Под эгидой льва (джен)

Вопреки ожиданиям сеньора Росси к местным аврорам Гарри не позвали ни на следующий, ни через день. Блюстители магического правопорядка как будто сжалились и решили дать ему время, чтобы обдумать воспоминания сеньора о Снейпе. Нельзя сказать, что это было некстати, просто Гарри предпочёл бы, чтобы допрос уже случился, и он бы перестал изводить себя и бояться, что авроры не прислушаются к его словам.

Ненавидеть профессора Снейпа больше не получалось. И не хотелось. Как можно ненавидеть человека, который поклялся защищать его, рисковал своей жизнью? Ведь сам же пообещал маме, не под чьим-то давлением, нет. Какое-то время, да, Гарри действительно мечтал никогда больше не видеть профессора, даже уничтожить его — после того, как узнал, что именно он передал пророчество Волдеморту, — но очень короткое время, и ему было очень стыдно за свою слабость. Потому что профессор не заслуживал такого отношения. Он столько лет искупал свою вину в смерти мамы: стал шпионом, общался с мерзкими и противными Пожирателями смерти (вроде Малфоя-старшего) и их детьми, изображал, что всё ещё на стороне их общего хозяина, в котором на самом деле жестоко разочаровался и которого хотел погубить. Это же невероятно трудно, это какая сила воли и духа должна быть! Гарри бы, например, не смог протяжении многих лет изображать, что тот же Малфой ему друг, а на деле — мечтать отправить его в тюрьму. Дадли в прошлом году увлёкся фильмами про полицейских под прикрытием, так что Гарри знал, о чём говорил. Вот профессор Снейп точно такую же роль играл; он не был полицейским, но суть-то не менялась. И это уже сам по себе серьёзный повод уважать его, ведь профессор мог сбежать из Англии с помощью сеньора Росси, и тот бы ни слова не сказал, однако он предпочёл остаться. Теперь Гарри понимал и то, почему профессор преподавал в Хогвартсе (хотя явно не любил это дело), почему придирался к нему и начал помогать только при возникновении смертельной опасности. Гарри был сыном его любимой женщины, которая предпочла Снейпу другого мужчину, да ещё и, кажется, злейшего врага профессора. Нужны великое мужество, благородство, самопожертвование, умение прощать и Мерлин ещё знает какие качества, чтобы переступить через свою неприязнь, и Гарри не знал, существовали ли вообще какие-нибудь люди, которые были способны на это. Сам он не понимал, как бы поступил на месте Снейпа. Надеялся, что никогда в жизни не столкнётся с подобной дилеммой, но, наверное, тоже бы вмешался в случае, когда иного выхода не оставалось, только смерть. Иначе бы пришлось отвечать на множество вопросов, в том числе, где же он, спаситель, так долго был, почему раньше не стал помогать. По-человечески понятно было, что Снейп тоже не хотел объясняться, ведь тогда бы вскрылась его вина в смерти мамы... вина, в которой Гарри, честно сказать, теперь сомневался.

Мучительно было думать обо всём этом. Как Гарри ни старался определить для себя какую-то одну точку зрения и её придерживаться, постоянно возникали вопросы — новые, старые, всякие. Он то убеждал себя, что профессор виноват, потому что в конечном итоге Волдеморт убил Поттеров, то задумывался — если бы кто-то другой передал ему пророчество, разве бы результат был иной? К тому же, профессор Снейп искренне переживал из-за того, что подставил родителей... хорошо, маму Гарри под удар, и пытался спасти её. Даже Волдеморта упросил пощадить! Поначалу Гарри не придал этим словам молодого Снейпа должного внимания, а затем начал понемногу осознавать. Волдеморт хотел истребить маглов и маглорождённых волшебников, так, по крайней мере, это звучало в пересказе Рона. Вряд ли бы друг стал сильно придумывать и врать в таком серьёзном вопросе. А родители мамы, то есть, бабушка и дедушка Гарри, — обычные люди, мама считалась среди волшебников маглорождённой, была для Волдеморта целью и без пророчества. И вдруг его сторонник молит о снисхождении к ней, к той, кого должен презирать, ненавидеть и стремиться убить. Как же сильно профессор любил маму, что рискнул и озвучил Волдеморту такую просьбу! За неё очень легко было лишиться жизни, тираны, они ведь такие, убивали и за лишнее слово, и за косой взгляд, и за ещё какую-нибудь мелочь.

Ещё очень большие сомнения зародили в Гарри рассуждения сеньора Росси в воспоминаниях. Почему директор Дамблдор проводил собеседование в таком странном месте, как паб? Это же всё равно... всё равно как дядя Вернон бы устраивал проверку кандидаткам на должность секретаря «Граннингс» в своём гараже! Деловые люди так не поступали. Сколько Гарри ни думал, он не смог найти ни одной стоящей причины для встречи в каком-то кабаке вместо защищённого и безопасного директорского кабинета, из которого никакая информация уж точно не утекла бы. Ни одной, кроме того, что предположил сеньор: Дамблдору действительно было нужно, чтобы второй человек смог подслушать. Ведь — и вот до этого аргумента Гарри додумался сам, — директор знал, что Снейп, тогда ещё не профессор, на стороне Волдеморта, но ничего не сделал, чтобы остановить его. Мог же, например, память стереть! Не подумал? Ой, вряд ли! Чтобы директор и не подумал? Имея такие должности, неся такую ответственность, нельзя быть настолько глупым и недальновидным, это даже ему, одиннадцатилетнему ребёнку понятно. Очень похоже, что директор и вправду нарочно отпустил Снейпа, чтобы пророчество достигло ушей Волдеморта. Очень по-шпионски. Газете или доносу он, наверное, и не поверил, а вот когда подслушиваешь, не приходит в голову, что ситуация подстроена. Гарри такое видел по телевизору, правда, там была любовная история в сериале, который с увлечением смотрела тётя Петунья. Двое девушек любили парня, и вот одна устроила, чтобы соперница подслушала её любовный разговор якобы с ним и поверила в их чувства. Но то был магловский сериал, а Волдеморт не любил всё магловское.

День шёл за днём (очень медленно, Гарри в прямом смысле часы считал), однако его так и не звали на беседу. То ли у местных авроров изменились планы, то ли ещё что-то, сеньор Росси не уточнял, и Гарри решил, что благоразумнее не спрашивать. Ему не хотелось топить профессора своими показаниями. Прошлого это не изменит, а профессор и так уже достаточно пережил. Шпионил, занимался ненавистной работой, отказался от возможности иметь дело по душе, даже семью не завёл. А одно понимание, что его лучшая подруга, его любовь, умерла по его же вине, куда страшнее, чем многолетнее заключение в Азкабане.

Спросить совета Гарри было не у кого: сеньор Росси своё мнение сказал прямо, гости к нему не ходили, а домовикам сеньора, Вигго и Торри, Гарри не мог доверять так, как в своё время Ликси. Это казалось предательством. Вигго и Торри тоже оказались заботливыми и добрыми, ради него даже выучили английский, но душа к ним не лежала. Она была рядом, когда Гарри прятался в комнатах профессора, готовила ему, разговаривала, развлекала... вместе с профессором бросилась спасать в Запретном лесу, погибла там. А Гарри страшно рассердился на неё, когда думал, что профессор Снейп обманул его, ударить хотел! И так и не извинился — просто не успел. Нельзя, чтобы и с профессором получилось так же. Мало ли что произойдёт: вдруг их разлучат, или профессор не сумеет поправиться после паучиного яда? Гарри так и будет ненавидеть его, а потом терзаться чувством вины, когда спустя время осознает, что потерял возможность помириться с человеком, спасшим ему жизнь? Если постоянно припоминать нанесённые обиды, то это же жить будет невозможно, с каждым можно рассориться, от любого отвернуться. Может быть, Гарри рассуждал слишком чёрство для того, у кого отняли обоих родителей и втянули в странную историю с борьбой против темнейшего мага современности, но иначе не выходило. Он не чувствовал ненависти, и нельзя сказать, что он сразу же простил, он... просто отставил это и решил жить дальше. Гарри же не судья, чтобы решать, кого наказывать, а кого нет, кого винить, а кого — миловать. Он всего лишь ребёнок. И сеньор Росси прав, говоря, что если бы профессор Снейп не передал пророчество, это бы сделал кто-то другой. Выдали же Волдеморту адрес дома, где прятались родители Гарри вместе с ним самим, так что и предсказание о ребёнке-победителе тоже бы, так или иначе, добралось до Волдеморта.

К чести самого сеньора, он больше не заговаривал об этой ситуации, не напирал и ничего не просил. Гарри был очень благодарен за это, потому что не знал, как бы отреагировал в таком случае: наверное, обозлился бы и восстал против профессора. С сеньором они по-прежнему пересекались за ужином и иногда за обедом, и дальше обычных разговоров о том, как прошёл день, нужна ли Гарри какая-то помощь, речь не заходила. Кто-то бы назвал это игнорированием, но Гарри и раньше от взрослых перепадало немного внимания, так что он привык. А тут ещё чувствовалось, что сеньор сам не хотел давить, уважал Гарри и давал возможность самому сделать выводы, как со взрослым с ним обращался. Между ними установилось какое-то подобие шаткого мира, что ли.

Всё изменилось через пять дней после их разговора. Вечером Гарри сидел в библиотеке (на улице шёл дождь), когда сеньор Росси ворвался в комнату. От неожиданности — степенный итальянец даже просто резких движений себе не позволял обычно, а тут такое! — Гарри уронил книгу на пол, которую до этого держал на коленях. Сердце попыталось вырваться из груди и перекрыло дыхание.

— Я… За мной пришли, да?

— Нет, — взволнованный сеньор широко улыбнулся — впервые за всё время их знакомства. — Скантини прислал чайку. Северус пришёл в себя.

Профессор очнулся. Гарри медленно выдохнул, а потом смысл этих слов дошёл до него в полной мере. Профессор Снейп очнулся! Это же… это же! Профессор выжил, он будет жить! Гарри не останется один в незнакомой стране с… Сеньор Росси был хорошим и почти добрым человеком, но он всё же не сумел бы заменить профессора, как бы ни старался. Счастливо заулыбавшись, Гарри вскочил со стула и открыл было рот, чтобы спросить, можно ли навестить профессора, когда его обуял страх. Сотни иголочек обрушили на спину целое цунами из уколов, пробрались внутрь и заполонили собой и холодом всё, будто самую его душу. Им же придётся встретиться и поговорить после всего того, что Гарри узнал о роли Снейпа в гибели своей семьи.

— Я… мне пойти с вами? — спросил он в нерешительности.

Хоть бы сеньор ответил, что пока нельзя! Гарри не готов, он не знал, что говорить, как вести себя, можно ли признаться, что ему известно о прошлом профессора, или лучше умолчать об этом. Так Снейп наверняка догадается по лицу и рассердится — никому же не понравится, когда о нём узнают всю подноготную.

— Пока нет. Скантини только для меня сделает исключение, Северус очень слаб. Яд акромантула и коллапс лёгкого — убийственное сочетание. Я не знаю, сколько ещё ему придётся пробыть в больнице, но он очнулся, и это главное.

Гарри машинально покивал, соглашаясь и радуясь про себя, что пребывавший в радостном настроении сеньор не углядел ничего дурного в его неуверенной просьбе. Что такое коллапс лёгкого, Гарри не понял, однако спрашивать не рискнул. Слова «убийственное сочетание» всё же говорили сами за себя. Профессор должен был умереть, но выкарабкался. Выкарабкался! Вернулся к Гарри…

— Не жди меня, ложись спать. Я, скорее всего, задержусь в больнице до поздней ночи. Расскажу тебе всё завтра утром.

Тут уже произошло и вовсе нечто невероятное: продолжавший улыбаться сеньор стремительно приблизился к Гарри и коротко, но очень сильно обнял его. Так прижал к себе, что затем, словно испугавшись собственной несдержанности, убрался из библиотеки в считанные даже не минуты — секунды. Растерявшийся Гарри остался стоять, не понимая, что это было. Шаги стихли где-то на лестнице, и только тогда он, сделав шаг назад, споткнулся об стул и медленно опустился на него.

Непонятно, что изумило его больше: абсолютно разные чувства, смешавшиеся из-за известия из госпиталя, или поступок сеньора Росси, — однако Гарри потребовалось несколько минут, чтобы преодолеть ступор окончательно. Тогда и дышать стало как-то проще, и звуки в доме вернулись, и ощущения, эмоции разыгрались с новой силой: радость, облегчение, восторг и липкий, очень сильный страх. Сейчас к профессору Снейпу не пускали посетителей, но это же временно. Сеньор Росси яро верил в магическую медицину своей страны, а особенно в целителя Скантини; значит, теперь, как профессор пришёл в себя, его выздоровление пойдёт гораздо быстрее. Им придётся встретиться, а Гарри — решить, как всё-таки себя вести со Снейпом, как к нему относиться. Неожиданно оказалось, что оставить в прошлом случившееся пророчество, легко было, потому что Гарри не пересекался с профессором, его никто не тревожил с этим вопросом и не бередил рану.

Конечно, о сне и речи не шло. Торри кругами ходила вокруг Гарри, страдала и объясняла, что он плохо выспится, не отдохнёт и не будет расти. Она даже принесла с кухни тёплого молока, но Гарри не стал его пить и переодеваться в пижаму тоже не стал, боясь, что так легче будет уснуть. Он и в кресло по этой же причине перебираться не стал, а остался сидеть с учебником по зельям за столом, только Гарри всё равно клонило ко сну, и он, в конце концов, даже немного задремал — проснулся будто от толчка, словно велел ему кто-то. Глянув на часы, специально поставленные на каминной полке, Гарри ужаснулся: да уже полночь, наверняка сеньор давно вернулся и спит, и будить его совершенно неприлично. Подвели его Торри и Вигго, а Гарри ведь просил сразу сказать, как хозяин вернётся! Обиженный на домовиков, он всё же решил проверить свои предположения, робко надеясь, что не проспал и что сеньор Росси задержался в госпитале. Кто знает, может, какие-то вопросы по лечению нужно было решить, зелья специфические сварить или же просто консультация затянулась, потому что случай сложный. Шансы были невелики: вряд ли магический госпиталь принимал посетителей круглосуточно, — но Гарри не мог сидеть сложа руки, спокойно спать, не зная, как там профессор, что с ним.

Выбравшись из комнаты, он прислушался. Тихо, как и должно быть ночью, никто не разговаривал... Либо сеньор ещё не вернулся, либо Гарри опоздал.

Дверь его кабинета была приоткрыта, и на пол коридора из неё падала полоска дрожащего оранжевого света, наверное, от камина или свечей. Сеньор дома и ещё не лёг! Кравшийся на цыпочках Гарри испустил дрожащий вздох, глупо думая, что это сделает его меньше, легче и тише, что он сможет подобраться незамеченным близко-близко, подсмотреть и подслушать. Ему много-то и не надо было …

— Ну и что ты там стоишь? — раздался голос сеньора Росси, едва Гарри достиг двери и прижался к стене рядом с ней, чтобы перевести дух. — Заходи уже.

Закусив губу от досады, что его так быстро обнаружили, Гарри проскользнул в комнату. Сеньор сидел в своём любимом кресле возле камина, который весело полыхал с такой силой, будто они находились в холодном Хогвартсе в разгар шотландской зимы, а не в поместье неподалёку от Рима. На крошечном круглом столике по правую руку от мужчины стояла початая бутылка вина и наполовину заполненный им бокал. Несмело встав у самого порога, Гарри пытливо уставился на лицо сеньора, пытаясь угадать, с какими новостями он вернулся из магической больницы. Тот же после сегодняшней своей выходки с объятиями словно напрочь позабыл о сдержанности и воспитании, потому что сидел в кресле, развалившись и откинувшись на спинку. Гарри зазнобило, страх сгустился большой холодной кляксой на загривке, пытаясь оттуда распространиться по всему телу. Борясь с ним, Гарри решительно вздохнул и спросил, правда, негромко:

— Как он, сеньор?

Пришлось выдержать долгий и непонятный взгляд, прежде чем сеньор Росси, наконец, сподобился ответить.

— Не изменяет себе. Только вырвался из лап смерти и уже умудрился заявить Скантини, что тот лечит его неправильно. А ещё поссорился со мной.

Обрадовавшись, что профессор в относительном порядке, Гарри сразу же расстроился. Ну, зачем нужно было ругаться с колдомедиками и своим учителем? Они же хотели как лучше, лечили, сеньор Росси беспокоился очень сильно. Неужели для профессора Снейпа это ничего не значило?

— Не обращай внимания, Гарри, Северус просто категорически не переносит больницы. Это у него с Хогвартса осталось.

— А, ну… ну тогда понятно, — промямлил он. С противостоянием целителям разобрались, но ведь профессор ещё и поругался с сеньором. — Он как-то узнал, что вы мне всё рассказали, да? Поэтому рассердился?

— Я сам признался. Не вижу смысла скрывать то, что ему и так стало бы известно. Наши карабинери уже знают, что Северус пришёл в себя, так что их разговор — лишь вопрос времени. Его тоже нужно было подготовить, знаешь ли, чтобы не наговорил лишнего.

Что именно сеньор имел в виду? Гарри озадаченно нахмурился, а потом сообразил и испуганно ойкнул. Это что же, профессор Снейп действительно мог оговорить себя, выставить в худшем свете, чем нужно, перед здешними магическими полицейскими? Нет, он не имел права так делать! Его же так точно отправят в тюрьму, а Гарри тогда останется при сеньоре Росси, и пусть тот плохого ничего не сделал, Гарри нужен был его профессор, и точка!

— Надеюсь, мне удалось вправить Северино мозги, — медленно проговорил сеньор, глядя на невозмутимо танцующее пламя в камине. — И ещё я очень надеюсь, что карабинери действительно хотят лишь сравнить показания с официальной информацией от англичан, и не будут разбираться в событиях прошлых лет.

А Гарри подумал, что если уж профессор Снейп что решил, то будет до последнего придерживаться своего мнения. Воспоминания, которые показал сеньор Росси, именно о таком и свидетельствовали. Учитывая, что с профессором хотели поговорить местные авроры, это не просто плохо — это ужасно! Надо что-то делать, надо же объяснить, что Гарри не злился, что простил, отпустил случившееся в прошлом, и профессору бы следовало сделать то же самое. Раз уж сам сеньор не справился, то, получается, только Гарри эта миссия по плечу. Заволновавшись, он напрочь позабыл, что ещё несколько часов назад не мог определиться в своём отношении к профессору, уже не попросил — потребовал отвести его в госпиталь завтра же, но нарвался на отрицательное покачивание головой.

— Боюсь, в ближайшее время Скантини к нему никого и на пушечный выстрел не подпустит. Мы слишком… мы были излишне эмоциональны сегодня, когда разговаривали.

У Гарри ком встал в горле, а холодная клякса страха поползла потом по спине.

— Но мы… Если придут авроры, профессор же во всём себя обвинит, и его заберут в тюрьму! Мне надо…

— Тебе надо ложиться спать, — перебил сеньор, и Гарри, протестуя, с силой замотал головой. Нет уж, никуда он не пойдёт, пока не добьётся своего. — Я не шучу, молодой человек. Если ты считаешь, что в первом часу ночи дежурный целитель Больницы дожей обрадуется твоему визиту, то я тебя огорчу — нет. Я уж не говорю о том, как тебя встретит сам Северус, если вдруг тебе удастся прорваться к нему в палату.

Насупившийся Гарри смотрел на него исподлобья, но взгляда не отводил. В чём-то сеньор Росси и прав, однако Гарри чувствовал, что в этом деле промедление, хотя бы малейшая задержка, очень опасны. Он потерял уже Ликси, чуть не потерял профессора Снейпа из-за его ранений и не мог допустить, чтобы тот попал в тюрьму.

— Я ведь уже сказал: Скантини никого к нему не пустит. И под «никого» я имею в виду именно никого, Гарри, — смягчившись, пояснил тот. — Ты можешь на него положиться, ещё ни один карабинери не сумел прорваться к пациенту, который попал в отделение целителя Скантини, без его разрешения. Живи он во времена инквизиции, так отбил бы у этих иродов всех ведьм. Но знаешь, я… я поговорю с ним. Попрошу, чтобы для тебя сделали исключение. — Сеньор помолчал, взял в руку бокал и, задумавшись о чём-то своём, поболтав немного вино, отставил его на место. — Ты молодец, Гарри. Ты принял правильное решение. Можно не прощать, а упиваться своей болью, взращивать в своей душе ненависть, используя малейшую возможность отомстить, только это путь в никуда. Так ты, в конце концов, останешься один. А прощение… умение прощать — это как раз то, что и делает нас людьми.

От этих слов Гарри смутился. Он как-то не думал, что сеньор Росси наблюдал за ним и видел, что Гарри до последнего сомневался. Да он вообще-то в полной мере даже своё решение осознать ещё не успел, настолько спонтанно и неожиданно пришлось его принимать. Но, наверное, это и хорошо, что случился такой толчок; неизвестно, сколько бы иначе Гарри колебался и раздумывал, и к каким последствиям это бы привело.

— Иди спать, Гарри. Всё будет хорошо.

— А вы? — осмелев, спросил Гарри. — Вам тоже нужно отдохнуть.

Сеньор немного помедлил с ответом, будто не ожидал, что и его спросят.

— Не переживай, я скоро лягу. Самое тяжёлое уже позади, а с тем, что осталось, можно и поработать. Мы справимся. Северус справится.

Разговор явно был закончен, и Гарри, пробормотав пожелание доброй ночи, спиной вперёд выбрался обратно в коридор. Ему показалось, что там было ужасно холодно по сравнению с жарко натопленным кабинетом, или же это Гарри всё-таки начало подбрасывать от страха. Просьба не волноваться возымела совершенно противоположный эффект. Как можно не волноваться, если Гарри теперь постоянно будет думать, что Снейп готов намеренно утопить себя, продолжая искупать вину? А ведь винить его имел право один Гарри, и он больше не винил… только профессор пока этого не знал, а попасть к нему было нереально. Даже если убежать из дома, Гарри сам не доберётся до той волшебной больницы, лишь потеряется, заблудится и попадёт в очередные неприятности. Оставалось то, что Гарри больше всего не любил: ждать и надеяться, что сеньор Росси не обманул, что сможет договориться с неприступным целителем и что будет ещё не слишком поздно.

Сам он в ту ночь так и не уснул, слишком уж сильны были переживания, поэтому с благодарностью принял от Торри зелье Сна-без-сновидений. Сеньор Росси всё-таки хороший человек, раз понял, что Гарри оно может потребоваться. Нет, он очень хороший, добрый человек: до последнего заботился о своём ученике (в то время, как кто-то другой уже давно бы разочаровался в нём и бросил), Гарри принял, возился с ним. Понятно, что он не всемогущ: Гарри и вечером следующего дня, и через день, и через два призывно спрашивал сеньора, но пока пробить оборону целителя у того никак не получалось. С одной стороны, это заставляло Гарри ещё больше нервничать, с другой же, итальянские авроры, карабинери, как они назывались, тоже не могли попасть к профессору и допросить его. Разговаривать с Гарри они, как сказал сеньор, больше не хотели, предпочтя ребёнку совершеннолетнего мага, который был гораздо ближе к Альбусу Дамблдору. Обидно не было нисколько, зато волнение за профессора стало ещё сильнее. В голову лезли всякие глупости, не только о том, что Гарри не успеет, и Снейп обвинит себя во всём перед карабинери, но и о том, например, что он вообще не захочет встретиться.

Теперь уже Гарри не боялся любого появления сеньора Росси, а ждал его с нетерпением. Ждал, когда можно будет отправиться в магический госпиталь и поговорить с профессором. Будь тут Ликси, она бы поворчала, посокрушалась, но переправила бы его к хозяину, а Вигго и Торри подчинялись сеньору и на такие приказы Гарри не реагировали. На просьбы они тоже не реагировали, Гарри пробовал. Сговорились, нарочно! Он, наверное, сойдёт с ума от нетерпения и ожидания, прежде чем ему позволят увидеться с профессором. Поэтому Гарри поначалу и не поверил, когда через ещё через пять невыносимо долгих дней сеньор позвал его к себе в кабинет и велел собираться.

— Но куда?

— В госпиталь. Ты же не передумал ещё встречаться с Северусом? — сеньор как будто пытался пошутить, но глаза у него оставались серьёзными.

У Гарри пересохло во рту, сама душа словно воспламенилась от восторга, предвкушения и волнения. Наконец-то они увидятся, и Гарри отговорит профессора от самоубийственной идеи сдаться итальянским карабинери! Своего учителя Снейп мог и не послушать, как уже бывало, но так и Гарри — не пустое место! Собрался он в рекордные сроки, благо Торри держала весь его гардероб в идеальном состоянии; Гарри даже не поленился, а помчался в ванную: ещё раз почистил зубы, помыл шею и уши, тщательно расчесался, чтобы предстать перед целителями и самим Снейпом максимально аккуратным, вежливым и воспитанным. Нужно показать, что он не тратил время зря и не страдал ерундой, а самообразовывался, занимался, работал над собой. Как бы это помогло в процессе убеждения профессора, Гарри не очень представлял себе, но всё равно думал, что пригодится.

В Больницу дожей, располагавшуюся в Венеции, сеньор переместил его камином. Гарри уже один раз довелось путешествовал этим видом магического транспорта, тогда он проделал обратный путь, из больницы в дом сеньора, и ему не понравилось. Но ради своей миссии можно было и потерпеть, так что он смело шагнул за сеньором в изумрудное волшебное пламя. Появились они в светлом и солнечном из-за нескольких огромных окон фойе, где сеньор не дал Гарри толком осмотреться, а сразу же велел идти к лестнице.

— Ни к чему, чтобы тебя видело много людей, — пояснил он. — Тогда твоё местонахождение перестанет быть секретом.

Гарри задался было вопросом, почему они пришли в общественное фойе, разве нельзя настроить камин в кабинет целителя Скантини, например, и сам ответил себе. Наверное, всё же нельзя. С самим колдомедиком увидеться не получилось: сеньор заглянул к нему на пару минут, а потом повёл Гарри дальше по коридору между палатами и остановился возле одной из них.

— Подожди минутку.

Когда он скрылся за дверью, Гарри тут же начал вслушиваться, но, похоже, тут действовали заглушающие чары. Ни словечка не удалось разобрать, тишина стояла поразительная, не пугающая, а словно стерильная. Волнение и так нарастало скачками, да ещё и молчание это отовсюду... Что, если профессор и его учитель сейчас снова ругались? Гарри не сразу заметил, что сеньор неплотно прикрыл за собой дверь (это уже становилось какой-то традицией), однако затем приник к крошечной щёлочке. Приник быстрее, чем подумал, что мог бы сильно расстроиться, увидев, что взрослые действительно ссорились, но нет, ничего такого не было. Вместо этого сеньор Росси обнимал профессора, как... как несмышлёного ребёнка. Тот полулежал на кровати, но уткнулся в грудь своему наставнику как... как...

Гарри отошёл от двери. Он остро почувствовал себя лишним. Влез без спроса во что-то чужое, куда его совсем не звали. Это само по себе было отвратительно, но и то, что Гарри увидел... Он вдруг осознал, что за все одиннадцать, нет, десять лет, что он жил после гибели родителей, не нашлось ни одного взрослого, кто бы так его любил и переживал, как переживал сеньор Росси за своего ученика. Дурсли стыдились родства с Гарри. В школе, понятное дело, преподаватели держали дистанцию. Бродили, правда, странные слухи, будто директор Дамблдор, раз он взялся позаботиться о ребёнке после смерти Поттеров, принял Гарри к себе, воспитывал и обучал, но ребята после нескольких вопросов поняли, что то была неправда. То есть, у Гарри не было никого — никого! — а после этой случайно увиденной сцены, реально нескольких секунд, ужасно захотелось чтобы и у него появился такой же взрослый, который бы давал советы, ругал за ошибки, но помогал их исправить, переживал и старался сделать его жизнь лучше... Профессор Снейп подходил на эту роль идеально (да, Гарри ужасный эгоист, что считал так) однако нужен ли ему Гарри? Или же всё, профессор спас единственного сына женщины, которую любил (от человека, которого ненавидел), и больше он не желал иметь с Гарри ничего общего? Думать об этом было больно, как если бы Гарри в грудь воткнули палку и вертели ею в разные стороны, расковыривая дыру.

— Гарри, — позвал его сеньор, который уже вышел из палаты, — можешь зайти.

Пропустив его в палату, сеньор Росси остался в коридоре и аккуратно притворил дверь. Неожиданно заробев, Гарри так и остановился на пороге комнаты, которая оказалась очень похожей на его собственную в этой больнице, тоже просторная, светлая и без излишеств. И кровать у профессора оказалась такая же, и окно. Сам же профессор лежал, откинувшись на подушку, и из-за больничной робы и собственной бледности сливался с постельным бельём. Разве что волосы всё ещё оставались ярко-чёрными и притягивали взгляд, волосы и глаза. Он заметно похудел за время болезни, так что взгляд сделался ещё тяжелее и пронзительнее, чем было в том же Хогвартсе.

— Поттер, — произнёс он устало, кажется, как сквозь зубы, Гарри не мог точно понять. Но ему уже сделалось больно, потому что до появления в Хогвартсе авроров и стирания самому себе памяти профессор называл его по имени. — Мне следовало догадаться.

— Как... как вы себя чувствуете, сэр? — не с первой попытки выдавил Гарри.

Он чувствовал себя страшно неуверенно, оказавшись наедине перед Снейпом, не зная, то ли в первую очередь говорить, что простил и не сердится, то ли самому просить прощения за дурость, которая и привела профессора на больничную койку. Будто и не было тех дней, когда Гарри тщательно репетировал, продумывал свою речь, чтобы не обидеть Снейпа и уж наверняка переубедить его не выдавать себя итальянским аврорам.

Тот не ответил, только продолжил присматриваться к Гарри.

— Приемлемо, — медленно произнёс профессор наконец и плотно сжал зубы, как если бы боялся сболтнуть что-то лишнее.

Гарри растерялся. Он не так представлял себе их встречу, по крайней мере, не думал, что Снейп будет настолько немногословен. Может, он боялся? Не знал, как отреагирует Гарри, если с ним заговорить? Но Гарри ведь пришёл к нему, разве это не означало, что он хотел оставить прошлое в прошлом?

Переступая с ноги на ногу, Гарри продолжал молчать. Профессор тоже, только смотрел и как будто даже не моргал. Гарри силился подобрать слова, чтобы начать, в конце концов, разговор: он буквально чувствовал, как становилась всё толще и прочнее невидимая стена, отделявшая его от профессора, — а в голове, как назло, было отвратительно пусто, словно перед контрольной по зельям. Лоб и затылок покрылись испариной, под мантией стало очень жарко, скинуть бы её, да неприлично. Ой, какие глупости, жарко ему, разве до этого сейчас должно быть дело?

— Поттер, — вздохнув, всё же заговорил профессор, — если этот бес Родриго вдолбил вам, что вы обязаны со мной поговорить, то вы ничем не обязаны. Не мучьте себя, идите.

— Он мне ничего не говорил такого! — выдал Гарри с обидой. — Неправда это! Я сам захотел, а сеньор Росси договорился с местными целителями.

Снейп посмотрел на него довольно скептически и закатил глаза. От его недоверия Гарри сердито сморщился. Ну, конечно, он ведь ребёнок, его словам не может быть веры. Одни только взрослые умные и говорят правильные вещи.

— Я пришёл сказать, что вы не имеете права сдаваться аврорам! Вы ни в чём не виноваты, понятно? Я знаю, вы по-другому думаете, но сеньор Росси правильно говорит: шла война, и пророчество это дурацкое всё равно бы Волдеморту передали! И родители... — Тут Гарри, ощущавший себя необычайно воодушевлённым, потому что профессор и не думал возражать против его речи, запнулся. — Я их не помню совсем. Должен, наверное, сожалеть, что их не стало, но я привык так жить, правда. Я никого не виню, что так получилось, — произнёс он тихо. Слова, тем не менее, давались легко, им ничто не перечило. — Разве что на них самих злюсь немного. Ну, почему они не убежали, когда узнали, что у них буду я? Разве им за меня не страшно было? Вы же вот, когда про директора Дамблдора всё поняли, сразу решили бежать, а они!

— Они не желали оставлять своих боевых товарищей. Шла война...

— Значит, я для них значил меньше, чем возможность повоевать, — остервенело выговорил Гарри и утёр нос тыльной стороной ладони. Он говорил, что не сердился, но на деле ещё как сердился на глупых родителей, которые вообще не думали о безопасности своей семьи, даже зная о пророчестве. — А для вас — куда больше, чем всё, что у вас было. Вы... вы честнее поступили со мной, чем они, вы всё искупили уже, я вас простил, понимаете?!

Он уже без остановки шмыгал носом, утирая то его, то слезившиеся глаза. Почему всё так ужасно сложно? Почему Гарри не мог просто жить под присмотром взрослых, которые ему нравились? То нужно скрываться от сумасшедшего директора Хогвартса, то теперь — добиваться, чтобы профессор не попал в тюрьму по собственной глупости! Гарри всего-то и хотел, что быть обычным ребёнком, а не решать проблемы, для которых ещё слишком мал. А ведь профессор мог и не прислушаться к его словам. Для него же Гарри — всего лишь несмышлёныш, профессор же старше, опытнее, значит, знает лучше…

— Я не хочу, чтобы вы всё рассказали аврорам и угодили в тюрьму. Они же не будут разбираться, а я не хочу! Это же были мои родители, так?

— Так, — потерянно произнёс Снейп.

— Вот! — энергично кивнул Гарри, подбадривая самого себя. Откуда только смелость взялась! Он почти кричал на самого грозного профессора Хогвартса, а тот не смел и слова поперёк сказать. — Значит, только я могу судить, понятно вам?! А я говорю, что я простил, мне неважно, что было там, в прошлом, я дальше хочу жить, с вами и...

Запала всё-таки не хватило, Гарри остановился, часто-часто дыша. Слёзы мучительно больно потекли по щекам, грудь распирало от необходимости столько ещё сказать, но не получалось, не выходило. Он вдруг совершенно отчётливо осознал, что все его старания ничего не стоят. Профессор очень упёртый, раз уж сеньор не сумел его переупрямить, то откуда же Гарри взять столько сил и красноречия, чтобы это сделать?

Он всё ещё стоял у самых дверей, не зная, можно ли подойти ближе и присесть на край кровати, обнять профессора — живого профессора, который чуть с жизнью добровольно не расстался, защищая Гарри от Волдеморта. А ну профессор оттолкнёт? Вдруг ему неприятно или ещё что, или он всё же решил сдаться и потому будет держать Гарри на расстоянии?

— Гарри, — выдохнул Снейп еле слышно, пересиливая себя. — Ты не понимаешь. Ты не знаешь всего, Родриго тебя...

Гарри решился. В два прыжка он пересёк палату и, плюхнувшись на кровать Снейпа, обхватил его руками за шею, прижался, сколько смог. Если и это ещё не сработает!

— Я понимаю, — пробубнил он профессору в плечо, вкладывая в объятия все свои силы. — Вы это зря, всё я понимаю, не маленький уже! Только родителей не вернуть, и это... не виноваты вы. Правда!

Почему-то сомнения последних дней, когда Гарри всё гонял и гонял в голове ситуацию с переданным Волдеморту пророчеством, отпали в этот миг напрочь. Пришло очень чёткое, очень ясное осознание — он действительно не злился на профессора за прошлое, напротив, волновался, что тот всё ещё этим прошлым жил и не Гарри защищал, а перед подругой своей извинялся. Почему и раскроет душу перед итальянскими карабинери, ведь долг перед любимой женщиной исполнен, и можно наконец получить своё наказание сполна. Пусть это окажется неправдой! Пусть Гарри хотя бы кому-то нужен!

Он всхлипывал, цепляясь за Снейпа так, словно от этого зависело, будет жить Гарри или умрёт. Всхлипывал и не надеялся уже на ответные объятия. Профессор был неподвижен, как статуя, вроде и не отцеплял от себя Гарри, но всё же... Вдруг над ухом послышался тяжёлый вздох, и на плечи Гарри опустилась чужая рука. Хоть бы не оттолкнул, хоть бы не оттащил за шкирку как котёнка, с профессора сталось бы, он болен, но при этом всяко сильнее.

— Гарри, я и не собирался сдаваться с поличным, — вновь тяжело вздохнув, произнёс Снейп, правда, и не особо живо. Немного ему такому было веры! — Что вы с Родриго тут придумали?

Осторожно отодвинувшись, Гарри поднял голову.

— Ничего мы не придумали, — пробурчал он. — Со мной хотели поговорить авроры, пока вы болели, и сеньор рассказал мне пророчество, потому что про него могли спросить. Не сердитесь, он хотел как лучше. Если бы мне и вправду в лоб задали вопрос, я бы очень расстроился и... и не знаю, что бы тогда сделал. Он правильно мне всё рассказал заранее и показал.

— И показал?

— И показал, — повторил Гарри неуверенно, догадываясь, что сеньор Росси не упоминал об этом профессору. И да, судя по тому, как профессор Снейп красноречиво закатил глаза, об этой детали он не знал. — Только не ругайтесь на него, пожалуйста! Он, может, и строгий, и упрямый, но он о вас беспокоится. Ему не всё равно, что вы думаете, даже если он не показывает этого. Вон, он и меня приютил, хотя не обязан был, просто потому, что вы за меня готовы были умереть. Пожалуйста, сэр, не умирайте больше! — взмолился Гарри. — Я обещаю, никаких приключений, точно. Я ведь... я же не хотел. А из-за меня... я так и не успел извиниться перед Ликси... Я, я... я её чуть не ударил, — сказал он совсем тихо и всхлипнул, — когда вы себе память стёрли, а я подслушал, о чём вы с Малфоем говорили. Я убежать думал, а она мешала, и я её...

В прошлый раз из-за его нелепых обид и неумения думать пострадал профессор и погибла милая, верная, преданная домовушка. А дальше что? Сейчас Гарри в чужой стране, много людей, наверное, постарались и ещё постараются, чтобы не отдать его англичанам. Малейшая ошибка — и он стольких подведёт! Как страшно! Это такая ответственность! Если ещё и профессора не окажется рядом, некому будет подсказать и направить...

— Но не ударил же?

— Нет, но... думал об этом. Еле остановился. А она же как лучше хотела.

— И я в своё время хотел, как лучше. И Родриго, — проговорил Снейп и ненадолго замолчал. — Я не буду с ним больше ругаться, хотя конечно, я предпочел бы сам тебе всё рассказать. Но что сделано, то сделано. И я не собирался занимать самооговором, ещё чего не хватало.

— Нет? — переспросил Гарри, не зная, как себя чувствовать. И радостно было, что профессор не думал губить себя, и при этом он ощущал себя обманутым. Однако сам виноват, что придумал и поверил.

— Нет. Я ведь слизеринец. Не в правилах слизеринцев добровольно отправляться в тюрьму.

Гарри поёрзал на кровати.

— Я очень испугался, сэр, — признался он вполголоса. Вполголоса — потому что вдруг задумался, так ли уж он о профессоре переживал или всё же эгоистично искал себе защитника? — Я подумал, что останусь один. Сеньор Росси хороший человек, но я его совсем не знаю. Мне всё кажется, что я ему мешаю.

— Если он тебе что-то сказал, то я...

— Нет-нет! Нет! Это я так думаю! Ну, то есть, он ведь привык жить один, а тут — я. Сеньор сам говорил, что не умеет с такими маленькими детьми обращаться.

Нахмурившийся профессор немного посветлел лицом, и Гарри тоже несмело улыбнулся. Тяжесть на его душе понемногу начинала расходиться.

— А вы... вы всегда были честны со мной, заботились. Другим-то я не нужен.

— Если бы всё было так, как ты говоришь, ты бы ни дня не прожил у Дурслей, — отмер Снейп. — Но я не настолько бескорыстный человек, я... не умею прощать. С твоим отцом мы были в контрах, мягко говоря. Я не могу сказать ничего хорошего о нём. И... эти десять лет я не искал тебя отчасти потому, что не хотел видеть сына Лили от него. Мне хватало того, что говорил Альбус — что ты в безопасности, в надёжном месте. Так проще было: не думать, не вспоминать, что из-за меня Лили нет, а ты остался жив. — Он вновь помолчал и грустно усмехнулся. — Не ожидал, да?

Гарри помотал головой. Он нисколько не расстроился, нисколько.

— Я знаю. Мне сеньор Росси показал. Я не сержусь. Вы же меня тогда совсем не знали, а маму вы любили. Я не знаю, как бы я поступил на вашем месте.

— Как бы! Всяко лучше, чем я. Ты, — профессор печально улыбнулся и растрепал Гарри волосы, — светлый мальчик, несмотря на всё то, что с тобой приключилось.

— Не очень теперь уже, — пробормотал Гарри, вновь вспомнив о Ликси.

Маги в большинстве своём не считали домовиков за достойных сожаления существ, относились к ним как к слугам. Так, по крайней мере, писали в книгах. А он не мог, для него домовушка была почти другом... Гарри словно повторил историю профессора Снейпа с той лишь разницей, что знал Ликси совсем недолго, но всё же успел прикипеть к ней душой.

— Вы ведь не бросите меня из-за Ликси?

— Нет. Мне жаль её, в её гибели виноват больше я, чем ты. Не спорь! Я её хозяин, и я должен был предусмотреть все возможные варианты. Мне и отвечать.

Профессор, может, и говорил искренне, только правда-то в том, что если бы он, Гарри, не помчался, одурев в Запретный лес сдаваться Волдеморту, Ликси осталась бы жива. И Питер-Хвост тоже... О нём Гарри почти не вспоминал. С его гибелью было проще, ведь он — однозначно плохой человек, раз служил Волдеморту. Однако, в первую очередь, он — человек, неважно, чью сторону занимал в прошлой войне, был ли действительно другом отца, как говорил, или же откровенно врал. Питер-Хвост был, а его не стало тоже потому, что Гарри принял неверное решение.

— То есть, если вы не бросите меня, — начал он нерешительно, — то останетесь со мной и сеньором Росси? Вы же не отдадите меня в другую семью, правда?

Снейп замер.

— Ты так и не оставил эту идею, да?

От расстройства Гарри осел на кровати, забыв, что нужно дышать.

— Всё ещё хочешь, чтобы я стал твоим опекуном? Гарри, я не очень хороший человек. Прямо скажу — я плохой человек. Ты возомнил, что знаешь обо мне всё плохое, потому что Родриго, mascalzone, рассказал тебе о пророчестве. Но на самом деле...

— Неправда, вы не плохой человек! Вы ошибались, но вы уже столько сделали, чтобы исправить свои ошибки! Я вас простил... и мама наверняка бы тоже простила, я уверен.

Тот почему-то усмехнулся скептически, но Гарри собирался твёрдо стоять на своём. Он — простил! И если профессор намеревался и дальше твердить, каким когда-то был ужасным, как подвёл его маму... Понятно, что на службе у Волдеморта он вряд ли творил добро, однако почему-то не верилось, чтобы такой человек, как профессор, убивал и пытал людей, поджигал дома и… что ещё злодеи делают? Может, это и неправильно, но хотелось, чтобы всё это осталось в прошлом, а они жили уже в настоящем, новом настоящем, учтя прежние ошибки. Профессор — свои, Гарри — свои.

— Кроме вас и сеньора Росси, у меня нет никого больше, — пробормотал Гарри. — Не оставляйте меня совсем одного, пожалуйста, сэр!

— И у меня никого нет, кроме тебя и сеньора Росси. — Снейп умолк. Сжав пальцами переносицу, посмотрел в потолок, как если бы там было написано решение проблемы, и всё же начал: — Давай сделаем так. Я расскажу тебе, с каким человеком ты хочешь остаться. Предупреждаю — тебе очень многое не понравится. Я был идиотом долгие годы, и то, что по возрасту тогда недалеко ушёл от близнецов Уизли, не оправдание. Подумай хорошенько. Может быть, ты захочешь изменить своё мнение.

— Не изменю. Только и вы, пожалуйста, говорите правду.

— Придётся, — профессор откинулся на подушку и прикрыл глаза.

Гарри же сидел, не веря, что он только что велел Снейпу не лгать, а тот без лишних слов и одёргиваний (не может ребёнок ничего такого требовать от взрослого!) согласился. Что он не посмеет врать или замалчивать что-то, — в этом не было сомнений. Гарри чувствовал, что профессор не обманет. Не после того, как он не своим голосом, будто только-только это осознав, произнёс, что у него есть только Гарри и его учитель.

Может… может, всё-таки Гарри для профессора чуточку больше, чем сын умершей подруги, в смерти которой он винил себя? Потому что Гарри даже после всех испытаний и открывшейся правды ещё хотел — и теперь ему не стыдно было признаваться в этом самому себе, — называть профессора Снейпа своим опекуном. Хотя бы дядей, вряд ли можно рассчитывать на что-то большее. А Гарри был бы рад…

— Сядь поудобнее. Это не так-то уж быстро всё будет, — заговорил наконец Снейп, и Гарри с замиранием сердца исполнил его просьбу. — Я родился в Коукворте. Моя мать была волшебницей, а отец — маглом. Неравные браки бывают счастливыми только в сказках. Я так и не знаю, как они познакомились, и чем Тобиас пленил мою мать, но они поженились быстро. Что она ведьма, мама ему не сказала. Он узнал об этом уже после моего рождения. С того момента наша с ней жизнь превратилась в ад…