Не всё Мародёрам малина (гет)

О «священном обете» мне первыми напомнили Близнецы. Я мысленно пообещал сказать Биллу «пару ласковых»: ну от кого ещё они могли узнать?! Нет, я от своих слов, даже произнесённых в момент чернейшей ипохондрии, не отказываюсь, но каяться перед Снейпом в присутствии рыжих братцев?! Не люблю его, но не настолько. На что им тонко и намекнул. Зря, пожалуй. Теперь уж точно не отвяжутся!

Вторым, как ни странно, стал Рем. Впрочем, ничего странного. Он с одной стороны, как всегда, мечтал всех помирить, а с другой — неплохо представлял реакцию Северуса на мои извинения в предполагаемой форме. Обижать Рема мне хотелось меньше всего, поэтому я пообещал проделать всё максимально тактично. Насколько это возможно в рамках произнесённого. Рем только вздохнул. В мою тактичность (в отношении Снейпа по крайней мере) он, кажется, верил слабо.

Третьим был Гарри. Явился ко мне в комнату и жалобно спросил:

— Ты что, правда собираешься со Снейпом... ну, прощения просить?

— Разумеется.

— Я думал, ты пошутил!

— Мальчик мой, ты за кого из нас боишься? И, кстати, сам то ты с ним поговорил?

— Я хотел. То есть... ну, собирался. Только он меня, кажется, избегает.

— Что ни чуточки не удивительно, ты не находишь? Кстати, а где именно он тебя избегает? В Хогвартсе?

— Да. Ну, его же практически сразу реабилитировали...

— Ты постарался?

— Ну... понимаешь...

— Понимаю: ты вбил себе в голову что я Северусу зла желаю. Так вот: не желаю. Во всяком случае, от других. Наоборот, в моих интересах чтобы он был жив и здоров, а то с кем же я цапаться буду?

— Ты всё шутишь...

— Ни в малейшей степени! Ты что, «Трёх мушкетёров» не читал?

— А ты что, читал?!

— Я вообще много чего читал. И тебе советую. Так что там Снейп?

— Ничего. То есть всё как раньше. Зелья преподаёт. Только ещё нелюдимее стал, говорят. Даже есть в Большой зал не ходит, только на уроках и появляется. А корреспондента «Пророка», по слухам, то ли в окно выкинул, то ли заколдовал — в общем, тот неделю в Мунго провалялся.

— Хм... отличная идея, как ты думаешь? Стоит взять на вооружение. У тебя, как я понимаю, на подобное рука не поднялась?

При воспоминании о свободной (и, особенно, правительственной) прессе физиономия у парня становится тоскливее некуда. Я уже знаю, что журналисты его по сю пору не оставляют вниманием, а сразу после Победы и вовсе проходу не давали. А если добавить ту травлю, которую ему устроили на пятом курсе... В общем, методы Снейпа в этой области ему, наверное, глубоко импонируют, но и вправду рука не поднимается. И хорошо, кстати. Впрочем, развивать тему журналистов Гарри не желает:

— А если он и тебя...

— Ну, тогда посмотрим, у кого реакция лучше. Да не бойся ты, всё будет в порядке! И с ним тоже.

Гарри вздыхает. Совсем как Рем. Абсолютно с той же интонацией.

* * *

В Хогвартс я явился вполне официально, предварительно испросив согласия нового директора, хотя было сильное искушение обойтись без оного. Сугубо для поддержания репутации. Остановило меня только то, что проверенный Аглютинар скорее всего до сих пор заблокирован, а придумать что-то свеженькое я пока не сподобился. Как-то всё не до того было. Так что пришлось изображать порядочного и воспитанного выпускника, пожелавшего проведать Alma Mater.

Встреча с МакГонагол вышла как раз такой, как я и ожидал. «Стальная леди» пыталась быть сдержанной, я тоже, но в конце концов роли не выдержали оба. Потом мы разошлись — она на урок, я — якобы «побродить по Школе». Впрочем, это был не совсем предлог. Или совсем не предлог. Мерлин меня побери, я ведь с выпускных экзаменов здесь не был! Нет, что не говори, а с возрастом все мы становимся сентиментальными...

Я поймал себя на этой сверхзатёртой сентенции, встряхнулся и решительно направился в сторону подземелий.

Достигнув заветной двери, я, для начала, задумался: стучать или нет? Решил всё же побыть вежливым. Постучал, услышал в ответ «Войдите!» — судя по тону, продолжение фразы было: «...если вам жить надоело». Вошёл. Мой «лучший враг» стоял у доски, на которой красовался какой-то сложный рецепт — как мне навскидку показалось, пресловутое Оборотное зелье. Увидев меня, бедняга заметно переменился в лице, а на моё вежливое: «Приветствую, профессор» ответил со всем доступным ему в данный момент спокойствием:

— У тебя исключительная способность появляться где не надо и когда не следует.

— Что поделать, горбатого могила исправит! — со всей доступной мне в данный момент беспечностью ответствовал я и, подойдя поближе, торжественно опустился на колени.

— Блэк, прекрати паясничать! — зашипел он, отшатываясь.

— Не мешай, я выполняю священный обет, данный во исполнение хрустальной мечты моего детства! Итак: Северус Снейп, я торжественно прошу у Вас прощения за все нанесённые Вам мною обиды и причинённые неприятности!

— Эй, а перечисление? — слышится от двери. Мор-р-ргот! Стареешь ты, Сириус, точно стареешь! Ну как эти обормоты здесь очутились?! Незаметно?

— Перечисление — вот, — я выкладываю на стол перед остолбеневшим от моей наглости Снейпом объёмистый свиток. — Про форму перечисления я ничего не говорил! И, кстати, сказано было «просить прощения», а не «получить». Так что обет исполнен. Я пойду, если не возражаешь?

— Могила, говоришь? Исправит? — довольно-таки зловеще произносит он. И начинает смеяться. Сперва тихонько и словно бы неуверенно, а через несколько секунд — уже во весь голос, едва не сгибаясь пополам.

Близнецы в дверях каменеют. Я тоже. За четверть века (даже больше!) нашего знакомства я ни разу не видел Снейпа весело смеющимся. Даже представить не мог такого. О школьниках за моей спиной и говорить нечего: они, похоже, дружно решили, что спят и видят особо фантастичный сон.

Отсмеявшись, Снейп принимает привычный высокомерный вид и для начала небрежным движением палочки захлопывает дверь, едва не прищемив братцам Уизли любопытные носы. Затем обращается к классу:

— Вы можете начать первый этап работы. И предупреждаю, — голос его приобретает температуру горных вершин холодной зимой. — Если по школе поползут какие-то слухи, я буду знать, кого благодарить за это! У вас около часа.

Класс торопливо принимается разжигать огонь под котлами. Как мне кажется, с облегчением: такой профессор им как-то привычнее. А он тем временем поворачивается ко мне и предлагает с прежней холодностью, указывая на заднюю дверь:

— Пройдём туда, если не возражаешь.

Я не возражаю.

* * *

За дверью оказывается нечто среднее между складом ингредиентов и комнатой отдыха. Некоторое время мы оба молчим. Потом он неожиданно мирным тоном предлагает:

— Садись. И объясни всё же, что за представление ты тут устроил?

— Ты не поверишь, но действительно исполнил Обет. Обещание, данное Судьбе.

— А тебе не приходило в голову, что дурацкие обещания выполнять не стоит?

— Обещания выполнять стоит всегда и любые. Тем более, данные Судьбе. Она дама капризная, ещё обидится... Тем более, что ко мне она всегда была исключительно благосклонна.

— Да-а-а? — Он скептически заламывает бровь. — Ну, ладно. А Уизлей зачем притащил?

— Ты не поверишь, но я даже не подозревал об их присутствии. Старею, не иначе!

— Заметно. Раньше ты меньше повторялся. Что ещё интересного скажешь?

— Да ничего, собственно. Впрочем, нет, скажу. Поговорил бы ты с Гарри, а то парень сам не свой.

— Что он тебе наговорил?! — шипит Снейп, разом переставая быть мирным, зато становясь привычным.

— Да ничего, собственно. Ляпнул к слову про вашу с Джеймсом ругань в поезде. А на резонный вопрос: откуда он это знает? — ответил, что ты ему что-то там наговорил. В предсмертном бреду. А что именно — он никому не скажет. Особенно мне.

— Про бред — это его формулировка?

— Ну что ты! Моя, конечно. Больше он ничего не сказал. Впрочем, догадаться не трудно.

— И о чём ты... догадался? — он без особого успеха пытается быть ироничным.

— Ну, во-первых... Слушай, у тебя Веритасерума нет, случайно? А то ты же мне не веришь...

— Я тебе и с Веритасерумом не поверю!

— Ты уж поверь, сделай над собой усилие. Во-первых, ты рассказал, что вы с Директором договорились. Иначе с чего бы это тебя так быстро реабилитировали, а?

— Завидуешь, — цедит он.

— Уже нет, меня тоже реабилитировали, можешь поздравлять.

— Я тебя сейчас так поздравлю! О чём ещё ты... догадался?

Ох, зря я этот разговор затеял! А может и нет. Стоит расставить, наконец, все точки над всеми буквами.

— Ещё ты, видимо, какого-то Моргота решил сообщить парню, что был влюблён в его маму. Только я ещё не знаю: был это припадок садизма или всё же мазохизма.

Привычно-бледная физиономия Снейпа приобретает сперва цвет молодого салата, а затем, без перехода — зрелой свёклы.

— Это она вам сказала? — выдаёт он самую идиотскую версию, какую только можно придумать. «Она», да ещё и «вам»! Кому это «вам», интересно? Всем четверым?

В первый момент я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы дать ему в морду. Кулаком, безо всякой магии, как, между прочим, давно мечтал. Потом вдруг живо представляю, как мы катаемся по полу, вцепившись друг другу в волосы и сбивая полки, а сверху на нас летят все эти заспиртованные жабы, копчёные тараканы и сушёный помёт беременной гарпии — и с ещё большим трудом сдерживаю смех. Нервный, правда. Истерический.

— Ты не поверишь, но по моему глубокому убеждению Джеймс как раз был единственным человеком, который так и не догадался об этом факте. Ой, да что ты так переживаешь? Мало ли кто в кого был влюблён? Вот я например — в Роксану. С третьего курса. Кстати, если она об этом узнает — тебе не жить!

Выражение лица Снейпа в этот момент заслуживает кисти живописца. Леонардо да Винчи, поскольку мастеру меньшего масштаба такого не передать. Жаль, что он давно умер, бедняга.

Молчание растягивается, как резина. Прервать его я откровенно боюсь, так как совершенно не представляю последствий. Но, на всякий случай, прикидываю, смогу ли быстро выхватить палочку. Вроде бы да...

Потом он медленно опускается на стул (и я только тут осознаю, что мы оба в какой-то момент вскочили) и бормочет:

— Как я от вас от всех устал, если б вы знали...

Лицо у него сейчас действительно бесконечно усталое и все наши сорок лет написаны на нём крупными буквами. Мне очень хочется сказать что-нибудь сочувственное, но как раз в этом случае я хорошо представляю последствия — и молчу. Через некоторое время он с заметным усилием берёт себя в руки и говорит почти нормальным тоном:

— Можешь передать своему драгоценному крестничку, чтобы жил спокойно. Не для того я его столько лет защищал...

— Ну, положим, защищал ты его исключительно по просьбе Дамблдора, — вставляю я. Нет, ну кто меня за язык тянет, а?

— Блэк, ещё одно слово...!

— И ты меня прибьёшь. А Роксана обидится и перестанет тебе Септему поставлять. И останешься ты на старости лет без куска хлеба над головой, с одним профессорским жалованьем...

— Шут ты, Блэк, — обречённо говорит он. — Паяц аристократический!

— Нашёл аристократа! Я ведь позор семьи, забыл? Осквернитель чистоты рода, как любила говаривать моя дорогая маман.

— Как я её понимаю!

— А уж я-то как понимаю! — поддакиваю я. — Ты вот лучше скажи: на свадьбу придёшь?

— К тебе?!

— К Роксане! Меня можешь не замечать. Ладно, ты подумай, время ещё есть.

— А чего тянете? — неожиданно интересуется он.

— Ну, во-первых, я только что официально реабилитирован. Посмертно, кстати. Так что мне надо ещё официально «воскреснуть». И неплохо бы получить потом законное разрешение на проживание в Испании, а то нелегально жить ужасно надоело.

— Вы у неё жить собираетесь?

— Мне пока всё равно, я ещё не знаю, чем стану заниматься, а Роксане жалко свои насаждения бросать. И то сказать: единственная в мире теплица, где Септема растёт!

— Между прочим, такие попытки уже были. Максимум через пять лет или исчезает, или вырождается.

— Вот к концу года и посмотрим. Так тебе приглашение посылать?

— Я подумаю.

— Ладно, думай! — разрешаю я. И сбегаю, пока снова ругаться не начали. И пока урок не кончился.