Росток Клевера (джен)

— Мастер Гимеон, вы хотя бы понимаете, что произошло? — голос Верховного Иерарха дрожал от ярости. — Проклятый с ним с этой Звучной Молитвой, хотя и это уже ни в какие рамки! Вы допустили до ритуала праволапца! На каком основании вы не выявили, что ваш ученик — праволапец? Почему вы не сообщили об этом служителям Священного Ордена?

От стыда я был готов провалиться сквозь мозаичный каменный пол молельной комнаты. Настолько паршиво я не чувствовал себя никогда в жизни. Впервые за все время пребывания в Мире Спокойной Воды я оказался в ситуации, когда мое будущее оказалось под угрозой. Я не понимал, кто такой праволапец, не понимал, что мне грозит, но одно мне было ясно, как божий день — я совершил нечто, что вызвало гнев Верховного Иерарха. А если гневался он — это могло грозить чем угодно, вплоть до медленной и мучительной смерти.

Хотя я и стоял на коленях, и два мага держали мои лапы за спиной, я все же мог видеть мастера Гимеона. Какое-то время он еще стоял с потерянной и отсутствующей мордой, но вскоре его чешучатая физиономия разгладилась, и перед Бойдулом стоял прежний уверенный и даже вальяжный варан:

— Ваше Святейшество, я хотел бы попросить с вами личного разговора наедине в другом углу зала. Если дело касается моего ученика, я хочу, чтобы наш разговор остался лишь между вами, как Верховным Иерархом, и мной, как учителем этого молодого волка, носящим мою фамилию. Если возможно, под Глухим Колпаком.

Лис с сомнением смерил взглядом варана, после чего перевел испепеляющий взгляд на меня:

— Хорошо, мастер, будь по-вашему. Идемте.

Я прекрасно помнил, как мой учитель отнесся к тому, что я подслушал его допрос фанатика на центральном ристалище Ландара несколько месяцев назад, и я поначалу собирался было тихо и спокойно дожидаться, пока они обсудят все, что им было нужно, но потом я вспомнил одну фразу, которую мастер обронил, когда отчитывал меня за прослушку: "Не подслушивай разговоры, если они тебя не касаются!" Но постойте, ведь этот разговор напрямую меня касался! Хотя двое магов и заломили мне лапы за спину, они не сковали мне пальцы лап — и этого мне хватило, что сжать средний и большой палец на левой лапе, готовые к действию. Когда учитель и Бойдул остановились в другом конце зала, я щелкнул пальцами — и тут же услышал голоса в своей голове:

— Вы точно уверены, что нас никто не прослушивает, мастер?

— Совершенно, я наложил Глухой Колпак, и теперь этот разговор не слышит никто, кроме нас. Уверен, мой ученик будет очень любопытен и попытается подслушать нас, но не беспокойтесь, ему это будет не под силу. Я совершенно уверен, что нас здесь только двое.

Уставившись в пол, я пытался скрыть недоумение. Гимеон в открытую врал Верховному Иерарху в глаза — много раз я пытался за последние месяцы ради эксперимента прослушивать разговоры варана (разумеется, с его согласия) — и всякий раз он без труда засекал мою прослушку, как бы ни старался ее скрыть. Я был на сто процентов уверен, что учитель прекрасно слышал то, что я подключился к их беседе, но по какой-то причине предпочел соврать о том, что на самом деле меня здесь не было. Какой его был замысел, я не знал, и поэтому мне оставалось только слушать разговор дальше:

— Мастер, я...

— Джезри, давай без официоза. Мы с тобой старые друзья еще со времен зверячьего приюта Ордена. Неужели за те пятосем⁽¹⁾ лет, что мы знаем друг друга, ты будешь в личной беседе обращаться ко мне так, словно мы на глазах у осьми⁽²⁾ свидетелей?

Гимеон и Бойдул — друзья? Учитель никогда не рассказывал мне о том, что они с Верховным Иерархом хотя бы как-то близко знакомы, а тут выясняется, что они друг друга с детства знают и чуть ли не вместе росли в приюте?

— Хорошо, Гимеон, давай к делу. Ты понимаешь, что это грандиозный провал? У тебя в учениках выродок Проклятых, праволапец! И это стало известно на глазах у самых уважаемых магов Ландара! Проглядеть праволапца — это очень серьезный прокол! Уверен, что после этого тебя вообще будут уважать? Ты уронишь свой авторитет в глазах других, а это куда страшнее. Со мной ты сможешь договориться — а с ними?

Мой внутренний переводчик быстро объяснил значение термина. Так как маги в Мире Спокойной Воды творили колдовство левой лапой, правая лапа обычно никак не участвовала в сотворении магии и не была рабочей. Поэтому маг, который был способен творить волшебство правой лапой, вызывал крайне сильные подозрения, ведь он мог быть потенциально опасен сам по себе. А еще многие верили, что праволапцы — посланцы самого Легизмунда, что, естественно, угрожало архианству Граальстана.

— Джезри, я искренне благодарен тебе за то, что ты так печешься о моем благополучии, но давай я сам разберусь с тем, что обо мне подумают другие. Я же не слиток золота, чтобы нравиться всем, правда? Да и вообще, что ты заладил со своим праволапцем? Да, у Мирпуда определенно есть способность колдовать правой лапой, но это же всего лишь один эпизод. Пойми же, он Росток Клевера. В чем он виноват? Он ничего не знает ни о Легизмунде, ни о Сером Равновесии.

И снова учитель врал Иерарху. Я прекрасно знал и о Сером Равновесии, и о Легизмунде — мастер сам рассказал мне обо всем в тот день, когда я смог создать призрачных певиц в таверне Фархада.

— А ты в этом уверен, дружище? А ты не допускаешь мысли, что он Судья? Что говорит пророчество Дарсара?

— Да-да, оно говорит, что Судья обязательно будет праволапцем. Вот только сам факт того, что Мирпуд праволапец, еще не говорит о том, что он обязательно Судья. Конечно, владеющих даром через правую лапу исчезающе мало, и их за последние осмолетия видели крайне мало, но ведь они же возможны!

Как я ни напрягал память — я не мог вспомнить, чтобы в том свитке, с которым я появился в доме мастера Гимеона, было какое-либо упоминание праволапца. Еще в лесу я обратил внимание на то, что, возможно, пророчество неполное, но теперь выходило, что так оно и обстояло на самом деле. И получалось, я знал гораздо меньше, чем полагал раньше.

— Тебе этого мало, Гимеон? Вот угораздило тебя...

— Джезри, послушай меня! Я знаю, что ты сейчас думаешь — казнить его и дело с концом, да? Да, это моя ошибка, что я не разглядел его праволапость раньше, но ведь и повода не было это проверять. Последний праволапец в Ландаре был сколько... осмо лет назад? Больше? Не уверен, что это вообще было при нашей с тобой жизни. Он в этом не виноват и не замышляет ничего плохого! Будь он действительно посланником темных сил — я бы давно уже его раскрыл!

— И что ты мне предлагаешь? Чтобы я сейчас вышел обратно в круг и сказал "Так и так, почтенные лары, ошибочка вышла, этот молодой волк совершенно безобиден, давайте продолжим Звучную Молитву"? Что ты так за него радеешь? Он не твой сын и не твой родственник.

— Это как посмотреть, друг мой Джезри. Он носит мою фамилию, и я его усыновлял. Пусть он не называет меня отцом, а я его — сыном, но это не значит, что его благополучие для меня — пустой звук. Одно дело казнить действительно опасного зверя, а другое — доставить к палачу зверя, которому не повезло владеть "неправильным" даром, но он совершенно безобиден. Мирпуд не заслуживает казни.

— Повторяю — что ты предлагаешь, Гимеон? Пропустить такое я не могу, иначе на меня будут косо смотреть самые уважаемые маги Ландара из числа присутствующих в этом зале. Отправить его на смерть ты мне не дашь. Предложи альтернативу. Мы можем сколько угодно быть старыми друзьями, но ты сам понимаешь, что наша дружба здесь ничего не значит.

— Если ты так хочешь, Джезри, арестуй его, я протестовать не буду. Но я тебя прошу — если ты так уверен, что он Судья, отправь его на проверку к Кенсан к Эдне. Ты же можешь так сделать?

Лис сложил лапы на груди и хмыкнул:

— К Эдне, говоришь? И как я объясню это другим?

— А ничего объяснять не надо. Отдай приказ арестовать его здесь и отправить в темницу Цитадели. Скажи, что дело серьезное, и ты будешь разбираться в нем сам. Кто там дальше будет разбираться, что с ним станется, и кто осмелится перечить твоим словам? Я уверен, что если продержать его в заточении хотя бы месяц, то все попросту забудут о произошедшем. А там уже тайно отправь его под конвоем Цепного и Кон-Сай в Кенсан.

— Хорошо, Гимеон, будь по-твоему.

Они закончили разговор и выдвинулись в нашу сторону. Когда Бойдул встал на старое место, я увидел, как Гимеон посмотрел на меня крайне хитрым взглядом, однако при этом не сказал ни слова. Иерарх показал на меня пальцем и произнес четко, строго и раздельно, чеканя слова:

— Этого волка арестовать и доставить в казематы Цитадели. Я разберусь с ним сам. Учитывая возможную опасность этого праволапца, проводить под конвоем Цепного и Кон-Сай. Мастер Лиметс, мастер Коннерс! Осторожно выведите этого молодого волка через черный ход, чтобы никто в главном зале этого не видел. Я отдам приказ, чтобы солдаты моей гвардии взяли у вас арестованного. После этого вернитесь обратно, и мы закончим молитву. Выполнять!

* * *

Я плохо помнил то, как меня взяли в конвой и вывели тайно через черный ход с церкви, чтобы не смущать собравшихся придворных в главном зале возле алтаря. В тот момент меня меньше всего волновало то, как я выгляжу в глазах остальных. В моей голове по кругу крутилась одна и та же мысль: "Ну вот и все, доигрался волк на гитарке". Даже тот факт, что учитель ходатайствовал перед Иерархом о том, чтобы меня не казнили, не особо радовал меня. "Дружба дружбой, а служба — службой" — ведь так гласит народная пословица? Кто мешал Бойдулу, вернувшись обратно в свой рабочий кабинет, столь же легко отказаться от своего обещания, данного Гимеону, и спокойно отправить меня на казнь, как ужасного и мерзкого праволапца, который еще и посмел испортить церемонию прощания с королем! Правильно, никто. Вся моя надежда была лишь на то, что Иерарх умел ставить договоренности выше всего остального.

Меня вели в ту часть города, где я никогда не бывал раньше, и я увидел цель нашего "похода" под конвоем Цепного Меча и Кон-Сай задолго до того, как мы дошли до точки назначения. Цитадель Ордена поражала воображение своим монументальными видом. Возносившиеся вверх шпили, на которых трепетали флаги с трехлистным клевером, высокие витражные окна с цветным стеклом, резные мосты между башнями, белые колонны на всех уровнях крепости, коридоры, балконы, снующие то тут, то там звери, которых я стал видеть, стоило нам приблизиться к площади перед Цитаделью.

Я уже упоминал ранее, что в Ландаре были храмы, которые давили своими размерами, но Цитадель в этом плане превосходила все прошлые соборы вместе взятые. Площадь перед зданием размером была явно минимум в половину Красной площади в Москве, но совершенно пустая, без каких-либо построек или зданий. Сочетание пустоты огромной площади и громады Цитадели давила на меня намного сильнее, чем просто монументальность постройки штаб-квартиры Ордена. Последний раз окинув взглядом фасад перед собой, насколько мне хватало глаз, я задался про себя вопросом, сколько сотен лет строили Цитадель, как много строителей в этом участвовали и каких немереных денег это стоило казне.

Впрочем, на площади было еще кое-что, заслуживавшее внимания. Огромное ветвистое дерево высотой с десяток-другой метров, очень напоминавшее по виду дуб или другой подобный исполин. То тут, то там среди его мощных ветвей среди жухлой зеленой листвы попадались желтые точки, издалека казавшиеся плодами. Поначалу казавшееся мне громадным и колоссальным, при ближайшем рассмотрении дерево произвело удручающий вид — треснувшая кора, обнажавшая местами ствол, скрученные и погнутые ветки, торчащие из земляного круга вокруг ствола корни, выгнутые самым немыслимым образом.

Прямо в тот момент под деревом суетилось несколько монахов в зеленых хламидах, которые поливали корни дерева из ведер, но вода очень плохо впитывалась в землю, застывая вокруг корней озерцом глубиной в десяток-другой сантиметров. Монахи, подоткнув хламиды, влезали босыми лапами прямо вглубь залитой воды и пытались раскопать землю, чтобы хотя бы как-то заставить воду впитываться, некоторые из них успели вымазать хламиды в земле, но вода по-прежнему уходила вглубь медленно и неспешно, словно ей что-то мешало.

Над центральной площадью начал падать снег, и в ту же секунду я увидел, как снежинки, словно огибая какой-то невидимый силовой купол, не касались веток дерева, и, скатываясь по незримой границе вокруг кроны, опадали на брусчатку площади, и ни единая снежинка не касалась кроны древа. Тогда я предположил, что с дождем, наверное, происходит то же самое, и монахи поливали дерево лишь по причине того, что естественным образом вода к корням не поступала.

Стоило конвою только подвезти меня к воротам Цитадели, как на мою голову надели мешок, из-за чего я полностью потерял возможность ориентироваться. Лапы заломили за спину, и я почувствовал, как мои ладони больно сжали в захват, стиснув пальцы и блокируя любую возможность колдовать. Над моей головой раздался голос:

— Его Святейшество приказал доставить этого волка в казематы.

Ответа я не услышал — передо мной открылась дверь, которую я не видел, и меня, полусогнутого, с заломленными лапами и с мешком на голове, повели дальше. Все что мне оставалось делать — перебирать лапами, пытаясь не упасть и не споткнуться.

* * *

Шли мы довольно долго. Я не мог сказать этого наверняка, но я точно прошел примерно с пяток лестниц. Несмотря на то, что двигался я в довольно неудобной позе, мои конвоиры не торопили меня, замедляясь перед лестницами и на поворотах, чтобы я не упал и не пропахал носом пару метров пола.

Наконец, мое путешествие окончилось. Сквозь мешок на голове я услышал, как передо мной бренчат ключи, а после двукратный звук поворота замка. Раздался громкий металлический скрип двери, и я почувствовал, как меня подтолкнули вперед:

— Заходи!

Сделав несколько неуверенных слепых шагов, надеясь, что не влечу головой в косяк, я осторожно пошел прямо. В какой-то момент меня остановили, после чего я почувствовал, как мои пальцы перестали сжимать, с моей головы исчез мешок, а за спиной захлопнулась дверь. Развернувшись на месте, я лишь успел увидеть, как в зарешеченном оконце на двери сверкнули чьи-то глаза, после чего они исчезли, а после раздались уходящие шаги, перемежавшиеся со звоном оружия и доспехов.

Обстановка внутри была вполне непримечательной — крохотное зарешеченное окно, дававшее совсем немного внешнего света, достаточного лишь для того, чтобы различать, день или ночь на улице, матрас на полу, наполовину разодранный с торчащей оттуда соломой, продолбленная дыра в полу, из которой доносился несильный, но довольно неприятный запах мочи, а также странное приспособление на стене в виде торчащей бронзовой лапы ладонью вниз, под которой прямо в воздухе висел небольшой стеклянный кристалл. Я осторожно тронул его лапой, кристалл слегка качнулся, но остался висеть на месте, покачиваясь, будто уравновешенный магнитом.

Мое внимание привлекло то, что одна из стен моей камеры была не сплошной, а отгороженной решеткой с некрупными ячейками от соседней камеры, в которой я никого не увидел. Дыры в решетке были достаточными, чтобы я мог просунуть в них лапу по локоть, но дальше они уже не проходили. У соседней камеры дальняя от меня стена была сплошной, как ей и полагалось быть, поэтому я решил, что это было лишь странным конструктивным решением от строителей темницы.

Я разочарованно плюхнулся на матрас как был, в зеленом траурном костюме. Ни гитары, ни телефона, ни плеера с собой у меня не было. На сколько я попал в камеру, мне было неизвестно. Я попробовал создать маленький огонек на кончиках пальцев левой лапы, но даже то, что у меня это получилось, нисколько не поднял мне настроение. Какой толк мне был от магии, если она бы ничем мне не помогла?

Внезапно метка на моей правой лапе зажглась красным. Накрыв ее ладонью, я услышал взволнованный голос учителя:

— Мирпуд? Хорошо, что ты ответил. Я боялся, что тебя посадят в тот блок казематов, где блокируются любые магические действия. Видимо, Его Святейшество сдержал свое слово и действительно посадил тебя в камеру лишь временно.

— Учитель, почему вы дали мне подслушать ваш разговор с магистром Бойдулом?

После секундной паузы голос переспросил меня:

— А почему ты решил, что я тебе это позволил?

— Мастер, пожалуйста, не прикидывайтесь наивным. Я многократно пытался прослушать ваши разговоры в последние месяцы, и ни разу мне это не удавалось сделать, потому что вы легко засекали мое присутствие. А тут вы так просто позволили мне стать частью вашей беседы?

— Хорошо, скрывать не буду — я сделал это намеренно. Моей целью было успокоить тебя/ Я знаю, что ты очень любопытный и не удержишься от того, чтобы услышать нечто, касающееся тебя. Я на самом деле установил Глухой Колпак, и Иерарх знал это, но у этого заклятия есть изъян — если некто успел подсоединиться к беседе до наложения Колпака, то он не оборвет соединение. Вот почему ты слышал мой разговор. И да, мне пришлось врать Бойдулу, чтобы он ничего не заподозрил.

— А почему же вы раньше не говорили, что вы лучшие друзья с Его Святейшеством?

— А зачем мне было тебе об этом рассказывать? Я сообщаю тебе ровно то, что тебе нужно в момент времени. Не больше и не меньше.

— С каждой секундой я все больше и больше думаю, что вы скрываете от меня очень и очень многое. Чего я еще не знаю, учитель?

— Хорошо, я тебе расскажу, Мирпуд. Я с самого начала если не был уверен наверняка, то по крайней мере подозревал, что ты праволапец. То, как ты творишь магию и некоторые другие детали легко докажут очень опытному магу, что ты умеешь колдовать и правой лапой в том числе.

— Но почему вы тогда не выдали меня Ордену? Разве это не ваша обязанность?

— Обязанность. Но я умею пренебрегать своими обязанностями, если не считаю правильным им следовать. Безусловно, с точки зрения правил Священного Ордена ты нарушитель, и я был обязан сообщить о тебе в первый же день, когда в мою голову закрались подозрения о твоей истинной природе. Но две вещи остановили меня. Ты Росток Клевера, и ты носишь мою фамилию. Я не хотел, чтобы ты пал жертвой Ордена, не будучи виновным, поэтому я до последнего защищал тебя от интереса церковников.

— Вы мне еще скажите, учитель, что вы сторонник Серого Равновесия — вот забавно будет!

— Нет, Мирпуд, я не сторонник Серого Равновесия, как и не сторонник трехлистного клевера. Я главный гарнизонный маг, и у меня хватает забот на основной работе, чтобы переживать по поводу всяких религиозных постулатов. Вон, у меня в пятом взводе недокомплект боевых магов для патрулей вокруг Ландара — а я еще буду разбираться, какой лапой у меня ученик колдует. Это пусть Орден разбирается, а мне лично на это все равно. Я не считаю тебя преступником, Мирпуд. Ты — мой ученик, и мне этого достаточно.

— И что же теперь меня ждет?

Голос Гимеона замялся на несколько мгновений:

— Я... я не знаю, Мирпуд. Если Иерарх последует моей просьбе, то тебя отправят к Эдне под конвоем, чтобы она тебя проверила и достоверно установила, являешься ли ты зверем из пророчества или нет.

— А кто такая Эдна?

Пауза после моего вопроса затянулась, и после тишины в голове голос ответил, и он звучал виновато:

— Это... это моя мама, Мирпуд.

— Ваша мама?

Прислонившись к стене и вытянув лапы, я пытался переварить услышанную информацию.

— Да. Я не рассказывал тебе этого раньше, Мирпуд, но моя семья — это причина, почему я ненавижу свою фамилию. Мой отец был графом, богатым, но столь же мерзким и отвратительным. Он обрюхатил мою мать, и выгнал ее из поместья после моего рождения. Он всеми силами пытался вбить мне в голову мысль, что моя мать была опустившейся шлюхой, которую он выгнал, чтобы спасти меня от морального разложения, но слуги в поместье были умнее и рассказывали мне то, что было на самом деле. Я постоянно с ним ссорился и спорил, а он был вынужден меня терпеть, потому что в высшем свете аристократ без детенышей был бы высмеян. Но даже его терпению пришел конец, и как только я стал совершеннолетним, он выгнал меня из дома, устав терпеть вечные скандалы и ссоры. Я разыскал свою мать и восстановил с ней отношения. Она же и стала моим первым учителем, так как было очень хорошей колдуньей, а у меня обнаружился дар огнемага. Впоследствии Эдна осела в Кенсане, став кем-то вроде доверенного мага Ордена, который занимался проверкой самых подозрительных и опасных магов. Именно по указанным выше причинам я ненавижу свою фамилию и крайне не люблю ее упоминаний. В общем, если ты действительно потенциальный праволапец и Судья, то именно Эдна, как очень мощная колдунья, сможет достоверно сказать, ты это или нет.

Я сжался в комок:

— А что потом? Если ваша мама скажет, что я этот... праволапец! Я умру? Меня казнят? Что со мной будет?

Раздался долгий вздох:

— Прости, Мирпуд, я не знаю. Могу только сказать, что приложу все усилия, чтобы тебя не отправили на казнь.

После недолгой паузы голос продолжил:

— Я попробую получишь разрешение у магистра Бойдула, чтобы мы могли продолжать занятия магией. Раз тебя разместили в блоке без блокировки умений, то это значит, что тебя пока не считают опасным заключенным. Возможно, будет наложена блокировка, не позволяющая тебе использовать магию вне пределов твоей камеры, но я не вижу причин, почему мы не должны продолжать обучение. А пока береги себя. Доброй ночи, Мирпуд.

Метка на моей ладони погасла, и я устало рухнул на матрас, бессмысленно глядя в потолок. Разговор с учителем практически не разогнал моей тревожности, и мне оставалось лишь вручить свою судьбу в руки случая и ждать грядущее. За этими мыслями я задремал.

* * *

Меня разбудил шум, доносившийся из-за решетки. Приподнявшись на локте, я увидел, как в соседнюю камеру затолкали невысокую фигуру с пышной гривой, после чего за спиной у нее захлопнулась дверь, и в замке повернулся ключ.

Вероятно, я проспал до самого вечера, потому что за небольшим зарешеченным оконцем не было ничего видно. При этом я узнал, зачем была нужна лапа с кристаллом — оказывается, это был местный светильник. Шарик зажегся мягким и приятным желтым светом, который не слепил, но при этом равномерно освещал всю мою камеру. В свою очередь, у моего соседа зажегся такой же кристалл, из-за чего сплошная стена моей камеры оказалась покрыта светящейся сеткой с приглушенными границами.

Из-за решетки донесся голос, оказавшийся женским:

— Кто здесь?

Я встал с матраса, выпрямившись во весь рост и подошел ближе к решетке, чтобы разглядеть свою соседку. Моему взору предстала невысокая худенькая ежиха с вытянутой остренькой мордочкой, практически плоской грудью, очень проницательными черными глазами и живым, подвижным черным носом, который, казалось, постоянно был в движении, к чему-то принюхиваясь. Подняв на меня глаза, она тряхнула головой, и я увидел, что вместо волос самочка носила очень пышную копну иголок, который издалека по внешнему виду казались полной копией волос и лишь вблизи можно было разглядеть, что они были толще и острее, чем обычная грива.

Наступило неловкое молчание, и первой его нарушила ежиха:

— Меня... меня зовут Виджи. Можно... можно я тебя потрогаю? Я не общалась с живым зверем, не считая солдат из допросной комнаты, вот уже пару месяцев.

Виджи просунула худую лапку сквозь решетку и без труда коснулась моей ладони. На удивление, ее ладошка была была очень теплой и приятной на ощупь. Ежиха пригляделась к моей ладони, и ее голос стал очень удивленным:

— Так ты еще и Росток Клевера? Не видела их пару лет.

Почему-то с первой секунды почувствовав доверие к новенькой, я осторожно накрыл своей большой ладонью ее маленькие пальцы:

— Я Мирпуд.

— А за что ты оказался здесь?

Я замялся:

— Я учитель главного гарнизонного мага, мастера Гимеона. Во время Звучной Молитвы я случайно призывал магию правой лапой, и меня арестовали по приказу Верховного Иерарха.

Ежиха снова подняла взгляд, и ее глаза выражали удивление:

— Ты... праволапец? А достайма'гри хом у лонэй!

Я недоуменно наклонил голову:

— Прости, что?

Виджи убрала лапу от решетки:

— А достайма'гри хом у лонэй. Я знала, что ты живешь. Ты не знаешь Грита Стил?

Я покачал головой:

— Никогда не слышал. А что это?

Виджи прижалась головой к решетке:

— Грита Стил, язык Серого Равновесия. Обычно все праволапцы так или иначе веруют в Легизумунда и знают этот язык. Но раз ты Росток Клевера, то, возможно, даже впервые о нем слышишь.

Ежиха ушла вглубь своей камеры, после чего подхватила матрас, похожий на мой, разве что еще более жалкий, и подтащила его к решетке:

— Мирпуд, я с трудом стою на лапах после допроса. Ты не будешь против подтащить свой матрас, чтобы мы могли лечь подле одной решетки и говорить, разделенные лишь железом?

Я впервые усмехнулся за весь день:

— Звучит интересно. Хорошо.

Выполнив пожелание Виджи, я подтащил свое спальное место так, что оно лежало симметрично матрасу ежихи, и мы могли лечь на свои места так, что нас разделяла лишь решетка. Когда же мы начали говорить, я заметил, что Виджи почти постоянно протягивала ладонь сквозь решетку и трогала мою лапу, даже не глядя в мою сторону:

— Как ты давно в нашем мире, Мирпуд?

— Думаю, около полугода или может даже больше. Я появился здесь еще летом, когда было тепло.

— Тогда, стало быть, ты сможешь понять то, о чем я говорю. Меня заточили в темницу за то, что я сторонница Серого Равновесия. Как ты знаешь, в Граальстане почитание Легизмунда запрещено под страхом смертной казни. В Меровии и Паруссии с этим проще, там можно веровать и в добро, и в зло, но туда еще пойди доберись, особенно если ты подданный граальстанской короны. Я сама из окрестностей Ландара, жила в деревне Торрена. С раннего детства я верила, что все в мире должно иметь баланс и противоположности, и помнится, меня за это презирали жители деревни. А потом, когда я уже стала взрослее и оказалась в Ландаре, меня схватили звери из Ордена, и так я оказалась здесь. А ты, Мирпуд — во что ты веришь?

Вопрос застал меня врасплох:

— Я? Ну... Я верю в необходимость зла как неизбежности.

Виджи шумно повернула голову в мою сторону, зашуршав иголками по матрасу:

— Правда? А во что верят в вашем мире, Мирпуд?

Мне не хотелось углубляться в особенности теологических воззрений нашего мира, поэтому я ответил кратко:

— Если не расписывать — мы верим в добро как главное в этом мире, хотя далеко не все этому следуют или стремятся.

Голос Виджи стал тише:

— Совсем как здесь, в Граальстане...

— Мой учитель говорил мне, что видение добра и зла изменилось из-за Ростков Клевера.

Виджи опустила голову обратно на матрас:

— Возможно и так. Я... мне не особо интересны причины, почему все так. Мне важно, во что я верю. Как говорят те, кто верует в Серое Равновесие, "нам нужен воздух, чтобы дышать, и нам нужна земля, чтобы ходить". Арханис и Легизмунд — это земля и воздух. Не будет одного — и жизнь будет невозможна.

Помолчав немного, Виджи произнесла тихим голосом:

— Прости, если я слишком разговорчива. Мне было не с кем поговорить так долго.

Дальнейшая речь ежихи стала крайне неразборчивой, превратившись в какое-то сопение, и вскоре я понял, что Виджи заснула, тонко фырча и свистя носом, сжавшись в позе эмбриона и слегка касаясь ладонью разделяющей нас решетки. И хотя я тогда находился в тюрьме, не зная, что меня ждет впереди, такое соседство меня чем-то успокаивало и помогало чувствовать себя не так паршиво. Именно так, глядя в потолок, не имея возможности заглушить свет от желтого кристалла на стене, я постепенно и провалился в сон, лежа на матрасе возле решетки. И на этот раз сон был настоящим.

1) 40

Вернуться к тексту

2) 64

Вернуться к тексту