Спастись от Гермионы Грейнджер (джен)

Мы не одолели ещё и половину пути от хижины Хагрида до Главных ворот, как случилось кое-что. Нет, ничего страшного не произошло. Просто на тропинке перед нами внезапно возник патронус… Светящийся шар пронёсся откуда-то сбоку и завис в пяти шагах от Васемоны, смешно подёргался и изменил форму, приняв облик какого-то хищника из семейства собачьих. Что это был за зверь, я так и не понял, потому как он не стоял на месте, а постоянно крутился, скакал из стороны в сторону и подпрыгивал, резвясь, как резвятся щенки, вырвавшиеся на свободу после долгой отсидки на цепи или в вольере. Интересно, кто же его послал?

Наконец зверь остановился, и я смог рассмотреть его. Странный какой-то: покрупнее собаки, но меньше волка, с узкой, похожей на лисью, мордочкой, длинной шерстью и пушистым хвостом, свисающим до самой земли. Что за зверь чудной? Про себя я почему-то сразу решил именовать его «волчок». Такое название казалось самым подходящим.

Патронус повернулся к Васемоне и начал вещать голосом… Драко Малфоя! Ну ни хрена себе!

— Гермиона, о твоих родителях и о Монтгомери пока ничего нового, но мы продолжаем искать. За это не беспокойся. Если вы уже закончили, то поторопи Дафну. Её все ждут, Пэнси без неё не начинает, — волчок передал сообщение и исчез.

Ну конечно! Сегодня же день рождения Паркинсон, и она устраивает вечеринку. Видимо, в узком кругу. Мы с Васькой по понятным причинам не приглашены… Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.

— Ха-ха-ха-ха-ха! — рядом оглушительно хохотала Дафна, хлопая в ладоши и утирая слезинки из уголков глаз.

— Ты чего так развеселилась?

— Драко! Ха-ха-ха! У него получился патронус! — она продолжала смеяться, указывая на то место, где только что крутился серебристый зверь.

— Ну да, — я хмыкнул. Малфой сумел вызвать патронус, и это говорило о многом.

— А что такого-то? — Васемона ничего не поняла. — Это что, какое-то особенное достижение?

— Малфою только однажды, в конце четвёртого курса, удалось создать телесного патронуса. И это был не красный волк. Я так рада за него! — не сдерживая смех, прощебетала Дафна.

Красный волк. Вот что это за зверь. Теперь понятно, отчего радуется Гринграсс.

— Значит, зверь у Малфоя изменился? А раньше был хорёк, да? — по реакции слизеринки я понял, что угадал.

— Ну да. Так ведь дело не только в этом. Ты же понял, Поттер?

Васька взглянула на меня, потом на Дафну и чуть ли не выкрикнула, притопнув каблучком:

— Так! Объясните мне, что происходит? А то, кажется, я одна здесь ничего не понимаю.

И я начал объяснять:

— Ни один тёмный маг или Пожиратель не способен вызывать патронуса. Если у Драко это получилось…

— Значит, он больше не тёмный? — подруган всё понял с полуслова.

— Да. А теперь у него ещё и зверь другой.

— А это что значит?

— Такое происходит, когда сам человек очень сильно меняется, — продолжила за меня Дафна. — А в случае Малфоя… Думаю, не ошибусь, если скажу, что от прежнего трусливого и напыщенного сноба больше ничего не осталось.

— Ага, — подхватил я. — И он послал к тебе волчка с несрочным сообщением просто, чтобы показать это. Ну, то есть доказать, что он уже не тот, кем был раньше. Не Пожиратель, понимаешь?

— Хм! Да я так-то давно это поняла, — только и хмыкнула Васемона.

* * *

Остаток дня прошёл для нас, можно сказать, впустую. Вернувшись в замок, мы расстались с Дафной, которая спешила на празднование дня рождения Паркинсон, договорившись, что она будет держать нас в курсе всех изменений состояния Сириуса. Заботу о Блэке мисс Гринграсс целиком взяла на себя, пообещав привести его в полный порядок в течении трёх-четырёх дней.

«Вот прикольно будет, если у них роман начнётся», — шепнул я Васемоне, когда Дафна ушла. В ответ Васька как-то по-девчачьи хихикнула, что мне не особо понравилось. В последние дни я начал замечать определённые изменения в поведении друга. Он вёл себя не так… Не так, как полагается: начал обращать внимание на свою внешность, стал чаще заглядывать в зеркало, мог потратить до десятка минут, подбирая себе одежду, и даже, о ужас! — начал пользоваться косметикой! Он часто болтал с девчонками о том о сём, и со стороны казалось, что ему это даже интересно. На мои подколки Васька тоже реагировал уже не так как раньше: иногда можно было подумать, что он готов обидеться на обычную крепкую шутку. В его манерах, жестах и поведении появлялось что-то женское. Для конспирации это было хорошо, но всё равно тревожило. Нет, он не обабился, рассуждал и действовал по-прежнему как мужик: рационально и без лишних эмоций, но… «Эх, надо линять отсюда поскорей! Заканчивать это дело и линять. Чем дольше мы тут, тем труднее будет Ваське адаптироваться после возвращения в нормальный вид». Теперь я был уверен, что наше пребывание здесь напрямую связано с «этим делом» и закончится не раньше, чем мы сможем освободить родителей Гермионы и вывести на чистую воду всю Дамблдоровскую шайку. Знать бы ещё, как это сделать...

А вот к решению задачи по освобождению родителей Гермионы мы сегодня снова не приблизились ни на шаг. Мы ничего не смогли узнать о Монтгомери. Вообще ничего! Хотя и провели в поисках информации весь остаток дня. Единственное, что было понятно, так это то, что чистокровным волшебником наш «Мистер Икс» не является, поскольку в списке «Священных двадцати восьми» его фамилии нет. Но никакой практической пользы в этом знании не было.

После ужина, над которым, кстати говоря, снова отлично поработала «чета Долгопупсов», в гриффиндорской гостиной Джинни поделилась своими успехами в деле по проверке состояния Рона. Флитвик сразу же определил, что на Рональде лежат чары, но потратил больше семи часов, пока не понял, какие именно. Называлось это колдунство «Заклятием Зимнего сердца» и было совершенно неизвестным для большинства магов Европы. Сам профессор признался, что никогда не смог бы распознать его, если бы однажды, много лет назад, не посмотрел фильм про каких-то русских магов из научного института, втихаря разработавших эту заразу.

«Вот, блин! Этих британцев хлебом не корми, только дай где-нибудь отыскать русский след! — тут же подумал я. — Хорошо, что нас с Васькой не рассекретили, а иначе сразу бы обвинили в шпионаже, диверсиях или международном терроризме».

А ещё Флитвик проболтался.

— Эти русские, — говорил он, — вообще-то молодцы. Маги у них живут в специальных академгородках, наукой занимаются, зарплату от государства получают. И чихать они хотели на все секретные Статуты. Не то, что мы: сидим в подполье, как мыши.

Но вот откуда такое заклятье могло прилететь в Рона, специалист по чарам понять не мог. Хотя и припомнил, что в самом начале девяностых Россию посещал Дамблдор. По обмену опытом, так сказать. «Ну что же, вот и ещё один пазл для общей картины».

Со слов того же Флитвика Джинни поняла, что излечение её братца — дело плёвое: нужно было, чтобы его поцеловала принцесса. Всего-то! Ну или хотя бы какая-нибудь влюблённая красавица. Вот только принцесс в округе Хогвартса сроду не водилось, а все влюблённые в Рональда девицы либо не блистали красотой, либо ещё не достигли поцелуйного возраста.

— Я тут подумала: а может, с Лавандой договориться? Они ведь уже мутили раньше, — рассуждала Уизли, перебирая потенциальных кандидаток на роль спасительницы «зачарованного принца». Васемоне эта идея понравилась:

— Точно! Браун — это то, что надо. Думаю, она не откажется. Вот только, Джинни, может быть, нам пока не торопиться с расколдовкой Рона? Пусть побудет на больничке, отдохнёт немного.

Долго упрашивать рыжую не пришлось: видимо, она и сама не желала скорого возвращения брата в нашу общую спальню. В общем, так и порешили: на некоторое время оставить Рона в лазарете под наблюдением мадам Помфри, а самим продолжать работу по главным вопросам: поиски родителей Гермионы, реабилитация Поттера в глазах сокурсников, обеззараживание ужинов и разрушение планов Дамблдора.

Ну а в спальне сегодня продолжилось шоу для трёх зрителей: Невилла, Симуса и Дина. Не глядя на явные протестующие намёки, Джинни, увлекая за собой Васемону, снова завалилась на мою кровать.

— А тот, кто чем-то недоволен, может спать на полу! — заявила наглая гриффиндорка, по-хозяйски устраиваясь под одеялом. — Гермиона, ложись ко мне поближе, не хочу рядом с этим гадом спать, — он меня вчера с места выгнал.

«Вот же зараза! Для чего ей нужен этот спектакль? Ведь не зря его затеяла. Чего же она добивается?» — пока я этого не понимал.

В итоге я улёгся с краю, потому что спать на полу мне совсем не хотелось. Но в середине ночи я всё же там оказался: Васька постоянно ворочалась и в конце концов спихнула меня. Я ударился башкой об пол и сразу проснулся. Здесь было душно: плотные шторы плохо пропускали воздух, а из-под кровати тянуло чем-то несвежим. «Ну и пылища тут! Сам виноват: ведь давно хотел уборку сделать. Завтра же займусь, всё равно суббота и уроков нет». С такими мыслями я поднялся и, без церемоний подвинув Васемону, лёг на своё место.

* * *

— Поттер, это твоих рук дело? Вот только не рассказывай, что ты здесь ни при чём! Кроме нас троих никто не знал про её сиськи. — Дафна повела рукой, указывая на себя, меня и Васемону.

«О чём это она? А, о Пэнси. Точно. Ведь ей вчера Малфой облысяющее зелье подарил. Или не подарил? Да нет, наверняка подарил. Иначе чего бы Гринграсс так возмущалась? И вообще, что это она припёрлась к нам в гостиную в такую рань? Рассказать, как отметили днюху Паркинсон?» Хотя, в какую рань? Шёл уже десятый час утра, и завтрак я безнадёжно проспал. Да и пофиг. Зато хорошо выспался впервые за последнюю неделю.

— Надо было видеть лицо Малфоя! — слизеринка, хохоча, пересказывала Васемоне события предыдущего вечера, — Пэнси его чуть не прибила! Я думала, что она ему всё это зелье на голову выльет! Ну а когда он залепетал что-то о тайном хобби и лысых хорьках…

Тут Дафна просто покатилась со смеху.

— …которых она «разводит». Ха-ха-ха-ха! Но потом успокоилась и… — слизеринка приблизилась к Васемоне и громко прошептала, — думаю, что одного хорька вчера она уж точно кое на что развела.

— Мы хотели как лучше, — пожала плечами Васька.

«Ага, ты ей ещё про свои трусы расскажи», — не без злости подумал я, вспоминая всё, что из-за этого вышло: прыжок Джинни, сожжённый «Пророк» и двух нахлебниц в своей кровати.

— Так ты тоже в этом участвовала?!

— Ну, так…

Я махнул на них рукой и, выйдя из гостиной, направился прямиком в коморку, где хранился хозинвентарь: швабры, тряпки, щётки и прочее. Вчерашнее желание провести наконец-то уборку в спальне никуда не делось. Я же не волшебник какой-то, чтобы в грязи жить!

— Ты чего с утра такой злой? — Васька вошёл в спальню, когда я выгребал из-под кровати очередную кучку мусора.

Я на самом деле был очень зол.

— Вот скажи, какого хрена она к нам в постель залезла? Я про Джинни. Ну, ты понял, — сейчас мы были наедине, и в строгой конспирации нужды не было. — Нет, не так! Зачем вы обе ко мне в постель залезли?!

— А ты что, ещё не врубился? — Васька развалился на диване и посмотрел на меня как на недоумка. — Девчонка личную жизнь устраивает. И, пожалуй, правильно делает. Если Поттер такой, как ты, то она всё верно рассчитала.

— Это какой «такой как я»?

— Тютя-матютя. Нерешительный. Пока не пнёшь, не пошевелится. Он её сколько времени динамит? Год? Два? Ей надоело, вот и перехватила инициативу.

— Что думаешь? Типа Поттер вернётся, а у него тут уже готовые отношения и никуда не деться?

— Вроде того, — Васька наколдовал сигарету и закурил, подойдя к открытому окну. — Ты бы бросил девчонку, с которой вот так, при всех..?

На улице усилился ветер и уже начал накрапывать дождь. Васька, быстро покурив, захлопнул створки и вернулся на своё место.

Я крепко задумался над его словами. Нет, пожалуй, я бы не смог. Может, другую бы и бросил, но её?! Это же..! Это ведь..! Да я бы её вообще никогда не бросил. И не отдал бы никому: ни Поттеру, ни чёрту лысому! Если бы только… Эх, что там говорить.

— Ну ладно, тогда как же Гермиона? Ему всё равно кого-то одну выбирать придётся.

— Послушай, — очень спокойно произнёс друган, — а вот это уже не наше дело. Они взрослые люди. Как-нибудь между собой разберутся.

Посреди комнаты материализовалась полосатая кошка — патронус Минервы Макгонагалл:

— Мистер Поттер, Вас срочно желает видеть директор Дамблдор.

Мы с Васемоной переглянулись: ну вот и дождались.

— Пойдём вместе.

— Нет, я один. У Дамбика наверняка какие-нибудь охранные чары возле кабинета имеются, тебя вычислят даже под мантией-невидимкой, — я твёрдо решил Ваську с собой не брать. В конце концов, ведь это на неё сейчас идёт охота, и ею рисковать нельзя.

«Блин, а ведь когда я сам пробирался в круглый кабинет под мантией, то совсем не подумал об охранных чарах. А вдруг Дамблдор пронюхал, что я подслушал их разговор? Нет, тогда бы он отреагировал сразу, а не ждал несколько дней. Тут что-то другое. Может, старый пердун просто решил пообщаться со своим любимым Избранным мальчиком, с которым не виделся с позапрошлого учебного года? А не виделся ли?»

— Ладно, я пошёл, — кивнул я Ваське. — Ничего он мне не сделает, ведь я теперь «человек министра». Ха! Но ты, если хочешь, предупреди слизеринцев на всякий случай. А сама не лезь.

— Хорошо, на вот только, возьми, — Васемона сняла с себя кулон-портключ и протянула мне. Вот это дело! Если что, то сбежать от Дамбика я теперь точно смогу, а больше ничего и не требуется.

Но это на самый крайний случай. А вообще-то я готовился к чему-то подобному. Потому что не может быть такого, что директор не постарается заговорить с Поттером, если уж в их подлючем сценарии для него, то есть сейчас, конечно, для меня, отведена роль министерского прихлебалы, мальчика-дурачка, который должен глядеть министру в рот и всячески поддерживать его за счёт своей популярности. Но эту роль мы немножко подкорректируем. Раз они сами выставили меня в глазах друзей жадным циничным ублюдком, то пусть так и будет. Наивного Гарри больше нет. Эх, не переиграть бы.

* * *

По оконному стеклу струились потоки воды. Косой ливень, усиливаемый порывами ветра, с силой лупил по тонкой прозрачной преграде, будто бы желая выбить её и ворваться вовнутрь, чтобы залить, намочить, испортить всё содержимое директорского кабинета: разбросанные по столу пергаменты, древние фолианты в тяжёлых кожаных переплётах, сложенные аккуратной стопкой на подоконнике, антикварные столики со стоящими на них непонятными жужжащими устройствами, мягкую мебель и даже самого высокого худощавого старца, стоящего сейчас перед окном и молча наблюдающего картину неистового безумства осенней погоды.

Я вдруг представил себе, как стёкла и витражи не выдерживают натиска, разлетаются мелким крошевом, и в помещение врывается ревущий поток, наполняет комнату и движется, опрокидывает и уносит мебель, книги, артефакты, срывает со стен портреты бывших директоров, сбивает с ног и подхватывает самого Дамблдора с его позорными планами и замыслами и исчезает в большой мутной воронке, смыв всю грязь, пошлость и гниль этого сразу ставшего ненавистным мне места.

Только вот всё это лишь несбыточные мечты. Никакого потока не будет, и избавляться от мусора придётся самим. И сейчас я настраивался, чтобы сделать к этому первый шаг.

— Удивительная вещь — погода. На неё нельзя повлиять магией. То есть можно, конечно, но совсем ненадолго. Как бы мы ни старались, но зима всё равно сменит осень и сама закончится с приходом весны. И так будет всегда, — голос школьного пахана звучал глухо и гулко, как будто бы доносился со дна какого-то глубокого колодца.

«Издалека заходит, гад», — подумалось мне. А старый волшебник продолжал, даже не поворачиваясь в мою сторону:

— Легенды говорят, что когда-то давно дожди шли только по ночам. Представляешь, Гарри?

— Почему?

— Чтобы не мешать людям заниматься своими делами, разумеется, — Дамблдор отвернулся от окна, подошёл к письменному столу и остановился, опершись на спинку кресла.

Я заставил себя усмехнуться:

— Хм. Разумно. И почему же это изменилось?

— Люди, Гарри. Во всём виноваты люди. Они забыли, что значит жить в гармонии с природой. Придумали себе какие-то ценности, несуществующие на самом деле, и теперь гоняются за ними, не понимая, что невозможно получить то, чего нет. И Высшие Силы отступились, решив, что их помощь нам больше не нужна… Иллюзии. Вокруг сплошные иллюзии.

Меня уже начали напрягать эти пустые разглагольствования, и я попробовал перевести разговор в более практичное русло:

— Волдеморт был настоящим.

— О да! И вы великолепно с ним справились.

— Я справился, — быстро уточнил я. Нужно было отыгрывать свою роль, всячески изображая козла.

— Конечно, конечно, мой дорогой. Твоя заслуга бесценна. Но вот твои друзья… Разве они не помогали в решающие моменты? Разе без них ты бы смог добиться успеха?

— Ну ведь на самом деле я и добился его самостоятельно. Друзья, конечно, помогали, но не будь их, я бы всё равно уничтожил Тёмного Лорда. Наверное, на это бы ушло больше времени, но результат не изменился бы.

«Чёрт возьми! Говорить с этим стариком — всё одно, что идти по минному полю: подорваться можно на любом пропущенном или необдуманном слове».

— Ну да, ну да, разумеется. Ну а каковы сейчас твои отношения с одногруппниками? Как тебе последний год в Хогвартсе? Ведь скоро обучение закончится и начнётся самостоятельная жизнь. У тебя уже есть планы на будущее? Я спрашиваю это потому, что ты особенно дорог мне, Гарри. Возможно, тебя что-то тревожит? Или нужна моя помощь?

— Благодарю, профессор, но меня ничего не тревожит. Будущее мне более или менее понятно: скорее всего я поступлю на государственную службу. Там удобно делать карьеру. Думаю, что министр не откажет мне в поддержке. Его политика мне нравится, — на этой фразе я сделал паузу, постаравшись изобразить хамоватую улыбку. «Не слишком ли смело завернул? Да нет, в самый раз. Пусть знают, что Поттер стал наглым и честолюбивым подонком. Они сами такие, а значит, поймут и примут за своего».

— А что касается одногруппников, то мне нет до них особого дела. И уверен, им до меня тоже.

— Но почему? Ведь насколько я тебя знаю, Гарри, ты всегда был очень предан друзьям, а они тебе. Что изменилось? — Дамбик состроил изумлённую рожу, типа он в шоке. Вот мразь!

— Вот именно «был», профессор, — я скривился и продолжил пренебрежительным тоном, — а сейчас хорошо вижу, как эти неудачники мне завидуют и готовы лезть из кожи вон, лишь бы привлечь внимание к себе. А когда не получается, то начинают гадить исподтишка более удачливому соседу. То есть мне. Люди — пакостные существа, и рассчитывать в жизни можно только на себя. Вы ведь хорошо знаете это, профессор. А за время войны в этом убедился и я.

Дамблдор молча уставился на меня. Казалось, он тщательно обдумывает всё услышанное. Да, похоже, не такого Поттера он ожидал увидеть.

Он отцепился от кресла и прошелся по комнате с задумчивым видом, сведя ладони на уровне груди и постукивая пальцами друг о друга. Пауза затянулась. Наконец бородатый хрен созрел, чтобы нарушить тишину, и изрёк:

— Ты очень изменился за время войны, Гарри. Ты возмужал и многие вещи теперь понимаешь верно. Отныне я спокоен за твоё будущее. Но скажи мне, — с этими словами он повернулся и внимательно посмотрел в мои глаза, — неужели совсем никого из старых друзей не осталось с тобой рядом? Ты совсем один??

— Ну почему же? Мы очень близки с Гермионой. Она по-прежнему мой лучший друг. И ещё с Джинни. И ещё… — я сделал вид, что задумался. — Да и, наверное, всё.

— Вот-вот, — оживился Дамблдор, — хорошо, что ты напомнил. Ведь об этом я тоже хотел поговорить с тобой.

Бородей прошёл к своему столу и уселся в кресло.

— Ты умный мальчик, Гарри, и, безусловно, понимаешь, что я как директор Хогвартса обязан быть в курсе всего, что происходит в школе. И я знаю о твоих отношениях с этими милыми девочками. Только не подумай, — директор замахал руками, — я никоим образом не намерен возражать или высказывать своё мнение на этот счёт. Любовь — всепоглощающее чувство, её проявления разнообразны, и каждое из них прекрасно. Но не кажется ли тебе, что та форма, в которой вы выражаете свою близость, несколько отличается от принятых в обществе? Нет, нет, я не против; вы взрослые люди и способны самостоятельно решать, как вам любить друг друга. Я лишь беспокоюсь о том, как люди отнесутся к такому виду вашего взаимодействия. Не будет ли это расценено как вызов традициям и коренным устоям? А ведь в таком случае оно может негативно повлиять на построение твоей будущей карьеры. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты хоть как-нибудь пострадал, Гарри.

Дамбик состроил печальную мину и покачал головой. «Так, началось, — понял я. — Сейчас он будет пудрить мне мозги, чтобы разлучить с Гермионой. Начнёт вешать на уши какую-нибудь лапшу, а там гляди, ещё и магию применит. До этого доводить нельзя, нужно быстро что-то ответить! Блин, чтобы такого придумать?»

— О, не беспокойтесь на этот счёт профессор, — я постарался быть как можно более небрежным. — Я отлично понимаю, как со стороны может выглядеть то, как мы себя ведём, но уверяю Вас, такое продлится недолго. Я и сам пошёл на это лишь потому, что такая, кхе-кхе, «форма взаимодействия», как Вы выразились, очень нравится девочкам.

«Вот ни хера се я завернул! И откуда только слова нашлись?!»

У Дамблдора от удивления поднялись брови, и он поглядел на меня поверх очков.

— И как же ты намерен поступить, Гарри?

И тут меня понесло… Да ещё так складно!

— Видите ли, профессор, несмотря на то, что мы с Гермионой уже много лет являемся лучшими друзьями и близки ещё со времён похода за крестражами, — тут у директора от удивления даже приоткрылся рот, — я, тем не менее, не вижу для себя перспектив в случае перевода наших отношений на более высокий уровень, нежели есть сейчас.

«Что происходит?! Кто это говорит за меня? Я таких речей отродясь не произносил!!!» Мне показалось, что слова появляются сами собой, именно такие, как надо. Как только возникает нужная мысль, они сами складываются в правильные фразы и вылетают из меня, стоит открыть рот. Что это??! «Не ссы, — шепнул внутренний голос. — Всё идёт нормально. Продолжай!»

— Да, профессор, — я продолжил. — Брак с ней не принесёт мне никакой выгоды. Сами понимаете: её происхождение и положение таких, как она, в нашем мире… Это не лучший вариант. Для меня он бы стал якорем. Другое дело Уизли: они сейчас набирают обороты, они активны и популярны. Я думаю, что, объединившись, мы можем добиться очень многого.

— То есть твои намерения в отношении Джиневры…

— Очень серьёзны. В ближайшее время, вероятно через несколько недель, я планирую начать переговоры с Артуром и Молли о нашей с Джинни помолвке.

Я сделал паузу, наблюдая директорскую реакцию. Дамблдор сейчас смотрел куда-то в сторону, видимо, переваривая всё услышанное. Наконец он вскинул голову и открыл рот… «Добивай его! Ну!» — скомандовал внутренний голос. И я начал, не давая старику сказать:

— Но я также не собираюсь прекращать заботится и о Гермионе. Да и Джинни от неё в восторге. Вы понимаете, что я имею в виду.

— Но как..?

— Ну, не знаю пока. Она могла бы быть другом нашей семьи, например. Хотя, безусловно, если Гермиона выберет для себя какой-то другой вариант, я не стану её удерживать.

— Я вижу, ты всё предусмотрел, Гарри, — после паузы произнёс Дамблдор. — Но не кажется ли тебе, что это, несмотря на ваши взаимные симпатии, всё же несколько несправедливо в отношении мисс Грейнджер.

«Ха! О справедливости заговорил! Ты ещё общее благо вспомни». Неужели он ещё не понял, что «новому Поттеру» насрать на все высокие материи? Да нет, понял, конечно; просто, похоже, у него кончились аргументы, потому и включает сейчас старую пластинку.

— О чём Вы, профессор?

— Видишь ли, мой дорогой, мисс Грейнджер — личность, наделённая многими дарованиями и талантом, благодаря которым она способна принести большую пользу обществу на любом поприще: будь то наука, или работа в министерстве, или какое другое дело.

«Ну вот и до «общего блага» докатились», — мелькнуло у меня.

— …Для всех будет большой потерей, если она не сможет развить свой потенциал и направить его на труд, достигая великих целей во имя общего блага. А ведь именно так и случится, если она посвятит свою жизнь лишь тебе. Ну, или вам с Джиневрой…

Теперь, слушая его, я просто ржал про себя: «Вот же чумовоз! Это значит, я, удерживая при себе Гермиону, торможу общий прогресс?! Ну-ну, что ещё придумаешь?»

— Я призываю тебя, Гарри, подумать над этим, — продолжал петь Дамблдор. — Ведь, несомненно, для самой Гермионы было бы несоизмеримо лучше, получи она возможность самостоятельно, без вашего влияния, устраивать своё будущее. В данный момент она, вероятно, не оценит такой твой шаг, но со временем, безусловно, поймёт, что, расставшись с ней, ты поступил правильно и благородно. Что может доказать силу любви больше, чем способность пожертвовать ею ради пользы любимому человеку?!

«Вот сука! — теперь я разозлился. — Очередное самопожертвование, значит?! Нет, пора заканчивать этот балаган. С меня хватит!» Я вдруг понял, как заткнуть директора так, чтобы он больше не возвращался к этой теме. И слова нашлись сами. Как, впрочем, и всегда сегодня:

— Я понял Вашу мысль, профессор, и сразу скажу: то, о чём Вы говорите невозможно. Будь даже на то моя воля, мы не можем расстаться с Гермионой подобным образом.

— Почему?

— Нас связывает магическая клятва.

Дамблдор поперхнулся и, как мне показалось, даже чуть приподнялся в кресле.

— И… какого рода?

— Вассальный договор. Она оберегает меня и подчиняется, а я забочусь о ней и даю защиту. Его нельзя расторгнуть односторонне, это возможно лишь по искреннему взаимному желанию.

— Но… но как? Зачем вы это сделали?? — самообладание, кажется, стало изменять Дамбику. Он начал заикаться.

— Это оказалось разумной мерой во время войны и наших путешествий.

— Да, да, конечно… Вероятно… — директор снова опустился в кресло и прикрыл глаза.

— Да, война… Вы правильно поступили… Это надёжная предосторожность, — выдавил он после минутной паузы.

…Время шло. Дамблдор молчал. Я уже подумывал, как вежливо намекнуть, что пора бы заканчивать встречу и расходиться по своим делам, как вдруг директор вскочил, будто очнувшись от сна, и жестом подозвал меня к себе.

— Гарри, мальчик мой, подойди. Хочу показать тебе одну книгу. Коли уж ты решил делать карьеру, служа в Министерстве, то думаю, в ней ты сможешь найти много полезной для себя информации.

Сказав это, он отодвинул на край пергаменты, освобождая место в центре стола, и водрузил туда здоровенный том, раскрытый примерно на середине. Затем он отошёл в сторону, пропуская меня.

«Только не поворачиваться к нему спиной!» — возникла мысль в голове. Я погладил пальцем Васькин кулон, снятый предварительно с цепочки, который держал в руке с того момента, как пересёк порог директорского кабинета, и шагнул вперёд. Будто угадав моё недоверие и решив показать, что опасаться нечего, Дамблдор отошёл к противоположной стене, отвернулся и, сцепив руки за спиной, сделал вид, что внимательно рассматривает портрет одного из бывших директоров Хогвартса. Я подошёл к столу и, стараясь не выпускать «великого Светлого Мага» из поля зрения, скосился на книгу.

Название главы на странице, где она была открыта, звучало как «Особенности политического устройства магических обществ». Ну или как-то так. Мне было вообще наплевать, что там написано. Однако для порядка я сделал вид, что читаю, на самом же деле продолжал наблюдать за Дамблдором. Тот стоял совершенно неподвижно. Я перелистнул страницу. Вдруг из-под неё вылетел листок промокательной бумаги и, чуть спланировав, упал на стопку пергаментов, сложенных на краю стола. Инстинктивно я отвлёкся, упуская директора из вида, поднял листок, собираясь вернуть его на место, и вдруг застыл, увидев на пергаменте под промокашкой знакомую фамилию. На несколько секунд я забыл и про Дамблдора, и про возможную его опасность, и про весь наш разговор, и даже про Гермиону. Я неотрывно смотрел на пергамент, вчитываясь в список из пяти имён, записанных в столбик. Привлёкшая меня фамилия стояла последней. На листе был только этот список и больше ничего. Тем не менее, я не мог отделаться от мысли, что только что нашёл очень важную информацию. Хотя бы потому, что одним из этих пяти значился тот, тайна личности которого не давала нам покоя уже несколько дней.