На рассвете мы возродимся (гет)

Примечания:

Это небольшая, но крайне важная глава, друзья. Приятного чтения.

Второе копье разломилось в руках лорда Коннингтона, достигнув щита сира Лонмаута. Последний, целившийся в шлем, не рассчитал время и дернувшись от мощного удара противника, лишь слегка задел наплечник. Под громкие крики неиствовавшей толпы рыцари разъехались каждый в свою сторону ристалища, где оруженосец лорда Коннингтона подал ему новое копье. Когда рыцари встали наготове в ожидании сигнала, крики и подбадривания разом умолкли. После сигнала и звуков трубы к началу боя, рыцари вновь помчались друг к другу. На этот раз Коннингтон целился в шлем противника. На середине арены они сошлись. Сиру Лонмауту удалось ударить по щиту достаточно сильно, однако Коннингтон, точным и мощным ударом преломил копье, попав в решетку забрала Лонмаута. Толпа взорвалась аплодисментами искусности победителя. Джон Коннингтон, как обычно сдержанно поклонившись побежденному рыцарю, вернулся к своей палатке.

Это был второй день турнира. Победителем первого дня после группового боя и конных поединков с копьями по решению короля и судей был объявлен Роберт Баратеон, которому преподнесли венок из чистого золота. Итогом первого дня стало поражение пяти защитников из дома Уэнт. Победившие их рыцари заняли их место защитников и теперь ожидали в своих палатках вызов зачинщиков. Последние, разделившиеся на группы из пяти человек, поочередно выходили на арену и касались кончиком копья щита одного из защитников, против которого желали выступить.

Эшара вместе с Элией наблюдали за сшибками, слушая речи сидевших тут же лордов Малого Совета. Вот уже две группы зачинщиков померялись силами с защитниками, однако пока только Джону Коннингтону удалось одержать верх. Несколько рыцарей с Западных земель к неудовольствию лорда Тайвина и гадкому веселью Эйриса потерпели унизительное поражение от речников, зато северянам по-прежнему сопутствовала удача, как и Роберту Баратеону.

Раздались звуки фанфар, возвещающих нового рыцаря, желающего сразиться. Эшара с Элией обернулись в сторону восточных ворот, откуда на великолепном гнедом коне, закованном в панцирь, к ним приближался рыцарь. Темно-фиолетовое седло и такого же цвета щит с изображенным на нем мечом, на острие которого сверкала звезда, а также окрашенное в сиреневый цвет копье выдали в нем облаченного в доспехи Эртура Дейна. Это был первый бой Эртура за весь день.

Остановившись возле королевской трибуны, Дейн поднял забрало и поклонился королю, затем, пока глашатаи объявляли его имя, направился сперва к герольдам, которые вписали его имя и титул в список, а затем к палаткам у западных ворот и, опустив копье, коснулся его концом щита Джона Ройса.

Раздались одобрительные крики толпы, предвкушавшей недурственный поединок, ибо лорд Ройс был известен своим мастерством и мощным ударом. Тем временем, Дейн вернулся к противоположному концу ристалища и принялся ожидать выхода защитника. Тот недолго заставил себя ждать. Оба рыцаря встали наготове на противоположных концах поля с копьями наперевес, кони под ними нетерпеливо били копытами. Когда по сигналу короля затрубили трубачи, всадники галопом поскакали вдоль барьера друг на друга. На середине арены они сошлись и с оглушительным треском преломили оба свои копья. Эртур попал в шлем лорда Ройса, а тот с такой силой ударил его в нагрудник, что Дейн практически распластался на седле, чудом удержавшись на коне.

Не сдержавшись, Эшара вскрикнула и подалась вперед. Эртур всегда казался ей непобедимым, но внезапно близость поражения заставила ее вспомнить, что ее брат всего лишь человек — способный проигрывать, получать ранения и чувствовать боль. Прижав руку к груди, она наблюдала за тем, как к Эртуру подбегает его оруженосец и слуга, о чем-то спрашивая. В ответ Эртур лишь покачал головой и вновь повернул коня в сторону противника. После сигнала они второй раз поскакали друг на друга. Шлем Ройса от удара слетел с его головы, что помешало Дейну преломить копье. Однако и удар Ройса оказался недостаточно точным: в этот раз его копье разломилось, ударившись чуть ниже правого плеча Дейна.

Следующая сшибка могла стать решающей. На трибунах стояла тишина. С минуту противники стояли, замерев, и с поданным сигналом поскакали друг к другу. Эшара следила за братом, боясь моргнуть. И вот, вновь удар копьев, и на этот раз лорд Ройс оказался выбит из седла, тяжело приземлившись на спину. Зрители взорвались оглушительными воплями и рукоплесканиями, дамы махали платками и шарфами, кто-то бросил серебряные монеты на арену. Эшара со счастливой улыбкой повернулась к Элии.

— Он победил! — восторженно крикнула она, пытаясь перекричать толпу. — Вы видели, ваше высочество?

— Поздравляю, дорогая, — Элия тепло улыбнулась. — Твой брат великолепен. Но есть кое-кто еще, кому твое внимание несколько нужнее, — подмигнула она, указывая в сторону ворот.

Проследив за ее взглядом, дорнийка увидела Неда Старка, выходившего на поле. На плече у него был повязан ее платок.

* * *

Еще около двадцати рыцарей бросили вызов защитникам, прежде чем второй день турнира не был объявлен оконченным. Эртур сражался еще в трех поединках, а Рейгар — в двух, и во всех они выходили победителями. Этот день запомнился зрителям несколькими событиями. Так, конь сира Джеммоса Фрея во время сшибки встал на дыбы, после чего неловко повалился на спину, придавив ногу своего седока. Оруженосцы Фреев бросились на помощь стонущему рыцарю и с огромным трудом высвободили его, по всей вероятности, сломанную ногу из стремени.

Второе событие произошло во время поединка Эртура Дейна с Мелвисем Хорнвудом. Лошадь сира Мелвиса, резвая и горячая, во время сшибки резко шарахнулась в сторону, не дав ездоку как следует прицелиться. Вместо того, чтобы воспользоваться предоставленным ему преимуществом, Дейн поднял копье и проскакал мимо. Мелвис Хорнвуд сошелся с ним еще два раза, но в третий раз выходить отказался, признав свое поражение и воздав должное благородному жесту дорнийца.

Победителем второго дня единогласным решением короля и маршалов был признан Эртур Дейн, которому в качестве приза был выдан грациозный конь в полном боевом снаряжении. Не пытаясь сдержать счастливой улыбки, Эшара обернулась в сторону принцессы, когда в поле ее зрения попал лорд Стонтон, опиравшийся на свою трость. Улыбка медленно сползла с лица девушки. Лорд Стонтон смотрел на Эртура с выражением лютой ненависти и отвращения. Словно почувствовав на себе ее взгляд, он оглянулся на нее. Растерявшись в первое мгновение, он быстро взял себя в руки и растянул губы в мерзкой, животной ухмылке, озарившей его и без того неприятное лицо. От этого оскала внутри Эшары все похолодело и необъяснимое, потустороннее предчувствие ледяными тисками стиснуло ее грудь. Радость от победы брата мгновенно улетучилась.

Тем временем Эйрис поднял руку, привлекая внимание.

— Мы поздравляем достойно сражавшегося и доблестью и мастерством одержавшего верх победителя, — голос Эйриса напоминал скрип дерева по ржавой поверхности металла. — Напомним, что завтра состоятся пешие поединки на мечах. И пусть победит достойнейший, — произнес он обычную фразу, вызвавшую бурную поддержку у толпы простолюдин.

Со всех сторон слышались имена фаворитов, но чаще всего звучало имя Рейгара. Лицо Эйриса чуть потемнело. Не сказав больше ни слова, он покинул галерею в сопровождении Лорда Командующего.

— Дорогая, — заговорчески зашептала Элия, нагнувшись к Эшаре, — ты ведь помнишь, что сегодня вечером будет ярмарка?

— Вы желаете ее посетить? — рассеянно пробормотала дорнийка, все еще пребывавшая в мрачном мире предчувствий и предзнаменований.

— Не я, а ты, — уверенно выдала Элия. — Ты отправишься сегодня на ярмарку в компании дочери лорда Мериуэзера, леди Кэтрин, и не вернешься без сердца Эддарда Старка.

— Предлагаете мне его убить? — ужаснулась Эшара, сделав страшные глаза.

— Хуже, я предлагаю тебе его окольцевать, — рассмеялась принцесса. — И я буду крайне разочарована, если моя фрейлина не преуспеет, особенно если учесть, что полдела уже сделано, он уже полностью тобой очарован.

Эшара нехотя скривилась. Эддард Старк был ей приятен, и при других обстоятельствах она могла бы в него влюбиться, но… но был Эртур, который ни разу за весь день не взглянул на нее, хотя множество раз проезжал мимо их трибуны. Флиртовать с Недом Старком не было ни сил, ни желания. Еще и проклятый Стонтон (будь он неладен!) одним своим взглядом выбил ее из колеи. Хотелось зарыться в одеяло и забыться глубоким сном, о чем она тут же поведала Элии.

— Я не желаю слышать возражений! — с видом септы отрезала Элия. — Юноша влюблен в тебя, и судя по тому, что твой платок ни разу не покинул его плеча, свою победу он хочет посвятить тебе. Кто знает, быть может, ты даже станешь королевой любви и красоты! Но мужчины всегда слишком неуверенны в себе, они нуждаются в поощрении.

Эшара подумала, что сомнительно, чтобы сир Нед победил, когда есть Эртур Дейн, а вслух нехотя согласилась с принцессой. Непокорные мысли понесли ее в волшебные дали, где Эртур, став победителем турнира, объявлял ее королевой любви и красоты. Не заметившая ее задумчивости Элия упоенно давала ей советы и делилась дорнийскими секретами по привлечению мужского внимания. Принцесса уже вовсю представляла, как будет устраивать будущее своей фрейлины, и сокрушалась лишь от мысли, что Север очень далек, а зимы там суровы.

* * *

Каково это расти без матери? Лианна Старк знала об этом все. Ей, единственной дочери лорда Старка, любимице трех старших братьев, всего-то хотелось хоть раз почувствовать тепло материнских объятий. Однако по необъяснимой прихоти богов ее мать покинула этот мир в день ее рождения, оставив четверых своих детей сиротами.

Однако боги всегда справедливы и, лишив ее матери, они не поскупились на любовь всего Винтерфелла. Лианна Старк была любимицей у обитателей этого древнего замка. Ей было неизвестно жестокое для детского слуха слово «нет», ей было неведомо, что кто-то может ее не жаловать или не восхищаться ею. Не знала она также, что в жизни можно не получать желаемого. Едва научившись ходить, она приучилась хвостиком бегать за старшими братьями. И с тех пор в Винтерфелле появился «четвертый сын лорда Старка», как ее шутя называли слуги. Как бы строгие септы не пытались привить маленькой непоседе хорошие манеры, достойные леди Старк, отсутствие матери и бесконтрольное попустительство отца не прошло для нее даром. Дни сменяли ночи, зимы сменяли лето, а Лианна взрослела совсем не так, как желал ее отец.

Небольшая разница в возрасте между ней и Недом с Бендженом позволяла ей становиться соучастницей всех их проказ и товарищем по играм, нередко заканчивавшимся для нее разбитой коленкой или разорванным платьем. Степенным занятиям, вроде вышивания или изучения истории и музыки, не суждено было найти в ее душе отклик. Им она предпочитала упражнения в стрельбе из лука или сражения на деревянных мечах. Чуть повзрослев, ей даже удалось уговорить отца позволить ее тренироваться с настоящим оружием.

Старшие братья любили Лианну каждый по-своему. Нед, никогда не умевший ей отказывать, но рассудительный и серьезный, был, пожалуй, самым ответственным ее охранником. Именно он не раз и не два спасал ее от неизбежных после ее проказ проблем, чинил сломанные ею и Бендженом вещи, прежде чем об этом узнавал отец, а когда починить или скрыть следы преступления не представлялось возможным, брал вину на себя. Накосячив, Лианна бежала к нему, уверенная, что уравновешенный и находчивый Нед непременно найдет решение любой ее неурядице.

Брандон же видел в ней нуждавшегося в защите котенка, балуя ее едва ли не больше отца. Стоило девочке пожаловаться ему на двух других братьев, как те неизменно завершали свой день с парой другой тумаков. Бенджен любил поворчать, что Брандон слишком лелеет эту мелкую проныру, хотя это их, дескать, нужно от нее защищать. Несмотря на свое ворчание, именно Бенджен был тем, к кому Лианна бежала плакать, когда в ее маленький идеальный мир врывалась какая-то неприятность, вроде заболевшего щенка или не взявшего ее в игру сына плотника. Из всех трех братьев именно Бенждену было поверено больше всего девичьих тайн и секретов.

Чем старше становилась дочь лорда Старка, тем более бросался в глаза ее своевольный и упрямый нрав. В дерзости и очаровательном нахальстве она переплюнула бы своих братьев, кроме Брандона. Не привыкшая получать отказы, она стояла на своем в спорах и добивалась послушания любой ценой. Но самыми прекрасными чертами ее характера были, как ни странно для столь избалованной девочки, доброта и обостренное чувство справедливости. Лианна никогда не оставалась в стороне, если при ней совершалась несправедливость. Забыв о страхе и инстинкте самосохранения, она способна была полезть в неравную драку, чтобы защитить слабого и обиженного.

Когда Рикард Старк сообщил своей дочери о помолвке с Робертом Баратеоном, Лианна проплакала три дня, не впуская в свою комнату никого, кроме старой Нэн. Девушка по непонятной причине невзлюбила будущего мужа с первой встречи, отзываясь о нем, как о «грубом, неотесанном медведе», к тому же падком на женщин. Последнюю подробность она почерпнула, подслушивая разговор старших братьев. Однако впервые на ее памяти, отец остался непреклонен в своем решении, и никакие уговоры, слезы и угрозы на него не подействовали. Как на его дочь не подействовали заверения в слепой любви молодого лорда Роберта.

Слишком простая, бесхитростная, не умеющая погружаться мыслями в глубокие материи и заглядывать как в чужие, так и свое собственное сердце, Лианна не могла дать четкого ответа, чем ей так не угодил лорд Штормового Предела. Красив, высок, силен, неглуп, богат и знатен — предел девичьих мечтаний. Однако душе девушки нужно было нечто иное, нечто, чему она сама не могла дать определение. И лишь услышав пение принца Рейгара на пиру в честь начала Харренхольского турнира, она осознала, что ей нужно.

Лианне казалось, что жизнь для нее поделилась на до и после с тех пор. В тот вечер, не предвещавший ничего дурного, она сидела между Бендженом и дочерью лорда Мандерли, когда постепенно зал погрузился в тишину. Гомон говоривших понемногу затих, и ища причину подобного, она обернулась в сторону, куда были обращены все взгляды. Принц Рейгар, уступив просьбам лорда Мериуэзера и лорда Вариса, вышел в середину зала, держа в руке арфу. Когда из арфы полилась нежная мелодия, а голос Рейгара заполнил залу, Лианна почувствовала, как по коже пробежались тысячи мурашек, а волосы встали дыбом.

Рейгар, обладавший весьма приятным тенором, все же никогда не был лучшим из лучших певцов, и тем не менее, Лианне он в тот миг казался совершенством. Он пел, вдохновенно прикрыв глаза, его проникновенный голос, то поднимавшийся и крепший под натиском его мыслей, то опускавшийся до почти интимного шепота, завораживал, заставляя забыть обо всем на свете. Рейгар пел о несбывшейся любви, о тоске по той, которая являясь во снах, растворяется с солнечными лучами. Он пел о готовности умереть за одну лишь возможность прикоснуться к той, что никогда не будет ему принадлежать. И пока он пел, по щекам Лианны, не догадывавшейся, что прекрасный принц никогда не испытывал подобных чувств и вряд ли представляет то, о чем поет, текли слезы. В тот вечер Рейгар, сам того не ведая, распахнул ей дверцу в собственное сердце. Отныне северянка знала, чего жаждет ее наивное сердечко — оно жаждало принца Рейгара.

Как это часто бывает, Лианну Старк привлекло то, чего она сама была лишена. Задумчивой глубокомысленности, тихой, романтичной печали, умения размышлять над высоким и недоступным. Для всего этого Лианна была слишком приземленной. Принц Рейгар предстал перед ней в ореоле загадочности, словно ангел, спустившийся с небес. Ей казалось, что каждое его слово могло быть обращено к ней, будь они знакомы раньше. И она завидовала той, о ком он пел. С того момента, никто больше — ни Роберт Баратеон, ни кто-либо еще — не смог бы завладеть ее мыслями.

В ту ночь шестнадцатилетняя Лианна так и не заснула и, наблюдая за серебристым месяцем, окончательно поняла, что безоглядно влюблена. Все ее девичьи мечты, смутные, туманные, бесформенные, от которых она отмахивалась и которых стыдилась, внезапно обрели четкие черты — черты Рейгара Таргариена. Лианне казалось, что она обнаружила недостающую часть себя, о существовании которой всегда подсознательно догадывалась.

Эти неукротимые чувства никогда не смогли бы так сильно завладеть разумом другой, менее избалованной девушки. По крайней мере, не так молниеносно. Но Лианна, привыкшая сразу же получать все, чего пожелает, привыкшая не сомневаться в собственных желаниях и всегда громко о них заявлять, не имела не малейшего шанса в этой борьбе разума и чувств.

На следующий день она долго и критично разглядывала себя в зеркале, подмечая детали, на которые прежде не обращала внимания. И сравнивала эти детали с принцессой Элией. Она не без удивления обнаружила себя вполне миловидной. Ее пышные кудри, конечно же, намного красивее тех черных паклей на голове принцессы. А ее светлая кожа? Куда бледной Элии до ее нежного румянца! Да и грудь у нее вполне оформилась, а уж талия — такой тонкой талии не было ни у кого на Севере, в этом она была уверена. Нужно будет непременно присмотреться к дорнийке и ее талии.

Придя к польстившему ее женскому самолюбию выводу, что она во сто крат красивей и свежее Элии, Лианна отправилась на турнир в сопровождении Бенджена, сестер Талли и их дяди. Но на турнире ее ожидал жестокий удар. Рейгар, ненадолго появившийся в королевской ложе, не отходил от своей супруги, шептал ей что-то на ухо, вызывая у той улыбки, а у Лианны Старк кровоточащие раны на сердце. А еще… Элия была красива. Не той красотой, о которой слагают песни и по которой сходят с ума. Ее красота будто шла изнутри, отражаясь в глазах, тонкой линии губ, когда их обладательница улыбалась, в развороте плеч и горделиво, но не высокомерно поднятой голове. В легкой задумчивости и умеренном равнодушии к происходящему на ристалище, в серьезном, вдумчивом выражении, с которым она слушала мужчин, в легкой снисходительности, сквозившей в ее взгляде, будто она позволяла им бахвалиться своими знаниями.

Лианна поняла, что у Элии Мартелл есть оружие, которого она сама лишена — женственность и утонченность. Впервые за свою короткую жизнь она горько пожалела о том, что пропускала мимо ушей наставления септ и полушутливые упреки братьев.

Стоит отметить, что Лианна не преследовала какой-либо четко поставленной цели. Не знала она также, чего хочет добиться в итоге. Она жила лишь этим днем, этим мгновением, когда луна еще освещает ей путь. Как истинная волчица, она следовала за своим инстинктом. Она лишь грезила о том, как привлечь к себе внимание предмета своих мыслей. А о том, что дальше, она не утруждала себя задумываться. Грезила не как коварная обольстительница, а как наивное, несмышленое дитя, мечтающее дотянуться до облаков.

На второй день турнира она наблюдала за его поединком и чувство безграничного восхищения крепло в ней все больше и больше. Как это свойственно первой влюбленности, Лианна не замечала в нем никаких недостатков или даже заурядности. Все в нем было преисполнено величия — легкость, с которой он запрыгивал на коня, собранность, с которой забирал у оруженосца копье, выражение досады, когда копье в первый раз соскользнуло по стальному шлему, не разломившись, и даже легкий взмах рукой после победы бушевавшей в восторге толпе. Все, все в нем было эталоном, а сам он был воплощением мужества!

Весь день мысли Лианны, впервые познавшей влюбленность и окрыленной этим волшебным чувством, кружились вокруг статной фигуры Рейгара. В тот самый вечер второго дня турнира, когда Варис встречался со своей Пташкой, на ярмарке обещалось знатное представление. Однако на все уговоры и увещевания Кейтлин Талли и Бенджена Лианна ответила решительным отказом. Ей нужно было побыть в одиночестве, наедине с собой переживать эти новые для нее ощущения, с упоением прислушиваясь к неизведанным откровениям своего трепыхавшегося сердца. И сидя перед зеркалом, расчесывая свои длинные, шелковистые локоны, Лианна то улыбалась, то начинала горько плакать. В лагере было тихо, ибо почти все, кроме стражников, ушли на ярмарку или по другие развлечения, о которых Лианна, будучи сестрой Дикого Волка, смутно догадывалась.

Взгляд упал на большой горшок с посаженной в нем зимней розой. Зимняя роза произрастала только лишь на Севере. Этот кустарник с необычными синими цветками, в отличии от других роз, отличался поразительной выносливостью к северным холодам и оттого считался символом северного народа. Перед отъездом Рикард Старк поручил своей дочери подарить этот куст королеве Рейлла в знак уважения лорда Старка. Однако ее величество так и не приехала, и Брандон не знал, как теперь быть. Преподнести подарок королю было слишком рискованно — тот мог понять превратно это жест. С него сталось бы решить, что растение отравлено. Можно было подарить принцессе Элии, но к чему? Испортить отношения с Эйрисом, продемонстрировав свою лояльность наследнику?

Лианна поджала губы. Не быть этому. Она никогда не станет подносить подарки этой… недостойной даже его взгляда женщине! Женщине, что делит с ним ложе и подарила ему дитя. При мысли о том, что прямо сейчас ее принц обнимает другую (что была его законной женой), новая порция слез потекла по ее щекам. Зло вытерев их, Лианна решительно встала на ноги и направилась к Брандону.

Палатка Брандона Старка была разделена на три смежные части. В одной находилась опочивальня самого Брандона, в другой приемная, а в третьей опочивальня Лианны. Правила приличия требовали, чтобы незамужняя леди Старк спала по соседству со своим братом, дабы не допустить даже намека на непристойные слухи о ней. А Нед и Бенжден были устроены в соседних палатках — каждый в своей. Лианну это страшно разозлило поначалу. Только от того, что она не мужчина, ей даже не позволено жить в отдельной палатке! Но потом ее такое положение дел даже позабавило. Из-за нее Брандон не мог водить в себе девиц, вынужденно ища уголки подальше от невинных ушей и глаз своей сестры. А сейчас это было как нельзя кстати. Отдернув балдахин, Лианна вошла в его опочивальню в надежде найти там кинжал или любое другое оружие, чтобы срезать им все цветки до единого. Не достанутся эти цветы Элии Мартелл, раз уж Рейгар достался.

Брандон ожидаемо отсутствовал (наверняка напивается где-то в компании блудниц и своих пьяных рыцарей, подумалось Лианне). Девушка подошла к письменному столу, но ничего, кроме письменных принадлежностей там не заметила, только в углу возле стола стоял большой сундук, не заинтересовавший ее. Лианна уже собралась уходить, как услышала голоса. Кто-то вошел в палатку и теперь шел прямиком сюда. Один из голосов явно принадлежал Брандону. Меньше всего Лианне хотелось бы сталкиваться с кем-то в такой час. Ее зареванное лицо непременно привлечет внимание, а если один из спутников — Роберт, он не отстанет, пока не выпытает у невесты причину ее слез. Но пути к отступлению в свои покои не было. Быстро оглянувшись, Лианна торопливо юркнула за тяжелый гобелен в ту самую секунду, когда говорившие вошли. Сбоку, на стене висело зеркало, через которое Лианна, стоя у самого края гобелена, могла видеть часть комнаты.

— … Что уж слишком тесно сошелся с Мейсом Тиреллом? Я видел… — голос принадлежал Хостеру Талли.

— Здесь точно никого нет? Леди Лианна? — перебил его второй голос, в котором Лианна узнала Джона Аррена.

Девушка затаила дыхание, боясь пошевелиться. Только сейчас она поняла, в какое глупое положение себя поставила. Найди они ее, спрятавшейся за гобеленом, как воришка, и позора не оберешься.

— Она с Кэт и братьями на ярмарке, — спокойно ответил Брандон. — Мы здесь одни, так что говорите смело.

— Хорошо. Так вот, — продолжил Талли, — сегодня я видел, как Рейгар долго беседовал с Мейсом Тиреллом и его матерью. Не кажется ли вам, что это неспроста?

Из зеркала Лианна не видела лорда Талли и Брандона, только замершего у противоположной стены Джона Аррена, который задумчиво поглаживал короткую бороду.

— Это еще ни о чем не говорит. Мало ли с кем арфисту приспичило поболтать, — не сдержав презрения в голосе, ответил Брандон.

Однако Аррен был настроен менее скептично.

— Что ты хочешь этим сказать, Хостер? — сдержанно поинтересовался он.

Джон Аррен всегда нравился Лианне. Уравновешенный, миролюбивый и не теряющий бодрости духа ни при каких обстоятельствах, он отличался особой статью, проскальзывавшей в его хорошо поставленном голосе, взоре и уверенных движениях. И он всегда был любезен и по-отечески добр к ней. А вот Хостер Талли, с его крючковатым носом, ворчливый, вечно недовольный, от которого к тому же всегда несло потом, вызывал у нее только отторжение.

— То, что если Тиреллы так близки с Рейгаром, рассчитывать на их поддержку не приходится. Они скорее выдадут нас с потрохами, чем согласятся отдать своих знаменосцев. А еще этот лис Варис что-то вечно высматривает, — раздражаясь от одного лишь упоминания презренного пентошийца, прокряхтел Талли. — Этот евнух хоть и смешон, может разнюхать что угодно. Боюсь, как бы они не раскрыли наши планы раньше, чем мы их воплотим в реальность.

Лианна навострила уши. О каких таких планах они говорят? И как это связано с Рейгаром?

— Ерунда! — пренебрежительно отмахнулся Брандон. — Мейсу Тиреллу кишка тонка для решительных действий. А Варис нам не угроза, ему не удастся ничего выведать.

— Ерунда? — переспросил Хостер, повысив голос. — Как вы, юноша разговариваете с отцом вашей будущей жены?! По-вашему, мои слова не стоят выеденного яйца?

Атмосфера мгновенно накалилась. Лианна, стиснув кулачки, заставила себя стоять тихо. Кто этот Талли такой, что разговаривает с ее братом в подобном тоне? Не прячься она самым постыдным образом за гобеленом, уже давно поставила бы его на место. Но намечавшийся конфликт вновь решил лорд Аррен.

— Успокойтесь, господа, — вмешался Джон, по всей видимости, поняв, что Брандон скорее вспылит и наговорит лишнего, чем извинится. — Мы с вами союзники и доверяем суждениям и опыту друг друга. Брандон лишь хотел сказать, что сомневается в союзе Мейса с Рейгаром. И немудрено, Тиреллы не одно столетие держатся и черпают силу у сидящих на железном троне. Не около него, а на нем. Однако в твоих словах, мой друг есть смысл. И Тирелла стоит прощупать, чтобы знать, стоит ли на него рассчитывать в решающий момент.

Все-таки не зря лорд Аррен ей нравится! Своим мягким, умиротворяющим голосом он успокоил обоих вспыльчивых мужчин, признав ценность суждений обоих. Но что он имеет в виду «под решающим моментом»? Из зеркала Лианна видела, как он прошелся взад вперед, размышляя. На некоторое время стало тихо, словно мужчины погрузились каждый в свои мятежные мысли, пока Аррен не нарушил молчание, обратившись к Хостеру Талли.

— Мой друг, тебя что-то беспокоит? Поделись с нами своими сомнениями.

— Ты прав, Джон, — не стал отрицать очевидного его тесть, который только и ждал момента, когда можно будет этими сомнениями поделиться. — Мы собираемся прыгнуть с головой в омут, но я сомневаюсь, что мы к этому готовы. Ты уверен, что сейчас подходящее время для решительных действий?

— Твои опасения мне понятны, друг мой, — с этими словами Джон подошел к креслу и с тихим вздохом сел. — С тех пор, как мы сюда прибыли, я наблюдаю. И замечаю порой прелюбопытные вещи. Заметили ли вы холодность, проскользнувшую между наследным принцем и его величеством по приезду королевской свиты? А выражения лиц членов Малого Совета, которые будто чего-то опасались? Заметили ли вы, что на пиру принц почти не обращался к своему венценосному отцу без крайней надобности? А равнодушие, с которым была встречена каждая победа принца на ристалище? Благодарю, Брандон.

Аррен принял из рук Старка наполненный кубок и отпил, прежде чем продолжить.

— Я имел беседу с новым десницей. Занятный человек этот Мериуэзер. Столько напыщенности и тайной неуверенности в речах! Изо всех сил пытается придать себе значимости, чтобы доказать, что достоин места Тайвина Ланнистера, хотя до лорда Утеса ему как до Стены…

— Ты отвлекаешься, Джон, — нетерпеливо прервал его лорд Талли.

— Прошу прощения, — ни капли не обидевшись, склонил голову Аррен. — Так вот, он оговорился, что его величество, дескать, желает победы достойнейшему, а принц Рейгар далеко не лучший меч Семи Королевств. Что это? — в голосе Джона послышалась недоверчивая усмешка. — Король не желает победы и славы своему сыну?

— Считаете, король не благоволит собственному наследнику? — удивился Брандон, который при всех своих неоспоримых достоинствах никогда не отличался наблюдательностью и умением анализировать увиденное.

— Убежден. Это так же верно, как и то, что я лорд Долины. Между королем и его первенцем есть разлад, который не является секретом ни для членов Малого Совета, ни для придворных. И мы будем полнейшими идиотами, если не воспользуемся этим разладом.

Лианна решительно ничего не понимала. Ей было не впервой вот так подслушивать разговоры старших. Не то, чтобы она делала это умышленно, но потрясающая везучесть или невезучесть (это как посмотреть) постоянно подталкивала ее в подобные неловкие ситуации. Но, даже имея немалый опыт в подслушивании, она не могла сложить в общую картину разговор мужчин. Как бы то ни было, ей не оставалось ничего иного, кроме как стоять и слушать.

— Что касается времени, — продолжил Джон. — Хостер прав, нам нужно спешить. Скажи, Брандон, когда все будет готово?

— Все уже готово, — ухмыльнулся брат. — Мой человек проник в Харренхолл под видом стражника. Когда придет время, он откроет ворота и расчистит дорогу вашим наемникам, милорд. А те сделают свое дело.

— Это мы знаем и так. Ты сказал, что все готово? — строго спросил Аррен.

— К сожалению, его дежурство назначено лишь через семь дней, потому он пытается устроить все так, чтобы перенести его на завтра или послезавтра. Я нисколько не сомневаюсь, что ему это удастся.

В голосе брата сквозила железная уверенность в том, что доверенные ему люди его не подведут. То была отличительная черта Брандона. Он умел быть преданным и надежным другом, никогда не бросавшим в беде своих. Он не разделял людей по сословиям и титулам. Самый обычный безродный оруженосец мог получить от него столько же искренней доброжелательности и уважения, как и сын лорда, при условии, что он его заслужит. И, вероятно, именно поэтому люди тянулись к нему и готовы были идти за ним в огонь и воду.

— И как мы узнаем, что у него получилось? — недоверчиво скрипнул Хостер, всем видом выражая скепсис.

— Во время турнира нам подадут сигнал, увидев который мы поймем, что все готово и должно произойти этой ночью, — прохладно отозвался Брандон, видимо, не простив будущему тестю грубости и лишь из уважения к Джону Аррену сдерживая порыв съязвить.

— Что за сигнал?

Вместо ответа Брандон поднялся и, подойдя к сундуку, поднял тяжелую крышку. Раздались шаги, оба мужчины подошли ближе и заглянули в содержимое сундука.

— Сегодня ночью этот сундук перекочует в нужные руки, — продолжил Брандон с легким самодовольством. Лианна, знавшая брата слишком хорошо, была уверена, что он очень доволен собой. — Увидев эти доспехи на арене, вы поймете, лорд Аррен, что все готово, и сообщите своим наемникам, чтобы были на месте ночью.

Наемники… Сигналы… Проникновение в замок… Даже не обладая внушительным опытом в вопросе интриг, Лианна нутром чуяла преступность в речах мужчин. А еще несмотря на всю самоуверенность тона Брандона, она знала его, как облупленного — он был напряжен и даже взволнован.

— Вы уверены, что ваши люди справятся? Кто будет под этими доспехами?

— Это не важно, кто под ними будет. Человек, что их наденет, даже не будет знать, для чего он это делает. Не будет он также ведать, что ему их передали от меня. Таким образом, мы обезопасим себя на случай, если его поймают. Я лишь дам молодому, но крепкому юнцу шанс поучаствовать на турнире. И не волнуйтесь, я полностью уверен в своих людях, — повторил он.

— Мало преуспеть в одном, главное — устроить все так, чтобы все взоры были направлены в нужную нам сторону.

— Не волнуйтесь, милорд. Я уверен, что уже через два дня один из Таргариенов, а если повезет, оба будут мертвы. А Семь Королевств, наконец, низвергнут с себя оковы безумного рода, принесшего им больше страданий, чем радости.

Последняя фраза стала апофеозом этой беседы. Казалось, это кожей почувствовали даже говорившие, которые ненадолго умолкли, придавленные к земле судьбоносностью той ночи.

— Что ж, пока нам остается только ждать, — устало произнес Аррен, подводя итог беседы, — А пока лучше разойтись, пока народ не начал возвращаться. Будет крайне досадно, если кто-то из шпионов Вариса заметит нас тут.

Талли согласно замычал и через минуту оба покинули палатку, ведя непринужденную беседу о завтрашних соревнованиях на мечах, словно и не они несколько минут назад обсуждали убийство членов королевской династии. Оставшись в одиночестве, Брандон завозился с сундуком, затем неторопливо также покинул палатку, с притворной беспечностью напевая себе под нос. Едва голос брата затих, Лианна выбралась из своего укрытия. Она была разбита. Если бы у ее ног ударила молния, Лианна вряд ли ее заметила. Получается, ее старший брат вместе с Джоном Арреном и Хостером Талли замышляют убийство Таргариенов. Это не укладывалось в ее голове. А отец? Знает ли он об этом?

Лианна опустилась на ковер и уставилась в одну точку. В памяти всплывали десятки деталей, которым она раньше не придавала значения. Как ни старался Рикард оградить дочь от неприглядной стороны жизни, до Лианны всегда доносились отголоски политики. Пара случайно брошенных замечаний, пара презрительных слов, ненароком подслушанный разговор. Она доподлинно знала, что Эйриса Безумного не жалуют на Севере. Гордые, свободолюбивые северяне, для которых слово долг и честь не было пустым звуком, негодовали от одной лишь мысли, что ими правит безумец. Каждый слух о жестоких чудачествах короля побуждал их к бунту. А Лианна была северянкой до мозга костей. А еще она была волчицей, а у волков — волчьи законы. Недостойный, слабый вожак не мог вести за собой стаю. Впитывая в себя суждения своих родных, она всей душой верила, что Эйрис — худший король из возможных.

Но ей и в голову не могло прийти, что ее семья вовсе не собиралась сидеть в стороне, ожидая, когда Эйриса Безумного заберет к себе Неведомый. Часть ее испытала гордость за брата. Бороться за справедливость, за правду, сражаться до последней капли крови за достойного и против тирана — в том проявлялась истинная старковская натура, непокорная и суровая. Волки сами избирают себе вожака из достойнейших. И Лианна не видела ничего плохого в низвержении жестокого, не знающего жалости и милосердия тирана с помутившимся рассудком, пусть и таким дрянным способом.

Но было одно жирное «но». Они говорили о смерти одного из Таргариенов, ни словом не намекнув, кого именно будет подстерегать смерть послезавтра. А что если это Рейгар? Нет, этого не может быть! Она не может допустить, чтобы ее прекрасного Рейгара убили, когда она только его нашла. Она даже готова отдать его Элии, готова танцевать на их пирах, готова наблюдать, как он дарит ей улыбки и любовь. Только лишь бы он жил. Лишь бы дышал. Она предаст все, во что верит, отринет веру, обманет доверие семьи, но спасет его.

Натуры, подобные Лианне Старк, не знают ограничений или полумер. Своим увлечениям и чувствам они отдаются с головой. И ради внезапно вспыхнувшей страсти они готовы бывают свернуть горы. И потому если в душу Лианны и закралась мысль о том, как воспримет ее поступок брат, она отмела ее без колебаний и сомнений в правильности своих действий.

С принятым решением взгляд северянки изменился, исчезла растерянность и страх, сменившись решимостью. Лианна уверенно встала и приблизилась к сундуку, который Брандон не запирал. Тяжело охнув, она подняла громоздкую крышку. Внутри и правда лежали доспехи. Доспехи с изображением чардрева. Такой сигнал сложно не заметить. Первым побуждением Лианны было выкрасть их, но они были слишком тяжелы для ее хрупкого тела. Да и выкрав, куда она их спрячет? Как вынесет из палатки?

Оставался один выход. План созрел в ее голове моментально. Взяв маленький перочинный ножик, который сперва она не приметила, Лианна вернулась в свою палатку. Что ж, Элия Мартелл не получит Северную Розу.