Рыцарь кубков (гет)

«Я думаю тебе нужен парень, который уже знает все твои самые тёмные тайны и всё ещё может сказать: «Эй, мне нравится эта девушка!»»

s01e05 «Never Kill a Boy on the First Date»

Всё утро Баффи провела в взволнованном возбуждении. Сегодня ей предстоял поход в больницу, где её ожидала долгожданная встреча со своим наблюдателем. Девушка не могла унять волнения. Несмотря на то, что Джайлс пришёл в сознание ещё три дня назад, посетить его разрешили не сразу.

Врачи настаивали на покое, напоминая, что Руперт Джайлс пережил клиническую смерть и ему нужно время, чтобы восстановить силы. Баффи также помнила слова доктора, сказанные ей в первые часы после операции — мозг наставника мог пострадать от гипоксии, и не известно, как это повлияет на его жизнь в будущем.

Ребята иронизировали на эту тему, как могли. Ксандер шутил:

— У Джайлса такой перекаченный мозг, что с него не убудет!

Мей подхватывал эту мысль, добавляя:

— Может эта гипоксия, кем бы она не была, заставит нашего душнилу поглупеть до состояния обывателя и мы, наконец, сможем с ним нормально общаться!

Но как ребята не упражнялись в остроумии, очевидным было, что за ним они прячут своё нешуточное беспокойство.

Больше всех, конечно, переживала Баффи.

Страдания настолько изводили её, что она не находила в себе сил ни спать, ни бодрствовать.

По ночам, она читала и плакала. С наступлением темноты страх неизвестности становился особенно острым. Днём она пропадала в конюшне.

С того самого дня, когда девушка нашла душевное родство с лошадью-изгоем, она проводила с ней всё свободное время. Первые дни Баффи приходила к ней в куртке Джайлса, опасаясь, что Энигма не воспримет гостью без сопровождения запаха хозяина. Но со временем, Баффи убедилась, что кобыла расположена к ней и без этих условностей, поэтому сняла с себя свою кожаную броню.

Сделала она это ещё из-за того, что в Вестберри пришло солнце. Погода стояла тихая и бархатная, отчего деревья могли позволить себе покрывать золотом свои могучие кроны, не теряя листьев от ветра и влаги.

В этих прекрасных рыжих лесах Баффи с Энигмой вместе гуляли. Конюхи отговаривали девушку выпускать лошадь из своей левады, уверяя, что она сбежит или может быть опасна. Но Баффи не хотелось отягощать свою и без того измученную душу недоверием, поэтому она не прислушивалась к предупреждениям, и не зря — Энигма вела себя смирно. Она неотступно и преданно следовала за девушкой, как за единственным теперь близким существом, словно заблудший призрак за родственной душой.

Тревога не покидала сердце отважной блондинки, но с того дня, когда Алан сообщил, что Джайлс вышел из комы, стало спокойнее. Как Баффи удалось пережить предыдущие дни, она не понимала.

Помимо истощающего сердце горя, на неё нашло чувство безумно эмоционального голода. Истребительница нуждалась в своём наблюдателе. Так было всегда, но теперь ощущалось острее, чем когда-либо. За время проведённое в Англии, Баффи вросла душой в личность Руперта Джайлса настолько глубоко, что испытывала одержимую зависимость от его общества.

Это заставляло девушку жадно выискивать всё, что помогло бы ей приблизиться к наставнику. Она пыталась найти каждый оставленный его личностью след, каждую мелочь, хранящую его присутствие.

Она переслушала весь его винил. Если бы кто-то в школьные годы сказал, что Баффи будет с упоением слушать это старьё, она бы рассмеялась. Но сейчас это была не просто музыка, это было искусство, в котором Руперт Джайлс находил душевный отклик, и не было для Баффи занятия важнее, чем постигать эту душу.

Истребительнице даже удалось найти на одной из пластинок ту самую песню, которую Джайлс пел под гитару в тот вечер, когда их район остался без электричества. Девушке вдруг подумалось, что в исполнении наблюдателя песня звучала лучше, чем в оригинале.

Эту композицию Баффи крутила снова и снова, вслушиваясь в её жизнерадостный мотив и полный доброго смысла текст. Но весёлые ноты не радовали её, наоборот, их живость так контрастировала с тоской на душе Баффи, что ещё больше подчёркивала её.

В один из самых тяжёлых дней, Баффи отказалась ужинать со всеми и, переходя привычным маршрутом от своей комнаты к комнате наблюдателя, подслушала разговор на кухне.

Джереми, который в этот день был в гостях, рассказывал ребятам про Джайлса, про их общую юность и совместные приключения.

Услышав это, истребительница почувствовала прилив возбужденной бодрости и тут же поспешила спустится вниз. Завидев её появление, Уиллоу, не говоря ни слова, усадила подругу за стол и поставила перед ней тарелку ароматного тушёного с овощами мяса.

Джерри был хорошим рассказчиком, рассказанные им истории представали перед глазами яркими, запоминающимися всполохами, а ирония и шутливость, с которой он преподносил события, расслабляли затянутые на сердце узлы напряжённой тревоги.

После истории о том, как пойманный за быструю езду на своём Триумфе юный Руперт пытался убедить офицера, что он один из участников группы Пинк Флойд, все хохотали вповалку. Баффи чувствовала, как рьяно и звонко рвётся смех из её груди и наконец поняла, что, собираясь здесь вечерами, ребята не только ищут отвлечения от горя, но и находят выход клокочущему внутри напряжению. В смехе каждого сидящего здесь она слышала отчаянные, нервные ноты, но поняла, что смеяться всем вместе всё же лучше, чем рыдать в одиночку.

Вслед за Джереми, свои истории, связанные с наблюдателем, вспомнил Ксандер. За этими весёлыми, полными красок воспоминаниями, Баффи и не заметила, как проглотила свою порцию, поев впервые за последние несколько дней.

Она пересмотрела все альбомы с фотографиями, бывшие в доме. Ранее неизведанная молодость, юность и детство наблюдателя, теперь были словно у неё на ладони. Баффи сама будто бы погрузилась в те времена, когда Руперт был беззаботным мальчишкой, любящим книги про путешествия и военные самолёты.

Разглядывая детские фотографии Руперта, Баффи нашла его очень милым и обворожительным ребёнком. Его непослушные торчащие в разные стороны волосы забавно сочетались с тяжёлыми очками на его переносице, которые уже тогда придавали ему вид заумный и не по возрасту строгий. Стало вдруг грустно от того, что наставник мог уйти, не оставив своих детей. Мир был бы прекраснее, если бы в нём были ребятишки похожие на Джайлса, с такими же зелёными глазами, такой же тёплой улыбкой. Сердце болезненно сжалось и, вместе с тем, отчего-то зашлось нежным трепетом.

Истребительница много думала о семье наставника, о всех тех людях, глядевших на неё с выцветших снимков. В их лицах, таких разных и, в то же время, удивительно похожих, Баффи узнавала знакомые черты. Оказывается, глаза Руперту достались от матери, рослость и характерная привычка хмурить брови — от отца.

Родители Джайлса погибли, бабушка Энда умерла чуть позже, и он остался совсем один. Раньше Баффи воспринимала это просто как факт, но теперь, заглянув в глубину личности англичанина, исследовав ранее неизведанные уголки его памяти, его жизни, она сочувствовала каждому горю, выпавшему на его долю.

Ей вдруг так захотелось его жалеть.

Даже сейчас, направляясь на долгожданное посещение в больницу, Баффи чувствовала, как тонет её сердце в липком горько-сладком сиропе сочувствия, заполняющего её изнутри.

Но это не была та покровительственная жалость, которую чувствуешь к кому-то слабому и беспомощному. Напротив, это было глубокое, благоговейное, очищающее душу сострадание. Сейчас Джайлс казался Баффи самым сильным мужчиной на свете, несущим огромную тяжесть на своих плечах и душе. Его сила восхищала её и побуждала в ней желание разделить его муки, быть той, кто поделится с ним своим теплом, подбодрит его, вдохновит и поддержит.

Несмотря на предыдущие дни, полные солнца, сегодняшнее утро выдалось туманным и пасмурным, как и водится в этих краях.

Утопающие в тумане разноцветные деревья, оперившиеся медью и золотом, выглядели подчёркнуто ярко на фоне свинцового неба. Словно красно-оранжевые мазки на сером холсте, мелькали они перед глазами истребительницы, глядевшей на них из окна несущийся по трассе машины.

— Волнуешься? — спросила Дон, заметив, как сжимаются в кулаки беспокойные руки сестры.

— Немного, — улыбнулась она, на что Дон взяла её руки в свои и кивнула:

— Я тоже.

Баффи прильнула к сестре и склонила свою голову ей на плечо.

Дон до сих пор чувствовала себя неловко за тот обличающий скандал, который она устроила истребительнице. Сама же Баффи была благодарна ей за него — именно тот разговор встряхнул её и запустил в ней цепочку поразительных изменений, расставивших по местам все её мысли и чувства, перемешанные между собой.

Вспомнилась карта Зедекии, изображающая тринадцатый аркан и слова Джайлса, которые говорили, что смерть — это не конец, а трансформация, переход из одного состояния в другое.

Неужели пророчество ведьмы сбывалось?

Истребительница чувствовала, что изменилась. Баффи будто бы умерла и родилась заново, а вместе с ней родились её новые цели в жизни. Сами цели ещё не были доступны девушке, но она чувствовала, как неизбежно несёт её к ним ветер перемен, наполняющий паруса её сердца. Она стала по-новому смотреть на вещи в жизни, ранее казавшиеся привычными. В том числе, и на людей в ней.

В частности, на одного конкретного человека.

И ей не давала покоя мысль, что и сам этот человек, между тем, прошёл трансформацию. Он буквально пережил смерть, физическом смысле — у Джайлса остановилось сердце. Интересно, как изменится он? Поменяются ли после пережитого его взгляды на жизнь? Посмотрит ли он по-новому на тех, кто его окружает?

Например, на Баффи.

И что он увидит? Разглядит ли он что-то недоступное раньше?

Девушка сама смутилась от того, насколько сильно её это волнует.

Тем временем, машина, которую вёл Алан, остановилась около больницы. За ним подъехал Рендж-Ровер Джереми, который привёз Ксандра и Уиллоу.

В больнице к ребятам вновь вышла та строгая женщина в белом халате, повстречавшаяся им в первый день.

Она оглядела прибывшую посетить Руперта Джайлса делегацию экзаменующим взглядом поверх очков и сказала сухо:

— Пущу только двоих, не больше, выбирайте.

Пока ребята переглядывались, Баффи не теряя времени, шагнула вперёд:

— Я пойду.

Врач посмотрела на молодую американку испытующим взглядом. Она помнила эту девушку, растерявшуюся от вопроса, какие отношения связывают её с пострадавшим, и не могла не отметить, что в ней что-то изменилось. Истощённая переживаниями блондинка была полна решимости и отчаянной смиренной преданности.

— Хорошо, — в глазах доктора вдруг замерцало что-то одобрительное, — Тогда идите одна.

Ребята, тем временем решавшие, кто пойдёт вторым, лишившись такой возможности недовольно загудели, но врач была непреклонна.

Что-то ей подсказывало, что блондинки с горящими надеждой глазами, будет более чем достаточно.

Врач проводила посетительницу до палаты и растворилась где-то в глубине коридора. Когда Баффи обернулась, её уже не было.

Девушка застыла в испуганной нерешительности.

Что ждёт её за этой дверью? Будет ли Руперт Джайлс прежним или ей предстоит познакомится с новым Рупертом, больным и беспомощным?

Пострадал ли его мозг? Жива ли его память? Вдруг он вообще не узнает свою истребительницу?

Некстати Баффи вспомнилось, как собственная мать не узнавала её, во время рецидивов своей болезни.

Девушка почувствовала, как её ослабевшие колени, отозвались гулкой дрожью.

Одна её часть была готова убежать от страха перед неизвестностью, но вторая, та самая, что заставляла её сейчас тянуться к дверной ручке, рвалась вперёд с ослепляющей страстью.

Она так соскучилась по своему англичанину. Она так устала жить в мире, где его нет. Так пусть если Баффи не может получить его полностью, то получит хотя бы половину, четверть, треть той личности, что от него осталась.

С пылкой решительностью Баффи поняла, что в каком состоянии не был человек за дверью, он нужен ей любым. Ради того, чтобы ещё раз увидеть тёплые и добрые глаза Руперта Джайлса, она согласна всё стерпеть и принять.

С этими мыслями, она толкнула дверь.

Та тихо скрипнула и за этим звуком пришла пугающе пустая тишина. Над кроватью наблюдателя суетилась медсестра, из-за её спины Джайлса не было видно, Баффи застыла в дверях.

Медсестра ставила капельницу. Движения её были точны и энергичны, но это не спасло истребительницу от ощущения, будто эта процедура длилась целую вечность. Когда медсестра нагнулась, чтобы ввести иглу в вену, Баффи открылось лицо наставника.

Верхний край кровати был поднят, Джайлс полулёжа сидел. Его лицо, измождённое и безразличное, застыло в отрешённом выражении и даже от прокола иглы на нём не дрогнул ни единый мускул. Глаза его безучастно смотрели куда-то сквозь пространство и не выражали абсолютно ничего.

Баффи боялась подать голос, равно как и подойти ближе. Наставник никак не реагировал на её присутствие и это порождало в её сердце панику. Вдруг она теперь для него совершенно чужой и незнакомый человек?

Вдруг он не помнит её, как и не помнит того, что их связывает.

От этой мысли к горлу подкатил горький ком.

Вдруг её слух различил тихое:

— Чёрная, кажется… Или бордовая, всё-таки? — растянуто произнёс наблюдатель, будто задавая вопрос самому себе, всё также рассеяно глядя куда-то перед собой.

О чём он? Что он говорит? Неужели, его разум всё-таки пострадал? Баффи вспомнилось, как говорила всякие бессмысленные фразы мама, когда опухоль давила ей на мозг.

Бедный, бедный Джайлс. Сердце зашлось от тоскливого сожаления. Баффи сделала попытку приблизиться, но замерла после первого шага — так велика была испуганная робость, одолевавшая её. Неужели, она больше никогда не увидит наставника прежним? Её захлестнуло отчаяние.

— А у тебя было подобное, Баффи? — вздрогнув, девушка услышала своё имя из уст наблюдателя. — Я имею в виду, когда ты умирала. Я-то думал, что возвышусь над телом, увижу почивших родственников, потом полечу на свет в конце туннеля и встречусь с седовласым Богом, который встретит меня какой-нибудь глубокой мудростью…А на деле, мне всё это время виделся лишь какой-то бессвязный бессмысленный бред, похожий на сон при лихорадке…

Истребительница не могла сделать вдох. Она не могла поверить, что снова слышит этот голос, в привычной душной манере рассказывающий о своём негодовании.

Джайлс прежний.

— Так вот, ты представляешь, мне снились запонки, которые родители подарили мне в честь окончания школы. Мой воспалённый ум вдруг внушил мне, что эти чёртовы запонки — самая необходимая вещь на свете. Всё это время мне являлся длинный кошмар, где я ищу их, но не могу найти. Я не видел эти запонки уже лет двадцать, а теперь не могу выкинуть их из головы. Они у меня буквально на сетчатке отпечатались… Коробка у них ещё была бархатная… Бордовая, всё-таки... Или чёрная.

Договорить Джайлс не успел — в его плечи вцепились тонкие пальцы, а на грудь упала полная всхлипов голова.

Увидев, как энергично бросилась к пациенту посетительница, медсестра взволновалась.

— Не переживайте, — успокоила её Баффи, — Я знаю, как не сделать ему больно…

И действительно, только сейчас Джайлс обратил внимание на то, что, филигранно обняв, девушка не причинила ему и малейшего дискомфорта.

Заметив, что в беспокойстве нет необходимости, медсестра кивнула и вскоре, покинула палату.

Как только дверь за ней закрылась, истребительница продолжила придержанную ранее мысль:

— …и как сделать, тоже знаю!

С этими словами, Баффи ткнула наблюдателю кулачком в рёбра, от чего тот подпрыгнул и сморщился.

— Это тебе за твоё безрассудство, парень. — сказала она строго. — Я очень зла на тебя! Ещё раз выкинешь подобное и я откручу тебе голову.

Джайлс вдруг рассмеялся — истребительница была такой насупленной. В её злом взгляде плескалось беспокойство и такая большая детская обида, что его сердце сдавленно затрепетало.

— Ты как будто бы не удивлён меня увидев! — в душе Баффи засвербела капризная жажда внимания, по которому она истосковалась, — Я, между прочим, ходила в подземелья, откуда живыми не возвращаются, если ты забыл. Мог бы хотя бы спросить, как у меня дела.

— Прости, — Руперту захотелось погладить девушку по плечу, но он не позволил себе этого из-за грубых шершавых лангет на своих руках. — Я действительно не удивлён, я знал, что ты вернулась и с тобой всё в порядке. Мне кажется, это наша с тобой не первая встреча после твоего похода. Я не уверен, но у меня такое чувство, будто ты уже приходила ко мне. Я не могу этого объяснить, но я ощущал это.

Сердце Баффи сладко и трепетно ёкнуло:

— Правда?

Джайлс кивнул, задумчиво и даже немного смущённо.

Баффи смотрела на мужчину с тёплой завороженностью и молчала. Внутри неё кипела буря непонимания — ей столько хотелось сказать Джайлсу, у неё было столько слов, заготовленных для него заранее. Но сейчас, оказавшись здесь, она вдруг растеряла их.

А ведь истребительница писала наставнику письма. Признательность и тоска так давили на неё изнутри, что она не нашла для них выхода лучше, чем излить на бумагу. Она представляла, что пишет наблюдателю послания, которые он обязательно прочтёт. Тогда она не боялась осуждения, но сейчас, посмотрев в глаза англичанина, пусть и усталые, но полные жизни, она вдруг испугалась своей откровенности. А что если он её не поймёт? Баффи осознала, что попросту не переживёт, если не почувствует в ответ на свои душевные порывы взаимного трепетного отклика. Потому безопаснее было не рисковать.

Преодолев какое-то странное смущение, Баффи всмотрелась в лицо наблюдателя. Её внимание привлекла его опухшая нижняя губа, рассеченная раной и зашитая аккуратным хирургическим швом.

От того, насколько долго и заинтересованно всматривалась девушка в его лицо, Джайлс почувствовал смущение.

Девушку, тем временем, одолевало странное чувство. Глядя на раны наставника, которые она справедливо считала своими, она чувствовала своё моральное право на то, чтобы изучать и рассматривать их. Так же, её неуёмно тянуло касаться тела, которое несло эти раны на себе. Это тяга была столь ясной и естественной, что от своих действий истребительница не испытывая ни малейшего смущения.

— Сильное рассечение, — заметила Баффи вслух. — Тебе, наверное, и говорить то больно…

С этими словами, не отрывая взгляда от привлёкшей её раны, истребительница, не осознавая того, что делает, легонько погладила кожу вокруг неё.

Почувствовав нежные пальцы на своём подбородке, Джайлс прикрыл глаза и кивнул рассеяно и смущённо, не понимая, как ему реагировать на этот жест. Его голова до сих пор была ватной и соображала со скрипом, поэтому он уговорил себя не придавать какого-то особого значения этому прикосновению. Позже, он вообще убедил себя, что всё это ему привиделось.

— А знаешь, откуда это? Как я разбила губу?

Наблюдатель покачал головой медленно и осторожно, не желая спугнуть дрожащие у его лица пальцы.

— Это я врезалась в каменную стену. Не заметила её в темноте, когда бежала.

Наблюдатель цокнул языком в задумчивости:

— Стена в порядке?

Истребительница зло засопела и выпрямилась:

— Слышишь, умник, я тебе сейчас капельницу перекрою!

Утренние тучи рассеялись и палату заполнил густой свет полуденного солнца. От оконного стекла тянуло теплом.

С улыбкой глядя на девушку, Руперт поймал себя на мысли, что чувствует себя одновременно и измождённым, и наполненным. Он был уставшим и счастливым, как спортсмен, победивший в состязании. Баффи жива и здорова, мир стоит, где ему и положено, а сам англичанин жив и… Однако, рад, что он жив!

Он чувствовал, как на фоне былых страданий, сейчас ему, наконец, полегчало — всё же ничто так не возвращает вкус к жизни, как близость смерти.

И как приятно было видеть перед собой эти любимые и такие радостные глаза, которые излучали тепло, предназначенное лишь ему. Джайлс вдруг подумал о том, как всё-таки хорошо, что он не написал в своём прощальном письме то, что изначально планировал.

Измученный своими чувствами, он чуть не поддался порыву открыть их истребительнице. Хандра и отчаяние так изнурили его, что он, невольно, начал ощущать на девушку обиду. Ему захотелось бросить своё признание ей в лицо, застать её врасплох. Ему хотелось вынудить её думать о нём, как о мужчине, хотя бы после своей смерти. Пусть она, хотя бы раз, хотя бы с отвращением, но примерит на себя любовный союз с ним.

Но что-то его остановило. Всё же, ему хотелось оставить после себя память светлую, добрую. Да и не хотелось из-за стремления заявить о своей боли, нанести Баффи душевную травму. Всё-таки, хоть истребительница и причиняет англичанину боль, она всё же в этом совсем не виновата.

Сейчас Джайлс был очень рад, что его заботливая любовь к истребительнице одержала верх над его обиженным эго — какое счастье, что он не взболтнул в письме лишнего.

Конечно, если бы Руперт мог знать заранее, что выживет, то не стал бы писать и о своей попытке расстаться с жизнью. Должно быть, это тоже было лишнее. Он сделал это только потому, что надеялся этим снизить ценность своей жизни, что помогло бы девушке меньше страдать, в случае его гибели. Но, что сделано, то сделано и потом, это откровение не говорит ни о чём конкретном, оно только лишь выставляет Джайлса человеком, порой склонным к эксцентричным поступкам.

На секунду англичанин представил, как сложилась бы судьба, если бы он всё же упомянул в письме о своих чувствах и не соизволил умереть. Баффи точно не смотрела бы на него сейчас такими весёлыми и добрыми глазами.

Она бы, наверное, вообще не захотела его больше знать.

Эта горькая мысль бросила тень на сердце Руперта, но вдруг он почувствовал, как по его запястью пробежали легкие нежные пальцы. Истребительница взяла его руки в свои.

Баффи провела пальцами по сухому шершавому гипсу, покрывавшему правую кисть. Так как девушка была правшой, правая рука пострадала больше. Затем Баффи взглянула на свои руки, нежные, не потерявшие в подземельях и капли своего хрупкого изящества, и её лицо стало столь грустным, что казалось ещё мгновение и в глазах замерцают слёзы.

— Джайлс, мне так жаль. Твои руки… Ты сможешь играть на гитаре?

Джайлс задумался на секунду, затем ответил деловито и иронично:

— Спорный вопрос — а мог ли я раньше? Знаешь, мой уровень исполнительства не так высок, чтобы переживать за мои навыки. Не переживай, всё восстановится.

Радовало одно — Руперт Джайлс был левшой, а левая рука пострадала значительно меньше. Баффи погладила её сухую, залитую антисептиком кожу, вокруг наложенных на костяшки швов.

— Джайлс, прости меня, — сердце девушки переполнено было всеобъемлющим состраданием, она кое-как подавила в себе желание припасть к этой руке губами, — Если бы я только знала, чьи руки пострадали тогда, когда я крошила свои кулаки о камни… Я бы нашла в себе силы себя остановить.

— Угу, — нахмурился Джайлс, глядя на девушку с укором. — Свои собственные руки, значит, тебе жалко не было?

Истребительница удивилась этой мысли, но не нашла, что ответить.

— Это будет тебе уроком, — глаза наставника смягчились. — Всякий раз, когда ты делаешь больно себе, страдают те, кому ты дорога. Это работает и без всяких заклинаний. Поэтому, если в следующий раз решишь себя поистязать — подумай о тех, кто о волнуется о тебе.

Полные смиренного понимания глаза Баффи вдруг блеснули:

— Кто бы говорил!

Джайлс улыбнулся, а на его душе стало совсем тепло и трепетно.

В дверь постучали. Это врач пришла сообщить, что посещения на сегодня закончено. Заходить сразу она не рискнула, ей не хотелось быть той, кто своим появлением разрушит хрупкое очарование момента и посеет неловкость.

— Эй, Джайлс! — окликнула истребительница провожающего её взглядом наставника. — Зелёная.

— Что прости?

— Коробочка зелёная. Та, что с твоими запонками. Лежит она в гостиной, на стеллаже с фотоальбомами.

Если бы не присутствие строгого доктора, Баффи рассмеялась до истеричного визга — у наблюдателя было настолько потрясённое и благоговейное лицо, что казалось он постиг, как минимум, тайну мироздания.

Руперта же, помимо очевидной радости от находки, переполнило чувство трепетной ностальгии — последней женщиной, надёжно знающей где найти в доме даже самую безнадёжную пропажу, была его мать.

Истребительница, хихикая, вышла из палаты, по пути виновато покосившись на врача, и с удивлением отметила, что вместо укора у неё в глазах пляшут весёлые искорки.

Уходила Баффи с полным радости сердцем — ей разрешили посещать наставника каждый день. Томящиеся в ожидании Скуби, встречавшие истребительницу в холе, взорвались громкой радостью от принесённых ею новостей. Решено было отпраздновать этот замечательный день, ставшим освобождением от былых тревог.

Вечер вышел веселым и шумным. Баффи впервые за всё это время поела с аппетитом и смеялась без дрожи в голосе, тоже самое было и с остальными. Теперь, когда угроза огромной потери не висела над этими людьми, они позволили себе обсуждать «День взятия Стоунхенджа», как называл его Ксандер, без привкуса горечи от трагедии, произошедшей тогда.

Мужчины снова вспомнили маленького вампира в смешном коротком плаще, Уиллоу делилась своими впечатлениями от поразившей её энергетической мощи, которую излучали камни — (по её словам, она до сих пор испытывала мурашки при одной только мысли о них) — а Дон, без устали восхищалась масштабом произошедшей драки.

И все они с упоением слушали рассказ истребительницы о её путешествии по подземелью, о Экскалибуре, комнате с факелами, и о страшных видениях, охвативших её разум. Конечно же, Баффи не рассказала, какие именно ужасы она видела. Не рассказала она и о том, чем ей пришлось заплатить за это маленькое путешествие.

Сила к ней так и не вернулась.

Баффи сама не понимала, почему не может сообщить об этом своим близким. Ей казалось, будто признавшись, она ступит на новую жизненную дорогу, идти по которой она ещё не готова. Легче было всё отрицать и убеждать себя в том, что это явление временное, досадное недоразумение, которое скоро само рассосётся.

— Баффи, — пока остальные смеялись от очередной пантомимы Ксандра, Алан, заметив задумчивость девушки, обратился к ней, — Может быть, сходим куда-нибудь завтра?

За все эти дни, пока наблюдатель был в коме, Алан чувствовал, что поле горя и отчаяния вокруг истребительницы было настолько плотным, что отталкивало его. Как не старался Браун проявлять в её жизни своё участие, он натыкался лишь на взаимную неловкость. Честно говоря, Алан и сам не знал, как вести себя с Баффи, пока она в таком состоянии. Его одолевало какое-то встревоженное чувство. Он будто бы не узнавал свою возлюбленную, Баффи была другой, и эта «другая Баффи» хоть и была по-прежнему привлекательной, но не вызывала в его душе былого трепетного узнавания.

Сейчас, когда угроза, нависавшая над их головами, сошла на нет и истребительница заметно повеселела. Браун решил предпринять попытку наладить с ней прежнее радостное взаимодействие.

И он очень вдохновился тем, с каким энтузиазмом девушка приняла его предложение:

— Да! — Баффи схватила Алана за рукав. — С радостью!

Истребительница увидела в предложении парня возможность обсудить с ним потерю своей силы. Заявить об этом во всеуслышание она была ещё не готова, но поделиться сокровенным с человеком столь близким было бы неплохим первым шагом к глобальному признанию.

Баффи хотелось поделиться своей проблемой с Джайлсом, но ей слишком не хотелось беспокоить неокрепшего наставника по пустякам. Если, конечно, эта проблема была пустяком. Алан же, всё-таки, был её парнем, будет неплохо, если она начнет доверять откровения человеку, рядом с которым собирается провести всю оставшуюся жизнь.

Она ведь собирается?

Эта мысль пробудила в душе какое-то сопротивление. Наверное, Баффи ещё не готова заглядывать так далеко.

— Я заеду за тобой после обеда, идёт?

Глаза у Алана были радостными и полными надежды, это придало истребительнице уверенности, и она утвердительно кивнула.

* * *

Всё следующее утро Баффи провела за уборкой. От предстоящего разговора с Аланом её одолевала тревога. Девушка даже пару раз попыталась приподнять диван в гостиной, надеясь, что сила вдруг вернётся к ней и грядущего признания получится избежать.

Истребительница молила Бога, чтобы Дон или Уиллоу, также участвовавшие в уборке, не попросили её что-нибудь поднять или подвинуть. Ей было не только страшно признаться в беспомощности, но и неловко за то, что она уже передержала свой секрет так долго — Баффи не представляла, как ей оправдывать своё молчание.

После уборки, девушка принялась наводить марафет. Ей просто необходимо было занять себя какой-то рутиной, чтобы унять внутреннюю дрожь. Она без конца поправляла прическу, проверяла макияж, меняла наряды, чувствуя себя в каждом из них ещё нелепее, чем в предыдущем.

Но несмотря на неудовлетворённость девушки от своего внешнего вида, Алан сказал, что выглядит она замечательно.

После вкусного обеда в уютном, светлом кафе, выходящим своими большими окнами на парк, полный золотой листвы, пара сидела за столиком и, объединённая чувством ленивой сытости, неторопливо общалась в полголоса.

— Баффи, — Браун отвлёк девушку от разглядывания пышной клумбы из белых и сиреневых сентябринок за окном, — Скажи честно, ты не обижаешься на меня?

От неожиданности истребительница округлила глаза:

— Я на тебя? С чего бы?

Алан помолчал, старательно глядя куда-то в свои сцепленные руки, после чего ответил надломлено:

— За то, что я отправил тебя туда. В подземелья.

Мужчина выглядел таким виноватым, что Баффи была сбита с толку.

— Алан, в чём твоя вина? Ты меня никуда не отправлял, я пошла к Стоунхенджу по своей инициативе и воле. Да и операцию организовал ты превосходно.

— Возможно, — нахмурился молодой человек, — Но я не могу отделаться от мысли, что оплошал. Я чувствую вину и всё думаю — может я должен был остановить тебя? Надо было запретить тебе ввязываться в это дело, настоять на этом. Может, с моей стороны было бы правильнее вообще пойти против Совета? Бросить ему вызов? Как сделал мистер Джайлс когда-то…

Баффи вздрогнула. Почему Алан вспомнил о наблюдателе и его бунте с последующим увольнением? И почему Брауну вдруг пришло в голову сравнивать себя с ним?

— Алан, — сказала девушка, преодолев ошарашенное оцепенение, — Это совсем другое. Тогда на кону не стояла судьба человечества. Ситуация была другой. Да и Джайлс совсем другой, он… он…

— Особенный? — предположил Алан с пристальным и напряжённым прищуром.

Баффи испугалась этого неизвестно чего ожидающего взгляда.

— Чокнутый. Он чокнутый, Алан. Отчаянный, хоть по нему этого не скажешь.

Мужчина хмыкнул.

— Тем не менее, этот чокнутый спас тебе жизнь. И человечеству, заодно.

— У чокнутых свои причуды.

Алан улыбнулся облокотился на стол, так, чтобы оказаться ближе к собеседнице.

— Должно быть, я и правда зря рассуждаю об этом, — он заправил девушке за ухо её золотистый локон, старательно завитый ею крупными мягкими волнами. — Главное ведь другое — то, что все живы, работа сделана и, мы поживём спокойно, как минимум, до следующего апокалипсиса.

Браун вскинул шутливый взгляд на часы:

— Хотя бы, ближайшие пару часов он не предвидится, надеюсь?

Баффи улыбнулась, отметив про себя, что Алан вскидывает брови совсем, как Ангел. Он и правда очень на него похож. Тем временем, мужчина отвернулся к окну и выдохнул с усталым облегчением:

— Я рад, что всё обошлось.

У истребительницы гулко ухнуло сердце. Сейчас самое время заговорить о её тайне.

— Не совсем всё.

Браун поднял на девушку встревоженный взгляд, а та потупила глаза. Ей требовалось время на разбег, перед тем как прыгнуть в пропасть откровенности.

После паузы, она заговорила:

— Ты ведь помнишь, я рассказывала про меч в камне, — осторожно начала она и продолжила только после того, как собеседник кивнул, — Так вот, чтобы вытащить его, я приложила все свои силы. Когда мне это удалось, я ощутила облегчение и непонятную мне тогда слабость. Я потеряла силу, Алан. Истребительскую силу.

Глаза Брауна наполнились напуганным непониманием. Казалось, он вообще не представляет, как такое возможно.

Девушка продолжила, будто бы оправдываясь:

— Я не сказала сразу, так как сама не была уверена. Я надеялась, что это временно, пару дней я отлежусь и всё вернётся как было. Но чуда не произошло.

Баффи с таким трудом преодолела внутреннее сопротивление, сказав это, таких сил ей стоило приглушить свое недоверие, ради этого признания, что теперь она ждала какую-нибудь награду за свои труды. Какие-нибудь ободряющие слова из уст Алана, которые успокоят её вселят в неё надежду. Что-то такое в его взгляде, в чём она может увидеть свою опору.

Но в глазах Алана вдруг полыхнул неприкрытый страх.

К нему снова вернулось чувство вины. Кто как не он виноват в том, что Баффи оказалась в пещерах и потеряла свои способности?

Но если Баффи ещё не знала, как ей относиться к этой потере, её спутник же сформировал своё отношение к этому в первую же секунду. Для Алана Брауна новость о том, что своих способностей лишилась самая сильная и известная истребительница современности, казалась катастрофой.

Он соскочил с места и, сев рядом с девушкой, с усердием сжал её руки:

— Баффи, — сказал он с голосом полным сочувственного сожаления, — О, Баффи мне так жаль. Я не представляю, как ты держишься. Баффи, я буду рядом. Мы справимся. Мы найдём выход. Я подниму Совет, всех ведьм, мы найдём способ исцелить тебя. Это я во всём виноват. Нужно было отправить в пещеры кого-то другого, кого-то не столь ценного и важного…

С этими словами он прижал ошарашенную девушку к своей груди и уткнулся губами в её макушку.

Баффи не знала, что ей и думать. Она не чувствовала себя больной и требующей исцеления, она просто чувствовала себя иначе. Не приятным также было осознание того, что ценность Баффи Саммерс, казалось, была лишь в её могучей силе. Она видела желание Алана поддержать её, утешить, но не была уверена, что нуждалась в утешении. Она искала чего-то такого, что придавало бы ей уверенности на её пути. Слова, намекающие на то, будто она больная, которую нужно лечить, не то что не давали уверенности, а наоборот, окончательно выбили из-под её ног всякую жизненную опору.

Тем не менее, Баффи не могла жаловаться — она получила поддержку, Алан заглядывал ей в глаза с сочувственной услужливостью, готовый бросится искать для неё противоядие в любую секунду. Но почему-то, счастья девушке это не принесло.

Истребительница почувствовала себя опустошённой.

Она обняла Алана в ответ, ободряюще погладив его по спине, будто он был пострадавшим, требующим сочувствия, затем отстранилась, улыбнулась устало и покосилась на настенные часы.

— Алан, уже четвёртый час, — заметила она. — Не подкинешь меня до больницы? Пока время посещений не кончилось, хочу попроведать Джайлса.

— Конечно, — излишне участливо закивал Браун. — С радостью.

Ехали девушка и её спутник в полной тишине. Каждому было о чём подумать.

Баффи проваливалась всё глубже и глубже в трясину депрессивного отчаяния — подтвердились её самые худшие опасения. Она подозревала, что, потеряв свою силу, она потеряет саму себя и теперь, реакция Алана подтвердила это. Именно поэтому она боялась признаваться — её пугало, что люди перестанут видеть в ней прежнюю Баффи. Они будут видеть в ней лишь остаточную бледную тень той славной истребительницы, какой она была когда-то.

Алан же, также сокрушаясь в приступе самобичевания, ещё подумал о том, что, кажется, понял, почему Баффи казалась ему чужой в последнее время. Брауну даже полегчало — раньше он думал, что причина их взаимного отдаления в чём-то другом. В таком, что заставило бы его ревновать и оскорбиться, как мужчину. Теперь же, Алан с чистой совестью назначил беспомощность истребительницы главным зерном всех проблем и успокоился, твёрдо решив, что обязательно поможет девушке вернуть её утерянную уникальность.

Когда пара приехала к больнице, Баффи попросила Алана не ждать её, заверив мужчину, что доберётся домой на такси. Браун упирался, но когда девушка заявила, что хочет побыть одна, он всё же с пониманием уступил — она ведь переживает такое горе!

Но только Баффи не видела горя в своём состоянии. До сегодняшнего дня.

Раньше все её мысли занимали думы о наставнике, волнение о нём. На фоне угрозы потерять Джайлса потеря дара не имела никакого значения.

Теперь же пришло время задуматься, а кто Баффи без своей силы? Кто она, если не истребительница вампиров?

С этим грузом на сердце, Баффи дошла до палаты, где лежал наблюдатель. Увидев его, она повеселела — англичанин читал газету с нахмуренным видом.

— Утоляешь накопившийся информационный голод? — зазвенел голос девушки в дверях.

— Да, — кивнул наблюдатель и отложил газету. — Поток жизнеутверждающего оптимизма, сходящий из новостных сводок, так воодушевляет, что хочется снова вернутся в кому!

Баффи понравилось иронично брюзжащее настроение наставника. Оно говорило о том, что он в порядке.

— Для человека при смерти, ты подозрительно свежо выглядишь!

Девушка положила на тумбочку принесённые ею гостинцы и села на край кровати.

— Во-первых, я не при смерти, — возвёл глаза к потолку наставник. — Во-вторых, врач говорит, что я хорошо восстанавливаюсь. Должно быть, благодаря своей природной физической мощи, — сказал он таким голосом, что Баффи прыснула. — Ну, или благодаря магии Грааля, что более вероятно.

— Думаешь, Грааль и сейчас имеет своё влияние на тебя?

Джайлс пожал плечами:

— Не уверен, но исходя из того, что раны на моём теле оказались благодаря ему, могу предположить, что их удачное заживление тоже его работа. Кстати, где он?

Баффи рассеяно покачала головой:

— Грааль мы так и не нашли. Равно как и Зедекию.

Джайлс удивился:

— Зачем вы искали Зедекию?

Баффи опустила глаза, почувствовав беспомощную растерянность от нахлынувших воспоминаний.

— Когда тебя… — девушка осеклась, — В общем, когда ты попал сюда, я была в таком отчаянии, что искала помощи везде, где только можно. Я очень боялась, что ты не придёшь в себя или… Короче говоря, Зедекия была моей последней надеждой. Но она исчезла.

На самом деле, помимо того, что девушка уже упомянула, у неё была ещё одна причина искать ведьму — это карты из её колоды, которые в своих пророчествах плотно переплетали судьбы истребительницы и её наблюдателя. Именно потребность вникнуть в это переплетение и заставляла Баффи особо рьяно искать Зедекию. Но признаваться в этом Джайлсу, блондинка побоялась.

Мысль о том, что девушка о нём волновалась, была наставнику приятна. Правда, он быстро осадил себя — Баффи всегда переживала о нём.

Правда не с достаточно глубокой нежностью, какой ему бы хотелось.

Джайлс помолчал в смиренном сочувствии, глядя куда-то перед собой, после чего оглядел задумчивую девушку и сказал, намереваясь сменить тему:

— Как дела у Алана?

Девушка испуганно встрепенулась.

— Как ты понял, что я была с Аланом?

Джайлс пожал плечами.

— По тебе видно, что ты была на свидании, — англичанин улыбнулся: — Вряд ли, ты стала бы спать на бигудях, ради дежурного похода в больницу.

Баффи растеряно коснулась своих пышных завитых волос и смутилась. Стало вдруг обидно, что наставник считает, будто для него она прихорашиваться бы не стала. Мысль, что Джайлс считает себя менее достойным её усилий и красоты, чем Алан, неожиданно задела девушку.

Озадаченная природой этой своей реакции, девушка впала в задумчивость.

Глядя на то, как взволнованно истребительница без конца крутит кольцо на своём пальце, наблюдатель вздохнул:

— Баффи, что случилось?

Глаза истребительницы наполнились испугом.

— Нет, нет, Джайлс, — залепетала она. — Я обещала себе, что не буду ничего тебе рассказывать, — в подтверждение этого, девушка вскочила и начала собираться. — Я должна беречь тебя от подобных новостей, ты ещё слишком слаб…

— Ну конечно! — прогремел голос англичанина, когда истребительница уже было направилась к двери. — Теперь, когда я знаю, что ты скрываешь от меня что-то ужасное, мне, конечно же, будет легче! Прямо предвкушаю свой крепкий и спокойный сон, неведенье — это ведь так здорово, правда?

Застыв на полпути, Баффи осознала, что облажалась. Наставник всегда ловил её на эту удочку — он умел своим участливым молчанием создать настолько доверительную атмосферу, что истребительница вечно выбалтывала что-то сверх того, что планировала. Теперь ей действительно ничего не оставалось, как рассказать наставнику о потере дара.

Она обречённо развернулась и уселась наблюдателю на кровать.

Начав свой рассказ застенчиво и неуверенно, вскоре, истребительница рассказала Джайлсу всё, с самого начала. Она баз утайки поделилась с ним историями своих увечий, так как справедливо считала, что наставник имеет право знать, последствия каких травм на себе носит. Затем она поведала о своих видениях, страхах, скитаниях.

На словах про Экскалибур, англичанин зачарованно охнул.

— И вот, когда я вытащила его, — к горлу Баффи подступил ком, — Я…

Подобравшись к главным словам, девушку придавило грустью — свежа была память о реакции Алана на них и вкус терзаний, связанных с этим. Теперь и Джайлс узнает о её неполноценности.

Баффи набрала в грудь побольше воздуха.

— Я потеряла силу, Джайлс. Истребительскую силу. Похоже, что навсегда.

В ожидании ответа наставника, девушка смиренно замолчала и опустила голову.

Увлёкшись своим рассказом, Баффи не заметила, насколько близко она придвинулась к наблюдателю. Её тянула сила неосознанная и требовательная, казалось, будто бы, чем ближе Джайлс, тем легче ей даётся откровенность.

Сейчас она сидела к нему настолько близко, что могла чувствовать, как вздымается под тугими бинтами его грудная клетка.

Молчание затянулось, Баффи устала от своего покорного ожидания и вскинула на наставника голову, намереваясь найти в его лице какую-нибудь ответную эмоцию.

Но вид наставника не демонстрировал ничего конкретного. Его брови, слегка поднятые вверх, и суженные лёгким прищуром глаза, говорили лишь о том, что он задумался.

— Джайлс, — позвала истребительница жалостливо и требовательно, измученная ожиданием. — Скажи хоть что-нибудь!

Англичанин вздрогнул, будто бы очнувшись:

— Баффи, право, прости меня, но я слишком плохо осведомлён, касаемо магии Экскалибура, чтобы проконсультировать тебя… Как ты себя чувствуешь?

Баффи задохнулась возмущением — она ждала от наблюдателя не энциклопедической справки, она ждала его эмоциональной реакции, касаемо её нового состояния. И что это за странный вопрос, как она ещё может себя чувствовать?

— Как я себя чувствую? Да нормально себя чувствую, — Баффи осеклась от абсурдности этих слов, она действительно чувствовала себя прекрасно, но ведь не в самочувствии проблема, — Джайлс! Я потеряла силу! С-и-л-у! Прокомментируй это хоть как-нибудь!

Но даже не смотря на взвинченность девушки, наставник оставался спокойным:

— То, что я скажу, будет зависеть от того, что ты сама по этому поводу думаешь, Баффи. Со своей стороны, я чувствую в себе желание и пожалеть тебя, и поздравить.

Истребительница ожидала всё, но не это. Она вскочила, взвизгнув:

— Поздравить? В смысле, поздравить? Экскалибур забрал у меня силу! Мою силу, мой дар! Мою судьбу и призвание!..

— И вместе с ними твои обязанности, ответственность за судьбу человечества, смертельные схватки, ночные патрулирования. Баффи, почему ты считаешь это наказанием, а не подарком?

Девушка застыла посреди палаты, словно поражённая громом.

В ошарашенной растерянности, Баффи снова уселась на кровать и умолкла, напряжённо думая.

— Баффи, что именно тревожит тебя в этой ситуации? Потеря дара непосредственно? А может, что-то другое? Может, ты просто боишься чувства, которое она за собой принесла? Боишься того, что осознаёшь, что по-старому жить уже не получится, а как жить по-новому, ты ещё не знаешь?

Баффи задумалась. А ведь ей и правда не жалко дара. Ей жалко ту личность, которую он определял — Баффи, истребительницу вампиров. Личность, которую она так долго выстраивала, закаливала борьбой и лишениями. Личность, которая являлась скафандром, который она надевала для выхода в социум. Личность, которую боялись демоны, уважали люди, и в которую влюблялись мужчины.

Лишившись этой личности Баффи чувствовала себя улиткой без панциря — серой, бесформенной и очень, очень уязвимой.

А ещё, никому не нужной.

Заметив, что девушка прониклась его словами, наблюдатель добавил:

— Не бойся ничего, Баффи. Тебе будет не легко, всё-таки, твой дар — это огромная часть тебя. Проживи эту утрату, оплачь её. Но знай, что хоть путь к новой жизни и будет поначалу тернист, ты справишься с этим — ты решала задачи и посложнее.

— Когда я была истребительницей, я хоть и без радости, но видела дорогу, по которой мне суждено идти, — сказала Баффи робко, — Кто я теперь? Где мне искать новую себя?

Руперт улыбнулся.

— Зачем тебе себя искать? Ведь ты — вот она! — англичанин указал рукой на девушку, сидящую рядом и та улыбнулась. — Ты никуда не терялась. Ты всё такая же Баффи. Просто теперь тебе нужно научиться себя чувствовать. Разобраться, чего ты хочешь от жизни. Благо, теперь у тебя, наконец-то, появилась такая возможность — тебе открывается целый мир. Мир того, что ты откладывала ради своей миссии. Конечно, уметь слышать себя — это не так легко, как кажется, но… Мы справимся.

Сердце Баффи накрыла волна восхищённого трепета.

Вот, что она искала. Вот чего ждала её душа в награду за свою уязвимую откровенность. Тёплое и мудрое принятие, пропитанное чувством того, что её поддержат. Не будут исправлять или жалеть, а просто позволят идти своим новым путём.

Баффи не смогла сделать вдох — воздуху в её груди не было места от того, как много в ней стало нежности. Глядя на исхудавшего, но такого доброго Джайлса, ей захотелось расцеловать его, сжав в объятиях до дрожи в мышцах.

Но она не сделала этого. Её одолела какая-то абсолютно беспомощная иррациональная робость. Она ощущала, как что-то в её чувствах к наблюдателю начинает подбираться к незримой границе между их душами и намеревается вот-вот её пересечь. За этой чертой маячила какая-то особая, животрепещущая глубина, восприимчивая и, в тоже время, очень уязвимая. И эта трусливая нагая уязвимость, заставляла двигаться стремящийся за черту душевный порыв с опаской, прощупывая каждый миллиметр своего пути, будто тот был заминирован. Каждая возможная оплошность на этом пути, казалась катастрофой. Поэтому, не рискнув проявить свои чувства во всей красе, Баффи лишь улыбнулась сдержанно, но сердечно, и сказала:

— Только ты так умеешь. Умеешь найти слова, способные вытащить меня из любой эмоциональной ямы. Спасибо тебе, Джайлс.

В ответ на это, в лице наставника с удивительной зеркальностью, встрепенувшись, отразилась то же сердечное, но сдержанное в своём порыве тепло. Эмоциональная сдержанность в проявлениях Руперта, заставила девушку задуматься об её природе. Баффи подумала, а не ходит ли в глубине души наставник по тому же минному полю, что и она?

— Ты уже сказала остальным?

Этот вопрос прервал домыслы девушки. Она покачала головой:

— Нет, я очень боюсь.

— Не стоит, Баффи. Это твои друзья и, к тому же, они способны понять тебя, как никто другой.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что Уиллоу — отрёкшаяся от своей силы ведьма. Вспомни её ломки, когда она отвыкала пользоваться магией. Она как никто другой способна понять и поддержать тебя. Ксандер — потерял глаз и теперь тоже учится жить в своём теле заново. Расскажи им всё, посвященность в твою проблему может быть полезна им — забота о тебе, человеке со схожим горем, поможет ребятам пережить горе своё. Когда мы сталкиваемся с трудностями, нам всегда кажется, что наши страдания уникальны, но это не так — вокруг нас огромное количество людей, переживающих тоже самое. Помни, что ты не одна Баффи. Каждый переживал или ещё переживёт в своей жизни боль, похожую на твою. И опыт этих людей способен утешить тебя, не бойся доверять.

— И ты тоже?

Джайлс вопросительно рассеяно хмыкнул, будто не расслышал вопроса.

— Ты тоже переживал подобное? — уточнила истребительница.

Ей справедливо казалось, что за проницательностью наставника стоит личный опыт.

Прощальное письмо, которое оставил англичанин, перед тем, как шагнуть в забвение, многому научило Баффи. Она поняла, что несмотря на то, что наблюдатель обладал огромной житейской мудростью, способной разрешить любое душевное терзание, со своими горестями он справлялся, почему-то, плохо.

Вот и сейчас, за ровным и нравоучительным тоном, девушка угадывала большую личную боль. То, как англичанин задумчиво умолк при её вопросе, подтвердило её подозрение.

— Когда? — Баффи во что бы то не стало хотелось докопаться до этой тайны.

Джайлс замялся:

— Не однократно.

Девушка была так удивлена, что невольно вскинула брови. Англичанин вдруг смутился:

— Это не совсем то, что тебе нужно, Баффи! Уверен, что моя ситуация не настолько глубокая, как твоя, не думаю, что стоит даже сравнивать и обсуждать это…

Но смущение Джайлса ещё больше распалило интерес истребительницы.

— Расскажи, Джайлс. Пожалуйста.

Баффи нависла над ним, Руперт чувствовал её тепло и едва уловимый, сладкий запах её волос, кончики которых порой касались его плеча.

Откровенничать не хотелось. Но чуткое внимание собеседницы было столь приятным, что англичанин не мог устоять и упустить этот редкий и сладкий момент, когда Баффи искренне интересовалась его личностью.

— Ну, во-первых, — начал Руперт нехотя, — Когда Тревис отстранил меня от должности наблюдателя.

Девушку это удивило:

— Тебя действительно так сильно задело это?

— Я был уничтожен, Баффи. У меня был долг, призвание, возложенное на меня чуть ли не с рождения. Я унаследовал свою должность от отца, отец от своей матери. Я считал свой путь незыблемым, а он вдруг прервался.

Джайлс умолк на время и покосился на истребительницу. С удивлением отметив, что та продолжает жадно и чутко его слушать, он продолжил:

— Это даже иронично, знаешь: сколько себя помню, я терзался от необходимости исполнять свои обязанности. Мне было обидно, что мой путь за меня уже кем-то выбран, а границы судьбы безжалостно очерчены. Но стоило мне лишиться этих границ, я не только не обрадовался свободе, а был ещё и напуган ею. Знаешь, я был, как цирковая лошадь, которая всю жизнь бегала по тесному кругу манежа и ненавидела это, но оказавшись на воле поняла, что бегать по прямой она то и не умеет.

— Это буквально то же самое, что я сейчас чувствую, — задумчиво кивнула Баффи, — Удивительно, на самом деле — беды у людей такие разные, а несчастны все одинаково.

— В этом вся ирония — все мы проживаем и чувствуем одно и то же, но всё равно умудряемся не понимать друг друга.

Не прерывая своей задумчивости, истребительница прислонилась спиной к той же подушке, на которой лежал Джайлс, дабы расслабить уставшую поясницу. Наблюдателю стало весело от того, как вальяжно гостья расположилась на его койке. Казалось, ещё пара минут и она со спокойным сердцем столкнёт англичанина на пол, и будет одна лежать здесь в своей одухотворённой задумчивости, как ни в чём не бывало.

Но несмотря на своё притеснение, наблюдатель был рад своему соседству и совершенно ничему не возражал.

— Так как ты в итоге справился с этим? — подала наконец голос девушка, глядя куда-то в потолок.

Джайлс вдруг напрягся. Баффи бы не заметила этого, если бы не чувствовала кожей напряжение его мышц.

— Дал себе время. Но скажу честно, в начале было непросто. Сложно жить, не понимая, кто ты есть…

Джайлс отвернулся к окну и сказал, щурясь на яркое солнце:

— Я так боялся, что буду не нужен тебе. Я думал, что без связей Совета не смогу быть полезным, — Руперт усмехнулся, — А ещё я боялся, что теперь, когда я не имею полномочий быть твоим наставником, ты увидишь в этом возможность игнорировать меня и с радостью ею воспользуешься. — Баффи возмущённо подпрыгнула, но Джайлс её осадил: — Да, много иррациональных страхов лезло в мою голову, не удивляйся. Но со временем, всё уладилось. Я многое потерял, но эти потери обнажили то, что осталось. Я вдруг понял, что то, что по-настоящему нужно человеку, не покинет его. Мне не нужна была должность наблюдателя, мне нужна была возможность быть полезным тебе, миру. И это никуда не делось. А потеря должности, как я потом понял, это всего лишь избавление от лишнего.

Сердце Баффи снова переполнилось тёплым чувством благоговейного сострадания. К нему примешался сладкий трепет триумфа — подтвердились её догадки. Девушка подозревала, что за ровным темпераментом Руперта Джайлса скрывается бездна кипящих внутри него страстей и теперь завеса этого показного спокойствия наконец приоткрылась перед ней. Осознание того, что Джайлс доверился ей наполняло Баффи трепетным чувством исключительности.

Но она даже не догадывалась, что глубина переживаний англичанина, так поразившая её — лишь половина от истинной пропасти. Баффи не знала, что не только утраченная должность терзала его тогда. Главной бедой была его болезненная привязанность к своей подопечной, вдруг обнаруженная им. Именно осознание своих чувств ввергло его в пучину глубоких и изматывающих переживаний, заставляющих спрашивать себя каждую минуту — как мне жить дальше?

Но хоть Баффи и не догадывалась об этой сердечной боли наставника, её не покидало чувство, что в изучении внутреннего мира Руперта Джайлса, она уже подобралась к чему-то ранее ей недоступному. Это будоражило её и вызывало жажду углубляться в своих познаниях и дальше.

— А во-вторых? — спросила после паузы Баффи, на что наставник удивлённо вскинул брови, — Рассказывая об увольнении, ты сказал «во-первых», значит, как минимум, было и «во-вторых»?

Джайлс посмотрел на девушку пристально и на него нашла вдруг волна обречённой мрачности, которая не ускользнула от глаза собеседницы.

— А «во-вторых» было тогда, когда ты погибла.

Сердце истребительницы дрогнуло, а кровь отозвалась в жилах колючим, искристым испугом. Баффи вспомнила о письме, отсылающим её к тому переживанию в жизни Джайлса.

Наставник заметил её испуг, лишний раз подтверждающий то, что его записку девушка всё же нашла и прочитала. Он смягчился и улыбнулся устало:

— Как видишь, с этой бедой я не справился. Я не дал себе шанса обрести нового себя. Никогда не повторяй моих ошибок. Я всю жизнь буду винить себя за то решение. Не правильным было идти на поводу своей слабости.

Баффи вдруг вспомнилась их первая с наставником встреча после её воскрешения, когда после полных взаимного трепета объятий, между ними завязался неловкий разговор. Она спросила, как он поживал на родине, пока её не было, а он рассеяно сказал что-то размытое, создающее ощущение того, будто его скучные будни не достойны её внимания. Ей даже в голову не могло прийти тогда, чем на самом деле был занят Руперт там, за океаном. И как близок он был к тому, чтобы она больше никогда его не увидела.

Истребительница опустила глаза в гнетущем смущении, но вдруг, с удивлением для себя осознала, что ей есть, что сказать. Она перегнулась через наставника, чтобы дотянуться до его руки, на которой отошёл пластырь, фиксирующий иглу в его вене, и сказала голосом спокойным и полным заботливой мудрости:

— Я знаю, что ты чувствуешь, — нежно коснувшись пальцами предплечья Руперта, Баффи вернула на место липкую ленту, — Тебя мучает стыд за то, что ты собственноручно чуть не отверг самый главный дар — жизнь. Мне это знакомо. Но поверь, ты не виноват в том, что отчаяние взяло тебя за горло так крепко. Можно испытывать вину за то, что ты делаешь, но никогда за то, что ты чувствуешь. Помнишь? Не вини себя. Разреши себе проживать свои чувства без осуждения.

В мелодичном голосе истребительницы, Джайлс узнал эхо слов своих собственных, сказанных им когда-то. Руперт не знал, что растопило его сердце больше — то, что Баффи сохранила эти слова в своей памяти или то, с каким особым, заботливым тоном, она повторила их ему. На душе стало светлее и легче.

— Но всё же, — добавила блондинка, продолжая водить пальцем по пластырю на коже наблюдателя, хоть в этом уже не было никакой необходимости, — Мне будет спокойнее, если ты пообещаешь не играть больше в русскую рулетку с полной обоймой. Обещаешь больше не делать глупостей?

— Обещаю, — улыбнулся тот, — И очень надеюсь на твою в этом взаимность.

— Договорились.

Истребительница и её наставник пожали друг другу руки. Рука Джайлса, несмотря на свою болезненную обескровленность, показалась Баффи такой крепкой и сильной по сравнению с её маленькой, лишённой былого дара ладонью. Но несмотря на то, что отсутствие своей силы печалило её, девушка неожиданно нашла в превосходстве этого мужчины над ней нечто трепещущее приятное.

Когда Баффи решилась попрощаться со своим наблюдателем, ей пришла в голову мысль, что сегодня она сильно задержалась со своим посещением. Удивительно, что доктор не пришла прогнать засидевшуюся у пациента гостью.

Но стоило истребительнице покинуть палату, как она столкнулась с той самой женщиной нос к носу. Баффи взволнованно поздоровалась и начала было рассыпаться в оправданиях, но доктор прервала её:

— Не стоит, мисс Саммерс. Должны же быть какие-то привилегии у спасительницы мира?

Баффи захлопала глазами. Она должна была догадаться, что эта строгая женщина, с цепким взглядом человека сверх проницательного, врач от Совета.

Девушке было приятно от того, как доктор назвала её, но это же и вызвало волну внутренней горечи — без своего дара, Баффи уже не была «надеждой мира». Истребительнице стало стыдно за то, что она, будто бы, уже не соответствует отпущенному ей комплименту, потому поспешила объясниться:

— Спасибо вам, но вот только… — Баффи поймала доктора за рукав, сама удивившись тому, насколько важно для неё было сообщить это, — Я больше не истребительница. Я потеряла силу в тех подземельях под Стоунхенджем. Насовсем.

Выпалив своё откровение, блондинка замерла испуганно, ожидая услышать в ответ что-то непременно ранящее — жалость, либо же презрение. Но доктор лишь пожала плечами и продолжила свой путь по коридору, кинув напоследок спокойный взгляд поверх очков:

— Ну что же, Бог дал, Бог взял.

С этими словами она растворилась где-то в лабиринте палат, оставив блондинку в немом потрясении.

«Бог дал, Бог взял»

Какой простой и ёмкой была эта фраза, сказанная с ровным, безмятежным равнодушием. Она дарила ощущение того, что не рухнуло ничего глобального, лишь изменилось то, что должно было измениться. Как день сменяется ночью, так и сила сменяется бессилием. В тоже время, ничего не уходит бесследно — если в одном месте что-то убыло, то в другом что-то обязательно прибудет.

В душе посеялась надежда, что Баффи обязательно ещё обретёт что-то в своей жизни, взамен того, что ей пришлось потерять.

* * *

Баффи ехала домой с легким и радостным сердцем. Ещё утром необходимость делиться своей тайной казалась ей пыткой, но теперь, она несла свою новость друзьям без страха и смущения. Даже возможное отсутствие понимания с их стороны не пугало её — после разговора с наставником истребительница наполнилась внутренней уверенностью достаточной, чтобы не искать больше поддержки вовне.

Подходя к дому, Баффи столкнулась с покидавшим его Джереми. Она схватила его за плечи:

— Джерри, останься. Мне нужно сказать тебе кое-что. Вам всем.

Она толкнула перепугавшегося англичанина обратно к дому и созвала остальных. Дон, Ксандер и Уиллоу прибежали с кухни и застыли на крыльце в тревожном ожидании — у девушки был такой собранный и решительный вид, что она походила на революционера, пришедшего поднимать их на восстание.

— Ребята, — сказала она, отдышавшись, — Я должна вам рассказать кое-что, а также попросить прощения, что не решилась поделиться этим раньше…

Все присутствующие испугано вжались в стену. В голове у каждого роились предполагаемые варианты того, какие же вести принесла Баффи Саммерс.

— Кто-то умер? — севшим голосом предположила Уиллоу.

— Опять апокалипсис? — вторил ей Ксандер.

— Ты беременна? — послышался сдавленный дребезжащий голосок Дон.

— Я… Чего? — Баффи так опешила от вдруг свалившихся на неё вариантов, что потеряла нить своего повествования, — Да нет же! Я…

И тут она рассмеялась. От вида перепуганных друзей и сестры ей стало вдруг весело — потеря истребительской силы казалась ещё более незначительной новостью, по сравнению с теми, что предположили ребята.

Джереми, который был перепуган настолько, что даже не смог озвучить какую-нибудь догадку, теперь, когда истребительница истерично засмеялась, был в шаге от того, чтобы начать креститься.

— Я… Я просто… Я просто хотела сказать, что тогда, в подземельях, я потеряла свою силу. Силу истребительницы.

Испуг на лицах ребят растворился и его сменила хмурая задумчивость.

Наступила тишина. Баффи казалось, что в этом гнетущем безмолвии она слышит, как по венам бежит её взволнованная кровь. Стало тревожно.

Молчание нарушил Ксандер:

— В смысле, потеряла силу? Как такое вообще возможно?

— Наверное, это магия камней или влияние Экскалибура. — предположила Уиллоу.

— Прошло столько времени, — очнувшись от задумчивости, подняла голову младшая Саммерс, — Почему ты не сказала нам раньше?

— Я боялась, — в глазах бывшей истребительницы мелькнуло раскаяние, — Я не сразу заметила, что что-то не так, а когда заметила, то не могла в это поверить. Сначала я убеждала себя, что мне показалось, затем, что это временно и скоро дар вернётся…

Пока Баффи говорила это, к её глазам подступили слёзы. Сейчас она не ощущала той спокойной защищённости, какое дарило ей присутствие наставника, поэтому чувствовала себя уязвимой и менее уверенной.

— А что говорит Джайлс?

Дон задала этот вопрос не сомневаясь, что с наблюдателем сестра этот вопрос уже обсудила.

Баффи пожала плечами:

— Говорит, чтобы я привыкала к тому, какая я теперь есть.

Проговорив это, Баффи погрустнела. Казалось, что наконец-то её действительно догнало осознание происходящего и теперь, принимая неизбежное, она почувствовала боль утраты. Ей стало ясно, о чём говорил Джайлс, советуя вдоволь оплакать свою потерю.

Бывшая истребительница уже была готова разрыдаться во весь голос, удерживаясь от этого только присутствием свидетелей. Каждый из ребят, поражённый неожиданной новостью, чувствовал смятение и растерянность. Всем хотелось поддержать Баффи, но никто не знал, как правильно проявить к ней свою поддержку. Стоит ли делать из произошедшего трагедию или же просто нужно вести себя так, будто ничего страшного не произошло?

Каждый из присутствующих готов был провалиться под землю от неловкости, как друг прозвучал бойкий голос Ксандра, осмелившегося взять на себя ответственность за настроение дальнейшей беседы:

— Так получается, — сказал он спустившись со ступенек крыльца, на которых стоял, — В нашей банде теперь самый сильный — я!

— А с чего это ты, мистер? — гаркнул за спиной Баффи возмущённый голос Джереми.

Будучи таким же не лишённым чувства момента весельчаком, как и Харрис, Мей тотчас же поймал намерение друга разрядить обстановку. Вдруг в глазах англичанина мелькнула искра какой-то озорной идеи и он обратился к истребительнице:

— Баффи, а ты точно потеряла силу?

Девушка с большими, словно блюдца, грустными глазами, рассеяно кивнула.

— Точно-точно потеряла?

Грусти в глазах стало немного меньше из-за недоумения, но Баффи также кивнула.

— Значит, если я сделаю так, ты не сможешь дать мне сдачи? — с этими словами, кучерявый англичанин кинулся к миниатюрной блондинке, стоявшей перед ним и, обхватив её за ноги, закинул себе на плечо.

Опешившая Баффи испуганно взвизгнула, а Джерри, издав индейское улюлюканье, принялся кружиться вокруг своей оси, чем вызвал у девушки новый приступ испуганных воплей.

— Слышишь, «самый сильный», — Мей обратился к Ксандру, — А ты так сможешь? Лови подачу!

И как только Харрис оказался ближе, Джереми скинул с себя истребительницу прямо ему на руки.

Почувствовав свободное падение, Баффи завопила пуще прежнего и сама, неожиданно для себя, громко и визгливо захохотала.

Подоспели Уиллоу и Дон, после чего вся компания начала качать истребительницу на руках, подбрасывая в воздух, словно та была олимпийской чемпионкой.

Баффи, смеялась без устали, так, что на глазах у неё выступили слёзы. Плакать больше не хотелось.

* * *

Наставника Баффи навещала каждый день и не из участия и вежливости, а потому, что чувствовала в этом жадную потребность.

Засыпая по ночам, она думала о том, как пойдёт завтра к Джайлсу, посмотрит в его глаза, послушает его голос, невзначай коснётся его руки. Это наполняло её, возвышало сердце трепетной чистой радостью.

В его обществе ей легче было справляться с тем страхом неизвестности, который дарило ей её новое, «обессиленное» состояние.

Алан всё так же заглядывал в глаза Баффи с виноватым сочувствием и, в один из дней, когда они в очередной раз проводили вместе время, девушка решилась завести с мужчиной откровенный разговор.

— Алан, — сказала блондинка голосом серьёзным и твёрдым, отчего Браун тотчас же обратился в слух и придвинулся ближе, — Я хотела попросить тебя кое о чём…

— Конечно, — закивал мужчина участливо, обрадовавшись возможности услужить возлюбленной, — Всё, что угодно!

Баффи помолчала немного, кусая губы от волнения, после чего посмотрела на собеседника с виноватой мольбой:

— Алан, я прошу тебя, не ищи больше для меня исцеления. Я знаю, что ты поставил на уши весь Совет, расспросил всех ведьм, и в этом нет никакого проку…

— Баффи! — встревожившись отчаянием в голосе девушки, он схватил её за плечи, — Не нужно сдаваться! Мы обязательно найдём выход, просто не нужно терять надежды…

— Ты не понял.

Браун встревоженно поднял глаза и увидел в лице девушки мрачную решимость.

— Я не хочу возвращать себе силу.

Растерявшись в непонимании, Алан невольно отпрянул и отвёл глаза в сторону, задумавшись.

— То есть, — произнёс он, как только смог справиться со своей растерянностью, — Ты не хочешь больше быть истребительницей вампиров?

Баффи смутилась того, как это звучало, ей чудилось, будто она делает что-то неправильное, но не подала виду и кивнула утвердительно:

— Именно так. Я хочу быть просто Баффи. Баффи Энн Саммерс, забавной девчушкой из солнечного Лос-Анжелеса.

Алан кивнул и посмотрел куда-то в пол. Девушка спросила с волнением:

— Ты расстроен?

Алан вскинул глаза удивлённые и рассеянные:

— Нет, что ты, конечно нет! Ты нравишься мне любой.

Баффи вздрогнула, от прострелившего её вдруг чувства дежавю. Подобный разговор у неё уже был. Тогда она и Райли Финн ехали выручать Ксандра. Харрис тогда разделился из-за заклятия на две свои копии, одна из которых вмещала в себя все самые сильные стороны юноши, другая — слабые. Этот магический удар предназначался истребительнице — именно её хотели разделить таким образом, чтобы, в последствии, уничтожить.

Девушка всегда чувствовала, что её возлюбленный Райли смущается её силы. Она видела, как её физическое превосходство угнетает бывшего военного. Тогда она спросила, хотел бы он, чтобы Баффи стала слабой, обычной женщиной. Финн уверенно запротестовал, заявив, что любит Баффи такой, какая она есть.

Но и тогда, и сейчас, от девушки не ускользнула запрятанная глубоко в сердце неискренность её собеседников. Равно как и тогда в глазах Райли отсвечивала скорбь от наличия у истребительницы силы, так и сейчас эта скорбь пряталась в глазах Алана из-за её отсутствия.

Но своих подозрений девушка, конечно же, не высказала парню. Ни тогда, ни сейчас. Алан так старался быть хорошим для Баффи, что был симпатичен в этом стремлении, ей не хотелось его обижать.

Тем не менее, девушке стало смешно и вместе с тем обидно за своё положение и закономерность, с которой она то и дело сталкивается.

Как бы ей хотелось, чтобы рядом был человек, который действительно будет любить и принимать её такой, какая она есть.