Времена иные (гет)

Результат анализа был готов, и Алиса неловко замерла возле двери Роланда, не решаясь войти. Летописец впустил её, и девушка, запинаясь, выдала заранее подготовленную фразу: ей очень жаль, но книга — искусная копия.

Роланд слушал, кивая скорее своим мыслям, чем её словам. Результат был ему, конечно, известен. Казимир Вишневецкий если и не знал всю правду о книгах, то определённо что-то подозревал и не желал, чтобы эти знания уплыли к старейшинам Камарильи. Он слишком долго жил среди вампиров, чтобы поверить, что князь позволит своему сородичу кануть в Лету. И уж тем более неправдоподобным было то, что древний, столь важный для вампирского сообщества фолиант просто всплыл на каком-то замшелом аукционе. Для Роланда не составило труда его «достать» — фактически ему его просто подбросили.

Интересно было другое — обращение Алисы. Девушка даже гулем не была ни дня. Такая поспешность объяснялась только одним — приглашением. Завуалированным, неспешным. Мол, посмотри, что у нас происходит. Роланд приглашение принял. В конце концов, все предыдущие действия Камарильи привели к тому, что к книгам сначала ограничили доступ, а потом и вовсе их потеряли. Возможно, следовало действовать иначе.

И вот Алиса вошла и сказала, что книга — подделка. Если бы соврала, даже по приказу Казимира, разговаривать было бы не о чем. Но она сказала правду, пусть и не всю. Роланд кивнул. Если он не ошибался, две книги теперь в Камарилье, и одна скоро будет у него лично. Но эта информация пока не для обсуждения.

Вместо этого можно было поговорить о другом. Алиса, девушка занятная. Во-первых, это неожиданное внешнее сходство. Роланд уже поручил своему гулю в Риге проверить возможное родство. У Летописца в своё время было много смертных родственников, так что, в целом, это было неудивительно.

Ещё неонатка вступилась за шабашита и, насколько Роланд знал, выклянчила у князя себе в гули. Это было бы забавно, если бы речь не шла о столь мрачных событиях. Впрочем, Роланд мог посмотреть. Судьба сыграла с ним интересную шутку — его изъян заключался в том, что он мог пить только кровь людей со строгим моральным компасом. Это не обязательно были хорошие люди или союзники, но сам факт, что Летописец мог их чуять, не раз спасал ему жизнь.

Он спросил Алису, что она думает об этой истории с книгами.

— Всё это вечная борьба. С кучей напрасных жертв. И нужно остановить её, пока она не пожрала нас всех.

Роланд нахмурился. Мысли, которые он привык держать глубоко внутри, вдруг прозвучали чужими устами

— Интересно, — сказал он. — Пожалуй, я соглашусь с твоей формулировкой.

Алиса подняла на него взгляд, и в её глазах он увидел то самое редкое качество, которое искал: Цельность. Пусть наивная, неотшлифованная, но настоящая. Та самая искренность, которой так не хватало сородичам, вечно разрывающимся между Зверем и рассудком.

— Знаешь, — он посмотрел прямо ей в глаза, отбросив маску безобидного учёного, — я буду отрицать сам факт этой беседы.

— Почему? — спросила Алиса, застигнутая врасплох сменой его тона.

Он усмехнулся, поймав себя на том, что смертельно устал за эти восемьсот лет.

— Потому что в наших кругах подобные мысли считаются ересью. Но если отбросить всю эту мишуру — короны, традиции, вечную войну с Шабашем, — то мы все, в конечном счёте, просто люди, случайно ставшие сильнее. И каиниты, и смертные. И было бы куда разумнее, если бы мы нашли способ сосуществовать, а не бесконечно точить друг на друга клыки.

Реакция Алисы была мгновенной и красноречивой. Её глаза расширились, губы приоткрылись от изумления. Похоже, тот образ, что она успела ему приписать, только что рассыпался в прах. Чтобы хоть как-то сохранить свою маску и не выдать полнейшей внутренней растерянности, она скомканно пробормотала: «Мне пора. Спасибо за беседу». И, почти не глядя на него, развернулась и буквально выбежала из номера, оставив дверь приоткрытой.

Роланд не стал её останавливать. Забавный сородич. Юная, наивная, она еще может позволить себе быть шокированной простой откровенностью. Он давно уже забыл, каково это. Но иногда, глядя на таких, как она, он ловил себя на мысли, что, возможно, не всё ещё потеряно. И что эта странная девочка может оказаться куда полезнее, чем он предполагал вначале.