Большой переполох в фандомах (джен)

На следующий день девчонки ушли рано. Мик не поленился встать и отправить гостей восвояси, затем принял душ, хлебнул рассол и опять лег спать.

Саша была представлена самой себе весь день. Но она не особо скучала. Ей повезло найти пару интересных книжек, посвящённых искусству эпохи Возрождения и начала 20-го века. Ну, а после чтения химера, разомлев, решила сама вздремнуть часок. А проснувшись, захотелось ей снова потренировать руку в рисовании. Благо один холст остался в её комнате. И шар вроде как получше получился у неё, чем в прошлый раз… Почти…

Мик и Бен вышли из спален ближе к пяти вечера. Рожи у них были помятые, глаза опухшие, волосы всклокочены.

— Плоховато, да? — сочувственно хмыкнула Саша.

— И не говори, — тяжело вздохнул Мик, — нездоровый образ жизни ни к чему хорошему привести не может.

— Мне плохо, — простонал Бен, — у меня голова болит.

— Сейчас чайник поставлю, — химера вскочила с места.

— Рассольчику хлебни, — посоветовал Мик, — кто хочет отдохнуть?

— В смысле? — Бен уставился на Мика осоловелыми глазами.

— Море, ветер, песок и пляжи. И мы одни…

— Да ты ещё и поэт прямо! — хихикнула Саша.

— Ну, вы думаете, — зевнул Мик, — завтра скажите, что надумали. А я спать опять пошел.

* * *

А в это время где-то в темных закоулках Лондона в темном подвале сидели двое мужчин. Один — обрюзглый, седоватый и лысоватый в мешковатом костюме, а второй — высокий в потрепанном комбинезоне, с лисьим хвостом, превратившемся в какую-то жесткую мочалку и повисшими кошачьими ушами.

— Слышь, Хью, — сказал первый, — я тут газетенку читал. Твою дочку как зовут?

— Саша, — буркнул тот.

— Дык в газете написано, что Саша Сильверштейн живет у какого-то художника…

— Чего? МОЯ ДОЧКА ЖИВЕТ С КАКИМ-ТО ХУДОЖНИКОМ!!! ДА ЕМУ!!! — Хью вскочил и забегал по подвалу, — Франк, где можно найти отморозков, чтобы поколотить этого придурка?

— У тебя денег нет, — отозвался Франк, — найти невозможно.

— А я найду, — и обозленный Хью рванул на улицу.

* * *

Второй день у Саши Бена начался с того, что Мик поставил им шар, куб и конус на стол и велел им это нарисовать. Краску Мик им не давал, карандашом пусть поработают. Сам с этого начинал.

— Молча рисуем. Перерывы только на туалет и еду. Меня весь день не будет.

— А куда ты пойдешь? — спросил Бен, вертя карандаш в пальцах.

— Ой, мне столько дел надо провернуть. Просто ужас сколько, — улыбнулся Мик, — и что вы там с отпуском надумали?

— Ой, да хоть сейчас куда-нибудь! — ответила химера с жаром.

— Я абсолютно согласен, — Бен посмотрел на Мика счастливыми глазами.

— Вот и прекрасно. Все, я побежал, — Мик чмокнул Сашу в щёчку, Бена в макушку и отвалил из обители муз.

* * *

— Саша, а как ты думаешь, мы научимся рисовать? — спросил Бен спустя пятнадцать минут.

— Мне бы хотелось, честно, — вздохнула химера, заваривая чай, — Раньше лишь баллончиками по стенам рисовала, но для меня сейчас это — фигня полная, по сравнению с тем, что я сейчас делаю.

— А оно, рисование это, пригодится?

— На всё что угодно я сейчас готова, только не в тюрьму или стриптиз-бар!

— Извини, что отвлекаю, но тебе тут хорошо? Не тяготит тебя жизнь в довольстве, тепле с провозглашенным родственником в придачу?

— Скажу откровенно, — Саша присела на табурет. — Я за него сейчас просто молюсь. Чтобы, ни дай Бог, снова в дерьмо не вляпался.

* * *

Мик примчался поздно вечером веселый и взъерошенный. Краска с его волос давно слезла, обнаружив природный светло-русый цвет.

— Вот вам ваши новые паспорта, — выложил перед Беном и Сашей, — завтра я ещё с галереей договорюсь. Они на каникулы закрываются. И мы на каникулы отправимся. Потом в банк надо будет заехать. И отправимся в путешествие вдоль побережья Франции, Испании, Греции. Заглянем в Египет, в Петру. О! славненько. Посмотри, Бен, — Мик перегнулся через друга, положил свою ладонь на руку Бена и принялся ему показывать, как правильно штриховать, — смотри и запоминай. А так очень неплохо, умничка.

Бен начинал растекаться, как желе, на стуле.

— А сейчас посмотрим, что там у Саши, — Мик разогнулся, одарил смущенного Бена ослепительной улыбкой и перешел к Сашеньке, — твои светотени просто превосходны, дорогая, но вот эту тень надо делать гуще, — присел рядом, показал, как это надо делать, — так доделывайте и будем ужинать.

За ужином Мик трепался.

— Завтра вам дам акварель и небольшой простенький натюрморт. Как только научитесь, начнете рисовать, что вам в голову взбредет. Предполагаю, что в начале следующего года можно вас будет выставить. С акварелью легче работать, но не надо забывать, что она очень воздушна по сути. Темпера и масло пока вам не по зубам. Но не огорчайтесь. Вам пока основы постигнуть надо. В краске начнете, потом определимся, на что вас тянет…

— Вот как опробуем новое, тогда, может быть, и пойму, — ответила Саша.

— Но мы, наверное, не готовы к выставке? — испуганно спросил Бен.

— Сейчас — нет, но до конца года, — последовал ответ, — я вам основы в головы вобью, а потом легче будет. Я еще все миниатюры, что ты любовно собрал, спасибо тебе за это, в галерею отнес. Часть уже ушла за большие деньги.

— То есть, мы теперь богатенькие Буратины? — химера скривила губы в ухмылке.

— Милая моя девочка, лисичка пушистая, с такими темпами продаж, вы с Беном скоро богаче меня будете, — рассмеялся Мик, — ну всё. Теперь спать и видеть теплые пушистые сны. Спокойной ночи, солнышки мои!

— Спокойной ночи, Мик!

* * *

Утро нового дня было серым.

Бен проснулся, томимый плохими предчувствиями. Спустился завтракать и обнаружил, что Мик уже свалил, оставив им шикарный завтрак и самый простейший натюрморт — яблоко, груша, стакан и глиняный кувшин.

— Мы это рисовать будем? — осведомился Бен, уплетая яичницу.

— Есть! Разнообразие наконец-то подъехало! — Саша обрадовалась.

— Ладно, сейчас доем и начну, — реплику Бен адресовал спине Саши, которая отправилась рисовать свою первую картину.

* * *

А Мик в это время, закончив с банковскими делами, ехал в галерею. Он ещё накануне обнаружил, что его пасёт какая-то странная высокохудожественная машина в пятнах ржавчины и с полным набором вмятин. Но решил пустить всё на самотек.

И вот они ехали, Мик — впереди на мотоцикле. Ворот куртки поднят, шарф на ветру бьется. А сзади — эта машина, мрачная и молчаливая.

Мик тормознул, мигнул задней фарой, сигналя о том, что собирается заворачивать.

Свернул в переулок.

Там проживал чайных дел мастер.

Мик у него всегда брал вкусный чай.

Улочка была маленькая.

Мик въехал на неё и, подъехав к искомому дому, припарковался.

Только слез, шлем снял… и тут к мотоциклу подъехала машина, из неё вылезли шесть мужиков все в черном.

— Эй ты! — сказал одни из них, — мазила по имени Меллоун?

— Да, — Мик посмотрел на них, — что случилось?

— Пиздец тебе случился, — ощерился второй.

Мик увернулся от первого удара битой, но второй его свалил на асфальт. Мик прикрыл руками лицо, но на него сыпались удары ногами и битами.

— Педрило!

— Не позволим пидарасам на земле жить!

— Мудаки должны умереть!!!

Мик уплывал, сознание мутилось, перед глазами вспыхивали искры.

Удары прекратились. К лежащему Мику подошли тяжелые ботинки на шнуровке. Они были замшевые с стальными подковками.

— На мою дочь покусился, педофил прроклятый, — голову Мика подняли за волосы, — надрругался над дочкой моей, соврратил, — и сильный удар чуть не оторвал голову Мика. Рот наполнился кровью, — сейчас мы тебе ррручонки-то поотррррываем, — на правую руку Мика обрушился чудовищный удар, и ещё, и ещё…

Мик почувствовал, как хрустят кости в его рабочей руке и потерял сознание.