Jована (джен)

29 июля 1945

Я поехала, несмотря на протесты Андрея. Мы без труда выяснили, где живут Каревы, дома застали только Христо. Как водится, он взялся отстраивать дом и выкашивать бурьян в огороде. Земляки ему помогают, в этой деревне люди прямо рука об руку идут. Пришли к ним когда-то болгары — ограбили, а шиптары так и вовсе начали резать всех, кто попадался на пути. Проклятое племя… Прав был покойный генерал Любиянкич насчёт них, ой прав! Вот таких товарищ Рамиз и бил. Нещадно.

Христо сперва удивился, увидев нас. Не узнал ни меня, ни Андрея.

— Здравствуйте, чем обязан?

— Здравия желаю, товарищ Христо, — поздоровался Андрей, — буду краток: осенью ты сопровождал беженцев из Косова. Среди них был её сын, — указывает на меня, — куда вы их увезли?

— Беженцы… Хоть убейте, мил человек, не помню! Мы остались в госпитале присмотреть за ранеными. Беженцы ушли. Я не помню, куда.

— И всё же, покажи, где вы остановились и в какую сторону ушли оставшиеся солдаты, — он раскрыл перед ним карту, — прошу: хоть самую малость. Эта женщина потеряла сына и ты сейчас наша единственная надежда.

На этом моменте он начал о чём-то шептаться с Христо. Тот лишь понимающе кивал, потом начал рисовать на карте стрелочки и делать отметки.

— Вот тут был наш госпиталь. Это я помню точно. Остальные ушли вот сюда… Потом, дня через три, все наши вернулись — мы готовились идти на Валево.

Андрей некоторое время сам корпел над картой, прикидывая, сколько времени у четников занял путь туда и обратно, а, главное, где они могли остановиться, чтобы разместить беженцев. Видимо, слишком много вариантов.

— А ну-ка, покажи теперь, кто из них, — он развернул список оставшихся в живых четников, — сопровождал беженцев.

Христо молча пометил карандашом всех, кого вспомнил. Вряд ли их больше десяятка. Не бог весть, какой, но всё же успех. Мы сейчас, как никогда, близки к тому, чтобы найти Синишу!

31 июля 1945

Мы снова в Белграде. Я приехала к Любиянкичам на побывку. У меня такое ощущение, будто попала в совсем иной мир — тут нет и намёка на разруху и бедность. Конечно, тут не кричащая пошлая роскошь, но даже то, что я уже вижу, достаточно, чтобы понять: здесь живут люди обеспеченные. Не удержалась от колкости, сказав, что такое равенство нам и нужно — генерал живёт в хоромине, а солдаты только-только дома отсраивать начали. Сретен на это с улыбкой ответил, что, как ни крути, привилегии неизбежны даже в коммунистическом обществе. Он был в России и много чего видел и слышал о жизни этого нового общества.

— На заводе директор и мастер будут получать больше рабочего, это же очевидно. С них разный спрос и у них разный уровень ответственности. Вот как сейчас всё, что простительно солдату, с генерала спрашивается стократно. Думается мне, уравнять никого не получится. Разве что сделать разницу между бедыми и богатыми малозаметной.

Дальше он в красках описал, с кем виделся в России, как некоторые высшие чины возомнили себя новым дворянством, что как будто стремились вернуться туда, откуда их собратья вытащили страну.

— Вот таких, в первую очередь, Советы к стенке и ставили. Чтобы не разлагали вертикаль. И что же? Много Петенов, Квислингов, или Недичей нашлось в России? Только вот Тито, как мне кажется, слишком многих щадит. Как бы не аукнулось ему это. Сейчас всех пособников будут карать, карать нещадно. Но вот увидите: пройдёт немного времени, и их отпустят из тюрем, не факт даже, что всех, кому «вышку» дали, казнят. Кого давить, так это усташей, ну и косоваров. Они мнили себя сверхлюдьми, но забыли, что сверхлюди однажды получат сверхсроки, ну и петлю, конечно же.

— А что же четики? — вдруг вмешался Андрей.

Видно было, что он питает и к ним настоящую антипатию.

— С четниками — тут уже всё решать суду.

Как-то уклончиво он ответил. Явно сожалел, что они не смогли переманить к себе достаточное количество солдат, лишить Михайловича ресурсов, чтобы он не смог ударить партизанам в спину.

— Ну вот, Сретен, теперь и ты обожжёшься этим всепрощением, — нахмурился Андрей, — посмотри лучше, что мы откопали. Кого-то из этих уже поймали?

Сретен просмотрел наш список, после чего понимающе закивал.

— Этот казнён. Ещё в сорок четвёртом. Вот этот пока под следствием. Эти — убиты при задержании. Эти — в разработке.

Круг поиска сужается. Мы всё ближе к истине. Четыре фамилии… Дело за малым — найти их.

1 августа 1945

Мы продолжаем гостить у Любиянкичей. Сретен намерен вернуться на гражданскую службу — он учился на инженера. Мария тоже не намерена просто сидеть дома. Как, собственно, и я. Сегодня решила написать письмо Машке. Пишу и слушаю разговоры Андрея с бывшим командиром.

— Так… Выбираем цель пожирнее. Вот, Павле Ристич. В бытность солдатом воевал в Сербской Королевской Армии. Был в составе экспедиционного корпуса во время интервенции в Россию. Попал в плен, бежал. Позже поддерживал связь с врангелевцами. Говорят, помогал белым ворованное золото переправлять за границу. Впрочем, это было давно. Я так думаю, он ещё жив. Надо его поймать, пока не поздно.

Ага, Ристич. Мы должны найти его раньше военной полиции. Шестое чувство подсказывает мне, что он намерен дорого продать свою жизнь. Страшно за Андрея… В то же время, я жду с нетерпением нашего отъезда. Мы знаем, кого искать. Он мне всё расскажет, если жизнь дорога. Наверное, трибунал оставит ему жизнь. Всё зависит только от того, дам ли я нужные показания.