Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

За следующую неделю план так и не появился.

Нет, Теодор не оставлял эту, наиболее важную, тему для размышлений. Более того, рискуя многим, он даже передал гриффиндорцам ту самую бочку того самого зелья, которую они отлеветировали куда-то в свою башню под покровом глубокой темноты. Это стоило ему немалых переживаний, но теперь гриффы, обнажившись — это было единственно возможным вариантом — передвигались по замку ночами беспрепятственно, не отбрасывая тени, не искажая воздух на свету, словно бы под покровом Третьего Дара Смерти.

С того же дня Нотт переживал о том, что Джинни могла быть среди этих бесшабашных смельчаков, и несколько дней кряду невысыпался, переписываясь с ней и убеждаясь тем самым, что она не отошла от спальни и не отправилась восстанавливать заваленные и разрушенные ходы за пределы Хогвартса вместе с другими. И больше его беспокоило, чтобы она ни в коем случае не демонстрировала своё обнажённое тело, выйди срок действия зелья, никаким Криви и Галленроузам, не говоря уже о Кармайклах или Паддифутах.

Не высыпаясь, он терял концентрацию днём, хуже соображал, и даже профессора упрекали его за столь рьяную подготовку, как они считали, к экзаменам. В промежутках он успевал отчитывать студентов, браниться с Пивзом, раздражённым дисциплиной не меньше самих учеников Хогвартса, в сотый раз доказывать в гостиной, почему нельзя атаковать Ступефаями и Секо Снейпа и Ранкорна ради того, чтобы вернуть себе вольности, но никак не планировать действия в замке.

Из головы при этом никак не желало уходить воспоминание о голове, иллюзии, наколдованной неизвестным злопыхателем на несчастные туалетные кабинки в едва ли не самом обычном мужском помещении всего древнего замка.

Ранкорн не смотрел в его сторону во время утренних и дневных приёмов пищи, а вот в коридорах, будто бы нарочно карауля его маршруты, попадался то и дело. Теодор менял классы, которые сопровождал, водил райвенкловцев в свободные дни, но снова и снова, случайно или нет, Генеральный инспектор то любовался весенним лесом, то видами на водную гладь Чёрного озера, то шёл куда-то по своим делам, насвистывая незатейливые мотивы, но то и дело многозанчительно кидал взгляды на Нотта, раздражённого и не выспавшегося, бесившегося только сильнее.

Его помощники же вели себя иначе.

Райвенкловец Хиллиард, выпустившийся из школы в тот же год, когда Тео пришлось научиться вызывать телесного Патронуса на верхушке башни — подумать только, ему казалось, это было вчера, а прошло уже четыре года без малого! — с красными глазами напряжённо всматривался в Нотта, будто бы пытаясь отыскать в нём какие-то ответы. В коридорах они не сталкивались, и на то была причина: каждое утро вид бывшего префекта становился всё более помятым, он глушил свои боли в горячительных, и это не шло ему на пользу.

Слизеринец Пьюси не упустил возможности провести истинно слизеринских действий, пообщавшись со своими знакомыми, которых было много, пусть это и должно было быть невозможно в новых правилах дисциплины. Дафна Гринграсс и Миллисента Буллстроуд заодно с Панси Паркинсон вечером в четверг даже насели на Теодора в гостиной, в облюбованном ими издавна уголке с креслицами, призывая ответить, почему Пьюси пообещал смерть всем.

— Он сказал, что мы все умрём, — трагичным шёпотом продекламировала Дафна.

— Что, прямо так и сказал? — удивился Тео. Это была бы неприкрытая угроза со стороны примкнувшего к Пожирателям — ещё на старших курсах он был привержен этим идеям — парня.

— Не совсем, — вступила немногословная обычно Миллисента. Она, казалось, была в постоянных переживаниях, и ей, Тео не мог не отметить этого, они пошли на пользу: с начала девяносто восьмого Милли скинула на вид пару-тройку десятков фунтов веса, что сделало её фигуру куда более женственной. Шестикурсники, пятикурсники и даже четверокурсники, от Тафта до Бэддока, не стесняясь, глазели на неё иной раз, пожирая глазами. — Он сказал так: «Он нас всех погубит, и вас, и меня, если вы ничего не сделаете». А кто он — не сказал.

Это заставило Теодора поморщиться, припомнив снова разговор с Ранкорном. Его слова про визит Макнейра вновь прозвенели в голове. Некстати вспомнились призывы мистера Карамеди в письме, что показывал ему пропавший из виду Уингер. Карамеди заклинал его поднять мятеж в Хогвартсе, вызвать гнев на себя, прикрывшись тысячью студентов, чтобы их семьи встали в решающий момент на сторону бунтовщиков, по воле ли, или по принуждению, и изыскать способ убить всех врагов Британии, что удерживали Барьер.

План был хорош, да только едва ли Карамеди на самом деле представлял себе, как именно Тёмный лорд удерживал себя на этом свете. Теодор мог лишь догадываться, сколько на самом деле песо, то есть, хоркруксов этот волшебник создал при первой жизни. И мог лишь ужасаться от одной лишь мысли, что мог продолжать создавать их и после возрождения.

Однако и медлить дальше было невозможно. Если Лестрейндж ему не наврал, если там, в банке Гринготтс, действительно был ещё один хоркрукс, если он вообще его правильно понял, то у них мог открыться какой-то шанс. Какой-то. Но всё говорило ему, всё его слизеринское начало, что нужно было зайти в гамбит и попытаться отыграть сделанную ставку. Ставку, сделанную из собственных убеждений, из собственной приверженности к миру магов, из любви к своей магии, из корыстных и бескорыстных побуждений. Рискнуть и бросить вызов самому сильному магу современности.

Конечно же, вместе со всеми другими волшебниками.

— Он говорит о том, что мы должны сделать выбор, — пробормотал, оправившись от пронёсшихся ураганом мыслей в голове, Тео. — Ждём ли мы, пока Он дойдёт до нас, чтобы уничтожить угрозу своей власти, смотря на то, как он уничтожает порознь других. Или дать бой, может быть, и последний, но тот, что даст нам хоть какую-то надежду.

— Хватит говорить загадками, Тео, — Дафна полушутливо дёрнула его за рукав, но, поймав его грустный, усталый взгляд, осеклась и прикрыла пальчиками напомаженные губы. — Я поняла… нет, неужели… но у него же метка!

— Метки ставились всем подряд, — ответил вместо него Гарри Флинт. Дафна воскликнула слишком громко, чтобы их разговор остался не услышан. — Мой брат… да что там, — Тео обернулся на шестикурсника. Тот стыдливо упёр взгляд в пол, наклонившись вперёд и уперев локти в колени, позволив разнуздано развязанному галстуку, что висел на шее, сползти вниз и змеевидной лентой сложиться на полу. Белая рубашка мальчика, до того сверкавшая как признак его статусности, вдруг показала его совсем беззащитным на фоне сверкающих от стыда за собственные слова щёк. — Сейчас все ненавидят. Вы сами знаете. Кого.

Гнетущая тишина повисла в гостиной. Прервались игроки во взрывного дурака, не шумели поклонники квиддича, спорившие до того за честность турнира девяносто четвёртого, молча замерли девочки-второкурсницы, расчёсывавшие друг другу волосы зачарованными гребнями. Одни лишь часы на стене над камином продолжали отсчитывать секунды. Тик-так. Тик-так.

Как маховик времени, что лежал в его саквояже, и давал вернуться в прошлое. Но прошлое нельзя было изменять. Это было написано в каждой предостерегающей книге, что он смог найти в замке. Прошлое могло сыграть злую шутку, сделав детей стариками, а стариков — неразумными детьми, забрав потерянное время и обратив его против тех, кто дерзнул обуздать себя.

Но можно было попытаться оседлать гребень этой волны, как конунги древних норманнов оседлывали драконов. И это был какой-то шанс.

* * *

Вечером пятницы Теодор, мучимый неопределённостью, истощённый думами и переживаниями, открыл их с Джинни ежедневник, которого едва должно было хватить до конца месяца, так много они общались, и увидел там фразу, от которой тут же забыл обо всём.

«Брат прислал записку. Они готовы действовать. Уже в понедельник. Ты сможешь им помочь?»

Джинни рисковала, оставляя такую откровенную надпись, и Тео кинулся к ручке, дрожащей рукой уточнив, кто из её братьев это написал. Убедившись в ответе, он ринулся к выходу, наплевав на все правила, и выскочил из гостиной под удивлёнными взглядами студентов. Ему нужна была миссис Пинкертон.

Пробежав несколько коридоров, выбежав на этаж уровня земли, под маятник замковых часов в привратной башне, он отдышался и попытался представить, где именно ему её искать — но это не понадобилось. С парапета винтовой лестницы раздался стук каблуков, дополненный клацаньем зонтика о мраморные плиты.

— Мистер Нотт, — с лёгким недоумением встретила его миссис Пинкертон, спустившись вниз. Они сохраняли зрительный контакт все те мгновения, что ведьма спускалась вниз. Нотт старался придать себе солидный вид, расставив ноги на ширину плеч и заложив руки за спину, глядя на неё прямо и с превосходством. По её виду нельзя было сказать, что она ожидала такой встречи в такое время, что близилось к половине одиннадцатого ночи. — Вы, верно, заблудились?

— Ну что вы, миссис Пинкертон, — улыбнулся он, стараясь не дрожать от волнения. — Я получил вести, что могут заинтересовать вас. И вашего старого воспитанника. Младшего из них.

Он закашлялся, потеряв контроль над голосом и вмиг растеряв весь свой лоск под снисходительным взглядом ведьмы.

— Вот как, — всё таким же подчёркнуто лёгким недоумением произнесла она. — И что же вы можете сказать?

— Что в эти выходные ему стоит прогуляться в одиночестве по Гайд-парку… скажем, в час пополудни. В костюме с жилеткой канареечного цвета, — выпалил тихим шёпотом Теодор мысли, что пришли ему в голову. Канареечный цвет ему запал после того, как Забини в душе декларировал стихи с этими эпитетами так громко, что Гойл пригрозил ему наложить Силенцио. — В воскресенье.

— Зачем же ему это делать? — полюбопытствовала миссис Пинкертон, подойдя ближе, чтобы слышать его. Нотт почувствовал неловкость. Ранкорн уверял, что колдунье больше столетия, но она выглядела сильно моложе и, подойдя так близко, смущала парня. — Гайд-парк это центр Лондона. Может быть, ему выбрать менее людные места?

— Чтобы почувствовать желание приобщиться ко всем темам гоблинских восстаний, — вернул себе самообладание Тео, представив себе, что абсолютно обнажённая, гладкая везде, кроме лёгкой пушинки именно там, где ему казалось это наиболее возбуждающим, закусив губу своим излюбленным образом, наблюдает прямо сейчас за ними. Он бы не хотел испытать на себе летучемышиный сглаз… снова. — Если вы понимаете, о чём я. Что же до места… чем больше свидетелей, тем меньше поводов сомневаться.

Он ухмыльнулся и дёрнул бровями, а миссис Пинкертон переступила, переставив свой зонтик так, чтобы тот вмиг мог был быть поднят остриём прямо к промежности мальчишки. Это тут же охладило его пыл, заставив нервно сглотнуть после оценки диспозиции.

— Что же, — медовым голосом, едва слышным, ответила она. — Я передам ваши слова сейчас же, а утром, по пути в зал, мы с вами снова встретимся. Уверена, вы не откажете мне переброситься парой слов. Минус сто баллов Слизерину за нарушение дисциплины, мистер Нотт. Вам следует вернуться в ваши комнаты, сейчас же!

Она заговорила громче, и Теодору не оставалось ничего, кроме подчинения. Рубины, сапфиры, топазы и изумруды, подчинявшиеся дисциплинарной магии Хогвартса, уже давно опустились в нижние колбы своих насыпных часов, и ещё одна сотня штрафов не могла никак повлиять на борьбу факультетов.

Потому что уже давно не было никакой борьбы факультетов. С начала марта, когда Слизерин так же ушёл в минус, последним среди четырёх.

Вернувшись под подозрительные взгляды Забини он написал то, что озвучил смотрительнице, выдав это за согласованную информацию. Утром она, отчего-то недовольная, заявила ему, что в Лондоне погода в воскресенье ожидается особенно солнечной, а вот в Шотландии в будни возможна гроза. Теодор кивнул, расценив это как намёк на то, что ему дан последний шанс. Это вызывало мурашки, но если Поттер и компания хотели предпринять что-то уже сейчас, то Теодор не мог не воспользоваться этим шансом.

Воскресный день прошёл для него как на иголках, но уже днём Джинни отписала ему, что кто-то в эйфории, а она сама очень хотела бы встретиться в ванной старост, чтобы ощутить горячий… Тео усилием сосредоточился на первых её словах, и выдохнул.

Какими бы ни были следующие шаги Поттера, теперь он мог потребовать его вернуть долг и прибыть в Хогвартс, чтобы Тёмный лорд был вынужден ответить на этот вызов. Этот план у него родился ночью на воскресенье и казался стройным и неплохим.

Ровно до того момента, как прозрачная серебристая лань, закружившаяся под потолком гостиной Слизерина, заставив прервать шахматную партию с Джимом Пакстоном, голосом директора Снейпа жёстко не заставила его отправиться на срочную встречу, которую он не планировал.

* * *

— Вы не торопились, мистер Нотт, — усталым голосом заметил директор Снейп, когда Теодор, половину часа спустя, запыхавшись, добрался до его кабинета. Пароль на этот раз был более… обычным, нежели чем в прошлые разы: «Дикая охота».

— Добрался, как только смог, сэр, — ответил юноша, поёжившись под пристальным взглядом чёрных блестящих глаз.

— Вы, верно, разучились пользоваться камином?

— Простите, сэр?

— С самого вашего первого курса этот камин, — он ткнул пальцем в сторону едва тлеющего в полумраке очага, — открыт для вас. И, сдаётся мне, вы не раз им пользовались. Но в этот раз разучились. Занятно, очень занятно.

Теодор открыл и закрыл рот, пытаясь вообще понять, в чём его упрекал Снейп.

— Даже если так, профессор, летучего пороха у меня нет, — пожал он плечами, стараясь скрыть раздражение в голосе. За этим ли его вызывал директор?

— В вашем нагрудном мешочке, как замечали наблюдатели, много места, — протянул директор, поднявшись со своего стула и сложив руки на груди. — Удивительно, что его вы там не храните.

Теодору хватило совести повинно уткнуть глаза в пол. За столько лет кто-то бы да увидел его самое сокровенное место хранения, те же соседи по дортуару, но у него и правда там не было летучего пороха.

— Вы забываетесь, мистер Нотт, — жестко, пусть и устало, продолжил Снейп. — Вам снова показалось, что вы всесильный Мерлин, который вершит судьбы миров. Это не так. Странно, что ответ за ваши действия приходится держать мне, правда?

Теодор поднял голову, и ледяной взгляд старшего колдуна будто бы пронзил его насквозь. Перед его взором пронеслись воспоминания — как он говорил с Ранкорном, как поделился с гриффиндорцами зельем, как нервничал, ожидая ответа от Уизли через Джинни, как… нет, это было воспоминание совсем не к месту… так почему…

В разуме будто бы разорвалась ледяная бомба, отчаянно заломило виски, и он едва удержал равновесие, а перед глазами по-прежнему было воспоминание из ванной префектов, когда Джинни, едва прикрытая пеной, решила подняться на бортик, чтобы нырнуть оттуда…

«ЭТО ЛЕГГИЛИМЕНЦИЯ!» — понял он вдруг. Палочка сама собой соскользнула ему в ладонь.

— Как вы смеете! — прохрипел он, пытаясь сфокусировать взгляд на Снейпе сквозь боль в голове. Когда ему это, наконец, удалось, он увидел, как директор, ещё более бледный, чем мгновениями раньше, покачивается, закрыв глаза и опёршись на массивный письменный стол. — Это преступление!

Снейпа, как будто бы, эти слова привели в чувство, и он дёрнулся, исказив лицо в гримасе.

— Преступление? — прорычал он, и стремительно, в один миг, перелетел прямо к Нотту, заставив того сделать шаг назад. — Я преступник уже почти двадцать лет, Нотт!

Снейп задрал рукав своей мантии, оголив уродливую, пышущую гнилой, ужасающе чёрной магией, татуировку Чёрной Метки. Змея, изображённая на ней, будто бы насмешливо сверкала своими гнилыми изумрудами, потешаясь над неудачником-Ноттом.

— В другой раз я бы вышвырнул бы вас вон, мальчишка, — процедил Пожиратель Смерти, успокоившись. Он отпустил рукав и развернулся, зашагав к своему стулу, не обращая внимания на палочку Теодора. «Он покусился на… на…» — летели мысли в голове юноши, но найти решимости атаковать директора он не смог. Ещё не настал тот момент, когда это можно было сделать. — Но сейчас у меня нет другого выбора, как довериться вам.

— Ч-что? — хрипло переспросил студент, чьё восемнадцатилетие приближалось день ото дня.

— Заткнитесь и слушайте, Нотт.

Он наколдовал жёсткий стул со спинкой и жестом приказал Теодору сесть. Слизеринец предпочёл за лучшее подчиниться.

— Вы и другие малолетние остолопы можете сколько угодно придумывать планы и с важным видом заниматься подготовкой, но гордыня затмевает вам разум, — холодную ярость в голосе директора можно было нарезать на куски, такой плотной и концентрированной она казалась. — Вы не Клаузевицы и не Веллингтоны, не Ричарды и не Георгии, а всего лишь малолетние дибилы, возомнившие о себе невесть что. Но даже я вынужден согласиться, что вы — наша единственная и последняя надежда. А потому заткнитесь, Нотт, и слушайте.

Теодор не возражал и не перебивал, но Снейп вошёл в раж.

— Август, в отличие от Мэри и этого кретина Альберта, присланного Эйвери, лоялен только одному магу. Но он не дурак. Поэтому в Запретном лесу, с северных его пределов на юг, бредут переброшенные туда тролли и великаны, и сгоняя и разоряя на своём пути всех тех обитателей этого леса, кто мог бы рискнуть бросить им вызов. Они будут здесь к утру вторника, и по первой же Его команде они сокрушат стены и валы, едва Хогвартс проявит своевластие.

Он умолк на мгновение, давая возможность осознать сказанное. Теодор же вспомнил, невидящим взглядом уткнувшись в плотно завешанные умело зачарованными портьерами окна, свою первую (и единственную, как он надеялся) встречу с горным троллем. На Хэллоуин первого курса, зачем-то решив погеройствовать, он на пару с Уизли и Поттером убил тварь, напавшую на них в одном из женских туалетов. Десяток таких представляли сокрушительную силу, а ещё и великаны… книги гласили, что один его удар мог быть громок, как тысяча барабанов.

Решение возникло само собой. Они с Джинни были свидетелями, как магглы устроили гранидозный грохот над озером. Магглы могли помочь.

— Невероятно, но, как я вижу, Рабастан решил сыграть в опасную игру ещё раз, и вчера ненадолго установил контакт с кем-то из недобитых в Лондоне членов Ордена. У него крайне мало времени, а потому, если они отступят сюда, Теодор, то вам придётся выполнять инструкции. Запомните их, мистер Нотт.

— А что, если я не соглашусь их выполнять? — дерзко спросил его Теодор. — Я даже не знаю, на чьей вы стороне, директор!

Портреты прежних директоров, висевшие на стене позади стола, зашелестели, как листья на ветру. Профессор Снейп неожиданно мягко усмехнулся и, щёлкнув пальцами, призвал в руку свою слегка узловатую палочку. Тео тут же стало не по себе.

— Вы глупы сильнее, чем я думал, Теодор. Директор Хогвартса может быть только на одной стороне. Стороне Хогвартса. Мне придётся убедиться, что вы сделаете правильный выбор. Империо!