­деть то­го, кто был поч­ти скрыт ту­шами Дер­ри­ка и Бо­ула, и с хо­лоде­ющим сер­дцем уви­дел, как Де­лэй­ни неб­режно раз­ма­хива­ет яр­ко-го­лубой лен­той, и уз­нал чер­ные ко­сы Ли­ли. Он, не раз­ду­мывая, рва­нул ту­да, за ним пус­тился не­до­уме­ва­ющий Рейн. Ког­да маль­чи­ки под­бе­жали к гнус­ной тро­ице, из гру­ди Рей­на и Алек­са од­новре­мен­но выр­вался крик:

— А ну от­пусти­те ее!

Дер­рик, Бо­ул и Де­лэй­ни заг­на­ли Ли­ли в угол меж­ду сте­ной и ста­ту­ей Бе­леф­ри­ка Без­домно­го и, су­дя по все­му, ус­пе­ли на­гово­рить не­мало га­дос­тей, по­тому что ще­ки де­воч­ки яр­ко пы­лали, гла­за свер­ка­ли, слов­но звез­ды в пол­ночь, а ку­лач­ки бы­ли креп­ко сжа­ты. Вид­но бы­ло, что лишь чис­ленный пе­ревес со­пер­ни­ка не да­ет ей ки­нуть­ся на них. Од­на ко­са Ли­ли раз­ви­лась, и с од­ной сто­роны во­лосы чер­ной шел­ко­вой вол­ной стру­ились по ман­тии, это ее го­лубую лен­точку мял в ру­ке Эд­вард. Уви­дев дру­зей, Ли­ли за­мет­но вос­пря­нула ду­хом и те­перь с тор­жес­твом взи­рала на вра­гов.

— В пос­ледний раз пре­дуп­реждаю, Де­лэй­ни. Про­пус­ти ме­ня, а то по­жале­ешь!

— Не­уже­ли, Пот­тер? Что мне твои за­щит­нички сде­ла­ют, а? На кус­ки по­режут и флоб­бер-чер­вям скор­мят? — с эти­ми сло­вами Де­лэй­ни, мер­зко ух­мы­ля­ясь и гля­дя пря­мо на Алек­са, ко­торо­го за ман­тию схва­тил вер­зи­ла Бо­ул, дер­нул ее за вто­рую ко­су.

Ли­ли не вскрик­ну­ла, но Алекс ви­дел по ее гла­зам, что ей бы­ло очень боль­но.

— Ай-ай, по­лук­ровки, вам то­же боль­но бы­ва­ет? — из­де­ватель­ски про­тянул Де­лэй­ни, по­махи­вая лен­той.

Дер­нувшись от ярос­тно­го гне­ва, Алекс ос­во­бодил­ся от хват­ки Бо­ула (Рейн в это вре­мя пы­тал­ся съ­ез­дить по но­су Дер­ри­ка), од­ним быс­трым не­уло­вимым дви­жени­ем вых­ва­тил па­лоч­ку и нап­ра­вил ее на Де­лэй­ни, гла­за ко­торо­го мгно­вен­но за­бега­ли от стра­ха. Не опус­кая па­лоч­ки, Алекс вы­волок Ли­ли из ее уг­ла, за­пих­нул се­бе за спи­ну и, гля­дя пря­мо в не­навис­тное ли­цо, очень мед­ленно и ти­хо ска­зал:

— А те­перь пос­лу­шай ме­ня, Де­лэй­ни. Ес­ли ты еще хоть паль­цем по­пыта­ешь­ся тро­нуть Ли­ли, я те­бя дей­стви­тель­но на кус­ки по­режу и флоб­бер-чер­вям скор­млю, или гип­погри­фам, или соп­лохвос­там, мне без раз­ни­цы. У про­фес­со­ра Хаг­ри­да мно­го ми­лых зве­рушек, ко­торые обо­жа­ют, ког­да их кор­мят чем-ни­будь вкус­нень­ким. Я во­об­ще не пой­му, че­го ты к нам прис­та­ешь, а? На те­бя что, ник­то вни­мания не об­ра­ща­ет? Ком­плекс не­пол­но­цен­ности? И чем это ты все вре­мя хвас­та­ешь­ся? Чем вы во­об­ще луч­ше ос­таль­ных, нас хо­тя бы? В уче­бе? Так мы учим­ся луч­ше те­бя, или ты это­го еще не по­нял, крот чис­токров­ный? Вы бо­гаче? Но ес­ли ты не зна­ешь, то при­ми к све­дению, что семьи У­из­ли и Пот­те­ров очень и очень бо­гаты, а я, меж­ду про­чим, вхо­жу в пер­вую де­сят­ку са­мых бо­гатых лю­дей ма­гичес­кой Ве­ликоб­ри­тании. Нас­коль­ко я знаю, твоя семья лишь в кон­це сот­ни. Что еще, Де­лэй­ни? Хвас­та­ешь­ся ро­дите­лями? Так ведь все зна­ют, что отец Рей­на — ге­рой вой­ны, а отец Ли­ли — во­об­ще сам Гар­ри Пот­тер, тот, о ком на­писа­на по­лови­на книг в на­шей биб­ли­оте­ке. А сей­час они оба за­нима­ют важ­ные пос­ты в Ми­нис­терс­тве. А что ка­са­ет­ся так на­зыва­емой чис­то­ты ва­шей кро­ви, тут еще на­до по­думать.

Алекс был пе­репол­нен хо­лод­ной яростью, ко­торая бур­ли­ла в нем и рва­лась на­ружу. Он су­зил по­тем­невшие се­рые гла­за, в ко­торых как буд­то вспы­хива­ли се­реб­ря­ные ис­кры, и креп­че сжал па­лоч­ку в ру­ках, нап­равляя ее пря­мо на Де­лэй­ни. Ли­ли и Рейн, ко­торо­го вы­пус­тил оне­мев­ший от удив­ле­ния Дер­рик, мол­ча сто­яли у не­го за спи­ной, и он был бла­года­рен им за это.

Это был его бой, он дол­жен был вы­иг­рать его в оди­ноч­ку. Нес­мотря на ог­ромное нап­ря­жение и гнев, его го­лос был ров­ным и очень ти­хим.

— Что вы име­ете про­тив Рей­на? Он из семьи У­из­ли Де­лакур, од­ной из са­мых чис­токров­ных се­мей Ан­глии и Фран­ции. Вам это бы­ло не­из­вес­тно? Про Ли­ли да­же го­ворить не бу­ду и так все яс­но. Что ка­са­ет­ся ме­ня, то мой отец — Дра­ко Мал­фой, эта фа­милия очень из­вес­тна в ва­шем кру­гу, не так ли, Эд­вард? — Алекс еще бли­же нак­ло­нил­ся к Де­лэй­ни и при­жал па­лоч­ку к его гор­лу, — а моя мать бы­ла вол­шебни­цей, да та­кой, что ва­ши ро­дите­ли и близ­ко не сто­яли. Мне нап­ле­вать, что вы го­вори­те про маг­лов. Я гор­жусь, что в мо­их жи­лах те­чет маг­лов­ская кровь мо­ей ма­тери!

Го­лос Алек­са стал опас­но мяг­ким.

— А нас­чет чис­то­ты кро­ви… Зна­ешь, Эд­вард, биб­ли­оте­ка Хог­вар­тса очень бо­гата, че­го там толь­ко нет. Ес­ли бы ты за­хажи­вал ту­да по­чаще, то знал, что там есть да­же ге­не­ало­гичес­кие таб­ли­цы чис­токров­ных ро­дов всей Ве­ликоб­ри­тании. Ты не знал, Эд­вард, что в ро­ду Бо­ула бы­ли ве­лика­ны? Про­ин­форми­рую те­бя так­же о том, что прап­ра­дед Дер­ри­ка — сквиб, а твоя собс­твен­ная пра­бабуш­ка по ма­терин­ской ли­нии — маг­ло­рож­денная. Но вы тща­тель­но скры­ва­ете это и ни­ког­да не упо­мина­ете ни о чем та­ком, прав­да? Как же, та­кой по­зор! Так что, кто бы го­ворил, Эд­вард, о чис­то­те кро­ви. Ес­ли уж на то пош­ло, то мы, Рейн, Ли­ли и я, нам­но­го чи­ще по кро­ви, чем вы, а род мо­его от­ца нам­но­го древ­нее, чем твой. По­это­му, Де­лэй­ни, еще раз вста­нешь на мо­ем пу­ти или за­ик­нешь­ся о чис­то­те кро­ви, по­жале­ешь, по­верь мне!

От дол­го­го мо­ноло­га у Алек­са да­же пе­ресох­ло во рту. Он от­нял па­лоч­ку от гор­ла Де­лэй­ни, ко­торый уже с неп­рикры­тым стра­хом смот­рел на не­го, выр­вал из его рук го­лубую лен­ту, мрач­но свер­кнул гла­зами на Дер­ри­ка и Бо­ула. Те пос­пешно ус­ту­пили ему до­рогу с вы­раже­ни­ем поч­те­ния и стра­ха на ту­пых ли­цах.

— Пош­ли, ре­бята, — бро­сив пос­ледний унич­то­жа­ющий взгляд на рас­те­рян­ных и по­вер­женных вра­гов, по­вер­нулся к друзь­ям Алекс.

Рейн и Ли­ли дви­нулись за ним, как буд­то ог­лу­шен­ные. Они шли по ко­ридо­рам Хог­вар­тса к сво­ей Гос­ти­ной в пол­ном мол­ча­нии, ко­торую на­руши­ла Ли­ли.

— Ну ты да­ешь! — вос­хи­щен­но вос­клик­ну­ла она, по сво­ей при­выч­ке за­бегая впе­ред и заг­ля­дывая ему в ли­цо, — зна­ешь, это бы­ло кру­то! Не удив­люсь, ес­ли Де­лэй­ни в шта­ны на­ложил, ха-ха-ха! А эти пни, как они рас­сту­пились пе­ред то­бой! Ты прос­то мо­лодец!

— Да! — под­хва­тил Рейн, — я уж ду­мал, что у те­бя сей­час мол­нии из глаз свер­кнут и ис­пе­пелят Де­лэй­ни. Здо­рово ты их уде­лал. Дав­но бы так, а то че­го это мы столь­ко вре­мени тер­пе­ли их вы­ход­ки?

Глава 17. Нет пути назад

Пос­мотри на нее, мой единс­твен­ный сын,

Пос­мотри на нее, путь ваш бу­дет один.

И поз­воль рас­ска­зать то, что ты не чи­тал —

О вол­шебных та­инс­твен­ных си­лах зер­кал.

Зер­ка­лам по­видать на ве­ку до­велось

Столь­ко сме­ха и слез, столь­ко ма­сок и грез…

Зер­ка­лам ус­лы­хать на ве­ку до­велось

Столь­ко клятв и уг­роз, столь­ко пе­сен и гроз…

В при­гор­шни тя­жесть, за­ман­чи­вый блеск,

Звон мо­нет и ал­мазно-опа­ловый всплеск?

В зер­ка­лах зак­лу­бит­ся бес­цвет­ный ту­ман,

Леп­ре­кон­ское зо­лото — фаль­шь и об­ман!

Ма­гии власть опь­яни­ла ви­ном,

Пле­чи в бар­хат оде­ла, зат­ка­ла се­реб­ром?

В зер­ка­лах от­ра­зит­ся трус­ли­вый глу­пец,

И кол­дун бу­дет так же сме­шон, как прос­тец!

Улыб­ну­лась кра­сави­ца неж­ной лу­ной?

Зав­лекла за­чаро­ван­ной блед­ной кра­сой?

Зер­ка­ла ус­мехнут­ся, муд­рее их нет -

Вер­ность вей­лы рас­та­ет, как снег по вес­не!

В зер­ка­лах, что проз­рачней озер­но­го ль­да,

Спра­вед­ли­вее выс­ше­го в ми­ре су­да,

И без­жа­лос­тней вы­бора в му­ках-сле­зах,

И чес­тнее, чем смер­ти хо­лод­ной гла­за,

В зер­ка­лах этих тенью, тем­ной тенью дро­жит

На­ша крат­кая жизнь, на­ша хруп­кая жизнь.

В зер­ка­лах этих све­том, от­ра­жа­ясь, сколь­зит

На­ша дол­гая жизнь, на­ша веч­ная жизнь.

На­ше го­ре, оби­ды, без­на­деж­ность и боль,

На­ша ра­дость, на­деж­ды, меч­ты и лю­бовь —

В зер­ка­лах на­ших душ все узо­ром сви­лось

И с зак­ля­ти­ем вы­бора тес­но спле­лось.

Пос­мотри на нее, мой единс­твен­ный сын,

Пос­мотри на нее, путь ваш бу­дет один.

В ее зер­ка­ле — ты, а в тво­ем — лишь она,

И вам счастье заж­жет мо­лодая вес­на!

Толь­ко пом­ни: за это при­дет­ся пла­тить,

На­учить­ся вра­гов без ог­лядки су­дить,

На­учить­ся дру­зей от­пускать и те­рять,

На­учить­ся ви­ну по­нимать и про­щать.

Зер­ка­ла не по­кажут, что ждет впе­реди,

Зер­ка­ла лишь под­ска­жут, как с пу­ти не сой­ти.

Но вы есть друг у дру­га, а зна­чит бе­да

Не су­ме­ет тай­ком прос­коль­знуть ни­ког­да.

Я на­де­юсь…

(с) Lilofeya

_______________________________________________________

— Mon Dieu, Нар­цисса, как же все-та­ки дав­но я не бы­ла в Ан­глии! Сов­сем от­выкла от это­го ту­мана и хо­лода. По­чему мои дос­то­поч­тенные пред­ки воз­ве­ли ро­довой за­мок на са­мом се­вере стра­ны?

Су­хоща­вая по­жилая жен­щи­на, ко­торую и не на­зовешь ста­рухой, в стро­гой эле­ган­тной ман­тии, с ак­ку­рат­ной, во­лосок к во­лос­ку, при­чес­кой и иде­аль­но пря­мой осан­кой, с ви­димым удо­воль­стви­ем от­пи­ва­ет гло­ток аро­мат­но­го чая. Нар­цисса на­лива­ет се­бе ча­шеч­ку и по­жима­ет пле­чами.

— Вы у ме­ня спра­шива­ете, Лин­да? От­ку­да же мне знать, я не урож­денная Мал­фой.

— Вер­но, вер­но, — ки­ва­ет ста­рая ле­ди, — воп­рос был ри­тори­чес­кий. Я урож­денная Мал­фой и про­вела здесь пер­вые во­сем­надцать лет жиз­ни, од­на­ко по­нятия не имею, по­чему. Ко­неч­но, ве­рес­ко­вые пус­то­ши и се­рое не­бо — это ти­пич­но ан­глий­ское, но зи­мой здесь так тос­кли­во, не на­ходишь?

— Чес­тно го­воря, с этим я сог­ласна. Вы на­дол­го к нам, Лин­да?

— Нет, Нар­цисса, не бу­ду зло­упот­реблять ва­шим гос­тепри­имс­твом. Я при­еха­ла, что­бы по­бывать на мо­гилах ро­дите­лей и ос­та­вить кое-ка­кие рас­по­ряже­ния ка­сатель­но мо­их ан­глий­ских вло­жений и то­го учас­тка зем­ли в Дер­би­шире.

Нар­цисса удив­ленно ста­вит чаш­ку на сто­лик.

— Лю­ци­ус и Ро­же не наш­ли хо­роших юрис­тов?

— Я всег­да рас­по­ряжа­лась сво­им иму­щес­твом са­ма, моя до­рогая, не до­веряя ни­каким за­кон­ни­кам-крюч­котво­рам. Они все лже­цы и ли­цеме­ры.

Нар­цисса пря­чет улыб­ку. Аза­лин­да Мал­фой рез­ка в сво­их суж­де­ни­ях и в хо­леных бе­лых ру­ках креп­ко дер­жит де­ла всей семьи.

— Кста­ти, ку­да это вы с Лю­ци­усом со­бира­етесь? — с лег­ким ин­те­ресом спра­шива­ет Аза­лин­да.

— У нас го­дов­щи­на свадь­бы, и Лю­ци­ус на па­ру дней…

Нар­цисса не ус­пе­ва­ет до­гово­рить — со дво­ра слы­шит­ся та­кой звон­кий хо­хот, что да­же стек­ла в ок­нах гос­ти­ной, в ко­торой они си­дят, чуть поз­ва­нива­ют, слов­но вто­ря, и воз­дух про­низы­ва­ет­ся не­уло­вимы­ми флю­ида­ми мо­лодой ра­дос­ти. Ста­рая ле­ди вздра­гива­ет и изум­ленно под­ни­ма­ет бро­ви.

— Са­лазар ве­ликий, что это та­кое? Ког­да я бы­ла у вас в пос­ледний раз, здесь бы­ло нам­но­го ти­ше. Нас­коль­ко пом­ню, ни Дра­ко, ни Лю­ци­ус не пред­распо­ложе­ны к шум­ным уве­селе­ни­ям.

Нар­цисса под­хо­дит к ок­ну. Она прек­расно зна­ет, кто на­руша­ет стро­гую ти­шину Мал­фой-Ме­нор. Ста­рая ле­ди под­ни­ма­ет­ся, опи­ра­ясь на изящ­ную трость, под­хо­дит к дру­гому ок­ну и отод­ви­га­ет тя­желую порть­еру.

А на дво­ре, вер­нее, ма­лень­ком внут­реннем дво­рике, со всех сто­рон ок­ру­жен­ном ста­рыми яб­ло­нями, ко­торые за­мер­ли в мер­ца­ющем ве­лико­лепии инея с кор­ней до са­мых ма­кушек, в раз­га­ре снеж­ный бой. Свет­ло­воло­сый па­рень и ка­рег­ла­зая де­вуш­ка, прик­ры­ва­ясь за нас­пех со­ору­жен­ны­ми хлип­ки­ми по­доби­ями кре­пос­тей, обс­тре­лива­ют друг дру­га снеж­ка­ми. Воз­дух ими прос­то ки­шит. Снеж­ки, ко­неч­но, за­чаро­ван­ные, по­это­му ле­тят при­цель­но. Но навс­тре­чу им из па­лочек вспы­хива­ют зак­лятья, и боль­шинс­тво до про­тив­ни­ков прос­то не дос­ти­га­ет, уле­тая в де­ревья, в не­бо, рас­сы­па­ясь в воз­ду­хе.

Нар­цисса не вы­дер­жи­ва­ет и сме­ет­ся, ког­да один мет­кий сне­жок Гер­ми­оны за­леп­ля­ет Дра­ко рот, и он воз­му­щен­но от­фырки­ва­ет­ся, в от­мес­тку обс­тре­ливая де­вуш­ку це­лым круп­но­кали­бер­ным гра­дом. И они оба хо­хочут так, что с яб­ло­невых вет­вей ти­хо па­да­ют сне­жин­ки. Вдруг Дра­ко ко­вар­но об­ру­шива­ет на де­вуш­ку це­лый сне­гопад, от­че­го та ста­новит­ся по­хожа на сне­гови­ка. Воз­му­щен­но вскрик­нув, Гер­ми­она стря­хива­ет снег, сер­ди­то что-то вы­гова­ривая Дра­ко. Прис­ты­жен­ный па­рень под­бе­га­ет к ней, па­лоч­кой зас­тавляя от­ли­пать от ман­тии комья на­лип­ше­го сне­га, и тут де­вуш­ка тол­ка­ет его в близ­ле­жащий суг­роб. Дра­ко па­да­ет, и его па­лоч­ка от­ле­та­ет, вы­пус­тив раз­ноцвет­ный фей­ер­верк. Гер­ми­она по­мога­ет ему под­нять­ся, но от сме­ха не мо­жет и са­ма удер­жать­ся на но­гах, и са­дит­ся в дру­гой суг­роб. Те­перь они оба по­хожи на сне­гови­ков.

По­жилая ле­ди удив­ленно по­вора­чива­ет­ся к Нар­циссе.

— У вас гос­ти? Кто эта де­воч­ка?

Нар­цисса мед­лит с от­ве­том, но Лин­да про­дол­жа­ет:

— Су­дя по ли­цу и столь во­пи­юще нес­вой­ствен­но­му ему по­веде­нию мо­его вну­чато­го пле­мян­ни­ка, ско­ро в Мал­фой-Ме­нор ожи­да­ет­ся свадь­ба. Но кто она? Нет, по­дож­ди, ми­лая, дай я са­ма уга­даю, из чь­ей она семьи. Так-так, не Пар­кинсон, это точ­но, они все жгу­чие брю­неты, к то­му же мрач­ны и сквер­но­ваты ха­рак­те­ром. Для Буллстро­удов слиш­ком арис­токра­тич­на, они гру­бы и не­вежес­твен­ны. О Нот­тах я во­об­ще мол­чу, прос­то не­дос­той­ны. Де­лэй­ни? Хм, у от­прыс­ков Иси­доры и Се­та не мог­ла по­явить­ся та­кая ми­лая де­воч­ка. Кра­уч — воз­можно, но столь рос­кошные во­лосы… нет, не Кра­уч. Не За­бини — у Фе­тиды, нас­коль­ко я пом­ню, сы­новья. Не Эй­ве­ри — они на про­тяже­нии уже пя­ти по­коле­ний блон­ди­ны. Ри­вен­волд? Ду­маю, нет; у них де­воч­ки в семье рож­да­ют­ся по­чему-то че­рез по­коле­ние. У Маг­ну­са и А­эл­лы сын Хе­ли­ос и две до­чери, Хе­лен и Хиль­да. У Хе­ли­оса, ес­ли не оши­ба­юсь, то­же сын. Кэр­роу? Нет, ко­неч­но, глу­по да­же пред­по­лагать по­доб­ное. Рук­вуд? Мак­Нейр? Джаг­сон? Пру­этт? Дир­борн? Ма­лове­ро­ят­но. Ан­гли­чан­ка ли она? Нар­цисса, я не мо­гу по­нять, из ка­кого она ро­да. Но как бы там ни бы­ло, наш маль­чик оп­ре­делен­но бу­дет счас­тлив с ней. Еще ни­ког­да я не ви­дела Дра­ко та­ким… м-м-м… пол­ным жиз­ни.

Ста­рая ле­ди сно­ва об­ра­ща­ет свой взор на пар­ня и де­вуш­ку, ко­торые бе­гут друг за дру­гом, сколь­зя по об­ле­денев­шей до­рож­ке и не по­доз­ре­вая, что ста­ли объ­ек­том вни­матель­ней­ше­го наб­лю­дения и об­сужде­ния.

Нар­цисса лишь взды­ха­ет, воз­вра­ща­ясь к сер­ви­рован­но­му сто­лику.

— Вы оши­ба­етесь, Лин­да. Эта де­вуш­ка — не не­вес­та мо­его сы­на, и не из чис­токров­но­го ро­да. Она маг­ло­рож­денная. Ее зо­вут Гер­ми­она Грей­нджер.

Ее со­бесед­ни­ца от не­ожи­дан­ности вы­пус­ка­ет из рук трость.

— Она маг­ло­рож­денная?! Нар­цисса, но как? С ка­ких это пор Мал­фои вво­дят в свой за­мок маг­ло­рож­денных? Я ду­мала, Лю­ци­ус весь­ма ще­пети­лен в этом воп­ро­се.

— Да, но у нас осо­бое по­ложе­ние. Гос­по­дин…

— О, этот ваш по­лук­ровка-как-там-его, пре­тен­ци­оз­но име­ну­ющий се­бя Лор­дом Вол­де­мор­том? — пе­реби­ва­ет Нар­циссу ста­рая ле­ди, — не­кото­рые его идеи весь­ма прив­ле­катель­ны, но вот их прет­во­рение в жизнь… Зна­ешь, ми­лая моя, я, как и Аб­раксас, всег­да при­дер­жи­валась по­лити­ки нев­ме­шатель­ства и пол­ностью под­держи­вала бра­та в те го­ды, ког­да еще Грин­де­вальд пы­тал­ся объ­явить се­бя не то ко­ролем, не то гер­цо­гом, не пом­ню. По­чему в Ан­глии всег­да по­яв­ля­ют­ся ка­кие-то бе­зум­цы, одер­жи­мые ма­ни­ей собс­твен­но­го ве­личия? Не­уже­ли в этом по­вин­ны наш кли­мат и зна­мени­тый ту­ман?

— Не знаю, Лин­да, — ос­то­рож­но от­ве­ча­ет Нар­цисса, — но имен­но бла­года­ря Гос­по­дину в на­шем зам­ке те­перь на­ходит­ся эта де­вуш­ка. Я не знаю, чем она прив­лекла Его вни­мание, но Он весь­ма бла­гос­кло­нен к ней.

Она вкрат­це рас­ска­зыва­ет, как об­сто­ят де­ла.

— Глу­по! — фыр­ка­ет ста­рая ле­ди, — ес­ли она ра­нее не из­бра­ла его сто­рону, по­чему дол­жна сей­час? У под­рос­тков в этом воз­расте уже сфор­ми­рова­лись оп­ре­делен­ные воз­зре­ния и взгля­ды, есть свои ам­би­ции и ус­трем­ле­ния. Да­вить бес­по­лез­но, это лишь рож­да­ет про­тиво­дей­ствие. Ко­неч­но, они мо­гут по­менять свои взгля­ды под воз­дей­стви­ем внеш­них об­сто­ятель­ств или ав­то­ритет­но­го мне­ния, но де­воч­ка не из та­ких, это чувс­тву­ет­ся. Я по­лагаю, мис­сия за­ведо­мо об­ре­чена на не­уда­чу.

Нар­цисса сно­ва взды­ха­ет. Глу­боко в ду­ше она счи­та­ет так же, но раз­ве для Тем­но­го Лор­да име­ет зна­чение ее мне­ние?

— Зна­чит, она маг­ло­рож­денная? — за­дум­чи­во тя­нет Лин­да, — что ж, жаль… Лю­ци­ус, ко­неч­но, бу­дет про­тив, бу­дет мно­го шу­ма. Но ты, Нар­цисса, с этим спра­вишь­ся. Ты всег­да уме­ла най­ти к не­му вер­ный под­ход. А де­ти у них бу­дут кра­сивы­ми, на мой взгляд. И креп­ки­ми. Дав­но уже по­ра влить в на­шу хо­лод­ную рыбью кровь све­жую струю.

Нар­цисса от изум­ле­ния ро­ня­ет мо­лоч­ник, и он раз­ле­та­ет­ся фар­фо­ровы­ми брыз­га­ми.

— Лин­да, вы о чем?!

— Как о чем? О Дра­ко и об этой де­воч­ке. Прек­расная па­ра. Со­ветую соб­люсти тра­диции, свадь­бу сыг­рать в Дра­вен­дей­ле и этим зат­кнуть рты на­шей ве­ликос­вет­ской кли­ки.

По­явив­ший­ся до­мовик уби­ра­ет ос­колки, а Нар­цисса, не за­мечая его, ед­ва не нас­ту­па­ет.

— Лин­да, вы не про­тив бра­ка Мал­фоя с маг­ло­рож­денной? А как же прес­ло­вутая уг­ро­за чес­ти семьи, не­допус­ти­мость сме­шения чис­той кро­ви с гряз­ной маг­лов­ской, бе­лая кость арис­токра­тов, на­конец?

— Брось, Нар­цисса, — мор­щится Лин­да, — я в юнос­ти то­же гор­ди­лась, что в мо­их жи­лах те­чет не­замут­ненная кровь Мал­фо­ев, да­же зас­та­вила му­жа взять мою фа­милию. Но к се­миде­сяти де­вяти го­дам приш­ла к стой­ко­му убеж­де­нию, что все это — лишь пус­тая бол­товня.

— Но как?

— Пос­лу­шай, до­рогая, что для те­бя важ­нее — сох­ра­нить в чис­то­те кровь ро­да, от ко­торой нет ни­како­го про­ку, кро­ме гром­ко­го име­ни, или ви­деть сы­на счас­тли­вым и знать, что в его до­ме бу­дет та, ко­торая да­ру­ет ему лю­бовь и по­кой?

Нар­цисса мол­чит. Для се­бя она этот воп­рос уже ре­шила. В ту ночь, ког­да жда­ла сы­на и му­жа. Вмес­те с Гер­ми­оной.

В ко­ридо­ре слы­шит­ся то­пот ног, и в ком­на­ту вле­та­ют Дра­ко и Гер­ми­она. Они не ожи­дали, что здесь кто-то есть, и зас­ты­ва­ют на по­роге.

— Ба­буш­ка Аза­лин­да! — вос­кли­ца­ет Дра­ко, на­рушая не­лов­кую ти­шину, во­царив­шу­юся с их втор­же­ни­ем, — как вы здесь ока­зались?

Он це­лу­ет ста­рую ле­ди, на что та до­воль­но улы­ба­ет­ся и треп­лет его по ще­ке.

— Ну-ну, ты же прек­расно зна­ешь, что я тер­петь не мо­гу, ког­да ме­ня на­зыва­ют Аза­лин­дой, толь­ко Лин­да. Как ты вы­рос, маль­чик мой, и пов­зрос­лел! По мень­шей ме­ре, на пол­го­ловы вы­ше Юбе­ра. Мер­лин, ког­да же ты был у нас в пос­ледний раз?

— Ког­да мне бы­ло че­тыр­надцать, ба­буш­ка Лин­да, — Дра­ко хит­ро ус­ме­ха­ет­ся, — пом­ни­те, как мы с Юбе­ром раз­би­ли по­лови­ну ва­шего севр­ско­го сер­ви­за, ког­да ус­тро­или ду­эль в сер­визной?

— Как же! Мне приш­лось по­купать но­вый фа­миль­ный сер­виз, ко­торо­му, по изыс­каннос­ти и тон­кости ра­боты, увы, да­леко от ста­рого, еще во­сем­надца­того ве­ка.

— Ну я же пе­ред ва­ми из­ви­нил­ся, прав­да?

— Да, ты всег­да был веж­ли­вым маль­чи­ком.

Во вре­мя это­го раз­го­вора Гер­ми­она сму­щен­но мнет­ся у две­рей, не ре­ша­ясь ни прой­ти, ни вый­ти из ком­на­ты. Она рас­крас­не­лась от снеж­но­го боя, в во­лосах та­ют пос­ледние сне­жин­ки, гу­бы але­ют спе­лой ма­линой, а гла­за свер­ка­ют яр­че дра­гоцен­ных кам­ней. И Нар­циссу, приг­ла­ситель­но кив­нувшую де­вуш­ке, вдруг не­ожи­дан­ной ос­трой болью прон­за­ет мысль:

«Как же она по­хожа на Ан­дро­меду!»

Вот имен­но! Вот что всег­да за­дева­ло ее взгляд, ког­да она ви­дела Гер­ми­ону, ког­да еще впер­вые стол­кну­лась с ка­рег­ла­зой пыш­но­воло­сой де­воч­кой в ка­ком-то ма­гази­не на Ко­сой Ал­лее дав­ным-дав­но, со­бирая Дра­ко в Хог­вартс. И с тех пор при каж­дой но­вой встре­че что-то смут­но тре­вожи­ло, при­тяги­вало ее вни­мание, зас­тавля­ло нап­ря­гать па­мять в по­пыт­ке вспом­нить или по­нять, что не так.

Нет, внеш­не они дру­гие, чер­ты ли­ца Гер­ми­оны не по­хожи на чер­ты ли­ца ее стар­шей сес­тры, Ан­дро­меда бы­ла не­высо­кой, нем­но­го склон­ной к пол­но­те, а Гер­ми­она то­нень­кая и гиб­кая, слов­но вет­ка ивы. Но каш­та­новые вь­ющи­еся во­лосы, смех и ин­то­нации го­лоса, при­выч­ка чуть нак­ло­нять го­лову к ле­вому пле­чу, вни­матель­но слу­шая со­бесед­ни­ка, яс­ные ка­рие гла­за — это все Ан­дро­меды.

Ан­дро­меда, Эн­ди — как они на­зыва­ли ее в семье — их с Бел­латри­сой стар­шая сес­тра, в три­над­цать лет взва­лив­шая на свои хруп­кие пле­чики обя­зан­ности хо­зяй­ки арис­токра­тичес­ко­го до­ма и за­менив­шая им мать, по­тому что их мать умер­ла, ког­да млад­шей Нар­циссе бы­ло все­го лишь три, а сред­ней Бел­ле — во­семь.

Три сес­тры Блэк — раз­ные, как ран­нее зим­нее ут­ро в се­реб­ристом инее, ог­ненно-чер­ная лет­няя жгу­чая ночь и ве­сен­ний сол­нечный день, всплес­нувший об­лачны­ми крыль­ями. И ха­рак­те­ры их то­же бы­ли раз­ны­ми — не­раз­го­вор­чи­вая, ти­хая, зам­кну­тая Нар­цисса, през­ри­тель­но-над­менная, жес­ткая Бел­латри­са и ве­селая, жиз­не­радос­тная, лас­ко­вая Ан­дро­меда, чей го­лос жур­чал по все­му до­му, ожив­ляя его. Все, за что бы ни бра­лась Ан­дро­меда, да­валось ей лег­ко и шло на­илуч­шим об­ра­зом.

С при­вет­ли­вой улыб­кой она сто­яла ря­дом с от­цом, ког­да шли бес­ко­неч­ной че­редой при­емы гос­тей. Звон­ко хо­хота­ла, иг­рая с ма­лень­кой Цис­си и пря­чась от нее то на чер­да­ке, то под лес­тни­цей, то в шка­фу. Лас­ко­во сме­ялась, бе­реж­но рас­че­сывая гус­тые тя­желые во­лосы Бел­лы и ук­ла­дывая их в за­мыс­ло­ватые при­чес­ки. Ан­дро­меда как буд­то ле­тала по ог­ромно­му до­му, ее каб­лучки сту­чали, и она ка­залась ма­лень­кой фе­ей до­маш­не­го оча­га, толь­ко без крыль­ев.

Вы­нуж­денная пе­рей­ти на до­маш­нее обу­чение, она со свет­лой за­вистью со­бира­ла сес­тер в Хог­вартс, с ин­те­ресом выс­лу­шива­ла их рас­ска­зы об учи­телях, бал­лах, од­но­кур­сни­ках и слов­но са­ма пе­режи­вала все их не­хит­рые школь­ные ра­дос­ти и го­рес­ти. Она ра­дова­лась от всей ду­ши, ког­да Бел­ла рас­ска­зыва­ла, что по­лучи­ла са­мые выс­шие бал­лы на кон­троль­ной по зель­ева­рению; ког­да Цис­са, все ни­как не по­нимав­шая зак­лятье ле­вита­ции, на­конец зас­тавля­ла кру­жить­ся вок­руг нее все чаш­ки и та­рел­ки на кух­не, где они тре­ниро­вались. Гла­за Ан­дро­меды всег­да си­яли чис­тым све­том, ког­да она смот­ре­ла на сво­их сес­тер.

В ушах Нар­циссы до сих пор яс­но слы­шен ее стро­гий го­лос, вы­гова­рива­ющий Бел­ле, ко­торая про­веря­ла на до­мови­ках вы­учен­ные зак­лятья:

«Так нель­зя, ми­лая, ведь им боль­но, по­нима­ешь?»

«Им не мо­жет быть боль­но, они все­го лишь до­мови­ки»

«Еще как мо­жет. Вот ес­ли я те­бя ущип­ну, те­бе боль­но?»

«Ко­неч­но!»

«И им то­же, ког­да ты нак­ла­дыва­ешь на них Щип­лю­щее зак­лятье»

Зве­нящий от жа­лос­ти к сво­ей ма­лень­кой сес­трен­ке, ко­торая тос­ко­вала по ма­ме:

«Цис­са, ма­лень­кая моя, не плачь, по­жалуй­ста. Сей­час ма­ма смот­рит на нас и грус­тит, по­тому что ви­дит твои слез­ки»

«Ма­ма?»

«Да, она же у нас ста­ла ан­ге­лом. Хо­чешь, пой­дем ко мне, и ты сно­ва по­иг­ра­ешь в прин­цессу?»

«Хо­рошо. …А ма­моч­ка прав­да ста­ла ан­ге­лом?»

«Да, я это точ­но знаю»

Отец ни­ког­да не жа­лел де­нег на их на­ряды и дра­гоцен­ности, слов­но в по­рыве ви­ны осы­пая ими ча­ще стар­шую дочь, не­жели млад­ших. И са­мым лю­бимым у ма­лень­кой Нар­циссы бы­ло при­бежать в спаль­ню Эн­ди и смот­реть, как та со­бира­ет­ся на бал или при­ем и вы­бира­ет платье и ук­ра­шения. Стар­шая сес­тра в эти мо­мен­ты ка­залась ма­лень­кой де­воч­ке выс­шим, не­зем­ным су­щес­твом, ухо­дящим ку­да-то в свой вол­шебный свер­ка­ющий мир, в ко­тором жи­вут толь­ко кра­сивые и доб­рые лю­ди, там пах­нет яб­ло­ками и мож­но ла­комить­ся мин­даль­ны­ми пи­рож­ны­ми це­лыми дня­ми.

Ко­неч­но, это бы­ли ее фан­та­зии, но сес­тра ско­ро и в са­мом де­ле уле­тела, сбе­жала от них. Ког­да и где Ан­дро­меда поз­на­коми­лась с этим маг­ло­рож­денным, ес­ли ей при­ходи­лось вра­щать­ся толь­ко в кру­гу чис­токров­ных ма­гов?! Это так и ос­та­лось тай­ной.

А Нар­цисса нав­сегда с сод­ро­гани­ем в сер­дце за­пом­ни­ла тот день, ког­да Эн­ди уш­ла из до­ма. Ей бы­ло две­над­цать, и она при­еха­ла из Хог­вар­тса до­мой на зим­ние ка­нику­лы. Бел­ла гос­ти­ла у родс­твен­ни­ков. Стар­шая сес­тра, встре­чая млад­шую, так креп­ко об­ня­ла, что де­воч­ка ед­ва не за­дох­ну­лась и удив­ленно вскрик­ну­ла:

— Ой, ты что, Эн­ди?

Но сес­тра лишь от­махну­лась — нет, мол, ни­чего. Она бы­ла та­кой за­дум­чи­вой и ти­хой, сов­сем не по­хожей на се­бя, и про­тив обык­но­вения не рас­сы­пала брыз­ги ве­село­го сме­ха и не но­силась по до­му, ук­ра­шая ком­на­ты к праз­дни­ку, а лишь пе­чаль­но улы­балась. То и де­ло по­чему-то гла­дила Нар­циссу по го­лове, слов­но ма­лень­кую, а той это не нра­вилось, и она раз­дра­жен­но вы­рыва­лась. На сле­ду­ющий день пос­ле Рож­дес­тва, про­шед­ше­го на ред­кость уны­ло и скуч­но, Ан­дро­меда ис­чезла, а в ее ком­на­те на зер­ка­ле наш­ли лис­ток пер­га­мен­та, ко­торый весь был ис­черкан од­ним сло­вом: «Прос­ти­те!»

Отец вна­чале был в тре­воге и не­до­уме­нии, но пло­хие вес­ти ле­тят быс­трее поч­то­вых сов, и ско­ро все уз­на­ли, что стар­шая дочь Сиг­ну­са Блэ­ка сбе­жала и выш­ла за за­муж за през­ренно­го гряз­нокров­но­го, да­же не за по­лук­ровку. В ста­ром до­ме во­цари­лась тя­желая гне­тущая ти­шина. До­мови­ки бо­ялись вы­сунуть нос из кух­ни, что­бы не по­пасть под прок­лятье хо­зя­ина или в ру­ки сред­ней, те­перь стар­шей хо­зяй­ки, ко­торая в бес­по­щад­ном гне­ве мог­ла под­вер­гнуть их са­мым изощ­ренным пыт­кам, пос­коль­ку бы­ла уве­рена, что те по­мога­ли Ан­дро­меде. Нар­цисса на все ка­нику­лы за­пер­лась в сво­ей ком­на­те и дня­ми про­сижи­вала на кро­вати, об­няв ко­лени и смот­ря на ма­лень­кую кол­до-фо­тог­ра­фию сес­тры, на ко­торой та без­за­бот­но сме­ялась под ста­рой ли­пой в их са­ду, в не­во­об­ра­зимо не­лепой шляп­ке, рас­тре­пан­ная, но та­кая ми­лая, род­ная. А в го­лове би­лось:

«По­чему Эн­ди так пос­ту­пила? По­чему она бро­сила нас? Не­уже­ли она нас не лю­бит?»

Лишь мно­го поз­же, пов­зрос­лев, она су­мела по­нять, что тво­рилось в сер­дце и на ду­ше ее сес­тры, ког­да та ухо­дила в не­из­вес­тность вслед за лю­бимым че­лове­ком. Но ни­ког­да Нар­цисса не за­быва­ла Ан­дро­меду, хо­тя пос­ле по­бега ее имя бы­ло нав­сегда вы­чер­кну­то из ро­дово­го дре­ва Блэ­ков. Отец баг­ро­вел, при­ходил в бе­шенс­тво и на­чинал за­дыхать­ся. Бел­ла, нап­ро­тив, блед­не­ла и так ярос­тно вски­дыва­ла под­бо­родок, что Нар­циссе ка­залось — еще нем­но­го, и бу­дет от­четли­во слы­шен хруст шей­ных поз­вонков.

Ан­дро­меда уш­ла из семьи и пе­рес­та­ла быть ее не­отъ­ем­ле­мой частью. До­ходи­ли ту­ман­ные слу­хи, что ей при­ходи­лось нес­ладко. Ее муж был не бо­гат, ему при­ходи­лось мно­го ра­ботать, что­бы со­дер­жать семью. Гор­дая Ан­дро­меда, ухо­дя, не взя­ла с со­бой ни де­нег, ни сво­их дра­гоцен­ностей, толь­ко скром­ное ко­леч­ко с жем­чу­гом в рос­сы­пи кро­хот­ных ал­ма­зов, по­дарок ма­тери. А разъ­ярен­ный отец заб­ло­киро­вал все ее сче­та в вол­шебных бан­ках.

Стар­шая сес­тра по­яви­лась в ро­дитель­ском до­ме толь­ко од­нажды. Нар­циссе бы­ло во­сем­надцать, шла под­го­тов­ка к ее свадь­бе с До­ри­аном Де­лэй­ни. Вер­нувшись из по­хода по ма­гази­нам, ко­торый ор­га­низо­вала Бел­ла, они ус­лы­шали гром­кие кри­ки от­ца, ко­торые бы­ли слыш­ны да­же в даль­ней ка­мин­ной. Бел­латри­са удив­ленно про­тяну­ла:

— Что это с па­пой? Опять Аб­раксас Мал­фой пе­реку­пил у не­го на а­ук­ци­оне ка­кую-ни­будь ред­кость или рас­пустил гад­кие слу­хи о его бан­кротс­тве?

Нар­цисса ус­та­ло по­жала пле­чами, меч­тая лишь доб­рать­ся до сво­ей ком­на­ты и рас­тя­нуть­ся в теп­лой ду­шис­той ван­не. Но нуж­но бы­ло ид­ти ус­по­ка­ивать от­ца, ко­торый не по­нимал, что вол­не­ния вре­дят его здо­ровью. Хит­рая Бел­ла ни­ког­да не под­хо­дила к не­му в ми­нуты гне­ва, пред­по­читая пе­реж­дать гро­зу.

При­казав до­мови­кам от­нести по­куп­ки в ее ком­на­ту, Нар­цисса ос­то­рож­но вош­ла в ка­бинет от­ца, где он кри­чал, не пе­рес­та­вая. И за­мер­ла на по­роге, по­тому что навс­тре­чу ей так зна­комо и так по-род­но­му улыб­ну­лась Ан­дро­меда! Сес­тры с ми­нуту за­мер­ли в нап­ря­жен­ном ожи­дании, а по­том Нар­цисса ки­нулась к Эн­ди и об­ня­ла ее, чувс­твуя, как дро­жит от сдер­жи­ва­емых эмо­ций те­ло сес­тры. Пу­шис­тые во­лосы Ан­дро­меды зна­комо ще­кота­ли ей нос, и от нее ис­хо­дил все тот же тон­кий, ед­ва уло­вимый све­жий яб­лочный аро­мат.

— Эн­ди!

— Цис­са, ма­лень­кая моя, ка­кая же ты взрос­лая! И кра­сави­ца, прос­то ко­пия ма­мы,— сес­тра вос­хи­щен­но про­вела ла­донью по ее ли­цу, кос­ну­лась се­реб­ристых во­лос, — и уже не­вес­та…

Нар­цисса с удив­ле­ни­ем рас­смат­ри­вала Эн­ди, ко­торая как буд­то ста­ла мень­ше рос­том (или это она са­ма так вы­рос­ла?), за­мет­но по­худе­ла и осу­нулась. Под гла­зами си­нели те­ни, а на ще­ках го­рел ка­кой-то нез­до­ровый ру­мянец.

— Эн­ди, как ты здесь? Ес­ли бы ты зна­ла…

— Вон! — прер­вал их гроз­ный ок­рик от­ца.

Нар­цисса вздрог­ну­ла и бес­по­мощ­но взгля­нула на сес­тру, ко­торая лишь горь­ко ус­мехну­лась и по­жала пле­чами.

— Не смей про­сить о по­мощи! Ты не по­лучишь и кна­та! Вон из до­ма, ты для ме­ня дав­но умер­ла, неб­ла­годар­ная дочь! Нар­цисса, я те­бе зап­ре­щаю раз­го­вари­вать с этой дрянью!

Отец тя­жело опус­тился в крес­ло, хри­пя и дер­жась за грудь. А Ан­дро­меда да­же не взгля­нула на не­го, вы­ходя. Нар­цисса не зна­ла, к ко­му ки­дать­ся. На­конец, ре­шив­шись, она клик­ну­ла до­мови­ка и вы­бежа­ла, наг­нав сес­тру поч­ти у вход­ных две­рей.

— Эн­ди, Эн­ди, что слу­чилось? Ты от­ку­да? Где ты жи­вешь?

— Цис­са, — неж­но улыб­ну­лась Ан­дро­меда, на­киды­вая ста­рую зап­ла­тан­ную ман­тию, — ни­чего страш­но­го. Я прос­то… прос­то хо­тела поп­ро­сить у от­ца нем­но­го де­нег, — она за­мялась, пря­ча гла­за, — Тед бо­лен, и нуж­но зап­ла­тить за шко­лу Ним­фа­доры, я бы ни­ког­да…

— Кто эта Ним­фа­дора? — пе­реби­ла сес­тру Нар­цисса.

— Ох, я и за­была, это моя до­чур­ка. Ког­да-ни­будь ты обя­затель­но с ней поз­на­комишь­ся, она зна­ет и те­бя, и Бел­лу. Прав­да, сов­сем на вас не по­хожа, ско­рее на Те­да. Но я уве­рена, она бу­дет вол­шебни­цей. Нар­цисса, что ты де­ла­ешь?

Нар­цисса ли­хора­доч­но ша­рила в сво­ей су­моч­ке, пы­та­ясь отыс­кать ко­шелек. Где же он? Она же точ­но пом­ни­ла, там ос­та­валось око­ло по­лусот­ни гал­ле­онов и нем­но­го сик­лей. На­конец она наш­ла рас­ши­тый зо­лоты­ми ни­тями бар­хатный ме­шочек и ре­шитель­но вло­жила его в ру­ку сес­тре.

— Там нем­но­го, но я как-ни­будь пос­та­ра­юсь снять со сче­та по­боль­ше. Ты толь­ко дай мне свой ад­рес.

Ан­дро­меда не­реши­тель­но сжа­ла ру­ку и бла­годар­но-сму­щен­но взгля­нула в се­рые гла­за Нар­циссы.

— Спа­сибо, род­ная.

Их прер­вал неп­ри­ят­но вы­сокий, поч­ти виз­гли­вый го­лос Бел­латри­сы:

— Что здесь де­ла­ет эта жен­щи­на?

— Бел­ла! — ки­нулась бы­ло к ней Ан­дро­меда, но сред­няя сес­тра брез­гли­во от­шатну­лась и выс­та­вила пе­ред со­бой ла­донь.

— Не смей ко мне при­касать­ся! Ухо­ди! Ты пре­дала на­шу семью, наш чис­токров­ный род! Ни­ког­да те­бя не про­щу!

— Бел­ла…, — сник­ла Эн­ди, — да, я уже ухо­жу, прос­ти­те, ес­ли по­бес­по­ко­ила вас.

Зак­ры­вая дверь, Нар­цисса ус­пе­ла ощу­тить, как в ла­донь сколь­знул ма­лень­кий свер­ток пер­га­мен­та. За­перев­шись в сво­ей ком­на­те, она раз­верну­ла лис­ток, на ко­тором был на­цара­пан ад­рес.

А по­том был ее собс­твен­ный по­бег, свадь­ба с Лю­ци­усом и су­мас­шедшее, ни­чем не ом­ра­чен­ное счастье. А ког­да че­ловек счас­тлив, он не­ред­ко за­быва­ет о сво­их обе­щани­ях, дан­ных в дни, ког­да ему бы­ло пло­хо. Так и Нар­цисса поч­ти за­была о сес­тре, ув­ле­чен­ная но­выми обя­зан­ностя­ми, но­вым до­мом, но­вой семь­ей, в ко­торую она вош­ла. На­ряды, дра­гоцен­ности, раз­вле­чения, лю­бимый Лю­ци­ус, тре­воги, свя­зан­ные с тем, что он стал По­жира­телем Смер­ти, а по­том рож­де­ние сы­на и но­вые за­боты, та­кие осо­бен­ные, ни на что не по­хожие. А по­том она все-та­ки вспом­ни­ла, и с за­поз­да­лым сты­дом и не­лов­костью, ко­торую по­родил этот стыд, все же ре­шилась от­пра­вить­ся по то­му ад­ре­су.

Ед­ва най­дя ука­зан­ную ули­цу, за­теряв­шу­юся где-то в нед­рах Лон­до­на, она уз­на­ла от не­оп­рятной виз­гли­вой маг­лы, что Тон­ксы съ­еха­ли еще пол­го­да на­зад, не зап­ла­тив за три ме­сяца. По­ис­ки ни к че­му не при­вели. Не так уж труд­но за­терять­ся в мно­гомил­ли­он­ном го­роде, ки­шащем маг­ла­ми.

Спус­тя поч­ти де­сять лет она на­конец ус­лы­шала прос­то мель­ком от чу­жих лю­дей об Ан­дро­меде, с ог­ромным тру­дом и пот­ра­тив ку­чу де­нег су­мела раз­до­быть ее но­вый ад­рес и с сод­ро­гани­ем и уже жгу­чим, жар­ко опа­ля­ющим ду­шу сты­дом нап­ра­вилась на Хилл-стрит, 37. К ее удив­ле­нию, это ока­зал­ся впол­не при­лич­ный чис­тень­кий рай­он.

«На­вер­ное, де­ла у Эн­ди идут хо­рошо», — по­дума­ла она, пос­ту­чав в блес­тя­щую бе­лос­нежной крас­кой дверь с на­чищен­ной руч­кой и уже го­товясь уви­деть Ан­дро­меду, из­ме­нив­шу­юся, мо­жет, за­мет­но пос­та­рев­шую. Но вмес­то сес­тры на по­роге по­яви­лась де­воч­ка-под­росток с вы­зыва­юще ро­зовой, тор­ча­щей во все сто­роны ше­велю­рой.

— Вам ко­го? — вы­вел из сту­пора Нар­циссу ее звон­кий го­лос, в ко­тором она с удив­ле­ни­ем рас­слы­шала зна­комые ин­то­нации.

— Ан­дро­меду, Ан­дро­меду Бл… Тонкс. О, те­бя, на­вер­ное, зо­вут Ним­фа­дора? — по­пыта­лась она улыб­нуть­ся сво­ей, без сом­не­ния, пле­мян­ни­це.

Не­понят­но по­чему, но де­воч­ка на­супи­лась и пом­рачне­ла.

— Я прос­то Тонкс, Ним­фа­дора ду­рац­кое имя.

— По­чему же ду­рац­кое? Так зва­ли твою ба­буш­ку по ма­терин­ской ли­нии.

Де­воч­ка оки­нула Нар­циссу уг­рю­мым взгля­дом, в глу­бине ко­торо­го за­жег­ся злой ого­нек.

— Ну уж ес­ли вы зна­ете, как зва­ли мою ба­буш­ку по ма­терин­ской ли­нии, зна­чит, вы од­на из мо­их те­ток по той же ли­нии, да?

Нар­цисса кив­ну­ла, ста­ра­ясь не за­мечать яв­ной гру­бой нот­ки.

— Я да­же по­пыта­юсь уга­дать — те­тя Нар­цисса?

— Да. Те­бе про ме­ня го­вори­ла Эн­ди?

Де­воч­ка как буд­то не ус­лы­шала воп­ро­са.

— И что же вам на­до, те­тя Нар­цисса?

Сло­во «те­тя» проз­ву­чало прос­то с не­пере­дава­емым сар­казмом.

— Я приш­ла к Эн­ди, уз­нать, как она, как у вас во­об­ще де­ла и… — Нар­цисса, ко­торая всег­да уме­ла дер­жать се­бя в ру­ках, вдруг по­чувс­тво­вала, как дро­жит го­лос, и пы­ла­ют ще­ки под тя­желым не­мига­ющим взгля­дом пле­мян­ни­цы.

— А где вы бы­ли, те­тя Нар­цисса, до се­год­няшне­го дня? — слов­но плетью уда­рила де­воч­ка, — что это на вас вдруг на­пало? Ре­шили из жа­лос­ти по­ин­те­ресо­вать­ся, как по­жива­ет опо­зорив­шая вас сес­тра?

Нар­цисса да­же не су­мела ни­чего ска­зать, нас­толь­ко ее оше­ломи­ла неп­рикры­тая зло­ба в го­лосе Ним­фа­доры, ее спра­вед­ли­вые, но без­жа­лос­тные сло­ва.

— Где вы бы­ли рань­ше, ког­да ма­ма жда­ла вас каж­дый день и слов­но мо­лит­ву пов­то­ряла, что ее Цис­си, ее кра­сави­ца Цис­си, — де­воч­ка скри­вила гу­бы, — обя­затель­но при­дет? Где вы бы­ли, ког­да умер па­па, и ма­ма чуть не сош­ла с ума от го­ря? Ког­да нас выг­на­ли с квар­ти­ры, и ма­ма пош­ла ра­ботать в гряз­ный бар бар­меншей, что­бы мы не умер­ли с го­лоду? Где вы бы­ли, те­тя Нар­цисса? Вы же яв­но не бедс­тво­вали?

Де­воч­ка маз­ну­ла взгля­дом по изум­рудным се­реж­кам Нар­циссы, по пла­тино­вому об­ру­чаль­но­му коль­цу, по до­рогой ман­тии. Нар­цисса еле раз­ле­пила гу­бы, что­бы не то, что сер­ди­то, а про­ситель­но про­шеп­тать, взмо­лить­ся пе­ред этой пи­гали­цей:

— Где Эн­ди? Я мо­гу ее уви­деть? По­жалуй­ста, хоть на ми­нут­ку.

— Нет! — ли­цо Ним­фа­доры по­чему-то ста­ло ме­нять­ся, чер­ты ста­ли рез­ки­ми и хищ­ны­ми, зе­лено-ка­рие гла­за по­лых­ну­ли зве­риной ян­тарной жел­тизной.

«Я уве­рена, она то­же бу­дет вол­шебни­цей» — вдруг ти­хо проз­ву­чал в ушах го­лос сес­тры.

Нар­цисса при­куси­ла гу­бу. Да, дочь Ан­дро­меды и вправ­ду пош­ла не в от­ца-маг­ло­рож­денно­го, она дей­стви­тель­но вол­шебни­ца, об­ла­да­ющая очень ред­ким да­ром ме­тамор­фа. Ме­тамор­фи­ней бы­ла их ба­буш­ка, ко­торая всег­да с гор­достью го­вори­ла, что эта спо­соб­ность пе­реда­ет­ся по нас­ледс­тву толь­ко в чис­токров­ных семь­ях.

А де­воч­ка кри­чала, зах­ле­быва­ясь от не­навис­ти, так и по­лыхав­шей из нее баг­ро­во-чер­ны­ми по­тока­ми:

— Не смо­жете, ма­ма умер­ла пять ме­сяцев на­зад, в во­нючей де­шевой боль­ни­це! Ес­ли бы не мои родс­твен­ни­ки-маг­лы, так пре­зира­емые ва­ми, я бы то­же сдох­ла — от го­лода! Я вас не­нави­жу, те­тя Нар­цисса, всех Блэ­ков! Вы прог­нившие, без­душные, от­вра­титель­ные лю­ди, мне да­же раз­го­вари­вать с ва­ми про­тив­но! Боль­ше ни­ког­да не при­ходи­те сю­да, я вас не же­лаю знать, я вас не­нави­жу!

Дверь ярос­тно зах­лопну­лась пе­ред но­сом Нар­циссы, но она да­же не от­пря­нула, по­ражен­ная, раз­давлен­ная вне­зап­но нах­лы­нув­шим го­рем. Эн­ди умер­ла, ее боль­ше нет. Как же так? Они боль­ше не встре­тят­ся? Ни­ког­да?

Она без­думно шла по ули­цам, не за­мечая, как ка­тят­ся по ли­цу ядо­витые сле­зы жа­лос­ти, не­вос­полни­мой ут­ра­ты, пус­то­ты в сер­дце, там, где бы­ло мес­то Эн­ди. Она прок­ли­нала се­бя за про­мед­ле­ние, за сле­поту и глу­хоту, за то, что жи­ла и ра­дова­лась жиз­ни, ког­да Эн­ди от­ча­ян­но вы­жива­ла и жда­ла ее. Нар­цисса еле доб­ра­лась до­мой и пол­дня прос­то про­лежа­ла в ком­на­те, ко­торую в зам­ке му­жа, са­ма не зная по­чему, от­ве­ла для Эн­ди, пе­реве­зя ту­да все ее ос­тавлен­ные в ро­дитель­ском до­ме ве­щи. Она ут­кну­лась в ман­тии и платья сес­тры, вды­хая сла­бый, поч­ти вы­вет­ривший­ся аро­мат яб­лок. Слез уже не бы­ло, бы­ло толь­ко пло­хо и тос­кли­во. И ни Лю­ци­ус, ни Дра­ко не мог­ли ни­чем по­мочь. Муж це­ловал и спра­шивал, что слу­чилось. Сын лас­тился и вел се­бя на удив­ле­ние пос­лушно, на­пуган­ный ее мол­ча­ливостью. Нар­цисса ни­чего ни­кому не ска­зала, про се­бя ре­шив, что это толь­ко ее ви­на и толь­ко ее на­каза­ние — гром­кий и жес­то­кий го­лос со­вес­ти.

И по­том, мно­го лет спус­тя, вдруг встре­тив на лес­тни­це ка­рег­ла­зую де­вуш­ку в лю­бимом платье Ан­дро­меды («Клас­си­ка ни­ког­да не вый­дет из мо­ды!» — ког­да-то ут­вер­жда­ла Эн­ди), Нар­циссе вдруг на один бе­зум­ный миг по­каза­лось, что пе­ред ней сто­ит сес­тра, все та­кая же юная, со­бира­юща­яся на бал, и сей­час она ус­лы­шит зна­комое:

«Не чи­тай до­поз­дна, Цис­си, и не за­будь по­чис­тить зу­бы пе­ред сном»

Она с тру­дом отог­на­ла на­важ­де­ние, креп­ко вце­пив­шись в пе­рила, и су­мела лишь кив­нуть на при­ветс­твен­ное:

«Доб­рый ве­чер, мис­сис Мал­фой»


* * *


Нар­цисса отс­тра­нен­но слу­ша­ет раз­го­вор Дра­ко и Аза­лин­ды, кра­ем соз­на­ния от­ме­чая, что ста­рая ле­ди ос­тро и про­ница­тель­но взгля­дыва­ет на Гер­ми­ону, иног­да спра­шивая что-то и у нее, а де­вуш­ка, вна­чале дер­жавша­яся ско­ван­но и сму­щен­но, по­нем­но­гу ожив­ля­ет­ся.

Нар­цисса ду­ма­ет, нап­ря­жен­но и взвол­но­ван­но. Так, что по­калы­ва­ет в вис­ках от вне­зап­но наг­ря­нув­шей мыс­ли-до­гад­ки. О том, что Судь­ба име­ет раз­ные об­личья, ме­ня­ет на­ряды, прик­ры­ва­ет­ся мас­ка­ми, и по­рой ее труд­но уз­нать, мож­но прой­ти ми­мо, сов­сем ря­дом, и не за­метить. Но Судь­ба ее единс­твен­но­го сы­на на­ходит­ся здесь и сей­час, в этой ма­лень­кой у­ют­ной гос­ти­ной — си­яет ка­рими гла­зами, быс­тро зап­ле­та­ет в ко­су не­пос­лушные влаж­ные во­лосы и ло­вит взгля­ды Дра­ко, ко­торый, рас­ска­зывая что-то Аза­лин­де, то и де­ло ог­ля­дыва­ет­ся на нее. И не же­ла­ет она сы­ну иной Судь­бы, кро­ме этой, в ду­ше ко­торой го­рит яс­ный и чис­тый свет, слов­но фо­нарь, оза­ря­ющий неп­рогляд­ную чер­но­ту но­чи.


* * *


Ты ухо­дишь. Пос­ледняя встре­ча.

И пу­ти на­ши вновь ра­зой­дут­ся.

Лишь об­манчи­во лас­тится ве­чер,

Обе­щая ско­ро вер­нуть­ся.

Ты ухо­дишь, а я от­пускаю

В не­бо си­нее воль­ную пти­цу.

Толь­ко стран­но — я слов­но не знаю,

Как мне жить, и ку­да мне стре­мить­ся.

(с) Lilofeya


* * *


Дра­ко про­сыпа­ет­ся со стран­ным чувс­твом стес­не­ния в гру­ди. Душ­но, не хва­та­ет воз­ду­ха. Что же се­год­ня дол­жно про­изой­ти? Что-то не очень при­ят­ное… Ах да, се­год­ня тот са­мый день. День, ко­торый он выб­рал сам. Зав­тра бу­дет поз­дно.

Он чис­тит зу­бы, опо­лас­ки­ва­ет ле­дяной во­дой ли­цо, оде­ва­ет­ся, мед­ленно, од­на за дру­гой, зас­те­гива­ет пу­гови­цы на ру­баш­ке и ма­шиналь­но по­тира­ет грудь, чуть ле­вее от се­реди­ны. Да что та­кое, в кон­це кон­цов? За­болел он, что ли? По­чему в нем тря­сет­ся со­сущее чувс­тво не­из­бежной по­тери, и сер­дце дро­жит, слов­но при­вязан­ное на тон­кой нит­ке? Мо­жет, это страх? На­вер­ное, а как же ина­че? Риск очень ве­лик, в слу­чае про­вала… Не хо­чет­ся ду­мать о том, что бу­дет тог­да.

«Тот ли это страх?» — ехид­но спра­шива­ет внут­ренний го­лос, — «cтрах ли, что ни­чего не по­лучит­ся? Ты рис­ку­ешь каж­дый раз, ког­да вхо­дишь во Вра­та, но ТАК ты не бо­ишь­ся. Нет, Дра­ко, этот страх дру­гой, ты зна­ешь ему имя и не хо­чешь приз­на­вать­ся в нем са­мому се­бе».

«Что за бред! Я прос­то нер­вни­чаю пе­ред тем, что пред­сто­ит. Ес­ли это сра­баты­ва­ет со мной, то не оз­на­ча­ет, что сра­бота­ет с Гер­ми­оной. И это не страх, это прос­то нер­вы. Слиш­ком мно­го все­го на­вали­лось»

Спус­ка­ясь вниз, он за­меча­ет оди­нокую фи­гур­ку на по­докон­ни­ке ок­на в хол­ле.

— При­вет. Ты что, еще не ло­жилась?

— Нет, я прос­то ра­но вста­ла.

Дра­ко не­воль­но от­ме­ча­ет, что Гер­ми­она ка­кая-то по­нурая, и да­же го­лос ее не та­кой, как обыч­но.

— Вол­ну­ешь­ся? Не бой­ся, все бу­дет в по­ряд­ке.

«На­де­юсь, ты по­нима­ешь, о чем я го­ворю»

— Нет, это не вол­не­ние...

«Я по­нимаю, и по­это­му мне грус­тно»

— Ты пом­нишь, что на­до де­лать?

«По­чему ты та­кая стран­ная?»

— Да, — Гер­ми­она ре­шитель­но встря­хива­ет го­ловой и лег­ко спры­гива­ет с по­докон­ни­ка, — я все прек­расно пом­ню. Аб­со­лют­но все. Мне не хо­чет­ся зав­тра­кать, я бу­ду у се­бя.

«А вот ты ни­чего не по­нима­ешь, Дра­ко…»

Дра­ко про­вожа­ет ее гла­зами. Она дол­жна ра­довать­ся, что на­конец вер­нется к сво­им, а вмес­то это­го у нее уби­тый вид и хо­лод­ный тон. И вдруг за­поз­да­лая до­гад­ка боль­но бь­ет под дых — она вспом­ни­ла! «Аб­со­лют­но все». На­конец вспом­ни­ла о нем, Дра­ко Мал­фое, но не о том, ко­торый про­вел с ней эти дни, а том, ко­торый был в Хог­вар­тсе. Ко­торый бро­сал в ли­цо га­дос­ти и ос­кор­бле­ния, на каж­дом ша­гу но­ровил под­ста­вить под­ножку, де­лал все, что бы­ло в его си­лах, что­бы Гер­ми­она Грей­нджер чувс­тво­вала се­бя уни­жен­ной. Но ведь вос­по­мина­ния дол­жны пол­ностью вер­нуть­ся на де­вянос­то де­вятый день, а се­год­ня де­вянос­тый. Или он оши­ба­ет­ся? Впро­чем, не­важ­но.

Как буд­то свер­ху упа­ла гра­нит­ная пли­та и за­живо пог­ребла его под со­бой. И нет ни зву­ка, ни све­та, не­воз­можно выб­рать­ся.

Се­год­ня день рож­де­ния ста­рой Аза­лин­ды. Отец с ма­терью от­пра­вились во Фран­цию уже ран­ним ут­ром, он дол­жен че­рез ключ-пор­тал при­быть в по­местье Мал­фуа к трем ча­сам. И до трех он бро­дит по зам­ку, слов­но при­виде­ние, не ху­же Фи­оны, ко­торая не яз­вит, как обыч­но, но слов­но чувс­твуя его сос­то­яние, со­чувс­твен­но треп­лет по пле­чу. Ее ле­дяная ла­донь при­каса­ет­ся к са­мому сер­дцу, на­поми­ная о том, что ждет впе­реди.

Род­ной за­мок… Он изу­чил его от под­зе­мелий до ог­ромно­го чер­да­ка, на ко­тором ку­чей бы­ла сва­лена древ­няя ме­бель, ка­кие-то кар­ти­ны, го­беле­ны, по­тем­невшие зер­ка­ла, сто­яли ог­ромные шка­фы с вы­шед­ши­ми из мо­ды ман­ти­ями и ста­рин­ны­ми одеж­да­ми. Ма­лень­ким пря­тал­ся тут, до по­лус­мерти пу­гая мать. Став пос­тарше, лю­бил взби­рать­ся на юж­ную и вос­точную баш­ни, от­ку­да от­кры­вал­ся пот­ря­са­ющий вид на ок­рес­тнос­ти. Чер­дак и баш­ни бы­ли его по­тай­ны­ми мес­та­ми, где он ос­та­вал­ся на­еди­не с са­мим со­бой. Хо­тя мать и отец ни­ког­да не ог­ра­ничи­вали его сво­боду, но они слов­но воз­ве­ли вок­руг не­го креп­кую и вы­сокую сте­ну, очер­тив дос­тупный мир — чис­токров­ных се­мей и из­бран­но­го кру­га, бо­гатс­тва и знат­ности, изыс­канных ве­щей и силь­ней­ших ма­гичес­ких ар­те­фак­тов, раз­ме­рен­но­го пре­доп­ре­делен­но­го те­чения жиз­ни. Этот мир был ог­ромным и раз­ным, у­ют­ным и ком­фор­тным, иног­да при­чинял мел­кие неп­ри­ят­ности и вы­зывал до­саду, и ни­ког­да Дра­ко не стре­мил­ся выр­вать­ся из не­го.

Но был чер­дак и две баш­ни, с ко­торых бы­ло вид­но так да­леко — го­ризонт в бе­лой дым­ке, и там маг­лов­ский го­род с веч­но ки­пящей бур­ным клю­чом жизнью, и рас­ки­нув­ше­еся вы­соким ку­полом не­бо, се­рое, хму­рое и тя­желое в пас­мурное дни, ла­зур­но-си­нее, проз­рачное и чис­тое, как гла­за его Фрейи, в яс­ные дни. За­мок плыл под этим уди­витель­ным не­бом, слов­но ко­рабль по вол­нам мо­ря, и Дра­ко ох­ва­тыва­ло по­рази­тель­ное ощу­щение — он то­же плыл с ним в этом не­объ­ят­ном прос­транс­тве, был час­ти­цей этой без­бреж­ности и без­донной вы­соты. Мо­жет, по­это­му он лю­бил ле­тать на мет­ле…

Но слиш­ком час­то в пос­ледние дни Дра­ко ло­вил се­бя на том, что вспо­мина­ет не си­ние, а ка­рие гла­за. И тог­да его мир ка­зал­ся уз­ким и тес­ным, не­выно­симо да­вил на пле­чи, зас­тавляя втис­ки­вать­ся в рам­ки оп­ре­делен­но­го мне­ния. В этом ми­ре по­лет был не­воз­мо­жен. В этом ми­ре Гер­ми­она Грей­нджер бы­ла гряз­нокров­ной выс­кочкой.

Он сам не осоз­на­вая, идет по тем же ко­ридо­рам, по ко­торым пред­по­чита­ет хо­дить Гер­ми­она, за­ходит в биб­ли­оте­ку, бе­рет кни­гу, ко­торую за­метил в пос­ледний раз у нее в ру­ках, нес­коль­ко раз про­ходит ми­мо две­ри ее ком­на­ты, за ко­торой ца­рит ти­шина. О чем она ду­ма­ет? Стро­ит пла­ны, как вер­нется, что ска­жет сво­им не­наг­лядным Пот­те­ру и У­из­ли?

Опять и опять они, веч­но вста­ющие на его пу­ти! С пер­во­го кур­са, с от­вер­гну­той друж­бы Дра­ко не­нави­дел Пот­те­ра так, что тем­не­ло в гла­зах. Он вну­шал ему жгу­чую не­нависть всем сво­им су­щес­тво­вани­ем. Но ес­ли бы его спро­сили, за что Пот­тер удос­то­ил­ся та­кой чес­ти, он, на­вер­ное, не смог бы дать оп­ре­делен­ный от­вет. Ни тог­да, ни сей­час. Иног­да не­нависть, как и лю­бовь, бы­ва­ет ир­ра­ци­ональ­ной.

С У­из­ли бы­ло про­ще — прих­востень Пот­те­ра, всю­ду, как тень, сле­ду­ющий за ним, тряп­ка, ни­щий, жал­кий, вы­зыва­ющий толь­ко смех. Нет, он не был дос­то­ин не­навис­ти, толь­ко през­ре­ния.

А вот Грей­нджер… Она не­воль­но вы­зыва­ла ува­жение, как рав­ный про­тив­ник, хо­тя и бы­ла все­го лишь маг­ло­рож­денной кол­дунь­ей. О, как хо­хота­ли еще на пер­вом кур­се Пэн­си и Мил­ли­сен­та, уз­нав, что Гер­ми­она Грей­нджер, эта стро­ящая из се­бя не­пог­ре­шимую всез­най­ку Грей­нджер, по­думать толь­ко, из гряз­ной маг­лов­ской семьи, да­же не по­лук­ровка!

Бы­ло вна­чале удив­ле­ние, нем­но­го за­вис­ти (не без это­го), по­том до­сада, раз­дра­жение, же­лание пой­мать на чем-ни­будь эту лю­бими­цу поч­ти всех учи­телей, зас­та­вить ее спот­кнуть­ся, при­тушить си­яние ка­рих глаз. Толь­ко ему ка­залось, что ни­чего не по­луча­ет­ся. На его под­колки она не об­ра­щала вни­мания или от­ве­чала так ядо­вито, что он при­кусы­вал язык; хо­дила с гор­до под­ня­той го­ловой и, в об­щем-то, ка­жет­ся, и не за­меча­ла, что на све­те есть ка­кой-то там Дра­ко Мал­фой. Все ее мыс­ли всег­да бы­ли за­няты Пот­те­ром и У­из­ли.

Ее по­веде­ние сби­вало с тол­ку. Пос­ле той прис­но­памят­ной по­щечи­ны на треть­ем кур­се, на гла­зах не то что у Гре­га и Вин­са (!), у Пот­те­ра и У­из­ли (!!!), он дол­жен был воз­не­нави­деть ее ед­ва ли не силь­нее Пот­те­ра, но по­чему-то пре­дуп­ре­дил об опас­ности на квид­дичном чем­пи­она­те. За­чем он сде­лал это, он сам не по­нял и пос­пе­шил вы­кинуть из го­ловы до­сад­ное не­дора­зуме­ние, при­чуд­ли­вый вы­верт сво­его ха­рак­те­ра.

А по­том бы­ла эта прос­то не­воз­можная с точ­ки зре­ния здра­вого смыс­ла лю­бовь Вик­то­ра Кра­ма. С семь­ей Кра­мов его ро­дите­ли бы­ли зна­комы, он сам па­ру раз ви­дел и об­щался с ним на ка­ких-то тор­жес­твах. Хо­тя Вик­тор был чем­пи­оном, звез­дой квид­ди­ча ми­рово­го мас­шта­ба, но ос­та­вал­ся уг­рю­мым, не очень раз­го­вор­чи­вым и не очень уве­рен­ным в се­бе пар­нем. Уви­дев Грей­нджер в пер­вый раз в Боль­шом За­ле в день при­ез­да, он слов­но со­шел с ума, выс­пра­шивал о ней, то и де­ло бро­дил око­ло Гос­ти­ной Гриф­финдо­ра, на­де­ясь уви­деть, сут­ка­ми си­дел в биб­ли­оте­ке с той же целью. Грей­нджер, Пот­тер и У­из­ли тог­да рас­кры­вали оче­ред­ной за­говор про­тив дра­гоцен­ной осо­бы Пот­те­ра, и Дра­ко вдо­воль по­весе­лил­ся, наб­лю­дая за их вы­тяги­вав­ши­мися ли­цами каж­дый раз, ког­да Крам тор­чал вбли­зи. Но как бы это ни бы­ло смеш­но, чувс­тва Вик­то­ра вы­зыва­ли удив­ле­ние. Ког­да он го­ворил о Гер­ми­оне, его не­из­менно хму­рое ли­цо слов­но раз­гла­жива­лось, в тем­ных гла­зах по­яв­ля­лось неч­то осо­бен­ное, и ка­залось стран­ным, что сер­дце это­го взрос­ло­го серь­ез­но­го пар­ня в ру­ках у пят­надца­тилет­ней дев­чонки. Пусть ум­ной и не уро­дины, как вы­яс­ни­лось, но маг­ло­рож­денной, Грей­нджер!

Дра­ко не пе­рес­та­вал изум­лять­ся, с ин­те­ресом наб­лю­дая за раз­ви­ти­ем это­го ро­мана. К нес­частью для Вик­то­ра, Грей­нджер, ви­димо, не­до­оце­нила си­лу его при­вязан­ности, и он у­ехал с еще бо­лее мрач­ным ви­дом, чем при­ехал. Дра­ко тог­да серь­ез­но по­доз­ре­вал, что в де­ло вме­шал­ся У­из­ли, по­тому что у то­го, нап­ро­тив, бы­ло слиш­ком до­воль­ное ли­цо, ког­да Грей­нджер и Крам про­щались. Как бы то ни бы­ло, Сли­зерин, Ког­тевран и Пуф­фендуй зах­ле­быва­лись сплет­ня­ми об их от­но­шени­ях, а Гриф­финдор хра­нил гор­дое мол­ча­ние. Но воль­но или не­воль­но, имя Грей­нджер бы­ло у всех на слу­ху.

Сколь­ко раз Дра­ко тог­да за­давал­ся воп­ро­сом — что та­кого осо­бен­но­го уви­дел в Гер­ми­оне Вик­тор? На его ос­то­рож­ные расс­про­сы па­рень, не умея вы­разить­ся по-ан­глий­ски, пе­рехо­дил на бол­гар­ский, но суть его сбив­чи­вых и эмо­ци­ональ­ных ре­чей сво­дилась к то­му, что «Она… та­кой…. та­кой де­вуш­ка… Та­кой боль­ше на све­те нет… Она цве­ток, она сол­нце, она звез­да… по­нима­ешь?!»

Дра­ко по­нимал те­перь. Это прос­то бы­ла Гер­ми­она Грей­нджер, та­кая, ка­кая есть, ка­кая всег­да бы­ла. И он лю­бил ее. Сей­час, в пос­ледние ча­сы, мож­но бы­ло хо­тя бы пе­ред со­бой не от­пи­рать­ся…

Эти дни про­лете­ли стре­митель­но. Он не­щад­но сдер­жи­вал се­бя, но не мог. Иног­да по­мимо во­ли, со­вер­шенно не­ча­ян­но, лег­кое при­кос­но­вение уз­кой ла­дони, и он не мог не сжать ее силь­нее, по­тому что би­ло вдруг в са­мое сер­дце — ско­ро он не смо­жет так сде­лать. Ее гу­бы, сме­ющи­еся, неж­ные, та­кие же, как и тог­да, ког­да в пер­вый раз он пил их вкус. Раз­ве воз­можно бы­ло удер­жать­ся и не поп­ро­бовать сно­ва?

Она при­тяги­вала его, слов­но за­чаро­вала, но он-то знал, что это­го не бы­ло. Ей бы и в го­лову не приш­ло ис­поль­зо­вать ка­кие-то лю­бов­ные ча­ры, она бы­ла слиш­ком чес­тной для это­го. Но его так и тя­нуло к ней — прос­то сто­ять ря­дом, смот­реть в ту же сто­рону, что и она, ко­жей чувс­тво­вать поч­ти не­ощу­тимое теп­лое дви­жение воз­ду­ха. Это бы­ло по­доб­но зат­ме­нию, толь­ко он не мог ра­зоб­рать­ся — то ли тень зас­ло­нила сол­нце, то ли, на­обо­рот, сол­нце выш­ло из те­ни.

Вче­ра они, по сво­ему обык­но­вению, бы­ли в биб­ли­оте­ке. Гер­ми­она ис­ка­ла трак­тат ка­кого-то древ­не­го ма­га. Как она за­веря­ла, он сто­ял на вто­рой пол­ке в шка­фу у ок­на. Он во­об­ще не при­поми­нал, что этот ма­нус­крипт у них есть. Они спо­рили по со­вер­шенно пус­тячно­му по­воду, он уже сер­дился, счи­тая, что ему луч­ше знать со­дер­жи­мое их биб­ли­оте­ки. А по­том вне­зап­но осоз­нал, что это, на­вер­ное, их пос­ледний спор. Все­го че­рез нес­коль­ко де­сят­ков ча­сов Гер­ми­она бу­дет ок­ру­жена дру­гими людь­ми, бу­дет вес­ти дру­гие спо­ры, бу­дет ра­довать­ся и жить.

Толь­ко его с ней не бу­дет.

И кто-то дру­гой бу­дет ее це­ловать.

Он обор­вал се­бя на по­лус­ло­ве, ощу­тив, как нах­лы­нула ноч­ная ть­ма сре­ди бе­лого зим­не­го дня. Она уди­вилась, по­пыта­лась про­дол­жить спор, по­шутить, а он ни­чего не мог — прос­то сто­ял, как пос­ледний ду­рак, кля­ня се­бя за сла­бость, и смот­рел в ее гла­за. Он ви­дел в тем­ных зрач­ках ко­ридор, и ему ка­залось, что по это­му ко­ридо­ру она убе­га­ет от не­го все даль­ше и даль­ше.

Он си­дит на том же са­мом ок­не, на ко­тором си­дела ут­ром Гер­ми­она, и не­видя­ще смот­рит на за­поро­шен­ные све­жевы­пав­шим сне­гом до­рож­ки. Он пы­та­ет­ся изо всех сил зас­та­вить се­бя не ду­мать, не вспо­минать. Но это вы­ше его сил…

* * *

Ухо­жу я, ту­да воз­вра­ща­юсь,

Где друзья, где сво­бода и сол­нце.

Толь­ко гнать свои мыс­ли пы­та­юсь,

Толь­ко сер­дце ис­пу­ган­но бь­ет­ся.

Вдруг ме­ня ты от­дашь и от­пустишь?

И без го­речи смо­жешь рас­стать­ся?

И без бо­ли ме­ня ты за­будешь?

Бу­дешь жить, и ды­шать, и сме­ять­ся?

(с) Lilofeya

* * *

Гер­ми­она сто­ит у ок­на, об­няв се­бя за пле­чи. В детс­тве, ког­да ста­нови­лось страш­но или грус­тно, она при­бега­ла к от­цу и про­сила: «Об­ни­ми ме­ня креп­ко, как до лу­ны!». Па­па об­ни­мал, и тог­да, ут­кнув­шись в ко­лючую шерсть сви­тера или теп­лую фла­нель ру­баш­ки, вды­хая пе­реме­шан­ные за­пахи тру­боч­но­го та­бака, ле­карств, ту­алет­ной во­ды, ей ка­залось, что она спря­талась ото всех, и ник­то ее не най­дет, не смо­жет сде­лать боль­но. Вот ес­ли бы так мож­но бы­ло спря­тать­ся и сей­час…

Она оки­дыва­ет взгля­дом рос­кошную ком­на­ту.

За­мок Дра­ко.

Кни­га на сто­ле — Дра­ко.

И бу­мага Дра­ко. Та, ко­торая ров­ной стоп­кой ле­жит на пись­мен­ном сто­ле в его ком­на­те; плот­ная, шел­ко­вис­тая на ощупь, се­реб­ристо­го от­тенка. Ни Лю­ци­ус, ни Нар­цисса не ис­поль­зу­ют та­кой пер­га­мент.

И по­черк то­же Дра­ко. Уд­ли­нен­ные бук­вы с нак­ло­ном вле­во. Она зна­ет — еще в на­чале Дра­ко объ­яс­нял ей дей­ствие ка­кого-ни­будь зак­лятья, ри­суя ма­лень­кие схем­ки и над­пи­сывая. По­чему-то в пись­мен­ном ви­де ему уда­валось объ­яс­нять луч­ше, чем в ус­тном.

И этим зна­комым нак­лонным по­чер­ком, на рва­ном клоч­ке се­реб­ристо­го пер­га­мен­та ря­ды стро­чек, что-то за­чер­кну­то, на­писа­но по­верх, то­роп­ли­во, неб­режно. Это те же его разъ­яс­не­ния, она ни­чего не выб­ра­сыва­ла.

Де­вуш­ка рас­ка­чива­ет­ся, при­кусив гу­бу и пол­ны­ми слез гла­зами гля­дя на об­рывки пер­га­мен­та.

Все здесь — это Дра­ко. Все кри­чит о нем, и ей хо­чет­ся зат­кнуть уши и убе­жать. Толь­ко ку­да?

Дра­ко за­давал­ся воп­ро­сом, по­чему она не вспом­ни­ла его. А все де­ло бы­ло в зак­лятье. Все с са­мого на­чала бы­ло не так. Не мог­ла Гер­ми­она вер­но, со все­ми уда­рени­ями и точ­ной ин­то­наци­ей, про­из­нести не­понят­ные сло­ва слож­ней­ше­го зак­ли­нания, уво­рачи­ва­ясь от зак­ля­тий По­жира­телей Смер­ти в том тем­ном пе­ре­ул­ке. Зак­ли­нание бы­ло про­из­не­сено неп­ра­виль­но и по­дей­ство­вало то­же неп­ра­виль­но. Оно дол­жно бы­ло окон­ча­тель­но сте­реть па­мять де­вуш­ке, сде­лать ее чис­тым лис­том бу­маги. Но Дра­ко на­ложил свое за­щит­ное зак­лятье, и все пош­ло не так. Вос­по­мина­ния все-та­ки на­чали воз­вра­щать­ся. Но опять же, не мел­кие и нез­на­читель­ные. В пер­вую оче­редь Гер­ми­она вспом­ни­ла сво­их дру­зей, тех, кто был до­рог ей, ра­ди ко­го она и ре­шилась на­ложить на се­бя опас­ные ча­ры заб­ве­ния. Все, что бы­ло важ­но, зна­чимо и цен­но для нее, вер­ну­лось рань­ше вто­рос­те­пен­но­го. И то, че­го она бо­ялась боль­ше все­го на све­те, мог­ло стать ре­аль­ной уг­ро­зой. Ес­ли бы не Дра­ко, не его кол­довс­тво, на­деж­но за­щитив­шее па­мять, то, о чем не дол­жен был знать ник­то, кро­ме нее; то, ра­ди че­го Вол­де­морт и ре­шил­ся на ее по­хище­ние. По край­ней ме­ре, она так ду­мала.

Зак­ли­нания ди­ковин­ным об­ра­зом пе­реп­ле­ли стру­ны вос­по­мина­ний, заз­ву­чав­шие не в лад, и об­раз то­го, ко­го она уви­дела в пос­ледний раз пе­ред тем, как ее зак­ру­жил вихрь заб­ве­ния, вер­нулся то­же пос­ледним.

Но ей не нуж­ны бы­ли эти пос­ледние вос­по­мина­ния. Сей­час она от­да­ла бы все на све­те, что­бы сно­ва очу­тить­ся бес­па­мят­ной… Что­бы ее не раз­ди­рали по­полам жес­то­кие чувс­тва, со­вер­шенно про­тиво­полож­ные, вза­имо­ис­клю­ча­ющие…

Кто он, этот че­ловек, ко­торо­го она не­нави­дела так, что тем­не­ло в гла­зах, из-за ко­торо­го по ще­кам не раз стру­ились тай­ные сле­зы жгу­чей оби­ды?

Как из за­нос­чи­вого злоб­но­го маль­чиш­ки ее прош­ло­го вы­рос ум­ный, иро­нич­ный и ехид­ный, нем­но­го смеш­ной, чут­кий и неж­ный, вни­матель­ный и тер­пе­ливый, и силь­ный, и на­деж­ный муж­чи­на?

От при­сутс­твия ко­торо­го сер­дце по­ет в гру­ди, а за спи­ной рас­прав­ля­ют­ся прек­расные крылья.

Ря­дом с ко­торым чувс­тву­ешь се­бя од­новре­мен­но силь­ной и сла­бой, хруп­кой, без­за­щит­ной и го­товой пой­ти на все ра­ди не­го.

В пле­чо ко­торо­го хо­чет­ся ут­кнуть­ся, по­чувс­тво­вать за­щища­ющее теп­ло его рук и при­кос­но­вение ще­кой к ще­ке.

Раз­ве мож­но по­любить все­го лишь за де­вянос­то дней? И раз­ве де­вянос­то дней люб­ви пе­речер­кнут во­семь лет не­навис­ти?

Ее мир зо­вет ее, при­тяги­ва­ет, на­поми­на­ет, что она дол­жна вер­нуть­ся, дол­жна бо­роть­ся, дол­жна за­щищать. Дол­жна быть ря­дом с Гар­ри и Ро­ном в их страш­ном и тя­желом про­тивос­то­янии про­тив Вол­де­мор­та. В этом ми­ре она вы­рос­ла, об­ре­ла все, что у нее есть. Он дал ей вол­шебную си­лу и сво­боду тво­рения, по­дарил вер­ных дру­зей и муд­рых нас­тавни­ков. И ко­неч­но, она при­над­ле­жит ему. Все вер­но, все идет так, как на­до. Мал­фой от­пра­вит ее. В сле­ду­ющий раз они, воз­можно, встре­тят­ся, на­целив па­лоч­ки друг на дру­га. И она сно­ва взгля­нет в се­рые гла­за, в ко­торых ус­та­лость ме­ша­ет­ся с глу­боко зап­ря­тан­ной неж­ностью, и с за­шед­шимся от без­звуч­но­го от­ча­ян­но­го кри­ка сер­дцем вдруг пой­мет…

Нет, ни от че­го нель­зя спря­тать­ся. В этом-то и от­ли­чие меж­ду ма­лень­кой и взрос­лой Гер­ми­оной. Во взрос­лой жиз­ни, на­пол­ненной сво­ими за­кона­ми, пра­вила­ми и ус­ловнос­тя­ми, все бе­ды и проб­ле­мы при­ходит­ся встре­чать ли­цом к ли­цу. От них ни­куда не де­нешь­ся. А раз­ве она пря­талась? Нет же, сколь­ко се­бя пом­нит. Она всег­да бо­ролась, всег­да от­ча­ян­но ба­рах­та­лась из пос­ледних сил, не­ред­ко жер­твуя со­бой, сво­им вре­менем, сво­им умом, да всей сво­ей жизнью во имя дру­зей и во имя спра­вед­ли­вос­ти. Ко­неч­но, это зву­чит слиш­ком гром­ко, но по су­ти сво­ей вер­но. Она не мог­ла ина­че, по­тому что та­кой уж она бы­ла, Гер­ми­она Грей­нджер. И сво­бода вы­бора, та, о ко­торой не раз го­ворил Гар­ри, пре­доп­ре­дели­ла ее путь.

Но сей­час сво­бода и лю­бовь, две, ка­залось бы, до­пол­ня­ющие друг дру­га си­лы, всту­пили в ожес­то­чен­ную схват­ку за ее ду­шу и сер­дце.


* * *


Ноч­ной за­мок про­вожа­ет не­види­мыми гла­зами двух че­ловек, иду­щих по тем­но­му ко­ридо­ру в от­да­лении друг от дру­га. Сов­сем не­дав­но, еще вче­ра, они шли вмес­те, они улы­бались и ра­дова­лись. Но сей­час меж­ду ни­ми слов­но вста­ла сте­на. Она не вид­на гла­зам, но слиш­ком хо­рошо чувс­тву­ет­ся эти­ми дву­мя. Ста­рый за­мок не тро­га­ют чувс­тва и пе­режи­вания не­дол­го­веч­ных лю­дей. Они жи­вут слиш­ком ма­ло и не по­нима­ют са­мого глав­но­го, са­мого зна­чимо­го, ухо­дят в без­вес­тность та­кими же глу­пыми и рас­те­рян­ны­ми, ка­кими приш­ли в этот мир.

Эта де­воч­ка и этот маль­чик, они не зна­ют, что сте­ны, ко­торые ку­да креп­че и вы­ше стен Мал­фой-Ме­нор, лю­ди воз­во­дят са­ми, собс­твен­ны­ми ру­ками, ре­чами, пос­тупка­ми. Они лю­бов­но вык­ла­дыва­ют кам­ни оби­ды, це­мен­ти­ру­ют их не­разум­ным гне­вом, по­лиру­ют не­навистью, а по­том жи­вут, го­рес­тно сте­ная об упу­щен­ном счастье, ко­торое они са­ми же за­точи­ли в эти сте­ны, и оно ти­хо угас­ло, не в си­лах пре­одо­леть люд­скую жес­то­кость. Ибо Свет люб­ви мо­жет ви­деть Ис­тинно зря­чий, слы­шать Зов счастья мо­жет толь­ко Ис­тинно слы­шащий, кос­нуть­ся кон­чи­ков крыль­ев Меч­ты мо­жет толь­ко тот, в чь­ем сер­дце есть На­деж­да. А боль­шинс­тво лю­дей по­дав­ля­юще сле­пы, глу­хи и ни­ког­да не стре­мят­ся к не­из­ве­дан­но­му, не­воз­можно­му, по­тому что оно не­воз­можно, не так ли?

«Все сей­час в ва­ших ру­ках!» — мог бы про­шеп­тать этим дво­им ста­рый за­мок, но он, увы, все­го лишь за­мок…


* * *


Гер­ми­она отс­тра­нен­но наб­лю­да­ет, как Дра­ко рас­став­ля­ет по уг­лам пя­тико­неч­ной звез­ды длин­ные све­чи. Чер­ные. А в тот раз, ког­да он про­водил об­ряд, бы­ли алые.

Алое и чер­ное.

Сим­во­лич­но.

Жизнь — алая го­рячая кровь, бе­гущая по жи­лам.

И Смерть — та не­из­ве­дан­ная ть­ма, в ко­торую ухо­дят пос­ле жиз­ни.

Мыс­ли в го­лове пу­та­ют­ся. Вот бы этот миг ни­ког­да не за­кон­чился… Сто­ять бы так, наб­лю­дая за дви­жени­ями Дра­ко, смот­реть на за­жига­ющи­еся огонь­ки, по­хожие на жад­ные язы­ки, ко­торые вы­совы­ва­ют све­чи. Чер­ное пла­мя не да­ет те­ней, ог­ни не от­ра­жа­ют­ся в тем­ных блес­тя­щих сте­нах ком­на­ты, жут­ко… А по­том она чувс­тву­ет силь­ный ме­довый за­пах вос­ка, и сра­зу вспо­мина­ет­ся ле­то, жар­кое сол­нце, гу­дение пчел… Все-та­ки они обык­но­вен­ные, эти све­чи. А вол­шебны­ми их де­ла­ет Дра­ко, на­пол­няя смыс­лом, сим­во­лами и кол­довс­твом.

Ког­да-то дав­ным-дав­но она пы­талась про­честь кни­гу ка­кого-то маг­лов­ско­го фи­лосо­фа, ут­вер­жда­юще­го, что мир де­ла­ем ре­аль­ным толь­ко мы са­ми. Каж­дая вещь, каж­дое чувс­тво ста­новят­ся нас­то­ящи­ми, на­пол­ня­ют­ся си­лой бы­тия, по­тому что они важ­ны для нас. И сол­нечный зай­чик, пу­щен­ный в гла­за озор­ным ре­бен­ком, и тор­жес­твен­ные за­каты, от­ра­жа­ющие в не­бо не­из­ме­римую кра­соту мо­ря, и слу­чай­но най­ден­ный че­тырех­лис­тник кле­вера, и улыб­ка лю­бимо­го че­лове­ка — ты тво­ришь это са­ма. Она тог­да по­дума­ла, что это обыч­ная фи­лософ­ская че­пуха, и за­была о про­читан­ном. А сей­час те строч­ки бь­ют­ся в го­лове, слов­но умо­ляя не за­бывать.

Дра­ко сто­ит у ос­тро­го лу­ча звез­ды и на­рас­пев чи­та­ет длин­ное зак­ли­нание. По­том под­но­сит па­лоч­ку к чер­но­му ос­трию, на­целен­но­му на не­го, и па­лоч­ка выс­тре­лива­ет сноп тон­ко­го ало­го све­та, ухо­дяще­го в пол. Поч­ти сра­зу ог­ненная ис­кра про­бега­ет по всем ли­ни­ям, на миг очер­тив всю пен­таграм­му. Длин­ные язы­ки пла­мени из чер­ных ста­новят­ся тус­кло-го­лубо­ваты­ми, но ог­ни по-преж­не­му хо­лод­ны и не да­ют те­ней. Центр пен­таграм­мы то­же на­чина­ет све­тить­ся. И вот уже пе­ред ни­ми мер­ца­ющий столп приз­рачно­го све­та, бь­ющий из по­ла и ухо­дящий в по­толок. Дра­ко дос­та­ет от­ку­да-то по­луп­розрач­ное не то пе­ро, не то нож. И Гер­ми­она не ус­пе­ва­ет и мор­гнуть, как па­рень рез­ко про­водит им по ле­вому за­пястью. Не­ес­тес­твен­но быс­тро выс­ту­па­ет кровь и алы­ми звез­дочка­ми па­да­ет на луч пен­таграм­мы, с от­четли­вым ши­пени­ем впи­тыва­ясь в чер­ную выж­женную ли­нию. Пен­таграм­ма на мгно­вение тем­не­ет, а по­том вспы­хива­ет гус­то-баг­ро­вым све­том, ко­торый ме­ша­ет­ся с го­лубо­ватым, ис­хо­дящим из ее сер­дце­вины.

— Про­ход от­крыт, про­шу, — приг­лу­шен­но го­ворит Дра­ко, и в его гла­зах без­звуч­но сто­нет тос­ка, — встань в се­реди­ну, зак­рой гла­за и пред­ставь то­го че­лове­ка, с кем ря­дом ты хо­тела бы ока­зать­ся. Вна­чале бу­дет нем­но­го тош­нотвор­но, но пе­ретер­пи.

Гер­ми­она ду­ма­ет, что это его пер­вые сло­ва еще с тех, ут­ренних. Она не ви­дела его весь день. И он мол­чал, ког­да в без чет­верти один­надцать пос­ту­чал­ся в две­ри ее ком­на­ты, и меж­ду ни­ми по­вис­ло тя­желое по­нима­ние.

Он — Мал­фой, она — Грей­нджер, все вер­ну­лось на кру­ги своя, о чем тут еще го­ворить? По­нят­но без лиш­них, ни­кому не нуж­ных слов…

— Что с то­бой бу­дет? — вне­зап­но спра­шива­ет она.

— Что?

— Я спра­шиваю, что бу­дет, ког­да Лорд об­на­ружит, что ты не вы­пол­нил Его при­каз, а ме­ня во­об­ще нет в зам­ке?

— Спра­шива­ешь, что бу­дет? — кри­во ус­ме­ха­ет­ся Дра­ко, — ду­маю, луч­ше не знать, ина­че при пе­реме­щении бу­дет тош­нить еще силь­нее. Но не со мной, Грей­нджер. Не со мной, а с од­ним до­мови­ком, и его Лорд не по­щадит, по­верь мне. А ме­ня сей­час офи­ци­аль­но нет в Мал­фой-Ме­нор. Я за ты­сячи миль от­сю­да, в по­местье во Фран­ции, где ме­ня ви­дели доб­рых пол­сотни че­ловек. Я от­си­дел на се­мей­ном тор­жес­тве, по­уха­живал за пре­лес­тной де­вуш­кой, тра­дици­он­но по­цапал­ся с ку­зеном и ушел в от­ве­ден­ную мне ком­на­ту. А здесь до­мовик по­мога­ет те­бе бе­жать Ах да, воз­можно еще дос­та­нет­ся мо­ей дра­жай­шей тет­ке. Ведь имен­но ей бы­ло по­руче­но приг­ля­дывать за то­бой се­год­ня, в от­сутс­твие нас. Го­ворят, ты се­год­ня весь день не вы­ходи­ла из сво­их ком­нат, не ви­дела ее, но она точ­но бы­ла здесь. Да, Бел­латри­са оп­ре­делен­но по­лучит свою до­лю на­каза­ния. Все про­дума­но, не сом­не­вай­ся.

Гер­ми­она при­кусы­ва­ет гу­бу.

— Как ты мо­жешь…

— Что? — ска­лит­ся Мал­фой, стре­митель­но те­ряя крас­ки ли­ца, — уж при­дет­ся жить с этим, как ни кру­ти. Жизнь до­мови­ка за твою, «Кру­ци­ус» для Бел­латри­сы в об­мен «Ава­ды» для те­бя, ина­че ни­как. Да, вот та­кой я мер­за­вец — под­став­ляю бед­ных, ни в чем не по­вин­ных су­ществ.

— За­чем ты это де­ла­ешь?

— Что — это?

— Воз­вра­ща­ешь ме­ня, хо­тя мог бы спо­кой­но сдать Лор­ду. Про­вел об­ряд, ед­ва не на­рушив цель­ность сво­ей ро­довой за­щиты. Свя­зыва­ешь­ся с те­ми, ко­го не­нави­дишь. Мал­фой, твои пос­тупки ли­шены ло­гики и здра­вого смыс­ла.

Она изо всех сил ста­ра­ет­ся сдер­жать дрожь. А Дра­ко все так­же кри­во улы­ба­ет­ся, от че­го его ли­цо ка­жет­ся страш­ным и од­новре­мен­но жал­ким.

— Ты всег­да и во всем ищешь ло­гику? Вы­нуж­ден те­бя ра­зоча­ровать, иног­да про­ще по­нять ха­ос, чем ра­зоб­рать­ся в эле­мен­тарных ве­щах.

— По­хоже, что ты и сам не до кон­ца по­нима­ешь, что тво­ришь. В на­чале у те­бя всег­да идет де­ло, а толь­ко по­том ты на­чина­ешь по­нимать. Не приш­ла ли по­ра на­конец за­думать­ся, а уж по­том что-ли­бо со­вер­шать?

«По­чему ты так жес­то­ка? Ес­ли бы ты зна­ла, как я сей­час се­бя чувс­твую, ког­да собс­твен­ны­ми ру­ками раз­ру­шаю то, чем жил пос­ледние дни, ты бы не го­вори­ла так. Ты ведь всег­да бы­ла ми­лосер­дной и, на­вер­ное, у те­бя бы наш­лась хоть кап­ля жа­лос­ти к Дра­ко Мал­фою, сов­сем за­путав­ше­муся в се­бе и по­теряв­ше­муся в тво­их гла­зах…»

— Хва­тит, Грей­нджер!

«На­до то­же быть жес­то­ким, не по­казы­вать, ка­кой смер­тель­ной су­доро­гой сво­дит сер­дце»

— Уби­рай­ся к чер­то­вой ма­тери! Грюм те­бя ждет, и твои… на­вер­ня­ка, то­же! Че­го те­бе еще на­до?

Па­лоч­ка в ру­ках пар­ня уже под­ра­гива­ет, на­лива­ясь из­нутри гус­той крас­но­той. А ли­цо Дра­ко по­дер­ну­лось хо­лод­ной бе­лиз­ной све­жевы­пав­ше­го сне­га, по ко­торо­му те­нями про­бега­ют обу­рева­ющие его чувс­тва.

Гер­ми­она мол­ча смот­рит в баг­ря­но-го­лубой во­дово­рот Врат, ко­торый ста­новит­ся все быс­трее и быс­трее. Она зна­ет об этом кол­довс­тве, не­даром про­води­ла так мно­го вре­мени в бо­гатых биб­ли­оте­ках Хог­вар­тса и Мал­фой-Ме­нор. Вра­та Ино­мирья, впус­ка­ющие всех, но вы­пус­ка­ющие толь­ко тех, в чь­их жи­лах те­чет чис­тая вол­шебная кровь и их спут­ни­ков, свя­зан­ных с ни­ми ка­кими-ли­бо уза­ми — друж­бы, люб­ви, дол­га, клятв. Или не­навис­ти. Мощ­ное и опас­ное вол­шебс­тво, свя­зан­ное с из­на­чаль­ны­ми си­лами ма­гии.

Вра­та тя­нут си­лы из Дра­ко, и ес­ли она про­мед­лит еще нем­но­го, то он прос­то не вы­дер­жит. И она не смо­жет вер­нуть­ся.

До­мой. К ма­тери и от­цу.

К друзь­ям. К Гар­ри и Ро­ну.

К сво­ему обыч­но­му, чет­ко рас­пи­сан­но­му и ут­вер­жден­но­му ми­ру, в ко­тором зло — зло, а доб­ро — доб­ро.

Где чет­ко раз­гра­ниче­на гра­ница чер­но­го и бе­лого.

И где не­воз­можна раз­ры­ва­ющая ду­шу и сер­дце мысль о том, что не все так прос­то, не все яс­но. Иног­да то, что ка­жет­ся од­ним, ста­новит­ся дру­гим. Хо­лод­ный мер­твый снег уку­тыва­ет зем­лю, в ко­торой под теп­лым пок­ро­вом спит жизнь. Из гу­сени­цы по­яв­ля­ет­ся прек­расная ба­боч­ка. Гад­кий уте­нок прев­ра­ща­ет­ся в силь­но­го ле­бедя.

С неп­ро­ница­емым ли­цом Гер­ми­она от­во­рачи­ва­ет­ся от Врат и ти­хо спра­шива­ет:

— А ты не бо­ишь­ся, Мал­фой?

— Че­го? — ус­та­ло и поч­ти без­различ­но спра­шива­ет Дра­ко, с ви­димым тру­дом удер­жи­вая дро­жащую па­лоч­ку, — я уже ис­черпал весь от­пу­щен­ный на мою до­лю страх. Че­го мне бо­ять­ся? Гне­ва Лор­да? Гне­ва от­ца? На­паде­ния ав­ро­ров в тем­ном пе­ре­ул­ке? Мне уже все рав­но. Ты еще не по­няла, кто я?

Гер­ми­она ка­ча­ет го­ловой.

— Нет, не это­го. И я все прек­расно по­няла. Ты не бо­ишь­ся… от­пустить ме­ня? Не бо­ишь­ся, что всю ос­тавшу­юся жизнь бу­дешь жа­леть о том, что мог­ло бы быть? О нес­лу­чив­шемся и неп­ро­изо­шед­шем? О сло­вах, ко­торые так и не бы­ли про­из­не­сены? Или ко­торые не ре­шились ус­лы­шать?

Па­лоч­ка в ру­ках Дра­ко дро­жит так, что пры­га­ет из сто­роны в сто­рону.

— Ухо­ди, Грей­нджер!!! Уби­рай­ся!!! Те­бя ждут не дож­дутся Пот­тер с У­из­ли!

— А нуж­но ли мне, что­бы ме­ня жда­ли они?

Дра­ко схо­дит с ума от ту­ман­ных, тер­за­ющих, слов­но пы­точ­ны­ми щип­ца­ми, слов де­вуш­ки.

— За­мол­чи, слы­шишь?! Че­го те­бе на­до? Иди, Грей­нджер, не вре­мя сей­час де­монс­три­ровать по­каз­ную лю­бовь к ближ­ним.

По ли­цу де­вуш­ки пля­шут баг­ро­вые и го­лубые спо­лохи.

— Ты трус, Мал­фой, жал­кий нич­тожный трус и сла­бак.

— Да, ес­ли те­бе так угод­но, — хри­пит Дра­ко, — я трус и всег­да был тру­сом! Я бе­жал от дев­чонки, ко­торая уда­рила ме­ня. Я бе­жал от Пот­те­ра и всег­да бо­ял­ся бро­сить ему от­кры­тый вы­зов, пред­по­читая дей­ство­вать ис­подтиш­ка. Я ис­пу­гал­ся и не смог да­же убить Дамб­лдо­ра! Ты это хо­тела ус­лы­шать?

Гла­за Гер­ми­оны ста­новят­ся ог­ромны­ми, слов­но вби­рая в се­бя в пос­ледний раз об­раз свет­ло­воло­сого пар­ня, и блед­ная улыб­ка, сов­сем не по­хожая на те сол­нечные, к ко­торым уже при­вык Дра­ко, сколь­зит по ее гу­бам.

— Ты сам приз­нал, что ты трус… но… я… я люб­лю те­бя, Мал­фой… люб­лю та­кого, ка­кой ты есть…

Сло­ва про­из­не­сены. Сло­ва ус­лы­шаны.

И сер­дца сту­чат так, что гул­ким эхом от­зы­ва­ет­ся все под­зе­мелье зам­ка, ко­торый слов­но за­та­ил ды­хание, наб­лю­дая за дву­мя людь­ми, ос­ме­лив­шимся сде­лать шаг навс­тре­чу друг дру­гу.

— Гер­ми­она…. — Дра­ко ед­ва ше­велит оне­мев­ши­ми гу­бами, — по­думай… по­думай хо­рошень­ко, за­думай­ся над тем, что ты ска­зала. Это не­воз­можно, ты не мо­жешь лю­бить ме­ня! Я Мал­фой, тот Мал­фой, ко­торо­го ты не­нави­дела, ко­торый об­зы­вал те­бя гряз­нокров­кой. Я не­нави­жу тво­их Пот­те­ра и У­из­ли. Я Мал­фой! Грей­нджер не мо­жет, не дол­жна лю­бить Мал­фоя… — го­лос Дра­ко па­да­ет до сдав­ленно­го ше­пота.

Де­вуш­ка мол­чит и, при­сев на кор­точки, ос­то­рож­но ду­ет на од­ну из све­чей, а за­тем, вып­ря­мив­шись, опус­ка­ет вы­тяну­тую ру­ку Дра­ко с вол­шебной па­лоч­кой. Вра­та в пос­ледний раз вспы­хива­ют баг­ро­вым ог­нем, а по­том на­чина­ют гас­нуть.

Тем­ные под­земные сво­ды древ­не­го зам­ка вдруг оза­ря­ют­ся чис­тым си­яни­ем се­рых и ка­рих глаз. Гла­за ве­дут без­мол­вный раз­го­вор, по­нят­ный толь­ко дво­им. Они спра­шива­ют, умо­ля­ют, сер­дятся, кля­нут­ся, обе­ща­ют, приз­на­ют­ся и сно­ва спра­шива­ют, и сно­ва кля­нут­ся. И все да­лекое, фан­тасти­чес­кое, нес­верши­мое, не­воз­можное ста­новит­ся близ­ким и воз­можным. Все то, на что не сме­ли они на­де­ять­ся, вдруг при­об­ре­та­ет яс­ные очер­та­ния. И ка­жет­ся, звез­ды мож­но дос­тать ру­кой, про­бежать­ся по ра­дуге, ус­лы­шать пе­ние си­них птиц и вы­соко взле­теть на силь­ных крыль­ях, од­них на дво­их.

«Я люб­лю те­бя!» — звон­ко взви­ва­ет­ся в пус­то­те го­лос, — «Я люб­лю те­бя! Ты да­ешь мне си­лы, вли­ва­ешь на­деж­ду, да­ришь теп­ло сво­ей ду­ши! Ты — мой свет, моя ра­дость и моя ве­ра!»

«Я люб­лю те­бя!» — пе­реп­ле­та­ет­ся с ним дру­гой го­лос, — «Я люб­лю те­бя! Без те­бя мне уже не про­жить и ми­нуты, и мир на­пол­ня­ет­ся зву­ками и крас­ка­ми, толь­ко ког­да ты ря­дом! Я люб­лю те­бя толь­ко за то, что ты — есть!»


* * *


Ог­ромная се­реб­ря­ная лу­на то­пит сво­им си­яни­ем ком­на­ту, от­ра­жа­ет­ся в ста­рин­ном зер­ка­ле и лю­бу­ет­ся сво­им двой­ни­ком. В приз­рачном лун­ном све­те все ка­жет­ся иным, ре­аль­ность обо­рачи­ва­ет­ся сказ­кой, сказ­ка прев­ра­ща­ет­ся в жизнь. А для дво­их, лю­бящих друг дру­га, вре­мя ос­та­нови­лось, мир пе­рес­тал что-ли­бо зна­чить. Се­реб­ристое си­яние сколь­зит по те­лам, ды­хание сме­шива­ет­ся и пре­рыва­ет­ся, и жгу­чее и неж­ное пла­мя сжи­га­ет обо­их. Лю­бовь на­пол­ня­ет воз­дух, све­тит­ся в лун­ных лу­чах, зве­нит и сто­нет, по­ет и ли­ку­ет. Это ее по­беда, ее три­умф.

Дра­ко бо­ит­ся по­шеве­лить­ся, что­бы не раз­бу­дить Гер­ми­ону. Он еще не мо­жет по­верить, он бо­ит­ся, что нас­ту­пит ут­ро, он прос­нется, и все ока­жет­ся сном. Пус­тым ми­ражом ока­жет­ся ее тя­жесть на его пле­че, лжи­вым ви­дени­ем — ее ли­цо так близ­ко от не­го. Он, за­та­ив ды­хание, смот­рит и не мо­жет отор­вать глаз — чуть-чуть дро­жат зуб­ча­тые те­ни от рес­ниц, гу­бы при­пух­ли от его не­ис­то­вых по­целу­ев, на ще­ке тем­ная прядь во­лос. Она ед­ва слыш­но взды­ха­ет во сне. Сер­дце Дра­ко про­пус­ка­ет удар. Не­уже­ли это прав­да? Она — его? Она лю­бит его? И лю­бит так, что ра­ди не­го от­ка­залась от все­го, что бы­ло ей до­рого? Не мо­жет быть!

Но это так.

Ее жиз­ни уг­ро­жа­ет смер­тель­ная опас­ность ря­дом с ним. Он дол­жен ее за­щищать, дол­жен обе­регать, та­кую неж­ную и та­кую сме­лую, та­кую хруп­кую и та­кую от­ча­ян­но храб­рую. Он дол­жен быть силь­ным, из­во­рот­ли­вым, хит­рым ра­ди нее, ра­ди них, ра­ди их бу­дуще­го, ко­торое по­ка еще слиш­ком зыб­ко и ту­ман­но. Он дол­жен всег­да быть на шаг впе­реди тех, кто хо­чет по­сяг­нуть на их счастье, а та­ких бу­дет не­мало. Он дол­жен бу­дет про­тивос­то­ять от­цу, Тем­но­му Лор­ду, их об­щес­тву, ко­торое вряд ли при­мет Гер­ми­ону в ка­чес­тве од­ной из сво­их. Он дол­жен бу­дет сде­лать мно­гое. Но стран­ным об­ра­зом это его нис­коль­ко не пу­га­ет. Нап­ро­тив, он чувс­тву­ет се­бя го­товым свер­нуть го­ры, под­нять и пос­та­вить на мес­то сам Мал­фой-Ме­нор. И все по­тому, что в его объ­ять­ях спит эта де­вуш­ка. Но в од­ном Дра­ко уве­рен — он ни за что на све­те не поз­во­лит, что­бы она по­жале­ла о сде­лан­ном вы­боре.

— Не смот­ри на ме­ня так стро­го, — ти­хий ше­пот Гер­ми­оны зас­тавля­ет его вздрог­нуть. Она, ока­зыва­ет­ся, не спит и сквозь по­лу­опу­щен­ные рес­ни­цы лу­каво блес­тит гла­зами.

— Я не стро­го.

— А как?

— О-бо-жа-ю-ще!

— Глу­пый…

— Я люб­лю те­бя. Так люб­лю, что мне ста­новит­ся страш­но… Я и вправ­ду трус, как ты ска­зала.

— Нет! — Гер­ми­она зак­ры­ва­ет его рот по­целу­ем, — я ска­зала это, что­бы ты опом­нился, что­бы по­нял, что мо­жешь опоз­дать, и мы оба сой­дем с ума от оди­ночес­тва сре­ди чу­жих лю­дей.

— Гер­ми­она, еще не поз­дно, еще есть вре­мя, мо­их ро­дите­лей по­ка нет в зам­ке, и ты мо­жешь ус­петь уй­ти…

Гер­ми­она дол­го мол­чит, а по­том ти­хо спра­шива­ет, зак­рыв гла­за:

— Ты хо­чешь это­го? Го­нишь ме­ня?

— Нет! Пой­ми, я го­ворю это, что­бы спас­ти те­бя. Ты да­же не пред­став­ля­ешь, как бу­дет труд­но. Да­же ес­ли Тем­ный Лорд бу­дет по-преж­не­му те­бе бла­гово­лить, об­щес­тво бу­дет об­ли­вать те­бя през­ре­ни­ем, ты для них так и ос­та­нешь­ся не­дос­той­ной. Я не смо­гу, ес­ли те­бе бу­дет пло­хо.

— Дра­ко, — Гер­ми­она при­под­ни­ма­ет­ся на лок­те и вни­матель­но смот­рит в его гла­за, — мои сло­ва не пус­той звук. Я люб­лю те­бя, по­нима­ешь? Толь­ко те­бя. Я знаю, что ждет ме­ня, и го­това на все. Я не уй­ду, я прос­то не смо­гу уй­ти, а по­том хо­дить, ды­шать, го­ворить, что-то де­лать… и все без те­бя…

По ще­ке Гер­ми­оны ска­тыва­ет­ся сле­зин­ка. И Дра­ко ви­нова­то уты­ка­ет­ся в ее пле­чо, чувс­твуя се­бя пос­ледним под­ле­цом.

— Прос­ти, я прос­то иди­от, жал­кий трус и мер­зкая сво­лочь. Это все пус­тое, я не смо­гу те­бя от­пустить. Ни за что. Ни­ког­да. Люб­лю те­бя и ни­кому не от­дам, слы­шишь?

— Слы­шу, — счас­тли­во шеп­чет Гер­ми­она, — я то­же… ни­ког­да… ни­кому… не от­да­вай ме­ня… дер­жи креп­че…


* * *


Алас­тор Грюм хло­па­ет две­рями, про­хажи­ва­ясь по сво­ему тес­но­му до­му. Из не­веро­ят­но зах­ламлен­ной сы­рой гос­ти­ной — на уто­па­ющую в гряз­ной по­суде не­оп­рятную кух­ню, из нее — в ка­бинет, бит­ком на­битый са­мыми раз­но­об­разны­ми ма­гичес­ки­ми ар­те­фак­та­ми. Тус­кло-жел­тым го­рит лам­па на сто­ле, и в ее све­те мут­но­вато поб­лески­ва­ют че­тыре Про­яви­теля вра­гов. Грюм, хро­мая, под­хо­дит к ок­ну и ос­то­рож­но раз­дви­га­ет за­навес­ки. Все ти­хо. Чет­вертый час, пре­дут­ренний, ког­да все вок­руг спит не то что глу­боким, глу­бочай­шим сном.

Так где же, черт по­дери, этот пар­ши­вый маль­чиш­ка?! Дик­ту­ет свои ус­ло­вия, об­го­вари­ва­ет об­сто­ятель­ства, наз­на­ча­ет вре­мя и все впус­тую?

Что-то слу­чилось? До сих пор он был пун­кту­ален не ху­же хог­варт­ских ча­сов, от­би­ва­ющих пе­реме­ны для из­можден­ных зна­ни­ями шко­ляров, но на прош­лой яв­ке выг­ля­дел нер­вным и ис­пу­ган­ным и то и де­ло ог­ры­зал­ся. Ес­ли стру­сил, то все по­летит в пре­ис­поднюю, но им не так-то лег­ко бу­дет дос­тать Гроз­но­го Гла­за, он ута­щит с со­бой ес­ли не всех этих по­дон­ков, то боль­шинс­тво.

А ес­ли не стру­сил, а все про­вали­лось? Впро­чем, о чем тут ду­мать? Фи­нал тот же.

Кто дер­нул его по­верить во­сем­надца­тилет­не­му юн­цу, сы­ну из­вес­тно­го Лю­ци­уса Мал­фоя, на ру­ке ко­торо­го кра­сова­лась Чер­ная Мет­ка? Не до кон­ца, ес­тес­твен­но, Алас­тор еще не спя­тил, но све­дения, дос­тавля­емые маль­чиш­кой, бы­ли слиш­ком цен­ны­ми, что­бы их иг­но­риро­вать. И не­мало­важ­но — они под­твержда­лись. А зна­чит, Дра­ко Мал­фой все-та­ки сто­ил кру­пицы до­верия.

Грюм осо­бо не за­думы­вал­ся над при­чина­ми, по­будив­ши­ми По­жира­теля Смер­ти, свя­зан­но­го с Вол­де­мор­том уза­ми креп­че, чем мать с мла­ден­цем, сде­лать столь оп­ро­мет­чи­вый шаг. Он пле­вать хо­тел на это­го маль­чиш­ку и его бе­зопас­ность. Но Мал­фой был по­ка по­лезен и ну­жен, по­ка ка­ким-то об­ра­зом вы­вер­ты­вал­ся, а ос­таль­ное бы­ло не важ­но. Хо­тя Грюм до­пус­кал, ко­неч­но, что фак­ти­чес­ки Мал­фой рис­ко­вал жизнью каж­дый раз, ког­да вы­ходил с ним на связь. Но он все-та­ки вы­ходил. Где-то раз в ме­сяц, иног­да ре­же. Па­рень с неп­ро­ница­емым ли­цом со­об­щал важ­ней­шие но­вос­ти, пе­реда­вал свит­ки, да­вал ко­ор­ди­наты и тут же ис­че­зал. Все за­нима­ло не боль­ше пя­ти-де­сяти ми­нут. И глав­ное — Грюм ни­как не мог от­сле­дить, от­ку­да он по­яв­лялся. Ни­каких ма­гичес­ких воз­му­щений прос­транс­тва, ни в од­ном, да­же свер­хчут­ком Про­яви­теле ни­чего не от­ра­жалось. Он слов­но сгу­щал­ся из пус­то­ты и в пус­то­те же рас­тво­рял­ся. Грюм знал свое де­ло, не­даром дос­лу­жил­ся до на­чаль­ни­ка Ав­ро­рата. Его дом был за­щищен мощ­ней­ши­ми зак­лять­ями, ни один маг не смог бы взло­мать за­щиту, будь то хоть сам Вол­де­морт, в этом Грюм мог пок­лясть­ся. Но этот маль­чиш­ка как-то су­мел. Впро­чем, Алас­тор по­доз­ре­вал, что в та­инс­твен­ных пе­реме­щени­ях Мал­фоя за­дей­ство­вана ка­кая-ни­будь древ­няя ро­довая ма­гия, по­тому что Мал­фой обыч­но по­яв­лялся толь­ко ту­да, где на­ходил­ся он сам, слов­но его при­тяги­вало имен­но к Алас­то­ру, а не к са­мому его до­му.

Мно­гое из све­дений ка­салось ли­бо его от­ца, ли­бо его са­мого. Маль­чиш­ка да­вал ком­про­мат на свою семью, но при этом его единс­твен­ным ус­ло­ви­ем бы­ла неп­ри­кос­но­вен­ность от­ца и ма­тери. Для се­бя он не вы­тор­го­вывал ни­каких ус­ло­вий. Слов­но ему бы­ло все рав­но — бу­дет он жить или ум­рет. И у Грю­ма про­тив во­ли по­яв­ля­лось не­кое по­добие ува­жения к это­му па­рень­ку.

Ед­ва Алас­тор до­сад­ли­во хло­па­ет ла­донью по сто­лу, на­мере­ва­ясь плю­нуть на все и лечь в пос­тель, как воз­дух в ком­на­те на­чина­ет зна­комо мер­цать, дро­жит в ма­реве и, сот­кавшись из го­лубых и алых искр, по­яв­ля­ют­ся две фи­гуры.

Две?! Так мер­за­вец все-та­ки пре­дал! От­лично, че­го еще мож­но ожи­дать от Мал­фоя?

Он стре­митель­но нап­равля­ет па­лоч­ку, и с губ уже поч­ти сры­ва­ет­ся зак­лятье, но тут од­на из фи­гур быс­тро ски­дыва­ет ка­пюшон ман­тии, и ста­рый Ав­рор ед­ва не те­ря­ет дар ре­чи.

— Гер­ми­она Грей­нджер?!

Де­вуш­ка де­ла­ет шаг впе­ред и тон­ким го­лосом про­из­но­сит:

— Здравс­твуй­те, Алас­тор.

— Нет, пос­той! — Грюм вновь вски­дыва­ет па­лоч­ку, — ко­го ты при­вел, уб­лю­док? По­из­де­вать­ся ре­шил?

Но де­вуш­ка под­ни­ма­ет ла­дони верх.

— Нет-нет, это на са­мом де­ле я, Гер­ми­она Грей­нджер. Мой Пат­ро­нус — выд­ра. На день рож­де­ния вы по­дари­ли мне ох­ранный аму­лет в ви­де се­реб­ря­ной чай­ки, ко­торый за­чаро­вали са­ми. Я тер­петь не мо­гу, ког­да ос­тавля­ют на сто­ле гряз­ные чаш­ки, и всег­да кри­чу на Ро­на, по­тому что толь­ко он это де­ла­ет. А еще мы за гла­за на­зыва­ем мис­те­ра Дир­борна Си­Ди, а вас — Гроз­ным Гла­зом.

— Мер­лин Всеб­ла­гой, Гер­ми­она, де­воч­ка, это ты?! — Грюм ко­выля­ет к де­вуш­ке, не­лов­ко об­ни­ма­ет, а Гер­ми­она уты­ка­ет­ся но­сом в его ста­рую клет­ча­тую ру­баш­ку, вды­хая зна­комый за­пах та­бака и чувс­твуя, как гла­за не­воль­но на­пол­ня­ют­ся сле­зами.

Это бу­дет труд­нее, чем она ду­мала.

Грюм тем вре­менем тря­сет ее, слов­но про­веряя, в по­ряд­ке ли она.

— Я пред­по­лагал, что это Он те­бя пря­чет. Это был Он, вер­но?

— Да, — шеп­чет де­вуш­ка, ук­радкой сма­хивая сле­зы, — там бы­ли По­жира­тели, я не смог­ла про­тив пя­терых.

Ав­рор с уг­ро­зой по­вора­чива­ет­ся к Дра­ко.

— Ты все знал?

— Знал, — хо­лод­но це­дит тот, — бо­лее то­го, она на­ходи­лась в мо­ем зам­ке.

— Был обыск!

— Это ни­чего не зна­чит, мис­тер Грюм. Ва­ши обыс­ки — все­го лишь пус­тая фор­маль­ность. Ес­ли мы хо­тим что-ни­будь спря­тать, по­верь­те, это­го ник­то не най­дет.

— Ах ты…

— Нет! — рез­ко пре­рыва­ет Грю­ма Гер­ми­она, — так бы­ло нуж­но. На мне бы­ло зак­лятье, я ни­чего не пом­ни­ла и не по­нима­ла, и за на­ми сле­дил сам Лорд. Дра­ко прос­то вы­жидал бо­лее бе­зопас­ный мо­мент.

— Что же, — слег­ка ос­ты­ва­ет Грюм, — жи­ва и здо­рова, и сла­ва Мер­ли­ну. А те­бя, де­воч­ка, Гар­ри с Ро­ном обыс­ка­лись. Ав­ро­рат на но­ги под­ня­ли, та­кую бу­чу ус­тро­или, что вся Ан­глия сот­ря­салась. Хо­рошие у те­бя друзья.

Ли­цо де­вуш­ки дер­га­ет­ся, и она ог­ля­дыва­ет­ся на Мал­фоя. Тот сто­ит, как вко­пан­ный, да­же на дюйм не сдви­нув­шись с то­го мес­та, на ко­тором по­явил­ся. Грюм жес­тко ос­ве­дом­ля­ет­ся:

— У те­бя что-то есть? Да­вай жи­вее. Я сам прос­ле­жу за тем, что­бы Гер­ми­она вер­ну­лась до­мой.

Но всту­па­ет Гер­ми­она, поч­ти та­кая же блед­ная, как Мал­фой, толь­ко гла­за ли­хора­доч­но свер­ка­ют, от­ра­жая свет лам­пы:

— Алас­тор, мне нуж­но кое-что ска­зать. По­жалуй­ста, про­шу вас прос­то при­нять мое ре­шение и не от­го­вари­вать. Я не вер­нусь.

Впер­вые на обе­зоб­ра­жен­ном ли­це ста­рого Ав­ро­ра она ви­дит вы­раже­ние глу­боко­го не­до­уме­ния. Вол­шебный глаз, пе­рес­тав вра­щать­ся в глаз­ни­це, смот­рит на нее, слов­но хо­чет прон­зить взгля­дом нас­квозь.

— Не по­нял, что?

— Я не вер­нусь, — как мож­но твер­же го­ворит она, с до­садой чувс­твуя, как в гор­ле дро­жит го­лос, — я ос­та­нусь с Дра­ко в Мал­фой-Ме­нор. Ес­ли Тем­ный Лорд не уви­дит ме­ня на при­еме, и я не при­сяг­ну Ему на вер­ность, то Дра­ко мо­жет по­гиб­нуть. А я не мо­гу это­го до­пус­тить.

— Да ка­кого де­мен­то­ра?! Ты са­ма от­прав­ля­ешь­ся в пасть это­му зме­его­лово­му уб­людку? Ты по­нима­ешь, на что идешь?

— Я все по­нимаю. Но не мо­гу ина­че. Я выб­ра­ла свой путь.

— Ка­кой путь?! На те­бе «Им­пе­ри­ус»? Ты же идешь на вер­ную ги­бель и рис­ку­ешь не толь­ко со­бой, но Ор­де­ном! Эта тварь пре­вос­ходно вла­де­ет лег­ги­лимен­ци­ей, и Ему не сос­та­вит ни­како­го тру­да нас унич­то­жить! — бу­шу­ет Грюм, от не­годо­вания то и де­ло уда­ряя ку­лаком по сто­лу, — а о ро­дите­лях по­дума­ла? Им ка­ково бу­дет? А о Гар­ри с Ро­ном?

— Я ска­жу ро­дите­лям («Как же не­выно­симо дер­жать го­лову так вы­соко!») поз­же и пос­та­ра­юсь за­щитить их. О том, что хра­нит­ся в мо­ей па­мяти, не уз­на­ет ник­то, будь­те уве­рены. Да­же Лорд, ко­торый де­ла­ет эти по­пыт­ки, но без­ре­зуль­тат­но. Ина­че вы бы все дав­но бы­ли схва­чены. А Гар­ри и Рон… мне очень жаль, они ни­чего не дол­жны знать. Вы са­ми это пой­ме­те. Я бу­ду по­могать Дра­ко, вдво­ем мы су­ме­ем де­лать боль­ше.

— Не по­нимаю и не же­лаю по­нимать! — Грюм тя­жело ды­шит, гля­дя на од­ну из сво­их луч­ших уче­ниц, по­давав­шую боль­шие на­деж­ды. Она мог­ла бы стать ве­лико­леп­ным ав­ро­ром, а кем те­перь бу­дет вмес­то это­го?

— Это ва­ше пра­во, — скло­ня­ет го­лову де­вуш­ка, — прос­то при­мите как дан­ность — я не вер­нусь.

Нет, не за­чаро­вана, сиг­наль­ные «но­уры» мол­чат. Зна­чит, это ее собс­твен­ное ре­шение?

— Но по­чему? По­чему, мо­жешь мне внят­но объ­яс­нить?

Вмес­то от­ве­та Гер­ми­она под­хо­дит к Мал­фою и вкла­дыва­ет ла­донь в его ру­ку. Очень прос­то и ес­тес­твен­но. Очень неж­но и до­вер­чи­во. Слов­но от­да­вая ему свою ру­ку, вве­ря­ет свою жизнь.

Грюм не­веря­ще ка­ча­ет го­ловой, чувс­твуя неп­ре­одо­лимое же­лание ог­лу­шить зак­лять­ем обо­их — Мал­фоя пин­ком от­пра­вить в его за­мок, а Грей­нджер не­мед­ленно дос­та­вить к Ка­радо­ку Дир­борну. Уж он бы втол­ко­вал и разъ­яс­нил ей что к че­му. Язык у Ка­радо­ка под­ве­шен, и он ни­ког­да не те­ря­ет хлад­нокро­вия. А у не­го са­мого, ка­жет­ся, сей­час моз­ги вски­пят. Ведь это­го — о чем он сей­час по­думал — не мо­жет быть! Что там у них тво­рит­ся, в кон­це кон­цов? Они что, оба рех­ну­лись? Да и ког­да ус­пе­ли? Что вбил ей в го­лову этот па­щенок, с ко­торо­го ста­нет­ся вес­ти двой­ную иг­ру?

Грюм ус­пел нем­но­го уз­нать Гер­ми­ону Грей­нджер, и это­го бы­ло дос­та­точ­но, что­бы сей­час от­четли­во по­нимать — ес­ли она что-то ре­шила, не от­сту­пит от это­го.

— Нам по­ра, — на­конец раз­лепля­ет гу­бы Мал­фой, все это вре­мя ни на миг не от­ры­вав­ший мут­но-се­рых глаз от Гер­ми­оны, — боль­ше не мо­гу.

Де­вуш­ка на про­щание ки­ва­ет ста­рому Ав­ро­ру и за­дер­жи­ва­ет взгляд, слов­но хо­чет что-то ска­зать, до­нес­ти не­выс­ка­зан­ное, не­поня­тое. Сно­ва мер­ца­ют го­лубые и алые ис­кры, и две фи­гуры, креп­ко дер­жа­щи­еся за ру­ки, ис­че­за­ют. А Грюм, все еще оше­лом­ленный, рас­те­рян­ный, смот­рит на вмя­тины в сто­ле.

Что те­перь де­лать? Жаль пар­ней, на са­мих се­бя не по­хожих, но нель­зя рис­ко­вать. Все дол­жно быть прав­до­подоб­но. Де­воч­ка пра­ва, он сра­зу уло­вил, что эта тай­на дол­жна быть сох­ра­нена толь­ко меж­ду ни­ми тре­мя. О Мал­фое и так ник­то не зна­ет. Что ж, те­перь не бу­дут знать и о Грей­нджер.

Од­на­ко, ка­кова дев­чонка! Храб­ра и ре­шитель­на, ни­чего не ска­жешь. Это­му от­прыс­ку гни­лого се­мей­ства не­веро­ят­но по­вез­ло, что она об­ра­тила на не­го свой взор. Но по­чему об­ра­тила имен­но на не­го? Вон У­из­ли на нее тут на­дышать­ся не мог, сей­час зем­лю но­сом ро­ет, хо­дит весь чер­ный. А ей Мал­фоя по­давай. Но уж ко­го-ко­го, а ее он ни в чем по­доз­ре­вать не мог, слиш­ком она бы­ла… чис­той, что ли? А пре­быва­ние в Мал­фой-Ме­нор, в кру­гу По­жира­телей Смер­ти, под неп­ре­рыв­ным над­зо­ром Вол­де­мор­та — мо­роз про­дира­ет по ко­же, уже луч­ше сра­зу па­лоч­ку к вис­ку и «Ава­да Ке­дав­ра».

Кто пой­мет этих ны­неш­них мо­лодых? Вро­де все по­нят­но, яс­но и чет­ко, но по­том вы­кинут ка­кой-ни­будь фор­тель, что и не сра­зу все рас­пу­та­ешь. В его вре­мя все бы­ло про­ще.

Он еще дол­го си­дит за сто­лом, об­хва­тив ру­ками ус­та­лую, раз­ди­ра­емую сом­не­ни­ями и не­раз­ре­шен­ны­ми воп­ро­сами, го­лову. За это вре­мя лу­на ус­пе­ла опус­тить­ся за кры­ши до­мов нап­ро­тив, звез­ды поб­ледне­ли и ис­та­яли в се­ро-го­лубо­ватом не­бе, ко­торое уже по­дер­ну­лось неж­ной зо­лотис­той дым­кой сол­нечно­го пред­вестия. Оче­ред­ной зим­ний день сме­нил мо­роз­ную ночь. А Алас­тор Грюм, все на све­те ис­пы­тав­ший ста­рый Ав­рор, не ве­рящий ни в дь­яво­ла, ни в бо­га, ни в Мер­ли­на, по­теряв­ший семью и мно­гих дру­зей, сам се­бе ка­зав­ший­ся бес­чувс­твен­ным пнем, про­сит ко­го-то, не зная, ко­го, прис­матри­вать за Гер­ми­оной Грей­нджер, этой су­мас­шедшей и от­ча­ян­но сме­лой де­воч­кой, шаг­нувшей в смер­тель­ную опас­ность.

Глава 18. Призраки прошлого и тени настоящего

В Ми­нис­терс­тве Ма­гии, в От­де­ле Не­выра­зим­цев, в прос­торном ка­бине­те на сто­ле пе­ред Ро­наль­дом У­из­ли ле­жала стоп­ка пи­сем, два из ко­торых бы­ли рас­пе­чата­ны. Од­но бы­ло приг­ла­шени­ем на свадь­бу — зо­лото букв яр­ко блес­те­ло на плот­ном кре­мово-бе­лом глян­це­вом пря­мо­уголь­ни­ке.

Мис­тер Си­мус Н. Фин­ни­ган и мисс Пад­ма Па­тил име­ют честь приг­ла­сить Вас и Ва­шу суп­ру­гу на свое бра­косо­чета­ние, ко­торое сос­то­ит­ся двад­цать де­вято­го ап­ре­ля се­го го­да по ад­ре­су: го­род Дуб­лин, пред­местье Нью-У­ол­лем, дом 17

За офи­ци­аль­ным то­ном скры­ва­ют­ся ве­селый го­лос Си­муса и ос­ле­питель­ная бе­лозу­бая улыб­ка Пад­мы:

«Рон, дру­жище, поп­ро­буй толь­ко не при­ехать, я те­бя ни­ког­да не про­щу!»

«Мы бу­дем так ра­ды те­бе и Га­би! Обя­затель­но при­ез­жай­те!»

И он был ис­крен­не рад за дру­зей, за то, что они на­конец ре­шились, при­няли прош­лое и пош­ли даль­ше.

Вто­рое пись­мо при­тяги­вало его взгляд са­мым кол­дов­ским об­ра­зом, и он сно­ва взял в ру­ки уже слег­ка по­мятый пер­га­мент.

«…а по­том он так от­шил Де­лэй­ни с его при­дур­ка­ми, что они прос­то впа­ли в сту­пор и чуть «в шта­ны не на­ложи­ли», как ори­гиналь­но вы­рази­лась Ли­ли. И те­перь Эд­вард, про­ходя ми­мо, толь­ко ки­да­ет ужас­но злоб­ные взгля­ды, но ни­чего не го­ворит!»

По­черк сы­на — пря­мой, ак­ку­рат­ный, бу­ков­ка к бу­ков­ке — сов­сем не по­хож на его собс­твен­ные ка­раку­ли.

Рон в ко­торый раз пе­речи­тал пись­мо, слов­но хо­тел вы­учить его на­изусть. Че­рез ог­ромное ок­но вры­валось ут­реннее сол­нце, хо­тя ка­бинет и на­ходил­ся на седь­мом под­земном эта­же. Ме­те­ома­ги се­год­ня в хо­рошем нас­тро­ении, раз так рас­ста­рались. Ко­сые лу­чи, в ко­торых пля­сали пы­лин­ки, пись­мо сы­на и приг­ла­шение стран­но до­пол­ня­ли друг дру­га и соз­да­вали осо­бую ат­мосфе­ру, в ко­торую про­тив во­ли пог­ру­жал­ся Рон. Прош­лое ос­то­рож­ны­ми ша­гами прок­ра­лось в ка­бинет и раз­верну­ло пе­ред ним свою нем­но­го по­тус­кнев­шую, но не ут­ра­тив­шую жи­вос­ти кра­сок кар­ти­ну.

* * *

Че­рез гряз­ное ок­но в прос­торную ком­на­ту ста­рин­но­го до­ма на Чес­ти­ти-Ве­ринг-ро­уд про­ника­ют уже по-осен­не­му тус­клые сол­нечные лу­чи. В сно­пах све­та пля­шут зо­лотые пы­лин­ки, в стек­ло бь­ет­ся и воз­му­щен­но жуж­жит му­ха. В ком­на­те пол­но лю­дей.

Рон си­дит, осед­лав стул у ок­на, и прос­матри­ва­ет «Про­рок». Статьи в этой дрян­ной га­зетен­ке ни­ког­да не от­ли­чались прав­ди­востью, но на этот раз она прос­то прев­зошла са­му се­бя. Рон с гне­вом чи­та­ет о том, как «Дос­то­поч­тенный мис­тер Лю­ци­ус Мал­фой, не­вин­но за­сажен­ный нес­коль­ко лет то­му на­зад без су­да и следс­твия в Аз­ка­бан и вы­пущен­ный че­рез год за не­дос­та­точ­ностью улик, внес щед­рый бла­гот­во­ритель­ный взнос в фонд Аз­ка­бана и по­сето­вал на не­совер­шенс­тво сов­ре­мен­ной су­деб­ной сис­те­мы, ко­торая в свое вре­мя на­дол­го отор­ва­ла его от семьи».

Га­зета в ру­ке шур­шит, сми­на­ясь, а Рон скри­пит зу­бами от лжи­вос­ти ут­вер­жде­ния о «не­вин­но за­сажен­ном» Мал­фое. Его сле­дова­ло сгно­ить в Аз­ка­бане, но пос­ле смер­ти Дамб­лдо­ра, бла­года­ря ал­чнос­ти и сле­поте не­кото­рых су­дей Ви­зен­га­мота, Лю­ци­ус Мал­фой вы­шел на сво­боду и щед­ро раз­да­вал день­ги нап­ра­во и на­лево, стре­мясь соз­дать имидж чес­тно­го и по­рядоч­но­го граж­да­нина.

Нас­то­ражи­ва­ет то, что в «Про­роке» все ча­ще и ча­ще по­яв­ля­ют­ся ста­тей­ки по­доб­но­го ро­да: о Нот­тах, Лей­нстрен­джах, Мак­Ней­рах, Розье, Рук­ву­дах. Мал­фо­ям во­об­ще бы­ла пос­вя­щена це­лая се­рия под­ха­лим­ных слез­ли­во-гнев­ных ма­тери­алов, при­зыва­ющих к яко­бы спра­вед­ли­вому рас­сле­дова­нию дел. И Рон прек­расно зна­ет, кто их кро­па­ет — мер­завка Ски­тер. Он поч­ти не сом­не­ва­ет­ся, что она сто­рон­ни­ца Вол­де­мор­та, Гар­ри то­же так ду­ма­ет. Зря они ее тог­да от­пусти­ли, си­дела бы жу­ком в бан­ке, грыз­ла се­бе листья и не пи­сала бы статьи, нас­квозь про­пах­шие об­ма­ном и грязью. Гер­ми­она бы­ла слиш­ком доб­ра к ней…

Рон вздра­гива­ет. Гер­ми­она… на­до пом­нить, что это имя — та­бу, его нель­зя ни про­из­но­сить, ни упо­минать. Гер­ми­она — крас­ный сиг­нал опас­ности, шлаг­ба­ум на пе­ре­ез­де. Они с Гар­ри пы­та­ют­ся от­ча­ян­но за­быть, что ког­да-то их бы­ло не двое, а трое… что все­го лишь ка­ких-то два го­да на­зад ря­дом с ни­ми всег­да бы­ла ка­рег­ла­зая де­вуш­ка с не­пос­лушны­ми во­лоса­ми, ко­торая веч­но чи­тала им но­тации, и от зву­ков го­лоса ко­торой сер­дце у не­го в гру­ди за­мира­ло. На­до за­быть… за­быть…

От мыс­лей его от­ры­ва­ют гром­кие кри­ки. Это Пад­ма Па­тил кри­чит на сес­тру Пар­ва­ти, раз­ма­хивая ру­ками:

— Ты дол­жна у­ехать! Как ты не по­нима­ешь, ду­роч­ка? Здесь те­бе не мес­то!

Пар­ва­ти в свою оче­редь ре­шитель­но скре­щива­ет ру­ки на гру­ди и ка­тего­рич­но че­канит:

— Не. У­еду. Ни. За. Что. И. Ни­ког­да. Да­же не уго­вари­вай!!!

Сес­тры не­году­юще свер­лят друг дру­га взгля­дами, по­хожие, с оди­нако­выми жгу­чими гла­зами, смуг­лым ру­мян­цем и смо­ляны­ми чер­ны­ми во­лоса­ми. Толь­ко у Пар­ва­ти они зап­ле­тены в длин­ню­щую ко­су с ру­ку тол­щи­ной, а у Пад­мы заб­ра­ны в ко­рот­кий, смеш­но тор­ча­щий хвос­тик.

— Ска­жи что-ни­будь! — Пад­ма рез­ко дер­га­ет Си­муса Фин­ни­гана, роб­ко топ­чу­щего­ся ря­дом.

Си­мус с го­тов­ностью под­да­кива­ет:

— До­рогая, пой­ми, это единс­твен­но пра­виль­ный вы­ход. Ты дол­жна у­ехать. Мы за те­бя очень бес­по­ко­им­ся, я се­бя не про­щу, ес­ли с то­бой что-ни­будь слу­чит­ся.

Опять всту­па­ет Пад­ма:

— Там бе­зопас­но! Здесь Мер­лин зна­ет, что слу­чит­ся на сле­ду­ющий день, а в Де­ли ма­ма с па­пой о те­бе по­забо­тят­ся.

Из кра­сивых уст Пар­ва­ти Фин­ни­ган сры­ва­ют­ся са­мые гряз­ные, са­мые неп­ри­лич­ные ру­гатель­ства, ко­торые, на­вер­ное, и не каж­дый пор­то­вый груз­чик зна­ет. Си­мус крас­не­ет, как рак, а сес­тра шо­киро­ван­но то от­кры­ва­ет, то зак­ры­ва­ет рот. При­сутс­тву­ющие ста­ра­ют­ся де­лать вид, что ни­чего не ви­дят и не слы­шат, и пря­чут ус­мешки. Все зна­ют при­чину их ссо­ры. Пар­ва­ти бе­ремен­на, и Пад­ма, бес­по­ко­ясь за нее и еще не­рож­денно­го ре­бен­ка, хо­чет от­пра­вить ее к ро­дите­лям в Ин­дию. Си­мус, с од­ной сто­роны, то­же бо­ит­ся за же­ну, но, с дру­гой, ему не хо­чет­ся от­пускать ее так да­леко от се­бя. Они спо­рят уже вто­рую не­делю, и по­ка Пар­ва­ти не от­сту­па­ет. Пад­ма зла на Си­муса, счи­тая, что он эго­ис­тично не поз­во­ля­ет же­не у­ехать.

Рон ог­ля­дыва­ет ком­на­ту. В са­мой боль­шой гос­ти­ной до­ма, не­ког­да при­над­ле­жав­ше­го Адо­нису Мак­Го­нагал­лу, бра­ту ди­рек­три­сы Хог­вар­тса (они так и не по­няли, что с ним про­изош­ло, по­чему дом сто­ял пус­тым и заб­ро­шен­ным?), они ус­тро­или что-то вро­де ком­на­ты от­ды­ха или пред­банни­ка пе­ред вы­зовом к на­чаль­ству, ста­щив со всех ком­нат мяг­кие ди­ваны, крес­ла и по­душ­ки и вы­неся гро­моз­дкие шка­фы и сто­лы. Те­перь здесь не то что­бы у­ют­но, но пе­режи­дать мож­но.

При­сутс­тву­ющие здесь вол­шебни­ки — все ав­ро­ры, сов­сем еще мо­лодые, но у них уже не­малый опыт борь­бы с По­жира­теля­ми Смер­ти Вол­де­мор­та. Алас­тор Грюм зо­вет их «на­деж­дой сво­бод­ной ма­гии», пря­ча до­воль­ную улыб­ку в от­ра­щен­ные усы, что, впро­чем, не ме­ша­ет ему го­нять их до седь­мо­го по­та на тре­ниров­ках по фи­зичес­кой под­го­тов­ке и от­ра­баты­ванию зак­ля­тий, нев­зи­рая на пол, сос­то­яние здо­ровья и про­чие ме­лочи. Сей­час они ждут ежед­невной пла­нер­ки, но Гроз­ный Глаз из­во­лит меш­кать.

Не­вилл Лон­гбот­том и Лу­на Лав­гуд си­дят вмес­те в од­ном крес­ле и сквозь оче­ред­ные жут­ко­вато­го ви­да оч­ки рас­смат­ри­ва­ют ил­люс­тра­цию в «При­дире». Ин­те­рес­но, о чем Лу­на вче­ра би­тый час бол­та­ла с Га­би, ки­дая на не­го та­кие взгля­ды, что хо­телось сквозь зем­лю про­валить­ся?

Слов­но по­чувс­тво­вав, что он о ней вспом­нил, в ком­на­ту яр­кой ве­сен­ней ба­боч­кой впар­хи­ва­ет Габ­ри­эль. Она сра­зу на­ходит его взгля­дом и си­яет всем ли­чиком. Он до сих пор каж­дый раз удив­ля­ет­ся счас­тли­вой ра­дос­ти, вспы­хива­ющей в гла­зах этой де­воч­ки-по­лувей­лы, ког­да он все­го лишь ска­жет ей сло­во, на­кинет на пле­чи свою кур­тку, ук­ры­вая от ве­чер­ней прох­ла­ды, ми­мохо­дом по­целу­ет в ви­сок, спе­ша на оче­ред­ное за­дание.

— Что вы де­ла­ете? — она под­хо­дит к не­му и це­лу­ет, об­вив шею ру­ками.

— Ни­чего, ждем.

Га­би за­водит ка­кой-то лег­кий, бес­темный раз­го­вор. Она так мо­жет, у нее счас­тли­вое свой­ство ха­рак­те­ра — нес­ти ми­лую ерун­ду, ни­кого при этом не раз­дра­жая и не оби­жая.

Си­мус с Пар­ва­ти про­дол­жа­ют свое сер­ди­тое пре­пира­тель­ство, отой­дя в уго­лок. Пад­ма ярос­тно ки­ва­ет на каж­дое сло­во Си­муса. По­хоже, он все-та­ки при­нял ре­шение.

Хан­на Эб­бот, Эр­ни Мак­Миллан, Эн­то­ни Голд­стейн и Сь­юзен Бо­унс за­те­яли ка­кой-то спор, при­чем де­вуш­ки друж­но на­пада­ют на пар­ней, а те пы­та­ют­ся от­бить­ся.

Хруп­кая ма­лень­кая Сал­ли-Энн Перкс ка­жет­ся еще мень­ше в объ­ять­ях креп­ко­го пле­чис­то­го Оли­вера Ву­да; она сон­но прик­ры­ла гла­за, а Оли­вер чуть ука­чива­ет ее, слов­но ре­бен­ка.

Зак Смит что-то ти­хо рас­ска­зыва­ет куд­ря­вой Ма­ри­эт­те, под­ру­ге Чжоу Чанг. Рон тер­петь не мо­жет ни За­ка, ни Ма­ри­эт­ту, ед­ва вы­нося их при­сутс­твие, хо­тя ни тот, ни дру­гая не да­ли по­вода усом­нить­ся в их вер­ности Ор­де­ну.

Са­ма Чжоу сто­ит у дру­гого ок­на, за­дум­чи­во вы­писы­вая узо­ры на пыль­ном стек­ле. За ней нап­ря­жен­но наб­лю­да­ет Май­кл Кор­нер.

Мо­раг Мак­Ду­гал, Тер­ри Бут и Джас­тин Финч-Флет­чли в сто­рон­ке до­водят до ав­то­матиз­ма при­мене­ние Щи­товых чар. Мо­раг сре­ди них единс­твен­ная сли­зерин­ка. Од­нажды Грюм прос­то пред­ста­вил им мис­те­ра Дун­ка­на Мак­Ду­гала и его дочь и ска­зал, что от­ны­не они то­же чле­ны Ор­де­на. Мо­раг учи­лась вмес­те с Ро­ном и Гар­ри на од­ном кур­се, но они по­чему-то ее со­вер­шенно не пом­ни­ли. Она всег­да мол­ча­лива, да­же уг­рю­ма. Ше­потом го­ворят, что Вол­де­морт нас­мерть за­мучил мис­сис Мак­Ду­гал на гла­зах у до­чери и му­жа. И что пос­леднее смер­тель­ное зак­лятье он зас­та­вил про­из­нести мис­те­ра Мак­Ду­гала, дер­жа под при­целом сво­ей па­лоч­ки Мо­раг. Ник­то не знал, как им уда­лось сбе­жать, но они по­яви­лись в Ор­де­не, и во­лосы де­вят­надца­тилет­ней Мо­раг бы­ли та­кими же се­дыми, как у ее от­ца. Од­нажды Ро­ну до­велось быть с ней на за­дании, и он не мог за­быть бе­шено по­лыхав­ший огонь не­навис­ти в чер­ных гла­зах де­вуш­ки, ког­да она нап­равля­ла па­лоч­ку на бе­зоб­разные мас­ки. Он тог­да еле ута­щил ее, а она рва­лась в бой, уже обес­си­лен­ная, с мно­гочис­ленны­ми ра­нами от зак­ля­тий.

Хо­тя нет, Мо­раг не единс­твен­ная сли­зерин­ка, бы­ла еще Аде­ла­ида. Где-то пол­го­да на­зад Тер­ри и То­ни нат­кну­лись ве­чером на ули­це на де­вуш­ку в ман­тии, ко­торая без­думно бре­ла, на­тыка­ясь на про­хожих, и на ко­торую все по­казы­вали паль­цем. Пар­ни ре­шили, что она под «Им­пе­ри­усом» или «Об­ли­ви­эй­том», и при­вели в штаб-квар­ти­ру. Де­вуш­ка ни­кого не уз­на­вала, ни­чего не го­вори­ла. И они ее не зна­ли. Все про­яс­ни­лось с при­ходом Мак­Го­нагалл. Ед­ва уви­дев ди­рек­три­су Хог­вар­тса, де­вуш­ка раз­ра­зилась бур­ны­ми ры­дани­ями и на­чала бес­связ­но, но го­рячо рас­ска­зывать. Из ее сбив­чи­вого рас­ска­за они у­яс­ни­ли, что она бы­ла млад­шей до­черью Роль­фа Лей­нстрен­джа, бра­та Ру­доль­фа Лей­нстрен­джа, учи­лась в Хог­вар­тсе на шес­том кур­се, тай­ком встре­чалась с пар­нем-од­но­кур­сни­ком из маг­лов. Отец и дя­дя, уз­нав о по­зоре семьи, за­точи­ли ее в собс­твен­ной ком­на­те. Ей уда­лось сбе­жать, но она ни­чего не зна­ла о бес­след­но про­пав­шем Джо­не, сво­ем пар­не, и со­вер­шенно не пред­став­ля­ла, ку­да ей ид­ти. Мак­Го­нагалл заб­ра­ла ее с со­бой, по­обе­щав, что за ней бу­дет над­ле­жащий уход у ма­дам Пом­фри. Бед­ная де­вуш­ка не мог­ла по­верить, что она бу­дет в бе­зопас­ности, и сно­ва и сно­ва за­лива­лась сле­зами. Они ред­ко ее ви­дят, в ос­новном Аде­ла­ида жи­вет в Шко­ле, став по­мощ­ни­цей ма­дам Пом­фри.

Поч­ти все ав­ро­ры от­ря­да на мес­те. Не по­дош­ли толь­ко Фред с Джор­джем; на­вер­ня­ка, мо­та­ют­ся по де­лам ма­гази­на, ко­торый они так и не зак­ры­ли, нес­мотря на уго­воры и сле­зы ма­тери.

Нет еще и Гар­ри с Джин­ни. Рон не­воль­но ус­ме­ха­ет­ся. Он зна­ет, по­чему они се­год­ня опаз­ды­ва­ют. Вче­ра они ужи­нали у ро­дите­лей. Ма­ма, на­вер­ня­ка, ед­ва уви­дев Гар­ри, на­чала при­читать, что он-де по­худел до бе­зоб­ра­зия, что Джин­ни его не кор­мит, а ес­ли она уг­ля­дела не­дос­та­ющую пу­гови­цу на ру­баш­ке, то раз­ра­зилась мо­ноло­гом о бес­хо­зяй­ствен­ности до­чери, за ко­торую ей стыд­но. Джин­ни тут же вспы­хива­ет и ехид­но ос­ве­дом­ля­ет­ся: чья она, в кон­це кон­цов, мать — ее, Джин­ни, или Гар­ри. По­том ма­ма обя­затель­но вспом­нит, что ее единс­твен­ная дочь жи­вет во гре­хе, от­че­го Гар­ри, по­баг­ро­вев, как свек­ла, ста­ра­ет­ся не­замет­но спол­зти под стол или слить­ся со сте­нами. Раз­гне­ван­ная Джин­ни, не вы­дер­жав, ос­кор­блен­но та­щит Гар­ри к ка­мину. Отец ма­шет ру­ками, ста­ра­ясь раз­ре­шить все мир­ным пу­тем, Гар­ри ви­нова­то и сум­бурно пы­та­ет­ся из­ви­нить­ся, ма­ма в го­рес­тном не­до­уме­нии от крат­кости их ви­зита, а до­ма Джин­ни оби­жа­ет­ся на за­меча­ние Гар­ри о том, что ей нуж­но быть по­мяг­че с ма­терью. Впро­чем, дол­го на не­го она сер­дить­ся не мо­жет, и при­мире­ние бы­ва­ет бур­ным.

Рон еще раз оки­дыва­ет взгля­дом ком­на­ту. Поч­ти все они вхо­дили ког­да-то в ОД, от­ряд Дамб­лдо­ра, как на­ив­но, но точ­но на­зыва­ли они се­бя в Хог­вар­тсе. И мно­гих уже нет с ни­ми. Нет Ди­на То­маса. Нет Али­сии Спин­нет и Кэ­ти Белл. Нет ве­село­го дру­га близ­не­цов Ли Джор­да­на. Он по­гиб год на­зад, прик­ры­вая Ла­ван­ду Бра­ун, ко­торая все-та­ки не су­мела увер­нуть­ся от смер­тель­но­го лу­ча. Нет Дэн­ни­са Кри­ви, ко­торо­го под­сте­рег­ли у са­мого до­ма и уби­ли обык­но­вен­ным маг­лов­ским но­жом, но ник­то не сом­не­вал­ся, что это бы­ли По­жира­тели. И нет с ни­ми Гер­ми­оны, той, ко­торая и пред­ло­жила это наз­ва­ние, ко­торая бы­ла идей­ным вдох­но­вите­лем ОД…

Рон стис­ки­ва­ет зу­бы. Опять и опять Гер­ми­она. По­чему он не мо­жет вы­жечь ее имя из па­мяти, отор­вать и выб­ро­сить, слов­но не­нуж­ный лис­ток бу­маги? Как же креп­ко она вош­ла в не­го, в каж­дую кле­точ­ку те­ла, в каж­дую кап­лю кро­ви, в каж­дый вдох и вы­дох!

Как всег­да за­полош­но, вры­ва­ет­ся Ко­лин.

— Гроз­ный Глаз зо­вет, до­несе­ния от ла­зут­чи­ков!

Все ожив­ля­ют­ся и вска­кива­ют на но­ги. Грюм ждет их в смеж­ной ком­на­те, в ко­торой сто­ит шат­кий по­лураз­ва­лив­ший­ся стол и ку­ча не ме­нее вет­хих стуль­ев. Они рас­са­жива­ют­ся как мож­но ос­то­рож­нее. Пар­ва­ти и Си­мус все еще пе­реру­гива­ют­ся, но Гроз­ный Глаз бро­са­ет на них свой фир­менный взгляд, и они ви­нова­то умол­ка­ют. В ком­на­те еще Дир­борн, Брус­твер, че­та Лю­пин, Билл, Хаг­рид и… Пер­си! Не­веро­ят­но ус­та­лый, весь по­мятый, в гряз­ной одеж­де, с ка­ким-то не­выра­зитель­но-се­рым ли­цом. А еще у сто­ла пе­реми­на­ет­ся с но­ги на но­гу вол­шебник в пот­ре­пан­ной ман­тии, ма­лень­кий и ка­кой-то смор­щенный, слов­но ле­тучая мышь. Ря­дом с ним ку­кожит­ся Доб­би, оде­тый в не­из­менную рва­ную на­волоч­ку.

Рон ки­да­ет хо­лод­ный взгляд на Пер­си. Они все еще поч­ти не об­ща­ют­ся. Что он здесь де­ла­ет?

Грюм при­под­ни­ма­ет­ся, тя­жело опи­ра­ясь на свою де­ревяш­ку, и глу­хо го­ворит:

— По по­лучен­ным се­год­ня от мис­те­ра Кри­га (ки­вок в сто­рону “Ле­тучей мы­ши”) све­дени­ям, ко­торые бы­ли под­твержде­ны мис­те­ром У­из­ли (взгляд на Пер­си), Вол­де­морт пе­решел в нас­тупле­ние. Бук­валь­но час на­зад он и от­ряд По­жира­телей вор­ва­лись в Ми­нис­терс­тво, уби­ли Ми­нис­тра Скрим­дже­ра и мно­гих ми­нис­тер­ских ра­бот­ни­ков. Вол­де­морт объ­явил се­бя еди­нолич­ным пра­вите­лем ма­гичес­кой Ан­глии.

В ком­на­те во­царя­ет­ся ти­шина. Та­кая, что слыш­но, как бь­ют­ся сер­дца в еди­ном рит­ме.

Тук-тук.

Что бу­дет?

Тук-тук.

Что бу­дет с на­ми?

Тук-тук.

Что бу­дет со все­ми?

Тук-тук.

Как жить даль­ше?

Ка­радок Дир­борн про­дол­жа­ет:

— Мы все пе­рехо­дим на не­легаль­ное по­ложе­ние. Без сом­не­ния, уже сей­час По­жира­тели Смер­ти ищут нас, но я ве­рю, наш Ор­ден Фе­ник­са бу­дет про­дол­жать свою борь­бу. На­до на­де­ять­ся и… — без­ру­кий маг осе­ка­ет­ся.

Что он еще мо­жет ска­зать этим мо­лодым вол­шебни­кам, ко­торые уже не раз встре­чались со смертью на сво­ем пу­ти, но твер­до шли впе­ред, па­дая, те­ряя дру­зей и близ­ких, уве­рен­ные в сво­ей пра­воте и тя­нущи­еся к све­ту на­деж­ды? Он пы­та­ет­ся по ли­цам си­дящих в этой ком­на­те про­читать их чувс­тва.

Мо­лодые ав­ро­ры мол­чат. Но не от стра­ха. Нет. К это­му ис­хо­ду они бы­ли го­товы. Все де­ло шло к это­му. Они мол­чат и ли­хора­доч­но вспо­мина­ют, на­деж­но ли ук­ры­ты их близ­кие, по­тому что Вол­де­морт всег­да бь­ет по сла­бос­ти че­лове­ка, об­ры­вая од­ним ма­хом его лю­бовь и при­вязан­ность и пог­ру­жая в пу­чину от­ча­яния и без­на­деж­ности. Си­мус сжи­ма­ет ру­ку Пар­ва­ти так, что та ой­ка­ет, но не от­ни­ма­ет. Рон чувс­тву­ет, как су­дорож­но и пре­рывис­то взды­ха­ет ря­дом Га­би, и по­вора­чива­ет­ся к ней, но его дер­га­ет за шта­нину Доб­би.

— Сэр друг Гар­ри Пот­те­ра, у ме­ня есть, что ска­зать вам.

— Мне?

— Да, вам и сэ­ру Гар­ри Пот­те­ру.

— Его по­ка нет.

— Я ска­жу вам. Пло­хая, пло­хая весть.

— Да что же? Го­вори быс­трее!

— Сэр, мисс, ва­ша мисс…

Рон в не­тер­пе­нии тря­сет до­мови­ка.

— Ка­кая мисс? Доб­би, я сей­час те­бя при­душу!

— Ва­ша мисс, Гер­ми­она… — пи­щит по­луза­душен­ный до­мовик и гро­ха­ет­ся на пол, по­тому что у Ро­на вмиг сла­бе­ют паль­цы.

— Что с Гер­ми­оной? — го­лос ка­кой-то скри­пучий и шер­ша­вый.

— Она… она выш­ла за­муж за мо­лодо­го Мал­фоя! — вы­пали­ва­ет на од­ном ды­хании Доб­би.

В ком­на­те во­царя­ет­ся ти­шина. Все взо­ры воль­но или не­воль­но об­ра­щены к Ро­ну. Кто-то не удер­жи­ва­ет­ся:

— Как?! В га­зетах ни­чего, и слу­хи да­же не хо­дили…

— По­мол­вка бы­ла очень ти­хая, и вен­ча­ние бы­ло скром­ное, толь­ко Тем­ный Гос­по­дин и са­мые близ­кие. Пар­кинсо­ны не бы­ли приг­ла­шены, зли­лись и го­вори­ли, что мисс Гер­ми­она гряз­нокров­ка, ко­торая по­зорит род Мал­фо­ев. Они удив­ля­лись, как Гос­по­дин та­кое до­пус­тил, что Гос­по­дин слиш­ком ей бла­гово­лит, и…

— Зат­кнись! Слы­шишь, зат­кнись!

Рон шеп­чет, а ему ка­жет­ся, что кри­чит во все гор­ло. Он не­ме­ет, глох­нет и слеп­нет. Мир вок­руг су­жива­ет­ся до раз­ме­ров этой ком­на­ты, свер­ты­ва­ет­ся в ту­гой ко­кон, плот­но обер­нув его. В ушах пог­ре­баль­ным зво­ном бь­ют сва­деб­ные ко­локо­ла. В гла­зах пле­щет­ся баг­ря­ное ма­рево, зас­ти­лая лю­дей, гряз­ные об­шарпан­ные сте­ны, об­висшие, не­ког­да рос­кошные бар­хатные порть­еры на ок­нах. Ему ка­жет­ся, что все при­сутс­тву­ющие в этой ком­на­те ца­рапа­ют его об­жи­га­юще-со­чувс­твен­ны­ми взгля­дами.

— Прос­ти­те, мы опоз­да­ли! — в дверь вры­ва­ют­ся Гар­ри с Джин­ни.

Гар­ри с по­рога буд­то спо­тыка­ет­ся, уви­дев ли­цо Ро­на. Им то­роп­ли­во пе­рес­ка­зыва­ют по­лучен­ные но­вос­ти. Джин­ни вскри­кива­ет и тут же за­жима­ет ру­кой рот. А Гар­ри мол­ча смот­рит на дру­га, ка­жет­ся, да­же не об­ра­тив вни­мания на вес­ти о том, что Вол­де­морт зах­ва­тил власть над ма­гичес­кой Ан­гли­ей.

— Ког­да это бы­ло? — спра­шива­ет кто-то очень жес­то­кий.

— Где-то в се­реди­не ав­густа, точ­но не знаю, — до­мовик раз­во­дит ру­ками.

— А се­год­ня ка­кое чис­ло?

— Де­вят­надца­тое сен­тября, — да­та ок­ругло плы­вет по ком­на­те.

Де­вят­надца­тое сен­тября.

День по­беды Вол­де­мор­та.

День рож­де­ния Гер­ми­оны.

Ей ис­полни­лось двад­цать лет.

И она боль­ше ме­сяца за­мужем за Мал­фо­ем.

Рон сле­по вы­ходит в две­ри, и Гар­ри ухо­дит за ним. Габ­ри­эль что-то кри­чит, изум­ленно гу­дит Хаг­рид, ос­таль­ные ра­зом на­чина­ют го­ворить, шар­ка­ют стуль­ями, но ти­хий го­лос Джин­ни по­чему-то пе­рек­ры­ва­ет всех:

— Ос­тавь­те их! Они дол­жны са­ми спра­вить­ся с этим.

Грюм обо­ими гла­зами, и обык­но­вен­ным, и вол­шебным, про­вожа­ет их.

Гар­ри и Рон вы­ходят из до­ма, идут по ули­це. По­том мет­ро, сно­ва ули­ца. По­ворот нап­ра­во, ста­рый бар с за­бав­ным наз­ва­ни­ем «Ве­селая мет­ла». А их «Ды­рявый ко­тел» прев­ра­тил­ся в ру­ины пос­ле од­ной стыч­ки с По­жира­теля­ми. Бар­мен «Ве­селой мет­лы» Сид удив­ленно смот­рит им вслед. Вы­ход в Ко­сой Пе­ре­улок. Они идут по пус­тынной улоч­ке, по ко­торой с ог­лядкой про­бега­ют ред­кие про­хожие, ве­тер не­сет пыль и су­хие листья. До­ходят до ка­фе Фло­ри­ана Фор­тескью, ко­торое сто­ит зак­ры­тым уже нес­коль­ко лет, на тер­ра­се сох­ра­нил­ся толь­ко один стол и три кол­че­ногих сту­ла. Здесь они наз­на­чали встре­чи пос­ле ка­никул, от­сю­да от­прав­ля­лись де­лать по­куп­ки к но­вому учеб­но­му го­ду. И это ИХ стол, за ко­торым они всег­да си­дели, ла­комясь чу­дес­ным мо­роже­ным. Вот и ИХ ини­ци­алы, вы­резан­ные Ро­ном, за что его от­ру­гала Гер­ми­она:

«Ты как не­разум­ный ре­бенок, чес­тное сло­во»

А он шут­ли­во оп­равды­вал­ся, вов­се не чувс­твуя се­бя ви­нова­тым:

«Да лад­но, тут уже ку­ча лю­дей от­ме­тилась. Смот­ри, все из­ре­зано. Ого, по-мо­ему, да­же Пер­си ру­ку при­ложил, уз­наю его по­черк. А здесь ка­кая кал­лигра­фия, поч­ти ру­ны! Гар­ри, ты не зна­ешь ни­кого с ини­ци­ала­ми СС и НБ?»

«Се­верус Снейп?» — пред­по­ложил Гар­ри, и все трое взор­ва­лись хо­хотом, жи­во пред­ста­вив уг­рю­мого зель­ева­ра в не­из­менной чер­ной ман­тии, при­леж­но вы­цара­пыва­юще­го свое имя на сто­лике в ве­селом ка­фе.

Рон са­дит­ся на один из стуль­ев, Гар­ри на дру­гой. Тре­тий пуст. А рань­ше он был за­нят де­воч­кой, ко­торая да­же на ка­нику­лах во Фран­ции умуд­ря­лась за­нимать­ся. Как час­то они под­шу­чива­ли на ней, а она лишь от­ма­хива­лась, зап­равляя не­пос­лушную прядь за ухо и по­тяги­вая че­рез со­ломин­ку кок­тей­ль…

Рон со сто­ном ро­ня­ет го­лову на ру­ки и пла­чет. Впер­вые пе­ред дру­гом. Не стес­ня­ясь. По­тому что боль­ше нет сил мол­чать, де­лать вид, что все в по­ряд­ке, что они взрос­лые, все по­нима­ющие лю­ди, а где-то да­леко-да­леко в са­мом ук­ромном угол­ке из­му­чен­но­го сер­дца та­ит­ся от­ча­ян­но-бе­зум­ная, го­рячая на­деж­да, что все про­изо­шед­шее за эти страш­ные го­ды вдруг ока­жет­ся прос­то сном, от ко­торо­го мож­но бу­дет оч­нуть­ся. Но сей­час при­ходит осоз­на­ние, что из это­го ад­ско­го кош­ма­ра они уже ни­ког­да не выр­вутся. Это их прок­ля­тие.

И по его ще­кам бе­гут не сле­зы, а кровь, в ко­торую вош­ла Гер­ми­она, ед­кая кис­ло­та, ко­торая вы­жига­ет его ду­шу и сер­дце из­нутри. Он пы­тал­ся за­быть ее, воз­не­нави­деть, но как мож­но не­нави­деть се­бя? Ведь Гер­ми­она в нем, в каж­дой его кле­точ­ке, в каж­дой кап­ле кро­ви, в каж­дом вдо­хе и вы­дохе

— ПО­ЧЕМУ? — Рон кри­чит, за­дыха­ясь от ры­даний.

Но сол­нце рав­но­душ­но ос­ве­ща­ет за­коло­чен­ное ка­фе, двух мо­лодых муж­чин, си­дящих за сто­ликом на тер­ра­се, и мол­чит. Ка­кое сол­нцу де­ло до за­бот и го­рес­тей зем­ных лю­дей?

— ПО­ЧЕМУ? ПО­ЧЕМУ? ПО­ЧЕМУ? — он пов­то­ря­ет и пов­то­ря­ет свой воп­рос, ко­торо­му нет от­ве­та.

И не чувс­тву­ет, как лас­ко­вые ру­ки пы­та­ют­ся об­нять его, как кто-то ря­дом что-то шеп­чет, быс­тро и не­раз­борчи­во, по­целу­ями осу­шая мок­рое ли­цо. Он смот­рит и не уз­на­ет Габ­ри­эль, из прек­расных го­лубых глаз ко­торой то­же бе­гут сле­зы, но она уп­ря­мо раз­жи­ма­ет его стис­ну­тые в ку­лаки ру­ки, це­лу­ет его в гла­за, гу­бы, лоб, и пов­то­ря­ет, слов­но мо­лит­ву:

— Я люб­лю те­бя. Я люб­лю те­бя. Я люб­лю те­бя. Я люб­лю те­бя!

Я люб­лю те­бя. Сло­ва про­ника­ют в мозг, в сер­дце, на­питы­ва­ют це­леб­ной си­лой от­равлен­ную кровь, и мир вок­руг, вздрог­нув, пос­те­пен­но ожи­ва­ет и на­пол­ня­ет­ся зву­ками. Ве­тер сно­ва про­бега­ет по кры­ше ка­фе, иг­рая с осы­па­ющей­ся че­репи­цей.

Я люб­лю те­бя. И Рон чувс­тву­ет прох­ладное теп­ло осен­не­го сол­нца на ли­це.

Я люб­лю те­бя. Вда­леке хло­па­ет дверь ка­кого-то ма­гази­на.

Я люб­лю те­бя. Тре­вож­но цо­ка­ет каб­лу­ками по­жилая кол­дунья, спе­шащая ми­мо, по­доз­ри­тель­но ко­сясь них и при­жимая к гру­ди то­щую сум­ку.

Я люб­лю те­бя. Крас­ная пе­лена на гла­зах слов­но на­чина­ет рвать­ся, мир вновь раз­верты­ва­ет свои крас­ки, и он ви­дит Га­би. И по его ос­мыслен­но­му взгля­ду она по­нима­ет, что са­мое страш­ное по­зади, и об­легчен­но всхли­пыва­ет, не пе­рес­та­вая це­ловать его.

— ‘Гон, лю­бимый, все бу­дет хо’го­шо. Все бу­дет хо’го­шо. Я люб­лю те­бя.

Рон слы­шит, как ря­дом Джин­ни то­же шеп­чет Гар­ри.

— Мой хо­роший, я ря­дом, я всег­да бу­ду ря­дом. Всег­да.

Он ви­дит, как Гар­ри об­ни­ма­ет Джин­ни так, как буд­то она единс­твен­но ус­той­чи­вый ос­тро­вок в бу­шу­ющем оке­ане, они слов­но сли­ва­ют­ся во­еди­но.

А ря­дом с ним Га­би. И он про­тяги­ва­ет к ней ру­ки, слов­но умо­ляя спас­ти его, не бро­сать сре­ди это­го ужа­са и бо­ли. И они сто­ят на пус­тынной ули­це, за­лива­емой блед­но-жел­тым све­том сен­тябрь­ско­го сол­нца. Вмес­те.

Прав был ста­рый муд­рый про­фес­сор Слиз­норт, ска­зав­ший мно­го лет то­му на­зад юным сту­ден­там:

«Лю­бовь — са­мая ве­ликая и мо­гущес­твен­ная си­ла на све­те!»

Лю­бовь раз­ру­ша­ет го­рода и кре­пос­ти, ог­нем про­ходит по ду­шам лю­дей, зас­тавляя их сго­рать от мук не­раз­де­лен­ности, зас­тавля­ет со­вер­шать пос­тупки, ко­торые ка­жут­ся не­воз­можны­ми в обык­но­вен­ном ми­ре, ки­да­ет лю­дей в без­донную про­пасть го­ря. И лю­бовь спа­са­ет ис­томлен­ных, от­ча­яв­шихся и об­ре­чен­ных, ми­лосер­дной вол­шебни­цей ис­це­ля­ет кро­вото­чащие ра­ны, все­ляя же­лание и си­лу жить даль­ше, за­жига­ет свет на­деж­ды в кро­вавой ть­ме от­ча­яния.


* * *


Нег­ромкий го­лос сек­ре­тар­ши зас­та­вил Ро­на вер­нуть­ся из да­леко­го осен­не­го дня двух­ты­сяч­но­го го­да об­ратно в ве­сен­нее ут­ро две ты­сячи шес­тнад­ца­того.

— Сэр, Ми­нистр Дир­борн вы­зыва­ет на со­веща­ние на­чаль­ни­ков всех Де­пар­та­мен­тов и их за­мес­ти­телей.

— Со­веща­ние? — Рон све­рил­ся с ус­лужли­во за­шелес­тевшим стра­ница­ми ежед­невни­ком, ки­нул взгляд на боль­шие нас­тенные ча­сы, — сей­час толь­ко де­сять, раз­ве оно не в три ча­са по­полуд­ни?

— Да, ра­нее бы­ло наз­на­чено на три ча­са, но приш­ло со­об­ще­ние из Пе­кина о том, что в два ча­са при­будет де­лега­ция с дру­жес­ким ви­зитом. По­это­му Ми­нистр пе­ренес со­веща­ние на ут­ро.

— Яс­но, зна­чит, ки­тай­ская де­лега­ция. Мэ­ри, у вас слу­чай­но нет спис­ка при­быва­ющих?

— Есть, сэр, — в ру­ках сек­ре­тар­ши по­явил­ся не­боль­шой сви­ток.

— Пос­мотри­те, по­жалуй­ста, фа­милию Чанг.

— Де­лега­цию воз­глав­ля­ет гос­по­жа Чжоу Лин Чанг.

— Спа­сибо, Мэ­ри. Шеф зна­ет?

— Да, сэр. Мис­тер Брус­твер уже в при­ем­ной Ми­нис­тра.

— Хо­рошо, вы мо­жете быть сво­бод­ны. Бу­маги на под­пись я сей­час от­дам.

Рон то­роп­ли­во прид­ви­нул к се­бе гру­ду свит­ков, поч­ти не гля­дя, рас­пи­сал­ся на всех, ожив­ленно вско­чил из-за сто­ла и поп­ра­вил гал­стук.

— Вов­ре­мя, как раз к свадь­бе. Пад­ма на­вер­ня­ка об­ра­ду­ет­ся.

Па­лоч­кой пос­лав свит­ки в по­лет, Рон нап­ра­вил­ся к две­ри, ши­роко рас­пахнул ее и нос к но­су стол­кнул­ся с транс­грес­си­ровав­шим Гар­ри.

— Де­мен­тор те­бя по­бери, Гар­ри! С ка­ких это пор поз­во­ля­ют транс­грес­си­ровать в Ми­нис­терс­тве? На па­ру сан­ти­мет­ров бли­же, и твоя ру­ка очу­тилась бы в мо­ем пле­че!

Друг фи­лософ­ски по­жал пле­чами.

— Ну не очу­тилась же? Те­бе пе­реда­ли, Си­Ди пе­ренес со­веща­ние из-за ки­тай­цев?

— Да, в де­лега­ции бу­дет…

— Чжоу! — под­хва­тил Гар­ри, — дав­но она у нас не бы­ла, а? Как буд­то к свадь­бе под­га­дала.

— Дав­нень­ко, — Рон ак­ку­рат­но сле­вити­ровал сек­ре­тар­ше на стол уже не­тер­пе­ливо шур­шавшие свит­ки, — Мэ­ри, нас­чет Дип­пе­та, пусть зай­дет ко мне пос­ле со­веща­ния.

Сек­ре­тар­ша кив­ну­ла, и Рон по­вер­нулся к дру­гу.

— А ты че­го так све­тишь­ся? Смот­ри, Джин­ни ска­жу.

— Да хоть мо­ей обо­жа­емой те­ще. Я чист и не­винен как мла­денец! — муж­чи­ны гром­ко рас­сме­ялись, нап­равля­ясь к лиф­ту.

Чер­ная дверь с над­писью «От­дел тайн» ти­хо зах­лопну­лась за ни­ми.

* * *

— Та-а-ак, — Рейн за­дум­чи­во смот­рел на шах­матную дос­ку, — а ес­ли вот так?

Конь рез­во пос­ка­кал по чер­но-бе­лым клет­кам, и его всад­ник пот­ря­сал ме­чом, уг­ро­жая пе­чаль­но раз­во­дяще­му ру­ками ко­ролю Алек­са. Алекс вздох­нул. Он иг­рал го­раз­до ху­же Рей­на и за этот ут­ренний час се­год­няшне­го вос­кре­сенья ус­пел уже про­иг­рать ему два бле­валь­ных ба­тон­чи­ка, че­тыре пе­реч­ных чер­ти­ка и од­но же­лание. И сей­час, ес­ли сроч­но что-то не пред­при­нять, Рейн в оче­ред­ной раз, тор­жес­тву­юще ух­мы­ля­ясь, вый­дет по­беди­телем. Од­на­ко что-то сде­лать он не ус­пел, по­тому что к ним под­ско­чила Ли­ли и зак­ри­чала так, что все шах­матные фи­гур­ки ис­пу­ган­но пря­нули в раз­ные сто­роны (к тай­ной ра­дос­ти Алек­са и яв­но­му огор­че­нию Рей­на), а стар­ше­кур­сни­ки за са­мым боль­шим сто­лом, со всех сто­рон ок­ру­жен­ным ле­та­ющи­ми кни­гами, с бе­шеной быс­тро­той стро­чащи­ми перь­ями на длин­ню­щих свит­ках и па­рящи­ми хрус­таль­ны­ми ша­рами, из ко­торых бор­мо­тали го­лоса, сер­ди­то за­шика­ли:

— Рей­ни, Алекс, сроч­но, бе­жим к крес­тно­му!

— Что ты ска­зала? Пог­ромче, Лил, — яз­ви­тель­но под­нял бро­ви Рейн, де­монс­тра­тив­но про­чищая уши, — а то твой ти­хий ше­пот ник­то не ус­лы­шал.

Ли­ли мах­ну­ла ру­кой на ку­зена и по­вер­ну­лась к Алек­су:

— Крес­тный очень-очень про­сит нас по­мочь! Да­вай­те со­бирай­тесь!

— Ты уве­рена, что нас? — за­сом­не­вал­ся Алекс, ло­вя осо­бо на­халь­ную ладью, воз­на­мерив­шу­юся уд­рать под крес­ло, — от ме­ня он точ­но не ждет по­мощи.

— Нет-нет, прав­да! Ну быс­трее, по­жалуй­ста!

— Что слу­чилось? — Рейн ус­пел уже сбе­гать на­верх и спус­тить­ся, дер­жа в ру­ках ман­тии — свою и Алек­са.

— Да… — Ли­ли за­мялась, — это свя­зано со Снеж­ком. Вер­нее, не сов­сем со Снеж­ком, но име­ет к не­му от­но­шение. В об­щем…

— По­дож­ди, — пе­ребил ее Рейн, мед­ленно рас­тя­гивая гу­бы в ехид­ную улыб­ку, — уж не хо­чешь ли ты ска­зать, что он на­конец наб­рался ре­шимос­ти рас­стать­ся с ни­ми?

— С кем — с ни­ми? Что, Снеж­ка кло­ниро­вали? — уди­вил­ся Алекс.

— Ну да, — с нес­час­тным ви­дом про­бор­мо­тала де­воч­ка, — он так стра­да­ет, так пла­чет.

— Сне­жок пла­чет?! Или его клон?

— Ка­кой еще кло­ун? — вы­тара­щила гла­за Ли­ли, — я же о крес­тном Хаг­ри­де! Ему не до кло­унов, он стра­да­ет, по­тому что вы­нуж­ден рас­стать­ся со щен­ка­ми.

Алекс ре­шитель­но ни­чего не по­нимал. Улыб­ка Рей­на ста­ла еще ши­ре и еще ехид­нее.

— Ты не зна­ешь этой ис­то­рии? Мы те­бе не рас­ска­зыва­ли?

— Ну пой­дем­те же, а? — жа­лоб­но про­тяну­ла Ли­ли, с ви­димым не­тер­пе­ни­ем пе­реми­на­ясь на мес­те, — Алекс, по­жалуй­ста, Рей­ни все рас­ска­жет по до­роге.

Маль­чик за­коле­бал­ся, но все же на­кинул ман­тию, вы­лез че­рез пор­трет­ный про­ем и дви­нул­ся вслед за друзь­ями к вы­ходу. Ма­ло ли, вдруг про­фес­со­ру Хаг­ри­ду на са­мом де­ле нуж­на его по­мощь?

А Рейн, ста­ра­ясь удер­жать серь­ез­ный вид, рас­ска­зывал:

— По­нима­ешь, Хаг­рид зи­мой все жа­ловал­ся, что Сне­жок ужас­но рас­тол­стел, толь­ко ест и спит, и у сред­ней го­ловы то ли бе­шенс­тво, то ли ал­лергия на что-то, все вре­мя рвет шерстью. Ну вот, по его прось­бе дя­дя Гар­ри поп­ро­сил из­вес­тно­го ма­гозо­оло­га Роль­фа Са­ламан­де­ра, у не­го еще своя пе­реда­ча на ра­дио есть, ос­мотреть Снеж­ка. Тот при­ехал, ос­мотрел и вы­нес вер­дикт, — Рейн не мог сдер­жать сме­ха, — в об­щем, это… ха-ха-ха, это… — он уже не мог го­ворить, да­вясь от хо­хота.

— Ни­чего смеш­но­го в этом нет, пе­рес­тань! — не­понят­но ра­зоз­ли­лась Ли­ли и стук­ну­ла ку­зена по пле­чу, — крес­тный прос­то не по­нял.

— Не по­нял… ха-ха-ха, ой, не мо­гу, Лил, но он же наш ПРЕ­ПОДА­ВАТЕЛЬ, он ве­дет УХОД ЗА МА­ГИЧЕС­КИ­МИ ЖИ­ВОТ­НЫ­МИ! Ха-ха-ха…Он же все о них зна­ет, а о Снеж­ке не по­нял? Ха-ха-ха-ха!

Алекс не­до­умен­но по­косил­ся на дру­га, со­вер­шенно не по­нимая при­чин его бур­но­го ве­селья. А Ли­ли гус­то пок­расне­ла и неп­реклон­но ска­зала:

— Прос­то Сне­жок та­кой боль­шой, что ни­чего не вид­но. А ты, Рей­нар Фиц­дже­ральд У­из­ли, иног­да бы­ва­ешь ужас­но ту­пым и тол­сто­кожим бол­ва­ном!

Де­воч­ка, сер­ди­то дер­нувшись, убе­жала впе­ред.

— Да что, в кон­це кон­цов, со Снеж­ком-то? — не вы­дер­жал Алекс, тря­ся дру­га, — нор­маль­но не мо­жешь рас­ска­зать?

Рейн вы­тер сле­зы, выс­ту­пив­шие на гла­зах.

— Сне­жок — это не Сне­жок.

— ?

— Это Сне­жин­ка!

— ???

— И у нее в кон­це фев­ра­ля по­яви­лись ма­лень­кие Снеж­ки и Сне­жин­ки.

Алекс зах­ло­пал гла­зами, на­конец до­гадав­шись, по­чему так ве­селил­ся Рейн, но все рав­но не по­нимая, за­чем про­фес­со­ру Хаг­ри­ду по­надо­билась их по­мощь.

— Це­лых три­над­цать штук! Пред­став­ля­ешь? У Хаг­ри­да те­перь в до­ме ужас что тво­рит­ся. Но са­мое глав­ное — это не обыч­ные щен­ки.

— Мно­гого­ловые? — спро­сил Алекс, спра­вед­ли­во по­лагая, что раз ма­ма име­ет три го­ловы, то и де­тиш­ки то­же не об­де­лены.

— Ес­ли бы! Сне­жок, то есть Сне­жин­ка — цер­бер, это очень ред­кий вид ад­ских псов. А щен­ков не­воз­можно от­нести ни к ка­кому ви­ду, и в этом сос­то­ит боль­ша-а-ая проб­ле­ма.

— По­чему?

— Сам уви­дишь, — мно­го­обе­ща­юще при­щурил­ся Рейн.

И Алекс уви­дел. И при­шел в ужас.

В до­ме про­фес­со­ра Хаг­ри­да, ко­торый по­чему-то хо­телось не­веж­ли­во наз­вать хи­жиной, бы­ло тес­но, шум­но и душ­но. Сам хо­зя­ин, за­нимав­ший по­лови­ну до­ма (вто­рую по­лови­ну за­нима­ла Сне­жин­ка, ле­жав­шая на ог­ромной кро­вати), встре­тил их в стран­ном по­ложе­нии — из-под сто­ла. Алекс роб­ко сту­пил на по­рог, и тут же упи­тан­ный ще­нок вце­пил­ся в его шта­нину и, по­могая се­бе ви­ля­ющим хвос­ти­ком и крыль­ями, бук­валь­но вта­щил маль­чи­ка в ком­на­ту. Крыль­ями?! Алекс по­чувс­тво­вал, как под­ги­ба­ют­ся ко­лен­ки, и с раз­ма­ху усел­ся на вов­ре­мя под­вернув­шу­юся кас­трю­лю. К счастью, кас­трю­ля бы­ла пе­ревер­ну­та. С пя­ток та­ких же кры­латых и лох­ма­тых соз­да­ний ко­поши­лись под бо­ком у ма­тери, еще трое дра­лись на по­лу за кос­точку, сби­ва­ясь в ры­чащий пес­трый клу­бок, хло­па­ющий тем­но-се­рыми, по­хожи­ми на не­топы­риные, кры­лыш­ка­ми. Один кру­жил под по­тол­ком и ку­сал тол­стую цепь, на ко­торой ви­села лам­па. А еще па­роч­ка (встре­тив­ший Алек­са ще­нок под­бе­жал к ним) топ­та­лась у тле­юще­го оча­га и с ап­пе­титом ло­пала го­рячие уг­ли, вре­мя от вре­мени ве­село по­рыги­вая яр­ки­ми оран­же­выми языч­ка­ми пла­мени. У не­кото­рых бы­ло по три го­ловы, у не­кото­рых две, но боль­шинс­тво все-та­ки до­воль­ство­вались од­ной. Ря­дом с ог­ромной ма­мой щен­ки ка­зались кро­хот­ны­ми, но все же бы­ли рос­том с терь­ера.

«Ой, с ума сой­ти!» — по­думал Алекс, нем­но­го ис­пу­ган­но ози­ра­ясь по сто­ронам. — «Это кто у них па­па? Дра­кон, что ли? Ну Сне­жок, ть­фу, Сне­жин­ка сде­лала сюр­приз!»

— Ли­ли? — про­гудел про­фес­сор, — это ты, ма­лют­ка? А я тут ще­ноч­ка вы­тас­ки­ваю, вы­лезать не хо­чет, бо­ит­ся, ви­дать, или чувс­тву­ет, что ско­ро рас­ста­вать­ся на­до.

В это вре­мя спря­тав­ший­ся ще­нок, на­вер­ное, ре­шил, что с ним иг­ра­ют, и вы­летел из-под сто­ла, за­дор­но тяв­кая. А про­фес­сор Хаг­рид зас­трял. Ре­бята кое-как по­мог­ли ему выб­рать­ся, и Ли­ли, от­ду­ва­ясь, спро­сила:

— Крес­тный, ты все ре­шил?

— Ре­шить-то ре­шил, — чер­ные гла­за про­фес­со­ра влаж­но заб­лесте­ли в тус­клом све­те лам­пы, и он шум­но выс­моркал­ся в ог­ромный но­совой пла­ток, — да вот соб­рать их не мо­гу, и жал­ко, жал­ко-то как! Сне­жок… Сне­жин­ка моя ску­чать бу­дет, да и я то­же. Уже при­вык, во­зят­ся тут, ше­бур­шатся.

— Кре-е-ес­тный, — с жа­лостью про­тяну­ла де­воч­ка, пог­ла­живая его по ог­ромной ру­ке, — ну нель­зя же так! Это же ад­ские псы, им зап­ре­щено на­ходить­ся на тер­ри­тории Хог­вар­тса, их слиш­ком мно­го. Сне­жин­ке ведь од­ной ед­ва-ед­ва раз­ре­шили.

— Это не ад­ские псы, — вы­дох­нул Рейн, с бо­ем от­во­евы­вая у од­но­го сво­бод­ный стул. Ще­нок сер­ди­то за­рычал, не раз­жи­мая зу­бов, и нож­ка сту­ла за­дыми­лась, — это ско­рее су­перад­ские псы. Этих кро­хоту­лек бы на ми­ровой чем­пи­онат по квид­ди­чу, и ник­то не пос­ме­ет и близ­ко под­ле­теть к на­шим иг­ро­кам, а Ан­глии ав­то­мати­чес­ки зас­чи­та­ют чем­пи­онс­тво на сто лет впе­ред.

Тут про­фес­сор Хаг­рид за­метил Алек­са и нах­му­рил лох­ма­тые бро­ви, но Ли­ли очень твер­до ска­зала:

— Он с на­ми при­шел. Я его поп­ро­сила.

— А…, ну лад­но… я это… тут…. — Хаг­рид сту­шевал­ся и, как обыч­но от­вел взгляд, каш­ля­нув в ку­лак.

— Что нуж­но де­лать? — де­лови­то спро­сил Рейн, за­каты­вая ру­кава ман­тии и ру­баш­ки.

— В кор­зинку их эту по­садить. Я все ни­как, толь­ко од­но­го пой­ма­ешь, дру­гой вы­леза­ет. За ни­ми се­год­ня из пи­том­ни­ка Са­ламан­де­ра дол­жны при­лететь, он мне обе­щал, что по­забо­тит­ся о них. Эх, крош­ки мои, как же мы со Сне­жин­кой без вас-то? — про­фес­сор пос­пешно от­вернул­ся, спи­на его зат­ряслась от ры­даний.

Ре­бята пе­рег­ля­нулись и прис­ту­пили к де­лу, ко­торое ока­залось очень и очень не­лег­ким. Не так-то прос­то уг­нать­ся за три­над­цатью кры­латы­ми и ужас­но озор­ны­ми щен­ка­ми, ко­торые ис­крен­не счи­тали, что дол­жны ве­селить­ся от всей ду­ши, ког­да их ло­вят. Че­рез час в до­ме не ос­та­лось ни од­но­го це­лого пред­ме­та, все бы­ло рас­ко­лоче­но. Сне­жин­ка, ко­торую де­ликат­но выс­та­вили на ули­цу, по­виз­ги­вала в ок­не все­ми тре­мя го­лова­ми, пе­режи­вая за де­ток, ко­торым, по­хоже, не хва­тало толь­ко зри­телей. На­конец к ве­черу или да­же бли­же к но­чи, взмок­шие ре­бята и бес­прес­танно при­чита­ющий и смор­ка­ющий­ся про­фес­сор Хаг­рид пе­рело­вили поч­ти всех щен­ков, уса­див их в ог­ромную пле­теную кор­зи­ну с крыш­кой и за­чаро­вав зак­лять­ем Сон­ной Дре­мы, ко­торое очень вов­ре­мя вспом­нил Рейн. Ос­тался один, пер­вым встре­тив­ший Алек­са, а по­том ло­пав­ший уг­ли — со снеж­но-бе­лой пу­шис­той шерс­ткой, с за­бав­но тор­ча­щим ле­вым ухом и смеш­ной лох­ма­той мор­дочкой. Его крылья бы­ли свет­лы­ми, в от­ли­чие от брать­ев и сес­тер, и, ка­жет­ся, нем­но­го боль­ше. Он так стре­митель­но но­сил­ся по ком­на­те, что ник­то не мог его пой­мать, и вре­мя от вре­мени лу­каво при­ос­та­нав­ли­вал­ся, слов­но под­жи­дал сво­их ус­та­лых, го­лод­ных и уже сер­ди­тых прес­ле­дова­телей. На­конец он был ок­ру­жен с трех сто­рон и заг­нан в угол.

— Дер­жи его, Ли­ли, — крик­нул Рейн, — я с этой сто­роны не про­пущу.

Ли­ли заш­ла спра­ва. Алекс сле­ва при­сел, под­зы­вая щен­ка, Хаг­рид при­гото­вил­ся ло­вить. Но ще­нок ока­зал­ся хит­рее. Он по­вел уша­ми, при­нюхал­ся, по­пятил­ся и вдруг… ис­чез в сте­не, ос­та­вив за со­бой ды­ру!

Ре­бята рас­те­рялись. Но про­фес­сор бро­сил­ся впе­ред, упал на ко­лени и го­рес­тно прох­ри­пел:

— Да тут же шу­шали прог­рызли, а я, ста­рый ду­рак, сов­сем за­был, не за­делал! Ох, ку­да же ты, Уго­лек? Заб­лу­дишь­ся ведь, в Ле­су-то!

— Уго­лек? Ты наз­вал его Уго­лек? — Рейн вы­тер пот со лба и плюх­нулся на кро­вать, — стран­ные ты име­на во­об­ще на­ходишь.

Алекс по­косил­ся на чер­ную, как смоль, Сне­жин­ку, с трех пас­тей ко­торой на окон­ное стек­ло ка­пала слю­на, и мол­ча сог­ла­сил­ся. Ло­гики ни­какой в име­нах не бы­ло.

Ли­ли выс­ко­чила во двор и на­чала звать:

— Уго­лек! Иди сю­да, ма­лень­кий, слы­шишь? Уго­лек!

— Уго­лек!

— Уго­лек, ко мне! — при­со­еди­нились к ней маль­чи­ки.

Сне­жин­ка от­ры­вис­то гав­кну­ла и пот­ру­сила к опуш­ке Зап­ретно­го Ле­са, ог­ля­дыва­ясь на Хаг­ри­да и ре­бят. Вдруг в сгу­ща­ющих­ся су­мер­ках Алекс за­метил бе­лый пу­шис­тый ко­мок, уже под­ка­тив­ший­ся к за­рос­лям гус­тых кус­тов, за ко­торы­ми на­чина­лись де­ревья.

— Вот он! Смот­ри­те! Сей­час, я его до­гоню! — он бро­сил­ся впе­ред.

Уго­лек, слов­но по­чу­яв, что за­бава «пой­май ме­ня, ес­ли смо­жешь» про­дол­жа­ет­ся, при­пус­тил еще быс­трее, а по­том во­об­ще рас­пра­вил крылья и по­летел. Алекс не ус­пел до­бежать до опуш­ки, как ще­нок с тяв­кань­ем ис­чез меж­ду тем­не­ющих ство­лов. Маль­чик, не раз­ду­мывая, ки­нул­ся за ним. Уго­лек ле­тел, лов­ко ла­вируя меж­ду де­ревь­ями, то приб­ли­жал­ся, то от­да­лял­ся, то взмы­вал вверх, к ма­куш­кам, то опус­кался сов­сем низ­ко и поч­ти бе­жал, все так же ве­село тяв­кая и по­виз­ги­вая.

Так они бе­жали-ле­тели, и Алекс, ду­мая, что сей­час, вот-вот, еще чуть-чуть, и он пой­ма­ет озор­ни­ка и хо­рошень­ко наш­ле­па­ет, сов­сем не слы­шал кри­ков дру­зей, зо­ва Хаг­ри­да и гро­мог­ласно­го лая Сне­жин­ки, ос­тавших­ся да­леко за спи­ной. Ког­да он на­конец ос­та­новил­ся, что­бы пе­ревес­ти дух, и ог­ля­дел­ся, то с ек­нувшим сер­дцем об­на­ружил, что его со всех сто­рон об­сту­па­ет мрач­ный Лес.

Лес уг­ро­жа­юще хму­рил­ся сум­ра­ком, нап­лы­ва­ющим из его глу­бин, страш­но тре­щал, ше­лес­тел, скри­пел, взды­хал. Вок­руг бы­ли та­кие тол­стен­ные де­ревья, что Алекс, Ли­ли и Рейн и втро­ем не смог­ли бы об­хва­тить их. С них клочь­ями све­шивал­ся мох, и нес­мотря на то, что в Хог­вар­тсе цве­ла вес­на, здесь, по­хоже, об этом за­были. Ка­кие-то де­ревья то­пор­щи­лись го­лыми вет­вя­ми, ка­кие-то — шу­мели тем­ной лис­твой. То, под ко­торым он сто­ял, осы­пало су­хие ши­шеч­ки, стран­но пры­гав­шие по не­му и зем­ле. Он ис­пу­ган­но ша­рах­нулся по­даль­ше. А ря­дом рос­ли ог­ромные гри­бы, поч­ти ему по по­яс, све­тящи­еся тус­клым го­лубо­ватым све­том и пах­ну­щие по­чему-то зем­ля­никой. Вда­леке кто-то страш­но зак­ри­чал не че­лове­чес­ким, не птичь­им, не жи­вот­ным го­лосом, и эхо отоз­ва­лось ему так жут­ко, что Алек­са прод­рал мо­роз. Так, на­вер­ное, кри­чало бы де­рево под то­пором, ес­ли уме­ло го­ворить. По спи­не маль­чи­ка мар­ши­рова­ли му­раш­ки, ру­ки за­леде­нели. Он не­воль­но прид­ви­нул­ся бли­же к де­реву за сво­ей спи­ной. И тут, на­пугав ед­ва ли не до по­лус­мерти, свер­ху на не­го сва­лил­ся Уго­лек, та­кой же ис­пу­ган­ный, дро­жащий всем тель­цем и ле­зущий за па­зуху.

— Вот ду­рачок, — про­шеп­тал Алекс, с ка­ким-то об­легче­ни­ем пог­ру­жая паль­цы в теп­лую шерсть, — а ведь все из-за те­бя. За­чем убе­жал?

Уго­лек об­ли­зывал ли­цо и ви­нова­то ви­лял хвос­том, слов­но про­ся про­щения. Алекс глу­боко вздох­нул, за­жег на кон­це сво­ей вол­шебной па­лоч­ки ого­нек и ре­шитель­но шаг­нул впе­ред. На­до вы­бирать­ся от­сю­да, воз­вра­щать­ся к друзь­ям. Ще­нок был тя­желым, но он ни за что на све­те не от­пустил бы его, да Уго­лек и сам не пой­дет впе­реди. Он ус­тал, да еще к то­му же нем­но­го пов­ре­дил кры­ло. Алекс чувс­тво­вал, как оно не­ес­тес­твен­но про­гиба­лось под его ру­кой. Маль­чик и ще­нок дви­нулись по поч­ти не­замет­ной то ли тро­пин­ке, то ли прос­то про­ходу меж­ду де­ревь­ями.

Алекс со­вер­шенно не пом­нил, как по­пал сю­да, и шел на­угад. Рань­ше, ког­да он жил в го­роде, ка­залось, что нет ни­чего страш­нее по­терять­ся на ки­шащих на­родом и ма­шина­ми ули­цах. Ха, он не знал, что есть на све­те та­кое мес­то — Зап­ретный Лес! Не зря, на­вер­ное, сту­ден­там зап­ре­ща­ют сю­да со­вать­ся…

Де­ревья слов­но наб­лю­дали за ним. Он чувс­тво­вал их мно­гог­ла­зые взгля­ды, чу­жие, рав­но­душ­ные, не­чело­вечес­кие. Они как буд­то да­же дви­гались. Иног­да, кра­еш­ком гла­за он за­мечал ка­кое-то дви­жение, а ког­да по­вора­чивал­ся ту­да, на­цели­вая па­лоч­ку, то ви­дел лишь ка­ча­ющу­юся вет­ку.

Уго­лек под­бадри­ва­юще тяв­кал, во­рошил­ся, ца­рапал­ся, и Алек­су ста­нови­лось не так страш­но. Он раз­го­вари­вал с щен­ком, стро­го от­чи­тывал за по­бег и в глу­бине ду­ши жа­лел, что про­фес­сор Хаг­рид от­да­ет его в ка­кой-то пи­том­ник. Вот бы­ло бы здо­рово, ес­ли бы Уголь­ка ос­та­вили! Та­кой за­бав­ный и смеш­ной, и ум­ный, вон как лов­ко ус­тро­ил­ся на его ру­ках.

Они все шли и шли, пе­реле­зали че­рез по­вален­ные ство­лы, про­бира­лись по кус­тарни­кам, пе­реп­ры­гива­ли ру­чей­ки, и кон­ца и края Ле­су не бы­ло. Ми­мо проп­лы­вали все те же ги­гант­ские ство­лы, ги­гант­ские па­порот­ни­ки, ги­гант­ские гри­бы. Ночь мяг­ко сте­лилась пе­ред ни­ми и по­зади них, уку­тыва­ла бар­хатной ман­ти­ей ть­мы, за­жига­ла на не­бе звез­дные фо­нари­ки, вы­веси­ла не­яр­кую лам­па­ду ущер­бно­го ме­сяца. Ког­да Алекс за­дирал го­лову, он ви­дел, как звез­ды под­ми­гива­ли ему, цеп­ля­ясь за вер­хушки де­ревь­ев. И стран­ное чувс­тво ох­ва­тыва­ло его — он был один в це­лом ми­ре, вер­нее, мир сос­ре­дото­чил­ся в нем од­ном. Не бы­ло Хог­вар­тса, не бы­ло Ли­ли и Рей­на, Хаг­ри­да, ни­кого — толь­ко он. И Уго­лек на его ру­ках. И ка­залось, он бу­дет так ид­ти всю жизнь — ощу­щая тя­жесть и теп­ло щен­ка, смот­ря на го­лубо­ватый ого­нек на кон­це па­лоч­ки, слу­шая Лес и звез­ды. Единс­твен­ной спут­ни­цей его бы­ла ночь. Она не бы­ла злой, не бы­ла доб­рой. Она прос­то бы­ла, ша­гала ря­дом, не­весо­мо гла­дя по ще­кам, об­ни­мая за пле­чи. И Лес не был злым, он не хо­тел пу­гать, он ведь так жил. Раз­ве ви­новат он, что глу­пые лю­ди его бо­ят­ся? Де­ти Ле­са сколь­зи­ли ря­дом с Алек­сом, шеп­та­лись лис­твой, пе­рек­ри­кива­лись не­ведо­мыми го­лоса­ми, смот­ре­ли из-за па­порот­ни­ков, и в их гла­зах мер­ца­ли звез­ды. Или это бы­ли свет­лячки?

Он так пог­ру­зил­ся в это сос­то­яние от­ре­шен­но­го еди­нения со всем ок­ру­жа­ющим, что да­же не вздрог­нул, ког­да из-за од­но­го чу­довищ­но ги­гант­ско­го де­рева выс­ту­пил са­мый нас­то­ящий кен­тавр. Алекс прос­то ос­та­новил­ся и креп­че стис­нул щен­ка, ко­торый жар­ко и ще­кот­но за­дышал в шею.

— Сын че­лове­чес­кий? Что ты де­ла­ешь в Сер­дце Ле­са? — го­лос кен­тавра был глу­боким и звуч­ным.

Алекс без­бо­яз­ненно по­дошел поб­ли­же. Он слов­но был нем­ножко во сне — та­инс­твен­ном, чу­точ­ку жут­ком, но на­пол­ненном твер­дой уве­рен­ности, что ни­чего страш­но­го не слу­чит­ся.

— Здравс­твуй­те, я нем­но­го заб­лу­дил­ся. Вы не под­ска­жете, как выб­рать­ся к до­му про­фес­со­ра Хаг­ри­да?

Кен­тавр дол­го мол­чал, раз­гля­дывая маль­чи­ка боль­ши­ми, сла­бо фос­фо­рес­ци­ру­ющи­ми гла­зами. На­конец он про­тянул длин­ную ру­ку и уз­ло­ватым паль­цем дот­ро­нул­ся до его лба.

— Звез­ды се­год­ня не лга­ли. Я уви­дел Нас­ледни­ка.

— Что, из­ви­ните? — удив­ленно под­нял го­лову Алекс.

Па­лец кен­тавра был твер­дым, и от не­го раз­ли­валась при­ят­ная прох­ла­да по лбу, раз­го­рячен­но­му ходь­бой.

— Ког­да Тот, Кто на­зывал Се­бя Тем­ным Лор­дом, воз­на­мерил­ся по­сяг­нуть на ос­но­вы это­го ми­ра, мно­го ма­гов от­да­ли свои жиз­ни за се­год­няшний день. Гре­мели бит­вы и сра­жения, ви­димые и не­види­мые, но не толь­ко вол­шебные си­лы ре­шили ис­ход той вой­ны. Бы­ла еще од­на си­ла, ко­торую не приз­на­вал Тем­ный Лорд, не име­ющая ни­како­го от­но­шения к ма­гии и кол­довс­тву, но ко­торая и при­вела Его к кра­ху. В те­бе, сын че­лове­чес­кий, она есть, и дос­та­лась в нас­ледс­тво от тех, кто дал те­бе жизнь.

Алекс глу­боко вздох­нул. Кен­тавр го­ворил вы­соко­пар­но и не­понят­но, но от его слов уди­витель­ным об­ра­зом ста­ло хо­рошо и спо­кой­но.

— Раз­ве звез­ды уме­ют го­ворить? — спро­сил он, и кен­тавр ус­мехнул­ся.

— О, да, и час­то они ве­ща­ют столь яс­но и от­четли­во, что толь­ко глу­хие сер­дца их не слы­шат. Мой на­род мно­го сто­летий раз­го­вари­ва­ет со звез­да­ми, и мо­гу ска­зать, что иног­да они лгут, но по боль­шей час­ти и к со­жале­нию, их ре­чи прав­ди­вы.

— А что они мог­ли ска­зать про ме­ня? — за­чаро­ван­но про­шеп­тал Алекс, сно­ва за­дирая го­лову к мер­цавше­му ноч­но­му не­бу, — я ведь все­го-нав­се­го Алекс.

— Не бы­ва­ет боль­ших и ма­лых де­яний, и так­же не бы­ва­ет боль­ших и ма­лых лю­дей. Судь­ба каж­до­го — нить, впле­та­юща­яся в узор ми­роз­да­ния. Для звезд все де­ти, че­лове­чес­кие и не­чело­вечес­кие, и все судь­бы рав­но зна­чимы. Вот та до­рога, ко­торая вы­ведет те­бя, — кен­тавр ука­зал ру­кой ку­да-то впра­во, и Алекс вдруг уви­дел на­топ­танную, хо­рошо за­мет­ную да­же в но­чи тро­пу.

— Спа­сибо!

Ког­да маль­чик сно­ва взгля­нул на то мес­то, где сто­ял его не­ожи­дан­ный со­бесед­ник, то­го уже не бы­ло. Кен­тавр ис­чез без сле­да, не ше­лох­ну­лась ни тра­вин­ка, ни ве­точ­ка. Лишь уже из­да­лека до­нес­ся ти­хий от­звук его го­лоса:

— Про­щай, Нас­ледник, и пом­ни, что сы­новья че­лове­чес­кие воль­ны в сво­ем вы­боре, и не всег­да од­но ока­зыва­ет­ся од­ним. Не слу­шай чу­жие го­лоса, но слу­шай свое сер­дце, оно при­ведет те­бя к ис­ти­не.

Алекс рас­те­рян­но ог­ля­дел­ся вок­руг, а ще­нок не ме­нее рас­те­рян­но прос­ку­лил. Они нем­но­го пос­то­яли, вслу­шива­ясь в Лес, но по­том Уго­лек бес­по­кой­но за­возил­ся, и Алекс по­шел по тро­пе.

Он бе­жал за Уголь­ком от си­лы ми­нут двад­цать, а об­ратно шел уже, на­вер­ное, ча­са два или три, так ему ка­залось, но­ги уже зап­ле­тались. Ког­да впе­реди заж­глись оран­же­вые фа­кель­ные ог­ни и по­каза­лись фи­гуры лю­дей, он быс­тро по­бежал им навс­тре­чу, да­же за­быв про ус­та­лость.

Дви­галась це­лая про­цес­сия пре­пода­вате­лей, воз­глав­ля­емая Сне­жин­кой и про­фес­со­ром Хаг­ри­дом, ря­дом с ко­торым бе­жали Ли­ли и Рейн. Слы­шал­ся гром­кий го­лос про­фес­со­ра Лю­пин, бур­чал что-то зав­хоз Филч, про­фес­сор Флинт вы­пус­кал из сво­ей па­лоч­ки ма­лень­кие зе­леные огонь­ки, ко­торые рыс­ка­ли по кус­там (нес­коль­ко под­ле­тели к Алек­су и на­чали мер­цать и свис­теть). А сле­дом за Флин­том спе­шила са­ма ди­рек­тор Мак­Го­нагалл. Алекс да­же рас­те­рял­ся от та­кой встре­чи. Не­уже­ли они все выш­ли ис­кать его?!

Пер­вой его, вер­нее, огонь­ки, ко­торые кру­жили над го­ловой Алек­са, уви­дела Ли­ли и по сво­ему обык­но­вению за­вопи­ла так, что все вздрог­ну­ли, а про­фес­сор Крот­котт чуть не под­па­лил яр­ким лю­мосом ка­кую-то ли­ану, ис­пу­ган­но уб­равшу­юся вверх по ство­лу:

— Вот он! Вот он, на­шел­ся!

Де­воч­ка стре­митель­но бро­силась к не­му и схва­тила за ру­кав ман­тии так силь­но, что чуть не отор­ва­ла:

— Алекс, ты ку­да про­пал? Мы поч­ти весь Лес про­чеса­ли, все-все, еди­норо­гов ви­дели, с па­ука­ми раз­го­вари­вали, а ты где был?!

— Мал­фой, это прос­то воз­му­титель­но! — гроз­но нах­му­рилась де­кан Гриф­финдо­ра, но ее пе­ребил Хаг­рид, ед­ва не за­душив­ший Алек­са в мед­вежь­их объ­ять­ях:

— Уго­лек, ты на­шел его, Алекс, на­шел! А я уж так ис­пу­гал­ся, и за те­бя, и за не­го! Нын­че в Ле­су глей­стин­ги за­велись, ни­как их вы­курить не мо­гу. Они-то взрос­лых не тро­га­ют, а ре­бен­ка или ще­ноч­ка зап­росто заг­рызть мо­гут.

— Ой! — прох­ри­пел по­луза­душен­ный, при­тис­ну­тый к ко­жаной кур­тке про­фес­со­ра Алекс. Пу­гови­ца боль­но вре­залась в нос, а при­дав­ленный Уго­лек жа­лоб­но взвыл.

Хаг­рид, опом­нившись, раз­жал объ­ятья, и маль­чик ед­ва не упал.

— Они кри­чат, да? Так гром­ко и жут­ко? — спро­сил он, от­ды­шав­шись.

— Не, кри­чат так фес­тра­лы, они-то те­бя на­обо­рот вы­вели бы, а глей­стин­ги под­кра­дут­ся, усы­пят сво­им пе­ни­ем и выпь­ют кро­вуш­ки за ми­лую ду­шу.

Алекс вздрог­нул от за­поз­да­лого стра­ха, вол­ной про­бежав­ше­го по все­му те­лу. Их ок­ру­жили учи­теля, а его друзья сто­яли ря­дом. Ли­ли все дер­жа­лась за его ру­ку, а на блед­ном да­же в теп­лом све­те фа­келов ли­це Рей­на бы­ло та­кое вы­раже­ние, ка­кое Алекс еще ни­ког­да не за­мечал.

Ди­рек­тор Мак­Го­нагалл стро­го ска­зала, гля­дя на маль­чи­ка, по-преж­не­му не вы­пус­кавше­го из рук кры­лато­го щен­ка:

— Лес — зап­ре­щен­ная тер­ри­тория для сту­ден­тов, это од­но из школь­ных пра­вил, за на­руше­ние ко­торых сле­ду­ет на­ложить дис­ципли­нар­ное взыс­ка­ние.

Но ее, так же, как и про­фес­со­ра Лю­пин пе­ред этим, прер­вал про­фес­сор Хаг­рид:

— Да это я все ви­новат, уж прос­ти­те, ди­рек­тор! Это я поп­ро­сил ре­бяток по­мочь с ще­нята­ми, сам Уголь­ка упус­тил, а Алекс вот, мо­лодец, не рас­те­рял­ся. Не на­казы­вай­те, а уж ес­ли на­казы­вать — то ме­ня, ду­рака ста­рого, на­до, по спра­вед­ли­вос­ти-то.

Ди­рек­тор Мак­Го­нагалл каш­ля­нула и взгля­нула на про­фес­со­ра Лю­пин.

— Это ре­шит де­кан Гриф­финдо­ра.

Хаг­рид сно­ва на­чал гро­мог­ласно объ­яс­нять, что ви­новат толь­ко он, но Лю­пин, ни­чего не слу­шая, сквозь зу­бы про­цеди­ла:

— Де­сять ча­сов ра­бот на тер­ри­тории шко­лы, Мал­фой, и ни ми­нутой мень­ше. А вам, Хаг­рид, впредь сле­ду­ет быть пре­дус­мотри­тель­нее и от­ветс­твен­нее. Вы все-та­ки пре­пода­ватель, а не прос­то лес­ни­чий.

Она кру­то раз­верну­лась, и ее чер­ная ман­тия рас­тво­рилась в чер­но­те но­чи. Она не взя­ла фа­кел, не за­жига­ла па­лоч­ку, но дви­галась бес­шумно, слов­но все пе­ред со­бой ви­дела. Алекс ожи­дал че­го-то в этом ро­де и не уди­вил­ся, но друзья ря­дом воз­му­щен­но за­сопе­ли, а Ли­ли гром­ко и с вы­зовом ска­зала:

— Но это же нес­пра­вед­ли­во!

Ди­рек­тор Мак­Го­нагалл пе­рег­ля­нулась с про­фес­со­ром Хаг­ри­дом.

— Де­кан фа­куль­те­та впра­ве на­ложить лю­бое взыс­ка­ние на про­винив­ше­гося сту­ден­та. Это так­же од­но из пра­вил шко­лы.

Ли­ли не ос­ме­лилась ей воз­ра­жать, но все же про­бур­ча­ла под нос так, что­бы слы­шали:

— Ду­рац­кие пра­вила, ес­ли на­казы­ва­ют не­вино­вато­го.

Про­фес­со­ра пош­ли к вид­невше­муся (ока­зыва­ет­ся!) нев­да­леке зам­ку, а Хаг­рид и ре­бята нем­но­го от­ста­ли. Про­фес­сор все ки­вал, ви­дя, как Алекс пог­ла­жива­ет щен­ка и, уже под­хо­дя к сво­ему до­му, око­ло ко­торо­го тем­не­ли си­лу­эты двух че­ловек с мет­ла­ми, гром­ко про­шеп­тал:

— Ес­ли хо­чешь, Уго­лек тво­им бу­дет. Я уж как-ни­будь с ди­рек­то­ром раз­бе­русь и с Са­ламан­де­ром. По­ка-то он у ме­ня пусть по­живет, с ма­терью ря­дом. Как, сог­ла­сен?

— Я…. да­же… спа­сибо!!! — Алекс с вос­торгом, не ве­ря собс­твен­ным ушам, по­вер­нулся к про­фес­со­ру, — боль­шое вам спа­сибо! Я бу­ду за ним уха­живать, прав­да! Я вам по­могать бу­ду!

Ще­нок, слов­но по­няв, что речь идет о нем, об­ли­зал ли­цо маль­чи­ка и звон­ко за­ла­ял, и ему ба­сови­то, на три го­лоса, от­клик­ну­лась Сне­жин­ка. Хаг­рид сму­щен­но за­махал ру­ками, вы­тащил из кар­ма­на ог­ромный пла­ток, на­поми­нав­ший ско­рее ска­терть, и труб­но выс­моркал­ся.

— Ты ме­ня, это… из­ви­ни, — не­ожи­дан­но он ос­та­новил­ся и сов­сем по­низил го­лос. Ли­ли с Рей­ном так­тично отош­ли впе­ред.

— За что? — Алекс от удив­ле­ния ед­ва не спот­кнул­ся.

— Да за все, вот, это вот… ну за ме­ня, это… — нев­нятно про­бор­мо­тал про­фес­сор, — уж очень ты на от­ца сво­его по­хож, а я его пом­ню. Да толь­ко я и мать твою пом­ню, сер­дце у нее бы­ло доб­рым, и у те­бя та­кое же. Уго­лек к зло­му на ру­ки не по­шел бы, а вон он те­бя уже и хо­зя­ином поч­ти приз­нал. Так-то.

— Вы зна­ли, пом­ни­те мо­их ро­дите­лей?! — Алекс за­та­ил ды­хание, гул­ко сту­чало сер­дце, от­да­ва­ясь в ушах, — рас­ска­жите о них, по­жалуй­ста! Хоть нем­ножко!

Хаг­рид мед­ленно по­качал го­ловой.

— Ты ме­ня из­ви­ни, Алекс, не мо­гу. Тя­жело слиш­ком. Да и что рас­ска­зывать? Гер­ми­ону я в Хог­вар­тсе знал. А мо­жет, толь­ко ду­мал, что знал. А по­том она за Мал­фоя за­муж выш­ла. Ну и все. Боль­ше, уж прос­ти, не мо­гу рас­ска­зать. Да ты и сам, на­вер­ное, слы­шал, чи­тал там, ты же ум­ный. Ма­ма твоя то­же ум­ни­ца бы­ла… — про­фес­сор осек­ся на по­лус­ло­ве и на­туж­но за­каш­лялся.

Маль­чик вздох­нул.

— Спа­сибо, про­фес­сор Хаг­рид.

— Да лад­но, ты смот­ри, при­ходи в гос­ти-то, Уго­лек те­бя ждать бу­дет, — с яв­ным об­легче­ни­ем рас­про­щал­ся Хаг­рид.

Алекс пе­редал щен­ка, по­махал ему и по­бежал к друзь­ям.

Ког­да они уже ле­жали в кро­ватях под бал­да­хина­ми в сво­ей спаль­не и слу­шали сон­ное ды­хание со­седей, ноч­ную ти­шину, при­та­ив­шу­юся в уг­лах ком­на­ты, про­резал нем­но­го хрип­лый го­лос Рей­на. Впер­вые за все это вре­мя.

— Ты боль­ше так не пу­гай. Те­перь ес­ли что, толь­ко с на­ми, лад­но?

— Лад­но, — улыб­нулся в тем­но­ту Алекс, и ему вдруг по­каза­лось, что это ко­ротень­кое сло­во проз­ву­чало как ог­ромная тор­жес­твен­ная клят­ва.

Клят­ва вер­ности друзь­ям, обе­щание сто­ять всег­да пле­чом к пле­чу, что­бы ни слу­чилось.

Глава 19. Тонкие нити судьбы

Мир, где злые ме­тели

Все пу­ти за­мели,

Мир, где неж­ность от­пе­ли

На мо­гиле вес­ны,

Где вет­ра не су­мели

Мо­рок лжи ра­зог­нать,

Не­беса по­тем­не­ли

От не­настья опять;

Где раз­менной мо­нет­кой

По­купа­ют лю­бовь,

И клей­мят чер­ной мет­кой

Бес­сло­вес­ных ра­бов,

Где на це­пи ко­рот­кой

Дер­жат бе­шеных псов

Той вой­ны, что во­ров­кой

Унес­ла гре­зы снов;

Этот мир, где за­был я

Нап­равленье до­рог,

Где не смог зат­во­рить я

Две­ри смер­тных тре­вог,

Мир, где час­то хо­дил я

У бе­ды на краю,

Этот мир по­любил я

За улыб­ку твою!

(с) Lilofeya, но по мо­тивам и с вклю­чени­ем не­кото­рых стро­чек пес­ни Л. Дер­бе­нева «Ты, ты, ты»

_____________________________________________________________________________________________

Тем­ный Лорд с удов­летво­рени­ем наб­лю­да­ет за ма­гами, соб­равши­мися в ог­ромном, вы­чур­но-пыш­ном за­ле зам­ка Мал­фой-Ме­нор. Они нем­но­го удив­ле­ны, слег­ка оша­раше­ны и чуть рас­те­ряны, но в об­щем и це­лом ста­ратель­но де­ла­ют вид, что все идет как на­до. В са­мом де­ле, что тут осо­бен­но­го? При­со­еди­нилась к сто­рон­ни­кам Тем­но­го Лор­да маг­ло­рож­денная Гер­ми­она Грей­нджер, а даль­ше что? И не та­кое бы­ло, и не та­кое ви­дели Его вер­ные По­жира­тели Смер­ти. Пет­тигрю — жи­вое то­му под­твержде­ние. Сей­час каж­дый день при­ходят к Не­му но­вые и но­вые вол­шебни­ки, ре­шив­шие, что Лорд Вол­де­морт — имен­но та фи­гура, на ко­торую сто­ит ста­вить и ко­торую сле­ду­ет под­держи­вать.

Прек­расно. Нет, пре­вос­ходно! Ник­то не по­доз­ре­ва­ет, ник­то не слы­шал про­рочес­тва, ус­тра­нен ис­точник, уб­ран единс­твен­ный сви­детель. Все идет по пла­ну, как Он и за­думал.

Жаль, что у дев­чонки на са­мом де­ле ос­та­лось в па­мяти ма­ло важ­но­го. Па­мять Гер­ми­оны Грей­нджер на­поми­на­ет мо­за­ику, соб­ранную не­уме­лой ру­кой ре­бен­ка, ко­торый, к то­му же, по­терял нес­коль­ко фраг­ментов и пос­та­рал­ся за­менить их чем под ру­ку под­верну­лось. Он рас­счи­тывал вы­тянуть из нее кое-ка­кие све­дения, но лег­ги­лимен­ция по­каза­ла, что Тем­ные Ча­ры взя­ли свою жер­тву. Они от­ня­ли не­малый ку­сок од­них вос­по­мина­ний, сме­шали дру­гие, пе­репу­тали третьи и ка­вер­зно под­су­нули чет­вертые, на­дер­ганные из ме­шани­ны зву­ков, об­ра­зов и форм. Ах, как ве­лико­леп­но-изыс­канны и пре­датель­ски-ко­вар­ны Тем­ные Ча­ры, и как тя­жело под­чи­нить их се­бе, зас­та­вить ра­ботать так, как сле­ду­ет, не под­пав под их воз­дей­ствие са­мому! Увы, этой, без сом­не­ния, ода­рен­ной, но са­мо­уве­рен­ной и за­нос­чи­вой ведь­моч­ке они ока­зались не по зу­бам. Ну что ж, Он из­на­чаль­но не на­мере­вал­ся выс­та­вить ее в ка­чес­тве при­ман­ки. Она дол­жна бы­ла уме­реть, пе­рес­тать су­щес­тво­вать, по­тому что ее жизнь бы­ла од­ним из кра­еуголь­ных кам­ней в ме­мори­але Его по­беды. Сла­босиль­но­му и бес­по­лез­но­му от­прыс­ку Лю­ци­уса Мал­фоя в лю­бом слу­чае не уда­лось бы пе­рема­нить ее на свою сто­рону, и по­явил­ся бы лиш­ний по­вод дер­жать в уз­де и прош­тра­фив­ше­гося юн­ца, и его иног­да сво­еволь­ни­ча­юще­го па­пашу. Но в де­ло вме­шались чувс­тва, эти че­лове­чес­кие чувс­тва, ко­торым сы­нок Мал­фоя ока­зал­ся не чужд. И то, что по­лучи­лось в ито­ге — она жи­ва, она с мо­лодым Мал­фо­ем, она те­перь на Его сто­роне офи­ци­аль­но (а об этом бу­дут тру­бить все га­зеты) — Его да­же в ка­кой-то сте­пени за­бав­ля­ет и зас­тавля­ет ин­те­ресо­вать­ся со­быти­ями и людь­ми, ко­торые это­го не зас­лу­жива­ют. Что ж, ус­тра­нить дев­чонку ус­пе­ет­ся всег­да, Он бу­дет прис­матри­вать за ней и гла­зами Сво­их псов, и Сам. А по­ка мож­но и раз­влечь­ся.

Он до­воль­но улы­ба­ет­ся, пог­ла­живая плос­кую го­лову На­гай­ны, об­вившей­ся вок­руг Его крес­ла, и нас­лажда­ет­ся иг­рой, пеш­ки ко­торой рас­ха­жива­ют по за­лу, мня се­бя сво­бод­ны­ми и не­зави­симы­ми иг­ро­ками. Он поч­ти от­четли­во ви­дит яр­кие пуль­си­ру­ющие ни­ти, пу­тано и хит­ро свя­зыва­ющие нес­коль­ко лю­дей. Двое муж­чин и жен­щи­на. Двое пар­ней и де­вуш­ка. Муж­чи­на и па­рень. Жен­щи­на и де­вуш­ка. Они так жал­ки и бес­по­мощ­ны с обу­рева­ющи­ми их эмо­ци­ями — с лю­бовью и не­навистью, стра­хом и тре­вога­ми, ис­пу­гом и жа­лостью, при­вязан­ностью и чувс­твом ви­ны…

Глу­по, но это поз­во­ля­ет Ему дер­гать за эти ни­ти и до­бивать­ся сво­ей це­ли. И ни­како­го вол­шебс­тва, прос­то на­до знать че­лове­чес­кую при­роду, а она слиш­ком при­митив­на.

Ах, ка­кая иг­ра идет и как же лег­ко пой­мать этих глуп­цов! Как прос­то пре­дуга­дать и рас­счи­тать их ша­ги, пос­тупки, мыс­ли, дей­ствия, эмо­ции! Взрас­тить в ком-ли­бо ка­кое-ли­бо чувс­тво ед­ва ли слож­нее, чем сва­рить зелье по го­тово­му ре­цеп­ту. А наб­лю­дать за ни­ми ве­селее, чем за на­ходя­щими­ся под «Кру­ци­ату­сом» или «Им­пе­ри­усом», пра­во сло­во. Они ду­ма­ют, что ник­то ни­чего не за­меча­ет, что они прек­расно дер­жат се­бя в ру­ках, и жес­то­ко оши­ба­ют­ся.

Тем­ный Лорд вновь пок­ро­витель­ству­юще улы­ба­ет­ся, с вы­верен­ной до­лей те­ат­раль­нос­ти ки­вая сво­ей но­вой сто­рон­ни­це, ко­торая на­ходит в се­бе си­лы при­сесть в глу­боком пок­ло­не под ос­тры­ми взгля­дами при­сутс­тву­ющих ма­гов.

* * *

«Спи, мое сол­нце, а я бу­ду обе­регать твой по­кой и сон, бу­ду смот­реть на дро­жание тво­их рес­ниц и уми­рать от мыс­ли о том, что я чуть не по­терял те­бя се­год­ня. И не один раз, а дваж­ды»

Дра­ко ос­то­рож­но сду­ва­ет с ли­ца спя­щей де­вуш­ки ме­ша­ющую тем­ную пряд­ку. Гер­ми­она спит, с до­рож­ка­ми вы­сох­ших слез на блед­ных ще­ках, в плот­ном коль­це его рук, при­жав­шись как мож­но бли­же, в не­удоб­ной по­зе и для се­бя, и для не­го. Зав­тра ру­ки оне­ме­ют, и те­ло бу­дет слов­но чу­жим. Но се­год­ня он ни за что не ра­зож­мет объ­ятий.

В ок­но вли­ва­ет­ся ти­хий, ед­ва слы­шимый го­лос мо­ря, ко­торый на­пева­ет ус­по­ка­ива­ющую ко­лыбель­ную, да­рит от­ра­жен­ный в сво­их глу­бинах звез­дный свет, рас­се­ивая ноч­ную тем­но­ту. Рез­кий по­рыв све­жего мор­ско­го вет­ра га­сит оди­нокую све­чу и при­носит ав­густов­скую прох­ла­ду. Шур­шат листь­ями по по­докон­ни­ку ста­рые яб­ло­ни. Гер­ми­она чуть за­мет­но вздра­гива­ет и при­жима­ет­ся еще тес­нее. Дра­ко на­кол­до­выва­ет боль­шой теп­лый плед и ак­ку­рат­но за­куты­ва­ет ее и се­бя, при­кос­нувшись в не­весо­мо-неж­ном нет­ре­вожа­щем по­целуе вис­ка с кро­хот­ной ро­дин­кой.

* * *

— По­чему она ме­ня так не­нави­дит? — тре­вож­но спро­сила Гер­ми­она, зяб­ко пе­редер­ги­вая пле­чами, — боль­шинс­тво смот­рит ко­со, скри­пит зу­бами, но по­нем­но­гу при­тира­ет­ся, при­выка­ет, ви­дя ме­ня ря­дом с то­бой. Но по­чему она? Ты за­метил? Ее гла­за слов­но два кин­жа­ла — ку­да бы я не пош­ла, всег­да чувс­твую их в сво­ей спи­не. Ес­ли она мог­ла сжи­гать взгля­дом, я бы дав­но ста­ла куч­кой пеп­ла.

Дра­ко ус­мехнул­ся, по­вора­чивая ее так, что­бы зас­ло­нить собс­твен­ной спи­ной от всех лю­дей, на­ходя­щих­ся в этой ог­ромной за­ле.

— На это у ме­ня один от­вет — Блейз За­бини.

— При чем же тут он?

— При том, что Бь­юла Ам­бридж дав­но и без­на­деж­но влюб­ле­на в За­бини, а За­бини слиш­ком мно­го вни­мания уде­ля­ет не­ко­ей мисс Грей­нджер, бе­зус­пешно пы­та­ясь от­бить ее у наг­ло­го, бес­прин­ципно­го и амо­раль­но­го мер­завца Мал­фоя. Это ему не уда­ет­ся и, на­де­юсь, он тер­за­ет­ся му­ками не­пол­но­цен­ности день и ночь* * *

, — Дра­ко са­модо­воль­но ух­мыль­нул­ся и при­тянул к се­бе за та­лию Гер­ми­ону, об­жи­гая ды­хани­ем и ле­гонь­ко ка­са­ясь гу­бами са­мого чувс­тви­тель­но­го мес­та на шее, там, где под тон­кой ко­жей ис­пу­ган­но бь­ет­ся си­няя жил­ка, — ког­да за­кон­чится этот при­ем, и мы от­пра­вим­ся до­мой, а? Жду не дож­дусь!

— Дра­ко, прек­ра­ти! — за­лилась крас­кой де­вуш­ка, — все смот­рят!

— Ну и что? Пле­вать я на них хо­тел.

— Дра­ко! Я все-та­ки о Бь­юле… Хо­чешь ска­зать, она рев­ну­ет?

— Угу, кста­ти и я то­же.

— И глу­по! И с тво­ей, и с ее сто­роны! Мы с Блей­зом все­го лишь друзья. Ни­чего боль­ше.

Дра­ко фыр­кнул. Лишь сле­пой, на­вер­ное, не за­метит, как За­бини из ко­жи ле­зет, что­бы прив­лечь вни­мание Гер­ми­оны, стать для нее не толь­ко «Дру­гом», а кем-то боль­шим, за­нять его, Дра­ко, мес­то. По­чему та, ко­торой это не­пос­редс­твен­но ка­са­ет­ся, не ви­дит? Или не хо­чет ви­деть?

Тя­гомот­ный ду­рац­кий при­ем Пар­кинсо­нов все ни­как не под­хо­дил к кон­цу. Все пос­ледние но­вос­ти и сплет­ни пе­рес­ка­заны, Гос­по­дин выс­лу­шал все док­ла­ды, бла­гос­клон­но кив­нул на зах­ле­быва­юще­еся от вос­торга приг­ла­шение мис­те­ра Пар­кинсо­на счи­тать его дом сво­им. Что еще? Ах, да, пол­ча­са на­зад бы­ла объ­яв­ле­на весть, что мис­сис Па­мела Бо­ул, в де­вичес­тве Пар­кинсон, про­из­ве­ла на свет доч­ку. Счас­тли­вый отец Лу­кас Бо­ул вмес­то то­го, что­бы спе­шить к же­не, с кис­лым ли­цом при­нимал поз­драв­ле­ния и те­перь ту­по на­пивал­ся со сво­ими друж­ка­ми за бар­ной стой­кой, ус­тро­ен­ной в уг­лу за­ла. Ро­дите­ли Па­мелы то­же не то­ропи­лись к до­чери. Ка­жет­ся, толь­ко Пэн­си ис­крен­не бес­по­ко­илась за сес­тру и со вче­раш­не­го дня бы­ла ря­дом с ней.

Дра­ко отыс­кал взгля­дом Бь­юлу Ам­бридж. И что Гер­ми­она так к ней при­цепи­лась? Ни­чем не при­меча­тель­ная ма­лолет­ка — тус­клые гла­за, тус­клое ли­цо и тус­клый ха­рак­тер. Ни­ког­да и рта не рас­кры­ва­ет, си­дит, сжав­шись, в уг­лу, как ма­лень­кий ис­пу­ган­ный зве­рек. Дей­стви­тель­но, втрес­ка­лась по уши в За­бини и мол­ча стра­да­ет, по­тому что пред­мет обо­жания о ее су­щес­тво­вании да­же не по­доз­ре­ва­ет. Блей­за ни­ког­да не ин­те­ресо­вали ти­хие скром­ни­цы. За­чем, ког­да вок­руг пол­но кра­савиц, ко­торые са­ми к не­му на шею ве­ша­ют­ся? Ис­клю­чение — Гер­ми­она, но это ИС­КЛЮ­ЧЕНИЕ, ко­торое лишь под­твержда­ет пра­вило.

И… он не раз за­мечал пол­ный не­навис­ти тем­ный взгляд Бь­юлы, прес­ле­довав­ший Гер­ми­ону.

— Тог­да по­чему она не не­нави­дит Одис­су? Эй­ве­ри ведь бы­ла с ним по­мол­вле­на, да? По­чему я удос­то­илась та­кой сом­ни­тель­ной чес­ти? — Гер­ми­она нас­той­чи­во тре­бова­ла от­ве­та, чуть от­ки­нув­шись на­зад и упе­рев­шись ла­доня­ми в его грудь.

Он чувс­тво­вал теп­ло ее те­ла, си­лу тон­ких паль­чи­ков, и мыс­ли ме­шались и пь­яно пу­тались, хо­тя он поч­ти не пил.

— Ну от­ку­да я знаю, Гер­ми­она? Мо­жет, по­тому что она да­же в мыс­лях не мо­жет тя­гать­ся с Эй­ве­ри? Она же нич­тожнее ком­ка гря­зи на ее туф­лях, Одис­са да­же не за­метит, как рас­топчет ее. А ты вор­ва­лась в об­щес­тво не­ведо­мо от­ку­да, те­бе бла­гово­лит Лорд, и обо­жа­емый ею За­бини при­лип к те­бе, как лист зла­тоц­ве­та. Воз­можно, она за­далась воп­ро­сом — по­чему ты, а не она? И не най­дя от­ве­та, ярос­тно воз­не­нави­дела. Мо­жет так, а мо­жет быть ина­че. Не об­ра­щай вни­мания на эту бла­жен­ную, она всег­да бы­ла стран­но­ватой.

Гер­ми­она за­дума­лась и при­тих­ла, при­жав­шись ще­кой к его ще­ке. Они сто­яли в аль­ко­ве у вы­соко­го ок­на, поч­ти скры­тые ото всех тя­желым за­наве­сом, и он прик­рыл гла­за, нас­лажда­ясь чувс­твом при­кос­но­вения шел­ко­вис­той ко­жи, за­вит­ком вы­бив­ше­гося ло­кона, ко­торый ще­котал шею, све­жим тон­ким аро­матом ду­хов. Он вы­рисо­вывал паль­ца­ми узо­ры по неж­ной ко­же в вы­резе платья на спи­не, шеп­тал глу­пос­ти, име­ющие смысл толь­ко для них дво­их, и чувс­тво­вал, как Гер­ми­она улы­ба­ет­ся, пос­те­пен­но за­бывая о Бь­юле Ам­бридж, не­понят­но по­чему нев­злю­бив­шей ее.

Их ти­хое у­еди­нение раз­би­лось на кус­ки от хо­лод­но­го го­лоса:

— Про­шу про­щения за втор­же­ние, гос­по­да. Мой маль­чик, не бу­дешь ли ты столь лю­безен, поз­во­лив ук­расть у те­бя твою пре­лес­тную да­му? Мы с Фе­тидой об­сужда­ли осо­бен­ности при­готов­ле­ния не­кото­рых зе­лий и слег­ка ра­зош­лись во мне­ни­ях. И я вспом­нил, что мисс Грей­нджер не так дав­но сог­ла­силась рас­ска­зать о сво­их эк­спе­римен­тах. Не мог­ли бы вы, Гер­ми­она, кое-что про­демонс­три­ровать?

Тем­ный Лорд всег­да аб­со­лют­но веж­лив и до неп­ри­ят­ности, мо­розом про­дира­ющей по ко­же, уч­тив. Гер­ми­она рас­те­рян­но раз­ве­ла ру­ками:

— Пря­мо сей­час? Здесь?

— Да. На­де­юсь, Лу­иза, вы поз­во­лите нам вос­поль­зо­вать­ся ва­шей ла­бора­тори­ей?

— О, ко­неч­но, мой Гос­по­дин! — не­замед­ли­тель­но от­клик­ну­лась хо­зяй­ка до­ма, по­явив­ша­яся как по за­казу, — про­шу вас, по­жалуй­ста! Пер­сей не так дав­но об­но­вил кот­лы и за­купил весь­ма ред­кие ин­гре­ди­ен­ты.

Гер­ми­она ед­ва слыш­но вздох­ну­ла и пош­ла за Фе­тидой За­бини и Лу­изой Пар­кинсон. Дра­ко ус­пел спро­сить гла­зами:

«Все в по­ряд­ке? Я не ну­жен?»

«Нет. Ду­маю, я с этим справ­люсь. А ты по­ка вы­бирай, крас­ный шелк или чер­ное кру­жево!»

Де­вуш­ка озор­но под­мигну­ла и скры­лась в две­рях.

Спус­тя час Дра­ко то­мил­ся от ску­ки, прис­ло­нив­шись к ко­лон­не. Ве­ликий Са­лазар, ка­кая тос­ка! Гос­ти по­нем­но­гу рас­хо­дят­ся, ро­дите­ли уш­ли уже дав­но, сос­лавшись на го­лов­ную боль ма­тери. Впро­чем, у Нар­циссы в при­сутс­твии Пар­кинсо­нов всег­да ра­зыг­ры­ва­ет­ся миг­рень, ко­торая чу­дес­ным об­ра­зом про­ходит, ед­ва они ока­зыва­ют­ся от нее на рас­сто­янии не ме­нее, чем нес­коль­ко миль. Лу­кас Бо­ул на­пил­ся в стель­ку и ос­во­бодил, на­конец, до­мови­ка в ба­ре, уже по­теряв­ше­го счет вы­пито­му им. Сам Дра­ко ус­пел об­ме­нять­ся обыч­ны­ми яз­ви­тель­ны­ми под­колка­ми с За­бини, вы­пить с Эл­фри­дом за их с Пэн­си свадь­бу, ко­торая сос­то­ит­ся че­рез не­делю, от­бить­ся от ка­кой-то ду­ры в об­ле­га­ющем, как вто­рая ко­жа, платье, при­зыв­но приг­ла­шав­шей про­гулять­ся в са­ду, и где, де­мен­то­ры их всех по­бери, Гер­ми­она?!

— Ску­ча­ешь? — Грег воз­ник за спи­ной нес­лышно. Уди­витель­но, как он это про­делы­ва­ет при та­ких га­бари­тах?

Дра­ко по­жал пле­чами.

— Как обыч­но. Всег­да счи­тал, что это глу­по — тол­кать­ся в душ­ном за­ле, выс­лу­шивать де­биль­ные рос­сказ­ни, рас­простра­нять их даль­ше и ис­крен­не счи­тать, что от­лично про­вел вре­мя.

— Все яз­вишь, — Грег взял с под­но­са до­мови­ка ста­кан с ог­не­вис­ки и зал­пом оп­ро­кинул, да­же не по­мор­щившись.

— А что ос­та­ет­ся де­лать? — Дра­ко взма­хом поз­вал Крэб­ба и ус­мехнул­ся, наб­лю­дая, как тот пы­та­ет­ся обой­ти от­ли­ча­ющу­юся не­малой пыш­ностью форм мис­сис Оно­рину Эй­ве­ри. На­конец Винс поч­ти га­лан­тно раз­ми­нул­ся с пре­пятс­тви­ем и, от­ду­ва­ясь, по­дошел к друзь­ям.

— Дра­ко, дру­жище! — Вин­сент, по­хоже, был ис­крен­не рад, — в пос­леднее вре­мя те­бя сов­сем не ви­дать. Как де­ла? Что по­делы­ва­ешь?

Дра­ко не­оп­ре­делен­но хмык­нул.

— А вы что де­лали? Все то же?

В свою оче­редь Вин­сент про­бор­мо­тал что-то нев­ра­зуми­тель­ное.

— Ни­чего не слыш­но но­вень­ко­го?

Крэбб и Гойл об­ме­нялись оди­нако­во-скеп­ти­чес­ки­ми взгля­дами и поч­ти син­хрон­но раз­ве­ли ру­ками.

— А ты как ду­ма­ешь? Нам да­ют толь­ко за­дания и ни­чего не объ­яс­ня­ют. Ес­ли уж ты ни­чего не зна­ешь, то что мо­жем знать мы, все­го лишь убо­гие ис­полни­тели Его во­ли?

Дра­ко ед­ва не по­пер­хнул­ся глот­ком брен­ди. Гре­гори Гойл толь­ко что из­во­лил по­шутить? Или, вер­нее, да­же съ­яз­вить?! Это обыч­но прос­той и бе­зыс­кусный, как прут от мет­лы, нем­но­гос­ловный, как гор­ный тролль, и нем­но­го ту­пова­тый (че­го уж там лу­кавить?) Грег? Впро­чем, в Гре­гори Гой­ле в пос­леднее вре­мя от­кры­лось не­мало стран­ных и да­же пу­га­ющих ве­щей. Нет, пу­га­ющих — гром­ко ска­зано. Прос­то не­объ­яс­ни­мых, не ук­ла­дыва­ющих­ся в го­лове. Или, на­обо­рот, слиш­ком хо­рошо объ­яс­ни­мых и по­это­му стран­ных?

Вин­сент по­качал го­ловой и по­низил го­лос до ше­пота:

— Мы ни­чего не зна­ем, Дра­ко. Отец го­ворил, что Он пла­ниру­ет что-то гран­ди­оз­ное и мас­штаб­ное, но что имен­но — не­из­вес­тно.

— Дол­гождан­ное офи­ци­аль­ное выс­тупле­ние и во­ору­жен­ный зах­ват Ми­нис­терс­тва? — ус­мехнул­ся Дра­ко, но друзья ос­та­лись серь­ез­ны.

— Все мо­жет быть, — ук­лончи­во отоз­вался Вин­сент и вдруг, из­ме­нив­шись в ли­це, сде­лал дви­жение, как буд­то хо­тел спря­тать­ся за спи­ну Дра­ко.

— Ты че­го?

— Те­тя Фан­ни, — стра­даль­чес­ки смор­щился па­рень, — нет, не смот­ри в ту сто­рону!

— Ты ис­пу­гал­ся ка­кой-то ста­рушен­ции?

— Эта ста­рушен­ция пе­режи­вет нас с то­бой, и у нее уди­витель­ный дар от­равлять жизнь сво­им родс­твен­ни­кам. Из­ви­ни, Дра­ко, был рад по­видать­ся.

— Да лад­но, Винс, — Дра­ко был поч­ти за­ин­три­гован, — что слу­чилось? Я че­го-то не знаю?

Од­на­ко Вин­сент уже стре­митель­но уда­лял­ся, ста­ратель­но пря­чась за спи­ны и ко­лон­ны, что выг­ля­дело по­ряд­ком за­бав­но при его рос­те и ком­плек­ции. Грег фыр­кнул и опус­то­шил еще один ста­кан ог­не­вис­ки.

— Я те­бе объ­яс­ню. Не да­лее, как две с по­лови­ной не­дели на­зад, дос­то­поч­тенные мис­тер и мис­сис Крэбб вне­зап­но и не­от­вра­тимо ре­шили, что их от­прыс­ку приш­ла по­ра про­дол­жить род. А те­тя Фан­ни — про­фес­си­ональ­ный пос­тавщик не­вест. Ты же зна­ешь, она обо­жа­ет всех же­нить и вы­давать за­муж.

Дра­ко по­нима­юще и со­чувс­тву­юще кив­нул.

— Так вот, — сле­ду­ющий ста­кан тон­ко звяк­нул ль­дин­ка­ми, — Вин­сент слы­шать о же­нить­бе ни­чего не хо­чет, твер­дит, что еще не со­шел с ума, и по­это­му бе­га­ет от нее, как от соп­лохвос­та, а за­од­но ру­га­ет­ся пос­ледни­ми сло­вами со всей род­ней. Мать в ис­те­рике, отец бе­шено ше­велит сво­ими зна­мени­тыми уса­ми и кля­нет­ся его при­душить собс­твен­но­руч­но. Ес­ли хо­чешь знать мое мне­ние, ра­но или поз­дно те­тя Фан­ни все рав­но пой­ма­ет его и за­ку­ет в брач­ные узы. У нее боль­шой опыт в этих де­лах, а у Вин­са ма­ло тер­пе­ния и так­та, что­бы вы­тор­го­вать па­ру лет сво­боды, а по­том ак­ку­рат­но раз­ру­лить си­ту­ацию.

Гре­гори се­год­ня был на ред­кость раз­го­вор­чив. Чес­тно го­воря, Дра­ко ред­ко ви­дел дру­га та­ким. Что-то его гло­жет, не да­ет по­коя, ина­че он не хлес­тал бы ог­не­вис­ки слов­но во­ду. Грег во­об­ще был рав­но­душен к спир­тно­му, да­же на ве­черин­ках пред­по­читал по­тяги­вать тык­венный сок, чем не­мало ве­селил всех.

— Грег, ты се­год­ня был у них?

Гре­гори мол­ча кив­нул, сно­ва оп­ро­киды­вая в се­бя ог­ненную жид­кость.

— И… как?

— Пло­хо.

По­рази­тель­но, сколь­ко уже ста­канов оп­ри­ходо­вал Грег? Не мень­ше бу­тыл­ки, точ­но. А взгляд тем­ных глаз был со­вер­шенно трез­вым и боль­ным.

— Пло­хо, Дра­ко. Они ни­чего не по­нима­ют, ни­чего не уме­ют. Ги­ацин­та пла­чет це­лыми дня­ми, тос­ку­ет и хо­чет до­мой. А до­мой нель­зя! — Грег сжал ку­лаки, — в дом чис­токров­ных ма­гов скви­бам вход зап­ре­щен, де­мен­тор по­дери!

Дра­ко не­лов­ко тро­нул дру­га за пле­чо, от­во­дя его по­даль­ше от лю­бопыт­ных ушей.

— Ги­де­он дер­жится, но из пос­ледних сил. Они го­ворят, что им страш­но вый­ти на ули­цу, по­тому что там всю­ду маг­лы и их стран­ные ве­щи. А я не мо­гу быть с ни­ми каж­дую ми­нуту, хо­тя и ста­ра­юсь. Но са­мое страш­ное — они не по­нима­ют! Они рас­те­ряны и оше­лом­ле­ны жес­то­костью, ко­торая идет от са­мых близ­ких лю­дей — по­чему их выш­вырну­ли из до­ма, как не­нуж­ных ще­нят? Как они мог­ли стать по­зором семьи, прос­то по­явив­шись на свет? Я не мо­гу объ­яс­нить эту нес­пра­вед­ли­вость, я пы­та­юсь прос­то под­держать их, вну­шить мысль, что нуж­но на­чинать но­вую жизнь, най­ти се­бя в но­вом ми­ре. И бо­юсь, что они не вы­дер­жат. Ги­ацин­та слиш­ком на­ив­ная и до­вер­чи­вая, а маг­лов­ский мир бес­по­щаден к сла­бос­ти.

Грег го­ворил с ис­ступ­ленной и бес­силь­ной злостью, и страш­но бы­ло слы­шать сле­зы, са­мые нас­то­ящие сле­зы в хрип­лом го­лосе. Дра­ко бы­ло не­лов­ко, хо­телось как-то прер­вать это, но он мол­чал, да­вая дру­гу вы­гово­рить­ся, хоть нем­но­го вып­леснуть от­ча­яние, в ко­тором тот уто­пал пос­ледние два ме­сяца, со дня со­вер­шенно­летия млад­ших бра­та и сес­тры, двой­ня­шек-скви­бов, из­гнан­ных из ма­гичес­ко­го ми­ра по древ­ним, из­жившим се­бя тра­дици­ям чис­токров­ных се­мей.

Сей­час ник­то так не пос­ту­па­ет, не бро­са­ет на про­из­вол судь­бы без­за­щит­ных де­тей, пусть ли­шен­ных ма­гии, но свою род­ную кровь.

Бес­смыс­ленно. Жес­то­ко. Бес­сердеч­но. Как по­нять от­ца и оп­равдать мать?

Дра­ко не пред­став­лял сво­их ро­дите­лей в та­кой си­ту­ации. Не­уже­ли его мать бро­сила бы его? Нет, не пред­став­ля­лось…

Что хо­тели Гой­лы этим ска­зать? До­казать Лор­ду свою при­вер­женность Его иде­ям? Выс­лу­жить­ся?

— Ги­де­он… Дра­ко, ты бы ви­дел Ги! Ты пом­нишь, он бол­тал без умол­ку, вы­думы­вал ка­кие-то иг­ры, рас­ска­зывал бес­ко­неч­ные фан­тасти­чес­кие ис­то­рии, хвас­тался, за­дирал­ся? А сей­час его слов­но уда­рили по го­лове и выр­ва­ли язык, и все ис­то­рии ра­зом за­кон­чи­лись. У не­го та­кой вид, как буд­то он заб­лу­дил­ся в ту­мане, гус­том ту­мане с бо­лот, и вок­руг ни­чего не вид­но, не­из­вес­тно, в ка­кой сто­роне твер­дая зем­ля, а в ка­кой — тря­сина.

— А… а как твои, до­ма?

Грег сжал зу­бы.

— Да ни­как. Мать не вы­ходит из сво­их ком­нат, отец все вре­мя с Лор­дом, дед на­дира­ет­ся каж­дый ве­чер и орет, что все дол­жно быть в тай­не. А ка­кое, на хрен, в тай­не, ес­ли все зна­ют? И Лорд то­же и, зна­ешь, с та­кой тон­кой за­ботой ос­ве­дом­ля­ет­ся о здо­ровье ма­тери, — Грег скри­вил­ся, — хо­тя вряд ли пом­нит, как ее зо­вут.

— Дер­жись, все ут­ря­сет­ся, — Дра­ко хо­телось хоть как-то под­бодрить дру­га, — мо­жет, те­бе пе­ревез­ти Ги­де­она и Ги­ацин­ту из Лон­до­на в ма­лень­кий го­род? Там им бу­дет лег­че и про­ще. И еще… Ты всег­да мо­жешь рас­счи­тывать на ме­ня.

— Спа­сибо, Дра­ко, — Гре­гори тя­жело вздох­нул, — нас­чет пе­ре­ез­да по­думаю, дель­ная мысль. Толь­ко… все рав­но, один Са­лазар зна­ет, что бу­дет впе­реди. Лад­но, еще раз спа­сибо, что выс­лу­шал. Пой­ду, на­до­ело все тут.

Они об­ме­нялись ру­копо­жати­ями, и Гре­гори ис­чез так же вне­зап­но и нес­лышно, как по­явил­ся. Дра­ко толь­ко по­качал го­ловой.

Да, Гре­гу не по­зави­ду­ешь. Пло­хо все по­луча­ет­ся. На­до ему по­мочь. И на са­мом де­ле жаль Ги­де­она и Ги­ацин­ту. От­сутс­твие ма­гии они с лих­вой ком­пенси­рова­ли жи­востью ха­рак­те­ров, впе­чат­ля­ющей фан­та­зи­ей и по­летом мыс­ли, а так­же уме­ни­ем быс­тро схо­дить­ся с людь­ми. Грег все-та­ки слиш­ком бес­по­ко­ит­ся за них. Ког­да прой­дет пер­вый шок, не та­кой ос­трой ста­нет оби­да, от­пустит боль, они ос­во­ят­ся в ми­ре без чу­дес. Грег не ос­та­вит сес­тру и бра­та, пой­дет воп­ре­ки во­ле семьи и, на­вер­ное, Тем­но­го Лор­да. И то­же бу­дет ид­ти по краю.

И имен­но это при­води­ло в за­меша­тель­ство Дра­ко. В Гре­гори Гой­ле, зна­комом с детс­тва, счи­тав­шемся и яв­лявшем­ся его дру­гом, по­яви­лись та­кие чер­ты ха­рак­те­ра, о на­личии ко­торых ник­то, по­хоже, и не по­доз­ре­вал. И Дра­ко то­же. Кто мог знать, что млад­шие брат и сес­тра раз­бу­дят в Гре­ге та­кую вер­ность и на­деж­ность, нес­ги­ба­емую ре­шимость за­щищать их до кон­ца, ка­ким бы тот ни был?

Каж­дый день, каж­дый миг мы идем на­пере­кор ко­му-то и че­му-то, идем по сво­им меч­там, нас­ту­па­ем на гор­ло же­лани­ям, стре­мясь дос­тигнуть це­ли. В каж­дом, да­же са­мом сла­бом, за­ложе­на эта си­ла — су­меть от­сто­ять свое, пусть нез­на­читель­ное, но свое, выс­тра­дан­ное. На­вер­ное, это и есть суть че­лове­ка — веч­ная борь­ба, веч­ное дви­жение впе­ред. Пусть ка­жет­ся, что ни­чего не ме­ня­ет­ся, ты вяз­нешь в пес­ке не­выпол­ненных обе­щаний и зах­ле­быва­ешь­ся в ому­те нес­де­лан­ных дел, но на са­мом де­ле в нез­ри­мом по­лете рвет­ся к да­леким го­ризон­там ду­ша, и пусть бь­ет в ли­цо ве­тер, пусть пу­та­ют крылья за­кос­не­лые дог­мы, но мы все-та­ки ле­тим… На­вер­ное, дол­жно быть толь­ко так и не ина­че.

Его раз­думья прер­ва­ло по­яв­ле­ние в по­ле зре­ния Фе­тиды За­бини. Он быс­тро по­дошел к ней.

— Фе­тида, Гос­по­дин все еще об­сужда­ет с Гер­ми­оной сек­ре­ты при­готов­ле­ния зе­лий?

— Нет, Дра­ко, — удив­ленно от­ве­тила чер­но­воло­сая жен­щи­на, — мы уже дав­но за­кон­чи­ли. Гер­ми­она рас­ска­зала мне об од­ном зелье, очень силь­ном про­тиво­ядии, о ко­тором я и по­нятия не име­ла. Эта де­воч­ка да­леко пой­дет и дос­тигнет мно­гого.

— В та­ком слу­чае, где она? — не­веж­ли­во прер­вал ее Дра­ко.

— Не знаю. Гос­по­дин вспом­нил об од­ном не­от­ложном де­ле и уда­лил­ся. Я за­дер­жа­лась с Лу­изой, а Гер­ми­она вер­ну­лась в зал.

Фе­тида по­жала пле­чами и от­верну­лась, а Дра­ко ог­ля­дел­ся, ища взгля­дом си­рене­вый всплеск платья. И стран­ное, глу­хое и не­понят­ное чувс­тво тре­воги ос­трой шпа­гой уко­лоло его в грудь, зас­та­вив сер­дце за­бить­ся чуть быс­трее. Ми­гом уле­тучи­лись из го­ловы все пос­то­рон­ние мыс­ли. Но от­ку­да бес­по­кой­ство? Здесь ей ни­чего не гро­зит, все зна­ют, что Грей­нджер поль­зу­ет­ся бла­гос­клон­ностью Гос­по­дина, и не по­зави­ду­ешь то­му, кто ос­ме­лит­ся от­кры­то на нее на­пасть. По­чему, в та­ком слу­чае, все на­рас­та­ет и на­рас­та­ет чувс­тво опас­ности? Тем­ной, не­из­вес­тной, неж­данной и от­то­го тре­вожа­щей так силь­но, что да­же ру­ки зад­ро­жали от нап­ря­жения?

Дра­ко обо­шел зал, вы­шел на тер­ра­су, по­том в ко­ридор, заг­ля­нул в гос­ти­ную, прос­торную биб­ли­оте­ку, биль­яр­дную, об­на­ружив в пос­ледней опять же Лу­каса. Вот бол­ван — ла­пать дру­гую жен­щи­ну в день рож­де­ния до­чери в до­ме тес­тя.

Гер­ми­оны ниг­де нет. Нет ниг­де.

— За­бини, не ви­дел Гер­ми­ону?

— Нет, — Блейз отор­вался от блон­динки с глу­пым ку­коль­ным ли­чиком, ко­торая гля­дела ему в рот и бес­прес­танно хи­хика­ла, — ха, ты что, Мал­фой, по­терял свою де­вуш­ку? Смот­ри, най­дет кто-ни­будь дру­гой.

«Мер­зкая сво­лочь, да­же не на­дей­ся, что это бу­дешь ты»

Тре­вога и опас­ность уже пуль­си­рова­ли в го­лове в бу­дора­жащем вих­ре мыс­лей и до­гадок.

«Ку­да же она пош­ла? Вер­ну­лась в Мал­фой-Ме­нор? Не мог­ла, не пре­дуп­ре­див ме­ня….»

Вдруг про­бегав­ший ми­мо до­мовик ос­та­новил­ся и роб­ко про­тянул… вол­шебную па­лоч­ку!

— Гос­по­дин, Прес­то на­шел это. Это па­лоч­ка, ка­жет­ся, ва­шей гос­по­жи?

Ка­кого дь­яво­ла?! Это дей­стви­тель­но па­лоч­ка Гер­ми­оны — изящ­ная, из ви­ног­радной ло­зы, с неф­ри­товой ру­ко­ят­кой, ко­торую он по­дарил ей сам. Что про­ис­хо­дит?!

Гла­за зас­тла­ла баг­ро­вая пе­лена стра­ха и все той же тя­желой да­вящей тре­воги.

— Где ты это на­шел?!

До­мовик вы­пучил гла­за и зат­рясся.

— Там, ря­дом с баль­ной за­лой, у две­рей…

Дра­ко, не пом­ня се­бя, пом­чался по ко­ридо­ру к баль­но­му за­лу, а в ушах ко­локоль­ным на­батом гре­мело: «Что-то не так. Что-то не так! Быс­трей, толь­ко не опоз­дать! С ней что-то слу­чилось?»

И всплы­ло в па­мяти:

«По­чему она ме­ня так не­нави­дит?... Ее гла­за слов­но два кин­жа­ла — ку­да бы я не пош­ла, всю­ду чувс­твую их в сво­ей спи­не»

«Бь­юла Ам­бридж дав­но и без­на­деж­но влюб­ле­на в За­бини, а За­бини…»

Бь­юлы Ам­бридж не бы­ло в за­ле.

«Да что она сде­ла­ет Гер­ми­оне? Да ни­чего. Не зря же Грей­нджер бы­ла луч­шей уче­ницей на на­шем кур­се. Ни­чего страш­но­го, все нор­маль­но, ну раз­го­вари­ва­ют де­вуш­ки, мо­жет, Гер­ми­она прос­то вправ­ля­ет этой ду­ре моз­ги. Что в этом осо­бен­но­го? Ко­неч­но, ни­чего.

Что­бы чер­ти те­бя зад­ра­ли, За­бини, ес­ли не дай Мер­лин, с го­ловы мо­ей Гер­ми­оны упа­дет хоть один во­лосок! Хо­тя нет, ты это­му еще за­видо­вать бу­дешь»

И слов­но ус­лы­шав, го­лос За­бини вдо­гон­ку:

— Мал­фой, твою де­вуш­ку уже на­шел кто-то бо­лее дос­той­ный?

«Иди ты на…!»

Он вле­тел в тем­ный зал, в пер­вый мо­мент да­же не по­няв, есть здесь кто-ни­будь или нет. Во вто­рой — мгно­вен­но по­холо­дев от ужа­са, по­тому что пря­мо пос­ре­ди ог­ромной ком­на­ты в по­токе лун­но­го све­та, ль­юще­гося из вы­соких окон — Гер­ми­она. И да­же в по­луть­ме вид­но, как рас­ши­рились ее гла­за на поб­леднев­шем ли­це. А в ее гор­ло бы­ла нап­равле­на вол­шебная па­лоч­ка Бь­юлы Ам­бридж.

Сер­дце под­ско­чило, а по­том про­вали­лось ку­да-то в жи­вот. Эта ма­лолет­ка, что, с ума сош­ла?!!

«Сош­ла!» — стук­ну­ло в го­лове, ед­ва Дра­ко рас­слы­шал ее сло­ва, об­ра­щен­ные к Гер­ми­оне.

— Ну что, Грей­нджер, дро­жишь, да? Страш­но? Пусть те­бе бу­дет страш­но! — де­вуш­ка злоб­но ос­ка­лилась, про­дол­жая креп­ко сжи­мать па­лоч­ку и, ка­жет­ся, да­же не об­ра­тив вни­мания на шум­но по­явив­ше­гося Дра­ко, — от­ку­да ты взя­лась, та­кая вся из се­бя осо­бен­ная и не­пов­то­римая, а? Грей­нджер то, Грей­нджер се, ть­фу, тош­нит! Ведь в Хог­вар­тсе ты хо­дила скром­ни­ца скром­ни­цей, зуб­ри­ла и под­ли­за, на уме толь­ко Пот­тер и У­из­ли! Ка­кого хре­на ты у нас по­яви­лась? И все вок­руг те­бя пля­сать дол­жны!

«Что она не­сет?! Точ­но свих­ну­лась…»

— Мал­фоя приб­ра­ла к ру­кам и черт с то­бой, хо­тя мно­гие дев­чонки те­бе за это го­товы гла­за вы­цара­пать. Он же кро­ме тво­ей гряз­нокров­ной зад­ни­цы боль­ше ни­кого не ви­дит. Ну а Блейз те­бе за­чем?! — Бь­юла сот­ря­салась всем те­лом и брыз­га­ла слю­ной пря­мо в ли­цо Гер­ми­оне, — за­чем, от­веть мне?! Что он в те­бе на­шел? По­чему на­ши чис­токров­ные пар­ни с ума схо­дят по ка­кой-то вши­вой гряз­нокров­ке? Но не-е-ет! Та­кого быть не дол­жно! И зна­ешь, я все ис­прав­лю. Я те­бя убью! Да-да, прос­то раз и не бу­дет те­бя. Все де­вуш­ки мне спа­сибо ска­жут, а Блейз… Блейз на­конец бу­дет мо­им! Мы пред­назна­чены друг для дру­га, у нас да­же име­на поч­ти оди­нако­вые. Толь­ко он по­ка еще не по­нял, но я по­дож­ду, я тер­пе­ливая. Я прос­то бу­ду ждать и не до­пущу, что­бы на мо­ем пу­ти пу­тались ка­кие-то ду­ры. Ты ду­ма­ешь, что слу­чилось с его по­мол­вкой? Это ведь я, это я ти­хо шеп­ну­ла кое-ко­му, что Эй­ве­ри вы­ходит за не­го толь­ко из-за де­нег, и что она — шлюш­ка, пе­рес­павшая со все­ми, кро­ме не­го. И мне да­же поч­ти не приш­лось при­думы­вать, по­тому что это бы­ла прав­да. Эта Эй­ве­ри мно­го из се­бя стро­ила, но я-то знаю, с кем она спа­ла, тварь! Она не­дос­той­на Блей­за, и ты то­же! Но ты еще ху­же, еще га­же — по­тому что гряз­нокров­ка!

Гер­ми­она мол­ча­ла, зас­тыв в не­лов­кой по­зе с вы­соко под­ня­тым под­бо­род­ком. Дра­ко бо­ял­ся что-то сде­лать — вдруг ру­ка у этой су­мас­шедшей дрог­нет, и она сор­вется? Го­лова ли­хора­доч­но ра­бота­ла — бро­сить­ся впе­ред, выр­вать ее па­лоч­ку, нас­лать на нее ка­кое-ни­будь зак­лятье…

Но тут Бь­юла вкрад­чи­во ки­нула, да­же не обо­рачи­ва­ясь:

— И не на­дей­ся, Дра­ко. Од­но дви­жение — и она бу­дет мер­тва. Зна­ешь ли, у ме­ня очень хо­рошо по­луча­ют­ся не­вер­баль­ные зак­лятья.

— Что ты хо­чешь? — го­лос драл гор­ло, — от­пусти Гер­ми­ону, я те­бе ни­чего не сде­лаю, обе­щаю.

— Ко­неч­но, не сде­ла­ешь. Ха-ха-ха, вот смеш­но — она-то все рав­но ум­рет, а по­ка не умер­ла, ты, Дра­ко, бу­дешь смот­реть! Ха-ха-ха! И не смо­жешь ни­чего пред­при­нять. Но на вся­кий слу­чай — па­лоч­ку на пол, жи­во!

Дра­ко мед­ленно по­ложил па­лоч­ку у сво­их ног. Мер­лин, не­ре­аль­ная си­ту­ация — в этом же до­ме, все­го лишь в ка­ком-то де­сят­ке яр­дов от­сю­да, за нес­коль­ки­ми сте­нами — гос­ти, хо­зя­ева, до­мови­ки, сов­сем не­дав­но уда­лил­ся Лорд, а здесь за­мер да­же лун­ный луч, бо­ясь дви­нуть­ся и дро­жа от ис­пу­га — вдруг эта стран­ная де­вуш­ка с бе­зум­ным блес­ком в гла­зах прер­вет жизнь дру­гой?!

— Она ум­рет! За то, что ос­ме­лилась по­сяг­нуть на мо­его Блей­за!

И тут Гер­ми­она сла­бо вос­клик­ну­ла:

— По­верь, ты оши­ба­ешь­ся! Я не по­сяга­ла, гос­по­ди, да­же не ду­мала о Блей­зе, мы с ним прос­то друзья!

— Врешь! — па­лоч­ка еще силь­нее впи­лась в гор­ло, — я же ви­жу, как он на те­бя смот­рит! Он ни на ко­го так не смот­рел! Ни на Эй­ве­ри, ни на этих шлюх, что кру­тят­ся вок­руг не­го. Вот в этом-то и опас­ность, я ее по­чувс­тво­вала, как толь­ко ты по­яви­лась на той ве­черин­ке.

— По­жалуй­ста, Бь­юла, выс­лу­шай ме­ня…

— Зат­кнись, Дра­ко! Я ее все рав­но убью!

Зак­лятье Уду­шения, Дра­ко, бро­сив­ший­ся впе­ред, Блейз, вор­вавший­ся в две­ри, — все од­новре­мен­но. От­ле­тела па­лоч­ка, вы­битая из ру­ки Бь­юлы, ярос­тно руг­нулся оше­лом­ленный Блейз, Дра­ко ряв­кнул:

— За­бини, дер­жи ее!

Бь­юла виз­жа­ла, из­ви­валась, вы­рыва­лась с та­кой си­лой, что Дра­ко ед­ва удер­жи­вал ее рас­плас­танной на по­лу, нак­рыв всем те­лом. За­бини при­шел на по­мощь, опу­тывая ло­дыж­ки, а по­том ру­ки де­вуш­ки на­кол­до­ван­ны­ми ве­рев­ка­ми. Бь­юла, ви­димо, окон­ча­тель­но спя­тила, по­тому что уже не уз­на­вала и Блей­за, ку­сая его ру­ки. Дра­ко, ед­ва убе­див­шись, что она боль­ше не опас­на, на­шарил свою па­лоч­ку и нак­ло­нил­ся над Гер­ми­оной, за­дыха­ясь и шеп­ча:

— Finite Incatatem, Мер­лин, по­дож­ди, по­жалуй­ста, не уми­рай, Finite Incatatem, Finite Incatatem!

Очень мед­ленно на ли­це де­вуш­ки по­яв­ля­лись крас­ки, ожи­вали гла­за, она глу­боко и жад­но за­дыша­ла, дер­жась за грудь. Дра­ко от­ча­ян­но це­ловал ее, гла­дил по во­лосам, по ли­цу, об­легчен­но и бес­связ­но шеп­тал:

— Гер­ми­она, Гер­ми­она…жи­ва…

— Я в по­ряд­ке, — хрип­ло про­шеп­та­ла она в от­вет, ут­кнув­шись ему в грудь, — в по­ряд­ке…

Бь­юла вне­зап­но зак­ри­чала, дол­го и страш­но, и в вы­соком пус­том за­ле ей от­клик­ну­лось эхо. Блейз ряв­кнул:

— Silencio!

— Твою мать, За­бини! Еще нем­но­го, и я мог опоз­дать! Эта твоя влюб­ленная ду­ра спя­тила из-за те­бя, нес­ла тут пол­ный бред!

— Она не моя ду­ра! Ох­ре­нел, Мал­фой? Ей еще сем­надца­ти нет. Я во­об­ще толь­ко сей­час от те­бя уз­наю, что она в ме­ня влюб­ле­на.

— Мне пле­вать, сколь­ко ей, мне нас­рать, что там у вас бы­ло, но она се­год­ня чуть не уби­ла Гер­ми­ону! И при­чиной был имен­но ты!

— Это я ви­новат в том, что у нее моз­ги на­бек­рень?

— Дра­ко, Блейз, прек­ра­тите! — Гер­ми­она ос­во­боди­лась из объ­ятий Дра­ко, — она же слы­шит все.

Она по­дош­ла к ле­жащей на по­лу и по-преж­не­му из­ви­ва­ющей­ся Бь­юле, по­пыта­лась ос­ла­бить уз­лы на ве­рев­ках:

— Бед­ная… Finite Incatatem.

«Бед­ная» плю­нула ей в ли­цо и ед­ва не по­пала, а по­том поч­ти нор­маль­ным го­лосом, да­же до­вери­тель­но со­об­щи­ла:

— А я те­бя все рав­но убью.

Гер­ми­она вздрог­ну­ла и от­верну­лась. Дра­ко сно­ва об­нял ее, ощу­щая бо­лез­ненную пот­ребность чувс­тво­вать ее, дер­жать в ру­ках.

— На­до поз­вать ко­го-ни­будь. Ее, на­вер­ное, в Мун­го?

За­бини мол­ча кив­нул и ис­чез, а че­рез па­ру ми­нут при­вел це­лую тол­пу. Мис­тер и мис­сис Пар­кинсон, мать Бь­юлы — Лю­син­да Ам­бридж, Фе­тида За­бини. Лю­син­да ки­нулась к Бь­юле:

— До­чень­ка! Мер­лин, что с то­бой сде­лали? Что вы с ней сот­во­рили? По­чему она свя­зана?

— Мис­сис Ам­бридж, ва­ша дочь на­пала на мисс Грей­нджер и при­мени­ла к ней Уду­ша­ющее зак­лятье.

— Что? Это­го не мо­жет быть! Как вы мо­жете так го­ворить? Как мо­жете так наг­ло лгать?! За­чем мо­ей де­воч­ке по­надо­билось на­падать на эту гряз­нокров­ку?

Дра­ко со вспых­нувшей яростью хо­лод­но и ти­хо про­цедил:

— Я от­ве­чаю за свои сло­ва, мис­сис Ам­бридж. Ва­ша дочь серь­ез­но боль­на, ей тре­бу­ет­ся ле­чение. И ес­ли вы еще раз хоть пол­сло­вом ос­корби­те мисс Грей­нджер, кля­нусь, бу­дете иметь де­ло со мной.

Блейз мрач­но ух­мыль­нул­ся:

— В кои-то ве­ки я аб­со­лют­но сог­ла­сен с Мал­фо­ем. Она дей­стви­тель­но на­пала на мисс Грей­нджер, пер­вой и без ка­ких-ли­бо ви­димых при­чин. Я го­тов под­твер­дить это пе­ред ли­цом Лор­да.

Лю­син­да сник­ла, по­нимая, что спо­рить с эти­ми от­прыс­ка­ми бо­гатых и вли­ятель­ных се­мей­ств опас­но и бес­по­лез­но. Они рас­топчут и ее, и ее бед­ную де­воч­ку, а Лорд Вол­де­морт по­верит им и этой гряз­нокров­ной пар­шивке, ко­торой по­чему-то поз­во­лено слиш­ком мно­гое.

Она зап­ри­чита­ла над Бь­юлой, ло­мая ру­ки и за­лива­ясь сле­зами. Мис­тер и мис­сис Пар­кинсон ос­то­рож­но по­мог­ли ей увес­ти дочь, ко­торая за­тих­ла и лишь вре­мя от вре­мени раз­ра­жалась аб­со­лют­но су­мас­шедшим сме­хом. Фе­тида опер­лась на ру­ку сы­на.

— Ду­маю, нам по­ра, сы­нок.

Гер­ми­она и Дра­ко ос­та­лись од­ни. И ее за­поз­да­ло за­коло­тила дрожь.

— Уве­ди ме­ня от­сю­да, Дра­ко, по­жалуй­ста…

— На зад­нем дво­ре есть бе­сед­ка, пой­дем. Ты нем­но­го отой­дешь, и мы от­пра­вим­ся до­мой.

В уви­той плю­щом бе­сед­ке Гер­ми­она спря­тала ли­цо в ла­дони.

— Ох, я так рас­те­рялась… и ве­ла се­бя как ду­роч­ка. Зна­ешь, единс­твен­ной связ­ной мыслью бы­ло, что ка­кая-то не­до­учив­ша­яся дев­чонка так лег­ко смог­ла взять на­до мной верх. А я ведь все-та­ки учи­лась в Ав­ро­рате и бы­ла не пос­ледней сре­ди мо­лодых ав­ро­ров…

Дра­ко неж­но от­нял ее ла­дони от ли­ца, по­цело­вал паль­цы и об­нял как мож­но бе­реж­нее.

— А я ис­пу­гал­ся.

Гер­ми­она дол­гим и ис­пы­ту­ющим взгля­дом пос­мотре­ла ему в гла­за.

— Как ты нас на­шел?

— На­чал те­бя ис­кать, а по­том до­мовик при­нес твою па­лоч­ку. Гер­ми­она… что же ты со мной де­ла­ешь, ес­ли толь­ко от од­ной мыс­ли, что боль­ше те­бя ни­ког­да не уви­жу, у ме­ня ед­ва не ос­та­нови­лось сер­дце?

На гу­бах де­вуш­ки сколь­зну­ла ти­хая улыб­ка.

— Я люб­лю те­бя, Дра­ко. И я знаю, что ты лю­бишь ме­ня. И мы с то­бой свя­заны креп­кой нитью.

Дра­ко од­ним дви­жени­ем вне­зап­но опус­тился на ко­лено пе­ред Гер­ми­оной, взял ее за ру­ку и зве­нящим от нап­ря­жения го­лосом про­из­нес:

— Я, Дра­ко Лю­ци­ус Аб­раксас Ас­те­рус Мал­фой, про­шу тво­ей ру­ки, Гер­ми­она, про­шу вой­ти хо­зяй­кой в мой дом. Кля­нусь обе­регать те­бя и лю­бить. Кля­нусь, что мое сер­дце бу­дет при­над­ле­жать толь­ко те­бе, как и моя жизнь.

Гер­ми­она пот­ря­сен­но про­шеп­та­ла:

— Дра­ко…

— Это тра­диция ро­да Мал­фой, — ти­хо ска­зал па­рень, гля­дя пря­мо в ее гла­за, — вве­рять свою жизнь в ру­ки той, ко­торую про­сят стать же­ной. И моя жизнь за­висит от те­бя.

— Да! О, гос­по­ди, да…

Над ни­ми ярос­тно и тор­жес­тву­юще по­лыха­ли звез­ды, но гла­за Гер­ми­оны бы­ли все-та­ки их яр­че.


* * *


«Спи, мое сер­дце. За­будь, что бы­ло се­год­ня, и пусть не тре­вожат сны о тех, ко­го те­бе на­до за­быть»


* * *


Ког­да они чуть поз­же шли по ал­лее, нап­равля­ясь к сво­ему эки­пажу, Дра­ко ка­залось, что он не идет, а ле­тит над зем­лей. Он глу­по и счас­тли­во улы­бал­ся и креп­ко сжи­мал ру­ку Гер­ми­оны в сво­ей. На­вер­ное, де­лал ей боль­но, но она не от­ни­мала, а на­обо­рот, сжи­мала в от­вет. И вдруг слов­но спот­кну­лась, и Дра­ко ощу­тил, ка­кими сла­быми и без­воль­ны­ми ста­ли ее паль­цы, как мгно­вен­но ут­ра­тили теп­ло, бес­плот­ной тенью выс­коль­знув из ла­дони.

К ним шел У­из­ли, а за ним бе­жал Пот­тер. У­из­ли и Пот­тер. Пот­тер и У­из­ли. Слов­но из-под зем­ли вы­лез­ли. В са­ду Пар­кинсо­нов бы­ли Пот­тер и У­из­ли! Два са­мых не­нави­димых им ког­да-то че­лове­ка. Из трех. Тре­тий, вер­нее, третья те­перь шла ря­дом с ним, и ей он толь­ко что пред­ло­жил стать его же­ной.

По­том он не мог при­пом­нить, что им го­ворил. На­вер­ня­ка, что-то ос­корби­тель­ное и обид­ное, по­тому что ли­цо У­из­ли бы­ло ка­ким-то кри­вым, а Пот­тер сжи­мал зу­бы и мол­чал, как ры­ба, не от­ры­вая бе­шено­го взгля­да от Гер­ми­оны. А он нес ка­кую-то ерун­ду, и все для не­го отод­ви­нулось на вто­рой план. Вре­мя зак­ру­тилось в во­рон­ку, хлес­тну­ло по ли­цу хо­лод­ным кры­лом и нас­мешли­во от­сту­пило в сто­рону. Се­кун­ды па­дали тя­жело и мед­ленно, про­сачи­вались в пе­сок под их но­гами. Он за­был обо всем на све­те, ос­та­лась толь­ко эта ре­аль­ность, здесь и сей­час, с эти­ми людь­ми.

Он ко­жей ощу­щал, как ле­дене­ет меж­ду ни­ми прос­транс­тво, как от­да­ля­ет­ся от не­го Гер­ми­она, чувс­тво­вал, как она не де­ла­ет и ша­га, но ста­новит­ся все даль­ше и даль­ше. Слов­но во сне, в дур­ном бре­ду, с не­ес­тес­твен­ной яс­ностью ви­дел ту сте­ну, ко­торая рань­ше воз­вы­шалась меж­ду ни­ми, ко­торую они раз­ру­шили до ос­но­вания, раз­дро­били до пос­ледне­го кам­ня, все пе­ремо­лов в пе­сок, а пе­сок раз­ве­яв по вет­ру. Но она вот сно­ва воз­дви­галась, стре­митель­но и не­от­вра­тимо. Ес­ли раз­ру­шалась она мед­ленно и не­хотя, то те­перь рос­ла так быс­тро, что Дра­ко поч­ти по­чувс­тво­вал твер­дый шер­ша­вый ка­мень, злоб­но ще­рив­ший­ся, ца­рапав­ший ему ру­ки и все ухо­див­ший и ухо­див­ший ввысь. И все, что бы­ло меж­ду ни­ми, вдруг ока­залось раз­давлен­ным этой сте­ной. Что он пред­ла­гал ей? Свою лю­бовь? Брак? Бред и глу­пость. За­чем Гер­ми­оне Грей­нджер лю­бовь Дра­ко Мал­фоя? За­чем он ну­жен ей в ка­чес­тве му­жа? Что­бы она но­сила его фа­милию, фа­милию, ко­торую ее друзья, на­вер­ня­ка, прок­ля­ли ты­сячу раз? Ну и что, что она го­вори­ла, что лю­бит его, что ста­нет его же­ной? Тог­да она не ви­дела ИХ, не стол­кну­лась с НИ­МИ вот так, ли­цом к ли­цу, не слы­шала моль­бы, зву­чащей в го­лосе У­из­ли, и люб­ви в его гла­зах.

Де­мен­то­ры по­дери, У­из­ли лю­бил Гер­ми­ону! По­чему-то Дра­ко ста­ло по­нят­но это толь­ко сей­час, уда­рило, как мол­ни­ей («Ту­го со­об­ра­жа­ешь, Мал­фой» — из­де­ватель­ски ус­мехнул­ся бы За­бини). Это лю­бовь кри­чала в нем, зах­ле­быва­ясь от ди­кой ра­дос­ти, с ума схо­дя от вне­зап­но вспых­нувшей на­деж­ды, от нес­терпи­мого же­лания об­нять ЕЕ, по­чувс­тво­вать, что ОНА — нас­то­ящая, жи­вая, вот она! А по­том… рас­топтан­ная, (им, Дра­ко) ос­кор­бля­ла и прок­ли­нала. Не ве­рила, не же­лала ве­рить, но Дра­ко ее пи­нал, глу­мил­ся, ты­кал в оче­вид­ное. И лю­бовь У­из­ли умер­ла в са­ду Пар­кинсо­нов.

Он все по­нимал. Они ее друзья, она бы­ла с ни­ми поч­ти всю свою соз­на­тель­ную жизнь. Они бы­ли глу­боко внут­ри нее, не­от­де­лимы — эти Пот­тер и У­из­ли. Ког­да она все­го лишь ми­молет­но упо­мина­ла их, ее ли­цо сра­зу теп­ле­ло, и на нем по­яв­ля­лось та­кое неж­ное, та­кое счас­тли­вое вы­раже­ние, что он на­чинал их не­нави­деть с уде­сяте­рен­ной си­лой. Ка­кое-то вре­мя ему ка­залось, что не­нависть к Пот­те­ру сме­нилась рав­но­души­ем. О, нет, ни в ко­ей ме­ре! Ни­куда она не де­лась, а рас­цве­ла еще бо­лее пыш­ным цве­том. Толь­ко те­перь он их не­нави­дел за то, что в сер­дце Гер­ми­оны они за­нима­ют слиш­ком мно­го мес­та, за то, что не он, Дра­ко, а они рож­да­ли на ее ли­це та­кую осо­бен­ную улыб­ку, за то, что она тре­вожи­лась за них, а они, как иди­оты, всег­да пер­ли на ро­жон, в са­мые опас­ные мес­та. Чем там ду­ма­ет Грюм, от­пуская бес­ценную на­деж­ду ма­гичес­ко­го ми­ра на та­кие опас­ные за­дания?!

И еще он бо­ял­ся, так бо­ял­ся, что лю­бовь У­из­ли от­клик­нется в сер­дце Гер­ми­оны. Он же не знал, что там бы­ло у них. Сто­летия на­зад, в Хог­вар­тсе, они бы­ли под­рос­тка­ми, они глу­по драз­ни­лись, все опош­ля­ли, ста­ра­ясь ка­зать­ся опыт­ны­ми и взрос­лы­ми, но на са­мом-то де­ле бы­ли так юны и на­ив­ны. И он пом­нил, да­же слиш­ком хо­рошо пом­нил, что меж­ду У­из­ли и Грей­нджер все бы­ло как-то по-дру­гому, не так, как меж­ду Пот­те­ром и Грей­нджер. Они рев­но­вали, да-да, они рев­но­вали друг дру­га, иног­да очень да­же за­мет­но. Но…что там бы­ло? И бы­ло ли?!

Вре­мя из­де­ватель­ски от­счи­тыва­ло тя­гучие се­кун­ды, вы­жидая, как зверь в за­саде. А он стре­митель­но, слов­но кровь из смер­тель­ной ра­ны, те­рял на­деж­ду.

В от­ча­ян­ной по­пыт­ке он об­нял Гер­ми­ону за та­лию (как-то отс­тра­нен­но уди­вив­шись, что твер­дой сте­ны меж­ду ни­ми на са­мом де­ле нет, она в его во­об­ра­жении), при­тянул к се­бе, с ужа­сом ожи­дая, что вот сей­час, сию ми­нуту, она сбро­сит его ру­ку, опа­лит не­нави­дящим взгля­дом и шаг­нет навс­тре­чу им, по­тянет­ся к У­из­ли, и тот ее уве­дет. А она да­же не ог­ля­нет­ся.

Тог­да мир вок­руг не­го рух­нет, и сер­дце, сей­час бо­лез­ненно за­мер­шее в гру­ди, обор­вется. И ни­чего боль­ше уже ни­ког­да не бу­дет. И са­мое глав­ное — это ему бу­дет без­различ­но. Воз­можно, он бу­дет жить даль­ше. Су­щес­тво­вать. Без сер­дца.

И слу­чилось чу­до. На зов У­из­ли она поч­ти не­замет­но по­кача­ла го­ловой и сде­лала кро­хот­ный ша­жочек на­зад. К не­му. При­жалась так до­вер­чи­во. Сно­ва сде­лала вы­бор. Мо­жет быть, еще бо­лее тя­желый, чем тот, ког­да она приш­ла к Грю­му и ска­зала, что не вер­нется. Это, на­вер­ное, бы­ло без­мерно труд­нее и жес­тче. И на­вер­ное, страш­нее, чем ког­да она выш­ла из пен­таграм­мы и от­ве­ла его па­лоч­ку, а на сле­ду­ющий день пред­ста­ла пе­ред баг­ро­выми гла­зами Тем­но­го Лор­да, с вы­соко под­ня­той го­ловой вы­нес­ла тош­нотвор­ную и до бе­зумия опас­ную про­цеду­ру лег­ги­лимен­ции, а по­том нед­рогнув­шим го­лосом чет­ко про­из­несла сло­ва Клят­вы вер­ности, свя­зывая се­бя с ма­гом, все су­щес­тво ко­торо­го бы­ло про­тив­но и не­навис­тно ей.

Дра­ко не мог знать на­вер­ня­ка, но пред­по­лагал. И жа­лел так, что сер­дце, ед­ва не ос­та­новив­ше­еся, те­перь прос­то зах­ле­быва­лось от сос­тра­дания к ней. И от ярос­тной зло­бы на этих дво­их, не­ведо­мо как очу­тив­шихся здесь и сей­час. Будь его во­ля, он бы ра­зор­вал их, втоп­тал в зем­лю, рас­тер в прах, что­бы они не на­руша­ли ее по­кой, не бе­реди­ли ра­ны, не от­равля­ли ее неж­ную чис­тую ду­шу. Он бы это смог на са­мом де­ле.

Она не вы­дер­жа­ла, толь­ко ког­да они уш­ли. В опус­тевшем са­ду она с приг­лу­шен­ным сто­ном опус­ти­лась пря­мо на до­рож­ку, за­рыда­ла в го­лос и зак­ры­ла ли­цо ру­ками. Он что-то ей нес­вязно шеп­тал, гла­дил по во­лосам, по­том под­хва­тил на ру­ки и по­нес к эки­пажу. Фес­тра­лы рва­лись в ночь. А ночь при­нес­ла дождь, ко­торый шур­ша­щей пе­леной об­ру­шил­ся на зем­лю, смы­вая сле­ды, мыс­ли и чувс­тва.

Се­год­ня слу­чилось слиш­ком мно­гое, и она прос­то не вы­дер­жа­ла. Да и кто бы су­мел все это вы­нес­ти с та­кой стой­костью, как дер­жа­лась она?

Она не мог­ла ос­та­новить­ся, пов­то­ряя жес­то­кие нес­пра­вед­ли­вые сло­ва У­из­ли. Сле­зы все ли­лись и ли­лись, она не слу­шала его уго­воров и уте­шений, за­бив­шись в угол эки­пажа. И лишь сдав­ленно про­шеп­та­ла меж­ду всхли­пами:

— По­жалуй­ста, по­едем в наш дом.

Он не воз­ра­жал. Их ма­лень­кий дом, офи­ци­аль­но по­дарен­ный Нар­циссой ему, а не­офи­ци­аль­но — Гер­ми­оне. Меж­ду дву­мя его жен­щи­нами яв­но ца­рило пол­ное вза­имо­пони­мание. Ма­ма го­вори­ла, что его пос­тро­ил ее дво­юрод­ный пра­дед для мо­лодой же­ны. Толь­ко Ле­да Блэк не про­жила в нем и го­да, уме­рев от ран­них тя­желых ро­дов. По­гиб и ре­бенок. Фи­не­ас зам­кнул­ся в се­бе, а спус­тя нес­коль­ко лет шо­киро­вал всех род­ных, пос­ту­пив про­фес­со­ром зель­ева­рения в Хог­вартс.

Дом был в Юж­ном У­эль­се, на бе­регу мо­ря. Хо­тя прош­ло уже мно­го лет, как в нем жи­ли лю­ди, но до­мови­ки Блэ­ков под­держи­вали бе­зуко­риз­ненный по­рядок и чис­то­ту. Гер­ми­она влю­билась в не­го с пер­во­го взгля­да. Сме­ялась, бе­гала бо­сиком по зе­леной лу­жай­ке с мяг­кой тра­вой, шут­ли­во обе­щала, что в кух­не бу­дет го­товить толь­ко са­ма, и пусть он поп­ро­бу­ет хоть что-ни­будь ска­зать про­тив. Он знал, что и не по­пыта­ет­ся, бу­дет есть все, что она ни при­гото­вит, да­же ес­ли это ока­жет­ся сов­сем несъ­едоб­ным. Она тща­тель­но и лю­бов­но обус­тра­ива­ла ин­терь­ер, ярос­тно, до хри­поты спо­рила с ка­ким-то ди­зай­не­ром, по­том от­ка­залась от его ус­луг и все хо­тела де­лать са­ма. Ко­неч­но, ей по­мога­ли до­мови­ки, и сам Дра­ко ста­рал­ся быть по­лез­ным. Но она хо­тела, что­бы он по­ка не ви­дел, бу­дет сюр­приз. Она хо­тела от­пра­вить­ся ту­да зав­тра, пе­ред­ви­нуть ме­бель в гос­ти­ной, по­садить куст ка­ких-то ред­ких роз, ко­торые ей по­дари­ла Фе­тида За­бини. Она ра­дова­лась так не­пос­редс­твен­но, как уме­ла толь­ко она. Вер­нется ли эта ра­дость?

И в их до­ме, ку­да он внес ее на ру­ках, по­тому что у нее сов­сем не бы­ло сил, она то­же пла­кала, ти­хо, сов­сем без­звуч­но, при­жима­ясь к не­му, слов­но ста­ра­ясь спря­тать­ся, ук­рыть­ся от все­го ми­ра. И он об­ни­мал ее, сце­ловы­вал сле­зы и шеп­тал, хри­пел, го­ворил, кри­чал, что лю­бит ее. Что еще он мог сде­лать? Что еще мог пред­ло­жить лю­бимой, ко­торую об­ви­нили в пре­датель­стве луч­шие друзья? А по­том она дро­жащи­ми гу­бами поп­ро­сила:

«Не от­да­вай ме­ня ни­кому!»

* * *

«Спи, моя жизнь. Я не от­дам те­бя ни­кому, да и как? Ты — часть ме­ня, луч­шая, пра­виль­ная, бе­зуко­риз­ненно чис­тая часть. Кля­нусь, я сде­лаю все, что в мо­их си­лах, лишь бы ты бы­ла счас­тли­ва. И сме­ту все на сво­ем пу­ти, лишь бы нич­то и ник­то боль­ше не смог при­чинить те­бе боль, ко­торую ты не зас­лу­жила!»

* * *

— Я не до­пущу этой свадь­бы! — Лю­ци­ус вык­ри­кива­ет эти сло­ва в ли­цо сы­на, по­теряв свою обыч­ную не­воз­му­тимость. Ка­кая к чер­тям не­воз­му­тимость, ког­да над­ви­га­ет­ся та­кое!

— Па­па, про­шу те­бя, выс­лу­шай.

— Я не же­лаю слу­шать, не же­лаю при­нимать да­же мысль об этом! Хва­тит то­го, что она поль­зу­ет­ся мо­им гос­тепри­имс­твом. По­доб­ное ста­ло воз­можным толь­ко бла­года­ря Гос­по­дину. И я не поз­во­лю пой­ти даль­ше это­го, не дам сог­ла­сия на этот бе­зум­ный брак!

Дра­ко блед­не­ет, изо всех сил ста­ра­ясь сдер­жать­ся. Он пред­по­лагал, что раз­го­вор при­мет та­кой обо­рот, прек­расно зная ха­рак­тер и убеж­де­ния сво­его от­ца. Но все-та­ки на­де­ял­ся, что бу­дет ина­че.

— Па­па, я не про­шу тво­его сог­ла­сия, я прос­то став­лю те­бя в из­вес­тность.

— Вот как? Мой сын все­го лишь ста­вит ме­ня в из­вес­тность о том, что со­бира­ет­ся же­нить­ся на не­чис­токров­ной, бо­лее то­го, маг­ло­рож­денной, тем са­мым опо­зорив наш род? — ли­цо Лю­ци­уса дер­га­ет­ся, а гла­за прев­ра­ща­ют­ся поч­ти в ще­ли, неп­ри­ят­но на­пом­нив о Тем­ном Лор­де.

Дра­ко сгла­тыва­ет ко­мок в гор­ле, с го­речью осоз­на­вая, что де­ла­ет от­цу боль­но, рас­ша­тыва­ет все его ми­ровоз­зре­ние, поч­ти плю­ет на его мне­ние. Но он су­ме­ет, не по­теря­ет, не упус­тит из рук свое счастье.

— Чем я опо­зорю свой род? Сде­лав сво­ей же­ной лю­бимую жен­щи­ну? Па­па, я люб­лю Гер­ми­ону и ни­кому не поз­во­лю встать меж­ду на­ми.

— Да­же мне?

В ог­ромной ком­на­те воз­дух сгу­ща­ет­ся так, что ста­новит­ся труд­но ды­шать.

— Да­же те­бе.

Лю­ци­ус не ве­рит сво­им ушам. Ког­да его сын, его Дра­ко, всег­да счи­тав­ший его дос­той­ным под­ра­жания, пос­лушно вы­пол­нявший да­же не­выс­ка­зан­ные прось­бы, вос­пи­тан­ный в стро­гом под­чи­нении не­писа­ным за­конам чис­токров­но­го арис­токра­тичес­ко­го об­щес­тва, раз­де­ляв­ший все взгля­ды от­ца, де­лив­ший­ся все­ми сво­ими мыс­ля­ми и иде­ями, гор­дивший­ся сво­ей фа­мили­ей — ког­да он стал так да­лек от не­го? Ког­да он ус­пел из маль­чиш­ки стать нез­на­комым муж­чи­ной? Что он, Лю­ци­ус, упус­тил? И что де­лать те­перь?

— Ес­ли ты не раз­ре­шишь наш брак, отец, я уй­ду из до­ма.

Лю­ци­ус поч­ти чувс­тву­ет, как без­жа­лос­тные сло­ва сы­на рвут грудь, вгры­за­ют­ся ос­тры­ми зу­бами в сер­дце.

— Уй­дешь? Что ты ска­зал — уй­дешь?

«Это уг­ро­за?»

— Да.

Лю­ци­ус впи­ва­ет­ся взгля­дом в сы­на. Тот встре­ча­ет гнев и ярость, бу­шу­ющие в се­рых гла­зах от­ца, пря­мо и от­кры­то.

«Мы так по­хожи…», — вдруг мель­ка­ет в го­лове Лю­ци­уса, — «с воз­растом он все боль­ше ста­новит­ся по­хож на ме­ня, хо­тя в детс­тве, ка­жет­ся, был ко­пи­ей Нар­циссы».

И эта их внеш­няя по­хожесть еще боль­нее ра­нит его. По­тому что на са­мом де­ле они, ока­зыва­ет­ся, сов­сем раз­ные.

Гла­за в гла­за, пе­рек­рестье взгля­дов.

Про­тивос­то­яние сы­нов­не­го поч­те­ния и от­цов­ской во­ли.

Бо­ли и чес­ти.

Люб­ви и дол­га.

На­деж­ды и ра­зоча­рова­ния.

Мо­лодой жиз­ни и древ­них тра­диций.

Уй­дет из до­ма. В ка­кой-то ме­ре это пус­тая фор­маль­ность. Дра­ко уже сей­час не час­то бы­ва­ет в Мал­фой-Ме­нор, жи­вет в до­ме, ко­торый Нар­цисса ему по­дари­ла, вмес­те с этой гряз­нокров­кой.

Но для них это не прос­то сло­ва, не пус­тое сот­ря­сание воз­ду­ха. Уй­ду из до­ма — уй­ду из семьи, от­ка­зыва­юсь от все­го, что она мне да­ла, от­ре­ка­юсь от лю­дей, дав­ших мне жизнь.

И в ка­кой-то мо­мент Лю­ци­ус вздра­гива­ет.

Дра­ко не по­нима­ет, ког­да имен­но, но лед в гла­зах от­ца слов­но пла­вит­ся под не­ведо­мым ог­нем, на миг по­яв­ля­ют­ся и тут же ис­че­за­ют рас­те­рян­ность и сла­бое по­нима­ние, и уж сов­сем ми­молет­ный, сколь­знув­ший слов­но по не­дора­зуме­нию всплеск от­ча­яния.

Слов­но отец вне­зап­но что-то вспом­нил и ужас­нулся то­му, что бу­дет, ес­ли…

— Па­па?

— Ты мо­жешь же­нить­ся на ней, — Лю­ци­ус с тру­дом вы­тал­ки­ва­ет из се­бя сло­ва, по­терян­но от­во­дя взгляд, — я не бу­ду… пре­пятс­тво­вать…

— Па­па! — в та­ких же се­рых, как у не­го, гла­зах сы­на вспы­хива­ет жгу­чая ра­дость, сле­пит Лю­ци­усу взор, а Дра­ко по­рывис­то ша­га­ет навс­тре­чу. Че­рез миг Лю­ци­ус чувс­тву­ет теп­ло его объ­ятья и сам не в сос­то­янии объ­яс­нить, по­чему ему ка­жет­ся, что он пос­ту­пил вер­но.

Хло­па­ет дверь, и Лю­ци­ус ос­та­ет­ся один. Вер­нее, не один, а в ок­ру­жении мно­гочис­ленных пред­ста­вите­лей ро­да Мал­фой, ко­торые взи­ра­ют на не­го со стен. Он с за­поз­да­лым рас­ка­яни­ем спох­ва­тыва­ет­ся, что этот раз­го­вор был здесь край­не не­умес­тен. Но он на­шел сы­на в пор­трет­ной га­лерее и сло­во за сло­во — они пе­реш­ли на те­му его же­нить­бы. Сде­лан­но­го не во­ротишь, и Лю­ци­ус внут­ренне го­товит­ся к по­токам об­ви­нений, гнев­ных уп­ре­ков, прок­ля­тий и жа­лоб об из­мель­ча­нии ро­да, на­пад­кам на не­го, по­казав­ше­го сла­бость, не су­мев­ше­го да­же под­чи­нить се­бе сы­на и же­нить его на дос­той­ной де­вуш­ке.

А ведь он и в са­мом де­ле не су­мел… Не су­мел стать тем че­лове­ком, ко­торым всег­да се­бя счи­тал — ре­шитель­ным и силь­ным, на­деж­ным и вер­ным в пер­вую оче­редь се­бе, сво­им прин­ци­пам и иде­алам, раз поз­во­лил Тем­но­му Лор­ду ув­лечь и по­вес­ти се­бя за ним, до­пус­тил, что­бы его семья жи­ла в неп­рестан­ной тре­воге, что­бы сын в сем­надцать лет во­шел в круг тех, ко­го прок­ли­на­ют прос­тые ма­ги, что­бы на прек­расном ли­це же­ны по­яви­лись ран­ние мор­щинки, поч­ти не­замет­ные, око­ло глаз, но все-та­ки мор­щинки, сле­ды вол­не­ний и тре­вог. А ведь уди­витель­ная кра­сота вейл, унас­ле­дован­ная Нар­циссой, не ут­ра­чива­ет­ся до са­мой смер­ти. Что же она ис­пы­тыва­ет, ког­да они с Дра­ко ухо­дят в не­из­вес­тность, шлей­фом тя­нущу­юся за Лор­дом, ес­ли вя­нет преж­де вре­мени ее мо­лодость? И в этом по­винен толь­ко он, Лю­ци­ус, ко­торый не смог убе­речь от стра­даний са­мых до­рогих ему лю­дей!

Лю­ци­ус сто­ит пос­ре­ди ком­на­ты, изо всех сил сжи­мая го­лову, что­бы она не рас­ко­лолась от мыс­лей, ко­торые ме­чут­ся вспуг­ну­тыми пти­цами, под шум го­лосов, во­допа­дом об­ру­шив­шихся на не­го. Имен­но то, че­го он ожи­дал — прок­лятья, уп­ре­ки, воз­му­щение. Но не­ожи­дан­но всех пе­рек­ры­ва­ет один:

— А ну мол­чать!

Зна­комый го­лос, ро­кочу­щий, низ­кий. Отец, па­па…

Аб­раксас Мал­фой по­чему-то всег­да поль­зо­вал­ся ува­жени­ем сре­ди дру­гих пор­тре­тов, хо­тя лю­ди, изоб­ра­жен­ные на них, бы­ли нам­но­го его стар­ше.

— Ты пра­виль­но пос­ту­пил, сын. Я гор­жусь то­бой.

Лю­ци­ус под­хо­дит поб­ли­же, всмат­ри­ва­ясь в род­ные чер­ты. Отец ки­ва­ет, ма­ма лас­ко­во улы­ба­ет­ся.

По тра­диции бы­ло за­веде­но, что в га­лерее ви­сели пор­тре­ты суп­ру­жес­ких пар. Пос­ле свадь­бы в за­мок приг­ла­шались са­мые из­вес­тные и та­лан­тли­вые ху­дож­ни­ки сво­его вре­мени, что­бы за­печат­леть на хол­сте оче­ред­ных мис­те­ра и мис­сис Мал­фой. Ли­ца на пор­тре­тах бы­ли сов­сем мо­лоды­ми, не­кото­рым и вов­се бы­ло не боль­ше три­над­ца­ти-че­тыр­надца­ти, так как ран­ние бра­ки из­давна бы­ли при­няты в кру­гу чис­токров­ных ма­гичес­ких се­мей­ств. На­вер­ное, са­мым ста­рым здесь был сам Лю­ци­ус, ко­торо­му в год его свадь­бы ис­полни­лось двад­цать пять. Он хо­рошо пом­нил ху­дож­ни­ка, ри­совав­ше­го их с Нар­циссой пор­трет и не от­ры­вав­ше­го за­тума­нен­ный вос­хи­щени­ем взгляд от юной мис­сис Мал­фой. Тог­да тот был сов­сем не зна­менит, и от­ку­да ма­ма до­гада­лась, что спус­тя го­ды его ра­боты бу­дут вы­соко це­нить­ся луч­ши­ми зна­тока­ми ма­гичес­ко­го ис­кусс­тва, а го­нора­ры взле­тят до не­бес?

Ли­ца, ли­ца, ли­ца… Его пред­ки. По­коле­ния Мал­фо­ев, пра­деды, де­ды, от­цы, сы­новья, ма­тери, ба­буш­ки. Раз­де­лен­ные мно­гими ве­ками и го­дами, нав­сегда за­печат­ленные юны­ми, пол­ны­ми сил и жиз­ни. На пор­тре­тах мож­но зри­мо пред­ста­вить се­бе ис­то­рию древ­не­го ро­да.

«Как же все-та­ки силь­на на­ша кровь!» — мель­ка­ет мысль, ког­да он раз­гля­дыва­ет сво­их пред­ков.

Все жен­щи­ны раз­ные. Чер­ный шелк, лун­ное се­реб­ро, ме­довая медь, теп­лый каш­тан, ры­жее зо­лото. Се­рые, чер­ные, ка­рие, зе­леные, го­лубые, си­ние и да­же ред­кие си­рене­вые гла­за. Бь­ющая в гла­за кра­сота и скром­ное оча­рова­ние, неж­ная пре­лесть и ос­ле­питель­ное ве­лико­лепие. Ти­хие улыб­ки и кап­ризные изог­ну­тые гу­бы, гор­до вски­нутые го­лов­ки и прос­то­душ­ное ли­чико, лу­чаще­еся доб­ро­той. Но у всех муж­чин из по­коле­ния в по­коле­ние пе­реда­ют­ся свет­лые поч­ти до бе­лиз­ны во­лосы, гла­за чис­то­го се­рого цве­та, и на всех ли­цах не­уло­вимо вид­на пе­чать родс­тва. В нем те­чет кровь всех этих лю­дей, он свя­зан с ни­ми креп­чай­ши­ми уза­ми.

Лю­ци­ус сно­ва смот­рит на от­ца, ко­торый ки­ва­ет го­ловой, как ему ка­жет­ся, одоб­ри­тель­но и по­нима­юще.

— Что мне бы­ло де­лать, па­па? Мой ма­лень­кий сын вы­рос и не се­год­ня-зав­тра сам ста­нет от­цом. Я не су­мел вос­пи­тать его так, как ты вос­пи­тал ме­ня.

Аб­раксас ус­ме­ха­ет­ся.

— О, но де­ло сов­сем не в этом, сы­нок, не так ли? Ты уз­нал в нем се­бя? Та­кого, ка­ким был двад­цать лет на­зад…

Лю­ци­ус за­думы­ва­ет­ся, мол­ча­ливо сог­ла­ша­ясь.

Да, к сво­ему изум­ле­нию, ед­ва осоз­нав, ка­кие они раз­ные, в сле­ду­ющий же миг он по­нял, что сын сей­час пос­ту­па­ет так же, как и он сам, ког­да сто­ял пе­ред от­цом и с уп­ря­мой ре­шитель­ностью пов­то­рял, что его же­ной ста­нет толь­ко Нар­цисса Блэк, и ник­то не смо­жет встать на его пу­ти. И сло­ва от­ца бы­ли точь в точь те же, что и его — гнев­ные, ос­кор­блен­ные, вра­зум­ля­ющие. И бес­по­лез­ные.

Ис­то­рия име­ет дур­ную при­выч­ку пов­то­рять­ся. В те то­митель­ные мгно­вения Лю­ци­ус про­бовал бы­ло соп­ро­тив­лять­ся: «Это аб­со­лют­но дру­гое. Нар­цисса не про­ис­хо­дила из през­ренной маг­лов­ской семьи, и пре­пятс­тви­ем на­шему бра­ку бы­ла лишь враж­да ро­дите­лей».

Но го­лос со­вес­ти пре­датель­ски шеп­тал, что это от­нюдь не дру­гое. Сын лю­бил эту де­вуш­ку так же, как он сам лю­бил свою Нар­циссу, ре­шив­шись на тай­ное вен­ча­ние. А мог­ла ли ос­та­новить и ос­та­нови­ла ли Лю­ци­уса тог­да уг­ро­за прок­лятья от­ца?

И еще… Его уда­рило под дых дру­гое вос­по­мина­ние — гро­зовая лет­няя ночь по­яв­ле­ния Дра­ко на свет. Он ме­тал­ся тог­да по зам­ку в страш­ном вол­не­нии и стра­хе за же­ну, по­тому что все шло неп­ра­виль­но, слиш­ком быс­тро и не­ожи­дан­но. Нар­цисса дол­жна бы­ла ро­дить в кон­це и­юля, а сей­час бы­ло толь­ко на­чало и­юня. Выз­ванных це­лите­лей все не бы­ло, и он сы­пал бес­по­лез­ны­ми прок­лять­ями. Су­ети­лись до­мови­хи, бе­гали с чис­ты­ми по­лотен­ца­ми, го­рячей во­дой, це­леб­ны­ми зель­ями и уте­шали (его уте­шали до­мови­ки!):

«Хо­зя­ин, все бу­дет хо­рошо! Гос­по­жа мо­лодая и силь­ная, она спра­вит­ся, с ней ни­чего не слу­чит­ся!»

Он по­верил в это, лишь ког­да его сла­бым утом­ленным го­лосом поз­ва­ла са­ма Нар­цисса, и он, вой­дя в тем­ную спаль­ню, уви­дел при све­те све­чей лю­бимое ли­цо с блес­тя­щими би­серин­ка­ми по­та, ус­та­лое, но счас­тли­вое. Се­реб­ристые во­лосы, раз­ме­тав­ши­еся по шел­ко­вым по­душ­кам, све­тились, а в ру­ках у нее — кру­жев­ной свер­ток. Она улы­балась ра­дос­тно и ви­нова­то, слов­но про­сила про­щения за при­чинен­ное вол­не­ние. Он ос­то­рож­но при­нял свер­ток и заг­ля­нул, впер­вые уви­дев кро­хот­ное смор­щенное ли­чико сы­на.

— Ма­лень­кий…, — рас­те­рян­но про­тянул он.

— Ма­лень­кий! — ти­хонь­ко зас­ме­ялась Нар­цисса, — но он вы­рас­тет и бу­дет по­хож на те­бя. Смот­ри, у не­го то­же свет­лые во­лосы.

Пу­шок на го­лове мла­ден­ца дей­стви­тель­но се­реб­рился. Он вдруг от­крыл гла­зен­ки и ши­роко зев­нул, сжав ку­лач­ки. И Лю­ци­уса ед­ва не за­топи­ло от нах­лы­нув­ших чувств. Это был его СЫН! Плоть от пло­ти и кровь от кро­ви, но­вый че­лове­чек, по­явив­ший­ся на свет бла­года­ря его люб­ви, вспых­нувшей мгно­вен­но и нав­сегда от од­но­го взгля­да мол­ча­ливой среб­ро­косой де­воч­ки. В этот мо­мент он, на­вер­ное, го­тов был свер­нуть го­ры, дой­ти до края зем­ли, сор­вать бу­кет ут­ренних звезд и по­дарить его лю­бимой в бла­годар­ность за счастье, ко­торое она ему щед­ро и бес­ко­рыс­тно да­рова­ла. Он бе­реж­но при­жал сы­на к гру­ди и по­цело­вал Нар­циссу, шеп­нув со сжи­ма­ющей гор­ло неж­ностью:

— Спи, род­ная, от­дохни. Я за ним прис­мотрю.

— Я сов­сем не ус­та­ла, — пы­талась она про­тес­то­вать, но уже спа­ла. Ма­лыш, слов­но по-преж­не­му свя­зан­ный с ней од­ной нитью, то­же ус­нул.

Ни­ког­да в жиз­ни Лю­ци­ус не был так счас­тлив, как в ту ночь, вер­нее, уже за­нимав­ше­еся ут­ро, си­дя в но­гах кро­вати, не­лов­ко по­качи­вая на ру­ках но­ворож­денно­го сы­на и слу­шая ти­хое мер­ное ды­хание же­ны.

Он вспом­нил то счастье, сме­шан­ное с ог­ромной лю­бовью, с же­лани­ем убе­речь, за­щитить от зла и жес­то­кос­ти. Вспом­нил го­ды, ког­да сын рос, прев­ра­ща­ясь из за­бав­но­го ма­лыша в ве­село­го про­каз­ли­вого маль­чи­ка, уп­ря­мого под­рос­тка, всег­да от­ста­ивав­ше­го пра­во на собс­твен­ное мне­ние, час­то са­мо­уве­рен­но­го и пы­та­юще­гося пов­зрос­леть рань­ше вре­мени. Но ес­ли это­му маль­чи­ку бы­ло пло­хо и боль­но, он всег­да при­бегал к от­цу и ма­тери.

Он вспом­нил свою клят­ву, мыс­ленно дан­ную в и­юнь­скую ночь. И дрог­нул. По­тому что нес­держан­ная клят­ва прев­ра­тилась в во­рох не­нуж­ных слов и сго­рела в ог­не нес­бывших­ся на­дежд.

— Я не знаю, что де­лать, как пос­ту­пить… Под­ска­жи, па­па. Или ты об­зо­вешь ме­ня бес­хре­бет­ным сла­баком?

— Нет, нет! — всту­па­ет ма­ма, — нет сла­бос­ти в том, что­бы об­ра­тить­ся за по­мощью к тем, кто стар­ше те­бя.

Аб­раксас за­дум­чи­во трет под­бо­родок.

— Пос­лу­шай, сын. Не ду­май, что все мы здесь за­кос­не­лые рев­ни­тели тра­диций или вы­жив­шие из ума ма­раз­ма­тики. Мы пор­тре­ты, в нас вре­мя ос­та­нови­ло свой бег, но на про­тяже­нии жиз­ни тех, с ко­го нас пи­сали, мы не ут­ра­чива­ли с ни­ми свя­зи. Они рос­ли, ста­нови­лись муд­рее, учи­лись на сво­их и чу­жих ошиб­ках, па­дали и сно­ва вста­вали, по­тому что ис­тинный Мал­фой ни­ког­да не дол­жен сда­вать­ся. Они, и вмес­те с ни­ми мы, гор­ди­лись чис­то­той и древ­ностью сво­его ро­да, но это не зна­чит, что мы бы­ли зак­ры­ты для но­вого. На гер­бе на­шего ро­да — волк, но на мой взгляд, пра­виль­нее бы­ло бы изоб­ра­зить вод­ный по­ток. Я бы упо­добил ду­шу нас­то­яще­го Мал­фоя имен­но во­де, веч­ной и не­из­менной. Она мяг­че ла­доней жен­щи­ны, но спо­соб­на раз­дро­бить кам­ни, сте­реть с ли­ца зем­ли го­рода и го­ры. Она лед и снег, иней и ту­ман. Она пробь­ет се­бе до­рогу на зем­ле и под зем­лей, ка­ча­ет мо­тыль­ка и то­пит ко­раб­ли, и при­нима­ет в се­бя все су­щее. Будь по­добен во­де, сы­нок. Вспом­ни о ее си­ле и те­кучес­ти ее струй.

— Отец, ка­кое это име­ет от­но­шение к Дра­ко?

— Это важ­но и для Дра­ко, и для те­бя. Я был ос­ве­дом­лен о тво­ей при­над­лежнос­ти к близ­ким спод­вижни­кам че­лове­ка, на­зыва­юще­го се­бя Тем­ным Лор­дом, но не ус­пел спро­сить: за­чем? За­чем ты поз­во­лил втя­нуть се­бя в глу­пую и опас­ную аван­тю­ру? За эти го­ды ты не по­яв­лялся здесь у нас на­дол­го. Ты бо­ял­ся?

Лю­ци­ус са­дит­ся в вов­ре­мя под­вернув­ше­еся крес­ло и сцеп­ля­ет ру­ки в за­мок, ста­ратель­но из­бе­гая взгля­да от­ца. Да, он ни­ког­да не за­дер­жи­вал­ся в этой ком­на­те с то­го чер­но­го дня, ког­да умер­ли ро­дите­ли, сго­рев­шие от ред­кой не­из­ле­чимой бо­лез­ни в од­ну не­делю. Не по­мог­ли са­мые луч­шие це­лите­ли и ред­кие ле­карс­тва, день­ги не смог­ли спас­ти их. Не­выно­симо бы­ло знать, что их боль­ше нет, и в то же вре­мя ви­деть на пор­тре­те поч­ти жи­выми. Разъ­еда­ющая ду­шу боль, сле­пое от­ча­яние и го­ре… Их не ста­ло за семь ме­сяцев до рож­де­ния Дра­ко, они да­же не ус­пе­ли уз­нать, что у них бу­дет внук. Тог­да бы­ла пус­то­та, жад­но со­сущая из не­го си­лы. Эту пус­то­ту смог­ла по­бедить Нар­цисса, ее лег­кие ру­ки и лю­бящие по­целуи, не­из­менная под­дер­жка и нез­ри­мое при­сутс­твие за пле­чом.

А сей­час он слов­но в детс­тве, ког­да за ша­лос­ти па­па вы­гова­ривал та­ким же стро­гим жес­тким то­ном. Как ему объ­яс­нить все, ког­да все так за­пута­лось? Двад­цать лет на­зад все ка­залось яс­ным и пра­виль­ным, идеи Тем­но­го Лор­да выг­ля­дели прив­ле­катель­ны­ми и спра­вед­ли­выми. Ему ка­залось, что став ря­дом с Лор­дом, он за­во­юет мир, зас­та­вит тре­петать нич­тожных гряз­нокро­вок, прос­ла­вит свой род. Но с тех пор мно­гое из­ме­нилось. И сам он стал стар­ше и, на­де­ял­ся, муд­рее. И лег­ли на пле­чи от­цовс­тво, от­ветс­твен­ность за сы­на. И преж­ние цен­ности по­теря­ли свое зна­чение. За­чем ему весь ог­ромный мир и ка­кие-то гряз­нокров­ки, ког­да в тво­ем зам­ке те­бя ждет лю­бимая жен­щи­на, и ма­лень­кий сын ки­да­ет­ся на шею с ра­дос­тным кри­ком, те­ребит, го­воря, что сос­ку­чил­ся? Он был им ну­жен, их жизнь бы­ла тес­но пе­реп­ле­тена с его жизнью. И толь­ко это име­ло зна­чение.

И Лю­ци­ус ви­нова­то шеп­чет, сов­сем как наш­ко­див­ший маль­чиш­ка:

— Я не знаю, па­па… Так по­лучи­лось…

Аб­раксас по­рыва­ет­ся что-то гнев­но ска­зать, но Мар­га­рет ус­по­ка­ива­юще кла­дет ру­ку ему на пле­чо и мяг­ко нап­равля­ет раз­го­вор в дру­гое рус­ло:

— Отец ска­зал, что ты пос­ту­пил вер­но, сог­ла­сив­шись на брак на­шего вну­ка с этой де­воч­кой, и я с ним сог­ласна.

— Но она гряз­нокров­ка. Это не­допус­ти­мо с их точ­ки зре­ния, — Лю­ци­ус об­во­дит ру­кой га­лерею, — да и с мо­ей то­же.

— О, для Мал­фо­ев чис­то­та кро­ви всег­да име­ла слиш­ком боль­шое зна­чение, зат­ме­вая дру­гие дос­то­инс­тва, но иног­да бы­ло и по-дру­гому! — всту­па­ет в раз­го­вор но­вый звон­кий го­лос.

Лю­ци­ус обо­рачи­ва­ет­ся. Юная де­вуш­ка с пор­тре­та щу­рит фи­ал­ко­вые гла­за и от­ки­дыва­ет с ли­ца зо­лотую прядь. Пру­денс, его пра-пра-пра-пра­баб­ка, зна­мени­тая кра­сави­ца сво­его вре­мени, раз­бившая не­мало сер­дец. Го­вори­ли, что пос­ле ее за­мужес­тва не один и не два не­удач­ли­вых же­ниха сги­нули в да­леких стра­нах, пы­та­ясь за­лечить сер­дечные ра­ны. Она за­гадоч­но улы­ба­ет­ся и про­дол­жа­ет:

— Я не знаю сво­ей семьи, ме­ня сра­зу пос­ле рож­де­ния под­бро­сили к по­рогу Мал­фой-Ме­нор.

— Что?

— Да, мой маль­чик. Тог­да на за­мок еще не бы­ло на­ложе­но зак­лятье Не­нахо­димос­ти, и лю­бой мог вой­ти в не­го. О, то есть, ко­неч­но, не лю­бой, су­щес­тво­вали ме­ры пре­дос­то­рож­ности, но тог­да Мал­фои, я бы ска­зала, бы­ли нам­но­го бли­же к на­роду. А мо­ей ма­терью в рав­ной сте­пени мог­ла быть и знат­ная ле­ди, и прос­тая кресть­ян­ка, и вол­шебни­ца, и маг­ла.

У Лю­ци­уса вы­рыва­ет­ся по­ражен­ный воз­глас. Пру­денс сно­ва ус­ме­ха­ет­ся.

— Ме­ня вос­пи­тали Най­дже­лус и Ур­су­ла, я рос­ла вмес­те с Дра­ко, а ког­да нам ис­полни­лось сем­надцать, мы об­венча­лись. А ведь ты наз­вал сво­его сы­на в честь мо­его Дра­ко, прав­да?

Ее муж об­ни­ма­ет ее, а па­ра с дру­гого пор­тре­та одоб­ри­тель­но ки­ва­ет. Лю­ци­ус всмат­ри­ва­ет­ся в ли­цо сво­его пра-пра-пра-пра­деда. Это то­же бы­ла ста­рин­ная тра­диция их семьи — да­вать сы­новь­ям име­на из ге­не­ало­гичес­ких таб­лиц. Ес­ли чес­тно, имя «Дра­ко» ему пон­ра­вилось сво­ей за­та­ен­ной си­лой, кра­сотой дра­конь­его по­лета и опас­ной гроз­ной мощью, и он вов­се не ду­мал о том, кто пер­вым но­сил его, об этом сем­надца­тилет­нем па­рень­ке со сму­щен­ной улыб­кой, выг­ля­дев­шем ря­дом со сво­ей кра­сави­цей-же­ной блек­лой се­рой тенью. Этот Дра­ко поч­ти не по­хож на его Дра­ко, но что-то в них есть оп­ре­делен­но об­щее, сбли­жа­ющее и род­ня­щее.

— По­рази­тель­но! — нег­ромко вос­кли­ца­ет Лю­ци­ус, — я и не знал.

Аб­раксас хмы­ка­ет.

— Ты мно­гого не зна­ешь и о мно­гом не спра­шива­ешь, сы­нок. Нап­ри­мер, о том, по­чему у тво­ей ма­мы всю жизнь был лег­кий ак­цент, и нас, сла­ва Са­лаза­ру, ни­ког­да не удос­та­ива­ли ви­зитом родс­твен­ни­ки с ее сто­роны.

— Не бы­ло ни­како­го ак­цента! — спо­рит Мар­га­рет.

— Нет, был, и не пы­тай­ся пе­ре­убе­дить ме­ня, ми­лая. Но он мне так нра­вил­ся.

— О, Эйб, ты не­выно­сим.

— Поз­воль пред­ста­вить те­бе, сын, Мар­га­рет Мал­фой, урож­денная Даг­мар Тор­валь­дсен.

Лю­ци­ус пот­ря­сен­но пе­рево­дит взгляд с от­ца на мать.

— Как Даг­мар Тор­валь­дсен? По­чему же Мар­га­рет?

Ма­ма скло­ня­ет­ся в ста­рин­ном кник­се­не.

— Я ведь дат­чанка, до­рогой. Имя Даг­мар бы­ло слиш­ком не­обыч­ным и стран­ным для ан­гли­чан, и ме­ня ста­ли на­зывать вто­рым име­нем, пе­реде­лав Мар­гре­ту в Мар­га­рет.

— Да, со вре­менем как-то за­былось, что Мар­га­рет ког­да-то зва­ли Даг­мар, она ста­ла нас­то­ящей ан­гли­чан­кой и гор­ди­лась этим.

— Как же вы с па­пой поз­на­коми­лись?

— О, это бы­ло так ро­ман­тично! Он пу­тешес­тво­вал по Да­нии, мы поз­на­коми­лись на ка­ком-то при­еме. И он бук­валь­но вык­рал ме­ня из ро­дитель­ско­го до­ма и при­вез в Дра­вен­дейл. Но мои опе­куны так и не при­мири­лись со столь не­подо­ба­ющей пос­пешностью бра­ка и тем, что мы с Аб­ракса­сом спу­тали им все кар­ты. Они прис­во­или и рас­тран­жи­рили поч­ти все мое нас­ледс­тво и на­мере­вались вы­дать ме­ня за­муж за ка­кого-то бо­гато­го ста­рика. Я и са­ма со­бира­лась бе­жать, но ког­да поч­ти все бы­ло го­тово, уви­дела Аб­ракса­са, прос­то по­теря­ла го­лову и тут же сог­ла­силась вый­ти за не­го. Мне до сих пор ка­жет­ся, что он при­менил ка­кие-то При­ворот­ные ча­ры, — сме­ет­ся ма­ма и по­жима­ет пле­чами, — и кро­ме чис­той кро­ви я не при­нес­ла Мал­фо­ям ни­чего.

— Ме­ня ни­ког­да не вол­но­вало твое при­даное, лю­бимая, — ши­роко улы­ба­ет­ся отец.

— Я ни­ког­да не сом­не­валась в те­бе, Эйб. И зна­ешь, сы­нок, вна­чале Ас­те­рус и Се­силия бы­ли не очень бла­гоже­латель­ны к не­вес­тке-инос­тран­ке, ко­торая по-ан­глий­ски поч­ти не го­вори­ла. Они да­же пы­тались ан­ну­лиро­вать брак, но ни­чего не по­лучи­лось. При­виде­ния Дра­вен­дей­ла под­твер­ди­ли его за­кон­ность.

Лю­ци­ус вна­чале мол­чит, а по­том взры­ва­ет­ся горь­ким сар­кастич­ным сме­хом:

— Мер­лин, это что, тра­диция Мал­фо­ев? Же­нить­ба про­тив ро­дитель­ской во­ли?

— Воз­можно, — за­дум­чи­во тя­нет отец, по­тирая под­бо­родок, — как бы то ни бы­ло, мне ка­жет­ся, есть все пред­по­сыл­ки для то­го, что­бы мой внук про­дол­жил эту тра­дицию.

— Лю­ци­ус! Лю­ци­ус, ты где? — до­носит­ся го­лос Нар­циссы.

Лю­ци­ус слов­но вы­ныри­ва­ет из прош­ло­го. Он про­водит ла­донью по ли­цу, от­кли­ка­ясь на зов же­ны:

— Иду, ми­лая.

«Мог ли Дра­ко унас­ле­довать от ме­ня, от де­да эту чер­ту — спо­соб­ность пой­ти на­пере­кор тра­дици­ям и мне­нию об­щес­тва? Но у ме­ня не пош­ло даль­ше же­нить­бы, а ку­да это при­ведет Дра­ко?»

Уже вы­ходя, Лю­ци­ус ог­ля­дыва­ет­ся, вне­зап­но по­няв, что род­нит его сы­на и сем­надца­тилет­не­го па­рень­ка, дав­ше­го ему свое имя. Не чер­ты ли­ца, не цвет глаз, а свет люб­ви, ко­торый сде­лал их чи­ще и яс­нее.

Глава 20. И снова тайны

Не­замет­но под­крал­ся май с теп­лы­ми лас­ко­выми дня­ми. За­нимать­ся сов­сем не хо­телось, озе­ро, зе­лене­ющие лу­жай­ки так и ма­нили к се­бе, уро­ки ка­зались то­митель­но длин­ны­ми. Ли­ли из­ны­вала и с не­тер­пе­ни­ем жда­ла ка­никул, меч­тая, как бу­дет ва­лять­ся в га­маке в са­ду с ог­ромной мо­роже­ницей, пол­ной ша­риков вол­шебно­го воз­душно­го мо­роже­ного («Вкус­но­тища!»), со­рев­но­вать­ся с Алек­сом в ни­чего­неде­лании («Ув­ле­катель­ней­шее за­нятие в ми­ре!»), бу­дет учить его ”при­лич­но” ле­тать на мет­ле (сколь­ко мож­но, в кон­це кон­цов, тре­пать нер­вы бед­ной ма­дам Трюк!), ру­гать­ся с Джи­мом и Ру­сом (те­перь она го­вори­ла о брать­ях с неж­ным обо­жани­ем), и ни­каких клас­сов, за­даний, ни­каких но­вых зак­ля­тий и зе­лий!

Рейн толь­ко со­чувс­тву­юще взды­хал. Алекс же с сод­ро­гани­ем ду­мал, что ле­том его ждет не мо­роже­ное и по­леты, а те­тя Кор­де­лия, го­ры гряз­ной по­суды и пу­довые ку­лаки Ри­чар­да и Ро­бер­та, сос­ку­чив­шихся и под­на­копив­ших за год злос­ти. Ведь в маг­лов­ском ми­ре Биг­сли ос­та­вались его опе­куна­ми, а отец Ли­ли на­вер­ня­ка по­лага­ет, что ка­нику­лы он дол­жен про­водить у ми­лых родс­твен­ничков.

Про­фес­сор Лю­пин се­год­ня за­меня­ла про­фес­со­ра Хаг­ри­да, ко­торый опять у­ехал в заг­ра­нич­ную ко­ман­ди­ров­ку, поп­ро­сив ре­бят по­чаще бы­вать у не­го («Что­бы со­бач­ки не ску­чали, а то Сне­жин­ка та­кая чувс­тви­тель­ная ста­ла!») и та­инс­твен­но по­обе­щав, что к его при­ез­ду их ждет сюр­приз.

«Не сом­не­ва­юсь, это бу­дет весь­ма ог­ромный и бе­зоб­разный, очень ог­не­дыша­щий и по­рази­тель­но нед­ру­желюб­ный сюр­приз, на край­ний слу­чай, прос­то ог­не­дыша­щий. У Хаг­ри­да прос­то сла­бость к чу­дови­щам», — вти­хомол­ку шеп­нул Рейн.

На­до заг­ля­нуть к Уголь­ку, он и вправ­ду на­чина­ет ску­чать, ес­ли Алекс дол­го не по­яв­ля­ет­ся, и так ра­ду­ет­ся, ког­да при­дешь. Как же хо­рошо все-та­ки, что про­фес­сор Хаг­рид не от­дал его в пи­том­ник! Он рас­тет так быс­тро, еще сов­сем не­дав­но Алекс мог под­нять его на ру­ки, а те­перь, по­жалуй, Уго­лек мо­жет сам ка­тать его на спи­не. Ли­ли на пол­ном серь­езе уве­ряла, что еще нем­но­го, и они бу­дут ле­тать на ад­ском псе, а она са­молич­но бу­дет обу­чать его фи­гурам выс­ше­го пи­лота­жа. Рейн фыр­кнул и с сар­казмом ос­ве­домил­ся, ког­да это она ус­пе­ла им обу­чить­ся? Уж не на пос­леднем ли уро­ке ма­дам Трюк, ког­да пос­ле слиш­ком ге­ни­аль­но вы­пол­ненно­го раз­во­рота стол­кну­лась с од­ной из ка­мен­ных ста­туй ря­дом с пло­щад­кой для по­летов и ос­та­вила нес­час­тную без го­ловы и без шпа­ги, прав­да, по­жер­тво­вав ей зна­читель­ный ку­сок сво­ей ман­тии? Но Ли­ли на под­колку ку­зена лишь по­каза­ла язык.

— Итак, класс, по­жалуй­ста, вни­матель­нее! — рез­кий го­лос про­фес­со­ра Лю­пин зас­та­вил Алек­са вздрог­нуть и пол­ностью об­ра­тить свое вни­мание на нее.

Про­фес­сор об­ве­ла уд­во­ен­но стро­гим взгля­дом пер­во­кур­сни­ков сво­его фа­куль­те­та, боль­шинс­тво из ко­торых уны­ло та­ращи­лось на чу­дес­ное си­нее не­бо с лег­ки­ми кру­жев­ны­ми об­лачка­ми за ок­ном.

— Се­год­ня, сог­ласно прог­рамме про­фес­со­ра Хаг­ри­да, мы бу­дем про­ходить шу­шалей зу­бас­тых. Это не опас­ные соз­да­ния, но они гры­зуны и на­носят ог­ромный вред, ес­ли за­водят­ся в до­ме.

Она сня­ла с клет­ки с тол­стен­ны­ми же­лез­ны­ми пруть­ями тем­ную ткань, и ре­бята уви­дели сим­па­тич­но­го на пер­вый взгляд си­него зверь­ка, нем­но­го по­хоже­го на ма­лень­кую обезь­яну, но с пу­шис­тым хвос­том и ог­ромны­ми уша­ми. Во рту у не­го бы­ло столь­ко мел­ких и ос­трых зу­бов, что Алекс уди­вил­ся, как он его зак­ры­ва­ет. Шу­шаль си­дел и ап­пе­тит­но грыз что-то вро­де ореш­ка, но приг­ля­дев­шись, ре­бята с изум­ле­ни­ем по­няли, что это ме­тал­ли­чес­кая ши­шеч­ка от ко­ваной ре­шет­ки.

— Шу­шали мо­гут пе­рег­рызть все, что угод­но — де­рево, стек­ло, ка­мень, бе­тон, це­мент. Это для них не прег­ра­да. Собс­твен­но, всем этим они и пи­та­ют­ся. Две шу­шали мо­гут раз­ру­шить, то есть пол­ностью съ­есть по­меще­ние, бук­валь­но за ме­сяц. Сей­час он не пе­рег­рыз клет­ку толь­ко по­тому, что на нее из­нутри на­ложе­но зак­лятье аб­со­лют­но­го от­талки­вания. Но сна­ружи клет­ка про­ница­ема. Шу­шали об­ла­да­ют при­митив­ным ра­зумом, не бо­ят­ся сол­нечно­го све­та, лю­бопыт­ны, но не пе­рено­сят за­паха тра­вы на­пер­стян­ки. По­это­му луч­ший вы­ход из­ба­вить­ся от них — раз­бро­сать пов­сю­ду эту тра­ву, ли­бо при­менить зак­лятье «Vaddipremi», ко­торое на­мер­тво зак­ле­ива­ет их че­люс­ти. Все вмес­те.

— Vaddipremi! — нес­коль­ко раз нес­трой­ным хо­ром пов­то­рили пер­во­кур­сни­ки, и Лю­пин удов­летво­рен­но кив­ну­ла.

— Кто хо­чет поп­ро­бовать? Нет смель­ча­ков? Мал­фой.

Алекс про се­бя вздох­нул. Ну, ко­неч­но, он, боль­ше кто? Лю­пин поч­ти всег­да вы­зыва­ет его пер­вым, не­щад­но кри­тику­ет за ма­лей­шую ошиб­ку и под ко­нец наг­ражда­ет на­каза­ни­ем. На этой не­деле она еще не вы­зыва­ла, зна­чит се­год­ня он опять бу­дет чис­тить ту­але­ты под неп­рекра­ща­ющу­юся бол­товню и оби­жен­ное за­выва­ние ужас­но нуд­но­го ту­алет­но­го при­виде­ния Миртл (ока­зыва­ет­ся, есть и та­кие), от­би­вать­ся от вред­ню­щего пол­тергей­ста Пив­за, со­зер­цать со­дер­жи­мое боль­нич­ных уток или при­бирать­ся в пус­тых клас­сах в чуд­ной раз­ве­селой ком­па­нии зав­хо­за Фил­ча и его злоб­ной кош­ки Мис­сис Нор­рис.

Маль­чик вы­шел к сто­лу Лю­пин и нап­ра­вил па­лоч­ку на клет­ку.

— Vaddipremi.

Ни­чего осо­бен­но­го не про­изош­ло. Шу­шаль как грыз ши­шеч­ку, так и про­дол­жал грызть, вре­мена­ми прич­мо­кивая, об­ли­зыва­ясь и ки­дая на школь­ни­ков наг­лые взгля­ды.

— Мал­фой, нап­равляй­те па­лоч­ку на не­го, а не в воз­дух. И чет­че вы­гова­ривай­те сло­ва.

Алекс сжал зу­бы. Нет, се­год­ня он ни за что не бу­дет чис­тить оче­ред­ной гряз­ный чу­лан! Он пок­репче сжал в ру­ках вол­шебную па­лоч­ку, на­целил ее пря­мо на си­него зверь­ка и гром­ко про­из­нес:

— Vaddipremi!

На этот раз из кон­чи­ка па­лоч­ки вы­лете­ла яр­кая ис­кра, уда­рилась в прут клет­ки, сри­коше­тила на се­реб­ря­ную зас­тежку ман­тии Лю­пин, от­ту­да на ры­цар­ский щит, не­понят­но за­чем ви­сев­ший на сте­не, а пос­ле это­го по­пала в ста­рин­ную брон­зо­вую люс­тру на по­тол­ке. Люс­тра нес­коль­ко раз глу­хо бом­кну­ла, рас­ка­чива­ясь из сто­роны в сто­рону, и вдруг на оче­ред­ном бо­ме слов­но зах­лебну­лась. Пыль­ный воз­дух сод­рогнул­ся, сдви­нул­ся с мес­та, зад­ро­жал, слов­но в жар­кий и­юль­ский пол­день. И в нап­ря­жен­ной ти­шине раз­дался звук, как буд­то лоп­ну­ла ог­ромная стру­на. По ис­пу­ган­но приг­нувше­муся клас­су прош­ла стран­ная вол­на. Про­фес­сор Лю­пин от­кры­ла рот, что­бы что-то ска­зать, и осек­лась на вздо­хе, а у Алек­са зад­ро­жали ко­лен­ки, по­тому что класс слов­но раз­дво­ил­ся. Они от­четли­во ви­дели ряд сто­лов, за ко­торы­ми си­дели ре­бята, удив­ленно кру­тив­шие го­лова­ми, и в то же вре­мя слов­но про­явил­ся вто­рой ряд, зыб­кий, с рас­плы­ва­ющи­мися очер­та­ни­ями. Сте­ны слег­ка под­ра­гива­ли в ма­реве, на них по­яв­ля­лись ка­кие-то приз­рачные схе­мы и кар­ти­ны. А пос­ре­ди клас­са, пря­мо у пар­ты Рей­на и Не­вил­ла, вы­рос­ли две фи­гуры, не та­кие проз­рачные, как при­виде­ния, но и не та­кие, как жи­вые лю­ди. Что-то сред­нее. Как буд­то ге­рои ста­рин­но­го чер­но-бе­лого ки­но, по­дума­лось оша­рашен­но­му Алек­су.

Де­вуш­ка и па­рень. По ви­ду — сту­ден­ты при­мер­но шес­то­го или седь­мо­го кур­сов. Де­вуш­ка — гриф­финдор­ка и ста­рос­та, су­дя по эм­бле­ме фа­куль­те­та и знач­ку на ман­тии, па­рень — сли­зери­нец и то­же ста­рос­та. Пос­те­пен­но ста­ли слыш­ны го­лоса.

— Это твои обя­зан­ности, а ты не справ­ля­ешь­ся с ни­ми. Я обя­зана до­ложить Мак­Го­нагалл.

— Я сам знаю, что я обя­зан де­лать как ста­рос­та, а что нет.

— Ты прос­то иди­от! Как ты мог ос­та­вить Хан­ну на де­журс­тве од­ну? Пра­вила­ми стро­го зап­ре­щено об­хо­дить ко­ридо­ры по­оди­ноч­ке! А ес­ли бы на нее на­пали?

— Да ко­му нуж­на эта ту­пая ко­рова?

— Не об­зы­вай лю­дей, ко­торые в сто раз луч­ше те­бя!

— Ты сме­ешь мне ука­зывать, что де­лать и что го­ворить, гряз­нокров­ка?

— Мал­фой, пре­дуп­реждаю в пос­ледний раз…

Ус­лы­шав свою фа­милию, Алекс вздрог­нул и слов­но оч­нулся от то­го шо­ка, в ко­тором пре­бывал весь класс. Он неп­ро­из­воль­но шаг­нул впе­ред, что­бы по­луч­ше рас­смот­реть го­ворив­ших. Его не ин­те­ресо­вало, от­ку­да взя­лись эти лю­ди в их клас­се пос­ре­ди уро­ка, по­чему Лю­пин ни­чего не де­ла­ет, что­бы прек­ра­тить это. Маль­чи­ка ох­ва­тило ли­хора­доч­ное же­лание, что­бы это про­дол­жа­лось, по­тому что он уз­нал гус­тые пыш­ные куд­ри де­вуш­ки и през­ри­тель­ное вы­раже­ние на ли­це свет­ло­воло­сого пар­ня. Де­вуш­ка сер­ди­то и быс­тро го­вори­ла, свер­ля гнев­ным взгля­дом пар­ня, ко­торый не­воз­му­тимо сто­ял пе­ред ней, скрес­тив ру­ки на гру­ди, и тя­гуче це­дил сло­ва. Звук по­чему-то ста­новил­ся то чет­ким, то сов­сем ис­че­зал.

— …в пос­ледний раз… это прос­то воз­му­титель­но…. Ты сов­сем об­наглел…

— Уй­мись, Грей­нджер. Иди и най­ди сво­их друж­ков, вы­мещай на них свою не­удов­летво­рен­ность лич­ной жизнью.

Де­вуш­ка ярос­тно бро­сила сум­ку на приз­рачную пар­ту, Не­вилл ис­пу­ган­но ик­нул и отод­ви­нул­ся как мож­но даль­ше, по­тому что те­перь эта сум­ка ле­жала у не­го пе­ред но­сом.

— Ты не­воз­мо­жен, Мал­фой, с то­бой нель­зя по­гово­рить как с взрос­лым че­лове­ком! Ин­фанти­лен и бе­зот­ветс­тве­нен! Не по­нимаю, по­чему Дамб­лдор наз­на­чил ста­рос­той имен­но те­бя!

— Те­бя не ка­са­ет­ся… не твое де­ло, по­чему… от­стань, гряз­нокров­ка!

Алекс слы­шал, как про­фес­сор Лю­пин тя­жело и пре­рывис­то ды­шит по­зади не­го. Она как буд­то пы­талась что-то ска­зать, но не мог­ла.

Вне­зап­но с гул­ким гро­хотом рас­пахну­лась приз­рачная дверь, хо­тя нас­то­ящая ос­та­лась зак­ры­той. Школь­ни­ки втя­нули го­ловы в пле­чи, а не­кото­рые за­лез­ли под пар­ты, с ужа­сом ожи­дая че­го-то страш­но­го. Но в клас­се по­яви­лись еще два пар­ня, та­ких же чер­но-бе­лых, как и при­сутс­тву­ющие. Один дол­го­вязый, нем­но­го нес­клад­ный и то­же со знач­ком ста­рос­ты, вто­рой в оч­ках и с па­лоч­кой на­пере­вес.

— Это же… па­па?! — оше­лом­ленно пис­кну­ла Ли­ли, а Рейн вско­чил на но­ги, по­теряв от пот­ря­сения дар ре­чи.

Но Ро­нальд У­из­ли и Гар­ри Пот­тер ни­кого не за­меча­ли, и во­об­ще ве­ли се­бя так, слов­но ни­кого в клас­се кро­ме них и Грей­нджер с Мал­фо­ем не бы­ло. Алекс, Ли­ли и Рейн с ши­роко рас­пахну­тыми гла­зами наб­лю­дали за сво­ими, та­кими юны­ми ро­дите­лями.

— От­стань от нее, Мал­фой! — Гар­ри Пот­тер уг­ро­жа­юще встал ря­дом с Гер­ми­оной Грей­нджер.

— По­рази­тель­но, Пот­тер, но я уже би­тых двад­цать ми­нут ста­ра­юсь втол­ко­вать Грей­нджер, что­бы ОНА от­ста­ла от ме­ня. А она все ни­как не же­ла­ет по­нять. По­доз­ри­тель­но, прав­да? Хо­чу на­пом­нить, я с гряз­нокров­ка­ми дел не имею, — гу­бы Мал­фоя скри­вила ус­мешка.

Ро­нальд У­из­ли бро­сил­ся впе­ред с кри­ком «Не смей ос­кор­блять Гер­ми­ону!»,

Гер­ми­она Грей­нджер вос­клик­ну­ла: «Не на­до, Рон, не об­ра­щай вни­мания на это­го при­дур­ка!»,

Гар­ри Пот­тер вски­нул па­лоч­ку,

и тут сно­ва раз­дался звук лоп­нувшей стру­ны, вол­на дро­жаще­го воз­ду­ха про­кати­лась в об­ратном нап­равле­нии, глу­хо бом­кну­ла люс­тра, а под­рос­тки вне­зап­но ис­чезли. Пред­ме­ты в клас­се и сам ка­бинет вновь при­об­ре­ли свои при­выч­ные чет­кие очер­та­ния.

Пер­во­кур­сни­ки вы­леза­ли из-под парт и по­тихонь­ку спра­шива­ли, что это бы­ло. Шу­шаль в клет­ке лю­бопыт­но свис­тнул. А при­тих­шие Рейн и Ли­ли смот­ре­ли во все гла­за на Алек­са и на его па­лоч­ку, ко­торую он про­дол­жал сжи­мать в ру­ках. Про­фес­сор Лю­пин ше­вель­ну­лась за спи­ной Алек­са и сев­шим, слег­ка ох­рипшим го­лосом ска­зала:

— У…урок окон­чен. Все сво­бод­ны. Кро­ме Мал­фоя.

Ре­бята ра­дос­тно соб­ра­ли ве­щи и быс­трень­ко вы­бежа­ли из клас­са, по­тому что до кон­ца уро­ка во­об­ще-то ос­та­валось еще двад­цать ми­нут. Толь­ко Рейн и Ли­ли со­бира­лись не­хотя и мед­ленно. Ли­ли на­чала бы­ло:

— Про­фес­сор Лю­пин, а мож­но, мы…

— Пот­тер, У­из­ли, вон из клас­са! — ряв­кну­ла Лю­пин так, что де­воч­ка чуть не при­куси­ла язык, и мет­ну­ла гроз­ный взгляд на Рей­на.

Дру­зей слов­но вет­ром сду­ло. А Лю­пин по­вер­ну­лась к Алек­су.

— Мал­фой, как вам та­кое мог­ло прий­ти в го­лову? Хо­тели по­казать, что вы луч­ше всех? Зна­ете то, что дру­гие не зна­ют?

У Алек­са, еще взбу­дора­жен­но­го и взвол­но­ван­но­го про­ис­шедшим, по­мути­лось в го­лове. Она об­ви­ня­ет его? Он же ни­чего не сде­лал! Толь­ко про­из­нес, как она и го­вори­ла, зак­лятье по­чет­че!

— Вы по­нима­ете, что нат­во­рили?! Вы под­вер­гли смер­тель­ной опас­ности жиз­ни ва­ших дру­зей! Мы все мог­ли по­гиб­нуть! Ми­нус пять­де­сят оч­ков с Гриф­финдо­ра! Вы бу­дете на­каза­ны! Я бу­ду го­ворить с ди­рек­то­ром Мак­Го­нагалл о ва­шем ис­клю­чении!

Алекс в от­ча­янье по­пытал­ся оп­равдать­ся.

— Но, про­фес­сор Лю­пин, я не ви­новат, что так по­лучи­лось! Я…

— Мал­фой! — Лю­пин по­беле­ла, как мел, и рез­ко втя­нула воз­дух, гла­за по­лых­ну­ли жел­тым ян­та­рем, зрач­ки вы­тяну­лись в вер­ти­каль­ную ли­нию, чер­ты ли­ца ис­ка­зились, ста­ли ка­кими-то хищ­ны­ми и опас­ны­ми.

Алекс нек­ста­ти вспом­нил, что де­кан их фа­куль­те­та ме­таморф и в на­чале го­да по­казы­вала, как ме­ня­ет внеш­ность.

— Сле­дуй­те за мной к ди­рек­то­ру, Мал­фой. Там вам при­дет­ся все объ­яс­нить.

Она быс­тро выш­ла из клас­са, а маль­чик поп­лелся за ней с сер­дцем, бес­силь­но тре­пыха­ющим­ся где-то в жи­воте. Не­уже­ли его вы­гонят из шко­лы за то, че­го он да­же не де­лал?!

У две­рей его под­жи­дали Ли­ли и Рейн, но уви­дев ли­цо Лю­пин, не рис­кну­ли по­дой­ти и пош­ли вслед за ни­ми в не­кото­ром от­да­лении. Ли­ли со­чувс­твен­но шеп­ну­ла Алек­су:

«Дер­жись! Все бу­дет хо­рошо!», а Рейн ярос­тно ки­вал го­ловой.

У две­рей учи­тель­ской ди­рек­тор Мак­Го­нагалл раз­го­вари­вала с де­кана­ми трех ос­таль­ных фа­куль­те­тов.

— Ним­фа­дора, вы как раз вов­ре­мя! — вос­клик­нул про­фес­сор Крот­котт, — мы об­сужда­ли воп­ро­сы про­веде­ния эк­за­менов. Как вы счи­та­ете, мож­но ли чет­ве­рокур­сни­кам да­вать не­кото­рые за­дания из С.О.В.? Или бу­дет слиш­ком слож­но?

— Не сей­час, Ле­онард, — су­хо ска­зала Лю­пин, — мне хо­телось бы по­гово­рить с ди­рек­то­ром Мак­Го­нагалл.

Мак­Го­нагалл удив­ленно взгля­нула сквозь оч­ки на уны­лого Алек­са.

— Это ка­са­ет­ся Алек­сан­дра?

— Имен­но.

— Хо­рошо, прой­дем­те в учи­тель­скую, там сей­час ни­кого нет. Про­фес­сор Флинт, про­фес­сор Крот­котт, про­фес­сор Дир­борн, по­дож­ди­те ми­нут­ку.

— Нет, — ре­шитель­но ска­зала Лю­пин, — пусть они то­же при­сутс­тву­ют.

Про­фес­со­ра и Алекс прош­ли в учи­тель­скую, зас­тавлен­ную тя­желой ста­рин­ной ме­белью и от это­го нем­но­го по­ходив­шую на прос­торный тем­ный чу­лан. Ди­рек­тор Мак­Го­нагалл се­ла за стол и спро­сила:

— Итак, что слу­чилось?

— Про­фес­сор Мак­Го­нагалл, — го­лос Лю­пин опять зад­ро­жал, и она от­кашля­лась, — се­год­ня на мо­ем уро­ке про­изош­ло неч­то из ря­да вон вы­ходя­щее. Мал­фой при­менил ка­кое-то зак­лятье, и в ре­зуль­та­те это­го мы уви­дели то, че­му нет объ­яс­не­ния.

— Лю­бопыт­но, — про­тянул про­фес­сор Флинт, с лег­кой улыб­кой раз­гля­дывая Алек­са, ко­торый хо­лодел и об­ми­рал от стра­ха, что его вы­гонят из шко­лы, — что та­кого ужас­но­го мог нат­во­рить пер­во­кур­сник?

— Он на­рушил прос­транс­твен­но-вре­мен­ной кон­ти­ну­ум.

— ЧТО? — вскри­чали од­новре­мен­но три про­фес­со­ра, а Мак­Го­нагалл не­довер­чи­во под­ня­ла бро­ви.

— Да. Се­год­ня я сво­ими гла­зами ви­дела, как в клас­се, в ко­тором до это­го на­ходи­лись толь­ко гриф­финдор­цы-пер­во­кур­сни­ки, по­яви­лось еще чет­ве­ро че­ловек. И они бы­ли не из на­шего вре­мени.

— Про­фес­сор Лю­пин, вы уве­рены? Воз­можно…

— Я аб­со­лют­но в этом уве­рена! — прер­ва­ла Мак­Го­нагалл Лю­пин, — так же, как и в том, что сей­час на­хожусь здесь в здра­вом уме и твер­дой па­мяти.

— По­жалуй­ста, объ­яс­ни­те! — про­фес­сор Дир­борн энер­гично прош­лась по ком­на­те, — об­ще­из­вес­тно, что на­рушить прос­транс­твен­но-вре­мен­ной кон­ти­ну­ум мож­но толь­ко с по­мощью ма­хови­ка, но ни­как не вол­шебной па­лоч­кой и зак­лять­ем! Нас­коль­ко я знаю, сей­час ма­хови­ков очень ма­ло, пос­ле прис­но­памят­но­го ви­зита в Ми­нис­терс­тво мис­те­ра Пот­те­ра двад­цать лет на­зад. Хог­варт­ский ма­ховик тог­да же заб­ра­ли, и те­перь у нас нет ни од­но­го, хо­тя мы и по­сыла­ем зап­ро­сы каж­дый год. И как же мис­тер Грей­нджер Мал­фой умуд­рился воз­му­тить вре­мя и прос­транс­тво?

— Я не мо­гу это объ­яс­нить! — свер­кну­ла гла­зами Лю­пин, — но пос­ле его зак­лятья в мо­ем клас­се по­яви­лись опять-та­ки Гар­ри Пот­тер, Рон У­из­ли и… — она по­мед­ли­ла, — Гер­ми­она Грей­нджер и Дра­ко Мал­фой. Они бы­ли еще школь­ни­ками. И я ви­дела их собс­твен­ны­ми гла­зами! Как ВЫ мо­жете это объ­яс­нить?

В ка­бине­те во­цари­лась ти­шина. Крот­котт изум­ленно пе­рево­дил взгляд с Лю­пин на Алек­са, Флинт не­веря­ще по­качи­вал го­ловой, Дир­борн пог­ру­зилась в глу­бокие раз­думья, а про­фес­сор Мак­Го­нагалл вдруг сня­ла оч­ки и ус­та­ло по­тер­ла вис­ки. Лю­пин уп­ря­мо сжа­ла гу­бы и с упо­ром про­из­несла:

— Это бы­ли Тем­ные ча­ры, и это де­ло рук Мал­фоя!

— Ним­фа­дора, — го­лос у ди­рек­то­ра Мак­Го­нагалл то­же был ус­та­лым, и Алекс по­чему-то по­думал, что ей уже не­мало лет, хо­тя на ли­це не так уж мно­го мор­щин, а в во­лосах се­дины, — но ведь это­го не мо­жет быть. Он все­го лишь сту­дент-пер­во­кур­сник, он прос­то не зна­ет та­ких зак­ля­тий, что­бы на­рушить прос­транс­твен­но-вре­мен­ное рав­но­весие. Да их и не су­щес­тву­ет! Афи­на пра­ва, ма­гия еще не дош­ла до та­кого уров­ня.

На сер­дце у Алек­са чуть от­легло — ди­рек­тор Мак­Го­нагалл не по­вери­ла, что это сде­лал он!

Но Лю­пин сто­яла на сво­ем. Пре­пода­вате­ли зас­по­рили, ка­залось, по­забыв про маль­чи­ка, ко­торый топ­тался у сте­ны, то об­ре­тая на­деж­ду, то ду­мая, что по­ра па­ковать че­мода­ны. На­конец про­фес­сор Флинт гром­ко ска­зал:

— Мо­жет, да­дим сло­во са­мому Грей­ндже­ру Мал­фою?

Взо­ры всех об­ра­тились на маль­чи­ка. Алек­су ста­ло не по се­бе, и он с за­пин­кой на­чал рас­ска­зывать, об­ра­ща­ясь в ос­новном к ди­рек­то­ру Мак­Го­нагалл:

— Я ни­чего не де­лал, чес­тное сло­во! Мы от­ра­баты­вали зак­лятье «Vaddipremi», что­бы обез­вре­дить шу­шаля. Я не знаю, как это по­лучи­лось, что они по­яви­лись…

— Мож­но ос­мотреть ва­шу вол­шебную па­лоч­ку? — вне­зап­но спро­сил Флинт.

Алекс про­тянул ему свою па­лоч­ку. Про­фес­сор ос­мотрел ее со всех сто­рон, взмах­нул, пус­тив зо­лотые и се­реб­ря­ные лу­чики, и за­дум­чи­во про­тянул:

— Не­обык­но­вен­ная па­лоч­ка, весь­ма не­обык­но­вен­ная… Про­фес­сор Мак­Го­нагалл, взгля­ните. Ес­ли не оши­ба­юсь, у нее очень не­обыч­ная и уни­каль­ная сер­дце­вина.

Мак­Го­нагалл взя­ла из его рук па­лоч­ку и то­же при­нялась вни­матель­но ос­матри­вать ее, как буд­то что-то мож­но бы­ло про­честь на ла­киро­ван­ном де­реве. Алекс, с тре­вогой сле­див­ший за их дей­стви­ями, су­дорож­но вспо­минал, что го­ворил ста­рик-про­давец.

— Мис­тер Ол­ли­ван­дер, ну, про­давец в лав­ке, где я ее по­купал, ска­зал, что внут­ри нее пла­мя се­реб­ря­ного дра­кона, пой­ман­ное… э-э-э-э… в лун­ный свет, ка­жет­ся.

Мак­Го­нагалл выг­ля­дела удив­ленной и обес­по­ко­ен­ной, а Крот­котт вос­клик­нул:

— Не мо­жет быть!

Дир­борн и Флинт оди­нако­во нах­му­рили бро­ви, встре­вожен­но гля­дя на па­лоч­ку.

— Это мно­гое объ­яс­ня­ет.

Мак­Го­нагалл пе­рег­ля­нулась с ос­таль­ны­ми и серь­ез­но пос­мотре­ла на Алек­са.

— Алекс, ты, не­сом­ненно, не ви­новат в том, что про­изош­ло. Но мы дол­жны пре­дуп­ре­дить — твоя па­лоч­ка об­ла­да­ет не­обы­чай­ной си­лой и спо­соб­на мно­гок­ратно уси­ливать си­лу зак­ли­наний. В не­кото­рых слу­ча­ях это не­безо­пас­но. Уди­витель­но, что она из­бра­ла имен­но те­бя. Обыч­но па­лоч­ки, у ко­торых боль­шая мощь, вы­бира­ют взрос­лых и опыт­ных ма­гов. Так что в бу­дущем будь пре­дель­но ос­то­рожен. Мы пос­та­ра­ем­ся по­мочь те­бе ов­ла­деть ею в дос­та­точ­ной ме­ре для то­го, что­бы не воз­ни­кало по­доб­ных опас­ных си­ту­аций. Но я бы во­об­ще нас­той­чи­во ре­комен­до­вала пов­ре­менить ее с ис­поль­зо­вани­ем, по­доб­рав дру­гую па­лоч­ку, пос­ла­бее, хо­тя, ко­неч­но, это не так-то прос­то.

Мак­Го­нагалл про­тяну­ла ему па­лоч­ку, и Алекс, поч­ти не ве­ря, взял ее и роб­ко спро­сил:

— Зна­чит, я не ис­клю­чен?

— Нет, Алекс. Мо­жешь ид­ти, не то твои друзья ско­ро про­сочат­ся сю­да че­рез за­моч­ную сква­жину без вся­ких чар и зак­ля­тий.

Алекс с лег­ким сер­дцем нап­ра­вил­ся к две­ри, а Лю­пин бро­сила ему вслед:

— От на­каза­ния вы не ос­во­бож­да­етесь, Мал­фой.

Но да­же на­каза­ния его те­перь не стра­шили, а прик­ры­вая тя­желую створ­ку, он ус­лы­шал:

— Ним­фа­дора, не будь­те слиш­ком пред­взя­той.

Ти­хий от­вет Лю­пин по­тонул в скри­пе две­ри.


* * *


Ми­нер­ва прос­ле­дила, как маль­чик вы­шел, ос­то­рож­но зак­рыв за со­бой дверь, и толь­ко тог­да поз­во­лила се­бе от­ки­нуть­ся в крес­ле. Спи­на оде­реве­нела, все труд­ней ста­новит­ся сох­ра­нять преж­нюю осан­ку. Го­ды, увы, уже не те…

Поч­ти пол­ве­ка она ра­бота­ет в Хог­вар­тсе, при­дя сю­да мо­лодень­ким пре­пода­вате­лем тран­сфи­гура­ции. Как же до­води­ли до слез ее пер­вые уче­ники! Сей­час смеш­но вспо­минать, но она ре­вела, вы­бегая с уро­ков, по­тому что кто-то под­ло­жил на ее стул по­ющую по­душ­ку или за­чаро­вал мел так, что он пи­сал толь­ко неп­ри­лич­ные сло­ва. С тех пор прош­ло очень мно­го лет, в ее смо­ляных чер­ных ко­сах, ко­торы­ми ког­да-то бур­но вос­хи­щал­ся про­фес­сор Флит­вик, по­яви­лись се­реб­ря­ные ни­ти, и ко­неч­но, она дав­но не пла­кала от вы­ходок раз­бу­шевав­шихся уче­ников. Она ста­ла ди­рек­то­ром ма­гичес­кой шко­лы, за­няв этот пост пос­ле ве­лико­го во всех от­но­шени­ях вол­шебни­ка, и час­то в мыс­лях (но толь­ко в мыс­лях!) об­ра­щалась к не­му — как бы он пос­ту­пил в этом или в том слу­чае? Прав­да, его пор­трет ви­сел над пись­мен­ным сто­лом, но Ми­нер­ве по­чему-то ка­залось ко­щунс­твен­ным про­сить у не­го со­вета или под­дер­жки. В кон­це кон­цов, она дав­но уже выш­ла из-под его опе­ки.

Де­каны фа­куль­те­тов ра­зош­лись, ожив­ленно об­суждая вол­шебную па­лоч­ку с уди­витель­ной сер­дце­виной и ее по­тен­ци­аль­ные воз­можнос­ти в ру­ках силь­но­го ма­га. Ос­та­лась толь­ко Ним­фа­дора, ус­та­ло опус­тивша­яся в ко­жаное крес­ло. Из нее буд­то вы­нули стер­жень или сло­мали, слов­но трос­тинку. То, что слу­чилось се­год­ня, лю­бого вы­ведет из ко­леи. В ис­тиннос­ти ее слов Ми­нер­ва не сом­не­валась и сей­час со сме­шан­ным чувс­твом со­чувс­твия, жа­лос­ти, со­жале­ния взгля­нула на мо­лодую кол­дунью, ли­цо и сер­дце ко­торой ожес­то­чились пос­ле тя­желой по­тери.

Она под­ня­лась и за­дер­ну­ла тя­желую гар­ди­ну на ок­не, сол­нце неп­ри­ят­но при­пек­ло за­тылок. Пос­то­яла, без­думно гля­дя на внут­ренний дво­рик. Уро­ки для боль­шинс­тва за­кон­чи­лись, слы­шал­ся шум и гал­деж, кто-то, нев­зи­рая на зап­ре­ты мис­те­ра Фил­ча, кол­до­вал, дру­гие бол­та­ли, сме­ялись, про­каз­ни­чали. Зна­комая и при­выч­ная кар­ти­на.

На­до ска­зать Хаг­ри­ду, что­бы по­чис­тил фон­тан, струя ста­ла сов­сем сла­бой, а ка­мен­ное дно по­зеле­нело от сы­рос­ти.

На­до сос­та­вить от­чет для Де­пар­та­мен­та ма­гичес­ко­го об­ра­зова­ния.

На­до вы­яс­нить, что про­ис­хо­дит на вось­мом эта­же, где, су­дя по все­му, обос­но­вал­ся ка­кой-то нез­на­комый пол­тергей­ст и при­том жен­ско­го по­ла, ес­ли ве­рить сло­вам раз­ря­див­ше­гося в пух и прах и ут­ро­ив­ше­го свои уси­лия по изоб­ре­тению па­кос­тей Пив­за.

На­до най­ти но­вого пре­пода­вате­ля ас­тро­номии, по­тому что ма­дам Си­нис­тра ре­шила, что ежед­невные про­гул­ки на Ас­тро­номи­чес­кую баш­ню ста­ли для нее слиш­ком уто­митель­ны, и за­горе­лась мыслью пол­ностью пос­вя­тить се­бя вну­кам. А Си­нис­тра на три го­да мо­ложе ее…

На­до, на­до, на­до… дол­жна, дол­жна, дол­жна...

У ди­рек­то­ра шко­лы всег­да мно­го обя­зан­ностей. Рань­ше она не за­меча­ла вре­мени, дни ле­тели за дня­ми — су­матош­ные, хло­пот­ные, ве­селые, на­пол­ненные за­бота­ми о шко­ле. А сей­час все ча­ще хо­телось прос­то по­сидеть в ти­шине, зак­рыв гла­за. Иног­да на­каты­вала та­кая ус­та­лость, что труд­но бы­ло ше­вель­нуть ру­кой. Лишь уси­ли­ем во­ли она зас­тавля­ла се­бя вста­вать, ид­ти ку­да-то, что-то де­лать. На­вер­ное, это ста­рость.

Ми­нер­ва не­весе­ло ус­мехну­лась. Ког­да ди­рек­то­ром был Аль­бус Дамб­лдор, ей, тог­да уже дав­но не мо­лодень­кой на­ив­ной де­воч­ке, ни­ког­да не при­ходи­ла в го­лову мысль, что этот силь­ней­ший маг сво­его вре­мени — то­же че­ловек, и име­ет пра­во на лич­ную жизнь, на ка­кие-то при­чуды. То есть при­чуды-то у не­го бы­ли, но, как ей ка­залось, это бы­ли при­чуды ве­лико­го вол­шебни­ка. А в ос­таль­ном он был не­пог­ре­шим и не имел ни­каких сла­бос­тей. Че­ловек-глы­ба, на­деж­ная сте­на, за ко­торым, как за неп­ро­бива­емым щи­том, бы­ли все уче­ники и пре­пода­вате­ли Хог­вар­тса. И уж точ­но ей ни­ког­да не ду­малось, что Дамб­лдо­ру бы­ло уже мно­го лет, и к не­му под­кра­дыва­лась не­замет­но стар­ческая не­мощь. Та­кого прос­то не мог­ло быть, по­тому что не мог­ло быть ни­ког­да.

Глу­по. Как же она бы­ла глу­па тог­да. И воз­можно, имен­но по­это­му и по­гиб Дамб­лдор. Из-за то­го, что уже не мог нес­ти все на се­бе, нуж­но бы­ло, что­бы кто-то по­мог, под­ста­вил пле­чо, пе­ренес хоть ка­кую-то часть тя­желой но­ши на се­бя. Но ник­то не мог пред­ста­вить, не до­пус­кал да­же мысль, что все­могу­щему и все­силь­но­му Дамб­лдо­ру нуж­на по­мощь.

Ми­нер­ва сно­ва ус­мехну­лась, на этот раз уже горь­ко. Сей­час мно­гие вос­при­нима­ют ее поч­ти как вто­рого Дамб­лдо­ра, со все­ми проб­ле­мами пре­пода­вате­ли не­мед­ленно бе­гут к ней, из Ми­нис­терс­тва Ма­гии час­тень­ко при­лета­ют со­вы с офи­ци­аль­ны­ми пись­ма­ми. Так же, как и она в свое вре­мя, ду­ма­ют, что во влас­ти и в воз­можнос­ти ди­рек­то­ра Мак­Го­нагалл сде­лать ес­ли не все, то мно­гое. И на­вер­ное, ник­то не ви­дит прос­то ус­та­лую по­жилую жен­щи­ну, у ко­торой нет семьи, а род­ным до­мом стал Хог­вартс. Она и са­ма час­то за­быва­ет об этой жен­щи­не, по­тому что на­до ус­петь сде­лать очень мно­гое. Очень и очень ред­ко эта жен­щи­на на­поми­на­ет о се­бе, роб­ко по­да­ет го­лос. Обыч­но это слу­ча­ет­ся, ког­да Ми­нер­ва стал­ки­ва­ет­ся с чем-то, что ее ра­ци­ональ­ный и ло­гич­ный ум не в си­лах ос­мыслить. Ли­бо ког­да на­поми­на­ет о се­бе прош­лое. К со­жале­нию, это бы­ва­ет. Как, нап­ри­мер, в слу­чае с этим маль­чи­ком.

О, сколь­ко бы ни го­вори­ли, что «Де­ти не в от­ве­те за де­ла ро­дите­лей», но Ми­нер­ва слиш­ком хо­рошо зна­ла, что это ут­вер­жде­ние бы­ло не прос­то лож­ным, оно бы­ло нас­квозь фаль­ши­вым и ли­цемер­ным. Им прик­ры­вались, его вы­пячи­вали, но час­то под эти­ми сло­вами, как за неп­ро­ница­емой шир­мой, пря­тались зас­та­релая зло­ба, за­висть, же­лание отом­стить, отыг­рать­ся, ес­ли не на тех, кто при­чинил ког­да-то зло, то на тех, кто был слиш­ком по­хож на них, был их про­дол­же­ни­ем. По­тому что все мы прос­то лю­ди, счастье и го­ре у каж­до­го свое, и как же час­то нас обу­рева­ют эмо­ции! Да — от все­го сер­дца, да — мы уве­рены, что спра­вед­ли­вые, но у спра­вед­ли­вос­ти, как ми­нимум, два сто­роны, у каж­дой прав­ды не мень­ше двух лиц.

Став ди­рек­то­ром Хог­вар­тса, она ста­ралась, что­бы это ут­вер­жде­ние ста­ло ис­тинным, что­бы де­ти с пе­чаль­но из­вес­тны­ми фа­мили­ями име­ли воз­можность жить без ог­лядки на прош­лое, не в те­ни ро­дитель­ских оши­бок, заб­лужде­ний и не­навис­ти, что­бы они бы­ли обык­но­вен­ны­ми деть­ми, жи­ли, ра­дова­лись и вы­рас­та­ли в хо­роших лю­дей. Она на­де­ялась, это ей уда­ет­ся, по­тому что эти ошиб­ки бы­ли оп­ла­чены мно­гими жиз­ня­ми. Но этот маль­чик… С ним бы­ло слож­нее.

За свою по­луве­ковую пе­даго­гичес­кую прак­ти­ку она по­вида­ла мно­гих де­тей — изу­митель­но та­лан­тли­вых и сов­сем бес­та­лан­ных; ум­ных и глу­пень­ких; бес­ша­баш­но-ве­селых и скуч­но-пра­виль­ных; от­ча­ян­но храб­рых и трус­ли­вых прос­то до смеш­но­го. Они все бы­ли раз­ны­ми. Поч­ти все пре­пода­вате­ли ны­неш­не­го Хог­вар­тса и мно­гие ра­бот­ни­ки Ми­нис­терс­тва Ма­гии бы­ли ее уче­ника­ми. Она мог­ла очень мно­гое рас­ска­зать о каж­дом, по­тому что пом­ни­ла их еще деть­ми. И пом­ни­ла и по­нима­ла все чувс­тва, мыс­ли, меч­ты тех де­тей, по­нима­ла, а не­ред­ко прос­то ин­ту­итив­но чувс­тво­вала, как вес­ти се­бя с ни­ми. Ко­му-то бы­ла нуж­на стро­гость, а кто-то нуж­дался хоть в са­мом ма­лом одоб­ре­нии. Од­но­го нуж­но бы­ло все вре­мя тол­кать впе­ред, а дру­гого при­дер­жи­вать, по­тому что его спо­соб­ности не пос­пе­вали за его воз­можнос­тя­ми.

С этим маль­чи­ком бы­ло слож­нее, по­тому что он прос­то был тем, кем был — сы­ном пре­датель­ни­цы и вра­га. Сы­ном двух ее уче­ников. Сы­ном ее лю­бими­цы, ее гор­дости. Гер­ми­она Грей­нджер, од­на из нем­но­гих, чья лич­ность да­же в детс­тве вы­зыва­ла ува­жение. На ред­кость ум­ная де­воч­ка с твер­дым и нас­той­чи­вым ха­рак­те­ром, пыт­ли­вая и уп­ря­мая в са­мом хо­рошем смыс­ле. Она от­ли­чалась от сво­их од­но­кур­сни­ков, но на пер­вый взгляд и не ска­жешь чем. Прос­то ког­да Ми­нер­ва вхо­дила в класс, она всег­да в пер­вую оче­редь отыс­ки­вала взгля­дом эту де­воч­ку, в гла­зах ко­торой бы­ло жад­ное вни­мание и жаж­да зна­ний, жаж­да но­вого, еще не­уз­нанно­го, за­та­ив­ший­ся вос­торг пе­ред чу­дом, ко­торое сей­час бу­дет про­ис­хо­дить. Быть мо­жет, по­тому, что она бы­ла из маг­лов­ской семьи? Нет, это слиш­ком плос­кое и по­вер­хностное объ­яс­не­ние.

И еще в гла­зах у нее всег­да был свет. Дав­ным-дав­но, еще в юнос­ти, Ми­нер­ва чи­тала ка­кую-то то ли ле­ген­ду, то ли рас­сказ про вол­шебни­цу, по­гиб­шую, спа­сая жизнь сво­ему воз­люблен­но­му. Обык­но­вен­ная сен­ти­мен­таль­ная ска­зоч­ка для глу­пых дев­чо­нок с обык­но­вен­ным ро­ман­тично-тра­гичес­ким кон­цом. Сей­час из­гла­дились из па­мяти и наз­ва­ние этой сказ­ки, и имя ге­ро­ини, и во­об­ще где она наш­ла эту че­пуху, ес­ли пред­по­чита­ла серь­ез­ные кни­ги и ис­сле­дова­ния мас­ти­тых ма­гов. Прос­то пом­нился яр­кий об­раз де­вуш­ки с сол­нечны­ми гла­зами, знав­шей, что она по­гиб­нет, но уве­рен­но шаг­нувшей в про­пасть ра­ди лю­бимо­го. Стран­ным об­ра­зом Гер­ми­она Грей­нджер ас­со­ци­иро­валась у Ми­нер­вы с этой де­вуш­кой.

Она ни­ког­да не пы­талась вме­шать­ся во вза­имо­от­но­шения в тро­ице Пот­тер-Грей­нджер-У­из­ли, но по­няла еще тог­да, в го­ды вой­ны, что пре­датель­ство под­ру­ги уда­рило по Гар­ри Пот­те­ру и Ро­наль­ду У­из­ли так, как буд­то в них по­пала мол­ния, и не од­на, а це­лый сонм. Они слов­но оце­пене­ли, зас­ты­ли, не ве­ря, что та­кое воз­можно, что та­кое про­изош­ло. Пос­ле уда­ра мол­нии ред­ко вы­жива­ют, но ес­ли это про­изош­ло, зна­чит, че­ловек силь­нее, чем он ду­мал, зна­чит, ему, воз­можно, пред­сто­ит со­вер­шить что-то в жиз­ни. Ми­нер­ва наб­лю­дала, как они оп­равля­лись, при­ходи­ли в се­бя, слов­но на­чина­ли жизнь за­ново, с чис­то­го лис­та. И в этой но­вой жиз­ни не бы­ло мес­та Гер­ми­оне Грей­нджер, они ни­ког­да не упо­мина­ли о ней, да­же ми­молет­но, слу­чай­но.

И ей бы­ло боль­но за де­воч­ку. И тог­да, ког­да ее друзья ста­ратель­но де­лали вид, что их всег­да бы­ло толь­ко двое, и по­том, ког­да уси­лен­но вос­хва­лялись ге­рои той вой­ны. Умом все по­нима­ла, но сер­дце про­тес­то­вало и воз­му­щалось. Быть мо­жет, сер­дце бы­ло муд­рее ума? Ей ка­залось, что это нес­пра­вед­ли­во — то, что о ней пы­тались за­быть, вы­чер­кнуть из па­мяти, слов­но и не бы­ло ее вов­се, и не си­дела она за пар­той ря­дом с ни­ми, не тре­вожи­лась за маль­чи­шек, всег­да по­падав­ших в бе­ду. Ведь мно­гому они бы­ли обя­заны толь­ко ей — пер­вой друж­бой и пер­вой неж­ностью, пер­вой за­ботой и пер­вой лю­бовью…

Она не пы­талась оп­равдать Гер­ми­ону Грей­нджер, не су­дила ее, но мно­го ду­мала о том, что ста­ло при­чиной пре­датель­ства… хо­тя, нет, не пре­датель­ства, в глу­бине ду­ши Ми­нер­ва это­му не ве­рила. Ес­ли бы это пре­датель­ство бы­ло на са­мом де­ле, все бы­ло бы кон­че­но еще тог­да, и сей­час ма­гичес­кая Ан­глия бы­ла бы во влас­ти Вол­де­мор­та. Нет, в пос­тупке этой де­воч­ки кры­лось что-то дру­гое, что-то глу­бин­ное и слож­ное. Ми­нер­ве ка­залось, что она до­гады­ва­ет­ся.

И под­твержде­ни­ем это­му был Алекс.

Внеш­не он был ко­пи­ей от­ца, но вот что тво­рилось у не­го внут­ри? Ми­нер­ва мог­ла толь­ко поз­во­лить се­бе стро­ить до­гад­ки, не хо­тела де­лать пос­пешные вы­воды. В свое вре­мя ей ка­залось, что Дра­ко Мал­фоя она мо­жет чи­тать как раз­верну­тый сви­ток, с ним все яс­но. Из­ба­лован­ный маль­чиш­ка из бо­гатой семьи, со­вер­шенно ис­порчен­ный соз­на­ни­ем сво­его мни­мого пре­вос­ходс­тва над дру­гими бла­года­ря чис­той вол­шебной кро­ви и древ­ности сво­его ро­да. Кто из не­го мог вы­рас­ти? Толь­ко По­жира­тель Смер­ти Вол­де­мор­та. Ее суж­де­ние слов­но под­твер­ди­лось, но бы­ло ли оно пол­ностью ис­тинным? Кто мог это до­казать? Что в Дра­ко Мал­фое бы­ло нас­то­ящим, а что — на­пус­кным? Бы­ло же в нем что-то осо­бое, от­личное от дру­гих, на­вер­ное, хо­рошее и свет­лое, ведь Гер­ми­она Грей­нджер ста­ла Гер­ми­оной Мал­фой.

По­мимо во­ли па­мять ки­дала вос­по­мина­ния, и что-то в них тре­вожи­ло Ми­нер­ву. Слов­но за тус­клы­ми сма­зан­ны­ми маз­ка­ми не вид­но нас­то­ящей кар­ти­ны. А что это бы­ла за кар­ти­на? Что вы­вела на ней ру­ка уме­лого ху­дож­ни­ка по име­ни Жизнь?

Из глу­боких раз­мышле­ний Ми­нер­ву вы­вела Ним­фа­дора, не то прос­то­нав, не то глу­хо каш­ля­нув. Про­фес­сор взгля­нула на нее и вздох­ну­ла. Ее ра­на ни­ког­да не за­тянет­ся, и кто в этом по­винен? Все те же двое, что за­нима­ли ее мыс­ли.

— Я все по­нимаю, Ним­фа­дора, — поч­ти нес­лышно ска­зала она, с за­та­ен­ной жа­лостью гля­дя на де­кана Гриф­финдо­ра, — но взгля­ни на это с точ­ки зре­ния здра­вого смыс­ла. Он еще слиш­ком мал, у не­го по­ка нет та­кой ма­гичес­кой си­лы. Он не мог это сде­лать. И про­изо­шед­шее се­год­ня — вов­се не тем­ное кол­довс­тво. Хог­вартс — очень ста­рый за­мок, его сте­ны в те­чение мно­гих ве­ков впи­тыва­ли в се­бя все то вол­шебс­тво, что вер­шится в его сте­нах. А кам­ни то­же име­ют па­мять. При сте­чении об­сто­ятель­ств, очень мно­гих и со­вер­шенно раз­ных, иног­да по­луча­ет­ся так, что два мгно­вения из прош­ло­го и бу­дуще­го соп­ри­каса­ют­ся и про­рыва­ют­ся друг в дру­га. Я са­ма бы­ла сви­дете­лем по­доб­но­го мно­го лет то­му на­зад.

— Да-да-да, я все по­нимаю, Ми­нер­ва, — вол­шебни­ца зак­ры­ла гла­за и по­тер­ла вис­ки, — да, я не сдер­жа­лась. Но… не мо­гу! Не мо­гу сдер­жать­ся, ког­да ви­жу его!

— Он ни в чем не ви­новат, ты же зна­ешь.

— Да, но ви­нова­ты они! Каж­дый раз, каж­дый раз, ког­да я ви­жу его, у ме­ня пе­ред гла­зами вста­ет Ре­мус, и этот вы­родок сно­ва нап­равля­ет на не­го па­лоч­ку! А его мать, — Ним­фа­дора поч­ти за­дыха­лась, — его мать сто­ит с этой сво­ей улыб­кой! Маль­чиш­ка слиш­ком по­хож на сво­его прок­ля­того от­ца, а я ни­чего не мо­гу с со­бой по­делать. Ми­нер­ва, вы не мо­жете по­нять! Ес­ли бы не они, Ре­мус был бы жив, а на­шей до­чери, на­шей Энид, сей­час бы­ло бы уже шес­тнад­цать лет.

Ми­нер­ва ус­по­ка­ива­юще кос­ну­лась ру­ки жен­щи­ны, хо­лод­ной и без­воль­ной.

— До­ра, шла вой­на, ру­шились жиз­ни и ло­мались судь­бы, каж­дый день и каж­дый миг. И мы рис­ко­вали всем. Ты зна­ла, Ре­мус знал, на что вы иде­те, не прав­да ли? Твоя по­теря страш­на, я со­чувс­твую и по­нимаю, но нель­зя, нель­зя жить так, как ты жи­вешь сей­час! За­ново, раз за ра­зом пе­режи­вать те дни, уби­вать се­бя сно­ва и сно­ва. И сно­ва хо­ронить се­бя с ни­ми. Но жизнь про­дол­жа­ет­ся, вок­руг те­бя но­вые лю­ди. Да, Алек­сандр по­хож на сво­его от­ца, но он — это не Дра­ко Мал­фой, по­нима­ешь? Ты взрос­лая силь­ная жен­щи­на и выс­ту­па­ешь про­тив ма­лень­ко­го маль­чи­ка? Это не­чес­тно и не­дос­той­но те­бя. Он жил у маг­лов и ни­чего не зна­ет о сво­их ро­дите­лях. У не­го нет близ­ких, кро­ме те­бя и Мал­фуа, но счи­тать их близ­ки­ми — зна­чит, сде­лать им ог­ромное одол­же­ние. Сей­час опе­куном над ним сог­ласно за­веща­нию яв­ля­ет­ся Гар­ри Пот­тер, но по­чему те­бе хо­тя бы не по­пытать­ся сбли­зить­ся с маль­чи­ком, уз­нать его по­луч­ше и, мо­жет быть, прос­тить, на­конец, что он име­ет нес­частье но­сить фа­милию сво­ей семьи?

Ним­фа­дора рез­ко вста­ла.

— Нет, Мал­фой всег­да бу­дет Мал­фо­ем. Не­нави­жу! Не­нави­жу всех этих уб­людков, убив­ших Ре­муса и на­шу дочь!

— Ним­фа­дора!

Но про­фес­со­ра Лю­пин уже не бы­ло в ком­на­те.

Ми­нер­ва сно­ва вздох­ну­ла. Уже в сво­ем ка­бине­те, так и не су­мев сос­ре­дото­чить­ся на важ­ных бу­магах из Ми­нис­терс­тва, она бес­по­кой­но пе­реби­рала свит­ки, кни­ги, и все ду­мала и ду­мала.

Она бы­ла ра­да то­му, что Шля­па от­пра­вила имен­но это­го маль­чи­ка имен­но на фа­куль­тет Гриф­финдор, хо­тя втай­не уп­ре­кала се­бя за пред­взя­тость к дру­гим фа­куль­те­там. А по­том ра­дова­лась его друж­бе с деть­ми Гар­ри и Ро­наль­да. Ис­то­рия сно­ва пов­то­рялась! Раз­ве не по­рази­тель­но, что эти трое наш­ли друг дру­га? Ко­неч­но, Ли­лия и Рей­нар бы­ли ку­зена­ми, но по­чему, как, ка­ким об­ра­зом к ним при­со­еди­нил­ся Алек­сандр?! Как во­об­ще Гар­ри и Ро­нальд до­пус­ти­ли эту друж­бу? Она неп­ло­хо зна­ла У­из­ли и мог­ла пред­ста­вить его ре­ак­цию, ког­да он уз­нал. Но Гар­ри? Впро­чем, Гар­ри Пот­тер не­ред­ко удив­лял ее, и преж­де все­го сво­им уме­ни­ем по­нять лю­дей. Иног­да ей ка­залось, что у не­го слиш­ком мно­го той муд­рости, ко­торая при­ходит к че­лове­ку лишь с го­дами. Он ра­но пов­зрос­лел, ра­но на­чал борь­бу, став­кой в ко­торой бы­ла его жизнь, на­вер­ное, этим все объ­яс­ня­лось. А еще судь­ба Гар­ри Пот­те­ра бы­ла в чем-то по­хожа на судь­бу Алек­сан­дра Грей­ндже­ра Мал­фоя. Быть мо­жет, это сле­ду­ет рас­це­нивать как тай­ный знак?

А по­том она гор­ди­лась маль­чи­ком, ког­да он от­верг пред­ло­жение Мал­фуа стать его опе­куном. Все-та­ки он был сы­ном Гер­ми­оны Грей­нджер, а ее всег­да от­ли­чала уди­витель­ная чут­кость и вни­матель­ность к ок­ру­жа­ющим.

У маль­чи­ка был ха­рак­тер. И бы­ли во­ля, и ум, и свое мне­ние, и вер­ность друзь­ям. Толь­ко улыб­ка по­яв­ля­лась на ли­це не­час­то. Но мож­но ли бы­ло уп­ре­кать в уг­рю­мос­ти, ес­ли жизнь не ба­лова­ла его? За­чем ему это вне­зап­но сва­лив­ше­еся бо­гатс­тво, гру­ды гал­ле­онов и сче­та в бан­ках, ес­ли нет ря­дом са­мых род­ных лю­дей?

Ним­фа­дора мог­ла бы стать хо­рошей опе­кун­шей, но как раз­ру­шить ее злое неп­ри­ятие, как из­ле­чить ее боль, ис­су­шить го­речь прош­ло­го, ко­торые пос­лу­жили креп­чай­шим це­мен­том в неп­ре­одо­лимой сте­не меж­ду ней и Алек­сан­дром Грей­ндже­ром Мал­фо­ем?

Эта сте­на воз­двиг­лась сра­зу, как толь­ко бы­ли ог­ла­шены спис­ки бу­дущих пер­во­кур­сни­ков Хог­вар­тса.

По тра­диции, уже нес­коль­ко сто­летий под­ряд, в пер­вый день каж­до­го но­вого го­да, в За­ле Ос­но­вате­лей, дос­туп в ко­торый име­ли толь­ко ди­рек­тор и его за­мес­ти­тель, в ру­ках ста­туи Пе­нело­пы Пуф­фендуй по­яв­лялся сви­ток, на ко­тором бы­ли име­на всех де­тей Ве­ликоб­ри­тании в воз­расте де­сяти-один­надца­ти лет, в ком теп­ли­лась хо­тя бы сла­бая ис­корка вол­шебной си­лы. По­том этот спи­сок офи­ци­аль­но ут­вер­ждал­ся Ми­нис­терс­твом, и рас­сы­лались пись­ма. Ми­нер­ва хо­рошо пом­ни­ла, как в прош­лом го­ду, про­бегая гла­зами по строч­кам пер­га­мен­та, вы­веден­ным изящ­ным жен­ским по­чер­ком, то и де­ло на­тыка­лась на гром­кие фа­милии. Как же мно­го бы­ло в этом го­ду де­тей из се­мей, из­вес­тных как По­жира­телей Смер­ти Вол­де­мор­та, так и из се­мей ав­ро­ров, бо­ров­шихся с ни­ми! И бы­ла дочь Гар­ри Пот­те­ра, и сын Ро­наль­да У­из­ли, и… она не по­вери­ла сво­им гла­зам и вновь пе­речи­тала фа­милию — Грей­нджер Мал­фой? Ве­ликий Мер­лин!

Она тог­да рас­те­рялась, на­вер­ное, был ред­кий слу­чай, ког­да она не зна­ла, как пос­ту­пить. Афи­на ре­шитель­но за­яви­ла, что это ни­чего не зна­чит. Млад­шая сес­тра всег­да бы­ла то­леран­тной и уме­ла рас­смот­реть проб­ле­му со всех сто­рон, выс­лу­шать все точ­ки зре­ния и сос­та­вить собс­твен­ный неп­ред­взя­тый взгляд на ве­щи. Но для нее фа­милии Грей­нджер и Мал­фой все-та­ки не име­ли то­го смыс­ла, ко­торый зак­лю­чал­ся в них для Ми­нер­вы.

И Афи­на же нас­то­яла на том, что­бы ни­кому ни­чего не го­ворить. Он обык­но­вен­ный уче­ник, пов­то­ряла она, один из мно­гих, за­чем бе­жать впе­реди до­роги? Все и так уз­на­ют в свое вре­мя. Вот так и по­лучи­лось, что Гар­ри Пот­тер уз­нал о су­щес­тво­вании сы­на Гер­ми­оны Грей­нджер и Дра­ко Мал­фоя от собс­твен­ной до­чери, а по­том, пот­ря­сен­ный, об­ра­тил­ся к Ми­нер­ве и Ним­фа­доре. Он про­сил Ним­фа­дору взять опе­кунс­тво на се­бя по пра­ву кров­ной родс­твен­ни­цы, но та от­ка­залась сра­зу и на­от­рез. Как са­ма же ска­зала, это­го не про­изой­дет, да­же ес­ли мир рух­нет. Для нее все те, кто но­сил фа­милию Блэк и Мал­фой, бы­ли мер­твы. И это не бы­ли прос­то гром­кие сло­ва, впус­тую сот­ря­са­ющие воз­дух. Об­ряд от­ка­за от родс­тва кро­ви — слиш­ком бо­лез­ненный, тя­желый и без­воз­врат­ный. Он не да­ет воз­можнос­ти вер­нуть все на свои мес­та, и ма­ло кто ре­ша­ет­ся на не­го. Но Ним­фа­дора ре­шилась.

Ми­нер­ва все по­нима­ла, но та оби­да, ко­торая преж­де сжи­мала ей сер­дце за Гер­ми­ону Грей­нджер, сно­ва рос­ла в ду­ше. Ее тре­вожи­ла судь­ба Алек­сан­дра, его бу­дущее. Ка­ким он вы­рас­тет? Кем ста­нет? Что бу­дет, ког­да он уз­на­ет о со­быти­ях тех чер­ных дней, пой­мет, чей он сын? Ох­ра­ни его Мер­лин от судь­бы, ко­торая так жес­то­ко от­ня­ла у не­го ро­дите­лей! Толь­ко… су­щес­тву­ет ли эта судь­ба? Что дви­жет на­шими жиз­ня­ми? От че­го или от ко­го за­висит, бу­дет ли кто-то счас­тлив, а кто-то — нет? Быть мо­жет, она слиш­ком бес­по­ко­ит­ся, и нет ни­каких при­чин тер­зать се­бя? И все это — пус­тые раз­мышле­ния вы­жива­ющей из ума ста­рухи? Од­ни воп­ро­сы и ни­каких от­ве­тов… Дав­нее, поч­ти за­бытое чувс­тво бес­силь­но­го не­пони­мания. Слов­но ре­ша­ешь урав­не­ние из учеб­ни­ка ну­меро­логии с не­из­вес­тной и дву­мя пе­ремен­ны­ми. Что-то по­нят­но, о чем-то до­гады­ва­ешь­ся, но ре­шение ус­коль­за­ет и ни­как не же­ла­ет да­вать­ся в ру­ки.

Но как бы то ни бы­ло, она ра­да, на са­мом де­ле ра­да хо­тя бы то­му, что Гар­ри Пот­тер не от­ка­зал­ся от опе­кунс­тва над Алек­сом.

Ми­нер­ва оч­ну­лась от мыс­лей, ког­да в дверь пос­ту­чали.

— Да, вой­ди­те.

Спер­ва по­каза­лась гру­да свит­ков, а по­том из-за них выг­ля­нула мо­лодень­кая пре­пода­ватель­ни­ца маг­ло­веде­ния, доб­ро­воль­но взяв­шая на се­бя обя­зан­ности ее по­мощ­ни­цы.

— Уф, про­фес­сор Мак­Го­нагалл, при­лете­ли со­вы. Вот, опять из Ми­нис­терс­тва. И еще на­до под­пи­сать ку­чу бу­маг. И пре­пода­вате­ли сос­та­вили учеб­ные пла­ны на сле­ду­ющий год. Про­фес­сор Си­нис­тра ска­зала, что ей не­мед­ленно нуж­на за­мена. А про­фес­сор Хаг­рид зас­трял на гра­нице, у не­го кон­фиско­вали яй­ца ки­тай­ских дра­конов, и Ин­спек­ция по ма­гичес­ким жи­вот­ным уже с ут­ра воз­му­ща­ет­ся бес­печностью ру­ководс­тва шко­лы, и…

— По­мед­леннее, по­жалуй­ста, Не­рина, — прер­ва­ла де­вуш­ку Мак­Го­нагалл, по­мор­щившись от ее гром­ко­го го­лоса, — по­ложи­те все сю­да, я пос­мотрю. Спа­сибо. Ин­спек­ция при­сыла­ла сроч­ных сов?

— Нет, обык­но­вен­ных. Но их бы­ло пять штук! — уже по­тише про­дол­жи­ла Не­рина.

— Хо­рошо. Я раз­бе­русь с этим. Все пре­пода­вате­ли сда­ли учеб­ные пла­ны?

— Все, кро­ме про­фес­со­ра Си­нис­тры. Она, как я уже ска­зала, тре­бу­ет за­мену и го­ворит, что сос­тавлять план на сле­ду­ющий год уже не ее проб­ле­ма.

Ми­нер­ва вздох­ну­ла про се­бя. С го­дами у Си­нис­тры прос­то до бе­зоб­ра­зия ис­портил­ся ха­рак­тер.

— Так, ка­кие бу­маги я дол­жна под­пи­сать? Эти?

— Да. По­ложе­ние о но­вых школь­ных пра­вилах, рас­по­ряже­ние об ос­во­бож­де­нии от за­нятий для сту­ден­тов, вы­ез­жа­ющих в сле­ду­ющем учеб­ном го­ду в Шар­мба­тон, Ма­хо­уто­коро и Ил­вермор­ни, за­яв­ле­ние об уволь­не­нии про­фес­со­ра Си­нис­тры, про­шение о зас­лу­жен­ной пен­сии для про­фес­со­ра Си­нис­тры, при­каз о…

— Ми­нер­ва! Ми­нер­ва!

Про­фес­сор Мак­Го­нагалл и Не­рина вздрог­ну­ли от не­ожи­дан­ности. Из ка­мина в уг­лу выг­ля­дыва­ла чья-то го­лова с вскло­кочен­ны­ми куд­ря­ми.

— Ми­нер­ва, ты ме­ня слы­шишь? Мы дол­жны сроч­но по­гово­рить! Де­ло жиз­ни и смер­ти!

По­хоже, вздо­хам Ми­нер­вы се­год­ня несть чис­ла.

— Ге­ра, я на ра­боте. У ме­ня со­вер­шенно нет вре­мени. Ты мо­жешь по­дож­дать хо­тя бы до ве­чера?

— Не мо­гу! Я же ска­зала, это де­ло жиз­ни и смер­ти!!! У ме­ня та­кое го­ре, а ты не же­ла­ешь да­же выс­лу­шать, Ми­нер­ва!

Ге­ра У­эзер­би ни­ког­да не от­ли­чалась вни­мани­ем к чу­жим проб­ле­мам, кро­ме собс­твен­ных.

Не­рина по­нят­ли­во кив­ну­ла и выш­ла. Ми­нер­ва по­вер­ну­лась к ку­зине.

— Что слу­чилось? Мо­жет быть, ты все же из­во­лишь по­явить­ся пол­ностью?

Ге­ра чих­ну­ла от по­пав­шей в нос зо­лы, но ре­шитель­но по­мота­ла го­ловой, окон­ча­тель­но рас­тре­пав при­чес­ку.

— Нет-нет, мне так удоб­но. К то­му же у ме­ня в ду­хов­ке пи­рог.

— Так что там у те­бя слу­чилось? Опять Дже­уса выг­на­ли с ра­боты? Джеф при­вел оче­ред­ную наг­лую и бес­сты­жую стер­ву? Джес­тия не приш­ла до­мой вов­ре­мя?

По­рази­тель­но, Ге­ра бы­ла млад­ше Ми­нер­вы на три­над­цать лет и всю жизнь счи­тала ее кем-то вро­де сво­его лич­но­го пси­холо­га. Всю жизнь она жа­лова­лась на му­жа, де­тей, со­седей, со­сед­скую со­баку, со­сед­ских гно­мов и собс­твен­ных до­мови­ков, на на­чаль­ни­ка Дже­уса и еще мил­ли­он са­мых раз­ных ве­щей, лю­дей, об­сто­ятель­ств и про­чего. Это мож­но бы­ло про­дол­жать и про­дол­жать. При этом Ге­ра ис­крен­не по­лага­ла, что Ми­нер­ва обя­зана все это выс­лу­шивать и са­мое глав­ное — по­могать всем, чем мо­жет. И в са­мом де­ле, что ей, Ми­нер­ве, еще де­лать? Ни семьи, ни де­тей — воль­ная пти­ца. Под­держи­вать бед­ную, из­не­мога­ющую от жиз­ненных проб­лем ку­зину — ее свя­той долг! И ее нис­коль­ко не вол­но­вало, что са­ма Ми­нер­ва так от­нюдь не счи­тала. При этом Ге­ра ни­ког­да не об­ра­щалась к Афи­не, ви­димо, по­ба­ива­ясь ее жес­тко­вато­го ха­рак­те­ра и су­рово­го нра­ва.

— Нет! Прав­да, Дже­усу сно­ва сде­лали вы­говор, но ты же зна­ешь его на­чаль­ни­ка, нас­то­ящий ти­ран и дес­пот. Вот ес­ли бы ты тог­да по­мог­ла и ус­тро­ила Дже­уса в Ми­нис­терс­тво. А ты та­кая уп­ря­мая, Ми­нер­ва, и ни­ког­да не же­ла­ешь пой­ти навс­тре­чу. Но сей­час, о Мер­лин, я по дру­гому по­воду! Джес­тия, моя ма­лень­кая де­воч­ка, сбе­жала из до­му!

Ми­нер­ва мыс­ленно по­ап­ло­диро­вала пле­мян­ни­це. Бра­во, до­рогая, на­конец-то ты ре­шилась! Двад­цать пять лет — дав­но по­ра выр­вать­ся из-под ма­мино­го кры­лыш­ка, тем бо­лее, ес­ли это кры­лыш­ко Ге­ры У­эзер­би.

— И что ты хо­чешь от ме­ня?

— Как что? Ты дол­жна с ней по­гово­рить! Уго­вори ее вер­нуть­ся! Мер­лин, я прос­то спать не мо­гу, как пред­став­лю, где там сей­час моя де­воч­ка, что де­ла­ет. Этот Бут, ко­торый сма­нил ее, нас­то­ящий под­лец и мер­за­вец! Ах, он же нам­но­го стар­ше ее! Те­бе, Ми­нер­ва, ни­ког­да не по­нять боль ма­терин­ско­го сер­дца! Ты та­кая бес­чувс­твен­ная!

Так­тичностью ку­зина то­же не стра­дала.

Ми­нер­ва по­тер­ла вис­ки. От ры­даний Ге­ры ка­мин от­сы­ре­ет и при­дет­ся сно­ва про­сить мис­те­ра Фил­ча про­чис­тить. Лег­че са­мой от­пра­вить­ся к У­эзер­би, поп­ро­бовать ус­по­ко­ить сес­тру и вдол­бить ей в пус­тую го­лову, что де­ти име­ет тен­денцию вы­рас­тать и ста­новить­ся са­мос­то­ятель­ны­ми.

— По­дож­ди, Ге­ра, хва­тит пла­кать, я раз­бе­русь с де­лами и при­ду к вам ве­чером, хо­рошо?

— Не уве­рена, что до­живу до ве­чера, ты же зна­ешь, от вол­не­ния у ме­ня всег­да на­чина­ет­ся сер­дце­би­ение и в гла­зах так тем­не­ет, а…

— Я бу­ду у вас ве­чером! — твер­дым го­лосом от­ре­зала Ми­нер­ва, и Ге­ра, шум­но хлюп­нув но­сом, со сте­нани­ями ис­чезла.

На­до по­кон­чить с де­лами.

На­до сог­ла­совать с мис­те­ром Вэн­сом из Де­пар­та­мен­та ма­гичес­ко­го об­ра­зова­ния ко­личес­тво до­пол­ни­тель­ных ча­сов за­нятий для се­микур­сни­ков, вве­дение но­вых пред­ме­тов, а так­же пох­ло­потать о зас­лу­жен­ной пен­сии для Си­нис­тры. И не за­быть еще о но­вом пре­пода­вате­ле ас­тро­номии! Пом­нится, к ней об­ра­щал­ся од­нажды один весь­ма серь­ез­ный мо­лодой че­ловек по фа­милии… Бо­унс? Да, Бо­унс. Ес­ли это один из пле­мян­ни­ков Аме­лии Бо­унс, из не­го вый­дет неп­ло­хой пре­пода­ватель. На­до по­ручить Не­рине най­ти его и об­су­дить его кан­ди­дату­ру в Де­пар­та­мен­те.

На­до ска­зать мис­те­ру Фил­чу, что­бы он на­чал под­го­тав­ли­вать ком­на­ты для сту­ден­тов по об­ме­ну из Шар­мба­тона, Ма­хо­уто­коро и Ил­вермор­ни. Вос­точная баш­ня? Или все-та­ки од­на из се­вер­ных? В пер­вой удоб­нее и теп­лее, но вто­рая нам­но­го бли­же к учеб­ным клас­сам и Боль­шо­му За­лу, и из нее ве­дут обык­но­вен­ные, а не за­чаро­ван­ные лес­тни­цы, что не­мало­важ­но для инос­тран­цев.

Преж­де чем ид­ти к Ге­ре, на­до доб­рать­ся до Джес­тии и вы­яс­нить, что же там у них про­изош­ло.

На­до, на­до, на­до… дол­жна, дол­жна, дол­жна…

Хо­рошо, что не хва­та­ет дня, что­бы ре­шить все воз­ни­ка­ющие проб­ле­мы, ина­че она на са­мом де­ле по­чувс­тво­вала бы се­бя не­мощ­ной ста­рухой. А Хог­вартс, сту­ден­ты, Ге­ра не поз­во­ляли рас­сла­бить­ся, да­вали си­лы встре­чать но­вый день с бод­ростью, и она мог­ла сей­час с уве­рен­ностью ска­зать, что это — ее жизнь, мед­ленно те­кущая и стре­митель­но не­суща­яся впе­ред, су­ет­ли­вая и на­пол­ненная за­бота­ми, на­сыщен­ная и нем­но­го су­мас­шедшая. Та, ко­торую ког­да-то юная Ми­нер­ва Мак­Го­нагалл выб­ра­ла са­ма, и ма­лень­кий маль­чик по име­ни Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой как-то не­замет­но то­же ста­новил­ся ее частью. Она бу­дет приг­ля­дывать за ним, пос­та­ра­ет­ся, ес­ли по­надо­бит­ся, по­мочь, и… не бу­дет пре­пятс­тво­вать, ес­ли ког­да-ни­будь он за­хочет уз­нать о сво­их ро­дите­лях…


* * *


Ли­ли и Рейн с круг­лы­ми встре­вожен­ны­ми гла­зами не­тер­пе­ливо за­дер­га­ли Алек­са с двух сто­рон.

— Что слу­чилось?

— Что они ска­зали?

— Ты же не ви­новат, прав­да?

— Нет! — ши­роко улы­ба­ясь, от­ве­тил Алекс, — ди­рек­тор Мак­Го­нагалл ска­зала, что я не ви­новат!

— Она спра­вед­ли­вая, поч­ти та­кая же, как про­фес­сор Дамб­лдор! — про­си­ял Рейн.

— А про­фес­сор Дамб­лдор был ди­рек­то­ром, да? — по­ин­те­ресо­вал­ся Алекс, — я уже сто раз слы­шал это имя. И чи­тал про не­го, ка­жет­ся, в «Ис­то­рии Хог­вар­тса».

— О, па­па, дя­дя Рон и дя­дя Фред го­вори­ли, что луч­ше ди­рек­то­ра не бы­ло за всю ис­то­рию Хог­вар­тса! Са­мый су­мас­шедший и са­мый ге­ни­аль­ный! Са­мый кру­той и са­мый клас­сный! Его бо­ял­ся сам Вол­де­морт! — Ли­ли, на­вер­ное, еще дол­го мог­ла бы пе­речис­лять не­ос­по­римые дос­то­инс­тва про­фес­со­ра Дамб­лдо­ра, но Алекс прер­вал ее, вос­клик­нув:

— А, его пор­трет ви­сит у вас в до­ме, Ли­ли? У не­го еще та­кие смеш­ные за­тыч­ки в ушах.

Ли­ли ос­кор­блен­но по­жала пле­чами.

— Да раз­ве в за­тыч­ках де­ло?

Поз­же, ког­да они уже си­дели в сво­ей Гос­ти­ной, в ти­хом угол­ке, от­го­родив­шись от всех ог­ромны­ми стоп­ка­ми книг, Алекс горь­ко спро­сил:

— По­чему про­фес­сор Лю­пин все вре­мя при­дира­ет­ся ко мне? Что я ей сде­лал? Се­год­ня она да­же го­вори­ла, что ме­ня ис­клю­чат.

Ли­ли и Рейн пе­рег­ля­нулись. Ли­ли тут же опус­ти­ла гла­за, а Рейн с пре­уве­личен­ным ин­те­ресом ус­та­вил­ся на Джу­ли­уса, ко­торый по­казы­вал дру­гим их од­но­кур­сни­кам ка­кую-то зве­руш­ку с длин­ным хо­ботом, с не­веро­ят­ной ско­ростью втя­гивав­шим кон­фе­ты, пред­ла­га­емые ре­бята­ми.

Они опять зна­ли что-то, о чем он и не по­доз­ре­вал. Алекс твер­до ска­зал:

— Вы зна­ете по­чему?

Ли­ли сно­ва пос­мотре­ла на нах­му­рив­ше­гося Рей­на и не­реши­тель­но от­ве­тила:

— Те­бе это не пон­ра­вит­ся.

— Я дол­жен это знать! — еще бо­лее твер­дым то­ном ска­зал Алекс, — мне на­до­ело, что все вок­руг зна­ют обо мне боль­ше ме­ня са­мого. На­до­ело, что все ша­раха­ют­ся от ме­ня как от за­раз­но­го боль­но­го.

— Не все!

— ПОЧ­ТИ ВСЕ из ма­гичес­ких се­мей! Толь­ко ре­бята из маг­лов от­но­сят­ся нор­маль­но. Ска­жете, я вру или вы­думы­ваю?

— Нет, Алекс, но… — Ли­ли при­куси­ла гу­бу.

Не­ожи­дан­но Рейн хлоп­нул по кни­ге ру­кой.

— Он прав, он дол­жен это знать. В кон­це кон­цов, мы все зна­ем, а про­фес­сор Лю­пин и вправ­ду слиш­ком при­дира­ет­ся к Алек­су, хо­тя он ни в чем не ви­новат.

Ли­ли по­кача­ла го­ловой, но боль­ше ни­чего ска­зала и как-то бес­по­мощ­но раз­ве­ла ру­ками.

— Алекс, де­ло в том, что у про­фес­со­ра Лю­пин по­гиб муж. Пом­нишь, Ли­ли го­вори­ла, что по­это­му она та­кая стро­гая и ни­ког­да не улы­ба­ет­ся? И еще доч­ка, то­же по­гиб­ла… сов­сем ма­лень­кая. Мис­тер Лю­пин был обо­рот­нем, но очень хо­рошим че­лове­ком. Па­па и дя­дя Гар­ри рас­ска­зыва­ли, что он ка­кое-то вре­мя да­же пре­пода­вал в Хог­вар­тсе, и он очень по­мог им. И по­том всег­да по­могал.

— К то­му же, — ти­хо при­бави­ла Ли­ли, — он был од­ним из луч­ших дру­зей мо­его де­душ­ки Джей­мса.

— Да. Ког­да на­чалась вой­на, он стал на на­шу сто­рону, а все обо­рот­ни пе­реш­ли к Вол­де­мор­ту. Он стал чем-то вро­де шпи­она в ста­не вра­гов. И его ра­зоб­ла­чили. Го­ворят, их схва­тили всех вмес­те, мис­те­ра Лю­пина, те­тю Ним­фа­дору, ма­лыш­ку Ан­дро­меду, и… — Рейн по­мол­чал, гля­дя пря­мо в ли­цо Алек­са, — мис­те­ра Лю­пина и Ан­дро­меду уби­ли По­жира­тели Смер­ти Вол­де­мор­та. И да­же из­вес­тно, кто. Дра­ко Мал­фой. Твой отец, Алекс.

Алекс вско­чил из-за сто­ла, ед­ва не оп­ро­кинув шат­кую стоп­ку книг.

— Это­го не мо­жет быть! Это неп­равда!

— Это прав­да, Алекс, — Ли­ли тя­жело вздох­ну­ла, — а те­тю Ним­фа­дору поч­ти за­пыта­ли до смер­ти, ей чу­дом уда­лось выр­вать­ся, по­мог­ли бе­жать до­мови­ки. Она ед­ва не сош­ла с ума от го­ря. И вот по­чему ре­бята, у ко­торых ро­дите­ли ма­ги, так к те­бе от­но­сят­ся. Ко­неч­но, тог­да мно­гие бы­ли под ча­рами и де­лали ужас­ные ве­щи, да­же не по­нимая, что тво­рят. Но твоя семья всег­да, с са­мого на­чала и по сво­ей во­ле, бы­ла на сто­роне Вол­де­мор­та. Мал­фой-Ме­нор был поч­ти его офи­ци­аль­ной ре­зиден­ци­ей, он про­водил там боль­ше все­го вре­мени. И па­па по­бедил его имен­но в Мал­фой-Ме­нор, это ведь во всех кни­гах ука­зано.

Алекс упал об­ратно на стул поч­ти в прос­тра­ции, не ве­ря, не же­лая ве­рить сво­им друзь­ям.

А Ли­ли про­дол­жи­ла:

— Это ви­дели до­мови­ки Мал­фо­ев, ко­торые шеп­та­лись с до­мови­ками Пар­кинсо­нов. Их под­слу­шал Доб­би, а по­том пе­редал па­пе и ав­ро­рам.

— Он сов­рал!

— Доб­би ни­ког­да не врет, ни один до­мовик не уме­ет врать.

Алекс об­хва­тил ру­ками го­лову.

— Это неп­равда! Все ложь! Та­кого не мо­жет быть! Ма­ло то­го, что моя ма­ма пре­датель­ни­ца, так еще и па­па — убий­ца! Ли­ли, та­кого прос­то не мо­жет быть!

Ли­ли по­дав­ленно смот­ре­ла на дру­га.

— Алекс, нам очень жаль, но это прав­да. И еще… во­об­ще-то те­тя Ним­фа­дора… на са­мом де­ле это те­бе она те­тя, дво­юрод­ная… Твой па­па и она бы­ли ку­зена­ми. По­луча­ет­ся, она да­же бли­же те­бе, чем Мал­фуа. Я не знаю, по­чему все мол­ча­ли, и па­па то­же… не знаю…

— Что?!

Алекс зас­то­нал. Ему бы­ло пло­хо, так пло­хо, как ни­ког­да в жиз­ни. Не­нависть про­фес­со­ра Лю­пин объ­яс­ня­лась, но раз­ве от это­го лег­че? Ока­зыва­ет­ся, он поч­ти ок­ру­жен родс­твен­ни­ками, но ка­кими! Мал­фуа он был ну­жен толь­ко из-за де­нег, а Лю­пин вов­се не ну­жен.

И в го­лову приш­ла об­жи­га­ющая мысль — пусть бы он луч­ше нав­сегда ос­тался у Биг­сли, хо­дил бы в эту шко­лу для ма­лолет­них прес­тупни­ков, ни­ког­да не уз­нал, что он вол­шебник, но за­то он и не уз­нал бы, что его ро­дите­ли бы­ли ужас­ны­ми людь­ми, име­на ко­торых вы­зыва­ют сод­ро­гание у ма­гов!

И еще один воп­рос тер­зал его из­му­чен­ную ду­шу — как мог­ли по­женить­ся его ро­дите­ли, как мог по­явить­ся на свет он, ес­ли Гер­ми­она Грей­нджер и Дра­ко Мал­фой не­нави­дели друг дру­га? По сло­вам Лю­пин, се­год­ня был на­рушен прос­транс­твен­но-вре­мен­ной кон­ти­ну­ум, прош­лое втор­глось в нас­то­ящее, то есть то, что они ви­дели, бы­ло на са­мом де­ле, толь­ко дав­но. С ка­кой неп­ри­язнью го­вори­ла ма­ма, и как през­ри­тель­но от­ве­чал отец… А мис­тер Пот­тер и мис­тер У­из­ли за­щища­ли ее от не­го…

А ес­ли сно­ва это сде­лать — ра­зор­вать этот кон­ти­ну­ум?! Сно­ва по­пасть в прош­лое и выт­рясти, выр­вать из них прав­ду?!

Но взбу­дора­жив­шая мысль, сно­ва ка­мень, бро­шен­ный в пруд, уш­ла на дно. Ни­чего из это­го не вый­дет. Се­год­ня они прос­то ви­дели прош­лое, но не учас­тво­вали в нем. Зна­чит, то, что про­изош­ло, не вер­нется, его нель­зя из­ме­нить. Ес­ли та­кое бы­ло воз­можно, все бы за­хоте­ли это сде­лать. И де­лали бы. Это все рав­но, что Омут Па­мяти, в ко­тором он уже был.

Да и что из­ме­нить? Ка­кую прав­ду он хо­чет уз­нать? Вот она прав­да — на по­жел­тевших стра­ницах га­зет де­сяти­лет­ней дав­ности, в строч­ках книг, в през­ри­тель­ных и хо­лод­ных взгля­дах сту­ден­тов Хог­вар­тса, в от­чужден­ном мол­ча­нии тех, кто знал его ро­дите­лей. Ведь в сво­их по­пыт­ках что-ни­будь уз­нать о них, он не­из­менно на­тал­ки­ва­ет­ся на глу­хую сте­ну. За этой сте­ной пря­чет­ся прош­лое, и не в его си­лах раз­ру­шить ее или пре­одо­леть. Да­же с тру­дом на­ходи­мые две­ри в этой сте­не наг­лу­хо за­пер­ты на ржа­вые зам­ки.

Но так не­выно­симо ду­мать, что все его по­ис­ки, по­пыт­ки, все — пус­тое! Не дол­жно, не мо­жет так быть! Он не ве­рит, и не же­ла­ет ве­рить, и не бу­дет!!!

Алекс прос­то раз­ры­вал­ся на кус­ки. Он вско­чил и пом­чался на­верх в свою спаль­ню, а Ли­ли и Рейн мол­ча смот­ре­ли ему вслед, изо всех сил же­лая по­мочь, но не зная, как мож­но это сде­лать.

Глава 21. Что есть Любовь?

Что есть Лю­бовь? — ме­ня ты спро­сишь,

Я, бо­юсь, не смо­гу от­ве­тить.

Мо­жет быть, Лю­бовь — это ле­то,

Что гу­ля­ет сей­час по све­ту?

И тан­цу­ет она с вет­ра­ми,

Вмес­те с мо­рем по­ет его пес­ни,

Пе­решеп­ты­ва­ет­ся с об­ла­ками,

И сме­ет­ся го­лосом ле­са.

Она при­нес­ла мне ра­дость,

По­дари­ла звез­ду уда­чи,

В по­целу­ях ее — ме­да сла­дость,

Све­жесть ве­рес­ка не­ут­ра­чен­ная.

В во­лосах ее — не­ба тай­ны,

А в гла­зах ее — све­та без­дна,

А в ду­ше ее — мир бес­край­ний,

А в ру­ках ее — мое сер­дце.

(с) Lilofeya

____________________________________________

Мер­но ше­лес­тит мо­ре, по­рой на­лета­ют мяг­кие по­рывы со­лоно­вато­го ве­тер­ка. Вор­чли­во кри­чит чай­ка, кру­жась над вол­ной. По не­бу тя­нет­ся вязь свет­лых по­луп­розрач­ных об­ла­ков, из­редка зак­ры­ва­ющих сол­нце.

— Хо­рошо… Как же хо­рошо…, — шеп­чет Гер­ми­она.

Каш­та­новые во­лосы раз­ме­тались по жел­то­му пес­ку, гла­за зак­ры­ты. Ее ла­донь, го­рячая и су­хая, на­щупы­ва­ет ла­донь Дра­ко. Он рас­слаб­ленно улы­ба­ет­ся и пе­реп­ле­та­ет свои паль­цы с ее.

Не­делю на­зад, сра­зу пос­ле це­ремо­нии вен­ча­ния, разъ­еха­лись гос­ти. Их бы­ло сов­сем нем­но­го: фран­цуз­ская род­ня — Аза­лин­да со сво­ей семь­ей, все оди­нако­во чо­пор­ные и под­жи­ма­ющие тон­кие гу­бы, но бес­пре­кос­ловно под­чи­ня­ющи­еся каж­до­му сло­ву ста­рой ле­ди; Лей­нстрен­джи — все еще ху­дой и не оп­ра­вив­ший­ся пос­ле Аз­ка­бана Ру­дольф с кри­во и през­ри­тель­но ус­ме­хав­шей­ся, но мол­ча­ливой в при­сутс­твии Лор­да Бел­латри­сой. И Тем­ный Лорд. У­еха­ли ро­дите­ли, и за­мок ос­тался в их пол­ном рас­по­ряже­нии. Дав­няя тра­диция ро­да Мал­фой — вен­ча­ние и ме­довый ме­сяц мо­лодых в Дра­вен­дей­ле. Эту тра­дицию на­руши­ли толь­ко Лю­ци­ус с Нар­циссой.

Дра­вен­дейл, как и Мал­фой-Ме­нор, вы­рас­та­ет из ска­лы, но на этом сходс­тво меж­ду ни­ми за­кан­чи­ва­ет­ся. Об эту ска­лу не­ус­танно бь­ет­ся мо­ре, а за­мок слов­но дра­гоцен­ный ка­мень в ее вен­це. Он мал и у­ютен, и его бо­гатс­тво не по­дав­ля­ет, в от­ли­чие от гор­до­го и тя­жело­вес­но-рос­кошно­го Мал­фой-Ме­нора. Гер­ми­оне Дра­вен­дейл сра­зу пон­ра­вил­ся. Так же, как и пон­ра­вилась бли­зость мо­ря, и мяг­кая пре­лесть ир­ланд­ской при­роды. И то, что ни­кого нет, кро­ме при­виде­ний, они со­вер­шенно од­ни с ут­ра и до ве­чера, и все но­чи толь­ко для них.

Гер­ми­она счас­тли­во взды­ха­ет, тра­вин­кой ще­кочет Дра­ко нос:

— Вста­вай, да­вай про­гуля­ем­ся.

— Не-е-е-ет, — тя­нет он, не от­кры­вая глаз, — ле-е-е-ень…

Сол­нце сле­пит сквозь сом­кну­тые ве­ки, ви­сит ог­ненным пят­ном, ко­торое вре­мя от вре­мени зас­ло­ня­ет тень. Его же­на. Его Гер­ми­она. Сол­нце и тень од­новре­мен­но.

— Как хо­чешь, — в го­лосе нет оби­ды, она сно­ва про­водит тра­вин­кой по его ли­цу, ша­лов­ли­во ду­ет на нос и вска­кива­ет на но­ги.

Дра­ко са­дит­ся на пе­сок и смот­рит на нее, бро­дящую на мел­ко­водье, сме­ющу­юся, иг­ра­ющую с вол­на­ми, то и де­ло по­рыва­ющи­мися лиз­нуть ее платье или, вер­нее, маг­лов­ский са­рафан. Яр­ко-алый, ко­рот­кий и лег­кий, от­кры­ва­ющий пле­чи и строй­ные но­ги. Мо­жет, он и не лю­бит маг­лов, но маг­лов­ская мо­да ему оп­ре­делен­но нра­вит­ся, осо­бен­но ес­ли ее де­монс­три­ру­ет Гер­ми­она. Ого­нек. Ма­лень­кий сме­лый ого­нек, тан­цу­ющий на гла­ди во­ды. Не­веро­ят­ное, не­воз­можное и от­то­го фан­тасти­чес­ки кра­сивое зре­лище.

— Дра­ко, смот­ри, что я наш­ла! — ок­ли­ка­ет его Гер­ми­она и бе­жит навс­тре­чу.

Она про­тяги­ва­ет ог­ромную ра­кови­ну. Та­кую ог­ромную, что ее не­воз­можно удер­жать од­ной ру­кой. И со­вер­шенно не­под­хо­дящую для ир­ланд­ско­го по­бережья. Она ско­рее из юж­ных тро­пичес­ких мо­рей. Как она сю­да по­пала?

— Пос­лу­шай, она по­ет, — Гер­ми­она прик­ла­дыва­ет ее к уху к Дра­ко и са­ма нак­ло­ня­ет­ся.

Ее ли­цо так близ­ко, и Дра­ко ле­гонь­ко це­лу­ет ее в со­леные гу­бы, в нос, под­бо­родок. Же­на де­ла­ет уко­риз­ненную гри­мас­ку, и он пос­лушно прис­лу­шива­ет­ся.

Дей­стви­тель­но, по­ет. Обыч­ный шум, ко­торый мож­но раз­ли­чить в лю­бой ра­куш­ке, но в этот шум кра­сиво впле­та­ет­ся го­лос, неж­ный и ме­лодич­ный, на­по­ен­ный грустью и ра­достью од­новре­мен­но. Так, по край­ней ме­ре, ка­жет­ся Дра­ко. Го­лос… Эти на­певы….

Он вых­ва­тыва­ет у Гер­ми­оны ра­кови­ну и заг­ля­дыва­ет в ее пер­ла­мут­ро­вое ро­зова­тое нут­ро. Поч­ти у са­мого края лег­ко про­цара­паны зна­комые ру­ны, на­поми­на­ющие тре­зубец, сред­ний зуб ко­торо­го нам­но­го длин­нее и слов­но об­ло­ман.

— Она вер­ну­лась! — Дра­ко вска­кива­ет, — ма­ма не по­верит! Она дей­стви­тель­но вер­ну­лась, как обе­щала!

— Кто? От­ку­да?

Он тя­нет удив­ленную Гер­ми­ону к во­де.

— Идем, не бой­ся. Я те­бя кое с кем поз­на­ком­лю.

Они идут к боль­шо­му, поч­ти плос­ко­му кам­ню не­дале­ко от бе­рега. Во вре­мя при­боя, на­вер­ное, он поч­ти скры­ва­ет­ся из ви­ду. Чем даль­ше, тем ни­же ста­новит­ся дно. Дра­ко под­хва­тыва­ет Гер­ми­ону на ру­ки. У кам­ня мо­ре поч­ти ему по по­яс. Они за­бира­ют­ся на теп­лую, наг­ре­тую сол­нцем за день, глад­кую, от­по­лиро­ван­ную во­дой по­вер­хность. Дра­ко вып­рямля­ет­ся и, под­не­ся ру­ки к гу­бам в ви­де ру­пора, из­да­ет стран­ный звук, на­поми­на­ющий ча­ячий крик, но не та­кой рез­кий. По­том нем­но­го по­годя — еще один. И всмат­ри­ва­ет­ся в мор­скую даль, слов­но что-то вы­ис­ки­вая.

— Дра­ко, в чем де­ло?

— Сей­час, сей­час… Смот­ри, с той сто­роны, от­ку­да мы приш­ли, сов­сем мел­ко, а с этой дно рез­ко об­ры­ва­ет­ся, зна­ешь, как здесь глу­боко?

— Я ни­чего не по­нимаю.

— Смот­ри!

Дра­ко про­тяги­ва­ет ру­ку, ука­зывая на что-то. И Гер­ми­она, при­щурив­шись, пы­та­ет­ся раз­гля­деть не­понят­но что.

— Там че­ловек!

— Нет, не че­ловек.

— А… ой!

Шум­но бь­ет и взды­ма­ет свер­ка­ющие брыз­ги боль­шой ры­бий хвост, и у их ног вы­ныри­ва­ет из во­ды ру­сал­ка. По­чему-то по­рази­тель­но не по­хожая на зна­комых Гер­ми­оне оби­татель­ниц под­водно­го царс­тва, а ско­рее явив­ша­яся пря­мо из дет­ских ска­зок. Ог­ромные, поч­ти на пол-ли­ца, гла­за, проз­рачно-зе­леные, без­донные, слов­но са­мо мо­ре, пу­шис­тые и длин­ные зе­лено­ватые рес­ни­цы и бро­ви то­же то­го же от­тенка. И ко­неч­но же во­лосы, ру­сые, с явс­твен­ным изум­рудным от­ли­вом, пе­реви­тые ни­тями жем­чу­га и ко­рал­лов, уло­жен­ные в за­мыс­ло­ватую при­чес­ку. Ли­чико ру­салоч­ки неж­ное, по-дет­ски круг­лое, с мяг­ки­ми чер­та­ми, ро­зовые губ­ки то­же по-дет­ски при­пух­лые, и ми­лая ямоч­ка на под­бо­род­ке. Поч­ти та­кая же хвос­та­тая кра­сот­ка бы­ла на цвет­ном вит­ра­же в ван­ной для Ста­рост в Хог­вар­тсе.

Гер­ми­она, при­щурив­шись, смот­рит на му­жа: «От­ку­да ты ее зна­ешь?». Дра­ко, к ее изум­ле­нию, при­сажи­ва­ет­ся на кор­точки, ра­дос­тно улы­ба­ет­ся, что-то го­ворит на ка­ком-то стран­ном язы­ке, сов­сем не по­хожем на тот ру­сало­чий, на ко­тором го­вори­ли оби­татель­ни­цы Чер­но­го озе­ра. Слов­но ше­лест мор­ских волн, на­каты­ва­ющих на бе­рег, вздо­хи мор­ско­го бри­за и го­лоса мор­ских птиц. И ру­сал­ка от­ве­ча­ет!

Гер­ми­она нас­то­рожен­но прис­лу­шива­ет­ся, пы­та­ясь хо­тя бы уга­дать, о чем речь. Глу­по рев­но­вать к де­вице с хвос­том, но по­чему он ей так улы­ба­ет­ся?!

И вдруг ру­сал­ка по­вора­чива­ет­ся к ней и слег­ка ка­са­ет­ся сво­ей тон­кой руч­кой ее ру­ки. И стран­ное ощу­щение про­низы­ва­ет Гер­ми­ону. Уз­кая хруп­кая ла­дош­ка, как-то не по-че­лове­чес­ки хруп­кая, слов­но в ней нет кос­тей, слов­но это за­гус­тевшая во­да, не лед, нет, но как буд­то под тон­кой ко­жей те­чет во­да, прох­ладная и жи­вая. Гер­ми­оне хо­чет­ся от­дернуть ру­ку от неп­ри­ят­но­го брез­гли­вого ощу­щения, мгно­вен­но и быс­тро­лет­но прон­зивше­го ее. Как буд­то кос­ну­лось на миг что-то до ужа­са чу­жое, про­тив­ное са­мой ее при­роде. Но она пе­реси­лива­ет се­бя и не от­дерги­ва­ет.

Ви­димо, ру­сал­ка те­перь об­ра­ща­ет­ся к ней, по­тому что Дра­ко на­чина­ет пе­рево­дить.

— Гер­ми­она, это Уна. Она го­ворит, что очень ра­да ви­деть те­бя.

— Ты бы хоть объ­яс­нил, от­ку­да ее зна­ешь! И пе­реве­ди, что я то­же ра­да ви­деть ее.

— Я все рас­ска­жу, толь­ко по­поз­же. Так, она го­ворит, что дочь во­ды при­ветс­тву­ет дочь пла­мени. Хм, что-то стран­ное, ка­кие-то че­рес­чур па­фос­ные обо­роты, не мо­гу ра­зоб­рать… Ну лад­но, она удив­ле­на тем, что мо­ей же­ной ста­ла имен­но ты. Она не по­нима­ет, как по­доб­ное ста­ло воз­можным. Так, это уже ос­кор­бле­ние в мой ад­рес. Гер­ми­она, не дер­гай ме­ня, я то­же ни­чего не по­нимаю, пе­рево­жу все бук­валь­но. И еще… Ого!

Ру­сал­ка мед­ленно сни­ма­ет со сво­ей шей­ки оже­релье — три ни­ти иде­аль­но-круг­лых жем­чу­жин, си­яющих по­луп­розрач­ной мо­лоч­ной бе­лиз­ной, слов­но воб­равших в се­бя зыб­кий рас­свет­ный свет. Ни­ти со­еди­ня­ет боль­шой ка­мень чу­дес­но­го зо­лотис­то­го цве­та — кра­ешек сол­нца, выг­ля­дыва­юще­го ут­ром из-за края зем­ли.

— Она про­сит при­нять те­бя это оже­релье. Ка­мень — ред­кий ян­тарь из Се­вер­но­го мо­ря, но­сящий наз­ва­ние «Око Сол­нца».

— Дра­ко, я не мо­гу при­нять та­кой до­рогой по­дарок!

Ру­салоч­ка ка­ча­ет го­ловой и вкла­дыва­ет оже­релье в ла­дони Гер­ми­оны.

— Она го­ворит, что это не по­дарок, она воз­вра­ща­ет те­бе твое. Что-то я сов­сем ни­чего не по­нимаю.

— Как это — мое?

— Ког­да она ре­шила вер­нуть­ся сю­да, она не ду­мала, ра­ди че­го. Что-то ее тя­нуло и тол­ка­ло в путь, но она толь­ко те­перь по­няла, что «Око Сол­нца» ре­шило по­кинуть мор­ские глу­бины и вер­нуть­ся к сво­ей ис­тинной вла­дели­це, той, в чь­ем сер­дце пы­ла­ет сол­нечное пла­мя. У не­го есть пред­назна­чение — быть Стра­жем Жиз­ни. Но она пре­дуп­режда­ет — ког­да зло слиш­ком ве­лико, и ког­да по­теря­на на­деж­да, «Оку Сол­нца» мо­жет не хва­тить сил для за­щиты. Уф, как она вы­соко­пар­но го­ворит! Уна, по­дож­ди, я не мо­гу так быс­тро.

Ру­сал­ка улы­ба­ет­ся, ки­ва­ет и не­ожи­дан­но ны­ря­ет, ока­тывая Дра­ко и Гер­ми­ону со­лены­ми брыз­га­ми. Ее го­лов­ка по­казы­ва­ет­ся из во­ды уже да­леко от кам­ня, и она ма­шет ру­кой, слов­но про­ща­ясь. Дра­ко рас­те­рян­но ма­шет в от­вет.

— Гер­ми­она, не на­до на ме­ня так смот­реть. Я все объ­яс­ню, но то, что сей­час про­изош­ло, то­же не по­нял.

Они бре­дут к бе­регу. Гер­ми­она рас­смат­ри­ва­ет оже­релье, лю­бу­ясь иг­рой све­та и бли­ками, по­яв­ля­ющи­мися внут­ри ян­та­ря.

— Рас­ска­зывай! А то прип­лы­ва­ет ка­кая-то нез­на­комая ру­сал­ка, стро­ит глаз­ки за­кон­но­му суп­ру­гу, да­рит что-то не­во­об­ра­зимо до­рогое, и не зна­ешь, как на это ре­аги­ровать.

— Уна не ру­сал­ка, а мор­ская де­ва.

— Есть раз­ни­ца?

— Не­уже­ли, ми­лая, на све­те су­щес­тву­ет что-то, че­го ты не зна­ешь или о чем не чи­тала? — шут­ли­во изум­ля­ет­ся Дра­ко, по­лучив от Гер­ми­оны лег­кий шле­пок.

— Мор­ской на­род так же да­лек от из­вес­тных те­бе ру­салок, как мы от по­луди­ких пле­мен Аф­ри­ки. Нет, ну что-то об­щее есть, ко­неч­но, но для ме­ня ты как-то прив­ле­катель­нее, чем чер­ная, как са­жа, де­вица в тра­вяной юб­ке. Ру­сал­ки страш­нее, чем все смер­тные гре­хи, вмес­те взя­тые, а мор­ские де­вы, ес­ли ты за­мети­ла, сла­вят­ся сво­ей кра­сотой и еще сво­им пе­ни­ем. Рань­ше для них лю­бимым раз­вле­чени­ем бы­ло то­пить маг­лов­ские ко­раб­ли, эки­паж ко­торых имел не­ос­то­рож­ность зас­лу­шать­ся. Это у них счи­талось чем-то вро­де хоб­би или со­рев­но­вания — кто боль­ше. Их еще зва­ли си­рена­ми. А сей­час то ли си­рены об­мель­ча­ли, то ли сос­тя­за­ют­ся в чем-то дру­гом, то ли маг­лы окон­ча­тель­но ут­ра­тили му­зыкаль­ный слух. Во­об­ще, мор­ской на­род жи­вет го­раз­до юж­нее, в теп­лых мо­рях. Так вот, ког­да я был ма­лень­ким, ма­ма лю­била при­ходить со мной на это мес­то. Ви­дишь, здесь мел­ко­водье хо­рошо прог­ре­ва­ет­ся, пе­сок чис­тый и мяг­кий, и от зам­ка не­дале­ко. Од­нажды на этом са­мом кам­не ма­ма наш­ла по­лумер­твую де­вуш­ку с рыбь­им хвос­том. Она ее вы­ходи­ла и вы­учи­ла ее язык. И я, пос­коль­ку всег­да бе­гал поб­ли­зос­ти, то­же. Уна со мной иг­ра­ла, при­носи­ла со дна кра­сивые ра­куш­ки и ка­меш­ки. И ужас­но тос­ко­вала. Здесь ей бы­ло хо­лод­но, она пла­кала и рва­лась до­мой. Мор­ской на­род жи­вет доль­ше, чем мы, и тог­да она бы­ла, на­вер­ное, еще де­воч­кой, ма­лень­кой и по­теряв­шей­ся, хо­тя по ее сло­вам, бы­ло ей сто пять­де­сят два го­да. Что с ней слу­чилось, она не рас­ска­зыва­ла, а мо­жет, я не за­пом­нил. В об­щем, ког­да Уна поп­ра­вилась, ма­ма как-то су­мела ор­га­низо­вать ее пе­реп­равку в род­ные мо­ря. Про­ща­ясь, Уна ска­зала, что ког­да-ни­будь вер­нется. И вот… ес­ли чес­тно, очень стран­ная по­лучи­лась встре­ча…

— Стран­ная, — сог­ла­ша­ет­ся Гер­ми­она, — и по­дарок то­же стран­ный.

Она во­зит­ся с хит­ро­ум­ной зас­тежкой в ви­де ра­кови­ны. Дра­ко по­мога­ет.

— Ну что, мне идет?

Жем­чуг мяг­ко си­яет на бе­лой ко­же, а внут­ри ян­та­ря вспы­хива­ют зо­лотис­тые огонь­ки. Гер­ми­ону ох­ва­тыва­ет ка­кое-то не­объ­яс­ни­мое чувс­тво вос­со­еди­нения. Слов­но дав­ным-дав­но она что-то по­теря­ла, уже не на­де­ялась най­ти до­рогую сер­дцу вещь, но вдруг наш­ла. Но она же ни­чего не те­ряла, и это оже­релье ей ни­ког­да не при­над­ле­жало…

— Оно те­бе очень идет, слов­но мас­тер де­лал его имен­но для те­бя, — Дра­ко оки­дыва­ет ее оце­нива­ющим взгля­дом и до­бав­ля­ет, — зна­ешь, в ста­рых кни­гах пи­шут, что мор­ской на­род об­ла­да­ет да­ром пред­ви­дения.

— Ее сло­ва проз­ву­чали тре­вож­но. На­де­юсь, что это все-та­ки бы­ло не про­яв­ле­ние ее да­ра пред­ви­дения, — ка­ча­ет го­ловой Гер­ми­она и спох­ва­тыва­ет­ся, — ой, Дра­ко, идем до­мой, ско­ро ужин, на­вер­ня­ка до­мови­ки уже нак­ры­ва­ют.

— Ко­неч­но! Все сты­нет, и мы взя­ли на се­бя труд поз­вать юных но­воб­рачных.

— О, нет! — сто­нет Дра­ко, обо­рачи­ва­ясь, — ну за­чем вы опять по­кину­ли за­мок? А ес­ли кто-ни­будь уви­дит?

Пе­ред ни­ми блек­ло пе­рели­ва­ют­ся поч­ти не­види­мые в лу­чах за­кат­но­го сол­нца два при­виде­ния — су­хопа­рая жен­щи­на в вы­чур­ном оде­янии и вы­соком эн­не­не и стат­ный ры­царь с грус­тным ли­цом. Гер­ми­она хи­хика­ет и тя­нет му­жа за ру­ку.

— Пой­дем, они же хо­тели ус­лу­жить.

— Ус­лу­жить?! Тем, что опять обес­пе­чили неп­ри­ят­ности с Ин­спек­ци­ей по де­лам заг­робно­го су­щес­тво­вания? Как же мне на­до­ели эти иди­оты!

— Те­офи­лус, — стро­го про­из­но­сит да­ма, — я же го­вори­ла, что ко­му-ни­будь из по­том­ков обя­затель­но пе­редас­тся твой не­выно­симый нрав и ужас­ное не­поч­те­ние к стар­шим. Ты ни­ког­да не от­зы­вал­ся с дол­жным ува­жени­ем о мо­ей ма­туш­ке и всег­да ис­че­зал из до­му без пре­дуп­режде­ния. И вот, из­воль, этот маль­чик — твоя ко­пия!

На приз­рачном ли­це ры­царя на­писа­но толь­ко уны­ние. Гер­ми­она, зак­рыв рот ла­дош­кой, что­бы не рас­хо­хотать­ся, та­щит Дра­ко по уз­кой тро­пин­ке к зам­ку. А два приз­ра­ка плы­вут за ни­ми. Да­ма впе­реди, ры­царь — за ней.

— Я по­нимаю, по­чему па­па ни­ког­да не при­ез­жа­ет в Дра­вен­дейл, а по­сыла­ет ма­му — по­тому что ЭТИ дей­ству­ют ему на нер­вы од­ним сво­им веч­ным ныть­ем.

— Слы­шишь, Те­офи­лус? Ты все вре­мя твер­дишь, что те­бе на­до­ело бес­ко­неч­ное заг­робное су­щес­тво­вание, и по­жалуй­ста — наш Лю­ци­ус на те­бя рас­сержен. Сколь­ко я те­бе при­зыва­ла те­бя быть бо­лее сдер­жанным, но ты ме­ня ни­ког­да не слу­ша­ешь!

Ры­царь ед­ва слыш­но бур­чит се­бе под нос:

— Я знаю, по­чему я ос­тался пос­ле Ухо­да — что­бы ты окон­ча­тель­но не за­губи­ла сво­им вос­пи­тани­ем Ас­те­руса, Ар­ту­ра и Эла­ри. И еще что­бы в пос­ледний раз ска­зать мо­ей ми­лой ма­лень­кой Эн­ни, что люб­лю ее и не пе­рес­та­ну лю­бить да­же в смер­ти. Но на­ши де­ти уже дав­но вы­рос­ли, и мно­го лет их нет на этой зем­ле, так же как и Эн­ни, а я за­чем-то здесь. А ты по­чему ос­та­лась, Бри­гита? Или ты — мое веч­ное на­каза­ние за гре­хи, ложь и суп­ру­жес­кую не­вер­ность?

— Что ты там бор­мо­чешь опять, Те­офи­лус? Го­вори гром­че, я ни­чего не слы­шу. На­вер­ное, у ме­ня прос­ту­да, на­до поп­ро­сить на­шу мо­лодую не­вес­тку, что­бы сде­лала ре­монт в этом ка­мен­ном скле­пе. Уве­рена, все бо­лез­ни от сквоз­ня­ков, ко­торые так и гу­ля­ют по зам­ку. Прос­то ужас!

«Еще ка­кой…»


* * *


— Ма­дам, ма­дам, вы не мог­ли бы нем­но­го скло­нить го­лов­ку? Да, вот так, пре­вос­ходно, пре­вос­ходно! Мсье, про­шу вас, ну улыб­ни­тесь же! Или хо­тите ос­тать­ся в па­мяти по­том­ков эда­ким мрач­ным уг­рюмцем? Да что же это та­кое?! Вы опять все пор­ти­те! А свет ухо­дит! — во­пит ма­лень­кий че­лове­чек в бар­хатном бе­рете, с ко­торо­го сви­са­ет ог­ромное го­лубое пе­ро, кар­тинно швы­ря­ет кисть на пол и воз­де­ва­ет руч­ки к по­тол­ку. Вол­шебные крас­ки ка­па­ют с па­лит­ры и со­бира­ют­ся в бу­рую, пе­рели­ва­ющу­юся ра­дугой лу­жицу.

Дра­ко скри­пит зу­бами. Опять ухо­дит свет, по­нима­ете ли! Его тер­пе­ние ухо­дит, что бо­лее важ­но. Тролльи тра­диции! Ко­му нуж­ны эти глу­пые пор­тре­ты?! Ко­му бу­дут ин­те­рес­ны оче­ред­ные фи­зи­оно­мии оче­ред­ных мис­те­ра и мис­сис Мал­фой? «По­том­кам!», как ут­вер­жда­ет этот пар­ши­вый ху­дож­ник, но Дра­ко с этим бы пос­по­рил. По­том­кам — это в луч­шем слу­чае, де­тям и ма­лове­ро­ят­но, что вну­кам. А даль­ше всем бу­дет на те­бя нап­ле­вать. Нап­ри­мер, он сам зна­ет, как выг­ля­дят не­кие Ар­те­ми­ус и Дей­дре Мал­фой, жив­шие в на­чале шес­тнад­ца­того ве­ка, или же У­ил­фрид и У­иниф­рид (ну и име­на!), ко­неч­но же, Мал­фой, бла­гопо­луч­но скон­чавши­еся в кон­це во­сем­надца­того ве­ка. И что из это­го сле­ду­ет? По­гово­рить с ни­ми со­вер­шенно не­воз­можно по при­чине тя­жело­вес­но­го сред­не­веко­вого ан­глий­ско­го, на­сыщен­но­го не­обыч­ны­ми обо­рота­ми и не­понят­ны­ми гла­гола­ми, а так­же из-за весь­ма сво­еоб­разных по­нятий о том, как сле­ду­ет про­жить жизнь. А ведь они еще и мо­рали чи­та­ют.

— Дра­ко! — шеп­чет Гер­ми­она, не по­вора­чивая го­ловы, — по­жалуй­ста, не раз­дра­жай по­нап­расну мас­те­ра Ама­де­уса, ина­че нам при­дет­ся слу­шать его сто­ны не од­ну не­делю.

Он за­каты­ва­ет гла­за, но пос­лушно изоб­ра­жа­ет на ли­це по­добие улыб­ки. Уже шес­той (шес­той!) день длит­ся это изощ­ренное из­де­ватель­ство, по не­дора­зуме­нию наз­ванное по­зиро­вани­ем для се­мей­ной га­лереи. Хо­рошо, что этот фран­цу­зиш­ка из­во­дит их толь­ко днем. Из-за ос­ве­щения, как он пов­то­ря­ет по де­сять раз за ми­нуту. Ис­кусс­твен­ное, по его мне­нию, ни­куда не го­дит­ся, ва­жен толь­ко ес­тес­твен­ный свет. Отец заг­ля­дывал па­ру раз и лишь со­чувс­твен­но ус­ме­хал­ся угол­ка­ми губ. Ма­ма, нап­ро­тив, по­дол­гу раз­го­вари­вала с ху­дож­ни­ком (тот млел, взды­хал, при­жимал ру­ки к сер­дцу и го­тов был пасть на ко­лени), зас­тавля­ла Дра­ко пе­ре­оде­вать­ся.

«Этот кам­зол не под­хо­дит к тво­им гла­зам»

«Мер­лин, ка­кое бе­зоб­ра­зие! Толь­ко не го­вори мне, что это твоя но­вая па­рад­ная ман­тия!»

«Пос­мотри, ка­кой пре­лес­тный от­те­нок изум­ру­да. Вот и Гер­ми­она сог­ласна»

«По­чему чер­ное? Это так мрач­но. Хо­рошо-хо­рошо, не бу­ду спо­рить. Мас­тер Ама­де­ус прав, на пор­тре­те ты бу­дешь выг­ля­деть так, что мож­но бу­дет пу­гать де­тей»

— Да-да-да, мсье, вот так! Про­шу вас, зам­ри­те! — ху­дож­ник ед­ва не под­пры­гива­ет от вос­торга, бе­шено сме­шива­ет на па­лит­ре крас­ки, от­че­го они жа­лоб­но зве­нят, и при­нима­ет­ся ору­довать сра­зу дву­мя кис­тя­ми. А еще од­на топ­чется в уг­лу хол­ста, вы­рисо­вывая де­тали об­ста­нов­ки.

— О-о-о, Фи­она бы­ла пра­ва, здесь во­ис­ти­ну за­печат­ле­ва­ет­ся ис­то­ричес­кий мо­мент. Тво­ей звер­ской фи­зи­оно­ми­ей, Мал­фой, мож­но унич­то­жать бог­гартов и упо­ка­ивать вам­пи­ров.

Еще и За­бини при­пер­ся, толь­ко его не хва­тало! Дра­ко стис­ки­ва­ет зу­бы так, что че­люс­ти сво­дит, чувс­твуя не­пере­носи­мое же­лание вуль­гар­но дать За­бини в глаз вмес­то при­ветс­твия.

— Гер­ми­она, — чер­но­воло­сый па­рень це­ремон­но це­лу­ет ее ру­ку, — про­шу про­щения, мис­сис Мал­фой. При­мите мои за­поз­давшие поз­драв­ле­ния. Вы об­во­рожи­тель­ны, впро­чем, как и всег­да. Мал­фой, будь добр, ли­цо поп­ро­ще, а то мне страш­но на­ходить­ся с то­бой в од­ной ком­на­те.

С губ Дра­ко уле­тучи­ва­ет­ся пос­ледний приз­рак улыб­ки. Гер­ми­она скеп­ти­чес­ки хмы­ка­ет.

— А ты, как и всег­да, бес­пардон­но ль­стишь.

— Ну что ты, я прав­див до от­вра­щения.

Блейз гиб­ко и гра­ци­оз­но уса­жива­ет­ся на стул с вы­сокой спин­кой и скре­щива­ет ру­ки на гру­ди.

— Про­шу вас, про­дол­жай­те, мсье Ама­де­ус. Я вам ни­чем не по­мешаю.

Но ма­лень­кий ху­дож­ник ни­чего не ви­дит и не слы­шит. Его ру­ки на­поми­на­ют мель­нич­ное ко­лесо, ле­та­ют над хол­стом, сме­шива­ют крас­ки, на­носят маз­ки и штри­хи.

— Где про­падал, Блейз? В пос­леднее вре­мя ты не ба­лу­ешь нас сво­ими ви­зита­ми, — Гер­ми­она по мол­ча­ливо­му при­казу ху­дож­ни­ка вкла­дыва­ет ла­донь в ру­ку му­жа.

Блейз хму­рит­ся и смот­рит в сто­рону.

— Чес­тно го­воря, мне здесь не­чего де­лать. На­вер­ное, ско­ро пе­ребе­русь в Ита­лию. Де­ла у де­да за­пуще­ны, не хва­та­ет хо­зяй­ской ру­ки. Он силь­но сдал пос­ле смер­ти ба­буш­ки Скай, но не же­ла­ет приз­на­вать­ся в сво­ей сла­бос­ти. Ес­ли так пой­дет даль­ше, Бь­ян­ке не ос­та­нет­ся ни­чего.

— Ма­лень­кая Бь­ян­ка, я так дав­но ее не ви­дела. Она та­кая же за­бав­ная?

— Платье ма­дам! — от­ры­вис­то бро­са­ет Ама­де­ус, и прис­лу­жива­ющая ему до­мови­ха ак­ку­рат­но поп­равля­ет се­реб­ристый по­дол, рас­по­лагая склад­ки та­инс­твен­ным, на­вер­ное, им од­ним по­нят­ным спо­собом.

Дра­ко мол­ча злит­ся. Ка­кие де­мен­то­ры при­нес­ли сю­да За­бини? Его при­сутс­твие раз­дра­жа­ет. И то, как он ус­ме­ха­ет­ся, то­же раз­дра­жа­ет. Как но­жом по стек­лу. А его взгля­ды на Гер­ми­ону во­об­ще при­водят в бе­шенс­тво. Ка­кое он име­ет пра­во так смот­реть на нее? Она — его, Дра­ко, же­на, при­над­ле­жит ему, а все ос­таль­ные пусть ка­тят­ся в гоб­ли­новы во­нючие но­ры. Или уби­ра­ют­ся в свою Ита­лию и по­быс­трее.

— Бь­ян­ка очень вы­рос­ла. Я ку­пил ей мет­лу, и она ув­леклась квид­ди­чем. С ут­ра до но­чи ле­та­ет по са­ду, за­гоня­ла всех до­мови­ков и пе­реби­ла снит­чем по­лови­ну окон на­шей вил­лы. Час­то вспо­мина­ет те­бя и хо­чет приг­ла­сить в гос­ти.

Гер­ми­она улы­ба­ет­ся, а Дра­ко еще боль­ше мрач­не­ет, при­водя в от­ча­яние ху­дож­ни­ка.

— Мсье, вы опять! Нет, так не­воз­можно ра­ботать! О, ма­дам, не мог­ли бы вы уго­ворить ва­шего суп­ру­га…

— Ри­суй­те так! — ряв­ка­ет Дра­ко на от­шатнув­ше­гося мсье Ама­де­уса, — и ска­жите спа­сибо, что я тор­чу тут, как бол­ван, а не прис­лал кол­до-фо­тог­ра­фию. За ту сум­му, ко­торую вы по­лучи­ли, я дол­жен вам дик­то­вать свои ус­ло­вия, а не вы.

— При чем тут день­ги? — ос­кор­блен­но во­пит мсье Ама­де­ус, воз­де­вая ру­ки к не­бесам, вер­нее, к пок­ры­тому тре­щина­ми и раз­во­дами ка­мен­но­му по­тол­ку, — я — Ху­дож­ник, по­нима­ете? Я — Мас­тер, и у ме­ня за­казы­вали свои пор­тре­ты ве­личай­шие ма­ги на­шего…

— А мне пле­вать! — Дра­ко при­ходит в ярость под хо­лод­ным нас­мешли­вым взгля­дом За­бини, — я бу­ду сто­ять так, как хо­чу, и с та­ким вы­раже­ни­ем ли­ца, ко­торое счи­таю нуж­ным, яс­но?

— Свя­тая Си­би­ала, что здесь про­ис­хо­дит? — из сте­ны лю­бопыт­но вы­совы­ва­ет­ся при­виде­ние, — Дра­ко, carissimo mio, ну за­чем же так кри­чать? Пос­мотри, синь­ор Ама­де­ус сей­час упа­дет в об­мо­рок, по край­ней ме­ре, од­на из его вол­шебных кис­тей уже в бес­па­мятс­тве. Ах, бед­няжка! Те­перь у нее вы­лезет ще­тина и бу­дет деп­рессия. Ху­дож­ни­ки — тон­кие и воз­вы­шен­ные на­туры, а твой ди­кий ор расс­тра­ива­ет их неж­ную ор­га­низа­цию.

За­бини уже ед­ва сдер­жи­ва­ет­ся, что­бы не рас­хо­хотать­ся во все гор­ло. Гер­ми­она уко­риз­ненно взгля­дыва­ет на не­го и Фи­ону, ви­нова­то — на по­теряв­ше­го дар ре­чи ху­дож­ни­ка и умо­ля­юще — на Дра­ко.

— Дра­ко, ну по­жалуй­ста, — ти­хо шеп­чет она и при­жима­ет­ся ще­кой к его ще­ке, — мне это то­же не нра­вит­ся, и я то­же ус­та­ла, но ведь это ва­ша тра­диция. Она важ­на для тво­их ро­дите­лей, для тво­ей семьи. По­тер­пи нем­но­го. Прос­то пред­ставь, че­рез мно­го лет нас уже не бу­дет, но ос­та­нет­ся этот пор­трет. Нет, ос­та­нем­ся мы, ведь в вол­шебных пор­тре­тах сох­ра­ня­ет­ся час­тичка на­ших душ. Вдруг ког­да-ни­будь сю­да заг­ля­нет наш сын или внук, ему по­надо­бит­ся со­вет, и ты смо­жешь ему по­мочь. Пом­нишь, ты же сам го­ворил, что раз­го­вари­вал с де­дом.

Да, он лю­бил по­бол­тать с Аб­ракса­сом. У де­да бы­ло пот­ря­са­ющее чувс­тво юмо­ра и ори­гиналь­ный взгляд на мир, нем­но­го ци­нич­ный, слег­ка сар­кастич­ный, рез­кий, но не опус­ка­ющий­ся до ме­лоч­но­го брюз­жа­ния. Дра­ко бы­ло ин­те­рес­но — дед был та­ким всю жизнь или толь­ко в мо­лодос­ти, в двад­цать лет, ког­да ри­сова­ли пор­трет? Од­нажды он спро­сил, но по­лучил до­воль­но ту­ман­ный от­вет: «Раз­ве это важ­но? Я — это я, кля­нусь бо­родой Са­лаза­ра!».

Чес­тно го­воря, Дра­ко не очень лю­бил пор­тре­ты, кол­до-фо­тог­ра­фии, ста­туи, мо­нумен­ты, во­об­ще изоб­ра­жения лю­дей. Они ка­зались ему ка­кой-то фаль­шив­кой, гру­бой под­делкой или па­роди­ей на нас­то­ящих лю­дей. Од­но де­ло, ко­неч­но, собс­твен­ное изоб­ра­жение, но дру­гое — ког­да зна­ешь, что изоб­ра­жен­ных лю­дей нет в жи­вых, и тем не ме­нее, они все-та­ки как буд­то «жи­вут». Не­лов­ко — раз­го­вари­вать с те­ми, чей прах дав­но по­ко­ит­ся под мо­гиль­ны­ми пли­тами — и ды­шать, слы­шать, как сту­чит сер­дце, раз­го­няя кровь по жи­лам, чувс­тво­вать се­бя омер­зи­тель­но бод­рым, пол­ным энер­гии, пла­нов на бу­дущее. Ли­ца, пок­ры­тые па­тиной вре­мени, тре­щина­ми и раз­во­дами поп­лывшей, выц­ве­тав­шей крас­ки, вы­зыва­ли не­воль­ное от­торже­ние и смут­ное чувс­тво ви­ны. Но еще и жгу­чий, поч­ти бо­лез­ненный ин­те­рес. За каж­дым пор­тре­том кры­лась своя ис­то­рия — грус­тная, смеш­ная, тя­желая, стыд­ная, прек­расная, бе­зоб­разная, пе­чаль­ная, страш­ная. Он пы­тал­ся про­честь эти ис­то­рии, не раз­го­вари­вая с людь­ми на пор­тре­тах, уга­дывал по ли­цам, что та­или в се­бе, хо­рони­ли в сво­их ду­шах эти гор­дые де­вуш­ки и са­мо­уве­рен­ные юно­ши, над­менные жен­щи­ны и вы­соко­мер­ные муж­чи­ны.

Од­нажды на чер­да­ке он нат­кнул­ся на со­вер­шенно не­обыч­ный пор­трет. Не­боль­шой, без ра­мы, прос­то пыль­ный ку­сок хол­ста, свер­ну­тый в труб­ку и за­кину­тый в ку­чу хла­ма. Это был го­белен, так ис­кусно выт­канный, что изоб­ра­жение поч­ти ни­чем не от­ли­чалось от кар­ти­ны. На нем бы­ла за­печат­ле­на мо­лодая жен­щи­на, и са­мое уди­витель­ное, пот­рясшее, да­же ис­пу­гав­шее его, тог­да че­тыр­надца­тилет­не­го под­рос­тка — пор­трет был мер­твым. Мер­твое ли­цо смот­ре­ло на не­го. Бла­город­ные чер­ты, глад­кий вы­сокий лоб, изящ­но вы­леп­ленные ску­лы, нер­вные лег­кие крылья но­са, су­хие, но кра­сиво очер­ченные гу­бы. Блес­тя­щие тем­ные во­лосы бы­ли уб­ра­ны в глад­кую при­чес­ку, а гла­за не­обыч­но­го зо­лотис­то-ме­дово­го цве­та за­вора­жива­ли. Он не по­нимал, по­чему пор­трет не дви­га­ет­ся, не го­ворит, а прос­то зас­тыл на об­тре­пан­ном рва­ном хол­сте. Это бы­ло ди­ко и ма­няще. До это­го все пор­тре­ты и изоб­ра­жения на го­беле­нах, ви­ден­ные им, ни­ког­да не бы­ли не­под­вижны­ми. Поч­ти две не­дели при каж­дом удоб­ном слу­чае он мчал­ся на чер­дак и ча­сами про­сижи­вал там, вгля­дыва­ясь в не­под­вижное жен­ское ли­цо, ста­ра­ясь раз­га­дать его тай­ну. Он при­думы­вал жизнь этой жен­щи­ны, пред­став­лял, ка­кой она бы­ла, раз­мышлял, как и по­чему ее пор­трет по­пал в Мал­фой-Ме­нор. Пос­те­пен­но она слов­но ожи­вала, ста­нови­лась оду­хот­во­рен­ней, ста­нови­лась яр­че и жи­вее, чем все пор­тре­ты его зам­ка. Сей­час он мог бы ска­зать, по­чему его так при­тяги­вала эта жен­щи­на, в чер­тах тон­ко­го чис­то­го ли­ца ко­торой си­яла ду­ша, а гла­за све­тились не­уга­са­ющим ог­нем ума. И все это су­мел пе­редать бе­зымян­ный мас­тер, да­же не вол­шебник.

По­том он на­шел в са­мом ста­ром шка­фу их биб­ли­оте­ки по­зеле­нев­ший, поч­ти рас­сы­пав­ший­ся в ру­ках вет­хий сви­ток и уз­нал ее ис­то­рию, с тру­дом про­дира­ясь че­рез деб­ри древ­них рун. Как ни по­рази­тель­но, но это ока­залось изоб­ра­жение са­мой Кан­ди­ды Ког­тевран, од­ной из ос­но­ватель­ниц Хог­вар­тса. Еще бо­лее по­рази­тель­ным бы­ло то, что оно бы­ло за­каза­но од­ним из его пред­ков, Дез­мондом Мал­фо­ем. Он лю­бил Кан­ди­ду не­ис­то­во и неж­но, ярос­тно и прек­расно, сле­по и без­вы­ход­но, а она бы­ла ум­на и сме­ла, она хо­тела ид­ти впе­ред, хо­тела стать кем-то боль­шим, чем прос­то же­ной и ма­терью. Он не мог или не хо­тел под­ре­зать ей крылья, по­садить в зо­лотую клет­ку. Гор­дые, силь­ные и не­ус­тупчи­вые, они стра­дали оба, пы­тались най­ти вы­ход, на­чать все сна­чала, но по­явил­ся Са­лазар Сли­зерин, слад­ко­голо­сый и хит­ро­муд­рый Са­лазар, рас­пахнув­ший пе­ред ней но­вые го­ризон­ты. И она уш­ла, с болью, но ре­шитель­но обор­вав все свя­зывав­шие их ни­ти. Ис­то­рия ста­рая, как мир, и веч­но но­вая. Сох­ра­нив­ша­яся в нес­коль­ких стро­ках рун и в гла­зах жен­щи­ны, чей пор­трет стал единс­твен­ным в ком­на­те Дра­ко.

Дра­ко за­дум­чи­во смот­рит в сте­ну нап­ро­тив, на ко­торой ль­дис­то поб­лески­ва­ет ог­ромное зер­ка­ло в тя­желой брон­зо­вой ра­ме, и не за­меча­ет, как са­мозаб­венно ра­бота­ет ху­дож­ник, как одоб­ри­тель­но ки­ва­ет и ши­ка­ет на са­мого се­бя, что­бы не спуг­нуть это вы­раже­ние на его ли­це, как не­уло­вимо улы­ба­ет­ся ря­дом Гер­ми­она, ста­ра­ясь пой­мать в зер­ка­ле его взгляд, как не­замет­но и мол­ча­ливо ис­че­за­ет Блейз За­бини, в оче­ред­ной раз ощу­тив­ший се­бя лиш­ним и бес­ко­неч­но чу­жим в их ма­лень­кой семье.

* * *

Что есть Лю­бовь? — ме­ня ты спро­сишь,

Я, бо­юсь, не смо­гу от­ве­тить.

Мо­жет быть, Лю­бовь — это си­ла,

Что от­во­дит бе­ду на све­те?

В ко­лыбе­ли те­бя ка­ча­ет,

И к гру­ди те­бя при­жима­ет,

И си­дит она у по­рога,

Ког­да сма­нит те­бя до­рога.

В бой ки­да­ет­ся, ес­ли опас­ность

Вдруг гро­зит те­бе без под­мо­ги,

Улы­ба­ет­ся, ес­ли счастье

Встре­тил ты на сво­ей до­роге.

В во­лосах ее — не­ба тай­ны,

А в гла­зах ее — све­та без­дна,

А в ду­ше ее — мир бес­край­ний,

А в ру­ках ее — твоя неж­ность.

(с) LIlofeya


* * *


Две жен­щи­ны смот­рят друг дру­гу пря­мо в гла­за. Од­на — изящ­ная, строй­ная, свет­ло­воло­сая, дру­гая — вы­сокая, стат­ная, с чер­ны­ми, как ночь, что влас­тву­ет за ок­на­ми, во­лоса­ми, уло­жен­ны­ми в за­мыс­ло­ватую при­чес­ку. В рез­ном че­репа­ховом греб­не та­инс­твен­но мер­ца­ют ру­бино­вые огонь­ки, а в се­рых гла­зах пля­шет от­свет ог­ня ка­мина.

— Ма­терин­ский Обе­рег? Но, Фе­тида, ты зна­ешь, ка­кие у не­го пос­ледс­твия?

— Да, прек­расно. Я зна­ла, на что иду.

— Мер­лин мой! — Нар­цисса в вол­не­нии не мо­жет уси­деть на мес­те, вста­ет и нер­вно про­хажи­ва­ет­ся по ком­на­те, к две­рям и об­ратно, к чер­но­воло­сой жен­щи­не в крес­ле у ка­мина.

Она на­конец ре­шилась выс­про­сить у Фе­тиды За­бини, как ей уда­лось спас­ти Блей­за от Чер­ной Мет­ки. Этот воп­рос му­чил ее на про­тяже­нии нес­коль­ких лет, но спро­сить пря­мо не хва­тало ду­ху. Фе­тида доб­ро­воль­но при­няла Чер­ную Мет­ку и бы­ла слиш­ком близ­ка к Тем­но­му Лор­ду. Но в эти ме­сяцы она бы­ла ка­кой-то стран­ной, са­му на се­бя не­похо­жей, ред­ко по­яв­ля­лась на об­щих соб­ра­ни­ях, и Нар­циссу слов­но кто-то дер­гал из­нутри, бес­по­кой­но шеп­тал на ухо: «По­торо­пись, ина­че бу­дет поз­дно!»

Пот­рески­ва­ет огонь в ка­мине, но ее про­бира­ет мо­розом от слов Фе­тиды, от ее спо­кой­но­го, нем­но­го ус­та­лого то­на. Ма­терин­ский Обе­рег — од­но из древ­ней­ших чар, ос­но­ван­ное не на ма­гии па­лочек, а на узах, свя­зыва­ющих мать и ди­тя. Пос­ле про­веде­ния об­ря­да ре­бен­ка ок­ру­жа­ет не­види­мая за­щит­ная обо­лоч­ка, ко­торая чер­па­ет си­лы из сил ма­тери, кап­ля по кап­ле ис­су­шая их, и не толь­ко в фи­зичес­ком смыс­ле. Те­ря­ет­ся и ма­гия. Об­ряд под­креп­ля­ет­ся зак­лять­ем, ко­торое ус­та­нав­ли­ва­ет срок жиз­ни ма­тери, обыч­но очень ма­лый, и счи­та­ет­ся за­кон­ченным пос­ле ее смер­ти. Фе­тида об­ре­чена. Ра­ди сы­на она мед­ленно ис­та­ива­ет, по­тому что сво­ей жизнью ку­пила ему сво­боду.

— Ког­да…? — Нар­цисса за­пина­ет­ся, не ре­ша­ясь спро­сить у этой еще мо­лодой и кра­сивой жен­щи­ны, ког­да она ум­рет.

— Ско­ро. Очень ско­ро.

— Но…

— Нар­цисса, ты хо­чешь за­щитить Дра­ко?

— Да!

— Не слиш­ком ли поз­дно?

— Бо­юсь, что так. Но я дол­жна по­пытать­ся. Хо­тя бы по­пытать­ся. Ху­же ему не бу­дет, вер­но? Толь­ко мне.

— Да. Обыч­но стра­да­ет толь­ко мать.

И слов­но это пос­лу­жило пос­ледней кап­лей, пе­реве­сив­шей не­види­мую ча­шу, Нар­цисса жес­тко го­ворит, пы­та­ясь твер­достью то­на прог­нать жал­кий не­дос­той­ный страх:

— Я сде­лаю это. Объ­яс­ни, с че­го на­чать.

— Ты ре­шила?

— Да.

И вдруг глу­бокое ко­жаное крес­ло у пись­мен­но­го сто­ла, по­вер­ну­тое к ок­ну, скри­пит нож­ка­ми по по­лу, и пе­ред удив­ленны­ми жен­щи­нами под­ни­ма­ет­ся… Се­верус Снейп.

О, ми­лосер­дная Мор­га­на, они бы­ли не од­ни!

— Бра­во, Фе­тида, я и не по­доз­ре­вал, нас­коль­ко ты ум­на. Зак­лятье Ма­терин­ско­го Обе­рега — ма­ло кто ос­ве­дом­лен о нем.

— Се­верус!

— Как ты мог­ла, Нар­цисса? Я не ожи­дал это­го от те­бя! — чер­ные гла­за Сней­па свер­лят поб­леднев­шую жен­щи­ну.

Он и в са­мом де­ле не ожи­дал, хо­тя и жи­ла в па­мяти од­на не­ожи­дан­ная ночь, в ко­торой зву­чала ис­ступ­ленная прось­ба Нар­циссы, за­ламы­вав­шей ру­ки и ры­дав­шей, про­сящей, как жал­кая ни­щен­ка, об ус­лу­ге. Тог­да она умо­ляла по­мочь, прис­мотреть за Дра­ко, вы­пол­нить за не­го, ес­ли не смо­жет, дан­ное Лор­дом за­дание. Она бы­ла слов­но в пом­ра­чении, и Се­веру­су ста­ло не по се­бе от но­ток не­ис­то­вос­ти, зве­нящих в ее го­лосе. Он тог­да поз­во­лил свя­зать се­бя Неп­ре­лож­ным Обе­том, лишь бы не ви­деть эту чу­жую Нар­циссу и не слы­шать боль­ше ее ры­даний. Он жа­лел ее и в ос­терве­нении мог тог­да пе­рег­рызть глот­ку Лю­ци­усу, ес­ли бы тот не си­дел в Аз­ка­бане. Как этот уб­лю­док пос­мел до­пус­тить та­кую си­ту­ацию? Как та­кое слу­чилось, что Нар­цисса бы­ла вы­нуж­де­на про­сить о по­мощи?!

«Ми­лая моя, лю­бимая, что же ты опять тво­ришь? От­да­ешь ли се­бе от­чет, что бу­дет, ког­да об об­ря­де уз­на­ет Лорд? А Он ведь уз­на­ет, это воп­рос толь­ко вре­мени»

— Я все­го лишь за­щищаю сы­на! — у Нар­циссы пре­рыва­ет­ся ды­хание.

— Дра­ко слу­жит Ему, а ты на­мере­ва­ешь­ся воз­вести меж­ду ни­ми сте­ну, как это сде­лала Фе­тида со сво­им сы­ном.

«Она за­щища­ет… это­го не­донос­ка, щен­ка, сын­ка не­навис­тно­го Мал­фоя, по­хоже­го на от­ца, как две кап­ли во­ды! Так за­щища­ет, что го­това по­жер­тво­вать собс­твен­ной жизнью! Прок­лятье, Лю­ци­ус, по­чему, ну по­чему ты сам не мо­жешь сде­лать хоть что-то? По­чему всег­да уто­па­ешь по гор­ло в дерь­ме, а спа­сать Дра­ко дол­жна твоя же­на, твоя хруп­кая, неж­ная, без­за­щит­ная Нар­цисса?!»

— А что здесь та­кого? Я По­жира­тель­ни­ца по сво­ей во­ле и это­го дос­та­точ­но, что­бы мой сын ос­та­вал­ся в сто­роне.

Как же спо­кой­на Фе­тида! А Нар­циссу ко­лотит дрожь — от стра­ха, что Тем­ный Лорд все уз­на­ет и, ко­неч­но же, бу­дет раз­гне­ван. От ужа­са — что не по­лучит­ся, ес­ли не спас­ти, то хо­тя бы как-то мак­си­маль­но за­щитить сы­на, обес­пе­чить ему бу­дущее.

— Это ни­чего не зна­чит. То, что вы сде­лали и за­дума­ли сде­лать — не­допус­ти­мо, — ка­жет­ся, Снейп нас­тро­ен ре­шитель­но, — ду­маю, Ему сле­ду­ет знать о ва­ших жен­ских коз­нях.

«Ты дол­жна опом­нить­ся, дол­жна яс­но и чет­ко пред­ста­вить, что те­бя ждет в слу­чае не­уда­чи. Лю­бимая, по­думай о се­бе, а не об этих не­дос­той­ных, во­лею сле­пой Судь­бы став­ших тво­ими му­жем и сы­ном»

— Нет, Се­верус, про­шу те­бя! По­жалуй­ста!

Но Снейп не слу­ша­ет, не хо­чет ее слы­шать, стре­митель­но нап­равля­ет­ся к две­ри. Чер­ная ман­тия не­топы­рины­ми крыль­ями ле­тит вслед за ним, и Нар­циссе ста­новит­ся дур­но. Она не мо­жет сту­пить и ша­гу, слов­но на нее на­ложи­ли зак­лятье Обез­дви­жива­ния, хо­тя го­това на ко­ленях умо­лять Се­веру­са, что­бы он не вы­давал, го­това сог­ла­сить­ся на все, что угод­но, на все, что он по­жела­ет. Фе­тида же од­ним гиб­ким ко­шачь­им дви­жени­ем пе­рете­ка­ет к две­рям и вста­ет пе­ред муж­чи­ной, за­гора­живая вы­ход.

— Нет, Се­верус, ты ни­куда не пой­дешь.

Ее го­лос по-преж­не­му та­кой же ров­но-без­жизнен­ный.

— Прочь с до­роги!

Се­верус мыс­ленно прок­ли­на­ет эту жен­щи­ну, воль­но или не­воль­но под­тол­кнув­шую Нар­циссу на бе­зум­ный шаг.

— Я бы не со­вето­вала док­ла­дывать Лор­ду о том, что ты слы­шал здесь.

— Опом­нись, Фе­тида, Он и так уз­на­ет обо всем! Ты не за­была, что Он сво­бод­но про­ника­ет в мыс­ли всех По­жира­телей? Ес­ли я не ска­жу, Он все рав­но уз­на­ет это или из мо­их, или из тво­их мыс­лей.

— Мыс­ли — не от­кры­тая кни­га и не раз­верну­тый сви­ток, их нель­зя прос­то про­честь. Но воз­можно уви­деть то, что ты во­лен или хо­чешь по­казать, не так ли? Или то, что не в си­лах ута­ить. Ты зна­ешь это не ху­же ме­ня, Се­верус, и зна­ешь, что Лорд сво­бод­но про­ника­ет в соз­на­ние По­жира­телей Смер­ти, по­тому что мы бо­им­ся. Страх ско­выва­ет на­шу во­лю, зас­тавля­ет сми­рить­ся с нес­во­бодой и опу­тыва­ет це­пями неп­ро­тив­ле­ния. И нам да­же в го­лову не при­ходит, что мож­но соп­ро­тив­лять­ся, мож­но все­го лишь за­хотеть от­сто­ять свое сок­ро­вен­ное, — Фе­тида мед­ленно нас­ту­па­ет, — ты ис­кусный ок­клю­менист, Се­верус, ты смо­жешь все скрыть, как это де­лала я.

— Я не же­лаю бо­лее ни­чего скры­вать от Не­го! — поч­ти ши­пит Снейп, пы­та­ясь отод­ви­нуть ее в сто­рону.

Ког­да-то он счи­тал Фе­тиду са­мой адек­ватной из По­жира­тель­ниц Смер­ти. По­рази­тель­но, как мо­жет глу­петь че­ловек, ос­леплен­ный ми­молет­ной жи­вот­ной страстью.

— И ты умен, Се­верус.

В го­лосе Фе­тиды по­лужа­лость, по­лувос­хи­щение, но гла­за… Они — два глу­боких про­вала на кра­сивом ли­це. В рас­ши­рив­шихся тем­ных зрач­ках по­лыха­ет ад­ское пла­мя и слов­но бро­са­ет от­све­ты в ком­на­ту. Пла­мя обе­зумев­ше­го от­ча­яния и пла­мя не­ис­то­вой ве­ры. Жес­то­кое и гроз­ное, го­товое сож­рать и спа­лить все и всех.

— Но у те­бя ни­ког­да не бы­ло де­тей.

Фе­тида все нас­ту­па­ет, и он не­воль­но пя­тит­ся. Из ее глаз слов­но ис­хо­дит не­кая си­ла, от­талки­ва­ющая его, по­дав­ля­ющая ре­шимость, уг­ро­жа­ющая… Она по­хожа на разъ­ярен­ную тиг­ри­цу, за­щища­ющую де­тены­ша.

— И ты ни­ког­да не смо­жешь по­нять ма­терин­скую лю­бовь, поз­нать от­цов­скую гор­дость.

Шаг. Еще шаг на­зад. В ду­шу сколь­зкой струй­кой вли­ва­ет­ся оце­пене­ние. Она, слов­но змея, гип­но­тизи­ру­ет его.

Еще шаг на­зад.

Фе­тида де­ла­ет стран­ный лег­кий жест, и бес­по­кой­ство ле­дяной кап­лей па­да­ет за ши­ворот.

— Не смо­жешь по­чувс­тво­вать, ка­ково это — ког­да твое ди­тя, твоя плоть и кровь, ухо­дит из жиз­ни рань­ше те­бя.

Приг­лу­шен­ный гро­хот и скре­жет за спи­ной.

Что там?

По­чему-то нет сил по­вер­нуть го­лову, под­нять ру­ку, сде­лать шаг в сто­рону.

Толь­ко на­зад. Шаг. Еще шаг.

А гро­хот не прек­ра­ща­ет­ся, ста­новит­ся все бли­же и бли­же. Слов­но чья-то тя­желая пос­тупь.

Что она с ним сде­лала?! Не­даром хо­дили слу­хи о том, что в ее ро­ду бы­ли вам­пи­ры, и о не­ес­тес­твен­ной смер­ти всех ее му­жей.

«На­до… что-то на­до… Нар­цисса, лю­бимая… по­чему ты не по­можешь мне?»

А Нар­цисса, поб­леднев еще боль­ше, су­дорож­но сжи­ма­ет ру­ки, раз­ры­вая тон­кое кру­жево ко­сын­ки на гру­ди и, ка­жет­ся, да­же не за­меча­ет это­го. Пе­ресох­шие гу­бы (как же он меч­тал хоть раз при­кос­нуть­ся к ним!) шеп­чут еле слыш­но:

— Что ты де­ла­ешь, Фе­ти? Что ты де­ла­ешь?!

— Не смо­жешь пред­ста­вить, во что прев­ра­ща­ет­ся твоя жизнь пос­ле то­го, как его не ста­ло. Мне очень жаль, Се­верус…

Се­веру­су чу­дит­ся, что он зас­тыл бес­по­мощ­ной му­хой в ян­та­ре, ско­ван­ный чу­жой во­лей. Ды­шать труд­но, сте­ны ком­на­ты сдви­га­ют­ся тес­ней, над­ви­га­ют­ся на не­го. Тиг­ри­ца с нес­терпи­мо по­лыха­ющим ог­нем в ка­рих гла­зах ска­лит­ся, и его с си­лой от­швы­рива­ет на­зад.

И тут же от­ча­ян­но, обе­ими ла­доня­ми за­жимая рот, вскри­кива­ет Нар­цисса, и ис­терзан­ный кру­жев­ной пла­ток сос­каль­зы­ва­ет с ее плеч. А тиг­ри­ца сно­ва прев­ра­ща­ет­ся в Фе­тиду, без­жа­лос­тную, рав­но­душ­ную и хо­лод­ную.

Се­верус взгля­дом про­вожа­ет пла­ток, мед­ленно, не­ес­тес­твен­но мед­ленно па­да­ющий на пол.

«Как стран­но… Как стран­но жжет в гру­ди…»

Чу­жая во­ля мед­ленно сла­бе­ет, и жже­ние ста­новит­ся все нес­терпи­мей. Он опус­ка­ет гла­за и с отс­тра­нен­ным удив­ле­ни­ем ви­дит тор­ча­щий из гру­ди блес­тя­щий кон­чик че­го-то ос­тро­го. От­ку­да это?

Он не ви­дит, ЧТО сто­ит за его спи­ной.

ЧТО ма­нове­ни­ем ру­ки Фе­тида За­бини ожи­вила на нес­коль­ко мгно­вений.

К ЧЕ­МУ она его тес­ни­ла.

Сред­не­веко­вая ста­туя, изоб­ра­жа­ющая не то ры­царя, не то ка­кого-то во­ина в бо­евой стой­ке. По­лусог­ну­тые но­ги, на го­лове шлем, ле­вая ру­ка прик­ры­ва­ет щи­том сер­дце, а в пра­вой, вы­тяну­той впе­ред ру­ке — меч, по ле­ген­де при­над­ле­жав­ший од­но­му из Мал­фо­ев. Ос­трый. На­точен­ный. Сколь­ко раз Нар­цисса про­сила Лю­ци­уса уб­рать это чу­дови­ще из ка­бине­та! Еще ког­да Дра­ко был ма­лень­ким и вос­торжен­но пы­тал­ся вы­тащить кра­сивую блес­тя­щую иг­рушку из брон­зо­вых рук. Но Лю­ци­усу во­ин нра­вил­ся, и по­это­му ос­та­вал­ся на сво­ем мес­те, хо­тя меч все-та­ки был за­менен ил­лю­зи­ей. Но ед­ва сын по­нял, нас­коль­ко опас­но мо­жет быть хо­лод­ное ору­жие, и не де­лал боль­ше по­пыток зав­ла­деть им, бо­евой меч вер­нулся на свое мес­то.

И сей­час его ос­трие тор­чит из гру­ди Се­веру­са, а на тем­ной тка­ни кам­зо­ла, по се­реб­ря­ному шитью рас­те­ка­ет­ся и ши­рит­ся влаж­ное пят­но.

Нар­цисса в оце­пене­нии смот­рит на пят­но, по­чему-то ста­ра­ясь по­нять, от­ку­да оно взя­лось. Как буд­то что-то про­лили…

А чер­ные гла­за Се­веру­са с без­гра­нич­ным удив­ле­ни­ем ос­та­нав­ли­ва­ют­ся на не­под­вижном ли­це Фе­тиды.

— Ф… Фе­тида… за­чем…

«За­чем? Я прос­то хо­тел при­пуг­нуть. Хо­тел ос­та­новить, но не ска­зал бы Лор­ду. Ко­неч­но, я бы скрыл или за­ву­али­ровал мыс­ли, как де­лал мно­го раз, так мно­го, что это поч­ти ста­ло при­выч­кой. Нар­цисса, да раз­ве я су­мел бы пре­дать те­бя? Собс­твен­ны­ми ру­ками пос­лать на смерть? Не­уже­ли ты по­вери­ла пус­тым сло­вам, пред­назна­чен­ным все­го лишь для ус­тра­шения, по­чему не заг­ля­нула в ду­шу? Ведь ты уме­ла, всег­да мог­ла по­нять не­ус­лы­шан­ное, нес­ка­зан­ное… А ты, Фе­тида? Ум­ная, храб­рая, ре­шитель­ная… Я те­бя не­до­оце­нивал… А вы бы­ли ис­пу­ганы и пос­пе­шили…»

Стран­ные ощу­щения… Нет, не боль­но, но он не мо­жет вздох­нуть. А так хо­чет­ся воб­рать пол­ной грудью воз­дух. На­вер­ное, в пос­ледний раз…

Соз­на­ние му­тит­ся. Мыс­ли кру­жат­ся в бе­шеном хо­рово­де. Он ух­ва­тыва­ет ко­нец од­ной и на­чало дру­гой… Тя­жело, как все за­пута­но…

Фе­тиду при­вела под власть Лор­да жаж­да мще­ния, его — не­нависть к вра­гам, дру­гих — тру­сость, ко­рысть, вы­года, собс­твен­ная сла­бость, без­во­лие. В этом ми­ре, на­вер­ное, все пе­реме­шано и пе­реп­лавле­но в од­ном ги­гант­ском кот­ле. И ва­рит­ся чу­довищ­ное зелье, вкус ко­торо­го — вкус смер­ти. То, от че­го бе­жит Лорд. Но… раз­ве от это­го сбе­жишь? И раз­ве смерть — ко­нец? Нет, нет и нет!

Се­верус не­воль­но де­ла­ет дви­жение впе­ред, но тут же грудь раз­ры­ва­ет страш­ная боль, и в гла­зах тем­не­ет.

Смерть… смерть — это все­го лишь на­чало бес­ко­неч­но­го пу­ти, ухо­дяще­го да­леко за пре­делы все­лен­ной. Это се­рая за­веса, ог­ражда­ющая кос­ный и бес­цвет­ный мир обы­ден­но­го, шаг­нув за ко­торую, мож­но най­ти веч­ность. То, что лю­ди на­зыва­ют смертью, все­го лишь еще один по­ворот бес­ко­неч­ной до­роги. По-нас­то­яще­му они уми­ра­ют всю свою жизнь, от мла­ден­чес­тва и до ста­рос­ти — от нес­бывших­ся же­ланий и раз­бивших­ся на­дежд. От нес­ка­зан­ных слов и нес­держан­ных клятв. От от­вер­гну­той люб­ви и от­бро­шен­ной друж­бы. Не от­данных дол­гов и не при­нятых да­ров. От обид и сом­не­ний, пре­датель­ства и оди­ночес­тва, из­му­чен­ные со­вестью и па­мятью.

На­вер­ное, ду­ша его дав­но мер­тва, уп­лы­ла по хо­лод­ным во­дам ре­ки Веч­ности в ту вет­ре­ную зим­нюю ночь, ког­да Нар­цисса Блэк сбе­жала из до­му с Лю­ци­усом Мал­фо­ем. Или в дру­гую, ве­сен­нюю — ког­да в от­вет на ти­хую, поч­ти нес­лышную моль­бу Дамб­лдо­ра он без­жа­лос­тно под­нял па­лоч­ку и про­из­нес зак­лятье…

Се­год­ня уми­ра­ет прос­то те­ло.

Ста­рый ди­рек­тор был прав — все в этом ми­ре по­луча­ет свой от­клик. За зло от­пла­тят не­навистью, за не­нависть — местью, за рав­но­душие — не­быти­ем. Что ос­та­нет­ся пос­ле не­го в ми­ре? Толь­ко не­нависть и жаж­да мще­ния, гнез­дя­щи­еся в ду­ше сы­на Джей­мса Пот­те­ра. Но и тот, ес­ли вы­живет, быс­тро за­будет о Се­веру­се Сней­пе, мер­твом и нич­тожном, не об­ре­меняя се­бя дол­гой па­мятью.

В его жиз­ни бы­ла и ве­ликая не­нависть, и ве­ликая лю­бовь, и сей­час он осоз­на­ет, да, в пол­ной ме­ре, так яс­но и так от­четли­во, и как рань­ше не по­нимал? Не­нависть — ка­кое мяг­кое и в то же вре­мя ос­трое сло­во, не прав­да ли? В нем чер­ная го­речь на­несен­ных обид и стон из­ра­нен­но­го сер­дца, страх по­терять се­бя и страх уви­деть свое ис­тинное ли­цо. В нем ос­кал прош­ло­го, смя­тение пе­ред бу­дущим и боль нас­то­яще­го, при­тяга­тель­ное же­лание взгля­нуть в гла­за прав­де и ужас от поз­на­ния кро­вавой су­ти ис­ти­ны. Не­нависть — обо­юдо­ос­трый смер­то­нос­ный кин­жал, опас­ный и для то­го, про­тив ко­го он нап­равлен, и для то­го, в чь­ей ру­ке он за­жат. Но не­нависть сла­ба нас­толь­ко, нас­коль­ко силь­на лю­бовь. Не­нависть тлен­на, а лю­бовь веч­на! Быть мо­жет, че­рез ты­сячи лет, че­рез че­реду жиз­ней, он вновь встре­тит­ся с среб­ро­косой де­воч­кой, и она сно­ва зна­комо улыб­нется ему. Нет че­лове­ка, ко­торо­му судь­ба не уго­тови­ла бы ис­пы­тание лю­бовью, а пу­ти люб­ви не­ис­по­веди­мы…

Как жаль, что он по­нял это слиш­ком поз­дно…. Ес­ли бы еще мож­но бы­ло объ­яс­нить это то­му маль­чи­ку, ко­торый был оди­нок сре­ди тол­пы и, бес­силь­ный, с тос­кой наб­лю­дал, как ус­коль­за­ет пес­ком сквозь паль­цы его счастье, как его лю­бимая ста­новит­ся чу­жой… от­крыть ему ве­ликую тай­ну, что на­деж­да всег­да есть и бу­дет!

Но он ска­жет это Дамб­лдо­ру, и ста­рый маг бу­дет слу­шать его, по обык­но­вению ки­вая и лу­каво и всез­на­юще пос­верки­вая по­ловин­ка­ми оч­ков…

— Нар…цис­са…

Все рас­плы­ва­ет­ся пе­ред гла­зами, те­ря­ет свои очер­та­ния, гас­нет блек­лый су­мереч­ный свет, но Нар­цисса про­дол­жа­ет си­ять пе­ред ним, слов­но си­няя ве­чер­няя звез­да в тем­ном про­вале не­бес, прек­расная и не­дос­ти­жимо да­лекая.

Пос­ледний вы­дох, и Снейп об­мя­ка­ет. А тя­желая ста­туя да­же не ше­лох­нется.

— Ка­кой ужас. Это был нес­час­тный слу­чай, Нар­цисса, — Фе­тида не спра­шива­ет, а ут­вер­жда­ет.

И бе­лая, как по­лот­но, Нар­цисса ма­шиналь­но от­кли­ка­ет­ся, слов­но эхо:

— Это был нес­час­тный слу­чай, Фе­тида.

Но по­том вдруг спох­ва­тыва­ет­ся:

— Но Он уз­на­ет!

— Ус­по­кой­ся, — слег­ка мор­щится от ис­те­рич­ных но­ток Фе­тида и сно­ва взма­хом ру­ки ожив­ля­ет ста­тую.

Та дер­га­ет­ся, скре­жеща дос­пе­хами, вы­дер­ги­ва­ет меч, от­че­го те­ло Сней­па меш­ком осе­да­ет на пол, и, пя­тясь, тя­желы­ми ша­гами воз­вра­ща­ет­ся на свое мес­то, в угол меж­ду дву­мя шка­фами. Фе­тида нак­ло­ня­ет­ся над те­лом, взма­хива­ет па­лоч­кой, что-то шеп­чет, а Нар­цисса слов­но раз­два­ива­ет­ся. Од­на ее часть отс­тра­нен­но наб­лю­да­ет, как блед­не­ют и ис­та­ива­ют пят­на и кап­ли кро­ви на по­лу, на бе­лос­нежном во­роте ру­баш­ки, как ис­че­за­ет ды­ра на кам­зо­ле и ман­тии. Те­перь все це­ло, чис­то. И соз­да­ет­ся ощу­щение, что Се­верус жив, прос­то за­чем-то при­лег на пол в стран­ной не­удоб­ной по­зе.

Дру­гая Нар­цисса кри­чит, без­звуч­но от­кры­вая рот, ме­чет­ся в ужа­се от про­изо­шед­ше­го, го­товая за­бить­ся в ис­те­рике.

— В пос­ледние ча­сы про­ис­хо­дит всплеск сил. Вер­но, все сог­ласно зак­лятью, — не­понят­но ро­ня­ет Фе­тида, и от ее ров­но­го, без эмо­ций, нег­ромко­го го­лоса Нар­цисса по­чему-то при­ходит в се­бя.

— Нет, ник­то ни­чего не уз­на­ет, да­же Лорд. Не бу­дет ни­каких сле­дов, по­доз­ре­ний, кля­нусь. Се­верус уже не рас­ска­жет, а те­бя ник­то не за­подоз­рит, по­тому что ты ни в чем и не ви­нова­та. А я… Ког­да я го­вори­ла: «Очень ско­ро», это зна­чит — срок нас­ту­па­ет се­год­ня в пол­ночь. Пой­дем в бо­лее спо­кой­ное мес­то. Мне мно­гое нуж­но те­бе объ­яс­нить, а вре­мя не сто­ит на мес­те. Я еще не поп­ро­щалась с сы­ном и внуч­кой.

Нар­цисса смот­рит в как-то ра­зом смяг­чивше­еся ли­цо Се­веру­са Сней­па. Единс­твен­но­го че­лове­ка, ко­торо­го мог­ла бы наз­вать, нет, все-та­ки на­зыва­ла дру­гом, ко­торо­му, бы­ло вре­мя, до­веря­ла, как се­бе. Но что-то раз­ла­дилось в их друж­бе. И она не мог­ла ска­зать — что имен­но. Что бы­ло ког­да-то прос­тым и лег­ким, вдруг ста­ло не­имо­вер­но слож­ным, гро­моз­дким, тре­бу­ющим ка­ких-то объ­яс­не­ний. Как буд­то меж­ду ни­ми вы­рос­ла не­види­мая проз­рачная сте­на. И Лю­ци­ус не лю­бил Сней­па, всег­да нер­вни­чал да­же при их со­вер­шенно не­вин­ных обы­ден­ных встре­чах. Са­ма не за­метив, Нар­цисса по­теря­ла дру­га.

Она сла­бо удив­ля­ет­ся то­му, что поч­ти не со­жале­ет о его ги­бели. Но он хо­тел по­мешать, а сей­час она, как и Фе­тида, не ос­та­новит­ся ни пе­ред чем. Узы друж­бы ока­зались бес­силь­ны пе­ред ма­терин­ским ин­стинктом.

Она горь­ко шеп­чет:

— Прос­ти. Я не мог­ла ина­че.

Его гла­за по­лу­от­кры­ты и поб­лески­ва­ют бел­ка­ми. Нар­цисса не­воль­но от­во­дит взгляд, при­жима­ет ру­ку к гру­ди, ста­ра­ясь унять бе­шено ко­лотя­ще­еся сер­дце, и ос­то­рож­но, ста­ра­ясь не за­деть его, вы­ходит вслед за Фе­тидой.

Се­верус Снейп ос­та­ет­ся оди­ноким в смер­ти так же, как и в жиз­ни. При­няв­ший смерть не от рук вра­га, не из па­лоч­ки не­нави­дяще­го его Гар­ри Пот­те­ра, а от рук жен­щи­ны, с ко­торой не­ког­да де­лил ло­же, в при­сутс­твии дру­гой жен­щи­ны, ко­торую лю­бил еще с тех пор, ког­да она бы­ла нес­клад­ной де­воч­кой с длин­ны­ми ко­сами, а он уг­рю­мым не­люди­мым под­рос­тком. И из глаз ко­торой не вы­кати­лась ни од­на сле­зин­ка, да­же са­мая кро­шеч­ная, что­бы оп­ла­кать судь­бу Се­веру­са Сней­па, сли­зерин­ца-зель­ева­ра, пре­дав­ше­го ког­да-то единс­твен­но­го че­лове­ка, до­веряв­ше­го ему от чис­то­го сер­дца.


* * *


Что есть Лю­бовь? — ме­ня ты спро­сишь,

Я, бо­юсь, не смо­гу от­ве­тить.

Мо­жет быть, Лю­бовь — это вер­ность,

Что силь­нее все­го на све­те?

Она пти­цей ле­тит над то­бою,

Зас­ло­нив от ко­варс­тва и лес­ти,

Она тенью сколь­зит за то­бою,

Ох­ра­няя от зло­бы и мес­ти.

Она чут­ко сто­ит на стра­же,

Ког­да ты ус­тал и из­мо­тан,

И она не из­ме­нит, да­же

Ес­ли ты не за­метишь за­боты.

В во­лосах ее — не­ба тай­ны,

А в гла­зах ее — све­та ве­ра,

А в ду­ше ее — мир бес­край­ний,

А в ру­ках ее — жиз­ни ме­ра.

(с) Lilofeya


* * *


— Хо­зяй­ка, мо­лодой хо­зя­ин про­сит по­дать чай им.

До­мови­чок со смеш­но всто­пор­щенны­ми уша­ми быс­тро ми­га­ет и пя­тит­ся на­зад.

— Он поп­ро­сил ме­ня?

Гер­ми­она нем­но­го удив­ле­на. Обыч­но чай в Ка­бинет, ког­да там со­бира­ют­ся По­жира­тели во гла­ве с Тем­ным Лор­дом, по­да­ет са­ма Нар­цисса.

— Да, да! Хо­зя­ин ска­зал, толь­ко вы!

— Ну хо­рошо, — Гер­ми­она по­жима­ет пле­чами и идет на кух­ню.

До­мови­ки уже все при­гото­вили. Она слег­ка хму­рит­ся — ча­шек слиш­ком мно­го, а у нее ма­ло опы­та по тран­спор­ти­ров­ке тя­жело гру­женых пред­ме­тов сер­ви­ров­ки в от­ли­чие от той же Нар­циссы, у ко­торой это, на­вер­ное, вхо­дило в обя­затель­ную прог­рамму до­маш­не­го обу­чения. Слов­но про­читав ее мыс­ли, до­мовик под­пры­гива­ет на мес­те, прив­ле­кая вни­мание:

— Пин­ки вам по­может, хо­зяй­ка, не бой­тесь.

Он лов­ко под­хва­тыва­ет два тя­желых се­реб­ря­ных под­но­са и то­почет по ко­ридо­ру, Гер­ми­она бе­рет ма­лый под­нос и мед­ленно идет сле­дом.

За­чем Дра­ко поп­ро­сил имен­но ее по­дать чай? Ведь он зна­ет, что ей неп­ри­ят­ны эти сбо­рища, тя­жело сре­ди этих лю­дей, а при­сутс­твие Тем­но­го Лор­да не­из­менно ли­ша­ет ду­шев­но­го рав­но­весия. Он смот­рит на нее слиш­ком вни­матель­но, рас­то­ча­ет слиш­ком слад­кие и не­обос­но­ван­но гром­кие пох­ва­лы, сле­дит за каж­дым сло­вом, жес­том, от­ме­ча­ет каж­дое вы­раже­ние ли­ца, неп­ро­из­воль­ное дви­жение. Слов­но хо­чет про­ник­нуть в ее го­лову, выт­рясти и рас­смот­реть на ла­дони все глу­боко зап­ря­тан­ные тай­ны, пой­мать смут­ные те­ни мыс­лей. Слов­но до кон­ца не по­верил то­му, что па­мять Гер­ми­оны Грей­нджер в ре­зуль­та­те неп­ра­виль­но­го зак­лятья мно­гое по­теря­ла, без­жа­лос­тно стер­ла со сво­их лис­тов лю­дей, встре­чи, чувс­тва. Слов­но раз за ра­зом про­верял и пе­реп­ро­верял, же­лая убе­дить­ся.

Нет, Он боль­ше не ус­тра­ивал се­ан­сов лег­ги­лимен­ции, но Гер­ми­ону и без это­го не раз стис­ки­вало в уду­ша­ющем коль­це ужа­са, ког­да она ду­мала, что Он все зна­ет, толь­ко по ка­ким-то стран­ным при­чинам мол­чит. Ему по­чему-то бы­ло вы­год­но дер­жать ее в по­ле Сво­его зре­ния и вни­мания. И она по-преж­не­му не мог­ла по­нять при­чину Его ин­те­реса к се­бе. Он не нас­та­ивал на том, что­бы она ста­ла По­жира­тель­ни­цей, не да­вал ни­каких по­руче­ний и за­даний. Лишь из­редка про­сил дать ис­толко­вание ка­кой-ни­будь ру­не, по­делить­ся сво­ими поз­на­ни­ями в ну­меро­логии или зель­ева­рении. Иног­да поч­ти не за­мечал, иног­да па­рой двус­мыслен­ных фраз бро­сал в за­сасы­ва­ющий во­дово­рот оз­но­ба, а в сле­ду­ющий мо­мент улы­бал­ся Сво­ей сты­лой зме­иной улыб­кой и рас­сы­пал­ся в тон­ких ком­пли­мен­тах. Ему, ка­залось, бы­ло важ­ным толь­ко то, что Гер­ми­она Грей­нджер на­ходит­ся в зам­ке Мал­фой-Ме­нор, что Гер­ми­она Грей­нджер ста­ла мис­сис Дра­ко Мал­фой. Единс­твен­ное, в чем Он был неп­рекло­нен — она дол­жна бы­ла всег­да при­сутс­тво­вать ря­дом с Дра­ко на бес­ко­неч­ных раз­но­об­разных ба­лах, при­емах, ве­черин­ках, ра­утах. Иног­да на сход­ках По­жира­телей Смер­ти. Но и в этих слу­ча­ях Ему бы­ло дос­та­точ­но то­го, что она мол­ча пря­талась за спи­ной Дра­ко и не ро­няла ни сло­ва.

Как же она Его не­нави­дит! До бо­ли в вис­ках, до тем­но­ты в гла­зах. По ка­ким-то со­об­ра­жени­ям она выз­ва­ла Его ин­те­рес, и Он вы­дер­нул ее из прош­лой жиз­ни и те­перь дер­жит на ко­рот­ком по­вод­ке. Он рас­четли­во и без­жа­лос­тно убил ее род­ных. Он си­лой при­вязал к Се­бе Дра­ко, и в Его влас­ти каз­нить или ми­ловать. Будь это в ее во­ле, она не по­жале­ла бы и се­бя, лишь бы это су­щес­тво ис­чезло из ми­ра.

На­до ус­по­ко­ить­ся. Она глу­боко взды­ха­ет и про­водит ла­донью по ли­цу. До­мовик уже рас­па­хива­ет вы­сокие две­ри. Двад­цать пар че­лове­чес­ких глаз встре­ча­ют ее. Лю­тый и кро­вожад­ный взгляд обо­рот­ня. И крас­ные ще­ли су­жива­ют­ся на плос­ком ли­це Тем­но­го Лор­да.

Ка­кое-то тре­вож­ное, нап­ря­жен­ное ожи­дание дро­жит в ат­мосфе­ре этой стро­гой ком­на­ты, об­став­ленной до­рогой ме­белью из чер­но­го де­рева. Слов­но воз­дух прев­ра­тил­ся в во­ду, и в нем кро­вавы­ми ни­тями и сгус­тка­ми пла­ва­ют и тя­нут­ся от од­но­го к дру­гому мыс­ли, на­мере­ния, стрем­ле­ния.

Раз­го­вор пре­рыва­ет­ся чь­ей-то обор­ванной фра­зой:

— …ве­ро­ят­но, не так глуп, как мы по­лага­ем, и до­гада­ет­ся.

Тем­ный Лорд кри­вит уз­кие гу­бы в през­ри­тель­ной гри­масе:

— Ему прос­то ве­зет. Од­на­ко до­воль­но об этом. Я все ре­шил. От­пра­вим пя­терых и Ро­дери­ка, ра­зуме­ет­ся. Хвост, прос­ле­дишь и до­ложишь.

Вы­сокий ши­рокоп­ле­чий Як­сли скло­ня­ет го­лову и пос­пешно вы­ходит, за ним се­менит Пи­тер Пет­тигрю, неп­ри­ят­но ух­мы­ля­ясь и от­ве­шивая из­де­ватель­ский пок­лон в ее сто­рону. Сер­дце Гер­ми­оны гул­ко под­ска­кива­ет в гру­ди.

О чем, вер­нее, о ком шла речь?

Она не­лов­ко опус­ка­ет под­нос на ближ­ний сто­лик и отыс­ки­ва­ет взгля­дом му­жа. На свет­лом фо­не ок­на вы­рисо­выва­ет­ся не­под­вижный си­лу­эт Дра­ко, оку­тан­ный зыб­ким ма­ревом. По­чему-то от это­го со­вер­шенно обы­ден­но­го зре­лища сно­ва пры­га­ет сер­дце. За­чем же все-та­ки он ее поз­вал?

Скры­вая дрожь, она усер­дно раз­ли­ва­ет чай, бе­рет ма­лый под­нос и об­но­сит всех. Неп­ро­из­воль­но дер­жится по­даль­ше от Фен­ри­ра Си­вого, от ко­торо­го, как обыч­но, пах­нет пси­ной, по­том и кровью, про­гоня­ет под­сту­па­ющую к гор­лу тош­но­ту. Обо­ротень ска­лит­ся и что-то шеп­чет. Она не по­нима­ет, не слы­шит, по­тому что пе­ред гла­зами толь­ко Дра­ко, и ко­лотит­ся пуль­сом в вис­ках воп­рос: «Что про­ис­хо­дит?».

Бел­латри­са Лей­нстрендж брез­гли­во от­талки­ва­ет чаш­ку, ед­ва не про­лив чай на ее платье.

Алек­то Кэр­роу хи­хика­ет, по­казы­вая ос­трые зу­бы.

Они су­мас­шедшие. На са­мом де­ле.

Ами­кус Кэр­роу су­ет­ли­во вска­кива­ет с мес­та и под­чер­кну­то по­добос­трастно при­нима­ет свою чаш­ку, при этом ста­ра­ясь при­кос­нуть­ся к неж­ной ко­же за­пястья под длин­ным ру­кавом. Она от­дерги­ва­ет ру­ку и ед­ва не ро­ня­ет под­нос.

Вей­ланд Джаг­сон, Фрэн­сис Розье и Ан­то­нин До­лохов хо­лод­но бла­года­рят.

Ман­фред Крэбб и Дэ­ми­эн Гойл оди­нако­во не­ук­лю­жи и не­лов­ки. Как же стран­но они по­хожи на сво­их сы­новей, вер­нее, те по­хожи на них.

Свы­сока ка­ча­ет го­ловой, от­ка­зыва­ясь, дол­го­вязый Ра­бас­тан, млад­ший из трех брать­ев Лей­нстред­жей (и все — По­жира­тели. Прав­да, сред­ний Рольф сей­час ред­ко по­яв­ля­ет­ся на сход­ках, от­си­жива­ясь в глу­хом шот­ланд­ском уг­лу сво­их вла­дений пос­ле на­шумев­шей ис­то­рии со свя­зав­шей­ся с ма­гом-по­лук­ровкой и сбе­жав­шей до­черью).

У­ол­ден Мак­Нейр, Эмет­ри­ус Эй­ве­ри, Гил­берт Рук­вуд, Юд­жи­ус Нотт, Пер­сей Пар­кинсон, Ини­го Маль­си­бер. Ис­пы­тан­ные, пре­дан­ные, го­товые на все ра­ди сво­его Гос­по­дина слу­ги. Мо­лодые, но су­мев­шие по­казать се­бя и об­ле­чен­ные Его вы­сочай­шим до­вери­ем Мар­кус Флинт и Те­одор Нотт.

Все чле­ны ны­неш­не­го Пра­витель­ства Вол­де­мор­та. Круг на­ибо­лее приб­ли­жен­ных к Хо­зя­ину, не хва­та­ет толь­ко Се­веру­са Сней­па и Фе­тиды За­бини. Смерть Сней­па, най­ден­но­го в этом Ка­бине­те, бы­ла не­ожи­дан­ной и выз­ва­ла не­мало пе­ресу­дов и кри­вотол­ков. Лорд был разъ­ярен и са­молич­но про­вел рас­сле­дова­ние. Но так ни­чего и не вы­яс­нил. Ни­каких сле­дов зак­лятья, «са­мый обыч­ный раз­рыв сер­дца», как в один го­лос ле­пета­ли все све­тила ма­гичес­кой ме­дици­ны под про­низы­ва­ющим взгля­дом Лор­да. Воз­можно. А Фе­тида умер­ла во сне, и ди­аг­ноз был тот же.

«Что-то сре­ди мо­их По­жира­телей ста­новит­ся мод­ным уми­рать маг­лов­ским спо­собом», — про­цедил Лорд и боль­ше не вспо­минал ни о Сней­пе, ни о За­бини. Он прос­то за­был о них.

Вмес­те с тем, не­ред­ко в ми­нуты стран­но­го и не всег­да умес­тно­го па­фоса Он сам ут­вер­ждал, что все По­жира­тели Смер­ти — Его семья. Но по­нима­ет ли Он во­об­ще, что кро­ет­ся под этим сло­вом? Его нас­то­ящее, не ис­ко­вер­канное зна­чение?

На­вер­ное, нет. Ина­че не го­ворил бы.

Она пос­по­рила бы на мил­ли­он гал­ле­онов, что да­же са­мые фа­натич­ные По­жира­тели Смер­ти в по­та­ен­ных, поч­ти ин­стинктив­ных глу­бинах сво­их душ не счи­та­ют се­бя Его семь­ей. Мо­жет быть, лишь Бел­латри­са ис­крен­не ве­рит в это, но она, аб­со­лют­но бе­зум­ная в сво­ей при­вязан­ности к Лор­ду — осо­бый раз­го­вор. А эти пред­ста­вите­ли са­мых древ­них и са­мых чис­токров­ных ро­дов ма­гичес­кой Ан­глии, как бы ни ста­рались, но приз­нать свое родс­тво с по­лук­ровкой То­мом Ред­длом ни­как не мо­гут, по­тому что это в кор­не про­тиво­речит их сло­жив­шимся за ве­ка тра­дици­ям и пред­став­ле­ни­ям. Приз­нать Его родс­тво — зна­чит, пос­та­вить Его на­рав­не с со­бой. Но чис­тая кровь, бе­гущая в их жи­лах, ярос­тно это­му соп­ро­тив­ля­ет­ся. Быть мо­жет, по­это­му они приз­на­ют Его власть? По­тому что, от­да­вая дол­жное Его не­за­уряд­но­му уму, Его внут­ренней си­ле, не­ор­ди­нар­ности Его на­туры, го­товы на все, что угод­но, лишь бы Он не сме­шивал Се­бя с ни­ми?

Лю­ци­ус бе­рет чаш­ку, ос­тро взгля­дыва­ет на нее, но ни­чего не го­ворит. Сле­ду­ющий — Дра­ко. Она приб­ли­жа­ет­ся к му­жу со стра­хом, дро­жащим во всем те­ле. Она бо­ит­ся. Че­го? Да что та­кое? «Опом­нись, ду­роч­ка! Раз­ве ты в пер­вый раз ви­дишь этих лю­дей?»

Роб­ко пы­та­ет­ся улыб­нуть­ся и са­ма про­тяги­ва­ет ему чаш­ку, спи­ной чувс­твуя ко­лючие ощу­пыва­ющие взгля­ды, вы­жида­тель­ные неп­ри­яз­ненные ус­мешки. Че­рес­чур гром­ко в во­царив­шей­ся ти­шине зве­нит хруп­кий фар­фор. Дра­ко смот­рит на нее в упор не­мига­ющи­ми гла­зами, по­тем­невши­ми поч­ти до чер­но­ты. И они бук­валь­но кри­чат. Без­мол­вно, но от это­го еще страш­нее.

«Бли­же»

Хо­лод­ные паль­цы смы­ка­ют­ся на ее за­пястье.

«Бли­же!»

На его гу­бах по­яв­ля­ет­ся улыб­ка. То­же хо­лод­ная, на­поми­на­ющая улыб­ки Тем­но­го Лор­да. Гер­ми­она по­нима­ет, она пред­назна­чена для тех, ко­торые за ее спи­ной. А по­том он ше­велит гу­бами. Сов­сем чуть-чуть. И гла­за кри­чат:

«Пой­ми! Проч­ти! До­гадай­ся!»

Она хму­рит­ся, пы­та­ясь по­давить на­рас­та­ющий страх. Он раз за ра­зом пов­то­ря­ет без­звуч­ным ше­потом нес­коль­ко слов. Хо­рошо, что се­год­ня она рас­пусти­ла во­лосы. За ее гри­вой ли­ца Дра­ко, на­вер­ное, не вид­но. Что же он хо­чет ска­зать? По­чему нель­зя вый­ти?

«Пре­дуп­ре­ди!»

Ко­го? За­чем?

«Не­мед­ленно!»

«Пот­те­ра!»

Гар­ри?! О, гос­по­ди, что еще та­кое?

Она пре­рывис­то взды­ха­ет, и Дра­ко тут же пре­дуп­режда­юще сжи­ма­ет ее ру­ку.

«На­паде­ние!»

«Его дом!»

«Я не мо­гу вый­ти»

На Гар­ри го­товит­ся на­паде­ние в Год­ри­ковой Ло­щине?!

Она мед­ленно опус­ка­ет рес­ни­цы, да­вая знать, что все по­няла. Дра­ко, не от­ры­вая взгля­да от ее ли­ца, сно­ва улы­ба­ет­ся, но уже имен­но ей, неж­но про­водит ла­донью по ще­ке, скло­ня­ет­ся к уху. Все в по­ряд­ке, гос­по­да, прос­то он бла­года­рит свою крот­кую ус­лужли­вую же­ну. А вы что пред­по­ложи­ли?

«Они уже уш­ли. Пос­пе­ши» — ед­ва раз­борчи­вый ше­пот об­жи­га­ет и зас­тавля­ет по­холо­деть от ужа­са. Она смот­рит в гла­за му­жа.

Сно­ва ки­вок и ос­ле­питель­ная улыб­ка при­сутс­тву­ющим. Пос­лушная суп­ру­га вы­пол­ня­ет свои обя­зан­ности. А вы о чем по­дума­ли, гос­по­да?

— Бла­года­рю вас, Гер­ми­она, — это, ко­неч­но же, Лорд, — вы всег­да так лю­без­ны. Не же­ла­ете к нам при­со­еди­нить­ся? Мы тут как раз об­сужда­ли не­кото­рых зна­комых вам лю­дей. Ду­маю, что очень ско­ро вам пред­ста­вит­ся воз­можность уви­деть­ся с од­ним быв­шим близ­ким дру­гом.

Дер­жать ли­цо.

Рас­ста­вить мо­лоч­ник, сли­воч­ник, са­хар­ни­цу, ва­зы с ка­напе и сла­дос­тя­ми так, что­бы ни­чего не звяк­ну­ло.

Мед­ленно вып­ря­мить­ся.

Рав­но­душ­но по­жать пле­чами.

— Ми­лорд, ко­неч­но же, при­ят­но бу­дет уви­деть­ся с дру­гом, но сей­час ме­ня ждут не­от­ложные де­ла по хо­зяй­ству. Про­шу прос­тить.

Сно­ва неп­ро­ница­емо улыб­нуть­ся.

Спи­ну пря­мо.

Ни од­но­го лиш­не­го жес­та.

Как же сво­дит ску­лы от ли­цеме­рия.

— С ва­шего поз­во­ления.

Не рас­слаб­лять­ся.

Тя­жесть в го­лове и в но­гах.

Зак­рыть две­ри.

И тут ожес­то­чен­но наб­ра­сыва­ет­ся усер­дно по­дав­ля­емая па­ника. Она враз пе­рес­та­ет со­об­ра­жать. Страх одур­ма­нива­ет ра­зум, пу­та­ет соз­на­ние. Она бе­жит прочь от Ка­бине­та с единс­твен­ной мыслью, ко­лотя­щей­ся в пус­той го­лове: «На­до что-то сде­лать!»

Что же?! Что?!!

Она не­сет­ся по бес­ко­неч­ным ко­ридо­рам Мал­фой-Ме­нор.

«Вре­мя ухо­дит!» — вдруг бь­ет по соз­на­нию.

По­шат­нувшись, она ед­ва не па­да­ет. Вбе­га­ет в ка­кую-то ком­на­ту. Ру­кой за­дева­ет вы­чур­ный брон­зо­вый под­свеч­ник на ко­моде ря­дом с дверью. Мгно­вен­ная от­рез­вля­ющая боль. Из ма­лень­кой, но глу­бокой ра­ны по­яв­ля­ет­ся кровь, стру­ит­ся по ко­же, тя­желы­ми кап­ля­ми па­да­ет на пол. Она смот­рит на сад­ня­щую ру­ку и вдруг при­ходит в се­бя. Ум про­яс­ня­ет­ся, на­чина­ет ра­ботать быс­тро и чет­ко, пе­реби­рая ва­ри­ан­ты, как пре­дуп­ре­дить Гар­ри. Но пер­вым де­лом выз­вать до­мови­ка.

— Ес­ли спро­сят, я в оран­же­рее. Сре­заю ро­зы к ужи­ну.

До­мовик ки­ва­ет и уно­сит­ся.

Опо­вес­тить Грю­ма?

Поз­дно. Ста­ло поз­дно, по­ка она бе­гала как бес­толко­вая ду­роч­ка и па­нико­вала. К то­му же, че­рез Вра­та мож­но прой­ти толь­ко в соп­ро­вож­де­нии Дра­ко, а где на­ходит­ся дом ста­рого Ав­ро­ра, она, ес­тес­твен­но, не зна­ет.

Ор­ден Фе­ник­са?

Нет, они на­вер­ня­ка дав­ным-дав­но сме­нили ес­ли не штаб-квар­ти­ру, то Хра­ните­ля тай­ны. По­пасть в дом на Грим­мо она не смо­жет.

Свя­зать­ся с кем-ни­будь нап­ря­мую — Мак­Го­нагалл, Тонкс, Лю­пином, Хаг­ри­дом?

То­же поз­дно. Они не бу­дут ее слу­шать, сра­зу на­ложат зак­лятье, а ес­ли выс­лу­ша­ют, то все рав­но не по­верят. Пус­тая и не­безо­пас­ная тра­та вре­мени. К то­му же, они все в офи­ци­аль­ном ро­зыс­ке, скры­ва­ют­ся. Вряд ли во­об­ще она най­дет их.

Ос­та­ет­ся од­но — свя­зать­ся с Гар­ри. Нет, не встре­тить­ся с ним. Ее от­сутс­твие в зам­ке сра­зу за­метят. Все мо­жет по­лететь к чер­тям.

Гер­ми­она ду­ет на за­леде­нев­шие паль­цы. Она заб­ра­лась в не­оби­та­емую часть Мал­фой-Ме­нора, здесь прос­то че­реда ком­нат и за­лов, в ко­торые ник­то не заг­ля­дыва­ет. Но тем луч­ше.

Итак.

Он ее луч­ший друг… Нет... он был… ее луч­шим дру­гом. Те­оре­тичес­ки меж­ду ни­ми на тон­ком ас­траль­ном уров­не дол­жна быть свя­зу­ющая нить. На­вер­ное. Ес­ли он ее не обор­вал, хо­тя это неп­росто. Да­же че­рез де­сят­ки лет мож­но най­ти сла­бые сле­ды пер­вой люб­ви и преж­ней при­вязан­ности, от­го­лос­ки сос­тра­дания и бы­лой неж­ности, от­зву­ки друж­бы.

Она де­лови­то ос­матри­ва­ет ком­на­ту. Что тут есть?

Це­лая связ­ка вос­ко­вых све­чей в ящи­ке ко­мода. Очень удач­но.

Окон­ные стек­ла. Ог­ромная се­реб­ря­ная ва­за. Ла­киро­ван­ные двер­цы шка­фов.

Не под­хо­дит.

На тем­но-кре­мовой обив­ке ка­напе ртут­ным от­блес­ком дро­жит хрус­таль­ная амаль­га­ма. Руч­ное зер­каль­це в изящ­ной се­реб­ря­ной оп­ра­ве, кем-то здесь бро­шен­ное. От­лично!

Она креп­ко сжи­ма­ет ви­тую руч­ку.

Све­чи в круг. Платье без­жа­лос­тно со­бира­ет пыль на по­лу.

Сос­ре­дото­чить­ся. Соб­рать всю во­лю и всю свою вол­шебную си­лу в ку­лак. Шаг за ша­гом прой­ти весь путь друж­бы, за­родив­шей­ся в ва­гоне Хог­вартс-Экс­прес­са.

Как же дав­но это бы­ло! И сов­сем не­дав­но…

Вспом­нить ин­то­нации го­лоса Гар­ри, спер­ва еще сов­сем дет­ско­го, по­том ло­ма­юще­гося под­рос­тко­вого, по­том поч­ти взрос­ло­го.

Вспом­нить цвет его глаз. Зе­леные, изум­рудные, гла­за его ма­тери, как он сам го­ворил. Но в их глу­бине зо­лотые точ­ки, ко­торые по­яв­ля­ют­ся, ког­да он счас­тлив. Толь­ко это бы­ва­ет так ред­ко… Из пос­ледних лет толь­ко ря­дом с Джин­ни в его гла­зах пля­сали зо­лотые чер­ти­ки.

Вспом­нить его чер­ные не­пос­лушные вих­ры. Под ру­кой они жес­ткие, ко­лют ла­донь.

Вспом­нить, как он сме­ет­ся, как сер­дится, как хму­рит­ся и при­выч­ным жес­том по­тира­ет шрам на лбу. Джин­ни од­нажды приз­на­лась, что ей тог­да ужас­но хо­чет­ся раз­гла­дить по­яв­ля­ющу­юся мор­щинку и про­вес­ти паль­цем по тем­ным бро­вям.

Вспом­нить, ка­ким он бы­ва­ет уп­ря­мым и упер­тым. Злым и не­тер­пи­мым. Яз­ви­тель­ным и ко­лючим. Она сра­зу са­ма раз­дра­жалась на тех иди­отов, кто при­вел его в та­кое сос­то­яние.

Вспом­нить, как не­воль­ной жа­лостью сжи­малось сер­дце при ви­де его ху­дой уг­ло­ватой маль­чи­шес­кой фи­гуры — ру­ки не­зави­симо за­суну­ты в кар­ма­ны, а пле­чи от­тя­гива­ет тя­желый рюк­зак с кни­гами.

Вспом­нить, как он ог­ры­зал­ся на из­девки сту­ден­тов и как ссо­рил­ся с Ро­ном. Как хо­телось пок­репче сжать в ру­ках вол­шебную па­лоч­ку и нас­лать на них хо­тя бы "Пет­ри­фикус То­талус", а Ро­на прос­то стук­нуть по го­лове и на­орать.

Вспом­нить, что Гар­ри всег­да ка­зал­ся ей у­яз­ви­мым и взрос­ле­ющим рань­ше вре­мени, и хо­телось встать ря­дом с ним, при­нять на се­бя часть той но­ши, ко­торая лег­ла на его пле­чи.

Вспом­нить, как он лю­бит ле­тать, как обо­жа­ет квид­дич, ей ка­зав­ший­ся глу­пой и че­рес­чур трав­ма­тич­ной иг­рой. Еще и по­тому, что ле­тать она со­вер­шенно не уме­ла, ее на­чина­ло ука­чивать при од­ном взгля­де на мет­лу. И Гар­ри об этом знал и ни­ког­да не нас­та­ивал, что­бы она по­иг­ра­ла с ни­ми в квид­дич у У­из­ли, ес­ли она не хо­тела. А Рон, хо­тя то­же знал, но все рав­но под­тру­нивал и сы­пал нас­мешка­ми.

Вспом­нить дра­же «Бер­ти Боттс» с не­ожи­дан­ны­ми вку­сами, по­тому что их Гар­ри то­же лю­бит.

Вспом­нить все их бес­числен­ные раз­го­воры — серь­ез­ные, бес­печные, важ­ные, глу­пые, ве­селые, от­ча­ян­ные, нап­ря­жен­ные, злые, оби­жен­ные, ти­хие, до­вери­тель­ные.

Вспом­нить Джин­ни. И ощу­тить, как внут­ри на­чина­ет сад­нить так же, как и ру­ку, и ста­новит­ся еще боль­нее. Она всег­да счи­тала, что Джин­ни пред­назна­чена Гар­ри, пусть это зву­чало слиш­ком вы­соко­пар­но, и изум­ля­лась, как Гар­ри умуд­рялся не за­мечать эту де­воч­ку с ее жду­щими гла­зами и неж­ной свет­лой лю­бовью. Джин­ни уме­ла лю­бить и уме­ла ждать, не пог­ру­жалась в хан­дру, а жи­ла сво­ей жизнью, ра­дова­лась каж­до­му ми­гу, мог­ла рас­цве­тить яр­ки­ми крас­ка­ми лю­бой день, да­же са­мый скуч­ный, се­рый или тя­желый. Гер­ми­она по­ража­лась ей — та­кой дру­гой, та­кой от­ли­ча­ющей­ся от нее са­мой, и счи­тала ма­лень­ким чу­дом, вы­рос­шим, слов­но ди­ковин­ный цве­ток, в доб­ром са­ду У­из­ли. Она бы­ла по-нас­то­яще­му ра­да сво­ей друж­бе с ней. И бы­ла поч­ти счас­тли­ва, ког­да Гар­ри на­конец на­чал проз­ре­вать. А те­перь, Джин­ни, на­вер­ное, так же, как и все, счи­та­ет, что…

Нет, об этом не на­до. Сей­час Гар­ри, толь­ко Гар­ри.

Зер­ка­ло в за­немев­шей ру­ке дро­жит, при­ходит­ся пе­рех­ва­тить дру­гой ру­кой, лип­кой от кро­ви. Она зак­ры­ва­ет гла­за и выб­ра­сыва­ет из го­ловы ос­колки стра­ха, вы­мета­ет лип­кую па­ути­ну сом­не­ний и не­реши­тель­нос­ти.

«Гар­ри, Гар­ри, Гар­ри, Гар­ри, Гар­ри!

Ус­лышь ме­ня! Поз­воль ус­лы­шать…»

Не­мой зов не­сет­ся сквозь прос­транс­тво, про­бега­ет по стру­нам вре­мени, пре­одо­лева­ет пус­то­ту, про­бива­ет сте­ны, зам­ки, до­ма, не ос­тавляя за со­бой ни эха, ни от­го­лос­ка.

Гер­ми­она дот­ра­гива­ет­ся вол­шебной па­лоч­кой до зер­ка­ла. А оно дро­жит все силь­нее, так, что труд­но удер­жать. Глад­кая по­вер­хность по­дер­ги­ва­ет­ся мел­кой рябью, как во­да ти­хого пру­да под по­рывом вет­ра, и мут­не­ет. Ее от­ра­жен­ное ли­цо ис­ка­жа­ет­ся и ис­че­за­ет. Боль силь­нее вцеп­ля­ет­ся в ра­нен­ную ру­ку. Но она ни на се­кун­ду не от­ры­ва­ет взгля­да. В зер­каль­ном ова­ле клу­бит­ся се­рая мгла, а в глу­бине ее про­бива­ет­ся кро­хот­ная бе­лая точ­ка, ко­торая ста­новит­ся все боль­ше и яр­че и вне­зап­но вспы­хива­ет не­выно­симым ог­нем, на миг приз­рачно ос­ве­щая всю ком­на­ту. Но ее гла­за по-преж­не­му ши­роко рас­кры­ты. Нель­зя, на­до тер­петь.

Пос­ле вспыш­ки зер­ка­ло ров­но си­яет теп­лым оран­же­во-зо­лотис­тым све­том.

Он жив! Они до не­го не доб­ра­лись, а она ус­пе­ла! О, Гос­по­ди, все-та­ки ус­пе­ла и сде­лала боль­шую часть де­ла!

И она ед­ва не ро­ня­ет зер­ка­ло от нах­лы­нув­ше­го об­легче­ния.

Пос­те­пен­но в оран­же­во-зо­лотом ова­ле по­яв­ля­ют­ся и дру­гие цве­та. Она ви­дит ра­дугу его хо­роше­го нас­тро­ения, то и де­ло вспы­хива­ющие свет­лые пу­шис­тые об­ла­ка ра­дос­ти, тон­кие зе­лено­ватые щу­паль­ца нас­то­рожен­ности (он все-та­ки при­рож­денный Ав­рор!). И ог­ромные бу­кеты жиз­не­радос­тных алых пи­онов его люб­ви.

Он где-то с Джин­ни, не в Год­ри­ковой Ло­щине, и ему спо­кой­но и хо­рошо. Уди­витель­но, ес­ли учесть, на ка­ком он сей­час по­ложе­нии. Но все-та­ки он нас­то­роже, и это все­ля­ет на­деж­ду. Его не так-то прос­то дос­тать.

На­до по­торо­пить­ся. Сос­ре­дота­чива­ясь, она на­бира­ет в грудь воз­ду­ха и мед­ленно де­ла­ет вы­дох. Ее ды­хание ка­са­ет­ся зер­каль­ной по­вер­хнос­ти и рож­да­ет но­вый цвет. Чер­ный цвет смер­ти.

«Ты ме­ня слы­шишь? Ты чувс­тву­ешь ме­ня? Смерть, Гар­ри, вот что те­бя ждет. По­бере­гись!»

В от­вет сно­ва вспы­хива­ет оран­же­вое зо­лото, по­том гас­нет и соз­да­ет­ся ощу­щение, что в зер­каль­ном ова­ле сме­шались все крас­ки, су­щес­тву­ющие на зем­ле. Бор­до­вый всплеск, се­рое си­яние, ла­зур­ный взрыв, шаф­ра­новый во­дово­рот, чер­ная про­пасть, го­лубые ис­кры, изум­рудные вспо­лохи, ро­зовое бе­зумие, сол­нечный луч, лун­ное се­реб­ро…

Он что-то по­чувс­тво­вал. Она до­тяну­лась до не­го!

«Гар­ри, ос­то­рож­но. По­жалуй­ста, будь ос­то­рожен. Бе­регись. Гар­ри, от это­го за­висит твоя жизнь. По­жалуй­ста, про­шу те­бя, бе­регись, ос­то­рож­но. Те­бе гро­зит бе­да. И не толь­ко те­бе, бе­реги Джин­ни. Гар­ри, ос­то­рож­но, бе­регись. Про­тив те­бя за­мыш­ля­ют зло. Гар­ри, ты мо­жешь по­гиб­нуть. Будь ос­то­рожен, бе­регись…»

Она пов­то­ря­ет эти сло­ва раз за ра­зом, за­быв о кро­вото­чащей ру­ке, о вре­мени, за­быв обо всем, дви­жимая толь­ко стра­хом за Гар­ри, стре­мясь пе­редать ему свой страх и бес­по­кой­ство, за­жечь в его соз­на­нии крас­ный ого­нек опас­ности.

Из гряз­ной сме­си цве­тов мед­ленно вы­тека­ет си­рене­вая струй­ка тре­воги. Она ста­новит­ся тем­нее и тем­нее, пуль­си­ру­ет и на­конец за­лива­ет весь овал. Гер­ми­она пе­рево­дит дух. Точ­но, по­лучи­лось. Тре­вога по­яви­лась не зря, не на пус­том мес­те.

Вне­зап­но тем­но-фи­оле­товое од­ной пуль­са­ци­ей пе­рете­ка­ет в кро­ваво-баг­ро­вое (он чувс­тву­ет опас­ность!), зер­ка­ло взры­ва­ет­ся, осы­пав ее блес­тя­щими кап­ля­ми амаль­га­мы, го­рячи­ми звез­дочка­ми рас­пла­вив­ше­гося се­реб­ра. Она ед­ва ус­пе­ва­ет за­щитить гла­за и бес­силь­но ро­ня­ет оби­жен­но дер­нувшу­юся па­лоч­ку.

Слож­ное зак­лятье от­ня­ло мно­го сил, и она ус­та­ло прис­ло­ня­ет­ся спи­ной к со­фе, ощу­щая за­тыл­ком хо­лод­ное твер­дое де­рево и мяг­кую ткань обив­ки. Не хо­чет­ся вста­вать, те­лом ов­ла­дева­ет без­во­лие. Тя­жело да­же пред­ста­вить, что на­до под­нять­ся на но­ги, ку­да-то ид­ти, фаль­ши­во улы­бать­ся, дер­жать се­бя в ру­ках, не поз­во­ляя рас­сла­бить­ся ни на ми­нуту. Да, на­до ид­ти, ее мо­гут хва­тить­ся, ско­ро, на­вер­ное, ужин. А к ужи­ну нель­зя опаз­ды­вать ни в ко­ем слу­чае, по­тому что бу­дет Тем­ный Лорд.

Она не от­даст ему Гар­ри. Ни­ког­да. Гар­ри дол­жен жить, дол­жен вый­ти по­беди­телем.

Она поч­ти уве­рена, что он ус­лы­шал ее пре­дос­те­реже­ние и при­нял ме­ры бе­зопас­ности. Гар­ри все-та­ки не так лег­ко выс­ле­дить и пой­мать.

Лорд не раз раз­гла­голь­ство­вал о том, ка­кими у­яз­ви­мыми ста­новят­ся лю­ди, свя­зан­ные лю­бовью, друж­бой, при­вязан­ностью, семь­ей. Их лег­ко зас­та­вить сде­лать все, что тре­бу­ет­ся, лишь при­пуг­нув, да­же не при­бегая к зак­лять­ям под­чи­нения. Они пос­лушны и вер­ны, ско­ван­ные по ру­кам и но­гам стра­хом за близ­ких. Да, во мно­гом это вер­но, хо­тя да­же Он не до кон­ца по­нима­ет, нас­коль­ко они у­яз­ви­мы. Но при этом нас­коль­ко они сла­бы, нас­толь­ко и силь­ны. И это­го Он то­же не по­нима­ет.

Ко­лени еще под­ги­ба­ют­ся, но она вы­ходит из ком­на­ты. И вов­ре­мя. По­яв­ля­ет­ся Кри­ни и взвол­но­ван­но всплес­ки­ва­ет ру­ками.

— Моя гос­по­жа! Ужин че­рез со­рок ми­нут, а вы в та­ком ви­де! Ужас­но!

— Ни­чего, — сла­бо шеп­чет Гер­ми­она, опи­ра­ясь в из­не­може­нии об хо­лод­ную ка­мен­ную сте­ну, — я сей­час при­ду в се­бя. По­жалуй­ста, срежь в оран­же­рее нес­коль­ко роз по­пыш­нее и дос­тавь Бер­нарду. Ска­жи, что я пос­ла­ла.

Кри­ни не сме­ет ос­лу­шать­ся. А она кое-как доб­ре­да­ет до их с Дра­ко ком­нат и без сил па­да­ет в крес­ло у две­рей. Стран­ное сос­то­яние — как буд­то она пла­ва­ет в гус­том, как же­ле, плот­ном воз­ду­хе вне сво­его те­ла. И си­дит, и од­новре­мен­но смот­рит на се­бя си­дящую со сто­роны, от­четли­во ви­дит блед­ное, осу­нув­ше­еся и ка­кое-то опус­то­шен­ное ли­цо с си­ними те­нями под гла­зами, без­воль­ные, не­лов­ко вы­вер­ну­тые ру­ки на ко­ленях, по­мятое пыль­ное платье, все в ос­колках и се­реб­ристых пят­нах, во­лосы тор­чат в раз­ные сто­роны. На­до при­вес­ти се­бя в по­рядок…

Это тя­желое из­ма­тыва­ющее чувс­тво раз­дво­ен­ности те­ла и соз­на­ния вмес­те с на­валив­шей­ся ус­та­лостью не про­ходит весь ве­чер. По­это­му она еще бо­лее мол­ча­лива, чем обыч­но, и лишь од­нослож­но от­ве­ча­ет на воп­ро­сы Тем­но­го Лор­да. Дра­ко то­же мол­чит, до­гады­ва­ясь, чем выз­ва­но ее сос­то­яние, и не­воль­но чувс­твуя свою ви­ну, бе­реж­но уха­жива­ет за ней.

— Вам нез­до­ровит­ся, Гер­ми­она? — Лорд смот­рит на нее сквозь ру­бино­во поб­лески­ва­ющий бо­кал ста­рого ви­на, — что-то вы блед­ны. И где вы так по­рани­ли ру­ку?

— Не­ча­ян­но за­дела под­свеч­ник, Ми­лорд. Я не очень хо­рошо се­бя чувс­твую с са­мого ут­ра.

— С са­мого ут­ра?

Ес­ли бы на плос­ком ли­це от­ра­жалась ми­мика, Гер­ми­она мог­ла бы пок­лясть­ся, что Лорд под­нял не­сущес­тву­ющие бро­ви.

Она опус­ка­ет рес­ни­цы, ста­ра­ясь по­бороть обыч­ное от­вра­щение и на­рас­та­ющее раз­дра­жение. В сущ­ности, ка­кое Ему де­ло? Ведь Ему без­различ­но, она в этом уве­рена. Но как же тя­готит и при­водит в бе­шенс­тво эта на­иг­ранная за­бота, стрем­ле­ние кон­тро­лиро­вать и быть ос­ве­дом­ленным обо всем, за­бот­ли­вый тон и страш­ные не­чело­вечес­кие гла­за, хо­лод­ные и жес­то­кие…

— Мо­гу ли я вас поз­дра­вить?

Про­тес­ту­юще зве­нит хрус­таль­ный бо­кал, не­лов­ко за­детый и раз­ливший­ся бор­до­выми ру­чей­ка­ми, Дра­ко пос­пешно из­ви­ня­ет­ся. Гер­ми­она вна­чале не по­нима­ет, а по­том гус­то крас­не­ет, на миг да­же чувс­твуя при­лив сил. Она вски­дыва­ет взгляд, но бо­ит­ся взгля­нуть на свек­ровь и тем бо­лее на свек­ра, си­дящих нап­ро­тив. Не­лов­ко.

— Нет, Ми­лорд, уве­ряю Вас, Вы оши­ба­етесь! У ме­ня прос­то бо­лит го­лова! — чуть бо­лее взвол­но­ван­но, чем сле­дова­ло бы, вос­кли­ца­ет она.

— Жаль, жаль… — за­дум­чи­во тя­нет Вол­де­морт, — я был бы весь­ма рад по­яв­ле­нию нас­ледни­ка ро­да Мал­фой.

Гер­ми­она при­кусы­ва­ет в не­году­ющем сму­щении гу­бу, сно­ва опус­кая гла­за, и не ви­дит, что от этих слов обыч­но не­воз­му­тимо спо­кой­ное ли­цо Лю­ци­уса на миг дер­га­ет­ся от прор­вавших­ся чувств, и его ру­ки, как всег­да при вол­не­нии, мнут ска­терть. Нар­цисса, вып­ря­мив­шись, как от­пу­щен­ная вет­ка де­рева, зас­тывшим взгля­дом смот­рит на се­реб­ря­ную суп­ни­цу в се­реди­не сто­ла. Дра­ко су­дорож­но сжи­ма­ет под сто­лом ру­ку же­ны так, что об­ру­чаль­ное коль­цо боль­но вми­на­ет­ся в паль­цы.

Пос­ле не­дол­го­го, но на­сыщен­но­го мно­гоз­начностью и поч­ти зве­нящи­ми в воз­ду­хе над сто­лом до­гад­ка­ми и мыс­ля­ми мол­ча­ния, Лю­ци­ус, вски­нув­шись, на­чина­ет от­вле­чен­ный раз­го­вор о чем-то пус­то-свет­ском. Нар­цисса бе­зучас­тно под­держи­ва­ет, Дра­ко то­же ки­да­ет па­ру реп­лик, а ще­ки Гер­ми­оны так и го­рят ру­мян­цем не­лов­кости. Вдруг рас­па­хива­ют­ся две­ри, и впол­за­ет (по-ино­му и не ска­жешь) Пи­тер Пет­тигрю.

— Гос­по­дин, мой Гос­по­дин, — его урод­ли­вое, те­ря­ющее че­лове­чес­кие чер­ты ли­цо жа­лоб­но мор­щится, — Вы ве­лели, в лю­бое вре­мя, как толь­ко вер­немся…

Нар­цисса под­жи­ма­ет гу­бы. Это­го от­вра­титель­но­го не­чис­топлот­но­го че­лове­ка она не вы­носит и ед­ва тер­пит.

— Я слу­шаю. Где Ро­дерик?

— Там. Он… Он не ос­ме­лил­ся… пос­лал ме­ня. Гос­по­дин, мы не смог­ли… Он ус­пел уд­рать… Как буд­то его кто-то пре­дуп­ре­дил…

— ЧТО?

Гер­ми­она за­быва­ет, что нуж­но ды­шать, от вне­зап­но сняв­шей­ся тя­жес­ти и уле­тучив­шей­ся бес­след­но тре­воги. У нее по­лучи­лось! Да-да-да-да! Ох, как же хо­рошо! Гар­ри жив! Он пре­дуп­режден и пой­мет, что нуж­но уд­во­ить, нет, ут­ро­ить ос­то­рож­ность! Зна­чит, она не нап­расно от­да­ла то­лику сво­ей вол­шебной си­лы жад­но­му зак­лятью… Как же лег­ко ста­ло на ду­ше!

Опом­нившись, она ук­радкой про­веря­ет, не вы­дала ли свою не­ча­ян­ную ра­дость. Но Лорд не за­метил, Ему не до нее. И Лю­ци­ус с Нар­циссой то­же смот­рят на Пет­тигрю. Он — с до­садой, она — с от­вра­щени­ем, как на ог­ромную бе­зоб­разную кры­су, вы­бежав­шую на се­реди­ну ком­на­ты. А Дра­ко, по­няв, обод­ря­юще улы­ба­ет­ся угол­ком губ и сно­ва, уже лег­ко сжи­ма­ет ее ру­ку.

Вол­де­морт рез­ко под­ни­ма­ет­ся из-за сто­ла, Пет­тигрю пя­тит­ся на­зад. Ка­жет­ся, еще нем­но­го, и он па­дет ниц, рас­плас­та­ет­ся вы­пот­ро­шен­ной ля­гуш­кой на узор­ных раз­во­дах мра­мор­но­го по­ла.

— Про­шу про­щения, да­мы, — чер­ное оде­яние по­лощет­ся, слов­но раз­ве­ва­емое вет­ром.

Лю­ци­ус и Дра­ко, пе­рег­ля­нув­шись, отод­ви­га­ют стулья и сле­ду­ют за длин­ной фи­гурой Тем­но­го Лор­да. За ни­ми, из­ви­нив­шись, уда­ля­ет­ся Гер­ми­она, чувс­твуя, как ка­ча­ют­ся пе­ред гла­зами сте­ны от вол­не­ния и вновь наб­ро­сив­шей­ся сла­бос­ти. По­быс­трее бы до­мой, в свой ма­лень­кий у­ют­ный до­мик на бе­регу мо­ря... Но по­коя не бу­дет до зав­тра.

Она не слы­шит, как дож­давшись, ког­да все вый­дут, Нар­цисса сквозь зу­бы ед­ва слыш­но ки­да­ет в пус­то­ту ог­ромной рос­кошной Зо­лотой сто­ловой:

— Как же мне это на­до­ело! Ка­кое Он име­ет пра­во втор­гать­ся в на­шу семью, вес­ти се­бя в на­шем ро­довом зам­ке, как хо­зя­ин? Кто поз­во­лил Ему впус­кать в Мал­фой-Ме­нор вся­кую мразь? До ка­ких пор бу­дет это про­дол­жать­ся?!

Но раз­ве пус­то­та от­ве­тит?


* * *


На баш­не ду­ет прон­зи­тель­ный, про­низы­ва­ющий ле­дяной ве­тер, за­лета­ет в уз­кие окон­ные про­емы без пе­реп­ле­тов, шны­ря­ет по­низу у ног про­ныр­ли­вым гор­носта­ем, во­роша клу­бы пы­ли, перья и при­несен­ные им же су­хие листья. С вос­то­ка на тем­ном го­ризон­те на­пол­за­ет ог­ромная чер­ная ту­ча, по пу­ти сли­зывая ред­кие тус­клые звез­ды и под­би­ра­ясь к боль­ной жел­тизне ущер­бной лу­ны. Хоть баш­ня нас­квозь про­дува­ет­ся, но все рав­но по­пахи­ва­ет со­вами, как на хог­варт­ской со­вят­не. Впро­чем, са­мая вы­сокая баш­ня Мал­фой-Ме­нор — это и есть со­вят­ня. Вот что-то ти­па ка­мен­ных на­сес­тов, а на по­лу вид­не­ют­ся кое-где куч­ки по­мета, брен­ные ос­танки мел­ких гры­зунов и перья. Обыч­ные оби­тели баш­ни, фи­лины Зевс и А­ид, со­вы Де­мет­ра и Пер­се­фона сей­час на охо­те. Но Пер­се­фона вре­мя от вре­мени за­лета­ет, са­дит­ся на пле­чо и неж­но по­кусы­ва­ет моч­ку уха, как бы на­поми­ная о се­бе.

Гер­ми­она гре­ет ру­ки над го­лубо­ватым вол­шебным огонь­ком, ве­село пры­га­ющим по дав­но по­тух­шим уг­лям в жа­ров­не. Ста­ло нем­но­го теп­лее, и она про­дол­жа­ет на­чатое де­ло — тво­рит из ть­мы осен­ней но­чи, из ба­шен­но­го сум­ра­ка и при­та­ив­шихся в уг­лах гус­тых те­ней пти­цу. Па­лоч­ка тан­цу­ет в ее ру­ке, вы­пус­кая из се­бя дым­ные тем­ные ни­ти, ко­торые вып­ле­та­ют при­чуд­ли­вые узо­ры, срас­та­ют­ся, сли­ва­ют­ся в плот­ную мас­су.

Пос­ле Бод­ро­пер­цо­вого зелья ус­та­лость как ру­кой сня­ло. Лорд вне­зап­но ку­да-то от­пра­вил­ся вмес­те с Рук­ву­дом и До­лохо­вым, и она сра­зу проб­ра­лась сю­да.

Ша­ги на лес­тни­це. Она нас­то­ражи­ва­ет­ся. Во­об­ще-то сю­да ред­ко кто за­бира­ет­ся. Баш­ня уз­кая и вы­сокая, внут­ри ее опо­ясы­ва­ет, из­ви­ва­ясь на­верх, древ­няя лес­тни­ца. Ка­мен­ные сту­пени от вре­мени ис­терлись, кро­шат­ся и опас­но под­ра­гива­ют под но­гами. Пе­рил нет, и каж­дый раз Гер­ми­она, под­ни­ма­ясь, су­дорож­но цеп­ля­ет­ся за сте­ны, бо­ит­ся лиш­ний раз гля­нуть вниз. А еще в баш­не жи­вет ры­царь, пред­став­ля­ющий со­бой од­ни лишь пус­тые дос­пе­хи, но во­инс­твен­но раз­ма­хива­ющий ржа­вым ме­чом при ви­де ви­зите­ра. Прав­да, сэр Фе­лици­ус со­вер­шенно бе­зоби­ден, в чем она быс­тро убе­дилась. Те­перь он да­же вы­пол­ня­ет роль пос­то­вого — по­ка она на­вер­ху, на­чина­ет ко­лотить ме­чом о щит, пре­дуп­реждая о не­желан­ном гос­те.

Сей­час он мол­чит, и зна­чит, это Дра­ко. Пер­се­фона, по­чувс­тво­вав ее не­тер­пе­ние, сни­ма­ет­ся с пле­ча и бес­шумно уле­та­ет.

Да, Дра­ко. Он не­сет ее теп­лую ман­тию и, лег­ко пе­реп­рыгнув пос­ледние сту­пени, уко­риз­ненно ка­ча­ет го­ловой:

— Прос­ты­нешь.

Она за­куты­ва­ет­ся в ман­тию, с нас­лажде­ни­ем чувс­твуя, как ра­ду­ет­ся те­ло теп­лу и вы­гоня­ет из се­бя ко­лючие иг­лы оз­но­ба.

— Ноч­ной Пос­ла­нец? — по­нят­ли­во ки­ва­ет Дра­ко на сот­во­рен­ное су­щес­тво, ко­торое не­под­вижно и нем­но­го не­ес­тес­твен­но для жи­вой пти­цы си­дит на по­лу. Ее перья от­ли­ва­ют та­ким от­тенком чер­но­го, что да­же ночь и ту­ча, уже пог­ло­тив­шая пол­не­ба, ка­жут­ся се­рыми, блек­лы­ми.

— Да. Не очень по­лучи­лось, прав­да?

— По-мо­ему, пре­вос­ходно. Ты еще не за­кон­чи­ла? — Дра­ко вы­тяги­ва­ет свою вол­шебную па­лоч­ку.

— Нет.

— Да­вай я.

По взма­ху па­лоч­ки го­лубой ого­нек пос­лушно под­ле­та­ет к пти­це. Дра­ко очень ос­то­рож­но и мед­ленно, слов­но под­ма­нивая ди­кого зве­ря, зас­тавля­ет его приб­ли­зить­ся. Пти­ца так­же бе­зучас­тно си­дит на по­лу. Ни сов­сем мер­твая, ни впол­не жи­вая. Ого­нек все бли­же и бли­же, от­ра­жа­ет­ся в ее вы­пук­лых гла­зах кро­хот­ной све­тящей­ся точ­кой. Дра­ко рез­ко взма­хива­ет па­лоч­кой, и пти­ца, по­мед­лив, ши­роко рас­кры­ва­ет хищ­ный клюв и прог­ла­тыва­ет ого­нек, как яго­ду клуб­ни­ки. С ми­нуту ни­чего не про­ис­хо­дит, а по­том Пос­ла­нец взма­хива­ет ос­тры­ми длин­ны­ми крыль­ями, нег­ромко кле­кочет, и его гла­за све­тят­ся уже не от­ра­жен­ным го­лубо­ватым огонь­ком, а злы­ми алы­ми бу­син­ка­ми.

Гер­ми­она одоб­ри­тель­но вос­кли­ца­ет:

— Как быс­тро! У ме­ня уш­ло бы поч­ти пол­ча­са.

Дра­ко вы­тяги­ва­ет из кар­ма­на ман­тии ма­лень­кий, ту­го свер­ну­тый сви­ток.

— Ты се­бя не­до­оце­нива­ешь.

Он при­вязы­ва­ет сви­ток к но­ге пти­цы, Гер­ми­она про­тяги­ва­ет еще один.

— По по­воду се­год­няшне­го. Я хо­рошень­ко про­песо­чила кое-ко­го за то, что не осу­щест­вля­ет над­ле­жащую за­щиту за кое-кем дру­гим.

— Это, слу­чай­но, не гро­мове­щатель? Я пред­став­ляю ли­цо это­го кое-ко­го, — хмы­ка­ет Дра­ко, от­пуская Пос­ланца.

Тот, пок­ру­жив под по­тол­ком, вы­лета­ет чер­ной стре­лой пря­мо сквозь кры­шу, иг­но­рируя окон­ные про­емы, и мгно­вен­но рас­тво­ря­ет­ся в но­чи. Вер­нувша­яся Пер­се­фона удив­ленно уха­ет, про­вожая стран­ную пти­цу вни­матель­ным ян­тарным взгля­дом.

— На сколь­ко ты его ожи­вил? Ог­ня хва­тит?

— Хва­тит. Я на­ложил зак­лятье Раз­ру­шения, ко­торое при­дет в дей­ствие в ту же ми­нуту, ког­да кое-кто от­вя­жет свит­ки. К то­му же этим кое-кем дол­жен быть толь­ко тот, ко­го мы име­ем в ви­ду. Пос­ла­нец его Уз­на­ет.

— Хит­ро при­думал. Я не ду­мала, что так мож­но.

— У те­бя учусь, — Дра­ко сме­ет­ся, — ты всег­да на­ходишь обыч­ным зак­лять­ям нес­тандар­тное при­мене­ние. Зак­лятье Уз­на­вания на на­ших во­ротах, ко­торые не про­пус­ка­ют нез­на­ком­цев и дол­го, со скри­пом вы­яс­ня­ют лич­ность каж­до­го. Это иног­да уто­митель­но.

— Пре­вос­ходно, мис­тер Мал­фой. Де­сять бал­лов Сли­зери­ну за сво­бод­ное твор­чес­тво.

— Ну тог­да и Гриф­финдо­ру то­же, за по­за­имс­тво­ван­ный ход мыс­лей.

— Дра­ко, до ка­ких пор бу­дет это про­дол­жать­ся? — Гер­ми­она, са­ма не зная, пов­то­ря­ет воп­рос Нар­циссы.

— Что? Наг­лое за­имс­тво­вание?

— Нет. ЭТО. Ты зна­ешь, се­год­няшнее про­ис­шес­твие ни­чем не обер­ну­лось, по­тому что нам со­путс­тво­вало ред­кое ве­зение. Но так не мо­жет быть всег­да. Мы не всег­да смо­жем за­щитить, мо­жем опоз­дать или прос­то не уз­нать о том, что го­товит­ся. У нас поп­росту мо­жет не хва­тить сил. Что тог­да? По­чему он рвет­ся в са­мое пек­ло? Не ща­дит се­бя, не ду­ма­ет о дру­гих? По­чему наш кое-кто не мо­жет сдер­жать его? Я за­дава­лась этим воп­ро­сом, еще ког­да… — Гер­ми­она сби­ва­ет­ся.

Дра­ко вне­зап­но ста­новит­ся душ­но в теп­лой ман­тии, и он рас­слаб­ля­ет во­рот.

— Ду­маю, ты са­ма прек­расно по­нима­ешь по­чему и мо­жешь от­ве­тить на свой воп­рос. Ты зна­ешь его го­раз­до луч­ше ме­ня.

— Да, — вздох Гер­ми­оны уле­та­ет вмес­те с вет­ром в ночь.

— Да­вай не бу­дем об этом.

— Хо­рошо, — Гер­ми­она зяб­ко ёжит­ся, ощу­щая, как прох­ла­да зме­ей прос­каль­зы­ва­ет да­же под тол­стую ткань ман­тии, — ох, Дра­ко…

— Что, ми­лая? — Дра­ко об­ни­ма­ет ее, при­жима­ет к се­бе.

Она чувс­тву­ет спи­ной его теп­ло, его на­деж­ность, его зна­комый и род­ной за­пах, и по­нево­ле улы­ба­ет­ся во мрак, ста­новя­щий­ся все бо­лее глу­боким. Лу­ны уже нет, ту­ча рас­пол­злась на все не­бо, и баш­ню на­пол­ня­ет сы­рая те­мень. Как же ра­но в эти края при­ходит осень, и ка­кой не­лас­ко­вой она обыч­но бы­ва­ет!

— Нет, ни­чего. Прос­то по­дума­ла, по­чему Лорд выс­ка­зал се­год­ня за ужи­ном та­кое… пред­по­ложе­ние.

— О при­чине тво­его не­дуга?

— Да. И еще при­бавил, что жаль.

— Я не знаю, — в го­лосе му­жа за­дум­чи­вость, — мо­жет, это прос­то бы­ла дань веж­ли­вос­ти?

— Ду­ма­ешь? А я мо­мен­таль­но пред­по­ложи­ла кое-что ду­рац­кое и ис­пу­галась. Вдруг он уже по­ложил глаз на на­шего бу­дуще­го ре­бен­ка, еще не­рож­денно­го, еще да­же не­зача­того? Вдруг уже сей­час ре­шил сде­лать из не­го еще од­но­го пре­дан­но­го По­жира­теля Смер­ти? — Гер­ми­она сод­ро­га­ет­ся и поб­ли­же при­жима­ет­ся к Дра­ко.

Она чувс­тву­ет, как его ру­ки, об­ни­ма­ющие, за­щища­ющие, ста­новят­ся тя­желы­ми и твер­ды­ми, и нем­но­го по­мед­лив, он жес­тким го­лосом го­ворит:

— Я кля­нусь те­бе, наш ре­бенок ни­ког­да, слы­шишь, ни­ког­да не бу­дет По­жира­телем! Я ско­рее ум­ру, чем до­пущу это. Хва­тит, на­ша семья спол­на зап­ла­тила дань Тем­но­му Лор­ду за свои ошиб­ки. И про­дол­жа­ет пла­тить. Мы при­ходим на пер­вый же Зов на­шего Гос­по­дина, не­замед­ли­тель­но вы­пол­ня­ем все Его при­казы. Мы бы­ли в пер­вых ря­дах, ког­да Он на­пал на Ми­нис­терс­тво Ма­гии. Сей­час отец, как пос­ледний гоб­лин, ра­бота­ет в Его не­фун­кци­они­ру­ющем не­мощ­ном Пра­витель­стве. Что еще Ему тре­бу­ет­ся для пол­но­го удов­летво­рения? Нет, ис­ка­лечить и от­ра­вить ду­шу еще од­но­го Мал­фоя ядом лжи­вых по­сулов я Ему не дам. Ес­ли бу­дет нуж­но, я от­прав­лю вас во Фран­цию, по­даль­ше от­сю­да.

— Я ни­куда не по­еду! — не­году­юще вос­кли­ца­ет Гер­ми­она, — по­чему ты ре­ша­ешь за ме­ня?

— По­едешь, ес­ли бу­дет ре­шать­ся воп­рос жиз­ни или сво­боды на­шего ре­бен­ка.

Слов­но по­няв, что слиш­ком ре­зок, Дра­ко отс­тра­ня­ет­ся от нее, по­вора­чива­ет ли­цом к се­бе и мяг­ко це­лу­ет в лоб.

— По­жалуй­ста, не сер­дись. Ког­да при­дет вре­мя, ты са­ма все пой­мешь.

Ве­тер ста­новит­ся все силь­нее, бро­са­ет­ся на баш­ню го­лод­ным вол­ком, вгры­за­ет­ся в ее ка­мен­ную плоть. Он уно­сит сло­ва, сры­вая их с губ, и до­воль­но за­выва­ет под по­тол­ком, взме­тывая вих­ри из листь­ев и пы­ли.

— А как же я бу­ду там, во Фран­ции, без те­бя? — спра­шива­ет Гер­ми­она под вой вет­ра, от­ки­дывая с ли­ца ме­ша­ющие во­лосы, — что бу­ду де­лать? Как жить?

Зву­чащий во ть­ме, ее го­лос об­манчи­во спо­ко­ен, но в по­та­ен­ных глу­бинах его прос­каль­зы­ва­ет страх. Страх пе­ред еще не­нас­ту­пив­шим, гря­дущим, не­решен­ным. Они не зна­ют, сколь­ко им от­ме­рено, и не хо­тят знать. Они идут из прош­ло­го в бу­дущее, ту­ман­ное и тем­ное, как эта осен­няя ночь, жес­то­кое и су­ровое, как этот се­вер­ный ве­тер. Фа­тум, Судь­ба, Рок — слиш­ком мно­го наз­ва­ний для то­го, что пре­доп­ре­деля­ет их жизнь, что глу­боко по­се­яло в них зер­на стра­ха, дав­ше­го бур­ные всхо­ды. Они ста­ра­ют­ся выр­вать его с кор­нем, вы­кор­че­вать и сжечь все, но, на­вер­ное, это бес­по­лез­но… Он — их не­от­лучный спут­ник. На­до прос­то жить, ра­довать­ся теп­лой ру­ке в ла­дони, ра­дос­тно­му и лю­бяще­му взгля­ду и бе­речь, как толь­ко мож­но, свое неж­ное ме­довое счастье со сла­бым прив­ку­сом го­речи. И не­зачем за­ранее тре­вожить­ся о том дне, рас­свет­ная за­ря ко­торо­го еще без­мя­теж­но спит.

Дра­ко сно­ва об­ни­ма­ет же­ну и го­ворит, ста­ра­ясь быть уве­рен­ным:

— Бу­дешь за­щищать на­шего ре­бен­ка. Ты су­ме­ешь, ты силь­ная.

— Я силь­ная ря­дом с то­бой.

Гер­ми­она кля­нет­ся се­бе, что они еще вер­нутся к это­му раз­го­вору. А по­ка они слу­ша­ют ноч­ные го­лоса, чувс­тву­ют сты­лые при­кос­но­вения вет­ра на сво­их ли­цах и вмес­те смот­рят ту­да, от­ку­да при­пол­зла ог­ромная ту­ча, где клу­бит­ся ее пол­ночная мгла, сож­равшая звез­ды и лу­ну. Ско­ро бу­дет дождь, и по­тянут­ся хо­лод­ные длин­ные дни, на­пол­ненные за­бота­ми и тре­вога­ми срод­ни той, ко­торая ед­ва не све­ла их с ума се­год­ня. Но они бу­дут вмес­те, бу­дут го­реть друг для дру­га ог­нем, ко­торо­му в си­лах об­жечь да­же ле­дяные крылья смер­ти.

Глава 22. Поиски продолжаются

Ког­да Рейн и Ли­ли под­ня­лись на­верх в спаль­ню маль­чи­ков, Алекс, об­хва­тив ко­лени, си­дел на сво­ем лю­бимом мес­те, ши­роком по­докон­ни­ке уг­ло­вого ок­на, и, не от­ры­ва­ясь, смот­рел на ог­ромное алое сол­нце, у­ют­но при­мос­тивше­еся на чер­не­ющих вер­хушках Зап­ретно­го Ле­са. Он да­же не по­вер­нул го­ловы на звук от­кры­ва­емой две­ри.

Рейн не­реши­тель­но по­дошел к дру­гу и, за­пина­ясь (что бы­ло сов­сем на не­го не по­хоже), ти­хо на­чал:

— Алекс, зна­ешь, мы тут с Ли­ли по­дума­ли… ты же так хо­чешь уз­нать о ро­дите­лях… а мы боль­ше ни­чего не зна­ем, прав­да…

— Прав­да, прав­да! — под­хва­тила Ли­ли, — во­об­ще-то, мы ведь и са­ми не так дав­но уз­на­ли, толь­ко прош­лой вес­ной. Прос­то один раз я си­дела в ка­бине­те па­пы и слу­чай­но нат­кну­лась на один ин­те­рес­ный аль­бом с кол­до-фо­тог­ра­фи­ями. Ну лад­но, не слу­чай­но, я ис­ка­ла Кар­ту Ма­роде­ров, а аль­бом прос­то под­вернул­ся под ру­ку. Я тог­да уди­вилась, по­нима­ешь, он был как буд­то спря­тан. А в нем…

— Я ви­дел, — об­ро­нил Алекс, по-преж­не­му не по­вора­чива­ясь.

— Э-э-э… ммм… ага, ну вот, я по­каза­ла его Рей­ни, и мы с ним страш­но за­ин­те­ресо­вались и спро­сили у па­пы, кто это с ни­ми третья. А па­па жут­ко рас­сердил­ся и ве­лел вер­нуть его на мес­то и пе­рес­тать со­вать нос, ку­да не сле­ду­ет. Тог­да Рей­ни спро­сил у дя­ди Ро­на. Дя­дя Рон ра­зоз­лился еще страш­нее, тут же прим­чался к нам и орал на па­пу, что тот веч­но все рас­ки­дыва­ет и ос­тавля­ет на ви­ду. Скан­дал был кош­марный, дя­дя Рон тру­бил как ты­сяча гра­мамон­тов, а мы во­об­ще не по­нима­ли, в чем де­ло! А по­том к нам в гос­ти при­шел Ар­ти, и я ему рас­ска­зала… Лад­но, лад­но, Рей­ни, по­жало­валась на нес­пра­вед­ли­вость…

— Хны­кала ху­же Мол­ли.

— Нет! Прос­то рас­ска­зала, а он по­ломал­ся нем­но­го для ви­да, но все-та­ки объ­яс­нил нам, по­чему па­па и дя­дя Гар­ри ни­ког­да не вспо­мина­ют о сво­ей под­ру­ге Гер­ми­оне Грей­нджер.

— А он от­ку­да уз­нал?

— На­вер­ное, от ба­буш­ки и де­душ­ки, — Ли­ли по­тер­ла лоб, слов­но что-то вспо­мина­ла, — он ска­зал, ког­да па­па, дя­дя Рон и твоя ма­ма учи­лись в Хог­вар­тсе, она час­то бы­вала у них в гос­тях и да­же ста­ла его крес­тной. Но он был от это­го не в вос­торге. Ой, из­ви­ни!

Алекс хо­лод­но по­жал пле­чами. Ар­тур У­из­ли ни­ког­да не об­ра­щал на не­го вни­мания и во­об­ще, ка­жет­ся, счи­тал, что все пер­во­кур­сни­ки, вклю­чая его ку­зенов — нес­мышле­ные ма­лыши, с ко­торы­ми не­обя­затель­но счи­тать­ся для их же бла­га.

Ли­ли при­куси­ла гу­бу и ки­нула из­ви­ня­ющий­ся взгляд ис­подлобья. Рейн нах­му­рил­ся, нем­но­го по­мял­ся, но все же ре­шитель­но ска­зал:

— Пос­ле то­го скан­да­ла те­тя Джин­ни еле-еле ус­по­ко­ила па­пу и дя­дю Гар­ри. А нам зап­ре­тили расс­пра­шивать о Гер­ми­оне Грей­нджер и во­об­ще упо­минать о ней.

Алекс стис­нул зу­бы. На­вер­но, для взрос­лых так лег­че — прос­то за­быть и все. Как буд­то ни­чего не бы­ло. Де­лать вид, что все прек­расно, и пря­тать аль­бо­мы с фо­тог­ра­фи­ями.

— В биб­ли­оте­ке ни­чего нет, — де­лови­то про­дол­жил Рейн, — то есть нет там, где мы смот­ре­ли. Но есть еще и Зап­ретная Сек­ция.

— Зап­ретная Сек­ция? — го­лос Алек­са был тус­клым.

— Да. Там кни­ги по чер­ной ма­гии, с зап­ре­щен­ны­ми зак­ли­нани­ями и прок­лять­ями. Очень опас­ные, их вы­да­ют толь­ко стар­ше­кур­сни­кам, ко­торые пи­шут вы­пус­кные ра­боты по за­щите от Тем­ных Ис­кусств и со­бира­ют­ся пос­ту­пать в Ав­ро­рат, и то не всем. И еще там есть кни­ги, из­данные в те го­ды, ког­да Вол­де­морт был пра­вите­лем. Я слы­шал, как Дир­борн го­вори­ла ма­дам Филч, что­бы их ни­кому не вы­дава­ли. Ка­жет­ся, их со­бира­ют­ся пе­редать в Ми­нис­терс­тво. Мо­жет, хоть в них бу­дет что-то про тво­их ро­дите­лей.

Алекс на­конец по­вер­нул го­лову, и в его се­рых гла­зах про­мель­кну­ло что-то, по­хожее на ин­те­рес.

— А как я до них до­берусь? На­вер­ня­ка, Филч сте­режет Зап­ретную Сек­цию не ху­же дра­кона.

Ли­ли вы­тяну­ла из-за спи­ны ка­кую-то стран­ную ткань, пе­рели­вав­шу­юся бли­ками, слов­но струя во­ды под сол­нцем.

— Вот в этом. И не ты, а мы. Это ман­тия-не­видим­ка, я ста­щила ее из па­пино­го шка­фа на ка­нику­лах, па­па все рав­но ее не ис­поль­зу­ет. Как буд­то зна­ла, что при­годит­ся! А ма­дам Филч, ко­неч­но, тор­чит в сво­ей дра­гоцен­ной пыль­ной биб­ли­оте­ке с ут­ра до ве­чера, но ночью-то и она спит. Мож­но пой­ти да­же се­год­ня, ког­да все ус­нут. Мы вый­дем за Ста­рос­та­ми, ког­да они пой­дут на об­ход зам­ка, и вер­немся с ни­ми. Ник­то ни­чего не за­метит.

Алекс скло­нил го­лову, не­довер­чи­во по­щупал ткань ман­тии, очень мяг­кую и неж­ную, по­луп­розрач­ную, поч­ти не ощу­ща­ющу­юся под паль­ца­ми.

— За­чем вам ид­ти со мной? Ес­ли Филч уви­дит нас в ко­ридо­рах в ноч­ное вре­мя, прибь­ет на мес­те.

— Поп­ро­буй толь­ко от нас от­де­лать­ся, — хму­ро ска­зал Рейн, — ина­че Ли­ли та­кой скан­дал ус­тро­ит, что ты сто раз по­жале­ешь, что не взял нас.

— Ус­трою! — уг­ро­жа­юще су­зила гла­за Ли­ли и, ка­жет­ся, сов­сем не шу­тила, — в кон­це кон­цов, мы друзья, и ты не име­ешь со­вер­шенно ни­како­го пра­ва ид­ти один!

Алекс ни­чего не от­ве­тил, толь­ко кив­нул. Но в гру­ди у не­го нем­но­го от­пусти­ло, и ды­шать ста­ло чуть лег­че.

Ве­чером маль­чи­ки ныр­ну­ли в свои кро­вати рань­ше обыч­но­го и тер­пе­ливо де­лали вид, что спят, по­ка Крис, Не­вилл и Джу­ли­ус бур­но об­сужда­ли со­бытия се­год­няшне­го дня. На­конец ре­бята ус­по­ко­ились, а они оде­лись и как мож­но ти­ше выс­коль­зну­ли из ком­на­ты. Ли­ли уже жда­ла их в крес­ле пе­ред по­тух­шим ка­мином, сер­ди­тая и на­дутая.

— На­конец-то! Ар­ти и Ом­фа­ла вот-вот уй­дут, а вас еще нет, а я тут си­жу, как пос­ледняя трол­ли­ха! Да­вай­те быс­трее!

— Си­дела бы как пер­вая трол­ли­ха, — ехид­но по­сове­товал Рейн, и Ли­ли уг­ро­жа­юще нах­му­рилась.

— Чшшшш! — Алекс мот­нул го­ловой в сто­рону лес­тниц, от­ку­да уже слы­шались ша­ги.

Рейн быс­тро на­кинул на всех ман­тию-не­видим­ку, и Алекс с за­та­ен­ным вос­торгом уви­дел, как ис­чезли его но­ги и те­ло. То есть они, ко­неч­но, бы­ли на мес­те, но бы­ло так стран­но смот­реть вниз!

Ед­ва друзья, тол­ка­ясь, умес­ти­лись под ман­ти­ей, в Гос­ти­ную спус­ти­лись Ар­тур У­из­ли и Ом­фа­ла Фадж, Ста­рос­ты Гриф­финдо­ра. Ом­фа­ла рас­пусти­ла по пле­чам гус­тые пе­пель­ные ло­коны и выг­ля­дела очень ми­ло, хо­тя и бы­ла в обыч­ной скуч­ной школь­ной фор­ме. Она сму­щен­но улыб­ну­лась пар­ню, и Ар­тур за­мет­но по­розо­вел. Ли­ли приг­лу­шен­но хи­хик­ну­ла, но к счастью, Ста­рос­ты ее не ус­лы­шали, по­тому что пор­трет Пол­ной Да­мы как раз с шо­рохом отъ­ехал в сто­рону. Ар­тур пе­ред про­ходом га­лан­тно про­пус­тил де­вуш­ку впе­ред, тро­ица, за­та­ив ды­хание и сту­пая как мож­но ти­ше, пос­ле­дова­ла за ни­ми. Ар­тур и Ом­фа­ла, ти­хо пе­рего­вари­ва­ясь, мед­ленно пош­ли по за­пад­но­му ко­ридо­ру, к ним при­со­еди­нил­ся Сэр Ни­колас, к яв­но­му их не­удо­воль­ствию, а Ли­ли, Рейн и Алекс об­легчен­но вздох­ну­ли и дви­нулись по вос­точно­му ко­ридо­ру в сто­рону биб­ли­оте­ки. Навс­тре­чу им то и де­ло по­пада­лись нес­пешно проп­лы­ва­ющие при­виде­ния, про­летел пол­тергей­ст Пивз, злоб­но ку­дах­та­ющий и по­тира­ющий гряз­ные руч­ки. Про­ходи­ли Ста­рос­ты с дру­гих фа­куль­те­тов и пре­пода­вате­ли. Ре­бята каж­дый раз за­мира­ли и ста­рались не ды­шать, ког­да ря­дом по­яв­ля­лись лю­ди. На­конец, пос­ле оче­ред­но­го об­ми­рания, ког­да Рейн боль­но нас­ту­пил на но­гу Алек­су, а лен­та Ли­ли за­цепи­лась за зас­тежку ман­тии Рей­на, раз­вя­залась, и рас­пустив­ши­еся во­лосы зас­ло­нили маль­чи­кам весь об­зор, пе­ред ни­ми по­каза­лись две­ри биб­ли­оте­ки. Ре­бята ос­то­рож­но по­тяну­ли тя­желые створ­ки, шмыг­ну­ли в зал и об­легчен­но пе­реве­ли дух, ски­нув ман­тию. Алекс гром­ко за­шипел от бо­ли, пры­гая на од­ной но­ге, а Рейн вы­путал­ся из во­лос Ли­ли и сер­ди­то про­вор­чал:

— Еще нем­но­го, и я бы за­дох­нулся! Ли­ли, ме­ня удив­ля­ет твоя страсть к лен­там, ко­торые ты пос­то­ян­но те­ря­ешь. У вас, дев­чо­нок, на­вер­ня­ка есть ка­кие-то дру­гие, бо­лее на­деж­ные спо­собы зак­репле­ния во­лос.

— Не будь за­нудой, Рей­ни, — ве­село по­сове­това­ла Ли­ли, пе­реп­ле­тая ко­су, — а то ста­нешь сов­сем, как дя­дя Пер­си.

Алекс ог­ля­нул­ся по сто­ронам, пы­та­ясь со­ри­ен­ти­ровать­ся, в ка­кой час­ти биб­ли­оте­ки на­ходит­ся Зап­ретная Сек­ция, про ко­торую он впер­вые ус­лы­шал от Рей­на. Биб­ли­оте­ка бы­ла пог­ру­жена в по­лум­рак, ос­ве­ща­ясь лишь нес­коль­ки­ми тус­кло ча­дящи­ми лам­па­ми и не­яр­ки­ми фо­наря­ми. Рейн по­нят­ли­во ука­зал ру­кой в са­мый даль­ний угол, в ко­тором пол­ки ка­зались тем­ны­ми и мрач­ны­ми. Алекс ре­шитель­но дви­нул­ся ту­да.

Фо­ли­ан­ты, сто­яв­шие в Зап­ретной Сек­ции, по ви­ду ни­чем не от­ли­чались от тех, что сто­яли на обыч­ных пол­ках. Он на­угад про­тянул ру­ку к пух­ло­му то­му в об­тре­пан­ной об­ложке с чер­ны­ми стра­ница­ми, ос­то­рож­но от­крыл и про­бежал гла­зами по кро­ваво-алым строч­кам. Это ока­залось по­собие то ли по жут­ко опас­ным ядам, то ли по кош­марно опас­ным ча­рам. Маль­чик ра­зоча­рован­но хо­тел бы­ло зак­рыть кни­гу, но вдруг за­метил что-то стран­ное — от ее стра­ниц под­ни­мал­ся не то пар, не то проз­рачный ды­мок. Он не­воль­но вдох­нул его, и пе­ред гла­зами все поп­лы­ло ку­да-то вбок, в ушах за­шуме­ло, слов­но сквозь тол­стую пу­ховую по­душ­ку до­нес­ся го­лос Ли­ли:

— Алекс, нам не сю­да. Ой, что с то­бой?

Он хо­тел от­ве­тить ей, но язык по­чему-то не по­вино­вал­ся. В ушах шу­мело все гром­че, сте­на пры­гала пе­ред гла­зами, тан­цуя ка­кой-то ди­кар­ский та­нец, а кни­га буд­то прик­ле­илась к ру­кам. Алекс при­шел в се­бя на по­лу, оша­лело тряс­ший го­ловой, а пе­ред гла­зами ма­ячи­ло встре­вожен­ное ли­цо Ли­ли.

— Что это бы­ло? — го­лос был про­тив­но-тон­кий и дро­жащий.

— Дур­ман-кни­га, — спо­кой­но от­ве­тил Рейн, ста­вя кни­гу об­ратно на пол­ку, — мы ус­пе­ли выр­вать ее у те­бя до то­го, как ты сов­сем за­чаро­вал­ся. Что­бы от­крыть эту кни­гу, вна­чале нуж­но кап­нуть на об­ложку спе­ци­аль­ное зелье, в ко­торое вхо­дит твоя кровь. Толь­ко тог­да ее мож­но нор­маль­но чи­тать.

— И что, здесь все кни­ги та­кие?

— Боль­шинс­тво. Не­кото­рые тре­бу­ют осо­бых зак­ля­тий, не­кото­рые обя­затель­но нуж­но чи­тать толь­ко вдво­ем. Дру­гие во­об­ще не от­кры­ва­ют­ся, ес­ли чи­татель млад­ше оп­ре­делен­но­го воз­раста. Или от­кры­ва­ют­ся и во­пят так, что по­том не зас­та­вишь умол­кнуть. В об­щем, на то это и Зап­ретная Сек­ция. Так что ос­то­рож­нее.

— По­нят­но, — Алекс под­нялся на но­ги.

— Но те кни­ги, ко­торые мы ищем, не дол­жны быть та­кими. Они же по ис­то­рии, а не по ма­гии. Смот­ри­те-ка, вон там, по-мо­ему, что-то на­писа­но, — Рейн ос­ве­тил вы­сокую пол­ку фо­нарем, ко­торый он пре­дус­мотри­тель­но зах­ва­тил от две­рей.

— «Раз­дел «Ис­то­рия ма­гичес­ко­го ми­ра». Кни­ги, из­данные в 2000-2004 гг.», — про­чита­ла Ли­ли и вос­клик­ну­ла, — это они! Вол­де­морт пра­вил имен­но в те го­ды!

Алекс от­крыл тол­стую кни­гу в тем­но-зе­леном ко­жаном пе­реп­ле­те уже опас­ли­во, дер­жа ее как мож­но даль­ше от се­бя. К его об­легче­нию, она не за­вопи­ла, не ста­ла ис­то­чать по­доз­ри­тель­ный пар и не по­пыта­лась от­ку­сить паль­цы. Ни­чего осо­бен­но­го, это был свод ка­ких-то за­конов. Алекс без ин­те­реса про­лис­тал их, ми­мохо­дом от­ме­чая, что на­каза­ния и штра­фы за ма­лей­шие на­руше­ния и прес­тупле­ния бы­ли прос­то дра­конов­ски­ми. Ря­дом друзья то­же ос­то­рож­но от­кры­вали и прос­матри­вали кни­ги.

Он пос­та­вил за­коны на мес­то и взял сле­ду­ющий том. Это уже ин­те­рес­ней — «Все арис­токра­тичес­кие семьи ма­гичес­кой Ве­ликоб­ри­тании. Ис­то­рия, ле­ген­ды, би­ог­ра­фии. Пе­чата­ет­ся с вы­сочай­ше­го раз­ре­шения Лор­да Вол­де­мор­та». Имя ав­то­ра бы­ло зна­комо — Ри­та Ски­тер, име­лась и ее кол­до-фо­тог­ра­фия — яр­ко нак­ра­шен­ная жен­щи­на сред­них лет в зе­леной об­ле­га­ющей ман­тии улы­балась не­ес­тес­твен­но ши­роко и сла­щаво. Алекс по­чувс­тво­вал от­вра­щение. Кни­га вдруг с шо­рохом от­кры­лась са­ма, и маль­чик с приг­лу­шен­ным воз­гла­сом уро­нил ее на пол. Рейн и Ли­ли тут же под­ско­чили к не­му.

— Что?

— Ты что-то на­шел?

Алекс по­качал бы­ло го­ловой, с опас­кой нак­ло­ня­ясь, что­бы по­доб­рать кни­гу, но вдруг его взгляд за­цепил­ся за фа­милию «Мал­фой» на рас­крыв­шей­ся стра­нице, и он од­ним рыв­ком под­хва­тил ее и под­нес к све­ту фо­наря. Це­лый раз­во­рот за­нима­ла боль­шая цвет­ная кол­до-фо­тог­ра­фия. Алекс впил­ся в нее взгля­дом.

Че­тыре че­лове­ка, двое муж­чин и две жен­щи­ны.

Муж­чи­на и жен­щи­на пос­тарше, оба свет­ло­воло­сые, с вы­соко вски­нуты­ми под­бо­род­ка­ми, ле­дяным при­щуром свет­лых глаз. Пра­виль­ные чер­ты ли­ца муж­чи­ны слов­но вы­реза­ны из мра­мора, а жен­щи­на по­рази­тель­но кра­сивая и столь же по­рази­тель­но хо­лод­ная, от­чужден­ная, по­хожая на Снеж­ную Ко­роле­ву из сказ­ки. В ши­кар­ных ман­ти­ях, на ее шее свер­ка­ет колье, в ушах тя­желые серь­ги, да­же на вид очень до­рогие, у не­го трость с се­реб­ря­ным на­вер­ши­ем в ви­де коб­ры с гла­зами-изум­ру­дами. Нес­мотря на то, что это бы­ла кол­до-фо­тог­ра­фия, они бы­ли поч­ти не­под­вижны, толь­ко кри­вили през­ри­тель­но гу­бы в поч­ти оди­нако­вых над­менных ус­мешках.

Вто­рая па­ра бы­ла сов­сем мо­лодая. У не­го бы­ли та­кие же, как и у ро­дите­лей, свет­лые, поч­ти бе­лые во­лосы и се­рые гла­за.

А она…

Пыш­но­воло­сая и ка­рег­ла­зая де­вуш­ка с уро­ка Лю­пин, с кол­до-фо­тог­ра­фий мис­те­ра Пот­те­ра, ко­торые он раз­гля­дывал, да­же не по­доз­ре­вая ни о чем, еще зи­мой. Та де­воч­ка из Ому­та Па­мяти… Это все бы­ла она…

Сер­дце Алек­са сде­лало в гру­ди пры­жок.

Ма­ма.

Он пе­ревел взгляд на муж­чи­ну ря­дом с ней.

Па­па.

А ведь толь­ко се­год­ня он ви­дел их, и они так кри­чали, как буд­то не­нави­дели друг дру­га боль­ше все­го на све­те.

Те, что пос­тарше, ве­ро­ят­но, бы­ли его ба­буш­кой и де­душ­кой с от­цов­ской сто­роны. Лю­ци­ус Мал­фой, «один из са­мых пре­дан­ных пос­ле­дова­телей Лор­да Вол­де­мор­та».

По спи­не бе­жали му­раш­ки, не хва­тало воз­ду­ха, он час­то за­дышал, жад­но вгля­дыва­ясь в ли­ца. Стран­но бы­ло осоз­на­вать, что эти лю­ди — его семья. Вот эти неп­ри­ят­ные, вы­соко­мер­ные — его род­ные ба­буш­ка и де­душ­ка! А ведь он да­же не зна­ет, как имя этой кра­сивой жен­щи­ны, ко­торую ба­буш­кой наз­вать и язык не по­вора­чива­ет­ся… Сло­жись все ина­че, он, на­вер­ное, близ­ко знал бы их, бы­вал в их зам­ке, да­же жил там, поз­драв­лял с Рож­дес­твом, по­лучал и сам да­рил по­дар­ки… Этим чу­жим лю­дям… А ма­ма це­лова­ла бы его на ночь и…

Нет, нель­зя сей­час об этом ду­мать.

— А ты очень по­хож на сво­его от­ца, толь­ко во­лосы у те­бя тем­ные, как у ма­мы, — ти­хо про­ронил Рейн, заг­ля­дывая че­рез пле­чо.

Алекс быс­тро зас­коль­зил гла­зами по строч­кам тек­ста, ко­торый шел за фо­тог­ра­фи­ей, гло­тая фра­зы, поч­ти не по­нимая, что в них го­ворит­ся, и сно­ва воз­вра­ща­ясь к на­чалу. К ог­ромно­му ра­зоча­рова­нию, он не уз­нал ни­чего но­вого. Со­об­ща­лось то, что он и так уже знал, толь­ко раз­ве что с но­вой по­зиции — взах­леб от ль­сти­вого вос­хи­щения. Мал­фои бы­ли од­ной из са­мых ро­дови­тых се­мей в ок­ру­жении Вол­де­мор­та, бо­гатые и чис­токров­ные, что пре­под­но­силось как выс­шая доб­ро­детель, встав­шие в ря­ды его сто­рон­ни­ков од­ни­ми из пер­вых. Лю­ци­ус Мал­фой приз­на­вал­ся ед­ва ли не пра­вой его ру­кой, а его сын — дос­той­ным про­дол­жа­телем се­мей­ных тра­диций. Вер­ные сто­рон­ни­ки Тем­но­го Лор­да. Эли­та. Выс­шая знать. По­жира­тели Смер­ти. Алекс съ­ежи­вал­ся, ког­да чи­тал о бла­гово­лении Вол­де­мор­та к это­му се­мей­ству, о том, как он бла­гос­клон­но от­несся к свадь­бе млад­ших Мал­фо­ев и сам при­сутс­тво­вал на це­ремо­нии. Под­черки­валось, что мисс Грей­нджер, став­шая мис­сис Дра­ко Мал­фой, от­ме­чалась осо­бым вни­мани­ем с его сто­роны, как весь­ма ум­ная и та­лан­тли­вая кол­дунья. Но при этом ни сло­ва о ро­дите­лях-маг­лах мис­сис Мал­фой.

Он чи­тал, не за­мечая, как ми­га­ет фо­нарь, как пе­реми­на­ют­ся с но­ги на но­гу и нас­то­рожен­но прис­лу­шива­ют­ся к ти­шине его друзья, и оч­нулся, лишь ког­да Ли­ли дер­ну­ла его за ру­кав и про­шеп­та­ла:

— Ка­жет­ся, у нас проб­ле­мы.

У их ног зас­тывшим из­ва­яни­ем си­дела кош­ка зав­хо­за Фил­ча, Мис­сис Нор­рис, и свер­ка­ла крас­ны­ми уголь­ка­ми глаз.

— Ду­маю, по­ра ид­ти. Что-то мы при­поз­дни­лись, — не­воз­му­тимо про­тянул Рейн, раз­во­рачи­вая ман­тию-не­видим­ку.

Алекс пос­пешно зах­лопнул кни­гу, и тут друзья ус­лы­шали лег­кий скрип две­рей и гну­савый го­лос Фил­ча, звав­ше­го кош­ку:

— Кис-кис, моя ум­ни­ца, где ты? Наш­ла этих не­год­ни­ков, ко­торые бро­дят по но­чам?

Кош­ка гром­ко мя­ук­ну­ла, а Филч тор­жес­тву­юще вскри­чал, под­сле­пова­то вгля­дыва­ясь в ря­ды тем­не­ющих по­лок:

— Ну сей­час они мне по­падут­ся!

Алекс кое-как за­пих­нул кни­гу об­ратно на мес­то, ре­бята спеш­но на­кину­ли ман­тию-не­видим­ку и очень ти­хо и ос­то­рож­но проб­ра­лись к две­рям, по боль­шой ду­ге обог­нув Фил­ча. Они поч­ти доб­ра­лись до при­от­кры­тых ство­рок, ког­да во­лосы Ли­ли опять за­щеко­тали Рей­на, и он ужа­са­юще гром­ко в ти­шине чих­нул. Филч при­нял стой­ку как буль­терь­ер, Мис­сис Нор­рис лег­ки­ми прыж­ка­ми под­бе­жала к ним и за­мя­ука­ла.

— Бе­жим! — шеп­нул Алекс, и друзья рва­нули впе­ред.

Ка­ким-то чу­дом ман­тия не сва­лилась, про­дол­жа­ла их скры­вать, и Филч ни­чего не уви­дел. Но он прек­расно ус­лы­шал то­пот ног и уча­щен­ное ды­ханье. К то­му же Мис­сис Нор­рис сле­дова­ла за ни­ми, не от­ста­вая.

— Кыш, пшла! — по­пытал­ся на бе­гу пнуть ее Рейн, но зап­нулся и чуть не упал.

Они бе­жали, по­теряв счет от­вет­вле­ни­ям ко­ридо­ров, ми­га­ющим фа­келам, про­носив­шимся ми­мо, на ле­ту, как в хо­лод­ный душ, вре­зались в изум­ленных при­виде­ний, ка­ким-то чу­дом ус­пе­вали вска­кивать на лес­тни­цы, ме­няв­шие нап­равле­ние. Ли­ли уже то и де­ло спо­тыка­лась, у Рей­на сквозь сжа­тые зу­бы вы­рывал­ся со свис­том воз­дух, у Алек­са от­кры­валось и ни­как не мог­ло от­крыть­ся вто­рое ды­хание. А Мис­сис Нор­рис все бе­жала за ни­ми, мя­укая и слов­но нас­мешли­во по­махи­вая хвос­том. На­конец, са­ми не по­нимая, на ка­ком эта­же, в ка­кой час­ти зам­ка, они свер­ну­ли в оче­ред­ной тем­ный ко­ридор. К нес­частью, он ока­зал­ся ту­пиком, в нем бы­ла толь­ко ни­ша со ста­ту­ей лох­ма­той кол­дуньи, дер­жавшей в ру­ках ог­ромную жа­бу.

— Ну все, по­пались! — вы­дох­нул Рейн.

— Как бы сей­час при­годи­лась па­пина кар­та! — прос­то­нала Ли­ли, стя­гивая ман­тию-не­видим­ку, — я убью Джи­ма и Ру­са! Это ведь они ма­ме нас­ту­чали!

Про­тив­ное мя­уканье кош­ки и шар­ка­ющие ша­ги Фил­ча ста­нови­лись все бли­же. К ним при­со­еди­нил­ся Пивз, по сво­ему обык­но­вению из­де­вав­ший­ся над зав­хо­зом. Ли­ли, тя­жело ды­ша, прис­ло­нилась к ста­туе, и в тот же миг пол под их но­гами зад­ро­жал. А по­том ка­мен­ная пли­та по­вер­ну­лась вок­руг сво­ей оси, от­крыв зи­яющую чер­но­той пус­то­ту. Ли­ли с гром­ким ис­пу­ган­ным вскри­ком слов­но про­вали­лась, ув­ле­кая за со­бой Алек­са, за ко­торо­го ус­пе­ла су­дорож­но схва­тить­ся. Алекс, в свою оче­редь, по­тащил за со­бой Рей­на, хо­тев­ше­го по­мочь друзь­ям. С шу­мом и воп­ля­ми они по­кати­лись вниз по из­ви­лис­то­му уз­ко­му тун­не­лю, в ко­тором пах­ло тух­ля­тиной, и ца­рила кро­меш­ная тем­но­та. Сте­ны про­носи­лись пе­ред гла­зами, пос­ле оче­ред­ных по­воро­тов же­лудок то под­ска­кивал к гор­лу, то па­дал ку­да-то в жи­вот, и бы­ло страш­но — ку­да при­ведет этот тун­нель? С ка­кой вы­соты они упа­дут?!

Вне­зап­но Алекс по­чувс­тво­вал се­бя в воз­ду­хе — тун­нель за­кон­чился! С гром­ким кри­ком друзья вы­лете­ли в от­вер­стие и друж­но при­зем­ли­лись на ужас­но твер­дый ка­мен­ный пол. Ка­жет­ся, вы­сота, на их счастье, бы­ла не смер­тель­ной. Вок­руг бы­ло тем­но, лишь жут­ко­вато бе­лели их ли­ца и ру­ки.

— Ли­ли, встань с ме­ня! — приг­лу­шен­но прох­ри­пел Рейн, — как ты ока­залась на­вер­ху, ес­ли упа­ла впе­ред нас?

— Прос­то я лег­че.

— Ну да, лег­че! Еще нем­но­го, и я был бы раз­давлен в ле­пеш­ку.

— Рей­ни, зна­ешь, за этот ве­чер ты по­бил все ре­кор­ды дя­ди Пер­си по за­нудс­тву.

Рейн хо­тел бы­ло что-то от­ве­тить, но в это мгно­вение вспых­нул яр­кий свет, и друзья вскрик­ну­ли и заж­му­рились от вне­зап­ной бо­ли и ре­зи в гла­зах. Ког­да Алекс по­пытал­ся хоть од­ним глаз­ком взгля­нуть, ку­да они по­пали, его уси­лия увен­ча­лись ус­пе­хом. Яр­кий свет ока­зал­ся ог­нем единс­твен­но­го фа­кела в ру­ках у до­мово­го эль­фа, за ко­торым сто­ял еще де­сяток, все в оди­нако­вых по­лотен­цах с гер­бом Хог­вар­тса.

— Сла­ва Мер­ли­ну, мы по­пали на кух­ню, — об­легчен­но про­тянул Рейн и под­нялся на но­ги, от­ря­хива­ясь.

— Да-да, — за­кива­ли эль­фы, по­могая под­нять­ся Алек­су и Ли­ли, — но по­чему школь­ни­ки гу­ля­ют так поз­дно по Хог­вар­тсу? Нель­зя! Мас­тер Филч бу­дет ру­гать­ся.

— Да мы от не­го и убе­гали, — от­махну­лась Ли­ли, с лю­бопытс­твом ози­ра­ясь вок­руг, — по­дума­ешь, сей­час он по­носит­ся по зам­ку, по­том ус­по­ко­ит­ся, и мы вер­немся об­ратно в свою Гос­ти­ную.

— Ох, мисс Пот­тер так по­хожа на мис­те­ра Пот­те­ра! Так же не об­ра­ща­ет вни­мания на пра­вила, — по­качал ушас­той го­ловой один из эль­фов.

— Прав­да? Па­па то­же ку­да-то бе­гал по но­чам? Как ин­те­рес­но!

— Они с мис­те­ром У­из­ли все вре­мя де­лали то, что зап­ре­ща­ют школь­ные пра­вила — хо­дили по ко­ридо­рам, бро­дили по Зап­ретно­му Ле­су, бы­ли там, где не сле­ду­ет быть.

Рейн ус­мехнул­ся.

— На­до же, ни­ког­да бы не по­думал. На­до по­расс­про­сить па­пу.

Эль­фи­ха в ак­ку­рат­ном пе­ред­ничке при­нес­ла на под­но­се три чаш­ки и та­релоч­ку с пе­чень­ем.

— Вы­пей­те мо­лока. Пе­ред сном де­тям на­до пить мо­локо.

— Не люб­лю мо­локо, — по­мор­щился Алекс, — мож­но яб­лочно­го со­ка или прос­то во­ды?

Ли­ли и Рейн при­сели на кро­хот­ные стулья у круг­ло­го сто­ла (до­мови­ки умиль­но ок­ру­жили их по­лук­ру­гом) и с удо­воль­стви­ем при­нялись уп­ле­тать пе­ченюш­ки, за­пивая мо­локом. А Алекс, по­дошед­ший к ог­ромно­му, еще тлев­ше­му уголь­ка­ми ка­мину, вздрог­нул и ед­ва не вскрик­нул от не­ожи­дан­ности. Из тем­но­го уг­ла свер­ну­ли яр­кие зе­леные гла­за, а по­том на свет валь­яж­но выб­рался ог­ромный кот. Спер­ва маль­чик с ужа­сом по­думал, что это Мис­сис Нор­рис, но приг­ля­дев­шись, по­нял, что ошиб­ся. Это бы­ла вов­се не об­лезлая, то­щая, всег­да го­лод­ная Мис­сис Нор­рис, а очень сы­тый, тол­стый, до­воль­ный жизнью ко­шак с хвос­том, по­хожим на ер­шик для чис­тки бу­тылок.

— Кис-кис, — не­уве­рен­но поз­вал его маль­чик.

Ли­ли за­хихи­кала с на­битым ртом:

— Так он те­бе на кис-кис и отоз­вался. Это же не кот.

— То есть как это? — не по­нял Алекс, приг­ля­дыва­ясь к жи­вот­но­му.

Ну ведь кот. Ры­жая пу­шис­тая шерсть, че­тыре ла­пы, хвост, мор­да — все как обыч­но. Хо­тя вот мор­да ка­кая-то стран­ная, прип­люсну­тая, слов­но его прих­лопну­ли дверью. А во­об­ще… «Да он же на Гар­филда по­хож!» — изу­мил­ся маль­чик, при­пом­нив наг­ло­го ко­тяру из маг­лов­ских муль­тфиль­мов и ко­мик­сов, — «точ­но, один в один!».

— Это книзль, — снис­хо­дитель­но по­яс­нил Рейн, — от ко­та он от­ли­ча­ет­ся так же, ну как про­фес­сор Флинт, до­пус­тим, от гор­но­го трол­ля.

Алекс сде­лал по­пыт­ку при­манить книз­ля, пред­ла­гая мо­локо и пе­ченье, но тот си­дел, пос­верки­вая сво­ими гла­зища­ми, и слов­но свы­сока ус­ме­хал­ся.

— Он жи­вет в Ле­су, — ска­зал один из эль­фов, опас­ли­во об­хо­дя книз­ля, — сю­да при­ходит ку­шать. Иног­да, не час­то.

— Ого, смот­ри­те, на нем ошей­ник!

Ли­ли ос­то­рож­но приб­ли­зилась и очень ак­ку­рат­но кос­ну­лась ру­кой го­ловы книз­ля, по­чеса­ла за уша­ми. Тот снис­хо­дитель­но при­нимал ее пог­ла­жива­ния.

Тон­кая ко­жаная по­лос­ка ох­ва­тыва­ла упи­тан­ную шею, а на ней тус­кло блес­ну­ла мед­ная бляш­ка, не за­мечен­ная в гус­той шер­сти. Книзль, по-преж­не­му не от­ры­вая свер­ка­ющих глаз от Алек­са, неб­режно стрях­нул ру­ку Ли­ли и приб­ли­зил­ся к маль­чи­ку. Он приг­ля­дывал­ся и при­нюхи­вал­ся к не­му, буд­то ста­ра­ясь вспом­нить, где же ви­дел. Алекс не­уве­рен­но про­тянул к не­му ру­ку и ис­пу­ган­но от­шатнул­ся, по­тому что книзль вдруг прыг­нул. Но не на не­го, а на ка­мин­ную пол­ку. Про­хажи­ва­ясь по ней взад и впе­ред, он за­ур­чал гром­ко и ба­сови­то, точ­но внут­ри не­го вклю­чил­ся мо­тор­чик, и все так же смот­рел толь­ко на Алек­са. Он слов­но приг­ла­шал по­дой­ти поб­ли­же. Алекс по­дошел, а книзль по­дод­ви­нул к не­му ла­пой ка­кую-то ве­щицу. Алекс прис­мотрел­ся. Кра­сивая ста­ту­эт­ка, без­де­луш­ка для ка­мин­ных по­лок, изоб­ра­жа­ющая пти­цу с рас­прав­ленны­ми крыль­ями. Ма­лень­кая фи­гур­ка бы­ла сде­лана очень ис­кусно, ее пе­рыш­ки кра­сиво от­ли­вали се­реб­ром. Маль­чик дот­ро­нул­ся до нее и тут же оше­лом­ленно от­дернул ру­ку, по­тому что птич­ка вдруг слов­но ожи­ла, ти­хо зас­ви­рис­те­ла, нес­коль­ко раз хлоп­ну­ла крыль­ями, под­прыг­ну­ла в воз­ду­хе, со зво­ном упа­ла об­ратно на пол­ку и прев­ра­тилась в… пред­мет, очень не­обыч­ный для это­го мес­та, для этой об­ста­нов­ки и сре­ди этих су­ществ! Циф­ро­вой дик­то­фон, очень ма­лень­кий и ком­пак­тный, со мно­гими фун­кци­ями и компь­ютер­ной об­ра­бот­кой за­писан­ных фай­лов.

Воп­рос на сто мил­ли­онов фун­тов стер­лингов — что де­ла­ет маг­лов­ский дик­то­фон в ма­гичес­ком зам­ке?

А еще на пол­ке та­инс­твен­но свер­кнул си­ними ис­корка­ми свет­лый кру­жочек, ко­торый маль­чик спер­ва не за­метил. Это ока­залось се­реб­ря­ное коль­цо, ук­ра­шен­ное сти­лизо­ван­ной вы­тяну­той мор­дой вол­ка, гла­зами ко­торо­го бы­ли дра­гоцен­ные кам­ни.

— От­ку­да это здесь? — Алекс дот­ро­нул­ся до коль­ца, а по­том, ос­ме­лев, взял его в ру­ки и по­вер­тел, рас­смат­ри­вая.

Ни­чего осо­бен­но­го. Коль­цо как коль­цо. Боль­шое для не­го, кра­сивое и не­обыч­ное, ни­чего не ска­жешь. Но до­мови­ха в пе­ред­ни­ке вы­тара­щила гла­за.

— Вы ви­дите?! Вы тро­га­ете?!!

— Ну да, а что? Это опас­но? — маль­чик ос­то­рож­но по­ложил коль­цо об­ратно на пол­ку.

До­мови­ха сжа­лась в ко­мочек и за­мота­ла го­ловой:

— Пло­хая, ох, пло­хая вещь! Они здесь дав­но, мы не тро­га­ем, бо­им­ся! ОНО не под­пуска­ет нас близ­ко! ОНО, — ее дро­жащий па­лец ука­зывал на коль­цо, — де­ла­ет так, что мы не мо­жем тро­гать, не мо­жем го­ворить о нем. Его ник­то не ви­дел, кро­ме нас. Вы пер­вый!

Все ос­таль­ные друж­но и ис­пу­ган­но за­кива­ли, под­тверждая ее сло­ва.

— Один­надцать зим на­зад, — про­дол­жа­ла до­мови­ха, — это при­нес и ос­та­вил здесь эльф-до­мовик. Сво­бод­ная! Она бы­ла ра­нена, без сил, го­вори­ла что-то не­понят­ное и очень спе­шила! А мы ни­чего не по­няли. Вот это так и ле­жит уже один­надцать зим и не пус­ка­ет нас к се­бе. Силь­ная ма­гия, чу­жая! У нас нет сил про­тив нее!

Стран­ное за­яв­ле­ние, но, на­вер­ное, прав­да. На пол­ке был та­кой тол­стый слой пы­ли, как буд­то ее не вы­тира­ли лет де­сять или боль­ше. Ин­те­рес­но, а книзль-то не ис­пу­гал­ся!

Коль­цо, ко­торое не поз­во­ляло до­мови­кам приб­ли­зить­ся, ко­неч­но, вещь ин­те­рес­ная, толь­ко го­раз­до боль­ше его за­ин­те­ресо­вал дик­то­фон.

Алекс пок­ру­тил дик­то­фон в ру­ках, на­жал нес­коль­ко кно­почек. При­бор еще ра­ботал, пош­ла за­пись. До­мови­ки нас­то­рожен­но наб­лю­дали за его дей­стви­ями. Но маль­чик не ус­пел прис­лу­шать­ся, о чем идет речь, как Ли­ли и Рейн, лю­бопыт­но по­дошед­шие поб­ли­же, вдруг вы­тара­щили гла­за и по­пяти­лись. Он не­до­умен­но ог­ля­нул­ся и чуть не упал пря­мо в ка­мин. В про­еме две­ри кух­ни сто­яла про­фес­сор Лю­пин с су­рово под­жа­тыми гу­бами, в сво­ей не­из­менной стро­гой чер­ной ман­тии, а за ее спи­ной ма­ячил с мер­зкой и тор­жес­тву­ющей ух­мылкой Филч!

— Мал­фой, У­из­ли, Пот­тер! — чет­ко вы­гова­ривая сло­ва, про­цеди­ла их де­кан, — Что. Вы. Здесь. Де­ла­ете. В. Та­кое. Вре­мя? Я вас спра­шиваю!!!!!

До­мови­ки ис­пу­ган­но пис­кну­ли, Ли­ли и Рейн неп­ро­из­воль­но втя­нули го­ловы в пле­чи, а Алекс ви­нова­то взгля­нул на дру­зей — это ведь из-за не­го они по­пали в та­кую пе­ред­ря­гу!

— Это все я ви­новат! Они тут не при чем!

— Мол­чать, Мал­фой! Как ни прис­кор­бно, трид­цать оч­ков с Гриф­финдо­ра. Марш за мной. Зав­тра с ут­ра всем к ди­рек­то­ру.

Ноз­дри но­са про­фес­со­ра Лю­пин тре­пета­ли от гне­ва, а зе­лено-ка­рие гла­за ме­тали мол­нии и гро­зили ужас­ной рас­пра­вой. Ре­бята, по­нурив­шись, поп­ле­лись за про­фес­со­ром, до­мови­ки по­маха­ли им вслед, а книзль хрип­ло мя­ук­нул, слов­но обод­ряя.

Филч всю до­рогу пред­ла­гал раз­ные ва­ри­ан­ты на­каза­ний за прос­ту­пок, вклю­чая пор­ку плеть­ми, под­ве­шива­ние за боль­шие паль­цы ног и ос­тавле­ние без ужи­на на це­лый ме­сяц, но про­фес­сор Лю­пин су­хо поб­ла­года­рила его за бди­тель­ность и от­пусти­ла. Она са­ма до­вела ре­бят до их Гос­ти­ной, еще раз очень гроз­но на­пом­ни­ла, что зав­тра, точ­нее, уже се­год­ня их ждет ди­рек­тор Мак­Го­нагалл, и прос­ле­дила, что­бы они прош­ли за пор­трет Пол­ной Да­мы, ко­торая при ви­де их уны­лой де­лега­ции пос­пешно спря­тала по­чатую ко­роб­ку с ро­мовы­ми ко­тел­ка­ми.

Алекс спи­ной чувс­тво­вал тя­желый бу­равя­щий взгляд де­кана. Про­бира­ясь че­рез про­ем, он вдруг пред­ста­вил, как го­ворит ей, что зна­ет об их родс­тве. На­рисо­ван­ная кар­ти­на оп­ти­миз­ма не вну­шала, он да­же по­ежил­ся. Про­фес­сор Лю­пин не приз­на­вала его родс­твен­ни­ком, она бы­ла чу­жим че­лове­ком, стро­гим пре­пода­вате­лем, нев­злю­бив­шим его с пер­во­го взгля­да. Что из­ме­нилось в пос­ледние ча­сы, да­же ес­ли ему ста­ло из­вес­тно, что она и его отец бы­ли ку­зена­ми? Ни­чего.

— Да лад­но, — Ли­ли бы­ла оп­ти­мис­тична, — не бу­дет ни­чего! Она же уже сня­ла с нас оч­ки.

— Не уве­рен, — по­качал го­ловой Рейн, — по-мо­ему, она бы­ла нас­тро­ена очень серь­ез­но.

Алекс ви­нова­то про­бор­мо­тал, под­ни­ма­ясь по лес­тни­це к сво­ей спаль­не:

— Я же го­ворил, не сто­ило вам хо­дить со мной.

— Слу­шай, прек­ра­ти, а? Ну пош­ли мы вмес­те, и к ди­рек­то­ру то­же пой­дем вмес­те. Не съ­ест же нас Мак­Го­нагалл, по­руга­ет толь­ко, наз­на­чит на­каза­ния. За­то ты хоть что-то уз­нал о сво­их ро­дите­лях, прав­да?

«Да уж, пред­став­ляю, ка­ким бу­дет мое на­каза­ние. Лю­пин точ­но бу­дет до­бивать­ся, что­бы ме­ня с по­зором выг­на­ли из шко­лы. А о ро­дите­лях ни­чего но­вого в той кни­ге и не бы­ло. Все бы­ло зря…»

А на­ут­ро Алекс прос­нулся от то­го, что Ли­ли с раз­бе­гу плюх­ну­лась на его кро­вать. Вид у нее был нес­час­тный.

— Вста­вай­те, нас и в са­мом де­ле вы­зыва­ют к Мак­Го­нагалл, — вздох­ну­ла она, скла­дывая на ко­ленях ман­тию-не­видим­ку, ви­димо, воз­вра­щен­ную до­мови­ками.

— Ух ты, а что вы нат­во­рили? — на лок­те при­под­нялся Крис.

— Ров­ным сче­том ни­чего! — от­ре­зал Рейн, — Ли­ли, вый­ди, по­жалуй­ста, нам нуж­но одеть­ся.

По­ка они шли к ди­рек­тор­ской гор­гулье, Ли­ли все не­до­умен­но пов­то­ряла:

— По­чему те­тя Ним­фа­дора так рас­серди­лась? По­дума­ешь, поб­ро­дили ночью по зам­ку! Да на­вер­ня­ка она, ког­да учи­лась в шко­ле, то­же на­руша­ла ку­чу пра­вил.

— Мы бы­ли НОЧЬЮ в ЗАП­РЕТНОЙ СЕК­ЦИИ под МАН­ТИ­ЕЙ-НЕ­ВИДИМ­КОЙ и смот­ре­ли ЗАП­РЕ­ЩЕН­НЫЕ КНИ­ГИ! — хо­ром на­пом­ни­ли ей Алекс и Рейн.

— Ну и что? Не в Зап­ретном же Ле­су. К то­му же о Зап­ретной Сек­ции она не зна­ет.

— Ли­ли, ты по­теря­ла чувс­тво ре­аль­нос­ти? Филч ей на­вер­ня­ка обо всем до­ложил. Да ты пос­чи­тай, сколь­ко пра­вил мы на­руши­ли.

— Маль­чи­ки, вы оба та­кие за­нуд­ные! В вас нет ни грам­ма тя­ги к прик­лю­чени­ям. К ста­рос­ти вы бу­дете шам­ка­ющи­ми без­зу­быми ста­рика­ми, ко­торые все вре­мя но­ют и при­чита­ют. Что я во­об­ще с ва­ми де­лаю?

Алекс и Рейн пе­рег­ля­нулись и зас­ме­ялись. Ли­ли всег­да уда­валось под­нять им нас­тро­ение. Да­же сей­час, ког­да обыч­но не­воз­му­тимый Рейн выг­ля­дел взвол­но­ван­ным, а Алекс так во­об­ще чувс­тво­вал се­бя же­ле на та­рел­ке.

Тот же па­роль, гор­гулья воз­несла их на­верх. Они роб­ко пос­ту­чались и от­кры­ли дверь. К их удив­ле­нию, в ка­бине­те не бы­ло Лю­пин, толь­ко ди­рек­тор Мак­Го­нагалл и…

— Па­па! — взвиз­гну­ла Ли­ли, бро­са­ясь к чер­но­воло­сому муж­чи­не, — как ты здесь ока­зал­ся?

— По­тому что ме­ня выз­ва­ли! — стро­го ска­зал мис­тер Пот­тер, од­на­ко креп­ко об­нял дочь.

— Мис­тер Пот­тер, — Мак­Го­нагалл нак­ло­нила го­лову, и ее гла­за лу­каво свер­кну­ли за стек­ла­ми оч­ков, — я ос­тавлю вас. Ду­маю, вы смо­жете ра­зоб­рать­ся с деть­ми и вну­шить им, что нель­зя на­рушать пра­вила на­шей шко­лы, раз­ра­ботан­ные серь­ез­ны­ми и ува­жа­емы­ми ма­гами за­дол­го до их, да и до на­шего с ва­ми рож­де­ния.

— Ко­неч­но, про­фес­сор Мак­Го­нагалл, — от­ве­тил мис­тер Пот­тер, и они за­говор­щи­чес­ки пе­рег­ля­нулись.

— Итак, Ли­ли, Рейн, Алекс, — отец Ли­ли про­шел­ся по ка­бине­ту, за­ложив ру­ки за спи­ну и ис­ко­са пог­ля­дывая на пор­тре­ты ди­рек­то­ров и ди­рек­трис Хог­вар­тса, — в чем де­ло? По­чему с ран­не­го ут­ра мне со­об­ща­ют на ра­боту, что моя дочь, мой пле­мян­ник и мой опе­ка­емый на­руша­ют це­лый свод школь­ных пра­вил, ве­дут се­бя прос­то бе­зоб­разно, неп­ри­нуж­денно раз­гу­ливая по но­чам по ог­ромно­му зам­ку, в ко­тором не­мало опас­ных мест?

— Пап, по­нима­ешь, мы хо­тели…

Рейн дер­нул Ли­ли сза­ди за ко­су, а ког­да де­воч­ка воз­му­щен­но ог­ля­нулась, Алекс сде­лал страш­ные гла­за.

— Мы прос­то хо­тели… про­верить ман­тию-не­видим­ку!

— Ман­тию-не­видим­ку? Ли­ли, ты при­вез­ла ее сю­да из до­ма?!

— Да, па­поч­ка.

— Мис­тер Пот­тер, это я поп­ро­сил Ли­ли! Я же ни­ког­да не ви­дел та­ких ман­тий!

— Мы вмес­те поп­ро­сили! Нам за­хоте­лось…э-э-э… прик­лю­чений!

— Рей­ни, это бы­ла моя идея!

— А еще мне за­хоте­лось пос­мотреть кух­ню и уз­нать, как еда по­пада­ет в Боль­шой зал!

— И по­бол­тать с до­мови­ками, и еще…

Мис­тер Пот­тер со стран­ным вы­раже­ни­ем ли­ца слу­шал сбив­чи­вые объ­яс­не­ния трех ре­бят, ко­торые яв­но вы­гора­жива­ли друг дру­га.

— Все по­нят­но. В вас вдруг взыг­ра­ли не­уме­рен­ное лю­бопытс­тво и жаж­да прик­лю­чений, а тут под ру­ку удач­но под­верну­лась ман­тия-не­видим­ка, ко­торую Ли­ли без раз­ре­шения ста­щила у ме­ня, и вот по­луча­ем ре­зуль­тат — вы­зов в шко­лу.

— При­мер­но так, — по­пыта­лась улыб­нуть­ся его дочь, — а ты не бу­дешь силь­но ру­гать­ся?

— Не бу­ду. Но вы дол­жны твер­до у­яс­нить — ес­ли бу­дет еще один та­кой вы­зов, и мне опять при­дет­ся объ­яс­нять­ся с очень сер­ди­той про­фес­сор Лю­пин, на­каза­ния на все ле­то вам обес­пе­чены. Всем тро­им.

— И на­вер­ное, не име­ет смыс­ла на­поми­нать, что вы с дя­дей Ро­ном то­же ве­ли се­бя не сов­сем хо­рошо?

— Не име­ет. Алекс, Рейн, — мис­тер Пот­тер очень вни­матель­но пос­мотрел на двух маль­чи­ков, — у ме­ня к вам боль­шая прось­ба. По­жалуй­ста, приг­ля­дывай­те за Ли­ли, не да­вай­те пус­кать­ся в…кхм… нес­коль­ко сом­ни­тель­ные и опас­ные аван­тю­ры. Не­кото­рые чер­ты ее ха­рак­те­ра зас­тавля­ют ме­ня бес­по­ко­ить­ся. По­рой она ве­дет се­бя как не­разум­ный ре­бенок.

— Хо­рошо, мис­тер Пот­тер, — кив­нул Алекс.

Отец Ли­ли кив­нул в от­вет и вдруг, со­вер­шенно не­ожи­дан­но, взъ­еро­шил маль­чи­ку во­лосы и улыб­нулся.

— А ты за­мет­но под­рос, Алекс, ско­ро до­гонишь Рей­на. Лад­но, иди­те, вы, на­вер­ное, еще не по­ели. Ес­ли Джин­ни уз­на­ет, что я го­ворил с ва­ми до зав­тра­ка, ее хва­тит удар, и она са­ма прим­чится сю­да прос­ле­дить, что­бы вы при­няли по­ложен­ное ко­личес­тво ка­лорий.

Ли­ли об­ре­ла го­лос толь­ко в ко­ридо­ре.

— Что?! Я ве­ду се­бя как ре­бенок?! Ни­чего се­бе! И вы еще бу­дете за мной прис­матри­вать!!! Толь­ко поп­ро­буй­те!

— Но ведь это имен­но в твою свет­лую го­лову приш­ла идея заб­рать­ся в Зап­ретную Сек­цию, — ехид­но при­щурил­ся Рейн, — кста­ти, ты опять по­теря­ла лен­ту.

— Да я… ах ты… ой! — Ли­ли, как всег­да шед­шая ли­цом к маль­чи­кам и спи­ной впе­ред, вре­залась в Сэ­ма Ву­да с ог­ромной стоп­кой книг.

— Ох, прос­ти, Сэм­ми! Сей­час мы те­бе по­можем.

Ре­бята бро­сились под­би­рать кни­ги. Алекс с удив­ле­ни­ем уви­дел учеб­ни­ки для треть­его кур­са.

— Сэм, ты ко­му это взял?

— Как ко­му? Се­бе, ко­неч­но. В тран­сфи­гура­ции за тре­тий курс есть очень ин­те­рес­ное зак­лятье, я его столь­ко ис­кал.

— Но вы же его прой­де­те в сле­ду­ющем го­ду.

— Ну и что? А мне хо­чет­ся поп­ро­бовать сей­час. Вдруг по­лучит­ся?

Сэм под­мигнул Алек­су и сно­ва наг­ру­зил­ся стоп­кой.

— Лад­но, по­ка. А че­го это вас на зав­тра­ке не бы­ло? Ли­ли, ты по­теря­ла лен­ту, — он вос­хи­щен­но ус­та­вил­ся на де­воч­ку.

Ли­ли трях­ну­ла го­ловой, от­ки­дывая во­лосы на­зад, от­че­го те взмет­ну­лись блес­тя­щей чер­ной вол­ной, и за­дор­но улыб­ну­лась.

— Нас вы­зыва­ли к ди­рек­то­ру, а сей­час мы как раз идем на зав­трак. По­ка, Сэм­ми.

— Алекс, фут­бол се­год­ня не от­ме­ня­ет­ся? — вдо­гон­ку им крик­нул вто­рокур­сник.

— Ко­неч­но, нет.

— Тог­да встре­тим­ся!

— Толь­ко ког­тевран­цы мо­гут пой­ти в биб­ли­оте­ку в вос­кре­сенье ут­ром и наб­рать там ку­чу за­ум­ных кни­жек. Ин­те­рес­но, по­чему Сэм­ми по­пал в Ког­тевран? Ведь его ма­ма и па­па бы­ли в Гриф­финдо­ре, — за­дум­чи­во про­тяну­ла Ли­ли, ог­ля­нув­шись вслед ког­тевран­цу.

Об­ра­дован­ный тем, что ку­зина за­была про свое воз­му­щение, Рейн охот­но под­хва­тил те­му:

— Но это же не обя­затель­ное ус­ло­вие. По­чему бы Сэ­му и не учить­ся в Ког­тевра­не? Он же жут­ко ум­ный, са­ма ви­дела учеб­ни­ки, там да­же ну­меро­логия бы­ла. И мно­гие на­ши од­но­кур­сни­ки учат­ся сов­сем не на тех фа­куль­те­тах, на ко­торых учи­лись их ро­дите­ли.

— Кто, нап­ри­мер? Мы с то­бой и Алекс? — Ли­ли за­хихи­кала.

— По­чему мы? Шля­па как раз от­пра­вила нас имен­но на ро­дитель­ские фа­куль­те­ты. Вот, нап­ри­мер, у Эри­уса ма­ма учи­лась в Ког­тевра­не, па­па — в Пуф­фендуе, а он сам по­пал в Сли­зерин. У Даф­ны ма­ма бы­ла в Ког­тевра­не, она — гриф­финдор­ка. У А­иды ро­дите­ли бы­ли в Пуф­фендуе, она — в Ког­тевра­не. Та­ких слу­ча­ев мно­го. В де­тях со­чета­ют­ся ге­ны обо­их ро­дите­лей, и иног­да по­луча­ет­ся со­вер­шенно не­ожи­дан­ный ре­зуль­тат.

— Мер­лин, Рей­ни, от­ку­да ты это зна­ешь?

— По­тому что я не хло­паю уша­ми, в от­ли­чие от те­бя, и чи­таю серь­ез­ные кни­ги, а не дев­чо­ночьи жур­на­лы, — Рейн изоб­ра­зил, с ка­ким вни­мани­ем Ли­ли чи­та­ет свои жур­на­лы.

Алекс зас­ме­ял­ся, за ним не вы­дер­жа­ла и прыс­ну­ла Ли­ли, а Рейн улыб­нулся. Они вбе­жали в Боль­шой Зал, в ко­тором уже поч­ти не бы­ло на­рода, и при­нялись за за­поз­да­лый зав­трак, бол­тая о том, что го­вори­ли Крис, Джу­ли­ус и Не­вилл, уз­нав, что их с ут­ра по­рань­ше выз­ва­ли к Мак­Го­нагалл, о пос­леднем квид­дичном со­рев­но­вании, ког­да Гриф­финдор по­зор­но про­дул Сли­зери­ну со сче­том 350:50 и по­терял шанс вы­иг­рать Ку­бок Шко­лы в этом го­ду, и о пред­сто­ящих эк­за­менах.


* * *


— Они бессовестно вра­ли.

Ми­нер­ва Мак­Го­нагалл на­лила чаш­ку чая из под­ле­тев­ше­го чай­ни­ка и про­тяну­ла ее Гар­ри Пот­те­ру. Мо­лоч­ник сам под­плыл с дру­гого края сто­ла, а за ним при­ковы­ляла са­хар­ни­ца.

— Да­же не сом­не­ва­юсь. Не ду­маю, что они хо­тели прос­то про­гулять­ся по зам­ку, — по стро­гому ли­цу ди­рек­то­ра сколь­зну­ла не­уло­вимая улыб­ка.

— Я то­же. Вспо­миная свои школь­ные го­ды, с боль­шой уве­рен­ностью мо­гу ут­вер­ждать, что не прос­то так. А зная свою не­пос­лушную дочь, во­об­ще стоп­ро­цен­тно уве­рен, что у них бы­ла ка­кая-то цель.

Ми­нер­ва уже от­кры­то ус­мехну­лась, а Гар­ри от­кашлял­ся, от­пил гло­ток чая и, по­бара­банив паль­ца­ми по сто­лу, не­реши­тель­но про­тянул:

— Про­фес­сор Мак­Го­нагалл, у ме­ня к вам на­меча­ет­ся де­ликат­ный раз­го­вор.

Ми­нер­ва по­нима­юще кив­ну­ла.

— И я да­же до­гады­ва­юсь, о чем. Вер­нее, о ком.

— Да, об Алек­се, — Гар­ри сно­ва про­чис­тил гор­ло, — что вы о нем ду­ма­ете?

Ми­нер­ва мол­ча­ла ми­нут пять, раз­мышляя и под­би­рая сло­ва. Гар­ри уже бы­ло по­думал, что она не по­няла или не рас­слы­шала воп­ро­са. Но про­фес­сор Мак­Го­нагалл на­конец на­чала го­ворить, и стран­ное бы­ло у нее ли­цо — од­новре­мен­но нап­ря­жен­ное и за­дум­чи­вое.

— Он хо­роший маль­чик. Это пер­вое и са­мое глав­ное. У не­го доб­рое и чут­кое сер­дце. Ес­ли хо­чешь знать мое от­но­шение к не­му, то мо­гу ска­зать од­но — я ра­да, что он учит­ся на Гриф­финдо­ре, и по­лагаю, при­дет вре­мя, ког­да мы бу­дем гор­дить­ся еще од­ним слав­ным гриф­финдор­цем.

Гар­ри был удив­лен, но не нас­толь­ко, что­бы пре­рывать про­фес­со­ра.

— Да, и от сво­их слов не от­ка­жусь. Ты зна­ешь, что про­изош­ло вче­ра на уро­ке Ним­фа­доры?

— Нет, Тонкс мне ни­чего не го­вори­ла, слиш­ком бы­ла ув­ле­чена кри­ками о на­шем с Ро­ном раз­гиль­дяй­стве и неп­ра­виль­ном вос­пи­тании де­тей, — Гар­ри по­жал пле­чами, — как буд­то са­ма не бы­ла ре­бен­ком и не учи­лась в Хог­вар­тсе.

Ми­нер­ва крат­ко рас­ска­зала ему о про­ис­шес­твии.

— Но как это воз­можно, про­фес­сор? Я ни с чем по­доб­ным не стал­ки­вал­ся! Без ма­хови­ка, толь­ко па­лоч­ка и зак­лятье?

— Да, как ни уди­витель­но. Но, как я уже ска­зала Ним­фа­доре, по­доб­ное в сте­нах Хог­вар­тса хоть и край­не ред­ко, но слу­ча­ет­ся при сов­па­дении очень мно­гих ус­ло­вий и об­сто­ятель­ств. Я по­сове­това­ла маль­чи­ку сме­нить па­лоч­ку, но ты же зна­ешь, это край­не де­ликат­ное и не­лег­кое де­ло. К то­му же не маг вы­бира­ет па­лоч­ку, а она его, — Ми­нер­ва вздох­ну­ла, — этот слу­чай со­вер­шенно вы­бил Ним­фа­дору из ко­леи, рас­тра­вив ста­рые ра­ны, и сов­сем не при­бавил дру­желю­бия по от­но­шению к Алек­су. Мне очень пе­чаль­но наб­лю­дать за этим, осо­бен­но ес­ли учесть, что она все-та­ки его родс­твен­ни­ца. И она слы­шать об этом не же­ла­ет. По­это­му мне бы очень хо­телось, что­бы ты не от­талки­вал Алек­са.

На ли­це Гар­ри по­яви­лось нем­но­го сму­щен­ное и рас­те­рян­ное вы­раже­ние. Он по­мол­чал и ти­хо ска­зал:

— Тонкс так из­ме­нилась. Я, на­вер­ное, ско­ро за­буду, ка­кой она бы­ла рань­ше. Пом­ни­те, про­фес­сор? Ве­селая, жиз­не­радос­тная, не­ук­лю­жая. Пе­реби­ла ку­чу ча­шек и окон, раз­несла в ще­пы гру­ду ме­бели. Как сте­нала мис­сис У­из­ли, ког­да Тонкс умуд­ри­лась раз­бить весь вол­шебный сто­ловый сер­виз, по­дарен­ный им с Ре­мусом на свадь­бу! А ведь все спе­ци­аль­но бы­ло за­чаро­вано от раз­би­вания. Я всег­да за­давал­ся дву­мя воп­ро­сами — как же она учи­лась в Ав­ро­рате и как умуд­ря­лась ле­тать на мет­ле и не вре­зать­ся во все по­пада­ющи­еся пре­пятс­твия? Ну там де­ревья, до­ма, тру­бы…

Ми­нер­ва теп­ло улыб­ну­лась и кив­ну­ла.

— Пом­ню. Алас­тор ее очень це­нил, счи­тал, что ав­рор она пре­вос­ходный, а па­ра-трой­ка раз­не­сен­ных в пух и прах по­меще­ний — это пус­тя­ки. А как ве­лико­леп­но и ори­гиналь­но она ме­няла внеш­ность! Но сей­час Ним­фа­дора ред­ко ис­поль­зу­ет свои спо­соб­ности, соз­на­тель­но га­сит их и уже дав­но. Ду­маю, ни к че­му хо­роше­му это не при­ведет.

Во­царив­шу­юся ти­шину на­рушил зна­комый звуч­ный го­лос:

— Сер­дце Ним­фа­доры пе­репол­не­но болью и го­речью, но не же­ла­ет из­лить их и от­крыть­ся но­вой люб­ви.

Ми­нер­ва вздрог­ну­ла и обер­ну­лась к пор­тре­ту про­фес­со­ра Дамб­лдо­ра. Он ки­вал го­ловой и бро­сал из-под оч­ков яс­ные взгля­ды.

— Увы, это так.

— Аль­бус, — за­мет­но вол­ну­ясь, спро­сила Ми­нер­ва, — а вы, что вы ду­ма­ете об Алек­сан­дре?

— Сы­не Дра­ко Мал­фоя и Гер­ми­оны Грей­нджер? Что же мо­жет ска­зать ста­рый мер­твый пор­трет о жи­вом маль­чи­ке, ко­торый слиш­ком ве­рен друзь­ям, что­бы приз­нать­ся во лжи?

— Аль­бус…

Гар­ри вдруг по­думал, что пор­трет Дамб­лдо­ра ви­сит и у не­го в ка­бине­те, и так­же, как и Мак­Го­нагалл, ему не при­ходи­ло в го­лову спро­сить его мне­ния. И с рез­ким сты­дом ему по­дума­лось, как мы быс­тро за­быва­ем тех, ко­го с на­ми нет, как бы ни ве­лики и ни до­роги они бы­ли. Они вы­пада­ют из на­шей жиз­ни, а мы идем даль­ше, и с этим ни­чего нель­зя по­делать.

— О, нет, я не осуж­даю. Я прос­то кон­ста­тирую.

— И все же, про­фес­сор Дамб­лдор.

Пор­трет улыб­нулся.

— У не­го доб­рое и чут­кое сер­дце, и это вер­но, Ми­нер­ва. И еще в его сер­дечке жи­вет лю­бовь.

— Лю­бовь? К ко­му? — Гар­ри с от­тенком до­сады от­ме­тил, что Дамб­лдор, да­же бу­дучи пор­тре­том, сох­ра­нил ма­неру ре­чи, ко­торая иног­да прос­то-та­ки бе­сит.

— Лю­бовь к жиз­ни. К ис­кусс­тву ма­гии. К Хог­вар­тсу. К сво­им друзь­ям. К те­бе, Гар­ри. И к ро­дите­лям, ко­торых ни­ког­да не ви­дел.

— Ко мне?! — Гар­ри не су­мел скрыть сво­его изум­ле­ния.

— Да, по­чему ты удив­ля­ешь­ся? Ты был пер­вым взрос­лым вол­шебни­ком, ко­торый встре­тил­ся ему в ма­гичес­ком ми­ре. Ты стал его опе­куном, при­нял в сво­ем до­ме, уса­дил за свой стол. Для не­го это очень мно­го зна­чит. Лю­бовь к те­бе, ко­торую он да­же не осоз­на­ет, ме­ша­ет­ся с бла­годар­ностью, но от­нюдь не сле­пит гла­за. А лю­бовь к ро­дите­лям — это неч­то осо­бое, ты зна­ешь это луч­ше ме­ня. И сда­ет­ся мне, она да­леко по­ведет маль­чи­ка, бу­дет ему пу­тевод­ной звез­дой в бу­шу­ющем мо­ре жиз­ни.

Гар­ри сде­лал неп­ро­из­воль­ное дви­жение, но пор­трет про­дол­жил:

— Я знаю, что ты хо­чешь ска­зать. Но лю­бовь — это са­мое по­рази­тель­ное и та­инс­твен­ное чувс­тво на зем­ле! Ес­ли че­ловек лю­бит ко­го-то, ес­ли в его сер­дце го­рит кро­хот­ный ого­нек теп­ло­ты, при­вязан­ности, неж­ности, зна­чит, еще не все по­теря­но.

— Да­же ес­ли это са­мый отъ­яв­ленный не­годяй? По­жира­тель Смер­ти Вол­де­мор­та?

Дамб­лдор кив­нул, серь­ез­но и глу­боко.

— Да­же ес­ли это По­жира­тель Смер­ти. А ведь они не бы­ли со­бира­тель­ным воп­ло­щени­ем зла, кон­цен­три­рован­ной не­навистью ко всем ина­комыс­ля­щим. Не за­бывай, они та­кие же лю­ди, у ко­торых бы­ли семьи, бы­ли род­ные и близ­кие, друзья и при­яте­ли. Они бы­ли нуж­ны им. Это очень важ­но, Гар­ри, — знать, что ты ко­му-то ну­жен, со все­ми сво­ими не­дос­татка­ми, при­чуда­ми, слож­ным ха­рак­те­ром и сво­еоб­разным взгля­дом на жизнь. Я до­гады­ва­юсь, ко­го имен­но ты име­ешь в ви­ду. В сер­дце Се­веру­са Сней­па жи­ла ог­ромная лю­бовь, ко­торая ос­ве­щала всю его жизнь и, к со­жале­нию, оп­ре­дели­ла сде­лан­ный им вы­бор. Но кто мо­жет по­ручить­ся, что свет этой люб­ви не спас его во ть­ме смер­ти?

Гар­ри не­воль­но по­мор­щился. Объ­яс­нить все про­ис­хо­дящее на све­те лишь си­лой люб­ви бы­ло в ду­хе Дамб­лдо­ра, но сам он счи­тал, что не все так прос­то. Раз­ве мож­но оп­равдать пре­датель­ство и под­лость лю­бовью? Ко­го бы ни лю­бил Се­верус Снейп и что бы ни со­вер­шал ра­ди сво­ей люб­ви, но его де­ла ос­та­вили глу­бокий, прот­равлен­ный зло­бой и не­навистью след во мно­гих судь­бах. И это не­воз­можно бы­ло прос­тить.

Он встре­тил­ся взгля­дом с про­фес­со­ром Мак­Го­нагалл. И вдруг по­чуди­лось, хо­лод­ком про­бежа­ло по спи­не от вне­зап­ной вспыш­ки-ощу­щения, что из ка­рих глаз Ми­нер­вы на не­го смот­ре­ла дру­гая ка­рег­ла­зая жен­щи­на. Вер­нее, де­вуш­ка. Смот­ре­ла умо­ля­юще и с на­деж­дой.

Глава 23. Расплата за?

Смей­ся, ко­роль, по­ка ра­дость жи­ва,

По­ка клятв шаль­ных не ос­ты­ли сло­ва,

И ку­бок люб­ви мо­лодо­го ви­на

То­ропись осу­шить, пей до дна, допь­яна!

Мчись впе­ред, по­ка крылья силь­ны и лег­ки,

Зам­ков тво­их по­ка сте­ны креп­ки,

И звез­ды не­бес, вы­соки, да­леки,

Свер­ка­ют, как тай­ных на­дежд ма­яки.

Ты зна­ешь и ложь, и хо­лод­ный об­ман,

И пре­датель­ства лип­кий бо­лот­ный ту­ман,

И бо­лит на ду­ше от по­лучен­ных ран.

Но жив ты, и вновь не прер­вется иг­ра,

Пус­кай не по­нять, кто в ней друг, а кто — враг,

И вь­ет­ся по вет­ру по­луноч­ный стяг,

Ухо­дят друзья, рас­тво­ря­ясь во мрак,

Но ждет ко­роле­ва, и звез­ды го­рят!

Го­рит-от­го­ра­ет за­кат­ная даль,

Не грус­ти, ко­роле­ва, за­будь про пе­чаль.

Роз увяд­ших и дней уле­тев­ших не жаль,

Уне­сет все не­нуж­ное неж­ный мис­траль.

Хоть на­ряды твои из шел­ков и пар­чи,

И сап­фи­ры в ко­роне как звез­ды в но­чи,

Но при све­те не­вер­ном вос­ко­вой све­чи

Твой страх — твоя тень, и кри­чи-не кри­чи,

Все од­но — ты же зна­ешь, ты пом­нишь про боль...

Где-то там да­леко се­рог­ла­зый ко­роль —

Твое сол­нце и счастье, твоя жизнь и лю­бовь,

Вновь иг­ра­ет в вой­ну со сво­ею судь­бой.

Так спе­ши, ко­роле­ва, и щед­рой ру­кой

Раз­да­вай свою ми­лость за­быв­шим по­кой,

Све­точ друж­бы да­ри тем, кто бо­лен тос­кой,

Толь­ко пом­ни: не пир ждет те­бя, лю­тый бой!

(с) Lilofeya

______________________________________________________

За ок­ном ис­та­ива­ет блек­лый рас­се­ян­ный свет де­кабрь­ско­го ве­чера. Се­год­ня весь день бы­ло пас­мурно и сы­ро, се­рые ту­чи мед­ленно пол­зли по низ­ко­му не­бу и сте­кали в свин­цо­вые во­ды мо­ря, по стек­лу бес­прес­танно сту­чал хо­лод­ный дождь. Де­ревья выг­ля­дят прод­рогши­ми, жал­ки­ми, да­же мо­гучие сто­лет­ние ду­бы и строй­ные кра­сав­цы-кле­ны. Ста­рые яб­ло­ни и гру­ши шур­шат мок­ры­ми листь­ями и слов­но про­сят­ся в теп­ло и у­ют ма­лень­ко­го до­ма на хол­ме на мор­ском бе­регу.

Дра­ко ос­та­нав­ли­ва­ет­ся в две­рях ка­бине­та и не­воль­но улы­ба­ет­ся.

Его сол­нце в не­настье. Гер­ми­она. На го­лове птичье гнез­до из пыш­ных во­лос, неб­режно ско­лотых од­ной длин­ной де­ревян­ной шпиль­кой. Из одеж­ды — толь­ко его лю­бимая ру­баш­ка, ко­неч­но же, боль­шая и по­тому спол­зшая с од­но­го пле­ча. Она ка­ча­ет­ся на сту­ле, опас­но нак­ло­ня­ясь да­леко на­зад и не за­мечая это­го, по­тому что все вни­мание за­нято ка­кой-то бу­магой. Но­ги в пу­шис­тых та­поч­ках при­топы­ва­ют по пар­ке­ту, от­талки­ва­ясь. Ка­мин ед­ва тле­ет, стол за­вален ис­черкан­ны­ми свит­ка­ми, гри­му­ара­ми. Мо­лоч­но бе­ле­ет ос­колка­ми раз­би­тый ма­гичес­кий шар, сре­ди ос­колков се­реб­ристо поб­лески­ва­ют оче­ред­ные маг­лов­ские шту­кови­ны, в ко­торых он ни чер­та не смыс­лит, а вол­шебная па­лоч­ка Гер­ми­оны раз­дра­жен­но пус­ка­ет зо­лотис­тые ис­кры.

Яс­но, зна­чит, опять ув­леклась шту­ди­ями пыль­ных тал­му­дов, за­нима­ющих по­чет­ные мес­та в книж­ных шка­фах. И не при­веди Мер­лин, ес­ли Дра­ко пе­рес­та­вит мес­та­ми, ска­жем, «За­гад­ки Вре­мени и Прос­транс­тва» Па­реми­уса Тем­по­рари и «Со­ци­аль­но-по­лити­чес­кое ус­трой­ство тролль­ей об­щи­ны в ас­пекте сов­ре­мен­ных эт­но­куль­тур­ных ис­сле­дова­ний» Вздрыз­га О’Ги­ри… А бес­ценный Жи­вог­лот дрых­нет на стоп­ке бес­ценных тал­му­дов, ви­димо, сня­тых с пол­ки и не по­мес­тивших­ся на сто­ле, и ни­чего ему за это не бу­дет. Нес­пра­вед­ли­во!

— Чем это вы за­нима­етесь, мис­сис Мал­фой? А ужин го­тов? — гроз­ным то­ном воп­ро­ша­ет Дра­ко.

— ? Ай!

Стул оп­ро­киды­ва­ет­ся, бу­маги вспар­хи­ва­ют в воз­дух вспуг­ну­тыми пти­цами, Жи­вог­лот не­доволь­но при­от­кры­ва­ет один глаз.

— На­пугал! — не­году­ет Гер­ми­она, под­ни­ма­ясь из-под сто­ла, — не смей боль­ше так де­лать!

Дра­ко сме­ет­ся и це­лу­ет же­ну, стя­гива­ет пер­чатки, ски­дыва­ет ман­тию.

— Очень уж был ве­лик соб­лазн. Все-все, боль­ше не бу­ду.

Гер­ми­она при­жима­ет­ся к не­му, де­ла­ет глу­бокий вдох.

— От те­бя пах­нет мо­розом и хво­ей, так слав­но... и так стран­но, ког­да здесь це­лый день дождь.

— Да, в Лон­до­не сне­гопад, и всю­ду ко­локоль­чи­ки, ело­вые вен­ки, оме­ла, крас­ные лен­ты и маг­лов­ское стол­потво­рение. Ско­ро маг­лы нач­нут го­товить­ся к Рож­дес­тву с ле­та.

— Рож­дес­тво — са­мый чу­дес­ный праз­дник и не го­вори, что в детс­тве ты его не ждал!

— Нет, я всег­да с не­тер­пе­ни­ем ждал сво­его дня рож­де­ния, по­тому что был точ­но уве­рен в том, что по­дар­ки мне по­дарят ро­дите­ли и родс­твен­ни­ки, а не ка­кой-то по­доз­ри­тель­ный ста­рик, разъ­ез­жа­ющий по воз­ду­ху на са­нях с уп­ряжкой оле­ней и про­ника­ющий в до­ма по но­чам. По­нима­ешь, мой скеп­тичный ум ни­как не мог взять в толк: как ле­та­ют оле­ни? Вот мет­ла — это по­нят­но, дра­коны, фес­тра­лы и гип­погри­фы — то­же. Но по­чему оле­ни? И по­чему Рож­дес­твенский Дед не мо­жет при­ходить и да­рить по­дар­ки ут­ром, или днем, или ве­чером? По­чему ночью?

Гер­ми­она сто­нет от сме­ха.

— Ты не­выно­сим!

— Но ты же ме­ня как-то вы­носишь.

Гер­ми­она сду­ва­ет с рас­крас­невше­гося ли­ца ме­ша­ющую прядь, и Дра­ко сно­ва хо­чет­ся ее по­цело­вать.

— Как у те­бя де­ла с руд­ни­ками?

— Не на­поми­най, моя вол­шебная па­лоч­ка дро­жит от не­тер­пе­ния, же­лая прев­ра­тить это­го трек­ля­того гоб­ли­на во что-ни­будь мел­кое, бе­зобид­ное и не столь во­нючее!

Они пол­за­ют по по­лу, со­бирая раз­ле­тев­ши­еся лис­ты. Стран­но, а ведь это не пер­га­мент, маг­лов­ская бу­мага.

— Что это?

Гер­ми­она с тор­жес­тву­ющим ви­дом по­махи­ва­ет лис­та­ми, скреп­ленны­ми вмес­те и ук­ра­шен­ны­ми фи­оле­товы­ми пе­чатя­ми и под­писью-за­витуш­кой.

— Пом­нишь, я го­вори­ла, что аме­рикан­ские ма­ги за­ин­те­ресо­вались мо­ими зак­лять­ями по за­чаро­ванию маг­лов­ской тех­ни­ки? Так вот, это — ком­пе­тен­тное зак­лю­чение об их ори­гиналь­нос­ти, это — па­тент меж­ду­народ­но­го уров­ня, а это — сог­ла­шение меж­ду мной и аме­рикан­ца­ми на про­дол­же­ние ра­боты по даль­ней­ше­му усо­вер­шенс­тво­ванию.

— А это не опас­но? Сто­ит пе­рес­тра­ховать­ся. Лорд мо­жет об­ра­тить вни­мание… — Дра­ко уса­жива­ет­ся на стул и вни­матель­но прос­матри­ва­ет до­кумен­ты, бес­це­ремон­но под­ви­нув стоп­ку книг на по­лу, с ко­торых, не удер­жавшись, ска­тыва­ет­ся Жи­вог­лот, хрип­ло мур­кнув­ший и ода­рив­ший его воз­му­щен­ным взгля­дом.

— На что? — пе­реби­ва­ет му­жа Гер­ми­она и хит­ро щу­рит­ся, — мис­тер Мал­фой, сда­ет­ся мне, вы нес­коль­ко не­до­оце­нива­ете свою суп­ру­гу, «од­ну из ум­ней­ших и та­лан­тли­вей­ших кол­ду­ний на­шего вре­мени». Так, ка­жет­ся, вы­разил­ся Лорд, да­вая ин­тервью Ски­тер для ее ду­рац­кой кни­ги? Ко­неч­но же, я при­ложи­ла не­мало уси­лий, что­бы ав­торс­тво этих, не­сом­ненно, важ­ных, опас­ных, и я бы да­же ска­зала, име­ющих ог­ромное фу­туро­логи­чес­кое зна­чение, зак­ля­тий ни­ко­им об­ра­зом не мог­ло быть при­писа­но мис­сис Дра­ко Мал­фой. При пе­рего­ворах с аме­рикан­ца­ми, ко­торые осу­щест­вля­ют­ся ис­клю­читель­но с по­мощью бу­ревес­тни­ков даль­них по­летов, я выс­ту­паю под име­нем мисс Дже­ан­ны К. Ло­улинг в ка­чес­тве ад­во­ката нас­то­яще­го изоб­ре­тате­ля, не­ко­его мис­те­ра Вен­де­ла У­ил­кинса, про­жива­юще­го в Авс­тра­лии. Сум­ма, при­чита­юща­яся по до­гово­ру и па­тен­ту, про­цен­ты с при­мене­ний в даль­ней­шем бу­дут пе­рево­дить­ся на счет в авс­тра­лий­ском бан­ке на его же имя, а за­тем по про­ис­шес­твии не­кото­рого вре­мени я ак­ку­рат­но и не­замет­но пе­реве­ду их на наш счет в Грин-Гот­тсе или ка­ком-ни­будь швей­цар­ском бан­ке. К то­му же по сог­ла­шению, зак­лятья бу­дут вы­пуще­ны ми­нимум лет че­рез пять. И я не ду­маю, что Лорд на что-то там об­ра­тит вни­мание. Как ви­дишь, все про­дума­но. Гло­тик, не на­до рвать обив­ку.

Дра­ко хмы­ка­ет, при­под­ни­мая бро­ви в не­довер­чи­вом удив­ле­нии.

— Ты ду­ма­ешь, все по­лучит­ся? Жи­вог­лот, брысь, пе­рес­тань!

— По­лучит­ся, — Гер­ми­она лу­чезар­но улы­ба­ет­ся, — я да­же не сом­не­ва­юсь! Гло­тик, ты же по­давишь­ся ва­той.

— Ми­лая, ну за­чем те­бе это? Ведь не из-за де­нег же? — Дра­ко не­воль­но прис­висты­ва­ет, пос­чи­тав ко­личес­тво ну­лей, — хо­тя, приз­наю, сум­ма весь­ма и весь­ма вну­шитель­ная. Жи­вог­лот, мер­зкая тварь, это моя но­га, а не крес­ло!

— А по­чему, ты ду­ма­ешь, она вну­шитель­ная? — Гер­ми­она ста­новит­ся серь­ез­ной, — че­рез нес­коль­ко лет эти зак­лятья бу­дут сто­ить в ра­зы до­роже, по­тому что, на мой взгляд, со­чета­ние ма­гии и маг­лов­ской тех­ни­ки име­ет ог­ромные пер­спек­ти­вы. И аме­рикан­цы это прек­расно по­нима­ют. Они прак­тичны, рас­четли­вы, не­охот­но идут на риск. В ап­па­рате пре­зиден­та ма­гичес­ко­го со­об­щес­тва ра­бота­ет ог­ромный штат про­рица­телей. Чес­тно го­воря, про­рица­ние не бы­ло мо­им лю­бимым пред­ме­том в Хог­вар­тсе, но приз­наю, что уро­вень мас­терс­тва аме­рикан­ских пи­фий и ора­кулов на по­рядок вы­ше на­ших. У них очень вы­сокий про­цент точ­ности прог­но­зов. По­это­му аме­рикан­ские ма­ги не выб­ра­сыва­ют день­ги на ве­тер, а ес­ли вкла­дыва­ют­ся в ка­кое-ни­будь сом­ни­тель­ное с пер­во­го взгля­да де­ло, зна­чит, они за­ранее про­кон­суль­ти­рова­лись с эк­спертным про­рица­телем, и пред­при­ятие поч­ти стоп­ро­цен­тно бу­дет иметь ус­пех. По­читай эти пись­ма. Мис­тер Кол­ду­отер, гла­ва па­тен­тно­го бю­ро, прос­то в вос­торге и про­сит и в даль­ней­шем быть с ни­ми на свя­зи. А по­чему мне это нуж­но? Чес­тно го­воря, я счи­таю, что от­то­го, что маг­лов­ские тех­но­логии вой­дут в на­шу жизнь, мы толь­ко вы­иг­ра­ем. Ты же не за­кос­не­лый кон­серва­тор и по­нима­ешь, что вол­шебный мир слег­ка зап­лесне­вел в сво­ей зак­ры­тос­ти. Мы та­щим­ся в бу­дущее, маг­лы в не­го ле­тят. И ког­да-ни­будь, че­рез нес­коль­ко де­сят­ков лет, ма­ги и маг­лы бу­дут от­кры­ты друг для дру­га. Это не­из­бежно, так по­чему бы не сде­лать нес­коль­ко ша­гов к это­му сей­час? Гло­тик, ну за­чем так де­лать? Иди ко мне.

— Слы­шал бы те­бя Лорд, — ус­ме­ха­ет­ся Дра­ко, — для не­го маг­лы — зна­чит, неч­то през­ренное, нич­тожное и от­вра­титель­ное. Жи­вог­лот, де­лаю пос­леднее пре­дуп­режде­ние, ина­че со­вер­шишь по­лет в ок­но.

Гер­ми­она за­дум­чи­во про­хажи­ва­ет­ся по ком­на­те с Жи­вог­ло­том на ру­ках. В наг­лых зе­леных гла­зах книз­ля от­кро­вен­ное тор­жес­тво и поч­ти че­лове­чес­кая ус­мешка.

— Лорд упор­но цеп­ля­ет­ся за об­ло­ман­ную ветвь чис­токров­ной семьи сво­ей ма­тери и не хо­чет приз­нать, что Он — по­лумагл. Он дав­но от­рекся от ми­ра маг­лов, и этот мир в свою оче­редь от­верг Его. Он, мне ка­жет­ся, жи­вое оли­цет­во­рение сред­не­веко­вого вол­шебс­тва — уп­ря­мого, тра­дици­он­но­го, кос­но­го, не впус­ка­юще­го ни ма­лей­шей све­жей струи. Маг­лы и ма­ги — на Его взгляд, это две раз­ные ра­сы, два пу­ти эво­люции. Но это в кор­не не­вер­но. Сла­бость Лор­да в том, что он фа­таль­но не­до­оце­нива­ет маг­лов. Все вре­мя мус­си­ру­ют­ся слу­хи, что Он со­бира­ет­ся под­чи­нить маг­лов­скую Ве­ликоб­ри­танию. Но, Дра­ко, ты же по­нима­ешь, это не­воз­можно! Прос­то не­воз­можно! У вол­шебни­ков па­лоч­ки, смер­тель­ные зак­лятья, де­мен­то­ры, вам­пи­ры, обо­рот­ни, ве­лика­ны, в кон­це кон­цов, но у маг­лов есть та­кое ору­жие, ко­торое прос­то сот­рет все это в прах. Ник­то не ус­пе­ет и опом­нить­ся, как все бу­дет кон­че­но. По­верь, уж я-то знаю. Мир маг­лов был жес­ток и опа­сен еще в те вре­мена, ког­да Том Реддл толь­ко пос­ту­пил в Хог­вартс, а се­год­ня он стал еще опас­нее. Зна­ешь, ес­ли мы не на­ладим пол­но­цен­ное сот­рудни­чес­тво с маг­ла­ми, в ско­ром вре­мени, не их, а нас на­до бу­дет спа­сать от них. На­ши вой­ны на­носят по ним уда­ры, а вой­ны их ми­ра нас унич­то­жат. И бу­дет один мир, се­рый, ядо­витый и ли­шен­ный чу­дес. Воз­можно, сей­час Он на­чал по­нимать, что луч­ше не тро­гать маг­лов, этот спя­щий вул­кан, что бе­зопас­нее сос­ре­дото­чить­ся на ми­ре ма­гичес­ком. Впро­чем, не знаю… Да и кто зна­ет, что тво­рит­ся в го­лове Лор­да? Мо­жет, там ждут сво­его воп­ло­щения мыс­ли о ми­ровом гос­подс­тве, а мо­жет, Ему прос­то нуж­на па­ра шер­стя­ных нос­ков? — вне­зап­но за­кан­чи­ва­ет Гер­ми­она.

Дра­ко, зап­ро­кинув го­лову, хо­хочет и с неж­ностью це­лу­ет ее в ви­сок, сду­вая каш­та­новую прядь.

— Ты прос­то чу­до! Лорд в ду­мах о па­ре теп­лых нос­ков? Не ду­маю, что­бы кто-то из нас мог та­кое до­пус­тить да­же в са­мых бе­зум­ных пред­по­ложе­ни­ях. Тролль бы те­бя поб­рал, ад­ский книзль, ты у ме­ня точ­но дож­дешь­ся! — он от­ша­тыва­ет­ся, дер­жась за по­цара­пан­ный под­бо­родок.

Жи­вог­лот спа­са­ет­ся бегс­твом, но на по­роге ог­ля­дыва­ет­ся и, удос­то­верив­шись, что его не прес­ле­ду­ют, уда­ля­ет­ся мед­ленно и важ­но, с тор­жес­твом зад­рав пу­шис­тый хвост. От­сме­яв­шись, Гер­ми­она за­лечи­ва­ет ца­рапи­ну Дра­ко и ак­ку­рат­но скла­дыва­ет бу­маги в пап­ку.

— Ты не за­был, что нуж­но съ­ез­дить в Дра­вен­дейл? Там опять раз­бу­шева­лись при­виде­ния, их ви­дели да­же маг­лы.

Дра­ко сто­нет, хва­та­ясь за го­лову.

— О-о-о, толь­ко не это! Опять сти­рать па­мять нес­коль­ким де­сят­кам иди­отов, ко­торые очу­тились не в том мес­те, не в то вре­мя, и ути­хоми­ривать дру­гих иди­отов, ко­торым, ви­дите ли, ста­ло скуч­но! Пос­лу­шай, мо­жет, ты съ­ез­дишь од­на? Да и те­бя эти ле­та­ющие и дей­ству­ющие на нер­вы ос­танки слу­ша­ют­ся луч­ше.

— Дра­ко, это твоя обя­зан­ность. Меж­ду про­чим, эти иди­оты — твои пред­ки.

— Зна­ешь, сколь­ко раз я жа­лел об этом? При каж­дой жа­лобе Ин­спек­ции по де­лам заг­робно­го су­щес­тво­вания. За прош­лый год их бы­ло пят­надцать!

— Во­об­ще-то сем­надцать. Хо­рошо, я съ­ез­жу од­на, но ты у ме­ня в дол­гу.

— Не­кото­рую часть го­тов вып­ла­тить се­год­ня же ночью, аван­сом, — рас­плы­ва­ет­ся в ши­рокой улыб­ке Дра­ко, — ос­таль­ное — по ва­шем воз­вра­щении, мис­сис Мал­фой.

— Ну тог­да на­бегут та­кие про­цен­ты, — Гер­ми­она не ме­нее лу­каво ус­ме­ха­ет­ся, — и ваш долг все рав­но не бу­дет пок­рыт, мис­тер Мал­фой. Ох, чуть не за­была — зав­тра мы дол­жны быть в Мал­фой-Ме­нор, твоя ма­ма за­тева­ет пред­рождес­твенскую убор­ку. В сле­ду­ющую пят­ни­цу — крес­ти­ны у Бо­улов, до­мови­ки с приг­ла­шени­ями уже дей­ству­ют на нер­вы тво­ему от­цу. А че­рез две не­дели мне нуж­но в Лон­дон. Зай­ду в Грин-Готтс, по­том к ро­дите­лям, так дав­но у них не бы­ла.

Ее ли­цо вдруг ста­новит­ся оза­бочен­ным, и на нем про­яв­ля­ет­ся чувс­тво тре­воги, сме­шан­ное с ви­ной. Дра­ко ос­то­рож­но на­чина­ет:

— По­чему бы те­бе…

— Нет! — от­вет Гер­ми­оны ка­тего­ричен, от рез­ко­го дви­жения ее ед­ва ус­по­ко­ив­ша­яся вол­шебная па­лоч­ка па­да­ет на пол, сно­ва сер­ди­то вы­секая зо­лотис­тые ис­кры.

Она мед­ленно под­ни­ма­ет па­лоч­ку и вер­тит ее в ру­ках.

— Ты прек­расно зна­ешь мое мне­ние. Ес­ли я сей­час на­ложу на них зак­лятье и где-ни­будь спря­чу, это обя­затель­но прив­ле­чет Его вни­мание.

— А мо­жет быть, нет? — Дра­ко хму­рит­ся, — чем доль­ше ты от­тя­гива­ешь, тем боль­ше из­во­дишь се­бя бес­по­кой­ством за них.

— Мы силь­ны сво­ими сла­бос­тя­ми, не я это ска­зала, а кто-то очень ум­ный, — вы­мучен­но улы­ба­ет­ся Гер­ми­она, — а я все­го лишь бе­зот­ветс­твен­ная эго­ис­тка, рис­ку­ющая собс­твен­ны­ми ро­дите­лями для то­го, что­бы раз в па­ру ме­сяцев на па­ру ми­нут за­бежать до­мой, пе­репо­лошить ма­му, расс­тро­ить па­пу. А я ведь да­же на на­шу свадь­бу не приг­ла­сила их, ска­зала, что нель­зя… Да­вай не бу­дем об этом, лад­но?

Дра­ко мол­чит. Она пра­ва, ко­неч­но. Опас­но ее ро­дите­лям ос­та­вать­ся в Лон­до­не, в лю­бую ми­нуту к ним мо­гут на­ведать­ся де­мен­то­ры, вам­пи­ры, ин­ферна­лы. За­чем? Да хо­тя бы прос­то для то­го, что­бы Гер­ми­она не за­быва­ла, на ЧЬ­ЕЙ она сто­роне. Для Лор­да шан­таж так же прост и ес­тес­тве­нен, как тем­ное вол­шебс­тво. Но не ме­нее опас­но, ес­ли Гер­ми­она на­ложит на ро­дите­лей ча­ры и от­пра­вит в дру­гой го­род, дру­гую стра­ну или да­же на дру­гой кон­ти­нент. Лорд в си­лу сво­ей сверх­мни­тель­нос­ти и не­довер­чи­вос­ти сра­зу за­подоз­рит не­лад­ное и най­дет спо­соб доб­рать­ся до них. Дра­ко по­нимал, ей труд­но бы­ло рас­стать­ся с ро­дите­лями, не иметь воз­можнос­ти ви­деть их хоть из­редка, по­тому что тог­да, на­вер­ное, ис­чезнет пос­ледняя свет­лая нить, свя­зывав­шая ее с той Гер­ми­оной Грей­нджер, ко­торая жи­ла на све­те до то­го, как в тем­ном пе­ре­ул­ке за­холус­тно­го го­родиш­ки по­яви­лись По­жира­тели Смер­ти. Она лю­била от­ца и мать и в то же вре­мя каж­дую ми­нуту пре­дава­ла их, под­став­ля­ла опас­ности их жиз­ни…

Пло­хо. И с каж­дым днем не ста­новит­ся луч­ше. И на­до как-то с этим справ­лять­ся. Впро­чем, ему лег­ко так ду­мать. Не его Тем­ный Лорд да­рит та­ким прис­таль­ным вни­мани­ем, до­ходя­щим до ма­ни­акаль­но­го. Не его ро­дите­ли — обыч­ные маг­лы, не спо­соб­ные за­щитить се­бя. Не его друзья — вне за­кона. И не ему приш­лось пе­ревер­нуть свой мир с ног на го­лову, на­учить­ся ли­цеме­рить, за каж­дой улыб­кой ви­деть ос­кал, в каж­дых гла­зах чи­тать фаль­шь, день за днем на­девать тя­желые це­пи го­речи от собс­твен­но­го бес­си­лия, за­ковы­вать те­ло в сталь­ные ла­ты бе­зыс­ходнос­ти, ку­тать­ся в же­лез­ный плащ стра­ха, а ли­цо не­из­менно зак­ры­вать заб­ра­лом об­ма­на. Это все приш­лось де­лать Гер­ми­оне. Ей, вы­рос­шей сре­ди лю­дей, ко­торые ве­рят в тор­жес­тво спра­вед­ли­вос­ти и доб­ра, не­выно­симо тя­жело жить в ми­ре двой­ной прав­ды и двой­ной лжи, где нуж­но улы­бать­ся и пря­тать ис­тинные мыс­ли и чувс­тва под мас­кой ли­цеме­рия и ль­сти­вого по­чита­ния. Но они са­ми сде­лали свой вы­бор, она пош­ла за ним по это­му пу­ти. Те­перь уже не свер­нуть. Сколь­ко раз он удив­лялся си­ле, та­ящей­ся в этой жен­щи­не! Она слов­но неж­ный цве­ток, сму­ща­ющий­ся от лег­ких по­целу­ев вет­ра, но со сталь­ной сер­дце­виной внут­ри, ко­торую ни­чем не сло­мить! А ему лишь ос­та­валось с за­та­ен­ным вос­хи­щени­ем чувс­тво­вать и при­нимать ее лю­бовь, ста­рать­ся обе­регать ее, да­рить ей свою лю­бовь, что­бы у нее бы­ли си­лы ид­ти даль­ше.

— Я люб­лю те­бя, — шеп­чет он, — ты прос­то не пред­став­ля­ешь, как силь­но я те­бя люб­лю! Люб­лю твои гла­за, и во­лосы, каж­дый твой во­лосок, и твой смех. Люб­лю те­бя це­ловать и чувс­тво­вать теп­ло тво­их рук. Люб­лю, как ты смеш­но мор­щишь нос и чи­ха­ешь. Да­же тво­его не­нор­маль­но­го книз­ля люб­лю, по­тому что он твой. И во­об­ще, к де­мен­то­рам ужин! У нас есть бо­лее ин­те­рес­ные де­ла, ведь ты не прос­то так встре­ча­ешь му­жа в од­ной ру­баш­ке, вер­но?

Она зап­ро­киды­ва­ет го­лову, при­нимая его по­целуй, и в влаж­но поб­лески­ва­ющих гла­зах ее, ка­жущих­ся сей­час сов­сем тем­ны­ми, поч­ти чер­ны­ми, он ви­дит свет.

И он бе­зум­но счас­тлив от то­го, что этот свет по­яв­ля­ет­ся, толь­ко ког­да она смот­рит на не­го.


* * *


Гер­ми­она вмес­те с Нар­циссой со­вер­ша­ет об­ход Мал­фой-Ме­нор. Пос­мотреть, в ка­ких ком­на­тах и за­лах на­до про­из­вести ре­монт, в ка­ких — на­вес­ти чис­то­ту (до­мови­ки прос­то фи­зичес­ки не ус­пе­ва­ют ежед­невно уби­рать весь ог­ромный за­мок), вы­вес­ти не­из­бежно за­водя­щих­ся вол­шебных па­рази­тов и вре­дите­лей.

— Ко­неч­но, это мож­но по­ручить до­мови­кам. Бер­нард каж­дый год вор­чит, что я за­нима­юсь не сво­им де­лом, — объ­яс­ня­ет свек­ровь, все еще неп­ри­выч­ная в прос­том тем­ном платье, с во­лоса­ми, соб­ранны­ми в ту­гой пу­чок на за­тыл­ке, лов­ко ору­ду­ющая вол­шебной па­лоч­кой в тя­желых порть­ерах, что­бы най­ти док­си, са­ма пе­ред­ви­га­ющая крес­ла и сто­лы в по­ис­ках гнезд бра­уни, де­лови­то выс­ту­кива­ющая шка­фы для про­вер­ки на бог­гартов.

— Но ес­ли все вре­мя си­деть на ди­ванах с чо­пор­ным ви­дом, сло­жен­ны­ми ру­ками и, ни на й­оту не от­сту­пая от эти­кета, бе­седо­вать о при­роде и по­годе, по­зеле­не­ешь от ску­ки. А ведь мож­но уз­нать мно­го ин­те­рес­но­го о зам­ке! Лет пят­надцать на­зад я нат­кну­лась на га­лерею, на сте­нах ко­торой ви­сели кар­ти­ны, ме­ня­ющие сю­жеты. Пом­ню, ког­да я вош­ла, на них бы­ло изоб­ра­жено мо­ре, слы­шались кри­ки ча­ек, от­четли­во пах­ло солью и й­одом, да­же дул бриз, мне рас­тре­пало при­чес­ку. А по­том по­чему-то по­яви­лись пор­тре­ты ка­ких-то ужас­но тол­стых и важ­ных ма­гов, пос­чи­тав­ших сво­им дол­гом про­читать мне лек­цию о за­конах пе­рек­рес­тной и па­рал­лель­ной транс­грес­сии. Я сбе­жала на пя­той ми­нуте. Кста­ти, смот­ри-ка, в этих ком­на­тах опять за­велись шот­ланд­ские грем­ли­ны. Ви­дишь но­ры в уг­лах на­вер­ху? И в прош­лом го­ду бы­ли, от­ку­да бе­рут­ся, ума не при­ложу. Мер­лин, Фи­она! Что ты тут де­ла­ешь?

— Про­дол­жаю сте­нать и оп­ла­кивать свое заг­робное су­щес­тво­вание, — не­воз­му­тимо от­ветс­тву­ет фа­миль­ное при­виде­ние, вып­лы­вая из кед­ро­вого гар­де­роба с ук­ра­шен­ны­ми пер­ла­мут­ром двер­ца­ми.

Нар­цисса взды­ха­ет и про­дол­жа­ет:

— Обыч­но на Мал­фой-Ме­нор ухо­дит не мень­ше не­дели, на Дра­вен­дейл — не боль­ше дня. Там слиш­ком мно­го при­виде­ний, по­это­му па­рази­ты по­яв­ля­ют­ся ред­ко, они по­чему-то не лю­бят не­жить.

— Не­жить! — во­пит Фи­она, в те­ат­раль­но-на­иг­ранном гне­ве ле­тая по ком­на­те, — ос­ме­люсь на­пом­нить, од­на из не­житей на­ходит­ся здесь и все слы­шит! Нель­зя ли быть нем­но­го по­так­тичней? Я не хо­тела стать при­виде­ни­ем, ме­ня зас­та­вили!

— Прек­ра­ти, Фиа, — фыр­ка­ет Нар­цисса, взма­хом па­лоч­ки унич­то­жая неч­то мно­гоно­гое и омер­зи­тель­но склиз­кое, — все зна­ют: Ос­тать­ся или Уй­ти — доб­рая во­ля каж­до­го. Итак, Гер­ми­она, ког­да-ни­будь на те­бя ля­жет эта обя­зан­ность, по­это­му сей­час смот­ри и за­поми­най. Не бу­ду учить, как справ­лять­ся с бог­гарта­ми и про­чими, ты это уме­ешь луч­ше ме­ня. Но ты дол­жна хо­рошо знать и глав­ное, по­нимать Мал­фой-Ме­нор, ведь это единс­твен­ный за­мок в сво­ем ро­де. Ког­да бро­дишь по не­му дня­ми, не­воль­но на­чина­ешь за­думы­вать­ся о мно­гом, как буд­то это он на­шеп­ты­ва­ет те­бе свои мыс­ли.

Фи­она про­дол­жа­ет бур­чать се­бе под нос, а Нар­цисса, при­выч­но не об­ра­щая вни­мания, идет даль­ше. За­лы, ком­на­ты, гос­ти­ные, га­лереи, лес­тни­цы, баш­ни… как же все-та­ки ве­лик за­мок!

— Ору­жей­ная, — Нар­цисса с на­тугой тя­нет скри­пучую дверь, Гер­ми­она по­мога­ет ей, — всег­да по­ража­лась ко­личес­твом хра­няще­гося здесь ору­жия. И ведь оно со­вер­шенно бес­по­лез­но в на­ши дни!

— Дань тра­диции, — по­яс­ня­ет Фи­она, вы­совы­ва­ясь из шка­фа со стек­лянны­ми двер­ца­ми, за ко­торы­ми тус­кло поб­лески­ва­ют хищ­но изог­ну­тые вос­точные саб­ли, — но рань­ше это бы­ло ак­ту­аль­но. Все бла­город­ные ма­ги обя­заны бы­ли вла­деть хо­лод­ным ору­жи­ем. По се­мей­ным пре­дани­ям, од­ним из луч­ших ду­элян­тов сво­его вре­мени был Аль­дус Мал­фой, ко­торый так пре­вос­ходно вла­дел шпа­гой, что во вре­мя дож­дя на не­го не па­дала ни од­на кап­ля. Он пов­здо­рил с Эл­ви­ном Сли­зери­ном, прап­равну­ком не­безыз­вес­тно­го Са­лаза­ра, и выз­вал его на по­еди­нок. Но то ли Сли­зерин стру­сил, то ли Аль­дус не­вов­ре­мя скон­чался, од­на­ко та ис­то­ричес­кая ду­эль так и не сос­то­ялась. Впро­чем, го­ворят, что Сли­зерин вла­дел шпа­гой ху­же, чем до­мовик, и по­это­му пос­пе­шил объ­явить, что ду­эли на вол­шебных па­лоч­ках ку­да бла­город­нее, чем гру­бое маг­лов­ское топ­танье с за­точен­ны­ми же­лезя­ками. Кста­ти, лю­бимая шпа­га Аль­ду­са име­ла да­же собс­твен­ное имя — «Ле­ди Не­от­ра­зимость», и ви­сит те­перь во-о-о-он на той сте­не, да-да, та, что с зо­лоче­ной ру­ко­ят­кой, или, как это на­зыва­ет­ся, гар­дой. О, а на мо­ей па­мяти, Фер­гус Мал­фой, брат мо­его му­жа Фи­лип­па, драл­ся на ра­пирах с Га­лаха­дом Дамб­лдо­ром из-за зе­леног­ла­зой кра­сави­цы Фе­нел­лы Пе­верелл. Они дра­лись пря­мо на ка­мен­ных пли­тах, что ус­ти­ла­ют двор Дра­вен­дей­ла, был та­кой чу­дес­ный и бла­город­ный по­еди­нок, а за­кон­чи­лось все тра­геди­ей — Фе­нел­ла пред­почла им ка­кого-то за­ез­же­го ма­га, а два не­задач­ли­вых ка­вале­ра с го­ря ус­тро­или при­мире­ние во всех дуб­лин­ских па­бах и уто­нули в боч­ке со ста­рым доб­рым ог­ден­ским. А вот ког­да…

— Она зна­ет ве­ликое мно­жес­тво по­доб­ных ис­то­рий, — шеп­чет Нар­цисса, — и мо­жет рас­ска­зывать ча­сами. Ес­ли мы бу­дем сто­ять и слу­шать, то не за­кон­чим и к Пас­хе.

За шка­фами с ору­жи­ем сви­ли свои гнез­да из пы­ли бра­уни, ще­рящие ос­трые зуб­ки, и им при­ходит­ся пот­ру­дить­ся.

— Вот так! — удов­летво­рен­но ки­ва­ет Нар­цисса, ког­да пос­ледний бра­уни, шус­тро ка­раб­кавший­ся по ка­мен­ной сте­не, ло­па­ет­ся, как мыль­ный пу­зырь, и пыль гнез­да вса­сыва­ет­ся в ее па­лоч­ку.

Фи­она, не пе­рес­та­вав­шая бор­мо­тать, брез­гли­во от­ле­та­ет по­даль­ше.

— А те­перь даль­ше. В Зал Вос­по­мина­ний заг­ля­нем по­поз­же, не люб­лю ту­да за­ходить. А вот сю­да, по­жалуй, на­до.

Гер­ми­она не­воль­но аха­ет.

Пус­той гул­кий зал, поч­ти та­кой же ог­ромный, как Це­ремо­ни­аль­ный. Вы­сокие ок­на, за­ужен­ные свер­ху, зер­ка­ла меж­ду ни­ми, зас­теклен­ный ку­пол по­тол­ка на­вер­ху. Свет про­ника­ет че­рез бес­числен­ные ок­на, пре­лом­ля­ет­ся в зер­ка­лах, сво­ей фор­мой и ра­мами по­хожих на те же ок­на, соз­да­вая ил­лю­зию бес­ко­неч­но­го прос­то­ра, ль­ет­ся с проз­рачно­го ку­пола, дро­бит­ся на блес­тя­щих от­шли­фован­ных пли­тах мра­мор­но­го по­ла. Они с Нар­циссой от­ра­жа­ют­ся в зер­ка­лах де­сят­ки, сот­ни раз в по­токах све­та, ок­ру­жа­юще­го, об­во­лаки­ва­юще­го их по­доб­но рос­кошной ман­тии, зо­лотя­щего во­лосы, чу­дес­ным об­ра­зом де­ла­юще­го ли­ца ка­ким-то воз­вы­шен­ны­ми, тон­ки­ми, оду­хот­во­рен­ны­ми. По край­ней ме­ре, ког­да Гер­ми­она взгля­дыва­ет в бли­жай­шее зер­ка­ло, то дол­го не мо­жет от­вести гла­за, нас­толь­ко прек­расным и чу­жим ка­жет­ся собс­твен­ное от­ра­жение.

Ров­но пос­ре­дине за­ла, в сер­дце­вине ка­мен­но­го цвет­ка, об­ра­зован­но­го при­хот­ли­вым под­бо­ром мра­мор­ных от­тенков, под стол­пом све­та с по­тол­ка сто­ят ста­рин­ные кла­викор­ды. Та­кие Гер­ми­она ви­дела толь­ко в маг­лов­ском ки­но. Крыш­ка от­кры­та, об­на­жая ряд кла­виш, сре­ди ко­торых бе­лые тро­нуты за­мет­ной жел­тизной. На инс­тру­мен­те неб­режно рас­ки­даны но­ты, точ­но жду­щие, что­бы их про­лис­та­ла чья-то ру­ка.

— Здесь я еще не бы­ла.

Нар­цисса ки­ва­ет, об­во­дя зал взгля­дом.

— Здесь ред­ко кто бы­ва­ет. Это зал Аме­тис­ты.

— Аме­тис­то­вый?

— Нет, Аме­тис­ты. Так зва­ли од­ну из сес­тер Ама­рил­ли­уса Мал­фоя. Его пор­трет в га­лерее на­ходит­ся в даль­нем уг­лу, по­тому что у не­го был страш­но брюз­гли­вый ха­рак­тер. А Аме­тис­та…

— Нет, поз­воль, я рас­ска­жу! — не­тер­пе­ливо вкли­нива­ет­ся Фи­она, — это моя обя­зан­ность, как се­мей­но­го при­виде­ния, по­вес­тво­вать о ро­довых тай­нах!

Нар­цисса по­жима­ет пле­чами, и Фи­она важ­но плы­вет вдоль зер­кал и окон, ко­кет­ли­во об­ма­хива­ясь сво­им приз­рачным ве­ером.

— Алай­на и Ари­ад­на, до­чери У­ил­фри­да Мал­фоя и сес­тры Ама­рил­ли­уса Мал­фоя, бы­ли нас­то­ящи­ми чис­токров­ны­ми ле­ди-вол­шебни­цами — ще­бета­ли по-фран­цуз­ски, обо­жали ба­лы, на­ряды, не­нави­дели ка­кого-то кор­си­кан­ца по проз­ви­щу Lе petite caporal (кста­ти, до сих пор ло­маю го­лову, кто бы мог это быть), не лю­били гряз­нокро­вок и слиш­ком ум­ные кни­ги, кро­ме го­тичес­ких ро­манов. А их третья сес­тра, Аме­тис­та, бы­ла в выс­шей сте­пени стран­ной де­воч­кой. Она, в от­ли­чие от сес­тер, име­ла глу­пость ро­дить­ся дур­нушкой, и при­том очень дол­го все бы­ли уве­рены, что она сквиб. Но это, к счастью, не оп­равда­лось. В во­семь лет Аме­тис­та до­каза­ла, что она кол­дунья — рас­сердив­шись от нас­ме­шек сес­тер, на­кол­до­вала ура­ган, ко­торый ед­ва не снес весь за­мок. Пом­ню, как дро­жали сте­ны от по­рывов вет­ра. По­верь­те, да­же мне бы­ло страш­но! Пос­ле это­го род­ные ус­по­ко­ились. А стран­ность Аме­тис­ты бы­ла вот в чем — она так ма­ло раз­го­вари­вала, что по­рой род­ные да­же за­быва­ли, как зву­чит ее го­лос, и с детс­тва дня­ми нап­ро­лет иг­ра­ла на кла­викор­дах в этом за­ле, от­де­лан­ном так имен­но по ее прось­бе. Дни и но­чи, за­каты и рас­све­ты, вес­ны и осе­ни эта де­воч­ка про­води­ла здесь, и я слы­шала му­зыку, вы­рывав­шу­юся из-под ее ма­лень­ких бе­лых ру­чек. Му­зыка бы­ла ее го­лосом, ее ду­шой, пе­репол­ня­ла ее, как дра­гоцен­ное ви­но. Зи­мой здесь не­ред­ко бы­вало так хо­лод­но, что из ее рта шел пар, но она все иг­ра­ла и иг­ра­ла, не чувс­твуя ни объ­ятий хо­лода, ни бе­га вре­мени. В сем­надцать лет она бы­ла так же ху­да и нек­ра­сива, как и в один­надцать, и свет­ские ку­муш­ки не­ред­ко с фаль­ши­вым со­чувс­тви­ем ку­дах­та­ли, что ей суж­де­но ос­тать­ся ста­рой де­вой. Но Аме­тис­те бы­ло все рав­но, что го­ворят о ней, она и за сте­ны-то Мал­фой-Ме­нора вы­ходи­ла ред­ко. Семья при­вык­ла к то­му, что из это­го за­ла поч­ти все вре­мя слы­шат­ся зву­ки му­зыки, и по­это­му, ког­да од­нажды кла­викор­ды за­мол­кли и мол­ча­ли поч­ти день, за­били тре­вогу. Зал был пуст, Аме­тис­ты в зам­ке не бы­ло, хо­тя его обыс­ка­ли с чер­да­ка до под­зе­мелий са­мым тща­тель­ней­шим об­ра­зом. Ре­шили, что она сбе­жала из до­ма и в кон­це кон­цов все рав­но объ­явит­ся, но до смер­ти У­ил­фри­да, до смер­ти Ама­рил­ли­уса, Алай­ны и Ари­ад­ны, да и пос­ле то­же, ник­то не по­явил­ся, не тро­нул вновь кла­виши кла­викор­дов.

— Что же с ней слу­чилось? — ти­хо спра­шива­ет Гер­ми­она, за­воро­жен­ная этим за­лом и ис­то­ри­ей Фи­оны, — ты ведь зна­ешь, прав­да?

Приз­рак ос­та­нав­ли­ва­ет­ся нап­ро­тив зер­ка­ла, но не от­ра­жа­ет­ся в нем.

— Знаю. Толь­ко я од­на и знаю. Я го­вори­ла им, и хо­тя мне эти на­пыщен­ные глуп­цы не по­вери­ли, все на­чали бо­ять­ся это­го мес­та. Мол­чунья Аме­тис­та, я лю­била ее и не мог­ла се­бе поз­во­лить ложь. Од­нажды ночью в пол­но­луние, ког­да зал был по­лон лун­но­го све­та, та­кого гус­то­го, та­кого плот­но­го, что, ка­залось, его мож­но бы­ло за­чер­пнуть горстью, ког­да лу­на си­яла с вы­соты, блис­та­ла в каж­дом зер­ка­ле, тка­ла се­реб­ристо-си­ние ни­ти сво­его не­ведо­мого и опас­но­го вол­шебс­тва, Аме­тис­та вдруг прер­ва­ла иг­ру. Она вста­ла, по­дош­ла к зер­ка­лу и очень дол­го вгля­дыва­лась в глубь бес­ко­неч­но­го ко­ридо­ра, в эту та­инс­твен­ную ан­фи­ладу от­ра­жений. А по­том… по­том она ти­хо рас­сме­ялась и ска­зала (это бы­ли ее пер­вые сло­ва пос­ле без ма­лого трех ме­сяцев мол­ча­ния): «На­конец-то!». И не ус­пе­ла я отоз­вать­ся, как де­воч­ка шаг­ну­ла в зер­ка­ло и рас­тво­рилась в нем. Как буд­то и не бы­ло ее вов­се. В зер­ка­лах по-преж­не­му си­яла лу­на. Я ви­дела это так чет­ко, так яс­но, как ви­жу сей­час вас. Ког­да я рас­ска­зала, что слу­чилось, семья ис­пу­галась. Хо­тя ста­рый У­ил­фрид про­дол­жал твер­дить, что все это чушь, и ког­да-ни­будь его млад­шая дочь вер­нется, но он зап­ре­тил ос­таль­ным бы­вать здесь, а пос­ле не­го зап­ре­тил Ама­рил­ли­ус, пос­ле — его сын. По­том ис­то­рия за­былась, но страх все рав­но ос­тался. Аме­тис­та уш­ла в За­зер­калье, и ник­то ее боль­ше ни­ког­да не ви­дел на этой зем­ле. Очень ред­ко толь­ко я од­на за­мечаю стран­ные те­ни в глу­бине зер­кал, но это все­го лишь те­ни.

Гер­ми­она чувс­тву­ет дрожь во всем те­ле и не­воль­но стис­ки­ва­ет силь­нее па­лоч­ку в ру­ке.

— Воз­можно, она — По­терян­ная Ду­ша, а воз­можно — од­на из До­черей Веч­ности…

— Кто это? — од­ни­ми гу­бами спра­шива­ет Гер­ми­она, — ни­ког­да не слы­шала.

Вне­зап­но по­яв­ля­ет­ся до­мовик, зас­та­вив вздрог­нуть от не­ожи­дан­ности и ее, и Нар­циссу.

— Про­шу прос­тить. Гос­по­жу ждет сес­тра, гос­по­жа Бел­латри­са.

— Бел­ла? — хму­рит­ся Нар­цисса. Сес­тра в пос­леднее вре­мя ред­ко бы­ва­ет в Мал­фой-Ме­нор, а ес­ли по­яв­ля­ет­ся — ед­ва ли не из ка­мина на­чина­ет уко­рять за не­дос­та­точ­ное поч­те­ние к Лор­ду, нев­ни­мание к Его иде­ям, за то, что Нар­цисса ма­нипу­лиру­ет му­жем и сы­ном, не поз­во­ляя им в пол­ной ме­ре слу­жить Гос­по­дину. Пос­ле ее ви­зитов у Нар­циссы ос­та­ет­ся тя­гос­тное и неп­ри­ят­ное чувс­тво то­го, что она го­вори­ла не с Бел­лой, а с не­ким су­щес­твом, по­хожим на нее лишь внеш­не, пол­ностью за­виси­мым от Лор­да, жи­вущим и ды­шащим толь­ко Лор­дом.

— И еще. Мо­лодой гос­по­дин силь­но кри­чал, ру­гал­ся с ку­зеном Юбе­ром. Они поч­ти на­цели­ли па­лоч­ки друг на дру­га.

Гер­ми­она не­воль­но вскри­кива­ет.

— Нет-нет, мо­лодой гос­по­дин ни­чего не сде­лал, — час­тит до­мовик, — те­перь все хо­рошо. Ку­зен Юбер уда­лил­ся очень злой.

— Не бес­по­кой­ся, я сей­час вы­яс­ню, что у них про­изош­ло, — Нар­цисса со вздо­хом по­тира­ет лоб, — уве­рена, ни­чего серь­ез­но­го. Дра­ко и Юбер ни­ког­да не ла­дили. На­вер­ное, Дра­ко на­до­ел за­тянув­ший­ся во­яж Юбе­ра, и он в не очень веж­ли­вых вы­раже­ни­ях пред­ло­жил ему воз­вра­щать­ся до­мой. Мой сын, к со­жале­нию, иног­да бы­ва­ет ре­зок и не­тер­пе­лив. Где Бел­ла и Дра­ко?

— Бер­нард про­водил гос­по­жу Бел­латри­су в биб­ли­оте­ку, а мо­лодой гос­по­дин в сво­их ком­на­тах.

— Гер­ми­она, здесь все чис­то, я прос­то хо­тела по­казать те­бе этот зал. Ты пой­дешь даль­ше или по­дож­дешь ме­ня?

— Пой­ду, я бу­ду в этом кры­ле, ес­ли вы не­дол­го.

— На­де­юсь.

Фи­она па­рит где-то под по­тол­ком, поч­ти не­замет­ная при све­те.

— Фиа, идем? Как ду­ма­ешь, что там бы­ло у Дра­ко с Юбе­ром?

— Идем, cara mia, — пос­лушно при­лета­ет приз­рак, яв­но поль­щен­ный тем, что Гер­ми­она уде­ля­ет ей вни­мание, — Юбер гад­кий злоб­ный слиз­няк, и Дра­ко еще в детс­тве ус­тра­ивал ему вы­волоч­ки. Ни­чего страш­но­го не про­изош­ло бы, да­же ес­ли они ус­тро­или ма­гичес­кую ду­эль. Этот тру­сова­тый фран­цу­зиш­ка вна­чале прит­во­рил­ся бы, что что-то не так с его па­лоч­кой, а по­том, вы­соко­мер­но зад­рав нос, пред­ло­жил ничью. Бед­няжка Лин­да, ни ее сын, ни ее внук не унас­ле­дова­ли ее ха­рак­те­ра. Я всег­да го­вори­ла, что ее нрав тверд, как дра­конья че­шуя, а язык ос­трее, чем ког­ти гри­фона.

Гер­ми­она уже спо­кой­но сме­ет­ся.

— Мне то­же не нра­вит­ся Юбер. У не­го гла­за веч­но по­дер­ну­ты пе­леной през­ре­ния. Да­вай не бу­дем боль­ше об этом слиз­ня­ке. Так что же та­кое «По­терян­ная Ду­ша» и «Дочь Веч­ности»?

— О них не го­ворят вслух. Луч­ше по­читай Бид­ля, — та­инс­твен­но со­вету­ет приз­рак.

— Я чи­тала.

— О, нет, не сказ­ки это­го ста­рого вру­на, а ле­ген­ды, за­писан­ные им, ког­да он пу­тешес­тво­вал по всей Бри­тании. Да-да, по­читай, а по­ка ни сло­ва, тссс!

Гер­ми­она ус­ме­ха­ет­ся, вы­ходя из зер­каль­но­го за­ла. Фи­она иног­да лю­бит на­пус­тить вид, как буд­то ей из­вес­тны все тай­ны ми­роз­да­ния.

Зал Вос­по­мина­ний так­же пуст и чист. Она уже дав­но зна­ет, как сле­ду­ет уп­равлять­ся с за­чаро­ван­ным крис­таллом, и как опас­ны бы­ва­ют собс­твен­ные вос­по­мина­ния, за­сасы­ва­ющие в свой ил­лю­зор­ный, но как буд­то бы ре­аль­ный мир. Фи­она ле­та­ет по за­лу, оги­бая крис­талл, ви­сящий под по­тол­ком.

— Сла­ва прес­вя­той Си­би­але, Дра­ко уже не за­ходит сю­да. Ты ум­ни­ца, cara, что су­мела вер­нуть его.

Гер­ми­она на вся­кий слу­чай заг­ля­дыва­ет в уг­лы.

— Он вер­нулся сам. Фиа, Нар­цисса каж­дый год ус­тра­ива­ет по­доб­ные убор­ки?

— Да, обыч­но во­об­ще-то пе­ред Пас­хой, пе­ред Рож­дес­твом ре­же.

— По­чему же тог­да она не зва­ла ме­ня рань­ше?

— Не знаю. Мо­жет быть, по­тому что рань­ше ей это не сос­тавля­ло тру­да, а те­перь она быс­тро ус­та­ет, и вол­шебс­тво да­ет­ся ей все ху­же?

— Она боль­на?

— Не знаю, cara, вро­де бы, нет, но мне ка­жет­ся, она как-то стран­но ис­ху­дала в пос­леднее вре­мя. О, то есть я не имею ви­ду, что она пе­рес­та­ла есть, се­ла на ди­ету или что-то в этом ро­де. Прос­то она как буд­то та­ет, по­нем­но­гу, мед­ленно, поч­ти не­замет­но. Я не смо­гу те­бе объ­яс­нить так, как ви­жу это са­ма, у при­виде­ний нес­коль­ко иное зре­ние.

Гер­ми­она обес­по­ко­ен­но пос­ту­кива­ет па­лоч­кой по ру­ке.

— Что же с ней про­ис­хо­дит? Мис­тер Мал­фой раз­ве ни­чего не за­меча­ет?

— Наш Лю­ци­ус дня­ми про­пада­ет в Ми­нис­терс­тве, ра­ботая в честь и на сла­ву сво­его Гос­по­дина, — фыр­ка­ет приз­рак, — он так за­нят, что до­мови­ки но­сят ему обед пря­мо в Ми­нис­терс­тво. По­ража­юсь его пре­дан­ности этой зме­епо­доб­ной лич­ности.

— И все-та­ки…

— Нар­цисса ни­ког­да не жа­лу­ет­ся и ни­чего не про­сит, а ес­ли ты спро­сишь ее о здо­ровье, не­из­менно ус­лы­шишь: «Прек­расно, бла­года­рю вас, не сто­ит бес­по­ко­ить­ся». Это вос­пи­тание нас­то­ящей ле­ди. Впро­чем, она и уро­дилась та­кой, тут уж ни­чего не по­дела­ешь.

Гер­ми­она мол­чит, вы­ходя из за­ла, идет по ко­ридо­ру мед­ленны­ми ша­гами в соп­ро­вож­де­нии Фи­оны.

— Они та­кие… осо­бые, — на­конец про­из­но­сит она.

— Кто?

— Мис­тер Мал­фой. Мис­сис Мал­фой. Дра­ко. Все те, кто но­сит и но­сил фа­милию Мал­фой. Они по­хожи на свой за­мок — та­кие же неп­риступ­ные и ве­личес­твен­ные, над­менные и гор­дые. В го­лову да­же мыс­ли не при­ходит о том, что они мо­гут быть в чем-то у­яз­ви­мы. Они скры­ва­ют в се­бе столь­ко тайн, что каж­дый раз ди­ву да­ешь­ся, от­кры­вая что-то но­вое. Они не впус­ка­ют чу­жих в свой круг, им глу­боко без­различ­ны те, кто их не ин­те­ресу­ет. Они са­модос­та­точ­ны. Но это толь­ко ка­жет­ся, по­тому что они зас­тавля­ют всех так ду­мать. Рань­ше, еще учась в Хог­вар­тсе и стал­ки­ва­ясь с Дра­ко, я да­же пред­ста­вить не мог­ла, что он мо­жет быть та­ким, ка­ким я знаю его сей­час. Я пос­чи­тала бы, что мне бес­со­вес­тно лгут, ес­ли уз­на­ла, что Нар­цисса Мал­фой са­ма за­нима­ет­ся убор­кой сво­его зам­ка. И уж точ­но я бы рас­хо­хота­лась, ус­лы­шав, что Лю­ци­ус Мал­фой, По­жира­тель Смер­ти, ис­крен­не лю­бит свою семью и ни­ког­да да­же не кри­вит­ся, ког­да мис­сис Мал­фой вы­носит ему свое оче­ред­ное ку­линар­ное тво­рение.

Фи­она улы­ба­ет­ся нем­но­го грус­тно и по­нима­юще.

— Мал­фой — это не толь­ко фа­милия, это род, име­ющий бо­лее, чем ты­сяче­лет­нюю ис­то­рию, ко­торая нак­ла­дыва­ет на не­го свои обя­затель­ства. Это по­ложе­ние в об­щес­тве, это об­раз жиз­ни, это древ­няя ро­довая ма­гия. Cara mia, ты то­же Мал­фой, не за­бывай об этом.

— Да, — за­дум­чи­во от­ве­ча­ет Гер­ми­она, — я то­же…

— К гос­по­же приш­ли, — на этот раз пе­ред ней по­яв­ля­ет­ся до­мови­чок со смеш­но всто­пор­щенны­ми уш­ка­ми, — гос­по­жа Мил­ли­сен­та. Очень про­сила при­нять.

— Мил­ли­сен­та? — удив­ленно пе­рес­пра­шива­ет Гер­ми­она, — ты не ошиб­ся, Пин­ки?

Мил­ли­сен­та Буллстро­уд, вер­нее, Нотт, про­сит при­нять?! Что слу­чилось?! Да они с ней ед­ва ли па­рой де­сят­ков слов об­ме­нялись за все вре­мя зна­комс­тва.

— Нет, гос­по­жа. Пин­ки хо­рошо зна­ет гос­по­жу Мил­ли­сен­ту.

Дей­стви­тель­но, в ма­лень­кой при­ем­ной гос­ти­ной с ди­вана тя­жело под­ни­ма­ет­ся Мил­ли­сен­та Нотт. Нем­но­го по­мед­лив, она здо­рова­ет­ся.

— У те­бя ка­кое-то де­ло ко мне? — хо­лод­но спра­шива­ет Гер­ми­она, вдруг про се­бя вспом­нив, что она то­же Мал­фой.

— Да, — мо­лодая жен­щи­на не­реши­тель­но са­дит­ся об­ратно, — я… не мог­ли бы мы встре­тить­ся где-ни­будь в дру­гом мес­те, не в Мал­фой-Ме­норе? Это очень важ­но.

— За­чем?

— Это важ­но, — пов­то­ря­ет Мил­ли­сен­та, от­во­дя взгляд, — кля­нусь, ес­ли бы мог­ла, я бы все рас­ска­зала сей­час.

Гер­ми­она удив­ленно под­ни­ма­ет бро­ви.

Стран­ная прось­ба. Стран­ный про­сящий тон. Ин­три­гу­ет и в то же вре­мя нас­то­ражи­ва­ет.

— Нет, ни­чего та­кого, — слов­но про­читав ее мыс­ли, го­ворит Мил­ли­сен­та, — прос­то мне… нам нуж­но по­гово­рить кое о чем.

— Я дол­жна те­бе по­верить?

— Кля­нусь мо­им ре­бен­ком, это прос­то од­на встре­ча. Для те­бя не бу­дет ни­чего опас­но­го, неп­ри­ят­но­го или дур­но­го. Да и что я мо­гу сде­лать те­бе? — в го­лосе Мил­ли­сен­ты уже поч­ти умо­ля­ющие нот­ки, — толь­ко по­гово­рить.

Ког­да-ни­будь до­вер­чи­вость вый­дет ей бо­ком.

— Хо­рошо. Где?

Об­легчен­ный вы­дох.

— Зав­тра, ес­ли ты сог­ласна. В цен­траль­ном пар­ке го­рода Ло­хер­нхед.

— Это где? — изум­ля­ет­ся Гер­ми­она, — а нель­зя где-ни­будь в зна­комом мес­те?

— В Шот­ландии. Ма­лень­кий го­род, там нет ма­гов. Бо­юсь, в зна­комом мес­те не по­лучит­ся.

Все странь­ше и странь­ше, как вы­ража­лась са­мая зна­мени­тая де­воч­ка Ан­глии. Что хо­чет Мил­ли­сен­та? Ей не по се­бе, и она яв­но что-то скры­ва­ет. Лад­но, все уз­на­ем при встре­че. Дра­ко го­ворить об этом, на­вер­ное, не нуж­но. За­чем зря его бес­по­ко­ить? Он и так в пос­леднее вре­мя слиш­ком мно­го нер­вни­ча­ет из-за сво­его руд­ни­ка, на ко­тором ору­ду­ет мо­шен­ник-гоб­лин. А те­перь воз­вра­ща­ем­ся к убор­ке, Нар­цисса все еще за­нята с Бел­латри­сой, дел не­поча­тый край.

И еще — нуж­но обя­затель­но уз­нать, что про­ис­хо­дит со свек­ровью. Ес­ли Фи­она за­мети­ла что-то не­лад­ное, зна­чит, и в са­мом де­ле что-то с ней не так…


* * *


— Мам, ма­ма! Я ви­дел фею! Нас­то­ящую! Прав­да-прав­да! По­чему «Не мо­жет быть»? Она бы­ла там! Си­дела на ве­точ­ке, и у нее бы­ли кры­лыш­ки! Как у ба­боч­ки, и они свер­ка­ли! Фея бы­ла очень кра­сивая и сов­сем ма­лень­кая. Нет же, ма, я не вру! По­чему ты мне не ве­ришь?

В го­лосе ре­бен­ка, маль­чи­ка в смеш­ной ша­поч­ке с ко­зырь­ком, зве­нит оби­да. А его мать си­дит на ска­мей­ке, пог­ру­жен­ная в глян­це­вый жен­ский жур­нал, и рав­но­душ­но-отс­тра­нен­но от­ве­ча­ет, что «врать нель­зя, Род­жер, у те­бя всег­да глу­пые фан­та­зии, будь добр, не но­сись, как су­мас­шедший, по­кор­ми луч­ше го­лубей, за­чем я по­купа­ла бул­ку, тра­тила лиш­ние пен­сы?»

Гер­ми­она, уже пол­ча­са про­гули­ва­юща­яся по до­рож­кам ста­рого пар­ка и не­воль­но наб­лю­да­ющая за ни­ми, мор­щится. Ну и ма­моч­ка! По­чему она так сле­па и глу­ха к сво­ему сы­ну? Он хо­тел по­делить­ся с ней чу­дом, а она гру­бо от­вер­гла его щед­рость. Че­рез нес­коль­ко лет она, мо­жет быть, вспом­нит об этом дне, ког­да вы­нет из поч­то­вого ящи­ка пись­мо, ад­ре­сован­ное ее один­надца­тилет­не­му сы­ну. Пись­мо, на­писан­ное изум­рудны­ми чер­ни­лами на жел­то­ватом пер­га­мен­те, в ко­тором бу­дут уди­витель­ные ве­щи. Ведь маль­чик, не­сом­ненно, ма­лень­кий кол­дун. Он, ко­неч­но, еще не зна­ет, но та­кие соз­да­ния, как феи, бе­зоши­боч­но чувс­тву­ют не­види­мую а­уру вол­шебс­тва, ок­ру­жа­ющую ма­га, и тя­нут­ся к не­му. Пом­нится, и у нее в детс­тве в ку­коль­ном до­мике жил кро­хот­ный ого­нек, ма­лень­кая фей­ка, ко­торую она зва­ла Динь, по­тому что обо­жала книж­ку о Пи­тере Пэ­не. Ро­дите­ли дол­гое вре­мя счи­тали ее ма­лень­кую под­ружку бе­зобид­ным пло­дом во­об­ра­жения.

Под но­гами из­редка шур­шат су­хие листья. Зи­ма на удив­ле­ние ма­лос­нежная и теп­лая для Шот­ландии. Де­ревья в раз­думье, то ли окон­ча­тель­но сбро­сить лис­тву, то ли по­дож­дать. Гер­ми­она под­ни­ма­ет кле­новый лист, до­вер­чи­во при­жав­ший­ся к бо­тин­ку. Жел­то-крас­ный, с прос­ве­чива­ющи­мися тон­ки­ми жи­лоч­ка­ми, он пах­нет ды­мом осен­них кос­тров, сен­тябрь­ской све­жестью и горь­ко­ватым ды­хани­ем увя­дания.

В Мал­фой-Ме­нор есть це­лый зал, за­сыпан­ный эти­ми пос­ледни­ми сле­зами осе­ни, об­на­ружен­ный ею, как еще од­но чу­до, во вре­мя убор­ки. В цен­тре его фон­тан — ста­туя де­вуш­ки. Бо­соно­гая, тон­кая, гус­тые во­лосы раз­ме­тались по пле­чам, ли­цо от­кры­тое и ми­лое, и са­ма она поч­ти как жи­вая. Из ла­доней, сло­жен­ных ло­доч­кой, стру­ит­ся во­да. Она слов­но пред­ла­га­ет уто­лить жаж­ду, про­тяги­вая ла­дони ус­тавше­му пут­ни­ку.

Вмес­то окон в этом за­ле бы­ли ароч­ные про­емы, вы­ходя­щие в осен­ний сад. Прон­зи­тель­но си­нело не­бо в прос­ве­те меж­ду вет­вя­ми де­ревь­ев, и на его фо­не по­лыха­ли ярос­тным шаф­ранным и баг­ро­вым пла­менем листья. Ве­тер за­метал их в зал, ро­нял в фон­тан, тем­ная проз­рачная во­да ко­торо­го не­ус­танно пе­ла свою пес­ню. Са­мое стран­ное — она ис­ка­ла сна­ружи ар­ки за­ла, но так и не наш­ла, хо­тя прош­ла все вдоль и по­перек. А вый­дя в сад из­нутри, дол­го бро­дила по тол­сто­му ков­ру лис­твы, слу­шая шур­ша­щую ти­шину, про­низан­ную ти­хой свет­лой грустью, и наб­лю­дая те­ни па­да­ющих листь­ев. Вы­хода из не­го не бы­ло.

Стран­но бы­ло си­деть на ка­мен­ной скамье у фон­та­на, пог­ру­зив паль­цы в во­ду, про­вожать взгля­дом об­ре­чен­ные веч­но опа­дать звез­ды листь­ев. В гул­кой пус­то­те за­ла фон­тан не прос­то жур­чал, он слов­но что-то рас­ска­зывал, грус­тил и ра­довал­ся вмес­те с ней. Из­вечный древ­ний го­лос во­ды в зо­лотом све­те ран­ней осе­ни. На­вер­ня­ка, это бы­ло лю­бимым мес­том Алекс Мал­фой, — вспом­ни­ла она тог­да ры­жень­кую де­вуш­ку с пе­чаль­ны­ми гла­зами. Мо­жет, и фон­тан по­явил­ся здесь не слу­чай­но. Ес­ли прис­мотреть­ся вни­матель­ней, ста­туя чем-то по­хожа на ту, чей пор­трет ви­сит в се­мей­ной га­лерее.

Жел­тые листья. Они на­поми­на­ют ей и об Аза­лин­де, до­чери Алекс, умер­шей три го­да на­зад, в си­не-жел­тую осень пос­ле их свадь­бы. Листья так­же шур­ша­ли под но­гами и цеп­ля­лись за ман­тию, ког­да она шла с Дра­ко к ро­дово­му скле­пу, пря­тав­ше­муся в глу­бине са­да. Ста­рая ле­ди ос­та­вила за­веща­ние, сог­ласно ко­торо­му же­лала быть по­хоро­нен­ной имен­но здесь, ря­дом с ро­дите­лями и бра­том. Ник­то не ос­ме­лил­ся пре­кос­ло­вить ей да­же пос­ле смер­ти, нас­толь­ко силь­на бы­ла ее во­ля.

Из раз­ду­мий Гер­ми­ону вы­рыва­ет ок­лик. Навс­тре­чу спе­шит Мил­ли­сен­та и… Одис­са Эй­ве­ри?

А этой что нуж­но?

— Здравс­твуй. Спа­сибо, что приш­ла, — Мил­ли­сен­та пе­рево­дит дух.

Гер­ми­она при­под­ни­ма­ет бро­ви.

— Так все-та­ки в чем де­ло?

Одис­са от­ча­ян­но шеп­чет под­ру­ге, стис­ки­вая зу­бы:

— Ты с ума сош­ла, Мил­ли? Я ни­ког­да не пой­ду на это! Я не смо­гу!

— Это единс­твен­ный вы­ход. Она смо­жет по­мочь, — Мил­ли­сен­та опус­ка­ет­ся на де­ревян­ную скамью, при­дер­жи­вая боль­шой жи­вот.

Она на пос­леднем ме­сяце бе­ремен­ности, и за­мет­но, что ей тя­жело. Осу­нув­ша­яся, ка­кая-то не­имо­вер­но ус­та­лая и из­можден­ная, на ли­це прос­ту­па­ют пиг­мен­тные пят­на, гла­за вва­лились. Она мед­ленно, с на­жимом пов­то­ря­ет:

— Это единс­твен­ный вы­ход в сло­жив­шей­ся си­ту­ации, по­верь мне. Те­бе на­до бы­ло об­ра­тить­ся к ней рань­ше.

— Ни за что! Я не при­му по­мощь от этой выс­кочки! — Одис­са пы­та­ет­ся сме­рить Гер­ми­ону през­ри­тель­ным взгля­дом, но ей это пло­хо уда­ет­ся. Са­ма по­нимая это, де­вуш­ка вздер­ги­ва­ет под­бо­родок и рез­ко от­во­рачи­ва­ет­ся.

Гер­ми­она в ду­ше ру­га­ет се­бя, что сог­ла­силась на встре­чу. Что хо­роше­го мог­ли ска­зать ей Мил­ли­сен­та и Одис­са? Они не­нави­дят ее, всег­да не­нави­дели и бу­дут не­нави­деть. И что еще за по­мощь? Пом­нится, Мил­ли­сен­та го­вори­ла, что им на­до толь­ко по­гово­рить.

— Вы поз­ва­ли ме­ня, что­бы ос­кор­блять? Как ни стран­но, мне не дос­тавля­ет это удо­воль­ствия.

— По­дож­ди, Гер­ми­она! — го­лос Мил­ли­сен­ты вновь умо­ля­ющий, — нам… нам нуж­на твоя по­мощь. Ес­ли ты не по­можешь, мы, то есть, я хо­чу ска­зать, не мы, а Одис­са ока­жет­ся в боль­шой бе­де.

Гер­ми­она хму­рит­ся, оки­дывая взгля­дом по-преж­не­му сто­ящую к ней спи­ной Одис­су. Это что-то но­вень­кое — Одис­се Эй­ве­ри тре­бу­ет­ся по­мощь Гер­ми­оны Мал­фой? Что хо­чет от нее эта над­менная арис­тократ­ка?

— Что слу­чилось? Не уве­рена, что смо­гу вам по­мочь, по­ка не уз­наю в чем де­ло.

— По­нима­ешь, де­ло в том, что… так по­лучи­лось, что… — Мил­ли­сен­та спо­тыка­ет­ся на каж­дом сло­ве, — та­кая си­ту­ация, я да­же не знаю…

— Я бе­ремен­на! — не­ожи­дан­но вык­ри­кива­ет Одис­са, жен­щи­на на ска­мей­ке ис­пу­ган­но вздра­гива­ет, а маль­чик удив­ленно ог­ля­дыва­ет­ся на них, — бе-ре-ме-нна! Что, не ожи­дала?

— Мои поз­драв­ле­ния. Ког­да свадь­ба и кто счас­тли­вый бу­дущий суп­руг и отец, ес­ли не сек­рет?

Гер­ми­она не­до­уме­ва­ет. Ка­кое от­но­шение име­ет она к бе­ремен­ности Одис­сы?

— В том-то и де­ло… — Мил­ли­сен­та те­ребит пла­ток, не за­мечая, что без­жа­лос­тно рвет на клоч­ки тон­кую ткань, и по­чему-то не ре­ша­ет­ся взгля­нуть на Гер­ми­ону, — она… отец это­го ре­бен­ка… о, Мер­лин, Одис­са!

Гер­ми­она ре­шитель­но не по­нима­ет при­чину вол­не­ния Мил­ли­сен­ты и Одис­сы. Что из то­го, что Одис­са бе­ремен­на? При ее внеш­ности, бо­гатс­тве и по­ложе­нии семьи вый­ти за­муж за от­ца ре­бен­ка не проб­ле­ма. На­вер­ня­ка, это кто-то из ее обыч­но­го ок­ру­жения, на­пыщен­ные чис­токров­ные, ко­неч­но же, ма­ги, хвас­тли­вые, наг­лые и бо­гатые. Иных Одис­са Эй­ве­ри не удос­та­ива­ет да­же взгля­дом.

— Отец мо­его ре­бен­ка — Феб Ри­вен­волд! — Одис­са с вы­зовом вски­дыва­ет го­лову, но в ее гла­зах Гер­ми­она ви­дит та­кое от­ча­яние, что ее слов­но тол­ка­ет на­зад.

Феб Ри­вен­волд был каз­нен ме­сяц на­зад, три­над­цать «Кру­ци­ату­сов» и «Ава­да Ке­дав­ра» из па­лоч­ки са­мого Лор­да — за по­доз­ре­ние в свя­зи с Соп­ро­тив­ле­ни­ем, шпи­онаж и сок­ры­тие важ­ных све­дений. Его отец умер от раз­ры­ва сер­дца че­рез день пос­ле каз­ни сы­на. Мать Фе­ба бы­ла маг­ло­рож­денной, но он в от­ли­чие от боль­шинс­тва ни­ког­да не скры­вал это­го по­зор­но­го фак­та сво­ей би­ог­ра­фии. Феб во­об­ще от­ли­чал­ся от всей арис­токра­тичес­кой кли­ки. Хо­тя по от­цу он и при­над­ле­жал к од­но­му из древ­ней­ших вол­шебных ро­дов, но не­ред­ко сам выс­ме­ивал на­личие длин­но­го ря­да пред­ков и кич­ли­вость этим сво­их сверс­тни­ков. Он был стар­ше Гер­ми­оны на шесть лет, и по Хог­вар­тсу она его не пом­ни­ла. Но пос­ле ее по­яв­ле­ния в зам­ке Мал­фо­ев он был од­ним из нем­но­гих, кто ни­ког­да не во­ротил нос от маг­локров­ки. Сред­не­го рос­та, с тем­но-ру­сыми во­лоса­ми и вни­матель­ны­ми гла­зами, улыб­чи­вый, он чем-то на­поми­нал ей Гар­ри. Уз­нав о том, что он каз­нен, Гер­ми­она был пот­ря­сена, Дра­ко лишь мол­ча сжи­мал ее ла­дони и це­ловал паль­цы, слов­но про­ся про­щения за то, что при­нес ей эту горь­кую весть.

Как же Феб Ри­вен­волд, ум­ный, доб­рый, при­вет­ли­вый Феб, стал от­цом ре­бен­ка стер­возной и неп­ри­ят­ной во всех от­но­шени­ях Одис­сы Эй­ве­ри?

Гер­ми­она не­довер­чи­во оки­дыва­ет взгля­дом фи­гуру де­вуш­ки. Как буд­то и на са­мом де­ле она слег­ка по­пол­не­ла. А мо­жет, это из-за прос­торной ман­тии, скра­дыва­ющей очер­та­ния те­ла? В от­ли­чие от по­дур­невшей Мил­ли­сен­ты, Одис­са в пос­леднее вре­мя, нап­ро­тив, еще боль­ше по­хоро­шела — неж­ная ко­жа слов­но све­тит­ся из­нутри, дви­жения ста­ли плав­ны­ми и од­новре­мен­но гра­ци­оз­ны­ми. Но сей­час го­лубые гла­за де­вуш­ки свер­ка­ют ли­хора­доч­ным блес­ком, а на ли­це явс­твен­но вид­ны сле­ды дол­гих слез.

Гер­ми­она при­поми­на­ет пос­ледние ме­сяцы и не­дели жиз­ни Фе­ба. Но к со­жале­нию, она не пом­нит, ви­дела ли его ря­дом с Одис­сой. Все-та­ки они бы­ли не очень близ­ки. Но ес­ли это прав­да, Одис­се не по­зави­ду­ешь. Семья Ри­вен­волдов приз­на­на от­ступ­ни­ками и пре­дате­лями, их иму­щес­тво кон­фиско­вано в каз­ну Тем­но­го Лор­да. А Эмет­ри­ус Эй­ве­ри прос­то-нап­росто собс­твен­ны­ми ру­ками унич­то­жит дочь, ес­ли уз­на­ет о том, что она бе­ремен­на от Фе­ба.

Что же те­перь де­лать этой кра­сивой над­менной де­вуш­ке, ко­торая от­ча­ян­но ку­са­ет гу­бы, что­бы не рас­пла­кать­ся и окон­ча­тель­но не уни­зить­ся пе­ред той, ко­торую она всег­да пре­зира­ла? Пос­ледний от­ча­ян­ный шаг?

Мил­ли­сен­та все бор­мо­чет:

— Она не хо­чет из­бавлять­ся от ре­бен­ка… хо­тя сей­час это, на­вер­ное, бы­ло бы то­же вы­ходом…

— Что ты не­сешь, Мил­ли? — ярос­тно взры­ва­ет­ся Одис­са, — как ТЫ мо­жешь пред­ла­гать мне та­кое? Ни за что! Я не убью ре­бен­ка Фе­ба, мо­его Фе­ба…— ли­цо де­вуш­ки, ожес­то­чен­ное, хо­лод­ное, вдруг смяг­ча­ет­ся, а сле­зы, так дол­го сдер­жи­ва­емые, на­конец про­рыва­ют пло­тину.

Жен­щи­на, то и де­ло ог­ля­дыва­ясь на них, под­зы­ва­ет сы­на и пос­пешно ухо­дит. Гер­ми­она от­ре­шен­но смот­рит ей вслед. Не­уже­ли Одис­са и в са­мом де­ле лю­била Фе­ба? Лю­била так, что те­перь го­това на все, лишь бы сох­ра­нить его ди­тя? Как стран­но и слож­но… впро­чем, как и мно­гое в этом ми­ре.

— Я по­могу те­бе. Толь­ко не од­на.

— Ник­то не дол­жен знать об этом!

— Ес­ли ты хо­чешь вы­жить и сох­ра­нить ре­бен­ка, то дол­жна до­верить­ся мне.

Одис­са впи­ва­ет­ся взгля­дом в Гер­ми­ону, слов­но пы­та­ет­ся что-то уви­деть и по­нять, и мед­ленно ки­ва­ет го­ловой.

— Хо­рошо.

— Тог­да нуж­но дей­ство­вать ос­то­рож­нее, нас не дол­жны ви­деть вмес­те. У ме­ня по­явил­ся план, по­ка нем­но­го ту­ман­ный, но я над ним по­рабо­таю. Встре­тим­ся в пят­ни­цу у Бо­улов.


* * *


«О, Мер­лин и Мор­га­на, не­нави­жу всех в этом за­ле!!! Всех, слы­шите?! Осо­бен­но эту ту­пую уро­дину Фран­ческу Джаг­сон, ко­торая не пе­рес­та­ет тре­щать и гнус­но сплет­ни­чать вот уже пол­то­ра ча­са! И как она не ус­та­ет? Зат­кнуть бы ее яр­ко нак­ра­шен­ный рот, за­жать нос и с удо­воль­стви­ем наб­лю­дать, как она нач­нет за­дыхать­ся от нех­ватки воз­ду­ха…»

Пэн­си дер­жа­лась бы по­даль­ше от этой сплет­ни­цы, но, к ог­ромно­му со­жале­нию, это са­мый ук­ромный и ти­хий уго­лок за­ла, ку­да не дос­ти­га­ет люд­ская су­ета и мно­гого­лосие. И ди­ван здесь удоб­ный, а пе­ред ним раз­ве­сис­тая паль­ма в кад­ке, мож­но нем­но­го от­дохнуть и рас­сла­бить­ся. Но Фран­ческа тре­щит без умол­ку и, сла­ва Мер­ли­ну, об­ра­ща­ет­ся в ос­новном к Мил­ли­сен­те Нотт и Одис­се Эй­ве­ри. Ес­ли Пэн­си здесь бы­ла од­на, са­мое мень­шее, наг­ру­била бы ей.

— Же­на Джеф­фри Мак­Ней­ра, ма­лень­кая Вивь­ен, тя­жело боль­на, поч­ти при смер­ти. Она та­кая хруп­кая и бо­лез­ненная, бед­няжка, не вы­дер­жа­ла ро­дов. Ре­бенок-то здо­ров, а вот она та­ет, как све­ча. Джеф­фри убит го­рем, а его па­паше все ни­почем. Го­ворит, что са­мое глав­ное в сво­ей жиз­ни она сде­лала — ро­дила ему вну­ка. Ка­кая бес­чувс­твен­ность! Не удив­люсь, ес­ли Вивь­ен, не дай Мер­лин, ум­рет, У­ол­ден Мак­Нейр зас­та­вит Джеф­фри же­нить­ся во вто­рой раз, да­же не вы­дер­жав срок тра­ура. Джеф­фри та­кой тю­фяк!

«Не та­кой уж он тю­фяк, как ты ду­ма­ешь, прос­то пред­по­чита­ет не прив­ле­кать вни­мания. Су­мел же нас­то­ять на сво­ем, ког­да его хо­тели об­ру­чить с то­бой»

— А вы по­лучи­ли приг­ла­шение от Крэб­бов? Не прав­да ли, ми­лое? Си­рене­вый шел­ко­вис­тый пер­га­мент, зо­лотое тис­не­ние, изящ­ный слог и аро­мат фи­алок! Ве­лико­леп­но, прос­то изу­митель­но! Не сом­не­ва­юсь ни ми­нуты, это при­дума­ла са­ма Ар­те­миза, на­ша оча­рова­тель­ная крош­ка Ар­те­миза, я ее обо­жаю! Не мо­гу пред­ста­вить ее в до­ме этих ужас­ных Крэб­бов. Они так гру­бы и со­вер­шенно ли­шены чувс­тва прек­расно­го. На­де­юсь, Вин­сент пос­ле свадь­бы обос­ну­ет­ся от­дель­но от ро­дите­лей, ведь Розье да­ют за Ар­те­мизой очень да­же неп­ло­хое при­даное, хо­тя в их семье май­орат.

«Лезть в чу­жую жизнь и осуж­дать — не са­мое дос­той­ное за­нятие для ле­ди. Впро­чем, ты ее и не яв­ля­ешь­ся»

— Сай­мон Рук­вуд сде­лал пред­ло­жение Офе­лии Флинт, и что вы ду­ма­ете? Она от­ка­зала! Эта гор­дячка ска­зала: «Нет, спа­сибо, но ме­ня не прель­ща­ет пер­спек­ти­ва ос­тать­ся мо­лодой вдо­вой», пред­став­ля­ете?

«Пред­став­ляю и от­даю дол­жное сме­лос­ти этой дев­чонки. Она яв­но вы­рази­лась с на­меком на прис­кор­бное умень­ше­ние жиз­ненно­го сро­ка По­жира­телей Смер­ти. Ведь на них в пер­вую оче­редь охо­тят­ся быв­шие Ав­ро­ры. Сколь­ко их уже по­гиб­ло? В ос­новном, мо­лодые, зе­леные, че­рес­чур не­тер­пе­ливые и нес­держан­ные. Хо­рошо, что Эл­фрид не рвет­ся в По­жира­тели. Впро­чем, ну­жен ли он Лор­ду? Офе­лия Флинт… Не при­пом­ню да­же ли­цо этой гор­дячки. Стар­ше она ме­ня или млад­ше? Мар­кус стар­ше, это я точ­но пом­ню. Кста­ти, по­чему она гор­дячка? Толь­ко по­тому, что пос­ме­ла от­ка­зать Сай­мо­ну? Да пос­ледняя гоб­ли­ниха сде­лала бы то же са­мое, про­веди она с Сай­мо­ном в од­ной ком­на­те бо­лее по­луча­са. От его эго­из­ма и от­кро­вен­но­го са­молю­бова­ния мож­но свих­нуть­ся».

Пэн­си не­воль­но ус­ме­ха­ет­ся. Сай­мон, пом­нится, и за ней пы­тал­ся при­уда­рить, где-то с ме­сяц тас­кался по пя­там по всем ве­черин­кам. Она поч­ти го­това бы­ла нас­лать на не­го «Ава­ду», лишь бы боль­ше не слы­шать нуд­ный тя­гучий го­лос и и не ви­деть тус­клые гла­за, над ко­торы­ми на­виса­ла ужас­но гус­тая чел­ка, от­че­го ка­залось, что у Сай­мо­на нет лба. А по­том по­явил­ся Эл­фрид…

Эл­фрид, Эл­фрид… мог­ла ли она ду­мать тог­да, в де­вят­надцать лет, ви­дя блеск его се­рых глаз из-под кру­жева фа­ты, ощу­щая на бе­зымян­ном паль­це тя­жесть коль­ца, поч­ти гор­дясь тем, что от­ны­не ее бу­дут на­зывать мис­сис Де­лэй­ни, что спус­тя все­го три го­да од­нажды в за­пале ссо­ры крик­нет, что каж­дую ночь, ло­жась с ним в пос­тель, пред­став­ля­ет на его мес­те дру­гого? И она ни­ког­да не за­будет, ка­кой смер­тель­ной блед­ностью пок­ры­лось его уз­кое над­менное ли­цо, как дрог­ну­ли гу­бы то ли в воп­ро­се, то в прок­лятье, и как пос­ле это­го он опус­тился на кро­вать и сжал го­лову ру­ками. Она сто­яла и не зна­ла, что ей де­лать. От­зву­ки ссо­ры зве­нели в воз­ду­хе, мед­ленно та­яли, ос­тавляя гряз­ный тя­желый оса­док в ду­ше. Она уже поч­ти жа­лела о сво­их сло­вах, дро­жала от вол­не­ния, нер­вно­го нап­ря­жения и хо­лода в тон­ком шел­ко­вом пень­ю­аре, бо­сые но­ги ле­денил пол. А Эл­фрид мол­чал, и как в де­шевых ро­манах, ко­торые она всег­да тер­петь не мог­ла, за ок­ном вдруг свер­кну­ла ос­ле­питель­но яр­кая вспыш­ка, раз­дался гро­хот гро­ма, и струи дож­дя на­чали силь­но хлес­тать на­ис­кось по стек­лу. Она не­реши­тель­но по­дош­ла к кро­вати, и муж вне­зап­но схва­тил ее за ру­ки и по­валил ее, по­дав­ляя сво­им ху­доща­вым, но тя­желым те­лом. Он це­ловал ее жад­но и жес­то­ко, на­маты­вал на ру­ку ее длин­ные во­лосы так, что ее го­лова зап­ро­киды­валась на­зад, так креп­ко сжи­мал в объ­ять­ях, что она ед­ва мог­ла ды­шать, до­водил поч­ти до ис­ступ­ле­ния, лас­кая, и слов­но пы­тал­ся без­мол­вно дать оп­ро­вер­же­ние ее сло­вам. Он не про­ронил ни сло­ва и на­ут­ро ушел из ее спаль­ни, а ког­да вер­нулся ве­чером, от не­го чуть не за ми­лю пах­ло до­рогим ог­не­вис­ки, и сно­ва бы­ла су­мас­шедшая ночь. Че­рез нес­коль­ко дней они на­чали раз­го­вари­вать, но так и не упо­мина­ли о той зло­получ­ной ссо­ре. Ес­ли до нее Эл­фрид хоть и был хо­лод­но­ват и сдер­жан, но все же Пэн­си всег­да ощу­щала его вни­мание, то пос­ле он слов­но отс­тра­нил­ся. У не­го бы­ли свои ин­те­ресы, свои за­боты, он, хоть и не был По­жира­телем Смер­ти, час­тень­ко бы­вал у Лор­да, пре­дос­тавляя же­не рас­по­ряжать­ся сво­им вре­менем, как ей взду­ма­ет­ся. Их свя­зыва­ли толь­ко но­чи, на­пол­ненные ка­кой-то бе­зум­ной жи­вот­ной страстью, без неж­ности и люб­ви, слов­но те ис­корки при­вязан­ности, ощу­щения вза­им­ной нуж­ности, по­нима­ния друг дру­га, по­гас­ли под хо­лод­ной ноч­ной гро­зой. А днем он не­ред­ко об­ра­щал­ся с ней с та­кой неб­режностью, точ­но она бы­ла пос­то­рон­ним че­лове­ком в его до­ме.

Пэн­си осоз­на­вала свою ви­ну, да­же пы­талась по­гово­рить об этом с ма­терью и сес­трой, но мать приш­ла в ужас и от­ка­залась об­суждать столь ин­тимные воп­ро­сы с собс­твен­ной до­черью, а Па­мела бы­ла из­му­чена Лу­касом и мог­ла толь­ко ис­крен­не со­чувс­тво­вать и бес­силь­но раз­во­дить ру­ками. Близ­ких же под­руг у Пэн­си ни­ког­да не бы­ло, ря­дом с ней с детс­тва всег­да был толь­ко тот, кто стал тай­ной при­чиной их ссо­ры с Эл­фри­дом…

— Я точ­но знаю, эта гор­дячка влюб­ле­на в собс­твен­но­го ку­зена, ко­торо­го ста­рая Се­силия Флинт от­пра­вила в Шар­мба­тон, а по­том он ос­тался там пре­пода­вать. Вы же зна­ете, тог­да у Флин­тов еще не бы­ло ны­неш­не­го по­ложе­ния в об­щес­тве. Фа­би­ус Флинт, он при­ез­жал на по­зап­рошлое Рож­дес­тво, выг­ля­дел та­ким ми­лым и га­лан­тным, как нас­то­ящий фран­цуз! Ах, у не­го та­кие го­лубые гла­за, та­кие яр­кие, и тем­ные во­лосы! Не­уди­витель­но, что Офе­лия без ума от не­го. Жаль, что сей­час не одоб­ря­ют­ся родс­твен­ные бра­ки…

«Ни­кого и ни­чего те­бе не жаль, ду­ра. Ты прос­то не зна­ешь, что это за чувс­тво, не пой­мешь, что та­кое нас­то­ящая жа­лость и сос­тра­дание. Луч­ше бы уб­ра­лась пос­ко­рее, не от­равля­ла воз­дух ядом сво­их спле­тен. Бед­ная Па­мела, за что ей та­кое на­каза­ние?»

Все­го лишь крес­ти­ны, ми­лое се­мей­ное ме­роп­ри­ятие, а И­олан­та Бо­ул, свек­ровь Па­мелы, прев­ра­тила его в свет­ский при­ем с приг­ла­шени­ем чуть ли не сот­ни гос­тей. Мер­лин, здесь по­бывал и сам Лорд! Она бы не смог­ла до­пус­тить, что­бы Он на­ходил­ся ря­дом с ее ре­бен­ком в пер­вые дни жиз­ни. От од­ной мыс­ли мо­роз по ко­же. Нет, ког­да бу­дут крес­тить ее ма­лыша, она ни за что не до­пус­тит, что­бы на крес­ти­нах был еще кто-то, кро­ме чле­нов семьи, она нас­то­ит на сво­ем, ес­ли на­до, ус­тро­ит гран­ди­оз­ный скан­дал, от­ка­жет­ся во­об­ще крес­тить, ес­ли бу­дут при­сутс­тво­вать пос­то­рон­ние.

У Па­мелы нет ха­рак­те­ра Пэн­си, она слиш­ком мяг­кая и без­ро­пот­но-ус­тупчи­вая, ни­ког­да не уме­ла до­бивать­ся че­го-то и тре­бовать. И в мужья ей дос­та­лось раз­врат­ное и без­душное чу­дови­ще. Ког­да Пэн­си ви­дит Лу­каса Бо­ула, ей до бе­зумия хо­чет­ся прев­ра­тить его в чер­вя­ка и рас­топтать. Пусть он хоть триж­ды По­жира­тель Смер­ти, пусть го­ворят, что он обо­жа­ет из­де­вать­ся над маг­ла­ми, но при ви­де его гру­бой са­мо­уве­рен­ной фи­зи­оно­мии па­лоч­ка так и пры­га­ет в ру­ку. Он уже с ут­ра на­качал­ся ог­не­вис­ки, брен­ди, скот­чем, де­мен­тор зна­ет чем еще, и сей­час поч­ти в нев­ме­ня­емом сос­то­янии. Как же, крес­ти­ны оче­ред­но­го Бо­ула, сы­на, нас­ледни­ка ро­да! До че­го же эти муж­чи­ны ог­ра­ниче­ны и глу­пы. Им нуж­ны толь­ко маль­чи­ки, толь­ко сы­новья, что­бы рас­тить из них свое по­добие, свое от­ра­жение, хвас­тать­ся их ус­пе­хами, слов­но это их дос­ти­жение. Пусть же у нее ро­дит­ся де­воч­ка, ма­лень­кая де­воч­ка с се­рыми гла­зами, неж­ная и хруп­кая. Она не хо­чет маль­чи­ка, не хо­чет, что­бы Эл­фрид с гор­достью го­ворил всем, что у не­го сын, что он… О, Мер­лин, на­до ус­по­ко­ить­ся. Их се­мей­ный кол­до­медик со­вето­вал ей не нер­вни­чать, это вре­дит ре­бен­ку.

Ви­димо, Одис­се то­же дей­ству­ет на нер­вы неп­ре­рыв­ный по­ток ре­чи Фран­чески. Она не­тер­пе­ливо встря­хива­ет зо­лоты­ми во­лоса­ми, рас­прав­ля­ет склад­ки платья, бес­по­кой­но бе­га­ет гла­зами по за­лу. Та­кое ощу­щение, что она ко­го-то ждет. Но ког­да на го­ризон­те по­яв­ля­ет­ся кто-ни­будь из ее мно­гочис­ленных пок­лонни­ков, она раз­дра­жен­ным жес­том, да­же не раз­мы­кая губ, от­сы­ла­ет прочь. Мил­ли­сен­та же тер­пе­ливо под­да­кива­ет на каж­дое вос­кли­цание Фран­чески, что-то не­тороп­ли­во вя­жет («Она уме­ет вя­зать? Не­ожи­дан­ное от­кры­тие») и из­редка об­ме­нива­ет­ся быс­тры­ми взгля­дами с Одис­сой.

— О, а вы чи­тали пос­ледний «Magic life»? Но­мер пос­вя­щен Мал­фо­ям, ку­ча глян­це­вых кол­до-фо­тог­ра­фий, ин­тервью с мис­те­ром и мис­сис Мал­фой стар­ши­ми и шик, шик, шик! Мер­лин мой, ка­кие ве­лико­леп­ные у Нар­циссы брил­ли­ан­ты! А изум­рудное колье на этой их гряз­нокров­ке, — ед­ва уло­вимо кри­вят­ся гу­бы, и лег­кая брез­гли­вая гри­мас­ка на ли­це («ну вы же по­нима­ете…»), — на­вер­ня­ка сто­ит це­лое сос­то­яние! А их ир­ланд­ский за­мок! Ко­неч­но, Мал­фой-Ме­нор прек­ра­сен, но там ТА­КАЯ рос­кошь! Ка­мины, об­ли­цован­ные ред­чай­шим бе­лым ма­лахи­том, по­золо­чен­ные люс­тры и кан­де­ляб­ры, ме­бель крас­но­го и эбе­ново­го де­рева, пер­сид­ские ков­ры и шел­ко­вые порть­еры во всех ком­на­тах! Мей­сен­ский фар­фор и са­мые нас­то­ящие за­чаро­ван­ные ве­неци­ан­ские зер­ка­ла! Я не ве­рила сво­им гла­зам, ког­да смот­ре­ла на кол­до-фо­тог­ра­фии и чи­тала статью. Вы ког­да-ни­будь бы­вали в Дра­вен­дей­ле? Я те­перь прос­то меч­таю прой­тись по не­му!

«Меч­тай, толь­ко это те­бе и ос­та­ет­ся. Ты не спо­соб­на раз­гля­деть за бас­нослов­ным бо­гатс­твом бла­городс­тво, изыс­канность вку­са, врож­денный арис­токра­тизм. Все пе­ред то­бой зат­ме­ва­ют гал­ле­оны и брил­ли­ан­ты, по­это­му ты ни­ког­да не бу­дешь при­нята в Дра­вен­дей­ле, там при­нима­ют из­бран­ных. Это же что-то вро­де их свя­тили­ща, имен­но в нем вен­ча­лись все пред­ки Мал­фо­ев Мер­лин зна­ет сколь­ко сто­летий под­ряд. Я и са­ма-то бы­ла в Дра­вен­дей­ле толь­ко па­ру раз. Что же бы­ло? Ах, да, со­вер­шенно­летие Дра­ко и ри­ту­ал пе­реда­чи ро­дово­го перс­тня. Там чу­дес­но, на са­мом де­ле. И ро­довой ал­тарь на вы­соком бе­регу, с ко­торо­го от­кры­ва­ет­ся мор­ская даль, и ос­трые ба­шен­ки с ла­зур­ны­ми шпи­лями, при­да­ющие зам­ку сходс­тво с дра­гоцен­ной ко­ролев­ской ко­роной. Вы­сокие ок­на так стран­но от­ра­жа­ют не­бес­ную си­неву. Их приз­ра­ки так тро­гатель­ны, ког­да со­бира­ют­ся вмес­те с жи­выми на ро­довые це­ремо­нии. А те­перь по рос­кошным ком­на­там Дра­вен­дей­ла на пра­вах хо­зяй­ки хо­дит «эта их гряз­нокров­ка».

— Смот­ри­те-ка, Блейз! Он в пос­леднее вре­мя ред­ко по­яв­ля­ет­ся у нас. О, вы бы слы­шали, что по­зав­че­ра го­вори­ли у Дер­ри­ков! Ни­почем не до­гада­етесь! Ко­неч­но, я не очень-то ве­рю Эли­нор Як­сли и Ал­вилде Мал­си­бер, они та­кие вы­дум­щи­цы, но вы же зна­ете, мно­го че­го шеп­чутся о че­рес­чур неж­ной друж­бе За­бини и мо­лодой мис­сис Мал­фой.

Фран­ческе, по­хоже, все рав­но, что ее уже поч­ти не слу­ша­ют, то­ропит­ся вы­валить оче­ред­ную пор­цию гряз­ных слу­хов и до­мыс­лов. От ее вы­соко­го гром­ко­го го­лоса уже зве­нит в ушах, и Пэн­си на­чина­ет ка­зать­ся, что этот го­лос уже проч­но за­сел в го­лове, и да­же ког­да она вер­нется до­мой, она не смо­жет из­ба­вить­ся от не­го.

— Так вот го­ворят, что Блейз и она — лю­бов­ни­ки с са­мого пер­во­го дня, как она по­яви­лась в Мал­фой-Ме­нор! Да-да, пред­став­ля­ете? И зна­ете по­чему? Да по­тому, что она за­кол­до­вала его ка­кими-то жут­ки­ми язы­чес­ки­ми лю­бов­ны­ми ча­рами и об­по­ила лю­бов­ным зель­ем, в сос­тав ко­торо­го вхо­дит еще тре­пещу­щее сер­дце вей­лы. И не толь­ко его, но и Дра­ко, и по­это­му Дра­ко на ней же­нил­ся. Ну мы же все пом­ним, что Блейз и Дра­ко всег­да го­вори­ли о по­доб­ных ей, а по­том вдруг та­кое. И она про­дол­жа­ет опа­ивать их до сих пор! А еще, пом­ни­те, Дра­ко го­ворил, что она под зак­лять­ем Заб­ве­ния, а по­том на клят­ве Лор­ду объ­яв­ля­ли, что она яко­бы все вспом­ни­ла, но соз­на­тель­но от­ре­ка­ет­ся от всех сво­их преж­них убеж­де­ний? Ни­чего по­доб­но­го!

— Ес­тес­твен­но, — рез­ко бро­са­ет Одис­са, — ни­ког­да не ве­рила в эту чушь! Пос­ле «Об­ли­ви­эй­та» ник­то ни­ког­да ни­чего не вспо­минал, это од­но из Не­об­ра­тимых зак­ля­тий. Ес­ли речь не идет о ка­ком-то дру­гом зак­лятье Заб­ве­ния.

— Нет, де­ло в том, что во­об­ще не бы­ло ни­како­го зак­лятья! Го­ворят, что Гер­ми­она Грей­нджер, то есть Мал­фой, не­закон­но­рож­денная дочь Лор­да! Ее по­яв­ле­ние в Мал­фой-Ме­нор бы­ло подс­тро­ено ею и Лор­дом. И по­это­му Он так нас­той­чи­во вво­дил ее в на­ше об­щес­тво, по­нима­ете?! А она всег­да хо­тела быть поб­ли­же к чис­токров­ным ма­гам, об­ха­жива­ла Пот­те­ра и У­из­ли, а по­том ког­да Лорд от­крыл ей, что она — Его дочь, она их бро­сила, по­няв, что пос­та­вила не на тех, и ре­шила вос­поль­зо­вать­ся под­вернув­шимся шан­сом вой­ти в выс­шие кру­ги ма­гичес­кой зна­ти! Еще бы ей не быть та­кой ум­ной, раз она дочь са­мого Лор­да.

О, Мер­лин и Мор­га­на, ка­кое не­лепое пред­по­ложе­ние, чу­довищ­ный бред!!! Грей­нджер — дочь Лор­да! У этих свет­ских сплет­ниц во­об­ще есть чувс­тво ме­ры в их с пер­во­го взгля­да не­вин­ной бол­товне?! Нет, она боль­ше не вы­несет ни ми­нуты эту ли­шен­ную вся­кого смыс­ла чушь!

Пэн­си в упор смот­рит на Фран­ческу.

— Фрэн­ни, раз она дочь Лор­да, то по­чему ты на­зыва­ешь ее гряз­нокров­кой? Не бо­ишь­ся Его гне­ва?

— О… но… я… я ни­чего та­кого не име­ла в ви­ду! Я прос­то… Лорд не объ­яв­лял офи­ци­аль­но… и все… все так го­ворят...

— При­дер­жи свой язы­чок, Фрэн, ина­че рис­ку­ешь ока­зать­ся в не­милос­ти у Не­го.

Пэн­си през­ри­тель­но фыр­ка­ет и от­во­рачи­ва­ет­ся от поб­леднев­шей Фра­чес­ки, гру­бо пре­рывая ее жал­кие оп­равда­ния, и на­рочи­то гром­ко ос­ве­дом­ля­ет­ся у Мил­ли­сен­ты:

— А что это у те­бя, Мил­ли?

Мил­ли­сен­та вздра­гива­ет и под­ни­ма­ет гла­за.

— Что? Ах, это. Это пи­нет­ки.

— Что?

— Для ре­бен­ка.

— За­чем? Их же мож­но ку­пить в ма­гази­не. А у те­бя, ка­жет­ся, они по­луча­ют­ся не­оди­нако­вого раз­ме­ра. Ви­дишь, тот, что го­тов, мень­ше, чем не­гото­вый? И еще… он ро­зовый, а вя­жешь ты го­лубой. Это же прос­то глу­по.

Мил­ли­сен­та по­жима­ет пле­чами и ки­да­ет пре­дос­те­рега­ющий взгляд на Одис­су, уже нах­му­рив­шу­юся.

— Ну и пусть. Мне нра­вит­ся вя­зание, и я знаю, что мо­ему ма­лышу, ког­да он ро­дит­ся, эти раз­ноцвет­ные пи­неточ­ки то­же пон­ра­вят­ся. А те­бе не ме­шало бы пом­нить, что не все на этом све­те по­купа­ет­ся в ма­гази­нах.

— Мер­лин, Пэн­си, ко­неч­но же, для сво­его ре­беноч­ка все хо­чет­ся сде­лать сво­ими ру­ками, все-все, до мель­чай­ше­го сте­жоч­ка. Не­уже­ли те­бе это не до­води­лось ис­пы­тывать? — вкли­нива­ет­ся на изум­ле­ние быс­тро вер­нувшая се­бе преж­ний нас­трой Фран­ческа, и Пэн­си взры­ва­ет­ся.

— По-мо­ему, мы все-та­ки жи­вем в двад­цать пер­вом ве­ке, а не во­сем­надца­том. А вам взду­малось по­учить ме­ня жиз­ни? Поз­воль­те за­метить, что мы дав­но за­кон­чи­ли Хог­вартс, а вы — да­леко не дос­то­памят­ная Мак­Го­нагалл. А те­бе, бес­ценная моя Фрэн­ни, то­же не зна­комо по­доб­ное чувс­тво, раз­ве у те­бя есть де­ти? Что-то не при­пом­ню. Зна­ешь, что я те­бе ска­жу? Умерь свой го­нор, смой всю крас­ку с ли­ца и не ис­поль­зуй зак­лятья Оча­рова­ния, муж­чи­ны все-та­ки не столь при­митив­ны, как те­бе ка­жет­ся. В про­тив­ном слу­чае так и ос­та­нешь­ся ста­рой де­вой и про­ведешь ос­та­ток жиз­ни в ком­па­нии ко­шек.

Пэн­си вска­кива­ет с ди­вана и быс­тры­ми ша­гами ухо­дит в зал, внут­ри ки­пя от воз­му­щения. Мер­лин и Мор­га­на, это уж слиш­ком! «Не все по­купа­ет­ся в ма­гази­нах!». Из­ре­ка­ет про­пис­ные ис­ти­ны с та­ким ви­дом, слов­но Пэн­си — ду­роч­ка, толь­ко вче­ра спус­тивша­яся с шот­ланд­ских гор!

А вслед ей пол­зет пес­трой зме­ей ше­поток:

— Вы зна­ете, по­чему она бе­сит­ся, ког­да речь за­ходит о Мал­фо­ях? Она ведь хо­тела вый­ти за Дра­ко, все жда­ла, ког­да он сде­ла­ет ей пред­ло­жение, по­тому что счи­тала, что луч­шее нее ему не най­ти. И сей­час еще на­де­ет­ся. Я са­ма ви­дела, как она не сво­дит с не­го глаз и за­иг­ры­ва­ет при каж­дом удоб­ном слу­чае. Мер­лин, это прос­то неп­ри­лич­но в ее по­ложе­нии! Бед­ня­га Эл­фрид, ка­ково ему с ней?

Отой­дя нем­но­го, Пэн­си с тру­дом раз­жи­ма­ет ку­лач­ки, ног­ти впи­лись в пот­ные ла­дони. Прик­ры­ва­ет гла­за и про се­бя на­чина­ет мед­ленно и раз­ме­рен­но, в такт сво­им ша­гам, глу­боко ды­ша, счи­тать до де­сяти. Ис­пы­тан­ное средс­тво, мно­гаж­ды при­менен­ное при раз­го­ворах с му­жем, по­тому что его со­вер­шенно не тро­га­ют жен­ские сле­зы или ис­те­рики. Он мо­жет прис­лу­шать­ся, толь­ко ес­ли она со­вер­шенно спо­кой­на и хо­лод­на.

О, Мер­лин, по­чему нель­зя хо­тя бы на ми­нут­ку при­от­крыть ок­на? Как жар­ко на­топ­ле­ны ка­мины, не­выно­симая ду­хота! Она чувс­тву­ет, как взмок лоб, и по спи­не бе­жит струй­ка по­та. На­до бы­ло взять ве­ер, а она вмес­то это­го на­кину­ла ка­шеми­ровый па­лан­тин. В ее ук­ромном угол­ке бы­ло поп­рохлад­нее, но опять вер­нуть­ся к этим трем че­рес­чур ум­ным лю­битель­ни­цам вя­зания, уволь­те! Луч­ше уж, за не­име­ни­ем вы­бора, тран­сфи­гури­ровать па­лан­тин в ве­ер.

Глу­бокое ды­хание, мер­ные ша­ги. Она изо всех сил ста­ра­ет­ся вес­ти се­бя «при­лич­но» — веж­ли­вые и ни­чего не зна­чащие улыб­ки, лег­кая свет­ская бол­товня, обо всем и ни о чем, толь­ко не сплет­ни. Хва­тит с нее спле­тен на это ве­чер. Ког­да же за­кон­чится все это те­ат­раль­ное глу­пое дей­ство? Ког­да мож­но бу­дет уй­ти? Нет, она обя­зана под­держать Пэм. Сес­тра хоть и си­дит в удоб­ном крес­ле с ре­бен­ком на ру­ках, но выг­ля­дит со­вер­шенно боль­ной и ос­ла­бев­шей.

Пэн­си бе­рет с под­но­са ус­лужли­вого до­мови­ка бо­кал ле­дяно­го бе­лого ви­на и с нас­лажде­ни­ем от­пи­ва­ет поч­ти по­лови­ну. Пле­вать, что нель­зя, но она сой­дет с ума, ес­ли про­ведет еще нем­но­го вре­мени в этом аду без глот­ка че­го-ни­будь ос­ве­жа­юще­го. Она ог­ля­дыва­ет­ся в по­ис­ках му­жа. О, Эл­фрид на па­ру с Юбе­ром Мал­фуа уже ус­пел ор­га­низо­вать пар­тию в по­кер? От­лично, прос­то от­лично, они те­перь до по­луно­чи не отор­вутся от игор­но­го сто­ла, не об­ра­щая вни­мания ни на что! Как мож­но иг­рать в азар­тные иг­ры в день крес­тин?! Это же прос­то воз­му­титель­ное поп­ра­ние при­личий, как он мог? И не­уже­ли он не ви­дит, как ей тя­жело и пло­хо, что он ну­жен ей? Не­уже­ли, ког­да она бу­дет ро­жать, он бу­дет так­же рав­но­душ­но иг­рать в кар­ты? А ведь ког­да она ска­зала о сво­ей бе­ремен­ности, она яс­но ви­дела, ка­кой ра­достью свер­кну­ли его гла­за, как он хо­тел об­нять ее, но в сле­ду­ющий же миг его ли­цо ста­ло обыч­но-хо­лод­ным. Он стал еще рав­но­душ­нее, бе­зум­ные но­чи прек­ра­тились, он те­перь спал в сво­ей спаль­не, бо­ял­ся при­чинить вред ре­бен­ку, и толь­ко од­но нов­шес­тво по­яви­лось в их от­но­шени­ях — он все-та­ки сле­дил за ее здо­ровь­ем, зап­ре­щал нер­вни­чать, пе­ре­утом­лять­ся, ста­рал­ся ог­ра­дить от не­нуж­ных вол­не­ний. Ос­та­валось до­воль­ство­вать­ся этим.

«Мор­га­на ми­лосер­дная, я то­же имею пра­во хоть раз плю­нуть на при­личия и уй­ти! Прос­ти, Пэм, но я боль­ше не мо­гу. Не­выно­симо си­деть, сто­ять, дви­гать­ся, ощу­щая, как со всех сто­рон те­бя уку­тыва­ет душ­ная и без­движ­ная ат­мосфе­ра чу­жого до­ма. Я, ка­жет­ся, ско­ро лоп­ну от пе­репол­ня­ющих и раз­ди­ра­ющих чувств — неп­ре­рыв­ный мо­нотон­ный гул го­лосов, про­тив­ный тон­кий скрип пар­кетных по­ловиц под но­гами, уду­ша­ющие за­пахи еды, спир­тно­го, чу­жого по­та, чу­жих ду­хов, вонь от до­мови­ков, и над всем этим ви­та­ют при­тор­ные тя­желые аро­маты ин­дий­ской си­рени, от аро­мати­чес­ких све­чей И­олан­ты. Не­уже­ли у ме­ня все-та­ки бу­дет маль­чик? Го­ворят, их ма­гия про­яв­ля­ет­ся по-осо­бому, ед­ва ли не кон­флик­ту­ет с ма­ги­ей ма­тери, по­это­му не­ред­ко жен­щи­ны-вол­шебни­цы в пе­ри­од бе­ремен­ности ста­новят­ся осо­бен­но чувс­тви­тель­ны­ми. Пом­нится, и Пэм что-то та­кое рас­ска­зыва­ла»

Она под­хо­дит к сес­тре и ос­то­рож­но под­кла­дыва­ет ей под по­яс­ни­цу мяг­кую по­душ­ку, по­мога­ет по­удоб­нее ус­тро­ить на ру­ке ре­бен­ка. Па­мела бла­года­рит и ус­та­ло прик­ры­ва­ет гла­за.

— Те­бе на­до при­лечь в сво­ей ком­на­те, на­до от­дохнуть.

— Да, мне в са­мом де­ле нем­но­го не по се­бе, эти ро­ды слиш­ком ме­ня из­мо­тали, У­илл от­ча­ян­но не хо­тел по­яв­лять­ся на свет, — мяг­ко улы­ба­ет­ся сес­тра, це­луя го­лов­ку ма­лыша, — но ско­ро мы под­ни­мем­ся к се­бе, И­олан­та раз­ре­шила. Ты не ви­дела Эд­ви­ну? Моя де­воч­ка, ка­жет­ся, при­рев­но­вала к брат­цу.

— Эд­ви­на сей­час со сво­ей нянь­кой. Ми­нут со­рок на­зад я пой­ма­ла ее, ког­да она со­бира­лась поп­ро­бовать го­товя­щий­ся че­репа­ховый суп на кух­не. А И­олан­та — стер­ва, сво­лочь и бес­путная шлю­ха без кап­ли сты­да! — ши­пит Пэн­си, — она зас­тавля­ет те­бя тор­чать здесь, а са­ма не мо­жет ни приг­ля­деть за внуч­кой, ни зас­та­вить сы­ноч­ка по­мень­ше пить! Лу­касу уже ме­рещи­лись зе­леные пик­си, от­пля­сыва­ющие кан­кан на лы­сине У­ол­де­на Мак­Ней­ра.

Па­мела не мо­жет сдер­жать лег­ко­го смеш­ка.

— Это дол­жно быть за­бав­но. Но, ми­лая моя сес­трич­ка, ты, как всег­да, че­рес­чур зло от­зы­ва­ешь­ся о лю­дях. И­олан­та не так уж стер­возна и не так уж бес­путна. Прос­то в ней ки­пит жизнь.

— Ки­пит, — сог­ла­ша­ет­ся Пэн­си и ядо­вито при­бав­ля­ет, — и она иде­ал всех стерв ми­ра. Удив­ля­юсь, как это Лорд не при­пада­ет к ее ру­ке, умо­ляя стать По­жира­тель­ни­цей. На­вер­ное, толь­ко по­тому, что она дав­ным-дав­но слу­жит вы­шес­то­ящей ин­стан­ции. Как ду­ма­ешь, по­соб­ни­це дь­яво­ла по­ложе­ны ад­ские му­ки пос­ле смер­ти или она и в аду су­ме­ет обуз­дать всех де­монов?

— Пэн­си! — шо­киро­ван­но вос­кли­ца­ет Па­мела, а Пэн­си раз­дра­жен­но фыр­ка­ет. Она все­го лишь выс­ка­зала свое мне­ние. И ес­ли да­же свек­ровь Па­мелы сто­ит за ее спи­ной, она не от­ка­жет­ся от сво­их слов. Но И­олан­та Бо­ул на дру­гом кон­це ком­на­ты, раз­го­вари­ва­ет с Мак­Ней­ром, так близ­ко к не­му скло­нив­шись, что пыш­ная грудь ед­ва не вы­вали­ва­ет­ся из низ­ко­го вы­реза платья. А ведь в этом платье она и в цер­кви бы­ла!

Пэн­си за­каты­ва­ет гла­за и без­мол­вно воп­ро­ша­ет у сес­тры: «Ты ви­дишь?»

— Пэн­си, — го­лос сес­тры бес­по­мощен, — ты ведь ос­та­нешь­ся до кон­ца? Ты мне по­том по­можешь? От Лу­каса тол­ку ма­ло, И­олан­та… она, ви­димо, бу­дет нем­но­го за­нята.

— Ко­неч­но, Пэм, ты же зна­ешь, я всег­да с то­бой.

Пэн­си по­дав­ля­ет не­воль­ный вздох. При­дет­ся сдер­жать сло­во. Ин­те­рес­но, где сей­час ма­ма? А вот и она, бол­та­ет с Лю­син­дой и До­лорес Ам­бридж, не­одоб­ри­тель­но пог­ля­дыва­ет на И­олан­ту и, ко­неч­но же, да­же и не по­мыс­лит о том, что­бы дать нем­но­го от­дохнуть Па­меле. До­рогая ма­ма уме­ет уди­витель­но лег­ко ук­ло­нять­ся от неп­ри­ят­ных не­удобств, да­же ес­ли это ка­са­ет­ся по­мощи собс­твен­ным до­черям. Пэн­си под­хо­дит к му­жу и нер­вно ба­раба­нит паль­ца­ми по ко­жаной обив­ке сту­ла.

— Эл­фрид.

— Да, лю­бимая?

Она не­нави­дит, ког­да он об­ра­ща­ет­ся к ней так при всех. Нас­квозь фаль­ши­вое сло­во ос­квер­ня­ет слух.

— Мне нез­до­ровит­ся, хо­чу при­лечь. Мо­жет, ты про­водишь ме­ня до гос­те­вых ком­нат?

Эл­фрид под­ни­ма­ет го­лову, и в его гла­зах нет да­же на­мека на бес­по­кой­ство.

— Не­уже­ли, дра­гоцен­ная моя, ты бо­ишь­ся заб­лу­дить­ся в до­ме сво­ей сес­тры?

Пэн­си вспы­хива­ет от не­годо­вания. Он пе­решел все гра­ницы! О, как же она ус­та­ла! Ус­та­ла от этой его хо­лод­ности, от пос­то­ян­ных мол­ча­ливых уко­ров, не­выс­ка­зыва­емых об­ви­нений и по­доз­ре­ний. По­чему бы ему не спро­сить от­кры­то? По­чему бы ему не взор­вать­ся от ярос­ти и гне­ва, рас­ста­вить на­конец все точ­ки над i? Ведь с са­мого на­чала в их от­но­шени­ях все бы­ло яс­но, они ни­ког­да не го­вори­ли о люб­ви, Эл­фрид во­об­ще счи­тал лю­бовь ро­ман­ти­чес­ки­ми бред­ня­ми. Их брак стро­ил­ся на креп­ких вза­имо­выгод­ных ус­ло­ви­ях — она ис­ка­ла спо­кой­ствие, ста­биль­ность и соб­лю­дение тра­диций, ему бы­ла нуж­на же­на из знат­но­го, чис­токров­но­го и бо­гато­го ро­да. Они по­нима­ли друг дру­га и ни­ког­да не об­ма­ныва­лись нас­чет сво­их ис­тинных чувств. Че­го же те­перь он хо­чет от нее? Или по­доз­ре­ва­ет, что она ему из­ме­нила? Нет, она но­сит его ре­бен­ка, за­чато­го в бра­ке, со­вер­шенно за­кон­но­го, и она име­ет пра­во на свою за­щиту!

Се­год­ня они вер­нутся до­мой, и сно­ва ее бу­дет ждать пус­то­та и ти­шина боль­шо­го по­местья, гул­кие ком­на­ты с вы­соки­ми по­тол­ка­ми, под ко­торы­ми гу­ля­ют сквоз­ня­ки и эхо, ог­ромная не­уют­ная кро­вать, в ко­торой она те­ря­ет­ся, оди­ночес­тво, се­рые нес­лышные те­ни до­мови­ков, бо­ящих­ся да­же под­нять гла­за на хо­зя­ина и хо­зяй­ку, бес­прес­танно кла­ня­ющих­ся… И ей хо­чет­ся в тос­ке и злой от­ча­ян­ности встрях­нуть Эл­фри­да за пле­чи, зак­ри­чать на не­го, зап­ла­кать, сде­лать что угод­но, лишь бы он боль­ше не смот­рел на нее с та­ким спо­кой­ным рав­но­душ­ным вы­раже­ни­ем.

Кра­ем гла­за она за­меча­ет оче­ред­ных гос­тей с по­дар­ка­ми у крес­ла Па­мелы. Да ког­да же ис­сякнет этот нес­конча­емый по­ток?!

А по­том все мыс­ли прос­то ис­па­ря­ют­ся из го­ловы, мер­кнет злость на му­жа, и хо­чет­ся транс­грес­си­ровать ку­да гла­за гля­дят, по­тому что оче­ред­ные гос­ти — это мо­лодые Мал­фои.

Дра­ко.

И его гряз­нокров­ка.

Пэн­си боль­но при­кусы­ва­ет гу­бу и не­ча­ян­но за­дева­ет ру­кой пос­тавлен­ный на игор­ный стол по­лупус­той бо­кал. Ви­но за­лива­ет ла­киро­ван­ную по­вер­хность, ка­па­ет на ее шел­ко­вое платье, но она это­го не ви­дит, пол­ностью пог­ло­щен­ная толь­ко тем, что­бы сох­ра­нить на ли­це бесс­трас­тие, не за­мечая, что муж смот­рит на нее с по­лус­кры­тым ра­зоча­рова­ни­ем.

Бес­числен­ное мно­жес­тво раз Пэн­си и Дра­ко встре­чались на при­емах, обе­дали, ужи­нали, под­держи­вали ви­димость свет­ских раз­го­воров, но каж­дый раз ей нуж­но бы­ло нап­ря­гать­ся, что­бы без уси­лий сох­ра­нять улыб­ку, без­за­бот­но сме­ять­ся шут­кам Дра­ко и ус­пешно де­лать вид, что она прос­то бе­зум­но счас­тли­ва и до­воль­на сво­ей жизнью. Ей каж­дый раз нуж­но бы­ло на­поми­нать се­бе, что она за­мужем, а Дра­ко же­нат, что­бы не схва­тить его за ру­кав, как она это де­лала в Хог­вар­тсе, не про­бежать­ся паль­ца­ми по его ще­ке, не на­пом­нить об их об­щих ма­лень­ких и глу­пых тай­нах, шут­ках, из­вес­тных толь­ко им од­ним, фра­зах, по­нят­ных толь­ко им. Она каж­дый раз пов­то­ряла се­бе, что вре­мя «Дра­ко и Пэн­си» прош­ло и те­перь они прос­то да­же из свет­ских при­личий не мо­гут сох­ра­нять преж­ние неп­ри­нуж­денные от­но­шения.

«Это неп­ри­лич­но!» — лю­бимые сло­ва ее ма­тери.

«Неп­ри­лич­но!» — вдруг взры­вать­ся хо­хотом пос­ре­ди чин­но­го обе­да от весь­ма ехид­ной и двус­мыслен­ной фра­зы, на­шеп­танной в ухо.

«Неп­ри­лич­но!» — ес­ли те­бя, за­муж­нюю, встре­тят в ка­ком-ни­будь рес­то­ране с муж­чи­ной, пусть этот муж­чи­на — твой школь­ный друг.

Те­перь на Дра­ко да­же смот­реть бы­ло «Неп­ри­лич­но!». Кто бы знал, как она бе­силась от это­го сло­ва и в то же вре­мя по­нима­ла, что злит­ся из-за бес­си­лия. В де­вят­надцать лет она бы­ла та­кой гор­дой, ре­шила, что не бу­дет бо­роть­ся за лю­бовь, по­тому что ни­же ее дос­то­инс­тва со­пер­ни­чать с гряз­нокров­кой. В де­вят­надцать лет она бы­ла прос­то ду­рой…

Она сер­ди­то стря­хива­ет кап­ли ви­на с по­дола, па­лоч­кой вы­водит ос­тавши­еся пят­на и сно­ва взгля­дыва­ет в ту сто­рону, где эта гряз­нокров­ка что-то да­рит Па­меле, что-то го­ворит, а сес­тра ки­ва­ет и веж­ли­во улы­ба­ет­ся. Ес­ли она бы­ла на ее мес­те, не вы­дер­жа­ла бы и швыр­ну­ла по­дарок этой дря­ни в ли­цо! А по­том ми­ло бы объ­яс­ни­ла этот (о, ка­кой бе­зоб­разный и неп­ри­лич­ный!) пос­ту­пок сво­им по­ложе­ни­ем.

Пэн­си не вы­дер­жи­ва­ет и нап­равля­ет­ся к Мал­фо­ям, ос­тро чувс­твуя свою бе­ремен­ность с опух­ши­ми ло­дыж­ка­ми, тус­клым ли­цом. На­вер­ное, она по­хожа на бе­ремен­но­го гип­погри­фа, та­кая же не­ук­лю­жая и не­сураз­ная. И еще бо­лее урод­ли­вая ря­дом с этой гряз­нокров­кой, гиб­кой, строй­ной, в до­рогом ат­ласном платье, вы­год­но под­черки­ва­ющем ее фи­гуру. Ес­тес­твен­но, она-то не бе­ремен­на, она не но­сит меш­ко­вину, лишь по не­дора­зуме­нию на­зыва­ющу­юся плать­ем для бе­ремен­ных!

— Пэн­си, при­вет! — от улыб­ки Дра­ко зна­комо пе­рех­ва­тыва­ет гор­ло. Он бе­рет ее ру­ки в свои («по­жалуй­ста, по­дер­жи по­доль­ше!»), ос­то­рож­но це­лу­ет в ще­ку («его ту­алет­ная во­да та­кая прох­ладная и све­жая… А от Эл­фри­да всег­да пах­нет чем-то тош­нотвор­но хвой­ным»).

— Как ты? Все рас­тешь?

Пэн­си рас­тя­гива­ет гу­бы в от­ветной улыб­ке.

— Ско­ро за­буду, что ког­да-то без тру­да про­ходи­ла в двер­ные про­емы.

Дра­ко ус­ме­ха­ет­ся, и она сно­ва глу­пе­ет, как че­тыр­надца­тилет­няя дев­чонка на пик­ни­ке, ко­торую в пер­вый раз по­цело­вали. А на ли­це его гряз­нокров­ки не­тер­пе­ние и ску­ка, слов­но ей до­куча­ет на­до­ед­ли­вая му­ха. Она ог­ля­дыва­ет­ся по сто­ронам и что-то шеп­чет Дра­ко.

— Ко­неч­но, ми­лая, иди, мы тут нем­но­го по­бол­та­ем с Пэн­си.

Лег­кая ус­мешка, вни­матель­ный взгляд ка­рих глаз. Пэн­си ка­жет­ся, что Гер­ми­она все зна­ет про нее, чи­та­ет ее мыс­ли без вся­кой лег­ги­лимен­ции, по­нима­ет, что скры­ва­ет­ся за каж­дым ее сло­вом или жес­том. И сме­ет­ся про се­бя, без­мол­вно по­сылая ей: «Ты его не по­лучишь, он мой. Он всег­да был мо­им, его ру­ки об­ни­ма­ют ме­ня, а не те­бя, его гу­бы це­лу­ют мои гу­бы, а не твои. Я но­шу его фа­милию, а не ты, я ро­жу ему сы­на, а не ты. Те­бе ос­та­ет­ся толь­ко смот­реть и за­видо­вать»

Нет, не Фран­ческу Джаг­сон она не­нави­дит боль­ше всех, а эту мер­зкую дрянь. Мо­жет быть, Грей­нджер и в са­мом де­ле в родс­тве с Лор­дом?

А Дра­ко улы­ба­ет­ся ей так неж­но, и в его гла­зах поч­ти по­забы­тое вы­раже­ние маль­чи­шес­ко­го озорс­тва.

— Ну, по срав­не­нию с Мил­ли­сен­той ты гра­ци­оз­на, как лань. Кста­ти, дав­но хо­тел спро­сить, вы что, все сго­вори­лись?

— В ка­ком смыс­ле? И кто — все?

— Па­мела, ты, Мил­ли­сен­та, Вивь­ен Мак­Нейр, еще эта… — Дра­ко щел­ка­ет паль­ца­ми, пы­та­ясь вспом­нить, и ог­ля­дыва­ет зал, — та­кая вы­сокая де­вица с но­сом на пол­ли­ца.

— Ме­дея Дер­рик, — от­зы­ва­ет­ся Пэн­си, прос­ле­див за его взгля­дом, — ее муж не­дав­но на­чал ра­ботать в Ми­нис­терс­тве. Раз­ве ты его не зна­ешь, «вер­ный со­рат­ник Лор­да Вол­де­мор­та» по ут­вер­жде­нию Ри­ты Ски­тер?

— Я не­час­то бы­ваю в Ми­нис­терс­тве, — по­жима­ет пле­чами Дра­ко, — а Лорд, по­яв­ля­ясь в Мал­фой-Ме­нор, не име­ет при­выч­ки рас­ска­зывать о но­вых сот­рудни­ках «вер­ным со­рат­ни­кам», уж по­верь.

— Кста­ти, се­год­ня Фран­ческа Джаг­сон ут­вер­жда­ла и поч­ти кля­лась, что твоя… же­на — тай­ная дочь са­мого Лор­да, мо­жешь се­бе пред­ста­вить?

Дра­ко так за­рази­тель­но хо­хочет, что она не вы­дер­жи­ва­ет и при­со­еди­ня­ет­ся, зас­тавляя лю­дей ко­сить­ся на них.

— В са­мом де­ле? Ка­кая честь, я зять Лор­да, и да­же не по­доз­ре­вал об этом! На­до по­том рас­ска­зать Гер­ми­оне. Кста­ти, а где твой бла­говер­ный? Не вы­зовет на ду­эль, ви­дя, как ты тут ко­кет­ни­ча­ешь со мной?

— Те­бе не о чем бес­по­ко­ить­ся, Эл­фрид це­ликом и пол­ностью пог­ло­щен сво­им лю­бимым за­няти­ем. Он не об­ра­тит вни­мания, да­же ес­ли мы с то­бой ус­тро­им гре­хопа­дение пря­мо пос­ре­ди за­ла, лишь бы не на кар­точном сто­ле.

В ее го­лосе зву­чит не­ча­ян­но прок­равша­яся оби­да, и Дра­ко ки­да­ет взгляд ту­да, где нес­коль­ко че­ловек дер­жат в ру­ках кар­ты. Ли­цо его не­воль­но вы­тяги­ва­ет­ся.

— Се­год­ня же крес­ти­ны, а не оче­ред­ной свет­ский при­ем!

Пэн­си взды­ха­ет.

— И к то­му же я ви­жу там сво­его ку­зена. Что здесь де­ла­ет Юбер?

— Под ви­дом поз­драв­ле­ний мо­ей сес­тре в оче­ред­ной раз об­ла­поши­ва­ет мо­его му­жа в по­кер. Тер­петь не мо­гу Юбе­ра и это вза­им­но.

Се­рые гла­за Дра­ко тем­не­ют.

— Мы с ним нем­но­го… пов­здо­рили. Я ве­лел ему уби­рать­ся во Фран­цию, но он, оче­вид­но, за­дал­ся целью по­сетить все игор­ные до­ма Лон­до­на. В Лют­ном его уже зна­ют в ли­цо все кар­точные шу­лера. Ког­да бы­ла жи­ва ба­буш­ка Лин­да, она мог­ла дер­жать его в ру­ках, но пос­ле ее смер­ти он ка­тит­ся по нак­лонной. Дя­дя Ро­же жа­ловал­ся от­цу, что Юбер про­иг­ры­ва­ет ог­ромные сум­мы и не же­ла­ет за­нять­ся ка­ким-то де­лом.

Дра­ко еще что-то го­ворит, а Пэн­си поч­ти не слы­шит, пог­ру­жа­ясь в се­реб­ристый ту­ман от­ре­шен­ности.

«Ес­ли бы мож­но бы­ло так сто­ять веч­но, об­ме­нива­ясь под­колка­ми, смот­реть в твои сме­ющи­еся гла­за, вды­хать аро­мат тво­ей ту­алет­ной во­ды, единс­твен­ный, от ко­торо­го ме­ня не тош­нит… И что­бы вок­руг не бы­ло ни­кого, сов­сем ни­кого… Как бы­ло бы чу­дес­но, ес­ли бы сей­час лег­ко и по пра­ву я мог­ла взять те­бя за ру­ку. Шеп­нуть, что люб­лю те­бя. По­жало­вать­ся, что ус­та­ла. Поп­ро­сить, что­бы мы вер­ну­лись до­мой. И как бы­ла бы мяг­ка на­ша пос­тель, и све­тел дом, и огонь в ка­мине го­рел бы яр­ко и ве­село. Ка­ким бы не­тер­пе­ливым и ра­дос­тным бы­ло на­ше ожи­дание то­го чу­да, ко­торое сей­час рас­тет под мо­им сер­дцем. Я бы­ла бы са­мой счас­тли­вой жен­щи­ной на Зем­ле, ес­ли это вдруг ока­залось прав­дой. Слов­но это был страш­ный и тя­желый сон, а по­том я прос­ну­лась ря­дом с то­бой, и этот сон бес­след­но рас­тво­рил­ся от тво­ей улыб­ки и теп­ла тво­их рук…»

Пе­ред гла­зами про­носит­ся ряд го­рящих све­чей. Кру­жат­ся в бе­зум­ном тан­це яр­кие маз­ки плать­ев. Бе­лые пят­на лиц сли­ва­ют­ся в од­но. Сте­ны то над­ви­га­ют­ся, смы­ка­ясь над ней, то от­пры­гива­ют да­леко на­зад. И сно­ва све­чи. Гла­за Дра­ко, в них удив­ле­ние и бес­по­кой­ство. Ин­дий­ская си­рень, гус­той, поч­ти ви­димый аро­мат от пыш­ных бе­ло-ли­ловых соц­ве­тий. Нет, это опять све­чи, све­чи И­олан­ты. И тем­но­та, ми­лос­ти­во рас­пахнув­шая свои прох­ладные без­глас­ные объ­ятья.


* * *


В за­ле не­выно­симо душ­но, к гор­лу то и де­ло под­ка­тыва­ет неп­ри­ят­ный ком тош­но­ты. На­до ид­ти, раз обе­щала. Гер­ми­она ог­ля­дыва­ет­ся на му­жа. Дра­ко с Пэн­си, оба сме­ют­ся. Она по­дав­ля­ет не­воль­ный укол рев­ности.

Где же Одис­са Эй­ве­ри? А, вот и она, на ди­ване за паль­мой, ря­дом Мил­ли­сен­та и Фран­ческа Джаг­сон, ко­торая по сво­ему обык­но­вению бол­та­ет без умол­ку. У Одис­сы на ли­це да­же от­сю­да за­мет­ны не­тер­пе­ние и злость. Пе­рех­ва­тив ее ос­то­рож­ный взгляд, она ед­ва за­мет­но ки­ва­ет. Блейз, вни­матель­но сле­дящий за ни­ми с дру­гого кон­ца за­ла, нак­ло­ня­ет го­лову и ус­ме­ха­ет­ся кра­еш­ком губ.

От­лично. Так, кто под этим под­но­сом?

— Как те­бя зо­вут?

До­мовик удив­ленно хло­па­ет круг­лы­ми гла­зами.

— Мэт­ти, гос­по­жа, — он лов­ко при­седа­ет в по­лупок­ло­не, ста­ра­ясь, что­бы под­нос не нак­ре­нил­ся, и хрус­таль­ные бо­калы не сос­коль­зну­ли на пол.

— Мэт­ти, по­жалуй­ста, по­кажи мне, как прой­ти в биб­ли­оте­ку.

— Да, гос­по­жа.

Гер­ми­она выс­каль­зы­ва­ет как мож­но не­замет­ней, пря­чась за спи­нами, идет за до­мови­ком. Хо­рошо, что мож­но об­ра­тить­ся к Блей­зу. В этой си­ту­ации толь­ко он смо­жет по­мочь и толь­ко у не­го хва­тит сме­лос­ти сде­лать то, что она за­дума­ла. Дра­ко в это опас­но втя­гивать, он, ко­неч­но, сде­ла­ет все, о чем она поп­ро­сит, но это слиш­ком опас­но. Слиш­ком он бли­зок Лор­ду.

Вот и биб­ли­оте­ка. Бо­улов яв­но не от­ли­ча­ет страсть к чте­нию. По­лутем­ное, уз­кое, слиш­ком вы­тяну­тое по­меще­ние, пол­ки рас­став­ле­ны ха­отич­но и не­удоб­но. Книг ма­ло, и всю­ду тол­стые слои пы­ли. Ка­мин гряз­ный, ви­димо, им дав­но здесь не поль­зо­вались.

Она как мож­но лас­ко­вее улы­ба­ет­ся до­мови­ку.

— Спа­сибо, Мэт­ти. Я хо­чу нем­но­го от­дохнуть и по­читать, при­неси мне ста­кан во­ды, по­жалуй­ста.

От ра­зож­женно­го ка­мина не­уют­ная ком­на­та ста­новит­ся свет­лее и теп­лее. Че­рез па­ру ми­нут до­мовик при­носит во­ду, а за ним в две­ри вхо­дит Блейз. Уви­дев Гер­ми­ону, он са­люту­ет бо­калом ог­не­вис­ки.

— Ты се­год­ня на­поми­на­ешь мне Мак­Го­нагалл — так же хо­лод­на и неп­риступ­на и в та­ком же не­од­нознач­но зе­леном цве­те.

Гер­ми­она не от­кли­ка­ет­ся на его шут­ли­вый тон.

— Блейз, ты об­ду­мал то, что я те­бе рас­ска­зала? По­можешь?

— Во имя Са­лаза­ра, не­беса по­меня­лись мес­том с зем­лей! Те­бе нуж­на моя по­мощь! Не мо­гу по­верить!

— По­жалуй­ста, не ёр­ни­чай. Одис­са в от­ча­янии.

Блейз под­би­ра­ет­ся, слов­но тигр пе­ред прыж­ком, и ста­новит­ся серь­ез­ным.

— Гер­ми­она, ты пред­став­ля­ешь, нас­коль­ко это опас­но? В пер­вую оче­редь, для те­бя? Ес­ли уз­на­ют, что ты по­мога­ла ей…

— Это опас­но для всех нас, но я не мо­гу ее ос­та­вить.

— По­рази­тель­но, — он бе­рет в ру­ки ла­дош­ку Гер­ми­оны и слег­ка пог­ла­жива­ет, — вы с ней не ла­дите, нас­коль­ко я пом­ню? И все рав­но ты го­това ей по­мочь?

— Де­ло не в том, в ка­ких мы с ней от­но­шени­ях, — Гер­ми­оне не­удоб­но от это­го слиш­ком ин­тимно­го жес­та Блей­за, и она чуть рез­че, чем сле­дова­ло, вы­дер­ги­ва­ет ру­ку, — она об­ра­тилась ко мне в без­вы­ход­ной си­ту­ации, и я обя­зана ей по­мочь.

— Ты ни­кому не обя­зана, il miа preziosa, и у ме­ня есть глу­бокие по­доз­ре­ния, что Одис­са прос­то поль­зу­ет­ся тво­ей доб­ро­той.

— Блейз! Так ты по­можешь? Ес­ли нет, то, по­жалуй­ста, за­будь обо всем, что я ска­зала.

Блейз с ми­нуту вни­матель­но смот­рит в ка­рие гла­за, чувс­твуя тон­кий, све­жий и лег­кий аро­мат ее ду­хов, от не­го кру­жит­ся го­лова, и хо­чет­ся сде­лать что-то не­обыч­ное, су­мас­шедшее. Нап­ри­мер, упасть на ко­лени пе­ред этой бес­ко­неч­но ми­лой и чу­жой жен­щи­ной, за­рыть­ся ли­цом в ее ла­дони, прох­ладные и да­ру­ющие ис­це­ление, шеп­тать ей о сво­ей люб­ви и вды­хать, вды­хать чис­тый и жиз­не­дару­ющий аро­мат ее ду­хов… Он ус­ме­ха­ет­ся с из­рядной до­лей горь­кой иро­нии.

— Ты прек­расно зна­ешь, что для те­бя я го­тов сде­лать что угод­но, да­же про­гулять­ся го­лым по Це­ремо­ни­аль­но­му за­лу Мал­фой-Ме­нора во вре­мя оче­ред­но­го сбо­рища на­шего сер­пента­рия. Ведь мы друзья, вер­но?

Гер­ми­она си­яет в от­вет улыб­кой.

— Ко­неч­но! Но ведь я не тре­бую от те­бя та­кого под­ви­га, как про­гул­ка на­гишом по за­лу. Хо­тя… пос­ле нее, ты, на­вер­ня­ка, имел бы бе­шеный ус­пех у на­ших дам.

— А что, сей­час я этим ус­пе­хом не поль­зу­юсь? — де­ла­ет ос­кор­блен­ное ли­цо Блейз, — по-мо­ему, ты за сво­им Мал­фо­ем со­вер­шенно не за­меча­ешь мо­его ан­гель­ско­го об­ли­ка, бла­город­ной осан­ки и ры­цар­ско­го ха­рак­те­ра.

— Ох, прос­ти, я и за­была, что ты у нас штат­ный соб­лазни­тель мла­дых не­вин­ных дев! — па­риру­ет Гер­ми­она.

Че­рез ми­нуту по­яв­ля­ет­ся Одис­са, за ней, пе­рева­лива­ясь тя­желы­ми ша­гами, сту­па­ет Мил­ли­сен­та. Блейз сра­зу хму­рит­ся, а Одис­са стре­митель­но блед­не­ет и со злостью свер­ка­ет гла­зами.

— Ты все ему рас­ска­зала?!

Гер­ми­она го­ворит, ста­ра­ясь, что­бы го­лос ее зву­чал спо­кой­но и уве­рен­но:

— Я до­веряю Блей­зу, и он сог­ла­сил­ся те­бе по­мочь. Се­год­ня он воз­вра­ща­ет­ся в Ита­лию, ты от­пра­вишь­ся с ним, а я со сво­ей сто­роны обе­щаю, что за­мету все ма­гичес­кие сле­ды. Ник­то не смо­жет те­бя най­ти, ес­ли ты са­ма это­го не за­хочешь.

Блейз прис­ло­ня­ет­ся к пол­ке и рав­но­душ­но пос­матри­ва­ет на тем­не­ющее не­бо за по­лук­ру­гом ароч­ных окон.

— Он… я… — Одис­са сжи­ма­ет ру­ки так, что блед­не­ют паль­цы, — Блейз не­нави­дит ме­ня!

— Слиш­ком мно­го чес­ти, до­рогая, — нас­мешли­во от­кли­ка­ет­ся Блейз, не от­ры­вая взгля­да от блед­ной лу­ны, мед­ленно кра­дущей­ся по кон­чи­кам го­лых вет­вей ста­рого вя­за, — но я дал сло­во Гер­ми­оне и сдер­жу его. Хо­тя риск ве­лик. Ник­то не мо­жет ска­зать, что бу­дет, ког­да уз­на­ет Лорд.

— Ка­кое Лор­ду де­ло до ме­ня?! — вспы­хива­ет Одис­са, — до мо­их проб­лем? Что Он мо­жет ска­зать? Да и что мне до Не­го и до всех, ес­ли Ф…

Она осе­ка­ет­ся на по­лус­ло­ве и рез­ко от­во­рачи­ва­ет­ся.

— Одис­са, по­жалуй­ста! — Мил­ли­сен­та умо­ля­юще смот­рит на под­ру­гу, — это единс­твен­ный вы­ход. Ес­ли они го­ворят прав­ду, ты бу­дешь спа­сена, и твой ре­бенок то­же.

Одис­са ме­чет­ся меж­ду по­лок, ед­ва не на­тыка­ясь на них, ло­мая ру­ки и ку­сая гу­бы. Гер­ми­она тер­пе­ливо ждет. Одис­са не глу­па и пой­мет, что то, что она пред­ла­га­ет, и в са­мом де­ле ре­аль­ный и впол­не на­деж­ный шанс. Вдруг де­вуш­ка рез­ко ос­та­нав­ли­ва­ет­ся и с рас­ши­рив­ши­мися гла­зами при­жима­ет ру­ку к жи­воту, а по­том мед­ленно по­вора­чива­ет­ся к ним и со смут­ной блуж­да­ющей улыб­кой на ли­це шеп­чет:

— Хо­рошо, я на все сог­ласна. На все.

Блейз вып­рямля­ет­ся и де­лови­то ки­да­ет Мил­ли­сен­те:

— Те­бе луч­ше уй­ти. Чем мень­ше ты уз­на­ешь, тем бе­зопас­нее. И еще — прос­ле­ди, что­бы сю­да не заг­ля­нули, хо­тя я сом­не­ва­юсь, что­бы кто-ни­будь по­доз­ре­вал, что в до­ме Бо­улов име­ет­ся биб­ли­оте­ка.

Мил­ли­сен­та пос­лушно ки­ва­ет и об­ни­ма­ет Одис­су.

— Ох, ког­да же мы с то­бой уви­дим­ся в сле­ду­ющий раз? Дай о се­бе знать, ког­да все уля­жет­ся, лад­но?

— Обе­щаю, Мил­ли. Что бы я без те­бя де­лала? — в гла­зах Одис­сы поб­лески­ва­ют сле­зы, — по­жалуй­ста, шеп­ни по­том ма­ме и Оде­су, что со мной все в по­ряд­ке.

— Неп­ре­мен­но. Про­щай и бе­реги се­бя! — Мил­ли­сен­та на­пос­ле­док пы­та­ет­ся обод­ря­юще улыб­нуть­ся под­ру­ге и зак­ры­ва­ет за со­бой тя­желые две­ри.

— Го­това? — спра­шива­ет Блейз и за­пира­ет две­ри зак­лять­ем, — ког­да вы шли сю­да, вас ник­то не ви­дел?

— Нет, там под­ня­лась су­мато­ха. В кои-то ве­ки Пэн­си сде­лала доб­рое де­ло — от­влек­ла вни­мание, упав в об­мо­рок. Все за­су­ети­лись, за­аха­ли, Фран­ческа при­нялась ры­дать, Мер­лин зна­ет, что се­бе на­во­об­ра­зив. До­маш­ним я ска­зала, что пря­мо от­сю­да от­прав­люсь к ку­зине в Эдин­бург и про­буду у нее по мень­шей ме­ре ме­сяц. Ара­мин­те же я на­писа­ла, что… впро­чем, не­важ­но. Она ни­чего не зна­ет, но не бу­дет бить тре­вогу.

— Зна­чит, мы все сде­ла­ем се­год­ня

— Как? Пря­мо сей­час? Здесь? — рас­те­рян­но спра­шива­ет Одис­са.

— А за­чем мед­лить?

— О, я да­же… я по­думать не мог­ла, что се­год­ня…

— А о чем ты ду­мала? Ты ска­зала сво­им, что едешь в Эдин­бург. Ты поп­ро­щалась с Мил­ли­сен­той. Ты твер­дишь, что го­това ко все­му. Что еще нуж­но? — в го­лосе Блей­за раз­дра­жение, — в кон­це кон­цов рис­ку­ем мы с Гер­ми­оной, а вы, мисс, еще из­во­лите ко­лебать­ся и кап­ризни­чать.

Одис­са свер­ка­ет гла­зами и ре­шитель­но сжи­ма­ет ку­лач­ки.

— Я ска­зала, что го­това, и не от­ступ­люсь!

— Прек­расно, и я все зах­ва­тила с со­бой. Итак, за де­ло, — Гер­ми­она са­дит­ся на кор­точки, с до­садой под­би­рая тя­желый длин­ный шлейф платья (ну что за иди­от­ская мо­да!), и выт­ря­хива­ет из но­сово­го плат­ка на пол при­гор­шню зем­ли, — по­жалуй­ста, по­мол­чи­те, лад­но?

Она ак­ку­рат­но со­бира­ет зем­ля­ной ко­мочек пи­рамид­кой, шеп­чет над ним зак­лятье, чер­тя па­лоч­кой кру­ги в воз­ду­хе. По­том за­чер­пы­ва­ет в ла­дони во­ды из при­несен­но­го до­мови­ком ста­кана и тон­кой струй­кой ль­ет ее на зем­лю, ме­сит и сно­ва ле­пит пи­рами­ду. Па­лоч­ка в ее ру­ке опи­сыва­ет вол­ны, не­доволь­но сып­лет ис­кра­ми. Из дру­гого плат­ка она ос­то­рож­но вы­нима­ет нес­коль­ко жел­тых кле­новых и ду­бовых листь­ев, ак­ку­рат­но вми­на­ет в по­дат­ли­вую зем­лю.

— Мне ну­жен твой во­лос, — от­ры­вис­то бро­са­ет Гер­ми­она, про­дол­жая опи­сывать па­лоч­кой ак­ку­рат­ные вось­мер­ки в воз­ду­хе, — и твоя вещь, что-то, дав­но те­бе при­над­ле­жащее. И еще хо­тя бы нит­ку с платья.

Одис­са, за­кусив и без то­го уже ок­ро­вав­ленную гу­бу, вы­дер­ги­ва­ет зо­лотис­тый во­лосок, рас­па­рыва­ет по­дол и вы­тяги­ва­ет длин­ную нит­ку, а по­том рас­те­рян­но ог­ля­дыва­ет се­бя.

— Что-то дав­но при­над­ле­жащее… я не знаю. Мо­жет, но­совой пла­ток?

— Нет, не то. На ве­щи дол­жен ос­тать­ся от­пе­чаток тво­ей вол­шебной си­лы.

— Тог­да… тог­да это… — де­вуш­ка мед­ленно сни­ма­ет с паль­ца тон­кое се­реб­ря­ное коль­цо с зе­леным ка­меш­ком, — по­дарок мо­ей ба­буш­ки. Я но­шу его с че­тыр­надца­ти лет. Прав­да, оно… оно не вол­шебное, са­мое обыч­ное, и ка­мень все­го лишь неф­рит… А что с ним бу­дет?

— Одис­са, ре­шай, что те­бе до­роже.

Де­вуш­ка ко­леб­лется все­го лишь миг, а по­том рез­ко бро­са­ет коль­цо пря­мо на оран­же­вый лист, при­лепив­ший­ся к од­ной из гра­ней пи­рами­ды.

— Хо­рошо, — одоб­ри­тель­но ки­ва­ет Гер­ми­она и сно­ва шеп­чет зак­лятье се­бе под нос, мед­ленно под­ни­ма­ясь с ко­лен.

Па­лоч­ка в ее ру­ке те­перь де­ла­ет спи­рале­вид­ные дви­жения и пус­ка­ет крас­ные ис­кры. Од­на из них по­пада­ет пря­мо на коль­цо, оно, вспых­нув, пла­вит­ся, и се­реб­ро те­чет по жел­тым листь­ям. Вдруг из па­лоч­ки вы­рыва­ет­ся яр­кий бе­лый луч и скру­чива­ет воз­дух в ма­лень­кий смерч вок­руг зем­ля­ной пи­рамид­ки. Вихрь не­щад­но треп­лет стра­ницы книг, взды­ма­ет клу­бы пы­ли, боль­но бь­ет в ли­цо. Па­да­ет и раз­би­ва­ет­ся лам­па на сто­лике, опас­но рас­ка­чива­ет­ся на по­тол­ке древ­няя свеч­ная люс­тра на тол­стой це­пи. Во­лосы Одис­сы вы­бива­ют­ся из при­чес­ки, ле­тят по вет­ру, она от­во­рачи­ва­ет­ся, Блейз не­воль­но прик­ры­ва­ет гла­за ла­донью. Толь­ко Гер­ми­она не об­ра­ща­ет вни­мания, все бор­мо­чет и не опус­ка­ет па­лоч­ку. Смерч ста­новит­ся тем­нее и вы­ше, поч­ти с нее рос­том, и пе­ред изум­ленны­ми Одис­сой и Блей­зом из не­го сгу­ща­ет­ся че­лове­чес­кая фи­гура. Вна­чале ка­кая-то не­оп­ре­делен­ная и ту­ман­ная, но с каж­дой се­кун­дой ста­новя­ща­яся все плот­ней и ма­тери­аль­ней. Че­рез пять ми­нут ве­тер ути­хоми­рива­ет­ся, рас­швы­ряв на­пос­ле­док по всей ком­на­те кни­ги, а пе­ред Одис­сой сто­ит ее двой­ник, ее аб­со­лют­но точ­ная ко­пия! Гла­за та­кого же цве­та и раз­ре­за, тон­кие тем­ные бро­ви, пра­вая чуть вы­ше и чуть кру­че из­ло­мана, та­кой же нос с нер­вны­ми ноз­дря­ми и чувс­твен­ные при­пух­лые гу­бы, тот же неж­ный бар­хат ко­жи, во­лосы та­кого же ред­ко­го от­тенка чис­то­го зо­лота, а на бе­зымян­ном паль­це пра­вой ру­ки ее коль­цо! А платье! Да­же по­дол рас­по­рот, как у нее!

— Ма­гия Сот­во­рения Жиз­ни! — поч­ти с бла­гого­вени­ем вы­дыха­ет Одис­са, — ты ею вла­де­ешь?! Мер­лин, это­го не уме­ет да­же Тем­ный Лорд!

Гер­ми­она опус­ка­ет па­лоч­ку и до­воль­но ог­ля­дыва­ет вто­рую Одис­су.

— Да­же луч­ше, чем я ожи­дала. Это все­го лишь го­лем, су­щес­тво из са­мой обыч­ной гря­зи. Нуж­но чу­точ­ку тер­пе­ния и сос­ре­дото­чен­ности, а так­же по­копать­ся в ста­рых кни­гах. В сред­не­вековье по­пуля­ция го­лемов и го­мун­ку­лов лишь нем­но­гим ус­ту­пала по­пуля­ции до­мови­ков. Ма­ги лю­били с их по­мощью ду­рачить маг­лов, а так­же вы­пол­нять не­хит­рые до­маш­ние ра­боты. А нас­чет ра­зум­но­го… хм, не при­писы­вай эту честь мне. Ты са­ма дол­жна вдох­нуть в нее что-то, по­хожее на ра­зум. Так, прой­дись.

Де­вуш­ка пос­лушно де­ла­ет нес­коль­ко ша­гов, двой­ник пов­то­ря­ет.

— Ска­жи что-ни­будь.

— Что? Я да­же не знаю…

— Это­го дос­та­точ­но.

— Что? Я да­же не знаю, — го­лос двой­ни­ка до дро­жи по­хож на одис­син.

— А те­перь са­мое важ­ное. Возь­ми ее за ру­ку.

Де­вуш­ка ос­то­рож­но прит­ра­гива­ет­ся к ру­ке двой­ни­ка, хо­лод­ной, как лед, и не­воль­но вздрог­нув, от­дерги­ва­ет.

— Я… я не мо­гу! Она та­кая жут­кая!

— Смо­жешь, — без­жа­лос­тно го­ворит Гер­ми­она и не­тер­пе­ливо взма­хива­ет па­лоч­кой, — ну же, быс­трей.

Одис­са пе­реси­лива­ет се­бя и бе­рет двой­ни­ка за ру­ку. Хо­лод об­жи­га­ет ко­жу, а на кра­сивом ли­це, как две кап­ли во­ды по­хожем на ее собс­твен­ное, нет ни ма­лей­ше­го проб­леска жи­вого че­лове­чес­ко­го чувс­тва. Она слов­но вос­ко­вая ста­туя, та­кая же мер­твая и пус­тая.

Блейз не­воль­но пе­редер­ги­ва­ет пле­чами, не от­ры­вая за­воро­жен­но­го взгля­да от двух со­вер­шенно оди­нако­вых, со­вер­шенно не­ре­аль­но по­хожих лиц, сей­час зас­тывших друг про­тив дру­га. Да­же близ­не­цы не бы­ва­ют так по­хожи друг на дру­га. Зер­ка­ло. От­ра­жение. От­све­ты ог­ня в ка­мине иг­ра­ют на зо­лотых во­лосах, ос­ве­ща­ют ли­ца, сте­ка­ют по склад­кам плать­ев. Из тем­ных уг­лов тя­нут­ся длин­ные ос­трые те­ни, жал­ко и без­за­щит­но бе­ле­ют стра­ница­ми рас­ки­дан­ные кни­ги. И ка­жет­ся, что в ком­на­те на всех лю­дей и пред­ме­ты лег­ла пе­чать по­тус­то­рон­не­го.

— Пос­та­рай­ся, нас­коль­ко это в тво­их си­лах, про­будить в ней неч­то, по­хожее на че­лове­чес­кое соз­на­ние. Пред­ставь, что это ты, са­мая нас­то­ящая, что твой ра­зум, ду­ша как бы на­ходят­ся в двух те­лах од­новре­мен­но. Я по­нимаю, это труд­но. Но от тво­их уси­лий за­висит твоя жизнь, — ти­хо про­из­но­сит Гер­ми­она.

Одис­са ста­ра­ет­ся. Очень ста­ра­ет­ся. Нет, на са­мом де­ле жут­ко­ватое ощу­щение. Она зак­ры­ва­ет гла­за, пы­та­ет­ся че­рез со­еди­нен­ные ру­ки пе­редать этой без­душной кук­ле час­тичку се­бя. Ка­кая она, Одис­са Эй­ве­ри? Взбал­мошная и кап­ризная, из­ба­лован­ная и сво­ен­равная, «черс­твая эго­ис­тка», как в ми­нуту бе­шенс­тва ки­да­ет брат, ок­ру­жен­ная тол­пой пок­лонни­ков, ко­торых, ес­ли чес­тно, ни во что не ста­вит. Ей прос­то нра­вит­ся иг­рать с ни­ми, под­пускать на ми­нималь­но до­пус­ти­мое рас­сто­яние и ко­вар­но от­талки­вать, да­рить сво­им вни­мани­ем од­них и уби­вать рав­но­душ­ным взгля­дом дру­гих. Да, она та­кая, она са­ма все зна­ет. И Феб это знал. И все рав­но улы­бал­ся ей. Од­но его имя на­пол­ня­ет ду­шу сол­нцем и ть­мой, го­рем и счасть­ем, ра­достью и болью. Как же она его лю­била, са­ма не по­доз­ре­вая об этом! А он лю­бил ее? Или же так и не смог за­быть ту уг­рю­мую чер­ня­вую дев­чонку, ко­торая сбе­жала со сво­им от­цом от Тем­но­го Лор­да и прим­кну­ла к Соп­ро­тив­ле­нию?

Он не ска­зал ей эти три сло­ва, он прос­то улы­бал­ся в от­вет на ее ис­те­рики, вы­ход­ки и ме­ня­юще­еся, слов­но осен­няя по­года, нас­тро­ение. Он прос­то улы­бал­ся. О, Мер­лин, как же не хва­та­ет ей его улыб­ки, его теп­лых рук и спо­кой­но­го го­лоса! Как же это вы­тер­петь, как жить даль­ше?! Пусть у их ре­бен­ка бу­дет та­кая же улыб­ка, как у Фе­ба, по­жалуй­ста! Пусть он бу­дет по­хож на не­го!

Пог­ру­жен­ная в свои мыс­ли, Одис­са да­же не об­ра­ща­ет вни­мания на то, как теп­ле­ет ла­донь в ее ла­дони, как дро­жат рес­ни­цы у двой­ни­ка и чуть за­мет­но при­под­ни­ма­ет­ся грудь, как от ды­хания.

— От­лично, — Гер­ми­она уби­ра­ет свою па­лоч­ку.

Одис­са вздра­гива­ет и поч­ти со стра­хом смот­рит на са­му се­бя, те­перь улы­ба­ющу­юся ее обыч­ной свет­ской улыб­кой — хо­лод­но, ос­ле­питель­но, всем и каж­до­му.

— Это прос­то не­веро­ят­но!

Гер­ми­она по­жима­ет пле­чами.

— Ни­чего осо­бен­но­го. Го­раз­до труд­нее бу­дет вам не­замет­но скрыть­ся из стра­ны.

— Гер­ми­она, по­том нуж­но бу­дет уб­рать все сле­ды Ле­туче­го По­роха, — на­поми­на­ет Блейз.

— Знаю, не бес­по­кой­ся.

— Итак, мисс Эй­ве­ри, вна­чале мы нап­ра­вим­ся в Эль­фин­сто­ун, по­том еще в па­ру-трой­ку мест, что­бы за­мес­ти сле­ды, на вся­кий слу­чай. А по­том в Ита­лию. Я дос­тавлю те­бя на свою вил­лу под Ниц­цей. Я ку­пил ее бук­валь­но на днях, о ней ник­то не зна­ет. Вил­ла не­боль­шая, в ук­ромном мес­те, за­щище­на зак­лять­ями Не­нахо­димос­ти; она ста­нет тво­им при­бежи­щем на та­кой срок, на ка­кой ты по­жела­ешь.

Одис­са ки­ва­ет. Гер­ми­она ки­да­ет горсть изум­рудно­го по­рош­ка в ка­мин.

— Не вол­нуй­ся, ник­то ни­чего не за­подоз­рит. И ты, и я хо­рошо по­рабо­тали. Го­лем бу­дет вес­ти се­бя точ­но так­же, как ты, и раз­ру­шит­ся ров­но че­рез трид­цать дней. А к то­му вре­мени бу­дет уже поз­дно те­бя ис­кать.

Преж­де чем вой­ти в пла­мя, Одис­са с за­мет­ным сар­казмом, слов­но про се­бя, про­из­но­сит:

— Смеш­но… Из гря­зи и нес­коль­ких опав­ших листь­ев по­лучи­лась Одис­са Эй­ве­ри. И ник­то не за­метит под­ме­ны. Зна­чит, это моя суть?

Блейз креп­ко хва­та­ет ее за ру­ку и, про­щаль­но мах­нув Гер­ми­оне, ис­че­за­ет в зе­леном вих­ре. А Гер­ми­она, ос­тавшись, еще дол­го шеп­чет зак­лятья, на­водя по­рядок в раз­гром­ленной ком­на­те, тща­тель­но сти­рая все сле­ды пре­быва­ния здесь Одис­сы и Блей­за, их ухо­да и са­мого мас­ки­ру­юще­го кол­довс­тва. Лже-Одис­са за ее спи­ной что-то воз­му­щен­но го­ворит, но она да­же не прис­лу­шива­ет­ся. На­конец она ус­та­ло от­ки­дыва­ет прядь во­лос со взмок­ше­го лба. Все, что обе­щала, и все, что бы­ло в ее си­лах, она сде­лала. Те­перь ник­то не уз­на­ет, ку­да про­пала дочь Эмет­ри­уса Эй­ве­ри, и кто сто­ит за ее ис­чезно­вени­ем. И мож­но лишь на­де­ять­ся, что Одис­са най­дет по­кой и на­деж­ное убе­жище на ти­хой вил­ле под Ниц­цей и вы­рас­тит сво­его ма­лыша та­ким же, ка­ким был его отец.

Она от­пи­ра­ет две­ри и сра­зу ви­дит Мил­ли­сен­ту, не­ук­лю­же спе­шащую навс­тре­чу.

— Ну что, по­лучи­лось? Там все в по­ряд­ке, в су­мато­хе с Пэн­си ник­то не об­ра­тил вни­мания.

Гер­ми­она мол­ча от­хо­дит в сто­рону.

— Одис­са!

— Ну что, Мил­ли, пой­дем? Боль­ше ни ми­нуты не мо­гу вы­дер­жать ря­дом с этой выс­кочкой.

Мил­ли­сен­та в пот­ря­сении ог­ля­дыва­ет­ся на Гер­ми­ону. Та по­жима­ет пле­чами. Ка­жет­ся, по­лучи­лось так хо­рошо, что пе­реп­лю­нуло ори­гинал.

— Все, что я мо­гу ска­зать — на са­мом де­ле она да­леко от­сю­да. И не спра­шивай боль­ше ни о чем, ве­ди се­бя как обыч­но.

Ког­да она воз­вра­ща­ет­ся в зал, Дра­ко пе­рех­ва­тыва­ет ее за та­лию и це­лу­ет в уш­ко.

— Ну и где ты про­пада­ла? Опять об­сужда­ла с За­бини спо­собы при­мене­ния ка­ких-ни­будь чар? Я уже на­чал рев­но­вать.

— Те­бе со­вер­шенно не­зачем рев­но­вать ме­ня к Блей­зу, мы с ним друзья.

— Друзья, как же! — хмы­ка­ет Дра­ко, — да он смот­рит на те­бя, как кот на сме­тану.

— Прек­ра­ти сей­час же! Го­ворят, тут Пэн­си сва­лилась пря­мо те­бе в объ­ятья, так что это я име­ют пол­ное пра­во ус­тро­ить гран­ди­оз­ный скан­дал с бить­ем бес­ценных ан­тиквар­ных ваз и фа­миль­ны­ми прок­лять­ями, — шут­ли­во гро­зит­ся Гер­ми­она, од­на­ко вспо­мина­ет то чувс­тво не­лов­кости и стран­но­го сты­да, ко­торые она иног­да ис­пы­тыва­ет в при­сутс­твии Блей­за.

В се­рых гла­зах му­жа под­ми­гива­ет улыб­ка.

— Ты не зна­ешь, но все бо­лее-ме­нее цен­ные ва­зы бы­ли пе­реби­ты еще мо­ей баб­кой, ког­да она при­рев­но­вала де­да к од­ной страш­но оболь­сти­тель­ной и не отя­гощен­ной пра­вила­ми мо­рали и при­личий вей­ле. Так что ос­та­лись лишь де­шевые под­делки, но об этом пос­то­рон­ние, ко­неч­но, не зна­ют. А от фа­миль­ных прок­ля­тий я раз­ве что рас­чи­ха­юсь.

Они вмес­те с дру­гими гос­тя­ми идут на лес­тни­це, ве­дущей в ка­мин­ный холл. Фаль­ши­вая Одис­са идет под ру­ку с од­ним из на­ибо­лее пыл­ких сво­их пок­лонни­ков. Те­одор Нотт ос­то­рож­но ве­дет Мил­ли­сен­ту, ки­ва­ет Дра­ко, а Мил­ли­сен­та лишь мол­ча смот­рит на Гер­ми­ону. И та ви­дит в тем­ных гла­зах мо­лодой жен­щи­ны бла­годар­ность.

«Спа­сибо за то, что не от­тол­кну­ла! Спа­сибо, что по­няла и по­мог­ла!»

И Гер­ми­она, на­вер­ное, впер­вые в жиз­ни ис­крен­не и обод­ря­юще улы­ба­ет­ся Мил­ли­сен­те.


* * *


Дра­ко си­дит в Ка­бине­те за сто­лом, за­вален­ным свит­ка­ми и ог­ромны­ми кон­тор­ски­ми кни­гами, и му­читель­но пы­та­ет­ся вник­нуть в хит­рос­пле­тения бух­галте­рии, ко­торую ве­дет гоб­лин-уп­равля­ющий на од­ном из се­реб­ря­ных руд­ни­ков их семьи в Бер­кши­ре. Под­сче­ты не схо­дят­ся, до­быча и вы­ход се­реб­ра от­ли­ча­ют­ся от его цифр, и оче­вид­но, что бух­галте­рия прок­ля­того гоб­ли­на двой­ная, ес­ли не трой­ная. То же тво­рит­ся и на зо­лотом руд­ни­ке. Эти тва­ри сов­сем рас­пусти­лись без от­цов­ской ру­ки. Они бо­ялись Лю­ци­уса, а он, Дра­ко, для них по­ка еще со­сунок, ма­ло смыс­ля­щий в руд­ничных де­лах.

Он мас­си­ру­ет шею. Ле­вый ви­сок ко­лет, слов­но в не­го вон­зи­лось с де­сяток ма­лень­ких, но ос­трых игл. Нуд­но. На­до­ело. Но на­до, ни­куда не де­нешь­ся. Те­перь все де­ла по се­мей­но­му биз­не­су на нем, по­тому что отец за­нят в этом чер­то­вом Пра­витель­стве с ут­ра до но­чи. Еще хо­рошо, что и его не зап­рягли, с Лор­да ста­лось бы.

Он сно­ва уг­лубля­ет­ся в строй­ные ря­ды цифр, ко­торые пес­трят и из­де­ватель­ски пля­шут пе­ред гла­зами. Раз за ра­зом про­водит рас­че­ты, ка­жет­ся, за­цеп­ля­ет­ся за од­ну очень хит­рую ни­точ­ку, и уже мель­ка­ет до­гад­ка, где на­муд­рил гоб­лин, что­бы по­ложить в свой кар­ман хо­зяй­ское се­реб­ро, как в ка­мине гром­ко шур­шит, и Грег, по­явив­ший­ся толь­ко до плеч, ог­лу­шитель­но чи­ха­ет.

— Ть­фу, троллье дерь­мо, до­мови­ки дав­но тру­бы не чис­ти­ли, что ли? Дра­ко, ты здесь?

— Угу, — рас­се­ян­но от­кли­ка­ет­ся он, — что хо­тел? Вы­зова не бы­ло вро­де.

— Не бы­ло. Хо­тел пре­дуп­ре­дить, мы с Вин­сом идем на встре­чу с од­ним че­ловеч­ком.

Дра­ко под­ни­ма­ет го­лову.

— С ка­ким еще че­ловеч­ком? За­чем?

Грег дви­га­ет пле­чами, от­че­го из тру­бы сып­лется зо­ла, и он опять чи­ха­ет.

— Да там с Пот­те­ром свя­зано. Этот, как его, ста­рикаш­ка Криг кля­нет­ся и бо­жит­ся, что зна­ет, где он пря­чет­ся. Ты же зна­ешь, па­ру раз в ме­сяц обя­затель­но бы­ва­ет что-ни­будь в этом ро­де. Ко­неч­но, туф­та, бред и ма­разм, по­тому что Пот­те­ра хрен пой­ма­ешь прос­то так, его, на­вер­ня­ка, ох­ра­ня­ют, как ко­роле­ву, но Лорд тре­бу­ет, что­бы все про­веря­лось.

Дра­ко не­воль­но ус­ме­ха­ет­ся про се­бя. Грег, сам не зная, на сто про­цен­тов прав. Грюм пос­ле од­но­го слу­чая и вы­волоч­ки от Гер­ми­оны в ле­пеш­ку раз­би­вал­ся, лишь бы дра­гоцен­ная на­деж­да ма­гичес­ко­го ми­ра, не при­веди Мер­лин, не по­рани­лась. И «на­деж­да» вро­де как и не до­гады­валась, что па­сут его свои же не ху­же, чем де­мен­то­ры уз­ни­ков Аз­ка­бана.

— Лад­но, ва­ляй­те. Мо­жет, в этот раз на са­мом де­ле Пот­те­ра пой­ма­ете.

— Дер­жи кар­ман ши­ре, — ух­мы­ля­ет­ся Грег, — да и во­об­ще, оно нам на­до? Пусть дру­гие от­ли­ча­ют­ся. Вон Мар­кус лю­ту­ет, на прош­лой не­деле с де­сяток яко­бы ав­ро­ров де­мен­то­рам на ужин дос­та­вил, слы­шал? А нам и без Пот­те­ра хва­та­ет. У ме­ня тут Ги влю­бил­ся, но­чами со­чиня­ет сти­хи и тер­за­ет­ся страш­ны­ми му­ками, по­тому что его дев­чонка ска­зала, что он слиш­ком кра­сив для нее и бу­дет из­ме­нять, а она не хо­чет, что­бы он раз­бил ей сер­дце. Сов­сем пар­ню го­лову за­дури­ла. Хо­чу по­доб­рать при­лич­ный маг­лов­ский кол­ледж, что­бы уче­ба от­влек­ла его от амур­ных дел, от ко­торых не­дол­го и дя­дюш­кой Гре­гори стать. Кста­ти, ты не мо­жешь че­го-ни­будь по­сове­товать? Вро­де, го­ворят, Ок­сфорд ни­чего.

— На­шел у ко­го спра­шивать, — хмы­ка­ет Дра­ко, — по маг­лам я пол­ный про­фан. Но ес­ли хо­чешь, мо­гу спро­сить у Гер­ми­оны.

— Спро­си, а? — Грег яв­но ра­ду­ет­ся, — тог­да с ме­ня дол­жок.

— А где Винс?

— Вор­ку­ет с Ар­те­мизой, как обыч­но. У них на се­год­ня наз­на­чено ти­па ре­пети­ции вен­ча­ния. Те­тя Фан­ни не прос­тит, ес­ли он опоз­да­ет, собс­твен­но­руч­но сни­мет го­лову. При­чем не толь­ко с не­го, но и с ме­ня, по­тому что я бу­ду ви­новат, что за­дер­жал на­шего же­ниха. В об­щем, ес­ли что, мы в Лют­ном.

Грег сме­ет­ся и, мах­нув на про­щание ру­кой, ис­че­за­ет в зе­леном вих­ре. А Дра­ко воз­вра­ща­ет­ся к се­реб­ру и не­чис­то­му на ру­ки уп­равля­юще­му с не­выго­вари­ва­емым гоб­ли­нов­ским име­нем. Опять мель­ка­ют циф­ры, но най­ден­ная бы­ло за­цеп­ка-под­та­сов­ка без­на­деж­но рас­тво­рилась в чер­но-бе­лых ря­дах. Он ру­га­ет­ся сквозь зу­бы и на­чина­ет рас­че­ты сно­ва.

Но толь­ко что-то тре­вожит и от­ры­ва­ет вни­мание от строй­ных ко­лонок цифр. Он не мо­жет сно­ва сос­ре­дото­чить­ся и оши­ба­ет­ся в прос­том сло­жении. В сло­вах Гре­га прос­коль­зну­ла ка­кая-то стран­ная, не­яв­ная, смут­ная тень. Что-то он ска­зал не­сураз­ное или не­допус­ти­мое.

Бред ка­кой-то. Со­вер­шенно обыч­ный раз­го­вор. Грег не раз его пре­дуп­реждал о том, ку­да они от­прав­ля­ют­ся. И не раз они вмес­те про­веря­ли та­кие бред­ни.

Дра­ко про­ходит­ся по ка­бине­ту, на­лива­ет се­бе нем­но­го ог­не­вис­ки. Ос­та­нав­ли­ва­ет­ся у ок­на, гля­дя на скуль­пту­ру в са­ду, ис­кусно рас­по­ложен­ную у ста­рого ду­ба и изоб­ра­жав­шую дри­аду с гор­носта­ем. Пом­нится, при­ехав на зим­ние ка­нику­лы на чет­вертом кур­се, он бе­зус­пешно пы­тал­ся раз­бить это­го гор­ностая, по­тому что зве­рек кое о чем ему на­поми­нал. Ка­кие толь­ко зак­лятья не про­бовал, да­же ба­наль­но при­менял гру­бую фи­зичес­кую си­лу, но ни­чего не по­лучи­лось, скуль­птор то­же был ма­гом и за­чаро­вал свое, с поз­во­ления ска­зать, тво­рение от раз­ру­шения, от­ло­мил­ся толь­ко кон­чик хвос­та. И гор­ностай по-преж­не­му ска­лил­ся в хит­рой гри­масе. Ко­го-то он ему на­поми­на­ет. Нет, не Дра­ко-чет­ве­рокур­сни­ка. Ка­кого-то че­лове­ка со смор­щенным ма­лень­ким ли­цом…

Вче­ра или по­зав­че­ра… отец рас­ска­зывал про не­ко­его Кри­га… ко­торый умер пря­мо на ков­ре в при­ем­ной Лор­да, при­дя про­сить о ра­боте в Ми­нис­терс­тве. Лорд как раз вы­шел в это вре­мя, уз­нал это­го Кри­га, быв­ше­го двой­но­го ла­зут­чи­ка, и ми­лос­ти­во со­из­во­лил пред­ло­жить мес­то в ка­ком-то от­де­ле… Тот от­дал кон­цы, ед­ва Лорд до­гово­рил.

Ма­ма ска­зала, что силь­ная не­ча­ян­ная ра­дость уби­ва­ет, так же, как и не­ис­то­вый гнев. Она всег­да все мо­жет объ­яс­нить.

Это сов­па­дение? Дру­гой Криг? Или тот же са­мый? Фа­милия, в прин­ци­пе, не рас­простра­нен­ная, но и не ред­кая.

Го­лова сов­сем раз­бо­лелась. В ви­сок те­перь вон­за­ют­ся не ма­лень­кие иг­лы, а рас­ка­лен­ный прут, ме­ша­ющий мыс­ли, как зелье в кот­ле. Ду­ма­ет­ся обо всем, но толь­ко не о де­лах.

«Де­мен­то­ры по­дери, да этот гоб­лин на­ложил на от­чет ка­кие-то зак­лятья, что ли?! По­еду на руд­ник, за­кол­дую мер­завца, пусть толь­ко пос­ме­ет на гла­за по­казать­ся!»

Вот бы сей­час к Гер­ми­оне… лечь го­ловой на ее ко­лени… пог­ру­зить­ся в бла­жен­ное чувс­тво теп­ла и по­коя, ко­торое всег­да ее ок­ру­жа­ет… а она бу­дет мас­си­ровать боль­ное мес­то сво­ими уди­витель­но неж­ны­ми и мяг­ки­ми паль­ца­ми… из­го­нять боль, ус­та­лость, тре­воги… да­вать но­вые си­лы… лю­бимая… та­кая нес­терпи­мо лю­бимая, что все­лен­ная ка­жет­ся тес­ной и ма­лень­кой для то­го, что­бы крик­нуть об этом…

Но Гер­ми­она сей­час в их ир­ланд­ском зам­ке, вер­нется толь­ко к ве­черу.

Он вер­тит в ру­ках брон­зо­вое пресс-папье. Змея и лев. Ког­да-то ему ка­залось, что змея под ла­пами ль­ва ку­са­ет его, и их по­еди­нок за­кон­чится ничь­ей, ги­белью обо­их. А те­перь по­чему-то от­четли­во ви­дит­ся, что она рас­топта­на, и не хва­тит сил на пос­ледний ры­вок.

Из вис­ка боль пе­ретек­ла на за­тылок, пос­те­пен­но тя­желе­ющий и не­ме­ющий. Го­лова ста­ла чу­гун­ной, и он чувс­тву­ет нес­терпи­мое же­лание за­пус­тить пресс-папье в сте­ну, слов­но это по­мог­ло бы ему из­ба­вить­ся от бо­ли. Он и в са­мом де­ле раз­ма­хива­ет­ся. Пе­ред гла­зами мель­ка­ет ви­дение, как раз­ле­та­ет­ся на кус­ки брон­за, змея и лев на­конец раз­де­ля­ют­ся, на кам­не сте­ны ос­та­ют­ся щер­би­ны-от­ме­тины… Но пресс-папье ак­ку­рат­но воз­вра­ща­ет­ся на стол. Нер­вы ни к чер­ту.

Ес­ли есть сом­не­ния, на­до их раз­ре­шить. Толь­ко и все­го.

Он стре­митель­но вы­ходит из ком­на­ты, на хо­ду зас­те­гивая во­рот ман­тии, и че­рез де­сять ми­нут уже транс­грес­си­ру­ет в Лют­ный пе­ре­улок. Тут есть од­на об­менная кон­то­ра, в ко­торой он на­мерен ра­зуз­нать кое-что о нек­лей­ме­ном се­реб­ре со сво­их руд­ни­ков и о лич­ностях, ко­торые его сбы­ва­ют. Ну и за­од­но уви­деть Гре­га и Вин­са, убе­дить­ся, что с ни­ми ни­чего не стряс­лось, и они без­божно чер­ты­ха­ют­ся, воз­вра­ща­ясь с пус­той встре­чи с этим Кри­гом.

Но в Лют­ном их нет. Он заг­ля­нул во все па­бы, лав­ки и кон­то­ры, да­же в за­веде­ние ма­дам Зои, впро­чем, ма­ло на­де­ясь, что об­на­ружит там дру­зей. И рань­ше они ред­ко здесь бы­вали, а те­перь во­об­ще не по­яв­ля­лись, как под­твер­ди­ла са­ма ма­дам Зои, про­фес­си­ональ­но оболь­сти­тель­но улы­ба­ясь Дра­ко. Ее улыб­ка на­пом­ни­ла зме­иный ос­кал Лор­да, и ему ста­ло не по се­бе.

Вый­дя на ули­цу, он стал­ки­ва­ет­ся с Джеф­фри Мак­Ней­ром и Кла­рен­сом Розье, нем­но­го отс­тра­нен­но уди­вив­шись встре­че с эти­ми дву­мя имен­но здесь. Нас­коль­ко он зна­ет, же­на Мак­Ней­ра пос­ле ро­дов тя­жело бо­ле­ет, он про­водит у ее пос­те­ли дни и но­чи, а о Розье всег­да хо­дили до­воль­но пи­кан­тные слу­хи. На воп­рос, не ви­дели ли они Гре­га и Вин­са, Кла­ренс ки­ва­ет:

— Где-то пол­ча­са на­зад они прош­ли ту­да, — взмах по нап­равле­нию вдоль ули­цы.

В этом мес­те Лют­ный вы­пол­за­ет на са­мую ок­ра­ину Лон­до­на, гряз­ную, зло­вон­ную и прес­тупную. По­лураз­ва­лива­ющи­еся до­ма — бор­де­ли и при­тоны, по кри­вым за­ко­ул­кам шля­ют­ся по­доз­ри­тель­ные лич­ности, не вы­нима­ющие рук из кар­ма­нов и ки­да­ющие взгля­ды ис­подлобья. За край­ни­ми до­мами на­чина­ет­ся пус­тырь с ред­ки­ми клоч­ка­ми жес­ткой тра­вы и во­нючи­ми ручь­ями, из­люблен­ное мес­то кро­вавых вы­яс­не­ний от­но­шений тех са­мых по­доз­ри­тель­ных лич­ностей.

Дра­ко ша­га­ет в ту сто­рону, сжи­мая у по­яса па­лоч­ку, и не в си­лах объ­яс­нить, за­чем он, как пос­ледний иди­от, прет­ся ту­да. Он поч­ти до­шел до кон­ца ули­цы. И с каж­дым прой­ден­ным мет­ром ему хо­чет­ся ус­ко­рить шаг. Та­кое ощу­щение, что там, за об­шарпан­ным до­мом с под­сле­пова­тыми ок­на­ми, на­поло­вину за­коло­чен­ны­ми, за ко­сым за­бором, на этом пус­ты­ре что-то про­ис­хо­дит. Стран­ные от­ры­вис­тые воз­гла­сы, зву­ки бь­юще­гося стек­ла, приг­лу­шен­ный гро­хот, то­пот ног. Вдруг ва­лит­ся на бок му­сор­ный бак, не­весть с че­го при­тулив­ший­ся у за­бора, и его со­дер­жи­мое вспы­хива­ет кол­дов­ским си­ним пла­менем.

Дра­ко сры­ва­ет­ся в бег. Умом он по­нима­ет, что мо­жет быть опас­но, что там мо­гут прос­то-нап­росто ки­петь раз­борки мес­тных банд. Лют­ный всег­да сла­вил­ся сво­ими во­рами, гра­бите­лями, мед­ве­жат­ни­ками, скуп­щи­ками кра­дено­го, чер­ны­ми кол­ду­нами и ведь­ма­ми, прак­ти­ку­ющи­ми Тем­ные Ис­кусс­тва на­имер­зей­ши­ми спо­соба­ми, и про­чим от­ребь­ем. Он по­падет в ред­кос­тное дерь­мо, ес­ли по­явит­ся меж­ду дву­мя во­юющи­ми груп­пи­ров­ка­ми, во­ору­жен­ны­ми не толь­ко вол­шебны­ми па­лоч­ка­ми, но и весь­ма изощ­ренны­ми ма­гичес­ки­ми ар­те­фак­та­ми, ос­новным наз­на­чени­ем ко­торых яв­ля­ет­ся толь­ко прих­лопнуть как мож­но боль­шее ко­личес­тво лю­дей.

Но все это мель­ка­ет на краю соз­на­ния и ис­че­за­ет в ог­не тре­вож­но­го не­тер­пе­ния. Па­лоч­ка на­из­го­тове, Дра­ко поч­ти у хлип­ко­го за­бора. Две дос­ки тор­чат вы­биты­ми зу­бами, и он уже ви­дит лю­дей. До них мет­ров пять­де­сят. Чет­ве­ро при­жали к глу­хой сте­не вы­ходив­ше­го тор­цом на пус­тырь до­ма двух. Нет, од­но­го, по­тому что вто­рой нич­ком ле­жит на чах­лой бу­рой тра­ве, при­поро­шен­ной сне­гом, и по его по­зе, не­ес­тес­твен­ной, ка­кой-то смеш­но-не­лепой для жи­вого че­лове­ка, по­нят­но, что он уже не вста­нет.

Сто­яв­ший что-то хри­пит и па­лит зак­лять­ем в од­но­го из них, с лег­костью ук­ло­нив­ше­гося и пус­тивше­го от­ветное. Сто­яв­ший па­да­ет на ко­лени. На­падав­ший гром­ко го­ворит:

— Все. Сда­вай­ся, Крэбб, ина­че кон­чишь, как Гойл, а мы не хо­тим лиш­ней кро­ви.

Тя­желая боль в го­лове гус­те­ет, пе­рек­ры­ва­ет ка­кие-то нер­вные уз­лы, и Дра­ко не мо­жет прос­то наг­нуть­ся и прос­коль­знуть в ды­ру. Те­ло оне­мело, ста­ло не­пово­рот­ли­вым, и вол­шебная па­лоч­ка ка­жет­ся обыч­ным кус­ком де­рева.

— Чер­та с два, Кор­нер, а то я не знаю, за­чем вам ну­жен, — Вин­сент спле­выва­ет, и Дра­ко яс­но ви­дит, что на гу­бах его кровь.

Май­кл Кор­нер спо­кой­но от­ве­ча­ет:

— Не зна­ешь. У нас, в от­ли­чие от вас, нет де­мен­то­ров, мы не при­меня­ем Неп­рости­тель­ные зак­лятья. Прос­то за­да­ем воп­ро­сы, что­бы по­лучить нуж­ную ин­форма­цию.

— Да, Гре­гу вы за­дали прос­то ад­ски слож­ные воп­ро­сы.

Па­лоч­ка в ру­ке Кор­не­ра, нап­равлен­ная в грудь Крэб­бу, слег­ка вздра­гива­ет.

— Гойл сам ви­новат, не­чего бы­ло ки­дать­ся, как на бе­шеных обо­рот­ней.

В Дра­ко тем­ной кровью за­кипа­ет сле­пая, без­думная, от­ча­ян­ная ярость. До­бежать, раз­ме­тать этих по­дон­ков, дать шанс Вин­су, транс­грес­си­ровать вмес­те с ним. А еще заб­рать Гре­га.

Трое — его быв­шие од­но­кур­сни­ки. Он их всех зна­ет. Кор­нер из них са­мый силь­ный про­тив­ник, хлад­нокров­ный и рас­четли­вый. С ним бу­дет слож­но. Финч-Флет­чли и Бут ду­раки, но с ни­ми все же при­дет­ся по­возить­ся. А чет­вертый ка­кой-то мо­локо­сос, да­же па­лоч­ку дер­жит кри­во, его нет­рудно бу­дет уб­рать.

Он не пом­нит о том, что этих лю­дей он не ви­дел пос­ле шес­то­го кур­са Хог­вар­тса, ког­да все они бы­ли еще маль­чиш­ка­ми, что эти трое бы­ли быв­ши­ми ав­ро­рами, нет, они и есть ав­ро­ры, что они все прош­ли жес­то­кую шко­лу вы­жива­ния и до сих пор про­ходят. Они от­нюдь не глу­пы и ес­ли ос­ме­лились по­явить­ся в Лют­ном, то чувс­тву­ют свою си­лу.

«Дер­жись, Винс. Не де­лай рез­ких дви­жений, за­гова­ривай этим сво­лочам зу­бы, го­вори, что угод­но, тор­гуй­ся, толь­ко не на­падай. Ни­каких зак­ля­тий. Сей­час. Я сей­час»

Он с уси­ли­ем стря­хива­ет с се­бя оце­пене­ние, отод­ви­га­ет еще од­ну дос­ку, что­бы про­лезть бес­шумно. Но тут про­ис­хо­дит неп­редви­ден­ное. Вин­сент не вы­дер­жи­ва­ет и вык­ри­кива­ет ка­кое-то зак­лятье, по­лых­нувшее уже зна­комым си­ним пла­менем. И тут же в не­го ле­тят три лу­ча. Крэбб, так и не под­нявший­ся с ко­лен, мед­ленно за­вали­ва­ет­ся на­бок, ли­цом в под­та­яв­ший снег, и боль­ше не дви­га­ет­ся.

Дра­ко втя­гива­ет в се­бя воз­дух и не мо­жет вы­дох­нуть. Боль в го­лове взры­ва­ет­ся на все те­ло, на­пол­нив его ле­дяным и од­новре­мен­но опа­лив­шим все внут­реннос­ти чувс­твом. Сер­дце в гру­ди то бь­ет­ся быс­тро и час­то, то поч­ти ос­та­нав­ли­ва­ет­ся.

Толь­ко что на его гла­зах умер­ли его друзья. Два луч­ших дру­га. С са­мого детс­тва быв­шие ря­дом. Это­го не мо­жет быть. Это ему снит­ся?

Они прос­то уш­ли на ду­рац­кую про­вер­ку ду­рац­кой де­зин­форма­ции Они дол­жны вер­нуть­ся. Их ждут. У Вин­са ре­пети­ция свадь­бы, его ждет Ар­те­миза. А у Гре­га встре­ча с млад­шим бра­том. Они, на­вер­ное, нап­ле­вали на это­го Кри­га и дав­но от­пра­вились по сво­им де­лам.

Тог­да кто эти, ле­жащие сей­час у гряз­но-се­рой сте­ны? Ко­го неб­режно обыс­ки­ва­ет Май­кл Кор­нер, през­ри­тель­но кри­вя гу­бы и что-то го­воря сво­им по­дель­ни­кам?

На­до про­верить.

Дра­ко уже го­тов шаг­нуть в ды­ру за­бора, но его с си­лой пе­рех­ва­тыва­ют и та­щат на­зад.

— Мал­фой, ты что, ох­ре­нел? — зло шеп­чет в ухо чей-то го­лос, и ру­ку с за­несен­ной па­лоч­кой боль­но скру­чива­ет на­зад. Он рвет­ся впе­ред, но дер­жат креп­ко, при­жав ру­ки к ту­лови­щу.

— Джеф, он еще соп­ро­тив­ля­ет­ся!

Он вы­рыва­ет­ся мол­ча, с со­вер­шенно бе­зум­ны­ми бе­лыми гла­зами, не по­нима­ющий ни­чего, кро­ме то­го, что ему на­до дос­тать это­го Кор­не­ра, сжать его гор­ло и ду­шить, ду­шить до тех пор, по­ка не вы­лезут из ор­бит его гла­за, по­ка он не сдох­нет, не по­давит­ся собс­твен­ным язы­ком.

— Стой, Дра­ко! Ту­да нель­зя, там бо­евые ав­ро­ры! Они нас в по­рошок сот­рут!

Пле­вать! Они уби­ли Гре­га и Вин­са! Они дол­жны поп­ла­тить­ся! Он сам убь­ет их!

— Мер­ли­нова зад­ни­ца, Джеф, дер­жи его креп­че! Ог­лу­шить, что ли? Сей­час эти ус­лы­шат, точ­но кос­тей не со­берем.

Май­кл Кор­нер и Тер­ри Бут по­доз­ри­тель­но ко­сят­ся в сто­рону за­бора, но Розье ус­пе­ва­ет наб­ро­сить на всех Мас­ки­ровоч­ные ча­ры, и ос­трые взгля­ды ав­ро­ров сколь­зят ми­мо.

— Эти не­дораз­ви­тые де­билы ос­та­лись та­кими же ту­пыми, как и в Хог­вар­тсе, — Кор­нер на­пос­ле­док пи­на­ет те­ло Гой­ла, — го­ворил же я, что ни хре­на они не зна­ют, да и кто им что-то бу­дет го­ворить? Важ­ные пти­цы — это точ­но не Крэб­бы и Гой­лы. Лад­но, ухо­дим, пар­ни. Мес­то опас­ное, тут иног­да де­мен­то­ры бы­ва­ют. Ко­лин, не за­будь па­лоч­ки этих при­дур­ков, при­годят­ся.

Они транс­грес­си­ру­ют, и толь­ко тог­да Мак­Нейр и Розье от­пуска­ют Дра­ко. Он от­талки­ва­ет обо­их, рва­нув­шись впе­ред, ту­да, где ле­жат на бу­рой тра­ве, рас­ту­щей у се­рой сте­ны, на мок­ром сне­гу, два те­ла.

— Свих­нулся, — ка­ча­ет го­ловой Розье, опус­ка­ясь на кор­точки, по­тому что дро­жат от нап­ря­жения но­ги, — вов­ре­мя ус­пе­ли. Од­на­ко же, как об­нагле­ли ав­ро­ры. Вне за­кона, а раз­гу­лива­ют око­ло Лют­но­го, как у се­бя до­ма. Не по­вез­ло Вин­сенту и Гре­гори. Де­мен­тор по­бери, бед­ная моя сес­трен­ка!

— Это его друзья, — Джеф­фри ре­шитель­но ша­га­ет за Мал­фо­ем, — пой­дем по­можем.

Глава 24. Звезды надежды и моря тревоги

Прош­ли эк­за­мены, ко­торы­ми пер­во­кур­сни­ков пу­гали бы­валые вто­рокур­сни­ки, и ко­торые ока­зались сов­сем не та­кими слож­ны­ми. По край­ней ме­ре, Алекс и Рейн от­ли­чились са­мыми вы­соки­ми ре­зуль­та­тами на кур­се. Ли­ли бы­ла где-то в се­реди­не, но ни­чуть по это­му по­воду не огор­чи­лась, ве­село обоз­вав дру­зей «за­нуд­ны­ми бо­тани­ками». Она по­за­имс­тво­вала сло­во «бо­таник» у Алек­са, и оно ей ужас­но нра­вилось.

Наз­ре­вал воп­рос — ку­да дол­жен был от­пра­вить­ся Алекс? Чес­тно го­воря, он и сам не знал. Пос­ле то­го, как мис­тер Пот­тер чуть ли не си­лой зас­та­вил Биг­сли от­пустить его в Хог­вартс, вряд ли те при­мут его об­ратно. Или при­мут? Ведь мис­тер Пот­тер за­бирал его на зим­ние ка­нику­лы.

Ли­ли бе­зап­пе­ляци­он­но за­яви­ла, что Алекс по­едет к ним, так как ее отец — его офи­ци­аль­ный ма­гичес­кий опе­кун, и во­об­ще, что де­лать ему в до­ме маг­лов, ко­торые по­нятия не име­ют о том, в ка­кой ру­ке дер­жать вол­шебную па­лоч­ку, а на Рож­дес­тво да­же его не поз­дра­вили?! Рейн приг­ла­сил к се­бе, но от это­го приг­ла­шения Алекс веж­ли­во и твер­до от­ка­зал­ся. Мис­тер У­из­ли со­шел бы с ума, уви­дев его на по­роге сво­его до­ма. Ну, или в ка­мине. Су­ти это не ме­няло.

На­вер­ное, все-та­ки за ним при­едет мис­тер Биг­сли.

Маль­чик не­весе­ло раз­мышлял, что братья Биг­сли, на­вер­ня­ка, уже заж­да­лись его, что­бы по­чесать ку­лаки. Он бы­ло по­наде­ял­ся, что мож­но нем­ножко по­кол­до­вать (са­мую чу­точ­ку, что­бы эти уро­ды прос­то ис­пу­гались и об­хо­дили его сто­роной), но пос­ле пос­ледне­го эк­за­мена се­микур­сни­ков про­фес­сор Лю­пин соб­ра­ла свой фа­куль­тет в За­ле Ора­торов и гроз­ным го­лосом пре­дуп­ре­дила о том, что всем не­совер­шенно­лет­ним вол­шебни­кам, осо­бен­но из маг­лов­ских се­мей, стро­го зап­ре­ща­ет­ся кол­до­вать на ка­нику­лах. Ми­нис­терс­тво ре­гис­три­ру­ет слу­чаи при­мене­ния ма­гии школь­ни­ками, и пос­ле треть­его пре­дуп­режде­ния мож­но вы­лететь из Хог­вар­тса нав­сегда. Она за­дер­жа­ла свой взгляд на при­уныв­шем Алек­се и под­чер­кну­ла:

— Без пра­ва вос­ста­нов­ле­ния. Вам по­нят­но, Мал­фой?

— Че­го уж тут не­понят­но­го? — сквозь зу­бы про­бор­мо­тал Алекс, — она спит и ви­дит, как от­числя­ет ме­ня из Хог­вар­тса, вы­чер­ки­ва­ет из школь­ных спис­ков и выш­вы­рива­ет на пер­рон пря­мо под ко­леса Хог­вартс-Экс­прес­са.

— Не пре­уве­личи­вай, — про­шеп­тал Рейн, — не та­кая уж она кро­вожад­ная.

Алекс толь­ко без­на­деж­но по­качал го­ловой, уве­рен­ный в сво­ей пра­воте.

Ве­чером сле­ду­юще­го дня все ве­щи бы­ли уло­жены, и се­микур­сни­ки че­тырех фа­куль­те­тов по пол­ной от­ры­вались на сво­ем Вы­пус­кном ба­лу, зас­тавляя пре­пода­вате­лей мор­щить­ся от со­зер­ца­ния че­рес­чур сме­лых фа­сонов ман­тий и вздра­гивать от гро­мог­ласных рит­мов мод­ней­шей в этом се­зоне груп­пы «Че­тыре ча­родея», от­ли­чав­шей­ся об­щей по­мятостью внеш­не­го ви­да и сом­ни­тель­ностью тек­стов пе­сен. Гриф­финдор­цы пя­тикур­сни­ки и шес­ти­кур­сни­ки бла­годуш­но ус­ту­пили млад­шим Гос­ти­ную, вер­нее, поч­ти в пол­ном сос­та­ве улиз­ну­ли в Хог­смид, нес­мотря на лив­ший с ут­ра дождь. Чет­вертый курс, та­инс­твен­но шу­шука­ясь и пе­реми­гива­ясь, бли­же к ве­черу то­же убыл из Гос­ти­ной в не­из­вес­тном нап­равле­нии. Так что ос­тавши­еся млад­ше­кур­сни­ки жа­рили чес­ночные кол­баски и мин­даль­ный зе­фир в ог­ромном ка­мине, бол­та­ли, сме­ялись и ве­сели­лись от ду­ши.

Алекс, Ли­ли, Рейн и Не­вилл ус­тро­ились у са­мого ка­мина, до­воль­но жму­рились от волн теп­ла, по­тому что бы­ло до­воль­но сы­ро, и вспо­мина­ли про­шед­шие эк­за­мены. За спи­ной Алек­са, как всег­да нес­лышная и не­замет­ная, при­тули­лась Даф­на Лей­нстрендж. Не­вилл не мог прий­ти в се­бя от пос­ледне­го эк­за­мена у про­фес­со­ра Флин­та, на ко­тором ему по дос­тавше­муся за­данию сле­дова­ло сва­рить зелье от бо­рода­вок. Что-то, как обыч­но, он на­путал, по­том при­бавил ог­ня вмес­то то­го, что­бы уба­вить, зелье, ко­неч­но же, пос­пе­шило взор­вать­ся пря­мо у не­го под но­сом, и в ре­зуль­та­те у Не­вил­ла на но­гах и ру­ках по­яви­лись пе­репон­ки, и на по­зеле­нев­шей шее от­росли ши­кар­ные жаб­ры. Он ед­ва не за­дох­нулся, ра­зучив­шись нор­маль­но ды­шать, за­пани­ковал. И хо­тя про­фес­сор Флинт не­мед­ленно его рас­колдо­вал, Не­вилл еще ми­нут пять толь­ко пу­чил гла­за и с ужа­сом ква­кал.

— Нев, ты у нас те­перь поч­ти ани­маг! Те­бе обя­затель­но на­до за­регис­три­ровать­ся в Ми­нис­терс­тве, они бу­дут в вос­торге, — с лу­кавым вос­хи­щени­ем вос­клик­ну­ла Ли­ли, — па­па го­ворил, что в пос­ледние го­ды ани­магов по­яв­ля­ет­ся очень ма­ло. Толь­ко я в пер­вый раз слы­шу про ани­мага-ля­гуш­ку. Ля­гуш­ка — это раз­ре­шен­ное жи­вот­ное для пе­ревоп­ло­щения?

За хо­хотом, шу­мом и га­мом не сра­зу рас­слы­шали, что в ок­но сту­чат. Толь­ко ког­да стук прев­ра­тил­ся в дроб­ный гро­хот, а вит­ражное стек­ло ед­ва не раз­ле­телось на ку­соч­ки, Рейн то­роп­ли­во впус­тил сво­его кап­ризно­го, гор­до­го, а те­перь еще и ужас­но зло­го и мок­ро­го фи­лина Скай­ра­гада, за ко­торым гра­ци­оз­но вле­тела боль­шая бе­лая со­ва. Ли­ли вско­чила.

— Хед­ви­га! Что, от па­пы пись­мо?

Со­ва ут­верди­тель­но ух­ну­ла и са­ма про­тяну­ла лап­ку, в то вре­мя как Рейн пы­тал­ся как мож­но ак­ку­рат­ней выс­во­бодить из ког­тей ос­кор­блен­но­го дол­гим нев­ни­мани­ем фи­лина не­боль­шой сло­жен­ный пря­мо­уголь­ник. Ли­ли быс­тро от­вя­зала боль­шую по­сыл­ку и яр­кий свер­ток со свит­ком пер­га­мен­та и неж­но по­чеса­ла Хед­ви­ге клюв. Та до­воль­но за­уха­ла и прик­ры­ла ян­тарные гла­за. Ког­да же Рейн на­конец выд­рал пись­мо от Скай­ра­гада, оно пред­став­ля­ло со­бой лишь жал­кие об­рывки и клоч­ки.

— Вот глу­пый фи­лин! Дож­дешь­ся, что я най­ду спо­соб и все-та­ки те­бя рас­колдую.

— Он что, за­кол­до­ван? — уди­вил­ся Алекс, про­тяги­вая Скай­ра­гаду зе­фир.

— Да. Ког­да мне бы­ло че­тыре, и ма­ма на­учи­ла ме­ня чи­тать и пи­сать, па­па по­дарил сво­его Сы­чика, что­бы я сам мог от­прав­лять ему пись­ма. Сы­чик был мень­ше па­пино­го ку­лака. Я ду­мал-ду­мал и на­думал, что ему, на­вер­ное, обид­но быть та­ким ма­лень­ким, и его каж­дый боль­шой фи­лин или со­ва мо­гут оби­деть, и од­нажды взял ма­мину па­лоч­ку и на­кол­до­вал ЭТО, — Рейн раз­дра­жен­но ткнул в Скай­ра­гада, ко­торый вы­соко­мер­но от­вернул­ся и заж­му­рил гла­за, — до сих пор не по­нимаю, как мне это уда­лось. Прав­да, в детс­тве я все вре­мя прев­ра­щал се­реб­ря­ные лож­ки ба­буш­ки Аполлин в бе­лых мы­шей, ког­да не хо­тел есть же­ле. Па­па шу­тил, что в Хог­вар­тсе я пе­реп­лю­ну про­фес­со­ра Мак­Го­нагалл по тран­сфи­гура­ции. Так вот, Сы­чику очень пон­ра­вил­ся его но­вый вид, он воз­гордил­ся, зад­рал клюв, и его ха­рак­тер ис­портил­ся прос­то до от­вра­щения! Те­перь, по­нима­ете ли, с ним на­до об­ра­щать­ся как с прин­цем кро­ви, он да­же пе­рес­тал от­кли­кать­ся на свое имя. Па­пе бы­ло смеш­но, и он ре­шил ос­та­вить Сы­чика боль­шим. Но мы чуть го­ловы не сло­мали, по­ка под­би­рали но­вое имя. Ма­ма вы­чита­ла из ка­кой-то ис­то­ричес­кой хро­ники имя Скай­ра­гад, и толь­ко оно пон­ра­вилось на­шему со­вино­му вы­сочес­тву.

Тем вре­менем Скай­ра­гад скле­вал еще две зе­фири­ны, нер­вно ух­нул и со­из­во­лил валь­яж­но вы­лететь в рас­пахну­тое ок­но вслед за Хед­ви­гой. Ли­ли ки­нула по­сыл­ку Алек­су и при­нялась чи­тать пись­мо.

— Па­па поз­драв­ля­ет нас с хо­рошим окон­ча­ни­ем уче­бы, хмф, ну это как ска­зать… это не­важ­но… а это ин­те­рес­но, по­том ма­му расс­про­шу… О, Алекс, па­па пи­шет, что он из­вестил тво­их маг­лов­ских опе­кунов о том, что за­берет те­бя из Хог­вар­тса. Ха, ты все-та­ки по­едешь к нам! Так, а это что? Ух ты! Алекс, как здо­рово! Я обо­жаю па­пулю! Су­пер!

Ли­ли за­виз­жа­ла от вос­торга, сор­ва­лась с мес­та и ед­ва не нас­ту­пила на Не­вил­ла, уро­нив­ше­го от не­ожи­дан­ности кол­баску пря­мо в огонь.

— Смот­ри, чи­тай! Это же… это же прос­то я не знаю, как клас­сно!

Алекс про­бежал гла­зами по строч­ке, в ко­торую ты­кала Ли­ли:

«Он мо­жет счи­тать мой дом сво­им»

Это и в са­мом де­ле бы­ло здо­рово! Еще бы — два с лиш­ним ме­сяца в до­ме Пот­те­ров, а не Биг­сли! Внут­ри его все за­бур­ли­ло от го­рячей ра­дос­ти. Он ведь уже нас­тро­ил­ся на ле­то с Биг­сли, а тут та­кая но­вость! Он был пот­ря­сен, оше­лом­лен, од­на мысль о том, что Ри­чард, Ро­берт, те­тя Кор­де­лия и мис­тер Биг­сли ли­шились его об­щес­тва, зас­тавля­ла его сер­дце петь от ра­дос­ти. Он уже не мог пред­ста­вить, как бы он про­вел все ле­то в до­ме, в ко­тором не бы­ло и на­мека на вол­шебс­тво, с людь­ми, для ко­торых сло­во «ма­гия» оз­на­чало глу­пое те­лешоу! Ему ка­залось, что вол­шебная па­лоч­ка ста­ла ед­ва ли не про­дол­же­ни­ем его ру­ки, а кол­до­вать бы­ло та­ким же ес­тес­твен­ным как ды­шать, есть, спать. Фра­за мис­те­ра Пот­те­ра бы­ла неж­данной и очень ве­лико­душ­ной, но он не мог по­нять вос­торг Ли­ли. Не до­бив­шись от нее ни­чего внят­но­го, ед­ва не ог­лохнув от ра­дос­тных воп­лей, он об­ра­тил­ся с воп­ро­сом к Рей­ну.

— Это оз­на­ча­ет, что дя­дя Гар­ри фак­ти­чес­ки при­нял те­бя в чис­ло чле­нов сво­ей семьи. В вол­шебном ми­ре это мно­гое зна­чит, по­тому что на­ши до­ма на­деж­но за­щище­ны, и нель­зя прос­то прий­ти и пос­ту­чать­ся в две­ри. Да­же че­рез ка­мин­ную сеть не так-то прос­то пе­реп­ра­вить­ся, ес­ли ты чу­жой че­ловек, пусть да­же зна­комый, по­нима­ешь? При транс­грес­сии та же проб­ле­ма, по­тому что мно­гие на­носят на дом ча­ры Не­нахо­димос­ти, зак­лятья Приг­ла­шения, ис­поль­зу­ют вся­кие аму­леты и ар­те­фак­ты вро­де тво­его Клю­ча. Вот так. А ты те­перь смо­жешь сам вой­ти в их дом, без пре­дуп­режде­ния, хоть по ка­мину, хоть на мет­ле, хоть транс­грес­си­ровав, но это, ко­неч­но, по­том, ког­да мы сда­дим офи­ци­аль­ный ми­нис­тер­ский эк­за­мен.

Вы­пач­канный са­жей Не­вилл, ко­торый не­весть за­чем пы­тал­ся вы­цепить из ог­ня уже обуг­лившу­юся кол­баску, до­бавил:

— Да-да, Алекс, есть ку­ча вся­ких раз­ных зак­ля­тий Приг­ла­шения — родс­твен­ные, дру­жес­кие, се­мей­ные, по ра­боте, очень мно­го. В вой­ну все так де­лали, а сей­час не то­ропят­ся снять. Прав­да, из-за это­го бы­ва­ет страш­ная пу­тани­ца и не­раз­бе­риха. Моя пра­бабуш­ка, нап­ри­мер, час­то не пус­ка­ет ма­миных сос­лу­жив­цев, гро­зит­ся, что зам­кнет ка­мин, и они зас­тря­нут на пол­пу­ти. Она сов­сем ста­рень­кая и очень по­доз­ри­тель­ная.

Рейн улыб­нулся од­ни­ми гла­зами и кив­нул на Ли­ли:

— Зна­ешь, иног­да мне хо­чет­ся поп­ро­сить па­пу на­ложить на нее ча­ры Обыч­но­го Приг­ла­шения, а не Родс­твен­но­го, осо­бен­но ког­да она на­чина­ет вес­ти се­бя, как трех­летний мла­денец. А еще эта нес­носная дев­чонка име­ет при­выч­ку за­яв­лять­ся в вос­кре­сенье в семь ут­ра, на­певать под ухо не­выно­симо про­тив­ную пе­сен­ку об овеч­ке Дол­ли и брыз­гать хо­лод­ной во­дой в ли­цо, уг­ро­жая вы­лить це­лое вед­ро, ес­ли не вста­нешь. Она на­зыва­ет это «прос­то по­бало­вать­ся». Так что я те­бе не за­видую.

Ли­ли, ус­лы­шав сло­ва ку­зена, оби­жен­но трес­ну­ла его по го­лове кни­гой, ко­торую, не гля­дя, вых­ва­тила у Даф­ны Лей­нстрендж. Си­дев­ший на кор­точках пе­ред ка­мин­ной ре­шет­кой Рейн по­терял рав­но­весие и упал, за­дев тя­желую ко­чер­гу. Даф­на ох­ну­ла и бро­силась к не­му:

— Те­бе боль­но?

Рейн ши­пел сквозь зу­бы, прик­ла­дывая к рас­се­чен­ной ску­ле пред­ло­жен­ный Даф­ной пла­ток, Ли­ли ви­нова­то из­ви­нялась, а Алекс не мог сдер­жать глу­пую ши­рокую улыб­ку.

Прис­ми­рев­шая Ли­ли до­чита­ла пись­мо, в ко­тором еще бы­ла при­пис­ка от мис­сис Пот­тер — с пре­дуп­режде­ни­ем, что­бы они не опоз­да­ли на по­езд и не за­были ка­кие-ни­будь ве­щи, и воп­ро­сом Алек­су — в ка­кой цвет пок­ра­сить по­толок в его ком­на­те, свет­ло-бе­жевый или кре­мовый. А про­каз­ли­вые близ­не­цы прис­ла­ли поз­дра­витель­ный фей­ер­верк, ко­торый взор­вался, ед­ва Ли­ли по­тяну­ла за бе­чев­ку, об­ви­вав­шую ма­лень­кий свер­ток в раз­ноцвет­ной по­дароч­ной упа­ков­ке. Она спа­лила се­бе бро­ви и чуть не лоп­ну­ла от злос­ти при ви­де рас­хо­хотав­ше­гося Рей­на, ярос­тно по­обе­щав, что она этим дво­им по­кажет, вот не по­ленит­ся, по­копа­ет­ся в па­пиной биб­ли­оте­ке и най­дет ка­кое-ни­будь жут­кое и же­латель­но нес­ни­ма­емое зак­лятье, и по­том они бу­дут ме­рить­ся дли­ной све­же­от­росших ро­гов и ушей, на край­ний слу­чай всег­да есть Ле­туче­мыши­ный сглаз.

Ве­селый ве­чер был нем­но­го ом­ра­чен по­ходом в Боль­нич­ное кры­ло, но ма­дам Пом­фри за ми­нуту вы­лечи­ла сса­дину Рей­на, за пять ми­нут вы­рас­ти­ла Ли­ли но­вые бро­ви, ми­нут де­сять ме­рила тем­пе­рату­ру Алек­су и вол­шебной па­лоч­кой об­сту­кала все его те­ло, по­тому что у не­го по­доз­ри­тель­но блес­те­ли гла­за, и пы­лало ли­цо. На­конец она от­пусти­ла ре­бят, вор­ча, что неп­ло­хо бы­ло бы ос­та­вить их на ночь, но они по­быс­трей сбе­жали и пом­ча­лись в свою Гос­ти­ную, соп­ро­вож­да­емые Сэ­ром Ни­кола­сом, ко­торый счи­тал сво­им дол­гом и пря­мой обя­зан­ностью прис­матри­вать за все­ми гриф­финдор­ца­ми. По до­роге меж­ду Рей­ном и Ли­ли был вос­ста­нов­лен мир, а Алекс прос­то ле­тел на крыль­ях. Ему бы­ло уди­витель­но лег­ко. По­думать толь­ко, це­лое ле­то в до­ме Пот­те­ров! Он все вре­мя пов­то­рял про се­бя эти нес­коль­ко слов и не мог до кон­ца по­верить, что это прав­да. Це­лых два ме­сяца он бу­дет де­лать все то, о чем меч­та­ла Ли­ли еще в мае!

Но вот и пос­леднее ут­ро, вот они всей ком­на­той су­дорож­но ищут ха­меле­она Не­вил­ла, что­бы вод­во­рить его в пе­ренос­ной ак­ва­ри­ум, вот про­фес­сор Хаг­рид уно­сит че­мода­ны, улы­ба­ясь в гус­тую бо­роду и же­лая Ли­ли не лоп­нуть от воз­душно­го мо­роже­ного, Рей­ну — не по­забыть за ле­то ан­глий­ский «сре­ди ля­гушат­ни­ков», а Алек­су — не про­дуть­ся до пос­ледне­го кна­та близ­не­цам в вол­шебные кар­ты. «Уж в чем-чем, а в этом-то они раз­би­ра­ют­ся. Ме­ня не раз обыг­ры­вали, ша­лопаи эда­кие».

Он по­обе­щал как сле­ду­ет прис­матри­вать за Уголь­ком, и Алекс пе­редал для щен­ка ко­роб­ку его лю­бимо­го со­бачь­его пе­ченья, спе­ци­аль­но куп­ленно­го че­рез мис­те­ра Пот­те­ра и дос­тавлен­но­го Хед­ви­гой на­кану­не.

На ма­лень­кой стан­ции, в ожи­дании Хог­вартс-Экс­прес­са, ре­бята си­дели на ска­мей­ке и ве­село бол­та­ли, и вдруг Ли­ли удив­ленно по­каза­ла на что-то за спи­нами маль­чи­ков.

— Ой, смот­ри­те, книзль. Это же тот, ко­торый был на кух­не у до­мови­ков, да?

Книзль си­дел ря­дом с их че­мода­нами и уже зна­комо та­ращил­ся ог­ромны­ми зе­лены­ми гла­зища­ми на Алек­са, иног­да пе­рево­дя взгляд на Скай­ра­гада в клет­ке. Маль­чик ос­то­рож­но поз­вал его, и тот, нем­но­го по­думав, по­дошел поб­ли­же, од­на­ко слов­но пре­дуп­реждая, что слиш­ком уж неж­ни­чать с ним нель­зя, вы­пус­тил из мяг­ких по­душе­чек ос­трые ког­ти и валь­яж­но по­тянул­ся.

— Мо­жет быть, возь­мем его с со­бой? — не­реши­тель­но спро­сил Алекс, ос­то­рож­но по­чесы­вая за ухом до­воль­но за­ур­чавше­го книз­ля.

Ли­ли скеп­ти­чес­ки по­жала пле­чами.

— Не по­лучит­ся. По­нима­ешь, книз­ли жи­вут очень дол­го, но по­чему-то всег­да са­ми вы­бира­ют од­но­го хо­зя­ина. У это­го ошей­ник, зна­чит, ког­да-то у не­го уже был хо­зя­ин, вто­рого не бу­дет. Он мо­жет поз­во­лять се­бя гла­дить, но ни­ког­да не пой­дет за то­бой.

Рейн сог­ласно кив­нул и ус­мехнул­ся.

— Бес­по­лез­но. Он, на­вер­ное, поч­ти оди­чал. А у те­бя во­об­ще-то уже есть до­маш­нее жи­вот­ное, так ска­зать. К на­шему окон­ча­нию Хог­вар­тса он бу­дет та­ким ог­ромным, что при­дет­ся стро­ить для не­го от­дель­ный дом.

Алекс вздох­нул. Здо­рово бы­ло бы иметь ря­дом с со­бой та­кого Гар­филда… но ни­чего не по­дела­ешь, к то­му же у не­го и вправ­ду уже есть Уго­лек, са­мый смеш­ной и доб­ро­душ­ный на све­те ад­ский пес.

Ког­да ре­бята пог­ру­зились в ва­гон и наш­ли сво­бод­ное ку­пе, Алекс выг­ля­нул из ок­на и уви­дел книз­ля, спо­кой­но си­дяще­го на пер­ро­не пря­мо нап­ро­тив, сре­ди су­мато­хи, ца­рящей пе­ред отъ­ез­дом. Он как буд­то по­чувс­тво­вал, где Алекс.

— По­ка, до сен­тября, мы еще уви­дим­ся! — ти­хо про­шеп­тал маль­чик, стес­ня­ясь са­мого се­бя.

Книзль слов­но ус­лы­шал. Он не­тороп­ли­во встал, по­вер­нулся и ушел, по­махи­вая пу­шис­тым хвос­том.

Про­водил.

Всю до­рогу их ку­пе тре­щало по швам и поч­ти ло­палось от заг­ля­дывав­ших и пе­ри­оди­чес­ки ос­та­ющих­ся в нем школь­ни­ков. Нер­вно ухал Скай­ра­гад, клет­ку ко­торо­го все вре­мя за­дева­ли. Сэм, Гай и Рейн спо­рили до хри­поты о квид­ди­че и тре­бова­ли от Алек­са рас­су­дить, ка­кая все-та­ки ко­ман­да луч­ше, ког­тевран­ская или гриф­финдор­ская, что бы­ло бы, ес­ли вра­тарь гриф­финдор­цев не сва­лил­ся с мет­лы и пой­мал тот ре­ша­ющий квоффл пе­ред снит­чем, и по­чему у Сли­зери­на в но­вом сос­та­ве в этом го­ду та­кие хо­рошие иг­ро­ки (это со зна­ни­ем де­ла от­ме­тил вто­рокур­сник Сэм). Сли­зерин­цы То­ни и Си­рил до­воль­но ух­мы­лялись и со­вето­вали брать у них уро­ки по­лета на мет­лах. Не­вилл ожив­ленно расс­пра­шивал Алек­са об Уголь­ке. Мэттью на его ру­ках, с важ­ным ви­дом прис­лу­шивав­ший­ся к раз­го­вору, то и де­ло ме­нял цвет. Про­ходив­шие ми­мо пуф­фендуй­ки Эм­ми и Фе­лис от ха­меле­он­чи­ка приш­ли в вос­торг. Мэттью от та­кого вни­мания ра­зом­лел и во­об­ще по­шел по­лоса­ми под цвет бри­тан­ско­го фла­га. Ти­хая Даф­на Лей­нстрендж си­дела в са­мом угол­ке, поч­ти не вид­ная из-за спи­ны Рей­на, и, ка­жет­ся, бы­ла счас­тли­ва толь­ко от то­го, что на­ходит­ся вмес­те со все­ми ни­ми. Ли­ли ле­тала по все­му ва­гону, на нес­коль­ко ми­нут по­яв­ля­лась в сво­ем ку­пе и тут же ввя­зыва­лась в квид­дичный спор. Ее ни­как не мог­ла пой­мать А­ида Мак­Миллан, ко­торая то и де­ло заг­ля­дыва­ла к ним и ки­дала ко­кет­ли­вые взгля­ды из-под длин­ных рес­ниц на пол­ностью иг­но­риро­вав­ше­го ее Рей­на.

Весь ва­гон шу­мел и ве­селил­ся, толь­ко од­но ку­пе мол­ча­ло. Дэ­вид Дер­рик и У­иль­ям Бо­ул как всег­да тол­ка­лись, что-то не по­делив, а Са­тин Мал­фуа и Эд­вард Де­лэй­ни уг­рю­мо смот­ре­ли в ок­но и ста­ратель­но де­лали вид, что не за­меча­ют, как от­де­лились от од­но­кур­сни­ков.

На вок­за­ле уже соб­ра­лась го­моня­щая и раз­ма­хива­ющая ру­ками тол­па встре­ча­ющих. Гай с на­рочи­то рав­но­душ­ным ви­дом дал об­нять се­бя те­те, но его гу­бы са­ми рас­полза­лись в ра­дос­тную улыб­ку. Эн­то­ни и Си­рила встре­чали ро­бе­ющие ро­дите­ли, ог­ля­дывав­ши­еся и пе­решеп­ты­вав­ши­еся с до­лей опас­ки и сму­щения. Алек­са, Ли­ли и Рей­на встре­чали мис­тер Пот­тер, мис­тер У­из­ли и близ­не­цы, ко­торые при­ветс­твен­но за­вопи­ли на весь пер­рон, из­рядно на­пугав чью-то прес­та­релую ба­буш­ку в на ред­кость урод­ли­вой шля­пе с по­лу­об­лезлым и из­рядно по­битым молью чу­челом гри­фа. Мис­тер У­из­ли по сво­ему обык­но­вению ед­ва взгля­нул на Алек­са.

— При­вет, па, а где ма­ма? — спро­сил Рейн.

Мис­тер У­из­ли хмык­нул.

— Со­бира­ет че­мода­ны и ще­бечет по Се­ти с те­тей Флер, сос­тавляя мар­шрут на­шего бу­дуще­го пу­тешес­твия, на ко­торое мне еще на­до вык­ро­ить вре­мя. Она же вче­ра пос­ла­ла те­бе Скай­ра­гада с пись­мом. Раз­ве этот пар­ши­вец не дос­та­вил?

— Воз­никли проб­ле­мы при по­луче­нии, — ту­ман­но объ­яс­нил Рейн, за­говор­щи­чес­ки пе­рег­ля­дыва­ясь с Алек­сом, — а ба­буш­ка Аполлин по­казы­валась?

— С ут­ра уже два ра­за, не­году­ет на не­удобс­тво ан­глий­ских ка­минов и все то­ропит. Так что сей­час мы за­едем к ба­буш­ке и де­душ­ке У­из­ли, а по­том вы с ма­мой в Па­риж. Я к вам поз­же при­со­еди­нюсь.

— По­нят­но. Ну, до встре­чи? — Рейн про­тянул ру­ку, и маль­чи­ки об­ме­нялись ру­копо­жати­ями, — бу­ду заг­ля­дывать к вам по МКС.

— ?

— По Меж­ду­народ­ной Ка­мин­ной Се­ти. Из­ви­ни, все вре­мя за­бываю, что ты у нас из маг­лов, — Рейн ус­мехнул­ся, — эй, Пот­те­ры, по­ка.

Ли­ли и близ­не­цы сум­бурно поп­ро­щались, и У­из­ли у­еха­ли.

Мис­тер Пот­тер взъ­еро­шил во­лосы Алек­са и ве­село спро­сил:

— Ну что, на­конец-то сво­бода?

Как и осенью, поч­ти все про­ходив­шие ми­мо вол­шебни­ки счи­тали сво­им дол­гом по­жать ру­ку мис­те­ру Пот­те­ру или хо­тя бы прос­то кив­нуть в знак при­ветс­твия. Ког­да он от­вернул­ся, что­бы поз­до­ровать­ся с мис­сис Лон­гбот­том и той са­мой ба­буш­кой в шля­пе с гри­фом, Алек­су хит­ро под­мигнул Джим.

— Смот­ри, что у нас.

Маль­чик вы­тянул впе­ред ле­вую ру­ку. Алекс ос­то­рож­но прис­мотрел­ся, ста­ра­ясь не дот­ра­гивать­ся.

— Это… жук ка­кой-то?

— Сам ты жук, — оби­дел­ся Си­ри­ус, от­би­рая у бра­та ог­ромное, поч­ти на всю ла­донь чер­ное на­секо­мое, за­ин­те­ресо­ван­но ше­велив­шее длин­ню­щими уса­ми, — это же са­мый нас­то­ящий дрес­си­рован­ный ог­не­дыша­щий та­ракан! Дя­дя Фред по­дарил, а ему дя­дя Хаг­рид при­вез. Мол­ли по­чему-то этот ма­лыш не пон­ра­вил­ся, стран­но, да?

— Дрес­си­рован­ный? Ог­не­дыша­щий?!

Та­ракан гроз­но при­под­нялся на зад­ние лап­ки, и Алекс явс­твен­но ус­лы­шал, как щел­кну­ли его жва­ла.

— Ага. Толь­ко он с Ма­дагас­ка­ра, по­это­му на­ших ко­манд не по­нима­ет. Бу­дем его пе­ре­учи­вать, а по­том гу­лять с ним на по­вод­ке. Ай, он на ме­ня ог­нем пых­нул!

Алекс не­довер­чи­во ус­мехнул­ся, но на вся­кий слу­чай отод­ви­нул­ся по­даль­ше от че­рес­чур аг­рессив­но­го на­секо­мого, а Си­ри­ус вдох­но­вен­но про­дол­жил:

— А еще им дев­чо­нок пу­гать мож­но. Пред­став­ля­ешь, ко­ман­ду­ем «фас», и ад­ская ма­шина, при­няв­шая вид обыч­но­го та­рака­на, бро­са­ет­ся на объ­ект и…

— И те­бя от­во­зят в от­де­ление для ду­шев­но­боль­ных Мун­го — как мань­яка с та­рака­ном! — под­хва­тил Джей­мс и за­хохо­тал, — а еще ты, Рус, бу­дешь выг­ля­деть как пос­ледний ту­пой тролль с та­рака­ном на по­вод­ке, ха-ха-ха!

— Сам ду­рак, — лас­ко­во отоз­вался брат, уса­живая ак­тивно соп­ро­тив­лявше­гося та­рака­на в ко­роб­ку из-под зав­тра­ков и во­рова­то ог­ля­дыва­ясь на Ли­ли, бол­тавшую с де­воч­ка­ми-ког­тевран­ка­ми, — э, толь­ко ни­кому ни сло­ва, по­нял? Ни ма­ма, ни дев­чонки еще его не ви­дели, бу­дет сюр­при-и-и-из!

Алекс ед­ва сдер­жал смех. Близ­не­цы, как всег­да, в сво­ем сти­ле — не­под­ра­жа­емом и чре­ватом на­каза­ни­ями.

— По­ка, Даф.

Даф­на зас­тенчи­во улыб­ну­лась.

— По­ка, Алекс, до осе­ни. Спа­сибо те­бе за за­нятия. Ес­ли не ты, я бы не смог­ла хо­рошо сдать эк­за­мены.

Алекс сму­тил­ся.

— Да лад­но, не так уж я и по­могал.

— По­ка, Алекс. До встре­чи, Алекс, — То­ни и Си­рил по­маха­ли и уш­ли с ро­дите­лями че­рез барь­ер-вход.

— Ты же у Пот­те­ров бу­дешь? — Гай не­тер­пе­ливо от­махнул­ся от те­ти Мо­раг, — сей­час-сей­час, уже иду. Так у Пот­те­ров?

— Да.

— Тог­да при­ходи к нам, в фут­бол по­гоня­ем!

— Лад­но.

Вто­рокур­сник Джон Кар­трайт сте­пен­но по­жал ру­ки Алек­су и Гаю.

— По­ка, ре­бята, встре­тим­ся в сен­тябре.

— Гар­ри! Стой, Гар­ри, по­дож­ди! — гром­кий воз­глас зас­та­вил мис­те­ра Пот­те­ра чер­тыхнуть­ся. К ним спе­шил маг с при­лизан­ны­ми во­лоса­ми, в стро­гой ми­нис­тер­ской ман­тии, при­жимав­ший к гру­ди пух­лую ко­жаную пап­ку, а за спи­ной его, скри­пя ко­леси­ками, сам ка­тил­ся боль­шой че­модан. За че­мода­ном с не­доволь­ным ви­дом шла А­ида Мак­Миллан.

— Де­мен­тор по­бери, при­нес­ла же не­лег­кая Эр­ни, и здесь на­шел. Иди­те по­ка к ма­шине, я по­дой­ду.

Ми­мо них про­бежа­ли де­воч­ки-пуф­фендуй­ки. Эм­ми за­дор­но улыб­ну­лась и крик­ну­ла:

— По­ка, Алекс, до осе­ни!

Улыб­ка у нее бы­ла очень хо­рошей, слов­но сол­нышко ос­ве­тило ли­цо. А Фе­лис кив­ну­ла и по­маха­ла ру­кой. Алекс с не­воль­ной за­вистью прос­ле­дил, как де­воч­ки бро­сились навс­тре­чу двум жен­щи­нам, од­ной не­высо­кой, пол­но­ватой, и дру­гой — строй­ной, зо­лото­воло­сой, яр­кой. Эм­ми бро­силась в ее объ­ятья.

— Ма­моч­ка! Ты все-та­ки ус­пе­ла!

Зо­лото­воло­сая жен­щи­на зак­ру­жила доч­ку, ра­дос­тно сме­ясь и ус­пе­вая ее це­ловать. По­том они взвол­но­ван­но, пе­реби­вая друг дру­га, за­гово­рили.

А в сто­роне, ря­дом с тум­бой для объ­яв­ле­ний, сто­яли мис­тер Юбер Мал­фуа и с ним еще двое — ху­доща­вый муж­чи­на, тон­кие гу­бы ко­торо­го бы­ли изог­ну­ты в неп­ри­ят­ной кри­вой ус­мешке, и хруп­кая чер­но­воло­сая жен­щи­на. Ее мож­но бы­ло наз­вать кра­сивой, ес­ли бы не над­менно вздер­ну­тый под­бо­родок и жес­ткий взгляд. К этим тро­им по­дош­ли Де­лэй­ни и Са­тин. Мал­фуа что-то нег­ромко ска­зал до­чери, и та опус­ти­ла го­лову. От­блеск ожив­ле­ния, ра­дос­ти, про­мель­кнув­ший на ее ли­це, по­тем­нел и по­тух.

Алекс ощу­тил, как по спи­не про­бежа­ли хо­лод­ные му­раш­ки. Он еще жа­лел, что от­ка­зал это­му че­ловек в опе­кунс­тве, что не наз­вал его дя­дей?! Ну уж нет! Как хо­рошо, что сей­час он едет в дом Пот­те­ров, а не Мал­фуа! Нет, на са­мом де­ле клас­сно!

Жен­щи­на об­ня­ла Эд­варда, по­цело­вала и приг­ла­дила его во­лосы. И без объ­яс­не­ний бы­ло по­нят­но, что это его мать. Алекс не­воль­но вздох­нул. Бы­ло так стран­но — сто­ять здесь, сре­ди ве­селых школь­ни­ков, счас­тли­вых ро­дите­лей, ви­деть, как каж­дую се­кун­ду ко­го-то об­ни­ма­ют, це­лу­ют, и чувс­тво­вать, что ты бес­ко­неч­но да­лек от это­го пер­ро­на, вок­за­ла, от этих лю­дей. Он с уси­ли­ем отог­нал не­весе­лые мыс­ли и от­вернул­ся, не за­метив, как мать Эд­варда рез­ко вып­ря­милась, всколь­зь пой­мав его взгляд. Он уже нап­равлял­ся к ма­шине мис­те­ра Пот­те­ра, кра­ем уха прис­лу­шива­ясь к пре­пира­тель­ствам близ­не­цов нас­чет бу­дущей при­над­лежнос­ти та­рака­на, ког­да ощу­тил лег­кое при­кос­но­вение к пле­чу. Под­няв го­лову, маль­чик с удив­ле­ни­ем об­на­ружил ря­дом с со­бой мис­сис Де­лэй­ни. И у нее бы­ло та­кое вы­раже­ние… Гла­за бы­ли ог­ромны­ми и в них ту­мани­лись сле­зы, рез­кие чер­ты ли­ца как буд­то раз­гла­дились, ста­ли мяг­че и неж­нее. Она смот­ре­ла на не­го, не от­ры­ва­ясь, не­веря­ще, изум­ленно, так, слов­но уви­дела пе­ред со­бой ко­го-то, ко­го и не ожи­дала встре­тить… Ко­го-то из да­леко­го, но не за­быто­го прош­ло­го…

— Дра­ко… ты сын Дра­ко Мал­фоя… — про­шеп­та­ла она еле слыш­но дро­жащи­ми гу­бами, и Алекс нем­но­го рас­те­рян­но и сму­щен­но кив­нул.

— Зна­чит, прав­да… Я не ве­рила до пос­ледне­го, хо­тя… Но ведь ник­то, ник­то не… — ее го­лос пре­рывал­ся, она не от­ры­вала от не­го го­рящих глаз, — ты по­хож на не­го, как же ты по­хож…, о, Мер­лин! — Она при­кос­ну­лась хо­лод­ны­ми тон­ки­ми паль­ца­ми к его ще­ке, слов­но за­быв, где на­ходит­ся и что де­ла­ет.

— Пэн­си? — го­лос мис­те­ра Пот­те­ра был мер­злым, как лед, и ос­трым, как нож, им мож­но бы­ло ре­зать бу­магу.

Алек­су тут же за­хоте­лось втя­нуть го­лову в пле­чи и мыш­кой прош­мыгнуть в ма­шину.

— Что те­бе на­до от Алек­сан­дра?

— Нич-че­го… ни­чего, — жен­щи­на спра­вилась с со­бой и, вып­ря­мив­шись, вы­соко вски­нула го­лову, да­же не гля­дя на мис­те­ра Пот­те­ра.

— Де­ти, жи­во в ма­шину, нам по­ра!

Алекс пос­пешно ныр­нул вслед за Ли­ли и близ­не­цами в ма­шину, наб­лю­дая в зад­нем стек­ле, как зас­ты­ла жен­щи­на, и как не­до­умен­но дер­нул ее за ру­ку по­дошед­ший Эд­вард. Мис­тер Пот­тер хму­рил­ся, точ­но был раз­до­садо­ван или да­же ра­зоз­лен встре­чей с мис­сис Де­лэй­ни.

А до­ма их встре­тила гнев­ная мис­сис Пот­тер, и пер­вы­ми ее сло­вами бы­ли:

— Как вы мог­ли?!

Ока­залось, что она име­ла в ви­ду их ноч­ную хог­варт­скую про­гул­ку и те­перь на­мере­валась как сле­ду­ет про­песо­чить за «бо­лее, чем ху­лиган­скую вы­ход­ку», а за­од­но и за ве­сен­нюю ноч­ную вы­лаз­ку, «сколь­ко бы вас там не вы­гора­живал Хаг­рид!». Дос­та­лось и Ли­ли, и Алек­су. Сми­рен­но опус­тившие го­ловы друзья ус­лы­шали не­мало «лас­ко­вых» слов о том, что они со­вер­шенно бес­со­вес­тные и бес­сердеч­ные де­ти, что она чуть с ума не сош­ла, ког­да уз­на­ла, они мог­ли по­гиб­нуть, уж она-то зна­ет, ка­кие опас­ные мес­та есть до сих пор в зам­ке и тем бо­лее в Зап­ретном Ле­су! И на мес­те Мак­Го­нагалл она бы зас­та­вила их вы­чис­тить все ту­але­ты, что­бы впредь не­повад­но бы­ло.

Ли­ли за­ик­ну­лась бы­ло о том, что они и так по­лучи­ли от нее во­пил­ку и ед­ва не ог­лохли, но мис­сис Пот­тер так свер­кну­ла ка­рими гла­зами, что вы­летев­шие мол­нии прож­гли обив­ку ко­жано­го крес­ла, а Ли­ли при­куси­ла се­бе кон­чик язы­ка. Мис­тер Пот­тер ви­нова­то раз­вел за ее спи­ной ру­ками, по­казы­вая всем ви­дом, что он ни при чем, не го­ворил ни­чего, а близ­не­цы вос­хи­щен­но под­ми­гива­ли и по­казы­вали боль­шие паль­цы. На­конец мис­сис Пот­тер вы­дох­лась и, не вы­дер­жав, рас­це­лова­ла дочь и так креп­ко об­ня­ла Алек­са, что у не­го по­тем­не­ло в гла­зах. По­чему-то за­щипа­ло в но­су, и пред­ме­ты как-то по­доз­ри­тель­но рас­плы­лись. Он ут­кнул­ся в теп­лое пле­чо, и чья-то жес­ткая ру­ка на миг стис­ну­ла сер­дце и от­пусти­ла, ос­та­вив пос­ле се­бя ме­тал­ли­чес­кий прив­кус во рту и ощу­щение ца­рап­нувшей ко­шачь­ей лап­ки в гру­ди.

С влаж­но поб­лески­ва­ющи­ми гла­зами мис­сис Пот­тер от­пусти­ла его и уже дру­гим то­ном при­каза­ла:

— Ну лад­но, бе­гом в свои ком­на­ты пе­ре­оде­вать­ся. У нас ужин сты­нет.

По­лина, пря­тав­ша­яся во вре­мя бу­ри, под­бе­жала к Алек­су и схва­тилась за его рюк­зак, по­могая нес­ти.

— При­вет! А я те­бя жда­ла! Ты те­перь бу­дешь жить у нас?

— При­вет, Лин, — улыб­нулся он круг­ло­лицей дев­чушке, — да, все ка­нику­лы. Я те­бе еще на­до­ем.

— Ты мне ни­ког­да не на­до­ешь!

Нер­вотреп­ка и нап­ря­жение эк­за­менов бы­ли по­зади, а впе­реди бы­ли ка­нику­лы. На дво­ре мед­ленно сгу­щал­ся за­меча­тель­ный ве­чер с пер­вы­ми роб­ки­ми звез­да­ми на тем­не­ющем не­бе и зе­лено­ваты­ми огонь­ка­ми свет­лячков в тра­ве, при­ветс­твен­но ше­лес­те­ли лис­твой де­ревья в са­ду. Лег­кий ве­терок иг­рал с за­навес­ка­ми в рас­пахну­тых ок­нах сто­ловой, тя­нуло чем-то вкус­ным из две­рей кух­ни, где зве­нела та­рел­ка­ми и чаш­ка­ми Вин­ки. Сла­жен­но во­пили близ­не­цы, уди­рая от Ли­ли, об­на­ружив­шей в кар­ма­не сво­ей вя­заной коф­ты ог­ромно­го наг­ло­го та­рака­на и пре­ис­полнив­шей­ся твер­дой ре­шимос­ти не­замед­ли­тель­но на­под­дать брать­ям за все хо­рошее сра­зу. Мис­сис Пот­тер что-то со сме­хом рас­ска­зыва­ла мис­те­ру Пот­те­ру, пор­трет про­фес­со­ра Дамб­лдо­ра кив­нул ему, до­мовик Доб­би при­выч­но про­иг­но­риро­вал на лес­тни­це, что-то про­бур­чав се­бе под нос, а ма­лыш­ка Лин ти­хо си­яла си­рене­выми гла­зами и уго­щала сво­ими лю­бимы­ми аб­ри­косо­выми ка­рамель­ка­ми. Его ком­на­та по-преж­не­му бы­ла у­ют­ной и свет­лой, он рас­ста­вил свои ве­щи, и теп­лое ще­кочу­щее ощу­щение об­во­лок­ло его с ма­куш­ки до пя­ток — точ­но он вер­нулся до­мой — не в хо­лод­ный чу­жой дом Биг­сли, где он жил семь лет, а ту­да, где его всег­да ждут, и он смо­жет най­ти под­дер­жку и по­мощь.

Дни мча­лись, слов­но зак­лятья из па­лоч­ки, на­пол­ненные вся­кой вся­чиной. Мис­тер Пот­тер по­дол­гу раз­го­вари­вал с ним, расс­пра­шивал о за­няти­ях, лю­бимых уро­ках, как ему пон­ра­вилось быть вол­шебни­ком, об Уголь­ке, и учил не­кото­рым хит­ростям по­летов на мет­ле, что­бы не так силь­но ука­чива­ло. Мис­сис Пот­тер, и рань­ше за­бот­ли­вая, те­перь прос­то не ус­та­вала впи­хивать в не­го по две пор­ции блюд за зав­тра­ком, обе­дом и ужи­ном, пов­то­ряя, что для под­раста­юще­го ор­га­низ­ма нуж­но как мож­но боль­ше по­лез­ной и здо­ровой еды. Го­тови­ли они с Вин­ки прос­то изу­митель­но, по­это­му Алекс без­ро­пот­но ел все. Он сме­ял­ся, бол­тал с Лин и Ли­ли, втя­гивал­ся в шум­ные ог­не­опас­ные раз­вле­чения Джи­ма и Ру­са, но все-та­ки в ук­ромном угол­ке его ду­ши по-преж­не­му пря­тались ко­лючие мыс­ли о том, что он так и не су­мел уз­нать ни­чего хо­роше­го о сво­их ро­дите­лях. Он по­нимал, что сде­лал все, что бы­ло в его си­лах. Что­бы по­лучить боль­ше све­дений, на­вер­ное, на­до бы­ло об­ра­щать­ся в Ми­нис­терс­тво Ма­гии. Или к мис­те­ру Пот­те­ру и мис­те­ру У­из­ли. Об этом, ко­неч­но, не бы­ло и ре­чи. Да и что бы они ска­зали? То же, что он под­слу­шал от мис­сис Пот­тер.

Его ма­ма и па­па… Они бы­ли жи­вы один­надцать лет на­зад, ды­шали, сме­ялись, спо­рили, грус­ти­ли, сер­ди­лись, кол­до­вали… на­вер­ное, они все это де­лали, он не знал, он ведь сов­сем их не знал.

Что они лю­били? Ка­кое вре­мя го­да? Ко­фе или чай? За­каты или рас­све­ты? Ка­кие кни­ги чи­тали? О чем ду­мали? И как по­лучи­лось так, что они по­гиб­ли, а он ос­тался у ба­буш­ки с де­душ­кой?

Они бы­ли мо­лоды и пол­ны пла­нов на бу­дущее. И они нав­сегда ос­та­нут­ся мо­лоды­ми. Их ро­вес­ни­ки бу­дут ста­реть, их спи­ны сог­нутся, ли­ца пок­ро­ют­ся мор­щи­нами, а им всег­да бу­дет столь­ко же лет, сколь­ко бы­ло в ми­нуту смер­ти.

А еще его ро­дите­ли бы­ли, по­луча­ет­ся, тем­ны­ми вол­шебни­ками, раз сто­яли на сто­роне чер­но­го ма­га Вол­де­мор­та… Они да­же уби­вали лю­дей… Ведь бы­ла про­фес­сор Лю­пин, в ги­бели му­жа и доч­ки ко­торой пря­мо об­ви­няли его ро­дите­лей. Как мог его отец убить семью сво­ей ку­зины? Как страш­но... И в это сов­сем не хо­телось ве­рить, и в то же вре­мя мер­твен­но хо­лоди­ло осоз­на­ние то­го, что ЭТО — все-та­ки прав­да. Уж слиш­ком мно­го до­каза­тель­ств и фак­тов, и весь ма­гичес­кий мир еди­нодуш­но твер­дит од­но и то же... Да толь­ко то, как от не­го ша­раха­ют­ся в Хог­вар­тсе, как кри­вят­ся, ус­лы­шав его двой­ную фа­милию, го­ворит о мно­гом.

Не­уже­ли они, его ма­ма и па­па, бы­ли пло­хими? Дет­ский на­ив­ный воп­рос. И са­мый пра­виль­ный. Как еще мож­но сфор­му­лиро­вать то, что сей­час тво­рит­ся в его го­лове? Че­му он му­читель­но пы­та­ет­ся от­вет? И как оп­ре­делить, ЧТО — пло­хое, а ЧТО — хо­рошее?

Ког­да он ду­мал об этом, на­чина­ла бо­леть го­лова, и в гру­ди ста­нови­лось тес­но и боль­но. Как же не­выно­симо знать о том, что ког­да-то и у не­го все бы­ло, как у всех, как у Ли­ли и Рей­на! Он ро­дил­ся, и его по­цело­вала ма­ма. Она кор­ми­ла его, за­боти­лась, пе­ла ко­лыбель­ные, и он ви­дел ее род­ное ли­цо. Тот но­ворож­денный Алекс был со сво­ими ро­дите­лями толь­ко три ме­сяца жиз­ни, а поч­ти две­над­ца­тилет­ний Алекс кор­чился от раз­ди­рав­ших его воп­ро­сов и не­пони­мания. В до­ме Биг­сли это­го не бы­ло, там на­до бы­ло ту­по жить из од­но­го дня в дру­гой, бес­пре­кос­ловно слу­шать­ся те­тю Кор­де­лию, ста­рать­ся как мож­но ре­же по­падать­ся на гла­за мис­те­ру Биг­сли и, стис­нув зу­бы, тер­петь вы­ход­ки Ри­чар­да и Ро­бер­та. В том до­ме он был прос­то Алек­сом Грей­ндже­ром, бед­ным си­ротой, ко­торо­го вос­пи­тыва­ли даль­ние родс­твен­ни­ки, и бу­дущее ко­торо­го бы­ло свя­зано со шко­лой, кол­леджем (впро­чем, ма­лове­ро­ят­но, что Биг­сли оп­ла­тили бы его обу­чение), уны­лой, тя­гучей, труд­ной жизнью. Там все бы­ло так прос­то и да­же ни о чем не ду­малось, мыс­ли бы­ли ка­кими-то мел­ки­ми и се­рыми, точ­но мы­ши. За семь лет, про­веден­ных у Биг­сли, он при­мирил­ся с тем, что у не­го нет семьи. То, что у не­го мог­ло бы быть, как у всех ре­бят в его шко­ле, на его ули­це, по­чему-то не при­ходи­ло в го­лову.

А сей­час… В нем слов­но взры­вались фей­ер­верки. Так мно­го но­вого, чу­дес­но­го и стран­но­го, вол­шебно­го и страш­но­го, зах­ва­тыва­юще­го и опас­но­го… Зна­ние, ока­зыва­ет­ся, не всег­да по­лез­но. Мо­жет быть, по­это­му го­ворят, что не­веде­ние спа­са­ет от мно­гих бед?

Вко­нец из­му­чен­ный, он ста­рал­ся гнать все мыс­ли и воп­ро­сы, свя­зан­ные с ро­дите­лями, чувс­тво­вал ка­кое-то тя­желое и ви­нова­тое об­легче­ние, ког­да это уда­валось, и це­лый день он не вспо­минал о них, но при этом но­чами дол­го ле­жал без сна, ши­роко рас­кры­тыми гла­зами сле­дя за иг­рой те­ней и све­та от улич­но­го фо­наря или за дви­жущим­ся узо­ром вет­вей ста­рого бу­ка, в ко­торых пу­талась жел­тая, как глаз фи­лина, лу­на. На ду­ше бы­ло пус­то и оди­ноко, слов­но в заб­ро­шен­ном до­ме, и ос­трые мыс­ли-игол­ки ца­рапа­ли ее, при­чиняя став­шую поч­ти при­выч­ной боль.

Но ког­да он на­конец за­сыпал, пос­ле са­мых горь­ких и тя­желых сом­не­ний ему сни­лось мо­ре, хо­тя и ни­ког­да в жиз­ни он его не ви­дел, кро­ме как в те­леви­зоре и на фо­тог­ра­фи­ях. Биг­сли не бра­ли его с со­бой, ког­да ез­ди­ли на мор­ские ку­рор­ты, мо­тиви­руя это тем, что мор­ской воз­дух ему вре­ден, и ос­тавля­ли у бра­та мис­те­ра Биг­сли, семья ко­торо­го жи­ла на боль­шой фер­ме под Чел­тне­мом. Впро­чем, хоть Алекс на фер­ме и был чем-то вро­де маль­чи­ка на по­бегуш­ках и бес­плат­но­го ра­бот­ни­ка, но его ред­ко ру­гали и раз­ре­шали чи­тать до­поз­дна. Мо­ре сни­лось ему всег­да, сколь­ко он се­бя пом­нил — ког­да они жи­ли в Су­он­си, пос­ле дней, на­пол­ненных школь­ны­ми оби­дами, из­девка­ми Ри­чар­да и Ро­бер­та, при­дир­ка­ми те­ти Кор­де­лии, в уг­рю­мые не­нас­тные но­чи, ког­да он сквозь сон слы­шал, как дождь ба­раба­нит по кры­ше, и ве­тер силь­но и страш­но шу­мит в тем­ном не­бе, го­ня чер­ные, на­бух­шие влаж­ностью ту­чи, за­выва­ет, уда­ря­ясь об сте­ны до­ма, гре­мит по­лу­отор­ванным кус­ком че­репи­цы, ко­торую мис­тер Биг­сли так и не удо­сужил­ся при­ладить до са­мого отъ­ез­да в Литтл У­ин­гинг. В его тес­ной ком­на­туш­ке на чер­да­ке бы­ло сы­ро и хо­лод­но, из-под две­ри не­щад­но ду­ло, но ту­да при­ходи­ло мо­ре, раз­ли­вая свою лас­ко­вую ла­зурь, свою бес­край­нюю даль с се­реб­ристо-ту­ман­ной дым­кой да­леко­го го­ризон­та под без­донным не­бом, на ко­тором мер­ца­ли зо­лотис­тые звез­ды. Мо­ре мер­но шу­мело и ро­кота­ло, на­каты­вая на бе­рег, и его теп­лые вол­ны ще­кота­ли бо­сые но­ги. Мо­ре ока­тыва­ло его с ног до го­ловы, но ему не бы­ло страш­но. Он сме­ял­ся, сли­зывая с губ со­леные кап­ли, и знал, что мо­ре не при­чинит зла. Он бро­дил по кром­ке при­боя, со­бирая ра­кови­ны и ка­меш­ки, и от­че­го-то очень хо­телось под­нять го­лову и пос­мотреть на что-то, что бы­ло на бе­регу, чуть вы­ше. Но ра­кови­ны бы­ли яр­ки­ми и при­чуд­ли­во кра­сивы­ми, мо­ре тка­ло пе­ред ним чу­дес­ные пен­ные ри­сун­ки, с не­ба в мо­ре мед­ленно па­дали звез­ды, но не гас­ли, а про­дол­жа­ли све­тить из-под во­ды, каж­дая вол­на вы­каты­вала но­вый ка­мушек. Бы­ло спо­кой­но и хо­рошо, и он прос­то шел и шел впе­ред.

Ут­ром он про­сыпал­ся поч­ти счас­тли­вым, вспо­миная сны, в ко­торых бы­ло мо­ре.

* * *

— От­вра­титель­но! Мер­зко! Ужас­но! Кош­марно! И не спорь со мной, глу­пое стек­ло, а то взор­ву!

Крас­ная от злос­ти Ли­ли уже пол­ча­са вер­те­лась пе­ред зер­ка­лом и под­верга­ла жес­то­чай­шей кри­тике свою внеш­ность. Алекс ут­кнул­ся в книж­ку о вол­шебных жи­вот­ных и мес­тах их оби­тания и от­малчи­вал­ся. Лин роб­ко пы­талась уте­шить сес­тру, зер­ка­ло уже ох­рипло, воз­но­ся ди­фирам­бы, но Ли­ли не слу­шала ни ту, ни дру­гое.

— Я выг­ля­жу, как… как кук­ла! Как ма­некен в ма­гази­не! Как… Са­тин Мал­фуа!

В от­вет на эти пол­ные глу­бокой ду­шев­ной бо­ли сло­ва Алекс за­метил:

— То есть ты та­кая же иди­от­ка, за­дира­ющая нос и важ­ни­ча­ющая, слов­но каж­дый день здо­рова­ешь­ся за ру­ку с са­мой ко­роле­вой?

— Нет, ко­неч­но! — воз­му­щен­но вскрик­ну­ла Ли­ли, — я прос­то выг­ля­жу глу­по и рас­фу­фырен­но, как она! Мне все это аб­со­лют­но не идет, раз­ве не ви­дите?!

На неп­ред­взя­тый и аб­со­лют­но объ­ек­тивный взгляд Алек­са, Ли­ли выг­ля­дела стар­ше, стро­же, сим­па­тич­нее, и при этом сов­сем не по­ходи­ла на Са­тин Мал­фуа. Это­го пред­ста­вить да­же бы­ло не­воз­можно, по­тому что де­воч­ки от­ли­чались друг от дру­га, как огонь и во­да.

При­чина расс­трой­ства Ли­ли зак­лю­чалась в том, что се­год­ня в их до­ме дол­жен был быть очень тор­жес­твен­ный зва­ный ужин, на ко­торый бы­ли приг­ла­шены важ­ные шиш­ки из Ми­нис­терс­тва и сам Ми­нистр Ма­гии, а еще ка­кие-то вы­соко­пос­тавлен­ные чи­нов­ни­ки-инос­тран­цы. По­это­му мис­сис Пот­тер уже за не­делю до пред­сто­яще­го приш­ла в нер­возно-воз­бужден­ное сос­то­яние и вы­ходить из не­го не со­бира­лась. До­мови­ки сби­лись с ног, над­ра­ивая дом до блес­ка. Доб­би пе­речис­тил сто­ловое се­реб­ро так, что мис­тер Пот­тер при­нял ог­ромный се­реб­ря­ный под­нос за зер­ка­ло и по­пытал­ся по­весить его на сте­ну, а по­том плю­нул и при­лепил Кле­ющим зак­лять­ем. Доб­би при­шел в ужас и пол­ча­са от­ди­рал под­нос, по­тому что на нем пла­ниро­валось вы­нес­ти ка­кое-то блю­до. Вин­ки го­нялась за каж­дой пы­лин­кой с та­ким злоб­ным ви­дом, точ­но та бы­ла ее лич­ным вра­гом. Ком­на­ту Джей­мса и Си­ри­уса, нес­мотря на про­тес­ты и бур­ное не­годо­вание, про­вет­ри­ли, вы­мыли, вы­чис­ти­ли, без­жа­лос­тно кон­фиско­вали все по­доз­ри­тель­ные пред­ме­ты, хоть от­да­лен­но на­поми­нав­шие пе­тар­ды, бом­бочки, бен­галь­ские све­чи, фей­ер­верки и про­чее, под ис­тошный визг Вин­ки не­ча­ян­но рас­топта­ли ог­не­дыша­щего та­рака­на, ко­торый улиз­нул из сво­ей ко­роб­ки, и мис­сис Пот­тер приг­ро­зила страш­ны­ми ка­рами, ес­ли близ­не­цы вы­кинут в этот день что-ни­будь ху­лиган­ское. По­это­му расс­тро­ен­ные братья уда­лялись в даль­ний угол са­да скор­беть о без­винно уби­ен­ном та­рака­не и, ви­димо, стро­ить пла­ны мес­ти за не­го. Мис­сис Пот­тер еже­минут­но про­веря­ла, нак­рахма­лены ли бе­лос­нежные ска­тер­ти, блес­тят ли сто­ловые при­боры, а уви­дев где-ни­будь бес­по­рядок, хва­талась за вол­шебную па­лоч­ку, и тог­да все в па­нике вы­бега­ли из до­ма или пря­тались, по­тому что от расс­трой­ства ее хо­зяй­ствен­ные зак­лятья на­чина­ли дей­ство­вать ка­ким-то стран­ным об­ра­зом. То в гос­ти­ной круп­ны­ми хлопь­ями шел снег пря­мо из по­тол­ка, то ди­ваны на­чина­ли бры­кать­ся и бить нож­ка­ми, слов­но ко­ни, а щип­цы для уг­лей ска­кали за каж­дым и ста­рались ущип­нуть за нос, то из ка­мина па­дали ро­зовые ля­гуш­ки и пры­гали по все­му до­му, то ков­ры но­рови­ли вы­лететь в ок­на или две­ри, и тог­да из Ми­нис­терс­тва при­лета­ла взъ­еро­шен­ная со­ва с офи­ци­аль­ным уве­дом­ле­ни­ем о том, что ков­ры-са­моле­ты еще не по­лучи­ли раз­ре­шения на упот­ребле­ние в ка­чес­тве ле­татель­ных средств, и по­это­му во из­бе­жание штраф­ных сан­кций ре­комен­ду­ет­ся не­мед­ленно их рас­колдо­вать.

Мис­тер Пот­тер был не в при­мер спо­кой­нее и толь­ко пов­то­рял, что все бу­дет хо­рошо.

Се­год­ня с ут­ра Вин­ки и мис­сис Пот­тер хло­пота­ли на кух­не, и от­ту­да рас­простра­нялись оду­ря­юще вкус­ные за­пахи, от ко­торых ур­ча­ло в жи­воте да­же пос­ле плот­но­го зав­тра­ка. По­том мис­сис Пот­тер, по­ручив Вин­ки за­нять­ся пос­ледним эта­пом де­сер­та, при­нялась за де­тей. Лин с ту­го зап­ле­тен­ны­ми ко­сич­ка­ми и в но­вом плать­ице уже ти­хо си­дела в крес­ле и рас­смат­ри­вала сес­тру. Ли­ли то­же зас­та­вили на­деть длин­ное шел­ко­вое платье и уз­кие ла­киро­ван­ные туф­ли. Кро­ме то­го, мать рас­пусти­ла ее чер­ные блес­тя­щие во­лосы и нем­но­го за­вила, так что Ли­ли выг­ля­дела… как де­воч­ка. Пос­коль­ку до­ма она обыч­но хо­дила в джин­сах, фут­болке и крос­совках, хог­варт­скую фор­му, в ко­торой бы­ла юб­ка, не лю­била, а во­лосы всег­да зап­ле­тала в ко­сы, что­бы не ме­шались, то ее раз­дра­жение бы­ло та­ким, что Алекс не очень-то ре­шал­ся что-ни­будь ска­зать по это­му по­воду.

Джей­мса и Си­ри­уса сил­ком при­волок­ли из са­да, они, ви­димо, наз­ло умуд­ри­лись пе­репач­кать­ся с ног до го­ловы и выг­ля­дели бе­зум­но гряз­ны­ми и до­воль­ны­ми. Мис­сис Пот­тер ед­ва не за­дох­ну­лась от гне­ва и по­тащи­ла их в ван­ную, нес­мотря на воз­му­щение и от­ча­ян­ное соп­ро­тив­ле­ние.

— Алекс! Ты где? — не­кото­рое вре­мя спус­тя до­нес­ся свер­ху ее го­лос, и Алекс ед­ва не вы­ронил книж­ку от не­ожи­дан­ности. Приш­ла его оче­редь?!

Ког­да он роб­ко во­шел в свою ком­на­ту, мис­сис Пот­тер энер­гично пе­рет­ря­хива­ла его одеж­ду.

— Мер­лин, это прос­то кош­мар! Да как мож­но бы­ло по­купать та­кое ре­бен­ку?! Это да­же ни­щим от­дать стыд­но! А эта кур­тка? Ведь ее яв­но кто-то уже на­девал до те­бя! У ме­ня ру­ки че­шут­ся по­гово­рить с тво­ей так на­зыва­емой те­тей. На­до по­доб­рать те­бе что-ни­будь при­лич­ное у ма­дам Мал­кин. Ммм… по­жалуй, это… и… и это?

В сто­рону от­ле­тели тем­ные брю­ки и си­няя ру­баш­ка. Алекс бла­гора­зум­но про­мол­чал о том, что все его ру­баш­ки, брю­ки, сви­тера, джин­сы и кур­тки уже кто-то на­девал, по­тому что они бы­ли из сэ­конд-хэн­да.

— Все вы­кинуть. Зав­тра мы идем по ма­гази­нам и сроч­но по­купа­ем те­бе одеж­ду. Это ни­куда не го­дит­ся, к то­му же за год ты из­рядно под­рос. Мож­но ос­та­вить раз­ве что эти джин­сы. Или то­же выб­ро­сить?

Она с сом­не­ни­ем встрях­ну­ла нес­час­тные шта­ны, из кар­ма­нов ко­торых что-то вы­лете­ло и упа­ло на пол с мяг­ким сту­ком и лег­ким зво­ном, и бро­сила их к отоб­ранной одеж­де, а все ос­таль­ное с ре­шитель­ным ви­дом сле­вити­рова­ла в кор­зи­ну для гряз­но­го белья. Она зас­та­вила Алек­са по­казать уши и ру­ки, ве­лела еще раз по­чис­тить зу­бы, а по­том на по­роге по­яви­лась Вин­ки с бе­зум­ным ви­дом и прос­то­нала, что в до­ме нет мар­ци­панов, а без мар­ци­панов де­серт об­ре­чен на по­зор­ное от­прав­ле­ние в му­сор­ное вед­ро. Мис­сис У­из­ли ох­ну­ла и убе­жала, крик­нув Алек­су, что­бы он сроч­но оде­вал­ся, при­чесал­ся и прис­мотрел за Джи­мом и Ру­сом, ко­торые по­доз­ри­тель­но при­тих­ли в сво­ей ком­на­те.

Ра­зыс­ки­вая вы­пав­шее из кар­ма­на, Алекс по­лез под кро­вать и с ве­личай­шим изум­ле­ни­ем об­на­ружил там дик­то­фон и стран­ное коль­цо, ко­торые он ви­дел на ка­мин­ной пол­ке у до­мови­ков в хог­варт­ской кух­не во вре­мя прис­но­памят­ной ноч­ной вы­лаз­ки. Маль­чик с об­жи­га­ющим ще­ки сты­дом раз­гля­дывал пред­ме­ты. Как они очу­тились у не­го? Не­понят­но. Лад­но, дик­то­фон он мог не­ча­ян­но, за­быв­шись, за­пих­нуть в кар­ман, а коль­цо? Ведь точ­но пом­ни­лось, что по­ложил его об­ратно на ка­мин­ную пол­ку. Вот ужас-то, он ведь слов­но ук­рал эти ве­щи!

Он по­ис­кал гла­зами ка­кое-ни­будь ук­ромное мес­течко, ку­да мож­но бы­ло их спря­тать , по­тому что ес­ли вер­нется мис­сис Пот­тер, то обя­затель­но спро­сит, что это та­кое. При­дет­ся объ­яс­нять, а он не ду­мал, что эти объ­яс­не­ния ей пон­ра­вят­ся. Не­дол­го ду­мая, Алекс су­нул дик­то­фон и коль­цо в стоп­ку чис­тых школь­ных ман­тий в шкаф. Сю­да мис­сис Пот­тер еще дол­го не заг­ля­нет, а по­том он раз­бе­рет­ся что к че­му и вер­нет все на мес­то.

Ког­да он заг­ля­нул к близ­не­цам, те, оде­тые не­обыч­но тор­жес­твен­но, в тем­ные кос­тю­мы с ба­боч­ка­ми (чер­ная — у Си­ри­уса, бе­лая — у Джей­мса) с уг­не­тен­ным ви­дом си­дели на по­докон­ни­ках и от не­чего де­лать со­рев­но­вались, кто даль­ше плю­нет из ок­на.

— Она и до те­бя доб­ра­лась? — вздох­нул Джим и с от­вра­щени­ем взлох­ма­тил тща­тель­но при­чесан­ные ры­жие во­лосы (че­рез се­кун­ду они сно­ва лег­ли ак­ку­рат­ным про­бором).

— По­дума­ешь, Ми­нистр Ма­гии. Да раз­ве па­па не ви­дит его в Ми­нис­терс­тве каж­дый день? — уны­лый Си­ри­ус плю­нул в свою оче­редь.

Со дво­ра до­нес­ся гнев­ный крик Доб­би, в пя­тый раз пе­рес­тавляв­ше­го ва­зоны с цве­тами на тер­ра­се, и маль­чи­ки сле­тели с по­докон­ни­ка. Алекс по­сочувс­тво­вал брать­ям и сно­ва спус­тился вниз. Ког­да он шел че­рез сто­ловую, ста­ра­ясь не ды­шать, что­бы не­наро­ком не за­мутить блеск хрус­таль­ных под­свеч­ни­ков и се­реб­ря­ных при­боров, в ка­мине что-то за­шелес­те­ло и за­шур­ша­ло, а по­том в нем по­яви­лась чья-то го­лова.

— Мер­лин, что это за стран­ная слизь? О, она еще и ро­зовая?

— Здравс­твуй­те, мис­сис У­из­ли, — веж­ли­во поз­до­ровал­ся Алекс с ба­буш­кой Ли­ли.

Та нем­но­го нер­вно каш­ля­нула и, от­во­дя взгляд на что-то не­сом­ненно ин­те­рес­ное в кир­пичной клад­ке ка­мин­ной сте­ны, су­хова­то ска­зала:

— Здравс­твуй, маль­чик.

— Алекс.

— Что?

— Ме­ня зо­вут Алекс.

— Да-да, Алекс, будь добр, по­зови Джин­ни.

— Ма­ма! — мис­сис Пот­тер всплес­ну­ла ру­ками, в ко­торых бы­ла за­жата вол­шебная па­лоч­ка, и толь­ко что сре­зан­ные и пос­тавлен­ные в ва­зу ро­зы пок­ры­лись ине­ем, — о, ма­ма, как не вов­ре­мя!

Мис­сис У­из­ли на­чала что-то шеп­тать, и Алекс так­тично ушел в гос­ти­ную.

— Па­пулеч­ка, ну мож­но, ну по­жалуй­ста, я бу­ду в джин­сах? Мне жмут эти ду­рац­кие туф­ли, а платье сколь­зкое и не­удоб­ное! — Ли­ли ед­ва не пла­кала, но мис­тер Пот­тер ви­нова­то по­качал го­ловой.

— Нель­зя, ма­ма в нас обо­их за­пус­тит сво­им зна­мени­тым Ле­туче­мыши­ным сгла­зом. По­тер­пи, ма­лыш­ка, это все­го лишь на один ве­чер. Во имя под­тя­жек Мер­ли­на, да как цеп­ля­ют­ся эти нес­час­тные за­пон­ки?!

Алекс опус­тился на ди­ван, Ли­ли плюх­ну­лась ря­дом, оби­жен­ная и нес­час­тная, со скре­щен­ны­ми на гру­ди ру­ками.

— Ну по­чему, вот по­чему вся эта дре­бедень? Кто во­об­ще при­думал это?

Мис­тер Пот­тер вздох­нул и ос­та­вил в по­кое ру­кав ру­баш­ки, ки­нув на сто­лик тер­за­емую за­пон­ку.

— Это очень важ­ный ужин. Ты зна­ешь, что в сле­ду­ющем го­ду ми­ровой чем­пи­онат по квид­ди­чу при­нима­ет Ита­лия. На­ши италь­ян­ские кол­ле­ги поп­ро­сили нас по­делить­ся опы­том по обес­пе­чению бе­зопас­ности на мат­че и проб­ле­мам, свя­зан­ным с ук­ры­ти­ем от маг­лов. Это ог­ромное до­верие и ог­ромная от­ветс­твен­ность. Ми­нис­терс­тво сог­ла­силось, по­тому что мы дол­жны на­ладить меж­ду­народ­ное сот­рудни­чес­тво и улуч­шать от­но­шения с ма­гичес­ки­ми со­об­щес­тва­ми дру­гих стран, ко­торые смот­рят на нас пос­ле со­бытий, свя­зан­ных с Вол­де­мор­том, нес­коль­ко пред­взя­то. Они по­лага­ют, что у нас уже дав­но скла­дыва­лась нез­до­ровая ма­гичес­кая об­ста­нов­ка, ко­торая нес­ла уг­ро­зу ми­ровой ма­гии и ко­торая не ис­чезла и сей­час. Счи­та­ют, что на­ши зна­ния по борь­бе с По­жира­теля­ми Смер­ти и их хо­зя­ином слиш­ком опас­ны, и мы, со­от­ветс­твен­но, то­же. Это мне­ние пра­витель­ств мно­гих стран и Ита­лии в том чис­ле. К то­му же, у нас с италь­ян­ца­ми, еще до то­го, как Вол­де­морт зах­ва­тил власть, по­лучи­лась од­на очень неп­ри­ят­ная оп­лошность, в ре­зуль­та­те ко­торой по­гиб­ли не­вин­ные ма­ги. То, что они те­перь об­ра­тились к нам, прос­то не­веро­ят­но. Но они еще ко­леб­лются и сом­не­ва­ют­ся, счи­та­ют, что по­торо­пились. И мы дол­жны пе­рело­мить та­кое от­но­шение к се­бе, по­казать, что мы аб­со­лют­но от­кры­ты и чес­тны, ни­чего не за­мыш­ля­ем, что на нас мож­но по­ложить­ся, с на­ми мож­но ра­ботать и об­ме­нивать­ся опы­том. Вы по­нима­ете? Мы очень мно­гого до­бились, но сом­не­ние и не­дове­рие не пе­релом­ле­ны, хо­тя шаг навс­тре­чу нам все рав­но сде­лан, и по­это­му мис­тер Ор­фио ди Лац­ца, гла­ва От­де­ла Про­тет­то­ров, и мис­тер Ти­вали­ус Ан­жетти, ди­рек­тор италь­ян­ско­го квид­дично­го ко­мите­та, се­год­ня ужи­на­ют у нас.

Мис­тер Пот­тер го­ворил с ни­ми со­вер­шенно серь­ез­но, как со взрос­лы­ми, и Алекс кив­нул. Зва­ный ужин в до­ме Са­мого Глав­но­го Ав­ро­ра Ве­ликоб­ри­тании, где бу­дут и его де­ти — что еще нуж­но, что­бы убе­дить нас­то­рожен­ных италь­ян­цев? Как го­ворил, до­воль­но улы­ба­ясь, еще мис­тер Биг­сли: «Глав­ное — пра­виль­но выб­ранная стра­тегия и не­навяз­чи­вая по­лити­ка». Прав­да, его сло­ва от­но­сились к про­даже под­держан­ных ма­шин.

Ли­ли на­супи­лась, но про­мол­ча­ла, ви­димо, сми­ря­ясь с не­об­хо­димостью платья.

— Гар­ри! Ты еще не го­тов?! — в зве­нящем, неп­ри­выч­но вы­соком го­лосе мис­сис Пот­тер бы­ло не­под­дель­ное стра­дание и приз­на­ки на­рас­та­ющей па­ники.

— Я… э-э-э… не мо­гу… за­пон­ки, и гал­стук еще… тут… не за­вязы­ва­ет­ся, — мис­тер Пот­тер схва­тил­ся за гал­стук, ви­сев­ший на шее, и про­демонс­три­ровал его же­не с та­ким ви­дом, точ­но это бы­ла га­дюка.

Мис­сис Пот­тер ак­ку­рат­но и лов­ко на­дела за­пон­ки и мол­ни­енос­но за­вяза­ла гал­стук слож­ным уз­лом. По­том она одер­ну­ла платье Ли­ли, при­чеса­ла Алек­са, пе­ред­ви­нула крес­ло, сто­яв­шее по ее мне­нию, не пер­пенди­куляр­но к эта­жер­ке и не па­рал­лель­но к сто­лу, при­чеса­ла мис­те­ра Пот­те­ра, взма­хом па­лоч­ки пе­рес­та­вила без­де­луш­ки на ка­мин­ной пол­ке стро­го в ал­фа­вит­ном по­ряд­ке, ед­ва не при­чеса­ла Вин­ки, пе­ревя­зала дру­гим уз­лом гал­стук мис­те­ра Пот­те­ра, чуть его не за­душив, и мис­тер Пот­тер взмо­лил­ся:

— Ми­лая, мо­жет, ты ус­по­ко­ишь­ся?

В это вре­мя ка­мин выс­тре­лил зе­леное об­лачко Ле­туче­го По­роха, и по­яви­лись трое У­из­ли.

— Га­би! — с яв­ной ра­достью вы­палил мис­тер Пот­тер, — толь­ко ты убе­дишь Джин­ни, что не на­до так вол­но­вать­ся!

Мис­сис У­из­ли в го­лубом платье под цвет ее глаз, с се­реб­ристы­ми во­лоса­ми, уло­жен­ны­ми в глад­кую при­чес­ку, выг­ля­дела еще бо­лее кра­сивой, чем Алекс ее пом­нил. Он не­воль­но сму­тил­ся и от­вел взгляд, а она про­пела:

— Джин­ни, я уве’ге­на, у те­бя все идет ве­лико­леп­но.

Мис­сис Пот­тер нер­вно стис­ну­ла в ру­ках вол­шебную па­лоч­ку.

— На­де­юсь. Мер­лин, чувс­твую се­бя так, слов­но прог­ло­тила од­ну из тех ля­гушек, ко­торые вче­ра чуть не за­били ка­мин! Га­би, по­моги мне, по­жалуй­ста, выб­рать цве­ты. Как ду­ма­ешь, вес­тминстер­ские ро­зы не слиш­ком вуль­гар­ны?

Рейн ти­хо фыр­кнул и пе­рег­ля­нул­ся с Ли­ли. Спус­ти­лись близ­не­цы, и маль­чи­ки тай­ком от взрос­лых на­чали иг­рать в плюй-кам­ни. Од­на­ко уже че­рез па­ру ми­нут их за­сек­ла мис­сис Пот­тер и без­жа­лос­тно кон­фиско­вала ка­меш­ки. На этот слу­чай у Си­ри­уса в ру­каве бы­ли прип­ря­таны вол­шебные ис­че­за­ющие кар­ты. Но тут их не­ча­ян­но вы­дала ма­лень­кая Лин, и мис­сис У­из­ли, уко­риз­ненно по­качав го­ловой, прев­ра­тила все кар­ты в ба­боч­ки, упор­хнув­шие в рас­кры­тое ок­но. Маль­чи­ки толь­ко уд­ру­чен­но про­води­ли их взгля­дами.

Ско­ро на­чали при­бывать гос­ти. Прес­та­релый мис­тер Эл­мер Джор­кинс, на­чаль­ник Де­пар­та­мен­та ма­гичес­ко­го пра­вопо­ряд­ка, чуть не вы­пал из ка­мина, его ед­ва ус­пел под­хва­тить мис­тер У­из­ли. Те­тя Гая Мо­раг Мак­Ду­гал и мис­тер Эн­то­ни Голд­стейн, на­чаль­ник Де­пар­та­мен­та по ма­гичес­ким пра­вона­руше­ни­ям, отец их од­но­кур­сни­ка ког­тевран­ца Фе­лик­са, поч­ти од­новре­мен­но транс­грес­си­рова­ли на зад­нем дво­ре. А вот тем­но­кожий маг с се­реб­ря­ной се­реж­кой в ле­вом ухе по­явил­ся на лу­жай­ке пе­ред до­мом со­вер­шенно не­замет­но. И еще на мет­лах при­лете­ли Ву­ды. Сэм за­лих­ват­ски улыб­нулся ре­бятам, чин­но си­дев­шим в ряд на ди­ване и от­ча­ян­но ску­чав­шим.

— При­вет! Вы че­го та­кие кис­лые?

— Сэм­ми! — ожи­вилась Ли­ли, — а ты как у нас? Се­год­ня у нас од­ни кру­тые шиш­ки, фу!

— А ты за­была, что мой па­па то­же кру­тая шиш­ка? Он же те­перь на­чаль­ник Де­пар­та­мен­та ма­гичес­ко­го спор­та, и мис­тер Пот­тер ска­зал, что он обя­затель­но дол­жен быть у вас се­год­ня, ка­кие-то су­пер­важные де­ла. А мы с ма­мой так, до­весок, — рас­сме­ял­ся Сэм, в его тем­но-се­рых гла­зах ис­кри­лось оче­вид­ное вос­хи­щение, ког­да он раз­гля­дывал Ли­ли.

В гос­ти­ной сто­ял приг­лу­шен­ный гул от го­лосов взрос­лых, в ко­тором нер­вным зво­ном вы­делял­ся го­лос мис­сис Пот­тер. Впро­чем, все вос­торга­лись эле­ган­тностью об­ста­нов­ки, изыс­канностью сер­ви­ров­ки, прек­расным под­бо­ром ме­ню, и мис­сис Пот­тер по­нем­но­гу ус­по­ка­ива­лась. Маль­чи­ки шу­шука­лись в уг­лу, га­дая, смо­гут ли они под шу­мок уд­рать пос­ле ужи­на к ре­ке, про­текав­шей за са­дом в ми­ле от до­ма, или при­дет­ся тор­чать в до­ме и слу­шать скуч­ный треп взрос­лых о сво­их де­лах. Алекс и Джим скло­нялись к то­му, что все рав­но ник­то не об­ра­тит вни­мания, лишь бы ти­хо и при­лич­но от­си­деть ужин. Рейн в этом сом­не­вал­ся, а Си­ри­ус с жа­ром рас­ска­зывал, что, хо­тя у Ми­нис­тра Ма­гии Ка­радо­ка Дир­борна нет рук, но по слу­хам, у не­го на лбу есть тре­тий глаз, и он этим гла­зом ви­дит все вок­руг на де­сять миль. Прав­да, ка­кое от­но­шение глаз Ми­нис­тра имел к то­му, что они со­бира­лись на ре­ку, ник­то не по­нимал, и по­это­му Си­ри­уса не осо­бо слу­шали. Толь­ко Алекс уди­вил­ся.

— Нет рук? Как же он тог­да кол­ду­ет? Как дер­жит па­лоч­ку?

Си­ри­ус по­жал пле­чами.

— Не знаю. А за­чем ему кол­до­вать? Он же Ми­нистр, за не­го и так все сде­ла­ют.

Ли­ли вце­пилась в Сэ­ма, рас­пи­сыва­юще­го свою но­вую су­пер­ско­рос­тную мет­лу, и с ог­нем в гла­зах вслух жа­лела о том, что на день рож­де­ния име­ла глу­пость поп­ро­сить у ро­дите­лей не мет­лу, а все­го-нав­се­го двад­цать пять но­вых пла­катов сво­ей лю­бимой ко­ман­ды «Пуш­ки Педдл» и пол­ный на­бор «Де­вичь­их грез» из «Вре­дилок».

— И за­чем? — ра­зоча­рован­но вос­кли­цала она, — да мне дя­дя Фред их сам бы по­дарил в лю­бой день, толь­ко ска­жи.

На­конец при­были дол­гождан­ные глав­ные гос­ти — Ми­нистр Ма­гии Ка­радок Дир­борн со сво­ей же­ной, про­фес­со­ром Афи­ной Дир­борн (Сэм, Ли­ли, Рейн и Алекс тут же прис­ми­рели), и италь­ян­ца­ми. Алекс со стыд­ли­вым и жгу­чим лю­бопытс­твом ис­подтиш­ка раз­гля­дывал Ми­нис­тра, у ко­торо­го и в са­мом де­ле не бы­ло рук. Ру­кава кра­сиво­го, рас­ши­того зо­лотой нитью тем­но-ли­лово­го кам­зо­ла бы­ли ак­ку­рат­но зат­кну­ты за по­яс. Ли­цо бы­ло бла­город­ным и нем­но­го су­ровым, проз­рачно-го­лубые гла­за смот­ре­ли из-под гус­тых тем­ных бро­вей пря­мо и от­кры­то, го­лос был нег­ромкий, но глу­бокий и вну­шитель­ный. Он сов­сем не про­из­во­дил впе­чат­ле­ния бес­по­мощ­но­го ка­леки, от не­го ис­хо­дило ка­кое-то стран­ное и при­тяга­тель­ное ощу­щение уве­рен­ности и на­деж­ности. Про­фес­сор Дир­борн по­мога­ла му­жу очень де­ликат­но и не­замет­но, так что Алекс вско­ре и не за­мечал, что у Ми­нис­тра нет рук. А вот италь­ян­цы слов­но бы­ли из ка­кого-то те­леви­зи­он­но­го се­ри­ала. Один из них был тол­стень­ким ко­ротыш­кой с блес­тя­щей лы­синой в ок­ру­жении ре­день­ких ку­черя­вых во­лос. Он тут же об­це­ловал ру­ку мис­сис Пот­тер, мис­сис У­из­ли и Мо­раг (под не­доволь­ные взгля­ды мис­те­ра Пот­те­ра и мис­те­ра У­из­ли) и эмо­ци­ональ­но за­жес­ти­кули­ровал, вос­торга­ясь на ло­маном ан­глий­ском язы­ке всем под­ряд и сра­зу — уб­ранс­твом гос­ти­ной и сто­ловой, кра­сотой фар­фо­рово­го чай­но­го сер­ви­за, ко­личес­твом де­тей, за­пон­ка­ми мис­те­ра Пот­те­ра, серь­гой мис­те­ра Брус­тве­ра, слу­ховым ап­па­ратом мис­те­ра Джор­кинса и лов­костью Доб­би, су­мев­ше­го в не­мыс­ли­мом прыж­ке под­хва­тить хрус­таль­ную ва­зу с нес­час­тны­ми ро­зами, ко­торую италь­янец за­дел, про­ходя ми­мо сто­ла.

— О, bellissima! О, мне мно­го го­вори­ли об изя­щес­тве и утон­ченнос­ти ан­гли­чанок, и те­перь я собс­твен­ны­ми гла­зами ви­жу, что это все прав­да! Вос­хи­титель­ная, изу­митель­ная, о, синь­ора У­из­ли, вы слов­но сош­ли с по­лот­на Ле­онар­до! Та же улыб­ка, тот же взгляд, я пот­ря­сен! Ammirevole! О, ка­кие ми­лые, чуд­ные дет­ки! Не­уже­ли все ва­ши, синь­ор и синь­ора Пот­тер? О, мо­ему сы­ну столь­ко же лет, как ва­шей оча­рова­тель­ной до­чур­ке. Sorprendente! Ваш дом прос­то прек­ра­сен! О, синь­ор, originariamente, у вас от­менное чувс­тво вку­са, эта серь­га — пос­леднее ве­яние мо­ды, не так ли? У нас в Ита­лии вся мо­лодежь про­коло­ла уши, при­чем не­зави­симо от то­го, юно­ша это или де­вуш­ка. Все-та­ки вли­яние маг­лов тлет­ворно, не на­ходи­те?

Сло­ва сы­пались из не­го, как плюй-кам­ни из гор­сти. У мис­те­ра У­из­ли бы­ло та­кое ли­цо, слов­но он сдер­жи­ва­ет­ся из пос­ледних сил, мис­тер Голд­стейн, мис­тер Вуд и Мо­раг ук­радкой об­ме­нива­лись нас­мешли­выми взгля­дами, а Си­ри­ус и Джим тут же при­нялись раз­вле­кать­ся под сдав­ленное хи­хиканье ос­таль­ных ре­бят, под­счи­тывая ко­личес­тво «О» в его ре­чи.

Вто­рой италь­янец, слов­но в нас­мешку, был пол­ной про­тиво­полож­ностью. Ху­дой, вы­сокий, мол­ча­ливый, с шап­кой тем­ных во­лос и глу­боко по­сажен­ны­ми цеп­ки­ми гла­зами не­понят­но­го цве­та, он про­шел в сто­ловую, усел­ся в крес­ло и не про­ронил ни сло­ва. За не­го и за се­бя бол­тал пер­вый.

Алекс с лю­бопытс­твом рас­смат­ри­вал гос­тей. Ин­те­рес­но, ко­торый из них воз­глав­ля­ет от­дел италь­ян­ских ав­ро­ров, а кто — ди­рек­тор квид­дично­го ко­мите­та? Он по­делил­ся этим воп­ро­сом с ос­таль­ны­ми, и маль­чи­ки, по­раз­мыслив, еди­нодуш­но приш­ли к сог­ла­шению о том, что Глав­ный Италь­ян­ский Ав­рор — мол­ча­ливый, по­тому что у не­го «взгляд та­кой, что у ме­ня му­раш­ки по спи­не про­шага­ли в че­тыре в ряд!», как за­метил Си­ри­ус, и во­об­ще, все по­веде­ние вы­да­ет в нем че­лове­ка, при­вык­ше­го бо­роть­ся с тем­ным кол­довс­твом. Но Ли­ли за­яви­ла, что они все сле­пые и не за­меча­ют оче­вид­но­го: Глав­ный Ав­рор — ко­ротыш­ка.

— Но по­чему? — взвил­ся Си­ри­ус, — он да­же на вол­шебни­ка-то не по­хож, магл маг­лом! Ес­ли бы я его на ули­це встре­тил, так и ска­зал бы, что он все­го-нав­се­го прос­тец, ко­торый ни ра­зу в жиз­ни на мет­ле не ле­тал.

Сэм то­же скеп­тично при­под­нял бровь.

— По-мо­ему, как-то и вправ­ду он не по­хож на вол­шебни­ка и тем бо­лее — на ав­ро­ра.

— О, Мер­лин! — за­кати­ла гла­за Ли­ли в на­иг­ранном раз­дра­жении, — вы что, не ви­дите? Он же прит­во­ря­ет­ся!

Маль­чи­ки друж­но вы­тара­щили гла­за и еще раз ог­ля­дели с ног до го­ловы ко­ротыш­ку, ко­торый, пу­тая ан­глий­ские и италь­ян­ские сло­ва, ви­ти­ева­то из­ви­нял­ся пе­ред про­фес­со­ром Дир­борн, по­тому что ед­ва не об­лил ее ман­тию, сле­вити­ровав ста­кан с во­дой.

— Точ­но! — уве­рен­но зак­лю­чила Ли­ли, — по­нима­ете, он прос­то де­ла­ет вид, что та­кой не­лов­кий и не­ук­лю­жий, а на са­мом де­ле за все­ми ис­подтиш­ка наб­лю­да­ет — кто как се­бя ве­дет, кто что ска­жет.

— Ну это ты заг­ну­ла, — с сом­не­ни­ем ска­зал Джим, — сей­час-то ему за­чем наб­лю­дать? Мы же не чер­ные кол­ду­ны.

— Он же ав­рор, ну то есть как их там по-италь­ян­ски на­зыва­ют. Это про­фес­си­ональ­ное, на­вер­ное, и во­об­ще от­ку­да я знаю? — по­жала пле­чами Ли­ли, — прос­то ес­ли прис­мотреть­ся хо­рошень­ко, по­нят­но, что он прит­во­ря­ет­ся.

Рейн вни­матель­но ос­мотрел мол­ча­ливо­го.

— Ну тог­да этот — ди­рек­тор квид­дично­го ко­мите­та? Мне ка­жет­ся, он не от­ли­чит квоффл от блад­же­ра. А про­фес­си­ональ­ная чер­та ав­ро­ров — по-тво­ему, прит­ворс­тво?

Ли­ли рас­серди­лась.

— Мер­лин, нет, ко­неч­но! Прос­то я хо­тела ска­зать, что, как ав­рор, он при­вык встре­чать вся­ких по­доз­ри­тель­ных вол­шебни­ков и чер­ных кол­ду­нов, по­это­му дер­жится нас­то­роже, так, что­бы ввес­ти всех в заб­лужде­ние. На вся­кий слу­чай, ма­ло ли что. Мо­жет, он и не хо­чет, но так по­луча­ет­ся. И во­об­ще, что за ду­рац­кий спор! Па­пу же мож­но расс­про­сить.

Ли­ли отош­ла и по­шеп­та­лась с от­цом, вер­ну­лась с ви­дом собс­твен­но­го пре­вос­ходс­тва и щел­кну­ла всех по но­сам.

— Что я го­вори­ла? Все пра­виль­но. Мис­тер Ор­фио ди Лац­ца — вот этот вот ко­ротыш­ка. Кто не ве­рит, са­ми спро­сите. Эх, вы, сле­пые флоб­бер-чер­вя­ки, ни­чего-то у се­бя под но­сом не ви­дите.

— Са­ма глу­пая трол­ли­ха! — про­шипел ос­кор­блен­ный до глу­бины ду­ши Си­ри­ус и, ве­ро­ят­но, в этот мо­мент про­изош­ло бы не­поп­ра­вимое, су­дя по звер­ско­му ли­цу Ли­ли, но тут мис­сис Пот­тер очень тор­жес­твен­но поз­ва­ла к сто­лу, и брат с сес­трой вы­нуж­де­ны бы­ли от­ло­жить вы­яс­не­ние от­но­шений до луч­ших вре­мен.

Ужин, как и пред­ре­кали близ­не­цы, про­ходил нуд­но и дол­го. Ре­бята, вы­нуж­денные си­деть пря­мо, вес­ти се­бя ти­хо, ста­рать­ся не чав­кать и пра­виль­но поль­зо­вать­ся все­ми ле­жав­ши­ми пе­ред ни­ми сто­ловы­ми при­бора­ми, чувс­тво­вали се­бя стес­ненно. Близ­не­цы же не­под­дель­но стра­дали. Джим то и де­ло дер­гал ше­ей, от­тя­гивая неп­ри­выч­ную ба­боч­ку, а Си­ри­ус вер­телся, слов­но стул под ним ку­сал­ся. Толь­ко Рейн единс­твен­ный из них дер­жался с са­мым не­воз­му­тимым ви­дом, как буд­то каж­дый день обе­дал с ми­нис­тра­ми и инос­тран­ца­ми, и Алекс вспом­нил свое пер­вое впе­чат­ле­ние при встре­че с ним, ког­да они сто­яли пер­во­го сен­тября на пер­ро­не вок­за­ла — юный лорд, соб­равший­ся на свет­ский при­ем, рав­но­душ­ный, с хо­лод­ны­ми над­менны­ми гла­зами. Алекс не­воль­но улыб­нулся — те­перь-то он от­лично знал, что это не так. Слов­но ус­лы­шав его мыс­ли, Рейн не­замет­но сос­тро­ил гри­масу и под­мигнул, кив­нув на Сэ­ма, в рас­те­рян­ности ус­та­вив­ше­гося на три раз­но­кали­бер­ные вил­ки пе­ред со­бой.

Ре­бята с вос­хи­щени­ем наб­лю­дали за мис­те­ром ди Лац­ца, ко­торый об­ла­дал уни­каль­ным уме­ни­ем пог­ло­щать еду и раз­го­вари­вать од­новре­мен­но ед­ва ли не со все­ми си­дев­ши­ми за сто­лом. Выс­ка­зывая свое мне­ние по по­воду ка­ких-то ог­ра­ниче­ний на кол­довс­тво в мес­тах скоп­ле­ния маг­лов, он энер­гично раз­ма­хивал вил­кой и про­тыкал воз­дух сто­ловым но­жом, так что под­де­тый ку­сок от­бивной со все­го раз­ма­ху шлеп­нулся на та­рел­ку, и ку­соч­ки ово­щей раз­ле­телись вок­руг, жи­вопис­но ук­ра­сив ли­ца его со­седей. Алекс ис­ку­сал гу­бу, что­бы не рас­сме­ять­ся вслух, гля­дя на мис­те­ра У­из­ли, брез­гли­во сти­рав­ше­го со ще­ки ос­та­ток тер­то­го шпи­ната, и мис­те­ра Джор­кинса, ко­торый ни­чего не за­метил и вос­се­дал с изящ­ным ук­ра­шени­ем из мор­ко­ви и пас­терна­ка на лбу. Ли­ли пря­талась за спи­ной Сэ­ма, приг­лу­шен­но хи­хикая, а бес­со­вес­тные близ­не­цы прыс­ка­ли в от­кры­тую, ста­ратель­но не об­ра­щая вни­мания на ог­ромные гла­за ма­тери. По­том мис­тер ди Лац­ца дол­го рас­ска­зывал о ка­ком-то ми­ровом квид­дичном чем­пи­она­те шес­ти­деся­тых го­дов двад­ца­того ве­ка, про­дол­жавшем­ся поч­ти три ме­сяца, по­чему-то при этом об­ра­ща­ясь толь­ко к Мо­раг, си­дев­шей нап­ро­тив на дру­гом кон­це сто­ла, не­ча­ян­но вы­тер свою лы­сину сал­феткой, на ко­торую пе­ред этим сам же про­лил гриб­ной со­ус, и ед­ва не за­давил бед­ную Вин­ки, вы­носив­шую виш­не­вый пу­динг. У мис­те­ра Голд­стей­на под­ра­гива­ли угол­ки губ от гро­мог­ласных из­ви­нений италь­ян­ца, про­фес­сор Дир­борн так­тично по­каш­ли­вала, Ми­нистр и мис­сис У­из­ли арис­токра­тич­но сдер­жанно улы­бались.

Пос­ле де­сер­та мис­сис Пот­тер раз­ре­шила ре­бятам вый­ти в сад, ви­димо, спра­вед­ли­во по­лагая, что не сто­ит дол­го ис­пы­тывать тер­пе­ние близ­не­цов тре­бова­ни­ем чин­но­го по­веде­ния. Си­ри­ус и Джей­мс тут же с нас­лажде­ни­ем сод­ра­ли ба­боч­ки и уто­пили их в ручье, взлох­ма­тили во­лосы и ис­пусти­ли бо­евой клич ди­ких гоб­ли­нов, от ко­торо­го дроз­ды, свив­шие гнез­да в кус­тах тер­новни­ка, дол­го не мог­ли прий­ти в се­бя и с кри­ками кру­жили над де­ревь­ями.

Они все-та­ки уд­ра­ли на ре­ку, все вмес­те, да­же взя­ли с со­бой Лин, и от­лично про­вели вре­мя, бро­дя по мел­ко­водью и пу­гая ля­гушек взры­вами хо­хота, ког­да Си­ри­ус пе­ред­разни­вал мис­те­ра ди Лац­ца. У Джи­ма отыс­ка­лась еще од­на ко­лода ис­че­за­ющих карт, они удоб­но ус­тро­ились под раз­ве­сис­той ивой и поч­ти до пер­вых звезд ог­ла­шали бе­рег кри­ками про­иг­равших и до­воль­ным сме­хом вы­иг­равших. Гром­че всех кри­чала, ко­неч­но же, Ли­ли, ко­торой от­ча­ян­но не вез­ло, и она об­ви­няла в под­та­сов­ке Си­ри­уса, воз­му­щен­но от­кло­няв­ше­го все об­ви­нения. Лин сбе­гала до­мой и вер­ну­лась с кор­зинкой, пол­ной шо­колад­ных ля­гушек, лак­ричных ме­тел, пе­реч­ных чер­ти­ков и са­хар­ных перь­ев. Энер­гичные близ­не­цы ус­пе­вали не толь­ко иг­рать в кар­ты, со­бирать го­ловас­ти­ков и со­рев­но­вать­ся, кто боль­ше за­сунет в рот лак­ричных ме­тел, но и пов­здо­рили с Ген­ри Мак­Клаг­ге­ном, бро­див­шим не­пода­леку и с на­деж­дой пог­ля­дывав­шим на их ком­па­нию. Де­ло от ссо­ры пе­реш­ло поч­ти к дра­ке, ког­да при­бежал его бра­тец Гер­берт, и окон­ча­тель­но пе­реш­ло в дра­ку, ког­да Гер­берт обоз­вал Джей­мса Пот­ным Пот­ти. Гнев брать­ев Пот­те­ров был бес­по­щаден и ско­ропа­лите­лен, так что Мак­Клаг­ге­нам приш­лось ту­гова­то, по­ка не вме­шались Сэм и Алекс, от­та­щив­шие близ­не­цов, и Рейн, влас­тным бес­пре­кос­ловным то­ном при­казав­ший «ма­ляв­кам, не до­рос­шим до Хог­вар­тса, ид­ти пить теп­лое мо­лоч­ко на ночь, а то при­дет­ся при­менять пре­вен­тивные ме­ры и тре­бовать са­тис­факцию за ос­кор­бле­ние». Ни Ген­ри, ни Гер­берт по­нятия не име­ли о том, что та­кое «са­тис­факция» и «пре­вен­тивные ме­ры», а пе­ред Рей­ном они за­мет­но ро­бели. По­это­му враг хоть и не был по­вер­жен, но был пол­ностью де­мора­лизо­ван и по­зор­но от­сту­пил. Ли­ли еще дол­го хи­хика­ла вслед им, изум­ля­ясь ско­рос­ти, с ка­кой они рва­нули.

Они вер­ну­лись до­мой, ког­да с ре­ки ста­ло за­мет­но тя­нуть сы­ростью, и ма­лень­кая Лин ед­ва пле­лась, дер­жась за ру­ку Алек­са и за­сыпая на хо­ду. Гос­ти уже ра­зош­лись, ос­та­вались толь­ко У­из­ли и Ву­ды. Мис­сис Пот­тер всплес­ну­ла ру­ками, уви­дев Си­ри­уса с по­лу­отор­ванным во­ротом не­ког­да бе­лой, а те­перь пят­нистой ру­баш­ки, Джей­мса с чу­мазой фи­зи­оно­ми­ей и длин­ной ца­рапи­ной на лбу и Ли­ли в ис­пачкан­ном тра­вой и ти­ной платье.

— Го­ре вы мое! По­зор на мою го­лову! Джим, Рус, марш в свою ком­на­ту, при­нять душ не­мед­ленно! Ли­ли, как те­бе не стыд­но! Ты же де­воч­ка, ты дол­жна быть ак­ку­рат­ной! Пос­мотри на Рей­на и Алек­са! Лин, иди к ма­ме, ус­та­ла, сол­нышко?

Ли­ли на­мор­щи­ла нос и ук­радкой по­каза­ла друзь­ям язык, а близ­не­цы с го­готом унес­лись к се­бе, по пу­ти пе­реп­рыгнув че­рез Доб­би, ко­торый нес из сто­ловой под­нос с гряз­ной по­судой. Мис­тер Вуд по­качал го­ловой, с улыб­кой гля­дя им вслед:

— Ну и сор­ванцы же у те­бя рас­тут, Гар­ри! По­мяни мое сло­во, Хог­вар­тсу при­дет­ся ту­го, ког­да они пос­ту­пят. Пре­дуп­ре­ди Мак­Го­нагалл, что­бы она зас­тра­хова­ла за­мок от вне­зап­но­го раз­ру­шения, ту­алет­но­го по­топа, бе­шенс­тва всех ры­цар­ских дос­пе­хов или че­го-то в этом ро­де.

— Они впол­не мо­гут зат­мить не­увя­да­ющую сла­ву Фре­да и Джор­джа, — хо­хот­нул мис­тер У­из­ли, — мне уже за­ранее жаль Фил­ча, бед­но­му ста­рика­ну не­дол­го ос­та­лось нас­лаждать­ся ти­шиной Хог­вар­тса, ко­торая не на­руша­ет­ся гро­хотом не­вин­ных шу­ток Джи­ма и Ру­са.

Взрос­лые друж­но рас­сме­ялись, по­том Ву­ды поп­ро­щались и уле­тели, а У­из­ли уш­ли че­рез ка­мин.

— Ну и как все прош­ло? — по­ин­те­ресо­валась Ли­ли у от­ца, — Мис­тер «О-из­ви­ните-о-прос­ти­те-о-я-про­шу-про­щения» был до­волен, да, пап? Ну ведь все же бы­ло от­лично.

Мис­тер Пот­тер ус­мехнул­ся и ус­та­ло по­мас­си­ровал за­тылок.

— Бу­дем на­де­ять­ся. По­ка есть кое-ка­кие ус­пе­хи, но го­ворить об этом еще ра­но. И еще од­на но­вость — че­рез не­делю бу­дет дру­жес­кий матч меж­ду сбор­ны­ми Ан­глии и Ита­лии, мы все приг­ла­шены. Так что, ма­лыш­ка, го­товь свою лю­бимую квид­дичную шля­пу и не за­будь на­чис­тить са­мую гром­кую свис­туль­ку.

— Ду­дел­ку, па, а не свис­туль­ку! Ур­рра­ааа! Джим, Рус, мы идем на квид­дич! — за­вопи­ла Ли­ли и пом­ча­лась на­верх, не­понят­но как умуд­ря­ясь пе­рес­ка­кивать че­рез три сту­пень­ки в сво­ем платье.

— А ты, Алекс, рад? — мис­тер Пот­тер улыб­нулся и при­нял от ма­тери сон­ную Лин, об­хва­тив­шую ру­чон­ка­ми его за шею.

— Да, ко­неч­но, — от­ве­тил маль­чик, хо­тя осо­бого вос­торга эта но­вость у не­го не выз­ва­ла. Квид­ди­чем он по-преж­не­му не очень ин­те­ресо­вал­ся. Вот ес­ли бы это был са­мый нас­то­ящий, вжи­вую, фут­боль­ный матч меж­ду его лю­бимой ко­ман­дой «Ман­честер Юнай­тед» и италь­ян­ской «Ро­ма»! Вот тог­да бы он, на­вер­ное, ча­сы счи­тал. А впро­чем и на нас­то­ящем квид­дичном мат­че по­бывать то­же ин­те­рес­но.

— Ну лад­но, все, спать. Спо­кой­ной но­чи, Алекс, не за­будь по­чис­тить зу­бы пе­ред сном. И зав­тра мы пой­дем в Ко­сую Ал­лею, ты пом­нишь? — до­нес­ся из сто­ловой го­лос мис­сис Пот­тер.

— Не за­буду, пом­ню, спо­кой­ной но­чи.

Алекс от­крыл дверь в ком­на­ту Лин пе­ред мис­те­ром Пот­те­ром и поб­рел к се­бе, ощу­щая тя­гучую, но при­ят­ную ус­та­лость во всем те­ле. Он ус­нул креп­ко и сра­зу, ед­ва его го­лова кос­ну­лась прох­ладной по­душ­ки, ус­пев толь­ко по­думать о том, что во сне он сно­ва уви­дит мо­ре, и это прос­то чу­дес­но.


* * *


Ран­ним ут­ром сле­ду­юще­го дня он прос­нулся от ше­пота и ощу­щения чь­его-то взгля­да. В до­ме бы­ло ти­хо. Все еще спа­ли, да­же до­мови­ки, обыч­но вста­ющие рань­ше всех. А ше­пот все не прек­ра­щал­ся.

Алекс сос­коль­знул с кро­вати и по­дошел к ок­ну. Ви­димо, бы­ло еще очень ра­но, то вре­мя, ког­да ть­ма трус­ли­во упол­за­ет от рву­щего­ся тор­жес­тву­юще­го дня, но еще сте­лет­ся по зем­ле тем­ный шлейф ее ву­али. Приз­рачный жем­чужно-бе­лесый свет дро­жал вок­руг, и бы­ло не­понят­но, то ли это ут­ро, то ли ве­чер. Ше­пот ока­зал­ся го­лосом ут­ренне­го дож­дя. Это дождь шур­шал в тем­не­ющих кус­тах дро­ка и ос­тро­лис­та, пе­рего­вари­вал­ся с ручь­ем, жур­чавшим в глу­бине са­да, ос­то­рож­но тро­гал неж­ные блед­ные ане­моны и жел­тые при­мулы, еще не рас­крыв­шие ле­пес­тков, зас­тенчи­во сту­чал в стек­ло. Маль­чик рас­пахнул ок­но, и в ком­на­ту по­током зас­тру­илась ут­ренняя све­жесть, вор­вался тон­кий, но силь­ный за­пах мок­рых листь­ев и влаж­ной зем­ли. За­вола­кивав­шие не­бо ту­чи по­тихонь­ку рва­лись, прос­ве­ты в них ста­нови­лись все боль­ше и ши­ре. И в од­ном из них, в свет­ле­ющем зе­лено­вато-се­ром ку­соч­ке не­ба си­яла боль­шая звез­да. Она бы­ла го­лубо­ватая, ее свет ко­лол ще­ки хо­лод­ны­ми ль­дин­ка­ми. Звез­да за­чаро­выва­ла, на нее хо­телось смот­реть, не от­ры­вая взгля­да. На­вер­ное, это ее взгляд раз­бу­дил Алек­са. Он мед­ленно вдох­нул прох­ладный дож­де­вой воз­дух, и ос­трое ощу­щение ка­кого-то неж­данно­го чу­да быс­тро и боль­но сжа­ло грудь, на­пол­ни­ло его це­ликом. Во­лосы на го­лове ше­вель­ну­лись, по те­лу про­бежа­ли му­раш­ки. Не­обыч­ным бы­ло ут­ро — звез­да и дождь. И не­обыч­ным был этот ут­ренний свет, ка­кой-то не­ре­аль­ный, та­инс­твен­ный, не­зем­ной, слов­но он по­пал в За­зер­калье. И прис­нивший­ся сон стран­ным об­ра­зом пе­реп­лелся с ут­ром. Во сне ог­ромные звез­ды, по­хожие на ту, что си­яла сей­час в ут­реннем не­бе, па­дали в мо­ре и неж­но зве­нели, а са­мо мо­ре пе­ло ты­сяча­ми го­лосов, взмы­ва­ющи­ми и па­да­ющи­ми вниз, ста­новив­ши­мися силь­нее и глуб­же. В этой пес­не бы­ла моль­ба о чем-то, бы­ла ра­дость, пе­реви­тая ще­мящей хрус­таль­ной грустью. Во сне Алекс си­лил­ся по­нять, но не мог ра­зоб­рать слов. Сло­ва бы­ли ше­лес­том мор­ских волн, на­каты­ва­ющих на бе­рег, вздо­хами мор­ско­го бри­за и кри­ками мор­ских птиц.

Алек­су вдруг по­каза­лось, что он еще спит, и все это ему опять снит­ся. Но бы­ло хо­лод­но и све­жо, бо­сые но­ги сов­сем за­леде­нели. Маль­чик сел на по­докон­ник, об­хва­тив ру­ками ко­лени и под­тя­нув их к под­бо­род­ку. Он смот­рел на звез­ду, а звез­да смот­ре­ла на не­го и, как мо­ре в его сне, что-то пы­талась ска­зать сво­им язы­ком — за­пахом про­мок­ше­го нас­квозь са­да, ноч­ным дож­дем, роб­ким го­лосом пер­вой пти­цы. Что го­ворил про звез­ды кен­тавр в ночь его блуж­да­ния по Зап­ретно­му Ле­су? «Они го­ворят иног­да так гром­ко, что толь­ко глу­хие сер­дца их не слы­шат». Ма­ло слы­шать, еще бы су­меть по­нять, что го­ворят звез­ды, че­го они хо­тят от не­го…

Тос­ка, тре­вож­ная и зна­комая, ко­торую он без­жа­лос­тно гнал в ве­селом гос­тепри­им­ном до­ме Пот­те­ров, во­ров­ски проб­ра­лась в сны, дро­жала в го­лубом взгля­де звез­ды и сно­ва по-хо­зяй­ски ус­тра­ива­лась в нем.

За­чем все это? И по­чему?

И слов­но это толь­ко и жда­ло, тол­кну­ло в грудь.

«Мал­фой-Ме­нор», — сло­ва вып­лы­ли из глу­бин па­мяти дву­мя боль­ши­ми ры­бина­ми.

«Мал­фой-Ме­нор», — про­шелес­тел ухо­дящий дождь, на­пос­ле­док тро­нув лис­тву.

«Мал­фой-Ме­нор», — гром­ко и рез­ко про­пел дрозд,

Мал­фой-Ме­нор.

Воз­дух вок­руг ко­лых­нулся, в ушах заз­ве­нело, а звез­да на не­бе вдруг на мгно­вение яр­ко вспых­ну­ла. Или ему это по­каза­лось? Но тос­ка в ду­ше ис­пу­ган­но встре­пену­лась, про­коло­тая лу­чиком звез­ды, раз­го­рав­шимся все силь­нее и силь­нее. Им ов­ла­дела стран­ная не­поко­леби­мая уве­рен­ность, что имен­но там, в ста­ром зам­ке, в ко­тором за­кон­чи­лась вто­рая ма­гичес­кая вой­на, в ко­тором ког­да-то жи­ла его семья, он най­дет от­вет на все свои воп­ро­сы. Мал­фой-Ме­нор ждет его, что­бы что-то ска­зать.

Ше­пот дож­дя ста­новил­ся ти­ше и глу­ше. По са­ду по­пол­зли струи ту­мана, по­нем­но­гу под­ни­мав­ши­еся вы­ше, за­тап­ли­ва­ющие сад се­рыми вол­на­ми. Ему вдруг не­выно­симо за­хоте­лось вый­ти в ут­ро, ощу­тить на ко­же влаж­ное при­кос­но­вение ту­мана, что­бы нем­но­го ос­ту­дить огонь, за­пылав­ший внут­ри. Он сос­коль­знул с по­докон­ни­ка и, ти­хо от­крыв дверь, вы­шел в ко­ридор.


* * *


Джин­ни, зе­вая и ку­та­ясь в ха­лат, спус­ти­лась вниз и спот­кну­лась об клу­бок Уд­ли­ните­лей Ушей, бро­шен­ных пря­мо на лес­тни­це впе­ремеш­ку с обер­тка­ми от пе­реч­ных чер­ти­ков и шо­колад­ных ля­гушек. Вот пар­шивцы, и ког­да ус­пе­ли на­мусо­рить?

Она вздох­ну­ла и за­коло­ла во­лосы уз­лом на за­тыл­ке. С ут­ра по­рань­ше — и уже убор­ка, а вче­раш­нее ви­но, ста­рое, вы­дер­жанное, аро­мат­но-тер­пкое (Ше­валь Блан со­рок седь­мо­го, ра­ритет!), все-та­ки да­вало о се­бе знать. Бод­ря­щего чаю и по­быс­трей!

По­года за ок­ном на­вева­ла уны­ние, а ведь вче­ра был изу­митель­ный звез­дный ве­чер, не пред­ве­щав­ший ни­како­го дож­дя. Она не лю­била, ког­да день на­чинал­ся та­ким се­рым уг­рю­мым ут­ром. Джин­ни ог­ля­дела гос­ти­ную, от­де­лен­ную от хол­ла все­го лишь ши­роким ароч­ным про­емом, и вздрог­ну­ла. Ос­татки сна смы­ло ле­дяной во­дой не­ожи­дан­ности.

Вход­ная дверь бы­ла от­кры­та на­рас­пашку, рва­ные бе­лесые клочья ту­мана пол­зли в дом, а в про­еме тем­не­ла тон­кая уг­ло­ватая фи­гур­ка, зад­равшая го­лову и вгля­дывав­ша­яся в не­бо. Алекс!

Она быс­тры­ми ша­гами по­дош­ла к маль­чи­ку. Он был бо­сиком, в од­ной пи­жаме, по­синев­ший от хо­лода, тем­ные во­лосы бы­ли влаж­ны­ми от ту­мана, ма­лень­кий, ху­день­кий, встре­пан­ный, слов­но вы­пав­ший из гнез­да пте­нец. И ее сер­дце об­ли­лось вол­ной не­воль­но­го сос­тра­дания и жа­лос­ти, как это не раз бы­вало свя­зано с Алек­сом. Она не­воль­но от­ме­тила, ка­ким бе­зучас­тным бы­ло его обыч­но блед­ное ли­цо, ка­зав­ше­еся в смут­ном и зыб­ком све­те еще блед­нее.

— Ты прос­ту­дишь­ся! По­чему так ра­но встал?

Алекс да­же не уди­вил­ся ее по­яв­ле­нию. Он про­мол­чал и взгля­нул на нее се­рыми гла­зами, ко­торые на по­роге меж­ду све­том и сум­ра­ком ка­зались не­обы­чай­но глу­боки­ми и тем­ны­ми, и Джин­ни ед­ва не вскрик­ну­ла. Этот взгляд, пря­мой и ум­ный, сов­сем не дет­ский, был так по­хож на взгляд его ма­тери!

Она не­ожи­дан­но и бе­зот­четно, по­вину­ясь ка­ким-то внут­ренним ин­стинктам, мяг­ко по­цело­вала маль­чи­ка в лоб и ос­то­рож­но об­ня­ла, ощу­тив тон­кие маль­чи­шес­кие кос­точки и хо­лод око­ченев­ших рук. Алекс мед­лил все­го лишь мгно­вение, а по­том от­ветно при­жал­ся к ней, дро­жа всем те­лом.

— Чшшшш, ти­ше, ти­ше, — она ти­хо ба­юка­ла его, как еще од­но­го сво­его сы­на, — все бу­дет хо­рошо. Все бу­дет очень хо­рошо, обе­щаю.

Она не зна­ла, по­чему его уте­шала, по­чему обе­щала, но в ду­ше бы­ла уве­рена, что все де­ла­ет пра­виль­но. Ее го­лос зву­чал мяг­ко и твер­до, на­пол­нял уве­рен­ностью, а в ее ру­ках был теп­лый по­кой и обе­щание то­го, что все бу­дет так, как она ска­зала.

И Алекс по­верил.


* * *


Ког­да спус­тился сон­ный взлох­ма­чен­ный Гар­ри, маль­чик уже по­сапы­вал на ди­ване, уку­тан­ный дву­мя тол­сты­ми пле­дами, а Джин­ни си­дела с ог­ромной чаш­кой го­ряче­го чая за сто­лом и за­дум­чи­во вы­писы­вала паль­цем узо­ры на сто­леш­ни­це.

— При­вет.

Гар­ри ут­кнул­ся но­сом в у­ют­ную ям­ку на теп­лой шее же­ны, с нас­лажде­ни­ем вды­хая род­ной цве­точ­ный аро­мат, ок­ру­жав­ший ее всег­да и всю­ду. Джин­ни лас­ко­во взъ­еро­шила его чер­ные во­лосы и при­выч­но ос­тро ощу­тила, как зад­ро­жало все ее су­щес­тво от люб­ви к это­му муж­чи­не, от бес­ко­неч­ной и нес­терпи­мой неж­ности, ко­торая де­лала те­ло лег­ким, ко­лола кон­чи­ки паль­цев и рас­сы­пала в воз­ду­хе ис­кры, то и де­ло прос­ка­кивав­шие меж­ду ней и му­жем. Она го­това бы­ла ид­ти за ним на край све­та, бро­сить­ся в ад­ское пек­ло или сде­лать что-ни­будь су­мас­шедшее, лишь бы чувс­тво­вать теп­ло его объ­ятий и за­дыхать­ся от све­та его глаз, в ко­торых си­яла лю­бовь. Эта лю­бовь бы­ла са­мым важ­ным и глав­ным в ее жиз­ни, и она ощу­щала это каж­дую ми­нуту.

— Да­же до­мови­ки ви­дят ут­ренние сны, а моя ко­роле­ва Джи­нев­ра си­дит с та­ким ви­дом, как буд­то оза­боче­на проб­ле­мами гло­баль­но­го по­теп­ле­ния и воп­ро­сами уре­гули­рова­ния оче­ред­но­го кон­флик­та с ве­лика­нами. Спа­сибо за вче­раш­ний ужин, лю­бимая. Все бы­ло на выс­шем уров­не, италь­ян­цы бы­ли в вос­торге от тво­его пу­дин­га. Они не поп­ро­сили ре­цеп­та?

Джин­ни ус­мехну­лась и на­лила му­жу све­жеп­ри­готов­ленно­го ко­фе.

— Нет, хо­тя я мог­ла и не по­нять это­го мис­те­ра Ор­фио ди Лац­ца с его ужас­ным ан­глий­ским, бур­ны­ми эмо­ци­ями и жес­та­ми.

— Угу, — кив­нул Гар­ри, с шу­мом от­хле­бывая го­рячий ко­фе, — за­бав­ный че­лове­чек. И не ска­жешь, что он ав­рор, прав­да? Мно­гие, ду­маю, об­ма­ныва­ют­ся его внеш­ним ви­дом. Кста­ти, не за­будь, че­рез не­делю мы идем на дру­жес­кий матч Ан­глия — Ита­лия. Де­ти в жут­ком вос­торге.

— Да, кро­ме Лин и Алек­са, им это не при­дет­ся по вку­су, — ти­хо за­мети­ла Джин­ни, — Лин не лю­бит шум­ные мно­голюд­ные сбо­рища, а маль­чик, по-мо­ему, так и не ув­лекся квид­ди­чем, нес­мотря на все ста­рания Ли­ли.

— В этом он по­хож на нее, — Гар­ри нем­но­го на­тяну­то улыб­нулся и по­мол­чал.

Джин­ни ти­хонь­ко кив­ну­ла. Гер­ми­она Грей­нджер ни­ког­да не лю­била квид­дич.

— Зна­ешь, я мно­го ду­мал, — Гар­ри об­нял же­ну за та­лию и хит­ро ус­мехнул­ся, — Лин не по­хожа ни на ме­ня, ни на те­бя, ни на дру­гих де­тей. Мо­жет, ее под­ме­нили в Мун­го?

— Гар­ри!!! — Джин­ни гнев­но по­лых­ну­ла взгля­дом на му­жа, и тот под­нял ру­ки, в зе­леных гла­зах иг­ри­во под­ми­гива­ли зо­лотые чер­ти­ки.

— Да шу­чу, шу­чу! Прос­то со­вер­шенно не­понят­но, как у нас с то­бой мог­ла ро­дить­ся та­кая… та­кая…

— Ка­кая — та­кая?!

— Та­кая… не­ув­ле­чен­ная квид­ди­чем дочь.

Джин­ни не­воль­но фыр­кну­ла, не сдер­жа­ла сме­ха. Нас­чет квид­ди­ча бы­ла ис­тинная прав­да. В их до­ме ца­рил культ этой иг­ры. Сте­ны в ком­на­те Ли­ли и маль­чи­ков пес­тре­ли пла­ката­ми квид­дичных ко­манд, спо­ры и дра­ки раз­го­рались из-за них же, по­купа­лось не­ис­числи­мое ко­личес­тво су­вени­ров, знач­ков, фи­гурок иг­ро­ков, шляп и шар­фов, ду­делок, кар­то­чек и про­чего, име­юще­го ма­ло-маль­ское от­но­шение к квид­ди­чу. Да и они с Гар­ри то­же ста­рались выб­рать­ся на фи­налы Бри­тан­ской Ли­ги и ми­ровые чем­пи­она­ты.

— Вче­ра заг­ля­дыва­ла ма­ма, — при­пом­ни­ла Джин­ни.

— И?

— Бес­по­ко­илась за Ар­ти.

— А что за не­го бес­по­ко­ить­ся? — уди­вил­ся Гар­ри и зев­нул, — он от­лично вы­дер­жал все тра­дици­он­ные эк­за­мены Ав­ро­рата, ос­та­лось толь­ко прак­ти­чес­кое ис­пы­тание. Обыч­но ре­бята всем от­де­лом при­думы­ва­ют что-ни­будь эда­кое. В прош­лом го­ду груп­пу Тер­ри за­пих­ну­ли в об­разцо­вое бо­лото, ки­шащее вал­лий­ски­ми грин­ди­лоу, и да­ли за­дание каж­до­му на рож­ки при­вязать бан­тик. На бед­няг бы­ло жал­ко смот­реть, это я о грин­ди­лоу го­ворю. Ка­жет­ся, имен­но пос­ле это­го они все ти­хо вы­мер­ли от пе­режи­того ужа­са в ви­де бу­дущих ав­ро­ров. По­том к нам при­ходил раз­би­рать­ся Ко­митет по ох­ра­не ма­гичес­кой при­роды, шу­му бы­ло… А в по­зап­рошлом го­ду, пом­нится, Ко­лин на­нял бол­гар­ских вейл, и еще там бы­ли за­меша­ны мер­роу. То­же был… кхм… скан­дал. А за Ар­ту­ра я да­же не бес­по­ко­юсь, он смо­жет выб­рать­ся хоть из лап грин­ди­лоу, хоть из ру­чек вейл. Чес­тное сло­во, я гор­жусь сво­им крес­тни­ком.

Джин­ни нах­му­рилась. Что-то еще бы­ло в па­мяти, о чем она хо­тела спро­сить му­жа. Ах, да…

— А Алек­су ты ска­зал?

Гар­ри сму­щен­но взлох­ма­тил во­лосы и при­выч­ным жес­том по­тер пе­рено­сицу, вод­ру­жая на нос оч­ки. Он от­тя­гивал это уже не­делю, клял се­бя за не­реши­тель­ность, от­го­вари­вал­ся важ­ны­ми де­лами и пред­сто­ящим ужи­ном, убеж­дал, что ни­чего та­кого он не со­вер­ша­ет, но не мог. Ед­ва маль­чик по­падал­ся ему на гла­за, и Гар­ри от­кры­вал рот, как сра­зу же все сло­ва ку­да-то ис­па­рялись.

— Н-н-н-нет…

— Ох, ми­лый, нель­зя же так! Он мо­жет по­думать, что мы его бро­са­ем, что не­доволь­ны им, — в го­лосе Джин­ни бы­ло бес­по­кой­ство.

— Я сог­ла­сен с то­бой аб­со­лют­но и пол­ностью, — Гар­ри тя­жело вздох­нул, — мне то­же не по се­бе, но та­ков за­кон. Не­совер­шенно­лет­ний маг, у ко­торо­го нет ро­дите­лей, и есть родс­твен­ни­ки маг­лы, дол­жен про­водить в их до­ме оп­ре­делен­ное ко­личес­тво дней в го­ду.

Джин­ни, от­вернув­шись, сер­ди­то заг­ре­мела по­судой в бу­фете.

— Этот ду­рац­кий за­кон — пе­рес­тра­хов­ка, не по­нимаю, че­го вы все так бо­итесь. И по­чему маль­чи­ку обя­затель­но нуж­но под­держи­вать от­но­шения с эти­ми ужас­ны­ми маг­ла­ми? Я ед­ва вы­дер­жи­ваю в до­ме Дур­слей пол­ча­са, по­тому что Дад­ли обыч­но за­мет­но тру­сит и по­это­му ле­безит так, что ста­новит­ся про­тив­но, Гор­тензия глу­па, как проб­ка от бу­тыл­ки сли­воч­но­го пи­ва, их сы­нок не­веро­ят­но, чу­довищ­но не­вос­пи­тан, да от них прос­то стош­нит ко­го угод­но! Ес­ли род­ные Алек­са та­кие же, как…

— Ты прек­расно зна­ешь, пос­ле ка­ких со­бытий был вве­ден этот за­кон, — мяг­ко обор­вал ее Гар­ри, — и я не мо­гу его на­рушить, хо­тя, на­вер­ное, по­нимаю маль­чи­ка, как ник­то дру­гой. Я по­нимаю, что ему не за­хочет­ся воз­вра­щать­ся в дом этих лю­дей пос­ле все­го, что он уз­нал, ис­пы­тал, пос­ле на­бито­го чу­деса­ми Хог­вар­тса, пос­ле на­шего до­ма, в ко­тором, как мне ка­жет­ся, ему очень нра­вит­ся. Но прос­ти ме­ня, я не мо­гу пе­рес­ту­пить че­рез за­кон, за под­дер­жку ко­торо­го выс­ту­пал сам, ра­зум­ность и нуж­ность ко­торо­го до­казы­вал все­му Ми­нис­терс­тву. И еще… Алек­су, имен­но Алек­су нель­зя рвать все свя­зи с маг­ла­ми, нуж­но хо­тя бы раз в год встре­чать­ся с эти­ми Биг­сли, ка­кими бы они ни бы­ли, по­тому что в ко­неч­ном ито­ге это пой­дет на поль­зу толь­ко ему.

Джин­ни пре­рывис­то вздох­ну­ла и оше­лом­ленным и нем­но­го ис­пу­ган­ным взгля­дом пос­мотре­ла на му­жа, слов­но не ве­ря ус­лы­шан­но­му.

— Ты… бо­ишь­ся, что Алекс… что вдруг он… ког­да-ни­будь… ты не уве­рен в нем? И по­тому не от­ка­зал­ся и от опе­кунс­тва?

Гар­ри мол­чал поч­ти ми­нуту, и Джин­ни за­та­ила ды­хание, бо­ялась ска­зать что-ни­будь еще, не­ос­то­рож­но раз­бить эту на­вис­шую, ощу­тимую, да­вящую ти­шину, про­резав­шую прос­транс­тво ос­трым но­жом и от­да­лив­шую их друг от дру­га. Ей вдруг по­каза­лось, что сло­ва вы­летят и по­вис­нут в за­гус­тевшем воз­ду­хе меж­ду ни­ми, и тог­да про­изой­дет что-то дур­ное. Она рез­ко встрях­ну­ла го­ловой, от­го­няя не­лепые мыс­ли.

— Нет-нет, я уве­рен в нем. Но не уве­рен в се­бе. Не уве­рен в Ро­не. Не уве­рен в нас.

— Что? Я не по­нимаю, — Джин­ни бес­по­мощ­но раз­ве­ла ру­ками и ощу­тила, как ка­кое-то стран­ное чувс­тво лег­ко взле­тело вверх с ее плеч, воз­дух сно­ва стал нор­маль­ным, и мож­но бы­ло вздох­нуть пол­ной грудью.

— По­нима­ешь, я не уве­рен в том, смо­жем ли мы пра­виль­но вос­пи­тать его. А ведь мы не­сем ог­ромную от­ветс­твен­ность за не­го, за его ду­шу, за его ви­дение ми­ра. Рон не мо­жет при­нять Алек­са, не знаю, смо­жет ли ког­да-ни­будь. Все в маль­чи­ке на­поми­на­ет ему о прош­лом, бе­редит ста­рые ра­ны, по­это­му он злит­ся и не мо­жет сдер­жать се­бя. А я… мне жаль это­го ре­бен­ка. Его, как ког­да-то и ме­ня, гру­бым рыв­ком выр­ва­ли из обыч­но­го при­выч­но­го ми­ра и оку­нули в ма­гию, в то, что рань­ше он счи­тал сказ­ка­ми и глу­пыми ле­ген­да­ми о Мер­ли­не. И ед­ва он ус­пел осоз­нать свою при­час­тность к ми­ру вол­шебных па­лочек и ки­пящих кот­лов, ед­ва су­мел ощу­тить свою вол­шебную си­лу, как тут же нат­кнул­ся на от­чужде­ние это­го ми­ра, на враж­дебность и страх, так или ина­че, выс­ка­зыва­емые по от­но­шению к не­му. Мы бы­ли неп­ра­вы с са­мого на­чала, ты пом­нишь? Каж­дое на­ше не­ос­то­рож­ное сло­во, не­выс­ка­зан­ная, но по­нят­ная мысль, не­воль­но выр­вавши­еся эмо­ции, черт, я те­перь за все это бо­юсь! Но я ви­ню се­бя за нес­держан­ность и в то же вре­мя осоз­наю, что это по­лучи­лись неп­редна­мерен­но, и у нас есть шанс все ис­пра­вить. Мы дол­жны по­пытать­ся не до­пус­тить но­вых оши­бок. И еще мы дол­жны по­мочь Алек­су пре­одо­леть от­чужде­ние.

Гар­ри за­дум­чи­во смот­рел на мо­рося­щую сы­рость за ок­ном, и блек­лые лу­чи ут­ренне­го сол­нца, на­конец про­бив­ши­еся сквозь кром­ку се­рых об­ла­ков, стран­но ос­ве­тили его ли­цо, сде­лав чер­ты рез­че и в то же вре­мя по­чему-то мо­ложе. Джин­ни вдруг по­каза­лось, что пе­ред ней сно­ва юный сем­надца­тилет­ний Гар­ри, при­нима­ющий тя­желое, но вер­ное ре­шение. Она по­дош­ла к не­му и креп­ко об­ня­ла, ста­ра­ясь под­держать, как и тог­да, влить свою си­лу. Он об­нял ее в от­вет и про­дол­жил:

— Имен­но мы и ник­то иной. Все по­лучи­лось так, а не ина­че, мы ста­ли опе­куна­ми это­го маль­чи­ка, зна­чит мы доб­ро­воль­но взва­лили на се­бя эту но­шу и дол­жны вы­рас­тить из не­го хо­роше­го че­лове­ка...

«Не­похо­жего на его ро­дит… нет, на его от­ца» — до­дума­ла Джин­ни и при­жалась к му­жу, слы­ша, как мер­но бь­ет­ся его сер­дце.

— Силь­но­го, спра­вед­ли­вого, чес­тно­го. Чес­тно­го, преж­де все­го, пе­ред са­мим со­бой. Че­лове­ка, ко­торый смо­жет осоз­нать и при­нять ошиб­ки прош­ло­го и не по­бо­ит­ся ид­ти в бу­дущее с от­кры­той ду­шой. Но смо­жем ли мы?

— Смо­жем, — про­шеп­та­ла Джин­ни, — я знаю, что так и бу­дет. И ве­рю в те­бя и в нас, хо­тя ты и сом­не­ва­ешь­ся. На­ши де­ти муд­рее нас, и ес­ли вдруг мы спот­кнем­ся на пу­ти, ес­ли кос­ность и пре­дубеж­де­ния ока­жут­ся силь­нее нас, они ему по­могут.

Гар­ри по­цело­вал ее в мяг­кие гу­бы, при­нимая ее уве­рен­ность, при­жал к се­бе и вдох­нул аро­мат ее во­лос. Джин­ни всег­да уме­ла най­ти нуж­ные сло­ва. И она поч­ти всег­да ока­зыва­лась пра­ва. Он на­де­ял­ся, так бу­дет и на этот раз.

А Джин­ни ду­мала, что се­год­ня бы­ло стран­ное ут­ро. Она пы­талась за­ронить се­мена на­деж­ды в сер­дца двух че­ловек. Од­но­го взрос­ло­го, силь­но­го, но сом­не­ва­юще­гося муж­чи­ны, а вто­рого — ма­лень­ко­го оди­ноко­го маль­чи­ка. И этот муж­чи­на, и этот маль­чик бы­ли в чем-то, очень глу­бин­ном, уди­витель­но по­хожи.


* * *


— Спо­рим, италь­ян­цы вы­иг­ра­ют? Став­лю де­сять сик­лей и мо­его То­би про­тив тво­ей вол­шебной па­лоч­ки.

— Ага, с че­го это вдруг? Во-пер­вых, на­ши ре­аль­но кру­че, они в прош­лый раз в по­луфи­нал чем­пи­она­та ми­ра выш­ли, а италь­ян­цы да­же в чет­верть не по­пали. Во-вто­рых, в тво­ей ко­пил­ке и трех сик­лей не на­берет­ся, а То­би дав­но уже сдох, пу­шис­ти­ков все-та­ки на­до кор­мить. А в-треть­их — спо­рить на свою па­лоч­ку? Ты ме­ня за ду­роч­ку дер­жишь? Триж­ды ха, Си­ри­ус Пот­тер, спо­рить я с то­бой не бу­ду, да­же не на­дей­ся.

Ли­ли по­каза­ла ра­зоча­рован­но­му бра­ту язык и де­монс­тра­тив­но уда­лилась к се­бе в ком­на­ту. Си­ри­ус прис­тал со спо­ром спер­ва к Алек­су, а по­том к Джей­мсу, но те то­же от­махну­лись, по­тому что пы­тались сыг­рать в вол­шебные шах­ма­ты без чер­но­го фер­зя и бе­лого сло­на (те бла­гопо­луч­но бы­ли уте­ряны). Дав­ным-дав­но не вы­бирав­ши­еся на бе­лый свет фи­гуры кис­ло зе­вали, вя­ло тол­пи­лись и топ­та­лись куч­ка­ми, а маль­чи­ки азар­тно ре­шали, мо­жет ли ладья за­менить фер­зя, и при­нимать ли по­раже­ние, ес­ли трус­ли­вый ко­роль сда­ет­ся преж­де, чем его вы­пих­нут на дос­ку. Лин нас­той­чи­во под­талки­вала чер­но­го ко­роля, а тот упи­рал­ся и пря­тал ко­рону под ман­тию.

Гар­ри из-за га­зеты наб­лю­дал за деть­ми, сдер­жи­вая ус­мешки. Он лю­бил та­кие ве­чера. По­кой, ти­хое теп­ло до­ма, при­выч­ное и у­ют­ное вор­ча­ние до­мови­ков, лю­бимая Джин­ни, звон­кие го­лоса де­тей, их ве­селые ли­ца. Пусть за сы­новь­ями ну­жен был глаз да глаз, что­бы они не взор­ва­ли дом, стар­шая дочь бес­со­вес­тно вер­те­ла им как хо­тела, а млад­шая име­ла при­выч­ку ис­че­зать, а по­том, пос­ле по­луд­ня бе­зум­ных по­ис­ков, нер­вных кри­ков и сот­ни ка­пель Ус­по­ко­итель­но­го зелья, на­ходить­ся где-ни­будь на чер­да­ке, в ку­хон­ном шка­фу или под вы­воро­чен­ны­ми бу­рей под­гнив­ши­ми кор­ня­ми ста­рого ду­ба — это бы­ла его семья, его род­ные че­ловеч­ки, его де­ти. Они бы­ли та­кие раз­ные, сов­сем не по­хожие друг на дру­га (по край­ней ме­ре, маль­чи­ки от­ли­чались от де­вочек!), и в то же вре­мя уди­витель­но пов­то­ря­ющие чер­ты Джин­ни и его.

Ли­ли. Его пер­вое ди­тя. Он, на­вер­ное, не ос­ме­лил­ся бы приз­нать­ся да­же са­мому се­бе, но она за­нима­ла в его сер­дце осо­бое мес­то и бы­ла осо­бен­ной. По­явив­ша­яся на свет в пос­ледний, са­мый страш­ный и тем­ный год вой­ны, она, слов­но звез­дочка, ос­ве­тила его жизнь, ста­ла не­ким сим­во­лом на­деж­ды и ве­ры в бу­дущее. Она на­пол­ни­ла его со­вер­шенно но­вым, не­из­ве­дан­ным чувс­твом от­цов­ской гор­дости и неж­ности, за­боты и ог­ромной от­ветс­твен­ности. Он вдруг стал взрос­лее и стар­ше, взгля­нул на мир по-но­вому. Он те­перь в пол­ной ме­ре по­нимал сво­их ро­дите­лей, са­мо­от­вержен­но сра­жав­шихся с Вол­де­мор­том, свою мать, бе­зог­лядно от­давшую свою жизнь ра­ди не­го. По­тому что сам те­перь за­щищал, но не всю ма­гичес­кую Ан­глию, не ог­ромное мно­жес­тво нез­на­комых ма­гов, а свою лю­бимую Джин­ни и свою кро­хот­ную до­чур­ку. Это бы­ло ос­тро и близ­ко, так близ­ко, что каж­дый удар сер­дца бил по нер­вам, пе­реп­лавлял страх за них в си­лу и ре­шитель­ность. Пер­вый ос­мыслен­ный взгляд Ли­ли, ее ми­лая смеш­ная улыб­ка, креп­ко сжа­тые ма­лень­кие ку­лач­ки, ее плач, с са­мых пер­вых дней тре­бова­тель­ный, пер­вое сло­во, пер­вые ша­ги, пер­вые ша­лос­ти — все это креп­ко си­дело в нем. Он го­тов был сра­зить­ся с лю­бым, кто мог по­гасить улыб­ку его до­чери.

Джим и Рус. Джей­мс Ре­мус Пот­тер и Си­ри­ус Аль­бус Пот­тер. Все друзья, род­ные и зна­комые раз­ли­чали их с тру­дом и в один го­лос твер­ди­ли, что они по­хожи, как две кап­ли во­ды, как два пе­ра фе­ник­са, и как два вол­шебных без­донных ме­шоч­ка на­биты про­дел­ка­ми и ху­лиганс­твом. «А здесь ге­ны У­из­ли ви­нова­ты, я не при чем!» — обыч­но шут­ли­во от­не­кивал­ся он. Но это прод­лится не­дол­го. По­ка они еще про­каз­ли­вые де­ти, без­за­бот­ные и не­пос­редс­твен­ные, а по­том вы­рас­тут в раз­ных лю­дей. Нап­ри­мер, все прек­расно зна­ют, что ба­лагур и ве­сель­чак Фред У­из­ли ос­но­вал ма­газин вол­шебных вре­дилок, при­думав не­ис­числи­мое мно­жес­тво все­воз­можных га­дос­тей, от­равля­ющих жизнь нор­маль­ным взрос­лым лю­дям, и ос­та­нав­ли­вать­ся на этом не со­бира­ет­ся — рас­ши­ря­ет сеть сво­их ма­гази­нов и ис­крен­не счи­та­ет, что это де­ло его жиз­ни. А кто из не­пос­вя­щен­ных до­гада­ет­ся, что нем­но­гос­ловный зам­кну­тый Джордж У­из­ли, за­нима­ющий­ся скуч­ней­шим де­лом на све­те — раз­ве­дени­ем флоб­бер-чер­вей для авс­тра­лий­ских ма­гов-фер­ме­ров — то­же один из из­вес­тных Ум­ни­ков У­из­ли, поч­ти ле­генд Хог­вар­тса, ко­торым ста­ра­ют­ся под­ра­жать ны­неш­ние шко­ляры? Они с бра­том да­же ут­ра­тили внеш­нее сходс­тво. Джор­джу силь­но дос­та­лось при со­быти­ях один­надца­тилет­ней дав­ности — ли­цо пе­ресе­ка­ет урод­ли­вый шрам, стя­нув­ший ко­жу, не­ког­да спа­лен­ные зак­лять­ем во­лосы по­тус­кне­ли и по­реде­ли, су­хожи­лия на ле­вой но­ге пов­режде­ны, и он за­мет­но хро­ма­ет. А Фред умуд­рился выб­рать­ся из всех пе­ред­ряг це­лым и нев­ре­димым, пы­ла­ет ры­жей ше­велю­рой и с воз­растом раз­ве что нем­но­го пог­рузнел, но так и ос­тался преж­ним Фре­дом, от­то­чив­шим свое чувс­тво юмо­ра поч­ти до иголь­ной ос­тро­ты. Он обо­жа­ет же­ну и доч­ку, име­ет ку­чу при­яте­лей, лю­бит вкус­но по­есть и по­весе­лить­ся как сле­ду­ет, а Джордж ве­дет поч­ти зат­ворни­чес­кое су­щес­тво­вание, лишь из­редка вы­бира­ясь в Ан­глию, и до­сад­ли­во мор­щится, ког­да мать на­чина­ет над ним при­читать и хло­потать. Судь­бы брать­ев-близ­не­цов У­из­ли раз­бе­жались по раз­ным до­рогам. Как раз­ве­дет жизнь брать­ев-близ­не­цов Пот­те­ров?

Им с Джин­ни вид­но, что сы­новья от­ли­ча­ют­ся друг от дру­га. Джей­мс чуть серь­ез­нее, чуть соб­раннее, чуть спо­кой­нее, чуть вни­матель­нее к ок­ру­жа­ющим. Все­го лишь чуть. Но это мно­го бу­дет зна­чить в бу­дущем. Си­ри­ус чуть буй­нее в сво­их ша­лос­тях, чуть бес­ша­баш­нее по ду­ху, чуть раз­вязнее в по­веде­нии. Имен­но он иног­да до­водит сес­тер до слез, драз­ня и об­зы­ва­ясь. А Джей­мс слов­но зна­ет, ког­да на­до ос­та­новить­ся. И из­ви­ня­ет­ся за обо­их, ес­ли та­кое слу­ча­ет­ся, то­же он.

Гар­ри ка­залось, что сы­новья не­пос­ти­жимым об­ра­зом унас­ле­дова­ли ка­кие-то чер­ты ха­рак­те­ра тех, в честь ко­го их наз­ва­ли. Ко­неч­но, в слу­чае с Джей­мсом это впол­не объ­яс­ни­мо, но Си­ри­ус? Как мог пе­редать свой ха­рак­тер его крес­тный, маг из знат­ной чис­токров­ной семьи, чья мо­лодость нав­сегда ос­та­лась за­точен­ной в сте­нах Аз­ка­бана, а жизнь бы­ла рас­топта­на под но­гами Вол­де­мор­та? Крес­тный, поч­ти до пос­ледне­го ви­дев­ший в крес­тни­ке лишь зер­каль­ное от­ра­жение по­гиб­ше­го дру­га, дви­жимый не­уто­лимой жаж­дой мес­ти и уби­тый зак­лять­ем, вы­летев­шим из па­лоч­ки собс­твен­ной ку­зины, еще ког­да сам Гар­ри был под­рос­тком? Впро­чем, ведь и Си­ри­ус при­ходил­ся ему даль­ним родс­твен­ни­ком. И не­ред­ко, по­мимо во­ли, Гар­ри ви­дел в сво­ем сы­не, Си­ри­усе Пот­те­ре, Си­ри­уса Блэ­ка. Взгляд, жест, бро­шен­ная с осо­бой ин­то­наци­ей реп­ли­ка. И ста­нови­лось нем­но­го не по се­бе. Гар­ри по-сво­ему лю­бил крес­тно­го, был бла­года­рен ему, и это не за­быва­лось и сей­час, но ви­деть в сы­не не­удер­жи­мого в сво­их по­рывах Си­ри­уса Блэ­ка…

По­лина. Ма­лень­кая, за­дум­чи­вая и серь­ез­ная Лин, как си­яют ее уди­витель­ные си­рене­вые гла­за, и све­тит­ся круг­лое ли­чико от ред­кой гостьи-улыб­ки! Хоть не­улыб­чи­вая, но лас­ко­вая, она до сих пор лю­бит за­бирать­ся к не­му на ко­лени, об­ни­ма­ет за шею и мол­ча, ни­чего не го­воря, уты­ка­ет­ся но­сом в пле­чо. Что тво­рит­ся в ее го­лов­ке? Она — единс­твен­ная из де­тей, кто про­яв­ля­ет хоть ка­кой-то ин­те­рес к ми­ру маг­лов. Ли­ли и маль­чи­ков ни­чего маг­лов­ское не тро­га­ет, раз­ве что ка­кие-ни­будь шу­точ­ные без­делки вро­де ми­ни-шо­кера или что-ни­будь из ма­гази­на при­колов. А Лин нра­вит­ся рас­смат­ри­вать не­под­вижные фо­тог­ра­фии са­моле­тов, она расс­пра­шива­ет, как они ле­та­ют и не па­да­ют; маг­лов­ские кни­ги с не­под­вижны­ми кар­тинка­ми; мет­ро; са­мое обыч­ное маг­лов­ское ка­фе; де­ти-маг­лы, ее ро­вес­ни­ки.

Джин­ни бы­ла стро­га с деть­ми, а он, пом­ня собс­твен­ное без­ра­дос­тное детс­тво, без­божно их ба­ловал, по­тому что чувс­тво­вал все­пог­ло­ща­ющее счастье, пе­рех­лесты­вав­шее че­рез край все­го его су­щес­тва, ког­да в до­ме сме­ялись де­ти. Ког­да он ви­дел, что в их чис­тых гла­зах нет стра­ха и по­терян­ности. Ког­да по­нимал, что его сы­новь­ям и до­черям не при­дет­ся пе­режить то, что приш­лось пе­режить ему. Что они не бу­дут выг­ры­зать у жиз­ни кро­хот­ные ку­соч­ки не­ча­ян­ной ра­дос­ти. Что они не бу­дут пря­тать­ся и скры­вать­ся, каж­дый миг ожи­дая, что из-за уг­ла при­летит смер­тель­ное зак­лятье. Его де­ти жи­ли в сво­бод­ном ми­ре, не ом­ра­чен­ном тенью Вол­де­мор­та, и он знал, что ес­ли по­надо­бит­ся — ум­рет, но сох­ра­нит этот мир.

А еще в этом ми­ре, в его до­ме жи­вет Алекс Грей­нджер Мал­фой, и ему на­до на­конец ска­зать, что две не­дели, ми­нималь­ный срок, ко­торый с бо­ем уда­лось вы­тор­го­вать у Де­пар­та­мен­та со­ци­аль­но­го обес­пе­чения ма­гичес­ко­го со­об­щес­тва, ему при­дет­ся про­вес­ти в до­ме его маг­лов­ских опе­кунов Биг­сли.

Маль­чиш­ки на­конец приш­ли к сог­ла­сию, ухит­ри­лись-та­ки рас­ста­вить фи­гур­ки без не­дос­та­ющих и на­чали пар­тию. Лин наб­лю­дала за ни­ми, ле­жа на по­лу и под­пе­рев щеч­ки ку­лач­ка­ми. Джим дер­гал се­бя за от­росшую ры­жую чел­ку, лез­шую на гла­за, вска­кивал и сно­ва са­дил­ся, Рус та­рато­рил без умол­ку, а Алекс мол­ча и об­сто­ятель­но об­ду­мывал каж­дый ход. Гар­ри под­ме­тил в маль­чи­ке эту осо­бен­ность — он слов­но сдер­жи­вал се­бя, сдер­жи­вал в улыб­ке, дви­жени­ях, про­яв­ле­ни­ях чувств, и в то же вре­мя ему бы­ло не­лов­ко от собс­твен­ной хо­лод­ности на фо­не весь­ма эмо­ци­ональ­ных и не­тер­пе­ливых Ли­ли, Джи­ма и Ру­са. Но он не был хо­лоден или рав­но­душен по при­роде, где-то глу­боко в нем го­рело пла­мя, до по­ры, до вре­мени ста­ратель­но скры­ва­емое, а мо­жет быть прос­то бес­созна­тель­но по­дав­ля­емое.

Гар­ри ре­шитель­но сло­жил га­зету. Хва­тить от­тя­гивать.

— Алекс, я хо­чу с то­бой по­гово­рить.

Маль­чик под­нял го­лову.

— Да?

Черт, как же он все-та­ки по­хож на сво­его от­ца, да­же жут­ко ста­новит­ся от та­кого сходс­тва. Ес­ли не цвет во­лос, мож­но бы­ло бы пок­лясть­ся, что пе­ред ним сно­ва две­над­ца­тилет­ний Дра­ко Мал­фой.

Хо­тя… нет. У Мал­фоя ни­ког­да не бы­ло та­кого вни­матель­но­го взгля­да и при­выч­ки чуть нак­ло­нять го­лову, слу­шая. Это — ее. Гар­ри не раз ло­вил се­бя на том, что приг­ля­дыва­ет­ся к Алек­су и вы­деля­ет в нем каж­дую чер­точку, мель­чай­шее про­яв­ле­ние ха­рак­те­ра, пы­та­ясь то ли уга­дать зна­комое, то ли ут­вердить­ся в мыс­ли, что маль­чик унас­ле­довал толь­ко луч­шее, что бы­ло в Дра­ко Мал­фое (бы­ло ли?) и Гер­ми­оне Грей­нджер. Как стран­но пе­реп­ле­лись в этом ре­бен­ке ге­ны его ро­дите­лей, и как тя­жело не ви­деть в нем ее…

— Вый­дем-ка про­гуля­ем­ся, а вы по­дож­ди­те нас здесь, — ска­зал Гар­ри.

Джим и Рус удив­ленно взгля­нули на от­ца, а тем­ные бров­ки Лин нах­му­рились.

— А вы ско­ро вер­не­тесь? — про­тяну­ла она, — па­поч­ка, в са­ду тем­но уже.

— Ско­ро, сол­нышко, прос­то нам с Алек­сом нуж­но по­гово­рить.

Гар­ри с маль­чи­ком спус­ти­лись по ши­рокой тер­ра­се и мед­ленно пош­ли по до­рож­ке, вы­мощен­ной узор­ча­тым кир­пи­чом. Алекс шел мол­ча, при­норав­ли­ва­ясь к его ша­гам.

— Как вы схо­дили в Ко­сую Ал­лею? — спро­сил Гар­ри, стре­мясь все ска­зать и в то же вре­мя от­тя­нуть этот неп­ри­ят­ный мо­мент.

— Хо­рошо, — отоз­вался маль­чик, и по чуть-чуть из­ме­нив­ше­муся го­лосу мож­но бы­ло по­нять, что он улыб­нулся, — мис­сис Пот­тер опус­то­шила по­лови­ну ма­гази­на ма­дам Мал­кин, на­купи­ла ку­чу одеж­ды. У ме­ня за все один­надцать лет столь­ко не бы­ло, ка­жет­ся. Толь­ко…

— Что?

— Эти па­рад­ные ман­тии, — сму­щен­но про­тянул Алекс, — их что, обя­затель­но нуж­но на­девать? Они та­кие… та­кие дев­чо­ночьи…

Гар­ри зас­ме­ял­ся, при­поми­ная собс­твен­ные чувс­тва при ви­де че­го-то бу­тылоч­но-зе­лено­го в ру­ках мис­сис У­из­ли.

— Бо­юсь, что да. Прав­да, в Хог­вар­тсе обыч­но они тре­бу­ют­ся к кур­су чет­верто­му, да и то не всег­да. По­лагаю, Джин­ни нем­но­го ув­леклась в сво­ем эн­ту­зи­аз­ме.

Алекс ти­хонь­ко вздох­нул. Они шли все даль­ше, бла­го сад был ог­ромный и по­луди­кий. В теп­лом воз­ду­хе ви­тали уси­лив­ши­еся к но­чи аро­маты цве­тов, пах­ло наг­ре­той за день ко­рой оре­ховых де­ревь­ев, тер­пкой зе­леной лис­твой, мя­той и роз­ма­рином, неж­но и ме­лодич­но пе­ли ци­кады. Алекс уже нем­но­го удив­лялся, по­чему его опе­кун за­хотел по­гово­рить имен­но в са­ду. И слов­но ус­лы­шав, мис­тер Пот­тер от­кашлял­ся и ска­зал:

— Алекс, мне нуж­но кое-что те­бе ска­зать. Но пе­ред этим… ты пом­нишь, что я на­писал те­бе в пос­леднем пись­ме в Хог­вартс?

— Да, ко­неч­но, я… я так и не ска­зал вам… спа­сибо, мис­тер Пот­тер! Мне Рейн объ­яс­нил, но я да­же и не ожи­дал. Я был так рад!

Гар­ри чувс­тво­вал сму­щение и вол­не­ние Алек­са. Нет, это­го точ­но не бы­ло в Дра­ко Мал­фое.

— То, что я тог­да на­писал, ос­та­ет­ся в си­ле. Мой дом — твой дом, Алекс. Но есть од­но «но».

Алекс нап­рягся и весь по­доб­рался, слов­но го­товясь ус­лы­шать что-то страш­ное. «В его жиз­ни бы­ло ма­ло ра­дос­ти», вдруг вспом­нил Гар­ри сло­ва Ан­дже­лины, ког­да она рас­ска­зыва­ла про ус­пе­хи Алек­са в Хог­вар­тсе, его не­под­дель­ный ин­те­рес на уро­ках тран­сфи­гура­ции, вос­торг в гла­зах от по­луча­ющих­ся зак­ля­тий. Да, жизнь в до­ме та­ких лю­дей, как Биг­сли, бе­зус­ловно, осо­бо ве­селой не на­зовешь.

— По за­кону о сов­мес­тном опе­кунс­тве, ты дол­жен про­вес­ти у сво­их маг­лов­ских опе­кунов нес­коль­ко дней ка­никул.

Алекс вздрог­нул, и Гар­ри поч­ти ося­за­емо ощу­тил его учас­тивше­еся ды­хание.

— Сколь­ко дней?

— Две не­дели. Это ми­нимум.

Гар­ри ос­та­новил­ся, и маль­чик то­же. В сгу­ща­ющих­ся су­мер­ках труд­но бы­ло ра­зоб­рать, что вы­рази­лось на ли­це Алек­са, од­на­ко в се­рых гла­зах мель­кну­ло и про­пало что-то, боль­ше по­хожее на об­легче­ние, чем на ра­зоча­рова­ние.

— Все­го две не­дели? И по­том я вер­нусь к вам?

Не­уже­ли он бо­ял­ся, что его не пус­тят об­ратно?

— Ко­неч­но. Ес­ли сам за­хочешь. Я не мо­гу при­нуж­дать те­бя си­лой жить в мо­ем до­ме и тер­петь опас­ное со­седс­тво Джей­мса и Си­ри­уса. Но пре­дуп­реждаю, ес­ли ты пред­почтешь ос­тать­ся у Биг­сли, мне при­дет­ся обос­но­вать­ся по со­седс­тву у Дур­слей, по­тому что Джин­ни и Ли­ли вряд ли пус­тят ме­ня без те­бя.

А вот те­перь бы­ло от­четли­во вид­но, как в ду­ше маль­чи­ка пе­реме­шались не­уве­рен­ность и до­верие, до­сада и ра­дость. Ему, на­вер­ное, не очень хо­телось про­вес­ти у Биг­сли две не­дели, но об­легче­ние от то­го, что по­том он вер­нется, зат­ми­ло все чувс­тва.

— Ну вот, это все, что я хо­тел ска­зать, — раз­вел ру­ками Гар­ри, — ты как? Го­тов ко встре­че с Биг­сли?

Алекс по­мол­чал, ощу­щая при­кос­но­вение теп­ло­го вет­ра, слов­но чьи-то лег­кие и лас­ко­вые ла­дони пог­ла­дили его по ли­цу. Ци­кады пе­ли так же неж­но, а сквозь листья кле­нов, ми­мо ко­торых они сей­час про­ходи­ли, прос­ве­чива­ли звез­ды. Мгно­вен­ное силь­ней­шее от­вра­щение к Биг­сли, не­жела­ние воз­вра­щать­ся в их дом, ка­кой-то ду­рац­кий не­объ­яс­ни­мый страх, зас­та­вив­ший сер­дце за­бить­ся в су­мас­шедшем тем­пе, по­нем­но­гу улег­лись, ус­ту­пая мес­то ти­хому по­кою. Он глу­боко вздох­нул, ус­по­ка­ива­ясь, и взгля­нул на мис­те­ра Пот­те­ра.

— Да. Это ведь не­из­бежно? — и сам уди­вил­ся книж­ности выс­ко­чив­ше­го сло­ва.

На­до же — «не­из­бежно»! Ему вдруг за­хоте­лось спря­тать­ся ку­да-ни­будь в тем­ный уго­лок и мол­ча, в оди­ночес­тве, за­ново прок­ру­тить в го­лове эту не­ожи­дан­ную но­вость.

— Не­из­бежно, — под­твер­дил мис­тер Пот­тер, — ни­чего не по­дела­ешь. Но ты не бой­ся и дер­жи обо­рону, две не­дели прой­дут быс­тро. Прос­ти, что не ска­зал те­бе сра­зу в на­чале ка­никул, не хо­телось огор­чать.

— Ни­чего, — Алекс по­жал пле­чами и ус­мехнул­ся, — ведь ни­ког­да не бы­ва­ет так, что­бы все вре­мя бы­ло хо­рошо. А я не ви­дел Биг­сли уже боль­ше де­сяти ме­сяцев, так что все пра­виль­но.

Гар­ри не­воль­но за­хоте­лось по­ежить­ся, столь­ко не­осоз­нанной го­речи проз­ву­чало в маль­чи­шес­ком го­лосе. Он по­ложил ру­ку на пле­чо Алек­са в жес­те обод­ре­ния.

— Все­го две не­дели.

Это для не­го — «все­го», а как они прой­дут для Алек­са? Ка­кой вред ему на­несут? Или он ста­нет силь­нее? Ес­ли он бу­дет и даль­ше об­щать­ся с Биг­сли, вот так, ед­ва ли не по при­нуж­де­нию, не ут­вердит­ся ли в мыс­ли о том, что маг­лы нес­носны и толь­ко ме­ша­ют? Или он при­дет к осоз­на­нию то­го, что нет раз­ни­цы, магл ты или маг, ес­ли ты прос­то жи­вешь так, как счи­та­ешь нуж­ным, и ра­ду­ешь­ся жиз­ни каж­дый день, пусть и на свой лад?

А мо­жет быть пра­ва бы­ла Джин­ни, тре­буя, что­бы он до­бил­ся в Ми­нис­терс­тве еди­нолич­но­го опе­кунс­тва? С его свя­зями и име­нем сде­лать это бы­ло про­ще прос­то­го. Ес­ли бы мож­но бы­ло од­ним ма­хом раз­ру­бить этот гор­ди­ев узел воп­ро­сов и сом­не­ний… Но Гар­ри по опы­ту знал, что по­доб­ное уда­ет­ся очень ред­ко, го­раз­до ча­ще при­ходит­ся изо всех сил ба­рах­тать­ся в не­раз­бе­рихе и не­из­вес­тнос­ти, в собс­твен­ных ошиб­ках и чу­жих про­махах, толь­ко на­де­ясь, что ког­да-ни­будь все ста­нет на свои мес­та.

— Па, Алекс, вы где?

Ну что при­каже­те де­лать с эти­ми деть­ми, ко­торым бы­ло ве­лено ждать их до­ма? Без сом­не­ний, весь за­пас пос­лу­шания на этот ме­сяц они ис­черпа­ли вче­ра ве­чером!

Глава 25. Fatum

В Кни­ге Жиз­ни мно­го стра­ниц —

Вь­ют­ся ру­нами вре­мена,

И кар­ти­ны из мно­жес­тва лиц

Оп­ле­та­ют Судь­бы пись­ме­на.

Пес­ни неж­ности, сле­зы тос­ки,

Лед враж­ды и жар­кая месть,

Се­рый пе­пел ушед­шей люб­ви —

Это все на стра­ницах есть.

И об­ман, и под­лость, и страх,

Не­нависть, зло­бу но­чи чер­ней —

Все за­пишет чья-то ру­ка,

Ста­нут лис­ты тя­желей.

Тру­сость — са­мый страш­ный по­рок,

Но пре­датель­ство — не страш­ней ль?

И воз­дас­тся жес­то­кий урок

Всем за­быв­чи­вым на Зем­ле.

(c) Lilofeya

_______________________________________________

Ее ру­ка опять па­да­ет в пус­то­ту. Ка­жет­ся, это уже ста­ло при­выч­кой — чут­кое за­бытье-дре­мота, тре­вога, тенью прок­ра­дыва­юща­яся в зыб­кие кар­ти­ны снов, по­лума­шиналь­ное про­веря­ющее при­кос­но­вение ла­дони и рез­кое про­буж­де­ние. Дра­ко опять нет. Пос­тель с его сто­роны хо­лод­на и поч­ти не при­мята. Ког­да мозг пол­ностью осоз­на­ет это, кровь на­чина­ет гул­ко сту­чать в вис­ках, и она не мо­жет сде­лать вдо­ха. И тог­да она вска­кива­ет, вто­ропях на­киды­ва­ет ха­лат и, пу­та­ясь в по­ясе, ни­как не же­ла­ющем под­да­вать­ся не­пос­лушным паль­цам, спус­ка­ет­ся вниз, по сту­пеням лес­тни­цы, со­чувс­твен­но пос­кри­пыва­ющей под но­гами. Хо­тя, нет — вна­чале взгляд в од­но из окон их спаль­ни, вы­ходя­щее на мо­ре, ко­торое не зас­ло­ня­ют де­ревья. Уз­кий прос­вет на пес­ча­ный бе­рег, свет­лый в но­чи. Пля­шущая не­вер­ная до­рож­ка от се­реб­ря­ной лу­ны на вол­нах. И зна­комый си­лу­эт. Толь­ко тог­да она на­конец де­ла­ет вдох и вы­дох. В гру­ди дро­жит, и по­калы­ва­ют кро­хот­ные, но ос­трые ши­пы.

Вниз, вниз, вниз бо­сыми ступ­ня­ми по хо­лод­ным сту­пеням. Ру­ки сколь­зят по глад­кости пе­рил, на­щупы­ва­ют вы­пук­лую твер­дую и то­же хо­лод­ную руч­ку две­ри. Пах­нет й­одом и солью, тем осо­бым мор­ским за­пахом, к ко­торо­му она дав­но при­вык­ла. Прох­ладная тра­ва уп­ру­го про­гиба­ет­ся под ступ­ня­ми, шур­шат мел­кие кам­ни, ос­то­рож­ным зверь­ком, кра­дущим­ся в но­чи, ше­лес­тит пе­сок, глу­боко и воль­но ды­шит мо­ре, на­пол­зая на бе­рег и ос­тавляя узор­ча­тые клочья пе­ны. Она ста­ра­ет­ся сту­пать как мож­но ти­ше, хо­тя зна­ет, что Дра­ко ее все рав­но не ус­лы­шит. Он пог­ру­жен в се­бя и поч­ти ни­чего не за­меча­ет вок­руг, слов­но спит с от­кры­тыми гла­зами. Свет­лые во­лосы, неб­режно уб­ранные со лба, мер­ца­ют в по­токе лун­но­го све­та, блед­ное ли­цо спо­кой­но и бесс­трас­тно. Толь­ко это об­ман, под бе­лым хо­лодом тле­ет опас­ное чер­ное пла­мя, ко­торо­го она бо­ит­ся боль­ше все­го на све­те.

Она по­кусы­ва­ет гу­бы, вос­ста­нав­ли­ва­ет сбив­ше­еся ды­хание. Ноч­ная прох­ла­да вкрад­чи­вой зме­ей об­ви­ва­ет но­ги. Она мед­ленно и не­лов­ко опус­ка­ет­ся на пе­сок ря­дом с Дра­ко, с ви­нова­той ос­то­рож­ностью трет­ся ще­кой об теп­лую, про­пах­шую мо­рем ру­баш­ку, с за­мира­ни­ем сер­дца (не в пер­вый раз, но все же!) ожи­дая пер­вых его слов. Он не слы­шит ее ша­гов, но всег­да от­кли­ка­ет­ся на при­кос­но­вение.

— Ты здесь.

Его го­лос хрип­лый, сор­ванный, как буд­то он кри­чал пол­но­чи в сум­рачную, ту­ман­ную, дро­жащую звез­дны­ми бли­ками мор­скую даль, пы­та­ясь пе­рек­ри­чать шум при­боя.

— Да, — шеп­чет она, при­жима­ясь бли­же. — Всег­да.

Он с шу­мом втя­гива­ет в се­бя воз­дух, и она слы­шит стук его сер­дца. Мер­ный и чет­кий ритм. И стран­ным об­ра­зом этот ритм окон­ча­тель­но ус­по­ка­ива­ет ее. И уже уве­рен­но, плав­ным дви­жени­ем она тя­нет­ся к му­жу, об­хва­тыва­ет ла­доня­ми ли­цо, вгля­дыва­ясь в гла­за. Се­рый их цвет ка­жет­ся не­ес­тес­твен­но тем­ным, поч­ти чер­ным, в глу­бине зрач­ков без­мол­вно, приг­лу­шен­но, за­дав­ленно и от это­го еще бо­лее жут­ко кор­чится боль.

Она не­весо­мо ка­са­ет­ся гу­бами лба, век, скул, про­водит вздра­гива­ющи­ми ру­ками по влаж­ным во­лосам, пол­ная сос­тра­дания и го­тов­ности раз­де­лить с ним боль. Она, слов­но мо­ре, пол­на люб­ви, ма­терин­ской и все­жен­ской, за­бот­ли­вой, чут­кой и обе­рега­ющей.

И боль то­нет в этом мо­ре, зах­ле­быва­ет­ся неж­ностью.

Его ру­ки об­ни­ма­ют ее со зна­комой тре­бова­тель­ной си­лой, а бриз еро­шит во­лосы и под­талки­ва­ет в спи­ну, за­пах во­дорос­лей и й­ода ста­новит­ся рез­ким, поч­ти неп­ри­ят­ным, при­бой гром­че наб­ра­сыва­ет­ся на пес­ча­ный бе­рег, под­ка­тывая хо­лод­ные вол­ны к их но­гам, слов­но го­нит. Мо­ре на­поми­на­ет о том, что у них есть дом, тер­пе­ливо жду­щий и зо­вущий теп­лым све­том све­чи на ок­не.

— Пой­дем?

Он ки­ва­ет, под­ни­мая ее с пес­ка, и це­лу­ет в во­лосы. Она зна­ет — бес­по­лез­но го­ворить, что все бу­дет хо­рошо, что на­до жить даль­ше, что ушед­шие жи­вут в на­шей па­мяти. Они оба зна­ют, что все это ложь. В ми­нуты сла­бос­ти это лишь дур­манное уте­шение, пос­ле ко­торо­го нас­ту­пит жес­то­кое от­рез­вле­ние-по­нима­ние, что ни­чего нель­зя из­ме­нить, нель­зя об­ра­тить вре­мя вспять, нель­зя зас­та­вить до­рогу из­ме­нить свой ви­ток и прой­ти еще раз по тем мес­там, что уже за­были звук тво­их ша­гов, нель­зя сде­лать так, что­бы все бы­ло толь­ко по-тво­ему, да­же ес­ли ты поч­ти все­могу­щий маг.

Ес­ли бы она мог­ла, ес­ли бы толь­ко это бы­ло в ее си­лах, ес­ли бы у нее был хро­ново­рот, ко­торый ког­да-то да­ла ей Мак­Го­нагалл, она, не ко­леб­лясь, да­же рис­куя собс­твен­ной жизнью, вер­ну­ла бы тот день и все сде­лала для то­го, что­бы Гре­гори и Вин­сент ос­та­лись жи­вы. Она бы ки­нулась к Грю­му, к ав­ро­рам и воз­можно да­же… но эту мысль она ни ра­зу не до­думы­вала до кон­ца. Мысль дро­жала внут­ри оди­нокой стру­ной, пу­гая од­ним сво­им по­яв­ле­ни­ем, и од­новре­мен­но бес­силь­но про­виса­ла в пус­то­те ее стра­ха. Этот от­ни­ма­ющий свет в гла­зах, оз­нобный сты­лый страх по­селил­ся в ней с то­го про­моз­гло­го де­кабрь­ско­го ве­чера че­рез нес­коль­ко дней пос­ле Рож­дес­тва, ког­да она, вер­нувшись из ир­ланд­ско­го зам­ка, не мог­ла най­ти Дра­ко, хо­тя точ­но зна­ла, что он был в Мал­фой-Ме­нор, за­нимал­ся от­че­тами по руд­ни­кам. Об этом сви­детель­ство­вали раз­бро­сан­ные в бес­по­ряд­ке сче­та и кон­тор­ские кни­ги на пись­мен­ном сто­ле в ка­бине­те. Лю­ци­ус и Нар­цисса от­пра­вились во Фран­цию на крес­ти­ны но­ворож­денной до­чери Юбе­ра Мал­фуа. Лорд уже тре­тий ме­сяц изъ­яв­лял свою ми­лость Лей­нстрен­джам на ра­дость Бел­латри­се. У Фи­оны был оче­ред­ной деп­рессив­ный пе­ри­од пре­быва­ния в ас­тра­ле. До­мови­ки ни­чего не зна­ли о мес­то­нахож­де­нии мо­лодо­го хо­зя­ина, да и не в обы­чае Дра­ко бы­ло опо­вещать их о том, ку­да он идет. Ог­ромный за­мок был оди­нок, уг­рюм и мра­чен. Она про­ходи­ла по длин­ным ко­ридо­рам, под­ни­малась и опус­ка­лась по бес­ко­неч­ным лес­тни­цам, заг­ля­дыва­ла в пол­ные ве­лико­лепия ком­на­ты, про­вожа­емая пус­ты­ми взгля­дами из-под ры­цар­ских заб­рал. Са­ма се­бе ка­залась приз­ра­ком и не­воль­но вспо­мина­ла свои пер­вые дни в зам­ке. Ста­ло не­уют­но, она вновь по­чувс­тво­вала се­бя чу­жой, не­желан­ной гость­ей, ко­торую ник­то не зна­ет и чье при­сутс­твие не­умес­тно.

Она ма­лодуш­но сбе­жала в их ма­лень­кий дом, но по­чему-то там, сре­ди ми­лых и прос­тых, сов­сем не рос­кошных ве­щей, зна­комых книг, сре­ди у­юта, на­веден­но­го сво­ими же ру­ками, под теп­лое ур­ча­ние Жи­вог­ло­та и доб­ро­душ­ный ро­кот мо­ря, ей ста­ло еще бо­лее тя­гос­тно и му­читель­но. Не бы­ло Дра­ко, и не бы­ло по­коя. Да­же зас­тывший в сво­ей да­вящей ти­шине Мал­фой-Ме­нор стал ка­зать­ся пред­почти­тель­нее. И в кон­це кон­цов, ус­тавшая, из­мо­тан­ная не­понят­ны­ми об­рывка­ми ка­ких-то пред­чувс­твий, она вер­ну­лась в Мал­фой-Ме­нор, приш­ла в Ка­бинет, ста­ра­ясь не за­мечать ни­чего, кро­ме ка­мен­ных плит у се­бя под но­гами, и свер­ну­лась клу­боч­ком в оби­том ко­жей крес­ле Дра­ко. Смот­ре­ла на ого­нек единс­твен­ной све­чи, ко­торую при­нес­ли до­мови­ки, тро­гала брон­зо­вое пресс-папье, неб­режно пос­тавлен­ное на са­мый край сто­ла, и сон­ные, нем­но­го пу­таные мыс­ли бе­жали в го­лове нес­пешной вязью.

Лев и змея, спле­тен­ные во­еди­но в борь­бе. Сим­во­лы двух фа­куль­те­тов Хог­вар­тса. На­вер­ня­ка, од­на из лю­бимых ве­щиц Лю­ци­уса, в его сти­ле. Как он, дол­жно быть, не­нави­дит ее, маг­ло­рож­денную, ос­квер­нившую их чис­тый род! До пря­мых ос­кор­бле­ний он, ес­тес­твен­но, не опус­ка­ет­ся ни в семье, ни тем бо­лее на лю­дях, в об­щес­тве. Воз­можно, не­малую роль в этом иг­ра­ет сло­во Тем­но­го Лор­да. Од­на­ко гнев и не­нависть к гряз­нокров­ной дев­чонке, пос­мевшей вой­ти в семью, ни­куда не скро­ешь, и она чи­та­ет их при каж­дой встре­че на его над­менном гор­дом ли­це. В его го­лосе всег­да лед през­ре­ния и ши­пение сквозь зу­бы. Мож­но пе­речесть на паль­цах од­ной ру­ки, ког­да он об­ра­щал­ся нап­ря­мую к ней, и это всег­да про­ис­хо­дило на ка­ких-то офи­ци­аль­ных при­емах, под при­цела­ми фо­тока­мер и Прыт­ких Перь­ев нас­тырных ре­пор­те­ров, ког­да свер­ка­ли ни­чего не зна­чащие свет­ские улыб­ки и гром­ко вы­ража­лись фаль­ши­вые чувс­тва. При этом от не­го ис­хо­дил та­кой хо­лод, что мож­но бы­ло толь­ко удив­лять­ся, по­чему не вы­рыва­ет­ся па­ром ды­хание и не ко­чене­ют ру­ки. И в то же вре­мя — как теп­ле­ла его улыб­ка и как на­пол­ня­лись лю­бовью гла­за, ког­да он смот­рел на же­ну и сы­на! Она всег­да по­ража­лась ра­зитель­но ме­няв­шимся ли­цам это­го че­лове­ка: жес­то­кого По­жира­теля Смер­ти и вер­но­го лю­бяще­го му­жа, без­жа­лос­тно­го хо­зя­ина и за­бот­ли­вого от­ца. У не­го бы­ло мно­го об­ли­чий, но в лю­бом из них он всег­да ос­та­вал­ся со­бой. С воз­растом Дра­ко ста­новит­ся все боль­ше по­хож на Лю­ци­уса, пу­га­юще по­хож…

Она зад­ре­мала в крес­ле и прос­ну­лась от ме­лодич­ной му­зыки на­поль­ных ча­сов, про­бив­ших два ча­са по­полу­ночи, оне­мело­го в не­удоб­ной по­зе те­ла и хо­лод­но­го по­тока воз­ду­ха от рас­пахнув­шихся нас­тежь ство­рок две­рей, ко­торые рез­ко тол­кнул Дра­ко. Он во­шел, на хо­ду рас­сте­гивая се­реб­ря­ную зас­тежку ман­тии, со­вер­шенно не уди­вив­шись ей, точ­но ожи­дал, что она ока­жет­ся здесь. И у не­го бы­ло со­вер­шенно не­под­вижное ли­цо и скуч­ный го­лос, ког­да он ска­зал:

— Винс и Грег уби­ты.

Она не­воль­но вскрик­ну­ла, а он бе­зучас­тным то­ном рас­ска­зал о стыч­ке с ав­ро­рами, о том, что он не смог прий­ти друзь­ям на по­мощь, что при­нес­ти те­ла род­ным ему по­мог­ли Кла­ренс Розье и Джеф­фри Мак­Нейр. Он слов­но рас­ска­зывал о нез­на­читель­ном ин­ци­ден­те, про­изо­шед­шем к то­му же с пос­то­рон­ним че­лове­ком, не с ним.

— Я со­чувс­твую, — про­шеп­та­ла она, об­ни­мая му­жа и с жа­лостью гля­дя в лю­бимые гла­за.

А его от­ветный взгляд был ка­ким-то не­до­умен­ным и рас­те­рян­ным. Тог­да она впер­вые по­чувс­тво­вала ос­трую сталь уко­лов­ше­го стра­ха.

«Не смог прий­ти к ним на по­мощь»… А ес­ли бы смог? Что бы­ло бы тог­да? Кто-то дру­гой, Розье или Мак­Нейр, ска­зал бы ей, что ее муж убит, и вы­разил свое со­болез­но­вание?!

Дра­ко ни­ког­да не учас­тво­вал в та­ких де­лах, ко­торые Лорд на­зывал «за­бав­ны­ми» — убий­ства и из­де­ватель­ства над маг­ла­ми, обыс­ки в до­мах ма­гов, пыт­ки по­лук­ро­вок, кон­во­иро­вание пой­ман­ных ав­ро­ров или об­ви­ня­емых в на­руше­нии ре­жима в Аз­ка­бан, — во мно­гом бла­года­ря от­цу. Лю­ци­ус, с его из­во­рот­ли­востью и уме­ни­ем по­вер­нуть поч­ти лю­бую си­ту­ацию в свою поль­зу, су­мел до­казать Лор­ду, что уп­равляя ро­довым нас­ледс­твом и ве­дя все де­ла по се­мей­но­му биз­не­су, при­ум­но­жая и без то­го не­малое сос­то­яние Мал­фо­ев (ко­торое, ко­неч­но же, всег­да к ус­лу­гам Гос­по­дина), Дра­ко при­несет ку­да боль­ше поль­зы, не­жели ис­тя­зая гряз­ных маг­лов или об­ша­ривая чу­жие до­ма. Тем бо­лее, что сам Лю­ци­ус всег­да го­тов ко всем при­казам Гос­по­дина, а его ра­бота в Ми­нис­терс­тве, увы, не поз­во­ля­ет над­ле­жащим об­ра­зом вес­ти се­мей­ный биз­нес. Лорд по­верил. Или сде­лал вид, что по­верил. По­это­му при­сутс­твие Дра­ко на сход­ках По­жира­телей Смер­ти, ко­неч­но же, бы­ло обя­затель­ным, но его опыт в ка­чес­тве од­но­го из них был нич­тожно мал. При этом во всех раз­ре­шен­ных га­зетах отец и сын Мал­фои на­зыва­лись од­ни­ми из са­мых приб­ли­жен­ных в близ­ком кру­гу Лор­да Вол­де­мор­та.

И она адек­ватно оце­нива­ла вол­шебные уме­ния Дра­ко. Да, он был По­жира­телем Смер­ти, вла­дел не­кото­рыми тем­но­маги­чес­ки­ми зак­лять­ями и как ник­то дру­гой, умел хит­рить, лгать, об­ма­нывать, скры­вать, дер­жать мас­ку рав­но­душия и хо­лод­ности. Но он поч­ти не вла­дел бо­евы­ми зак­лять­ями. Он не су­мел бы от­ре­аги­ровать так, как учат ав­ро­ров — па­лить не­вер­баль­ны­ми, ед­ва по­чу­яв тень смер­тель­ной опас­ности, на по­доз­ри­тель­ный шо­рох, про­мель­кнув­шую тень. Ес­ли бы на том пус­ты­ре Дра­ко встал ли­цом к ли­цу с ав­ро­рами, в схват­ке с Кор­не­ром и Бу­том или да­же с од­ним из них он бы про­иг­рал, ос­тался ле­жать на зас­не­жен­ной тра­ве, как его друзья. Гер­ми­она слиш­ком хо­рошо зна­ла при­емы и ме­тоды бо­евых ав­ро­ров, еще по Ав­ро­рату пом­ни­ла спо­соб­ности Кор­не­ра и Бу­та, а те­перь они еще бы­ли за­кале­ны вой­ной, пос­то­ян­ной опас­ностью, жизнью на гра­ни смер­ти. И ник­то, кро­ме Гроз­но­го Гла­за, не знал о них, а Грюм, сколь ни цен­ны све­дения, пос­тавля­емые Дра­ко, не сде­ла­ет ни­чего, что­бы по­забо­тить­ся о его бе­зопас­ности, по­тому что ина­че кнат це­на их столь дол­го и тща­тель­но скры­ва­емой тай­не, слиш­ком мно­гое пос­тавле­но на кар­ту. В этой его жес­то­кос­ти та­илось их же бу­дущее, по­это­му она по­нима­ла его. Но вот так, до поч­ти ос­та­новив­ше­гося сер­дца, ис­пу­галась впер­вые.

Она всег­да бо­ялась за Гар­ри и Ро­на, и по­чему-то ни­ког­да — за Дра­ко. Он ухо­дил в ночь на за­ранее об­го­ворен­ные встре­чи с Грю­мом, ис­кусно под­бра­сывал за­чаро­ван­ные свит­ки, маг­лов­ские дик­то­фоны и ви­де­ока­меры, на ко­торые бы­ли на­ложе­ны ком­би­ниро­ван­ные трой­ные зак­лятья — тран­сфи­гура­ции, ма­гичес­кой бло­кады и са­мораз­ру­шения, для слеж­ки в по­местья и до­ма По­жира­телей Смер­ти, а по­том не­замет­но счи­тывал с них раз­го­воры. И всег­да она, хоть и тре­вожи­лась, но бы­ла уве­рена в том, что он все смо­жет, все ему по си­лам, раз он столь­ко лет ве­дет двой­ную иг­ру с изя­щес­твом при­рож­денно­го иг­ро­ка, зна­юще­го и прос­чи­тыва­юще­го на нес­коль­ко ша­гов впе­ред свои дей­ствия. И вот точ­но впер­вые осоз­на­ла, что од­нажды Дра­ко мо­жет не вер­нуть­ся до­мой…

Он прек­расно дер­жал се­бя в ру­ках, был вы­дер­жан на по­хоро­нах, при­нимал и вы­ражал со­болез­но­вания, по­могал семь­ям по­гиб­ших дру­зей. Не да­вал ни еди­ного по­вода уп­рекнуть се­бя. Со сто­роны мог­ло по­казать­ся, что все в по­ряд­ке, все пос­те­пен­но при­ходит в нор­му, и тра­ур скор­би ско­ро не­из­бежно сме­нит­ся преж­ним раз­ме­рен­ным те­чени­ем жиз­ни. Но толь­ко она зна­ла, что это от­нюдь не так. Мно­го бы­ло но­чей, по­хожих на се­год­няшнюю, ког­да она на­ходи­ла Дра­ко на бе­регу, прод­рогше­го, с мок­ры­ми во­лоса­ми и блед­ным ли­цом, на ко­тором рез­ко вы­деля­лись ску­лы. Она гре­ла сво­им ды­хани­ем его хо­лод­ные ру­ки, и ей ка­залось, что под ко­жей бу­шу­ет ди­кое пла­мя бе­зумия. Но боль в его гла­зах всег­да ос­та­валась яс­ной и осоз­нанной, не за­мут­ненной и не под­чи­нив­шей се­бе его рас­су­док. Те­перь в ней всег­да си­дела сталь­ная иг­ла стра­ха, за­родив­ше­гося в ту ночь, и ес­ли она не чувс­тво­вала при­сутс­твие Дра­ко, этот страх раз­растал­ся, още­тини­вал­ся це­лой гроздью игл, ко­лов­ших бес­по­мощ­но вздра­гива­ющее и за­мира­ющее сер­дце.

Да, ес­ли мог­ла, она бы от­да­ла все ра­ди то­го, что­бы не бы­ло то­го дня. Что­бы Гре­гори Гойл по-преж­не­му не­ук­лю­же топ­тался в их ма­лень­кой гос­ти­ной, не зная, ку­да деть ру­ки, и сби­вал­ся в раз­го­воре с ней, на­зывая «Грей­нджер». Что­бы Вин­сент Крэбб мол­ча си­дел в уг­лу и со сму­щени­ем, со­вер­шенно не­под­хо­дящим его гру­бому ли­цу, выс­лу­шивал под­начки и без­злоб­ные нас­мешки Дра­ко над тем, что те­туш­ка Фан­ни все-та­ки су­мела пой­мать его в брач­ные се­ти. Они не ста­ли ее друзь­ями, но она при­няла их и да­же, на­де­ялась, ста­ла по­нимать, что они вов­се не бы­ли те­ми ту­пыми жес­то­кими бол­ва­нами, как ког­да-то счи­тала.

Она зна­ла, что Гойл опе­ка­ет сво­их бра­та и сес­тру скви­бов. От­вер­гну­тые собс­твен­ной семь­ей и без­жа­лос­тно от­прав­ленные в маг­лов­ский мир, пос­ле то­го как им ис­полни­лось сем­надцать, они ста­ли счи­тать­ся взрос­лы­ми, зна­чит, мог­ли и дол­жны бы­ли по­забо­тить­ся о се­бе са­ми, а не на­де­ять­ся на под­дер­жку чис­токров­но­го ро­да, ко­торый ос­квер­ни­ли сво­ей нес­по­соб­ностью к кол­довс­тву. Семья лишь вы­дели­ла ни­щен­ское по­собие и пос­та­ралась за­быть о по­зоре. Дра­ко рас­ска­зывал, что Гре­гори круп­но пос­со­рил­ся с от­цом, до­вел до прис­ту­пов ис­те­рики мать, был прок­лят де­дом, ког­да ре­шитель­но за­явил, что не бро­сит млад­ших. И он сдер­жал сло­во, втай­не от всех по­могал им как мог — день­га­ми, со­ветом, под­дер­жкой. По­могал ос­во­ить­ся сре­ди маг­лов, на­учить­ся жить са­мос­то­ятель­но, по-маг­лов­ски. Он да­же об­ра­щал­ся к ней, спра­шивал, как луч­ше ус­тро­ить их в чу­жом и стран­ном ми­ре обыч­ных лю­дей. Для Ги­де­она и Ги­ацин­ты Гре­гори был поч­ти бо­гом, бе­зуко­риз­ненным стар­шим бра­том, на ко­торо­го они смот­ре­ли с оди­нако­вым обо­жани­ем.

Крэбб был влюб­лен в юную Ар­те­мизу Розье, а та, на удив­ле­ние всем, в не­го. Они со­вер­шенно не под­хо­дили друг дру­гу. Зас­тенчи­вая и пуг­ли­вая, как птич­ка, ти­хая, ро­ман­тичная Ар­те­миза, ко­торую лю­били все без ис­клю­чения. В ее об­щес­тве да­же из­вес­тная сплет­ни­ца Фран­ческа Джаг­сон по­уме­ряла свой длин­ный язык. И ря­дом Вин­сент Крэбб, ши­рокоп­ле­чий, плот­ный, мол­ча­ливый, но­сящий Чер­ную Мет­ку и, в от­ли­чие от Дра­ко, ку­да ча­ще от­прав­ля­ющий­ся на «за­бав­ные» де­ла. Они бы­ли раз­ны­ми, как не­бо и зем­ля, и ко­мич­но смот­ре­лись вмес­те, но при од­ном взгля­де на них ста­нови­лось по­нят­но, что это аб­со­лют­но не име­ет зна­чения. Эти двое наш­ли друг дру­га. Розье не воз­ра­жали про­тив родс­тва с Крэб­ба­ми. Бы­ла офи­ци­аль­ная по­мол­вка, Вин­сент весь све­тил­ся, на­девая фа­миль­ное коль­цо на то­нень­кие паль­чи­ки сво­ей не­вес­ты, сму­щен­но крас­невшей и опус­кавшей гла­за от все­об­ще­го вни­мания. До свадь­бы ос­та­валось все­го лишь пять дней. Пять дней, ко­торые дол­жны бы­ли быть на­пол­не­ны не­тер­пе­ливым ожи­дани­ем, ра­дос­тным вол­не­ни­ем и пред­сва­деб­ной су­мато­хой. Вмес­то это­го их бу­дущее раз­би­лось вдре­без­ги, и те­перь не бы­ло ни Вин­сента, ни той Ар­те­мизы, ко­торая си­яла лю­бовью в день по­мол­вки и тро­гатель­но при­жима­ла ла­дони к пы­ла­ющим ще­кам. Ар­те­миза ис­ху­дала так, что ка­залась тенью са­мой се­бя, а не­делю на­зад Кла­ренс Розье от­вез сес­тру по ее прось­бе к мо­нахи­ням Ор­де­на Свя­той Си­би­алы. Со­жале­ние, с ко­торым все встре­тили эту но­вость, бы­ло на ред­кость ис­крен­ним, нас­коль­ко это воз­можно у свет­ских чис­токров­ных ма­гов.

Па­лоч­ки ав­ро­ров уби­ли не толь­ко По­жира­телей Смер­ти, они уби­ли на­деж­но­го стар­ше­го бра­та, лю­бимо­го и счас­тли­вого же­ниха, пре­дан­ных дру­зей...

Ког­да она ду­мала так, на ка­кое-то мгно­вение ее ох­ва­тыва­ла злость на ав­ро­ров, на Кор­не­ра, Бу­та и Финч-Флет­чли, на Грю­ма и да­же на них. А по­том она спох­ва­тыва­лась и ку­сала гу­бы, на­поми­ная се­бе: ведь дав­но по­няла, что в этой вой­не, раз­вя­зан­ной Тем­ным Лор­дом, нет и не бу­дет ни про­иг­равших, ни по­бедив­ших, и не­воз­можно од­ним рос­черком вол­шебной па­лоч­ки по­делить ви­нова­тых и не­винов­ных. Они — все­го лишь пеш­ки на Его дос­ке, ко­торым не да­но заг­ля­нуть даль­ше сво­ей клет­ки. И это не прис­но­памят­ные шах­ма­ты Мак­Го­нагалл, в ко­торые ког­да-то иг­ра­ли они еще деть­ми, зная, что спра­вед­ли­вый про­фес­сор за­чаро­вала их по всем пра­вилам, и нуж­но не от­сту­пая ид­ти впе­ред, по­жер­тво­вать, ес­ли пот­ре­бу­ет­ся, фи­гурой, что­бы вы­иг­рать. Но в пар­тии Лор­да Вол­де­мор­та бы­ли од­ни пеш­ки, и их жер­твы бы­ли бес­смыс­ленны.

Ее дру­зей Дра­ко за­щитил и за­щища­ет до сих пор, а сво­их — нет.

Дра­ко при­каса­ет­ся гу­бами к шее, в том мес­те, где ма­лень­кая ям­ка. Це­поч­ка по­целу­ев тя­нет­ся вниз, тя­жесть те­ла, его за­пах, род­ной, лю­бимый… она пре­рывис­то взды­ха­ет, под­чи­ня­ясь его ру­кам…

Спаль­ня за­лита лун­ным све­том, об­манчи­во яр­ким, зат­ме­ва­ющим звез­ды, но не уме­ющим ра­зог­нать ть­му в уг­лах ком­на­ты. Ее ед­ва слыш­ный го­лос впле­та­ет­ся в пе­решеп­ты­вание лис­твы и ше­лест се­вер­но­го вет­ра, не­суще­го с со­бой ды­хание зи­мы:

«Ты зна­ешь, лю­бимый, что я пла­чу вмес­те с то­бой и ра­ду­юсь то­же вмес­те. И я всег­да бу­ду с то­бой, что бы ни слу­чилось»


* * *


Дра­ко идет по ти­хой, за­мер­шей в сво­ей про­вин­ци­аль­ной ску­ке ули­це неп­ро­ходи­мо маг­лов­ско­го го­род­ка Эй­лсбе­ри. В этом го­роде нет и на­мека на вол­шебс­тво, в нем оди­нако­вые маг­лов­ские до­ма и оди­нако­вые, ак­ку­рат­но подс­три­жен­ные, при­лизан­ные лу­жай­ки пе­ред ни­ми. По его ули­цам са­модо­воль­но по­рыки­ва­ют оди­нако­вые маг­лов­ские «ав­то­моби­ли», как на­зыва­ет их Гер­ми­она. Здесь да­же де­ревья ше­лес­тят вет­вя­ми как-то по-маг­лов­ски и оди­нако­во, по од­но­тон­но­му рит­му.

Имен­но здесь, на ти­хой ок­ра­ине, Грег при­об­рел не­боль­шой у­ют­ный дом для бра­та и сес­тры. Дра­ко бы­вал здесь вмес­те с ним. Ги­де­он и Ги­ацин­та бы­ли очень веж­ли­вы, пре­дуп­ре­дитель­ны, выг­ля­дели бод­ры­ми и всем до­воль­ны­ми. Ги­ацин­та с удо­воль­стви­ем ис­полня­ла роль хо­зяй­ки и, ка­залось, дав­но не тя­готи­лась осоз­на­ни­ем то­го фак­та, что она и брат — не­пол­но­цен­ные скви­бы, ко­торым зап­ре­щено воз­вра­щать­ся до­мой, к сво­ей чис­токров­ной семье. Он ус­пел за­метить, что двой­няш­ки слов­но по­меня­лись ро­лями. За­води­лой в их ду­эте всег­да был фан­та­зер и хвас­тун Ги­де­он, а Ги­ацин­та, бо­лее спо­кой­ная и урав­но­вешен­ная, ис­полня­ла роль вто­рой скрип­ки. Те­перь же брат поч­ти все вре­мя мол­чал, лишь из­редка встав­ляя в раз­го­вор па­ру фраз, а сес­тра, нап­ро­тив, бур­ли­ла ка­ким-то ли­хора­доч­ным воз­бужде­ни­ем, гром­ко хо­хота­ла, оде­валась в вы­зыва­ющую маг­лов­скую одеж­ду, чуть ли не с пе­ной у рта спо­рила с Гре­гом по по­воду каж­до­го пус­тя­ка, нас­та­ивая на сво­ем.

Он был у них на сле­ду­ющий день пос­ле ги­бели Гре­гори. Пол­ча­са си­дел, под­держи­вая пус­той раз­го­вор ни о чем, не в си­лах от­крыть цель сво­его ви­зита. Ги­де­он по сво­ему обык­но­вению мол­чал, ут­кнув­шись в ус­тра­ша­юще тол­стый фо­ли­ант, Ги­ацин­та без­за­бот­но бол­та­ла о том, что она «на­конец оп­ре­дели­лась с кол­леджем, вес­ной бу­дет сда­вать тес­ты, и пусть толь­ко Грег пос­ме­ет ска­зать, что она про­валит­ся, ни­чего по­доб­но­го, она го­товит­ся, кор­пит над книж­ка­ми не ху­же Ги, и во­об­ще, Грег, ка­жет­ся, не ве­рит в нее? Она ему до­кажет, что… а кста­ти, где Грег? Он ведь обе­щал­ся еще вче­ра прий­ти, они дол­жны бы­ли встре­тить­ся с Ги, да, Ги? Ну вот, как всег­да, Грег та­кой бес­со­вес­тный — на­обе­ща­ет, а по­том из­ви­ня­ет­ся, что не смог, опоз­дал, за­был! А что на этот раз? О, а мо­жет, у Гре­га по­яви­лась де­вуш­ка?»

Он не мог от­ве­тить, гу­бы не­мели от по­пыток ска­зать страш­ную прав­ду — Грег боль­ше не при­дет. У не­го не бу­дет де­вуш­ки. Ни­ког­да. На­вер­ное, что-то тво­рилось с его ли­цом, по­тому что Ги­де­он рез­ко спро­сил, обор­вав по­ток ре­чи сес­тры:

— Что с Гре­гом?

И толь­ко тог­да он, му­читель­но под­би­рая сло­ва, слов­но при­думы­вая и офор­мляя их в зву­ки в пер­вый раз, рас­ска­зал о ги­бели Гре­га. С ли­ца Ги­ацин­ты сдер­ну­той ву­алью спол­за­ло на­пус­кное ожив­ле­ние, гла­за ста­нови­лись все боль­ше и боль­ше, и по­чему-то в них бы­ло толь­ко удив­ле­ние, ог­ромное без­мерное удив­ле­ние, она слов­но вслу­шива­лась в то, что он го­ворил, и не мог­ла ни­чего по­нять. А Ги­де­он на­хох­лился, об­хва­тил се­бя ру­ками, точ­но ему вне­зап­но ста­ло зяб­ко, и на­чал рас­ка­чивать­ся из сто­роны в сто­рону, гля­дя пря­мо пе­ред со­бой.

— …при­мите мои со­болез­но­вания… горь­кая ут­ра­та… я скор­блю вмес­те с ва­ми…

Пус­тые и ни­чего не зна­чащие вы­раже­ния ли­лись са­ми, не при­нося ни­како­го уте­шения. Они и не бы­ли для это­го пред­назна­чены. А Дра­ко с ужа­сом осоз­на­вал, что го­ворит сло­вами Лор­да, ин­то­наци­ей Лор­да. Имен­но это Он го­ворил Крэб­бам и Гой­лам, ког­да они с Мак­Ней­ром и Розье при­нес­ли те­ла.

— Ты ви­дел, как он умер? — ров­но спро­сил Ги­де­он, про­дол­жая рас­ка­чивать­ся.

— Я… да, все ви­дел, но не ус­пел, ав­ро­ры…

Он рас­ска­зал все, как бы­ло, не пре­умень­шая и не пре­уве­личи­вая. Ему ка­залось, что он ле­печет жал­кие, вы­зыва­ющие през­ре­ние оп­равда­ния, но он не мог поз­во­лить лжи и не­домол­вок. Это бы­ло не­дос­той­но по от­но­шению к Гре­гу и Вин­су.

— Ког­да по­хоро­ны?

— Зав­тра. Ду­маю, что смо­гу про­вес­ти вас, ник­то не об­ра­тит вни­мания. Мож­но на­ложить Мас­ки­ровоч­ные ча­ры или на край­ний слу­чай Де­зил­лю­мина­ци­он­ное зак­лятье…

— Нет.

Ги­де­он прек­ра­тил рас­ка­чивать­ся, встал и по­дошел к сес­тре, в гла­зах ко­торой бы­ло все то же вы­раже­ние удив­ле­ния. Она да­же нах­му­рилась и скло­нила го­лову в по­пыт­ке вник­нуть в смысл слов, чер­ным пеп­лом ле­та­ющих по ком­на­те, и от это­го ее ли­цо ка­залось по-дет­ски оби­жен­ным.

— Спа­сибо за все. Мы не при­дем, — Ги­де­он от­вернул­ся, слов­но да­вая по­нять, что раз­го­вор за­кон­чен, и ос­то­рож­но об­нял сес­тру за пле­чи, пог­ла­дил ее по го­лове, как ма­лень­кую де­воч­ку.

Бы­ли рас­те­рян­ность и оше­лом­ле­ние. Он ви­дел, что они при­дав­ле­ны страш­ным из­вести­ем, ощу­ща­ют се­бя бес­ко­неч­но оди­ноки­ми, по­тому что не ста­ло единс­твен­но­го род­но­го че­лове­ка, не бро­сив­ше­го их на про­из­вол судь­бы, и ожи­дал че­го угод­но — слез, кри­ков, ис­те­рики, об­ви­нений — но толь­ко не это­го ка­кого-то не­ес­тес­твен­но сдер­жанно­го, бе­зум­но­го в сво­ей хо­лод­ности вы­раже­ния го­ря. Он пос­то­ял еще нем­но­го, а по­том ти­хо по­кинул дом, пе­ред ухо­дом ог­ля­нув­шись. Они сто­яли, все так же об­нявшись — оба прек­расно сло­жен­ные, гра­ци­оз­ные, кра­сивые, по­хожие друг на дру­га, но сов­сем не по­хожие ни на стар­ше­го бра­та, ни на ос­таль­ных чле­нов сво­ей чис­токров­ной вол­шебной семьи, из­гнав­шей их. Как буд­то с са­мого рож­де­ния пред­назна­чен­ные для дру­гой жиз­ни.

Он при­ходил к ним пос­ле по­хорон и не еди­нож­ды, сам до кон­ца не по­нимая це­ли сво­их ви­зитов. Гер­ми­она не зна­ла о них. Он не го­ворил, прос­то не мог ска­зать ей, слов­но это бы­ло чем-то пос­тыдным, хо­тя она на­вер­ня­ка по­няла бы его. Но он не го­ворил. В пер­вые дни и да­же спус­тя нес­коль­ко не­дель пос­ле смер­ти Вин­сента и Гре­гори ка­залось, что это про­ис­хо­дит не с ним. А то, что бы­ло на гряз­ном пус­ты­ре, по­рос­шем чах­лой тра­вой, про­изош­ло в из­ло­ман­ном кри­выми зер­ка­лами па­рал­лель­ном ми­ре, на­селен­ном чу­жими людь­ми со зна­комы­ми ли­цами. Мож­но бы­ло сколь­ко угод­но прит­во­рять­ся пе­ред ни­ми и де­лать вид, что ве­ришь то­му, что они го­ворят, по­тому что на са­мом де­ле это бы­ли все­го лишь те­ни от те­ней нас­то­ящих лю­дей. Все вре­мя ка­залось — вот-вот зна­комо стук­нет в ок­но Фил­берт с за­пис­кой с ко­рявым не­раз­борчи­вым по­чер­ком Гре­га или раз­дас­тся за пле­чом в за­мер­шем ожи­дании ком­на­ты сме­шок Вин­сента: «Дра­ко, рад те­бя ви­деть, дру­жище! Как де­ла? Все моз­ги над бу­маж­ка­ми су­шишь?». Но од­но не­лов­кое сло­во от­ца, бро­шен­ный ук­радкой взгляд ма­тери, в ко­тором чи­талось со­чувс­твие, ти­хое при­кос­но­вение Гер­ми­оны к пле­чу — как кам­ни, раз­би­ва­ющие кри­вые зер­ка­ла. И он вы­рывал­ся в свой, нас­то­ящий мир, в ко­тором уже не бы­ло его дру­зей.

Сколь­ко раз он из­де­вал­ся над ни­ми, жес­то­ко выс­ме­ивал, бес­це­ремон­но одер­ги­вал, но сколь­ко раз его при­води­ла в изум­ле­ние их вер­ность и уме­ние про­щать оби­ды! Они всег­да шли за ним, а он всег­да был под их за­щитой. Од­нажды, на вто­ром кур­се Хог­вар­тса, на рож­дес­твенских ка­нику­лах они гос­ти­ли у Пар­кинсо­нов. В пар­ке по­местья рос ог­ромный дуб, и Дра­ко пос­по­рил с Блей­зом и Тео, кто за­берет­ся вы­ше без кол­довс­тва. Гре­гу и Вин­су зап­ре­тили учас­тво­вать из-за их ве­са, и они мол­ча наб­лю­дали, как ка­раб­ка­ют­ся вверх по об­ле­дене­лым рас­ки­дис­тым вет­вям трое их дру­зей. Пэн­си ос­ме­лилась заб­рать­ся толь­ко на са­мую ниж­нюю тол­стую вет­ку. Дра­ко дол­го пом­ни­лось, ка­кими хо­лод­ны­ми и твер­ды­ми бы­ли вет­ви, как опас­но сколь­зи­ли по ним но­ги, как шер­ша­вая ко­ра ца­рапа­ла ру­ки, и глу­хо гре­мели пот­ре­вожен­ные су­хие листья. Тео сдал­ся пер­вым, Блейз уп­ря­мо пы­тал­ся наг­нать, но Дра­ко все рав­но взоб­рался вы­ше всех. Он не ус­пел хвас­тли­во прок­ри­чать об этом, по­тому что в один страш­ный мо­мент но­га все-та­ки сос­коль­зну­ла, отор­ва­лась оме­ла, за ко­торую он ух­ва­тил­ся в па­нике, и пра­вую ру­ку вы­ше лок­тя по­лос­ну­ла рез­кая боль. По­том был по­лет вниз. Но ушиб­ся он не силь­но, Грег ус­пел нас­пех вык­рикнуть зак­лятье Ле­вита­ции, а тол­стый слой па­лой лис­твы еще боль­ше смяг­чил па­денье. Он вско­чил на но­ги, в су­мяти­це ни­чего не по­чувс­тво­вав, и толь­ко по ли­цам дру­зей по­нял, что что-то не так. Пра­вая ру­ка за­пуль­си­рова­ла болью, и взгля­нув на нее, он ед­ва не по­терял соз­на­ние. Длин­ный ос­трый сук прор­вал одеж­ду, ра­зод­рал ко­жу, про­порол мыш­цы и пов­ре­дил круп­ный со­суд. Кровь быс­тро про­пита­ла ру­кав и за­капа­ла на зем­лю. Тео и Блейз толь­ко та­ращи­лись в ис­пу­ге, тон­ко вскрик­ну­ла Пэн­си и сра­зу же зап­ла­кала, а Вин­сент сор­вал свой шарф, ту­го пе­ревя­зал его ру­ку, под­хва­тил его и по­тащил к до­му. Они с Гре­гом дос­та­вили его в Мал­фой-Ме­нор че­рез ка­мин уже поч­ти по­теряв­ше­го соз­на­ние от кро­вопо­тери. Отец был в бе­шенс­тве, круп­но пос­со­рил­ся с Пер­се­ем Пар­кинсо­ном, об­ви­няя то­го в слу­чив­шемся. Блед­ная ма­ма толь­ко пов­то­ряла: «А ес­ли бы Гре­гори не ус­пел с зак­лять­ем? Ес­ли бы Вин­сент не до­гадал­ся пе­ревя­зать те­бе ру­ку?». Тео и Блейз не при­ходи­ли, Пэн­си не пус­кал ее отец, а Винс и Грег каж­дый день на­веща­ли его, из­ны­вав­ше­го от пос­тель­но­го ре­жима. И Нар­цисса, наб­лю­дая за их ду­рачес­тва­ми, с не­понят­ной грустью ска­зала: «Ред­ко в на­шем ми­ре встре­ча­ет­ся та­кая пре­дан­ность дру­гу. Бе­реги ее, сы­нок». От то­го дня ос­тался длин­ный шрам на пра­вой ру­ке и ощу­щение дру­жес­ко­го пле­ча, на ко­торое мож­но опе­реть­ся, ког­да ты ис­те­ка­ешь кровью.

Но он по-преж­не­му не це­нил это, при­нимая все как дол­жное, са­мо со­бой ра­зуме­юще­еся. Он ред­ко об­ра­щал вни­мание на их нас­тро­ение, поч­ти не ин­те­ресо­вал­ся их мне­ни­ем, их меч­та­ми и на­деж­да­ми. Он был Дра­ко Мал­фой, а они — все­го-нав­се­го Крэбб и Гойл. Лишь пос­ле их ги­бели Дра­ко по­нял, что мир стал хо­лод­нее без дру­зей.

Они сни­лись ему каж­дую ночь. Ле­жал нич­ком на бу­рой тра­ве, не­лов­ко вы­вер­нув ру­ку, Грег, и гряз­ный снег не та­ял на его ли­це. Сно­ва и сно­ва ру­гал­ся сквозь зу­бы Вин­сент, и его па­лоч­ка па­лила зак­лять­ями в че­тыре смут­ных фи­гуры. Хо­тя Дра­ко точ­но знал, кто убил их, но у этих фи­гур во сне не бы­ло лиц, не бы­ло да­же точ­ных очер­та­ний, они ме­нялись, пе­репол­за­ли с мес­та на мес­то клочь­ями ту­мана. Ес­ли приг­ля­деть­ся, то мож­но бы­ло раз­ли­чить лох­ма­тую го­лову Пот­те­ра, мель­кал дол­го­вязый си­лу­эт У­из­ли, ска­лил­ся в ус­мешке Грюм. Фи­гур ста­нови­лось все боль­ше, и ког­да вок­руг Гре­га и Вин­сента клу­билась сплош­ная сте­на гряз­но-се­рого ту­мана, Дра­ко слы­шал:

"Ты дол­жен быть здесь, Дра­ко. По­чему те­бя нет с на­ми?"

Го­лос Вин­сента, зна­комый с детс­тва. В нем не бы­ло ни злос­ти, ни не­навис­ти, толь­ко рас­те­рян­ное удив­ле­ние. Слов­но друг, как обыч­но, про­пус­тил ми­мо вни­мания что-то, ска­зан­ное или сде­лан­ное Дра­ко, а те­перь пе­рес­пра­шива­ет, не по­няв, в чем де­ло.

Прос­той воп­рос, но Дра­ко не мог от­ве­тить на не­го. Как тог­да, на­яву, он слов­но увяз в гус­том воз­ду­хе, так и во сне не мог вы­мол­вить ни сло­ва. Он не хо­тел их смер­ти, но она приш­ла. Он пред­по­читал не за­думы­вать­ся, как имен­но его дей­ствия от­зо­вут­ся на тех лю­дях, ко­торых он знал всю свою жизнь, но ока­залось, что он под­верг их смер­тель­ной опас­ности. Он вы­тор­го­вывал у Грю­ма ус­ло­вия для сво­ей семьи, но це­на ста­нови­лась не­помер­но вы­сокой.

Дни нес­лись в обыч­ной су­ете, в кру­говер­ти пов­седнев­ных и дру­гих дел час­то не хва­тало вре­мени, он пе­рес­та­вал ощу­щать тя­жесть по­тери, но ночью, в его снах ца­рил кри­вой мир за­зер­калья. И ка­залось вы­ходом не спать. Он при­чинял боль Гер­ми­оне сво­им нев­ни­мани­ем и вспыш­ка­ми раз­дра­жения, зас­тавлял ее тре­вожить­ся, но без нее точ­но со­шел бы с ума. Сны ут­ра­чива­ли свой жут­кий, поч­ти мис­ти­чес­кий смысл, ког­да он об­ни­мал ее и ощу­щал, как ще­кочут ще­ку пу­шис­тые во­лосы. На­вер­ное, в прош­лой жиз­ни он со­вер­шил что-то очень хо­рошее, раз сей­час она бы­ла с ним.

Каж­дый раз, ког­да он шел к Гой­лам, сло­ва из сна от­четли­во зву­чали в ушах.

«Ты дол­жен быть здесь, Дра­ко». Дол­жен был. Но не был.

Дол­жен был ли он при­ходить к Ги­де­ону и Ги­ацин­те? Но не при­ходить он не мог.

Он всег­да транс­грес­си­ровал за нес­коль­ко улиц и шел, нет, брел, от­тя­гивая мо­мент встре­чи, но тем не ме­нее, не­ук­лонно и не­от­вра­тимо приб­ли­жал­ся к зна­комой ка­лит­ке. А по­том, слов­но наб­равшись сме­лос­ти и ре­шимос­ти, стре­митель­но ша­гал за по­рог, что­бы сно­ва об­речь се­бя и их на по­луча­совое мол­ча­ние, пре­рыва­емое лишь из­редка, ког­да вы­дав­ли­вались обя­затель­ные веж­ли­вые фра­зы, ус­та­рев­шая це­ремо­ни­аль­ная дань при­личи­ям. Эти сло­ва бес­по­мощ­но би­лись в ком­на­те и рас­сы­пались в прах от хо­лода, ца­рив­ше­го в гла­зах бра­та и сес­тры. Дви­жения Ги­ацин­ты ста­нови­лись еще бо­лее по­рывис­ты­ми, она то и де­ло что-ни­будь ро­няла, раз­би­вала, хло­пала две­рями и шар­ка­ла стуль­ями. Ги­де­он поч­ти не от­ры­вал­ся от сво­их книг, за­нимал­ся ка­кими-то рас­че­тами, ис­поль­зуя стран­ные маг­лов­ские при­боры. Дра­ко был им не ну­жен, его при­сутс­твие стес­ня­ло их, при­чиня­ло не­удобс­тва. Они да­же не расс­пра­шива­ли о по­хоро­нах, не вспо­мина­ли о стар­шем бра­те, их го­ре и скорбь ни­как не про­яв­ля­лись в эти тя­нущи­еся пол­ча­са, и со сто­роны мог­ло по­казать­ся, что они неб­ла­годар­но за­были о Гре­ге. Но стран­ным об­ра­зом Дра­ко их по­нимал. Ни к че­му гром­кие ти­рады и ис­те­рич­ные пред­став­ле­ния, рас­счи­тан­ные на ок­ру­жа­ющих. Го­ре бы­ло слиш­ком глу­боко и сок­ро­вен­но, что­бы вы­носить его на чу­жой суд. По­это­му бы­ли так рез­ки и не­ос­то­рож­ны дви­жения, мол­ча­ливость гра­ничи­ла с гру­бостью, и в ок­на до­ма слов­но не заг­ля­дыва­ло сол­нце, он был пог­ру­жен в глу­бокие су­мереч­ные те­ни.


* * *


Силь­ный по­рыв вет­ра бь­ет в ли­цо, швы­ря­ет горсть мел­ко­го дож­дя, на­поми­ная о том, где он на­ходит­ся и за­чем. Он сно­ва ре­шитель­но ша­га­ет впе­ред. Се­год­ня есть при­чина по­явить­ся в ма­лень­ком до­ме на ок­ра­ине маг­лов­ско­го го­рода.

Он тя­нет на се­бя зна­комую низ­кую ка­лит­ку, вык­ра­шен­ную бе­лой крас­кой, и вновь ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, удив­ленный зву­ками, до­нося­щими­ся из-за пыш­но­го кус­та жи­вой из­го­роди. Пес­ня. Прос­тая ме­лодия, не­замыс­ло­ватые сло­ва, мяг­кое жен­ское кон­траль­то.

Я по­дарю те­бе не­бо,

Не­бо с пы­ла­ющим сол­нцем,

Та­ким, как моя лю­бовь!

Го­лос зву­чит нем­но­го приг­лу­шен­но и пре­рывис­то, как буд­то его об­ла­датель­ни­ца что-то де­ла­ет од­новре­мен­но с пе­ни­ем. И это не звон­кий, слег­ка виб­ри­ру­ющий го­лос Ги­ацин­ты.

Он нем­но­го пос­пешно зак­ры­ва­ет за со­бой ще­кол­ду и, дви­жимый мгно­вен­ным, поч­ти дет­ским лю­бопытс­твом, заг­ля­дыва­ет за куст. Это оп­ре­делен­но не Ги­ацин­та. Ему вид­ны вы­бив­ши­еся из-под пес­тро­го плат­ка пе­пель­ные куд­ри, ру­ки в си­них ре­зино­вых пер­чатках, лов­ко и бе­реж­но са­жа­ющие во влаж­ную удоб­ренную поч­ву кро­шеч­ные си­зо-зе­леные са­жен­цы. Де­вуш­ка, слов­но по­чувс­тво­вав его взгляд, под­ни­ма­ет го­лову и под­ни­ма­ет­ся с ко­лен, дер­жа в ру­ках пос­ледний пу­чок узор­ча­тых лис­точков. Не­высо­кая, пол­ная, хо­рошень­кая, с доб­ро­душ­ным и нем­но­го сон­ным вы­раже­ни­ем ли­ца.

— Здравс­твуй­те.

У нее ми­лая улыб­ка, и она маг­ла. Это чувс­тву­ет­ся сра­зу, но по­чему-то не вы­зыва­ет от­торже­ния.

— Вы к Ги? Или к Ги­ацин­те?

Она скло­ня­ет го­лову к пле­чу, и в ее гла­зах лу­кавое лю­бопытс­тво. Она юна, до­вер­чи­ва и бес­печна. Он стря­хива­ет с се­бя оце­пене­ние и уч­ти­во здо­рова­ет­ся, скло­нив го­лову, где-то да­леко в глу­бине ду­ши удив­ля­ясь сво­ей це­ремон­ности.

— К ним обо­им. Я их ста­рин­ный зна­комый.

Она хи­хика­ет над сло­вом «ста­рин­ный», ко­торое ни­как не вя­жет­ся с мо­лодым прив­ле­катель­ным джентль­ме­ном, бе­зуп­речно оде­тым и прек­расно вос­пи­тан­ным. Он до­бав­ля­ет, как буд­то оп­равды­ва­ясь (и вновь по­ража­ясь се­бе):

— Я друг их бра­та.

Хи­хиканье сра­зу прек­ра­ща­ет­ся, хо­рошень­кое ли­чико хму­рит­ся, а в гла­зах мель­ка­ет что-то вро­де ви­ны.

— О… Из­ви­ните, по­жалуй­ста. Я знаю, что Гре­гори… что его не ста­ло... Я со­жалею… Ги сам на се­бя не по­хож, я так бес­по­ко­юсь за не­го…

Она го­ворит что-то еще, мнет в ру­ках нес­час­тный са­женец, не за­мечая, а на не­го об­ру­шива­ет­ся во­допад воп­ро­сов. Кто она? Как хо­рошо зна­ет Ги­де­она? Ка­ковы их от­но­шения? Что имен­но ска­зали ей Гой­лы о смер­ти стар­ше­го бра­та?

— Бо­же мой, по­жалуй­ста, про­ходи­те! Я так не­веж­ли­во дер­жу вас здесь. Ги еще в кол­ледже, а Ги­ацин­та уш­ла на со­бесе­дова­ние, обе­щала вер­нуть­ся к двум ча­сам. А сей­час уже без чет­верти, так что вы их дож­де­тесь. Хо­тите чаю или ко­фе? Се­год­ня так сы­ро и вет­ре­но, хо­тя обыч­но в это вре­мя уже бы­ва­ет по­теп­лее.

Она пол­на за­боты и же­лания заг­ла­дить свое ми­молет­ное ве­селье. Он с удо­воль­стви­ем при­нима­ет из ее пусть не изящ­ных, но лов­ких рук чаш­ку го­ряче­го чая. В до­ме все вро­де ос­та­лось на сво­их мес­тах. Тот же ка­мин с опус­тевшей пол­кой, все без­де­луш­ки с ко­торой раз­би­ла Ги­ацин­та. Крес­ло Гре­га у ка­мина. Вну­шитель­ная стоп­ка книг Ги на сто­ле у ок­на. Лю­бимая лам­па Ги­ацин­ты с триж­ды зак­ле­ен­ным аба­журом. На сте­не нес­коль­ко япон­ских гра­вюр, од­на из ко­торых по­веше­на кри­во (ее со­бирал­ся поп­ра­вить еще Грег). Но не ста­ло ли нем­но­го свет­лее?

— Что вы са­жали? — спра­шива­ет Дра­ко, поб­ла­года­рив за чай.

— Ак­ви­легию, ее еще на­зыва­ют во­дос­бо­ром. Ко­неч­но, луч­ше са­жать ее осенью се­мена­ми, но я бу­дущий би­олог и ув­ле­ка­юсь се­лек­ци­ей гиб­ридных ви­дов, и эти са­жен­цы — мой пер­вый опыт по скре­щива­нию мо­розос­той­ких…, — ви­димо, уви­дев по­явив­ше­еся на его ли­це вы­раже­ние, ожи­вив­ша­яся де­вуш­ка сму­щен­но при­кусы­ва­ет гу­бу, — прос­ти­те, по­жалуй­ста, все го­ворят, что я не­выно­сима, ког­да го­ворю о сво­ей ра­боте.

— Моя же­на, — Дра­ко не­воль­но улы­ба­ет­ся, — моя же­на то­же име­ет при­выч­ку сы­пать слож­нопро­из­но­симы­ми тер­ми­нами и ужас­но не­тер­пи­ма к ма­лей­шим про­яв­ле­ни­ям не­пони­мания.

— Ох, я же не пред­ста­вилась! — спох­ва­тыва­ет­ся де­вуш­ка и за­бав­но всплес­ки­ва­ет ру­ками, — ме­ня зо­вут…

— Эм­ма!

Го­лос Ги­де­она жес­ткий и ко­лючий. Из-за его спи­ны выг­ля­дыва­ет Ги­ацин­та. Отс­тра­нив бра­та, она стря­хива­ет кап­ли с зон­та, хму­ро и неп­ри­вет­ли­во ки­ва­ет Дра­ко.

— Ги! Ты ра­но се­год­ня! — ра­дос­тно вос­кли­ца­ет Эм­ма, и Ги­де­он об­ни­ма­ет ее од­ной ру­кой. В его гла­зах уже не став­шее при­выч­ным по­дав­ля­емое раз­дра­жение, а неп­рикры­тая злость, сме­шан­ная с тре­вогой.

— С то­бой все в по­ряд­ке, Эм­ма? — спра­шива­ет он, по­вер­нувшись к де­вуш­ке.

— Да, ко­неч­но, — сме­шав­шись, от­ве­ча­ет та, — а что дол­жно бы­ло слу­чить­ся? Я бы­ла на при­еме у док­то­ра, ес­ли ты о…

— Нет! — пос­пешно пре­рыва­ет ее Ги­де­он и пе­реб­ра­сыва­ет­ся с сес­трой ко­рот­ки­ми взгля­дами, — нет, я спро­сил не об этом.

Зна­чение этих взгля­дов и тай­ный смысл ска­зан­но­го до­ходит и до Дра­ко. Но он не по­да­ет ви­да, при­нимая их пра­во на по­доз­ре­ние. Нем­но­го по­мол­чав в не­уют­ной ти­шине, Ги­де­он с от­тенком прось­бы, но неп­реклон­ным то­ном го­ворит:

— Ты не мог­ла бы не­надол­го ос­та­вить нас?

Все та­кая же мрач­ная Ги­ацин­та швы­ря­ет на сто­лик у две­ри свою сум­ку и вы­соким, дро­жащим от скры­того нап­ря­жения го­лосом до­бав­ля­ет:

— Нам нуж­но по­гово­рить с этим че­лове­ком, и это очень важ­но. Ужас­но важ­но!

Эм­ма рас­те­рян­но по­жима­ет пле­чами.

— Ко­неч­но.

Ос­то­рож­но зак­рыв за со­бой дверь, она вы­ходит. В ок­не вид­но, как она сно­ва скло­ня­ет­ся к сво­им са­жен­цам.

— Дра­ко? — во­царив­шу­юся ти­шину на­руша­ет Ги­ацин­та, и он чувс­тву­ет се­бя до стран­ности не­лепо с цве­тас­той чаш­кой еще го­ряче­го, ку­ряще­гося аро­мат­ным дым­ком чая в ру­ках.

Гой­лы сно­ва пе­рег­ля­дыва­ют­ся, и Ги­ацин­та ед­ва за­мет­но ки­ва­ет, ус­ту­пая бра­ту. Ги­де­он нер­вно по­тира­ет лоб, слов­но у не­го вне­зап­но за­боле­ла го­лова.

— Дра­ко, за­чем ты здесь?

На­вер­ное, он ждал это­го воп­ро­са, по­тому что сло­ва вы­лета­ют са­ми.

— Что­бы знать, все ли у вас в по­ряд­ке. Те­перь, ког­да Гре­га не ста­ло, вы мо­жете во всем по­ложить­ся на ме­ня, я по­забо­чусь о вас.

— Мы прек­расно справ­ля­ем­ся, у нас все от­лично! — не­тер­пе­ливо пе­реби­ва­ет, вык­ри­кива­ет Ги­ацин­та и осе­ка­ет­ся под тя­желым взгля­дом бра­та.

— Мы прек­расно справ­ля­ем­ся, — не­тороп­ли­во пов­то­ря­ет Ги­де­он, его ру­ки скре­щены на гру­ди, и он выг­ля­дит враж­дебно, — мы взрос­лые со­вер­шенно­лет­ние лю­ди. Мы чет­ко зна­ем, че­го на­до опа­сать­ся в этом ми­ре, и че­го мы хо­тим от не­го. И мы яс­но осоз­на­ем, что твои ви­зиты выз­ва­ны чем угод­но, но толь­ко не за­ботой о нас.

Дра­ко ох­ва­тыва­ет чувс­тво не­ре­аль­нос­ти про­ис­хо­дяще­го, воз­ни­ка­ет ощу­щение, что ком­на­та с ее об­ста­нов­кой, тус­клым ос­ве­щени­ем, людь­ми ко­лышет­ся в ту­ман­ном не­бытии сна. По­тому что толь­ко во сне Ги­де­он мог дать по­доб­ный от­вет на воп­рос, за­дава­емый им се­бе.

— Ты оши­ба­ешь­ся, — на­чина­ет он, до кон­ца не ве­ря ус­лы­шан­но­му, — я с ис­крен­ним же­лани­ем и…

Но его сно­ва пе­реби­ва­ет Ги­ацин­та, на этот раз от­кро­вен­но гру­бо и ци­нич­но:

— Те­бе нап­ле­вать на нас. И чес­тно го­воря, нам нап­ле­вать на те­бя. Ты до­пус­тил, что­бы Грег по­гиб, и те­перь хо­чешь под­ли­зать­ся к нам. Ни­чего не по­лучит­ся, Дра­ко.

— Ис­крен­нее же­лание по­мочь нам? — под­хва­тыва­ет Ги­де­он, и гу­бы его кри­вят­ся, — как мо­жет по­мочь жал­ким скви­бам-из­гнан­ни­кам По­жира­тель Смер­ти? Чем хо­чет по­мочь ка­ким-то там Гой­лам сам Дра­ко Мал­фой? Аб­сур­дно. Моя сес­тра пра­ва, ты хо­чешь от­мо­лить свои гре­хи. Да вот толь­ко мы, Дра­ко, не свя­щен­ни­ки, и по­могая нам, ты не по­можешь се­бе. Нам не нуж­на твоя по­мощь, ни фи­нан­со­вая, ни мо­раль­ная. Ни-ка-кая, за­пом­ни это. Нам по­мог Грег. Он от­крыл нам этот мир, на­учил жить в нем, влил уве­рен­ность в сво­их си­лах, дал на­деж­ду. Он по­дарил нам бу­дущее. И в этом бу­дущем мы с Ги­ацин­той бу­дем са­мыми обык­но­вен­ны­ми людь­ми, те­ми прос­те­цами, ко­торых вы так пре­зира­ете. До­воль­но с нас ва­ших тра­диций, ва­ших пра­вил и ва­шей вой­ны.

— Пос­лу­шай, Ги, — он пы­та­ет­ся най­ти ар­гу­мен­ты, ве­сомые сло­ва, но это поч­ти не­воз­можно под пря­мыми тем­ны­ми взгля­дами Гой­лов, — я по­нимаю, но ведь все не так, как ты пы­та­ешь­ся пред­ста­вить. Вы не маг­лы…

— Мы — скви­бы! — взры­ва­ет­ся Ги­ацин­та, ее гла­за свер­ка­ют, ли­цо го­рит яр­ким ру­мян­цем, длин­ные блес­тя­щие во­лосы рас­сы­пались по пле­чам, — для вас, чис­токров­ных, мы ху­же, чем маг­лы, вер­но?! Мы ведь пос­ме­ли ро­дить­ся без кап­ли вол­шебс­тва в прок­ля­той кро­ви! Мы ви­нов­ны в том, что на­ша мать ис­пы­тала во­пи­ющее чувс­тво сты­да пе­ред от­цом, пе­ред чис­токров­ным об­щес­твом! И не де­лай вид, Дра­ко, что ты та­кой то­леран­тный и тер­пи­мый! Мы все зна­ем, что это не так. Твоя семья — наг­лядный при­мер, прос­то об­ра­зец для под­ра­жания всем ва­шим чер­то­вым чис­токров­ным уб­людкам. Что, ска­жешь — не так? Наш брат всег­да был о те­бе не­оп­равдан­но вы­соко­го мне­ния, но ты дву­лич­ный лжи­вый су­кин сын!

— Раз­ве я дал те­бе по­вод вы­нес­ти та­кое мне­ние? — ров­ным го­лосом спра­шива­ет Дра­ко, ис­пы­тывая неп­ре­одо­лимое же­лание скор­чить­ся и об­хва­тить го­лову ру­ками, что­бы она не лоп­ну­ла от по­тока не­навис­ти, ле­тяще­го от де­вуш­ки.

— Не будь ты им, ты был бы сей­час мертв! Как Гре­гори! Как Вин­сент! — кри­чит, поч­ти виз­жит Ги­ацин­та, уже го­товая наб­ро­сить­ся на не­го.

— Ты то­же так счи­та­ешь, Ги?

На мер­твен­но-зас­тывшем, как мас­ка, ли­це Ги­де­она Гой­ла не­воз­можно про­честь ни­чего, толь­ко жи­вут гла­за, та­кие же, как у сес­тры — свер­ка­ющие, об­ви­ня­ющие, пол­ные гне­ва и ста­ли.

— Маг­лов­ское про­ис­хожде­ние тво­ей же­ны — еще не по­вод счи­тать те­бя маг­ло­любом и скви­бома­ном. Ухо­ди, Дра­ко, и не при­ходи боль­ше. Мы дол­го тер­пе­ли и ни­чего не го­вори­ли, но приш­ло вре­мя все рас­ста­вить по сво­им мес­там. Ты — это жи­вое на­поми­нание о на­шей преж­ней жиз­ни, ко­торую мы ста­ра­ем­ся за­быть. Ты при­чиня­ешь нам боль, зас­тавля­ешь нас чувс­тво­вать те­ми, кем мы не хо­тим быть. Ухо­ди.

— Гре­гу… Ему вы бы то­же ска­зали та­кое?

— Он был дру­гой. И он был на­шим бра­том. А те­бя я не хо­чу ви­деть в на­шем до­ме. Ес­ли ты при­дешь как враг, то кля­нусь, хоть я и не вол­шебник, но смо­гу за­щитить сес­тру и Эм­му от те­бя и те­бе по­доб­ных.

Дра­ко оде­реве­нело идет к две­ри и поч­ти вы­ходит на ули­цу, ког­да вспо­мина­ет о при­чине сво­его при­хода, о жал­кой, зах­ле­быва­ющей­ся сле­зами при­чине, го­товой пасть на ко­лени, го­товой уни­жать­ся и прес­мы­кать­ся, лишь бы ее прось­ба не бы­ла от­вер­гну­та.

«Дра­ко, по­жалуй­ста, я знаю, что Гре­гори не бро­сил их. Ес­ли ты зна­ешь, где мои де­ти, умо­ляю, по­моги! По­моги най­ти их! Вер­нуть! Пусть они не прос­тят ме­ня, но пусть бу­дет хоть ка­кая-то воз­можность хо­тя бы из­редка ви­деть дочь и сы­на! Поп­ро­си их о встре­че! Дра­ко, ты моя пос­ледняя на­деж­да!»

— Ва­ша мать…, — он обо­рачи­ва­ет­ся и на­тал­ки­ва­ет­ся взгля­дом на алое зо­лото сво­ей чаш­ки на тем­ном ла­киро­ван­ном де­реве сто­ла. По­чему-то этот яр­кий ма­зок нап­лы­ва­ет на весь мир, де­лая его хруп­ким, как фар­фор. — Ва­ша мать про­сила о встре­че.

В нас­ту­пив­шей ти­шине слы­шен треск са­довых нож­ниц в ру­ках у Эм­мы, ред­кий стук ка­пель в окон­ное стек­ло и уча­щен­ное ды­хание Ги­ацин­ты. Она выг­ля­дит сла­бой, об­мякшей, го­товой раз­ры­дать­ся. По гип­со­вому ли­цу Ги­де­она слов­но про­ходит тре­щина, об­на­жая его рас­те­рян­ность. На ка­кое-то мгно­вение Дра­ко ка­жет­ся, что они — не те су­ровые об­ви­ните­ли и бес­по­щад­ные судьи, ка­кими бы­ли все­го лишь па­ру ми­нут на­зад, что они дрог­ну­ли, он их оше­ломил и по­верг в смя­тение, и воз­можно да­же, что они да­дут сог­ла­сие на встре­чу. Но этот миг про­ходит, брат и сес­тра сно­ва за­мыка­ют­ся, и на их кра­сивых ли­цах рас­те­ка­ет­ся оди­нако­вое през­ре­ние, гор­дое и не­от­ступ­ное.

— Пе­редай этой жен­щи­не, — Ги­де­он ус­ме­ха­ет­ся поч­ти де­мони­чес­ки, и эта ус­мешка зер­каль­но от­ра­жа­ет­ся на ожес­то­чен­ном ли­це его сес­тры, — в на­шей жиз­ни нет мес­та ма­гии и чис­токров­ным вол­шебни­кам. У Ги­ацин­ты есть я, а у ме­ня — толь­ко она и Эм­ма. Боль­ше у нас ни­кого нет и нам ник­то не ну­жен.

— Ей бу­дет боль­но.

— Мы это зна­ем, — мур­лы­ка­ет Ги­ацин­та и кла­дет ру­ку на пле­чо бра­та, — и на­де­ем­ся, что она бу­дет ощу­щать эту боль каж­дую ми­нуту до кон­ца сво­ей ник­чемной и пус­той жиз­ни.

— Не будь­те та­кими жес­то­кими.

Ког­да-то он не мог по­нять и осуж­дал мать Гре­га, но те­перь ему жаль ее. За свою ошиб­ку и сла­бость она зап­ла­тит слиш­ком до­рогую це­ну.

— Мы — по­рож­де­ние ва­шего чис­токров­но­го об­щес­тва. Это вы сде­лали нас та­кими.

Лед свер­ка­ет в их гла­зах, лед на их ли­цах, лед ис­то­ча­ет их ды­хание. Толь­ко лед и ни­какой на­деж­ды.

И слов­но из­де­ватель­ская нас­мешка — доб­рая, нем­но­го ви­нова­тая улыб­ка Эм­мы.

Он ос­та­нав­ли­ва­ет­ся у кус­та жи­вой из­го­роди, под ко­торым то­пор­щатся си­зо-зе­леные кру­жев­ные лис­точки.

— Ак­ви­легия, цве­ток эль­фов.

Ги­де­он сбе­га­ет по низ­ким сту­пеням крыль­ца и, не скры­ва­ясь, прик­ры­ва­ет Эм­му. Ги­ацин­та ос­та­нав­ли­ва­ет­ся в про­еме две­ри. Нес­терпи­мый, не­выно­симый по­ток не­навис­ти, поч­ти ося­за­емый. Чувс­тву­ет ли его Эм­ма? По­чему он не чувс­тво­вал его рань­ше?

— Цве­ток эль­фов за­щища­ет от кол­дов­ских чар.

Улыб­ка де­вуш­ки ста­новит­ся снис­хо­дитель­ной.

— О, эти ми­лые сред­не­веко­вые су­еве­рия, ве­ра в ведьм и кол­ду­нов, ко­торые ва­рят зелья, на­сыла­ют прок­лятья и ле­та­ют на ша­баши. Раз­ве вы ве­рите в эту че­пуху?

У нее нем­но­го мен­тор­ский тон, и она сно­ва нак­ло­ня­ет го­лову к пле­чу. Сов­сем как Гер­ми­она.

— Да. Верь­те и вы, Эм­ма. Не всег­да од­но ока­зыва­ет­ся од­ним.

Маг­лов­ский го­род, скуч­ней­ший маг­лов­ский го­род, об­ле­дене­лый от фев­раль­ско­го вет­ра, на ок­ра­ине ко­торо­го в ма­лень­ком до­ме жи­вут вмес­те не­нависть и лю­бовь, без­ду­шие и за­бота, жес­то­кость и доб­ро­та.

Он идет, ук­ло­ня­ясь от про­хожих и вы­бирая ма­лолюд­ные пе­ре­ул­ки. Они так и не спро­сили, где мо­гила Гре­га. В сво­ей по­пыт­ке от­го­родить­ся от все­го то­го, что ра­нее сос­тавля­ло их мир, пор­вать все ни­ти, они от­ка­зались да­же от не­го. Кто зна­ет, мо­жет, они и пра­вы. Где сей­час Грег? Есть ли ему де­ло до то­го, кто бу­дет при­ходить на его мо­гилу?

* * *

Поч­ти бес­созна­тель­но он транс­грес­си­ру­ет на у­еди­нен­ное клад­би­ще в нес­коль­ких ми­лях от по­мес­тий Крэб­бов и Гой­лов, ко­неч­но же, ма­гичес­кое. Здесь очень ти­хо и спо­кой­но, си­не­ет не­бо над кро­нами раз­росших­ся бу­зино­вых кус­тов, су­хая тра­ва скри­пит под но­гами, об­ви­ва­ет жел­ты­ми стеб­ля­ми, меж ка­мен­ных над­гро­бий, плит и ред­ких ста­туй вь­ют­ся до­рож­ки, по­сыпан­ные бе­лым пес­ком. Дра­ко за­меча­ет бре­дущую впе­реди тон­кую фи­гур­ку в фи­оле­товом оде­янии и быс­тры­ми ша­гами до­гоня­ет ее. Ар­те­миза Розье, так и не ус­певшая стать Ар­те­мизой Крэбб.

Го­лубые гла­за ее, ог­ромные на ис­ху­далом за­ос­трив­шемся ли­чике, су­хи и мер­твы, в них нет ни блес­ка, ни мыс­ли. Лоб до бро­вей зак­рыт тем­но-ли­ловой на­кид­кой гру­бого по­лот­на. Она не в ман­тии, а в убо­ре мо­нахинь Ор­де­на Свя­той Си­би­алы, и выг­ля­дит од­новре­мен­но сов­сем юной де­воч­кой, и поч­ти ста­рухой, ут­ра­тив­шей во­лю и вкус к жиз­ни.

— Здравс­твуй.

Взгляд де­вуш­ки не­кото­рое вре­мя ос­та­ет­ся та­ким же рас­се­ян­ным, а по­том она мед­ленно ки­ва­ет, слов­но вспом­нив, кто он. Она при­жима­ет к гру­ди охап­ку бе­лос­нежных роз. Ху­дые ру­ки поч­ти до лок­тей выг­ля­дыва­ют из ши­роких ру­кавов, и не­воль­но вспо­мина­ет­ся, как сов­сем не­дав­но на тон­ких паль­цах мер­цал ру­бин ста­рин­но­го об­ру­чаль­но­го коль­ца Крэб­бов, как сов­сем не­дав­но ру­бино­вые от­све­ты ка­мин­но­го ог­ня пы­лали на ли­це Вин­сента, ти­хо и ос­то­рож­но приз­на­вав­ше­гося в са­мом сок­ро­вен­ном:

«Не смей­ся, но она не­обык­но­вен­ная, на са­мом де­ле. Ее гла­за — как два озе­ра с чис­тей­шей во­дой, в ко­торых от­ра­жа­ет­ся не­бо. Она уме­ет так не­обык­но­вен­но пос­мотреть, что не ос­та­ет­ся дру­гих же­ланий, кро­ме как за­щитить ее от дож­дя и хо­лода, от дру­гих муж­чин, от злых лю­дей. Она улы­ба­ет­ся — и у ме­ня в ду­ше све­тит сол­нце, она грус­тна — и я не на­хожу се­бе мес­та. Ты зна­ешь, что я всег­да счи­тал, что лю­бовь и про­чая ро­ман­ти­чес­кая бре­дяти­на — не про ме­ня. Я сме­ял­ся про се­бя, ког­да ты го­ворил, что лю­бишь Гр… Гер­ми­ону, из­ви­ни. Но сей­час… сей­час я все по­нимаю, я ви­жу, как ты на нее смот­ришь, по-осо­бен­но­му, как на на­чало и ко­нец все­го, что есть для те­бя на све­те. На­вер­ное, у ме­ня точ­но та­кой же взгляд, ког­да я смот­рю на Ар­те­мизу. Я ни­ког­да не ду­мал, что это про­изой­дет со мной. И еще я те­перь, ка­жет­ся, схо­жу с ума от всех тех ве­щей, ко­торые рань­ше ка­зались мне вер­хом не­сураз­ности — рев­ность, страх, не­тер­пе­ние, я не мо­гу да­же по­доб­рать слов для все­го».

«Ми­нус де­сять бал­лов со Сли­зери­на за от­сутс­твие ло­гики и ог­ра­ничен­ный сло­вар­ный за­пас», — рас­сме­ял­ся тог­да Грег, окон­ча­тель­но сму­тив дру­га и об­ра­тив все в шут­ку.

На по­хоро­нах Ар­те­миза не пла­кала. По­луп­розрач­ная, тон­кая, как све­ча, с мер­твен­но-вос­ко­вым ли­цом, об­рамлен­ным тра­уром, она слов­но не по­нима­ла, что про­ис­хо­дит, с от­ре­шен­ным ви­дом об­ры­вала листья с ко­люче­го стеб­ля бе­лой ро­зы, а по блед­ным из­ра­нен­ным паль­цам, на ко­торых все еще кра­сова­лось ро­довое коль­цо Крэб­бов, тек­ла кровь.

Она за­меча­ет, что он смот­рит на цве­ты, и мед­ленно, нев­нятно вы­гова­ривая сло­ва, объ­яс­ня­ет:

— Это его лю­бимые. Он всег­да да­рит мне толь­ко их.

Он ша­га­ет ря­дом с ней, под­ла­жива­ясь к ее не­вер­ной ша­та­ющей­ся по­ход­ке и вды­хая тер­пкий ро­зовый аро­мат, вол­ной плы­вущий за ни­ми. Тро­пин­ка вы­водит их к при­мет­ной ста­туе, ан­ге­лу с рас­прос­терты­ми крыль­ями. По обе сто­роны от не­го — две поч­ти оди­нако­вые тя­желые пли­ты тем­но-се­рого и чер­но­го мра­мора. Глу­боко вы­битые бук­вы, вып­ле­та­ющие име­на, как буд­то го­рят се­реб­ристым ог­нем. И Дра­ко не­воль­но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся и сжи­ма­ет ку­лаки, не в сос­то­янии обуз­дать уже зна­комое, ос­лепля­ющее и от­ни­ма­ющее ра­зум же­лание по­карать убийц. Взгля­нуть в их уми­ра­ющие гла­за, ког­да они бу­дут кор­чить­ся от бо­ли зак­лятья. Вспом­нить удуш­ли­вый за­пах роз. Вспом­нить Гре­га и Вин­са, ле­жащих под тя­желы­ми мра­мор­ны­ми пли­тами. Поч­тить их па­мять этим мо­мен­том. И мо­жет быть, из­ба­вить­ся от сна, в ко­тором его спра­шива­ют, по­чему он не вмес­те с ни­ми…

Ар­те­миза бе­реж­но сма­хива­ет с чер­ной пли­ты па­лые бу­зин­ные листья и тра­вин­ки, за­сох­шие ста­рые цве­ты, на­падав­ший сор, и рас­сы­па­ет свою ду­шис­тую охап­ку. Ее ру­ки ис­ца­рапа­ны ши­пами, мно­гочис­ленные по­резы со­чат­ся кровью, но она не за­меча­ет, как и тог­да, на по­хоро­нах. Она вста­ет на ко­лени, прик­ла­дыва­ет ла­донь к пли­те и ше­велит гу­бами, слов­но раз­го­вари­ва­ет с Вин­сентом.

— Ар­те­миза…

— Чшшш, — она вски­дыва­ет го­лову и сер­ди­то хму­рит­ся.

Он пос­лушно за­мол­ка­ет.

— Я не ви­ню те­бя.

— Что? — он ото­ропе­ло смот­рит на нее, все та­кую же сос­ре­дото­чен­ную, с гла­зами, в ко­торые страш­но заг­ля­нуть, по­тому что воз­ни­ка­ет ощу­щение, что про­вали­ва­ешь­ся в без­донную яму. Она пов­то­ря­ет, все так же нев­нятно вы­гова­ривая сло­ва и с тру­дом строя фра­зы:

— Я не ви­ню те­бя. Ни в чем. Я прос­то хо­чу знать — за что? За что все это нам? Мне и Вин­сенту? Ко­му мы по­меша­ли? За­чем его от­ня­ли у ме­ня? За что? За что?! — го­лос па­да­ет до обес­си­лен­но­го ше­пота.

Дра­ко не­лов­ко при­каса­ет­ся к ее пле­чу, же­лая уте­шить. Она стря­хива­ет его ру­ку. У нее по-преж­не­му су­хие гла­за, но она ры­да­ет, бес­слез­но и жут­ко, с та­кой си­лой и та­ким го­рем, что Дра­ко не­воль­но от­сту­па­ет на­зад. И ста­новит­ся не­умес­тным и неп­ра­виль­ным его при­сутс­твие. Он от­во­рачи­ва­ет­ся и нес­лышно ухо­дит. Ког­да он ук­радкой ог­ля­дыва­ет­ся, Ар­те­миза ле­жит нич­ком на чер­ной пли­те, усы­пан­ной бе­лыми цве­тами, об­ни­мая ее из­ра­нен­ны­ми ру­ками. Тя­желый слад­кий ро­зовый аро­мат оку­тыва­ет все вок­руг пог­ре­баль­ным са­ваном, тя­нет­ся шлей­фом, и он поч­ти за­дыха­ет­ся от не­го, су­дорож­но гло­та­ет воз­дух, в ко­тором нет ни ма­лей­шей све­жей струи, толь­ко этот тра­ур­ный за­пах скор­би и люб­ви, и слов­но слы­шит ше­веле­ние бес­кров­ных су­хих губ:

«За­чем те­бя от­ня­ли у ме­ня?»

Этот ше­пот прес­ле­ду­ет его, го­нит впе­ред, сви­ва­ясь в хо­ре с гнев­ны­ми го­лоса­ми млад­ших Гой­лов, пла­чем ма­тери Гре­га, над­гроб­ной речью Лор­да, на­пыщен­ной и не­ис­крен­ней.

Коль­цо воз­вра­ща­ет до­мой, но и там он не мо­жет най­ти по­коя. Не­умол­чный шум мо­ря, прон­зи­тель­ные кри­ки ча­ек, ти­хий скрип яб­ло­невых вет­вей на вет­ру — все зву­ки вок­руг сли­ва­ют­ся в этот ше­пот. Он стис­ки­ва­ет ру­ками го­лову, раз­ди­ра­емую ты­сячью мыс­лей. Внут­ри мрак и хо­лод, и ре­жет по жи­вому: «По­чему те­бя нет с на­ми? … За­чем ты здесь? ... За­чем те­бя от­ня­ли у ме­ня?»

Где она? Где его Гер­ми­она? Неж­ность ка­рих глаз, при­кос­но­вения ла­доней, теп­ло те­ла — ког­да все это он смо­жет уви­деть, ощу­тить, оку­нуть­ся в ее лю­бовь, как в мо­ре, толь­ко тог­да ше­пот смол­кнет, уле­тучит­ся при­тор­ный слад­кий и страш­ный за­пах, пок­ро­ет­ся па­тиной про­шед­ше­го се­год­няшний день. Так и бу­дет. Без нее он не спра­вит­ся, он за­висим от нее. Он жа­лок и слаб, он сво­лоч­ной трус, дро­жащий за свою жизнь и не су­мев­ший за­щитить жиз­ни дру­зей, спо­соб­ный толь­ко ва­лять­ся на ди­ване, реф­лекси­ровать, стра­дая и не­до­уме­вая, по­чему его прог­на­ли брат и сес­тра Гре­гори, и по­чему в мер­твых гла­зах не­вес­ты Вин­сента он не смог най­ти про­щения…

Хло­па­ет дверь, и тут же, рас­пу­шив хвост, не­сет­ся с кух­ни Жи­вог­лот.

— Ты опять что-то нат­во­рил, Гло­тик?

Уди­витель­но, но от од­но­го зву­чания го­лоса круг бе­зум­ных мыс­лей за­мед­ля­ет­ся.

— Дра­ко?

Бес­по­кой­ство и тре­вога. Он опять не­сет их лю­бимым. Рань­ше так же дро­жал го­лос ма­мы, ког­да она встре­чала его с из­редка, но все-та­ки вы­падав­ших за­даний Лор­да. Та же ин­то­нация, та же скры­тая тре­пещу­щая нот­ка, го­товая взвить­ся вверх или обор­вать­ся. Все­го лишь его имя, но сколь­ко в не­го вкла­дыва­ет­ся!

По­чему, ну по­чему он не мо­жет прос­то улыб­нуть­ся и ска­зать, что все в по­ряд­ке? По­чему он так му­ча­ет лю­бимых лю­дей? Он не­нави­дит се­бя, но не мо­жет ина­че. Слов­но в нем за­туши­ли жиз­ненную си­лу, за­лили во­дой бес­силь­ной не­навис­ти огонь ду­ши, ос­та­вив од­ни чер­ные уг­ли, и те­перь прос­то не­воз­можно жить даль­ше так, как преж­де.

Ко лбу при­каса­ет­ся ру­ка в бар­хатной пер­чатке, во­лосы ще­кочут ли­цо, ког­да она скло­ня­ет­ся над ним и це­лу­ет, оку­тывая лег­ким, чис­тым и све­жим аро­матом ду­хов. И он об­хва­тыва­ет ру­ками ее ли­цо, прод­ле­вая миг по­целуя и миг нах­лы­нув­ше­го счастья, всег­да вне­зап­но­го и ли­ку­юще­го.

— При­вет. Где ты бы­ла?

— Дам­ский бла­гот­во­ритель­ный а­ук­ци­он в поль­зу при­юта Свя­той Си­би­алы, — мор­щится Гер­ми­она.

Она вып­рямля­ет­ся, отс­тра­нив­шись, и миг счастья ос­тро­го, пе­режи­ва­емо­го раз за ра­зом слов­но в пер­вый раз, сме­ня­ет­ся ти­хой ра­достью, ох­ва­тив­шей все его су­щес­тво и све­жим вет­ром вы­дув­шей смрад­ные ми­аз­мы го­речи, са­мо­уни­чиже­ния, тос­ки, бо­ли, ви­ны. По­том они вер­нутся, ядо­витым ту­маном про­сочат­ся об­ратно в мыс­ли, но это по­том…

— Не­нави­жу эту пус­тую бол­товню. По­чему бы прос­то не по­мочь день­га­ми или де­лом сра­зу, не ус­тра­ивая ни­кому не нуж­ные тор­ги? Ведь это все­го лишь по­вод пох­вастать­ся друг пе­ред дру­гом дра­гоцен­ностя­ми, плать­ями, ман­ти­ями и про­чей че­пухой.

Нас­коль­ко Дра­ко ее зна­ет, Гер­ми­она ано­ним­но уже, ско­рее все­го, ли­бо пе­реве­ла на счет при­юта круп­ную сум­му, ли­бо ску­пила по­лови­ну дет­ско­го от­де­ла ма­гази­на ма­дам Мал­кин и весь дет­ский ас­сорти­мент «Фло­риш и Блоттс» и опять же ано­ним­но пос­ла­ла все на ад­рес при­юта. Но ве­ро­ят­нее все­го и то, и дру­гое. По-ино­му она не мо­жет.

— Для не­кото­рых в этой че­пухе зак­лю­ча­ет­ся смысл жиз­ни.

Она с иро­ни­ей ус­ме­ха­ет­ся.

— Брил­ли­ан­тов, ко­торые уве­шива­ли се­год­ня мис­сис Эй­ве­ри, мог­ло бы хва­тить, что­бы при­ют го­да три ни в чем не нуж­дался, а изум­ру­дов мисс Джаг­сон — еще пол­то­ра. Все это выг­ля­дело из­девкой над бед­ны­ми мо­нахи­нями.

Он по­жима­ет пле­чами. По­доб­ные а­ук­ци­оны про­водят­ся до­воль­но час­то. Прав­да, он не мо­жет ска­зать, дей­стви­тель­но ли все вы­ручен­ные на них день­ги до­ходят до ад­ре­сатов. И дей­стви­тель­но, это сво­его ро­да сос­тя­зание сос­то­яний — собс­твен­но­го, му­жа или лю­бов­ни­ка. Не­годо­вание Гер­ми­оны всег­да зас­тавля­ет вспом­нить осо­бую чер­ту ее ха­рак­те­ра — по­могать де­лом, а не сло­вами.

Гер­ми­она что-то еще го­ворит, рас­ха­живая по гос­ти­ной, по кух­не, от­чи­тыва­ет Жи­вог­ло­та за ка­кую-то про­вин­ность, а он, от­ки­нув­шись на ди­ван­ные по­душ­ки, бла­жен­но плы­вет по зву­кам ее го­лоса. На краю взгля­да мель­ка­ют дым­ча­тый се­ро-си­ний шелк ее платья, пыш­ные во­лосы (ко­неч­но же, она сра­зу рас­пусти­ла тща­тель­но уло­жен­ную при­чес­ку), и од­но ее при­сутс­твие мед­ленно, но не­от­вра­тимо на­пол­ня­ет его жизнью, как во­да на­пол­ня­ет пус­той кув­шин, сра­зу об­ретший смысл су­щес­тво­вания и пе­рес­тавший быть мер­твой вещью.

Звон по­суды и плеск во­ды на кух­не, лег­кие ша­ги (кух­ня, гос­ти­ная, лес­тни­ца, спаль­ня, лес­тни­ца, кух­ня), лю­бимый го­лос (пус­тя­ки, ка­кие-то обы­ден­ные ве­щи, на них мож­но не от­ве­чать, прос­то слу­шать), ви­нова­тое мур­лы­канье наш­ко­див­ше­го книз­ля (что-то раз­бил, рас­ца­рапал пар­кет, пой­мал и рас­потро­шил на крыль­це оче­ред­ную пти­цу, вы­зыва­юще на­гадил пос­ре­ди га­зона или что-то но­вень­кое на этот раз?) — все это пе­реби­ва­ет го­лоса, сви­ва­ющи­еся в ше­пот в его го­лове. При­бой прос­то шу­мит, как и обыч­но, чай­ки ссо­рят­ся из-за до­бычи, а ста­рые яб­ло­ни все­го лишь скри­пят вет­вя­ми из-за по­рывов бес­це­ремон­но­го се­вер­но­го вет­ра.

— А те­перь рас­ска­жи, что се­год­ня слу­чилось? — воп­рос Гер­ми­оны зас­та­ет его, рас­сла­бив­ше­гося, врас­плох, и она са­дит­ся ря­дом.

Он мол­ча смот­рит на же­ну. Как рас­ска­зать? Сло­ва по­чему-то не идут, и он не мо­жет по­нять, то ли это стыд, то ли все то же чувс­тво ви­ны, то ли не­нависть, сно­ва взмет­нувша­яся из глу­бин па­мяти, от­ни­ма­ют го­лос.

— Не мол­чи, по­жалуй­ста, — про­сит Гер­ми­она, ее ру­ки об­ви­ва­ют­ся вок­руг шеи, — толь­ко не мол­чи, не ухо­ди в се­бя, как в эти дни. Мы че­рез все дол­жны прой­ти вмес­те. Ты мне это сам го­ворил, ког­да по­гиб­ли мои родс­твен­ни­ки, пом­нишь?

Пом­нит. И пом­нит пус­то­ту по­тери в ее гла­зах и свое обе­щание убе­речь ее впредь от та­кого.

Он по­тира­ет ла­доня­ми ли­цо и зап­ро­киды­ва­ет го­лову на­зад, раз­ди­ра­емый на час­ти же­лани­ем рас­ска­зать все и од­новре­мен­но от­молчать­ся, как он это де­ла­ет уже поч­ти два ме­сяца. Она пой­мет, она всег­да все по­нима­ет, ка­жет­ся, что иног­да она бе­зо вся­кого вол­шебс­тва лег­ко и неп­ри­нуж­денно чи­та­ет его не­выс­ка­зан­ные мыс­ли. На­вер­ное, ко­го-то это мо­жет на­пугать — по­доб­ная глу­бокая бли­зость, сверхъ­ес­тес­твен­ное вос­при­ятие ра­зума и соз­на­ния дру­гого че­лове­ка, поч­ти ис­клю­ча­ющие воз­можность что-то ута­ить. Но толь­ко не их. Для них в этом спа­сение, на­деж­да на то, что в шат­ком ми­ре, про­низан­ном тем­ным кол­довс­твом Лор­да, изу­родо­ван­ном ос­ка­лом Чер­ной Мет­ки, от­равлен­ном пре­датель­ством, они все-та­ки вы­живут, уце­пив­шись друг за дру­га, рас­тво­ря­ясь друг в дру­ге, су­ме­ют сох­ра­нить се­бя. И это — выс­шее про­яв­ле­ние их люб­ви, до­каза­тель­ство ее цель­нос­ти, нес­лу­чай­нос­ти, ис­тиннос­ти.

Но как рас­ска­зать?

По­нем­но­гу, сло­во за сло­вом и фра­за за фра­зой, вы­тяги­вая из се­бя все со­бытия и об­ра­зы, чувс­тва и ощу­щения, вновь оку­на­ясь в ле­дяные чер­ные во­ды се­год­няшне­го дня, тя­нущие на са­мое дно от­ча­яния, пе­реба­рывая вол­ны собс­твен­ной злос­ти и со­вер­шенно не­оп­равдан­ной, не име­ющей под со­бой ни­каких ос­но­ваний оби­ды, из­ли­вая свой страх и за­поз­да­лое рас­ка­яние. Это не­имо­вер­но труд­но. Ка­жет­ся, что мор­ская во­да за­лива­ет лег­кие, а сло­ва за­мора­жива­ют глот­ку, впи­ва­ют­ся ос­тры­ми и горь­ки­ми крис­талла­ми со­ли в язык. Но тол­чок дан, пло­тина прор­ва­лась, и он не мо­жет ос­та­новить­ся, как буд­то вы­гова­рива­ясь за каж­дый день этих двух ме­сяцев, ког­да он то­нул в са­мом се­бе. Он смот­рит в неж­ные ка­рие гла­за, го­ворит и по­нима­ет, что этим он спа­са­ет се­бя. Это сле­дова­ло сде­лать два ме­сяца на­зад — вы­гово­рить­ся, со­пере­жить про­изо­шед­шее вмес­те с Гер­ми­оной, по­нять и от­пустить се­бя же са­мого.

— Бед­ный мой…, — Гер­ми­она при­жима­ет­ся к не­му тес­нее, об­ни­ма­ет и уты­ка­ет­ся в пле­чо. Его слов­но оку­тыва­ет теп­лой си­лой, сог­ре­ва­ющей и из­го­ня­ющей из нут­ра мер­твен­ный хо­лод.

— …я чувс­тво­вал се­бя пос­ледним под­ле­цом и убий­цей. Я слов­но собс­твен­ны­ми ру­ками за­копал в зем­лю Вин­сента и Ар­те­мизу вмес­те с ним. А Ги­ацин­та, с ка­кой не­навистью она смот­ре­ла на ме­ня! В ее взгля­де бы­ло все — и об­ви­нение, и ярость, и же­лание, что­бы я то­же по­гиб, по­тому что так бы­ло бы чес­тнее и пра­виль­нее.

— По­нимаю… — ти­хо от­ве­ча­ет Гер­ми­она, — со­чувс­твую им. И все они по-сво­ему пра­вы. Но я не поз­во­лю, что­бы ты каз­нил се­бя за то, что слу­чилось, слы­шишь?!

Она вска­кива­ет с ди­вана и, сжав ку­лач­ки, вста­ет пе­ред ним. На ее ли­це ре­шимость и уве­рен­ность.

— Пом­нишь наш дав­ний спор — о том, мо­жем ли мы са­ми тво­рить свою судь­бу, или она не­из­ме­нимо пред­на­чер­та­на кем-то свы­ше?

— Ты бы­ла тог­да очень убе­дитель­на в сво­ем вы­зове фа­таль­нос­ти, — сла­бо ус­ме­ха­ет­ся Дра­ко, — ка­жет­ся, я по­верил, что иног­да мы все-та­ки са­ми вы­бира­ем свои до­роги.

— Так и есть. Но вы­бор пу­ти оз­на­ча­ет, что мы вы­бира­ем и все его труд­ности. Раз­ве он от на­чала и до кон­ца мо­жет быть лег­ким и чу­дес­ным? Да ни­ког­да! До­рога про­ходит над про­пас­тя­ми, ны­ря­ет в ущелья, сте­лет­ся по рав­ни­нам, пе­ресе­ка­ет ре­ки, раз­вет­вля­ет­ся. И мы па­да­ем в эти про­пас­ти, по­тому что не мог­ли удер­жать­ся за свой вы­бор, про­пада­ем в этих ущель­ях, ра­зуве­рив­шись и ра­зоча­ровав­шись в нем, то­нем в ре­ках, по­теряв на­деж­ду, сно­ва и сно­ва де­ла­ем вы­бор на пе­рек­рес­тках, бо­ясь по­пасть в ту­пик. И те­ря­ем тех, чьи до­роги бе­гут ря­дом с на­шими. Это та­кой за­кон ми­роз­да­ния. Идя по выб­ранной до­роге, мы те­ря­ем так мно­го, но и при­об­ре­та­ем вза­мен не­мало, ста­новим­ся силь­нее, муд­рее, учим­ся жиз­ни. Это не­из­бежно, по­нима­ешь? И ты не мо­жешь быть ви­нова­тым в том, что ког­да-то Гре­гори и Вин­сент пош­ли по ими же выб­ранно­му пу­ти.

— Мы шли вмес­те, — глу­хо воз­ра­жа­ет Дра­ко, — все вмес­те. И я за­дал им это нап­равле­ние. Зна­чит, не­су от­ветс­твен­ность за то, что они сош­ли с до­роги по ви­не этих уб­людков, ко­торые ког­да-ни­будь поп­ла­тят­ся за их убий­ство.

— Нет! — взвол­но­ван­но и от­ча­ян­но го­ворит Гер­ми­она, — нет, Дра­ко, месть — са­мое худ­шее, что есть на све­те! Ты ведь не вер­нешь этим Гре­гори и Вин­сента, а нес­час­тных лю­дей ста­нет боль­ше. У те­бя нет пра­ва от­ни­мать жиз­ни в от­мес­тку!

Вис­ки сдав­ли­ва­ет зна­комый ле­дяной об­руч не­навис­ти.

— Кор­нер, Бут, Финч-Флет­чли и еще ка­кой-то не­доме­рок. Гер­ми­она, я пом­ню вы­раже­ние их лиц, каж­дое их дви­жение, каж­дое их сло­во, я пом­ню тот день так от­четли­во, в ма­лей­ших де­талях, что и Омут Па­мяти не ну­жен. Их бы­ло чет­ве­ро про­тив дво­их, и мож­но бы­ло обой­тись без «Ава­ды». Они бы­ли силь­нее и, на­вер­ное, го­товы к схват­ке. Финч-Флет­чли, Бут, Кор­нер. Храб­рые, от­важные ры­цари в свер­ка­ющих дос­пе­хах, унич­то­жив­шие чу­довищ? Доб­лес­тные во­ины све­та, поп­равшие си­лы ть­мы? Доб­ро, по­бедив­шее зло?

— Ты зна­ешь, что это не так! Нель­зя, не­воз­можно вот так прос­то про­вес­ти гра­ницу...

— Тог­да чем эти чет­ве­ро зас­лу­жили пра­во на жизнь? Сво­им вы­бором? Все­го лишь встав на сто­рону Пот­те­ра, они по­лучи­ли пра­во уби­вать? А мо­жет быть, им это пра­во дал сам Лорд, раз­вя­зав вой­ну?

— О бо­же, Дра­ко, — Гер­ми­она встря­хива­ет его так силь­но, что го­лова мо­та­ет­ся из сто­роны в сто­рону, — не ис­ка­жай и не пе­рево­рачи­вай все с ног на го­лову! Ни­кому не да­но пра­ва рас­по­ряжать­ся чь­ей-то жизнью, в том чис­ле и Лор­ду. В те­бе го­ворит чувс­тво ви­ны, пе­реби­вая все ос­таль­ное, не да­вай ему пог­ло­тить се­бя! Ты не ви­новат в том, что по­гиб­ли твои друзья, слы­шишь?

— Тог­да кто ви­новат? Кто, от­веть мне?! Ни я, ни эти уб­людки, ни Лорд, но кто? Гер­ми­она, ты из­ме­нила сво­им убеж­де­ни­ям и пред­по­чита­ешь ве­рить, что все это да­но нам свы­ше? Что Гре­га и Вин­са не ста­ло, по­тому что та­кова бы­ла их судь­ба?

— Нет, я не ста­ла фа­талис­ткой, — по­дав­ленно от­ве­ча­ет Гер­ми­она, — толь­ко я не смо­гу от­ве­тить те­бе, кто ви­новат. Уже дав­но мы каж­дый день про­жива­ем как в пос­ледний раз, и у нас прос­то нет вре­мени, что­бы раз­мышлять и тер­зать­ся сом­не­ни­ями — что бы­ло бы, ес­ли? Но ска­жи мне: ес­ли де­ло сло­жилось ина­че, и По­жира­телей Смер­ти в тот раз бы­ло боль­ше, чем ав­ро­ров, и они бы­ли силь­нее, раз­ве убий­ств не бы­ло бы? Раз­ве та­кого не слу­ча­ет­ся поч­ти каж­дую не­делю? Сколь­ко ав­ро­ров не вер­ну­лось с по­доб­ных встреч? Это ведь две сто­роны од­ной мо­неты.

Она пра­ва. Как и всег­да. Шат­кие ве­сы жиз­ни и смер­ти, стре­мящи­еся к рав­но­весию. Ав­ро­ры и По­жира­тели. Ча­ши скло­ня­ют­ся то в од­ну, то в дру­гую сто­рону, до­бав­ля­ют­ся но­вые и но­вые ги­ри. И есть ли толк в том, что­бы вы­яс­нять, кто дер­жит в ру­ках эти ве­сы? Лорд? Грюм? Или кто-то дру­гой, не­види­мый, та­ящий­ся в пе­рек­рес­тных те­нях прош­ло­го, нас­то­яще­го и бу­дуще­го?

— И от смер­ти Май­кла, Джас­ти­на и Тер­ри те­бе не ста­нет лег­че. Местью ты убь­ешь се­бя. Нас. Я бо­юсь… — ее ше­пот нем­но­го гром­че сту­ка сер­дца, но сер­дце от не­го вздра­гива­ет, слов­но к не­му при­кос­ну­лись го­лыми ру­ками, — по­жалуй­ста, обе­щай мне, что не бу­дешь им мстить.

— Бо­ишь­ся за них или за ме­ня?

Ее взгляд ста­новит­ся бес­по­мощ­ным и горь­ким.

— Ты же зна­ешь.

Дра­ко прик­ры­ва­ет гла­за, сно­ва чувс­твуя се­бя эго­ис­тичной сво­лочью. Омер­зи­тель­ное, иду­щее из глу­бины ду­ши, му­читель­ное и од­новре­мен­но бо­лез­ненно-слад­кое из­вра­щение — вновь и вновь убеж­дать­ся, что она выб­ра­ла его, что она при­над­ле­жит ему не толь­ко те­лом, но и сер­дцем, мыс­ля­ми, ду­шой.

— Знаю, но от это­го не лег­че.

Не­нависть схлы­нула, ос­та­вив толь­ко бес­ко­неч­ную ус­та­лость.

— Я не бу­ду го­нять­ся за ни­ми, но ес­ли…, — он не ус­пе­ва­ет до­гово­рить, по­тому что ле­вую ру­ку дер­га­ет зна­комой, прон­зи­тель­но жгу­чей и од­новре­мен­но ле­деня­щей болью. И в го­лове да­леким эхом воз­ни­ка­ет от­звук чу­жого го­лоса.

Мет­ка. Зов Лор­да, при­чем Зов осо­бый, пред­назна­чен­ный толь­ко для приб­ли­жен­но­го кру­га. В пос­ледний раз Он вы­зывал Дра­ко Мет­кой в но­яб­ре прош­ло­го го­да, ког­да Ему сроч­но нуж­на бы­ла круп­ная сум­ма в се­реб­ря­ных слит­ках для ка­ких-то фи­нан­со­вых опе­раций с ки­тай­ски­ми ма­гами.

— Лорд в Мал­фой-Ме­нор.

Но Гер­ми­она уже по­няла это по его ис­ка­зив­ше­муся ли­цу. Он неп­ро­из­воль­но по­тира­ет пред­плечье, по­дав­ляя же­лание сод­рать ру­баш­ку и под­ста­вить ру­ку, ка­жущу­юся тя­желой и чу­жой, под струю хо­лод­ной во­ды, слов­но от это­го ста­нет лег­че. Не ста­нет.

Он отыс­ки­ва­ет за­катив­шу­юся в угол ди­вана за по­душ­ки вол­шебную па­лоч­ку и, вып­ря­мив­шись, за­меча­ет, что Гер­ми­она по-преж­не­му сто­ит в поч­ти той же по­зе, меж­ду ди­ваном и низ­ким круг­лым сто­лом, те­ребит пу­гови­цу вя­зано­го сви­тера, ли­цо од­новре­мен­но рас­те­рян­ное и сос­ре­дото­чен­ное. Она да­же го­лову скло­нила при­выч­но нем­но­го на­бок, прис­лу­шива­ясь к че­му-то.

— Гер­ми­она?

Она вздра­гива­ет и с от­ре­шен­ным ви­дом, слов­но са­ма удив­ля­ясь, ти­хо го­ворит:

— Я с то­бой.

Дра­ко вски­дыва­ет бро­ви. Она бы­ва­ет в Мал­фой-Ме­нор на сбо­рищах По­жира­телей Смер­ти толь­ко по не­пос­редс­твен­но­му при­казу Лор­да, за­ву­али­рован­но­му под прось­бу-приг­ла­шение. Но при­каза по­ка не бы­ло.

— Ты уве­рена?

— Да.

— Но…

— У ме­ня та­кое чувс­тво, что я дол­жна там быть, и вмес­те с то­бой, — пе­реби­ва­ет его Гер­ми­она, быс­тро на­водя по­рядок на кух­не, — что? Ты про­тив?

— В це­лом нет, но ты со­бира­ешь­ся пред­стать пред очи Тем­но­го Лор­да в этом? Он неп­ре­мен­но об­ра­тит вни­мание и не пре­минет от­ме­тить твой ми­лый вид, — Дра­ко не­воль­но улы­ба­ет­ся, по­казы­вая на по­лоса­тый оран­же­во-крас­ный вя­заный сви­тер, по­тер­тые джин­сы и на­кину­тую в спеш­ке ста­рень­кую ман­тию с по­лу­отор­ванным ка­пюшо­ном, ко­торая дав­но уже ис­поль­зу­ет­ся в ка­чес­тве ра­боче-са­довой.

Гер­ми­она тран­сфи­гури­ру­ет свою до­маш­нюю одеж­ду в дым­ча­то-си­нее платье, в ко­тором она приш­ла с а­ук­ци­она, ак­ку­рат­но ве­ша­ет ста­рую ман­тию на ее крю­чок у зад­ней две­ри и за­куты­ва­ет­ся в теп­лый зим­ний плащ.

— Че­пуха. Ему, по-мо­ему, все рав­но.

— Тог­да те­бя не прос­тит те­тя Бел­ла, ведь толь­ко она мо­жет поз­во­лить се­бе экс­тре­мист­ские на­ряды ра­дикаль­ных цве­тов и раз­ной сте­пени экс­тра­ваган­тнос­ти.

Гер­ми­она рас­се­ян­но поп­равля­ет во­рот его ман­тии и бор­мо­чет:

— Та­кое чувс­тво, что я дол­жна там быть. Нет, МЫ дол­жны там быть, вмес­те. Не­понят­ное чувс­тво…Та­кое им­пуль­сив­ное и рез­кое…Рань­ше ни­ког­да та­кого не бы­ло, — она от­кры­ва­ет дверь, бро­сая на не­го опас­ли­вый взгляд из-под ка­пюшо­на пла­ща.

— Я не со­бира­юсь с па­лоч­кой на­пере­вес ки­нуть­ся в ло­гово Ор­де­на Фе­ник­са с име­нем Лор­да на ус­тах, ки­пя жаж­дой мес­ти, как ты бо­ишь­ся, — с до­лей раз­дра­жения бро­са­ет Дра­ко, за­пирая дверь зак­лять­ем, — это бы­ло бы весь­ма не­даль­но­вид­но и прос­то глу­по.

— Нет, де­ло не в этом, — она смот­рит, не от­ры­ва­ясь в ка­кую-то точ­ку у не­го над пле­чом, и не­уве­рен­но по­яс­ня­ет, — ког­да ты по­чувс­тво­вал Мет­ку, у ме­ня воз­никло ощу­щение… ос­трое и боль­ное, та­кое… бе­зыс­ходное… по­каза­лось, что ты уй­дешь сей­час и не... Мо­жешь сме­ять­ся над мо­ими глу­пыми бред­ня­ми, но я не от­пу­щу те­бя од­но­го. Дра­ко, об­ни­ми ме­ня.

Она выг­ля­дит на­пуган­ной и по­терян­ной, бес­по­мощ­ной и ра­нимой, и ще­мящее чувс­тво ог­ромной неж­ности пе­рех­ва­тыва­ет ему гор­ло. Он об­ни­ма­ет Гер­ми­ону как мож­но бе­реж­ней, пог­ру­жа­ет­ся ли­цом в мяг­кое об­ла­ко каш­та­новых во­лос, ко­торые дав­ным-дав­но, в прош­лой жиз­ни, ка­зались ему вуль­гар­но рас­тре­пан­ны­ми.

— Не бу­ду сме­ять­ся. И… прос­ти. За все, что на­гово­рил. За то, что так из­во­дил те­бя в эти два ме­сяца.

Она вся дро­жит и пы­ла­ет в воз­бужден­ном, поч­ти ли­хора­доч­ном сос­то­янии, ох­ва­тив­шем стре­митель­но, в один миг, за­жег­шем яр­кие пят­на на ще­ках. От нее слов­но ис­хо­дят жар­кие вол­ны не­тер­пе­ния, бес­по­кой­ства и тре­воги.

— Гер­ми­она, что с то­бой? Прок­лятье! — он ши­пит сквозь зу­бы, по­тому что Мет­ка сно­ва вспы­хива­ет хо­лод­ным ог­нем.

— Нам нуж­но по­торо­пить­ся?

Гер­ми­она ос­та­нав­ли­ва­ет­ся око­ло боль­шо­го плос­ко­го ва­луна, у ко­торо­го они обыч­но транс­грес­си­ру­ют или те­лепор­ти­ру­ют­ся.

— Ты хо­рошо се­бя чувс­тву­ешь?

— Все в по­ряд­ке. Ну же, ско­ро Он нач­нет сер­дить­ся.

— Я пред­по­чел бы, что­бы ты все-та­ки ос­та­лась до­ма.

Она ка­ча­ет го­ловой. Но Дра­ко встре­вожен и про­дол­жа­ет уго­вари­вать:

— Пос­лу­шай, ка­жет­ся, те­бе нез­до­ровит­ся. Ос­тань­ся, вы­пей теп­ло­го мо­лока с ме­дом и ляг по­рань­ше, не жди ме­ня. Уве­рен, се­год­ня не бу­дет ни­чего важ­но­го, од­ни пус­тые раз­го­воры.

— Нет, и не уп­ра­шивай.

Ког­да у нее по­яв­ля­ет­ся та­кой тон, луч­ше не спо­рить. И хо­тя ему очень не нра­вит­ся ее на­мере­ние, но при­ходит­ся под­чи­нить­ся. В кон­це кон­цов, Лорд бу­дет, как обыч­но, до­волен их сов­мес­тным при­сутс­тви­ем, и ос­та­нет­ся мень­ше по­водов для не­нуж­ных по­доз­ре­ний. Он сно­ва об­ни­ма­ет ее, пред­став­ляя до ме­лочей зна­комый холл Мал­фой-Ме­нор, и коль­цо-пор­тал плав­но пе­рено­сит их в за­мок.


* * *


За­мок, ки­шащий обо­рот­ня­ми. Так, по край­ней ме­ре, ка­жет­ся в пер­вую ми­нуту по­ражен­но­му Дра­ко. Обо­рот­ня­ми шум­ны­ми, гряз­ны­ми, смер­дя­щими пси­ной и кровью, с от­ры­вис­ты­ми гру­быми го­лоса­ми. И чем-то очень до­воль­ны­ми обо­рот­ня­ми. Они воз­бужден­но и неп­ри­лич­но жес­ти­кули­ру­ют, сме­ют­ся низ­ким ла­ющим сме­хом, воль­гот­но рас­ка­тыва­ющим­ся по всем уг­лам. Они по-свой­ски рас­ха­жива­ют по прос­торно­му хол­лу, зад­рав го­ловы, лю­бу­ют­ся ог­ромной хрус­таль­ной люс­трой на ты­сячу све­чей, за­бав­ля­ют­ся, зас­тавляя до­мови­ков при­носить им вы­пив­ку по вку­су.

Дра­ко стис­ки­ва­ет зу­бы. Обо­рот­ни в Мал­фой-Ме­нор! По­мой­ное от­ребье, бес­прав­ная шваль ма­гичес­ко­го об­щес­тва, ни­щий сброд и од­новре­мен­но од­ни из опас­ней­ших тва­рей, соз­данных са­мим дь­яво­лом — в зам­ке ма­гов чис­токров­но­го ро­да! Де­мен­тор по­бери, отец со­шел с ума и ут­ра­тил ин­стинкт са­мосох­ра­нения вку­пе с чувс­твом собс­твен­но­го дос­то­инс­тва, пре­дос­та­вив им Пра­во гос­тя?! До это­го Пра­вом об­ла­дал толь­ко Си­вый, ес­тес­твен­но, толь­ко бла­года­ря уч­ти­во поп­ро­сив­ше­му об ус­лу­ге Лор­ду. Те­перь же вся стая этих от­ро­дий бу­дет оти­рать­ся в Мал­фой-Ме­нор и ме­тить уг­лы?!

Гер­ми­она, ви­димо, за­метив бе­шенс­тво в его гла­зах, креп­ко пе­рех­ва­тыва­ет за ру­ку, по­тянув­шу­юся к вол­шебной па­лоч­ке, и ог­ля­дыва­ет­ся по сто­ронам.

— Слу­чилось что-то из ря­да вон вы­ходя­щее, ес­ли мы име­ем честь ли­цез­реть этих джентль­ме­нов. Мне это сов­сем не нра­вит­ся.

Их за­меча­ют. Кто-то рас­шарки­ва­ет­ся с под­чер­кну­тым по­добос­трас­ти­ем, кто-то, не скры­ва­ясь, кро­вожад­но об­ли­зыва­ет­ся, а кто-то наг­ло ще­рит клы­ки в по­лунас­мешке-по­лу­ос­ка­ле, по­нимая, что не во влас­ти Дра­ко при­казать им уби­рать­ся. В Мал­фой-Ме­нор уже дав­но рас­по­ряжа­ют­ся не Мал­фои, а Тем­ный Лорд Вол­де­морт, их хо­зя­ин и пок­ро­витель.

Ед­ва ов­ла­дев со­бой, но де­монс­тра­тив­но не сни­мая ру­ки с ру­ко­яти па­лоч­ки за по­ясом, Дра­ко про­жига­ет уг­ро­жа­ющим взгля­дом ос­ме­лив­шихся по­дой­ти поб­ли­же.

— Мис­тер Мал­фой, мис­сис Мал­фой, од­на­ко вы при­поз­дни­лись. Все уже соб­ра­лись, толь­ко вас и не хва­та­ет, — к ним про­тис­ки­ва­ет­ся по­мощ­ник Си­вого Кир­ван Гор, его пра­вый глаз пе­ревя­зан гряз­ной тря­пицей, вмес­то ман­тии лох­мотья.

От обо­рот­ня ед­ко ра­зит по­том, не до кон­ца пе­реби­ва­ющим гус­той, тош­нотвор­ный за­пах кро­ви. Гер­ми­она блед­не­ет, еле сдер­жи­вая спаз­мы в же­луд­ке.

— В чем де­ло? — са­мым вы­соко­мер­ным то­ном ос­ве­дом­ля­ет­ся Дра­ко, чувс­твуя сдер­жи­ва­ющее при­кос­но­вение же­ны, — мы про­пус­ти­ли что-то ин­те­рес­ное?

— Ин­те­рес­ное, ну мож­но и так ска­зать, — Кир­ван хрип­ло сме­ет­ся и под­ми­гива­ет с за­говор­щи­чес­ким ви­дом, — очень да­же ин­те­рес­ное. Ста­рые зна­комые да ро­дичи на ого­нек заг­ля­нули и ре­шили ос­тать­ся. По­гос­тить чу­ток, по­нима­ете ли. Вы ведь не бу­дете про­тив? Хо­тя что там воз­ра­жать, все свои. Толь­ко я этих ва­ших родс­твен­ничков сра­зу бы ра­зод­рал, не це­ремо­нясь. Но ни­чего, еще скви­та­ем­ся, я еще за свой глаз кое-ко­го по­кусаю всласть.

Дра­ко и Гер­ми­она изум­ленно пе­рег­ля­дыва­ют­ся. Что бол­та­ет этот кри­вой обо­ротень? Кто-то из зна­комых, свя­зан­ных с семь­ей даль­ним родс­твом, ре­шил выс­лу­жить­ся, при­нес­ти При­сягу вер­ности Лор­ду и ук­ра­сить ру­ку чер­ным че­репом? В этом нет ни­чего уди­витель­но­го. За го­ды прав­ле­ния Лор­да та­ких ма­гов бы­ло не­мало. Кто-то спа­сал свой ма­лень­кий тес­ный ми­рок, кто-то те­шил тщес­ла­вие и чес­то­люби­вые по­мыс­лы. Од­ни по­лага­ли, что толь­ко так мож­но быс­тро под­нять­ся по со­ци­аль­ной и карь­ер­ной лес­тни­це, а дру­гие поль­зо­вались воз­можностью от­кры­то вы­ражать свои взгля­ды и де­монс­три­ровать ло­яль­ность То­му, Кто, по их мне­нию, яв­лялся воп­ло­щени­ем чис­той ма­гии. По­доб­ные ме­роп­ри­ятия, гром­кие, пом­пезные, ши­роко ос­ве­ща­емые прес­сой, на ко­торых Лорд из­ли­ва­ет Свое бла­гово­ление но­во­об­ра­щен­ным По­жира­телям Смер­ти, обыч­но про­водят­ся раз пять за год, ес­ли не боль­ше, и в них нет ни­чего не­обыч­но­го или вы­да­юще­гося.

Слов­но лу­на сре­ди ноч­ных раз­ры­вов, к ним прос­каль­зы­ва­ет Нар­цисса, и Гор сра­зу те­ря­ет са­мо­уве­рен­ность, от­сту­па­ет, рас­тво­ря­ет­ся в го­моня­щей тол­пе.

— Ма­ма, что про­ис­хо­дит? Чем это мож­но объ­яс­нить? — Дра­ко гнев­но об­во­дит ру­кой холл, — не мо­гу по­верить, что отец дал на это раз­ре­шение! Он да­же не пос­та­вил ме­ня в из­вес­тность о том, что Мал­фой-Ме­нор бу­дет ок­ку­пиро­ван эти­ми шав­ка­ми!

— Ус­по­кой­ся, по­жалуй­ста, — ти­хо от­ве­ча­ет мать, поч­ти не слыш­ная в рас­ка­тах ла­юще­го хо­хота, — мы и са­ми не ожи­дали, все про­изош­ло слиш­ком сум­бурно и быс­тро. Лю­ци­ус и ос­таль­ные сей­час с Ним, в Це­ремо­ни­аль­ном за­ле. А нам нуж­но по­гово­рить. В Биб­ли­оте­ку, ту­да бли­же.

Ког­да го­лоса и за­пахи обо­рот­ней ос­та­ют­ся за вы­соки­ми две­рями Биб­ли­оте­ки, а Нар­цисса еще и нак­ла­дыва­ет на них За­пира­ющее зак­лятье, Гер­ми­она и Дра­ко за­меча­ют не­лад­ное. Па­лоч­ка пры­га­ет, и зак­лятье по­луча­ет­ся толь­ко с треть­его ра­за.

— Мис­сис Мал­фой, что с ва­ми? — обес­по­ко­ен­но спра­шива­ет Гер­ми­она, — вам пло­хо?

Дра­ко бе­реж­но об­ни­ма­ет мать за пле­чи, заг­ля­дыва­ет в гла­за. Нар­цисса бес­силь­но опус­ка­ет ру­ку с па­лоч­кой. Ли­цо у нее не прос­то блед­ное, а бе­лое, как снег, из­му­чен­ное, дро­жащее.

— Ни­чего осо­бен­но­го, со мной все в по­ряд­ке. Прос­то се­год­няшнее слег­ка вы­било из ко­леи.

— Да что слу­чилось, ма­ма? — уже в не­тер­пе­нии вос­кли­ца­ет Дра­ко, — Гор го­ворил ка­кими-то за­гад­ка­ми, те­перь ты. Что-то с па­пой? Ему нуж­на по­мощь?

— Нет, Лю­ци­ус здесь не при чем. Но это име­ет от­но­шение ко всем нам. Я не знаю, что де­лать. Лорд за­чем-то выз­вал те­бя, хо­тя мож­но бы­ло бы и обой­тись. Не по­нимаю… О, Мер­лин!

— Ма­ма! — слег­ка встря­хива­ет ее за пле­чи Дра­ко, — ты мо­жешь внят­но объ­яс­нить, что про­ис­хо­дит? Впро­чем, не на­до, я иду в Це­ремо­ни­аль­ный зал. На­де­юсь, хоть там мне все объ­яс­нят по­нят­ным язы­ком.

— По­дож­ди! — Нар­цисса быс­тро прис­ло­ня­ет­ся спи­ной к две­рям, за­гора­живая ему вы­ход.

— Там… Лор­ду се­год­ня дос­та­вили од­но­го че­лове­ка… то есть обо­рот­ня… его об­ви­нили в свя­зи с ав­ро­рами и шпи­онс­тве в поль­зу Гар­ри Пот­те­ра… Он хо­рошо его знал, был ког­да-то близ­ким дру­гом стар­ше­го Пот­те­ра и пре­пода­вате­лем в Хог­вар­тсе…

Гер­ми­она вздра­гива­ет, Дра­ко нак­ло­ня­ет го­лову и при­щури­ва­ет­ся, слов­но что-то вспо­миная.

— Он очень уме­ло скры­вал­ся, прит­во­рял­ся, что, как и все обо­рот­ни, ве­рен Лор­ду, а на са­мом де­ле… все бы­ло ина­че… У не­го бы­ла вол­шебная па­лоч­ка.

— Обо­ротень — маг и пре­пода­ватель! — сор­вавшим­ся го­лосом вы­дыха­ет Гер­ми­она, до­гадав­ша­яся, но все рав­но в ужа­се жду­щая име­ни.

— Да. Ре­мус Лю­пин.

Ли­цо Нар­циссы дер­га­ет­ся в бо­лез­ненной гри­масе, ког­да она пре­рывис­тым ше­потом до­бав­ля­ет:

— Схва­чен не толь­ко он, но и семья, ко­торую он скры­вал. Же­на и ре­бенок. Же­на. Ним­фа­дора. Дочь Ан­дро­меды, моя пле­мян­ни­ца и твоя ку­зина, Дра­ко.

— В их по­им­ке учас­тво­вали обо­рот­ни? По­это­му Лорд ве­лел впус­тить их в за­мок? — Дра­ко хму­рит­ся, по­тирая пред­плечье.

— Да. Они ждут наг­ра­ды. Нуж­но… Лорд не по­щадит ни Ним­фа­дору, ни ее де­воч­ку…

Дра­ко ка­са­ет­ся хо­лод­ных без­жизнен­ных рук ма­тери и обод­ря­юще сжи­ма­ет их.

— Вна­чале нуж­но вы­яс­нить, что Он на­мерен пред­при­нять в их от­но­шении. А что па­па?

— Лю­ци­ус сра­зу ска­зал, что Он их не по­щадит. Он был взбе­шен тем, что Лю­пин так дол­го об­ма­нывал его, те­перь, не ко­леб­лясь, убь­ет их всех, — мо­нотон­ным го­лосом от­ве­ча­ет Нар­цисса, по-преж­не­му стоя у две­рей.

Нес­коль­ко ми­нут про­ходит в тя­желой, об­во­лаки­ва­ющей мыс­ли ти­шине. Дра­ко ма­шиналь­но про­дол­жа­ет рас­ти­рать ру­ку, на ко­торой глу­хой болью ос­ты­ва­ет Мет­ка, и раз­ду­мыва­ет над сло­вами ма­тери.

Да, эта жен­щи­на, ав­рор и по­лук­ровка, — его ку­зина, и в свое вре­мя Лорд не раз на­поми­нал об этом по­роча­щей родс­твен­ной вет­ви. Ку­зина, с ко­торой в пер­вый раз он встре­тил­ся толь­ко в Хог­вар­тсе, ког­да Ав­ро­рат пат­ру­лиро­вал шко­лу, опа­са­ясь на­паде­ний Тем­но­го Лор­да. И ко­торая тог­да же жес­тко и до­ход­чи­во разъ­яс­ни­ла ему, что быть в родс­тве с его семь­ей для нее зна­чит по уши си­деть в дра­конь­ем дерь­ме и жрать это дерь­мо, и ес­ли он еще хоть раз упо­мянет о том, что при­ходит­ся ей ку­зеном, ис­про­бу­ет на се­бе па­роч­ку сек­ретных ав­рор­ских зак­ля­тий. Ко­неч­но, ни­каких родс­твен­ных чувств пос­ле та­кой от­по­веди он не мог ис­пы­тать, впро­чем и с са­мого на­чала не ис­пы­тывал, пос­коль­ку ви­дел, как она по-дру­жес­ки бол­та­ла с Пот­те­ром и яв­но теп­ло к то­му от­но­силась.

Что он мо­жет сде­лать для ее спа­сения? Пасть в но­ги Лор­ду, мо­ля о про­щении пар­ши­вой заб­лудшей ов­цы в их чис­токров­ном се­мей­стве? Рис­куя жизнью, по­пытать­ся вык­расть из собс­твен­но­го же зам­ка, дос­та­вить Грю­му и, спа­са­ясь от по­гони Лор­да, с чувс­твом вы­соко­го са­мопо­жер­тво­вания по­гиб­нуть в схват­ке с разъ­ярен­ны­ми По­жира­теля­ми Смер­ти и обо­рот­ня­ми? Нет, он по­ка еще в сво­ем уме. Она «за­пят­на­на» та­кими «гре­хами», что да­же сло­во в ее за­щиту ста­нет взма­хом па­лоч­ки, из ко­торой не­сет­ся прок­лятье. Отец прав, Лорд не по­щадит Лю­пинов, не ос­та­новит­ся да­же пе­ред убий­ством ре­бен­ка (не впер­вой), по­тому что Его во­дили за нос, а это Ему очень не нра­вит­ся. Есть очень сла­бый и не­надеж­ный шанс, ес­ли Он ре­шит ис­поль­зо­вать их в ка­чес­тве за­лож­ни­ков, бу­дет шан­та­жиро­вать Пот­те­ра. Но вер­ны ли слу­хи, и Пот­тер дей­стви­тель­но так це­нит дру­га сво­его от­ца? А Лорд час­то дей­ству­ет не так, как от Не­го ожи­да­ют, не­ред­ко под­да­ет­ся пер­во­му по­рыву, ос­леплен­ный эмо­ци­ями или си­юми­нут­ным же­лани­ем, не об­ра­тив вни­мания на оче­вид­ную вы­год­ную си­ту­ацию. В та­кие ми­нуты ка­жет­ся, что Он поч­ти че­ловек. К то­му же ког­да-то Он не ис­поль­зо­вал Гер­ми­ону, на­илуч­шую за­лож­ни­цу и пред­мет шан­та­жа. Сто­ило тог­да толь­ко на­мек­нуть Пот­те­ру, и шра­монос­ный ге­рой, не ко­леб­лясь ни ми­нуты, бла­город­но и са­мо­от­вержен­но пре­под­нес бы се­бя Лор­ду на зо­лотом блю­де. Но вы­хода нет ни в пер­вом, ни во вто­ром слу­чае.

Дра­ко встря­хива­ет го­ловой, от­бра­сывая упав­шие на лоб во­лосы, и мяг­ко отс­тра­ня­ет мать.

— Мне нуж­но ид­ти, Он сно­ва При­зыва­ет, вы же по­нима­ете. Вам с Гер­ми­оной луч­ше дер­жать­ся по­даль­ше от Це­ремо­ни­аль­но­го за­ла. И будь­те ос­то­рож­ны с эти­ми тва­рями, не по­казы­вай­тесь лиш­ний раз им на гла­за. Сей­час не пол­но­луние, но по­беречь­ся не ме­ша­ет. Жди­те ме­ня или от­ца.

— Нет! — вы­рыва­ет­ся у Гер­ми­оны, и она быс­трым дви­жени­ем ока­зыва­ет­ся у две­рей, — нет, не ухо­ди! Да­вай вер­немся до­мой, Лор­ду ска­жем…что… я при­думаю при­чину, толь­ко не ухо­ди!

Дра­ко ед­ва сдер­жи­ва­ет до­сад­ли­вый вздох. Она ведь са­ма ре­шила ид­ти с ним, нас­то­яла на сво­ем, хо­тя он от­го­вари­вал.

— Я дол­жен ид­ти. На­до хо­тя бы раз­ве­дать об­ста­нов­ку.

— По­жалуй­ста, ос­тань­ся со мной, я люб­лю те­бя. Что бы ни слу­чилось, пусть все са­мое ужас­ное, что мож­но во­об­ра­зить, я бу­ду лю­бить те­бя. Толь­ко те­бя и ни­кого боль­ше. Пусть все рух­нет, но я всег­да люб­лю те­бя. Дра­ко, ты дол­жен пом­нить об этом! — быс­тро и бес­связ­но шеп­чет Гер­ми­она, це­луя его с та­кой си­лой, что его да­же нем­но­го от­ша­тыва­ет на­зад, но она тя­нет­ся за ним, цеп­ля­ет­ся по­белев­ши­ми паль­ца­ми за ман­тию.

Дра­ко об­ни­ма­ет же­ну, обес­ку­ражен­ный и сби­тый с тол­ку. Да что та­кое с ней? И мать, обыч­но вы­дер­жанная и рас­су­дитель­ная, в ка­ком-то пом­ра­чении. По­хоже на ка­кой-то гро­тес­кный ме­лод­ра­мати­чес­кий спек­такль с учас­ти­ем его лю­бимых лю­дей, ко­торые как буд­то са­ми не до кон­ца по­нима­ют, от­че­го се­бя так ве­дут.

— Все бу­дет хо­рошо, кля­нусь, мы с от­цом что-ни­будь при­дума­ем, — твер­до и уве­рен­но го­ворит он, от­пуская Гер­ми­ону и рас­ча­ровы­вая две­ри, — я не­надол­го. Я вер­нусь, и мы сра­зу от­пра­вим­ся до­мой.

Пос­ле ухо­да сы­на Нар­цисса опус­ка­ет­ся в крес­ло, и на ее не­под­вижном блед­ном ли­це, нес­коль­ко ми­нут на­зад мо­лящем и жал­ком, те­перь да­лекое вы­раже­ние. Бес­си­лие и опус­то­шение пылью осе­да­ют на ка­мен­ные пли­ты, ине­ис­ты­ми раз­во­дами за­тяги­ва­ют окон­ные стек­ла, сквоз­ня­ками ви­та­ют под сво­дами зам­ка, за сте­нами ко­торо­го над­садно свис­тит фев­раль­ский ве­тер.

Гер­ми­она оце­пене­ло смот­рит вслед Дра­ко. Ее тря­сет в не­понят­ных про­тиво­речи­вых чувс­твах. Го­рячая, жгу­щая вол­на же­лания бро­сить­ся ку­да-то, не­мед­ленно что-то сде­лать, что­бы спас­ти Лю­пина и Тонкс с их доч­кой. Что угод­но, пусть да­же то, что не сни­лось и в страш­ных снах — об­ра­щение к Лор­ду, уни­жен­ная прось­ба, сог­ла­сие на все, что Он пот­ре­бу­ет. Лишь бы толь­ко не сто­ять без­мол­вным со­ляным стол­пом. Но тут же тень нак­ры­ва­ет соз­на­ние, и удав­кой ду­шит виз­жа­щий в ду­ше мер­зкий страх, тре­бу­ющий не вы­ходить ни­куда, пря­тать­ся за на­деж­ны­ми сте­нами, дож­дать­ся, ког­да все ре­шит­ся са­мо со­бой. Что она мо­жет сде­лать? Что мо­жет сде­лать Дра­ко? Ни­чего. Тем тро­им уже не по­можешь, по­тому что на­вер­ня­ка Он уже все ре­шил, оп­ре­делил их судь­бу.

Она на­конец на­ходит в се­бе си­лы от­вернуть­ся от две­ри. В го­лове не ос­та­лось ни еди­ной мыс­ли, толь­ко на­каты­ва­ющие вол­ны чувств в вяз­ком ту­мане не­оп­ре­делен­ности и оди­ночес­тва. Ка­жет­ся, что она раз­дво­илась, ка­кая-то ее часть, ра­зум­ная, соб­ранная и хлад­нокров­ная, уш­ла с Дра­ко, ос­та­вив трус­ли­вого ис­те­рич­но­го двой­ни­ка.

— Тонкс… Ним­фа­дора, что с ней? — и го­лос то­же ис­те­рич­ный, рез­кий.

Нар­цисса си­дит в крес­ле иде­аль­но пря­мо, слов­но на при­еме у ко­роле­вы.

— Ей не при­чини­ли осо­бого вре­да, и де­воч­ке то­же. Не знаю, как это по­лучи­лось, ес­ли Лю­пин прос­то изод­ран в клочья. Ве­ро­ят­но, при­каз Лор­да. Или Си­вый сдер­жался, по­нимая, что они цен­ны жи­выми.

— О, гос­по­ди, про­фес­сор Люп… Ре­мус жив?

— По­ка да, — тон Нар­циссы ров­ный, спо­кой­ный, слов­но и не она нес­коль­ко ми­нут на­зад ло­мала ру­ки в ти­хой па­нике.

Гер­ми­она бес­смыс­ленно блуж­да­ет взгля­дом по прос­торной ком­на­те. Все обы­ден­ное, зна­комое поч­ти до ме­лочей. Ма­лый зал Биб­ли­оте­ки, в ко­тором она про­вела бес­счет­ное ко­личес­тво ча­сов, ко­па­ясь в кни­гах и свит­ках. Ме­бель крас­но­го де­рева стро­гих клас­си­чес­ких форм, ди­ваны и крес­ла оби­ты бар­ха­том приг­лу­шен­ных то­нов, длин­ные вы­сокие ря­ды по­лок ло­мят­ся от книг в пе­реп­ле­тах из те­лячь­ей ко­жи, ру­копис­ные пер­га­мен­ты ров­ны­ми стоп­ка­ми жел­те­ют за стек­лянны­ми двер­ца­ми шка­фов, скром­но топ­чется в уг­лу де­ревян­ная ле­сен­ка, го­товая под­ле­теть в лю­бой мо­мент, толь­ко по­зови. Ок­на зак­ры­ты плот­ны­ми гар­ди­нами, за­щища­ющи­ми ста­рин­ные ма­нус­крип­ты от пря­мых сол­нечных лу­чей. Ско­ро за ни­ми за­гус­те­ет тем­но­та, уже под­та­яв­ший от от­те­пели снег ста­нет тем­но-си­ним, до­мови­ки при­несут све­чи, и их пла­мя бу­дет дро­жать в прох­ладном воз­ду­хе, на­питан­ном пылью. А по­ка зо­лотис­то-ро­зовый свет юно­го ве­чера, про­ник­ший че­рез не­ос­мотри­тель­но от­дерну­тые гар­ди­ны на од­ном ок­не, иг­ра­ет ве­селы­ми бли­ками на на­чищен­ных брон­зо­вых под­свеч­ни­ках и лам­пах, мед­ных зас­тежках и угол­ках книг; за­чаро­ван­но сколь­зит по ок­руглым бо­кам боль­шо­го, мед­ленно кру­тяще­гося гло­буса у пол­ки с ас­тро­номи­чес­ки­ми трак­та­тами, ны­ряя в мо­ря, те­ря­ясь в пус­ты­нях и про­бира­ясь по го­рам; пу­та­ет­ся в при­чуд­ли­вых узо­рах пыш­но­го вос­точно­го ков­ра и лас­ко­вым ко­тен­ком ло­жит­ся у ног Нар­циссы.

За­тяги­ва­ющее, про­низы­ва­ющее до кос­тей ощу­щение де­жавю. Та­кое уже бы­ло ты­сяче­летия на­зад, пов­то­рялось мно­го лет и мно­го ве­ков под­ряд. Так же плыл по ком­на­те зо­лотой луч, так же ис­кри­лись и зве­нели пы­лин­ки, та­кой же, как и сей­час, древ­ний Мал­фой-Ме­нор жил сво­ей нес­пешной ка­мен­ной жизнью, слу­шал за­кат и грел­ся теп­лом раз­жи­га­емых ка­минов. Сто­яла ког­да-то здесь, на этом са­мом мес­те, дру­гая Гер­ми­она, та­кая же рас­те­рян­ная, ис­пу­ган­ная, раз­ры­ва­емая на нес­коль­ко час­тей и не по­нима­ющая са­му се­бя. Дру­гая Нар­цисса, так же вып­ря­мив­шись и слег­ка от­ки­нув го­лову под тя­жестью соб­ранных в за­мыс­ло­ватую при­чес­ку се­реб­ристых во­лос, си­дела в крес­ле с бе­зучас­тным ви­дом, сце­пив тон­кие паль­цы на ко­ленях и не за­мечая ни­чего вок­руг. Дру­гой Дра­ко зак­рыл две­ри и так же ос­та­вил за со­бой пус­то­ту и тя­гос­тное ощу­щение бе­ды. И дру­гой Лю­ци­ус так же не мог прий­ти на по­мощь, из­ба­вить от этой бе­ды, по­тому что это бы­ло не в его си­лах.

Точ­но пой­ма­ли мгно­вение в ло­вуш­ку из сил­ков вре­мени и зас­тавля­ют раз за ра­зом про­бегать по од­но­му и то­му же пу­ти, вновь и вновь вспы­хивать и уга­сать в сла­бых че­лове­чес­ких жиз­нях, сле­по плу­та­ющих по всем до­рогам ми­ра.

«Ты из­ме­нила сво­им убеж­де­ни­ям и пред­по­чита­ешь те­перь ве­рить, что все это да­но нам свы­ше?»

«Нет. Не хо­чу, не бу­ду ве­рить!»

— На­до ид­ти ту­да, — про­из­но­сит она вслух, как буд­то зву­ком сво­его го­лоса раз­ры­вая лип­кие па­утин­ные ни­ти сил­ков и вы­пус­кая этот миг на во­лю из стен Мал­фой-Ме­нор.

И тот­час ей вто­рит Нар­цисса, стре­митель­но и рез­ко встав­шая, поч­ти сор­вавша­яся с крес­ла:

— Я иду к ним.

Взгля­ды скре­щива­ют­ся, окон­ча­тель­но сме­тая рва­ные об­рывки и про­щаль­но про­вожая уле­тев­ший миг. Нар­цисса мед­ленно ки­ва­ет, по­нимая и при­нимая от­вет.

Лег­че ре­шить­ся, но го­раз­до труд­нее взять­ся за руч­ку две­ри, по­тянуть створ­ку на се­бя и шаг­нуть в ко­ридор, ко­торый ве­дет к стае обо­рот­ней, чувс­твуя се­бя от­вра­титель­но без­за­щит­ной, пусть в ру­ках су­дорож­но стис­ну­та вол­шебная па­лоч­ка. Так или ина­че, но при­дет­ся прой­ти че­рез холл, по­тому что по­тай­ной ход из Биб­ли­оте­ки ве­дет сра­зу на тре­тий этаж, а в Це­ремо­ни­аль­ный зал мож­но по­пасть толь­ко из хол­ла.

«Ты слиш­ком дол­го пря­талась за спи­ной Дра­ко!» — уко­ря­ет се­бя Гер­ми­она, и злая до­сада по­мога­ет ей вы­дер­жать кро­вожад­ные ух­мылки, хо­тя тош­но­та воз­вра­ща­ет­ся с уд­во­ен­ной си­лой и скру­чива­ет все внут­ри. А Нар­цисса с гор­до и над­менно вски­нутой го­ловой шес­тву­ет впе­реди, ее ле­дяные гла­за и през­ри­тель­но изог­ну­тые гу­бы от­пу­гива­ют обо­рот­ней, ко­торые то­роп­ли­во рас­сту­па­ют­ся пе­ред тон­кой гра­ци­оз­ной фи­гурой.

У две­рей с вы­чур­ной зо­лоче­ной леп­ни­ной, ко­торые ве­дут в Це­ремо­ни­аль­ный зал, Нар­цисса, по­мед­лив, обо­рачи­ва­ет­ся и сно­ва без­мол­вно за­да­ет воп­рос. Гер­ми­она ед­ва за­мет­но ка­ча­ет го­ловой в жес­те от­ри­цания. И в сле­ду­ющую се­кун­ду бес­по­щад­но бь­ет по ого­лен­ным нер­вам свет со­тен вос­ко­вых све­чей, пла­ва­ющих в воз­ду­хе над го­лова­ми тем­ных фи­гур, меж бе­лых ко­лонн, ко­торые под­держи­ва­ют ароч­ный по­толок. Па­рящие све­чи мгно­вен­но на­поми­на­ют о Хог­вар­тсе, да­леком и в прос­транс­тве, и во вре­мени. В пер­вый мо­мент Гер­ми­она поч­ти не раз­ли­ча­ет лиц, ко­торые выг­ля­дят оди­нако­выми из-за вер­хне­го ос­ве­щения, но по­том при­ходит уз­на­вание. Лей­нстрен­джи, Рук­ву­ды, Мал­си­беры, Нот­ты, Гойл, До­лохов, Пет­тигрю, Мак­Нейр, Джаг­сон, Крэбб, Як­сли, Кэр­роу, Эй­ве­ри, Флинт, Пар­кинсон, Розье, Си­вый. Лю­ци­ус и Дра­ко. Круг са­мых близ­ких и пос­вя­щен­ных. Удив­ле­ние, про­мель­кнув­шее на плос­ком ли­це Лор­да, сме­ня­ет­ся на до­воль­ное удов­летво­рение при ви­де них обе­их. Он це­ремон­но скло­ня­ет го­лову пе­ред Нар­циссой и на­рочи­то оте­чес­ки, в на­иг­ранной те­ат­раль­ной ма­нере це­лу­ет Гер­ми­ону в лоб. От лег­ко­го, поч­ти не­ощу­тимо­го при­кос­но­вения Его хо­лод­ных су­хих губ в го­лове баг­ро­во взры­ва­ет­ся боль, а прис­туп силь­ней­шей тош­но­ты вы­зыва­ет ис­па­рину. Зна­чит, Он опять хо­тел про­ник­нуть в ее соз­на­ние? Гер­ми­она не­воль­но по­качи­ва­ет­ся, но тут же ее под ру­ку под­держи­ва­ет Дра­ко.

— Что ты тут де­ла­ешь? Я же про­сил! — до ушей еле до­ходит его ше­пот, но она рас­тя­гива­ет не­пос­лушные гу­бы в ос­ле­питель­ной улыб­ке, ад­ре­суя ее Лор­ду.

— Моя до­рогая! Я рад, что вы с Нар­циссой заг­ля­нули к нам.

— Я не мог­ла не при­ветс­тво­вать Вас, Ми­лорд.

— Из­ви­ните ли ме­ня за то, что пос­мел ук­расть ва­шего суп­ру­га?

— Уве­рена, это­го тре­бова­ли важ­ные и не­от­ложные де­ла.

— Не сом­не­вай­тесь, весь­ма важ­ные. И все же я сми­рен­но мо­лю о про­щении.

— Это ни к че­му, Ми­лорд. Я ни в чем Вас не ви­ню и са­ма про­шу поз­во­ления при­сутс­тво­вать здесь, с ва­ми.

— Ко­неч­но, как я уже ска­зал, я бу­ду толь­ко рад ва­шему при­сутс­твию. Не при­чини­ли ли вам бес­по­кой­ство слег­ка бес­це­ремон­ные и шум­ные соб­ратья на­шего Фен­ри­ра?

— О нет, Ми­лорд. Они бы­ли веж­ли­вы и ве­ли се­бя бла­гоп­ристой­но.

— Нар­цисса, я ви­жу бес­по­кой­ство в ва­ших гла­зах.

— Ми­лорд, на­ши гос­ти сла­вят­ся сво­ей нес­держан­ностью и буй­ным нра­вом, и ес­ли в мис­те­ре Си­вом я не сом­не­ва­юсь, то не уве­рена нас­чет ос­таль­ных.

— По­нимаю и раз­де­ляю ва­ши сом­не­ния. Да­же Фен­рир опа­сал­ся, что его друзья мо­гут прий­ти в че­рес­чур не­удер­жи­мое… вос­хи­щение Мал­фой-Ме­нором. Обе­щаю, что это все­го лишь на один ве­чер, по­том все вста­нет на свои мес­та. А се­год­ня за ни­ми прис­матри­ва­ет моя бес­ценная На­гай­на, раз­ве вы ее не за­мети­ли?

Лорд про­дол­жа­ет что-то го­ворить Нар­циссе, во­зоб­новля­ет­ся нег­ромкий раз­го­вор По­жира­телей, прер­ванный их по­яв­ле­ни­ем, а ее зас­тавля­ет съ­ежить­ся прис­таль­ный взгляд Лю­ци­уса. В сум­рачно-се­рых гла­зах свек­ра оче­вид­ное не­одоб­ре­ние и осуж­де­ние. По­доз­вав Дра­ко, он что-то ти­хо про­из­но­сит, ки­вая на нее и Нар­циссу. Дра­ко, вер­нувшись, сер­ди­то го­ворит впол­го­лоса:

— Под­ни­мись в на­ши ком­на­ты, так бу­дет бе­зопас­нее. И ма­му уго­вори. Вам со­вер­шенно не­чего здесь де­лать.

Она мо­та­ет го­ловой и шеп­чет в от­вет:

— Нет. Я бу­ду с то­бой.

— Гер­ми­она, ты ме­ня се­год­ня удив­ля­ешь! — с нот­кой от­ча­яния вос­кли­ца­ет Дра­ко и, спох­ва­тив­шись, по­нижа­ет го­лос, — Лорд взбу­дора­жен и яв­но что-то за­мыш­ля­ет. Те­бе луч­ше не ви­деть то, что Он при­дума­ет для это­го обо­рот­ня.

— Я бу­ду с то­бой! — сжав зу­бы, пов­то­ря­ет Гер­ми­она, — и не по­думаю ухо­дить.

Слов­но кто-то за­сел внут­ри нее, дь­яволь­ски уп­ря­мый, упер­тый, нас­та­ива­ющий на сво­ем при всем аб­сурде и ужа­се си­ту­ации. Лю­ци­ус смот­рит на нее с тем же раз­дра­жени­ем, но Нар­цисса от­вле­ка­ет его вни­мание. Без его пас­мурных глаз нем­но­го лег­че, и пусть Дра­ко сер­дится, но она мо­жет на­деж­но опе­реть­ся об его ру­ку. Она гро­мад­ным уси­ли­ем во­ли пре­одо­лева­ет тош­но­ту, зас­тавля­ет се­бя вып­ря­мить­ся, не упасть, ста­ра­ет­ся выг­ля­деть рав­но­душ­ной и ог­ля­дыва­ет­ся по сто­ронам. И все-та­ки чуть не па­да­ет, по­тому что на­тыка­ет­ся на по­лыха­ющий не­навистью ян­тарный взгляд хищ­ной пти­цы на зна­комом ли­це, ко­торое ме­ня­ет­ся в страш­ных су­доро­гах, ни на ми­нуту не ос­та­нав­ли­ва­ясь на од­ном об­ли­ке.

Ним­фа­дора Тонкс Лю­пин. Прос­то Тонкс. Ве­селая, не­ук­лю­жая, жиз­не­радос­тная, бесс­траш­ная Тонкс. Тонкс, не по­бо­яв­ша­яся сво­ей люб­ви к обо­рот­ню. Тонкс, ярос­тно кри­чащая, но не из­да­ющая ни зву­ка под зак­лять­ем Оне­мения. Тонкс, из­ви­ва­юща­яся и рву­ща­яся из ру­чищ Як­сли под при­целом па­лоч­ки До­лохо­ва.

А Бел­латри­са Лей­нстрендж, по­чему-то не в чер­ной ман­тии По­жира­тель­ни­цы, а в бе­лом воз­душном платье с кру­жев­ны­ми ру­кава­ми, со сво­ей обыч­ной счас­тли­вой и бе­зум­ной улыб­кой на гу­бах, дер­жит за ши­ворот ма­лень­кую, ис­пу­ган­ную до смер­ти бо­соно­гую де­воч­ку в пор­ванной ро­зовой пи­жаме, при­жима­ющую к гру­ди пот­ре­пан­но­го плю­шево­го мед­ве­дя. Рес­ни­цы у ма­лыш­ки мок­рые, слип­ши­еся, под­бо­родок дро­жит, но она кре­пит­ся, не пла­чет, ши­роко рас­пахну­тыми гла­зами смот­рит в сто­рону, ку­да так рвет­ся ее мать.

И толь­ко тог­да Гер­ми­она за­меча­ет ок­ро­вав­ленное те­ло, ле­жащее меж двух ко­лонн. Из­ло­ман­ное, не­под­вижное, без­жизнен­ное, пок­ры­тое ужа­са­ющи­ми рва­ными ра­нами. Не­уже­ли ког­да-то это те­ло бы­ло че­лове­ком? И че­ловек этот дер­жал в ру­ках вол­шебную па­лоч­ку и кол­до­вал? Улы­бал­ся доб­рой мяг­кой улыб­кой? Сму­щен­ным жес­том тре­пал во­лосы и хмы­кал на пря­мой воп­рос бес­це­ремон­но­го сту­ден­та? За­щищал ко­го-то от жут­ких тва­рей в раз­ве­ва­ющих­ся ба­лахо­нах, и за его спи­ной бы­ло на­деж­но?

Все скры­то под тем­ной, поч­ти чер­ной кровью, ог­ромной лу­жей рас­плес­кавшей­ся на свер­ка­ющем мра­мор­ном по­лу, под кус­ка­ми мя­са и лох­моть­ями ко­жи, в ко­торые прев­ра­тил­ся че­ловек, под раз­би­тым ис­ко­режен­ным ли­цом, в ко­тором не ос­та­лось ни че­лове­чес­ких, ни жи­вот­ных черт, под раз­дроб­ленны­ми, бе­ле­ющи­ми в глу­бине ран кос­тя­ми.

Не­уже­ли ког­да-то ЭТО бы­ло Лю­пином? Нет, ОНО и есть Лю­пин.

Пе­ред гла­зами все плы­вет и сли­ва­ет­ся в од­ну бес­цвет­ную муть, тош­но­та без­жа­лос­тно пе­реби­ра­ет же­лудок ле­дяны­ми паль­ца­ми, а в вис­ках пуль­си­ру­ет боль. Она сей­час сой­дет с ума.

За­чем, за­чем она сю­да приш­ла? По­чему не пос­лу­шала Дра­ко, ког­да он поп­ро­сил уй­ти? Чем она мо­жет по­мочь этим нес­час­тным, ес­ли да­же не в сос­то­янии спра­вить­ся с собс­твен­ным ужа­сом?

— Гер­ми­она, слы­шишь, Гер­ми­она? — сквозь гус­той ту­ман, че­рез сот­ни миль, из­да­лека до­носит­ся обес­по­ко­ен­ный го­лос Дра­ко.

Она по­вора­чива­ет­ся к не­му всем те­лом, су­дорож­но сжи­мая его ру­ку, но не уве­рен­ная в том, что сей­час удер­жится на но­гах.

— Пе­рес­тань так улы­бать­ся, ты ме­ня пу­га­ешь! По­жалуй­ста, под­ни­мись на­верх. Я нас­та­иваю и не бу­ду слу­шать тво­их воз­ра­жений. Сей­час по­зову до­мови­ков или сам про­вожу те­бя.

Так вот по­чему так за­неме­ли гу­бы. Она за­была сте­реть с них улыб­ку, пред­назна­чен­ную Лор­ду. Она пы­та­ет­ся сте­реть ее сей­час. Не чувс­тву­ет дви­жения собс­твен­ных мус­ку­лов. Слов­но за­моро­зили, обез­бо­лили силь­ным нар­ко­тиком. В се­рых гла­зах му­жа бес­по­кой­ство сме­ня­ет­ся тре­вогой. Она хо­чет от­ве­тить ему или хо­тя бы кив­нуть в знак сог­ла­сия, но те­ло не слу­ша­ет­ся. Соз­на­ние по­нем­но­гу пог­ру­жа­ет­ся в мут­ный во­дово­рот.

Бе­лая мра­мор­ная ко­лон­на. Чер­ная кровь, в ко­торой от­ра­жа­ют­ся ог­ни бе­лых вос­ко­вых све­чей. Яр­ко-крас­ные кус­ки пло­ти. Блед­ное ли­цо Дра­ко. Уголь­но-чер­ные ман­тии По­жира­телей Смер­ти. Бе­лос­нежное платье Бел­латри­сы, ды­мяще­еся све­том на их фо­не. При­щурен­ные баг­ро­вые ще­ли глаз Лор­да.

Чер­ное, крас­ное, бе­лое. Ког­да-то и где-то она это ви­дела. Не вспом­нить…

Вдруг все вок­руг при­ходят в дви­жение. Шо­рох ман­тий, нев­нятные го­лоса лю­дей, ше­лест ша­гов. Дра­ко вздра­гива­ет, она чувс­тву­ет это по под­держи­ва­ющей ру­ке.

Жен­щи­на с изу­родо­ван­ным не­навистью ли­цом все так же без­глас­но кри­чит и рвет­ся. Де­воч­ка, еще креп­че при­жав­шая к гру­ди плю­шево­го мед­ве­дя, бол­та­ет­ся, как ма­ри­онет­ка, в жес­то­ких ру­ках, во­рот­ник пи­жамы вре­за­ет­ся в неж­ную шей­ку.

А ок­ро­вав­ленный ку­сок пло­ти, ка­зав­ший­ся мер­твым, не­ожи­дан­но дер­га­ет­ся. И еще раз. И еще раз. Спер­ва сла­бое, по­том рав­но­мер­ное сок­ра­щение мус­ку­лов. Стран­ный звук, по­хожий на стре­кота­ние на­секо­мых, и уже не вид­ны кос­ти. Ко­жа, ви­сев­шая лох­моть­ями, стя­гива­ет­ся поч­ти на гла­зах. Осы­па­ют­ся че­шуй­ки за­сох­шей свер­нувшей­ся кро­ви. Че­ловек ко­пошит­ся на по­лу оп­ро­кину­тым на спи­ну жу­ком, а за­тем, слов­но вос­ста­новив па­мять те­ла и вспом­нив, как дей­ству­ют ру­ки и но­ги, пе­рево­рачи­ва­ет­ся на жи­вот и не­лов­ко вста­ет на чет­ве­рень­ки. Он нес­коль­ко раз шум­но втя­гива­ет воз­дух и вздер­ги­ва­ет вер­хнюю гу­бу, уг­ро­жа­юще ос­ка­ливая клы­ки. Это смот­ре­лось бы вну­шитель­но в об­ли­ке зве­ря, но не­лепо на че­лове­чес­ком ли­це. Раз­да­ют­ся смеш­ки. У Лор­да на тон­ких гу­бах иг­ра­ет за­гадоч­ная улыб­ка.

«Обо­рот­ни час­то гры­зут­ся меж со­бою в борь­бе за власть во­жака, за до­мини­рова­ние в и­ерар­хии стаи или из-за до­бычи. По­доб­ные стыч­ки не­ред­ко за­кан­чи­ва­ют­ся пла­чев­но для ос­лаблен­ных, боль­ных и ста­рых осо­бей, но все-та­ки в боль­шинс­тве слу­ча­ев про­иг­равшие вы­жива­ют, сколь ни жес­то­ки бы­ли ра­ны, на­несен­ные соб­рать­ями, пос­коль­ку обо­рот­ни весь­ма и весь­ма жи­вучи» — из во­дово­рота соз­на­ния всплы­ва­ют чи­таные ког­да-то строч­ки, и слов­но на­яву зву­чит чей-то по­луза­бытый го­лос, пол­ный яда и сар­казма. — «Мисс Грей­нджер, ва­ше со­чине­ние по обо­рот­ням дол­жно за­нимать не ме­нее со­рока дюй­мов свит­ка, не счи­тая до­пол­ни­тель­ной ли­тера­туры. Смею за­верить, это лич­но ва­ша при­виле­гия, да­рован­ная вам за все го­ды обу­чения. Ос­таль­ным — ми­нимум двад­цать»

Не так-то прос­то убить обо­рот­ня? И слов­но лю­без­но да­вая от­вет на этот воп­рос, Лорд гром­ко про­из­но­сит:

— Дра­ко, маль­чик мой, по­кон­чи с ним. Он боль­ше не ну­жен нам, хо­тя бы­ло весь­ма поз­на­ватель­но во­очию наб­лю­дать за про­цес­сом ре­гене­рации обо­рот­ней в че­лове­чес­ком те­ле. Фен­рир, не­уже­ли это всег­да про­ис­хо­дит столь стре­митель­но?

— Нет, мой Гос­по­дин, обыч­но на это тре­бу­ет­ся ча­сов две­над­цать, и то в луч­шем слу­чае, — ух­мы­ля­ет­ся Си­вый, — эта пас­ку­да ста­вит ре­корд, ви­дать, слиш­ком хо­чет ос­тать­ся в жи­вых.

— Ми­лорд, поз­воль­те мне при­кон­чить эту тварь. Я бу­ду счас­тлив сде­лать это для Вас, — вне­зап­но вме­шива­ет­ся мол­чавший до это­го Лю­ци­ус, и у Нар­циссы ря­дом с ним зас­ты­ва­ет ли­цо.

— О нет, мой че­рес­чур за­бот­ли­вый друг. Это сде­ла­ет твой сын. Дав­но я не прив­ле­кал Дра­ко к на­шим за­бав­ным де­лам, не ли­шен­ным вот та­ких при­ят­ных мо­мен­тов. Бо­юсь, он те­перь слег­ка не в фор­ме. Ну так как, маль­чик? Смо­жешь? Не дрог­нет па­лоч­ка? Ведь он твой пре­пода­ватель и поч­ти родс­твен­ник по ма­терин­ской ли­нии, не прав­да ли?

Дра­ко от­пуска­ет ее ру­ку и де­ла­ет нес­коль­ко ша­гов в сто­рону че­лове­ка, по-преж­не­му сто­яще­го на чет­ве­рень­ках, в гор­ле ко­торо­го кло­кочет рык. А ей не за ко­го дер­жать­ся, но­ги под­ла­мыва­ют­ся от на­конец став­ше­го яс­ным пред­чувс­твия, то­го пред­чувс­твия, ко­торое се­год­ня зас­та­вило пос­ле­довать за му­жем.

— Моя до­рогая Гер­ми­она, а вам не гло­жет сер­дечко та­кое неб­ла­годар­ное чувс­тво, как жа­лость? — Лорд уже об­ра­ща­ет­ся к ней, поч­ти прон­зая нас­квозь ис­пы­ту­ющим взгля­дом баг­ро­вых глаз.

Она не мо­жет вы­мол­вить ни сло­ва, слов­но на нее, как на Тонкс, нас­ла­ли зак­лятье Оне­мения. Язык при­лип к пе­ресох­ше­му нё­бу, а гу­бы все так же рас­тя­нуты в ка­мен­ную не­под­вижную улыб­ку. Ее спа­са­ет от от­ве­та Бел­латри­са, в бе­шенс­тве да­же вы­пус­тившая ре­бен­ка из рук:

— Нет, нет! Мой Гос­по­дин, я про­тес­тую! Этот обо­ротень и эта по­лук­ровная мер­завка не име­ют от­но­шения к древ­не­му ро­ду Блэ­ков! Мы с Нар­циссой от­вер­гли на­шу не­дос­той­ную сес­тру, пок­рывшую семью по­зором, и ни­ког­да не приз­на­вали ее дрян­ную дев­чонку пле­мян­ни­цей!

Лорд со­бира­ет­ся что-то ска­зать, но его пре­рыва­ют.

Зве­риное, ли­шен­ное и проб­леска че­лове­чес­ко­го ра­зума ры­чание. Дет­ский визг.

— Па-а-апоч­ка-а-а-а-а-а!

Нез­на­комо низ­кий, хри­пящий го­лос Дра­ко.

— «Avada Kedavra!»

Хо­хот Бел­латри­сы.

— «Everta Statum!»

Вой жен­щи­ны, на­пол­нивший весь зал сво­ей не­ис­то­востью.

— Эн-и-и-и-ид!

Глу­хой звук упав­ше­го те­ла. Вскрик Нар­циссы.

Она не ви­дит, что про­изош­ло, по­тому что над­ви­нув­ши­еся спи­ны зак­ры­ва­ют об­зор. Она ви­дит толь­ко Тонкс с рос­черка­ми ди­кого птичь­его взгля­да, ко­торый раз за ра­зом ос­та­нав­ли­ва­ет­ся на ней, а по­том во­зоб­новля­ет свое ме­тание.

— Бел­ла, ну что же ты? — уко­риз­ненно ка­ча­ет го­ловой Лорд, плав­но сколь­знув меж­ду Як­сли и До­лохо­вым.

Рас­сту­пив­ши­еся спи­ны от­кры­ва­ют Дра­ко с опу­щен­ной па­лоч­кой. Че­лове­ка, рас­прос­терто­го нич­ком на зер­каль­ном по­лу, слов­но он взмо­лил­ся о по­щаде. Бе­лос­нежное платье Бел­латри­сы, кор­саж и по­дол ко­торо­го ис­пещре­ны алы­ми точ­ка­ми. Бе­лос­нежный мра­мор ко­лон­ны, рас­цвет­ший яр­ки­ми алы­ми цве­тами. Ма­лень­кий ро­зовый ко­мочек у ее под­ножья. Плю­шевый мед­ведь в уже за­сох­шей чер­ной лу­же.

— Мне по­каза­лось, что Дра­ко про­мах­нулся, и эта тварь вот-вот наб­ро­сит­ся на мо­его лю­бимо­го и единс­твен­но­го пле­мян­ни­ка. А обо­рот­не­во от­родье прос­то по­пало под ри­кошет, — в го­лосе Бел­латри­сы нет и те­ни рас­ка­яния.

— Ах, Бел­ла, Бел­ла, иног­да ты слиш­ком стре­митель­на и неп­ред­ска­зу­ема.

— Я все­го лишь за­щищаю свою семью и Вас, мой Гос­по­дин. Раз­ве я ви­нова­та в же­лании обе­регать сво­их близ­ких, уп­ре­дить гро­зящую опас­ность?

— Ра­зуме­ет­ся, нет. Но на бу­дущее, про­шу, вна­чале дож­дись мо­его сло­ва.

— Да, мой Гос­по­дин. А что де­лать с этой по­лук­ровкой? Я хо­тела бы са­ма унич­то­жить ее, что­бы окон­ча­тель­но смыть гряз­ное пят­но с ро­да Блэ­ков. Вы поз­во­лите?

Тем­ный Лорд в раз­думье пе­реби­ра­ет длин­ны­ми паль­ца­ми по ру­ко­яти сво­ей вол­шебной па­лоч­ки.

— Ду­маю, от нее мож­но вы­ведать кое-ка­кие све­дения. По­дож­ди, Бел­ла, я от­дам те­бе ее, но толь­ко пос­ле нес­коль­ких бе­сед. Мис­сис Лю­пин, вы по­ка с ком­фортом обус­тро­итесь в под­зе­мель­ях Мал­фой-Ме­нор, не воз­ра­жа­ете? О, не на­до, не на­до так на ме­ня смот­реть. Это ведь не я убил ва­ших му­жа и дочь.

Бел­латри­са тор­жес­тву­юще и из­де­ватель­ски сме­ет­ся, зап­ро­кинув на­зад чер­но­воло­сую го­лову. Одоб­ри­тель­но под­хва­тыва­ет нес­коль­ко По­жира­телей. Смех гре­мит в ушах Гер­ми­оны, ко­лотит­ся в вис­ки то­ком кро­ви, раз­ры­ва­ющей жи­лы. Кто-то тя­нет ее за ру­ку, силь­но, нас­той­чи­во.

— Идем же, идем! — шеп­чет чей-то го­лос, — те­бе не сто­ило сю­да при­ходить, на­до бы­ло пос­лу­шать­ся Дра­ко.

Она не чувс­тву­ет при­кос­но­вения. Смот­рит вниз. Как буд­то она на са­мой вы­сокой баш­не зам­ка. Страш­но. Ка­мен­ные пли­ты, сме­нив­шие мра­мор­ные, ко­лыха­ют­ся под но­гами, не­кото­рые из них про­вали­ва­ют­ся, от­кры­вая зи­яющую чер­но­ту. Она сту­па­ет очень ос­то­рож­но и на цы­поч­ках, по­тому что кру­жит­ся го­лова, ког­да она смот­рит с та­кой вы­соты. Она бо­ит­ся упасть. Она смут­но по­нима­ет, что ве­дет ее не Дра­ко, по­тому что ес­ли бы ря­дом был Дра­ко, пли­ты не ве­ли бы се­бя так ко­вар­но. Она хо­чет вер­нуть­ся к му­жу. Она вы­рыва­ет ру­ку и по­вора­чива­ет на­зад. И тя­желая хлес­ткая по­щечи­на при­печа­тыва­ет ее к ка­мен­ной сте­не, боль­но уда­рив­шей по ло­пат­кам. Она не­году­юще вскри­кива­ет, при­жима­ет ла­донь к ще­ке. И тут же дру­гая по­щечи­на об­жи­га­ет дру­гую ще­ку.

— Что вы де­ла­ете?! — го­лос, ка­залось, умер­ший в Це­ремо­ни­аль­ном за­ле, про­реза­ет­ся виз­гли­вым фаль­це­том.

— При­вожу те­бя в чувс­тво, — от­ры­вис­то от­ве­ча­ет Нар­цисса, — Лю­ци­ус и Дра­ко бы­ли пра­вы, ког­да го­вори­ли, что мы ни­чем не по­можем, и на­ше при­сутс­твие все толь­ко ис­портит.

Гер­ми­она слов­но вы­ныри­ва­ет из то­го мут­но­го во­дово­рота, ко­торый за­сасы­вал ее соз­на­ние. Ог­ля­дыва­ет­ся вок­руг с лег­ким удив­ле­ни­ем. Тро­га­ет паль­ца­ми го­рящие ще­ки, но­ющие от ус­та­лос­ти ску­лы, по­калы­ва­ющие гу­бы.

— Ты все вре­мя улы­балась, — по­нят­ли­во го­ворит Нар­цисса, — Лор­ду, су­дя по все­му, это очень пон­ра­вилось. Он ска­зал, что дав­но не ви­дел те­бя столь ожив­ленной. Он пред­по­ложил, что те­бе пон­ра­вилось уви­ден­ное зре­лище.

Зре­лище.

Че­ловек, рас­прос­тертый нич­ком на зер­каль­ном по­лу, слов­но взмо­лил­ся о по­щаде. Бе­лос­нежное платье Бел­латри­сы, кор­саж и по­дол ко­торо­го ис­пещре­ны алы­ми точ­ка­ми. Бе­лос­нежный мра­мор ко­лон­ны, рас­цвет­ший яр­ки­ми алы­ми цве­тами. Ма­лень­кий ро­зовый ко­мочек у ее под­ножья. Плю­шевый мед­ведь в уже за­сох­шей чер­ной лу­же.

Боль­ше ни­кому не нуж­ный плю­шевый мед­ведь.

— Они мер­твы, — вы­дав­ли­ва­ет Гер­ми­она, ту­по гля­дя на собс­твен­ные ру­ки.

— Да, они мер­твы. Лю­пин и де­воч­ка, внуч­ка мо­ей сес­тры. Ее то­же зва­ли Ан­дро­меда, — в хрус­таль­ном го­лосе Нар­циссы глу­хие сле­зы и не­имо­вер­ная, смер­тель­ная пе­чаль.

И от все­го это­го внут­ри слов­но что-то об­ры­ва­ет­ся, ло­па­ет­ся, взры­ва­ет­ся, раз­брыз­ги­вая ос­колки. Гер­ми­она осе­да­ет, спол­за­ет вниз по сте­не, хва­тая воз­дух и тут же при­жимая ко рту ла­донь, всхли­пывая и да­вясь сво­ими ры­дани­ями, изо всех сил про­ся не­ведо­мо ко­го, что­бы все ока­залось сном. Все­го лишь ноч­ным кош­ма­ром, от ко­торо­го мож­но оч­нуть­ся. Из ко­торо­го мож­но выр­вать­ся в дру­гой, со­вер­шенно по-ино­му ус­тро­ен­ный мир, не уби­ва­ющий сво­их де­тей. По­чему, ну по­чему?!!! Она са­ма хо­тела, стре­милась сю­да, под­да­лась глу­пым пред­чувс­тви­ям и ир­ра­ци­ональ­но­му стра­ху. И она зна­ла, ЧТО про­ис­хо­дит на сбо­рищах По­жира­телей Смер­ти, осо­бен­но, ког­да ло­вят ав­ро­ров, шпи­онов и пре­дате­лей. Пусть Лорд ни­ког­да не нас­та­ивал на том, что­бы она бы­вала на по­доб­ных каз­нях, но она ЗНА­ЛА! Черт по­бери, она за­мужем за По­жира­телем Смер­ти, ко­торый как мо­жет обе­рега­ет ее от по­доб­ных зре­лищ, ох­ра­ня­ет от баг­ро­вог­ла­зого монс­тра, ко­торо­му она по­пала в ру­ки. А она са­ма ле­зет в кап­ка­ны и с го­тов­ностью хо­чет зах­лопнуть две­ри кле­ток! Черт бы те­бя поб­рал, Гер­ми­она Грей­нджер Мал­фой!

— Ти­хо, ти­хо, де­воч­ка… Те­бе нель­зя, не на­до на та­кое смот­реть. Осо­бен­но сей­час…

Нар­цисса, опус­тившись ря­дом на ко­лени, мяг­ко гла­дит мо­лодую жен­щи­ну по пу­шис­тым во­лосам, по пле­чам, шеп­чет нег­ромко ус­по­ка­ива­ющие сло­ва и отс­тра­нен­но ду­ма­ет о том, что ее вре­мя по­доб­ных слез дав­но прош­ло. Да и бы­ло ли? Бы­ла ли она ког­да-ни­будь та­кой, как эта чут­кая, доб­ро­сер­дечная, свет­лая де­воч­ка? Вот и се­год­ня — вна­чале под­да­лась па­нике, но по­том взя­ла се­бя в ру­ки, и все, что уви­дела и по­чувс­тво­вала, мыс­ленно за­пер­ла в шка­тул­ку и от­ста­вила на са­мую даль­нюю пол­ку, ре­шив от­крыть ее на до­суге. Сей­час она не рас­по­лага­ет рос­кошью под­дать­ся эмо­ци­ям, нем­но­го по­поз­же…

Но вна­чале сле­ду­ет от­вести не­вес­тку в их с Дра­ко ком­на­ты и прос­ле­дить, что­бы до­мови­ки по­забо­тились о ней. А за­тем за­нять­ся сво­ими де­лами.

Глава 26. Родня по крови

— Алек­сандр!

Алекс в дан­ный мо­мент пог­ру­жал­ся в глу­бины Ти­хого оке­ана, вос­хи­ща­ясь сме­лостью ка­пита­на Не­мо, и по­это­му зов до не­го не до­шел.

— Алек­сандр, не­мед­ленно спус­тись вниз!

Маль­чик с тру­дом вы­ныр­нул из кни­ги и прис­лу­шал­ся. Его зо­вет те­тя Кор­де­лия? Но ведь она са­ма при­каза­ла ему не вы­совы­вать­ся из сво­ей ком­на­ты до ужи­на, ес­ли он хо­чет при­сутс­тво­вать на этом са­мом ужи­не.

— Я ко­му го­ворю, дрян­ной маль­чиш­ка? Жи­во!

Вздох­нув, он с со­жале­ни­ем зах­лопнул кни­гу, под­нялся с кро­вати и об­ре­чен­но поп­лелся вниз по лес­тни­це, мыс­ленно при­киды­вая, что нуж­но те­те.

Два дня на­зад мис­тер Пот­тер дос­та­вил его на по­рог до­ма Биг­сли и обод­ря­юще шеп­нул, что­бы он не уны­вал, дер­жался, и что ров­но че­рез че­тыр­надцать дней, де­сято­го ав­густа, они при­едут за ним. Ли­ли, ес­тес­твен­но, выз­вавша­яся про­водить, со­чувс­твен­но мор­щи­лась и взды­хала, по­обе­щала, что возь­мет на се­бя ус­трой­ство гран­ди­оз­но­го тор­жес­тва в честь его дня рож­де­ния и ос­во­бож­де­ния из маг­лов­ско­го за­точе­ния (имен­но так она и вы­рази­лась), а ес­ли к не­му бу­дет прис­та­вать не­кий свин по име­ни Вер­нон Дурсль, то пусть Алекс на­пом­нит о его лю­бимой ку­зине Ли­ли, ко­торая ско­ро объ­явит­ся с еже­год­ным ви­зитом к ми­лым родс­твен­ничкам.

Ка­жет­ся, прош­ла веч­ность с той ми­нуты, как Ли­ли и мис­тер Пот­тер зак­ры­ли за со­бой вык­ра­шен­ную мер­зкой зе­леной крас­кой дверь до­ма Биг­сли. И впе­реди та­кая же нес­носная тя­гучая веч­ность…

Те­тя Кор­де­лия не раз­жи­мала губ и раз­го­вари­вала сквозь зу­бы. Ви­димо, по­лага­ла, что Алекс со­вер­шил нес­лы­хан­ную под­лость, вер­нувшись к ним, и что его при­дет­ся те­перь кор­мить це­лых две не­дели, а со­ци­аль­но­го по­собия, по-преж­не­му по­луча­емо­го ими, ко­неч­но же, не хва­тит на та­кое про­жор­ли­вое су­щес­тво. Мис­тер Биг­сли все вре­мя фыр­кал, расс­пра­шивая о его шко­ле. По­чему-то они счи­тали, что он учит­ся в еще бо­лее ужас­ном за­веде­нии, чем шко­ла Свя­того Бру­туса для труд­но­вос­пи­ту­емых под­рос­тков. Алекс не стал их ра­зубеж­дать и жи­во опи­сал ме­тоды вос­пи­тания, при­пом­нив нуд­ные нос­таль­ги­чес­кие меч­ты зав­хо­за Фил­ча о роз­гах, це­пях и пор­ке, ко­торые ему при­ходи­лось выс­лу­шивать во вре­мя от­ра­боток на­каза­ний про­фес­со­ра Лю­пин. Мис­тер Биг­сли при­шел в со­вер­шенней­ший вос­торг и за­явил, что это пра­виль­ное за­веде­ние, как раз под­хо­дящее для та­кого злос­тно­го ху­лига­на, как Алекс. Он да­же ре­шил лич­но на­писать бла­годарс­твен­ное пись­мо ди­рек­то­ру и два ве­чера под­ряд, от­ду­ва­ясь, про­сидел за чис­тым лис­том бу­маги. Но столь неп­ри­выч­ное за­нятие, как об­ду­мыва­ние веж­ли­вых фраз и об­ле­кание мыс­лей в трех­слож­ные сло­ва его уто­мило, и пись­мо так и ос­та­лось не­завер­шенным. На той же вол­не вдох­но­вения Алекс рас­пи­сал Ри­чар­ду и Ро­бер­ту так­ти­ку вы­жива­ния в од­ной ком­на­те с дву­мя нас­то­ящи­ми во­рами, од­ним бу­дущим гра­бите­лем и по­тен­ци­аль­ным убий­цей (ед­ва сдер­жи­ва­ясь, что­бы не рас­хо­хотать­ся, по­тому что еще в прош­лом го­ду вы­читал сю­жет из ка­кого-то ду­рац­ко­го де­тек­ти­ва). Впе­чат­ленные братья ос­та­вили его в по­кое на це­лый день, и по­том их тыч­ки и об­зы­вания дос­та­вались нам­но­го ре­же, чем в прош­лые го­ды. Ока­зыва­ет­ся, мож­но обой­тись и без вол­шебс­тва.

Вот толь­ко Алек­су на все это бы­ло пле­вать, он то­мил­ся и ску­чал, под­бадри­вая се­бя лишь мыслью, что, в кон­це кон­цов, дни все-та­ки тя­нут­ся по­нем­но­гу, пол­зут мед­ленны­ми улит­ка­ми, а по­том при­едут Пот­те­ры и за­берут его от­сю­да. А там день рож­денья и це­лых две не­дели ка­никул до пер­во­го сен­тября! На­до толь­ко наб­рать­ся тер­пе­ния и по­дож­дать.

— Ты ме­ня слы­шишь, пар­ши­вец?!!

— Иду, — без эн­ту­зи­аз­ма от­клик­нулся он, вхо­дя в гос­ти­ную, — что вы хот…

Он ед­ва не по­давил­ся и за­каш­лялся, по­тому что сло­ва бук­валь­но зас­тря­ли в гор­ле. В гос­ти­ной те­ти Кор­де­лии, на ее ди­ване, оби­том сколь­зкой тканью в мел­кий цве­точек, в ок­ру­жении по­душек с рю­шами, си­дел собс­твен­ной пер­со­ной мис­тер Юбер Мал­фуа! Он дер­жал в ру­ках не­боль­шую чер­ную трость с се­реб­ря­ным на­бал­дашни­ком, и его улыб­ка бы­ла та­кой же мер­злой, как зим­ний день, и та­кой же фаль­ши­вой, как не­ес­тес­твен­но зе­леный изум­руд в его гал­стуч­ной бу­лав­ке. Те­тя Кор­де­лия выг­ля­дела раз­дра­жен­ной (как всег­да) и оза­дачен­ной (что слу­чалось край­не ред­ко, по­тому что по­лага­ла, что ос­ве­дом­ле­на обо всем про­ис­хо­дящем на све­те, и ее мне­ние об этом единс­твен­но вер­ное и не­пог­ре­шимое).

— Этот джентль­мен ут­вер­жда­ет, что он твой родс­твен­ник. От­ве­чай, это так? И кто тог­да этот про­ходи­мец, ко­торый при­вез те­бя из тво­ей шко­лы? — виз­гли­вый го­лос тет­ки взвил­ся вверх, дой­дя поч­ти до уль­траз­ву­ка.

— О, ма­дам, поз­воль­те за­метить, что че­ловек, о ко­тором вы го­вори­те, не при­над­ле­жит к на­шей семье, — в во­дянис­то-се­рых гла­зах Мал­фуа лег­ки­ми те­нями скво­зили през­ре­ние и брез­гли­вость, — он втер­ся в до­верие опе­кун­ско­му со­вету, и уп­равле­ние де­лами Алек­сан­дра со­вер­шенно не­закон­но пе­реш­ло в его ру­ки.

— Ка­кими еще де­лами Алек­сан­дра? Ка­кому опе­кун­ско­му со­вету? — по­доз­ри­тель­но при­щури­лась мис­сис Биг­сли, и по ее ли­цу Алекс яс­но ви­дел, что боль­ше все­го ей хо­чет­ся вы­кинуть Мал­фуа из до­ма, и в то же вре­мя ее одо­лева­ет жад­ное лю­бопытс­тво.

— Мы — единс­твен­ные опе­куны это­го маль­чиш­ки!

— Ты не приз­нался те­туш­ке? Ай, как не­хоро­шо, — мис­тер Мал­фуа с на­иг­ранной уко­риз­ной по­качал го­ловой, и Алекс об­лился хо­лод­ным по­том.

Он мол­чал, прос­то не по­нимал, что де­лать, и что во­об­ще про­ис­хо­дит. От­ку­да Мал­фуа уз­нал, что он у Биг­сли?

— Ма­дам, ваш пле­мян­ник бо­гат, как Крез.

Те­тя Кор­де­лия не­довер­чи­во под­жа­ла и без то­го уже сов­сем не вид­ные гу­бы.

— Да-да, не сом­не­вай­тесь. Ему при­над­ле­жит бас­нослов­ная сум­ма в ак­ци­ях, де­пози­тах, цен­ных бу­магах, зо­лотых и се­реб­ря­ных слит­ках и дра­гоцен­ных кам­нях, его ак­ти­вы сос­тавля­ют… Впро­чем, не бу­ду утом­лять циф­ра­ми и под­сче­тами, но по­верь­те мне, они весь­ма и весь­ма вну­шитель­ны. Да что там, ему при­над­ле­жат два се­реб­ря­ных и один зо­лотой руд­ник, а это име­ет не­мало­важ­ное зна­чение для на­шей эко­номи­ки! Что же ты, дру­жок, мол­чал о том, кто ты на са­мом де­ле? Или бо­ял­ся, что эти лю­ди по­сяг­нут на то, что при­над­ле­жит те­бе по пра­ву? Бла­гора­зум­но, о да, очень бла­гора­зум­но, ты нас­то­ящий сын сво­ей семьи, — Мал­фуа ус­мехнул­ся кра­еш­ком губ и по­иг­рал тростью.

Он все еще си­дел на ди­ване, от­ки­нув­шись на по­душ­ки, за­кинув но­гу на но­гу, и Алек­су по­чему-то ка­залось, что он нас­лажда­ет­ся всем про­ис­хо­дящим, слов­но те­ат­раль­ным пред­став­ле­ни­ем.

— Ак­ции? Цен­ные бу­маги? Руд­ни­ки?! Зо­лото?!!! — мис­сис Биг­сли с раз­ма­ху упа­ла на стул, скрип­нувший все­ми нож­ка­ми. Ее слов­но стук­ну­ли по го­лове и выт­ряхну­ли все моз­ги.

Что Мал­фуа нуж­но? По­чему он при­шел сю­да и си­дит с та­ким ви­дом, слов­но ди­ван пач­ка­ет его бе­зуко­риз­ненно выг­ла­жен­ные брю­ки, а он вы­нуж­ден это тер­петь?

— Чт… что вам нуж­но? — оне­мев­шие гу­бы на­конец-то раз­ле­пились.

— Мне ну­жен ты, Алек­сандр, — Мал­фуа сно­ва улыб­нулся, ус­тре­мив взгляд сво­их во­дянис­тых глаз на не­го, — да, имен­но так. Не ду­ма­ешь же ты, что я при­шел сю­да ра­ди этих нич­то­жеств?

Те­тя Кор­де­лия на удив­ле­ние быс­тро спра­вилась с со­бой и с нас­той­чи­востью тя­жело гру­жено­го гру­зови­ка на пря­мом шос­се нас­та­вила на Мал­фуа ука­затель­ный па­лец.

— Мис­тер-как-вас-там, я тре­бую, что бы вы объ­яс­ни­ли, что там свя­зано с этим пар­шивцем! Ка­кие еще день­ги и зо­лото? Нам при­чита­ет­ся чет­верть, нет, по­лови­на, нет, три чет­верти все­го! Мы кор­ми­ли его семь лет и…

Муж­чи­на с от­вра­щени­ем на ли­це хлоп­нул тростью по ла­дони, и мис­сис Биг­сли еще не­кото­рое вре­мя про­дол­жа­ла от­кры­вать рот в пол­ной ти­шине, не осоз­на­вая, что ее ли­шили го­лоса.

— За­чем я вам? — нас­то­рожен­но спро­сил Алекс.

— О, я прос­то приг­ла­шаю те­бя, как пле­мян­ни­ка, по­гос­тить в мо­ем до­ме, — Мал­фуа с на­иг­ранной без­за­бот­ностью по­жал пле­чами, — это не зап­ре­ща­ет­ся за­коном, не прав­да ли?

— А ес­ли я от­ка­жусь?

— От­каз не при­нима­ет­ся, дру­жок. Я нас­та­иваю.

Алек­су вне­зап­но за­хоте­лось убе­жать из это­го до­ма и но­чевать хоть под мос­том, лишь бы не ви­деть Мал­фуа.

— Мис­тер Пот­тер зна­ет, что вы…

— Нет, мис­тер Пот­тер ни­чего не зна­ет и не уз­на­ет, я на­де­юсь, — уже с нес­кры­ва­емой злостью про­цедил Мал­фуа, — пов­то­ряю: от­каз не при­нима­ет­ся. А ес­ли ты вдруг взду­ма­ешь упи­рать­ся, то с этой мер­зкой маг­лой и еще дву­мя не ме­нее от­вра­титель­ны­ми маг­ла­ми, ко­торые сей­час ув­ле­чен­но пот­ро­шат кош­ку на зад­нем дво­ре, вне­зап­но прик­лю­чит­ся неч­то очень пло­хое. Нап­ри­мер, вот это.

Он неб­режно взмах­нул вол­шебной па­лоч­кой, в ко­торую как-то не­замет­но прев­ра­тилась его трость, и тя­гуче, рас­тя­гивая сло­ги, про­из­нес:

— Asfictio.

Ли­цо те­ти Кор­де­лии, все еще пы­тав­шей­ся ис­тор­гнуть ка­кие-то зву­ки, вне­зап­но на­чало баг­ро­веть, она схва­тилась за гор­ло, ши­роко рас­кры­вая рот, слов­но пы­талась наб­рать в грудь воз­ду­ху, но ей это ни­как не уда­валось. Гла­за вы­лез­ли из ор­бит, жен­щи­на спол­зла со сту­ла, те­ряя соз­на­ние.

— Прек­ра­тите! Сей­час же прек­ра­тите! Что вы де­ла­ете?! — вык­рикнул маль­чик, не­воль­но пя­тясь на­зад.

Ко­лени про­тив­но под­ги­бались от не­ожи­дан­ной вы­ход­ки Мал­фуа. Алекс на са­мом де­ле ис­пу­гал­ся. За год обу­чения в Хог­вар­тсе, шту­диро­вания его биб­ли­оте­ки и зна­комс­тва с вол­шебни­ками он прек­расно по­нял, что ма­ги с па­лоч­кой в ру­ках спо­соб­ны на та­кое, что не прис­нится и в ноч­ных кош­ма­рах.

— Не на­до! Я пой­ду с ва­ми!

Мал­фуа до­воль­но ос­кла­бил­ся и с ви­димой не­охо­той опус­тил свою вол­шебную па­лоч­ку. Те­тя Кор­де­лия на­конец сде­лала вдох и заш­лась в над­рывном зах­ле­быва­ющем­ся каш­ле.

— Я рад, что мы так быс­тро приш­ли к сог­ла­сию.

— Мне на­до заб­рать свои ве­щи, — неп­ри­яз­ненно бур­кнул Алекс, — они на­вер­ху.

— Я под­ни­мусь с то­бой.

В сво­ей тес­ной ком­на­те под не­от­рывно сле­дящим взгля­дом Мал­фуа маль­чик на­рочи­то мед­ленно, рас­тя­гивая вре­мя, сло­жил в рюк­зак все, что у не­го бы­ло — сви­тер, две па­ры джин­сов, нес­коль­ко фут­бо­лок, чис­тые и гряз­ные нос­ки, пя­ток книг (ко­неч­но же, не вол­шебных, обыч­ных, из биб­ли­оте­ки мис­те­ра Пот­те­ра, но за­кол­до­ван­ных по его прось­бе мис­сис Пот­тер, что­бы бес­це­ремон­ные ру­ки брать­ев Биг­сли на­чали че­сать­ся, ед­ва кос­нувшись их пе­реп­ле­тов).

Ког­да они спус­ти­лись, те­тя Кор­де­лия уже под­ня­лась на но­ги, ее ли­цо бы­ло в баг­ро­вых пят­нах, в гла­зах сме­шались зло­ба и ис­пуг, и от это­го она по­чему-то еще боль­ше, чем ког­да-ли­бо, по­ходи­ла на се­лед­ку.

Влаж­ной и лип­кой ла­донью Мал­фуа ух­ва­тил маль­чи­ка за за­пястье. В сле­ду­ющее мгно­вение Алекс по­чувс­тво­вал, что все те­ло ужас­но сжа­ло и ку­да-то по­тяну­ло, но он ус­пел ус­лы­шать, как Мал­фуа над его го­ловой про­из­нес: «Obliviate», и уви­деть, как ли­цо те­ти Кор­де­лии с вы­тара­щен­ны­ми гла­зами вмиг, как-то со­вер­шенно стре­митель­но, ста­ло аб­со­лют­но ту­пым и рав­но­душ­ным. А в сле­ду­ющее мгно­вение его с си­лой про­тащи­ли сквозь са­довый по­ливоч­ный шланг и выш­вырну­ли на са­мые твер­дые в ми­ре ка­мен­ные пли­ты, боль­но уда­рив­шие по пят­кам. Ру­ка Мал­фуа на­конец от­пусти­ла его, и Алекс, ша­та­ясь, ог­ля­дел се­бя. Ему по­каза­лось, что ка­кая-то часть его те­ла так и ос­та­лась в до­ме Биг­сли, воз­му­щен­ная столь гру­бым об­ра­щени­ем.

Вне­зап­но по­зади что-то за­ляз­га­ло и заг­ро­хота­ло, и он пос­пе­шил ог­ля­деть­ся. Они сто­яли на са­мой обыч­ной пус­тынной ули­це, за­сажен­ной са­мыми обыч­ны­ми каш­та­нами, сол­нце тру­долю­биво за­лива­ло их лис­тву яр­ким лет­ним зо­лотом, ве­тер ве­село прос­вистел над го­ловой, взъ­еро­шив во­лосы, и в об­щем, ни­чего зло­веще­го в этой ули­це, как по­чему-то ожи­дал Алекс, не бы­ло. А то, что ляз­га­ло, ока­залось са­мыми обык­но­вен­ны­ми ко­ваны­ми во­рота­ми, рас­пахнув­ши­мися во всю ширь.

— Что вы сде­лали с те­тей Кор­де­ли­ей? — гром­ко ска­зал он, ста­ра­ясь по­давить вне­зап­ную тре­вогу и с не­кото­рой опас­кой заг­ля­дывая за во­рота, — и где мы?

— О, с этой мер­зкой маг­лой? Ни­чего осо­бен­но­го, дру­жок, прос­то слег­ка под­коррек­ти­ровал ее па­мять для ее же бла­га. А мы на­ходим­ся у во­рот мо­его до­ма, — Мал­фуа сде­лал приг­ла­ша­ющий жест, — вер­нее, лон­дон­ско­го до­ма Мал­фо­ев. Рань­ше оно при­над­ле­жало тво­ему де­ду, по­том пе­реш­ло к тво­ему от­цу, а по­том, сог­ласно за­веща­нию, ко мне. Но чувс­твуй се­бя, как до­ма, дру­жок, мы ведь од­на семья.

Алекс не­воль­но пе­редер­нул пле­чами — до то­го при­тор­но вкрад­чи­вым и од­новре­мен­но пу­га­ющим вдруг по­казал­ся ему тон Мал­фуа. Они прош­ли в во­рота, вновь с тем же гро­хотом зак­рывши­еся за ни­ми, под низ­ко на­вис­ши­ми над го­ловой вет­вя­ми де­ревь­ев, ту­го и плот­но спле­тен­ны­ми в по­добие на­веса. Сол­нечный свет лишь мес­та­ми про­бивал­ся сквозь тем­ные листья, и на ка­мен­ных пли­тах, по ко­торым вы­шаги­вал Алекс, плы­ли узор­ча­тые те­ни. В этом зе­леном ко­ридо­ре они дош­ли поч­ти до са­мого до­ма, дву­хэтаж­но­го особ­ня­ка с ог­ромной тер­ра­сой, уви­той вь­ющи­мися ро­зами и ви­ног­ра­дом. Вся лу­жай­ка пе­ред ней то­же пла­мене­ла ро­зами са­мых раз­ных от­тенков крас­но­го — от алых, бор­до­вых, баг­ря­ных, пур­пурных до ро­зовых. Их гус­той тя­желый аро­мат ко­лыхал­ся над лу­жай­кой поч­ти ви­димым об­ла­ком, пе­реби­вая за­пахи наг­ре­той лис­твы и тра­вы, и Алекс не­воль­но за­дышал ртом, гло­тая жар­кий воз­дух, он ни­ког­да не лю­бил ро­зы.

Дом был боль­шим, ве­личес­твен­ным и выг­ля­дел так, слов­но со­шел с глян­це­вой об­ложки ка­кого-ни­будь жур­на­ла по до­моводс­тву. Ароч­ные ок­на проз­рачно тем­не­ли в те­ни ок­ру­жав­ших его де­ревь­ев, од­но ок­но бы­ло рас­кры­то, и из не­го не­види­мыми пти­цами вы­лета­ли зву­ки му­зыки, лег­кие и жи­вые. Алекс и Мал­фуа вош­ли в дом. В хол­ле бы­ло прос­торно, су­мереч­но и прох­ладно, что по­каза­лось чу­дес­ным пос­ле пос­ле­обе­ден­ной жа­ры, пах­ло чем-то пря­ным, ще­кочу­щим нос, поб­лески­вали стек­лом ци­фер­бла­та вы­сокие на­поль­ные ча­сы в глу­бине под лес­тни­цей, му­зыка слы­шалась по­чему-то приг­лу­шен­нее, пе­реме­шива­ясь с тор­жес­твен­но-мед­ленным ти­кань­ем ча­сов.

— До­рогая, мы до­ма, — гром­ко ска­зал Мал­фуа и уда­рил па­лоч­кой в ко­локоль­чик на де­ревян­ном од­но­ногом сто­лике в уг­лу, отоз­вавший­ся ти­хим зво­ном.

— Inflamus.

В двух све­тиль­ни­ках на сте­не в фор­ме ви­тых рож­ков из ма­тово­го стек­ла заж­глись рас­се­ян­ные жел­то­ватые огонь­ки, мяг­ко отод­ви­нув­шие тем­но­ту в уг­лы. Му­зыка смол­кла, за од­ной из че­тырех две­рей, от­кры­ва­ющих­ся в холл, пос­лы­шал­ся то­поток, и пе­ред ни­ми по­яви­лось сгор­блен­ное и бес­прес­танно кла­ня­юще­еся су­щес­тво. Толь­ко приг­ля­дев­шись, Алекс в изум­ле­нии по­нял, что это эльф-до­мовик. Но он так не по­ходил ни на оп­рятных доб­ро­душ­ных до­мови­ков Хог­вар­тса, ни на сво­бод­ных и до­воль­но-та­ки сво­еволь­ных до­мови­ков Пот­те­ров, что мож­но бы­ло прос­то ди­ву дать­ся. Он был за­мотан в ужас­но гряз­ную, за­сален­ную, всю в раз­ноцвет­ных пят­нах тряп­ку, без­воз­врат­но по­теряв­шую свое пер­во­началь­ное пред­назна­чение. Го­лова его бы­ла за­бин­то­вана кус­ком та­кой же гряз­ной тка­ни, гла­за мут­ные и гно­ящи­еся, ру­ки и но­ги в под­сы­ха­ющих кор­ках от страш­ных ожо­гов.

— Что с ним? — по­ражен­но спро­сил Алекс, на что Мал­фуа со­вер­шенно рав­но­душ­но от­ве­тил:

— Он на­казал сам се­бя за со­вер­шенную про­вин­ность.

— А что он сде­лал?

— Ис­портил наш обед.

Муж­чи­на при­щурил­ся, взгля­нув на до­мови­ка.

— Го­това ком­на­та для мо­лодо­го гос­по­дина?

— Да, хо­зя­ин, все, хо­зя­ин, го­тово.

— В са­мом ли де­ле ВСЕ го­тово? — в нег­ромком ров­ном го­лосе бы­ло все­го лишь чу­точ­ку на­пора, но до­мовик зад­ро­жал и по­валил­ся на ко­лени.

— Все-все, хо­зя­ин, Тру­ди все про­верил.

— Ис­чезни. Но ес­ли уз­наю, что что-то не так, пе­няй на се­бя.

Алекс не­воль­но по­сочувс­тво­вал до­мови­ку — та­кой страх, сме­шан­ный с па­ничес­ким ужа­сом, про­мель­кнул на урод­ли­вом ос­тро­носом ли­чике. Он по­думал про се­бя, что ес­ли в его пред­по­лага­емой ком­на­те не бу­дет хва­тать че­го-то, пусть да­же кро­вати, он ни за что не ска­жет Мал­фуа, ина­че бед­ня­ге до­мови­ку, ве­ро­ят­но, очень силь­но не поз­до­ровит­ся.

— Си­низ! — Мал­фуа нах­му­рил бе­лесые бро­ви, но по лес­тни­це уже шур­ша­ло па­лой лис­твой платье спус­кавшей­ся жен­щи­ны.

— Да, mon cher? Прос­ти, что за­дер­жа­лась, — груд­ной бар­хатный го­лос с ак­центом проз­ву­чал той же му­зыкой, что ли­лась из ок­на, мяг­ко об­во­лаки­вая слух и не­воль­но зас­тавляя прис­лу­шивать­ся.

В про­тиво­полож­ность это­му го­лосу, ко­торый дол­жен был бы при­над­ле­жать вы­сокой яр­кой жен­щи­не, мис­сис Мал­фуа ока­залась не­высо­кой и пол­но­ватой, с тус­клы­ми во­лоса­ми не­понят­но­го цве­та, соб­ранны­ми в глад­кий узел на за­тыл­ке. Ее, в об­щем-то при­ят­ное, но ка­кое-то вя­лое ли­цо с глу­боко по­сажен­ны­ми тем­ны­ми гла­зами и че­рес­чур боль­шим ртом по­чему-то на­пом­ни­ло Алек­су пло­хо вы­печен­ную сдо­бу с изю­мом. А за ней мед­ленно шла Са­тин с та­ким ви­дом, слов­но мать та­щила ее на ве­рев­ке.

— Си­низ, Са­тин, — Мал­фуа ши­роко улыб­нулся и по­ложил ру­ку на пле­чо Алек­са, — как я вам и обе­щал, наш Алек­сандр. Он за­хотел по­гос­тить у нас не­кото­рое вре­мя, а мы бу­дем толь­ко ра­ды, не прав­да ли?

«За­хотел?! Ну ни­чего се­бе!»

— Ко­неч­но же. Алек­сандр, до­рогой, — жен­щи­на то­же улыб­ну­лась, слег­ка отс­тра­нен­но и как-то не­под­вижно, од­ни­ми гу­бами, — вы с Са­тин ведь учи­тесь на од­ном кур­се? Жаль, что не на од­ном фа­куль­те­те. Ты очень по­хож на сво­его до­рого­го от­ца, и он на­вер­ня­ка же­лал бы, что­бы ты учил­ся в Сли­зери­не. Ког­да Са­тин на­писа­ла нам, что ты — это ты, сын на­шего до­рого­го Дра­ко, мы так об­ра­дова­лись, и я сра­зу ска­зала Юбе­ру, тво­ему до­рого­му дя­де, что ты дол­жен по­бывать у нас, что­бы мы по­луч­ше уз­на­ли друг дру­га…

Мал­фуа до­воль­но ки­вал, Са­тин смот­ре­ла в пол, на сте­ны, на по­толок, толь­ко не на не­го, а мис­сис Мал­фуа все го­вори­ла и го­вори­ла сво­им кра­сивым го­лосом, плав­но, на­рас­пев, и все сло­ва у нее бы­ли круг­лы­ми, глад­ки­ми и ка­кими-то оди­нако­выми, как се­мена дра­кон-тра­вы, ко­торые од­нажды с ве­ликой ос­то­рож­ностью по­казы­вал им про­фес­сор Крот­котт, по­тому что на сто обыч­ных се­мян при­ходи­лось од­но, по ви­ду ни­чем не от­ли­чимое, ко­торое взры­валось при ма­лей­шем встря­хива­нии. В сло­вах мис­сис Мал­фуа, в от­ли­чие от се­мян дра­кон-тра­вы, не бы­ло ни ог­ня, ни осо­бого смыс­ла, не бы­ло во­об­ще ни­чего, и пе­ред гла­зами не­воль­но вста­ла мис­сис Пот­тер с ее гром­ки­ми воз­гла­сами, сме­хом, по­рывис­ты­ми дви­жени­ями, с ее кра­сивым под­вижным ли­цом, на ко­тором все мож­но про­читать без слов, с ее гла­зами, в ко­торых то свер­ка­ет гнев, то све­тит­ся доб­рая за­бота. И вне­зап­ной су­доро­гой све­ло в гру­ди. Ког­да он уви­дит мис­сис Пот­тер и всех ос­таль­ных?

— Че­рез час бу­дет чай, а по­ка Са­тин про­водит те­бя в твою ком­на­ту. На­де­юсь, те­бе у нас пон­ра­вит­ся, до­рогой.

Алекс пос­та­рал­ся изоб­ра­зить на ли­це вы­раже­ние, при­личес­тву­ющее бла­годар­но­му гос­тю и родс­твен­ни­ку, но, ка­жет­ся, по­лучи­лось от­кро­вен­но пло­хо, со сто­роны Са­тин пос­лы­шалось ед­ва слыш­ное фыр­канье. Ес­ли они бы­ли в Хог­вар­тсе, эта дев­чонка обя­затель­но ска­зала бы что-ни­будь ос­корби­тель­но-обид­ное, по ее мне­нию. Что-то вро­де: «Са­лазар Ве­ликий, те­бя что, по­куса­ли лу­кот­ру­сы-обо­рот­ни, пе­ребо­лев­шие ру­салочь­им бе­шенс­твом? Выг­ля­дишь так же мер­зко и глу­по». Но сей­час, в при­сутс­твии ро­дите­лей она, ес­тес­твен­но, ни­чего не мог­ла ска­зать и, зад­рав под­бо­родок, мол­ча вос­шес­тво­вала на­верх по лес­тни­це. Алекс так­же мол­ча по­шел вслед за ней, тро­гая прох­ладные пе­рила и спи­ной чувс­твуя кол­кие взгля­ды взрос­лых, ос­тавших­ся вни­зу.

В ко­ридо­ре, где сте­ны бы­ли оби­ты тем­но-си­ней бар­ха­тис­той тканью, Са­тин ос­та­нови­лась у од­ной две­ри и кри­во ус­мехну­лась.

— Вот твоя ком­на­та, до­рогой ку­зен. Доб­ро по­жало­вать.

През­ре­ния в ее го­лосе, в этих нес­коль­ких сло­вах бы­ло столь­ко, что хва­тило бы на де­сяток че­ловек и од­но­го гоб­ли­на.

— Спа­сибо, до­рогая ку­зина, ты са­ма доб­ро­та и гос­тепри­имс­тво, — не ме­нее ядо­вито от­ве­тил Алекс, — я ду­маю, мне здесь так пон­ра­вит­ся, что каж­дое ле­то мы с то­бой бу­дем про­водить вмес­те.

Ес­ли эта над­менная иди­от­ка по­лага­ет, что без дру­зей он сту­шу­ет­ся, то, как го­ворит Ли­ли, триж­ды ха ей. Он тол­кнул дверь с твер­дым на­мере­ни­ем зах­лопнуть ее как мож­но гром­че пе­ред но­сом Са­тин, но дев­чонка ус­пе­ла про­шипеть:

— То­же мне ос­тряк на­шел­ся! Во­зом­нил се­бя Мал­фо­ем и ду­ма­ешь, что…

— Что-о-о? — уг­ро­жа­юще обер­нулся Алекс.

Но Са­тин, слов­но опом­нившись, зад­ра­ла нос, по­вер­ну­лась на каб­лу­ках и ве­лича­во уда­лилась по ко­ридо­ру до чрез­вы­чай­нос­ти свет­ской по­ход­кой.

Алекс по­жал пле­чами. Ми­ло, очень ми­ло. Нас­мешки и тон­ны през­ре­ния от Са­тин, на­пус­кная доб­ро­та мис­сис Мал­фуа и вспыш­ки родс­твен­ных чувств, че­реду­ющи­еся с от­кро­вен­ны­ми уг­ро­зами, со сто­роны мис­те­ра Мал­фуа. Хо­рошо, хоть не нас­та­ива­ет на «дя­де Юбе­ре». Но где в этом СМЫСЛ?

Рюк­зак от­пра­вил­ся на дно шка­фа с пер­ла­мут­ро­выми двер­ца­ми, не бы­ло ни ма­лей­шей охо­ты раз­ло­жить ве­щи по пол­кам. Он под­нял окон­ную ра­му и выг­ля­нул, ста­ра­ясь раз­гля­деть со­сед­ние до­ма, но об­зор зас­ло­няли де­ревья. Алекс да­же не знал, как они на­зыва­ют­ся, впер­вые ви­дел та­кие пря­мые се­реб­ристо-се­рые ство­лы, глад­кая ко­ра ко­торых ка­залась блес­тя­щей. Тот ко­ридор от во­рот до до­ма спле­ли сво­ими вет­вя­ми, ка­жет­ся, то­же эти де­ревья. В жар­ком не­под­вижном воз­ду­хе их лис­тва гус­то­го тем­но-зе­лено­го от­тенка чуть-чуть ше­лес­те­ла. Каж­дый лист был с его ла­донь, нем­но­го вы­тяну­тый, глян­це­вый с од­ной сто­роны и бар­хатный с из­нанки. Он про­тянул ру­ку и сор­вал один, тут же за­пач­кавший паль­цы зе­ленью. С лис­та сва­лил­ся ма­лень­кий па­учок, тут же прыт­ко спус­тился вниз по его но­ге на пол и юр­кнул ку­да-то в угол. Маль­чик сел на по­докон­ник, вер­тя в ру­ках лист, и за­думал­ся.

Что все-та­ки нуж­но Мал­фуа? По­чему он врет, го­воря, что Алекс сам за­хотел прий­ти в их дом, хо­тя на са­мом де­ле поч­ти вык­рал его? И что он имел в ви­ду, ког­да го­ворил, что «слег­ка под­коррек­ти­ровал па­мять» мис­сис Биг­сли? Раз­ве так мож­но? Вот черт, эта ма­гия ког­да-ни­будь све­дет его с ума! Это в обыч­ном ми­ре мож­но удив­лять­ся дра­конам, вол­шебным па­лоч­кам, Ис­че­затель­ным ле­ден­цам, Во­пящим пись­мам, го­воря­щим пор­тре­там и озер­ным каль­ма­рам, но здесь-то все обы­ден­ное, все при­выч­ное! А он каж­дый раз сби­ва­ет­ся с тол­ку и не зна­ет, что де­лать! Мо­жет, те­тя Кор­де­лия те­перь за­ново зна­комит­ся с мис­те­ром Биг­сли и собс­твен­ны­ми деть­ми, а те, на­пуган­ные, спе­шат прис­тро­ить ее в ка­кой-ни­будь пси­холо­гичес­кий ре­аби­лита­ци­он­ный центр. А мо­жет, она все­го лишь не смо­жет вспом­нить де­вичью фа­милию сво­ей ма­тери. Толь­ко он это­го не зна­ет и бу­дет га­дать, му­ча­ясь осоз­на­ни­ем сво­ей ви­ны за ее ны­неш­нее сос­то­яние. Что ни го­вори, все-та­ки она не бы­ла ви­нова­та в том, что Алекс ока­зал­ся в ее до­ме.

Он сер­ди­то смял лис­ток, окон­ча­тель­но зак­ра­сив ла­донь зе­леным со­ком и ска­тив его в ша­рик, пуль­нул вниз.

Итак, бу­дем мыс­лить ло­гичес­ки, но с уче­том вол­шебных ре­алий.

Пер­вое — со­вер­шенно оче­вид­но, что у Мал­фуа есть своя цель, и для осу­щест­вле­ния этой це­ли ну­жен Алекс. В то, что до­рогие родс­твен­нички на са­мом де­ле хо­тели по­видать­ся с ним, не прес­ле­дуя ни­какой ко­рыс­ти, не ве­рилось ни на се­кун­ду.

Вто­рое — цель дос­та­точ­но зна­чимая, ина­че его бы не при­тащи­ли сю­да шан­та­жом, улу­чив мо­мент, ког­да он был у Биг­сли. А в том, что его прак­ти­чес­ки по­хити­ли, сом­не­ний уже не бы­ло. Что, нап­ри­мер, ме­шало Мал­фуа об­ра­тить­ся к мис­те­ру Пот­те­ру, воз­ры­дать на его пле­че об ут­ра­чен­ных родс­твен­ных узах и взмо­лить­ся о се­мей­ном вос­со­еди­нении? Прав­да, пред­ста­вить Мал­фуа ры­да­ющим и мо­лящим бы­ло слож­но, и Алекс да­же нем­но­го раз­ве­селил­ся. Ин­те­рес­но, ка­кая ре­ак­ция бы­ла бы у мис­те­ра По­тера? Скор­бно-по­нима­ющая или изум­ленно-взбе­шен­ная? Ско­рее, вто­рое.

Третье — как ни грус­тно приз­на­вать, но лю­ди иног­да врут, при­том врут наг­ло и бес­прин­ципно в са­мых важ­ных воп­ро­сах, ду­мая, что им все поз­во­лено, что цель оп­равды­ва­ет средс­тва. Час­то при этом они оши­ба­ют­ся, но это уже дру­гая ис­то­рия. Так вот, Мал­фуа врут. При­чем все. Ну раз­ве что Са­тин ис­крен­на в сво­ей уже уко­ренив­шей­ся враж­де, но от нее ни­чего не за­висит, она все­го лишь ис­порчен­ная дрян­ная дев­чонка. А ее отец и мать де­ла­ют вид, что до бе­зумия хо­тели бы при­жать сы­на сво­его ку­зена к гру­ди, да об­сто­ятель­ства им ме­шали. Ни­чего по­доб­но­го. Им вов­се не хо­телось, не хо­чет­ся и не бу­дет хо­теть­ся. Что от­сю­да сле­ду­ет?

Не бу­дем оболь­щать­ся, Алекс сам по се­бе ни­чего не зна­чит, он — обу­за, бель­мо на гла­зу, раз­дра­жа­ющий и ме­ша­ющий фак­тор и ку­ча все­го та­кого, что вы­зыва­ет неп­ри­ят­ные эмо­ции. Так бы­ло у Биг­сли, то же и у Мал­фуа. От пе­реме­ны мест сла­га­емых сум­ма не ме­ня­ет­ся. Ма­тема­тика, его лю­бимая ма­тема­тика, су­ровая, пря­мая и чес­тная на­ука. Сум­ма… ага! Вот он ду­рак! Ко­неч­но! Он, Алекс, плюс день­ги, очень при­лич­ная сум­ма де­нег, ну еще там зо­лото, дра­гоцен­ные кам­ни, ка­кие-то руд­ни­ки… В об­щем, пов­то­рение прой­ден­но­го. В све­те это­го зло­упот­ребле­ние мис­сис Мал­фуа сло­вом «до­рогой» выг­ля­дит очень уж двус­мыслен­ным.

А во­об­ще по­луча­ет­ся ин­те­рес­ная фор­му­ла. В ее ле­вой час­ти не­из­вес­тный икс, ум­но­жен­ный на сум­му Алек­са и де­нег, в пра­вой — ре­шение, ре­зуль­тат, его се­год­няшнее по­хище­ние. Икс во­об­ще-то не та­кой уж не­из­вес­тный, это при­чина Мал­фуа. Но про­тиво­речи­вая ка­кая-то при­чина. Од­новре­мен­но яс­ная и не­понят­ная. Ко­неч­но же, он хо­чет доб­рать­ся до ог­ромно­го нас­ледс­тва Мал­фо­ев, но по­чему имен­но так? Че­го он до­бива­ет­ся та­кими гру­быми при­ема­ми? Осенью Алекс дал свой от­вет на его пред­ло­жение. Что, «дя­дя Юбер» на­де­ет­ся, что он со стра­ху или ку­пив­шись на его ли­цеме­рие, как пос­ледний на­ив­ный прос­та­чок, тут же пе­реме­нит ре­шение? Сей­час, раз­мечтал­ся! Че­рез не­делю за ним при­едут Пот­те­ры и, не об­на­ружив у Биг­сли, нач­нут по­ис­ки. Мал­фуа так или ина­че при­дет­ся приз­нать­ся. Доль­ше скры­вать его мес­то­нахож­де­ние уже бу­дет прес­тупле­ни­ем, сколь­ко бы раз Алекс не при­ходил­ся ему пле­мян­ни­ком.

Его строй­ные и злые раз­мышле­ния прер­вал да­веш­ний обож­женный до­мовик.

— Мо­лодо­го гос­по­дина про­сят спус­тить­ся к чаю. В Го­лубую ком­на­ту.

Маль­чик кив­нул.

— Пос­лу­шай, те­бя зо­вут Тру­ди?

До­мовик зат­рясся так, что его гряз­ная тряп­ка спол­зла с пле­ча, об­на­жив то­щую впа­лую грудь, на ко­торой ли­ловел све­жий си­няк.

— Д-да, м-м-мо­лодой г-г-гос­по­дин. М-м-мо­лодой гос­по­дин чем-то не­дово­лен? Ком­на­та ему не нра­вить­ся? Че­го-то не хва­та­ет?

— Нет, нет, все прек­расно! — пос­пешно ска­зал Алекс, — я ведь прос­то хо­тел уз­нать, как те­бя зо­вут. Спа­сибо, Тру­ди, у ме­ня все есть.

По­хоже, до­мовик вне­зап­но ут­ра­тил дар связ­ной ре­чи, по­тому что на­чал шле­пать гу­бами и как-то не­хоро­шо буль­кать, слов­но вы­пил зал­пом де­сять бу­тылок Ве­селя­щего ли­мона­да.

— Те­бе пло­хо? — учас­тли­во нак­ло­нил­ся к не­му Алекс, — я мо­гу по­мочь? Поз­вать ко­го-ни­будь?

Чем бо­ле­ют до­мови­ки, он по­нятия не имел и нем­но­го ис­пу­гал­ся. Но Тру­ди, буль­кая и шле­пая, ярос­тно за­мотал го­ловой и все-та­ки умуд­рился вы­давить:

— Н-ен-е-не н-ндо, гспдн, все-о хршо.

В до­каза­тель­ство он ис­чез так быс­тро, что Алекс не ус­пел да­же мор­гнуть. Ин­те­рес­но, что тво­рит­ся в го­ловах до­мови­ков? — раз­мышлял он, спус­ка­ясь вниз. Ка­кие-то все-та­ки они стран­ные…

Го­лубую ком­на­ту он на­шел быс­тро, да и не­муд­ре­но — в ней бы­ли го­лубы­ми да­же фар­фо­ровые пас­тушки на ка­мин­ной пол­ке, и тща­тель­но вы­чищен­ный ка­мин из­нутри был вы­ложен го­лубы­ми плит­ка­ми, и платье на ред­кость длин­но­носой ле­ди, пор­трет ко­торой ви­сел над ним, бы­ло го­лубым (прос­то все это бро­силось в гла­за, ед­ва он рас­крыл двус­твор­ча­тые две­ри). Что уж там го­ворить о гар­ди­нах, обив­ке мяг­кой ме­бели и про­чих ме­лочах. Ок­на, по-ви­димо­му, вы­ходи­ли на се­вер, по­это­му не до­куча­ло уже кло­нив­ше­еся к за­кату сол­нце, в ком­на­те ца­рили та же при­ят­ная прох­ла­да, что и во всем до­ме, и го­лубо­вато-зе­лено­ватый по­лус­вет-по­лусум­рак, слов­но под во­дой, от­че­го ли­ца бла­город­но­го се­мей­ства Мал­фуа выг­ля­дели уди­витель­но по­хожи­ми на рыбьи мор­ды. Алекс ед­ва сдер­жал не­веж­ли­вый сме­шок.

Круг­лый стол был зас­тавлен изыс­канным фар­фо­ром и всем, что нуж­но к пя­тича­сово­му чаю. Важ­но пох­русты­вали бе­лос­нежные нак­рахма­лен­ные сал­фетки, ме­лодич­ной струй­кой на­ливал­ся аро­мат­ней­ший чай, та­инс­твен­но зве­нели се­реб­ря­ные ло­жеч­ки с ви­той бук­вой М на руч­ках, от шо­колад­ных кек­сов и ва­ниль­ных бу­лочек шел умо­пом­ра­читель­ный аро­мат, тре­бовав­ший, что­бы их не­мед­ленно унич­то­жили, за­саха­рен­ные фрук­ты прос­то та­яли на язы­ке. Раз­го­воры бы­ли очень уч­ти­выми, за­давав­ши­еся воп­ро­сы сма­хива­ли на доп­рос сов­сем нем­но­го, а по­луча­емые от­ве­ты ни­как не пе­рехо­дили гра­ни даль­не-, но все-та­ки родс­твен­ной веж­ли­вос­ти. Лил­ся нес­конча­емый ча­ру­ющий во­допад мис­сис Мал­фуа, из­редка ос­трым блес­ком вспы­хива­ли во­дянис­тые гла­за мис­те­ра Мал­фуа, толь­ко Са­тин на­дуто иг­но­риро­вала но­во­ис­пе­чен­но­го брат­ца, аж жа­лоб­но взвя­кивал фар­фор ее чаш­ки. Алекс чувс­тво­вал се­бя не то Не­вил­лом на уро­ке зель­ева­рения, не то Али­сой на Бе­зум­ном Ча­епи­тии, не то ка­пита­ном Не­мо в руб­ке «На­ути­луса», мчав­ше­гося в тем­ной опас­ной оке­ан­ской без­дне. От все­го это­го чин­но­го бла­гоп­ристой­ства неп­ре­одо­лимо хо­телось в шум­ный и взры­во­опас­ный дом Пот­те­ров. Или, на ху­дой ко­нец, об­ратно на Ти­совую ули­цу, где Биг­сли ни­ког­да не прит­во­рялись, что он им ин­те­ресен без со­ци­аль­но­го по­собия.

Ког­да мис­сис Мал­фуа на­конец вста­ла, хлоп­ну­ла в ла­доши, а в ком­на­те по­яви­лись два до­мови­ка и лов­ко и ак­ку­рат­но на­чали уби­рать со сто­ла, Алекс с об­легче­ни­ем вздох­нул. Од­на­ко, как ока­залось, преж­девре­мен­но.

— Мне бы хо­телось по­гово­рить с то­бой, дру­жок, — рас­тя­гивая гу­бы в уже при­выч­ную вкрад­чи­вую улыб­ку, об­ра­тил­ся к не­му Мал­фуа, — прой­дем в ка­бинет, там нам ник­то не бу­дет ме­шать.

Алекс по­жал пле­чами. Ста­ра­ясь не об­ра­щать вни­мания на не­доб­рое ли­цо Са­тин, он по­шел за ее от­цом. Ка­бинет, в от­ли­чие от Го­лубой ком­на­ты, при­ят­но ра­довал глаз теп­лым оре­ховым цве­том. Алекс, ог­ля­дывав­ший­ся по сто­ронам, за­метил нес­коль­ко пор­тре­тов на его сте­нах. На од­ном из них в вы­соком де­ревян­ном крес­ле с под­ло­кот­ни­ками си­дела с рас­кры­той кни­гой в ру­ках су­хоща­вая по­жилая ле­ди. У нее бы­ла иде­аль­но пря­мая осан­ка, ре­шитель­ные чер­ты ли­ца и сов­сем не по-ста­риков­ски блес­тя­щие свет­ло-се­рые гла­за. Ле­ди встре­тила его взгляд и слег­ка при­щури­лась, слов­но пы­та­ясь раз­гля­деть по­луч­ше. На со­сед­нем пор­тре­те, сло­жив ру­ки на круг­лом жи­воте, нег­ромко пох­ра­пывал по­жилой джентль­мен с пух­лы­ми ще­ками и лы­синой, ма­тово блес­тевшей в све­те све­чи, ко­торая го­рела на сто­лике ря­дом с ним. Еще два пор­тре­та изоб­ра­жали муж­чи­ну и жен­щи­ну, до чрез­вы­чай­нос­ти чо­пор­ных и не­доволь­ных. Вы­раже­ние у них бы­ло та­кое, точ­но они сже­вали по ли­мону и за­пили его ук­су­сом, а те­перь де­ла­ют все воз­можное, что­бы их не стош­ни­ло. А вот на боль­шом пор­тре­те, ви­сев­шем меж­ду окон, не бы­ло лю­дей, толь­ко слег­ка ко­лыха­лись тя­желые склад­ки бор­до­вого за­наве­са, и си­рот­ли­во бе­лел длин­ный га­зовый шарф, неб­режно бро­шен­ный на ку­шет­ку с вы­чур­но выг­ну­тым из­го­ловь­ем.

«На­вер­ное, ку­да-то от­лу­чились», — ре­шил Алекс, знав­ший по Хог­вар­тсу, что на­рисо­ван­ные лю­ди прек­расно мо­гут гу­лять по все­му зам­ку, пе­рехо­дя из од­ной кар­ти­ны в дру­гую, и да­же ус­тра­ива­ют шум­ные пи­руш­ки. Пол­ная Да­ма, по край­ней ме­ре, час­тень­ко этим гре­шила.

— Хо­чешь знать, кто эти лю­ди? — лю­без­но спро­сил Мал­фуа и, не до­жида­ясь от­ве­та, по­вел ру­кой в сто­рону пор­тре­та ста­рой ле­ди, кив­нувшей по-ко­ролев­ски ве­личес­твен­но, — моя баб­ка, Аза­лин­да Мал­фой, сес­тра тво­его пра­деда Аб­ракса­са. А это мой дед, Ок­та­ви­ус ле Фер де Со­ланж Мал­фуа. Он взял фа­милию же­ны (храп по­жило­го джентль­ме­на при­об­рел от­четли­вые не­доволь­ные ин­то­нации), та­ково бы­ло ее тре­бова­ние в об­мен на вну­шитель­ную сум­му, по­явив­шу­юся на их об­щем сче­ту. Мои отец и мать, Ро­же и Лю­теция Мал­фуа (два кис­лых ли­ца ста­ли еще кис­лее, слов­но к ли­мону и ук­су­су при­бавил­ся зна­мени­тый От­все­гон мис­сис Пот­тер — ви­димо, это дол­жно бы­ло оз­на­чать арис­токра­тичес­кое при­ветс­твие). А это, — Мал­фуа по­низил го­лос до ше­пота, — это, дру­жок, пор­трет тво­их де­да и баб­ки, Лю­ци­уса и Нар­циссы Мал­фо­ев.

Алекс сно­ва взгля­нул на тем­не­ющий пря­мо­уголь­ник, в ко­тором ни­чего не из­ме­нилось. Мал­фуа про­дол­жал со скор­бным вы­раже­ни­ем длин­но­го ли­ца:

— Увы, от них ос­тался толь­ко ба­гет. И зна­ешь, дру­жок, по­чему? Дав­ным-дав­но, поч­ти две­над­цать лет на­зад, од­ной хо­лод­ной октябрь­ской ночью они бро­сились в Мал­фой-Ме­нор, в свои пор­тре­ты, ко­торые бы­ли там. И умер­ли. Вмес­те с те­ми, с ко­го бы­ли на­писа­ны.

— Как это? — не­воль­но вздрог­нув, спро­сил Алекс.

— Очень прос­то. Как мо­жет уме­реть за­чаро­ван­ный холст, ког­да в не­го по­пада­ет зак­лятье Ад­ско­го ог­ня? За­нима­ет­ся мгно­вен­но, но го­рит мед­ленно, чер­ным удуш­ли­вым пла­менем. Го­рят на­рисо­ван­ные до­ма, пы­ла­ют пей­за­жи, фа­кела­ми вспы­хива­ют лю­ди, осы­па­ясь хлопь­ями пеп­ла. Ис­пы­тыва­ют ли они боль? Ты мо­жешь ска­зать «нет», дру­жок, и не оши­бешь­ся. Ведь они все­го лишь пор­тре­ты, все­го лишь маз­ки вол­шебных кра­сок, со­чета­ние и иг­ра све­тоте­ни. Но ты мо­жешь ска­зать «да», и это не бу­дет ошиб­кой. Ру­ка ху­дож­ни­ка вдох­ну­ла в их чер­ты жизнь и дви­жение, они об­ре­ли го­лос, они мог­ли со­зер­цать мир вне их рам и иметь о нем собс­твен­ное мне­ние. Кто пок­ля­нет­ся, что Лю­ци­ус и Нар­цисса не кор­чи­лись от ужа­са и бо­ли, сго­рая в сво­ем зам­ке? — Мал­фуа по­луп­рикрыл гла­за ве­ками, слов­но сод­ро­га­ясь сво­им же сло­вам.

Алекс не­воль­но сглот­нул, слиш­ком яр­ко пред­ста­вив все, о чем го­ворил Мал­фуа. А ес­ли пред­ста­вить, что это бы­ли не пор­тре­ты, а жи­вые лю­ди… Как-то он сов­сем не за­думы­вал­ся, КАК ИМЕН­НО по­гиб­ли его ма­ма — пре­датель­ни­ца дру­зей и его отец — По­жира­тель Смер­ти. КАК ИМЕН­НО умер­ли его дед с ле­дяным при­щуром, его мо­лодая ба­буш­ка. Их прос­то не ста­ло. Они прос­то бы­ли мер­твы.

— Прос­ти, дру­жок, не хо­чу те­бя шо­киро­вать. По­нимаю и раз­де­ляю твои чувс­тва, — Мал­фуа нак­ло­нил го­лову, маз­нув взгля­дом по ли­цу Алек­са, — а поз­вал я те­бя для то­го, что­бы… что­бы по­делить­ся вос­по­мина­ни­ями о тво­ей семье. Они важ­ны для ме­ня, и не сом­не­ва­юсь, ты бы то­же хо­тел ус­лы­шать кое-что о дет­ских го­дах сво­его от­ца.

Ос­трое пред­чувс­твие коль­ну­ло в грудь, вол­ной за­топи­ло все внут­ри, обор­вав ни­ти нас­то­рожен­ности, за­лило ли­цо ли­хора­доч­ным ру­мян­цем. Алекс об­ли­зал пе­ресох­шие гу­бы и на­пом­нил се­бе, что Мал­фуа вык­рал его от Биг­сли, и ему нель­зя ве­рить. Но до са­мых кон­чи­ков по­холо­дев­ших паль­цев, до дро­жи губ хо­телось выс­лу­шать все, что бу­дет го­ворить Мал­фуа. Что бы там ни бы­ло, но ведь он на са­мом де­ле ви­дел тех, о ком го­ворил, и мно­гое, на­вер­ное, знал.

По­вину­ясь взма­ху вол­шебной па­лоч­ки муж­чи­ны, из рез­но­го книж­но­го шка­фа с ма­товы­ми стек­ла­ми вы­летел не­боль­шой аль­бом для фо­тог­ра­фий и мяг­ко опус­тился на стол. Мал­фуа усел­ся в крес­ло за сто­лом и жес­том приг­ла­сил маль­чи­ка сесть нап­ро­тив. Он ос­то­рож­но рас­крыл нем­но­го вы­тер­тый пе­реп­лет тем­но-си­него бар­ха­та, с мед­ны­ми угол­ка­ми, и Алекс вдруг вспом­нил поч­ти та­кой же аль­бом, ле­жав­ший на пись­мен­ном сто­ле его опе­куна, ря­дом с ча­шей, в ко­торой клу­бил­ся жид­кий се­реб­ристый ту­ман, свой по­лет сквозь не­го и пот­ря­сение, ког­да он по­нял, что толь­ко что, бук­валь­но на рас­сто­янии вы­тяну­той ру­ки, он ви­дел сво­его па­пу, уче­ника Хог­вар­тса, поч­ти ро­вес­ни­ка. Вот толь­ко тог­да о тех, ко­го он уви­дел, нель­зя бы­ло да­же об­молвить­ся. А те­перь ему пред­ла­га­ют са­ми, да­ют воз­можность уз­нать.

Он глу­боко вздох­нул, уни­мая жгу­чее не­тер­пе­ние. Мал­фуа вро­де бы и не смот­рел на не­го, но в угол­ках тон­ких губ про­мель­кну­ла ус­мешка. Алекс по­пытал­ся при­нять рав­но­душ­ный вид, но сом­не­вал­ся, что это ему уда­лось.

Пе­релис­тнув нес­коль­ко стра­ниц, Мал­фуа не­надол­го ос­та­новил­ся на раз­во­роте, слег­ка кив­нул и по­дод­ви­нул аль­бом так, что­бы Алек­су бы­ло удоб­но смот­реть.

— Крес­ти­ны тво­его от­ца, — ска­зал Мал­фуа, — по тра­диции, на них не приг­ла­шали гос­тей, толь­ко семья.

Как и сле­дова­ло ожи­дать, это бы­ли кол­до-фо­тог­ра­фии. На не­боль­шом сним­ке с ле­вой стра­ницы, на ка­мен­ной сту­пень­ке ши­рокой лес­тни­цы, по­лук­ру­гом ухо­дящей вле­во вверх, сто­яли двое. Вер­нее, трое. И Алекс, по­мимо сво­ей во­ли нак­ло­нив­ший­ся поб­ли­же, сра­зу их уз­нал. Но в то же вре­мя и не уз­на­вал. Ос­ле­питель­но прек­расная юная жен­щи­на с длин­ны­ми свет­лы­ми ко­сами, ис­кусно спле­тен­ны­ми вок­руг го­ловы, изящ­ная и гра­ци­оз­ная, в прос­том бе­лом платье, как буд­то па­рящая над зем­лей. Она дер­жа­ла на ру­ках ре­бен­ка, и все ее вни­мание бы­ло при­кова­но к не­му. Неж­ность, тро­гатель­ная за­бота, с ко­торой она смот­ре­ла на не­го, де­лали ее еще кра­сивее. Она ка­залась из­не­жен­ной, тро­гатель­но сла­бой и бес­по­мощ­ной, слиш­ком кра­сивой, поч­ти не­зем­ной, но по­чему-то ду­малось, что это об­манчи­вый ми­раж, и на са­мом де­ле она сов­сем дру­гая.

Мо­лодой муж­чи­на, вы­сокий и строй­ный, сто­ял впо­лобо­рота, поч­ти не от­ры­вая глаз от жен­щи­ны и ре­бен­ка, слег­ка по­лу­об­няв, под­держи­вая ее ру­ку, и толь­ко из­редка взгля­дывал на Алек­са, слов­но приг­ла­шая его по­любо­вать­ся вмес­те. Он улы­бал­ся, и эта улыб­ка чу­дес­ным об­ра­зом ме­няла его ли­цо. С пра­виль­ны­ми чер­та­ми, с раз­ле­том тем­ных бро­вей, кон­трас­ти­ровав­ших со свет­лы­ми во­лоса­ми, хо­лод­но­ватое, гор­де­ливое, нем­но­го не­под­вижное, оно вмиг теп­ле­ло и на­пол­ня­лось дви­жени­ем, си­лой и од­новре­мен­но мяг­костью.

Чер­но-бе­лый сни­мок был ли­шен цве­тов, но их и не на­до бы­ло — до то­го жи­выми и близ­ки­ми ка­зались лю­ди, вот-вот ста­нет слы­шен шо­рох платья жен­щи­ны, проз­ву­чит ее го­лос, ус­по­ка­ива­ющий ре­бен­ка (по­чему-то ка­залось, что бу­дет он уди­витель­но ме­лодич­ным, хрус­таль­ным), рас­сме­ет­ся муж­чи­на. Сни­мок был на са­мом де­ле хо­рош, он как буд­то све­тил­ся. Тот, кто сни­мал, слов­но под­гля­дел со сто­роны ук­радкой за мо­лодой па­рой, зас­тав их врас­плох. Они не по­зиро­вали, прос­то бы­ли в сво­ем ми­ре, пог­ло­щен­ные друг дру­гом.

А на цвет­ном сним­ке с пра­вой стра­ницы те же жен­щи­на и муж­чи­на сто­яли поч­ти в тех же по­зах, но как ра­зитель­но от­ли­чалась эта кол­до-фо­тог­ра­фия от пре­дыду­щей! Алекс да­же рас­те­рял­ся на нес­коль­ко мгно­вений, то и де­ло пе­рево­дя взгляд с од­ной стра­ницы на дру­гую, срав­ни­вая. Здесь улыб­ка муж­чи­ны бы­ла ус­мешкой с от­тенком пре­вос­ходс­тва, на ли­це от­пе­чата­лась та же си­ла, но хо­лод­ная, жес­ткая, без­жа­лос­тная, ни сле­да мяг­кости. Жен­щи­на, в рос­кошной ман­тии и дра­гоцен­ностях еще бо­лее кра­сивая, изыс­канная и утон­ченная, выг­ля­дела неп­ри­ят­но вы­соко­мер­ной. Алекс ни­ког­да не ре­шил­ся бы по­дой­ти к та­кой ле­ди. Ре­бен­ку, маль­чи­ку, бы­ло око­ло пя­ти лет, он сто­ял, на­супив­шись и кри­вя гу­бы, за­сунув ру­ки глу­боко в кар­ма­ны сво­его стро­гого тем­но­го пид­жачка.

— Бла­гот­во­ритель­ный обед, один из мно­гих, ко­торые да­вали Лю­ци­ус и Нар­цисса.

— Они… они та­кие… дру­гие…, — выр­ва­лось у Алек­са, и Мал­фуа кив­нул с по­нима­ющим ви­дом.

— Да, ты прав. Лю­ци­ус и Нар­цисса про­ис­хо­дили из древ­них и знат­ных ма­гичес­ких ро­дов. А это, дру­жок, ко мно­гому обя­зыва­ет. Нар­цисса Блэк и Лю­ци­ус Мал­фой, со­юз дос­той­ней­ших, луч­ших пред­ста­вите­лей се­мей­ств. Твой отец был сы­ном кра­сивей­шей жен­щи­ны и ум­ней­ше­го муж­чи­ны на­шего об­щес­тва, и в его жи­лах тек­ла, ве­ро­ят­но, са­мая чис­тая вол­шебная кровь в Ан­глии.

Кра­сивей­шая жен­щи­на… его род­ная ба­буш­ка. По­хожая на неж­ную фею из доб­рой сказ­ки. И на без­душную Снеж­ную Ко­роле­ву, сде­лан­ную изо ль­да. Как-то вот это со­чета­лось в ней аб­со­лют­но не­мыс­ли­мым об­ра­зом.

А ум­ней­ший муж­чи­на… его де­душ­ка. Раз он был та­ким ум­ным, то по­чему выб­рал сто­рону это­го Вол­де­мор­та? Это же прос­то глу­по — ведь по­нят­но, что у это­го су­мас­шедше­го чер­но­го ма­га (а про­читав поч­ти все име­ющи­еся в хог­варт­ской биб­ли­оте­ке кни­ги по ма­гичес­ким вой­нам, Алекс поч­ти не сом­не­вал­ся, что с го­ловой у Вол­де­мор­та яв­но бы­ло не все в по­ряд­ке) не бы­ло ни­каких шан­сов. А мо­жет, Вол­де­морт уг­ро­жал? Шан­та­жиро­вал?

Все мог­ло быть. Толь­ко в кни­гах это­го нет.

— …Нар­цисса, блис­та­тель­ная свет­ская ле­ди, ею вос­хи­щались и стре­мились быть по­хожи­ми на нее. Об­ра­зец для под­ра­жания, всег­да ве­лико­леп­на и бе­зуп­речна. А кто мог срав­нить­ся с Лю­ци­усом по из­во­рот­ли­вос­ти и изощ­реннос­ти ума, по бо­гатс­тву и вли­янию, ко­торые бы­ли у не­го? Кто из мо­лодых арис­токра­тов, бес­путно про­жигав­ших свою жизнь в вих­ре удо­воль­ствий, мог пох­вастать тем, что, как Дра­ко, в сем­надцать лет всту­пил в пра­ва нас­ле­дова­ния и взял в свои ру­ки браз­ды прав­ле­ния все­ми се­мей­ны­ми де­лами? Мно­гие счи­тали, что он слиш­ком мо­лод, и Лю­ци­ус пос­ту­па­ет не­разум­но, рис­куя по­терять боль­ше, чем при­об­рести. Но твой дед вос­пи­тал дос­той­но­го сы­на, и Дра­ко не толь­ко не по­терял ни кна­та, но при­ум­но­жил сос­то­яние. Мал­фои об­ла­дали та­кой властью и мо­гущес­твом, ко­торых не так лег­ко до­бить­ся в на­шем об­щес­тве, и это не пус­тые сло­ва. Приз­нать­ся, я всег­да гор­дился тем, что при­над­ле­жу к семье Мал­фо­ев. В этом мы с Дра­ко бы­ли еди­нодуш­ны. К то­му же на­ше фа­миль­ное сходс­тво, как все от­ме­чали…

Юбер, ка­жет­ся, поч­ти впал в эк­стаз. Он да­же вско­чил с крес­ла и на­чал рас­ха­живать по ком­на­те, ожив­ленно жес­ти­кули­руя. Алекс слу­шал его с жад­ным ин­те­ресом, обу­рева­емый дво­яким чувс­твом — с од­ной сто­роны, он ведь к это­му и стре­мил­ся. Ес­ли ты пе­рерыл по­лови­ну школь­ной биб­ли­оте­ки с единс­твен­ной целью — уз­нать хоть что-ни­будь о собс­твен­ной семье, то лю­бая ин­форма­ция бу­дет по-нас­то­яще­му выс­тра­дан­ной и очень цен­ной. Тем бо­лее, ес­ли ее со­об­ща­ет как бы и не чу­жой че­ловек. А с дру­гой сто­роны, и это бы­ло очень стран­ным и да­же страш­ным, на­вер­ное, — Алекс ни­чего не ощу­щал, не чувс­тво­вал сво­ей соп­ри­час­тнос­ти к тем лю­дям, о ко­торых ему рас­ска­зыва­ли. Нет, умом вро­де бы по­нимал, что он — часть этой семьи, но вот внут­ри мол­ча­ло. Древ­ний род, в ко­тором на про­тяже­нии мно­гих ве­ков бы­ли од­ни вол­шебни­ки, ве­лико­леп­ные рос­кошные зам­ки (ока­зыва­ет­ся, кро­ме пе­чаль­но из­вес­тно­го Мал­фой-Ме­нора был еще за­мок в Ир­ландии), ка­кие-то при­емы и бла­гот­во­ритель­ные обе­ды, ба­лы и ра­уты, ку­ча се­мей­ных тра­диций, фа­миль­ные ре­лик­вии и дра­гоцен­ности и да­же герб! Раз­ве это мог­ло иметь от­но­шение к не­му, Алек­су? Да ни­како­го. Еще тог­да, ночью в биб­ли­оте­ке Хог­вар­тса мель­кну­ло в го­лове: «Сло­жись все ина­че, он, на­вер­ное, близ­ко знал бы их, бы­вал в их зам­ке, да­же жил там, поз­драв­лял с Рож­дес­твом, по­лучал и сам да­рил по­дар­ки… Этим чу­жим лю­дям…». То же бы­ло и сей­час. Нез­на­комые, чу­жие лю­ди. Да­же чер­ты ли­ца па­пы в детс­тве по­каза­лись сов­сем дру­гими, хо­тя уже нес­коль­ко лю­дей ска­зали, что они по­хожи как две кап­ли во­ды… Ког­да мис­сис Пот­тер вспо­мина­ла о прош­лом, о друж­бе его ма­мы с мис­те­ром Пот­те­ром и мис­те­ром У­из­ли, о том, как она пре­дала сво­их дру­зей, о том, как они не­нави­дели его от­ца, бы­ло так обид­но, боль­но и горь­ко, что да­же в гру­ди бо­лело. Все вос­при­нима­лось ос­тро и близ­ко. А те­перь, ког­да Юбер Мал­фуа рас­ска­зыва­ет о том, что мог­ло бы быть его жизнью, сло­жись все ина­че, — ни­чего не тро­га­ет и не за­дева­ет ни­какие стру­ны. Да что там «не тро­га­ет», он слов­но слу­ша­ет за­нима­тель­ные ис­то­рии, со­вер­шенно его не ка­са­ющи­еся.

А Юбер все го­ворил и го­ворил. Его го­лос пла­вал в воз­ду­хе вол­ной при­тор­но­го ро­зово­го аро­мата. Алекс ма­шиналь­но пе­релис­тнул еще две-три стра­ницы аль­бо­ма и нат­кнул­ся на взгляд свет­ло­воло­сого юно­ши. При­мер­но в том же воз­расте, в ка­ком Алекс уви­дел его на сор­ванном уро­ке Лю­пин, где-то шес­тнад­цать-сем­надцать лет. Скре­щен­ные на гру­ди ру­ки, вы­соко под­ня­тая го­лова, а вок­руг в воль­ных по­зах рас­по­ложи­лись его ро­вес­ни­ки. Два вы­соких ши­рокоп­ле­чих пар­ня, гру­бые ух­мы­ля­ющи­еся ли­ца ко­торых бы­ли смут­но зна­комы (по Ому­ту Па­мяти — при­пом­нил Алекс), сто­яли спра­ва и сле­ва от не­го. Еще один, ус­ту­па­ющий им по ком­плек­ции, си­дел, осед­лав стул, и ли­цо у не­го бы­ло неп­ри­ят­ным, жес­то­ким. Та­кого очень лег­ко пред­ста­вить, как он оби­жа­ет сла­бых и бес­по­мощ­ных, из­де­ва­ет­ся над жи­вот­ны­ми. В от­да­лении от них, как бы в сто­роне, прис­ло­нил­ся к ко­сяку две­ри очень кра­сивый тем­но­воло­сый па­рень. По­луп­рикрыв гла­за, он вер­тел в ру­ках свою вол­шебную па­лоч­ку. Он слов­но то­же был зна­ком Алек­су, но как-то смут­но и не­оп­ре­делен­но. Вро­де бы он где-то его ви­дел. Единс­твен­ная де­вуш­ка в этой ком­па­нии сто­яла ря­дом с его от­цом, очень близ­ко, взгля­дывая на не­го сни­зу вверх как-то по-осо­бому, за­говор­щи­чес­ки, точ­но толь­ко они вдво­ем зна­ли ка­кую-то тай­ну. Блес­тя­щие глад­кие во­лосы до плеч с длин­ной чел­кой, из-под ко­торой ве­село блес­тят гла­за, ми­ни­атюр­ная и изящ­ная, как фар­фо­ровая ста­ту­эт­ка, осо­бен­но на фо­не тех дво­их. По­рази­тель­но, но и ее он как буд­то знал! Точ­но где-то встре­чал! Но где? Ко­неч­но же, сей­час она взрос­лая, на­вер­ное, из­ме­нилась, но все-та­ки… не­дав­но, сов­сем не­дав­но он ее ви­дел…

Не вы­дер­жав, Алекс спро­сил у Мал­фуа, как раз за­мол­чавше­го:

— Вы не зна­ете, кто это?

— Друзья тво­его от­ца. Это мисс Пэн­си Пар­кинсон, ны­не мис­сис Эл­фрид Де­лэй­ни. Вин­сент Крэбб и Гре­гори Гойл. Те­одор Нотт. Блейз За­бини.

Вот все и разъ­яс­ни­лось. Дя­дя Гре­га, в честь ко­торо­го его и наз­ва­ли. На­до же, зна­чит, они с его от­цом дру­жили? На­до по­том Гре­гу рас­ска­зать. А это, ви­димо, па­па Фе­лиси­ти. Мис­тер Блейз За­бини, по­печи­тель Хог­вар­тса. Ко­неч­но, Алекс его ви­дел, ког­да вы­зыва­ли к Мак­Го­нагалл, а там си­дел Мал­фуа, и еще на не­дав­нем квид­дичном мат­че. И ма­ма Эд­варда, с ко­торой они встре­тились на Кингс-Кросс, и ко­торая так на не­го смот­ре­ла, слов­но уви­дела то, на что уже не сме­ла на­де­ять­ся.

Де­воч­ка с неж­ны­ми чер­та­ми ли­ца, еще не став­ши­ми та­кими рез­ки­ми и над­менны­ми. Маль­чиш­ки, бу­дущие По­жира­тели Смер­ти. Они, на­вер­ное, тог­да не ду­мали о том, что с ни­ми бу­дет. Что все­го лишь че­рез нес­коль­ко лет не­кото­рых уже не бу­дет в жи­вых, а дру­гие пе­реме­нят­ся. Что ког­да-ни­будь кто-то бу­дет смот­реть на них и жа­леть изо всех сил, что все так сло­жилось. Они тог­да бы­ли еще сов­сем… нет, прос­то они тог­да бы­ли, и это­го бы­ло дос­та­точ­но…

На кол­до-фо­тог­ра­фии Блейз За­бини вдруг отор­вался от вол­шебной па­лоч­ки и взгля­нул пря­мо на Алек­са. До то­го это выг­ля­дело «по-нас­то­яще­му», как буд­то он ус­лы­шал его мыс­ли, что Алекс не­воль­но вспом­нил квид­дичный матч меж­ду сбор­ны­ми Ита­лии и Ан­глии, где он во вто­рой раз ви­дел мис­те­ра За­бини.


* * *


До квид­дично­го ста­ди­она, уже бур­ля­щего на­родом, они доб­ра­лись че­рез пор­тал — смя­тую плас­ти­ковую бу­тыл­ку из-под ми­нераль­ной во­ды, и у Алек­са еще дол­го скру­чива­лось в жи­воте при вос­по­мина­нии о то ли по­лете, то ли па­дении сквозь ту­ман­ное прос­транс­тво. Че­рез ка­мины, нес­мотря на зо­лу и са­жу, все-та­ки бы­ло нам­но­го удоб­нее. Они под­ня­лись на­верх до сво­ей ло­жи, по­хожей ско­рее на кры­тую тер­ра­су с рас­став­ленны­ми мяг­ки­ми стуль­ями и рас­по­ложен­ной поч­ти на од­ном уров­не с тре­мя боль­ши­ми коль­ца­ми. Ока­залось, что там их уже под­жи­дали мис­тер У­из­ли и Рейн. Мис­тер У­из­ли ожив­ленно пе­рего­вари­вал­ся с не­высо­ким, ко­ренас­тым и нем­но­го су­тулым муж­чи­ной, ли­цо ко­торо­го бы­ло на ред­кость уг­рю­мым и неп­ри­вет­ли­вым. Он го­ворил, тща­тель­но под­би­рая сло­ва и очень пра­виль­но строя фра­зы, что вы­дава­ло в нем инос­тран­ца. При ви­де не­го гла­за близ­не­цов ста­ли по­хожи на та­рел­ки, а Ли­ли за­пых­те­ла и так дер­ну­ла сза­ди за ло­коть, что Алекс ог­ля­нул­ся.

— Это же Крам! Сам Вик­тор Крам! — с вос­торгом про­шеп­та­ла де­воч­ка, — а у ме­ня да­же блок­но­та нет, что­бы взять у не­го ав­тограф!

Ви­димо, этот Крам был ве­личай­шей квид­дичной зна­мени­тостью, по­тому что Си­ри­ус, Джей­мс, Ли­ли и Рейн толь­ко бла­гого­вей­но пе­рег­ля­дыва­лись и, рас­крыв рты, вни­матель­ней­шим об­ра­зом слу­шали их раз­го­вор с мис­те­ром У­из­ли, к ко­торо­му не за­мед­лил при­со­еди­нить­ся мис­тер Пот­тер. При­чем по по­веде­нию взрос­лых бы­ло по­нят­но, что все они зна­ют друг дру­га уже дав­но и хо­рошо («А раз так, че­го Ли­ли раз­волно­валась?»). Мис­сис Пот­тер ве­село улы­балась и ки­вала, из­редка встав­ляя сло­веч­ко. Алекс же все рав­но не по­нимал и по­лови­ны из то­го, о чем они го­вори­ли, ма­лень­кой Лин это вов­се бы­ло не­ин­те­рес­но, и по­это­му они по­дош­ли к пе­рилам, ог­раждав­шим ло­жу, и смот­ре­ли на по­ле, где по­ка раз­ми­нались, точ­нее, раз­ле­тались ко­ман­ды Ита­лии и Ан­глии. Вни­мание прив­лек один иг­рок в италь­ян­ской фор­ме зе­лено-бе­лых цве­тов, с та­кой ско­ростью и лов­костью ла­виро­вав­ший меж­ду тре­мя коль­ца­ми, что прос­то дух зах­ва­тыва­ло.

— Ну, Вик­тор, так кто се­год­ня судья? — хит­ро при­щурив­шись, спро­сил мис­тер Пот­тер, — по­лагаю, Де­фур или Вис­нич? Они оба из­вес­тны сво­ей неп­ред­взя­тостью и не­под­купностью, не­даром име­ют ми­ровую ква­лифи­кацию, но те­бе, ко­неч­но, и в под­метки не го­дят­ся. Я, кста­ти, так и не по­нял, по­чему ты взял са­мо­от­вод.

— Ви­дишь ли, — мис­тер Крам сдви­нул гус­тые чер­ные бро­ви, взгля­нув на по­ле.

Иг­рок сде­лал со­вер­шенно су­мас­шедший куль­бит и, раз­ме­тав в раз­ные сто­роны па­роч­ку ан­гли­чан, не ус­певших уб­рать­ся с его до­роги, сло­мя го­лову по­нес­ся по нап­равле­нию к их три­буне. Ли­ли, Рейн и близ­не­цы шу­шука­лись, рас­са­жива­ясь по мес­там, ви­димо, не смея гром­ко пе­рего­вари­вать­ся в при­сутс­твии зна­мени­тос­ти ми­рово­го мас­шта­ба. До Алек­са до­носи­лись толь­ко от­дель­ные фра­зы: «Он был са­мым мо­лодым иг­ро­ком…», «Он за­вер­шил карь­еру два го­да на­зад и зря…», «Но еще мог бы иг­рать, как счи­та­ешь?», «Он ска­зал, что на­до ус­ту­пить до­рогу мо­лодым», «Ага, и те­перь бол­га­ры топ­чутся в са­мом кон­це тур­нирной таб­ли­цы»…

— Ви­дишь ли, я счи­таю, что в дан­ном кон­крет­ном слу­чае мое су­дей­ство бу­дет субъ­ек­тивным.

Мис­тер У­из­ли не­довер­чи­во хмык­нул, а мис­тер Пот­тер удив­ленно вос­клик­нул:

— То есть?

Тут Лин ой­кну­ла, а Алекс от­ско­чил от пе­рил и от­та­щил де­воч­ку на­зад, по­тому что бе­зум­ный иг­рок был уже на рас­сто­янии вы­тяну­той ру­ки. Бе­ло-зе­леная мол­ния со свис­том вле­тела на тер­ра­су, гра­ци­оз­но спрыг­ну­ла с мет­лы, под­хва­тив ее од­ним силь­ным точ­ным дви­жени­ем, и звон­кий го­лос с кра­сивым пе­вучим ак­центом про­из­нес:

— Есть очень важ­ная при­чина, мис­тер Пот­тер.

При бли­жай­шем рас­смот­ре­нии иг­рок ока­зал­ся де­вуш­кой и при­том прос­то уди­витель­ной де­вуш­кой. Она бы­ла по­хожа на свою мет­лу, ко­торую очень бе­реж­но дер­жа­ла в ру­ках — та­кая же строй­ная, прек­расная и стре­митель­ная. Об­ле­га­ющая квид­дичная фор­ма си­дела как вли­тая. Ко­рот­ко пос­три­жен­ные тем­ные во­лосы, зо­лотис­тая ко­жа, ве­селые го­лубые гла­за, слов­но в них от­ра­жалось и­юль­ское не­бо. Ли­ли так вы­рази­тель­но вы­дох­ну­ла, и та­кое у нее ста­ло вы­раже­ние ли­ца, что ста­ло по­нят­но — у нее по­явил­ся ку­мир.

— Ме­ня зо­вут Бь­ян­ка, — де­вуш­ка креп­ко по­жала ру­ку мис­те­ру Пот­те­ру и мис­те­ру У­из­ли и при­вет­ли­во улыб­ну­лась мис­сис Пот­тер, — ра­да с ва­ми поз­на­комить­ся, Вик­тор мно­го о вас рас­ска­зывал.

— Моя не­вес­та, — крат­ко бро­сил Крам, и пос­ле се­кун­дно­го за­меша­тель­ства взрос­лые бро­сились их поз­драв­лять.

— По­ка мы не объ­яв­ля­ли об этом офи­ци­аль­но, но я ре­шил пе­рес­тра­ховать­ся, что­бы не раз­го­рел­ся скан­дал по по­воду воз­можно­го под­су­жива­ния, — объ­яс­нил он, ког­да все бо­лее или ме­нее ус­по­ко­ились.

— Но ведь этот матч все­го лишь дру­жес­кий, его ре­зуль­та­ты не пов­ли­яют ни на тур­нирную сет­ку, ни на ко­неч­ный ре­зуль­тат по оч­кам и вы­ход в фи­нал ми­рово­го чем­пи­она­та, — по­жал пле­чами мис­тер У­из­ли.

Бь­ян­ка за­дор­но свер­кну­ла гла­зами.

— Нет на све­те стро­же и спра­вед­ли­вее квид­дично­го судьи, чем мой Вик­тор. На­де­юсь, вам пон­ра­вит­ся се­год­няшняя иг­ра. Мис­тер У­из­ли, ны­неш­не­му вра­тарю ан­глий­ской сбор­ной до вас да­леко, по­это­му, смею за­верить, я забью не ме­нее двад­ца­ти квоф­флов в ва­ши коль­ца.

Мис­тер У­из­ли поль­щен­но зас­ме­ял­ся.

— О, про­шу про­щения, я ви­жу там сво­его лю­бимо­го дя­дюш­ку.

Все обер­ну­лись. Алекс уз­нал вол­шебни­ка, сто­яв­ше­го на лес­тни­це, ве­дущей к со­сед­ней ло­же. Кра­сивый стат­ный чер­но­воло­сый муж­чи­на в стро­гой чер­ной ман­тии, нес­мотря на лет­нюю жа­ру. Он мед­ленно кив­нул всем при­сутс­тву­ющим, и так же мед­ленно, слов­но не­охот­но, с ним поз­до­рова­лись мис­тер Пот­тер и мис­тер У­из­ли. Мис­тер Блейз За­бини взгля­нул на Алек­са, и маль­чи­ку по­каза­лось, что его прос­то обож­гло и тол­кну­ло в грудь этим взгля­дом. Глу­бокий омут тос­ки, глу­хой, без­на­деж­ной, за­сасы­ва­ющей, без еди­ного проб­леска све­та. Он да­же сде­лал по­лу­осоз­нанное дви­жение, что­бы спря­тать­ся за спи­ну мис­те­ра Пот­те­ра, но пе­ребо­рол се­бя и ос­тался на мес­те. Бь­ян­ка по­дош­ла к муж­чи­не, об­ня­ла его од­ной ру­кой (в дру­гой у нее по-преж­не­му бы­ла мет­ла) и по­цело­вала в ще­ку. Тот что-то ска­зал ей по-италь­ян­ски, де­вуш­ка ус­мехну­лась и от­ве­тила по-ан­глий­ски:

— Ко­неч­но, дя­дя Блейз. Я всег­да ос­то­рож­на, ты же зна­ешь.

Мис­тер За­бини про­шел в свою ло­жу, Бь­ян­ка гра­ци­оз­но вско­чила на мет­лу и так же ли­хо вы­лете­ла к за­шумев­шим три­бунам, а Вик­тор Крам ушел вниз.

— Я по­нимаю, что то, что я сей­час ска­жу — прос­то ужас­но, — ти­хо и рас­те­рян­но ска­зала мис­сис Пот­тер, — но она же в до­чери ему го­дит­ся! И, Мер­лин, она — пле­мян­ни­ца За­бини!

— Не пре­уве­личи­вай, — по­мор­щился мис­тер У­из­ли, — де­воч­ка, ко­неч­но, очень мо­лодо выг­ля­дит, но ей не мень­ше двад­ца­ти-двад­ца­ти двух. Так что в до­чери она го­дит­ся с боль­шой на­тяж­кой.

Мис­тер Пот­тер за­дум­чи­во пос­мотрел в сто­рону со­сед­ней ло­жи и по­тер пе­рено­сицу, при­под­няв оч­ки.

— Не знал, что у За­бини есть пле­мян­ни­ца. Впро­чем, это не на­ше де­ло.

По­том бы­ла иг­ра, на са­мом де­ле кра­сивая и яр­кая, ог­лу­ша­ющий рев три­бун, воп­ли Ли­ли и близ­не­цов, и все это вре­мя Алекс слов­но чувс­тво­вал взгляд и при­сутс­твие мис­те­ра За­бини. Да­же зу­дело меж­ду ло­пат­ка­ми от ощу­щения чу­жого прис­таль­но­го вни­мания. До кон­ца иг­ры мис­тер За­бини не по­казы­вал­ся из сво­ей ло­жи, а по­том ло­вец ан­глий­ской ко­ман­ды пой­мал снитч, и в их ло­же ра­зор­вался ли­ку­ющий фей­ер­верк. Ли­ли тре­щала без умол­ку, вос­хи­ща­ясь Бь­ян­кой За­бини, за­бив­шей, поч­ти как и обе­щала, двад­цать один квоффл, мис­тер Пот­тер и мис­тер У­из­ли гром­ко и ув­ле­чен­но раз­би­рали так­ти­ку обо­роны ан­глий­ско­го вра­таря, близ­не­цы прос­то от ду­ши во­пили, хо­тя мис­сис Пот­тер и пы­талась их ути­хоми­рить, да­же Рейн от пе­ре­из­бытка чувств ду­дел в ду­дел­ку, ис­торгая та­кие гро­мог­ласные зву­ки, что Алекс на нес­коль­ко ми­нут был ог­лу­шен и де­зори­ен­ти­рован об­щей су­мато­хой. По­это­му он не за­метил ухо­да мис­те­ра За­бини, а по­том, ког­да они са­ми спус­ка­лись по лес­тни­це, со­сед­няя ло­жа уже бы­ла пус­та. И Алекс сно­ва по­чувс­тво­вал не­лов­кость и стес­не­ние.

* * *

Мал­фуа тем вре­менем до­воль­но улыб­нулся и сно­ва усел­ся в крес­ло, за­кинув но­гу на но­гу.

— Да, я ведь го­ворил, что мы бы­ли очень друж­ны с тво­им от­цом? Лю­ци­ус и Нар­цисса вмес­те с Дра­ко час­тень­ко гос­ти­ли у нас в по­местье во Фран­ции. По­это­му в детс­тве и в юнос­ти мы не­мало вре­мени про­вели вмес­те. Да­же на­ше пер­вое кол­довс­тво, мо­жешь се­бе пред­ста­вить? про­изош­ло на гла­зах друг у дру­га. Нам где-то бы­ло око­ло пя­ти лет, и мы умуд­ри­лись сбе­жать от ро­дите­лей и заб­ре­ли в маг­лов­скую де­ревуш­ку, рас­по­ложен­ную нев­да­леке за хол­мом. А там нас ок­ру­жили де­ти маг­лы и при­нялись об­зы­вать и над­сме­хать­ся над на­ми. По их мне­нию, мы бы­ли стран­но и смеш­но оде­ты. Не скрою, это бы­ло, воз­можно, не са­мое неп­ри­ят­ное, что мог­ло слу­чить­ся с на­ми, но я, пя­тилет­ний ре­бенок, был на­пуган. Эти гряз­ные не­оте­сан­ные маг­лы ве­ли се­бя аг­рессив­но и вы­зыва­юще. И ког­да один из на­ших ос­корби­телей, вы­сокий креп­кий маль­чиш­ка в два ра­за нас стар­ше, ска­зал, что сей­час сор­вет с нас эти дев­чо­ночьи на­ряды, и тог­да они все пос­мотрят, кто мы — маль­чиш­ки или дев­чонки, мо­ему тер­пе­нию при­шел ко­нец. Что-то вок­руг ме­ня из­ме­нилось, и че­рез се­кун­ду я об­на­ружил, что на­хожусь на зад­нем дво­ре на­шего до­ма, око­ло ла­за в жи­вой из­го­роди, че­рез ко­торый мы с Дра­ко и сбе­жали. Ока­залось, что я транс­грес­си­ровал из де­рев­ни в по­местье! Ког­да же на­ши ро­дите­ли, изум­ленные и встре­вожен­ные, транс­грес­си­рова­ли в де­рев­ню, ока­залось, что Дра­ко не те­рял вре­мени да­ром — он за­кол­до­вал обид­чи­ков в бе­зобид­ных кур, и те раз­бе­жались. Наш­лись маг­лы — сви­дете­ли вол­шебс­тва, и, ко­неч­но же, раз­ра­зил­ся ог­ромный скан­дал. Не­мед­ля вме­шал­ся фран­цуз­ский Ко­митет по уре­гули­рова­нию от­но­шений с маг­ла­ми. Приш­лось рас­колдо­вывать де­тей и сти­рать па­мять всей де­ревуш­ке. Го­ворят, что пер­вое кол­довс­тво вли­яет на бу­дущие ма­гичес­кие спо­соб­ности. Не мо­гу ска­зать в от­но­шении се­бя, что транс­грес­сия да­лась мне лег­ко и неп­ри­нуж­денно, но у Дра­ко всег­да луч­ше по­луча­лись зак­лятья тран­сфи­гура­ции, прев­ра­щения од­но­го в дру­гое. Так же, как и те­бе, дру­жок, не прав­да ли?

Алекс, слу­шав­ший в оба уха, вы­нуж­ден был кив­нуть. Ему и в са­мом де­ле с са­мых пер­вых дней в Хог­вар­тсе очень нра­вилась тран­сфи­гура­ция. По его мне­нию, она бы­ла сутью вол­шебс­тва, са­мым яр­ким его про­яв­ле­ни­ем. И про­фес­сор У­из­ли час­тень­ко его хва­лила, за эк­за­мен пос­та­вила са­мые вы­сокие бал­лы на всем кур­се.

Од­на­ко, по­годи­те-ка, от­ку­да это уз­нал Мал­фуа? В пер­вый мо­мент Алекс был в рас­те­рян­ности, а по­том мыс­ленно чер­тыхнул­ся. Ко­неч­но, это ста­ло из­вес­тно от Са­тин, боль­ше от ко­го? Эта дев­чонка, что, шпи­они­ла за ним?! Каж­дый его шаг опи­сыва­ла в пись­мах к па­поч­ке? Вот дрянь!!!

Боль­шие ча­сы в хол­ле от­би­ли во­семь, их гул­кий тор­жес­твен­ный бой про­катил­ся по все­му пер­во­му эта­жу. Мал­фуа, слов­но спох­ва­тив­шись, ска­зал:

— Вот и все на се­год­ня, о чем я хо­тел те­бе рас­ска­зать. Те­бе бы­ло ин­те­рес­но?

— Да, ко­неч­но.

В две­рях по­казал­ся кла­ня­ющий­ся до­мовик.

— Ужин, хо­зя­ин.

Мал­фуа встал и, ве­лича­во кив­нув, про­шел в сто­ловую. Алекс поп­лелся за ним. Мис­сис Мал­фуа опять не зак­ры­вала рта, Са­тин опять ока­тыва­ла ле­дяны­ми взгля­дами, что, впро­чем, сов­сем не ли­шило его ап­пе­тита (а мо­жет, она как раз на это на­де­ет­ся — умо­рить его го­лодом?), но дей­ство­вало на нер­вы. По­это­му он быс­тро прог­ло­тил все, что ле­жало на та­рел­ке (к со­жале­нию, на­вер­ное, сов­сем не арис­токра­тичес­ки чав­кая), про­бор­мо­тал «Спа­сибо» и улиз­нул в свою ком­на­ту.

На са­мом ли де­ле пер­вое кол­довс­тво как-то свя­зано с тем, что даль­ше бу­дет по­лучать­ся луч­ше все­го? То, что мож­но бы­ло наз­вать сво­им пер­вым кол­довс­твом, он пом­нил очень смут­но и да­же сом­не­вал­ся, бы­ло ли оно во­об­ще. Мо­жет, он все сам се­бе нап­ри­думал или на­путал? Ког­да еще бы­ли жи­вы ба­буш­ка с де­душ­кой, и он жил с ни­ми, ба­буш­ка зас­тавля­ла пить мо­локо, ко­торое он тер­петь не мог. Чем боль­ше он кап­ризни­чал, тем стро­же она ста­нови­лась. И од­нажды, ког­да он го­тов был за­реветь, но ее нас­той­чи­вость бы­ла не­умо­лимой, мо­локо в его дет­ской круж­ке со смеш­ной ро­жицей прев­ра­тилось в лю­бимый яб­лочный сок. Он пом­нил свое удив­ле­ние и быс­тро­ту, с ко­торой он опус­то­шил круж­ку. Ба­буш­ка ни­чего не за­мети­ла. Или за­мети­ла, но про­мол­ча­ла? Но по­том та­кое пов­то­рялось нес­коль­ко раз. Прев­ра­щение од­ной жид­кости в дру­гую — это зак­лятье тран­сфи­гура­ции? На­до бу­дет по­том спро­сить Рей­на.

Вот дру­гое кол­довс­тво, ко­торое он пом­нил чет­ко, точ­но бы­ло тран­сфи­гура­ци­ей. Тог­да он уже жил у Биг­сли. Дик и Боб от­ня­ли у не­го иг­рушку, од­ну из нем­но­гих, пе­ре­ехав­ших вмес­те с ним в ве­щах — ста­рень­кий па­рово­зик, у ко­торо­го не бы­ло тру­бы, и два ва­гона. Он дол­го бе­гал за ни­ми, но отоб­рать об­ратно уже не смог. Братья же пря­мо у не­го на гла­зах раз­ло­мали иг­рушку и поп­ры­гали на ней, прев­ра­тив в мя­тые кус­ки плас­тмас­сы, и все хо­хота­ли. Он убе­жал в свою не­уют­ную чер­дачную ком­на­ту и си­дел на по­лу, ма­шиналь­но пе­реби­рал ста­рые двер­ные руч­ки из ку­чи хла­ма, сва­лен­но­го в од­ном уг­лу. Гла­за по­щипы­вало, и ужас­но хо­телось, что­бы все сно­ва ста­ло по-преж­не­му, что­бы приш­ли ба­буш­ка с де­душ­кой и заб­ра­ли его от этих чу­жих лю­дей, ко­торые смот­ре­ли на не­го как вра­га, что­бы он прос­нулся в сво­ей теп­лой свет­лой дет­ской в сво­ей кро­ват­ке, что­бы иг­рал со сво­им па­рово­зиком, и ник­то его не от­ни­мал. Он каж­дое ут­ро бу­дет пить мо­локо и ни­ког­да боль­ше не бу­дет кап­ризни­чать, и не бу­дет убе­гать от де­душ­ки на про­гул­ке, и боль­ше в ру­ки не возь­мет нож­ниц, ис­портив­ших ба­буш­ки­но кра­сивое платье. Сквозь щип­лю­щую пе­лену на гла­зах он не сра­зу раз­гля­дел что-то яр­кое на по­лу. А ког­да раз­гля­дел, то ой­кнул. Вмес­то трех двер­ных ру­чек — од­ной боль­шой, ме­тал­ли­чес­кой и круг­лой, двух по­мень­ше, де­ревян­ных, по­хожих на гру­ши, — пе­ред ним на бо­ку ле­жал его па­рово­зик, со­вер­шенно та­кой же, ка­кой и был. Крас­ный па­ровоз, че­лове­чек-ма­шинист в ка­бине, си­ний и зе­леный ва­гоны, так же не хва­тало тру­бы, и на кры­ше зе­лено­го ва­гон­чи­ка ца­рапи­на. Он тог­да не за­думал­ся, от­ку­да по­яви­лась иг­рушка, прос­то стал ос­то­рож­нее и ни­ког­да боль­ше не по­казы­вал ее Биг­сли. По­том, ког­да он вы­рос из иг­ру­шек, па­рово­зик сно­ва прев­ра­тил­ся в три двер­ные руч­ки. Вот это-то, на­вер­ня­ка, тран­сфи­гура­ция.

Зна­чит, его па­пе она то­же нра­вилась? Од­но это бы­ло ин­те­рес­нее, чем все на­пыщен­ные рас­ска­зы Мал­фуа о знат­ности ро­да Мал­фо­ев, бо­гатс­тве, ба­лах и о чем-то там еще!

С эти­ми мыс­ля­ми он зас­нул. А на­ут­ро прос­нулся как-то рез­ко и сра­зу, как ока­залось, от поч­ти нес­лышных ша­гов до­мови­ка, про­тирав­ше­го пыль.

— Г-г-гер­ти разб-б-бу­дила м-м-мо­лодо­го г-г-гос­по­дина? Гер­ти п-п-про­сит п-п-прос­тить! П-п-про­сит п-п-прос­тить!!! — до­мовик, вер­нее до­мови­ха, по­вали­лась нав­зничь, дро­жа и всхли­пывая.

Ме­тел­ка для пы­ли тор­ча­ла над ее го­ловой убо­ром аме­рикан­ско­го ин­дей­ца, и Алекс не­воль­но улыб­нулся и зев­нул.

— Ни­чего страш­но­го. А ко­торый час? На­вер­ное, уже день?

До­мови­ха роб­ко под­ня­ла го­лову.

— Н-нет, мо­лодой гос­по­дин, толь­ко чет­верть один­надца­того. Мо­лодой гос­по­дин же­ла­ет зав­трак в ком­на­ту? При­нес­ти во­ды умыть­ся? По­мочь одеть­ся?

— Ме­ня зо­вут Алекс, а не мо­лодой гос­по­дин, зо­ви ме­ня по име­ни, лад­но? — до­сад­ли­во по­мор­щился маль­чик, — по­могать не на­до, и на зав­трак я сам спу­щусь.

И без то­го круг­лые гла­за до­мови­хи ста­ли еще круг­лее, она рас­те­рян­но за­мига­ла и, то и де­ло кла­ня­ясь, спи­ной выш­ла в дверь.

— Доб­рое ут­ро. Как спа­лось, дру­жок?

К со­жале­нию, пер­вым ко­го встре­тил Алекс вни­зу, был «до­рогой дя­дя», ра­ди раз­но­об­ра­зия выг­ля­дев­ший до­воль­ным всем ми­ром и со­бой в час­тнос­ти. Ут­ро, и без то­го быв­шее не очень доб­рым, во­об­ще ут­ра­тило все хо­рошее. Но маль­чик очень веж­ли­во от­ве­тил, ста­ра­ясь, что­бы в го­лосе не бы­ло ни кап­ли не­доволь­ства (по­чему-то по­казы­вать чувс­тва пе­ред этим че­лове­ком ка­залось чем-то пос­тыдным):

— Хо­рошо, спа­сибо.

— По­зав­тра­кай, по­гуляй по до­му и са­ду. Здесь есть от­личная биб­ли­оте­ка, ко­торую на­ши пред­ки на­чали со­бирать еще в сем­надца­том ве­ке. Ко­неч­но, ей не срав­нить­ся с той, ко­торая бы­ла в Мал­фой-Ме­нор, но мож­но отыс­кать уни­каль­ней­шие ма­нус­крип­ты, ра­рите­ты и цен­ные из­да­ния. Ты мо­жешь най­ти очень мно­го ин­те­рес­но­го по тво­ей лю­бимой тран­сфи­гура­ции.

Он мол­ча кив­нул и про­шел в сто­ловую. Зав­трак про­ходил в пол­ном оди­ночес­тве, че­му он был бе­зум­но рад. Уши еще со вче­раш­не­го дня бы­ли за­биты бар­ха­тис­тым въ­ед­ли­вым го­лосом мис­сис Мал­фуа, а уви­дев Са­тин, он мог не сдер­жать­ся и как сле­ду­ет на­орать на нее за шпи­онс­тво. На­вер­ное, дев­чонка это по­чувс­тво­вала, по­тому что бла­гора­зум­но не по­казы­валась на гла­за.

Мал­фуа слов­но ис­па­рил­ся. Мис­сис Мал­фуа му­зици­рова­ла за ог­ромным блес­тя­щим ро­ялем в спе­ци­аль­но от­ве­ден­ной для это­го гос­ти­ной, поч­ти пус­той и от это­го звон­ко-гул­кой. Она еще и пе­ла, и ее чу­дес­ный го­лос взле­тал ввысь, рас­плес­ки­вал­ся звон­кой ре­кой, плыл се­реб­ря­ным пе­рез­во­ном ко­локоль­чи­ков, грус­тил пе­чаль­ной флей­той. Алекс да­же не­воль­но зас­лу­шал­ся, хо­тя не смог ра­зоб­рать ни од­но­го сло­ва. Он ти­хонь­ко прик­рыл две­ри и по­шел даль­ше. Еще нем­но­го поб­ро­дил по ко­ридо­рам, раз­гля­дывая вол­шебные кар­ти­ны. Пор­тре­тов не бы­ло, толь­ко уны­лые пей­за­жи, на ко­торых шел се­рый дождь, тус­кло све­тило сол­нце или ве­тер без­жа­лос­тно тре­пал и ло­мал вет­ви де­ревь­ев. Пар­кет под но­гами чуть пос­кри­пывал, звук собс­твен­ных ша­гов соп­ро­вож­дал его, как-то по-осо­бому рит­мично вто­ря зву­кам ро­яля и го­лосу мис­сис Мал­фуа.

Сад был не очень боль­шим, его ого­ражи­вала вы­сочен­ная сте­на жи­вой из­го­роди, очень плот­ной, то­пор­щившей­ся ко­люч­ка­ми, и рос­ли толь­ко эти де­ревья с се­реб­ристой ко­рой и стран­ны­ми листь­ями, ше­лес­тевши­ми са­ми по се­бе. И еще всю­ду ро­зовые кус­ты. От тя­жело­го, одур­ма­нива­юще­го и да­же ка­кого-то лип­ко­го аро­мата цве­тов кру­жилась го­лова. За же­лез­ны­ми во­рота­ми на ули­це бы­ло жар­ко и пус­тынно, как и вче­ра. На дру­гой сто­роне вид­не­лась по­хожая ко­ваная ог­ра­да, че­рез ко­торую све­шива­лись длин­ные зе­леные пле­ти плю­ща. Ни од­но­го че­лове­ка за час, что Алекс про­тор­чал око­ло во­рот, из­редка без осо­бой на­деж­ды и без­ре­зуль­тат­но по­дер­ги­вая за выс­ту­па­ющие руч­ки в ви­де ос­ка­лен­ных волчь­их морд.

На зад­нем дво­ре об­на­ружи­лась кра­сивая бе­сед­ка, ис­кусно оп­ле­тен­ная пол­зу­чим ви­ног­ра­дом. В ней вмес­то сто­ла и стуль­ев бы­ли ус­тро­ены ка­чели со спин­кой, оби­тые мяг­кой тканью и за­вален­ные ма­лень­ки­ми дев­чо­ночь­ими по­душ­ка­ми. Алекс ле­гонь­ко тол­кнул вы­сокую спин­ку и вне­зап­но по­думал, что они бы пон­ра­вились ма­лень­кой Лин. Здо­рово бы­ло бы по­качать ее, силь­но, так, что­бы упа­ли по­душ­ки, что­бы она заж­му­рила гла­за, креп­ко ух­ва­тилась за его ру­ку и зас­ме­ялась, про­ся еще вы­ше и силь­нее. Она во­об­ще-то ред­ко сме­ялась, в от­ли­чие от Ли­ли и близ­не­цов.

Ну вот, ска­жите, по­жалуй­ста, за­чем, ЗА­ЧЕМ он здесь?!! Ка­кого чер­та?! Что­бы бес­цель­но сло­нять­ся из од­ной ком­на­ты в дру­гую? Раз­гля­дывать фо­тог­ра­фии и слу­шать нос­таль­ги­чес­кие вос­по­мина­ния «дя­дюш­ки» о древ­них кор­нях их чис­токров­ной семьи и дет­ских за­бавах его от­ца? Нет, ко­неч­но, это ин­те­рес­но, да­же очень, но все-та­ки — толь­ко ра­ди это­го Мал­фуа при­тащил его от Биг­сли?! Алекс ведь мо­жет взбун­то­вать­ся и пот­ре­бовать, что­бы его не­мед­ленно от­везли к Пот­те­рам. Вот толь­ко не по­ручит­ся, что Мал­фуа так прос­то его пос­лу­ша­ет. От­ку­да-то из глу­бины нас­то­рожен­ной ду­ши под­ска­зыва­ло, что Мал­фуа не от­пустит его, по­ка не добь­ет­ся сво­ей не­понят­ной це­ли. Что-то уж очень не­хоро­шее бы­ло в фаль­ши­вых улыб­ках «до­рого­го дя­ди», тща­тель­но об­ви­тое плот­ной па­ути­ной пус­тых слов и яв­но­го ли­цеме­рия.

Злость и ощу­щение собс­твен­но­го бес­си­лия нах­лы­нули гро­зовым лив­нем, в гла­зах по­тем­не­ло, и Алекс да­же зап­ро­кинул го­лову вверх, поч­ти уве­рен­ный в том, что не­бо за­тяну­ли пас­мурные дож­де­вые ту­чи. Но в глу­бокой яс­ной си­неве, как по мо­рю, нес­пешно плы­ли на­ряд­ные ко­раб­ли с бе­лос­нежны­ми па­руса­ми, раз­ду­ва­емы­ми озор­ным вет­ром. Ког­да был тор­жес­твен­ный ужин у Пот­те­ров, и они сбе­жали на ре­ку, по не­бу ле­тели и от­ра­жались в во­де та­кие же об­ла­ка, лег­кие и праз­днич­ные. В ушах явс­твен­но раз­дался хит­рый сме­шок Си­ри­уса, прип­ря­тав­ше­го кар­ты в ру­каве, и гром­кий го­лос Джей­мса, не­до­уме­вав­ше­го, ка­ким это об­ра­зом его ко­зыр­ной тре­фовый ко­роль прев­ра­тил­ся в ехид­ную пи­ковую да­му. Пе­ред гла­зами яр­ко вспых­ну­ла кар­ти­на, как Сэм пы­тал­ся за­кол­до­вать ка­кую-то осо­бен­но упи­тан­ную ля­гуш­ку, со­вер­шенно оша­лев­шую от та­кого вни­мания и пры­гав­шую поч­ти на олим­пий­ские вы­соту и дли­ну. А Ли­ли не оце­нила его уси­лий, воз­му­щен­но обоз­ва­ла «му­чите­лем» и по­нес­ла ля­гуш­ку об­ратно на мел­ко­водье. Пос­коль­знув­шись, ед­ва не упа­ла в ти­ну, но удер­жа­лась, за­пач­кав толь­ко по­дол сво­его кра­сиво­го шел­ко­вого платья. Спер­ва на­дулась, а по­том са­ма хо­хота­ла гром­че всех, изоб­ра­жая, как раз­ма­хива­ла ру­ками в по­пыт­ке удер­жать рав­но­весие. Рейн скеп­ти­чес­ки ка­чал го­ловой, спо­ря с Сэ­мом о не по­лучив­шемся зак­ля­тии с ля­гуш­кой, ут­вер­ждая, что прев­ра­тить ее об­ратно в го­ловас­ти­ка мож­но толь­ко с по­мощью зелья, а ни­как не ча­рами. Сэм воз­ра­жал и го­рячил­ся, но чем жар­че раз­го­рал­ся спор, тем спо­кой­ней и сдер­жанней ста­новил­ся Рейн. А по­том слов­но по­тяну­ло сы­ростью с ре­ки, и ру­ку сно­ва сог­ре­ла ла­дош­ка сон­ной Лин, смеш­но зе­вав­шей и спо­тыкав­шей­ся поч­ти на каж­дом ша­гу.

Бы­ло та­кое чувс­тво, что это бы­ло очень дав­но, хо­тя на са­мом де­ле все­го-то мень­ше ме­сяца на­зад. И опять, как и вче­ра, до дро­жи в гру­ди за­хоте­лось вер­нуть­ся к Пот­те­рам.

На­до бы­ло как-то от­влечь­ся, а то так, че­го доб­ро­го, еще мож­но сов­сем рас­кле­ить­ся, вспо­миная то од­но, то дру­гое. В са­мом де­ле, Мал­фуа не в за­точе­нии же его дер­жит. По­дума­ешь, еще не­дель­ка или две. По­том-то, что­бы там ни бы­ло, он все рав­но бу­дет вы­нуж­ден от­везти его об­ратно.

«В край­нем слу­чае, сбе­гу!» — вне­зап­ным вспо­лохом приш­ла мысль, спер­ва оше­ломив­шая сво­ей от­ча­ян­ной сме­лостью. Что ни го­вори, но он ни­ког­да не бро­дил в боль­шом мно­гомил­ли­он­ном го­роде со­вер­шенно один, не знал где и ку­да са­дить­ся, что­бы доб­рать­ся хо­тя бы до Литтл-У­ин­гинга, не го­воря уже о Пот­те­рах. Ко­неч­но, у не­го есть Пра­во Приг­ла­шения, и он мо­жет най­ти их дом, но толь­ко те­оре­тичес­ки. Как это де­ла­ет­ся, ес­тес­твен­но, он по­нятия не имел. На­вер­ное, на­до транс­грес­си­ровать. Или най­ти ка­мин с вы­ходом в Сеть Ле­туче­го По­роха. На­до вы­яс­нить, под­клю­чены ли в до­ме ка­мины к Се­ти. Ес­ли да, то в прин­ци­пе осо­бых проб­лем не бу­дет, ес­ли же нет, то при­дет­ся ту­гова­то. Вдо­бавок, у не­го поч­ти нет де­нег, так, толь­ко ме­лочь на мел­кие рас­хо­ды.

По­том, по­думав, об­сто­ятель­но взве­сив все «за» и «про­тив», чувс­твуя, как на­чина­ет тош­нить от вез­де­суще­го ро­зово­го аро­мата, лез­ше­го в нос, Алекс ре­шил, что это, ко­неч­но, опас­ный шаг, но ес­ли на­до, он его сде­ла­ет. Он да­же кив­нул сам се­бе, точ­но под­тверждая серь­ез­ность и твер­дость на­мере­ний.

От­влечь­ся от неп­ри­ят­ностей ему всег­да по­мога­ли кни­ги, по­это­му он отыс­кал биб­ли­оте­ку, о ко­торой еще ут­ром го­ворил Мал­фуа, и ос­тался на це­лый день в этом сум­рачном по­меще­нии, в ко­тором у­ют­но го­рели ста­рин­ные лам­пы в ажур­ных пла­фонах, на тем­ных пол­ках сто­яли ряд­ком кни­ги в пе­реп­ле­тах с зо­лотым тис­не­ни­ем, и очень зна­комо пах­ло ста­рой ко­жей, ста­рым пер­га­мен­том, ста­рой пылью и нем­но­го книж­ной пле­сенью, но ни­как не ро­зами. Он да­же на обед и чай не вы­шел, по­есть при­нес­ли до­мови­ки, ед­ва не за­топ­тавшие друг дру­га, ког­да он за­ик­нулся о том, что лю­бит яб­лочный сок. Сок был пре­под­не­сен поч­ти мо­мен­таль­но, на­ис­ве­жай­ший, из пя­ти сор­тов яб­лок на вы­бор, и еще бы­ла при­несе­на ог­ромная ва­за са­мих яб­лок, крас­но­боких, ду­шис­тых. На его «Спа­сибо» до­мови­ки уже при­выч­но та­ращи­лись и не­мели.

Та­ких ин­те­рес­ных и уг­лублен­ных ис­сле­дова­ний по тран­сфи­гура­ции у мис­те­ра Пот­те­ра на са­мом де­ле не бы­ло. Он грыз яб­ло­ки и с ув­ле­чени­ем рас­смат­ри­вал бо­гатые кра­соч­ные ил­люс­тра­ции, чи­тал под­робные ком­мента­рии о тех­ни­ке взма­хов вол­шебной па­лоч­кой, осо­бых по­ложе­ни­ях кис­ти ру­ки, ин­то­нации и уда­рении при про­из­не­сении зак­ли­наний, спе­цифи­ке и от­ли­чи­ях при тран­сфи­гура­ции не­оду­шев­ленных пред­ме­тов и оду­шев­ленных су­ществ. Ока­зыва­ет­ся, прев­ра­щение во­ды в сок от­но­сит­ся к раз­де­лу ли­ку­ор­ной тран­сфи­гура­ции (по­нять бы еще, что оз­на­ча­ет сло­во «ли­ку­ор­ная»).

С го­ловой уй­дя в кни­ги, он да­же не за­метил, как нас­ту­пил ве­чер, в вы­соких ок­нах мед­ленно на­чал уга­сать днев­ной свет, а из уг­лов ком­на­ты по­пол­зли длин­ные те­ни. До­мовик Тру­ди, роб­ко заг­ля­нув в дверь, про­шеп­тал:

— Ужин, мо­лодой гос­по­дин. Хо­зя­ин зо­вет, на­до быть.

— Иду, — Алекс с со­жале­ни­ем зак­рыл тя­желый фо­ли­ант в ис­тертом ко­жаном пе­реп­ле­те с до­воль­но та­ки пот­ре­пан­ны­ми стра­ница­ми (слов­но его мно­го раз чи­тали и пе­речи­тыва­ли, за­гиба­ли угол­ки стра­ниц и да­же де­лали по­мет­ки на по­лях) и по­тянул­ся, — ни­чего се­бе, уже во­семь?

— Да, мо­лодой гос­по­дин.

— Алекс, ме­ня зо­вут Алекс, — как мож­но дру­желюб­нее улыб­нулся маль­чик.

Но до­мовик в стра­хе зат­ряс го­ловой.

— Нет, нет! Мо­лодо­го гос­по­дина нель­зя звать по име­ни! Нель­зя! Неп­ра­виль­но! Хо­зя­ин бу­дет сер­дить­ся!

— А при чем тут он?

— Нель­зя, мо­лодой гос­по­дин, не­хоро­шо, не на­до, хо­зя­ин или хо­зяй­ка уз­на­ют, бу­дет пло­хо, — до­мовик умо­ля­юще хло­пал круг­лы­ми гла­зища­ми.

Алекс под­мигнул:

— А от­ку­да они уз­на­ют? Я не ска­жу. Вы толь­ко при них не зо­вите по име­ни, идет?

До­мовик рас­те­рян­но кив­нул, но в сле­ду­ющий мо­мент опять при­нял­ся от­не­кивать­ся.

— Лад­но, — Алекс пос­та­вил кни­гу на мес­то и вздох­нул, — лад­но.

С ог­ромным внут­ренним не­хоте­ни­ем и да­же соп­ро­тив­ле­ни­ем он во­шел в сто­ловую. Мал­фуа си­дел во гла­ве сто­ла, мис­сис Мал­фуа улыб­ну­лась так ши­роко, что у не­го не­воль­но све­ло ску­лы. Са­тин под­жа­ла гу­бы.

— Алек­сандр, до­рогой, ждем толь­ко те­бя.

— Из­ви­ните, — про­бор­мо­тал Алекс, уса­жива­ясь нап­ро­тив Са­тин.

— Ах, до­рогой, ты был в биб­ли­оте­ке? Я прос­то вос­хи­ща­юсь — си­деть за кни­гами в ка­нику­лы! Ка­кое тру­долю­бие! На­вер­ное, по­это­му, до­рогой, ты в чис­ле луч­ших уче­ников, не прав­да ли? Са­тин, бе­ри при­мер с тво­его до­рого­го ку­зена.

— Еще че­го! — сквозь зу­бы прос­кре­жета­ла Са­тин, и ее взгляд чуть не прев­ра­тил Алек­са в ды­мящу­юся го­ловеш­ку.

«А я-то тут при чем?» — ед­ва не по­давил­ся он, — «Вот ду­ра!»

Пос­ле ужи­на Мал­фуа ос­та­новил Алек­са при­кос­но­вени­ем. Пле­чо тут же за­зуде­ло и за­ныло, за­хоте­лось сбро­сить тя­жело при­давив­шую ру­ку.

— Нам на­до по­гово­рить. В ка­бине­те, не воз­ра­жа­ешь?

Алекс мыс­ленно за­катил гла­за. Ка­кая раз­ни­ца — воз­ра­жа­ет он или нет? Все рав­но Мал­фуа нас­то­ит на сво­ем. Что, еще два ча­са вос­по­мина­ний? «Дя­дюш­ка» хо­чет как сле­ду­ет про­питать «пле­мян­ни­ка» ду­хом Мал­фо­ев, поч­ти че­рез каж­дое сло­во под­черки­вая, к ка­кому ужас­но древ­не­му и прос­то бе­зоб­разно чис­токров­но­му се­мей­ству они оба при­над­ле­жат? Ну не по­нимал это­го Алекс, вер­нее, не при­давал зна­чения, сколь­ко там вол­шебни­ков бы­ло в его ро­ду. И не пой­мет, на­вер­ное. Ну и что, что все? Ка­кая раз­ни­ца, в кон­це кон­цов? Вон у Си­рила и То­ни во­об­ще в семье ма­гов не бы­ло, но они все рав­но учат­ся в Хог­вар­тсе, кол­ду­ют так же, как и он, и уж сов­сем не пос­ледние сре­ди сту­ден­тов. Ес­ли его отец чис­токров­ный маг, то ма­ма-то из семьи са­мых обык­но­вен­ных лю­дей. Раз­ве ба­буш­ка и де­душ­ка Грей­ндже­ры бы­ли чем-то ху­же ма­гов или как-то от­ли­чались от них, за ис­клю­чени­ем то­го, что не раз­ма­хива­ли кус­ком по­лиро­ван­но­го де­рева, не бор­мо­тали чуд­ные не­понят­ные сло­ва и не но­сили этих ду­рац­ких ман­тий? Да и Вол­де­морт с его вой­ной, нап­равлен­ной про­тив маг­ло­рож­денных, уж сов­сем не вы­зывал ни­каких теп­лых чувств. А ведь Мал­фуа, ка­жет­ся, одоб­рял его по­лити­ку. Не го­ворит ни­чего нап­ря­мую, но с та­ким при­дыха­ни­ем и зна­чени­ем про­из­но­сит «Тем­ный Лорд!», что прос­то мо­роз по ко­же.

— Да, я вновь кое-что хо­чу те­бе рас­ска­зать. И это сно­ва бу­дут все­го лишь вос­по­мина­ния. Что­бы мы бы­ли без сво­его прош­ло­го, дру­жок? Без прош­ло­го нет нас­то­яще­го и не бу­дет бу­дуще­го.


* * *


Юбер пос­ту­кивал сво­ей вол­шебной па­лоч­кой по ла­дони, ста­ра­ясь скрыть раз­дра­жение и обу­ревав­шие чувс­тва: «Нас­лать бы на те­бя, не­донос­ка соп­ли­вого, «Им­пе­ри­ус», и все проб­ле­мы бы­ли бы ре­шены од­ним взма­хом па­лоч­ки. Я бы уже се­год­ня праз­дно­вал по­беду. Но нель­зя. Скрыть при­мене­ние од­но­го из трех Аб­со­лют­но Зап­ре­щен­ных Зак­ля­тий столь же не­воз­можно, как спря­тать ве­лика­на в маг­лов­ской де­рев­не на пол­сотни че­ловек. Ми­нис­терс­тво пос­ле вой­ны слиш­ком ре­тиво на­казы­ва­ет ос­лу­шав­шихся, Лорд бы их всех поб­рал!»


* * *


Алекс, слег­ка скри­вив­шись, при­гото­вил­ся слу­шать. Ес­ли это опять рас­ска­зы о «про­дел­ках его от­ца», как их на­зывал Мал­фуа, бу­дет бо­лее или ме­нее ин­те­рес­но. Но ес­ли он опять при­мет­ся пов­то­рять, как по­пугай, о ве­личии ро­да Мал­фой, о чис­той кро­ви, о ши­кар­ных зам­ках, без­за­кон­но кон­фиско­ван­ных Ми­нис­терс­твом Ма­гии, то это бу­дет ску­ка смер­тная. Од­на­ко Мал­фуа, сде­лав ка­кое-то по­рывис­тое дви­жение и по­вер­нувшись к не­му всем те­лом, как-то рез­ко и жес­тко спро­сил:

— Ты, ве­ро­ят­но, уже ос­ве­дом­лен о друж­бе, ко­торая свя­зыва­ла мисс Гер­ми­ону Грей­нджер, мис­те­ра Гар­ри Пот­те­ра и мис­те­ра Ро­наль­да У­из­ли?

Алекс рас­те­рян­но кив­нул, слег­ка удив­ленный. Он со­вер­шенно не ожи­дал это­го воп­ро­са. Вче­ра Мал­фуа за все вре­мя сво­их рас­ска­зов ни сло­вом не об­молвил­ся о его ма­тери, очень тща­тель­но об­хо­дя все мо­мен­ты, в ко­торые ее мож­но бы­ло бы упо­мянуть.

— Так знай, что они и твой отец бы­ли зак­ля­тыми вра­гами с са­мой пер­вой ми­нуты сво­его зна­комс­тва. Гар­ри Пот­тер не­нави­дел тво­его от­ца и всег­да за­видо­вал ему, а Ро­нальд У­из­ли был пос­лушной тенью сво­его дру­га и пос­ту­пал всег­да так же, как и он. Но пос­ле то­го, как Гер­ми­она Грей­нджер ста­ла мис­сис Дра­ко Мал­фой, их не­нависть ста­ла по­ис­ти­не смер­то­нос­ной. Ви­дишь ли, друзья тво­ей ма­тери рас­це­нили этот факт ее би­ог­ра­фии как пре­датель­ство и, ве­ро­ят­но, соч­ли, что за это она зас­лу­жива­ет смер­ти. Но за что? Что осо­бен­но­го бы­ло в пос­тупке мисс Грей­нджер?

— Вы прек­расно зна­ете, по­чему они так по­дума­ли. По­тому что мой отец был По­жира­телем Смер­ти! — Алекс с вы­зовом вздер­нул под­бо­родок как мож­но вы­ше. Мал­фуа не ска­зал ни­чего но­вого, но слы­шать имен­но от не­го, что мис­тер Пот­тер и его отец не­нави­дели друг дру­га бы­ло не очень-то при­ят­но.

— Но по­чему же тог­да твой отец сде­лал опе­куном единс­твен­но­го сы­на сво­его вра­га?

— Зна­чит, у не­го бы­ли при­чины!

— При­чины? Уве­рен ли ты в этом?

— Я был и в Ми­нис­терс­тве Ма­гии, и в ад­во­кат­ской кон­то­ре. Там под­твер­ди­ли, что все бу­маги по опе­кунс­тву пра­виль­ные и нас­то­ящие. А мис­тер Пот­тер сам был удив­лен. Кста­ти, мис­тер Мал­фуа, я ведь то­же мо­гу за­дать вам воп­рос. Ес­ли вы и мой па­па бы­ли так близ­ки и друж­ны, как вы го­вори­ли вче­ра, то по­чему опе­кунс­тво не бы­ло офор­мле­но на вас? По­чему вы да­же не зна­ли о том, что был я? От вас скры­вали мое рож­де­ние? Или вы все-та­ки не очень ла­дили с мо­ими ро­дите­лями? — Алекс зло­рад­но от­ме­тил, что Мал­фуа ра­зоз­лился. Его длин­ное ху­дое ли­цо пош­ло пят­на­ми, в во­дянис­тых гла­зах прос­коль­зну­ло са­мое нас­то­ящее бе­шенс­тво, но муж­чи­на сдер­жал се­бя.

— Да, я не знал о тво­ем рож­де­нии, но это­му есть объ­яс­не­ние. В ап­ре­ле 2004 го­да по… не­кото­рым неб­ла­гоп­ри­ят­ным об­сто­ятель­ствам я был вы­нуж­ден у­ехать из Фран­ции. Пе­репис­ка бы­ла слиш­ком об­ры­воч­ной и не­регу­ляр­ной, что­бы до ме­ня до­ходи­ли все но­вос­ти. Я вер­нулся лишь в де­каб­ре и уз­нал о том, что про­изош­ло. По­верь, я был пот­ря­сен и, ко­неч­но же, сра­зу бро­сил­ся в Ан­глию. Но здесь ца­рила не­раз­бе­риха, Мал­фой-Ме­нор был уже кон­фиско­ван, ме­ня в не­го не впус­ти­ли. Ма­ло то­го, ме­ня нес­коль­ко раз с прис­трас­ти­ем доп­ра­шива­ли в Ви­зен­га­моте, во­дили на оч­ные став­ки с за­дер­жанны­ми По­жира­теля­ми Смер­ти, и ник­то да­же сло­вом не об­молвил­ся о том, что у по­гиб­ших Мал­фо­ев был сын и внук. И вот тут мы под­би­ра­ем­ся к су­ти воп­ро­са, дру­жок.

На гу­бах Мал­фуа за­иг­ра­ла ка­кая-то осо­бо от­вра­титель­ная, на­поло­вину снис­хо­дитель­ная, на­поло­вину тор­жес­тву­ющая улыб­ка, от ко­торой на Алек­са, вмиг ут­ра­тив­ше­го весь го­нор, пах­ну­ло смер­тель­но хо­лод­ным ды­хани­ем зи­мы. За­хоте­лось по­ежить­ся и об­хва­тить се­бя за пле­чи, а еще луч­ше за­бить­ся в угол и зат­кнуть уши наг­лу­хо, зак­рыть гла­за, а по­том от­крыть и с об­легче­ни­ем об­на­ружить се­бя у Биг­сли в при­выч­ной ком­на­туш­ке без окон, зад­ре­мав­шим над кни­гой.

— Я при­хожу к вы­воду, что мы име­ем де­ло с под­ло­гом. Сок­ры­тие те­бя бы­ло сде­лано на­роч­но. Те­бя спе­ци­аль­но под­бро­сили как без­домно­го щен­ка, как си­роту без ро­да и пле­мени, к маг­лов­ской род­не, а по­том так же спе­ци­аль­но не заб­ра­ли от этих гряз­ных маг­лов-опе­кунов. Да­лее же, ког­да ста­ло не­воз­можно скры­вать кто ты есть, пе­ред то­бой был ра­зыг­ран спек­такль, дру­жок. Гнус­ный и лжи­вый спек­такль с целью зас­та­вить те­бя при­нять сло­жив­шу­юся си­ту­ацию.

— За­чем это мис­те­ру Пот­те­ру? — уп­ря­мо гнул свое Алекс.

— За­чем? Что же, пра­виль­ный воп­рос. И ду­маю, я смо­гу от­ве­тить на не­го, не при­бегая к по­мощи яс­но­видиц. Де­ло в том, что он хо­чет дер­жать те­бя под кон­тро­лем.

— Что? За­чем это? — он был обес­ку­ражен и да­же не­веря­ще ус­мехнул­ся, до то­го не­лепым бы­ло ска­зан­ное. А Мал­фуа уве­рен­но кив­нул.

— Ты слиш­ком осо­бен­ный, дру­жок, и это не лесть, а кон­ста­тация фак­та. Внук Лю­ци­уса Мал­фоя, сын Дра­ко Мал­фоя. Ты пом­нишь, что я те­бе го­ворил вче­ра? Кем бы­ли твой дед и отец? Да, пред­ста­вите­ли од­но­го из древ­них ро­дов, в жи­лах ко­торых тек­ла чис­тей­шая вол­шебная кровь. Но ты чи­тал кни­ги по двум ма­гичес­ким вой­нам пос­ледних лет, не прав­да ли? Зна­чит, ты зна­ешь прав­ду. Они бы­ли По­жира­теля­ми Смер­ти Ве­лико­го Тем­но­го Лор­да, Его вер­ны­ми слу­гами. Они бы­ли с Ним всег­да и вез­де. И Он це­нил их, Его ми­лость прос­ти­ралась над ни­ми.

Воз­дух в ком­на­те за­гус­тел плот­ны­ми, поч­ти ося­за­емы­ми ком­ка­ми, слов­но же­ле, и Алекс ед­ва-ед­ва гло­тал его гус­то­ту.

— И ко­неч­но же, ты сын Гер­ми­оны Грей­нджер. А твоя мать бы­ла по-нас­то­яще­му ум­ной и силь­ной вол­шебни­цей. Она бы­ла уве­рен­ной в се­бе. И еще она бы­ла гор­дой. И пусть в жи­лах ее тек­ла маг­лов­ская кровь, но это де­лало ее толь­ко силь­нее. О, дру­жок, слы­шал бы ты, как пре­воз­но­сил ее Лорд! Она мно­гим по­пор­ти­ла кровь сво­ей гор­достью, мно­гие лю­то за­видо­вали ей из-за осо­бого вни­мания Лор­да, но она всег­да дер­жа­ла се­бя так, слов­но до ее ушей не дос­ти­гали не­лепые слу­хи и гряз­ные сплет­ни. И ник­то не пос­мел бы ска­зать, что мис­сис Дра­ко Мал­фой пос­ра­мила со­бой чис­токров­ней­ший род Мал­фо­ев.

«Я же все это знаю! — твер­дил про се­бя Алекс, про­тал­ки­вая воз­дух в лег­кие и вы­тал­ки­вая его об­ратно, слов­но ра­зучил­ся ды­шать, — я знаю. Он не го­ворит ни­чего но­вого»

Но ус­по­ко­ить­ся не по­луча­лось. Ска­зан­ное Мал­фуа, хоть и бы­ло дав­но из­вес­тно, и мож­но ска­зать, что Алекс поч­ти при­мирил­ся с тем, что на его двой­ную фа­милию лю­ди всег­да бу­дут ре­аги­ровать нас­то­рожен­но, но по­чему-то сей­час все при­об­ре­тало ка­кой-то со­вер­шенно осо­бый зло­вещий смысл.

— По­это­му мис­тер Гар­ри Пот­тер так вни­мате­лен к те­бе, дру­жок. Он хо­чет, что­бы ты был под его пос­то­ян­ным прис­мотром. Он же­ла­ет убе­дить­ся, что ты не пой­дешь по сто­пам ма­тери и от­ца. Он те­бе не до­веря­ет. Он те­бя бо­ит­ся. Бо­ит­ся, как по­тен­ци­аль­ной опас­ности воз­рожде­ния бы­лых нас­тро­ений. Ведь бы­ли и ос­та­ют­ся уни­жен­ные Гар­ри Пот­те­ром, заг­нанные в угол Ав­ро­ратом, не­доволь­ные по­лити­кой Ми­нис­терс­тва. А в те­бе мо­гут воп­ло­тить­ся их на­деж­ды. Ты мо­жешь стать их стя­гом, идей­ным вдох­но­вите­лем, опо­рой. И что­бы не до­пус­тить да­же ма­лей­шей воз­можнос­ти это­го Гар­ри Пот­тер дер­жит те­бя в сво­ем до­ме. И еще. Не хо­чешь ли уз­нать, дру­жок, как имен­но по­гиб­ли твои ро­дите­ли и дед с баб­кой?

— Ч-что? — ед­ва вы­давил ог­лу­шен­ный сло­вами об опе­куне Алекс, в го­лове ца­рили сум­бур и рас­те­рян­ность.

— Ко­неч­но, я не был там, но слы­шал кое-что, — Мал­фуа сде­лал па­узу и нем­но­го по­мол­чал, слов­но со­бира­ясь с си­лами, — го­ворят, Мал­фой-Ме­нор по­лыхал так, слов­но сте­ны его бы­ли из де­рева, а не из кам­ня, столь силь­ны и мно­гочис­ленны бы­ли зак­лятья и ча­ры, из­вергав­ши­еся из па­лочек ав­ро­ров и тех, кто про­тивос­то­ял им. Го­ворят, что мно­гие вол­шебни­ки поп­росту сго­рели, как кар­ти­ны, в ма­гичес­ком ог­не бо­евых зак­ля­тий, не ус­пев тол­ком ни­чего по­нять. Го­ворят, что ав­ро­ры не ща­дили ни жен­щин, ни тех, на ком бы­ли ча­ры Под­чи­нения. Го­ворят, что пос­ле Пос­ледней Бит­вы Ви­зен­га­мот осу­дил на по­жиз­ненное зак­лю­чение око­ло двух со­тен вол­шебни­ков, каж­до­го вто­рого, пред­став­ше­го на его суд, и всех, аб­со­лют­но всех, кто но­сил Чер­ную Мет­ку По­жира­теля Смер­ти. И ни­ког­да еще де­мен­то­ры Аз­ка­бана, да­же в быт­ность Тем­но­го Лор­да пра­вите­лем Ве­ликоб­ри­тании, не по­луча­ли столь бо­гатой жер­твы.

Мал­фуа го­ворил нег­ромко, не­тороп­ли­во, и по спи­не Алек­са пол­зли ле­дяные змеи, зас­тавляв­шие ежить­ся.

— Зна­ешь ли ты, дру­жок, что-ни­будь об Аз­ка­бане? О тюрь­ме, где стра­жами уже мно­го сто­летий яв­ля­ют­ся де­мен­то­ры? Де­мен­то­ры, по сво­ей во­ле слу­жив­шие Тем­но­му Лор­ду, по­тому что их ис­тинным хо­зя­ином был толь­ко Он. Де­мен­то­ры, ко­торым пос­ле пер­во­го и вто­рого свер­же­ния Лор­да, Ми­нис­терс­тво Ма­гии вновь и вновь пред­ла­гало ох­ра­нять Аз­ка­бан. Де­мен­то­ры, вы­сасы­ва­ющие из че­лове­ка ра­дость, пи­та­ющи­еся его счасть­ем, по­жира­ющие его ду­шу. Пос­ле их пир­шес­тва от че­лове­ка ос­та­ет­ся толь­ко пус­тая обо­лоч­ка, пусть жизнь и теп­лится в его те­ле. Зак­лю­чение в Аз­ка­бан — это ху­же каз­ни, быс­трой и лег­кой, это мед­ленная, рас­тя­нутая на дол­гие го­ды, изощ­ренная пыт­ка. Не­кото­рые схо­дят с ума в пер­вые же ме­сяцы, дру­гие — че­рез нес­коль­ко лет, а на­ибо­лее силь­ные и вы­нос­ли­вые прод­ле­ва­ют свои му­чения так дол­го, что ку­да ми­лосер­дней бы­ло бы все­го лишь од­но зак­лятье. Все­го лишь од­но смер­тель­ное зак­лятье. За­думы­вал­ся ли ты ког­да-ни­будь, что уз­ни­ками Аз­ка­бана мог­ли стать твои ро­дите­ли? Не от­ве­чай, ко­неч­но же, это и не при­ходи­ло те­бе в го­лову. Но ес­ли бы твой отец и твоя мать не по­гиб­ли тог­да, все так бы и про­изош­ло, по­верь мне. Сей­час они бы­ли бы па­роди­ями са­мих се­бя, бе­зум­ны­ми и жал­ки­ми, уто­па­ющи­ми в собс­твен­ных не­чис­то­тах, не уз­на­ющи­ми ни­кого, не ре­аги­ру­ющи­ми ни на что. Воз­можно, пос­ледним их ра­дос­тным вос­по­мина­ни­ем, ко­торое вы­соса­ли де­мен­то­ры, стал бы ты, дру­жок.

Алекс не хо­тел слу­шать мо­нотон­ный, стран­ным об­ра­зом убе­дитель­ный и силь­ный сво­ей от­ре­шен­ностью го­лос Мал­фуа. Ему хо­телось уй­ти, но он не мог. Ру­ки слов­но при­мер­зли к спин­ке сту­ла, за ко­торую он и сам не за­метил, как ух­ва­тил­ся так силь­но, что по­беле­ли паль­цы, а но­ги врос­ли в свер­ка­ющий, до блес­ка на­тер­тый пар­кет.

— Осоз­на­ешь ли ты, Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой, что в Аз­ка­бан тво­их ро­дите­лей с глу­боким удов­летво­рени­ем и са­модо­воль­ным чувс­твом свер­шивше­гося воз­мездия от­пра­вил бы твой ны­неш­ний опе­кун? Да-да, мис­тер Гар­ри Пот­тер. «Тот-са­мый-Гар­ри-Пот­тер», имя ко­торо­го про­из­но­сят с вос­хи­щени­ем и па­фосом. Имя ко­торо­го пре­воз­но­сят так, слов­но он — ожив­ший Мер­лин. Но это же имя вып­ле­выва­ют, слов­но грязь, в тем­ных уг­лах Лют­но­го пе­ре­ул­ка, в за­лах ро­довых зам­ков и фа­миль­ных по­мес­тий, в семь­ях тех, чьи род­ные сош­ли с ума в Аз­ка­бане. Это имя прок­ли­на­ют с ог­лядкой, за­та­ен­ным стра­хом, но неп­ре­ходя­щей не­навистью. Это Гар­ри Пот­тер был во гла­ве ав­ро­ров, вор­вавших­ся в Мал­фой-Ме­нор и раз­ру­шив­ших его поч­ти до ос­но­вания. Это Гар­ри Пот­тер убил Тем­но­го Лор­да и мно­гих По­жира­телей Смер­ти. Это Гар­ри Пот­тер был од­ним из глав­ных об­ви­ните­лей на всех су­деб­ных про­цес­сах по де­лу Тем­но­го Лор­да.

— Я знаю. Ну и что? — сип­ло вы­давил Алекс. Мол­чать даль­ше прос­то бы­ло не­воз­можно.

— Ты не по­нима­ешь, дру­жок? — мяг­ко и поч­ти лас­ко­во спро­сил Мал­фуа, — но это ведь оче­вид­но. Имен­но мис­тер Гар­ри Пот­тер мог убить тво­их ро­дите­лей. Нет, я да­же уве­рен, что это он убил их.

Алек­са за­коло­тило, по-преж­не­му труд­но бы­ло ды­шать. Будь в этот мо­мент в то­не Мал­фуа, в его гла­зах, жес­тах, по­веде­нии, во всем нем хоть то­лика фаль­ши или вранья, он бы это сра­зу по­чувс­тво­вал, учу­ял, как волк. Но Мал­фуа не лгал, он, ка­залось, го­ворил со­вер­шенно ис­крен­не, уве­рен­ный в сво­ей пра­воте. Но то, что он го­ворил — бы­ло прос­то чу­довищ­но! Алекс изо всех сжи­мал че­люс­ти, что­бы не зак­ри­чать в го­лос и не вык­рикнуть в не­навис­тное длин­ное ли­цо: «Зат­кни­тесь! Не смей­те ни­чего боль­ше го­ворить!».

Сло­ва Мал­фуа ле­дяны­ми мо­лота­ми ко­лоти­ли по ма­куш­ке, раз­ры­вали от­равлен­ны­ми крючь­ями. Ком­на­та плы­ла пе­ред гла­зами, мяг­ко об­во­лаки­вая оре­ховым прос­транс­твом. Он слов­но рас­па­дал­ся на час­ти и пла­вал в гус­том же­ле­об­разном воз­ду­хе, как в не­весо­мос­ти. Пор­тре­ты наб­лю­дали за ним с хищ­ным удов­летво­рени­ем. Но взгляд по­жилой ле­ди не­ожи­дан­но свер­кнул со­чувс­тви­ем, и вне­зап­но она гром­ко ска­зала:

— До­воль­но, Юбер, от­пусти маль­чи­ка. Ты уто­мил не толь­ко его, но и ме­ня.

Мал­фуа, слов­но не слы­ша ее, прис­таль­но раз­гля­дывал Алек­са, ко­торо­му сквозь звон в ушах и ту­ман пе­ред гла­зами на­чало ка­зать­ся, что сей­час он пос­тыдно сва­лит­ся в об­мо­рок, как дев­чонка.

— Уто­мил? Не ду­мал, что ты так слаб, — по­качал го­ловой муж­чи­на, и Алекс у­яз­влен­но вып­ря­мил­ся. Го­лова бы­ла тя­желой, а на язы­ке пе­река­тывал­ся тош­нотвор­ный ме­тал­ли­чес­кий вкус.

— Ни­чего по­доб­но­го! — дер­нул он пле­чами, с уси­ли­ем пре­одо­левая муть, — со мной все в по­ряд­ке. Толь­ко я луч­ше под­ни­мусь к се­бе. Или вы еще что-ни­будь хо­тите мне ска­зать?

Мал­фуа при­щурил­ся и взмах­нул па­лоч­кой. Хрус­таль­ный гра­фин с тем­но-ян­тарной жид­костью, сто­яв­ший на не­боль­шом сек­ре­тере, нак­ре­нил­ся к ста­кану ря­дом, по­том на­пол­ненный до се­реди­ны ста­кан при­летел к Мал­фуа.

— На се­год­ня это все. Сту­пай, дру­жок.

Алекс, ста­ра­ясь ни­чем не вы­дать се­бя, на­конец от­нял от спин­ки сту­ла оне­мев­шие паль­цы и нап­ра­вил­ся к две­ри.

— По­думай над тем, что я те­бе ска­зал, хо­рошень­ко по­думай, — ска­зал вдо­гон­ку Мал­фуа и при­бавил, чет­ко от­де­ляя сло­ва друг от дру­га и слов­но вби­вая их в не­го, — мне не­зачем лгать те­бе.

Ког­да за маль­чи­ком зах­лопну­лась дверь, Юбер удов­летво­рен­но кив­нул сво­ему от­ра­жению в окон­ном стек­ле, за ко­торым со­чил­ся ду­хотой ве­чер.

— От­лично. Се­мена по­се­яны, ос­та­лось дож­дать­ся всхо­дов. Воз­можно, и не пот­ре­бу­ет­ся при­бегать к пос­ледне­му средс­тву.

Он не­воль­но дот­ро­нул­ся до мас­сивно­го ро­дово­го перс­тня, под ко­торым та­илась очень тон­кая чер­ная по­лос­ка еще од­но­го коль­ца, как буд­то спле­тен­но­го из нес­коль­ких во­лос­ков. Но се­реб­ро перс­тня бы­ло теп­лым от его ру­ки, а это во­лося­ное коль­цо бы­ло сколь­зким и не­ес­тес­твен­но хо­лод­ным, об­хва­тывая па­лец вро­де бы поч­ти не­ощу­тимо, но в то же вре­мя слов­но от­се­кая его от ла­дони.

— Ты прев­зо­шел са­мого се­бя, до­рогой внук. Та­кому крас­но­речию и про­думан­но­му под­хо­ду мог бы по­зави­довать и Ци­церон.

Юбер не­замет­но по­тер па­лец и на­рочи­то ле­ниво по­вер­нул го­лову в сто­рону пор­тре­та баб­ки, сде­лав боль­шой гло­ток ог­не­вис­ки. Толь­ко осуж­де­ния дав­но умер­шей ста­рухи ему не хва­тало.

— Ты пра­ва. Но не все же мне быть про­пащей ду­шой, как изыс­канно вы­ража­ют­ся па­пень­ка с ма­мень­кой.

— Это­го маль­чи­ка не про­ведешь пла­мен­ны­ми ре­чами, ес­ли за ни­ми не сто­ит прав­да, — пор­трет яз­ви­тель­но ус­мехнул­ся.

— Он все­го лишь две­над­ца­тилет­ний маль­чиш­ка, — на­чиная за­кипать, как обыч­но в раз­го­воре с Аза­лин­дой, про­цедил Юбер.

— Он — сын сво­их ро­дите­лей, дос­то­инс­тва ко­торых ты так рас­пи­сывал вче­ра и се­год­ня. И к счастью или нес­частью, со­вер­шенно спра­вед­ли­во. Маль­чик мно­гое унас­ле­довал от них.

— Он все­го лишь две­над­ца­тилет­ний маль­чиш­ка, са­мый обыч­ный, — с на­жимом пов­то­рил Юбер, — ду­мать, что он так же про­ница­телен и умен, как его мать, или столь же хи­тер и ли­цеме­рен, как его отец — зна­чит, со­вер­шенно глу­по его пе­ре­оце­нивать. Впро­чем, в уме его ма­тери, сколь­ко бы ее не рас­хва­ливал Лорд, я всег­да сом­не­вал­ся. На мой взгляд, она бы­ла са­мой обыч­ной гряз­нокров­ной суч­кой с не­помер­ны­ми ам­би­ци­ями.

— Что же ты тог­да ме­чешь би­сер пе­ред свинь­ями? — ста­руха фыр­кну­ла так ехид­но, что Юбер пред­по­чел по­кинуть ком­на­ту, пусть это бы­ло по­хоже на бегс­тво. Даль­ней­шее пре­пира­тель­ство гро­зило со­вер­шенно при­тупить вкус по­беды от его ус­пе­хов.

С по­мощью Щи­товых, Мас­ки­ру­ющих и От­талки­ва­ющих чар, скон­цен­три­рован­ных в изум­ру­де гал­стуч­ной бу­лав­ки, ему уда­лось до­бить­ся то­го, что­бы ма­гия, при­меняв­ша­яся в до­ме маг­лов, не бы­ла за­фик­си­рова­на в Ми­нис­терс­тве. Уда­лось без лиш­не­го шу­ма при­тащить маль­чиш­ку и поч­ти сра­зу же пре­под­нести за­годя за­готов­ленную и очень тща­тель­но от­ре­дак­ти­рован­ную ча­рами Убе­дитель­нос­ти вер­сию «взгля­да с иной сто­роны», хо­тя, ко­неч­но же, это­му соп­ля­ку ус­пе­ли вбить в го­лову то, что бы­ло вы­год­но Пот­те­ру и обе­ляло ав­ро­ров. На­вер­ня­ка, он пред­став­лял сво­его так на­зыва­емо­го опе­куна в бе­лых кры­лыш­ках и с ним­бом, от доб­ро­го уко­риз­ненно­го взгля­да ко­торо­го Тем­ный Лорд не­мед­ленно рас­ка­ял­ся и пус­тил Се­бе «Ава­ду» в ви­сок. И все Его По­жира­тели то­же са­молик­ви­диро­вались, по­няв тщет­ность сво­их на­мере­ний и при­тяза­ний. Ни­чего, приш­ла по­ра по­тыкать щен­ка в ту часть прав­ды, о ко­торой он и не по­доз­ре­ва­ет. О, Пот­тер, на­вер­ня­ка, не лгал, нет-нет, ни кап­ли об­ма­на. Он прос­то не­дос­ка­зал, умол­чал, про­пус­тил. Это ис­пра­вимо. Прав­да в вы­верен­ной до­зе ста­нет ка­тали­зато­ром в зелье, ус­ко­ря­ющим его дей­ствие и заг­лу­ша­ющим вкус лжи. Он на­де­ял­ся, что зелье даст нуж­ный ре­зуль­тат.

Од­на­ко, ка­ков! Ко­пия сво­его от­ца! Да­же не тем, что по­хож на Дра­ко чер­та­ми ли­ца, это, ко­неч­но же, сра­зу бро­са­ет­ся в гла­за. Нет, по­хож до дро­жи, до скре­жета зу­бов этим его вы­раже­ни­ем собс­твен­но­го пре­вос­ходс­тва, этим уме­ни­ем дер­жать­ся так, слов­но внут­ри не­го сталь­ной прут, этим вы­зовом в гла­зах, ос­трым вздер­ну­тым под­бо­род­ком, эти­ми гу­бами, слег­ка ис­крив­ленны­ми в нас­мешли­во-пре­неб­ре­житель­ной гри­масе… Юбер еще с детс­тва, с от­ро­чес­тва и юнос­ти пом­нил эту ус­мешку Дра­ко, мгно­вен­но зас­тавляв­шую его чувс­тво­вать се­бя не­из­ме­римо ни­же. Сла­бее. Бед­нее. Его семья про­ис­хо­дила из чис­токров­но­го и древ­не­го, но об­ни­щав­ше­го ро­да, за­ложив­ше­го за дол­ги пос­леднее по­местье. Его дед без­ро­пот­но при­нял фа­милию же­ны, про­дал свою фа­миль­ную честь за бан­ков­ский счет и ни­ког­да не поль­зо­вал­ся ува­жени­ем сре­ди фран­цуз­ских ма­гов из выс­ше­го кру­га. Его отец был бес­хре­бет­ным сла­баком и пол­ностью на­ходил­ся во влас­ти сво­ей ма­тери. И ку­зен ни­ког­да не ус­та­вал на­поми­нать об этом, под­черки­вая, что единс­твен­ны­ми и нас­то­ящи­ми Мал­фо­ями мо­гут счи­тать­ся толь­ко пред­ста­вите­ли пря­мой муж­ской вет­ви. Мал­фуа — это не Мал­фой. Дра­ко ни­ког­да не ща­дил ни ма­лей­шей его сла­бос­ти, нас­ме­хал­ся над лю­бым про­махом. В че­тыр­надцать лет они да­же ус­тро­или ду­эль, ког­да Юбер разъ­ярил­ся из-за бро­шен­но­го всколь­зь на­мека Дра­ко на то, что его нес­по­соб­ность к не­кото­рым зак­лять­ям впол­не объ­яс­ни­ма на­личи­ем в ге­не­ало­гичес­ком дре­ве пред­ков маг­лов. И Дра­ко опять ус­ме­хал­ся с пре­вос­ходс­твом, лег­ко и неп­ри­нуж­денно от­ра­жая его зак­лятья, а по­том его па­лоч­ка как-то вне­зап­но упер­лась в ка­дык, и в се­рых гла­зах ку­зена пля­сала от­кро­вен­ная из­девка. «Про­си по­щады!» — тя­нул тя­гучий го­лос, все боль­нее да­вило гор­ло, и дрог­нувший Юбер вы­хар­ки­вал, вы­тяги­вал из се­бя ос­корби­тель­ную моль­бу. Они пе­реби­ли тог­да по­лови­ну ста­рин­но­го севр­ско­го сер­ви­за Аза­лин­ды. Был ви­новат Дра­ко, но, ко­неч­но же, об­ви­нили во всем Юбе­ра, как за­чин­щи­ка.

По­том Юбер опять уни­жал­ся, про­ся де­нег у ку­зена, рас­по­ряжав­ше­гося все­ми се­мей­ны­ми сче­тами. Лю­ци­ус до­верял Дра­ко так, как Ро­же ни­ког­да не до­верял ему са­мому.

Шанс для ре­ван­ша, что­бы вво­лю по­яз­вить над ку­зеном, опо­зорив­шим чис­то­ту кро­ви, пред­ста­вил­ся, ког­да бы­ло объ­яв­ле­но о его по­мол­вке с этой гряз­нокров­ной выс­кочкой. Но и тут не уда­лось ни­чего сде­лать, так как этой гряз­нокров­ке пок­ро­витель­ство­вал сам Тем­ный Лорд. Дра­ко же вел се­бя так, слов­но удос­то­ил­ся вы­сочай­шей чес­ти сде­лать сво­ей же­ной са­мую чис­токров­ную и знат­ную вол­шебни­цу во всем ми­ре. По­пыт­ки Юбе­ра как-то по­боль­нее уко­лоть со­вер­шенно его не тро­гали, тон­кие на­меки иг­но­риро­вались и вряд ли во­об­ще за­меча­лись, на пря­мую гру­бую нас­мешку Дра­ко от­ве­тил зна­комым чувс­твом па­лоч­ки у гор­ла и та­кой да­вящей тем­ной уг­ро­зой в су­зив­шихся гла­зах, что Юбер по­чувс­тво­вал про­тив­ный за­пах собс­твен­но­го стра­ха. Дра­ко был По­жира­телем Смер­ти, бес­по­щад­ным и без­жа­лос­тным, он мог убить по-нас­то­яще­му — толь­ко тог­да это дош­ло до не­го. И все бы­ло уже не так, как в че­тыр­надцать лет. Вмес­то родс­твен­ни­ков — ло­щено­го эле­ган­тно­го дя­ди Лю­ци­уса, не­навис­тно­го, но зна­комо­го ку­зена Дра­ко — вста­ли хлад­нокров­ные и смер­тель­но опас­ные ма­ги, зас­ту­пать до­рогу ко­торым бы­ло столь же не­разум­но, как уг­ро­жать в Лют­ном пе­ре­ул­ке кол­ду­ну-нек­ро­ман­ту, не имея в ру­ках вол­шебной па­лоч­ки. У Мал­фо­ев бы­ло все то, че­го не бы­ло у Мал­фуа — си­ла, власть, бо­гатс­тво.

Но они сдох­ли. Да-да, сдох­ли, раз­ве­ялись в пе­пел, стер­лись с ли­ца зем­ли. Не по­мог­ли ни мо­гущес­тво, ни гру­ды гал­ле­онов. От них ос­тался толь­ко этот ще­нок с фа­миль­ны­ми се­рыми гла­зами, ос­трым под­бо­род­ком и зна­комой ус­мешкой. Но он сей­час во влас­ти Юбе­ра и пре­под­не­сет ему все то, что ког­да-то Юбер клян­чил у Дра­ко.

Это сле­дова­ло от­ме­тить.

— Си­низ! — крик­нул он, пин­ком от­швы­ривая до­мови­ка, имев­ше­го не­ос­то­рож­ность по­пасть­ся ему под но­ги, — я се­год­ня за­дер­жусь.

Же­на по­яви­лась в хол­ле с уже за­готов­ленным плак­си­вым вы­раже­ни­ем ли­ца и воз­на­мери­лась бы­ло зап­ри­читать, но Юбер ее при­выч­но не слу­шал, стре­митель­но ша­гая в зе­леное пла­мя Ле­туче­го По­роха в Ка­мин­ной ком­на­те.


* * *


«Это ста­новит­ся уже пло­хой при­выч­кой!» — ду­мал Алекс, си­дя на по­докон­ни­ке в сво­ей ком­на­те.

В са­мом де­ле — зи­мой он схо­дил с ума от под­слу­шан­но­го раз­го­вора мис­сис Пот­тер и про­фес­со­ра У­из­ли, сей­час — так же не мо­жет опом­нить­ся от слов «до­рого­го дя­ди». Те­ма од­на и та же — его ро­дите­ли. Но сей­час по­мимо это­го бы­ло еще это га­дос­тное пред­по­ложе­ние о его опе­куне, в ко­тором та­илось что-то стран­ное, что-то ту­ман­ное и не­яс­ное, что-то бу­дора­жащее, по­хожее на прав­ду, толь­ко очень-очень глу­боко, под нес­коль­ки­ми сло­ями лжи, и Алекс ни­как не мог по­нять, что же его за­дело, что встре­вожи­ло муть сом­не­ния. На­вер­ное, ес­ли бы Мал­фуа ска­зал, что мис­тер Пот­тер го­нит­ся за день­га­ми Мал­фо­ев, Алекс сра­зу и нап­рочь от­верг бы все ска­зан­ное «до­рогим дя­дей», ут­вердив­шись в окон­ча­тель­ном мне­нии, что врет Мал­фуа, а не мис­тер Пот­тер. Но Мал­фуа это­го не ска­зал.

Вче­ра он, ви­димо, про­щупы­вал поч­ву, так ска­зать, под­го­тав­ли­вал­ся, что­бы се­год­ня вы­валить всю эту мер­зость.

Го­лова рас­ка­лыва­лась от мыс­лей, мол­ни­ями прон­завших соз­на­ние и раз­ди­рав­ших его на час­ти. Хо­телось сде­лать что-ни­будь сию же се­кун­ду, да хо­тя бы встать и пнуть что-ни­будь изо всей си­лы, ус­тро­ить пог­ром в этой чис­тень­кой при­лизан­ной ком­на­те, бро­сить­ся не­мед­ленно к мис­те­ру Пот­те­ру и выт­рясти, вы­давить из не­го приз­на­ние, клят­венное приз­на­ние, что к смер­ти его ма­мы и па­пы он лич­но не име­ет ни­како­го от­но­шения.

Боль в ру­ке при­вела в чувс­тво. Ока­зыва­ет­ся, он все вре­мя ко­лотил ку­лаком по по­докон­ни­ку и в ито­ге раз­бил кос­тяшки так, что выс­ту­пила кровь. Со­леный ее вкус сме­шал­ся на язы­ке с так и неп­ро­шед­шим ме­тал­ли­чес­ким, от­че­го рез­ко и силь­но за­мути­ло, Алекс да­же пе­рег­нулся че­рез по­докон­ник. Но вол­на тош­но­ты так же быс­тро схлы­нула, ос­та­вив внут­ри пус­то­ту и бес­силь­ную тос­ку, впо­ру бы­ло за­выть, как вол­ку на пол­ную лу­ну. И внут­ри так­же кро­вото­чило и сад­ни­ло, боль тя­желы­ми тя­гучи­ми кап­ля­ми сте­кала по сер­дцу, рас­те­рян­но­му и ни­чего не по­нима­юще­му.

Он втя­нул­ся об­ратно внутрь и опус­тил ра­му. Пе­ред гла­зами на стек­ле ма­ячи­ло ка­кое-то чер­ное пят­нышко. Это опять ока­зал­ся ма­лень­кий па­учок, без­за­бот­но пу­тешес­тво­вав­ший по сво­им де­лам.

— Хо­рошо те­бе, — про­шеп­тал Алекс, ос­то­рож­но под­став­ляя па­лец на его пу­ти, — у те­бя бы­ли ма­ма-па­учи­ха и па­па-па­ук, они пле­ли се­бе свою па­ути­ну, ло­вили мух и мо­шек, и ты так де­ла­ешь. Все прос­то и по­нят­но. Ты прос­то не зна­ешь, что мо­жет быть ина­че.

Па­ук по­думал-по­думал, но не стал взби­рать­ся на его па­лец, прыт­ко пе­реби­рая нож­ка­ми, сво­бодо­люби­во уполз вбок, а по­том за­бил­ся в щель меж­ду ра­мой и по­докон­ни­ком.

Не бы­ло по­коя. Ма­гичес­кая прох­ла­да ком­на­ты, еще вче­ра при­ят­ная, те­перь ка­залась сто­ячей, зат­хлой и сы­рой, точ­но в ка­ком-ни­будь сто­лети­ями не про­вет­ри­вав­шемся под­ва­ле. Теп­лый ноч­ной воз­дух нез­ва­ным гос­тем сто­ял ров­но на гра­нице окон­но­го стек­ла, не же­лая вли­вать­ся в ком­на­ту. За ок­ном все так же мер­но и пу­га­юще од­но­об­разно ше­лес­те­ла лис­тва, как буд­то де­ревья ше­вели­ли вет­вя­ми, све­ря­ясь по ча­сам. Он ни­ког­да не бо­ял­ся тем­но­ты, но тут ка­залось, что в уг­лах ком­на­ты, уже став­шей зна­комой, око­ло шка­фа, под дву­мя крес­ла­ми, у две­ри ко­пошат­ся ка­кие-то стран­ные, слиш­ком чер­ные те­ни, за­мира­ющие при прис­таль­ном вни­матель­ном вгля­дыва­нии и ожи­ва­ющие при взгля­де ис­ко­са, и слы­шалось что-то вро­де шо­роха су­хих па­учь­их ла­пок, ти­хое, лег­кое, но жут­кое в ноч­ной ти­шине. Кис­ти на тя­желом бал­да­хине кро­вати, по­доб­ранном вы­соко на­вер­ху, из­редка по­качи­вались са­ми по се­бе, хо­тя сквоз­ня­ка и в по­мине не бы­ло. От все­го это­го сер­дце, ис­пу­ган­но по­коло­тив­шись в гру­ди, про­вали­валось ку­да-то в жи­вот и дол­го не же­лало воз­вра­щать­ся на свое за­кон­ное мес­то. Он изо всех сил жа­лел, что ос­та­вил вол­шебную па­лоч­ку у Пот­те­ров, не рис­кнув ее взять к Биг­сли, бо­ял­ся, что Ри­чард и Ро­берт, как не раз бы­вало рань­ше, бес­це­ремон­но пе­рет­ряхнут его ве­щи и сло­ма­ют все, что мож­но сло­мать. Ко­неч­но, мож­но бы­ло по­наде­ять­ся на зак­лятье мис­сис Пот­тер, но па­лоч­ка — не кни­га, ко­торую в прин­ци­пе мож­но вос­ста­новить. А сей­час па­лоч­ка при­дала бы ему уве­рен­ности в се­бе, с ней бы­ло бы, на­вер­ное, не так тос­кли­во и не так оди­ноко…

Мыс­ли тя­желы­ми чу­гун­ны­ми ша­рами пе­река­тыва­лись в го­лове, да­вили и сми­нали ос­татки спо­кой­ствия, пе­ред гла­зами сно­ва и сно­ва всплы­вали книж­ные стра­ницы, в ушах зву­чали об­рывки фраз — все то, что он слы­шал и уз­нал о сво­их ро­дите­лях. Воз­вра­тилось то му­читель­ное сос­то­яние, ко­торое бы­ло зи­мой.

Мог­ли ли быть прав­дой сло­ва Мал­фуа? Бы­ли ли прав­дой сло­ва мис­те­ра Пот­те­ра? Ко­му ве­рить?

А вдруг… ведь все мо­жет быть… на са­мом де­ле его опе­кун убил его ро­дите­лей?! Он ли­хора­доч­но вспо­минал все, что мис­тер Пот­тер го­ворил год на­зад, ког­да они ос­та­лись в Лон­до­не пос­ле Ко­сого Пе­ре­ул­ка.

«Твои ро­дите­ли по­гиб­ли в той вой­не вмес­те со мно­гими… Твоя семья по­гиб­ла»

Мис­тер Пот­тер ни­ког­да не вспо­мина­ет о его ро­дите­лях. Но по­чему-то имен­но по их рас­по­ряже­нию яв­ля­ет­ся его опе­куном. Мис­тер У­из­ли не­нави­дит Алек­са так же, как и не­нави­дел его па­пу. Они сто­яли во гла­ве Соп­ро­тив­ле­ния, они унич­то­жили са­мого чер­но­го ма­га Вол­де­мор­та и его По­жира­телей Смер­ти, столь­ко книг об этом на­писа­но. Его па­па и дед бы­ли По­жира­теля­ми Смер­ти, они уби­вали прос­тых лю­дей, об этом то­же на­писа­но в кни­гах. Раз­ве мис­тер Пот­тер не мог убить их? Бы­ла вой­на, бы­ло сра­жение, ле­тели зак­лятья. Слу­чай­ное зак­лятье. А мо­жет, не слу­чай­но, а на­мерен­но? Мис­тер Пот­тер и мис­тер У­из­ли ви­дели тех, про­тив ко­го бы­ли на­целе­ны их вол­шебные па­лоч­ки, смот­ре­ли им в гла­за? Они бы­ли убеж­де­ны в сво­ей пра­воте. Но ведь они и в са­мом де­ле пра­вы — Вол­де­морт хо­тел унич­то­жить всех маг­ло­рож­денных вол­шебни­ков, он убил ро­дите­лей са­мого мис­те­ра Пот­те­ра, об этом как-то упо­мяну­ла Ли­ли. И мис­тер Пот­тер мстил. Он имел пра­во на это. И они с мис­те­ром У­из­ли мог­ли мстить за Гер­ми­ону Грей­нджер. Или мог­ли мстить Гер­ми­оне Грей­нджер. И на это они име­ли пра­во, она ведь пре­дала их. Но что она им сде­лала? Раз­ве они не мог­ли по­нять ее? На­вер­ное, она лю­била па­пу, раз выш­ла за не­го за­муж. Но как она мог­ла по­любить По­жира­теля Смер­ти? Она же на­вер­ня­ка зна­ла обо всем, что они тво­рили. И в шко­ле она его тер­петь не мог­ла, так кри­чала на не­го…

Лю­бовь. Не­нависть. Смерть. Месть. Сно­ва не­нависть. Убий­ства. Все пе­реп­ле­тено и за­вяза­но в та­кой креп­кий узел, ко­торый лег­че раз­ру­бить, чем раз­вя­зать. Как ра­зоб­рать­ся? За ка­кую нить из это­го уз­ла тя­нуть?

Да, Мал­фуа мо­жет быть прав, ко­неч­но, не во всем, а все­го лишь час­тично. Но в ка­кой час­ти сво­их раз­гла­голь­ство­ваний?

Нет, «до­рого­му дя­де» нель­зя до­верять, он ведь сра­зу это по­нял, и преж­де, чем по­доз­ре­вать или об­ви­нять мис­те­ра Пот­те­ра, нуж­но по­гово­рить с ним. Но есть ли шанс, что его опе­кун сог­ла­сит­ся рас­ска­зать всю прав­ду о сво­их вза­имо­от­но­шени­ях с его ро­дите­лями?

Так и не ра­зоб­равшись, окон­ча­тель­но за­путав­шись в сво­их сом­не­ни­ях, но твер­до ре­шив по­ка не де­лать ни­каких вы­водов, из­мо­тан­ный Алекс на­конец зад­ре­мал, ког­да ут­ро заг­ля­нуло в ком­на­ту пер­вы­ми роб­ки­ми лу­чами сол­нца.

День рас­плы­вал­ся бе­лесым пят­ном с во­нючим аро­матом ро­зово­го мас­ла. Вид «до­рого­го дя­ди» на­чинал вну­шать от­вра­щение на ка­ком-то не­осоз­нанном, ин­стинктив­ном уров­не. Алекс бро­дил по до­му, как зом­би, ка­залось, что все Мал­фуа наб­лю­да­ют за ним со зло­радс­твом и из­девкой.

Раз­ры­ва­ющие го­лову му­читель­ные мыс­ли и ле­деня­щее чувс­тво ожи­дания че­го-то, дро­жащее в гру­ди про­тив­ной склиз­кой жа­бой, при­вели к стол­кно­вению с Са­тин.

Он нат­кнул­ся на нее в ма­лень­кой у­ют­ной ком­на­те, при­мыкав­шей к Го­лубой сто­ловой. Дев­чонка си­дела на ди­ване-ка­напе и рас­че­сыва­ла во­лосы, пе­ред ней на низ­ком ла­киро­ван­ном сто­лике по­чему-то сто­яли та­рел­ки с сэн­дви­чами, пи­рож­ка­ми с поч­ка­ми и чем-то еще, ап­пе­тит­но пах­ну­щим. А нап­ро­тив сто­яла до­мови­ха, ко­торую Алекс еще не ви­дел. Та­кая же за­битая и обор­ванная, как Тру­ди и Гер­ти, но по­мень­ше рос­том и еще ху­дее, од­на ко­жа да кос­ти. Са­мое по­рази­тель­ное — до­мови­ха сто­яла на од­ной но­ге, под­жав дру­гую, а на вы­тяну­тых ру­ках дер­жа­ла два ста­рин­ных утю­га. Ру­ки за­мет­но дро­жали. Она не от­ры­вала го­лод­ных глаз от еды, раз­ло­жен­ной на та­рел­ках, и по гряз­но­му смор­щенно­му ли­чику ка­тились сле­зы.

— Эй, это еще что та­кое? — гром­ко и с вы­зовом спро­сил Алекс. До жу­ти хо­телось что-то сде­лать, хо­тя бы по­цапать­ся с Са­тин.

Са­тин про­иг­но­риро­вала его, толь­ко рас­ческа в ру­ках ста­ла дви­гать­ся быс­трее и нер­вознее.

— Ка­жет­ся, я за­дал воп­рос, до­рогая ку­зина?

— Не смей на­зывать ме­ня ку­зиной! — злоб­но за­шипе­ла дев­чонка, от­ки­нув на­зад свет­лые во­лосы.

— Тог­да от­ве­чай. Ну? По­чему она здесь так сто­ит? Что-то сде­лала не так для ва­шего вы­сочес­тва? Во­да в ван­не не той тем­пе­рату­ры бы­ла? Или ко­лыбель­ную не так спе­ла?

— Зат­кнись! — сквозь зу­бы про­цеди­ла Са­тин, — она на­каза­на и по­делом! Она сож­гла мою лю­бимую шел­ко­вую ман­тию, ког­да гла­дила!

— Ну пря­мо прес­тупле­ние ве­ка. И что за на­каза­ние?

— Она не ела два дня и еще день не бу­дет, и бу­дет так сто­ять, — в го­лосе Са­тин не бы­ло и те­ни жа­лос­ти.

Алекс ужас­нулся. Три дня не есть, ког­да пе­ред тво­им но­сом пол­но вся­ких вкус­ностей, и еще при этом сто­ять на од­ной но­ге и дер­жать в ру­ках этот тя­желен­ный ан­тиква­ри­ат? И толь­ко за то, что не­ча­ян­но сож­гла ман­тию, ко­торых у этой ду­ры, на­вер­ня­ка, пол­ный шкаф? Да эта не­нор­маль­ная еще к то­му же и са­дис­тка!

— Не­мед­ленно. От­пусти. Ее. — ста­ра­ясь не сор­вать­ся, очень мед­ленно про­из­нес Алекс.

Хо­лод­ная ярость под­ня­лась из­нутри и за­топи­ла все мыс­ли. Ос­та­лись толь­ко нес­час­тная, из­му­чен­ная и го­лод­ная до­мови­ха и дев­чонка, во­об­ра­зив­шая се­бе, что мо­жет вот так прос­то на­казать ко­го-то, ос­та­вить без еды и еще из­де­вать­ся по ме­ре сво­ей фан­та­зии. Ну уж нет!

— И не по­думаю! — Са­тин вско­чила с ди­вана и под­сту­пила к не­му с бе­шеным ли­цом, — ты кто та­кой, что­бы мне при­казы­вать? Что хо­чу, то и де­лаю! А ты не лезь, яс­но?

— Не­мед­ленно от­пусти ее, — пов­то­рил Алекс, вне­зап­но ус­по­ка­ива­ясь.

Все, что бур­ли­ло внут­ри, вдруг ус­по­ко­илось. Он знал, что ПРАВ. Что пос­ту­па­ет ПРА­ВИЛЬ­НО. Что так и на­до пос­ту­пать всег­да. И это­го ни­кому в нем не пе­ребить, не сму­тить и не от­нять.

— Я ска­зала — нет! Это моя до­мови­ха, а ты не име­ешь ни­како­го пра­ва здесь рас­по­ряжать­ся!

— За что ты ме­ня так не­нави­дишь? — вдруг спро­сил Алекс с ис­крен­ним лю­бопытс­твом.

Он на са­мом де­ле хо­тел бы уз­нать. С са­мой их пер­вой встре­чи в Хог­вартс-Экс­прес­се она зад­ра­ла нос и со­вер­шенно не приз­на­вала родс­тва. Но ведь он ни­чего ей не де­лал, до то­го он во­об­ще ни ра­зу не ви­дел ее, меж­ду ни­ми не бы­ло ни­каких обид. Мин­да­левид­ные се­рые гла­за, длин­ные тем­ные рес­ни­цы, в об­щем-то сим­па­тич­ное, но слиш­ком кап­ризное и не­доволь­ное ли­цо.

В су­зив­шихся гла­зах не бы­ло ни­чего, кро­ме не­навис­ти, та­кой жгу­чей сле­пящей не­навис­ти, что Алек­су ста­ло не по се­бе. Он был вы­ше Са­тин и смот­рел на нее нем­но­го свер­ху вниз. И вдруг по­дума­лось — нас­коль­ко же Ли­ли, взбал­мошная, уп­ря­мая, ле­нивая, ве­селая, вер­ная, бы­ла луч­ше этой арис­тократ­ки из чис­токров­но­го вол­шебно­го ро­да, ко­торая мог­ла гор­дить­ся толь­ко этим и ни­чем боль­ше! Нас­коль­ко Ли­ли бы­ла бли­же и да­же род­нее, слов­но сес­трен­ка, ко­торой у не­го ни­ког­да не бы­ло и не бу­дет. А «эта» ни­ког­да не ста­нет ему кем-то, они слов­но жи­вут в двух раз­ных ми­рах и да­же на раз­ных пла­нетах или все­лен­ных. И во­об­ще Мал­фуа ему ник­то, да­же ху­же, чем чу­жие.

Са­тин что-то виз­жа­ла, но он ее уже не слу­шал. Вспых­нувший ин­те­рес поч­ти сра­зу же угас. Что ему за де­ло, в са­мом де­ле, за что эта дев­чонка его не­нави­дит? Она — ник­то, ее от­вет, ка­ким бы он ни был, его боль­ше не за­нимал. Сей­час важ­но сов­сем дру­гое. От­вернув­шись, он по­дошел к до­мови­хе и ос­то­рож­но от­нял у нее из за­немев­ших рук утю­ги, на са­мом де­ле ужас­но тя­желые. И как толь­ко она сто­яла аж два дня?!

Мок­рое зап­ла­кан­ное ли­чико ста­ло ис­пу­ган­ным.

— Ни­чего, — ти­хо ска­зал Алекс, с жа­лостью гля­дя на не­раз­ги­бав­ши­еся по­синев­шие паль­цы, — это прой­дет. А по­ка сядь и по­ешь, да­вай я те­бе по­могу.

— Нель­зя, — про­сипе­ла бед­ная до­мови­ха, — нель­зя, хо­зяй­ка не раз­ре­ша­ет.

— Не раз­ре­шаю! — взвиз­гну­ла Са­тин, — ты у ме­ня еще по­лучишь!

Алекс нем­но­го по­думал, при­пом­нил кое-что и спро­сил:

— Ты — до­мовик Мал­фо­ев? Или Мал­фуа?

— М-м-ал­фой… Обет Вер­ности Мал­фо­ям, не Мал­фуа, — роб­ко про­шеп­та­ла до­мови­ха, и ее от­вет при­дал ему уве­рен­ности, хо­тя не­кото­рое сом­не­ние ос­та­лось. Все-та­ки он так до кон­ца и не по­нял всю про­цеду­ру зак­репле­ния до­мови­ков за их хо­зя­ева­ми-ма­гами.

— Я — Мал­фой, я но­шу эту фа­милию со­вер­шенно за­кон­но и офи­ци­аль­но. Кро­ме ме­ня боль­ше нет Мал­фо­ев, а зна­чит, я — твой единс­твен­ный хо­зя­ин, я и толь­ко я имею пра­во на те­бя. И толь­ко я мо­гу раз­ре­шить те­бе есть, пить и опус­тить но­гу. Прав­да ведь? Это ведь в пол­ном со­от­ветс­твии с ва­шим ко­дек­сом?

Сно­ва ки­вок, мед­ленный и не­реши­тель­ный. Круг­лые свет­ло-ка­рие гла­за опять на­пол­ни­лись сле­зами. До­мови­ха пла­кала без­звуч­но и как-то очень горь­ко, осев на пол на под­ло­мив­шихся но­гах. Она все по­рыва­лась це­ловать ему ру­ки, но он мяг­ко от­талки­вал ее и уго­вари­вал по­есть. Виз­ги за его спи­ной прек­ра­тились, и ког­да на­конец до­мови­ха, зах­ле­быва­ясь, с жад­ностью на­чала пить ос­тывший чай из чаш­ки, он обер­нулся. Гла­за Са­тин по­беле­ли, ноз­дри раз­ду­вались, она поч­ти за­дыха­лась от зло­бы.

— Ты! Да как ты… что ты де­ла­ешь?! Я все па­пе рас­ска­жу!

— Иди, — он рав­но­душ­но по­жал пле­чами, — но ни ты, ни твой отец боль­ше ни­чего ей не сде­ла­ете. Ес­ли она вправ­ду да­ла Обет Вер­ности семье Мал­фой, то она и при­над­ле­жит Мал­фо­ям. А вы, ес­ли не оши­ба­юсь, Мал­фуа, жен­ская по­боч­ная ветвь ро­да, и по­ка есть я, не име­ете ни­каких прав на мо­их до­мови­ков, яс­но?

Са­тин, ви­димо, ут­ра­тила дар ре­чи.

— Я люб­лю чи­тать, — по­яс­нил он, пра­виль­но по­няв вы­раже­ние ее ли­ца, — и час­то бы­ваю в Хог­варт­ской биб­ли­оте­ке, ес­ли пом­нишь. О до­мови­ках мож­но мно­го най­ти, да и Рейн мне рас­ска­зывал. Ты ког­да-ни­будь ду­мала о том, что при­чиня­ешь ко­му-то боль? Сло­вами или пос­тупка­ми, не­важ­но. Ты пред­став­ля­ла се­бя на его мес­те? Она ведь не при­виде­ние, не кук­ла, не ка­кая-ни­будь вещь. Она жи­вая и то­же, как ты, ды­шит, ду­ма­ет, ко­го-то лю­бит. Кста­ти, а ос­таль­ные до­мови­ки, они то­же при­нес­ли Обет Мал­фо­ям или как?

Са­тин за­вопи­ла, как ре­заная:

— Не­нави­жу! Не­нави­жу!!! Я те­бя не­нави­жу!!! Чтоб ты сдох! От­ку­да ты во­об­ще по­явил­ся?!!! Те­бя не дол­жно быть!

Алекс рав­но­душ­но ус­мехнул­ся. Ка­жет­ся, мно­гие за­да­ют се­бе этот воп­рос, на­чиная с его опе­куна. Ог­ромным уси­ли­ем Са­тин спра­вилась с со­бой, прек­ра­тила ис­те­рику и, ки­нув унич­то­жа­ющий взгляд на до­мови­ху, с нас­лажде­ни­ем ку­са­ющую ог­ромный сэн­двич с вет­чи­ной, выс­ко­чила из ком­на­ты. До­мови­ха из-под сэн­дви­ча с обо­жани­ем смот­ре­ла на Алек­са, и он сно­ва ус­мехнул­ся, на этот раз сме­ясь над со­бой. За­щит­ник сла­бых и уг­не­тен­ных в ли­це до­мови­ков, это на­до же! А глав­ное, его блеф с Обе­том ока­зал­ся прав­дой и при­нес хо­рошие ре­зуль­та­ты.


* * *


Са­тин бук­валь­но тряс­ло. Этот пар­ши­вый маль­чиш­ка, этот га­деныш, ко­торый при­бав­ля­ет к сво­ей фа­милии гряз­ную маг­лов­скую, да как он пос­мел! Она да­же топ­ну­ла но­гой и сжа­ла ку­лаки. Вот сей­час и вправ­ду она все рас­ска­жет от­цу! А по­том как сле­ду­ет по­дума­ет, что­бы изощ­ренней на­казать эту ло­по­ухую тварь, ко­торая ее ос­лу­шалась. Он еще спра­шива­ет — за что она его не­нави­дит? Да вот имен­но за это! Ве­дет се­бя как гряз­нокров­ка! Ко­неч­но, весь в свою ма­моч­ку!

Она еще тог­да, в Хог­вартс-Экс­прес­се, все по­няла по его ли­цу. А по­том, ког­да он на­чал хо­дить под руч­ку с Пот­тер и У­из­ли, все окон­ча­тель­но ста­ло яс­но. Пре­датель!

Ро­дите­ли бы­ли в даль­ней ком­на­те, ле­том поч­ти ни­ког­да не ис­поль­зо­вав­шей­ся, по­тому что ее вы­сокие ок­на вы­ходи­ли на юг. Они, оче­вид­но, опять спо­рили или да­же ху­же — ссо­рились, по­тому что у ма­мы бы­ли мок­рые гла­за, а отец с не­удо­воль­стви­ем встре­тил ее по­яв­ле­ние.

— Па­па! Ты дол­жен ве­леть это­му выс­кочке, что­бы боль­ше не смел вме­шивать­ся в мои де­ла!

— Что про­изош­ло, cheri?

Са­тин дро­жащим от не­годо­вания го­лосом рас­ска­зала о про­изо­шед­шем, не за­мечая, как не­доволь­нее ста­новит­ся ли­цо от­ца. Он мол­чал, но за­оха­ла мать, тре­буя, что­бы «Юбер на­конец ра­зоб­рался с этим le garçon vilain, ко­торый сме­ет оби­жать leur fille, у не­го взгляд ди­кого вол­ка, и эти два дня она чувс­тву­ет се­бя со­вер­шенно не­уют­но, у нее ра­зыг­ра­лась миг­рень, она боль­ше не на­мере­на тер­петь его в сво­ем до­ме».

— «В сво­ем до­ме!» — вос­клик­нул отец, и мать сра­зу за­мол­ча­ла, — нет, до­рогая моя, с тех пор, как объ­явил­ся этот le garçon vilain, этот дом уже не наш. Он при­над­ле­жит ему со всем со­дер­жи­мым и все­ми до­мови­ками, а мы все­го лишь бед­ные родс­твен­ни­ки, ютя­щи­еся здесь по его ми­лос­ти. Так что, дочь, le garçon vilain впол­не в сво­их пра­вах. И как ще­нок толь­ко до­гадал­ся, что до­мови­ки бу­дут под­чи­нять­ся ему, по­тому что он при­над­ле­жит к стар­шей вет­ви ро­да?!

— Но Юбер!

— Па­па?!

— Да, имен­но так.

Отец на­чал рас­ха­живать, дер­гая пле­чами и пох­ло­пывая вол­шебной па­лоч­кой по ла­дони, что у не­го всег­да бы­ло приз­на­ком край­не­го раз­дра­жения.

— Дом был ос­тавлен мне по за­веща­нию — это так. Од­на­ко в той час­ти за­веща­ния, ко­торая бы­ла за­чита­на, проз­ву­чала ма­лень­кая, но до­сад­ная ого­вор­ка — «в том слу­чае, ес­ли не предъ­явит свои пра­ва пря­мой нас­ледник». Ко­неч­но, ес­ли бы тог­да не пох­ло­пота­ли мои ад­во­каты, то этот дом, на­ряду с зам­ка­ми и по­месть­ем в У­эль­се, то­же был бы кон­фиско­ван. Мне сто­ило не­малых тру­дов его от­сто­ять, и кто ска­жет, что он не при­над­ле­жит мне по пра­ву? Од­на­ко ого­вор­ка ос­та­ет­ся. Ори­гинал за­веща­ния хра­нит­ся у ста­рого уп­рямца Грин­грас­са, ко­торо­го ни­чем не про­ведешь и не под­ку­пишь.

Са­тин пот­ря­сен­но смот­ре­ла на све­тящи­еся теп­лым ме­довым све­том ла­киро­ван­ные до­щеч­ки пар­ке­та у се­бя под но­гами. Са­лазар Ве­ликий, по­луча­ет­ся, что па­па ни­чего не мо­жет сде­лать? И что они во­об­ще не­закон­но жи­вут в этом до­ме, ко­торый она счи­тала род­ным? Тог­да за­чем при­вели в дом это­го? Он же те­перь по­чувс­тву­ет свою си­лу и вы­гонит их, а де­ла их идут сов­сем сквер­но, как пла­калась ма­ма…

— Но… но что тог­да со всем ос­таль­ным?

— Рас­по­ряже­ние о ма­гичес­ком опе­кунс­тве всту­пило в си­лу, бан­ков­ские сче­та ав­то­мати­чес­ки раз­мо­рози­лись, ког­да объ­явил­ся маль­чиш­ка. Те­перь все сос­то­яние при­над­ле­жит ему, это ни­как не ос­по­рить, — в го­лосе от­ца бы­ла бес­силь­ная злость, — впро­чем, и рань­ше эти прок­ля­тые гоб­ли­ны не до­пус­ка­ли ме­ня до сче­тов. «Про­сим про­щения, мис­тер Мал­фуа, но та­ково рас­по­ряже­ние ва­шего ку­зена, и та­ковы пра­вила ма­гичес­ко­го май­ора­та, как вам из­вес­тно», де­мен­то­ры бы их поб­ра­ли! Те­перь же еще и уб­лю­док Пот­тер бу­дет на­чеку, у са­мого не хва­тит ума рас­по­ряжать­ся всем, так най­мет опыт­ных уп­равля­ющих. Нет, как я и ска­зал, ос­та­ет­ся единс­твен­ный вы­ход.

Са­тин неп­ро­из­воль­но вздрог­ну­ла. Что еще за вы­ход? Зна­чит ли это…?

— О, Юбер, что же бу­дет с на­ми? Раз­ве ты смо­жешь уго­ворить его? Он вол­чо­нок, са­мый нас­то­ящий вол­чо­нок! Он не­нави­дит нас!

Отец улыб­нулся и тут же под­жал гу­бы.

— Не сом­не­ва­юсь. Так или ина­че, но этот le garçon vilain сде­ла­ет все по-мо­ему. И тог­да у нас бу­дет все!

Са­тин ста­ло страш­но. Го­лова зак­ру­жилась от дур­ных пред­чувс­твий, за­ро­ив­шихся от то­на и улыб­ки от­ца, от ядо­витой мыс­ли, что мо­жет быть, очень ско­ро им при­дет­ся по­кинуть род­ной дом, ма­ма опять бу­дет пла­кать, а отец злить­ся. Ку­да же они пой­дут? Вер­нуть­ся во Фран­цию они не смо­гут, по­местье дав­ным-дав­но про­дано. А ес­ли ос­та­нут­ся здесь, то как и где бу­дут жить? Ма­ма го­вори­ла, они по уши в дол­гах, и от­цу боль­ше ник­то не ссу­жива­ет да­же гал­ле­она. А они оба та­кие неп­рактич­ные. Лю­бят рос­кошь и со­вер­шенно не по­нима­ют эко­номии. Как же па­па хо­чет зас­та­вить это­го выс­кочку дать им день­ги? Вряд ли что-то по­лучит­ся, уж она-то его за год ус­пе­ла неп­ло­хо изу­чить.

Де­воч­ка нес­лышно выш­ла из ком­на­ты, за­быв, с чем приш­ла сю­да. Ес­ли бы Алекс ви­дел ее в этот мо­мент, то мог бы да­же по­жалеть — она выг­ля­дела нес­час­тной, рас­топтан­ной и ку­да бо­лее жал­кой, чем на­казан­ная до­мови­ха.


* * *


До­мови­ки поч­ти при­волок­ли Алек­са на ужин.

— На­до ку­шать, мо­лодой гос­по­дин. Гос­по­дин не зав­тра­кал и не обе­дал, так нель­зя.

Он шел, соп­ро­тив­ля­ясь изо всех сил. Ужин у не­го те­перь ас­со­ци­иро­вал­ся с го­рящим не­навистью взгля­дом Са­тин, фаль­ши­вым утом­ля­ющим гос­тепри­имс­твом мис­сис Мал­фуа и с са­мим Мал­фуа, как буд­то за­дав­шимся целью свес­ти его с ума.

За сто­лом ца­рило гро­бовое мол­ча­ние, ра­зитель­но от­ли­чав­ше­еся от вче­раш­не­го бол­тли­вого по­тока. Алекс вя­ло ко­вырял­ся в та­рел­ке, ста­ра­ясь не смот­реть на «родс­твен­ни­ков». А пос­ле ужи­на Мал­фуа, под­ни­ма­ясь, слов­но неб­режно бро­сил:

— Ну что, дру­жок, про­дол­жим вче­раш­ний раз­го­вор?

Внут­ри все дрог­ну­ло и мгно­вен­но смер­злось в ле­дыш­ку. Но­ги, буд­то за­чаро­ван­ные, са­ми по­вели за Мал­фуа в оре­ховый ка­бинет.

«Что еще хо­роше­го ты на­де­ешь­ся уз­нать?» — спра­шивал се­бя Алекс, — «да его во­об­ще не на­до слу­шать! Зат­кнуть уши и все!»

Но соз­на­ние слов­но от­де­лилось от те­ла и плы­ло ря­дом, со­вер­шенно не уп­равляя им.

Мал­фуа сно­ва усел­ся в крес­ло за сто­лом и жес­том пред­ло­жил Алек­су сесть на дру­гое крес­ло нап­ро­тив. Но маль­чик твер­до по­качал го­ловой и встал у од­но­го ок­на так, что­бы не ви­деть пус­тые пор­тре­ты (чер­ные пря­мо­уголь­ни­ки в зо­лоче­ных ра­мах те­перь боль­но ре­зали гла­за зло­вещим тра­уром).

— Что вы еще хо­тите мне ска­зать? — он ста­рал­ся, что­бы его го­лос зву­чал ров­но и спо­кой­но, — мо­жет, я у вас дос­та­точ­но по­гос­тил? Мис­тер Пот­тер, на­вер­ное, уже на­чал бес­по­ко­ить­ся.

Во­дянис­тые гла­за Мал­фуа свер­кну­ли жи­вым блес­ком. Он пог­ла­дил мас­сивное се­реб­ря­ное коль­цо на паль­це и про­тянул:

— Дру­жок, ты не ос­мыслил то­го, о чем я рас­ска­зал те­бе вче­ра? Хо­чешь вер­нуть­ся в дом убий­цы сво­их ро­дите­лей?

Алекс вздрог­нул, так жут­ко это проз­ву­чало. Как вче­ра, зак­ру­жилась го­лова, в гор­ле по­явил­ся ком, ме­ша­ющий ды­шать, и ле­дыш­ка внут­ри ца­рап­ну­ла ос­тры­ми кра­ями. Он глу­хо от­ве­тил:

— Это не до­каза­но. Вы же са­ми ска­зали, что толь­ко пред­по­лага­ете.

— Ко­неч­но, не до­каза­но, — сог­ласно кив­нул Мал­фуа и при­щурил­ся, про­дол­жая пог­ла­живать се­реб­ря­ное коль­цо, — это ни­ког­да не бу­дет до­каза­но, осо­бен­но те­перь, ког­да все уз­на­ли о те­бе. Но раз­ве от это­го прав­да пе­рес­та­ет быть прав­дой?

Алекс про­мол­чал. Ужас­но хо­телось упасть на стул, а еще луч­ше лечь ку­да-ни­будь, хоть на пол, и свер­нуть­ся в клу­бочек. Не ос­та­лось ни од­ной мыс­ли, в соз­на­нии мед­ленно зак­лу­бил­ся се­рый ту­ман. Не­объ­яс­ни­мым об­ра­зом он ли­шил­ся уве­рен­ности и по­терял да­же ту ма­лень­кую ре­шимость не су­дить по­ка ни о чем, ко­торую кое-как вы­рас­тил ночью. Слов­но что-то страш­ное, чер­ное и злоб­ное со­сало из не­го си­лы и от­ни­мало воз­дух в лег­ких.

— Я по­нимаю те­бя, дру­жок. Ты мо­жешь не до­верять мне, не ве­рить то­му, что я го­ворю. Но раз­ве все, что ты уз­нал не от ме­ня, сви­детель­ству­ет в поль­зу Пот­те­ра? Он не­нави­дел тво­его от­ца, он пре­дал друж­бу тво­ей ма­тери. Они сто­яли по раз­ные сто­роны бар­ри­кад, об­разно вы­ража­ясь. И в один прек­расный день у не­го по­явил­ся шанс пок­ви­тать­ся со сво­ими вра­гами. Раз­ве он мог его упус­тить?

«Как-то уж слиш­ком мно­го он про ме­ня зна­ет», — про­мель­кну­ла и ис­чезла вя­лая мысль.

— Пот­те­ры ни­ког­да не име­ли де­ла с Мал­фо­ями, так по­велось с са­мого на­чала. А ты Мал­фой, нас­то­ящий Мал­фой, и мы с то­бой од­на семья. По­это­му я про­тяги­ваю те­бе ру­ку и хо­чу пред­ло­жить пе­ре­офор­мить опе­кунс­тво на се­бя. Ко­неч­но, толь­ко с тво­его сог­ла­сия. Вдво­ем мы бу­дем силь­нее, мы су­ме­ем воз­ро­дить бы­лую мощь ро­да.

— Вам нуж­ны толь­ко день­ги, — про­бор­мо­тал Алекс, сжи­мая го­лову и ста­ра­ясь не упасть, по­тому что все вок­руг по­качи­валось и плы­ло ку­да-то вбок, все быс­трее и быс­трее.

— Да, не скрою, моя семья по­пала в тя­желое фи­нан­со­вое по­ложе­ние. Ви­дишь, я чес­тен с то­бой. Но день­ги — это не глав­ное, глав­ное — это ты, Алекс, мой пле­мян­ник, сын Дра­ко. Ме­ня вол­ну­ешь толь­ко ты, хо­телось бы по­луч­ше уз­нать те­бя, но не пус­ка­ет Пот­тер. Он ог­ра­дил те­бя сте­ной, по­пасть за ко­торую мо­гут толь­ко из­бран­ные, толь­ко те, ко­го он счи­та­ет дос­той­ны­ми, те, ко­торые не рас­ска­жут те­бе всей прав­ды.

Ли­цо Юбе­ра то вы­тяги­валось, то рас­плы­валось вширь, блеск се­реб­ря­ного перс­тня, ко­торый он вер­тел на паль­це, боль­но ко­лол гла­за. Нуж­но от­ве­тить, обя­затель­но на­до от­ве­тить, во что бы то ни ста­ло.

— Н-н-нет, мой опе­кун — мис­тер Пот­тер.

«Я за­болел?» — ис­пу­гал­ся Алекс, по­тому что сло­ва да­вались с тру­дом, собс­твен­ный го­лос слы­шал­ся слов­но из-под во­ды. Он дав­но уже дер­жался за сте­ну, что­бы не сва­лить­ся под пор­тре­тами, а Мал­фуа слов­но и не за­мечал его сос­то­яния.

Мут­но бе­ле­ющее ли­цо Мал­фуа ис­ка­зилось, и Алекс до­гадал­ся, что «дя­дю» не ус­тро­ил от­вет. Он рас­крыл рот, но зву­ки как буд­то не вы­лета­ли. Алекс, уже не слу­шая и поч­ти не об­ра­щая вни­мания ни на что, с тру­дом пе­рес­тавляя но­ги, вы­шел из ка­бине­та. Ему ста­ло все рав­но, что еще ска­жет или сде­ла­ет Мал­фуа, по­тому что бы­ло та­кое ощу­щение, что имен­но его при­сутс­твие, его сло­ва, его взгляд де­лали воз­дух вок­руг плот­ным и враж­дебным, зас­тавля­ли мир вок­руг кру­тить­ся су­мас­шедшим раз­ноцвет­ным вол­чком. Сту­пень­ки ко­вар­но под­став­ля­ли нож­ку, пе­рила сколь­зи­ли под ру­ками, но Алекс кое-как доб­рался до сво­ей ком­на­ты и нич­ком рух­нул на кро­вать.

Ды­шать по­нем­но­гу ста­нови­лось лег­че, та­яли внут­ри хо­лод­ные плас­ти­ны ль­да, все вок­руг при­об­ре­тало преж­ний вид, ос­та­нав­ли­валось на сво­их мес­тах. И мыс­ли пос­те­пен­но воз­вра­щались, про­гоняя ту­ман и сум­бур. Страш­ное, чер­ное и злоб­ное от­сту­пило, от­пол­зло ку­да-то.

Он нем­но­го по­вер­нул го­лову, сколь­зя ще­кой по глад­ко­му шел­ку пок­ры­вала, сог­ревше­муся от его теп­ла. По спин­ке кро­вати про­бежал ма­лень­кий па­учок, сво­бод­ный, воль­ный ид­ти ку­да хо­чет. А он…

«Се­год­ня сбе­гу»

Ре­шение приш­ло са­мо со­бой. Доль­ше ос­та­вать­ся здесь нель­зя, это яс­но. Юбе­ру опять нуж­но опе­кунс­тво, и те­перь Алекс по­доз­ре­вал, что он пой­дет на очень мно­гое. Он ре­шил до­бить­ся сво­ей це­ли и не ос­та­новит­ся ни пе­ред чем. Вот и сей­час, ка­жет­ся, ис­поль­зу­ет ка­кое-то кол­довс­тво, ина­че чем мож­но объ­яс­нить это кош­марное и стран­ное бо­лез­ненное сос­то­яние?

Еще днем от до­мови­ков он уз­нал, что в до­ме есть спе­ци­аль­ная Ка­мин­ная ком­на­та, в ко­торой на­ходит­ся ка­мин, под­клю­чен­ный к Се­ти Ле­туче­го По­роха. Се­год­ня ночью он про­берет­ся ту­да и вер­нется в дом Пот­те­ров. А по­том… Он по­ка прог­нал мыс­ли о том, что бу­дет по­том. Он во­об­ще пос­та­рал­ся ни о чем не ду­мать, зад­ви­нул все да­леко и глу­боко, по­тому что сей­час глав­ным бы­ло сбе­жать.

А са­мым труд­ным бы­ло дож­дать­ся, по­ка все зас­нут. Мал­фуа боль­ше его не тре­вожил, на­вер­ное, взбе­шен­ный от­ка­зом и при­думы­ва­ющий зав­траш­нюю речь. Но за­бега­ли до­мови­ки, пред­ла­гали то од­но, то дру­гое, ху­день­кая до­мови­ха, ко­торую зва­ли Мин­ни, во­об­ще, ка­жет­ся, его сто­рожи­ла. Сто­ило по­шеве­лить­ся, как она тут же по­яв­ля­лась и вос­торжен­но спра­шива­ла, что же­ла­ет хо­зя­ин. Еле убе­див ее, что не же­ла­ет ни­чего, толь­ко спать, и очень про­сит ее сде­лать то же са­мое, он и в са­мом де­ле за­лез под оде­яло оде­тым, пе­ред этим пос­та­вив око­ло кро­вати так и не­разоб­ранный рюк­зак.

Го­лова кру­жить­ся до кон­ца не пе­рес­та­ла, но ста­ло бо­лее или ме­нее снос­но. В рас­кры­тые ок­на ше­лес­те­ли де­ревья, и сно­ва в тем­но­те слы­шал­ся шо­рох су­хих па­учь­их ла­пок. Но те­перь ему не бы­ло ни страш­но, ни жут­ко, ни оди­ноко, во­об­ще ни­как. Единс­твен­ное, что пуль­си­рова­ло го­рячим от­ча­ян­ным же­лани­ем — сбе­жать, уй­ти не­заме­чен­ным, ока­зать­ся по­даль­ше от это­го до­ма. Се­кун­ды тя­нулись го­дами, ми­нуты пол­зли, как веч­ность. В глу­бокой чер­ниль­ной ти­шине ча­сы на пер­вом эта­же в хол­ле на­конец про­били два ча­са по­полу­ночи, их звон яс­но и чет­ко до­летел до его ком­на­ты. Он дол­го прис­лу­шивал­ся, но все бы­ло ти­хо и спо­кой­но. Дом дав­но спал.

Алекс ос­то­рож­но сос­коль­знул с кро­вати, опа­са­ясь на­зой­ли­вой Мин­ни, но она не по­яви­лась. Мо­жет быть, точ­но вы­пол­ня­ла его прось­бу. Щел­чок двер­ной руч­ки, со­вер­шенно нес­лышный днем, сей­час боль­но уда­рил по ушам. Пар­кет пот­рески­вал, лес­тни­ца ти­хо скри­пела, и от каж­до­го зву­ка сер­дце под­ска­кива­ло к гор­лу, а по­том трус­ли­во па­дало в жи­вот. В тем­но­те, как обыч­но, все ка­залось дру­гим, в до­ме он и так ори­ен­ти­ровал­ся не очень уве­рен­но, еле отыс­кал эту Ка­мин­ную ком­на­ту, хо­тя, как объ­яс­ня­ли до­мови­ки, она на­ходи­лась нап­ро­тив биб­ли­оте­ки. Еще один гром­кий щел­чок, и на­конец-то он у це­ли! Не­боль­шая ком­на­та бы­ла поч­ти пус­той, толь­ко ог­ромный ка­мин с вы­сокой ко­ваной ре­шет­кой и два крес­ла в цен­тре. Гла­за при­вык­ли к тем­но­те, и он все ви­дел очень хо­рошо. В ок­на лил­ся звез­дный свет, и Алекс ис­пы­тал поч­ти неп­ре­одо­лимое же­лание по­дой­ти и под­ста­вить ли­цо под мяг­кое мер­ца­ние. Вот прос­то так, на се­кун­дочку, слов­но от это­го ста­нет лег­че.

Рюк­зак от­тя­нул пле­чо, и он поп­ра­вил лям­ку, ища взгля­дом на ка­мин­ной пол­ке ко­роб­ку, шка­тул­ку или что-то та­кое, в чем дол­жен быть Ле­тучий По­рох. По край­ней ме­ре, так бы­ло у Пот­те­ров. Ага, вот ка­кой-то гор­шо­чек. И в ней зе­лено­ватый, а сей­час при не­яр­ком све­те звезд, бе­лесый по­рошок, нем­но­го ис­кря­щий­ся и зна­комо пах­ну­щий дым­ком. Он за­чер­пнул горсть и пе­решаг­нул че­рез вы­сокую ре­шет­ку. Заж­му­рил­ся и бро­сил По­рох под но­ги, гром­ко и внят­но ска­зав:

— Дом мис­те­ра Пот­те­ра.

Миг, вто­рой, тре­тий. Ни­чего. Его ни­куда не нес­ло, не вы­киды­вало в дру­гой ка­мин. Он удив­ленно от­крыл гла­за, и в этот мо­мент раз­дался хо­лод­ный нас­мешли­вый го­лос:

— Так быс­тро по­кида­ешь нас, дру­жок?

В про­еме две­ри с кри­вой улыб­кой на длин­ном ли­це сто­ял Мал­фуа. Алекс еще раз вык­рикнул:

— Дом мис­те­ра Пот­те­ра!

И все тот же ре­зуль­тат. То есть ни­како­го ре­зуль­та­та.

— Ты за­был раз­жечь огонь. Все­го-нав­се­го. Поз­воль? Будь лю­безен, вый­ди из ка­мина, ина­че рис­ку­ешь прев­ра­тить­ся в жа­реную ут­ку.

Алекс, не­лов­ко сги­бая но­ги, вы­лез из ка­мина. Он чувс­тво­вал се­бя пол­ным иди­отом и са­мым ту­пым вол­шебни­ком на све­те. Да раз­ве вол­шебник за­будет, что спер­ва на­до раз­жечь ка­мин, по­том ки­нуть По­рох и встать в огонь?! Все так прос­то, и он не раз ведь пе­реме­щал­ся та­ким об­ра­зом!

— Incendio.

Яр­ко вспых­нувший ма­гичес­кий огонь от­ра­зил­ся в зрач­ках Мал­фуа, бли­ками зап­ля­сал на его блед­ном ли­це. Алекс не­воль­но шаг­нул в сто­рону, ки­дая взгля­ды ис­подлобья. Он бы да­же рва­ной фун­то­вой бу­маж­ки не пос­та­вил на то, что сей­час Мал­фуа поз­во­лит ему уй­ти.

— Но да­же ес­ли бы ты все сде­лал, как на­до, то все рав­но не су­мел бы сбе­жать к сво­ему Пот­те­ру. Ка­мин За­перт, я это сде­лал еще вче­ра, ког­да ты так не­веж­ли­во прер­вал наш раз­го­вор.

— Что вам еще на­до? — с вы­зовом крик­нул Алекс, и в гла­зах сно­ва все поп­лы­ло, — я же ска­зал, что мо­им опе­куном ос­та­нет­ся мис­тер Пот­тер!

— Зна­чит, не пе­реме­нишь сво­его ре­шения? По­думай, дру­жок, взвесь все «за» и «про­тив». Ведь ты идешь про­тив сво­ей семьи, про­тив са­мых близ­ких по кро­ви лю­дей.

Алекс с уси­ли­ем встал пря­мо. Рюк­зак вдруг стал не­подъ­ем­ным, по­тянул кам­нем вниз. Ка­мин мед­ленно отод­ви­гал­ся вбок, звез­ды ста­ли све­тящи­мися пун­кти­рами в зыб­кой чер­но­те за ок­ном.

— Нет. Про­тив ни­кого я не иду, по­тому что вы мне ник­то.

— Ви­жу, те­бя не пе­ре­убе­дить, — мед­ленно и как буд­то с со­жале­ни­ем про­тянул Мал­фуа, — что ж, прос­ти. Ви­дит Мер­лин, я хо­тел ре­шить все не та­ким пу­тем. Сле­ду­ющие нес­коль­ко дней ты бу­дешь слег­ка не в се­бе, но ни­чего опас­но­го, кля­нусь. Прос­то мы с то­бой пе­ре­офор­мим опе­кунс­тво, а мои ад­во­каты быс­тро и на­деж­но под­чистят все нес­ты­ков­ки. И тог­да мо­жешь ка­тить­ся ко всем де­мен­то­рам и да­же к Пот­те­ру. Commence, G’reieze.

В воз­ду­хе что-то тень­кну­ло, по по­лу про­шур­шал лег­кий сквоз­няк, и Алекс, не ус­пев ни­чего по­нять, упал на ко­лени, по­тому что со всех сто­рон его мгно­вен­но об­во­лок­ло чем-то мяг­ким и лип­ким, чер­ным и страш­ным, чем-то очень злоб­ным, та­ким злоб­ным, что в ок­не пе­чаль­но миг­ну­ли и рас­та­яли звез­ды, а ма­гичес­кий огонь в ка­мине ис­пу­ган­но рас­сы­пал­ся ис­кра­ми и по­гас. Ть­ма, оку­тав­шая его, бы­ла та­кой ося­за­емой, что ее мож­но бы­ло пот­ро­гать, на­щупать то, из че­го она сос­то­яла. Но он не мог по­шеве­лить­ся, ру­ки, но­ги, те­ло слов­но бы­ли вы­реза­ны из тон­кой бу­маги и все­го лишь жал­ко тре­пыха­лись в от­вет на его уси­лия. Он ни­чего не ви­дел, но ощу­щал, как ть­ма кру­жилась вок­руг не­го, все быс­трее и быс­трее, он на­чал за­дыхать­ся от сле­пого ужа­са. Он что-то кри­чал, но ть­ма сы­то прог­ло­тила его го­лос и вып­лю­нула чей-то сме­шок, на­поми­на­ющий шо­рох па­учь­их ла­пок и до­нель­зя до­воль­ный. Во ть­ме не бы­ло ни вре­мени, ни прос­транс­тва, ни воз­ду­ха, ни­чего, толь­ко ть­ма, по­хожая на жи­вое су­щес­тво, ко­лышу­ще­еся, кру­жаще­еся, сжи­ма­ющее его бу­маж­ное те­ло в сво­их объ­ять­ях.

Юбер с от­вра­щени­ем, сме­шан­ным со зло­радс­твом, наб­лю­дал, как кор­чится маль­чиш­ка. Его гла­за бы­ли вы­тара­щены, те­ло без­воль­ным чер­вем би­лось на по­лу. А над ним скло­нилось су­щес­тво, боль­ше все­го по­хожее на сгор­блен­ную ста­руху с гряз­но-се­рыми пат­ла­ми во­лос, сви­са­ющи­ми на смор­щенное ли­цо. Толь­ко из ла­доней этой ста­рухи со­чились струи гус­то­го чер­но­го ды­ма, на­поми­на­ющие тол­стые ве­рев­ки или ни­ти чу­довищ­ной па­ути­ны. Они об­ви­вались вок­руг маль­чиш­ки, про­сачи­вались в его ноз­дри, гла­за, рот, впи­тыва­лись в ко­жу. Зре­лище бы­ло омер­зи­тель­ным и от­талки­ва­ющим, но Юбер смот­рел, по­тому что в ру­ках этой ста­рухи сей­час вып­ле­талось его бу­дущее, его сос­то­яние, ко­торое он ско­ро по­лучит.

— Г’ри­из, ед­ва не за­был.

Он вы­нул из внут­ренне­го кар­ма­на жи­лета не­боль­шую ко­робоч­ку. Под стек­лянной крыш­кой мас­ля­нис­то блес­ну­ли три жем­чу­жины, сов­сем кро­хот­ные. Гла­за ста­рухи из-под патл свер­кну­ли алым.

— Ужак­сы! О, мой хо­зя­ин! Мой хо­зя­ин так умен! Ему нет рав­ных!

— Ис­поль­зуй их, — не­тер­пе­ливо при­казал Юбер, — пусть он за­пута­ет­ся в сво­их снах и пе­рес­та­нет по­нимать, где сон, а где ре­аль­ность. Так бу­дет лег­че.

Жем­чу­жины пе­рели­вались на гряз­ной ла­дони ста­рухи, а по­том она мед­ленно и с до­воль­ной, поч­ти бла­жен­ной улыб­кой, сно­ва вы­пус­ти­ла из ла­дони па­ути­ну и на­низа­ла на нее три чер­ных огонь­ка. Па­утин­ная нить то­же мас­ля­нис­то заб­лесте­ла, за­лос­ни­лась и об­ви­лась вок­руг го­ловы маль­чиш­ки, зло­веще вы­деля­ясь на фо­не блед­ной ко­жи лба и вис­ков. Маль­чиш­ка выг­нулся ду­гой и хрип­ло зас­то­нал. Юбер да­же нем­но­го ис­пу­гал­ся.

— Не пе­рес­та­рай­ся, бо­лот­ное от­родье. Смот­ри у ме­ня!

Ста­руха толь­ко кив­ну­ла и по-преж­не­му слег­ка ше­вели­ла ру­ками, пе­реби­рала паль­ца­ми с длин­ны­ми жел­ты­ми ког­тя­ми, вы­пус­кая но­вые и но­вые ни­ти. Ли­цо маль­чиш­ки ста­нови­лось все блед­нее, но по­нем­но­гу ус­по­ка­ива­лось и раз­гла­жива­лось. Он пе­рес­тал бить­ся и вы­гибать­ся, ле­жал на по­лу, зап­ро­кинув на­зад го­лову, со вздер­ну­тым ос­трым под­бо­род­ком и рас­ки­нуты­ми ру­ками.


* * *


Он гло­тал ть­му, он ды­шал ею, по­тому что ина­че бы­ло не­воз­можно. Он за­был, кто он, где на­ходит­ся. Он за­был все, по­тому что в нем бы­ла ть­ма, и он был во ть­ме. Ть­ма сжи­мала его, про­сачи­валась в по­ры ко­жи, вли­валась в рот и нос. Ть­ма жад­но со­сала из не­го все, что бы­ло — си­лы, ра­дость, лю­бовь, счастье, оби­ды, го­ре, тос­ку… Она сми­нала ма­лень­ко­го бу­маж­но­го Алек­са, а по­том раз­во­рачи­вала об­ратно, и это пов­то­рялось еще, и еще, и еще… Крик был шур­ша­ни­ем бу­маги под су­хими па­учь­ими лап­ка­ми…

А по­том… по­том во­рон­ку бе­шено кру­жащей­ся ть­мы ра­зор­ва­ли. И сра­зу бу­маж­ное те­ло отя­желе­ло, ста­ло плот­ным и твер­дым. Ко­жу за­коло­ли ты­сячи иго­лок, он да­же уви­дел их тус­клый блеск во ть­ме. А по­том… по­том, це­лую веч­ность спус­тя, ко лбу и вис­кам при­кос­ну­лось что-то прох­ладное, неж­ное, и сра­зу ста­ло уди­витель­но спо­кой­но. Ужас рас­та­ял, сме­нив­шись ти­хим ра­дос­тным удив­ле­ни­ем. Гла­за сно­ва ста­ли ви­деть. Ть­мы уже не бы­ло, вок­руг стру­ил­ся жем­чужный сум­рак, и в не­яр­ком от­блес­ке не­понят­но от­ку­да ль­юще­гося све­та к не­му приб­ли­жалось чье-то ли­цо, ни­ког­да не ви­ден­ное вжи­вую, но зна­комое, та­кое ми­лое и род­ное… Он счас­тли­во улыб­нулся в от­вет на улыб­ку и всем сво­им су­щес­твом по­тянул­ся навс­тре­чу…

* * *

Юбер поз­во­лил се­бе от­влечь­ся и нем­но­го по­меч­тать о том вре­мени, ко­торое ско­ро нас­ту­пит. Зав­тра, вер­нее, уже се­год­ня ут­ром, они от­пра­вят­ся с щен­ком в кон­то­ру Грин­грас­са и сде­ла­ют все, что нуж­но для то­го, что­бы опе­куном стал он, Юбер. Все бу­дет де­лать­ся с пол­но­го и аб­со­лют­но­го сог­ла­сия щен­ка. Ник­то не пой­мет и не раз­ню­ха­ет, что он на­ходит­ся под ча­рами, по­тому что об­манные ча­ры «бо­лот­ной» или «па­учь­ей феи», а имен­но так на­зыва­ли по­доб­ных су­ществ в Бре­тани, мож­но об­на­ружить, толь­ко ес­ли точ­но зна­ешь, с чем име­ешь де­ло. По­том за де­ло при­мут­ся его ад­во­каты, ко­торым по­обе­щан не­малый куш в слу­чае по­беды. Ког­да он по­лучит дос­туп ко всем сче­там, не­мед­ленно пе­реве­дет все день­ги и зо­лото в швей­цар­ский «Маг-Ин­тер», а по­том про­даст всю нед­ви­жимость, и они у­едут из этой чер­то­вой сы­рой Ан­глии на­зад до­мой, во Фран­цию. Он ку­пит, нет, пос­тро­ит но­вое по­местье по сво­ему вку­су, и ник­то на све­те не по­меша­ет ему вес­ти об­раз жиз­ни арис­токра­та чис­той кро­ви. Дочь пе­реве­дет­ся в изыс­канный и го­раз­до бо­лее прес­тижный Шар­мба­тон (впро­чем, мож­но по­думать и о Дурмстран­ге, где до сих пор при­дер­жи­ва­ют­ся ста­рых тра­диций чис­той кро­ви), Си­низ бу­дет ув­ле­чена но­вым по­месть­ем, на­ряда­ми и дра­гоцен­ностя­ми. О, это бу­дет ве­лико­леп­ная жизнь, прек­расная, дос­той­ная его семьи!

За ра­дуж­ны­ми меч­та­ми Юбер по­терял счет вре­мени, а ког­да опом­нился, ста­руха на­виса­ла над маль­чиш­кой, поч­ти ка­са­ясь длин­ным но­сом его но­са. Их все так же свя­зыва­ли чер­ные ни­ти, ее ли­цо бе­зоб­разно по­дер­ги­валось в бла­женс­тве. Маль­чиш­ка же… Ед­ва взгля­нув на не­го, Юбер по­холо­дел и вскрик­нул:

— Хва­тит! Дос­та­точ­но! Слы­шишь, тварь?!

«Па­учья фея» слов­но не ус­лы­шала.

— Я, как хо­зя­ин, при­казы­ваю те­бе — ос­та­новись не­мед­ленно! — заг­ре­мел он, бо­ясь то­го, что слу­чит­ся не­поп­ра­вимое, и опа­са­ясь гру­бо вме­шать­ся и еще боль­ше нав­ре­дить. Лю­дей, ко­торых оча­ровы­вала «па­учья фея», не­ред­ко на­ходи­ли бе­зум­ны­ми.

Ста­руха мед­ленно и не­хотя сде­лала шаг на­зад, ни­ти, со­чив­ши­еся из ее рук, пос­те­пен­но ста­нови­лись проз­рачнее, ис­тонча­лись, а че­рез ми­нуту ис­чезли. Юбер жи­во бро­сил­ся к маль­чиш­ке и за­рычал от до­сады и злос­ти.

Она заш­ла слиш­ком да­леко. Он был ско­рее мертв, чем жив. Ле­дяная ко­жа, по­теряв­шая теп­ло, бы­ла твер­дой и не­ес­тес­твен­но бе­лой, не­под­вижное зас­тывшее те­ло по­ходи­ло ско­рее на ку­сок мра­мора. Но все­го ху­же бы­ло то, что у маль­чиш­ки бы­ли ши­роко рас­кры­ты гла­за, и они бы­ли бе­лесые, точ­но бель­ма, ра­дуж­ка выц­ве­ла, ут­ра­тив цвет.

— Что, — Юбер по­чувс­тво­вал, как в вис­ках зас­ту­чала кровь, и бе­шенс­тво вгрыз­лось в мозг со ско­ростью го­лод­но­го обо­рот­ня, — что ты на­дела­ла, бо­лот­ное от­родье?!

— Ххххо­зя­ин, хо­зя­ин, — су­щес­тво ску­лило тон­ко и жа­лоб­но, но в его алых гла­зах от­четли­во про­мель­кнул сы­тый блеск.

— Ты дол­жна бы­ла все­го лишь зах­ва­тить его во­лю, под­чи­нить его се­бе, — мед­ленно про­из­нес Юбер, сдер­жи­вая на­рас­та­ющее же­лание снять с паль­ца тон­кое во­лося­ное коль­цо и бро­сить его в огонь, — на­шеп­ты­вать ему сны, сде­лать так, что­бы он пе­рес­тал от­ли­чать сон от яви.

— Он был так при­тяга­телен, хо­зя­ин, так си­лен и сла­док, так зол и ис­пу­ган, так опе­чален и рас­те­рян, я не смог­ла удер­жать­ся, я не мог­ла отор­вать­ся.

— Дра­конье дерь­мо! — Юбер на­целил па­лоч­ку на ста­руху, — ты да­же по­нять не мо­жешь, что нат­во­рила! Маль­чиш­ка по­терял­ся в собс­твен­ном соз­на­нии, он так и ум­рет, не при­ходя в се­бя!

— Хо­зя­ин, хо­зя­ин, по­щади! — ста­руха скор­чи­лась в гряз­ный тем­ный ко­мок, съ­ежи­лась, опус­ти­ла го­лову, гряз­но-се­рые пат­лы оп­ле­ли ее с ног до го­ловы, и в сле­ду­ющее мгно­вение по пар­ке­ту рез­во по­бежал ма­лень­кий па­ук.

А Юбер вне­зап­но опус­тил па­лоч­ку, осе­нен­ный мель­кнув­шей мыслью. Он мед­ленно про­шел­ся по ком­на­те, ста­ра­ясь не упус­тить ее, раз­ло­жить все по пол­кам и вы­цепить вы­году, ко­торую она су­лила.

«Маль­чиш­ка… сдох­нет? Ес­ли так, то те­перь со­вер­шенно точ­но все сос­то­яние пе­рей­дет ко мне по пра­ву стар­шинс­тва на всех за­кон­ных ос­но­вани­ях. Гоб­ли­ны зна­ли, что ког­да-ни­будь объ­явит­ся пря­мой нас­ледник. И эти наг­лые ос­тро­ухие сво­лочи да­же не объ­яс­ня­ли, по­чему я не мо­гу нас­ле­довать Дра­ко и Лю­ци­усу! Од­на­ко те­перь ан­глий­ский род Мал­фо­ев угас­нет окон­ча­тель­но и на са­мом де­ле, но ос­та­нет­ся фран­цуз­ская ветвь. Бо­лее чем уве­рен, что най­дет­ся ла­зей­ка, поз­во­ля­ющая обой­ти ма­гичес­кий май­орат. Нет, я да­же пом­ню это при­меча­ние к за­кону… Все са­мо при­дет в мои ру­ки. Ник­то не зна­ет, что ще­нок в мо­ем до­ме, а у маг­лы стер­та па­мять. Пот­тер, ко­неч­но же, за­подоз­рит, что к ис­чезно­вению маль­чиш­ки при­час­тен я, но ни­каких до­каза­тель­ств у не­го нет и не мо­жет быть… Те­ло бу­дет най­де­но в Лон­до­не. Кто зна­ет, что этот стер­вец там де­лал? Воз­можно, пос­со­рил­ся со сво­ими гряз­ны­ми маг­ла­ми, при­менил ма­гию, в ре­зуль­та­те ко­торой пос­тра­дала маг­ла, ис­пу­гал­ся и сбе­жал. А в боль­шом го­роде столь­ко опас­ностей… Од­на проб­ле­ма — Си­низ и Са­тин, но им мож­но пре­под­нести вто­рую вер­сию о по­беге. В кон­це кон­цов, ес­ли они хо­тят но­сить фа­миль­ные дра­гоцен­ности Мал­фо­ев и жить в по­доба­ющей рос­ко­ши, то пой­мут, что луч­ше все­го по­мал­ки­вать и не за­давать лиш­них воп­ро­сов»

— Г’ри­из, не бой­ся, не бу­ду те­бя на­казы­вать.

Па­ук, за­бив­ший­ся в даль­ний тем­ный угол, сно­ва вы­рос в сгор­блен­ную ста­руху.

— Как дол­го ему ос­та­лось?

— Он поч­ти Ушел, хо­зя­ин, поч­ти. Сов­сем ма­ло. Он не уви­дит за­кат вто­рого дня.

От его ос­ка­ла ста­руха зат­ряслась и зах­ри­пела, не в си­лах вы­давить ос­мыслен­но­го зву­ка. Но он уже не об­ра­щал на нее ни­како­го вни­мания. Он по­бедил!

Глава 27. Испытание смертью

Год за го­дом и день за днем

Мы идем по до­рогам сво­им,

Лю­бим, ве­рим, сме­ем­ся, ждем,

Не­нави­дим, пла­чем, грус­тим.

Ах, до­рога труд­на, да­лека!

И нев­зго­ды нас бь­ют в пу­ти,

А над на­ми плы­вут об­ла­ка,

Сол­нце, слов­но пти­ца, ле­тит.

По­дой­дет до­рога к кон­цу,

И за­кон­чится кни­га дней,

Вот тог­да-то, ли­цом к ли­цу

Вста­нет Та, что ми­ра древ­ней.

Смо­жешь взгля­нуть в Ее гла­за?

Смо­жешь пок­лясть­ся, что нет ви­ны?

Что ни­ког­да ни­кому не ска­зал

Гнев­ных слов и обид не чи­нил?

Что до­рога твоя бы­ла свет­ла,

На ру­ках тво­их кро­ви нет?

И в ду­ше тво­ей бы­ло пол­но теп­ла,

И доб­ра за то­бой лишь ос­тался след?

Смо­жешь? Су­ме­ешь? Кля­нешь­ся? Тог­да

В пу­ти не за­будь — сло­ва, как во­да,

Ли­бо из при­гор­шни уте­кут,

Ли­бо из сер­дца выль­ют­ся вдруг.

(с) Lilofeya

___________________________________________

Хо­хот гре­мит по прос­торной ком­на­те, пе­река­тыва­ет­ся вол­на­ми и под­ни­ма­ет­ся до ка­мен­ных сво­дов, клочь­ями ог­ней вы­рыва­ет­ся сквозь ок­на и дро­жащей пылью осе­да­ет в тем­ных не­ос­ве­щен­ных уг­лах. Ог­лу­ша­юще гром­кий, са­модо­воль­ный и на­туж­ный. Хо­хот за­бива­ет­ся в уши, на­пол­ня­ет мозг гряз­ной кор­пи­ей, и са­мое не­лепое, изо рта вы­рыва­ют­ся та­кие же зву­ки — не ра­дос­тный смех, а имен­но хо­хот, су­мас­шедший, кри­водуш­ный, нас­квозь про­питан­ный фаль­шью. Че­му они так ра­ду­ют­ся, все эти лю­ди, и он вмес­те с ни­ми? Не по­нять. Он по­терял нить раз­го­вора, раз­гля­дывая свои ру­ки с за­жатой в них па­лоч­кой. Они ка­жут­ся чу­жими и мер­твы­ми, слов­но се­реб­ря­ная ру­ка Пет­тигрю, сей­час тус­кло поб­лески­ва­ющая в уг­лу, обыч­ном мес­те это­го кры­сино­го че­ловеч­ка.

Паль­цы сжи­ма­ют­ся и раз­жи­ма­ют­ся, по­вину­ясь его во­ле, ла­донь креп­ко об­хва­тыва­ет ру­ко­ят­ку па­лоч­ки, не да­вая ей вы­пасть, чувс­тву­ет­ся теп­ло и тя­жесть ро­дово­го перс­тня. Это его ру­ки. Его.

Хо­хот сти­ха­ет, и сно­ва во­зоб­новля­ет­ся раз­го­вор По­жира­телей Смер­ти. Го­лоса не­ес­тес­твен­но гром­ки и жиз­не­радос­тны. Или это толь­ко ему так ка­жет­ся? Во имя Са­лаза­ра, сколь­ко раз он бы­вал на по­доб­ных сбо­рищах, и сколь­ко раз они про­води­лись в их зам­ке? Не при­пом­нить и не сос­чи­тать. Сколь­ко раз уби­вали на них лю­дей — маг­лов, по­лук­ро­вок, гряз­нокро­вок, зна­комых и нез­на­комых? Мно­го, слиш­ком мно­го, и то­же не вспом­нить. И сколь­ко раз уби­вал он? Но на этот воп­рос он мо­жет дать точ­ный от­вет — ни­ког­да. До се­год­няшне­го дня.

Бы­ло чу­довищ­ной и неп­рости­тель­ной ошиб­кой ве­рить, что мож­но столь­ко лет но­сить на ру­ке Тем­ную Мет­ку и ос­та­вать­ся По­жира­телем Смер­ти не на де­ле, а на сло­вах, в га­зетен­ках и мне­нии аб­со­лют­но­го боль­шинс­тва ма­гов, убеж­денных в его при­час­тнос­ти к Из­бран­но­му Кру­гу Лор­да Вол­де­мор­та. Что Лорд прос­тит и за­будет то дав­нее, не­выпол­ненное, уже ото­шед­шее в не­воз­вра­тимое прош­лое за­дание с убий­ством Дамб­лдо­ра.

Нель­зя бы­ло на­ив­но по­лагать­ся на од­ни лишь вли­яние и воз­можнос­ти от­ца, пусть тот про­дол­жа­ет за­щищать сы­на, дав­но уже не са­мона­де­ян­но­го хвас­тли­вого под­рос­тка, ко­торо­му по­ра са­мому от­ве­чать за свои дей­ствия. Лорд не име­ет при­выч­ки за­бывать о Сво­их от­ме­чен­ных слу­гах, ра­но или поз­дно удос­та­ивая их чес­ти оп­равдать го­воря­щие проз­ви­ща. Поб­лажки Он да­ет ред­ко, лишь нес­коль­ким жен­щи­нам, ко­торым то ли в си­лу при­хоти, то ли из-за осо­бого бла­гово­ления по­ка поз­во­ля­ет быть все­го лишь но­миналь­ны­ми но­ситель­ни­цами Мет­ки. А все ос­таль­ные — и те, кто стал По­жира­телем осоз­нанно, рас­четли­во, с пол­ным по­нима­ни­ем то­го, что это оз­на­ча­ет, и те, кто оп­ро­мет­чи­во, под дав­ле­ни­ем или по собс­твен­ной глу­пос­ти при­нял Мет­ку — все они про­ходят че­рез ис­пы­тание убий­ством, еще бо­лее креп­ко при­вязы­ва­ющим их к Лор­ду.

Поз­дно и не­умес­тно ка­ять­ся, за­нимать­ся са­моби­чева­ни­ем, пы­тать­ся оп­равдать се­бя. Все это бы­ло, все бы­ло пос­ле ги­бели дру­зей, ког­да он клял­ся, что отом­стит, скре­жетал зу­бами, же­лая са­мой гряз­ной и му­читель­ной смер­ти их убий­цам. И слов­но его ус­лы­шали, да­ли до жу­ти пря­моли­ней­ный шанс отыг­рать­ся, взять чу­жую жизнь вза­мен по­терян­ных. Был ли он ис­кре­нен до кон­ца, ког­да на­кану­не обе­щал Гер­ми­оне не мстить ав­ро­рам?

Он не мог бы оп­ре­делен­но ска­зать, что тер­за­ло боль­ше, из-за че­го внут­ри ко­лыха­лась бо­лот­ная ть­ма. Са­мо убий­ство, ос­та­вив­шее во рту тя­гучий, рвот­ный вкус омер­зе­ния, трус­ли­вого стра­ха и ми­молет­но­го, но влас­тно­го ощу­щения собс­твен­ной си­лы? Или Гер­ми­она с ос­ле­питель­ной и мер­твой улыб­кой, бес­прос­ветным ужа­сом в гла­зах?

Но в од­ном он все-та­ки убеж­ден до кон­ца — да­же ес­ли бы Гер­ми­оны не бы­ло в Це­ремо­ни­аль­ном за­ле, о при­казе Лор­да и его блес­тя­щем ис­полне­нии она бы впер­вые ус­лы­шала толь­ко от не­го са­мого. Толь­ко так и не ина­че…

— Эй, Дра­ко, ну что, с по­чином? — в по­ле зре­ния воз­ни­ка­ет ши­рокая кри­возу­бая ух­мылка Мар­ку­са Флин­та. Те­одор Нотт про­тяги­ва­ет ста­кан ог­не­вис­ки.

— С по­чином, — ог­не­вис­ки про­каты­ва­ет­ся по гор­лу пы­ла­ющим сгус­тком, об­жи­га­ет так, слов­но он прог­ло­тил нас­то­ящий огонь, ко­торый еще боль­ше вспы­хива­ет в же­луд­ке. Его сей­час вы­вер­нет на­из­нанку пря­мо на вес­тминстер­ский ко­вер, ко­торый при­дир­чи­во вы­бира­ла ма­ма.

— Вот чес­тно, не ве­рил в те­бя, ду­мал — сла­бак, па­лоч­ка хи­ла. А вот смот­ри-ка, да­же не дрог­нул! Здо­рово, прав­да? Я свой пер­вый раз до сих пор пом­ню! — Мар­кус хо­хочет так, что об­ли­ва­ет­ся ог­не­вис­ки. — Не­пере­дава­емые ощу­щения! Прав­да, я пред­по­читаю маг­лов, с ни­ми ве­селее, но и обо­рот­ни ни­чего.

— С гряз­нокров­ка­ми-не­дома­гами еще за­бав­нее, — ус­ме­ха­ет­ся Тео, — но Марк прав, я то­же не пред­по­лагал, что и ты на­конец-то от­ва­жишь­ся.

Нет, по­хоже, ко­вер се­год­ня не пос­тра­да­ет. Ог­не­вис­ки, вспых­нув, вы­жига­ет бо­лот­ную жи­жу внут­ри.

— Пос­ле раз­бо­рок с дерь­мо­выми гоб­ли­нами хоть ду­шу от­вел. К то­му же этот обо­ротень мне с Хог­вар­тса гла­за на­мозо­лил, еще тог­да хо­телось его Ава­дой, — Дра­ко кри­вит гу­бы в бе­зуп­речной по­жира­тель­ской ух­мылке.

— Вот-вот! — лы­бит­ся Флинт, — это ты пра­виль­но ска­зал! Пра­виль­ный нас­трой, одоб­ряю.

Те­одор сог­ласно ки­ва­ет и дру­жес­ки хло­па­ет Дра­ко по пле­чу, но гла­за его тем­ны и хо­лод­ны.

— Как вспом­ню его всеп­ро­ща­ющую мор­ду, так са­мого во­ротит. Да и твоя по­лук­ровная ку­зина — та еще мразь ав­рор­ская.

Дра­ко оп­ро­киды­ва­ет еще ста­кан Ог­ден­ско­го, ко­торое стран­ным об­ра­зом не ту­манит моз­ги, а вы­жига­ет муть внут­ри и ов­ла­дев­шее им оце­пене­ние, слов­но от­та­чивая сво­им пла­менем все реф­лексы, ин­стинкты и ра­зум.

— Нет, ну как ты его, а? Пря­мо в прыж­ке, на ле­ту! — все ни­как не ус­по­ка­ива­ет­ся Мар­кус, — приз­на­вай­ся, тре­ниро­вал­ся, по­ди? Да­же я так бы не смог. Эх, жаль, что эта тва­рина не в обо­рот­не­вой ипос­та­си по­дох­ла, ши­кар­ная шку­ра выш­ла бы.

— И Фен­рир по­том по­казал бы, где пик­си зи­му­ют, — па­риру­ет Дра­ко, — брось, Марк. Эти бло­хас­тые шав­ки хоть во­ня­ют и гры­зут­ся меж со­бой, как зве­ри, но при­чис­ля­ют се­бя к ра­зум­ной ра­се. А Гос­по­дин к ним слиш­ком снис­хо­дите­лен.

Нотт пре­дуп­режда­юще ки­ва­ет в сто­рону груп­пы По­жира­телей, от­ку­да до­носит­ся ры­чащий го­лос Си­вого, но Дра­ко толь­ко злоб­но ус­ме­ха­ет­ся.

— Я не ска­зал ни­чего но­вого, Тео.

— Да, но…

— Дра­ко, — на пле­чо ло­жит­ся от­цов­ская ру­ка, — про­шу про­щения, джентль­ме­ны, Дра­ко зо­вет Гос­по­дин.

Ес­тес­твен­но. И Дра­ко ждет это­го. Ждет с тех са­мых ми­нут, ког­да до­мови­ки уво­лок­ли те­ла Лю­пина и его до­чери, ког­да Як­сли зат­кнул рот зак­лять­ем его во­ющей и бь­ющей­ся в су­доро­гах же­не и вы­тол­кал ее из за­ла под кон­во­ем еще двух По­жира­телей. Ждал, ког­да про­вожал оту­пелым взгля­дом ухо­дящих мать и же­ну и ни­как не мог отор­вать­ся от дым­ча­то-си­него пят­на платья, об­ла­ком плы­вуще­го меж бе­лых ко­лонн. Он не ви­дел ли­ца Гер­ми­оны, толь­ко спи­ну — тон­кую, изящ­ную, бе­зуп­речно пря­мую. И пов­то­рял про се­бя: «Обер­нись, по­жалуй­ста, обер­нись! Хоть на се­кун­ду!»

Но она не обер­ну­лась. Выс­коль­зну­ла меж двух ство­рок и про­пала. С то­го вре­мени (во сколь­ко все это бы­ло? Был ли еще ве­чер или уже ночь?) толь­ко гро­мог­ласно хо­хота­ли не­яс­ные ли­ца, мель­ка­ли чер­ные ман­тии, ла­ялись обо­рот­ни, выс­тавля­емые из зам­ка. Бы­ло пос­то­ян­ное дви­жение, су­ет­ли­вое и не­понят­ное. Он рас­тя­гивал гри­масу ух­мылки в от­вет на одоб­ри­тель­ные пох­ло­пыва­ния по пле­чу и взгля­ды, пол­ные тща­тель­но скры­ва­емо­го зло­радс­тва. Лик­ви­диро­вал ча­ры Вре­мен­но­го раз­ре­шения, мор­щась от жи­вот­но­го смра­да, про­питав­ше­го, ка­залось, весь за­мок. Выс­лу­шивал мать, не по­нимая ни еди­ного сло­ва из то­го, что она го­вори­ла. Он смот­рел в ее тон­кое блед­ное ли­цо, ви­дел, как ше­вели­лись ее гу­бы, сог­ласно ки­вал, но ни­чего не вос­при­нимал. Пе­ред гла­зами бы­ли за­сох­шая глян­це­во-чер­ная лу­жа и из­ло­ман­ный че­ловек. И пах­ло ди­ко и тош­нотвор­но — зве­рем, кровью и ожи­дани­ем это­го мо­мен­та, от­тя­нуто­го, но не­из­бежно­го. Мать по­няла, на­вер­ное, по­тому что ос­то­рож­но про­вела по ще­ке прох­ладной ла­донью и по­кача­ла го­ловой.

На фо­не тем­ной обив­ки его лю­бимо­го ко­жано­го крес­ла бе­ле­ет плос­кое ли­цо Лор­да. На нем ред­кое вы­раже­ние глу­боко­го удов­летво­рения. Бо­кал ви­на в длин­ных бе­лых паль­цах. Ви­но крас­ное, на­сыщен­но­го от­тенка. Слов­но кровь.

— Я рад за те­бя, мой маль­чик.

— Хо­тя бы из­редка сле­ду­ет встрях­нуть­ся, от­влечь­ся от ску­ки цифр и бес­ко­неч­ных де­ловых кон­трак­тов, не прав­да ли?

— Да, мой Лорд, со­вер­шенно сог­ла­сен с Ва­ми.

— А где твоя суп­ру­га, Дра­ко? На­де­юсь, с ней все в по­ряд­ке?

— Бла­года­рю за за­боту, мой Лорд, с ней, ра­зуме­ет­ся, все хо­рошо. Сей­час пя­тый час по­полу­ночи, и моя же­на в это вре­мя обыч­но уже спит.

— Не бу­дем ее тре­вожить. А я хо­тел по­гово­рить вот о чем. Что ты мо­жешь ска­зать о вам­пи­рах, мой маль­чик? Да, Лю­ци­ус, я ви­жу твое не­доволь­ство, но по-преж­не­му счи­таю, что по­мощь сы­на те­бе при­дет­ся при­нять.

Они втро­ем слов­но от­го­ражи­ва­ют­ся от ос­таль­ных в ка­бине­те. По­жира­тели поч­ти­тель­но от­сту­па­ют по­даль­ше, что­бы не по­мешать раз­го­вору и од­новре­мен­но не ус­лы­шать то, что на­вер­ня­ка не пред­назна­чено для мно­жес­тва ушей.

Дра­ко чувс­тву­ет тре­вогу от­ца, прор­вавшу­юся да­же сквозь его не­воз­му­тимость.

— Гос­по­дин, поз­воль­те, я уве­рен…

Взма­хом ру­ки Лорд до­сад­ли­во ос­та­нав­ли­ва­ет Лю­ци­уса и вновь об­ра­ща­ет­ся к Дра­ко:

— Итак?

— У нас нес­коль­ко ев­ро­пей­ских про­ек­тов по по­воду пос­та­вок ред­ких ин­гре­ди­ен­тов для зе­лий. По ним я ве­ду де­ла с гра­финей Эль­жбе­той Ба­тори На­даш­ди, — по­жима­ет пле­чами Дра­ко. — Мо­гу с дос­та­точ­ной до­лей уве­рен­ности ут­вер­ждать, что вам­пи­ры — от­личные де­ловые пар­тне­ры, ес­ли соб­лю­да­ешь оп­ре­делен­ные пра­вила об­ще­ния. Я, ко­неч­но же, имею в ви­ду кла­ны ста­рых вам­пи­ров, а не но­во­об­ра­щен­ных с моз­га­ми не боль­ше грец­ко­го оре­ха, ко­торые бли­же ле­тучим мы­шам, чем ра­зум­ным су­щес­твам.

— Гра­финя вос­хи­щена то­бой, Дра­ко, — до­воль­но ки­ва­ет Лорд, — и со­вер­шенно не пе­рено­сит тво­его от­ца.

— Эта че­тырех­сотлет­няя кро­вопий­ца на­де­ет­ся, что оболь­стит и об­ра­тит мо­его сы­на! — взры­ва­ет­ся Лю­ци­ус, в по­рыве да­же ос­ме­лив­шись по­высить го­лос на Тем­но­го Лор­да. — Я не пу­щу Дра­ко в ее ло­гово!

— Отец, но я встре­чал­ся с ней и не раз, — воз­ра­жа­ет Дра­ко, с не­до­уме­ни­ем встре­чая гнев от­ца. — Гра­финя ум­на и по­нима­ет, что мы ей не по клы­кам.

— Вы встре­чались на ней­траль­ной тер­ри­тории, да­леко от ее ро­дово­го гнез­да и ро­довых чар, и она бы­ла свя­зана Неп­ре­лож­ным Обе­том! Нын­че же все бу­дет по-дру­гому. И для то­го, что­бы за­полу­чить в свой клан но­вого силь­но­го вам­пи­ра, она пой­дет на мно­гое. Ес­ли она по­ложи­ла глаз на те­бя, зна­чит, по ее мне­нию, ты да­леко пой­дешь, — горь­ко ус­ме­ха­ет­ся Лю­ци­ус, — по­верь, я дав­но знаю эту хит­рую бес­тию и не зря нас­та­ивал на том, что­бы не иметь с ней ни­каких дел.

— Но она пред­ло­жила са­мые вы­год­ные ус­ло­вия. Мы за­рабо­тали на пос­тавках не­мало гал­ле­онов.

— Это бы­ла за­мани­ва­ющая улов­ка! По­это­му она об­ра­тилась к те­бе, а не ко мне. Она по­нима­ла, что я сра­зу ей от­ка­жу.

— Отец, из­ви­ни, но твое пред­по­ложе­ние о на­мере­ни­ях гра­фини ка­жет­ся мне слег­ка на­тяну­тым. За­чем ей имен­но я? В Ев­ро­пе пол­но ку­да бо­лее под­хо­дящих кан­ди­датов для по­пол­не­ния ее кла­на.

— Твое смя­тение, друг мой Лю­ци­ус, по­нят­но, — вме­шива­ет­ся Лорд, взма­хом ру­ки вы­казы­вая свое не­тер­пе­ние, — но я уже ре­шил. Гра­финя глу­боко у­яз­вле­на тво­им през­ри­тель­ным от­но­шени­ем к вам­пи­рам, аб­со­лют­ным не­жела­ни­ем сот­рудни­чать с ни­ми и тем то­ном, ко­торым ты раз­го­вари­ва­ешь с ее пред­ста­вите­лями и лич­но с ней, по­это­му на­ши пе­рего­воры по при­со­еди­нению ста­рых кла­нов тер­пят сок­ру­шитель­ный крах. А у Дра­ко есть к ней под­ход. Там, где не по­луча­ет­ся у те­бя, по­лучит­ся у Дра­ко, по­это­му я от­прав­ляю в Тран­силь­ва­нию вас обо­их. Твоя из­во­рот­ли­вость и лю­бовь к ин­три­гам вку­пе с его ме­тода­ми обес­пе­чат нам ус­пех. А что ка­са­емо то­го, че­го ты так бо­ишь­ся — я имею вли­яние на до­рогую Эли­зу, она не ос­ме­лит­ся об­ра­тить ма­га, но­сяще­го мой Знак.

— Ми­лорд, у мо­его сы­на нет опы­та в дип­ло­мати­чес­ких иг­рах. И я бо­лее чем убеж­ден, что мо­гу спра­вить­ся с пе­рего­вора­ми без учас­тия Дра­ко, — го­лос Лю­ци­уса тверд и нас­той­чив.

Лорд на мгно­вение прик­ры­ва­ет гла­за, слов­но ус­тав от упорс­тва Сво­его слу­ги. На сто­ле сто­ит нет­ро­нутый бо­кал ви­на, пур­пурно мер­цая в све­те ка­мин­но­го пла­мени. В ком­на­те вне­зап­но нас­ту­па­ет прон­зи­тель­ная и поч­ти бо­лез­ненная для ушей ти­шина. По­жира­тели, ко­торые не сме­ют ра­зой­тись без раз­ре­шения сво­его Гос­по­дина, умол­ка­ют и зас­ты­ва­ют не­под­вижны­ми ста­ту­ями. Да­же Си­вый зак­ры­ва­ет пасть на по­лус­ло­ве и изум­ленно та­ращит­ся пь­яны­ми гла­зами на Лю­ци­уса.

— То есть мо­его сло­ва те­бе не­дос­та­точ­но? Или ты мне не ве­ришь, друг мой? — Тем­ный Лорд го­ворит поч­ти ве­село, но у всех при­сутс­тву­ющих по спи­не про­бега­ет струя мер­твен­но­го хо­лода.

— Я ве­рю Вам, мой Лорд, но не до­веряю Кро­вавой Гра­фине, — Лю­ци­ус в дол­жной ме­ре поч­ти­телен, но неп­рекло­нен, — у ме­ня один сын.

— Я сог­ла­сен, мой Лорд. Ду­маю, отец пре­уве­личи­ва­ет опас­ность, ис­хо­дящую от дос­то­поч­тенной гра­фини. В кон­це кон­цов, я ве­ду с ней де­ла и бо­лее или ме­нее ос­ве­дом­лен о ее при­емах. Я все­цело до­веряю Ва­шему сло­ву и сде­лаю все, что в мо­их си­лах, что­бы на­ше пред­при­ятие име­ло ус­пех.

Лю­ци­ус вски­дыва­ет­ся, но не про­из­но­сит ни сло­ва, ос­та­нов­ленный баг­ро­вым взгля­дом Лор­да Вол­де­мор­та. Лорд спле­та­ет паль­цы и до­воль­но улы­ба­ет­ся. И как преж­де от его го­лоса, от этой улыб­ки мо­роз про­дира­ет по ко­же, хо­чет­ся очу­тить­ся за мно­го миль от собс­твен­но­го зам­ка, от этой ком­на­ты и это­го сто­ла, от все­го, что хоть как-то на­поми­на­ет о Нем. Толь­ко что сде­лать с Мет­кой на ру­ке? Что сде­лать с па­мятью, ко­торая обож­же­на эти­ми го­дами Его вла­дычес­тва? Что сде­лать с собс­твен­ной со­вестью, отя­гощен­ной смертью?

— Пре­вос­ходно, Дра­ко! Я и не ожи­дал ино­го. По­лагаю, нес­коль­ких ча­сов вам с Лю­ци­усом хва­тит, что­бы при­вес­ти се­бя в по­рядок и под­го­товить­ся к по­ез­дке. Порт-ключ уже у тво­его от­ца, по­это­му, на­де­юсь, лиш­не­го про­мед­ле­ния не бу­дет. Гра­финя ждет те­бя зав­тра, вер­нее, уже се­год­ня к пя­ти ча­сам по­полуд­ни. Пе­редай ей мои на­исер­дечней­шие при­веты.

Дра­ко скло­ня­ет го­лову в знак пос­лу­шания. Вис­ки ко­лет не­понят­ный тре­вож­ный страх от­ца и неп­рикры­тое удо­воль­ствие Лор­да, вновь сло­мав­ше­го во­лю од­но­го Сво­его слу­ги и нас­ла­див­ше­гося без­гра­нич­ной властью над дру­гим.

Слов­но по­лучив без­мол­вный сиг­нал, По­жира­тели Смер­ти тя­нут­ся к вы­ходу. Кто-то нап­равля­ет­ся к ка­минам, кто-то — к две­рям, что­бы транс­грес­си­ровать за пре­дела­ми зам­ка. Пи­тер Пет­тигрю, слов­но кры­сий хвост, не от­ста­ет от Лор­да.

Дра­ко сто­ит на лес­тни­це, наб­лю­дая за пос­ледни­ми ис­че­за­ющи­ми в ка­мине, за от­цом, поч­ти­тель­но про­вожа­ющим Гос­по­дина, ко­торый на этот раз от­пра­вил­ся к Нот­там.

От­сту­пив­шее бы­ло оце­пене­ние вновь ско­выва­ет ра­зум и те­ло, на­вали­ва­ет­ся страш­ная ус­та­лость и оди­ночес­тво. Дра­ко чувс­тву­ет се­бя ста­риком, от­жившим свое. Хо­чет­ся сесть на сту­пень­ку, прис­ло­нить­ся лбом к кам­ню сте­ны, впи­тывая его хо­лод и веч­ное спо­кой­ствие, ощу­тить за­мок как рань­ше, в детс­тве, ког­да все бы­ло прос­то, лег­ко и по­нят­но. Ког­да мож­но бы­ло ча­сами слу­шать ис­то­рии от пор­тре­та де­да, втай­не от ма­мы ла­комить­ся мин­даль­ны­ми пи­рож­ны­ми пе­ред ужи­ном на кух­не у до­мови­ков, ве­село вы­бегать навс­тре­чу вер­нувше­муся от­цу, пред­вку­шая неп­ре­мен­ный ве­чер­ний раз­го­вор обо всем и ни о чем, заб­рать­ся на чер­дак, пря­чась от на­зой­ли­вого учи­теля по эти­кету, и за­терять­ся там на це­лый день, учить­ся фех­то­вать со ста­рым сэ­ром Фе­лици­усом, бро­дить с ро­дите­лями по ма­гази­нам Ко­сого Пе­ре­ул­ка и по­том с бла­гого­вени­ем дер­жать в ру­ках пер­вую вол­шебную па­лоч­ку. Ког­да звез­ды чу­дились да­леки­ми ог­ня­ми ма­яков из не­ведо­мых ми­ров, а за­мок с его мно­гочис­ленны­ми та­инс­твен­ны­ми за­лами, ком­на­тами, га­лере­ями, тай­на­ми — це­лым от­дель­ным ми­ром. Ког­да бы­ло все, кро­ме Тем­но­го Лор­да.

Ско­ро рас­све­тет, фев­раль­ские но­чи уже не так длин­ны. В ар­ке ок­на вид­ны рос­сы­пи звезд, их свет ка­жет­ся тус­клым и древ­ним. Ря­дом тя­жело опус­ка­ет­ся на сту­пень­ку отец.

— За­чем, сын?

Дра­ко с уси­ли­ем по­вора­чива­ет за­немев­шую шею.

— Что?

— За­чем ты сог­ла­сил­ся? — отец прик­ры­ва­ет гла­за ла­донью, го­лос его глу­хой и без­мерно ус­та­лый, — Кро­вавая Гра­финя на са­мом де­ле опас­на. Ты ведь и без ме­ня зна­ешь, что маг­лы для нее толь­ко еда, она по­пол­ня­ет свой клан ма­гами. Я бы смог нас­то­ять на том, что твое учас­тие в этой аван­тю­ре с вам­пи­рами не­обя­затель­но.

— Се­год­ня я впер­вые убил че­лове­ка, а те­бя вол­ну­ет ка­кая-то ста­руха вам­пирша, — кри­во ус­ме­ха­ет­ся Дра­ко.

— Мы оба зна­ем, что это дол­жно бы­ло про­изой­ти, и он все­го лишь обо­ротень.

— Мы в родс­тве с ним.

Лю­ци­ус ис­ко­са ос­тро взгля­дыва­ет на сы­на.

— Иног­да я за­бываю, что ты на­поло­вину Блэк.

— Это что-то зна­чит?

— Блэ­ки… рань­ше для до­ма Блэк на пер­вом мес­те неп­ре­лож­но сто­яли Семья, Род, Клан. Они вы­дава­ли сво­их до­черей толь­ко за луч­ших из луч­ших и бра­ли в же­ны де­вушек из се­мей, спо­соб­ных при­нес­ти Блэ­кам как мож­но боль­ше бо­гатс­тва, влас­ти, сла­вы. Но чис­тая кровь очень дол­го сто­яла для них не на пер­вом мес­те. В их ге­не­ало­гичес­ком дре­ве, ко­неч­но же, нет маг­лов, но не­мало прос­лавлен­ных и вы­да­ющих­ся ма­гов с сом­ни­тель­ным про­ис­хожде­ни­ем. Блэ­ки вы­бира­ли се­бе но­вых Блэ­ков и сто­яли нас­мерть за тех, кто во­шел в семью. Так мне рас­ска­зывал дед.

Отец за­мол­ка­ет и по­тира­ет ли­цо ла­доня­ми, слов­но из­го­няя на­важ­де­ние.

— А по­том?

— По­том… по­том пос­ту­лат чис­той кро­ви стал для них ос­новным, как и для всех ста­рых бла­город­ных се­мей­ств.

— Так что же все-та­ки важ­нее? — Дра­ко с нап­ря­жени­ем ждет от­ве­та.

Дол­гое мол­ча­ние скре­бет­ся заб­лу­див­шей­ся на мра­мор­ном по­лу мышью, пот­рески­ва­ет за­мер­зшим стек­лом ок­на, шур­шит по­лой по­доб­ранной ман­тии.

— Не знаю, сын, — на­конец ро­ня­ет Лю­ци­ус, — по­верь, те­перь и не знаю...

Дра­ко под­ни­ма­ет­ся на но­ги, пре­одо­левая ус­та­лость те­ла и мыс­ли.

— Иног­да ты за­быва­ешь, что я уже не ре­бенок, отец, и ты сам пе­редал мне пра­во Хо­зя­ина. Те­бя ждет ма­ма, от­дохни. Нам пред­сто­ит труд­ный день и не­лег­кие пе­рего­воры.

Ко­ридо­ры, ко­ридо­ры, бес­ко­неч­ные ко­ридо­ры Мал­фой-Ме­нора. Он бре­дет по ним, слов­но в пер­вый раз, слов­но на­ходит­ся в чу­жом зам­ке. Толь­ко не­понят­но, то ли он осаж­да­ющий враг, то ли обо­роня­ющий за­щит­ник, приз­ванный из­да­лека и ни­чего не по­нима­ющий. Он от­тя­гива­ет се­кун­ды и ми­нуты, но в то же вре­мя изо всех сил стре­мит­ся в тот единс­твен­ный ко­ридор на треть­ем эта­же, с ры­царя­ми-копь­енос­ца­ми у лес­тнич­но­го про­лета и глу­пыми кар­ти­нами на сте­нах, где всег­да, с са­мого детс­тва бы­ли его ком­на­ты. А еще там бы­ла Зо­лотая гос­те­вая, в ко­торой, по при­хоти Нар­циссы, зо­лоты­ми бы­ли да­же за­щел­ки для окон. Те­перь в том ко­ридо­ре толь­ко ИХ апар­та­мен­ты, объ­еди­нив­ши­еся и за­нима­ющие, по су­ти, все кры­ло, и Зо­лотая гос­те­вая дав­но но­сит наз­ва­ние бу­ду­ара мо­лодой хо­зяй­ки.

Фа­келы на сте­нах про­горе­ли, ос­та­вив его в тем­но­те. На кон­це вол­шебной па­лоч­ки сла­бо за­жига­ет­ся ого­нек, ос­ве­щая прос­транс­тво впе­реди на нес­коль­ко ша­гов.

Он ска­зал от­цу пол­ча­са на­зад: «Те­бя ждет ма­ма». Да, ма­ма всег­да жда­ла от­ца, не­важ­но от­ку­да — с про­гул­ки в пар­ке, встре­чи с де­ловы­ми пар­тне­рами или за­дания Лор­да. Лег­ко, неж­но и по­кой­но или с вол­не­ни­ем, бес­по­кой­ством, но тер­пе­ливо и без­ро­пот­но. Она уме­ла ждать и уме­ла встре­чать, с ви­ду сдер­жанная, но си­яющая гла­зами и улыб­кой. Ее жен­ская лю­бовь точ­но всег­да сле­дова­ла за от­цом, при­давая ему уве­рен­ности в се­бе, на­деж­ности и си­лы. А ма­терин­ская об­ни­мала его са­мого, за­бот­ли­во ог­раждая от все­го неп­ри­ят­но­го и дур­но­го, что, по ее мне­нию, мог­ло ему гро­зить.

Ему ка­залось, что эту спо­соб­ность — ждать, лю­бя, бес­по­ко­ясь, но не до­бав­ляя тре­вог — Нар­цисса по­дари­ла Гер­ми­оне. На­вер­ное, им боль­ше ни­чего не ос­та­валось, кро­ме как на­ходить уте­шение в ожи­дании, на­пол­ненном на­деж­дой на бла­гопо­луч­ное воз­вра­щение тех, ко­го они лю­били.

Гер­ми­она то­же всег­да ждет его. В их ма­лень­ком до­ме на бе­регу мо­ря, под шум волн, скрип ста­рых де­ревь­ев и кри­ки ча­ек. Рас­па­хива­ет дверь, за­видев его из ок­на, и идет навс­тре­чу быс­трым не­тер­пе­ливым ша­гом, не до­жида­ясь, по­ка он вой­дет в ка­лит­ку. Или стре­митель­но и лег­ко сбе­га­ет с лес­тни­цы, на бе­гу уко­ряя се­бя, что про­пус­ти­ла, ког­да он по­явил­ся у их кам­ня. Ждет в биб­ли­оте­ке Мал­фой-Ме­нора, пог­ру­жен­ная в тол­стые кни­ги и по­жел­те­лые ру­копи­си. Ждет, чин­но си­дя в рос­кошных пыль­ных гос­ти­ных и выс­лу­шивая пус­тые раз­го­воры свет­ских вол­шебниц, ко­торые с жад­но-за­вис­тли­вым лю­бопытс­твом ки­нут­ся об­суждать ее, ед­ва она ис­чезнет в зе­леном пла­мени, окон­чив не­нуж­ный, но при­личес­тву­ющий по эти­кету ви­зит. Она ждет, на­де­ет­ся и ве­рит. И он зна­ет и зна­ет еще, что ина­че она не мо­жет. А он как бы жил, су­щес­тво­вал, ес­ли бы не знал это­го, ес­ли бы не бы­ло ми­лых лю­бимых глаз, неж­ных рук, ес­ли бы не мог об­нять ее и пог­ру­зить­ся ли­цом в не­ук­ро­тимые каш­та­новые куд­ри? Ес­ли бы она по-преж­не­му бы­ла не ЕГО, а ПОТ­ТЕ­РА и У­ИЗ­ЛИ?

Он не­воль­но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, поч­ти сра­жен­ный этой мыслью. Пе­рево­дит ды­ханье, встря­хива­ет го­ловой, по­тирая лоб. А ес­ли…

… ес­ли она не ждет уже? Ес­ли ис­чезла из его жиз­ни, по­тому что он убил ее улыб­ку и до­верие, пре­дал на­деж­ды и ве­ру, по­терял пре­дан­ность и вер­ность? Ес­ли она соч­ла, что смерть это­го обо­рот­ня — слиш­ком до­рогая пла­та за вы­бор? Ес­ли она триж­ды прок­ля­ла се­бя за то, что со­вер­ши­ла, приш­ла в ужас от то­го, что свя­зала свою жизнь с убий­цей и по­жале­ла о том, что ког­да-то ска­зала ста­рому хри­пато­му Ав­ро­ру, что не вер­нется?

Что тог­да?

Он ша­га­ет быс­трей и быс­трей, поч­ти пе­рехо­дит на бег, что­бы пос­ко­рее доб­рать­ся до сво­их ком­нат, что­бы убе­дить­ся…

Вы­сокие створ­ки две­рей поч­ти не скри­пят, ког­да он, ста­ра­ясь сту­пать ос­то­рож­но и нес­лышно, про­ходит в их спаль­ню. Прох­ладный сум­рак раз­бавлен не­яр­ким крас­но­ватым от­блес­ком от уг­лей про­горев­ше­го ка­мина и зыб­ким све­том фев­раль­ско­го ут­ра, по­ка еще роб­ко заг­ля­дыва­юще­го в ок­на.

Он ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, ед­ва уни­мая собс­твен­ное ды­хание, ко­торое ка­жет­ся гром­ким и зло­вон­ным, про­питан­ным ог­не­вис­ки. Те­ло не­хотя под­чи­ня­ет­ся моз­гу, и от­то­го ша­ги не­уве­рен­ны и ог­лу­шитель­ны. Он по­ка не зна­ет, что ска­жет Гер­ми­оне. Но он ви­дит то единс­твен­ное, что чуть не уби­ло его, чуть не ввер­гло в сле­пое бе­зумие — она здесь! Она не уш­ла, не ис­чезла, не рас­тво­рилась во мра­ке этой длин­ной но­чи.

Вмес­то ты­сячи мыс­лей, раз­ры­вав­ших на час­ти еще вче­ра, еще ми­нуту на­зад, сей­час в го­лове ни од­ной связ­ной, од­ни об­рывки, ко­торые всплы­ва­ют сну­лыми ры­бина­ми квер­ху брю­хом и тут же то­нут в вяз­кой чер­ной жи­же, ут­робно во­роча­ющей­ся внут­ри.

Он ог­ля­дыва­ет ком­на­ту, не в си­лах ос­та­новить взгляд ни на чем. Пус­той угол, в ко­тором ко­пошат­ся те­ни. Поб­лески­ва­ют се­реб­ря­ные ни­ти неб­режно бро­шен­но­го на ку­шет­ке па­лан­ти­на. Под но­гами стро­гий ге­омет­ри­чес­кий узор ков­ра. От­кры­тая кни­га на сто­лике ря­дом с кро­ватью. Отод­ви­нутый ка­мин­ный эк­ран. Свет­ле­ющее не­бо за рас­черчен­ны­ми квад­ра­тами окон­ных сте­кол. Все ту­ман­но и сколь­зко, все фор­мы рас­плыв­ча­ты, все ли­нии об­манны. От­ли­ва­ет фаль­ши­вым зо­лотом ра­ма го­беле­на, то­же рас­тво­ря­юще­гося в ут­ренней тус­клос­ти. Но не­ожи­дан­но его блуж­да­ющий взгляд пе­рех­ва­тыва­ет и удер­жи­ва­ет дру­гой взгляд — прон­зи­тель­ный, ос­трый, ум­ный. Кан­ди­ды Ког­тевран уже мно­го сто­летий нет на этой зем­ле, не су­щес­тву­ет ее вол­шебных изоб­ра­жений, ко­торые смог­ли бы что-то ска­зать, пре­дос­те­речь, осу­дить, есть толь­ко этот ста­рый, по­тем­невший и выц­ветший от вре­мени го­белен, соз­данный без­вес­тным маг­лом, су­мев­шим вдох­нуть ду­шу в не­под­вижные чер­ты, сде­лать мер­твые гла­за жи­выми и воп­ро­ша­ющи­ми. Ве­ликая вол­шебни­ца гля­дит в упор пря­мо и жес­тко, тре­буя не­мед­ленно­го от­ве­та:

«Смо­жешь ли взгля­нуть в ее гла­за, как мне сей­час? В гла­за пом­ня­щие, пот­ря­сен­ные уви­ден­ным? Су­ме­ешь ли удер­жать в ру­ках то, че­го ни­ког­да не был дос­то­ин? Най­дешь ли в се­бе си­лы приз­нать ви­ну, а за­тем ид­ти даль­ше, оп­равды­вая ее вы­бор?»

«Да! ДА, де­мен­тор по­дери!» — без­звуч­но кри­чит он в мер­твое ли­цо, и внут­ри, раз­брыз­ги­вая зло­вон­ную грязь, взры­ва­ет­ся вспо­лоха­ми ад­ское пла­мя.

И в плы­вущем ог­ненном ту­мане единс­твен­ное, что ви­дит­ся от­четли­во до ре­зи в гла­зах — ши­рокая кро­вать с тем­но-си­ним пок­ры­валом, сей­час ка­жущим­ся поч­ти чер­ным, на ко­тором спит его жизнь.

Шо­рох ман­тии при дви­жении бь­ет по ушам, и он не­лов­ко зас­ты­ва­ет на мес­те, бо­ясь раз­бу­дить и в то же вре­мя от­ча­ян­но же­лая, что­бы она прос­ну­лась. Что­бы пос­мотре­ла на не­го за­тума­нен­ным со сна взгля­дом, и он смог убе­дить­ся, что ужас рас­та­ял за ночь, не прок­ра­лось от­чужде­ние, она по-преж­не­му его.

«Слы­шишь, я уве­рен в ее люб­ви!» — ска­лит­ся он, ог­ля­дыва­ясь на пор­трет.

«Лю­бить мож­но и от­талки­вая, воп­ре­ки, про­тив се­бя. Лю­бить, му­ча­ясь, сом­не­ва­ясь, не до­веряя, ужа­са­ясь — и уби­вая этим лю­бовь. Кто мо­жет пок­лясть­ся, что она не от­вернет­ся в от­вра­щении, не от­шатнет­ся в стра­хе? Что меж­ду ва­ми не вста­нет обо­ротень, уби­тый то­бой не в чес­тном по­един­ке, а жес­то­ко и под­ло?» — бес­плот­ный го­лос Кан­ди­ды зву­чит в ушах ре­аль­нее, чем приг­лу­шен­ный звук его ша­гов по ков­ру.

Ед­ва слы­шен ти­хий сон­ный вздох, но от это­го зву­ка его ка­ча­ет из сто­роны в сто­рону. Он поч­ти па­да­ет на ко­лени ря­дом с кро­ватью, его тря­сет, на лбу выс­ту­па­ет лип­кая ис­па­рина, те­ло ка­жет­ся чу­жим.

Гер­ми­она спит в одеж­де, все в том же платье, ук­ры­тая тол­стым пле­дом, но свер­нувша­яся в клу­бок, слов­но озяб­нув, с под­ло­жен­ной под го­лову ру­кой. Она сно­ва взды­ха­ет и де­ла­ет дви­жение во сне, ос­во­бож­денная ру­ка сви­са­ет с края по­душ­ки. И он при­жима­ет­ся к ней гу­бами, це­луя неж­ное би­ение пуль­са под тон­кой ко­жей за­пястья, без­за­щит­но бе­ле­юще­го в по­луть­ме.

Под­ра­гива­ет хруп­кий миг ожи­дания, го­товый раз­бить­ся вдре­без­ги. От­ра­жа­ют­ся и ос­та­ют­ся в бес­ко­неч­ном зер­каль­ном вре­мен­ном ко­ридо­ре гра­ни зас­тывших се­кунд, теп­ло ко­жи, лег­кий аро­мат ду­хов и ос­ты­ва­ющий в ка­мине пе­пел, жгу­щий из­нутри огонь и зна­комый гор­ча­щий вкус пре­датель­ства. И все раз­би­ва­ет­ся, раз­ры­ва­ет­ся, за­кан­чи­ва­ет­ся и на­чина­ет­ся це­лую веч­ность спус­тя, в то мгно­вение, ког­да он чувс­тву­ет на ще­ке сла­бые паль­цы, ед­ва ощу­тимое лас­ка­ющее дви­жение, ког­да ви­дит об­ме­тан­ные тем­ны­ми кру­гами ог­ромные ка­рие гла­за на блед­ном ли­це. На­вер­ное, толь­ко тог­да он по­нима­ет, что она не спа­ла, не сом­кну­ла ве­ки ни на до­лю се­кун­ды в эту бес­пре­дель­ную ночь.

— Я… я… — сло­ва слов­но сколь­зят по гор­лу и не хо­тят вы­ходить на­ружу. — Я…

— Мы.

Гер­ми­она при­под­ни­ма­ет­ся на кро­вати, нем­но­го нак­ло­ня­ет­ся к не­му. Прох­ладные ла­дони об­хва­тыва­ют его ли­цо.

— Мы, — пов­то­ря­ет она, гля­дя в его гла­за пря­мо, твер­до и от­ча­ян­но. — Это мы. По­нима­ешь?! Это толь­ко мы! И ник­то боль­ше, ник­то…. Толь­ко мы… И всег­да мы...

Ее гу­бы дро­жат, по ще­ке про­бега­ет мок­рая до­рож­ка. И он мол­ча бе­рет ее ру­ки и це­лу­ет, скло­няя го­лову, слов­но пе­ред ко­роле­вой. Он си­дит пе­ред ней на ко­ленях, не в си­лах ни встать, ни ска­зать боль­ше ни сло­ва, по­тому что она ска­зала все, что нуж­но, что не­об­хо­димо, что он да­же не ожи­дал ус­лы­шать. По­тому что раз­де­лила по­ров­ну меж­ду ни­ми то страш­ное, чер­ное, ко­торое тенью сле­дова­ло за ним с ми­нуты смер­ти обо­рот­ня, и взва­лила на свои пле­чи и его груз ви­ны. По­тому что ее лю­бовь ока­залась в ты­сячи раз щед­рее и ве­лико­душ­нее, чем он смел на­де­ять­ся. По­тому что те­перь те сом­не­ния, ко­торые тер­за­ли его, ка­жут­ся нас­толь­ко пос­тыдны­ми, что он ни­же скло­ня­ет го­лову и об­ни­ма­ет ее ко­лени, об­тя­нутые плать­ем. И толь­ко ос­трый взгляд Кан­ди­ды Ког­тевран хо­лодом ко­лет за­тылок, слов­но на­поми­нание о пе­режи­том.

Мо­роз­но-неж­ное, фев­раль­ское ут­ро за­нима­ет­ся за ок­ном. Ро­зова­тый луч сколь­зит по по­докон­ни­ку, пе­реп­ры­гива­ет на порть­еры, иг­ри­во вспы­хива­ет на се­реб­ристых ни­тях па­лан­ти­на. Для ко­го-то это ут­ро бу­дет пер­вым, а ко­му-то уже не суж­де­но уви­деть его. Для ко­го-то оно ос­та­нет­ся в сер­дце веч­ной не­зажи­ва­ющей болью, а кто-то пос­пе­шит за­быть его, слов­но пох­мелье пос­ле за­тянув­шей­ся ве­черин­ки. Но это­му ут­ру суж­де­но из­ме­нить мно­гое и мно­гих.


* * *


По ко­ридо­рам Мал­фой-Ме­нора, сле­пой пти­цей на­тыка­ясь на ка­мен­ные сте­ны и прон­зая их, ле­тит крик. Крик та­кой не­чело­вечес­кой не­навис­ти, так тес­но пе­реви­той с жес­то­чай­шей, нес­терпи­мой болью, что до­мови­ки жмут­ся к сте­нам, слов­но ста­ра­ясь слить­ся с ни­ми, и то и де­ло до­пус­ка­ют оп­лошнос­ти в пов­седнев­ных де­лах. Да­же у ста­рого Бер­нарда, выш­ко­лен­но­го луч­ше всех, дро­жат ру­ки, и нес­коль­ко ка­пель чая про­лива­ет­ся на бе­лос­нежную сал­фетку. До­мовик тут же на­чина­ет вык­ру­чивать се­бе уши, но Нар­цисса ус­та­ло ос­та­нав­ли­ва­ет его:

— До­воль­но, Бер­нард, до­воль­но.

— Гос­по­жа моя, — до­мовик кла­ня­ет­ся так низ­ко, что ка­са­ет­ся но­сом по­ла, и не пе­рес­та­ет на­казы­вать се­бя, — прос­ти­те, гос­по­жа моя!

— Иди, Бер­нард, я са­ма, — уже жес­тко го­ворит Нар­цисса, — ос­тавь в по­кое свои уши, сос­тавь ме­ню на зав­тра, не за­будь при­нес­ти ви­на из пог­ре­ба. И по­луч­ше за­чаруй апар­та­мен­ты гос­по­жи Ан­дро­меды. Зав­тра ко мне при­дут да­мы из бла­гот­во­ритель­но­го ко­мите­та, не­гоже, что­бы что-то сму­щало их.

Гер­ми­она вздра­гива­ет. Спо­кой­ствие и не­воз­му­тимость свек­ро­ви ее пот­ря­са­ют, с од­ной сто­роны. А с дру­гой — она не пред­став­ля­ет, что им еще ос­та­ет­ся де­лать, как не сох­ра­нять на ли­це бла­го­об­разные хо­лод­ные ми­ны и пы­тать­ся де­лать вид, что ни­чего осо­бен­но­го не про­ис­хо­дит. За­мок прев­ра­щен в пы­точ­ную ка­меру, при­чем уже дав­но. Но ни­ког­да еще Лорд так от­кро­вен­но не по­казы­вал, нас­коль­ко Ему без­различ­но мне­ние об этом хо­зя­ев зам­ка. По ка­кой-то толь­ко Ему ве­домой при­чине, Тонкс сох­ра­нили жизнь. Ма­ло то­го, ее не ки­нули в под­зе­мелья, Лорд рас­по­рядил­ся по­мес­тить ее под уси­лен­ной ох­ра­ной в ком­на­ты на треть­ем эта­же, ко­торые нег­ласно на­зыва­ют­ся «Апар­та­мен­та­ми Ан­дро­меды» и на­ходят­ся в уд­ру­ча­ющей бли­зос­ти от их с Дра­ко кры­ла. За­чем? Что­бы пос­ле убий­ства му­жа и до­чери ее по­ложе­ние в рос­ко­ши по­каза­лось осо­бен­но без­на­деж­ным? Это, по мень­шей ме­ре, глу­по. Вряд ли Тонкс за­меча­ет, что ок­ру­жа­ет ее, что она ест или пь­ет. За­точи ее в те же под­зе­мелья, она так­же ки­далась бы на сте­ны и вы­ла от не­выно­симой скор­би по тем, ко­го уже ни­ког­да не смо­жет об­нять.

С ут­ра Лорд, Як­сли и Пет­тигрю пы­тали ее. Те­перь Лорд уда­лил­ся по дру­гим де­лам, но ос­та­вил сво­их прис­пешни­ков. Что они хо­тят выз­нать? Что стре­мят­ся от­нять у ее из­му­чен­но­го соз­на­ния и уби­того го­рем ра­зума? Да, Тонкс, на­вер­ня­ка, вхо­дит в Ор­ден Фе­ник­са, сто­ит на ос­трие атак Соп­ро­тив­ле­ния, ко­торые так до­саж­да­ют Лор­ду, и зна­ет мно­гое. Но не бес­смыс­ленно ли по­лагать, что она не за­щище­на? Они от­нюдь не глу­пы и сде­лали вы­воды еще го­ды на­зад, пос­ле ее по­хище­ния.

Гер­ми­оне хо­чет­ся транс­грес­си­ровать. От кри­ков и сто­нов Тонкс, зме­ино-ядо­витых улы­бок Лор­да, пе­репу­ган­ных до­мови­ков, ог­ромной пус­то­ты Мал­фой-Ме­нора. В их дом, в их ти­шину и без­мя­теж­ность, пусть толь­ко ка­жущу­юся, ил­лю­зор­ную, но все рав­но так не­об­хо­димую сей­час. И Дра­ко нет. Ког­да же он вер­нется с этих пе­рего­воров из Ев­ро­пы? Как он ей ну­жен, прос­то фи­зичес­ки не­об­хо­дим! Прос­то что­бы был ря­дом, что­бы она его ви­дела, мог­ла в лю­бой мо­мент по­чувс­тво­вать при­кос­но­вение его рук, ут­кнуть­ся лбом в пле­чо, рас­пла­кать­ся от об­легче­ния…

Как рас­пла­калась, ког­да он при­шел ут­ром на рас­све­те, про­пах­ший за­пахом зла и смер­ти. Ког­да пы­тал­ся по­доб­рать сло­ва, и рву­щи­еся с губ, и не же­лав­шие зву­чать в горь­ком воз­ду­хе нах­лы­нув­шей бе­ды. Ког­да в его гла­зах бы­ло та­кое чер­ное от­ча­яние, что сер­дце у нее в гру­ди чуть не ра­зор­ва­лось от люб­ви и нес­терпи­мой жа­лос­ти. Она про­вела ру­кой по его во­лосам в поч­ти ма­терин­ском жес­те и вдруг уви­дела в блек­лом рас­свет­ном по­лусум­ра­ке, что они, и так от при­роды очень свет­лые, те­перь при­об­ре­ли цвет толь­ко что вы­пав­ше­го пер­во­го сне­га. Ее Дра­ко по­седел в не­пол­ные двад­цать че­тыре го­да.

Он си­дел у ее ног, об­ни­мая ко­лени, а она не мог­ла ос­та­новить­ся, ти­хо пла­кала, оп­ла­кивая и тех, ко­го не уви­деть боль­ше, и страш­ную, му­читель­ную ви­ну, лег­шую на их с Дра­ко пле­чи, — на­каза­ние Лор­да, Его на­поми­нание о том, что их жиз­ня­ми рас­по­ряжа­ет­ся толь­ко Он и ник­то иной.

Как они смо­гут взгля­нуть в гла­за Тонкс, ког­да все это за­кон­чится? Сос­то­ит­ся ли ког­да-ни­будь, че­рез ме­сяцы или го­ды, их встре­ча? Как по­мочь Тонкс сей­час? Бу­дет ли во­об­ще у Тонкс еще од­но ут­ро? Нель­зя так прос­то си­деть и ждать, ког­да Он… ког­да она ум­рет, но что же де­лать?

Ни на один воп­рос нет от­ве­та.

Ут­ром на зав­тра­ке, ко­торый тя­нул­ся це­лую веч­ность, Лорд мно­гоц­ветно и мно­гос­ловно рас­суждал о по­боч­ном дей­ствии ка­ких-то зак­ля­тий, рас­ска­зывал о вам­пи­рах и сво­ем зна­комс­тве со зна­мени­той Кро­вавой Гра­финей. И сло­вом ни об­молвил­ся о той, ко­торая в то вре­мя кор­чи­лась от Неп­рости­тель­ных и кри­чала так, что бы­ло слыш­но да­же здесь, в Бе­лой Сто­ловой на пер­вом эта­же.

Мал­фои мол­ча­ли. На ли­це Нар­циссы ле­жала тус­клая тень, сум­рачный Лю­ци­ус лишь из­редка ки­вал в знак вни­мания. А Дра­ко то и де­ло взгля­дывал на нее, как буд­то хо­тел удос­то­верить­ся, что она тут, си­дит ря­дом за сто­лом. А пе­ред ее гла­зами вста­вали ужа­са­ющие кар­ти­ны пы­ток Тонкс, и му­тило от гус­то­го за­паха кро­ви, ко­торый, ка­залось, поч­ти ви­димым шлей­фом тя­нул­ся из Апар­та­мен­тов Ан­дро­меды. Длин­ные бе­лые паль­цы Лор­да, ху­дые кос­тистые за­пястья, выг­ля­дыва­ющие из ши­роких ру­кавов ман­тии, при­тяги­вали взгляд, и она не мог­ла не ду­мать о том, сколь­ко ма­гов и маг­лов при­няло смерть из этих рук. И Тонкс бу­дет сле­ду­ющей. В го­лове был плот­ный ту­ман, в ко­тором чу­дови­щами из ть­мы пла­вали эти мыс­ли, но на­до бы­ло си­деть за длин­ным сто­лом, нак­ры­том бе­лос­нежной ль­ня­ной ска­тертью, ус­тавлен­ном се­реб­ря­ными при­бора­ми, блеск ко­торых ре­зал гла­за. На­до бы­ло пить чай, на­мазы­вать мас­ло на го­рячую бу­лоч­ку, по­давать Лор­ду сли­воч­ник, под­ни­мать бро­ви в удив­ле­нии, вос­кли­цать «О, вот как?», ки­вать и улы­бать­ся, в ду­ше мо­лясь о том, что­бы улыб­ка не ка­залась ма­соч­ным ос­ка­лом.

Лорд был в хо­рошем нас­тро­ении, вы­ходя из-за сто­ла. Он шу­тил о лю­бимой ра­боте, ко­торая ждет Его, до­воль­но щу­рил­ся баг­ро­выми ще­лями глаз, и Гер­ми­ону, из­му­чен­ную этой каж­доднев­ной и не­навис­тной ролью вер­но­под­данной, прос­то скру­тило спаз­мом от­вра­щения от Его слов, сы­той ин­то­нации, вы­раже­ния удов­летво­рен­ности на бе­зоб­разном плос­ком ли­це, на­рочи­то мед­ленно­го и гра­ци­оз­но­го жес­та, ко­торым Он взял свою па­лоч­ку с от­дель­но­го сто­лика. Пе­ред гла­зами все поп­лы­ло ку­да-то вбок и зак­ру­жилось, она по­нима­ла, что па­да­ет, но ни­чего не мог­ла сде­лать, ру­ки и но­ги ка­зались сде­лан­ны­ми из же­ле. Она ед­ва ус­пе­ла схва­тить­ся за спин­ку сту­ла, вце­пилась как за якорь, так, что по­беле­ли ног­ти, и мус­ку­лы све­ло от рез­ко­го нап­ря­жения. Ник­то ни­чего не за­метил. Лорд уже вы­ходил в две­ри, Дра­ко впол­го­лоса пе­рего­вари­вал­ся с ро­дите­лями. Она пос­то­яла нем­но­го, уни­мая бу­рю внут­ри и пе­режи­дая, по­ка не скро­ет­ся вы­сокая чер­ная фи­гура.

По­том она про­вожа­ла Дра­ко. Они поч­ти не раз­го­вари­вали, но по­нима­ли друг дру­га без слов.

«Не бой­ся, я не дам этим кро­восо­сам соб­лазнить ме­ня», — он по­пытал­ся улыб­нуть­ся, но по­лучи­лась кри­вая и не­ес­тес­твен­ная гри­маса. Он по­нял это и прос­то об­нял ее, зак­лю­чил в теп­лое коль­цо рук, а она ут­кну­лась в его пле­чо, вды­хая род­ной за­пах, ко­торый стран­ным об­ра­зом уни­мал тош­но­ту, и пы­талась ус­по­ко­ить­ся. Вам­пи­ры — не де­мен­то­ры, они ра­зум­ны, и Дра­ко уже не раз встре­чал­ся с ни­ми и да­же брал ее с со­бой на од­ни пе­рего­воры. Но страх ле­дяным об­ла­ком за­мора­живал сер­дце. Он был ну­жен ей, она бы­ла нуж­на ему. Имен­но сей­час, пос­ле все­го про­изо­шед­ше­го. Прос­то по­быть вмес­те, по­мол­чать или, на­обо­рот, про­гово­рить про­изо­шед­шее, вы­гово­рить­ся. Они всег­да чер­па­ли си­лы и на­ходи­ли под­дер­жку друг в дру­ге, а те­перь он бу­дет так да­леко от нее, с су­щес­тва­ми, си­лу и опас­ность ко­торых нель­зя не­до­оце­нивать. И она бу­дет бро­дить по зам­ку, ка­са­ясь стен кон­чи­ками паль­цев… и сно­ва ждать, ждать, ждать… как мно­го раз за эти го­ды… рас­тво­рять­ся в ожи­дании, то­нуть в мрач­ных пред­чувс­тви­ях, за­дыхать­ся от на­бега­ющих волн стра­ха за его жизнь.

Чувс­твуя ды­хание му­жа на ще­ке, она ко­леба­лась — ска­зать ли ему сей­час те нес­коль­ко слов, точ­ное под­твержде­ние ко­торым по­лучи­ла все­го лишь па­ру дней на­зад — и все рав­но не бы­ла до кон­ца уве­рена. Но тут по­явил­ся до­мовик от Лю­ци­уса. Вре­мя под­хо­дило, порт-ключ дол­жен был уже ак­ти­виро­вать­ся. И она не ска­зала.

А те­перь ко­рила се­бя, что не ска­зала. Ведь это бы­ла не толь­ко ее тай­на, не толь­ко ее за­та­ен­ная не­веря­щая ра­дость и пред­чувс­твие но­вого, не­из­вес­тно­го еще счастья, это все бы­ло и его, при­над­ле­жало ему по пра­ву.


* * *


Тош­но­та так и не от­пуска­ет. Все вок­руг, ка­жет­ся, при­об­ре­ло за­пах, гад­кий, вы­вора­чива­ющий внут­реннос­ти на­из­нанку. И все по­меня­ло свой вкус, да­же у обыч­ной во­ды ощу­ща­ет­ся гни­лос­тный прив­кус.

— Как ты се­бя чувс­тву­ешь? — Нар­цисса вни­матель­но смот­рит на не­вес­тку, — ты очень блед­на.

— Все хо­рошо, — че­рез си­лу вы­дав­ли­ва­ет Гер­ми­она, — мне прос­то… прос­то нем­но­го не­уют­но… Я хо­чу про­гулять­ся в са­ду.

Нар­цисса по­нима­юще ки­ва­ет и сно­ва об­ра­ща­ет­ся к «Про­року», а по­том слов­но вспо­мина­ет что-то:

— У ме­ня к те­бе прось­ба, ес­ли не труд­но.

— Да, ко­неч­но, — от­кли­ка­ет­ся Гер­ми­она, уже встав­шая из-за сто­ла.

Нар­цисса ак­ку­рат­но скла­дыва­ет га­зету, раз­гла­жива­ет ее, под­ни­ма­ет на не­вес­тку спо­кой­ный се­рый взгляд:

— В Дра­вен­дей­ле раз­волно­вались при­виде­ния. Как обыч­но, и в этом нет ни­чего экс­тра­ор­ди­нар­но­го. Но сэр Те­офи­лус со­об­щил, что при­чиной бес­по­кой­ства пос­лу­жило «бе­зоб­разное», как он вы­разил­ся, «су­щес­тво, до чрез­вы­чай­нос­ти на­поми­на­ющее пол­тергей­ста». По его сло­вам, он как-то про­ник в за­мок, пе­ребил по­лови­ну зер­кал, без ус­та­ли за­дира­ет до­мови­ков и ме­ша­ет им за­нимать­ся до­маш­ни­ми де­лами, ос­квер­нил все ва­зы и пор­тре­ты, в том чис­ле и его. Сэр Те­офи­лус был очень взвол­но­ван и умо­лял при­быть как мож­но ско­рее, пос­коль­ку приз­рачные да­мы уже на гра­ни нер­вно­го сры­ва.

Гер­ми­она, как бы ху­до ни бы­ло, не мо­жет сдер­жать не­воль­ной улыб­ки. Бед­ный сэр Те­офи­лус.

— Хо­рошо, я раз­бе­русь с этим. Но Лорд вы­казал же­лание ото­бедать в Мал­фой-Ме­нор зав­тра и об­су­дить со мной ка­кой-то ал­хи­мичес­кий трак­тат.

— Я объ­яс­ню Ему твое от­сутс­твие. Ду­маю, Он не бу­дет воз­ра­жать про­тив мо­ей ком­па­нии.

— Вы уве­рены?

— Да. — Нар­цисса вни­матель­но смот­рит ей в гла­за, — Лю­ци­ус и Дра­ко дол­жны вер­нуть­ся дня че­рез три, ес­ли все прой­дет ус­пешно. И ты мо­жешь ос­тать­ся в Ир­ландии по­доль­ше, до их при­ез­да. От­дохни, на­берись сил. Ты на са­мом де­ле выг­ля­дишь не очень хо­рошо. Вес­на в Ир­ландии всег­да чу­дес­на, а Дра­вен­дейл да­рит по­кой и уми­рот­во­рение. Я это знаю по се­бе.

— По­кой и уми­рот­во­рение? — пе­рес­пра­шива­ет Гер­ми­она, и все внут­ри нее сжи­ма­ет­ся в ком, — вы по­лага­ете….

— Да, — пе­реби­ва­ет свек­ровь, и ее взгляд ста­новит­ся жес­тким, — я по­лагаю. Имен­но так, ты не ос­лы­шалась. Мал­фой-Ме­нор сей­час — не луч­шее мес­то для…

Нар­цисса не до­гова­рива­ет, но Гер­ми­она вдруг по­нима­ет, что она име­ет в ви­ду, что она име­ла в ви­ду еще в эту страш­ную ночь, ког­да вы­води­ла ее из за­ла и при­води­ла в чувс­тво. И весь на­пор, злость, от­ча­яние — все, что хо­тело взор­вать­ся в от­вет на хо­лод­ную бес­чувс­твен­ную жес­то­кость Нар­циссы — все это од­ним ми­гом про­пада­ет, ос­та­вив в ду­ше все ту же му­тор­ную смесь бес­по­мощ­ности и об­легче­ния.

— Вы же зна­ете, — пос­ле ми­нут­но­го ко­леба­ния поч­ти шеп­чет Гер­ми­она, — Он не от­пустит…

— Мне Он не от­ка­жет, — Нар­цисса по­тира­ет тон­ки­ми паль­ца­ми вис­ки, слов­но у нее вне­зап­но раз­бо­лелась го­лова.

Нес­лышно по­яв­ля­ет­ся Бер­нард, по­да­ет ей не­боль­шой лист пер­га­мен­та с ме­ню, при­бира­ет со сто­ла. А Гер­ми­она не мо­жет пе­рес­ту­пить по­рог, не мо­жет за­дать воп­рос, ко­торый вер­тится на язы­ке. На­конец до­мовик ис­че­за­ет, наг­ру­жен­ный по­судой, и мо­лодая жен­щи­на все-та­ки ре­ша­ет­ся:

— Я хо­тела бы уз­нать… что… что с те­лами Лю­пина и его до­чери?

Нар­цисса мед­ленно от­ры­ва­ет взгляд от ме­ню, и Гер­ми­она го­това пок­лясть­ся, что в ее гла­зах мель­ка­ет смя­тение.

— Я по­забо­тилась о них, — Нар­цисса ос­тавля­ет пер­га­мент на сто­ле, вста­ет и под­хо­дит к ок­ну.

Сре­ди пыш­но­го ве­лико­лепия Бе­лой Сто­ловой, на фо­не вы­соко­го ок­на с леп­ни­ной, в по­токе тор­жес­твен­но ль­юще­гося за­кат­но­го све­та ее фи­гура ка­жет­ся по­луп­розрач­ной. Все­го лишь сут­ки на­зад уга­сал та­кой же ве­чер, та­кие же зо­лотис­то-ро­зовые сол­нечные лу­чи кра­сили ка­мен­ные сте­ны, и они сто­яли в Биб­ли­оте­ке и не зна­ли, что бу­дет… Это бы­ло все­го лишь сут­ки на­зад, а ка­жет­ся, прош­ли сто­летия и эпо­хи…

— Они бу­дут по­хоро­нены на ма­гичес­ком клад­би­ще не­пода­леку от Блэк-Хол­ла.

— Он раз­ре­шил?!

— Он ни­ког­да не ин­те­ресу­ет­ся тем, что нам при­ходит­ся де­лать пос­ле каз­ней. Его от­талки­ва­ет смерть и все, что с ней свя­зано.

— А как же…

— Бел­латри­са не зна­ет, ко­неч­но же, — в го­лосе свек­ро­ви скво­зит ус­та­лость, — и не уз­на­ет, по край­ней ме­ре, от ме­ня.

— Мис­сис Мал­фой, я бы хо­тела по­бывать… там…

На нее сно­ва на­каты­ва­ет прис­туп дур­но­ты и те­мень в гла­зах при вос­по­мина­ни­ях о че­лове­ке, рас­прос­тертом на зер­каль­ном по­лу, слов­но взмо­лив­шемся о по­щаде, но на са­мом де­ле сра­жав­шемся до кон­ца. О бе­лом платье, изук­ра­шен­ном алым, и мра­мор­ной ко­лон­не, рас­цвет­шей баг­ря­ными цве­тами. О плю­шевом мед­ве­жон­ке в кро­вавой лу­же и ма­лень­кой де­воч­ке, ко­торой боль­ше не нуж­ны иг­рушки.

— Не сей­час, — Нар­цисса обо­рачи­ва­ет­ся и по­нима­юще, но неп­реклон­но ка­ча­ет го­ловой, — толь­ко не сей­час.

Гер­ми­она уси­ли­ем во­ли бе­рет се­бя в ру­ки. Свек­ровь пра­ва, как пра­ва поч­ти всег­да и во всем.

— Что же бу­дет с Тонкс? Че­го Он хо­чет от нее? — нег­ромко го­ворит Гер­ми­она и неп­ро­из­воль­но вздра­гива­ет, об­ни­мая се­бя за пле­чи.

Кри­ков Тонкс не слыш­но, на­вер­ное, ее из­му­чен­ное соз­на­ние вновь про­вали­лось в свой по­лубе­зум­ный, осе­нен­ный по­тус­то­рон­ним мир. И ка­жет­ся, буд­то эта проз­рачная ти­шина, это зо­лотое си­яние сол­нца, до кра­ев на­пол­ня­ющее прос­торную ком­на­ту, этот поч­ти ве­сен­ний, яс­ный, слег­ка по­дер­ну­тый го­лубо­вато-проз­рачной дым­кой ве­чер — все это са­мая ог­ромная ложь на све­те и ве­личай­шее над­ру­гатель­ство над Тонкс и те­ми, кто дав­ным-дав­но объ­яв­лен вне за­кона, но умуд­ря­ет­ся вы­живать и жить воп­ре­ки мрач­ным те­ням Его кол­довс­тва.

— Она об­ре­чена. И об­ре­чен тот, кто хоть нем­но­го об­легчит ее стра­дания, — впол­го­лоса от­ве­ча­ет Нар­цисса.

И Гер­ми­она за­кусы­ва­ет гу­бу, по­нимая, что име­ет в ви­ду свек­ровь. Что бы ни бы­ло, но фи­нал из­вестен. Ник­то не влас­тен над смертью, но Тем­ный Лорд, из­бе­га­ющий встреч с ней, тем не ме­нее щед­ро да­ру­ет ей жер­тву.


* * *


— Стар­шая гос­по­жа про­сит зай­ти в ее по­кои, — до­мовик Пин­ки низ­ко кла­ня­ет­ся.

Гер­ми­она ки­ва­ет и от­пуска­ет его. Она уже оде­лась по-маг­лов­ски, со­бира­ясь транс­грес­си­ровать к де­ревуш­ке в трех ми­лях от Дра­вен­дей­ла. Ка­мин­ное пу­тешес­твие стра­шит при од­ной мыс­ли о по­лете сквозь вра­ща­ющу­юся пес­трую во­рон­ку с раз­мы­тыми сте­нами.

Она идет к ком­на­там Лю­ци­уса и Нар­циссы, по ко­ридо­ру, нас­квозь про­питав­ше­муся кри­ками, сто­нами и болью Тонкс. По­калы­ва­ет в вис­ках, и мыс­ли пу­та­ют­ся. По­чему-то в этом ко­ридо­ре, оби­том тем­но-зе­леной штоф­ной тканью с узор­ча­тыми раз­во­дами, зас­тавлен­ном мяг­ки­ми крес­ла­ми и сто­лами на тон­ких нож­ках, уве­шан­ном ста­рыми, но яр­ки­ми еще го­беле­нами и ус­тлан­ном тол­сты­ми пер­сид­ски­ми ков­ра­ми, со­вер­шенно стран­ная акус­ти­ка — ска­зан­ное да­же ше­потом гул­ко раз­но­сит­ся по не­му, дро­бит­ся эхом и вос­при­нима­ет­ся так, слов­но го­лос от­ра­зил­ся от го­лых ка­мен­ных стен в ог­ромной ку­поль­ной пус­то­те. В этом от­вет­вле­нии ко­ридо­ра толь­ко Апар­та­мен­ты Ан­дро­меды, до не­дав­не­го вре­мени пус­тые и не­жилые, в ко­торых се­рый прах пы­ли ло­жил­ся на пред­ме­ты и ме­бель, и ник­то его не тре­вожил, кро­ме из­редка при­бира­ющих­ся до­мови­ков. К со­жале­нию, вы­ход на лес­тни­цу, ве­дущую к кры­лу стар­ших Мал­фо­ев, толь­ко из это­го ко­ридо­ра.

Сто­ны Тонкс пе­рехо­дят в тон­кий вой, нас­квозь прос­верли­ва­ющий уши. Ка­кое бы ни бы­ло дей­ствие, но вы­нуж­денное без­дей­ствие страш­нее все­го, ду­ма­ет Гер­ми­она, и сер­дце за­лива­ет ле­дяная тос­ка.

Сза­ди до­гоня­ет Бер­нард, спе­ша вы­пол­нить при­каз хо­зяй­ки о за­чаро­вании Апар­та­мен­тов. До­мовик, сто­рожа­щий у вы­соких двус­твор­ча­тых две­рей, мед­ленно их от­кры­ва­ет. Гер­ми­она слы­шит за спи­ной лег­кий скрип, чей-то гру­бый воз­глас, выр­вавший­ся и уси­лив­ший­ся го­лос Тонкс, и ог­ромным нап­ря­жени­ем во­ли по­дав­ля­ет в се­бе же­лание ки­нуть­ся к ней, под­держать, об­нять. Нель­зя, прос­то не­воз­можно. Хо­тя Лор­да сей­час и нет, но при Тонкс на­ходят­ся ли­бо Як­сли, ли­бо Мак­Нейр, не­от­лучно сте­регу­щие цен­ную плен­ни­цу.

Днем, уже поч­ти опаз­ды­вая на наз­на­чен­ное вре­мя ак­ти­вации порт-клю­ча, Дра­ко зак­ли­нал ее да­же не пы­тать­ся ос­во­бодить Ним­фа­дору. «Это бе­зумие, — пов­то­рял он сно­ва и сно­ва, креп­ко дер­жа ее ла­дони в сво­их и гля­дя пря­мо в гла­за, — ты по­нима­ешь? Ты не спа­сешь ее, но по­гиб­нешь са­ма. Моя ку­зина по­ка нуж­на Ему, и ей бу­дут сох­ра­нять жизнь. Сей­час Он от­пра­вил­ся в У­эльс, ска­зал, что вер­нется че­рез не­делю. Ее не каз­нят без Не­го, вре­мя еще есть. Я об­ду­маю все, по­ка бу­ду в Ев­ро­пе. Мо­жет быть, удас­тся что-то сде­лать. По­жалуй­ста, не до­пус­кай да­же мыс­ли о том, что­бы… ты по­нима­ешь, о чем я. Об­хо­ди сто­роной эти прок­ля­тые ком­на­ты и из­бе­гай да­же раз­го­воров о ней. Ты ведь мо­жешь не сдер­жать­ся, и тог­да Он… Нет, да­же ду­мать не хо­чу об этом. Ты слы­шишь ме­ня, Гер­ми­она? По­жалуй­ста, смот­ри на ме­ня. Я не у­еду, по­ка ты не пок­ля­нешь­ся!»

К ее глу­боко­му изум­ле­нию, Лю­ци­ус то­же сде­лал лег­чай­ший на­мек, слов­но пре­дос­те­регая ее. Пе­ред са­мым от­кры­ти­ем пор­та­ла, он, на­тяги­вая пер­чатки, со сво­им обыч­ным през­ре­ни­ем в го­лосе и ле­дяным ви­дом про­тянул: «На­де­юсь, в на­ше от­сутс­твие не бу­дут пред­при­няты глу­пые не­ос­то­рож­ные дей­ствия, и обой­дет­ся без про­ис­шес­твий. Я очень на это на­де­юсь». Он не смот­рел на нее, но она фи­зичес­ки чувс­тво­вала, что сло­ва об­ра­щены к ней.

Сер­дце пла­кало от сос­тра­дания, бе­зум­ной жа­лос­ти к Тонкс, но ра­зумом она по­нима­ла — Дра­ко прав. Как бы ни бы­ло ужас­но, как бы ни бы­ло не­выно­симо боль­но, но эти нес­коль­ко лет, ко­торые они про­вели, в глу­бочай­шей тай­не скры­вая то, за что Лорд пы­тал бы до по­тери рас­судка, при­учи­ли сдер­жи­вать по­рывы, хит­рить, об­ма­нывать, и мас­ка ли­цеме­рия поч­ти при­рос­ла к ли­цу.

И ей, сжи­мав­шей в бес­си­лии ку­лаки, вдруг по­каза­лось, что она по­теря­ла се­бя — ту храб­рую сме­лую гриф­финдор­ку, ко­торая без раз­ду­мий бы­ла го­това бро­сить­ся в бой за спра­вед­ли­вость и свет. Ко­торой ка­залось, что на све­те су­щес­тву­ет толь­ко чер­ное и бе­лое, доб­ро и зло, и не уметь раз­ли­чать их или пы­тать­ся за­нять ней­тра­литет зна­чит ав­то­мати­чес­ки при­нять сто­рону зла. О нет, жизнь пос­ме­ялась над ее прин­ци­пами, пе­ревер­ну­ла все с ног на го­лову и кри­вилась в гри­масе сар­казма, раз за ра­зом под­ки­дывая не­раз­ре­шимые за­дачи. Чер­ное и бе­лое — те­перь для нее абс­трак­тные по­нятия, по­тому что не­ред­ко ока­зыва­лось так, что в аб­со­лют­ной ть­ме вдруг роб­ко бе­лела свет­лая сто­рона, или же в бе­зус­ловно доб­ром и свет­лом не­ожи­дан­но об­на­ружи­валась тень.

Она пос­пешно взбе­га­ет по лес­тни­це, поч­ти ис­те­рич­но сту­чит­ся в две­ри и, ус­лы­шав раз­ре­шение вой­ти, прос­каль­зы­ва­ет внутрь, ста­ра­ясь скрыть на ли­це сле­ды вол­не­ния.

Это лич­ные ком­на­ты Нар­циссы, и на всем здесь ле­жит ее от­пе­чаток. Стро­гая сдер­жанность и вмес­те с тем изя­щес­тво об­ста­нов­ки, хо­лод­но­ватые то­на, тон­чай­ший изыс­канный аро­мат ду­хов, ни од­но­го пор­тре­та (в этом Дра­ко по­хож на мать), толь­ко нес­коль­ко пей­за­жей. Нар­цисса так ес­тес­твен­но впи­сыва­ет­ся в ок­ру­жа­ющую ее сре­ду ста­рин­но­го арис­токра­тиз­ма, как ни­ког­да не впи­шет­ся са­ма Гер­ми­она.

Свек­ровь си­дит на ди­ване, скло­нив­шись над низ­ким сто­ликом. Под­няв го­лову, она под­зы­ва­ет Гер­ми­ону и по­казы­ва­ет на крес­ло.

— Са­дись, мне нуж­но отоб­рать кое-ка­кие из этих книг, что­бы ты внес­ла их в биб­ли­оте­ку Дра­вен­дей­ла.

Пы­та­ясь от­влечь­ся, Гер­ми­она рас­смат­ри­ва­ет то, что ле­жит на сто­ле. Муж­ские зо­лотые ча­сы на це­поч­ке, нес­коль­ко блок­но­тов-ежед­невни­ков в тис­не­ной ко­же, кол­до-фо­тог­ра­фия в рам­ке, снитч, вол­шебная па­лоч­ка, связ­ка клю­чей, вну­шитель­ная стоп­ка книг, ко­торые быс­тро пе­релис­ты­ва­ет Нар­цисса и не­кото­рые от­кла­дыва­ет в сто­рону, ме­шочек из вы­тер­то­го по­линяв­ше­го бар­ха­та, на ко­тором ви­ти­ева­той гладью вы­шиты три бук­вы — РАБ.

«РАБ, РАБ…» — не­воль­но пов­то­ря­ет про се­бя Гер­ми­она, — «где же это я ви­дела? Или слы­шала? РАБ, РАБ… РАБ…»

Она бе­рет в ру­ки ме­шок, те­ребит за­вяз­ки, паль­цы сколь­зят по нем­но­го шер­ша­вой се­реб­ря­ной ни­ти, вь­ющей­ся по бар­хатной тка­ни.

— Что это?

Нар­цисса ки­да­ет бег­лый взгляд и воз­вра­ща­ет­ся к оче­ред­ной кни­ге.

— Без­донный Ме­шочек, дет­ская без­де­луш­ка.

— А что это за бук­вы?

— Ини­ци­алы мо­его ку­зена Ре­гулу­са, — рас­се­ян­но от­ве­ча­ет свек­ровь, — его пол­ное имя бы­ло Ре­гулус Ар­кту­рус Блэк. Ре­гулус обо­жал ста­вить мо­ног­рамму на свои ве­щи, это бы­ла его ма­лень­кая сла­бость.

«РАБ, РАБ… Ре­гулус Ар­кту­рус Блэк… Си­ри­ус Блэк… Ори­он Блэк… Сиг­нус Блэк… Бел­латри­са Блэк… Ан­дро­меда Блэк… От­ку­да у Блэ­ков эта тра­диция — звез­дные име­на? На­вер­ня­ка, есть ка­кая-ни­будь древ­няя ле­ген­да вро­де тех, ко­торые рас­ска­зыва­ет Фи­она о Мал­фо­ях. Толь­ко не­кому ее рас­ска­зать и не­кому слу­шать, Блэ­ков боль­ше нет. РАБ… Ре­гулус и Си­ри­ус… Од­на кровь, од­ни ге­ны, од­но вос­пи­тание, толь­ко один брат — Ав­рор, а вто­рой — По­жира­тель Смер­ти…»

Взгляд сколь­зит по ве­щам, цеп­ля­ет­ся и от­ме­ча­ет мель­чай­шие де­тали и под­робнос­ти.

Кни­ги са­мой раз­ной те­мати­ки — по­эзия и про­за, юмо­рис­ти­чес­кие рас­ска­зы, фи­лософ­ские прит­чи, нес­коль­ко ро­манов, ни од­ной по ма­гии и кол­довс­тву.

Снитч — до­воль­но об­шарпан­ный, по­цара­пан­ный, крылья сло­маны и тор­чат в раз­ные сто­роны.

Кол­до-фо­тог­ра­фия в прос­той глад­кой рам­ке — двое чер­но­воло­сых маль­чи­шек, один пос­тарше, вы­ше и креп­че, с жи­вым кра­сивым ли­цом и озор­ной ух­мылкой, об­ни­ма­ющий за ху­дые пле­чи дру­гого, стро­го-серь­ез­но­го, с тон­ки­ми нер­вны­ми чер­та­ми ли­ца, стран­но по­хожи­ми и не­похо­жими на чер­ты бра­та.

Вол­шебная па­лоч­ка — длин­ная, с чуть за­мет­ным из­ги­бом, с изящ­ной ру­ко­ят­кой из по­жел­тевшей от вре­мени сло­новой кос­ти с за­тей­ли­вой резь­бой.

Плос­кий круг­ля­шок ча­сово­го ме­даль­она. Зо­лото тус­кло мер­ца­ет на све­ту, а вен­зель РАБ слов­но со­чит­ся ру­бино­во-алым ог­нем.

Вдруг внут­ри все взры­ва­ет­ся от вне­зап­ной до­гад­ки, хо­лоде­ют кон­чи­ки паль­цев, да­же мыс­ли о Тонкс ухо­дят на зад­ний план.

«РАБ… РАБ!»

Ста­ра­ясь ка­зать­ся рав­но­душ­ной, она спра­шива­ет:

— Вы бы­ли друж­ны с Ре­гулу­сом?

— Да, — по­мед­лив, от­ве­ча­ет Нар­цисса, пог­ла­живая ис­тре­пан­ный пе­реп­лет кни­ги, — в детс­тве я час­то иг­ра­ла с Си­ри­усом и Ре­гулу­сом, мы бы­ли близ­ки по воз­расту. Си­ри­ус был слов­но огонь, у не­го бы­ла не­обуз­данная фан­та­зия. Он во­об­ра­жал се­бя то ры­царем, то пи­ратом, то ве­ликим ма­гом, а мы с Ре­гулу­сом смот­ре­ли ему в рот и ста­рались во всем под­ра­жать. Од­нажды Си­ри­ус ре­шил пос­тро­ить дом на де­реве и ста­щил вол­шебную па­лоч­ку Бел­латри­сы, но, не зная нуж­ных зак­ля­тий, по­валил са­мый ста­рый дуб в на­шем са­ду и не­ча­ян­но сло­мал па­лоч­ку. Бел­ла бы­ла в бе­шенс­тве и крик­ну­ла, что ког­да-ни­будь его убь­ет. Его на­каза­ли, но это толь­ко раз­за­дори­ло его. Он был не­уго­монен и не­уто­мим в вы­дум­ке раз­ных про­каз. Ре­гулус всег­да всту­пал­ся за ме­ня пе­ред ним и по­том, уже в Хог­вар­тсе, счи­тал, что обя­зан быть мо­им за­щит­ни­ком, — грус­тная улыб­ка тро­га­ет гу­бы свек­ро­ви.

— Я пом­ню, как Валь­бур­га гор­ди­лась сы­новь­ями и Си­ри­усом в осо­бен­ности, хо­тя все по­чему-то счи­тали, что она боль­ше лю­бит млад­ше­го. Од­на­ко она всег­да пов­то­ряла, что имен­но Си­ри­ус — ис­тинный Блэк. Но Ре­гулус от­нюдь не рев­но­вал, он обо­жал стар­ше­го бра­та, хо­тел во всем по­ходить на не­го. Си­ри­ус пос­ту­пил в Хог­вартс и от­да­лил­ся от семьи, от не­го, по­том вов­се ушел из до­му, и за­тем…, — Нар­цисса осе­ка­ет­ся, но про­дол­жа­ет, — Ре­гулус очень тос­ко­вал по бра­ту и пы­тал­ся за­менить его пе­ред ма­терью. Мне иног­да ка­залось, что он стал По­жира­телем для то­го… для то­го, что­бы мес­то Си­ри­уса в ду­ше бы­ло за­пол­не­но чем-то дру­гим, и что­бы до­казать Валь­бур­ге, что он то­же нас­то­ящий Блэк. Ему бы­ло все­го де­вят­надцать, ког­да он… ког­да его каз­ни­ли.

— Из-за че­го Лорд каз­нил Ре­гулу­са? — спра­шива­ет Гер­ми­она, ее нап­ря­жен­ное вол­не­ние дос­ти­га­ет пре­дела.

За­пер­тый в сте­нах сво­его не­навис­тно­го до­ма, крес­тный Гар­ри от­зы­вал­ся о млад­шем бра­те не ина­че как о лю­бим­чи­ке влас­тной ма­тери, из­ба­лован­ном слюн­тяе, все­цело пре­дан­ном Вол­де­мор­ту и за­ветам чис­токров­ных ро­дов. Си­ри­ус не­из­менно кри­вил­ся, ког­да речь так или ина­че за­ходи­ла о его детс­тве и семье, с ух­мылкой ты­кал в го­белен с ро­довым дре­вом, на ко­тором кра­сова­лась выж­женная ды­ра вмес­то его име­ни, и, не­ес­тес­твен­но гром­ко хо­хоча в от­вет на ее роб­кий и, как ей ка­залось, нес­кром­ный воп­рос — не ску­ча­ет ли он по семье, объ­яв­лял сво­ей семь­ей ро­дите­лей Гар­ри.

— Из-за сво­ей по­доз­ри­тель­нос­ти и чь­его-то на­вета, — Нар­цисса бо­лез­ненно мор­щится, — я не ду­мала тог­да, что у Ре­гулу­са мо­гут быть вра­ги, но кто-то на­шеп­тал Лор­ду, что у Блэ­ка есть… де­вуш­ка-маг­ла и он под­держи­ва­ет связь с бра­том-Ав­ро­ром. Ни­чего не мо­гу ска­зать нас­чет этой маг­лы, но Ре­гулус не ви­дел­ся с Си­ри­усом нес­коль­ко лет. Вер­нее, Си­ри­ус не же­лал об­ще­ния ни с кем из Блэ­ков, кро­ме дя­ди Аль­фар­да. Я уве­рена, до­нос был лжи­вый, но Лорд по­верил, — она за­мол­ка­ет, гля­дя на кол­до-фо­тог­ра­фию, и про­дол­жа­ет пос­ле не­дол­го­го мол­ча­ния, — Валь­бур­га не пе­ренес­ла смер­ти Ре­гулу­са, враж­дебнос­ти и от­лу­чения Си­ри­уса, ко­торое для нее бы­ло рав­но­силь­но смер­ти. Пор­ва­ла со все­ми свя­зи, за­точи­ла се­бя в до­ме и ти­хо угас­ла.

Гер­ми­оне труд­но пред­ста­вить, что про­тив­ная ста­руха на пор­тре­те в при­хожей ста­рин­но­го до­ма на пло­щади Грим­мо мог­ла так силь­но лю­бить сво­их сы­новей, что жизнь в ней умер­ла без них. Валь­бур­га Блэк в ее во­об­ра­жении пред­ста­вала бес­чувс­твен­ной са­модурс­тву­ющей ис­те­рич­кой, го­товой унич­то­жить всех, кто, по ее мне­нию, та­ки или ина­че за­пят­нал чис­то­ту кро­ви. Этот об­раз сло­жил­ся из рас­ска­зов Си­ри­уса и воп­лей пор­тре­та, чер­не­ющих пя­тен унич­то­жен­ных имен на фа­миль­ном дре­ве, книг по тем­ной ма­гии и раз­ных зло­вещих ар­те­фак­тов, не­навис­ти ста­рого Кри­чера и ужас­ных го­лов-чу­чел до­мовых эль­фов, са­мой ат­мосфе­ры мрач­но­го до­ма, ко­торый, ка­залось, да­же скри­пом по­ловиц, хо­лод­ны­ми сквоз­ня­ками и жут­ко­ватым в ти­ши свис­том вет­ра на чер­да­ке вы­живал их из се­бя. Но, вы­ходит, Нар­цисса зна­ла дру­гую Валь­бур­гу.

Ес­ли в Валь­бур­ге Блэк бы­ло то, в чем Гер­ми­она ког­да-то ей от­ка­зыва­ла, ес­ли она бы­ла лю­бящей ма­терью, ко­торой стар­ший сын раз­бил сер­дце, а млад­ший не смог его ис­це­лить и вов­се унес с со­бой в мо­гилу пос­ледние на­деж­ды, то мог ли «из­ба­лован­ный бес­ха­рак­терный слюн­тяй» быть дру­гим, кем-то иным, не тем, ко­го при­вык­ли ви­деть, о ком сло­жилось оп­ре­делен­ное мне­ние? Вер­на ли ее до­гад­ка о та­инс­твен­ном РАБ?

Гер­ми­она уже дру­гим взгля­дом смот­рит на ве­щи, ле­жащие на сто­ле. Они те­перь не прос­то ча­сы, кни­ги, снитч — они слов­но на­пол­ня­ют­ся теп­лом че­лове­ка, ког­да-то брав­ше­го их в ру­ки. Че­лове­ка, ко­торо­го, ве­ро­ят­но, сов­сем не знал собс­твен­ный брат, не же­лал знать, зас­та­вив се­бя за­быть о серь­ез­ном маль­чи­ке, хо­тев­шем во всем быть по­хожим на не­го.

Свек­ровь про­тяги­ва­ет ей не­боль­шую стоп­ку книг и не­весе­ло ус­ме­ха­ет­ся:

— Из­ви­ни, иног­да я прос­то с го­ловой пог­ру­жа­юсь в дни бы­лые и за­тяги­ваю в них то­го бе­дола­гу, ко­торо­му не пос­час­тли­вилось ока­зать­ся ря­дом. На­вер­ное, это ста­рость.

— Нет-нет, вы уме­ете изу­митель­но рас­ска­зывать, — про­тес­ту­юще вос­кли­ца­ет Гер­ми­она, — мне всег­да ин­те­рес­но слу­шать вас.

— Ты слиш­ком доб­ра, — ка­ча­ет го­ловой Нар­цисса, но ее прек­расное ли­цо ос­ве­ща­ет­ся неж­ной улыб­кой. Гер­ми­она зна­ет, что она ни­ког­да не улы­ба­ет­ся так чу­жим лю­дям, тем, кто не вхо­дит в ее уз­кий до­верен­ный круг. Эта улыб­ка пред­назна­чена толь­ко Лю­ци­усу, Дра­ко и лич­но ей.

По­том, слов­но пре­одо­лев ми­нут­ную сла­бость и по­доб­равшись из­нутри, Нар­цисса ста­новит­ся стро­же:

— Не бес­по­кой­ся о Лор­де. Те­бе сей­час нель­зя лиш­ний раз бес­по­ко­ить­ся и вол­но­вать­ся.

Гер­ми­оне уда­ет­ся не за­лить­ся крас­кой от про­ница­тель­нос­ти свек­ро­ви, но ру­ки вы­да­ют сму­щение — она ро­ня­ет кни­ги на пол и пос­пешно со­бира­ет их, пря­ча ли­цо.

— Ты ска­зала Дра­ко?

Воп­рос зас­та­ет Гер­ми­ону не врас­плох, она жда­ла его, но все же она мед­лит с от­ве­том, со­бира­ясь с мыс­ля­ми.

— Н-нет еще. Ког­да он вер­нется.

Гер­ми­она вы­ходит от свек­ро­ви, креп­ко при­жимая к гру­ди кни­ги Ре­гулу­са Блэ­ка и спи­ной чувс­твуя ее взгляд.

Иног­да Нар­цисса пу­га­ет ее. Она точ­но уга­дыва­ет же­лания и тре­воги, пред­ви­дит дей­ствия без вся­кого вол­шебс­тва, но сво­ей про­низы­ва­ющей ра­ботой мыс­ли. Она — ди­ковин­ное со­чета­ние хо­лод­ной свет­скос­ти и жи­вого сер­дечно­го учас­тия, внеш­ней су­хой не­воз­му­тимос­ти и ду­шев­но­го бес­по­кой­ства. Час­то од­но толь­ко ее при­сутс­твие да­ет воз­можность спо­кой­но дер­жать­ся на из­ма­тыва­ющих при­емах Лор­да, не сры­вать­ся на пус­тых ба­лах с их сот­ня­ми враж­дебных глаз, бес­числен­ны­ми гряз­ны­ми ин­три­гами и злос­ловны­ми пе­ресу­дами. Ку­да бы ни приш­ла, где бы ни бы­ла, Нар­цисса при­носит с со­бой по­кой, сдер­жанное уми­рот­во­рение, па­рой-трой­кой фраз га­ся кон­фликт, уме­ло и не­замет­но пе­рево­дя раз­го­вор на бе­зопас­ную те­му, и ни­кому не при­дет в го­лову, что ей скуч­но или ее со­вер­шенно не за­нима­ет пос­ледняя сплет­ня.

Но Гер­ми­она те­перь мо­жет ви­деть по поч­ти не­замет­ным приз­на­кам (осо­бый нак­лон го­ловы, чуть-чуть сдви­нутые бро­ви, нем­но­го опу­щен­ные угол­ки губ), что очень час­то Нар­циссе дей­стви­тель­но нет де­ла до тех лю­дей, ко­торые ок­ру­жа­ют ее на оче­ред­ном ра­уте, ле­безят и по­добос­трастно угож­да­ют, ло­вят каж­дое сло­во, ко­пиру­ют жес­ты. Она слу­ша­ет их, но не слы­шит, дав­но тя­готит­ся все­об­щим вни­мани­ем и ус­то­яв­шимся по­ложе­ни­ем ко­роле­вы выс­ше­го ма­гичес­ко­го све­та, суп­ру­ги од­но­го из са­мых вли­ятель­ных спод­вижни­ков Тем­но­го Лор­да, боль­ше все­го же­лая ук­рыть­ся в ти­хом се­мей­ном кру­гу, от­дохнуть, не прит­во­ря­ясь ни пе­ред кем ожив­ленной и фаль­ши­во-ра­душ­ной, не быть об­разцом чис­токров­ной ле­ди, не де­монс­три­ровать пе­ред Лор­дом бе­зуко­риз­ненное вер­но­под­данни­чес­кое нас­тро­ение. Од­на­ко, же­лая ски­нуть эти око­вы, она тем не ме­нее все рав­но ос­та­ет­ся той, кем яв­ля­ет­ся по рож­де­нию. Ее сло­во всег­да ве­сомо, ее ви­зит в чей-то дом оз­на­ча­ет, что она приз­на­ет хо­зя­ев дос­той­ны­ми выс­ше­го све­та ма­гичес­кой Бри­тании. И все зна­ют, что ос­корбить нев­ни­мани­ем или слиш­ком яв­ным злобс­тво­вани­ем не­вес­тку Мал­фо­ев, глав­ный не­дос­та­ток ко­торой — не­чис­токров­ное про­ис­хожде­ние, по-преж­не­му за­нима­ет од­но из пер­вых мест в ку­лу­ар­ной бол­товне, зна­чит не толь­ко зас­лу­жить тем­ное не­одоб­ре­ние Ве­лико­го Лор­да Вол­де­мор­та, чре­ватое мно­гими неп­ри­ят­ностя­ми. Это зна­чит смер­тель­но ос­корбить Нар­циссу Мал­фой, урож­денную Блэк. Та, ко­торая во мно­гом за­да­ет тон и нас­тро­ение свет­ско­му ма­гичес­ко­му об­щес­тву, ед­ва ее ушей дос­тигнет не­дос­той­ный слух о мо­лодой мис­сис Дра­ко Мал­фой, тут же от­вернет­ся от ос­ме­лив­шихся пус­тить этот слух. «Ах, этот (эта или эти)?» — ле­дяным го­лосом ска­жет мис­сис Лю­ци­ус Мал­фой на ба­лу и пож­мет пле­чами, как буд­то речь идет о нез­на­комых ей вол­шебни­ках. И эти нес­коль­ко слов и по­жатие бе­лых мра­мор­ных плеч тут же ста­нут из­вес­тны всем. Не­милость Нар­циссы Мал­фой зак­ро­ет во­рота в ве­лико­леп­ный Мал­фой-Ме­нор, нап­рочь зам­кнет бла­гос­клон­ные взо­ры воз­можных пок­ро­вите­лей — вол­шебниц и ма­гов, приб­ли­жен­ных к Лор­ду, сож­жет приг­ла­шения в до­ма вли­ятель­ных и знат­ных се­мей.

Гер­ми­оне до сих пор ка­жет­ся уди­витель­ным, что эта жен­щи­на поз­во­лила ей вой­ти в свое сер­дце, что ее за­бота и опе­ка об­ни­ма­ют ис­крен­ним теп­лом, не при­нуж­дая к не­лов­кости или на­пус­кной от­ветной лю­без­ности.


* * *


Раз­мышле­ния о Нар­циссе за­нима­ют ее, но все же вновь воз­вра­ща­ет­ся страх за Тонкс, пе­реме­шан­ный с не­ухо­дящи­ми мыс­ля­ми о том, кто пря­тал­ся за ини­ци­ала­ми РАБ. Она поч­ти про­бега­ет ко­ридор, с за­мира­ни­ем сер­дца прис­лу­шива­ясь к каж­до­му зву­ку. Но все ти­хо, дверь плот­но прик­ры­та, сно­ва де­журит до­мовик, усер­дно та­раща­щий круг­лые гла­за и ра­болеп­но кла­ня­ющий­ся, и толь­ко зву­ки ее ша­гов звон­ко пры­га­ют в воз­ду­хе (как это воз­можно, ес­ли идет она по тол­сто­му ков­ру?). Она то­роп­ли­во спус­ка­ет­ся в холл, рас­па­хива­ет две­ри и спе­шит по мо­щеной подъ­ез­дной ал­лее, вниз по хол­му, что­бы вый­ти за пре­делы по­местья для транс­грес­сии.

Ког­да чер­ные ко­ваные во­рота, от ко­торых идет подъ­ез­дная ал­лея к зам­ку, со скре­жетом зак­ры­ва­ют­ся за ее спи­ной, она нес­коль­ко раз глу­боко вды­ха­ет прох­ладный воз­дух, в ко­тором уже слы­шит­ся вол­шебное ве­яние вес­ны. Пах­нет та­лым сне­гом, на­чина­ющей от­та­ивать зем­лей, пер­вы­ми под­снеж­ни­ками, на­вер­ня­ка уже про­бив­ши­мися сквозь слой рых­ло­го сне­га и пре­лой прош­ло­год­ней лис­твы. Ве­тер так свеж и ле­гок, что да­же нем­но­го кру­жит­ся го­лова.

Гер­ми­она щу­рит­ся в го­лубе­ющее день ото дня, но сей­час неж­но-за­кат­ное не­бо и под­став­ля­ет ли­цо уга­са­ющим сол­нечным лу­чам. Ла­донь не­воль­но ло­жит­ся на жи­вот, и она пог­ру­жа­ет­ся в мир по­ка не­из­ве­дан­ный, су­щес­тву­ющий толь­ко в ней, за­родив­ший­ся так не­дав­но и рас­ту­щий, да­ру­ющий ей со­вер­шенно не­из­вес­тные ощу­щения и не­ведо­мые преж­де эмо­ции. Она сто­ит так, да­вая се­бе что-то вро­де пе­редыш­ки пе­ред тем, как сно­ва оку­нуть­ся в кру­гово­рот су­ет­ли­вой, тя­желой и страш­ной пов­седнев­ности.

Но все­го лишь па­ру ми­нут спус­тя кни­ги от­тя­гива­ют дру­гую ру­ку, сол­нце скры­ва­ет­ся за го­ризон­том, ве­тер вдруг рез­ко бь­ет по ще­кам и при­носит неп­ри­ят­ную сы­рость, и ее соз­на­ние не­хотя воз­вра­ща­ет­ся к во­ротам Мал­фой-Ме­нора. По­ра в Дра­вен­дейл.

Глава 28. В сетях обмана и правды

Он гло­тал ть­му, он ды­шал ею, по­тому что ина­че бы­ло не­воз­можно. Он за­был, кто он, где на­ходит­ся. Он за­был все, по­тому что в нем бы­ла ть­ма, и он был во ть­ме. Ть­ма сжи­мала его, про­сачи­валась в по­ры ко­жи, вли­валась в рот и нос. Ть­ма жад­но со­сала из не­го все, что бы­ло. Она сми­нала ма­лень­ко­го бу­маж­но­го че­ловеч­ка, а по­том раз­во­рачи­вала об­ратно, и это пов­то­рялось еще, и еще, и еще. Крик был шур­ша­ни­ем бу­маги под су­хими па­учь­ими лап­ка­ми.

А по­том… по­том во­рон­ку бе­шено кру­жащей­ся ть­мы ра­зор­ва­ли. И сра­зу бу­маж­ное те­ло отя­желе­ло, ста­ло плот­ным и твер­дым. Ко­жу за­коло­ли ты­сячи иго­лок, он да­же уви­дел их тус­клый блеск во ть­ме. А по­том… по­том, це­лую веч­ность спус­тя, ко лбу и вис­кам при­кос­ну­лось что-то прох­ладное, неж­ное, и сра­зу ста­ло уди­витель­но спо­кой­но. Ужас рас­та­ял, сме­нив­шись ти­хим ра­дос­тным удив­ле­ни­ем. Гла­за сно­ва ста­ли ви­деть. Ть­мы уже не бы­ло, вок­руг раз­ли­вал­ся жем­чужный сум­рак, и в не­яр­ком от­блес­ке не­понят­но от­ку­да стру­яще­гося све­та к не­му приб­ли­жалось чье-то ли­цо, ни­ког­да не ви­ден­ное вжи­вую, но зна­комое, та­кое ми­лое и род­ное… Он счас­тли­во улыб­нулся в от­вет на улыб­ку и всем сво­им су­щес­твом по­тянул­ся навс­тре­чу, то ли взле­тев, то ли про­валив­шись в без­дну све­та.

Свет ста­новил­ся все силь­нее, яр­че, хлес­тал по­тока­ми, бур­лил ярос­тны­ми вол­на­ми, взры­вал­ся ос­ле­питель­ны­ми ко­мета­ми и ме­те­ора­ми, но от не­го ста­нови­лось так лег­ко и ос­во­бож­денно, как ни­ког­да в жиз­ни, слов­но вы­жига­лось из­нутри все не­хоро­шее, гряз­ное, дур­ное, что ско­пилось.

На­конец ути­хоми­рив­ший­ся свет слов­но раз­дро­бил­ся на час­ти — свер­нулся в клу­бок ша­лов­ли­вым ог­ненным ко­тен­ком, зап­ля­сал то­пот­ли­выми сол­нечны­ми зай­чи­ками, по­тек хо­лод­ной лун­ной ре­кой, вспых­нул ос­трым звез­дным пла­менем, пы­лав­шим на мор­ских вол­нах во ть­ме, ко­торая те­перь бы­ла сов­сем не страш­на.

Счастье об­во­лаки­вало лег­ким об­лачком, не­весо­мо пор­ха­ло по те­лу и ще­кота­ло ко­жу. Бы­ло по­кой­но и мяг­ко, и он си­дел у ка­мина, без­думно лю­бовал­ся тан­цем оран­же­во-жел­то­го ог­ня, уга­дывал в его из­ви­вах раз­ные кар­тинки и да­же, ес­ли хо­рошо всмот­реть­ся, чьи-то ли­ца. Где-то вор­чли­во шу­мело мо­ре, ве­тер при­носил его чу­дес­ный со­леный и во­дорос­ле­вый за­пах, лас­ко­вая ру­ка про­бега­ла по ма­куш­ке и тре­пала во­лосы, на миг от­ры­вая от этой дре­мот­ной за­дум­чи­вос­ти и на­поми­ная о том, что он не оди­нок. Так он ког­да-то меч­тал…

Меч­тал? О чем это он? Нет, это всег­да бы­ло так, все бы­ло на­яву. Раз­ве бы­ло ког­да-то по-дру­гому? Ему прос­то прис­нился пло­хой сон, ког­да он бо­лел. Прис­ни­лось, что он был один, со­вер­шенно один в веч­ной хо­лод­ной зи­ме, вок­руг бы­ли толь­ко чу­жие лю­ди, ли­бо со­вер­шенно рав­но­душ­ные, ли­бо не­довер­чи­вые, хму­рые, че­го-то опа­са­ющи­еся, ко­торым он дол­жен был пос­то­ян­но что-то до­казы­вать. Но, ко­неч­но же, это толь­ко сон, глу­пый сон, ко­торый за­кон­чился. И он по­нем­но­гу выз­до­рав­ли­ва­ет, при­ходит в се­бя, и сон этот боль­ше не вер­нется, по­тому что его прог­на­ла ОНА.

ЕЙ не нуж­ны ни­какие до­каза­тель­ства, ЕЙ не нуж­но ни­чего, кро­ме не­го, Алек­са. ОНА прос­то лю­бит его, вос­хи­ща­ет­ся та­ким, ка­кой он есть, и гор­дится. Что бы ни слу­чилось, ОНА всег­да бу­дет ря­дом, ни­чего не тре­буя и не про­ся. Он, слов­но озяб­шая пти­ца, гре­ет­ся этой лю­бовью, этим вос­хи­щени­ем и гор­достью, этой ЕЕ не­поко­леби­мой уве­рен­ностью в нем. ОНА ста­ла цен­тром все­го ми­ра — за­бот­ли­вые ру­ки, прав­да, хо­лод­ные, мяг­кий взгляд, улыб­ка, пол­ная неж­ности, го­лос, ти­хо вы­пева­ющий его имя:

«Алекс, Алекс, Алекс, мой Алекс, мой ма­лень­кий Алекс»

Он го­тов си­деть так веч­ность, лишь бы чувс­тво­вать ЕЕ при­кос­но­вение, не бо­ясь ог­ля­нуть­ся и уто­нуть в пус­то­те. Это­го стра­ха не бы­ло, он был сном, не­ре­аль­ностью, и ни­ког­да его не бу­дет. Ни­ког­да. Он не один. Он с НЕЙ.

* * *

Юбер ки­нул взгляд на сер­ви­рован­ный на тер­ра­се стол и в сер­дцах гряз­но вы­ругал­ся сквозь зу­бы. Сто­ило от­лу­чить­ся по де­лам и по­жалуй­ста — Си­низ, уже за­быв о его при­казе («Се­год­ня не при­нимать ни­кого. Ни-ко-го, яс­но?»), раз­ли­ва­ет чай и без­мя­теж­но ще­бечет с Фран­ческой Джаг­сон. Де­мен­то­ры вас всех раз­де­ри, что де­лать с этой на ред­кость пус­то­голо­вой жен­щи­ной, ко­торую он име­ет ни с чем не срав­ни­мое «счастье» на­зывать сво­ей же­ной?!

Ки­пя от еле сдер­жи­ва­емой ярос­ти, он вы­шел на тер­ра­су.

— Сhérie, мож­но те­бя? Про­шу про­щения, ле­ди, поз­воль­те ук­расть мою дра­жай­шую суп­ру­гу на па­ру ми­нут.

Ле­ди — ху­дая, как трость, выг­ля­дящая го­раз­до стар­ше сво­их лет Па­мела Бо­ул, же­ман­ная, из­вес­тная сво­им склоч­ным нра­вом Ал­вилда Мон­те­гю и ста­руха Дер­вент-У­ор­рин­гтон, ко­торая уже лет со­рок бы­ла все­об­щей «те­туш­кой Фан­ни» и лет де­сять как вы­жила из ума — не воз­ра­жали. Фран­ческа рас­плы­лась в сла­щавой улыб­ке (Юбер поч­ти явс­твен­но ус­лы­шал дре­без­жа­щий звон де­сят­ка чар Оча­рова­ния) и зат­ре­щала:

— О, ра­зуме­ет­ся-ра­зуме­ет­ся, ни­чего страш­но­го. Мы по­дож­дем, здесь у вас так ми­ло и у­ют­но! Я всег­да го­ворю Си­низ, что у нее са­мый изящ­ный вкус из всех мо­их зна­комых, она так все чу­дес­но обус­тро­ила, дом прос­то не уз­нать. Меж­ду на­ми го­воря, ког­да всем зап­равля­ла Нар­цисса, мне здесь ни­ког­да не нра­вилось. Прав­да, я бы­ла в до­ме все­го один раз, дай­те при­пом­нить, ког­да же? Ах да, мы с Пэн­си, Мил­ли­сен­той и Даф­ной, пом­ни­те Даф­ну Грин-Грасс? Она еще выш­ла за­муж за кра­сав­чи­ка Ад­ри­ана Пь­юси, и они у­еха­ли на кон­ти­нент. Мы со­вер­шенно по­теря­ли с ней связь. Го­вори­ли, он свя­зал­ся с ма­лолет­ней фран­цу­жен­кой, как там бишь ее? Оди­ли или Одетт, та­кое ти­пич­но фран­цуз­ское имя. Ад­ри­ан, ко­неч­но, прос­то не­годяй! Он бро­сил Даф­ну и пот­ра­тил все свое сос­то­яние, ис­полняя кап­ри­зы этой про­ходим­ки, по­ходя вскру­жив­шей ему го­лову! А по­том там бы­ла ка­кая-то тем­ная ис­то­рия, его наш­ли в ка­наве с про­битой го­ловой. Вот же дос­той­ная смерть для чис­токров­но­го вол­шебни­ка! А Даф­на, бед­няжка, ос­та­лась со­вер­шенно ра­зоре­на, вер­ну­лась в Ан­глию и жи­вет ед­ва ли не впро­голодь. Она да­же вы­нуж­де­на бы­ла на­нять­ся в ма­газин Бар­ке­ра и тор­гу­ет те­перь по­дер­жанны­ми мет­ла­ми! Вот ужас-то! Ее све­кор, ста­рый Ама­тус, на­вер­ня­ка, в гро­бу пе­рево­рачи­ва­ет­ся от по­доб­но­го пос­тупка со сто­роны собс­твен­ной не­вес­тки. Так, о чем это я го­вори­ла? Да, мы воз­вра­щались пос­ле Ко­сого Пе­ре­ул­ка, ужас­но ус­та­ли, прос­то ужас­но, это так уто­митель­но — хо­дить по ма­гази­нам на­кану­не дня Свя­того Ва­лен­ти­на! Встре­тили Дра­ко, и он по­мог нес­ти на­ши свер­тки и лю­без­но приг­ла­сил вы­пить чаю, это бы­ло так ми­ло с его сто­роны. Мер­лин, столь­ко лет прош­ло! Но я точ­но пом­ню, тог­да все жда­ли, что Пэн­си и Дра­ко со дня на день объ­явят о по­мол­вке. Да-да, Па­мела, до­рогая, ни для ко­го не сек­рет, что Пэн­си в свое вре­мя из ко­жи вон лез­ла, что­бы стать мис­сис Дра­ко Мал­фой. Впро­чем, я ее не осуж­даю, ни в ко­ем слу­чае. По­это­му-то мы и не уди­вились, ког­да Дра­ко приг­ла­сил нас на чаш­ку чая в сво­ем лон­дон­ском до­ме, это бы­ло так ес­тес­твен­но, ведь с на­ми бы­ла Пэн­си. Да, тог­да я бы­ла в до­ме и мо­гу те­перь срав­ни­вать. Нар­цисса, ра­зуме­ет­ся, бы­ла бе­зуп­речной хо­зяй­кой, но, Мор­га­на ми­лосер­дная, дом был та­кой… та­кой…, — Фран­ческа, к бе­зум­но­му об­легче­нию Юбе­ра, за­мялась в за­меша­тель­стве, ве­ро­ят­но, при­пом­нив, что Нар­цисса Мал­фой все-та­ки при­ходи­лась ему дво­юрод­ной тет­кой, и толь­ко бла­года­ря это­му родс­тву он унас­ле­довал этот дом.

Он вос­поль­зо­вал­ся мо­мен­том, ух­ва­тив тер­пе­ливо улы­ба­ющу­юся Си­низ за ло­коть и поч­ти вта­щив за со­бой в холл. Ед­ва за ни­ми зах­лопну­лась дверь, он, уже не сдер­жи­ва­ясь, за­шипел:

— Что все это зна­чит? Я же яс­но ска­зал — ни­кого не при­нимать! Тем бо­лее эту за­сидев­шу­юся в ста­рых де­вах со­року, ко­торая на сво­ем об­щи­пан­ном хвос­те раз­не­сет не­весть что по всей ок­ру­ге!

Улыб­ка спол­зла с ли­ца же­ны, и она бес­по­мощ­но за­мор­га­ла, что вы­вело его из се­бя еще боль­ше.

— Но, до­рогой, как же я мог­ла не впус­тить их? Ка­мин был За­перт, они транс­грес­си­рова­ли. И ты не объ­яс­нял при­чин, по ко­торым я мог­ла от­ка­зать им в при­еме.

Юбер сдер­жал се­бя толь­ко уси­ли­ем во­ли, внут­ри все кло­кота­ло от бес­силь­ной злос­ти, сме­шан­ной со стра­хом воз­можно­го ра­зоб­ла­чения. Фран­ческе толь­ко по­падись кро­хот­ный на­мек, она ми­гом раз­ду­ет из не­го пол­но­цен­ную ис­то­рию с про­логом, клю­чевы­ми мо­мен­та­ми, куль­ми­наци­ей, раз­вязкой и эпи­логом, за день по­быва­ет у всех сво­их мно­гочис­ленных свет­ских зна­комых, при­ятель­ниц и родс­твен­ни­ков, и ус­лужли­во по­делит­ся умо­зак­лю­чени­ями с каж­дым, кто бу­дет иметь тер­пе­ние ее выс­лу­шать.

— При­чины? Те­бе еще нуж­ны при­чины? То, что у нас в до­ме на­ходит­ся ще­нок мо­его без­вре­мен­но­го по­гиб­ше­го ку­зена, тог­да как его офи­ци­аль­ны­ми опе­куна­ми яв­ля­ют­ся прок­ля­тый Пот­тер и эти дерь­мо­вые маг­лы, родс­твен­ни­ки по гряз­нокров­ной ма­маше — это не при­чина? То, что я фак­ти­чес­ки по­хитил его от них за спи­ной Пот­те­ра, не со­из­во­лив ис­про­сить его раз­ре­шения на родс­твен­ный ви­зит — не при­чина, де­мен­тор по­дери?! Я ты­сячу раз го­ворил об этом, по­чему в тво­ей пус­той го­лове ни­чего не за­дер­жи­ва­ет­ся доль­ше, чем на пол­ча­са? Merdè!

Си­низ ту­по хло­пала гла­зами, на­пол­нивши­мися сле­зами, и весь ее вид прос­то мо­лил о снис­хожде­нии: «Я не ви­нова­та! Что мне сде­лать, что­бы ты не кри­чал и не об­ви­нял ме­ня?».

Юбер глу­боко вдох­нул и вы­дох­нул, пос­та­рав­шись ус­по­ко­ить­ся, по­тому что ино­го вы­хода не бы­ло. Что взять с этой ду­ры? Ос­та­ет­ся, как обыч­но, на­де­ять­ся толь­ко на се­бя. Хо­рошо, что он вер­нулся со встре­чи с ад­во­ката­ми рань­ше, чем рас­счи­тывал.

— На­де­юсь, ты хоть не упо­мина­ла о нем?

— Нет-нет, — гло­тая сле­зы, про­шеп­та­ла Си­низ, — да­же и не ду­мала, по­верь мне! И Са­тин пре­дуп­ре­дила, она сей­час в са­ду с маль­чи­ками, У­ил­лом и Эд­вардом. А он… я бо­ялась, что он все ис­портит, но, Юбер, он с ут­ра да­же не по­зав­тра­кал. До­мови­ки го­ворят, что он за­пер­ся в ком­на­те, не пус­ка­ет их…

— Не тво­его ума де­ло. Пусть де­ла­ет, что хо­чет, — гру­бо обор­вал ее Юбер и про­шел­ся по хол­лу, чувс­твуя поч­ти не­кон­тро­лиру­емую пот­ребность сор­вать на ком-ни­будь свою злость фи­зичес­ки. Нап­ри­мер, на двух до­мови­ках, по­ка они не за­рази­лись ду­хом не­покор­ности от треть­его, вер­нее, треть­ей, ут­ром за­явив­шей, что слу­шать­ся она бу­дет толь­ко сво­его хо­зя­ина и ни­кому дру­гому те­перь не обя­зана под­чи­нять­ся. При од­ном вос­по­мина­нии об этом сво­дило ску­лы.

— При­веди се­бя в по­рядок, — на­конец брез­гли­во бро­сил он в зап­ла­кан­ное и уже нем­но­го опух­шее ли­цо же­ны, — вый­ди и ве­ди се­бя как обыч­но. Ни еди­ного сло­ва, да­же пол­сло­ва о щен­ке! Ес­ли не­наро­ком все же зай­дет речь, то ты о нем толь­ко слы­шала, ни­ког­да не ви­дела и во­об­ще сом­не­ва­ешь­ся в том, что этот маль­чиш­ка — на са­мом де­ле сын Дра­ко Мал­фоя. И я пол­ностью раз­де­ляю твое мне­ние, пос­коль­ку прек­расно знаю, что ни­како­го ре­бен­ка у Дра­ко и его гряз­нокров­ки не бы­ло, сла­ва ве­лико­му Са­лаза­ру. Ты ме­ня по­няла?

Си­низ мел­ко и час­то за­кива­ла, как-то по-ста­рушечьи, не ос­ме­лива­ясь да­же под­нять зат­равлен­ный взгляд. Его гне­ва она бо­ялась боль­ше все­го на све­те, те­рялась, де­лала все, что­бы уго­дить, но от ее всег­да не­лов­ких и не­умес­тных по­пыток при­мире­ния он обыч­но сви­репел еще боль­ше и прок­ли­нал се­бя за собс­твен­ный вы­бор пят­надца­тилет­ней дав­ности. Ко­неч­но, ее бан­ков­ский счет при­дал ей по­ис­ти­не не­от­ра­зимую пре­лесть и оча­рова­ние, но как он мог столь лег­ко­мыс­ленно по­лагать, что мож­но про­вес­ти всю жизнь ря­дом с этой глу­пой слез­ли­вой кук­лой, ра­зоде­той в кри­чащие ман­тии, и не сой­ти с ума?

Он сло­мил ее во­лю, взял в ку­лак чувс­тва, знал до мель­чай­ших под­робнос­тей все не­хит­рые улов­ки, мог прос­чи­тать ее дей­ствия за­дол­го до то­го, как она их пред­при­нима­ла. Он пол­ностью кон­тро­лиро­вал ее, и она да­же не пы­талась соп­ро­тив­лять­ся. Она бы­ла скуч­на, пус­та и дав­но не вы­зыва­ла в нем ни­чего, кро­ме раз­дра­жения, сдер­жи­ва­емо­го, все ча­ще вып­лески­ва­юще­гося на­ружу. Раз­дра­жение, как огонь вет­ром, раз­жи­галось мыслью, что он пов­то­рял судь­бу пре­зира­емо­го им де­да, же­нив­ше­гося на бо­гатой ан­гли­чан­ке толь­ко, что­бы спас­тись от дол­го­вой ямы. Юбе­ра так­же зас­та­вили выб­рать ме­шок гал­ле­онов, он вы­нуж­ден был сде­лать этот вы­бор, что­бы эле­мен­тарно не сдох­нуть с го­лода, пос­коль­ку прок­ля­тая баб­ка Аза­лин­да пе­рек­ры­ла се­мей­ные сче­та, об­на­ружив, что со дня его ма­гичес­ко­го со­вер­шенно­летия они опус­то­ша­ют­ся с ас­тро­номи­чес­кой ско­ростью. Ста­рая кар­га до са­мой смер­ти цеп­ко дер­жа­ла в сво­их ру­ках все фи­нан­со­вые де­ла и не до­веря­ла ему ни на й­оту. За­то с вос­хи­щени­ем и не­пере­дава­емой гор­достью рас­ска­зыва­ла об ус­пе­хах Дра­ко:

«Я всег­да зна­ла, что сын и внук мо­его бра­та унас­ле­ду­ют не толь­ко его день­ги, но и де­ловую хват­ку. Дра­ко де­монс­три­ру­ет блес­тя­щие спо­соб­ности в ве­дении се­мей­но­го биз­не­са. Под его уп­равле­ни­ем эти про­хин­деи гоб­ли­ны вы­да­ют да­же боль­ше се­реб­ра, чем при Эй­бе. Нас­то­ящий Мал­фой! Ка­кая жа­лость, что мой собс­твен­ный внук го­ден толь­ко на то, что­бы по ме­ре сво­ей убо­гой фан­та­зии из­мы­вать­ся над до­мови­ками, за ночь про­иг­ры­вать за кар­точным сто­лом свое го­довое со­дер­жа­ние, ку­тить в рес­то­ранах и сни­мать са­мых до­рогих па­риж­ских шлюх, при­чем не гну­ша­ясь да­же маг­ла­ми. О, ты пы­та­ешь­ся пок­раснеть от сму­щения? Пол­но, ми­лый мой, пол­но, не тру­дись, ты уже дав­но за­был, как это де­ла­ет­ся».

Юбер удов­летво­рен­но кив­нул, наб­лю­дая за под­ра­гива­ющей спи­ной же­ны, вы­шед­шей к гость­ям. Ста­руха пус­ка­ла слю­ни, Па­мела бе­зучас­тно рас­смат­ри­вала цве­тущие ро­зовые кус­ты, рот Фран­чески не зак­ры­вал­ся ни на ми­нуту, а Ал­вилда же­ман­но улы­балась, встав­ляя реп­ли­ки, по­хоже, до­воль­но неп­ри­ят­ные для Фран­чески. Обыч­ная свет­ская бе­седа бе­зуко­риз­ненно вос­пи­тан­ных ле­ди, чис­токров­ных вол­шебниц.

То же удов­летво­рение, толь­ко во сто крат боль­шее, ко­торое мож­но бы­ло наз­вать под­линным три­ум­фом, он ис­пы­тывал, ког­да че­рез нес­коль­ко ми­нут, за­ложив ру­ки за спи­ну, сто­ял над кро­ватью, на ко­торой ле­жал сын его ку­зена. На­до приз­нать­ся, зре­лище про­из­во­дило ус­тра­ша­ющее впе­чат­ле­ние. Сле­пые, бе­лесые, слов­но за­тяну­тые бель­ма­ми, гла­за, муч­нисто-бе­лая, ле­дяная на ощупь ко­жа, зат­вердев­шие кам­нем мус­ку­лы, со­вер­шенно не­ес­тес­твен­ная для жи­вого че­лове­ка по­за — зап­ро­кину­тая на­зад го­лова с тор­ча­щим под­бо­род­ком, рас­ки­нутые ру­ки, изог­ну­тое ду­гой те­ло так, что мож­но без тру­да пе­рес­чи­тать реб­ра в груд­ной клет­ке.

Так выг­ля­дели и уми­рали, оце­пене­лые, бес­по­мощ­ные в собс­твен­ном те­ле, те нес­час­тные, ко­торым до­велось взгля­нуть в гла­за ва­силис­ку. Но нын­че ва­силис­ков ос­та­лось слиш­ком ма­ло, охо­та на них ве­дет­ся вар­вар­ская и бес­по­щад­ная, ал­чно под­сте­гива­емая зап­ре­дель­ны­ми це­нами на клы­ки и шку­ру на чер­ном рын­ке. Те­перь гро­мад­ные прес­мы­ка­ющи­еся бла­гора­зум­но пред­по­чита­ют оби­тать в труд­но­дос­тупных для вол­шебни­ков мес­тах. Од­на­ко ча­ры «па­учь­ей феи» ни­чуть не ху­же и не сла­бее ва­силис­ко­вого взгля­да. Ког­да-то Юбер вы­иг­рал ее и ее коль­цо в кар­ты у пры­щаво­го от­прыс­ка од­ной из чис­токров­ных фран­цуз­ских се­мей. Юнец был че­рес­чур са­мо­уве­рен, хвас­тлив и глуп, что­бы со­об­ра­зить, ка­кое сок­ро­вище упус­тил. Но Юбер со скры­тым ли­ку­ющим вос­торгом все по­нял сра­зу. «Па­учья фея», в от­ли­чие от сво­его преж­не­го хо­зя­ина, чей отец пой­мал ее об­ма­ном, сог­ла­силась под­чи­нять­ся Юбе­ру сра­зу. На­вер­ное, мер­зким сво­им нут­ром по­чу­яла, что но­вый хо­зя­ин не бу­дет дер­жать ее на го­лод­ном пай­ке. И он не ра­зоча­ровал ее ожи­даний, вра­гов у не­го всег­да хва­тало.

Раз­дувший­ся, в нес­коль­ко раз уве­личив­ший­ся в раз­ме­рах чер­ный па­ук си­дел на спин­ке кро­вати, пря­мо над го­ловой маль­чиш­ки. Впро­чем, нет, не маль­чиш­ки и да­же не под­рос­тка. Под­рос­тком он был око­ло де­вяти ча­сов ут­ра, ког­да Юбер за­ходил к не­му пе­ред ухо­дом. Ча­ры пле­лись и дей­ство­вали так, как и дол­жны дей­ство­вать, под­креп­ленные дей­стви­ем ужак­сов, «мор­фе­евых жем­чу­жин». Ще­нок спал и ви­дел сны-гре­зы, до от­вра­щения прек­расные, иде­аль­но доб­рые и свет­лые, да­ющие по­кой и чувс­тво аб­со­лют­ной бе­зопас­ности, не вы­пус­ка­ющие из сво­ей приз­рачной па­ути­ны. Он был аб­со­лют­но счас­тлив и сам не за­хотел бы ра­зор­вать опас­ные сон­ные сил­ки. А тем вре­менем «па­учья фея» жад­но на­сыща­лась, пи­ла его вол­шебную си­лу и вы­сасы­вала из не­го жизнь, слов­но со­бака, гры­зущая моз­го­вую кость.

Юбер скло­нил го­лову на­бок и до­воль­но улыб­нулся. Да, ча­ры дей­ство­вали как на­до, и сей­час это­му пар­шивцу на вид бы­ло не мень­ше двад­ца­ти пя­ти. И пе­ред ним ле­жала точ­ная, поч­ти не­от­ли­чимая ко­пия Дра­ко, ка­ким пом­нил его Юбер. Те же пра­виль­ные, но ос­трые чер­ты ли­ца, раз­лет бро­вей, изог­ну­тые в веч­ной нас­мешке угол­ки губ, при­выч­ное за­нос­чи­вое вы­раже­ние. Толь­ко во­лосы, пря­дями при­лип­шие ко лбу, поч­ти чер­ные на фо­не мер­твен­но-бе­лой ко­жи, ка­зались неп­ра­виль­ны­ми, как буд­то ку­зен за­чем-то на­пялил не­лепый па­рик. Рос­том маль­чиш­ка, по­жалуй, то­же был с Дра­ко, хо­тя труд­но су­дить по ле­жаще­му. Раз­во­рот плеч и те­лос­ло­жение, нем­но­го уг­ло­ватое, но гиб­кое и силь­ное — все пов­то­рялось, бы­ло зна­комо и вы­зыва­ло что-то, по­хожее на за­висть и до­саду. Прок­ля­тый ку­зен ос­та­вил нас­ледни­ка и сам про­дол­жал жить в сво­ем сы­не, в то вре­мя как у Юбе­ра бы­ла все­го-нав­се­го дочь, да и все его внеб­рачные де­ти бы­ли де­воч­ка­ми, нас­коль­ко он знал.

Стран­но, но в две­над­ца­тилет­нем маль­чиш­ке сходс­тво с от­цом, под­ме­чен­ное с пер­вой встре­чи и с пер­во­го взгля­да, те­перь ка­залось бо­лее мяг­ким, не столь ре­жущим гла­за, слег­ка, но все же раз­бавлен­ным дур­ной маг­лов­ской кровью. Хо­тя тот же ха­рак­тер ляз­гал хо­лод­ной ос­трой сталью, еще не­осоз­нанной, пря­чущей­ся глу­боко внут­ри. А у мо­лодо­го муж­чи­ны, пусть и по­хоже­го ско­рее на мер­тве­ца, чем на жи­вого, это сходс­тво, окон­ча­тель­но офор­мившись и ут­ра­тив дет­скую мяг­кость и под­вижность, при­об­ре­ло пу­га­ющий, в чем-то поч­ти мис­ти­чес­кий, по­тус­то­рон­ний от­те­нок. Пе­ред ним был Мал­фой, оче­ред­ной Мал­фой, «нас­то­ящий и ис­тинный» Мал­фой, сквозь зас­тывшие, точ­но вы­леп­ленные из све­жевы­пав­ше­го сне­га чер­ты ко­торо­го сар­кастич­но ус­ме­хал­ся влас­тный и ска­ред­ный Аб­раксас, ока­тывал рав­но­душ­ным хо­лодом без­жа­лос­тный По­жира­тель Смер­ти, пра­вая ру­ка Ве­лико­го Тем­но­го Лор­да Лю­ци­ус, вы­соко­мер­но щу­рил­ся и кри­вил гу­бы Дра­ко.

По спи­не да­же про­бежал неп­ри­ят­ный хо­лодок. Прок­лятье, не­уже­ли кровь Мал­фо­ев дей­стви­тель­но нас­толь­ко силь­на, что сын его ку­зена от ма­тери-гряз­нокров­ки унас­ле­довал толь­ко цвет во­лос? По­чему-то вдруг по­каза­лось, что пе­ред ним на са­мом де­ле Дра­ко, а не его ма­лолет­ний бес­по­мощ­ный от­прыск. И сей­час ку­зен вста­нет и, в сво­ей обыч­ной ма­нере рас­тя­гивая сло­ва, с през­ре­ни­ем ух­мыль­нет­ся:

«Что, Юбер, не хва­та­ет ду­ху? Ты го­ден толь­ко на то, что­бы прис­тру­нить зар­вавше­гося до­мови­ка. На боль­шее не дос­та­нет ни сил, ни ха­рак­те­ра. Сла­бый и трус­ли­вый слюн­тяй, не­дос­той­ный но­сить на­шу фа­милию».

Кровь бро­силась в го­лову и за­пуль­си­рова­ла в вис­ках от зна­комо­го, но по­забы­того бы­ло чувс­тва уни­жения.

— Они сдох­ли, и ты сдох­нешь! — про­цедил Юбер, но собс­твен­ный го­лос по­казал­ся дро­жащим и не­уве­рен­ным.

Он мед­ленно про­шел­ся по ком­на­те, из­бе­гая взгля­дов в сто­рону кро­вати с вы­соко по­доб­ранным бал­да­хином. На ум при­ходи­ли толь­ко гряз­ные ру­гатель­ства, уве­рен­ность в сво­ей пра­воте, в сво­их си­лах ло­малась и кро­шилась та­ющи­ми под сол­нцем кус­ка­ми ль­да.

— Гри’из! — ос­та­новив­шись у ок­на и раз­дра­жен­но пох­ло­пывая вол­шебной па­лоч­кой по ла­дони, поз­вал он.

Ед­ва слыш­ный звон, раз­давший­ся за спи­ной, и сквоз­няк, про­летев­ший по­низу и по­шеве­лив­ший лег­кие за­наве­си, сви­детель­ство­вали о том, что «па­учья фея» ус­лы­шала сво­его хо­зя­ина. Ког­да Юбер обер­нулся, она уже при­няла че­лове­чес­кое об­личье. Вмес­то сгор­блен­ной ста­рухи с урод­ли­вым, смор­щенным, как пе­ченое яб­ло­ко, ли­цом и гряз­ны­ми се­дыми пат­ла­ми, пе­ред ним сто­яла стат­ная жен­щи­на, ку­тав­ша­яся в сот­канную из па­утин­но-се­рого шел­ка ман­тию. Ее длин­ные во­лосы бы­ли чер­ны, как пол­ночь, все­го лишь ред­ки­ми ни­тями се­реб­ри­лась се­дина. Она бы­ла кра­сива яр­кой, бу­дора­жащей, ма­нящей, но в то же вре­мя и ка­кой-то от­талки­ва­ющей кра­сотой. От нее не­воз­можно бы­ло отор­вать взгляд и од­новре­мен­но внут­ри что-то от­ча­ян­но про­тиви­лось яр­кости алых губ, без­доннос­ти глаз, бе­лиз­не и изыс­каннос­ти рук.

Та­кое ра­зитель­ное пре­об­ра­жение «па­учь­ей феи» еще раз до­казы­вало, что ча­ры дей­ству­ют пра­виль­но. Юбер прек­расно знал, что че­рез нес­коль­ко ча­сов ее кра­сота ста­нет еще со­вер­шеннее, по­чер­не­ют се­реб­ристые ни­ти, ис­чезнут мор­щинки в угол­ках глаз и на вы­соком блед­ном лбу, пос­ве­же­ют гу­бы, ко­жа ста­нет неж­нее ро­зово­го ле­пес­тка, за­але­ет ру­мян­цем. Зре­лая жен­щи­на прев­ра­тит­ся в юную пре­лес­тную де­вуш­ку, толь­ко всту­пив­шую в по­ру рас­цве­та. Чу­жая вы­питая жизнь и ук­ра­ден­ная вол­шебная си­ла по­дарят «па­учь­ей фее» нес­коль­ко ме­сяцев собс­твен­ной жиз­ни.

Жен­щи­на сде­лала нес­коль­ко ша­гов, вы­тяну­ла впе­ред, лю­бу­ясь, ру­ки, ог­ля­дела се­бя в вы­соком зер­ка­ле, зад­ви­нутом в угол, и вос­хи­щен­но упа­ла ниц пе­ред Юбе­ром, рас­плес­кав по пар­ке­ту шел­ко­вис­тый по­ток во­лос:

— Мой гос­по­дин! Гри’из дав­но так не пи­рова­ла! Бла­года­рю, бла­года­рю, мой гос­по­дин!

Юбер брез­гли­во от­бро­сил нос­ком туф­ли од­ну прядь.

— До­воль­на? Как он те­бе на вкус? По­луч­ше, чем сква­лыга Крес­велл из Торн­брид­жа, от­ка­зав­ший­ся ссу­дить па­ру ты­сяч гал­ле­онов и пот­ре­бовав­ший не­замед­ли­тель­ной уп­ла­ты всех мо­их пре­дыду­щих зай­мов?

Жен­щи­на под­ня­ла кра­сивое ли­цо, вып­ря­милась и мед­ленно улыб­ну­лась, по­казав ос­трые клы­ки.

— Не идет ни в ка­кое срав­не­ние, мой гос­по­дин. То бы­ла гру­бая и ма­ло ап­пе­тит­ная пи­ща, год­ная лишь на то, что­бы уто­лить го­лод. А это изыс­канное ла­комс­тво, им сле­ду­ет нас­лаждать­ся как мож­но доль­ше, пе­река­тывая на язы­ке мель­чай­шие от­тенки вку­са. Мой гос­по­дин не воз­ра­жа­ет, ес­ли я чуть рас­тя­ну тра­пезу?

— Ты и так слиш­ком мед­лишь, — не­доволь­но ска­зал Юбер, — нас­коль­ко я пом­ню, пос­ле две­над­ца­тича­совой тра­пезы твои пре­дыду­щие обе­ды выг­ля­дели ку­да ху­же.

— Но, гос­по­дин они ведь бы­ли ста­ры! Они ут­ра­тили так мно­го чувств, ра­зучи­лись ис­крен­не ве­селить­ся и го­ревать, они бы­ли про­пита­ны фаль­шью, как горь­ким ядом, бы­ли жес­тки и су­хи, как по­дош­ва ис­топтан­но­го баш­ма­ка. А этот, — «па­учья фея» об­лизну­ла кро­ваво-алые гу­бы тон­ким чер­ным язы­ком, — о, этот так вос­хи­титель­но юн, по­лон сил, сла­док, чист и не­винен! Я упи­ва­юсь каж­дым ми­гом его неп­ро­житой жиз­ни, каж­дым глот­ком не­родив­шей­ся люб­ви, каж­дой кап­лей спя­щей неж­ности. Мой гос­по­дин, ты и не пред­став­ля­ешь, как глу­боки и ве­лики его пе­чали и ра­дос­ти!

— Ну, до­воль­но, до­воль­но, — по­мор­щился Юбер, — пи­руй, не бу­ду те­бе ме­шать.

Он про­шел ми­мо кро­вати и уже вы­шел бы­ло из ком­на­ты, как от­ча­ян­но ве­реща­щее су­щес­тво ед­ва не сби­ло с ног. Су­щес­тво, в ко­тором он приз­нал не­покор­ную со вче­раш­не­го дня до­мови­ху Мин­ни, бро­силось к кро­вати и то­нень­ко всхлип­ну­ло.

— Хо­зя­ин, хо­зя­ин!

Ее хо­зя­ин, ко­неч­но же, не со­из­во­лил от­клик­нуть­ся на зов, пос­коль­ку пре­бывал поч­ти на гра­ни ми­ра жи­вых. Юбер с прок­лю­нув­ши­мися не­весть от че­го лю­бопытс­твом ос­та­новил­ся на по­роге, наб­лю­дая за до­мови­хой, тог­да как «па­учья фея» с от­сутс­тву­ющим вы­раже­ни­ем и по­лузак­ры­тыми гла­зами по­качи­валась из сто­роны в сто­рону пос­ре­ди ком­на­ты, на­вер­ня­ка, про­дол­жа­ла свой «обед».

— Хо­зя­ин, хо­зя­ин? Оч­ни­тесь, Мин­ни про­сит оч­нуть­ся! — над­ры­валась до­мови­ха, ос­ме­лив­ша­яся да­же взоб­рать­ся на кро­вать и ле­гонь­ко пот­рясти ле­жав­ше­го за пле­чи.

Юбер ос­кла­бил­ся в ус­мешке. Сей­час со щен­ком мож­но тво­рить что угод­но, хоть ре­зать на кус­ки, он не по­чувс­тву­ет ни при­кос­но­вений, ни бо­ли.

— Что ты с ним сде­лал? — за­вопи­ла до­мови­ха, — по­чему он та­кой? Он не дол­жен быть та­кой! Злое, злое кол­довс­тво! Что ты с ним сде­лал?! Ты при­нес его ночью, что ты сде­лал?!!

Она спрыг­ну­ла с кро­вати, сжа­ла ку­лаки и нас­ту­пала на не­го с оче­вид­ным на­мере­ни­ем при­менить свою до­мовичью ма­гию. Юбер скрип­нул зу­бами от злос­ти. Дав­но ли эта тварь не­мела и тряс­лась от стра­ха в его при­сутс­твии?! Сто­ило это­му уб­людку по­явить­ся в до­ме, за­веден­ный по­рядок был на­рушен.

«У Мал­фо­ев всег­да бы­ла силь­ная кровь. К прис­корбию, в те­бе ее поч­ти нет», — сно­ва всплы­ли в го­лове сло­ва его прок­ля­той баб­ки.

— Пош­ла вон, ина­че прибью на мес­те! — поч­ти не раз­жи­мая губ, про­шипел он.

Но до­мови­ха слов­но за­была, что свои уг­ро­зы он всег­да при­водил в ис­полне­ние.

— Что ты сде­лал с хо­зя­ином Мин­ни? Ты кол­до­вал зло! Зло!

Она вы­лете­ла за дверь с та­кой си­лой, что с от­четли­вым хрус­том уда­рилась об сте­ну нап­ро­тив и спол­зла по ней ку­чей гряз­но­го тряпья. Юбер тща­тель­но вы­тер ру­ку плат­ком, по­жалев, что при­кос­нулся к во­нючей тва­ри, сно­ва за­пер дверь сна­ружи зак­лять­ем и изо всей си­лы пнул скор­чивший­ся у сте­ны ко­мок, с удо­воль­стви­ем ус­лы­шав глу­хой стон. Взма­хом па­лоч­ки он от­швыр­нул ее к лес­тни­це, по ко­торой она с гро­хотом ска­тилась вниз и за­тих­ла. По­явив­ша­яся до­мови­ха Гер­ти с ужа­сом под­ня­ла гла­за на спус­тивше­гося хо­зя­ина и по­вали­лась на ко­лени, дро­жа всем те­лом.

— Уб­рать, — ко­рот­ко при­казал Юбер, — ес­ли сдох­ла — за­копать.

Он про­шел в гос­ти­ную, ок­на ко­торой вы­ходи­ли на тер­ра­су, и, скры­тый прис­пу­щен­ной порть­ерой, прис­лу­шал­ся к раз­го­вору вол­шебниц, пив­ших чай за круг­лым сто­лом. Зак­лятье ма­гичес­кой прох­ла­ды нак­ры­вало дом вмес­те с тер­ра­сой, по­это­му им бы­ло впол­не ком­фор­тно, хо­тя Си­низ и на­кол­до­вала два боль­ших опа­хала, мер­но под­ни­ма­ющих­ся и опус­ка­ющих­ся над го­лова­ми. Тон за­дава­ла, ко­неч­но же, Фран­ческа, тре­щав­шая без умол­ку и пе­рес­ка­кивав­шая с те­мы на те­му без ос­та­нов­ки. Юбер на­ложил зак­лятье Длин­ных ушей, что­бы пос­лу­шать, о чем бол­та­ют жен­щи­ны, и до­сад­ли­во по­мор­щился — вы­сокий прон­зи­тель­ный го­лос Фран­чески те­перь прос­то вгры­зал­ся в уши.

— Мер­лин мой, нын­че в мо­ду все боль­ше вхо­дят эти ужас­ные маг­лов­ские джин­сы! Ку­да ни глянь, все хо­дят в них. Но я лич­но ни­почем не на­дену это не­пот­ребс­тво! Те­тя Фан­ни, вы мог­ли се­бе пред­ста­вить, что ког­да-ни­будь вол­шебни­цы из бла­город­ных се­мей бу­дут рас­ха­живать по Ко­сой ал­лее в бе­зоб­разных, прос­то бес­стыд­ных джин­сах, ко­торые так об­тя­гива­ют но­ги, что муж­чи­ны не мо­гут от­вести глаз? Уму не­пос­ти­жимо, ку­да смот­рят ро­дите­ли этих де­виц? Я бы на их мес­те…

— Фрэн, ми­лая, — нег­ромко, но твер­до прер­ва­ла ее Па­мела Бо­ул, — ты же зна­ешь, мо­да ме­ня­ет­ся каж­дый се­зон. Се­год­ня в фа­воре эти джин­сы и са­лато­вый цвет, а зав­тра все бу­дут но­сить длин­ные платья и ру­кава с бу­фами. К то­му же мо­лодость всег­да склон­на к бе­зумс­твам.

— О, ко­неч­но, ты пра­ва, до­рогая. Что уж тут го­ворить, как вспом­ню, ка­кие ман­тии са­ма но­сила в сем­надцать лет, так ста­новят­ся ку­да по­нят­ней вку­сы ны­неш­ней мо­лоде­жи. Кста­ти го­воря, у Фор­тескью, в од­ной ком­па­нии с эти­ми де­вица­ми в джин­сах уж не на­ша Эд­ви­на ли так тес­но при­жима­лась к юн­цу яв­но маг­лов­ско­го про­ис­хожде­ния? — с от­тенком за­та­ен­но­го зло­радс­тва слад­ко по­ин­те­ресо­валась Фран­ческа.

Ал­вилда ра­дос­тно под­хва­тила:

— Да-да, то-то мне по­каза­лось, что я слы­шала ее го­лос. В ли­цо-то мне не уда­лось рас­смот­реть, слиш­ком мно­го их там бы­ло, так и мель­те­шили, но вот го­лос я уз­на­ла. У ме­ня от­личный слух, и я го­това пок­лясть­ся, что там точ­но бы­ла Эд­ви­на. Раз­ве она сей­час не на уро­ке эти­кета, как ты го­вори­ла, Пэм? Те­бе сле­ду­ет по­луч­ше приг­ля­дывать за до­черью и уде­лять боль­ше вре­мени ее вос­пи­танию. Тес­ное об­ще­ние с маг­ло­рож­денны­ми до доб­ра не до­ведет.

В во­царив­шей­ся ти­шине бы­ло слыш­но толь­ко, как про­шумел ве­тер в лис­тве, и звяк­ну­ла упав­шая се­реб­ря­ная лож­ка. А по­том раз­дался глу­хой и ус­та­лый го­лос Па­мелы:

— Увы, это дей­стви­тель­но бы­ла моя дочь. К со­жале­нию, от­ва­дить ее от этих маг­ло­рож­денных дру­зей у ме­ня не по­луча­ет­ся. Она сов­сем от­би­лась от рук, сты­дит­ся ме­ня и У­ил­ла, тер­петь не мо­жет собс­твен­ную фа­милию и при­ходит в не­ис­товс­тво при од­ном упо­мина­нии об от­це. Она не­нави­дит свою семью, пос­коль­ку до кон­ца жиз­ни вы­нуж­де­на бу­дет до­казы­вать всем и каж­до­му, что все то, за что ее от­ца за­точи­ли в Аз­ка­бан, ей про­тив­но и мер­зко. Она не уме­ет тан­це­вать, не раз­би­ра­ет­ся в ге­раль­ди­ке и эти­кете, не вы­носит и на­мека на при­над­лежность к чис­токров­но­му ро­ду. Окон­чив Хог­вартс, она на­мере­на мно­го пу­тешес­тво­вать, ов­ла­деть ка­кой-ни­будь маг­лов­ской про­фес­си­ей и вый­ти за­муж за маг­ла.

— О! — в уни­сон вы­дох­ну­ли Фран­ческа и Ал­вилда, а Си­низ ме­лан­хо­лич­но про­из­несла:

— Мои со­чувс­твия, Па­мела. Это ужас­но. Но ду­маю, ког­да прой­дет этот бун­тар­ский под­рос­тко­вый пе­ри­од, Эд­ви­на все же об­ра­зумит­ся.

— Да, ос­та­ет­ся толь­ко ве­рить и ждать.

По-стар­чески дре­без­жа­щий го­лос те­туш­ки Фан­ни прер­вал Па­мелу:

— Как же, как же, мо­лодые лю­ди со­вер­шенно нес­носны в сво­ем уп­рямс­тве. На­мед­ни я ни­как не мог­ла най­ти юно­го Вин­сента, зап­ро­пас­тился не­весть ку­да. Вот не­год­ник эда­кий, твер­дит од­но и то же: «Не же­нюсь, мол, ни за что, да­же не уго­вари­вай­те». Де­вят­надцать лет уже мо­лодо­му че­лове­ку, а он же­нить­ся не хо­чет, ку­да это го­дит­ся? Вот в мои вре­мена, пом­ню, уже в пят­надцать бы­ли по­мол­вле­ны, а то и свадь­бы ус­тра­ива­ли. Крэб­бы — слав­ный род, лю­бая де­вуш­ка из хо­рошей чис­токров­ной семьи поч­тет за честь стать мис­сис Вин­сент Крэбб, а он за­ладил че­пуху.

Юбер ти­хо хмык­нул. Ста­руха окон­ча­тель­но, бес­по­ворот­но и ма­раз­ма­тич­но спя­тила. Вспом­ни­ла со­бытия и лю­дей Мер­лин зна­ет ка­кой дав­ности. Вин­сента Крэб­ба уже дав­но нет в жи­вых, и ис­то­рию с его же­нить­бой пом­нят лишь нем­но­гие. А для нее это все еще жи­вот­ре­пещу­ще.

На тер­ра­се сно­ва нас­ту­пило мол­ча­ние.

— А где Пэн­си? — на­конец спро­сила Си­низ, — я дав­но ее не ви­дела, в пос­ледний раз мы встре­чались на ужи­не у Розье поч­ти две не­дели на­зад. Эл­фрид был так лю­безен, поз­во­лив нам вер­нуть­ся до­мой вмес­те с ни­ми в их эки­паже.

— Пэн­си в Ми­нис­терс­тве, — Па­мела за­мялась, но все же про­дол­жи­ла, — она хо­тела по­пасть на а­уди­ен­цию к Гар­ри Пот­те­ру.

При этом име­ни Юбер неп­ро­из­воль­но вздрог­нул и прид­ви­нул­ся поб­ли­же к ок­ну, ло­вя каж­дое сло­во.

— За­чем? — не­под­дель­но изу­милась Фран­ческа, — Мер­лин, что слу­чилось?!

— Она хо­чет по­пытать­ся… по­пытать­ся до­бить­ся ос­во­бож­де­ния на­шей ма­тери.

По­хоже, в кои-то ве­ки Фран­ческа Джаг­сон впа­ла в сту­пор и ли­шилась да­ра ре­чи. Ал­вилде же уда­лось вы­давить ка­кой-то нев­нятный звук, неч­то сред­нее меж­ду ля­гушачь­им ква­кань­ем и скри­пом две­ри на прор­жа­вев­ших пет­лях.

— Это воз­можно? Есть ка­кие-то пред­по­сыл­ки? — да­же в ме­лодич­но-ров­ном, бе­зэмо­ци­ональ­ном го­лосе же­ны Юбер уло­вил нот­ки удив­ле­ния.

— Не знаю. Пэн­си на­де­ет­ся.

— Пэн­си Пар­кинсон — силь­ная де­воч­ка, — вдруг про­шам­ка­ла ста­руха, — мне всег­да нра­вилась Пэн­си. Ка­кая жа­лость, что она вы­ходит за это­го сколь­зко­го про­ныру! Мисс Пар­кинсон дос­той­на луч­ше­го, чем ка­кой-то там мис­тер Эл­фрид Де­лэй­ни. По­мяни­те мое сло­во, она бу­дет нес­час­тна в бра­ке. Я бы уж по­доб­ра­ла ей под­хо­дяще­го му­жа, да толь­ко ее отец счел, буд­то он ум­нее всех на све­те. Всег­да тер­петь не мог­ла Пер­сея, уди­витель­но са­мо­уве­рен­ный тип.

— Но, Пэм, до­рогая, это не­воз­можно, со­вер­шенно не­воз­можно! Не­уж­то твоя сес­тра сош­ла с ума?! Во имя ми­лосер­дной Мор­га­ны, за­чем же прив­ле­кать лиш­ний раз вни­мание и на­поми­нать о том, что ва­ша мать в Аз­ка­бане? Пэн­си со­вер­шенно не ду­ма­ет ни о семье, ни о нас, ее друзь­ях! Что ска­жет Эл­фрид, ког­да уз­на­ет? Этот омер­зи­тель­ный Пот­тер, ус­лы­шав ее прось­бу, мо­жет во­об­ра­зить Мер­лин зна­ет что, и сно­ва ав­ро­ры бу­дут вры­вать­ся в на­ши до­ма с бес­ко­неч­ны­ми обыс­ка­ми! — ис­те­рич­но зап­ри­чита­ла Фран­ческа, че­рес­чур быс­тро при­шед­шая в се­бя, и Юбер ощу­тил неп­ре­одо­лимое же­лание зат­кнуть ей рот зак­лять­ем Оне­мения.

Па­мелу, по­жалев­шую о сво­ей от­кро­вен­ности, оче­вид­но, по­сети­ло то же же­лание, по­тому что она от­ве­тила не­подо­ба­юще гру­бо:

— Не всем по­вез­ло так, как те­бе, Фрэн­ни. Джаг­со­ны поч­ти не за­пят­на­ли се­бя пе­ред но­вой властью. Твой отец и братья ког­да-то прес­мы­кались и угод­ни­чали пе­ред Ним по ме­ре сво­их сил, од­на­ко не по­лучи­ли Тем­ную Мет­ку, по­тому что Он ви­дел вас нас­квозь. Те­перь же вы все за­ис­ки­ва­ете пе­ред Ми­нис­терс­твом и ут­вер­жда­ете на всех уг­лах, что бы­ли все­цело на сто­роне Пот­те­ра. Кар­ти­ну пор­тит толь­ко тро­юрод­ный дя­дюш­ка Вей­ланд, но он весь­ма под­хо­дяще по­гиб в Мал­фой-Ме­нор, и о столь даль­нем родс­твен­ни­ке мож­но и за­быть, не прав­да ли? Что вы и сде­лали. Мож­но ли ожи­дать ино­го от семьи тор­говцев по­дер­жанны­ми кот­ла­ми и рос­товщи­ков, вы­год­но ку­пив­ших фа­миль­ный герб вмес­те с ле­ген­дой об арис­токра­тичес­ком про­ис­хожде­нии? Мы же — я, Пэн­си, все те, в ком те­чет ис­тинно чис­тая кровь, в от­ли­чие от вас и вам по­доб­ных, пом­ним о сво­их близ­ких, то­мящих­ся в Аз­ка­бане, и не от­ре­ка­ем­ся от них.

Оша­рашен­ная столь неп­ри­яз­ненным от­по­ром, по­хожим ско­рее на от­кры­тый вы­зов, Фран­ческа вто­рой раз за день ут­ра­тила дар ре­чи, и Юбер был го­тов да­же за­ап­ло­диро­вать Па­меле Бо­ул, ни­ког­да не вы­ходив­шей за рам­ки свет­ской чо­пор­ной лю­без­ности, бе­зуп­речно-бес­цвет­ной, за­нятой лишь сво­ими деть­ми.

Ста­руха Дер­вент-У­ор­рин­гтон, на сло­ва ко­торой до это­го ник­то не об­ра­щал вни­мания, сно­ва за­бор­мо­тала, но на этот раз поч­ти ос­мыслен­но и уди­витель­но к мес­ту:

— Бла­город­ных се­мей, чис­токров­ных, ро­дови­тых, слав­ных сво­ими тра­дици­ями, ос­та­лось так ма­ло! Где сей­час те, кто гор­дился сво­им про­ис­хожде­ни­ем, кто соб­лю­дал за­коны чис­той кро­ви, кто по пра­ву мог име­новать­ся вы­соко­род­ным ма­гом? Все они в Аз­ка­бане, да-да, как ни прис­кор­бно, и де­мен­то­ры пь­ют те­перь их ду­ши. А их мес­то за­няли ху­дород­ные выс­кочки, бес­чес­тные про­ходим­цы, жу­лики и мо­шен­ни­ки, лжи­вые по­хити­тели имен и фа­милий!

— О, до­рогая, Фрэн вов­се не хо­тела ни­кого за­деть или оби­деть, ни в ко­ем слу­чае! Ко­неч­но же, мы все на­де­ем­ся и упо­ва­ем на то, что мис­сис Пар­кинсон ос­во­бодят! — пос­пешно за­кудах­та­ла Ал­вилда, заг­лу­шая ста­руху, и Си­низ под­держа­ла ее, про­тянув с дос­той­ной вос­хи­щения без­мя­теж­ностью:

— Да­мы, от­ве­дай­те шер­бе­та. На­ша до­мови­ха го­товит уди­витель­ный шер­бет. Стыд­но приз­нать­ся, я прис­трас­ти­лась к не­му поч­ти как ре­бенок.

На этом ин­ци­дент был ис­черпан, бе­седа с не­кото­рой на­тугой про­дол­жи­лась, взяв ук­лон в сто­рону но­вых фа­сонов ман­тий, све­жераз­ра­ботан­ных зак­ля­тий улуч­ше­ния внеш­ности, дет­ских бо­лез­ней, кап­ри­зов и ус­пе­хов и про­чей жен­ской че­пухи. Юбер поч­ти ус­по­ко­ил­ся. Си­низ, хоть и ду­ра, но на этот раз его по­няла. За нее мож­но бы­ло не бес­по­ко­ить­ся. В до­чери же из­на­чаль­но он был уве­рен ку­да боль­ше, чем в же­не, и не сом­не­вал­ся в том, что она не ска­жет ни­чего лиш­не­го сво­им друзь­ям, не про­бол­та­ет­ся да­же слу­чай­но. В этом от­но­шении она бы­ла го­раз­до ум­ней и со­об­ра­зитель­ней ма­тери.

Ки­нув взгляд на ча­сы, он нап­ра­вил­ся в ка­бинет, что­бы еще раз прос­мотреть не­об­хо­димые до­кумен­ты по пра­вам на зе­мель­ные вла­дения Мал­фо­ев, ко­торым вско­ре пред­сто­яло стать зе­мель­ны­ми вла­дени­ями Мал­фуа, и поз­во­лить се­бе от­дать­ся не ли­шен­ным при­ят­ности раз­мышле­ни­ям о мо­дер­ни­зации трех руд­ни­ков, без твер­дой хо­зяй­ской ру­ки при­шед­ших в пол­ный упа­док.


* * *


— Смот­ри. Ха-ха-ха, смот­ри, как он крив­ля­ет­ся. Вот умо­ра, ха-ха-ха! Нет, У­илл, не вме­шивай­ся, ты все ис­портишь! Да чтоб те­бя ве­лика­ны сож­ра­ли, tarantаllegra, а не tarantullegra! Бо­ул, есть на све­те вто­рой та­кой же ту­пица, как ты?!

Эд­вард Де­лэй­ни в сер­дцах хлоп­нул ла­донью по ко­лену, уви­дев, как уле­петы­ва­ет что есть ду­ху ос­во­бож­денный от зак­лятья до­мовик. Его ку­зен У­иль­ям Бо­ул, неп­ра­виль­но про­из­несший зак­ли­нание и упус­тивший объ­ект му­чений, ви­нова­то опус­тил го­лову и за­шар­кал но­гами.

— Есть. Дер­рик, — Са­тин зев­ну­ла.

Сквозь неп­лотно сом­кну­тые рес­ни­цы она ви­дела сол­нечную бах­ро­му вок­руг фи­гуры Эд­варда, ко­торый си­дел с но­гами на пе­рилах, опо­ясы­вав­ших прос­торную бе­сед­ку, уви­тую пле­тями пол­зу­чего ви­ног­ра­да. Прав­да, с той сто­роны, где си­дел Де­лэй­ни, ви­ног­рад был без­жа­лос­тно обор­ван, тем­но-зе­леные листья и стеб­ли с куд­ря­выми уси­ками без­за­щит­но вя­ли на жар­ком сол­нце. Са­ма Са­тин по­луле­жала на ка­челях и ле­ниво об­ма­хива­лась ве­ером, вре­мя от вре­мени от­пи­вая из изящ­но­го хрус­таль­но­го бо­кала гло­ток ле­дяно­го ли­мона­да. Бо­кал был за­чаро­ван та­ким об­ра­зом, что ли­монад ох­лаждал­ся и на­пол­нялся сам по се­бе, по­ка на дне ос­та­валась хоть кап­ля.

— Тот еще де­биль­нее, — зло сплю­нул Де­лэй­ни, — Ве­ликий Са­лазар, с кем я вы­нуж­ден об­щать­ся?!

— Ну лад­но, Эд, не сер­дись, — за­ис­ки­ва­юще про­тянул Бо­ул, опас­ли­во пос­матри­вая на па­лоч­ку в ру­ке чер­но­воло­сого маль­чиш­ки, ко­торый был поч­ти на го­лову его ни­же и в два ра­за тонь­ше, — сей­час Са­тин сно­ва по­зовет это­го ушас­ти­ка, и мы про­дол­жим. Са­тин, по­зовешь?

— Во­об­ще-то нам не раз­ре­шено кол­до­вать на ка­нику­лах, — бро­сила Са­тин.

Эд­вард и У­илл пе­рег­ля­нулись и рас­хо­хота­лись.

— Не раз­ре­шено? Нам? Са­тин, ты что, пе­рег­ре­лась на сол­нце?

— Про­фес­сор Флинт пос­ле эк­за­менов де­лал объ­яв­ле­ние. По-мо­ему, вы то­же при этом бы­ли.

— Ну так это для гряз­нокро­вок. Ес­ли в маг­лов­ском до­ме кол­ду­ют, то это сра­зу ста­новит­ся из­вес­тно. А на на­ших до­мах столь­ко силь­ных чар и зак­ля­тий, что на­ше бе­зобид­ное кол­довс­тво на их фо­не аб­со­лют­но не­замет­но, — со снис­хо­дитель­ной ус­мешкой по­яс­нил Эд­вард и ки­нул в рот Мят­но­го чер­вячка из жес­тя­ной бан­ки.

— Мож­но по­думать, я об этом не зна­ла! — Са­тин до­сад­ли­во свер­кну­ла на не­го гла­зами, — толь­ко ес­ли сра­бота­ет зак­лятье Над­зо­ра, со­ва из Ми­нис­терс­тва при­летит ко мне до­мой, а не к те­бе! И ви­нова­той в пер­вую оче­редь ока­жусь я, а не вы!

— Да лад­но те­бе, — при­миря­юще ска­зал Эд­вард, — мне отец го­ворил, что не так-то это прос­то — на­ложить зак­лятье Над­зо­ра на до­ма вол­шебни­ков. К то­му же, не мы од­ни ведь кол­ду­ем во вре­мя ка­никул. Я собс­твен­ны­ми уша­ми слы­шал, как Мак­Нейр и твой дра­жай­ший ку­зен до­гова­рива­лись встре­тить­ся во вре­мя ка­никул, что­бы что-то там по­гонять, а ког­тевран­ский ум­ник Вуд на весь пер­рон объ­яв­лял о том, что ле­том бу­дет раз­ра­баты­вать зак­лятье Об­ратно­го прев­ра­щения. Ес­ли все эти по­лук­ровки, маг­ло­любы и гряз­нокров­ные бас­тарды, не скры­ва­ясь и нап­ле­вав на Ми­нис­терс­тво, со­бира­лись раз­ма­хивать вол­шебны­ми па­лоч­ка­ми нап­ра­во и на­лево, то по­чему нам нель­зя?

Са­тин про­мол­ча­ла. Упо­мина­ние о ку­зене вско­лых­ну­ло что-то тош­нотвор­но гад­кое, хо­лод­ным ком­ком пе­река­тив­ше­еся внут­ри. Па­па се­год­ня ут­ром был слиш­ком до­волен, рас­ха­живал по до­му, чуть ли не на­певая, что сов­сем не бы­ло по­хоже на его вче­раш­нее нас­тро­ение, а по­том от­пра­вил­ся на встре­чу со сво­ими ад­во­ката­ми. Не­понят­но и тре­вож­но. А это­го выс­кочки так с ут­ра и не вид­но, да­же на зав­трак не вы­шел…

Тем вре­менем Бо­ул опять за­каню­чил:

— Ну, так ты по­зовешь до­мови­ка? Ведь за­бав­ное зак­лятье, а, Са­тин?

Де­воч­ка хо­тела бы­ло наз­ло про­иг­но­риро­вать его, в кон­це кон­цов, из­де­ва­ют­ся-то они над ее до­мови­ком, а она на это раз­ре­шения не да­вала. Но в го­лосе У­ил­ла бы­ли жа­лоб­ные нот­ки, и все его нек­ра­сивое ли­цо с круп­ны­ми чер­та­ми вы­ража­ло умо­ля­ющую прось­бу. Нем­но­го по­мед­лив, она не­хотя хлоп­ну­ла в ла­доши. На до­рож­ке в от­да­лении по­явил­ся тот же до­мовик в од­ной лишь за­сален­ной, пок­ры­той раз­ноцвет­ны­ми пят­на­ми тряп­ке. Он не ос­ме­ливал­ся приб­ли­зить­ся к мо­лодым гос­по­дам и топ­тался в нес­коль­ких яр­дах от бе­сед­ки. В его жел­то­ватых, как у со­вы, гла­зах плес­кался страх.

— Эй, поб­ли­же. И ес­ли сно­ва сбе­жишь, ска­жу па­пе, — ска­зала де­воч­ка, наб­лю­дая, как страх в гла­зах смор­щенно­го урод­ца мо­мен­таль­но сме­нил­ся ужа­сом. От­ца все до­мови­ки бо­ялись па­ничес­ки, поч­ти те­ряя дар ре­чи в его при­сутс­твии.

— Ну вот, Эд, те­перь-то я не за­пута­юсь, — об­ра­довал­ся У­илл, под­ни­мая па­лоч­ку, — taran…tallegra, вер­но?

Эд­вард удов­летво­рен­но кив­нул.

До­мовик за­тан­це­вал на вы­мощен­ной кам­ня­ми до­рож­ке, не­лепо вы­киды­вая впе­ред то­щие уз­ло­ватые ко­лени и раз­ма­хивая ху­дыми ру­ками. Уже че­рез пять ми­нут с не­го гра­дом ка­тил пот, он за­дышал тя­жело и пре­рывис­то. Че­рез семь ми­нут его дви­жения ста­ли еще бо­лее смеш­ны­ми и не­лепы­ми. Эд­вард фыр­кал от сме­ха, не пе­рес­та­вая же­вать Мят­ных чер­вячков, У­илл до­воль­но по­хоха­тывал. Они убыс­тря­ли темп, зас­тавля­ли до­мови­ка со­вер­шать прыж­ки и обо­роты, ка­кие-то со­вер­шенно не­мыс­ли­мые тан­це­валь­ные па. А сол­нце пек­ло так, слов­но хо­тело про­жечь зем­лю нас­квозь. Ни ве­тер­ка, ни об­лачка. До­мовик тан­це­вал.

Са­тин сде­лала гло­ток ли­мона­да, ощу­тив при­ят­ную прох­ла­ду хрус­та­ля на гу­бах. Язык за­щеко­тали пу­зырь­ки, ос­ве­жая пе­ресох­шее гор­ло и уто­ляя жаж­ду, за­чаро­ван­ный бо­кал за­потел в ла­донях, ох­лаждая на­питок.

А до­мовик тан­це­вал. Он кру­жил­ся и при­седал, быс­тро пе­реби­рал но­гами, как в ри­ле, и поч­ти ве­лича­во кла­нял­ся, слов­но вы­муш­тро­ван­ный са­мым стро­гим учи­телем тан­цев.

Са­тин не хо­телось смот­реть, но по­чему-то она не мог­ла отор­вать­ся от су­мас­шедше­го в сво­ей ди­кос­ти и од­новре­мен­но гра­ци­оз­ности тан­ца. Эд­варду уже на­до­ело это раз­вле­чение, он ску­ча­юще пог­ля­дывал то на до­мови­ка, то на нее. Но У­ил­лу нра­вилось, что до­мовик пос­лу­шен его во­ле, и он не опус­кал па­лоч­ку. Сор­ванные пле­ти ви­ног­ра­да сов­сем увя­ли и те­перь ле­жали под но­гами Эд­варда, по­хожие на ве­рев­ки с гряз­ным тряпь­ем. Не­бо выц­ве­ло от зноя и ка­залось поч­ти бе­лым. Вда­леке, на го­ризон­те, сли­ва­ясь с ним, дро­жало ма­рево боль­шо­го го­рода с его смо­гом и ис­па­рени­ями мил­ли­онов пот­ных, из­не­мога­ющих от жа­ры маг­лов. Там был Си­ти.

А здесь тан­це­вал до­мовик. Под без­жа­лос­тным сол­нцем, на наг­ре­тых кам­нях и умер­ших ви­ног­радных листь­ях, в дре­вес­ной ти­шине, в зной­ном, гус­том, на­по­ен­ном за­паха­ми пос­ле­полу­ден­но­го са­да воз­ду­хе, под взгля­дами трех юных вол­шебни­ков тан­це­вал до­мовик. Тан­це­вал из пос­ледних сил, за­дыха­ясь и об­жи­гая лег­кие, чувс­твуя, как тя­желе­ет и ста­новит­ся чу­жим те­ло, как ед­кий пот за­лива­ет уже поч­ти ни­чего не ви­дящие гла­за. Он ша­тал­ся, но по-преж­не­му вы­киды­вал но­ги впе­ред и пы­тал­ся дви­гать ру­ками в такт кол­дов­ской му­зыке зак­ли­нания, гро­хочу­щей в его ушах вмес­те с кровью. Са­тин по­каза­лось, что он сей­час рух­нет без чувств, но он все тан­це­вал.

До­мовик за­вер­телся вол­чком под гром­кий хо­хот У­ил­ла, у Са­тин от это­го зре­лища да­же зак­ру­жилась го­лова. И вдруг на мгно­вение, в ка­ком-то стран­ном зат­ме­нии по­чуди­лось, что это она тан­цу­ет под рав­но­душ­ным взгля­дом Эд­варда, не от­ры­вая по­лубе­зум­но­го взгля­да от кон­чи­ка па­лоч­ки в ру­ках У­ил­ла. И это в ее гла­зах мут­не­ет день, а кам­ни об­жи­га­ют из­му­чен­ные бо­сые ступ­ни рас­ка­лен­ны­ми уг­ля­ми, и нель­зя, не­воз­можно сой­ти с них и пог­ру­зить­ся в соч­ную мяг­кость тра­вы под тенью де­ревь­ев.

«Ты ког­да-ни­будь ду­мала о том, что при­чиня­ешь ко­му-то боль? Сло­вами или пос­тупка­ми, не­важ­но. Ты пред­став­ля­ла се­бя на его мес­те? Она ведь не при­виде­ние, не кук­ла, не ка­кая-ни­будь вещь. Она жи­вая и то­же, как ты, ды­шит, ду­ма­ет, ко­го-то лю­бит»

Тон­ко и жа­лоб­но взве­нел бо­кал, выс­коль­знув­ший из ру­ки и брыз­нувший ос­тры­ми проз­рачны­ми кап­ля­ми по до­щато­му по­лу бе­сед­ки, зах­русте­ли под ту­фель­ка­ми ос­колки, ког­да Са­тин, под­ско­чив к У­ил­лу, изо всех сил на­от­машь уда­рила маль­чи­ка по ру­ке.

— Прек­ра­ти! — взвиз­гну­ла она, — пе­рес­тань не­мед­ленно, слы­шишь?!

Зас­тигну­тый врас­плох Бо­ул вы­ронил па­лоч­ку, ко­торая с глу­хим сту­ком по­кати­лась по кам­ням до­рож­ки. До­мовик по­валил­ся нав­зничь, сов­сем обес­си­лен­ный. Гла­за у не­го за­кати­лись, но­ги про­дол­жа­ли су­дорож­но по­дер­ги­вать­ся, ру­ки скреб­ли дерн, и он был по­хож на ог­ромно­го раз­давлен­но­го жу­ка.

— Finite Incantatem!

Са­тин хлоп­ну­ла в ла­доши, и ког­да пе­ред ней по­яви­лась до­мови­ха в пе­ред­ни­ке, от­ры­вис­то при­каза­ла:

— От­ве­ди его в дом.

До­мови­ха ед­ва слыш­но ох­ну­ла, ос­то­рож­но при­под­ня­ла до­мови­ка и, под­держи­вая, за­ковы­ляла с ним прочь. Тот без­воль­но во­лочил­ся, лишь из­редка пе­реби­рая но­гами.

— Ты че­го, Са­тин? — на­чал бы­ло У­илл, но она, под­нявшись на цы­поч­ки, вле­пила ему звон­кую по­щечи­ну и бе­шено вскрик­ну­ла, сов­сем не за­ботясь о том, что мо­гут ус­лы­шать взрос­лые на тер­ра­се:

— Зат­кнись! Ты урод! Ту­пой тролль! Ты мог убить его! За­бав­ное зак­лятье?! Ду­рац­кое, ду­рац­кое, са­мое ду­рац­кое на све­те зак­лятье!!!

Бо­ул рас­те­рян­но зах­ло­пал гла­зами. «Из-за до­мови­ка? Из-за ка­кого-то пар­ши­вого до­мови­ка?!» — от­четли­во чи­талось на его ли­це. Эд­вард из-под упав­шей на гла­за чер­ной чел­ки наб­лю­дал за ни­ми с от­чужден­ным лю­бопытс­твом, вер­тя в ру­ках бан­ку с Мят­ны­ми чер­вячка­ми.

— Но…

— Зак­рой рот! И не смей боль­ше в мо­ем до­ме под­ни­мать ру­ку на мо­его до­мови­ка! Яс­но? Те­бе яс­но, де­бил?!

Ни­чего ему не бы­ло яс­но. У­иль­ям Бо­ул прос­то не мог взять в толк, по­чему взбе­лени­лась эта дев­чонка. Ты­сячу раз, ес­ли не боль­ше, они тре­ниро­вали на до­мови­ках вы­учен­ные зак­лятья, и всег­да бы­ло не­важ­но — чьи это до­мови­ки. Это же прос­то до-мо-ви-ки, су­щес­тва, пред­назна­чен­ные для то­го, что­бы прис­лу­живать вол­шебни­кам и ис­полнять их же­лания. Ес­ли хо­зя­ин же­ла­ет про­верить, как дей­ству­ет зак­лятье Тык­венной го­ловы, Ока­мене­ния или Бе­зум­но­го тан­ца, зна­чит, до­мовик обя­зан без­ро­пот­но встать под его па­лоч­ку. И Са­тин, ко­неч­но же, это прек­расно зна­ет, са­ма не­ред­ко за­бав­ля­лась вмес­те с ни­ми.

Са­тин час­то ды­шала, гло­тая го­рячий, став­ший ка­ким-то жес­тким и ко­лючим воз­дух. Ду­рак Бо­ул и Эд­вард то­же хо­рош! В го­лове клу­бил­ся му­тор­ный ту­ман из клоч­ков чувств и мыс­лей, во­лосы при­лип­ли к вис­кам от по­та, про­тив­но под­ташни­вало. Де­воч­ка еле спра­вилась с со­бой и хо­лод­но бро­сила оби­дев­ше­муся У­ил­лу и по-преж­не­му мол­ча­щему Эд­варду:

— Я иду в дом. Здесь ста­ло слиш­ком жар­ко.

Что-то бур­чавший се­бе под нос У­илл по­доб­рал свою вол­шебную па­лоч­ку и тя­желы­ми ша­гами дви­нул­ся по до­рож­ке. Са­тин встрях­ну­ла во­лоса­ми, как мож­но вы­ше вски­нула го­лову и, пре­одо­левая вне­зап­ную дур­но­ту, на­рочи­то гром­ко зас­ту­чала каб­лучка­ми ту­фелек вслед за Бо­улом. В глу­бине ду­ше она на­де­ялась на то, что Эд­вард ни­как не про­ком­менти­ру­ет ее вспыш­ку. Но на­деж­ды не сбы­лись, Де­лэй­ни за ее спи­ной на­рушил свое мол­ча­ние, об­манчи­во спо­кой­но ска­зав:

— Зна­ешь, Са­тин, это бы­ло, по мень­шей ме­ре, стран­но.

— Что тут стран­но­го? — пе­редер­ну­ла пле­чами де­воч­ка, не за­мед­ляя ша­гов.

Маль­чик дог­нал ее, пе­рех­ва­тил за за­пястье и, боль­но вы­вер­нув, при­нудил ос­та­новить­ся. Его чер­ные гла­за бы­ли при­щуре­ны, и он не об­ра­тил вни­мания на ее не­доволь­ный воз­глас.

— Твое по­веде­ние вы­зыва­ет у ме­ня удив­ле­ние, — Эд­вард точ­но ко­пиро­вал ин­то­нации сво­его от­ца, мис­те­ра Эл­фри­да Де­лэй­ни, и Са­тин за­хоте­лось по­ежить­ся, — что за кап­риз взбрел те­бе в го­лову? С че­го это ты вдруг на­чала жа­леть до­мови­ков?

— Я вов­се не по­жале­ла его, еще че­го! Прос­то этот Бо­ул пе­решел все гра­ницы. Ес­ли бы до­мовик умер, па­па был бы очень не­дово­лен.

Са­тин ста­ралась го­ворить рав­но­душ­но, но внут­ри все дро­жало и об­ми­рало, как буд­то Эд­вард ули­чил ее во лжи или в ка­ком-то ужас­ном пос­тупке, уз­нав о ко­тором, все от­вернут­ся от нее.

— Да не­уже­ли? По­чему же рань­ше те­бя это сов­сем не вол­но­вало? Ког­да от мо­его зак­лятья у до­мови­хи Бо­улов вмес­то лег­ких вы­рос­ли жаб­ры, и она кое-как ус­пе­ла до­пол­зти до бли­жай­шей лу­жи, ты соч­ла это за­бав­ным. Ког­да ты сме­шала Ве­селя­щие ча­ры и зак­лятье Быс­тро­го бе­га, на­ши до­мови­ки пол­дня но­сились по са­ду и неп­ре­рыв­но хо­хота­ли, а по­том ед­ва не за­дох­ну­лись от ус­та­лос­ти. Ты тог­да ска­зала, что это бы­ло ужас­но умо­ритель­но, и ни­чуточ­ки не за­боти­лась о том, что они мог­ли уме­реть. Так что же бы­ло се­год­ня? — он сно­ва боль­но сжал ее за­пястье.

Са­тин рез­ко вы­дер­ну­ла ру­ку и про­шипе­ла ос­кор­блен­ным то­ном:

— Я те­бя не по­нимаю, Эд­вард Де­лэй­ни! Мои до­мови­ки — это мои до­мови­ки, и толь­ко я мо­гу ре­шать, что с ни­ми де­лать!

— Не мо­гу не сог­ла­сить­ся.

Маль­чик прид­ви­нул­ся к ней так близ­ко, что Са­тин чувс­тво­вала за­пах мя­ты и мог­ла раз­гля­деть каж­дый во­лосок в кру­то вздер­ну­тых бро­вях. Она вы­дер­жа­ла его взгляд, но его воп­рос зас­та­вил от­вести гла­за в сму­щении и за­меша­тель­стве.

— Са­тин, ты зна­ешь о сго­воре?

Сол­нце да­вило на го­лову, зной сгус­тился вок­руг них, упал на пле­чи тя­желой ман­ти­ей, дур­ма­нящий за­пах лю­бимых ма­тери­ных роз и смо­лис­той дре­вес­ной ко­ры об­ле­пил гус­тым плот­ным об­ла­ком. У­илл уже скрыл­ся за подс­три­жен­ны­ми кус­та­ми жи­вой из­го­роди, и мысль о том, что они с Эд­вардом од­ни, ник­то их не ви­дит и не слы­шит, по­чему-то зас­та­вила сер­дце под­ско­чить к гор­лу. Ще­ки за­горе­лись, а ла­дони ста­ли влаж­ны­ми, и де­воч­ка ук­радкой вы­тер­ла их об платье.

— Д-да, ко­неч­но, ма­ма ска­зала мне об этом сра­зу же пос­ле раз­го­вора с тво­ими ро­дите­лями.

— И что ты ду­ма­ешь?

Ес­ли ска­зать прав­ду, пос­ле то­го, как Са­тин две не­дели на­зад уз­на­ла, что мать с от­цом до­гово­рились с мис­те­ром и мис­сис Де­лэй­ни об их Эд­вардом по­мол­вке, в ней сме­шал­ся кок­тей­ль са­мых раз­ных чувств.

Горь­кий, тя­гучий, от­вра­титель­ный вкус сты­да. Она прек­расно по­нима­ла, что отец прос­то-нап­росто со­вер­шил вы­год­ную сдел­ку. Они бы­ли поч­ти ра­зоре­ны, Де­лэй­ни бо­гаты, да­же очень бо­гаты. И со­вер­шенно не­понят­но, по­чему они да­ли сог­ла­сие на брак сво­его сы­на с ни­щей Мал­фуа.

Пря­ный об­жи­га­ющий прив­кус злос­ти. Ро­дите­ли не ос­та­вили ей вы­бора, са­ми ре­шили, как бу­дет луч­ше, а ее прос­то из­вести­ли об этом! И во­об­ще, по­мол­вки по сго­вору ро­дите­лей, зак­лю­чен­ные без сог­ла­сия де­тей, да еще так ра­но — это бы­ло до бе­зумия ста­ромод­но и глу­по! О по­доб­ных обы­ча­ях в чис­токров­ных се­мей­ствах Са­тин слы­шала толь­ко в пус­той бол­товне свет­ских дам, в их скуч­ных нос­таль­ги­чес­ких вос­по­мина­ни­ях о том, «как бы­ло рань­ше». Она и во­об­ра­зить не мог­ла, что та­кое слу­чит­ся с ней.

Слад­кий, лег­кий хо­лодок за­та­ен­но­го вос­торга. Для нее брак с Де­лэй­ни оз­на­чал на­деж­ное обес­пе­чен­ное бу­дущее, бо­гатое по­местье, рос­кошные на­ряды, ве­лико­леп­ные фа­миль­ные дра­гоцен­ности, ко­торые сей­час ук­ра­шали мис­сис Де­лэй­ни, воз­можность не ду­мать о зав­траш­нем дне — все то, что рас­те­рял отец, что при­личес­тво­вало ей, как чис­токров­ной знат­ной вол­шебни­це, что ка­залось осо­бо за­ман­чи­вым и при­тяга­тель­ным сей­час, ког­да на­вис­ла уг­ро­за, что этот но­во­яв­ленный ку­зен Мал­фой от­бе­рет у ее семьи нем­но­гое ос­тавше­еся.

Склиз­кое и кис­лое пос­левку­сие стра­ха. А вдруг Эд­вард то­же соч­тет неп­ри­ем­ле­мым этот сго­вор и взбун­ту­ет­ся? Ес­ли не сей­час, то по­том, ког­да пов­зрос­ле­ет, ког­да ему пон­ра­вит­ся ка­кая-ни­будь де­воч­ка, не Са­тин. Его ро­дите­ли, ко­неч­но, сра­зу ра­зор­вут по­мол­вку, не бу­дут нас­та­ивать на сво­ем и пе­речить единс­твен­но­му сы­ну. И им не сос­та­вит тру­да най­ти бо­лее вы­год­ную пар­тию.

Ей хо­телось раз­ры­дать­ся, но сле­дова­ло дер­жать се­бя в ру­ках и с ми­лой пос­лушной улыб­кой кив­нуть на воп­рос ма­тери: «Ко­неч­но, я ра­да, ма­моч­ка!».

Эд­вард вы­жида­юще мол­чал, и она вздох­ну­ла, сно­ва вы­терев об платье за спи­ной вспо­тев­шие ла­дони. Во рту пе­ресох­ло, на язы­ке ощу­щал­ся про­тив­ный вкус тош­но­ты, она с удо­воль­стви­ем вы­пила бы гло­ток хо­лод­но­го ли­мона­да. Но за­чаро­ван­ный бо­кал был раз­бит, а Эд­вард ждал от­ве­та, и взгляд его чер­ных глаз ста­новил­ся все тя­желее и ярос­тней.

— Я ра­да, — пов­то­рила она свой от­вет, про­гово­рив про се­бя еще раз эти два ко­рот­ких сло­ва. «Я ра-да»

Нап­ря­жение, по­вис­шее меж­ду ни­ми, ос­лабло, и она как-то отс­тра­нен­но уди­вилась: не­уже­ли Эд­варду не­без­различ­но ее от­но­шение к про­ис­хо­дяще­му?

— Хо­рошо. Па­па счи­та­ет, что нуж­но при­дер­жи­вать­ся ста­рых тра­диций, ес­ли мы на­мере­ны сох­ра­нять чис­то­ту кро­ви, и я с ним сог­ла­сен. Но, Са­тин…

Как стран­но, они с Эд­вардом по­ка од­но­го рос­та, но по­чему-то сей­час ей ка­залось, что он на­виса­ет над ней, зак­ры­вая сол­нце.

— Мне очень не нра­вит­ся, ес­ли я че­го-то не по­нимаю, или ког­да от ме­ня что-ли­бо скры­ва­ют. А се­год­ня твое по­веде­ние бы­ло не­понят­ным. И ты что-то не­дого­вари­ва­ешь. Я ду­мал, что знаю те­бя как се­бя, но ка­жет­ся, это не так. Мне это не пон­ра­вилось.

Она наб­ра­ла в грудь воз­ду­ху, но Эд­вард слов­но ли­шил ее ре­чи сво­им тем­ным взгля­дом.

— За­пом­ни, мне это не пон­ра­вилось, — еще раз про­из­нес он и прид­ви­нул­ся к ней еще бли­же, она да­же нем­но­го по­пяти­лась.

Он кос­нулся ее ло­кона, вы­бив­ше­гося из-за уха, пог­ла­дил поч­ти неж­но и вне­зап­но дер­нул, на­мотав на па­лец. Боль обож­гла ви­сок, она да­же при­куси­ла гу­бу, что­бы не вскрик­нуть. Эд­вард, по­хоже, ос­тался до­волен ее пок­ла­дис­тостью. Он от­пустил пряд­ку и кив­нул.

— Здо­рово, что мы так по­нима­ем друг дру­га. Лад­но, пош­ли, по­ка У­илл не сло­пал все пи­рож­ные, это для не­го раз плю­нуть, ты же зна­ешь.

Эд­вард уже, на­вер­ное, дав­но си­дел на прох­ладной тер­ра­се, а Са­тин все еще мед­ленно бре­ла по вы­ложен­ной кам­ня­ми до­рож­ке, под бес­по­щад­ным сол­нцем и рав­но­душ­ны­ми де­ревь­ями, с кровью из про­кушен­ной гу­бы, за­сох­шей на под­бо­род­ке и стя­нув­шей ко­жу, ути­ха­ющей болью в вис­ке. Гла­за жгло. То ли от яр­ко­го сол­нца, то ли от по­та, то ли от че­го-то ино­го.

«А вот он… он ни­ког­да так не сде­ла­ет… он дру­гой...» — кро­хот­ной ба­боч­кой пор­ха­ла од­на единс­твен­ная мысль, и Са­тин ско­рее умер­ла бы, чем приз­на­лась се­бе, что этот бес­связ­ный «он» — гад­кий ку­зен, дрян­ной маль­чиш­ка, гряз­нокров­ный выс­кочка Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой.

* * *

— Сэр, к вам по­сети­тель­ни­ца, — сек­ре­тар­ша по­чему-то шеп­та­ла, ак­ку­рат­но и опас­ли­во прик­ры­вая за со­бой дверь, чем не­мало уди­вила Гар­ри. Го­лос мис­сис Пикс, как пра­вило, от­ли­чал­ся вы­сотой и ко­лора­турой, а в ка­бинет она вры­валась так, слов­но за ней гна­лось ста­до разъ­ярен­ных соп­лохвос­тов.

— Ну и? Сей­час как раз вре­мя при­ема по­сети­телей по лич­ным воп­ро­сам, ес­ли не оши­ба­юсь. Чет­верг, три ча­са по­полуд­ни.

Гар­ри с об­легче­ни­ем отод­ви­нул от се­бя вну­шитель­ных раз­ме­ров, пе­реп­ле­тен­ный в ко­жу тал­муд с ви­ти­ева­тым и зу­бод­ро­битель­ным ла­тин­ским наз­ва­ни­ем — под­ши­тый свод за­конов о Зап­ретном вол­шебс­тве, да­тиру­емый во­сем­надца­тым ве­ком, ко­торый, по лич­ной прось­бе Ми­нис­тра, дол­жен был прош­ту­диро­вать до зав­траш­не­го ут­ра, да­бы вы­ис­кать не­боль­шое, но очень важ­ное при­ложе­ние к за­кону о при­мене­нии За­щит­ных чар в мес­тах скоп­ле­ния маг­лов.

— Да, но это.… Это… — вол­шебни­ца пре­рывис­то вздох­ну­ла, слов­но ей не хва­тило воз­ду­ха, и вы­пали­ла, — это мис­сис Де­лэй­ни!

Гар­ри не­веря­ще хмык­нул, сек­ре­тар­ша ярос­тно за­кива­ла.

— Да, сэр! Точ­но! Уж ее-то я уз­наю из ты­сячи! Это она!

— Мы не мо­жем не при­нять мис­сис Де­лэй­ни, нет ни­каких ос­но­ваний для от­ка­за в а­уди­ен­ции. Про­веди ее, Ав­ро­ра.

— Сэр, мо­жет быть… поз­вать ко­го-то из от­де­ла? Ва­шего за­ма, нап­ри­мер. Так, на вся­кий слу­чай.

Гар­ри бро­сил на мис­сис Пикс са­мый вы­рази­тель­ный взгляд, на ко­торый был спо­собен, и бед­ная сек­ре­тар­ша быс­тро ис­чезла за дверью, за­лив­шись крас­кой от осоз­на­ния собс­твен­ной оп­лошнос­ти.

Не­высо­кая и хруп­кая чер­но­воло­сая жен­щи­на в до­рогой ман­тии су­дорож­но сжи­мала в ру­ках су­моч­ку и ози­ралась по сто­ронам с та­ким ви­дом, слов­но по­пала в ноч­лежку для без­домных, а не в ог­ромный, за­вален­ный са­мыми раз­но­об­разны­ми и не­во­об­ра­зимы­ми ма­гичес­ки­ми ар­те­фак­та­ми, при­бора­ми, сиг­ну­лами, свит­ка­ми, ин­ку­набу­лами, кол­до-фо­тог­ра­фи­ями и еще чем-то не­понят­ным для не­пос­вя­щен­ных ка­бинет Глав­но­го Ав­ро­ра. Гар­ри и во­шед­шая вслед за Пэн­си сек­ре­тар­ша об­ме­нялись взгля­дами в вы­жида­тель­ной ти­шине.

— Здравс­твуй… Я… мне… мо­гу ли я по­гово­рить с то­бой? — вы­дави­ла на­конец Пэн­си.

— По­гово­рить? — Гар­ри да­же за­был от­ве­тить на при­ветс­твие и изо всех сил пос­та­рал­ся не по­казать сво­его изум­ле­ния.

Ны­неш­не­го прос­лавлен­но­го гла­ву Ав­ро­рата мис­сис Де­лэй­ни, так­же не­безыз­вес­тная бла­года­ря сво­им родс­твен­ным свя­зям, не вы­носи­ла со вре­мен уче­бы в Хог­вар­тсе. И все же мис­сис Де­лэй­ни, в де­вичес­тве мисс Пэн­си Пар­кинсон, здесь, в Ав­ро­рате? У не­го в ка­бине­те? По собс­твен­ной во­ле? Хо­чет по­гово­рить? По­милуй­те, дол­жно быть слу­чилось что-то из ря­да вон вы­ходя­щее! Нап­ри­мер, вос­стал Вол­де­морт, гоб­ли­ны по­жер­тво­вали ог­ромную сум­му на бла­гот­во­ритель­ность, сбор­ная Рос­сии по квид­ди­чу вы­иг­ра­ла ми­ровой чем­пи­онат.

Од­на­ко, нас­коль­ко Гар­ри мог при­пом­нить их дав­нее, скуд­ное по час­ти об­ще­ния школь­ное прош­лое, Пэн­си не ин­те­ресо­валась квид­ди­чем и тем бо­лее нас­толь­ко, что­бы ре­шить об­су­дить иг­ру лю­бимых ко­манд имен­но с ним. О ее дос­та­точ­но ши­рокой бла­гот­во­ритель­ной де­ятель­нос­ти он слы­шал кра­ем уха, но все же был да­лек от мыс­ли, что она приш­ла с пред­ло­жени­ем всту­пить в их спло­чен­ные ря­ды свет­ских фи­лан­тро­пов и ме­цена­тов. А ес­ли бы воз­вра­тил­ся из адо­ва пек­ла Тем­ный Лорд, дочь По­жира­телей Смер­ти прос­то уч­ти­во приг­ла­сила бы его на чаш­ку чая.

— Это очень важ­но. По­жалуй­ста…

«Она про­сит?! По­жалуй­ста?!!»

Еще нем­но­го, и он взор­вется от лю­бопытс­тва.

— Ну…. са­дись. Чай, ко­фе?

— Во­ды.

— Мис­сис Пикс, по­жалуй­ста, при­неси­те ми­нераль­ной во­ды.

Сек­ре­тар­ша не­году­юще пе­редер­ну­ла пле­чами, но все же при­нес­ла бу­тыл­ку «Перье» и па­ру ста­канов, а по­том уда­лилась по мол­ча­ливо­му при­казу ше­фа, да­же под­ра­гива­ющим пуч­ком во­лос на за­тыл­ке вы­ражая ре­шитель­ный про­тест про­тив по­доб­ных по­сети­телей.

Пэн­си не взя­ла ста­кан и не се­ла. Она прош­лась ту­да и сю­да, кос­ну­лась ко­реш­ков книг на пол­ках, дот­ро­нулась до од­но­го из Про­яви­телей вра­гов, наб­лю­дая, как мед­ленно мут­не­ет блес­тя­щая по­вер­хность его эк­ра­на. Су­моч­ка по-преж­не­му бы­ла креп­ко сжа­та в ее ру­ках.

Из при­ем­ной, бла­года­ря неп­лотно зак­ры­той две­ри, бы­ло слыш­но пе­решеп­ты­вание, приг­лу­шен­ные ру­гатель­ства с по­мина­ни­ем не­безыз­вес­тно­го Мер­ли­на вку­пе с пред­ме­тами его ис­подне­го и неп­ри­ят­ные зву­ки сиг­на­лиза­ции от по­пыток при­мене­ния ма­гичес­ких средств прос­лушки, с ко­торы­ми бы­ли не сог­ласны на­ложен­ные им собс­твен­но­руч­но зак­лятья зву­ко­изо­ляции. Ви­димо, его не­дале­кая сек­ре­тар­ша ре­шила, что ше­фу мо­жет гро­зить страш­ная опас­ность от жен­щи­ны, бла­гопо­луч­но про­шед­шей все кор­до­ны ми­нис­тер­ской про­вер­ки по­сети­телей (весь­ма и весь­ма тща­тель­ной, про­верен­ной и ис­пы­тан­ной ед­ва ли не на дра­конах), и все-та­ки при­тащи­ла его за­мес­ти­теля вмес­те с те­ми ав­ро­рами, ко­торые име­ли нес­частье по­пасть­ся ей на гла­за. Пох­валь­ная пре­дос­то­рож­ность, ни­чего не ска­жешь.

Пэн­си на­конец обер­ну­лась, и Гар­ри с удив­ле­ни­ем, став­шим поч­ти при­выч­ным, уви­дел в ее гла­зах сле­зы, го­товые вот-вот хлы­нуть. Жен­ских слез он не вы­носил и всег­да те­рял­ся в по­доб­ных слу­ча­ях. К счастью, его же­на поч­ти ни­ког­да не пла­кала. Он был го­тов за­пани­ковать, но Пэн­си взя­ла се­бя в ру­ки и, су­дорож­но сглот­нув, при­села на кра­ешек крес­ла для по­сети­телей. Ее осан­ка бы­ла не­ес­тес­твен­но пря­мой.

— Быть мо­жет, ты все-та­ки объ­яс­нишь при­чину сво­его ви­зита? К вам при­ходи­ли из Де­пар­та­мен­та ма­гичес­ко­го пра­вопо­ряд­ка?

— Нет.

— Де­пар­та­мент по ма­гичес­ким пра­вона­руше­ни­ям?

— Нет.

— Выз­ва­ли в Ви­зен­га­мот?

— Нет!

— Не­выра­зим­цы?

— Упа­си Мер­лин, нет!

Пэн­си вски­нула не­до­умен­ный взгляд.

— По­чему они дол­жны бы­ли прий­ти к нам? У Эл­фри­да не­лады с за­коном?

Гар­ри раз­вел ру­ками.

— Я прос­то пред­по­лагаю, что мог­ло слу­чить­ся, ес­ли ты здесь и в та­ком сос­то­янии. На мой взгляд, толь­ко джентль­ме­ны из этих кон­тор мо­гут всерь­ез и на­дол­го ли­шить че­лове­ка по­коя. И из Ав­ро­рата. Но за Ав­ро­рат от­ве­чаю я. Итак?

Пэн­си все не ре­шалась, мя­ла но­совой пла­ток, ку­сала гу­бу, а Гар­ри тер­пе­ливо ждал. В глу­бине ду­ши он был обес­ку­ражен. Не бо­лее, чем год на­зад, эта жен­щи­на бро­сала ему в ли­цо през­ри­тель­ное: «Маг­лов­ский прих­востень!» и ве­лича­во, как ко­роле­ва, уда­лялась по длин­но­му ко­ридо­ру га­вай­ско­го оте­ля, на что Джин­ни за его пле­чом взры­валась бур­ным воз­му­щени­ем.

Ра­зитель­ная пе­реме­на.

— Я… приш­ла… про­сить, — на­конец вы­дави­ла из се­бя Пэн­си, окон­ча­тель­но рас­терзав кру­жево на мел­кие клоч­ки.

Гар­ри ждал.

— Не мог бы… ты… вы… хо­тела поп­ро­сить об ус­лу­ге… об одол­же­нии… мо­жет быть, не все так пло­хо…

Гар­ри ждал и по­ражал­ся собс­твен­ной вы­дер­жке. Кто-то, пом­нится, за­яв­лял, что за­пасы тер­пе­ния не­ко­его Пот­те­ра ис­черпы­ва­ют­ся, ес­ли мак­си­мум че­рез па­ру ми­нут не из­ло­жить суть де­ла. От­нюдь!

— Я приш­ла про­сить за мать, — Пэн­си слов­но вы­тал­ки­вала из се­бя сло­ва, — я на­вещаю ее в Аз­ка­бане… Она… она в ужас­ном сос­то­янии. Она дав­но сош­ла с ума, пос­то­ян­но за­гова­рива­ет­ся, да­же не уз­на­ет ме­ня. Она… на­вер­ное… ско­ро ум­рет, по­тому что там нель­зя жить. Прос­то не­воз­можно! Я еще по­ража­юсь, как дол­го она смог­ла… ведь отец умер уже шесть лет на­зад…

Сле­зы все-та­ки хлы­нули. Гар­ри по­дал ей ста­кан во­ды, и она при­няла его с бла­годар­ностью.

— Что ты хо­чешь от ме­ня?

Жен­щи­на не­реши­тель­но при­жала ру­ку к гру­ди.

— Мо­гу ли я… нель­зя ли заб­рать ее от­ту­да?

В гла­зах, об­ме­тан­ных си­ними кру­гами, на осу­нув­шемся ли­це, по­теряв­шем крас­ки, во всех ее дви­жени­ях бы­ла го­рячая и не­ис­то­вая моль­ба.

— Под мою пол­ную от­ветс­твен­ность! Она не вы­дер­жит боль­ше. И при­говор… слиш­ком су­ров. Она ведь бы­ла По­жира­тель­ни­цей толь­ко но­миналь­но, не де­лала ни­чего… та­кого… в от­ли­чие от дру­гих.

— Сог­ласно ре­шению за­седа­ния Вер­ховно­го Су­да Ви­зен­га­мота но­мер че­тыре ты­сячи двес­ти двад­цать три дробь во­семь от один­надца­того и­юня две ты­сячи пя­того го­да, «ВСЕ ли­ца, у ко­торых об­на­руже­на так на­зыва­емая Чер­ная Мет­ка, ВСЕ ли­ца, при­чис­лявшие се­бя к По­жира­телям Смер­ти и под­чи­няв­ши­еся чер­но­му ма­гу То­масу Нар­во­ло Ред­длу, из­вес­тно­му под име­нами Лорд Вол­де­морт или Тем­ный Лорд, ВСЕ ли­ца, за­мечен­ные в умыш­ленном и зло­коз­ненном при­чине­нии ма­гичес­ко­го, фи­зичес­ко­го, мо­раль­но­го, ма­тери­аль­но­го или ка­кого-ли­бо ино­го ущер­ба ма­гам и маг­лам, кос­венно или нап­ря­мую ви­нов­ные в при­чине­нии смер­ти ма­гам и маг­лам, под­верга­ют­ся зак­лю­чению в Аз­ка­бан. Срок зак­лю­чения — веч­ность. При­говор окон­ча­тель­ный, об­жа­лова­нию не под­ле­жит», — су­хо про­цити­ровал Гар­ри, в ду­ше чер­ты­ха­ясь. И че­му он так удив­лялся?

— Я знаю, но быть мо­жет, су­щес­тву­ет воз­можность, хоть са­мая нич­тожная? Я пи­сала про­шения о по­мило­вании, но со­вы при­носят толь­ко ка­зен­ные от­писки с от­ка­зом. Она не опас­на, она да­же не пом­нит, кто она та­кая. Я най­му луч­ших си­делок, са­ма бу­ду прис­матри­вать за ней. Кля­нусь, вы смо­жете каж­дый день про­верять ее! По­жалуй­ста, про­шу…

Гар­ри нер­вно по­бара­банил паль­ца­ми по сто­лу. Фор­маль­но она пра­ва. Лу­иза Пар­кинсон не бы­ла ни в чем за­мече­на, ни в чем не за­меша­на, лю­дей не уби­вала, не пы­тала, не му­чила. Но в ее до­ме не­ред­ко по­яв­лялся Вол­де­морт, а она са­ма име­ла нес­частье но­сить на ру­ке знак чер­но­го че­репа. Вы­сокие судьи Ви­зен­га­мота один­надцать лет на­зад бы­ли еди­нодуш­ны в сво­ем при­гово­ре, и от­кры­тый суд бур­но его при­ветс­тво­вал.

— Это не в мо­их пол­но­мочи­ях. Я все­го лишь на­чаль­ник Ав­ро­рата, на­ше де­ло — ло­вить прес­тупни­ков, а не су­дить и на­казы­вать.

— Но у те­бя свя­зи… — Пэн­си сгор­би­лась в крес­ле и уже сов­сем не на­поми­нала над­менную вол­шебни­цу, гор­дя­щу­юся та­ким сом­ни­тель­ным дос­то­инс­твом, как чис­тая вол­шебная кровь в ее жи­лах, — все зна­ют, что сам Ми­нистр Ма­гии прис­лу­шива­ет­ся к тво­ему мне­нию, и ты на ко­рот­кой но­ге с боль­шинс­твом на­чаль­ни­ков Де­пар­та­мен­тов. И твой тесть — один из ча­роде­ев Ви­зен­га­мота. Мо­жет быть, ты смо­жешь… как-то че­рез них… В кон­це кон­цов, ты же — Гар­ри Пот­тер!

Гар­ри уже на­чал раз­дра­жать­ся от оче­вид­ной бес­смыс­леннос­ти раз­го­вора.

— Да, ме­ня зо­вут Гар­ри Пот­тер. И все зна­ют, что я ни­ког­да не ис­поль­зую свое слу­жеб­ное по­ложе­ние и лич­ные свя­зи. И тем бу­дет ре­зонан­снее, ес­ли я нач­ну про­сить за По­жира­тель­ни­цу Смер­ти! Я, «тот са­мый Гар­ри Пот­тер»!

Пэн­си ут­кну­ла ли­цо в ла­дони, ее пле­чи сод­ро­гались.

— Ты не от­ка­зал­ся от сы­на Дра­ко Мал­фоя, — вдруг глу­хо про­из­несла она, — он жи­вет в тво­ем до­ме, дру­жит с тво­ей до­черью. Хо­дит мно­жес­тво слу­хов, от са­мых неп­ристой­ных до смеш­но­го не­лепых. Но… я знаю, я до­гады­ва­юсь, по­чему ты при­нял Алек­сан­дра. И на­де­ялась, что ты смо­жешь по­нять…

В дверь пос­ту­чали. Гар­ри не ус­пел от­клик­нуть­ся, как она рас­пахну­лась, и вош­ла Мо­раг Мак­Ду­гал с пух­лой пап­кой в ру­ках, зло­веще ши­пев­шей от оби­лия рде­ющих ог­нем пе­чатей. Ав­ро­ра из-за ее спи­ны то­роп­ли­во объ­яви­ла: «К вам за­мес­ти­тель на­чаль­ни­ка Де­пар­та­мен­та ма­гичес­ко­го пра­вопо­ряд­ка, по сроч­но­му де­лу!», ока­тила Пэн­си не­доб­рым взгля­дом и сквозь зу­бы до­воль­но внят­но прос­кре­жета­ла в ее сто­рону: «Си­дят тут вся­кие, ра­ботать ме­ша­ют!». В свою оче­редь за Ав­ро­рой без­ре­зуль­тат­но пы­тались спря­тать­ся че­тыре ав­ро­ра, с на­поло­вину плу­тов­ски­ми, на­поло­вину ви­нова­тыми вы­раже­ни­ями то­роп­ли­во сво­рачи­вав­шие Уд­ли­ните­ли ушей. Гар­ри знал, что эти дет­ские иг­рушки, при­думан­ные не в ме­ру та­лан­тли­выми брать­ями его же­ны, ра­бота­ют иног­да ку­да эф­фектив­ней зак­ля­тий и чар. Он не­замет­но пог­ро­зил ку­лаком сво­им ре­тивым под­чи­нен­ным, че­рес­чур пе­кущим­ся о бе­зопас­ности ше­фа, пос­пе­шил поп­лотней прик­рыть дверь и на вся­кий слу­чай на­ложил еще од­но зак­лятье «Муф­фли­ато».

— Гар­ри, я нас­чет пе­рес­мотра де­ла трис­та двад­цать три по ка­тего­рии СБ, под­ка­тего­рия М. Нас­та­иваю на пре­думыш­ленном прес­тупле­нии, отяг­ченном при­мене­ни­ем ма­гичес­ких ар­те­фак­тов, и пе­рек­ва­лифи­кации его под твою юрис­дикцию. Это мо­жет по­тянуть на на­руше­ние пун­ктов два пять и че­тыре во­семь за­кона об аг­рессив­ном вол­шебс­тве.

Мо­раг не удос­то­ила взгля­дом Пэн­си, про­шес­тво­вав ми­мо, как буд­то в ка­бине­те ни­кого не бы­ло. А та под­ня­ла го­лову и ус­та­ло взгля­нула в су­ровое не­улыб­чи­вое ли­цо.

— Мо­раг? Ты?

Бе­лово­лосая жен­щи­на толь­ко дер­ну­ла под­бо­род­ком, слов­но от­ма­хива­ясь от на­зой­ли­вой му­хи.

— Я го­вори­ла с ше­фом и То­ни, они счи­та­ют так­же. Это де­ло не в ком­пе­тен­ции на­ших Де­пар­та­мен­тов.

Гар­ри раз­вел ру­ками. Ему бы­ло не­лов­ко. На­вер­ня­ка, это опять же Ав­ро­ра ус­пе­ла сбе­гать в со­сед­ний Де­пар­та­мент и рас­трез­во­нила, кто к ним при­шел. Он ее уво­лит со сле­ду­юще­го ме­сяца к чер­то­вой ма­тери! Или, на ху­дой ко­нец, на­ложит зак­лятье Не­моты, пе­ред этим про­ведя об­сто­ятель­ную бе­седу на пред­мет пун­кту­аль­но­го сле­дова­ния дол­жностным обя­зан­ностям.

Пэн­си сде­лала еще од­ну по­пыт­ку.

— Как по­жива­ешь? Мы дав­но не ви­делись.

— Дав­но, — Мо­раг рез­ко обер­ну­лась, бе­лос­нежные во­лосы хлес­тну­ли ее по ще­ке, — очень дав­но! А ты как по­жива­ешь, до­рогая Пэн­си? Что те­бя при­вело к нам? Как твой суп­руг? Все про­дол­жа­ет нас­та­ивать на том, что его, бед­няжку, за­кол­до­вали, ок­ле­вета­ли и он ни в чем не ви­новат? А как ро­дите­ли? Им у­ют­но в Аз­ка­бане? Ведь там их ста­рые зна­комые — де­мен­то­ры, а в со­сед­них ка­мерах сплошь из­бран­ный круг, те, с кем они при­вык­ли под­держи­вать от­но­шения, не так ли?

Пэн­си поб­ледне­ла так, что ли­цо ка­залось бу­маж­ной мас­кой, а гла­за — чер­ны­ми ды­рами в ней. Гар­ри по­мор­щился и ре­шитель­но прер­вал Мо­раг, со­бирав­шу­юся еще что-то ска­зать:

— Лад­но, сей­час пос­мотрим. Пэн­си, ни­чем не мо­гу те­бе по­мочь.

Жен­щи­на пре­рывис­то вздох­ну­ла и под­ня­лась.

— На­вер­ное, не сто­ило да­же и пы­тать­ся… В глу­бине ду­ши я зна­ла, что ни­чего не по­лучит­ся. Толь­ко… — го­лос ее дро­жал, как стру­на, — толь­ко я бы хо­тела спро­сить — по­чему та­кая нес­пра­вед­ли­вость? По­чему мы как из­гои? На­ши прось­бы и про­шения за­ведо­мо об­ре­чены на от­каз, на нас ко­сят­ся так, слов­но по­доз­ре­ва­ют во всех смер­тных гре­хах. Де­жур­ный маг на вхо­де про­верял мою па­лоч­ку в два ра­за доль­ше, чем у дру­гих. В лиф­те, ед­ва я вош­ла, все за­мол­ча­ли, и мо­гу пок­лясть­ся, я поч­ти слы­шала их жал­кие трус­ли­вые мыс­ли. Один из тво­их зе­леных ав­ро­ров го­тов был за­дер­жать и соп­ро­водить ме­ня в Аз­ка­бан, ес­ли бы я име­ла не­ос­то­рож­ность прос­то дер­жать вол­шебную па­лоч­ку в ру­ке. На­вер­ное, это бы­ло бы ква­лифи­циро­вано как ма­гичес­кое на­паде­ние в сте­нах Ми­нис­терс­тва. По­чему? Прош­ло столь­ко лет, ви­нов­ные по­лучи­ли свое на­каза­ние, а как быть тем, кто не за­мешан в том, что тво­рил Тем­ный Лорд? Тем, кто был ли­шен пра­ва вы­бора? Тем, кто вы­нуж­ден был ид­ти за Ним, спа­сая жиз­ни сво­их близ­ких?

Пэн­си рез­ким дви­жени­ем за­ката­ла ру­кава ман­тии.

— В Аз­ка­бане умер мой отец, и сош­ла с ума мать. В Аз­ка­бане мой зять, а сес­тра од­на рас­тит дво­их де­тей. Но мои ру­ки чис­ты, и у мо­его му­жа то­же. И все рав­но для вас мы поч­ти так же за­пят­на­ны прош­лым, как и Тем­ный Лорд. Ког­да…

— Нес­пра­вед­ли­вость? Не бы­ло вы­бора? — Мо­раг с ярос­тно го­рящи­ми гла­зами сколь­зну­ла поч­ти вплот­ную к Пэн­си, — о чем ты го­воришь? Ес­ли под сло­вом «мы» ты име­ешь в ви­ду всю ва­шу чис­токров­ную шваль, ко­торая пос­пе­шила скло­нить шеи пе­ред зме­ино­голо­вым уб­людком, то не мо­жет быть ни­какой ре­чи о нес­пра­вед­ли­вос­ти. ВЫ это зас­лу­жили! Это ВЫ по­добос­трастно на­зыва­ли его Лор­дом! Это ВЫ сво­им без­дей­стви­ем и по­кор­ностью, мол­ча­ливым сог­ла­си­ем, одоб­ре­ни­ем ис­подтиш­ка вло­жили ему в ру­ки та­кую власть, о ко­торой он и не меч­тал! А ведь ник­то не от­ни­мал у ВАС сво­боду! Моя мать ос­ме­лилась от­ка­зать­ся от пред­ло­жения стать По­жира­тель­ни­цей Смер­ти, ее уби­ли, но она ос­та­лась сво­бод­ной!

Гар­ри ос­то­рож­но от­вел от Пэн­си дро­жащую, го­товую наб­ро­сить­ся Мо­раг. Мо­раг бы­ла пра­ва и име­ла пол­ное пра­во так го­ворить, но ему по­чему-то бы­ло не­удоб­но. Пэн­си, ша­та­ясь, от­сту­пила к две­ри. На по­роге она вып­ря­милась и, креп­ко сжи­мая в ру­ках су­моч­ку, так что паль­цы по­сине­ли, ти­хо об­ро­нила:

— Тем­ный Лорд не знал, что та­кое ми­лосер­дие и про­щение. Эти сло­ва бы­ли для Не­го пус­тым зву­ком. Не пов­то­ряй­те Его оши­бок.

К чувс­тву не­удобс­тва при­бави­лась до­сада, да­же не­лов­кость. Гар­ри нах­му­рил­ся и одер­нул се­бя. Черт по­дери, еще не хва­тало, что­бы он по­чувс­тво­вал се­бя ви­нова­тым и при­нял­ся из­ви­нять­ся пе­ред Пэн­си за нес­держан­ность Мо­раг!

— Что про­сила у те­бя эта дву­лич­ная га­дина? — с ожес­то­чени­ем про­цеди­ла Мо­раг, — пох­ло­потать за родс­твен­ничков? Ах, Гар­ри, по­моги, во имя на­шей сов­мес­тной уче­бы в Хог­вар­тсе! Ах, за­мол­ви за них сло­веч­ко, они ведь та­кие бе­лые и пу­шис­тые!

Чес­тно го­воря, Гар­ри иног­да по­ба­ивал­ся ее, осо­бен­но вот в та­ком сос­то­янии.

— Уга­дала. Она про­сила по­мило­вания ма­тери.

— Да? Я да­же не удив­ля­юсь. Ты пос­мотри, ка­кие они сей­час смир­ные, ти­хие, пок­ла­дис­тые. «Мы ни­чего не де­лали, это все он ви­новат! Ах, по­чему к нам так от­но­сят­ся?». Нет, Гар­ри, ни­кому из них нель­зя ве­рить, и они не зас­лу­жили со­чувс­твия.

Она швыр­ну­ла пап­ку, ко­торую все еще дер­жа­ла в ру­ках, на стол, под­няв об­ла­ко пы­ли, чих­ну­ла и сер­ди­то под­жа­ла гу­бы:

— Твоя бол­тли­вая сек­ре­тар­ша ког­да-ни­будь де­ла­ет здесь влаж­ную убор­ку? По­хоже, хо­зяй­ствен­ные зак­лятья не по ее час­ти.

Гар­ри улыб­нулся и сде­лал приг­ла­ша­ющий жест.

— В прош­лом ме­сяце, ког­да ме­те­ома­ги на­мека­ли на оче­ред­ное по­выше­ние зар­пла­ты, у ме­ня тут по­рез­ви­лось нес­коль­ко ло­каль­ных бурь. Мож­но ска­зать, что убор­ка име­ла мес­то быть. Са­дись. Что там с де­лом Ку­та? Да­вай по­зовем на­шего ум­ни­ка Голд­стей­на и вмес­те по­со­об­ра­жа­ем.

— То­ни с ут­ра не бы­ло, по­доз­ре­ваю, что Сю­зи на­конец по­тащи­ла его к кол­до­меди­кам. Чтоб ме­ня Вол­де­морт поб­рал, но мы все ра­бота­ем на из­нос, Гар­ри. Пос­лать бы все, к дь­яво­лу все, — Мо­раг по­тер­ла вис­ки и утом­ленно опус­ти­лась в крес­ло, ко­торое нес­коль­ко ми­нут по­кину­ла Пэн­си, — го­лова чер­тов­ски раз­бо­лелась. Этот ду­рак Кут име­ет наг­лость ут­вер­ждать, что знать не зна­ет, по­чему мать его же­ны, мис­сис Тур­пин, пус­ти­ла кор­ни в гос­ти­ной собс­твен­но­го до­ма. Яко­бы у не­го есть али­би, он в это вре­мя в ее ого­роде, по ее же прось­бе за­нимал­ся про­пол­кой бо­родав­ча­той брюк­вы и вра­зум­ле­ни­ем об­наглев­ших са­довых гно­мов. Воз­му­ща­ет­ся об­ви­нени­ям и стро­ит из се­бя ос­кор­блен­ную не­вин­ность.

— Но это же не тя­нет под мою юрис­дикцию, хо­тя за­дер­жа­ние и про­из­во­дил Ав­ро­рат, — уди­вил­ся Гар­ри, — все зна­ют, что Кут тер­петь не мо­жет свою те­щу, и это обо­юд­но. Они ре­гуляр­но по­пада­ют в Мун­го пос­ле осо­бен­но бур­ных вы­яс­не­ний от­но­шений. Это мож­но ква­лифи­циро­вать как обыч­ное се­мей­но-бы­товое…

— Я знаю, — пе­реби­ла его Мо­раг, прик­ры­вая гла­за и от­ки­дыва­ясь на спин­ку крес­ла, — из­ви­ни, мне се­год­ня с ут­ра приш­лось лич­но ра­зоб­рать двад­цать три по­доб­ных де­ла. Джор­кинс сов­сем рас­пустил от­дел, прак­ти­чес­ки по­лови­на дел ухо­дит на до­рас­сле­дова­ние или пе­реп­ро­вер­ку, а ко­ор­ди­ниро­вать это при­ходит­ся мне. Гар­ри, на­до что-то де­лать.

— Че­рез ме­сяц Джор­кинсу ис­полнит­ся семь­де­сят, и мы с по­чес­тя­ми про­водим его на зас­лу­жен­ную пен­сию, — ус­по­ка­ива­юще про­из­нес Гар­ри, — ты зай­мешь его мес­то и пе­рет­ряхнешь весь от­дел, Си­Ди дав­но дал те­бе доб­ро.

— Еще ме­сяц! — Мо­раг от­ки­нула с ли­ца се­дую прядь, — я не вы­живу, ес­ли мне опять при­дет­ся ус­по­ка­ивать су­мас­шедших ста­рух, уве­рен­ных, что они ви­дели вос­крес­ше­го Тем­но­го Лор­да в собс­твен­ном ка­мине, или го­нять­ся за под­рос­тка­ми, уг­навши­ми чу­жие мет­лы. Я сой­ду с ума! А тут еще эта Пар­кинсон. Гар­ри, ты слиш­ком добр, на­до гнать их, не до­пус­кая даль­ше при­ем­ной.

Гар­ри по­качал го­ловой.

— Тог­да чем мы бу­дем от­ли­чать­ся от них?

— Пле­вать! — свер­кну­ла тем­ны­ми гла­зами жен­щи­на и по­рывис­то вста­ла, стран­но по­хоро­шев, ос­ве­тив­шись из­нутри го­рячеч­ным пла­менем уве­рен­ности в сво­ей пра­воте, — они при­чини­ли так мно­го зла, что не от­мо­ют­ся от не­го и до Страш­но­го Су­да. Они уби­вали лю­дей, раз­ру­шали семьи, они…

Гар­ри по­ложил ру­ку на ее пле­чо и обод­ря­юще стис­нул.

— Мо­раг… что, Джеф­фри ста­ло ху­же?

Мо­раг сник­ла, ли­цо вмиг слов­но пос­та­рело на де­сяток лет.

— Да, — про­шеп­та­ла она и вце­пилась в его ру­ку с та­кой си­лой, что Гар­ри не­воль­но по­мор­щился, — он… он пе­рес­та­ет уз­на­вать ме­ня и сы­на. Вче­ра я пе­ре­оде­вала ему ман­тию, и он так жут­ко взгля­нул на ме­ня и отс­тра­нил­ся. У не­го был со­вер­шенно бес­смыс­ленный взгляд, Гар­ри! Со­вер­шенно! А по­том он спро­сил: «Вы кто? Кто вам дал пра­во вхо­дить в мои ком­на­ты?», и я чуть не умер­ла, вы­бежа­ла и ед­ва су­мела ус­по­ко­ить­ся, что­бы не уви­дел Гай. А се­год­ня он нак­ри­чал на Гая и ска­зал, что нель­зя пус­кать в дом нез­на­комых маль­чи­шек. Маль­чик ед­ва не зап­ла­кал, он лю­бит от­ца, так за­ботит­ся, все ка­нику­лы не от­хо­дит ни шаг, хо­тя я пы­талась уго­ворить его хо­тя бы встре­тить­ся с друзь­ями. И слы­шать та­кое… Это не­выно­симо!

Гар­ри не­ук­лю­же пог­ла­дил ее по пле­чу, ис­крен­не со­чувс­твуя, но не зная, как по­мочь. Мо­раг опе­кала сво­его ку­зена Джеф­фри Мак­Ней­ра пос­ле то­го, как ав­ро­ры наш­ли то­го в собс­твен­ном до­ме в ка­ком-то ту­ман­ном сос­то­янии, раз­го­вари­ва­ющим с пор­тре­том не­дав­но умер­шей же­ны. Ря­дом за­ливал­ся пла­чем ре­бенок, их сын. Он поч­ти ни­кого не уз­на­вал, кро­ме Мо­раг, об­ра­щал­ся в пус­то­ту, раз­го­вари­вая с Вивь­ен и ка­ким-то Фе­бом, жил в сво­ем изо­лиро­ван­ном ми­ре. Бес­по­мощ­ный и рас­се­ян­ный, он не мог да­же кол­до­вать. До­мови­ки Мак­Ней­ров рас­ска­зали, что мо­лодо­го хо­зя­ина за­кол­до­вал его же собс­твен­ный отец, же­лая под­чи­нить сво­ей во­ле, что­бы пос­ле смер­ти гос­по­жи Вивь­ен же­нить на ка­кой-то бо­гатой де­вице. Од­на­ко мо­лодой хо­зя­ин впал в бес­па­мятс­тво, а по­том ре­жим Тем­но­го Лор­да пал, и стар­ший Мак­Нейр был убит в Мал­фой-Ме­нор.

На су­де Ви­зен­га­мота Мо­раг сви­детель­ство­вала в поль­зу Джеф­фри, и дом и нас­ледс­тво бы­ли ос­тавле­ны ма­лень­ко­му Гаю, опе­кун­шей ко­торо­го, ко­неч­но же, ста­ла Мо­раг. Ког­да он был сов­сем мал, она не­ред­ко при­носи­ла его в Ми­нис­терс­тво, опа­са­ясь ос­тавлять с ма­ло что по­нимав­шим от­цом, и весь ее от­дел во­зил­ся с го­лубог­ла­зым вих­растым маль­чиш­кой, жи­вым и шус­трым, ус­пе­вав­шим и поп­ро­бовать на зуб не­ос­то­рож­но ос­тавлен­ные вол­шебные па­лоч­ки, и за­лепить ша­риком из же­ваной бу­маги в лоб выз­ванно­му для доп­ро­са сви­дете­лю, и сво­им пер­вым же вол­шебс­твом за­щитить Мо­раг от гро­зив­шей, по его мне­нию, опас­ности. Ко­лин Кри­ви не на шут­ку рас­те­рял­ся, ког­да пря­мо над ним, воз­на­мерив­шимся по­цело­вать свою де­вуш­ку, раз­ра­зилась уз­ко­нап­равлен­ная гро­за, а сла­бый раз­ряд мол­нии зас­та­вил во­лосы встать ды­бом. Он по­том ти­хо чер­ты­хал­ся, ви­дя ши­рокую ух­мылку Гая, но боль­ше не ос­ме­ливал­ся про­яв­лять зна­ки вни­мания в при­сутс­твии ма­лыша. Гар­ри с удо­воль­стви­ем ви­дел, что Гай Мак­Нейр рас­тет ум­ным и спо­соб­ным маль­чи­ком, и ему очень нра­вит­ся Ав­ро­рат. Гла­за Гая за­гора­лись вос­торгом при ви­де бо­евых ав­ро­ров в чер­ных кур­тках из дра­конь­ей ко­жи с мас­сивны­ми се­реб­ря­ными зак­лепка­ми, шум­ных, ве­селых, уве­рен­ных в се­бе. А уж в Ав­ро­рат маль­чик вхо­дил вслед за те­тей с не­под­дель­ным бла­гого­вени­ем и вос­хи­щени­ем, слов­но в храм. Мо­раг с ус­мешкой и скры­той гор­достью го­вори­ла, что он влюб­лен во всех ав­ро­ров сра­зу и меч­та­ет хоть раз прой­тись в ко­жаной кур­тке и, неб­режно по­иг­ры­вая па­лоч­кой, ряв­кнуть во всю глот­ку хрип­лым го­лосом, под­ра­жая Ко­лину: «Ав­ро­рат! Вы за­дер­жа­ны по об­ви­нению в при­мене­нии Тем­ных ис­кусств!».

«И ка­жет­ся, мир за­мер в этот миг, пот­ря­сен­ный. Смолк шум де­ревь­ев. Ве­тер ти­хо приль­нул к зем­ле. Об­ла­ка зас­ты­ли на мес­те. Зах­лебну­лись и за­мол­ча­ли пти­цы. Зем­ля прер­ва­ла свой из­вечный бег. А ве­реск на пус­то­шах про­тянул свои вет­ви к не­бу, мо­ля за тех, кто бро­дит во ть­ме заб­ве­ния по до­рогам стра­дания, ос­та­вив за со­бой свет и теп­ло род­но­го оча­га», — вдруг на­рас­пев про­дек­ла­миро­вала Мо­раг и кри­во ус­мехну­лась, — не об­ра­щай вни­мания.

— Я мо­гу чем-то по­мочь? — спро­сил Гар­ри.

— Нет, ты же зна­ешь. Все ис­про­бова­но и не по од­но­му ра­зу.

— Да­вай про­кон­суль­ти­ру­ем­ся с Пад­мой. Го­ворят, она в сво­ей кли­нике в Дуб­ли­не прос­то чу­деса тво­рит.

Мо­раг вздох­ну­ла и под­ня­лась.

— Пад­ма — прек­расная це­литель­ни­ца, не кол­до­медик, а имен­но це­литель­ни­ца. Я об­ра­щалась к ней пол­го­да на­зад. У Джеф­фри нас­ту­пило улуч­ше­ние, прав­да, вре­мен­ное, как она и пре­дуп­режда­ла. Лад­но, Гар­ри, прос­ти за нытье, я пой­ду. Бол­ван Кут на этот раз не от­де­ла­ет­ся бе­зобид­ным штра­фом, так и знай. Мо­жет быть, ра­бота на об­щес­твен­ных на­чалах в дра­конь­ем пи­том­ни­ке на­учит его веж­ли­вому об­ра­щению с прес­та­релы­ми да­мами, ко­торые обо­жа­ют вы­зывать ав­ро­ров по пер­во­му по­доз­ри­тель­но­му шо­роху.

— Вряд ли. Уго­раз­ди­ло же это­го ба­ламу­та Ри­чи же­нить­ся на до­чери са­мой мни­тель­ной и свар­ли­вой ведь­мы во всей Ан­глии! — про­бор­мо­тал Гар­ри и при­выч­ным жес­том взъ­еро­шил во­лосы. Его собс­твен­ная те­ща гре­шила лишь ги­перо­пекой и же­лани­ем как мож­но ча­ще со­бирать по пят­ни­цам у се­бя в «Но­ре» всех сво­их де­тей со все­ми их от­прыс­ка­ми.

Мо­раг скор­чи­ла гри­масу не­пони­мания, заб­ра­ла пап­ку с ши­пящи­ми пе­чатя­ми и нап­ра­вилась к вы­ходу.

— Ты всег­да мо­жешь рас­счи­тывать на нас с Джин­ни.

Жен­щи­на кив­ну­ла и ис­чезла еще до то­го, как ед­ва слыш­но хлоп­ну­ла дверь. То ли транс­грес­си­рова­ла, то ли прос­то быс­тро прош­ла че­рез при­ем­ную. Сколь­ко Гар­ри пом­нил, Мо­раг всег­да бы­ла стре­митель­ной, как ве­тер, ос­трой, как лез­вие ме­ча Год­ри­ка Гриф­финдо­ра, и жес­ткой поч­ти до жес­то­кос­ти. Она от­лично ла­дила с Ро­ном, схо­дясь во взгля­дах на чер­но-бе­лый мир — «ли­бо с на­ми, ли­бо про­тив нас». А вот Ко­лину с ней при­ходи­лось не­лег­ко. Он, хоть и стал ав­ро­ром сов­сем маль­чиш­кой, в не­пол­ные сем­надцать лет, все-та­ки тер­пи­мее, снис­хо­дитель­нее, не столь ка­тего­ричен и ре­зок. На­вер­ное, по­это­му они до сих пор не же­наты. А мо­жет быть, все­му ви­ной гор­дость Мо­раг, не тер­пя­щая жа­лос­ти и не поз­во­ля­ющая при­нимать ничь­ей по­мощи, ес­ли толь­ко де­ло не ка­са­ет­ся Джеф­фри и его ле­чения. Один Мер­лин их раз­бе­рет, ес­ли чес­тно. Но Ко­лина жаль. К не­весе­лому в пос­леднее вре­мя ви­ду сво­его обыч­но жиз­не­радос­тно­го, лег­ко­го на подъ­ем, раз­го­вор­чи­вого за­мес­ти­теля Гар­ри ни­как не мог при­вык­нуть. Раз­го­воры по ду­шам не по­мога­ли, Ко­лин толь­ко вя­ло от­шу­чивал­ся и уве­рял, что под­хва­тил ви­рус «уны­лого грип­па» на тор­фя­ных бо­лотах Фей­кне­ма, ку­да не­дав­но пе­ре­еха­ли его отец и мать, «неп­ри­ят­но, но не за­раз­но, кля­нусь». На обы­ден­ных ав­рор­ских де­лах его уны­ние ни­как не ска­зыва­лось, и Гар­ри знал, что в лю­бом слож­ном, ще­петиль­ном или за­шед­шем в ту­пик слу­чае по сво­ему ве­домс­тву мо­жет по­ложить­ся на Ко­лина Кри­ви. Од­на­ко же, что из это­го сле­ду­ет? Да ни­чего.

Гар­ри не­охот­но вер­нулся к тал­му­ду. Нуд­ная, но обя­затель­ная ра­бота с бу­мага­ми (обыч­но с ис­тошно виз­жа­щими при ма­лей­шей оп­лошнос­ти пе­чатя­ми и ку­са­ющим за паль­цы гри­фом «Со­вер­шенно сек­ретно») всег­да вы­бива­ла из ко­леи. Он с боль­шей охо­той про­вел бы па­роч­ку рей­дов или за­дер­жа­ний, чем ко­пал­ся в пыль­ных за­валах по­луза­бытых, но все еще име­ющих си­лу уло­жений или, в си­лу дол­жностной обя­зан­ности, вни­кал в хит­рос­пле­тен­ные сло­веса но­вых за­коноп­ро­ек­тов, про­тал­ки­ва­емых уш­лой по­рослью мо­лодо­го чи­нов­ни­чес­тва. С этой сто­роны пост гла­вы Ав­ро­рата его нес­коль­ко уг­не­тал.

С тру­дом про­дира­ясь сквозь деб­ри ста­ро­ан­глий­ско­го, он тос­кли­во меч­тал о по­токе по­сети­телей, се­год­ня до­нель­зя чах­лом. Ко­неч­но, по лич­ным воп­ро­сам ка­бинет Глав­но­го Ав­ро­ра в ос­новном осаж­да­ли ав­ро­ры. Ав­ро­рат, пос­ле со­бытий две­над­ца­тилет­ней дав­ности воз­глав­ля­емый ны­не Гар­ри Пот­те­ром, вну­шал в рав­ной сте­пени глу­бокое ува­жение и не­кото­рое опа­сение. Сре­ди вы­пус­кни­ков Хог­вар­тса ав­ро­ры сто­яли ед­ва ли не на пер­вом мес­те в спис­ке вож­де­лен­ных про­фес­сий. Но тем труд­нее бы­ло стать ав­ро­ром, и Гар­ри лич­но сле­дил за еже­год­ным на­бором юных да­рова­ний. Так или ина­че, Ав­ро­рат не был мес­том, ку­да прос­тые ма­ги мог­ли прий­ти по­жало­вать­ся на со­седей, рас­пустив­ших сво­их книз­лей, ши­шуг и про­чую жив­ность, на по­году в ка­бине­те, ис­порчен­ную за­вис­тли­вым кол­ле­гой, или же наг­ле­ца, яко­бы по­хитив­ше­го дочь с са­мыми гнус­ны­ми на­мере­ни­ями (бы­ло и та­кое! Прав­да, по­том вы­яс­ни­лось, что доч­ка той вол­шебни­цы са­ма страс­тно хо­тела, что­бы ее по­хити­ли). В этом смыс­ле, нап­ри­мер, Пе­нело­па Эн­твистл, гла­ва Де­пар­та­мен­та со­ци­аль­но­го обес­пе­чения ма­гичес­ко­го на­селе­ния, всег­да бур­ля­щего от на­пора ал­чу­щих со­ци­аль­ной спра­вед­ли­вос­ти по­сети­телей и сто­нуще­го от за­вих­ре­ний пор­чи и прок­ля­тий, мог­ла за­видо­вать ему до не­осоз­нанно­го сгла­за. Но и ему иног­да при­ходи­лось при­нимать в день до по­луто­ра де­сят­ка вол­шебни­ков, ко­торым так или ина­че не­об­хо­димо бы­ло его лич­ное учас­тие в ре­шении их проб­лем. Се­год­ня же он имел честь зреть и вни­мать лишь Пэн­си Пар­кинсон, вер­нее, Пэн­си Де­лэй­ни.

Про­тив во­ли он сно­ва за­думал­ся о ее, не то что­бы не­ожи­дан­ной, но все же дос­та­точ­но не­обыч­ной прось­бе. Кто бы мог по­думать, что Пэн­си опус­тится до столь уни­зитель­но­го пос­тупка — жал­кой моль­бы о снис­хожде­нии? При­чем об­ра­щен­ной к Гар­ри Пот­те­ру, пре­зира­емо­му и не­нави­димо­му их ве­ликос­вет­ской кли­кой до глу­бины ду­ши!

Гар­ри не­воль­но хмык­нул, при­поми­ная не­удобс­тво, до­саду, не­лов­кость, не­понят­но с че­го вдруг за­колов­шие внут­ри при от­ка­зе. Не от­махнул­ся ли он от че­го-то мел­ко­го, но, как ока­залось впос­ледс­твии, важ­но­го? Нет, бес­смыс­ленность и рас­су­соли­вание соп­лей. По­жира­телям Смер­ти не по­лага­ет­ся по­мило­вание. А из Аз­ка­бана ни­ког­да не от­пуска­ли осуж­денных по всей стро­гос­ти за­кона прес­тупни­ков, да­же их те­ла при­нима­ла в се­бя ка­менис­тая зем­ля ос­тро­ва, на ко­тором на­ходи­лась тюрь­ма. Этот по­рядок не ме­нял­ся ни при ка­ком Пра­витель­стве. И стра­жами ос­та­вались те же де­мен­то­ры. Этим тва­рям, на­вер­ное, бы­ло без раз­ни­цы, чь­ими ду­шами пи­тать­ся — ви­нов­ных и не­вин­ных, сво­их быв­ших со­рат­ни­ков или их вра­гов. При од­ной мыс­ли об этом ста­нови­лось мер­зос­тно. Ког­да Дир­борн пред­ло­жил рас­пло­див­шимся, но без­жа­лос­тно унич­то­жа­емым де­мен­то­рам пе­реми­рие и воз­можность вер­нуть­ся к то­му су­щес­тво­ванию, ко­торое они ве­ли до вой­ны, Гар­ри воз­му­тил­ся, а Эр­ни Мак­Миллан при­шел в не­ис­товс­тво. Всю его семью уби­ли де­мен­то­ры, ког­да по при­казу Вол­де­мор­та приш­ли ис­кать бег­ло­го ав­ро­ра Эр­ни. Ка­кое мо­жет быть пе­реми­рие?! Они пе­реби­ли не­мало этих ис­ча­дий ть­мы и на­мере­вались ис­тре­бить всех. Поч­ти пол­но­чи Кларк объ­яс­нял, рас­кла­дывал все ва­ри­ан­ты, уго­вари­вал, убеж­дал. Де­мен­то­ры раз­мно­жались от ту­мана и сы­рос­ти, эма­наций бо­ли, бе­зыс­ходнос­ти, тос­ки, а это­го в ста­рой доб­рой Ан­глии хва­тало. И по­ка есть лю­ди с их че­лове­чес­ки­ми чувс­тва­ми, бу­дут и де­мен­то­ры. Это не­из­бежное зло. Так не пра­виль­нее ли дер­жать это зло под кол­па­ком? Не да­вать ему рас­пол­зтись? Гар­ри, Эр­ни, Рон и дру­гие, по­раз­мыслив, вы­нуж­де­ны бы­ли сог­ла­сить­ся.

По спи­не не­воль­но про­бежа­ли ле­дяные паль­цы, ког­да он пред­ста­вил Аз­ка­бан и его уз­ни­ков. Это пла­та за их жес­то­кость, бес­че­ловеч­ность, за го­ре, ко­торое они при­нес­ли слиш­ком мно­гим, за смерть, ко­торую они щед­ро се­яли. И бес­пре­цеден­тным бу­дет, ес­ли он вдруг выз­во­лит ко­го-то из зас­тенков страш­ной тюрь­мы лишь по­тому, что тот со­шел с ума и уже не тот че­ловек, ко­торым был преж­де. В свое вре­мя ма­ги, на­зывав­шие се­бя По­жира­теля­ми Смер­ти, зна­ли, на что идут, и это был их вы­бор. Мо­раг пра­ва, их нас­тигло спра­вед­ли­вое воз­мездие.

— Де­пар­та­мент ре­гули­рова­ния и кон­тро­ля за ма­гичес­ки­ми су­щес­тва­ми на вто­ром эта­же. Что? Ку­да? Пос­той, стой, те­бе го­ворят! Нет, он за­нят! За­нят, я же ска­зала, сэр Гар­ри Пот­тер сей­час очень за­нят, ему не до те­бя!

Гар­ри отор­вался от по­ряд­ком под­на­до­ев­ше­го тал­му­да и с ин­те­ресом прис­лу­шал­ся, пы­та­ясь уга­дать, ко­го так нас­той­чи­во вып­ро­важи­вала Ав­ро­ра. По­сети­тель яв­но не был ав­ро­ром или ра­бот­ни­ком Ми­нис­терс­тва, не имел вы­соко­го со­ци­аль­но­го ста­туса, чи­нов и ре­галий и, ве­ро­ят­но, об­ла­дал зас­тенчи­вым ха­рак­те­ром, не поз­во­ля­ющим оса­дить сек­ре­тар­шу за столь не­уч­ти­вое об­ра­щение. Впро­чем, га­дать дол­го не приш­лось, по­сети­тель, вер­нее, по­сети­тель­ни­ца, бук­валь­но вка­тилась в ка­бинет, ми­нуя прег­ра­ду в ви­де Ав­ро­ры, в бес­по­мощ­ной и смеш­ной по­зе прик­ле­ив­шей­ся к собс­твен­но­му сто­лу. Сек­ре­тар­ша раз­ма­хива­ла ру­ками, сер­ди­то та­ращи­ла гла­за и кри­чала, но, увы, со­вер­шенно без­глас­но. До­мовичья за­щит­ная ма­гия иног­да при­об­ре­тала при­чуд­ли­вое вы­раже­ние.

Гар­ри не сдер­жал сме­ха, тща­тель­но заг­лу­шив его каш­лем, что­бы Ав­ро­ра, упа­си Мер­лин, не по­дума­ла, что ее шеф че­рес­чур бес­пе­чен. До­мови­ха, умуд­ривша­яся столь изощ­ренно ней­тра­лизо­вать по­меху, бро­силась ему в но­ги.

— Эй! — он рас­те­рян­но нак­ло­нил­ся, под­ни­мая ее за кос­тля­вые пле­чики, — эй, что слу­чилось?

До­мови­ха бы­ла чу­маза, ху­да, как ске­лет, и ее смор­щенное ли­цо ук­ра­шали све­жие кро­вопод­те­ки и сса­дины. О раб­ской при­над­лежнос­ти к чь­ей-то семье, по­мимо это­го, сви­детель­ство­вала и ее одеж­да, сос­то­яв­шая из рва­ной раз­ноцвет­ной на­волоч­ки, по­верх ко­торой бы­ла по­вяза­на еще од­на не ме­нее гряз­ная тряп­ка, ви­димо, дол­женс­тву­ющая изоб­ра­жать пе­ред­ник.

— Гос­по­дин сэр Гар­ри Пот­тер! Мин­ни умо­ля­ет спас­ти ее хо­зя­ина! Мин­ни про­сит! — зап­ри­чита­ла до­мови­ха, опять па­дая пе­ред ним ниц и но­ровя по­цело­вать бо­тинок, — сей­час же, на­до спас­ти быс­тро! Хо­зя­ин мо­жет уме­реть!

Од­на­ко же! Еще ни ра­зу к не­му на при­ем не при­ходи­ли до­мовые эль­фы, при­чем про­сящие о по­мощи.

До­мови­ха за­лилась та­кими горь­ки­ми сле­зами, ло­мая ру­ки, что Гар­ри не­воль­но по­дивил­ся. Су­дя по неп­ригляд­но­му ви­ду, хо­зя­ин ее осо­бо не ба­ловал, на­вер­ня­ка, на­казы­вал за ма­лей­шую про­вин­ность, но она ос­ме­лилась прий­ти в Ми­нис­терс­тво Ма­гии, в Ав­ро­рат, и про­сить о по­мощи не се­бе, а ему. Сле­пая вер­ность этих соз­да­ний сво­им за­час­тую бес­сердеч­ным и без­жа­лос­тным хо­зя­евам, их не­жела­ние по­лучить сво­боду, нес­мотря на все ста­рания Де­пар­та­мен­та по ма­гичес­ким су­щес­твам, до сих пор при­води­ли его в не­под­дель­ное изум­ле­ние.

— Ну-ну, ус­по­кой­ся, — как мож­но мяг­че ска­зал он, сно­ва пос­та­вив до­мови­ху на но­ги, — ко­неч­но, мы сде­ла­ем все, что в на­ших си­лах. Кста­ти, мо­жет, от­пустишь мою сек­ре­тар­шу?

До­мови­ха всхлип­ну­ла, обер­ну­лась, вро­де бы взмах­ну­ла ру­кой, и в сле­ду­ющее мгно­вение Ав­ро­ра об­ре­ла сво­боду и го­лос, в чем Гар­ри не­мед­ленно рас­ка­ял­ся. Пра­во сло­во, мож­но бы­ло бы и по­мед­лить с ее ос­во­бож­де­ни­ем.

— Ав­ро­ра, будь­те доб­ры, при­неси­те во­ды! — быс­тро прер­вал он по­ток сте­наний на бес­со­вес­тных по­сети­телей, без вся­кого поч­те­ния про­рыва­ющих­ся к за­нятым ма­гам.

До­мови­ха, по­хоже, да­же не об­ра­тила вни­мания на воз­му­щение Ав­ро­ры, по­тому что ры­дала, не пе­рес­та­вая. Раз­би­тое ли­цо ста­ло еще бо­лее кош­марным, нос опух и на­поми­нал пе­рез­ре­лую сли­ву, круг­лые гла­за прев­ра­тились в ще­лоч­ки, ее би­ла дрожь.

— Пос­та­рай­ся ус­по­ко­ить­ся и рас­ска­жи, что при­вело те­бя ко мне, — он уса­дил до­мови­ху в крес­ло для по­сети­телей, про­тянул ста­кан во­ды и вспом­нил Пэн­си, то­же пла­кав­шую в этом са­мом крес­ле два ча­са на­зад. Се­год­ня его ка­бинет, фи­гураль­но вы­ража­ясь, уто­пал в жен­ских сле­зах, не­важ­но, ли­лись они из глаз вол­шебни­цы или до­мови­хи.

— Хо­зя­ин, хо­зя­ин Мин­ни уми­ра­ет! Спа­сите его, сэр гос­по­дин Гар­ри Пот­тер, спа­сите! По­жалуй­ста! Тем­ное кол­довс­тво на хо­зя­ине! Он стал боль­шой, а он не боль­шой! Так не дол­жно быть! Ста­рый хо­зя­ин хо­тел убить хо­зя­ина Мин­ни! Сде­лал пло­хое, злое кол­довс­тво!

По­нять что-ли­бо из сум­бурных сбив­чи­вых воп­лей, пе­реме­жа­ющих­ся ры­дани­ями и смор­ка­ни­ями, бы­ло со­вер­шенно не­воз­можно. Гар­ри ста­рал­ся ус­по­ко­ить нес­час­тную, но без осо­бого ре­зуль­та­та.

— Гос­по­дин сэр Гар­ри Пот­тер дол­жен спас­ти его! Мин­ни зна­ет, гос­по­дин сэр Гар­ри Пот­тер добр и спра­вед­лив, он не от­ка­жет! Хо­зя­ин, мой бед­ный хо­зя­ин!

Он тер­пе­ливо выж­дал мо­мент меж­ду оче­ред­ным всхли­пом и нев­нятным вык­ри­ком и как мож­но твер­же ска­зал:

— Мы по­можем тво­ему хо­зя­ину. Но для на­чала, ска­жи, как его зо­вут.

До­мови­ха ик­ну­ла и вце­пилась в ста­кан с во­дой. От­хлеб­нув ра­зом поч­ти по­лови­ну, она про­шеп­та­ла осип­шим го­лосом:

— М-м-ал­фой.

— Что? — Гар­ри в за­меша­тель­стве ус­та­вил­ся на дро­жащее су­щес­тво, — Мал­фуа, ты хо­чешь ска­зать — Мал­фуа?

До­мови­ха ярос­тно зат­рясла го­ловой и зах­ри­пела:

— Мал­фой! Мал­фой! Мой хо­зя­ин — Мал­фой! Не Мал­фуа!

«Ка­кой еще Мал­фой? Она рех­ну­лась, что ли?» — мель­кну­ло у Гар­ри, но тут же внут­ри неп­ри­ят­но по­холо­дело от сла­бой, еще не­веря­щей до­гад­ки, — «Алекс?»

— Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой? — вы­дох­нул он, и до­мови­ха сно­ва за­кива­ла так, слов­но это мог­ло хоть как-то по­мочь ее хо­зя­ину.

В го­лове про­нес­ся рой до­гадок и пред­по­ложе­ний, в оди­нако­вой ме­ре бе­зум­ных и прав­до­подоб­ных. Как Алекс, Алекс, ко­торо­го он сам лич­но от­вез к неп­ро­ходи­мо ту­пым и ог­ра­ничен­ным маг­лам Биг­сли, ока­зал­ся вдруг хо­зя­ином этой до­мови­хи, черт по­дери? Она, не­сом­ненно, из до­ма Юбе­ра Мал­фуа, но как? КАК маль­чик мог по­пасть в дом сво­его сколь­зко­го родс­твен­ни­ка без его, Гар­ри, опе­кун­ско­го сог­ла­сия?! Не врет ли она? Сог­ласно их клят­вам вер­ности, до­мови­ки мо­гут ута­ить часть прав­ды или умол­чать о чем-ли­бо, ес­ли это мо­жет пов­ре­дить их хо­зя­евам. Но при этом еще ни­ког­да не уда­валось ули­чить до­мови­ка в оче­вид­ной лжи, по­тому что они, в от­ли­чие от лю­дей, прос­то-нап­росто не уме­ют лгать или из­во­рачи­вать­ся.

Он го­тов был уже выт­рясти из вжав­шей­ся в крес­ло ика­ющей до­мови­хи все, что ей из­вес­тно, но она са­ма на­чала рас­ска­зывать бо­лее или ме­нее внят­но.

— Мал­фуа, мой неп­ра­виль­ный хо­зя­ин, при­вел ма­лень­ко­го хо­зя­ина че­тыре дня на­зад, ска­зал, что гость. Но он дер­жал его в до­ме на­силь­но, не пус­кал ни­куда, За­пер ка­мин. А по­том ночью, вче­ра ночью, что-то про­изош­ло. Хо­зя­ина при­нес­ли ночью на ру­ках, он спал. Но на са­мом де­ле не спал! Мал­фуа не пус­кал Мин­ни в его ком­на­ту. А ког­да Мин­ни су­мела ту­да зай­ти…, — до­мови­ха взвы­ла и сно­ва за­лилась сле­зами, — хо­зя­ин был боль­шой! А он не боль­шой!

— В ка­ком смыс­ле — боль­шой? — ряв­кнул Гар­ри, не сдер­жавшись, — Алекс жив?!

— Он жив, но спит! Он спит и боль­шой!!! И ему пло­хо, Мин­ни это ви­дит!! Ес­ли не по­мочь, он ум­рет!!! Злое кол­довс­тво!

Гар­ри зас­кри­пел зу­бами и мед­ленно, пы­та­ясь не ввер­гнуть до­мови­ху в сов­сем уж буй­ную ис­те­рику, на­чал расс­про­сы:

— Твой хо­зя­ин — Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой?

— Да!

— Он сей­час на­ходит­ся в до­ме Юбе­ра Мал­фуа?

— Да!

— Он за­кол­до­ван?

— Да!

— И ему гро­зит опас­ность?

— Да! Да! Да! — вык­рикну­ла до­мови­ха, — он ум­рет! На­до сей­час же, сей­час же! Сэр гос­по­дин Гар­ри Пот­тер дол­жен по­мочь как мож­но ско­рее! Дру­гой до­мовик ска­зал, что сэр гос­по­дин Гар­ри Пот­тер — опе­кун мо­его хо­зя­ина!

— Ты не лжешь мне?

До­мови­ха от удив­ле­ния пе­рес­та­ла и икать, и пла­кать, и ус­та­вилась на не­го опух­ши­ми гла­зами.

— Сэр гос­по­дин Гар­ри Пот­тер?

Гар­ри вы­ругал­ся сквозь зу­бы, на­шари­вая на сво­ем сто­ле вол­шебную па­лоч­ку.

— Дом Юбе­ра за­чаро­ван?

— Да, но не так, как на­до, — встре­пену­лась до­мови­ха, — Мал­фуа — не Мал­фой, не име­ет пра­ва ис­поль­зо­вать мно­го за­щиты. Там толь­ко От­ве­ди Взгляд и Прой­ди Ми­мо.

— По­нят­но.

Он нем­но­го по­мед­лил, раз­ду­мывая. Ес­ли сле­довать ло­гике, вна­чале на­до бы­ло бы заг­ля­нуть к Биг­сли, что­бы убе­дить­ся, что Алек­са на са­мом де­ле у них нет, по­том уже бить тре­вогу, ид­ти к Ми­нис­тру и про­сить сан­кцию на обыск в до­ме по­доз­ре­ва­емо­го. Од­на­ко прес­ло­вутое шес­тое чувс­тво ав­ро­ра, о ко­тором ког­да-то не раз тол­ко­вал Грюм, уже го­рячи­ло соз­на­ние баг­ро­вой пуль­са­ци­ей опас­ности и то­го, что мож­но бы­ло бы наз­вать пред­чувс­тви­ем бе­ды. Ес­ли до­мови­ха все-та­ки сол­га­ла (не­понят­но за­чем), Алекс мрач­но си­дит в сво­ей тес­ной ком­на­туш­ке у Биг­сли, и Юбер ни в чем не ви­новат, то Гар­ри без со­жале­ния прой­дет го­лово­мой­ку у Ми­нис­тра, ко­торый бу­дет спра­вед­ли­во воз­му­щен со­вер­шенно не­допус­ти­мой за­паль­чи­востью его дей­ствий. Ес­ли же в до­ме Юбе­ра дей­стви­тель­но об­на­ружит­ся его опе­ка­емый, при­чем удер­жи­ва­емый про­тив во­ли, под ча­рами, то Мал­фуа весь­ма не поз­до­ровит­ся, это Гар­ри мог га­ран­ти­ровать со стоп­ро­цен­тной точ­ностью, не заг­ля­дывая в про­рочес­кий хрус­таль­ный шар.

Выз­вать Ко­лина и его чет­верку бы­ло де­лом од­ной се­кун­ды. Ав­ро­ра осек­лась на по­лус­ло­ве, ед­ва уви­дела его в про­еме рас­пахнув­шей­ся че­рес­чур рез­ко две­ри. В зер­ка­ле, ви­сев­шем чуть на­ис­ко­сок, он за­метил пе­реко­шен­ное, ис­ка­жен­ное стран­ным вы­раже­ни­ем ли­цо и мель­ком уди­вил­ся: на­до же, его собс­твен­ное.

— Шеф, вы­зыва­ли? — ху­доща­вый ру­сово­лосый маг заг­ля­нул в при­ем­ную.

За ним вош­ли еще чет­ве­ро ма­гов, оде­тые по-маг­лов­ски. Гар­ри стя­нул офи­ци­оз­ную ми­нис­тер­скую ман­тию и зат­кнул вол­шебную па­лоч­ку за спе­ци­аль­но при­лажен­ную на по­ясе пет­лю, про­веряя, лег­ко ли она ло­жит­ся в ру­ку.

— Го­товы?

— Всег­да го­товы, шеф! — свер­кнул зу­бами его зам, — а что, на­меча­ет­ся за­варуш­ка?

— Нет, — Гар­ри нах­му­рил­ся, — Ав­ро­ра, будь­те лю­без­ны, ор­дер на пол­ный ма­гичес­кий обыск.

Сек­ре­тар­ша, бес­толко­во су­етясь, от­кры­ла гро­моз­дкий же­лез­ный сейф за сво­ей спи­ной, из ко­торо­го вы­пор­хнул зо­лотис­тый, пе­рели­ва­ющий­ся на све­ту пря­мо­уголь­ник, по­хожий на ви­зит­ную кар­точку. Он ба­боч­кой зат­ре­пыхал­ся в воз­ду­хе и че­рез се­кун­ду сел на ру­ку Гар­ри. Гар­ри без­жа­лос­тно при­жал его к ла­дони и при­кос­нулся вол­шебной па­лоч­кой. Пря­мо­уголь­ник по­лых­нул зо­лотым ог­нем и про­пал, вер­нее, прев­ра­тил­ся в тон­кие по­луп­розрач­ные струй­ки ды­ма и, раз­де­лив­шись, поч­ти не­замет­но для взгля­да втя­нул­ся в вол­шебные па­лоч­ки всех при­сутс­тво­вав­ших в ком­на­те ав­ро­ров.

— Ого! Гар­ри, де­ло пах­нет жа­реным, ес­ли ты без сан­кции Ми­нис­тра на­мерен ог­нем и ме­чом, так ска­зать, прой­тись по чь­им-то зад­ним дво­рам. Что ищем? — Ко­лин вни­матель­но ог­ля­дел кон­чик сво­ей па­лоч­ки, сла­бо мер­цавший зо­лотом.

— По зад­не­му дво­ру Юбе­ра Мал­фуа, — ды­хание сор­ва­лось, и го­лос проз­ву­чал низ­ко, с хри­пот­цой, стран­ным об­ра­зом усу­губив бес­по­кой­ство, — а ищем ре­бен­ка, маль­чи­ка две­над­ца­ти лет, блед­ное ли­цо, тем­ные во­лосы, ху­дой. По по­лучен­ной ин­форма­ции, Мал­фуа по­хитил его и си­лой удер­жи­ва­ет в сво­ем до­ме. Гля­деть в оба, обыск пол­ный, раз­ре­шение на зак­лятья то­же.

Свет­лые бро­ви Ко­лина по­пол­зли вверх, но он про­мол­чал, мгно­вен­но по­серь­ез­нев и весь по­доб­равшись. Его бо­евая чет­верка, силь­ней­шие и ис­кусные вол­шебни­ки, при­рож­денные ав­ро­ры, ис­пы­тан­ные, про­шед­шие вто­рую вой­ну, то­же не име­ли при­выч­ки за­давать лиш­них воп­ро­сов, но Гар­ри все-та­ки по­яс­нил:

— Маль­чи­ка зо­вут Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой, и я — его офи­ци­аль­ный опе­кун, не да­вал сво­его сог­ла­сия на по­сеще­ние им кры­синой ды­ры Мал­фуа. Так что, ре­бята, са­ми по­нима­ете…

Хью Сом­мерби, Май­лз Блет­чи, Грей­дон Чам­берс и Джон Фос­сетт по­нят­ли­во кив­ну­ли, да­же не по­казав ви­ду, что удив­ле­ны.

До­мови­ха пу­талась под но­гами, не пе­рес­та­вала пла­кать и что-то ло­потать, ког­да ав­ро­ры мча­лись по ко­ридо­рам Ми­нис­терс­тва. Встреч­ные ра­бот­ни­ки вжи­мались в сте­ны и про­вожа­ли их ис­пу­ган­ны­ми или обес­по­ко­ен­ны­ми взгля­дами. Ес­ли сам гла­ва Ав­ро­рата от­прав­ля­ет­ся на за­дер­жа­ние, зна­чит, де­ло вы­ходит за рам­ки обы­ден­но­го.

Гар­ри грыз­ла тре­вога, и он мыс­ленно ру­гал се­бя без по­щады. Все-та­ки зря, ох как зря, он не нас­то­ял на еди­нолич­ном опе­кунс­тве над маль­чи­ком, пусть в об­ход всем ма­гичес­ким за­конам. Мал­фуа, на­вер­ня­ка, при­менил кол­довс­тво, при­чем из раз­ря­да тем­ных. По сво­ей доб­рой во­ле Алекс вряд ли ушел бы с до­рогим родс­твен­ни­ком да­же от Биг­сли, в этом Гар­ри по­чему-то не сом­не­вал­ся. И уве­рен был в том, что на­мере­ния Мал­фуа от­нюдь не не­вин­ны и чис­ты, как снег, и он вов­се не жаж­дал с уми­лени­ем при­жать к сер­дцу Алек­са. Мал­фуа что-то по­зарез нуж­но от маль­чиш­ки, не­даром он по­сещал его еще в Хог­вар­тсе, в пер­вые ме­сяцы уче­бы Алек­са. В но­яб­ре или ок­тябре? Не суть важ­но. Тог­да он до­бивал­ся пе­ре­офор­мле­ния опе­кунс­тва на се­бя, ре­шив за­ручить­ся сог­ла­си­ем Алек­са, как ска­зала Мак­Го­нагалл. Са­мо­уве­рен­ный гад ре­шил, что маль­чик-си­рота тут же ку­пит­ся на «дя­дюш­ку». Од­на­ко на­порол­ся на не­ожи­дан­ный от­пор. По­том Гар­ри не раз ви­дел его, оши­ва­юще­гося вмес­те с про­ныр­ли­выми хит­рогла­зыми лич­ностя­ми в Ми­нис­терс­тве. Од­на­ко не пот­ру­дил­ся со­пос­та­вить фак­ты и прий­ти к вы­воду о том, что не мог Мал­фуа, ра­зорив­ший­ся, про­иг­равший­ся в прах, на­ходя­щий­ся на гра­ни пол­но­го бан­кротс­тва, так лег­ко от­сту­пить­ся от не­ведо­мо от­ку­да взяв­ше­гося не­совер­шенно­лет­не­го родс­твен­ни­ка, ко­торо­му, ока­зыва­ет­ся, бы­ло за­веща­но все ро­довое нас­ле­дие бо­гатей­шей в свое вре­мя чис­токров­ной семьи. Тог­да еще сле­дова­ло оза­ботить­ся им, а Гар­ри, как прос­то­душ­ный магл, пред­по­чел не об­ра­щать вни­мания на за­та­ив­ше­гося по­ган­ца.

Од­на­ко по­чему же не сра­бота­ло зак­лятье За­щиты маг­лов или Над­зо­ра? Или сра­бота­ло, но он не об­ра­тил вни­мания на обыч­ную в та­ких слу­ча­ях, бег­ло прос­матри­ва­емую док­ладную от Де­пар­та­мен­та по ма­гичес­ким пра­вона­руше­ни­ям? Впро­чем, не так уж и труд­но про­пус­тить скуч­ные ря­ды стро­чек, со­дер­жа­щие на ред­кость од­но­об­разные и уны­лые до­несе­ния о том, что в та­ком-то маг­лов­ском до­ме бы­ли за­фик­си­рова­ны вол­шебные дей­ствия. Ма­ло ли шко­ляров, вы­ход­цев из маг­лов­ских се­мей, пы­та­ющих­ся ук­радкой кол­до­вать на ка­нику­лах, по­тому что не­выно­симо вес­ти се­рую маг­лов­скую жизнь пос­ле бур­ля­щего ма­ги­ей Хог­вар­тса, пос­ле то­го, как осоз­нал, что ты, вро­де обыч­ный и та­кой же, как и преж­де, на са­мом де­ле нас­то­ящий вол­шебник, ко­торо­му дос­тупно очень мно­гое.

Он ста­ратель­но от­го­нял мыс­ли о том, как от­ре­аги­ру­ет Джин­ни, из­на­чаль­но быв­шая про­тив пре­быва­ния Алек­са у маг­лов­ских опе­кунов.

День кло­нил­ся к ве­черу, бы­ло око­ло по­лови­ны шес­то­го, ког­да шес­те­ро муж­чин, с ви­ду ни­чем не при­меча­тель­ных, и кро­хот­ный че­лове­чек с опух­шим зап­ла­кан­ным ли­цом, за­вер­ну­тый в гряз­ную ткань, бес­шумно по­яви­лись у чер­ных ко­ваных во­рот кра­сиво­го особ­ня­ка. Вот толь­ко что мел по ас­фаль­ту лет­ний ве­терок, иг­рая с оди­ноким су­хим лис­том, а вот по­яви­лись они из ни­от­ку­да, слов­но сгус­тившись из воз­ду­ха. Про­ез­жавшая по ули­це на ве­лоси­педе де­воч­ка-под­росток в удив­ле­нии рас­кры­ла рот и ед­ва не вре­залась в каш­тан, рос­ший слиш­ком близ­ко от бор­дю­ра. На дре­без­жанье ве­лоси­пед­но­го звон­ка ог­ля­нул­ся один из муж­чин, чер­но­воло­сый, с нап­ря­жен­ным тем­ным ли­цом. В пра­вой ру­ке он сжи­мал ка­кую-то дет­скую де­ревян­ную па­лоч­ку. Де­воч­ка за­мети­ла ря­дом с ним за­бав­но­го ушас­то­го кар­ли­ка и бы­ло хи­хик­ну­ла, но тя­желый взгляд слов­но втол­кнул об­ратно в рот ко­рот­кий сме­шок, ко­торым она ед­ва не по­дави­лась.

— Дет­ка, ез­жай-ка ты от­сю­да, — по­сове­товал дру­гой муж­чи­на, ог­ля­дывав­ший пус­тынные ок­рес­тнос­ти.

Он выг­ля­дел доб­ро­душ­ным прос­та­ком, но де­воч­ка вдруг по­чувс­тво­вала — вов­се они не бы­ли доб­ры­ми, ми­лыми или хо­роши­ми, эти стран­ные лю­ди, ско­рее, они бы­ли опас­ны­ми, пусть это ка­залось не­во­об­ра­зимым на мир­ной и рес­пекта­бель­ной лон­дон­ской ули­це. Она так на­лег­ла на пе­дали, что но­ги за­ныли от уси­лий, и унес­лась прочь, бо­ясь да­же ог­ля­нуть­ся.

Гар­ри про­водил гла­зами лю­бопыт­ную дев­чонку-маг­лу и кив­нул ав­ро­рам, пре­дуп­реждая о том, что опе­рация на­чалась. Во­рота, ес­тес­твен­но, бы­ли за­чаро­ваны, но до­мови­ха го­вори­ла, что ни­каких серь­ез­ных зак­ля­тий на них нет. Так и бы­ло. Ажур­ные створ­ки пос­лушно рас­пахну­лись от прос­той «Ал­ло­хомо­ры», ко­торая, прав­да, бы­ла под­креп­ле­на ав­рор­ской ма­ги­ей.

Под но­гами гус­те­ли рез­ные си­лу­эты пе­реп­ле­тен­ных вет­вей де­ревь­ев, вол­на­ми нап­лы­вал слад­кий цве­точ­ный аро­мат. Особ­няк, уви­тый ди­ким ви­ног­ра­дом и вь­ющи­мися ро­зами, проз­рачно тем­нел окон­ны­ми стек­ла­ми, выг­ля­дел вы­чур­но-пыш­ным и пре­тен­ци­оз­ным, и где-то в глу­бине его на­ходил­ся под не­из­вес­тным по­ка зак­лять­ем две­над­ца­тилет­ний маль­чиш­ка. До­мови­ха шле­пала бо­сыми но­гами и шмы­гала но­сом.

— Ты смот­ри, Мал­фуа неп­ло­хо ус­тро­ил­ся, хоть и в маг­лов­ском рай­оне. Вот уж ни­ког­да бы не по­думал! — нег­ромко за­метил Ко­лин.

Хью Сом­мерби, опе­редив всех, взбе­жал на те­нис­тую тер­ра­су, при­ят­но прох­ладную пос­ле душ­но­го ве­чера, и гру­бо за­моло­тил ку­лаком в мас­сивную дверь из ан­глий­ско­го ду­ба.

— Ав­ро­рат! Не­мед­ленно от­крой­те!

В уз­ком длин­ном ок­не ря­дом с дверью мель­кну­ла тень.

— Фу, Хью, как не­уч­ти­во! — с фаль­ши­вой уко­риз­ной про­тянул Блет­чи, — сей­час вре­мя пя­тича­сово­го чая и го­рячих бу­лочек с мас­лом, а ты ло­мишь­ся, то­па­ешь, орешь, как гад­кий тролль. Лю­без­ней на­до быть, об­хо­дитель­нее, да­бы гос­по­да не поп­ря­тали се­реб­ря­ные лож­ки в спеш­ке и стра­хе за свое иму­щес­тво. Ведь не най­дут по­том, ку­да рас­со­вали, а об­ви­нят нас.

Фос­сетт и Чам­берс за­ух­мы­лялись. До­мови­ха не­тер­пе­ливо пры­гала за спи­нами ав­ро­ров и пос­ку­лива­ла по­битым щен­ком. Дверь бес­шумно при­от­во­рилась, на по­роге по­каза­лась блед­ная жен­щи­на, мяв­шая в ру­ках кон­цы тон­кой шел­ко­вой ша­ли.

— Доб­рый ве­чер, я слу­шаю вас, гос­по­да, — го­лос ее, пусть с ис­пу­ган­ны­ми, не­уве­рен­ны­ми ин­то­наци­ями, был на удив­ле­ние пе­вучим, мяг­ким, слов­но при­кос­но­вение к ко­же до­рого­го бар­ха­та, и со­вер­шенно ей не под­хо­дил.

— Мис­сис Юбер Мал­фуа? — хо­лод­но ос­ве­домил­ся Гар­ри, вы­тяги­вая вол­шебную па­лоч­ку.

— Да, с кем имею честь бе­седо­вать?

Фыр­кнул за спи­ной кто-то из ав­ро­ров, ус­мехнул­ся спра­ва Ко­лин. Не приз­нать Глав­но­го Ав­ро­ра Ан­глии, ре­гуляр­но по­яв­лявше­гося на стра­ницах га­зет вол­шебно­го ми­ра с один­надца­тилет­не­го воз­раста, мог толь­ко сле­по-глу­хо-не­мой маг, про­вед­ший пос­ледние со­рок лет в пол­ном от­шель­ни­чес­тве.

— Ме­ня зо­вут Гар­ри Пот­тер, Ав­ро­рат. Мис­сис Мал­фуа, нас­то­ящим уве­дом­ляю вас о пос­тупле­нии в Ав­ро­рат ин­форма­ции о при­мене­нии Тем­ных ис­кусств ва­ми или ма­гами, пре­быва­ющи­ми в ва­шем до­ме. Сог­ласно пос­та­нов­ле­нию Ми­нис­тра Дир­борна но­мер во­сем­надцать ноль де­вять от пят­надца­того де­каб­ря две ты­сячи чет­верто­го го­да, Ав­ро­рат име­ет пра­во и обя­зан про­вес­ти пол­ный ма­гичес­кий обыск. Вы, со сво­ей сто­роны, не дол­жны чи­нить пре­пятс­твий. В про­тив­ном слу­чае мы при­дем с ин­спек­то­рами Ви­зен­га­мота, упол­но­мочен­ны­ми преп­ро­водить вас в Аз­ка­бан. Ор­дер на обыск име­ет­ся.

Зо­лотая ис­кра, вы­летев­шая из па­лоч­ки Гар­ри, при­лепи­лась к де­ревян­ной па­нели сте­ны и рас­пол­злась пе­рели­ва­ющей­ся кляк­сой. Че­рез се­кун­ду это был уже пря­мо­уголь­ник, ми­гав­ший и ис­пускав­ший нег­ромкие тре­ли. Это зна­чило, что вся­кая па­лоч­ко­вая и бес­па­лоч­ко­вая ма­гия хо­зя­ев те­перь су­щес­твен­но ос­лабле­на, и ав­ро­ры мо­гут прис­ту­пать к обыс­ку.

Ко­неч­но же, же­на Мал­фуа его уз­на­ла, он ви­дел это по ее гла­зам, за­тума­нен­ным стра­хом. Пос­ле его слов у нее зат­рясся под­бо­родок, и ру­ки зад­ви­гались бес­смыс­ленно и не­лов­ко, как у кук­лы-ма­ри­онет­ки, поч­ти раз­ры­вая шелк.

— О! — вы­дави­ла она, — это ка­кая-то ошиб­ка, да, ко­неч­но же, ошиб­ка! Уве­ряю вас, мис­тер Пот­тер, в на­шем до­ме не при­меня­лось ни­каких не­доз­во­литель­ных чар!

— Где ваш муж?

— Он… его нет… еще ут­ром он от­пра­вил­ся по де­лам к на­шим се­мей­ным юрис­там.

— Он здесь! Здесь! — вдруг за­виз­жа­ла до­мови­ха, — он с мо­им хо­зя­ином! Он уби­ва­ет его!

Ав­ро­ры жда­ли его сиг­на­ла, что­бы ра­зой­тись по до­му. А он мед­лил про­тив во­ли, ожи­дая вы­хода са­мого Мал­фуа. Не­уже­ли этот урод ре­шил от­си­деть­ся за жен­ской спи­ной?

— Мис­сис Мал­фуа, под­твержда­ете ли вы, что эта до­мови­ха ра­нее при­над­ле­жала ва­шей семье, а сей­час ее хо­зя­ином яв­ля­ет­ся Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой?

На ли­це, став­шем плос­ким и жел­то­вато-се­рым, как лист пло­хого пер­га­мен­та, мед­ленно рас­текся ужас, она от­сту­пила на­зад, вглубь прос­торно­го тем­но­го хол­ла, с тря­сущим­ся под­бо­род­ком, ком­кая сос­коль­знув­шую с плеч шаль и не в си­лах вы­мол­вить ни сло­ва. До­мови­ха зап­ры­гала пе­ред Гар­ри, ука­зывая на лес­тни­цу.

— Там! Там, ско­рее!

Он взбе­жал по лес­тни­це, слы­ша за спи­ной та­кие же ско­рые ша­ги Ко­лина и еще дво­их Ав­ро­ров. Двое, по-ви­димо­му, ос­та­лись на пер­вом эта­же. Лес­тни­ца вы­вела в ко­ридор, сте­ны ко­торо­го бы­ли об­тя­нуты тем­но-си­ней тканью. До­мови­ха уже бро­салась на од­ну дверь, уда­ря­ясь об нее всем те­лом и от­ска­кивая, как ре­зино­вый, хо­рошо на­дутый мяч.

— Чем обя­зан, гос­по­да? — Юбер Мал­фуа по­явил­ся с та­ким ви­дом, слов­но ему каж­дый день до­води­лось при­ветс­тво­вать ав­ро­ров в собс­твен­ном до­ме. Его во­дянис­то-се­рые гла­за на­поми­нали шляп­ки от гвоз­дей, вол­шебная па­лоч­ка у бед­ра, на­из­го­тове.

— Ав­ро­рат, обыск по по­доз­ре­нию в при­мене­нии Тем­ных ис­кусств.

— На ка­ком ос­но­вании? — де­лан­но изу­мил­ся Мал­фуа, — по­чему ме­ня не пос­та­вили об этом в из­вес­тность за­ранее, как по­лага­ет­ся по за­кону? Я бу­ду жа­ловать­ся! У ме­ня есть вы­соко­пос­тавлен­ные друзья в Мин…

— При­мене­ние Тем­ных ис­кусств! — не сдер­жавшись и от­бро­сив в сто­рону не­нуж­ные ре­веран­сы, заг­ре­мел Гар­ри, — за это по за­кону сле­ду­ет, са­мое ма­лое, обыск без пре­дуп­режде­ния! В Аз­ка­бан же­ла­ешь, я те­бя ми­гом ту­да ус­трою. Черт те­бя по­дери, Мал­фуа, где Алекс?

— Не имею ни ма­лей­ше­го по­нятия, о ком ты го­воришь, но за ос­кор­бле­ние, Пот­тер, от­ве­тишь, — про­шипел муж­чи­на, — я та­кого не про­щаю! Вон из мо­его до­ма!

— Не зна­ешь?

Зат­ре­щал во­рот ман­тии, уз­кое ли­цо из­ло­мала злоб­ная гри­маса. Мал­фуа не ус­пел за стре­митель­ным дви­жени­ем ав­ро­ра, Гар­ри при­жал па­лоч­ку к дер­нувше­муся ка­дыку.

— Ну? Что ты с ним сде­лал?

Ко­лин и Май­лз, не це­ремо­нясь, од­ним сла­жен­ным ма­гичес­ким уда­ром вы­сади­ли дверь, в ко­торую би­лась до­мови­ха. Она зас­ко­чила в ком­на­ту стре­лой, вы­пущен­ной аз ар­ба­лета, юр­кнув меж ав­ро­рами, и го­рес­тно вскрик­ну­ла.

От Мал­фуа ис­хо­дила ед­ва ли не ощу­тимая, го­рячая и ос­трая вол­на не­навис­ти, слов­но клин­ки ты­сяч още­тинен­ных, рас­ка­лив­шихся в ог­не са­бель. Гар­ри от­тол­кнул его к сте­не, и па­лоч­ка Чам­берса не­мед­ленно вот­кну­лась ма­гу в под­ре­берье.

— Шеф, — рас­те­рян­но поз­вал Ко­лин, — мы точ­но ищем маль­чи­ка? Это — он?

В гру­ди бо­лез­ненно сжа­лось, тре­вога и ощу­щение бе­ды ста­ли ос­терве­нелы­ми, поч­ти не­выно­симы­ми. Что все-та­ки нат­во­рил уб­лю­док с Алек­сом?

Ког­да он скло­нил­ся над че­лове­ком, ле­жащим на краю кро­вати в стран­ном по­ложе­нии, в пер­вое мгно­венье по­каза­лось, что он со­шел с ума. Та­кого не мог­ло быть. Прос­то не мог­ло. Не в этой ре­аль­нос­ти и не в этой жиз­ни.

Во вто­рое — свер­кну­ла мысль, что это об­ман зре­ния, ре­зуль­тат дей­ствия ка­ких-ни­будь Об­манных, Мас­ки­ровоч­ных или иных скры­ва­ющих нас­то­ящий об­лик зак­ля­тий или зе­лий.

Но Ко­лин не зря был его за­мес­ти­телем, сра­зу по­качал го­ловой в от­вет на не проз­ву­чав­ший воп­рос:

— Нет, все чис­то, но­уры мол­чат. Нет на нем ни­чего.

Ры­дала взах­леб до­мови­ха, си­дя на по­лу и при­жима­ясь ли­цом к вы­вер­ну­той ла­дони.

— Мой хо­зя­ин, хо­зя­ин!

Гар­ри мед­ленно, по­чему-то дви­га­ясь очень ос­то­рож­но, как по ль­ду, от­сту­пил к но­гам кро­вати с вы­соко по­доб­ранным на­вер­ху по­логом, на ко­торой ле­жал, ус­та­вив сле­пые бе­лые гла­за в по­толок и рас­ки­нув ру­ки, не две­над­ца­тилет­ний ре­бенок, не щуп­лый маль­чиш­ка, толь­ко-толь­ко пе­решед­ший на вто­рой курс Хог­вар­тса, а взрос­лый муж­чи­на лет трид­ца­ти пя­ти.

Дра­ко Мал­фой.

* * *

Счастье про­низы­вало нас­квозь, оно бы­ло со­леным на вкус мор­ским вет­ром, ве­селым ог­нем, ЕE ла­донью, ко­торую он чувс­тво­вал на сво­ей ма­куш­ке. Вот толь­ко по­чему-то он ни­как не мог раз­гля­деть ЕЕ ли­ца. Оно слов­но си­яло сквозь ту­ман, оку­тан­ное тон­кой, скра­дыва­ющей чер­ты, ву­алью. Нет, он ви­дел свет ЕЕ глаз, ви­дел ЕЕ чу­дес­ную улыб­ку, ше­веле­ние ЕЕ губ, ког­да ОНА на­зыва­ла его по име­ни, но это бы­ло по­хоже на сол­нце, вре­мена­ми по­казы­ва­юще­еся из-за по­луп­розрач­ной об­лачной пе­лены. Бы­ло нем­но­го не­удоб­но и до­сад­но, он хо­тел ви­деть ЕЕ ми­лое ли­цо, не скры­тое ни­чем.

Мо­ре все так же глу­хо ро­кота­ло где-то вда­леке, и огонь в ка­мине прип­ля­сывал на яб­ло­невых дро­вах, но что-то не­уло­вимо из­ме­нялось вок­руг. Все ре­же ста­нови­лись при­кос­но­вения лас­ко­вых ла­доней, все ти­ше зву­чал го­лос, прос­транс­тво све­та и по­коя как буд­то мед­ленно ис­та­ива­ло. Кол­кое тре­вожа­щее чувс­тво, при­шед­шее на сме­ну без­мя­теж­ности, по­тяну­ло ку­да-то, шеп­ну­ло о том, что по­ра ид­ти.

«Ку­да?» — ле­ниво по­ин­те­ресо­вал­ся он.

«Ту­да», — без­звуч­но ска­зали ему, — «ту­да, где бу­дет хо­рошо! Ту­да, где ты ни­ког­да не бу­дешь оди­нок, не бу­дешь ски­тать­ся по чу­жим до­мам. Ту­да, где ты пой­мешь, что все, что бы­ло рань­ше — бред и вздор, и ни­чего это­го на са­мом де­ле не бы­ло».

«Я и так знаю, что не бы­ло» — со сма­зан­ным сом­не­ни­ем про­тянул он, но тут лег­кая ру­ка лег­ла на его пле­чо, и зах­лес­тну­ла не­поко­леби­мая уве­рен­ность — ко­неч­но, не бы­ло!

Он за­тыл­ком чувс­тво­вал ЕЕ мол­ча­ливое сог­ла­сие, од­на­ко в сле­ду­ющее мгно­венье по ли­цу прос­коль­знул прох­ладный ве­терок от ЕЕ дви­жения. Миг — и тон­кий си­лу­эт вы­чер­тился в от­крыв­шемся пря­мо­уголь­ни­ке две­ри, пыш­ные во­лосы, про­низан­ные све­том, рас­сы­пались по пле­чам. Он при­щурил­ся от бь­юще­го в гла­за све­та, а ОНА ог­ля­нулась и по­мани­ла, приг­ла­шая ид­ти за со­бой.

«Так на­до» — по­нял он, — «и мы пой­дем вмес­те, прав­да?»

ОНА кив­ну­ла, и он пой­мал ЕЕ улыб­ку, сол­нечный блик на мор­ской вол­не. Он по­чувс­тво­вал се­бя чу­дес­но лег­ким, поч­ти не­весо­мым, за­хоте­лось рас­сме­ять­ся не­понят­но че­му, под­прыг­нуть и по­лететь, рас­пра­вив ру­ки крыль­ями. Он так и сде­лал, поч­ти не уди­вив­шись, ку­выр­кнул­ся в воз­ду­хе и мед­ленно опус­тился на но­ги. ОНА наб­лю­дала за ним с тер­пе­ливостью и спо­кой­стви­ем, но сно­ва про­тяну­ла ру­ку, слов­но то­ропя.

Ка­мин про­горел, огонь угас, и дро­ва прев­ра­тились в уг­ли. Шум мо­ря от­да­лил­ся, вет­ра поч­ти не ощу­щалось, и вок­руг не­от­вра­тимо раз­ли­валась пус­то­та, не­уют­ная и хо­лод­ная. Пус­то­та под­талки­вала его в спи­ну, пу­талась под но­гами, тес­ни­ла в сто­рону от­кры­той две­ри, вы­гоня­ла.

Он быс­трым дви­жень­ем прос­коль­знул к НЕЙ, схва­тил­ся за про­тяну­тую ру­ку, по­чему-то об­жи­га­юще ле­дяную, и ус­пел ус­лы­шать ЕЕ звон­кий смех, как вдруг…

Глава 29. То, что дороже всего

Я жи­ву в при­думан­ной кар­ти­не,

В чь­ем-то стран­ном не­забы­том сне,

В тус­кло-се­ром не­под­вижном ми­ре,

В ми­ре сне­га, грус­ти и те­ней.

Струй дож­дя хо­лод­ное мгно­венье,

Кап­ли-сле­зы на мо­ем ли­це,

Сум­рачных цве­тов пе­реп­ле­тенье

В ве­лича­вом ле­дяном вен­це.

Вновь хо­лод­но улыб­нутся гу­бы,

И тос­ка зап­ря­чет­ся в гла­зах,

Вос­по­ют се­реб­ря­ные тру­бы

Песнь люб­ви в от­ча­ян­ных сер­дцах.

Я иду сквозь мо­рок и ту­маны

Ко­роле­вой в сне­говом пла­ще,

Мир, как сон, сог­ре­ет и об­ма­нет

Ве­ру ти­хую в мо­ей боль­ной ду­ше.

(с) Lilofeya

______________________________________________

— Ве­лико­леп­но! Изу­митель­но! Чу­дес­но! Я не сом­не­вал­ся в ва­шем мас­терс­тве, юная ле­ди! — приз­рачный ры­царь не жа­ле­ет слов. На ли­це обыч­но уны­лого при­виде­ния вос­хи­щен­ная улыб­ка.

Из­гна­ние «мер­зо­пакос­тно­го» пол­тергей­ста хо­тя и про­изош­ло до­воль­но быс­тро, но не обош­лось без до­сад­ных не­дора­зуме­ний, к огор­че­нию ле­ди Бри­гит­ты, сок­ру­шав­шей­ся по по­воду изящ­но­го сер­ви­за мей­сен­ско­го фар­фо­ра, и оче­вид­но­му удо­воль­ствию сэ­ра Те­офи­луса, вос­торгав­ше­гося вол­шебны­ми уме­ни­ями и бес­па­лоч­ко­вой ма­ги­ей мо­лодой мис­сис Мал­фой.

— Вы мне ль­сти­те, сэр Те­офи­лус, — ка­ча­ет го­ловой Гер­ми­она, — и это все­го лишь приб­лудный пол­тергей­ст, а не неч­то ужас­ное.

— О, как же он из­му­чил нас, до­рогая! — за­ламы­ва­ет ру­ки ле­ди Бри­гит­та, — раз­ри­совал уг­лем мой пор­трет, раз­бил в Ки­тай­ском за­ле ту чуд­ную ва­зу на нож­ках, мою лю­бимую, кста­ти. Эти его пос­то­ян­ные бес­стыд­ные пе­сен­ки и неб­ла­гоп­ристой­ные зву­ки, Мер­лин! И он обоз­вал ме­ня ста­рой дох­лой ко­шел­кой, ме­ня, ле­ди Бри­гит­ту Мон­ми­рай де Ше­лон­со Мал­фой! Ес­ли б вы толь­ко зна­ли, как ис­терза­ны мои бед­ные нер­вы!

— По­ложим, он ис­портил не толь­ко ваш пор­трет, и не толь­ко ва­ши нер­вы в пла­чев­ном сос­то­янии, од­на­ко же сэр Ар­манд, ле­ди Кал­ли­дора, ле­ди Ге­ли­ана, ма­лыш­ка Адол­ли­на и юный Ок­та­ви­ус не роп­щут столь шум­но, — с нес­ме­лым вы­зовом за­меча­ет сэр Те­офи­лус.

Но его дра­жай­шую суп­ру­гу это не ос­та­нав­ли­ва­ет, и сле­ду­ющие пол­ча­са Гер­ми­она вы­нуж­де­на выс­лу­шивать бес­ко­неч­ные жа­лобы приз­ра­ка. Дру­гие фа­миль­ные при­виде­ния, кро­ме ле­ди Бри­гит­ты, к счастью, не склон­ны сте­нать и ныть, ед­ва за­видев на по­роге Дра­вен­дей­ла жи­вых по­том­ков. К то­му же, ле­ди Кал­ли­дора и сэр Ар­манд, и в пос­мертии блю­дущие за­коны чис­токров­ных ма­гов, с не­одоб­ре­ни­ем от­но­сят­ся к маг­ло­рож­денной не­вес­тке и обыч­но не удос­та­ива­ют ее вни­мани­ем. Но с ма­лень­кой Адол­ли­ной Гер­ми­она в доб­рых от­но­шени­ях, и де­воч­ка ис­крен­не ра­ду­ет­ся ее при­ез­дам. Адол­ли­не семь лет, она раз­би­лась нас­мерть при па­дении с ков­ра-са­моле­та из тех, что ког­да-то не­надол­го бы­ли раз­ре­шены для по­летов в Ан­глии, и сох­ра­ня­ет при­сущую де­тям не­посед­ли­вость и жи­вость, лю­бит по­носить­ся по зам­ку, с виз­гом ны­ряя сквозь жи­вых, от­че­го не­кото­рых неп­ри­выч­ных гос­тей слег­ка под­ташни­ва­ет. Адол­ли­на — глав­ная ви­нов­ни­ца штраф­ных сан­кций Ко­мите­та по де­лам заг­робно­го су­щес­тво­вания, по­тому что егоз­ли­вое ре­бячье лю­бопытс­тво до сих пор тол­ка­ет ее на встре­чи с маг­ла­ми, пос­ле че­го при­лета­ет со­ва с гроз­ным пре­дуп­режде­ни­ем, и при­ходит­ся слег­ка под­прав­лять вос­по­мина­ния сви­дете­лям, а осо­бо впе­чат­ли­тель­ным и вов­се сти­рать па­мять об ужас­ной встре­че с де­воч­кой-при­виде­ни­ем с раз­мозжен­ной и свер­ну­той на­бок го­ловой.

Ле­ди Ге­ли­ана, ма­лень­кая, ху­день­кая, с от­ре­шен­ным вы­раже­ни­ем ли­ца, вряд ли во­об­ще по­нима­ет, что вок­руг нее про­ис­хо­дит. Она обыч­но дня­ми си­дит в крес­ле у ка­мина, рас­кла­дыва­ет бес­ко­неч­ные пась­ян­сы и что-то бор­мо­чет се­бе под нос, иног­да про­гули­ва­ясь по ко­ридо­рам зам­ка все с тем же от­сутс­тву­ющим ви­дом. Гер­ми­оне ка­жет­ся, что вы­жив­шая из ума ста­руш­ка, как и хог­варт­ский про­фес­сор Бинс, ког­да-то так и не по­няла, что умер­ла, и по при­выч­ке про­дол­жа­ет вес­ти свою обыч­ную жизнь.

Ок­та­ви­ус, пры­щавый юный вол­шебник, по­гиб­ший на ма­гичес­кой ду­эли, за­щищая честь сво­ей воз­люблен­ной, как он сам ут­вер­жда­ет, по­нача­лу по­казал­ся ей за­нос­чи­вым и неп­ри­ят­ным, как Кал­ли­дора и Ар­манд. Но по­том она уз­на­ла его поб­ли­же и по­няла, что под на­пус­кной на­пыщен­ностью скры­ва­ет­ся са­мый обыч­ный роб­кий и сом­не­ва­ющий­ся в се­бе под­росток, нес­мотря на поч­ти две с по­лови­ной сот­ни лет приз­рачно­го су­щес­тво­вания так и не на­учив­ший­ся не сму­щать­ся чуть ли до слез при раз­го­воре с жен­щи­нами. Ок­та­ви­ус при ви­де нее обыч­но на­чина­ет за­икать­ся, по­том от­ча­ян­но крас­не­ет, что выг­ля­дит до­воль­но за­бав­но, ес­ли учесть, что он, как и вся­кое при­виде­ние, се­реб­ристо-се­рого цве­та и по­луп­розра­чен. В кон­це кон­цов, бед­ный юно­ша уле­петы­ва­ет сквозь сте­ну и об­ща­ет­ся с Гер­ми­оной че­рез Адол­ли­ну.

Суп­ру­ги Бри­гит­та и Те­офи­лус всег­да за­бав­ля­ют Гер­ми­ону, хо­тя к ры­царю она от­но­сит­ся с ува­жени­ем. Он умен, мя­гок и нез­ло­бив нас­толь­ко, нас­коль­ко его же­на свар­ли­ва, кап­ризна и нуд­на. Уди­витель­но, что ле­ди Бри­гит­та с ее ще­петиль­ным от­но­шени­ем к ро­довой чес­ти, ус­то­яв­ши­мися по­няти­ями о том, кто яв­ля­ет­ся нас­то­ящим ма­гом, а кто — нет, не при­со­еди­нилась к ла­герю Кал­ли­доры и Ар­манда, а с при­дыха­ни­ем встре­ча­ет мо­лодую мис­сис Мал­фой и го­това вы­валить во­рох спле­тен и жа­лоб, не­от­вязно сле­дуя за ней по все­му зам­ку и не да­вая ни ми­нуты пе­редыш­ки.

Сей­час все приз­ра­ки соб­ра­лись вмес­те и об­сужда­ют выд­во­рение на­до­ев­ше­го бе­зоб­разни­ка-пол­тергей­ста. Адол­ли­на и Ок­та­ви­ус воз­бужде­ны и шум­ны, Бри­гит­та по де­сято­му ра­зу се­ту­ет об ос­квер­не­нии сво­его пор­тре­та, ле­ди Ге­ли­ана отор­ва­лась от сво­его пась­ян­са и слу­ша­ет, в удив­ле­нии изог­нув бе­лесые бро­ви. Да­же Кал­ли­дора и Ар­манд выг­ля­дят до­воль­ны­ми, не пре­минув, впро­чем, ука­зать, что Дра­ко или Лю­ци­ус рас­терли бы это­го пол­тергей­ста в по­рошок, а не прос­то выг­на­ли за пре­делы вла­дений Мал­фо­ев.

Гер­ми­она поч­ти не вслу­шива­ет­ся в бол­товню при­виде­ний, за­нятая пись­ма­ми к рес­тавра­торам кар­тин и го­беле­нов, вит­ражным мас­те­рам, пе­реп­летчи­кам книг, пос­тавщи­кам кол­лекци­он­но­го фар­фо­ра, из­вес­тным ви­ноде­лам. Да­же при бег­лом ос­мотре зам­ка вы­яс­ни­лось, что пол­тергей­ст все­го за нес­коль­ко дней ус­пел при­чинить мас­су неп­ри­ят­ностей, и сво­ими си­лами не обой­тись, как бы ни бы­ла Гер­ми­она ис­кусна в ма­гии. Па­кос­тник раз­нес вин­ный пог­реб, пе­ребив бу­тыл­ки с до­роги­ми ви­нами; рас­ко­лотил поч­ти весь фар­фор, хрус­таль, зер­ка­ла, лишь чу­дом не тро­нув ста­рин­ные вит­ра­жи — гор­дость Дра­вен­дей­ла; ос­но­ватель­но пог­лу­мил­ся над кар­ти­нами; ис­пачкал не­чис­то­тами од­ни го­беле­ны, а дру­гие пор­вал или из­ре­зал; изод­рал по лис­там ог­ромное ко­личес­тво книг, вы­бирая са­мые ста­рые, ра­ритет­ные пер­вые из­да­ния; выд­рал с кор­нем все рас­те­ния в зим­нем са­ду, а зем­лю из гор­шков и теп­лиц раз­бро­сал по все­му зам­ку; за­чем-то ли­шил ру­чек поч­ти все внут­ренние две­ри; раз­гро­мил хо­зяй­ские спаль­ни от по­ла до по­тол­ка. Пух из вспо­ротых по­душек и пе­рин до сих пор ле­та­ет в воз­ду­хе тут и там, сте­ны на са­мых вид­ных мес­тах «ук­ра­шены» неп­ри­лич­ны­ми ри­сун­ка­ми и над­пи­сями, при­чем по­ка это ни­чем не от­мы­ва­ет­ся и не отс­кре­быва­ет­ся. До­мови­ки сби­ва­ют­ся с ног, что­бы лик­ви­диро­вать пос­ледс­твия пог­ро­ма, то и де­ло по­рыва­ясь по­бить­ся го­лова­ми об те же сте­ны в прис­ту­пе глу­бочай­шей, по их мне­нию, ви­ны. Толь­ко зна­ние то­го, что мо­лодая хо­зяй­ка, ко­торую они бе­зум­но обо­жа­ют и ста­ра­ют­ся уго­дить во всем, не вы­носит ви­да этих прис­ту­пов, и удер­жи­ва­ет их от мас­со­вого са­мона­каза­ния.

Гер­ми­она от­ры­ва­ет­ся от пер­га­мен­та. Ров­ные чер­ниль­ные строч­ки, вы­веден­ные собс­твен­ной ру­кой, вы­зыва­ют го­ловок­ру­жение. Бе­зумие, не­лепое и страш­ное в сво­ей ре­аль­нос­ти бе­зумие — си­деть здесь, в мяг­ком крес­ле, за зо­лоче­ным сто­ликом на гну­тых нож­ках, в свет­лой ком­на­те, пи­сать обы­ден­ные пись­ма, под­би­рая изыс­канно-ви­ти­ева­тые обо­роты ре­чи, от­пи­вать из бе­лос­нежной фар­фо­ровой ча­шеч­ки ро­маш­ко­вого чая, при­готов­ленно­го за­бот­ли­выми до­мови­ками… и знать, что в эту са­мую ми­нуту до­рого­го те­бе че­лове­ка пы­та­ет баг­ро­вог­ла­зое чу­дови­ще… знать, что у это­го че­лове­ка ско­ро от­ни­мут не толь­ко вол­шебную си­лу, но и ра­зум, ду­шу, соз­на­ние, жизнь… знать и быть не в сос­то­янии хоть что-то из­ме­нить, бро­сить­ся на по­мощь, выр­вать из лап монс­тра! По­тому что нель­зя! По­тому что Дра­ко… По­тому что, ес­ли шпи­оны Лор­да, ки­шащие вок­руг них, за­подоз­рят что-ни­будь, ес­ли воз­никнет хо­тя бы зыб­кая тень от те­ни по­доз­ре­ния, пусть и ни­чем не под­твержден­но­го, все про­падет, все их тру­ды ока­жут­ся нап­расны­ми, а все жер­твы, да­же те, что бы­ли при­несе­ны кровью, — не­нуж­ны­ми.

Об этом ког­да-то пре­дуп­реждал Грюм, на вто­рой и пос­ледней их встре­че, ко­торую ус­тро­ил он сам и нас­то­ял, что­бы она приш­ла без Дра­ко, пок­лявшись, что обес­пе­чит пол­ную бе­зопас­ность.

«Ду­ма­ешь, что смо­жешь? — спра­шивал он, хму­ря гус­тые се­дые бро­ви, — ты уве­рена? Не так-то это прос­то, де­воч­ка, не так прос­то. Ви­деть, как че­лове­ка, дру­га или да­же прос­то зна­комо­го, пы­та­ют на тво­их гла­зах, уби­ва­ют са­мым изощ­ренным спо­собом, и не сор­вать­ся, не вы­дать се­бя, по­тому что на кон пос­тавле­ны жиз­ни со­тен, ты­сяч нез­на­комых лю­дей — нем­но­гие это вы­дер­жат».

«Дра­ко мо­жет, и я смо­гу» — она во­об­ра­жала се­бя сме­лой и от­ча­ян­ной, а Грюм през­ри­тель­но фыр­кал:

«У это­го па­щен­ка рыбья кровь, и ли­цеме­рие рас­тво­рено в ней с са­мого рож­де­ния. Да, и не ду­май, что я из­ме­нил о нем свое мне­ние. По­могая нам, он по­мога­ет толь­ко се­бе, по­тому что по­нял, в ка­ком дерь­ме увяз по са­мые уши. И де­мен­то­ры ме­ня сож­ри, ес­ли я по­нимаю, за­чем ты за­лез­ла ту­да же».

«Пом­ни, — го­ворил он, и его мор­щи­нис­тое гру­бова­тое ли­цо ста­нови­лось тем­ным и жес­то­ким, — те­перь те­бя бу­дет ок­ру­жать ложь, и ты са­ма ста­нешь ложью, фаль­ши­вой фи­гурой, об­манкой. Ты же по­нима­ешь, как от­ре­аги­ру­ют твои друзья? Я не до­пущу, что­бы Гар­ри Пот­тер от­сту­пил­ся и по­тер­пел по­раже­ние от зме­ино­голо­вого мань­яка толь­ко из-за то­го, что од­на дев­чонка ре­шила, буд­то шпи­он­ские иг­ры — ее сти­хия. Ког­да твои друзья уз­на­ют и неп­ре­мен­но по­пыта­ют­ся выз­во­лить те­бя, как это им бу­дет пред­став­лять­ся, а это толь­ко воп­рос вре­мени, то я сде­лаю все воз­можное, что­бы эта мысль по­кину­ла их го­ловы со ско­ростью снит­ча, и не ска­жу ни од­но­го сло­ва в твою за­щиту. Ты по­нима­ешь ме­ня? И ты все рав­но не от­сту­пишь­ся от сво­ей за­теи?»

Она ка­чала го­ловой, в оче­ред­ной раз под­тверждая — нет, не от­сту­пит­ся, и сер­дце тос­кли­во сжи­малось в гру­ди от чес­тных, но без­жа­лос­тных слов ста­рого ав­ро­ра. Она по­нима­ла и при­нима­ла всю их прав­ду. И слов­но ощу­щала ру­ку Дра­ко на сво­ем пле­че.

Она от­став­ля­ет пе­ро, уже не в си­лах вы­мучи­вать из се­бя веж­ли­вые фра­зы и мно­гос­ложные сло­ва. Пись­ма по­дож­дут, не к спе­ху. За ок­на­ми уже дав­но стем­не­ло, до­мови­ки заж­гли све­чи. В их мяг­ком зыб­ком све­те при­виде­ния ка­жут­ся поч­ти нас­то­ящи­ми людь­ми, вну­шая лож­ное чувс­тво не-оди­ночес­тва, за­пол­неннос­ти по­лупус­той ком­на­ты.

— Гос­по­жа, — над сто­леш­ни­цей по­казы­ва­ют­ся уш­ки до­мови­ка, — эти кни­ги от­нести в биб­ли­оте­ку?

— Да, по­жалуй­ста, — она ки­да­ет взгляд на стоп­ку книг Ре­гулу­са Блэ­ка в ру­ках до­мови­ка, — по­ложи их на ра­бочем сто­ле, я поз­же раз­бе­ру и рас­став­лю по пол­кам.

— А это? — дру­гой до­мовик про­тяги­ва­ет нес­коль­ко за­пис­ных кни­жек.

— То­же ту­да же. Хо­тя нет, пос­той.

Она прос­матри­ва­ет па­ру кни­жек. Кра­сивые ко­жаные пе­реп­ле­ты, шел­ко­вые зак­ладки, пус­тые стра­ницы. Ви­димо, хо­зя­ин не ус­пел за­пол­нить их. О чем он во­об­ще пи­сал? О ве­ликом Тем­ном Лор­де, его ку­мире? О том, как хо­чет стать По­жира­телем Смер­ти? О том, что ему нра­вит­ся уби­вать и му­чить маг­лов?

Ка­ким все-та­ки был Ре­гулус Блэк, РАБ?

Она не­весе­ло ус­ме­ха­ет­ся. Та­лант Нар­циссы как рас­сказ­чи­ка при­водил к то­му, что с людь­ми, о ко­торых она рас­ска­зыва­ла с ду­шев­ностью и сер­дечностью, хо­телось встре­тить­ся са­мой, пос­мотреть на это­го че­лове­ка, по­гово­рить с ним. Осо­бен­но зная, что свек­ровь ред­ко рас­ска­зыва­ла о ком-то с теп­лом, иду­щим от все­го сер­дца. Ча­ще все­го Нар­цисса сдер­жанно из­ла­гала су­хие фак­ты или от­малчи­валась. О Ре­гулу­се она го­вори­ла с грус­тной неж­ностью и со­жале­ни­ем и, как Гер­ми­она под­ме­тила, — о Си­ри­усе то­же, хо­тя не в при­мер ре­же.

Гер­ми­она про­водит паль­цем по вен­зе­лю РАБ, от­тиснён­но­му на ко­жаной об­ложке, и не­лов­ко лок­тем за­дева­ет шан­дал, ко­торый, по­кач­нувшись, па­да­ет пря­мо на рас­кры­тые лис­ты дру­гой книж­ки. Она быс­тро под­хва­тыва­ет тя­желую брон­зу, но тут сры­ва­ет­ся пло­хо зак­реплен­ная све­ча. До­мовик ки­да­ет­ся на по­мощь, лов­ко га­сит пла­мя, но стра­ница ус­пе­ва­ет нем­но­го опа­лить­ся и за­капать­ся вос­ком. Пос­ле то­го, как не­рав­но­мер­но оп­ла­вив­ша­яся све­ча за­мене­на на дру­гую, Гер­ми­она со­бира­ет книж­ки, на­мере­ва­ясь по­ложить их на сек­ре­тере в биб­ли­оте­ке. Мо­жет быть, они при­годят­ся Дра­ко. Пос­ледней она зак­ры­ва­ет книж­ку с ис­порчен­ной стра­ницей и вдруг ос­та­нав­ли­ва­ет­ся на ней взгля­дом. Ко­рич­не­вое пят­но с тем­ным обож­женным кра­ем, бе­лесые пят­ка вос­ка… и бук­вы! Свет­ло-ко­рич­не­вые бук­вы хо­рошо вид­ны на жел­то­ватой плот­ной бу­маге. Она ос­то­рож­но раз­гля­дыва­ет обор­ванную строч­ку без на­чала и кон­ца, вы­писан­ную мел­ким би­сер­ным по­чер­ком:

«… на­до обя­затель­но по­нять, как…

Так Ре­гулус все-та­ки де­лал за­писи в сво­их книж­ках. Ви­димо, за­чаро­вывал их от чу­жих глаз.

Она ко­леб­лется. Это неп­ри­лич­но, ко­неч­но же, — чи­тать чу­жие от­кро­вения, тем бо­лее, яв­но не пред­назна­чав­ши­еся для пос­то­рон­не­го. Но Ре­гулу­са нет в жи­вых. И пол­ные ти­хой грус­ти нар­цисси­ны вос­по­мина­ния о ку­зене все еще зву­чат в па­мяти, так же, как и злое, жел­чное ши­пение Си­ри­уса. И вер­на ли ее до­гад­ка?

Гер­ми­она не­реши­тель­но пос­ту­кива­ет па­лоч­кой по стра­нице, бо­рясь с собс­твен­ной со­вестью. Спус­тя па­ру ми­нут, все же ре­шив­шись, про­из­но­сит зак­лятье по рас­ча­рова­нию тай­ных за­писей. К ее удив­ле­нию, ни­чего не про­ис­хо­дит, стра­ница ос­та­ет­ся та­кой же — пус­тая, с тем­ным пят­ном и блед­ной стро­кой, к ко­торой не при­бав­ля­ют­ся дру­гие. Она пы­та­ет­ся сно­ва. И сно­ва не­уда­ча. Ми­нут двад­цать она про­бу­ет все из­вес­тные и под­хо­дящие зак­лятья, но стра­ницы ос­та­ют­ся пус­ты­ми. Не­уже­ли эти за­писи бы­ли так важ­ны для Ре­гулу­са, что он так ис­кусно за­чаро­вал их?

Она раз­гля­дыва­ет поч­ти уже не­замет­ные строч­ки, пы­та­ясь про­ник­нуть в тай­ну чар. А как во­об­ще по­яви­лись эти нес­коль­ко слов? Ни­каких зак­ля­тий не бы­ло, прос­то она уро­нила шан­дал, све­ча упа­ла, за­капа­ла го­рячим вос­ком стра­ницу и нем­но­го опа­лила ее. А что, ес­ли…?

Она от­кла­дыва­ет па­лоч­ку, бе­рет книж­ку в ру­ки и ос­то­рож­но прог­ре­ва­ет стра­ницу над све­чой. Кто бы мог по­думать! Ре­гулус Блэк ни­чего не за­чаро­вывал. Он все­го лишь пи­сал в сво­ей книж­ке са­мым обыч­ным мо­локом. Знал ли он, что этот прос­той и в то же вре­мя до­воль­но хит­ро­ум­ный спо­соб тай­но­писи со­дер­жится во всех за­нима­тель­ных дет­ских кни­гах маг­лов? Или же… он спе­ци­аль­но пи­сал так, прек­расно по­нимая, что ма­ги прос­то не до­дума­ют­ся греть стра­ницы над пла­менем, по­тому что им при­дет на ум толь­ко при­менить ка­кое-ни­будь зак­лятье?

Ког­да вся стра­ница ока­зыва­ет­ся пок­ры­та ря­дом строк, она при­нима­ет­ся за чте­ние. И к кон­цу этой стра­ницы, пос­ле проч­те­ния этих нес­коль­ких фраз, ко­торые мно­го лет на­зад бы­ли вы­веде­ны ру­кой По­жира­теля Смер­ти Ре­гулу­са Ар­кту­руса Блэ­ка, она с за­коло­тив­шимся сер­дцем по­нима­ет — ей по­вез­ло.

«Он го­ворил о крес­тра­жах, я под­слу­шал их раз­го­вор с Бел­лой. Она не по­нима­ет все­го ужа­са на­шего по­ложе­ния, ве­рит ему так сле­по и пов­то­ря­ет за ним каж­дое сло­во в свя­той уве­рен­ности, что это не­пог­ре­шимая ис­ти­на. Она со­вер­шенно не по­нима­ет, что крес­траж — это са­мое страш­ное, что мож­но во­об­ра­зить, это вер­ный путь в нич­то!

Се­год­ня он опять пы­тал ко­го-то. К счастью, это­го ма­га я не знаю, на­вер­ное, он из маг­ло­рож­денных. Са­мое чу­довищ­ное — как я уз­нал, Бел­ла то­же при­нима­ла в этом учас­тие! За­чем ей это? Я не по­нимаю. Она так из­ме­нилась, не­выно­симо боль­но ви­деть ее та­кой. Его не­об­хо­димо ос­та­новить. На­до обя­затель­но по­нять, как…»

Гер­ми­она, об­жи­гая паль­цы, гре­ет над све­чой сле­ду­ющую стра­ницу. Ру­ки дро­жат от вол­не­ния, она чуть не опа­лива­ет край лис­та.

Гос­по­ди, это дей­стви­тель­но то, что мож­но наз­вать по­дар­ком кап­ризной Уда­чи! От Грю­ма она зна­ла, что пос­ледний не­из­вес­тный крес­траж, вещь Год­ри­ка Гриф­финдо­ра, так и не най­ден, нет да­же за­цеп­ки, где его нуж­но ис­кать и что он со­бой пред­став­ля­ет. И те­перь вот оно, то, что на­вер­ня­ка по­может им в по­ис­ках. А ес­ли бы она не уро­нила слу­чай­но этот под­свеч­ник? Нет, это дей­стви­тель­но са­мое нас­то­ящее сле­пое ве­зение!

Она гре­ет стра­ницу за стра­ницей, ли­хора­доч­но про­бега­ет гла­зами по строч­кам, за­бывая о вре­мени, при­виде­ни­ях, до­мови­ках, тер­пе­ливо жду­щих ее ука­заний, и ду­мая толь­ко о том, что сей­час она про­ник­нет в тай­ну, ко­торая прос­то бес­ценна. Че­рез па­ру ча­сов она обес­си­лен­но от­ки­дыва­ет­ся в крес­ле, тем не ме­нее, как мож­но ак­ку­рат­нее по­ложив най­ден­ное сок­ро­вище на стол пе­ред со­бой. Ру­ки ус­та­ли от то­го, что на­до бы­ло дер­жать книж­ку на ве­су, в гла­за слов­но на­сыпа­ли пес­ка, све­чи поч­ти про­горе­ли. Но ей прос­то хо­чет­ся кри­чать от ра­дос­ти. На­до сей­час же пос­лать Грю­му Вес­тни­ка с под­робным опи­сани­ем то­го, о чем она вы­чита­ла. Стра­ницы с мо­лоч­ны­ми строч­ка­ми зак­репле­ны зак­ли­нани­ем, и те­перь мож­но уви­деть, что поч­ти все лис­ты ис­пи­саны, толь­ко нес­коль­ко пус­тых в са­мом кон­це. Она сно­ва по­дод­ви­га­ет­ся к сто­лу, бе­реж­но лис­та­ет, сно­ва пе­речи­тывая аб­за­цы и не­воль­но ка­чая го­ловой.

«Се­год­ня ма­туш­ка опять вспо­мина­ла С., кри­чала и прок­ли­нала. По­том дол­го пла­кала тай­ком, гля­дя на его пор­трет в сво­ем ме­даль­оне, единс­твен­ный уце­лев­ший. Иног­да мне ка­жет­ся, что она жа­ле­ет, что от­реклась от не­го, и единс­твен­ный спо­соб унять боль — это вновь об­ви­нять его в том, что он не оп­равдал ее на­дежд. Она слов­но ста­ра­ет­ся убе­дить се­бя. Но это пло­хо ей уда­ет­ся. И все на­чина­ет­ся по кру­гу. Я пы­та­юсь ее ус­по­ко­ить, но она ме­ня не слу­ша­ет. Бо­юсь, она дол­го не вы­дер­жит. Уже сей­час це­лите­ли Ко­сого пе­ре­ул­ка бук­валь­но на­жива­ют­ся на Ус­по­ко­итель­ных зель­ях и сер­дечных мик­сту­рах для нее…»

«Иног­да мне хо­чет­ся вер­нуть­ся в детс­тво, еще до Хог­вар­тса. По­жевать шо­колад­ных ля­гушек, по­бол­тать с Н., под­разнить Б., поб­ро­дить с С. по хол­мам. Прос­то так. Как ког­да-то мы бро­дили це­лыми дня­ми. Ка­кие-то не­лепые мыс­ли в день сем­надца­тиле­тия»

«Эта де­вуш­ка, ко­торая по­мог­ла мне со­ри­ен­ти­ровать­ся на маг­лов­ской ули­це… она стран­ная. Чу­жая. Нет, да­же чуж­дая. Из дру­гого ми­ра. Смеш­ная. За­бав­но го­ворит, так та­рато­рит, что по­лови­ну слов труд­но ра­зоб­рать. И на­до чес­тно соз­нать­ся — ме­ня к ней тя­нет. Я хо­чу с ней встре­тить­ся еще раз. Она да­ла но­мер те-ле-фо-на. Что это та­кое? Я, на­вер­ное, схо­жу с ума?»

«Се­год­ня ров­но три го­да, как С. ушел из до­ма. Я пом­ню тот день — как он кри­вил гу­бы, спус­ка­ясь с лес­тни­цы пос­ле раз­го­вора с ма­туш­кой. Как изо всех сил швар­кнул дверью, на ко­сяке до сих пор есть след от­ко­лов­шей­ся щеп­ки. Как рез­ко и неп­ри­ят­но пах­ло Ус­по­ка­ива­ющи­ми зель­ями и жже­ной шерстью от го­беле­на с фа­миль­ным дре­вом. Как гул­ко от­да­вались в хол­ле зву­ки ма­туш­ки­ных ры­даний впе­ремеш­ку с прок­лять­ями…»

«Н. уди­вила, но я рад за нее и же­лаю счастья. Да­же пред­ста­вить не мог, что у них с Л.М. что-то про­ис­хо­дит. Их семьи враж­ду­ют уже лет трид­цать, А. М. и дя­дя С. уп­ря­мы, как ты­сяча ос­лов. Все по­лага­ют, что они кость­ми ля­гут, но добь­ют­ся рас­торже­ния бра­ка или приз­на­ния его не­дей­стви­тель­ным. И Д. рвут и ме­чут, счи­тая, что опо­зоре­ны по­бегом не­вес­ты из-под вен­ца. Жа­ба-До­ри­ан, да­вая ин­тервью га­зет­чи­кам, толь­ко ма­ло­ос­мыслен­но ква­ка­ет и пу­чит гла­за. Смеш­но. Что-то бу­дет?

NB: по­думать над сва­деб­ным по­дар­ком для Н. и Л.».

«Крес­траж, крес­траж… для ме­ня са­мое страш­ное сло­во на све­те. Страш­нее Неп­рости­тель­ных. Как мож­но по­мыс­лить о том, что­бы рас­ко­лоть свою ду­шу на кус­ки? Он бе­зумен, не ина­че»

«У ме­ня скла­дыва­ет­ся ощу­щение, что кто-то из на­шего ок­ру­жения шпи­онит за все­ми на­ми. Прос­то иног­да всплы­ва­ют на свет та­кие под­робнос­ти, ко­торые хра­нят­ся с ве­личай­шим тща­ни­ем. У всех есть ске­леты в шка­фу, но сей­час чья-то ру­ка без­жа­лос­тно вы­тас­ки­ва­ет эти ста­рые кос­ти. На­до быть ос­то­рож­нее. Не верь ни­кому — вот но­вое пра­вило»

«Да, это свер­ши­лось! Мы с Кри­чером до­были его! Ко­неч­но же, это бы­ла ре­лик­вия, весь­ма зна­чимая для не­го! Ме­даль­он Г.Г. с тем са­мым прок­ля­тым кам­нем, во­шед­шим в ле­ген­ды. Я с ве­личай­шей ос­то­рож­ностью ос­мотрел его. Ви­димо, он су­мел за­точить ос­ко­лок ду­ши в кам­не. Де­мен­тор по­дери, да­же не ве­рит­ся, что уда­лось… Кри­чер со­вер­шенно без сил, ле­жит в сво­ем гнез­де, как во­рох тряпья, и ка­жет­ся, поч­ти не ды­шит. Мне то­же приш­лось ту­го, пе­ред гла­зами сто­ят эти жут­кие ин­ферна­лы. Но на­до соб­рать­ся…»

Она хо­тела уз­нать, ка­ким был Ре­гулус Блэк, и он встал пе­ред ней со стра­ниц сво­ей за­пис­ной книж­ки. Сов­сем юный маль­чик, но уже По­жира­тель Смер­ти.

Сын, ис­крен­не за­ботя­щий­ся о ма­тери и ее чувс­твах.

Млад­ший брат, бро­шен­ный и за­бытый, но сам не за­быв­ший стар­ше­го.

Озор­ной маль­чиш­ка, по-дет­ски об­зы­ва­ющий сво­его нед­ру­га жа­бой.

Юно­ша, роб­ко ув­лекший­ся сим­па­тич­ной де­вуш­кой.

Взрос­лый че­ловек, осоз­нанно сде­лав­ший свой вы­бор.

Она не­воль­но вос­хи­ща­ет­ся им. Ему бы­ло все­го де­вят­надцать, он смог вык­расть крес­траж из-под но­са Вол­де­мор­та и су­мел про­тивос­то­ять ис­кусно­му лег­ги­лимен­ту. Она вспо­мина­ет, что Ре­гулу­са каз­ни­ли по чь­ему-то до­носу — яко­бы за связь с де­вуш­кой-маг­лой и из-за бра­та. Знал ли Тем­ный Лорд, что Ре­гулус еще и вык­рал один из крес­тра­жей? И как на­мере­вал­ся пос­ту­пить даль­ше сам Ре­гулус, ес­ли бы не этот без­вес­тный до­нос­чик, так под­ло обор­вавший его жизнь во­лей Тем­но­го Лор­да?

Вдруг ее ох­ва­тыва­ет бе­зот­четный ужас, но­жом уда­рив­ший в под­ре­берье. Ра­зум без­жа­лос­тно и со­вер­шенно не­зави­симо от нее вы­да­ет фак­ты — Дра­ко то­же бы­ло де­вят­надцать, ког­да он ре­шил­ся на этот бе­зум­ный шаг, свя­зыва­ясь с Грю­мом. Он то­же По­жира­тель Смер­ти. Он так же свя­зан с ней, пусть не маг­лой, но маг­ло­рож­денной. И вок­руг них клу­бит­ся рой шпи­онов Лор­да, го­товых до­ложить о ма­лей­шей ошиб­ке, о нич­тожней­шей оп­лошнос­ти сво­ему Хо­зя­ину.

Она су­дорож­но сгла­тыва­ет, изо всех сил ста­ра­ясь отог­нать на­вяз­чи­вую мысль о том, что все зер­каль­но пов­то­ря­ет­ся, все воз­вра­ща­ет­ся но­вым вит­ком, вос­про­из­во­дя поч­ти та­кую же си­ту­ацию с дру­гим чис­токров­ным ма­гом. Нет, это дей­стви­тель­но глу­по, глу­по и еще раз глу­по! У нее уже бы­ли по­доб­ные прис­ту­пы па­ники, ког­да по­гиб­ли Гре­гори Гойл и Вин­сент Крэбб, и слов­но впер­вые офор­ми­лось осоз­на­ние то­го, что Дра­ко то­же мо­гут убить в ка­кой-ни­будь слу­чай­ной стыч­ке, под­сте­речь в тем­ных нед­рах Лют­но­го пе­ре­ул­ка, на маг­лов­ской ули­це. И это сде­ла­ют те, с кем она ког­да-то учи­лась вмес­те, си­дела на од­них и тех же уро­ках, кол­до­вала, пи­ла сли­воч­ное пи­во в ба­ре ма­дам Роз­мерты, сме­ялась над од­ни­ми и те­ми же шут­ка­ми в Гос­ти­ной. И она ни­ког­да боль­ше не уви­дит Дра­ко…

Она вска­кива­ет с крес­ла, не в си­лах уси­деть на мес­те. Ша­ги гул­ко от­зы­ва­ют­ся в по­лупус­той прос­торной ком­на­те. Не ду­мать, не ду­мать об этом! Она не фа­талис­тка, она не ве­рит в судь­бу. Дра­ко Мал­фой — не Ре­гулус Блэк. У Дра­ко есть она. Вдво­ем у них все по­лучит­ся. Они до­вер­шат то, что на­чал Ре­гулус, да­же не по­доз­ре­вав­ший о том, что че­рез столь­ко лет его дво­юрод­ный пле­мян­ник, сын его ку­зины, ко­торой он же­лал счастья, всту­пит на ту же до­рогу не­покор­ности и тай­но­го про­тес­та.

Она ре­шитель­но воз­вра­ща­ет­ся к сто­лу. Сле­ду­ющие пол­ча­са ухо­дит на то, что про­верить ос­таль­ные за­пис­ные книж­ки. Но ока­зыва­ет­ся, что за­писи бы­ли толь­ко в этой, дру­гие дей­стви­тель­но девс­твен­но чис­ты. Она бе­реж­но за­чаро­выва­ет бес­ценные за­писи, пос­ле не­дол­го­го раз­думья тран­фи­гури­ровав книж­ку во фла­кон ду­хов. По­том быс­тро пи­шет пись­мо Алас­то­ру, под­робно из­ла­гая все све­дения о крес­тра­же. Уже при­выч­ны­ми от­то­чен­ны­ми дви­жени­ями на­кол­до­выва­ет Вес­тни­ка и, дав ему заг­ло­тить пос­ла­ние, по­сыла­ет в ночь. Мо­жет быть, эти све­дения хоть на то­лику, но приб­ли­зят дол­гождан­ный день. Мо­жет быть, это не спа­сет Ним­фа­дору, но спа­сет дру­гих, и му­ки со­вес­ти, боль от бес­силь­ной не­воз­можнос­ти по­мочь нем­но­го при­тупят­ся…

До­мови­ки уго­вари­ва­ют ее по­ужи­нать. Но, к их огор­че­нию, она не мо­жет прог­ло­тить и кус­ка, со­вер­шенно нет ап­пе­тита. Вы­пив еще две чаш­ки ро­маш­ко­вого чая, она ухо­дит в их с Дра­ко спаль­ню и обес­си­лен­но за­бира­ет­ся в кро­вать. За эти два дня столь­ко все­го слу­чилось. Да­же не ве­рит­ся, что еще по­зав­че­ра ут­ром она си­дела на зе­вот­но скуч­ном а­ук­ци­оне, ли­цемер­но улы­балась Фран­ческе Джаг­сон и пы­талась раз­влечь­ся тем, что под­счи­тыва­ла сто­имость всех дра­гоцен­ностей, уве­шивав­ших ле­ди-вол­шебниц, и вы­чис­ля­ла об­ратно про­пор­ци­ональ­ную этим дра­гоцен­ностям сте­пень их ску­пос­ти. На ум при­ходит Ре­гулус. За­чем он пос­ту­пил так? Ка­кая ло­гика бы­ла в его дей­стви­ях? За­чем он вык­рал крес­траж, а за­тем ос­та­вил его этой де­вуш­ке-маг­ле? Раз­ве не по­нимал, что ста­вит ее под удар? Или на­де­ял­ся, что ее все рав­но не най­дут, ко­му при­дет в го­лову, что маг из чис­токров­но­го и бла­город­но­го до­ма Блэк, По­жира­тель Смер­ти, влю­бит­ся в маг­лу? Он был еще по су­ти маль­чиш­кой, от­да­вал ли он пол­ный от­чет в сво­их дей­стви­ях или дей­ство­вал по-юно­шес­ки им­пуль­сив­но? А мо­жет быть, он прос­то ре­шил, что по­том най­дет спо­соб спря­тать опас­ный пред­мет по­луч­ше? Но ведь кто-то ра­зуз­нал, что Ре­гулус свя­зал­ся с маг­лой. Жи­ва ли эта де­вуш­ка? Столь­ко воп­ро­сов и ни од­но­го от­ве­та.

Она смот­рит в по­толок, дер­жа ру­ки на сов­сем еще плос­ком и не­замет­ном жи­воте. Мяг­ко и глу­боко взды­ха­ет. Так стран­но. Так чу­дес­но. И так страш­но…

На­ут­ро ее бу­дит ми­нис­тер­ская со­ва, с по­ис­ти­не чи­нов­ничь­им упорс­твом дол­бя­ща­яся в вит­ражное стек­ло. Она со сто­ном пле­тет­ся к ок­ну, что­бы по­лучить уже тра­дици­он­ное уве­дом­ле­ние о том, что на­рушен Ста­тут сек­ретнос­ти, и что над­ле­жит уп­ла­тить штраф и под­пра­вить па­мять нес­коль­ким маг­лам, пси­хичес­кое здо­ровье ко­торых под­вер­глось не­кото­рому ущер­бу со сто­роны фа­миль­ных при­виде­ний. Со­ва не­одоб­ри­тель­но пок­ле­выва­ет паль­цы и уле­та­ет с очень не­доволь­ным ви­дом сквозь гус­той ут­ренний ту­ман.

— Адол­ли­на!

Де­воч­ка-при­виде­ние про­сачи­ва­ет­ся сквозь сте­ну с са­мым не­вин­ным ви­дом — боль­шие рас­пахну­тые гла­за, пух­лые губ­ки бан­ти­ком.

— Ты опять за свое? Ну за­чем, ми­лая?

Де­воч­ка еще боль­ше на­дува­ет гу­бы в на­иг­ранной оби­де.

— Это не я! Это Ок­та­ви­ус! Он ска­зал, что ему скуч­но, и вы­шел про­гулять­ся и…

Гер­ми­она, не дос­лу­шав, еле ус­пе­ва­ет прик­рыть рот и за­бежать в убор­ную. Опять тош­но­та, опять вы­вора­чива­ет на­из­нанку, хо­тя она вче­ра поч­ти ни­чего не ела. Во рту про­тив­ный горь­ко-кис­лый вкус. Адол­ли­на про­совы­ва­ет го­лову сквозь зер­ка­ло и с удив­ле­ни­ем наб­лю­да­ет, как она по­лощет рот.

— Что с то­бой? Ты за­боле­ла? — со­чувс­твен­но ос­ве­дом­ля­ет­ся при­виде­ние и тут же с хит­ринкой улы­ба­ет­ся, — или у те­бя бу­дет мла­ден­чик? Я пом­ню, Нар­цисса си­дела здесь же на по­лу и бы­ла та­кого же зе­лено­го цве­та. Лю­ци­ус по­чему-то по­думал, что ее от­ра­вили, и чуть не при­душил до­мови­ков, ко­торые го­тови­ли ве­чером ужин. А че­рез нес­коль­ко ме­сяцев ро­дил­ся наш Дра­ко. А я знаю-знаю, как по­яв­ля­ют­ся де­ти! Из жи­вота!

Гер­ми­она обес­си­лен­но спол­за­ет по стен­ке вниз, за­жав в ру­ках зуб­ную щет­ку, и не в сос­то­янии да­же от­ве­тить про­дол­жа­ющей бол­тать де­воч­ке.

Тош­но­та тя­нет си­лы, но­ги как ват­ные, вста­вать во­об­ще не хо­чет­ся. Но на­до. Гер­ми­она пы­та­ет­ся пе­ред­ви­гать­ся как мож­но ос­то­рож­нее, по­тому что та­кое ощу­щение, что внут­ри ко­лышет­ся сколь­зкая ме­дуза, го­товая в лю­бой мо­мент по­кинуть свое убе­жище. И еще она ста­ра­ет­ся не вды­хать глу­боко. Лю­бые за­пахи прос­то бь­ют по обо­нянию, зас­тавляя ис­пы­тывать бу­рю не са­мых при­ят­ных чувств, апо­фе­озом ко­торых выс­ту­па­ет все та же тош­но­та. Зав­трак, ес­тес­твен­но, да­же не пред­по­лага­ет­ся. Че­рез па­ру ча­сов ста­рая до­мови­ха, с жа­лостью смот­ревшая на ее му­чения и блед­ное с про­зеленью ли­цо, при­носит в вы­соком бо­кале буль­ка­ющее и ды­мяще­еся зелье.

— Пусть гос­по­жа выпь­ет это, — со­чувс­твен­но го­ворит она, — Пэт­ти при­гото­вила его спе­ци­аль­но для гос­по­жи, оно не пов­ре­дит. Гос­по­жа Нар­цисса, ког­да но­сила мо­лодо­го хо­зя­ина, то­же пи­ла, ей по­мога­ло.

Гер­ми­она с сом­не­ни­ем смот­рит на ис­хо­дящую дым­ком жид­кость са­мого что ни на есть тош­нотвор­но­го, из­желта-бу­рого цве­та и, ре­шив­шись, де­ла­ет гло­ток. Нес­мотря на цвет, у зелья при­ят­ный ме­довый прив­кус с чуть за­мет­ным мят­ным пос­левку­си­ем. Она прис­лу­шива­ет­ся к се­бе. По край­ней ме­ре, не про­сит­ся на­ружу. Под одоб­ри­тель­ный взгляд Пэт­ти она мед­ленно вы­пива­ет весь бо­кал. Внут­ри по­нем­но­гу ста­новит­ся хо­рошо. Нет, тош­но­та есть, но она не­навяз­чи­вая, так, лег­кая му­тор­ность, поч­ти не ме­ша­ющая, не свя­зыва­ющая бед­ный же­лудок в ко­мок.

— Спа­сибо, Пэт­ти! Твое зелье прос­то чу­до! — Гер­ми­она бла­годар­но жмет смор­щенную руч­ку ста­рой до­мови­хи, ко­торая ис­пу­ган­но пы­та­ет­ся выр­вать ее и пя­тит­ся на­зад.

До­мови­ки про­дол­жа­ют при­водить в по­рядок раз­гром­ленный за­мок, она по­мога­ет им, нес­мотря на бур­ные про­тес­ты. Пос­ле лег­ко­го обе­да, вспом­нив о ми­нис­тер­ском пись­ме, ре­ша­ет от­пра­вить­ся в де­ревуш­ку, с жи­теля­ми ко­торой по­безоб­разни­чали фа­миль­ные при­виде­ния. Кое-как расс­про­сив Ок­та­ви­уса, то и де­ло се­реб­ристо мер­цавше­го от сму­щения, она с тру­дом вы­яс­ня­ет, что это де­ло дей­стви­тель­но его рук. Ему взду­малось под­смот­реть за пар­нем и де­вуш­кой, ко­торые, це­лу­ясь и бол­тая, про­гули­вались по ве­рес­ко­вым пус­то­шам, не до­ходя до раз­ва­лин, под ко­торые за­мас­ки­рован Дра­вен­дейл. Под­рос­тки его уви­дели, на их по­лу-ис­пу­ган­ные, по­лу-вос­торжен­ные воз­гла­сы тут же яви­лась лю­бопыт­ная Адол­ли­на. Ко­неч­но же, уви­дев два приз­ра­ка со сле­дами яв­но на­силь­ствен­ной смер­ти, па­роч­ка бы­ла, мяг­ко ска­зать, удив­ле­на.

Еще раз поп­ро­сив при­виде­ний боль­ше так не де­лать и по­нимая, что это бес­по­лез­но, Гер­ми­она от­прав­ля­ет­ся в де­ревуш­ку на по­ис­ки пос­тра­дав­ших. Дол­го ис­кать не при­ходит­ся, на единс­твен­ной улоч­ке слы­шен го­мон. Оба под­рос­тка, яв­но про­гули­ва­ющие шко­лу и уж точ­но из­ба­вив­ши­еся от ис­пу­га, соб­ра­лись с ро­вес­ни­ками око­ло мес­тно­го су­пер­марке­та и, иг­но­рируя не­доволь­ные взгля­ды хо­зя­ина, с азар­том, кри­ками и ви­де­ока­мера­ми со­бира­ют­ся еще раз от­пра­вить­ся на то мес­то, что­бы зас­нять приз­ра­ков, по­пасть на ка­кое-то шоу и по­лучить пор­цию сла­вы. Ей ни­чего не сто­ит не­замет­но по­дой­ти к тол­пе, пос­лу­шать, по­кивать и лег­ким взма­хом па­лоч­ки и не­вер­баль­ным зак­ли­нани­ем чу­точ­ку под­пра­вить па­мять. Они те­перь так же шу­мят, но со­бира­ют­ся пос­ни­мать по­бережье с вы­соким ка­менис­тым бе­регом и пе­щер­ка­ми, в ко­торых, как го­ворит­ся в мес­тных ле­ген­дах, мож­но отыс­кать пи­рат­ские кла­ды.

Она так­же не­замет­но от­хо­дит от ре­бят, с не­весе­лыми мыс­ля­ми о том, что она про­тив сво­ей во­ли, но поч­ти в со­вер­шенс­тве ов­ла­дела ме­мораль­ны­ми зак­лять­ями, при­над­ле­жащи­ми к од­но­му из са­мых слож­ных раз­де­лов ма­гии и счи­та­ющи­мися пре­дель­но близ­ки­ми к Тем­но­му вол­шебс­тву. К со­жале­нию, че­лове­чес­кая па­мять и соз­на­ние — слиш­ком хруп­кие ве­щи, слиш­ком неп­ред­ска­зу­емы­ми мо­гут быть ча­ры, об­ра­щен­ные к ним. Она не мог­ла пре­дуга­дать, как имен­но по­дей­ству­ет се­год­няшнее зак­лятье на этих ре­бят в бу­дущем. Где-то во­семь­де­сят про­цен­тов уве­рен­ности, что ни­чего не слу­чит­ся, и двад­цать — что оно мо­жет по­коле­бать ка­кие-то тон­кие ду­шев­ные стру­ны, сдви­нуть с мес­та не те эмо­ции и не в то вре­мя, что мо­жет при­вес­ти к неп­ред­ска­зу­емым ре­зуль­та­там. Ве­ками ма­ги гру­бо и бес­це­ремон­но об­ра­щались с па­мятью маг­лов, имев­ших нес­частье стать сви­дете­лями вол­шебс­тва. А пос­ледс­твия при­меня­емых ме­мораль­ных зак­ли­наний, то­го же «Об­ли­ви­эй­та», так до кон­ца и не изу­чены. Те­перь же, во вре­мена прав­ле­ния Ве­лико­го Лор­да Вол­де­мор­та и вов­се ни­кому нет де­ла до здо­ровья и жиз­ней нич­тожных маг­лов.

По­раз­мыслив, она ре­ша­ет от­пра­вить­ся в Лон­дондер­ри, на­ходя­щий­ся в двад­ца­ти двух ми­лях от­сю­да. Вне­зап­ная при­хоть, не­ожи­дан­ное же­лание кое-что ку­пить. Транс­грес­си­ровав в ук­ромный уго­лок не­боль­шо­го, обыч­но не очень люд­но­го из-за сво­ей за­пущен­ности пар­ка, Гер­ми­она бре­дет по чер­не­ющим до­рож­кам, мед­ленно вды­хая и вы­дыхая прох­ладный воз­дух. Се­год­ня до­воль­но хо­лод­но для фев­ра­ля, но не­бо по-ве­сен­не­му го­лубе­ет в прос­ве­тах меж­ду ажур­ным пе­реп­ле­тени­ем чер­ных вет­вей, где-то над го­ловой озор­но тень­ка­ет ка­кая-то пта­ха. И в ду­ше бо­лез­ненно хруп­кий, ос­то­рож­ный по­кой, так не­об­хо­димый, что­бы прий­ти в се­бя, наб­рать­ся сил и при­думать дь­яволь­ски-хит­рый и бе­зуко­риз­ненный план, что­бы спас­ти Тонкс. Она обя­затель­но сде­ла­ет это. Она смо­жет.

Гер­ми­она сво­рачи­ва­ет на ти­хую из­ви­лис­тую улоч­ку — цель сво­его спон­танно­го ви­зита в Лон­дондер­ри. На этой ули­це на­ходит­ся са­мый обыч­ный маг­лов­ский ма­газин­чик иг­ру­шек, дос­тупный и де­мок­ра­тич­ный по це­нам. Она тя­нет на се­бя руч­ку стек­лянной две­ри, под звон ко­локоль­чи­ка де­ла­ет шаг в теп­лое по­меще­ние и…

По­том, мно­го поз­же, она с чет­костью и яс­ностью, как буд­то зим­ний воз­дух прев­ра­тил­ся в лу­пу, вспо­мина­ла тот мо­мент, раз­гля­дыва­ла со всех сто­рон, слов­но за­печат­ленный на­веч­но в хрус­таль­ном ша­ре. Глу­хой звук ша­гов по ас­фаль­ти­рован­ной до­рож­ке, по­щипы­ва­ющие от мо­роза ще­ки, об­лачко па­ра изо рта, блеск глад­ко­го ме­тал­ла ма­газин­ной руч­ки, ме­лодич­ный пе­рез­вон над го­ловой. И вне­зап­но — ог­ненно-ры­жий всплеск во­лос, яр­кие ка­рие гла­за, до бо­ли зна­комое ли­цо. Го­ворят: «как уда­рило мол­ни­ей». Дей­стви­тель­но, их с Джин­ни в тот мо­мент точ­но уда­рило мол­ни­ей. Стек­лянная дверь, зак­ры­ва­ясь, мяг­ко уда­рила сза­ди, а она не мог­ла и по­шеве­лить­ся. Чувс­тво­вала, как за­горе­лись ще­ки от теп­ла по­меще­ния, слы­шала за­туха­ющий звон ко­локоль­чи­ка и не мог­ла от­вести глаз от Джин­ни. Впи­тыва­ла, вби­рала в се­бя весь ее об­раз, от ры­жей ма­куш­ки до шнур­ков теп­лых бо­тинок, так вне­зап­но, ярос­тно и ис­ступ­ленно на­пом­нивший о прош­лом. О сто­роне, ко­торую она НЕ выб­ра­ла. О лю­дях, с ко­торы­ми она НЕ бы­ла.

Джин­ни. Единс­твен­ная под­ру­га. Поч­ти сес­тра. Же­на ее луч­ше­го дру­га. И об этом она уз­на­ла уже пос­тфак­тум, спус­тя нес­коль­ко ме­сяцев. Прос­то ста­рый ав­рор всколь­зь упо­мянул в пись­ме и не­хотя вы­дал па­ру фраз на ее взвол­но­ван­ные и нас­той­чи­вые расс­про­сы в от­ветных пись­мах. А ведь она мог­ла бы… быть той, с кем счас­тли­вая Джин­ни по­дели­лась бы в пер­вую оче­редь. На­вер­ное, ста­ла бы под­ружкой не­вес­ты. И ра­дова­лась бы за нее от все­го сер­дца, ви­дя, как мис­тер У­из­ли с обыч­ной сво­ей доб­рой улыб­кой ве­дет дочь к ал­та­рю...

Она в этот миг обос­трён­ным чуть­ем вос­при­нима­ла си­ту­ацию — рас­ши­рив­ши­еся гла­за Джин­ни, в ко­торых удив­ле­ние сме­нялось рас­те­рян­ностью, па­никой и да­же тенью ис­пу­га, ее ин­стинктив­но мет­нувша­яся прик­рыть за­мет­но ок­руглив­ший­ся жи­вот ру­ка, не­осоз­нанный шаг на­зад и по­ворот го­ловы, ка­кой-то бес­по­мощ­ный и су­ет­ли­вый, как буд­то она со­бира­лась поз­вать на по­мощь. И в тот же мо­мент по­мощь приш­ла — мо­лодой муж­чи­на, так зна­комо рас­тре­пан­но-чер­но­воло­сый, зе­леног­ла­зый, воз­ник ря­дом с ней и схва­тил за ру­ку.

Гар­ри.

Его взгляд, в ко­тором вспых­ну­ло мо­мен­таль­ное уз­на­вание, был ус­трем­лен на Гер­ми­ону и был так си­лен, что она поч­ти фи­зичес­ки чувс­тво­вала, как ее от­талки­ва­ет на­зад. Он был по­лон гне­ва и пре­дос­те­реже­ния. Зад­ви­нутой глу­боко внутрь бо­ли и глу­хого кри­ка. Нес­ка­зан­ных слов и неб­ро­шен­ных об­ви­нений. Гар­ри впи­вал­ся по­тем­невши­ми гла­зами, ло­мал ее од­ним сво­им по­дер­ги­вани­ем сдер­жи­ва­ющих­ся губ, сво­им бес­созна­тель­ным жес­том, ког­да нем­но­го прид­ви­нул­ся к Джин­ни бо­ком, слов­но отод­ви­гая ее за спи­ну. И Гер­ми­она чуть не за­рыда­ла в го­лос, не осе­ла без­воль­но там, на гряз­но­ватом по­лу ма­гази­на. Как ког­да-то в са­ду Пар­кинсо­нов.

«Нет, Гар­ри, ни­ког­да! Ни­ког­да я не при­чиню вре­да ни те­бе, ни Джин­ни, ни ва­шему ма­лышу! Не­уже­ли ты это­го не по­нима­ешь? Как ты мо­жешь это­го не ви­деть? Имен­но ты?!»

Но он не ви­дел. Уп­ря­мо сжав гу­бы и нем­но­го на­бычив­шись, так же сжи­мая ру­ку Джин­ни, он по­шел на нее. В тор­го­вом за­ле что-то го­вори­ли ему в спи­ну, к ним спе­шила про­дав­щи­ца, раз­ма­хивая ка­кой-то иг­рушкой, но он, не об­ра­щая ни­како­го вни­мания, шел впе­ред, точ­но на­мере­ва­ясь нас­ту­пить на нее, пе­решаг­нуть и ид­ти даль­ше. В эти нич­тожные па­ру-трой­ку ша­гов, ко­торые от­де­ляли их друг от дру­га, в го­лове Гер­ми­оны ца­рила пус­то­та, но в ду­ше ос­терве­нело грыз­лась, пле­валась ядом и кор­чи­лась не­выно­симая боль. Она от­сту­пила в сто­рону, бо­рясь с же­лани­ем схва­тить их за ру­ки, об­нять, кри­чать, зах­ле­быва­ясь сло­вами, рас­ска­зывать и расс­пра­шивать. Но… нель­зя! И Гар­ри шел на нее с та­ким ли­цом, что она по­нима­ла — он прос­то ее не ус­лы­шит. Не по­верит. Не здесь. Не сей­час.

Они уже прош­ли ми­мо нее, уже поч­ти тол­кну­ли дверь, как ее дер­ну­ло вспыш­кой-вос­по­мина­ни­ем о вче­раш­ней на­ход­ке. И тут же, как буд­то что-то по­чувс­тво­вав, Джин­ни пос­мотре­ла на нее.

— Блэк! Крес­траж был у Блэ­ка! — она на­де­ялась, что Джин­ни ус­лы­шала ее. В гор­ле пе­ресох­ло и пер­ши­ло, ше­пот вы­шел сдав­ленно-хрип­лым.

Они уже уда­лялись. Гар­ри шел та­кими раз­ма­шис­ты­ми ша­гами, что Джин­ни за ним поч­ти во­лочи­лась. Гер­ми­она шаг­ну­ла на по­рог ма­гази­на, при­дер­жи­вая дверь, и гу­бы, слов­но за­чаро­ван­ные, про­дол­жа­ли шеп­тать: «Блэк. Блэк. Блэк…». Слов­но в этом ко­рот­ком сло­ве бы­ло ка­кое-то ус­по­ко­ение от бо­ли — дав­ней, зна­комой, но по-преж­не­му ос­трой и нес­терпи­мо го­рячей. Над го­ловой сно­ва за­мол­кал вспуг­ну­тый ко­локоль­чи­ковый звон, что-то бор­мо­тала про­дав­щи­ца, а Гер­ми­она, не от­ры­ва­ясь, смот­ре­ла в спи­ны уда­ляв­шихся дру­зей. Об­тя­нутую тем­ной кур­ткой, пря­мую и нег­ну­щу­юся — Гар­ри, тон­кую, нес­мотря на бе­ремен­ность — Джин­ни. Джин­ни обер­ну­лась и чуть не упа­ла, спот­кнув­шись, но Гар­ри ус­пел пок­репче пе­рех­ва­тить ее за ло­коть. И ког­да она от­верну­лась, это бы­ло так, слов­но они ухо­дили, раз­ма­шис­то зах­лопнув две­ри в ее жизнь. Сно­ва.

Нет, в пер­вый раз, это сде­лала она са­ма, в са­ду Пар­кинсо­нов, от­сту­пив и от­сту­пив­шись от них. А сей­час — друзья са­ми уш­ли, на­пом­нив ей: «Ты сде­лала свой вы­бор».

Но она сде­лала бы его сно­ва. И сно­ва. Раз за ра­зом вы­бира­ла бы дру­гой путь. По­тому что ина­че нель­зя. По­тому что она мо­жет все по­губить. Ей — жить так. И это сей­час единс­твен­но пра­виль­ное.

По­том, мно­го поз­же, ког­да боль ста­ла не та­кой вы­носи­мо кол­кой, сно­ва при­тупи­лась и об­жи­лась, она осоз­на­ла, что, как и рань­ше, они по­няли друг дру­га с по­лувз­гля­да. Это вну­шало на­деж­ду и да­вало чувс­тво уве­рен­ности, пусть по­ка еще шат­кое, в том, что ког­да-ни­будь, пусть че­рез мно­го лет, ког­да все это прой­дет и ста­нет да­же нем­но­го за­бывать­ся, ее друзья смо­гут не прос­то при­нять и прос­тить, но и по­нять ее вы­бор.

А сей­час, ког­да слов­но сод­ра­ли ко­рос­ту с под­жившей ра­ны, и сно­ва за­сочи­лась кровь, она еле на­ходит си­лы, что­бы вый­ти из ма­гази­на, най­ти без­людный пе­ре­улок и транс­грес­си­ровать в за­мок.

Ос­тавший­ся день она про­водит, свер­нувшись клу­боч­ком в кро­вати, дра­гоцен­ны­ми кам­ня­ми пе­реби­рая теп­лые вос­по­мина­ния и сжи­мая зу­бы, что­бы не раз­ры­дать­ся, не за­лить все сле­зами, изо всех сил пы­та­ясь не ду­мать — как бы­ло бы, ес­ли…

До­мови­ка Пэт­ти при­носит свой вол­шебный от­вар, и тош­но­та ос­та­ет­ся в пре­делах пе­рено­симо­го, не му­ча­ет так му­тор­но и не­от­ступ­но. Ей не хо­чет­ся воз­вра­щать­ся в Мал­фой-Ме­нор и да­же не тя­нет в свой дом на по­бережье. Там все рав­но нет Дра­ко, Жи­вог­лот воль­но про­пада­ет в ле­су и на по­бережье, а оди­ночес­тво стра­шит. А здесь бол­тли­вые при­виде­ния, за­бот­ли­вые до­мови­ки. Нар­цисса в чем-то пра­ва — Дра­вен­дейл да­рит по­кой. Пусть да­же раз­не­сён­ный пол­тергей­стом, он все рав­но мяг­ко ба­юка­ет, ти­хо шеп­чет сны, на­вева­ет уди­витель­ную ат­мосфе­ру ми­ра, у­юта, за­щищен­ности. Он точ­но нем­но­го приг­лу­ша­ет ос­тро­ту, лед и огонь тер­за­ющих мыс­лей. Мал­фой-Ме­нор не та­ков — он жес­ток и тверд, об его кам­ни раз­би­ва­ют­ся на­деж­ды и жиз­ни, и воз­дух под его сво­дами про­питан стра­хом, ли­зоб­людс­твом, не­навистью и смертью. Быть мо­жет, это вли­яние Лор­да, она ведь не зна­ет ино­го Мал­фой-Ме­нора. А Дра­ко рас­ска­зывал о зам­ке с теп­ло­той, для не­го все бы­ло по-дру­гому. Для не­го Мал­фой-Ме­нор был до­мом.

К ве­черу че­рез ка­мин свя­зыва­ет­ся Нар­цисса, про­сит отыс­кать и при­вез­ти ка­кой-то се­реб­ря­ный сер­виз на две­над­цать пер­сон. На мно­гоз­на­читель­ный воп­рос «Нет ни­чего но­вого?» спо­кой­но со­об­ща­ет, что все так же, ти­хо и ни­каких но­вос­тей, они ужи­на­ют с Бел­латри­сой, се­ту­ет на то, что Лю­ци­ус с Дра­ко за­дер­жи­ва­ют­ся. И тут же пе­рехо­дит на под­робные разъ­яс­не­ния, в ко­торой из кла­довых она ви­дела этот сер­виз в пос­ледний раз, и как имен­но он выг­ля­дит, и по ка­кой при­чине вдруг не­мед­ленно по­надо­бил­ся. Гер­ми­оне вне­зап­но на до­лю се­кун­ды ка­жет­ся, что за мно­гос­ло­ви­ем свек­ровь что-то скры­ва­ет. Но го­лос ее ме­лоди­чен и прох­ла­ден, как обыч­но, и в нем нет ни­како­го вол­не­ния.

Прось­ба Нар­циссы — как от­вет на ее же­лание не воз­вра­щать­ся по­ка в Мал­фой-Ме­нор. С уче­том то­го, что кла­довые то­же раз­гром­ле­ны пол­тергей­стом, она еще и дол­го вы­пол­ни­ма. И Гер­ми­она с ка­ким-то стран­ным, амор­фным чувс­твом — то ли дро­жаще­го об­легче­ния, то ли трус­ли­вого вы­жида­ния и бегс­тва от не­от­вра­тимо­го — ос­та­ет­ся в Дра­вен­дей­ле.

* * *

Нар­цисса прис­таль­но смот­рит на выз­ванных ею до­мови­ков — ста­рого, уже по­лус­ле­пого Бёр­ти и его пле­мян­ни­ка, нем­но­го ле­ниво­го, но со­об­ра­зитель­но­го Тод­ди. Бёр­ти, нес­мотря на пло­хое зре­ние, с ве­ликим тща­ни­ем уха­жива­ет за зим­ним са­дом. Тод­ди, мож­но ска­зать, тво­рит чу­деса на кух­не, при­думы­ва­ет вос­хи­титель­ные де­сер­ты, чем не­из­менно удив­ля­ет гос­тей хо­зя­ев. Что ж, при­дет­ся все-та­ки за­менить. Они ни­чем не луч­ше дру­гих и не ху­же, но есть то, что от­ли­ча­ет их от всех про­чих до­мови­ков Мал­фой-Ме­нора. Они не при­носи­ли Обе­та вер­ности Мал­фо­ям, они — до­мови­ки Блэ­ков, пе­решед­шие в при­даное Нар­циссе и по­селив­ши­еся в зам­ке пос­ле ее свадь­бы с Лю­ци­усом. И они нап­ря­мую под­чи­ня­ют­ся толь­ко тем, в чь­их жи­лах те­чет кровь ро­да Блэк. И са­мое глав­ное — имен­но эти до­мови­ки ког­да-то бы­ли лич­ны­ми до­мови­ками Ан­дро­меды.

До­мови­ки мнут­ся и смот­рят на нее с неп­рикры­тым стра­хом, не по­нимая при­чину сво­его вы­зова. Бёр­ти уже го­тов вык­ру­чивать уши за со­вер­шенную оп­лошность, ко­торой он не пом­нит. И Нар­цисса на­конец на­чина­ет го­ворить, сло­во за сло­вом, фра­за за фра­зой вкла­дывая им в го­ловы то, что они дол­жны сде­лать. Пов­то­ря­ет и пов­то­ря­ет од­но и то же, зас­тавля­ет пов­то­рять их, по­ка не до­бива­ет­ся то­го, что оба до­мови­ка без за­пин­ки про­гова­рива­ют ска­зан­ное ею.

— Гос­по­жа, нич­тожный до­мовик ос­ме­лива­ет­ся спро­сить — за­чем? — роб­ко пи­щит Тод­ди и тут же на­чина­ет щи­пать се­бя за ще­ки.

Нар­цисса не­кото­рое вре­мя мол­чит, на­бира­ясь ре­шимос­ти. По­том го­ворит мед­ленно и с рас­ста­нов­кой:

— В той жен­щи­не, ко­торая сей­час на­ходит­ся в Апар­та­мен­тах Ан­дро­меды, те­чет кровь Блэ­ков, она при­над­ле­жит на­шему ро­ду. Вы дол­жны спас­ти ее. Вы обя­заны сде­лать все, что в ва­ших си­лах, что­бы ей пе­рес­та­ли при­чинять боль и стра­дания, то есть вы­вес­ти ее из зам­ка.

В круг­лых гла­зах до­мови­ков сом­не­ние впе­ремеш­ку со стра­хом, и Нар­цисса ед­ва сдер­жи­ва­ет вол­не­ние. Да, она лу­кавит. Ним­фа­дора — на­поло­вину Блэк, но по ма­тери, имя ко­торой, к то­му же, бы­ло выж­же­но с го­беле­на с фа­миль­ным дре­вом. У до­мови­ков пат­ри­ар­хат, и они приз­на­ют до­мини­ру­ющим род от­ца.

— Вы при­нес­ли Обет вер­ности семье Блэк. Она — Блэк. Она — дочь гос­по­жи Ан­дро­меды Блэк. Той, ко­торая бы­ла ва­шей хо­зяй­кой, — пов­то­ря­ет Нар­цисса сво­им «осо­бым», по­вели­тель­ным то­ном и креп­че сжи­ма­ет в ру­ках вол­шебную па­лоч­ку.

Ес­ли они от­ка­жут­ся, не приз­на­ют кро­ви Блэ­ков в де­воч­ке, при­дет­ся при­бег­нуть к зак­лять­ям. А до­мови­ки пло­хо под­да­ют­ся ча­рам, и труд­но пре­дуга­дать, как на них по­дей­ству­ет «Им­пе­ри­ус». Они свя­заны Обе­том и всег­да бес­пре­кос­ловно ис­полня­ют во­лю хо­зя­ев, ру­ководс­тву­ясь толь­ко их ин­те­реса­ми. Она — урож­денная Блэк и ее они пос­лу­ша­ют­ся, но ес­ли не приз­на­ют Ним­фа­дору «дос­та­точ­ной» Блэк, то мо­гут ре­шить, что все, что она ска­зала, мо­жет на­нес­ти вред толь­ко ей, Нар­циссе, ис­тинной хо­зяй­ке, и тог­да и паль­цем не по­шевель­нут ра­ди Ним­фа­доры. Есть опас­ность, что, сог­ласно Обе­ту, и Бел­латри­са мо­жет при­казы­вать им. Но есть и ню­анс — лич­ный хо­зя­ин до­мови­ка и его пря­мые нас­ледни­ки всег­да в при­ори­тете пе­ред все­ми дру­гими, кто но­сит ту же фа­милию, что зву­чит в Обе­те, но не приз­нан как хо­зя­ин. План Нар­циссы хру­пок и в то же вре­мя ос­но­ван на не­зыб­ле­мых за­конах чис­токров­ных вол­шебных се­мей.

Пос­ле не­дол­го­го мол­ча­ния, ког­да Нар­цисса поч­ти ре­шилась на­ложить зак­лятье по­вино­вения, Бёр­ти скло­ня­ет го­лову:

— Да, гос­по­жа. Бёр­ти и Тод­ди — до­мови­ки Блэ­ков и сде­ла­ют все, что ве­лит хо­зяй­ка, ра­ди бла­га мо­лодой гос­по­жи.

Нар­цисса пе­рево­дит ды­хание от об­легче­ния, раз­жи­мая по­белев­шие паль­цы. Сло­новая ру­ко­ят­ка ос­та­вила след, впе­чатав­шись в ла­донь. Сла­ва Мер­ли­ну и Мор­га­не, ка­жет­ся, ее план на­чина­ет ис­полнять­ся.

Она про­дол­жа­ет свои разъ­яс­не­ния, что им сле­ду­ет де­лать, ку­да пой­ти и что го­ворить:

— Ког­да Лорд Вол­де­морт об­на­ружит, что она сбе­жала, Он бу­дет доп­ра­шивать вас. Доп­ра­шивать бу­дет и гос­по­жа Бел­латри­са. И вы не дол­жны го­ворить о том, что в этом за­меша­на я. Ни Лор­ду, ни ей. Вы возь­ме­те ви­ну на се­бя. Вы рас­ска­жете все то, о чем я вам го­вори­ла, что­бы они по­вери­ли. Рас­ска­зав же о мо­ем учас­тии в этом, вы на­несе­те не­поп­ра­вимый вред мне и мо­лодой гос­по­же.

Тод­ди съ­ежи­ва­ет­ся, и в его круг­лых гла­зах она ви­дит ужас. Он от­лично по­нима­ет, что бу­дет им за по­бег плен­ни­цы, что с ни­ми сде­ла­ет Тем­ный Лорд, ког­да уз­на­ет. Бёр­ти, нап­ро­тив, вы­соко под­ни­ма­ет ушас­тую го­лову и тор­жес­твен­но про­из­но­сит сво­им тон­ким го­лосом:

— Бёр­ти и Тод­ди бу­дут ра­ды от­дать жизнь за мо­лодую гос­по­жу Блэк. Это ве­ликая честь для нас.

Нар­цисса ки­ва­ет. Да, Лорд и Бел­ла бу­дут звер­ски пы­тать их, вы­мещая всю ярость и злость от сор­вавших­ся пла­нов. Но ни Ему, ни ей не в си­лах прес­ту­пить Обет вер­ности до­мови­ков на кро­ви и до­бить­ся прав­ды, ко­торая мо­жет сто­ить жиз­ни их хо­зя­ину. Том Реддл, ни­щий по­лук­ровка, с детс­тва не вхо­жий в мир ма­гичес­кой арис­токра­тии, да­же став Лор­дом Вол­де­мор­том, не смог вник­нуть во все пе­рипе­тии от­но­шений ста­рых ма­гичес­ких ро­дов с до­мови­ками. Чи­тать и знать — еще не зна­чит по­нимать. Бел­ла, воз­можно, что-то ура­зуме­ет и при­дет в ис­ступ­ле­ние. Но все рав­но ни­чего не смо­жет по­делать.

— Тог­да сме­ните стра­жу у Апар­та­мен­тов и жди­те ме­ня.

Она ре­шитель­но под­ни­ма­ет­ся с ди­вана и от­пуска­ет до­мови­ков. Итак, на­чалось.


* * *


В боль­шой по­лутем­ной ком­на­те, ос­ве­щен­ной яр­ко го­рящим ка­мином и тре­мя све­чами в шан­да­лах, бь­ют­ся не на жизнь, а на смерть два ко­роля на шах­матной дос­ке. Ря­дом с дос­кой ле­жат ос­колки фи­гурок тем­но­го и свет­ло­го ян­та­ря, за­вер­шивших свой бой. Над ней скло­нились две жен­щи­ны — чер­но­куд­рая, с азар­том в тем­ных гла­зах, и среб­ро­воло­сая, со спо­кой­ным изя­щес­твом пе­ред­ви­га­ющая фи­гур­ки.

— Шах, ми­лая, — с тор­жес­тву­ющей ус­мешкой це­дит Бел­латри­са, от­ки­дыва­ясь на­зад в крес­ле и скре­щивая ру­ки на гру­ди.

Нар­цисса, по­раз­мыслив, лов­ко вы­водит сво­его ко­роля из-под уда­ра и от­ве­ча­ет сес­тре:

— И те­бе.

Бел­латри­са встря­хива­ет куд­ря­ми и од­ним стре­митель­ным брос­ком ки­да­ет сво­его фер­зя на про­рыв. Нар­цисса, пря­ча улыб­ку в угол­ках губ, нес­пешно бе­рет его офи­цером, не за­мечен­ным Бел­лой, и не поз­во­ля­ет то­му сок­ру­шить нес­час­тно­го фер­зя на мел­кие ку­соч­ки.

— Шах и мат.

Ко­роль на дос­ке пе­реми­на­ет­ся, швы­ря­ет свою ко­рону на чер­ную клет­ку и ис­пу­ган­но вжи­ма­ет го­лову в пле­чи. В сле­ду­ющую се­кун­ду вмиг разъ­ярив­ша­яся Бел­латри­са взры­ва­ет его вмес­те с дву­мя пеш­ка­ми и ко­нем. Нар­цисса раз­во­дит ру­ками.

— Это все­го лишь иг­ра, Бел­ла.

— Мне на­до­ело! — за­яв­ля­ет Бел­латри­са, кри­вя гу­бы, — Са­лазар, до че­го же скуч­но! И все­го лишь де­вятый час. Ког­да же на­конец вер­нется наш Гос­по­дин?

Нар­цисса по­жима­ет пле­чами. Иног­да сес­тра на­чина­ет вес­ти се­бя как пре­сыщен­ный кап­ризный ре­бенок, тре­бу­ет не­ведо­мо че­го, при­ходит в бе­шенс­тво от ма­лей­ше­го про­ис­шес­твия, ко­торое ей не по вку­су. Как ей уго­дить?

— По­читай, — со­вету­ет она и са­ма по­да­ет при­мер, взяв­шись за кни­гу, от­ло­жен­ную ра­нее из-за шах­матной пар­тии.

Бел­ла, ни­чего не от­ве­чая, вска­кива­ет, хо­дит по ком­на­те, бор­мо­чет что-то се­бе под нос. Млад­шая сес­тра на­мерен­но не об­ра­ща­ет на нее вни­мания, про­дол­жая сколь­зить взгля­дом по строч­кам.

— Пой­ду к этой дря­ни, хоть там по­раз­вле­кусь, — жес­то­ким го­лосом ки­да­ет Бел­латри­са, и Нар­цисса ед­ва за­мет­но вздра­гива­ет.

— Ми­лая, про­шу, не ув­ле­кай­ся. Лор­ду мо­жет не пон­ра­вить­ся, ес­ли Он най­дет ее в пло­хом сос­то­янии. Я бес­по­ко­юсь за те­бя.

Од­на лишь Мор­га­на зна­ет, как дос­та­ют­ся ей эти нес­коль­ко слов, ска­зан­ных аб­со­лют­но вы­верен­ным то­ном, в ме­ру рав­но­душ­ным и хо­лод­ным, в ме­ру сес­трински-за­бот­ли­вым.

Бел­латри­са за­каты­ва­ет гла­за и стре­митель­ным ша­гом вы­ходит из ком­на­ты. Нар­цисса бес­силь­но ро­ня­ет кни­гу, пред­став­ляя, в ка­ком нас­тро­ении сей­час сес­тра и что она бу­дет де­лать с их пле­мян­ни­цей. Че­рез нес­коль­ко ми­нут она вы­зыва­ет Тод­ди.

— Гос­по­жа Бел­латри­са там?

До­мовик ки­ва­ет, на его ли­це кро­вото­чит све­жая сса­дина. Не ина­че Бел­ла пос­та­ралась.

— Дашь знать, ког­да она уй­дет.

Тод­ди воз­вра­ща­ет­ся с док­ла­дом толь­ко к по­лови­не две­над­ца­того. Кро­ме сса­дины, у не­го ед­ва от­кры­ва­ет­ся зап­лывший глаз, и кла­ня­ет­ся он с тру­дом.

— Гос­по­жа Бел­ла уто­милась. Она в сво­ей ком­на­те, го­товит­ся ко сну.

— Что Як­сли?

— Гос­по­дин Як­сли ушел в от­ве­ден­ную ему ком­на­ту еще час на­зад и сей­час креп­ко спит.

Нар­цисса от­пуска­ет до­мови­ка, на­пом­нив наз­на­чен­ное вре­мя — час Бы­ка. Ей бы то­же нем­но­го пос­пать, ус­по­ко­ить­ся, нем­но­го наб­рать­ся сил, но сон не идет. Стра­ха нет аб­со­лют­но, в го­лове чет­кое осоз­на­ние то­го, что она со­бира­ет­ся сде­лать, и хо­лод­ный по­шаго­вый рас­чет пред­сто­ящих дей­ствий.

Око­ло пол­четвер­то­го по­полу­ночи она сно­ва вы­зыва­ет до­мови­ка и он уве­ря­ет, что Бел­ла и Як­сли креп­ко спят, а их ком­на­ты до­пол­ни­тель­но за­чаро­ваны Бёр­ти. Она глу­боко взды­ха­ет и пос­ле не­дол­го­го про­мед­ле­ния нак­ла­дыва­ет на се­бя Де­зил­лю­мина­ци­он­ные ча­ры. По те­лу про­бега­ют хо­лод­ные струй­ки, и че­рез ка­кой-то миг она со­вер­шенно не­види­ма. Сло­новая ру­ко­ять вол­шебной па­лоч­ки нем­но­го не­удоб­на, но она лишь креп­че сжи­ма­ет ее. Она нес­лышно и нез­ри­мо идет по ко­ридо­рам вслед за до­мови­ком. Путь от их с Лю­ци­усом кры­ла до Апар­та­мен­тов Ан­дро­меды ка­жет­ся од­новре­мен­но ко­рот­ким и бес­ко­неч­ным. На­конец она ви­дит Бёр­ти на стра­же у двус­твор­ча­тых две­рей, с ве­личай­шей ос­то­рож­ностью тя­нет од­ну створ­ку и прос­каль­зы­ва­ет внутрь, дер­жа па­лоч­ку на­из­го­тове.

В ком­на­те ти­хо и тем­но, она за­жига­ет «Лю­мос». И уви­ден­ное зас­тавля­ет при­жать ла­донь ко рту, что­бы заг­лу­шить не­воль­ный вскрик. И сер­дце бук­валь­но зах­ле­быва­ет­ся жа­лостью к за­мучен­ной плен­ни­це, ле­жащей без соз­на­ния нич­ком на по­лу. Нес­коль­ко ми­нут Нар­цисса не мо­жет взять се­бя в ру­ки и сдви­нуть­ся с мес­та, слов­но в тран­се раз­гля­дывая зна­комое ли­цо. Вер­нее, ви­димую ей по­лови­ну — всю в кро­вопод­те­ках, опух­шую, си­зо-ли­ловую. Не­ес­тес­твен­но вы­вер­ну­тая ле­вая ру­ка, ви­димо, сло­мана в двух мес­тах, паль­цы раз­дроб­ле­ны. Сквозь гряз­ные об­рывки одеж­ды чер­не­ет бес­че­ловеч­но ис­терзан­ное те­ло. Бо­сые ступ­ни слов­но из­ре­заны но­жами.

Нар­цисса с тру­дом втя­гива­ет в се­бя воз­дух, гус­то пах­ну­щий кровью и болью. До­мови­ки, мол­ча по­пере­минав­шись ря­дом, за­жига­ют нес­коль­ко ламп. На­конец она де­ла­ет шаг к нед­вижно­му те­лу, сжи­ма­ет дро­жащие гу­бы и ре­шитель­но под­ни­ма­ет па­лоч­ку. Зна­комые пас­сы и с детс­тва за­учен­ные зак­лятья це­литель­ства — ос­та­нав­ли­ва­ющие кровь, за­жив­ля­ющие нег­лу­бокие по­резы, ле­чащие уши­бы, де­зин­фи­циру­ющие ра­ны, обез­бо­лива­ющие. Ког­да-то их зас­тавля­ла учить Ан­дро­меда, пов­то­ряя, что ра­но или поз­дно они мо­гут при­годить­ся. Вот и при­годи­лись.

Пос­ле пос­ледне­го зак­лятья, по­няв, что мо­лодая жен­щи­на так и не приш­ла в соз­на­ние, она как мож­но бе­реж­нее пе­рево­рачи­ва­ет Ним­фа­дору на спи­ну, очень ос­то­рож­но про­тира­ет ей ли­цо но­совым плат­ком и по­нима­ет, что нуж­но по­торо­пить­ся. Ли­цо, из­ле­чен­ное от си­няков и кро­вопод­те­ков, те­перь бе­ле­ет, нет, за­тяги­ва­ет­ся мер­твен­ной хо­лод­ной бе­лиз­ной, пе­рехо­дящей в си­неву. Внут­реннее кро­воте­чение! А ее сил не хва­тит. Все, что она уме­ет — нес­коль­ко лег­ких це­литель­ских чар. Ог­ромным уси­ли­ем во­ли по­давив на­рас­та­ющую па­нику, Нар­цисса при­казы­ва­ет до­мови­кам за­кутать Ним­фа­дору в теп­лый плащ, нак­ла­дыва­ет Де­зил­лю­мина­ци­он­ные ча­ры.

На­до на хо­ду при­думать что-то дру­гое. Она по­лага­ла, что Ним­фа­дора бу­дет в соз­на­нии. Она хо­тела прос­то ог­лу­шить ее, вы­вес­ти при по­мощи до­мови­ков за пре­делы зам­ка и ос­та­вить, от­дав па­лоч­ку. Даль­ше та са­ма бы раз­би­ралась, ку­да пой­дет. Но сей­час этот ва­ри­ант пла­на со­вер­шенно не­воз­мо­жен.

По ее при­казу, до­мови­ки сво­ими ча­рами ос­то­рож­но под­ни­ма­ют плен­ни­цу в воз­дух, и их про­цес­сия пус­ка­ет­ся в путь по ко­ридо­рам спя­щего зам­ка. Тя­нут­ся бес­ко­неч­ные ка­мен­ные сте­ны, лес­тни­цы, две­ри, пе­рехо­ды, ар­ки и, уже по­теряв счет вре­мени, вы­мотан­ная ли­хора­доч­ны­ми раз­думь­ями Нар­цисса на­конец ви­дит ко­неч­ную цель — ко­нюш­ню. В прос­торном по­меще­нии ос­тался толь­ко один фес­трал, а ког­да-то бы­ло с пол­дю­жины лю­бим­цев Аб­ракса­са Мал­фоя, дер­жавше­го их ра­ди удо­воль­ствия. Но при­сутс­твие Лор­да по­чему-то гу­битель­но для этих жут­ких жи­вот­ных. Фес­трал ог­ля­дыва­ет­ся на нее, ска­лит­ся, пе­рес­ту­па­ет ко­пыта­ми. По ее при­казу он опус­ка­ет­ся на ко­лени. Нар­цисса ре­шитель­но при­казы­ва­ет до­мови­кам уса­дить Ним­фа­дору на не­го и дер­жать ее с двух сто­рон. Ког­да до­мови­кам на­конец уда­ет­ся уса­дить не­види­мую плен­ни­цу, са­мим усесть­ся на фес­тра­ла и ух­ва­тить­ся как мож­но креп­че, она из­ла­га­ет даль­ней­шие дей­ствия, сно­ва пов­то­ряя по нес­коль­ко раз. Окон­чив, она стро­го спра­шива­ет:

— Итак, вы по­няли, что дол­жны де­лать даль­ше?

— Да, гос­по­жа, — пи­щит Бёр­ти, — дос­та­вить мо­лодую гос­по­жу к од­ной из бли­жай­ших маг­лов­ских боль­ниц. Прос­ле­дить, что­бы ее обя­затель­но наш­ли. Вер­нуть­ся об­ратно. Сно­ва встать у две­рей.

Нар­цисса ки­ва­ет, хло­па­ет фес­тра­ла по шее, при­нуж­дая под­нять­ся. Фес­трал с тру­дом под­ни­ма­ет­ся, рас­прав­ля­ет крылья и взмы­ва­ет в чер­но­ту но­чи.

Нар­цисса воз­вра­ща­ет­ся об­ратно, па­лоч­кой уби­рая сле­ды вол­шебс­тва и сво­его при­сутс­твия. По­кон­чив с этим, она ухо­дит в свои по­кои. И пер­вое, что она де­ла­ет, вой­дя в свою ком­на­ту и тща­тель­но за­перев две­ри — за­жига­ет чер­ные све­чи, уже за­ранее под­го­тов­ленные и вы­ложен­ные на по­лу трой­ным кру­гом, ак­ку­рат­но под­жи­га­ет смесь трав в жа­ров­не в цен­тре. Са­ма ста­новит­ся над жа­ров­ней и вды­ха­ет аро­мат­ный дым, под­нявший­ся тон­кой из­ви­лис­той струй­кой и об­вивший ее. И мир на­чина­ет из­ме­нять­ся. Цве­та об­ре­та­ют аро­маты, за­пахи ста­новят­ся объ­ем­ны­ми, а зву­ки рас­кра­шива­ют­ся цве­тами. Она зак­ры­ва­ет гла­за и под­но­сит па­лоч­ку к го­лове. И на­чина­ет ис­кусно пе­реп­ле­тать ни­ти све­жих и ста­рых вос­по­мина­ний, на­вива­ет на них за­путан­ное кру­жево са­мых скуч­ных и прос­тых мыс­лей, фор­ми­ру­ет тол­стый ко­кон об­ра­зов, форм и за­пахов, ту­ман­ных, не­яс­ных и ми­молет­ных, за­тяги­ва­ет па­тиной обы­ден­ности, се­рос­ти и ру­тины. Ру­ки нем­но­го дро­жат, но она до­бива­ет­ся то­го, что­бы все бы­ло бе­зуп­речно.

Ник­то не зна­ет, да­же Лю­ци­ус, что она вла­де­ет по­доб­ны­ми ча­рами — дру­ид­ски­ми, ста­рыми, не­понят­ны­ми и не­из­вес­тны­ми поч­ти ни­кому, кро­ме ред­ких ос­тавших­ся по­том­ков дру­идов. Эти ча­ры от­кры­ла ей пра­бабуш­ка, Ви­олет­та Буллстро­уд Блэк, ко­торая без вся­кой лег­ги­лимен­ции ви­дела всех нас­квозь. Она се­това­ла, что ник­то из ее до­черей и вну­чек не не­сет в ду­ше дос­та­точ­но си­лы, что­бы быть дос­той­ным дру­ид­ско­го да­ра. «Толь­ко в те­бе я ви­жу ее, — го­вори­ла ста­рая кол­дунья, — но и это все­го лишь от­звук, от­го­лосок и тень. На те­бе все за­кон­чится, но быть мо­жет, это и к луч­ше­му». Она пре­дуп­режда­ла, что­бы Нар­цисса бы­ла ос­мотри­тель­на с эти­ми ча­рами, и Нар­цисса бы­ла ос­то­рож­на, лишь из­редка со­вер­шая дру­ид­ские об­ря­ды — ког­да ос­та­вались толь­ко чер­ная про­пасть от­ча­яния и без­на­деж­ная ле­дяная ре­шимость. Это бы­ло, ког­да Лю­ци­уса пос­ле пер­во­го па­дения Лор­да хо­тели осу­дить и ки­нуть в Аз­ка­бан. С по­мощью ее об­ря­да он про­шел Ви­зен­га­мот, и у боль­шинс­тва су­дей слов­но бы­ли зак­ры­ты гла­за и зат­кну­ты уши. Он изум­лялся сво­ей удач­ли­вос­ти, но при­писал ее хит­ро­ум­ным ад­во­катам и щед­рым по­дар­кам на­ибо­лее вли­ятель­ным чле­нам Ви­зен­га­мота и вы­соко­пос­тавлен­ным чи­нам в Ми­нис­терс­тве, вклю­чая са­мого Ми­нис­тра Ма­гии. Ког­да Дра­ко об­ви­нили в убий­стве Дамб­лдо­ра, и он ис­чез со Сней­пом, дру­ид­ские ча­ры за­щища­ли его в ски­тани­ях, обе­рега­ли от не­нуж­но­го вни­мания и от­во­дили неп­ри­ят­ности. Но Дра­ко по­лагал, что выб­рать­ся и бла­гопо­луч­но вер­нуть­ся до­мой ему по­мог толь­ко Снейп, свя­зан­ный Неп­ре­лож­ным Обе­том. Она мол­ча­ла и толь­ко сог­ласно ки­вала. Им не­зачем бы­ло это знать. Дру­ид­ско­го да­ра в ней са­мой бы­ло дей­стви­тель­но так ма­ло, что ча­ры от­кли­кались на при­зыв толь­ко, ког­да на са­мом де­ле ус­коль­за­ла пос­ледняя на­деж­да. И они бы­ли не все­силь­ны, по­мога­ли толь­ко об­ма­нывать, скры­вать, пря­тать за сво­ей пе­леной. И они не мог­ли спас­ти ма­га от чер­но­го кол­довс­тва, по­это­му тог­да, нес­коль­ко лет на­зад, ей приш­лось об­ра­тить­ся к по­кой­ной ны­не Фе­тиде За­бини, что­бы хоть как-то ог­ра­дить Дра­ко от Лор­да.

Го­лова на­чина­ет кру­жить­ся, под­ташни­ва­ет от ды­ма, став­ше­го из аро­мат­но­го че­рес­чур при­тор­ным, но она прек­ра­ща­ет кол­до­вать толь­ко, ког­да ее удов­летво­ря­ет ре­зуль­тат. На­конец она от­ры­ва­ет па­лоч­ку от го­ловы, без­жа­лос­тно ло­ма­ет ее и ки­да­ет в го­рящий ка­мин, га­сит све­чи, очи­ща­ет жа­ров­ню. И толь­ко ког­да све­чи и жа­ров­ня на­деж­но спря­таны, а об­ломки па­лоч­ки до­гора­ют в пла­мени, на­чадив сож­женным дра­коно­вым су­хожи­ли­ем, она поз­во­ля­ет се­бе опус­тить­ся на ка­напе и зак­рыть гла­за. Она чувс­тву­ет, как ее ко­лотит дрожь, слов­но соз­на­ние толь­ко сей­час по­няло, что слу­чилось. ЧТО ОНА СДЕ­ЛАЛА. Она об­хва­тыва­ет се­бя за пле­чи, стис­ки­ва­ет сту­чащие зу­бы.

На­до ус­по­ко­ить­ся. На­до прий­ти в се­бя. Она вы­дер­жит. Она силь­ная. Она — Нар­цисса Блэк. Она — Нар­цисса Мал­фой.


* * *


Ког­да пе­ред гла­зами пе­рес­та­ет вер­теть­ся мут­но­ватая пор­таль­ная мгла, Дра­ко ед­ва удер­жи­ва­ет­ся на но­гах, де­ла­ет нес­коль­ко то­роп­ли­вых ша­гов, ста­ра­ясь удер­жать рав­но­весие, и ощу­ща­ет гро­мад­ное об­легче­ние. На­конец-то он до­ма, в Мал­фой-Ме­норе, а вок­руг зна­комое, при­ят­но бод­ря­щее ощу­щение ро­довой ма­гии. Ря­дом по­яв­ля­ет­ся отец, в от­ли­чие от не­го пол­ностью сос­ре­дото­чен­ный, а по­тому вы­шед­ший из во­дово­рота пор­та­ла пря­мо и не ша­та­ясь.

Лю­ци­ус в не­до­уме­нии под­ни­ма­ет бровь. Нар­цисса ос­ве­дом­ле­на о да­те и вре­мени их воз­вра­щения, но по­чему-то не встре­ча­ет. Дра­ко обес­ку­ражен­но по­жима­ет пле­чами в от­вет на мол­ча­ливый воп­рос. Он то­же со­вер­шенно не в кур­се, по­чему в хол­ле нет ни ма­тери, ни же­ны. Воз­можно, они в сто­ловой. В ка­кой-ни­будь гос­ти­ной. В сво­их ком­на­тах.

Отец и сын, сни­мая на хо­ду до­рож­ные ман­тии и стя­гивая пер­чатки, идут к мра­мор­ной лес­тни­це, на­мере­ва­ясь ра­зой­тись по сво­им ком­на­там. В этот мо­мент в холл рас­тре­пан­ной чер­ной во­роной вры­ва­ет­ся Бел­латри­са. На гу­бах впол­не обы­ден­ная для нее бе­зум­ная улыб­ка, па­лоч­ка тан­цу­ет в паль­цах. Лю­ци­ус неп­ри­яз­ненно ог­ля­дыва­ет ее с ног до го­ловы.

— Чем обя­зан, Бел­латри­са? — су­хо спра­шива­ет он.

Бел­латри­са вих­ля­ющей по­ход­кой под­хо­дит к зя­тю и кри­вит кро­ваво-крас­ные гу­бы в гри­масе фаль­ши­вой улыб­ки.

— Да­же не поз­до­рова­ешь­ся, Лю­ци?

Дра­ко ед­ва за­мет­но ка­ча­ет го­ловой. Отец тер­петь не мо­жет, ког­да сок­ра­ща­ют его имя, тем бо­лее, ког­да это так фа­миль­яр­но де­ла­ет Бел­латри­са.

— От мо­его при­ветс­твия ни­чего не из­ме­нит­ся. Еще раз пов­то­ряю — чем обя­зан сом­ни­тель­ной ра­дос­ти ли­цез­реть те­бя? Нас­коль­ко мне из­вес­тно, ты дол­жна бы­ла от­пра­вить­ся с До­лохо­вым к ве­лика­нам.

— Ох­ра­няла твою же­нуш­ку, Лю-ю-у-ци, — еще бо­лее раз­вязно ух­мы­ля­ет­ся По­жира­тель­ни­ца Смер­ти, — а то, зна­ешь ли, у Гос­по­дина по­яви­лись кое-ка­кие по­доз­ре­ния.

— Ка­кие по­доз­ре­ния?! — в один го­лос вски­дыва­ют­ся отец и сын, об­ме­нива­ясь тре­вож­ны­ми взгля­дами.

Бел­латри­са, слов­но не ус­лы­шав, раз­во­рачи­ва­ет­ся и уда­ля­ет­ся преж­ней вих­ля­ющей по­ход­кой.

— Бел­латри­са, я тре­бую объ­яс­не­ний! Где Нар­цисса? — в го­лосе Лю­ци­уса ле­дяной гром, но Бел­латри­са без­бо­яз­ненно на­пева­ет ка­кую-то пе­сен­ку и да­же не обо­рачи­ва­ет­ся.

Дра­ко бро­са­ет­ся за су­мас­шедшей тет­кой, но ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, уви­дев мать, вы­ходя­щую из ароч­но­го про­ема. Нар­цисса спе­шит к ним навс­тре­чу со сво­им обыч­ным счас­тли­вым све­том в гла­зах, це­лу­ет, об­ни­ма­ет, расс­пра­шива­ет, как прош­ла по­ез­дка. На все ее расс­про­сы Лю­ци­ус от­ма­хива­ет­ся и не­тер­пе­ливо ос­ве­дом­ля­ет­ся:

— Что за чушь нес­ла твоя сес­тра? Что за по­доз­ре­ния у Лор­да? Ты не пи­сала об этом!

Нар­цисса ти­хонь­ко взды­ха­ет и пог­ла­жива­ет му­жа по ще­ке, улы­ба­ет­ся сы­ну.

— Бел­ла все пре­уве­личи­ва­ет. Но мы не мо­жем об­суждать это здесь. Нем­но­го при­дите в се­бя с до­роги, встре­тим­ся за ужи­ном, и я все рас­ска­жу.

Лю­ци­ус по­рыва­ет­ся нас­то­ять на сво­ем, но Нар­цисса уме­ет мяг­ко и не­замет­но скло­нить его к при­нятию имен­но ее ре­шения. Дра­ко с за­та­ен­ной ус­мешкой наб­лю­да­ет за от­цом, по­нимая — Гер­ми­она зап­росто про­делы­ва­ет то же са­мое и с ним. Нар­цисса, слов­но ус­лы­шав в ка­ком нап­равле­нии идут мыс­ли сы­на, ки­ва­ет ему:

— Гер­ми­она в Дра­вен­дей­ле, до­рогой. Там слу­чил­ся неп­ри­ят­ный ин­ци­дент с пол­тергей­стом, — она мор­щится, — сэр Те­офи­лус поп­ро­сил о по­мощи. Но ни­чего серь­ез­но­го, уве­ряю. Я поп­ро­сила приг­ля­деть ее за всем и нем­но­го от­дохнуть от на­шей су­еты. Все хо­рошо.

В го­лосе ма­тери зве­нят тон­кие, по­луп­розрач­ные нот­ки ка­кого-то чувс­тва, Дра­ко не мо­жет оп­ре­делить. Лег­кое бес­по­кой­ство на­рас­та­ет, прев­ра­ща­ясь в ос­трое же­лание тут же транс­грес­си­ровать в Дра­вен­дейл и убе­дить­ся, что с же­ной все в по­ряд­ке.

— Все хо­рошо, — с на­жимом пов­то­ря­ет Нар­цисса и, об­ра­ща­ясь уже к обо­им, го­ворит на­рочи­то стро­гим го­лосом, — жду вас к обе­ду, гос­по­да Мал­фои, и про­шу не опаз­ды­вать, как у вас при­нято.

Че­рез час, ос­ве­жив­шись и нем­но­го от­дохнув, но не из­ба­вив­шись от тре­воги, Дра­ко спус­ка­ет­ся к ужи­ну. Отец с ма­терью уже си­дят за круг­лым сто­лом в Зим­ней ком­на­те, о чем-то нег­ромко пе­рего­вари­ва­ясь. Дра­ко при­со­еди­ня­ет­ся с ним, ис­пы­тывая не­весо­мое де­жавю. Зи­мой они всег­да ужи­нали в этой сто­ловой — не­боль­шой, у­ют­но об­ши­той зо­лотис­то-ме­довы­ми де­ревян­ны­ми па­неля­ми. Это бы­ло и до шко­лы, и по­том, ког­да он учил­ся в Хог­вар­тсе и при­ез­жал до­мой на рож­дес­твенские ка­нику­лы, тра­диция бы­ла не­из­менна. Ка­мин ве­село пот­рески­вал, в ок­на заг­ля­дыва­ли яр­кие зим­ние звез­ды, мать с от­цом раз­го­вари­вали о чем-то обы­ден­ном, не­серь­ез­ном, мно­го сме­ялись и шу­тили, вов­ле­кали его в пус­тячные спо­ры, иног­да вов­се на­чина­ли со­рев­но­вать­ся в шу­точ­ных зак­лять­ях, и ужин прев­ра­щал­ся в иг­ру. Ему тог­да ка­залось, что так бу­дет всег­да. Бу­дет всег­да так же лег­ко и теп­ло, ма­ма и па­па всег­да бу­дут мо­лоды­ми и все­силь­ны­ми, и ник­то не пос­ме­ет втор­гнуть­ся в их мир. Но уже к пя­тому кур­су это убеж­де­ние ока­залось ил­лю­зи­ей и осы­палось ос­колка­ми зер­ка­ла под уда­ром без­жа­лос­тной ре­аль­нос­ти. В пос­ледние го­ды они семь­ей ред­ко со­бира­лись здесь в зим­ние ме­сяцы, эта теп­лая ком­на­та ока­залась за­бытой и не­нуж­ной. Впро­чем, как и мно­гое…

Он уса­жива­ет­ся за стол, воп­ро­ситель­но взгля­дыва­ет на ро­дите­лей. Нар­цисса под­би­ра­ет­ся и на­чина­ет свой рас­сказ. К его окон­ча­нию, к пос­ледним ти­хим сло­вам, от­зву­чав­шим к воз­ду­хе, Дра­ко чувс­тву­ет, как во­лосы не­воль­но под­ни­ма­ют­ся ды­бом от ус­лы­шан­но­го. Он ви­дит, что и отец в та­ком же шо­ке, не мо­жет да­же ска­зать что-ни­будь.

Как, по­чему ма­ма так без­мя­теж­на и спо­кой­на?! Уже от­го­рело, ут­ра­тило свою ос­тро­ту? Но это бы­ло все­го лишь три дня на­зад. Или это все­го лишь ре­ак­ция на про­изо­шед­шее? Что же ей приш­лось пе­режить?! А их с от­цом не бы­ло ря­дом, как наз­ло. Прок­лятье! Эти де­мен­то­ровы гре­баные кро­восо­сы, за­тянув­шие все мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые сро­ки по кон­трак­там! Приш­лось за­дер­жать­ся на семь дней, а не три, как пла­ниро­валось. Уго­вари­вать, ль­стить, об­на­дежи­вать, за­верять в веч­ной друж­бе и Са­лазар зна­ет в чем еще, лишь бы их пос­тавки не за­моро­зили даль­ней­шую ра­боту с дру­гими инос­тран­ны­ми пар­тне­рами. Да и за­дание Лор­да ока­залось труд­но­выпол­ни­мым. Вам­пи­ры не то­ропи­лись ог­ла­сить свое ре­шение, толь­ко лю­без­но ска­лили клы­ки и тя­нули ви­ти­ева­тые сло­веса, за ко­торы­ми та­илось не пой­ми что. Дь­явол бы поб­рал эту дох­лую гра­финю со все­ми ее сгнив­ши­ми пот­ро­хами! Хо­тя, на­вер­ное, ее и дь­явол по­ба­ива­ет­ся и по­тому не спе­шит за­вес­ти лич­ное зна­комс­тво.

Дра­ко сжи­ма­ет ку­лаки, пе­рево­дя ды­хание от ох­ва­тив­ше­го гне­ва и за­поз­да­лого стра­ха за мать. Отец на­конец спра­шива­ет со­вер­шенно неп­ри­выч­ным для не­го под­ра­гива­ющим го­лосом:

— Как она умуд­ри­лась сбе­жать? Это же Мал­фой-Ме­нор. От­сю­да еще ни­кому…

Нар­цисса его пе­реби­ва­ет слег­ка раз­дра­жен­но:

— Ты ме­ня слу­шал? Ей по­мог­ли до­мови­ки. Стыд­но приз­нать, но де­воч­ка ока­залась ум­нее нас всех. Она су­мела под­чи­нить се­бе ста­рого до­мови­ка Ан­дро­меды. Ты же зна­ешь, Обет на чис­той кро­ви — это не нес­коль­ко бес­смыс­ленных слов и фраз.

Лю­ци­ус ки­ва­ет слег­ка за­моро­жен­но:

— Ты из­бегла страш­ной опас­ности. По­чему ты ни­чего не пи­сала об этом?

— До­рогой мой, ка­кой опас­ности? — крот­ко го­ворит Нар­цисса, пог­ла­живая его по ру­ке, — я ни­чего не де­лала, моя со­весть чис­та. Ми­лорд сам лич­но про­верил мое соз­на­ние и мою па­лоч­ку и убе­дил­ся в мо­ей не­винов­ности. А не пи­сала вам, по­тому что не хо­тела от­вле­кать от важ­ной мис­сии Гос­по­дина.

— А Гер­ми­она? — над­трес­ну­тым го­лосом хри­пит Дра­ко, ко­торо­го в один мо­мент ох­ва­тыва­ет ле­деня­щий ужас от осоз­на­ния — вто­рой по­доз­ре­ва­емой мог­ла стать имен­но его же­на.

— Ее не бы­ло в зам­ке, — по­жима­ет пле­чами мать, — за день до это­го она от­пра­вилась в Дра­вен­дейл. Бел­ла пы­талась об­ви­нить ее, Ми­лорд вы­зывал ее на та­кую же про­вер­ку, но так же и убе­дил­ся, что она аб­со­лют­но не при­час­тна и да­же по­нятия не име­ет о про­ис­шес­твии. Это сде­лали до­мови­ки, бе­зус­ловно. Все ука­зыва­ет на это, и в пер­вую оче­редь их приз­на­ние.

Мать про­дол­жа­ет что-то го­ворить, но Дра­ко уже не слы­шит. В го­лове шу­мит от од­ной мыс­ли о том, что мог­ло слу­чить­ся с Гер­ми­оной. Де­мен­то­ры бы сож­ра­ли и этих до­мови­ков, и эту чёр­то­ву ку­зину! Ка­кого хре­на лы­сого это­му обо­рот­ню взбре­ло в го­лову вы­лезать на фен­ри­ров­ское сбо­рище во­нючих тва­рей, на ко­тором его и сца­пали? Ка­ким на­до быть иди­отом, что­бы под­вергать опас­ности свою семью, при­тащив их ту­да же? В Хог­вар­тсе Дра­ко про­ник­ся к Лю­пину чем-то по­хожим на ува­жение, ви­дя его не­из­менное спо­кой­ствие и про­фес­си­ональ­ную кор­рек­тную вы­дер­жку на уро­ках, бес­пристрас­тность и спра­вед­ли­вость при раз­бо­ре каж­доднев­ных меж­фа­куль­тет­ских склок. Ку­да все это сги­нуло?

Но ярая, жгу­чая злость тут же тух­нет под ле­дяной во­дой вне­зап­но­го вос­по­мина­ния — как от­ле­тело те­ло Лю­пина от зак­лятья, выр­вавше­гося из его па­лоч­ки.... И это сра­зу ру­шит в нем ба­шен­ные сте­ны оз­лобле­ния на обо­рот­ня и его же­ну. Да, вы­бора не бы­ло. На­вер­ное, и у это­го обо­рот­ня то­же его не бы­ло, как у всех них в этой прок­ля­той вой­не. И по су­ти, Дра­ко да­же был ми­лосер­ден, по­дарив быс­трую смерть. Дру­гой По­жира­тель Смер­ти про­дол­жил бы пыт­ку, убив не с пер­во­го ра­за, а вдо­воль по­кура­жив­шись под на­иг­ранные улыб­ки и одоб­ри­тель­ные взгля­ды Лор­да.

Не в си­лах уси­деть на мес­те и прог­ло­тить хо­тя бы ку­сок, он вста­ет из-за сто­ла, ки­ва­ет ро­дите­лям.

— Про­шу из­ви­нить.

Нар­цисса по­нима­юще улы­ба­ет­ся.

— Иди, сы­нок, иди.

Он ша­га­ет в зе­леное гу­дящее пла­мя с единс­твен­ной мыслью в го­лове — ско­ро, бук­валь­но че­рез нес­коль­ко се­кунд он на­конец-то уви­дит Гер­ми­ону.


* * *


— Ведь это ты!

Нар­цисса не от­ры­ва­ет глаз от свит­ка с че­редой имен — приг­ла­шен­ных на оче­ред­ной при­ем. Длин­ное бе­лос­нежное пе­ро тан­цу­юще ле­та­ет по хрус­тко­му пер­га­мен­ту, ос­тавляя за со­бой вязь стро­чек. Нар­цисса всег­да ак­ку­рат­на, до­тош­на и ще­петиль­на, до ме­лочей про­думы­ва­ет де­тали и не упус­ка­ет ни­чего, хоть сколь­ко-ни­будь зна­чаще­го — сколь­ко бу­тылок ви­на, ог­не­вис­ки, шам­пан­ско­го пот­ре­бу­ет­ся, ка­кие хо­лод­ные за­кус­ки дол­жны по­дой­ти к выб­ранным на­пит­кам, как де­кори­ровать зал для при­ема, ка­ким до­мови­кам по­ручить от­ветс­твен­ное де­ло встре­чи гос­тей, где рас­ста­вить до­пол­ни­тель­ные крес­ла и ку­шет­ки, да­бы по­дус­тавшие гос­ти мог­ли от­дохнуть па­ру ми­нут от шу­ма и су­еты. Нар­цисса всег­да крот­ка, сдер­жа­на и веж­ли­ва. Вот и сей­час на вор­вавший­ся вихрь в ли­це стар­шей сес­тры все­го лишь чуть при­под­ни­ма­ет­ся бе­зуко­риз­ненная бровь.

— Беллз? Ты се­год­ня у нас? Ру­дольф ис­кал те­бя се­год­ня.

Бел­латри­са не об­ра­ща­ет вни­мания ни на воп­рос, ни на упо­мина­ние о му­же, ни на мир­ное до­маш­нее имя. Она при­щури­ва­ет­ся, на­цели­ва­ет на млад­шую сес­тру ука­зу­ющий перст, и в го­лосе ее ши­пят змеи Тем­но­го Лор­да:

— Соз­най­ся, это все-та­ки ты!

Те­перь дви­жение бро­вей за­мет­нее, се­рые гла­за с лег­ким не­до­уме­ни­ем встре­ча­ют свер­ка­ющий ог­ненно-чер­ный взгляд.

— Из­ви­ни, не пой­му, о чем идет речь.

— Не ве­рю, до сих пор в го­лове не ук­ла­дыва­ет­ся, что эта мер­завка су­мела сбе­жать из Мал­фой-Ме­нора! Ты по­мог­ла ей! Ка­ким-то об­ра­зом ты су­мела об­вести Ми­лор­да вок­руг паль­ца, но ме­ня не про­ведешь!

— Ах, ты об этом.

— Об этой! Об этой по­ганой гряз­нокров­ной дря­ни, ко­торая од­ним сво­им по­яв­ле­ни­ем на свет опо­зори­ла наш род!

— И ты все-та­ки по­лага­ешь, что имен­но я по­мог­ла ей уй­ти из зам­ка, хо­тя этот воп­рос мы уже об­су­дили и зак­ры­ли?

Бел­латри­са го­рит не­годо­вани­ем и яростью, а Нар­цисса спо­кой­на, да­же без­мя­теж­на, в ме­лодич­ном го­лосе ль­ет­ся прох­ладный по­ток во­ды, га­сящий жа­лящие ис­кры, слов­но от­ска­кива­ющие от сес­тры.

— Она не мог­ла выб­рать­ся са­ма, это прос­то не­воз­можно! Всем из­вес­тно, что Мал­фой-Ме­нор за­щищен ча­рами не ху­же Хог­вар­тса.

— Лорд вы­яс­нил, что ей по­мога­ли до­мови­ки. Он собс­твен­но­руч­но пы­тал их и по­лучил приз­на­ние. Бел­ла, ты са­ма при­сутс­тво­вала при этом и да­же учас­тво­вала в эк­зе­куции.

— Эти тва­ри — все­го лишь ис­полни­тели. Кто-то сто­ял за ни­ми, — щу­рит гла­за Бел­латри­са и с вы­зовом скре­щива­ет ру­ки на гру­ди.

— Я, Лю­ци­ус или Дра­ко? — уже с от­тенком ос­кор­блен­но­го не­дове­рия вски­дыва­ет го­лову Нар­цисса и от­кла­дыва­ет пе­ро, — Бел­ла, ты пря­мо об­ви­ня­ешь ко­го-то из нас? Поз­воль на­пом­нить, Лю­ци­ус с Дра­ко бы­ли в Ев­ро­пе, а я бы­ла с то­бой.

— По­ка толь­ко по­доз­ре­ваю. И толь­ко те­бя, ми­лая сес­трич­ка. Лю­ци­усу это бы и в го­лову не приш­ло, к то­му же ему нап­ле­вать на мер­завку, жи­вую или мер­твую. Дра­ко не хва­тило бы храб­рости, он у те­бя как был без­воль­ным ма­мень­ки­ным сын­ком, так им и ос­тался. Ос­та­ешь­ся толь­ко ты. Ты всег­да пы­талась свя­зать­ся с Ан­дро­медой и ее от­родь­ем. Ты ни­чего тог­да не рас­ска­зала о том, как дрянь к те­бе от­неслась. Она те­бя не приз­на­ла, не прав­да ли? Об­ви­нила во всех гре­хах, прог­на­ла с по­рога и прок­ли­нала Блэ­ков?

— Прош­ло слиш­ком мно­го лет, что­бы я дер­жа­ла в па­мяти все под­робнос­ти, — по­жима­ет пле­чами Нар­цисса, — но при­поми­наю, что дочь Ан­дро­меды на са­мом де­ле не слиш­ком теп­ло ме­ня при­няла. Впро­чем, ее мож­но по­нять, учи­тывая все об­сто­ятель­ства.

— Вот имен­но, Нар­цисса, вот имен­но! Ты не за­щити­ла честь на­шей семьи, не про­учи­ла дев­чонку, что­бы дать ей по­нятие о ве­личии и мо­гущес­тве Блэ­ков!

— Те­перь я не по­нимаю те­бя, Бел­латри­са. Ты об­ви­ня­ешь ме­ня лишь на том ос­но­вании, что ког­да-то я не прев­ра­тила вспыль­чи­вого и оби­жен­но­го на весь мир под­рос­тка в ля­гуш­ку за па­ру не­лицеп­ри­ят­ных слов о лю­дях, не про­тянув­ших ру­ку по­мощи ее ма­тери в тя­желую ми­нуту? Об­ви­ня­ешь ме­ня в на­шей об­щей оп­лошнос­ти — что прис­та­вили к ней быв­ше­го до­мови­ка Ан­дро­меды, и она су­мела вос­поль­зо­вать­ся си­ту­аци­ей? Я не ос­та­лась со­вер­шенно бесс­трас­тной во вре­мя ва­шей эк­зе­куции над этим обо­рот­нем, но ме­ня боль­ше вол­но­вал мой сын, а не нез­на­комая жен­щи­на, ко­торую я пом­ни­ла очень смут­но. Зов кро­ви си­лен, и ты зна­ешь это не ху­же ме­ня, Бел­ла, од­на­ко дочь Ан­дро­меды пош­ла по сво­ему пу­ти, она бы­ла ав­ро­ром, а зна­чит, вра­гом мо­их му­жа и сы­на. Она мог­ла убить их при стол­кно­вении, и я бла­года­рю Мер­ли­на, что это­го не слу­чилось. Мне жаль, и я не скры­ваю сво­их чувств, что ее му­жа-обо­рот­ня и дочь уби­ли, но боль­ше я со­жалею, что это про­изош­ло здесь. Слиш­ком мно­го смер­тей и убий­ств в Мал­фой-Ме­норе, бо­юсь, он ско­ро бу­дет пе­репол­нен приз­ра­ками. Да, он за­щищен силь­ны­ми ча­рами, но ты пом­нишь, что это — осо­бый за­мок? Не удив­люсь, ес­ли он ка­ким-то об­ра­зом по­мог Ним­фа­доре выб­рать­ся, по­тому что ему не слиш­ком нра­вит­ся про­ис­хо­дящее. Как и те­бе не пон­ра­вилось бы, ес­ли бы в на­шем фа­миль­ном по­местье ед­ва ли не каж­дую не­делю до­мови­ки за­мыва­ли сле­ды кро­ви на по­лу или хо­рони­ли каз­ненных. Ты ведь тре­пет­но ох­ра­ня­ешь Блэк-Холл, не да­ешь раз­ре­шения про­водить там все эти ва­ши сбо­рища, да­же нес­мотря на впол­не по­нят­ное не­доволь­ство Лор­да, не прав­да ли? Ког­да Ему тре­бу­ет­ся при­бежи­ще, ла­бора­тория, зал, ты всег­да рас­па­хива­ешь две­ри Лей­нстрендж-Пар­ка или, опе­режая Лю­ци­уса, ус­лужли­во на­поми­на­ешь о Мал­фой-Ме­норе, но ни­ког­да не Блэк-Холл! Раз­ве я ког­да-ни­будь уко­ряла те­бя за это?

Бел­латри­са не­воль­но от­сту­па­ет под прон­за­ющим нас­квозь сталью и ль­дом взгля­дом сес­тры, оше­лом­ленная столь не­ожи­дан­ной вспыш­кой гне­ва. Под­ра­гива­ют огонь­ки све­чей, пря­чет­ся в уг­лах и под сво­дами вы­соко­го по­тол­ка вспуг­ну­тая ти­шина. А Нар­цисса про­дол­жа­ет, не за­мечая, как жа­лоб­но хрус­тну­ло под ру­кой пе­ро:

— Блэк-Холл был мо­им до­мом, и я пом­ню об этом. Но те­перь мой дом — Мал­фой-Ме­нор. Как бы ни чу­довищ­но зву­чало, но я поч­ти при­вык­ла к то­му, что в мо­ем до­ме то и де­ло ко­го-то уби­ва­ют! Став хо­зяй­кой это­го зам­ка, я да­же не пред­по­лага­ла, что ког­да-ни­будь бу­ду без сод­ро­гания ве­леть до­мови­кам приб­рать­ся пос­ле оче­ред­ной пыт­ки или каз­ни. И все же мне бы и в го­лову не приш­ло бы то, в чем ты ме­ня об­ви­ня­ешь! Да­же Лорд не усом­нился. Сом­не­ва­ешь­ся ты — моя сес­тра! Что же, в от­вет на не­обос­но­ван­ные об­ви­нения мо­гу ска­зать толь­ко од­но — до­кажи. До­кажи, что имен­но я по­мог­ла Ним­фа­доре сбе­жать, пред­ставь все ули­ки и по­каза­ния сви­дете­лей. Еще раз про­верь мою вол­шебную па­лоч­ку зак­лять­ем Пос­ледних чар, про­ник­ни в каж­дый уго­лок мо­ей па­мяти и вы­вер­ни ее на­из­нанку. И ес­ли на этот раз воз­никнет хоть тень по­доз­ре­ния, я без ма­лей­ше­го ко­леба­ния пред­ста­ну пе­ред су­дом Лор­да, — Нар­цисса не­ожи­дан­но ус­по­ка­ива­ет­ся, в угол­ке губ прос­каль­зы­ва­ет хо­лод­ная ус­мешка уве­рен­но­го в сво­ей пра­воте че­лове­ка, — или же ты не до­веря­ешь про­вер­ке на­шего Гос­по­дина? Ведь все это Он про­делал в тво­ем при­сутс­твии и не на­шел ни­чего.

— Ты че­рес­чур близ­ко при­нима­ла к сер­дцу не­удав­шу­юся жизнь этой пре­датель­ни­цы Ан­дро­меды! — пы­та­ет­ся още­тинить­ся и вновь за­нять по­зицию на­паде­ния Бел­латри­са, сби­тая с тол­ку по­веде­ни­ем сес­тры, — ни­ког­да не осуж­да­ла ее, за­щища­ла пе­ред от­цом, ни­ког­да не по­нима­ла — ЧТО имен­но она нат­во­рила, сбе­жав к ка­кому-то дерь­мо­вому гряз­нокров­ке, не име­юще­му ни­како­го по­нятия о ма­гии. Ты ед­ва ли не вслух на­зыва­ла ее дев­чонку пле­мян­ни­цей, как это тер­пел Лю­ци­ус, не по­нимаю!

— Ты мно­гого не по­нима­ешь, до­рогая сес­тра, хо­тя счи­та­ешь се­бя ум­нее мно­гих, — гу­бы Нар­циссы на этот раз из­ги­ба­ют­ся в обид­ной гри­масе снис­хожде­ния, а взгляд смяг­ча­ет­ся, — в те­бе, увы, нет ни­чего от мо­ей сес­тры Беллз, от же­ны Ру­доль­фа Бел­лы Лей­нстрендж. Пом­нишь ва­шу свадь­бу? Как Ру­дольф це­ловал те­бе кон­чи­ки паль­цев, а на вас сы­пались на­кол­до­ван­ные им звез­ды? Как зас­ло­нял те­бя от па­ляще­го сол­нца, а по­том нес на ру­ках к ка­рете и сме­ял­ся? Он лю­бил те­бя и лю­бит до сих пор.

— Ру­ди? Лю­бит? — Бел­латри­са хо­хочет с ис­те­рич­ным над­ры­вом, кар­тинно зап­ро­киды­вая на­зад го­лову и при­жимая к гру­ди ру­ку, — не сме­ши ме­ня сво­ей на­ив­ностью, в на­ши го­ды это уже не уми­ля­ет. У нас с Ру­ди был брак по рас­че­ту — по трез­во­му су­хому рас­че­ту, с брач­ным кон­трак­том, про­писы­ва­ющим все ас­пекты се­мей­ной жиз­ни, раз­дель­ны­ми сче­тами, клят­венной до­гово­рен­ностью поль­зо­вать­ся лич­ной сво­бодой, не вы­ходя за рам­ки при­личий, и по воз­можнос­ти из­бе­гать по­пада­ния в ко­лон­ку свет­ских спле­тен. Он был все­го лишь бо­лее или ме­нее под­хо­дящей кан­ди­дату­рой для бра­ка, так же как и я — для не­го. Не пе­рево­ди раз­го­вор, Нар­цисса!

— Ты пре­дала его, — слов­но не слы­ша, с ис­крен­ней жа­лостью ка­ча­ет го­ловой Нар­цисса, — рас­топта­ла, пог­лу­милась над его чувс­тва­ми и, пе­рес­ту­пив че­рез них, пре­под­несла се­бя Лор­ду. За­чем? Не­уже­ли Он дал те­бе, че­го не мог дать Ру­дольф?

Бел­ла на­тяги­ва­ет­ся, как стру­на. Она од­ним рыв­ком нак­ло­ня­ет­ся к сес­тре так близ­ко, что та мо­жет раз­гля­деть да­же поч­ти не­замет­ный обо­док рас­ши­рив­шихся тем­ных зрач­ков в ее гла­зах, по­дер­ну­тых ту­маном без­рассуд­но­го обо­жания, не­ес­тес­твен­но­го прек­ло­нения, поч­ти обо­жест­вле­ния.

— Лорд и Ру­ди? Раз­ве их мож­но срав­ни­вать? Ты да­же не по­нима­ешь, о чем го­воришь! Как со­пос­та­вить, пусть да­же на миг, мо­гучий дуб и нич­тожно­го тра­вяно­го кло­па под ним? Го­ру и пы­лин­ку у ее под­ножья? Звез­ду и кро­хот­ный ме­те­ор? Что мо­гут дать клоп, пыль и жал­кая ис­кра? У ме­ня не хва­та­ет слов и по­нятий для то­го, что­бы вы­разить то, что я чувс­твую по от­но­шению к Лор­ду. Он от­крыл пе­редо мной то, о чем я и не пред­по­лага­ла, на­учил то­му, о чем и не сме­ла меч­тать. Он да­рит мне вы­сочай­шее, вос­хи­титель­ное нас­лажде­ние, не при­каса­ясь да­же паль­цем, все­го лишь взгля­дом, при­сутс­тви­ем, ощу­щени­ем сво­ей си­лы.

Нар­циссу пе­редер­ги­ва­ет от бе­зот­четно­го от­вра­щения, но Бел­латри­са не за­меча­ет.

— Он — це­лый мир, мой мир! А Ру­ди… Ру­ди слаб, жа­лок, слом­лен Аз­ка­баном.

— Он по­пал ту­да из-за те­бя.

— Оши­ба­ешь­ся, из-за се­бя. Из-за сво­ей сла­бос­ти. Да­же та­кие без­моз­глые иди­оты, как Крэбб и Гойл, вы­вер­ну­лись. Я уже не го­ворю о тво­ем Лю­ци­усе, бы­ло бы по мень­шей ме­ре стран­но, ес­ли он не су­мел ус­коль­знуть тог­да. А Ру­ди не смог.

— Он ведь до пос­ледне­го за­щищал те­бя, раз­ве ты за­была?

— Не­разум­но, не­логич­но, бес­смыс­ленно. Ос­тавшись на сво­боде, он мог бы по­мочь Лор­ду. Ли­бо, ес­ли вер­ность на­шему бра­ку пе­реве­сила его пре­дан­ность Гос­по­дину, на­нял бы луч­ших ад­во­катов, рас­сы­пал в прах все об­ви­нения Ви­зен­га­мота и вы­тащил ме­ня из Аз­ка­бана!

— Лю­бовь не зна­ет ло­гики, — ти­хо за­меча­ет Нар­цисса, от­во­рачи­ва­ясь. Ей боль­но ви­деть «эту» Бел­лу, она так и не при­вык­ла к ней, все бо­лее от­да­ля­ясь за все эти го­ды. — Ты на са­мом де­ле так мно­го не по­нима­ешь и так мно­го по­теря­ла, да­же не по­няв тя­жес­ти по­терь.

— И че­го же, по-тво­ему, я не по­нимаю? Что по­теря­ла? Прос­ве­ти ме­ня, ми­лая сес­трич­ка.

— Ты не смог­ла по­нять, что са­мое важ­ное в на­шей жиз­ни — вов­се не не­нависть к гряз­нокров­кам и маг­лам. Что им до те­бя и что те­бе до них? Но ты ли­шила се­бя воз­можнос­ти стать ма­терью и поз­во­лить Ру­ди ощу­тить ра­дость от­цовс­тва. Ты всег­да сме­ялась над мо­ими стра­хами по по­воду Дра­ко, но те­бе ни­ког­да не по­чувс­тво­вать, что чувс­тву­ем мы с Лю­ци­усом. Во что прев­ра­тилась твоя жизнь? Что в ней есть, кро­ме Лор­да и не­навис­ти?

— До­воль­но, хва­тит, за­мол­чи, Нар­цисса!

Бел­латри­са сжи­ма­ет вис­ки, ее ко­лотит дрожь, и го­лос сес­тры рас­сы­па­ет­ся по ком­на­те ос­тры­ми ос­колка­ми ль­да. Эти ос­колки впи­ва­ют­ся в нее, ра­нят, про­калы­ва­ют ко­кон ее за­щиты, и вне­зап­но вспыш­кой нак­ры­ва­ют дав­ным-дав­но за­бытые, аб­со­лют­но не­умес­тные чувс­тва пят­надца­тилет­не­го под­рос­тка — жгу­чая оби­да, же­лание на­дер­зить со­вер­шенно не­доз­во­литель­ным об­ра­зом, по­дав­ленность, сом­не­ние, не­уве­рен­ность. В этот мо­мент Нар­цисса, млад­шая, из­не­жен­ная, сла­бая, слиш­ком утон­ченная и хруп­кая, не бле­щущая ни осо­бым умом, ни ка­кими-то спо­соб­ностя­ми, кро­ме сво­ей кра­соты (а ведь Бел­латри­са всю жизнь так ду­мала и да­же снис­хо­дитель­но пре­зира­ла ее за это, с гор­достью и не без ос­но­вания по­лагая имен­но се­бя ис­тинной Блэк, в жи­лах ко­торой бур­лит кровь древ­не­го ро­да и ста­рой чис­той ма­гии) ка­жет­ся стар­ше, муд­рее и силь­нее. И до го­ловок­ру­жения, до дур­но­ты по­хожа на Ан­дро­меду. На ту Ан­дро­меду, ко­торая от­чи­тыва­ла пят­надца­тилет­нюю Беллз, пы­талась вну­шить смеш­ные и пре­тен­ци­оз­ные мо­рали­те, на­до­еда­ла сво­ими не­лепы­ми но­таци­ями о доб­ро­те к гряз­нокров­кам и скви­бам, о снис­хожде­нии к до­мови­кам. На ту Ан­дро­меду, ко­торая си­дела ря­дом дня­ми и но­чами в дни бо­лез­ни, про­гоняя ли­хорад­ку и жар при­кос­но­вени­ями за­бот­ли­вых рук, ко­торая тер­пе­ливо выс­лу­шива­ла все ско­ропа­литель­ные глу­пос­ти и толь­ко улы­балась, не оби­жа­ясь, ко­торая за­мени­ла мать, хо­тя бы­ла стар­ше все­го лишь на пять лет. Дочь ко­торой она жаж­да­ла убить. Внуч­ку ко­торой без со­жале­ния уби­ла, гор­дясь сво­им пос­тупком под одоб­ри­тель­ным взгля­дом сво­его Гос­по­дина.

Она мно­го лет выт­равли­вала из се­бя па­мять о той Ан­дро­меде, Аз­ка­бан вы­жег ос­татки, Лорд за­менил ей все, на­пол­нил ее ду­шу тай­ным глу­бин­ным смыс­лом, единс­твен­но вер­ным, как она по­лага­ла. Но сло­ва пус­то­голо­вой Нар­циссы, ко­торая год­на толь­ко на то, что­бы мра­мор­ной ста­ту­ей ук­ра­шать гос­ти­ную или тряс­тись над сы­ноч­ком и му­жем, ее ни­чего не зна­чащие для Бел­латри­сы сло­ва ле­тят ле­дяны­ми стре­лами, пус­то­та внут­ри схва­тыва­ет­ся мо­розом. И жа­лость Нар­циссы при­чиня­ет злую, не­имо­вер­но лю­тую боль, что труд­но, поч­ти не­воз­можно ды­шать и при­выч­но вски­нуть го­лову в гор­дом през­ре­нии.

Бел­латри­са выс­тавля­ет пе­ред со­бой ла­донь, как буд­то ин­стинктив­но за­щища­ясь. Пя­тит­ся, от­сту­па­ет и спи­ной на­ходит дверь. И убе­га­ет прочь от жен­щи­ны, ко­торую всег­да счи­тала все­го лишь пос­лушной сес­трой, без­ро­пот­ной по­кор­ной же­ной и глу­пой ма­терью.


* * *


Нар­цисса ед­ва ли не па­да­ет в крес­ло, утом­ленно зак­ры­ва­ет гла­за, чувс­твуя, как кру­жит­ся вок­руг ком­на­та, плав­но и раз­ме­рен­но, слов­но ги­гант­ская ка­русель. Стол­кно­вение с сес­трой от­ня­ло все си­лы, те­ло ка­жет­ся ка­ким-то мяг­ким, бес­кос­тным, а го­лова, на­обо­рот, тя­жела и го­ряча. Она цеп­ля­ет­ся за под­ло­кот­ни­ки не­вер­ны­ми ру­ками в на­деж­де ос­та­новить ка­русель, ис­пы­тать хо­тя бы по­добие ус­той­чи­вос­ти в кру­жащем­ся ми­ре, но по опы­ту зна­ет, что, по мень­шей ме­ре, пол­ча­са при­дет­ся про­вес­ти в этом крес­ле, пре­одо­левая опус­то­ша­ющую ус­та­лость. Как же сла­ба она ста­ла… Лю­бой всплеск эмо­ций, чрез­мерное фи­зичес­кое уси­лие по­рож­да­ют по­доб­ное сос­то­яние. Как дол­го еще ос­та­лось? Один Мер­лин зна­ет…

— Гос­по­жа, — из­да­лека до­носит­ся зна­комый тон­кий го­лос, и она не­хотя под­ни­ма­ет тя­желые ве­ки, — Бер­нард при­нес по­дог­ре­того ви­на с пря­нос­тя­ми.

— Пос­тавь на стол. Боль­ше ни­чего не на­до. Ве­ли не бес­по­ко­ить.

Нар­цисса еле за­мет­ным кив­ком от­пуска­ет ста­рого до­мови­ка. В глу­бине ду­ши она ему бла­годар­на — за не­навяз­чи­вую за­боту, за поч­ти уга­дыва­ние же­ланий. Иног­да он луч­ше нее са­мой по­нима­ет, что ей нуж­но. Сколь­ко ему лет? Ког­да она впер­вые пе­рес­ту­пила по­рог зам­ка на пра­вах мис­сис Лю­ци­ус Мал­фой, Бер­нард уже тог­да был стар. С тех пор он, ка­жет­ся, сов­сем не из­ме­нил­ся. Так же пре­дуп­ре­дите­лен, ус­лужлив, лов­ко уп­равля­ет­ся со шта­том до­мови­ков и уме­ет сде­лать так, что­бы все шло глад­ко и без хо­зяй­ско­го прис­мотра.

Го­рячее ви­но в се­реб­ря­ном куб­ке гре­ет хо­лод­ные паль­цы, и она нес­пешно от­пи­ва­ет кро­хот­ный гло­ток. Жи­вой и го­рячий вкус тон­кой плен­кой об­во­лаки­ва­ет нё­бо, пе­река­тыва­ет­ся по язы­ку. Она вды­ха­ет пря­ный аро­мат и с об­легче­ни­ем от­ки­дыва­ет­ся на мяг­кую спин­ку.

Ка­бинет на­пол­нен тор­жес­твен­ным ти­кань­ем ста­рин­ных на­поль­ных ча­сов, пот­рески­вани­ем ог­ня в ка­мине, зыб­ки­ми огонь­ка­ми све­чей в под­свеч­ни­ках, от­зву­ками слов, нес­пешно та­ющи­ми в воз­ду­хе. У ок­на пись­мен­ный стол с ак­ку­рат­но раз­ло­жен­ны­ми при­бора­ми для пись­ма, брон­зо­вым пресс-папье и стоп­кой пер­га­мен­та. Нар­цисса за­думы­ва­ет­ся — по­чему она ни­ког­да не са­дит­ся за не­го, не за­нима­ет глу­бокое, оби­тое блес­тя­щей чер­ной ко­жей крес­ло у ок­на? Ес­ли ей не­об­хо­димо на­писать пись­мо, сос­та­вить спис­ки, сде­лать ка­кие-то хо­зяй­ствен­ные за­писи, она всег­да са­дит­ся за не­удоб­ный уз­кий сек­ре­тер в тем­ном уг­лу ря­дом с книж­ны­ми шка­фами, вот как сей­час. А за стол — ни­ког­да. Та­кое да­же не при­ходи­ло ей в го­лову. Стол по­дав­ля­ет сво­ей блес­тя­щей сто­леш­ни­цей, сво­ими мас­сивны­ми нож­ка­ми в ви­де змей, встав­ших на хвос­ты, сво­ей не­объ­ят­ной ширью. Под стать ему ко­жаное крес­ло, по­хожее на трон, тре­бова­тель­ное, вы­нуж­да­ющее дер­жать спи­ну так пря­мо, что все­го лишь че­рез па­ру ми­нут она на­чина­ет ус­та­ло ныть. Впро­чем, весь Ка­бинет, об­став­ленный ме­белью чер­но­го де­рева, строг, взыс­ка­телен и влас­тен, в нем нет мес­та жен­ским сла­бос­тям и де­лам, сколь бы серь­ез­ны и важ­ны они ни бы­ли. Стол, крес­ло, ка­бинет всег­да при­над­ле­жали муж­чи­нам-хо­зя­евам. На­вер­ное, в этом все де­ло.

А вот крес­ло у ка­мина, мяг­кое и у­ют­ное, лю­бимое крес­ло Лю­ци­уса, уже дваж­ды оби­тое за­ново, со­вер­шенно не впи­сыва­ет­ся в об­ста­нов­ку. Лю­ци­ус рас­по­рядил­ся, что­бы до­мови­ки пе­ренес­ли его из од­ной ма­лой гос­ти­ной, сам собс­твен­но­руч­но прид­ви­нул к ка­мину и пе­рета­щил поб­ли­же не­боль­шой круг­лый сто­лик. Она да­же пом­нит, ког­да это бы­ло — спус­тя пять ме­сяцев пос­ле рож­де­ния Дра­ко, в один из сы­рых осен­них ве­черов, зяб­ких и тос­кли­вых. У Дра­ко бы­ли ко­лики, и он пла­кал, не пе­рес­та­вая. Она поч­ти от­ча­ялась, го­това бы­ла выз­вать кол­до­меди­ка из Мун­го, но Лю­ци­ус ус­по­ко­ил сы­на, усы­пил, а по­том си­дел в этом крес­ле с ним на ру­ках. На сто­ле пла­мене­ли офи­ци­аль­ны­ми пе­чатя­ми уве­дом­ле­ния о пред­сто­ящих обыс­ках, ки­пой ле­жали сче­та от ад­во­катов впе­ремеш­ку с га­зета­ми, зах­ле­быва­ющи­мися от опи­саний су­дов над По­жира­теля­ми Смер­ти, а муж прос­то си­дел в крес­ле, вре­мя от вре­мени ше­веля пле­чами, за­немев­ши­ми от не­под­вижной по­зы, смот­рел в огонь и из­редка улы­бал­ся, гля­дя на спя­щего сы­на, хму­рив­ше­го во сне свет­лые бров­ки. Она роб­ко заг­ля­дыва­ла че­рез его пле­чо, ло­вила улыб­ку и нес­лышно ос­тавля­ла сво­их муж­чин в ти­ши ком­на­ты, чем-то глу­бин­ным в се­бе по­нимая — так на­до, так пра­виль­но.

Она так яс­но пом­нит со­бытия поч­ти чет­верть­ве­ковой дав­ности, пом­нит ли­чико Дра­ко, его кро­хот­ные паль­чи­ки, хва­та­ющи­еся за ее паль­цы, его хны­канье… И до че­го же стран­но вдруг ста­новит­ся, ког­да в па­мяти встре­ча­ют­ся тот бес­по­мощ­ный ре­бенок и ны­неш­ний взрос­лый муж­чи­на. На­вер­ное, неч­то по­доб­ное ис­пы­тыва­ют все ро­дите­ли, од­нажды об­на­ружив­шие, что их ре­бенок — уже не ди­тя, а са­мос­то­ятель­ный, уве­рен­ный в се­бе маг или не­зави­симая вол­шебни­ца.

Сер­дце под­ра­гива­ет от вне­зап­ной ре­жущей бо­ли. Ан­дро­меде, ее Ан­дро­меде не суж­де­но бы­ло уви­деть, как взрос­ле­ет ее дочь, как из ер­шисто­го под­рос­тка ста­новит­ся взрос­лой де­вуш­кой, мо­лодой жен­щи­ной. А Ним­фа­доре слов­но дос­та­лась от­ра­жен­ная в кри­вом зер­ка­ле жиз­ненная нить ма­тери. Она то­же не уви­дит свою дочь взрос­лой, не ку­пит ей пер­вую вол­шебную па­лоч­ку, не на­учит все­му то­му, что зна­ет са­ма. Чу­довищ­ный ос­кал бе­зум­но нес­пра­вед­ли­вой судь­бы. И ка­кая изу­вер­ская роль па­лача дос­та­лась Бел­латри­се, и как же она упи­валась ею…

Нар­цисса стис­ки­ва­ет в паль­цах бо­кал, при­кусы­ва­ет гу­бу до кро­ви.

Бел­латри­са, Бел­ла, Беллз... Как же труд­но ста­ло вы­носить ее, тер­петь ее нас­мешки, кап­ри­зы, кри­ки, пре­тен­зии, уг­ро­зы. Она слов­но ко­мок сплош­ных нер­вов, на­тяну­тая стру­на. Она пос­то­ян­но при­дира­ет­ся к Лю­ци­усу и Дра­ко, тре­бу­ет от них че­го-то не­понят­но­го. Вот и се­год­ня на­гово­рила им глу­пос­тей, ед­ва они вер­ну­лись до­мой. Лю­ци­ус был в бе­шенс­тве.

Без­жа­лос­тная, жес­то­кая, поч­ти не ис­пы­тыва­ющая обыч­ных че­лове­чес­ких чувств. Ос­леплен­ная Лор­дом, боль­ная этой одер­жи­мостью Им, жи­вущая толь­ко Его иде­ями, Его жизнью и не за­меча­ющая, как впус­тую уте­ка­ет ее собс­твен­ная жизнь. Уже столь­ко лет она раз­би­вала се­бя на кус­ки и со­бира­ла из них дру­гого че­лове­ка. Ущер­бная. Нес­час­тная. Ког­да она ста­ла та­кой? Она ведь еще пом­нится той, преж­ней — уме­ющей лю­бить сес­тер и от­ца, гор­дой, кра­сивой, улыб­ка ко­торой оза­ряла ли­цо и зас­тавля­ла Ру­доль­фа рас­прав­лять пле­чи и выс­ту­пать из те­ни Лю­ци­уса. Раз­ве их брак был по рас­че­ту? Нар­циссе всег­да ка­залось, что Ру­дольф еще с Хог­вар­тса не мог отор­вать глаз от Бел­лы, изо всех сил пы­тал­ся сде­лать так, что­бы она его за­мети­ла. Он пред­ла­гал ей ру­ку и сер­дце триж­ды, и она сог­ла­силась толь­ко на тре­тий раз. Он на са­мом де­ле лю­бил свою сво­ен­равную же­ну, по­такал ей во всем. Хо­тя на сход­ках То­го, Кто на­зывал Се­бя Лор­дом Вол­де­мор­том, он на­чал бы­вать рань­ше нее, но под­тол­кну­ла его при­нять Знак и на­деть мас­ку По­жира­теля Смер­ти имен­но Бел­ла.

Нар­цисса сно­ва от­пи­ва­ет гло­ток теп­ло­го ви­на. При­кушен­ная гу­ба сад­нит, и это да­же ра­ду­ет — ощу­щение бо­ли, до­казы­ва­ющее, что она еще не бес­плот­ный приз­рак. По­нем­но­гу воз­вра­ща­ют­ся си­лы, и ком­на­та не вра­ща­ет­ся бе­шеной ка­руселью. Мяг­кое теп­ло ог­ня об­во­лаки­ва­ет те­ло, гла­дит по ли­цу. Она ки­да­ет взгляд на ча­сы. Уже поз­дно, по­ра ло­жить­ся. Лю­ци­ус, на­вер­ное, дав­но ждет ее. Но мыс­ли все кру­жат и кру­жат вок­руг тех со­бытий, что про­изош­ли не­дав­но в Мал­фой-Ме­нор.

Бел­латри­се не до­гадать­ся. Она мо­жет по­доз­ре­вать, но в лю­бом слу­чае Лорд уже убе­дил­ся — Нар­цисса не­винов­на. Ли­бо они с Бел­лой, быв­шие обе в Мал­фой-Ме­нор в ночь по­бега и ни­чего не ус­лы­шав­шие, ви­нов­ны в рав­ной сте­пени, как про­шипел Он, вы­веден­ный из се­бя бес­прес­танны­ми кри­ками и прок­лять­ями сво­ей лю­бимой По­жира­тель­ни­цы Смер­ти.

Нар­цисса поз­во­ля­ет се­бе по­бед­но улыб­нуть­ся. Эту схват­ку ве­ла она и вы­иг­ра­ла она. Са­мос­то­ятель­но, не при­бегая к по­мощи му­жа или сы­на, не под­во­дя их под удар. Она су­мела изящ­но уб­рать с по­ля бит­вы и не­вес­тку, пос­коль­ку прек­расно по­нима­ла, что по­доз­ре­ния па­дут на нее. И уда­ча бы­ла все­цело на ее сто­роне.

Она не мог­ла до­пус­тить, что­бы уби­ли дочь Эн­ди. Да, бе­зум­но рис­ко­вала, но по­лага­ла, что риск то­го сто­ил. Она не смог­ла бы жить даль­ше, зная, что Ним­фа­доры боль­ше нет на све­те. Это бы­ла ее по­пыт­ка вер­нуть долг па­мяти сес­тре, пусть хо­тя бы так, спус­тя столь­ко лет.

Как же удач­но она сох­ра­нила ве­щи ку­зена Ре­гулу­са и не сде­лала ни­чего с его па­лоч­кой! Это очень ей по­мог­ло — поз­во­лило не поль­зо­вать­ся сво­ей па­лоч­кой, что­бы не воз­никло ни­каких сом­не­ний при при­мене­нии чар Пос­ледне­го зак­лятья. А Лорд неп­ре­мен­но и в пер­вую оче­редь про­верит ее, бы­ла уве­рена она. Так и слу­чилось. Под зло­вещим баг­ро­вым взгля­дом она спо­кой­но про­тяну­ла свою па­лоч­ку, прек­расно зная, что пос­ледни­ми бы­ло мно­жес­тво хо­зяй­ствен­ных и са­мых обыч­ных бы­товых зак­ля­тий. И так­же без лиш­них эмо­ций она под­вер­глась лег­ги­лимен­ции, осоз­на­вая, что ком­про­мети­ру­ющие вос­по­мина­ния на­деж­но ук­ры­ты дру­ид­ски­ми ча­рами. К то­му же, Лорд сам не лю­бил под­вергать ее лег­ги­лимен­ции. По ка­кой-то не­ведо­мой при­чине Он не мог до­тош­но и ак­ку­рат­но прос­матри­вать ее па­мять или как-то вли­ять на нее. Воз­можно, де­ло бы­ло в нич­тожных до­лях вей­лов­ской и фей­ской кро­ви в ее жи­лах, но бы­ли ли они на са­мом де­ле, а не в ту­ман­ных по­луза­бытых се­мей­ных пре­дани­ях? Как бы то ни бы­ло, фак­том бы­ло то, что пос­ле взла­мыва­ния ее соз­на­ния (а ина­че и не ска­жешь) Ему дос­тавля­ла неп­ри­ят­ность но­ющая ло­мота в вис­ках. По­тому, ког­да па­ру раз де­ло до­ходи­ло до нее, Он об­хо­дил­ся нес­коль­ки­ми се­кун­да­ми. Там выш­ло и сей­час.

Под фыр­канье Бел­лы Он уч­ти­во из­ви­нил­ся, за­верил в том, что не сом­не­ва­ет­ся в ней, вер­нул па­лоч­ку и при­казал дос­та­вить тех до­мови­ков, ко­торые вхо­дили в Апар­та­мен­ты в ту ночь и поз­вать Як­сли. Уве­ряя Его в том, что сей­час же все вы­пол­нит, она дер­жа­ла ли­цо — хо­лод­ное и неп­ро­ница­емое, прек­расно зная, что Он сле­дит за каж­дым дви­жени­ем так же, как и Бел­ла. Уже тог­да она зна­ла, что пе­ре­иг­ра­ла Его, по­тому что сло­ман­ная па­лоч­ка Ре­гулу­са уже дав­но бес­след­но сго­рела в ка­мине, и Ним­фа­дора бы­ла да­леко от Мал­фой-Ме­нора. Зна­ла, что Он бу­дет пы­тать до­мови­ков, выр­вет приз­на­ние и, вдо­воль нас­ла­див­шись их му­чени­ями, кри­ками и болью, убь­ет. Но она ни­чуть не жа­лела. Жиз­ни двух убо­гих су­ществ за жизнь до­чери Ан­дро­меды — это нич­тожная пла­та.


* * *


Ког­да Дра­ко вы­бира­ет­ся из ка­мина, стря­хивая пе­пел с ру­кавов, он ед­ва мо­жет уз­нать Ка­мин­ный зал Дра­вен­дей­ла. Он прис­висты­ва­ет, ози­рая ком­на­ту, не­ког­да об­ли­цован­ную ма­лахи­товы­ми и яш­мо­выми па­неля­ми. Мд-а-а, вот о ка­ком не­боль­шом про­ис­шес­твии го­вори­ла ма­ма. Прав­да, не­боль­шим его на­зовешь с на­тяж­кой, пол­тергей­ст по­весе­лил­ся на сла­ву. Па­нели со стен час­тично сод­ра­ны, раз­би­ты и те­перь куч­ка­ми ле­жат на по­лу, а на го­лом кам­не од­ной сте­ны, пря­мо нап­ро­тив ка­мина, яр­ко-крас­ны­ми бук­ва­ми вы­веде­но по­хаб­ное сло­во, тут же под­креп­ленное весь­ма на­тура­лис­тичным ри­сун­ком. Что же тво­рит­ся во всем ос­таль­ном зам­ке?

Дра­ко ша­га­ет к вы­ходу из за­ла. За дверью об­на­ружи­ва­ет­ся усер­дно скре­бущий сте­ну с оче­ред­ным неп­ристой­ным ше­дев­ром до­мовик.

— Хо­зя­ин! Хо­зя­ин Дра­ко! — гром­ко пи­щит он, и Дра­ко ши­ка­ет:

— Ти­хо, не во­пи! Где моя же­на?

— Гос­по­жа в биб­ли­оте­ке. Мар­ти сей­час же до­ложит ей о при­бытии мо­лодо­го хо­зя­ина.

Дра­ко ед­ва ус­пе­ва­ет прик­рикнуть:

— Стой! Не на­до ей ни­чего го­ворить, про­дол­жай даль­ше за­нимать­ся сво­им де­лом.

До­мовик, уже поч­ти ис­чезнув­ший, сно­ва ста­новит­ся ви­димым, скло­ня­ет­ся в пок­ло­не, под­ме­тая уша­ми пол, но Дра­ко его уже не ви­дит. Он спе­шит даль­ше, че­рез ан­фи­ладу ком­нат, уже не за­мечая ца­ряще­го бес­по­ряд­ка, под­го­ня­емый единс­твен­ным же­лани­ем — пос­ко­рее уви­деть Гер­ми­ону, об­нять ее, оку­нуть­ся ли­цом в пыш­ное об­ла­ко во­лос, вдох­нуть ее аро­мат.

Он ти­хо тя­нет на се­бя вы­сокие две­ри биб­ли­оте­ки, как мож­но нес­лышнее сту­па­ет по ка­мен­но­му по­лу и на­конец вот он, центр его при­тяже­ния и стрем­ле­ний — Гер­ми­она, скло­нив­ша­яся над ка­кой-то кни­гой за сек­ре­тером у ок­на. Сос­ре­дото­чен­ная, не за­меча­ющая ни­чего вок­руг, как обыч­но. Пла­мя све­чей об­во­лаки­ва­ет ее теп­лым си­яни­ем, мяг­ко оза­ря­ет ли­цо, она вся слов­но све­тит­ся, как жи­вой ого­нек, сре­ди се­рых стен, тем­ных книж­ных шка­фов, тя­жело­го тем­но­го бар­ха­та штор. Дра­ко на миг ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, вби­рая в се­бя весь ее ми­лый об­раз, лю­бу­ясь им, и ощу­ща­ет, как сер­дце сжи­ма­ет­ся от ог­ромней­шей люб­ви, от неж­ности, ощу­щения то­го, что толь­ко ря­дом с ней он чувс­тву­ет се­бя по­кой­но и на­деж­но, чувс­тву­ет се­бя нас­то­ящим, пол­ным жиз­ни, а не по­лумер­твой ма­ри­онет­кой в ру­ках бе­зум­ца или раз­менной фаль­ши­вой мо­нетой в ла­пах хит­ро­го и жес­то­кого ли­са.

Слов­но по­чувс­тво­вав его при­сутс­твие, Гер­ми­она под­ни­ма­ет го­лову, и вмиг ее гла­за вспы­хива­ют ра­достью.

— Дра­ко! — она вска­кива­ет и мчит­ся к не­му, в нес­коль­ко стре­митель­ных ша­гов пре­одо­левая рас­сто­яние меж­ду ни­ми. Об­ни­ма­ет, уты­ка­ет­ся в пле­чо. И Дра­ко с та­кой си­лой в от­вет об­ни­ма­ет ее, что она неп­ро­из­воль­но оха­ет.

— Я сос­ку­чил­ся! — шеп­чет он, це­луя ее в гла­за, ви­сок, жад­но до­бира­ясь до губ.

По ее дрог­нувшим гу­бам он по­нима­ет, что она улыб­ну­лась.

— Я то­же. Бе­зум­но, — шеп­чет она, от­ве­чая на его по­целуи, за­пус­кая паль­цы в пря­ди во­лос, при­жима­ясь всем те­лом, как буд­то врас­тая, вцеп­ля­ясь.

— Ты бу­дешь так же встре­чать ме­ня лет че­рез пять­де­сят, ког­да мы оба бу­дем скрю­чены рев­ма­тиз­мом и по­биты стар­ческим ма­раз­мом? — спра­шива­ет он с лег­кой улыб­кой, на­конец най­дя в се­бе си­лы отор­вать­ся от нее.

— Всег­да, — прос­то от­ве­ча­ет она, под­ни­мая го­лову, и в ее гла­зах он ви­дит горь­кую неж­ность по­полам с за­та­ен­ной пе­чалью.

Он с тре­вогой об­хва­тыва­ет ла­доня­ми ли­цо, сно­ва це­лу­ет мяг­кие гу­бы.

— Что? Это из-за по­бега? Ма­ма мне все рас­ска­зала.

Гер­ми­она от­во­дит взгляд, по­том сно­ва при­жима­ет­ся к не­му и приг­лу­шен­но про­сит:

— Об­ни­ми ме­ня.

Он об­ни­ма­ет ее, изо всех сил пы­та­ясь влить в лю­бимую хоть нем­но­го си­лы, вы­дер­жки, уве­рен­ности. На­вер­ня­ка, пос­ле той но­вос­ти и вы­зова Лор­да ей бы­ло пло­хо, как всег­да. Да­же не под­вергая ее соз­на­ние пы­точ­ной лег­ги­лимен­ции, Лорд слов­но спе­ци­аль­но удос­та­ива­ет Сво­ей тя­желей­шей ми­лос­ти, срав­ни­мой с «Кру­ци­ату­сом» в пси­холо­гичес­ком пла­не. Она всег­да дер­жится с не­обы­чай­ной стой­костью, ни­ког­да не по­казы­ва­ет сво­их ис­тинных чувств, ве­дет се­бя бе­зуко­риз­ненно по-свет­ски. И это в гла­зах чис­токров­ных ли­зоб­лю­дов выг­ля­дит как аб­со­лют­ная бес­чувс­твен­ность и ни­чем не обос­но­ван­ное, с их точ­ки зре­ния, вы­соко­мерие. И тог­да на­чина­ют плес­тись глу­пые сплет­ни и кур­си­ровать гряз­ные слу­хи. Но Дра­ко уже дав­но пле­вать на всех, кро­ме сво­ей семьи.

Он бе­реж­но ука­чива­ет же­ну в объ­ять­ях, ти­хо ду­ет в пу­шис­тые куд­ри, точ­но ста­ра­ясь отог­нать все дур­ное и злоб­ное. Она ще­кот­но ды­шит в шею, по­том лег­ким по­целу­ем тро­га­ет моч­ку уха и ед­ва слыш­но шеп­чет:

— У нас бу­дет ре­бенок.

Спер­ва Дра­ко не по­нима­ет. Эти сло­ва слов­но за­лете­ли сю­да, под тем­ные, пыль­ные, шур­ша­щие сквоз­ня­ками ка­мен­ные сво­ды из дру­гого ми­ра, заз­ве­нели неж­ны­ми ко­локоль­чи­ками, раз­ле­телись рос­сыпью свет­лячко­вых ис­ко­рок. По­том он сам отс­тра­ня­ет Гер­ми­ону, что­бы ви­деть ее ли­цо, креп­ко дер­жит ее за пле­чи и пе­рес­пра­шива­ет:

— Ре­бенок?

Она улы­ба­ет­ся ка­кой-то осо­бой улыб­кой — ти­хой, свет­лой, зат­ме­ва­ющей огонь све­чей и да­же, на­вер­ное, сол­нце, ес­ли бы сей­час был день. Ки­ва­ет и раз­во­дит ру­ками в за­бав­ном сму­щении.

Дра­ко ед­ва не за­дыха­ет­ся от… Че­го? Счастья — это он точ­но мо­жет ска­зать. Ог­лу­ша­юще­го, хруп­ко­го в сво­ей зыб­кости, ос­ле­питель­но­го в сво­ей не­ожи­дан­ности. От люб­ви — столь же не­воз­можной, су­мас­шедшей, кол­ко-звез­дной и жар­ко-сол­нечной, как и тог­да, в ту ночь, ког­да он и Гер­ми­она сто­яли в пен­таграм­ме, и она смот­ре­ла на не­го, да­ря весь мир и се­бя. От вне­зап­но­го ок­ры­лив­ше­го чувс­тва — слов­но пер­вый по­лет на мет­ле, та­кой же зах­ва­тыва­ющий, не­замут­ненный ни­чем вос­торг.

— У нас бу­дет ре­бенок! — пов­то­ря­ет он, все еще не до кон­ца ве­ря, — у нас бу­дет ре­бенок!

Глава 30. Возвращение

Гар­ри по­том не мог вспом­нить в под­робнос­тях окон­ча­ние то­го бе­зум­но длин­но­го лет­не­го ве­чера. В па­мяти ос­та­лись толь­ко су­ет­ли­вые ко­ман­ды, мель­те­шение лю­дей, пла­чущий го­лосок до­мови­хи, пе­реко­шен­ное ли­цо Мал­фуа, во­пив­ше­го о про­из­во­ле Ав­ро­рата, и собс­твен­ные дро­жащие ру­ки. Па­лоч­ку он сжи­мал до по­белев­ших паль­цев, опа­са­ясь, что она вы­падет, и под­чи­нен­ные уви­дят его сос­то­яние.

«Мы точ­но ищем маль­чи­ка?» — спра­шивал Ко­лин. Маль­чи­ка — Алек­са — в муж­чи­не их воз­раста на кро­вати уз­нать бы­ло прак­ти­чес­ки не­воз­можно. Гла­за упор­но ви­дели толь­ко Дра­ко Мал­фоя, и да­же тем­ные во­лосы не спа­сали по­ложе­ние. Гар­ри от­во­дил взгляд, но все рав­но то и де­ло при­тяги­вало к это­му ли­цу — до жу­ти зна­комо­му, ка­нув­ше­му, ка­залось бы, в мер­твое не­бытие, но упор­но вып­лывше­му, офор­мивше­муся из по­луза­бытых ту­манов прош­ло­го. «Он очень по­хож на сво­его от­ца» — так он ду­мал, го­ворил не раз Джин­ни, но, по­хоже, до это­го дня и не по­доз­ре­вал — нас­коль­ко внеш­не Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой по­хож на Дра­ко Мал­фоя.

Гар­ри сам за­нимал­ся тран­спор­ти­ров­кой Алек­са, выз­вав кол­до­меди­ков "Мун­го", пос­лав пат­ро­нуса к Джин­ни и по­ручив Ко­лину за­читать Мал­фуа пред­ва­ритель­ное об­ви­нение и зак­лю­чить под стра­жу. Бо­ял­ся, что не вы­дер­жит, съ­ез­дит по длин­ной блед­ной фи­зи­оно­мии, с нас­лажде­ни­ем прев­ра­тит ее в кро­вавую ка­шу. На­вер­ня­ка, Мал­фуа это по­чу­ял сво­им гни­лым нут­ром, по­тому что пос­ле нес­коль­ких вык­ри­ков об ад­во­кате зат­кнул­ся и с на­пус­кным през­ре­ни­ем за­дирал под­бо­родок. Его же­на ку­сала гу­бы, пу­чила гла­за, за­ламы­вала ру­ки, но не ос­ме­лива­лась что-ли­бо ска­зать в за­щиту му­жа. Ког­да Мал­фуа вы­пал из по­ля зре­ния, Гар­ри тут же за­был о нем.

Кол­до­меди­ки, слег­ка оша­рашен­ные его на­пором, тут же по­мес­ти­ли маль­чи­ка (Гар­ри прос­то зас­тавлял се­бя на­зывать его маль­чи­ком) в от­дель­ную па­лату, оку­тали ко­коном ди­аг­ности­чес­ких и ре­ани­маци­он­ных зак­ля­тий и соб­ра­ли сроч­ный кон­си­ли­ум. Толь­ко тог­да он поз­во­лил се­бе нем­но­го рас­сла­бить­ся, тя­жело сел на не­удоб­ный жес­ткий стул в ко­ридо­ре от­де­ления ре­ани­маци­он­ной ма­гии и прис­ло­нил­ся за­тыл­ком к хо­лод­ной сте­не, прик­рыл гла­за. До­мови­ха, ес­тес­твен­но, бы­ла тут же, все ти­хо пла­кала и пла­кала, ути­рая сов­сем опух­шее ли­цо за­сален­ным кро­вавым пе­ред­ни­ком. К со­жале­нию, она ни­чего не зна­ла, что мог­ло бы по­мочь кол­до­меди­кам, толь­ко твер­ди­ла, что это бы­ло злое кол­довс­тво.

В па­мяти все сто­яла кар­ти­на из до­ма Мал­фуа, и ста­нови­лось не по се­бе. Кол­довс­тво, дей­стви­тель­но, бы­ло злым, тем­ным и не­понят­ным. Он ни­ког­да не слы­шал о ма­гии, спо­соб­ной прев­ра­тить две­над­ца­тилет­не­го ре­бен­ка во взрос­ло­го муж­чи­ну и не ос­тавля­ющей ни­каких сле­дов. Об­ра­тима ли она? Ка­кой вред на­нес­ла маль­чи­ку? Ког­да-то в Хог­вар­тсе во вре­мя Тур­ни­ра Трех ис­поль­зо­валось что-то, от­да­лен­но по­хожее на по­доб­ное зак­лятье, но это бы­ли все­го лишь осо­бые ча­ры с крат­ким сро­ком дей­ствия, аб­со­лют­но бе­зопас­ные и без­вред­ные. К то­му же, ма­гичес­кие сле­ды ос­та­вались от лю­бого кол­довс­тва, и уси­лен­ные ав­рор­ские но­уры мог­ли рас­познать ос­та­точ­ную эма­наци­он­ную тень от зак­ля­тий поч­ти ме­сяч­ной дав­ности, не го­воря уже о Ча­рах пос­ледне­го зак­лятья. Но на па­лоч­ке Мал­фуа не бы­ло ни­чего по­доб­но­го, это Ко­лин уже про­верил со всей тща­тель­ностью. И на са­мом Алек­се не бы­ло ни­каких приз­на­ков при­менен­ных зак­ля­тий. Воз­можно, ка­кое-то прок­лятье, но ка­кое?

По ко­ридо­ру, су­дя по шо­роху ман­тий и зву­ку ша­гов, ми­мо про­ходи­ли ред­кие по­сети­тели и кол­до­меди­ки, про­бега­ли мед­сес­тры, но сил от­крыть гла­за и отор­вать за­тылок от сте­ны не бы­ло. От тя­гучих мыс­лей от­влек­ло при­кос­но­вение к во­лосам, и он по лег­ко­му цве­точ­но­му фле­ру и ощу­щению теп­ла в гру­ди оп­ре­делил, что приш­ла Джин­ни. Он от­крыл гла­за, под­нялся, бо­ясь встре­чать­ся взгля­дом с же­ной. Она ведь бы­ла про­тив, не хо­тела от­пускать Алек­са к маг­лов­ской род­не.

— Что? — вы­соким за­дыха­ющим­ся го­лосом спро­сила она, — что слу­чилось? Что с Алек­сом?

Он при­жал ее к се­бе, вдох­нул лю­бимый аро­мат, слов­но на­бира­ясь сил.

— Он был у Мал­фуа. Сей­час без соз­на­ния. Джин… ви­димо, на нем ка­кое-то прок­лятье или очень тем­ные ча­ры. Сей­час там кол­до­меди­ки, они дол­жны точ­но ска­зать. Мал­фуа мол­чит, и мы нав­скид­ку не смог­ли оп­ре­делить, что это за ма­гия.

Джин­ни нем­но­го отс­тра­нилась и при­жала ла­донь к гу­бам, в ее гла­зах мель­кнул страх.

— Мож­но его уви­деть?

Он ко­лебал­ся с от­ве­том. Она, ко­неч­но, бу­дет в шо­ке, и он опа­сал­ся ее ре­ак­ции.

— Не ду­маю, что это хо­рошая идея. Мо­жет быть…

Но тут дверь па­латы от­кры­лась, и в ко­ридор выг­ля­нул кол­до­медик Абер­кром­би.

— Мис­тер Пот­тер, ду­маю, де­ло об­сто­ит ку­да серь­ез­нее, чем мы по­лага­ли из­на­чаль­но. Де­ло в том, что… О, доб­рый ве­чер, мис­сис Пот­тер.

Джин­ни из­да­ла нев­нятный звук и креп­ко сжа­ла его ру­ку. Она не­от­рывно смот­ре­ла в про­ем от­кры­той две­ри, в ко­торый бы­ла вид­на вся па­лата, и в ее гла­зах плес­кался уже не страх, а са­мый нас­то­ящий ужас.

— Чт… что с ним, Гар­ри? Что это?!

Он мяг­ко под­тол­кнул ее в про­ем, мах­нув це­лите­лю, что­бы тот во­шел. Он по­нимал, зре­лище бы­ло чу­довищ­ным для Джин­ни, так не­ожи­дан­но вы­тяну­той из ее теп­ло­го до­маш­не­го ми­ра, в ко­тором она все­го нес­коль­ко дней на­зад от­пусти­ла две­над­ца­тилет­не­го ху­день­ко­го маль­чиш­ку, на­пос­ле­док хо­рошень­ко на­кор­мив и по­бало­вав лю­бимым де­сер­том. Яр­кие гла­за же­ны ста­нови­лись все боль­ше, и она все креп­че вцеп­ля­лась в его ру­ку, вон­за­ясь ног­тя­ми так, что Гар­ри не­воль­но по­мор­щился. Па­лата бы­ла не так уж ве­лика, и для них дво­их, кон­си­ли­ума из че­тырех ве­дущих кол­до­меди­ков гос­пи­таля и до­мови­хи, жму­щей­ся у две­рей, мес­та бы­ло ма­лова­то. Поч­ти все сво­бод­ное прос­транс­тво за­нимал проз­рачный ко­кон, спле­тен­ный мер­ца­ющи­ми ни­тями зак­ля­тий, в ко­тором мяг­ко пла­вало те­ло муж­чи­ны с от­кры­тыми гла­зами, слов­но прик­ры­тыми бель­ма­ми, в стран­ной по­зе, от ко­торой ста­нови­лось не по се­бе, по­тому что жи­вые не мо­гут так зас­ты­вать.

— Это он? Это… Алекс? — го­лос Джин­ни прер­вался, и она, от­пустив, на­конец, его ру­ку, дви­нулась впе­ред, мяг­ко прош­ла внутрь ко­кона и кос­ну­лась вы­вер­ну­той ла­дони, бе­реж­но пог­ла­дила по ще­ке, на ощупь ле­дяной, как пом­ни­лось Гар­ри.

— Я убью Мал­фуа, — ров­но и спо­кой­но ска­зала она, по­вер­нувшись к му­жу, — я прос­то его при­кон­чу, эту тварь, собс­твен­ны­ми ру­ками при­душу.

Он сно­ва при­жал ее к гру­ди, пог­ла­дил по во­лосам, ощу­щая, как она нап­ря­жена, как пре­рывис­то ды­шит от пот­ря­сения и ярос­ти. Он по­нимал — ей ку­да ху­же, чем ему. Она по-нас­то­яще­му и ку­да быс­трее, чем он, при­вяза­лась к маль­чи­ку, ис­крен­не за­боти­лась и вол­но­валась о нем. Он до­воль­но быс­тро за­нял свое, осо­бен­ное мес­то в ее сер­дце, по­ка сам Гар­ри еще при­выкал к ро­ли опе­куна сы­на Дра­ко Мал­фоя и Гер­ми­оны Грей­нджер.

Це­лите­ли так­тично по­мал­ки­вали, по­ка Абер­кром­би, са­мый мо­лодой и не­тер­пе­ливый, каш­ля­нув, не прер­вал ти­шину:

— Мис­тер Пот­тер, мис­сис Пот­тер, к со­жале­нию, ни­чем не мо­жем вас об­на­дежить. Мы про­вели все не­об­хо­димые про­цеду­ры по ди­аг­ности­ке пред­по­ложи­тель­но Тем­ных чар или зак­ля­тий, на­ложен­ных на это­го че­лове­ка, но ни­чего не об­на­ружи­ли. Ни­каких сле­дов прок­лятья, сгла­за или пор­чи так­же не най­де­но. По всем па­рамет­рам, ему око­ло трид­ца­ти пя­ти-со­рока лет, ор­га­низм пре­дель­но ис­то­щен, ма­гичес­кая а­ура прос­матри­ва­ет­ся, но весь­ма сла­бая, мер­ца­тель­но-нес­та­биль­ная, что сви­детель­ству­ет об уга­сании ма­гичес­ких воз­можнос­тей. Он на­ходит­ся в глу­бокой ма­гичес­кой ко­ме. Ес­ли бы не ва­ши сви­детель­ства о том, что это ре­бенок, я был бы го­тов пок­лясть­ся, что этот че­ловек имен­но та­ков, ка­ким выг­ля­дит.

— В ко­ме? — хрип­ло пе­рес­про­сила Джин­ни.

— Да, мис­сис Пот­тер, — всту­пил в раз­го­вор глав­ный кол­до­медик Мун­го Гел­берт Сплин, — мы по­сове­щались с кол­ле­гами и приш­ли к еди­ному мне­нию о том, что из­ме­нения в ма­гичес­кой а­уре па­ци­ен­та не­об­ра­тимы, а его вы­ход из ко­мы, к со­жале­нию, пред­став­ля­ет­ся ма­лове­ро­ят­ным.

— Ну уж нет, — в го­лосе Джин­ни бы­ла сталь, и она об­ве­ла чет­верку ма­гов в ли­мон­но-жел­тых ман­ти­ях та­ким взгля­дом, что да­же эти, ко все­му при­выч­ные вол­шебни­ки, зас­лу­жен­ные кол­до­меди­ки и про­фес­со­ра, нем­но­го по­пяти­лись на­зад, а Абер­кром­би во­об­ще съ­ежил­ся и стал за­мет­но ни­же рос­том, — ка­кие, к де­мен­то­рам, не­об­ра­тимые пос­ледс­твия? Вы ис­про­бу­ете все ча­ры и зак­лятья, ка­кие есть, и он вый­дет из ко­мы, слы­шите, гос­по­да? Ес­ли по­надо­бит­ся, я из Мал­фуа ду­шу выт­ря­су, но уз­наю, как эта сво­лочь прок­ля­ла Алек­са!

Гар­ри знал, что Джин­ни и в са­мом де­ле спо­соб­на от­сю­да транс­грес­си­ровать в Ав­ро­рат, най­ти Мал­фуа и вце­пить­ся в не­го мер­твой хват­кой. Он ус­по­ка­ива­юще по­ложил ла­донь на пле­чо же­ны.

— Да, мы все сде­ла­ем. Я бы хо­тел поп­ро­сить вас ни на ми­нуту не ос­тавлять маль­чи­ка, сле­дить за его сос­то­яни­ем и в слу­чае ухуд­ше­ния не­мед­ленно из­ве­щать ме­ня.

Кол­до­меди­ки за­кива­ли.

— Бе­зус­ловно, мы при­мем все ме­ры, мис­тер Пот­тер. Кон­си­ли­умы бу­дут со­бирать­ся ежед­невно, бу­дут приг­ла­шены кол­ле­ги из дру­гих гос­пи­талей. Уве­ря­ем вас, бу­дет сде­лано все, что в на­ших си­лах. А сей­час про­шу из­ви­нить, ме­ня ждет один из на­ших ува­жа­емых по­печи­телей, — Сплин был уч­тив, про­фес­си­ональ­но вы­дер­жан и ка­залось, да­же не об­ра­тил вни­мания на эмо­ци­ональ­ный взрыв суп­ру­ги гла­вы Ав­ро­рата.

Ког­да Гар­ри и Джин­ни по­кину­ли боль­нич­ную па­лату, ее всю тряс­ло. Гар­ри уса­дил же­ну на стул в ко­ридо­ре, на­кол­до­вал во­ды и с со­чувс­тви­ем смот­рел, как дро­жали ее ру­ки, ког­да она бра­ла ста­кан. От­пив нес­коль­ко глот­ков, она нем­но­го приш­ла в се­бя и за­сыпа­ла его воп­ро­сами, пы­та­ясь ра­зоб­рать­ся, как Алекс, ос­тавлен­ный у маг­лов­ских родс­твен­ни­ков, вдруг очу­тил­ся у Мал­фуа и в та­ком ви­де.

— Мер­лин, я ду­мала, что мы уже прош­ли че­рез та­кие пот­ря­сения, — с го­речью ска­зала она, — Гар­ри, ты ду­ма­ешь, что Мал­фуа убил этих, как их, Биг­сли? Или прос­то за­кол­до­вал Алек­са, что­бы тот по­шел с ним?

— Нет, Биг­сли сра­зу же про­вери­ли, с ни­ми все в по­ряд­ке. Толь­ко на жен­щи­ну на­ложен «Об­ли­ви­эйт», и она не пом­нит, как ее по­допеч­но­го уве­ли из до­ма. Счи­та­ет, что он сбе­жал сам. Юбер Мал­фуа все-та­ки тру­соват для убий­ства. Я ведь пом­ню его по доп­ро­сам, ког­да он пы­тал­ся от­крес­тить­ся от Мал­фо­ев, с пе­ной у рта до­казы­вая, как всег­да тер­петь не мог сво­их ан­глий­ских родс­твен­ни­ков и со­вер­шенно не раз­де­лял их взгля­ды. Чуть на­давишь, и он тут же юлит и го­тов вы­ложить все, что зна­ет и не зна­ет. Мер­зкий тип, дву­лич­ный лжец, шу­лер, мо­шен­ник, но не убий­ца.

Джин­ни по­кача­ла го­ловой, по­мол­ча­ла и поч­ти нес­лышным ше­потом спро­сила:

— Что же бу­дет с Алек­сом? Вдруг он так и ос­та­нет­ся… та­ким? Как ему даль­ше жить?

— Не знаю, — Гар­ри тя­жело вздох­нул, — прав­да, не знаю, Джин. Но мы обя­затель­но что-ни­будь при­дума­ем.

Из-за уг­ла ко­ридо­ра гра­ци­оз­но выс­ко­чила се­реб­ристая тиг­ри­ца — пат­ро­нус Ко­лина.

— Гар­ри, все го­тово. Мал­фуа предъ­яв­ле­но об­ви­нение в по­хище­нии и не­закон­ном удер­жи­вании не­совер­шенно­лет­не­го вол­шебни­ка без сог­ла­сия опе­куна. К со­жале­нию, при­мене­ние Тем­ных Ис­кусств впа­ять по­ка не уда­лось, на па­лоч­ке нет ни­чего осо­бо по­доз­ри­тель­но­го, но есть у ме­ня кое-ка­кие мыс­лишки. Он сей­час в ка­мере пред­ва­ритель­но­го зак­лю­чения, го­ворить от­ка­зыва­ет­ся, выз­вал ад­во­катов. Ми­нистр уже в кур­се, слег­ка пых­тит, но все же на­ши дей­ствия одоб­рил. Даль­ней­шие рас­по­ряже­ния бу­дут?

Тиг­ри­ца рас­сы­палась ис­кра­ми, а Гар­ри выз­вал сво­его пат­ро­нуса.

— Приш­ли двух ав­ро­ров для ох­ра­ны. У нас нет све­дений, что у Мал­фуа был со­об­щник, но сто­ит пе­рес­тра­ховать­ся. И еще. При­дер­жи ин­форма­цию о за­дер­жа­нии, Ко­лин. Мал­фуа, на­вер­ня­ка, за­хочет под­нять вой о без­винном стра­дании, бу­дет нас­та­ивать на пресс-кон­фе­рен­ции с га­зет­чи­ками. Но Ав­ро­рат прис­ва­ива­ет де­лу ста­тус не­об­щес­твен­но­го, ни­каких ком­мента­ри­ев и ин­тервью.

Се­реб­ристый олень ус­ка­кал, Джин­ни, от­ре­шен­но гля­дя ему вслед, кив­ну­ла.

— Да, точ­но. Алек­су толь­ко га­зет­ных воп­лей не хва­тало.

Че­рез нес­коль­ко ми­нут в ко­ридо­ре с хлоп­ком по­яви­лись два мо­лодых ав­ро­ра с па­лоч­ка­ми на­из­го­тове, на ли­цах ко­торых боль­ши­ми бук­ва­ми чи­талось слу­жеб­ное рве­ние. По­лучив инс­трук­цию на пред­мет ох­ра­ны па­латы, они тут же прос­верли­ли по­доз­ри­тель­ны­ми взгля­дами мель­кнув­шую в от­да­лении ко­ридо­ра тем­ную фи­гуру по­сети­теля.

— Пой­дем до­мой, Джин, — Гар­ри по­вер­нулся к же­не, при­под­нял оч­ки и по­тер пе­рено­сицу, чувс­твуя се­бя вы­мотан­ным и ста­рым, ку­да стар­ше сво­их трид­ца­ти шес­ти, — Алек­су тут мы по­ка ни­чем не по­можем. На ко­го ты ос­та­вила де­тей?

— Выз­ва­ла ма­му, да и до­мови­ки ведь до­ма, — Джин­ни под­ня­лась, сде­лала нес­коль­ко ша­гов, опи­ра­ясь на его ру­ку, ог­ля­нулась на дверь па­латы, ря­дом с ко­торой на стуль­ях ус­тро­ились ав­ро­ры. На ее ли­це бы­ло тос­кли­вое вы­раже­ние.

— Как же он там один, Гар­ри? Он ведь и так всю свою жизнь… один…

Они пы­тались сох­ра­нять обыч­ное нас­тро­ение, но Ли­ли тем же ве­чером за­подоз­ри­ла не­лад­ное, уви­дев мрач­но­го от­ца и мол­ча­ливую мать, и на­ут­ро сле­ду­юще­го дня вы­пыта­ла все. Но у са­мих Гар­ри и Джин­ни да­же в мыс­лях не бы­ло что-ли­бо скры­вать от де­тей, слиш­ком тя­желым бы­ло по­ложе­ние. Ли­ли, ко­неч­но, до­билась раз­ре­шения на­вес­тить Алек­са. Гар­ри не мог от­ка­зать до­чери, ви­дя, как она пе­режи­ва­ет о дру­ге. К ее чес­ти, в па­лате она дер­жа­лась стой­ко, толь­ко до кро­ви при­куси­ла гу­бу. Но вый­дя в ко­ридор, ут­кну­лась в грудь от­ца и раз­ры­далась так, что Гар­ри сно­ва за­хоте­лось прев­ра­тить мор­ду Мал­фуа в кро­вавое ме­сиво. Этот уб­лю­док под­нял ру­ку на ре­бен­ка, ко­торый был под его опе­кой, из-за не­го пла­кала его дочь. Он лас­ко­во гла­дил дочь по чер­ным ко­сам, поз­во­ляя ей вып­ла­кать­ся, и прок­ру­чивал все ва­ри­ан­ты, как вы­бить из Мал­фуа по­каза­ния о том, ка­кие ча­ры или прок­лятье бы­ли на Алек­се. Он не сом­не­вал­ся в том, что нуж­ное средс­тво бу­дет най­де­но. Но сле­ду­ющие три дня не при­нес­ли ни­чего но­вого. Сме­нялись ав­ро­ры, до­мови­ха пре­дан­но де­жури­ла в па­лате, нес­мотря на по­пыт­ки мед­сестер ее выг­нать, ее под­ме­няла Джин­ни, да и сам Гар­ри за­ходил и про­водил па­ру ча­сов в день. По­раз­мыслив, он уве­домил со­вой ди­рек­то­ра Хог­вар­тса. Она и Хаг­рид приш­ли на­вес­тить маль­чи­ка, дол­го тол­ко­вали с Гар­ри, но ни­чем не мог­ли по­мочь, пос­коль­ку да­же Ми­нер­ва Мак­Го­нагалл ни­чего не зна­ла о по­доб­но­го ро­да прок­лять­ях или ча­рах. Кол­до­меди­ки ус­тра­ива­ли бес­ко­неч­ные кон­си­ли­умы, пред­ла­гали и про­бова­ли са­мые раз­личные ле­чеб­ные зак­лятья, но Алекс ос­та­вал­ся в том же сос­то­янии.

Ут­ром чет­верто­го дня он при­шел в Ми­нис­терс­тво с нас­тро­ени­ем, мяг­ко го­воря, не­весе­лым. До­ма пос­ле ноч­но­го де­журс­тва спа­ла ус­та­лая Джин­ни, ли­чико Ли­ли, ко­выряв­шей­ся за зав­тра­ком в ов­сянке, бы­ло уд­ру­чен­ным, и он ис­пы­тывал смут­ную ви­ну пе­ред ней за то, что так и не смог по­мочь ее дру­гу. Сос­то­яние Алек­са ста­нови­лось тя­желее, чер­ты ли­ца за­ос­три­лись, ко­жа ссы­халась и ста­ла на­поми­нать бе­лый пер­га­мент. Под­держи­ва­ющие зак­лятья и ча­ры ни на ми­нуту не прек­ра­щали дей­ство­вать, но все бы­ло бес­по­лез­но. Кол­до­меди­ки толь­ко раз­во­дили ру­ками, бор­мо­ча за­ум­ные тер­ми­ны и приз­на­вая свое бес­си­лие. У Абер­кром­би, офи­ци­аль­но­го ле­чаще­го кол­до­меди­ка, под гла­зами за­лег­ли тем­ные кру­ги и впа­ли ще­ки, он не вы­ходил из па­латы маль­чи­ка, про­буя раз­личные зак­лятья.

Гар­ри поп­ро­сил сек­ре­тар­шу выз­вать сво­его за­мес­ти­теля, по­перек­ла­дывал бу­маж­ки с мес­та на мес­то, взял се­бя в ру­ки и до­бил квар­таль­ный от­чет, ко­торый тре­бовал Ми­нистр, от­пра­вил его слу­жеб­кой и уже со­бирал­ся сам пой­ти отыс­ки­вать ав­ро­ра Кри­ви, ког­да Ко­лин с обыч­ной за­лих­ват­ской улыб­кой про­сунул го­лову в дверь.

— Шеф, вы­зывал? Ух, ка­кие ду­мы на че­ле! Не зря на­ша Ав­ро­ра уже ко­торый день хо­дит на цы­поч­ках и мо­раль­но рас­ти­ра­ет в по­рошок каж­до­го, кто ос­ме­лит­ся каш­ля­нуть вбли­зи тво­его ка­бине­та.

Гар­ри мах­нул ру­кой, приг­ла­шая вой­ти.

— Про­ходи, са­дись, док­ла­дывай. Что с Мал­фуа?

Пер­вый доп­рос он про­вел сам, но по­том по­нял, что при ви­де Мал­фуа дер­жать се­бя в ру­ках ему все труд­нее, и по­ручил де­ло Ко­лину.

Ко­лин, вмиг по­серь­ез­нев, осед­лал свой лю­бимый стул с ис­тертым про­дав­ленным си­день­ем, ко­торый Ав­ро­ра ни­как не мог­ла за­менить на но­вый.

— На доп­ро­сах нем, как ры­ба, и лишь през­ри­тель­но дер­га­ет пле­чами. Но без кон­ца шу­шука­ет­ся с ад­во­ката­ми.

— Ог­ра­ничить ви­зиты, — раз­дра­жен­но бро­сил Гар­ри, — на­вер­ня­ка, про­раба­тыва­ет ли­нию за­щиты, что­бы на су­де пред­стать не­вин­ным аг­нцем, а ме­ня сде­лать эда­ким монс­тром без сер­дца, пре­пятс­тво­вав­шим вос­со­еди­нению семьи.

— Впол­не воз­можно, — по­жал пле­чами его зам, — прав­да, чем он со­бира­ет­ся им пла­тить, не пой­му.

Гар­ри про­шел­ся по ка­бине­ту, ощу­щая нас­то­ятель­ную пот­ребность что-ни­будь раз­нести, и на вся­кий слу­чай за­ложил ру­ки за спи­ну.

— Ско­рее все­го, на­де­ет­ся, что маль­чик ум­рет, и все бо­гатс­тво дос­та­нет­ся ему, как пос­ледне­му в ро­ду. Я про­кон­суль­ти­ровал­ся с на­шими юрис­та­ми. Го­ворят, в слу­чае смер­ти пос­ледне­го в ро­ду по пря­мой ли­нии нас­ледс­тво мо­жет быть пе­реда­но по­боч­ным вет­вям, но по ого­ворен­но­му пун­кту в за­веща­ни­ях. Не сом­не­ва­юсь, ад­во­каты сей­час бе­шено шер­стят Граж­дан­ский ко­декс и за­веща­ния Мал­фо­ев. Гоб­ли­ны и по­верен­ные на­ложи­ли аб­со­лют­ное ве­то на дос­туп неп­ря­мых нас­ледни­ков к сче­там до тех пор, по­ка жив и де­ес­по­собен пря­мой нас­ледник. Но имен­но до тех пор, по­ка жив.

Ко­лин по­качал го­ловой и прис­вис­тнул.

— До че­го все слож­но у этих бо­гачей. А как сам маль­чик? Дей­стви­тель­но, все так пло­хо?

— Ху­же не­куда. Что с ним не­из­вес­тно, по­это­му как ле­чить — то­же не­понят­но. Кол­до­меди­ки да­ют ты­сяч­ную до­лю шан­са на вы­ход из ко­мы и пов­то­ря­ют, что на­деж­да на чу­до есть всег­да, — Гар­ри жел­чно ус­мехнул­ся, — от них это зву­чит осо­бен­но из­де­ватель­ски.

— Гар­ри, — Ко­лин по­мол­чал, рас­ка­чива­ясь на жа­лоб­но скри­пев­шем сту­ле, — есть еще кое-что, ты же зна­ешь. Не­поп­ра­вимый вред здо­ровью маль­чи­ка на­несен, есть по­доз­ре­ние на ис­поль­зо­вание Тем­ных Ис­кусств, так что мы впол­не име­ем пра­во на при­мене­ние Сы­ворот­ки прав­ды в про­цеду­ре доп­ро­са.

— Я уже по­дал за­яв­ку Ми­нис­тру на рас­смот­ре­ние и лич­но от се­бя нас­то­ятель­но поп­ро­сил дать раз­ре­шение в крат­чай­ший срок.

Гла­за Ко­лина ок­ругли­лись, и он сно­ва прис­вис­тнул. По­хоже, Гар­ри не­мало уди­вил и оза­дачил сво­его за­мес­ти­теля, прек­расно знав­ше­го, что Гар­ри Пот­тер ред­ко при­бегал к сво­ему по­ложе­нию, из­вес­тнос­ти и име­ни, что­бы воз­дей­ство­вать на ор­га­ны влас­ти. В ка­ких-то лич­ных де­лах он всег­да пред­по­читал дей­ство­вать стро­го в рам­ках за­кона, да­же ес­ли это оз­на­чало хло­поты, не­из­бежную бю­рок­ра­тию, дол­гие ожи­дания. А это об­ра­щение к Ми­нис­тру от сво­его име­ни зна­чило, что в этом де­ле гла­ва Ав­ро­рата го­тов да­же прес­ту­пить че­рез собс­твен­ные та­бу и прин­ци­пы.

Гар­ри по­тер ру­ками ли­цо, пы­та­ясь как-то взбод­рить­ся, и сно­ва об­ра­тил­ся к сво­ему за­мес­ти­телю:

— Ко­лин, не пом­нишь, ког­да бра­ли Мал­фуа, вел ли се­бя он как-то стран­но? Что-то пы­тал­ся сде­лать? Мо­жет быть, у не­го при се­бе бы­ла ка­кая-то вещь? Что-то не­обыч­ное?

Ко­лин нах­му­рил­ся.

— Мы его, ко­неч­но, обыс­ка­ли и кро­ме па­лоч­ки, нес­ве­жего но­сово­го плат­ка и пус­то­го пор­тмо­не ни­чего не наш­ли. Мо­гу пок­лясть­ся, что в ка­меру ему ни­чего не пе­реда­вали. А при за­дер­жа­нии он орал о пра­вах, ад­во­катах, на­шем про­из­во­ле… не ду­маю, что это как-то вы­бива­ет­ся из ко­леи, так ве­дет се­бя по­лови­на на­ших за­дер­жи­ва­емых. А, по­годи-ка, кое-что при­поми­наю. Ког­да Хью и Май­лз кон­во­иро­вали его, то ос­та­нови­лись вни­зу в хол­ле, жда­ли нас. Они ска­зали, что он бро­сил что-то в пла­фон го­рев­шей мас­ля­ной лам­пы, и за­воня­ло так, что гла­за сле­зились. Ты раз­ве не пом­нишь?

Гар­ри не­оп­ре­делен­но мот­нул го­ловой. Неп­ри­ят­ный за­пах дей­стви­тель­но был, но он не об­ра­тил вни­мания. А на­до бы­ло нас­то­рожить­ся и тут же по го­рячим и во­нючим сле­дам при­переть Мал­фуа к стен­ке.

— Хью, ко­неч­но, тут же су­нул­ся про­верить, но в рас­ка­лен­ном мас­ле все быс­тро сго­рело. Да и от во­ни его ед­ва не вы­воро­тило. По­том спус­ти­лись вы, при­были кол­до­меди­ки, на­чалась су­мато­ха, а мы с Мал­фуа от­пра­вились пря­миком в Ав­ро­рат.

Гар­ри кив­нул, чувс­твуя, что ни­точ­ка, ко­торую дал ему Ко­лин, бы­ла важ­на. Что-то бы­ло у Мал­фуа, что мог­ло про­лить свет на ис­поль­зо­ван­ные им ча­ры, что-то ма­тери­аль­ное, но дос­та­точ­но хруп­кое, спо­соб­ное быс­тро унич­то­жить­ся. Ка­кой-то аму­лет? Как те­перь уз­нать, что это бы­ло? Мал­фуа не иди­от, так и бу­дет мол­чать. Ес­ли Ми­нистр даст раз­ре­шение на Сы­ворот­ку, и ад­во­каты не смо­гут оп­ро­тес­то­вать его, тог­да по­явит­ся шанс до­копать­ся до ис­то­ков прок­лятья и снять его. Но да­же ес­ли добь­ют­ся зап­ре­та, дь­явол с ни­ми, на это бы­ло нап­ле­вать. Он сам лич­но воль­ет в глот­ку Мал­фуа Ве­рита­серум и вы­тянет из уб­людка все, вплоть до цве­та его ис­подне­го. Лишь бы Алекс про­дер­жался до это­го вре­мени…

* * *

— Ми­лоч­ка, ку­да это вы нап­ра­вились, поз­воль­те спро­сить?

Го­лос, раз­давший­ся не­понят­но от­ку­да, был су­хим, яз­ви­тель­ным и ста­рым. Вро­де бы со­вер­шенно обыч­ный го­лос, но от его зву­чания свер­ка­ющий пря­мо­уголь­ник две­ри рас­та­ял, как буд­то его и не бы­ло, звон­кий смех рез­ко утих, а ру­ка, за ко­торую схва­тил­ся Алекс, ста­ла жес­ткой и хо­лод­ной, как лед. От­ве­том го­лосу бы­ло ши­пенье, та­кое злоб­ное и жут­кое, что по спи­не не­воль­но про­бежа­ли му­раш­ки, и за­хоте­лось уб­рать­ся по­даль­ше, что­бы не встре­чать­ся с тем, кто так ши­пит.

— Да-да, я об­ра­ща­юсь имен­но к вам.

Алек­са от­пусти­ло так не­ожи­дан­но, что он ед­ва не упал. Вок­руг в од­ну се­кун­ду ис­чезло все, ос­та­лось толь­ко ров­ное се­рое прос­транс­тво, в ко­тором не по­нять, где верх, где — низ, а где — го­ризонт. Сби­тый с тол­ку, Алекс ог­ля­дел­ся по сто­ронам, ища Ее и од­новре­мен­но пы­та­ясь спра­вить­ся с нах­лы­нув­шей от чувс­тва не­весо­мос­ти тош­но­той, и вдруг на­тол­кнул­ся взгля­дом на от­вра­титель­ней­шее су­щес­тво на све­те. В нес­коль­ких фу­тах от не­го ог­ромный жир­ный па­ук с чер­ной узор­ча­той спи­ной щел­кал жва­лами, каж­дая из ко­торых бы­ла тол­щи­ной ед­ва ли не с ру­ку Алек­са, и ши­пел. Из его гряз­но­го се­ро-жел­то­го брю­ха со­чилось что-то вро­де па­утин­ных ни­тей, из­ви­ва­ющих­ся и пол­зу­щих са­ми по се­бе в раз­ные сто­роны. Алекс от­ско­чил, ког­да од­на из ни­тей поп­ро­бова­ла влезть по его но­ге, и пос­та­рал­ся от­да­лить­ся от па­ука как мож­но даль­ше. Не то что­бы он ис­пу­гал­ся, но па­уки раз­ме­ром с упи­тан­ную ко­рову не мог­ли ос­та­вить рав­но­душ­ны­ми.

— Не бой­ся, мой до­рогой, — ска­зал го­лос, — эта дрянь сей­час ис­чезнет. Она боль­ше не при­чинит те­бе вре­да.

Па­ук за­шипел еще гром­че, па­утин­ные ни­ти за­шеве­лились быс­трее, оп­ле­ли его чу­довищ­ным ко­коном, ко­кон зад­ро­жал, по­дер­нулся ту­ман­ным ма­ревом, и че­рез се­кун­ду пе­ред Алек­сом сто­яла Она. Алекс был оше­лом­лен. Вся­кое по­нима­ние то­го, что про­ис­хо­дит, ус­коль­за­ло сквозь паль­цы струй­ка­ми сы­пуче­го пес­ка.

— Ах, так? — го­лос стал уг­ро­жа­ющим, — ты ду­ма­ешь, что силь­на нас­толь­ко, что­бы про­тивос­то­ять мне пос­ле то­го, что я сде­лала? Впро­чем, мо­жешь по­пытать­ся. По край­ней ме­ре, бу­дет за­бав­но, а это­го чувс­тва я дав­но не ис­пы­тыва­ла.

«Алекс, Алекс, мой Алекс! Иди ко мне, мой ма­лень­кий! Иди же, умо­ляю, про­шу, будь со мной. Ты мой свет, моя от­ра­да, моя ра­дость! Иди ко мне, Алекс!»

Она зва­ла его с та­кой лю­бовью и так ис­ступ­ленно, слов­но нас­ту­пил пос­ледний день ми­ра. Смер­тель­ное от­ча­яние бы­ло в го­лосе и на ли­це, и маль­чик не­воль­но под­дался при­зыву. Он сде­лал нес­коль­ко ша­гов впе­ред (или вверх?), но го­лос каш­ля­нул, и в сле­ду­ющий миг вмес­то тон­кой фи­гур­ки с про­тяну­тыми ру­ками сно­ва вы­рос жир­ный ги­гант­ский па­ук. Но го­лова его ос­та­лась жен­ской, с коп­ной не­пос­лушных каш­та­новых во­лос, с Ее ми­лым ли­цом все с тем же умо­ля­ющим вы­раже­ни­ем. Это бы­ло нас­толь­ко от­вра­титель­но, что Алекс вздрог­нул и от­шатнул­ся, ед­ва сдер­жав крик. А го­лос зас­ме­ял­ся тор­жес­тву­юще.

— Ты ее Уви­дел, не прав­да ли?

— Кто вы? — нер­вно вык­рикнул Алекс, ста­ра­ясь не вы­пус­кать па­ука из по­ля зре­ния, — что во­об­ще про­ис­хо­дит?

Го­лос фыр­кнул.

— Что про­ис­хо­дит? Те­бя уби­ва­ют. По­жира­ют твою жизнь, вы­пива­ют твою си­лу, вы­сасы­ва­ют ду­шу, со сма­ком, мед­ленно и не спе­ша, одур­ма­нив лжи­выми ви­дени­ями, что­бы ты не соп­ро­тив­лялся. Вот что про­ис­хо­дит. Как те­бе это нра­вит­ся? Не чувс­тву­ешь се­бя ап­пе­тит­ным сэн­дви­чем с сы­ром и вет­чи­ной?

— Кто?! Кто ме­ня уби­ва­ет? Как? И за­чем?

— Ты очень лю­боз­на­телен, это ра­ду­ет, — ус­мехнул­ся го­лос, — впро­чем, уви­дев эда­кое пре­лес­тное соз­да­ние, хо­чет­ся уз­нать по­боль­ше о том, кто на­пус­тил ее на те­бя. Но преж­де, да­вай все-та­ки из­ба­вим­ся от нее. Кыш от­сю­да, тварь! Ты его не по­лучишь, не сто­ит да­же пы­тать­ся.

Па­ук с жен­ской го­ловой уже не ши­пел, а виз­жал, не пе­рес­та­вая, ни­ти из его брю­ха пол­зли во все сто­роны, но боль­шинс­тво в сто­рону Алек­са. Од­на­ко до маль­чи­ка они не до­ходи­ли, ис­че­зая в се­ром прос­транс­тве, ко­торое слов­но рас­тво­ряло их.

— Мне это прис­ку­чило! — го­лос, став­ший гро­мовым, зри­мо вско­лых­нул се­рое прос­транс­тво вок­руг, так что Алекс на мгно­вение по­терял вся­кую ори­ен­та­цию, не по­нимая, то ли он сто­ит, то ли ви­сит вверх но­гами.

— Вон!

Прос­транс­тво как буд­то ра­зор­ва­лось, трес­ну­ло по ка­кому-то шву, об­ра­зова­лась ды­ра, из ко­торой выр­вался смерч, под­хва­тив­ший и за­вер­тевший па­ука. Па­утин­ные ни­ти рва­лись, визг ста­новил­ся все тонь­ше и вы­ше, и пос­леднее, что Алекс уви­дел в чер­но-се­ром кру­гово­роте — ми­лое ли­цо, обе­зоб­ра­жен­ное зло­бой, та­кой без­душной, сле­пой и не­чело­вечес­кой зло­бой, с ко­торой он рань­ше ни­ког­да не стал­ки­вал­ся, прос­то да­же не по­доз­ре­вал, что та­кое мож­но уви­деть и по­чувс­тво­вать.

— Ра­зуме­ет­ся, она зла, — уже нег­ромко ска­зал го­лос, — ее отор­ва­ли от обе­да, от­ня­ли то, что она уже счи­тала сво­им.

Се­рый смерч, взвих­ренный го­лосом и пог­ло­тив­ший па­ука, мед­ленно улег­ся, ды­ра ис­чезла, и сно­ва пе­ред ним рас­ки­нулось что-то не­понят­ное, ли­шен­ное и опо­ры, и ку­пола, по­хожее на пус­то­ту, но все же на­пол­ненное чем-то. Но­гами маль­чик чувс­тво­вал что-то твер­дое, но не мог бы ска­зать, на чем все-та­ки он сто­ит.

Вмес­те с па­уком в под­ня­тый се­рый ура­ган слов­но всо­сали часть его — ин­те­рес, удив­ле­ние, злость, страх, нас­то­рожен­ность, все уш­ло так быс­тро, что ос­та­лось од­но опус­то­шение. Па­мять с ти­хим ше­лес­том рас­сы­палась на ты­сячу ку­соч­ков, как мо­за­ика, в го­лове все ста­ло зы­бучим, не­ус­той­чи­вым, нев­нятным, да­же собс­твен­ное имя вдруг по­каза­лось чу­жим. Во­ля и си­лы рас­се­ялись по прос­транс­тву мил­ли­она­ми ка­пель во­ды.

* * *

— Ко­неч­но, Гар­ри. Се­год­ня у ме­ня пос­ле обе­да два пла­новых сня­тия ос­та­точ­ных эма­наций прок­ля­тий и кон­суль­та­тив­ный при­ем, к пя­ти я бу­ду у вас.

Гар­ри не ви­дел ли­ца Пад­мы Фин­ни­ган, скры­того за мар­ле­вой по­вяз­кой, толь­ко ис­кря­щи­еся чер­ные гла­за, но знал, что она улы­ба­ет­ся, по­тому что ра­да его ви­деть. Она лег­ко сог­ла­силась при­быть на оче­ред­ной кон­си­ли­ум в Мун­го и ос­мотреть Алек­са, хо­тя бы­ла за­нята по гор­ло.

— И ку­да ты та­щишь мою же­ну? — в по­ле зре­ния Гар­ри, чья го­лова тор­ча­ла из ка­мина в ка­бине­те дуб­лин­ской кли­ники Пад­мы, по­явил­ся хму­рый и не­доволь­ный Си­мус. Пад­ма за его спи­ной ко­мич­но за­кати­ла гла­за.

— При­вет, дру­жище, — Гар­ри от­кашлял­ся, — вот, про­шу ее про­кон­суль­ти­ровать по од­но­му очень важ­но­му де­лу.

— Опять! Да что за хрень-то та­кая? Пос­то­ян­но ее вы­зыва­ют на ка­кие-то кон­суль­та­ции, бес­ко­неч­ные кон­си­ли­умы, сроч­ные вы­зовы. Ни­чего, что у це­лите­ля дол­жно быть лич­ное вре­мя, а не ра­бота двад­цать че­тыре ча­са в сут­ки? А ес­ли с ре­бен­ком что-то слу­чит­ся из-за всей этой воз­ни? А ес­ли…

Гар­ри знал, что Си­мус со­вер­шенно прав, и его брюз­жа­ние пол­ностью спра­вед­ли­во. Пад­ма бы­ла та­лан­тли­вым це­лите­лем, спе­ци­али­зиро­валась в ос­новном на ред­ких прок­лять­ях, бы­ла из­вес­тна и очень вос­тре­бова­на. В ее кли­нике за­пись шла за нес­коль­ко не­дель впе­ред. Сей­час она бы­ла уже на боль­шом сро­ке бе­ремен­ности, но все еще ве­ла прак­ти­ку, чем не­имо­вер­но пу­гала Си­муса, ко­торый прос­то тряс­ся над ней и бу­дущим ре­бен­ком.

Пад­ма мяг­ко пог­ла­дила му­жа по пле­чу, и по­ток сте­наний на­конец обор­вался.

— Ни­чего страш­но­го, — ус­по­ка­ива­ющим то­ном про­вор­ко­вала она, — со мной и ма­лышом все в по­ряд­ке, а до сро­ка еще да­леко. Зна­ешь, да­вай от­пра­вим­ся вмес­те? Встре­тишь­ся с друзь­ями и од­но­кур­сни­ками, мо­жешь да­же пи­ва вы­пить. Пе­рено­чу­ем в гос­ти­нице и вер­немся до­мой на сле­ду­ющий день. Как те­бе?

Гар­ри не­замет­но ух­мыль­нул­ся. Те­перь Си­мусу крыть не­чем.

— Ни­какой гос­ти­ницы, — внес он свою леп­ту, — ос­та­нови­тесь у нас, Джин­ни бу­дет толь­ко ра­да.

Си­мус еще нем­но­го по­бур­чал, по­том вздох­нул и скор­чил гри­масу, ви­димо, дол­женс­тву­ющую оз­на­чать сог­ла­сие.


* * *


Гар­ри вы­шел из те­лефон­ной буд­ки и дви­нул­ся в сто­рону пе­рек­рес­тка, на­мере­ва­ясь ку­пить таб­летки от го­лов­ной бо­ли в маг­лов­ской ап­те­ке на уг­лу. Так бы­ло ку­да бе­зопас­нее, чем та­щить­ся к штат­ным кол­до­меди­кам и вып­ра­шивать у них бо­ле­уто­ля­ющие зелья. Мог­ло стать­ся, что пос­ле жа­лоб заг­ре­мишь на вне­оче­ред­ной хло­пот­ный про­фос­мотр.

— Гар­ри, стой! — Рон по-маль­чи­шес­ки лег­ко пе­реп­рыгнул че­рез ме­тал­ли­чес­кое ог­ражде­ние, от­де­ляв­шее про­ез­жую часть от пе­шеход­ной.

— Эй, что ты тут де­ла­ешь? — уди­вил­ся Гар­ри, — раз­ве вы не дол­жны упо­ен­но нас­лаждать­ся кра­сота­ми Зап­ретно­го го­рода Под­не­бес­ной?

— Часть мо­его се­мей­ства имен­но этим как раз и пы­талась за­нять­ся, но увы, приш­лось вер­нуть­ся ку­да рань­ше зап­ла­ниро­ван­но­го, — хмык­нул Рон, — ночью ме­ня сроч­но выз­вал Брус­твер, пок­лялся, что все­го лишь на день, а по­том этот день ком­пенси­ру­ет­ся втрой­не, но вряд ли. Бы­ли отоз­ва­ны все, кто был в от­пуске, да­же Кар­май­кла вы­тащи­ли из его Мер­ли­ном за­бытой ды­ры.

Гар­ри по­нима­юще кив­нул.

— Это в свя­зи с…

— Имен­но, — про­фес­си­ональ­но бесс­трас­тно и не ме­нее про­фес­си­ональ­но крат­ко под­твер­дил Рон.

— Ту­го приш­лось?

— Да, по­поте­ли из­рядно, да­же вре­мени не бы­ло, что­бы заг­ля­нуть к те­бе, но на­де­юсь, все обой­дет­ся. Кста­ти, будь го­тов, Брус­твер счи­та­ет, что в этом де­ле есть до­ля ви­ны Ав­ро­рата.

— Он уже из­во­лил прой­тись по это­му по­воду, — нах­му­рил­ся Гар­ри, — и я ему чет­ко и пре­дель­но яс­но выс­ка­зал свое мне­ние. Мы тут ни при чем, это де­ла внут­ренней бе­зопас­ности. Черт по­бери, от­ку­да в Ми­нис­терс­тве взя­лись ли­чи и ин­ферна­лы, и кто дал не­выра­зим­цам пра­во за­нимать­ся нек­ро­ман­ти­ей, стро­жай­ше зап­ре­щен­ной ты­сяча де­вять­сот вось­ми­деся­той поп­равкой от 2009 го­да к Уло­жению вол­шебс­тва?!

— Ну-ну, не ки­пятись, — при­мири­тель­но про­тянул Рон, — в шта­те на­шего от­де­ла впол­не офи­ци­аль­но чис­лятся мисс Ор­ла Квирк и мис­тер Ти­тус Чэм­берс, име­ющие дип­ло­мы ба­калав­ра и ма­гис­тра нек­ро­ман­тии со­от­ветс­твен­но. По­верь, у них пол­но дел, од­на­ко к это­му они не име­ют ни­како­го от­но­шения. Но как бы то ни бы­ло, не­разум­но и не в ин­те­ресах на­шей об­щей бе­зопас­ности об­суждать по­доб­ные воп­ро­сы на ули­це, ки­шащей по­доз­ри­тель­ны­ми маг­ла­ми. Мо­жет, про­пус­тим по ста­кан­чи­ку в «Мет­ле»?

Рон под­мигнул, ра­зом прев­ра­ща­ясь из не­выра­зим­ца У­из­ли в обык­но­вен­но­го Ро­на. Гар­ри за­коле­бал­ся.

— Я со­бирал­ся в "Мун­го"…

— А, знаю-знаю, — прер­вал его Рон, за­кури­вая, — Ли­ли дер­жа­ла Рей­на в кур­се, бы­ла в ис­те­рике и ед­ва не за­рази­ла ею мо­его сы­на. Чес­тное сло­во, ни­ког­да не ви­дел его та­ким по­дав­ленным. Я не вни­кал в под­робнос­ти, но у­яс­нил, что на маль­чиш­ке ка­кое-то прок­лятье, вер­но?

— Вер­но, — вздох­нул Гар­ри, — кол­до­меди­ки со­бира­ют кон­си­ли­умы, пе­реп­ро­бова­ли все, но без тол­ку. Я уже го­тов за­лить Мал­фуа Ве­рита­серу­мом, что­бы стер­вец зах­лебнул­ся. Се­год­ня выз­вал Пад­му из Дуб­ли­на. Она в по­ложе­нии, Си­мус ме­ня ед­ва не при­душил, ос­та­вил в жи­вых толь­ко ра­ди ста­рой друж­бы. Она обе­щала транс­грес­си­ровать к пя­ти сра­зу в «Мун­го». Лад­но, да­вай в «Мет­лу», еще есть вре­мя.

Ког­да они ус­тро­ились за сто­ликом в «Ве­селой Мет­ле» и за­каза­ли по круж­ке пи­ва, Рон ог­ля­дел тем­ное по­меще­ние ба­ра с низ­ким по­тол­ком и за­коп­ченны­ми сте­нами и про­тянул:

— За де­сять лет так к не­му и не при­вык. Го­ворят, что «Ды­рявый Ко­тел» со­бира­ют­ся вос­ста­нав­ли­вать. Ес­ли не врут, бы­ло бы неп­ло­хо.

Гар­ри хмык­нул.

— Слы­шал. Дер­жу па­ри, уди­вишь­ся, ког­да уз­на­ешь, кто его вы­купил и за­те­ял рес­тавра­цию.

Рон от­хлеб­нул при­несен­но­го пи­ва, скри­вил­ся и под­нял бро­ви в на­иг­ранном ожи­дании.

— Ну и кто?

— Хан­на Эб­бот.

— Мак­Миллан, — поп­ра­вил Рон, ни­чуть не удив­ленный.

— Сно­ва Эб­бот. Они с Эр­ни раз­ве­лись бук­валь­но на днях.

— Ког­да-то это дол­жно бы­ло про­изой­ти, — за­метил Рон фи­лософ­ски, — как Хан­на не уби­ла Эр­ни до сих пор, не пред­став­ляю. Он же ко­роль всех за­нуд на све­те.

Гар­ри ус­мехнул­ся и то­же при­нял­ся за пи­во, че­рес­чур горь­кое и с прив­ку­сом пле­сени. Оп­ре­делен­но, в «Ды­рявом Кот­ле» пи­во бы­ло на раз­ряд вы­ше.

— И все-та­ки. По­чему Брус­твер за­варил всю эту ка­шу имен­но сей­час? — он по­мор­щился, вспом­нив не­воз­му­тимое ли­цо тем­но­коже­го вол­шебни­ка с тя­желы­ми ве­ками и пух­лы­ми гу­бами, по­хожее на мас­ку древ­не­го бо­га. Но при раз­го­воре с Кинг­сли Брус­тве­ром сох­ра­нять та­кое же спо­кой­ствие бы­ло не­лег­ко.

— Эта ка­ша, как ты ее на­зыва­ешь, тя­нет­ся уже дав­но, — по­жал пле­чами Рон, — мы де­сять лет не мо­жем ра­зоб­рать­ся с нас­ле­ди­ем это­го плос­ко­носо­го уб­людка, с тем, что он нат­во­рил в От­де­ле Тайн.

— Но сог­ла­сись, ин­ферна­лы — это уже слиш­ком!

Рон вздох­нул и пок­ру­тил свою круж­ку с пи­вом, наб­лю­дая за пу­зырь­ка­ми под жи­день­кой шап­кой пе­ны.

— Оче­вид­но, Кинг­сли ре­шил пой­ти на край­ние ме­ры. К то­му же — имей в ви­ду, об этом по­ка зна­ет толь­ко очень уз­кий круг — сре­ди ин­ферна­лов опоз­на­ли мно­го тех, кто зна­чит­ся про­пав­шим без вес­ти или да­же по­гиб­шим и точ­но по­хоро­нен­ным. И там не толь­ко маг­ло­рож­денные и по­лук­ровки. Есть и чис­токров­ные.

Гар­ри оше­лом­ленно смот­рел на дру­га.

— Что? Но как? Родс­твен­ни­ков опо­вес­ти­ли?

— Ин­ферна­лов про­дол­жа­ют на­ходить в са­мых от­да­лен­ных угол­ках, — Рон от­вел взгляд, — еще нет пол­ных спис­ков, ни­кому не со­об­ща­ли. И по это­му воп­ро­су идут дис­куссии.

— Ка­кие, на хрен, дис­куссии? Это жер­твы Вол­де­мор­та, Рон!

— Ве­то Брус­тве­ра. И Дир­борн его под­держал.

— Твою мать! Мне со­вер­шенно не нра­вит­ся то, что сей­час про­ис­хо­дит в Ми­нис­терс­тве, — Гар­ри от­ки­нул­ся на спин­ку си­денья, — и я все выс­ка­жу на бли­жай­шем же Со­вете.

Рон сно­ва по­жал пле­чами.

— Твое пра­во. Мне это то­же не сов­сем по вку­су, но с не­кото­рыми до­вода­ми Кинг­сли я сог­ла­сен. Лад­но, здесь то­же не бе­зопас­но, да­вай зак­руглим­ся с этой те­мой. Так что с маль­чиш­кой? — он за­курил, и си­зое об­ла­ко оку­тало ры­жую ше­велю­ру.

Гар­ри нем­но­го по­мол­чал, от­хо­дя от ус­лы­шан­но­го. В кон­це кон­цов, о том, что нат­во­рил Вол­де­морт, при­дя к влас­ти и дор­вавшись до От­де­ла Тайн, не­выра­зим­цы зна­ли ку­да боль­ше. На за­седа­ни­ях ежек­варталь­но­го Со­вета Бе­зопас­ности их док­ла­ды с под­робны­ми от­че­тами, циф­ра­ми и де­монс­тра­ци­ей не­из­менно вы­зыва­ли у Гар­ри прис­ту­пы тош­но­ты и неп­ре­ходя­щей злос­ти на уже дав­но ушед­ше­го в не­бытие чер­но­го ма­га. Да­же жа­рясь в аду, Вол­де­морт про­дол­жал от­равлять жизнь, про­дол­жал уби­вать, пы­тать и при­чинять стра­дания тем, кто в са­мом тай­ном угол­ке сво­ей ду­ши на­де­ял­ся на воз­вра­щение род­ных и лю­бимых, тем, ко­му про­дол­жа­ли снить­ся кош­ма­ры вой­ны, кто так и не ото­шел и не вер­нулся к мир­ной жиз­ни.

Но бу­дет еще вре­мя соб­рать све­дения, по­раз­мышлять об этом, об­ду­мать свое выс­тупле­ние на Со­вете. А сей­час и здесь ва­жен маль­чик.

Гар­ри соб­рался с мыс­ля­ми и под­робно рас­ска­зал обо всем про­изо­шед­шем, на­чиная с то­го прис­но­памят­но­го ве­чера, ког­да к не­му в ка­бинет вор­ва­лась из­би­тая до­мови­ха с воп­ля­ми о по­мощи ее хо­зя­ину. Рон слу­шал, не пе­реби­вая, толь­ко ку­рил свои креп­кие маг­лов­ские си­гаре­ты од­ну за дру­гой. Ти­хонь­ко ныв­шая го­лова от это­го оби­жен­но раз­бо­лелась силь­нее, в вис­ках за­ломи­ло.

— Зна­чит, Мал­фуа од­нознач­но при­час­тен к это­му?

— Да­же не сом­не­ва­юсь, — Гар­ри за­каш­лялся и па­лоч­кой уб­рал клу­бы ды­ма, — он ра­зорен, пол­ный бан­крот, а Алекс — ла­комый ку­сочек с его нас­ледс­твом.

Рон за­дум­чи­во по­мял в ру­ках филь­тр оче­ред­ной си­гаре­ты.

— От­ку­да Мал­фуа ро­дом? Из Бре­тани, вер­но?

— Без по­нятия, — по­жал пле­чами Гар­ри, — это что, име­ет зна­чение?

— Ес­ли не оши­ба­юсь, его отец был из Нан­та. Де­лаку­ры из Кор­ну­ая, они да­же в ка­ком-то родс­тве, хо­тя Га­би не лю­бит об этом вспо­минать. Но, го­ворят, эта мер­зость во­дилась и в Ле­оне, и в До­ле, и в Сен-Ма­ло.

— Рон, ты о чем? — не вы­дер­жал Гар­ри, — при­чем тут про­ис­хожде­ние это­го уб­людка и где они во­дят­ся? Кто, кста­ти, во­дит­ся?

Рон нем­но­го по­мол­чал, все так же те­ребя си­гаре­ту, поч­ти уже раз­ва­лив­шу­юся и вы­сыпав­шую та­бак.

— Воз­можно, я мо­гу пред­по­ложить, что Мал­фуа сот­во­рил с маль­чиш­кой. Но толь­ко пред­по­ложить.

Гар­ри, ед­ва ве­ря сво­им ушам, ус­та­вил­ся на дру­га, на ли­це ко­торо­го бы­ло от­ре­шен­ное и хо­лод­ное вы­раже­ние.

— Ты зна­ешь?!

Рок кив­нул и, слов­но взве­шивая каж­дое сло­во, мед­ленно за­гово­рил:

— Где-то че­рез пол­го­да пос­ле то­го, как мы с Га­би пе­ре­еха­ли в Кор­ну­ай, в их семье про­изош­ла тра­гедия. У нее был дя­дя Сеп­ти­мус, эда­кий жиз­не­люби­вый, ак­тивный, пы­шущий здо­ровь­ем тол­стя­чок. Ему бы­ло око­ло пя­тиде­сяти, в са­мом рас­цве­те сил, лю­бил вкус­но по­есть, обо­жал азар­тные иг­ры и охо­ту, со­бирал­ся же­нить­ся в чет­вертый раз и хвас­тал, что до­живет до двух­сот лет. Вдруг он на­чал чах­нуть, за па­ру не­дель ис­ху­дал так, что одеж­да бол­та­лась, по­том пе­рес­тал от­ве­чать на пись­ма и на­носить ви­зиты. На­конец отец Га­би, обес­по­ко­ив­шись, на­вес­тил его, при­чем дом приш­лось бук­валь­но брать штур­мом из-за на­вешен­ных зак­ля­тий, и об­на­ружил Сеп­ти­муса спя­щего и фак­ти­чес­ки по­лумер­тво­го. Он по­ходил на ске­лет сто­лет­не­го ста­рика, бе­лый, как смерть, не­под­вижный, как ста­туя, ни на что не ре­аги­ровал. А ря­дом с ним си­дела мо­лодая кра­сави­ца, ко­торая на­зыва­ла се­бя его не­вес­той. Све­кор поч­ти сра­зу по­нял, кто она та­кая на са­мом де­ле, по­пытал­ся ее унич­то­жить, но она ус­коль­зну­ла, прев­ра­тив­шись в па­ука. Сеп­ти­мус не­дол­го про­тянул пос­ле это­го, слиш­ком мно­го его жиз­ни она сож­ра­ла.

— Что за тварь бы­ла?

— Бо­лот­ная или па­учья фея. Они родс­твен­ны де­мен­то­рам и вам­пи­рам, вы­сасы­ва­ют люд­ские жиз­ни, тем и жи­вут са­ми. На кон­ти­нен­те они еще кое-где ос­та­лись, а у нас их ис­тре­били еще в по­зап­рошлом ве­ке. На­вер­ное, по­это­му кол­до­меди­ки не смог­ли рас­познать эти ча­ры. Ес­ли они го­лод­ны, мо­гут вы­сосать жизнь че­лове­ка за не­делю, он мгно­вен­но сос­та­рит­ся и ум­рет. Ес­ли бо­лее-ме­нее сы­ты, то со­сут мед­ленно, рас­тя­гива­ют удо­воль­ствие на ме­сяцы, тог­да он пог­ру­зит­ся в сон­ное сос­то­яние, все вре­мя бу­дет спать, ви­деть кра­сивые сны, и ум­рет во сне. Они всег­да ря­дом с жер­твой — или в об­ра­зе не­веро­ят­но кра­сивой жен­щи­ны, или в ви­де па­ука. Иног­да ма­гам уда­ет­ся схва­тить фею и ис­поль­зо­вать ее мер­зкие спо­соб­ности, в та­ком слу­чае она под­чи­ня­ет­ся при по­мощи коль­ца, спле­тен­но­го из ее во­лос. Но ес­ли коль­цо унич­то­жено, фея тут же об­ре­та­ет сво­боду, и тог­да все про­пало.

По спи­не Гар­ри про­шел мо­роз. Сим­пто­мы бы­ли по­хожи, кро­ме раз­ве что при­сутс­твия кра­сави­цы, за ко­торую же­на Мал­фуа точ­но не мог­ла сой­ти. Мог быть па­ук, кто бы об­ра­тил вни­мание на не­замет­ное на­секо­мое, ес­ли не зна­ешь что ис­кать? Он по­тер пе­рено­сицу, чувс­твуя, как все внут­ри по­холо­дело. «Коль­цо, вот что мог­ло сго­реть в лам­пе… прок­ля­тый Мал­фуа, сгною в Аз­ка­бане!»

— Не по­вез­ло маль­чиш­ке, — в не­выра­зитель­ном го­лосе Ро­на прос­коль­зну­ла нот­ка со­чувс­твия, — ес­ли он под­пал под ее дь­яволь­ские ча­ры, то, счи­тай, об­ре­чен. Па­учья фея поч­ти не ос­тавля­ет шан­сов.

Гар­ри зал­пом до­пил пи­во, поч­ти не чувс­твуя вку­са.

— Но дол­жен же быть вы­ход, хоть что-то. Уве­рен, Пад­ма стал­ки­валась с та­ким и зна­ет, как из­ба­вить­ся от этой дря­ни.

— Воз­можно, — кив­нул Рон, — но на тво­ем мес­те я бы не на­де­ял­ся.

Гар­ри за­пус­тил ру­ку в ше­велю­ру, пы­та­ясь выс­тро­ить в уме це­поч­ку дей­ствий — в пер­вую оче­редь пе­редать ин­форма­цию о па­учь­ей фее Пад­ме и кол­до­меди­кам. Еще раз доп­ро­сить Мал­фуа с уче­том все­го то­го, что рас­ска­зал Рон. Вы­пот­ро­шить ми­нис­тер­ский ар­хив, на­вер­ня­ка, там есть упо­мина­ния об этой па­кос­ти.

От си­гарет­но­го ды­ма уже под­ташни­вало, гла­за сле­зились, го­лова бо­лела не­имо­вер­но, но он не мог поп­ро­сить дру­га, что­бы тот ку­рил по­мень­ше. Для Ро­на си­гаре­ты бы­ли сво­его ро­да спа­сени­ем, ког­да речь так или ина­че ка­салась Гер­ми­оны Грей­нджер. Вот и сей­час он си­дел с оче­ред­ной си­гаре­той в зу­бах и зам­кну­тым вы­раже­ни­ем ли­ца.

«Не по­нимаю, за­чем те­бе во­зить­ся с этим…» — нес­коль­ко ме­сяцев на­зад ска­зал Рон, и эта фра­за в пол­ной ме­ре вы­рази­ла его от­но­шение к Алек­су. Гар­ри с од­ной сто­роны по­нимал его. Ког­да-то в Ро­не слиш­ком глу­боко бы­ла та, чей сын сей­час был под его опе­кой. Слиш­ком глу­бокую ра­ну она на­нес­ла. Слиш­ком глу­боко не­нави­дел Рон то­го че­лове­ка, чь­ей же­ной она ста­ла. И ра­ны бы­ли на­несе­ны от­равлен­ным кин­жа­лом, не зак­ры­вались, про­дол­жа­ли кро­вото­чить и бо­леть. Ина­че не объ­яс­нишь, по­чему спус­тя столь­ко лет, вы­жив в кро­вавой бой­не вой­ны, об­ре­тя се­бя и су­мев пос­тро­ить собс­твен­ную жизнь, Ро­нальд У­из­ли ни­ког­да не упо­минал име­на Гер­ми­оны Грей­нджер и Дра­ко Мал­фоя и не вы­носил их сы­на, од­но при­сутс­твие ко­торо­го раз­дра­жало его не­имо­вер­но. Рон не же­лал ви­деть то, что бы­ло оче­вид­ным для них с Джин­ни.

Гар­ри сно­ва ра­зог­нал па­лоч­кой дым, за плот­ной пе­леной ко­торо­го об­на­ружи­лось третье ли­цо — круг­ло­щекое, ру­мяное и про­ныр­ли­вое. Ли­цо за­час­ти­ло под стре­кота­ние Прыт­ко Пи­шуще­го Пе­ра, за­вис­ше­го вмес­те с блок­но­том над его ле­вым пле­чом:

— Мис­тер Пот­тер, внеш­татный ре­пор­тер «Ежед­невно­го про­рока» Ло­ример Ль­ю­эл­лин, к ва­шим ус­лу­гам. Из вер­ных ис­точни­ков на­ми по­луче­ны све­дения о том, что маль­чик, на­ходя­щий­ся под ва­шей опе­кой, не­кий Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой (ах, ка­кие гром­кие фа­милии! Чи­тате­ли бу­дут в вос­торге!), так вот, этот маль­чик сей­час на­ходит­ся в сос­то­янии ма­гичес­кой ко­мы в «Мун­го». Как вы объ­яс­ни­те это? Это нес­час­тный слу­чай? Или умыш­ленный? Что слу­чилось? На­чато ли рас­сле­дова­ние? Кто сто­ит за этим?

Гар­ри чер­тыхнул­ся про се­бя. Ведь по­ручил же Ко­лину прос­ле­дить за этим!

— Без ком­мента­ри­ев.

— Го­ворят, он был у сво­их маг­лов­ских родс­твен­ни­ков. Не­уже­ли это маг­лы так изу­вечи­ли его, что он впал в ко­му?

— Я ска­зал — без ком­мента­ри­ев! — ряв­кнул Гар­ри, вско­чив на но­ги и на­вис­нув над при­земис­тым ре­пор­те­ром, — Ав­ро­рат за­нима­ет­ся де­лами по при­мене­нию Тем­ных Ис­кусств, же­ла­ете поб­ли­же оз­на­комить­ся с прин­ци­пами на­шей ра­боты?

Пе­ро за­полош­но зас­тро­чило так, что толь­ко треск по­шел и за­мель­ка­ли блок­нотные стра­ницы. Ло­ример Ль­ю­эл­лин от­прыг­нул от их сто­ла, яв­но на­пуган­ный, ог­ля­нул­ся в по­ис­ках вы­хода и ис­па­рил­ся так быс­тро, что его Пе­ро за­мета­лось в по­ис­ках хо­зя­ина и лишь нес­коль­ко ми­нут спус­тя уле­тело к две­ри. Рон фыр­кал в свое пи­во, еле сдер­жи­вая смех.

— Ну, Гар­ри, ты сви­реп, как Гроз­ный Глаз, не мень­ше. Бед­ня­га чуть в шта­ны не на­делал.

Гар­ри за­мыс­ло­вато вы­ругал­ся, по­миная де­мен­то­ров, дь­яво­ла и Вол­де­мор­та вку­пе с этой при­ят­ной ком­па­ни­ей.

— В чью зад­ни­цу они про­леза­ют, ког­да рас­ка­пыва­ют со­вер­шенно зак­ры­тую ин­форма­цию?

— Это их ра­бота, что уж тут по­делать.

— Как сле­ду­ет по­бесе­довать с пресс-сек­ре­тарем Ми­нис­терс­тва на пред­мет его проф­при­год­ности, — про­цедил Гар­ри, сдер­жи­вая раз­дра­жение, спро­воци­рован­ное, по-ви­димо­му, ус­та­лостью и нап­ря­жени­ем пос­ледних дней. Не хва­тало еще на Ро­на сор­вать­ся, как на это­го ре­пор­те­риш­ку. — Утеч­ка яв­но от­ту­да, чтоб Мак­Милла­на ман­ти­кора сож­ра­ла. Ко­лин дол­жен был с ним пе­рего­ворить, но Эр­ни, ви­димо, хо­чет вы­волоч­ки лич­но от ме­ня.

Рон нем­но­го по­мол­чал, кру­тя меж­ду ла­доней круж­ку с пи­вом и ки­дая взгля­ды ис­подлобья.

— Иног­да мне ка­жет­ся, что у те­бя зас­та­релый ком­плекс ге­роя, и ты стре­мишь­ся по­мочь всем, ко­му на­до и не на­до.

— Не на­чинай, — по­мор­щился Гар­ри, дос­та­вая ча­сы.

— Нет уж, пос­лу­шай. За­чем те­бе сдал­ся этот маль­чиш­ка? Не Мал­фуа, так Тонкс пе­редал бы опе­кунс­тво по пра­ву кров­но­го родс­тва. Но нет, ты взва­лива­ешь на се­бя эту обу­зу, за­тыка­ешь рты га­зет­чи­кам. А ведь зат­кнул, вер­но? Ина­че они в на­чале сен­тября оса­дили бы Хог­вартс, и все га­зеты пес­три­ли сен­са­ци­он­ной но­востью, но все бы­ло ти­хо. По­том лич­но про­сишь Мак­Го­нагалл, что­бы прис­матри­вала за ним в шко­ле. Те­перь еще и это. И опять ты слов­но обя­зан ко­му-то. Вы с Джин­ни слиш­ком во­зитесь с ним, вот что я ска­жу. Да и де­ти то­же. Что Ли­ли, что Рейн — все уши про­жуж­жа­ли.

— Прек­ра­ти, Рон, — поп­ро­сил Гар­ри, чувс­твуя, как улег­ше­еся бы­ло раз­дра­жение сно­ва под­ня­ло го­лову, — я ни­кому не обя­зан, и это не ком­плекс, как ты вы­ража­ешь­ся. Прос­то…

— Прос­то с ка­кой-то ста­ти Гар­ри Пот­тер во­зит­ся с от­прыс­ком Дра­ко Мал­фоя, — кри­во ус­мехнул­ся Рон и вы­тащил оче­ред­ную си­гаре­ту, не за­мечая, что во рту уже ды­мит­ся од­на.

— Мы это уже об­сужда­ли и не один раз. Пос­лу­шай се­бя со сто­роны, Рон. Что ты пред­ла­га­ешь — бро­сить ре­бен­ка? Ре-бен-ка, по­нима­ешь? Черт, я не мо­гу ос­та­вить маль­чи­ка, кем бы ни бы­ли его ро­дите­ли! Он не ви­новат, что его уго­раз­ди­ло ро­дить­ся в этой семье, в семье, слиш­ком из­вес­тной в на­шем об­щес­тве. Вспом­ни, ког­да я при­ехал в Хог­вартс, я был в том же по­ложе­нии. Ме­ня все зна­ли, а я ни­кого.

— Нас­чет из­вес­тнос­ти, Гар­ри — ты за­был, что это Мал­фои? Да лю­бого раз­бу­ди сре­ди но­чи и спро­си, кто они та­кие, от те­бя от­шатнут­ся и прок­ля­нут еще вдо­бавок. И не срав­ни­вай се­бя с этим соп­ля­ком. Ты был ге­ро­ем, пар­нем-ко­торый-вы­жил!

— Ну да, ну да, а еще су­мас­шедшим, выс­кочкой, хвас­ту­ном, нас­ледни­ком Сли­зери­на, у ко­торо­го в го­лове си­дел Вол­де­морт. Да он и в са­мом де­ле си­дел там. Я знал пар­султанг, был хо­дячим крес­тра­жем, сам Дамб­лдор бо­ял­ся, что Вол­де­морт ов­ла­де­ет мной. Ты тог­да от­ка­зал­ся от ме­ня? Бро­сил­ся прочь с кри­ками: «Спа­сай­ся кто мо­жет! Гар­ри Пот­тер — враг!»?

— Это со­вер­шенно дру­гое.

— Не сов­сем. По су­ти, Алек­су приш­лось труд­нее, чем мне. Пусть мой по­гиб­ший отец был ав­ро­ром, а его — По­жира­телем Смер­ти, но он, как и я, то­же не слы­шал о Вол­де­мор­те и не знал сво­их ро­дите­лей. Я мо­гу его по­нять, на­вер­ное, как ник­то дру­гой. И я по­нимал тог­да, год на­зад, ког­да ве­рифи­циро­вал бу­маги по опе­кунс­тву, что он все­го лишь один­надца­тилет­ний маль­чик по фа­милии Мал­фой.

За сто­лом во­цари­лось мол­ча­ние. Ро­нальд нер­вно ку­рил, Гар­ри ба­раба­нил по сто­лу паль­ца­ми, по­том сно­ва взгля­нул на ча­сы и под­нялся:

— Из­ви­ни, я в «Мун­го», Пад­ма уже ско­ро бу­дет. Спа­сибо за ин­форма­цию, она дол­жна ей при­годить­ся.

Друг за­тушил си­гаре­ту, отод­ви­нул свое так и не­допи­тое пи­во и под­нялся сле­дом.

— Я с то­бой.


* * *


Хо­телось толь­ко од­но­го — что­бы его ос­та­вили в по­кое. Но не тут-то бы­ло.

— На­де­юсь, ты стро­ишь пла­ны, как выб­рать­ся из это­го до­воль­но неп­ри­ят­но­го мес­та, а не ме­дити­ру­ешь с бла­жен­ным вы­раже­ни­ем при­рож­денно­го иди­ота, — го­лос был бла­году­шен, но слег­ка едок.

Он без­различ­но по­жал пле­чами. Ему ста­ло поч­ти все рав­но.

— Ну-ну, зна­чит, я в те­бе ошиб­лась, как ни прис­кор­бно. Ве­ликий Мер­лин, сто­ило ли ра­ди это­го трус­ли­вого и сла­бого маль­чиш­ки ид­ти на­пере­кор поч­ти всем за­конам ми­роз­да­ния?!

Да, оп­ре­делен­но, в этом ту­ман­но-се­ром прос­транс­тве бы­ло у­ют­но. Здесь ца­рил се­рый, пух­лый, мяг­кий и аб­со­лют­ный по­кой. Боль­ше ни­чего и не на­до бы­ло. Он зак­рыл гла­за, ве­ки ста­ли тя­желы­ми, сон­ны­ми.

— Те­бя да­же не ин­те­ресу­ет, что это бы­ло? И кто я? И что все это зна­чит?

Го­лос ме­шал, раз­дра­жал, от­вле­кал от по­коя. Маль­чик не­охот­но раз­ле­пил ве­ки и от­ве­тил, толь­ко что­бы от­вя­зать­ся, в на­деж­де, что го­лос ис­чезнет:

— Не хо­чу. Не ин­те­рес­но.

— Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой! — го­лос вновь заг­ре­мел на­летев­шей гро­зой, и прос­транс­тво вок­руг ощу­тимо зад­ро­жало, встрях­ну­лось, встрях­ну­ло его и под­бро­сило. В го­лову впи­лись ми­ри­ады ос­трых рас­ка­лен­ных иго­лок, и он зак­ри­чал от вне­зап­ной, ди­кой, про­низы­ва­ющей нас­квозь бо­ли.

Ког­да боль ста­ла поч­ти не­выно­симой, в го­лове вспых­ну­ли ос­ле­питель­ные, на­пол­ненные крас­ка­ми, на­питан­ные зву­ками и за­паха­ми кар­ти­ны. Пес­ча­ная до­рож­ка, ко­вар­но бро­сив­ша­яся под но­ги, и доб­рое оза­бочен­ное ли­цо ба­буш­ки; ко­рич­ный аро­мат де­душ­ки­ного тру­боч­но­го та­бака и боль­шие теп­лые ру­ки, ос­то­рож­но под­бра­сыва­ющие в воз­дух; дом с бе­лос­нежны­ми за­навес­ка­ми на ок­нах, от ко­торо­го его, за­реван­но­го и ни­чего не по­нима­юще­го, тя­нули ка­кие-то чу­жие лю­ди; оби­ды и го­речь от веч­но­го чувс­тва оди­ночес­тва и не­нуж­ности; собс­твен­ное от­ра­жение в ве­селых си­них гла­зах чер­но­косой де­воч­ки, без раз­ду­мий про­тянув­шей ру­ку; осоз­на­ние сво­ей вол­шебной си­лы, ль­ющей­ся че­рез те­ло и под­чи­ня­ющей­ся лег­ким взма­хам тон­кой де­ревян­ной па­лоч­ки; шум­ный пер­рон, алый па­ровоз в клу­бах ды­ма, мо­ре чер­ных ман­тий и ос­тро­конеч­ных шляп; сот­ни бе­лых све­чей, пла­ва­ющих под вы­соки­ми зам­ко­выми сво­дами, свет ко­торых свер­ка­ет на зо­лотых куб­ках; за­пах вос­ка, пер­га­мен­та и ста­рых книг, ка­жущий­ся аро­матом са­мого вол­шебс­тва…

«Твои ро­дите­ли не бы­ли маг­ла­ми… Твои ро­дите­ли по­гиб­ли в той вой­не вмес­те со мно­гими… Твоя семья по­гиб­ла… Мис­тер Гар­ри Пот­тер не­нави­дел тво­его от­ца и всег­да за­видо­вал ему… Те­бя спе­ци­аль­но под­бро­сили как без­домно­го щен­ка, как си­роту без ро­да и пле­мени, к маг­лов­ской род­не, а по­том так же спе­ци­аль­но не заб­ра­ли от этих гряз­ных маг­лов-опе­кунов… Гар­ри Пот­тер хо­чет, что­бы ты был под его пос­то­ян­ным прис­мотром. Он же­ла­ет убе­дить­ся, что ты не пой­дешь по сто­пам ма­тери и от­ца. Он те­бе не до­веря­ет. Он те­бя бо­ит­ся… В Аз­ка­бан тво­их ро­дите­лей с глу­боким удов­летво­рени­ем и са­модо­воль­ным чувс­твом свер­шивше­гося воз­мездия от­пра­вил бы твой ны­неш­ний опе­кун, мис­тер Гар­ри Пот­тер… Имен­но мис­тер Гар­ри Пот­тер мог убить тво­их ро­дите­лей. Нет, это он убил их…»

За­тих­ли шеп­чу­щие и кри­чащие го­лоса, и все ку­соч­ки мо­за­ики лег­ли на свои мес­та.

Алекс. Он — Алекс. Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой.

— Я умер? — поч­ти в па­нике вос­клик­нул Алекс, ог­ля­дывая се­бя с ног до го­ловы и пы­та­ясь хоть как-то оце­нить свое сос­то­яние.

— Так-то луч­ше, — с до­воль­ной ин­то­наци­ей ска­зал го­лос, — по­лагаю, те­перь ты все-та­ки за­хочешь удов­летво­рить свое лю­бопытс­тво.

— Я все-та­ки умер или нет?! — на все ос­таль­ное по­ка ему бы­ло нап­ле­вать.

— По­камест нет.

— Что зна­чит — «по­камест»?!

— Зна­чит то, что и дол­жно зна­чить — ты еще жив, но ес­ли не пред­при­мешь что-ни­будь для сво­его спа­сения, ум­решь. Эта дрянь при­чини­ла те­бе не­мало вре­да.

Нель­зя ска­зать, что­бы та­кой от­вет ус­по­ко­ил Алек­са, но па­ника все-та­ки не пе­рерос­ла в по­зор­ную дев­чо­ночью ис­те­рику. Он ни­как не мог ра­зоб­рать­ся — где на­ходит­ся, и что, собс­твен­но, про­изош­ло. Он вспом­нил, КАК это бы­ло, но вот ЧТО? Боль­ше все­го на­пуга­ло то, что он не­ча­ян­но об­на­ружил — не би­лось сер­дце, в гру­ди со­вер­шенно не­обыч­но бы­ло ти­хо, и кровь не шу­мела в ушах. А еще он не ды­шал! Де­лал вдо­хи и вы­дохи, но с тем же ус­пе­хом мог и не де­лать, раз­ни­цы не бы­ло. Ощу­щение бы­ло жут­ким. И как он ни щи­пал се­бя, ни ку­сал внут­реннюю сто­рону щек, ни дер­гал за во­лосы, ни бил се­бя по те­лу, да­же ку­лака­ми — фи­зичес­ки ни­чего не ощу­щалось. Со­вер­шенно ни­чего. Ни бо­ли, ни при­кос­но­вений. Та боль, ко­торая ед­ва не ра­зор­ва­ла на кус­ки, и пос­ле ко­торой он бо­лее или ме­нее при­шел в се­бя, бы­ла ско­рее в ду­ше, внут­ри.

Он заж­му­рил­ся и сос­чи­тал про се­бя спер­ва до де­сяти, а по­том до трид­ца­ти. И мед­ленно от­крыл гла­за, на­де­ясь, что что-ни­будь да ста­нет по­нят­нее. Се­рое прос­транс­тво слов­но из­де­ватель­ски прос­ти­ралось пе­ред ним, за ним, над ним и под ним.

— Кхм, — го­лос, о ко­тором, он ус­пел под­за­быть, на­пом­нил о се­бе, — ты се­бя хо­рошо чувс­тву­ешь?

— Нет, ко­неч­но! — сер­ди­то от­ре­зал Алекс, — я не­понят­но где, не­понят­но в ка­ком ви­де и раз­го­вари­ваю не­понят­но с кем! Ва­ри­ан­та два — ли­бо я умер, ли­бо свих­нулся. Ни то, ни дру­гое мне сов­сем не нра­вит­ся.

— По­лагаю, что смо­гу нес­коль­ко про­яс­нить си­ту­ацию.

За спи­ной раз­да­лось лег­кое по­каш­ли­вание. Алекс мед­ленно обер­нулся, го­товый в лю­бой миг от­прыг­нуть, от­бе­жать и во­об­ще уда­лить­ся на ма­ло-маль­ски бе­зопас­ное рас­сто­яние, о ги­гант­ском па­уке с жен­ской го­ловой и ни­тями из брю­ха пом­ни­лось слиш­ком хо­рошо. Но пе­ред ним, не­понят­но от­ку­да взяв­шись, в крес­ле с вы­сокой де­ревян­ной рез­ной спин­кой си­дела по­жилая да­ма, наз­вать ко­торую ста­рухой или ба­буш­кой язык прос­то не по­вора­чивал­ся. Ис­тинная ле­ди с гор­дой ко­ролев­ской осан­кой, вы­соко взби­той и иде­аль­но уло­жен­ной при­чес­кой и в эле­ган­тной ман­тии. Ее под­бо­родок был ос­трым, свет­ло-се­рые гла­за жи­во блес­те­ли, а чер­ты су­хого уз­ко­го ли­ца бы­ли стро­гими и влас­тны­ми.

— Э­ээ… — про­тянул Алекс, чувс­твуя се­бя рас­те­рян­ным мы­шон­ком под хо­лод­ным гип­но­тизи­ру­ющим взгля­дом змеи, — то есть… вы кто?

Ста­рая ле­ди це­ремон­но скло­нила го­лову и улыб­ну­лась кра­еш­ком губ.

— Аза­лин­да Мал­фой, к тво­им ус­лу­гам. И ме­ня ты мо­жешь не опа­сать­ся, в от­ли­чие от той мер­зости, что не­дав­но по­лучи­ла по зас­лу­гам.

— А…

— Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой. Я прек­расно знаю, кто ты, по­чему ты сю­да по­пал, и кто в этом ви­новат. От­части, кос­венно, очень от­да­лен­но в этом есть и моя ви­на.

— Но ведь вы… вы же пор­трет! — вы­палил Алекс, вдруг вспом­нив, где он ви­дел эту ле­ди, и кто она та­кая.

Улыб­ка сно­ва тро­нула выц­ветшие гу­бы.

— Я ре­шила, что ли­цез­реть ме­ня в та­ком ви­де те­бе бу­дет про­ще.

— И вы дав­но… — он при­кусил язык, но ста­рая ле­ди про­дол­жи­ла, ви­димо, не рас­сердив­шись:

— Умер­ла? Увы, да, не мо­гу воз­ра­зить. Не ска­жу, что бес­плот­ное су­щес­тво­вание дос­тавля­ет мне удо­воль­ствие, но оп­ре­делен­ная вы­года в этом есть. Мой до­рогой маль­чик, ты хо­чешь уз­нать, что с то­бой прик­лю­чилось, или мы бу­дем пе­рели­вать из пус­то­го в по­рож­нее и об­суждать дав­но из­вес­тные фак­ты?

— Да, ко­неч­но! — Алекс ед­ва сдер­жался, что­бы в оче­ред­ной раз не ущип­нуть се­бя или, то­го ху­же, ста­рую ле­ди (а вдруг он все-та­ки со­шел с ума?).

— Мы в меж­вре­менье, меж­ду­мирье, ино­мирье, прос­транс­тве, где влас­тву­ют Сон и Смерть, род­ные братья. Оно име­ет мно­жес­тво имен и ни­как не на­зыва­ет­ся, ли­шено на­чала и не име­ет кон­ца. Здесь нет ни­чего, и здесь про­лега­ет мно­жес­тво Пу­тей. Обыч­но сю­да по­пада­ют толь­ко ду­ши умер­ших, спе­шащие по сво­им Тро­пам, иног­да сю­да заб­ре­да­ют во сне. И очень ред­ко, рас­крыв Вра­та при по­мощи Тем­ных Ис­кусств, по здеш­ним До­рогам мо­жет прой­ти и жи­вой маг, при­чем толь­ко чис­токров­ный, на­ходя­щий­ся под за­щитой ро­довой ма­гии. Не спра­шивай, что на­до де­лать, кол­довс­тво слиш­ком опас­ное и тем­ное, тре­бу­ющее обя­затель­ной жер­твы. Не знаю, при ка­ких об­сто­ятель­ствах, и не знаю, гор­дить­ся или сок­ру­шать­ся, но твой отец су­мел это сде­лать, при­чем об­ряд он про­водил на собс­твен­ной кро­ви. На­вер­ное, толь­ко по­это­му ни­ти свя­зались в уз­лы, и ты смог за­дер­жать­ся здесь.

— Что?! Как это?!! — Алекс мо­мен­таль­но вы­тянул­ся в струн­ку и об­ра­тил­ся в слух от жад­но­го лю­бопытс­тва. Как и обыч­но, упо­мина­ние о ро­дите­лях зас­та­вило по­забыть обо всем на све­те.

Ста­рая ле­ди горь­ко и нем­но­го пе­чаль­но ус­мехну­лась.

— Я по­лага­ла, что ис­черпа­ла всю по­ложен­ную мне до­лю сты­да еще при жиз­ни, рас­счи­тыва­ясь с оче­ред­ным кре­дито­ром Юбе­ра или объ­яс­ня­ясь с ро­дите­лями обес­че­щен­ных им де­виц. Од­на­ко сей­час, ког­да мои кос­ти уже дав­но ле­жат в фа­миль­ном скле­пе, а дух ни на что су­щес­твен­ное не го­ден, ока­зыва­ет­ся, что рас­ка­ивать­ся в собс­твен­ных ошиб­ках при­ходит­ся по-преж­не­му, и ис­ку­пать свою ви­ну сле­ду­ет до кон­ца. Мой внук Юбер под­нял ру­ку на ре­бен­ка, родс­твен­ни­ка, род­ную кровь! Я не мо­гу най­ти ему оп­равда­ния, как бы ни же­лала.

— Он хо­чет доб­рать­ся до де­нег Мал­фо­ев, — нах­му­рил­ся Алекс.

— Злые на­мере­ния, ко­рыс­тные це­ли, мер­кантиль­ный рас­чет, не­даль­но­вид­ность, мо­товс­тво, рас­пу­щен­ность, го­тов­ность об­ви­нить в сво­их бе­дах ко­го угод­но, но толь­ко не се­бя — в этом весь Юбер. Он хлад­нокров­но скор­мил те­бя «бо­лот­ной фее», па­учи­хе, ко­торая за нес­коль­ко дней сво­его пир­шес­тва ос­та­вила бы толь­ко ис­сохший пус­той труп. Но она сма­кова­ла те­бя, как ла­комс­тво, и по­тому со­сала мед­ленно.

— Ме­ня сей­час стош­нит, — с от­вра­щени­ем скри­вил­ся Алекс, — а… то, что я ви­дел, это все бы­ло на са­мом де­ле или…

— Ра­зуме­ет­ся, это бы­ла все­го лишь ил­лю­зия, об­ман чувств и ра­зума. Па­учи­ха про­ника­ет в соз­на­ние и сны че­лове­ка, соз­да­ет об­ста­нов­ку и при­нима­ет то об­личье, ко­торое вну­ша­ет на­иболь­шее до­верие, и, опу­тав сво­ей сон­ной па­ути­ной, вы­сасы­ва­ет его ду­шу и жизнь. Ты слы­шал о де­мен­то­рах? Она при­ходит­ся им близ­кой родс­твен­ни­цей.

— А ма­ма... я же ви­дел! — Алекс изо всех сил стис­нул зу­бы.

— Твоя мать мер­тва, — без­жа­лос­тно от­ре­зала ста­рая ле­ди, — так же мер­тва, как и я. Нет воз­вра­та от­ту­да, где она сей­час. А вот ты по­ка жив.

Она вздох­ну­ла, по край­ней ме­ре, это выг­ля­дело как глу­бокий вздох.

— Ты фак­ти­чес­ки был на гра­ни, поч­ти Ушел, но ког­да-то про­веден­ный об­ряд на чис­той кро­ви Мал­фо­ев зас­та­вил это мес­то в сво­ем ро­де «приз­нать» те­бя. Я нем­но­го по­мог­ла те­бе, прог­нав эту мер­зость. Юбер — мой внук, и я ис­ку­паю его ви­ну. К со­жале­нию, на боль­шее у ме­ня нет ни Пра­ва, ни воз­можнос­ти. И еще кое-кто те­бе по­может, не поз­во­лив ей от­нять твое вол­шебс­тво и жизнь. Ты не один, мой маль­чик. Но что­бы выб­рать­ся от­сю­да, те­бе все же при­дет­ся при­ложить мно­го сил и усер­дия.

— По­дож­ди­те, вы го­вори­ли о мо­ем па­пе, он про­вел ка­кой-то об­ряд. За­чем? Его то­же хо­тели убить, как ме­ня? Мис­тер Мал­фуа го­ворил прав­ду о том, что мис­тер Пот­тер убил мо­их ро­дите­лей? По­чему ма­ма и па­па не приш­ли ко мне на по­мощь, ес­ли вы смог­ли? По­жалуй­ста, я мо­гу встре­тить­ся с ни­ми?!!! Я ведь поч­ти умер, и они… — Алекс бук­валь­но за­коло­тило от ос­ле­пив­шей и зат­мившей все мыс­ли воз­можнос­ти встре­чи.

— Мой маль­чик, да­же ес­ли бы мне да­рова­ли не­мыс­ли­мое, не­во­об­ра­зимое Пра­во на неч­то по­доб­ное, то все рав­но я триж­ды по­дума­ла бы, — ста­рая ле­ди сно­ва вздох­ну­ла, слов­но со­чувс­твуя, — ты не име­ешь по­нятия о Пос­мертии, о том, ку­да ухо­дят ду­ши умер­ших, и Кто при­зыва­ет их и да­ет нап­равле­ние Пу­тей. Мне поз­во­лили по­мочь те­бе, что­бы ис­пра­вить чу­довищ­ную нес­пра­вед­ли­вость, ис­то­ки ко­торой тя­нут­ся от ме­ня. Толь­ко и все­го.

— Толь­ко и все­го? Толь­ко и все­го?!!! — приг­лу­шен­но, об­манчи­во крот­ко и мяг­ко про­тянул Алекс, гля­дя пря­мо в свет­ло-се­рые гла­за, проз­рачные и неп­ро­ница­емые.

Внут­ри со зво­ном ло­пались ка­кие-то струн­ки, тре­щали и ло­мались ка­кие-то прег­ра­ды, мед­ленно рос­ла, на­буха­ла и рас­полза­лась во все сто­роны ярость, злая, бес­прос­ветная, от­ча­ян­ная, спо­соб­ная, на­вер­ное, по­гасить и звез­ды в не­бе. Пусть он не чувс­тву­ет собс­твен­но­го те­ла, пусть поч­ти мертв (!), но даль­ше тер­петь, выс­лу­шивать оче­ред­ное объ­яс­не­ние «то­го-по­чему-все-та­ки-слу­чилось-так-а-не-ина­че-и-ты-ни­чего-не-мо­жешь-из­ме­нить», сми­рить­ся с тем, как сно­ва из-под но­са ус­коль­за­ет то, к че­му он стре­мил­ся — нет, он не мог!

Все сме­шалось, за­бур­ли­ло и взор­ва­лось бе­шеной вспыш­кой.

* * *

Ког­да Гар­ри и Рон транс­грес­си­рова­ли в Мун­го, Пад­ма бы­ла уже там. Она как раз шла в па­лату, пе­рего­вари­ва­ясь с ры­сив­шим ря­дом и ло­вив­шим каж­дое сло­во Абер­кром­би. Рон ожив­ленно поп­ри­ветс­тво­вал ее, опас­ли­во об­нял, по­шутил, на что це­литель­ни­ца ве­село рас­сме­ялась и хлоп­ну­ла его ла­донью по пле­чу:

— Ты не ме­ня­ешь­ся, Ро­нальд У­из­ли, и я жут­ко ра­да те­бя ви­деть.

Они ос­та­нови­лись в ко­ридо­ре у две­рей па­латы. Гар­ри рас­ска­зал о па­учь­ей фее, Рон до­бавил па­ру за­меча­ний. Абек­ромби мол­ча и нап­ря­жен­но вни­мал, и по вы­раже­нию его вы­тянув­ше­гося ли­ца бы­ло по­нят­но, что о по­доб­ных су­щес­твах и на­води­мых ими ча­рах он ни­чего не зна­ет. Пад­ма вни­матель­но все выс­лу­шала и по­серь­ез­не­ла.

— Я чи­тала об этом в трак­та­те Кор­не­ли­уса Аг­риппы, но ни­ког­да не стал­ки­валась с по­доб­ным на прак­ти­ке. Пос­мотрим.

Они заш­ли в па­лату. Це­литель­ни­ца вы­тащи­ла па­лоч­ку и на­чала вып­ле­тать зак­лятья под ак­компа­немент нег­ромких по­яс­не­ний кол­до­меди­ка. Гар­ри с Ро­ном, что­бы не ме­шать, отош­ли к ок­ну. Гар­ри ки­нул взгляд на дру­га. Ро­нальд был от­кро­вен­но шо­киро­ван, он не от­ры­вал глаз от маль­чи­ка, а на его ли­це бы­ли на­писа­ны раз­ди­ра­ющие и весь­ма про­тиво­речи­вые чувс­тва.

— Де­мен­то­ры по­бери, я да­же не пред­став­лял, что это выг­ля­дит так… пар­ши­во.

Гар­ри прис­мотрел­ся к Алек­су и нах­му­рил­ся. В его тем­ных во­лосах поб­лески­вали ни­ти се­дины, бе­лое, как снег, за­ос­трив­ше­еся ли­цо выг­ля­дело еще стар­ше. Гар­ри вы­шел из па­латы, ос­то­рож­но об­хо­дя Пад­му и Абер­кром­би, ок­ликнул до­мови­ху, топ­чу­щу­юся у две­рей:

— Мин­ни, у ме­ня к те­бе воп­рос.

До­мови­ха, ед­ва ли не на­силь­но от­мы­тая и пе­ре­оде­тая в чис­тую боль­нич­ную на­волоч­ку, вы­бежа­ла за ним, хлю­пая но­сом:

— Сэр гос­по­дин Гар­ри Пот­тер, хо­зя­ин Мин­ни выз­до­рове­ет? Сно­ва ста­нет ма­лень­ким?

— Мы де­ла­ем все, что в на­ших си­лах, Мин­ни, — мяг­ко ска­зал Гар­ри, ста­ра­ясь не сор­вать ее в ис­те­рику или нес­конча­емые сле­зы, — Мин­ни, ска­жи, по­жалуй­ста, ты ви­дела в до­ме у Мал­фуа очень кра­сивую жен­щи­ну, ко­торая всег­да бы­ла ря­дом с Алек­сом? Или здесь, в па­лате?

— В до­ме Мал­фуа, кро­ме гос­по­жи Си­низ и ма­лень­кой гос­по­жи Са­тин, не бы­ло дру­гих жен­щин. Бы­ли гостьи, но они не ви­дели хо­зя­ина Мин­ни, и быс­тро ухо­дили, — по­думав, от­ве­тила до­мови­ха.

— А па­уков? Ты ви­дела па­уков, ка­ких-ни­будь не­обыч­ных, стран­ных? Ко­торые бы­ли в ком­на­те тво­его хо­зя­ина? Или, мо­жет быть, пол­за­ли по не­му?

— Па­уков… да, Мин­ни ви­дела од­но­го в ком­на­те хо­зя­ина, та­кого боль­шо­го, с бе­лым узо­ром на спи­не. Под кро­ватью. Ох, и в па­лате то­же ви­дела. Та­кого же или по­хоже­го, то­же с узо­ром. Он си­дит в ще­лоч­ке по­докон­ни­ка, иног­да вы­бира­ет­ся и си­дит на сте­не у го­ловы хо­зя­ина. Это важ­но, сэр гос­по­дин Гар­ри Пот­тер? Мин­ни убь­ет па­ука!

— Нет-нет, Мин­ни, не на­до.

Зна­чит, это дей­стви­тель­но па­учья фея! И сю­да она проб­ра­лась за маль­чи­ком, ко­торо­го до сих пор со­сет. Что же, по край­ней ме­ре, те­перь они зна­ют с чем име­ют де­ло.

Гар­ри уже в ко­торый раз по­мянул де­мен­то­ров и Вол­де­мор­та и сно­ва за­шел в па­лату. Ли­цо Пад­мы бы­ло сос­ре­дото­чен­ным, из ее па­лоч­ки тя­нулись мер­ца­ющие го­лубо­ватые ни­ти, ко­торые опу­тыва­ли ко­кон маль­чи­ка и пуль­си­рова­ли, ки­дая от­све­ты на мер­твен­но-бе­лое ли­цо. Абек­ромби сто­ял с бла­гого­вей­ным вы­раже­ни­ем, а Рон вни­матель­но сле­дил за дей­стви­ями Пад­мы.

— Это точ­но она, до­мови­ха под­твержда­ет, — про­из­нес Гар­ри, поч­ти не раз­жи­мая губ, опа­са­ясь то­го, что на­ходя­щий­ся в па­лате па­ук ус­лы­шит. Ес­ли это ус­ловно ра­зум­ное су­щес­тво, об­ла­да­ющее оп­ре­делен­ной сво­бодой во­ли, то с не­го ста­нет­ся все по­нять и сбе­жать.

Пад­ма кив­ну­ла и опус­ти­ла па­лоч­ку.

— И мне бо­лее или ме­нее по­нят­на кар­ти­на чар. Ду­маю, что…

Гар­ри шик­нул и по­казал в сто­рону две­ри, це­литель­ни­ца не­до­умен­но под­ня­ла бро­ви, но пос­лушно выш­ла, за ней вы­шел и Рон.

— Это дей­стви­тель­но па­учья фея, — впол­го­лоса ска­зал Гар­ри, плот­но прик­ры­вая дверь, — па­ук сей­час в па­лате.

— Да­же ес­ли в па­лате, то она боль­ше не име­ет дос­ту­па к жер­тве, — Пад­ма за­дум­чи­во по­тяну­ла вы­бив­шу­юся из-под ме­дицин­ской ша­поч­ки смо­ляную прядь, — мои зак­лятья по­каза­ли, что из маль­чи­ка вы­кача­но очень мно­го ма­гичес­кой и жиз­ненной си­лы. Его прос­то вы­пили, как бы ужас­но это ни зву­чало. Но от­то­ка нет уже по край­ней ме­ре три дня. Воз­можно, с тех пор, как вы вы­вез­ли его из до­ма Мал­фуа, и бы­ло унич­то­жено коль­цо этой па­учь­ей феи, она по­теря­ла связь с жер­твой. Ли­бо маль­чик ока­зал­ся силь­нее, вклю­чилась ро­довая за­щита. Ведь это сын Гер­ми­оны Грей­нджер и Дра­ко Мал­фоя, как ты го­ворил?

— Да, — Гар­ри нап­ря­жен­но пы­тал­ся по­нять — есть шанс у Алек­са или нет.

— Древ­ний род, ста­рая ма­гия, чис­тая вол­шебная кровь от­ца, уси­лен­ная кровью маг­ло­рож­денной вол­шебни­цы-ма­тери. Ду­маю, не будь он тем, кем яв­ля­ет­ся по кро­ви, де­ло уже дав­но бы­ло бы кон­че­но, — Пад­ма смот­ре­ла на них про­ница­тель­но и по­нима­юще, Рон дер­нулся, но про­мол­чал. — Что бы там ни го­вори­ли про сох­ра­нение чис­то­ты кро­ви, но со вре­менем близ­ко­родс­твен­ные свя­зи и на­кап­ли­ва­ющи­еся ге­нети­чес­кие му­тации ве­дут к пе­чаль­но­му ре­зуль­та­ту. Ко­неч­но, чис­тая кровь ве­ками сох­ра­ня­ет за­щит­ные ро­довые ча­ры, но итог все рав­но не уте­шите­лен. Без при­тока све­жего ге­нофон­да, все чис­токров­ные об­ре­чены на вы­мира­ние. Итак, как я уже ска­зала, я сос­та­вила об­щую кар­ти­ну чар. Зав­тра ут­ром бу­дут го­товы ре­зуль­та­ты ана­лизов, бу­дет сос­тавлен пол­ный анам­нез, и я по­лагаю, что смо­гу прис­ту­пить к сня­тию чар. Ду­маю, шанс есть. Мы зна­ем ак­танта и смо­жем пой­мать па­ука, я уве­рена. Ей прос­то не­куда де­вать­ся, а са­ма уй­ти она не мо­жет, не мо­жет отор­вать­ся, по­тому что уже слиш­ком мно­го его сил вы­пила. Но, Гар­ри, я не мо­гу обе­щать, что маль­чик вер­нется в свой воз­раст. И что он про­живет столь­ко, сколь­ко дол­жен был про­жить, ес­ли бы не это.

Гар­ри прик­рыл гла­за, ус­лы­шав то, че­го так бо­ялись они с Джин­ни.

— Мы смо­жем толь­ко снять ча­ры, и он оч­нется. Я не мо­гу об­на­дежить боль­шим, прос­ти, — Пад­ма со­чувс­твен­но кос­ну­лась его ру­ки и вер­ну­лась в па­лату.

Они мол­ча­ли ми­нут пять. Гар­ри без­думно смот­рел в ок­но нап­ро­тив, не ви­дя ни пе­рек­рестья ра­мы, ни уны­лого дож­дя, мо­рося­щего по стек­лам. В го­лове не бы­ло ни од­ной мыс­ли. Он прос­то не мог по­думать о том, как ска­жет до­чери, что ее друг не смо­жет вер­нуть­ся к сво­ей преж­ней жиз­ни, что ему при­дет­ся жить даль­ше так… маль­чи­ком в те­ле взрос­ло­го муж­чи­ны, с по­дор­ванным здо­ровь­ем, отоб­ранны­ми го­дами жиз­ни. Что у не­го не бу­дет все­го то­го, что бу­дет у нее — взрос­ле­ние, пер­вая лю­бовь, пер­вый по­целуй, окон­ча­ние Хог­вар­тса, су­мас­бродс­тво юнос­ти, вы­бор де­ла по ду­ше... Они с Джин­ни пос­та­ра­ют­ся ог­ра­дить и за­щитить его от жес­то­кос­ти ми­ра, но за­хочет ли он сам про­вес­ти в у­ют­ной теп­лой клет­ке те го­ды, что ос­та­лись на его до­лю?

Рон ря­дом каш­ля­нул.

— Так хо­чет­ся ку­рить, но на­вер­ня­ка прим­чатся мед­сес­тры и сож­рут ме­ня не ху­же дра­конов. Гар­ри…

Гар­ри с на­тугой по­вер­нулся к дру­гу, по­тер от­че­го-то за­немев­шую шею.

— Мне… жаль… — глу­хо вы­давил Рон, пой­мав его взгляд, — по­верь, ис­крен­не жаль. Ес­ли мо­гу чем-то по­мочь…

— Ты уже по­мог. Спа­сибо, — Гар­ри не­ук­лю­же пох­ло­пал дру­га по пле­чу, в ду­ше лишь тус­кло по­радо­вав­шись то­му, что тот боль­ше не ки­пит ядом и сар­казмом в от­но­шении маль­чи­ка.

Так стран­но, что они, луч­шие друзья с один­надца­тилет­не­го воз­раста, про­шед­шие вмес­те вой­ну и смерть, а сей­час взрос­лые муж­чи­ны, ко­торые зна­ли все о жиз­ни друг дру­га, с по­яв­ле­ни­ем это­го ре­бен­ка вдруг по­чувс­тво­вали со­вер­шенно неп­ри­выч­ную не­лов­кость, не­дого­ворен­ность мыс­лей, за­жатость жес­тов. Слов­но меж­ду ни­ми по­яви­лась проз­рачная, но все-та­ки сте­на. Этот год слав­но по­мотал им нер­вы. Пос­ле то­го, как они про­води­ли де­тей в Хог­вартс, еще на пер­ро­не Рон раз­ра­зил­ся дол­гой, злой и не сов­сем цен­зурной речью в ад­рес тех, кто, по его мне­нию, не зас­лу­жил и то­лики вни­мания Гар­ри Пот­те­ра, по­ражал­ся, по­чему Гар­ри и Джин­ни взва­лили на се­бя бре­мя опе­кунс­тва их от­прыс­ка, и с го­речью кон­ста­тиро­вал, что его сес­тра и луч­ший друг рех­ну­лись. Джин­ни не­одоб­ри­тель­но под­жи­мала гу­бы, од­на­ко сдер­жи­валась и хра­нила мол­ча­ние, но сам Гар­ри, за­детый за жи­вое, в от­вет на­гово­рил дру­гу, ни­как не же­лав­ше­му по­нять си­ту­ацию, не­мало неп­ри­ят­ных слов. Даль­ше по обо­юд­но­му мол­ча­ливо­му сог­ла­сию они ста­рались из­бе­гать тем, свя­зан­ных с Алек­сан­дром Грей­ндже­ром Мал­фо­ем, хо­тя да­валось это весь­ма и весь­ма неп­росто. Их де­ти пи­сали о нем поч­ти в каж­дом пись­ме, хо­рошо хоть, что пись­ма эти бы­ли не та­кими уж час­ты­ми. Ли­ли в сво­ей ма­нере брыз­га­ла вос­хи­щени­ем и ку­чей вос­торгов, Рейн пи­сал сдер­жанно, сте­пен­но, но и у не­го уга­дыва­лось бе­зого­вороч­ное при­нятие и одоб­ре­ние, а иног­да слов­но про­рыва­лось эхо вос­торгов ку­зины. Рон, чи­тая та­кие пись­ма сы­на, тут же раз­дра­жал­ся и на­чинал чих­востить прош­тра­фив­шихся под­чи­нен­ных, ес­ли тем не пос­час­тли­вилось, и пись­мо бы­ло дос­тавле­но в ра­бочее вре­мя в его ка­бинет. Ли­бо бур­чал на Га­би, ко­торая сто­ичес­ки вы­носи­ла мел­кие при­дир­ки и лишь из­редка ре­шитель­но об­ры­вала по­токи его вор­чанья. Сам же Гар­ри вна­чале чувс­тво­вал се­бя не сов­сем у­ют­но, прек­расно зная свою дочь и по­нимая, что эта стран­ная, воз­никшая поч­ти на пус­том мес­те и слов­но пов­то­рив­ша­яся зер­каль­но дру­гой друж­ба — нав­сегда. Ли­ли, его из­ба­лован­ная ма­лыш­ка, от­ли­чалась уди­витель­ной чут­костью к лю­дям, и ес­ли уж она про­яв­ля­ла к ко­му-то вни­мание, при­вязы­валась, при­кипа­ла ду­шой, то че­ловек был имен­но та­ким, ко­торый без уси­лий воль­ет­ся в друж­ную, ис­крен­нюю и теп­лую семью У­из­ли-Пот­те­ров. Фаль­шь, прит­ворс­тво, ложь она слов­но чу­яла. Она да­же в ран­нем детс­тве не под­хо­дила или не шла на ру­ки к лю­дям, ко­торые ей не пон­ра­вились с пер­во­го взгля­да, как бы они ни улы­бались и ни сю­сюка­лись с ней. И на­обо­рот вцеп­ля­лась в ка­ких-ни­будь мол­чу­нов или гру­би­янов, ко­торые от ее звон­ко­го го­лос­ка и сме­ха слов­но от­та­ива­ли. По­том не­ред­ко ока­зыва­лось, что у улы­бав­ше­гося в трид­цать два зу­ба и ка­зав­ше­гося сво­им в дос­ку пар­ня ду­шон­ка трус­ли­ва и гни­лова­та, а уг­рю­мая быв­шая сли­зерин­ка, до­верия к ко­торой не бы­ло ни у ко­го, кро­ме Ли­ли, ве­село тя­нув­шей ру­чон­ки ей навс­тре­чу, — вер­ный и на­деж­ный друг, не пре­дав­шая в са­мые страш­ные мо­мен­ты вой­ны.

«У нас бу­дет ав­рор­ская ди­нас­тия, — шу­тил он, — моя до­чур­ка — при­рож­денный ав­рор». «Я бу­ду иг­рать в квид­дич!» — во­пила са­ма Ли­ли. — «Я бу­ду са­мым кру­тым за­гон­щи­ком в ми­ре, па­пуля!». Кем хо­тел стать Алекс? Он от­ли­чал­ся от его де­тей — глу­боким взгля­дом, в ко­тором ред­ко мель­ка­ла улыб­ка, сдер­жанностью, взрос­лой серь­ез­ностью по­веде­ния. Гар­ри на­де­ял­ся, что все-та­ки су­мел не пов­то­рить оши­бок сво­его крес­тно­го Си­ри­уса Блэ­ка, смог уви­деть в нем не от­ра­жение от­ца, не тень ма­тери, а прос­то дру­гого че­лове­ка, маль­чи­ка со сво­им ха­рак­те­ром, сво­ей ду­шой и сво­ей жизнью. И эта жизнь бы­ла очень оди­нока. Гар­ри, как ник­то дру­гой, по­нимал маль­чи­ка, и ему хо­телось бы знать, ви­дел ли кто-ни­будь в ду­ше один­надца­тилет­не­го Гар­ри та­кое же оди­ночес­тво? Хаг­рид, на­вер­ное, ви­дел. И ви­дел Рон, ви­дела Гер­ми­она…

Гар­ри дав­но уже не чувс­тво­вал се­бя та­ким бес­по­мощ­ным и не ис­пы­тывал та­кое все­пог­ло­ща­ющее чувс­тво ви­ны. Не убе­рег, не за­щитил…

Ког­да он вер­нулся до­мой вмес­те с Си­мусом и Пад­мой, не стал ни­чего го­ворить до­маш­ним и Пад­му поп­ро­сил по­ка мол­чать. Пусть хо­тя бы эту ночь бу­дет на­деж­да, что все бу­дет хо­рошо.

Ут­ро пя­того дня вы­далось про­моз­глым и ту­ман­ным. Поч­ти осен­няя хо­лод­ная сы­рость лез­ла за ши­ворот и зас­тавля­ла ёжить­ся и зяб­ко ку­тать­ся в ман­тии. Ког­да Гар­ри с Пад­мой транс­грес­си­рова­ли в Мун­го, бы­ло без чет­верти де­вять. Пад­ма бы­ла сос­ре­дото­чена и мол­ча­лива, а Гар­ри чувс­тво­вал се­бя так, слов­но в его ру­ках бы­ла тон­кая неп­рочная нить, за один ко­нец ко­торой дер­жался Алекс, и эта нить вот-вот го­това бы­ла лоп­нуть, обор­вать­ся, по­вис­нуть в пус­то­те, в ко­торой ос­та­нет­ся маль­чик.

Джин­ни он все-та­ки ска­зал ночью о том, что шан­сов пол­ностью ис­це­лить Алек­са поч­ти нет. А Ли­ли не смог. Его де­воч­ка бы­ла пол­на на­деж­ды на луч­шее и все умо­ля­юще пов­то­ряла: «Вы же спа­сете Алек­са, да, те­тя Пад­ма? Прав­да же, все по­лучит­ся?». Пад­ма воп­ро­ша­юще смот­ре­ла на не­го, но он от­во­дил взгляд. И тог­да це­литель­ни­ца мяг­ко и об­те­ка­емо фор­му­лиро­вала от­вет, не об­на­дежи­вая, но не го­воря «нет». Ли­ли ос­та­лась в уве­рен­ности, что страш­ное прок­лятье бу­дет сня­то, Алекс, ко­неч­но, нем­но­го по­лежит в боль­ни­це, но в Хог­вартс они вер­нутся вмес­те. Она вско­чила ни свет, ни за­ря, го­товая от­пра­вить­ся вмес­те с ни­ми в «Мун­го». Но тут вме­шалась Джин­ни и стро­го нас­то­яла на том, что­бы пос­то­рон­ние, не име­ющие це­литель­ско­го об­ра­зова­ния, не ме­шались в слож­ней­ших про­цеду­рах. Ког­да Гар­ри с Пад­мой выш­ли на крыль­цо и отош­ли по­даль­ше к обыч­но­му мес­ту транс­гресcии, он спи­ной ощу­щал уко­риз­ненный и вмес­те с тем пол­ный от­ча­ян­ной ве­ры взгляд си­них глаз до­чери. Он не смог зас­та­вить се­бя обер­нуть­ся — бо­ял­ся, что она все пой­мет по его ли­цу.

В Мун­го их уже под­жи­дал Абер­кром­би, а око­ло при­от­кры­тых две­рей па­латы, под при­цела­ми ор­ли­ных взо­ров де­жур­ных ав­ро­ров, пе­реми­нались еще два кол­до­меди­ка — кон­суль­тан­ты и по­мощ­ни­ки.

— Она все еще здесь, — по­низив го­лос и поч­ти не раз­мы­кая губ, ска­зал Абер­кром­би, — опять си­дит под по­докон­ни­ком.

Пад­ма по­нят­ли­во кив­ну­ла, пе­ре­оде­ва­ясь в боль­нич­ную ман­тию-уни­фор­му, про­тяну­тую од­ним из кол­до­меди­ков. Дру­гой дер­жал в ру­ках план­шет с ре­зуль­та­тами ана­лизов и ис­то­ри­ей бо­лез­ни.

— Как ду­ма­ете, ее удас­тся унич­то­жить или при­дет­ся ог­ра­ничить­ся толь­ко сня­ти­ем ее чар? Мне бы хо­телось как сле­ду­ет изу­чить этот эк­зем­пляр, я да­же по­думы­ваю на­писать на­уч­ную ра­боту, пос­вя­щен­ную это­му ред­чай­ше­му слу­чаю. Мис­тер Пот­тер, ваш опе­ка­емый сог­ла­сит­ся выс­ту­пить, так ска­зать, пред­ме­том мо­его ис­сле­дова­ния? — в го­лосе мо­лодо­го кол­до­меди­ка бы­ли эн­ту­зи­азм и рве­ние, впол­не по­нят­ные и объ­яс­ни­мые, но Гар­ри пе­редер­ну­ло, и он от­ве­тил рез­че, чем на­мере­вал­ся:

— Как опе­кун, я не дам сог­ла­сия на по­доб­ное. Ре­бенок не «пред­мет», пос­ле все­го слу­чив­ше­гося ему бу­дут нуж­ны по­мощь и под­дер­жка, а не пос­то­ян­ные бес­це­ремон­ные ос­мотры, об­сле­дова­ния и сом­ни­тель­ная сла­ва «ред­ко­го слу­чая в прак­ти­ке», пусть да­же в уз­ких на­уч­ных кру­гах. К то­му же, есть та­кое по­нятие, как вра­чеб­ная тай­на. А как гла­ва Ав­ро­рата я зап­ре­щаю раз­гла­шать под­робнос­ти это­го де­ла, пос­коль­ку оно име­ет ха­рак­тер су­губо не­пуб­личный. На­де­юсь, вам все яс­но?

Абер­кром­би сту­шевал­ся, за­нер­вни­чал и за­бор­мо­тал из­ви­нения впе­ремеш­ку с клят­ва­ми, что он бу­дет нем, как мо­гила.

— Доб­рое ут­ро, мис­тер Пот­тер, мис­сис Фин­ни­ган, док­тор Абер­кром­би. Смот­рю, все в сбо­ре? — раз­ря­жая об­ста­нов­ку, про­гудел за спи­ной Гар­ри зна­комый низ­кий бас глав­но­го кол­до­меди­ка Спли­на.

В ко­ридо­ре ста­нови­лось тес­но. Но нас­коль­ко тес­но, Гар­ри оце­нил толь­ко, ког­да по­вер­нулся, что­бы от­ве­тить на при­ветс­твие. Ря­дом со Спли­ном, рез­ко кон­трас­ти­руя с его ли­мон­но-жел­той ман­ти­ей и ру­мяной фи­зи­оно­ми­ей, уг­рю­мым чер­ным во­роном сто­ял быв­ший со­кур­сник Гар­ри и Пад­мы Блейз За­бини. Гар­ри на­тяну­то кив­нул вслед за Пад­мой, рас­се­ян­но под­нявшей взгляд от план­ше­та. С За­бини они стал­ки­вались мно­го лет на­зад, в про­цес­се под­го­тов­ки к су­дам по де­лам По­жира­телей Смер­ти, и то тот про­ходил толь­ко кос­венным сви­дете­лем. Его ру­ки, к удив­ле­нию мно­гих, бы­ли чис­ты, да и по всем све­дени­ям, Блейз, в от­ли­чие от сво­ей ма­тери-По­жира­тель­ни­цы, не до­жив­шей до спра­вед­ли­вого воз­мездия, боль­ше вре­мени про­водил в Ита­лии, чем в Ан­глии, поч­ти окон­ча­тель­но пе­ре­ехав на кон­ти­нент и лишь из­редка на­вещая род­ные пе­наты. Про не­го не хо­дили ни­какие слу­хи, всю свою не слиш­ком бур­ную де­ятель­ность он на­рочи­то выс­тавлял на­показ, и гла­ве Ав­ро­рата собс­твен­но не бы­ло ни­како­го де­ла до Блей­за За­бини. Но по­чему Блейз За­бини за­явил­ся имен­но се­год­ня имен­но сю­да?

— Мис­тер Пот­тер, про­шу ми­нуту ва­шего вни­мания. Это ка­са­ет­ся на­шего па­ци­ен­та и ва­шего опе­ка­емо­го. Мис­тер За­бини рас­по­лага­ет не­кото­рыми све­дени­ями, ко­торые мо­гут быть по­лез­ны при сня­тии чар, — Сплин уч­ти­во скло­нил го­лову и сде­лал приг­ла­ша­ющий жест ру­кой в сто­рону.

Гар­ри ко­лебал­ся. При­сутс­твие За­бини нер­ви­рова­ло. Пос­ле прок­ля­того Мал­фуа до­пус­кать в круг Алек­са чу­жих не хо­телось, так же, как и поз­во­лить, что­бы о сос­то­янии маль­чи­ка ра­зуз­на­ли пос­то­рон­ние и тре­пали его имя на стра­ницах га­зет или меж­ду со­бой. Гар­ри уже скло­нял­ся к то­му, что­бы от­ка­зать Спли­ну, но За­бини глу­хим го­лосом про­из­нес:

— Я по­нимаю, что не имею ни­како­го пра­ва, но все же выс­лу­шай ме­ня. Речь идет о здо­ровье Алек­сан­дра. Все толь­ко для его бла­га, кля­нусь. Ес­ли не­об­хо­димо, я при­несу Неп­ре­лож­ный обет.

Пал­ма все еще прос­матри­вала ре­зуль­та­ты ана­лизов, ти­хо пе­рего­вари­валась с кол­до­меди­ками, и, нем­но­го по­мед­лив, Гар­ри не­хотя по­дошел к Спли­ну и За­бини.

— Я по­лагал, что в ва­шей боль­ни­це соб­лю­да­ет­ся вра­чеб­ный эти­кет, и пос­то­рон­ний че­ловек не мо­жет по­лучить све­дения о боль­ных без их раз­ре­шения или раз­ре­шения опе­ка­ющих лиц, — жес­тко ска­зал он Спли­ну, и бла­годуш­ное ли­цо глав­но­го кол­до­меди­ка на­чало баг­ро­веть.

— Мис­тер Пот­тер, поз­воль­те… — на­чал он, но За­бини его прер­вал:

— Это я вы­пытал у не­го о сос­то­янии Алек­сан­дра, поль­зу­ясь сво­им по­ложе­ни­ем од­но­го из чле­нов бла­гот­во­ритель­но­го фон­да и по­печи­тель­ско­го со­вета. Пот­тер, не строй из се­бя ге­роя всея Бри­тании и не наб­ра­сывай­ся на лю­дей, ко­торые хо­тят по­мочь. Мис­тер Сплин, не мог­ли бы вы ос­та­вить нас на­еди­не? Это кон­фи­ден­ци­аль­ный раз­го­вор, ка­са­ющий­ся толь­ко нас с мис­те­ром Пот­те­ром.

Ки­пящий от не­годо­вания кол­до­медик все же не стал воз­ра­жать, вы­соко­мер­но кив­нул и ото­шел к под­чи­нен­ным.

Ес­ли де­ло не ка­салось Алек­са, Гар­ри бы не сдер­жался — та­кую злость выз­ва­ли у не­го сло­ва За­бини. Но он взял се­бя в ру­ки и лишь хму­ро бро­сил:

— Ну и? С ка­кой ста­ти я дол­жен те­бе ве­рить?

— Мне не без­разли­чен этот маль­чик. Алек­сандр — сын мо­его дру­га, мой родс­твен­ник, пусть родс­тво и от­да­лен­ное, — нег­ромко ска­зал За­бини.

— Родс­твен­ник, зна­чит. Сын дру­га. То есть столь­ко лет ты бла­гопо­луч­но иг­но­риро­вал его, а те­перь он — родс­твен­ник? Ты во­об­ще знал о его су­щес­тво­вании? — Гар­ри бу­равил взгля­дом быв­ше­го сли­зерин­ца, пы­та­ясь рас­познать в его по­веде­нии, го­лосе, взгля­де фаль­шь и ли­цеме­рие, и ста­ра­ясь по­нять — пред­став­ля­ет ли со­бой этот маг уг­ро­зу для Алек­са.

— Знал.

Это­го от­ве­та Гар­ри, с од­ной сто­роны, ожи­дал. Этот от­вет прек­расно впи­сывал­ся в неп­ри­нятие знат­ны­ми чис­токров­ны­ми чис­топлю­ями сы­на маг­ло­рож­денной Гер­ми­оны Грей­нджер. Но с дру­гой сто­роны, этот от­вет ого­рошил. Ес­ли За­бини сей­час ис­кре­нен в пред­ло­жении по­мощи Алек­су, то что же по­меша­ло ему пос­ле смер­ти Мал­фо­ев взять ре­бен­ка к се­бе? За­ботить­ся, раз уж он по­лага­ет се­бя его родс­твен­ни­ком? Но име­ни его не бы­ло в до­кумен­тах на опе­кунс­тво…

— Об­сто­ятель­ства сло­жились так, что я… пос­ле все­го, что про­изош­ло, я ис­кал маль­чи­ка, да. Ты да­же не пред­став­ля­ешь, как я его ис­кал. Я об­ра­щал­ся к са­мым луч­шим сле­допыт­ным ма­гам, ко­торые пе­рет­ряхну­ли Лон­дон, обыс­ка­ли всю Ан­глию, У­эльс, Кар­дифф, Шот­ландию и Ир­ландию. По­ис­ки не прек­ра­щались поч­ти один­надцать лет, но я на­пал, так ска­зать, на след Алек­сан­дра толь­ко пос­ле то­го, как к не­му приш­ло пись­мо из Хог­вар­тса, и его на­шел ты.

Гар­ри не­веря­ще по­качал го­ловой.

— А ведь мы с то­бой встре­чались один­надцать лет на­зад, За­бини, и не один раз, пом­нишь? Сколь­ко раз те­бя вы­зыва­ли на доп­ро­сы, и сколь­ко раз их вел я? И ты да­же сло­вом не об­молвил­ся, что есть ре­бенок, о ко­тором на­до по­забо­тить­ся пос­ле смер­ти всех его бли­жай­ших родс­твен­ни­ков.

За­бини кри­во ус­мехнул­ся.

— Я ни­ког­да не до­верял те­бе, Пот­тер, и сом­не­ва­юсь, что­бы ты до­верял мне. Раз­ве не вы тог­да ка­рали и ми­лова­ли, ос­но­выва­ясь толь­ко на том фак­те, что ко­го-то ког­да-то ви­дели в од­ной ком­на­те с тем, ко­го на­зыва­ли Тем­ным Лор­дом?

— Ес­ли бы это бы­ло так, — сквозь зу­бы про­цедил Гар­ри, — ты бы уже дав­но си­дел в Аз­ка­бане. Но ты бла­гопо­луч­но улиз­нул в свою Ита­лию и ве­дешь, нас­коль­ко мне из­вес­тно, весь­ма си­барит­ский об­раз жиз­ни. Хва­тит слов, За­бини. Что слу­чилось тог­да? По­чему маль­чик ока­зал­ся у род­ни с ма­терин­ской сто­роны?

— Не знаю. Мо­гу пред­по­ложить, что про­изош­ла тра­гичес­кая слу­чай­ность. Или это бы­ла за­щит­ная ма­гия. Или что-то иное. Его мать… — го­лос За­бини стал хрип­лым, и он от­кашлял­ся, — она мог­ла пос­чи­тать, что ее сы­ну бе­зопас­нее в ми­ре маг­лов. Толь­ко она мог­ла спря­тать его так, что­бы его ник­то не на­шел. Она бы­ла ве­лико­леп­ной вол­шебни­цей. И те­бе это из­вес­тно об этом так же, как мне.

За­бини смот­рел пря­мо в гла­за, и по его хо­лод­но­му бесс­трас­тно­му ли­цу ма­ло что мож­но бы­ло по­нять. Но Гар­ри по­чему-то ста­ло нем­но­го со­вес­тно за дей­стви­тель­но не­обос­но­ван­ное аг­рессив­ное по­веде­ние и оче­ред­ную вспыш­ку зло­го раз­дра­жения.

— Но…

— Пос­лу­шай, Пот­тер, — с не­тер­пе­ни­ем обор­вал его За­бини, — вре­мя Алек­сан­дра идет уже на ча­сы и ми­нуты. Поз­воль мне рас­ска­зать то, что я знаю, и воз­можно, прок­лятье спа­дет с не­го, не ос­та­вив сле­дов. Я очень на­де­юсь на это.

— Ты зна­ешь об этих прок­ля­тых ча­рах? Это па­учья фея гре­бано­го Мал­фуа…

— Да, — сно­ва пе­ребил За­бини, — это Тем­ные Ис­кусс­тва и Тем­ные тва­ри, Пот­тер, а в них мы, сли­зерин­цы, всег­да раз­би­ра­ем­ся ку­да луч­ше про­чих.

Гар­ри вновь ощу­тил прис­туп злос­ти, но уси­ли­ем во­ли по­давил его. Сей­час сле­дова­ло выс­лу­шать За­бини, зад­ви­нув на вто­рой план мыс­ли о том, по­чему все-та­ки этот сли­зери­нец не на­шел в свое вре­мя ре­бен­ка, по­чему явил­ся сей­час, и как он во­об­ще уз­нал, что Алекс на­ходит­ся здесь.

— Ис­поль­зуй­те Ох­ранный Рун­ный Ключ. Он вы­тяги­ва­ет…

— Все тем­ное кол­довс­тво в се­бя! — Гар­ри ощу­тил ог­ромное же­лание хлоп­нуть се­бя по лбу, ведь знал же об этом, знал! Сам про­верял этот Ключ и чи­тал под­робный от­чет эк­спер­тов по ма­гичес­ким ар­те­фак­там!

— Да. При по­мощи не­го мож­но вы­тянуть из па­ука все, что она вы­соса­ла, и без по­терь вер­нуть все жер­тве. Алек­сандр сно­ва ста­нет две­над­ца­тилет­ним маль­чи­ком и не ли­шит­ся сво­ей вол­шебной си­лы.

— Так это ты! — по­ражен­но про­тянул Гар­ри, по­няв толь­ко сей­час.

— Да, это был мой по­дарок. Без вся­кой зад­ней мыс­ли, кля­нусь, но я очень рад, что тог­да мне в го­лову приш­ла эта идея. Этот Ключ очень ста­рый и мощ­ный, при­над­ле­жал мо­ей италь­ян­ской семье. Од­ной из его пря­мых фун­кций бы­ла за­щита от по­доб­ных тва­рей. А сей­час он вдо­бавок за­чаро­ван весь­ма силь­ны­ми и ис­кусны­ми вол­шебни­ками имен­но на Алек­сан­дра. Без не­го де­ло бу­дет об­сто­ять ку­да пе­чаль­нее.

Гар­ри по­мол­чал, взве­шивая в го­лове ска­зан­ное За­бини. Мог­ли ли они рис­кнуть и по­верить сли­зерин­цу? Пад­ма ска­зала, что смо­жет снять толь­ко ча­ры. Кол­до­меди­ки во­об­ще не уве­рены в ре­зуль­та­те и да­ют лишь один шанс из ты­сячи, что маль­чик прос­то вый­дет из ко­мы. Сей­час де­ло за Гар­ри — что он вы­берет, что сде­ла­ет, что­бы по­мочь ре­бен­ку, ко­торо­го ввел в свой дом.

* * *

— Ну ко­неч­но, вам все из­вес­тно и все по­нят­но, но вы боль­ше ни­чего не мо­жете сде­лать! Па­уки, это ду­рац­кое мес­то, и я вро­де как поч­ти умер, а вы приш­ли и раз — я спа­сен! Как здо­рово и чу­дес­но! И те­перь я дол­жен бла­годар­но выс­лу­шать не­понят­ную че­пуху, ска­зать: «Спа­сибо, это так ми­ло с ва­шей сто­роны» и пой­ти по­ис­кать вы­ход. И где он? На­вер­ху? Мне нуж­но под­прыг­нуть? Или вни­зу и на­до про­валить­ся ку­да-ни­будь в чью-ни­будь но­ру? Ко­неч­но, это не сос­та­вит тру­да, я гу­ляю здесь каж­дый чет­верг пе­ред зав­тра­ком! Мне на­до­ело, слы­шите, на-до-е-ло! Все счи­та­ют, что я ка­кой-то осо­бый, ка­кой-то ужас­ный тип, от ко­торо­го мож­но ожи­дать все­го! А я ни­чего не знаю! Ни­чего не по­нимаю! А ког­да хо­чу уз­нать, на­чина­ет­ся что-то не­понят­ное! «Это нель­зя, об этом те­бе еще ра­но го­ворить, пой­мешь по­том!». Я хо­чу сей­час! Я хо­чу сей­час уз­нать, что бы­ло тог­да на са­мом де­ле! По­чему отец стал По­жира­телем Смер­ти! По­чему ма­ма пре­дала сво­их дру­зей! По­чему мо­им опе­куном был наз­на­чен имен­но мис­тер Пот­тер! И кто убил мою семью!

Ярость хлес­та­ла вул­канной ла­вой и ос­тры­ми кам­ня­ми, бур­ным по­током во­ды че­рез пло­тину и кро­шевом ль­да на ве­сен­ней ре­ке. Алекс го­тов был раз­бить, унич­то­жить, сте­реть в по­рошок все, что выз­ва­ло его злое воз­му­щение. Да­же се­рое прос­транс­тво как буд­то от­клик­ну­лось сог­ласным дро­жани­ем, про­бежав­шей рябью, сма­зан­ны­ми те­нями, поп­лывши­ми на гра­нице взгля­да, эхом ше­пота на гра­ни слы­шимос­ти. Фи­гура ста­рой Аза­лин­ды Мал­фой ста­ла смут­ной, не­чет­кой, толь­ко бе­лел овал ли­ца, и су­хие кис­ти рук вы­деля­лись на се­ром фо­не.

— Да, мой до­рогой, ты лю­боз­на­телен и пыт­лив. Но ко все­му про­чему, ты еще вспыль­чив, не­тер­пе­лив и нес­держан, — ее го­лос был по-преж­не­му не­воз­му­тим, — ис­тинный гриф­финдо­рец. В Сли­зери­не те­бе с та­кими ка­чес­тва­ми де­лать бы­ло бы не­чего. Жаль, что не Ког­тевран, я са­ма ког­да-то окон­чи­ла имен­но этот фа­куль­тет, но в тво­ем слу­чае прес­ло­вутая гриф­финдор­ская без­рассуд­ная от­ва­га зат­ме­ва­ет все ос­таль­ное. И от­ку­да это взя­лось в ро­ду Мал­фо­ев, из­давна сла­вив­шемся сво­ей склон­ностью к ин­три­гам, сколь­зкой из­во­рот­ли­востью и хит­рой тон­костью ума?

— Вы, на­вер­ное, са­ми зна­ете, от­ку­да, — бур­кнул Алекс, ко­торо­му вдруг ста­ло не­лов­ко и стыд­но от сво­ей вспыш­ки.

— Знаю, — сог­ласно улыб­ну­лась ста­рая ле­ди, — в те­бе спле­лось не­мало за­нят­ных ка­честв, маль­чик. Ты и есть осо­бый. Для ме­ня, для всех тех, кто те­бя лю­бит, не­важ­но, жи­вы они или мер­твы. Но как бы ты ни воз­му­щал­ся и я ни уми­лялась, боль­ше­го те­бе здесь не уз­нать. Ни от ме­ня, ни от ко­го-то дру­гого. Я уже упо­мина­ла, что в этом мес­те влас­тву­ют иные за­коны, за­коны Сна и Смер­ти. Не мне су­дить, спра­вед­ли­вы ли они, я под­чи­ня­юсь им, не раз­ду­мывая, по­тому что та­ков пра­виль­ный по­рядок ве­щей. Но ска­жу од­но — за­думай­ся, те ли воп­ро­сы ты за­да­ешь? И ис­крен­не ли же­ла­ешь най­ти от­ве­ты на них? И ког­да ре­шишь что-то для се­бя, су­ме­ешь по­бедить свою боль и жить так, как хо­тели то­го твои ро­дите­ли.

— «Слу­шай свое сер­дце, оно при­ведет те­бя к ис­ти­не», — про­шеп­тал Алекс сдав­ленно, по­тому что вдруг по­каза­лось, что сер­дце, мол­ча­щее и не­под­вижное, боль­но ткну­лось в реб­ра, — так ска­зал кен­тавр вес­ной, ког­да я заб­лу­дил­ся в Зап­ретном Ле­су.

— Кен­тавры муд­ры и час­то ви­дят лю­дей нас­квозь, что де­ла­ет их ци­ника­ми и ни­гилис­та­ми, — ска­зала ста­рая ле­ди слег­ка от­ре­шен­ным то­ном и слов­но прис­лу­шалась к че­му-то, — но верь ему и не за­бывай мо­их слов. А те­перь мне по­ра. Най­ди вы­ход, это в тво­их си­лах. Ес­ли бу­дет труд­но са­мому най­ти До­рогу, ве­дущую в жи­вой мир, оты­щи во снах то­го, кто ждет те­бя, и тог­да До­рога пос­лушно ля­жет под но­ги. То, что бы­ло от­ня­то у те­бя, вер­нется. Не бой­ся ни­чего. И про­щай.

Ста­рая ле­ди рас­та­яла в се­ром прос­транс­тве так быс­тро и бес­след­но, что Алекс не ус­пел ни­чего ни ска­зать на­пос­ле­док, ни уточ­нить, как во­об­ще ис­кать эту До­рогу. Он оки­нул взгля­дом се­рую муть. Она в от­вет ни­как не про­ре­аги­рова­ла. Ну еще бы!

Сло­ва Аза­лин­ды Мал­фой бы­ли, ко­неч­но же, пол­ны ту­мана и не­домол­вок. Вот ин­те­рес­но, все взрос­лые, и жи­вые, и мер­твые, так лю­бят та­инс­твен­но о чем-то умал­чи­вать, счи­тая, что де­тям это знать ра­но? Как же это иног­да бе­сит! По­чему бы не ска­зать пря­мо и чет­ко — те­бе ид­ти ту­да, сде­лать это и бу­дет ре­зуль­тат? Как здесь най­ти эту До­рогу? Все вок­руг од­но­тон­но-се­рое, уны­лое, од­но­об­разное. Что это во­об­ще за мес­то? Мо­жет быть, он прос­то ле­жит без соз­на­ния и это все про­ис­хо­дит у не­го в го­лове? Или все-та­ки он ку­да-то пе­ремес­тился? И как най­ти то­го, кто ждет? И кто его во­об­ще ждет? Ли­ли, на­вер­ное, и Рейн. На­до ду­мать о них? Или что?

Ему за­хоте­лось как сле­ду­ет пнуть что-ни­будь, что­бы вы­мес­тить раз­дра­жение. В до­саде да­же вспом­ни­лось од­но за­ковы­рис­тое ру­гатель­ство Рей­на, в ко­тором упо­мина­лись по­чему-то Мер­лин и во­лоса­тые но­ги Мор­га­ны. И сра­зу же ни­точ­кой по­тяну­лись вос­по­мина­ния — гос­ти­ная в до­ме Пот­те­ров, ду­шис­тый лет­ний ве­чер, заг­ля­дыва­ющий в рас­пахну­тые вы­сокие ок­на от по­ла до по­тол­ка, сад, пол­ный звезд, свет­лячков и теп­ло­го мяг­ко­го вет­ра, за­пах роз­ма­рина от чис­тя­щего средс­тва, ко­торым до­мови­ха Вин­ки про­тира­ла окон­ные стек­ла. Ли­ли, как обыч­но с од­ной по­лурас­пу­щен­ной ко­сой без лен­ты, и ее ве­селые кри­ки о том, ка­кое гран­ди­оз­ное пир­шес­тво они ус­тро­ят в честь его дня рож­де­ния. Под­драз­ни­вания Рей­на, вы­совы­вав­ше­гося го­ловой из ка­мина, тог­да как все ос­таль­ное бы­ло в по­местье Де­лаку­ров где-то в про­вин­ции Бор­до. Ли­ли в от­мес­тку швыр­ну­ла в не­го горсть зо­лы, и он ед­ва не за­дох­нулся от чи­ха и ру­гал­ся на чем свет сто­ит по-ан­глий­ски и по-фран­цуз­ски так, что нек­ста­ти во­шед­шая мис­сис Пот­тер воз­му­щен­но вос­клик­ну­ла: «Де­мен­тор по­бери, Ро­нальд У­из­ли, не­мед­ленно прек­ра­ти сквер­носло­вить, здесь де­ти!». А по­том раз­гля­дела Рей­на, и не­понят­но бы­ло, кто боль­ше сму­тил­ся — она или он.

Мысль о друзь­ях сно­ва во­рох­ну­ла ти­хое сер­дце, заж­гла в гру­ди лас­ко­вое сол­нце, сог­ре­ла и об­на­дежи­ла. Он вдруг с оше­лом­ля­ющей ра­достью по­нял — ведь он са­мом де­ле жив! Да, он ед­ва не за­путал­ся, его прес­ле­дова­ли ка­кие-то па­уки и стран­ные, за­тяги­ва­ющие сво­ей кра­сотой ви­дения. Мо­ре и дом, теп­лый, род­ной, как он и меч­тал, ма­ма, что все это как буд­то бы­ло… Но раз­ве он не знал, что ма­мы нет? Что до­мом те­перь он мог счи­тать ли­бо дом Пот­те­ров, ли­бо Биг­сли? Это бы­ла его жизнь, а все ос­таль­ное — сон, аль­тер­на­тив­ная ре­аль­ность, как го­ворят маг­лы, фаль­ши­вый мир, не име­ющий ни­чего об­ще­го с ре­аль­ным.

Но это все по­зади, и он ЖИВ! Прос­то жив, он смо­жет прос­нуть­ся и уви­деть Ли­ли и Рей­на, по­шутить с Джей­мсом и Си­ри­усом, по­бол­тать с Лин. Все это бу­дет. Он уве­рил­ся, что най­дет эту чер­то­ву До­рогу, рас­колду­ет­ся и ра­зоб­ла­чит Юбе­ра Мал­фуа. Бу­дет толь­ко так и не ина­че!

Алекс ре­шитель­но встал. Ста­рая ле­ди ска­зала, что его па­па бы­вал здесь, и что это мес­то в не­кото­ром ро­де приз­на­ет его. Зна­чит, так то­му и быть. Нуж­но най­ти До­рогу. Нуж­но прос­то пред­ста­вить, что она здесь есть, вь­ет­ся ед­ва за­мет­ной тем­но-се­рой змей­кой под но­гами, ста­новит­ся все ши­ре и ши­ре, яр­че и яр­че, плот­нее и плот­нее. На­до прос­то раз­гля­деть ее. Он по­шел впе­ред, изо всех сил нап­ря­гая во­об­ра­жение, ста­ра­ясь пред­ста­вить, как под но­гами по­яв­ля­ет­ся тем­ная ни­точ­ка, мо­жет быть, все­го лишь на нем­но­го тем­нее ок­ру­жа­ющей се­рос­ти, но все-та­ки тем­нее. И на­до пом­нить о Ли­ли и Рей­не, по­тому что они ждут его. Точ­но ждут. Он не знал, ка­кое се­год­ня чис­ло, мо­жет быть, уже сов­сем ско­ро его день рож­де­ния, ко­торый Ли­ли обе­щала прев­ра­тить в су­пер­праздник и ус­пе­ла сос­та­вить це­лый план.

На­вер­ня­ка, ждет и ма­лыш­ка По­лина, ждет игр в прят­ки, ри­сун­ков. По­ка он вы­водит ка­ран­да­шом не­уве­рен­ные ли­нии, пы­та­ясь изоб­ра­зить са­мое прос­тое — со­бач­ку, дом, сол­нце в не­бе, она так за­бав­но сле­дит за каж­дым дви­жени­ем, вы­сунув язык и усер­дно пых­тя. Слов­но ри­су­ет са­ма и это не­веро­ят­но труд­ное де­ло. По­том вос­торга­ет­ся каж­дым ри­сун­ком и ак­ку­рат­но скла­дыва­ет в кра­сивую па­поч­ку. Од­нажды она да­ла ему ка­ран­даш из ма­гази­на дя­ди, и тут уже Алекс изум­лялся. Ка­ран­даш был за­чаро­ван­ным и ри­совал дви­жущи­еся кар­тинки. Они тог­да с Лин до ве­чера раз­ри­сова­ли все чис­тые лис­ты бу­маги и пер­га­мен­та, най­ден­ные в до­ме и ка­бине­те мис­те­ра Пот­те­ра.

Од­но вос­по­мина­ние тя­нуло дру­гое, Алекс ед­ва сдер­жи­вал­ся, что­бы не хи­хикать или сме­ять­ся в го­лос, вспо­миная про­дел­ки близ­не­цов. Ша­гая впе­ред и впе­ред, он да­же не за­метил, как под но­гами по­яви­лась тем­но-се­рая лен­та, а ког­да за­метил, об­ра­довал­ся так, что за­хоте­лось да­же зап­ры­гать. Зна­чит, он все пра­виль­но по­нял! Тем­ная лен­та ста­нови­лась ши­ре и уже дей­стви­тель­но по­ходи­ла на до­рогу. Он пред­став­лял, как она вы­ведет его… А ку­да собс­твен­но? Соз­на­ние тут же от­ве­тило на этот воп­рос — к до­му Пот­те­ров, тре­хэтаж­но­му особ­ня­ку, вык­ра­шен­но­му в тем­но-ко­рич­не­вый цвет, с бе­лыми став­ня­ми и флю­гером в ви­де тру­бочис­та, ог­ромным по­луди­ким са­дом, в ко­тором так здо­рово пря­тать­ся или ла­зать по де­ревь­ям. Дом, в ко­тором у не­го бы­ла собс­твен­ная ком­на­та, об­став­ленная по его же­ланию. Дом, в ко­тором ра­ды его ви­деть.

* * *

Гар­ри ото­шел от За­бини со сме­шан­ным чувс­твом. По­лови­на его ка­тего­ричес­ки от­ка­зыва­лась ве­рить и до­верять быв­ше­му сли­зерин­цу, нас­та­ива­ла на том, что­бы по­доз­вать ав­ро­ров и преп­ро­водить то­го в Ав­ро­рат. Дру­гая по­лови­на рва­лась не­мед­ленно транс­грес­си­ровать до­мой и, заб­рав Ключ, вру­чить его Пад­ме, что­бы она ис­поль­зо­вала его как мож­но ско­рей.

Це­литель­ни­ца и кол­до­меди­ки по-преж­не­му пе­рего­вари­вались у две­рей па­латы, ве­ро­ят­но, жда­ли его. Сплин, все еще сох­ра­ня­ющий баг­ро­вый от­те­нок ли­ца, де­монс­тра­тив­но сде­лал приг­ла­ша­ющий жест. А сза­ди ос­тался сто­ять За­бини, и Гар­ри чувс­тво­вал тя­жесть и хо­лод его взгля­да.

И на­до бы­ло ре­шать. Сей­час же, сию ми­нуту, по­тому что у Алек­са ос­та­валось ма­ло этих ми­нут.

От­вернув­шись от Спли­на, он бро­сил Пад­ме:

— По­дож­ди, по­жалуй­ста. Не на­чинай­те без ме­ня!

Удив­ленная це­литель­ни­ца что-то ска­зала в спи­ну, но он уже не рас­слы­шал, стре­митель­но транс­грес­си­руя к сво­ему до­му.

Он на­пугал Джин­ни, нак­ры­вав­шую зав­трак де­тям.

— Что? Не по­лучи­лось? — она мед­ленно осе­ла на стул.

— Нет-нет, да­же еще не на­чина­ли, — пос­пе­шил он ус­по­ко­ить же­ну, — по­яви­лось од­но об­сто­ятель­ство.

— Что еще?

— Ни­чего страш­но­го по­ка, Джин. Мне на­до спе­шить, но кля­нусь, все рас­ска­жу по­том. А где Ли­ли? И Си­мус?

— Си­муса с ут­ра по­рань­ше ута­щил Оли­вер, у них ка­кие-то сов­мес­тные про­ек­ты. А Ли­ли поз­ва­ла ма­ма, хо­тела с ее по­мощью ра­зоб­рать ста­рые ве­щи на чер­да­ке.

Джин­ни под­ня­лась, и Гар­ри прив­лек ее к се­бе, по­цело­вал в ви­сок.

— Не вол­нуй­ся так. По­яви­лась на­деж­да, что все бу­дет так, как и дол­жно быть.

Она вздох­ну­ла, при­жалась ще­кой к его ще­ке.

— Хо­телось бы ве­рить.

По лес­тни­це ска­тились маль­чи­ки, как всег­да чуть ли не ку­барем. Джин­ни уса­дила сы­новей за стол и стро­го-нас­тро­го при­каза­ла по­зав­тра­кать без эк­сцес­сов. Млад­шая доч­ка то­же спе­шила из сво­ей ком­на­ты.

— Ой, па­па, ты не по­шел се­год­ня на ра­боту? — си­яя боль­ши­ми гла­зами, при­жалась к не­му она, и Гар­ри под­хва­тил ее на ру­ки.

— Нет, сол­нышко, па­па сей­час уй­дет. А сей­час, ска­жи-ка мне, ты зна­ешь, где Алекс хра­нит свой по­дарок на Рож­дес­тво? Та­кой по­хожий на па­лоч­ку, с ка­меш­ка­ми и вы­резан­ны­ми ру­нами.

Он от­крыл дверь в ком­на­ту Алек­са, и Лин уве­рен­но по­каза­ла в сто­рону сто­ла.

— Вот тут, па­поч­ка. Мне Алекс сто раз его по­казы­вал и да­вал по­дер­жать.

Ключ на­шел­ся в од­ном из выд­вижных ящи­ков пись­мен­но­го сто­ла, все в том же фут­ля­ре, уже по­ряд­ком обод­ранном, сре­ди сло­ман­ных перь­ев, ка­ких-то ме­тал­ли­чес­ких шту­ковин яв­но маг­лов­ско­го про­ис­хожде­ния, ог­рызков ка­ран­да­шей, цвет­ных сти­керов, кон­фетных фан­ти­ков и вкла­дышей от шо­колад­ных ля­гушек. Там же об­на­ружи­лась и од­на ля­гуш­ка, с не­доволь­ным ква­кань­ем выс­ко­чив­шая из по­лура­зор­ванной упа­ков­ки и ус­ка­кав­шая в ко­ридор. Гар­ри не­воль­но ус­мехнул­ся — до то­го обыч­но маль­чи­шес­ким был этот бес­по­рядок. И как же Алекс по­ходил на са­мого Гар­ри в этом воз­расте в сво­ем не­пони­мании ис­тинной цен­ности вол­шебных ар­те­фак­тов! Это Ключ сто­ил бас­нослов­ных гал­ле­онов, за об­ла­дание им мно­гие ма­ги от­да­ли бы все, что угод­но, а зав­ла­дев, хра­нили в гоб­ли­нов­ских сей­фах. А у маль­чи­ка, вы­рос­ше­го сре­ди маг­лов, он ва­ля­ет­ся в на­идос­тупней­шем мес­те, сре­ди прос­тых ве­щей, ко­торые сме­ло мож­но наз­вать хла­мом и му­сором.

Он взял фут­ляр, кив­нул по­явив­шей­ся в две­рях Джин­ни, ко­торая не­довер­чи­во спро­сила:

— И это ему по­может?

— За­бини кля­нет­ся, что да.

Гла­за же­ны сер­ди­то зас­верка­ли, но она сдер­жа­лась и улыб­ну­лась до­чери, ко­торая по-преж­не­му жа­лась к от­цу.

— Лин, дет­ка, иди зав­тра­кать, а то Джим и Рус при­кон­чат все твои лю­бимые ме­довые ле­пеш­ки.

Ма­лыш­ка ой­кну­ла и вы­бежа­ла из ком­на­ты, а Джин­ни по­вер­ну­лась к Гар­ри.

— За­бини? А этот хлыщ от­ку­да уз­нал? Ты ему до­веря­ешь? Он мо­жет быть в сго­воре с Мал­фуа!

— Ес­ли он был за­од­но с Мал­фуа, он не об­ра­тил­ся бы ко мне нап­ря­мую и не рас­ска­зал бы о Клю­че, ко­торый мо­жет по­мочь маль­чи­ку, — рас­су­дитель­но от­ве­тил Гар­ри, пря­ча фут­ляр во внут­ренний кар­ман ман­тии, — и он зна­ет, что ес­ли что-то пой­дет не так, я его из-под зем­ли дос­та­ну и за­сажу в Аз­ка­бан до кон­ца его дней. Нет, Джин, мне по­каза­лось, он ис­крен­не хо­тел по­мочь.

Джин­ни по­кача­ла го­ловой.

— Не знаю, Гар­ри. До­верять этим… прос­ти Мер­лин, гос­по­дам из выс­ше­го об­щес­тва все рав­но что су­нуть­ся без па­лоч­ки или зна­ния пар­султан­га в ло­гово змей.

— Воз­можно. Но это шанс. Наш и Алек­са, — ти­хо ска­зал Гар­ри, — прос­ти, но мне и вправ­ду на­до то­ропить­ся, кол­до­меди­ки не бу­дут дол­го ждать.

* * *

Алекс улыб­нулся, еще це­ле­ус­трем­леннее за­шагал впе­ред и тут же ос­та­новил­ся. Пря­мо на его До­роге, си­дела, скрес­тив бо­сые нож­ки, ма­лень­кая Лин в смеш­ной пи­жаме с ка­пюшо­ном-уш­ка­ми. Де­воч­ка дер­жа­ла что-то в ру­ках и очень вни­матель­но рас­смат­ри­вала этот пред­мет, а се­рая муть вок­руг нее явс­твен­но зо­лоти­лась. От­ку­да она тут взя­лась? Алекс был нас­то­роже — прек­расно пом­нил о па­уке с че­лове­чес­ким ли­цом. Лин под­ня­ла го­лову и тут же вско­чила, бро­силась к не­му, зак­ри­чала сво­им то­нень­ким го­лос­ком:

— Ой, Алекс! Ты здесь? А те­бя все так бу­дят и бу­дят, и не мо­гут раз­бу­дить!

Алекс от­сту­пил на нес­коль­ко ша­гов. Это мог­ла быть ло­вуш­ка, па­ук мог вер­нуть­ся, при­няв об­раз Лин, при­нял же он об­раз ма­мы.

— Мы те­перь пой­дем до­мой, да? — де­воч­ка сно­ва приб­ли­зилась к не­му, ее круг­лое ли­чико си­яло, поч­ти ви­димо ос­ве­щая се­рое прос­транс­тво вок­руг, — я здесь ни­ког­да не бы­ла рань­ше. А па­па се­год­ня ска­зал, что хо­дил к те­бе. Ты его ви­дел?

Алекс стис­нул зу­бы. Что же де­лать? Как он мог по­нять, что это на са­мом де­ле Лин, а не мер­зкий па­ук? Ес­ли она и есть та, о ком го­вори­ла ста­рая Аза­лин­да — тот, кто ждет его и по­может най­ти До­рогу?

— Алекс? — нем­но­го оби­жен­но про­тяну­ла Лин, — ты по­чему ни­чего не го­воришь? Ой, те­бе пло­хо, да? Ты же бо­ле­ешь? Ма­ма силь­но ру­галась на ка­кого-то дя­дю, и па­па ру­гал­ся, и Ли­ли ру­галась очень не­хоро­шими сло­вами, толь­ко ве­лела мне взрос­лым об этом не го­ворить. Все го­вори­ли, что ты бо­ле­ешь из-за это­го дя­ди. А по­чему ты тут хо­дишь, ког­да все те­бя бу­дят?

Алекс на­конец ре­шил­ся. Он по­дошел к де­воч­ке и взял ее за ру­ку. И в тот же миг по­нял, что это са­мая нас­то­ящая Лин. Ма­лень­кая ла­дош­ка бы­ла поч­ти бес­плот­ной и в то же вре­мя та­кой теп­лой, жи­вой, не то что твер­дое ле­дяное при­кос­но­вение па­учи­хи. И вдруг в этом се­ром пус­том прос­транс­тве за­пах­ло так, как пах­ло толь­ко от Лин — аб­ри­косо­выми ка­рамель­ка­ми, ме­довы­ми крас­ка­ми и мо­локом. И от всей ее ма­лень­кой фи­гур­ки шло по-преж­не­му мяг­кое зо­лотис­тое си­яние, как буд­то она бы­ла где-то еще, там, где рас­свет­ное сол­нце це­лова­ло ее ли­чико, и его свет про­рывал­ся че­рез нее в пус­то­ту без­вре­менья Алек­са. На­вер­ное, она спит и ви­дит сон. И ей снит­ся он.

— Лин! — про­шеп­тал он, ед­ва не за­дох­нувшись от ра­дос­ти, го­рячей и ши­пучей, как пу­зырь­ки Ве­селя­щего ли­мона­да, — это прав­да ты!

— Ну ко­неч­но, я, — важ­но за­кива­ла де­воч­ка, — а ес­ли бы бы­ла не я, то как бы ты ме­ня уз­нал? Я по те­бе ску­чала. А те­бя все нет и нет. А я те­бя нас­ни­ла, вот. Взя­ла твой ка­мушек и нас­ни­ла.

Алекс смот­рел на нее и чувс­тво­вал, что сей­час раз­ре­вет­ся, как дев­чонка. Хо­рошо, что тут не толь­ко сер­дце не бь­ет­ся, но и сле­зы не те­кут.

— По­нима­ешь, я нем­но­го заб­лу­дил­ся. Но те­перь все в по­ряд­ке. Ты ме­ня наш­ла, и я те­перь най­ду вы­ход от­сю­да. Я вер­нусь, прав­да-прав­да. Я же сплю, да?

— Ага, все спишь, и спишь, и спишь.

— А вот се­год­ня прос­нусь, точ­но!

— Обе­ща­ешь? — на­супи­лась Лин, смеш­но на­дув щеч­ки, но не вы­дер­жа­ла и тут же за­улы­балась.

— Да, обе­щаю, — Алекс не мог не улыб­нуть­ся в от­вет, — сто тыщ раз и еще один.

Это бы­ла их клят­ва с Лин, при­думан­ная бук­валь­но за день до его отъ­ез­да к Биг­сли, ког­да он по­обе­щал ей по воз­вра­щении на­рисо­вать маг­лов­ские ма­шины и са­моле­ты.

Де­воч­ка зах­ло­пала в ла­доши и зас­ме­ялась. И в тот же мо­мент на­чала ис­та­ивать. Она пос­мотре­ла на свои ру­ки, в од­ной из ко­торых по-преж­не­му был за­жат ка­кой-то пред­мет, и окон­ча­тель­но ис­чезла.

* * *

Прос­нувшись, Джин­ни нем­но­го по­лежа­ла. Спра­ва ти­хо ды­шал Гар­ри, и она, по­вер­нув го­лову, пос­мотре­ла на му­жа. У не­го ус­та­лый вид. Склад­ки у рта и две мор­щинки на лбу меж­ду бро­вей, обыч­но по­яв­ля­ющи­еся, ког­да он хму­рит­ся. Он вче­ра был со­вер­шенно вы­мотан, раз­ры­вал­ся меж­ду ра­ботой и ви­зита­ми в гос­пи­таль, поз­дно вер­нулся из «Мун­го», как и обе­щал, под­робно рас­ска­зал о Блей­зе За­бини, его сло­вах и неж­данной по­мощи, о сня­тии прок­лятья при по­мощи по­дарен­но­го, как ока­залось, им же Клю­ча, по­им­ке тва­ри, ко­торая ед­ва не уби­ла Алек­са. Приз­нался, что, как ре­бенок, ожи­дал чу­да — мо­мен­таль­но­го эф­фекта. Но увы, Алекс по-преж­не­му ос­та­вал­ся взрос­лым, сле­по смот­ря­щим в бе­лый по­толок па­латы в ко­коне из под­держи­ва­ющих зак­ля­тий. Пад­ма и все кол­до­меди­ки кля­лись, что прок­лятье сня­то ус­пешно, и про­цесс ис­це­ления уже на­чал­ся, но сом­не­ния ос­та­вались. По­сети­телям ред­ко поз­во­ляли ос­тать­ся на ночь в от­де­лении тя­желых прок­ля­тий, но для до­мови­хи, ко­торая, по су­ти, спас­ла Алек­са, сде­лали ис­клю­чение по прось­бе Гар­ри. Та пре­дан­но де­жури­ла в па­лате, по­мога­ла чем мог­ла мед­сес­трам и очень об­легча­ла уход за маль­чи­ком са­мим Гар­ри и Джин­ни. Имен­но она уже да­леко за пол­ночь при­нес­ла ра­дос­тную весть, вне­зап­но по­явив­шись пос­ре­ди их спаль­ни и за­вере­щав прон­зи­тель­ным го­лосом:

— Гос­по­дин сэр Гар­ри Пот­тер!

Раз­бу­жен­ный Гар­ри пер­вым де­лом схва­тил­ся за па­лоч­ку и уда­рил ка­ким-то ав­рор­ским зак­лять­ем, а по­том за­шарил ру­ками по прик­ро­ват­но­му сто­лику, ища оч­ки. До­мови­ха лов­ко ук­ло­нилась от лу­ча зак­лятья и сно­ва зак­ри­чала:

— Гос­по­дин сэр Гар­ри Пот­тер, хо­зя­ин Мин­ни сно­ва ста­новит­ся ма­лень­ким! Гос­по­дин сэр Гар­ри Пот­тер спас его!

Пос­ле расс­про­сов, на ко­торые опять до­мови­ха не мог­ла внят­но от­ве­тить, а лишь ры­дала от ра­дос­ти и по­рыва­лась це­ловать ру­ки Гар­ри, как «спа­сите­лю ма­лень­ко­го хо­зя­ина Мин­ни», Гар­ри пос­лал Пат­ро­нуса к Абер­кром­би, и тот пос­лал сво­его с пол­ным от­че­том. За­мет­ное улуч­ше­ние ста­ло оче­вид­но в пол­ночь, и уже к трем ча­сам по­полу­ночи мож­но бы­ло с уве­рен­ностью ут­вер­ждать, что прок­лятье на са­мом де­ле сня­то, и есть до­воль­но боль­шой шанс на то, что Алекс пол­ностью вос­ста­новит­ся. «Сей­час он выг­ля­дит лет на двад­цать пять, — с от­четли­во зву­чащим тор­жес­твом док­ла­дывал кол­до­медик, — и с каж­дой ми­нутой ста­новит­ся все мо­ложе. Мыш­цы на­конец рас­сла­бились, гла­за зак­ры­ты так, как по­лага­ет­ся че­лове­ку без соз­на­ния или спя­щему, ды­хание ров­ное, пульс нем­но­го уча­щен­ный, но в пре­делах нор­мы. Ма­гичес­кая а­ура так­же вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся с по­рази­тель­ной быс­тро­той. Об­щее сос­то­яние оце­нива­ет­ся как ста­биль­но тя­желое, но улуч­ша­юще­еся". Ког­да го­лос Абек­ромби за­молк, до­мови­ха все так же ра­дос­тно пи­ща, об­ли­ва­ясь сле­зами и поч­ти прип­ля­сывая, то­же ис­чезла.

Джин­ни ед­ва ве­рила сво­им ушам. Не­уже­ли все кон­че­но? Не­уже­ли все тре­воги по­зади?!

Гар­ри воз­бужден­но взъ­еро­шил и без то­го лох­ма­тую ше­велю­ру и пред­ло­жил:

— Да­вай быс­трень­ко на­вес­тим его? Хо­чу сам удос­то­верить­ся.

— Нас не пус­тят пос­ре­ди но­чи, — воз­ра­зила она, но уже на­тяги­вала джин­сы.

Гар­ри ух­мыль­нул­ся, рас­прав­ляя во­рот сви­тера.

— Не ве­рю, что ты в это ве­ришь.

Поп­ро­сив до­мови­ков прис­мотреть за деть­ми, они транс­грес­си­рова­ли в «Мун­го». В ко­ридо­ре пе­ред па­латой, по­ка де­жур­ный ав­рор док­ла­дывал­ся Гар­ри, а де­жур­ный кол­до­медик ма­хал ру­ками и вы­зывал Абер­кром­би, Джин­ни чувс­тво­вала, как вспуг­ну­той пти­цей в клет­ке ко­лотит­ся сер­дце. Хо­телось не­мед­ленно дер­нуть руч­ку на се­бя и вой­ти. И в то же вре­мя бы­ло до жу­ти страш­но — а ес­ли… ес­ли все это ошиб­ка? Вдруг все не так, и она вой­дет и вновь уви­дит бес­по­мощ­ное в сво­ей не­под­вижнос­ти те­ло, по­луз­на­комое взрос­лое ли­цо, ни­чего не ви­дящие и не зак­ры­ва­ющи­еся гла­за? Уви­дит маль­чи­ка в те­ле взрос­ло­го муж­чи­ны, от ко­торо­го стре­митель­но ус­коль­за­ет вре­мя и уте­ка­ет жизнь?

Она ед­ва пе­реве­ла ды­хание, не­замет­но ущип­нув се­бя за за­пястье. А в это вре­мя к ним уже спе­шил си­яющий и бод­рый, нес­мотря на ночь, Абер­кром­би.

— Мис­сис Пот­тер, мис­тер Пот­тер, я до­гады­вал­ся, что вы наг­ря­нете! — за­явил он и ши­роко улыб­нулся, — про­шу вас, за­ходи­те. Сос­то­яние по-преж­не­му ста­биль­ное, а про­цесс сня­тия прок­лятья да­же нем­но­го ус­ко­рил­ся. Ду­маю, что наш па­ци­ент ско­ро вер­нется в свой нас­то­ящий воз­раст и, воз­можно, да­же при­дет в се­бя, хо­тя и бу­дет очень слаб и де­зори­ен­ти­рован. Это прос­то ве­лико­леп­но! Ни­ког­да еще не ви­дел та­ких оше­ломи­тель­ных ре­зуль­та­тов в сня­тии чер­но­маги­чес­ких чар с по­мощью ар­те­фак­та!

Мо­лодой кол­до­медик про­дол­жал тре­щать, как со­рока, но Джин­ни его уже не слы­шала. Их с Гар­ри, как маг­ни­том, при­тяну­ло к боль­нич­ной кой­ке, на ко­торой ле­жал (по-нас­то­яще­му ле­жал!) Алекс, все еще опу­тан­ный сетью под­держи­ва­ющих чар, раз­ноцвет­но вспы­хивав­ших в по­лум­ра­ке ком­на­ты. Уже не взрос­лый муж­чи­на с ни­тями се­дины в тем­ных во­лосах, а юно­ша, хо­тя все еще слиш­ком ху­дой и нез­до­рово блед­ный. Но по­за, в ко­торой он ле­жал, бы­ла неп­ри­нуж­денной и жи­вой, гла­за зак­ры­ты, рес­ни­цы чуть под­ра­гива­ли. Он да­же нем­но­го ше­вель­нул­ся и ти­хо вздох­нул.

И от это­го зву­ка, та­кого ес­тес­твен­но­го и поч­ти нес­лышно­го, у Джин­ни по­тек­ли сле­зы. Сле­зы нап­ря­жения и об­легче­ния. Сле­зы пе­чали и ра­дос­ти.

«Я знаю, как он бу­дет выг­ля­деть в двад­цать лет и со­рок, — по­дума­ла она, — и он вы­рас­тет на мо­их гла­зах. Все его го­рес­ти и счас­тли­вые ми­нуты, оби­ды и улыб­ки, дос­ти­жения и наг­ра­ды, все это я уви­жу. У не­го все бу­дет, все еще впе­реди. И я ни­кому боль­ше не поз­во­лю при­чинить ему зло. Его мать… она бы­ла бы, на­вер­ное, вне се­бя от ярос­ти на тех, кто сде­лал это с ее сы­ном»

Гар­ри об­нял за пле­чи, тыль­ной сто­роной ла­дони про­вел по ее мок­рым ще­кам.

— Ты что, Джин? Не на­до. Все хо­рошо. С Алек­сом все бу­дет в по­ряд­ке, а Мал­фуа боль­ше на пу­шеч­ный выс­трел не по­дой­дет к не­му, это я обе­щаю.

Она при­жалась к му­жу, ут­кну­лась в ко­лючую шерсть сви­тера, ощу­тив род­ной за­пах и по­нем­но­гу ус­по­ка­ива­ясь. Абер­кром­би про­дол­жал бол­тать что-то обод­ря­ющее, от­ве­чая на воп­ро­сы Гар­ри, до­мови­ха Мин­ни, не за­мечен­ная вна­чале, улы­балась и шмы­гала но­сом, си­дя на сво­ем стуль­чи­ке в уг­лу, дым­ча­то-се­рый ка­мень Рун­но­го Клю­ча тус­кло мер­цал на не­боль­шом сто­лике воз­ле кро­вати. Алекс ды­шал. Спал. И ес­ли ве­рить кол­до­меди­ку, дол­жен был ско­ро прос­нуть­ся. «Все хо­рошо. Все хо-ро-шо!»

Они вер­ну­лись до­мой и зас­ну­ли поч­ти под ут­ро. И ес­ли она бо­лее-ме­нее выс­па­лась, то да­же по спя­щему Гар­ри бы­ло по­нят­но, что он ус­тал. Ей за­хоте­лось про­вес­ти, как обыч­но, паль­цем по тем­ным бро­вям и сте­реть мор­щинки. «Бед­ный мой, ми­лый мой…»

Он улыб­нулся во сне от ее лег­ко­го неж­но­го по­целуя, и по­каза­лось, что ли­цо нем­но­го рас­сла­билось. Джин­ни ти­хо вста­ла, ста­ра­ясь не раз­бу­дить му­жа, и на­кину­ла до­маш­ний ха­лат. Се­год­ня к де­сяти ча­сам они сно­ва пой­дут к Алек­су, до это­го на­до пе­реде­лать ку­чу дел.

Ког­да же все вер­нется в свою ко­лею? Ког­да бед­ный маль­чик окон­ча­тель­но при­дет в се­бя? Мер­лин, ка­ким же мер­завцем и под­ле­цом на­до быть, что­бы ре­шить­ся на та­кое! Мал­фуа сво­лочь, ка­кая же по­ганая, жес­то­кая сво­лочь!

От неп­ро­из­воль­но­го сер­ди­того рыв­ка зат­ре­щал по­яс ха­лата, и Джин­ни ус­мехну­лась. Гар­ри всег­да го­ворит, что она по­рывис­та, как ве­тер. Он прав, об­ду­мыва­ние ша­гов и сдер­жи­вание эмо­ций не вхо­дит в ее пла­ны.

Скрип­ну­ла дверь за спи­ной. На­до ска­зать Доб­би, что­бы сма­зал пет­ли. За­быва­ет уже тре­тий день. Она вы­тащи­ла вол­шебную па­лоч­ку из кар­ма­на ха­лата и под­ня­лась на­верх. Пер­вым де­лом — пе­рес­ти­рать гру­ду на­копив­ше­гося белья.

Ли­ли спа­ла, раз­ме­тав чер­ные ко­сы сре­ди тол­стен­ных книг. Джин­ни с удив­ле­ни­ем проч­ла наз­ва­ния раз­бро­сан­ных по всей кро­вати то­мов: «Как снять ро­довое прок­лятье», «Те­ория и прак­ти­ка ос­нов кол­до­меди­цины», «Ты­сяча и од­но це­леб­ное зелье. Ре­цеп­ты, про­верен­ные вре­менем», «Зак­лятья от пор­чи и сгла­за», «Что де­лать, ес­ли вас за­кол­до­вали?».

«Ох, Ли­ли, Ли­ли, что же ты хо­чешь, де­воч­ка моя? Най­ти в книж­ках, в скуч­ных книж­ках, ко­торые ты тер­петь не мо­жешь, и ред­ко те­бя за ни­ми зас­та­нешь, то са­мое средс­тво, ко­торое не мо­гут отыс­кать луч­шие кол­до­меди­ки Мун­го? Со­вер­шить чу­до, на ко­торое ты не пе­рес­та­ешь на­де­ять­ся? До че­го же силь­на твоя ве­ра… Звез­дочка моя, моя неп­ри­мири­мая, от­важная, храб­рая доч­ка…»

По­вину­ясь взма­ху па­лоч­ки, кни­ги ак­ку­рат­ной стоп­кой уле­тели на прик­ро­ват­ный сто­лик, а Ли­ли ти­хо вздох­ну­ла, ви­димо, по­чувс­тво­вав на лбу ее ру­ку.

Ког­да Джин­ни, ле­вити­руя ог­ромную кор­зи­ну для белья, вош­ла в ком­на­ту близ­не­цов, кто-то из маль­чи­ков сон­но за­бор­мо­тал, и тут же нев­нятным вскри­ком ему от­клик­нулся брат. Она под­ня­ла оде­яло Си­ри­уса, ос­то­рож­но поп­ра­вила по­душ­ку под ры­жей го­ловой Джи­ма. Ее бес­по­кой­ные шум­ные сы­новья, ко­торые, да­же став взрос­лы­ми, до­жив до се­дых во­лос, ос­та­нут­ся для нее маль­чиш­ка­ми. Ее го­лов­ной болью, ра­достью, веч­ной тре­вогой и счас­тли­вым удив­ле­ни­ем. Они спят, да­же во сне умуд­ря­ясь выг­ля­деть ша­лопа­ями. Они спят… О, Мер­лин, а ес­ли бы это они спа­ли тем страш­ным сном, в ко­торый не­дав­но был пог­ру­жен Алекс?! Ес­ли бы они смот­ре­ли в по­толок его сле­пым выц­ветшим взгля­дом? Ес­ли бы их ру­ки бы­ли так хо­лод­ны и твер­ды, как ру­ки Алек­са?!

Джин­ни ед­ва сдер­жа­ла крик ужа­са, при­жав ла­донь к гор­лу, стис­нув его, точ­но это по­мог­ло бы от про­ника­ющих в го­лову страш­ных мыс­лей.

— Мам? — под­нял та­кую же встре­пан­ную, как у от­ца, го­лову сон­ный Джим. Его гла­за бы­ли зак­ры­ты.

— Ти­хо, ти­хо, спи­те, еще ра­но.

Сын сно­ва за­рыл­ся в по­душ­ку, так и не от­крыв глаз.

Го­лос дро­жал, под все еще при­жатой к гор­лу ру­кой от­ча­ян­но би­лось сер­дце, слов­но под­нявше­еся сю­да из гру­ди. Кор­зи­на ткну­лась в дверь, и толь­ко с треть­его ра­за уда­лось сле­вити­ровать ее в ко­ридор. Она ед­ва уго­вори­ла се­бя вый­ти вслед за ней, не под­да­вать­ся глу­пой бе­зос­но­ватель­ной па­нике. Сла­ва Мер­ли­ну и Мор­га­не, с Джи­мом и Си­ри­усом все в по­ряд­ке, они прос­то спят. Прос­нутся че­рез па­ру ча­сов, и нач­нется их обыч­ный день, на­пол­ненный про­каза­ми и ша­лос­тя­ми. И с Алек­сом все хо­рошо. На­до прос­то пов­то­рять это се­бе раз за ра­зом, что­бы из­гнать па­мять о за­мер­шем в не­ес­тес­твен­ной по­зе те­ле, о пов­зрос­левшем стре­митель­но маль­чи­ке, ед­ва не уто­нув­шем в ому­те чер­но­го зак­лятья.

Но сер­дце все еще тре­пыха­лось и по­калы­вало. Она сде­лала нес­коль­ко ша­гов на ват­ных от пе­режи­той па­ничес­кой ата­ки но­гах по ко­ридо­ру к ком­на­те Лин, но вне­зап­но ее ос­та­нови­ла неп­лотно зак­ры­тая дверь в ком­на­ту Алек­са. Она тол­кну­ла ее, и в пер­вый мо­мент оше­ломи­ла мысль, что в кро­вати Алекс. Но это, ко­неч­но же, был не маль­чик, на­ходя­щий­ся сей­час за мно­го миль в Лон­до­не. Кор­зи­на, па­рив­шая пе­ред ней, мяг­ко шлеп­ну­лась на пол. Всплеск стра­ха, пе­режи­тый в ком­на­те сы­новей, по­тихонь­ку опус­тился на взба­ламу­чен­ное дно ду­ши, про­дол­жая ше­велить сво­ими поб­леднев­ши­ми щу­паль­ца­ми.

Здесь, в ком­на­те Алек­са, на его не­рас­те­лен­ной кро­вати спа­ла Лин. Во­лосы от­ли­вали тем­ной медью в лу­чах ут­ренне­го сол­нца, ль­ющих­ся в не­зана­вешен­ное ок­но, ли­чико бы­ло неж­ным и уми­рот­во­рен­ным. Ма­лень­кая, свер­нувша­яся ка­лачи­ком, она ка­залась очень хруп­кой и без­за­щит­ной. За­вива­лись пряд­ки на блед­ных вис­ках, све­тил­ся проз­рачный ру­мянец на щеч­ках, чуть дро­жали длин­ные рес­ни­цы. На­вер­ное, ей снил­ся сон.

«Что же ты там ви­дишь, ма­лень­кая моя? За­чем приш­ла сю­да?»

Джин­ни опус­ти­лась на ко­лени пе­ред кро­ватью, чувс­твуя, как сер­дце, от­ча­ян­но за­коло­тив­ше­еся в гру­ди, по­нем­но­гу ус­по­ка­ива­лось. Ос­то­рож­но уку­тывая дочь пле­дом, она вдруг уви­дела что-то сжа­тое в ее ле­вом ку­лач­ке, нак­ло­нилась поб­ли­же, бе­реж­но отог­ну­ла не­пос­лушные теп­лые паль­чи­ки. Изог­ну­тый край се­реб­ря­ной оп­ра­вы и кап­ля гус­то­го сол­нечно­го све­та, блес­нувшая в ла­дош­ке. Ах да, тот са­мый ян­тарь, ко­торый она са­ма по­дари­ла млад­шей до­чери. Вер­нее, Лин, тог­да еще трех­летняя, впи­лась в не­го взгля­дом, ед­ва уви­дела кра­сивый ка­мень в шка­тул­ке, и Джин­ни по­каза­лось впол­не умес­тным от­дать ве­щицу ей. Шка­тул­ка при­над­ле­жала те­те Мю­ри­эль, из­вес­тной в их семье сво­им че­рес­чур при­чуд­ли­вым нра­вом и не­уме­рен­ной лю­бовью к вы­дер­жанно­му Ог­ден­ско­му вис­ки. Пос­ле ее смер­ти эта шка­тул­ка с фа­миль­ны­ми дра­гоцен­ностя­ми, как гром­ко име­нова­ла ее са­ма те­тя Мю­ри­эль, по­чему-то дос­та­лась имен­но Джин­ни. Ве­ро­ят­но, как не­весе­ло по­шути­ла она тог­да пос­ле ог­ла­шения за­веща­ния и тор­жес­твен­но­го вру­чения кра­сиво­го лар­ца из рез­но­го де­рева, в бла­годар­ность за то, что тер­пе­ливо выс­лу­шива­ла дол­гие нос­таль­ги­чес­кие вос­по­мина­ния те­туш­ки о бы­лых вре­менах и ее бес­числен­ных пок­лонни­ках, по ка­ким-то ту­ман­ным и за­гадоч­ным при­чинам всег­да бро­сав­ших Мю­ри­эль на пол­пу­ти к сва­деб­но­му ал­та­рю. Джин­ни, ес­ли чес­тно, не зна­ла, что де­лать с эти­ми «фа­миль­ны­ми дра­гоцен­ностя­ми», ко­торые бы­ли ли­бо бе­шено до­роги­ми, как брил­ли­ан­то­вая ди­аде­ма руч­ной гоб­лин­ской ра­боты или тя­желые сап­фи­ровые серь­ги, ли­бо сов­сем прос­тень­ки­ми, как нит­ка мел­ко­го де­шево­го жем­чу­га, тон­кий гра­нато­вый брас­лет со сло­ман­ной зас­тежкой или этот ян­тарь в по­чер­невшей от вре­мени се­реб­ря­ной оп­ра­ве. Ди­аде­му она по­дари­ла Габ­ри­эль и ни­чуть об этом не по­жале­ла, по­тому что бе­локу­рая кра­сави­ца-по­лувей­ла смот­ре­лась в ней прос­то бо­жес­твен­но. Серь­ги из­редка на­дева­ла са­ма на офи­ци­аль­ные ме­роп­ри­ятия, на ко­торых ей при­ходи­лось бы­вать с Гар­ри. А все ос­таль­ное ос­та­лось пы­лить­ся в той же са­мой шка­тул­ке.

Лин вдруг от­кры­ла гла­за. Ее взгляд был яс­ным, не за­тума­нен­ным сном.

— Ма­моч­ка, — улыб­ну­лась она.

— Сол­нышко, ты по­чему не у се­бя?

Джин­ни при­села на кро­вать ря­дом с до­черью.

— Я хо­тела уви­деть Алек­са, а тут луч­ше его нас­нить.

— О…

Джин­ни при­куси­ла гу­бу и пог­ла­дила пу­шис­тые за­вит­ки.

— Сол­нышко, но Алекс сей­час в боль­ни­це.

— Ага, — лег­ко сог­ла­силась де­воч­ка, раз­гля­дывая ян­тарь на сво­ей ла­дош­ке.

— Мы се­год­ня пой­дем на­вес­тить его. Ты то­же мо­жешь пой­ти.

— Ко­неч­но, ма­моч­ка! Алекс се­год­ня прос­нется, он обе­щал!

— Да, ми­лая, — рас­те­рян­но ска­зала Джин­ни и ос­то­рож­но про­дол­жи­ла, бо­ясь ис­пу­гать дочь, — но Алекс бо­ле­ет, ты же пом­нишь? Он спит нем­но­го по-дру­гому, не так, как мы, его труд­но раз­бу­дить.

Лин кив­ну­ла и сно­ва улыб­ну­лась, не от­ры­вая взгля­да от ян­та­ря, ко­торый стран­но све­тил­ся, ос­ве­щая ее круг­лое, рас­крас­невше­еся со сна ли­чико. На­вер­ное, в нем как-то по-осо­бому пре­ломи­лись сол­нечные лу­чи в том по­ложе­нии, в ко­тором его дер­жа­ла Лин.

— Нет, он прос­нется, я знаю. И он бу­дет очень огор­чен — ведь он прос­пал свой день рож­денья.

Да, пят­надца­тое ав­густа уже прош­ло, по­дума­ла Джин­ни. И ее уже зна­комо ох­ва­тила злость к Мал­фуа. Ес­ли бы не этот уб­лю­док, не­делю на­зад они заб­ра­ли бы Алек­са от Биг­сли и ве­село от­праздно­вали его две­над­ца­тый день рож­денья. А сей­час, хо­тя Абер­кром­би и обе­щал, что маль­чик ско­ро оч­нется, но ког­да это про­изой­дет? Мо­жет быть, се­год­ня, а мо­жет, че­рез па­ру дней или не­дель.

— Сол­нышко, иди ко мне, — она об­ня­ла дочь, ста­ра­ясь не рас­пла­кать­ся от нах­лы­нув­ше­го на сме­ну не­навис­ти чувс­тва бес­си­лия, — по­жалуй­ста, не расс­тра­ивай­ся, ес­ли Алекс се­год­ня не прос­нется.

— Ма­моч­ка, ты мне не ве­ришь?

Лин оби­жен­но вы­пяти­ла ниж­нюю губ­ку и отс­тра­нилась от ма­тери.

— Но он обе­щал! А Алекс всег­да дер­жит сло­во, я знаю. Я ска­зала, что сос­ку­чилась по не­му, и что все его ждут, а он ска­зал, что чуть не по­терял­ся, но я наш­ла его, и он те­перь точ­но зна­ет, где вы­ход.

Джин­ни с изум­ле­ни­ем слу­шала дочь, не зная, что от­ве­тить. Не­сом­ненно, ей прис­нился сон, в ко­тором был Алекс, и она ве­рит в ре­аль­ность это­го сна.

— Ми­лая, те­бе прос­то прис­ни­лось…

* * *

Алекс по­нял, что Лин прос­ну­лась там, в нас­то­ящем ми­ре. На­до и ему про­сыпать­ся. Он мед­ленно заж­му­рил­ся, пред­став­ляя, как сей­час от­кро­ет гла­за и уви­дит не эту се­рую муть, а… но это не­важ­но. Он прос­то от­кро­ет гла­за, уви­дит сол­нечный свет. Ут­ренний. Пусть бу­дет ут­ро. По ще­ке сколь­знет луч и сог­ре­ет теп­лом. Ру­ки бу­дут про­тив­но вя­лыми, так что да­же ку­лак сжать не­воз­можно, но это прой­дет че­рез па­ру ми­нут. Все те­ло бу­дет рас­слаб­ленным, мяг­ким со сна, но так за­хочет­ся вско­чить на но­ги.

Ког­да он от­кро­ет гла­за, то прос­нется. Вот сей­час, сей­час… еще нем­ножко… уже сквозь тон­кую щел­ку брез­жит свет… ой, как свет­ло… да-да, он сей­час вста­нет… уже вста­ет…

Глава 31. Фамильные легенды, родовые имена и семейные связи

Ла­ван­ды цвет, ди­ли-ди­ли, си­ний как лен,

Я ко­роле­вою бу­ду, ты ко­ролем.

Си­ний как лен, ди­ли-ди­ли, ла­ван­ды цвет,

Я влюб­ле­на, ди­ли-ди­ли, и ты в от­вет.

Птич­ки по­ют, ди­ли-ди­ли, пчел­ки жуж­жат,

Бе­ды, мой друг, ди­ли-ди­ли, нам не гро­зят,

Ла­ван­ды цвет, ди­ли-ди­ли, си­ний как лен,

Я влюб­ле­на, ди­ли-ди­ли, и ты влюб­лен.

Си­ний как лен, ди­ли-ди­ли, ла­ван­ды цвет,

Бу­дешь влюб­лен, ди­ли-ди­ли, и я в от­вет,

Ла­ван­ды цвет, ди­ли-ди­ли, си­ний как лен,

Я влюб­ле­на, ди­ли-ди­ли и ты влюб­лен.

Ла­ван­ды цвет, ди­ли-ди­ли, си­ний как лен,

Я ко­роле­вою бу­ду, ты ко­ролем,

Си­ний как лен, ди­ли-ди­ли, ла­ван­ды цвет,

Я влюб­ле­на, ди­ли-ди­ли, и ты в от­вет.

(с) ЗО­ЛУШ­КА (2015) — ЛА­ВАН­ДЫ ЦВЕТ

_______________________________________________

— Ин­те­рес­но, он мо­жет ме­ня ус­лы­шать?

Гер­ми­она, ус­тра­ива­ясь по­удоб­нее в гнез­де из по­душек и оде­яла, под­ни­ма­ет удив­ленный взгляд. Дра­ко, при­нес­ший пор­цию еже­вечер­не­го зелья от до­мови­хи Пэт­ти, пе­реда­ет ей ста­кан, а сам ос­то­рож­но опус­ка­ет­ся на кро­вать и при­жима­ет ухо к ее жи­воту. Гер­ми­она рас­тро­ган­но улы­ба­ет­ся и ле­гонь­ко пе­реби­ра­ет бе­лые пря­ди.

— Ма­лыш? Ду­маю, нет. По край­ней ме­ре, сей­час. Он ведь сов­сем еще ма­лень­кий.

— По­верить не мо­гу, что это про­ис­хо­дит с на­ми. Толь­ко по­думай, мы ста­нем ро­дите­лями! Как мы его на­зовем? — Дра­ко сос­ре­дото­чен­но хму­рит­ся, как буд­то ре­бен­ка на­до на­речь име­нем неп­ре­мен­но сей­час.

— По­чему ты ду­ма­ешь, что это бу­дет он? А вдруг это она? — улы­ба­ет­ся Гер­ми­она.

— Нет, я уве­рен, что бу­дет маль­чик, сын. Ты же зна­ешь о ле­ген­де и прок­ля­тии?

— О ка­ком еще прок­ля­тии? — ста­кан с не­допи­тым зель­ем ед­ва не выс­каль­зы­ва­ет из ее ос­ла­бев­ших рук, — ты мне ни­чего не рас­ска­зывал!

Дра­ко ус­по­ка­ива­юще гла­дит ее по лок­тю, це­лу­ет в ла­донь.

— Не вол­нуй­ся, не на­до, не сто­ит то­го. Это прос­то глу­пые рос­сказ­ни. Да­же стран­но, что Фи­она ни­чего не рас­ска­зала, она ведь счи­та­ет се­бя хра­нитель­ни­цей фа­миль­ных ле­генд. Так вот, слу­шай. Го­ворят, дав­ным-дав­но, Мер­лин зна­ет, в ка­ких дре­мучих сред­них ве­ках, род Мал­фо­ев проц­ве­тал, бо­гател и раз­мно­жал­ся. Тог­да од­но­го из Мал­фо­ев по­люби­ла фэй­ри, и они да­же зак­лю­чили брач­ный со­юз.

— Фэй­ри?

— Да, их еще на­зыва­ли ис­тинны­ми эль­фа­ми или фе­ями. Они еще встре­чались в те вре­мена в доб­рой ста­рой Ан­глии. К со­жале­нию, или, мо­жет быть, к счастью, они по­кину­ли нас. А те, ко­го мы сей­час на­зыва­ем эль­фа­ми и фе­ями, на са­мом де­ле все­го лишь мел­кие ма­гичес­кие су­щес­тва или вов­се ду­хи. Так, на чем я ос­та­новил­ся? Да, Мал­фой же­нил­ся на фэй­ри. Но пред­ста­вите­ли на­шего ро­да всег­да от­ли­чались весь­ма не­ус­той­чи­выми мо­раль­ны­ми прин­ци­пами, как яз­вит Фи­она. Он на­рушил суп­ру­жес­кую вер­ность, и не спра­шивай ме­ня, как мож­но из­ме­нить фэй­ри, ко­торые по кра­соте и ча­рам на го­лову пре­вос­хо­дили че­лове­чес­ких де­вушек. Она умер­ла, ро­див сы­на, и прок­ля­ла Мал­фо­ев. Суть прок­ля­тия зак­лю­чалась в том, что она об­рекла род на мед­ленное вы­мира­ние. С тех пор в ро­ду от по­коле­ния к по­коле­нию ко­личес­тво де­тей ста­ло умень­шать­ся, а у всех по­том­ков той фэй­ри толь­ко свет­лые во­лосы. Уже к сем­надца­тому-во­сем­надца­тому ве­ку боль­шой уда­чей счи­талось, ес­ли в од­ной семье бы­ло, к при­меру, трое де­тей, из ко­торых один был маль­чи­ком. Но уже к кон­цу де­вят­надца­того обыч­но рож­дался толь­ко один сын. У пра­деда Эд­мунда бы­ло двое де­тей, на­вер­ное, ис­клю­читель­но из-за чрез­вы­чай­ной пло­дови­тос­ти ро­да У­из­ли, из ко­торо­го бы­ла его же­на. Сей­час же в Ан­глии ос­та­лась толь­ко од­на на­ша семья, но­сящая фа­милию Мал­фой, и все на­ши родс­твен­ные свя­зи идут толь­ко по жен­ским ли­ни­ям, как с Мал­фуа, Блэ­ками или Розье.

— Зна­чит, в те­бе те­чет кровь фэй­ри?

— Так гла­сит ста­рая и не­под­твержден­ная ни­чем ле­ген­да, ко­торая пе­реда­валась из уст в ус­та, но нет ни­каких пись­мен­ных до­каза­тель­ств то­го, что на­ша кровь так уни­каль­на. Да­же имя этой нес­час­тной не сох­ра­нилось в ге­не­ало­гичес­ких таб­ли­цах, так что я скло­нен счи­тать, что все это вра­ки. Кста­ти, ведь с ма­миной сто­роны, по та­ким же неп­ро­верен­ным слу­хам, за­меша­ны все те же феи и вдо­бавок вей­лы, гре­мучая смесь!

— Как стран­но… Зна­чит, их кровь бу­дет течь и в на­шем ре­бен­ке, хо­тя и раз­бавлен­ная мо­ей маг­лов­ской кровью.

— Да­же ес­ли это и прав­да, за про­шед­шие сто­летия от кро­ви фэй­ри ос­та­лась, мо­жет быть, кап­ля-дру­гая, не боль­ше. А ты при­несешь си­лу и све­жесть в на­ши вы­мира­ющие ге­ны, а то ма­ма дав­но пу­га­ет тем, что все чис­токров­ные ро­ды слиш­ком тес­но по­род­ни­лись меж­ду со­бой, мол, еще нем­но­го, и мы нач­нем рож­дать­ся с дву­мя го­лова­ми или лиш­ним ком­плек­том рук и ног.

— Дра­ко!

— Не бой­ся, на­шему сы­ну бла­года­ря те­бе это не гро­зит, и во­об­ще он бу­дет са­мым здо­ровым, са­мым кра­сивым и са­мым ум­ным ре­бен­ком на све­те, ведь так, ма­лыш?

Дра­ко ду­рачит­ся, раз­го­вари­вая с ее жи­вотом, а Гер­ми­она взды­ха­ет:

— Мне бы твою уве­рен­ность. Глав­ное — что­бы ма­лыш был здо­ров. И… мне по­чему-то ка­жет­ся, он бу­дет по­хож на те­бя.

Дра­ко по­жима­ет пле­чами и хит­ро ус­ме­ха­ет­ся.

— Ну не знаю, не знаю. Чья кровь пе­ретя­нет? Моя или твоя?

Вне­зап­но слы­шит­ся дроб­ный стук в ок­но. Дра­ко от­кры­ва­ет и впус­ка­ет Зев­са, сде­лав­ше­го круг по ком­на­те и усев­ше­гося на вы­сокую спин­ку сту­ла. Он от­вя­зыва­ет пись­мо от его ла­пы, уго­ща­ет фи­лина со­виным пе­чень­ем, и тем­но-се­рая пти­ца, бла­годар­но ух­нув, так же бес­шумно вы­лета­ет. Дра­ко про­бега­ет гла­зами нес­коль­ко строк, и ли­цо его за­мет­но мрач­не­ет.

— Что? — спра­шива­ет Гер­ми­она, обес­по­ко­ен­ная его ре­ак­ци­ей, — что-то про­изош­ло?

Дра­ко ка­ча­ет го­ловой, кла­дет пись­мо на сто­лик у кро­вати, зак­ры­ва­ет на ще­кол­ду ок­но.

— От от­ца. Пе­редыш­ка за­кон­чи­лась.


* * *


Уми­ра­ет ве­чер, и мед­ленно рож­да­ет­ся ночь, на не­бе од­на за дру­гой по­яв­ля­ют­ся звез­ды, вып­лы­ва­ет лу­на, слов­но си­яющий ко­рабль в ноч­ном мо­ре. В прос­торной, пыш­но об­став­ленной ком­на­те, пог­ру­жен­ной в рас­се­ян­ный, мяг­ко-зо­лотис­тый по­лус­вет от трех боль­ших го­рящих све­чей в вы­соких на­поль­ных кан­де­ляб­рах, у ог­ромно­го ок­на до по­ла Гер­ми­она рас­че­сыва­ет во­лосы, не­тороп­ли­во про­водя щет­кой по не­пос­лушным пыш­ным пря­дям, и лю­бу­ет­ся за­топ­ленным лун­ным си­яни­ем пей­за­жем.

Они про­были с Дра­ко вмес­те в Ир­ландии все­го де­сять дней. Бол­та­ли с при­виде­ни­ями, сле­дили за вос­ста­нов­ле­ни­ем Дра­вен­дей­ла, гу­ляли, за­нима­лись прос­ты­ми ежед­невны­ми де­лами, раз­го­вари­вали, де­лились сво­ими мыс­ля­ми, прос­то мол­ча­ли вмес­те. По­ка их бы­ло двое, но они ос­тро ощу­щали треть­его, ко­торый был нез­ри­мо с ни­ми и зас­тавлял вдруг за­мирать в ти­шине и об­ме­нивать­ся взгля­дами и ти­хими улыб­ка­ми.

А по­том Лорд че­рез Лю­ци­уса «поп­ро­сил» вер­нуть­ся в Мал­фой-Ме­нор, яко­бы для то­го, что­бы под­робно по­гово­рить с Дра­ко о его по­ез­дке в Ев­ро­пу. Они дей­стви­тель­но име­ли про­дол­жи­тель­ную бе­седу, но все рав­но Гер­ми­оне труд­но из­ба­вить­ся от мыс­ли, что пос­ле не­ожи­дан­но­го по­бега Тонкс Его до­верие к Мал­фо­ям по­шат­ну­лось, и выз­вал он их в Мал­фой-Ме­нор, что­бы дер­жать всех Мал­фо­ев ря­дом. Он слов­но прис­таль­но наб­лю­да­ет за ни­ми, сле­дит за каж­дым ша­гом гла­зами сво­их шпи­онов, взве­шива­ет на ве­сах ис­крен­ности их эмо­ции, про­се­ива­ет сквозь мел­кое си­то мыс­ли. Ко­неч­но, это не­воз­можно, пос­коль­ку ка­ким бы ис­кусным лег­ги­лимен­том Лорд ни был, до ма­га с врож­денным да­ром лег­ги­лимен­ции Ему да­леко, и по­это­му аб­со­лют­но не­замет­но счи­тывать мыс­ли Он не мо­жет. Тут же в зам­ке с Ним кру­тит­ся трой­ка из обыч­но­го кру­га по­мощ­ни­ков, мел­ких под­пе­вал и прих­ле­бате­лей — Пи­тер Пет­тигрю, Бас­ти­ан Пи­ритс и Имель­да У­ил­кис. Они то­же все вре­мя слов­но что-то вы­нюхи­ва­ют, выс­матри­ва­ют, не­ожи­дан­но встре­ча­ют­ся в са­мых раз­ных час­тях зам­ка, улы­ба­ют­ся не­ис­крен­не, рас­шарки­ва­ют­ся под­чер­кну­то по­добос­трастно. Пи­ритс да­же по­пытал­ся под ка­ким-то на­думан­ным пред­ло­гом заб­рать­ся на Со­виную баш­ню, но был с по­зором из­гнан Сэ­ром Фе­лици­усом.

Нар­цисса не по­казы­ва­ет сво­его не­доволь­ства, уч­ти­ва и лю­без­на, но Гер­ми­оне вид­но, с ка­ким тру­дом она вы­носит этих гос­тей, с ка­кой брез­гли­вой неп­ри­язнью кри­вит угол­ки губ. Лю­ци­ус де­ла­ет вид, что все в по­ряд­ке, но вы­раже­ние его ли­ца ста­новит­ся все бо­лее по­хожим на вол­чий ос­кал при ви­де Пи­рит­са или Хвос­та.

Уг­рю­мые ка­мен­ные сво­ды Мал­фой-Ме­нора, об­ста­нов­ка вок­руг, рос­кошная и да­вящая, зас­тавля­ют мыс­ли Гер­ми­оны кру­тить­ся вок­руг по­бега Тонкс.

Это бы­ло гро­мом сре­ди яс­но­го не­ба. Это бы­ло че­рез день пос­ле встре­чи с Гар­ри и Джин­ни. Она бро­дила блед­ной тенью по Дра­вен­дей­лу, и на каж­дой сте­не слов­но раз­верты­валась кар­тинка — изум­ленное ли­цо Джин­ни, тя­желый взгляд Гар­ри, от­талки­ва­ющий, уг­ро­жа­ющий. Па­мять под­ки­дыва­ла са­мые мел­кие де­тали, не за­мечен­ные, но, как ока­залось, скру­пулез­но сох­ра­нен­ные — дру­гая оп­ра­ва оч­ков, под­жи­ва­ющая сса­дина над ле­вой бровью, неп­ри­выч­но ко­рот­кие ог­ненные во­лосы, рас­пустив­ша­яся пе­тель­ка на шар­фе, пу­гови­ца на кур­тке, нем­но­го от­ли­ча­юща­яся от ос­таль­ных. Они сно­ва и сно­ва ухо­дили от нее, от­да­лялись и ис­че­зали за уг­лом, в да­ли длин­ных ко­ридо­ров, за две­рями. Го­речь и боль ко­пились внут­ри, пе­рек­ры­вали грудь, и она не мог­ла вздох­нуть нор­маль­но. Пос­ле обе­да до­мови­ки наш­ли ее в биб­ли­оте­ке и из­вести­ли о том, что в Ка­мин­ном за­ле ждет Нар­цисса. И ед­ва она по­яви­лась там, как свек­ровь со­вер­шенно ров­ным и обы­ден­ным то­ном пе­реда­ла при­каз Лор­да — не­мед­ленно явить­ся в Мал­фой-Ме­нор для доп­ро­са по по­воду бегс­тва из зам­ка плен­ни­цы-ав­ро­ра. И вот тог­да, пос­ле мол­нии-встре­чи, слов­но прог­ре­мел ог­лу­ша­ющий гром сре­ди се­рых, обод­ранных до кам­ня стен, а мыс­ли о Гар­ри и Джин­ни поб­ледне­ли и отод­ви­нулись.

Гер­ми­она бы­ла по­раже­на так, что толь­ко хва­тала ртом воз­дух, и ед­ва су­мела вы­давить, что сей­час же при­будет. Нем­но­го ус­по­ко­ив­шись, она транс­грес­си­рова­ла к во­ротам Мал­фой-Ме­нора и мед­ленно пош­ла по подъ­ез­дной ал­лее, ста­ра­ясь взять се­бя в ру­ки до кон­ца и ни­чем не вы­дать ра­дос­ти, на­пол­нившей сер­дце.

Тонкс су­мела! Смог­ла скрыть­ся от это­го чу­дови­ща! Од­на толь­ко эта но­вость сто­ила всех хо­роших но­вос­тей это­го го­да! Она пы­талась ра­зоб­рать­ся, как имен­но Ним­фа­дора ус­коль­зну­ла, но на ум ни­чего не при­ходи­ло. Свек­ровь не со­об­щи­ла под­робнос­тей, а пред­ста­вить, что из­му­чен­ная пыт­ка­ми плен­ни­ца са­ма сбе­жала из-под ох­ра­ны из прек­расно за­щищен­но­го ча­рами и силь­ней­ши­ми зак­лять­ями не­нахо­димо­го зам­ка, не по­луча­лось. В этом по­беге кры­лась тай­на. Ли­бо Тонкс кто-то по­мог, ли­бо Лорд ве­дет двой­ную иг­ру, скры­вая для че­го-то ее смерть.

Но кто по­мог? Один из тех, кто был в зам­ке — Як­сли, Бел­латри­са или Нар­цисса? Это зву­чало аб­сур­дно, в это не­воз­можно по­верить.

Что ка­са­ет­ся скры­ва­емой смер­ти Тонкс, то Лор­ду не­зачем бы­ло это де­лать, и луч­шим под­твержде­ни­ем то­го, что плен­ни­ца дей­стви­тель­но сбе­жала, бы­ло то, что Лорд хо­тел доп­ро­сить ее.

По­том был жес­то­чай­ший доп­рос Лор­да под ак­компа­немент виз­гли­вых кри­ков Бел­латри­сы, что «прок­ля­тая гряз­нокров­ка ус­тро­ила все это!». Гер­ми­она дер­жа­лась изо всех сил, пы­талась не те­рять соз­на­ние, по­ка Лорд что-то го­ворил и од­новре­мен­но был в ее го­лове. Уду­ша­ющим и мер­твя­щим был страх, что по­доб­ные ма­нипу­ляции при­чинят вред ре­бен­ку. Она си­дела в крес­ле пе­ред Ним, вце­пив­шись в руч­ки так, что изог­ну­тое де­рево скри­пело под паль­ца­ми. Баг­ро­вели уз­кие ще­ли-гла­за, слов­но гип­но­тизи­рова­ли и от­ни­мали воз­дух в гру­ди, го­лова плы­ла кру­гом, те­ло ощу­щалось мяг­ким и дряб­лым. И ка­залось, что ма­лыш, по­ка еще сов­сем без­за­щит­ный, сов­сем кро­шеч­ный, ко­торо­го она еще да­же не чувс­тво­вала, в стра­хе свер­нулся клу­боч­ком, спря­тал­ся под ее сер­дцем и за­тих, бо­ясь се­бя вы­дать. Но за­щища­ющие ее па­мять ча­ры, на­ложен­ные Дра­ко, ра­бота­ли, и Он ни­чего не су­мел ра­зуз­нать. Да и собс­твен­но она не зна­ла ни­чего о по­беге. Он от­ки­нул­ся на­зад в сво­ем крес­ле, с до­садой шик­нул на Бел­латри­су и при­нял­ся лю­без­ней­шим об­ра­зом из­ви­нять­ся за дос­тавлен­ное бес­по­кой­ство и не­удобс­тво. Уз­нал ли Он о бе­ремен­ности, она не по­няла, но с по­доба­ющей поч­ти­тель­ностью пос­пе­шила при­нять из­ви­нения, уве­рила в том, что все в по­ряд­ке, и по­кину­ла ком­на­ту с Его вы­сочай­ше­го поз­во­ления.

Она выш­ла на дро­жащих но­гах и тут же бро­силась к свек­ро­ви, что­бы уз­нать все под­робнос­ти. Но те бы­ли скуд­ны до чрез­вы­чай­нос­ти. «Ей по­мог­ли до­мови­ки», — по­жала пле­чами Нар­цисса, — они во всем соз­на­лись». На расс­про­сы свек­ровь так же хлад­нокров­но от­ве­чала, что она ни­чего не зна­ет, она спа­ла, как Бел­латри­са и Як­сли, а о по­беге уз­на­ла лишь на­ут­ро. Но Гер­ми­оне по­каза­лось, что за мас­кой прох­ладно­го спо­кой­ствия и бесс­трас­тнос­ти ис­крой про­мель­кнул от­блеск чувс­тва, по­хоже­го на об­легче­ние. Она вспом­ни­ла ше­пот Нар­циссы, ше­лес­тевший су­хими мер­твы­ми листь­ями в тот ве­чер, ког­да пой­ма­ли Лю­пина и его семью:

«Дочь Ан­дро­меды, моя пле­мян­ни­ца и твоя ку­зина, Дра­ко… Лорд не по­щадит ни Ним­фа­дору, ни ее де­воч­ку…»

В этом ше­поте и нес­коль­ких сло­вах, не нес­ших в се­бе ни­чего осо­бен­но­го, но выс­ка­зав­ших все, бы­ли чувс­тва, пря­тав­ши­еся в ду­ше Нар­циссы и лишь в ми­нуту сла­бос­ти выр­вавши­еся на­ружу.

Из сес­тер Блэк Бел­латри­са бы­ла воп­ло­щени­ем экс­прес­сии и фа­натиз­ма, до­веден­но­го до бе­зумия, Нар­цисса — оли­цет­во­рени­ем ле­дяной не­воз­му­тимос­ти и вы­дер­жки. Ка­кой бы­ла Ан­дро­меда? Гер­ми­оне ка­залось неп­ри­лич­ным и не­умес­тным расс­пра­шивать и про­никать без спро­са в ду­шу, а са­ма свек­ровь не­час­то упо­мина­ла про нее. Лишь иног­да, в спо­кой­ные се­мей­ные ве­чера, ког­да не бы­ло ни­кого лиш­не­го, и ес­ли при­ходи­лось к сло­ву, она вспо­мина­ла свое детс­тво, в ко­тором стар­шая сес­тра за­мени­ла ра­но умер­шую мать. Нар­цисса не рас­цве­чива­ла вос­по­мина­ния всплес­ка­ми чувств, не та­ков был ее ха­рак­тер, но в эти ред­кие ми­нуты из се­рых ее глаз слов­но ти­хо улы­балась оди­нокая де­воч­ка, ша­лов­ли­вая и озор­ная, вдум­чи­вая и серь­ез­ная, бо­яща­яся тол­пы и изо всех сил цеп­ля­юща­яся за теп­ло се­мей­но­го оча­га, ко­торый стар­шая сес­тра су­мела сох­ра­нить пос­ле смер­ти ма­тери.

Гер­ми­оне по­чему-то ка­залось, что ес­ли бы Ан­дро­меда Блэк бы­ла жи­ва, ни Нар­цисса, ни Бел­латри­са не бы­ли бы та­кими. Од­на бы­ла бы бо­лее спо­кой­ной и сдер­жанной и мо­жет быть не тво­рила все те мер­зости, ко­торы­ми сла­вилась да­же сре­ди са­мых жес­то­ких По­жира­телей-муж­чин. Дру­гая не дер­жа­ла бы все в се­бе и поз­во­лила ко­му-ни­будь хоть нем­но­го по­мочь, под­держать, и не вски­дыва­ла го­лову в при­выч­ном веж­ли­во-отс­тра­нен­ном «Бла­года­рю, но вам со­вер­шенно не о чем бес­по­ко­ить­ся». Кто зна­ет? Ведь сей­час о том, ка­кими бы­ли от­но­шения сес­тер, мож­но бы­ло су­дить лишь по то­му, что Нар­цисса в зам­ке му­жа обус­тро­ила Апар­та­мен­ты Ан­дро­меды, при­вез­ла из Блэк-Хол­ла ее ве­щи и из­редка, в ми­нуты силь­но­го ду­шев­но­го нап­ря­жения (как ка­залось Гер­ми­оне), ухо­дила ту­да и про­сила не бес­по­ко­ить ее, слов­но сре­ди плать­ев, книг, ри­сун­ков сес­тры на­ходи­ла по­кой. Бел­латри­са же ни­ког­да да­же всколь­зь или кос­венно не упо­мина­ла о сес­тре (впро­чем, единс­твен­ной те­мой ее раз­го­воров был Лорд), и единс­твен­ный сов­мес­тный их пор­трет, на ко­тором они бы­ли изоб­ра­жены еще де­воч­ка­ми, без­жа­лос­тно сож­гла, как рас­ска­зал Гер­ми­оне Дра­ко.

Пред­ста­вить, что Нар­цисса по­мог­ла до­чери Ан­дро­меды сбе­жать, бы­ло неп­росто, но это по раз­мышле­нии не ка­залось чем-то со­вер­шенно не­воз­можным. Нар­цисса прос­то мог­ла зак­рыть гла­за и не об­ра­тить вни­мания на стран­ные те­ни и зву­ки. Не уви­деть, как от­кры­вались две­ри, не ус­лы­шать кра­дущих­ся ша­гов и ше­пота зак­ля­тий. Она пред­почла это­го не за­метить. Сле­дова­тель­но, для нее это­го не бы­ло. И Гер­ми­она от­сту­пилась от свек­ро­ви, приз­нав за ней пра­во хра­нить от­ре­шен­ное мол­ча­ние.

Гер­ми­она зак­ру­чива­ет длин­ные пу­шис­тые пря­ди в низ­кий узел и за­калы­ва­ет шпиль­ка­ми. По­том са­дит­ся за сто­лик у ок­на, на ко­тором сто­ит кол­до-фо­тог­ра­фия — их с Дра­ко сва­деб­ная. Они в Дра­вен­дей­ле у ро­дово­го ал­та­ря. В ли­цо све­тит сол­нце, и они щу­рят­ся, ее фа­ту треп­лет лег­кий бриз, из при­чес­ки вы­бились не­пос­лушные ло­коны, и Дра­ко то и де­ло нак­ло­ня­ет­ся к ней с ши­рокой улыб­кой. Она пом­нит этот день в мель­чай­ших под­робнос­тях. Ка­ким си­ним и лас­ко­вым бы­ло мо­ре, вып­ле­тав­шее бе­лые кру­жева пе­ны да­леко вни­зу у под­но­жия ска­лы, как праз­днич­но го­лубе­ло не­бо, от­ра­жа­ясь в вы­соких ок­нах Дра­вен­дей­ла, и се­реб­ристо мер­ца­ли при­виде­ния, выс­тро­ив­ши­еся с дру­гой сто­роны ал­та­ря. Це­ремо­ния про­води­лась ран­ним ут­ром, и вос­хо­дящее сол­нце и за­ходя­щая лу­на слов­но бы­ли ее сви­дете­лями и учас­тни­ками. Каж­дый раз от это­го вос­по­мина­ния ее слов­но оку­тыва­ет сол­нечным си­яни­ем, на гу­бах ощу­ща­ет­ся со­лоно­ватый вкус их пер­во­го сва­деб­но­го по­целуя, и ее ру­ка на­деж­но спря­тана в ру­ке Дра­ко.

Рам­ка двой­ная, за­чаро­ван­ная, она са­ма за­чаро­выва­ла ее. Ес­ли три ра­за пос­ту­чать вол­шебной па­лоч­кой по ле­вому вер­хне­му уг­лу и кос­нуть­ся се­реб­ря­ного за­вит­ка, то на обо­роте по­явит­ся дру­гая кол­до-фо­тог­ра­фия. На ней она и два ее луч­ших дру­га сто­ят на лу­жай­ке пе­ред до­мом стар­ших У­из­ли. Рон с удив­ленным и на­пуган­ным ви­дом дер­жит на ру­ках ма­лыша Ар­ту­ра, ко­торый со­бира­ет­ся за­реветь. Гар­ри при­об­ни­ма­ет за пле­чи ее и ожив­ленно что-то го­ворит в сто­рону Джин­ни, от ко­торой в объ­ек­тив по­пала лишь прядь ры­жих во­лос, ког­да она от­ки­дыва­ла их с плеч. А она са­ма не мо­жет сдер­жать улыб­ку, гля­дя на Фре­да, ко­торый сни­ма­ет их и шу­тит в сво­ем обыч­ном сти­ле. Где-то в сто­роне хо­хочут Билл, Чар­ли и мис­тер У­из­ли, Флер и мис­сис У­из­ли идут из «Но­ры», а Джордж ле­вити­ру­ет за ни­ми ог­ромный под­нос с за­кус­ка­ми. Это крес­ти­ны Ар­ти, она в пер­вый раз ста­ла крес­тной и бы­ла не­веро­ят­но гор­да и счас­тли­ва. Этот день в па­мяти ос­та­ет­ся ве­сен­не-зе­леным, пах­нет ме­довы­ми и ли­мон­ны­ми пи­рога­ми мис­сис У­из­ли и не­сет в се­бе мяг­кий сер­дечный у­ют их семьи и до­ма, в ко­тором ее ког­да-то при­нима­ли как род­ную. Это два счас­тли­вых дня в тем­ные дни, та­кие ред­кие и от­то­го бес­ценные, и она не мог­ла удер­жать­ся, что­бы не со­еди­нить их в од­ной рам­ке.

Вдруг рас­па­хива­ет­ся тя­желая дверь, и вхо­дит Дра­ко. Во всех ян­тарных под­свеч­ни­ках и шан­да­лах яр­ко вспы­хива­ют све­чи.

— Гер­ми­она, ты здесь? — он рас­сте­гива­ет вер­хние пу­гови­цы на ру­баш­ке, слов­но ему душ­но, — я ду­мал, ты в на­шей спаль­не.

Она под­ни­ма­ет­ся ему навс­тре­чу.

— Заш­ла за кое-ка­кими ве­щами и за­дер­жа­лась. Ужин за­кон­чился?

Дра­ко поч­ти па­да­ет в крес­ло и ус­та­ло по­тира­ет вис­ки.

— Да. Лорд спра­шивал про те­бя, но удов­летво­рил­ся объ­яс­не­ни­ем миг­ренью и пе­редал по­жела­ния ско­рей­ше­го выз­до­ров­ле­ния. От­цу окон­ча­тель­но на­до­ели эти шав­ки, и воз­дух бук­валь­но тре­щал от его злос­ти и сдер­жи­ва­емых Не­вер­баль­ных. И толь­ко чу­дом обош­лось без «Ава­ды», ма­ма ед­ва уня­ла его. Чес­тно го­воря, мне то­же пот­ря­хива­ет от этой Имель­ды. По ней пла­чет пси­хи­ат­ри­чес­кое от­де­ление «Мун­го».

Гер­ми­она ак­ку­рат­ны­ми и точ­ны­ми дви­жени­ями мас­си­ру­ет его пле­чи, сни­мая нап­ря­жение, и он об­легчен­но прик­ры­ва­ет гла­за.

— Что она сде­лала?

— Не по­веришь, флир­то­вала и ко­кет­ни­чала со мной, как во­сем­надца­тилет­няя дев­чонка, — през­ри­тель­но фыр­ка­ет Дра­ко, — я бы­ло по­думал, что тре­тий бо­кал ви­на был лиш­ним, и мне чу­дит­ся, что эта да­моч­ка как-то че­рес­чур иг­ри­во улы­ба­ет­ся и саль­но под­ми­гива­ет. Но как ока­залось, не по­чуди­лось.

— Мне уже на­чать рев­но­вать? — в ее го­лосе мер­ца­ет смех.

— Са­лазар Ве­ликий, ко­неч­но, нет! — его да­же пе­редер­ги­ва­ет, и ру­ки Гер­ми­оны силь­нее сжи­ма­ют вновь нап­рягши­еся мыш­цы, — что-то в ней есть та­кое… не­понят­ное и неп­ри­ят­ное, не­чело­вечес­кое. Она вну­ша­ет мне чувс­тво, слов­но на­ходишь­ся в од­ной ком­на­те с ка­кой-то ог­ромной го­воря­щей и ра­зум­ной пти­цей.

Гер­ми­она мол­чит нес­коль­ко ми­нут, про­дол­жая раз­ми­нать его пле­чи, и он со­вер­шенно раз­мя­ка­ет и рас­слаб­ля­ет­ся.

— Будь пре­дель­но ос­то­рожен с ней, Дра­ко, — на­конец за­дум­чи­во го­ворит она, — Имель­да У­ил­кис — не то, чем ка­жет­ся, я в этом уве­рена.

— То есть? — он под­ни­ма­ет го­лову, что­бы взгля­нуть в ее ли­цо, — что те­бя на­вело на эти мыс­ли?

— Ког­да Лорд приб­ли­зил ее к Се­бе?

Дра­ко по­тира­ет лоб, ста­ра­ясь при­пом­нить.

— Не пом­ню точ­но. Ее брат Инг­лберт У­ил­кис был убит ав­ро­рами в 1980 го­ду, ес­ли не оши­ба­юсь. Меж­ду ни­ми очень боль­шая раз­ни­ца, она мо­ложе его поч­ти на двад­цать лет. Так что тог­да она не мог­ла при­со­еди­нить­ся к Лор­ду. Ве­ро­ят­но, она прим­кну­ла к Не­му не так дав­но, в де­вянос­тых. Ког­да ты по­пала в Мал­фой-Ме­нор, я уве­рен, что Имель­да уже бы­ла По­жира­тель­ни­цей. Прав­да, тог­да она по­ба­ива­лась те­туш­ки Бел­лы и ста­ралась не по­падать­ся лиш­ний раз ей на гла­за. Всю­ду тас­кать­ся за Лор­дом она ста­ла толь­ко в пос­ледние год-два, и Бел­латри­са вро­де не ус­тра­ива­ет ис­те­рик по это­му по­воду, что, кста­ти, стран­но.

— Зна­чит, она из­на­чаль­но чем-то за­ин­те­ресо­вала Его, но осо­бо вы­делять ее Он на­чал не так дав­но… — Гер­ми­она нап­ря­жен­но раз­мышля­ет, — в свя­зи с чем? У нее нет боль­ших та­лан­тов, она не так уж ис­кусна в ча­родей­стве, она не из бо­гатой семьи, и она не от­ли­ча­ет­ся тем, что Он це­нит в Бел­латри­се и Алек­то. Но она чувс­тву­ет Его си­лу за со­бой, по­нима­ешь? Она чем-то цен­на для Лор­да и зна­ет это. Она слиш­ком уве­рена в се­бе, зна­чит, есть ка­кие-то ос­но­вания.

— Она прос­то сте­лет­ся пе­ред ним, ле­безит и вы­пол­ня­ет ма­лей­шие же­лания, — от­ма­хива­ет­ся Дра­ко, — по край­ней ме­ре, так мне ка­жет­ся. Но в од­ном ты пра­ва, она че­рес­чур са­мо­уве­рен­на с не­дав­них пор и по­лага­ет, что пок­ро­витель­ство Лор­да от­кры­ва­ет пе­ред ней аб­со­лют­но все две­ри. Мо­жет быть, она вла­де­ет ка­кими-ни­будь ред­ки­ми ро­довы­ми ча­рами?

— Не знаю. Имель­да ред­ко заг­ля­дыва­ет на дам­ские бла­гот­во­ритель­ные а­ук­ци­оны и пя­тича­совые ча­епи­тия, да­же Фран­ческе не о чем пос­плет­ни­чать про нее, а уж это о мно­гом го­ворит. По­нима­ешь, Дра­ко, она вро­де бы у всех на ви­ду, но ник­то про нее поч­ти ни­чего не зна­ет. Это нем­но­го нас­то­ражи­ва­ет.

Гер­ми­она об­хо­дит крес­ло, ус­тра­ива­ет­ся у не­го на ко­ленях, сог­ре­вая теп­лом.

— Про­шу те­бя, будь ос­мотри­телен с ней.

— Хо­рошо, — обе­ща­ет он, не удер­жавшись от то­го, что­бы не пог­ла­дить по жи­воту (ско­ро это, на­вер­ное, ста­нет при­выч­кой), — бу­ду очень ос­то­рожен.

На­ут­ро Гер­ми­она спус­ка­ет­ся к зав­тра­ку, внут­ренне хо­лодея и под­би­ра­ясь от не­об­хо­димос­ти под­вергать­ся тяж­кой ми­лос­ти Тем­но­го Лор­да. Дра­ко гре­ет в ла­донях ее ле­дяные паль­цы и ти­хо спра­шива­ет:

— Как ты се­бя чувс­тву­ешь?

— Не очень хо­рошо, — взды­ха­ет Гер­ми­она, — нем­но­го кру­жит­ся го­лова и сно­ва тош­нит, да­же нес­мотря на зелье Пэт­ти.

Дра­ко под­хва­тыва­ет же­ну на ру­ки и спус­ка­ет­ся по длин­ной вин­то­вой лес­тни­це.

— Су­мас­шедший! — шеп­чет она, ще­коча теп­лым ды­хани­ем ухо, — что по­дума­ют твои ро­дите­ли и Лорд?

— Что мы с то­бой па­роч­ка су­мас­шедших, бе­зум­но влюб­ленных друг в дру­га.

— Тво­его от­ца хва­тит удар.

— За­то ма­ма бу­дет ра­да, ты же зна­ешь. Она всег­да бо­ялась, что я же­нюсь на ка­кой-ни­будь хо­лод­ной бес­сердеч­ной ду­ре, ко­торой бу­дут нуж­ны толь­ко день­ги, и ко­торая рас­топчет мою ра­нимую тре­пет­ную ду­шу.

Гер­ми­она не­воль­но хи­хика­ет, об­ни­мая му­жа за шею и уты­ка­ясь но­сом ему в пле­чо. Ког­да лес­тни­ца за­кан­чи­ва­ет­ся, Дра­ко не­хотя ос­то­рож­но ста­вит ее на пол. Гер­ми­она под­ни­ма­ет под­бо­родок и вып­рямля­ет спи­ну как мож­но ров­нее, опи­ра­ет­ся на ру­ку му­жа, и они вхо­дят в Зо­лотую сто­ловую, в ко­торой всег­да зав­тра­ка­ет семья, ког­да Тем­ный Лорд из­во­лит ос­та­нав­ли­вать­ся в зам­ке. Во гла­ве сто­ла уже вос­се­да­ет Он, по пра­вую и ле­вую ру­ку Лю­ци­ус и Нар­цисса, сле­ва Пет­тигрю, У­ил­кис и Пи­ритс. Дра­ко уч­ти­во скло­ня­ет го­лову.

— Про­шу из­ви­нить за опоз­да­ние.

— Ни­чего, мой маль­чик. С та­кой же­ной мож­но опаз­ды­вать и не из­ви­нять­ся, — Тем­ный Лорд с ус­мешкой на тон­ких гу­бах не сво­дит глаз от Гер­ми­оны, на блед­ных ще­ках ко­торой вспы­хива­ют пят­на ру­мян­ца от сом­ни­тель­но­го ком­пли­мен­та.

— Как ва­ша миг­рень, до­рогая Гер­ми­она? Жаль, что из-за не­домо­гания вы не смог­ли ук­ра­сить сво­им при­сутс­тви­ем наш скром­ный ужин.

— Уже луч­ше, бла­года­рю. Прос­ти­те, Ми­лорд, вче­ра я дей­стви­тель­но пло­хо се­бя чувс­тво­вала.

Нар­цисса бро­са­ет ис­пы­ту­ющий взгляд на осу­нув­ше­еся ли­цо не­вес­тки с за­мет­ны­ми тем­ны­ми кру­гами под гла­зами.

— Что ж, ви­жу, вам до сих пор нез­до­ровит­ся, по­это­му не бу­ду нас­та­ивать, что­бы вы уде­лили мне нем­но­го вни­мания. Лю­ци­ус, Нар­цисса, прем­но­го бла­года­рен за гос­тепри­имс­тво, — Лорд под­ни­ма­ет­ся, и тут же за ним вска­кива­ет его сви­та.

Гер­ми­она и Дра­ко ед­ва за­мет­но пе­рево­дят дух. Он се­год­ня в хо­рошем нас­тро­ении, раз ог­ра­ничил­ся толь­ко од­ним воп­ро­сом. Ед­ва усев­шись, они то­же вста­ют, но Лорд кар­тинно ма­шет на них ру­кой.

— Нет-нет, про­шу, зав­тра­кай­те. Не об­ра­щай­те на нас вни­мания.

— Мал­фой-Ме­нор всег­да к Ва­шим ус­лу­гам, это боль­шая честь для нас, мой Лорд, — Лю­ци­ус с Нар­циссой поч­ти­тель­но про­вожа­ют Вол­де­мор­та в холл.

— Я знаю, друг мой, знаю. На этот раз мое пре­быва­ние в Мал­фой-Ме­норе бы­ло слег­ка ом­ра­чено этим ин­ци­ден­том, но на­де­юсь, что в даль­ней­шем по­доб­но­го не про­изой­дет, — Лорд прис­таль­но смот­рит на Лю­ци­уса, и тот опус­ка­ет взгляд, — ес­ли вы по­надо­битесь, я приш­лю Хвос­та.

— Ко­неч­но, мой Лорд.

Имель­да что-то го­ворит Нар­циссе, об­ша­ривая гла­зами прос­торный холл, Пи­ритс су­ет­ли­во рас­шарки­ва­ет­ся пе­ред Лю­ци­усом, Пет­тигрю ска­лит зу­бы в кры­синой ух­мылке. И на­конец гос­ти ис­че­за­ют в зе­леном пла­мени.

Нар­цисса под­хо­дит к Лю­ци­усу и тро­га­ет его за ру­кав кам­зо­ла, сни­мая не­сущес­тву­ющую со­рин­ку.

— Ког­да Он бу­дет у нас в сле­ду­ющий раз?

— Он не ска­зал. Ты же зна­ешь, Гос­по­дин во­лен по­яв­лять­ся в зам­ке, ког­да Ему взду­ма­ет­ся.

— Да, ко­неч­но, — жен­щи­на опус­ка­ет гла­за, — но он бы­ва­ет у нас слиш­ком… час­то, и в Мал­фой-Ме­норе тол­пится слиш­ком мно­го на­роду. Это утом­ля­ет.

Лю­ци­ус мол­ча ло­вит ее ру­ку, неж­но пог­ла­жива­ет и це­лу­ет, слов­но из­ви­ня­ясь за не­удобс­тва. За эти го­ды прав­ле­ния Лор­да Вол­де­мор­та Мал­фой-Ме­нор стал Его поч­ти ос­новным не­офи­ци­аль­ным мес­топре­быва­ни­ем. Все зна­ют, что кро­ме Ми­нис­терс­тва Ма­гии Его мож­но най­ти ли­бо в Мал­фой-Ме­норе, ли­бо в Лей­стрендж-Пар­ке, но очень ред­ко в офи­ци­аль­ной ре­зиден­ции в Лон­до­не. Что мо­жет по­делать Лю­ци­ус? Аб­со­лют­но ни­чего. Нар­цисса, ко­неч­но же, это зна­ет, но он не мо­жет осуж­дать ее за ус­та­лость и не­жела­ние при­нимать в зам­ке всю сви­ту Лор­да, ко­торая час­то ве­дет се­бя со­вер­шенно на­халь­но, сво­еволь­но и да­же раз­нуздан­но. Это и не­уди­витель­но, пос­коль­ку мно­гие из Его ны­неш­них прис­пешни­ков не при­над­ле­жат к выс­шей арис­токра­тии ли­бо к при­лич­ным чис­токров­ным семь­ям.

Ког­да они воз­вра­ща­ют­ся в Зо­лотую сто­ловую, он сра­зу за­меча­ет нап­ря­жен­ные ли­ца мо­лодых.

— Мы… нам нуж­но кое-что вам ска­зать, — быс­тро го­ворит Дра­ко и пе­рег­ля­дыва­ет­ся с же­ной.

Ли­цо Нар­циссы ос­ве­ща­ет­ся та­инс­твен­ной улыб­кой, но она мол­ча са­дит­ся на свое мес­то и неп­ри­нуж­денно де­ла­ет гло­ток уже ос­тывше­го чая. Сам Лю­ци­ус толь­ко при­под­ни­ма­ет бро­ви и бе­рет с от­дель­но­го сто­лика еще не прос­мотрен­ный ут­ренний «Про­рок», на пер­вой по­лосе ко­торо­го По­жира­тели Смер­ти опять кон­во­иру­ют ка­ких-то от­ча­ян­но во­пящих не­дома­гов.

— Отец, ма­ма, — Дра­ко про­чища­ет гор­ло, де­ла­ет не­ос­то­рож­ное дви­жение и не­ча­ян­но за­дева­ет лок­тем пус­тую та­рел­ку для тос­тов, и та па­да­ет на ка­мен­ный пол, раз­ле­та­ясь ми­ри­ада­ми мо­лоч­но-бе­лых ос­колков. Дра­ко вы­тас­ки­ва­ет па­лоч­ку, но Нар­цисса его ос­та­нав­ли­ва­ет.

— Нет, ми­лый, это не вед­жвудский фар­фор, а все­го лишь мей­сен­ский, — со сме­хом го­ворит она, — пусть бу­дет на счастье.

По­яв­ля­ют­ся до­мови­ки и мель­те­шат под сто­лом, со­бирая ос­колки.

— Так что ты хо­тел ска­зать? Опять проб­ле­мы с приз­ра­ками Дра­вен­дей­ла? — Лю­ци­ус уже пог­ру­жа­ет­ся в но­вос­ти, — ра­ди Са­лаза­ра, не пор­ти нас­тро­ение с ут­ра. Я не­дав­но прос­матри­вал штраф­ные кви­тан­ции и сде­лал вы­вод, что Ко­митет по де­лам заг­робно­го су­щес­тво­вания дол­жен на нас мо­лить­ся, по­тому как мы ос­новные его спон­со­ры.

— У нас бу­дет ре­бенок.

Го­лос же­ны Дра­ко чист и зво­нок, и сло­ва рас­сы­па­ют­ся хрус­таль­ны­ми ша­рика­ми по стек­лу. Лю­ци­ус за­тор­мо­жен­но под­ни­ма­ет гла­за от га­зет­но­го лис­та. Что она ска­зала? Что? Она мо­жет пов­то­рить?

— У вас бу­дет внук! — слов­но ус­лы­шав его, под­твержда­ет Дра­ко.

— Поз­драв­ляю! Я очень ра­да! — го­лос Нар­циссы зву­чит прек­расной ме­лоди­ей, пе­ребо­ром зо­лотых сол­нечных струн под мяг­кой лас­кой вет­ра.

Лю­ци­ус так же мед­ленно по­вора­чива­ет го­лову к же­не. Она да­же не удив­ле­на? Она зна­ла?

В го­лове сум­бур, мыс­ли то ска­чут, то тя­гуче пе­рели­ва­ют­ся. На­до что-то ска­зать. Вот и Нар­цисса смот­рит с уп­ре­ком.

— Мы ра­ды. Да. Это… не­ожи­дан­но, слег­ка не­ожи­дан­но, — он пе­рево­дит взгляд на сы­на и его же­ну.

Нап­ря­жение на их ли­цах сме­нилось улыб­ка­ми. Ши­рокой и ра­дос­тной — у не­го, спо­кой­ной и свет­лой — у нее. И он ви­дит, что их ру­ки спле­тены. Дра­ко дер­жит ее так цеп­ко и креп­ко, что, на­вер­ное, у нее на паль­цах ос­та­нут­ся бе­лые сле­ды. Он ви­дит, что Дра­ко счас­тлив, что сын хо­чет, что­бы и он был счас­тлив, по­чувс­тво­вал хоть то­лику его ра­дос­ти. Он пы­та­ет­ся так же улыб­нуть­ся в от­вет. Ви­димо, по­луча­ет­ся, по­тому что улыб­ка Дра­ко ста­новит­ся еще ши­ре.

— Для ме­ня это то­же ста­ло сюр­при­зом, па­па, — сме­ет­ся сын, — но ког­да-ни­будь это дол­жно бы­ло слу­чить­ся, прав­да?

— Я жда­ла то­го дня, ког­да по на­шему зам­ку сно­ва бу­дут то­потать ма­лень­кие нож­ки, — до­носит­ся го­лос Нар­циссы, — пом­нится, Дра­ко ку­да толь­ко не за­бирал­ся! Я ис­ка­ла его иног­да ча­сами и по­том об­на­ружи­вала спя­щим в ка­ком-ни­будь шка­фу сре­ди пыль­ных ман­тий прош­ло­го ве­ка или на чер­да­ке сре­ди ку­чи не ме­нее гряз­ных ве­щей. Хо­рошо, что бог­гарты у нас не за­води­лись. А Сэр Фе­лици­ус ло­вил его, трех­летне­го, да­же на сво­ей баш­не. У ме­ня чуть сер­дце не ос­та­нови­лось тог­да!

Они сме­ют­ся, при­поми­ная еще ка­кие-то за­бав­ные под­робнос­ти из детс­тва Дра­ко, а Лю­ци­ус мол­чит, пог­ру­жен­ный в се­бя и ста­ра­ющий­ся по­нять — что внут­ри не­го вско­лых­ну­ла эта весть?

Его внук не бу­дет чис­токров­ным кол­ду­ном. Да, он бу­дет рож­ден от ма­тери-вол­шебни­цы, но его кровь уже не бу­дет чис­той.

Дра­ко прав, ра­но или поз­дно это дол­жно бы­ло про­изой­ти. Они же­наты поч­ти че­тыре го­да, у них дол­жны бы­ли по­явить­ся де­ти. Ког­да-ни­будь не­вес­тка объ­яви­ла бы о сво­ем по­ложе­нии. И что те­перь?

Лю­ци­ус не­воль­но сми­на­ет га­зету, стра­ницу с кол­до-фо­тог­ра­фи­ей, на ко­торой кри­чат и бь­ют­ся в ру­ках По­жира­телей имев­шие нес­частье ро­дить­ся в маг­лов­ских семь­ях. Эта же участь гро­зила бы его маг­ло­рож­денной не­вес­тке, ес­ли бы не ми­лость Тем­но­го Лор­да, не Его во­ля, по­вер­нувшая судь­бу так, что ког­да-то в Мал­фой-Ме­норе по­яви­лась и ос­та­лась Гер­ми­она Грей­нджер.

Лю­ци­ус ни­ког­да не поз­во­лял се­бе за­думать­ся над тем, как и по­чему его сын, вос­пи­тан­ный им же са­мим в тра­дици­ях чис­токров­ных се­мей, ре­шил­ся же­нить­ся на этой гряз­нокров­ной дев­чонке. Ему бы­ло дос­та­точ­но прос­то при­нять за ос­но­ву по­нима­ние то­го, что Дра­ко дей­стви­тель­но ис­пы­тыва­ет силь­ные чувс­тва к ней, а она к не­му, пусть вна­чале это ка­залось шо­киру­ющим, неп­ри­ем­ле­мым и под­ры­ва­ющим все его ус­тои. А Нар­цисса на удив­ле­ние сер­дечно при­няла не­вес­тку. Она сей­час дей­стви­тель­но ра­да и счас­тли­ва. А он? Что все-та­ки чувс­тву­ет он, ос­мысли­вая тот факт, что в жи­лах его вну­ка, бу­дуще­го нас­ледни­ка древ­не­го и знат­но­го ро­да Мал­фой, бу­дет течь не­чис­тая маг­лов­ская кровь его ма­тери?


* * *


— Гер­ми­она, что ты де­ла­ешь? Ра­ди Мер­ли­на и Мор­га­ны, ос­тавь эту со­фу в по­кое! — Дра­ко пос­пешно сам тол­ка­ет нес­час­тную со­фу, нож­ки ко­торой скре­жещут по по­лу, а по­том, спох­ва­тив­шись, ле­вити­ру­ет ее к сте­не.

— Хо­чу ос­во­бодить эр­кер и пос­та­вить здесь крес­ло-ка­чал­ку, — от­ма­хива­ет­ся Гер­ми­она, взма­хива­ет па­лоч­кой, и к со­фе при­со­еди­ня­ют­ся стулья и не­боль­шой ко­мод, — и во­об­ще здесь на­до сде­лать ре­монт. Зай­мусь зав­тра же.

— Но…

— По­жалуй­ста, не ме­шай, лад­но? Я хо­чу удоб­ную и у­ют­ную дет­скую для ма­лыша. А это са­мая сол­нечная ком­на­та, и этот эр­кер мне ужас­но нра­вит­ся. Ох... — она за­жима­ет рот ру­ками и оп­ро­метью вы­бега­ет из ком­на­ты.

Дра­ко хмы­ка­ет и по­тира­ет за­тылок, взма­хами па­лоч­ки ос­во­бож­да­ет еще один угол, сле­вити­ровав крес­ло поб­ли­же к две­рям. То ли кап­ри­зы бе­ремен­ных, то ли его ра­ци­ональ­ная и пре­дус­мотри­тель­ная же­на все рас­счи­тала и ре­шила, что не­об­хо­димо за­нять­ся дет­ской имен­но сей­час, пос­коль­ку по­том бу­дет со­вер­шенно не­ког­да. Ее ток­си­коз уси­лил­ся, ут­ра­ми она пред­став­ля­ет со­бой жал­кое зре­лище, бо­лее-ме­нее ожи­вая толь­ко к ве­черу. В пе­реры­вах меж­ду про­беж­ка­ми в убор­ную она ле­жит без сил, но при этом все рав­но пы­та­ет­ся что-то де­лать. При­готов­ле­ние обе­дов и ужи­нов те­перь пол­ностью на ее до­мови­хе, пос­коль­ку один толь­ко за­пах го­товя­щей­ся еды зас­тавля­ет Гер­ми­ону блед­неть и вы­бегать из кух­ни. Их до­маш­ний це­литель док­тор Дер­вент, выс­лу­шав и тща­тель­но ос­мотрев ее, за­верил, что бе­ремен­ность про­тека­ет в пре­делах нор­мы, од­на­ко сле­ду­ет по­беречь­ся и не нап­ря­гать се­бя слиш­ком слож­ны­ми, от­ни­ма­ющи­ми мно­го сил зак­лять­ями и ча­рами.

Гер­ми­она воз­вра­ща­ет­ся со стра­да­ющим вы­раже­ни­ем на ли­це и са­дит­ся в крес­ло.

— Ни­ког­да не ду­мала, что это так вы­маты­ва­юще, — приз­на­ет­ся она, прик­ры­вая гла­за, — ма­ма го­вори­ла, что у нее не бы­ло ни­какой тош­но­ты, и она до са­мых ро­дов пор­ха­ла, как птич­ка. Я на птич­ку сов­сем не тя­ну, ско­рее на гра­мамон­та.

Дра­ко сме­ет­ся и ос­то­рож­но за­чаро­выва­ет со­фу и стулья так, что­бы они са­ми выш­ли из ком­на­ты. Со­фа скри­пит, кое-как про­тис­ки­ва­ясь в двер­ной про­ем, стулья не­тер­пе­ливо то­почут нож­ка­ми вслед за ней.

— Брось, ты сов­сем не по­хожа на гра­мамон­та. Ес­ли чес­тно, то сей­час на не­го по­хожа Пэн­си.

— Все еще впе­реди, — зло­вещим го­лосом про­из­но­сит Гер­ми­она и, не вы­дер­жав, сме­ет­ся вмес­те с ним.

Она вста­ет и нак­ла­дыва­ет то же зак­лятье на ко­мод и крес­ло, ко­торое, пе­рева­лива­ясь, как ут­ка, вып­лы­ва­ет из ком­на­ты. Нет, до гра­мамон­та ей да­леко. Сей­час по ней и не ска­жешь, что она бе­ремен­на — та же строй­ная гиб­кая фи­гура, быс­трые дви­жения. Мож­но уга­дать раз­ве что по ли­цу, блед­но­му, осу­нув­ше­муся, с кру­гами под гла­зами, но и это мож­но спи­сать на ба­наль­ную ус­та­лость и не­досып.

— Пэн­си и вправ­ду ста­ла та­кой… круг­лой.

— Не то сло­во, — фыр­ка­ет Дра­ко, — я вче­ра по­бол­тал с ней у Мак­Ней­ров, пых­тит и кля­нет­ся, что еще нем­но­го и ее мож­но бу­дет прос­то за­каты­вать в две­ри.

— Ох, пред­став­ляю се­бя че­рез нес­коль­ко ме­сяцев…

Дра­ко сно­ва сме­ет­ся, ог­ля­дывая пус­тую ком­на­ту. Она на са­мом де­ле луч­шая в их ма­лень­ком до­ме. Ря­дом с их уг­ло­вой спаль­ней, все ок­на вы­ходят на юго-вос­ток, и сол­нце за­лива­ет ее ян­тарно-ме­довым све­том, вык­ла­дыва­ет раз­ноцвет­ную мо­за­ику эр­керно­го стек­ла на по­лу. Ма­лышу здесь бу­дет хо­рошо.

Но есть од­но «но». Они по­ка еще не об­го­вари­вали, что бу­дет, ког­да ро­дит­ся ре­бенок. Ро­дите­ли мо­гут нас­то­ять на том, что­бы они вер­ну­лись в Мал­фой-Ме­нор и рас­ти­ли нас­ледни­ка в ро­довом зам­ке. Об этом же мо­жет «поп­ро­сить» Лорд. И ес­ли ро­дите­лям еще мож­но мяг­ко от­ка­зать, объ­яс­нить, по­чему Дра­ко сов­сем не хо­чет­ся, что­бы его сын с детс­тва рос под баг­ро­вым взгля­дом Тем­но­го Лор­да, то Лор­ду от­ка­зать не­воз­можно. И он еще пом­нит тот да­лекий раз­го­вор, ког­да на Со­виной баш­не они с Гер­ми­оной го­вори­ли как раз об этих днях, о том, что они бу­дут де­лать, ког­да в их жиз­ни по­явит­ся тре­тий.

— Как там Джеф­фри? — пре­рыва­ет его не­весе­лые мыс­ли Гер­ми­она.

— Дер­жится, но выг­ля­дит по­терян­ным и не спус­ка­ет с рук ре­бен­ка, нес­мотря на все нас­мешки от­ца.

Гер­ми­она от­кры­ва­ет ок­но, и по­рыв све­жего мор­ско­го вет­ра взъ­еро­шива­ет ее и без то­го пыш­ные куд­ри.

— По­зав­че­ра у Блиш­ви­ков го­вори­ли о том, что У­ол­ден Мак­Нейр по­дыс­ки­ва­ет Джеф­фри но­вую же­ну. Еще ме­сяца не прош­ло пос­ле смер­ти Вивь­ен, да­же срок тра­ура не вы­дер­жан!

Дра­ко мор­щится и под­хо­дит к Гер­ми­оне, об­хва­тыва­ет ее в коль­цо рук, кла­дет под­бо­родок на пле­чо.

— Я уве­рен, что Джеф­фри не сог­ла­сит­ся на но­вый брак. Все счи­та­ют его тю­фяком и рох­лей, но у не­го есть ха­рак­тер.

Гер­ми­она взды­ха­ет и пог­ла­жива­ет его ла­дони, неж­но об­ни­ма­ющие ее жи­вот.

— Зна­ешь, я тут ду­мала… А по­чему Джеф­фри не стал По­жира­телем Смер­ти? Вы все… пов­то­рили… ста­ли По­жира­теля­ми так же, как и ва­ши от­цы, а он…

— На­вер­ное, по­тому что Мак­Ней­ры не осо­бо бо­гаты и ро­дови­ты, они не пред­став­ля­ют со­бой ни­чего осо­бен­но­го, — в го­лосе Дра­ко зву­чит го­речь, — за­чем Лор­ду ни­чего не уме­ющий, бед­ный, не ам­би­ци­оз­ный, се­рый, как мышь, Джеф­фри, ког­да есть мно­го дру­гих — из бо­гатых се­мей, у ко­торых мно­го зо­лота, се­реб­ра и свя­зей, бо­лее знат­ных и древ­них ро­дов, об­ла­да­ющих ста­рин­ны­ми ар­те­фак­та­ми, цен­ны­ми кни­гами и свит­ка­ми, вла­де­ющих тай­ны­ми ча­рами? Все на са­мом де­ле прос­то.

— А Розье? — не­пони­ма­юще спра­шива­ет Гер­ми­она, — они об­ла­да­ют всем тем, что ты пе­речис­лил, но, тем не ме­нее, Кла­ренс не По­жира­тель.

— Отец с ма­терью от­ку­пили его. Го­ворят, они опус­то­шили свой сейф в Грин-Гот­тсе и пре­под­несли Лор­ду все цен­ные ар­те­фак­ты, аму­леты, та­лис­ма­ны, кни­ги и про­чее, все, что их пред­ки на­кап­ли­вали ве­ками и пе­реда­вали из по­коле­ния в по­коле­ние. Блей­за так же от­ку­пила Фе­тида, но как — не знаю. Прав­да, хо­дили очень… двус­мыслен­ные слу­хи, она ведь бы­ла зна­мени­той кра­сави­цей.

— Пом­ню, — ти­хо и за­дум­чи­во от­ве­ча­ет Гер­ми­она, — она бы­ла ча­ру­юще прек­расна, и сов­сем не ве­рилось, что она По­жира­тель­ни­ца Смер­ти. Дра­ко, я ни­ког­да не за­думы­валась над тем, как ста­нови­лись По­жира­теля­ми на­ши ро­вес­ни­ки. Я прос­то по­лага­ла, что они са­ми хо­тели это­го.

Дра­ко без­ра­дос­тно ус­ме­ха­ет­ся.

— Да, кто-то за­хотел сам. Но ко­го-то зас­та­вили, а кто-то был вы­нуж­ден. Я точ­но знаю, что Одес Эй­ве­ри и Дил­берт Дер­рик не рва­лись в на­ши ря­ды. И та­ких не так уж ма­ло.

Гер­ми­она толь­ко ка­ча­ет го­ловой, тес­нее при­жима­ясь к не­му. Гля­дя в ту­ман­ную даль сли­яния не­ба и мо­ря, по­мол­чав нем­но­го, она ти­хо го­ворит:

— Дра­ко, я хо­чу на­вес­тить ро­дите­лей. Мне на­до ска­зать им. Они име­ют пра­во знать.

— Это опас­но, — не раз­ду­мывая, от­ве­ча­ет он, — сей­час всю­ду шпи­оны Лор­да.

— Не­уже­ли ты ду­ма­ешь, что я под­вер­гну опас­ности ре­бен­ка или ро­дите­лей? Я смо­гу отор­вать­ся от шпи­онов, по­верь мне.

Она по­вора­чива­ет­ся к не­му, ис­пы­ту­юще смот­рит пря­мо в гла­за, и он со сжав­шей сер­дце жа­лостью от­ме­ча­ет ус­та­лый вид, тон­кую мор­щинку меж­ду бро­вей. При­под­няв ее под­бо­родок, он неж­но це­лу­ет су­хие гу­бы, дрог­нувшие и рас­крыв­ши­еся навс­тре­чу.

— Прос­ти, по­жалуй­ста. Я ве­рю, бе­зус­ловно ве­рю са­мой ум­ной уче­нице фа­куль­те­та Гриф­финдор за пос­ледние сто лет. Но мне тре­вож­но.

— Я по­нимаю, — она взды­ха­ет и сно­ва при­жима­ет­ся к его гру­ди, об­ни­ма­ет, — но я так дав­но не ви­дела их. Са­ма по­сыла­ла вес­точку еще в кон­це прош­ло­го го­да. Они бес­по­ко­ят­ся за ме­ня. И сей­час… так хо­чет­ся по­делить­ся с ма­мой…

По­раз­мыслив нем­но­го, он пред­ла­га­ет:

— На этой не­деле мне нуж­но в Лон­дон по од­но­му де­лу с кон­то­рой Грин­грас­са. От­пра­вим­ся вмес­те, сде­ла­ем вид, что про­гули­ва­ем­ся по ма­гази­нам. Ты встре­тишь­ся с ро­дите­лями, а я прик­рою те­бя.

— Хо­рошо! — в ка­рих гла­зах вспы­хива­ет яр­кая и чис­тая ра­дость, — мис­тер Мал­фой, я так люб­лю вас, вы прос­то не пред­став­ля­ете!

— Что ж, мис­сис Мал­фой, а не до­казать ли вам свою лю­бовь на де­ле вот пря­мо сей­час?

Звон­кий смех ис­крит­ся в воз­ду­хе, про­низы­ва­ет дом, вы­рыва­ет­ся на­ружу, и ста­рые яб­ло­ни одоб­ри­тель­но по­качи­ва­ют вет­вя­ми и пе­решеп­ты­ва­ют­ся со строй­ны­ми кле­нами. Жи­вог­лот, ус­тавший ждать хо­зяй­ку на зад­нем крыль­це, през­ри­тель­но чи­ха­ет, пу­шит хвост и валь­яж­но ухо­дит в не­боль­шую ро­щицу.


* * *


Яр­кое ап­рель­ское сол­нце ль­ет по­ток зо­лота в вы­сокое ок­но, рас­черчи­ва­ет ров­ны­ми свет­лы­ми квад­ра­тами сто­леш­ни­цу по­лиро­ван­но­го чер­но­го де­рева, пла­вит­ся ме­дом в чаш­ке го­ряче­го чая, при­готов­ленно­го за­бот­ли­выми ру­ками Нар­циссы. Лю­ци­ус ос­то­рож­но бе­рет чаш­ку, де­ла­ет гло­ток, нас­лажда­ясь тер­пким на­сыщен­ным вку­сом аро­мат­но­го на­пит­ка.

Нар­цисса, чай, Ка­бинет — вот три не­из­менных сос­тавля­ющих его ут­ра уже мно­го лет. Этот час, с вось­ми до де­вяти, всег­да при­над­ле­жал толь­ко им. Что­бы ни слу­чилось на­кану­не, и что­бы ни про­ис­хо­дило се­год­ня, но ед­ва ча­сы от­би­вали во­семь ут­ра, он был в Ка­бине­те за сво­им сто­лом, ждал, ког­да ос­то­рож­но при­от­кро­ет­ся створ­ка две­ри, и по­кажет­ся Нар­цисса с ма­лень­ким се­реб­ря­ным под­но­сом, на ко­тором сто­ят два чай­ных при­бора. Она улы­балась од­ни­ми гла­зами, ак­ку­рат­но ста­вила под­нос на стол и про­тяги­вала ему чай. Са­ма са­дилась нап­ро­тив в крес­ло, ко­торое он всег­да по­дод­ви­гал для нее. Ме­нялись чай­ные па­ры, платья Нар­циссы, обив­ка ме­бели, вре­мена го­да и по­года за ок­ном, но она, он сам и тон­кая ти­шина ча­епи­тия всег­да ос­та­вались не­из­менны.

Пос­ле чая эта ти­шина обыч­но на­руша­лась. Они раз­го­вари­вали об обы­ден­ных де­лах, пла­нах, со­быти­ях. Спо­рили или сог­ла­шались друг с дру­гом, не ус­ту­пали или быс­тро при­ходи­ли к еди­ному мне­нию. Он знал, что лю­бая его выс­ка­зан­ная мысль тот­час же бу­дет об­ду­мана Нар­циссой, при­нята или же, на­обо­рот, рас­кри­тико­вана. Ни­ког­да не бы­ло рав­но­душия или нев­ни­мания с ее сто­роны, лю­бую его за­боту, ко­торой он де­лил­ся с ней, она при­нима­ла так, как буд­то та бы­ла и ее. Но и сог­ла­шалась с тем, что су­щес­тву­ют толь­ко его де­ла, так­же как и он пре­дос­тавлял ей пра­во не вме­шивать его в свои и толь­ко свои хло­поты.

Иног­да они поч­ти не раз­го­вари­вали. Он прос­матри­вал сче­та, бух­галтер­ские кни­ги, от­че­ты уп­равля­ющих. Она от­ве­чала на пись­ма, де­лала свои хо­зяй­ствен­ные за­писи, пе­ресев за сек­ре­тер в уг­лу. Им бы­ло дос­та­точ­но на­ходить­ся в од­ной ком­на­те, чувс­тво­вать при­сутс­твие друг дру­га, де­лить ут­ро друг с дру­гом.

Вот и сей­час Нар­цисса, уже до­пив свой чай, си­дит в крес­ле с не­боль­шим свит­ком в ру­ках, су­дя по все­му, пись­мом. Сол­нце ос­ве­ща­ет ее, иг­ра­ет бли­ками на во­лосах, прос­то уло­жен­ных ко­сой вок­руг го­ловы, на­сыща­ет цве­том ла­зури скром­ное до­маш­нее платье, от­че­го ее се­рые гла­за то­же при­об­ре­та­ют от­те­нок си­него. Ее рес­ни­цы чуть под­ра­гива­ют от яр­ко­го све­та, на лбу не­боль­шая мор­щинка меж чуть нах­му­рен­ных бро­вей.

— От Лю­теции, — со вздо­хом про­из­но­сит она, — у Юбе­ра сно­ва неп­ри­ят­ности. Она опять про­сит не­кото­рую сум­му, что­бы рас­пла­тить­ся с его кре­дито­рами.

— Да, Ро­же пи­сал мне и Дра­ко, — он то­же мор­щится при мыс­ли от фран­цуз­ских ку­зенов, веч­но про­сящих день­ги и по­лага­ющих, что бо­гатые ан­глий­ские ро­дичи дол­жны взять их на пол­ное со­дер­жа­ние. Ку­да де­лось сос­то­яние Аза­лин­ды, ко­торое она са­ма ос­но­ватель­но при­ум­но­жила вы­год­ны­ми вло­жени­ями и по­куп­кой нед­ви­жимос­ти? Ведь прош­ло все­го нем­но­гим ме­нее че­тырех лет с ее смер­ти. При всем же­лании и усер­дии не­воз­можно пот­ра­тить мил­ли­оны гал­ле­онов за та­кой ко­рот­кий срок.

— Что ска­зал Дра­ко?

— А ты как ду­ма­ешь? — Лю­ци­ус ус­ме­ха­ет­ся.

— От­ка­зал, ра­зуме­ет­ся, — сно­ва взды­ха­ет Нар­цисса, — по­тому Лю­теция пи­шет мне и упот­ребля­ет в пись­ме столь­ко ми­лых ком­пли­мен­тов.

Лю­ци­ус по­жима­ет пле­чами.

— Они на­поми­на­ют мне при­сосав­шихся пи­явок. Это­му на­до по­ложить ко­нец. Ес­ли по­ощ­рять их и даль­ше, то Юбер ока­жет­ся пол­ностью на шее Дра­ко и бу­дет не про­сить, а тре­бовать обес­пе­чивать его семью.

Нар­цисса бе­рет сле­ду­ющее пись­мо с под­но­са для кор­респон­денции.

— О, и вто­рое пись­мо от нее. Ви­димо, пер­вая со­ва зап­лу­тала и при­нес­ла поз­же… — она раз­во­рачи­ва­ет сви­ток, про­бега­ет гла­зами по строч­кам и не­воль­но вос­кли­ца­ет, — Мер­лин мой, ка­кой ужас!

— Что?

— Юбе­ра ед­ва не по­сади­ли в дол­го­вую яму, и он бе­жал, те­перь она да­же не зна­ет где он и что с ним! А к ним в по­местье вор­ва­лись кре­дито­ры и кол­лекто­ры, пе­ревер­ну­ли все верх дном в по­ис­ках Юбе­ра и де­нег. Она пи­шет, что Ро­же очень плох, а у нее на ру­ках не­вес­тка с ма­лень­кой внуч­кой. Умо­ля­ет не­мед­ленно прис­лать де­нег ли­бо при­ехать са­мим и спас­ти честь Мал­фо­ев, ина­че ро­довое по­местье бу­дет отоб­ра­но.

Лю­ци­ус кри­вит гу­бы в през­ри­тель­ной гри­масе.

— Раз­де­ли все на­писан­ное этой жен­щи­ной на сот­ню и по­лучишь все­го лишь в де­сять раз пре­уве­личен­ную кар­ти­ну.

— Мне ка­жет­ся, она пи­шет прав­ду, — Нар­цисса хму­рит­ся, пе­речи­тывая пись­мо, — это пос­ла­ние очень от­ли­ча­ет­ся от пре­дыду­щего. Лю­ци­ус, на­до по­мочь им. Ес­ли все об­сто­ит дей­стви­тель­но так, то ведь же­на и дочь Юбе­ра ни в чем не ви­нова­ты.

— Ми­лая, я бо­лее чем уве­рен, что мой ку­зен ус­пешно при­кан­чи­ва­ет пос­ледние бу­тыл­ки в фа­миль­ном вин­ном пог­ре­бе, Лю­теции прос­то не хва­тило не­ко­ей сум­мы на оче­ред­ные ман­тии, а так на­зыва­емый пле­мян­ник сей­час ку­тит в ка­ком-ни­будь игор­ном до­ме в Мон­те-Кар­ло, да­же не вспо­миная о же­не и до­чери. Все как обыч­но. Пос­чи­тай, сколь­ко раз до это­го дня они пла­кались и клян­чи­ли де­нег? Толь­ко с на­чала это­го го­да уже бы­ло око­ло пя­ти пи­сем. Нет, я не пош­лю им ни гал­ле­она, ни сик­ля, ни кна­та, Дра­ко тем бо­лее.

Нар­цисса ка­ча­ет го­ловой и неп­реклон­но под­жи­ма­ет гу­бы.

— Я отош­лю им из сво­их. Мне ка­жет­ся, на этот раз Лю­теции дей­стви­тель­но нуж­на по­мощь.

Нар­цисса под­ни­ма­ет­ся и идет к сек­ре­теру. Лю­ци­ус хмы­ка­ет и до­пива­ет чай. Мал­фуа — не Мал­фой, так всег­да го­ворил отец. Сес­тру Аб­раксас лю­бил, ува­жал и счи­тал­ся с ее мне­ни­ем, но брак ее в от­кры­тую на­зывал ме­заль­ян­сом и от­зы­вал­ся с през­ре­ни­ем о семье ее му­жа. Зная Аза­лин­ду, дей­стви­тель­но, бы­ло труд­но по­нять этот вы­бор. С ее про­ис­хожде­ни­ем, умом, кра­сотой и при­даным она мог­ла выб­рать лю­бого ма­га в Ве­ликоб­ри­тании и Ир­ландии. Од­на­ко пред­почла пусть ро­дови­того и чис­токров­но­го, но ни­щего и бес­ха­рак­терно­го фран­цу­зиш­ку, зас­та­вила его при­нять свою фа­милию, пе­ре­ина­чен­ную на фран­цуз­ский лад, и пос­пе­шила пе­ре­ехать к му­жу в Нант. Лю­ци­ус по­доз­ре­вал, что тут бы­ла за­меша­на ка­кая-то ис­то­рия лю­бов­но­го тол­ка, но отец и те­туш­ка ни­ког­да да­же сло­вом не про­гова­рива­лись об этом. Она бы­ла гла­вой семьи, а не муж, но к со­жале­нию, ее сын и внук не уда­лись, не взяв ни­чего от ее же­лез­но­го ха­рак­те­ра и сталь­ной во­ли. Ро­же так же вял и сла­боду­шен, как и его отец, Юбер же, ви­димо, по­шел в род­ню сво­ей ма­тери, сла­вив­шей­ся сре­ди фран­цуз­ской чис­токров­ной зна­ти неп­ревзой­ден­ным уме­ни­ем про­сажи­вать гран­ди­оз­ные сум­мы на скач­ках, за кар­точным сто­лом и в ку­тежах.

Не­гоже все-та­ки взва­ливать их на Нар­циссу, на­до по­поз­же вы­яс­нить, как на са­мом де­ле об­сто­ят де­ла у ник­чемно­го ку­зена и его пар­шивца-сы­на.

Нар­цисса, скло­нив­шись над пись­мом, рас­се­ян­но по­кусы­ва­ет кон­чик пе­ра. Лю­ци­ус не­воль­но улы­ба­ет­ся, наб­лю­дая за ней. Эта ее при­выч­ка, ко­торую с дав­них школь­ных лет он под­ме­тил еще у ма­лень­кой Нар­циссы Блэк, вы­пол­нявшей до­маш­ние за­дания в сли­зерин­ской Гос­ти­ной, так и ос­та­лась у взрос­лой, ак­ку­рат­ной во всем Нар­циссы Мал­фой.

Сол­нце проб­ра­лось уже в даль­ний угол и сно­ва впле­та­ет зо­лотые ни­ти в се­реб­ристые ко­сы, лас­тится к тон­кой ла­дони. Лю­ци­ус не мо­жет отор­вать­ся, наг­ля­деть­ся на же­ну. На­вер­ное, вот од­на из при­чин, по­чему он так лю­бит этот ут­ренний час. По­тому что в этот час мож­но прос­то смот­реть на Нар­циссу, ми­лую, у­ют­ную, теп­лую, лю­бовать­ся ею, не при­над­ле­жащей в этот мо­мент ни­кому, кро­ме не­го.

Мно­го лет то­му на­зад Аб­раксас Мал­фой был в жес­то­кой враж­де с Сиг­ну­сом Блэ­ком, и Лю­ци­ус да­же по­мыс­лить не мог, что ког­да-то ста­нет му­жем Нар­циссы Блэк. Од­нажды отец пря­мо за­вел раз­го­вор о же­нить­бе. Наз­вал име­на де­вушек, по­тен­ци­аль­ных не­вест, и все они со­от­ветс­тво­вали его раз­борчи­вому вку­су и вы­сочай­шим тре­бова­ни­ям. С не­кото­рыми из них Лю­ци­ус учил­ся в Хог­вар­тсе и неп­ло­хо знал. В этом спис­ке не бы­ло сес­тер Блэк, впро­чем, Нар­цисса тог­да бы­ла сов­сем еще юна.

«Об­ра­ти вни­мание на дочь Маг­ну­са Ри­вен­волда Хиль­ду, — ро­котал отец сво­им гус­тым ба­рито­ном, — не на стар­шую, как там бишь ее? Та хо­роша, но пус­то­вата, а в Хиль­де есть по­рода. Так­же упо­мяну Силь­ва­ну Джаг­сон, Лу­изу Розье и Ан­тею Фо­ули. Все они про­ис­хо­дят из се­мей с бе­зуп­речным про­ис­хожде­ни­ем и креп­ким фи­нан­со­вым по­ложе­ни­ем, а с их от­ца­ми я имею весь­ма проч­ные свя­зи. Кро­ме то­го, эти де­вицы вос­пи­таны как нас­то­ящие ле­ди, на этом осо­бо нас­та­ива­ет твоя ма­туш­ка. На мой взгляд, на­илуч­шей пар­ти­ей, кро­ме Ри­вен­волдов, бы­ла бы Фе­тида Ур­харт, но тут мы опоз­да­ли, она сго­воре­на. Так что, хо­рошо по­думай, сын, и сде­лай пра­виль­ный вы­бор».

Лю­ци­ус от­малчи­вал­ся под ли­чиной поч­ти­тель­но­го вни­мания. С Хиль­дой и Силь­ва­ной они бы­ли ро­вес­ни­ки и учи­лись на од­ном кур­се. Хиль­да дей­стви­тель­но бы­ла нас­то­ящей ле­ди, в ее жи­лах тек­ла бла­город­ная кровь. Изыс­канная, утон­ченная, с бе­зуко­риз­ненны­ми ма­нера­ми, она вну­шала лег­кое бла­гого­вение. Силь­ва­на, так­же прек­расно вос­пи­тан­ная, гор­дая и в от­ли­чие от блек­лой, слов­но на­рисо­ван­ной по­луп­розрач­ны­ми ак­ва­рель­ны­ми крас­ка­ми, Хиль­ды — зла­тово­лосая, зе­леног­ла­зая, неж­ная и све­жая, как ут­ренний цве­ток. Лу­иза Розье бы­ла на год стар­ше, от­ли­чалась ос­тро­уми­ем и лег­костью в об­ще­нии. Ан­тея Фо­ули бы­ла на три го­да млад­ше, ми­ловид­ная, с жи­вым и ве­селым нра­вом, звон­ким сме­хом. Они все бы­ли хо­роши, эти де­вуш­ки из са­мых знат­ных и чис­токров­ных се­мей­ств. Толь­ко ник­то из них не был ему ну­жен, кро­ме мол­ча­ливой среб­ро­косой де­воч­ки с без­донно-се­рыми гла­зами, ко­торая еще не окон­чи­ла Хог­вартс, и при упо­мина­нии фа­милии ко­торой отец при­ходил в бе­шенс­тво.

Лю­цу­иус тог­да не знал, что ждет его в бу­дущем, со­вер­шенно не пред­став­лял, что де­лать, ес­ли отец все-та­ки бу­дет нас­та­ивать на же­нить­бе в бли­жай­шем вре­мени. Он чувс­тво­вал се­бя заг­нанным в ла­биринт, у ко­торо­го ог­ромное ко­личес­тво хо­дов, но нет вы­хода. Что, ес­ли бы тог­да отец дей­стви­тель­но пос­та­вил бы его пе­ред не­об­хо­димостью бра­ка на од­ной из этих де­вушек? Он бы же­нил­ся? А Нар­цисса, окон­чив Хог­вартс, выш­ла бы за До­ри­ана Де­лэй­ни и сей­час жи­ла где-то в Ев­ро­пе? Ка­кой бы ста­ла его жизнь без нее? Ка­ким бы он был без нее? Был бы тем же са­мым Лю­ци­усом?

На­вер­ное, нет. Она на­чина­ет его день, за­да­ет ему ритм и вкус. Она тво­рит его ночь, да­вая си­лы и воз­можнос­ти. Нар­цисса всег­да сто­ит за его пле­чом, обод­ря­ет и под­держи­ва­ет, и во мно­гом ме­рило его дел. Она соз­да­ет его мир та­ким, ка­кой он есть. Вся его жизнь пош­ла бы по дру­гому пу­ти, во ть­му и лед, ес­ли бы не она. У его судь­бы гла­за Нар­циссы.

Вот она си­дит, сос­ре­дото­чен­ная, опять при­кусив­шая кон­чик пе­ра, пос­ту­кива­ет тон­ки­ми паль­ца­ми по стоп­ке пер­га­мен­та. На ще­ку упа­ла пряд­ка, не­покор­но вы­бив­ша­яся из-под шпиль­ки. И ему так хо­чет­ся уб­рать пряд­ку за уш­ко, шеп­нуть в не­го па­ру сло­вечек, от ко­торых оно по­розо­ве­ет, неж­но по­цело­вать в ви­сок.

Вот в этом суть каж­до­го ут­ра его жиз­ни. В Нар­циссе. В том, что она с ним и здесь. И всег­да бу­дет.

Стран­но бы­ло пред­ста­вить, что ее мес­то мог­ло быть за­нято дру­гой жен­щи­ной. Дру­гая го­тови­ла бы ему чай, при­каса­лась лег­ки­ми ру­ками, уни­мая го­лов­ную боль, сме­ялась над его шут­ка­ми, ро­дила сы­на… Это мог­ла быть Силь­ва­на Джаг­сон, уме­ющая взма­хом рес­ниц рас­па­лить неп­ри­мири­мую муж­скую враж­ду и де­ла­ющая со­пер­ни­ками да­же са­мых близ­ких дру­зей. Или же Лу­иза Розье, за ум­ной бе­седой и ос­трос­ло­ви­ем пря­чущая бес­чувс­твен­ность и хо­лод се­вер­ной зи­мы. Мог­ла быть Ан­тея Фо­ули, и она ве­селой яр­кой ба­боч­кой пор­ха­ла бы по мрач­ным за­лам Мал­фой-Ме­нора, го­товая день и ночь толь­ко лишь раз­вле­кать­ся и ус­тра­ивать при­емы и ба­лы. Или это бы­ла бы Хиль­да Ри­вен­волд, и сей­час они си­дели в ажур­ной прох­ла­де мол­ча­ния, раз­де­лен­ные нез­ри­мой сте­ной, да­лекие и бе­зучас­тные друг к дру­гу.

Ан­тея ув­леклась ис­кусс­твом, ста­ла ху­дож­ни­цей и те­перь ез­ди­ла по ми­ру, все та­кая же смеш­ли­вая, пол­ная энер­гии и со­вер­шенно сво­бод­ная. Хиль­да ста­ла мис­сис Юд­жи­ус Нотт, Силь­ва­ну отец вы­дал за­муж за Эмет­ри­уса Эй­ве­ри, а Лу­иза ста­ла же­ной Пер­сея Пар­кинсо­на. Стран­но, что эти жен­щи­ны, вос­пи­тан­ные, изящ­ные, иде­аль­ные ле­ди, без­мол­вно ус­ту­пали Нар­циссе, бе­зого­вороч­но приз­на­вая ее ко­роле­вой выс­ше­го ма­гичес­ко­го об­щес­тва. Нар­цисса не стре­милась к это­му, но так по­лучи­лось. И, на­вер­ное, имен­но это де­лало ее ко­роле­вой. Она ца­рила бе­зо вся­ких уси­лий, всег­да бы­ла нем­но­го над тол­пой, выг­ля­дела сре­дото­чи­ем то­го, чем хо­тел бы об­ла­дать чис­токров­ный, ро­дови­тый и бо­гатый маг. И Лю­ци­ус не раз с зу­бов­ным скре­жетом за­мечал нап­равлен­ные на нее взгля­ды, пол­ные не толь­ко вос­хи­щения, но и ал­чнос­ти, страс­ти и по­хоти, жаж­ды об­ла­дания. И бы­ли взгля­ды тос­кли­вые, из­му­чен­ные тай­ной лю­бовью и по­нима­ни­ем не­дос­ти­жимос­ти этой жен­щи­ны. Вер­нее, был один та­кой взгляд, и Лю­ци­ус с глу­боким удов­летво­рени­ем встре­тил весть о смер­ти вла­дель­ца это­го взгля­да.

Иног­да он ло­вил взгля­ды жен­щин на Нар­циссу, оце­нива­ющие, при­меря­ющие ее по­ложе­ние на се­бя, за­вис­тли­вые и рев­ни­вые. Та­ких взгля­дов бы­ло не­мало, но Нар­цисса слов­но их не за­меча­ла. И опять же стран­но — Силь­ва­на и Хиль­да, од­ни из нем­но­гих, кто ре­аль­но мог пре­тен­до­вать на по­ложе­ние Нар­циссы (как в прош­лом, в ка­чес­тве его не­сос­то­яв­шихся не­вест, так и в нас­то­ящем — как знат­ные чис­токров­ные вол­шебни­цы, суп­ру­ги од­них из са­мых вы­соко­пос­тавлен­ных По­жира­телей Смер­ти), всег­да смот­ре­ли на Нар­циссу так, точ­но она бы­ла стар­ше них и име­ла пра­во вес­ти их за со­бой и быть при­мером и об­разцом для под­ра­жания.

«А Хиль­да те­перь пла­чет, не пе­рес­та­вая…»

Лю­ци­уса не­воль­но об­да­ет хо­лодом, ког­да имя не­сос­то­яв­шей­ся не­вес­ты и суп­ру­ги од­но­го из его при­яте­лей слов­но тя­нет за со­бой эхо слов, зву­чав­ших на­кану­не в этой же ком­на­те.

Вче­ра пос­ле ухо­да Нар­циссы, ед­ва он прис­ту­пил к прос­мотру но­вой поп­равки к За­кону о скви­бах, из ка­мина вы­шел, вер­нее, вы­валил­ся Юд­жи­ус Нотт. Пь­яный Юд­жи­ус Нотт, как сра­зу по­нял Лю­ци­ус. Неж­данный гость по­шат­нулся и вып­ря­мил­ся, об­вел блуж­да­ющим взгля­дом ком­на­ту и, за­метив хо­зя­ина, рас­тя­нул гу­бы в ух­мылке, ви­димо, дол­женс­тву­ющей оз­на­чать при­ветс­твие.

— Я что, в Мал­фой-Ме­норе?

Лю­ци­ус без­мол­вно кив­нул. Нотт еще раз пь­яно ух­мыль­нул­ся, про­шел к не­боль­шо­му ба­ру, без це­ремо­ний вы­тащил бу­тыл­ку ог­не­вис­ки и щед­ро плес­нул в ста­кан.

— Твое здо­ровье, друг мой. И всей тво­ей семьи.

Лю­ци­ус нас­то­рожен­но мол­чал, по­ка Нотт не опус­то­шил ед­ва по­чатую бу­тыл­ку на треть. Их зна­комс­тво со школь­ной семьи, один круг об­ще­ния, ин­те­ресов и слу­жения Лор­ду сбли­зили их нас­толь­ко, что они счи­тались близ­ки­ми друзь­ями. Лю­ци­ус был ша­фером на его свадь­бе, был ком­пань­оном по од­но­му биз­нес-про­ек­ту. Пос­ле пер­во­го па­дения Лор­да они под­держи­вали друг дру­га, Нот­ты бы­ли час­ты­ми гос­тя­ми в Мал­фой-Ме­норе. Од­на­ко по­доб­но­го по­веде­ния за Юд­жи­усом он не при­поми­нал. Но по­нимал. И по­тому мол­чал, ни­чего не пред­при­нимая и лишь ожи­дая его даль­ней­ших дей­ствий.

Нотт поч­ти упал в крес­ло у пись­мен­но­го сто­ла, все еще прид­ви­нутое пос­ле ча­епи­тия, и глу­хо про­бор­мо­тал:

— Она пла­чет. Все вре­мя пла­чет. Но­чи и дни нап­ро­лет.

Лю­ци­ус ощу­тил ос­трое же­лание на­лить ог­не­вис­ки и се­бе. Он прек­расно знал, кто пла­чет и по­чему. А Юд­жи­ус под­нял на не­го гла­за, крас­ные и вос­па­лен­ные, уда­рил ку­лаком по руч­ке крес­ла и про­дол­жил:

— И эти трус­ли­вые пре­дате­ли ук­ра­ли их!

— Кто? Ко­го? — не по­нял Лю­ци­ус. В го­лове про­нес­лись де­сят­ки до­гадок, но сло­ва Юд­жи­уса бы­ли слиш­ком ту­ман­ны.

— Буллстро­уды! — вып­лю­нул ярос­тно Нотт, — они сбе­жали с мо­ей внуч­кой! Вык­ра­ли Мил­ли­сен­ту с ре­бен­ком из по­местья и скры­лись, и толь­ко Са­лазар зна­ет ку­да! Сво­лочи! Пре­дате­ли!

Лю­ци­ус все-та­ки на­лил се­бе нем­но­го ог­не­вис­ки, на­кол­до­вав па­ру ку­биков ль­да. Но­вость бы­ла слиш­ком оше­лом­ля­ющей для чет­верти де­сято­го ут­ра.

— Как это про­изош­ло? — спро­сил он, при­губив ог­не­вис­ки и об­ра­тив вни­мание на бес­по­рядок в одеж­де Нот­та. Нотт всег­да был ще­голем, но се­год­ня его кам­зол был в тем­ных пят­нах, пыль­ная ман­тия пор­ва­на на пле­че.

Юд­жи­ус сно­ва уда­рил ку­лаком по руч­ке крес­ла, опас­но скрип­нувшей.

— По всей ви­димос­ти, по­зав­че­ра пос­ле обе­да. До­мови­ки ска­зали, что мать при­ходи­ла на­вес­тить Мил­ли­сен­ту в че­тыре ча­са по­полуд­ни и уш­ла не­задол­го до пя­тича­сово­го чая. Мил­ли­сен­та не вы­ходи­ла к чаю и ужи­ну, прис­ла­ла за­пис­ку, что чувс­тву­ет се­бя не­важ­но, и про­сила не бес­по­ко­ить ее. Хиль­да го­вори­ла с ней че­рез дверь и не за­мети­ла ни­чего осо­бен­но­го. Мы хва­тились их вче­ра ут­ром. Ока­залось, что го­лосом Мил­ли­сен­ты го­вори­ла за­чаро­ван­ная кук­ла, а ее са­мой и ре­бен­ка нет. Вна­чале да­же не за­подоз­ри­ли, иног­да она от­лу­чалась к сво­ей семье на па­ру ча­сов, не пре­дуп­ре­див нас. Хиль­да ре­шила свя­зать­ся с Буллстро­уда­ми, — Нотт плес­нул се­бе ог­не­вис­ки и зал­пом вы­пил пол­ста­кана, — а их нет. Дом пуст, да­же по­ганых до­мови­ков нет. По го­рячим сле­дам мои лю­ди пот­рясли всех их родс­твен­ни­ков, дру­зей, зна­комых. Ни­чего! Они опус­то­шили свой счет в Грин-Гот­тсе. Ма­ри­уса Буллстро­уда ви­дели в Лют­ном пе­ре­ул­ке в лав­ках, тор­гу­ющих за­щит­ны­ми аму­лета­ми и зап­ре­щен­ны­ми зель­ями. Од­но­го из ла­воч­ни­ков я при­щучил. Ока­зыва­ет­ся, Ма­ри­ус за­казал ог­ромную пор­цию «Фе­ликс Фе­лицис» и вы­купил его бук­валь­но на той не­деле. Го­товил зелье один из луч­ших зель­ева­ров Лют­но­го. Они го­тови­лись к по­бегу, Люц! Все прос­чи­тали, все под­го­тови­ли, не ос­та­вили ни­каких сле­дов, ни­каких за­цепок. Они прос­то про­вали­лись сквозь зем­лю. Как буд­то ис­па­рились, по­нима­ешь? Они мо­гут быть где угод­но, хоть в Авс­тра­лии, хоть в Бра­зилии.

— Ты об­ра­щал­ся к Гос­по­дину?

— Нет. — Нотт сно­ва оп­ро­кинул ста­кан ог­не­вис­ки, но скла­дыва­лось впе­чат­ле­ние, что чем боль­ше он пил, тем боль­ше трез­вел. По край­ней ме­ре, сей­час он не выг­ля­дел та­ким пь­яным, как ког­да вы­валил­ся из ка­мина.

— Он мог бы по­мочь, — ос­то­рож­но за­метил Лю­ци­ус.

Нотт ис­ко­са гля­нул на не­го, но быс­тро от­вел взгляд.

— Воз­можно. Но Гос­по­дину сей­час не до на­ших проб­лем.

Лю­ци­ус по­жал пле­чами.

— Он всег­да вни­мате­лен к на­шим проб­ле­мам.

Нотт вско­чил и за­метал­ся по ком­на­те. Хо­тя Ка­бинет был дос­та­точ­но прос­то­рен, в нем сво­бод­но и с ком­фортом раз­ме­щал­ся весь Ближ­ний Круг Лор­да Вол­де­мор­та, но от ли­хора­доч­ных и су­ет­ли­вых пе­реме­щений Нот­та ка­залось, что прос­транс­тво, не за­нятое ме­белью, су­зилось, ста­ло втрое мень­ше, сте­ны приб­ли­зились и ста­ли ни­же.

— Кры­сы бе­гут, — про­цедил он сквозь зу­бы, — по­нима­ешь, Люц? Эти тва­ри слов­но вы­жида­ли, слов­но по­чу­яли что-то. Су­кин сын Ма­ри­ус всег­да ви­лял хвос­том и дво­едуш­ни­чал. Го­ворил, что ни­ког­да в жиз­ни да­же не на­де­ял­ся на то, что по­род­нится с са­мими Нот­та­ми. Все хло­пал по пле­чу и ли­цемер­но ска­лил­ся. А сам в это вре­мя… Как толь­ко этот не­доно­сок Эй­ве­ри убил мо­его Тео… — Нотт осек­ся на име­ни сы­на, сжал ку­лаки и схва­тил бу­тыл­ку ог­не­вис­ки. Тря­сущи­мися ру­ками на­лил се­бе пол­ный ста­кан, вы­пил и ус­та­вил­ся в угол не­мига­ющим взгля­дом.

— А Хиль­да те­перь пла­чет, не пе­рес­та­вая, — глу­хо ска­зал он че­рез нес­коль­ко ми­нут, — у нее боль­ше нет сы­на. И не бу­дет внуч­ки.

— Со­чувс­твую. Пе­редай ей, что мы всег­да под­держим ее.

Нотт скри­вил гу­бы и под­нял тем­ный мут­ный взгляд. Толь­ко те­перь ста­ло вид­но, что он все-та­ки пь­ян так, что в нем, ви­димо, сме­тало все прег­ра­ды, воз­ве­ден­ные ха­рак­те­ром, вос­пи­тани­ем и жиз­ненным опы­том. Он по­кач­нулся, схва­тив­шись за спин­ку крес­ла.

— Со­чувс­тву­ешь? Под­держишь?

Он вдруг шаг­нул к сто­лу и опер­ся ку­лака­ми об сто­леш­ни­цу, на­вис над Лю­ци­усом, об­дав тя­желым за­пахом пе­рега­ра.

— Не прит­во­ряй­ся, что зна­ешь, что та­кое со­чувс­твие, Люц. Ты прос­то не спо­собен на это, по­тому что за­гово­рен от не­удач и по­терь. Ты ве­зун­чик. У те­бя ве­лико­леп­ная же­на, поч­ти­тель­ный и пос­лушный сын и пусть гряз­нокров­ная, но воз­несша­яся вы­ше мно­гих не­вес­тка. Те­бя и твою семью Лорд от­ли­ча­ет бо­лее про­чих. Ко­му и за­чем те­бе со­чувс­тво­вать, друг? Та­кие, как ты, не зна­ют бед и не сни­зой­дут до бед дру­гих лю­дей.

Лю­ци­ус ощу­тил, как в нем под­ня­лась вол­на гне­ва, ко­торую он с тру­дом по­давил. Он пос­та­рал­ся как мож­но спо­кой­нее ска­зать в на­вис­шее одут­ло­ватое ли­цо с вос­па­лен­ны­ми гла­зами и бь­ющей­ся жил­кой на вис­ке:

— По­лагаю, те­бе не­об­хо­димо от­дохнуть. Ты слиш­ком вы­мотан.

Нотт рез­ко вып­ря­мил­ся и от­сту­пил к ка­мину. На его ли­це бы­ла та же кри­вая гри­маса зло­бы. Он швыр­нул горсть Ле­туче­го По­роха в пла­мя и ис­чез в зе­леном ог­ненном во­дово­роте.

Лю­ци­ус не­воль­но смот­рит на ка­мин, вос­кре­сив в па­мяти вче­раш­ний раз­го­вор. Уз­нав от не­го о слу­чив­шемся, Нар­цисса днем на­вес­ти­ла Нот­тов. Вер­ну­лась расс­тро­ен­ная, рас­ска­зав, что Хиль­да дей­стви­тель­но бес­прес­танно пла­чет, Юд­жи­уса нет, а в до­ме уг­не­та­ющая ат­мосфе­ра.

Он не­воль­но по­водит пле­чами. Все­го лишь ме­сяц на­зад был жив Те­одор, Мил­ли­сен­та ро­дила дочь, Хиль­да выг­ля­дела счас­тли­вой, а Юд­жи­ус был до­волен жизнью и под­шу­чивал нал Лю­ци­усом, на­мекая о про­дол­же­нии ро­да. Но семья Нот­тов раз­ру­шилась в од­но мгно­венье. В се­реди­не мар­та По­жира­тель Смер­ти Те­одор Нотт был убит дру­гим По­жира­телем Смер­ти Оде­сом Эй­ве­ри. Убий­ца не от­ри­цал сво­ей ви­ны, на­обо­рот, доб­ро­воль­но сдал­ся на суд Лор­да Вол­де­мор­та. Гос­по­дин был весь­ма не­дово­лен — Те­одор был од­ним из са­мых Его лю­бимых мо­лодых По­жира­телей — и при­гово­рил Оде­са к смер­тной каз­ни. Эмет­ри­ус Эй­ве­ри нап­расно мо­лил о снис­хожде­нии для единс­твен­но­го сы­на и про­сил за­менить казнь лю­бым дру­гим на­каза­ни­ем. Юд­жи­ус прок­ли­нал Эй­ве­ри, рвал­ся сам при­вес­ти при­говор в ис­полне­ние, но Гос­по­дин взял де­ло в Свои ру­ки «во имя спра­вед­ли­вос­ти». Эмет­ри­ус и Силь­ва­на Эй­ве­ри дол­жны бы­ли смот­реть на казнь сы­на, так им по­велел Гос­по­дин. И они смот­ре­ли. Лю­ци­усу вре­зались в па­мять их ли­ца, хо­тя он не смог бы до­под­линно ска­зать, что они чувс­тво­вали в этот мо­мент.

Об­щес­твен­ное мне­ние клей­ми­ло Оде­са, по­рица­ло Эй­ве­ри, так упус­тивших сво­их де­тей, и со­чувс­тво­вало Нот­там. Эмет­ри­ус и Юд­жи­ус вхо­дили в Ближ­ний Круг, и пос­ле каз­ни Лорд пре­дуп­ре­дил о не­допус­ти­мос­ти рас­ко­ла «из-за это­го неп­ри­ят­но­го ин­ци­ден­та меж­ду ва­шими деть­ми», как вы­разил­ся Он. И они под­чи­нились. Все так­же встре­чались на при­емах в од­них и тех же до­мах, в Ми­нис­терс­тве, на встре­чах Ближ­не­го Кру­га. Нотт скри­пел зу­бами, но мол­чал. Эй­ве­ри выг­ля­дел се­рой и не­мой тенью.

Лю­ци­ус не брал­ся су­дить ни то­го, ни дру­гого. Он не знал, как бы вел се­бя он, ес­ли, ни при­веди Са­лазар, по­доб­ное слу­чилось с ни­ми.

Точ­ную при­чину раз­мол­вки и убий­ства ник­то не знал, хо­тя кур­си­рова­ли раз­ные слу­хи. Лю­ци­ус расс­пра­шивал Дра­ко, под­держи­вав­ше­го при­ятель­ские от­но­шения с Те­одо­ром, но сын по­нача­лу хму­ро от­малчи­вал­ся и пе­рево­дил раз­го­вор. Лишь пос­ле нас­той­чи­вых расс­про­сов он не­хотя рас­ска­зал не­лицеп­ри­ят­ную прав­ду о слу­чив­шемся. Одес за­щищал де­вуш­ку, ко­торую обес­честил Те­одор. Нотт млад­ший всту­пил в связь с ней во вре­мя бе­ремен­ности же­ны. Она бы­ла из бед­ной, но хо­рошей чис­токров­ной семьи, ее отец ра­ботал мас­те­ром на фир­ме по из­го­тов­ле­нию ме­тел, при­над­ле­жав­шей Нот­там. Она за­бере­мене­ла, но Те­одо­ру, ко­неч­но, не нуж­на бы­ла ог­ласка, он при­пуг­нул ее, уг­ро­жая ли­шить от­ца ра­боты, и зас­та­вил из­ба­вить­ся от ре­бен­ка. Она не смог­ла ута­ить все от от­ца, тот был взбе­шен, вор­вался в ка­бинет к стар­ше­му Нот­ту, уг­ро­жал, это слы­шали мно­гие сот­рудни­ки фир­мы. Че­рез нес­коль­ко дней пос­ле это­го мас­те­ра раз­бил па­ралич, а его дочь ис­чезла. Ее те­ло спус­тя па­ру не­дель наш­ли в ка­ком-то гряз­ном пе­ре­ул­ке маг­лов­ско­го Лон­до­на. Ес­тес­твен­но, Нот­ты от все­го от­крес­ти­лись, спус­ти­ли ви­ну на маг­лов, но полз ше­поток, что Нот­та млад­ше­го ви­дели не­дале­ко от то­го са­мого пе­ре­ул­ка. Одес, уз­навший об этом, при­шел к Те­одо­ру, выз­вал его на ду­эль и, не дав опом­нить­ся, пус­тил «Ава­ду».

Пусть си­ту­ация не бы­ла обы­ден­ной, но и не вы­бива­лась из ря­да мно­гих дру­гих по­хожих слу­ча­ев. Единс­твен­ное, что ос­та­лось не­понят­ным Лю­ци­усу — по­чему мо­лодо­го Эй­ве­ри так за­дела судь­ба этой дев­чонки, что он по­шел на убий­ство ее обид­чи­ка?

«Го­ворят, он был дав­но и тай­но влюб­лен в нее, па­па, — нег­ромко от­ве­тил Дра­ко на его не­выс­ка­зан­ный, но, ви­димо, по­нят­ный без слов воп­рос, — и не смог спус­тить Тео то, как тот жес­то­ко обо­шел­ся с ней».

Лю­ци­ус лишь по­качал го­ловой. Глу­пая не­об­ду­ман­ная связь обош­лась не­мыс­ли­мо до­рого са­мому Те­одо­ру и его семье, прер­ва­ла род дру­гой чис­токров­ной семьи. У Эй­ве­ри боль­ше не бы­ло де­тей, их дочь бес­след­но про­пала нес­коль­ко лет на­зад. Тог­да в зо­лотых во­лосах Силь­ва­ны по­яви­лись пер­вые се­реб­ря­ные ни­ти, и по­тух блеск в гла­зах. Сей­час же, пос­ле смер­ти сы­на она выг­ля­дела пос­та­рев­шей на доб­рый де­сяток лет и со­вер­шенно рав­но­душ­ной к про­ис­хо­дяще­му вок­руг. Тот, кто ви­дел ее в мо­лодос­ти, нын­че и не приз­нал бы преж­нюю гор­дую кра­сави­цу, сво­див­шую с ума не­задач­ли­вых ка­вале­ров.

При­шед­ших про­водить в пос­ледний путь Оде­са Эй­ве­ри, не до­жив­ше­го до сво­его двад­ца­типя­тиле­тия, бы­ло прис­кор­бно ма­ло, но Мал­фои бы­ли всей семь­ей. Лю­ци­ус еще раз по­дошел к Эй­ве­ри с вы­раже­ни­ем со­болез­но­ваний. У Эме­та бы­ло по­терян­ное ли­цо, и он сла­бо кив­нул. Силь­ва­на, ху­дая, вся в чер­ном, лишь под­ня­ла на не­го угас­ший пус­той взгляд и ни­чего не от­ве­тила. Мис­сис Оно­рина Эй­ве­ри, мать Эме­та, гром­ко всхли­пыва­ла, по­луле­жа в крес­ле. К ней под­плы­ли три да­мы, даль­ние родс­твен­ни­цы, ок­ру­жили плот­ным кру­гом, при­нялись шур­шать юб­ка­ми, под­но­сить к гла­зам плат­ки, на­капы­вать Ус­по­ко­итель­ные зелья, ос­тро за­пах­шие лан­ды­шем и ва­лери­аной. Муж­чи­ны отош­ли к ок­ну, и там, не щу­рясь гля­дя на яр­кое по­луден­ное сол­нце в бе­зоб­лачном не­бе ран­ней вес­ны, Эмет­ри­ус Эй­ве­ри за­гово­рил, и его ти­хие сло­ва упа­ли в па­мять Лю­ци­уса тя­желы­ми кам­ня­ми:

«Мы при­носим на­ших де­тей в жер­тву собс­твен­но­му вы­бору. Ког­да-ни­будь мы все поп­ла­тим­ся за это. Моя рас­пла­та уже на­чалась — род Эй­ве­ри угас­нет, у не­го нет бу­дуще­го. Ка­кой бу­дет твоя рас­пла­та, Лю­ци­ус?»

По спи­не Лю­ци­уса сно­ва тя­нет хо­лодом. Эти сло­ва бы­ли по­хожи на про­рочес­кие, но сла­ва Са­лаза­ру, Эмет не был про­рица­телем или про­роком. Это все­го лишь сло­ва. Ни Нотт, ни Эй­ве­ри не зна­ют. Ник­то еще да­же не до­гады­ва­ет­ся, что же­на Дра­ко но­сит ре­бен­ка. У ро­да Мал­фой есть бу­дущее.

И кто зна­ет, кто зна­ет, как от­ре­аги­ру­ют на эту весть те, чьи сы­новья и до­чери уш­ли без­детны­ми? Те, кто, как Эй­ве­ри и Нот­ты, ос­та­лись без про­дол­жа­телей фа­милий и ро­дов? Те, ко­му ког­да-то так или ина­че пе­реш­ли до­рогу Лю­ци­ус или Дра­ко? Кто счи­та­ет, что Мал­фои поль­зу­ют­ся все­ми бла­гами ми­ра и воз­не­сены Лор­дом Вол­де­мор­том на вер­ши­ну влас­ти со­вер­шенно не по зас­лу­гам? По­доб­ных ма­гов не­мало, и мно­гие из них бо­гаты и мо­гущес­твен­ны, ис­кусно вла­де­ют Тем­ны­ми ча­рами и об­ла­да­ют тем­но­маги­чес­ки­ми ар­те­фак­та­ми. На­падут ис­подтиш­ка, из-за спи­ны, чу­жими ру­ками, чу­жой ма­ги­ей. И не на Лю­ци­уса или Нар­циссу, а на тех, в ком та­ит­ся про­дол­же­ние ро­да Мал­фой, его жизнь. Сы­на мо­гут под­сте­речь пос­ле де­лово­го обе­да, на встре­че с биз­нес-пар­тне­рами, на вы­ходе из Грин­гот­тса, в Лют­ном или Ко­сом пе­ре­ул­ке, где-ни­будь пос­ле сход­ки По­жира­телей Смер­ти. Его же­ну мо­гут вир­ту­оз­но и аб­со­лют­но не­замет­но прок­лясть до смер­ти на зва­ном обе­де, под­лить яда в чай на буд­ничном пя­тича­совом ча­епи­тии, сгла­зить ре­бен­ка в ее чре­ве на бла­гот­во­ритель­ном ба­лу. Ко­неч­но, они за­щище­ны ро­довы­ми ча­рами, аму­лета­ми и про­чим, но зло­ба, не­нависть, жаж­да мес­ти мо­гут пой­ти на край­ние ме­ры. И тог­да… им с Нар­циссой сто­ять над мо­гила­ми, выс­лу­шивать ис­крен­ние и фаль­ши­вые со­болез­но­вания и мед­ленно па­дать в ад, в ко­торый прев­ра­тит­ся их су­щес­тво­вание. Да­же ес­ли по­том бу­дут най­де­ны ви­нов­ные, ни­чего нель­зя бу­дет из­ме­нить. А зна­чит… он дол­жен уп­ре­дить этих по­ка не­из­вес­тных, бе­зымян­ных и без­ли­ких.

Лю­ци­ус вы­ходит из-за сто­ла, в раз­думь­ях про­хажи­ва­ет­ся по ком­на­те, не за­мечая взгля­да от­влек­шей­ся от пись­ма Нар­циссы. Прис­та­вить к Дра­ко те­лох­ра­ните­лей. Сын вна­чале бу­дет про­тив, бу­дет воз­му­щать­ся, но под­чи­нит­ся, ког­да пой­мет, что это не шут­ки. К его же­не то­же? Са­лазар зна­ет, как по­ведет се­бя эта… дев­чонка. До сих пор она не вы­зыва­ла ни­каких на­река­ний и бес­по­кой­ства, ве­ла се­бя как нас­то­ящая чис­токров­ная ле­ди, как бы аб­сур­дно это ни зву­чало, учи­тывая ее про­ис­хожде­ние. Зна­чит, ох­ра­на. Или же…? Вне­зап­но на ум при­ходит стран­ная, слег­ка бе­зум­ная и в то же вре­мя со­вер­шенно ло­гич­ная мысль — пусть по­ка ник­то и не зна­ет. Пол­го­да, год, два. Сколь­ко не­об­хо­димо. Пусть внук ро­дит­ся, ок­репнет, под­растет, тог­да мож­но бу­дет объ­явить о нас­ледни­ке. Мал­фой-Ме­нор не­безо­пасен, слиш­ком мно­го ма­гов в нем бы­ва­ет. Дра­вен­дейл, ко­неч­но, за­щищен­нее, но и там бы­ва­ют гос­ти. А ведь есть дом в У­эль­се. В нем бы­вали толь­ко Мал­фои, из пос­то­рон­них ма­ло кто зна­ет о его на­личии, не то что о мес­то­нахож­де­нии. Да­же Бел­латри­са, семье ко­торой при­над­ле­жал ког­да-то этот дом, ни­ког­да не ин­те­ресо­валась и не бы­вала там. Ког­да-то он сам нак­ла­дывал на не­го ка­вер­зные и хит­рые ча­ры не­нахо­димос­ти, за­чаро­вав не толь­ко сам дом, но и мес­тность на ми­лю вок­руг. По­том кое-что до­бавил Дра­ко, за­вязав к то­му же зак­лятья на ро­довые перс­тни. У­еди­нение и за­щита. Сле­ду­ет приз­нать, умом и здра­вомыс­ли­ем же­на Дра­ко не об­де­лена, так что мо­жет по­нять и при­мирить­ся с по­ложе­ни­ем. Но воз­ни­ка­ет од­на прег­ра­да — Гос­по­дин. Он всег­да от­ли­ча­ет ее, справ­ля­ет­ся о здо­ровье, лю­бит по­гово­рить с ней о зель­ях, ру­нах и ча­рах. Тог­да тут один вы­ход — по­делить­ся с Ним сво­ими опа­сени­ями и по­лучить раз­ре­шение. На­до про­думать ли­нию раз­го­вора, под­го­товить все ар­гу­мен­ты так, что­бы Гос­по­дину не взду­малось под­ни­мать все на смех. Но в лю­бом слу­чае дей­ство­вать сле­ду­ет ос­то­рож­но и толь­ко вмес­те с Нар­циссой.

При­няв ре­шение, Лю­ци­ус обо­рачи­ва­ет­ся к же­не, за­печа­тыва­ющей сво­ей пе­чатью кон­верт с пись­мом.

— Цис­са, мне нуж­но об­го­ворить с то­бой неч­то очень важ­ное.


* * *


— Ла­ван­ды цвет, ди­ли-ди­ли, си­ний как лен, я ко­роле­вою бу­ду, ты ко­ролем. Си­ний как лен, ди­ли-ди­ли, ла­ван­ды цвет, я влюб­ле­на, ди­ли-ди­ли, и ты в от­вет, — мур­лы­ка­ет Гер­ми­она, ак­ку­рат­но уна­вожи­вая зем­лю вок­руг пя­того ро­зово­го кус­ти­ка.

Кус­ты чах­лы и нев­зрач­ны, но эти скром­ные по­беги вы­вела при по­мощи чар и про­рас­ти­ла она са­ма, чем очень гор­дится. Она взгля­дыва­ет на­верх и удов­летво­рен­но ки­ва­ет. С ут­ра про­шел лег­кий све­жий дож­дик, а сей­час не­бо за­волок­ли по­луп­розрач­ные свет­лые об­лачка. Теп­ло и влаж­но, иде­аль­ная по­года.

— Ла­ван­ды цвет, ди­ли-ди­ли, си­ний как лен, я влюб­ле­на, ди­ли-ди­ли, и ты влюб­лен.

С кон­чи­ка па­лоч­ки раз­ноцвет­ны­ми ис­корка­ми сып­лются зак­ли­нания рос­та, ук­репле­ния по­бегов, про­тив па­рази­тов и бо­лез­ней. Впро­чем, по­ка кус­ты не об­ра­ща­ют вни­мания на та­кую чут­кость и выг­ля­дят до­воль­но уны­ло. Но она все рав­но до­воль­на. Ес­ли все по­лучи­лось (а она в этом уве­рена на 99 це­лых и 99 со­тых про­цен­та), то бу­тоны бу­дут неж­но-си­ними с се­реб­ристым от­ли­вом ле­пес­тков. Ред­кий от­те­нок да­же у вы­веден­ных ма­гичес­ки цве­тов.

Она от­ря­хива­ет ру­ки, ос­то­рож­но вста­ет с ко­лен и рас­прям­ля­ет­ся, по­тирая за­ныв­шую по­яс­ни­цу. Кри­тичес­ки ози­ра­ет­ся, но сно­ва до­воль­но ки­ва­ет са­ма се­бе. Мес­то выб­ра­но удач­но. От прох­ладных се­вер­ных вет­ров кап­ризные цве­ты бу­дут ук­ры­вать кус­тарни­ки и яб­ло­невые де­ревья, от рез­ких по­рывов мор­ско­го бри­за — жи­вая из­го­родь. Кро­ме то­го, не­боль­шая клум­ба рас­по­ложе­на под ок­на­ми гос­ти­ной и бу­дет хо­рошо вид­на из них. Кус­ты бу­дут рас­ти быс­тро, и к рож­де­нию ма­лыша уже рас­пустят­ся пер­вые ро­зы.

— Вот уж не ожи­дала, cara mia, что ты упо­добишь­ся этим клу­шам из цве­точ­но­го ко­мите­та Нар­циссы! — не­ожи­дан­но раз­да­ет­ся зна­комый го­лос, и Гер­ми­она рез­ко обо­рачи­ва­ет­ся.

— Фи­она? — вы­рыва­ет­ся у нее удив­ленный воз­глас, но от бе­лой ка­лит­ки к ней нап­равля­ет­ся толь­ко хит­ро улы­ба­ющий­ся Дра­ко.

— Все­го лишь я.

— Я мо­гу пок­лясть­ся, что слы­шала го­лос Фиа, — Гер­ми­она ог­ля­дыва­ет­ся по сто­ронам, но при­виде­ния, как и сле­дова­ло ожи­дать, не вид­но. Фи­она не мо­жет так да­леко уда­лить­ся от зам­ка, в ко­тором умер­ла и к ко­торо­му при­вяза­на пос­мер­тны­ми ча­рами.

— Мо­жет быть, — та­инс­твен­но от­ве­ча­ет Дра­ко, в се­рых гла­зах иг­ра­ют сме­шин­ки.

Гер­ми­она скеп­ти­чес­ки щу­рит­ся и скре­щива­ет ру­ки на гру­ди.

— Ну и как это по­нимать, мис­тер Мал­фой? Вы на­учи­лись чре­вове­щать?

— Ну ко­неч­но, на­учил­ся он! У тво­его суп­ру­га, cara, та­ких та­лан­тов нет и быть не мо­жет! — воз­му­щен­но от­зы­ва­ет­ся го­лос Фи­оны, и она, к изум­ле­нию Гер­ми­оны, вып­лы­ва­ет из-за спи­ны Дра­ко, блед­но се­реб­рясь на днев­ном све­ту.

— Фиа! Как ты здесь очу­тилась?

— Он ме­ня сю­да при­волок, прав­да, с мо­его сог­ла­сия, — вор­чит приз­рак, под­плы­вая поб­ли­же к ней, — я ра­да ви­деть те­бя, де­воч­ка.

— Я то­же, Фиа, — улы­ба­ет­ся Гер­ми­она, по­вора­чива­ясь к му­жу, — как же ты смог при­вес­ти ее сю­да?

Дра­ко по­казы­ва­ет ей ста­рин­ный кин­жал с тем­ны­ми пят­на­ми на ин­крус­ти­рован­ной ру­ко­яти и по­тус­кнев­шем лез­вии дли­ной поч­ти в пол­то­ры ее ла­дони.

— Это тот са­мый кин­жал, ко­торым ее за­коло­ли, и на нем ее кровь, так что ес­ли он бу­дет на­ходить­ся здесь, она смо­жет на­веды­вать­ся сю­да, как бы к мес­ту, ку­да зо­вет ее кровь.

— Так мож­но?

— Те­оре­тичес­ки да. И прак­ти­чес­ки, как ви­дишь, то­же. Хо­тя Фиа жут­ко ман­дра­жиро­вала и виз­жа­ла, как дев­чонка, ког­да мы пе­рено­сились че­рез пор­тал.

— Я уже от­выкла от этих ва­ших жи­вых шту­чек, и ты мог бы пок­репче дер­жать кин­жал, а то я чувс­тво­вала, как выс­каль­зы­ваю из не­го, — фыр­ка­ет приз­рак и плы­вет к до­му, — ну, по­казы­вай­те ва­ше гнез­дышко.

— Я по­думал, что те­бе бу­дет ве­селее с ней, — шеп­чет Дра­ко, нак­ло­ня­ясь поб­ли­же к ней, — Фи­она бу­дет за­нимать те­бя сво­ей бол­товней и пе­ремы­вать всем кос­точки, хоть ка­кое-то раз­вле­чение.

— Я все слы­шу! — до­носит­ся воз­му­щен­ный го­лос при­виде­ния, — я не пе­ремы­ваю кос­точки, а чес­тно и бес­пристрас­тно из­ла­гаю свое мне­ние о на­ших так на­зыва­емых ле­ди и джентль­ме­нах.

Гер­ми­она ус­ме­ха­ет­ся, но в ду­ше дей­стви­тель­но ра­да то­му, что их у­еди­нение бу­дет нем­но­го раз­бавлять­ся ви­зита­ми пусть бол­тли­вого и вор­чли­вого, но при­вязан­но­го к ней и теп­ло от­но­сяще­гося приз­ра­ка.

Это бы­ло же­лание, нет, да­же сво­его ро­да по­веле­ние Лю­ци­уса — что­бы она пе­рес­та­ла по­сещать при­емы, ра­уты, ба­лы и про­чие свет­ские ме­роп­ри­ятия, и не по­кида­ла их дом на мор­ском по­бережье У­эль­са. И Нар­цисса его пол­ностью в этом под­держа­ла. Све­кор не ут­руждал се­бя под­робны­ми раз­верну­тыми разъ­яс­не­ни­ями, крат­ко и чет­ко ска­зав, что ей в ее по­ложе­нии мо­жет гро­зить опас­ность со сто­роны не­доб­ро­жела­телей и вра­гов семьи, и в це­лях бе­зопас­ности луч­ше ог­ра­ничить­ся до­маш­ней об­ста­нов­кой.

«Я не нас­та­иваю, вы воль­ны ре­шать са­ми как пос­ту­пать. Но нас­то­ятель­но, очень нас­то­ятель­но ре­комен­дую пос­лу­шать нас с ма­терью», — взгляд его сум­рачных глаз был тя­желым и да­вящим.

Нар­цисса толь­ко ки­вала го­ловой на каж­дую его фра­зу, а в кон­це при­бави­ла, что она все­цело одоб­ря­ет и во­об­ще са­ма до и пос­ле рож­де­ния Дра­ко пол­го­да не вы­ходи­ла ни­куда.

«И Лорд Вол­де­морт пол­ностью сог­ла­сен. Он ис­крен­не со­жале­ет, что ка­кое-то вре­мя не мо­жет бе­седо­вать с то­бой, но на­де­ет­ся, что все бу­дет хо­рошо. Сей­час он на­мере­ва­ет­ся опять по­гос­тить в Мал­фой-Ме­норе», — мно­гоз­на­читель­но до­бави­ла она, и Гер­ми­оне вдруг по­чудил­ся за эти­ми сло­вами еще ка­кой-то смысл.

Она на­тяну­то улыб­ну­лась и сог­ла­силась. В кон­це кон­цов, она бы­ла толь­ко ра­да ос­во­бодить­ся от этой шум­ной, от­ни­ма­ющей си­лы и бес­ценное вре­мя ми­шур­ной и пус­той свет­ской жиз­ни. Ее со­вер­шенно не пу­гала и не тя­готи­ла у­еди­нен­ная зам­кну­тая жизнь в до­ме на пус­тынном по­бережье, им с Дра­ко не бы­ло скуч­но вдво­ем. И тем бо­лее она бы­ла ра­да хо­тя бы на вре­мя из­ба­вить­ся от слиш­ком опас­но­го вни­мания Тем­но­го Лор­да, од­на мысль о том, что Лорд зна­ет о ее бе­ремен­ности, зас­тавля­ла хо­лодеть от поч­ти жи­вот­но­го стра­ха. Но она не ви­дела Его пос­ле то­го зав­тра­ка в Мал­фой-Ме­норе, Он не вы­зывал ее на «бе­седы», и страх по­нем­но­гу блек и та­ял в че­реде дней, хло­пот и дел.

Че­рез па­ру не­дель пос­ле то­го раз­го­вора с ро­дите­лями Дра­ко с воз­му­щени­ем по­жало­вал­ся, что отец под тем же пред­ло­гом опас­ности со сто­роны не­доб­ро­жела­телей прис­та­вил к не­му ма­га-те­лох­ра­ните­ля, ком­плек­ци­ей пре­вос­хо­дяще­го его поч­ти вдвое, мол­ча­ливо­го и ка­мен­но­лице­го. Те­перь ему во вре­мя от­лу­чек по де­лам с Грю­мом при­дет­ся скры­вать­ся не толь­ко от шпи­онов Лор­да, но и как мож­но ак­ку­рат­нее и не­замет­нее из­бавлять­ся от те­лох­ра­ните­ля.

«Ка­жет­ся, от­ца нас­тигли па­ранойя и ма­ния прес­ле­дова­ния пос­ле из­вестия о том, что он ста­нет де­дом, — до­сад­ли­во при­бавил он, — ему вез­де ме­рещат­ся вра­ги, толь­ко и жду­щие то­го, что­бы наб­ро­сить­ся на нас с то­бой».

«Воз­можно, он в чем-то прав? — ос­то­рож­но пред­по­ложи­ла она, — ты же сам ут­вер­ждал, что нель­зя ни­кому до­верять, и что у Мал­фо­ев дей­стви­тель­но мно­го вра­гов».

«Ко­неч­но. Со­пер­ни­ки и кон­ку­рен­ты в биз­не­се, за­вис­тни­ки, мел­кие па­кос­тни­ки — их всег­да бы­ло пре­дос­та­точ­но. Но ко­му в го­лову при­дет на­падать на нас, ког­да Лорд за­щища­ет нас сво­им пок­ро­витель­ством? Ушиб­ленно­му на всю го­лову смер­тни­ку без ин­стинкта са­мосох­ра­нения? За эти го­ды не бы­ло ни од­но­го по­куше­ния ни на ро­дите­лей, ни на ме­ня, ни на те­бя, ес­ли не счи­тать ту спя­тив­шую от люб­ви к За­бини ду­ру, так с че­го бы вдруг им быть сей­час?»

Дра­ко ки­пятил­ся, и она прек­расно его по­нима­ла. Он и так рис­ко­вал, ве­дя двой­ную иг­ру, а те­перь был вы­нуж­ден еще и пре­одо­левать по­доб­ные пре­пятс­твия.

Но она зна­ла, кто на са­мом де­ле мог на­пасть на Дра­ко. Бой­цы Соп­ро­тив­ле­ния, быв­шие ав­ро­ры. Кто на­пал на Гре­гори Гой­ла, Вин­сента Крэб­ба и мно­гих дру­гих По­жира­телей Смер­ти и без­жа­лос­тно убил тех, ко­торые за­щища­лись. Кто счи­тал Дра­ко Мал­фоя воп­ло­щени­ем не­навис­тно­го ре­жима Тем­но­го Лор­да и цен­ным плен­ни­ком. Кто ни­чего не знал о них. А та­ких бы­ло боль­шинс­тво. Нет, это бы­ло все Соп­ро­тив­ле­ние, кро­ме Алас­то­ра Грю­ма. И по­это­му, с од­ной сто­роны, она то­же до­садо­вала на та­кую опе­ку Лю­ци­уса, но с дру­гой — прек­расно его по­нима­ла и да­же, на­вер­ное, бы­ла сог­ласна. Слу­чись что, у Дра­ко бу­дет шанс скрыть­ся от на­пада­ющих, по­ка вни­мание от­вле­чет­ся на те­лох­ра­ните­ля.

— О, ка­кая ми­лая дет­ская ком­на­та! — со вто­рого эта­жа до­носит­ся го­лос Фи­оны, и она про­совы­ва­ет го­лову сквозь по­толок, — но где иг­рушки? Cara, ты за­была об иг­рушках! И кста­ти, по­чему обои та­кого стран­но­го от­тенка? Это что, цвет бед­ра ис­пу­ган­ной ним­фы? Кро­ват­ка хо­роша, слов нет, но мо­жет луч­ше ко­лыбель­ку? На чер­да­ке Мал­фой-Ме­нора хра­нит­ся чу­дес­ная ста­рин­ная ко­лыбель, в ко­торой спа­ли еще Дра­ко, Лю­ци­ус, Аб­раксас и еще па­ра де­сят­ков Мал­фо­ев пре­дыду­щих по­коле­ний.

Гер­ми­она с Дра­ко пе­рег­ля­дыва­ют­ся и оди­нако­во прыс­ка­ют от сме­ха.

— Мне бу­дет оч­ччень ве­село! — с чувс­твом про­из­но­сит Гер­ми­она.

Дни тя­нут­ся за дня­ми, уно­сят­ся мор­ским бри­зом, рас­тво­ря­ют­ся в дож­дях, рас­се­ива­ют­ся в сол­нечном све­те, на­низы­ва­ют­ся на нить не­дель, вып­ле­та­ют оже­релье ме­сяцев. Рас­тет ма­лень­кий че­лове­чек внут­ри Гер­ми­оны, и она все ча­ще ощу­ща­ет его лег­кие неж­ные при­кос­но­вения и силь­ные тол­чки кро­хот­ных но­жек, все ча­ще за­мира­ет, пог­ла­живая жи­вот и пог­ру­жа­ясь в се­бя, прис­лу­шива­ясь и ста­ра­ясь уло­вить его при­сутс­твие. Ско­ро тот, ко­го она ждет с та­ким не­тер­пе­ни­ем, по­явит­ся на свет.


* * *


— Мис­сис Мал­фой, я ведь нас­та­ивал на мак­си­маль­ном по­кое и от­ды­хе, — мяг­ко уко­ря­ет Гер­ми­ону док­тор Дер­вент, про­из­во­дя над ней ма­нипу­ляции вол­шебной па­лоч­кой, — вследс­твие бе­ремен­ности у вас край­не нес­та­биль­ная ма­гичес­кая а­ура, и спон­танные выб­ро­сы ма­гии не­из­бежны. Сей­час вы дол­жны ду­мать толь­ко о ре­бен­ке и се­бе. Еще раз пов­то­ряю — ни­какой транс­грес­сии, ни­каких пор­та­лов, ни­каких ка­минов, сло­вом ни­каких ма­гичес­ких пе­реме­щений, это слиш­ком опас­но.

Гер­ми­она мор­щится, но ви­нова­то мол­чит. За пос­ледние че­тыре ме­сяца сво­ей бе­ремен­ности она встре­чалась с док­то­ром Дер­вентом не ме­нее двух-трех раз в ме­сяц. И не толь­ко из-за бес­по­кой­ства и стра­ха Дра­ко и его же­лания все дер­жать под кон­тро­лем. Ей дей­стви­тель­но тя­жело вы­наши­вать ре­бен­ка. Неп­рекра­ща­ющий­ся ток­си­коз, фи­зичес­кая сла­бость, слиш­ком час­то и бес­при­чин­но ме­ня­юще­еся нас­тро­ение, не­обыч­ные вку­совые при­чуды, при­водя­щие Дра­ко в за­меша­тель­ство, вы­бива­юща­яся из-под кон­тро­ля собс­твен­ная ма­гия. Все вмес­те и сра­зу. И еще она час­то те­ря­ет соз­на­ние. На чет­вертом ме­сяце это слу­чилось при транс­грес­сии, и лишь чу­дом ее не рас­ще­пило. На пя­том ме­сяце она вос­поль­зо­валась коль­цом Дра­ко, но при вы­ходе из пор­та­ла в гла­зах по­тем­не­ло, и она не смог­ла удер­жать рав­но­весия, силь­но рас­шибла се­бе го­лову, упав на ка­мен­ные пли­ты, ус­ти­лав­шие двор Дра­вен­дей­ла. Тог­да транс­грес­сия с пор­та­лами бы­ли зап­ре­щены. Се­год­ня же она вспом­ни­ла о за­пис­ной книж­ке Ре­гулу­са Блэ­ка, ос­тавшей­ся в Дра­вен­дей­ле, и от­пра­вилась за­мок че­рез ка­мин, но до­рога ту­да-сю­да от­ня­ла все не­вели­кие си­лы, кро­ме то­го, спон­танный выб­рос ма­гии взор­вал ка­мин, и опять чу­дом на ней не ока­залось ни ца­рапи­ны.

Дра­ко сер­ди­то ме­рит ша­гами их спаль­ню. Док­тор нес­пешно ук­ла­дыва­ет слу­шатель­ную труб­ку в сак­во­яж, дос­та­ет тон­ко звя­ка­ющие склян­ки с зель­ями.

— При­нимай­те по ста­кану Ус­по­ка­ива­юще­го пе­ред сном плюс 13 ка­пель Сдер­жи­ва­юще­го ут­ром пос­ле зав­тра­ка. И нас­то­ятель­но ре­комен­дую вам соб­лю­дать пос­тель­ный ре­жим не ме­нее трех дней. Вы слы­шите, мис­сис Мал­фой?

— Да-да, уве­ряю вас, бу­ду ми­ло ле­жать в пос­те­ли три дня и изу­чать все тре­щины на по­тол­ке, — брюз­гли­во вор­чит Гер­ми­она, и тол­стень­кий доб­ро­душ­ный док­тор стро­го об­ра­ща­ет­ся к Дра­ко:

— Мис­тер Мал­фой, прос­ле­дите за этим. Ес­ли опять воз­никнет та­кая си­ту­ация, не ис­клю­чаю опас­ности преж­девре­мен­ных ро­дов. А у вас идет толь­ко двад­цать вось­мая не­деля.

По ли­цу Дра­ко мож­но про­читать все пе­репол­ня­ющие его чувс­тва.

— Ко­неч­но, док­тор!

— До сви­дания, мис­сис Мал­фой, я на­вещу вас че­рез ме­сяц. До это­го пос­та­рай­тесь при­дер­жи­вать­ся всех ре­комен­да­ций. Ес­ли по­чувс­тву­ете не­лад­ное, не­мед­ленно вы­зывай­те ме­ня или мис­сис У­ай­нскотт.

Дер­вент от­кла­нива­ет­ся, Дра­ко про­вожа­ет его до ка­лит­ки и при­мет­но­го кам­ня, у ко­торо­го мож­но транс­грес­си­ровать. Ког­да он воз­вра­ща­ет­ся в дом, Гер­ми­она ле­жит на кро­вати с ви­дом му­чени­цы, и ее ли­цо та­кое вы­рази­тель­но стра­да­ющее, что сло­ва уп­ре­ка тут же вы­лета­ют из го­ловы. Он при­сажи­ва­ет­ся ря­дом с ней на кро­вать.

— Не го­вори ни­чего, — бур­чит Гер­ми­она, — я знаю, что ви­нова­та.

— Я ни­чего и не го­ворю, — сла­бо улы­ба­ет­ся Дра­ко, — я слиш­ком пе­репу­гал­ся. Си­жу, как при­мер­ный муж и семь­янин, пью чай и прос­матри­ваю «Про­рок», как ка­мин вне­зап­но взры­ва­ет­ся, и в об­ла­ке са­жи и зе­лено­го ды­ма по­яв­ля­ешь­ся ты. Пря­мо как ка­кая-ни­будь гре­чес­кая бо­гиня, чес­тное сло­во. До сих пор под­жилки тря­сут­ся.

Гер­ми­она зак­ры­ва­ет ли­цо ла­доня­ми, ее пле­чи тря­сут­ся от сме­ха.

— За­чем ты от­пра­вилась в Дра­вен­дейл? Не­уж­то сос­ку­чилась по при­виде­ни­ям? Те­бе не хва­та­ет од­но­го сло­во­охот­ли­вого приз­ра­ка?

— Я заб­ра­ла днев­ник Ре­гулу­са, слиш­ком опас­но ос­тавлять его там.

— По­чему не поп­ро­сила ме­ня?

— Ты бы не на­шел. Я за­чаро­вала его во фла­кон ду­хов и еще на­ложи­ла ча­ры, от­талки­ва­ющие взгляд. Ес­ли не знать, как пред­мет выг­ля­дит, не оты­щешь его.

Дра­ко лишь взды­ха­ет.

— Ой! — нег­ромко вскри­кива­ет Гер­ми­она, вне­зап­но об­хва­тывая ру­ками жи­вот.

— Что? Что слу­чилось?!

Она улы­ба­ет­ся ти­хо и свет­ло, и слов­но не ви­дит и не слы­шит Дра­ко, а об­ра­щена внутрь се­бя. Она быс­тро под­ни­ма­ет по­дол сво­бод­ной блу­зы, бе­рет его ру­ку и при­жима­ет к жи­воту.

— Чувс­тву­ешь? Он пи­на­ет­ся! И так силь­но! Ох, вот опять.

Ес­ли чес­тно, Дра­ко ни­чего не чувс­тву­ет, но дер­жит ла­донь при­жатой к теп­ло­му ок­ругло­му бо­ку. Гер­ми­она, нак­ло­нив го­лову к пле­чу, прис­лу­шива­ет­ся к то­му, что про­ис­хо­дит внут­ри нее, что де­ла­ет ма­лыш.

— Ему то­же не нра­вит­ся пер­спек­ти­ва ле­жать три дня без дви­жения и ску­чать, — под­ми­гива­ет она, — он вы­ража­ет свой про­тест.

Дра­ко скеп­ти­чес­ки хмы­ка­ет.

— Мо­жет быть, он, на­обо­рот, ра­ду­ет­ся, что его су­мас­шедшая ма­моч­ка не бу­дет взры­вать ка­мины?

— Нет-нет, взры­вать ка­мины ему жут­ко пон­ра­вилось! Ох, ма­лыш, моя пе­чень не фут­боль­ный мяч.

Дра­ко вдруг чувс­тву­ет лег­кий тол­чок под ла­донью, по­том еще один, и еще, и рас­плы­ва­ет­ся в глу­пой улыб­ке.

— Эй, сын, по­лег­че, не на­до так пи­нать ма­моч­ку. Алек­сандр, слы­шишь ме­ня?

— Так все-та­ки Алек­сандр? — лу­каво при­щури­ва­ет­ся Гер­ми­она, — не Скор­пи­ус Гип­пе­ри­он? Или же Ни­колас Сеп­ти­мус? Или Эду­ар­дус Дель­фи­нус? Ты на­конец со мной сог­ла­сен от­но­ситель­но стран­ных и ред­ких имен?

Спор не спор, но дис­куссия по име­нам идет у них поч­ти сра­зу, как она ска­зала о сво­ей бе­ремен­ности. Уди­витель­но, но Лю­ци­ус с Нар­циссой отс­тра­нились, пре­дос­та­вив им пол­ное пра­во дать имя сво­ему ре­бен­ку по сво­ему же­ланию. «Не за­бывая о тра­дици­ях», — вес­ко об­ро­нил све­кор, и весь стол в ка­бине­те был за­вален свит­ка­ми с ге­не­ало­гичес­ки­ми таб­ли­цами Мал­фо­ев, ко­торые при­тащи­ла до­мови­ха Кри­ни. «Хо­рошо, хоть го­белен с ро­довым дре­вом не зас­та­вили сод­рать со сте­ны», — уны­ло по­шутил Дра­ко, ко­торо­му и вме­нено бы­ло в обя­зан­ность раз­би­рать по­ряд­ком за­пылен­ные свит­ки. Вна­чале они да­же раз­вле­кались, вы­ис­ки­вая са­мые древ­ние и не­лепо зву­чащие име­на. По­том нес­коль­ко не­дель вы­бира­ли и по­няли, что их мне­ния не схо­дят­ся. Пе­реб­рав поч­ти сот­ню имен и за­рабо­тав го­лов­ную боль от неп­ре­рыв­но­го чи­хания, Дра­ко скло­нял­ся к име­ни прап­ра­деда Ас­те­руса с при­бав­ле­ни­ем вто­рого име­ни пра­деда Эд­мунда. Гер­ми­оне ка­залось, что луч­ше все­го выб­рать сра­зу прос­тое имя, без ус­та­рев­ших и став­ших не­понят­ны­ми ком­по­нен­тов. «Но у те­бя са­мой прек­расное ред­кое имя! Раз­ве те­бе не нра­вилось быть единс­твен­ной Гер­ми­оной в шко­ле?» — не­до­уме­вал Дра­ко, на что она воз­му­щалась, что как раз слег­ка и не нра­вилось, пос­коль­ку ма­ло кто из их сверс­тни­ков чи­тал Шек­спи­ра или был зна­ком с гре­чес­кой ми­фоло­ги­ей, и по­нача­лу ее имя ко­вер­ка­лось не то что в бе­зобид­ную Ми­ону, а, о ужас, в Гер­ми! Дра­ко, ус­лы­шав этот ва­ри­ант, хо­хотал так, что она ед­ва не оби­делась, а по­том нес­коль­ко дней на­рочи­то лас­ко­во звал ее толь­ко Гер­ми, на что взбун­то­вав­ши­еся гор­мо­ны, ма­лыш, чувс­тво­вав­ший ее не­доволь­ство, и оче­ред­ной выб­рос ма­гии от­ре­аги­рова­ли весь­ма сво­еоб­разно — ед­ва Дра­ко вы­гова­ривал это ду­рац­кое сок­ра­щен­ное имя, как сра­зу же на­чинал икать и ос­та­нав­ли­вал­ся толь­ко пос­ле то­го, как сто раз под­ряд про­из­но­сил «Гер­ми­она».

На «Алек­сан­дра» нат­кну­лась она, и он был единс­твен­ным во всей ог­ромной таб­ли­це с мно­гочис­ленны­ми хит­рос­пле­тен­ны­ми от­вет­вле­ни­ями. Был еще и жен­ский ва­ри­ант — Алек­сан­дри­на У­из­ли Мал­фой, аль­бом с ри­сун­ка­ми ко­торой она заб­ра­ла из биб­ли­оте­ки Мал­фой-Ме­нора и бе­реж­но пос­та­вила в шкаф в сво­ем ма­лень­ком ка­бине­те. На воп­рос, из­вес­тно ли ка­ким был тот, пер­вый Алек­сандр, Дра­ко толь­ко раз­вел ру­ками: «Знаю, что у не­го бы­ла единс­твен­ная дочь сквиб, и он очень ее лю­бил и не от­ка­зал­ся от нее». На взгляд Гер­ми­оны, это уже о мно­гом го­вори­ло.

— Не сог­ла­сен, но че­го не сде­ла­ешь ра­ди лю­бимой же­ны и опас­ности про­вес­ти ос­тавши­еся го­ды жиз­ни в ви­де жа­бы вследс­твие ее спон­танной ма­гии, — с не­вин­ным ви­дом го­ворит Дра­ко, — имей в ви­ду, я нас­ту­паю на гор­ло собс­твен­ной пес­не и все еще по­думы­ваю нас­чет Скор­пи­уса Гип­пе­ри­она.

— Ну что ж, Алек­сандр так Алек­сандр. Алек, Алекс... мне очень нра­вит­ся. И все тра­диции соб­лю­дены, это имя есть в ге­не­ало­гии, — Гер­ми­она улы­ба­ет­ся, неж­но пог­ла­живая жи­вот, — Алек­сандр Мал­фой. Зву­чит очень по-мал­фо­ев­ски.


* * *


— Дра­ко!

Дра­ко ши­роко улы­ба­ет­ся, нес­пешно прод­ви­га­ясь навс­тре­чу Пэн­си, ко­торая не­тер­пе­ливо ма­шет ему с дру­гого кон­ца ши­рокой тер­ра­сы. На­конец доб­равшись до нее, он уч­ти­во скло­ня­ет го­лову, об­ни­ма­ет по-дру­жес­ки и це­лу­ет в ще­ку.

— Мер­лин, я не ви­дела те­бя ты­сячу лет! — мо­лодая жен­щи­на впи­ва­ет­ся в не­го взгля­дом, и он, не вы­дер­жав, за­дор­но под­ми­гива­ет.

— Да уж, ког­да мы ви­делись в пос­ледний раз, ты бы­ла… ку­да ша­ро­об­разнее.

— Фу, Дра­ко! — воз­му­щен­но под­жи­ма­ет она гу­бы, — ку­да де­вались твои га­лан­тность и ма­неры?

— А они у ме­ня бы­ли? — сар­кастич­но спра­шива­ет он, про­тяги­вая ей не­боль­шой фут­ляр, обер­ну­тый в тем­но-зе­леную шел­ко­вую бу­магу, — ну, не дуй­тесь, мисс Пар­кинсон. Про­шу, при­мите по­дарок для ма­лень­ко­го Эд­варда в честь его крес­тин.

Пэн­си вздра­гива­ет и на миг прик­ры­ва­ет гла­за, слов­но ус­лы­шала что-то не­со­об­разное.

— Мис­сис Де­лэй­ни, — ти­хо и вне­зап­но горь­ко поп­равля­ет она, — уже дав­но мис­сис Де­лэй­ни.

Дра­ко по­жима­ет пле­чами, ог­ля­дывая тер­ра­су и лу­жай­ку пе­ред ней. Гос­тей до­воль­но мно­го, но все они — ис­клю­читель­но родс­твен­ни­ки близ­кой и даль­ней сте­пени и близ­кие друзья. Пэн­си су­мела-та­ки нас­то­ять на ти­хом и не пом­пезном кре­щении сы­на.

— Для ме­ня ты всег­да бу­дешь не­выно­симо вред­ной и уп­ря­мой мисс Пар­кинсон. А где же сам ви­нов­ник тор­жес­тва?

— Уже спит, ус­тал.

Пэн­си смот­рит на дру­га так, слов­но дей­стви­тель­но не ви­дела ты­сячу лет, она бе­рет его за ру­кав, но тут под­хо­дит Эл­фрид. Эл­фрид с та­кой мер­зкой ух­мылкой в уг­лах губ, что Пэн­си стис­ки­ва­ет зу­бы, от­дерги­ва­ет ру­ку и с вы­зовом вски­дыва­ет под­бо­родок. Она зна­ет, что ду­ма­ет муж, уви­дев их с Дра­ко вмес­те. Но она зна­ет так­же, что ни ее, ни Дра­ко не в чем уп­рекнуть. Толь­ко сам Дра­ко ни о чем не до­гады­ва­ет­ся, ког­да об­ме­нива­ет­ся при­ветс­тви­ями с Эл­фри­дом, хло­па­ет ее му­жа по пле­чу и поз­драв­ля­ет. Муж­чи­ны от­хо­дят к сто­лу со спир­тным. Пэн­си гля­дит им вслед, и в гла­зах ее сто­нет и кор­чится лю­тая тос­ка. Соб­равшись, она встря­хива­ет го­ловой и ре­шитель­но от­во­рачи­ва­ет­ся.

— Пэн­си, ка­кие вос­хи­титель­ные, прос­то вос­хи­титель­ные ус­три­цы! А шам­пан­ское! М-м-м, ве­лико­леп­но! Все прос­то чу­дес­но! Ах, твой ма­лют­ка уже ус­нул слад­ким ан­гель­ским сном?

Пэн­си на­тяги­ва­ет на ли­цо улыб­ку.

— Эд­вард с ня­ней. Бла­года­рю за теп­лые сло­ва и прек­расный по­дарок, Фрэн. Ина­че и быть не мог­ло, мой суп­руг по­забо­тил­ся, что­бы на крес­ти­нах на­шего сы­на все бы­ло иде­аль­но.

Фран­ческа Джаг­сон в ком­па­нии с Ал­вилдой Мон­те­гю свер­ка­ют не ме­нее свет­ски­ми ос­ка­лами.

— У мо­их ку­зенов Дер­ри­ков, ко­неч­но, бы­ло не так рос­кошно, но тем не ме­нее, их поч­тил при­сутс­тви­ем сам Гос­по­дин.

Ал­вилде ка­жет­ся, что она боль­но жа­лит, но Пэн­си, ко­торая це­ной не­имо­вер­ных уси­лий до­билась то­го, что­бы крес­ти­ны прош­ли в сро­ки по­ез­дки Лор­да Вол­де­мор­та в Тран­силь­ва­нию, да­же смеш­но от­ве­чать на по­доб­ный вы­пад на­пыщен­ной иди­от­ки, толь­ко бла­года­ря вы­год­но­му бра­ку по­пав­шей в выс­шее ма­гичес­кое об­щес­тво.

— Не­уже­ли? Это ве­ликая честь для них. Их дом осе­нен те­перь бла­годатью, — она при­под­ни­ма­ет бровь, ус­ме­ха­ет­ся угол­ком губ и прис­таль­но смот­рит пря­мо в уг­ре­ватое ли­цо Ал­вилды.

Та су­ет­ли­во бе­га­ет гла­зами, пы­та­ет­ся оп­ра­вить дур­но си­дящее на рых­лом те­ле аля­пис­тое платье. Пэн­си улы­ба­ет­ся еще лю­без­нее, вго­няя Ал­вилду в сос­то­яние смя­тения. Фран­ческа опус­то­ша­ет пя­тый бо­кал шам­пан­ско­го и, кар­тинно по­казы­вая ос­трым раз­дво­ен­ным под­бо­род­ком в сто­рону раз­го­вари­ва­юще­го с ее му­жем Дра­ко, гром­ко шеп­чет:

— До­рогая, а по­чему он се­год­ня один?

Пэн­си хо­чет­ся рас­ца­рапать ли­цо в кровь этой мер­зкой со­бира­тель­ни­це спле­тен, но она лишь как мож­но рав­но­душ­нее по­жима­ет пле­чами:

— Не знаю, не спра­шива­ла.

— Вы зна­ете, что я слы­шала на­мед­ни у Кэр­роу? — Фран­ческа ин­тимно приг­лу­ша­ет го­лос, в ее ма­лень­ких блес­тя­щих глаз­ках та­кое сла­дос­трастное пред­вку­шение оче­ред­но­го вы­вали­вания гря­зи, что Пэн­си ед­ва сдер­жи­ва­ет се­бя, что­бы не по­вер­нуть­ся и уй­ти, объ­яс­нив свой уход са­мой не­лепой при­чиной. Ал­вилда, нап­ро­тив, вся под­би­ра­ет­ся и прев­ра­ща­ет­ся в слух.

— Нет? Так вот, вы же зна­ете, что уже дав­но этой мал­фо­ев­ской гряз­нокров­ки ниг­де не вид­но, она да­же на приг­ла­шения от­ве­ча­ет от­ка­зом. То од­но, то дру­гое, то за­нята, то миг­рень. Но го­ворят, что на са­мом де­ле ее по­рази­ло бе­зумие! Да-да! По ут­вер­жде­нию Имель­ды У­ил­кис, а она, меж­ду про­чим, всю­ду соп­ро­вож­да­ет Лор­да Вол­де­мор­та и не­дав­но нес­коль­ко не­дель гос­ти­ла в Мал­фой-Ме­норе, так вот, по ее сло­вам, у гряз­нокров­ной же­нуш­ки Дра­ко слу­ча­ют­ся прис­ту­пы бе­зумия, и Мал­фои пря­чут ее, что­бы из­бе­жать по­зора. Не ина­че, ее нас­тигло прок­лятье чис­токров­но­го ро­да, на­каза­ние за то, что она оболь­сти­ла и ок­ру­тила Дра­ко!

— Са­лазар Ве­ликий! А я слы­шала у Маль­си­беров, что ее прок­ля­ли и на­вели ужас­ную пор­чу, от­че­го она вся пок­ры­лась яз­ва­ми и фу­рун­ку­лами, выг­ля­дит прос­то чу­довищ­но и тщет­но пы­та­ет­ся вы­лечить­ся за гра­ницей, — вос­торжен­но под­хва­тыва­ет Ал­вилда, и Пэн­си, не вы­дер­жав, ши­пит:

— Мер­лин и Мор­га­на, кто ос­ме­лит­ся прок­лясть ее? Она же не­вес­тка Мал­фо­ев! Да и к Лор­ду она ку­да бли­же, чем вы се­бе пред­став­ля­ете. Ни у ко­го ду­ха не хва­тит, что­бы на­вес­ти на нее пор­чу и выз­вать Его гнев.

— Зна­чит, она сош­ла с ума и по­тому не по­казы­ва­ет­ся в об­щес­тве, — ни­чуть не за­меш­кавшись, за­яв­ля­ет Фран­ческа с та­ким ви­дом, слов­но из­ре­ка­ет ис­ти­ну в пос­ледней ин­стан­ции, — прок­лятье чис­токров­но­го ро­да, я же го­ворю. Ми­лая Имель­да на­вер­ня­ка го­ворит прав­ду, уж она-то точ­но зна­ет.

«Фран­ческу ис­пра­вит толь­ко мо­гила», — ду­ма­ет Пэн­си, мыс­ленно за­каты­вая гла­за.

— Мы мо­жем спро­сить у са­мой Имель­ды, — вслух слад­ко тя­нет она, — она тро­юрод­ная те­туш­ка мо­его суп­ру­га и, ко­неч­но же, се­год­ня у нас. Вон она, кста­ти, с Дра­ко.

Да­мы обо­рачи­ва­ют­ся в сто­рону сто­лика с за­кус­ка­ми, у ко­торо­го сто­ят упо­мяну­тые, и Пэн­си с тай­ным удо­воль­стви­ем наб­лю­да­ет, как ме­ня­ет­ся ли­цо Фран­чески — из са­модо­воль­но­го ста­новит­ся от­кро­вен­но ис­пу­ган­ным. Еще бы не ис­пу­гать­ся, Имель­да У­ил­кис — вы­соко­пос­тавлен­ная По­жира­тель­ни­ца Смер­ти, ее в пос­леднее вре­мя от­ли­ча­ет Тем­ный Лорд. Ес­ли ее сло­ва или мне­ние бы­ли ис­толко­ваны не­вер­но, ей это не пон­ра­вит­ся, то что тог­да бу­дет с нес­час­тной мисс Джаг­сон, не име­ющей ни му­жа, ни пок­ро­вите­ля-лю­бов­ни­ка, ни силь­ных дру­зей, ни вли­ятель­ной семьи?

— Да-да, ко­неч­но, — бор­мо­чет сплет­ни­ца и зал­пом при­кан­чи­ва­ет шес­той бо­кал шам­пан­ско­го, — она неп­ре­мен­но все под­твер­дит. Я от­лу­чусь не­надол­го, да­мы, бук­валь­но на ми­нуточ­ку.

Ал­вилда не­пони­ма­юще смот­рит вслед на­тураль­но уле­петы­ва­ющей со всех ног Фран­ческе, а Пэн­си сме­ет­ся про се­бя, сох­ра­няя без­различ­ный вид. А ведь она ког­да-то пред­по­чита­ла про­пус­кать ми­мо ушей, ког­да Фрэн на­чина­ла из­ли­вать по­токи сво­их ре­чей, гус­то прип­равлен­ных гряз­ны­ми слу­хами, до­сужи­ми сплет­ня­ми и ни­чем не под­твержден­ны­ми собс­твен­ны­ми умо­зак­лю­чени­ями, вы­давая их за об­щее мне­ние, «как все го­ворят». Все это, не раз пе­редан­ное из уст в ус­та, об­росшее пан­ци­рем лжи и до­мыс­ла, в кон­це кон­цов дей­стви­тель­но ста­нови­лось, как бы по умол­ча­нию, «гла­сом об­щес­тва». От­бри­вать эту тре­щот­ку Пэн­си ста­ла с тех пор, как по­няла, нас­коль­ко она трус­ли­ва. Но и не­до­оце­нивать ее не сто­ило, бо­лее то­го, бы­ло да­же опас­но — тру­сость шла ру­ка об ру­ку с мсти­тель­ностью и уме­ни­ем мел­ко, но ос­тро га­дить ис­подтиш­ка. По­это­му сей­час Пэн­си де­ла­ет се­бе по­мет­ку: най­ти Фран­ческу до кон­ца ее ви­зита и по­гово­рить в бо­лее лю­без­ном то­не, заг­ла­живая от­кро­вен­ную нас­мешку.

И ко­неч­но, она не бу­дет до­пыты­вать­ся у Имель­ды от­но­ситель­но прав­ди­вос­ти слу­хов о гряз­нокров­ке, тем бо­лее, спро­сить об этом мож­но нап­ря­мую у Дра­ко. Но на Грей­нджер ей нап­ле­вать, сош­ла эта дрянь с ума или пок­ры­лась во­лоса­тыми фу­рун­ку­лами. И Пэн­си вновь ос­то­рож­но об­ра­ща­ет свой взор на Дра­ко, со ста­каном ог­не­вис­ки в ру­ках раз­го­вари­ва­юще­го с По­жира­тель­ни­цей. Пусть хоть так, хоть из­редка и ук­радкой, уры­вая быс­тро ле­тящие ми­нуты, но лишь бы ви­деть его, быть как буд­то бы ря­дом, заг­ля­дывать в лю­бимые се­рые гла­за и ис­пы­тывать ще­кочу­щее, на­пол­ня­ющее сер­дце лег­костью и все­пог­ло­ща­ющей неж­ностью счастье…

— Так что нас­чет мо­его пред­ло­жения, Дра­ко?

Дра­ко смот­рит на Имель­ду У­ил­кис, не зная, как ре­аги­ровать — рас­хо­хотать­ся в знак то­го, что оце­нил скаб­резную шут­ку, или же сде­лать вид, что ни­чего не по­нял, и мак­си­маль­но кор­рек­тно от­кла­нять­ся? Но сле­ду­ющая фра­за По­жира­тель­ни­цы все про­яс­ня­ет и за­гоня­ет его в ту­пик.

— Я вов­се не шу­чу, — ка­ча­ет она го­ловой и сколь­зит к не­му так близ­ко, что прег­ра­дой меж­ду ни­ми толь­ко его ру­ка, дер­жа­щая ста­кан ог­не­вис­ки, — раз­ве оно не вы­год­но те­бе?

— Вы за­быва­етесь, пе­рехо­дя все гра­ницы при­личия, — Дра­ко не­воль­но от­ша­тыва­ет­ся, на­де­ясь, что на ли­це у не­го не на­писа­ны все те чувс­тва, ко­торые он сей­час ис­пы­тыва­ет — изум­ле­ние и брез­гли­вость, пе­рехо­дящая в от­вра­щение.

— Мал­фои ни­ког­да не упус­ка­ют сво­ей вы­годы, го­вори­ла мне ма­туш­ка. То, что я пред­ла­гаю — чис­тая вы­года для те­бя, мой слад­кий маль­чик, — Имель­да не об­ра­ща­ет вни­мания на его сло­ва, об­ли­зыва­ет язы­ком гу­бы, оче­вид­но, по­лагая, что это выг­ля­дит ма­няще и сек­су­аль­но.

Дра­ко уси­ли­ем во­ли пы­та­ет­ся сох­ра­нить бесс­трас­тное ли­цо, не да­вая ей по­нять, нас­коль­ко от­вра­титель­ным, гряз­ным и неп­ри­ем­ле­мым ка­жет­ся ему ее пред­ло­жение. Она пред­ла­га­ет ему свое пок­ро­витель­ство (!) в об­мен на «лю­без­ные ус­лу­ги» (!!), ко­торые он бу­дет ока­зывать ей (!!!). Он — ей! Мал­фой — ка­кой-то нич­тожной У­ил­кис! Как она мог­ла во­об­ще ре­шить­ся пред­ло­жить ему та­кое?! Это что-то меж­ду смер­тель­ным ос­кор­бле­ни­ем и со­вер­шенно ци­нич­ным и наг­лым пре­неб­ре­жени­ем!

Еще од­ним ги­гант­ским уси­ли­ем во­ли он сдер­жи­ва­ет вол­ну ярос­ти на эту са­мона­де­ян­ную, мно­го о се­бе во­зом­нившую и яв­но не­адек­ватную ду­ру. Де­ла­ет глу­бокий вздох, пы­та­ясь ус­по­ко­ить­ся, и зал­пом до­пива­ет ог­не­вис­ки в сво­ем ста­кане. Имель­да та­ращит­ся на не­го чер­ны­ми гла­зами, неп­ри­ят­но-не­под­вижны­ми, поч­ти не мор­га­ющи­ми. Она стар­ше его на сем­надцать лет, и каж­дый год из этих сем­надца­ти ос­та­вил от­пе­чаток на ее одут­ло­ватом ли­це, поп­лывшем те­ле. Она нек­ра­сива, без­вкус­но оде­ва­ет­ся и по­хожа на тол­стую се­рую во­рону. Она поч­ти го­дит­ся ему в ма­тери. И она убеж­де­на, что он сог­ла­сит­ся?

— Бо­юсь, вы­нуж­ден от­ка­зать­ся от столь за­ман­чи­вого пред­ло­жения, — на­конец сов­ла­дав с со­бой, ядо­вито от­ве­ча­ет он, — не ви­жу сво­ей вы­годы. Моя семья на­ходит­ся под пок­ро­витель­ством Гос­по­дина, и ничье бо­лее пок­ро­витель­ство мне не нуж­но. Что же ка­са­ет­ся фи­зи­оло­гичес­кой сто­роны де­ла, то у ме­ня есть мо­лодая и кра­сивая же­на. По­лагаю, воп­рос ре­шен?

Имель­да ус­ме­ха­ет­ся, и это очень не нра­вит­ся Дра­ко. Она ве­дет се­бя стран­но — слиш­ком раз­вязно и бес­стыд­но, и при этом пол­ностью уве­рена в се­бе. Она сно­ва приб­ли­жа­ет­ся к не­му, ви­ляя бед­ра­ми и изоб­ра­жая соб­лазни­тель­ни­цу са­мого пош­ло­го по­шиба, про­водит тол­сты­ми паль­ца­ми, уни­зан­ны­ми перс­тня­ми, по ще­ке. Дра­ко пе­редер­ги­ва­ет от от­вра­щения, и он пе­рех­ва­тыва­ет ее ру­ку.

— Имель­да, я вы­разил­ся дос­та­точ­но яс­но. Да­вай­те за­будем о том, что вы ска­зали, а я ус­лы­шал.

— По­думай еще, Дра­ко, я даю те­бе вре­мя. Ты да­же не до­гады­ва­ешь­ся, что упус­ка­ешь, мои при­вязан­ность и бла­годар­ность не име­ют гра­ниц, — жен­щи­на про­водит ру­кой по те­лу в об­ле­га­ющем платье, ко­торое под­черки­ва­ет все из­ли­шес­тва фи­гуры, и опять об­ли­зыва­ет гу­бы. Дра­ко уже от­кро­вен­но тош­но от нее, и он, скри­вив­шись, де­ла­ет шаг на­зад.

— Гос­по­дин до­веря­ет мне, и я мно­гое знаю. Очень мно­гое, мой слад­кий, — мно­гоз­на­читель­но про­дол­жа­ет Имель­да.

— То же са­мое мо­гу ска­зать о се­бе и сво­ем от­це. Мы то­же об­ле­чены вы­соким до­вери­ем и под­дер­жкой на­шего Гос­по­дина. И мой окон­ча­тель­ный от­вет — нет. Да­же ес­ли бы вы ос­та­лись пос­ледней жен­щи­ной на зем­ле — нет, — уже не сдер­жав злос­ти, ши­пит Дра­ко, ре­шитель­но по­вора­чива­ясь и ша­гая к тер­ра­се.

И он не ви­дит, как в гри­масе ос­кор­блен­но­го са­молю­бия ис­ка­жа­ет­ся ли­цо По­жира­тель­ни­цы Смер­ти и она с прор­вавшей­ся не­навистью сквозь зу­бы це­дит ему вслед:

— Это неп­ра­виль­ный от­вет, слад­кий мой, и ты по­жале­ешь об этом, кля­нусь!


* * *


— Си­ний как лен, ди­ли-ди­ли, ла­ван­ды цвет, бу­дешь влюб­лен, ди­ли-ди­ли, и я в от­вет.

Гер­ми­она на­пева­ет под нос при­вязав­шу­юся не­затей­ли­вую пе­сен­ку, пе­реби­ра­ет вы­сушен­ные по­беги роз­ма­рина, ак­ку­рат­но сор­ти­ру­ет их, от­дель­но на­сыпа­ет в гор­шочки су­шеные фи­оле­тово-си­ние цве­ты. Она под­но­сит ла­дони к ли­цу и нес­коль­ко ми­нут сто­ит, с нас­лажде­ни­ем вды­хая слад­ко­ватый кам­форный аро­мат, на­поми­на­ющий сос­но­вую смо­лу.

— Cara, что ты де­ла­ешь? Те­бе не на­до­ело бе­гать в ван­ную и зна­комить уни­таз со сво­им оче­ред­ным обе­дом? — ис­тошно во­пит Фи­она, вне­зап­но по­яв­ля­ясь под стек­лянным по­тол­ком ма­лень­кой оран­же­реи, при­мыка­ющей к до­му с юго-за­пад­ной сто­роны. По­мощ­ни­ца Гер­ми­оны до­мови­ха Кри­ни вздра­гива­ет и ро­ня­ет пус­той гли­няный гор­шо­чек.

— И те­бе при­вет, Фиа, — спо­кой­но от­ве­ча­ет Гер­ми­она, — не вол­нуй­ся так. «Мор­ская ро­са» вхо­дит в зелья, ко­торые как раз и спа­са­ют от тош­но­ты. Я вы­веда­ла у ста­руш­ки Пэт­ти ее ре­цепт, и од­ним из ос­новных ин­гре­ди­ен­тов в нем яв­ля­ет­ся роз­ма­рин. А еще мя­та, мед, им­бирь и фен­хель в раз­ных про­пор­ци­ях.

— Гос­по­жа, вот мя­та, Кри­ни хо­рошень­ко про­суши­ла ее, — до­мови­ха про­тяги­ва­ет ту­го стя­нутый уве­сис­тый пу­чок су­шеной зе­лени, сох­ра­нив­щей и соч­ность цве­та, и тон­кий све­жий аро­мат.

— Я не гос­по­жа, Кри­ни, мы же до­гова­рива­лись, — уко­риз­ненно ка­ча­ет го­ловой Гер­ми­она, — ты сво­бод­ный до­мовик, зо­ви ме­ня прос­то Гер­ми­оной.

До­мови­ха ску­кожи­ва­ет­ся, ее круг­лые гла­за на­лива­ют­ся сле­зами, ниж­няя че­люсть на­чина­ет дро­жать.

— Кри­ни… Кри­ни не мо­жет, гос­по­жа! По­жалуй­ста, пусть гос­по­жа не зас­тавля­ет Кри­ни на­зывать ее так не­подо­ба­юще! Кри­ни и так пло­хо от то­го, что нуж­но но­сить эту одеж­ду! — у до­мови­хи поч­ти на­чина­ет­ся ис­те­рика, и ей яв­но хо­чет­ся по­бить­ся об ос­трый угол сто­ла.

— Хо­рошо-хо­рошо, не бу­ду, — пос­пешно обе­ща­ет Гер­ми­она под хи­хиканье приз­ра­ка.

— Свя­тая Си­би­ала, де­воч­ка моя, ты не­под­ра­жа­ема! Ну ко­му, кро­ме те­бя, при­дет в го­лову ос­во­бодить до­мови­ка? Я так ра­да за Дра­ко, что он вов­ре­мя от­бил те­бя у Блей­за и пред­ло­жил вый­ти за не­го. Хо­тя… Блейз бы те­бя на ру­ках но­сил и бро­сил к тво­им но­гам все бла­га ми­ра, а не за­точил в до­ме раз­ме­рами мень­ше кух­ни Эль­фин­сто­уна.

— Ну что ты го­воришь, Фиа? Ник­то ни у ко­го ме­ня не от­би­вал, и с Блей­зом мы прос­то друзья, — с лег­ким не­годо­вани­ем от­зы­ва­ет­ся Гер­ми­она, нак­ры­вая бу­маж­ны­ми крыш­ка­ми и пе­ревя­зывая гор­шочки, — не по­нимаю, по­чему ты вре­мя от вре­мени на­чина­ешь срав­ни­вать Блей­за и Дра­ко.

Приз­рак сле­та­ет с по­тол­ка и ос­та­нав­ли­ва­ет­ся ря­дом. Ру­ка Гер­ми­оны не­воль­но про­ходит сквозь не­го, и она вздра­гива­ет от хо­лодя­щего ощу­щения. Она нак­ло­ня­ет­ся над сто­лом, тон­ким сло­ем рас­кла­дывая цве­ты ла­ван­ды. Пря­но-горь­ко­ватый го­лубой цвет пок­ры­ва­ет всю по­вер­хность, и ка­жет­ся, что пе­ред ней ку­сочек не­ба, упав­ше­го на зем­лю. Ла­ван­да уни­ма­ет тре­воги, обе­рега­ет соз­на­ние, да­рит спо­кой­ствие и уми­рот­во­рение, вспо­мина­ет она уро­ки про­фес­со­ра Спра­ут и вновь на­чина­ет мур­лы­кать пе­сен­ку.

— По­тому что, la mia ragazza, ты умуд­ри­лась по­корить сер­дца обо­их мо­их маль­чи­ков. Я их знаю с детс­тва, знаю, че­го оба сто­ят, — за­дум­чи­во про­из­но­сит Фи­она, и ее проз­рачные ла­дони не­весо­мо про­водят по го­лубым цве­там, точ­но пы­та­ясь по­чувс­тво­вать при­кос­но­вение тон­ких ле­пес­тков, — и знаю, что, к со­жале­нию, Блейз од­но­люб, и зна­чит быть ему оди­ноким до кон­ца жиз­ни. Его боль при­чиня­ет боль и мне, пусть я все­го лишь ник­чемный бол­тли­вый приз­рак.

— Про­шу, да­вай не бу­дем об этом, — Гер­ми­она при­кусы­ва­ет гу­бу, от­во­рачи­ва­ет­ся за но­вой при­гор­шней цве­тов и низ­ко скло­ня­ет­ся над сто­лом, рас­сы­пая их.

Нес­коль­ко ми­нут они мол­чат. Приз­рак все так же слов­но гла­дит цве­ты, до­мови­ха и тя­жело сту­па­ющая Гер­ми­она но­сят за­печа­тан­ные гор­шочки с су­хими тра­вами на пол­ки к спе­ци­аль­ным шка­фам. На­конец Фи­она встря­хива­ет­ся и сно­ва взле­та­ет под по­толок.

— Пос­лу­шай, cara, ты что, са­ма сши­ла тво­ей до­мови­хе одеж­ду? Эти юбоч­ка и коф­точка та­кие… уми­литель­ные.

Гер­ми­она не­воль­но крас­не­ет и ед­ва не ста­вит оче­ред­ной гор­шо­чек ми­мо пол­ки.

— Да, а что та­кого? В Хог­вар­тсе я вя­зала для до­мови­ков шап­ки, пы­талась ос­во­бодить их от ку­хон­но­го рабс­тва и да­же ос­но­вала Граж­дан­скую Ас­со­ци­ацию Вос­ста­нов­ле­ния Не­зави­симос­ти Эль­фов.

— Граж­дан­скую Ас­со­ци­ацию… по­годи-ка… это что же, по­луча­ет­ся ГАВ­НЭ? — у Фи­оны ок­ругля­ют­ся гла­за, и она за­ливис­то хо­хочет.

— Не ГАВ­НЭ, а Г.А.В.Н.Э! — уже сер­ди­то ог­ры­за­ет­ся Гер­ми­она, от­ду­ва­ясь, по­тирая по­яс­ни­цу и уса­жива­ясь на стул, — а что здесь та­кого? До­мови­ки — са­мые без­за­щит­ные и бес­прав­ные чле­ны на­шего об­щес­тва, я хо­тела хоть как-то по­мочь им.

— А они это­го не оце­нили и вряд ли во­об­ще по­няли суть тво­их дей­ствий? — от­сме­яв­шись, по­нима­юще ки­ва­ет Фи­она, — но, де­воч­ка, как же ты с та­кими взгля­дами ста­ла же­ной на­шего Дра­ко и про­дол­жа­ешь ей ос­та­вать­ся? Уж бо­лее бес­со­вес­тно­го уг­не­тате­ля до­мовичь­его пле­мени не сы­щешь. В Мал­фой-Ме­норе сей­час чер­то­ва дю­жина до­мови­ков, ес­ли не оши­ба­юсь, в Дра­вен­дей­ле око­ло де­сят­ка, еще два или три в лон­дон­ском до­ме. Я да­же не раз­ли­чаю в ли­цо всех их.

Гер­ми­она мол­чит, пог­ла­живая вы­сокий жи­вот, и вдруг, от­ку­да ни возь­мись, вок­руг нее на­чина­ют пор­хать ма­лень­кие, по­хожие на цве­ты ба­боч­ки. Она про­тяги­ва­ет ла­донь, и нес­коль­ко опус­ка­ют­ся на нее, дру­гие пу­та­ют­ся в пыш­ных во­лосах, об­ра­зовы­вая жи­вой ве­нок.

— Все ме­ня­ет­ся, Фиа, — ти­хо от­ве­ча­ет она, сду­вая ба­бочек и про­вожая их взгля­дом, — все ме­ня­ет­ся. На­вер­ное, так и дол­жно быть, но иног­да от это­го ста­новит­ся страш­но. Ка­жет­ся, я где-то по­теря­ла час­тичку се­бя. Я рань­ше бы­ла дру­гой — за­щища­ла до­мови­ков, не ве­рила во вся­кие сказ­ки и ле­ген­ды, меч­та­ла ра­ботать в Ми­нис­терс­тве и пот­рясти весь ма­гичес­кий мир но­вой, спра­вед­ли­вой по­лити­кой в от­но­шении до­мови­ков и дру­гих вол­шебных су­ществ. А те­перь мо­их сил не хва­та­ет да­же нас­то­ять на том, что­бы Кри­ни пе­рес­та­ла на­зывать ме­ня гос­по­жой. Как глу­пая дев­чонка, ве­рю в ле­ген­ду о прок­ля­тии Мал­фо­ев и бо­юсь за мо­его ма­лыша.

— Ну, при ны­неш­нем Ми­нис­терс­тве твои меч­ты не прос­то на­ив­ны, но и опас­ны, — хмы­ка­ет приз­рак, — мне и де­ла нет до то­го, что нын­че тво­рит­ся у вас, жи­вых, но флук­ту­ации оп­ре­делен­но­го ро­да да­же ас­трал сот­ря­са­ют, зна­ешь ли. А что ка­са­ет­ся ле­генд, то по­верь мне, не все они лжи­вы и глу­пы, и в каж­дой кро­ет­ся зер­но прав­ды.

Гер­ми­она под­ни­ма­ет­ся со сту­ла, смот­рит на ба­бочек, ко­торые про­дол­жа­ют вить­ся вок­руг нее. Бе­реж­но ло­вит од­ну и прис­таль­но раз­гля­дыва­ет, под­но­ся к гла­зам и по­чему-то к но­су.

— Это ла­ван­да, это ее цвет­ки! — вос­кли­ца­ет она, — ма­лыш опять ба­лу­ет­ся тран­сфи­гура­ци­ей!

— Весь в от­ца, — уми­ля­ет­ся приз­рак, — уве­рена, пер­вым вол­шебс­твом он прев­ра­тит ка­кую-ни­будь сю­сюка­ющую над ним ле­ди в гу­сыню. То-то я пос­ме­юсь!

Об­лачко тем­но-го­лубых ба­бочек клу­бит­ся над го­ловой Гер­ми­оны, ста­новит­ся все гу­ще и вне­зап­но, слов­но взор­вавшись из­нутри, осы­па­ет­ся ду­шис­тым цве­топа­дом. Она сме­ет­ся и ти­хо на­пева­ет:

Ла­ван­ды цвет, ди­ли-ди­ли, си­ний как лен,

Я влюб­ле­на, ди­ли-ди­ли, и ты влюб­лен.

Птич­ки по­ют, ди­ли-ди­ли, пчел­ки жуж­жат,

Бе­ды, мой друг, ди­ли-ди­ли, нам не гро­зят.

Сме­ясь, она под­став­ля­ет ру­ки, как под дождь, а в сле­ду­ющий миг сги­ба­ет­ся от ос­трой бо­ли в жи­воте и как под­ко­шен­ная па­да­ет на ко­лени. Она хва­та­ет воз­дух, ед­ва пе­рево­дит ды­хание и тут же зах­ле­быва­ет­ся от сле­ду­юще­го ре­жуще­го, не­выно­симо­го до тем­но­ты в гла­зах прис­ту­па, не вы­тер­пев, сто­нет и еле вы­тал­ки­ва­ет из пе­ресох­ше­го рта хрип­лым ше­потом:

— Кри­ни… по­зови Дра­ко… сей­час же!

Глава 32. Забытые находки

Вот сей­час, сей­час… еще нем­ножко… уже сквозь тон­кую щел­ку брез­жит свет… ой, как яр­ко… да-да, он сей­час вста­нет… уже вста­ет…

Алекс с тру­дом зас­та­вил се­бя под­нять сли­па­ющи­еся ве­ки, и гла­за тут же ре­зану­ло от сол­нечно­го све­та, по­током ль­юще­гося в не­зак­ры­тые ок­на. Он по­мор­гал, раз­го­няя ос­татки се­рой му­ти, нем­но­го по­вер­нул го­лову вбок, и пер­вым, что он уви­дел, бы­ла мис­сис Пот­тер в ту­ман­ной дым­ке. Она си­дела на сту­ле у кро­вати и смот­ре­ла на не­го. Ее ли­цо бы­ло блед­ным и нем­но­го ус­та­лым, обыч­но жи­вые и ис­кря­щи­еся ка­рие гла­за смот­ре­ли как-то грус­тно. Он смот­рел на нее, пы­та­ясь сфо­куси­ровать­ся, чувс­тво­вал на ще­ке мяг­кое теп­ло сол­нечно­го лу­чика, и ра­дость мед­ленно раз­ли­валась по все­му те­лу — оне­мев­ше­му и тя­жело­му. Он смог! Ста­рая ле­ди ска­зала прав­ду! Он на­шел до­рогу и он жив!

А мис­сис Пот­тер, вне­зап­но за­метив­шая его взгляд, ох­ну­ла, вста­ла, по­том опять се­ла, и по ее ще­кам по­тек­ли сле­зы:

— Алекс, на­конец-то оч­нулся!

Она при­жала ла­донь к гу­бам, по­том улыб­ну­лась и бе­реж­но по­цело­вала его в лоб, шеп­нув:

— С воз­вра­щени­ем!

По­том как-то вне­зап­но в по­ле зре­ния по­яви­лись мис­тер Пот­тер, Ли­ли и ма­лень­кая Лин, сбо­ку мель­кну­ли уш­ки до­мови­ка («А до­мовик-то здесь от­ку­да?» — сла­бо уди­вил­ся он), и в па­лате сра­зу ста­ло тес­но и шум­но. Ли­ли ра­дос­тно та­рато­рила, не да­вая ни­кому и сло­ва ска­зать. Мис­тер Пот­тер ве­село хмы­кал и без­ре­зуль­тат­но пы­тал­ся ее уре­зонить, мис­сис Пот­тер ка­чала го­ловой и улы­балась, Лин си­дела ти­хо, как мыш­ка, в но­гах его кро­вати и лу­чилась сво­ими си­рене­выми гла­зами. По­том в ма­лень­кой па­лате воз­ник еще и мо­лодой кол­до­медик в ли­мон­но-жел­том ха­лате и с та­кими ог­ромны­ми кру­гами под гла­зами, что по­ходил на мед­ве­дя-пан­ду, по­махал па­лоч­кой над его го­ловой и на­чал с воз­бужде­ни­ем об­суждать с опе­куном его сос­то­яние, сып­ля слож­ны­ми и не­понят­ны­ми ме­дицин­ски­ми тер­ми­нами. От все­го это­го Алекс страш­но уто­мил­ся и ус­нул, прос­нулся толь­ко к ве­черу го­лод­ным, как волк, и опять мис­сис Пот­тер бы­ла ря­дом, с кор­зи­ной еды, при­готов­ленной ею са­мой.

На сле­ду­ющий день он чувс­тво­вал се­бя так, как буд­то пе­ребо­лел тя­желым грип­пом, и вот по­тихонь­ку при­ходит в се­бя. Он уз­нал от опе­куна все под­робнос­ти то­го, что слу­чилось, что с ним сот­во­рил Мал­фуа (вот жут­ко бы­ло бы уви­деть се­бя взрос­лым!), ка­кую роль сыг­ра­ла до­мови­ха Мин­ни в его, без пре­уве­личе­ния, спа­сении из до­ма Мал­фуа. До­мови­ха, ока­зыва­ет­ся, не­от­лучно уха­жива­ла за ним в боль­ни­це, а те­перь, от­мы­тая и пе­ре­оде­тая в чис­тую боль­нич­ную на­волоч­ку, умиль­но взи­рала пре­дан­ны­ми гла­зища­ми.

— А с Биг­сли все нор­маль­но? — спро­сил он, ког­да опе­кун за­мол­чал.

— Да. На твою те­тю бы­ло на­ложе­но зак­ля­тие «Об­ли­ви­эйт», оно не опас­ное, так что она да­же не по­няла, что слу­чилось.

Алекс об­легчен­но вы­дох­нул. Биг­сли бы­ли про­тив­ны­ми людь­ми, и он был бы рад их во­об­ще не ви­деть. Но они же не бы­ли ви­нова­ты в том, что у Алек­са бы­ли родс­твен­ни­ки с моз­га­ми на­бек­рень, во­ору­жен­ные смер­тель­но опас­ны­ми зак­лять­ями и го­товые пус­тить эти зак­лятья в не­вин­ных лю­дей.

— А где сей­час… мис­тер Мал­фуа?

— В ка­мере пред­ва­ритель­но­го зак­лю­чения. Че­рез две не­дели сос­то­ит­ся Ви­зен­га­мот, то есть суд.

— Что с ним бу­дет?

— Ско­рее все­го, его зак­лю­чат в Аз­ка­бан. Он со­вер­шил мно­го про­тивоп­равных дей­ствий, и в пер­вую оче­редь это при­мене­ние Тем­ных Ис­кусств про­тив те­бя, — неп­ри­выч­но жес­тким го­лосом от­ве­тил мис­тер Пот­тер.

…В Аз­ка­бан тво­их ро­дите­лей с глу­боким удов­летво­рени­ем и са­модо­воль­ным чувс­твом свер­шивше­гося воз­мездия от­пра­вил бы твой ны­неш­ний опе­кун… — так на­шеп­ты­вал Мал­фуа, ког­да пы­тал­ся нас­тро­ить Алек­са про­тив мис­те­ра Пот­те­ра. А те­перь все пе­ревер­ну­лось, опе­кун Алек­са на­мере­вал­ся от­ра­вить в Аз­ка­бан са­мого Юбе­ра. И он мог это сде­лать на са­мом де­ле.

Мис­тер Пот­тер расс­про­сил о том, что про­изош­ло в до­ме с Мал­фуа с то­го мо­мен­та, как «дя­дя» вык­рал его от Биг­сли. Алекс под­робно рас­ска­зал обо всем, но умол­чал, что Мал­фуа об­ви­нил мис­те­ра Пот­те­ра в убий­стве его род­ных. Он по­чему-то по­ка ни­как не хо­тел ка­сать­ся это­го. Все сло­ва Мал­фуа го­рели ог­нем, выж­женные в па­мяти, но ска­зать их в ли­цо мис­те­ру Пот­те­ру он не мог най­ти в се­бе ре­шимос­ти. Это дол­жно бы­ло по­дож­дать.

И еще он сло­вом не об­молвил­ся опе­куну о сне (ви­дении?), в ко­тором он встре­тил­ся со ста­рой ле­ди с пор­тре­та, по­тому что в кни­гах еще не чи­тал, что умер­шие родс­твен­ни­ки мо­гут да­вать со­веты та­ким об­ра­зом (кро­ме при­виде­ний, ко­неч­но), и по­доз­ре­вал, что по­доб­но­го ро­да ви­дения сов­сем не обыч­ны для вол­шебни­ков. Да и встре­ча с Лин то­же, чес­тно го­воря, бы­ла стран­но­ватой. Он не ска­зал ей о том, что ви­дел ее во сне, и са­ма ма­лыш­ка ни­чего не го­вори­ла. Что это бы­ло? Кто зна­ет, вдруг пос­ле та­ких от­кро­вений кол­до­меди­ки нач­нут про­верять его еще и на пси­хичес­кую нор­маль­ность?

Алекс пы­тал­ся уло­жить в го­лове про­изо­шед­шее. Все, что слу­чилось за это вре­мя (а ведь прош­ло все­го лишь чуть боль­ше го­да с его один­надца­того дня рож­де­ния, ког­да приш­ло пись­мо, на­писан­ное зе­лены­ми чер­ни­лами на жел­том пер­га­мен­те!) — бы­ло… все­го бы­ло слиш­ком. Слиш­ком мно­го не­ожи­дан­ностей, ино­го и стран­но­го, чу­дес­но­го и страш­но­го, со­вер­шенно не­похо­жего на то, что бы­ло рань­ше. Мно­го вол­шебс­тва и но­вых зна­ний, сов и зам­ков, вол­шебных па­лочек и фан­тасти­чес­ких жи­вот­ных, кри­чащих книг и жи­вых фо­тог­ра­фий. Слиш­ком мно­го лю­дей, ко­торым он ока­зал­ся не­без­разли­чен — как в хо­рошем, так и в весь­ма неп­ри­ят­ном смыс­ле. Все­го лишь год на­зад он не мог да­же пред­по­ложить, что зна­комс­тво с чер­но­косой де­воч­кой, про­тянув­шей ему ру­ку друж­бы, и, как он по­лагал, пись­мо с ро­зыг­ры­шем при­ведут к то­му, что он уз­на­ет о том, что он — не толь­ко Грей­нджер, но еще и Мал­фой. Что его фа­милия слиш­ком из­вес­тна в ма­гичес­ком ми­ре, и он не бед­ный си­рота, а ска­зоч­но бо­гатый нас­ледник чис­токров­но­го се­мей­ства вол­шебни­ков. Что са­мый из­вес­тный и прос­лавлен­ный из ны­не жи­вущих ма­гов ока­жет­ся его опе­куном и по­селит в сво­ем до­ме. Что один из родс­твен­ни­ков, ко­торых он ког­да-то так хо­тел най­ти, бу­дет его от­кры­то не­нави­деть, а дру­гой за­хочет убить, что­бы зав­ла­деть день­га­ми. Все это бы­ло по­хоже на пло­хой се­ри­ал из тех, что лю­била смот­реть мис­сис Биг­сли, но, к со­жале­нию, бы­ло прав­дой.

В пе­реры­вах меж­ду при­емом ог­ромно­го ко­личес­тва це­леб­ных зе­лий, ко­торые он, мор­щась, вы­пивал под твер­дым и за­бот­ли­вым взгля­дом Мин­ни, и се­ан­са­ми ле­чеб­ных зак­ля­тий из па­лоч­ки док­то­ра Абек­ромби, уже поч­ти не по­хоже­го на пан­ду, он все ду­мал и ду­мал. Он по­нимал, что Мал­фуа на­гова­ривал то, что бы­ло вы­год­но ему. «Дя­дя» хо­тел, что­бы Алекс не­кото­рым об­ра­зом пе­решел на его сто­рону, взгля­нул на мис­те­ра Пот­те­ра его гла­зами, он на­пирал на то, что Алекс — Мал­фой. По­тому с та­ким во­оду­шев­ле­ни­ем и да­же, мож­но ска­зать, ис­крен­ним чувс­твом де­лил­ся сво­ими вос­по­мина­ни­ями. Он вер­но рас­су­дил, что Алек­су за­хочет­ся уз­нать о сво­ем от­це, о семье, в ко­торой он бы вы­рос, о лю­дях, ко­торые бы­ли бы ря­дом с ним с детс­тва. Он был прав.

Алекс злил­ся на Мал­фуа, бе­зум­но злил­ся, но не из-за то­го, что тот пы­тал­ся его убить, а из-за то­го, что при­от­крыл пе­ред ним дверь в ком­на­ту, так ма­нив­шую, так мно­го обе­щав­шую, но тут же и зах­лопнул.

Но с дру­гой сто­роны, эта ком­на­та бы­ла дав­но за­пер­та. Что Алекс хо­тел в ней най­ти? Что уз­нать? Он ведь за­давал­ся эти­ми воп­ро­сами еще ког­да во­рошил пыль­ные под­шивки га­зет и за­капы­вал­ся в кни­ги. И те­перь все то же, все по кру­гу. Мо­жет, уже хва­тит ис­кать не­понят­но что и пы­тать­ся оп­равдать тех, кто боль­ше ни­ког­да не вер­нется, ко­му уже без­различ­но все, что о них ду­ма­ют?

Алекс умом по­нимал, что это так. Но от та­ких мыс­лей в гру­ди так и про­дол­жа­ло тя­нуть, го­реть и бо­леть.

Че­рез три дня его пе­реве­ли в па­лату вос­ста­нови­тель­ной ма­гии От­де­ления пор­чи и сгла­за. Чувс­тво­вал он се­бя от­но­ситель­но неп­ло­хо, но быс­тро ус­та­вал, и тог­да тем­не­ло в гла­зах, и на­чина­ли про­тив­но дро­жать ру­ки и но­ги, слов­но пос­ле длин­но­го крос­са. Каж­дый день его на­веща­ли или мис­сис Пот­тер, или опе­кун, с ни­ми при­ходи­ла Ли­ли и си­дела до упо­ра, по­ка ее бук­валь­но не утас­ки­вали ро­дите­ли. Рейн то­же на­веды­вал­ся поч­ти каж­дый день.

Вот и се­год­ня друзья бол­та­ли, жа­лели о его про­пущен­ном дне рож­де­ния, Ли­ли то и де­ло вспо­мина­ла о праз­дни­ке, ко­торый на­мере­валась ус­тро­ить (хо­тя Алекс и ус­по­ка­ивал ее тем, что для не­го ни­чем не от­ли­ча­ющий­ся от дру­гих дней день рож­денья — впол­не при­выч­ное де­ло). Алекс рас­ска­зывал о сво­ем пре­быва­нии в ка­чес­тве не то по­чет­но­го гос­тя, не то уз­ни­ка в до­ме Мал­фуа. Друзья не­годо­вали, Ли­ли на все кор­ки чес­ти­ла Са­тин и кро­вожад­но же­лала Юбе­ру Мал­фуа, что­бы его за­куса­ли кры­сы и пи­яв­ки в Аз­ка­бане. В том, что родс­твен­ник Алек­са уго­дит в Аз­ка­бан, она не сом­не­валась, тог­да как бо­лее ос­то­рож­ный в суж­де­ни­ях Рейн го­ворил, что еще не­из­вес­тно, что ре­шит Ви­зен­га­мот.

— Ви­зен­га­мот не пос­ме­ет пой­ти про­тив па­пы, а па­па пок­лялся, что сде­ла­ет все, что­бы этот гад по­пал в Аз­ка­бан, — бе­запел­ля­ци­он­но за­яви­ла Ли­ли, — да, Рей­ни, я под­слу­шала их раз­го­вор с те­тей Пад­мой и дя­дей Ро­ном. И не на­до на ме­ня так смот­реть, прос­то дверь бы­ла слиш­ком ши­роко от­кры­та, ты бы то­же не смог прой­ти ми­мо. А ты что ду­ма­ешь, Алекс?

Алекс по­жал пле­чами.

— На­вер­ное, так и бу­дет. Мне как-то без раз­ни­цы, что с ним бу­дет. Но ес­ли чес­тно, нем­но­го жал­ко… мис­сис Мал­фуа и Са­тин.

— Са­тин? — в один го­лос пе­рес­про­сили Рейн и Ли­ли и ус­та­вились на не­го ок­руглив­ши­мися гла­зами.

— Алекс, ты не па­дал се­год­ня ут­ром? Не ушиб го­лову? — встре­вожен­но пе­рег­ля­дыва­ясь с Ли­ли, спро­сил Рейн, — ой, а мо­жет быть, это по­боч­ные эф­фекты от ле­чения?

Алекс вздох­нул.

— Ну да, зву­чит глу­по. Са­тин ду­ра, ко­неч­но, но в чем-то ее мож­но по­нять.

— Ее? По­нять? — гром­ко фыр­кну­ла Ли­ли, — да уж, сра­зу мож­но по­нять, что она — на­дутая, вы­соко­мер­ная, жес­то­кая, злоб­ная, ту­пая иди­от­ка. Да она, на­вер­ное, да­же зна­ла, что ее отец за­тева­ет, и ра­дова­лась про се­бя! Алекс, ты че­го?

— Я спра­шивал у до­мови­ков — у них и вправ­ду сов­сем нет де­нег, Мал­фуа все рас­тра­тил. Да­же дом уже дав­но не их, — нег­ромко ска­зал Алекс, — по­нима­ешь, она во мно­гом из-за это­го зли­лась на ме­ня. Что все вдруг ста­ло мо­им, а у них нет ни­чего. И мне ка­жет­ся, что Са­тин и мис­сис Мал­фуа не зна­ли о де­лах мис­те­ра Мал­фуа. А пос­ле су­да не­понят­но, что с ни­ми бу­дет.

— Ду­маю, ес­ли бы слу­чилось так, что Мал­фуа дос­тиг це­ли, и ты умер, они бы бы­ли очень ра­ды сва­лив­ше­муся на них бо­гатс­тву и сов­сем не жа­лели те­бя, — рас­су­дитель­но за­метил Рейн, — за­чем же жа­леть их?

Друзья, ко­неч­но, бы­ли пра­вы, и они не по­нима­ли его, но и Алекс не до кон­ца по­нимал сам се­бя. Ему бы­ло нап­ле­вать на Са­тин во всех смыс­лах с то­го дня, ког­да он ос­во­бодил Мин­ни, но ка­кое-то сла­бое чувс­тво жа­лос­ти и со­чувс­твия слов­но не­весо­мо про­води­ло внут­ри кро­личь­ей лап­кой. Или это го­вори­ла в нем бла­годар­ность ста­рой ле­ди Аза­лин­де Мал­фой, пра­бабуш­ке Са­тин, ко­торая по­мог­ла ос­во­бодить­ся ему от страш­но­го па­ука и ука­зала путь к спа­сению?

Алекс пос­пе­шил пе­ревес­ти раз­го­вор, и боль­ше о Са­тин они не го­вори­ли.

Дру­зей заб­рал заг­ля­нув­ший с ра­боты мис­тер Пот­тер. Вер­ну­лась про­падав­шая где-то до­мови­ха Мин­ни, очень до­воль­ная и гор­дая, рас­ска­зала, что по­мога­ла мед­сес­трам. По все­му бы­ло вид­но, что ей нра­вилось в боль­ни­це, нра­вилось уха­живать за боль­ны­ми, быть нуж­ной, а боль­ше все­го она лю­била ма­лышей, во­зилась с ни­ми, иг­ра­ла, лов­ко уни­мала рев и кап­ри­зы. Он по­думал, что неп­ло­хо бы­ло бы пред­ло­жить ей на­нять­ся сю­да. В са­мом де­ле, по­чему нет? Ес­ли Мин­ни чувс­тву­ет, что мо­жет стать си­дел­кой или да­же мед­сес­трой, то это толь­ко прек­расно. В Хог­вар­тсе ведь ра­бота­ют до­мови­ки, и им, ка­жет­ся, да­же пла­тят зар­пла­ту. И еще, ес­ли чес­тно, он сов­сем не знал, что с ней де­лать, ког­да вый­дет из «Мун­го». О воз­вра­щении к Мал­фуа не бы­ло и ре­чи, в до­ме мис­те­ра Пот­те­ра с лих­вой хва­тало дик­та­та и двух до­мови­ков. И он с ти­хим сод­ро­гани­ем ду­мал о том, что она за­хочет соп­ро­вож­дать «ма­лень­ко­го хо­зя­ина» в Хог­вартс. Нет-нет, толь­ко ее там не хва­тало — с выг­ла­жен­ны­ми но­совы­ми плат­ка­ми, зав­тра­ком в пос­тель и по­пыт­ка­ми при каж­дом удоб­ном слу­чае па­дать в но­ги. Так что бы­ло бы чу­дес­но, ес­ли Мин­ни за­хоте­ла ра­ботать здесь!

С про­цедур при­бежа­ли со­седи по па­лате — два маль­чи­ка, оба из на­поло­вину вол­шебных се­мей, млад­ше его, ро­вес­ни­ки Джи­ма и Ру­са. У од­но­го бы­ло Прок­лятье Приз­ра­ков, у дру­гого — ка­кой-то сглаз, из-за ко­торо­го вре­мя от вре­мени он во­об­ра­жал се­бя ля­гуш­кой, на­чинал пры­гать, пы­тать­ся ло­вить ко­маров язы­ком и плес­кать­ся в каж­дой встреч­ной лу­же. Впро­чем, оба они уже бы­ли поч­ти здо­ровы, дни нап­ро­лет шум­но иг­ра­ли во Взры­ва­ющи­еся кар­ты и Плюй-кам­ни, об­ла­дали за­вид­ным ап­пе­титом, и он щед­ро де­лил­ся с ни­ми всем, что при­носи­ла, вер­нее, при­вола­кива­ла мис­сис Пот­тер. Вот и сей­час они сло­пали все вос­хи­титель­ные еже­вич­ные кек­сы до­мови­хи Вин­ки, при­нялись бол­тать о Хог­вар­тсе, в ко­торый дол­жны бы­ли пос­ту­пить в сле­ду­ющем го­ду, и Алек­са слов­но по го­лове уда­рило. Он бро­сил взгляд на ка­лен­дарь и за­пани­ковал — до пер­во­го сен­тября ос­та­валось все­го лишь че­тыре дня, а вы­писы­вать его и не со­бира­лись! Ле­чащий кол­до­медик док­тор Абер­кром­би на ут­реннем об­хо­де толь­ко рас­се­ян­но хмык­нул и по­сове­товал наб­рать­ся тер­пе­ния. А ес­ли его еще дол­го бу­дут дер­жать здесь? Вот ужас-то! Ведь еще да­же не куп­ле­ны учеб­ни­ки, звёз­дные кар­ты, ин­гре­ди­ен­ты для зе­лий и школь­ная фор­ма на но­вый учеб­ный год. Су­дя по бро­шен­ным всколь­зь реп­ли­кам, Ли­ли и Рейн на­бег на Ко­сой пе­ре­улок уже со­вер­ши­ли, а он про­лежи­ва­ет бо­ка здесь! Ес­ли ле­чение за­тянет­ся, он от­ста­нет от прог­раммы, вот бу­дет шпы­нять его и заб­ра­сывать на­каза­ни­ями про­фес­сор Лю­пин…

Нас­тро­ение упа­ло. Уже был ве­чер, се­рый и прох­ладный, в ок­но па­латы ба­раба­нил дождь, пря­мо в уни­сон его уны­лым мыс­лям. Он вы­шел в ко­ридор, ре­шив нем­но­го по­гулять, что­бы от­влечь­ся. Мно­гие па­ци­ен­ты (по край­ней ме­ре, не стес­нявши­еся сво­их раз­ве­сис­тых ро­гов, мор­дочки кош­ки или длин­ню­щих ушей) то­же про­гули­вались, си­дели в у­ют­ных крес­лах в не­боль­шом хол­ле, иг­ра­ли в вол­шебные шах­ма­ты и трик-трак, де­лились ис­то­ри­ями сво­их вол­шебных бо­лез­ней. Алекс брел по длин­ным, ок­ра­шен­ным в яр­кие жиз­не­радос­тные цве­та ко­ридо­рам и тос­ко­вал. Страш­но хо­телось до­мой.

До­мой?

Он да­же ос­та­новил­ся, вдруг по­няв, что наз­вал сво­им до­мом дом Пот­те­ров. Тог­да во сне он ре­шил про се­бя, что нуж­но вер­нуть­ся ту­да, где его ра­ды ви­деть, где его ждут друзья. Но это бы­ло во сне — не так, как на­яву. А сей­час он слов­но чет­ко и яс­но осоз­нал — это и в са­мом де­ле его дом. Дом, в ко­тором кор­мят вкус­ны­ми обе­дами и чу­дес­ны­ми де­сер­та­ми, а не плю­ха­ют пе­ред но­сом та­рел­ку с пе­рева­рен­ной брок­ко­ли и дряб­лой со­сис­кой и тре­бу­ют по­есть как мож­но быс­трее и приб­рать­ся в кух­не; где спра­шива­ют, ка­кие цве­та он лю­бит, что­бы об­ста­вить его ком­на­ту, а не вы­селя­ют пя­тилет­не­го ре­бен­ка в не­уют­ную про­дува­емую чер­дачную кле­туш­ку; где на Рож­дес­тво да­рят по­дар­ки, а не виз­гли­во кри­чат, что он обя­зан по гроб жиз­ни лишь за то, что его не от­пра­вили в при­ют; где опе­кун, не раз­ду­мывая, бро­сил­ся на по­мощь, ед­ва по­яви­лось по­доз­ре­ние, что Алек­су гро­зит опас­ность, а не на­чал ли­хора­доч­но под­счи­тывать, сколь­ко де­нег при­чита­ет­ся ему с нас­ледс­тва.

Алекс ос­та­новил­ся в ко­ридор­ном ту­пич­ке у ок­на и прис­ло­нил­ся лбом к стек­лу, по ко­торо­му сте­кали дож­де­вые струй­ки. Мыс­ли опять по­тек­ли по при­выч­но­му кру­гу — Ли­ли и Рейн по­вез­ло, они рос­ли, ок­ру­жен­ные лю­бовью и за­ботой, зная, что ря­дом каж­дую ми­нуту ма­ма и па­па. По­чему же он ли­шен это­го?

Са­мым яр­ким из пре­быва­ния в до­ме Мал­фуа, то, что вре­залось в па­мять и бу­дора­жило сей­час соз­на­ние, бы­ли рас­ска­зы — об обы­ден­ных ве­щах и буд­нях в семь­ях чис­токров­ных ма­гов, ба­буш­ке и де­душ­ке, пер­вом вол­шебс­тве от­ца, его друзь­ях. Пом­ни­лись кол­до-фо­тог­ра­фии — неж­ные и свет­лые, хо­лод­ные и мрач­ные, зас­тавля­ющие удив­лять­ся и ду­мать о том, что бы­ло ког­да-то. В них ос­тался ку­сочек дав­не­го вре­мени, ушед­ше­го без­воз­врат­но. И от это­го бы­ло и пе­чаль­но, и тос­кли­во, и как-то не по се­бе. Слов­но он то­же ос­та­вил час­тичку се­бя в том до­ме.

В кол­до-фо­тог­ра­фи­ях и Ому­те Па­мяти мис­те­ра Пот­те­ра он заг­ля­нул в жизнь ма­мы, в кол­до-фо­тог­ра­фи­ях и до­ме Мал­фуа — в жизнь па­пы. Он ук­радкой и мель­ком под­смот­рел фраг­менты кар­тинки и те­перь пы­тал­ся най­ти от­дель­ные паз­злы, а по­том бе­зус­пешно ста­рал­ся сло­жить из них це­лое.

За­думай­ся, те ли воп­ро­сы ты за­да­ешь? И ис­крен­не ли же­ла­ешь най­ти от­ве­ты на них? И ког­да ре­шишь что-то для се­бя, су­ме­ешь по­бедить свою боль и жить так, как хо­тели то­го твои ро­дите­ли, — ска­зала ста­рая ле­ди. На­вер­ное, она бы­ла пра­ва. На­вер­ное, по­ра по­кон­чить с этим и прос­то жить, учить­ся вол­шебс­тву и хра­нить в сер­дце кро­хот­ные дра­гоцен­ные час­тички па­мяти о ма­ме с па­пой.

Алекс вздох­нул и встрях­нулся. Он вы­шел из ту­пич­ка, со­об­ра­жая, ку­да заб­рел. По пра­вую ру­ку ухо­дил ко­ридор От­де­ления неп­ра­виль­но на­ложен­ных зак­ля­тий, за ко­торы­ми бы­ли па­латы От­де­ления пор­чи и сгла­за, по ле­вую — на­ходи­лось От­де­ление ду­шев­но­боль­ных, су­дя по лю­дям в боль­нич­ных ха­латах, бес­цель­но бро­дящим с вы­раже­ни­ями от­ре­шен­ности на ли­цах. Дверь, ве­дущая в От­де­ление, бы­ла при­от­кры­та, Алекс с лег­ким лю­бопытс­твом заг­ля­нул ту­да и от­шатнул­ся со вскри­ком — навс­тре­чу ему вне­зап­но выс­ко­чила жен­щи­на, зах­ло­пала в ла­доши и за­хохо­тала.

— Ис­пу­гал­ся, ис­пу­гал­ся!

— Из­ви­ните, — веж­ли­во ска­зал Алекс, от­сту­пая по­даль­ше в ко­ридор. Он не ис­пу­гал­ся, а ско­рее опе­шил от не­ожи­дан­ности.

Жен­щи­на выг­ля­дела стран­но­вато — бор­до­вое платье, тор­ча­щее из-под ха­лата, на го­лове — за­мыс­ло­вато уло­жен­ная вы­сокая при­чес­ка, но в прин­ци­пе на ду­шев­но­боль­ную бы­ла не очень по­хожа. Она пос­мотре­ла на не­го и поч­ти нор­маль­ным то­ном ска­зала:

— Мы с то­бой рань­ше не встре­чались?

Алекс по­качал го­ловой, ста­ра­ясь пя­тить­ся как мож­но не­замет­ней. Вот же черт его дер­нул заг­ля­нуть в эту дверь!

— Уди­витель­но, та­кое ощу­щение, что я те­бя где-то ви­дела, — жен­щи­на, не ми­гая, смот­ре­ла на Алек­са, — прав­да, я ста­ла та­кая за­быв­чи­вая. Пом­ню, что­бы бы­ло на обед, а что по­дава­ли на зав­трак — уже не пом­ню. Зна­ешь, это очень не­удоб­но.

— Ммммм, — про­мычал Алекс, на­де­ясь, что это сой­дет за от­вет, на что жен­щи­на за­кива­ла, под­ско­чила к не­му, цеп­ко ух­ва­тила за пле­чо и быс­тро за­гово­рила:

— Да-да, я так бо­юсь, что все за­буду и да­же не вспом­ню, как он выг­ля­дит. А он дол­жен прий­ти и заб­рать ме­ня от­сю­да. Обя­затель­но за­берет, я да­же не сом­не­ва­юсь. Как он ме­ня лю­бит! И я его то­же люб­лю! Гад­кие лю­ди го­ворят, что он обо мне и ду­мать за­был, но я знаю, что они лгут! Ко­неч­но, он пом­нит обо мне и за­берет от­сю­да, ког­да бу­дет мож­но. Я же знаю, что нем­но­го при­боле­ла, но все бу­дет в по­ряд­ке. Он при­дет, за­берет ме­ня, и мы по­женим­ся. Мер­лин, я так его жду! Ви­дишь, вот это платье — его лю­бимо­го цве­та. Тог­да, на том ве­чере он не от­ры­вал от ме­ня глаз!

С каж­дой се­кун­дой Алек­су все боль­ше хо­телось ис­чезнуть. Вот же влип! Ко­неч­но, она бы­ла су­мас­шедшей, а он, как ду­рак, сто­ял и слу­шал ее бред. Он на­де­ял­ся, что она не буй­ная и ско­ро уго­монит­ся и вер­нется к се­бе.

— …а эта тварь его не по­лучит! Гряз­нокров­ная пар­шивка! Она его не­дос­той­на!

Ну вот, на­деж­ды не сбы­лись. Жен­щи­на на­чала тряс­ти его за пле­чо и по­вышать го­лос. Изо рта ле­тела слю­на, гла­за на­лились кровью.

— …у нас да­же име­на по­хожи, мы соз­да­ны друг для дру­га! А эта дрянь во­зом­ни­ла о се­бе, что мо­жет вер­теть им как хо­чет…

Алекс ог­ля­дывал­ся, уже со­бира­ясь рва­нуть да­же с рис­ком вы­вих­нуть ру­ку, лишь бы по­даль­ше от этой су­мас­шедшей. Но тут за спи­ной жен­щи­ны по­яви­лась мо­нахи­ня в тем­но-ли­ловом оде­янии и мяг­ким го­лосом про­из­несла:

— Блайт, ми­лая, пой­дем в па­лату. Ты опять за­была при­нять свои ве­чер­ние зелья. Так нель­зя.

К ог­ромно­му об­легче­нию Алек­са, су­мас­шедшая за­мол­ча­ла, тя­жело ды­ша. Мо­нахи­ня ос­то­рож­но от­це­пила ее ру­ку от его пле­ча, на ко­тором, на­вер­ня­ка, ос­та­лись си­няки.

— Пой­дем. Ты же зна­ешь, на­до вов­ре­мя при­нимать зелья, ес­ли ты хо­чешь выз­до­роветь.

— И тог­да он при­дет и за­берет ме­ня от­сю­да? — хрип­ло спро­сила су­мас­шедшая.

— Воз­можно.

Мо­нахи­ня ти­хо вздох­ну­ла и пос­мотре­ла на Алек­са. Не­высо­кая, ху­день­кая, блед­ная, она выг­ля­дела сов­сем юной де­воч­кой, толь­ко вы­дава­ли гла­за — ог­ромные, не­веро­ят­но пе­чаль­ные и ста­рые, слов­но она про­жила на све­те мно­го-мно­го лет и зна­ла все обо всем. Алекс не­воль­но по­тупил­ся, не вы­дер­жав ее взгля­да.

— Не оби­жай­ся на нее и не бой­ся. Ког­да она при­нима­ет зелья вов­ре­мя, сов­сем не та­кая аг­рессив­ная.

— Да я и не бо­юсь, — про­бор­мо­тал он, — я сам ви­новат, что ока­зал­ся здесь.

Мо­нахи­ня кив­ну­ла, от­кры­вая дверь пе­ред су­мас­шедшей, ко­торая, вык­ри­чав­шись, слов­но смер­тель­но ус­та­ла и ед­ва пле­лась. Они уш­ли, и Алекс то­же уб­рался пос­ко­рее от­сю­да. Хва­тит на се­год­ня про­гулок.


* * *


— Еще ме­сяц?! Ле­жать здесь еще ме­сяц? За­чем? — от воз­му­щения Алекс ед­ва не за­дох­нулся.

— Ты еще слиш­ком слаб, твой ор­га­низм нуж­да­ет­ся в ма­гичес­кой под­дер­жке. Кол­до­меди­ки пред­пи­сали еще три кур­са ук­репля­ющих чар и це­леб­ных зе­лий.

— Я со­вер­шенно здо­ров! — Алек­са прос­то раз­ди­рала мысль о том, что сов­сем ско­ро нач­нутся за­нятия, Ли­ли и Рейн по­едут в шко­лу, а он ос­та­нет­ся в боль­ни­це и бу­дет уны­ло пить от­врат­ные зелья и тер­петь ще­кот­ные ча­ры.

— Все­го лишь две не­дели на­зад ты ле­жал здесь без соз­на­ния, выг­ля­дел стар­ше сво­его опе­куна и был на гра­ни жиз­ни и смер­ти. Так что ты ни­как не мо­жешь чувс­тво­вать се­бя со­вер­шенно здо­ровым, — от­ре­зала мис­сис Пот­тер, — мы во­об­ще по­думы­ва­ем о том, что­бы ты год по­сидел на до­маш­нем обу­чении. В Хог­вар­тсе ог­ромные наг­рузки, веч­ный шум и су­толо­ка, зи­мой эпи­демия прос­ту­ды, и не­кому прис­мотреть, что­бы ты нор­маль­но пи­тал­ся и на­бирал­ся сил.

— Нет! Вы же это не серь­ез­но? — Алекс в ужа­се ус­та­вил­ся на мис­сис Пот­тер, де­лови­то рас­кла­дыва­ющую на не­боль­шой тум­бочке всю при­несен­ную ею в ог­ромной кор­зи­не снедь, — я от­ста­ну от Ли­ли и Рей­на!

— Не от­ста­нешь. Мы с мис­те­ром Пот­те­ром бу­дем усер­дно за­нимать­ся с то­бой, и пе­реход­ные эк­за­мены ты сдашь за­оч­но. Ди­рек­тор Мак­Го­нагалл не про­тив.

— Мис­сис Пот­тер, по­жалуй­ста! — Алекс уже го­тов был лит­ра­ми впи­хивать в се­бя зелья и ос­тавши­еся три дня круг­лы­ми сут­ка­ми тер­петь ще­кот­ку от чар, лишь бы пер­во­го сен­тября очу­тить­ся на плат­форме де­вять и три чет­верти.

Мис­сис Пот­тер при­села на стул, вздох­ну­ла и взъ­еро­шила его во­лосы.

— Ох, Алекс, Алекс… Мы прос­то хо­тим, что­бы ты окон­ча­тель­но выз­до­ровел. Ты да­же не пред­став­ля­ешь, ка­ково бы­ло смот­реть на те­бя под эти­ми страш­ны­ми ча­рами.

Он на­супил­ся, но про­мол­чал. Он чувс­тво­вал се­бя со­вер­шенно здо­ровым, за­чем еще тор­чать в этой боль­ни­це поч­ти ме­сяц? Его со­седей се­год­ня вы­писа­ли, ни­кого к не­му еще не под­се­лили, и пус­тые кой­ки на­води­ли уны­ние. Но что ска­жешь мис­сис Пот­тер, ес­ли она во­об­ще воз­на­мери­лась за­переть его на це­лый год в че­тырех сте­нах до­ма? Бр-р-р, аж му­раш­ки по спи­не бе­гут. Алекс изо всех сил на­де­ял­ся, что мис­тер Пот­тер все-та­ки не ста­нет под­держи­вать же­ну в ее ре­шении.

Слов­но в от­вет на его мыс­ли, дверь па­латы рас­пахну­лась, и во­шел опе­кун. А за ним, приг­нувшись, шаг­нул на по­рог со­вер­шенно не­ожи­дан­ный по­сети­тель — про­фес­сор Хаг­рид. Бо­рода его бы­ла та­кой же куд­ла­той, кур­тка — пот­ре­пан­ной, а в ру­ках — раз­ноцвет­ная кар­тонная ко­роб­ка.

— Смот­ри, кто к те­бе при­шел, — ска­зал мис­тер Пот­тер, а про­фес­сор Хаг­рид про­роко­тал, ос­то­рож­но по­вора­чива­ясь в па­лате, вмиг став­шей кро­шеч­ной:

— При­вет, Алекс! Вот, на­конец, выр­вался те­бя поп­ро­ведать.

— Здравс­твуй­те, про­фес­сор Хаг­рид! — улыб­нулся Алекс. Он дей­стви­тель­но был рад ви­деть про­фес­со­ра.

Ве­ликан дол­го ума­щивал­ся на хлип­ком та­буре­те, по­ка маль­чик не сбе­гал в ко­ридор и не при­тащил еще один. На двух стуль­ях про­фес­со­ру бы­ло ком­фор­тнее, и он, спох­ва­тив­шись, вру­чил Алек­су ко­роб­ку. Маль­чик взял ее и об­на­ружил торт с воз­душным кре­мом и кри­вова­той над­писью «С Днем рож­денья!».

— Луч­ше поз­дно, чем ни­ког­да.

— Спа­сибо! — Алек­су бы­ло жут­ко при­ят­но, что вспом­ни­ли о его дне рож­денья, хоть тот и про­шел.

Тем­ные цепкие гла­за про­фес­со­ра обе­жали всю ху­дую уг­ло­ватую фи­гуру маль­чи­ка, за­дер­жа­лись на блед­ном ли­це, впа­лых ще­ках, тем­ных кру­гах под гла­зами.

— Охо­хо, ты уж тут по­луч­ше ку­шай, что ли. Сов­сем ото­щал, од­ни гла­за ос­та­лись.

— Это пос­ле тех жут­ких чар, — вздох­ну­ла мис­сис Пот­тер, — Алек­су на­до вос­ста­нав­ли­вать­ся. В боль­ни­це, ко­неч­но, кор­мят неп­ло­хо, но до­маш­няя еда луч­ше.

Про­фес­сор Хаг­рид за­кивал и сжал ог­ромный ку­лак.

— Я б по­гово­рил с этим Мал­фуа. Это ж на­до уду­мать — на ре­бен­ка ру­ку под­нял! Со вре­мен То­го-Ко­го-Нель­зя… — он сбил­ся под уко­риз­ненным взгля­дом мис­те­ра Пот­те­ра и поп­ра­вил­ся, — со вре­мен Вол­де­мор­та не при­пом­ню, что­бы Тем­ны­ми Ча­рами ре­бен­ка прок­ли­нали!

Алекс чувс­тво­вал се­бя в выс­шей сте­пени не­лов­ко. Как всег­да, ког­да в его при­сутс­твии речь за­ходи­ла о нем же. Про­фес­сор Хаг­рид тем вре­менем, вып­леснув свой гнев, пе­ревел раз­го­вор на дру­гое:

— А у нас в Ле­су, го­ворят, де­теныш пя­тино­га за­вел­ся. Кен­тавры вро­де его ви­дели. Вот, с ног сби­лись, за­сады ус­тра­ива­ем, со Сне­жин­кой и Уголь­ком поч­ти все про­чеса­ли. Ума не при­ложу, как это пя­тиног мог с ос­тро­ва Дрир сбе­жать.

— Ты же в и­юле ез­дил от­ды­хать в Шот­ландию на па­ру не­дель? — с не­вин­ным ви­дом спро­сил мис­тер Пот­тер, мис­сис Пот­тер не то каш­ля­нула, не то зас­ме­ялась, на что про­фес­сор Хаг­рид про­бур­чал что-то нев­нятное. Алекс на­чал расс­пра­шивать об Уголь­ке и Сне­жин­ке, Хаг­рид ожив­ленно рас­ска­зывал о его пи­том­це, ос­но­ватель­но под­росшем за ле­то и сдру­жив­шемся с по­луди­ким книз­лем, мис­сис и мис­тер Пот­тер то­же за­ин­те­ресо­вались, и они за­сиде­лись поч­ти на час. На­конец опе­кун взгля­нул на ча­сы и встал.

— По­ра ид­ти, ско­ро ужин, вре­мя по­сеще­ний уже поч­ти выш­ло.

Про­фес­сор Хаг­рид под­нялся, за­пол­нив со­бой пол­па­латы, мис­сис Пот­тер взя­ла свою не­из­менную кор­зи­ну, и Алекс с храб­рым от­ча­яни­ем ри­нул­ся в ата­ку, на­мерен­ный про­яс­нить до кон­ца все пе­рипе­тии сво­его даль­ней­ше­го пре­быва­ния в «Мун­го».

— Мис­тер Пот­тер, а ког­да все-та­ки ме­ня вы­пишут?

Мис­тер Пот­тер пе­рег­ля­нул­ся с же­ной и взъ­еро­шил во­лосы при­выч­ным жес­том.

— По­лагаю, где-то че­рез ме­сяц. Док­тор Абер­кром­би нас­та­ива­ет еще на трех кур­сах зе­лий и це­леб­ных чар.

— А по­том я по­еду в Хог­вартс?

— Мнэ­ээ… тут та­кое де­ло, по­нима­ешь, мы с Джин­ни го­вори­ли с док­то­ром… — ос­то­рож­но на­чал опе­кун, но Алекс его пе­ребил:

— Мис­тер Пот­тер, обе­щаю, я бу­ду при­нимать все це­леб­ные зелья, все ча­ры, все по ча­сам, все-все бу­ду де­лать, толь­ко не ос­тавляй­те на до­маш­нее обу­чение!

— Но ты под­вер­гся воз­дей­ствию очень тем­ных чар, они силь­но ис­то­щили твой ор­га­низм и твою ма­гию. Те­бе дей­стви­тель­но сей­час луч­ше по­быть в до­маш­них ус­ло­ви­ях, в ща­дящем ре­жиме. Это не на­ша при­хоть, а ре­комен­да­ция кол­до­меди­ков, — мяг­ко воз­ра­зил опе­кун.

— Я от­ста­ну от Ли­ли и Рей­на, я уже го­ворил мис­сис Пот­тер. По­жалуй­ста, мне бы очень не хо­телось про­пус­кать год, — ска­зал Алекс, с до­садой от­ме­чая про­ситель­ный дро­жащий го­лос.

Мис­сис Пот­тер нах­му­рилась, но на ли­це опе­куна бы­ло по­нима­ющее и вмес­те с тем со­жале­ющее вы­раже­ние.

— Не ду­маю, что это…

— Гар­ри, в Хог­вар­тсе есть Поп­пи, она смо­жет за ним прис­мотреть, зелья там, ча­ры по рас­пи­санию. Уж в бо­лез­нях шко­ляров она раз­би­ра­ет­ся не ху­же здеш­них кол­до­меди­ков, — вне­зап­но всту­пил в раз­го­вор про­фес­сор Хаг­рид, — да и я за ним приг­ля­жу, ес­ли на­до бу­дет. У ме­ня в хи­жине бу­дет от­ды­хать. Там чис­тый воз­дух, ти­хо, Уго­лечек ря­дом. Уж как на это­го ще­нячь­его не­год­ни­ка гля­нешь, как он с друж­ком-книз­лем сво­им ду­рачит­ся, так без сме­ха нель­зя. А где смех — там и чар ни­каких не на­до, так и Поп­пи го­ворит, хо­тя са­ма-то она этим ре­цеп­том ред­ко поль­зу­ет­ся.

Сер­дце Алек­са за­лила вол­на та­кой го­рячей бла­годар­ности, что он ед­ва не бро­сил­ся об­ни­мать про­фес­со­ра. Ведь и прав­да — в Хог­вар­тсе есть ма­дам Пом­фри и Боль­нич­ное кры­ло! Ес­ли что, мож­но сра­зу об­ра­тить­ся к ней, без проб­лем! Он с на­деж­дой взгля­нул на мис­те­ра и мис­сис Пот­тер. Те выг­ля­дели нас­тро­ен­ны­ми до­воль­но скеп­ти­чес­ки к этой идее, по край­ней ме­ре, мис­сис Пот­тер, ко­торая с сом­не­ни­ем по­кача­ла го­ловой. Но опе­кун раз­ду­мывал, а по­том про­тянул:

— У Алек­са не прос­то бо­лезнь, и выг­ля­дит он по­ка не очень цве­туще. Ну хо­рошо, да­вай все окон­ча­тель­но ре­шим к вы­пис­ке. Пос­мотрим на сос­то­яние тво­его здо­ровья, там бу­дет по­нят­но.

Взрос­лые рас­про­щались и уш­ли, а Алекс дал се­бе сло­во сде­лать все, что в его си­лах, но пря­мо-та­ки пы­хать здо­ровь­ем, бод­ростью и ак­тивностью к то­му дню, ког­да за ним на­конец зак­ро­ют­ся две­ри уже на­до­ев­шей па­латы От­де­ления пор­чи и сгла­за.

Три не­дели про­тяну­лись как три го­да. Алекс ис­прав­но пил зелья, с рве­ни­ем и тща­ни­ем при­нимал се­ан­сы це­леб­ной ча­роте­рапии, по­дол­гу гу­лял в зе­леном дво­рике боль­ни­цы и от­ча­ян­но ску­чал. До­мови­ха Мин­ни по­нача­лу раз­вле­кала его Взры­ва­ющи­мися кар­та­ми и вол­шебны­ми шах­ма­тами (в ко­торые иг­ра­ла ку­да луч­ше не­го), но по­том на­чала по­дол­гу ис­че­зать, по­могая мед­сес­трам и став, мож­но ска­зать, их не­заме­нимым по­мощ­ни­ком. В дет­ском от­де­лении на нее бук­валь­но мо­лились и час­то при­бега­ли, зо­вя на под­мо­гу.

Хо­рошо, что час­то пи­сали друзья, и опе­кун на вто­рой не­деле, пос­ле дол­гих просьб и ук­радкой от мис­сис Пот­тер, при­нес учеб­ни­ки за вто­рой курс и вол­шебную па­лоч­ку. Алекс ощу­тил не­забы­ва­емое чувс­тво, ког­да от­крыл но­вень­кие кни­ги, пах­ну­щие ти­пог­раф­ской крас­кой, и про­читал пер­вые па­раг­ра­фы, пос­вя­щен­ные но­вым зак­лять­ям Тран­сфи­гура­ции, Ча­рам и Зель­ева­рению. Это бы­ло здо­рово!

К ис­хо­ду треть­ей не­дели, ран­ним ут­ром по­недель­ни­ка в от­дель­ном боль­нич­ном за­ле соб­ра­ли це­лый кон­си­ли­ум кол­до­меди­ков. Его дол­го ос­матри­вали, оп­ра­шива­ли, ма­хали па­лоч­ка­ми и, выс­та­вив в ко­ридор, со­веща­лись. Он по­пытал­ся бы­ло под­слу­шать в луч­ших тра­дици­ях Ли­ли, но увы, сте­ны бы­ли тол­сты­ми, две­ри зак­ры­вались плот­но, а Уд­ли­ните­лей Ушей у не­го, ко­неч­но, не бы­ло. В кон­це кон­цов, он поп­лелся в свою па­лату с не­весе­лыми пред­чувс­тви­ями, что ис­полнит­ся же­лание мис­сис Пот­тер, про­пишут до­маш­нее обу­чение и не ви­дать ему Хог­вар­тса в этом го­ду, как сво­их ушей.

Опе­кун при­шел в па­лату че­рез со­рок ми­нут пос­ле не­го.

— Ну что? Как са­мочувс­твие? По­чему по­весил нос? — спро­сил он, ви­димо, уви­дев его при­уныв­шую фи­зи­оно­мию.

— А что ска­зали? — вмес­то от­ве­та, за­та­ив ды­хание и мыс­ленно скрес­тив паль­цы, отоз­вался Алекс.

Мис­тер Пот­тер ми­нуту по­мол­чал, раз­гля­дывая его, а по­том под­мигнул и улыб­нулся.

— Со­бирай ве­щи, едем до­мой.

— А… Хог­вартс?

— И в Хог­вартс по­едешь. С ус­ло­ви­ем, что ма­дам Пом­фри бу­дет не­усып­но сле­дить за тво­им здо­ровь­ем. И ес­ли ей что-то не пон­ра­вит­ся или вы­зовет бес­по­кой­ство, уж не обес­судь, за­берем не­мед­ленно.

Алекс кив­нул, ед­ва уни­мая бе­шеную ра­дость, зас­ту­чав­шую в гру­ди. Ура! Нет, УРА! Он здо­ров! Он вер­нется в Хог­вартс!

Соб­рать­ся бы­ло де­лом пя­ти ми­нут. И тут он вспом­нил о до­мови­хе, ко­торая, как обыч­но, про­пада­ла в дет­ском от­де­лении.

— А как же Мин­ни?

— Зо­ви ее, она не от­ста­нет от те­бя, — по­жал пле­чами мис­тер Пот­тер, ак­ку­рат­но умень­шая учеб­ни­ки, что­бы они по­мес­ти­лись во внут­ренний кар­ман его ман­тии, — ты не за­был свой Ох­ранный Ключ?

— Нет, он уже в рюк­за­ке.

Алекс сбе­гал за до­мови­хой, ко­торая пос­ле­дова­ла за ним хоть и бес­пре­кос­ловно, но как-то не­хотя. Го­дова­лый ма­лыш с ось­ми­ножь­ими щу­паль­ца­ми ог­лу­шитель­но ре­вел и тя­нул­ся вслед ей, и она все вре­мя ог­ля­дыва­лась.

— Ма­лень­кий хо­зя­ин выз­до­ровел? Он воз­вра­ща­ет­ся до­мой? — спро­сила она, ос­та­новив­шись у две­ри па­латы и те­ребя в руч­ках край боль­нич­ной на­волоч­ки, ее оде­яния.

— Да, а по­том он от­пра­вит­ся в шко­лу, — под­твер­дил мис­тер Пот­тер, — а ты мо­жешь ос­тать­ся в мо­ем до­ме. Вин­ки и Доб­би не бу­дут те­бя оби­жать.

— Сэр гос­по­дин Гар­ри Пот­тер так ве­лико­душен и добр. Мин­ни очень приз­на­тель­на ему и ма­лень­ко­му хо­зя­ину.

Алекс за­метил, что до­мови­ха мя­лась, хо­тела что-то ска­зать еще, но не ре­шалась. Толь­ко ли­чико ее ста­нови­лось все грус­тнее, гла­за ту­мани­лись, и ру­ки все дер­га­ли и те­реби­ли на­волоч­ку.

— Ты хо­чешь ос­тать­ся здесь? — нап­ря­мик спро­сил он.

— Да, ма­лень­кий хо­зя­ин, — про­шеп­та­ла до­мови­ха, — Мин­ни ви­нова­та, но ей нра­вит­ся по­могать мед­сес­трам, нра­вит­ся уха­живать за ма­лень­ки­ми вол­шебни­ками. Они та­кие ми­лые и смеш­ные и лю­бят Мин­ни. Но Мин­ни не дол­жна так го­ворить, Мин­ни дол­жна быть с хо­зя­ином, Мин­ни ви­нова­та!

— Нет-нет, ты мо­жешь ос­тать­ся! Ос­та­вай­ся! — вос­клик­нул Алекс, ра­ду­ясь, что уга­дал же­лание до­мови­хи, — это очень хо­рошо! Ты мо­жешь ус­тро­ить­ся на ра­боту и по­лучать зар­пла­ту. По­дож­ди-ка…

Он от­крыл свой рюк­зак, уже зас­тегну­тый, по­копал­ся и вы­тащил обык­но­вен­ную чис­тую жел­тую фут­болку с цып­ленком Тви­ти, ко­торую не ус­пел на­деть, да и она уже ста­ла ма­ла.

— Вот, дер­жи. Это я да­рю те­бе.

До­мови­ха ус­та­вилась на про­тяну­тую ру­ку с та­ким изум­ле­ни­ем, слов­но уз­ре­ла пе­ред со­бой не по­ношен­ную и слег­ка выц­ветшую фут­болку, а ман­тию и шля­пу са­мого Мер­ли­на. Алекс кра­ем гла­за за­метил, как с одоб­ре­ни­ем кив­нул его опе­кун.

— Это мне? Одеж­да — мне? — не­веря­ще под­ня­ла до­мови­ха круг­лые гла­зища, заб­лестев­шие сле­зами.

— Ну да. Ты бу­дешь сво­бод­на и смо­жешь ус­тро­ить­ся на ра­боту в «Мун­го», ес­ли те­бе тут нра­вит­ся.

— Спа­сибо, спа­сибо, спа­сибо! Мин­ни так бла­годар­на ма­лень­ко­му хо­зя­ину! Спа­сибо!

Сле­ду­ющие де­сять ми­нут до­мови­ха ры­дала, по­рыва­лась то це­ловать ру­ки Алек­су, то бро­сить­ся в но­ги мис­те­ру Пот­те­ру, с ве­личай­шей бе­реж­ностью при­жимая к гру­ди жел­тую фут­болку. Они ед­ва ус­по­ко­или ее, нес­коль­ко раз пок­ля­лись, что все прав­да, она сво­бод­на и впол­не мо­жет са­ма ре­шать, что ей даль­ше де­лать. Мис­тер Пот­тер схо­дил к глав­но­му кол­до­меди­ку «Мун­го», объ­яс­нил си­ту­ацию, и его прось­ба бы­ла тут же удов­летво­рена. Сам про­фес­сор Сплин, боль­шой, важ­ный и по­хожий на мор­жа, спус­тился к ним, ког­да они сто­яли у стой­ки при­вет-ведь­мы, тор­жес­твен­но объ­явил, что сей дос­той­ный до­мовик при­нят на ра­боту, и ве­лича­во поз­дра­вил с пер­вым ра­бочим днем.

Ког­да Алекс и мис­тер Пот­тер ухо­дили из боль­ни­цы, Мин­ни уже пе­ре­оде­лась в фут­болку, до­ходив­шую ни­же ко­лен и впол­не гар­мо­ниро­вав­шую с фор­менны­ми ман­ти­ями кол­до­меди­ков и мед­сестер, и с гор­дым ви­дом ма­хала им на про­щание.

Они шли по ули­це, и Алекс вды­хал гряз­но­ватый, но все рав­но слад­кий воз­дух, не по­хожий на боль­нич­ный.

— Она, ви­димо, сов­сем юна, вряд ли ей боль­ше де­сяти лет, — за­метил мис­тер Пот­тер.

— По­чему вы так ре­шили? — по­любо­пытс­тво­вал Алекс. В воз­расте до­мови­ков он аб­со­лют­но не раз­би­рал­ся, все ви­ден­ные до­мови­ки ка­зались ему при­мер­но оди­нако­вых лет и внеш­ности. Раз­ве что до­мови­ки Мал­фуа бы­ли чу­довищ­но уни­жены и за­биты, а до­мови­ки Пот­те­ров, нап­ро­тив, счи­тали, что хо­зя­ева слов­но ма­лые де­ти и без их за­боты про­падут.

— До­мови­ки жи­вут дос­та­точ­но дол­го, но их де­ти взрос­ле­ют быс­тро. Мин­ни са­мос­то­ятель­на, сме­ла и ре­шитель­на, но в то же вре­мя очень эмо­ци­ональ­на и не сдер­жанна в чувс­твах, как и все под­рос­тки. К то­му же мысль о сво­боде и са­ма сво­бода ей приш­лись по вку­су, тог­да как для ста­рых или прос­то взрос­лых до­мови­ков это прос­то неп­ри­ем­ле­мо. Ты мо­лодец, что сей­час дал ей воль­ную. Уже че­рез нес­коль­ко лет са­ма Мин­ни, пов­зрос­лев, при­няла бы ее не как дар, а как тяж­кое на­каза­ние.

Алекс не­воль­но за­думал­ся. Все сво­им скуд­ным поз­на­ни­ям об этих вол­шебных су­щес­твах (глав­ным об­ра­зом, об их Обе­тах чис­токров­ным семь­ям и ус­ло­ви­ях ос­во­бож­де­ния от Обе­тов) он был обя­зан Рей­ну. И ему сов­сем не при­ходи­ло в го­лову по­ин­те­ресо­вать­ся их ис­то­ри­ей, по­чему они так се­бя ве­дут, по­чему го­ворят о се­бе в треть­ем ли­це и так раб­ски пре­даны хо­зя­евам. Те же Гер­ти и Тру­ди у Мал­фуа пред­став­ля­ли жал­кое зре­лище, вы­зыва­ющее у нор­маль­но­го че­лове­ка толь­ко сос­тра­дание. На­до и их ос­во­бодить. А как? Ес­ли они вос­при­мут это, по сло­вам мис­те­ра Пот­те­ра, как на­каза­ние? На­до над этим по­думать…

По­ка он шел весь в мыс­лях, мис­тер Пот­тер на­шел под­хо­дящий ук­ромный пе­ре­улок для транс­грес­сии. Его неп­ри­ят­но зна­комо сда­вило, про­тащи­ло че­рез са­довый шланг и вы­кину­ло у клум­бы с флок­са­ми, в де­сяти ша­гах от крыль­ца до­ма Пот­те­ров. До­маш­ние встре­тили их при­ветс­твен­ны­ми фан­фа­рами (близ­не­цы), объ­ять­ями и поз­драв­ле­ни­ями (мис­сис Пот­тер), ти­хой зас­тенчи­вой улыб­кой (Лин) и при­выч­ным, уже поч­ти у­ют­ным иг­но­риро­вани­ем (Доб­би и Вин­ки).

На сто­ле ждал рос­кошный обед, и Алекс, та­рел­ку ко­торо­го мис­сис Пот­тер все на­пол­ня­ла и на­пол­ня­ла, объ­ел­ся так, что чувс­тво­вал се­бя ша­ром и кое-как, от­ду­ва­ясь, под­нялся к се­бе в ком­на­ту. А ве­чером, пос­ле не ме­нее ши­кар­но­го и обиль­но­го ужи­на, близ­не­цы с раз­ре­шения ро­дите­лей за­пус­ти­ли в са­ду за­меча­тель­ный фей­ер­верк, как они ска­зали, «в честь ос­во­бож­де­ния Алек­са». В тем­ном не­бе рас­пуска­лись фан­тасти­чес­кие раз­ноцвет­ные цве­ты, про­носи­лись над го­лова­ми дра­коны, фе­ник­сы, еди­норо­ги и гип­погри­фы, вы­рас­та­ли уди­витель­ные де­ревья, по ко­торым пры­гали вол­шебные и по­ка не­из­вес­тные Алек­су жи­вот­ные, плы­ли в звез­дных об­ла­ках па­рус­ные ко­раб­ли и пус­кал клу­бы ды­ма Хог­вартс-Экс­пресс. По­том вок­руг за­пор­ха­ли кро­хот­ные феи и пти­цы, и ма­лень­кая Лин за­воро­жен­но наб­лю­дала за вол­шебны­ми кар­ти­нами, креп­ко дер­жа его за ру­ку. Мис­сис Пот­тер зор­ко сле­дила за сы­новь­ями, но в кон­це бы­ла вы­нуж­де­на приз­нать, что они под­го­тови­ли все от­лично. Ис­кры фей­ер­верка впе­ремеш­ку со звез­да­ми, под­ми­гивав­ши­ми с не­ба, сы­рой осен­ний воз­дух с за­пахом по­роха, ти­хие уми­рот­во­рен­ные го­лоса мис­сис Пот­тер и мис­те­ра Пот­те­ра, смех и до­воль­ные воз­гла­сы Джи­ма и Ру­са, до­вер­чи­вая ла­дош­ка Лин — все это на­пол­ни­ло Алек­са та­ким теп­лом внут­ри, что в гла­зах по­доз­ри­тель­но дво­илось, и он ста­рал­ся не мор­гать.


* * *


Он ду­мал, что по­едет в Хог­вартс сле­ду­ющим ут­ром, но мис­тер Пот­тер ска­зал, что они дол­жны на­ведать­ся в кон­то­ру мис­те­ра Грин­грас­са для од­но­го де­ла.

— Я хо­чу на­нять уп­равля­юще­го для тво­его нас­ледс­тва, и Грин­грасс по­реко­мен­до­вал мне од­но­го че­лове­ка. Ты дол­жен быть в кур­се дел и дол­жен поз­на­комить­ся с ним, — ска­зал за ут­ренним ко­фе опе­кун, — так что сей­час мы от­пра­вим­ся в Лон­дон, про­бежим­ся по Ко­сому Пе­ре­ул­ку и заг­ля­нем к ста­рому Оль­бер­ту. А уж зав­тра я точ­но дос­тавлю те­бя в Хог­вартс. Чес­тное сло­во, ни­ког­да еще не встре­чал шко­ляра, так рву­щего­ся на уче­бу.

Мис­сис Пот­тер зас­ме­ялась.

— Та­ким шко­ляром был и ты. Пом­ню, Рон в кон­це ав­густа всег­да на­чинал воз­му­щать­ся, что ка­нику­лы про­лете­ли не­замет­но, и уже нуж­но в шко­лу, а ты ни­ког­да его в этом не под­держи­вал. И Ге… — она осек­лась на по­лус­ло­ве и пос­пешно от­верну­лась к ра­кови­не, су­ет­ли­во по­махав па­лоч­кой над го­рой та­релок, ко­торые на­чали мыть­ся в мыль­ной во­де. Алекс так и не по­нял, что она хо­тела ска­зать.

Мис­тер Пот­тер каш­ля­нул и от­хлеб­нул ко­фе.

— Да, ты пра­ва. Мне нра­вилось в Хог­вар­тсе ку­да боль­ше, чем под лес­тни­цей у Дур­слей.

Они прош­лись по ма­гази­нам Ко­сого Пе­ре­ул­ка, при­об­ре­тя все нуж­ное для шко­лы, кро­ме учеб­ни­ков и ком­плек­та ман­тий, ко­торые бы­ли уже за­куп­ле­ны. Как и в прош­лом го­ду, мис­сис Пот­тер вер­ну­лась с по­куп­ка­ми до­мой, а Алекс вмес­те с опе­куном от­пра­вились даль­ше, на зна­комую ули­цу, в зна­комый особ­ня­чок с зе­леной лу­жай­кой, втис­ну­тый меж­ду двух маг­лов­ских офис­ных зда­ний. И тот же Бер­бидж с не­выра­зитель­ным ли­цом поп­ро­сил их по­дож­дать, а по­том приг­ла­сил вой­ти.

— Мой до­рогой друг! — мис­тер Грин­грасс, вы­шед­ший вслед за сво­им сек­ре­тарем, ни­чуть не из­ме­нил­ся со вре­мени их пер­вой встре­чи, был так­же объ­емист, одет в кра­сивый ат­ласный жи­лет, на но­су пос­верки­вали оч­ки, а не­боль­шая ак­ку­рат­ная бо­род­ка бы­ла та­кой же бе­лос­нежной, де­лая его по­хожим на Рож­дес­твенско­го де­да и ка­пита­на кру­из­но­го лай­не­ра од­новре­мен­но.

— Здравс­твуй­те, мис­тер Грин­грасс, рад ви­деть вас в доб­ром здра­вии, — улыб­нулся мис­тер Пот­тер и креп­ко по­жал ру­ку ста­рику, — про­шу про­щения за то, что наг­ло ос­ме­лива­юсь ут­руждать сво­ими за­бота­ми.

— Ка­кие тру­ды, что вы, мой друг! — мис­тер Грин­грасс, ка­жет­ся, да­же нем­но­го оби­дел­ся, — вы же зна­ете, я всег­да к ва­шим ус­лу­гам. А, юный джентль­мен. Как же, как же, пом­ню. Ну, как у вас де­ла?

— Спа­сибо, хо­рошо, — от­ве­тил Алекс.

— Ес­ли все хо­рошо — то прос­то чу­дес­но! — доб­ро­душ­но рас­сме­ял­ся мис­тер Грин­грасс, а по­том сде­лал приг­ла­ша­ющий жест, — тог­да прис­ту­пим к де­лам, ко­торые при­вели вас ко мне.

В его прос­торном ка­бине­те, по­лови­ну ко­торо­го по-преж­не­му за­нимал мас­сивный пись­мен­ный стол, у ок­на сто­ял спи­ной к ним че­ловек. Ус­лы­шав ша­ги и го­лоса, он обер­нулся. Су­хое ли­цо с рез­ки­ми, слов­но вы­резан­ны­ми из де­рева чер­та­ми, глу­боко по­сажен­ные гла­за и вы­сокая пе­рено­сица хищ­но­го но­са с гор­бинкой де­лали его по­хожим на пти­цу. На ка­кую имен­но, Алекс до­гадал­ся поч­ти сра­зу — на во­рона. Тем бо­лее, что и гла­за у нез­на­комо­го ма­га то­же бы­ли ка­кие-то птичьи — прон­зи­тель­но­го ян­тарно­го цве­та, блес­тя­щие чер­ные во­лосы до­ходи­ли до плеч, об­рамляя уз­кое ли­цо, и одет он был то­же во все чер­ное.

Че­ловек кив­нул всем сра­зу, и Алекс за­метил еще, что он мо­лод, мо­ложе, по край­ней ме­ре, чем его опе­кун.

— Ну вот, Гар­ри, я пос­та­рал­ся вы­пол­нить ва­шу прось­бу как мож­но луч­ше. Поз­воль­те пред­ста­вить вас — Кор­вус Ро­бардс, Гар­ри Пот­тер. А это, так ска­зать, твой не­пос­редс­твен­ный на­нима­тель, Кор­вус — мис­тер Алек­сандр Грей­нджер Мал­фой.

Взгляд Кор­ву­са Ро­бар­дса был ос­трым и про­низы­ва­ющим, слов­но он за се­кун­ду пос­чи­тал все кос­ти Алек­са, заг­ля­нул в его го­лову и стре­митель­но сде­лал ин­вента­риза­цию всех на­личес­тву­ющих мыс­лей. Муж­чи­ны об­ме­нялись ру­копо­жати­ями, а мис­тер Грин­грасс усел­ся за свой впе­чат­ля­ющий стол и под­тол­кнул к маль­чи­ку яр­кую ко­роб­ку.

— Хмф, это уже ста­новит­ся, од­на­ко, тра­дици­ей. Пом­нится, в прош­лый ваш ви­зит внуч­ка ос­та­вила свои лю­бимые сла­дос­ти. Се­год­ня она уго­вори­ла ку­пить маг­лов­ские кон­фе­ты и опять за­была их заб­рать. Приз­нать­ся, к слад­ко­му я рав­но­душен, но приш­лось очень да­же к мес­ту, не прав­да ли? Уго­щай­тесь, мо­лодой че­ловек.

Алекс ос­то­рож­но взял од­ну кон­фетку, по­ложил в рот и чуть не заж­му­рил­ся от удо­воль­ствия — неж­ный мо­лоч­ный шо­колад та­ял на язы­ке, орех в сер­дце­вине кон­фе­ты на­пол­нил рот вяз­ким вку­сом.

— Мис­тер Грин­грасс, — в го­лосе опе­куна Алек­са скво­зило об­легче­ние впе­ремеш­ку с ед­ва за­мет­ной нот­кой удив­ле­ния, — вы и пред­ста­вить се­бе не мо­жете, как я вам бла­года­рен!

— Ну, пол­но, пол­но, — ус­мехнул­ся ста­рик, — бла­годар­ность бу­дет пос­ле, ког­да вы с мо­лодым джентль­ме­ном в пол­ной ме­ре оце­ните уси­лия и тру­ды мис­те­ра Ро­бар­дса. Ну же, Кор­вус, дос­та­вай свои дип­ло­мы, ре­комен­да­ции и про­чее. Гар­ри, не об­ра­щай­те вни­мания на мо­лодость, по­верь­те, это его единс­твен­ный не­дос­та­ток, ко­торый со вре­менем прой­дет, хе-хе. Мы с Кор­ву­сом в не­кото­ром родс­тве, но ре­комен­дую я его от­нюдь не по-родс­твен­но­му, а как ци­нич­ный прож­женный юрист, ко­торый ви­дит лю­дей нас­квозь. Он не об­ма­нет, не смо­шен­ни­ча­ет, что­бы по­ложить в свой кар­ман лиш­ние гал­ле­оны, а вес­ти де­ла бу­дет так, что те проб­ле­мы, о ко­торых вы мне пи­сали, лет че­рез пять, мак­си­мум, семь, бу­дут ка­зать­ся сном.

За­шур­шал пер­га­мент, мис­тер Пот­тер один за дру­гим раз­во­рачи­вал свит­ки с пе­чатя­ми и гер­ба­ми, и удив­ле­ние на его ли­це ста­нови­лось все от­четли­вее.

— По­верить не мо­гу, вы учи­лись в маг­лов­ском и ма­гичес­ком Ок­сфор­де од­новре­мен­но? И окон­чи­ли оба за­веде­ния с от­ли­чи­ем?

Мис­тер Ро­бардс мол­ча кив­нул.

— Прак­ти­ка в нор­фолк­ском по­местье прин­ца У­иль­яма? Так-так… ко все­му про­чему, юри­дичес­кая прак­ти­ка в Ми­нис­терс­тве Ма­гии? И отов­сю­ду ве­лико­леп­ней­шие ха­рак­те­рис­ти­ки и блис­та­тель­ные ре­комен­да­ции. Мис­тер Ро­бардс, у ме­ня нет слов, но есть воп­рос — по­чему вы не пред­почте­те карь­еру на офи­ци­аль­ном поп­ри­ще? Ми­нис­терс­тво Ма­гии от­ча­ян­но нуж­да­ет­ся в та­ких вы­сокок­ва­лифи­циро­ван­ных спе­ци­алис­тах. Вас при­мут в Де­пар­та­мен­те фи­нан­сов с рас­прос­терты­ми объ­ять­ями.

Мис­тер Грин­грасс энер­гично вско­чил из-за сво­его сто­ла.

— Да-да-да, я твер­жу ему это с ав­густа, ког­да он при­ехал из Нор­фолка! И его отец уже ус­тал убеж­дать его! Этот уп­ря­мец за­яв­ля­ет, что ему не по нра­ву вы­холо­щен­ная кан­це­ляр­ская эко­номи­ка, и он не же­ла­ет уто­пать в ми­нис­тер­ских дряз­гах и скло­ках, ко­торые не­из­бежно бу­дут соп­ро­вож­дать рост по карь­ер­ной лес­тни­це!

В угол­ке губ мис­те­ра Ро­бар­дса про­мель­кну­ла улыб­ка, он нак­ло­нил го­лову нем­но­го на­бок и от это­го, ви­димо, при­выч­но­го жес­та, стал еще боль­ше по­хож на во­рона.

— И пов­то­рю это еще раз. Про­шу из­ви­нить, мис­тер Пот­тер, за столь не­лес­тный от­зыв о ми­нис­тер­ской ра­боте, но у ме­ня на са­мом де­ле нет ни­како­го же­лания пос­вя­щать се­бя Ми­нис­терс­тву. Я прак­тик, а не те­оре­тик, мои ам­би­ции ка­са­ют­ся ско­рее мо­его рос­та как спе­ци­алис­та-про­фес­си­она­ла, а не как чи­нов­ни­ка. И мне по­каза­лись го­раз­до ин­те­рес­нее ва­ши об­сто­ятель­ства, с ко­торы­ми оз­на­комил ме­ня мис­тер Грин­грасс. Ду­маю, по­лучен­ных мною зна­ний и уме­ний хва­тит, что­бы стать неп­ло­хим уп­равля­ющим.

У мис­те­ра Пот­те­ра был очень за­ин­три­гован­ный взгляд, Алекс по­думал про се­бя, что его опе­куна по­чему-то при­вел в вос­хи­щение этот сдер­жанный, нем­но­го су­хова­тый, уве­рен­ный в се­бе че­ловек.

— Впе­чат­лен. Зна­ете, ма­ло мо­лодых ма­гов, по­доб­ных вам, ко­торые пред­почтут мно­го­обе­ща­ющей карь­ере ми­нис­тер­ско­го ра­бот­ни­ка дол­жность все­го лишь уп­равля­юще­го у не­совер­шенно­лет­не­го нас­ледни­ка сос­то­яния.

Мис­тер Ро­бардс по­жал пле­чами.

— У каж­до­го есть вы­бор. При­чины сво­его я уже вам объ­яс­нил.

У мис­те­ра Грин­грас­са был гор­дый и до­воль­ный вид.

— Да, мой друг, Кор­вус пре­вос­ходно об­ра­зован, уп­рям, на все име­ет собс­твен­ное мне­ние и до ще­петиль­нос­ти чес­тен, вы уж по­верь­те мне. Для уп­равля­юще­го — са­мое то.

— Ме­ня все ус­тра­ива­ет, да что там, я прос­то в вос­торге! — мис­тер Пот­тер ши­роко раз­вел ру­ками, — но ре­шение ос­та­ет­ся за тем, чье сос­то­яние мы бу­дем сох­ра­нять, что­бы по ви­не мо­его не­уме­лого опе­кунс­тва от не­го не ос­та­лись рож­ки да нож­ки. Ну, что ска­жешь, Алекс?

Алекс ед­ва не по­давил­ся оче­ред­ным оре­хом в шо­кола­де, за­каш­лялся и скон­фу­зил­ся (под раз­го­вор взрос­лых он, сам не за­метив, опус­то­шил уже пол­ко­роб­ки). На не­го смот­ре­ли все — и мис­тер Пот­тер, и мис­тер Грин­грасс, и мис­тер Ро­бардс взи­рал сво­ими не­обыч­ны­ми ян­тарны­ми гла­зами. Его ли­цо, вро­де бы и мо­лодое, сов­сем без мор­щин и скла­док, бы­ло на­пол­не­но ка­ким-то муд­рым спо­кой­стви­ем, слов­но он про­жил не од­ну сот­ню лет.

— А что, это обя­затель­но? Я сам дол­жен это сде­лать, а не мис­тер Пот­тер? — на вся­кий слу­чай спро­сил он.

Муж­чи­ны друж­но кив­ну­ли.

— Да. Та­кое нас­ледс­тво, как у вас, мой юный друг, тре­бу­ет осо­бого под­хо­да. Чис­токров­ный вол­шебный род, ста­рое зо­лото, древ­ние ча­ры — так прос­то к не­му не под­сту­пишь­ся. Ко­неч­но, гал­ле­оны, сик­ли и дра­гоцен­ные кам­ни прек­расно хра­нят­ся в Грин-Гот­тсе, но по­мимо бан­ков­ских сче­тов у вас есть еще и руд­ни­ки, нед­ви­жимое иму­щес­тво, зе­мель­ные вла­дения. И все это без хо­зяй­ской ру­ки приш­ло в за­пус­те­ние и упа­док. Две­над­цать лет не прош­ли бес­след­но, увы. На­до все это под­ни­мать и вос­ста­нав­ли­вать. А вы­бор уп­равля­юще­го, ес­ли это не­об­хо­димость, дол­жен быть сде­лан са­мим хо­зя­ином сос­то­яния, так гла­сят ма­гичес­кие за­коны.

— Ну, тог­да я сог­ла­сен.

Он еще боль­ше сме­шал­ся, ког­да Кор­вус Ро­бардс по­жал ему ру­ку — креп­ко и серь­ез­но, как взрос­ло­му и рав­но­му.

— Прек­расно, это сто­ит от­ме­тить! — в ру­ках тор­жес­тву­юще­го мис­те­ра Грин­грас­са по­яви­лась пу­затая пыль­ная бу­тыл­ка, в ко­торой мер­цал ян­тарный на­питок. Из не­боль­шо­го бю­ро в уг­лу ряд­ком при­лете­ли бо­калы, низ­кие и то­же пу­затень­кие.

— Ог­ден­ское, друзья мои, трид­ца­тилет­ней вы­дер­жки. Экс­клю­зив­ный кол­лекци­он­ный сорт!

Алек­су ог­не­вис­ки, ко­неч­но же, не на­лили, не­выра­зитель­ный Бер­бидж при­нес ему, по прось­бе мис­те­ра Грин­грас­са, нем­но­го шам­пан­ско­го в тон­ко­ногом хрус­таль­ном бо­кале. И он чок­нулся со все­ми, про­дол­жая чувс­тво­вать ту же лег­кую не­лов­кость.

— До­ма Джин­ни ни сло­ва! — гроз­но пре­дуп­ре­дил мис­тер Пот­тер, но гла­за его сме­ялись, — ес­ли про­бол­та­ем­ся, что ты рас­пи­вал спир­тные на­пит­ки, она нас с то­бой на мес­те прибь­ет.

Не­лов­кость про­ходи­ла, шам­пан­ское ще­кота­ло нё­бо и язык, Алекс с со­жале­ни­ем по­ложил в рот пос­леднюю кон­фе­ту из ко­роб­ки. Муж­чи­ны нес­пешно и со вку­сом де­гус­ти­рова­ли кол­лекци­он­ный сорт ог­не­вис­ки, и мис­тер Пот­тер ожив­ленно вос­клик­нул, об­ра­ща­ясь к мис­те­ру Ро­бар­дсу:

— Кста­ти, все хо­тел спро­сить — вы слу­чай­но не при­ходи­тесь родс­твен­ни­ком Га­вей­ну Ро­бар­дсу, гла­ве Ав­ро­рата в де­вянос­тых го­дах?

— Это мой дя­дя.

— Да, зна­комая фа­милия, — кив­нул мис­тер Пот­тер, кру­тя в ру­ках бо­кал.

— Вам бу­дет зна­кома и еще од­на — Тре­лони.

— Тре­лони? Си­бил­ла Тре­лони?

— Да. И Нор­на Тре­лони.

— Нор­ну Тре­лони, к со­жале­нию, не знаю.

— Это моя баб­ка по ма­терин­ской ли­нии. Они с Си­бил­лой бы­ли сес­тра­ми.

— Си­бил­ла Тре­лони ве­ла у нас Про­рица­ния, — мис­тер Пот­тер ус­мехнул­ся с от­тенком грус­ти, — она бы­ла за­бав­на, по­хожа на на­ив­но­го ре­бен­ка. Жаль, очень жаль, что она по­гиб­ла в го­ды вой­ны.

— Уби­та лич­но Лор­дом Вол­де­мор­том, так же, как и Нор­на, — в го­лосе Кор­ву­са про­реза­лась ме­тал­ли­чес­кая нот­ка, — они обе бы­ли на­деле­ны Да­ром пред­ви­дения, но от­личным друг от дру­га. У Си­бил­лы — очень силь­ный, но глу­боко бес­созна­тель­ный. Она бы­ла Про­рочи­цей, про­рица­ла со­бытия и при этом впа­дала в транс, са­ма не пом­ни­ла, что уви­дела. Она очень гор­ди­лась, что об­ла­да­ет Да­ром. У Нор­ны спо­соб­ности бы­ли сла­бее, и она бы­ла Про­види­цей, мог­ла заг­ля­дывать в бу­дущее, как мы смот­рим в ок­но. Всю жизнь она скры­вала свой дар, по­тому как счи­тала, что боль­шое зна­ние оз­на­ча­ет и боль­шие бе­ды. По­это­му с Си­бил­лой они не ла­дили еще с юнос­ти.

Мис­тер Пот­тер за­дум­чи­во ки­вал, поч­ти за­быв о сво­ем бо­кале и опас­но нак­ре­нив его:

— Да, про­фес­сор Тре­лони и ее про­рочес­тва… Мож­но ска­зать, что я был объ­ек­том не­кото­рых из них. Во вре­мя вой­ны мы пы­тались ее ох­ра­нять, но од­нажды встре­ча сор­ва­лась, что-то не по­лучи­лось, и она про­пала. По­том я ус­лы­шал о ее смер­ти. К то­му вре­мени она вро­де бы дав­но ни­чего не про­рочи­ла, что по­надо­билось от нее Вол­де­мор­ту?

— Не знаю, мис­тер Пот­тер. Тог­да я был под­рос­тком, не встре­чал­ся с Си­бил­лой и поч­ти не ви­дел Нор­ну. Она за­нима­лась тем­ны­ми де­лами и, по слу­хам, прак­ти­кова­ла кое-что из Тем­ных Ис­кусств, хо­тя это не бы­ло до­каза­но. Отец не лю­бил ее и при­нимал в до­ме толь­ко ра­ди мо­ей ма­тери. Пом­ню, что в ред­кие ее ви­зиты она всег­да бы­ла нас­то­роже, да и бы­вала от си­лы раз в год, го­вори­ла, что­бы не нав­лечь бе­ды. Впро­чем, да­же ви­дение бу­дуще­го не по­мог­ло ей убе­речь­ся от смер­ти.

— Стран­но, — мис­тер Пот­тер за­дум­чи­во пе­рег­ля­нул­ся с мис­те­ром Грин­грас­сом, — столь­ко лет прош­ло, а не­кото­рые тай­ны Вол­де­мор­та до сих пор не раз­га­даны. Кор­вус, раз­ре­шите се­бя так на­зывать?

— Да, ко­неч­но.

— Кор­вус, а у вас то­же есть этот Дар?

— Нет, мис­тер Пот­тер, Дар пе­реда­ет­ся толь­ко по жен­ской ли­нии и унас­ле­дован мо­ей ку­зиной Кас­сан­дрой, внуч­кой мис­те­ра Грин­грас­са.

— Да, про­каз­ни­ца Кэс­си, до­чур­ка мо­ей млад­шей, Ас­то­рии, — мис­тер Грин­грасс по­вер­нул к ним боль­шую кол­до-фо­тог­ра­фию в кра­сивой рам­ке цвет­но­го стек­ла, — а вот и она.

Ми­лая де­воч­ка с круг­лы­ми ще­ками щу­рилась от сол­нца. На пра­вом пле­че си­дела круп­ная стре­коза, бо­яз­ли­во тре­петав­шая проз­рачны­ми крыль­ями, но не уле­тав­шая. Не­ожи­дан­но де­воч­ка под­мигну­ла Алек­су и за­говор­щи­чес­ки улыб­ну­лась, от­че­го ямоч­ки на ще­ках сде­лали ее еще сим­па­тич­нее.

— В этом го­ду ей приш­ло пись­мо из Хог­вар­тса. Не сом­не­ва­юсь, бал­лы для сво­его фа­куль­те­та она бу­дет за­раба­тывать на Про­рица­нии, кто бы его ни вел, — мис­тер Грин­грасс до­воль­но по­кивал, а по­том, слов­но вспом­нив что-то, по­вер­нулся к опе­куну Алек­са, — кста­ти, друг мой, а что это бы­ла за ис­то­рия с родс­твен­ни­ком на­шего юно­го джентль­ме­на, из­вес­тным сво­ей весь­ма сквер­ной ре­пута­ци­ей? «Про­рок» на­пус­тил ту­мана и ин­три­ги и за­мол­чал, как во­ды в рот наб­рав.

Мис­тер Пот­тер скри­вил­ся, под­нес к гу­бам бо­кал и сде­лал гло­ток ян­тарно­го на­пит­ка.

— Это тай­на? Прос­ти­те, Гар­ри, я да­же не по­доз­ре­вал, ко­неч­но же, вы мо­жете не от­ве­чать, — вспо­лошил­ся мис­тер Грин­грасс, но мис­тер Пот­тер ус­по­ко­ил его:

— Ду­маю, что мо­гу по­лагать­ся на вас и Кор­ву­са. В кон­це кон­цов, те­перь вы — до­верен­ные лю­ди Алек­са.

Опе­кун крат­ко рас­ска­зал о про­изо­шед­шем, опус­тив де­тали, но и это­го хва­тило. Мис­те­ра Грин­грас­са, ка­залось, ед­ва не хва­тил удар, а Кор­вус нах­му­рил­ся.

— Мер­лин Ве­ликий, это не­во­об­ра­зимо! Ка­ким че­лове­ком нуж­но быть, что­бы ре­шить­ся на по­доб­ное? — вос­клик­нул мис­тер Грин­грасс и боль­шим глот­ком опус­то­шил свой бо­кал.

— При­мене­ние Тем­ных Ис­кусств, не­лицен­зи­рован­ное со­дер­жа­ние по­тен­ци­аль­но опас­но­го ма­гичес­ко­го су­щес­тва, по­куше­ние на убий­ство не­совер­шенно­лет­не­го ма­га. По­лагаю, сей­час Мал­фуа в Аз­ка­бане? — спро­сил Кор­вус, сно­ва по-птичьи нак­ло­нив го­лову.

— Да, пос­ле за­дер­жа­ния сос­то­ялось зак­ры­тое за­седа­ние Ви­зен­га­мота, его осу­дили на три го­да.

Кор­вус за­ин­те­ресо­вал­ся су­деб­ным за­седа­ни­ем, мис­тер Пот­тер при­нял­ся рас­ска­зывать, мис­тер Грин­грасс слу­шал, ка­чая го­ловой, а Алекс на­бирал­ся ре­шимос­ти ска­зать то, что уже па­ру не­дель но­сил в ду­ше. Друзья его не по­няли, но ина­че он не мог. На­конец, улу­чив па­узу в раз­го­воре, он вы­палил, слов­но очер­тя го­лову бро­сил­ся в во­ду:

— А что бу­дет с мис­сис Мал­фуа и Са­тин?

Вол­шебни­ки за­мол­ча­ли, опе­кун под­нял бро­ви:

— Что ты име­ешь в ви­ду?

— Они же ра­зоре­ны, и дом за­ложен, ка­жет­ся, то есть он уже не их, — за­пина­ясь и на­чиная чувс­тво­вать се­бя очень глу­по, про­бор­мо­тал Алекс, — ну то есть, как они бу­дут жить? До­мови­ки тог­да мне рас­ска­зыва­ли, что сче­та дав­но не оп­ла­чива­ют­ся, а ког­да мис­сис Мал­фуа про­сит де­нег, то мис­тер Мал­фуа толь­ко кри­чит на нее.

— Не за­думы­вал­ся над этим, — по­жал пле­чами мис­тер Пот­тер, — но Си­низ Мал­фуа — взрос­лая са­мос­то­ятель­ная вол­шебни­ца. Что-ни­будь при­дума­ет. Собс­твен­но го­воря, те­бя это не дол­жно вол­но­вать.

— А все та­ки мож­но… Мож­но им как-то по­мочь? Вып­ла­чивать нем­но­го де­нег, ну что­бы они жи­ли… ну там как-ни­будь… — Алекс сбил­ся, каш­ля­нул и скон­фу­жен­но ус­та­вил­ся вниз. Он смот­рел на нос­ки сво­их крос­со­вок и очень от­четли­во чувс­тво­вал взгля­ды тро­их взрос­лых, нап­равлен­ные на не­го. Изум­ленный и да­же нем­но­го шо­киро­ван­ный — мис­те­ра Грин­грас­са, сос­ре­дото­чен­ный — Кор­ву­са, ка­кой-то очень ос­трый и кол­кий — мис­те­ра Пот­те­ра.

— Мой юный друг, вы дей­стви­тель­но хо­тите под­держать ма­тери­аль­но семью че­лове­ка, ед­ва не убив­ше­го вас? — на­конец, отой­дя от шо­ка, всплес­нул ру­ками мис­тер Грин­грасс.

— Д-да, — вы­давил Алекс, сго­рая от не­лов­кости. Дей­стви­тель­но, его же­лание и прось­ба в све­те все­го слу­чив­ше­гося выг­ля­дели, мяг­ко го­воря, стран­ны­ми. Но он дол­жен был хо­тя бы по­пытать­ся. Ра­ди ста­рой ле­ди.

— Мож­но наз­на­чить им не­боль­шое по­собие, — спо­кой­но ска­зал Кор­вус, — но же­латель­но вна­чале из­ба­вить­ся от дол­гов, ина­че оно бу­дет пол­ностью ухо­дить на их пок­ры­тие с про­цен­та­ми.

Мис­тер Пот­тер мол­чал, его тем­ные бро­ви бы­ли сдви­нуты, и Алек­су ста­нови­лось не по се­бе. Что опе­кун ду­ма­ет о нем? Неп­ри­ят­но удив­лен? Ра­зоча­рован?

— По мо­ей ин­форма­ции, сум­ма дол­гов Юбе­ра Мал­фуа сос­тавля­ет нем­но­гим ме­нее ста ты­сяч гал­ле­онов. В со­вокуп­ности с еже­месяч­ным по­соби­ем это на­несет до­воль­но зна­читель­ный ущерб по бла­госос­то­янию на­шего юно­го джентль­ме­на, тем бо­лее эта но­ша взва­лит­ся на зна­читель­ный срок! Во­ля ва­ша, друзья мои, но я ре­шитель­но про­тив, — воз­му­тил­ся мис­тер Грин­грасс.

— Ты дей­стви­тель­но хо­чешь это­го? — нег­ромко спро­сил мис­тер Пот­тер, и по спи­не Алек­са по­бежа­ли му­раш­ки от его то­на.

— Да, — Алекс под­нял взгляд и пря­мо пос­мотрел на чер­но­воло­сого муж­чи­ну, — я не хо­чу иметь с ни­ми ни­чего об­ще­го, но и не хо­чу, что­бы… что­бы с ни­ми что-то слу­чилось из-за то­го, что мис­тер Мал­фуа не мо­жет о них по­забо­тить­ся. До­мови­ки ска­зали, что род­ня мис­сис Мал­фуа во Фран­ции дав­но не об­ща­ет­ся с ней, по­тому что она за­нима­ла у них день­ги и не смог­ла вер­нуть. Им с Са­тин сей­час не­куда де­вать­ся и не­куда ид­ти. Толь­ко пусть они ос­во­бодят Гер­ти и Тру­ди, а ес­ли до­мови­ки за­хотят ос­тать­ся, не оби­жа­ют их.

Опе­кун от­ки­нул­ся на сту­ле, пос­мотрел в ок­но, по­мол­чал, а по­том по­вер­нулся к Кор­ву­су:

— Ви­димо, это ста­нет ва­шим пер­вым де­лом на пос­ту уп­равля­юще­го — оп­ла­та дол­гов Мал­фуа, вы­куп за­логов за дом, рас­чет вып­лат и ус­ло­вий по­собия. Ну и до­мови­ки.

Кор­вус кив­нул, сог­ла­ша­ясь, мис­тер Грин­грасс до­сад­ли­во мах­нул ру­кой, а Алекс по­чувс­тво­вал, как от сер­дца от­легло. Ну и пусть на это уй­дет ку­ча де­нег, за­то это бы­ло как-то… пра­виль­но, что ли.

Взрос­лые еще нем­но­го по­гово­рили о де­лах, по­том мис­тер Пот­тер до­гово­рил­ся с Кор­ву­сом о встре­че, что­бы пе­редать все до­кумен­ты по иму­щес­тву и нед­ви­жимос­ти, и они выш­ли из кон­то­ры Грин­грас­са. Ког­да за спи­ной плав­но зак­ры­лись тя­желые две­ри, опе­кун ос­та­новил­ся и спро­сил у Алек­са с яв­но скво­зив­шим лю­бопытс­твом:

— Я на­де­юсь, твое ре­шение не пос­лу­жит те­бе во вред. И все-та­ки, мож­но уз­нать, по­чему ты так ре­шил? Бо­юсь, родс­твен­ни­ки не оце­нят в дол­жной ме­ре тво­ей щед­рости и ве­лико­душия и не пре­ис­полнят­ся бла­годар­ности.

Алекс по­мор­щился.

— Ну и пусть, и не на­до мне их бла­годар­ности. Прос­то… жал­ко. Жал­ко, что так все по­лучи­лось.

Опе­кун нев­нятно хмык­нул и спус­тился с лес­тни­цы. У са­мого под­ножья, уже сту­пив на тро­ту­ар, он обер­нулся, пос­мотрел на Алек­са и не­понят­но улыб­нулся.

— Лад­но. Как бы ни пу­гал ста­рый Оль­берт, но тво­его сос­то­яния хва­тит на уп­ла­ту дол­гов не толь­ко Мал­фуа, а доб­рой по­лови­ны ма­гичес­кой Ан­глии. Воз­вра­ща­ем­ся до­мой. Зав­тра те­бе ра­но вста­вать, а Джин­ни на­вер­ня­ка уже при­гото­вила ужин из пя­ти блюд и ждет нас с по­лов­ни­ком на­пере­вес.

Алекс при­обод­рился. По­хоже, опе­кун не рас­сердил­ся, а на­обо­рот при­шел в ве­селое рас­по­ложе­ние ду­ха. Ну и здо­рово!


* * *


Ран­ним ут­ром на сле­ду­ющий день они вмес­те с опе­куном от­пра­вились в Хог­вартс. Но не на Хог­вартс-Экс­прес­се, а уже зна­комым пу­тем — че­рез ка­мин в ка­бинет про­фес­со­ра Лю­пин. Де­кан Гриф­финдо­ра встре­тила их за сво­им сто­лом, пог­ру­жен­ная, нес­мотря на рань, в про­вер­ку кон­троль­ных ра­бот уче­ников, не­боль­шой гор­кой воз­вы­шав­шихся пе­ред ней. Она под­ня­ла го­лову и взгля­нула на при­быв­ших. Алекс ощу­тил зна­комое чувс­тво пус­то­ты в же­луд­ке, воз­ни­кав­шее, ког­да она смот­ре­ла на не­го та­ким хо­лод­ным прон­зи­тель­ным взгля­дом.

— Здравс­твуй­те, про­фес­сор Лю­пин, — нег­ромко поз­до­ровал­ся он.

— Доб­рое ут­ро, Тонкс! — жиз­не­радос­тно поп­ри­ветс­тво­вал мис­тер Пот­тер, от­ря­хивая фор­менную чер­ную ман­тию от зо­лы и од­новре­мен­но от­талки­вая от ка­мина за­зевав­ше­гося Алек­са, по­забыв­ше­го, что за ни­ми дол­жен при­быть его бит­ком на­битый че­модан.

Че­модан с гро­хотом вы­летел из ка­мина, взмет­нув за со­бой це­лое об­ла­ко зо­лы и са­жи, опус­тивше­еся на ко­вер, и взгляд про­фес­со­ра Лю­пин стал прос­то ле­дяным.

— На­де­юсь, что доб­рое, мис­тер Пот­тер, — край­не су­хо отоз­ва­лась она, — мис­тер Мал­фой, за­нятия нач­нутся че­рез час. Со­ветую не за­нимать­ся раз­гля­дыва­ни­ем узо­ров ков­ра, а как мож­но быс­трее нап­ра­вить сто­пы в свою Гос­ти­ную и ос­ве­жить в па­мяти прош­ло­год­ний ма­тери­ал. Вы и так неп­рости­тель­но от­ста­ли от сво­их од­но­кур­сни­ков.

Алекс был толь­ко рад уб­рать­ся из ка­бине­та. На иной при­ем он и не рас­счи­тывал.

— По­дож­ди, а па­роль на се­год­ня? — ос­та­новил его опе­кун.

— Лак­ри­ца, — ко­рот­ко бро­сила про­фес­сор Лю­пин, и Алекс тут же ис­чез за дверью.

Гриф­финдор­цы еще спа­ли, и Гос­ти­ная встре­тила его ти­шиной. Алекс ос­та­новил­ся на по­роге, ог­ля­дывая прос­торную ком­на­ту. Ко­сые сол­нечные лу­чи про­ника­ли в баш­ню, кра­сили ка­мен­ные сте­ны в зо­лото, на­пол­ня­ли гус­то­той цве­та бор­до­вые бар­хатные порть­еры. Не­кото­рые пор­тре­ты то­же спа­ли, не­кото­рые уже бодрство­вали, бла­гос­клон­но ки­вали и рас­кла­нива­лись, встре­чая его взгляд. На сто­лах ле­жали учеб­ни­ки, свит­ки пер­га­мен­та и перья, на по­лу ка­тались и грыз­лись две Клы­кас­тые фрис­би. На од­ном по­докон­ни­ке пе­чаль­но по­пис­ки­вал за­бытый кар­ли­ковый пу­шис­тик. В крес­ле у ка­мина ле­жала ог­ромная шля­па в ви­де ль­ва, ко­торый то­же явс­твен­но пох­ра­пывал. На стен­де по­верх всех объ­яв­ле­ний ви­села цвет­ная кар­тинка с чь­им-то ко­сым пор­тре­том, уты­кан­ным дро­тика­ми. Все бы­ло та­кое зна­комое, уже став­шее при­выч­ным. Он вздох­нул пог­лубже, слов­но впи­тывая в се­бя аро­мат вол­шебс­тва, про­низы­вав­ший все вок­руг, и зас­ме­ял­ся. Все внут­ри как буд­то за­щеко­тало, кровь быс­трее по­бежа­ла по жи­лам.

Вдруг раз­дался вопль:

— Алекс!

Ко­неч­но же, это бы­ла Ли­ли, ска­тив­ша­яся по лес­тни­це из де­вичь­их спа­лен.

— Ну на­конец-то! — с чувс­твом ска­зала она, креп­ко его об­ня­ла и лу­каво при­щури­лась, — а я вы­иг­ра­ла спор у Рей­ни! Он ска­зал, что я не вста­ну так ра­но, что­бы встре­тить те­бя.

Алекс сно­ва зас­ме­ял­ся, ощу­щая, как рас­тет и рас­цве­та­ет в сер­дце ра­дость. Как же ему не хва­тало в боль­ни­це дру­зей и Хог­вар­тса! Как же хо­рошо, что все кон­чи­лось!

Ког­да он под­нялся в свою спаль­ню, его со­седи как раз вста­вали. Они ве­село здо­рова­лись, хло­пали по пле­чу, шут­ли­во за­видо­вали его за­тянув­шимся ка­нику­лам. Они не зна­ли при­чин его опоз­да­ния, прос­то бы­ли в кур­се, что он ле­жал в «Мун­го». Рейн с ши­рочен­ной улыб­кой пов­то­рил сло­ва Ли­ли:

— На­конец-то!

— Что, бы­ло скуч­но? — ус­мехнул­ся Алекс, и друг на­иг­ранно за­катил гла­за:

— Прос­то не­выно­симо слу­шать сте­нания Ли­ли о том, что ник­то не да­ет ей спи­сывать до­маш­ние за­дания и не хо­чет тас­кать вкус­нень­кое от до­мови­ков из кух­ни!

Они рас­хо­хота­лись и при­нялись оде­вать­ся к зав­тра­ку. Алекс с удо­воль­стви­ем пе­ре­одел­ся в школь­ную фор­му, на­кинул чер­ную ман­тию, на­тянул ос­тро­конеч­ный кол­пак, соб­рал рюк­зак с кни­гами, пог­ла­дил вол­шебную па­лоч­ку. Каж­дое дви­жение на­пол­ня­ло энер­ги­ей, каж­дая вещь слов­но лас­ти­лась к ру­кам. Он в ко­торый раз с за­та­ен­ным сод­ро­гани­ем по­думал, что все­го это­го мог­ло и не быть. Он мог ос­тать­ся в том смер­тном сне, ти­хо угас­нуть, так и не при­ходя в соз­на­ние, а его жизнь бы­ла бы вы­пита страш­ной па­учи­хой. И не бы­ло бы глаз мис­сис Пот­тер, в ко­торых лу­чилась ра­дость от то­го, что он жив. Не бы­ло бы чу­дес­но­го фей­ер­верка близ­не­цов, ус­тро­ен­но­го в честь его вы­пис­ки из боль­ни­цы, и теп­ла от ру­чон­ки ма­лень­кой Лин. Не бы­ло бы это­го ут­ра в сон­ной Гос­ти­ной, про­низан­но­го ощу­щени­ем вол­шебс­тва, ко­торое он сно­ва ощу­тил в сво­ей кро­ви, креп­ких объ­ятий Ли­ли и улыб­ки Рей­на. И Алекс сно­ва с бла­годар­ностью по­думал о ста­рой ле­ди Аза­лин­де Мал­фой и опе­куне, бла­года­ря ко­торым это ут­ро все-та­ки бы­ло.

В Боль­шой зал сте­кались на зав­трак че­тыре фа­куль­те­та, и он ма­хал зна­комым, нем­но­го удив­ля­ясь ра­дос­ти, с ко­торой они при­ветс­тво­вали его. Гай Мак­Нейр и Сэм Вуд под­бе­жали и по­жали ру­ки, тут же на­пом­нив о фут­бо­ле. То­ни Кинг и Си­рил Тай­лер не­ис­то­во ма­хали в че­тыре ру­ки со сво­его даль­не­го сли­зерин­ско­го сто­ла. Даф­на Лей­нстрендж, сму­ща­ясь, ска­зала, что очень ра­да ви­деть его.

Но и нед­ру­ги за­мети­ли его. Эд­вард Де­лэй­ни пе­ред­разнил его жест, что-то ска­зал сво­ему бли­жай­ше­му ок­ру­жению, и все они рас­хо­хота­лись, за ис­клю­чени­ем Са­тин Мал­фуа. Алекс за­метил, что Са­тин ки­нула на не­го злой взгляд и уг­рю­мо от­верну­лась. Он фи­лософ­ски по­жал пле­чами. Собс­твен­но го­воря, ему бы­ло все рав­но, что там Са­тин о нем ду­ма­ет. Да и Де­лэй­ни как-то сов­сем не за­нимал мыс­ли. Пусть ус­тра­ива­ет цирк и раз­вле­ка­ет сво­их «шка­фов», на здо­ровье.

Ед­ва он по­зав­тра­кал и вы­шел из-за сто­ла, вски­дывая на пле­чо рюк­зак, как его отыс­ка­ла ма­дам Пом­фри и неп­реклон­ным то­ном ве­лела при­ходить в Боль­нич­ное кры­ло ут­ром и ве­чером для при­ема це­леб­ных зе­лий, а так­же яв­лять­ся раз в не­делю для ос­мотра. Он кис­ло по­обе­щал все вы­пол­нять.

Пер­вым за­няти­ем бы­ла тран­сфи­гура­ция, и он уже пред­вку­шал удо­воль­ствие от лю­бимо­го уро­ка. Это не ЗО­ТИ, на ко­тором про­фес­сор Лю­пин уж точ­но наш­ла бы к че­му прид­рать­ся и щед­ро наг­ра­дила пер­вы­ми в этом го­ду на­каза­ни­ями. Рейн ушел впе­ред, и он дви­нул­ся вслед за дру­гом, ог­ля­дыва­ясь на за­меш­кавшу­юся Ли­ли, ко­торая что-то ис­ка­ла в сум­ке. Вдруг он на­летел на ка­кую-то школь­ни­цу, ед­ва не сбил ее с ног, зас­та­вив пис­кнуть и ух­ва­тить­ся за его ру­кав.

— Ой, из­ви­ни! — хо­ром вос­клик­ну­ли оба, и де­воч­ка от­сту­пила.

Под­няв на не­го взгляд, она улыб­ну­лась, и на ще­ках по­яви­лись ми­лые ямоч­ки. Алекс не­воль­но пок­раснел и еще раз про­бор­мо­тал из­ви­нения.

— Это ты? — не­ожи­дан­но спро­сила де­воч­ка, — мне по­каза­лось, что мы уви­дим­ся толь­ко зи­мой. Те­бе пон­ра­вились кон­фе­ты?

— Э­эээ…ка­кие кон­фе­ты? — сби­тый с тол­ку Алекс на­чал ли­хора­доч­но при­поми­нать, что за осо­бен­ные кон­фе­ты он мог не­дав­но есть и где он во­об­ще ви­дел эту де­воч­ку, по ви­ду пер­во­кур­сни­цу, ес­ли она вро­де как уз­на­ла его.

— Ко­торые я ос­та­вила для те­бя у де­душ­ки в ка­бине­те, — зас­ме­ялась она, — маг­лов­ский шо­колад дол­жен был те­бе пон­ра­вить­ся. Я его то­же люб­лю.

— У де­душ­ки в ка­бине­те… Ты внуч­ка мис­те­ра Грин­грас­са? Кас­сан­дра? — в па­мяти всплыл вкус оре­хов в шо­кола­де, ос­тавлен­ных, по за­вере­нию мис­те­ра Грин­грас­са, «его про­каз­ни­цей Кэс­си, ко­торая бал­лы для сво­его фа­куль­те­та бу­дет за­раба­тывать на Про­рица­нии, кто бы его ни вел», и кол­до-фо­тог­ра­фия в рам­ке из цвет­но­го стек­ла.

— Кас­сан­дра Ро­бардс, — кив­ну­ла де­воч­ка, ее ка­рие гла­за за­ис­кри­лись, а на ще­ках сно­ва за­иг­ра­ли ямоч­ки, — а ты Алекс, вер­но?

— Да, Алекс. Алекс Грей­нджер Мал­фой. Я в Гриф­финдо­ре, а ты? — Алекс по­чувс­тво­вал, как крас­ка за­лива­ет не толь­ко ли­цо, но и уши. Ну и ту­пой воп­рос! По­нят­но же, что она сли­зерин­ка, су­дя по се­реб­ристо-зе­лено­му гал­сту­ку и эм­бле­ме со зме­ей на школь­ной ман­тии.

Кас­сан­дра под­ня­ла бро­ви и на­вер­ня­ка ре­шила, что он слег­ка не­адек­ва­тен.

— В Сли­зери­не.

— Алекс, у нас урок че­рез пять ми­нут, опаз­ды­ва­ем! — раз­дался за спи­ной не­доволь­ный го­лос Ли­ли, и она поч­ти во­локом по­тащи­ла его к вы­ходу из Боль­шо­го За­ла, у ко­торо­го их под­жи­дал уже не­тер­пе­ливо пе­реми­нав­ший­ся с но­ги на но­гу Рейн. Алекс ед­ва ус­пел мах­нуть Кас­сан­дре, на что она кив­ну­ла и отош­ла к стай­ке пер­во­кур­сни­ков, вни­матель­но слу­шав­ших про­фес­со­ра Флин­та.

— Ну по­чему ты веч­но бол­та­ешь со сли­зерин­ца­ми? Не ус­пе­ешь от­вернуть­ся, а уже кто-то из них кру­тит­ся ря­дом! — вы­гова­рива­ла Ли­ли, быс­трым ша­гом не­сясь впе­ред, — это во­об­ще кто? Во­об­ще не знаю ни­кого из пер­во­кур­сни­ков.

Алекс ог­ля­нул­ся и отыс­кал взгля­дом де­воч­ку, ко­торая вы­деля­лась сре­ди сво­их со­кур­сни­ков вы­соким рос­том, гус­ты­ми каш­та­новы­ми ло­кона­ми поч­ти до по­яса и осан­кой.

— Кас­сан­дра Ро­бардс, — рас­се­ян­но от­ве­тил он, ша­гая за друзь­ями и раз­мышляя о том, что Кас­сан­дра уга­дала с его вку­сом, по­чему она ос­та­вила эти кон­фе­ты, и что еще мог­ла Уви­деть де­воч­ка, на­делен­ная Да­ром пред­ви­дения?

Вор­ча­ния Ли­ли и воп­ро­сов Рей­на он не слы­шал.


* * *


Алекс мед­ленно брел к зам­ку. Все-та­ки бе­гать бы­ло еще тя­жело­вато. Все­го лишь пят­надцать ми­нут по­пинал мяч, а уже про­тив­но зад­ро­жали но­ги и зак­ру­жилась го­лова. Он нем­но­го по­сидел на трав­ке, дрожь прош­ла, но коль­ца и три­буны на со­сед­нем квид­дичном по­ле все рав­но нем­но­го дво­ились, а ре­бята, го­няв­шие мяч, ка­зались то иг­ру­шеч­ны­ми, то вдруг на­чина­ли плыть, как буд­то под во­дой. Уже по­ра бы­ло ид­ти к ма­дам Пом­фри, при­нять ве­чер­нее зелье и пос­та­рать­ся не по­казать, что ему не очень хо­рошо, ина­че она без­жа­лос­тно зап­рет в Боль­нич­ном кры­ле и на­ябед­ни­ча­ет пись­мом мис­те­ру Пот­те­ру. А что бу­дет, ес­ли об этом уз­на­ет мис­сис Пот­тер, он ста­рал­ся да­же не пред­став­лять. Ве­ро­ят­но, прим­чится на мет­ле со ско­ростью зву­ка и, не слу­шая его про­тес­тов, тут же за­берет из Хог­вар­тса. Ре­бята ос­та­лись до­иг­ры­вать, он им ни­чего не ска­зал и не­замет­но ушел с по­ля, бла­го иг­ро­ков хва­тало. На спе­ци­аль­но на­кол­до­ван­ной про­фес­со­ром Хаг­ри­дом ска­мей­ке си­дели еще пять-семь че­ловек и бур­но об­сужда­ли по­рядок оче­реди. Де­ло поч­ти до­ходи­ло до лег­кой неп­ри­нуж­денной дра­ки.

Алекс по­шел ми­мо квид­дично­го по­ля, ре­шив сре­зать путь. На са­мой близ­кой три­буне, прак­ти­чес­ки не вид­ный за пе­рила­ми, си­дел ка­кой-то маль­чик и, изо всех сил вы­тяги­вая шею, за­ин­те­ресо­ван­но наб­лю­дал за фут­боль­ным мат­чем. «И че­го бы ему не по­дой­ти к нам? За­чем так ко­рячить­ся?» — с лег­ким удив­ле­ни­ем по­думал Алекс, приг­ля­дел­ся, ста­ра­ясь уз­нать, кто бы это мог быть, и спот­кнул­ся, ед­ва не за­быв о сво­ем го­ловок­ру­жении. Маль­чи­ком, так ув­ле­чен­но смот­ревшим на маг­лов­ский фут­бол, ока­зал­ся… Дэ­вид Дер­рик! Один, без не­из­менно­го Бо­ула ря­дом, без Де­лэй­ни, за спи­ной ко­торо­го всег­да воз­вы­шал­ся мол­ча­ливой го­ропо­доб­ной ту­шей. Он прос­то си­дел, ста­ра­ясь, что­бы его не за­мети­ли, сле­дил за мя­чом, ко­торый ока­зывал­ся то в од­них им­про­визи­рован­ных во­ротах, то в дру­гих, и его гу­бы ше­вели­лись, слов­но он пы­тал­ся под­ска­зать иг­ро­кам, ко­му луч­ше па­совать.

Не­уж­то этот сли­зери­нец из сви­ты Де­лэй­ни ув­лекся фут­бо­лом? А Де­лэй­ни до­гады­ва­ет­ся об ин­те­ресах сво­его «шка­фа»? На­вер­ня­ка, нет, это же да­же пред­ста­вить не­воз­можно. Вот бы, на­вер­ное, он во­пил и пле­вал­ся! Как же, ведь чис­токров­ный маг дол­жен иг­рать толь­ко в квид­дич и точ­ка.

Алекс не­тороп­ли­во шел че­рез не­боль­шой зад­ний дво­рик, пред­став­ляя ре­ак­цию Де­лэй­ни и ти­хо хи­хикая про се­бя. Сол­нце уже са­дилось, и че­рез двор тя­нулись длин­ные си­ние те­ни, маз­ка­ми ак­ва­рели ло­жив­ши­еся на ка­мен­ные пли­ты и сте­ны. У фон­та­на в цен­тре дво­ра, ча­шу ко­торо­го опять за­било лис­твой, и он ед­ва буль­кал, сто­яло нес­коль­ко ре­бят. Алекс уз­нал со­кур­сни­ков-пуф­фендуй­цев и ве­село по­махал им. Прав­да, от лег­ко­го взма­ха его нем­но­го по­вело в сто­рону, но он ус­пел быс­тро вос­ста­новить рав­но­весие. Ре­бята пос­мотре­ли на не­го, но ник­то не от­ве­тил на при­ветс­твие. На­обо­рот, они как-то на­супи­лись, соб­ра­лись, спло­тились, слов­но за­щища­ясь. Удив­ленный и нем­но­го оби­жен­ный (нор­маль­но же об­ща­лись!) Алекс по­дошел бли­же. Стэн Фо­ули, Марк У­ил­кост, Фе­лис Нотт и Грег Гойл сто­яли тес­ным по­лук­ру­гом, смот­ре­ли ис­подлобья, а за их спи­нами от­четли­во слы­шались чьи-то всхли­пыва­ния.

— При­вет, ре­бята, — ска­зал Алекс, чувс­твуя лег­кую тре­вогу. С пуф­фендуй­ца­ми у не­го с са­мого на­чала не бы­ло ни­каких сты­чек или не­допо­нима­ния. Со Стэ­ном и Мар­ком они ла­дили на поч­ве фут­бо­ла, с Гре­гом во­об­ще бы­ли, мож­но ска­зать, при­яте­лями, их час­то ста­вили в па­ру на за­няти­ях по Ас­тро­номии и Зель­ева­рению. С Фе­лис он прос­то ни­как не стал­ки­вал­ся. Что же так вне­зап­но слу­чилось?

— При­вет, — нас­то­рожен­но отоз­вался Грег, и в его «При­вете» яс­но чи­талось же­лание, что­бы Алекс прос­то шел ми­мо.

— Что тут у вас про­ис­хо­дит?

Плач стал глу­ше, слов­но кто-то за­жал рот ла­донью, но ры­дания все рав­но рва­лись на­ружу.

— Ни­чего, сто­им, раз­го­вари­ва­ем, — хо­лод­но ска­зал Стэн.

— Эй, ре­бят, вы че­го? Кто там у вас пла­чет? — Алекс ре­шил не от­ста­вать от пуф­фендуй­цев, что­бы сра­зу же на мес­те ре­шить все проб­ле­мы.

— Не твое де­ло, — со стран­ным вы­зовом бро­сила обыч­но ти­хая сдер­жанная Фе­лис.

— А мо­жет быть, мое? — Алекс уже нем­но­го ра­зоз­лился, — нор­маль­но объ­яс­нить не мо­жете?

Грег от­крыл бы­ло рот, но его прер­вал дро­жащий дев­чо­ночий го­лос:

— Это точ­но не твое де­ло, Грей­нджер Мал­фой! Ты что, при­шел по­из­де­вать­ся?

Из-за спин од­но­кур­сни­ков выш­ла Эм­ми Эй­ве­ри, и у Алек­са ед­ва не от­висла че­люсть от изум­ле­ния. На го­лове де­воч­ки кра­сова­лись ви­тые ба­раньи ро­га, при­чем зо­лоче­ные, под цвет ее зо­лотис­тых ло­конов, а го­лову, лоб, ще­ки, шею пок­ры­вала бе­лос­нежная кур­ча­вая шерсть. Кис­ти рук, вид­ные из-под школь­ной ман­тии, бы­ли по­хожи на ко­пыт­ца, так же как и бо­сые ступ­ни (сбро­шен­ные туф­ли ле­жали на тра­ве у фон­та­на). Выг­ля­дела Эм­ми, ко­неч­но, очень ми­ло, но сов­сем не по-че­лове­чес­ки.

Алекс до то­го был оша­рашен, что спер­ва и не по­нял, в чем его об­ви­ня­ют.

— Что слу­чилось? — вы­палил он, — по­чему ты не идешь к ма­дам Пом­фри?

— Ты не зна­ешь? Раз­ве Пот­тер не рас­ска­зала те­бе? За­чем ты во­об­ще при­шел сю­да? Пос­ме­ять­ся? — тем же дро­жащим го­лосом отоз­ва­лась Эм­ми.

Алек­са слов­но ока­тило хо­лод­ной во­дой.

— Эм­ми, ты что? Мне бы и в го­лову не приш­ло сме­ять­ся над то­бой! А Ли­ли я не ви­дел пос­ле обе­да, мы с Рей­ном бы­ли в Биб­ли­оте­ке, пи­сали эс­се по Зель­ям, а по­том вот, иг­ра­ли в фут­бол, — он мах­нул в сто­рону по­ля.

Гу­бы Эм­ми зап­ры­гали, и она сно­ва рас­пла­калась, при­жав ко­пыт­ца-ру­ки к ли­цу. Сле­зы тек­ли по бе­лой шерс­тке, и та тем­не­ла.

— Те­бе на­до в Боль­нич­ное кры­ло, — нас­той­чи­во пов­то­рил Алекс, — по­чему вы ее не от­ве­дете?

Пуф­фендуй­цы уг­рю­мо мол­ча­ли.

— Эм­ми поп­ро­сила дож­дать­ся тем­но­ты, — на­конец от­ве­тила Фе­лис, мяг­ко пог­ла­дила под­ру­гу по пле­чу и всу­нула ей в ко­пыт­ца но­совой пла­ток, — мы сто­рожи­ли, что­бы ник­то ее не уви­дел.

— Те­бя кто-то за­кол­до­вал? Или это нес­час­тный слу­чай?

— Нет! Это сов­сем не нес­час­тный слу­чай! — всхлип­ну­ла Эм­ми, — это зак­лятье нас­ла­ла на ме­ня Мак­Миллан!

— Те­бя зак­ля­ла А­ида Мак­Миллан? Спе­ци­аль­но? Здесь, в Хог­вар­тсе?! — по­разил­ся Алекс, не ве­ря сво­им ушам.

Эм­ми еле кив­ну­ла, сот­ря­са­ясь в ры­дани­ях:

— Я… он­нна.. ммне сссказ­зза­ала…

— Да­вай рас­ска­жу я, — Фе­лис жа­лос­тли­во по­мор­щи­лась и про­дол­жи­ла, — про­фес­сор Крот­котт поп­ро­сил нас с Эм­ми по­мочь пе­реса­дить за­уныв­ни­ки. Мы приш­ли пос­ле обе­да, и еще с на­ми был Стэн, он ду­мал, что его гли­зень выб­рался из сум­ки и сбе­жал ря­дом с теп­ли­цами. Мы все пе­реса­дили, по­том еще нем­но­го за­дер­жа­лись, по­мога­ли ис­кать глиз­ня. А ког­да пош­ли к зам­ку, за треть­ей теп­ли­цей на нас выш­ли Мак­Миллан, Квирк, Тур­пин, Стеб­бинс и Пот­тер. Они ок­ру­жили нас, и Мак­Миллан сра­зу же на­чала цеп­лять­ся к Эм­ми.

Алекс под­нял бро­ви. Нет, в прин­ци­пе Ли­ли дру­жила с А­идой и ее ком­па­ни­ей, но он креп­ко сом­не­вал­ся в том, что она доб­ро­воль­но учас­тво­вала в по­доб­ном де­ле.

— Да. Пот­тер бы­ла с ни­ми, — ка­тего­рич­но ска­зала Фе­лис, — Стэн под­твер­дит.

Фо­ули кив­нул, и де­воч­ка про­дол­жи­ла:

— Мак­Миллан ска­зала, что Эм­ми ста­ра­ет­ся об­ра­тить на се­бя вни­мание, как буд­то ка­кая-то звез­да, что яко­бы рас­пуска­ет про их ком­па­нию гад­кие слу­хи, что она не­зас­лу­жен­но по­лучи­ла «Пре­вос­ходно» на пись­мен­ной кон­троль­ной по Ча­рам, по­тому что все спи­сала у нее.

— Я не спи­сыва­ла и слу­хов не рас­пуска­ла! — горь­ко про­рыда­ла Эм­ми.

— Стэ­ну она ве­лела, что­бы он не лез не в свое де­ло. И еще… — Фе­лис по­мол­ча­ла, слов­но раз­ду­мывая, го­ворить или нет, но ре­шилась, — она ска­зала, что та­ких, как мы, на­до гнать из Хог­вар­тса.

— Та­ких, как вы? — не­до­умен­но пе­рес­про­сил Алекс, — это ка­ких?

— Родс­твен­ни­ков По­жира­телей Смер­ти, «не­доби­тых га­дены­шей», это ее сло­ва, — ти­хо про­из­нес Грег. Фо­ули при этом сер­ди­то фыр­кнул, Фе­лис опус­ти­ла гла­за, Эм­ми всхлип­ну­ла, и толь­ко Марк, ко­торый был из маг­лов­ской семьи, ни­как не от­ре­аги­ровал.

Алек­су по­каза­лось, что его об­да­ло ле­дяным зим­ним вет­ром. Это бы­ло нес­пра­вед­ли­во. Это бы­ло от­вра­титель­но и мер­зко. Как Мак­Миллан сме­ет су­дить о том, кто дол­жен или не дол­жен учить­ся в Хог­вар­тсе? По ка­кому пра­ву она во­об­ще так ос­кор­бля­ет лю­дей? То, что ее ро­дите­ли бы­ли Ге­ро­ями вой­ны, не да­вало ей ни­каких при­виле­гий. И Ли­ли бы­ла под­ру­гой этой про­тив­ной дев­чонки, она бы­ла с ней!

Алек­са так уда­рило имя Ли­ли, что пер­вым по­рывом бы­ло не­мед­ленно бро­сить­ся в за­мок и выр­вать у нее все под­робнос­ти слу­чив­ше­гося, пос­лу­шать, что она ска­жет. Да­же го­лова пе­рес­та­ла кру­жить­ся, он чувс­тво­вал се­бя ка­ким-то очень ос­трым и твер­дым.

— Я не ви­нова­та, что мои дед и дя­дя бы­ли По­жира­теля­ми Смер­ти! — хрип­ло­ватым от дол­гих слез го­лосом гнев­но ска­зала Эм­ми, — и Фе­лис не ви­нова­та, что ее па­па был По­жира­телем. И Грег. Мы ни при чем, это во­об­ще все бы­ло до на­шего рож­де­ния!

— Мак­Миллан пе­реш­ла все гра­ницы, — глу­хо до­бавил Стэн, — это она заз­везди­лась.

Фе­лис вздох­ну­ла и при­села на бор­тик фон­та­на, сце­пив ла­дони в за­мок.

— Она са­мая по­пуляр­ная де­воч­ка на на­шем кур­се, все ее слу­ша­ют. Она еще в прош­лом го­ду дос­та­вала нас — при­дира­лась, об­зы­вала, нас­тра­ива­ла всех, а в этом го­ду во­об­ще как с це­пи сор­ва­лась.

— Мне она ни­чего не го­вори­ла, — рас­те­рян­но про­бор­мо­тал Алекс, — хо­тя у ме­ня то­же… отец…

— Ой, не сме­ши, кто бу­дет цеп­лять­ся к те­бе? Уж точ­но не Мак­Миллан, — Фе­лис нем­но­го на­иг­ранно ок­ругли­ла гла­за и всплес­ну­ла ру­ками, — мак­си­мум, все шеп­чутся, а в ли­цо ник­то ни­чего не мо­жет ска­зать. Ты же дру­жишь с Пот­тер и У­из­ли, и все зна­ют, кто твой опе­кун, и в чь­ем до­ме ты жи­вешь. Так же, как и Мак­Ней­ру ни­чего не сде­ла­ют, по­тому что его те­тя очень вли­ятель­ная и ра­бота­ет в Ми­нис­терс­тве.

Алекс не знал да­же, что ска­зать. Это еще он кри­чал друзь­ям в прош­лом го­ду, что на не­го яко­бы ко­со смот­рят, к не­му пло­хо от­но­сят­ся? М-да, вот те­бе си­ту­ация с дру­гой сто­роны. А ведь об этом всколь­зь об­молви­лась еще Даф­на, ког­да он пред­ло­жил за­нимать­ся с ней. Те­перь он по­нимал, по­чему на его прош­ло­год­ние расс­про­сы ре­бята ре­аги­рова­ли так нап­ря­жен­но. На них то­же смот­ре­ли и шеп­та­лись, но вдо­бавок еще и ос­кор­бля­ли, оби­жали, да­же уни­жали. И он это­го в упор не ви­дел, за­цик­ленный на се­бе са­мом. Но не­уже­ли это­го не ви­дят пре­пода­вате­ли и ди­рек­тор? Впро­чем, все взрос­лые та­кие, под но­сом ни чер­та не за­меча­ют, а по­том на­чина­ют­ся кри­ки и уп­ре­ки.

— А как она нас­ла­ла зак­лятье на те­бя? — пос­ле не­дол­го­го мол­ча­ния спро­сил Алекс.

— Я да­же и не по­няла, — приз­на­лась Эм­ми, вы­тирая плат­ком по­тем­невшую мок­рую шерс­тку на ще­ках, — она цеп­ля­лась и цеп­ля­лась, по­том ска­зала, что я ту­пее ов­цы, и бро­сила мне пря­мо под но­ги что-то ужас­но во­нючее, как буд­то на­воз­ную бом­бу. По­шел дым, я сра­зу за­чиха­ла и за­каш­ля­ла, от­ско­чила, тол­кну­ла не­ча­ян­но Фе­лис, она упа­ла. Они все зас­ме­ялись и убе­жали, и Мак­Миллан бро­сила, что хо­рошень­ко про­учит ме­ня.

— Кста­ти, Пот­тер все-та­ки уш­ла не­задол­го до это­го, — вдруг до­бавил по­мал­ки­вав­ший Марк, — я встре­тил ее од­ну в две­рях, ког­да шел из зам­ка. По­том, че­рез нес­коль­ко ми­нут уже стол­кнул­ся с Мак­Миллан и ос­таль­ны­ми. Они шли и хо­хота­ли, как су­мас­шедшие.

— Ког­да я от­кашля­лась, на­чали че­сать­ся ще­ки и ру­ки, и по­том вот — вы­рос­ли шерсть и ро­га, — Эм­ми, не сдер­жавшись, опять всхлип­ну­ла, — это она, точ­но! И за­чем я вер­ну­лась в этот Хог­вартс? Я про­сила ма­му и крес­тно­го пе­ревес­ти ме­ня в Шар­мба­тон, а они не пос­лу­шали, ска­зали, что я дол­жна учить­ся в Ан­глии!

Сол­нце се­ло, сгу­щались без­лунные осен­ние су­мер­ки, за ши­ворот лез­ла прох­ла­да. С по­ля не до­носи­лось ни­каких кри­ков, ви­димо, все уже ра­зош­лись.

— Идем­те к Пом­фри, — ус­та­ло ска­зал Алекс, чувс­твуя се­бя опус­то­шен­ным от все­го ус­лы­шан­но­го, — Эм­ми, вста­вай в се­реди­ну, мы те­бя зак­ро­ем.

Пуф­фендуй­цы ок­ру­жили де­воч­ку, са­мого тол­сто­го — Гре­га и са­мого вы­соко­го — Мар­ка пос­та­вили впе­реди, Алекс и Стэн вста­ли по бо­кам, Фе­лис за­мыка­ла. В це­лом, Эм­ми поч­ти не бы­ло вид­но за их спи­нами, бо­ками и ма­куш­ка­ми, и они дви­гались мед­ленно, но не прив­ле­кая к се­бе осо­бого вни­мания. Прав­да, над ни­ми нес­коль­ко раз про­летал Пивз, гнус­но хи­хикал и да­же по­орал об­зы­вал­ки сво­им гну­савым го­лосом, но по­том вни­мание пол­тергей­ста бы­ло от­вле­чено ка­кими-то шес­ти­кур­сни­ками, ко­торые, су­дя по до­нося­щим­ся кри­кам зав­хо­за Фил­ча, хо­тели сот­во­рить что-то не­пот­ребное в хол­ле с ог­ромны­ми фа­куль­тет­ски­ми ча­сами, на­пол­ненны­ми дра­гоцен­ны­ми кам­ня­ми. Пол­тергей­ст, ку­дах­тая и по­тирая ру­ки, ум­чался к хол­лу, а они бла­гопо­луч­но доб­ра­лись до Боль­нич­но­го кры­ла. Там ма­дам Пом­фри, ес­тес­твен­но, ра­зоха­лась, не­мед­ленно уло­жила пуф­фендуй­ку за от­дель­ную шир­му и выг­на­ла всех, кро­ме Алек­са. Ему она вру­чила еже­вечер­нее зелье в вы­соком ста­кане, и он при­нял­ся мед­ленно це­дить мер­зко-слад­кий от­вар, по­хожий на вкус на пе­реб­ро­див­шее клуб­ничное ва­ренье по­полам с ули­точ­ной слизью.

— Это серь­ез­но? Она ско­ро выз­до­рове­ет? — спро­сил он у мед­сес­тры, хло­потав­шей со склян­ка­ми и фла­кона­ми.

— По­лагаю, что ей при­дет­ся не­кото­рое вре­мя нас­ла­дить­ся от­лы­нива­ни­ем от уро­ков, — су­хо от­ве­тила ма­дам Пом­фри, по­махи­вая вол­шебной па­лоч­кой над не­кото­рыми фла­кона­ми, за­мер­цавши­ми в от­вет раз­ны­ми цве­тами, — вы все вы­пили, мо­лодой че­ловек? Имей­те в ви­ду, ес­ли в сле­ду­ющий раз про­пус­ти­те вре­мя при­ема зелья, я не­мед­ленно на­пишу ва­шему опе­куну о не­соб­лю­дении ре­жима.

Алекс пос­пешно под­нес к гу­бам ста­кан, в ко­тором, увы, ос­та­валось еще чуть мень­ше по­лови­ны, и с от­вра­щени­ем че­рез си­лу сде­лал оче­ред­ной вяз­кий при­тор­ный гло­ток. Ма­дам Пом­фри унес­лась за шир­му, что-то спро­сила, выс­лу­шав от­вет Эм­ми, раз­ра­зилась сер­ди­той ти­радой, по­том опять при­бежа­ла к сво­ему сто­лу, у ко­торо­го при­мос­тился Алекс.

— И что вам ней­мет­ся? Не­уже­ли нель­зя эк­спе­римен­ти­ровать с ча­рами и зак­лять­ями на уро­ках, под над­зо­ром и с сог­ла­сия пре­пода­вате­лей? Ведь мно­гие одоб­ря­ют са­мос­то­ятель­ные ра­боты школь­ни­ков. Но нет же, неп­ре­мен­но на­до сме­шать ви­нег­рет из зак­ля­тий и по­кол­до­вать в ка­ком-ни­будь ук­ромном угол­ке, а по­том в луч­шем слу­чае прий­ти в Боль­нич­ное кры­ло на сво­их но­гах с жа­лоба­ми на из­лишнее ко­личес­тво шер­сти, со­вер­шенно не­нуж­ный хвост или не­пот­ребную дли­ну зу­бов. Ох, сту­ден­ты во все вре­мена оди­нако­вы! — огор­ченно вор­ча­ла мед­сес­тра, дос­та­вая из шкаф­чи­ка оче­ред­ной фла­кон и рас­смат­ри­вая его эти­кет­ку.

Из ее прос­тран­ных жа­лоб Алекс по­нял — Эм­ми не про­гово­рилась о ви­не А­иды, прит­во­рилась, что са­ма на се­бя нас­ла­ла зак­лятье.

Еле-еле до­пив зелье и де­лая ге­ро­ичес­кие по­пыт­ки удер­жать его в же­луд­ке, он поп­лелся к шир­ме, де­ликат­но пос­ту­чал по де­ревян­ной стой­ке и, ус­лы­шав от­вет, заг­ля­нул за нее. Эм­ми ос­то­рож­но при­под­ня­ла го­лову с ро­гами.

— Выз­до­рав­ли­вай, — по­желал он, ста­ра­ясь го­ворить так, что­бы не ус­лы­шала мед­сес­тра, — и не за­мора­чивай­ся по по­воду Мак­Миллан. Ес­ли она бу­дет про­дол­жать в этом же ду­хе, мы все рас­ска­жем ди­рек­то­ру Мак­Го­нагалл, и это точ­но не бу­дет ябед­ни­чес­твом.

— Спа­сибо. Из­ви­ни, что… что я так про те­бя по­дума­ла, — ви­нова­то улыб­ну­лась де­воч­ка, — Грег го­ворил, что ты очень чес­тный и спра­вед­ли­вый. Но ты ведь дру­жишь с Пот­тер и У­из­ли, а они, Мак­Миллан, Голд­стейн и еще дру­гие… ну они же ти­па кру­тые и не…

Алекс пос­пешно обор­вал ее на по­лус­ло­ве, поп­ро­щал­ся и улиз­нул из Боль­нич­но­го кры­ла, по­ка ма­дам Пом­фри не взду­малось еще чем-ни­будь его на­пич­кать.

Ког­да он шел в гриф­финдор­скую баш­ню, за ок­на­ми дав­но уже мрач­нел хму­рый и ура­ган­ный ве­чер. Ве­тер бил­ся с та­кой си­лой, что сте­ны вздра­гива­ли, а вит­ражные ок­на жа­лоб­но зве­нели и слов­но про­гиба­лись внутрь. Он не­воль­но по­думал об Эм­ми, ко­торая ле­жала од­на в пус­том Боль­нич­ном кры­ле. На­вер­ное, ей не очень у­ют­но в ог­ромной тем­ной ком­на­те с вы­сочен­ным по­тол­ком и мно­жес­твом окон, ос­ве­ща­емой од­ной лам­пой у сто­ла ма­дам Пом­фри. Он вздох­нул. Что де­лать, он не знал. И во­об­ще, его ли то де­ло?

Ес­ли все, что го­вори­ли ре­бята об А­иде, прав­да, то Стэн прав, она пе­реш­ла все гра­ницы. Так нель­зя пос­ту­пать. Но поп­ро­буй-ка ска­жи что-ни­будь Мак­Миллан!

Он по­нимал мол­ча­ние пуф­фендуй­цев. Ро­дите­ли А­иды бы­ли Ге­ро­ями Вто­рой вой­ны, ее отец ра­ботал в Ми­нис­терс­тве, за­нимал до­воль­но вы­сокий пост и был хо­рошо зна­ком с мис­те­ром Пот­те­ром, бо­лее то­го, был его со­кур­сни­ком, чем, кста­ти, иног­да лю­била прих­вас­тнуть А­ида. А пос­ледний факт би­ог­ра­фии, как уже по­нял Алекс за про­шед­ший год в ма­гичес­ком ми­ре, вы­зывал у аб­со­лют­но­го боль­шинс­тва ма­гов толь­ко по­ложи­тель­ные эмо­ции. Имя его опе­куна от­кры­вало мно­гие две­ри и слу­жило сво­его ро­да уни­вер­саль­ным ко­зыр­ным ту­зом. Он, на­вер­ное, толь­ко сей­час, в пол­ной ме­ре осоз­нал, нас­коль­ко у не­го уни­каль­ная си­ту­ация. Будь его опе­куном кто-то дру­гой, то, учи­тывая все об­сто­ятель­ства, де­ло не обош­лось бы ко­сыми взгля­дами и пе­решеп­ты­вани­ями, ко­торых, к сло­ву ска­зать, к кон­цу го­да он поч­ти и не за­мечал (ну кро­ме Де­лэй­ни с его под­пе­вала­ми, но это во­об­ще дру­гая ис­то­рия). Нет, его бы зат­ра­вили так, что Дик и Боб по­каза­лись ми­ло под­тру­нива­ющи­ми доб­ро­душ­ны­ми шут­ни­ками. Не зря, ох, не зря Эм­ми об­молви­лась о том, что хо­тела пе­ревес­тись в дру­гую шко­лу. Ес­ли по­расс­про­сить Гре­га и Фе­лис, то на­вер­ня­ка, вып­лы­вет мно­го не­хоро­ших мо­мен­тов. А ведь еще есть Даф­на, Даф­на с фа­мили­ей, по «звуч­ности» и «из­вес­тнос­ти» не ус­ту­па­ющей его, с пол­ным на­бором родс­твен­ни­ков в Аз­ка­бане, роб­кая и ти­хая, ко­торую не за­щитят ни из­вес­тные и ува­жа­емые все­ми опе­куны, ни те­ти, ра­бота­ющие в Ми­нис­терс­тве, ни ба­наль­ные день­ги.

Алек­су хо­телось ры­чать и ко­лотить сте­ны ку­лаком. Ну как так? Как же так все по-ду­рац­ки?! Ес­ли Де­лэй­ни и Мал­фуа с их ус­та­рев­ши­ми и ту­пыми взгля­дами о чис­той кро­ви мож­но бы­ло дать от­пор, то как вра­зумить Мак­Миллан, под­ру­гу Ли­ли, дочь Ге­ро­ев, од­ну из луч­ших уче­ниц на их кур­се, дей­стви­тель­но по­пуляр­ную, кра­сивую и ум­ную, ка­залось бы, де­воч­ку?!

Ког­да он в са­мых раз­ди­ра­ющих чувс­твах на­конец по­пал в Гос­ти­ную (Пол­ная Да­ма опять пе­реб­ра­ла шо­колад­ных ко­тел­ков и на со­вер­шенно пра­виль­ный па­роль толь­ко глу­по хи­хика­ла), его под­жи­дал Рейн, чи­тав­ший кни­гу за их лю­бимым сто­ликом в уг­лу у ок­на. Алекс по­дошел к дру­гу и мрач­но плюх­нулся на стул нап­ро­тив. От лам­пы под оран­же­вым аба­журом во­лосы ка­зались Рей­на еще ры­жее, от­че­го он нем­но­го по­ходил на пы­ла­ющий фа­кел. Рейн в сво­ем сти­ле мол­ча под­нял бровь. Алекс толь­ко вздох­нул.

— Ты же зна­ешь, что я так и бу­ду си­деть и смот­реть? — под­мигнул друг, — что слу­чилось? Ку­да ты так та­инс­твен­но про­пал с на­шего судь­бо­нос­но­го мат­ча и где про­падал до се­го мо­мен­та? Меж­ду про­чим, мы вы­иг­ра­ли, сем­надцать — пят­надцать, а пе­наль­ти за­бил Кар­трайт.

Алекс угук­нул и по­ин­те­ресо­вал­ся:

— А где Ли­ли?

— Уш­ла к пуф­фендуй­кам. У них там что-то вро­де дев­чачь­ей пи­жам­ной ве­черин­ки, еды на­тас­ка­ли — на весь курс хва­тит, — ус­мехнул­ся Рейн, — кста­ти, она опять не сде­лала до­маш­нее за­дание по Зель­ям, так что сей­час при­дет и бу­дет клян­чить у те­бя.

Алекс не­оп­ре­делен­но хмык­нул и ус­та­вил­ся в ок­но, за ко­торым уже вов­сю хлес­тал дождь.

— И сно­ва пов­то­рю воп­ро­сы, ко­торые ос­та­лись без от­ве­та — что слу­чилось и где те­бя но­сило?

Алекс по­мол­чал еще па­ру ми­нут, пя­лясь в мок­рую ть­му, ни­чего там не уви­дел и все-та­ки вы­ложил дру­гу все о про­изо­шед­шем.

— Ли­ли бы­ла с ни­ми? — нах­му­рил­ся Рейн, выс­лу­шав до кон­ца.

— Вна­чале да, по­том, ви­димо, уш­ла.

— Не нра­вит­ся мне все это. Я за­метил, что А­ида с са­мого пер­во­го сен­тября ка­кая-то дер­га­ная и нер­вная, но да­же и не ду­мал, что она… поз­во­лит се­бе та­кое. Су­дя по все­му, ее штуч­ка с ды­мом и зак­лять­ем — это Ба­раш­ко­вый Чих из дя­дино­го ма­гази­на. Эти иг­рушки бы­ли по­зап­рошло­год­ней но­вин­кой се­зона, шли на­рас­хват, но их зап­ре­тили.

— Это опас­но? — нас­то­рожил­ся Алекс, — что это во­об­ще та­кое?

— Смесь чар из раз­ря­да Жабь­их ка­раме­лек, Ка­наре­еч­ных по­мадок и На­воз­ных бомб, та­кая ма­лень­кая бом­бочка, ко­торая взры­ва­ет­ся и на­киды­ва­ет зак­лятье. Аб­со­лют­но без­вред­ное, мак­си­маль­ный срок дей­ствия — 12 ча­сов, — за­верил Рейн, — тог­да к дя­де Фре­ду, как обыч­но, за­яви­лась Ко­мис­сия по Эк­спе­римен­таль­ным Ча­рам. Дя­дя на­чал по­казы­вать, рас­ска­зывать, ув­лекся, пред­ло­жил са­мим поп­ро­бовать. А да­ма из Ко­мис­сии не­допо­няла, ра­зоби­делась, ре­шила, что ее счи­та­ют глу­пой, как ов­ца, и зап­ре­тила их ис­поль­зо­вание. Дя­дя Фред пе­рес­тал их вы­пус­кать, но у пе­рекуп­щи­ков в ма­лень­ких ла­воч­ках до сих пор мож­но най­ти. Так что с Эй­ве­ри все бу­дет хо­рошо, ут­ром она прос­нется без шер­сти и ро­жек. А ес­ли ма­дам Пом­фри ее по­лечи­ла, то, на­вер­ное, уже сей­час поч­ти все в по­ряд­ке.

— Все рав­но это под­ло! — не сдер­жавшись, гром­ко ска­зал Алекс, на не­го ог­ля­нулись нес­коль­ко пя­тикур­сни­ков, бол­тавших у ка­мина, и он по­низил го­лос, — ты же по­нима­ешь, что это нель­зя так ос­та­вить? На­до что-то де­лать!

— Что?

— Да хо­тя бы по­гово­рить с Мак­Миллан! Эм­ми у Пом­фри взя­ла ви­ну на се­бя, зна­чит, А­иде ни­чего не бу­дет. Да она и ве­дет се­бя так, по­тому что зна­ет, что ре­бята не бу­дут на нее жа­ловать­ся. А да­же ес­ли по­жалу­ют­ся, то ник­то им не по­верит. Пре­пода­вате­ли точ­но не по­верят.

— Ну по­ложим, ты ве­ришь. И я те­перь, — ус­по­ка­ива­юще про­тянул Рейн, — но ты не ду­мал, что это все-та­ки дев­чо­ночьи раз­борки? Се­год­ня они пос­со­рились, по­том по­мирят­ся и все де­ла. А ты по­гово­ришь с А­идой, по­том она же нач­нет драз­нить­ся, и все эти пуф­фендуй­ки раз­не­сут по че­тырем фа­куль­те­там, что те­бе бе­зум­но нра­вит­ся Эй­ве­ри. Дев­чонки — они та­кие, из ни­чего раз­ду­ют что угод­но.

— Грег то­же дев­чонка? — сар­кастич­но спро­сил Алекс.

Рейн вздох­нул и взъ­еро­шил ог­ненную ше­велю­ру.

— Вот пик­си по­кусай, я не знаю, Алекс. Мо­жет, спро­сим у Ли­ли, что все-та­ки ее Мак­Миллан тво­рит? Они, ко­неч­но, под­ружки и все та­кое, но нам Ли­ли врать не бу­дет, ты же зна­ешь.

Слов­но ус­лы­шав его сло­ва, че­рез пор­трет­ный про­ем вва­лилась сер­ди­тая и рас­тре­пан­ная Ли­ли. Во­лосы с пра­вой сто­роны тор­ча­ли ог­ромны­ми «пе­туш­ка­ми», а с ле­вой, ко­неч­но же, ко­са рас­пусти­лась без по­терян­ной лен­ты, на лбу ли­лове­ло пят­но, по­хожее на си­няк. Пя­тикур­сни­ки при ви­де нее за­хохо­тали, она уг­рю­мо гля­нула в их сто­рону, по­том за­мети­ла дру­зей и по­дош­ла к ним.

— Ты вы­дер­жа­ла сра­жение с по­душеч­ным монс­тром? — не вы­дер­жав, прыс­нул Рейн, — и по­беди­ла его в не­рав­ном бою? И этот си­нячи­ще — знак тво­ей доб­лес­тной по­беды?

— Ка­кой си­нячи­ще? — не по­няла Ли­ли, по­том про­вела по лбу ру­кой, и ли­ловое пят­но нем­но­го стер­лось, — а, это. Это чер­ничный джем, я упа­ла.

— Да­же не бу­ду спра­шивать, что вы там тво­рили, и как ты умуд­ри­лась упасть ли­цом в джем.

— Ну и не спра­шивай! — свер­кну­ла гла­зами де­воч­ка и об­ра­тилась к Алек­су, тут же сде­лав умиль­ную мор­дочку, — слу­шай, я не ус­пе­ла на­писать эс­се о свой­ствах Лир­но­го кор­ня. Дашь гля­нуть од­ним гла­зоч­ком на свое?

— Я не на тво­ем ва­ри­ан­те, — от­ве­тил Алекс, — нам за­дали Пры­га­ющую по­ган­ку.

Ли­цо Ли­ли ста­ло от­кро­вен­но нес­час­тным. Она упа­ла на тре­тий стул и сде­лала вид, что хо­чет по­бить­ся лбом об сто­леш­ни­цу.

— Про­фес­сор Флинт ме­ня зав­тра убь­ет. Я и прош­лую до­маш­ку сда­ла сде­лан­ной на­поло­вину. Рей­ни, ну по­чему ты мне не ска­зал, что у Алек­са дру­гой ва­ри­ант?

— По­тому что ты, во-пер­вых, ме­ня не спра­шива­ла, во-вто­рых, на­до все-та­ки ра­ботать сво­ей го­ловой, де­лать все вов­ре­мя, а не бе­гать по пуф­фендуй­ским ве­черин­кам, — па­риро­вал Рейн.

Ли­ли, ле­жа го­ловой на сто­ле, смор­щи­ла нос.

— Тут ты прав, мож­но бы­ло не хо­дить, бы­ло ужас­но скуч­но.

Рейн взгля­нул на Алек­са по­верх нее, слов­но спра­шивая: «Ну и?». Алекс вздох­нул и слов­но бро­сил­ся с об­ры­ва в хо­лод­ную во­ду.

— Ли­ли, ты бы­ла се­год­ня с А­идой Мак­Миллан, ког­да она нас­ла­ла Ба­раш­ко­вый Чих на Эм­ми Эй­ве­ри?

Ли­ли под­ня­ла го­лову так быс­тро, слов­но ее коль­ну­ли.

— Что?

Алекс тер­пе­ливо пов­то­рил свой воп­рос. Де­воч­ка пок­расне­ла и от­ве­ла взгляд.

— Бы­ла. Толь­ко ни­чего А­ида на Эй­ве­ри не на­сыла­ла, — по­пыта­лась оп­равдать­ся она.

— Нас­ла­ла. Эм­ми сей­час в Боль­нич­ном кры­ле.

Гла­за Ли­ли рас­ши­рились.

— Как в Боль­нич­ном кры­ле?

— Не ве­ришь, схо­ди про­верь. Ли­ли, — Алекс ста­рал­ся го­ворить спо­кой­но и сдер­жанно, — ты зна­ла, что А­ида вся­чес­ки об­зы­ва­ет и ос­кор­бля­ет Эм­ми, Гре­га и Фе­лис, на­зыва­ет их «не­доби­тыми га­дены­шами»?

Ли­ли от­верну­лась и с ог­ромным вни­мани­ем ус­та­вилась на пя­тикур­сни­ков у ка­мина.

— Ли­ли.

— …

— Ли­ли!

— Слы­шала нес­коль­ко раз, — ти­хо про­шеп­та­ла под­ру­га, по-преж­не­му не гля­дя на них, — я ей го­вори­ла, что так нель­зя.

— И ты про­дол­жа­ешь дру­жить с ней? — Рейн под­нял бровь.

— А что я дол­жна де­лать, Рей­ни? — вне­зап­но вспых­ну­ла Ли­ли, вско­чив со сту­ла, — она моя под­ру­га, я ее знаю сто лет, а Эй­ве­ри, Гойл и Нотт — мне ник­то. Ко­неч­но, я не поз­во­лю ей так пос­ту­пать и та­кое го­ворить про Алек­са!

— И чем же я от­ли­ча­юсь от них? — с горь­кой иро­ни­ей раз­вел ру­ками Алекс, — я же то­же, по­луча­ет­ся, «не­доби­тый га­деныш».

— Ну ты же по­нима­ешь, что это не так, — Ли­ли умо­ля­юще и жа­лоб­но смот­ре­ла на не­го, — Алекс, ми­лень­кий, все не так, как ты ду­ма­ешь!

— А как, Ли­ли? Мне ты го­воришь, что, ко­неч­но, я ни в чем не ви­новат, все в прош­лом, на­до за­быть, а ре­бята дол­жны по­лучать по пол­ной? Это неп­ра­виль­но, под­ло и дву­лич­но!

— Я… нет, все не так! Не знаю, это зву­чит как-то ужас­но, но на са­мом де­ле… А­ида не злая, прос­то у нее проб­ле­мы сей­час в семье, ее ма­ма и па­па раз­во­дят­ся, по­это­му она сры­ва­ет­ся, — Ли­ли ед­ва не пла­кала.

Рейн хмык­нул.

— Это не по­вод вы­мещать пло­хое нас­тро­ение на дру­гих.

У Алек­са бы­ло тя­жело на ду­ше. В ка­кой-то ме­ре он и Ли­ли по­нимал. С А­идой она и вправ­ду дру­жила очень дав­но, а Эм­ми, Фе­лис и Гре­га сов­сем не зна­ла. И в са­мом де­ле, как мог­ла дочь Ге­ро­ев вто­рой ма­гичес­кой вой­ны, дочь Глав­но­го Ав­ро­ра, од­но­го из са­мых зна­мени­тых и прос­лавлен­ных ма­гов Ве­ликоб­ри­тании, то­го-са­мого-Гар­ри-Пот­те­ра, об­щать­ся с деть­ми, пле­мян­ни­ками и вну­ками По­жира­телей Смер­ти? У не­го до сих пор не бы­ло внят­но­го и чет­ко­го объ­яс­не­ния то­му, что его — сы­на пре­датель­ни­цы дру­зей и По­жира­теля Смер­ти — при­няли Пот­те­ры и этим по су­ти ог­ра­дили от все­го то­го, что сей­час про­ис­хо­дило с пуф­фендуй­ца­ми и, на­вер­ня­ка, Даф­ной.

Его за­щити­ли, а ре­бят за­щищать бы­ло не­кому.

Ли­ли смот­ре­ла вниз, на ее ли­цо па­дал свет лам­пы, смяг­чая чер­ты, уд­ли­няя опу­щен­ные рес­ни­цы, тем­ной медью иг­рая на чер­ных блес­тя­щих во­лосах. «Она то­же по­хожа на сво­его от­ца», — вдруг по­дума­лось Алек­су, — «как и я. И раз­ве это от нас за­висит?». Он вздох­нул.

— Зна­ешь, Ли­ли, я с ни­ми — с Гре­гом, Эм­ми и Фе­лис. Я прос­то не мо­гу ина­че. А ты дол­жна по­гово­рить с А­идой и объ­яс­нить ей, что так нель­зя. Ре­бята не ви­нова­ты в том, что у них та­кие родс­твен­ни­ки. Они име­ют пол­ное пра­во учить­ся в Хог­вар­тсе, как и А­ида. Ты ведь са­ма го­вори­ла, что де­ти не в от­ве­те за ро­дите­лей.

Рейн, скло­нив го­лову, смот­рел на не­го. Ли­ли при­куси­ла гу­бу и бро­сила быс­трый взгляд ис­подлобья. Он чувс­тво­вал, что меж­ду ним и друзь­ями дро­жит не очень при­ят­ное ко­лючее чувс­тво. Они не то что­бы осуж­да­ли его, нет. Они прос­то не по­нима­ли. Так же, как и не по­нима­ли рань­ше, ког­да он по­жалел Са­тин и мис­сис Мал­фуа. У них был свой чет­ко рас­черчен­ный и раз­ме­рен­ный мир, свои по­нятия о том, как на­до пос­ту­пать, кто есть кто. И у них ни­ког­да не бы­ло та­кого, что­бы весь мир был про­тив те­бя. Что­бы при­ходи­лось про­дирать­ся сквозь неп­ри­ятие, рав­но­душие, не­нависть, зло­бу. Ку­сать гу­бы, сжи­мать ку­лаки, но мол­чать. Убе­гать и пря­тать­ся. Ста­рать­ся, что­бы не за­мети­ли. И хо­рошо, что это­го у них не бы­ло.


* * *


Рейн ока­зал­ся прав — хоть с ут­ра Эм­ми не бы­ло вид­но, но она приш­ла к сов­мес­тным Зель­ям, пос­ледне­му уро­ку, со­вер­шенно обыч­ная и без ми­лого ук­ра­шения в ви­де зо­лотых ро­гов. Не­замет­но улыб­ну­лась Алек­су и кив­ну­ла. Ос­таль­ные пуф­фендуй­цы пос­ле вче­раш­не­го бы­ли нас­тро­ены ми­ролю­биво, здо­рова­лись, что-то спра­шива­ли, уго­щали шо­колад­ны­ми ля­гуш­ка­ми и лак­ричны­ми мет­ла­ми. Грег сам сел ря­дом, что­бы быть в па­ре в са­мос­то­ятель­ной ра­боте. Пос­ле окон­ча­ния за­нятий Алекс по­шел вмес­те с ни­ми на обед, слы­ша за со­бой нес­час­тные вздо­хи Ли­ли и чувс­твуя мол­ча­ние Рей­на. Но друзья все рав­но шли за ним.

В Боль­шом За­ле за ког­тевран­ским сто­лом, ес­тес­твен­но, об­на­ружи­лась Мак­Миллан со сво­ей ком­па­ни­ей. Уви­дев пуф­фендуй­цев и Эм­ми, ко­торая прош­ла ми­мо, как буд­то не за­мети­ла, они тут же сгру­дились в кру­жок и за­шушу­кались, од­на­ко что-ли­бо го­ворить или де­лать ни­чего не ста­ли.

Ког­да за­кон­чился обед, по­ели опоз­давшие, ос­татки еды и по­суда ис­чезли, он по­дошел к Гре­гу, Эм­ми и Фе­лис, зная, что они име­ли при­выч­ку вы­пол­нять до­маш­ние за­дания имен­но пос­ле обе­да в Боль­шом За­ле, а не в сво­ей Гос­ти­ной:

— Ре­бята, а мож­но с ва­ми? У нас на зав­тра оди­нако­вые уро­ки, толь­ко у нас еще Уход.

Пуф­фендуй­цы, уже раз­ло­жив­шие учеб­ни­ки и пер­га­мен­ты, нем­но­го уди­вились, но под­ви­нулись, ос­во­бож­дая мес­то. Он поз­вал еще и Даф­ну Лей­нстрендж, ко­торая вспых­ну­ла ра­достью и вос­клик­ну­ла:

— Я так хо­тела поп­ро­сить, что­бы сно­ва нем­но­го по­зани­мать­ся вмес­те, но бо­ялась, что те­бе не до ме­ня!

Рейн и Ли­ли уш­ли в гриф­финдор­скую Гос­ти­ную. Он и не на­де­ял­ся, что они ос­та­нут­ся, но все рав­но бы­ло как-то не по се­бе, ког­да он смот­рел на уда­ля­ющи­еся спи­ны дру­зей.

За­нимать­ся с пуф­фендуй­ца­ми бы­ло до­воль­но за­бав­но. Эм­ми и Фе­лис каж­дое за­дание де­лали вслух и вмес­те, а Грег их слу­шал, пых­тел и пе­рес­пра­шивал ед­ва ли не че­рез сло­во. В ито­ге, вро­де за сто­лом бы­ло шум­но, но сов­мес­тны­ми уси­ли­ями бы­ло быс­тро на­писа­но до­маш­нее эс­се по Ис­то­рии ма­гии, пов­то­рены ос­новные прин­ци­пы клас­си­фика­ции раз­личных ви­дов ман­дра­гор, вы­пол­нен тест по кор­ну­олль­ским пик­си, и от­ра­бота­ны Ча­ры Эк­ску­ро. Ин­те­рес­но, что де­воч­ки, вы­рос­шие в вол­шебных семь­ях, очень раз­борчи­во и по­нят­но объ­яс­ня­ли Гре­гу не­понят­ные с его точ­ки зре­ния мо­мен­ты. Алекс да­же втай­не нем­но­го по­зави­довал. Ког­да он че­го-то не­допо­нимал, друзья, ко­неч­но, тут же от­кли­кались, но Рейн объ­яс­нял все до­тош­но и дол­го, а Ли­ли, на­обо­рот, крат­ко и сум­бурно.

Грег пред­ло­жил ори­гиналь­ный спо­соб про­верить, дей­стви­тель­но ли они ов­ла­дели ча­рами — об­лить его ру­баш­ку Блес­ку­чими чер­ни­лами Эм­ми и ис­пы­тать. По­ка де­воч­ки спо­рили и сом­не­вались (при­чем Фе­лис жа­лела тра­тить чер­ни­ла, а Эм­ми жа­лела ру­баш­ку, сом­не­ва­ясь в том, что они пол­ностью ов­ла­дели Эк­ску­ро), он вти­харя ста­щил пу­зырек, снял ман­тию и по­садил на ру­кав яр­ко-ро­зовое пе­рели­ва­юще­еся пят­но, по­том по­думал и плес­нул на не­го еще и обыч­ных чер­нил. Пят­но при­об­ре­ло вид за­гадоч­но мер­ца­ющей га­лак­ти­ки.

— По-мо­ему, ты ис­портил ру­баш­ку, — хмык­нул Алекс.

— А вот сей­час уви­дим, — от­клик­нулся пуф­фенду­ец и нап­ра­вил па­лоч­ку на ру­кав, — Эк­ску­ро!

Пят­но пош­ло блед­ны­ми раз­во­дами, на­чало мед­ленно выц­ве­тать и че­рез ми­нуту окон­ча­тель­но ис­чезло, не ос­та­вив сле­дов на тка­ни.

— Прак­ти­ка, прак­ти­ка и еще раз прак­ти­ка! — важ­но под­нял вол­шебную па­лоч­ку Грег и до­бавил, — так мой па­па всег­да го­ворит.

Де­воч­ки зах­ло­пали в ла­доши и ре­шились на ис­пы­тание, толь­ко вы­тащи­ли но­совые плат­ки, Алекс то­же дос­тал свой. У всех по­лучи­лось вы­вес­ти чер­ниль­ные пят­на, кро­ме Даф­ны. Де­воч­ка при­куси­ла гу­бу и раз за ра­зом про­бова­ла, но у нее ни­чего не вы­ходи­ло. Пят­но ме­няло цвет, фор­му и в кон­це кон­цов да­же на­чало пол­зать по но­сово­му плат­ку са­мо по се­бе, увер­ты­ва­ясь от па­лоч­ки, но ис­че­зать упор­но не же­лало.

— Тре­ниру­етесь? — раз­дался над ни­ми го­лос Рей­на, и Алекс под­нял удив­ленный взгляд.

Рейн был с учеб­ни­ками и пер­га­мен­том и с не­воз­му­тимым ви­дом усел­ся за стол ря­дом с Даф­ной.

— А что? Мне то­же на­до де­лать до­маш­ние за­дания, — по­жал друг пле­чами на мол­ча­ливый воп­рос Алек­са, — здесь ку­да свет­лее, чем в на­шей баш­не. К то­му же у пор­тре­тов се­год­ня на­меча­ет­ся ве­черин­ка в честь двух­сотсе­миде­сяти­пяти­летия ле­ди Ан­то­нии Крис­ворфи. Пол­ная Да­ма с Ви­олет­той уже вов­сю го­товят­ся, шум сто­ит не­имо­вер­ный, да­же стар­ше­кур­сни­ки сбе­жали или ра­зош­лись по спаль­ням.

Он скеп­ти­чес­ки взгля­нул на пят­но, ко­торое ис­кусно ими­тиро­вало чер­ный узор, на Даф­ну, в гла­зах ко­торой дро­жали сле­зы, и ак­ку­рат­но взмах­нул сво­ей вол­шебной па­лоч­кой.

— Эк­ску­ро!

Пят­но ис­чезло, и без то­го чис­тень­кий пла­ток во­об­ще стал бе­лос­нежным и чуть ли не нак­рахма­лен­ным.

— Ты нем­но­го не так дер­жишь па­лоч­ку, — Рейн ос­то­рож­но поп­ра­вил по­ложе­ние ру­ки де­воч­ки, — и го­воришь не сов­сем внят­но. На­до про­из­но­сить каж­дый звук чет­ко и де­лать яс­ное уда­рение на вто­рой слог. Поп­ро­буй еще раз.

Даф­на ос­то­рож­но кап­ну­ла чер­ни­лами на пла­ток и пов­то­рила зак­лятье, как ее учил Рейн. И на этот раз все по­лучи­лось, она про­си­яла и вып­ря­мила спи­ну.

— Спа­сибо! — она ис­ко­са ки­нула быс­трый взгляд на Рей­на и зар­де­лась так, что да­же кон­чи­ки ушей пок­расне­ли.

— Да не за что, — отоз­вался тот и ут­кнул­ся в учеб­ник по ЗО­ТИ.

Так Алекс за­нимал­ся с пуф­фендуй­ца­ми и Даф­ной. Ко­неч­но, не каж­дый день, но час­тень­ко они си­дели вмес­те в Боль­шом за­ле и от­ра­баты­вали ча­ры и зак­лятья, пи­сали длин­ню­щие эс­се по Зель­ева­рению и Ис­то­рии ма­гии, пов­то­ряли прой­ден­ный ма­тери­ал. Иног­да к ним при­со­еди­нял­ся Рейн, их со­кур­сни­ки пуф­фендуй­цы или да­же гриф­финдор­цы. Наб­лю­дая за ре­бята­ми, Алекс ду­мал о том, нас­коль­ко раз­ны­ми мо­гут быть лю­ди, и как лег­ко сос­та­вить по­вер­хностное мне­ние и оши­бить­ся.

Эм­ми и Фе­лис бы­ли чис­токров­ны­ми вол­шебни­цами, так­же как и Са­тин Мал­фуа. Но они ни­чуть не важ­ни­чали, не ки­чились этим, а очень хо­рошо об­ща­лись как меж­ду со­бой, так и с Гре­гом, мать ко­торо­го бы­ла маг­лой, а отец — скви­бом, с Даф­ной, до­черью маг­ла и чис­токров­ной кол­дуньи, с Мар­ком У­ил­костом из пол­ностью маг­лов­ской семьи. За ис­клю­чени­ем то­го слу­чая, они ни­ког­да не зат­ра­гива­ли те­му По­жира­телей Смер­ти, и Алекс их по­нимал и сам не до­нимал расс­про­сами.

Расс­про­сил он толь­ко Даф­ну — оби­жала ли ее А­ида Мак­Миллан нас­мешка­ми и об­зы­вани­ем. Но Даф­на зам­кну­лась и ре­шитель­но от­ре­зала, что с А­идой она не об­ща­ет­ся и ни­чего пло­хого про нее ска­зать не мо­жет. Алекс по­доз­ре­вал, что скрыт­ная де­воч­ка все дер­жит в се­бе, уж слиш­ком нап­ря­жен­но-спо­кой­ным бы­ло ее ли­цо. Но и даль­ше лезть в ду­шу бы­ло не­удоб­но, и он от­стал.

Он не знал, че­го он во­об­ще до­бива­ет­ся. Чес­тно го­воря, их сов­мес­тные за­нятия с ре­бята­ми ни­чего не нес­ли в се­бе. Ну да, они за­нима­ют­ся вмес­те, все клас­сно, ну а даль­ше что? Прек­ра­тила ли Мак­Миллан свои прес­ле­дова­ния? А с че­го она прек­ра­тит? Ис­пу­га­ет­ся его? А кто он? Он же ни­чем не от­ли­ча­ет­ся от них.

Ли­ли ни­чего не го­вори­ла по по­воду его про­вож­де­ния вре­мени с ре­бята­ми, ве­ла се­бя как обыч­но, но он за­мечал про­тиво­речи­вые чувс­тва, раз­ди­ра­ющие ее. Ей жут­ко хо­телось «от­ва­дить» от не­го всех этих пуф­фендуй­цев и сли­зерин­цев, и иног­да она пси­хова­ла, сер­ди­лась, ду­лась на пус­том мес­те. Но в то же вре­мя де­воч­ка по­нима­ла, что ве­дет се­бя неп­ра­виль­но имен­но она, а не Алекс. Не­воз­му­тимый Рейн не при­нимал ее ме­ня­юще­еся нас­тро­ение всерь­ез и толь­ко пос­ме­ивал­ся, го­воря, что Ли­ли на­до на­конец пов­зрос­леть, а не вес­ти се­бя, как пя­тилет­няя ма­лыш­ка.

Про А­иду Мак­Миллан она то­же ни­чего не го­вори­ла, но Алек­су ка­залось, что Ли­ли уда­лось как-то воз­дей­ство­вать на под­ру­гу. По край­ней ме­ре, пос­ле то­го слу­чая с Эм­ми, су­дя по раз­го­ворам де­вочек, Мак­Миллан дей­стви­тель­но от них от­вя­залась или, по край­ней ме­ре, дос­та­вала ку­да ре­же, чем рань­ше. Эм­ми по­весе­лела, Фе­лис об­ре­ла свое обыч­ное спо­кой­ствие, Грег… впро­чем, по обыч­но сон­но­му и мед­ли­тель­но­му Гре­гу и рань­ше ни­чего бы­ло не по­нять.


* * *


Так по­тихонь­ку прош­ли ок­тябрь и но­ябрь, по­доб­рался хо­лод­ный и снеж­ный де­кабрь. Хог­вартс опять за­мело, и он стал по­хож на са­хар­но-пря­нич­ный за­мок. Алекс ак­ку­рат­но хо­дил к ма­дам Пом­фри, без­ро­пот­но при­нимал зелья и еже­недель­но под­вергал­ся тща­тель­ней­шим ос­мотрам. Ху­же ему не ста­нови­лось, на­обо­рот, сил при­бав­ля­лось, в гла­зах не тем­не­ло, пе­рес­та­ла кру­жить­ся от фи­зичес­ко­го нап­ря­жения го­лова. Прав­да, мед­сес­тре его блед­но­ватый вид все рав­но не нра­вил­ся, и она не­ус­танно го­тови­ла Ук­репля­ющие и Бод­ря­щие зелья, как яс­треб, сле­дила за тем, что­бы он при­нимал их до са­мой пос­ледней кап­ли, и пов­то­ряла, что­бы он по­мень­ше нап­ря­гал­ся. Один раз она да­же сде­лала вы­говор про­фес­со­ру Лю­пин, ко­торая, как обыч­но, наг­ра­дила его на­каза­ни­ем за опоз­да­ние (из-за по­меняв­ших нап­равле­ние лес­тниц из Боль­нич­но­го кры­ла) — убор­кой ста­рых ла­бора­торий в сы­рых под­зе­мель­ях.

Эд­вард Де­лэй­ни, ви­димо, уже за­памя­товав­ший прош­ло­год­нюю стыч­ку, при­лагал все уси­лия, что­бы Алекс не за­был о его су­щес­тво­вании — за­дирал­ся, па­кос­тил как мог, под­став­лял, ехид­но выс­ме­ивал, драз­нил. Но Алек­су пос­ле лет­не­го про­ис­шес­твия, ког­да он осоз­нал, что был на гра­ни жиз­ни и смер­ти, ста­ло сов­сем нап­ле­вать на сли­зерин­ца. Все его вы­ход­ки он при­нимал отс­тра­нен­но и без осо­бых эмо­ций. Не тро­гали да­же упо­мина­ния о ро­дите­лях, по­тому что он по­нял — Де­лэй­ни на са­мом де­ле ни­чего не зна­ет, прос­то как по­пугай пов­то­ря­ет за взрос­лы­ми, и от это­го его по­пыт­ки по­боль­нее уко­лоть выг­ля­дят дет­ски­ми или ду­рац­ки­ми, не сто­ящи­ми вни­мания. И бы­ло та­кое ощу­щение, что Са­тин Мал­фуа то­же по­няла это. Она обыч­но от­малчи­валась за спи­ной Эд­варда со ску­ча­ющим ви­дом, а ча­ще вов­се ис­че­зала, ед­ва толь­ко тот на­чинал оче­ред­ную сва­ру. Алек­са это пол­ностью ус­тра­ива­ло. Он взял за при­выч­ку выс­лу­шивать Де­лэй­ни с со­вер­шенно ин­диффе­рен­тным ли­цом или же с ед­ва за­мет­ной ус­мешкой в угол­ке губ, не ро­няя ни сло­ва, под­ни­мать мол­ча­ливо бро­ви, слов­но го­воря «Ну ты и при­дурок». Сли­зерин­ца это не­имо­вер­но за­дева­ло, он бе­сил­ся, но по­делать-то ни­чего не мог. Тем бо­лее, что при пер­вом же «Эй ты, Грей­нджер Мал­фой» ря­дом с Алек­сом час­тень­ко ма­тери­али­зовы­вались То­ни с Си­рилом и кри­во ух­мы­лялись. Де­лэй­ни они тер­петь не мог­ли (он их во­об­ще от­кры­то пре­зирал), од­нажды ед­ва не от­лу­пили по-маг­лов­ски в тем­ном уг­лу. Эд­варда спас, сам то­го не зная, зав­хоз Филч, со­вер­шавший еже­вечер­ний об­ход.

Алекс вмес­те с друзь­ями час­то бе­гал к про­фес­со­ру Хаг­ри­ду, иг­рал с Уголь­ком, поч­ти дог­навшим свою ма­машу Сне­жин­ку, но все еще по-ще­нячьи бес­толко­вым и лас­ко­вым. Уг­ли он ло­пал с та­ким же ап­пе­титом, а по­том под­жи­гал все вок­руг, от че­го Хаг­рид при­ходил в боль­шое расс­трой­ство, но все же сер­дить­ся дол­го на щен­ка не мог.

В об­щем, жизнь ки­пела са­мая обыч­ная.

В один из вос­крес­ных ве­черов в се­реди­не де­каб­ря Алекс си­дел на ши­роком по­докон­ни­ке ок­на Гос­ти­ной, лю­бу­ясь ог­ненным за­катом, осо­бен­но яр­ким и кра­сивым на бе­лос­нежном фо­не, и слу­шал ярос­тный спор Рей­на и Кри­са Та­ун­сенда о не­воз­можнос­ти ра­боты маг­лов­ских элек­трон­ных при­боров в вол­шебном зам­ке. Крис страш­но тос­ко­вал по компь­ютер­ным иг­рам и счи­тал, что дей­ству­ющие зак­лятья, спо­соб­ные зас­та­вить ра­ботать без по­мех компь­юте­ры и те­леви­зоры, су­щес­тву­ют, но Ми­нис­терс­тво Ма­гии вмес­те с Премь­ер-ми­нис­тром маг­лов (ко­торую он по­чему-то на­зывал «чер­то­вой кон­серва­тор­шей») скры­ва­ют и не пус­ка­ют их в ши­рокое об­ра­щение. Рейн над­сме­хал­ся над его те­ори­ей пра­витель­ствен­но­го за­гово­ра и ука­зывал, что за­чаро­вать маг­лов­скую элек­тро­нику край­не слож­но, мак­си­мум — мож­но на­ложить ча­ры на ко­рот­кий срок, пос­то­ян­но об­новлять, сле­дить, что­бы они не ис­ка­зились. Да и то на это спо­собен ред­кий вол­шебник с вы­да­ющи­мися спо­соб­ностя­ми. В об­щем, хло­пот мно­го.

— А как ра­бота­ет маг­лов­ская тех­ни­ка в до­ме мис­те­ра Пот­те­ра? Те­леви­зоры, те­лефо­ны? — вкли­нил­ся в раз­го­вор Алекс.

— На­ложе­ны жут­ко слож­ные мно­гос­ту­пен­ча­тые ча­ры, очень нес­та­биль­ные и тя­желые в ис­поль­зо­вании. Они бы­ли раз­ра­бота­ны аме­рикан­ца­ми не так дав­но, в ши­рокое упот­ребле­ние еще не вош­ли и вряд ли вой­дут в бли­жай­шие де­сять лет, по­тому что воз­никли проб­ле­мы с па­тен­том и ав­тор­ски­ми от­числе­ни­ями. Аме­рикан­цы как-то по­доз­ри­тель­но тем­нят. Собс­твен­но го­воря, дя­дя Гар­ри име­ет раз­ре­шение на них, по­тому что он — дя­дя Гар­ри, ну вы по­нима­ете, о чем я.

Крис тор­жес­тву­юще во­зопил:

— То есть вот так да? О чем я и го­ворю вам би­тых пол­ча­са — зак­лятья есть, но пра­витель­ство все скры­ва­ет!

Рейн за­катил гла­за:

— Пов­то­ряю — они очень нес­та­биль­ные, слож­ные и тя­желые в на­несе­нии. Для то­го, что­бы они бо­лее-ме­нее ра­бота­ли, их на­до об­новлять каж­дую не­делю, и де­ла­ют это очень ис­кусные ма­ги, ку­да ис­куснее да­же дя­ди Гар­ри. А в Хог­вар­тсе во­об­ще ни­чего ра­ботать аб­со­лют­но точ­но не бу­дет, по­тому что здесь кон­цен­тра­ция ма­гичес­ко­го фо­на в ты­сячи раз вы­ше, чем в до­мах вол­шебни­ков. Хог­вартс — это са­ма ма­гия в чис­том ви­де! Нет, ну по­чему ник­то не чи­та­ет «Ис­то­рию Хог­вар­тса»?

— Ну да, эти ча­ры очень не­надеж­ные. Иног­да смот­ришь шоу и бац — все пе­рес­та­ло ра­ботать. И па­па на­чина­ет злить­ся и чер­ты­хать­ся, — под­твер­ди­ла по­дошед­шая к ним Ли­ли, выг­ля­нула в ок­но за пле­чом Алек­са и вос­хи­тилась, — ой, ка­кая кра­сота! Смот­ри, прав­да ведь по­хоже на фе­ник­са?

Ве­чер мед­ленно рас­те­кал­ся по не­бу, неб­режной кистью ме­шая свет и ть­му, но за­ходя­щее сол­нце еще кра­сило лег­кие пе­рис­тые об­ла­ка бор­до­во-алым и зо­лотис­то-ро­зовым, и при­чуд­ли­вый их ри­сунок дей­стви­тель­но на­поми­нал ог­ромную ог­ненную пти­цу с ко­роной на го­лове, мо­гучи­ми рас­пахну­тыми в по­лете крыль­ями и рос­кошным хвос­том на пол­не­ба. Алекс то­же зас­мотрел­ся. И вдруг в го­лове у не­го что-то щел­кну­ло.

Пти­ца…

Те­леви­зор, ра­бота­ющий в до­ме вол­шебни­ка…

Ка­мин­ная без­де­луш­ка-птич­ка, прев­ра­тив­ша­яся в неч­то очень не­обыч­ное для Шко­лы ма­гии и вол­шебс­тва…

Не­сов­мести­мость ма­гии и маг­лов­ской элек­тро­ники…

Го­лоса, шед­шие из не­боль­шо­го, се­реб­ристо­го, стоп­ро­цен­тно маг­лов­ско­го пред­ме­та…

И этот пред­мет, вы­летев­ший из кар­ма­на джин­сов уже в его ком­на­те в до­ме Пот­те­ров…

Алекс сос­ко­чил с по­докон­ни­ка и бро­сил от­ры­вис­то:

— Я сей­час.

Он по­бежал на­верх в спаль­ню (хо­рошо, что со­седей по­ка не бы­ло), вы­тащил из-под кро­вати свой че­модан, уве­личен­ный зак­лять­ем мис­сис Пот­тер, и при­нял­ся во­рошить стоп­ки чис­той одеж­ды — нос­ки, фут­болки, джин­сы, ру­баш­ки, ком­плект ман­тий.

Вот они! Дик­то­фон и се­реб­ря­ное коль­цо, ук­ра­шен­ное сти­лизо­ван­ной вы­тяну­той мор­дой вол­ка, гла­зами ко­торо­го бы­ли дра­гоцен­ные кам­ни.

Он сам со­бирал и ук­ла­дывал свой че­модан, мис­сис Пот­тер лишь про­вери­ла, ни­чего ли он не за­был. И он вспом­нил, что эти пред­ме­ты, не­ведо­мо как очу­тив­ши­еся в его кар­ма­не, в тот лет­ний нер­вный день при­ема важ­ных гос­тей он ма­шиналь­но по­ложил в стоп­ку ман­тий, а по­том ту же стоп­ку, не раз­би­рая, уло­жил в че­модан.

Он су­нул коль­цо в при­мет­ный по­лоса­тый но­сок и сно­ва вер­нул в че­модан. По­ка оно его не ин­те­ресо­вало. А дик­то­фон ак­ку­рат­но лег в ла­донь — тя­желень­кий и та­инс­твен­ный. Ес­ли элек­тро­ника не мог­ла ра­ботать в Хог­вар­тсе, то как же тог­да он ра­ботал? Не­боль­шой эк­ран по­казы­вал, что в пап­ке бы­ла од­на за­пись на де­сять с лиш­ним ми­нут. Алекс пом­нил, что он на­жимал кноп­ку «Play», и за­пись на­чала про­иг­ры­вать­ся. А ес­ли сей­час? Ру­ка са­ма тя­нулась к кно­поч­ке, так за­ман­чи­во выс­ту­пав­шей над по­вер­хностью.

Но Алекс одер­нул се­бя, за­жал дик­то­фон в ку­лаке и поч­ти ку­барем ска­тил­ся по лес­тни­це к друзь­ям. Рейн и Крис уже не спо­рили, Крис ото­шел к пер­во­кур­сни­кам, а Рейн рас­став­лял вол­шебные шах­ма­ты. Ли­ли си­дела на по­докон­ни­ке, за­няв его мес­то, и по-преж­не­му лю­бова­лась уга­са­ющим за­катом. Алекс по­дошел к друзь­ям и мол­ча вы­ложил на стол дик­то­фон.

— Это что? — с лю­бопытс­твом спро­сил Рейн.

— Дик­то­фон. Маг­лов­ская вещь.

— От­ку­да он у те­бя? И за­чем?

Алекс рас­ска­зал, что это за пред­мет, на­пом­нил о прош­ло­год­нем школь­ном прик­лю­чении и под­чер­кнул, что на­шел он его на ка­мин­ной пол­ке в кух­не Хог­вар­тса. Рейн пот­ро­гал ве­щицу, ос­то­рож­но пок­ру­тил, ос­матри­вая.

— Но как он по­пал в кух­ню Хог­вар­тса? Это стран­но.

— Бо­лее чем стран­но, я бы да­же ска­зал — не­во­об­ра­зимо! Во­об­ще спер­ва он был птич­кой, се­реб­ря­ной. Ну зна­ете, та­кой штуч­кой, ко­торую ста­вят на ка­мин­ные пол­ки. Да­же у нас тут на ка­мине ку­ча вся­ких та­ких.

— Но это как раз та­ки прос­то без­де­луш­ки, — за­метил Рейн, — они же не за­чаро­ваны. А этот дик­то­фон, по­луча­ет­ся, был за­чаро­ван. Я бы да­же ска­зал, за­мас­ки­рован.

— И он еще ра­бота­ет. Здесь. В Хог­вар­тсе, — с на­жимом ска­зал Алекс, — я тог­да ус­пел вклю­чить его, но не по­нял, что за за­пись.

Друзья пе­рег­ля­нулись и по­жали пле­чами.

— Мо­жет быть, кто-то из до­мови­ков прос­то по­доб­рал его на маг­лов­ской свал­ке? — пред­по­ложи­ла Ли­ли, спрыг­нув с по­докон­ни­ка.

— Ага, а по­том еще и так за­кол­до­вали? Да за­чем он им? К то­му же они ска­зали, что он ле­жит там дав­но, и они его не тро­гали.

— Я не знаю, Алекс… — про­тяну­ла Ли­ли, с опас­кой гля­дя на дик­то­фон, а Рейн с за­горев­ши­мися гла­зами пред­ло­жил:

— Да­вай вклю­чим еще раз, пос­лу­ша­ем, что на нем за­писа­но? Это же уни­каль­ный слу­чай — маг­лов­ская вещь, ра­бота­ющая в Хог­вар­тсе! Здесь точ­но кро­ет­ся ка­кая-то тай­на!

— А мо­жет не на­до, а? — за­сом­не­валась Ли­ли.

— А где твоя тя­га к прик­лю­чени­ям? — чуть ли не в один го­лос ехид­но на­пом­ни­ли ей маль­чи­ки.

Де­воч­ка на­дулась.

— Де­душ­ка час­то рас­ска­зыва­ет о вся­ких страш­ных слу­ча­ях, ко­торые про­ис­хо­дят, ес­ли ка­кие-ни­будь ду­раки поль­зу­ют­ся не­понят­ны­ми и по­доз­ри­тель­ны­ми маг­лов­ски­ми пред­ме­тами.

— Не ду­маю, что он опа­сен, я же его уже вклю­чал, — воз­ра­зил Алекс, — в кон­це кон­цов, это прос­то дик­то­фон, и в нем прос­то за­пись ка­кого-то раз­го­вора.

— Ну спа­сибо, до­рогая ку­зина, за то, что удос­то­ила нас та­кого вы­соко­го зва­ния! — ядо­вито рас­шаркал­ся Рейн, — вклю­чай, Алекс!

— Нет, стой! Вы что, сов­сем с ума сош­ли? — Ли­ли вы­рази­тель­но пок­ру­тила паль­цем у вис­ка, — за­были, что че­рез пять ми­нут про­вер­ка Гос­ти­ной те­тей Ним… про­фес­со­ром Лю­пин? Да она как уви­дит, тут же кон­фиску­ет этот дик­то­фон, и мы ни­ког­да не уз­на­ем, что там бы­ло!

— И что ты пред­ла­га­ешь?

Ли­ли хит­ро су­зила гла­за, по­мол­ча­ла и важ­но бро­сила:

— До­верь­тесь мне. А по­ка, Алекс, спрячь дик­то­фон.

Пос­ле де­кан­ской про­вер­ки Гос­ти­ной из­ны­вав­ший Алекс и взвол­но­ван­ный тай­ной Рейн впи­лись взгля­дами в Ли­ли.

— Ну?

Ли­ли все с тем же хит­рым ви­дом по­мани­ла их за со­бой. Они выш­ли из Гос­ти­ной и дол­го блуж­да­ли по ко­ридо­рам, по­ка не приш­ли на вось­мой этаж. Они ос­та­нови­лись в со­вер­шенно пус­том ко­ридо­ре, на сте­нах ко­торо­го го­рели ред­кие фа­келы и ви­сели пыль­ные го­беле­ны. Рейн и Алекс пе­рег­ля­нулись, оба за­пыхав­ши­еся и не­до­уме­ва­ющие:

— Это что, шут­ка? Ку­да ты нас при­вела?

Ли­ли шик­ну­ла на них, вста­ла у од­ной сте­ны с чрез­вы­чай­но сос­ре­дото­чен­ным ви­дом, прош­лась три ра­за ту­да-сю­да, и…. в сте­не по­яви­лась дверь, по ви­ду не­от­ли­чимая от дру­гих хог­варт­ских две­рей.

— Ура, по­лучи­лось! — де­воч­ка с вос­хи­щени­ем пот­ро­гала брон­зо­вую руч­ку, слов­но это бы­ло ве­личай­шим кол­довс­твом в ее жиз­ни.

— Мо­жет, ты все-та­ки разъ­яс­нишь нам, что про­ис­хо­дит? — нах­му­рил­ся Рейн.

Ли­ли снис­хо­дитель­но ус­мехну­лась и рас­пахну­ла дверь.

— За­ходи­те, здесь нас ник­то не най­дет.

Ре­бята вош­ли в не­боль­шую ком­на­ту, об­став­ленную скуд­но и прос­то. Го­лые ка­мен­ные сте­ны с го­рящи­ми фа­кела­ми, как в ко­ридо­ре, уз­кое окон­це с час­тым пе­реп­ле­том, круг­лый стол пос­ре­дине, вок­руг не­го три де­ревян­ных сту­ла со спин­ка­ми, го­рящий ка­мин, от ко­торо­го вол­на­ми шло при­ят­ное теп­ло.

— Ну и?

— Все­го два сло­ва, Рей­ни — Вы­ручай-ком­на­та.

— Это она?! — ед­ва ли не зак­ри­чал Рейн, ог­ля­дыва­ясь вок­руг, — нет, серь­ез­но? Не шу­тишь?

Ли­ли до­воль­но ки­вала и выг­ля­дела жут­ко гор­дой со­бой.

— Па­па не раз­ре­шил мне в этом го­ду взять Кар­ту Ма­роде­ров, но от­крыл сек­рет, как выз­вать Вы­ручай-ком­на­ту.

— Вот же Мер­ли­новы под­штан­ни­ки, а мне па­па ска­зал, что рань­ше чет­верто­го кур­са он ни­чего не рас­ска­жет про нее, — расс­тро­ен­но вздох­нул Рейн, — а дя­дя Гар­ри те­бе рас­ска­зал. Блин, это нес­пра­вед­ли­во!

— А что это за ком­на­та? — по­ин­те­ресо­вал­ся Алекс, впе­чат­ленный эмо­ци­ональ­ным взры­вом обыч­но не­воз­му­тимо­го Рей­на.

— Она по­яв­ля­ет­ся толь­ко ког­да те­бе очень-очень-очень нуж­но мес­то, что­бы у­еди­нить­ся. Сю­да ник­то не вой­дет, по­ка мы здесь, но и мы не смо­жем вой­ти, ес­ли внут­ри уже кто-то есть, — по­яс­ни­ла Ли­ли, — чес­тно, я рань­ше ее не вы­зыва­ла и нем­но­го сом­не­валась. Ну так что, бу­дем слу­шать твой дик­то­фон?

Маль­чи­ки рас­се­лись по стуль­ям, Алекс по­ложил се­реб­ристый ме­тал­ли­чес­кий пря­мо­уголь­ник в се­реди­ну сто­ла, ос­то­рож­но на­давил ма­лень­кую кно­поч­ку «Play», и ре­бята прис­лу­шались.

Вна­чале ми­нут че­тыре-пять толь­ко ши­пело, тре­щало, скре­жета­ло, и у Алек­са мель­кну­ла мысль, что за­пись ус­пе­ла ис­портить­ся. Но по­том пос­ле ши­пения и трес­ка про­резал­ся сла­бый нев­нятный го­лос. Алекс уве­личил гром­кость.

«Мы ос­мотре­ли, но это ста­рое мес­то, там дав­но ни­кого не бы­ло. Эти прок­ля­тые ав­ро­ры ус­пе­ли по­менять свое ло­гово»

«Да ка­кого де­мен­то­ра? Све­дения бы­ли са­мые вер­ные!»

«Я го­ворю, что сам все ос­мотрел! Те­бе не хва­та­ет мо­их слов, Нотт?»

«Лад­но, ве­рю. А Тео с Мар­ком еще не вер­ну­лись?»

«Нет, они на осо­бом за­дании — ищут ста­руху»

«Опять? Ко­торую по сче­ту?»

«Пя­тую или шес­тую. Те ока­зались пус­тышка­ми, Ему все что-то не нра­вит­ся»

«Речь идет о про­рочес­тве. Я хо­рошо пом­ню, в ка­кой ярос­ти был Лорд Вол­де­морт пос­ле то­го, как мы упус­ти­ли пер­вое. А это на­до до­быть во что бы то ни ста­ло. Толь­ко по­чему все вре­мя дол­жен рис­ко­вать мой сын? По­чему бы не пос­лать драк­ло­ва сын­ка Мал­фоя, ко­торый всег­да ук­ло­ня­ет­ся от дел, или….»

Дик­то­фон опять за­шипел, за­буль­кал, и за­пись обор­ва­лась на по­лус­ло­ве. Алекс на­чал ли­хора­доч­но на­жимать на все кноп­ки, но, ви­димо, дик­то­фон все-та­ки был не­ис­пра­вен, и каж­дый раз пов­то­рял­ся один и тот же раз­го­вор.

Мал­фой! Он точ­но слы­шал — Мал­фой! Там упо­мина­лась его фа­милия! Что бы это мог­ло зна­чить?!! Он в не­тер­пе­нии пот­ряс плос­кий пря­мо­уголь­ник, слов­но на­де­ясь, что все са­мо со­бой по­чинит­ся и вы­даст ку­чу све­дений.

— Вы слы­шали, слы­шали?! Он ска­зал — Мал­фой?!

Рейн и Ли­ли выг­ля­дели оше­лом­ленны­ми. Ли­ли бе­зот­четно отод­ви­нулась от сто­ла, слов­но ста­ра­ясь дер­жать­ся по­даль­ше от дик­то­фона. Рейн ко­рот­ко кив­нул, яв­но пот­ря­сен­ный ус­лы­шан­ным.

— Да. И еще там го­ворит­ся про Вол­де­мор­та. Это не прос­тая маг­лов­ская штуч­ка, Алекс — здесь раз­го­вари­ва­ют вол­шебни­ки и, ка­жет­ся, По­жира­тели Смер­ти. Ни­как не мо­гу по­нять — как этот дик­то­фон за­писал их раз­го­вор и сох­ра­нил его? Это прос­то не­воз­можно!

Ли­ли с круг­лы­ми гла­зами ти­хо ска­зала:

— Алекс, на­до обя­затель­но по­казать его па­пе. Он раз­бе­рет­ся, а мы все рав­но ни­чего не пой­мем. И это мо­жет быть опас­но.

Алекс сжал в ру­ках плос­кий се­реб­ристый пря­мо­уголь­ник, ед­ва ды­ша. В го­лове взры­вались ты­сячи мыс­лей, бе­шено би­лось сер­дце, и страш­ное вол­не­ние зат­ме­вало все.

Дей­ству­ющий маг­лов­ский дик­то­фон в вол­шебном зам­ке, с за­писью, в ко­торой упо­мина­лась фа­милия его семьи. Это зна­чит, что боль­ше де­сяти лет на­зад кто-то су­мел за­писать раз­го­вор вол­шебни­ков. С по­мощью чар, ко­торые да­же сей­час счи­тались очень тя­желы­ми, не­совер­шенны­ми и не­ус­той­чи­выми. И кто-то за­чем-то про­нес этот дик­то­фон в Хог­вартс. И ос­та­вил его на ка­мин­ной пол­ке в кух­не. И ник­то за эти де­сять с лиш­ним лет не по­дошел к этой пол­ке, что­бы уви­деть на ней неч­то не­обыч­ное. Это бы­ло слиш­ком не­веро­ят­но. Слиш­ком стран­но. Слиш­ком за­путан­но.

Глава 33. Грани

Прой­ти, дер­жа све­чу в ру­ках,

По дол­го­му пу­ти.

Её огонь сквозь ночь и страх,

Сквозь те­ни про­нес­ти.

Прой­ти, не раз­жи­мая губ

И не под­няв рес­ниц,

Сквозь сла­вос­ловье мед­ных труб,

Сквозь кри­ки чер­ных птиц.

Прой­ти по шум­ным пло­щадям

Сквозь то­пот, брань и свист.

Прой­ти по выж­женным по­лям,

Где горь­кий воз­дух чист.

Не по­гасив ог­ня, прой­ти,

По­ка ве­дет тро­па,

По не­воз­врат­но­му пу­ти

По име­ни Судь­ба.

(с) Алетейя (Aleteya)


* * *


Нарцисса прохаживается по скромной гостиной, освещенной лишь двумя тусклыми лампами. Цок-цок — звонко по дубовому деревянному паркету стучат ее каблучки, ток-ток — глухо по ковру. Люциус, сцепив руки за спиной, стоит у окна, не то погруженный в размышления, не то любующийся полной августовской луной, протянувшей серебряную дорожку по морской глади. В комнате мелким песком в песочных часах пересыпаются ожидание и тревога.

— Все будет хорошо, Цисса, — наконец нарушает тишину Люциус, — Дервент поклялся, что нет никаких причин для беспокойства.

— Да-да, но еще рано, всего лишь тридцать четвертая неделя. Малыш торопится, — Нарцисса уже в который раз повторяет эти слова, нервно стискивает руки, не прекращая своей прогулки-кружения по комнате.

— Так же, как и Драко в свое время, — мягко (и снова, и снова) напоминает Люциус, — успокойся, пожалуйста.

— Слишком тихо.

— Уайнскотт наложила чары Неслышимости.

— Мерлин, Фиона хотя бы могла рассказать, как обстоят дела! Она же здесь!

— Нет, она наверняка в Малфой-Меноре, ты же знаешь, она не любит сцены рождения и смерти.

Супруги невольно смотрят на лестницу, ведущую на второй этаж, в спальню, в которой так спешит появиться на свет их внук.

Весть о начале родов застала их врасплох. Ее принесла домовиха, появившаяся в Малфой-Меноре после обеда, и благо, что Лорда не было в замке. Нарцисса побледнела, как снег, и прошептала, что роды ранние, а Люциус ощутил в тот момент тошнотворное чувство déjà vu, холодной змеей проскользнувшее по хребту. Двадцать четыре года назад такая же домовиха пропищала, что у хозяйки отошли воды, и он, молодой, сильный и искусный маг, вдруг растерялся так, что на помощь пришел домовик Бернард. Именно Бернард вызвал домашнего целителя и акушерку, быстро и четко выполнял их указания, распоряжался домовиками, давая им поручения.

«Хозяин, все будет хорошо! Госпожа молодая и сильная, с ней ничего не случится!» — так Люциуса утешали домовики, а он только сыпал бесполезными проклятьями, пока опаздывали целитель с акушеркой, бестолково пытался помочь жене, поддержать ее. Но Нарцисса справилась сама, а он еще долго помнил тот страх и растерянность, которые душили его удавкой и отнимали воздух в легких.

Наверное, Драко чувствовал себя сейчас так же.

Нарцисса и сейчас быстрее взяла себя в руки. Она споро собралась, поторопила его, и они прибыли в дом на побережье через полчаса после Дервента и акушерки Уайнскотт.

Сын действительно выглядел растерянным и безумно взволнованным.

— Я не знаю, что случилось. Ей с утра немного нездоровилось, но она настояла на том, чтобы я пошел на эти дракловы крестины Делэйни! Фиона сказала, что они просто занимались травами в оранжерее. Все произошло так внезапно, ничего не предвещало…

— Что говорит доктор Дервент? — перебила его Нарцисса.

— Что хотя роды ранние, но все пока идет хорошо. Он заверил, что не должно быть никаких осложнений.

— Прекрасно. Тогда возьми себя в руки и поднимайся к жене, ты нужен ей, — сурово сказала она, и Драко послушно поднялся по лестнице в спальню.

Но едва сын скрылся из поля зрения, Нарцисса начала свою нервическую прогулку по комнате. Они переговаривались вполголоса, и он замечал, как дрожит голос, как лихорадочно она заламывает руки.

— Чего ты боишься? — спросил он, искренне не понимая ее беспокойства, — она здорова и молода, рядом опытные целитель и акушерка.

— Беременность была сложной, и у меня плохие предчувствия, — помолчав, нехотя призналась она, — знаю, что нельзя так думать, но ничего не могу с собой поделать. Нет, это глупости, глупости всё…

День отгорел, понемногу сгущались звездопадные августовские сумерки. Спустился взъерошенный Драко и сказал, что новостей пока нет, и Люциус едва уговорил Нарциссу вернуться в Малфой-Менор и поужинать. Ужин был тихим, им обоим ничего не хотелось, отсутствие вестей казалось едва ли не страшнее всего, что до этого было. Беспокойство жены словно по невидимой нити передавалось и ему. Они попытались провести обычный будничный вечер в своей любимой гостиной, но это им не удалось. Люциус методично пробегал глазами по строкам и перелистывал страницы взятой наугад из Библиотеки книги, но вряд ли смог бы пересказать прочитанное. Нарцисса опустилась на софу перед камином, полулежала, не шевелясь, в одной позе и молча смотрела в пламя. Они даже не замечали течения времени, напоминавшего о себе негромким тиканьем часов на каминной полке и начавшим затухать камином. Когда огонь окончательно погас, и от него остались лишь рдяно багровеющие угли, Нарцисса решительно поднялась:

— Не могу так больше. Отправимся к ним.

В половине двенадцатого полуночи они снова были в маленьком доме на морском берегу, а их такой же бледный и встревоженный сын лишь устало покачал головой на вопросительные взгляды. Нарцисса начала круженье по комнате, словно звуки собственных шагов успокаивали ее, а Люциус встал у окна.

Он смотрит на серебристый шар луны, поднимающийся все выше в юго-восточной части неба, и замечает густые высокие тучи, стремительно летящие с далекого запада. Они озаряются в своей клубящейся глубине, на миг наливаясь пугающим в ночи лилово-мертвенным светом, а через некоторое время слышится глухой раскат. Надвигается ночная гроза, и Люциус опять вспоминает давнюю ночь появления Драко на свет. Тогда тоже была гроза, которая как будто ободряюще откликалась на его рваные, наполненные паникой и страхом мысли, и поднимала громовые кубки, поздравляя с рождением сына. И ему почему-то вдруг кажется, что все будет хорошо. Словно та гроза и та ночь перекликаются с этой ночью, и вспышки молний, сопровождающиеся грохотом грома, — знак того, что так появляются на свет Малфои.

— Какое сегодня число? — вдруг спрашивает Нарцисса.

— Четырнадцатое. Нет, уже пятнадцатое, — поправляется он, кинув взгляд на часы.

— Сегодня годовщина свадьбы, — легкая улыбка трогает губы Нарциссы, — наш внук решил сделать подарок родителям.

Он усмехается в ответ. Наверное, странно знать пол ребенка до его рождения. Этим не может похвастаться ни одна волшебная семья в Англии, кроме Малфоев, на роду которых лежит бремя древнего проклятья фэйри, приведшего к тому, что все другие ветви и побочные линии исчезли во тьме веков, а прямую линию уже давно продолжает только один сын. Его бабку, в силу исключительной плодовитости женщин ее семьи сумевшую выносить и родить двоих здоровых детей, проклятье все равно настигло — она так и не оправилась от родов и умерла совсем молодой вскоре после рождения дочери. Когда Нарцисса забеременела, он тоже знал, что будет мальчик. А ее неожиданная вторая беременность привела его в восторг и ужас одновременно. Увы, слабая надежда на то, что сила проклятья ослабла, умерла с нерожденным ребенком в то утро, когда прибежав на душераздирающие крики маленького Драко, словно потрясшие замок от подземелий до крыши, он нашел жену в луже крови. Он хорошо помнил запредельную боль и печаль в глазах Нарциссы, когда она пришла в себя в «Мунго», первым движением коснулась живота и все поняла, не задавая вопросов. Она отвернулась, тонкие плечи затряслись в рыданиях, а он прижимал ее к себе, целовал волосы и шептал самые нежные, самые любящие слова утешения, очень глубоко в душе пряча страшное и постыдное облегчение — Нарцисса осталась жива.

Так же и сейчас он знает, что у него будет только единственный внук. На свет скоро появится еще один Малфой и будет единственным Малфоем следующего поколения.

Нарушив тишину, скрипит лестница, и на ней показывается Драко. В руках его на фоне темной сорочки светится белоснежный сверток. Нарцисса останавливается и ахает. От ее взмаха палочкой вспыхивают еще три лампы, гостиная озаряется ярким теплым светом.

— Мерлин и Моргана! Малыш!

Драко медленно подходит к ним, держа сверток так, словно это величайшее сокровище мира. На лице его и сумасшедшая радость, и растерянность, и что-то еще, совершенно непонятное.

— Позвольте представить — Александр Малфой, — тихо говорит он, немного поворачивая сверток так, чтобы было видно красное сморщенное личико.

Нарцисса, не скрывая, утирает слезы, осторожно целует малыша, отгибая край одеяльца.

— Какой же маленький! Все хорошо? К ней можно? — взволнованно спрашивает она.

— Да, Гермиона чувствует себя хорошо, можно через некоторое время, — кивает Драко и смотрит на отца, словно удивляясь его отстраненности.

Люциус стоит за спиной Нарциссы, желая и не решаясь взглянуть поближе на того, в ком течет его кровь, кто будет носить его фамилию и продолжит его род, на того, в чьих жестах, взгляде, смехе продолжатся и их с Нарциссой черты.

Нарцисса отступает в сторону, и Драко тоже делает шаг. И очень бережно протягивает отцу свою драгоценную ношу. Люциус принимает легонький, почти невесомый сверток, в белых складках которого сопит и покряхтывает новорожденный младенец. Мальчик. Внук. Наследник.

Нет, Люциус никогда не был сентиментален и чувствителен, но здесь и сейчас, в этой грозовой ночи, когда он смотрит на зевающего и потягивающегося крохотного мальчика (отныне и навсегда его мальчика!), его сердце сжимается так, что на мгновение становится невыносимо больно. Он едва переводит дыхание, вглядываясь в маленькое личико, вновь и вновь вспоминая другую ночь и другого мальчика, который уже давно вырос и стоит сейчас перед ним. Время словно замкнулось в кольцо и ласково сжало его в своих объятьях.

— Добро пожаловать, Александр! — Люциус надеется, что его голос звучит с надлежащей твердостью. И в этот момент опять ахает Нарцисса.

— Посмотри, посмотри же! — она снова аккуратно отгибает край одеяльца и взглядом указывает на нечто, что привлекло ее внимание.

Драко с тем же растерянным видом кивает, а Люциус вначале не понимает. И догадывается только спустя пару минут. В ярком свете ламп ясно виден младенческий пух на голове малыша. Ни русый, ни светлый, ни серебрящийся. Темный. Будущий наследник рода Малфой будет брюнетом или шатеном и одним этим будет отличаться от длинного ряда своих предков. Видимо, именно поэтому так растерян Драко.

Люциус внезапно смеется, потому что молнией сверкает в памяти тоже давний шутливый разговор с Персеем Паркинсоном. Судьба ничего не забывает. И шепчет ли, намекает ли она сейчас о чем-то новом, ином, зародившемся вместе с появлением на свет его внука, в жилах которого магловская кровь его матери смешалась с чистой волшебной кровью древнего рода?

Вниз спускаются целитель и акушерка, и Люциус осторожно передает ребенка Драко.

— Я могу зайти к ней? — нетерпеливо спрашивает Нарцисса, на что доктор Дервент, аккуратно надевая свою шляпу-котелок, отвечает:

— Конечно, миссис Малфой. Смею заверить, роженица чувствует себя настолько хорошо, насколько это возможно. Полагаю, обойдется без осложнений, хотя беременность не была легкой.

Нарцисса тут же легко взлетает вверх по лестнице. Отец и сын переглядываются, и Драко едва заметно кивает. Он поднимается следом за матерью, оставляя Люциуса наедине с акушеркой и целителем.

Акушерка Уайнскотт, дородная краснощекая ведьма под пятьдесят, теребит ручку своей сумки, дергано и пугливо оглядывается вокруг, пытается улыбнуться. Доктор Дервент поправляет очки и откашливается.

— Мистер Малфой, позвольте поздравить вас с рождением внука.

— Да-да, ребеночек-то крепенький и здоровенький, слава Моргане, хоть и торопыга эдакий. Счастливым будет, ведь в рубашке родился, уж поверьте мне. Так что и мои поздравления примите!

— Премного благодарен за добрые слова, — в учтивом жесте склоняет голову Люциус, — с моей стороны также благодарю за понимание. Далеко не каждый, кто к вам обращается, требует принести Непреложный Обет о неразглашении тайны.

— Конечно, это было слегка, скажем так, неожиданно, но мне приходилось сталкиваться с подобным в моей практике, — соглашается Дервент. Акушерка подхватывает:

— Да всякое бывает, мне еще матушка рассказывала. Я-то уж понимаю, леди ведь такие…

Люциус холодно перебивает ее:

— Доктор Дервент, оплата за ваши услуги была переведена на ваш счет в Грин-Готтсе, не так ли?

— Да, мистер Малфой, ваш сын настоял, чтобы полная сумма авансом… кхм… хотя я не просил, знаете ли, но… мммм… да-да… — целитель тушуется под пронзительным жестким взглядом.

— А ваши услуги, миссис Уайнскотт, были полностью оплачены?

— Не извольте беспокоиться, все до последнего кната.

— Хорошо. А это от меня. Компенсация за некоторые неудобства.

Два туго набитых кожаных мешочка возникают в воздухе и падают прямо в руки целителю и акушерке, от неожиданности едва успевших подхватить их.

— Ну какие такие неудобства, да что вы, право, мистер Малфой? Это уж у нас работа такая, ничего не поделаешь. Испокон веков семья моя этим занималась. И матушка, и бабка, и прабабка — все повитухами были, — угодливо улыбаясь, частит Уайнскотт, прижав мешочек к груди и, видимо, опытной рукой определив по весу, сколько в нем галлеонов.

Целитель поднимает брови, переводя взгляд со своего увесистого мешочка на Люциуса.

— Озвученный мной счет был полностью оплачен мистером Малфоем младшим, о чем мы уже говорили. В него входили ведение беременности, консультации согласно плану и необходимости, предоставление целебных зелий и родовспоможение. Не припоминаю никаких особенных неудобств. Если вы имеете в виду длительность родов и их время, то смею вас заверить, дети имеют привычку появляться на свет в самые неурочные часы.

— Нет, я имею в виду это, — спокойно отвечает Люциус и взмахивает палочкой, — Obliviate. Imperio.

Лица акушерки и целителя принимают одинаковое ошарашенное, отупелое выражение.

— Вернувшись домой, вы забудете о том, что были в этом доме, и вообще о его существовании. Забудете о том, что принимали роды у жены моего сына. Доктор Дервент, вы уничтожите все бумаги и записи, которые касаются ведения ее беременности. Эти деньги заработаны вами честно, неважно, от кого они получены.

Маг и ведьма кивают, словно китайские болванчики. К Дервенту постепенно возвращается более осмысленный взгляд, правда, затуманенный чарами. У Уайнскотт, напротив, выражение становится все более дебильным, отвисает подбородок, в уголке рта появляется слюна.

— Возвращайтесь домой. У вас не было сегодня вызовов. Вы спокойно спали в своих постелях всю ночь.

Целитель решительно подхватывает свой тяжелый саквояж, кладет мешочек в него и вежливо приподнимает шляпу-котелок.

— Прошу прощения за беспокойство. Всего доброго.

Он выходит за дверь, вероятно, чтобы трансгрессировать, а акушерка, слегка пошатываясь, сомнамбулически бредет к горящему камину, кидает пригоршню Летучего Пороха и исчезает в клубах зеленого пламени.

Люциус досадливо морщится. Владением «Обливиэйтом» у него не на высоте, он никогда не любил это заклятье. Возможно, не стоило смешивать с «Империусом», однако он решил перестраховаться. Судя по реакции, сознание у целителя психически устойчивое, и с ним ничего не случится, однако насчет акушерки есть сомнения. Впрочем, что ему до недалекой и туповатой ведьмы? Она выполнила свою работу и больше не нужна.

Наверху в спальне Нарцисса принимает внука от Драко, воркует над малышом, улыбается своей лучистой улыбкой Гермионе, утомленно откинувшейся на высоко взбитых подушках.

— Мы с Люциусом безумно счастливы и поздравляем вас. Признаться, вы нас немного напугали.

— Алекс торопился, — ответно улыбается Гермиона, — видимо, ужасно хотел родиться именно сегодня.

— Да, получился подарок-сюрприз, — Нарцисса покачивает внука на руках, — но вначале все эти господа Малфои спешат и торопятся, а потом начинают опаздывать к ужину и бормотать невнятные извинения. Слышишь, мой дорогой? Бабушка будет следить за твоим воспитанием и не позволит никаких опозданий. Настоящие английские джентльмены всегда пунктуальны. Ох, Мерлин и Моргана, я бабушка!

Гермиона и Драко переглядываются, едва сдерживая непроизвольный смех, но все равно сдавленно фыркают от забавного ошеломленного вида Нарциссы, как будто только сейчас осознавшей свой новый статус.

— Это на самом деле так странно и удивительно… и чудесно…

— Мама, мама, у тебя впереди достаточно времени, чтобы привыкнуть! — не выдержав, тихо хохочет Драко, обнимает и целует мать в волосы, — а если боишься слова «бабушка», всегда можешь договориться с Алексом, чтобы он звал тебя просто Нарциссой.

Гермиона втихомолку посмеивается — настолько необычен и мил вид растерянной и растроганной Нарциссы, неприступно-холодной, равнодушно-блистательной леди Малфой в глазах всего магического общества. Пусть уже привычно видеть свекровь в домашней обстановке, пусть они делят многие семейные тайны и часто понимают друг друга с полуслова, но именно такой — умиленной, нежной, с повлажневшими блестящими глазами, с таким любящим взглядом, устремленным на ребенка — она предстает впервые. В глазах Гермионы тоже немного щиплет, она делает несколько частых вздохов, чтобы не расплакаться, и невольно постанывает, от неосторожного движения напоминает о себе исподтишка уже забытая боль. Нарцисса воспринимает это как знак и возвращает ребенка Драко, напоследок поцеловав его.

— Ох, простите, я слишком засиделась, а тебе надо отдыхать.

— Нет-нет, все хорошо, — протестует Гермиона, но свекровь уже в дверях. Вдруг вспомнив что-то, она возвращается и обводит взглядом сына и невестку.

— Сегодня мы увидели нечто поразительное, хотя, на первый взгляд, это кажется малозначимым.

Гермиона удивленно взглядывает на мужа, но тот склоняет голову в знак согласия.

— Столетия подряд наследники прямой линии всегда имели «волосы фэйри», как это называлось, то есть были светловолосыми. Наш Александр будет первым брюнетом за много-много лет, — не менее серьезно продолжает свекровь.

— Даже не знаю, что сказать, — пораженно откликается Гермиона, — мне кажется, цвет волос, действительно, не такое уж значимое явление. Он обусловлен генетикой. Насколько я знаю, среди бабушек и прабабушек Драко были и брюнетки, и шатенки, и рыжие. Среди моих тоже. Да и от меня он мог унаследовать…

— Ты права, но здесь дело в не этом, — качает головой Нарцисса, — Драко тебе рассказывал о проклятье фэйри?

— Да.

— Ты веришь в него?

— Не знаю.

— Можно верить и не верить, тем более, оно сохранилось только в семейной легенде, а не в летописях. Но увы, оно существует. Первое доказательство — в Британии больше не осталось Малфоев, кроме нашей семьи. Второе — картинная галерея. Ты ведь помнишь портреты?

— Да, конечно.

— Самые ранние из них датируются концом двенадцатого века, и начиная с этого времени, все изображенные мужчины рода Малфой светловолосы. А теперь представь, придет время, когда портрет Александра и его избранницы займет свое место в галерее. Как он будет отличаться от своих предков!

— Это хорошо или плохо?

Гермиона испытывает странные чувства — и изумление, и замешательство, и некое немного неприятное ощущение от обсуждения цвета волос ее сына. Эта тема в самом деле ей кажется не такой уж важной, хотя она помнит, что Драко рассказывал о проклятии.

— Это совершенно иное, — задумчиво отзывается Нарцисса, глядя на внука, — я пока не могу сказать, хорошо это или плохо. Но подобного не случалось так давно, что впору занести это в событие века. Не удивлюсь, если после представления Александра магическому обществу разразится сенсация. О проклятии Малфоев осведомлены многие чистокровные семьи, и для них это будет казаться чем-то из ряда вон выходящим. Но мы подумаем об этом тогда, когда возникнет необходимость. А теперь еще раз примите мои поздравления. Мы с Люциусом оставляем вас, отдыхайте.

Когда за Нарциссой закрывается дверь, Драко бережно укладывает сопящий сверток в подготовленную колыбельку рядом с кроватью и вполголоса говорит:

— Он спит.

— Наверное, тоже устал, — отвечает Гермиона, счастливо улыбаясь.

— Поспи и ты, — он невесомо целует жену в лоб, гладит по волосам, — мама права, тебе надо набираться сил.

— А доктор Дервент и миссис Уайнскотт? — спрашивает она, осторожно укладываясь поудобнее и натягивая на себя одеяло.

— О них уже позаботились. Не волнуйся, все в порядке.

— Драко, неужели на самом деле так важно, будет наш сын темноволосым или светловолосым? — уже сонно шепчет Гермиона.

— Давай будем считать, что это не имеет значения. Какая, к драклам, разница, правда?

— Да…

Драко садится в кресло, массирует шею. Не стоило маме упоминать именно сейчас об этом проклятье. Он в свое время и так порядком взволновал беременную Гермиону. А теперь вновь напомнилось о том, что находится не во власти ныне живущих людей. Он знал, что третьим доказательством существования этого дементорового проклятья было то, что у него так и не родился брат или сестра. И знал, что так же не будет их и у Алекса. Он мог только предполагать, думала ли об этом Гермиона после его рассказа. Но в любом случае, у них есть время, чтобы подумать об этом вместе и принять правду.

В освещенной мягким светом одной свечи спальне тихо и ровно дышит Гермиона, почти неслышно посапывает малыш. Уже вдалеке грохочет гроза, отползая к востоку. Честно признаться, Драко даже не заметил, что за окном комнаты, в которой тяжело дышала от боли родовых схваток его любимая, гремел гром, сверкали молнии и лил ливень. Он узнал об этом только, когда отец заметил, что в ночь его рождения тоже была гроза, и показалось удивительным и символичным, что его сын, его Алекс появился на свет не только в день их с Гермионой свадьбы, но и в такую же грозовую, буревую ночь, как и он.

Он с щемящим чувством смотрит на двух самых дорогих людей — любимую женщину, великую его нежность и силу, и сына, его продолжение, его надежду, его маленького наследника. И понимает с кристальной четкостью — все, что будет теперь и с этого момента, все его действия, мысли, стремления и желания, все это будет соизмеряться только и единственно лишь с ними, с их интересами, с их защитой. Он пожертвует чем угодно и пойдет на что угодно, лишь бы его жена и сын были в безопасности. И внезапно уже знакомый железный страх сковывает сознание — что, если все пойдет не так, и он не сможет быть рядом с этим малышом? Что, если он не сможет спрятать, уберечь, защитить — от всего света, от всех магов и немагов, от… Темного Лорда? Эти мысли не раз пронзали его еще во время беременности Гермионы, когда они проговаривали свои дальнейшие действия. «Все будет хорошо», — убежденно говорила она, словно тушила пламя его сомнений и страха, но это пламя разгоралось вновь и вновь.

Приходила мысль отправить Гермиону во Францию, но родственникам он абсолютно не доверял. У Роже Малфуа не было дня, чтобы он был трезв и вменяем, Лютеция была занята только собой, жена Юбера, имя которой он никак не мог запомнить, была никчемным существом, а сам кузен так и не объявился, пребывая в бегах от кредиторов. Семья даже не знала, где он скрывается. Отправить к ним Гермиону беременной или с ребенком даже с первого взгляда казалось абсурдным. Он вел тайные переговоры о покупке небольшой виллы в укромном месте в провинции Бордо, но переговоры сорвались по вине продавца, и его агенты не успели подобрать что-нибудь подходящее.

Пока Гермиона была беременна, мысли о безопасности, о том, что следовало бы ей уехать, приходили в голову, но едва он заводил разговор, Гермиона всегда в пух и прах разбивала его доводы. Она указывала, что без ее помощи ему придется труднее, тем более сейчас, когда за ним следили шпионы Лорда, безотлучно ходил всюду по пятам телохранитель Люциуса и участились нападения Сопротивления на самых влиятельных и близких к Лорду магов. Так, например, была убита при выходе из лавки в Лютном переулке Алекто Кэрроу, ее брат Амикус впал в ярость и запытал до смерти нескольких задержанных подозрительных прохожих. Исчез при странных обстоятельствах Бастиан Пиритс, хотя про этого пройдоху поговаривали, что он проворовался в Министерстве и сбежал. Был тяжело ранен какими-то аврорскими заклятьями Иниго Мальсибер, а Антонину Долохову едва удалось ускользнуть от сопротивленцев, устроивших ему хитроумную засаду. Был найден разодранным на куски Фенрир Сивый, но так и не выяснили — то ли его подрали сами же оборотни, то ли он вступил с кем-то в схватку и был убит, а уже потом, заметая следы, сымитировали грызню тупых тварей. За каждое подобное происшествие правительство Лорда Волдеморта ужесточало законы и наказания, показательно казнило заподозренных в шпионаже, подрыве магической безопасности и якобы авроров, объявленных вне закона. Драко чувствовал, как нарастает страх в волшебном обществе, но вместе с ним и растет гнев, и сужается незримое кольцо Сопротивления вокруг Пожирателей Смерти. Ему приходилось неимоверно тяжело, становилось все труднее лавировать, скрываясь за маской спокойствия, глядеть в багровые глаза Лорда и встречать прищуренный холодный взгляд Грюма, в котором не было ни капли сочувствия. Да он его и не искал. Гермиона почему-то верила хрипатому аврору, полагая, что тот защитит Драко хотя бы от спланированных покушений. Сам же он был уверен, что Грюм и пальцем не пошевельнет, даже если при нем будет принято решение ликвидировать Драко Малфоя. А от случайных спонтанных нападений тем более не было страховки. Именно так, совершенно ненароком столкнувшись с бывшими аврорами, бывшими сокурсниками, были убиты Грег и Винс. На вырвавшиеся у него полные бессильной злости слова «За что?» Грюм лишь равнодушно процедил:

«Они знали, на что идут, когда принимали Метку»

«Они не знали! — хотелось ему кричать, — они, дементоры вас сожри, не знали! Они просто верили мне и шли за мной! Они хотели жить, а не убивать!»

Конечно, он не кричал в лицо Грюму эти слова, а стиснул челюсти так, что свело скулы. Он знал, на что идет, когда проливал свою кровь на обряде и шагал в пентаграмму в окружении горящих черных свечей.

Гермиона безумно боялась за родителей и наложила на их дом такие мощные и каверзные чары Ненаходимости, что даже аналогичные чары Малфой-Менора были слабее, а совы, носящие их редкую переписку, иногда возвращались, не сумев найти адресатов. И она, конечно, была права, когда говорила, что ее отъезд вызовет подозрение Темного Лорда. Но, с другой стороны, интерес Лорда к ней ослаб настолько, что Он почти не вспоминал о ней. В обществе ходили разные слухи, самые абсурдные из которых он, посмеиваясь, пересказывал Гермионе, и они вместе хохотали так, что малыш в ее животе начинал беспокойно ерзать. Самой безобидной была сплетня о том, что ее настигла какая-то жуткая порча, и она теперь прячется, никому не показываясь. Кто-то считал, что Лорд дал ей какое-то важное задание, и она теперь выполняет его. Однако были слухи, диаметрально противоположные, заверявшие, что зарвавшуюся невестку Малфоев, лишившуюся благосклонности Лорда Волдеморта, сами же Малфои заточили в подземельях замка. По другим, она сошла с ума из-за родового проклятья и умерла, но ее смерть почему-то скрывается. Ходил и слух о том, что она изменила Драко, похитила все драгоценности Малфоев и сбежала с любовником в Аргентину.

«Почему в Аргентину?» — давилась от смеха Гермиона, — «почему не в Малайзию или Конго? И кто мой любовник?»

«Этой чести удостоился вначале Забини, но он, как на грех, уже четыре месяца не появлялся в Англии, и нашлись свидетели, подтвердившие, что он безвылазно сидит в своей разлюбезной Италии, тебя в глаза не видел и даже, по слухам, собирается жениться на какой-то богатой девице. Потом на эту роль был единогласно утвержден Серджиус Руквуд, выпавший из поля зрения кумушек по причине своего очередного полета в изумительный мир алкогольного дурмана. Но огневиски закончился, Серджиус выполз из своей норы и был замечен. Потом под подозрение подпал Кларенс Розье, но тут уж наложились другие пикантные слухи о нем. Кстати, предполагалось, что я непременно должен вызвать на дуэль кого-нибудь из них, а лучше всех троих одновременно»

«Какой бред!» — отсмеявшись, вздыхала Гермиона, — «какой восхитительно-нелепый и ужасающий бред могут придумать люди, всего лишь не видя кого-то несколько месяцев»

«Недостаток информации порождает ложь и часто ложь чудовищную» — пожимал он плечами, — «тем более, если речь идет о столь известной персоне, как ты»

Да, лжи было так много, что правда была практически погребена под ней. И он видел, как тяготилась Гермиона ежедневной, ежеминутной фальшью, которая позолотой сверкала на их жизни. Ей день ото дня все труднее, все невыносимей так жить. Беременность дала ей передышку, но вскоре придется снова возвращаться в мир, где довлеет тяжкое бремя милости Темного Лорда.

Драко прикрывает глаза. Он устал. Он страшно устал играть в эти шпионские игры, которые затеял сам. Он жутко устал от напряжения и нескончаемой тревоги, которыми заполняются его дни. Он безумно устал смотреть в багровые глаза своей смерти и склонять голову перед ней в знак мнимой покорности и обманного смирения.

Но у него сегодня родился сын. Его любимая сейчас слаба и беспомощна. Значит, надо отбросить усталость и обрести свежие силы. Будет новое утро, будет иное завтра. У них впереди много дней, в которые он будет вспоминать прошлое, овеянное ветром ностальгии. Когда-нибудь он расскажет Алексу обо всем, что было с ними в эти годы, о том, как они встретились с его мамой и вместе прошли через войну, о гнетущем страхе и солнечных проблесках радости, о ночи его рождения, когда грохочуще смеялась гроза, и дед взял на его руки и признал наследником рода Малфой. Да, когда-нибудь он расскажет это сыну, потому что такие вещи нужно рассказывать. Все еще впереди.


* * *


Аластор Грюм нервно барабанит пальцами по столешнице письменного стола, сдвигает к краю разбросанные свитки пергамента. Волшебный глаз так же нервно вращается в глазнице, словно хозяин находится не в полной безопасности дома, а где-нибудь на полной людей улице.

Где же этот пащенок? В переданной через абсолютно дикую сову записке было указание времени и места, и старому аврору оно категорически не понравилось. Он терпеть не может встречаться с Малфоем в своем доме, поскольку не доверяет ему даже на ломаный кнат. Этот недоделанный шпион может привести за собой «хвост» или предать в любой момент. Пусть пока все идет гладко, им сопутствует удача, и все доставляемые им сведения бесценны, но Аластор настороже и не собирается давать шанс Пожирателю Смерти. Это принцип его жизни, и он всегда следовал ему безоговорочно.

А еще ему не нравится магия, при помощи которой чаще всего появляется Малфой. Не трансгрессия, не порталы, что-то совершенно иное. Это еще не Темные Чары, но близко к ним. От них воняет мертвечиной и инферналами.

Он в который раз задается вопросом: что нашла в этом белоглазом выродке гнилой семьи такая неординарная девочка, как Гермиона Грейнджер? А ведь нашла, осталась в волчьем логове, вышла за него замуж и всеми силами старается прикрыть его задницу, чтобы не прищучили свои же. Придумала столько заклятий, совершенно, казалось бы, невозможных. Подтолкнула целое направление магии, до сих пор весьма хиленькое и неперспективное. Окончится война, пойдут в разработку и широкое применение ее авторские заклятья по зачарованию магловской техники, и разразится самая настоящая сенсация. Самые дряхлые и косные волшебники будут до смерти шокированы открывающимися возможностями, вот шуму-то будет! Аластор невольно улыбается. Умница девочка, он гордится ею, словно собственной дочерью.

За окном серое и хмарное раннее утро. Влажный туман поглотил все вокруг, сизым одеялом лег на небольшую лужайку перед домом. По лужайке шныряют несколько воронов, то исчезают в тумане, то взвиваются в воздух, то прохаживаются с важным видом, точно волшебники Визенгамота. Он встает, чтобы налить себе чаю на столике у камина, как вдруг в воздухе словно тихо позванивают льдинки, понизу тянет сквозняком, у книжного шкафа начинают кружиться голубые и алые искры. Грюм хватает палочку и нацеливает ее на уже небольшой смерч искр. Волшебным глазом смотрит на два Проявителя врагов на столе. Как всегда, никаких следов, все чисто и спокойно.

Через несколько секунд из искр вырисовывается силуэт, еще через минуту под прицел палочки делает шаг вперед Драко Малфой собственной персоной.

— Как тепло вы меня встречаете. Я тоже рад нашей встрече, — саркастично вскидывает он бровь, и Аластор медленно опускает руку.

— Не надейся на извинения, — цедит он сквозь зубы, — для Пожирателей Смерти и убийц у меня одно единственное теплое приветствие.

Малфой дергается, его взгляд становится злобным.

— Кажется, я еще в предыдущую встречу разложил по полочкам, почему мне пришлось добить этого оборотня.

У Аластора сжимаются кулаки, так и хочется вытрясти дух из этого мерзавца. Гибель Ремуса Люпина и его маленькой дочери до сих пор бередит душу. Жалко Тонкс, похожую на тень привидения, словно помутившуюся рассудком после потери близких.

— Вам следовало бы получше вдалбливать в головы вашим соратникам основы выживания в военных условиях. Наивно было с их стороны считать, что они в полной безопасности среди безмозглых вшивых тварей, служащих Лорду.

— Заткнись, твареныш! — хрипит Аластор, едва сдерживаясь, — не тебе осуждать тех, кто погиб от твоей же руки! Они тебе не снятся по ночам? Как ты смотришь в глаза Гермионе?

— У меня не было выбора! Если бы я отказался, то все пошло бы прахом! — шипит Малфой, видимо, тоже выведенный из себя, — я полагал, что вы умнее и трезво примете это необходимое действие. Ваши, кстати, тоже не церемонятся с Пожирателями, уже двое убиты за прошедший месяц.

Они оба тяжело дышат от гнева и ненависти. Аластор пытается успокоиться. Не время сейчас выяснять отношения и вываливать обвинения на Малфоя. Успеется.

Он садится за стол, по-прежнему крепко сжимая в руке палочку. Чтобы немного отвлечься от мерзкой острой физиономии Малфоя, смотрит в окно, за которым несколько черных воронов гоняют по лужайке взъерошенную серую ворону.

— Хорошо, закроем эту тему. Что нового? Что с великанами?

Малфой делает глубокий вдох, потирает висок.

— С великанами не выгорело. На этот раз все делалось тайно, и как доверенное лицо был послан один Долохов с подарками. Великаны не пожелали его даже выслушать и едва не изжарили. У них идут собственные междоусобные стычки, к тому же выбирают верховного вождя, поэтому на магов им плевать. Два претендента даже пригрозили нам войной, если мы не прекратим соваться к ним.

Грюм едва успевает скрыть облегченный выдох. Слухи о великанах на стороне Лорда ходили давно. О волдемортовских делегациях к ним доносили и Малфой, и брат Хагрида Грохх, но пока эти делегации не имели успеха. Великаны были туповаты, думали долго и традиционно магам не доверяли. Однако смена вождя грозила новой политикой, так что отрадно слышать, что все осталось по-прежнему.

— Он не оставлял надежды на поддержку вампиров, — продолжает Малфой, — но Кровавая Графиня не далее как на той неделе дала решительный отказ. Поскольку в этом деле выступаю послом я, то за ее позицию ручаюсь. Основой отказа стало то, что старые кланы были недовольны тем, что Лорд, даже не успев прийти с ними к окончательной договоренности, установил строгую квоту на размножение в Англии. Они посчитали это оскорблением и притеснением. При этом недавно европейские маги, объединившись, хорошенько потрепали все кланы, в том числе и клан Кровавой Графини. Так что она забилась в свое убежище зализывать раны и в ближайшие пару десятков лет точно не будет вступать ни в какие союзы. Два английских клана слишком малочисленны и слабы, чтобы быть даже пешками. Один из них, Уорнеи, находится под патронатом графини Эльжбеты, поэтому без ее слова они ничего не будут делать, предпочтут залечь в спячку и выпасть из поля зрения.

Аластор уже не скрывает довольной усмешки. Новости хороши. Косвенно и по отдельным разрозненным деталям они ему известны, но Малфой подтвердил все сведения, дав полную картину.

— Оборотни снова разгрызлись между собой и разделились на отдельные стаи. После Сивого такого же сильного вожака пока не находится, ни один из новых не может удержать этот сброд. Большинство разбежалось. Лорд в бешенстве, но поделать ничего не может.

Определенно, сегодня день отличнейших новостей! Аластор едва не потирает руки от удовлетворения. Они уже давно ждали подобных вестей, они шли к ним, приближая каждый день к тому закономерному финалу, который станет концом Волдеморта.

— Несколько чистокровных семей скрылись, но «Пророку» и другим газетам под угрозой заключения в Аказбан запрещено освещать подробности, — продолжает Малфой и вдруг замолкает, шаря взглядом по письменному столу Грюма, — это что, план Малфой-Менора? Что это значит?

Грюм хмурится, сворачивая пергамент, чертыхаясь и ругая себя за оплошность.

— Да. Но ничего он не значит. Просто просматриваю на досуге, — сухо отвечает он,

Малфой смотрит исподлобья и кривит губы.

— Несмотря на годы сотрудничества, я по-прежнему не заслуживаю доверия?

Аластор разражается хриплым смехом. Щенок еще требует доверия? Может, ему и планы наступления на блюдечке преподнести? Что-что, но вот наглости в Малфое всегда хватало, даже когда он заметно трусил и жалко хорохорился.

— Я никому до конца не доверяю, даже себе. А уж ты у меня вообще сидишь в конце списка, куда входит все население Британских островов.

Они оба вздрагивают от неожиданного звучного стука в окно. Серая ворона, видимо, с лету ударилась в стекло и теперь сидит, оглушенная и нахохленная, на подоконнике снаружи. Неподалеку возмущенно каркают вороны, гонявшие ее.

Малфой снова обращает взгляд на свернутый в трубку пергамент. Чары Ненаходимости и Ненаносимости действуют, но сам хозяин имеет право и может начертить план своего замка или нанести его на карту. Об этом знал Аластор и поэтому через Гермиону получил этот подробнейший план.

— Мистер Грюм, я надеюсь, вы помните о наших разговорах и договоренностях? — вкрадчиво спрашивает Малфой, — в случае внезапного…. выступления с вашей стороны, целью которого будет Темный Лорд, моим родителям должны обеспечить безопасность и защиту. Именно это единственное условие я выдвигал в обмен на предоставляемую информацию.

— А что насчет Гермионы? — скалится Грюм, — как же твоя жена, которая не меньше тебя рискует жизнью?

— Я понимаю, вам обязательно нужно меня задеть. Уверю, сейчас Гермиона в полной и абсолютной безопасности, — говорит Малфой, и в его голосе столько презрительного холода, что можно заморозить всю комнату, — в Малфой-Меноре она пока не бывает и не появится там еще, по крайней мере, полгода.

— Это что у вас стряслось? — настораживается Грюм, — с ней все в порядке?

— Да.

— Смотри, не дай Годрик, узнаю, что с девочкой стряслось что-то неладное из-за тебя…

— И что же вы сделаете, мистер Грюм?

— Доберусь до тебя и узнаешь.

— Довольно, — устало выдыхает Малфой, за все это время не сдвинувшийся с места и понемногу бледнеющий, — хватит оскорблений и подозрений. Гермиона действительно в безопасности. Если не верите, напишите ей, она сама все подтвердит. Но я возвращаюсь к тому вопросу — что-то назревает? Вы планируете наступление? В Малфой-Меноре? Когда?

Аластор хмыкает про себя. Да, он вот прямо сейчас все расскажет Пожирателю Смерти, держи карман шире.

— Наступление будет, но не в Малфой-Меноре. Замок не подходит, слишком много на нем чар. Они ведь помешают? Начиная с того, что мы его вообще не найдем.

Малфой нехотя пожимает плечами.

— Да, помешают. Но многие из них я могу ослабить или вовсе снять на правах Хозяина.

Аластор делает вид, что размышляет.

— Если бы мы хотели поймать только Волдеморта, это бы нам пригодилось. Быстрая и стремительная операция. Но обязательно будет стычка. Его псы ведь всегда рядом?

— В Малфой-Меноре Он часто бывает с минимальным окружением, я вам не раз об этом говорил.

— Что ж, это надо обдумать, — щурится Аластор, — а наши договоренности я помню.

— Значит, вы предупредите о… начале?

Старый аврор тянет паузу, стараясь нагнести остановку. Конечно, он не собирается отказаться от своих слов, но Малфоя лишний раз поставить на место не мешает.

— Постараюсь.

Словно спохватившись, он копается в развалах свитков на столе, роется в выдвинутых ящиках стола и достает серебряную галстучную булавку с головкой в виде изящно вырезанной стилизованной волчьей головы.

— Год почти валяется, все забываю. Это твое. Я такие приблуды не жалую.

Малфой с легким удивлением берет протянутую вещицу.

— Да, одна из пары, думал, что потерял. Благодарю. Мне пора. Ах да, — он достает из кармана брюк маленькую табакерку, которая через секунду оборачивается магловским диктофоном, — здесь записан интересный разговор, в котором участвовал и Лорд. Есть пара очень важных моментов, касающихся Отдела Тайн. Ну и не буду повторять, что работать он будет только в ваших руках, так зачаровала Гермиона.

Грюм аккуратно забирает ценный предмет. Благодаря Гермионе ему пришлось научиться пользоваться магловскими электронными штучками, хотя чаще всего, сжалившись, она посылала расшифровки разговоров на длиннющих свитках.

Малфой делает шаг назад. Его мучнисто-белое лицо выделяется на фоне темного дерева книжных полок и разноцветных переплетов. Спустя миг знакомо начинают кружиться ало-голубые искры, его фигура становится прозрачнее, подергивается рябью, и он исчезает в сверкающем водовороте.

Аластор вздыхает с облегчением. Крайне странная и мутная магия. Такое ощущение, что подобное перемещение вытягивает из Малфоя все силы, потому что, появившись довольно бодрым, к концу встреч он обычно выглядит так, что краше в гроб кладут. Старается не шевелиться лишний раз, словно каждое движение то ли причиняет боль, то ли опять-таки отнимает силы. И чем дольше по времени, тем более измочаленным он выглядит. Ну и дементоры с ним.

Самое главное удалось сделать. Булавка у него, он коснулся ее. Теперь, даже если булавка не будет им использоваться, нанесенные на нее чары оставили на нем яркий след, и в каком бы месте ни был Драко Малфой, его можно будет отследить, проследить и даже переместиться к нему. Великолепная работа его ребят! Вот они, будущие создатели заклинаний — Сьюзен Голдстейн, Салли-Энн Вуд и Ричи Кут. У Салли-Энн оказались какие-то родственники в Латинской Америке, благодаря которым она хорошо знакома с древне-ацтекскими и майанскими чарами и очень изобретательно смешивает их с традиционными английскими, придумывая весьма странные, но действующие заклинания. Сьюзен и Ричи берут своей фантазией, трудолюбием и все возрастающей искусностью. Надо будет после войны свести их с Гермионой, вместе они образуют прекрасную компанию по разработке шикарных новых чар и заклятий.

Он рассеянно смотрит на план замка Малфой-Менор, свернутый в трубочку. За окном поднимается солнце, пробивающееся сквозь туман, по-прежнему каркают недовольные вороны, но серая ворона, ускользнувшая от них, изо всех сил машет крыльями, поднимаясь все выше в небо.


* * *


Звезды за облачком спят,

Дрема обходит наш сад,

Сны словно птицы в лесу

Сказки тебе принесут.

Спи, засыпай, мой малыш,

В небе уснула луна,

В доме шуршит тишина,

Спи, засыпай, мой малыш.

Спи, моя радость, усни,

Ждут тебя светлые дни,

Ясные чудные дни,

Спи, мой сыночек, усни.

Гермиона уже полчаса покачивает кроватку, глазки малыша уже закрываются, но он все похныкивает.

— Ну что, мой, хороший, почему не спишь? — шепчет она, — скоро вернется папа, ты хочешь дождаться его?

Она вздыхает и взмахом палочки включает небольшой патефон. Заводится пластинка с любимой музыкой — Эдвард Григ, «Песня Сольвейг». Удивительно, но Алекс быстро засыпает и крепко спит именно под нее. А еще под ее песни, которые она вплетает в красивую, нежную, но немного печальную мелодию. Скажи ей кто-нибудь несколько лет назад, что она будет петь, не поверила бы и хохотала до упаду. У нее никогда не было ни слуха, ни красивого голоса, но материнство открыло в ней такие стороны, о которых она и не подозревала. И теперь Алекс почти каждый вечер слушает разные колыбельные, под которые засыпает, трогательно раскинув ручки с крепко сжатыми кулачками. Драко полушутливо-полусерьезно называет ее «моя волшебная сирена».

Ребенок отнимает у нее почти все время. Он вроде бы и здоров, но беспокойный, часто беспричинно хныкает и плачет. Ночами Драко и Гермиона по очереди дежурят у его колыбельки, даже не перенесли ее из своей спальни в подготовленную детскую. По заверениям Драко, он скоро станет похож на вампира — такой же бледный, тощий и с красными от недосыпа глазами, и графиня Эльжбета с радостью примет его в свой клан, даже не кусая. На что Гермиона отвечает, что в этом она отнюдь ему не уступит и составит достойную пару. Молодые родители, наверное, скоро совсем бы измотали себя, если бы не помощь домовихи Крини.

Ее маленькое солнышко сонно сопит. Гермиона улыбается, накрывая сына легким стеганым одеялом. Господи, как же она раньше жила без этого крохотного человечка, в котором так чудесно воплотилась и продолжилась их с Драко любовь! Каждый раз, когда она смотрит на него, ее сердце сжимается и замирает от огромной нежности, от острого щемящего желания уберечь, защитить, от желания влить в него всю свою силу, всю любовь, чтобы ничто и никто на свете не мог причинить ему боль.

Дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Драко. Гермиона едва сдерживает возглас облегчения и радости.

— Уснул? — драматическим шепотом осведомляется муж.

— Только что. Подожди, сейчас спущусь.

— Крини присмотрит за маленьким хозяином, — тихо пищит появившаяся домовиха и устраивается у колыбели, — пусть госпожа не беспокоится.

На лестнице Гермиона попадает в объятья Драко, чувствуя знакомый прохладный аромат его туалетной воды, его запах, такой родной и любимый, тепло сильных рук.

— Почему так долго?

Драко в ответ целует ее, прижимая к себе так, что трудно дышать. Но она не протестует. После томительного дня ожидания она наконец дождалась и сейчас хочет ощутить, что он здесь, дома, рядом с ней, а не где-то далеко.

— Задержался у отца, разбирались с этими дементоровыми гоблинами. Если не держать их в узде, эти твари, глазом не моргнув, разорят нас в прах. Кстати, наконец прилетела сова от Забини. Я уж думал, что он закутил в своей Генуе или в самом деле женился и наслаждается медовым месяцем. Пишет, что прибудет в эту субботу.

Гермиона разогревает ужин, быстро сервирует стол. Драко устало массирует виски, ощущая биение крови и боль, тяжелеющую и скапливающуюся на затылке.

— Вот и хорошо, значит, можно назначить день крестин. Думаю, он не откажет нам. Скажи, почему все-таки ты согласился на Блейза?

Драко смотрит на желтый круг света, падающий от лампы на стол, и нехотя признается:

— Я с ним не в ладах, ты знаешь. Я его не понимаю, он меня тем более. Но в сложившейся ситуации я могу доверить тебя с сыном только ему. Он теперь не из нашего круга, но даже не это главное. Главное — он сделает все возможное и невозможное, но защитит вас, если что-нибудь случится.

Гермиона вздрагивает, едва не выронив тарелку.

— Если что-нибудь случится? Что происходит? Что-то важное?

Драко молчит.

— Что-то назревает? Драко, я должна знать!

— Когда я был у Грюма, на столе у него видел план Малфой-Менора, весь испещренный пометками, — он тут же сожалеет о сказанном, потому что глаза Гермионы становятся на поллица, и она вскрикивает.

— Что?!

Драко не хочет даже вспоминать о том, как внутри все перевернулось, когда он увидел план своего родового замка, небрежно исчерканный разноцветными кругами, стрелками, линиями, заметками, брошенный в чужом кабинете на грязном столе среди кипы других бумаг. Нет, не возникло желания отступить, но он почему-то отчетливо понял, что скоро все станет не так, как раньше. Все изменится. Отступать поздно, путь выбран, перекрестье ходов в шахматной партии уже разыграно, и карты Судьбы выложены в причудливом узоре пасьянса.

— Что сказал Аластор? Они собираются напасть на Лорда не в Министерстве, а в Малфой-Меноре? Они понимают, что почти невозможно найти замок и тем более прорваться в него?

— Не подтвердил до конца, но и не опроверг. Безусловно, он знает. Но многие родовые чары можно ослабить или вовсе снять. И об этом он тоже знает.

— Он попросил тебя об этом?

— Пока нет.

— Он предупредит нас, когда все начнется?

— Сказал, что помнит о нашей договоренности и постарается.

— Я верю ему, — уже более спокойно говорит Гермиона, — мы будем в безопасности. Но если Сопротивление нападет, неважно, где будет наступление, в Министерстве или замке, или на Косой Аллее, ради всех богов, постарайся скрыться, Драко. Слышишь меня? Просто трансгрессируй оттуда.

— Предлагаешь в открытую праздновать труса? — криво улыбается Драко, но взгляд жены серьезен и полон горячей мольбы.

— Это вопрос жизни и смерти, Драко. Ты же понимаешь, что они тебя не пощадят? Если увидят рядом с Лордом, то в горячке боя тебя тут же убьют. Даже когда все кончится, они могут начать охоту за тобой, не разобравшись. Поклянись, Драко, что не будешь ввязываться в сражение ни на чьей стороне! — Гермиона едва дышит от паники, представив на миг, что может случиться.

Драко мягко целует ее ладошку.

— Мы пока ничего знаем ни о нападении, ни о сроках. В конце концов, сопротивленцы уже привыкли, наверное, жить нелегально, не платить налогов, не получать повесток о нарушении запрета на колдовство при маглах, не слушать трубные воззвания Министерства…

— Клянись! — оборвав его, снова требует Гермиона, не обращая внимания на дурацкую попытку разрядить ситуацию, и глаза ее темнеют от тревоги.

— Хорошо-хорошо, только не волнуйся. Клянусь, что сбегу, едва завидев на горизонте Грюма или кого-то похожего на него с палочкой наперевес во главе аврорского отряда.

Гермиона стискивает его ладонь, чувствуя, как в сумасшедшем ритме бьется сердце.

— Мне совершенно нет дела до того, что кто-то сочтет тебя трусом, и плевать на всех. Я знаю, что ты один из самых храбрых людей, кого я знаю. Ты должен вернуться ко мне и Алексу. Мы не сможем без тебя, я просто не смогу… — она глубоко и тяжело вздыхает, едва сдерживая невольные слезы.

— Я вернусь, обязательно вернусь, — шепчет он, нежно беря ее лицо в ладони и заглядывая в глаза, — все будет хорошо, я обещаю. Что со мной может случиться, когда за моей спиной стоишь ты?

Уже ночью, покормив сына и укачав его в колыбельке, Гермиона смотрит на спящего Драко, и сердце ее снова и снова сжимается от дурных, непонятных, до конца не оформившихся чувств. Он выглядит усталым, черты лица заострились, под глазами залегли тени, заметные даже во сне. Двойная жизнь — на разрыв и до опасной черты, на два фронта необъявленной, но полыхающей войны. Но все идет к финалу. Силы Сопротивления стали больше и мощнее, нападения участились. Простые маги, доведенные до отчаяния политикой Министерства, полностью подконтрольного Лорду, стали выражать свое недовольство, даже не боясь Азкабана. Многие чистокровные семьи и роды, когда-то поддержавшие Его и громко заявлявшие о своей лояльности, теперь предпочитают помалкивать, некоторые из них вовсе сбежали из Британии. Близится взрыв.

Но когда все будет кончено, кем будут она и Драко? Героями или предателями? Победителями или прокаженными? Каким будет их, вернее, ее возвращение к людям, что когда-то исчезли из ее жизни? Как Драко будет смотреть в глаза тем, чьи родные и близкие попадут в Азкабан по его вине? Об этом страшно думать. Словно подходишь к крутому обрыву или подплываешь к водовороту омута. Может быть, послушать мужа и действительно уехать с Алексом, скрыться из Англии, переждать неотвратимо надвигающееся? Но уехать непременно вместе с Драко. Но Драко связан с Лордом, тот его не отпустит. Как же быть?

Чтобы унять грызущие мысли, бегущие по кругу в голове, она тихонько спускается вниз, чарами быстро разогревает чайник и заваривает мятно-ромашкового чаю. Унять бы немного пустое беспокойство и мнительность. После этих слов о карте в кабинете Аластора внутри словно что-то щелкнуло, и включилась кнопка тревоги.

Хорошо, что родители сейчас далеко, читают лекции по приглашению Американской ассоциации дантистов, путешествуют по Штатам и вернутся только к ноябрю. Когда она выбралась к ним в апреле, дом был пуст, на столе лежала записка. И она стояла, перечитывая несколько строк, написанных маминым почерком, и досадовала на то, что их нет, а она не может рассказать о таком важном событии в ее жизни в письме, и с невероятным облегчением понимала, что на ближайшие полгода они в полной безопасности, и это просто замечательно. Какие бы чары она не наложила на их дом, всегда оставалась опасность, что их найдут. Но в огромной заморской Америке их точно не отыщут. Они обменивались редкими письмами, и с каждым письмом она ощущала вину за свое молчание, но оправдывалась тем, что это для их же защиты. Узнав о том, что их единственная дочь беременна, отец с матерью тут же прервут свое путешествие, вернутся в Англию и захотят видеть ее чаще, чтобы заботиться. А это абсолютно невозможно.

Ароматный дымок вьется над чашкой, травяной аромат действительно словно успокаивает, унимая тревоги. За окном кухни тускло мерцают зеленоватые звезды, тихо шумят, словно тоже ободряя, старые яблони. Нет, все будет хорошо, просто надо в это верить. Они с Драко сильные, они смогут через все пройти и потом еще будут вспоминать эти времена, ужасаясь, изумляясь и споря о давнем, прошедшем и полузабытом. Так и будет.

Завтра, вернее, уже сегодня будет новый день. С утра они с Драко пойдут к мистеру Гринграссу, чтобы оформить документы Алекса. В субботу приедет Блейз, и они назначат день крестин.

Все будет хорошо.


* * *


— Эй, кто-нибудь! Да снимите чары, какого дементора? Я же поклялся, что все расскажу! Мы же договорились!

Маг слепо шарит руками по стенам, сочащимся влагой, чертыхается, поминая исподнее Мерлина. Маленькая тесная комната, в которой он заперт, почти пуста, не имеет ни окон, ни дверей, высоко на потолке дыра, и из нее хмурится низкое небо, сея холодный частый дождь. Человек выходит на середину комнаты, нечаянно встает прямо под дыру, поднимает вверх немигающие глаза, и их тут же заливает дождем.

— Дракловы авроры, трусливые шавки! Верните палочку! Вы меня слышите? Хоть бы пожрать принесли, твари!

Ответа нет. Волшебник вновь забивается в угол, где тлеет жаровня и хотя бы не сыро, подтягивает колени к подбородку, чтобы сохранить скудное тепло, прислоняется затылком к стене. Он считал себя умным, считал, что сумел перехитрить самого великого волшебника из ныне живущих, радовался своему везению, пока план по побегу срабатывал без сучки и задоринки. Однако он так глупо попался в аврорскую ловушку, поверив ушлому жулику, торгующему из-под полы запрещенными порталами, который оказался шпионом Сопротивления. И вот уже почти семь суток он кукует тут — неведомо где, под Ослепляющими чарами, без еды и нормального крова. А ведь все складывалось так удачно!

— Мантикору вам всем в задницу, гребаные сопротивленцы! — он выплевывает ругательства уже почти без злости, лишь бы не слушать тишину и не прокручивать в голове события за последнюю неделю. А ведь всего лишь неделю назад он был приближенным Лорда Волдеморта, имел собственное небольшое, но роскошное поместье, некогда конфискованное у семьи Ривенволд, потерявшей доверие Лорда, свой кабинет в Министерстве Магии и ужинал в «Крыле скарабея», самом дорогом и помпезном магическом ресторане, где только чистокровные волшебники могли отведать изысканные блюда египетской и средиземноморской кухни.

Если бы его спросили, что заставило его бежать от такой великолепной жизни, он бы точно сказал — ее великолепие и страх. Мертвое великолепие и мертвенный страх. Он не был глуп и видел, что власть Лорда зиждится на силе магов, которые поверили Ему и пошли за Ним. И видел, как постепенно уходят вера и преданность, как поселяется в их душах осознание, разочарование, опустошение, недовольство, озлобленность. И он видел ненависть и тайный гнев в глазах обычных волшебников, которые росли словно волна цунами где-то далеко в океане.

Костяк Ближнего Круга составляли чистокровные маги из древних, влиятельных и богатых родов, за ними следовали другие — связанные с ними узами родства, бизнеса, дружбы. Было достаточно и совершенных отморозков и выродков, темного сброда и швали, которых тянуло к Лорду, как магнитом. Вращалось эдакое колесо галактики вокруг Темного Лорда, который был черной дырой в ее центре. И в эту дыру падали все — и почтенные родовитые маги, и молодые Пожиратели Смерти, и рядовые, ничем не примечательные волшебники, просто случайные жертвы — из-за действий Того, Кто объявил Себя их Повелителем.

Он достаточно пробыл рядом с Лордом, чтобы понять — это был неправильный выбор, не та сторона, не тот лидер. Повезло, ему нечего было терять — ни родных, ни близких, его семья была пусть и чистокровной, но совсем захудалого рода, и никому не удалось ни шантажировать его потерей богатства, ни пугать или держать под контролем, угрожая жизнями дорогих людей. Он знал таких волшебников — загнанных в угол, живущих в постоянном ужасе, смертельно уставших и утративших последние крохи вкуса к жизни. Он бывал в их домах — и видел блеклые лица, дрожащие руки, пустоту в глазах. Они внушали ему отвращение, и ему до безумия не хотелось стать таким же. Он понемногу создал себе определенный образ маленького человечка, недалекого лизоблюда, глядящего в рот Темному Лорду и, казалось, всецело преданного Ему. Верил даже Лорд, который хоть и не отметил его знаком Черного Черепа, но и никогда не проверял его преданность леггилименцией, довольствуясь лестью и угодничеством и даже приблизив к себе. Хотя, может быть, Ему не было особого дела до ничтожного колдунишки, одного из многих, кто крутился рядом с Ним. Ему важны были другие — обладающие серебром и золотом, древними артефактами, тайнами полузабытых старых заклятий.

Высокородные богачи с презрением относились к таким, как он, выходцам из низов. Смотрели будто сквозь стекло или вовсе не замечали, цедили слова, перекашивая рты, словно делали над собой неимоверное усилие. В поле их зрения он попадал, только когда был в свите Лорда Волдеморта. Он хорошо помнил, как безукоризненно вежливо склоняла точеную головку Нарцисса Малфой, и какое при этом брезгливое презрение леденело в ее глазах, когда она приглашала его к ужину в великолепном Малфой-Меноре. И было бы что презирать! Пусть он был не знатен, и его семья никогда не владела золотыми рудниками и шикарными замками, но кровь его была чиста, происхождение безукоризненно. А в Малфой-Меноре за тем же столом сидела их маглокровная невестка, оскверняя собой древний волшебный род, и ее задранный подбородок ничуть не уступал малфоевским. Вот это задевало его до глубины души! Кто она была? Ничто и никто, грязная кровь, безродная мразь, одна из тех, кого пачками доставляли в Азкабан за нарушение режима. Но нет же, малфоевский избалованный сынок захотел измараться и взял ее себе в жены, и она нашла какой-то способ привлечь внимание Лорда. Сошлось все звезды и знаки, в итоге грязнокровка вошла в самые высшие круги волшебной знати, и никто не мог ей и слова сказать! Шипели, плевались, судачили, но только за спиной, иначе гнев Лорда и неотвратимая месть Малфоев. Пара весьма эмоциональных магов, неосторожные слова которых достигли ушей Лорда, угодила-таки на обед к дементорам. Около десятка волшебников оказались в полной нищете на улице, подчистую разоренные младшим Малфоем, чьи беспринципность, жестокость и беспощадность по отношению к не угодившим ему людям были поистине драконьими. Другие же отделались «всего лишь» немилостью Нарциссы Малфой и кусали локти от упущенных перспектив и закрытых дверей. Эта грязнокровка была смертельно опасна одним лишь своим присутствием. И самое главное — она словно не замечала никого вокруг. Шествовала, высоко вскинув голову, глаза вечно подернуты пеленой ничем не обоснованного надменного пренебрежения. Эдакая королева грязнокровных мразей. Ее многие ненавидели до дрожи, да только ей до этого не было никакого дела.

Он дует на руки и протягивает их над жаровней, зачарованной, негаснущей, но дающей слишком мало тепла для этой дождливой ночи. Да, всего лишь неделю назад все было иначе. Он упал с вершины, причем сам. Потому что чувствовал, что гора скоро рухнет, подтачиваемая снизу.

Он решил бежать из Англии, тщательнейшим образом продумал все, потихоньку перевел за границу все накопления, разработал план побега, но споткнулся на самом важном — порталах. Каминная Сеть прослеживалась вплоть до самого распоследнего камина, порталы изготавливались строго по заявкам, которые неукоснительно регистрировались в Министерстве и утверждались самим Лордом. Но в Лютном Переулке при любой власти всегда торговали запретными зельями, чарами и амулетами. У него были знакомства, которые вывели на лисьеглазого плута, заверившего, что надежный портал с выходом в далекую Португалию будет изготовлен в ближайшие сроки и, естественно, никем не будет зарегистрирован. Но когда он пришел за своим заказом, в темной лавчонке его поджидали. Едва он открыл безбожно скрипящую дверь, как в глаза ударило заклятье, его ослепило и скорчило от дикой боли. Его подхватили под руки и трансгрессировали два человека. Потом тащили, волокли, подпинывали, приглушенно чертыхались, а он орал от боли и страха, сжимавшего в тисках. Кто были эти люди — Пожиратели Смерти, прознавшие о его предательстве и доставляющие в Азкабан к дементорам либо на суд к Лорду Волдеморту? Или обычные грабители? Или его недруги, которых он успел нажить за время, пока был приближен к Лорду?

Ответ пришел, когда его спиной вперед толкнули в эту комнату, и кто-то гулко хохотнул, видимо, осветив лицо:

— Ого, ребята, у вас сегодня богатый улов! Это же одна из приблудных шавок Змеюгана. То-то, думаю, морда лица уж больно знакома. И куда, интересно, он намыливался, заказывая левый портал?

— Точно? Не ошибаешься? — спросил другой голос, более звонкий, — старина Зем заверил, что он кое-что знает, но не такая уж важная шишка.

— Я его недавно видел в «Пророке» на каком-то приеме в Министерстве, и статейка там была такая подробная. Так что все верно, ручаюсь.

— Ну тогда с ним будем разговаривать не мы. Надо послать весточку Гарри.

Едва услышав простое имя «Гарри», он облился ледяным потом и почти забыл про щиплющую боль в глазах. Те, кто схватил его — не недруги, не грабители, не Пожиратели Смерти. Это авроры, опасные бойцы Сопротивления. Об их отношении к Пожирателям Смерти можно было сказать только одно — бой до смертельного исхода, и он неистово возрадовался в душе, что его руки остались чисты от Метки. Он был всего лишь «приблудной шавкой» и «не важной шишкой».

С того злосчастного вечера прошла неделя. Он знал это по фразам, переброшенным между его охранниками. Его держали в этой комнате размерами тридцать шагов на двадцать, кормили раз в сутки весьма скудно, обновляли Ослепляющие чары и в целом обращались вполне терпимо, если не считать нескольких тычков и сильного удара от заклятья, когда на третий день ему показалось, что можно сбежать, но попытка была сорвана. Когда позавчера начали лить дожди, то даже принесли разожженную жаровню. Он не сомневался, что подобное сносное отношение было продиктовано отнюдь не добрыми сердцами и милосердием авроров. Просто ждали Поттера, и до его прибытия пленник должен был оставаться в твердом уме и здравии.

Собственно, он был согласен на все и выкричался об этом почти сразу, как его схватили. Он был готов рассказать все, что знал, и о чем лишь слышал краем уха. Лучше быть живым трусом, чем мертвым дураком, решившим держаться до последнего. Но его охранники (судя по голосам, их было около четырех-пяти, сменявшихся время от времени) лишь потешались и советовали приберечь красноречие до лучшего момента.

Он плотнее закутывается в мантию, потирает замерзшие ладони. Голод сосет изнутри червем, подташнивает, перед незрячими глазами заманчиво рисуется последний его ужин в «Крыле» — белоснежные накрахмаленные скатерти, теплый трепетный огонь свечей, тихая игра зачарованного оркестра, нежнейшие перепелки, начиненные рисом и ананасами, горячий, истекающий соком пирог с говядиной вагъю и трюфелями, французское красное Chateau Ponte-Canet девяносто седьмого, бархатисто мерцающее в хрустальном бокале…

— Бастиан Пиритс.

Собственное имя, произнесенное чужим незнакомым голосом, заставляет его вздрогнуть и попытаться встать. Но удается это не с первого раза, ноги закоченели и онемели.

— Ребята, вы бы хоть дыру заделали, тут же адски холодно, — укоризненно продолжает голос, — мы же не звери, не Пожиратели, в конце концов.

— Вот еще, обойдется, — лениво тянет другой, уже знакомый бас, — этому хрену тут что, апартаменты гостиничные отдельно обустраивать?

— А что у него с глазами?

— Ослепляющие чары, ничего страшного.

— Да ребята же!

— Гарри, ты еще скажи — их в задницы целовать и каждое желание исполнять! — раздраженно ворчит бас, — ни хрена, не сдохнут твари ублюдочные.

— Потому что живучие, как змеи. Потеряют хвост, но останутся в живых и улизнут, — вмешивается третий звонкий голос.

— Это ящерицы так делают, Колин.

— Да какая разница? А этого, Гарри, нам посоветовал здесь держать МакДугал. Сказал, в этих развалинах есть какая-то древняя защитная магия.

— Видимо, он прав. Мы еле вас нашли, десять раз сбивались. Если б Джон не вышел встречать, снова прошли бы мимо.

Он судорожно прислушивается к препирательствам, понимая — вот оно, сейчас будет решаться его судьба, явился Поттер!

— Я все расскажу! — хрипло говорит он, — я готов сотрудничать с вами!

— Finite Incantatem.

Зыбкий свет пары свечных огарков, плавающих в воздухе, бьет по глазам так резко и больно, что он вскрикивает и пытается заслониться ладонью. Боль медленно утихает, возвращая зрение, выжимая едкие слезы, и он моргает и щурится, пытаясь разглядеть сквозь их пелену тех, кто стоит перед ним. Трое молодых мужчин, все одеты по-магловски и выглядят как солдаты.

— Садитесь, мистер Пиритс, — спокойно произносит черноволосый маг, наколдовывая стол и несколько стульев вокруг, и сам садится на один, — давайте поговорим.

— Наша пташка давно хотела петь, да мы ей все клюв затыкали, — разражается знакомым гулким смехом высокий плотный здоровяк, фыркает худой и лопоухий маг, совсем еще юный на вид.

Только тот, кого знает весь магический мир, чье лицо и шрам то и дело мелькают на страницах всех магических газет под кричащими заголовками «Особо опасен», «Разыскивается» и «Вне закона», остается серьезным и собранным.

— Садитесь же. Что вы хотели нам сказать? Почему заказывали портал?

Он медленно опускается на стул, ощущая внутреннюю дрожь. Здоровяк и лопоухий смотрят на него с кривыми усмешками. Они уверены в своей правоте, в своей борьбе, чувствуют свою силу. И тем более ее чувствует Гарри Поттер.

Внезапно в глухой стене проявляется проем, и в комнату шагает еще один молодой маг — рыжий, долговязый и злой, с волос его стекает вода, странное магловское одеяние, короткое, кожаное и черное, все в металлических заклепках, влажно блестит.

— Еще не начали?

— Начинаем. Все проверил?

— Да, чисто. Хью и Грей на стрёме, Майлз отправился раздобыть что-нибудь на ужин.

Рыжий вытирает мокрое лицо, кидает на него исподлобья тяжелый взгляд, потом скрещивает руки на груди и становится за спиной Поттера с каменным выражением. Здоровяк Джон перемещается за спину Бастиана, лопоухий Колин берет стул и садится, оседлав его, чуть в стороне.

— Итак?

Он едва справляется с собой. От этих волшебников исходит такая ощутимая угроза, что по спине ползет ледяная струйка.

— Мне нужны гарантии.

Вновь гулко смеется здоровяк.

— Ишь ты, гарантии ему подавай. А ведь только что вопил и клялся, что все расскажет, покажет и объяснит, лишь бы отпустили.

Взгляд Гарри Поттера становится острым.

— Вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Мы не Пожиратели, но и не ангелы.

Он, запинаясь, начинает объяснять.

— Я должен быть уверен, что вы позволите мне скрыться из Англии. Собственно, это я и собирался сделать. Клянусь, я все расскажу, но в обмен на гарантию того, что мне предоставят портал.

Воцаряется молчание, только наверху по-прежнему шуршит дождь. Допрашивающие его словно безмолвно обмениваются мнениями. Он судорожно съеживается, уже начиная клясть себя за вырвавшиеся слова. Об аврорах идет грозная слава, многие Пожиратели боятся их как огня. Правда, никто еще не слышал, чтобы авроры применяли к пленникам Непростительные, но все бывает в первый раз. Страх, ставший уже привычным, обволакивает сердце. Ему ведь много и не надо — домик в тихом укромном месте, возможность свободно колдовать и не бояться чьей-то немилости, пара бокалов хорошего вина за ужином. Он маленький человек, он уже не желает власти, больших денег или покровительства сильных мира сего. Он всего этого вкусил по своей мере и понял, что за все надо платить.

Молчание нарушает Гарри Поттер:

— Хорошо, мы выполним ваше условие, но вы ответите нам на все, абсолютно на все вопросы. Все, что можно проверить, будет проверено, и только после этого вы получите портал.

Помедлив, он кивает. И начинает говорить подгоняемый вопросами или в выжидающей тишине. Захлебываясь словами или мучительно припоминая подробности. Под прицелом неприязненных и насмешливых взглядов, под фырканье, смешки и пренебрежительные реплики. Но ему плевать. От той информации, которой он обладает, сейчас зависит его жизнь.

Сквозь сумятицу мыслей и страха он успевает удивиться тому, как много знают авроры. Они осведомлены о точной численности Пожирателей Смерти, их официальных и негласных должностях в Министерстве, обычном распорядке дня Лорда Волдеморта вплоть до минут, Его передвижениях по стране и поездках за границу. Прекрасно знают о настроениях, царящих среди самых разных волшебников, об отказе старых вампирских кланов присоединиться к Лорду (как они вообще узнали о том, что кровососам поступало такое предложение?), о том, что великаны едва не сожрали очередного посла и пригрозили волшебникам войной, если те не прекратят вмешиваться в их дела. Они знают почти все. И у него понемногу складывается впечатление, что ему попросту нечего сообщить нового. Он отчаянно старается вытащить из памяти все мельчайшие детали и подробности разговоров, более или менее достоверных слухов, курсирующих в Министерстве. Но авроры лишь волчьи скалятся на его откровения.

— Старина Зем был прав, не такая уж важная шишка, — оборвав его на полуслове, разочарованно сплевывает здоровяк.

— Похоже на то. Ничего особенного я не услышал от вас, мистер Пиритс, — задумчиво тянет Поттер, — разве что о том, в каких пропорциях великаны солили и перчили Долохова.

— Я сказал правду и только правду! В моих словах нет ни капли лжи, клянусь!

В горле пересыхает, и он снова чувствует тонкую струйку пота, стекающую по спине. Все внутри дрожит и трясется. Откуда эти дементоровы авроры все знают? Не иначе в окружении Лорда, в самом близком, так называемом Ближнем Кругу, куда ему самому не было доступа, завелся предатель-шпион и снабжает подробнейшей информацией. Его интуиция не подвела, режим Темного Лорда скоро рухнет, если гниль измены забралась так глубоко.

Авроры безмолвствуют, и в их страшном молчании он слышит приговор. Его убьют и бросят тело здесь, в этом каменном мешке. Или наложат какое-нибудь заклятье и оставят посреди бела дня на Косой Аллее, и его тут же поймают Пожиратели Смерти, что гораздо хуже простой смерти от палочек авроров.

Словно опять мысленно переговорив между собой, здоровяк и лопоухий синхронно кивают и выходят в стену, услужливо раскрывшуюся перед ними. Остаются Поттер и рыжий. «Рональд Уизли», внезапно припоминает он имя, также часто мелькающее на страницах газет и в списках идущее сразу же вслед за Поттером.

Рыжий Уизли обходит стол (он невольно вжимает голову в плечи) и тяжело усаживается на стул, на котором до этого сидел лопоухий, и, набычившись, смотрит недобрым взглядом. У этого человека какие-то до оцепенения ледяные, безжалостные глаза. И так и веет злостью и ожесточением. Не очень-то похож он на аврора, такими скорее бывают Пожиратели Смерти.

Пиритсу снова становится не по себе. Он не знает этих мужчин, но помнит, что они совсем еще молоды, вроде им всем чуть за двадцать, он старше их на полтора-два десятка лет. Только в их компании он чувствует себя мальчишкой, по глупости ввязавшимся в смертельно опасные игры взрослых.

— Итак, мистер Пиритс, вы сказали, что часто бывали в замке Малфой-Менор? — наконец прерывает тишину Поттер, откинувшись на спинку стула так, что его лицо попадает в полумрак.

— Д-да, неоднократно, вместе с Лордом Волдемортом, — тут же откликается он, в душе снова просыпается надежда.

— Насколько велик замок?

— Очень велик. По моим прикидкам, его площадь не меньше трех тысяч квадратных метров. Некоторые его части закрыты для посторонних, поэтому, возможно…

— Какие чары его защищают?

— Ненаходимости, конечно же. Кроме этого, множество родовых малфоевских чар, о них я знаю ровным счетом ничего, Малфои не...

— Как часто Лорд бывает в замке?

— Достаточно часто, не реже раза в месяц Он проводит там несколько дней или гостит даже дольше. Он любит там бывать и….

— Кто из Малфоев сопровождает его в поездках?

— Они почти не сопровождают Лорда, очень ре…

— Поручает ли Лорд Малфоям казни авроров?

— Нет, для этого есть палачи. Но не так давно Он вроде бы доверил младшему Малфою казнь оборотня. Я не знаю точно, там был только Ближний Кру…

— Когда именно это было?

Он отвечает, все больше и больше удивляясь резким обрывистым вопросам, ответы на которые они словно уже знают и не дослушивают. У Поттера по-прежнему бесстрастное выражение лица, но взгляд Уизли становится все тяжелее и злее. И тут всплывают в памяти давние газетные заголовки и колдо-фотографии, на которых рядом со школяром Поттером часто мелькала наглая грязнокровная девчонка с торчащей во все стороны гривой. Девчонка, которую нынче знают как миссис Драко Малфой. Из-за которой несколько лет назад было столько шуму, удивления и негодования, когда все считали, что Лорд велел ее похитить из-под носа Поттера только лишь для того, чтобы выманить его и уничтожить, а в итоге пленница встала вровень с самыми знатными и чистокровными.

Он едва скрывает злорадную ухмылку, страх немного притупляется. Так вот почему ушли те двое, оставив Поттера и Уизли наедине с ним. Теперь он знает их слабое место, у него есть козыри.

— Что вы можете сказать о Драко Малфое? — по-прежнему спокойно и ровно спрашивает Поттер, но Уизли ощеривается, и его злоба словно встает диким зверем за его спиной.

Бастиан снова чувствует страх и невольно съеживается. Опасаться нужно не Поттера, он просчитался, приняв его за главную угрозу. Нет, если Бастиану Пиритсу суждено остаться гнить грудой костей в этом каменном мешке, то заклятье вырвется из палочки именно рыжего Уизли.

— Насколько я осведомлен, Лорд доверяет младшему Малфою не меньше, чем его отцу. Он нередко посылал его в Европу для переговоров с вампирами. Единственный раз, когда закрались сомнения в отношении него, как и остальных Малфоев — при побеге вашей аврорши из Малфой-Менора. Тогда Лорд подозревал, что Малфои помогли ей сбежать, поскольку она приходится им родственницей. Но расследование показало, что никто из них в этом не замешан, и Лорд Волдеморт вернул им Свое расположение. В целом Он очень благоволит старшим Малфоям, потому что те не предали Его в свое время. И так же симпатизирует младшим и очень хвалебно отзывается о… миссис Драко Малфой.

Он затаивает дыхание. Наживка заброшена. Он упомянул ту, которая незримо стоит здесь.

Поттер невнятно хмыкает.

— Он о многих хвалебно отзывается, судя по вашим газетенкам. И о многих отзывается нехвалебно, что опять же понятно по спискам узников Азкабана. Итак, мистер Пиритс, отбросим двойные игры и хитроумные уловки. Вы понимаете, что, вернее, кто нас интересует, — мужчина принимает прежнее положение, кладет на стол сцепленные в замок руки, и Бастиан видит, что опять просчитался. Он хотел позлорадствовать, набить себе цену — кто бы им еще из первых рук рассказал о миссис Драко Малфой? Но взгляд Поттера понимающе-насмешливый, он словно видит Бастиана насквозь и читает его сознание.

«Леггилимент?» — прыгает паническая мысль, а Поттер качает головой:

— Нет, не леггилимент, просто вы не так глупы, и мы тоже. Итак, нас интересует вот что — вы были при Лорде, когда Гермиону Грейнджер привели к нему? Или она пришла сама?

Он собирается с мыслями. Надо вспомнить, непременно вспомнить, что тогда было. Дементоры сожри, это было пять или шесть лет назад, он не помнит все в подробностях, да и не было его тогда в Малфой-Меноре.

— Я… нет, не был, но слышал. Все говорили об этом.

— И что же говорили? — вдруг вступает в допрос Уизли, и Бастиан непроизвольно отклоняется от него.

— Ее привели Пожиратели Смерти. Это было в Малфой-Меноре. Говорили, что она сама наложила на себя какое-то темногомагическое заклятье по памяти. Не простой «Обливиэйт», а что-то более сложное. Лорд был очень сердит на тех, что были посланы доставить ее, но вместе с тем очень рад, что она у Него в руках. Он оставил ее в Малфой-Меноре на попечении Драко Малфоя и сказал, что это заклятье обратимо, через два или три месяца все вернется. Так и получилось. Где-то через три месяца она принесла Клятву верности Лорду.

— Вы были там? Видели?

— Был, правда, много не видел. Я в то время не был слишком близок Лорду.

— Вы уверены, что Гермиона Грейнджер наслала на себя заклятье Забвения?

— Нет, я же не держал свечу при этом, — не выдержав, огрызается Бастиан, но тут же поправляется, — я же говорю, об этом много толковали, ее имя было на слуху. Говорили, что на первой встрече с Лордом она вела себя вызывающе и едва не плюнула ему в лицо.

— То есть она приносила Клятву с поврежденной памятью? — глухо задает следующий вопрос рыжий маг, — она не помнила себя?

— Память восстановилась, — отвечает Бастиан с внутренней дрожью, Уизли внушает ему почти ужас, — Лорд объявлял об этом и нахваливал ее волшебные умения. Он повторял, что она сделала правильный выбор, и Он поможет ей раскрыть свой потенциал. Он говорил, что она преподнесла Ему бесценный подарок — свою Клятву и…, — он подпрыгивает на месте, потому что Уизли изо всех врезает кулаком по столу.

— Врешь!

— Рональд! — Поттер вскидывает огненный взгляд на рыжего, — держи себя в руках.

На скулах Уизли играют желваки, лицо до того темное и страшное, что Бастиан вконец отбрасывает все свои намерения позлорадствовать. Лишь бы допросили и отпустили, можно и без портала. Он найдет способ скрыться, только бы остаться в живых.

— Принося так называемую Клятву верности, она не была под Непростительными? Под «Империусом»?

— Насколько знаю, нет.

— Точно?

— Никаких толков не ходило. Лорд говорил, что она пришла к Нему по доброй воле и в здравом уме. Ничем иным, кроме как этими словами, подтвердить не могу.

— Принеся Клятву, Гермиона Грейнджер пользовалась его благосклонностью?

— Пользовалась и пользуется. Он частенько повторяет, что она самая умная и одаренная волшебница в Его окружении, нередко спрашивает у нее совета по растолкованию рун или интересуется ее мнением по поводу применения каких-нибудь чар и заклятий. Знаю, что она переводила Ему старинные рунные трактаты по использованию драконьей крови, бестиарии фэйри или что-то подобное. Он был очень доволен. Вот и сейчас вроде бы она выполняет какое-то Его поручение и так занята, что даже не выходит в свет. Недавно Лорд сказал, что восхищен ею, и передавал поздравления через старших Малфоев.

Уизли вздрагивает, как от удара молнией. Поттер снова откидывается назад на спинку стула.

— Что ж, мы узнали довольно, — негромко произносит он, — вы честно заработали свой портал, мистер Пиритс.

У него пересыхает в горле.

— Это значит… меня отпустят? — хрипло выдавливает он, не веря ушам.

— Да. Мы держим свое слово.

— А моя палочка?

— Ее тоже вернут, не беспокойтесь.

Бешеная радость захлестывает все его существо. Неужто и в самом деле? Он будет свободен и наконец получит возможность убраться подальше от Англии, ставшей слишком опасным местом? К дементорам и Лорда, и авроров, это их война, а не его!

Он вскакивает на ноги и тут же отлетает к стенке, сраженный невербальным Оглушающим заклятьем.

— И как этот трусливый дурак пролез в близкое окружение Волдеморта? — цинично фыркает Рон, опуская палочку, — тот же вроде крайне избирательно подходит к выбору своих лизоблюдов.

Гарри морщится.

— Ну зачем ты так с ним? И не такой уж он дурак, раз решился сбежать и почти сбежал, заметь. Понимает, что рядом с Волдемортом у него нет никаких шансов прожить долгую и счастливую жизнь.

Рональд пожимает плечами.

— Не он первый, не он последний такой хитросделанный. Натворили дел, а потом бегут, как крысы с корабля. Хотя это меня, конечно, только радует. Ладно, нам с тобой пора двигать.

— Дождемся ребят. Пусть отдадут ему палочку и портал и отпустят на все четыре стороны, — Гарри развеивает стол и стулья.

Рон кивает и смотрит на бессознательного Пиритса.

— Да, он был совсем не оригинален — все то же самое, что мы слышали от других. Память не пострадала, «Империуса» не было, — Гарри пытается усмехнуться.

— Значит, это правда, да? — глухо роняет Рон, отворачиваясь от друга, — что с ней случилось за эти три месяца, пока к ней возвращалась память? Что, Гарри? Неужели можно изменить свои убеждения и взгляды за три месяца? Неужели ее ум сделал ставку на иную сторону, решив отбросить нас, ее друзей, как что-то лишнее? Неужели она не понимала, что мы все равно доберемся до этой гребаной змеиноголовой сволочи и разделаемся со всей его сворой?

— Не знаю, Рон. Мы тысячу раз говорили об этом, и у меня нет ни одного ответа. Может быть, мы просто многое не знали о ней?

Помолчав, Гарри задумчиво замечает:

— Значит, в побеге Тонкс едва не обвинили Малфоев. Было бы смешно, если б это оказалось правдой.

— Шутишь? Я даже представить не могу, как кто-то из них помогает Тонкс после того, как ублюдок Малфой убил Ремуса и ее дочь. Да ведь они все были там! Смотрели, как он убивает маленькую девочку и безоружного человека!

— Тогда что было с Тонкс? Она же окончательно пришла в себя только в магловской больнице и не помнит почти ничего, как выбиралась из замка.

— Инстинкт выживания и ничего больше. На грани жизни и смерти еще и не так силы мобилизуются. К тому же, ведь ей помогли домовики-охранники, как она сама говорила. Их же она помнит, как они тащили ее к дверям больницы. Ей просто фантастически повезло, что замок не был забит Пожирателями, и что Волдеморта не было. Все сошлось.

— Наверное.

Стена раскрывается, заглядывает Колин Криви.

— Вы закончили?

— Да, отпускайте его.

— Пошли перекусим, Гарри. А эта пташка никуда не денется.

Рон согласно кивает и решительно шагает в стену, Гарри идет за другом.


* * *


В уютном кафе за столиком сидит молодая женщина, ее белокурые волосы забраны в строгий пучок, а темные глаза близоруко щурятся из-под очков, пробегая по бумагам, разложенным перед ней. Серафина Уайт — агент по продаже недвижимости, продает дома, и в этом кафе у нее назначена встреча с потенциальными клиентами. Как же их зовут? Она достает ежедневник: ах, да, мистер Топпер и мистер Туизли. Встреча назначена на одиннадцать, сейчас уже четверть двенадцатого, мистер Топпер и мистер Туизли не отличаются пунктуальностью. А ведь ее время на вес золота! Она уже начинает сердиться, но к ее столику целенаправленно подходят двое молодых мужчин. Один — черноволосый в очках, второй — высокий, рыжий и веснушчатый.

— Мисс Уайт? — рыжий бесцеремонно выдвигает стул.

— Да, это я. А вы мистер Топпер и мистер Туизли?

— Можно сказать и так, — очкарик тоже устраивается за столом.

«А он ничего, симпатичный, а какие глаза!» — ловит себя на мысли Серафина, прекрасно понимая, что это неприлично — так пялиться на кого-то. Но она не успевает одернуть себя, как замечает обручальное кольцо.

«Такой молодой и уже женат?»

— Итак, господа, дом, предлагаемый нами, находится в престижном районе…

— Извините, Серафина, вас можно так называть? Мы к вам по другому делу, — обрывает ее плавную продуманную речь рыжий.

— По другому делу? Простите, но мы договаривались, вы же сами интересовались покупкой. Если вас смущает цена, могу предложить на выбор другие дома. Конечно, они не столь комфортабельны, как этот, но вполне приличные, а стоимость квадратного метра…

Серафина замечает, что мужчины ее не слушают, завороженно уставившись куда-то в район ее шеи. Она смущенно дотрагивается до нее, ощущая под пальцами знакомую прохладу медальона на тонкой золотой цепочке.

— Серафина, откуда у вас этот медальон?

— Я…мне… он у меня был всегда, с самого рождения. А в чем, собственно, дело?

— Вы никогда не замечали за ним ничего необычного?

— Ну… А что вы подразумеваете под необычным?

— Все, что нельзя объяснить.

Серафина в недоумении: что хотят от нее эти странные люди?

— Я никогда не замечала ничего необычного!

«За исключением того, что он всегда холодный и странно тяжелый, даже несмотря на то, что внутри него камень»

— Подумайте, Серафина. От этого зависит очень многое.

— Послушайте, что вам нужно? Если вас не интересует покупка дома, полагаю, нам лучше разойтись.

Мужчины переглядываются, а Серафина внутри обмирает от неприятного липкого чувства. Неужели она наткнулась на каких-то маньяков? Здесь людно, на улице шумит веселый летний день, но ей становится как-то холодно и страшно.

Мужчины вытаскивают откуда-то тонкие деревянные палочки, и рыжий (она так и не поняла, который из них Топпер, а который Туизли) произносит странные бессмысленные слова (латынь?), и вокруг них воцаряется неестественная, мертвая тишина. Она видит, как шевелятся губы у обедающих людей, как официантка нечаянно роняет пустой поднос, как открываются и закрываются двери, проносятся по-прежнему машины на улице, но не слышит ни звука. Совершенно ничего!

— Вы не оглохли, — успокаивает ее рыжий, — это просто заклятье, чтобы окружающие не услышали наш разговор.

— Что за фокусы? Кто вы такие? — в голосе женщины появляются неприятные визгливые нотки.

— Мы маги, Серафина, и вы, вероятно, тоже, только вот этот медальончик на вашей шее не позволяет почувствовать ваши колдовские качества.

— Что за бред вы несете? Этого не может быть!

— Очень может быть. Вы, наверное, не помните вашего отца?

Резкая смена темы сбивает девушку с толку.

— То есть как это не помню? Они с мамой живут сейчас в Кембридже.

— Настоящего отца, — уточняет черноволосый.

— Откуда вы… — удивленно вскидывается Серафина, но все же нехотя отвечает, — да, не помню. Мой родной отец исчез задолго до моего рождения, бросив мою маму беременной, ей было всего семнадцать.

— Его имя Регулус Арктурус Блэк. Он принадлежал к старинному магическому роду и погиб от рук Волдеморта, черного мага, которому он служил.

Серафина не знает, то ли рассмеяться, то ли вскочить и бежать отсюда, подальше от этих сумасшедших. А черноволосый продолжает:

— В медальоне на вашей шее — один из крестражей Волдеморта, в котором заключен обломок его души. И за ним-то мы пришли. Ваш отец сумел как-то раздобыть и нейтрализовать крестраж, причем заколдовав его так искусно, что он стал еще и неким охранным амулетом, как это ни странно. Несомненно, вы тоже волшебница, только никто не знает об этом, потому что вы надежно спрятаны от волшебного мира.

— Но мама ничего не говорила об этом!

— Ваша мать ничего не знает, даже не подозревает. Она магла.

— Кто?

— Не колдунья. Простой человек.

— Я… — Серафина осекается на полуслове и непроизвольно теребит цепочку.

Мать ей говорила, что это подарок отца. Вообще-то до восьми лет маленькая Серафина и не подозревала, что муж ее мамы вовсе не ее отец. Она случайно подслушала разговор взрослых, из которого уяснила, что у нее был другой, настоящий папа. И что тот папа исчез, когда ее даже еще не было на свете, и мама думает, что его пристрелили какие-нибудь бандиты или он попал в психушку, потому что был каким-то странным. Серафина никому не обмолвилась о подслушанном разговоре, а когда ей исполнилось шестнадцать, мать ей сама все рассказала, отдала этот медальон и прибавила, что эту красивую и необычную вещицу подарил ей, тогда еще семнадцатилетней девчонке, парень, в которого она влюбилась, как сумасшедшая.

«Он казался мне не от мира сего, но невероятно притягательным, я просто с ума сходила от него. Мы редко встречались. Однажды он ушел, а спустя полмесяца я поняла, что беременна. Я ждала его, но он так и не вернулся, не дал о себе знать, я больше никогда его не видела. Да, он был странным. Слава богу, ты у меня не такая!»

— Если…если то, что вы говорите — правда, и мой отец и в самом деле был волшебником, почему он так заколдовал этот медальон?

— Наверное, он боялся за вашу маму, за связь с ним она могла поплатиться жизнью, тогда были очень страшные времена. К тому же, ему надо было надежно спрятать крестраж. А сейчас эти смутные времена вернулись, и Волдеморт снова набрал силу. Поэтому, чтобы победить его, нам так нужен крестраж — ваш медальон.

Серафина разрывается от двойственного чувства. Что-то в ней говорит, что эти люди не лгут, и что медальон им действительно нужен не для забавы. Но все ее существо, слишком привыкшее к миру, лишенному чудес, сопротивляется. Ведь этого не может быть! Это чушь, сказки для детей, глупые выдумки! Молодая женщина нерешительно смотрит то на зеленоглазого, то на рыжего.

— Докажите, что вы волшебники!

Мужчины усмехаются и переглядываются друг с другом.

— Ну вообще-то мы наложили заклятье заглушки. Но, наверное, вам нужно что-нибудь позрелищнее.

Они оглядываются по сторонам, никто не обращает на них внимания, к тому же и сидят они очень удобно, в углу зала. Рыжий опять берет в руки палочку, что-то шепчет, и все столовые приборы на столе начинают кружиться в воздухе. Глаза Серафины расширяются. Она недоверчиво проводит рукой над и под приборами. Ложка тыкается в ладонь, а нож с вилкой устраивают что-то вроде дуэли. Поразительно!

А зеленоглазый чуть взмахивает своей палочкой, и из ее кончика появляется букетик ландышей, с капельками росы на лепестках, едва ощутимо пахнущий весенней лесной свежестью. Серафина изумленно принимает цветы и почти с благоговейным восторгом смотрит на таких обыкновенных на вид мужчин в самой обыкновенной одежде, которые прямо у нее на глазах сотворили чудо.

— Так это правда?!

— Конечно, правда. Иначе мы бы не рассказали всего того, что вы услышали.

— Значит, и я так смогу?

— Да, после определенной учебы.

— Мы можем вам выкупить его у вас, — добавляет рыжий, но молодая женщина качает головой.

Еще колеблясь, она медленно расстегивает замочек цепочки, снимает тяжеленький медальон, сжимает его в руках, словно прощаясь, и протягивает его зеленоглазому. В тот же момент она охает.

— Что случилось? Вам плохо, Серафина? — мужчина обеспокоенно заглядывает ей в лицо.

— Нич…ничего страшного, голова закружилась... и тошнит… ой….

— Это проснулась ваша колдовская сила, Серафина.

Молодая женщина мертвенно бледнеет, на лбу выступают бисеринки пота. Рыжий склоняет голову и хмурится.

— Гарри, боюсь, не все так однозначно. Серафина, с вами когда-нибудь происходило что-то необычное?

— Вы уже спрашивали, — отвечает молодая женщина, глубоко и медленно дыша и побелевшими пальцами крепко цепляясь за край стола, чтобы не упасть, — ничего, правда. Я всегда была самой обычной. И мама не рассказывала ни о каких странностях в отношении меня, хотя пару раз назвала моего настоящего отца странным.

— Судя по вашей реакции, вы сквиб.

Зеленоглазый с недоумением смотрит на друга.

— Почему ты так решил, Рон?

Тот пожимает плечами, не отрывая взгляда от Серафины.

— Сквибы не владеют магией, но нередко очень остро чувствуют ее проявления. Медальон — артефакт и в то же время длительное время был ее зачарованным талисманом. Он, можно сказать, «врос» в ее ауру, во все ее существо, но при этом он инороден и чужд ей. Хотя она привыкла к нему и теперь, лишившись, чувствует себя так, как будто вырезали кусок сердца. Волшебник бы среагировал менее болезненно, потому что магия в нем самом.

— Мне теперь все время будет так плохо? И кто такой сквиб? — еле шевеля губами, спрашивает Серафина. Ей действительно так худо, словно в груди образовалась черная дыра и затягивает теперь в себя весь организм.

— «Отходняк» будет длиться день-два, а потом, если вы и в самом деле сквиб, все вернется в норму. А сквибы — это дети, рожденные от волшебников, но не имеющие волшебной силы.

— А если я волшебница?

— Я сожалею, Серафина, но это маловероятно. Впрочем, конечно, не исключена такая индивидуальная реакция. Тогда вы придете в себя через пару часов.

— А что вы с ним сделаете? — Серафина отпивает немного воды и смотрит на тускло-желтый кругляшок, борясь с желанием выхватить обратно из ладони зеленоглазого и снова повесить себе на грудь. Нелегко расставаться с тем, что было с тобой всю жизнь.

— Уничтожим, это очень опасный предмет. Хотя его история начиналась как история любви. Давным-давно Годрик Гриффиндор, один из великих волшебников-основателей Хогвартса, создал ожерелье для своей невесты. Ожерелье было необычайно красивым, а его главным украшением был зачарованный камень — «Слеза Девы». Он обладал магической силой исцеления, даруя жизненные силы ослабевшим и израненным. Годрик подарил украшение возлюбленной, и волшебница была очень рада подарку, так как была целительницей. Но из-за зависти и коварства людей, желавших заполучить чудесную вещь, она погибла, а Годрик проклял ожерелье. Много лет оно считалось утерянным. Потом откуда-то всплыла «Слеза Девы», искусно вделанная в оправу-медальон, который стал собственностью простых людей, не подозревавших о его природе. Волдеморт отыскал его и сделал своим крестражем, хранителем осколка души. Теперь благодаря вам у нас есть надежда на будущее без темной магии.

— А этот, как вы его называете, он очень плохой? — Серафина сама чувствует, как по-детски это звучит, и прикрывает глаза, сдерживая приступ тошноты.

— Да. И вы совершили правильный поступок, отдав крестраж нам.

Мужчины поднимаются.

— Мы не можем оставить вас в таком состоянии. Вам лучше пойти с нами и немного прийти в себя. Сейчас, когда вы остались без амулета, вас могут найти Пожиратели Смерти Волдеморта. Не бойтесь, зла мы вам не причиним. Кстати, меня зовут Гарри Поттер, а это Рон Уизли, — говорит зеленоглазый, глядя на нее яркими, какими-то на самом деле колдовскими глазами, и прячет медальон во внутренний карман вельветового пиджака.

Рыжий кивает, и тишина разбивается вдребезги от чьего-то громкого смеха, гудка машины, густого баса мужчины, севшего за соседний столик. Серафина слабо кивает, еле соображая от головокружения и тошноты. Назвавшийся Гарри Поттером протягивает руку, и она нерешительно вкладывает свою ладонь в его…


* * *


По узкой лестнице Гарри и Рон, пыхтя, поднимаются на пятый этаж, стараясь ступать как можно осторожнее и тише, входят в маленькую, но очень уютную квартирку. Перезвякиваются многочисленные охранные амулеты, пропуская хозяина.

Нудные холодные дожди внезапно сменились просто невыносимой жарой. Шторы в квартире занавешены, защищая не только от палящего зноя, но и от любопытных соседей. Вокруг вздымаются монстры в десять и пятнадцать этажей. Максимум, что можно увидеть, выглянув в окно, — это блеклые серо-желтые стены и другие занавешенные или прикрытые жалюзи окна, или физиономию соседа.

Рон устало плюхается в кресло, бросив толстую пачку газет и журналов на столик. Он вытягивает длинные ноги и блаженно прикрывает глаза.

— С ума сойти можно! Но все вышло удачно, правда, Гарри? И крестраж раздобыли, и нового человека удачно пристроили, и этих волдемортовских газетенок достали без лишнего шума.

— Чш-ш-ш! Угу, — бурчит Гарри из крохотной кухоньки, хлопая дверцей холодильника, — удачно, даже сам не ожидал. Ну, если пива нет, собственноручно прибью Джастина с Майком. Они в прошлый раз весь «Гиннес» прикончили. А Джинни пиво принципиально не покупает.… Нет, есть, слава Мерлину!

Гарри возвращается в гостиную, кидает Рону ледяную, с запотевшими боками банку пива, и сам открывает другую.

— Слушай, когда ты сменишь эту халупу на что-нибудь более подходящее? — Рон с видимым сожалением отрывается от опустевшей банки, — честное слово, как можно жить здесь с ребенком, не понимаю.

— Здесь безопасно и это главное. Можно подумать, твоя дыра лучше.

— По крайней мере, у нас есть вид из окна.

— Ага. А в ванной протекает кран, соседи слева постоянно выясняют отношения, а соседи сверху врубают тяжелый рок на полную мощь. И как Габи выдерживает? Это тебе надо подумать насчет нового обиталища, Рон.

— Эх, друг мой, надо было ковать железо, пока горячо! Может, и светили бы нам шикарные квартиры по необременительной цене, — хитро подмигивает Рон.

Гарри недоуменно отставляет банку.

— Что? Как это?

— Я о той девушке, как там ее, Серафина? Она ведь на тебя клюнула, не отрицай! Та-а-к смотрела, что мне аж неловко стало. Правда до тех пор, пока не увидела кольцо.

— С ума сошел? Она просто была удивлена. Не каждый день она знакомится с двумя волшебниками, узнает о своем не совсем обычном происхождении и обнаруживает, что безделка на ее шее — артефакт темной магии.

— Хм-хм-хм, удивлена, как же. Скорее тем, что ты утрачен для общества холостяков в столь молодом возрасте. Слушай, почему бы тебе не завести с ней более тесное знакомство? Нет, я даже не предполагаю ничего такого, просто знакомство. Мы с ней наверняка теперь частенько будем встречаться, а ты на правах старого приятеля намекнешь, чтобы она, как это у маглов называется, в качестве опытного риэлтора, помогла подобрать нам какие-нибудь приличные квартиры. Подумай, а?

— Рон, ты сумасшедший, — морщится Гарри, — если об этом узнает Джинни, нам обоим несдобровать.

— Так-так, о чем это я могу узнать? — из спальни показывается Джинни, закручивая волосы в узел, — что там тебе опять предлагает мой беспринципный аморальный брат?

Рон испуганно закрывает рот и машет руками, ничего, мол.

— Ничего такого, что стоило бы внимания, — Гарри целует жену и снова распускает рыжий шелк ее волос.

— И все-таки?

— Пустяки. А почему ты не спрашиваешь, раздобыли ли мы то, за чем отправлялись?

— Суля по вашему довольному виду — да?

— Абсолютно верно, о, гневная сестра моя! Твои брат и супруг показали просто чудеса геройства и храбрости. Больше я, конечно, а Гарри так, в сторонке постоял.

— Рон, прекрати паясничать. — Джинни строго смотрит на брата, — мы с Габи и так с ума сходим каждый раз.

Из спальни доносится громкий обиженный плач. Джинни всплескивает руками, кидается туда, и через несколько минут выносит маленькую Лили, которая еще сонно жмурит глазенки и вовсю зевает, но сердито похныкивает.

— Ну вот, проснулась! А я хотела сбегать в магазин.

— Ты иди, мы присмотрим.

Гарри забирает дочку, а Джинни мигом скалывает волосы заколкой, хватает сумку и бежит к двери.

— Я быстро!

— Джин, маскировка.

— Ой, чуть не забыла. Mascum! — щелчок и вместо красивой рыжей девушки полная женщина средних лет, смуглая и черноволосая, похожая не то на испанку, не то на цыганку. Женщина улыбается улыбкой Джинни и исчезает, захлопнув дверь.

Гарри неловко держит дочурку, которая уже совсем проснулась и теперь разглядывает папу. Лили скоро исполнится полгода, и Гарри до сих пор не может поверить, что он стал отцом, а этот крохотный розовый комочек, который требовательно пищит, которому нужно постоянно менять подгузники, и которого страшно взять на руки, потому что он боится что-нибудь повредить, — это его дочь, его маленькое продолжение. Черты маленького личика больше напоминают Джинни, чем его. Вот и глаза у Лили пока голубые, а не зеленые, или это у всех младенцев так? Хотя, она же растет, может, со временем и станет похожа на него.

Рон заглядывает через плечо, агукает и болтает всякие глупости племяннице, и малышка, словно понимая, улыбается слюнявым ротиком, в котором торчат два зуба. Рону она почему-то улыбается всегда, даже чаще, чем отцу и матери.

— Слушай, Гарри, давно хотел спросить. А у родивших, как и у беременных, капризы входят в обязательную программу?

Гарри усмехается. Полтора месяца назад Рон и Габриэль стали родителями такого же рыжего, как все семейство Уизли, голубоглазого Рейнара Рональда Уизли. Рейнар — слишком серьезное имя для малыша, и родные его пока зовут просто Рейни.

— Что, Габи просит достать луну с неба?

— Ну луну — не луну, но что-то вроде того. Вчера посреди ночи ей захотелось свежей морковки, можешь представить? Причем, не просто свежей, а прямо с грядки. Та, что из магазина, ее не устраивает. В ней, видите ли, не хватает вкуса, она словно резиновая, она навредит малышу.

— И что? — еле сдерживая смех, спрашивает Гарри.

— Купил в ночном супермаркете, поклялся Габи, что надергал прямо с маминой грядки. Ничего, схрумкала с удовольствием. И еще сделала мне замечание — дескать, я не понимаю разницы между домашним и недомашним.

Гарри не выдерживает и смеется. Рон тоже.

— Я не знаю, Рон. Джинни и во время беременности, и после рождения Лили особо не капризничала. Разве что ее все время тянуло на соленое. Поэтому я перетаскал от миссис Уизли все банки с консервированными огурцами. И еще сделал немалую прибыль нашему магазину, когда покупал в нем партиями соленые крекеры.

— Ну это ничего, соленое — это классика. Мы тоже прошли через этот период. А я живу как на вулкане — что ей еще в голову взбредет?

Рон стонет притворно, и Гарри это прекрасно знает. Друг готов пылинки сдувать со своей красавицы-жены, выполнять все, о чем она лишь подумает, только бы ей было хорошо. Миссис Уизли в свою очередь хлопочет над любимой невесткой во всю широту своей материнской души. Джинни даже немного обижалась на нее по этому поводу.

Лили пригрелась в руках отца и снова задремала, Гарри осторожно покачивает дочурку. Рон тянется за газетами. Их находящимся на нелегальном положении, естественно, нельзя выписывать, приходится добывать источники информации, где придется. Эти — вроде за последние несколько недель. Рон перелистывает несколько, что-то бормочет себе под нос.

Гарри, занятый Лили, не обращает внимания. Он относит ее в спальню, укладывает в кроватку и стоит, прислушиваясь к сонному посапыванию. Она такая крохотная, и смешная, и трогательная, и забавная, и в своих маленьких ручках крепко держит его сердце. Страшно даже подумать о том, что она будет расти без него, если вдруг что-нибудь случится… А это может случиться. Все они ходят по лезвию бритвы. Но пока они живут. И можно не занимать голову пустыми размышлениями «А вдруг?», «А если?». Надежда всегда есть.

Он возвращается в гостиную и тут обращает внимание на Рона, на лице которого смесь отвращения, злости и чего-то еще.

— Рон?

Друг вздрагивает, поднимает глаза и швыряет газету на пол.

— Что там?

— Ничего. Как обычно, сволочная свора Волдеморта.

Рон хлопает по карманам, ища сигареты, строжайше запрещенные Джинни в этом доме. Гарри обходит диван и поднимает с пола газету. Что так выбило друга из колеи? Статейки в волдемортовских газетенках обычно однообразные.

Едва он разворачивает смятый лист, как сразу же хочется отшвырнуть газету так же, как сделал это Рон. В разделе светской хроники описание какого-то грандиозного приема в Малфой-Меноре, и на переднем плане с колдо-фотографии улыбаются Гермиона и Малфой. Хотя нет, улыбается только Малфой, обнимающий за талию Гермиону. А у нее какое-то усталое лицо, на губах скорее гримаса, чем улыбка. На второй колдо-фотографии вообще вся семья Малфоев — и старшие, и младшие. Как всегда блистательная Нарцисса что-то говорит невестке, та кивает и явно натянуто улыбается в объектив. А Люциус с Драко такие самодовольные и напыщенные, что Гарри хочется кинуть газету на пол и топтать ее с маниакальным упорством, лишь бы не видеть их ненавистных лиц.

Гарри взглядывает на дату. Да она совсем старая, за февраль. Впрочем, какая разница? Что тогда, что сейчас — Гермиона в стане врага и сама враг. И пусть больно режет по сердцу это осознание, но от правды никуда не скроешься. Пора уже и привыкнуть видеть ее колдо-фотографии и читать о ней как о миссис Малфой в газетах, но до сих пор это так дико, так режет глаза…

— И здесь тоже, — цедит Рон, брезгливо держа за угол листа глянцевый журнал «Magic life».

На развороте целая статья, посвященная молодым мистеру и миссис Малфой. Интервью и опять колдо-фотографии. Гарри с сумасшедшим мазохизмом разглядывает красивые яркие изображения. На них снова и снова Гермиона и Малфой. Молодые. Богатые. В роскошных интерьерах Малфой-Менора. На фоне изысканного великолепия еще одного малфоевского замка в Ирландии. И снова Малфой обнимает ее. Почему он всегда обнимает ее?

— В феврале этот ублюдок убил Ремуса и его дочь, — глухо роняет Рон, — а она улыбается как ни в чем не бывало…

Гарри все смотрит и смотрит на фото, пытаясь изо всех сил понять, как это стало возможным — чтобы ИХ Гермиона стала и оставалась женой этой слизеринской мрази после всего, что тот сотворил? Как стало возможным — чтобы она так надменно улыбалась, словно радуясь и гордясь тем, что носит его фамилию? Как могло такое произойти, что не Рон, а эта сволочная тварь Малфой обнимает ее так по-хозяйски, словно она принадлежит только ему? КАК??

И вдруг на какой-то миг, стремительный и едва уловимый, ему кажется, что и Малфой, и Гермиона совсем не лгут, что Малфой действительно счастлив, когда так нежно (нежно?) смотрит на Гермиону, уже свою жену, что Гермиона улыбается ему совсем не вымученно, и это сияние глаз, которое видно даже на снимке, предназначено только Малфою и никому больше. Ни ему, ни Рону. На них Гермиона никогда так не смотрела. А на Малфоя смотрит. И самое важное — тот знает, и поэтому так обнимает ее. И вдруг безумной шальной мыслью мелькает в голове — а если они на самом деле… Нет, не может этого быть! Никогда! Это только так показалось. Пустое наваждение, обман зрения и чувств. И хватит этого! Текст статьи он даже не будет читать, это уж слишком для разом оголившихся нервов.

— Рон, мы тебе не говорили, — Гарри чувствует в своем голосе непонятную вину перед другом, — мы встретили ее в этом году… зимой, в Ирландии… помнишь, когда были у Симуса?

— И что? — Рон все-таки закуривает, тут же палочкой уничтожая дым.

— Просто, кажется… что она знала про крестраж Серафины и пыталась подсказать нам.

— Да не может такого быть.

— Это со слов Джинни. Она говорит, что Гер… несколько раз повторила слово «Блэк». Аластор высказал догадку про Блэка, и мы принялись копать и выяснили насчет крестража, и это же по другим источникам могла узнать про Регулуса и его девушку она.

— Гарри, это ничего не значит! Знала бы, прислала сову с полным описанием, где этот крестраж находится, — Рон редкими глубокими затяжками докуривает сигарету и тут же принимается за новую, — мало ли что вам послышалось… Ей нельзя верить, она лжива насквозь! Она Малфой!

У Рона это выходит так, словно быть Малфоем автоматически означает быть скопищем всех мыслимых и немыслимых грехов.

Гарри отводит взгляд. Рон очень изменился. Стал жестче, резче, бескомпромисснее. Мир для него окрасился в черно-белый цвет, и никаких оттенков и полутонов. Нередко Гарри замечает, что в друге абсолютно нет жалости по отношению к тем, кто встал на другую сторону. Для него даже те, кто просто бездействует, стали едва не большими врагами, чем Пожиратели Смерти. Рон так и не смог жить с осознанием того, что люди, с которыми ты сегодня стоишь плечом к плечу, завтра могут встать против тебя. А Гарри почему-то это принял не то, чтобы как должное, но возможное, хотя и до конца непонятное в некоторых случаях. Ведь существовал же на свете Питер Петтигрю, гриффиндорец, лучший друг Джеймса Поттера. Но Петтигрю был чужим, бесконечно далеким и изначально ненавистным, а Гермиона не была посторонним человеком, она была одной из них. Они не мыслили своего существования без нее. Ее предательство было подобно тому, словно сердце вдруг остановилось в груди, предало свое тело. И они балансировали тогда на грани жизни и безумия.

Однако… «и это проходит» — как было написано на перстне величайшего мудреца и мага древности. И это прошло, только остались тяжелые, отравленные смертельным ядом воспоминания и мучительные мысли.

Гарри совсем не возражает, когда Рон кидает журнал на кипу газет и поджигает все волшебной палочкой. Магический бездымный огонь жадно пожирает бумагу, с которой продолжают сиять карие глаза их бывшей подруги. Остается лишь легкий серый пепел. Если бы так же легко можно было сжечь воспоминания, которые продолжают рвать душу и сердце на мелкие клочки, оставляя после себя горькое послевкусие бессилия что-либо изменить и тоски по тому, что уже прошло…


* * *


— Как же я рада тебя видеть, Блейз! Бьянка, милая, как ты выросла!

Гермиона встречает их на пороге с широкой улыбкой, обнимает и целует, не сдерживая своей искренней радости. А Блейз не может нормально дышать, потому что от каждого вдоха в груди словно режет ножом. Каждое ее деликатное прикосновение словно обжигает. Он жадно разглядывает ее, отмечая новые черточки, немного пополневшую фигуру. Они не виделись так давно, с начала весны, даже переписка была редкой. Он и не знал о том, что она в положении, хотя в одном из писем она очень осторожно намекала.

Эта весна, бурная и яркая итальянская, сырая и нежная английская, пробудила в нем желание забыть, совсем забыть мягкое сияние карих глаз, озорной смех и солнечное очарование той, которая никогда не будет его. Он не появлялся в английском обществе, неохотно поддерживал переписку, сдерживая себя, неделями не читал письма, прилетавшие с меловых берегов Туманного Альбиона. Он твердо решил оставить в прошлом память, тоску и Англию, начать новую жизнь, может быть, даже осчастливить какую-нибудь восхитительную чистокровную синьорину предложением руки (сердце он намерен был оставить при себе). Он говорил только на итальянском, вращался в кругу только итальянского волшебного общества, пил превосходное итальянское вино и раздавал комплименты налево и направо, как истинный итальянец. Но хватило его только на четыре месяца с небольшим.

В августе он не выдержал и отправился через каминную сеть в Эльфинстоун, убеждая себя в том, что нужно проверить, в каком состоянии замок и не разленились ли домовики. Опять уверяя себя же, что необходимо хотя бы из вежливости нанести визиты знакомым, он посетил несколько домов и услышал в досужей светской болтовне взаимоисключающие новости — якобы невестка Малфоев тяжело больна и не выходит в свет. Нет же, она сошла с ума, ее не выпускают. Нет, что вы, Лорд поручил ей разобраться с какими-то чарами. Нет, все не так, она сбежала с любовником, это скрывается (причем, утверждавшие это поглядывали с подозрением на него же). Услышанное обескуражило и встревожило его настолько, что он нанес визит в Малфой-Менор, отобедал с любезнейшими старшими Малфоями, услышав от них, что Гермионы и Драко, к сожалению, нет в замке, и они к ним не присоединятся. Все его попытки выяснить, где же они, разбились об учтивую улыбку Нарциссы и ее заверения, что он может встретиться с Драко завтра здесь или в его офисе, либо послать ему сову. Он так и поступил. Поймал Малфоя на следующий день в его офисе на Косой Аллее и в лоб потребовал сказать, где Гермиона и что с ней. Тот так же в лоб потребовал принести Непреложный Обет, поскольку он не верит Блейзу. Они сверлили друг друга злыми взглядами, но Блейз сдался первым, слишком громко и отчаянно кричало в нем беспокойство. Непреложный Обет был принесен, и Малфой сказал просто и кратко:

«Она ждет ребенка и не покидает наш дом в Уэльсе. Об этом никто не знает, кроме родителей. Ты можешь навестить ее, ей одиноко и она иногда вспоминает о тебе».

Он был ошеломлен. И, наверное, струсил. Испугался боли, которая разобьет его на сотни кусков, когда он увидит ЕЕ беременной. Да, она была женой Малфоя и уже не один год. Он привык видеть их вместе, эта его привычка острыми шипами впивалась в него уже давно, и он смирился с постоянным чувством горечи. Здесь же было другое, нечто, что переворачивает мир с ног на голову, дарит совершенно иное восприятие и заставляет переосмыслить жизнь — ребенок. Это была новая боль и боль иного рода.

Тогда он просто пробормотал, что непременно как-нибудь навестит, и ушел, оставив Малфоя в недоумении. Тут же вернулся в свое поместье под Генуей, запамятовав о том, что должен был заглянуть к английским кузенам, и прилетала сова от Пэнси с приглашением на крестины их с Элфридом сына. Те августовские дни были жаркими, темными и мерклыми. Он занимался делами, разговаривал с племянницей, навещал родственников, сидел на званых ужинах и развлекался на вечеринках, но в голове все бился какой-то странный печальный колокольный звон, то ли плач по его жизни, то ли предвестие чего-то дурного.

Последнее не замедлило сбыться. В начале сентября прилетела сова от Малфоя и Гермионы, сообщавших о появлении на свет их сына и настоятельно приглашавших навестить их. Он нашел в себе силы отправить поздравление и подарок для новорожденного, но набирался решимости почти две недели, и наконец вместе с Бьянкой (она, сама не зная, была его щитом) они прибыли к Малфою, который и доставил их сюда, к небольшому дому на побережье, укрытому за стеной деревьев и невероятно уютному (но зачем им этот дом, если есть Дравендейл и Малфой-Менор, для Блейза так и осталось загадкой). И Гермиона встретила на пороге, и ее улыбка тут же отпечаталась в зеркале памяти, всколыхнула сердце, сжавшееся и забившееся, как в последний раз, затопила душу дикой радостью и такой же дикой остервенелой болью.

«Мне никогда не избавиться от этого, — думает Блейз, проходя в гостиную вслед за племянницей (такую маленькую по сравнению с пышными гостиными Малфой-Менора и Дравендейла), — это мое проклятье. Нет, прокляты мы с Пэнси. Знать бы, кто судил мне и ей быть связанными с этими двумя? Это слишком жестоко»

Бьянка что-то щебечет на смеси итальянского и английского, без практики она подзабывает второй. Гермиона, смеясь, переспрашивает, а он смотрит на ребенка, спящего на руках Драко. Невыносимо хочется выпить, и не изысканного вина, а самого крепкого огневиски. Надраться так, чтобы наутро трещала голова, и в ней не было ни одной мысли. А потом выпить еще и еще, как можно дольше и глубже утопать в волнах алкогольного дурмана и забытья.

После еще раз принесенных поздравлений, ни к чему не обязывающих расспросов и ответов, легкой болтовни ни о чем, подтрунивания над Бьянкой, на несколько мгновений воцаряется тишина. Блейз чувствует, как подбираются и переглядываются Малфой с Гермионой. Воспользовавшись паузой и молчанием племянницы, увлекшейся огромной книгой с разноцветными движущимися картинками, которую принесла Гермиона, Блейз решительно спрашивает:

— Так в чем все-таки дело? Вы ведь не просто так пригласили меня, верно?

Гермиона и Драко снова перебрасываются взглядами.

— Не просто так. Мы хотели попросить тебя…. если тебе не трудно… оказать нам честь… — трогательно запинаясь, начинает она, — оказать нам честь и стать крестным нашего сына. Мы были бы очень рады!

Блейз едва верит своим ушам. Он с недоверием смотрит на Гермиону, переводит изумленный взгляд на Малфоя.

— Я? Крестным?

— Да, это наше общее с Гермионой решение, — подтверждает тот, — мы действительно будем рады, если ты примешь наше предложение.

— Не думаю, что подхожу для этого. Быть крестным — большая честь и огромная ответственность.

— Разве ты не ответственный? — пытается улыбнуться Гермиона и кивком указывает на Бьянку, погруженную в книгу, — вот доказательство.

Это неожиданно. Это странно. И это снова больно. Неимоверно больно. Он хотел разорвать все связи с Англией, но его привязывают еще одной крепкой нитью. А в любимых карих глазах такая мольба, что слова отказа застревают в горле, и он уступает, зная, что потом пожалеет об этом.

— Что ж, это железный аргумент. Никогда еще меня не убеждали в чем-то так быстро, мои бизнес-партнеры были бы немало удивлены и разочарованы. Я согласен. Когда назначены крестины?

Гермиона вспыхивает улыбкой и порывисто обнимает его. А он словно слепнет и глохнет, способный лишь осторожно прикоснуться, ответно приобнять ее под взглядом Малфоя.

— Я знала, что ты согласишься, спасибо! На тридцатое ноября.

— Просмотрю свой ежедневник, решительно вычеркну все дела на тридцатое и буду полностью в вашем распоряжении, — неловко шутит он.

Гермиона смеется и забирает ребенка у Драко.

— Мы надеемся на тебя. Извините, Алекса надо переодеть, мы скоро вернемся. Драко, налей хотя бы выпить Блейзу.

— Гермиона, а можно мне с вами? — подает голос Бьянка.

— Конечно, пойдем!

Когда Гермиона с сыном и Бьянка скрываются на втором этаже, Блейз, приняв стакан с огневиски от Драко, задает вопрос, который пронзил его мысли темным заклятьем несколько минут назад:

— Почему я?

Малфой поднимает взгляд от своего стакана, медленно делая глоток.

— Почему я — после того, как почти силой заставил тебя рассказать о беременности Гермионы, о которой никто не знает? И о ребенке ведь никто также не знает, не правда ли?

Лицо у Малфоя непроницаемое, он хорошо научился держать себя в руках, повзрослев. Хотя в школьные годы нередко взрывался от брошенной вскользь шутки и заводился от откровенно глупых подначек.

— Гермиона о тебе неоправданно высокого мнения, но я доверяю своей жене.

— Как будто ты меня не знаешь, — сквозь зубы отвечает Блейз, — брось, Драко, не юли. Почему я?

Малфой, не спеша, допивает свой огневиски, аккуратно ставит стакан на низкий столик и смотрит прямо на Блейза.

— Почему ты? Потому что в крестные сыну мы хотели наших друзей. Но у меня не осталось больше друзей. А у Гермионы их нет.

Блейз приподнимает бровь и язвительно замечает:

— Допустим, у Гермионы, действительно, нет друзей, кроме меня. Но ты постоянно окружен компанией приятелей.

— У меня не осталось больше друзей, — глухо повторяет Малфой и снова наливает себе огневиски, — людям, о которых ты говоришь, я не могу доверить своего сына.

Что-то в его голосе есть такое, отчего Блейз молча осушает свой стакан. Их было шестеро, державшихся вместе с самого детства, — пять парней и одна девушка. Троих из них уже нет в живых. Внезапно в голову приходит одна мысль.

— Почему бы вам не уехать?

— Что? — Малфой поднимает голову, — куда уехать?

— В Европу. Подальше отсюда.

— Как ты себе это представляешь?

Блейз сжимает в руках пустой стакан, сдерживая желание разбить его об стену.

— Малфой, не сомневаюсь, мое мнение о тебе отлично тебе известно. Ты всегда был эгоистичным и двуличным, но удивительно удачливым сукиным сыном. И вот что я тебе скажу — твоя удача может кончиться, и не делай вид, что не понимаешь, в чем дело, ты не идиот. Так долго продолжаться не может, что-то назревает. Режим Темного Лорда терпит сокрушительный крах, и многие уже начинают осознавать, в каком дерьме они оказались. Если ты еще до сих пор не прозрел, опомнись! Ты погибнешь, как наши ровесники — как Грегори, Винсент, Феб, Одес. Сколько им было, Малфой? Им никогда не будет больше, у них не будет будущего, не будет семьи, дома, ничего не будет. А ты счастливчик, тебе везет, Драко!

Драко не обращает внимания на грубые слова Забини, но обращение по имени режет слух. Очень редко они называли друг друга по имени, хотя были знакомы, кажется, с пеленок. Но только Забини и только Малфой. Потому что имя — это что-то личное, что-то сокровенное. Называя кого-то по имени и позволяя называть себя, ты показываешь, что доверяешь ему. Доверие… Этого никогда не было в отношениях Драко и Блейза.

Всю свою жизнь почти также как и себе, он доверял лишь Грегу и Винсу. Но его друзей убили. Проклятые авроры проклятые Поттера. Того самого гребаного Поттера, сволочной «надежды свободной магической Англии», ради которого он рискует своей задницей, своей женой и своей жизнью.

Блейз продолжает, яростно сверкая черными глазами, что совсем не похоже на его обычную сдержанную холодность:

— Я никогда тебя не понимал и, наверное, никогда не пойму, но хоть раз выслушай меня без своего долбаного эгоизма. Твои отношения с Лордом — одно дело, но сейчас забудь о собственной заднице и позаботься о тех, кто рядом с тобой. Не можешь скрыться сам, увези из страны жену с сыном. Они — лучшее, что есть в твоей жизни, и ты должен оградить их от того, что может случиться!

— Думаешь, я не пытался? — роняет Драко.

— Плохо пытался! — беспощадно режет Блейз, — хочешь, чтобы Гермиона страдала? Впрочем, нет, она и так будет страдать, но в твоих силах защитить ее от открытой войны. А она будет. И опять будет смерть. И знаешь, Малфой, я не поручусь, что ты останешься в живых. Ты и твой отец натворили слишком много такого, от чего простые маги содрогаются.

Драко кривит губы. Он знает об этом куда больше Забини.

— Что ты предлагаешь?

Блейз вплотную приближается к Драко. Они почти одного роста, Драко даже чуть выше, но кажется, что Забини тяжело нависает над ним, заслоняя свет, отнимая воздух.

— Отправь Гермиону с Александром ко мне в Италию. Не знаю, как — уговори, пригрози, обмани — но вывези из Англии. А в моем поместье они будут в полной безопасности.

Драко выдерживает жгущий черный взгляд и тихо, даже, кажется, равнодушно то ли спрашивает, то ли утверждает:

— А ты ведь любишь ее, Блейз? По настоящему, так, как любят только один-единственный раз в жизни.

Блейз застывает. И между ними, разделенными расстоянием всего лишь в ладонь, воцаряется такое напряжение, что, наверное, одной искры достаточно, чтобы воздух вспыхнул, и все в этой комнате разлетелось на куски. Им по двадцать четыре, взрослые состоявшиеся мужчины, занимающие не последнее положение в своем обществе, считающиеся друзьями детства. И между ними незримо стоит женщина.

— Да, — Блейз не отводит взгляда, — Но она меня не любит. Вернее, любит, но по-своему, как друга. Возможно, я ей в каком-то смысле заменил Поттера и Уизли.

Усмешка выходит вымученной и жалкой. И почему-то Малфой не взрывается, не орет, не бросается на него с кулаками, а молча садится и сцепляет руки.

— Я уговариваю ее каждый день. Прошу, умоляю подумать о себе и сыне. Пару раз даже срывался на крик. Но ты сам знаешь, как она упряма.

— Тогда…

— Поговори с ней ты, Блейз, — поднимает глаза Драко, — может, тебя она послушает.

И Блейзу на миг становится страшно. Потому что в голосе Малфоя звучит такая глухая безнадежность и усталость, что его словно окатывает холодом.


* * *


Девочка наклоняется над колыбелью и трясет погремушкой.

— По-моему, он меня не видит и не слышит, — она обиженно надувает губки и, аккуратно, не без изящества подобрав подол платья, садится на пуфик рядом.

— Он слышит, просто не понимает, что это за звуки, откуда они идут, как на них надо реагировать, — улыбается Гермиона, — а вот твое лицо для него пока еще расплывчатый неясный контур.

— И что, все дети рождаются такими?

— Да.

— И я?

— Конечно, Бьянка. Ты тоже когда-то была вот таким вот смешным маленьким существом.

Бьянка недоверчиво хмыкает, накручивая на палец кудрявую прядь, и украдкой смотрится в зеркало на туалетном столике, которое отражает поразительно красивую девочку. У нее золотисто-нежная кожа, теплый румянец на щеках, небесно-голубые глаза, блестящие смоляные кудри, в которых эффектно смотрится голубая роза с гермиониных кустов. Чертами лица Бьянка очень похожа на Блейза, и незнакомые часто принимают их за отца и дочь.

А еще эта девочка всегда потрясающе честна в разговоре, всегда говорит чрезвычайно неудобную правду. И сейчас, судя по тому, какой задумчивой она стала, опять последует что-то в этом роде.

— Гермиона, ты счастлива?

Гермиона от неожиданности роняет старинную крестильную рубашку, посланную Нарциссой, которую собиралась положить в шкаф.

Бьянка в своем духе. Ну почему и откуда в ее хорошенькую головку приходят такие вопросы? Ей десять лет, девочки в таком возрасте уже начинают кокетничать, интересоваться мальчиками, нарядами, пикниками, да мало ли еще чем?

Гермиона не могла бы сказать, что хорошо знает Бьянку, Блейз редко привозил свою маленькую племянницу в Англию, и еще реже она бывала в Малфой-Меноре. Но даже по их нечастым встречам Гермиона видела, как из забавной непосредственной малышки она растет в серьезную девочку, не по годам умную и проницательную. Ее рассуждения и вопросы иногда заставляли глубоко задуматься над тем, что ранее казалось простым и ясным.

Она наклоняется и поднимает рубашечку, льняную, обшитую старинными кружевами и такую маленькую. Нежно складывает ее и подносит к лицу. В ней будет крещен Алекс и, быть может, когда-то, через много лет, в этой же рубашке будет креститься крохотный сын или дочурка Алекса, их с Драко внук или внучка. Протянется цепочка лет, соединяя прошлое и будущее, и тогда она вспомнит это время, эти косые лучи золотого солнца, запутавшиеся в кудрях Бьянки и зажигающие в них блики, довольное сопение малыша, эту радость, которая живет в ней. И засмеется ликующе, еще раз подтверждая свой давний ответ:

— Да, я счастлива!

Бьянка испытующе вглядывается в ее лицо, положив руки на край колыбели и положив на них подбородок. Словно проверяет, правду ли она сказала.

— А почему ты спрашиваешь?

Девочка вздыхает.

— Не знаю. Может, потому что я очень редко видела счастливых людей? Дедушка Витторио и бабушка Скай тосковали по моему папе, и еще им был нужен наследник рода, а я всего лишь девочка и выйду замуж. А дядя Блейз не хочет жениться, он ссорился с ними, когда они начинали настаивать. Бабушка Фетида всегда была грустной, словно кого-то потеряла и не может найти. Дядя Блейз тоже несчастлив, я вижу. Он такой… знаешь… в себе. Он как будто все время живет в глухом высоком замке, в котором нет окон, дверь заперта, а ключи давно выброшены. А вот ты считаешь себя счастливой, но совсем не похоже на это.

— Солнышко, взрослая жизнь совсем не такая простая, какой ты ее считаешь, — Гермиона присаживается напротив девочки на кровать, — а счастье складывается из множества всего самого разного, словно цветная мозаика. Я очень счастлива, потому что у меня есть Драко и Алекс, понимаешь?

— Не хочу быть взрослой, только одни проблемы.

— От этого никуда не денешься.

— Да, к сожалению. Но одно я знаю точно, — девочка встает, — когда я стану взрослой, я никогда не позволю, чтобы кто-то разбил мое сердце.

Гермиона удивленно наклоняет голову. Странный переход. Что она хочет этим сказать?

— И еще я знаю, — голос Бьянки звенит и подрагивает, — я точно знаю, что если бы ты вышла замуж за дядю Блейза, а не за мистера Малфоя, то ты бы была в тысячу раз счастливее. Ты просто думаешь, что счастлива, убеждаешь себя в этом, но на самом деле все время чего-то боишься. И еще ты все время такая печальная. Я не могу объяснить, только вижу, не глазами, а как будто внутри. Вот бывает так, что кто-то молчит, но на самом деле он хочет смеяться, только сдерживается изо всех сил. А ты наоборот — делаешь вид, что все хорошо, а внутри тебя такой цвет, понимаешь, серый, лиловый, коричневый, все тусклое. А радость и счастье, они другого цвета — они яркие, алые, желтые, розовые. Они — как радуга после дождя на синем небе. Ох, я не умею хорошо это объяснить. Но скажи мне, Гермиона, разве счастье — это страх?

Гермиона успевает перехватить девочку, уже бросившуюся вниз со слезами на глазах, и крепко обнимает, гладя по черным кудрям.

— Ты вырастешь, милая, и станешь прекрасной девушкой, станешь чьим-то солнцем и надеждой. Кто-то будет с замиранием сердца ловить твой взгляд, совершать ради тебя сумасшедшие поступки, и во всем этом будет особенный смысл. Ты поймешь, что не все так просто, и наш безумный чудесный мир — лишь одна из граней бесконечной вселенной. И законы этой вселенной иногда противоречат друг другу. Счастье — это любовь, но любовь приносит не только радость, но и горе, боль, муки, обиды. С этим ничего нельзя поделать. Когда-нибудь ты это поймешь.

Когда Гермиона с малышом и Бьянка спускаются вниз, в маленькой гостиной царит тишина. Плотная, осязаемая, она таится в углах, неслышно вздыхает за спинами двух мужчин, взгляды которых тяжелы и наполнены терпкой горечью и хрупким ледком взаимопонимания.

Блейз замечает выражение лица племянницы и поднимает брови.

— Нет, ничего, дядя, — девочка отводит взгляд, — мы просто разговаривали с Гермионой.

— И о чем же был разговор? Неужели о некоем двенадцатилетнем синьоре Фернандо да Римини, который не далее, как неделю назад, попросил у меня твоей руки и на полном серьезе клялся, что готов сделать все, чтобы получить мое согласие? Ты всплакнула от неслыханной радости и невиданной чести со стороны семьи Римини, cara mia?

Гермиона удивленно ахает, губы Драко трогает невольная улыбка, в черных глазах Блейза подмигивает веселье, но Бьянка не принимает шутки и остается серьезной. Она качает головой:

— Мы говорили о счастье, дядя.

Блейз смотрит на Гермиону, та в ответ молча пожимает плечами: «Не спрашивай»

— Ой, смотрите! — вдруг восклицает Бьянка, — это… снег?!

Все оборачиваются, девочка припадает к окну гостиной, за которым на самом деле вкрадчиво плетется снежная паутина и мутнеет серо-белая, скрадывающая все очертания полумгла. Крупные хлопья медленно кружатся в воздухе, падают на зеленые листья и сочную, не успевшую засохнуть, траву, на растерянные цветы, на изумленные деревья. На стеклах снежинки сразу тают и стекают быстрыми дорожками дождя. Небо тихо плачет холодными слезами, безупречно прекрасными кристаллами.

— Смотри, маленький, твой первый снег, — Гермиона подносит сына к окну. Малыш удивленно раскрывает глазенки, как будто понимает, что природа сегодня решила показать свое чудо. И Блейз с глухо толкнувшимся сердцем отмечает, что глаза ребенка не мутновато-голубые, как обычно у всех младенцев, а серые, именно чистого серого цвета, словно вобравшие в себя это упавшее на землю, стелющееся холодным туманом пасмурное осеннее небо. Точь-в-точь, как у Драко, Люциуса, Нарциссы. Глаза Малфоев. И привычно тоскливо сжимается душа.

— Розы! Что с ними?

Никто не успевает ничего сказать, как девочка стремительно выскакивает из дома, срывает с ближнего куста, растущего почти возле крыльца, один цветок и мчится обратно.

— Что ты делаешь, Бьянка? Простудишься! — сердится Блейз, а взволнованная племянница протягивает ему влажный бутон. Мягкие лепестки дышат снегом и свежестью. И если с внешней стороны они серебристо-голубоватого цвета, то с внутренней — иссиня-черные.

— Они были другими, дядя! Вот!

Цветок в ее волосах, сорванный, когда они подходили к дому, обычный, полностью одноцветный, без траурной половины.

— Наверное, это из-за холода, они замерзли, — удивленно предполагает Гермиона, — а может быть, не хватает ухода. Я в последнее время не уделяла им внимания, только поливала.

Блейз берет у девочки бутон, но не успевает дотронуться, как цветок осыпается, а аромат остается, струясь по всей комнате — свежий и морозный. Все смотрят на голубые и черные лепестки, такие яркие и зловещие. Умершая в тепле роза.

Но это неправильно, розы не умирают в комнате. Был неправильным снег. Было неправильным это странное сочетание цветов — белый снег на живых зеленых листьях. Здесь даже зимы мягкие и бесснежные, а сейчас на дворе стоит ранняя осень, и полчаса назад в безоблачном небе вовсю полыхало яркое солнце, еще не утратившее своей летней силы. И этот нежданный, неправильный снегопад посреди теплого, даже жаркого сентябрьского дня навевает неясные смутные чувства, отчего сердца всех, кто находится в комнате, колотятся быстрее.

Блейза не оставляет только что зародившееся, но становящееся все более сильным чувство тревоги — за эту маленькую семью, в чьем доме он находится. За любимую женщину, выбравшую не его. За ее сына — своего будущего крестника, пока еще такого беспомощного. И за Драко Малфоя — человека, который на протяжении всей его жизни считался другом, но был противником и соперником. И только сейчас Блейз мог пожалеть о том, что их дружба была всего лишь пустыми словами, потому что только сегодня в нем зародилось чувство уважения к этому мужчине, который действительно вырос в его глазах.

В голове Драко бьются слова Блейза о том, что нужно сделать все возможное, чтобы обезопасить жену и сына. Он мучительно размышляет о том, как сделать это, и почему-то преисполняется уверенности, что сумеет. Он привык все делать сам, но если дело касается жизни Гермионы и Алекса, он, не колеблясь, прибегнет к помощи Забини. Собственная безопасность его не волнует.

Гермиона безотчетно прижимает сына к груди. Сердце вдруг сжимается в страхе и тревоге от неизвестности и неопределенности, какой-то подвешенности в пустоте, которая, как ей кажется, воцарилась вокруг них. Дурное, необъяснимое беспокойство туманит ее сознание. Страх непонятно чего, непонятно перед чем. Вдруг бешено колотится сердце, и хочется схватить Драко за руку, бежать и бежать куда-то, не разбирая дороги. Убежать ото всех, лишь бы были с ней рядом сын и муж. Другие люди ей не нужны. Она пересиливает себя, стараясь успокоиться, уговаривая в душе собственный инстинкт, который надрывается от крика, предупреждая об опасности.

Бьянка, прикусив губку, смотрит на лепестки, и ей снова хочется плакать. От того, что все в этом мире идет не так, как надо. Снег идет осенью, этот дурак Фернандо опозорил ее перед всей родней, попросив ее руки, хотя даже троллю ясно, что она никогда за него не выйдет — за этого противного и слишком избалованного сынка неприятных родителей; дедушка смертельно болен, а обещал ей жить вечно; любимый дядя одинок и, наверное, всю жизнь так и будет заниматься своими нескончаемыми делами, подшучивать над ней, и у нее не будет маленьких кузенов и кузин. Почему все так плохо? Почему этот мир так глупо устроен? Как было бы хорошо, если бы Гермиона держала на руках не маленького Малфоя, а маленького Забини! Если бы дядя Блейз был на месте мистера Драко Малфоя! Все было бы иначе и в тысячу раз лучше, Бьянка в этом твердо уверена.

А безвременный осенний снег засыпает землю, целует серебристо-голубые розы, перешептывается со старыми яблоневыми деревьями, заботливо окружившими маленький дом, и не его дело, что похож он на саван…

Глава опубликована: 28.09.2009

Глава 34. Под покровом былого

Проскользнув мимо зло хмурившегося завхоза Филча, ребята вернулись к себе в Гостиную буквально за минуту до отбоя. Голова Алекса кружилась от вопросов и загадок. Рейн был задумчив. Лили тоже помалкивала, но перед тем, как подняться к себе в спальню, схватила Алекса за рукав и повторила, серьезно глядя в глаза:

— Все это на самом деле может быть опасно, понимаешь? Это не книги и газеты, это что-то совсем другое и непонятное.

Алекс неопределенно мотнул головой, Рейн невразумительно хмыкнул, и мальчики пошли к себе. Зеркало в ванной отразило розовые пятна на бледных щеках, потемневшие и лихорадочно сверкавшие глаза, в которых вспыхивали серебряные искры. Ледяная вода остудила пылавшее лицо, и Алекс принялся размышлять более-менее спокойно и сосредоточенно.

В самом деле, находка странная и более чем. Диктофон и кольцо, как сказали домовики, принес тоже домовик, причем свободный. Зачем этот домовик принес эти предметы? Кто их ему дал? Кто записал этот разговор? Для чего? Для кого? Зачем? Почему вместе с диктофоном было кольцо? Может, разгадка в нем? А ведь он даже не рассказал друзьям, посчитал, что это обычная безделушка. Но тут вдруг в памяти всплыло, как домовики с испугом говорили, что именно кольцо «не пускало» их. Как оно может «не пускать»? Значит, оно волшебное, не просто безделка? Но как тогда совместить магловский диктофон и магическое кольцо? Вот же черт!

Когда он вышел из ванной, Рейн предупреждающе поднес палец к губам, указав взглядом на соседей, затеявших бои подушками, и вполголоса сказал:

— Завтра в библиотеке после занятий.

Алекс кивнул. Ему самому хотелось хоть немного уложить все в голове, просто подумать. Уклонившись от подушечных баталий, он задернул полог кровати поплотней, чтобы не слышать воплей, и улегся. Через некоторое время Невилл, Крис и Джулиус угомонились, разошлись по своим кроватям, еще немного поболтали и затихли. Наступила тишина, и Алекс словно слышал жужжание, с которым летали в голове мысли. Все то же — кто? Как? Почему? Зачем? Ни одной зацепки, ни одной дельной догадки. Все уходило в прошлое и было скрыто, а он брел наощупь с завязанными глазами.

Сон навалился тяжелой периной и принес какое-то странное чувство раздвоения. Он понимал, что спит в третьей спальне для мальчиков гриффиндорской башни, в своей кровати с жестковатой подушкой и тяжелым одеялом. Но и он же шел по берегу моря, по самой кромке прибоя, и босые ноги ощущали шершавый и мокрый песок. Над головой вились белые птицы, и уши больно закладывало от их пронзительных криков. Волосы трепал легкий бриз. Море то накатывало на его ноги, то отползало, оставляя рваные клочья пены и скользкие нити водорослей, шумело, рокотало и шептало. Он хмурился, стараясь понять, но язык моря не знал. Шелест морских волн, вздохи морского бриза и голоса морских птиц были ему непонятны, но что-то внутри отзывалось, что-то сжималось в груди. То, что было в нем, текло в его крови, туманное и забытое. Как и всегда, он смотрел или вниз под ноги, или немного влево, в небесную и морскую даль, но никак не мог взглянуть направо, на вершину длинного песчаного холма. Но он чувствовал, что там что-то кроется, нечто, из-за чего он здесь.

Сделав еще один шаг, он невольно зашипел. Под левую ступню попало что-то твердое и немного колючее. Он наклонился и поднял с песка знакомый перстень. Очистил от налипшего песка, протер камни, положил на ладонь. Волчья морда мягко сверкала синими глазами и… словно звала? Куда? Он сжал кулак и вдруг почувствовал — то, что было в нем, глубоко внутри, оно встрепенулось, залило горячей волной нетерпения сердце и рванулось на свободу. С огромным усилием преодолевая себя же, он остановился и повернулся. Море словно настойчиво подтолкнуло в спину, вновь что-то зашептало, ободряя. Перстень в кулаке потянул вперед. Шум прибоя смешался с шелестом листвы. И поднимая голову, он уже почти знал, что увидит. Вершина холма, ряд статных кленов, несколько могучих дубов, виднеющаяся в просвете между ними приоткрытая белая резная калитка с невысоким, белым же забором, узкая, но утоптанная тропинка к ней. За калиткой дом, окруженный деревьями — красивый двухэтажный особняк. Стены, увитые плющом, белые решетчатые ставни, дверь с цветным окошечком наверху, розовые кусты под окнами. Он двинулся к тропинке, начинавшейся чуть выше по склону. Ноги вязли, были тяжелы и неуклюжи, но он делал шаг за шагом, вырывая ступни из мокрого и холодного песка, а перстень словно помогал, тащил вперед и вверх. Когда он ступил на тропинку, стало легче. Он зашагал быстрее, слыша, как торжествующе рокочет море за спиной. Прошел мимо дуба, ласково мазнувшего по макушке тонкой веткой, мимо большого коричневого камня, с которого порскнула ящерка. Калитка была уже близко. Он остановился, переводя дух, протянул руку, чтобы раскрыть ее пошире, и…

— Утро, Алекс! Подъем! Вставай, Алекс, встава-а-а-ай!

…и рука схватила пустоту вместо причудливо вырезанной деревянной щеколды…

Алекс зажмурился, пытаясь вернуться в сон, но разбудивший его Невилл безжалостно содрал одеяло и воскликнул:

— На Зелья проспишь, а сегодня контрольная!

Алекс разжал левый кулак и почти ожидал увидеть синий блеск волчьих глаз. Ладонь была пуста, но все равно чувствовалось прикосновение гладкого серебряного обода и ребристых линий волчьей морды, острые грани камней как будто впивались в кожу. Он несколько раз сжал и разжал ладонь, чтобы избавиться от этого ощущения.

Невилл снова поторопил, Алекс угукнул и послушно поднялся. Но когда он чистил зубы, плескал в лицо водой и одевался, перед глазами ярко и отчетливо стояла белая калитка, темно-зеленые звездочки плюща, увившего стены, белые ставни, розовые кусты, на которых распускались необычные голубые розы. Он точно знал, что это были розы и именно голубые. И чувство из сна — словно он о чем-то забыл — все не отпускало. Но это же было не так? Этого дома он никогда не видел на самом деле и поэтому не мог его забыть…

Занятия он едва высидел. С огромным трудом сумел сосредоточиться на Зельеварении, потому что контрольная была важной, а неправильно приготовленное зелье грозило не только плохой полугодовой оценкой, но и внеплановым походом в Больничное крыло на радость мадам Помфри. Хорошо, что на этот раз в паре с ним был аккуратный Рейн, а не рассеянный Невилл или невнимательная Лили. Историю магии он откровенно пропустил мимо ушей, погруженный в свои размышления, которым нудный монотонный голос профессора Биннса совсем не мешал. Лишь на Уходе он все же понемногу отвлекся, вместе со всеми кормил забавных жеребят-единорогов, чистил им шерстку, расчесывал гривы и слушал лекцию профессора Хагрида. Но к концу урока к загонам прискакал Уголек, тут же принявшийся играть с молодыми единорогами, а за ним пришел вальяжный книзль, сдружившийся с щенком за лето. Он еще больше раздобрел, шубка к зиме стала гуще и пышнее. Тяжело вспрыгнув на столб изгороди и устроившись там рыжим пушистым шаром, он начал буравить Алекса немигающими зелеными глазищами. Припомнилось, что именно этот книзль был на хогвартской кухне, и в голове вновь закружился беспокойный хоровод мыслей.

После обеда по традиции засев за домашние задания с пуффендуйцами и Дафной, он был, мягко говоря, не собран и, отрабатывая трансфигурационные чары, умудрился превратить подопытного жука не в пуговицу, а в нечто среднее между бабочкой, феей и свистком. Получившееся существо, проворно работая разноцветными крылышками, взмыло под потолок, в руки не давалось, билось в стекла и пронзительно свистело. Манящие чары его не брали, и как девочки ни пытались приманить его при помощи пирожных, оно лишь издевательски посвистывало и, по ощущениям, глумливо хихикало. В конце концов, вызвали профессора Уизли и профессора Хагрида. Преподаватели все-таки сумели поймать фее-жуко-свисток, но расчаровать не смогли. Они унесли его, посадив в клетку и сказав, что передадут магам-специалистам — ликвидаторам заклятий. Профессор Уизли напомнила Алексу, что у него очень сильная палочка, и следует быть осторожным и внимательным при волшебстве до того, как он станет в полной мере искусным и опытным магом.

С облегчением избавившись от вырвавшегося из-под контроля домашнего задания, Алекс кое-как набросал эссе по Истории магии и, вконец изведясь от нетерпения, скомканно извинился перед ребятами и полетел в свою башню, к ждавшим друзьям. Оттуда они направились в библиотеку, взяли для отвода глаз у мадам Филч справочники по Травологии и забились в самый дальний угол, полностью скрытый за полками.

— Я все-таки говорю, что надо показать это папе, — выпалила Лили, едва они устроились за столом.

— Давайте сначала попытаемся разобраться сами, — возразил Рейн, — обратиться к дяде Гарри мы всегда успеем. Держу пари, едва мы покажем этот диктофон, его тут же конфискуют и ничего нам не будут говорить. Мол, подрастете и узнаете. Так и останемся с носом и в неведении.

— А если это Темное колдовство? — упорствовала Лили, — вдруг на нем страшные проклятья?

— С каких это пор зачарование магловской техники стало Темным колдовством? Значит, ты занимаешься им каждый раз, когда смотришь свои любимые шоу? — с ехидцей усмехнулся Рейн и взглянул на Алекса, — ну, так какие у тебя мысли? Я считаю, что хотя на диктофоне разговор Пожирателей Смерти, это не значит, что на нем темномагические чары. Более того — этот разговор был записан кем-то вроде шпиона. Среди Сопротивления во время войны было много волшебников из маглов, и они могли придумать новые заклятья и использовать их вот так. Миссис Вуд, мама Сэма, так же придумывала и создавала самые разные заклинания во время войны, а теперь она — главный специалист Комиссии по экспериментальным чарам.

Алекс уставился на друга во все глаза, пораженный его словами. Такая мысль ему даже в голову не приходила. Абсолютно! Столько всего он передумал, а о том, что это мог быть шпионский предмет, даже не догадался.

— А почему тогда вы используете ненадежные заклятья, которые разработаны американцами, если есть свои и лучше? — спросил он первое пришедшее в голову.

— Потому что тот маг, который придумал эти чары, скорее всего погиб и не успел передать кому-нибудь свое открытие, — вздохнула Лили, — в Министерстве каждый год в октябре проходит День памяти. В Атриуме на стенах горят имена и фамилии всех, кто погиб за годы двух войн. Их много, Алекс. Очень много. А ведь еще есть пропавшие без вести, о которых не известно, живы или нет.

После недолгого молчания Алекс спросил:

— А до этого не находили вот таких зачарованных диктофонов или чего-то вроде?

Лили и Рейн переглянулись и одинаково нахмурились.

— Вроде бы нет, — подумав, ответила Лили, — дедушка до Визенгамота работал в Отделе по борьбе с незаконным использованием магловских изобретений и обязательно знал бы об этом. Он до сих пор страшно любит магловские вещи, и диктофон с разговором волшебников точно не прошел бы мимо его внимания.

— Когда появились американские заклятья, была такая шумиха! «Пророк» два месяца только о них и писал как о сенсации. Так что если бы вдруг появилось нечто подобное, обязательно стало бы известно, — подтвердил Рейн, — поэтому мне и кажется, что это шпионская штучка.

У Алекса эта теория никак не желала укладываться в голову. Это было слишком… киношное, что ли.

— Ой, чуть не забыл! — спохватился он, вытащил из нагрудного кармана безрукавки перстень и продемонстрировал друзьям, — вот, это тоже было с ним там. Домовики сказали, что оно «не пускало» их поближе. Уж не знаю, что это значит. А еще…

Он замялся, не зная, рассказывать ли (вдруг и в магическом мире сны — это всего лишь глупые сны?), но все-таки неловко продолжил:

— Он мне приснился сегодня. Так, ничего особенного, как будто я его опять нашел, потом еще как будто бы тянул куда-то. В общем, ерунда, наверное.

Друзья даже не улыбнулись. Лили с сомнением протянула:

— Ну вообще-то иногда бывают вещие сны, но я не знаю…

Рейн, склонив голову, разглядывал вещицу на его раскрытой ладони, а Лили потянулась к ней, движимая девчоночьим любопытством. Но едва ее пальцы коснулись серебряного кружочка, как она вскрикнула и тут же отдернула руку.

— Ай, жжется!

— Ты чего? Я же его держу и нормально, — удивился Алекс и потрогал перстень другой рукой.

Серебро было не холодным, просто немного нагрелось от его тепла, но уж конечно не обжигало. Лили трясла пальцами, дула на них и недоверчиво смотрела исподлобья.

— Нет, жжется. Не сильно, примерно как крапива. Но все равно неприятно.

— Перстень, который жжет тебя, но не Алекса, — пробормотал Рейн, не сводя взгляда с волчьей головы с синими искрами глаз (показалось или нет, что они сами по себе сверкнули?), — перстень, который «не пускает»… перстень, который снится… волк… волк…

Мальчики одновременно выпрямились и посмотрели друг на друга, озаренные одной и той же догадкой.

— Сейчас принесу, — поднялся Рейн и едва ли не бегом бросился вдоль полок.

— Что? Откуда? — удивилась Лили, — знаешь, Алекс, мне все это еще больше не нравится. Мало этого магловского диктофона, так еще и перстень этот подозрительный.

Рейн вернулся так же стремительно и шлепнул перед ними книгу в бордовом кожаном переплете с золотым тиснением.

— Вот.

— Да что вот-то? — рассердилась Лили, — объясните нормально!

— Прочти название, — посоветовал Рейн, садясь на свой стул и осторожно через справочник отодвигая от себя перстень, который Алекс положил на стол.

— «Самый полный гербовник волшебных родов Британской империи и бла-бла-бла», старина и скукота, — фыркнула Лили, — и что?

Рейн закатил глаза, словно жалуясь высокому библиотечному потолку на незавидное счастье иметь в родственниках такую недогадливую кузину, а Алекс открыл оглавление и быстро пролистал до нужной страницы.

— На гербе рода Малфой изображен бегущий серебряный волк с добычей в зубах, — он раскрыл иллюстрацию и показал девочке, — об этом же говорил Малфуа, все рассказывал, какая это древность, что это означает, и всякое такое. Как я мог забыть?

— «Волк в традиционной европейской геральдике считается символом побежденной алчности, злости и прожорливости. Он называется хищным, по-французски — ravissant, если держит добычу, и разъярённым, по-французски — allumé, если его глаза отличены особой от всего тела краской. В противоположность этого волк также может символизировать преданность семье и семейным ценностям, способность постоять за семью, за свой дом», — наизусть процитировал Рейн, к удивлению Алекса, и ухмыльнулся, — бабушка Аполлин заставляла меня заучивать эту муть еще до Хогвартса.

— То есть это значит… получается, что… — Лили с расширенными глазами смотрела то на одного, то на другого, — это как бы перстень Малфоев?!

У Алекса пересохло во рту, и он откашлялся.

— Похоже на то.

— Это и есть он, — уверенно кивнул Рейн, — и это не простая безделушка, он признает только Малфоев, как мы поняли из твоего опыта, зачарован какими-то родовыми чарами, которые отталкивают чужие взгляды или загребущие руки.

Алекс перелистнул страницу, быстро пробегая взглядом по строчкам.

— Тут говорится, что перстни Малфоев старинной гоблинской работы были отлиты в виде волчьих голов, поскольку на родовом гербе волк, и что больше ни у одной волшебной семьи такого нет. Их вообще два, у одного в глаза вставлены сапфиры, у другого — изумруды. Жаль, рисунков или фото нет. И они и вправду зачарованы на то, чтобы не попадать в чужие руки. Все сходится.

— Мерлин и Моргана, если это так, то что он делал в Хогвартсе? Вы понимаете, что это все вообще чудно и необъяснимо?!

Перстень матово поблескивал серебром, темно-синие драгоценные камни в свете ламп казались почти черными, волчья морда чудилась не хищной, а просто оскалившейся в звериной улыбке (а волки вообще улыбаются?). История и тайна лежала на его ладони. Ведь кто-то же носил этот перстень. И где-то был (уцелел ли?) его близнец с изумрудами. Тепло чьих рук они хранили? Мамы или папы? Бабушки или дедушки? Фамильные перстни Малфоев, герб Малфоев, замки Малфоев… Малфой-Менор, ставший прибежищем темного мага и поплатившийся за это гибелью своих хозяев. Побывать бы там…

Алекс сглотнул комок в горле, отодвинул «Гербовник», водрузил перстень на него и запустил пальцы в волосы, ощущая настойчивое желание побиться лбом об стол, как иногда демонстративно делала Лили.

— Ну вот, с этим разобрались. Но теперь я не могу увязать одно с другим, — задумчиво рассуждал Рейн, — понимаете, вот вообще никак! Родовой перстень Малфоев и диктофон, и все это в Хогвартсе. Малфои и магловские изобретения? Нет, это абсурд. Шпионская теория тут совсем не к месту.

Алекс мысленно согласился. Рейн почти слово в слово повторял его размышления.

— И все это принес свободный эльф-домовик, — напомнил он.

— Вот Мерлиновы подтяжки, это еще больше все запутывает!

— А если… если нет никакой тайны? — Лили рассеянно потянула нижнюю губу, — что, если этот домовик просто нашел все эти предметы или даже украл? Оставил на хогвартской кухне, решив, что вернется потом, но так и не вернулся. Домовикам очень трудно выжить без дома, без работы, без их общины. Добби и Винки ведь свободные, но так и не захотели жить сами по себе, вот папа и оставил их у нас с условием, что обязательно будет платить им зарплату.

— А может этот домовик и был шпионом? — предположил Алекс, — Добби был, верно?

— Ну да, он работал у Паркинсонов и передавал всякие мелкие сведения. Но его через год едва не разоблачили, и папа решил, что с него хватит.

— Вот и этот домовик тоже работал на Сопротивление. А если у него был перстень Малфоев… то значит, это был домовик Малфоев.

— Свободный домовик Малфоев, шпионящий на Сопротивление? — скептически поднял бровь Рейн, — извини, но это невозможно по определению. Если это был домовик Малфоев, то перстень у него мог оказаться только по одной причине — его вручил сам хозяин с какой-то целью. Но никто из Малфоев никак не мог освободить домовика и отдать ему такую ценную вещь.

— Добби же освободился.

— Ты сама знаешь, что дядя Гарри сделал очень хитрый ход.

— Добби был домовиком Малфоев? — изумился Алекс.

— Да. Но аристократические семьи больше ни одного домовика не освобождали.

«Моя мама… мама могла бы, наверное, пожалеть домовика. Профессор Хагрид говорил, что у нее было доброе сердце, — внезапно подумал Алекс и эта мысль странно согрела и осветила его, — только вот зачем ей отдавать ему этот чертов перстень? Какой в этом смысл?»

Ребята замолчали. За высоким окном уже давно сгустились зимние сумерки, опять шел снег. Алекс смотрел на мохнатые снежинки, любопытно льнущие к стеклам, и на душе было темно и тоскливо. Он еще раз вздохнул, решительно спрятал перстень обратно в карман и подхватил книги.

— Ладно, над этим надо еще подумать. А сейчас уже пора на ужин.

Лили покачала головой.

— И чего думать? Папа бы во всем сразу разобрался.

— Что за привычка все рассказывать родителям? — поморщился поднявшийся Рейн, и Лили тут же вспыхнула и принялась горячиться. Кузен только с сарказмом фыркал на каждое ее слово.

Под легкую перебранку они выползли из библиотеки, сдали книги, выдержав церберски подозрительные взгляды мадам Филч, и направились на ужин. Почти у входа в Большой Зал их догнала группка шумных первокурсников, слизеринцев и пуффендуйцев, от которых отделилась Кассандра Робардс и улыбнулась, заиграв ямочками на щеках.

— Привет, Алекс! Как дела?

— Х-хорошо, привет, а у тебя? Идете на ужин? — у Алекса запылали кончики ушей.

Ну вот, опять он сморозил глупость! Куда еще они могут идти, если сейчас как раз время ужина, и в широко раскрытых дверях видны накрытые столы? Почему почти каждый раз, когда эта девочка заговаривает с ним, он ведет себя по меньшей мере неадекватно?

— Да, конечно. Обязательно попробуй сегодня пирог с почками, он будет очень вкусным.

Кассандра тряхнула головой, чтобы откинуть назад густые локоны, прошла немного вперед, неожиданно остановилась и обернулась. Алекс едва не натолкнулся на нее, чуть не наступил на ногу, взмахнул руками, нечаянно ударил по плечу и безудержно покраснел и ушами, и щеками. Ну вот, теперь она подумает, что он еще и неуклюжий, как Невилл!

Но девочка ничем не выказала своего недовольства или удивления. Она просто, не отрываясь, смотрела глаза в глаза, а потом медленно и негромко, каким-то особенным, шелестящим голосом сказала:

— У тебя очень красивый дом. На берегу моря. Его окружают яблони, а под окнами цветут голубые розы.

— Э-э-э, что?

— Я Вижу дом. Белую калитку. Яблони. Голубые розы.

— У меня нет никакого дома, ты ошибаешься, — ошеломленно прошептал Алекс севшим голосом. Он не мог поверить своим ушам — она говорила о его сегодняшнем сне! Что это значило? Что за необычное совпадение? Или в волшебном мире так часто бывает?

С двух сторон их огибали спешащие и ворчащие школьники, но девочка словно не замечала толкотни.

— Я Вижу, — повторила она, — он есть.

— А что еще?

— Больше ничего, — слизеринка виновато опустила взгляд, — мне еще многому надо учиться, чтобы правильно и точно Видеть.

Она снова улыбнулась и коснулась его руки, удерживавшей на плече лямку рюкзака. Алекс тут же весь покрылся мурашками.

— Просто когда ты вышел из коридора, у меня перед глазами встал этот дом. Он на самом деле где-то есть, правда. Но где, я не знаю. Извини, если напугала. Дедушка говорит, что мне следует держать себя в руках и не рассказывать сразу же, что я Увидела.

— Ты и вправду видишь будущее каждого человека? — поразился Алекс, даже забыв о том, что ему полагается заикаться, краснеть и спотыкаться.

— Нет, совсем не каждого. Вот так, вдруг и резко яркую картинку — очень редко у кого. И при этом, кроме этой картинки — ничего. Словно в волшебном фонаре, когда из него вытащили свечу.

Разговаривая, они прошли в Зал.

— Наверное, это тяжело, да? Видеть будущее, я имею в виду.

— Скорее интересно, да и я уже привыкла, — девочка пожала плечами и остановилась у слизеринского стола, — тебя зовут друзья.

Он повернул голову. Лили, привстав со скамьи, так рьяно размахивала руками, что сбила черный колпак с пробиравшегося мимо шестикурсника.

— Да, надо идти. Пока, удачи на контрольных!

— Тебе тоже, — искренне пожелала Кассандра, и на ее щеках опять появились милые ямочки.

Она прошла на свободное место, Алекс поплелся к своему столу, изо всех сдерживаясь, чтобы не оглянуться. Лили недовольно поджала губы:

— Опять Робардс! Этих слизеринцев к тебе Манящими чарами тянет, что ли?

— Отстань от него, тебе-то что? Сама ведь вечно пропадаешь со своими когтевранцами, — недовольно выговорил ей Рейн.

Алекс поглощал румяный, сочный, безумно вкусный пирог с почками и думал о том, что к загадке диктофона и перстня прибавился еще и дом, увиденный им во сне и Кассандрой в видении (или как там это называется?), что от всего этого уже пухнет голова, и что Кассандра всегда ходит с распущенными волосами, а если заплетет их в косы, то наверняка они будут толще и длиннее кос Лили.


* * *


Контрольные по всем предметам благополучно сдавались — почти все на «Превосходно» у Рейна и Алекса, «Выше ожидаемого» или «Удовлетворительно» у Лили. Прошли четвертьфинальные матчи по квиддичу, косвенно бывшие причиной невнимательности или сонливости Лили на уроках, что в итоге влияло на оценки. Алекс с друзьями частенько прослушивал диктофон, вертел в руках перстень, стараясь проникнуть в их тайну, но безрезультатно. Они много спорили, рылись в библиотеке, беря самые разные книги, выдвигали самые разные теории, вплоть до совсем уж фантастических, но внятного объяснения так и не было.

Перстень больше в странных снах не являлся и вел себя тихо и мирно, как полагается каждому уважающему себя ювелирному изделию. Да и вообще никаких особых снов не снилось. Алекс попытался проштудировать всякие «Наилучшие и самые подробные Сонники», «Рекомендованные толкования и разъяснения снов от мадам Траум фон Рив», «Символы сновидений в аспекте психоэнергетики лунных затмений и Венеры в третьем доме», но только лишь запутался. Волшебники от снов не отмахивались, как обычные люди, но разобраться, что именно мог бы значить его сон, было делом почти невозможным.

Кассандра Робардс больше не удивляла видениями, полностью занятая своими первыми полугодовыми контрольными. Алекс исподтишка наблюдал за ней и иногда даже решался сказать «привет» первым. Слизеринка всегда радостно улыбалась в ответ, и от ямочек на щеках и лучистых глаз у Алекса немедленно терялись остатки храбрости, он напускал на себя чрезвычайно занятой вид и трусливо нырял куда-нибудь за угол.

Наконец наступило утро Сочельника, все чемоданы и сумки были упакованы. Как обычно, Рей, Лили и Алекс явились в кабинет профессора Люпин и через камин переправились в дом Поттеров, где тут же попали в объятья миссис Поттер и были контужены диким приветственным воплем близнецов, видимо, специально тренировавших для этого глотки. Насладившись фурором и получив нагоняй от матери, мальчишки удрали со шкодливыми ухмылками. Рейна сразу же забрала его мама. Опекуна Алекса не было дома.

— Выездное совещание, но к обеду он должен вернуться, — строго сказала миссис Поттер, заметив, как омрачилось лицо Лили, — так, мисс Поттер, не отходя далеко от темы — будьте добры, свиток с оценками. Только не говори, что он улетел дальше по Каминной Сети, потому что совершенно случайно выпал из твоей сумки.

— Почему только мой? Так нечестно! — возопила Лили, — а Алекса?

— Алекс не пытался при помощи дяди Фреда подделать свои оценки в прошлом году. К тому же его результаты за первый курс были превосходными. В отличие от тебя.

Лили насупилась, завздыхала, принялась копаться в сумке и через несколько минут почти археологических изысканий, честно глядя невинными синими глазами, развела руками:

— Кажется, он остался в Хогвартсе, мамочка. Точно помню, что положила его в свой шкафчик с книгами. Даю слово, после каникул сразу же отправлю с Хедвигой.

— Хорошо. Но если вечером после первого дня занятий я не получу свиток, мы с папой серьезно подумаем о том, чтобы кое-что, присмотренное тобой этим летом, осталось в магазине еще на год.

— Но вы же обещали! — простонала Лили, — обещали, что на мой тринадцатый день рождения подарите метлу! Я не смогу без своей метлы пробоваться в следующем году в факультетскую команду!

— Значит, это повод взяться за ум и перестать щеголять оценками «Отвратительно».

Лили надулась и пробурчала:

— Совершенно невозможно нормально учиться, если половина профессоров помнят тебя еще в пеленках, а твой папа — тот-самый-Гарри-Поттер.

Миссис Поттер безнадежно покачала головой и улыбнулась Алексу.

— Как же хорошо, что ты не берешь пример с этой шалопутки с одним только квиддичем в голове. Профессор Уизли писала о твоих успехах в трансфигурации. Умница! Мы очень гордимся тобой!

Алекс невольно покраснел от удовольствия. Было жутко приятно, что кто-то гордится и радуется его успехам.

Чуть более суровым тоном миссис Поттер продолжила:

— А вот мадам Помфри написала, что ты частенько опаздывал на сеансы лечебных чар и один раз пропустил прием зелий. Так не годится, Алекс. Надеюсь, ты помнишь о нашем уговоре?

Алекс уныло кивнул. Пропустил, да. Это было в начале декабря, перед тем, как выпал снег. Был завершающий сезон матч между Гриффиндором и Слизерином с одной стороны и Когтевраном и Пуффендуем с другой. Игра была шикарной, было много красивых моментов не хуже, чем в профессиональном футболе. Пришел даже поболеть профессор Хагрид с Угольком и Снежинкой. Когда совсем стемнело, он установил огромные негаснущие факелы по четырем углам поля, стало светло, как днем. Они завершили матч дружеской ничьей почти в полночь и потом дружно убегали от завхоза Филча, пробираясь в свои спальни. Кто-то попался и заработал взыскание, но большинство сумело улизнуть.

Сердитое настроение миссис Поттер никогда не было долгим, она смягчилась и велела:

— Ну, идите. Сегодня на десерт к обеду любимый яблочный пирог Алекса и ежевичные кексы с кремом, которые обожает Лили. Кстати, Лили, в твоей комнате ждет специальный набор карточек всех квиддичных команд Австралийской и Европейской Лиг с автографами капитанов, хоть ты его совсем не заслуживаешь.

— Спасибо, мамуля! Ты же знаешь, что я тебя уж-ж-жасно люблю? — Лили благодарно потерлась щекой о щеку матери, тут же забыв об оценках и грозящих карах.

— Слушай, а почему мы на зимние каникулы не приезжаем на Хогвартс-Экспрессе? — пропыхтел Алекс, волоча набитый, по всей видимости, хогвартскими булыжниками чемодан Лили и свой рюкзак по лестнице на третий этаж. Ему изо всех своих крошечных сил помогала маленькая Полина. Сама же Лили брела позади, опять копошась в своей какой-то бездонной сумочке и что-то бормоча под нос.

— Я же взяла его… или нет? Вот пикси драные, Аида должна была мне напомнить! А? Что?

— Почему мы переместились через камин, а не поехали на Хогвартс-Экспрессе? Фух… ой, Лин, осторожнее, очень тяжелая, — Алекс с усилием подтащил чемодан к дверям комнаты.

— А, это из-за папы. Зимой в конце года у них с дядей Роном вечно какие-то срочные отчеты и важные совещания, некогда ездить на вокзал для встречи. Вот он и просит тетю Нимфадору, чтобы она отправляла нас через камин. Спасибо, Алекс, дальше я сама. Нет, Лин, тебе нельзя в мою комнату! Секрет!

Дверь перед их носами захлопнулась. Алекс и малышка переглянулись и засмеялись. Ему опять стало удивительно хорошо на сердце, как всегда бывало в доме Поттеров. За щекой была абрикосовая карамелька, которой угостила Лин; впереди были Рождество и каникулы, и даже неразгаданная и тревожащая тайна, которую он привез из Хогвартса, стала казаться не такой уж мрачной и неразрешимой.


* * *


Нынешнее Рождество получилось моносемейным (были только многочисленные Уизли, как знакомые Алексу, так и еще незнакомые) и куда шумнее, чем в прошлом году. Конечно же, были мистер Фред Уизли и мистер Перси Уизли с семьями. Но еще из Австралии приехал мистер Джордж Уизли, очень худой, молчаливый, угрюмый. Все его лицо пересекал шрам, стянувший кожу, короткие рыжие волосы были побиты сединой, и он заметно прихрамывал на левую ногу. Если бы Алекс не знал, что они с мистером Фредом близнецы, ни за что не догадался бы. Приехал из Китая мистер Билл Уизли, солидный на вид джентльмен, но с серебряной серьгой в ухе и длинными волосами, забранными в хвост. Его жена Флер была удивительно похожа на свою младшую сестру и в то же время совсем другая. «Я же говорила!» — многозначительно прошептала Лили, заметив его взгляд. Он смутился, стушевался и избегал смотреть в сторону красавицы. Их сын, Артур Уизли младший, щеголял новенькой аврорской курткой из драконьей кожи, отрастил рыжую щетину, сделал татуировку в виде феникса на все плечо и по-прежнему снисходительно относился к кузенам, называя всех без разбору малышами. Из Румынии прибыл еще один брат миссис Поттер — мистер Чарли Уизли с семьей. Трое его детей — Доминик и Фабиан, учившиеся на четвертом и первом курсах в школе магии и волшебства Шармбатон, и ровесница близнецов Илеана, были легкими в общении, громкоголосыми, энергичными и готовыми на какие угодно проказы, лишь бы было весело до упада. Джеймс и Сириус были в восторге от кузенов и истратили годовой запас штучек из магазина приколов своего дяди. Впрочем, кузены от них не отставали, с энтузиазмом продемонстрировав, что и в Европе знают толк в Навозных бомбах, Кусачих кружках, Превращательных помадках и Великолепных взрывчатках. Общей атмосферой прониклись даже тихие и не очень шаловливые Молли и Лин, с визгом и смехом носясь по коридорам и комнатам.

В доме Поттеров собрался весь огромный клан Уизли, но, как выяснилось, собираться должны были вообще-то у дедушки с бабушкой. Однако престарелый упырь, обитавший в их доме, внес коррективы в планы — устроил пожар на своем чердаке, и огонь успел побуйствовать. В итоге, крыша стала напоминать решето, а по дому загулял сквозняк. Кроме того, сам мистер Уизли нечаянно повредил свою волшебную палочку и, не заметив этого, каким-то образом ухитрился зачаровать лестницу так, что она стала совершенно неуправляемой и приводила куда угодно, но только не на верхние этажи. Пару раз миссис Уизли угодила в курятник, еще несколько — в погреб и кладовку, а однажды и вовсе без всякой трансгрессии вышла из чулана дядюшки Барни, проживавшего в нескольких сотнях миль от «Норы» в Корнуолле. И все это накануне Рождества! Так что общее торжество решили провести у Поттеров.

Бабушка и дедушка были абсолютно счастливы, многочисленные Уизли веселы и довольны, но к четвертому дню у миссис Поттер заметно дергался глаз, мистер Поттер сбегал на работу с подозрительно радостным лицом, а домовики выглядели такими измочаленными, словно их пропустили через стиральную и сушильную машинки.

В многолюдье, криках, хохоте и беготне про Алекса иногда забывали, но он был этому только рад. Забивался в более-менее спокойный уголок и пытался хоть немного побыть в благодатном одиночестве. Однако, эти минуты отдыха были недолгими, Лили или Рейн тут же выволакивали его, тащили в компанию, и он вновь окунался в круговорот бесконечных подколок и шуток, строительства снежных крепостей и снежных боев, квиддича и состязаний по плюй-камням, смеха и беззаботной суматохи.

Гости разъехались только после не менее развеселого и громкого празднования Нового года, в доме наконец наступила долгожданная тишина. Даже близнецы, кажется, подустали от недельных шалостей двадцать четыре часа в сутки и немного угомонились, довольствуясь ленивыми словесными шуточками. Про взрослых и говорить нечего. У миссис Поттер наконец перестал дергаться глаз и, чувствовалось, что хотя она очень любит своих родных, но подобные затянувшиеся празднества ее все-таки изрядно вымотали. Тем не менее, она не забывала каждый вечер поить Алекса опостылевшими зельями, а каждое утро доставлять в «Мунго» на сеансы надоевших лечебных чар. Мистер Поттер, получив обратно во владение свой кабинет, оккупированный старшими Уизли, блаженствовал там вечерами с книгой и кофе с совершенно умиротворенным видом. А Добби и Винки три дня вообще не показывались. Оказалось, им силком дали выходные и велели отдохнуть как следует.

За эти дни у Алекса вообще не было свободной минутки, чтобы подумать о диктофоне и перстне, однако, когда стало тихо и покойно, мысли снова полезли в голову. В начале второй недели каникул, когда все вроде пришли в себя, по Каминной Сети явился очень таинственный Рейн, и друзья собрались в комнате Алекса, на всякий случай зачаровав дверь от вездесущих ушей Джима и Руса. Можно было бы для надежности выйти наружу, но стояли жуткие холода.

— Знаете, что я узнал, пока вы тут спали и объедались ежевичными кексами и яблочными пирогами? — Рейн обвел друзей торжествующим взглядом.

Алекс и Лили выразили горячее желание приобщиться к знаниям.

— Я все-таки расспросил дедушку Артура, и он вспомнил вот что. После окончания войны в домах Пожирателей Смерти проводились обыски. Находили всякие ужасные зачарованные предметы, заряженные проклятьями амулеты и все такое. Но в доме Антонина Долохова нашли что-то совершенно иное. Те, кто нашел, не успели даже понять в чем дело. Предмет почти сразу взорвался в руках инспектора Визенгамота и выбил ему глаз, представляете? Тогда, конечно, подумали, что на нем какое-нибудь темномагическое заклятье. Но дедушка говорит, что среди проводивших обыск был маглорожденный волшебник. Этот волшебник находился не так далеко от пострадавшего инспектора, и он утверждал, что это была магловская видеокамера! Но больше никаких доказательств не было, инспектор в отчете написал, что это была табакерка, которая сверкнула и взорвалась.

— Значит, все-таки такие вещи находили! — взволнованно воскликнул Алекс.

Рейн кивнул и продолжил:

— Естественно, тому волшебнику не поверили, тем более, что от этой предполагаемой видеокамеры или табакерки не сталось ничего, кроме пыли. Но в своем отчете он все-таки написал о том, что это могло быть. Дедушку и заинтересовал этот отчет, он потом встретился с тем волшебником и поговорил. Тот придерживался своего мнения. Сказал, что успел заметить, как табакерка превратилась в видеокамеру перед тем, как взорваться. Но его отчет не пустили в ход, все замялось и забылось.

Лили вертела в руках какой-то цветной шар и сосредоточенно хмурилась.

— Значит, что мы имеем? Два магловских предмета из тех, что невозможно зачаровать, но тем не менее зачарованных. Один из этих предметов был в доме Пожирателя Смерти, другой — в Хогвартсе, но он туда принесен, и судя по записанному разговору, находился тоже у Пожирателя Смерти…

— Но вряд ли Пожиратели Смерти решили сами записывать себя, — подхватил Алекс ее рассуждения, — может быть, Рейн прав? Но тогда почему перстень? Может быть, и ты права, и его вправду просто украли, и он не имеет отношения к диктофону?

— Зачарованный от чужих родовой перстень? — поднял брови Рейн, — не думаю. И мы не знаем, что случится с вором. Наверняка, очень много неприятных вещей, не просто ожог. Тот, кто его крал, не мог не знать о последствиях.

— И еще свободный домовик, который принес все это, что тоже очень странно, — напомнил Алекс и потер лоб. Понятнее не становилось, тайна продолжала мучить и ускользать от раскрытия. И это он еще про сон не вспоминает, в котором перстень тянул его к какому-то дому.

— Перстень, домовик, диктофон. Домовик, диктофон, перстень, одно и то же снова и снова. Надоело! — Лили энергично прошлась туда-сюда, топнула ногой и обвела друзей взглядом, — вы понимаете, что мы ходим по кругу? Топчемся в тупике? Мы болтаем уже месяц впустую и выдвигаем какие-то теории, но так и не сдвинулись с места.

Рейн промолчал, Алекс вздохнул.

Он понимал, что им не хватает информации, и они перебрали все возможные варианты. Наверное, все-таки надо обращаться к мистеру Поттеру. Показать диктофон, кольцо, все рассказать. Ему казалось, что опекун поймет, не будет отмахиваться. Взрослые имели привычку все переворачивать верх дном и, не разобравшись, запрещать и наказывать. По крайней мере, Бигсли и профессор Люпин были удивительно похожи в этом плане. Опекун был другой, и Алекс изо всех сил надеялся на… что? Просто надеялся.

Да, разговор надвигался, как айсберг, это следовало признать. И разговор предстоял тяжелый. Ведь он еще ни единым словом не обмолвился ни опекуну, ни друзьям о том, что наговаривал ему Малфуа — о причастности мистера Поттера к гибели его семьи. Тогда летом в больнице он просто не чувствовал в себе решимости и силы начать этот ужасный разговор и задать прямой вопрос. А сейчас все стало совсем запутанным, кривым и непонятным. Слова Малфуа до сих пор змеиным шипом стояли в ушах, и помнилось то мерзкое затхлое чувство сомнений и неуверенности.

Лили словно подслушала его мысли:

— Надо показать диктофон папе и точка. Я не хочу больше это мусолить.

Рейн скривился, но промолчал, а она настойчиво продолжала:

— И еще тебе, Алекс, надо расспросить про своих родителей. Я тебе уже давно говорила. Почему ты не спросишь о них или, по крайней мере, о своей маме тех, кто знал ее лучше всех? Да-да, я говорю о папе и дяде Роне. Они ведь были друзьями. Нам они запретили расспрашивать, но тебе вряд ли откажут, Сколько можно ходить вокруг да около?

— А что он мне скажет? — устало спросил Алекс, прислоняясь спиной и затылком к стене, — вы не знаете еще кое-чего.

И он рассказал друзьям о том, как Малфуа пытался убедить в том, что его родителей убил мистер Поттер. Лили пришла в ужас.

— Нет! Конечно же, нет! — закричала она, сжимая кулачки, — я на двести, на тысячу процентов уверена в том, что папа не убивал твоих родителей! Это просто невозможно! Этот урод все врет!

Рейн сдвинул брови.

— В книгах говорится, что дядя Гарри и папа убили Волдеморта, но не твоих родителей.

— Я знаю, я тоже не верю, что... Но во всех книгах написано, что моя семья погибла во время битвы, но как именно — нигде нет ничего, — тяжело выдавил из себя Алекс. Внутри горячим черным облаком колыхалась боль, которая терзала его весь прошлый год и толкала на поиски.

— Я так запутался, узнал так много и так мало. А то, что Малфуа наболтал, запутало все больше. И в газетах, книгах две крайности — либо все плохо, и мои родители убийцы и предатели, омерзительнее которых на свете нет людей. Или сладкие дифирамбы и доскональное обсуждение наряда миссис Малфой на таком-то благотворительном обеде или званом вечере у тех-то, — Алекс болезненно поморщился, — знаете, все, что я узнал — похоже на это.

Он взял со стола разноцветный шар, который туда поставила Лили. Вернее, это был причудливый многоугольник с разноцветными гранями, сделанный как будто из стекла.

— Смотрите, когда смотришь вот так, то видишь только одну грань, например, только лиловый цвет, или только одну букву. Но если покрутить шар, то видно, что у него много сторон, много цветов, много букв, он выпуклый, холодный, гладкий, с острыми углами. Ого, у него на этой стороне еще и чье-то фото? Похоже на Сэма. Или на Гая?

Рейн хитро усмехнулся, а Лили, заметно порозовев, быстро вырвала безделушку у него из рук и снова поставила на стол, закрыв стопкой книг.

— Люди — не шары.

— Да, конечно. Я просто хотел объяснить, почему то, что я узнал о своих родителях, никак не желает укладываться в голове. Потому что я вижу их только с двух сторон, понимаешь? Для меня они как будто не люди, а картины, даже не волшебные, а обычные неподвижные и… — Алекс запнулся, — неживые.

— Но, Алекс, — Лили заглянула ему в глаза и быстро отвела взгляд, — знаю, мы много говорили об этом, но я так до конца и не поняла. Объясни, зачем тебе нужно обязательно что-то о них разузнать? Ты хочешь оправдать их? Извини, но они… умерли. Им все равно. А на тех, кто считает, что и ты в чем-то виноват, раз они виноваты, наплюй с Астрономической башни.

— Я не могу, не хочу верить, что все, что говорят о них — правда! — Алекс наконец выговорил то, что мучило его, — вы не поймете, твой отец, Лили, и твой, Рейн, — герои, их никогда не обвиняли в том, в чем обвиняют моих родителей!

— Ну и что? — Лили порывисто всплеснула руками, — это совсем ничего не значит!

— Ты не встала бы на защиту, если сказали, что он убивал людей? Ты бы просто сказала: «Какой ужас! Я не желаю его знать! Я не хочу иметь с ним ничего общего!» и все?

— Они убивали, Алекс. Они ведь были аврорами и были на самой настоящей войне. И они уничтожили Волдеморта, то есть убили его, — тихо сказал Рейн.

Алекс передернул плечами.

— Наверное… наверное, я очень хочу узнать правду и в то же время боюсь, — наконец негромко ответил он, — боюсь того, что они скажут. Ты же помнишь про профессора Люпин, разве это не правда?

— Правда. Но у этой правды может быть другая сторона, о которой мы ничего не знаем, и ее просто нужно увидеть, — задумчиво произнесла Лили, — так всегда говорит папа.

Рейн покосился на нее и добавил:

— Кроме дяди Гарри и папы есть тетя Джинни, профессор Хагрид, бабушка с дедушкой в конце концов. Мы перерыли библиотеку, перечитали и просмотрели все, что можно. В этом вопросе я согласен с Лили — тебе нужно поговорить с дядей Гарри и папой.

— Профессор Хагрид ничего не сказал, я уже спрашивал. И еще…, — Алекс замешкался, словно перед прыжком с обрыва в глубокую воду, чтобы рассказать о своем самом затаенном, несознаваемом почти до последнего желании — побывать в замке Малфой-Менор. Это желание серебристой рыбиной плавало глубоко в его душе. Оно тайком прокралось, наверное, с зимы, когда он читал о Последней Битве, разглядывал колдо-фотографии в книгах и раз за разом натыкался на острые шпили и полуразрушенные стены мрачного темно-серого замка под серым небом на серой земле. Оно росло понемногу прошлым летом, бессонными ночами и звездными рассветами под пение дрозда и шепот утреннего дождя. Оно становилось больше, когда в уши вливался сладкий яд Малфуа, и Малфои смотрели на него со страниц старого фотоальбома. И оно заняло внутри особое место, когда в библиотеке чувствовалась на ладони тяжесть серебра и сапфиров, и он зачитывал из «Гербовника» о фамильных перстнях Малфоев. Тогда все вдруг связалось в одно и оформилось в понимание — он хочет попасть в Малфой-Менор.

— Я хочу побывать в Малфой-Меноре.

Лили вскинула на него резкий взгляд, Рейн выронил волшебную палочку, которую рассеянно вертел в руках. Он ожидал этого — изумленных круглых глаз, оханий и аханий, вскриков и животрепещущего вопроса: «Зачем?», но вместо этого подруга быстро оправилась от неожиданности, а потом согласно кивнула, словно и ей в голову пришло то же самое. Рейн же подобрал палочку и довольно сказал:

— Дельная мысль. Мы с тобой.

Алексу самому впору было хлопать глазами и удивляться.

— Но для этого опять-таки надо обратиться к папе, — торжествующе прищурилась Лили, — мы сами туда никак не попадем.

Рейн состроил гримасу, видимо, означающую согласие, но не преминул вставить слово:

— Нужно сказать что-то очень веское, чтобы дядя Гарри согласился взять нас в Малфой-Менор.

— Мы вместе обязательно что-нибудь придумаем. Втроем у нас получается лучше, — решительно сказала Лили.

В ее звонком голосе было столько убежденности и силы, что он стал каким-то осязаемым и плотным, слова словно защекотали кожу, проникая внутрь. Алекс улыбнулся ей, неуверенно, но благодарно, и бросил забытую безделушку.

— Держи. Кстати, что это такое?

Рейн захохотал, Лили уже не порозовела, а густо покраснела и поспешно запихнула шар в растянутый карман толстовки.

— Ничего особенного, всего лишь шар-гадалка. Это вообще не мое, а Аиды. Кстати, — девочка обвела друзей загоревшимся взглядом, — а что, если нам пойти к папе прямо сейчас?

Мальчики переглянулись.

— Он сегодня работает дома, и настроение у него хорошее. Правда, Алекс, чего тянуть? Скоро закончатся каникулы, мы опять уедем в Хогвартс, и еще на полгода все застопорится.

Рейн переводил взгляд с кузины на друга. Алекс, немного подумав, решительно встряхнул головой.

— Идем.


* * *


Отец Лили сидел в кабинете за столом, заваленным свитками и выглядел ужасно занятым. Его сова Хедвига по-королевски восседала сзади на высокой спинке кресла и укоризненно взирала на него янтарными глазами.

— Сейчас-сейчас, не торопи. Знаю, что Корвус ждет моего ответа по этому чертовому руднику, — пробормотал мистер Поттер, так стремительно расписываясь на каком-то документе, что чернила брызгали во все стороны.

Услышав скрип двери, он поднял взгляд и нахмурился.

— Что? Только не говорите, что чертенята опять что-то взорвали! Я только начал наслаждаться уютными тихими вечерами, не омраченными шутихами, фейерверками и Навозными бомбами.

— Нет, папуль, все тихо. Джим и Рус увлеклись драконьими поединками и тренируют своих драконов, так что можешь пока не волноваться, — хихикнула Лили, проходя в кабинет и запрыгивая с ногами в свое любимое кресло.

— Драконов? Драконов?! — брови мистера Поттера полезли на лоб, в глазах заметалась паника, — какие еще драконы в доме?!

— Пап, ну игрушечные драконы, один из рождественских подарков дяди Чарли. Понимаешь, просто коробка с ними завалилась за другие, Джим с Русом ее не заметили, была же куча подарков. Они откопали ее только позавчера и пришли в дикий восторг, — поспешила разъяснить девочка, — дракончики маленькие, как котята, умеют летать и огнем не плюются. Ну почти. Немножечко.

— Значит, летом у нас опять будет ремонт, — обреченно подытожил мистер Поттер, — пошлю счет за него Чарли. Спасибо, удружил.

— Дядя Гарри, у нас к вам есть одно дело. Мы хотели кое-что показать, — решительно вступил в разговор Рейн и толкнул Алекса в бок — мол, давай начинай.

Алекс прикусил губу, шагнул вперед и выложил на стол, прямо на какой-то свиток, диктофон и кольцо.

— Вот это, сэр.

Мистер Поттер взял серебристый прямоугольник, повертел в руках, осмотрел со всех сторон.

— Ну и? Обычное магловское приспособление для записи и обработки разговора.

— Только разговаривают, кажется, совсем не маглы.

Алекс включил запись.

— Откуда вы это взяли? — вмиг подобравшись, резким голосом спросил опекун.

— На хогвартской кухне, сэр. И там же был этот перстень.

— И на этой штуке было заклятье, — добавила Лили, — он сперва был каминной безделушкой, а потом, когда Алекс дотронулся до него, стал диктофоном. А домовики ничего не смогли объяснить.

Алекс рассказал все без утайки — и об обстоятельствах находки, и о книзле, и о словах домовиков о перстне, и об их догадках, что это перстень Малфоев. Друзья изредка кивали в знак поддержки. Только когда он закончил, Рейн спросил:

— Здесь записан разговор двух Пожирателей Смерти, верно, дядя Гарри?

Опекун откинулся на спинку своего кресла.

— Полагаю, что да.

Он снова включил запись, а потом прогнал ее еще раз и еще. И с каждым разом, когда звучали голоса людей, пошедших когда-то за черным магом, в комнате как будто сгущались сумерки, становилось все холоднее, несмотря на солнечный день и жарко горящий камин. Алекс поежился и подумал, что это он нагнетает сам себе, ведь раньше этого не было, он не раз включал диктофон и уже помнил разговор наизусть.

— Без сомнения, это Пожиратели Смерти, — опекун положил диктофон на стол перед собой и сцепил руки в замок, — и это невероятная находка. Этим чарам больше двенадцати лет, но они все еще действуют! Кто их наложил? Как такое могло попасть в Хогвартс? И как это работало в Хогвартсе, где перестают работать даже простейшие электронные часы?

— Дядя Гарри, мы прочитали в библиотеке все, что касалось зачарования магловских предметов, но не нашли ничего похожего, — вздохнул Рейн, — а это может быть какой-нибудь секретной шпионской штукой?

— Честно говоря, не могу сказать определенно, — мистер Поттер не отрывал взгляда от диктофона.

— А еще кольцо, — напомнила Лили, — оно, кстати, жжется, но Алекс берет его в руки и ничего.

— И свободный домовик, — добавил Алекс. Почему-то про домовика все забывали, удивлялись только зачарованию диктофона. А ему казалось, что все это связано самым тесным образом.

Опекун погрузился в глубокие размышления, глаза его за стеклами очков становилось все строже и как будто темнели.

— Думаю, диктофон надо самым тщательным образом исследовать, — сказал он наконец, — у нас было одно дело, в котором также фигурировала зачарованная магловская техника. Странное дело, в котором многое до сих пор непонятно.

— Табакерка, которая видеокамера, которая взорвалась?

— И до этого докопались? Ах да, мистер Уизли был в курсе. Ведь это его вы допросили?

Рейн молча и без всякого раскаяния покивал.

— Хорошо. Диктофон я, так сказать, экспроприирую, — мистер Поттер засунул диктофон в появившийся из его волшебной палочки бумажный пакетик и аккуратно положил в карман рабочей министерской мантии, висевшей тут же на спинке старинного деревянного стула, — а теперь посмотрим на перстень.

По взмаху волшебной палочки серебряный кружочек поднялся в воздух и плавно закружился. Сапфиры опять ярко засверкали в свете зимнего солнца, льющегося из двух больших окон, и Алексу вдруг подумалось невесть с чего, что перстню это не нравится. Хотя как неодушевленному предмету что-то может нравиться или не нравиться?

На лице опекуна было странное выражение — словно он что-то вспоминал и никак не мог вспомнить. Он опустил палочку, и перстень мягко опустился на пергамент.

— Старое колдовство, — отрывисто бросил опекун, — он, мягко говоря, небезопасен для тех, кто рискнет его взять без разрешения хозяев.

— Я же говорю, меня он жжет, — пожала плечами Лили, — а Алекса нет. Значит, это действительно принадлежало Малфоям. Ай, Хедвига!

Сова, которой надоело то ли дремать на спинке кресла, то ли ждать завершения письма, мягко снялась с места, сделав круг по просторной комнате, задела крылом девочку по голове, потом снова вернулась на кресло и ущипнула хозяина за ухо. Тот словно очнулся от раздумий и виновато придвинул к себе чернильницу.

— Да-да, прости. Сейчас закончу и отправлю.

Он быстро набросал короткую записку, свернул ее и привязал к лапе Хедвиги вместе с документом, на котором раньше так лихо расписался. Сова довольно ухнула и с видимым удовольствием вылетела в распахнутое перед ней окно. В комнату ворвались клубы морозного воздуха, но мистер Поттер быстро опустил створку и заклинанием подбавил дров в камине. Пламя весело затрещало и вспыхнуло ярче.

— Ну, Алекс, можешь быть доволен — Корвус наконец разобрался с твоими рудниками. Решено один закрыть, там все равно все выработано. А два других будем модернизировать и запускать заново.

Алексу, честно говоря, было вовсе не до рудников и какой-то там их модернизации. Все это время он набирался решимости для главного разговора. Диктофон с перстнем были тайной, которую ужасно хотелось разгадать, но главное — самое сокровенное, тяжелое, жуткое было впереди. Лицо горело от волнения, он стиснул холодеющие пальцы и судорожно сглотнул. Он должен это сказать. Должен попросить об этом. Он даже не надеялся, что когда-нибудь сможет высказать эту мысль вслух, но она стала почти навязчивой после того, как он побывал в доме Малфуа.

Опекун между тем продолжал, осторожно заворачивая перстень в пергамент:

— Нужно проверить, в самом ли деле это принадлежало Малфоям. Завтра отнесу его нашим…

— Мистер Поттер, вы… мы… не могли бы…. осмотреть Малфой-Менор? — прервав его, выпалил Алекс уже не в силах сдерживаться, — просто побывать там, посмотреть.

— Малфой-Менор осматривается каждый год самым тщательнейшим образом специальной группой авроров особого назначения, — опекун остро взглянул на него, — что ты хочешь там найти?

— Доказательства!

Мистер Поттер помолчал, а потом тихо спросил:

— Доказательства чего, Алекс?

— Что все не так… что, может, там найдется что-нибудь вроде этого диктофона и там будет, будут…

Внутри была пустота. Он не мог сказать, не мог внятно объяснить, зачем ему понадобилось побывать в замке, не мог связно высказать все, что хотелось. И без того туманные скользкие мысли совсем рассеялись, и пришло отчаяние.

— Ты все знаешь, — не спрашивал, не то утверждал опекун.

— Что мой отец был Пожирателем Смерти, а мама — вашей бывшей подругой и предательницей? Да!

Лили и Рейн, умостившись вдвоем на одном кресле, притихли, боясь помешать другу, а Алекс неотрывно следил за реакцией опекуна. К его облегчению, отец Лили не рассердился, не разозлился, на его лице опять была все та же задумчивость.

— Ты понимаешь, о чем просишь? Малфой-Менор был резиденцией Волдеморта, там до сих пор небезопасно.

— Понимаю. Я прочитал кучу книг по новейшей истории и второй магической войне и все газеты того времени. Малфуа, он говорил мне… он сказал, что мой отец… что он…, — Алекс с трудом выговаривал слова от волнения и почти ненавидел себя за нотки слабости в голосе, — убивал маглов и маглорожденных. Я знаю, что он… убил мужа и дочь профессора Люпин… но вдруг что-то выяснится другое?! Вдруг что-нибудь будет? То, что никто не увидел?

Алекс рассказал, как он услышал разговор миссис Поттер и профессора Уизли и после этого перерыл всю библиотеку Хогвартса, а потом случилась эта находка.

— И вдруг именно в Малфой-Меноре… Этот перстень и диктофон — вдруг они имеют к ним отношение! — боль вырвалась криком, но голос прервался, и мальчик опустил голову.

— Та-а-к, — опекун снял очки и потер переносицу, — что еще наговорил Малфуа?

— Что моих родителей убили вы.

В кабинете воцарилась мертвенная тишина. Трещали горящие в камине поленья, где-то хлопнула дверь, засмеялась миссис Поттер, что-то спросила у нее маленькая Полина, но все это отодвинулось далеко-далеко.

— И ты ему веришь?

Алекс поднял взгляд. Губы мистера Поттера были крепко сжаты, глаза, не прикрытые стеклами очков, смотрели прямо и твердо.

— Нет.

В лице опекуна что-то дрогнуло и смягчилось. Мужчина прошелся по кабинету, остановился, заглянув в глаза, и вдруг взял его за плечо.

— Знаю, что это звучит странно и не совсем уместно, но… спасибо. За доверие.

Алекс тихо кивнул.

— Нет, Алекс, я не убивал твоих родителей. И мистер Уизли тоже не убивал их. В этом мы оба можем поклясться с чистым сердцем. Твоя мама… была очень дорога нам. Ни мне, ни Рональду даже в самом страшном сне не могло бы привидеться, что мы станем причиной ее гибели.

Внутри Алекса точно что-то развязалось, отпустило, тело стало каким-то слабым и безвольным, ноги задрожали. Он с тусклым удивлением осознал, в каком диком напряжении был все это время. А мистер Поттер продолжал, и голос его был глухим и немного печальным:

— Мы нашли их, когда все уже было кончено, и замок лежал в руинах. Поверь, если бы можно было чем-то помочь, мы бы сделали все, что в наших силах. Но было уже поздно.

Алекс сделал вдох и выдох, ощущая, как в груди все колет, и дрожит горло.

— Они…

— Они там, все вместе.

— Я хочу побывать в Малфой-Меноре, — прошептал Алекс, — пожалуйста, сэр.

Отец Лили замолчал на несколько минут, и эти минуты протянулись тягучими часами. Наконец, заметно колеблясь, он медленно произнес:

— Я попытаюсь устроить внеочередной осмотр Малфой-Менора. Для этого нужно разрешение Министра и Главы Аврората. Естественно, сам себе я это разрешение дам, но Министр может воспротивиться.

Алекс едва не задохнулся от горячей надежды, затопившей сердце.

— И я пойду с вами?!

Мужчина взглянул в побледневшее от волнения лицо и расширившиеся глаза Алекса.

— Если разрешение будет дано.

— Папа, мы тоже, тоже! — подскочила на месте Лили, подтолкнув Рейна.

Мистер Поттер нахмурился.

— Нет, исключено.

— Что?! Как это? Но папа! Это ведь я вытащила Алекса ночью, он бы не нашел тогда этого диктофона! И я показала ему Выручай-комнату, где мы прослушали запись! И это я убедила его в том, что надо все показать тебе!

— Не думаю, что это большие заслуги.

— Папочка, пожалуйста! — Лили чуть не плакала, — мы же помогали, мы все делали вместе! Все старые газеты перекопали, мадам Филч нас чуть не растерзала!

— Дядя Гарри, это нелогично. Мы же друзья, и все, что касается Алекса, имеет значение и для нас.

Мистер Поттер едва заметно улыбнулся краешком губ.

— Доводы ваши, уж простите, построены на зыбком фундаменте. Если желание Алекса я могу еще понять и признаю его право посетить Малфой-Менор, то вам там совершенно нечего делать.

Лили вдруг вскинула голову, глаза ее полыхнули синим огнем, а голос зазвенел неприкрытым гневом.

— Ты рассказывал мне, что вы с дядей Роном всегда были вместе. Что он всегда прикрывал тебе спину и приходил на помощь в самые трудные минуты. Что без него ты бы не победил Волдеморта. Что было бы, если дяде Рону бабушка запретила дружить с тобой или помогать тебе? Если бы дедушка сказал маме, что ей совершенно нечего делать рядом с тобой? Папа, ты считаешь, что твоя дружба намного важнее и серьезнее нашей? А мы так, просто? Нашу дружбу ты называешь «зыбким фундаментом»?

Не ожидавший от Лили таких запальчивых речей Рейн вытаращил глаза, поперхнулся на полувдохе и закашлялся, Алекс ощутил горячее желание присесть, потому что ноги не держали. А Лили продолжала:

— Или ты хочешь, чтобы мы предали нашу дружбу, как ты предал свою? Ведь мама Алекса была твоим другом, вы были вместе с первого курса на всех колдо-фотографиях в твоем альбоме. А сейчас ты запрещаешь даже упоминать ее имя и….

— Лили!

Девочка замолчала, но голову не опускала и смотрела на отца яростно и упрямо. На скулах мистера Поттера играли желваки, рот превратился в узкую щель.

— Полагаю, на этом разговор можно завершить. Скоро ужин…

— Ты знаешь, что я права, папа, — перебила его Лили и ушла из кабинета, всей своей неестественно прямой спиной и гордо вскинутым подбородком выражая свое мнение.

Рейн и Алекс переглянулись, каждый не знал, что делать.

— Идите, — неожиданно устало и мягко сказал мистер Поттер, — Алекс, обещаю, я поговорю с Министром и скажу тебе, что он решил.

— Спасибо! — с порога благодарно тихо сказал мальчик, и мужчина кивнул.

Когда, закрывая за собой дверь, Алекс обернулся, то увидел, как опекун опустил плечи и обхватил голову, словно измученный этим разговором.


* * *


— Что творит эта девчонка? У нее за каникулы совсем мозги засохли? — шипел Рейн, взбегая на третий этаж и несясь к комнате Лили. Алекс едва поспевал за ним.

Он думал, что Лили запрется, но она открыла дверь сразу же, видимо, услышала их шаги. Лицо ее было спокойным, но глаза подозрительно блестели и ресницы были влажны.

— Что ты наговорила дяде Гарри? — напустился на нее Рейн, — он же нас теперь точно не возьмет! Нельзя было просто просить? Мило улыбаться и трещать, как ты прекрасно умеешь делать!

— Я сказала правду, — твердо оборвала его Лили, — я всегда говорю папе правду, и он это знает. Просто подумай, Рейни, и ты сам поймешь, что все так, как я сказала.

— А нельзя было изливать свою правду в другое время и при других обстоятельствах? — не мог успокоиться Рейн, — мы столько сделали для того, чтобы узнать тайну диктофона и перстня, а теперь что? Вдруг он теперь даже Алекса не захочет взять? Да и вообще сдаст диктофон и перстень папе в Отдел Тайн и все, финита ля комедия, все забыто и шито-крыто.

— Папа пойдет до конца и не успокоится, пока не разберется что к чему, — уверенно сказала Лили.

— Да, но если бы не ты, идиотка…

— Что-о-о?!

— Так, ребята, давайте успокоимся, — встал между разъяренными кузенами Алекс, — что сделано, то сделано. Мы сейчас уже ничего не можем изменить. Просто будем ждать и все. Мистер Поттер сказал, что все зависит от решения Министра. И может быть так, что Министр не разрешит. А если разрешит, то… — он осекся.

Он хотел, безумно хотел побывать в Малфой-Меноре, но тем не менее отдавал отчет себе в том, что сейчас скажет друзьям.

— Я не пойду без вас. Пусть осмотрят замок, вдруг найдут что-нибудь. Мистер Поттер нам наверняка все расскажет.

Лили и Рейн с одинаковым удивлением смотрели на него.

— Но ты же хочешь. И ты и вправду имеешь право побывать там, ведь это, в конце концов, родовой замок твоей семьи, — тихо сказал Рейн.

— Я не пойду без вас, — повторил Алекс, и тоска, муторная и безнадежная, холодными пальцами сжала сердце.


* * *


Когда за детьми захлопнулась дверь, Гарри подошел к открытому шкафу у окна, взял с его полки небольшой глобус на ножке, и, открутив потайной винтик, открыл одну половину. Внутри него в глубоком секрете от Джинни и Габи хранились сигареты Рона, бросавшего курить по настоянию жены, а потому сделавшего тайные припасы везде, где только можно.

Гарри чуть приподнял створку окна, вытянул из пачки сигарету и неумело прикурил ее от палочки. В своей жизни он поддерживал друга в его вредной привычке лишь пару-тройку раз, в самые черные и тяжелые моменты. Похоже, сегодняшний день можно было причислить к таковым.

Он невольно бросил взгляд на мантию на спинке стула, в кармане которой лежал один из самых невероятных предметов, которые он когда-либо держал в руках. Да и все, что рассказали дети, было невероятным и не укладывалось в голове. Он едва держал лицо. Хотя нет, не сдержался, когда Лили бросила ему в лицо обвинения. Его честная и храбрая девочка, настоящая гриффиндорка, готовая броситься в битву, защищая друзей.

Сигарета тлела в пальцах, тонкий вьющийся дымок словно обрисовывал силуэты других детей, другой троицы, так внезапно повторившейся в своих сыновьях и дочерях через годы — всегда уверенная Гермиона с неизменной книгой в руках, категоричный и немного резковатый Рон, и сам он, вечно смущающийся, в круглых очках, заклеенных скотчем, которые в одну секунду починила Гермиона. Гермиона, какой бы она была сейчас, если… Что было бы с ними, с ней, если… Слишком много если. Не думать об этом, совсем не думать — сколько раз он повторял это себе на протяжении многих лет! Только не получалось. Так или иначе, но память упрямилась, не хотела забывать.

«Ты хочешь, чтобы мы предали нашу дружбу, как ты предал свою?»

Нет, Лили, мог бы ответить он, мы не предавали. Нас просто развела трижды проклятая война. Да, мы извергали громкие слова и совершали непродуманные проступки, когда из троих нас стало двое и одна, но мы не предавали. Я сейчас могу сказать так, я осознал это в полной мере, когда появился Алекс. Рон до сих пор горячится, но и он в глубине души знает, что мы были верны друг другу. Мы просто закрыли дверь в прошлое, чтобы было не так больно. И это произошло не тогда, когда объявили, что Гермиона Грейнджер присягнула Волдеморту и стала женой Драко Малфоя, а когда умирала на моих руках Нарцисса Малфой, когда мы вошли в тот выгоревший дотла зал, когда в фамильной малфоевской усыпальнице стало сразу на четыре имени больше. Мы хотели забыть, но воспоминания все равно просачивались, обретали краски, звуки и плоть. Если бы ты знала, девочка моя, как же тогда становилось невыносимо больно, и как трудно было вытерпеть эту боль. Иногда мы срывались. Зачарованный гобелен Блэков сгорел, когда я заметил на нем ее годы жизни и смерти, а дом был заколочен. Однажды на улице мы услышали имя и до полусмерти напугали смуглокожую девушку с пышными темными волосами. Она была милой, но совершенно не походила на нее. Поэтому мы молчали, мы с Роном запретили друг другу все, что напоминало о ней, и год от года наращивали слои кокона на памяти. Чтобы не думать, не вспоминать, не терпеть муки раз за разом. Это можно назвать трусостью, но не предательством.

Сигарета слишком быстро кончилась, и он вытащил из пачки другую.

На что рассчитывал Малфуа, обвиняя его в преднамеренном убийстве? Что запудрит мозги ребенку, и тот окажется полностью в его власти? На суде Визенгамота Гарри не разрешил вызвать на допрос Алекса, решив, что мальчик слишком слаб и хватит с него общения с «дядей». Улик и доказательств хватало. Малфуа же утверждал, что паучиха вырвалась из-под контроля и напала «на гостящего в его доме племянника». Едва не со слезами на глазах каялся в своей алчности, клялся, что пребывал в состоянии аффекта. Его адвокаты хорошо потрудились, и ему инкриминировали попытку непреднамеренного убийства и незаконное содержание опасного магического существа. Тогда при вынесении приговора Гарри был в принципе удовлетворен, но сейчас скрипел зубами — надо было засадить эту мразь до конца его дней. Никакого аффекта не было в помине, действовал Малфуа расчетливо и хладнокровно. Видимо, предварительно решил устроить все миром, а потом, когда не получилось (Алекс, скорее всего, был недоверчив и осторожен; возможно, потребовал доказательств), жестоко отдал ребенка на корм паучихе и наблюдал, как медленно угасает в нем жизнь.

Он судорожно затянулся сигаретой, только сейчас поняв, через что прошел летом его воспитанник. Сколько Алекс пробыл в доме Малфуа до того, как его скормили «болотной фее» — три или четыре дня? Дни, полные фальши, обмана и лжи, попыток перевернуть все с ног на голову, одурманить, заставить посмотреть на правду в кривом зеркале. Малфуа убивал мальчика не только физически, но и психологически. Если учесть, что Алекс знал о том, кем были его родители, пытался узнать о них больше при скудости и однобокости имеющейся информации (а Гарри, разумеется, был осведомлен о том, что написано в доступных ученику Хогвартса книгах, учебниках, справочниках и мемуарах о второй магической войне и Пожирателях Смерти), молчании и недосказанности от него самого, то в доме Малфуа он мог сделать совершенно определенные выводы. Чудо, что он сохранил способность мыслить непредвзято, что устоял, не утратил доверия к взрослым, к нему!

Гарри ощутил и приступ бессилия от того, что сложилось так, ничего уже не изменишь, не помешаешь Малфуа, не заткнешь ему рот, и странное чувство гордости мальчиком, сумевшим выстоять против взрослого мага, пытавшегося сломить его волю.

Он уничтожил окурки палочкой и немного постоял, прислонившись лбом к холодному стеклу. Солнце почти село, закат окрасил белый снег и бледно-голубое небо нежно-розовым, рисуя импрессионистскую картину. Но у дома уже сгущались сумеречные тени, а с севера медленно надвигалась синяя мгла. В ней зажигались первые звезды, пока еще неяркие и редкие. Мысли понемногу успокоились и вновь обратились к тому, что лежало сейчас в кармане его мантии. Он вернулся к столу, достал бумажный пакет, вытащил из него диктофон и положил перед собой. Подумав, осторожно развернул сверток из пергамента и аккуратно вытряхнул перстень рядом с ним. Два предмета лежали перед ним, совершенно заурядные на вид. Самый простой магловский диктофон уже устаревшей модели. Самый обычный перстень, принадлежащий семье чистокровных волшебников. Но магловский диктофон записал разговор магов — Пожирателей Смерти и вдобавок был зачарован. Перстень же словно хранил этот предмет от попадания в чужие руки.

Гарри прикрыл веки, восстанавливая в памяти те моменты рассказа Алекса, от которых у него буквально перехватило дыхание, а по спине пробежал холодок. Рыжий книзль. Свободный домовик. Сочетание магловского и магического. Неординарное волшебство, на которое способен редкий волшебник. Все это ассоциировалось только с одним, вернее, той одной, чей сын сегодня смотрел так умоляюще и так жестко сказал, что хочет найти доказательства.

Что, если, действительно, существуют эти доказательства, и все, что они знают, в чем так уверены столько лет, может оказаться иным?


* * *


— И что ты скажешь об этом?

— Шикарная работа, Гарри! Ювелирная и совершенная! Никогда не сталкивалась с подобным! — Салли-Энн Вуд не жалела эпитетов и восклицательных знаков.

Улыбчивая, хрупкая, невысокого роста, она едва достигала Гарри до плеча и производила впечатление милой домохозяйки, ни с того, ни с сего устроившейся на работу и ни в чем не разбирающейся. Но это впечатление было абсолютно обманчивым. Она была одной из самых сильных и искусных волшебниц, знакомых Гарри, великолепной заклинательницей, и не счесть сколько боевых заклятий принадлежало ее авторству. Сейчас Салли-Энн была главным специалистом Комиссии по экспериментальным чарам и возглавляла Особое отделение Отдела тайн по футурологической магии. Так что раздумывать, к кому отнести диктофон, Гарри не стал и, придя на работу, сперва зашел в архив, а потом спустился на девятый уровень.

— Удивительно! — Салли-Энн бормотала заклинания, диктофон медленно кружился под прицелом ее волшебной палочки. Раздался щелчок, и диктофон превратился в серебряную статуэтку — птицу, которая несколько взмахнула крыльями, подпрыгнула и с тем же щелчком трансфигурировала снова в диктофон.

— Чары необычайно устойчивые, резистентность достигает почти 100 процентов. Выделяются Трансфигурационные, с ними сплетены Маскировочные. В основе же — чары Мергера с какой-то пока непонятной мне константой, которая все связывает воедино.

— И что это значит?

— Значит, что накладывал заклятья на этот предмет искуснейший маг, который превосходно разбирался как во многих направлениях магии, так и в магловской технике. И знаешь, что еще? Эти чары очень похожи на американские. Вернее, американские похожи на эти, но грубее и примитивнее. Но почерк один, — волшебница призадумалась, — такое ощущение, что наши американские коллеги пытались повторить эти чары, но не имели на руках всей информации, и у них получилось намного топорнее. Гарри, оставь нам его. Мы разберемся и утрем американцам нос. Это будет прорыв в магии! Сейчас же позову Сьюзи и Ричи, будем думать.

Глаза Салли-Энн горели энтузиазмом, но Гарри поспешил охладить его.

— Пока диктофон нужен мне, к тому же надо показать его Министру.

Волшебница огорченно и разочарованно вздохнула.

— Но потом ты отдашь его нам?

— Постараюсь, — пообещал Гарри.

Он попрощался с Салли-Энн и вышел из ее кабинета, за окном которого бушевала вьюга, хотя на самом деле на улице стоял ясный морозный день. Видимо, метеомаги, наводившие погодные мороки, опять намекали на прибавку жалованья. Заглянул к Рону, но секретарша сказала, что он на совещании у шефа Бруствера. Прилетела служебка, в которой говорилось, что заказанные им документы готовы, поэтому из Отдела Тайн он направился снова в архив и засел в примыкающем зале с кипой подшитых отчетов и докладных двенадцатилетней давности.

Спустя три часа Гарри почувствовал, что проголодался, в глаза словно насыпали песка, а спина и шея затекли так, что он невольно посетовал на преклонный возраст тридцати шести с половиной лет. Но то, что он искал, нашлось. Разрозненные обрывки, крупицы, крохи — в свете того, что он знал теперь, все связывалось в одну цепь. Упоминания о том, что при обыске в том или ином доме взорвался какой-то совершенно обычный на вид предмет обихода. Несчастный случай произошел всего один — в доме Долохова с Флавиусом Белби, которому выбило глаз. И тогда же было зафиксировано единственное свидетельство о том, что вещь превратилась в откровенно магловский предмет. Но этому не придали значения, маглорожденный волшебник, отметивший это в докладе, не стал докапываться до сути, а через два года и вовсе уволился и перебрался в Новую Зеландию. В других же случаях все списывалось на темномагические проклятья, что было неудивительно, поскольку все инциденты происходили в домах самых высокопоставленных и близких к Волдеморту Пожирателей Смерти. Но ни одного случая в замках самых преданных и самых известных его слуг — Малфоев. Ни одного. И это наводило на размышления.

Решив пообедать в кафе при Министерстве, он опять зашел к Рону, но тот уже отправился на обед домой.

После обеда уже в своем кабинете он опять просматривал выписки, сделанные из отчетов, систематизировал в голове всю информацию. И понимал, что уже подсознательно готовится к тому, чтобы идти к Министру и просить разрешения на осмотр Малфой-Менора. Внутри будоражило и подталкивало к действиям жгучее и не совсем приятное предчувствие чего-то неизвестного, странного и важного.

— Сэр, к вам посетитель, — оборвала его размышления Аврора.

— Проведи.

За секретаршей показался Корвус Робардс, подтянутый, аккуратный и, как обычно, во всем черном.

— Добрый день, мистер Поттер, прошу прощения за беспокойство.

— Здравствуйте, Корвус, — Гарри шутливо поднял руки вверх, — вы пришли, чтобы устроить мне выволочку за затянувшийся просмотр бумаг по рудникам? Даже моя сова встала на вашу сторону и вчера безмолвно, но вполне понятно выговорила мне за промедление.

— Нет, мистер Поттер, никакой выволочки, — усмехнулся Корвус, — но все-таки передайте вашей сове мою благодарность за ускорение процесса. А пришел я к вам вот по какому деликатному и неожиданному поводу. Речь идет о недвижимости мистера Грейнджера Малфоя — замках Малфой-Менор и Дравендейл.

— А что с ними? — насторожился Гарри, — они вроде бы конфискованы, насколько я знаю.

— В том-то и дело. Я внимательно ознакомился со всеми документами и пришел к выводу, что замки неотчуждаемы, они не могут быть конфискованы по определению.

— Как это?

— Очень сильная магия, мистер Поттер, и очень древние чары, замешанные на чистой волшебной крови. Пока есть законный наследник и прямой продолжатель рода, Дравендейл и Малфой-Менор будут принадлежать только ему и никому более. Наследник есть, следовательно, и замки его.

— Так.

Гарри невесело подумал, что скоро у него распухнет голова от всего, что свалилось на нее за эти несчастных два дня. А ведь год начался так тихо, мирно и покойно…

— Но на протяжении всех этих лет мы спокойно перемещались в Малфой-Менор и второй замок, были обыски. Да что говорить, Последняя Битва была в Малфой-Меноре! Если бы замки принадлежали Алексу, чужие не смогли войти в них, разве не так? Они же ненаходимы.

— Верно. И это странно. Я не нашел этому объяснения, мистер Поттер. Возможно (это только мое предположение), это как-то связано с тем, что с замков были сняты некоторые защитные чары, и доступ к ним был открыт. Но в любом случае, что бы ни делало Министерство, они все равно принадлежат Александру, это частная собственность.

Гарри чертыхнулся про себя. За последние полтора года благодаря своему статусу опекуна наследника чистокровного рода ему пришлось во многое вникать, и с каждым разом всплывали какие-то непостижимые вещи — магические условия, хитросплетения законов, старинные традиции и устарелые обычаи. Все это иногда ввергало его в легкий ступор, иногда злило, иногда будило желание махнуть рукой и забыть к чертям. Что, впрочем, никогда не удавалось, и приходилось разбираться во всех мелочах.

— Кто у нас в Министерстве занимается такими делами?

— По моим сведениям, после войны в структуре Департамента по магическому соцобеспечению был сформирован специальный Комитет по имущественным вопросам, и занимался он в основном вопросами конфискации и возвращения недвижимости, лишения и возврата прав собственности и прочим. В начале декабря я, как управляющий мистера Грейнджера Малфоя, посылал им запрос, но, увы, ответа нет до сих пор. Поэтому пришлось побеспокоить вас.

— Так-так. Вовремя вы пришли, Корвус. Меня сейчас как раз занимает Малфой-Менор.

Гарри вызвал секретаршу и попросил узнать, кто сейчас возглавляет Комитет по имущественным вопросам. Она пожала плечами:

— А что тут узнавать? Габриэль Трумэн, выскочка и карьерист. Поговаривают, он подставил Роберта Хиллиарда, чтобы занять этот пост. Хиллиард куда умней и толковей, но совершенно не умеет заводить нужные знакомства, поэтому обречен ходить в вечных замах. А еще…

— Спасибо, Аврора, достаточно, вы нам очень помогли, — поспешно вставил Гарри и не удержался от подколки, — размах вашей осведомленности просто поражает.

— Это моя работа, сэр. Я ведь секретарь не абы кого, а Главы Аврората, — не осталась в долгу Аврора и, поджав губы, с достоинством удалилась.

Корвус тщательно спрятал улыбку, а Гарри в некотором конфузе взъерошил волосы и решительно встал.

— Идемте, Корвус, на месте выясним, что там с конфискацией.

В Департаменте магического соцобеспечения вечно было многолюдно, клокотали споры и распри, бурлили магические завихрения проклятий и сглазов, а его работники со своим главой Пенелопой Энвистл всегда выглядели усталыми и ошалелыми совами. Комитет по имущественным делам располагался в отдельном закутке, и там, как ни странно, было куда тише. Пресловутый карьерист Трумэн сидел со своими подчиненными в одном офисе, отгородив себе небольшое личное пространство полупрозрачной стеклянной перегородкой. Впрочем, и его импровизированный кабинетик, и вся просторная комната, вернее, почти зал, были завалены ворохом бумаг, возвышающихся на столах и стульях, в шкафах и на шкафах, громоздящихся в углах прямо на полу. Воздух просто кишел служебками. Гарри и Корвус невольно приостановились на пороге, а сотрудники даже не обратили на них внимания, полностью поглощенные своими делами.

— Мистер Поттер, рад вас видеть! Чем обязан? Проходите же, проходите, прошу вас! — выскочил им навстречу энергичный крепыш в твидовой мантии, пышущий здоровьем и воодушевлением, — к нам редко заглядывают коллеги, далековато сидим. Но так даже и лучше, не находите? Пенелопа, то есть я хочу сказать, мадам Энвистл всегда повторяет, что тишина — лучшее условие для плодотворной работы, хе-хе. Мерлин всеблагой, я даже не представился! Габриэль Трумэн, к вашим услугам. Разумеется, вас, мистер Поттер, я прекрасно знаю. Ваш спутник — тоже наш коллега? Что же понадобилось от нашего скромного Комитета аврорам? Надеюсь, это не что-нибудь серьезное, иначе даже страшно подумать.

Болтливый Трумэн, не закрывая рот ни на секунду и не давая вставить слово, провел их в свой кабинет. Там Гарри наконец сумел вклиниться в непрерывный поток.

— Мистер Трумэн. Мы не по служебным делам, а по сугубо личным.

— О, я рад, а то, знаете ли, немного неуютно. Все знают, какими делами занимается Аврорат…

— Мистер Трумэн, не беспокойтесь, — Гарри был вынужден снова оборвать болтуна, повысив голос, — повторяю, я по личному делу. Я являюсь опекуном Александра Грейнджера Малфоя, присутствующий мистер Робардс — его управляющий со всеми подтвержденными полномочиями, вплоть до права подписи.

Румяное жизнерадостное лицо Трумэна вмиг словно побледнело и исхудало. Столь известные фамилии явно произвели на него такой обескураживающий эффект, что он даже не сделал попытки что-то сказать. Гарри с тайным облегчением продолжил:

— Мистер Робардс выяснил, что есть некоторые не совсем ясные моменты, касающиеся имущества моего опекаемого. Я также не в курсе этого дела, поскольку никогда не сталкивался с подобным. Мистер Робардс посылал запрос в ваш Комитет, но, к сожалению, не дождался ответа. Поэтому мы с ним решили лично все выяснить.

— Запрос? Да-да, он, скорее всего, есть… был, да. У нас так много дел, столько всего приходится успевать, на столько писем и запросов отвечать… Софи! Софи! — заорал Трумэн так, что Гарри с Корвусом вздрогнули.

— М-м-м?

Из-за ближайшего стола выскочила девица в огромных очках, не отрывавшая взгляда от длиннющего свитка, волочившегося сзади нее на добрых два ярда диковинным шлейфом.

— Поступал запрос по имуществу… эм-м-м… мистера Грейнджера Малфоя? Где он? Кто с ним должен был работать?

— Да. В обработке. Бэгмен, — лаконично доложила девица, не соизволив даже поднять взгляд.

— Бэгмен, хм… да, хорошо… Позови Бэгмен! — снова истошно завопил Трумэн, как будто она находилась в другом конце комнаты.

Гарри хмыкнул про себя. Странные методы работы и странные взаимоотношения тут у них.

— Она ушла больше месяца назад. На ее место никого еще не взяли, вакансия до сих пор открыта.

— Вы, начальник Комитета, не знаете, что ваш сотрудник давно уволился? — поднял брови Гарри, начиная раздражаться.

Трумэн забегал глазами и засуетился.

— Конечно же, мне об этом известно, мистер Поттер. Просто из головы вылетело, хе-хе-хе. Столько дел, столько дел! Я даже иногда забываю, как выглядит моя собственная супруга, хе-хе-хе. Что уж тут говорить о Бэгмен.

— Да она безвылазно сидела в своем углу, приходила раньше всех, уходила позже всех. Серая мышь, не мудрено и забыть, — девица наконец подняла глаза, за толстыми стеклами очков казавшиеся огромными, как у стрекозы, — работу свою делала аккуратно, но в последний год-полтора у нее все из рук валилось. Потому, наверное, и ушла.

— В таком случае судьба запроса ясна. Поскольку дела мисс Бэгмен никому не переданы, наверняка, он лежит на ее столе. Хорошо, мистер Трумэн, но нам все-таки хотелось бы прояснить те моменты, о которых я говорил в начале нашего разговора.

— Конечно-конечно, я к вашим услугам!

— Миссис, — вставила девица, снова уткнувшаяся в свиток.

— Что, простите?

— Она миссис Бэгмен. Тамсин Трэверс Бэгмен.

— Ах да, точно, вспомнил ее! Она невестка Людо Бэгмена, жена его брата Отто! Старина Людо, мы недавно обедали вместе. Все такой же здоровяк и заядлый квиддичный болельщик.

— Теперь, когда все выяснено по поводу миссис Бэгмен и ее родственников, полагаю, мы можем перейти к нашему вопросу? — уже со злостью процедил Гарри. Его выводили из себя подобная халатность, безответственность и экивоки, не имеющие отношения к делу.

Девица меланхолично вернулась за свой стол, Трумэн снова захехекал. Гарри кивнул Корвусу, чтобы тот все изложил.

— Итак, по имеющимся у меня документам, опекаемый мистера Поттера Александр Грейнджер Малфой является официальным владельцем замков Дравендейл и Малфой-Менор с прилегающими угодьями на основании завещания своего отца Драко Люциуса Малфоя, по майоратному праву и праву наследования, подтвержденному магически. Однако, как известно, после окончания второй магической войны, вышел закон о конфискации личного имущества магов, называемых Пожирателями Смерти, а из этого следует, что замки Малфоев должны быть конфискованы и отойти в собственность Министерства Магии. Парадокс в том, что этого не произошло, и это совершенно невозможно. Изначальная родовая магия не допускает другого владельца, кроме представителей рода Малфой. В связи с этим нам бы хотелось взглянуть на официальные исполнительные документы по конфискации. Если их не окажется в наличии, а я в этом не сомневаюсь, то нам предстоит решать крайне щекотливые вопросы.

— Разумеется, они есть! — Трумэн замахал руками, — у нас с этим все строго, мистер…эээ… Робардс. Я уверен, что все необходимые процедуры выполнены, исполнительные листы подписаны, аккуратно подшиты и лежат там, где надо! Да, должны. Наверняка, есть, да, хе-хе.

— Одним словом, вы не знаете, — сухо констатировал Корвус.

— Мы сейчас все выясним! Роберт! Роберт! — Трумэн снова применил свой метод связи с подчиненными, заключающийся в напряжении голосовых связок до отказа.

К стеклянному кабинетику подошел сухопарый маг с длинным и до чрезвычайности унылым лицом, однако взгляд его темных глаз, скользнувший по Гарри и Корвусу, был умным и острым.

— Да?

— Кто у нас занимался документами по конфискации имущества…эээ… Малфоев?

— С самого начала это дело вела Бэгмен.

— Опять Бэгмен, да что же это такое!

Трумэн начал нервничать уже всерьез, даже промокнул лоб несвежим носовым платком.

— Принеси эти документы, Роберт. Ты же знаешь, где они находятся?

— Скорее всего, в шкафу Бэгмен или в нашем архиве.

— Мы подождем.

Гарри в подтверждение своих слов устроился на стуле поудобнее. Корвус же сидел так, словно проглотил волшебную палочку. На его спокойном лице не было даже тени недовольства. Трумэн ерзал в своем кожаном, неприятно скрипевшем кресле, пробовал болтать, но, наткнувшись на каменную холодность Корвуса или раздраженный взгляд Гарри, замолкал.

Роберт появился через полчаса и выглядел слегка обескураженным.

— Папка по делу Малфоев заведена и зарегистрирована, но в ней нет никаких документов, кроме этого.

Он положил на стол Трумэна лист пергамента с вычурной рамкой и гербом наверху.

— Я просмотрел все дела, которые вела Бэгмен, раскопал завал на ее столе, нашел запрос от мистера Робардса, но ничего более! Возможно, она сдала все в архив, но папка почему-то стояла в ее шкафу. И опять-таки нет описи сданных документов. Я просто изумлен подобной небрежностью.

Тем временем Трумэн принялся за чтение пергамента, долго шевелил губами, затем снова спал с лица и дрожащими руками протянул его Гарри. От желтоватого плотного листа явственно шло ощущение магии, чуть покалывавшей кончики пальцев, и первым, что бросилось в глаза Гарри, был герб — на темно-сером поле бегущий серебристый волк с добычей в зубах. Продравшись через готическую антикву, он выдохнул и, приподняв очки, потер переносицу. Документ подтверждал право собственности Александра Грейнджера Малфоя на замки Малфой-Менор, Дравендейл и безымянный коттедж и был датирован 24 октября 2004 года. В тот день, когда погибли старшие мужчины семьи, двухмесячный младенец вступил в наследство, защищенное родовой магией. И этот важнейший документ пролежал здесь безвестным двенадцать лет!

Гарри передал пергамент Корвусу, остро ощущая, как ему хочется взять Трумэна за воротник и хорошенько встряхнуть так, чтобы клацнули зубы.

— Что я и предполагал, — удовлетворенно кивнул молодой управляющий, не в пример ему бегло пробежавший глазами по тексту.

— Это, наверное, какая-то ошибка, мистер Поттер! Уверен, что ошибка! Скорее всего, исполнительные листы по конфискации отправлены в наш архив. Мы найдем их, да-да, сейчас же распоряжусь.

Корвус скептически хмыкнул, но промолчал.

— Что за бардак вы развели в вашем Комитете, мистер Трумэн? — ледяным тоном прошипел Гарри, едва унимая свою ярость, — вы понимаете, что отсутствие документов по конфискации такого замка, как Малфой-Менор, означает саботаж и подрыв работы Министерства? Вы осознаете, что двенадцать лет ваш Комитет по безобразнейшей халатности и пренебрежению не предоставлял корректную информацию, тем самым оставляя в неведении самого Министра и подвергая опасности Аврорат, проводящий ежегодные проверки? Что еще у вас творится интересного, мистер Трумэн?

Губы бледного, как мел, волшебника дрожали. Роберт уже давно благоразумно испарился. Через стекло было видно, как сотрудники, видимо, услышав о происходящем в кабинете начальника, словно испуганные суслики выглядывают из-за завалов бумаг и пергамента на своих столах.

— Но я… я же на должности главы Комитета всего лишь полгода! Это было до меня! Я ни при чем!

— Тогда начинайте наводить порядок, иначе Служба внутренней безопасности начнет интересоваться тем, что у вас тут происходит.


* * *


Оставив почти бездыханного Трумэна, все еще кипевший от злости Гарри и по-прежнему невозмутимый Корвус вернулись в Аврорат.

— Нам предстоит много дел, мистер Поттер, — задумчиво сказал управляющий, — но, признаюсь, я пока не знаю, как подступиться к ним. Слишком все… неоднозначно.

— Обождите, Корвус, немного обождите, — попросил Гарри, меряя шагами кабинет, — мы с вами пока выяснили, что Малфой-Менор и как там его… Дравендейл точно не конфискованы и принадлежат Алексу. Давайте на этом остановимся. Я тоже не представляю, каким должен быть наш следующий шаг. Я должен все обдумать.

Корвус согласно кивнул и направился к двери.

— Известите меня о вашем решении, мистер Поттер, буду ждать. Со своей стороны гарантирую, что по юридической части все будет безукоризненно. Передавайте привет Александру. Надеюсь, ему понравился мой рождественский подарок.

— Еще бы! Для Алекса лучший подарок — книга, а если это «История Хогвартса» в специальном подарочном издании, то даже говорить не буду, как он был рад, и так ясно.

— Хорошо, — Корвус сдержанно улыбнулся напоследок и вышел.

Дверь почти сразу открылась снова, впуская Рона.

— Мерлиновы подштанники, где ты был? — тут же напустился он на Гарри, — у меня уши пухнут, а твоя церберша не пускает без тебя!

Он трансфигурировал один из Проявителей врагов обратно в пачку сигарет, тут же вытащил сигарету и с блаженным выражением затянулся.

— И тебе привет, — усмехнулся Гарри, — я тоже очень рад тебя видеть, мой друг.

Рон скорчил добродушную гримасу и пояснил:

— Сегодня Габи к обеду явилась ко мне на работу, обыскала кабинет сверху донизу и изъяла все мои секретные запасы. Ничего не оставила! Я даже не успел ничего перепрятать. Как там у тебя? Джинни ничего не нашла?

Гарри покачал головой.

— Нет, да она и не искала. Можешь быть спокоен.

Друг удовлетворенно вздохнул и выпустил кольцо сизого дыма.

— А почему ты такой смурной? СиДи устроил Аврорату разбор полетов? Сегодня с утра он вызывал Кингсли, а после приема у Кингсли резко испортилось настроение, и в итоге половина отдела сидит в Зале пророчеств, занимаясь инвентаризацией.

— СиДи тут ни при чем. Дело касается Алекса и Малфой-Менора, — нехотя ответил Гарри. Но другу надо было все рассказать. Рон должен был знать об этих странных находках.

— Опять? Да у тебя с ним хлопот больше, чем со всеми детьми вместе взятыми, — хмыкнул Рон, — что на этот раз случилось? Кто проклял? Похитил? Эй, подожди-ка, сегодня за обедом Рейн говорил, что хочет вместе с ним, Лили и тобой пойти в Малфой-Менор. Взахлеб рассказывал о каком-то диктофоне и клялся, что это самая настоящая тайна, которую надо разгадать. Честно говоря, я спешил и поэтому не вник. Что это за идея о прогулке в Малфой-Менор?

Гарри без лишних слов выложил на свой стол перед носом Рона перстень и диктофон, прокрутил запись и несколько минут любовался на его ошарашенное лицо.

— Это что еще такое? — обрел дар речи друг, — это Пожиратели? Это же невозможно! Это шутка Фреда?

— Нет, не шутка, к сожалению. Салли-Энн готова убить за него, чтобы расшифровать наложенные заклятья.

Гарри рассказал все, что услышал от детей, что нашел в архиве, потом добавил сегодняшний случай с выяснением конфискации. Рон внимал, не перебивая, а глаза его становились все круглее и круглее.

— Так, подожди-ка немного, — пораженно и неверяще протянул он, — то есть эта магловская хреновина работала в Хогвартсе? На хогвартской кухне завалялась родовая и притом зачарованная побрякушка Малфоев? Вы проводите свои проверки в Малфой-Меноре незаконно, а этот гадюшник так и остался частным владением, потому что Министерство за столько лет не удосужилось разобраться в документах? Что еще я забыл?

— Свободный эльф-домовик принес эти хреновины и побрякушки двенадцать лет назад. В окрестностях Хогвартса гуляет умный рыжий книзль с ошейником, появившийся те же двенадцать лет назад, — с напором добавил Гарри, — соедини детали вместе и назови имя, которое придет тебе в голову первым.

— Нет, не может быть, что… — Рон осекся и отвернулся, нервно вытаскивая из пачки сигарету. Сигарета сломалась, он чертыхнулся, палочкой вытащил новую и затянулся.

— А если да?

— Не напоминай! — тихо попросил Рон.

Ее сын живет в моем доме и крепко дружит с нашими детьми. Я просто не могу не вспоминать.

— Гарри, все, что было — прошло и быльем поросло. Зачем тревожить память и снова сходить с ума?

— Я не могу иначе. Мы уже не вспыльчивые мальчишки, а она все-таки заслуживает справедливости.

— Ты хочешь сказать, что она имеет отношение к этому? К этой записи, на которой обмениваются любезностями треклятые псы Волдеморта?

— Не знаю, Рон. Не знаю, что и сказать, у меня сумбур в голове, — Гарри взъерошил волосы, — твой сын спросил, не является ли это шпионским приспособлением. И чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что это возможно. Тебе не кажется, что она могла быть тем человеком, той волшебницей, которая вполне могла придумать, как и какие наложить заклятья на магловскую технику?

Рональд побелел так, что веснушки на лице почти выцвели, сжал в руке пачку, безжалостно сминая в труху сигареты. Гарри призвал из своего сейфа почти полную бутылку огневиски, плеснул в стакан на три пальца и протянул ему. Он с сочувствием смотрел на друга, понимая его состояние. Рон опрокинул стакан, знаком попросил налить еще.

— То есть может быть так, что все окажется по-другому? — выдавил он, уставившись отсутствующим взглядом в угол кабинета.

Гарри покачал головой.

— Давай пока не делать преждевременных выводов. Это все наши домыслы и предположения. Нужны доказательства повесомей одного диктофона. Поэтому мне хотелось бы побывать в Малфой-Меноре. Пока не знаю, что хочу искать, что найти, но что-то мне подсказывает, что мы прошли мимо чего-то важного.

— Мы перевернули замок верх дном, в нем был пожар, там не осталось ничего целого, одни руины. Ты сам натаскивал авроров в ежегодных проверках. Мимо чего мы могли пройти? — криво усмехнувшись, Рон осушил второй стакан огневиски.

— Не знаю, — повторил Гарри, ощущая, как растет внутри чувство смутной тревоги и жажды действий, грызет червем, копошась в мыслях, — ты со мной?

Рон помолчал, прикрыв глаза, словно прислушиваясь к себе.

— Да.


* * *


— Здравствуй, Мэнди, он у себя? Один?

Гарри и Рон пересекли просторную министерскую приемную, пустую в седьмом часу вечера.

— Да, Министр еще не ушел. Сейчас доложу, — секретарша изящно упорхнула в кабинет, потом появилась и сделала приглашающий жест.

— Прошу, Министр Дирборн ждет вас.

Карадок Дирборн широко улыбнулся, завидев их.

— Рональд, Гарри, рад вас видеть. Похоже, сегодня приемный день для Аврората и Отдела Тайн. У нас с Кингсли было очень насыщенное рабочее утро.

— Похоже, вы с ним слегка повздорили, сэр, и это имело суровые последствия для рядовых сотрудников, — пробормотал Рон, усаживаясь в удобное кресло для посетителей.

— Да, Кингсли упрям, как тысяча ослов, и, составив для себя определенное мнение, не спешит его менять в угоду другому. Впрочем, наверняка, вы пришли не для того, чтобы обсудить черты характера Бруствера. Итак, слушаю.

Друзья переглянулись, и Рон молча кивнул. Гарри уже во второй раз рассказал всю историю с диктофоном, замком, перстнем, экспертизой Салли-Энн, конфискацией и прочим, снова прогнал запись. Министр, в отличие от Рона, выслушал все с почти безмятежным лицом. Впрочем, о хладнокровии и выдержанности СиДи ходили легенды еще во время войны.

— М-да, в конце рабочего дня — и такое. Ты прав, Гарри, это не рядовая находка, что-то за ней кроется. Как я понимаю, у вас уже есть какие-то догадки?

— Очень смутные, сэр, и пока ничем не подтвержденные, кроме этого диктофона, — Гарри очень осторожно подбирал слова, — мы полагаем, что кто-то, великолепно владеющий магией и разбирающийся в магловской технике, зачаровывал ее, маскировал и с определенной целью подкидывал в дома Пожирателей Смерти.

— Шантаж? — поднял брови Дирборн.

— Возможно, не отрицаю такой возможности. Но это мог быть, например, и шпион, передающий сведения Сопротивлению.

— После войны этот маг сделал бы себе состояние, пустив заклятья в широкий оборот. Однако мы имеем дело с американскими чарами.

— Шпион, скорее всего, погиб, не дожил до конца войны. Мы даже не узнаем его имя, чтобы воздать должное его вкладу в победу, — медленно сказал Рон, и в кабинете стало тихо.

Министр раздумывал, лицо его заметно посуровело.

— Поэтому, сэр, мы и просим разрешения осмотреть Малфой-Менор, — нарушил тишину Гарри.

— Гарри, ты уже не юный и горячий аврор, рвущийся навстречу опасности с палочкой наперевес. — Дирборн нахмурился, — для осмотра и проверки Малфой-Менора вполне хватает пятерки Криви. Тем более, они и так это делают каждый год. Зачем Главе Аврората самому отправляться туда, куда он может послать своих людей? Ты им не доверяешь? И что вообще даст этот осмотр?

— Сэр, мои авроры прекрасно выполняют свою работу. Но у меня сейчас возникло ощущение, что мы что-то просмотрели, упустили, не заметили. Помните, как тогда в доме Долохова нашли тот странный предмет, который взорвался, и Белби выбило глаз?

— Это была случайность.

— Не думаю. Таких случаев было немало, это я проверил по архивным сведениям.

— Тогда тем более не понимаю. Пойми, в твоей компетентности и подготовке я не сомневаюсь, но ты идешь с Рональдом, который уже давно отошел от подобных дел, он больше не аврор. Прости, Рональд, но это правда.

«А еще я намереваюсь взять с собой троих детей, которые и толкнули меня на этот поступок!» — подумал Гарри.

— Я был аврором и все еще назубок помню основные боевые заклятья, вколоченные Грозным Глазом в подкорку, — пожал плечами Рон, — кроме того, работа в Отделе Тайн не располагает к лени и потере боевой формы, уж поверьте.

Дирборн колебался, но в конце концов, видимо, взвесив «за» и «против», склонил голову.

— Ладно, разрешаю, можете идти, только будьте осторожны. Хотя не мне вас учить. И все-таки, Гарри, возьми с собой Криви и его людей.

Голос Карадока был понимающим и сочувствующим. И Гарри на мгновение обожгло стыдом за свою ложь, вернее, даже не ложь, а недосказанность. Если что-нибудь случится, это будет в ответственности Министра, но виноват-то будет он, Гарри!

— А что за прецедент с конфискацией замка? Насколько я помню, Комитет по имущественным вопросам был создан как раз для подобных дел. Они никогда не докладывали о проблемах, связанных с Малфой-Менором.

— В первые год-два после Волдеморта, вы помните, была полнейшая неразбериха и хаос. Пока все привели в порядок, наладили нормальную работу Департаментов, все шло со скрипом. А потом все было по умолчанию, сэр. Эта женщина, которая должна была согласно закону и постановлению официально оформить исполнительные листы, она просто ничего не сделала. Впрочем, возможно, она ничего и не могла сделать, поскольку там магическая закавыка с правом собственности. Но в любом случае она своим молчанием явно намеренно дезинформировала всех нас.

— Гарри, как ее фамилия, ты говорил? — вдруг напряженно спросил Рон.

— Бэгмен по мужу. Тамсин Трэверс Бэгмен, — ответил Гарри, и вдруг его осенило. Видимо, та же мысль пришла в голову и Рону.

— Она Трэверс! Возможно, родственница Пожирателю Смерти Трэверсу.

— Который был осужден Визенгамотом на Азкабан, — подхватил Рон, — дьявол, это что, ее месть?

Министр покачал головой.

— Я завтра же поручу Пиксу и СВБ проверку этого Комитета. Один Мерлин знает, что там творится, если всплывают столь вопиющие вещи.

Гарри и Рон вышли из кабинета, медленно пошли по пустым коридорам. Мимо пробегали задержавшиеся сотрудники Министерства. Рон свернул в закуток с окном, присел на подоконник и закурил единственную оставшуюся целой сигарету. Гарри прислонился рядом к стене, массируя шею.

— А что будем делать с этой троицей следопытов и шерлоков холмсов, сующих носы куда не следует? — спросил Рон, на что Гарри тяжело вздохнул.

Они совсем еще дети, им нельзя туда, там опасно, а он несет огромную ответственность за дочь, за своего опекаемого. Но много ли было им — Гарри, Рону и ей, когда они защищали философский камень? Когда он в первый раз встретился с Волдемортом? Когда они играли в заколдованные шахматы, пили неизвестные зелья, защищали гиппогрифа, сражались с драконами и собственными страхами, искали крестражи по всей стране? Когда упрямо шли вперед, и никто не верил им, называя лжецами и обманщиками? Наверное, для себя он решил этот вопрос еще у Министра.

— Алекса и Лили я беру с собой, — твердо сказал он, — насчет Рейна думай сам.

— Предчувствую нелегкую жизнь, если он не присоединится к своим друзьям. Он съест мой мозг чайной ложечкой, повязав себе салфетку на шею. Выяснится, что я нарушаю права ребенка, права личности, права мага и еще целый кодекс других прав, о которых я даже понятия не имею, — фыркнул Рон, — кстати, а что ты сказал Джинни? Она вообще в курсе всего этого?

— Не трави душу, а? — взмолился Гарри, — я еще ничего не сказал, все слишком быстро завертелось. Чую, она мне голову открутит.

— Конечно, и будет совершенно права. Знаешь, мне не кажется хорошей идея, что они побывают в Малфой-Меноре. Зрелище не для детских глаз.

— Может им и надо это увидеть, Рон? Увидеть собственными глазами, пройтись там, где шла битва, почувствовать то, что было когда-то и нашло свое упокоение.

— Зачем?

— Чтобы не было недомолвок и лжи.

Рон смолчал, щелчком пальцев отправил окурок в пепельницу, и друзья направились к каминам. У фонтана Гарри заметил невысокую женщину, которая заметно выделялась среди спешивших с работы министерских волшебников магловской одеждой.

— Здравствуй, Серафина.

— Здравствуйте, Гарри, Рон. Как поживаете? — она обрадовалась, просияв теплой улыбкой двум мужчинам

— Спасибо, хорошо. Как ты?

— Тоже ничего. Вот, участвовала в ежегодной конференции.

— Ах, да, я и забыл про нее. Что, как прошло?

— Как всегда, было что-то интересное, что-то нужное, а что-то страшно нудное. К моему стыду, я не выдержала и сбежала, не досидев до конца.

— Речь мисс Арабеллы Фигг? — понимающе кивнул Рон, — она все еще в состоянии вскарабкаться на кафедру?

— И еще как! Она пышет энергией и… кошками. Если учесть, что я сидела на первом ряду перед кафедрой, то это было тем еще испытанием.

Мужчины рассмеялись, попрощались и ушли через камин. Женщина задумчиво смотрела им вслед, не замечая, как удивленно на нее смотрели маги, а дежурный волшебник то и дело подозрительно косился. Потом решительно встряхнула головой, отгоняя видения прошлого, и твердой походкой направилась к выходу-витрине.


* * *


Джинни понимала, что выглядит крайне сердитой, но не могла сдержаться — она и была сердита. Она молча накрывала стол не руками, а волшебной палочкой, что показывало крайнюю степень ее гнева. Чашки со звоном падали на стол, ножи и вилки веером расшвыривались в разные стороны, чайник очень опасно плюхнулся на плиту, а блюдо с тостами и булочками шмякнулось на середину стола, потеряв по пути половину из них. Виновник всего этого с удрученным видом пил кофе. Алекс с Лили почти одновременно скатились вниз по лестнице, ворвались в кухню и тут же тихонько заняли свои места за столом. Они робко проглотили по тосту с джемом и улизнули подальше, в безопасную гостиную.

Через полчаса прибыл Рон с семьей. На лице брата было оживление, племянник старался казаться равнодушным, но глаза его возбужденно сверкали, а вот Габриэль выглядела обеспокоенной и подавленной.

Допив кофе, Гарри вышел во двор, за ним потянулись все остальные. Исподтишка косясь на Джинни и Габи, он нарочито громко и строго повторил правила поведения:

— Запомните, молодые люди, никакого своевольства в Малфой-Меноре, держаться вместе, не отходить от нас, ничего не трогать и не брать в руки. Быть готовыми, если вдруг придется срочно уходить.

Затем он вытащил из кармана небольшой камень — портал, велел всем взяться за него, и через мгновение во дворе уже никого не было.

— Пойдем, Габи, будем ждать их.

Джинни вздохнула и повернулась, чтобы зайти в дом. Она эту безумную эскападу не одобрила, сопротивлялась изо всех сил, даже пробовала кричать, чем немало ошарашила Гарри, но не смогла отговорить. Если уж любимый супруг вбил что-то себе в голову, то от своего не отступится. Вот и Рона взбудоражил, и детей потащил, а ради чего?

«У меня такое ощущение, что мы что-то упустили, чего-то не нашли и даже не пытались искать, понимаешь? Эта находка Алекса, перстень, домовик и книзль… Все слишком странно и выглядит просто безумно, если предположить то, что не выходит теперь у меня из головы. Нет, Джинни, я не могу просто перепоручить это кому-нибудь другому. Не бойся за детей, клянусь, мы сумеем их защитить».

Легко говорить! Конечно, она боялась и еще как! Прогулка в Малфой-Менор — это не развлечение, не поход в Хогсмид. Что хочет найти ее неугомонный муж? Да, это его работа — следить, охранять, быть настороже, не допускать новой угрозы, но зачем ворошить понапрасну прошлое? Ведь сам не раз повторял, что не желает туда возвращаться, слишком тяжело. Оплавленные и расколотые камни разрушенного замка, наверное, насквозь пропитаны чужой болью, чужими смертями, предсмертными проклятьями, зачем их тревожить? Не место там детям. Ох, ну что же это такое?!

Ее слабо успокаивало лишь то, что этот проклятый замок находился под постоянным наблюдением, авроры всегда были начеку, а за прошедшие годы ничего странного, подозрительного или опасного в нем не происходило. Замок был мертв, так же, как и тот, чье имя даже сейчас упоминалось с опаской.

Сколько всего она передумала за эту ночь. Гарри хочет помочь мальчику, она тоже, но как? Она понимает Алекса, так, по крайней мере, ей кажется. Гарри говорил, что он нечаянно услышал их с Анджелиной разговор. Это, конечно, было неразумно с ее стороны — говорить о Гермионе Грейнджер, зная, что ее сын здесь, в этом же доме. Однако сделанного не воротишь, от сказанного не откажешься.

Стоит признаться, Алекс занял в ее сердце какое-то особенное место. Прошло всего лишь полтора года, как они с Гарри узнали о том, что у Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя есть сын, а сейчас он живет в их доме. Глядя на него, весело болтающего с Лили, возящегося с Лин, хохочущего с Джеймсом и Сириусом, у Джинни не возникало ни чувства отчуждения, ни чувства опаски. Ее инстинкты молчали, признавая, что мальчик не представлял опасности для ее детей, в то время, как она не могла оставить их, например, на Одри с Перси, взрослых людей, родственников, просто не доверяла им никогда. Ей казалось, что Одри займется своими делами и забудет про них, а про Перси и говорить нечего, дети для него были существами с другой планеты.

И она невольно вспоминала первую встречу — первое смутное удивление, шок от понимания, неприятное замешательство, противное трусливое смятение. А потом она ругала себя за глупость и предвзятость. Он был самым обыкновенным мальчишкой. Он жил в том же мире, что и ее дети. Их мир знал о второй магической войне только со страниц книг, для него имя Волдеморта становилось всего лишь именем. Этот мир не знал и не желал знать о тех, кто когда-то жил, любил, к чему-то стремился, о чем-то мечтал. Эти мечты и жизни были безжалостно развеяны в прах лишь одним мановением волшебной палочки в руках мага, претенциозно называвшего себя Темным Лордом. Они стали прошлым, они должны были утонуть в холодных водах реки Забвения. И Джинни казалось, что это верно, хотя бы потому, что в том, старом мире было слишком много зла, горя и ненависти.

Заваривая свежий чай, она улыбнулась Габриэль, невольно отметив ее отрешенный вид. А как Габи согласилась? Впрочем, Джинни прекрасно знала Рона и его методы убеждения, которые заключались лишь в том, что он с непререкаемым видом и не терпящим возражения тоном объявлял: «Будет по моему, а не иначе!». Неудивительно, что Габриэль отпустила их — возражать мужу она не любила и почти никогда этого не делала. Даже странно, если вспомнить, какой она была в юности.

Невестка взяла чашку с чаем, отпила глоток, помолчала все с тем же отсутствующим видом и, внезапно со звоном поставив чашку на блюдце, спросила дрожащим голосом:

— Это все из-за нее, да? ‘Гон отп’гавился туда из-за нее?

В первую минуту Джинни непонимающе хлопала глазами.

— Из-за кого, Габи?

— Из-за этой, вашей… как ее… Э’мионы!

Если бы перед ней сейчас появилась сама Гермиона Грейнджер, Джинни, наверное, была бы изумлена меньше. Что за бред несет Габи?

— Что ты говоришь, Габи?

— Джинни, я все знаю! — Габриэль опустила глаза и повторила, — я все знаю. ‘Гон любил ее и любит до сих по’г, не может п’гостить и п’годолжает любить! А я для него п‘госто, п‘госто…

— Ты с ума сошла! — Джинни хотелось одновременно и заплакать, и рассмеяться, — как это тебе в голову пришло? Ты — его жена, мать его сына, он любит тебя и никого другого!

— Нет! — упрямо прошептала невестка, и из ее голубых глаз потекли слезы, — мне Од’ги ‘гассказала. Она сказала, что ‘Гон чуть не сошел с ума, когда пропала Э’миона Г’эйндже’г и… что они соби’гались пожениться… и…

Джинни в ярости едва не взорвала фарфоровый чайник, вовремя удравший от нее на другой конец стола.

— А ты, значит, веришь ей, а не мне?! Да что она знает, эта Одри? Эта заносчивая, самовлюбленная, напыщенная дурочка, которая собственного мужа зовет «мой сладкий Персичек» и кудахчет над ним, словно он собрался через минуту помирать? Которая всю войну беззаботно прохлаждалась где-то в Бразилии, а потом на всех углах нагло кричала, как она отважно помогала Ордену Феникса?! Пошла она ко всем дементорам со своими россказнями! Нет, я сразу сказала маме, что ТАКУЮ дуру еще поискать, и что Перси — слепо-глухо-немой болван, у которого мозгошмыги сожрали мозг еще в младенчестве!

— Ты меня утешаешь, Джинни, — Габриэль по-детски шмыгнула носом и всхлипнула, — не надо. Лучше знать п’гавду, какой бы го’йкой она не была.

— Ты хочешь знать правду? Ну так слушай меня внимательно, Габриэль Патриция Делакур Уизли!

Внутри Джинни все бурлило и клокотало от негодования. Эта Одри, эта гадина, как она посмела!

«Ну погоди, сегодня же отправлюсь к вам и выскажу, уж будь уверена, все выскажу о таких правдолюбицах, как ты, о таких сплетницах, которые слышат звон, да не знают, откуда он!»

Она со скрежетом пододвинула стул и села напротив Габриэль, с трудом разжала ее крепко сцепленные руки, взяла узкие изящные ладони в свои. Вдруг подумалось:

«Такое уже было когда-то, я помню…»

И вправду ведь было, столько лет назад, когда они тоже ждали, нервничая, пили ромашковый чай, и Габриэль также жалко и потерянно сжимала руки и почти неслышно шелестела:

«Когда же они ве’гнутся? Когда? Когда? Когда? Пусть с ним ничего не случится! Я не смогу жить без него!»

Теперь они обе не любили ромашковый чай с его терпким травяным вкусом тревоги и неизвестности. И Джинни захотелось отколотить Рона, ударить его Конфундусом, Ступефаем или, на худой конец, вспомнить молодость и шарахнуть изо всей силы Летучемышиным сглазом. Дурак, идиот, болван! Что он натворил, наговорил, если Габриэль кинулась к Одри, поверила всем ее глупым сплетням и сейчас словно не в себе?!

Она заговорила, тщательно подбирая слова:

— Рону на самом деле была очень дорога Гермиона Грейнджер, но они не собирались пожениться. Он даже не признался ей, и очень переживал, когда она… когда произошло то, что произошло, — она пытливо взглянула на невестку, стараясь по лицу понять, как та реагирует, — он ходил по краю и балансировал на грани безумия. Он потерял себя и забыл все хорошее, что было в его жизни, разучился радоваться. Ему казалось, что он никому не нужен, и вокруг царит только смерть, горе, разрушение, предательство. И никто не мог ничего сделать с таким Роном. Ни мама, ни отец, ни я, ни Гарри, никто! Ему было на все и на всех наплевать. И только ты, слышишь, только ты смогла вернуть мне брата! Только ты снова вдохнула в него жизнь, подарила новую надежду и сумела сделать так, чтобы он вспомнил, какое бывает на вкус счастье! Габи, милая, то, что было когда-то — было. И закончилось. Прошло столько лет, и той, о ком ты говоришь, уже давно нет в живых. А мы идем вперед, стремимся к будущему, но если при этом не отпускать прошлое, плохо будет всем нам. Поверь мне, Рон давно отпустил свое прошлое, и оно всего лишь сухой листок на дереве его памяти. Он любит тебя и только тебя. Ты родила ему сына, которого он обожает. Он дорожит семьей. И я тебя не утешаю. Это правда.

У Джинни запершило в горле от долгого монолога.

О, Мерлин, неужели Судьба никогда не забывает даже мелочей? Много лет тому назад она боялась этого разговора, расспросов Габриэль, не знала, что ответить. И вот он ее настиг. И наверное стоит сказать «спасибо», что разговор этот состоялся именно сейчас, когда она уже не молоденькая девчонка, нетерпимая и безапелляционная. Когда холодные воды Времени остудили жар горячности, поспешности, торопливых решений и безоглядных поступков.

Она надеялась, что убедила Габи, вырвала с корнем сорняки подозрений, полуправды и недосказанности. Видимо, убедила. Или, по крайней мере, задавила. На прекрасном лице Габи застенчивым солнечным зайчиком промелькнула улыбка.

— Ты не лжешь мне?

— Во имя всех святых, зачем? — Джинни развела руками в немного наигранном удивлении (внутри все продолжало кипеть от злости на Одри и Рона), — Габи, ты меня знаешь много лет и знаешь, что я всегда предпочитала говорить правду. Потому что так честнее. И легче. Не верь Одри, у этой курицы самомнение павлина и столько же мозгов. Кстати, хочу тебе выговорить за Рона! Он меня достал! Почему ты его отпускаешь в эти ужасные пабы? Он повадился таскать с собой Гарри, и мой муж возвращается оттуда изрядно навеселе и отвратительно воняющий табачным дымом!

Габи тихо хихикнула, прижимаясь к золовке. И Джинни снова гладила ее по серебристым волосам, словно девочку, как давным-давно, чувствуя себя старше и мудрее. И непрошенные слезы, слезы обиды за Габи, слезы непонятной немой вины перед ней, слезы страха за этих сумасшедших, отправившихся в Малфой-Менор, туманили глаза, и предметы в ее чистой уютной кухне расплывались и меняли свои очертания.

Вбежала Лин, остановилась, увидев их, и удивленно спросила:

— Мамочка, почему тетя Габи плачет? Ее кто-то обидел?

— Нет-нет, — замахала руками Габи, — нет, малышка, пг’осто… пг’осто со’гинка в глаз попала.

Девочка подбежала к ней, взобралась на колени и ласково обняла за шею, уткнувшись носиком в мокрую щеку.

— Не плачь, пожалуйста, тетя Габи! Хочешь, я нарисую тебе картинку? Я красиво рисую, правда! Только не плачь, ладно? Ведь взрослые не плачут.

— Вз’гослые не плачут, — повторила Габи, смахивая слезы, — ты п’гава, моя хо’гошая. Только иногда так хочется побыть ’гебенком и забыть, что на свете есть этот ужасный вз’гослый ми’г.

От громкого вопля, донесшегося с заднего двора, все трое невольно вздрогнули.

Джинни поспешно выглянула в окно и ахнула. Во дворе у большого дуба разыгрывалась драма, достойная пера Шекспира. Джеймс и Сириус о чем-то ожесточенно спорили, готовые кинуться друг на друга с кулаками. К дубу было привязано какое-то непонятное существо. На голове его торчало яблоко, сплошь утыканное стрелами. Приглядевшись, Джинни не без труда опознала в нем Добби. Только почему-то размалеванного ее косметикой, одетого в платье (явно позаимствованное из гардероба Лин) и накрепко привязанного к толстому стволу. А ее сыновья были разряжены не менее причудливо. Джеймс был в чем-то, издалека напоминавшем рыцарские латы, и размахивал коротким игрушечным мечом и луком, подаренными еще на позапрошлогоднее Рождество и, казалось бы, уже давно и прочно забытыми. Сириус облачился в парадную темно-зеленую мантию отца, волочившуюся за ним по земле и уже изрядно испачканную, и потрясал волшебной палочкой. Волшебной палочкой?! Сердце Джинни ёкнуло. Эти двое и без палочки умудряются такое вытворять… без Успокоительного зелья страшно воспоминать.

— Сириус Поттер, немедленно принеси сюда палочку и объясни, что у вас происходит! — крикнула она, открыв окно.

Сириус вздрогнул и обернулся. Добби снова издал тот протяжный вопль, который привлек их внимание.

— А они в Мерлина и Артура играют, — объяснила Лин, которую держала на руках Габи, — правда, интересно, да? Добби — коварная Дева Озера, которая хочет утащить Мерлина, но Артур его спасает. Джим сперва хотел, чтобы я ею была, а я сказала, не буду. Он тогда Добби притащил.

— Не спросив его, хочет ли он играть с малолетними шалопутами, разумеется, — вздохнула Джинни и снова крикнула, — Сириус, я жду.

Сириус завопил в ответ, не двигаясь с места:

— Ма, мы просто кое-что обсуждаем с Добби. А палочка не настоящая, а из дядиного магазина.

— Тогда тем более неси сюда! О, Мерлин, еще не позавтракали, а уже безобразничают.

Габриэль тихо рассмеялась:

— С мальчишками всегда много хлопот, ве’гно? Хотя ‘Гейни не такой хулиган, как Джим и ‘Гус, но иногда он п’госто невыносим! А девочки ласковые и мягкие, с ними легче.

Она поцеловала Лин, которую все еще держала на руках, и прибавила:

— Я надеюсь, у ‘Гейни будет сест’генка.

— Девочки ласковые и мягкие? Моя старшая под эту категорию не подпадает, настоящая маленькая разбойница, — машинально ответила Джинни, — что? Габи, ты…?

— Да, да, да! — часто закивала Габи, зардевшись нежным румянцем и от этого став еще краше, — ‘Гон еще не знает.

— Немедленно опусти Лин на пол, она тяжелая! Ты была у целителя?

Она засыпала невестку вопросами, Габи нежно улыбалась и словно светилась, шутливо отмахивалась, напоминая, что если Джинни не помнит, двенадцать лет назад у нее появился Рейн, так что опыт уже есть. Джинни все тараторила, в душе облегченно выдыхая. Это все гормональный всплеск, обычный для беременности. Слава милосердной Моргане, Габи сейчас просто воспринимает все слишком эмоционально. Наверняка, Рон чем-то невольно обидел, услышала какой-то обрывок разговора, обратилась к этой дуре, а та, рада стараться, наговорила всякого («Ну доберусь же я до тебя, милая Одри, ох доберусь!»). Все уладится. Вот они вернутся, она поговорит с безголовым братцем, и все будет хорошо. Призраки прошлого не будут тревожить настоящее. Им здесь нет места.

Глава опубликована: 28.10.2009

Глава 35. Конец и начало

«Я люблю!» — прокричал Он в лицо тем, кто лгал, -

«Я люблю! За любовь ее жизнь подарю!

Я люблю! За нее целый мир я отдам!

Нет желанней ее, нет прекрасней ее…»

«Я люблю!» — звонкой птицей пропела Она, -

«Я люблю! Свое сердце навек отдаю!

Я люблю! В этом мире уже не одна!

Нет нежнее его, нет сильнее его…»

Темным пламенем лет Время всех обожгло,

И Ветра Перемен принесли только боль,

Тропы Судеб пеплом потерь замело,

Но звездные крылья вновь взметнула Любовь.

«Я люблю!» — прошептал Он в полночную тьму, -

«Я люблю и готов за нее умереть!

Я люблю! Не отдам никогда никому!

Нет прекрасней ее, нет светлее ее…»

«Я люблю!» — улыбнулась Она в синеву, -

«Я люблю и готова за ним улететь!

Я люблю! Все пойму, все прощу, все смогу!

Нет сильнее его, нет дороже его…»

Даже смерть не страшна, если Вера в глазах,

А Надежда — звезда в грозовых небесах,

И мы не исчезнем за гранью миров,

Если путь освещает нам наша Любовь.

(с) Lilofeya

* * *

Косые лучи утреннего солнца льют мед и золото, путаются в пышных каштановых кудрях, мягко скользят по щеке, раскрасневшейся ото сна. Драко аккуратно задергивает портьеру, чтобы не потревожить Гермиону. Они опять полночи по очереди укачивали малыша, который то хныкал, то беспокойно дремал только на руках, а то взирал ясными серыми глазенками, давая понять, что три часа пополуночи — совсем не повод ложиться в кровать. Уснул крепким сном он почти под утро и сейчас посапывает в кроватке, раскинув ручонки. Драко не может сдержать улыбки, глядя на сына, осторожно гладит по крепко сжатому кулачку. Маленький упрямец, настоящий Малфой. Уже сейчас виден характер, на все будет свое мнение.

«Упрямец» внезапно распахивает глаза, еще туманные, зевает, вертится с боку на бок, кряхтит и, кривя губки, явно намеревается огласить комнату негодующим плачем. Драко поспешно берет сына на руки и укачивает отточенными почти до автоматизма движениями.

— Эй-эй, чшшш, Алекс, мы же не хотим разбудить маму?

Сразу же сменив гнев на милость, Алекс разглядывает лицо отца, полусонно улыбается, что-то лепечет на своем языке, хватает его за палец, снова зевает. Сердце Драко вздрагивает и пропускает удар, комок подкатывает к горлу, и хочется, чтобы продлился как можно дольше миг утреннего медового солнца, мирного покоя, тишины и улыбки его сына, когда невзгоды и тревоги как будто сгинули в ночи, а вся любовь мира спит в этой комнате, по-детски подложив под щеку ладонь.

Алекс снова потихоньку засыпает, прижавшись, уткнувшись носиком в плечо, так и не выпустив его палец, словно не желая отпускать. Драко тихо прохаживается по спальне, держа на руках сына и оттягивая момент. Безумно не хочется уходить, но запланировано много дел, надо подготовить очередные документы для банковских транзакций. К тому же в Малфой-Менор сегодня прибудет Лорд и потребует к Себе внимания. А значит, времени для работы с бумагами останется не так уж много.

Стараясь не потревожить, он укладывает сына в кроватку, немного покачивает. К счастью, Алекс не просыпается, лишь недовольно хмурит бровки.

— Я вернусь, сынок, — шепчет Драко, — до встречи вечером.

Он нежно целует Гермиону в висок, туда, где кудрявится непослушная прядка, быстро пишет записку и, с сожалением вздохнув, как можно тише прикрывает за собой дверь спальни.

Он потом будет раз за разом вспоминать этот последний миг счастливой безмятежности, оставленной им, когда ворвутся в Кабинет и приставят палочку к горлу те, кого он только вчера считал приятелями. Когда его будут тащить словно пленника по коридорам его же замка, и рыцарские доспехи на третьем этаже будут тщетно бить мечами по щитам, а голоса портретов его предков отчаянно биться под высокими гулкими сводами. Когда он увидит безысходность в глазах отца, бессильного в служении Лорду, и слепой ужас на лице матери, которой безжалостно выкрутит руки и возьмет под конвой собственная, злорадно и торжествующе скалящаяся сестра. Когда померкнет сознание от невыносимой, безумной, адской боли пыточных заклятий, он будет вспоминать сонную улыбку своего маленького сына и любимую женщину, спящую в золотой колыбели утра.

* * *

— Твою долбаную дементорову мать! Да какого в задницу дракла?!

Аластор Грюм отшвыривает клочок пергамента и оглашает воздух еще более грязными ругательствами. Он, прихрамывая, ковыляет к камину, шарит на полке, отыскивая трубку. Табак крошится, спички рассыпаются из коробка, трутница едва тлеет, и старый аврор, чертыхаясь, прикуривает от волшебной палочки. Ароматные клубы дыма плывут по комнатке, растворяются в затхлом воздухе. Аластор приподнимает створку окна, впуская холодный сырой октябрьский туман, затем возвращается к столу и снова берет отброшенный пергамент. На желтом потрепанном листе, опаленном с одной стороны, вытершемся на сгибах, всего одна фраза, выведенная изящным витиеватым почерком, но эта фраза, эти несколько слов словно написаны не чернилами, а кровью:

Сегодня будет обвинен в измене и казнен Драко Малфой

Грюм снова извергает ругательства, в бессильной злобе сжимая кулаки. Все в нем кипит и клокочет. Удача наконец изменила этому сучонку, его все-таки схватили!

Отшвырнув погасшую трубку, он берет с подставки полуоблезшее серое перо и выводит на пергаменте:

Сведения верные?

Через некоторое время на листе проявляются слова, сплетающиеся в предложения:

Да. Источник — один из самых близких и облеченных Его доверием на данный момент и сам приложил руку к собранию свидетельств о шпионаже и измене ДМ. Насколько мне стало известно, в связи с этим упоминается ваше имя. Отца только что вызвали в М-М., созван Ближний Круг, будут и другие

На скулах Аластора играют желваки, ему хочется в ярости расколотить все вокруг. Значит, кому-то из псов Волдеморта, дементоры бы его сожрали и не подавились, хватило ума заподозрить Малфоя и проследить за ним. Кто просчитался — Малфой или он сам? В чем и где они прокололись? Что с Гермионой? И что теперь делать?

Он снова хватает перо и царапает по пергаменту.

Что с остальными Малфоями?

Неспешно и громко тикают на стене старые часы, медленно проступают новые слова.

Пока неизвестно

У него есть выбор. Он может просто проигнорировать это сообщение, порадовавшись тому, что еще одним гребаным Пожирателем Смерти станет меньше. Змея пожирает сама себя, что может быть лучше? Но он лишится ценного и надежного источника, на которого к тому же возлагал надежды в предстоящей решительной схватке. Он никогда не позволял себе недооценивать Малфоя, потому что это могло стоить жизни не только ему, но и многим другим людям. И он прекрасно отдавал отчет в том, что использует Малфоя (впрочем, как и тот использует его), и в любой момент шаткое хрупкое перемирие, затеянное ради будущего, рухнет по какой-либо причине. Этот момент настал. Он может просто ничего не делать. Этого достаточно. И оборвется чужая жизнь. И разобьется другая, связанная с ней, потому что он хорошо помнит, как доверчиво вкладывала свою руку в руку Драко Малфоя Гермиона Грейнджер, с какой верой и убежденностью в своих словах вскидывала голову: «Драко может и я смогу!».

Выбор или иллюзия выбора? Жизнь одного или многих?

* * *

— Это самое дурное и недальновидное твое решение! Ты поведешь всех на верную смерть и сгинешь сам! Это безумие — штурм Малфой-Менора на скорую руку!

Карадок Дирборн прохаживается по комнате, передергивает плечами, натыкается на угол письменного стола, задевает высокую спинку стула. Если бы у него были руки, то он бы сейчас размахивал ими, рубил воздух и сжимал кулаки. Но рук у него нет, и вся горячность, столь несвойственная ему — уравновешенному, хладнокровному, рациональному почти до циничной расчетливости — выражается тем, что он мерит тесный кабинет шагами, не присев ни на миг с тех пор, как появился вместе с неизменной спутницей-женой.

— Я согласна, — поддерживает его Минерва МакГонагалл, — это в высшей степени неразумно, простите, Аластор. Мы ведь планировали иное. Направлением нашего удара должно стать Министерство Магии. Отбив его, мы займем ключевые позиции и по сути отобьем и магическую Англию. Малфой-Менор не так важен для нас, пусть в нем и собираются Пожиратели.

— К тому же замок неприступен, вот в чем прореха вашего нового плана. Он защищен множеством чар, в том числе и Ненаходимости, — вступает в разговор Афина Дирборн, — попасть в него крайне сложно, я бы даже рискнула утверждать, что невозможно.

Аластор угрюмо слушает, кивая. Она права. И Минерва права. Они с Афиной мыслят логично и отстраненно, просчитывают все вероятности, не допуская погрешностей и недочетов.

— Да и готовы ли мы сейчас выступить-то? — гудит Хагрид, едва умостившийся в свободном углу у приоткрытого окна, — положим, кинуть клич и собраться трудов не будет, монетки зачарованные есть, все как один прибудут. Да только без подготовки, вот так сразу… положим мы ребят, ох, положим…

— Сколько еще мы должны готовиться? — жестко спрашивает Грюм, обводя всех целым глазом, — день за днем мы теряем родных и близких, прячемся и скрываемся как трусливые лунные тельцы, ждем чего-то. Чего?

Минерва вскидывается, но ее опережает Кингсли Бруствер. Похожий на эбеновую статую со скрещенными на груди руками, он склоняет голову и тяжеловесно роняет свое решение:

— Я за выступление. Давно пора.

— И я за, — говорит молчавший до этого Гарри Поттер.

Он сидит на корточках ко всем спиной, вороша каминной кочергой все никак не желающие заняться сыроватые поленья. Поднимается, оборачивается, ерошит и без того взлохмаченную черную шевелюру. Разгоревшееся пламя трещит за его спиной, словно одобряя.

— Мы и так слишком долго ждали. Кингсли прав, время пришло.

Негромкий голос молодого мага словно режет плотную пелену сомнений, колебаний и неуверенности.

— А крестражи как же? Они ж так до конца и не…

— Дневник, Чаша Пуффендуй, Кольцо Слизерина, Крест Когтевран, Камень Гриффиндора — пять крестражей уничтожены. Шестой — я. Седьмой осколок души — в нем самом.

— Гарри, мы так до конца и не пришли к единому мнению насчет тебя в качестве крестража, — решительно протестует МакГонагалл, — слишком мало доказательств, ни в одной книге нет упоминаний о подобных прецедентах.

— Значит, будут. Потом, после, — Гарри невесело усмехается и повторяет, — время пришло.

Карадок Дирборн качает головой.

— Твое безумие заразительно, Аластор.

Грюм хмыкает, думая про себя:

«Знал бы ты, старый друг, кто подтолкнул меня к этой мысли о штурме Малфой-Менора, ты бы был еще больше разочарован». Вслух он произносит:

— На нашей стороне внезапность и стремительность. Ему не придет в голову, что мы осмелимся напасть на него в его же давнем логове. Сегодня там соберется основное ядро, самая приближенная клика. Мы покончим с ними одним ударом.

Афина откашливается, привлекая к себе внимание.

— Звучит хорошо, но вы вновь забываете об одной важной детали — чарах Ненаходимости. Мы банально не найдем замок.

— Об этом трудно забыть. Малфои никому не доверяют, замок открыт для очень ограниченного круга лиц. Далеко не все Пожиратели Смерти могут свободно бывать в нем. Но, как сообщил мне мой информатор, не каждый раз, но иногда в дни подобных сборищ, когда назначена казнь, с замка временно снимаются чары Ненаходимости, потом их вновь возобновляют. Сегодня такой день, так что Малфой-Менор находим, — губы Грюма растягиваются в торжествующей усмешке.

— Сегодня кого-то казнят? — Минерва, напротив, сжимает губы в узкую полоску, — однако приговора и вердикта в газетах не было. Кто-то из приближенных?

— Да, — кратко отвечает Грюм, не вдаваясь в подробности.

— Хорошо, но все-таки как мы его найдем, даже если он открыт? Никто из нас не был в Малфой-Меноре, никто не знает, где он расположен географически, хотя вы зачем-то раздобыли его план и заставили всех нас более-менее в нем ориентироваться! — не отступает от своего Афина.

— Знают МакДугал и его дочь. Но и я позаботился об этом, Минерва. Мы пойдем по Следу Зориллы.

— Эээ, что? По чьему следу? — удивленно спрашивает Гарри Поттер. Минерва и Афина переглядываются в недоумении. Хагрид морщит лоб, будто что-то припоминая. И Аластор пускается в разъяснения:

— Есть такой зверек — зорилла, а по-простому — полосатый хорек, обитает в Африке и считается у маглов одной из самых зловонных тварей на Земле. Так вот, наши умники — Вуд, Голдстейн и Кут, придумали чары, которые будучи нанесенными раз на что-либо, оставляют магический след не хуже вони этого хорька. Взяв этот след, вы не собьетесь, уж слишком будет «вонять».

— Хорек? Мы пойдем в Малфой-Менор по следу вонючего хорька? Черт, это забавно! — Гарри Поттер фыркает в приступе непонятного веселья.

— Я слышала кое-что о них от Сьюзен, но объясните понятнее, Аластор, — требует МакГонагалл, строго глянув на бывшего ученика.

— На одного из тех, кто сегодня точно будет в Малфой-Меноре, нанесены эти чары. Они и приведут нас в замок.

— Кроме Ненаходимости много других заклятий, — с сомнением говорит Карадок, — не забывайте, это фамильный замок очень старого волшебного рода. Не сомневаюсь, что он защищен куда изощреннее, чем мы можем предполагать.

— Если начать просчитывать абсолютно каждый шаг, мы так ни к чему и не придем, — досадливо рубит Грюм, — конечно, Малфой-Менор от подземелий и до башенных шпилей напичкан самыми разными охранными заклятьями. Но повторяю, сегодня у нас есть отличный шанс одним ударом прихлопнуть всю верхушку во главе с этой тварью. Министерство — тоже неплохая цель, но вы помните, как в прошлый раз мы пытались подсчитать риск случайных жертв? Каково было хотя бы примерное число всех тех невинных, которые погибнут при атаке, попадут под шальные заклятья, станут заложниками? А здесь мы рискуем только собой. И этот расклад мне нравится куда больше.

— Так-то оно так, — роняет Хагрид, — а вот что я скажу — ты доверяешь своему информатору, Аластор? Он нас как мышенят в ловушку не заманивает ли?

Старый аврор на минуту задумывается, а потом решительно отрезает:

— Я уверен в правдивости его информации. Насколько это вообще возможно.

— Время пришло! — уже в третий раз повторяет Гарри Поттер и обводит всех взглядом, в котором зеленым огнем полыхают решимость и уверенность, — Аластор спрашивал: чего мы ждем? Пока рожденные за эти годы дети не вырастут? Пока нас всех не перебьют поодиночке? Пока волшебники окончательно не забудут, что когда-то можно было свободно колдовать и не бояться, что за магловское происхождение тебя засадят в Азкабан? Мы не можем больше ждать, я не хочу больше ждать! И так считают многие. Они рвутся в бой!

Маги, собравшиеся в небольшом кабинете Аластора, замолкают. Дирборны и МакГонагалл погрузились в глубокие раздумья, Хагрид что-то бормочет себе под нос, Бруствер столь же монументально стоит, прислонившись к косяку. Он уже все решил и своего решения менять не собирается. Ожидание струится прозрачными нитями сырого тумана, просачивающимися в комнату, приглушает голос огня и внезапно пугливо отступает в угол от возгласа Гарри Поттера:

— У вас завелись саламандры, Аластор.

И вправду, ослепительно белая пламенеющая головка выглядывает из-под двух поленьев, сложенных шалашиком, и тут же испуганно прячется. Грюм равнодушно пожимает плечами, сейчас не до огненных тварюшек, выведет их позже.

— Итак?

— Риск велик, но когда-то этот день должен наступить. Почему бы не сегодня? — задумчиво поднимает взгляд Минерва,

Карадок Дирборн тяжело прислоняется к спинке кресла.

— Полагаю, что шансы на успех у нас все-таки есть. Но, Гарри, понимаете ли вы, что столкнетесь с Волдемортом лицом к лицу?

— «Ни одному из них не будет покоя, пока жив другой», — криво ухмыляется Поттер, — да, я знаю. Если вы спросите — боюсь ли я, то да, боюсь. Но не могу иначе.

Хагрид поднимается из своего угла, вытягивается во весь рост, доставая до потолка, и потрясает кулаком.

— Я с Гарри! И Грохх тоже!

Грюм звучно припечатывает ладонью по лакированной столешнице.

— Выступаем.

Когда вновь в доме наступает тишина, когда несутся по зачарованным монетам кличи о сборе, когда во всех уголках страны собираются взволнованные маги, когда кто-то плачет, кто-то чересчур громко и лихорадочно радуется, а кто-то сосредоточенно молчит, когда стремительной серебристой тенью мчится через полстраны к валлийскому побережью птица-патронус, Аластор Грюм обхватывает руками кудлатую голову, и в ней бьется только одна мысль:

«Ради вас, девочка, только ради вас…»

Через час, полностью готовый, он собирается отправиться к условленному месту встречи — вересковым пустошам Хайлэнда. Обходит маленькие сумрачные комнатки, новым взором окидывая свое логово, свою берлогу. Вернется ли он сюда?

Он признается в душе самому себе, что тоже, как и Гарри Поттер, боится, но не может иначе. Он много поставил на карту и все равно сомневается в правильности своего решения, пусть оно и было поддержано. Нет, все идет к финалу, к последней битве. Все верно.

Немного постояв на пороге, он захлопывает дверь и накладывает охранное заклятье. Прихрамывая, отходит на десяток шагов от крыльца и, не оглядываясь, трансгрессирует.

Откуда ему знать, что спустя несколько часов через щель неплотно прикрытой верхней створки окна в кабинет проскользнет тлеющая ящерка, а навстречу из затухающего камина выбежит ее друг. И узкие гибкие тела сплетутся в диковинном пламенном танце, от которого займется вначале тонкий потрепанный коврик перед камином, а потом загорятся паркет, деревянный письменный стол. Сгорят разбросанные свитки на полу и столе, мигом вспыхнут перья в подставке, запылают зачарованные перо и пергамент, на котором до последнего будут видны выведенные чьим-то изящным почерком строчки и кое-как начерканные каракули. Тяжело и неотвратимо огонь обоймет книжные полки, перекинется на дверь и хозяином озарит весь небольшой коттедж. Пламя, столб дыма не будут видны никому из-за охранных чар, и только случайно забредшие лисы и дикие книзли будут принюхиваться к невидимому пожарищу, не понимая, откуда несет гарью. А две саламандры, насытившиеся и позаботившиеся о потомстве, будут довольно спать в толстом слое горячего пепла и золы.


* * *


В это же время вокруг замка Малфой-Менор все туже и туже стягивается невидимое кольцо. Нет, его окрестности пустынны, крепко заперты черные кованые ворота, никого нет на подъездной аллее, но полупрозрачные тени скользят по земле, словно под чьими-то осторожными шагами тихонько шуршит начинающая желтеть и сохнуть трава, в ранних октябрьских сумерках вспыхивают и гаснут странные разноцветные искры.

А в огромном Церемониальном зале Малфой-Менора еле держится на ногах спеленутый по рукам и ногам парализующими, оглушенный болевыми заклятьями Драко Малфой. Рабастан Лейнстрендж и Вейланд Джагсон держат его под прицелом палочек. Люциус Малфой в стороне, и палочка зажата в опущенной руке, на застывшем бесстрастном лице не отражается ничего — как будто не его единственный сын перед ним, беспомощный, окровавленный, кусающий губы, чтобы не закричать от раздирающей на куски тело боли многочисленных Круциатусов.

— Убийца! Мерзкий убийца! Вы все мерзавцы! Немедленно отпустите мальчика! — визжит фамильное привидение Малфоев, кругами летая над Пожирателями Смерти. Словно забыв о своей бесплотности, пытается ударить кого-нибудь, то и дело пролетает через живых, но те только отмахиваются от призрака. Через пару минут Темному Лорду надоедают вопли, и от какого-то заклятья из его палочки бедная Фиона застывает в нелепой позе, потом, серебристо замерцав, скукоживается до бесформенного белесого облачка и так и остается висеть в воздухе.

Больно, как же больно! Драко успел забыть, какой остервенело-мучительной, обжигающе-ледяной бывает боль от Круциатуса. Это, наверное, его последние ощущения. Вот и все. Больше ничего не будет. В голове проносятся рваные клочки мыслей.

Его последнее волшебство. Он успел снять с замка наиболее опасные для чужаков охранные и защитные чары. Остались всего лишь несколько заклятий и среди них то одно, которое не снимется, потому что в самих камнях стен. До тех пор, пока жив хоть один человек, в ком течет кровь Малфоев, замок будет существовать даже в развалинах. Если Драко правильно понял хрипатого старика, если в словах этого гребаного аврора таилось хоть немного правды, то когда-нибудь Малфой-Менор станет последним пристанищем Темного Лорда.

Чувство вины касается сознания. Он виноват перед родным замком, лишив его защиты, словно содрав с человека одежду и оставив голым лютой зимой. Еще одна тяжесть на его совести, за которую будет расплата. Что ж, он сам выбрал свой путь и знал, на что идет. Но кто, кто выследил его?! Где он допустил ошибку?!

— Благодарю вас, моя милая Имельда, за верную службу и преданность, которые, по всей видимости, становятся бесценной редкостью в нашем мире, — Лорд Волдеморт театрально прижимает ладонь к сердцу и склоняет голову перед невысокой плотной волшебницей. Имельда Уилкис горделиво вскидывает голову, в ее маленьких глазках откровенное ликование.

«Так вот кто. Эта сука, мерзкая, похотливая, мстительная сука»

— Мерзавец! Предатель! Мой Повелитель, позвольте мне прикончить его! — с истошным криком в зал врывается Беллатриса, толкая перед собой Нарциссу.

Люциус вздрагивает, вскидывает палочку, но Эметриус Эйвери стремительным движением заставляет опустить руку. С другой стороны хватает за плечо Фрэнсис Розье. Люциус с усилием поворачивается в его сторону и встречает предупреждающий взгляд и едва заметное покачивание головой.

— Разумеется, не позволю. Белла, почему ты не присматриваешь за Нарциссой, как я тебе велел? — с неудовольствием морщится Волдеморт.

Черноволосая волшебница топает ногой, словно рассерженная девочка, и с отвращением отталкивает сестру. Нарцисса едва не падает от жесткого сильного толчка, Люциус успевает подхватить ее и прижимает к себе.

— Пусть полюбуется на своего сыночка-предателя в последний раз! О, мой Повелитель, мне так жаль, чтобы мой племянник оказался столь низок и бесчестен! Это все ты виноват! — она вскидывает на Люциуса указующий перст и свирепый взгляд, — это твое воспитание! Всегда знала, что твое скользкое лицемерное…

— Мой Лорд, дозвольте обратиться, — звучным, хорошо поставленным баритоном прерывает ее Розье, — каковы доказательства, представленные на Ваш суд? Признаться, я несколько обескуражен и хотел бы услышать, на каких основаниях Драко обвиняют в измене, насколько надежны свидетельства его предполагаемой измены, и сознался ли он сам. Хотя после тех… средств, что были применены к нему, можно сознаться в чем угодно.

Имельда злобно щерится.

— Я собственными глазами видела, как он встречался с этим аврором и несколько раз что-то передавал ему!

— Они были столь неосторожны, что беспечно встречались на твоих глазах? Так нагло внедрить шпиона и так глупо попасться — совсем не похоже на Аластора Грюма. Полагаю, что ты что-то недоговариваешь Имельда, — слегка глумливо замечает Сивард Селвин, недолюбливающий Уилкис.

— Поддерживаю, — холодным тоном цедит Эйвери, — обвинения голословны.

— Со всем почтением, мой Лорд, но в словах Сиварда, Эмета и Фрэнсиса кроется доля истины, — со льстивой вкрадчивостью вплетает свой голос Персей Паркинсон, — не кажется ли Вам, Господин, что мы спешим с вынесением приговора? Мы знаем Драко, можно сказать, с самого нежного возраста и знаем, как он предан Вам. Не могла ли достопочтенная Имельда слегка…м-м-м… обознаться и ошибочно сделать несколько преждевременные выводы? В конце концов, существуют Оборотные зелья, некоторые разновидности чар, которые способны изменять внешность.

Драко слабо удивляется их дерзости, воистину неслыханной, поскольку они осмеливаются не только усомниться в приговоре Лорда и предъявленных обвинениях, но и требовать доказательств. А отец не проронил ни слова…

— Я выслеживала этого предателя, едва у меня зародились смутные подозрения в его двойной игре! И однажды удостоверилась в своей правоте! — взвизгивает Имельда, — Господин видел все мои воспоминания и убедился в том, что я не лгу!

— Вы столь умны, что сами вычислили якобы шпиона, и столь искусны в волшебстве, что смогли обвести вокруг пальца старого лиса Грюма? — поднимает бровь Розье, — простите, Имельда, но мы не подозревали о выдающихся умственных и магических способностях, видимо, дремавших в вас до сей поры.

— Я анимаг! — выкрикивает взбешенная Пожирательница, — я просто незаметно летала за ним, днями и ночами следила за каждым шагом! Я перехитрила его, да и этого аврора тоже! Они и думать не думали, что простая ворона все высматривает и подслушивает!

«Вот же паскудная тварь. Я ее недооценил»

— Довольно! — тихий шипящий голос заставляет всех умолкнуть, — я получил все доказательства измены Драко Малфоя. Мое решение обжалованию не подлежит. Вечером, когда вернутся Хвост и Родерик, он будет казнен. Разошлите призывы другим, пусть это будет уроком для них.

Лицо Люциуса каменеет еще больше. Он, не отрываясь, смотрит на сына, и Драко кажется, что отец силится что-то сказать, но не может, просто физически не может издать ни звука. А Нарцисса вдруг высвобождается из объятий мужа и одним грациозным текучим движением опускается на колени перед Волдемортом, едва ли не простирается перед ним.

— Мой Лорд, прошу Вас, проявите снисхождение, пощадите моего сына! Что угодно, но только не лишайте его жизни! — когда она поднимает взгляд, слезы медленно катятся по ее лицу.

Темный маг молчит, словно любуясь зрелищем — волшебницей у своих ног, из чистокровнейшего и благороднейшего рода, одной из самых красивых и гордых леди высшего магического света, никогда и ни перед кем не склонявшейся в покорности, никогда не показывавшей своей слабости.

— Моя дорогая Нарцисса, увы-увы. Предательство должно быть наказано, это закон, — багряные глаза прищуриваются, и Лорд словно в насмешку повторяет недавние мысли Драко, — ваш сын сам выбрал свой путь и знал, на что идет.

— Прошу, мой Лорд, возьмите мою жизнь вместо его! Только пощадите! — молит Нарцисса, ее хрустальный голос дрожит и переливается, серые глаза сияют сквозь пелену слез.

«Не надо, мама! Не надо! Не унижайся!» — хочет крикнуть Драко, но из горла вырывается лишь хриплый клекот.

— Белла, уведи ее и запри! — резко бросает, отворачиваясь, Волдеморт, — она опутывает меня вашими проклятыми вейловскими чарами!

Люциус бросается к жене, но его опережает Беллатриса, нацеливает палочку.

— Прочь, Люци, прочь! Я позабочусь о ней, изволь не беспокоиться.

Она поднимает Нарциссу, изуверски дергая и выворачивая предплечье, грубо волочит за собой. Среброволосой волшебнице не вырваться из безжалостных рук собственной сестры.

А Темный Лорд шипит, кружа вокруг Драко, и его змея Нагайна чудовищной пестрой плетью скользит вслед:

— Я не ожидал предательства от тебя, Драко! Все, что угодно — наветы, клевета, интриги за власть, за право находиться рядом со мной, но только не измена! Чего ты добивался, глупец?! Я дал все, чего желала твоя мелкая душонка — свободу действий, власть над презренными маглами, женщину, о которой ты мечтал. Разве не так, Драко? Признайся, ты хотел, чтобы Гермиона Грейнджер принадлежала тебе, но тебе не хватало ни смелости, чтобы признать это перед самим собой, ни решительности, чтобы признаться ей. Ты, жалкий трус, от меня, как подарок, получил и ее, и одновременно шанс отомстить своим врагам, отняв у них ту, без которой они не мыслили себя. Ведь, правда, Драко, та встреча в саду, тебе было сладко издеваться над Поттером, упоительно было смотреть, как корчится Уизли? Ты думал, что я не знаю? Мне это было известно, я даже гордился тобой! Но чего тебе не хватало, Драко?

Драко еле улыбается, шевеля разбитыми окровавленными губами, напрягает голосовые связки.

— Тебе не… понять… Мне никогда не нужна была власть… Она ничто, когда… ты одинок… когда все тебя боятся, и нет… человека, который был бы рядом… Гермиона… если бы она сама… не захотела… никогда не стала бы моей… а угрозы убить близких… не лучшее средство… сохранить чувства верного слуги… и даже самый… нерешительный трус… становится… храбрецом, если… у него нет выбора… Лучше умереть… стоя…. чем жить на…. коленях….

— О, даже так? — Волдеморт останавливается напротив него.

Они почти одного роста, существо со змеиными щелями глаз и молодой мужчина с рано поседевшими волосами, лицо которого искажено от невыносимой боли.

— Я вижу, Дамблдор успел посеять семена, которые неожиданно дали всходы. Но это ровным счетом ничего не значит. Он выиграл сражение и проиграл битву. ЭТО пророчество не будет исполнено. Гарри Поттер очень скоро встретится, наконец, со своей смертью, которая ждет его уже двадцать три года!

Темный Лорд говорит с такой убежденностью, что Драко находит в себе силы удивиться. Какое еще пророчество? Было еще одно, кроме того, об Избранном, которое осталось недобытым? За этим Он столько лет охотился на пророчиц?

Наверное, он произносит вопросы вслух, потому что Темный Лорд хищно улыбается, словно кобра, загнавшая кролика в угол и обвившая его тугими кольцами.

— Да, еще одно пророчество, мой мальчик. И я получил его.

Маг небрежно взмахивает палочкой, и из нее серыми сгустками тумана вытекают две бесплотные тени, две знакомые Драко старухи. Одна тощая, закутанная в многочисленные шали и обвешанная бусами, в нелепых круглых очках похожая на огромную стрекозу.

— Ни одному из них не будет покоя, пока жив другой! Но Избранный будет не одинок. Сила его — в них и победа его — в них. Вместе они — олицетворение единства Души, Сердца и Ума. Они подобны камням, на которых покоится мироздание. Убери один, и оно пошатнется. Но появится еще один, в ком свет переплелся с тьмой так крепко, что не отделить. И тогда соединятся Жизнь и Смерть против того, кто дерзнул прервать течение их извечного Круговорота.

Ее слова звучат приглушенно и в то же время отдаются эхом, словно в длинном гулком коридоре. Едва она перестает говорить, хрипло каркает другая, в пестрой мантии, с узким птичьим лицом и немигающими злыми глазами:

— Тебе все равно ничего не удастся, паршивый полукровка! Как бы ни пыжился и что бы ни делал, ты все равно умрешь! Слышишь, умрешь, как умирают все! И только я знаю, как ты умрешь и от чьих рук, но не скажу. Ты можешь вывернуть мои мозги наизнанку, но ничего не получишь, ублюдок!

Запоздало мелькает догадка, обрывки слухов о старшей сестре Трелони, которая тоже обладала Даром предвидения. Неужели та грязная полусумасшедшая старуха и была она? Что ж, наверное, очень скоро они встретятся, и он все узнает.

Две тени втягиваются обратно в палочку, и Лорд Волдеморт улыбается сытой довольной змеей.

— «Сила его — в них и победа его — в них. Вместе они — олицетворение единства Души, Сердца и Ума». Несложно догадаться, о ком идет речь, не правда ли? И убрать один из «камней» — ту, что была наиболее уязвимой. Да, Драко, уж кто-кто, а ты знаешь, что каждый волшебный род так или иначе защищен какими-нибудь кровными чарами, даже такие оборванцы и предатели крови, как Уизли. А у грязнокровных нет никакой защиты, и они зачастую даже не подозревают, что их чистокровные друзья, приятели, супруги обладают воистину бесценными дарами, доставшимися им от предков. Пусть грязнокровки в тысячу раз умнее и одареннее, но в некоторых вещах им никогда не сравниться с теми, в чьих жилах течет чистая кровь.

Сознание Драко вновь начинает падать во тьму. Он цепляется за боль, за шипящий голос, за гипнотизирующий взгляд проклятой змеи, чтобы удержаться, изо всех сил стискивает зубы, чувствуя во рту металлической привкус собственной крови. Самой что ни на есть чисто й.

«Салазар, я даже не подозревал, что в дешевых бульварных романах пишут правду о любящем поболтать враге, который раскрывает свои гениальные замыслы перед пойманным в ловушку героем! Он сам осознает свое дурнословие и неуместную патетику? И что слова о тех, кто не сравнится с чистокровными — о Нем же самом?»

Нагайна подползает ближе к Драко, высовывает раздвоенный язык, словно желает попробовать его на вкус, а Лорд театрально подергивает широкие рукава Своей черной мантии и играет волшебной палочкой. Каждый Его жест наигран и фальшив, Он словно слушает себя со стороны и упивается собственным голосом, Своей властью над людьми, которые не смеют даже слова сказать, над беззащитным и измученным пленником. Над представителем богатого, могущественного и чистокровного рода. Над своим слугой. Над отцом, сына которого собирается убить. Но Ему не впервой. Так когда-то умерли Феб Ривенволд и Одес Эйвери, и их отцы так же вынуждены были смотреть, запечатлевая последний вздох и взгляд.

— Да, вначале я намеревался просто уничтожить мисс Грейнджер, как один из объектов пророчества, без которого оно потеряет силу, выжав из нее все, что можно, но потом… — продолжает разглагольствовать Волдеморт, — потом мне стало интересно наблюдать за вами двумя, Драко. Вы были так очаровательно наивны и глупы. Ах, как мило вы старались скрыть свои чувства! Признаться, давно у меня не было такой забавы, так что можно сказать, что я вам благодарен. Да, пускай мой изначальный план был иным, но все получилось как нельзя лучше. И моя победа не за горами.

Драко в который раз задает себе вопросы, на которые нет ответа. Что осталось в этом маге понятного, обычного, человеческого? Почему столько лет назад его отец, здравомыслящий, хитроумный, просчитывающий на три шага вперед Люциус Малфой, позволил завлечь себя Его выспренними речами, сам шагнул в Его тень и потянул за собой сына? Почему он сам был столь слеп когда-то?

— И даже этот неназванный уже не сыграет никакой роли. «Появится еще один, в ком свет переплелся с тьмой так крепко, что не отделить» — какая многозначная образность, какой слог, какой пафос! — голос темного мага становится холоднее льда, Пожиратели Смерти безотчетно делают несколько шагов назад, расширяя круг, — я ломал голову над второй частью пророчества пару лет, подозревал многих, но никак не мог подумать, что оно скрывается у меня под носом! После того, как дорогая Имельда раскрыла мне глаза, и стало известно, что ты вытворяешь за моей спиной, я не могу избавиться от мысли, что самым странным образом это говорится о тебе, Драко. И в таком случае ты, мой мальчик, становишься проблемой, от которой необходимо избавиться и как можно скорее. Я не поддамся больше искушению продлить забаву, и во избежание неприятных для меня последствий ты будешь устранен.

— Мой Господин, незачем говорить с ним, убейте его, убейте! — пронзительный голос вернувшейся Беллатрисы взвивается под высокий купол зала, заставляя морщиться нескольких Пожирателей. Лорд недовольно дергает подбородком.

— Белла, по-моему, я дал тебе ясные и четкие указания.

— Моя дура-сестра не опасна, Повелитель, я заперла ее. Она совершенно раздавлена, только лишь льет слезы и умоляет пощадить ее сыночка, — тетка дергаными ломаными движениями приближается к племяннику, и Драко видит в ее глазах одно лишь черное безумие и ненависть, — как ты посмел, недоносок?! Как посмел предать нашего Господина?!

Она с размаху отвешивает ему пощечину, голова Драко дергается из стороны в сторону, по щеке размазывается кровь, сочащаяся из раны на виске.

— Все равно убью тебя я, а не кто-то иной, — шепчет она ему на ухо, обжигая дыханием, — я сама уничтожу выродка, не достойного благородных Блэков и Малфоев!

Драко только оскаливается в ответ, почти благодарный ей за встряску. В голове немного прояснилось, боль от Круциусов все еще отдается в теле, но понемногу затухает.

Темный Лорд подзывает к себе Маркуса Флинта и новоиспеченного Пожирателя Саймона Руквуда и что-то вполголоса говорит им. Те синхронно кивают и уходят.

Драко прикрывает глаза. Он не надеется на спасение. Ему нет выхода из этого зала, из собственного замка. Все, что не случилось, не произошло, все его грядущее и прошлое, мечты и надежды, воспоминания и чувства — все завершится, не начавшись, и навеки останется здесь. Его пасмурные дни и звездные ночи развеются пеплом, унесутся пылью под ветром. Кончено.

Единственное утешение, светлый проблеск в окружающей и сгущающейся смертной тьме — им не добраться до Гермионы. А его жена умнее всех Пожирателей Смерти, вместе взятых, и сумеет скрыться вместе с сыном, Забини ей поможет.

И холодная торжествующая усмешка кривит разбитые губы.


* * *


— Что ты делаешь?

От звенящего голоса Нарциссы спящий ребенок испуганно вздрагивает, но, слава Мерлину, не просыпается. Гермиона, то и дело откидывая с лица мешающие волосы, быстро скатывает какие-то нескончаемые свитки и накладывает на них транфигурационные чары. Рядом суетится ее домовиха, укладывает получившиеся предметы в миниатюрную бисерную сумочку, видимо, изнутри увеличенную заклятьем.

— Ты меня слышала?! Опомнись, девочка! — Нарцисса яростно трясет за плечи невестку, — ты поняла, что я сказала? Драко схвачен Лордом! Его обвиняют в измене и хотят казнить, казнь уже назначена на вечер, когда вернутся Петтигрю и Яксли! Я еле вырвалась из замка! Ты должна бежать, скрыться как можно скорее вместе с Алексом, пока не поздно!

— Я слышала. Отпустите.

Голос Гермионы глухой и тихий, и что-то в нем такое, отчего Нарцисса бессильно роняет руки, и сердце ее заливает тоска. А молодая женщина продолжает начатое — собирает какие-то странные предметы, дает домовихе странные указания. С того самого момента, как Нарцисса появилась в их маленьком доме и срывающимся голосом выдавила, что Драко схватил Темный Лорд, на Гермиону словно наложили какие-то чары. Она не заплакала, не закричала, даже не удивилась, просто закрыла на мгновение глаза, а когда открыла, они утратили свое обычное живое сияние. Но голос ее был спокоен, движения быстры, уверенны и четки. Она вела себя так, будто была готова к этому, словно у нее был уже выработанный план как действовать.

— Крини, живо, принеси фотопленки, они в шкафу в кабинете хозяина, в книге «Ядовитые растения Семиречья». Диктофоны и Удлинители Ушей лежат в корзинке под окном. И принеси то ожерелье.

— Я не понимаю! — Нарцисса в отчаянии наблюдает за деловитой суетой домовихи.

— А вам ничего не надо понимать, миссис Малфой. И вы не должны ничего знать.

Гермиона складывает вещи Алекса — рубашечки, крохотные штанишки, чепчики. Жалобно бренчит погремушка, смахнутая на пол.

— Что происходит?! — Нарцисса снова срывается на крик.

Жизнь ее сына висит на волоске, она сама едва ускользнула из собственного замка, чтобы успеть предупредить невестку о необходимости побега из дома, из страны, а Гермиона медлит и похоже, не до конца понимает, что творится.

— Я никуда не поеду. Я отправлюсь в Малфой-Менор.

— Ты сошла с ума!

В спальне появляется домовиха. Молодая волшебница берет принесенное ею жемчужное ожерелье в три ряда с фермуаром-янтарем, застегивает на шее. Оно смотрится совершенно неуместно при ее магловской одежде, зачем же оно ей сейчас?

— Миссис Малфой, а почему вы не уехали, когда была возможность? Драко предлагал вам отправиться на Лазурный Берег, настаивал на покупке виллы, убеждал. Но вы предпочли остаться. Мистер Малфой, допускаю, не мог, потому что он Пожиратель Смерти, и Темный Лорд рано или поздно разыскал бы его. А вы?

— Я…я…— Нарцисса беспомощно ломает руки, — я не смогла. Без Люциуса. Без вас.

— Тогда вы должны меня сейчас понять, — у Гермионы чуть заметно дрожат губы, — помните, в день нашего венчания мы с Драко обещали быть вместе в радости и горести, в жизни и смерти? Ведь это не пустые слова, это была клятва. Как же я могу нарушить ее? Но надежда есть. Поверьте, у меня есть все основания надеяться, что я спасу Драко, и мы вместе сумеем ускользнуть от Лорда.

— Но как же…

— В Малфой-Меноре скоро разверзнется ад, потому что авроры перейдут в наступление. Я нужна там, и я нужна Драко. Вместе мы сумеем продержаться, пока не подоспеет помощь.

— Авроры? Авроры в Малфой-Меноре?! Но это невозможно! Охранные и защитные чары, чары Ненаходимости, заклятья Приглашения, как же это все? Их нельзя снять!

— Сегодня день большого сбора, не так ли? Ведь поймали шпиона, — молодая женщина судорожно переводит дыхание, и Нарцисса понимает, насколько ей мучительно сейчас, — значит, заклятья Ненаходимости сняты. Этого достаточно для того, чтобы можно было определить местонахождение замка.

— Тогда то, в чем обвиняют моего сына… правда?!! — Нарцисса теряет последнее чувство реальности. Все навалилось сразу и вцепилось в нее диким зверем.

Гермиона, помедлив, берет в свои руки холодные ладони свекрови и, очень бережно сжимая их, убежденно отвечает:

— Драко всегда и во всем, до последней капли крови останется верен себе. Мне. Нам. И он один из самых храбрых людей, кого я знаю. Я должна быть с ним сейчас и постараться защитить, потому что у нас есть шанс. Если его убьют, в тот же миг с ним вместе умру и я. Без Драко моя жизнь станет медленной смертью, томительным и никчемным ожиданием конца.

— Но ты мать! Ты должна думать о сыне!

Гермиона вздрагивает и оглядывается на кроватку, в которой спит Алекс.

— Я позабочусь о его безопасности.

— Девочка моя, опомнись! Я не знаю, не понимаю до конца, о чем ты говоришь, но прошу, умоляю — пока есть время, пока Он не вспомнил о тебе, беги, спасайся с малышом! Ты ведь еще не до конца оправилась!

— Нет.

— Ты погибнешь!

— Миссис Малфой, не надо меня ни уговаривать, ни запугивать, — в голосе невестки жесткая, жуткая в своей непреклонности решительность, а пальцы быстро заплетают косу, — я все решила.

Нарцисса не чувствует, что по ее лицу опять бегут мокрые дорожки, а на губах соленый вкус неминуемо надвигающейся беды.

— Я не смогла спасти Драко, но надеялась, что успею спасти хоть вас.

Гермиона ласково вытирает ей слезы.

— Не надо. Верьте в нас, все будет хорошо.

— Но Алекс, что же будет с ним?

Гермиона осторожно берет на руки ребенка. Тот спит, смешно причмокивая губками и улыбаясь своим снам. Молодая женщина прижимает сына к груди, нежно целует. На короткий миг ее глаза оживают, и колеблется смертоносная решимость. Но уже в следующую секунду она укладывает его в маленькую корзинку-колыбель, закутывает одеяльцем и протягивает колыбель Нарциссе.

— У меня к вам просьба. Пожалуйста, отнесите Алекса к моим родителям. Там сейчас наиболее безопасное для него место — в доме, где выросла его мать, и где его примут кровные родственники без капли магии. Несколько лет тому назад я нанесла на их дом очень хитрые чары Ненаходимости и еще кое-что. Никто на свете не найдет моего сына, даже если… — она спотыкается на полуслове и отворачивается, потом берет себя в руки и договаривает, — даже если не станет Хранителя Тайны. Если все будет… если нас не будет рядом с ним, в день одиннадцатилетия Алекса чары снимутся сами, и до него дойдет письмо из Хогвартса.

— Ты говоришь, что все будет хорошо! — опять вырывается крик у Нарциссы, на что Гермиона очень спокойно кивает.

— Я надеюсь и верю, что так все и будет. Мы вернемся. Но для этого я сейчас должна быть рядом с Драко.

Нарцисса молчит, беря обрывок пергамента, на котором строчки, выписанные аккуратным почерком. Адрес. Нет никаких сомнений, что Хранитель Тайны — сама Гермиона.

— И вот еще, его любимая, — Гермиона протягивает погремушку, золотой цветок на серебряном стебле.

— Девочка моя, пожалуйста, прошу тебя! — Нарцисса молит словами, глазами, голосом, но Гермиона непреклонно качает головой.

— Миссис Малфой, не заставляйте меня колебаться и поймите — каждая прошедшая впустую минута здесь подвергает опасности Драко там. Просто доверьтесь мне и выполните мою просьбу. Потом, обещаю, вы все узнаете. Мы с Драко все вам расскажем.

— Поклянись, — шепчет Нарцисса, чувствуя, как слезы опять подступают к глазам, — поклянись, что я еще увижу вас обоих.

Гермиона улыбается в ответ, и сквозь туманную пелену Нарциссе кажется, что молодую женщину окружает золотистый ореол света.…

Легкое прощальное объятье, взгляд глаза в глаза, и на устах Нарциссы застревают последние слова. Потому что из темных зрачков невестки ей навстречу хищно оскалилась Смерть, а через мгновение нежно засияла Любовь. Страшный и гибельный союз, который приведет к одному исходу. Кто сказал, что Любовь и Голод правят миром? О нет, этим жестоким и сумасшедшим миром смертных людей правят Любовь и Смерть, ибо Любовь дарит жизнь, а Смерть ее отнимает.

Крепко прижав к себе спящего внука, Нарцисса, не оглядываясь, выходит из дома и трансгрессирует.


* * *


— …я понимаю, в это трудно поверить после всего, после всех этих лет. Но я не лгу. Аластор знает все, он подтвердит, они были с Драко на связи уже давно. Есть и другие доказательства. Крини отнесет все в Хогвартс. Но я надеюсь, Гарри, Рон, что вы никогда не увидите эту запись, и все, что я сказала в объектив видеокамеры, я скажу вам лично, когда мы встретимся, пусть вы и будете кричать и плеваться, — Гермиона переводит дух, пытается улыбнуться, но чувствует, что улыбка выходит похожей на гримасу.

Она снова смотрит в круглый темный глаз видоискателя и продолжает подрагивающим голосом:

— Но если вдруг у меня, у нас с Драко ничего не выйдет, вдруг нас… не станет, и вы все-таки просмотрите эту запись, прошу вас, заклинаю, позаботьтесь о нашем сыне! Он будет в безопасности у моих родителей. Но он не должен вырасти вдали от волшебного мира, он его частичка. К тому же мои родители уже немолоды, с ними может что-нибудь случиться. Мне страшно от одной мысли, что мой маленький Алекс вырастет никому не нужным сиротой! Пожалуйста, Гарри, обратись к Гринграссу, у него все бумаги. Когда ты подпишешь их, ты найдешь Алекса. Прошу тебя, во имя нашей прежней дружбы, стань моему мальчику хорошим опекуном! Он… они ровесники с твоим сыном. Или дочкой. Я не знаю, прости. Они вместе… поедут в Хогвартс… когда-нибудь.

Гермиона, уже не в силах сдержаться, прерывает запись и захлопывает боковую крышку камеры, стоящей на письменном столе. Сжимает руки в кулаки, вскакивает, подходит к окну. Закат отгорает, в окоеме уже зажглась первая звезда, огромная, по-осеннему яркая, словно колет лицо холодными льдинками-лучиками.

«Не звезда, а планета Венера», — педантично поправляет внутренний голос. И Гермионе хочется рассмеяться надрывно и столь же надрывно зарыдать. Вся ее жизнь сейчас балансирует на краю смерти, ее Драко сейчас истязают, она оставила сына, а то, что составляет ее сущность, все равно остается неизменным — книжная умница, всезнайка, не терпящая ошибок и невежества. И вдруг она молится, неистово, бестолково, бессвязно, но вкладывая в молитву всю свою надежду:

«Пусть мой сын простит меня за то, что я оставила его! Пусть Алекс поймет и простит, через десять или двадцать лет, но пусть он простит меня!»

— Моя госпожа, моя госпожа! Они все в Церемониальном зале, господ Петтигрю и Яксли все еще нет, но ждут с минуты на минуту, — Крини тяжело дышит, в ее круглых глазах плещется страх, — молодой хозяин... он… ему совсем плохо!

Гермиона вздрагивает, тыльной стороной ладони вытирает мокрое лицо. Пальцы неприятно холодны.

— Но он жив?

— Да, да!

Не думать! Не думать о том, что сотворил с Драко Лорд. Гнать от себя все мысли о самом страшном. Иначе ей не суметь, не выбраться из адского омута тьмы.

Она почти нетрясущимися руками отдает видокамеру домовихе, которая тут же прячет ее в бисерную сумочку.

— Крини, слушай меня внимательно. Ты отправишься в Хогвартс и останешься там. Сохрани все, что я тебе дала. Я приду за тобой после, когда все кончится. Но если вдруг случится так, что я не смогу, ты должна отдать все либо Гарри Поттеру, либо Рону Уизли. Только этим двоим, ясно? Проследи, чтобы ничего не пропало. Это не приказ, Крини, а просьба.

Она опускается на колени перед крошечным существом, осторожно обнимает за хрупкие плечики.

— Я очень люблю тебя, Крини. Я так рада, что ты была со мной все это время! И я благодарна тебе за все.

— Моя госпожа! — жалобно пищит домовиха, — Крини не оставит вас, ни за что! Пусть госпожа не говорит так!

— Нет, Крини, в Хогвартсе ты будешь в безопасности. Пожалуйста, возьми с собой Живоглота, пусть бегает в Зачарованном Лесу. И еще, чуть не забыла, — Гермиона вытаскивает из-под свитков на столе еще один диктофон, потом, поколебавшись, снимает с пальца фамильный перстень, — на всякий случай, для защиты. Держи его при себе.

— Но…

— Крини, иди.

Шмыгая носом, домовиха кладет кольцо и диктофон в карман своего передника, перекидывает через плечо ремешок, прижимает к животу сумочку и с треском исчезает.

Гермиона глубоко вздыхает и снова сжимает кулаки, набираясь решимости. Надо справиться с собой. Она сильная, она сможет. И у них и вправду есть шанс. Она защитит Драко, авроры прикончат Пожирателей. Они вернутся домой, к сыну. Это все будет, будет непременно!

Драко сегодня ушел, не разбудив ее, а она не услышала, измученная бессонной ночью с сыном. Проснулась от плача Алекса и сразу почувствовала пустоту, которая неслышно прокрадывалась в дом, когда Драко уходил. Не сразу нашла записку, оставленную на пеленальном столике.

Милая, не хотел будить, вы с малышом так сладко спали. Надеюсь вырваться на обед, но не обещаю. Прости, ладно?

Его обычная подпись одной буквой имени и забавная смеющаяся и подмигивающая рожица.

Сын на руках недовольно хныкал, и она поморщилась от внезапного неприятного ощущения. Заныла онемевшая от неудобной позы когда-то раненая рука. И кольнуло сердце от странной, пока еще неясной и неоформившейся тревоги. С каждым часом, с каждым ударом сердца эта тревога, бессознательная, но назойливая, не выпускала ее из своих цепких лап. Она не могла найти себе места, металась по всему дому, суетливо наводила порядок на кухне, то и дело брала Алекса на руки, невольно передавая свое нервозное состояние.

Прошли обеденные часы, Драко не вернулся и не прислал Персефону с письмом, как обычно делал, если задерживался. И в один момент — она четко помнит, в какой именно — когда минутная стрелка на часах в кухне перескочила с 14.23 на 14.24, и порыв морского ветра бросил в окно пригоршню сухих листьев, заставив ее вздрогнуть и покрепче прижать к себе ребенка, и вдруг стало неестественно тихо, замолчали неугомонные птицы на берегу, перестали скрипеть старые яблони, замолкли листья на кленах и дубах, даже море перестало шуметь. Тогда она всем сердцем, судорожно забившимся, безголосо закричавшим, поняла — что-то не так. Надвинулось что-то страшное, злое, жестокое, тяжело и неумолимо застлало темной пеленой глаза, заледенило руки, отняло силы. Она боялась того, что уже давно приходило ей в голову, и в то же время гнала эти мысли как можно дальше, не позволяя им завладеть ею целиком.

А потом прилетела птица. Призрачная серебристая птица, которая голосом старого аврора проскрипела, что, по его информации, Драко схвачен, а Сопротивление сегодня переходит в наступление, Малфой-Менор будет атакован. И она едва не задохнулась от ужаса, теряя способность рассуждать здраво и только прижимая крепче к груди Алекса. Чувствовала, что падает в черную воронку ада, все ниже и глубже, и тьма обволакивает разум, вливается в душу. Она хватала ртом воздух, но никак не могла протолкнуть его в легкие. Заливался плачем на руках сын, но его взывающий голос пробивался слабыми звуками сквозь звенящую ватную тьму.

А потом, после мгновений, то ли тянувшихся кошмарной вечностью, то ли мелькавших пылинками на секундных и минутных стрелках часов, она пришла в себя. И вспугнутая тьма разжала свои объятья, все вокруг стало четким и резким, до странности резким. Голова заработала быстро и ясно, прорабатывая и просчитывая действия, подгоняя память, подкидывая варианты и решения. И она полностью взяла себя в руки, потому что сейчас от ее ума и собранности зависела жизнь Драко.

А потом (когда? Сколько минут или часов прошло после того, как растаяла птица, а голос Аластора Грюма вдребезги разбил все, что было ее жизнью?) появилась свекровь и, едва выговаривая слова, прошелестела, что Драко обвиняют в измене. И приступ ужаса вернулся на краткий миг, но тут же она задавила его, потому что невозможно было смотреть в полные горя, страха и неверия глаза свекрови, раздавленной, мечущейся в бессилии, впервые не знающей что делать, не похожей на саму себя, словно прежняя невозмутимая, сдержанная Нарцисса Малфой так и осталась в Церемониальном зале Малфой-Менора и не отрывала взгляда от сына, послав вместо себя свою тень.

Гермиона спускается по лестнице, выходит из дома. На ее лице решимость, рука крепко сжимает волшебную палочку.

Неужели все? Неужели… Нет, надежда есть! Надо верить! Пусть все произошло слишком внезапно, но все еще будет так, как они с Драко мечтали. Знала бы Нарцисса, что спасенная однажды ею маленькая сирена когда-то сама подарит надежду на спасение ее сыну — сильнейший амулет с заключенными в нем стихийными чарами, в руках сильного волшебника с беспалочковой магией способный на многое! Нет, узнает, да, обязательно, они с Драко расскажут.

О, господи, а вдруг она не увидит… она больше не увидит своего мальчика? Не увидит, как он сделает первые нетвердые шаги на своих маленьких ножках? Не услышит его смех, его плач, не прижмет к груди? Не станет свидетелем его первого волшебства, не поведет в Косую Аллею, не проводит на перроне девять и три четверти? Вдруг ничего этого не б-у-д-ет?!

Вдруг это конец их такому сумасшедшему счастью, вырванному, отвоеванному у судьбы наперекор всем? Конец ее нежности и любви? Конец всему и впереди только пустота и смертельное заклятье, которое оборвет жизнь Драко, и ее вместе с ней? Осыплются безжизненными сухими листьями их безоглядные мечты, улетит звездочкой в небо детство сына, в котором их не будет, рассыплется серым пеплом вся их жизнь, все то, что они вместе пережили — маленькие радости и огорчения, колючие иглы ревности, губы Драко на ее губах, вкус его поцелуев и тепло его рук, его смех и блеск серых глаз, его голос, все слова, которые он ей шептал, его любовь, всепоглощающая, огромная и щедрая — все это исчезнет вместе с ней. С ними.

Нет! Гермиона на ходу впивается ногтями в ладони, до крови прикусывает губу, отгоняя страшные мысли, змеями проползающие в сознание.

Да, они были беспечны. Или это счастье застило им глаза? Ведь они знали, что идут по краю бездны, опасно балансируют на тонком непрочном канате, и все же… А что можно было сделать? Ведь был выбор, их выбор взрослых сознательных людей. Если еще и еще раз ее поставили перед ним, она бы снова его сделала и ни на мгновение не пожалела. Она и сейчас ни о чем не жалеет. Разве можно жалеть, найдя любовь и став матерью? Это ее жизнь, ее судьба, и никто не виноват в том, что так получилось. Можно уповать только на чудо, попав в кровавую мясорубку войны, а чуда столько раз не бывает. Просто его не хватает на всех.

Все, что нужно, она сделала, но не попрощалась с мамой и папой, даже не сказала им, что они стали бабушкой и дедушкой. И это ее вина. Что ж, не всегда удается закончить все дела.

Нет, она еще попросит прощения у родителей, и они простят ее! Она обязательно вернется за сыном, пусть даже для этого придется разрушить в битве с Пожирателями Малфой-Менор. Она должна, обязана верить, что все будет, что все пойдет так, как надо. Что сегодня будет покончено с Темным Лордом, и они наконец обретут свободу. Им надо только продержаться до наступления авроров, и Грюм защитит их. Она должна верить в это за себя и за Драко.

Гермиона останавливается у большого коричневого камня, оставляя за собой дом, старые яблони, до сих пор цветущие розы, и, не оглянувшись, трансгрессирует.


* * *


Она крадется по коридорам, прислушиваясь к каждому звуку. В замке мертвенная тишина, словно людей нет, но это не так. Ближний Круг в Церемониальном Зале, а внизу на первом этаже расхаживают вызванные Пожиратели Смерти, либо пользующиеся доверием Лорда, либо те, которых сочли недостаточно благонадежными. Последних ожидает внушительный урок-запугивание — казнь предателя.

Она заворачивает за угол, а навстречу ей, словно ждали, Маркус Флинт и Саймон Руквуд. Гермиона палит заклятьем, но Флинт успевает уклониться, кидается на нее и сильным ударом выбивает палочку из рук.

— Ты здесь, грязнокровка! Саймон, смотри-ка, Господин не ошибся, когда предположил, что она явится сюда. Эту паршивку превозносили как умнейшую волшебницу, она же угодила прямо в мышеловку. Что, грязнокровка, ума не хватило бежать как можно скорее и дальше, раз уж муженька схватили? — на уродливом лице Флинта злобная ухмылка.

— Миссис Драко Малфой, — надменно и презрительно цедит Гермиона, как можно выше вскидывая подбородок. Если бы сейчас ее видела Нарцисса, она одобрительно улыбнулась.

— Прошу вас, миссис Драко Малфой, — скалится Флинт и издевательски расшаркивается.

Он подбирает отброшенную палочку, ломает ее об колено, отшвыривает обломки и грубо толкает Гермиону к Руквуду. И она идет перед Руквудом, прижавшим кончик своей палочки к ее шее, стиснув зубы и стараясь ступать как можно тверже. Она знала, что так и будет, ей и нужно было к Драко. И палочка в том колдовстве, которое она собирается применить, не нужна, достаточно выплеска собственной магии. Но треск дерева прозвучал так громко и страшно в каменной тишине Малфой-Менора, словно печальный последний всхлип ее давней верной спутницы…

А Флинт подозрительно оглядывает коридор, заглядывает за колонну и, заметив метнувшуюся маленькую тень, не раздумывая, палит заклятьями.

— Locomotor Mortis! Durmanus!

— Это что за отребье? — он приподнимает за шиворот одурманенную заклятьем домовиху, — тьфу, вот сдыхоть.

Он с силой кидает маленькое тельце на каменный пол, несколько раз пинает изо всех сил, метя в голову, нацеливает палочку:

— Sectusemra!

Молодой Пожиратель Смерти с садистским выражением наблюдает, как на руках, лице, ногах домовихи отворяются кровоточащие раны, как кровь сочится из ран вначале слабо, потом все сильнее и сильнее, пропитывая одежду. Он еще раз пинает ее так, что голова ее с силой ударяется об стену, и, потеряв интерес, удаляется.

Несколько минут спустя домовиха стонет и приподнимается на трясущихся руках. Ее лицо залито кровью, кровь сочится из глаз и ушей, из огромной глубокой раны на лбу, а ладони судорожно шарят вокруг. Нащупав ремешок расшитой бисером сумочки и саму сумку, она поднимается, пошатываясь. Рядом с треском появляется пара домовиков.

— Крини! Что случилось с Крини? Что произошло? Крини провинилась? Крини наказали? — наперебой задают они вопросы.

Домовиха слепо делает несколько шагов и бормочет:

— Крини должна была выполнить наказ госпожи. Крини не должна была идти за госпожой. Крини должна была сделать так, как сказала госпожа. Крини виновата! Крини виновата! — она скулит, и слезы смешиваются с кровью на ее сморщенном личике, — простите, моя госпожа, простите глупую Крини!

Она исчезает, а на полу остается цепочка алых капель.

Она до смерти перепугает домовиков Хогвартса, когда появится среди них на кухне вся с ног до головы в свежей и подсохшей крови, безумно бормочущая что-то себе под нос, не видящая, не замечающая никого вокруг. Она вынет что-то из кармана испещренного бурыми пятнами передника и положит на каминную полку, а потом исчезнет так же таинственно, как и появилась. Еще больше домовики испугаются, когда при попытках узнать, что было положено на полку, их будет просто отбрасывать от камина. А маленькая домовиха, одурманенная заклятьем, ослабленная кровопотерей, стремительно теряющая последние силы, свернется калачиком в месте, которое она привыкла считать своим, в еще неостывшем теплом уюте опустевшего дома на морском побережье. Под ней будет медленно расползаться кровавая лужа, а она будет судорожно прижимать к себе маленькую бисерную сумочку и шептать коченеющими губами:

— Крини виновата, моя госпожа, но она все сделает. Немного отдохнет и сделает все, что наказала моя госпожа….


* * *


Драко сжимает зубы, пытаясь пошевелить хоть пальцем, но бесполезно, парализующее заклятье еще действует, и бдящая Нагайна приподнимает голову с раздувшимся капюшоном. А Волдеморт продолжает:

— Ты расплатишься за свою наглость и измену. Конечно, смерть, мертвое небытие — это лучшее наказание, но, думаю, для тебя еще большим будет вот это.

Сердце останавливается в груди, когда Драко видит, кто входит в высокие двустворчатые двери между Маркусом Флинтом и Саймоном Руквудом. Нет, только не это! Гермиона!

Гермиона лихорадочно скользит глазами по залу и, увидев его, бледнеет, как полотно. Живут только огромные глаза, в которых сияет такая любовь, что у Драко перехватывает горло.

«Нет, любимая, зачем?! Ты давала мне слово, ты должна была при первых признаках опасности позвать Забини! Он бы умер, но позаботился о вашей с Алексом безопасности. До вас бы не добрались ни эти твари, ни авроры. Почему ты пришла сюда? Почему женщины рода Малфой так упрямы, горды и верны своим мужчинам, хотя ни одной это не принесло счастья?»

Если бы сейчас на руке был его родовой перстень, он бы смог, он сумел бы в одном последнем рывке собрать все оставшиеся силы, чтобы выкрикнуть мысленный приказ-заклятье, которое пробудило бы другое заклятье, дремлющее в другом перстне на руке жены. И оно унесло бы самых близких, самых дорогих ему людей прочь из дома, из Англии, в благодатную безопасную тишину Villa de sole. И жаркое солнце Италии видело бы слезы бессилия на лице Гермионы, ее боль, отчаяние и горе. Пусть. Пусть бы она даже проклинала его, пусть Забини был рад до безумия, но она была бы жива.

Только перстень был ему слегка великоват, и в схватке с псами Темного Лорда, краткой и яростной, предательски соскользнул с окровавленной руки хозяина, тем самым подписав смертный приговор вошедшей сейчас в этот зал молодой женщине.

Темный Лорд скользит к Гермионе и издевательски делает приглашающий жест.

— Прошу вас, миссис Малфой. У нас с вашим супругом весьма интересная беседа.

Гермиона как будто не слышит его, смотрит только на лицо мужа с кровоподтеками. Он едва заметно улыбается краешком губ.

«Ты говорила, что боишься когда-нибудь увидеть меня в таком виде. Прости, что видишь…»

«Почему? Как это случилось? Мы были так осторожны! Что теперь будет с нами?»

«То же, что и со всеми. Это должно было произойти. Мы были обречены с самого начала, потому что затеяли слишком опасную игру… Ты не должна была оставаться со мной»

«У меня был выбор. И я выбрала то, что для меня было единственно правильным. Я не простила бы себя, если ушла тогда и если бы скрылась сейчас…»

«Я люблю тебя, Гермиона! Всегда любил только тебя, даже когда не желал сознаваться в этом самому себе…»

«Я люблю тебя, Драко! Прости, что не сдержала слова, но ты для меня дороже жизни…»

Безмолвный молниеносный разговор обрывается насмешливым голосом Волдеморта:

— Нет ничего страшнее смерти любимого человека, не так ли, Драко, Гермиона? Вот они, ваши уязвимые места — чувства, привязанность, любовь! Они, словно червь, подтачивают сердцевину человека, съедают душу, оставляя от нее только огрызок. Я понял это еще в самом начале пути и не допустил ошибки, отказавшись от них. Это они сегодня привели вас сюда, моя дорогая. Ведь вы же знали, что вас ждет, не правда ли? И все равно пришли на верную смерть. Ох, я все-таки думал, что вы умнее. Что ж, попрощайтесь с жизнью и со своим любимым. А ты, мой мальчик, увидишь, как она умрет. Ты потом последуешь вслед за ней, но только потом. Ведь леди следует пропускать вперед.

Люциус заметно вздрагивает, его неподвижное лицо еще больше становится похожим на мертвый каменный лик статуи.

— Нет! — вырывается крик из его груди, взметнувшийся и тут же угасший под сводами высокого гулкого зала.

Потревоженная Нагайна скользит от Драко к нему.

Волдеморт, все так же улыбаясь, медленно, словно наслаждаясь моментом, поднимает палочку.

Гермиона вдруг отчаянным рывком, одним стремительным движением кидается к мужу, обнимает его, что-то срывает с шеи и размашистым жестом кидает на пол. И на блестящий полированный мрамор с глухим стуком катятся круглые жемчужины, чистые, полупрозрачные, вобравшие в себя свет раннего снежного утра. Словно слезы. И распрыскивается золотыми каплями янтарь, кусочек солнца, хранитель его тепла.

И все, кто находится здесь, и Темный Лорд, и Пожиратели, вдруг отчетливо видят — молодых мужчину и женщину окружает вода. Плескаясь и журча, она течет вокруг них и уже подбирается к пораженным наблюдателям. Но вдруг останавливается почти у самого подола длинной мантии Темного Лорда и словно брезгливо отшатывается. И в тот же миг на ее поверхности вспыхивает пламя, живой огонь, весело пляшущий на воде. И вдруг еще более странное — две стихии в едином ритме словно взрываются, до потрясенных наблюдателей долетают капли и искры, а вокруг молодых людей вырастают две преграды, защищающие их — струящийся колышущийся водный поток и гудящая огненная стена, обдающая жаром тех, кто стоит поближе.

— Стихийная магия? — прищуривается Темный Лорд, — неожиданно, но примитивно.

«Они могут успеть»

«У них нет палочек»

Две яркие мысли почти мгновенно пронзают сознание Люциуса, до этого словно пребывавшее в прострации. И почти не сознавая, что делает, он стремительно швыряет собственную палочку через потоки огня и воды.

— Люциус-с-с-с! — запоздало шипит Лорд, но Люциус успевает заметить руку, подхватившую палочку.

— Avada Kedavra!

Ядовито-зеленое копье пронзает огненную и водяную стены. Огонь шипит, затухая в воде, а вода испаряется. А потом заклятье вонзается в молодую волшебницу. Выскальзывает из ее рук палочка, ставшая бесполезной. Сразу за ней следующая Авада изумрудным светом ослепляет Драко.

Но время почему-то словно замирает, опустив сильные крылья, не решаясь продолжить свой вечный неустанный лет, тягуче растягивает последние мгновения. Почему? Словно дает шанс уклониться, успеть спастись… Если бы Драко не снял с замка все чары, был бы шанс узнать, правы ли семейные легенды, гласящие о том, что никому не под силам нанести зло Малфоям, пока их защищает магия стен Малфой-Менора. И вопреки тому, что Авада Кедавра — это заклятье мгновенной смерти, в эти короткие и длинные последние секунды он успевает ощутить, как Гермиона вздрагивает, прижавшись щекой к его щеке, и еле слышно шепчет:

— Последняя надежда… не хватило сил…

А потом…. улетучивается боль от заклятий, тело становится пустым и легким, жизнь утекает, сперва по капле, потом ручейком, бурным весенним потоком. Но серые глаза успевают взглянуть в карие, в которых горечь и отчаяние сменяются неземным светом иного мира.

«Я люблю тебя. Я всегда буду рядом!»

«Я люблю тебя. Я пойду за тобой, где бы ты ни был!»


* * *


Люциус Малфой не отрывает взгляда от бледного лица Драко с кровоподтеками и синяками, разбитой губой и остановившимися глазами. Как сын похож на него! Похож изгибом бровей, насмешливо-презрительной улыбкой, привычкой высоко вскидывать голову, похож многими чертами характера, среди которых в первую очередь — упрямство, настойчивость и верность тем принципам, что для себя он считал правильными и истинными. И все это осталось в прошлом. Его сын умер. Драко нет больше. И не будет никогда. Разве это правильно? Разве так должно быть? Неужели после смерти Драко он будет продолжать жить по-прежнему?

— Очаровательно, просто очаровательно. Ты думал, что у них есть шанс? Стихийная магия, конечно, могущественна, и твоя невестка весьма искусная волшебница, но ты не учел одного, друг мой. Сейчас я сильнее, намного сильнее, чем все вы в этом зале, вместе взятые. И мне очень не нравится, когда меня обводят вокруг пальца. Предавшие раз предадут и дважды, поэтому никакой пощады, они получили по заслугам. И это касается всех, слышите? А с тобой, Люциус…

Люциус медленно делает несколько шагов, и тело кажется чугунным. Безумно тяжело наклониться, согнуть колени, вытянуть руку. Пальцы сводит судорогой, когда он осторожно дотрагивается до мертвого лица сына, закрывает его глаза, проводит по лбу, откидывая светлую прядь, как делал когда-то в детстве Драко. Прядь становится красной, и Люциус смотрит на свою ладонь, на которой размазана кровь. Кровь его сына. Чистая кровь древнего рода, проклятая чистая кровь волшебного рода, богатого, влиятельного, могущественного и гордого, но проклятого рода.

За спиной голоса, он слышит свое имя, но стены зала раздвинулись неимоверно широко, раздались ввысь, и кучка людей, которых он когда-то знал, пытается докричаться до него из дали, откуда он не может их ни разглядеть, ни услышать. Его палочка лежит рядом с молодой женщиной, которую он предпочитал не замечать. А эта женщина делала его сына счастливым, подарила ему внука и надежду на то, что род не угаснет.

У нее тоже, как и у Драко, открытый взгляд. И он, также как и сыну, осторожно и бережно закрывает ее карие глаза.

Они встретили смерть достойно, лицом к лицу. Они ушли, отбросив жизнь и будущее, несбывшиеся мечты и надежды, оставив за собой тоску, горе и гнев.

Палочка знакомо ложится в руку, и он оборачивается, охватывая взглядом всех, кто находится в зале, вновь сузившемся до обычных размеров. Шевелятся бескровные губы на лице мага-нечеловека, изверга, выродка из адова пекла, лишенного и человеческих слабостей, и человеческих чувств, и человеческих сил. И Люциус с удивлением спрашивает себя:

«Как мы — Юджиус, Дэмиэн, Манфред, Эмет, я — могли этого не заметить? Это же очевидно — он чудовище. Ему нет дела до нас, он просто использовал нас, а мы ему верили и охотно подчинялись. И за свою слепоту поплатились жестоко и страшно — жизнями своих детей»

Его Авада Кедавра — изумрудная стрела, которую разбивает вдребезги летящий навстречу зеленый вихрь. Легкое недоумение на нечеловеческом лице сменяется понимающей усмешкой и почти веселым вызовом:

«А на что ты еще способен, мой друг? Я нахожу это даже забавным»

А Люциус смеется в ответ искренне, от души, краем сознания отмечая, с каким смешанным чувством недоумения, растерянности и даже страха смотрят на него все те, с кем он провел большую часть жизни — друзья, приятели, единомышленники, соратники, деловые партнеры, Пожиратели Смерти. Дрянную же он жизнь прожил, если в минуту смерти его будут окружать эти люди…

— Хозяин Люциус, хозяин Люциус! В замке чужие! Враги! Враги в Малфой-Меноре! — тонкий отчаянный крик домовика словно разбивает стекло застывшего момента.

Люциус вновь поднимает палочку. Несколько слов.

Раз — со стуком захлопываются высокие двери.

Два — из палочки вырывается поток неестественно яркого и ослепительно черного пламени, стремительно и жутко распространяется дальше, драконом обвивает весь зал, набрасывается на колонны, стены, взмывает под сводчатый потолок.

Три — черное пламя жадно лижет людей, превращая их в факелы.

Изумленно-яростный возглас Волдеморта. Крики боли и стоны Пожирателей. Отчаянное шипенье Нагайны. Слабая прощальная улыбка на лице Люциуса.

«Прости меня, мой сын. Я растил тебя с надеждой, что ты прославишь свою семью, я гордился тобой, я боялся за тебя, я был разочарован и гневался на тебя, и я смирился и принял твой выбор. Нами было сделано слишком много ошибок, а расплачиваться за них пришлось одному тебе. Я не хотел, чтобы все закончилось так. Надеюсь, мы встретимся там…»

Пожиратели отчаянно бьются в двери, стараясь вырваться, но выхода всем им, считавшим себя «почти» друзьями, «верными сторонниками», «преданными соратниками» Лорда Волдеморта, нет. Тяжелые двустворчатые двери с инкрустацией, с золотыми ручками, которые всегда широко распахивались, впуская гостей в дни приемов, не откроются, Церемониальный зал превратился в огромную ловушку, трансгрессировать из него невозможно никому, кроме хозяев. А хозяевами Малфой-Менора всегда были только Малфои и никто более. И Малфои выплетали и наносили на него свои чары в течение многих столетий, год от года, век от века делая их все сильнее, действеннее, изощреннее. Наибольших высот достиг Абраксас, отец Люциуса, который во время войны, бушевавшей как в магловском, так и магическом мире больше шестидесяти лет назад, задолго до возвышения Темного Лорда, не пожелал присоединиться ни к сторонникам Гриндевальда, ни к сторонникам Дамблдора. Вместо этого, чтобы сохранить нейтралитет, он превратил свой замок в почти неприступную крепость, наложив, как новые, так и старые, испытанные, опаснейшие, смертоносные заклятья. Но война закончилась поражением Гриндевальда, маги постепенно вернулись к обыденной жизни, а укрепления замка остались, в том числе и коридоры, ведущие в никуда, подземелья-ловушки, сдвигающиеся стены и наглухо блокирующиеся двери, которых не брало никакое отпирающее заклятье. Стоит ли говорить, что Малфой-Менор не признает никого, кроме тех, в ком течет кровь Малфоев? Лишь Малфой может приказать что-нибудь замку или снять заклятье, пущенное им в действие.

Люциус почти забыл об этом.

А древний замок, пронизанный и защищенный темными и светлыми заклятьями Малфой-Менор, который почти обладает собственным разумом, стонет. Огромный, старый, как зеленые холмы Англии, величественный Малфой-Менор сотрясает дрожь. Шевелятся пробудившиеся от многовековой дремы камни, шатаются башни, сама скала, на которой он стоит, словно решила вырвать свои корни из земли.

Замок корчится в судорогах, его корежит от мучительной боли, потому что иногда и мертвые камни чувствуют боль. Если бы был у него голос, то замок выл бы сейчас диким зверем, исходил тяжелыми слезами отчаяния и проклинал бы все и всех.

Замок смертельно ранен. Еще никогда в его истории, за все эти долгие годы и стремительно пролетевшие века, не проливалась в нем кровь Малфоев, никогда чужак не отнимал жизнь хозяев. А если проникали враги, замок сам уничтожал их. Но никогда не бывало так, чтобы тех, в ком текла чистая кровь Малфоев, убивали в его стенах.

А сейчас творится что-то странное, невообразимое, что медлительный каменный разум замка не в силах осмыслить. Куда делись заклятья, окутывавшие его невидимой человеческому глазу пеленой? В каком пространстве рассеялось волшебство, одевавшее его в непробиваемые латы? Где пропало колдовство, ковавшее для него оружие? Он почти бессилен.

А кровь, на которой много столетий назад творились изначальные чары, кровь древнего рода, наверное, самая чистая волшебная кровь во всей Великобритании, кричит, взывает к содрогающемуся замку, требует покарать тех, кто осмелился посягнуть на хозяев, но замок не может. Ему остается только последнее — похоронить под своими обломками убийц…


* * *


Темно-зеленые свечи кипарисов и ряд серебристых елей, единственная дорожка, выложенная черным гранитом с яркими мазками палой листвы, темно-серый торжественный мрамор приземистого здания в конце этой дорожки. Здесь тихо, не долетают никакие звуки. Глухая, мертвая тишина. И как же громко в этой тишине звучит стук каблуков! Нарцисса быстрым шагом идет по дорожке к родовому склепу, прижимая к груди внука. Мерлин, что же делать?! Мучительные раздумья разрывают голову, а сердце исходится в истошном безмолвном крике.

Что же творится там, в замке? Что с Люциусом? С Драко? И что с Гермионой? Не безумно ли она сама поступила, вернувшись сюда? О, милосердная Моргана, что же делать? А вдруг они уже все мертвы? Нет, нет, этого не может быть! Нельзя об этом думать! Всю свою жизнь она провела в ожидании и тревогах, беспокойстве и напряжении. И вот апогей!

— Тихо, тихо, маленький, — Нарцисса осторожно укачивает внука, прижимается щекой к мягкой нежной щечке, пахнущей молоком. Малыш недовольно сопит, но не просыпается.

В замок идти, конечно же, нельзя, но здесь безопасно, кто догадается искать ее в склепе? Но что же все-таки делать? Гермиона оставила ей Алекса, попросила отнести к ее родителям. И Нарцисса три раза проходила по магловской улице, куда привело ее заклятье, три раза подходила к филенчатой двери, аккуратно выкрашенной темно-синей краской, и три раза поднимала начищенный бронзовый молоток. Но так и не постучала. Раз за разом делала шаг назад и скрывалась в вихре трансгресии. Все ее существо чистокровной волшебницы противилось этому грубому, чуждому и отвращающему миру маглов. Она не могла представить своего внука в этом доме, с этими людьми.

И вот она вернулась в Малфой-Менор. Разумно ли это? Что же делать?

Нарцисса уже у входа. В руке женской статуи слева зажигается лампада. Мужская статуя почтительно склоняет голову, открывая каменную дверь. Нарцисса быстро проскальзывает внутрь, и едва створка закрывается за ней, обессиленно переводит дыхание, едва сдерживая дикое и неуместное желание истерично расхохотаться. Склеп для нее — теперь самое безопасное место! Когда-то она боялась здесь находиться, и когда хоронили свекра и свекровь, судорожно цеплялась за Люциуса. Ей казалось, что вот-вот отодвинется тяжелая крышка одного из гробов и наружу покажется истлевшая рука. Дурочка. Что могут сделать мертвецы, если не владеешь магией инферналов, подобно Лорду? К тому же живые гораздо страшнее и опаснее мертвых.

Здесь лежат многие поколения рода Малфой. Она все еще помнит тех, что ушли не так давно — Азалинду, Абраксаса, Маргарет. Маргарет, ее свекровь, на удивление добросердечная, веселая, озорная. Она приезжала в Хогвартс во времена их учебы и кричала громче рупора, болея за Люциуса в квиддичных соревнованиях. Она даже в старости не утратила легкого шага и блеска глаз. Она ни днем, ни ночью, ни на шаг не отходила от Абраксаса, когда тот заболел, и заразилась от него. Она умерла через три дня после мужа, до конца была с ним, не смогла без него.

А Нарцисса…

О, Мерлин, а если… все они — Люциус, Драко, Гермиона — уже мертвы? Нет, этого не может быть! Кого молить, чтобы непрошеные дурные мысли не стали реальностью?! Она так больше не может, надо что-то делать. Что с ее сыном? И как он стал изменником? Разве это правда? Нет, наверное, оговорили, оклеветали, у Люциуса и Драко много врагов. Что же делать?

Нарцисса вздрагивает и, озираясь, клянет себя за забывчивость. Здесь должно быть… да-да, есть. Она поудобнее устраивает Алекса на руке и палочкой касается маленького бронзового колокольчика без язычка, стоящего на мраморной колонне-подставке. И почти сразу же с треском появляется домовой эльф и сразу же падает ниц. А когда он поднимает голову, в его круглых глазах Нарцисса видит неподдельное облегчение.

— Госпожа, вы живы, живы! И наш маленький господин!

— Бернард, — она старается, чтобы ее голос звучал привычно холодно и спокойно, — что происходит в замке? Где хозяева? Ты можешь привести их сюда?

— Госпожа моя, — старый эльф ломает руки, и его глаза наполняются слезами.

Странно видеть слезы домового эльфа. Они не плачут, даже когда их наказывают, когда они испытывают боль, только кричат и умоляют о пощаде.

— Госпожа, я видел, как Лорд… — Бернард запинается, и Нарцисса с хлынувшей внутрь пустотой чувствует, знает, что он сейчас скажет, — как Лорд Волдеморт убил молодого хозяина и молодую хозяйку. В Церемониальном зале, совсем недавно.

Каждое слово Бернарда — тяжелый раскаленный камень в ее груди, боль разрывает опустошенное сердце.

— Ты был там? — она выталкивает из себя слова, не замечая, как все сильнее прижимает малыша к груди, словно пытаясь найти в нем облегчение от боли.

— Нет, не был, но вы же знаете, госпожа, мы, домовики, можем видеть по-своему, по-особому.

Она отрешенно кивает и еле шевелит онемевшими губами, выдавливая полустон:

— Люц… Люциус?

Бернард втягивает голову в плечи, раскачиваясь из стороны в сторону, голос его низкий и хриплый.

— Хозяин тоже был там. После смерти молодого хозяина он Запер зал. И все, кто был там, господа Нотт, Крэбб, Гойл и другие, все они сгорели от заклятья хозяина. И сам он тоже… Хозяина Люциуса больше нет, госпожа…

Вот и все. Нарцисса прижимает ладонь ко рту, чтобы не зарыдать, не завыть во весь голос, не забиться в приступе невыносимой тоски, горя, безнадежности, и сберечь стремительно тающие силы для того, чтобы выполнить последнее.

А домовик продолжает:

— В замок ворвались какие-то люди, госпожа, они все маги. Я не знаю, кто они, как сумели пробраться через ворота. Они сражаются с гостями, многие уже убиты. Я не сумел остановить их, не успел вовремя предупредить хозяина, я не успел…

— Бернард.

Домовик поднимает заплаканное лицо. А ведь он на самом деле убит горем. Нет больше Малфоев, которым он служил всю свою жизнь, служили его отец, дед, прадед. Малфои были суровыми хозяевами, они строго судили за малейшую провинность, но старый Бернард оплакивает их, потому что в служении им была вся его судьба. Нет Малфоев, кроме этого мальчика, еще несмышленыша, которому нужны любовь и забота, тепло родного дома и ласка. Она должна позаботиться о нем как следует, чтобы его не коснулось сражение. Значит, невестка была права. И… Лорд был прав?

— Бернард, спрячьтесь, не высовывайтесь, пока все не утихнет. Ни в коем случае не покидайте Малфой-Менор. Я не могу вас отпустить, потому что я не урожденная Малфой.

— Как же вы, госпожа? Куда вы?

— И ни слова никому, Бернард, о маленьком хозяине, ясно?

В круглых мокрых глазах домовика удивление.

— Но…

— Я сказала — никому! — в голосе звенит прежний властный тон, — когда-нибудь он вернется сюда, но сейчас ему опасно здесь находиться. Поэтому ради блага вашего нынешнего хозяина Александра Малфоя, ни один из домовых эльфов Малфоев не должен и словом обмолвиться о нем постороннему человеку, кому бы то ни было. Бернард, ты меня хорошо понял? Ты помнишь Обет? Моим Словом я запрещаю всем домовикам, которые принесли Обет верности семье Малфой, рассказывать кому бы то ни было о вашем хозяине Александре Малфое.

— Да, госпожа, — старый домовик кланяется, — будьте спокойны, госпожа, никто из нас ничего никому не скажет.

— А теперь иди.

Нарцисса оглядывает склеп. Значит, все кончено. Столетия традиций, соблюдаемых и чтимых. Сегодня все рушится. Сегодня умрет мир Малфоев, одного из древнейших чистокровных магических родов Великобритании. Но сегодня и родится его новое будущее.

Она с печалью, перемешанной с надеждой, вглядывается в личико внука, узнавая в нем родные черты, и шепчет:

— Ты будешь жить, мой маленький, я обещаю. И я не оставлю тебя на растерзание аврорам и стервятникам. Нет, малыш, тебя будут растить с любовью и заботой, как растили бы тебя мы. Но ты вернёшься в Малфой-Менор, он будет ждать тебя.


* * *


В тот самый миг, когда безжалостные стрелы цвета смерти пронзают Гермиону и Драко, на тихой уютной улочке в пригороде Лондона, в аккуратном коттедже с белоснежными занавесками и темно-синей филенчатой дверью, женщина по имени Джин Элизабет Грейнджер хватается за сердце, которое словно прокололи насквозь острой тонкой иглой. Она медленно оседает на диван, хватая ртом воздух и чувствуя, что не может вымолвить и слова, чтобы позвать на помощь. Спустившийся сверху Джейк Грейнджер застает жену распластанной на диване в неудобной позе, с огромными умоляющими глазами, и кидается к ней.

— Милая, что с тобой? Опять сердце? Кардиолог велел ведь тебе принимать лекарство регулярно, только тогда от него будет должный эффект. Сейчас принесу, а ты не делай никаких лишних движений.

На кухне мужчина спешно, то и дело проливая, накапывает в стакан воды лекарство и приносит жене. Но к его удивлению, она уже сама прямо сидит на диване и, склонив голову, словно прислушивается к чему-то.

— Элиза?

— Все прошло, — тихо отвечает Элизабет, потирая грудь слева, — ничего не болит.

— Все равно выпей!

Элизабет покорно пьет горькое лекарство. Острая боль утихла, но в груди после нее осталась странная сосущая пустота, как будто забрали часть сердца. Джейк тревожно поглаживает ее руку, отводит со лба взмокшие каштановые пряди. Элизабет устало улыбается мужу.

— Напрасно ты испугался, ничего страшного.

Джейк качает головой.

— Ты совсем не бережешь себя. Работала всю неделю допоздна. Отдохни немного, почитай, посмотри какое-нибудь шоу, а я приготовлю на обед что-нибудь твое любимое.

— Для меня лучшее лекарство и отдых — это работа, ты же знаешь.

Муж кивает и скрывается в кухне, гремит там кастрюлями, явно намереваясь выполнить свое обещание. Элизабет откидывается на мягкие подушки, прислушиваясь к немелодичному посвистыванию. Готовит он в отличие от нее превосходно, прекрасный уважаемый дантист, а вот музыкального слуха у него абсолютно нет. И еще эта ужасная вонючая трубка! Но пусть лучше в их пустом доме звучит гнусавое посвистывание и пахнет трубочным табачным дымом, чем царят не нарушаемая никем и ничем тишина и мертвая стерильность. С тех пор, как их дочь покинула родительский дом, в нем и поселился этот жуткий покой, когда стук сердца и шум собственной крови пугают больше, чем неожиданный громкий возглас, резкий хлопок двери или внезапно включенный на полную громкость магнитофон.

Элизабет вздыхает. Гермионе едва исполнилось одиннадцать, когда Грейнджерам пришло это письмо из школы магии и волшебства, в котором сообщалось, что она колдунья. Кто тогда знал, что простой лист бумаги, вернее, пергамента, навсегда отнимет у них дочь? Она уехала и с тех пор все время уезжала, уходила, убегала от матери с отцом, от собственного дома, в котором жила с рождения, от подружек по детским играм. Колдовская сила, щедро дарованная Гермионе, коварно уводила ее из мира родителей, мира скоростей и высоких технологий. У нее появились новые друзья, такие же маги, как и она — худенький застенчивый Гарри, долговязый рыжий Рон. Вроде обыкновенные мальчишки, резкие, стесняющиеся, веселые, беспечные, как и все дети. Но они могли летать на метлах, умели превращать одни вещи в другие, побеждали драконов и каких-то боггартов. Рядом с ними Элизабет и Джейк чувствовали себя неуютно и скованно, словно это они были детьми, а те взрослыми. Особенно когда Рон, Гарри и Гермиона, перебрасываясь странными словами, начинали болтать о школе, заклятьях, непонятном квиддиче. Или когда родители стояли рядом с дочерью на платформе, которой в принципе не должно было быть, в окружении огромного количества людей в причудливых одеждах, большинство из которых были волшебниками. Гермиона вынимала волшебную палочку и словно преображалась — карие глаза блестели от предвкушения начала учебы, начала новых чудес. Она то и дело здоровалась с другими школьниками, начинала вспоминать, не забыла ли за лето пройденные заклятья, выискивала взглядом друзей, нетерпеливо укоряла их за опоздание и становилась совсем чужой и далекой. Элизабет с грустью целовала дочку, которая уже давно мыслями была в Хогвартсе. Конечно, дети, вырастая, всегда обретают крылья, которые уносят их из родительского гнезда. Но Элизабет сердцем чувствовала, что тот мир, куда удаляется Гермиона, не терпит соперничества, заставляя выбирать — или магия, или обыкновенная жизнь простого человека. Как же они с Джейком были глупы, когда гордились, что их умница дочка вдобавок еще и волшебница и может делать то, что другим не под силу! Если бы она могла повернуть время вспять, порвала бы то письмо с ядовито-зелеными чернилами и сожгла, ни секунды не колеблясь.

А сердце ее начало болеть, когда Гермиона заявила, что не будет оканчивать свой магический Хогвартс, а вступает вместе с друзьями в какой-то Орден Феникса и будет учиться на аврора. Кто такие эти авроры, Джейку и Элизабет было, конечно же, невдомек, они лишь строили догадки и робко предлагали дочери выбрать какую-нибудь (обычную!) профессию. Однако Гермиона отмахивалась и сутками не появлялась дома. А когда приходила, часто измученно засыпала прямо на диване в гостиной, либо сидела у себя в комнате, закопавшись в огромные, страшноватого вида талмуды. И Элизабет и Джейк доверяли дочери, знали, что та не ввяжется в грязные и подозрительные дела, но сложившаяся ситуация их не устраивала. Они не раз выпытывали у нее, в чем дело, но Гермиона лишь отмалчивалась или ловко переводила разговор на другое. Так они и оставались в неведении, кем была их дочь, чем занималась. Ясно было одно — это связано с магией.

А потом она пропала. Или ее похитили, как сказали Гарри и Рон, выглядевшие бесцветными тенями самих себя. Кто похитил? Чего хотели от их девочки? Этого ее друзья не говорили, в молчаливой вине отводя глаза. Но это снова была магия.

Почти четыре долгих месяца после того страшного Рождества Элизабет не находила себе места, то и дело выбегая на улицу, когда ей казалось, что за окном мелькнули пушистые волосы дочери. Джейк осунулся так, что его не узнавали знакомые. Жуткий холод стоял в январе, серые мокрые метели мели в феврале, сырой ветер принес иллюзию тепла в марте, сыпались мелкие долгие дожди в апреле. И однажды Гермиона появилась на пороге родного дома.

В тот день Элизабет лежала в постели, измученная очередным сердечным приступом, но услышав зовущий ее знакомый и родной голос, буквально слетела вниз и неверяще затормошила свою девочку, удостоверяясь, что это не сон, не обман зрения, она здесь, она рядом, она с ней! Она плакала и смеялась, и не могла выпустить руки дочери из своих, боясь, что та снова исчезнет. А Гермиона только улыбалась и повторяла:

— Не надо, мамочка, не надо! Все хорошо, все в порядке.

Элизабет качала головой, жадно всматриваясь в лицо дочери. Не исхудавшее, не уставшее, такое же, как всегда, так же при улыбке появляется ямочка на левой щеке, и так же волосы упрямо завиваются и торчат во все стороны, не желая укладываться в прическу. Вот только глаза… Глаза стали другими. Нет уже в них прежней девичьей легкости и безмятежности, у Гермионы глаза женщины, сделавшей тяжелый мучительный выбор. И сердце Элизабет вмиг заледенело от мысли — ЧТО, вернее, КОГО она выбрала?

— Мам, мне пора идти! — вскочила Гермиона, — поцелуй папу, жаль, что его нет, обязательно скажи, что со мной все хорошо.

— Куда же ты? Куда ты опять уходишь, из дома, одна?! И прошло всего каких-то полчаса.

— Так надо, мама. Я не могу задержаться надолго.

Элизабет отчаянно пыталась удержать дочь.

— Надо сообщить твоим друзьям, они так волновались.

Гермиона застыла на полуобороте к двери.

— Нет, мама. Не надо сообщать Гарри и Рону. Не надо ничего им говорить. Они не должны знать, что я была здесь.

«Уже здесь!» — горько отметила Элизабет, — «здесь, а не дома

— Но, доченька…

— Они не должны знать. Ничего обо мне. Ты понимаешь, мама?

— Нет! Почему? Они же твои самые близкие друзья!

— Именно поэтому. Поклянись, что вы с папой не скажете, что я приходила!

— Но…

— Поклянись!

Элизабет долго вглядывалась в лицо дочери, разом потерявшее все краски, только карие глаза расширились и настойчиво требовали ответа. И женщина сникла.

— Клянусь, я ничего им не скажу. Только скажи мне… кто ОН? Кто тот, из-за которого ты нас покидаешь?

Гермиона так быстро отвела взгляд, что матери показалось, он ее оцарапал.

— До свиданья, мамочка, мы еще увидимся!

«Когда?» — хотела спросить Элизабет, но не успела. Скрип двери, быстрые шаги дочери на крыльце и… все.

Всего лишь полчаса после долгой разлуки и кошмарно тянущиеся, наполненные тревогой и томительным ожиданием недели до новых встреч, до коротких весточек-писем, которые приносили совы, полудикие и злые, стремительно улетающие, едва Элизабет, с опаской уклоняясь от их клювов, неумело отвязывала маленький клочок пергамента. Только однажды письмо принес красавец-филин, позволивший погладить себя по ушастой голове и терпеливо ждавший, пока она трясущимися руками черкала несколько строчек на оборотной стороне пергамента.

Все их последующие встречи немногим отличались от первой. Раз в несколько месяцев, около четырех-шести в год. Быстрые поспешные разговоры, жадные расспросы Гермионы, обида отца на вечно спешащую дочь и сбивчивые непонятные оправдания, щемящее чувство боли за еще большее отдаление дочери. Гермиона иногда появляется дома, всегда внезапно, спонтанно, иногда назначает встречи в многолюдных шумных местах, где поговорить и вовсе невозможно, лишь окинуть взглядом, убедиться, что внешне она в порядке.

«У меня все хорошо, пап, не волнуйся!»

«Но как я могу не волноваться? Мы не видели тебя три месяца!»

«Но со мной же все в порядке, верно?»

«Гермиона, что за дурацкие игры в шпионов?»

«Все, мне пора. И не говорите ничего Гарри и Рону!»

«У меня все отлично!»

«Но где ты живешь, детка? Чем занимаешься? Почему мы с папой не можем приехать к тебе?»

«Ох, мамуля, это… это просто невозможно, правда»

«Так нельзя, я скоро с ума сойду!»

«Не волнуйся, мамочка, тебе вредно. Я побежала. Вы помните, Гарри и Рон ничего не должны знать?»

«Но почему?»

«Это опасно»

«Тебе грозит опасность?! Гермиона, почему ты ничего не говоришь нам?»

«Пока, мама, и извини за сов. Сейчас переписку часто перехватывают, поэтому почтовые совы стали совсем ненадежны»

«Я только на минутку, за Живоглотом. Мне его так не хватает. Если кто-то будет спрашивать про него, скажите, что он потерялся»

«А на нас тебе наплевать?»

«Папа, мы уже об этом говорили»

«Ты не живешь дома почти год, а мы ничего не знаем, ты ничего не говоришь нам, только повторяешь, что мы не должны волноваться, сколько это будет продолжаться?»

«Не сердись, пожалуйста, прости, но я не могу иначе»

«Это ненормально, Гермиона, в конце концов мы — твои родители, мы тебя любим и имеем право знать, что с тобой происходит!»

«Когда-нибудь я все-все вам расскажу, обещаю. А пока… пока все должно оставаться по-прежнему»

«Это я виновата, это все я, я, я, я! Я виновата, что они погибли!»

«Милая, опомнись, что ты такое говоришь?»

«Дядя Джеральд и дядя Джон, это я их убила! Их всех… и дедушку, и Тимми, и Глинис, и тетю Эйнслин, и Найджела, и тетю Элспет… всех…. »

«Нет, конечно же нет! И не смей так думать! Ты ни в чем не виновата! Дядя Джеральд и его семья разбились в авиакатастрофе. Как ты могла быть в этом повинна? А дядя Джон с семьей умерли от вируса птичьего гриппа, это нам сказали доктора. Ты ни в чем, слышишь, ни в чем не виновата, маленькая моя!»

«Нет, это моя вина! О, господи, я, все я…»

«Папа, мама, со мной все хорошо, не беспокойтесь. Хочу вас обрадовать — я выхожу замуж!»

«Доченька, но за кого?!»

«За одного очень хорошего человека!»

«Это понятно, но кто он? Кто его родители? Чем он занимается?»

«Я не могу вам сказать»

«Он тоже маг?»

«Да. Его зовут Драко Малфой»

«Странная фамилия и странное имя. Это не тот мальчик, который обижал тебя в школе?»

«Д-да, но это было давно, пап! Я очень его люблю, и он меня!»

«И когда свадьба?»

«В августе… Папа, вы… вы не сможете на ней быть…»

«Но почему, ты можешь нам объяснить?! Почему ты выходишь замуж, а мы ровным счетом ничего не знаем о женихе?! Почему я не могу повести свою единственную дочь к алтарю в самый важный для нее день? Или мы ничего не значим для тебя, Гермиона?!! Почему все в тайне, черт побери?!»

«Так надо»

«Что за глупые слова! Кому надо?!»

«Нам всем. Простите, простите меня…»

Редкие встречи, мимолетные объятья, прощальные поцелуи на бегу. Элизабет перебирает дни их встреч, словно жемчужины на нити. Каждую из них она помнит до мельчайших деталей — что Гермиона говорила, как улыбалась, что на ней было тогда надето, какая была погода на улице. А последняя была ох, как давно, еще до их поездки в Америку.

В тот день Элизабет не вела с Джейком прием в клинике, а читала лекции в медицинском колледже на другом конце города. Записку о встрече принесла очередная недружелюбная сова, исклевавшая ей все пальцы в пустой аудитории. Прочитав короткую записку с местом и временем встречи, порадовавшись, что улица, о которой писала дочь, находится буквально в двух шагах, Элизабет позвонила мужу. Джейк отменил прием и тут же выехал.

Они встретились на улице, бурлившей народом в честь какого-то то ли средневекового, то ли фэнтезийного фестиваля. В памяти плывут яркие краски причудливых нарядов, толпы туристов и зевак, пронзительная нестройная музыка, развевающиеся флаги со странными гербами и громкий, оглушающе громкий смех. Среди кавалеров в камзолах и мантиях, дам в нарядах со шлейфами и высоких энненах с развевающимися на ветру лентами, Гермиона в длинном платье с вышивкой, теплом бархатном плаще с капюшоном смотрелась на удивление органично. Элизабет с любопытством и восхищением рассматривала дочь, обычно приходившую на встречи в обычной одежде, джинсах и свитерах, и от этого выглядевшую скорее подростком, чем взрослой женщиной. А теперь же перед ней стояла настоящая леди-волшебница. Пышные волосы уложены в замысловатую прическу, на которой каким-то чудом удерживается изящная шляпка с темно-синим пером. В ушах серьги с жемчугом и сапфирами. Аромат духов, легчайший, изысканный, истаивал чудесной свежестью даже в лондонском смоге.

Вокруг Гермионы витал чужой, неведомый мир, мир волшебства и магии, окутывал дочь невидимым, но неподступным облаком, струился по складкам ее великолепного наряда, змеился серебряной нитью сложной вышивки по подолу, сверкал в драгоценностях, выпрямлял ее спину в гордой осанке, темнел в ореховых глазах, оглядывавших людей вокруг с неосознанным, видимо, уже ставшим привычным равнодушным холодом. Магический мир самодовольно заявлял с уверенностью победителя: «Она моя и только моя! А ты ее назад не получишь!». И Элизабет крепко сжала руки дочери, словно боясь, что она исчезнет в разноцветной гомонящей толпе так же внезапно, как и появилась из нее.

— Мама, — мягко улыбнулась Гермиона, — мы так и будем стоять здесь? От этих ужасных волынок можно с ума сойти. Давай зайдем в эту кофейню. Думаю, там будет потише.

Маленькая бело-розовая кофейня пахла шоколадом, ванилью и свежесваренным кофе, была переполнена людьми, глазевшими в окна и оживленно обсуждавшими уличное шествие. На Гермиону оглянулись несколько раз, а потом перестали обращать внимание. Наверное, решили, что она — одна из костюмированных средневековых дам из шествия.

Разговора, как всегда, не получилось.

— Ты выглядишь усталой.

— Ерунда, просто бессонница.

— Ну, расскажи, как дела, что ты делаешь.

— Все, как обычно, мам, все в порядке.

— Ты каждый раз повторяешь, что все в порядке, и каждый раз я тебе не верю.

Элизабет приподняла подбородок дочери, с тревогой отмечая бледность кожи, темные круги под глазами, морщинку между бровей. Гермиона освободилась знакомым движением и упрямо выпятила нижнюю губу.

— Я же говорю, все хорошо. Где папа?

— Он выехал сразу же, но застрял в пробке. Видишь, что творится.

— Да, просто безумие.

— Гермиона, как дела у твоего мужа?

— Тоже хорошо.

— Ты не хочешь нас с ним познакомить?

— Еще не время.

Односложные ответы дочери сбивали с толку. Раньше она не молчала, сыпала словами, словно боясь остановиться, все выспрашивала и выспрашивала про их жизнь, как поживают родственники и знакомые, что новенького. А сейчас молчит. Как будто хочет что-то сказать и не может.

— Мам, я…

— Что, милая?

Джейк, словно почувствовал, позвонил по мобильному, на чем свет стоит крыл дорожные пробки и умолял дочь дождаться его.

— Конечно, па, я постараюсь.

Гермиона отключила телефон, когда затих голос отца, с напряженным вниманием рассматривала экран, легонько понажимала на кнопки, а потом с грустной усмешкой сказала:

— Я почти отвыкла от вашей техники, отвыкла от того, что поговорить можно не по камину, а просто позвонив, добраться до дома на автобусе, а не трансгрессируя. Так странно, мама, да? Если бы не…

Она осеклась на полуслове.

— Что, милая? — осторожно спросила Элизабет, но дочь только вздохнула и качнула головой.

— Ничего.

— А что ты хотела сказать перед этим?

— Подождем папу.

Элизабет обратила внимание на необычное кольцо, чужеродно смотрящееся на тонких пальцах дочери. Гермиона нервно крутила и теребила его, а потом сняла и положила на салфетку перед собой. Строго говоря, это даже не кольцо, а перстень. Серебряный, украшенный узкой стилизованной мордой волка с сапфировыми глазами. Раньше Элизабет его не замечала, хотя не обратить внимания трудно. Рядом с тонким изящным ободком обручального кольца из белого золота перстень смотрелся тяжеловато, но не был лишен какого-то притягательного великолепия.

— Что это?

Дочь недоуменно взглянула на нее, а потом, поняв — на салфетку.

— Это? Фамильный перстень рода Малфоев. Передается по женской линии от свекрови к невестке уже на протяжении многих веков.

Элизабет в изумлении поставила чашку на стол, кофе выплеснулся на скатерть, расплылся неопрятными пятнами.

— Фамильный? На протяжении веков? Боже, как интересно!

Элизабет потянулась к перстню, движимая прихотливым любопытством потрогать то, что существует на свете уже много столетий. Вскрик дочери: «Мама, не трогай!» и вскрик боли матери прозвучали одновременно. Элизабет отдернула руку от перстня, обжегшего нестерпимым огнем, и в ужасе уставилась на почерневшие подушечки пальцев, от которых шел дымок, и на волчью голову, чьи глаза, словно живые, полыхали ярким синим пламенем.

Гермиона осторожно достала волшебную палочку и, оглядевшись по сторонам, что-то прошептала себе под нос. Боль тут же утихла, а пальцы приобрели обычный розовый оттенок.

— Прости, перстень можно взять в руки только тем, кто носит фамилию Малфой. Иначе будет то, что случилось с тобой и даже хуже. Это родовая магия, — виновато сказала она.

— Малфой… Да, ты уже давно не Грейнджер, — Элизабет грустно улыбнулась, с опаской глядя на перстень, на руке дочери снова превратившийся в красивую безделушку.

А волчьи глаза вновь были самыми обыкновенными камнями густого аквамаринового оттенка. Всего лишь сапфиры. Ей показалось, или они мигнули?

Гермиона вытащила изящную круглую пудреницу с крышкой (Элизабет не удивилась бы, если она оказалась из чистого золота), посмотрелась в зеркальце и внезапно застыла, как будто вмиг отстранилась от всего, что происходило вокруг. Когда она захлопнула пудреницу, положила в сумочку и подняла взгляд, Элизабет внезапно захотелось обнять дочь и никуда не отпускать. Наплевав на все и на всех, запереть ее в доме, оборвать все ее связи с магическим миром, жестко объявить ее мужу: если он хочет видеть Гермиону, пусть будет любезен, обождет в передней. Потому что глаза дочери стремительно опустошали безумный страх и смертельная тревога. Руки отчетливо дрожали, метнулись к волшебной палочке и крепко сжали ее.

«Что, черт возьми, происходит?» — была готова закричать Элизабет, но Гермиона уже поднялась резким угловатым движением и вдруг качнулась, едва успев опереться на край стола.

— Мне пора. Извинись перед папой. Он опять будет кричать и сердиться, но я не могу ждать.

— Куда ты? Тебе плохо? Дочка, что случилось?

— Я должна идти, — одними губами прошептала Гермиона, — прости, мамочка. Драко зовет меня.

Не слушая протестов матери, она порывисто обняла ее и выбежала из кондитерской, смешалась с участниками все еще продолжавшегося фестивального шествия.

— Гермиона, стой, подожди! — Элизабет бросилась вслед за ней, небрежно швырнув десятифунтовую купюру едва ли не в лицо оторопевшему официанту.

На чертовой улице поток людей в нелепых одеждах стал еще плотнее, взвизги музыки были невыносимы, восторженные крики и веселый смех зевак били по ушам, слепили бесконечные вспышки фотоаппаратов туристов. Элизабет резала толпу, как нож масло, толкала, наступала на ноги, работала локтями, стараясь не упустить из виду полночно-синий бархат плаща и шляпку с пером, мелькавшие уже далеко впереди нее. Время от времени Элизабет выкрикивала имя дочери, но в этом шуме не слышала и саму себя. Наконец она буквально вынырнула из людской реки, свернувшей на другую улицу, тяжело дыша, схватилась за фонарный столб. Она потеряла Гермиону. Наверняка, дочь уже далеко отсюда. Она бессильно стукнула кулаком по столбу, зашипела от боли и огляделась, стараясь понять, где находится. И успела заметить тонкую фигурку в шляпке с пером, свернувшую в переулок. Она побежала, уже почти задыхаясь от колотья в боку, едва ли помня о том, что с ее сердцем нельзя даже ходить быстрым шагом, а не то что бегать.

— Гермиона!

Ее голос заглушил неожиданно басовитый гудок овощного фургона за ее спиной, намеревавшегося въехать в тот же переулок. Она пропустила машину и поспешно пошла по тротуару, унимая дыхание и начавшуюся резь в груди. Переулок вывел на почти безлюдную улочку со старинными домами серого камня. К одному из этих домов с красивым фасадом в готическом стиле спешила, почти летела ее дочь. Плащ развевался за ее спиной синими крыльями, шляпка сбилась набок. Она не слышала ничего вокруг, не видела никого, кроме высокого светловолосого мужчины в черной мантии, который поджидал ее у подножья лестницы.

Элизабет и Гермиону разделяло не больше двадцати ярдов, Элизабет была уверена, что сейчас окликнет дочь, и та обернется. Она потом не могла объяснить себе — почему не окликнула? Почему поспешно отступила, прячась за заехавший перед ней фургон, который встал чуть ли не поперек улицы, а его водитель ушел куда-то? Почему ее больное сердце трусливо замерло в груди?

Гермиона оказалась в объятьях мужчины, который прижал ее к себе и приник к лицу. Они некоторое время так и стояли, слившись в одно, не замечая редких прохожих, а потом мужчина медленно, нехотя оторвался от губ Гермионы. И в этот миг Элизабет в первый, единственный и последний раз увидела лицо своего зятя, человека, за которым без оглядки последовала ее дочь, в чью семью и судьбу вошла полноправной хозяйкой. А в том, что это он, Элизабет не сомневалась ни секунды, потому что отчетливо видела злой колючий блеск изумрудов на перстне мужчины в виде головы волка. Его лицо, образ впечатались в память Элизабет, словно выжженные лазерным лучом, и она на всю жизнь запомнила белые то ли от природы, то ли рано поседевшие волосы, лицо с правильными, но резкими и острыми чертами, надменный прищур серых глаз.

Их тихий разговор почти не долетал до Элизабет, были слышны лишь обрывки фраз:

— …я так испугалась… что случилось… все в порядке…

— … не знаю… что-то было не так… все крутился вокруг…

— … ты уверен… правильно понял… это мог быть просто…

Они выглядели встревоженными. Обеспокоенными. Усталыми. Мужчина внимательно и цепко посматривал по сторонам, словно подозревал, что за ними следят. Гермиона оглянулась. Элизабет отшатнулась и прижалась к стенке фургона так сильно, как будто это должно было сделать ее невидимой, молилась, чтобы они ее не заметили, хотя всего лишь несколько минут назад в голове не было других мыслей, кроме как поговорить с дочерью.

— Всего лишь маглы, — громко бросил мужчина, — здесь кругом маглы. Всегда удивлялся, почему самый дорогой магический ресторан Лондона расположен на магловской улице.

Гермиона покачала головой и спросила что-то вполголоса. Ее лицо уже не было таким напряженным.

— … зачем… не успела… подольше с мамой…

— … если не пришел, может… тебе нельзя одной, опасно… тем более сейчас…

— … ты преувеличиваешь…

Мужчина невесело засмеялся и снова прижал Гермиону к себе, еще больше сбив набекрень ее шляпку.

— … еще рано… может быть…

— … тихо, милая… он здесь откуда…

Неведомо откуда появился еще один молодой мужчина в мантии, черноволосый, статный, на редкость красивый, подошел к ним. Осторожно выглянувшая из своего убежища Элизабет заметила, что Гермиона обрадованно протянула ему руку, которую тот со старомодной галантностью поцеловал, а вот холодное лицо ее мужа на мгновение исказила гримаса неприязни. Мужчины коротко кивнули друг другу, обменялись парой фраз, и трое молодых магов поднялись по лестнице и исчезли в услужливо распахнувшихся дверях.

Элизабет, почти не понимая, что она делает, выскочила из-за фургона, быстрыми шагами преодолела эти несколько ярдов и взлетела вверх по лестнице. Двери также открылись перед ней, обдало запахами блюд, тихими голосами людей, красивой негромкой музыкой. Ресторан?

На входе ее встретил швейцар, чернявый, сухопарый, восточного типа, удивленно окинул взглядом, но, помедлив, все же склонился в легком полупоклоне.

— Здравствуйте, мадам. Добро пожаловать в «Крыло скарабея». Прошу вашу палочку.

— Что?

— Всего лишь для проверки, не волнуйтесь.

— Но…дело в том, что я… у меня нет никакой палочки.

— Нет волшебной палочки? — удивление в глазах швейцара сменилось пониманием, и он сразу же потерял свой подобострастный вид.

— Ты что, сквибка, читать не умеешь?

Он ткнул корявым пальцем на небольшое объявление у дверей. Кроваво-красные буквы на черном, как ночь, фоне:

«Грязнокровкам и сквибам вход воспрещен!»

— Послушайте, мне очень надо, пожалуйста!

— Мне плевать, выходи. И как ты сумела сквозь Охранные чары-то пройти?

— Но там моя дочь!

— Пошла отсюда! У нас обедают только чистокровные волшебники, так что не ври, что твоя дочь здесь.

— Но я говорю правду! Да вот же она!

Гермиона, ее муж и присоединившийся к ним мужчина сидели за столиком в уютной нише, отгороженной от большого зала невысокой резной ширмой. Вокруг них вьюном вился низенький толстяк в черной мантии с бабочкой и что-то лопотал. Швейцар недоверчиво оглянулся на тех, на кого показывала Элизабет. От увиденного его глаза полезли на лоб, и он почти зашипел, встряхивая женщину за плечи:

— Ты в своем уме, сквибка? Или перебрала с утра? Ты вообще понимаешь, кого к себе в дочери приписала? Ты знаешь, КТО эти маги? КАКОЕ положение они занимают в обществе? С КЕМ их видят очень часто? Да чтоб они якшались со всякой швалью? А ну иди отсюда, пока они тебя не заметили, иначе горько пожалеешь, что вообще на свет родилась! В Малфой-Меноре глубокие подземелья, говорят, там сгинуло немало людей.

— Бли’ит, у нас проблемы?

К ним скользил тот толстяк. Вблизи стало видно, какие неприятные у него глаза — с тяжелыми веками, выпуклые, как у жабы, мутновато-черные, словно застоявшаяся вода.

— Вот, господин Сенемхет, — швейцар вытянулся в струнку, — какая-то сквибка сошла с ума, пробралась через парадный вход и утверждает, что она мать, вы бы думали, кого? Самой миссис Драко Малфой!

— Ай-яй, какая неприятность! — толстяк с деланным сочувствием оглядел Элизабет, которая еще пыталась доказать свою правоту.

— Почему вы не верите? Спросите ее саму! Прошу вас, пропустите меня или приведите ее, она подтвердит.

— Искреннейше прошу нас простить, но побеспокоить уединение наших дорогих гостей мы никак не можем. Малейшее их недовольство… пых… и нас нет на свете. К тому же ваше мнение о родстве с миссис Малфой несколько абсурдно. Итак, мадам, не могли бы вы покинуть наше заведение до того, как мы прибегнем к особым мерам? Бли’ит, напомни Нефер, чтобы обновила Охранные чары. Потом лично прослежу за этим.

— Но я…

— ПШЛА ВОН!

Каким-то образом лицо толстяка стало уже, а глаза выпучились еще больше, на голове дымчато проявился странный высокий головной убор, а все тело, перевившееся желтыми узкими лентами, кошмарно, под немыслимыми углами стало извиваться. Он вытянул вперед руку с длинными черными ногтями, и Элизабет со страшной силой вытолкнуло наружу. Секунда, и она стояла уже не перед дубовой дверью ресторана, а перед какой-то стеклянной витриной с разложенными булочками, пирожными, тортами и прочими кондитерскими изделиями.

Она потерянно озиралась по сторонам. Куда все делось?

Кто-то сзади тронул ее за плечо.

— Мэм, вы заблудились?

Мужчина средних лет с пивным брюшком и добрыми голубыми глазами.

— Скажите, здесь был ресторан, только что, куда он делся? — вцепилась в него Элизабет.

— Ресторан? Вот здесь, на этом самом месте?

— Да-да!

— Вы что-то путаете, мэм. Здесь только мой кондитерский магазинчик, вот — «Хэвишем и сыновья». От отца мне достался, а отцу от его отца. Всегда он на этом месте стоял, и ресторанов здесь отродясь не было. Как ресторан этот ваш назывался-то?

— «Крыло скарабея» — с трудом припомнила Элизабет.

— Хм, название-то какое чудное. Нет, мэм, такого здесь не имеется. Есть «Олимп», его Джон Робертс держит, есть паб старика Оуэна, ну еще «Веселая Моника», его вообще можно не считать. Вот и все. У нас тихий квартал.

Элизабет открыла рот, а потом закрыла. Улица была другой. Дома были другими. Ее непостижимым образом забросило в совершенно другое место. Она только что краем глаза заглянула в мир волшебников, а в нем возможно все. Бесполезно искать ресторан, в котором сейчас обедают ее дочь и зять со своим другом. Она может обшарить весь район, но ничего не найдет. Это магия…

Она побрела к остановке такси, слыша, как мужчина за ее спиной что-то бормочет о женщинах, злоупотребляющих алкоголем.

Элизабет вздрагивает от громкой трели звонка и отрывается от своих воспоминаний.

— Дорогая, открой, пожалуйста, — кричит Джейк, — у меня тут соус, никак нельзя упустить момент.

Элизабет усмехается, открывает дверь и теряет дар речи. Она изумленно рассматривает ту, что стоит за порогом. Никогда бы она не подумала, что на свете есть такие ослепительно прекрасные и ослепительно ледяные женщины. Даже теплый желтый свет уличного фонаря не может растопить этот лед. В длинном серебристо-сером одеянии, поверх которого шелковой волной льются серебристые же волосы. Безупречные черты лица, морозный взгляд серых глаз и капризно-гордый изгиб алых губ. Перед ней словно живое воплощение Снежной Королевы из сказок.

— Да?

Красавица молчит и смотрит на Элизабет.

— Простите, вам что-то нужно?

— Вы миссис Грейнджер?

И голос у нее мелодичный, музыкальный. Неужели это действительно голос живого человека?

— Да, я. Вы что-то хотели?

Женщина слегка взмахивает широким рукавом одеяния, и на ее руках появляется вытянутая плетеная корзина, которую она протягивает Элизабет.

— У вас он будет в безопасности.

Элизабет с еще большим недоумением принимает корзину, оказавшуюся чем-то вроде колыбели, и заглядывает внутрь. Там, закутанный в атласное стеганое одеяльце с вышитой монограммой, сонно посапывает ребенок, совсем крохотный, два-три месяца, не больше. Рядом лежит погремушка, золотой цветок на серебряном стебле, сделанный с таким мастерством, что кажется настоящим.

— Но я ничего не понимаю.

— Это их сын. Наш внук.

Элизабет застывает, инстинктивно прижимая к себе корзинку.

— Он родился 15 августа. Его зовут Александр.

— Но… Как…? Что произошло? Что с ними? Что с Гермионой?!

Элизабет отчаянно пытается понять: ПОЧЕМУ? КАК? ЗА ЧТО? В ее сердце снова втыкается кончик иглы.

— Берегите его, — голос женщины падает до шепота, — в нем течет кровь наших семей, в нем наша Надежда, в нем их Любовь. И не забывайте, что он не только Грейнджер, но и Малфой.

Она отступает назад.

— Их больше нет. Нет.

Женщина больше не произносит ни слова, но в бездонных серых глазах Элизабет читает как по книге. И материнское сердце никогда не ошибется, всегда поймет беспросветную боль и черное горе другой матери.

— Милая, что случилось? Кто это? — Джейк появляется за ее плечом.

На том месте, где только что стояла ледяная красавица, лишь взвивается вихрь желтых и бурых листьев.


* * *


Гарри отшвыривает какого-то Пожирателя, на ходу успевая оглядеться. Тонкс яростно сражается в углу, ее спину прикрывает Билл. Невилл храбро наступает сразу на двоих, заклятья из его палочки летят во все стороны. Где-то там сзади него Майк, Оливер и Терри. Мораг МакДугал и Рон пробиваются к другу из противоположных сторон огромного холла. Остальные тоже не стоят сложа руки. Разноцветные стрелы, вспышки, молнии то и дело прошивают воздух. Кто-то кричит, кто-то бьется молча и яростно. Пожиратели Смерти, чувствуется, ошеломлены внезапным нападением и столь сильным натиском. Некоторые из них трусливо пытаются улизнуть, другие лишь растерянно отбиваются, не наступая. Несколько человек уже лежат неподвижно на полу.

Гарри мрачно скалится. Сволочи! Туда вам и дорога!

И вдруг внезапная боль, обухом топора ударившая в лоб, сосредотачиваясь там, где шрам. Она грязной зеленой тьмой заливает сознание. Гарри пошатывается, но удерживается на ногах, отлично зная, что это значит. Волдеморт где-то рядом, очень близко. И через миг Пожиратели Смерти разражаются торжествующими криками. В холле появляется Волдеморт, его мантия почему-то опалена и дымится. За него цепляется вся обгоревшая черная женщина. По полусгоревшей всклокоченной шевелюре едва можно опознать Беллатрису Лейнстрендж. В Волдеморта летит какое-то шальное заклятье, и Пожирательница, гортанно вскрикнув, прикрывает его собой. Судя по всему, заклятье смертельное, потому что видно, как она обмякает, и черный маг небрежно отталкивает ее тело, мешком повалившееся на пол.

Два врага находят друг друга глазами, и оба вздрагивают.

Вот она, та встреча, которой Гарри искал столько лет, вот тот маг, которого он ненавидел так слепо и люто, что одно лишь знание о том, что он живет с ним на одной земле, придавало сил, чтобы вести борьбу. Однажды они уже сражались, а сегодня настало время последней битвы!

Растерянность Волдеморта непонятна. Он обводит глазами своих последователей, которые при его появлении заметно приободрились и стали наступать. И вдруг… поворачивается и скользит к одной из дверей, ведущих из холла. Несколько человек, вставших на его пути, падают один за другим, а он словно и не обратил внимания на такую мелочь.

Гарри стискивает зубы и рвется за Волдемортом.

«Не уйдешь, тварь! Ни одному из нас не будет спокойствия, пока другой жив! Сегодня исполнится это проклятое пророчество!»

Рон, кинув мимолетный взгляд на друга, едва успевает уклониться от заклятья.

— Гарри, стой!

Гарри врывается в огромный пустой зал, и почти сразу за ним туда же влетает Рон.

— Гарри, — Волдеморт, застигнутый, конечно же, не врасплох, издевательски склоняет голову, поигрывая палочкой, — что ты хочешь от меня, мой юный друг?

Гарри тяжело дышит, пытаясь хоть немного отгородить свое сознание от этой пыточной боли.

— Прикончить тебя, ублюдок!

— Похвально, похвально. Ты хочешь отомстить мне за своих родителей?

— За всех, которые мертвы по твоей вине!

— О, да, истинный Избранный, в чьем сердце горит пламя добра и справедливости.

— Заткнись и сражайся!

Рон, дрожащий от горячки боя, взглядывает на друга, кажется, совсем утратившего над собой контроль. Такая ненависть струится в его голосе, такая злоба, что Рон почти испуганно отступает назад. Но он замечает на плоском змеином лице Волдеморта торжествующее выражение. Дементоры его сожри, почему?!

— Сражаться? Да, конечно, всенепременно. Но есть одна маленькая деталь, Гарри, о которой, подозреваю, ты догадываешься. Imperio!

Заклятье ударяется в стену, выбив каменные крошки.

— Crucio!

— Браво, Гарри, наконец-то в тебе достаточно силы и чувств, чтобы Непростительные заклятья начали действовать. Кстати, о маленькой детали, ты не хочешь узнать, в чем дело?

— Нет! Avada Kеdavra!

— И напрасно, мой юный друг. Дело в том, что ты уничтожил не все мои крестражи. О да, не сомневайся, я чувствовал каждый из них. Мой юношеский дневник, фамильное кольцо, принадлежавшее моему великому предку Салазару Слизерину, чаша Пуффендуй, крест Когтевран, камень Гриффиндора. Но это всего лишь пять крестражей. На что ты надеялся, Гарри?

Голова Гарри готова расколоться от невыносимой боли. Холодный свистящий голос Волдеморта приближается.

— Пять крестражей уничтожены, что ж, ты многое сделал. И конечно, седьмое — это та часть моей души, которая осталась во мне. Легко догадаться, не так ли? Но, мой мальчик, ты оставил самый главный из внешних крестражей.

Рон безуспешно палит в Волдеморта заклятьями. Того словно окружает какой-то невидимый щит. В следующее мгновение от легкого движения палочки Темного Лорда Рон отлетает к стене и сползает, оставляя на ней кровавый след.

Волдеморт вплотную наклоняется над Гарри, корчащимся на полу.

«Ни звука! Он этого от меня не дождется!» — кажется, зубы уже крошатся от того, как сильно он их сжал.

— Главный крестраж — это ты, мой мальчик. В тебя перешла немалая часть меня. Этот шрам — знак того, что где-то глубоко в тебе сидит осколок моей души. Я не хотел заключать его в тебе, но так уж получилось. И уничтожив меня, ты этим погубишь и себя.

— Неправда! — хрипит Гарри, — ты… все эти годы пытался убить меня. Если бы...

— О нет! Разделяющий душу вполне свободно может уничтожить хранилище и перенести осколок в другое. Твоя смерть была для меня выгодна вдвойне. Не станет врага, не сбудется пророчество, и мой главный крестраж будет заключен в более надежном месте. И сейчас я как никогда близок к тому, чтобы победить.

— Ты правильно заметил — никогда! — шепчет Гарри со слабой улыбкой, почти сходя с ума от боли, — Avada Kedavra!

Волдеморт отшатывается, слишком поздно сообразив, что он подошел опасно близко, а враг, хотя и обессилен, но его рука по-прежнему сжимает палочку.

Тело Темного Лорда дергается, извивается, и вдруг, прошив тело, одежду, из него вырывается зеленый луч. Один, другой, третий. Как будто Волдеморта разрывает, пожирает изнутри зеленый свет. Гарри, не выдержав, кричит от боли, которая словно взревела и набросилась с удесятеренной силой.

Рон, пришедший в себя, едва снова не теряет сознание при виде увиденного. Гарри и Волдеморт висят в воздухе, не касаясь пола ногами, и тело Гарри подергивается в судорожных конвульсиях, жутко повторяя все движения Волдеморта. Их окружает какое-то потустороннее зеленое сияние, в котором тело Волдеморта словно теряет очертания и расплывается. Но так же расплывается и тело Гарри, потому что этот зеленый свет связывает их, обвивая его хищными щупальцами. Рон лихорадочно вскакивает на ноги. Надо что-то делать! Надо спасти Гарри! Но как? Авада Кедавра? Страшно — вдруг он попадет в друга. Надо разорвать эту связь, сделать так, чтобы зеленые щупальца не сосали из него жизнь! На ум Рону приходит только одно заклятье, самое простое и самое дурацкое. Заклятье-ножницы.

— Minim-vaisis!

Белая искорка срывается с кончика его палочки и угасает в зеленом свете. Но Рон пытается снова и снова. И наконец (кажется, прошло полжизни!) зеленые щупальца вздрагивают и словно нехотя, одно за другим, истончаются и бледнеют. Рон бросается к другу, но натыкается на невидимую преграду и снова леденеет от ужаса. Глаза Гарри открыты, и открыты красные щели Волдеморта, они смотрят друг на друга. На теряющем черты лице Волдеморта появляется злобный торжествующий оскал, и тут же зеленый свет вспыхивает невыносимо и ослепительно, окутывая обоих. Рон бросается на них, пытается сделать, хоть что-нибудь. Но бесполезно. Его не пускают.

Гарри в последнем усилии косится на Рона.

«Иди!» — безмолвно шепчут губы, — «беги, спасайся!»

Рон запоздало замечает, что зловещие зеленые щупальца уже протянулись к нему, обвили ноги и поднимаются вверх к сердцу. Странная слабость, равнодушие к происходящему вдруг охватывают его. Все вокруг окрашивается в зеленые тона, и в глазах темнеет.

«Конец!» — мелькают у друзей одинаковые мысли.

«Это конец! Я больше никогда не обниму Джинни, не услышу, как Лили скажет свое первое слово»

«Это конец! Мама и Габи будут плакать. Хоть бы никто из братьев, кроме меня, не погиб. Родители не выдержат»

А фигура Волдеморта, почти совсем потерявшая очертания, вдруг снова становится четкой и ясной, вновь на плоском лице вспыхивают красные глаза и из черного рукава показывается бледная рука с палочкой.

— О, нет, вы думали, что это конец? Мой конец?

Смех. Злобный. Торжествующий. Искренний.

— Какая милая наивность! Гарри, ты меня разочаровываешь. Ты и в самом деле предполагал, что я умру от какого-то жалкого заклятья?

Боль. Раздирающая голову на куски острыми стальными крючьями. Вспыхивающая перед глазами зелеными взрывами. Разум мечется в пустой черепной коробке, натыкаясь на боль, и безумие почти кажется целительным и спасительным. Уже нет сил говорить. Нет сил стоять. Нет сил держать палочку. Зеленые щупальца обхватили горло. Трудно дышать. Мутится.

— Авада Кедавра? Это предсказуемо.

Волдеморт улыбается тонкими губами и, приблизившись, проводит длинным пальцем по шраму. В Гарри словно попадает молния. Зеленая ветвистая молния бьет прямо в голову, выжигает гнев, ненависть, страх. Оставляя только бесконечную и бездонную боль.

— Вы глупцы. Неужели вы думали, что просто уничтожив крестражи, сможете убить меня? Меня, Лорда Волдеморта, победившего саму смерть?!

— Ты лжешь, — губы не растягиваются и не желают двигаться, лицо превратилось в маску боли, — это… ещще никму…не удвлсь…

— Никому до меня. Ах, Гарри, Гарри, ты слишком замутнен чувствами, чтобы оценить все величие моей победы. Что такое все эти философские камни, эликсиры и прочее? Всего лишь ступеньки к моей цели. Ты думаешь, почему мне нужно было ваше никчемное Министерство? Неужели мне нужна была примитивная власть над магической Англией? Это всего лишь приятное дополнение и не более. А истинная цель моего нападения на Министерство — это Отдел Тайн. Вы все даже не имеете представления о том, что сокрыто в его недрах! Вы сидели на кладе и не знали, что его можно добыть!

— Мы там были… — голос Рона хриплый и дрожащий, но он упрямо старается высвободиться из зеленых щупалец, — там нет ничего такого…

— Вы были всего лишь в передней огромного дома, забитого невообразимыми чудесами, и за игрой с моими Пожирателями не заметили ничего, кроме небольшого пространства, попавшего в поле вашего зрения.

— Нельзя победить смерть… — если бы хватило сил еще немного поднять палочку…

— Это не дано вам, но дано мне! — Волдеморт снова смеется, закинув голову назад, — я бессмертен! А вы сейчас отправитесь… Наверное, теперь это единственное, о чем я не имею понятия и не желаю об этом знать. Прощай, Гарри. Прощайте, мистер Рональд Уизли. Воистину, я проявляю крайнюю учтивость по отношению к людям, желающим моей смерти. Avada Kеdavra!

Снова летят две изумрудные смерти. Зеленые щупальца почти отняли свет в глазах и силу тела.

«О, нет, это не конец!» — вдруг раздается бесплотный голос. Бесконечная нежность звенит в нем. И слышат его и Гарри, и Рон.

«Смерть — это не конец, а начало, и достоин жалости тот, кто ее боится. Но вам рано умирать, ваше время еще не пришло. Ты еще услышишь, Гарри, как Лили называет тебя папой, и поведешь дочь к алтарю в самый радостный для нее день. Габриэль не останется вдовой, Рон, и твои родители будут гордиться всеми своими сыновьями»

«Да, вы все будете жить долго и счастливо и умрете в один день, беззубо прошамкав последнее «прости»

Рон готов поклясться, это другой голос, и несмотря на то, что никак невозможно определить интонации, это прозвучало с ехидством и насмешкой.

Их обоих снова окутывает свет, но не тот, несущий смерть, связывающий их с Волдемортом, а золотисто-серебристый. Волна, пульсирующая то серебром, то золотом. Этот свет отсекает зеленые щупальца и бережно укачивает в своих объятьях двух друзей. Так в нем тепло и уютно, покойно и бездумно. Золотой поток изгоняет боль и усталость, дарует исцеление. Серебряный ограждает их от Волдеморта, бодрит и наполняет тело живительной силой. Гарри словно в прекраснейшем из снов, плывет по волнам нежности и любви, светлой грусти и тихой радости. Золотой свет напевает песню Жизни, серебряный грозно поет песню Смерти. Но смерти не их, они чувствуют это ясно.

Свет пульсирует и искрится, и вдруг перетекает в две ослепительные фигуры, сотканные из серебра и золота. Словно два человека встают рядом с Гарри и Роном.

В красных щелях глаз черного мага мелькает что-то, похожее на изумление. Волдеморт снова и снова насылает проклятья, но зеленые стрелы безвредно растворяются, едва вылетев из палочки.

Гарри медленно поднимает свою палочку, нацеливая ее на фигуру в черном одеянии. Не видит, но знает, что справа и чуть сзади почти синхронно Рон делает то же самое. Почему-то хочется посмотреть влево. Там должен стоять еще один человек. Но слева свет.

«Бей. Излей всю свою ненависть и жажду мести, чтобы ни капли их не осталось в тебе. Чтобы страх больше не касался своей ледяной рукой. Чтобы избавить себя и других от тьмы и злобы. Бей же, Гарри!»

«Бей. Вложи в удар всю свою боль, что была твоей спутницей все эти годы. Освободи себя и других от горечи всех предательств и тяжести всех смертей, что ты видел. Бей же, Рональд!»

И из четырех палочек вырываются потоки ослепительного света, в которых, беспомощно разевая рот и размахивая своей уже бесполезной палочкой, корчится существо со змеиными глазами.

Последнее, что мелькает в освобожденной, чудесно легкой голове Гарри:

«Какие знакомые голоса… Я где-то слышал их… где?»

И через мгновение:

— Гарри, Гарри! Ты что, умер? Гарри, очнись, что я скажу Джинни?

Гарри, которого безжалостно мотает из стороны в сторону, откликается:

— Что ты должен купить мне очки, Рон Уизли! Какого хрена ты на них топчешься?

— Гарри! Жив!

— Жив, — соглашается Гарри, поднимаясь на ноги и щурясь, — Рон, ты-то сам как? В порядке?

— Я? Я в просто обалденном порядке! Гарри, ты сделал это! Ты победил!

— Мы сделали это! — Гарри осторожно поддевает носком ботинка грязную груду черного тряпья, — Рон, от него ничего не осталось.

— Гарри… — в голосе друга настороженное удивление, — твой шрам!

— А что с ним? Теперь у меня весь лоб в шрамах?

— Нет, его вообще нет!

— Как это?!

— Не знаю! Нет и все!

Гарри ощупывает лоб, чувствуя под пальцами лишь непривычно гладкую кожу вместо знакомого выпуклого зигзага.

— Что бы это могло значить?

— Что Волдеморт мертв! Окончательно и бесповоротно!

— Пожалуй, да, — соглашается Гарри, припоминая последние слова Волдеморта, — он сказал, что шрам — это знак того, что во мне хранится крестраж. А если он исчез, то значит…

— Значит, победа! — ликующе вскидывается Рон, — победа!

— Рон, а что это было? Этот свет, голоса…

— Ты тоже их слышал?

— Да. По-моему, победой мы в большей степени обязаны им.

Рон кивает.

— Да, знаешь, мне так было странно — одновременно хорошо и грустно, весело и печально, спокойно и тревожно.

— А еще как будто точно знаешь, что вернешься домой после трудной дороги, — тихо говорит Гарри, — а дома ждут не дождутся друзья и самые родные люди, и ты придешь ночью на свет в окне, войдешь, и они все встретят, будут радоваться искренне, от всего сердца.

Рон кладет руку другу на плечо.

— А еще не знаю почему, но я чувствую себя, будто выпил полный бокал «Феликс Фелицис». Как будто ничего не было. Даже кровь из раны не течет, и вообще ее нет.

— Я тоже! — Гарри смеется, сперва тихо, потом громче, обнимает друга, — Рон, мы и вправду победили! А с тебя очки!

Рон поднимает с пола разбитые очки и не успевает нацелить палочку, как вдруг разбитые линзы с едва слышным звоном снова становятся целыми, а погнутая оправа распрямляется, блеснув металлом. Почему-то это совсем не удивляет ни Гарри, ни Рона, и они снова смеются, радостно и свободно. Чувство облегчения, неимоверной несдерживаемой радости рвется из груди. Тело кипит силой, каждая его клеточка бурлит и готова действовать, рвется в бой. Все кончено! Пусть в замке по-прежнему идет бой, но они победили! Без Волдеморта его Пожиратели быстро сдадутся.

И Гарри точно знает: Волдеморт больше не будет осквернять мир своей злобой. Он не сумел прибегнуть ни к одной из своих черных уверток, чтобы сбежать. С ним покончено раз и навсегда. Об этом ему шепнул золотой свет:

«Смерть забрала свое и ушла. А вас впереди ждет длинная жизнь и очень много еще несделанных дел. Прощай и не забывай нас!»

— Это были мои родители… — уверенно кивает Гарри, поудобнее перехватывая волшебную палочку и поправляя очки, — они снова помогли, как и тогда.

— Наверное, — Рон пинком открывает дверь, и его голос гремит громом Соноруса, — эй, вы, ваш господин отправился прямиком в ад, где его наконец дождались! Вперед, Гарри, отправим их туда же!

Ответом ему крики ужаса, злобы и отчаяния, торжествующие кличи и грохот камней, падающих с потолка рушащегося замка.


* * *


Рон окликает друга, неподвижно стоящего в дверном проеме холла, словно встречая ночь. По всему огромному разваленному холлу горят факелы, наколдованные огни, и оттого светло, почти как днем.

— Гарри, ты не видел Колина?

— Нет, — с трудом качает головой Гарри, — но кажется, он увел первую партию арестованных. Спроси Бруствера.

На смену горячечной лихорадке боя, опьяняющему чувству победы над Волдемортом, той странной чудесной силе, которая наполняла тело, пришли усталость и какое-то отупелое опустошение.

— Бруствер уже допрашивает кое-кого.

Рон тянет друга за рукав.

— Идем, Гарри, все уже кончено.

Гарри хмурится, словно что-то вспоминая, и помолчав, тихо спрашивает:

— Их не нашли?

Рон темнеет лицом.

— Нет. Обыски еще идут, замок большой, в подземельях вообще лабиринт.

— Может, они успели скрыться из страны?

Почему в голосе звучит что-то, похожее на надежду?

— Нет, ты же сам знаешь, по последним донесениям, они были здесь, да и куда они могли деться? — Рон потирает ладонями перепачканное сажей лицо, — Оливер сказал, что они могли оказаться в правом крыле, когда рухнула крыша.

— Вы не найдете их нигде…. — вдруг произносит за их спинами тусклый женский голос, и мужчины оборачиваются, одним резким движением вскидывая палочки.

Перед ними… Нарцисса Малфой! Неведомо откуда взявшаяся, но как всегда гордо вскинувшая голову, со знакомым надменным выражением на лице. Как будто и не ее замок разрушен, и она не жена и мать Пожирателей Смерти, уже объявленных в розыск. Но все-таки, что-то не то, что-то цепляет взгляд…

— Миссис Малфой, вы арестованы!

Но Нарцисса словно не слышит Рона и повторяет, глядя прямо на Гарри:

— Вы не найдете их. Их больше нет в этом мире. И не будет никогда… Они ушли… от меня… без меня…

Гарри вдруг понимает, что в ее лице не так. Глаза, зрачки которых так расширились, что совсем не видно радужной оболочки, и в них нет совершенно ничего. Безжизненная темная пустота.

— Они мертвы, все… мой муж… мой сын… моя невестка…. Я пожертвовала жизнью, но не смогла… не смогла защитить их… никого… Сегодня истекает срок обряда… а те, кто должен был жить вместо меня, мертвы! Они ушли вперед, а я… опоздала…

Гарри с внезапно пронзившей его дрожью впивается взглядом в бездонные темные глаза Нарциссы, два озера стылой воды, по поверхности которой расплываются неясные тени.

«Она сошла с ума!» — мелькает мысль.

Но нет, в странных глазах женщины нет и тени безумства, только такое отчаяние, что Гарри отшатывается, будто подполз к краю пропасти и заглянул в ее дно, теряющееся в тумане.

— Почему? — Нарцисса задает вопрос, словно ждет ответа.

Гарри и Рон переглядываются в недоумении. Рон крутит пальцем у виска, намекая на ту же мысль, что пришла чуть раньше к Гарри. Гарри осторожно начинает:

— Миссис Малфой….

— Это все ОН! — Нарцисса вдруг кричит, задыхаясь, и по-прежнему не отрывает взгляда от Гарри, обращаясь только к нему, видя только его одного, — все ОН! Он забрал их у меня, отнял! Ненавижу! Проклинаю! Слышишь, проклинаю! Пусть будет проклято имя Его, пусть будет проклят Он даже в смерти своей!

Нарцисса пошатывается, словно пьяная, и изломанной куклой оседает на пол. Гарри едва успевает подхватить ее, мимоходом поразившись странной лёгкости, почти бесплотности хрупкого тела.

— Вам плохо?

Ему становится жутко от немигающего взгляда, который вдруг разом проясняется, словно растаяла корка темного льда. Зрачки приобретают свой нормальный размер, глаза снова становятся прежними, в них отражаются крохотные огоньки магических светляков. И Гарри с изумлением видит, что Нарцисса Малфой может улыбаться так чудесно, что лицо освещается от этой улыбки, а холодные сумеречные глаза становятся такими любящими, теплыми и нежными.

Едва слышное шелестение бледных губ:

— Иногда то, что было одним, вдруг оказывается другим… Иду… Люци…ус…

— Черт, что это с ней? Эй, кто-нибудь, колдомедика!

Но ни подбежавший колдомедик, ни сами Гарри и Рон ничего не могут поделать. Слишком поздно. Глаза уже закрылись, и тело обмякло, последние судороги еще слабо прокатываются по нему. Нарциссы Малфой больше нет на этой земле.

Рон ошеломленно смотрит на Гарри, накрывающего тело серебристой мантией.

— Она сказала правду?

— Не знаю, Рон, наверное…

* * *

Гарри идет по битому стеклу, по каменной крошке, усыпавшей пол, словно чудовищный град, цепляясь взглядом за выщербленные стены, зияющие проемы и дыры в них, куски штукатурки, лохмотья портьер и гардин, щепки от мебели. Как странно — стоявший столько веков, видевший так много, оплетенный мощными охранными родовыми заклятьями Малфой-Менор неожиданно легко, всего лишь за несколько часов превратился в руины. Как же Грюм добился того, что их нападение почти до последнего момента оставалось незамеченным? Неужели магическая защита бездействовала?

В замке тишина, напряженная и странная, после боя, после свиста заклинаний, грохота рушащихся стен, криков и проклятий. Гарри не верится — все закончилось? Как все могло так быстро закончиться? Значит, можно просто жить, радоваться утреннему солнцу, громко хохотать с Роном над пустяками, слушать привычное ворчание миссис Уизли, беззаботно целовать Джинни, качать на неловких руках малышку Лили и смотреть, как она растет и становится взрослой? И все это не боясь, что над твоей головой занесен меч войны, что в следующее мгновение в дом ворвутся Пожиратели Смерти или дементоры? Неужели такое возможно?

Гарри кажется, что за эти годы они все разучились нормально жить, только под напряжением, под угрозой разоблачения. Получится ли у них вернуться в свой простой и обыденный мирок, где нет смертельной угрозы и нет Избранности, призванной спасти всех и вся? После долгих лет борьбы и поисков все пришло к своей логической развязке. Но не верится.

Холодный ночной ветер врывается сквозь разбитые окна, носится по коридорам, словно радуясь свободе. Он взметает в воздух пыль, обвивает за плечи, ерошит волосы, носит какие-то обрывки бумаг, книжные листы, обрывки пергамента. Вдруг среди мешанины серого и черного глаз выхватывает какую-то яркую бумажку. Гарри наклоняется и подбирает колдо-фотографию с опаленными, чуть свернувшимися краями. А с этой фотографии ему улыбается… Гермиона! Вернее, они все вместе. Рон с опаской держит на руках первого племянника, совсем еще крохотного Арти, а он сам приобнимает за плечи Гермиону и говорит (точно помнит!) Биллу, чтобы он должен следующего ребенка, если тот будет мальчиком, назвать Гарри, будет Гарри Уизли. Все вокруг смеются — Флер, миссис Уизли, мистер Уизли, Фред и Джордж, а Джинни хихикает, что он и так уже почти Уизли, зачем нужен Гарри Уизли номер два? Это были крестины Арти, лето девяносто восьмого, их последнее лето…

Гарри стискивает снимок в кулаке, намереваясь сжечь снимок, но вдруг опускает уже поднесенную палочку и снова разглаживает. А потом бережно кладет в нагрудный карман.

Он идет по залам, заглядывает в полуразрушенные комнаты, в которых бывшие авроры, бывшие сотрудники Департамента магической безопасности и бывшие инспектора Визенгамота проводят обыски. Поднявшись на третий этаж, который в более-менее целом состоянии, по крайней мере, это крыло, в одной из комнат с бархатным занавесом вместо двери натыкается на Мораг МакДугал. Девушка сидит на алом пуфе в роскошно обставленной в восточном стиле зале, и спина ее неестественно прямая. Перед ней небольшой, расписанный под шахматную доску столик, на котором переминаются искусно вырезанные из слоновой кости фигурки. Гарри тихо окликает ее, чувствуя себя странно стесненно, как будто нарушил уединение:

— Мораг, ты как? Не ранена?

Девушка, не оборачиваясь, качает головой.

— Нет.

— Будь осторожна. Здесь может быть опасно.

— Нет, в этом крыле были жилые комнаты, спальни для гостей, гостиные и залы развлечений. Это Индийская гостиная, мы здесь часто играли в шахматы с…

Мораг медленно поворачивается к нему. Ее лицо бледно и почти сливается с седыми волосами, а темные глаза полны такой боли, что Гарри невольно хочется выскочить отсюда. Эта боль давит на него, царапает, обжигает.

«Почему она так огорчена? — мелькает мысль, — она их жалеет? Этих выродков?»

Словно угадав, Мораг снова отрицательно качает головой. Ее глаза становятся просто огромными, и тяжелые невыплаканные слезы туманят их.

— Феб! — шепчет она, — Феба нет. И мамы нет… и маленькой Вивьен… и Джеф… и…. О, Мерлин, никого больше нет!

Кто такие эти Феб, Вивьен и Джеф, видимо, много значившие для Мораг?

Он неловко поглаживает девушку по седым прядям, видит, как слезы наконец струятся по ее щекам, оставляя светлые дорожки, и не решается сказать, что мистера МакДугала тоже больше нет...

А шахматные фигурки на черно-белых клетках по-прежнему продолжают свой бой, и скоро черный король сдается, попав в капкан.


* * *


Гарри и Мораг выходят во двор, где слышны голоса. При их появлении стоящие плотным кругом маги стихают и расступаются. Гарри видит ряд тел на каменных плитах. Что-то в груди обрывается. Их друзья, их товарищи, которым сегодня не суждено было вернуться из трижды проклятого замка Малфой-Менор.

Первым в ряду сам Аластор Грюм. Седые волосы растрепались, одежда прожжена, продрана и в темных пятнах засохшей крови, нет волшебного глаза, но рука крепко сжимает палочку в последнем заклятье. Этой войне Аластор посвятил всю свою жизнь, просчитывал стратегию и тактику, шел на бой с открытым лицом и дрался до последней капли крови. Он выиграл в борьбе, но черная смерть улыбнулась ему и коварно забрала с собой.

Майк Корнер. Умный, надежный, спокойный. Он стал бы со временем идеальным наставником будущих авроров. Чжоу, жалко скорчившись и покачиваясь, сидит рядом и грязными кулаками затыкает рот, чтобы не сорваться, не забиться в рыданиях.

Зак и Мариэтта. Рядом, как и в жизни. Они хотели пожениться и уже пригласили всех на свадьбу, беспечно назначив день, «когда все это закончится к чертовой матери!». Все закончилось, а для них этого дня уже не будет никогда.

Джастин Финч-Флетчли. Немного простофиля, напыщенный и самоуверенный. Все стонали от него, но сегодня отдали что угодно, лишь бы Джастин встал с этих твердых каменных плит.

Дункан МакДугал. Потерявший жену и отдавший жизнь за то, чтобы больше не было смертей. Мораг опускается на колени рядом с отцом и сжимает его холодную руку в прощальном жесте.

И много других, совсем молодых и не очень, женщин и мужчин, авроров и простых волшебников. Смерть собрала сегодня богатую жатву.

Он не был близко знаком со всеми ними, но они были все вместе, плечом к плечу стояли против Волдеморта. И их гибель будет тяжким грузом висеть на его совести, а вина за то, что он остался жив, еще долго будет терзать душу. Они погибли как герои, и их будут помнить как героев.

Вдруг круг опять расступается, Тони и Симус несут на носилках еще одного. И пронзительно громко вскрикивает незаметно подошедшая Джинни.

Широко распахнутые незрячие глаза и простодушное круглое лицо. Невилл!

Гарри бросается к парням, помогая им осторожно класть Невилла рядом с остальными. Он осторожно придерживает голову, чтобы другу не было больно, стукнувшись об камни. Но Невиллу Лонгботтому уже все равно.

Кто-то всхлипывает и тут же, словно захлебнувшись, замолкает. В этой траурной тишине плач звучит особенно жутко и трагически. Гарри ладонью навсегда закрывает глаза Невилла. И молча сжимает в руках теплую руку жены, которая хриплым прерывающимся шепотом спрашивает, не обращаясь ни к кому:

— Что же мы скажем Луне?

— А этих куда? — спрашивает тихо Симус и кивает на другие тела. Тела Пожирателей Смерти.

Внимание Гарри привлекает чересчур яркая мантия среди однотонных черных. Рита Скитер. В ее открытых глазах застыл последний ужас.

— Так ей и надо, — безжалостно цедит Терри Бут и сплевывает грязное ругательство, — хотела в жука превратиться и улизнуть, а ей Джастин не дал. Это она его напоследок, тварь.

— Гарри, Гарри, — подбегает тяжело дышащий, запыхавшись, Колин, — тебя зовут.

— В чем дело?

— Там… — Колин отводит глаза, — Гарри, иди в замок. Бруствер зовет.

— Да что там? Возьми кого-нибудь другого, — отвечает Гарри, потирая занывший тонкой болью висок.

Колин качает головой:

— Там наконец открыли этот Церемониальный зал. Он полон обгоревших трупов. По предварительному опознанию, это… — голос его чуть вздрагивает, — хозяева и все те Пожиратели, которых не было в битве.

И воцаряется абсолютная тишина.

— Хозяева? — как будто непонимающе переспрашивает Рон, — это что, Малфои?

— Да, все Малфои, кроме Нарциссы, — голос Колина безжалостен, и он еще беспощаднее повторяет, — три тела. Нужно опознать. Гарри, ты там нужен.

Двое мужчин тяжело бредут к раскрытым настежь дверям, словно опустошенные и придавленные страшным горем.


* * *


А по лицу невысокой пышноволосой женщины, склонившейся над колыбелью в доме в лондонском предместье, тихо текут слезы, и карие глаза затуманены смертной печалью и скорбью.

Она оплакивает короткую, стремительную, закатившуюся яркой звездой на осеннем ночном небосклоне жизнь своей единственной дочери.

Радость, которую она приносила в родной дом.

Счастье и любовь, которую она щедро дарила им.

Тяжелый выбор, который непреодолимой стеной встал между ними.

Того, кого она никогда не знала, но могла бы полюбить лишь за то, что его любила дочь.

И она оплакивает будущее маленького мальчика с темным пухом волос и серыми глазенками, который улыбается и морщится от тяжелых горьких капель, падающих ему на личико. Первым словом ее внука никогда не будет «мама» или «папа», потому что у него уже нет родителей. Их у него отняли, отняла магия и тот волшебный мир, куда нет доступа простым людям!

И Элизабет Грейнджер берет на руки внука и клянется неведомо кому:

— Я не отдам его, слышите? Никогда! Я уничтожу все, что станет на моем пути! Я сделаю все и даже невозможное, но он будет жить в моем мире! В мире без магии!

Джейк Грейнджер, пораженный, недоумевающий, растерянный, топчется рядом, пытается что-то сказать, поглаживает ее по плечам. Она не слышит ничего, закрыв глаза и крепко прижав к груди внука.

Но человеческие клятвы часто уносит равнодушный к чувствам смертных ветер, и жестокая длань Судьбы выкладывает карты жизни в ином узоре или внезапно смешивает их. Ни Элизабет, ни Джейку не узнать, что всего лишь через четыре с небольшим года их самих уже не будет на этом свете, а их ненаглядный обожаемый Алекс останется полным сиротой. И Судьба все равно обратит на него свой неумолимый взор, от которого не скрыться ни в магловском, ни в магическом мире. Магия струится в его крови, чистой крови волшебного рода его отца, который магловская кровь его матери лишь укрепила. А еще материнская кровь разорвала звенья цепи, тяжелыми оковами оплетавшей род Малфоев. Потому что семейная легенда, которую когда-то Драко рассказывал Гермионе, была былью. И проклятье фэйри, которое привело к тому, что древний род чистокровных магов почти исчез с лица земли, на самом деле было.

Придет время, магия напомнит о себе, заговорит в полный голос, поманит, поведет Алекса в другой мир, и дочь самого известного и прославленного волшебника этого мира Гарри Джеймса Поттера протянет ему руку дружбы.

Глава опубликована: 13.02.2010

Глава 36. Наследник

Все вокруг закружилось и свернулось в воронку, стиснуло так, что стало трудно дышать, но уже через пару секунд они очутились по щиколотки в снегу у закрытых высоких кованых ворот. Влево и вправо от них тянулся забор с острыми кольями железных прутьев. За их частоколом виднелась вымощенная каменными плитами и заметенная снегом аллея, вьющаяся между деревьев огромного запущенного парка, больше похожего на лес. Деревья протягивали через забор сухие растопыренные ветви без единого листочка, словно стараясь дотянуться до непрошеных гостей.

Алекс невольно поежился — черные переплетения узора на воротах повторяли такие же узоры ворот лондонского особняка, в котором он едва не погиб по вине Малфуа. Рейн и Лили с интересом оглядывались по сторонам. Мистер Поттер строго посмотрел на них и предупредил:

— Замок стоит на лесистой скале, с той стороны обрыв. Так что подниматься будем вверх.

Алекс шагнул было вперед, но опекун придержал за плечо:

— Через ворота хочешь? Не получится, намертво заклинило. Через полсотни шагов есть дыра в заборе.

Не успел он договорить, как ворота разразились просто душераздирающим скрипом и лязгом и медленно распахнулись настежь. Сами! Ребята отпрыгнули от неожиданности, а взрослые рефлекторно вскинули палочки. Однако ничего больше не случилось, отрывшиеся сворки ужасно скрипели при порывах ветра и словно приглашали войти. Мистер Уизли саркастично фыркнул.

— Заклинило, говоришь? Я смотрю, хорошо твои авроры выполняют свои обязанности.

Мистер Поттер искоса взглянул на него.

— С нами Алекс, а на воротах, наверное, какие-нибудь малфоевские фамильные чары. Если помнишь, при штурме мы входили не через ворота.

— На тех, лондонских, не было, они не пропускали меня, — заметил Алекс, и опекун согласно кивнул:

— И не могли. Малфуа заранее перечаровал их, полностью сняв старые заклятья и наложив новые. Как выяснилось, он весьма тщательно подготовился к твоему похищению.

Они двинулись по аллее вглубь парка и вверх, шли минут двадцать, и с каждым шагом Алекс чувствовал, как все сильнее и быстрее колотится в груди сердце. Вокруг было бело, черно и серо. Черные и серые стволы деревьев, скрипящий белый снег, серебряно-серые тени, потрескавшиеся серые каменные плиты под ногами. И даже небо над головой казалось белесым, низким, угрюмым, хотя, когда они нырнули в воронку портала со двора Поттеров, с вышины лилась ясная лазурь. Время от времени налетал ледяной ветер, гремел сухими сучьями, взметал маленькие снежные смерчи. Лили укутала нос в полосатый желто-красный шарф, Рейн поднял воротник теплой мантии, а Алексу, наоборот, было жарко, лицо горело, а руки в перчатках даже вспотели, бешено колотилось сердце, как будто он за пару секунд пробежал стометровку.

Наконец после одного поворота, к тайному облегчению Алекса, парк резко кончился, отступили за спину угрюмые деревья, и перед ними воздвиглась громада. Колдо-фотографии почти не обманули. Серый замок на бело-серой земле под блеклым серым небом. Темные крыши, зубчатые стены, высокие башни — и толстостенные круглые, и изящные с острыми шпилями, бесчисленные окна — и узкие, как бойницы, и круглые, как цветочные розетки, торжественный парадный вход с огромной лестницей, массивные двери, каменные колонны.

Но правое крыло представляло собой сплошные руины, нагромождение каменных глыб, две башни были полностью разрушены, стены обвалились. Левое крыло было целее, однако во многих окнах не было стекол, стены местами почернели и как будто оплавились, осели от невыносимого жара.

— Вот и Малфой-Менор, — негромко сказал мистер Поттер.

Сзади негромко присвистнул Рейн, охнула Лили, кашлянул мистер Уизли, но Алекс почти их не слышал. Он впитывал в себя увиденное всеми своими чувствами и силами. Перед ним было средоточие его желаний и стремлений, глубоко таившихся внутри до поры до времени. Почти эфемерное, казалось бы, но существовавшее на самом деле. Ему надо было увидеть Малфой-Менор, он должен был когда-то очутиться здесь, на каменных плитах подъездной аллеи, перед этими стенами и башнями, окинуть взглядом и понять… Понять, что печально знаменитый, страшный, окутанный тайнами замок Малфой-Менор похож на смертельно раненого зверя. Зверь этот истекал невидимой кровью из множества ран, и его агония длилась и длилась. Он как будто вздыхал глубоко и шумно, пытаясь продлить мгновения, которые были последними, но чудовищно растянутыми во времени. Этот вздох эхом отозвался в Алексе, и он невольно глотнул холодного воздуха в унисон. Еще раз вдохнул и выдохнул, облачко пара вырвалось изо рта и тут же растаяло. Зверь словно впился в него своими многочисленными глазами-окнами, и Алексу внезапно стало жутко и одновременно безумно жалко — непонятно чего или неведомо кого. В нем прочно поселилось ощущение близости чего-то странно живого и в того же время не-человечьего.

Вдруг резко ударила мысль: а что, если это опасно? Если это странное ощущение как раз есть и то, о чем, предостерегая и отговаривая, предупреждали взрослые — остаток темного волшебства Волдеморта? Он украдкой оглядел своих спутников. Рейн и Лили выглядели взволнованными, но не обеспокоенными, крутили головами, озирая окрестности. Мистер Уизли хмурился, опекун смотрел прямо вперед. Они также не подавали вида, что чувствуют что-то необычное, лица их были спокойно-сосредоточенными.

Если он сейчас скажет, нет никаких сомнений, что мистер Поттер тут же сгребет их в охапку и стремительно трансгрессирует обратно. Потом авроры прочешут замок с крыш и до подземелий, а Министр однозначно запретит любой визит. И он промолчал.

— Алекс, ты меня слышишь? — позвал опекун, оказывается, уже пару раз окликнувший его.

— А? Что?

— Ты хочешь побывать… у них?

Резкий порыв ветра кинул в лицо снежную крупку. Алекс зажмурился, чувствуя, как ворохнулась знакомая горькая тоска, ледяными твердыми пальцами сжала сердце. Он стиснул палочку в кулаке и снова посмотрел на замок.

— Если да, то нужно свернуть на другую дорожку и спуститься по склону в другую сторону, усыпальница не так уж близко отсюда.

«Я еще приду. Обязательно приду, обещаю. Но сейчас мне нужно в Малфой-Менор. Там что-то есть, и я должен это найти!»

Он покачал головой, стараясь подавить чувство вины, тоненько засвербившее внутри.

— Давайте сперва осмотрим замок.

Мистер Поттер взглянул испытующе, но согласно кивнул.

— Как скажешь. Тогда вперед.

Взойдя по одному из крыльев громадной лестницы, они подошли к входным дверям. Мистер Поттер с натугой потянул одну створку, но та не поддавалась. Мистер Уизли присоединился к нему, и вдвоем им удалось открыть довольно узкий проход. Тяжелая створка то и дело норовила захлопнуться, и мужчины заклинили ее куском то ли подоконника, то ли стены.

— Мы же тогда вроде свободно открывали эти дракловы двери, — удивленно заметил мистер Уизли, отдуваясь, — помню, ходили туда-сюда без всяких проблем.

— А сейчас Колин каждый раз докладывает, что они с трудом проникают внутрь. Вероятно, без необходимого ухода петли заржавели или что-то в этом роде. Так, друзья мои, еще раз напоминаю: быть максимально осторожными, не своевольничать, не отходить друг от друга, не палить заклятьями куда ни попадя, не трогать подозрительные предметы, быть готовыми убраться отсюда как можно скорее. Всем все понятно?

Ребята дружно кивнули. Мистер Поттер двинулся первым, за ним Алекс, Рейн и Лили, замыкал цепочку отец Рейна.

Алекс, затаив дыхание, шагнул под своды Малфой-Менора. Сердце, как сумасшедшее, колотилось почти в горле.

Они оказались в высоченном гулком холле, заваленном огромными кусками резного камня, осколками стекла и хрусталя, обломками латуни, бронзы и дерева и еще непонятно чем. Очевидно, его расчищали, но не слишком усердно. Вверх вздымалась лестница, широкая, с массивными перилами, просторными пролетами, но тоже полуразбитая, заваленная, с зияющими провалами ступней. Между первым и вторым этажами виднелось высокое витражное окно, но цветные стекла почти все были выбиты, остался пустой переплет.

Вслед за мистером Поттером они двинулись в сторону более целого левого крыла. Было холодно, очень пыльно и грязно. Они заглядывали в выбитые или настежь распахнутые двери, проходили через залы и комнаты. Везде царил беспорядок. Разгромленная мебель, изодранные гобелены, сожженные картины в пустых рамах, разваленные зияющие камины, белеющие осколки статуй, разноцветные — огромных ваз, поблескивающие тусклой амальгамой — зеркал. Всюду были отметины попавших заклятий, следы огня, кое-где стены и потолки были обрушены. Они проходили по замку и видели одну и ту же картину — разрушение и разгром. По крайней мере, на первом этаже не осталось ничего целого, лишь обломки, осколки, рванина, щепки, прах, остатки былого великолепия.

— Какой ужас! — с содроганием прошептала Лили, стараясь держаться поближе к мальчикам.

Мистер Уизли предложил:

— Может, разделимся? Я не понимаю, собственно, что мы ищем, а здесь куча комнат. И если осматривать их всем вместе, то мы потратим немало времени, а мне как-то не улыбается днями торчать в логове Волдеморта, пусть и бывшем.

Опекун заколебался.

— Здесь может быть опасно.

— Брось, Гарри, если уж и притащил нас сюда, то кому, как не тебе знать, что твои авроры давно здесь уже все осмотрели и сунули носы и волшебные палочки в каждую подозрительную щелку.

— Несмотря на то, что я полностью уверен в том, что мои авроры добросовестно выполняют свою работу, я не считаю, что разделяться — хорошая идея, — довольно жестко отрезал мистер Поттер, и его друг лишь хмыкнул в ответ.

Высокие залы, просторные комнаты, переходы, арки, ниши, галереи, колонны, витражи… Малфой-Менор конечно уступал Хогвартсу, но производил такое же неизгладимое впечатление и тоже таил в себе много загадок. Ладно, комнату, полную всяческого оружия, еще можно понять. Это и у маглов-аристократов в каждом замке встречается, а вот, например, зачем этот зал, почти полностью стеклянный и зеркальный и при этом уцелевший, с одним единственным предметом — старинным пианино (или что это вообще?) посередине?

Или этот, круглый и абсолютно пустой, а на полу разбросаны осколки какого-то кристалла, очень большого, судя по величине острых кусков?

Или вот вообще непонятный — с фонтаном? Зачем и для чего? И почему-то за окнами этого зала — не зима, а самая настоящая осень, деревья парка сплошь в золотой листве, мягко и бесконечно облетающей на землю. Что за странное колдовство?

А в огромном даже по меркам замка зале, занимавшем все три этажа в высоту и разделенном надвое, видимо, была библиотека. Полусгоревшие, разбитые и разломанные, поваленные шкафы, этажерки и полки, остовы кресел и диванов. Расколотый надвое глобус. Статуя в нише, без головы и рук, не до конца открывшая, видимо, тайный проход в другую ветку коридора. Лохмотья тяжелых бархатных портьер. Зола, обрывки свитков, обугленные переплеты, разрозненные страницы, разлетевшиеся стаями птиц.

— Не трогать! — грозно предупредил мистер Поттер, — большинство этих книг по Темным Искусствам.

А вот на втором и третьем этажах целый ряд комнат, сохранивших обстановку, не таких просторных, даже уютных. Облицованные камнем камины, зеркала в потемневших золоченых рамах, изящные диваны, мягкие кресла, удобные кушетки с подушками, маленькие столики на гнутых ножках, пышные, но опять же пыльные ковры. Видимо, сюда сражение не дошло, хотя на потолке, стенах, полу змеились трещины, а на втором этаже в некоторых комнатах пол обрушился.

Лили и Рейн шли за Алексом, иногда вздыхали, ойкали или что-то негромко комментировали, взрослые тоже вполголоса переговаривались, но сам он молчал. Он просто не мог выдавить из себя ни слова. Он чувствовал себя словно в космосе, безвоздушном пространстве, поглощающем звуки и эмоции. Он шел, впитывая в себя все, что видел. Он искал то непонятное, неведомое, что хотел найти, и внутри все жгло и скребло, но беззвучно. И словно кто-то своим затухающим дыханием дышал в затылок, кто-то прохладным ветром остужал горящее лицо. Все время хотелось оглянуться, и он оглядывался и натыкался на сочувственный взгляд Лили, ободряющий — Рейна. И больше ничего.

Перешагивая через ржавый шлем, он нечаянно задел его. Шлем, гремя и звеня, покатился вниз по лестнице. Он обратил внимание на остальные доспехи. Их было несколько, и все они выглядели так, словно сошли со своих подставок и бросились к лестнице, а потом внезапно упали и так и остались лежать. Навзничь, со щитами, копьями и мечами в латных перчатках. Но ведь они были пусты! Разве пустые доспехи могут двигаться? В Хогвартсе рыцарские доспехи тоже были, но уж точно не оживали.

И подумалось: как чувствовала себя его мама, маглорожденная волшебница, среди богатства и мрачного великолепия родового замка чистокровных магов? Как ей жилось здесь? Чего она добивалась, перейдя на сторону Волдеморта? А о чем мечтал его папа? Чего он хотел? О чем думал? Как вообще стал возможным брак между его отцом и матерью, которые принадлежали к разным кругам магического общества, если они ненавидели друг друга в школе? Если она была подругой Гарри Поттера, а он — его врагом? Куда делись тот самодовольный мальчишка с презрительной ухмылкой и та девочка, смело и гневно противостоявшая ему?

Он вновь ощутил на щеках легкое прохладное касание, словно чья-то ласка. Очень хотелось… он не мог понять, что ему сейчас надо. В голове царил сумбур, мысли словно отталкивались друг от друга и разбегались. Вот как тут, в этом разгроме, обломках, хламе что-то найти? Да что вообще? На что он надеялся? Он был уверен и совершенно необоснованно, что тут скрыты тайна и правда. Но неужели на самом деле здесь не было ничего, кроме умершего прошлого?

С третьего этажа они спустились снова на второй, потому что мистера Уизли что-то там привлекло, прошли длинный коридор, свернули налево, поднялись обратно на пролет, и перед ними открылся еще один коридор, более короткий. В нем были только три двери, две по обе стороны, одна прямо перед ними.

— Дементор сожри эти лабиринты! — с досадой бросил мистер Уизли, — хоть тогда Грозный Глаз и заставил нас выучить назубок план этого треклятого замка, многое уже подзабылось. Что здесь?

Опекун наморщил лоб и задумался, видимо, вспоминая план.

— Тоже не помню. Видимо, что-то неважное.

Он потянул единственную покосившуюся створку той двери, что была перед ними, и шагнул в комнату. Следом потянулись и остальные. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь грязные закопченные окна, они поняли, что это была портретная галерея. Только ни одного портрета в ней не сохранилось. Некоторые рамы, покосившиеся и обугленные, были пусты, под ними на полу валялись обрывки холстов, полусгоревшие, скукоженные, рассыпающиеся от легчайшего движения воздуха. От других не осталось и рам, на почерневших от сажи стенах лишь чуть светлели прямоугольники. Бушевавший когда-то огонь выжег все дотла, не оставив ничего, кроме голого камня. Почему-то казалось, что в воздухе до сих пор стоит запах гари, хотя, конечно, за столько лет все выветрилось.

Рейн и Лили прошли вперед, хоть смотреть здесь было не на что. Мистер Поттер и мистер Уизли остановились у двери, что-то вполголоса обсуждая. А у Алекса в ушах сквозь шум крови зазвучал вкрадчивый голос Малфуа:

Как может умереть зачарованный холст, когда в него попадает заклятье Адского огня? Занимается мгновенно, но горит медленно, черным удушливым пламенем. Горят нарисованные дома, пылают пейзажи, факелами вспыхивают люди, осыпаясь хлопьями пепла.

Сколько здесь было полотен? Когда Малфуа вещал о предках, упоминал о зачарованной галерее с сотнями волшебных портретов Малфоев, живших сотни лет назад. И все они стали черным пеплом, серой золой и холодной пылью, развеялись на ветру без возврата.

Внутри судорожно дернулось. Если здесь ВСЕ Малфои, то, значит, был и портрет его родителей? И тоже сгорел?

Испытывают ли они боль? Ты можешь сказать «нет», дружок, и не ошибешься. Ведь они всего лишь портреты, всего лишь мазки волшебных красок, сочетание и игра светотени. Но ты можешь сказать «да», и это не будет ошибкой. Рука художника вдохнула в их черты жизнь и движение, они обрели голос, они могли созерцать мир вне их рам и иметь о нем собственное мнение. Кто поклянется, что Люциус и Нарцисса не корчились от ужаса и боли, сгорая в своем замке?

Горло перехватило, и он прикусил губу. Что чувствуют портреты, когда их убивают? Когда погибают, умирают, перестают существовать на этом свете те, с которых их писали? Магловские портреты были просто неживыми статичными изображениями, хогвартские воспринимались как чудаковатые и забавные картинки, к которым относишься не совсем серьезно. Как кино. И то были чужие люди. Ни Сэр Кэдоган, ни Полная Дама, ни леди Антония Крисворфи не имели к нему никакого отношения. А тут когда-то висел портрет мамы и папы. Живой. А потом сгорел. И они умерли во второй раз…

Алекс изо всей силы ударил по стене кулаком и чуть не взвыл. На стене остался мазок крови, выделявшийся алым пятном на темном камне. Резко засаднило разбитые костяшки с содранной кожей. И вдруг снова показалось, как конвульсивно вздохнул-простонал умирающий зверь, разрываемый дикой болью. Словно на миг дрогнули и поплыли стены Малфой-Менора, качнулся потолок, пошел дрожью пол под ногами.

— Алекс? — опекун внимательно смотрел на него, — все в порядке?

Он молча кивнул и отвернулся, потирая левой рукой правый кулак и немного злясь на себя за такое проявление чувств. Подошла задумавшаяся о чем-то Лили, как всегда в такие моменты потягивая себя за нижнюю губу (миссис Поттер никак не могла отучить ее от этой привычки). Рейн подул на ладони и натянул шерстяные перчатки.

— Бррр, ну и холодина здесь. Ну что, пойдем дальше?

— Думаю, в этой части мы все осмотрели. Ничего особенного здесь нет, пожалуй, можно возвращаться на первый этаж, согласился мистер Поттер.

— Пап, слушай, а где домовики? — вдруг спросила Лили, подняв взгляд на отца, — я что хочу сказать: куда они пошли после войны, когда некому стало служить?

— Скорее всего, здесь, просто не показываются нам на глаза, — протянул мистер Поттер, — домовиков было много, где-то с дюжину, если не больше. Мы вызывали их на допросы, но конечно, толку было мало, Обет Верности хозяевам и все такое. Чуть что, начинали биться об стены и выкручивать уши. Они даже наотрез отказались покидать замок, так что допросы пришлось проводить здесь. Насколько я знаю, Комитет по урегулированию магических существ должен был ими заняться. Наверняка, они что-то предприняли.

— А если нет? — тихо спросил Алекс, — они так и остались здесь? В разрушенном замке?

Опекун потер переносицу и пожал плечами.

— Честно говоря, никогда не задавался этим вопросом.

— И никто даже не подумал, как они будут здесь дальше жить?

— Гарри сказал, что этим должен был заняться Комитет по магическим существам, — бросил мистер Уизли, — нам в то время как-то было не до мыслей о комфортабельной жизни для домовиков, уж поверьте.

Мистер Уизли выглядел раздраженным, а мистер Поттер — смущенным, словно ему и вправду было неловко за то, что двенадцать лет назад он не позаботился о домовиках Малфоев.

Алекс прикусил губу и повернулся, чтобы выйти, но вдруг что-то зашуршало за покосившейся створкой. Взрослые тут же вскинули волшебные палочки.

— Кто там? Выходи! — напряженно произнес мистер Поттер.

Створка скрипнула, покачнулась, и порог переступил маленький, сгорбленный и сморщенный домовик, которого поддерживал под локоть другой, со встопорщенными ушами. За их спиной с легкими хлопками появилось еще четверо домовиков. И все они были ужасно оборванными, грязными и на вид какими-то одичавшими. А первый был еще вдобавок настолько стар, что выпрямиться толком и не мог и вообще держался на ногах, только опираясь на второго.

Мистер Поттер опустил палочку, Рейн, Лили и Алекс открыли рты в удивлении. Таких древних домовиков никто из них еще не видел.

— Хозяин Малфой в наследном замке! — проскрипел-прохрипел старый домовик и уткнулся носом в пол, видимо, кланяясь. За ним в таких же глубоких поклонах в сторону Алекса согнулись остальные

— Эй, не надо, вы чего? — Алекс в замешательстве отступил, — да не надо!

Лили приглушенно хихикнула.

— Старая госпожа сказала, что маленький хозяин когда-нибудь вернется в Малфой-Менор, и взяла с нас Слово, что домовики дождутся его. Мы дождались! — голос старичка на мгновение окреп и взвился вверх, но сам он притулился к более молодому домовику, видимо, ослабев.

Это еще что такое? Его бабушка сказала, что он должен вернуться в замок? Откуда она знала?

— Так, погодите-ка. Вы что, знали об Алексе? — ошеломленно спросил мистер Поттер.

Старый домовик прикрыл глаза, выцветшие, с почти бесцветными радужками, и кивнул.

— Конечно, господин сэр Гарри Поттер. Мы не могли не знать о рождении нашего хозяина.

— Знали и ничего нам тогда не сказали? Ведь мы же допрашивали вас! Всех вас! Тебя я даже помню, Бертольд, верно? — опекун прошелся взад-вперед.

— Я Бернард. Мы были связаны Обетом и Словом, господин сэр Гарри Поттер. Мы — домовики Малфоев, мы никогда не получали свободу, не требовали денег и одежды, и не нарушали нашего Обета Верности. И мы не обязаны отчитываться никому о наших хозяевах. Вы нам не указ, господин сэр Гарри Поттер, — странным образом в голосе старого домовика сочетались и уважение, и презрение.

— Однако! — пробормотал мистер Уизли с явным удивлением и заметил, — но один из вас, Добби, все-таки получил свободу.

— Его бабка связалась с паком из Полых Холмов, он — на четверть пак. Добби — позор для домовиков! — гневно выплюнул старик и даже немного выпрямился, опираясь на руку помощника, который забормотал что-то ему на ухо. Однако старый домовик только поджал сухие губы и покачал ушастой головой.

— Хорошо-хорошо, — мистер Поттер взъерошил волосы, — так что же с вами делать? Как вы тут выживали, кстати? К вам приходили маги из Комитета по магическим существам?

Вспышка гнева, видимо, обессилила старика, он снова обмяк и сгорбился.

— Маги приходили, пытались дать одежду, звали с собой, — ответил домовик со встопорщенными ушами, — но Бернард велел прятаться и не выходить на их зов. Здесь была еда. Все было спокойно. Но многие умерли, потому что хозяев нет. Домовики не могут без хозяев. Теперь хозяин есть, и все будет хорошо!

Мистер Уизли закатил глаза и покачал головой.

— Никогда этого не пойму, ну да ладно. Надо их пристроить куда-нибудь, Гарри.

— Кто-то из вас может отправиться в Хогвартс, там не хватает рабочих рук. Либо можете отправиться в мой дом, Алекс проводит там каникулы. Думаю, Добби вас примет и разместит с удобствами. Больше ничего не могу предложить. В лондонском доме живут Малфуа, замок в Ирландии конф.. хм, ну пока непонятно, что с ним. А больше домов у Малфоев нет, — предложил опекун Алекса, но в голосе его были сомнения.

— При всем уважении, господин сэр Гарри Поттер, — снова проскрипел старик, — господин сэр Гарри Поттер не может указывать домовикам Малфоев, куда отправляться и что делать. У нас есть хозяин Александр. Мы подчинимся только ему.

Алекс просто не знал что сказать. Внезапно очутиться хозяином полудюжины домовиков, которые, оказывается, слушают только тебя, оказалось очень неуютно.

— Да я согласен с мистером Поттером, — поспешно выпалил он, — правда, можно в Хогвартс, там хорошо. Если вы хотите, конечно.

Старый домовик вдруг забулькал и захрипел так, что Алекс испугался. Уж слишком тот был старый и немощный. В разговор снова вступил его молодой помощник со встопорщенными ушами.

— Домовики Малфоев не могут скитаться по чужим домам, когда есть Малфой-Менор и Дравендейл.

— Но вы не можете тут жить и дальше! — воскликнула Лили, — тут же все разрушено, и грязно, и холодно! И опасно, наверное.

— Дравендейл цел, но конфискован, — заметил Рейн, на что престарелый домовик презрительно фыркнул и с невыразимой гордостью проскрипел:

— Замки Малфоев никогда не принадлежали и не будут принадлежать никому, кроме Малфоев. Их нельзя продать, купить и отобрать. Хозяин Александр, Малфой-Менор — ваш. Он сказал нам, что вы здесь. Так же и Дравендейл принадлежит только вам и ждет вас. Если вы прикажете, посторонние не переступят порога ни Малфой-Менора, ни Дравендейла.

Взрослые волшебники озадаченно переглянулись.

— Ты слыхал о таком казусе? — вполголоса спросил мистер Поттер.

Мистер Уизли в растерянности покачал головой.

— Нет. Ты же знаешь, я не особо силен во всех этих чистокровных родовых вывертах. Но можно предположить, что если замки не конфискованы, то хозяин может делать с ними все, что заблагорассудится.

Алекс лихорадочно размышлял. То есть замки не конфискованы? Они принадлежат ему? И как мог Малфой-Менор сообщить что-то домовикам? Это такой оборот речи?

— И еще, господин сэр Гарри Поттер ошибается, — ушастый домовик часто закивал головой, словно убеждая в своей правоте, — молодые хозяева жили в другом доме. Хозяин Александр родился в том доме.

Мистер Поттер насторожился и подобрался.

— В каком еще другом доме?

— Его еще до свадьбы подарила старая хозяйка. Он далеко отсюда.

— Это, видимо, тот безымянный коттедж, упомянутый в завещании, в валлийском Гламоргане, — нахмурился опекун и перекинулся взглядами с мистером Уизли, — а где точно он находится?

— Никто не знает. Даже Тот-Кто-Нес-Великое-Зло. Только хозяева. И еще Крини.

— Кто такая Крини?

— Крини — домовик молодой госпожи. Молодая госпожа очень любила Крини, сделала ее няней маленького хозяина. И… — ушастый посмотрел виновато на старика, съежился, но продолжил, — Крини тоже была свободна. Она носила одежду. Настоящую одежду, которую дала ей молодая госпожа.

Мистер Поттер и мистер Уизли снова переглянулись.

— Домовик в настоящей одежде… — пробормотал рыжеволосый мужчина и тише добавил, — держу пари, она носила не меньше трех вязаных шапок.

— Диктофон и фамильное малфоевское кольцо в Хогвартс принес тоже свободный домовик, — так же негромко откликнулся мистер Поттер, — не многовато ли свободных домовиков Малфоев появляется в этой истории? Рон, мне все отчетливей кажется, что мы срываем покровы с очень неоднозначного дела. Пинки, а где сейчас Крини?

— Она пропала тогда, когда не стало молодой госпожи, — в голосе домовика была грусть, и он опустил уши, — Пинки искал ее, но не нашел. Ее не было в Дравендейле, и в Малфой-Менор она больше не вернулась.

Из этого обмена репликами Алекс мало что услышал, потому что его вдруг словно изо всех сил ударило по голове. И укоризненно зашумело море, накатывая на песчаный берег. Зашелестела листва деревьев. Закричали тоскливо морские птицы, кружа над головой. Шел навстречу, но словно был отделен прозрачной стеной светловолосый мужчина с серьезным лицом, улыбающийся одними серыми глазами. Бежала, но все никак не могла добежать женщина, которая протягивала к нему руки. Приступами нахлынули тоска и пустота, гнев и боль, вина и отчаяние. И как будто наяву встал перед глазами небольшой двухэтажный особняк, увитый плющом и окруженный деревьями. Коричневый камень-валун. Белая калитка с резной щеколдой. Голубые розы под окнами с белыми решетчатыми ставнями.

Он забыл тот зимний сон-забытье, едва придя в себя. И не вспомнил, даже когда вновь увидел то, что так упорно и отчаянно старались ему показать.

— Я видел его во снах, — отстраненно промолвил он чужим, неестественно ровным голосом, — только как туда попасть?

— Алекс! — тревожно окликнул мистер Поттер, Лили ойкнула, испуганная выражением лица друга, а Рейн схватил его за локоть.

Алекс сморгнул и потер лоб, возвращаясь обратно в снег, холод и каменные стены с морского побережья, где все было иное. Он с усилием взял себя в руки, взглянул на домовиков, и те, словно дождавшись его мысленного приказа, вдруг расступились, и вперед выбрался домовик, вернее домовиха с ушками, заросшими пушистой серой шерсткой, и в невероятно драном и заплатанном переднике.

— Мисси, кажется, знает, — робко и неуверенно пропищала она, — вот.

На грязной ладошке в тусклом свете ярко и живо сверкнули зеленые звездочки, уколов взгляд и словно весело подмигнув Алексу.

— Его носил хозяин Люциус, а потом передал молодому хозяину Драко. Хозяин Драко надевал его, когда возвращался в тот дом. Мисси нашла его много лет назад, когда не стало хозяев, и исчез Тот-Кто-Нес-Великое-Зло. И оно сказало, что когда-нибудь придет маленький хозяин, оно будет ждать его, и Мисси должна его хранить!

Голос домовихи сошел до шепота, и она поклонилась так низко, что почти распласталась по полу. От ее слов по спине пробежали мурашки. Мистер Поттер взмахом палочки слевитировал предмет поближе к себе и принялся внимательно рассматривать.

— Опять фамильная вещица и, судя по всему, стабильный и многоразовый порт-ключ. Но им оно, скорее всего, будет только для своего владельца.

Алекс потянулся было, но опекун отвел палочку и с сомнением качнул головой.

— Давай лучше проверим, как то кольцо.

Мужчина с большой осторожностью вытащил из кармана мантии пакетик из вощеной бумаги, неловко развернул левой рукой и палочкой направил в него медленно кружившийся в воздухе серебряный кружочек. Едва тот скрылся за слоем желтоватой бумаги, и опекун все также опасливо смял верхушку пакета, закрывая его, произошли две вещи.

Яркая, ослепительно белая вспышка, от которой все на миг ослепли.

Глухой удар и ругательство голосом мистера Поттера.

— Папа! — взвизгнула Лили, — что с тобой?

— Драклову мать! Гарри, что случилось? Ты цел? — воскликнул мистер Уизли.

— Ничего страшного, — откуда-то сбоку и снизу прокряхтел мистер Поттер, судя по шороху мантии, пытающийся встать на ноги, — со мной все в порядке.

К Алексу и другим медленно возвращалось зрение, хотя перед глазами плавали световые круги, белые и желтые. Мистер Поттер стоял, держась за поясницу, мантия его была в пыли и грязи. Очевидно, его довольно сильно приложило об стену. Лили бросилась к отцу, Рейн тер глаза, мистер Уизли опустил палочку.

— Грозного Глаза на тебя нет, Гарри! — с облегчением проворчал он, удостоверившись, что с другом все нормально, — он же нам технику магбезопасности вдалбливал как гимн Хогвартса.

Домовики все так же кучкой толпились у дверей, дружно таращились на магов. На лице старого Бернарда была откровенная насмешка, и он с торжеством проскрипел:

— Это не принадлежит сэру господину Гарри Поттеру, и сэру господину Гарри Поттеру абсолютно незачем проверять его. Родовой перстень признает только руку Малфоя!

Алекс подобрал с пола пакетик из вощеной бумаги и перевернул его. В подставленную пригоршню с мягким звоном упали два серебряных кружка. Лили невольно вскрикнула, что-то начал говорить Рейн.

Но ничего. Абсолютно ничего не произошло.

Это просто были два перстня — один побольше, массивнее, с лобастой волчьей головой с изумрудными огнями глаз, ярко горящими в полусумраке комнаты. И другой — меньше, изящнее, с более стилизованной и узкой мордой волка, сапфировые глаза которого сияли чисто и ясно.

Опекун потер шею и с немного извиняющимся видом кивнул.

— Наши специалисты все проверили, это самый обычный волшебный перстень с защитными чарами, но портальных заклятий на нем нет. Несомненно, он должен принадлежать тебе, как и этот, который так недвусмысленно дал об этом знать.

— Второй перстень предназначен нашей будущей хозяйке, молодой госпоже — супруге хозяина Александра, — скрипнул Бернард, и по его тону можно было понять, что он крайне не одобряет, когда фамильные вещи находятся в руках абы кого, будь они хоть трижды прославленными героями магического мира.

Лили тихонько хихикнула, приглушенно хмыкнул Рейн, а Алекс смотрел на два перстня, лежащие на его ладони. Они словно смотрели на него, чего-то ожидая. И вновь внутри щекотливым ветром пронесся протяжный горестный вздох.

Внутри все переворачивалось, связывалось в клубок, мысли опять путались и скакали с одного на другое. Он все-таки нашел! Нашел то неведомое, неизвестное, то, чему пока не было объяснения. То, чего не смогли заметить и найти до него!

Надежда вспыхнула яростным пламенем, обожгла сердце. Он крепко сжал ладонь, ощущая тяжесть серебра и грани камней, наверное, только сейчас в первый раз понимая и принимая до конца одну вещь — он не только Грейнджер. Он — Малфой.


* * *


— Ну так что? Мы идем? — Лили обвела всех взглядом, полным предвкушения и нетерпения, — в дом Алекса? Он перенесет нас со своим перстнем, правда же? Вот круто!

— Подожди, малышка, не все так просто, — мистер Поттер взмахнул палочкой, и из небольшого облачка из нее сформировалась фигура серебристо мерцавшего оленя.

— Колин, нужна помощь для осмотра помещения, предположительно пустовавшего с войны. Срочно. Возьми весь арсенал. Я в Малфой-Меноре.

Олень промелькнул серебряной стрелой и стремительно исчез в стене. Ребята сгрудились вокруг Алекса, рассматривая перстни, взрослые негромко переговаривались с домовиками. Старичок-домовик, видимо, совсем устал, его увели, бережно держа под руки. Его помощник по имени Пинки охотно отвечал на вопросы, не забывая почтительно подметать ушами грязный пол, едва взгляд Алекса останавливался на нем. Алекса это порядком нервировало. Внутри все бурлило, щипало, горело, хотелось сейчас же, сию минуту что-то делать! Но он изо всех сил сдерживал себя, понимая, что толку от этого не будет. Они и так уже что-то нашли. Что-то, что не ожидали найти и не нашли в свое время взрослые маги. Пусть пока не понятно, что именно, но и это уже было нечто большее, чем те его запутанные, неясные представления о цели их визита в Малфой-Менор.

Легкие прикосновения сквозняка слегка остужали пылающее лицо, и снова показалось, что это чьи-то прохладные руки тихо и осторожно гладят по щекам и лбу.

— Леди Фиона, — вдруг снизу пропищала домовиха в драном переднике, и Алекс, отрываясь от своих мыслей, непонимающе переспросил:

— Что?

— Она здесь.

— Кто здесь?

— Наша леди Фиона.

Алекс огляделся и не заметил никого, кроме них пятерых и четверых домовиков.

— Я никого не вижу. Что еще за леди Фиона?

— Она не причинит вреда хозяину, она наша госпожа.

— А, понял, — Рейн наклонился к домовихе, — она привидение?

Домовиха кивнула, теребя подол передника.

— Она что-то говорит, но Мисси ее не понимает.

Рейн недоумевающе поднял брови.

— Так пусть она появится и сама скажет.

— Она не может, и Мисси не может понять ее, — домовиха виновато опустила голову, — Мисси почти не слышит ее.

— Почему это? — удивилась Лили, тоже вертевшая головой в поисках застенчивой леди-привидения.

К ним подошел домовик Пинки, снова расшаркался перед Алексом.

— Да, леди Фиона — привидение Малфой-Менора, она живет здесь уже очень давно. Но втот день, когда не стало хозяев, Тот-Кто-Нес-Великое-Зло и на нее наслал черное заклятье, и она едва не умерла во второй раз. Домовики вначале еще видели ее и слышали, как она плачет и проклинает Того-Кто-Нес-Великое-Зло, но она все таяла и таяла. Сейчас ее уже совсем не видно и очень плохо слышно, только плач иногда.

Лили прижала ладошку к задрожавшим губам.

— Как страшно, бедная Фиона!

— Сейчас Пинки может разобрать только, что она рада хозяину Алексу. Но она очень слаба, скоро совсем исчезнет.

Алекс невольно поежился. Действительно, стало не по себе. Плач одинокого привидения в полуразрушенном замке... Наверное, она оплакивала всех, кто должен был жить, но ушел так рано. На ее глазах рождались и умирали многие поколения Малфоев, но каждый раз оставался кто-то. А потом умерли все, оставив за собой холод высоких гулких залов, неживое эхо отзвучавших слов, пустоту, сочащуюся в разбитые окна и трещины стен.

Лба снова едва ощутимо коснулось прохладное дуновение, словно кто-то нежно прижался невидимыми губами в прощальном поцелуе. Коснулось мимолетно и пропало. И неожиданно сердце зашлось в такой печали, что он даже немного покачнулся и обхватил себя руками.

— Она исчезла! — в унисон воскликнули Пинки и Мисси, — наша леди Фиона совсем исчезла!

Печаль волнами плескалась внутри, печаль по той, кого он даже не видел, о ком узнал всего лишь несколько минут назад. Быть может, это в нем говорили те пресловутые кровные узы, о которых летом безрезультатно твердил Малфуа?

— Такое случается с привидениями, особенно в заброшенных местах, — опекун ободряюще сжал плечо Алекса, — они перестают подпитываться эманациями живых и постепенно теряют какой-бы то ни было смысл своего существования здесь.

Алекс молча покивал. Лили, глядя на него, сочувственно сморщила нос.

— А когда… когда был штурм, пап, вы видели привидение? А она могла знать что-нибудь важное?

— Не припомню ее. Но почти все привидения капризны, непостоянны и упрямы. Вот такой гремучий коктейль. Не захотят — будут игнорировать, не покажутся на глаза. Либо будут таскаться по пятам, но задурят голову. Их словам нельзя верить полностью. К тому же часто они или многого не запоминают, или не придают значения. Более-менее вменяемые призраки обитают только в Хогвартсе, на мой взгляд. Их там поддерживает сама магия места.

— Эй, Гарри, ты здесь? — чей-то громкий возглас застал врасплох, заставив Алекса встряхнуться.

Перекошенная сворка упала в коридор, разлетевшись на щепки, и в комнату заглянул белобрысый и немного лопоухий мужчина. За ним маячили еще четверо магов, все широкоплечие, высокие, в черных куртках из драконьей кожи с серебряными заклепками, и с палочками наизготове.

— Привет, Рон, и ты тут? Да вас, я смотрю, целая компания на пикнике, — аврор обменялся рукопожатиями с мистером Поттером и мистером Уизли, — во имя Грозного Глаза, что вы здесь потеряли? Мы же уже сто раз осматривали этот гадюшник.

Мужчина беглым цепким взглядом окинул комнату и уставился на ребят.

— Хм, извини, конечно, Гарри, тебе виднее, но это все-таки не место для детей.

Мистер Поттер махнул рукой.

— Все объясню позже, Колин. А сейчас есть работа, нужно осмотреть один дом. Там может быть небезопасно. Алекс перенесет нас к нему.

Аврор Колин с любопытством посмотрел на мальчика, но ничего не сказал и лишь кивнул. Все двинулись к выходу, снова пробрались через заваленный холл. Двери оказались закрыты, их опять с трудом открыли (они захлопнулись за спиной с ужасающим грохотом) и спустились вниз к подъездной аллее.

— Извините, сэр, но я же не знаю, как пользоваться этим перстнем! — запоздало спохватился Алекс.

Оба перстня были крепко зажаты в кулаке, и он на самом деле просто не представлял себе, что нужно делать.

— Пусть хозяин Александр просто наденет его! — воскликнул Пинки, и все остальные домовики, провожавшие их, дружно закивали, — он сам перенесет хозяина к дому. Он перенесет столько людей, сколько будет вместе с хозяином.

Алекс с сомнением и неуверенностью взглянул на опекуна. Тот слегка нахмурился, потер переносицу, приподняв очки, а потом вдохнул.

— Нам придется довериться его словам. Я уверен в том, что перстень зачарован портальными чарами, но больше ничего сказать не могу. Итак, приготовьтесь и не отставайте.

Опекун взял Алекса за плечо, с другой стороны за него вцепилась Лили, мистер Уизли и Рейн в свою очередь ухватились за мистера Поттера и Лили, Колин и его команда тоже взялись за них. Картина получилась забавная.

С замиранием сердца Алекс сунул перстень с сапфирами в нагрудный карман куртки и медленно надел перстень с изумрудами, который был, конечно же, ему большеват и свободно болтался на пальце. Он прижал его, чтобы случайно не потерять, и тут же почувствовал, как отрывается от каменных плит и летит с огромной скоростью во вращающуюся воронку портала. Справа на плече ощущалась сильная рука опекуна, слева на локте хватко держались пальцы Лили, и он надеялся, что и остальные болтаются длинным хвостом где-то сзади.

Где-то через минуту воронка словно выплюнула его, ноги коснулись твердой земли, и, не удержавшись, он чуть было не повалился носом вперед, хорошо, что мистер Поттер придержал. Весь отряд прибыл без потерь, в полном составе. И все озирались по сторонам.

Ярко светило солнце, небо было чистым и высоким, пересвистывались какие-то птицы, и это составляло такой разительный контраст с Малфой-Менором, что на миг показалось, что они вообще прибыли из другой страны.

— И где это мы? — вопросил Колин, расстегивая кожаную куртку, — для севера Англии здесь жарковато.

— Уэльс, графство Гламорган, — ответил мистер Поттер. Его голос чуть дрогнул и стал глухим.

Они стояли у большого коричневого камня под высоким кряжистым дубом, на котором шуршали бурые неопавшие листья. В десятке шагов белела изгородь с резной калиткой, увитой сухими плетями каких-то вьющихся растений. За изгородью просторная лужайка, трава на ней храбро зеленела, несмотря на присыпавший ее мелкий снежок. В отдалении гордо высились стройные клены, раскидисто разрослись старые яблони, защищавшие небольшой дом от морских ветров. Небо над ними было того глубокого синего цвета, который бывает только над морем, сливаясь с ним далеко на горизонте, когда уже невозможно различить, где кончается морская и начинается небесная лазурь.

Алекс забыл как дышать. Дом был! Совершенно такой, как во снах, такой, каким описывала его маленькая провидица Кассандра. Двухэтажный коттедж с белыми решетчатыми ставнями и стенами, увитыми плющом и диким виноградом, с цветным окошечком над дверью, разноцветным витражным эркером на втором этаже, темно-синей черепичной крышей. Он был расположен на холме, и ощущалось дыхание моря, которое серо-голубой полосой виднелось за ним.

Он дрожащими пальцами справился с щеколдой, оборвал сухие кустарниковые плети и распахнул скрипнувшую калитку. По мощеной дорожке они двинулись к дому, и во рту у Алекса то и дело пересыхало от волнения, а сердце билось так, словно хотело выскочить и побежать впереди. Но не дойдя нескольких шагов до входной двери, их процессия остановилась. Мистер Поттер кивнул Колину и аврорам, которые сразу подобрались и посуровели. Трое магов аккуратно открыли дверь при помощи каких-то заклятий и скрылись в доме, двое ушли в обход.

Алекс окинул взглядом дом, ощущая ноющую боль внутри и колотье в кончиках пальцев — до того хотелось войти внутрь. Он не замечал, какие одинаковые тени былого и полузабытых воспоминаний мелькают на лицах мистера Поттера и мистера Уизли. Он и не мог знать, что двое друзей невольно вспоминают давний-предавний разговор, наполненный звездной ночью и морской солью, дружеской задушевностью и треском костра, неосторожной шуткой и призраком обиды.

Вдруг его глаза наткнулись на редкие яркие пятна в темной листве кустарников у крыльца и под окнами, выходящими на лужайку.

Это были цветы. Розы. Голубые розы, распустившиеся зимой.

Алекс судорожно вздохнул. Его толкали вперед вера и надежда, но крохотные ростки сомнений оставались, он все-таки был из мира маглов, не верящих в волшебство, вещие сны и сбывающиеся пророчества. Но эти розы словно обрушили в нем последние остатки колебаний и неуверенности. Он потянулся было к большущему, разросшемуся во все стороны у самого крыльца кусту, на верхушке которого голубел единственный цветок, но Лили опередила.

— Какие странные розы! — воскликнула она, срывая бутон и демонстрируя его остальным.

Разглядывая его, Алекс понял, что тот и вправду был странным: лепестки с внешней стороны были серебристо-голубыми, и издалека они выглядели совершенно обычно. Но с внутренней они были совершенно черными. И аромат был каким-то свежим, холодным, немного горьковатым, совсем не похожим на обычный приторный розовый. Отец Лили очень строго велел ей бросить подозрительную розу. Даже не достигнув земли, отброшенный бутон рассыпался, черно-голубые лепестки медленно опустились на зеленую траву, припорошенную белым снегом. По сердцу Алекса, пульсирующему обострившимся чутьем, бесплотно, но ощутимо мазнула обида за нежный и гордый цветок, не терпящий прикосновений.

Спустя томительные пятнадцать минут авроры вышли, и Колин доложил мистеру Поттеру:

— Ничего нет, все чисто. В одной из комнат на втором этаже мертвый домовик.

— Спасибо, Колин.

— Обращайтесь, если что. Отчет будет завтра.

— Да ладно, торопить не буду, — отмахнулся мистер Поттер и строго прибавил, — Дирборну ни слова о том, что мы с Роном были не одни, ясно?

— Толкаете на должностное преступление, шеф, — ухмыльнулся аврор, хохотнули и остальные. Негромко переговариваясь, они вышли за калитку и почти сразу исчезли, трансгрессировав.

Алекс одними губами беззвучно спросил:

«Можно?»

Зеленые глаза за стеклами очков прищурились, в них мелькнули тени каких-то чувств. Опекун откашлялся, открыл было рот, но так ничего и не сказав, отошел в сторону, давая пройти. Алекс, снова забывая, как дышать, взялся за круглую бронзовую ручку и потянул на себя дверь. Они вошли.

Этот заброшенный, пустовавший двенадцать лет дом, в отличие от замка, выглядел совсем по-другому. Светлый, весь пронизанный солнечными лучами, уютный и теплый, без всяких следов разрушения. Пусть все было покрыто пылью, но она была золотистой и легкой, в отличие от липкой, серо-грязной и тяжелой пыли в Малфой-Меноре. Небольшой холл, на первом этаже кухня, обставленная всеми нужными принадлежностями; гостиная с высокими окнами, выходящими на море и зеленую лужайку, и мебелью, не роскошной, но удобной и красивой, мягкими диванами и креслами, камином с зеркалом в резной раме.

Они почему-то все помалкивали и ходили по дому в тишине, сопровождаемые только звуком шагов, скрипом половиц, стуком открываемых дверей. Алекс не мог вымолвить ни слова, ощущая себя переполненным до краев ожиданием, безумным волнением и желанием охватить все, прочувствовать каждый миг, заглянуть в каждый уголок, не оставив ничего без внимания, потому что все было пронизано сохранившимся и живым теплом его родителей, все здесь хранило прикосновение их рук, эхо их слов, смеха, молчания.

Этот дом был важен, так важен для него и не просто тем, что приходил во сне даже тогда, когда Алекс ничего не знал, и присутствовал в видениях провидицы. Нет, Алекс каждой своей клеточкой чувствовал, подспудно знал, что именно в этом доме для него откроется нечто значимое, нечто такое, что раскроет тайны, пусть не великие и страшные, а те, которые были невероятны важны именно для него.

Рейн и Лили молчали, видимо, из солидарности, в какой-то мере понимая его. А почему взрослые не говорили ничего, было непонятно.

Почему-то создавалось впечатление, что дом покинут совсем недавно, хозяева просто вышли и скоро вернутся. Наверное, потому что в кухне все еще стоял на плите чайник, в раковине стояла невымытая чашка с рисунком в виде играющих книзлей, а на крючке у застекленной двери заднего двора висела старая выцветшая мантия. В гостиной на диване царил легкий беспорядок с ворохом подушек и большим коричнево-оранжевым пледом с кистями. На журнальном столике кипа газет двенадцатилетней давности и довольно потрепанная книжка, на обложке которой улыбался и энергично размахивал погремушкой беззубый младенец. В начищенном камине, почему-то с заметными трещинами в каменной облицовке (словно ее разбили, а потом склеили обратно) аккуратно сложена пара-тройка поленьев и приготовлена растопка. А на каминной полке пара колдо-фотографий в простых серебряных рамках.

Молодая пара в день свадьбы. За их спинами каменные стены замка, но не Малфой-Менора. В лица светит солнце, и они оба щурятся, ее фату треплет ветер, из прически выбились непослушные локоны, и они обмениваются сияющими улыбками.

На второй они же, в этой же гостиной — женщина сидит в кресле у окна, держа на руках ребенка в смешной шапочке с длинными ушами, не отрывает от него глаз, а мужчина наклоняется к ним, потом приглашающе смотрит прямо в объектив и кивает, и губы расползаются в уже знакомой счастливой улыбке.

Сердце Алекса сжалось и пропустило удар. Первую колдо-фотографию, вернее, не именно ее, а похожую, с этого же свадебного цикла, он уже видел у Малфуа в альбоме. А вот вторую… И снова стало больно. Невыносимо и жестоко больно, словно короста снялась с незаживающей раны, и та снова закровоточила. Он осторожно взял вторую колдо-фотографию, погладил по рамке, коснулся стекла. Папа взглянул на него, улыбнулся и кивнул. Алекс медленно кивнул в ответ, словно запечатленный образ мог его увидеть. И вспомнил другое изображение, очень похожее, на котором юная среброволосая женщина с любовью улыбалась сыну в своих объятьях, а в глазах мужа, бережно обнимавшего, поддерживавшего ее, таились нежность и гордость. Как будто между этими колдо-фотографиями была натянута тонкая нить, связывавшая их чем-то неуловимым, трепетным и потаенным.

Сзади него кто-то издал невнятный сдавленный звук, а когда Алекс обернулся, спина мистера Уизли уже удалялась по коридору.

— Рейнар, за мной, надо осмотреть оранжерею. Не стой столбом, считая мозгошмыгов, которыми вечно пугает вас Луна, — резко бросил мужчина, и Рейн послушно пошел за отцом.

Мистер Поттер кашлянул и указал взглядом на витую деревянную лестницу.

— Ну что, мы туда?

Алекс согласно кивнул и вернул колдо-фотографию на полку, твердо пообещав забрать ее с собой. И они поднялись наверх.

Боль тянулась вслед за Алексом, точно липкая паутина и черная тяжелая мантия, давила на плечи и затылок. Он ласкал деревянные перила, подушечками пальцев ощущая их отполированную гладкость, прохладу, и дышал ртом, унимая бешеное колкое сердцебиение.

На втором этаже оказалось несколько комнат, и они разделились. Он вошел в просторную комнату, которая оказалась спальней, и замер на пороге, потому что стало слишком тесно в груди. Снова слишком больно дышать, думать, воспринимать. Он был способен в этот момент только смотреть. И он смотрел, медленно скользя взглядом по предметам, сперва почти бессмысленно, а потом с жадной внимательностью и нахлынувшим чувством знакомой, тысячу раз обвивавшей душу тоски.

Полуоткрытые портьеры на окнах, выходящих на восток.

Большая кровать, застеленная узорчатым одеялом.

Маленькая, старинная на вид колыбелька с кружевным пологом рядом с ней.

Шелковый женский халат на спинке кресла в углу.

Рукав синей мужской рубашки, прищемленный дверцей шкафа.

Крохотные детские вещи, в беспорядке раскиданные по кровати и низенькой банкетке у ее ног. Словно их поспешно собирали, но так и не собрали до конца.

Небольшой туалетный столик.

Раскрытая книга на подоконнике.

Игрушка на полу, блеснувшая на свету.

Как в полусне-полуяви, он побрел по комнате, трогая каждую вещь, хранившую память о своих владельцах.

Перелистал книгу. «Загадки Времени и Пространства» Паремиуса Темпорари. Старая, переплет почти отделился от страниц. Закладка в виде кленового листа на двадцать четвертой странице.

Поднял с пола погремушку в виде полого серебряного шара на ручке, ажурного и изящного, внутри которого перекатывались еще три маленьких шарика. Игрушка тихо зазвенела. В комнате, в которую никто не заходил уже двенадцать с лишним лет, этот звук прозвучал одиноко и нерадостно. В памяти шевельнулось слабое туманное воспоминание о похожей погремушке, цветке или что-то вроде того, золотистом на серебряной ножке, очень красивом, словно настоящем. Бабушка показывала ее маленькому Алексу, а потом бережно заворачивала в мягкую ткань и прятала куда-то.

Погладил рукав рубашки.

Встал коленями на кресло и уткнулся носом в тонкую ткань халата, скользящую под щекой, почувствовал тонкий, почти выветрившийся, но все-таки еще уловимый аромат духов.

А в пустой колыбели лежали рубашечка и голубое стеганое одеяльце с вышитыми инициалами: АГМ.

Его инициалы, его вещи.

На столике детские салфетки, присыпка, детский крем. Зашуршал под пальцами кусочек пергамента с парой строк. Почерк, немного похожий на его — удлиненные буквы с наклоном влево.

Милая, не хотел будить, вы с малышом так сладко спали. Надеюсь вырваться на обед, но не обещаю. Прости, ладно?

Подпись просто одной буквой Д. И смеющаяся и подмигивающая рожица.

Он изо всех сил сжал зубы. Снова и снова перечитал эти несколько слов, словно донесшихся из дали лет, повеявших и согревших любовью, нежностью, заботой.

Пергамент шелестел, когда он проводил пальцем по черным буквам, по давно высохшим чернилам, повторяя каждый завиток, наклон, округлость, словно стараясь уловить тепло руки отца, когда-то написавшего эти строки.

В глазах потемнело, закружилась голова. Он схватился за край туалетного столика, зеркало послушно отразило бледное лицо с несчастными глазами, и он вдруг представил, как в его глубине отражается комната за спиной, такая, какой она была двенадцать лет назад — светлая, без пыли, без налета пустоты. Женщина с густыми каштановыми локонами склоняется над колыбелью и улыбается ласково и нежно. А мужчина закрывает дверцу шкафа и не замечает, что прищемился рукав рубашки, потому что смотрит на нее. Они были такими живыми, что Алекс невольно протянул руку к ним. Но видение исчезло так же внезапно, как появилось. Он искусал губы до крови, чтобы не разреветься. Наконец он нашел что-то, что говорило о них, настоящих! Книги и газеты, в которых были только пустые обвинительные и обличающие строки, движущиеся, но все равно мертвые фотографии — они рассказали ему о родителях меньше, чем вот эта комната, простая, безыскусная, совсем не роскошная, эта записка в две строчки, эта смешная рожица, которую нарисовал его папа.

Он теперь знал, чему верить — не всем этим людям, писавшим и считавшим, что его родители были предателями и убийцами. А этому дому, в котором все, кажется, дышало покоем и любовью. Дом большими чуткими ладонями мягко обнимал его, гладил по голове, радовался его возвращению.

Он на самом деле вернулся домой и на самом деле нашел то, чего жаждал. Вот только никак не думал, что это будет так больно….

Алекс закрыл глаза и сел на пол, сжимая в руке, как бесценную вещь, листок пергамента, и задыхаясь от тяжелой и горькой тоски и боли, которые затопили его целиком и, казалось, придавили к земле.

Вдруг громкий крик оборвал его мысли, заставив мгновенно вскинуться. Кричала Лили. Опрометью он выскочил из комнаты, бросился в соседнюю. Следом ворвался мистер Поттер, с топотом появились встревоженные Уизли. Бледная Лили стояла у витражного эркера между кушеткой и креслом-качалкой и, зажав рукой рот, смотрела куда-то вбок и вниз.

— Что случилось?

— Что с тобой?

— Доченька, с тобой все в порядке?

Перебивая друг друга и толкаясь, все бросились к девочке. Она сдавленно прошептала, указывая рукой на что-то:

— Все нормально. Но там, папа, там…

Мистер Поттер резко отодвинул кушетку, и все увидели маленькое тельце домового эльфа, вернее его останки, высохшую мумию, обтянутую пергаментной кожей, скорчившуюся в углу.

— Как же ты меня напугала! — облегченно выдохнул мистер Поттер, — Колин ведь предупреждал о нем.

— Посмотри-ка, Гарри, как странно. Похоже, домовик был убит либо холодным оружием, либо Сектусемпрой или чем-то вроде нее, — мистер Уизли указал на большое, давно высохшее бурое пятно вокруг тела на полу. Оглядевшись, они обнаружили ряд таких же пятен и по всей комнате. Сектусемпра ничего ребятам не говорило, но опекун пояснил, нахмурившись:

— Кровоотпирающее заклятье, бедолага просто истек кровью. Это заклятье не из-за Запрещенных, но тоже очень опасное.

В глазах Лили, прижавшейся к отцу, заблестели слезы жалости, а Рейн, напротив, с любопытством склонившийся над домовиком, вдруг резко взволнованно выпрямился.

— Смотрите, он, то есть она, была свободна! На ней настоящая одежда — юбка и кофта!

— Наверное, это и есть та пропавшая Крини, — задумчиво протянул мистер Уизли, — но кто пустил в нее Сектусемпрой? Зачем?

— Очень может быть, — согласился мистер Поттер — и возможно, она же и есть тот истекавший кровью домовик, явившийся в Хогвартс. Но в таком случае все еще больше запутывается. Над этим надо поразмыслить. А пока Алекс, позови домовиков, пусть похоронят ее, как у них полагается.

Лили отвернулась, шмыгая носом, Рейн начал отодвигать кресло к окну, чтобы освободить проход, взрослые отошли, о чем-то переговариваясь. А Алекс не мог оторвать глаз от домовихи, которая была когда-то его няней. Как же все было странно! Кто убил ее? За что она поплатилась жизнью?

Вдруг он заметил кое-что. Домовиха лежала, свернувшись в клубок и немного ничком, словно прикрывая что-то, и это что-то выглядывало из-под нее. Алекс протянул руку и осторожно, стараясь не касаться тела, потянул за видневшийся темный изогнутый предмет. Он оказался ремешком крохотной бисерной сумочки, которая, едва вытянутая, подскочила высоко вверх и разошлась по боковым швам. Поскакал во все стороны бисер, разлетелись куски тканевой подкладки, а потом… неожиданно хлынул целый поток самых разнообразных вещей. Несколько каминных фарфоровых безделушек. Какие-то серебряные коробочки или шкатулочки. Длинная ваза цветного стекла с отколотым горлышком. Самые обыкновенные свечи, целая связка. Пяток книг в мягких разноцветных обложках. Небольшое круглое зеркальце с витой ручкой в резной деревянной оправе. Мужской галстук. Брошь в виде бабочки с алыми рубиновыми крыльями. Целая пригоршня высохших пауков и мух. Обычная чашка. Треснувшая накладная рукоятка для волшебной палочки. Пара сломанных старых перьев. Золотая цепь с разбитыми остановившимися часами. Серебряная булавка с головкой в виде изящно вырезанной волчьей головы.

Это еще что такое?!

Мальчик сначала оторопело отшатнулся, а потом недоуменно воззрился на эти вещи. Почему они в сумке домовихи? Она что, хотела их украсть? Или спрятать? Зачем? И ее за это убили?

Он опасливо поднял с пола отскочившую прямо к его ботинку брошь. Бабочка затрепетала крыльями, словно настоящая. И со странным чпоканьем превратилась в очень знакомый предмет — диктофон. Очень похожий на тот, что он нашел в Хогвартсе. По крайней мере, той же фирмы с узнаваемым логотипом. И тут же, словно дожидаясь этого, с теми же чпокающими звуками начали превращаться остальные предметы. Через несколько секунд перед ним лежали не те вещи, которые выпали из сумки, а почти одна только магловская техника — что-то вроде кассет для магнитофонов, которые вышли из употребления давным-давно, почти десяток диктофонов, видеокамеры, фотоаппараты. Пауки и мухи превратились в кучу маленьких блестящих дисков и самых банальных батареек. Зеркало и ваза — в какие-то цилиндрики с надписью «Кодак». Коробочки стали какими-то вовсе уж непонятными предметами. Книги обернулись туго свернутыми свитками пергамента, рассыпавшейся веером пачкой фотографий, перевязанной тонкой бечевкой стопкой то ли писем, то ли записок. Галстук пополз по полу, превращаясь во что-то вроде Удлинителя Ушей, которым пользовались близнецы. Ими же стали и часы с булавкой. Груда разнокалиберных и странных предметов получилась приличная. Как все это умещалось в такой маленькой сумке?!

Лили, обомлев, взирала на мгновенно образовавшую кучу барахла. Быстро сориентировавшийся Рейн успел подхватить Удлинители Ушей, пока те не выползли из комнаты.

— Алекс, что там у т… — обернувшийся на шум мистер Поттер запнулся на полуслове, а глаза мистера Уизли стали напоминать блюдца.

— Это еще что за хрень, прости Мерлин? Откуда?

— Отсюда, — Алекс выкопал из-под хлама и показал жалкие остатки сумки, драные клочки с кое-где сохранившейся бисерной обшивкой, — все это вылезло отсюда, правда.

Мистер Уизли впился взглядом в эти клочки, и вдруг, подскочив, почти вырвал ее из рук Алекса, так, что несчастный бисер снова прыснул в разные стороны.

— Гарри, если я не ошибаюсь, это… — не договорив, он повернулся к отцу Лили.

— То, о чем подумал и я, — более сдержанно отозвался тот, — это ее знаменитая сумка, увеличенная заклятьем до черт знает каких размеров.

— Как в ней оказались все эти вещи? — мистер Уизли окинул потрясенным взглядом громоздившуюся кучу и снова уставился на крошечную драную сумочку.

Мистер Поттер пожал плечами и опустился на корточки, как можно аккуратнее беря в руки и осматривая диктофоны, свитки, коробочки. Лили и Рейн с энтузиазмом присоединились к нему. Алекс поднял ближайшую видеокамеру, очень и очень устаревшей модели, открыл боковую крышку с экранчиком, с сомнением нажал на кнопочку пуска, до максимума отрегулировал звук. Вряд ли она будет работать, аккумулятор, наверное, давным-давно сел. Но единственная запись начала воспроизводиться. И уже в который раз за этот день раненой птицей ткнулось в ребра сердце, горло перехватило, а тоска и боль переполнили до краев, заставив крепче сжать видеокамеру в задрожавших руках.

С экрана смотрела на него мама. И голос ее, немного измененный записью, зазвучал в звенящей, выжидающей, просквозившей удивлением тишине:

«…Долго объяснять, как все произошло, и я знаю, что очень виновата перед вами, но все сложилось так, а не иначе. И я не могла поступить по-другому, потому что тогда это была бы не я. Так получилось, что мы с Драко долгое время передавали всю информацию о Пожирателях, Волдеморте и готовящихся нападениях Сопротивлению, вернее, Аластору. Аластор все знает, они с Драко были на связи уже давно, еще до меня. А сегодня… сегодня нам не повезло. Волдеморт вызвал Драко, мне сказали, что он пытает его и намеревается казнить. Мне пора, я попытаюсь... я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти Драко! А моя Крини должна отнести МакГонагалл или вам все магловские кассеты, диктофоны и видеозаписи. Я придумала особые заклятья, которые можно нанести на эту технику, так что можно было бы применять ее и в магическом мире. Просмотрите их и тогда сможете поверить в эту невероятную и немного безумную правду, которая вам, наверняка, не понравится. Но я надеюсь, Гарри, Рон, что вы никогда не увидите эту запись, и все, что я сказала в объектив видеокамеры, я скажу вам лично, когда мы встретимся, пусть вы и будете кричать, плеваться, размахивать кулаками. Но я в вас верю, в вас обоих. Если же вдруг у меня, у нас с Драко ничего не выйдет, вдруг нас… не станет, и вы все-таки просмотрите эту запись, прошу вас, заклинаю, позаботьтесь о нашем сыне! Он будет в безопасности у моих родителей. Но они уже немолоды, с ними может что-нибудь случиться. Мне страшно от одной мысли, что мой маленький Алекс вырастет никому не нужным сиротой! Пожалуйста, Гарри, обратись к Ольберту Гринграссу, у него все документы. Когда ты подпишешь их, ты найдешь Алекса. Прошу тебя, во имя нашей прежней дружбы, стань моему мальчику хорошим опекуном! Он… они ровесники с твоим сыном. Или дочкой. Я не знаю, прости. Они вместе… поедут в Хогвартс… когда-нибудь»

Запись резко оборвалась.

В комнате было тихо и странно.

Словно воздух дрожал от ясного голоса молодой женщины, которой уже давно не было в этом мире, от непролившихся слез и невыплаканной печали, запрятанных воспоминаний и тяжелой горечи пролетевших лет.

Словно прошлое неслышными шагами ступило в комнату, обвило всех незримыми руками, заглянуло в лица, коснулось душ и сердец.

Алекс оторвал взгляд от темного экрана камеры. Друзья стояли напротив с огромными глазами, взрослые маги застыли в застигнутых врасплох позах — мистер Поттер на корточках, выронив поднятый было свиток; мистер Уизли с сумкой в руках, словно не решаясь ее выпустить, его губы беззвучно шевелились.

— Во имя Мерлина, Гарри, что это?! — наконец сдавленно прохрипел он.

Мистер Поттер заторможенно перевел взгляд с видеокамеры у Алекса на раскиданные магловские предметы, потом обратно. На его лице было замешательство, перемешанное с неверием.

— Не могу сказать…я… нам… Алекс, можно?

Алекс с полуслова понял просьбу и протянул видеокамеру.

И снова зазвучал женский голос, ровный и почти безмятежный, в котором теперь стали различимы нотки подавляемого волнения, под конец прорвавшиеся недосказанными словами, прерывистым дыханием.

Остававшегося заряда видеокамеры хватило еще на два раза. На третий она не включилась, мистер Поттер уставился на нее с почти безумным видом, потряс, начал нажимать на кнопку «Пуск», и Алекс осторожно отобрал ее.

— Сэр, аккумулятор сел. Если поменять его, она снова заработает. Ну или можно подобрать батарейки.

— Батарейки, да, конечно, — глаза опекуна обрели осмысленное выражение. Он несколько раз моргнул, потом снял очки и потер переносицу и лоб.

Мистер Уизли же выглядел не до конца понимающим и слегка отсутствующим.

— То есть вот все эти штуковины зачаровала она? — отрешенно спросил он, наконец осторожно кладя сумочные остатки на кресло-качалку, — то есть эти заклятья придуманы ею?

— И не только.

Мужчины одним слаженным движением бросились к предметам, разбросанным по полу. Разворачивали свитки, прослушивали диктофоны, просматривали записи на других видеокамерах и колдо-фотографии. Они ползали по полу, словно забыв про Рейна, Алекса и Лили. Впрочем, ребята старались не мешать, только Рейн нарушил молчание, торжествующе прошептав:

— Кажется, мы нашли то, что искали, правда?

Мистер Поттер порыскал глазами, схватил пачечку писем-записок, развязал бечевочный узелок, бегло просмотрел несколько и протянул мистеру Уизли.

— Узнаешь почерк?

— Каракули Грюма из тысячи можно узнать.

— И нельзя подделать, помнишь? У него был бзик по этому поводу.

Мистер Уизли сглотнул и уставился невидящими глазами прямо перед собой, держа в руках норовящий скрутиться обратно расправленный свиток пергамента.

— Грюм привел того старикашку, который подтвердил, что она на самом деле присягнула Волдеморту. У Грюма оказывались точные сведения почти о всех готовящихся нападениях Пожирателей, о передвижениях Волдеморта, о его планах. Грюм настоял тогда на внезапном штурме Малфой-Менора, хотя удар должен был прийтись на Министерство. У Грюма был подробнейший план Малфой-Менора. Грюм все время повторял, чтобы мы были осторожны и по возможности старались не применять запрещенные заклятья, — мистер Уизли выговаривал слова медленно и четко, словно возвращая картины былого из памяти.

— Не убивать, но обезоруживать и брать в плен как можно больше Пожирателей, их ждет суд Визенгамота, — процитировал мистер Поттер, но рыжеволосый маг не услышал его и продолжил, голос его становился все громче и яростнее:

— Грюм сказал, что кого-то должны казнить. Грюм действительно знал все! Знал, что они должны были там находиться! Знал, что казнят Малфоя в тот день! Во имя Мерлина, все, в чем мы были так уверены, оказалось ложью! — мистер Уизли отшвырнул свиток и сжал кулаки, ярость бурлила в нем, как зелье, — если бы он не погиб тогда, я б придушил его сейчас собственными руками! Он должен был нам сказать все перед штурмом, дементоров сукин сын, должен был сказать!

— Ничего уже не изменишь, — глухо отозвался мистер Поттер.

— Кто бы мог подумать? Кто бы мог подумать? — мистер Уизли обхватил руками голову, словно на смену ярости его скрутила мгновенная смертельная боль.

— Рон, мы можем изменить кое-что. Должны. Сейчас.

В лице опекуна появилось и застыло что-то такое, отчего Алексу вдруг стало… спокойно. Сердце снова билось в прежнем ритме, перестали дрожать руки и потеть ладони. Он словно свалил с плеч огромную тяжесть и доверил нечто хрупкое, ценное надежному и заслуживающему доверия человеку. Ушли боль и тоска, на душе осталась только легкая светлая грусть. Где-то внутри развязывался тяжелый, холодный, тугой-претугой ком, который появился прошлой зимой. Он, нашел доказательства невиновности своих родителей. Теперь никто не скажет, что его мама была предательницей, а отец убийцей. Никто не посмеет оскорбить его фамилию, потому что они сделали так, что теперь она достойно будет упоминаться в Книге Памяти рядом с героями той войны. Он не винил мистера Поттера и мистера Уизли в том, что они считали его родителей предателями и убийцами. Взрослые никогда не верят тому, чему нет твердых доказательств, и что не подтверждено фактами. Лишь вера детей чиста, безусловна и не требует лишних слов и действий. Дети могут ничего не знать, но верят от всего сердца. Вера Алекса помогла ему оправдать родителей. Да, но только…

Глаза защипало, он немного запрокинул назад голову, чтобы предательские слезы никто не увидел.

Только, несмотря ни на что, он все равно никогда не увидит родителей живыми, не почувствует тепло папиной руки и нежность маминого поцелуя, не увидит, как они будут радоваться его успехам и огорчаться неудачам. Хоть он никогда и не видел маму с папой, но всегда любил их и образы их всегда носил в душе и сердце. Эта любовь, как и вера в них, толкала его вперед, заставляла искать и не сдаваться, поддерживала, вливала силы, согревала и дарила надежду.

Он сильный, он выдержит, не заплачет, и всегда будет идти вперед, помня о том, что его мать и отец пожертвовали своей жизнью ради того, чтобы жили другие, чтобы жил он, и не среди страха, лжи и подозрений, а среди друзей и искреннего тепла. Он это точно знает, хоть и непонятно откуда. Он сильный, он Грейнджер, и он Малфой.

Он взглянул в окно. Надвигались сумерки, в окоеме уже зажглась первая звезда, большая, яркая, словно колола лицо холодными льдинками-лучиками. «Не звезда, а планета Венера», — вдруг педантично поправил внутренний голос, и показалось, что издалека, из неведомой лиловой дали, пронизанной золотой и серебряной дымкой, раздался тихий смех. И последнее, что подспудным грузом пряталось в самом дальнем уголке сердца, — обида на родителей, на то, что он остался один, — растаяло безвозвратно и без следа.

«Вы не могли иначе, — подумалось ему, — вы просто не могли иначе. Иногда приходится делать выбор и поступать так, как надо, а не как хочется. Но что бы ни было, я всегда буду помнить. Всегда».

Он крепко сжал в руке два серебряных перстня, принадлежавших его семье в течение многих веков. Отец передавал сыну, свекровь передавала невестке. Их носили его родители. И вдруг стремительной молнией пронзила мысль-вспышка — он с самого рождения был с ними связан, и эта связь никогда не утратится. Пусть их нет, но он, их продолжение, есть. И они будут жить в нем!

Post Scriptum

— Алекс! Александр! — голос миссис Поттер звонкой птицей прилетел с первого этажа, — спускайся, ужин! И позови остальных, дорогой!

Мальчик торопливо вскочил с кровати, на которой лежал, уткнувшись в книжку. По пути к двери закинул стопку чистых футболок, лежавших на пуфе, в раскрытый чемодан, собрал разбросанные по просторной комнате чистые же носки, с которыми от души поигрался маленький книзленок, вчера подаренный маленькой Полине на день рождения. Поправил колдо-фотографию в рамке, стоявшую на письменном столе, с которой улыбнулся и кивнул отец.

Он заглянул в комнаты близнецов, Лин и Лили, обнаружил только мальчишек, и все вместе они ринулись наперегонки, веселой гурьбой скатились по лестнице и влетели в кухню. Уже сидевшая за столом Лили поджала губы и процедила:

— Эти обормоты дурно влияют на тебя, Алекс.

Обормоты тут же состроили сестре рожицы, а мистер Поттер из-под газеты едва слышно фыркнул от смеха:

— Малышка, твое плохое настроение объясняется окончанием каникул, не так ли?

— Поверить не могу, что уже завтра в Хогвартс! Это нечестно, что каникулы заканчиваются так быстро! — уныло произнесла Лили, ковыряя картофельный салат.

Миссис Поттер палочкой водрузила в центр стола пузатую супницу и строго глянула на дочь:

— Безусловно, тебе больше нравится днями и ночами болтать по камину с Аидой, носиться на метле по окрестностям и отлынивать от всех моих поручений. Ох, Лили, хоть бы притворилась, что тебе стыдно, — она со вздохом покачала головой, — Лин, суп надо съесть обязательно. Бери пример с Алекса. Алекс, возьми гренку, с ней суп будет еще вкуснее. Сириус Поттер, Джеймс Поттер, если вы немедленно не прекратите играть с едой, то лишитесь десерта. Гарри, ты собрался закусывать вечерней прессой?

Мистер Поттер зашелестел газетой, сворачивая и откладывая ее. На первой странице Алекс успел заметить кричащие заголовки и колдо-фотографии, на одной из которых мрачнела громада полуразрушенного замка, а на другой двое мужчин в официальных министерских мантиях под вспышками фотокамер и прицелом волшебных Прытко-перьев давали пресс-конференцию. Он знал, что это была за пресс-конференция, и какая сенсация разразилась в волшебном обществе вчера, после которой все газеты магического мира могли писать только об одном. И счастье, что дом Поттеров был абсолютно ненаходим, потому что то и дело всплывало в заметках, интервью и статейках упоминание о нем.

Вернувшись с пресс-конференции, опекун предупредил о том, что сейчас хлынут потоком желающие наживиться и сделать имя, жаждущие желтых сплетен и самых личных подробностей, о назойливом любопытстве и навязывании тех, кто еще вчера не замечал.

«Журналистов в Хогвартс директор МакГонагалл, разумеется, не пустит, но с остальными придется тебе иметь дело. Справишься?»

Алекс только пожал плечами. Он был готов выдержать все.

Свернутая четвертинка газеты не скрывала фотографию Малфой-Менора. И Алексу вдруг вспомнилось то ощущение, коснувшееся его в замке — смертельно раненого зверя, теряющего последние силы и следящего за ним незримым взглядом. Нет, оно не было плохим, оно было… тревожащим, беспокойным, неуютным. И вспомнив об этом, он словно снова обратил взгляд зверя на себя даже через сотни миль.

Он нахмурился, отгоняя это ощущение и решительно выбрасывая его из головы, погрузил ложку в суп и откусил гренку. Завтра его ждет Хогвартс, и одна только мысль об этом заставляла наполняться шипучей радостью. Он протянул миску картофельного салата мистеру Поттеру, помог управиться с салфеткой Лин, втихомолку кормившей книзленка под столом, и улыбнулся Лили. На сердце было тепло, уютно и спокойно.

А где-то далеко на севере Англии старый полуразрушенный замок на скале погрузился в смертный каменный сон. Он может быть спокоен. Род не прервался. Он встретил хозяина. Мальчик вернулся. Мальчику жить дальше.

Глава опубликована: 23.02.2018
КОНЕЦ
Отключить рекламу

20 комментариев из 103 (показать все)
Безусловно, очень качественная и интересная работа. Но читать ее второй раз я не буду. Для меня она уж очень затянута. Временами пропускала по несколько абзацев, потому что ну не интересно мне читать, как проводят свои вечерние чаепития Люциус и Нарцисса. История Драмионы теряется во всех этих хитросплетениях историй второстепенных персонажей. Плюс ООС просто зашкаливает. В какой-то момент я просто потеряла Драко и Гермиону. И мне стало интереснее читать главы про их сына Алекса.
Фанфик, безусловно, хорош и масштабен. И я до последнего надеялась, что ДМ и ГГ выжили все-таки. Но нет. Как я потеряла историю Драмионы где-то в середине фанфа, так я ее и не нашла.
Да простят меня авторы, но я не в восторге. И не хочу это снова читать
Господи, как жестоко... До конца не могла поверить, что Драко и Гермиона будут мертвы. И с какими подробностями описано, сколько возможностей у них было спастись, и могли уехать, и если бы кольцо не соскользнуло, и если бы янтарного ожерелья хватило, и если бы Крини не ослушалась хозяйку - все ужасно жестоко, ножом в сердце. Полная безысходность. Дыра внутри после прочтения. Труд по написанию просто грандиозный, а след остался - выжженная пустыня, безутешные слезы. Как вы могли так, авторы. Надеюсь, когда-нибудь найду в себе силы вас простить.
Как жаль,что они так и не смогли воспитать своего сынишку...
Простите ... Но я настолько прониклась, что прочитала все... Полностью... за 2 дня и под конец - ревела не переставая! Я прониклась этой историей, за что вам искренне спасибо!!!
До последнего надеялся, что портет Драко и Гермионы обнаружится в их доме, типа не успели перенести в галерею, жалко что у Алекса не осталось совсем никакой связи с родителями, даже призрака и того убили.
Я плакала весь вечер! Работа очень атмосферная. Спасибо!
Изначально, когда я только увидела размер данной работы, меня обуревало сомнение: а стоит ли оно того? К сожалению, существует много работ, которые могут похвастаться лишь большим количеством слов и упорностью автора в написании, но не более того. Видела я и мнения других читателей, но понимала, что, по большей части, вряд ли я найду здесь все то, чем они так восторгаются: так уж сложилось в драмионе, что читать комментарии – дело гиблое, и слова среднего читателя в данном фандоме – не совсем то, с чем вы столкнетесь в действительности. И здесь, казалось бы, меня должно было ожидать то же самое. Однако!
Я начну с минусов, потому что я – раковая опухоль всех читателей. Ну, или потому что от меня иного ожидать не стоит.

Первое. ООС персонажей.
Извечное нытье читателей и оправдание авторов в стиле «откуда же мы можем знать наверняка». Но все же надо ощущать эту грань, когда персонаж становится не более чем картонным изображением с пометкой имя-фамилия, когда можно изменить имя – и ничего не изменится. К сожалению, упомянутое не обошло и данную работу. Пускай все было не так уж и плохо, но в этом плане похвалить я могу мало за что. В частности, пострадало все семейство Малфоев.
Нарцисса Малфой. «Снежная королева» предстает перед нами с самого начала и, что удивляет, позволяет себе какие-то мещанские слабости в виде тяжелого дыхания, тряски незнакомых личностей, показательной брезгливости и бесконтрольных эмоций. В принципе, я понимаю, почему это было показано: получить весточку от сына в такое напряженное время. Эти эмоциональные и иррациональные поступки могли бы оправдать мадам Малфой, если бы все оставшееся время ее личность не пичкали пафосом безэмоциональности, гордости и хладнокровия. Если уж вы рисуете женщину в подобных тонах, так придерживайтесь этого, прочувствуйте ситуацию. Я что-то очень сомневаюсь, что подобного полета гордости женщина станет вести себя как какая-то плебейка. Зачем говорить, что она умеет держать лицо, если данная ее черта тут же и разбивается? В общем, Нарцисса в начале прям покоробила, как бы меня не пытались переубедить, я очень слабо верю в нее. Холодный тон голоса, может, еще бешеные глаза, которые беззвучно кричат – вполне вписывается в ее образ. Но представлять, что она «как девочка» скачет по лестницам, приветствуя мужа и сына в лучших платьях, – увольте. Леди есть леди. Не зря быть леди очень тяжело. Здесь же Нарцисса лишь временами походит на Леди, но ее эмоциональные качели сбивают ее же с ног. Но терпимо.
Показать полностью
Не то, что Гермиона, например.
Гермиона Грейнджер из «Наследника» – моё разочарование. И объяснение ее поведения автором, как по мне, просто косяк. Казалось бы, до применения заклятья она вела себя как Гермиона Грейнджер, а после заклятья ей так отшибло голову, что она превратилась во что-то другое с налетом Луны Лавгуд. Я серьезно. Она мечтательно вздыхает, выдает какие-то непонятные фразы-цитаты и невинно хлопает глазками в стиле «я вся такая неземная, но почему-то именно на земле, сама не пойму». То есть автор как бы намекает, что, стерев себе память, внимание, ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР НЕ ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР. Это что, значит, выходит, что Гермиона у нас личность только из-за того, что помнит все школьные заклинания или прочитанные книги? Что ее делает самой собой лишь память? Самое глупое объяснения ее переменчивого характера. Просто убили личность, и всю работу я просто не могла воспринимать персонажа как ту самую Гермиону, ту самую Грейнджер, занозу в заднице, педантичную и бесконечно рациональную. Девушка, которая лишена фантазии, у которой были проблемы с той же самой Луной Лавгуд, в чью непонятную и чудную копию она обратилась. Персонаж вроде бы пытался вернуть себе прежнее, но что-то как-то неубедительно. В общем, вышло жестоко и глупо.
Даже если рассматривать ее поведение до потери памяти, она явно поступила не очень умно. Хотя тут скорее вина авторов в недоработке сюжета: приняв решение стереть себе память, она делает это намеренно на какой-то срок, чтобы потом ВСПОМНИТЬ. Вы не представляете, какой фейспалм я ловлю, причем не шуточно-театральный, а настоящий и болезненный.
Гермиона хочет стереть память, чтобы, сдавшись врагам, она не выдала все секреты. --> Она стирает себе память на определенный промежуток времени, чтобы потом ВСПОМНИТЬ, если забыла…
Чувствуете? Несостыковочка.
Показать полностью
Также удручает ее бесконечная наивность в отношениях с Забини. Все мы понимаем, какой он джентльмен рядом с ней, но все и всё вокруг так и кричат о его не просто дружеском отношении. На что она лишь делает удивленные глаза, выдает банальную фразу «мы друзья» и дальше улыбается, просто вгоняя нож по рукоятку в сердце несчастного друга. Либо это эгоизм, либо дурство. Хотелось бы верить в первое, но Гермиону в данной работе так безыскусно прописывают, что во втором просто нельзя сомневаться.
Еще расстраивает то, что, молчаливо приняв сторону сопротивления, Гермиона делает свои дела и никак не пытается связаться с друзьями или сделать им хотя бы намек. Они ведь для нее не стали бывшими друзьями, она ведь не разорвала с ними связь: на это указывает факт того, что своего единственного сына Гермиона настояла записать как подопечного Поттера и Уизли. То есть она наивно надеялась, что ее друзья, которые перенесли очень мучительные переживания, избегая ее и упоминаний ее существования, просто кивнут головой и согласятся в случае чего? Бесконечная дурость. И эгоизм. Она даже не пыталась с ними связаться, не то чтобы объясниться: ее хватило только на слезовыжимательное видеосообщение.
Итого: Гермиона без памяти – эгоистичная, малодушная и еще раз эгоистичная натура, витающая в облаках в твердой уверенности, что ее должны и понять, и простить, а она в свою очередь никому и ничего не должна. Кроме семьи, конечно, она же у нас теперь Малфой, а это обязывает только к семейным драмам и страданиям. Надо отдать должное этому образу: драма из ничего и драма, чтобы симулировать хоть что-то. Разочарование в авторском видении более чем.
Показать полностью
Драко, кстати, вышел сносным. По крайне мере, на фоне Гермионы и Нарциссы он не выделялся чем-то странным, в то время как Гермиона своими «глубокими фразами» порой вызывала cringe. Малфой-старший был блеклый, но тоже сносный. Непримечательный, но это и хорошо, по крайней мере, плохого сказать о нем нельзя.
Еще хочу отметить дикий ООС Рона. Казалось бы, пора уже прекращать удивляться, негодовать и придавать какое-либо значение тому, как прописывают Уизли-младшего в фанфиках, где он не пейрингует Гермиону, так сказать. Но не могу, каждый раз сердце обливается кровью от обиды за персонажа. Здесь, как, впрочем, и везде, ему выдают роль самого злобного: то в размышлениях Гермионы он увидит какие-то симпатии Пожирателям и буквально сгорит, то, увидев мальчишку Малфоя, сгорит еще раз. Он столько раз нервничал, что я удивляюсь, как у него не начались какие-нибудь болячки или побочки от этих вспышек гнева, и как вообще его нервы выдержали. Кстати, удивительно это не только для Рона, но и для Аврората вообще и Поттера в частности, но об этом как-нибудь в другой раз. А в этот раз поговорим-таки за драмиону :з
Насчет Волан-де-Морта говорить не хочется: он какой-то блеклой тенью прошелся мимо, стерпев наглость грязнокровной ведьмы, решил поиграть в игру, зачем-то потешив себя и пойдя на риск. Его довод оставить Грейнджер в живых, потому что, внезапно, она все вспомнит и захочет перейти на его сторону – это нечто. Ну да ладно, этих злодеев в иной раз не поймешь, куда уж до Гениев. В общем, чувство, что это не величайший злой маг эпохи, а отвлекающая мишура.
К ООСу детей цепляться не выйдет, кроме того момента, что для одиннадцатилетних они разговаривают и ведут себя уж очень по-взрослому. Это не беда, потому что мало кто этим не грешит, разговаривая от лица детей слишком обдуманно. Пример, к чему я придираюсь: Александр отвечает словесному противнику на слова о происхождении едкими и гневными фразами, осаждает его и выходит победителем. Случай, после которого добрые ребята идут в лагерь добрых, а злые кусают локти в окружении злых. Мое видение данной ситуации: мычание, потому что сходу мало кто сообразит, как умно ответить, а потому в дело скорее бы пошли кулаки. Мальчишки, чтоб вы знали, любят решать дело кулаками, а в одиннадцать лет среднестатистический ребенок разговаривает не столь искусно. Хотя, опять же, не беда: это все к среднестатистическим детям относятся, а о таких книги не пишут. У нас же только особенные.
Показать полностью
Второе. Сюжет.
Что мне не нравилось, насчет чего я хочу высказать решительное «фи», так это ветка драмионы. Удивительно, насколько мне, вроде бы любительнице, было сложно и неинтересно это читать. История вкупе с ужасными ООСными персонажами выглядит, мягко говоря, не очень. Еще и фишка повествования, напоминающая небезызвестный «Цвет Надежды», только вот поставить на полку рядом не хочется: не позволяет общее впечатление. Но почему, спросите вы меня? А вот потому, что ЦН шикарен в обеих историях, в то время как «Наследник» неплох только в одной. Драмиона в ЦН была выдержанной, глубокой, и, главное, персонажи вполне напоминали привычных героев серии ГП, да и действия можно было допустить. Здесь же действия героев кажутся странными и, как следствие, в сюжете мы имеем следующее: какие-то замудренные изобретения с патентами; рвущая связи с друзьями Гермиона, которая делает их потом опекунами без предупреждения; но самая, как по мне, дикая дичь – финальное заклинание Драко и Гермионы – что-то явно безыскусное и в плане задумки, и в плане исполнения. Начиная читать, я думала, что мне будет крайне скучно наблюдать за линией ребенка Малфоев, а оказалось совершенно наоборот: в действия Александра, в его поведение и в хорошо прописанное окружение верится больше. Больше, чем в то, что Гермиона будет молчать и скрываться от Гарри и Рона. Больше, чем в отношения, возникшие буквально на пустом месте из-за того, что Гермиона тронулась головой. Больше, чем в ее бездумные поступки. Смешно, что в работе, посвященной драмионе более чем наполовину, даже не хочется ее обсуждать. Лишь закрыть глаза: этот фарс раздражает. Зато история сына, Александра, достаточно симпатична: дружба, признание, параллели с прошлым Поттером – все это выглядит приятно и… искренне как-то.

Спустя несколько лет после прочтения, когда я написала этот отзыв, многое вылетело из головы. Осталось лишь два чувства: горький осадок после линии драмионы и приятное слезное послевкусие после линии сына (честно, я там плакала, потому что мне было легко вжиться и понять, представить все происходящее). И если мне вдруг потребуется порекомендовать кому-либо эту работу, я могу посоветовать читать лишь главы с Александром, пытаясь не вникать в линию драмионы. Если ее игнорировать, не принимать во внимание тупейшие действия главной пары, то работа вполне читабельна.
Показать полностью
Ненявисть
Я конечно понимаю, что мою пристрастность в отношении Наследника осознают все, но тем не менее замечу.

Раз уж пошло сравнение драмионы в ЦН и в Наследнике, то у Фионы - типичные тупые подростки, в равной степени далёкие от образов Роулинг, что и повзрослевшие герои Даниры.

Ну и вы либо невнимательно читали, либо забыли многие важные диалоги, в которых Гермиона предстаёт именно Гермионой, в частности разговор с матерью в одной из последних глав.

Что касается Волдеморта, то его суета вокруг пророчества не более нелепа, чем в каноне, где он нападает на толпу школьников собственно в школе.

И напоследок, раз уж сравнивать Наследника с ЦН, родомагия в последней куда махровее, особенно если рассматривать внезапно всплывший Цвет веры.

На правах человека, прочитавшего ЦН трижды, и Наследника четырежды, уверенно заявляю ^^
osaki_nami

Знаете, я в корне не согласна, хоть я и не против подобного мнения (как, впрочем, и всегда, но почему-то этого никто не понимает).
Начну с последнего пассажа: чтение работы несколько раз не делает какое-либо мнение обоснованнее чужого. Мне хватило внимательного одного раза, чтобы вынести для себя вывод: тамошняя драмиона — безвкусица.
На утверждение, что герои в ЦН тупые школьники, я могу лишь пожать плечами: они же подростки в конце концов. Там четко обозначен возраст. А что же герои Наследника? Они не подростки, не дети, но так же глупы и наивны. Даже перечитав момент, который Вы упомянули, я все равно придерживаюсь своего мнения: это не Гермиона, ее характер потерян и похерен.

Знаете, не зря говорят, что все субъективно. Это так. Мнение существует, чтобы его высказывать, а не чтобы утверждаться. Мы как любители фломастеров: нам они нравятся, но разные. Вам — розовый, мне — черный. Но даже в таком сочетании картинка выходит приятная.
Ненявисть
В повторном прочтении есть минимум та ценность, что ты подмечаешь мелкие детали, в корне меняющие впечатление от произведения.

При первом прочтении ЦН всегда выглядит шедевром. При третьем в глаза бросается множество логических несостыковок, раздражающих черт у большинства персонажей и даже прямых заимствований (мы ведь все помним, что ЦН фанфик не по Гарри Поттеру, а по Draco Trilogy? ^^).

В Наследнике напротив, только после третьего прочтения до меня дошло, сколько именно мелких пасхалок раскидано по страницам книги. От встречи с персонажами, мельком упомянутыми в разговорах Драко с Гермионой или его друзьями, до пары полноценных спойлеров, изящно скрытых от беглого взора читателя.

Само собой, откровенный мусор я закрываю после пары страниц. Посредственность - после пары глав. Но даже то, что мне понравилось и попало в публичную коллекцию, после перепрочтения очень часто разочаровывает и отбрасывается.

Это так, пространное рассуждение о пользе чтения ^^
Начала читать, но когда на второй главе поняла, что Драко и Гермиона погибли, не смогла дальше читать...
Восторженные комментарии ввели в заблуждение. Идея просто потрясающая, особой перчинки добавляет понимание того, что главные герои мертвы с первых глав. Однако каждый, я повторюсь, КАЖДЫЙ, персонаж в произведении потерял особенности характера. Они стали плоскими. Сюжетные повороты временами такие бессмысленные, что хочется перескочить целые абзацы. Диалоги провальные. «О, Драко, почему Гарри все время суётся во всякие опасные места» - о ситуации, когда Гарри возвращался домой с Джинни и успел трансгрессировать в последний момент. Много подобных проколов. Много информации о второстепенных героях, не играющих для произведения никакой роли. ПОЛОВИНУ сцен можно выбросить и смысл не потеряется. К вниманию читающим: габариты произведения таковы исключительно из-за кучи ненужного материала. В итоге: хороша только идея. Жаль потраченного времени.
Замечательная книга, изумительная, интересная, захватывающая, очень трагичная, эмоциональная, любовь и смерть правит миром, почти цытата из этой книги как главная мысль.
Спасибо за потрясающую книгу. Прочитала взахлёб, и на предпоследний главе чувствовала подступающие слезы. Эта история несомненно попадёт в мой топ любимых, которых, к слову, не так уж и много. Тем ценнее находить такие увлекательные эмоциональные произведения, которые долго тебя не отпускают.
Спасибо за потрясающую историю жизни, любви, преданности. Невероятно эмоциональное описание, чёткие картины жизни. Автор спасибо вам огромное, вы чудо!
Не единожды я пролила слёзы, взахлёб читая, как выдавалась хоть минутка.
Живая история, она похожа на реальность. Это просто невероятно...
Боже, невероятно прекрасное произведение, оно полностью затянуло меня в свой тонко, до малейших деталей проработанный мир. Каждая сцена имеет значение, каждая деталь, тесно переплетается прошлое и настоящее, дополняя друг друга. Автор восхитительным языком размеренно ведёт нас по этой истории и нет ни малейшего лишнего слова (мне даже немного не хватило).
Хочется сказать ещё целую кучу слов восхваляющих это произведения, но я от переполняющих меня чувств и восторга, похоже, забыла все слова
О фанфиках узнала в этом году и стала читать, читать, читать запоем. Много интересных , о некоторых даже не поворачивается язык сказать "фанфик", это полноценные произведения. "Наследник", на мой взгляд, именно такой - произведение.
Очень понравилось множество деталей, описание мыслей, чувств, на первый взгляд незначительных событий, но все вместе это даёт полноценную, жизненную картину, показывает характеры героев, их глубинную сущность.
Не скрою, когда дошла до проклятья Алекса,не выдержала,посмотрела в конец. Потом дочитала уже спокойнее про бюрократическую и прочую волокиту, когда ребенок так стремительно умирает. Жизненно, очень жизненно.
Опять же,в конце прочла сначала главы про Алекса, понимая, что не выдержу, обрыдаюсь, читая про смерть любимых персонажей. Потом, конечно, прочла, набралась сил. И все равно слезы градом. Опять же жизненно. Хоть у нас и сказка... Однако и изначальная сказка была таковой лишь в самом начале)
В описании предупреждение - смерть персонажей. Обычно такое пролистываю... А тут что то зацепило и уже не оторваться. Нисколько не жалею, что прочла.
Я тот читатель,что оценивает сердцем - отозвалось или нет, эмоциями. Отозвалось, зашкалили.
Да так,что необходимо сделать перерыв, чтоб все переосмыслить и успокоиться, отдать дань уважения героям и авторам..
Спасибо за ваш труд, талант, волшебство.
Показать полностью
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх