Сага о Сакши́. Книга 2. Здравствуй и прощай (гет)

— Моя жена говорит, что я добр...

Император, запрокинув голову и заложив спрятанные под длинными рукавами руки за спину, разглядывал кусочек неба, заполнившего собой забранное решёткой окошко темницы. Первый день весны выдался хмурым, небо затянуло тяжёлыми серыми тучами с тёмными краями. Ветер пригнал неприятную морось, облака мчались будто наперегонки друг с другом.

Позади, за решёткой, на полу, на охапке сена сидел Хань Джун. Он плохо выглядел: два месяца, проведённые в тюрьме, сказывались на его здоровье губительно. Его не били и не пытали. Никто к нему и пальцем не прикоснулся. Даже камера была сухой и не холодной, кормили довольно сносно. Но он тосковал. Нет, не по предателю-приёмышу, а по небу, по полётам, по свежему чистому воздуху и бескрайним просторам. Хоть и достаточно просторная, камера тяготила его невозможностью обратиться и взлететь. Кроме того, ничего хорошего он для себя не предполагал и жил в ожидании казни, задаваясь только одним вопросом: отчего его держат здесь так долго и не покончат уже одним махом со всем этим фарсом?

— Ради её мнения обо мне я явлю ту милость, которая уместна в сложившихся обстоятельствах... — неторопливый звучный с выразительными интонациями голос императора был полон нескрываемой насмешки, и пленник скривился.

— Что же это за милость, Ваше Величество? — спросил он, глядя в спину своему врагу.

Худощавое тело, на котором идеально выглядит любой из его дивных нарядов; длинные блестящие волосы густого чёрного цвета до середины бедра; драгоценная массивная заколка из золота и самоцветов, удерживающая верхнюю часть волос, и мелкие заколки-звёзды, украшающие четыре тонких косы; переливчатые сине-голубые одежды; полные величавой грации движения; взгляд, пронзающий насквозь. Красота, созданная, кажется, с одной целью, — поражать насмерть совершенством. И ледяное сердце, не ведающее жалости к тем, кто предал или разочаровал его обладателя.

— Я дам тебе право выбрать: когда ты желаешь умереть — до своего сына или после?

— Хороша милость...

— А ты ожидал, что я отпущу вас двоих, да ещё с наградами и почестями? — Бай Лин наконец повернулся к заключённому. — Разве я не предупреждал, что с вами произойдёт, если ваше заявление окажется ложью? Разве не дал возможности уйти сразу? Чего же теперь ты от меня ждёшь?

— Ничего, — Хань Джун пожал плечами и уставился в пол.

— Мудро, — кивнул император. Его взгляд был почти мягок, вот только стелил он жёстко, так что Хань Джун не обольщался. — Хочу знать одно: что посулил тебе Ло Фэн за этот заговор? Что обещал в награду?

Арестант промолчал. Бай Лин усмехнулся:

— Твоё, конечно, право. Но жить тебе осталось так мало... Есть ли смысл таиться?

— Месть, — наконец отозвался заговорщик.

Его Величество не сумел скрыть удивления, но отреагировал сдержанно.

— Месть? Кому и за что?

— Вам, Ваше Величество, и вашей дражайшей матери.

— Чем же мы провинились перед тобой, господин Хань?

— Принцессу Ин превозносят здесь, словно богиню. И вас, Ваше Величество, тоже. Но есть тот, который пожертвовал ради вас жизнью, а вы этого даже не заметили. Приняли как должное, будто все именно так и должны поступать ради вас.

— Кого ты имеешь в виду?

— Сан Ли. Помните?

— Разумеется.

— Хорошо, что помните. Она имела право прожить свою жизнь и быть счастливой, а вместо этого умерла в подземелье Линь Чао, в руках палачей, а её сын вырос, не узнав своей матери. И никто, никто не пожалел её, никто не вспомнил о ней. Как будто она была никем и ничего не значила.

Бай Лин хотел что-то сказать, но передумал, усмехнулся и двинулся в сторону лестницы.

— Очевидно, Вашему Величеству нечего сказать на это.

Император остановился и даже изволил обернуться. Его глаза сверкнули холодным блеском и голос прозвучал презрительно-равнодушно:

— Отчего же, я непременно что-нибудь скажу. Вместо того чтобы предъявить претензии тому, кто действительно творил преступления, ты винишь тех, кто ничем не мог предотвратить его бесчинства. Но я больше не собираюсь брать на себя чужую ответственность и тащить бремя чужой вины! — Бай Лин хотел удалиться, но остановился. — Сан Ли не была никем. Я всегда помнил её только добром. Но ты только что обесценил её жертву. Вас казнят завтра утром. Вы погубили себя сами.

Бай Лин повернулся и направился к выходу из темницы. Чёткие быстрые шаги заглушили сорвавшиеся с губ Хань Джуна проклятия.

— Ваше Величество! — Су Мин с поклоном подала повелителю очередную любовную "анонимку".

Письма прямо-таки сыпались, почти уж каждый день, неведомый поклонник раз от разу становился всё смелее и запросто обращался к Её Величеству "моя госпожа", словно бы имел на то какое-то право. Комплименты теперь больше походили на ласкающие поцелуи: бездельник-воздыхатель восторгался цветом её волос, таинственным светом глаз, изящными движениями, безупречной кожей... Вот это уже действительно становилось непотребством и пошлостью. Никто не имел права даже словом касаться облика Вилан. А её как будто обманули в грязь.

В конце концов, Бай Лин повелел главе Секретариата лично и тайно заняться поиском "письмописателя": ночей не спать, но отыскать паршивца. Любовные послания после прочтения императором искусно переписывали, запечатывали, как до́лжно, укомплектовывали цветком и передавали императрице, а оригиналы вкладывали в специальную папку.

Бай Лин знал, что Вилан и сама отправляет их "в долгий ящик". Она уже научилась читать не слишком сложные тексты и под руководством мужа, когда у него появлялось время, читала вслух библиотечные рукописи, в основном, стихи и маленькие поучительные трактаты, эссе и заметки. Впрочем, это бумагомарательство разобрать особого труда не составляло. Бай Лин приглядывался к ней: не выдаст ли она чем-нибудь, что по-прежнему получает тайные знаки внимания и что они что-то для неё значат. Но нет. Эта тема ни разу между ними не поднималась, и ничего такого он не заметил.

Через месяц глава Секретариата сообщил, что на подозрении трое и среди них — "О, мой язык опасается оскорбить достойнейшего!.." — второй генерал Су Лу. А вот император ничего не боялся. Вспомнить только эти странные взгляды, какие он бросал на повелительницу каждый раз, когда её видел! Но Бай Лин не торопился хватать его за горло. Ему хотелось знать наверняка. Может, это один из двух других. "И что тогда? — спрашивал он себя. — Убить его или выслать из страны? Если Ви неверна, всех их не перебьёшь... Но ведь ничто не говорит о том, что у неё есть любовники или что она кем-то грезит. А даже если допустить, что это так и есть... Что тогда? Разве я смогу причинить ей вред? Ви — единственная, кто у меня есть. Я всё равно люблю её. Как же я жалок...".

Составив приказ о завтрашней публичной казни, Бай Лин запечатал его и передал присланному из канцелярии клерку и распоряжением оповестить жителей столицы. Клерк, в свою очередь, передал Его Величеству на ознакомление и подпись аккуратную стопочку документов, среди которых он нашёл письмо от Мо Жуя, наместника Чунхуа, с просьбой прислать ему нескольких драконов в качестве советников и помощников. Наместник Мо сетовал на то, что люди мыслят так, что нормальных драконов это сбивает с толку. Поразительно непонятная, неспособная думать, говорить и поступать логично и чётко раса. Неудивительно, что у них сплошные проблемы.

И только Бай Лин подумал о том, что вот куда можно сослать неугодного писаку, как вошла Вилан и уселась рядом, на своё место.

— Это правда, что завтра казнят этих двоих?

— Да, — он внимательно посмотрел на жену. — Тебе их жаль?

— Мне жаль любое живое существо. И Хань Лин Тая жаль больше, чем Хань Джуна. Но ты — государь, и я не собираюсь учить тебя, что делать. Это перед тобой они виновны.

— Хорошо, — кивнул Бай Лин, его голос звучал холодно и веско. — Казнь будет публичной, в назидание. В моём присутствии, поскольку приговор выношу я. Ви, тебе тоже придётся быть там.

Вилан ужаснулась.

— Избавь меня от этого! Пожалуйста! Я не хочу это видеть!

— Ви, это больше, чем личное отношение. Это даже больше, чем попытка обмануть доверие главы государства. Это заговор, а заговорщики должны быть наказаны в соответствии со степенью вины. Чтобы никто не строил иллюзий и не расшатывал трон.

— Я понимаю, но... Нельзя ли мне... заболеть, что ли?

— Нельзя, — мягко, но категорично заявил он. — Править страной не только весело. Бывают ещё и ужасные обязанности, от которых невозможно и некуда сбежать.

Вилан грустно кивнула и положила голову на его плечо, отдавая должное его мудрости и мужеству.

— Я позабочусь, чтобы тебе не было так тяжело, — пообещал Бай Лин, смягчаясь от её ласки.

Оставшись один, он вызвал к себе личных целителя и алхимика:

— К завтрашнему утру должен быть готов особый успокоительный эликсир для Её Величества: чтобы не туманил разум и не клонил в сон, но усмирял любые всплески эмоций.

Утро второго дня весны тоже выдалось ненастным, но хотя бы сухим. Вообще говоря, лишать жизни кого-то, когда мир утопает в солнечном свете и долгожданном тепле, само по себе кощунство. Казнить надо, когда погода такая тоскливая, что хоть вешайся, да поскорее. Этот день как раз создавал нужное настроение.

Мальви, внутренне содрогаясь от предстоящего Вилан "мероприятия", радовалась, что сама идти на него не обязана. Вилан выпила весь эликсир, который ей дал господин придворный лекарь. Снадобье подействовало быстро, притупив все эмоции и даже почти уничтожив их. Внутри появились оцепенение и пустота, словно она долго плакала и теперь сопела носом, успокаиваясь.

На главной площади было не протолкнуться, если бы не стража, организовавшая коридор для императорской четы и её приближённых, между пришедшими и палку не удалось бы просунуть.

— Его Величество Император и Её Величество Императрица! — выкрикнул глашатый.

Бай Лин подал руку Вилан, и вместе они взошли на возвышение, на котором для них были установлены троны, а для смертников — неказистый уродливый шкаф. Позади тронов владык стали Сунь Чжао, Су Лу и два первых министра.

Вилан не посмела посмотреть в лицо Бай Лину и оглядывала тех, кто пришёл присутствовать при казни заговорщиков. Драконы молчали — все как один. Люди охочи позлорадоваться мукам ближних. Драконы явились узреть справедливость решения своего повелителя. Причину и следствие. Закономерность. В этом не было ничего весёлого, никто ничего не выставлял на потеху толпе. В суровом молчании Вилан нашла для себя и других "свидетелей" некоторое утешение.

Тучи неподвижно висели в густо-сером небе, внизу не чувствовалось ни дуновения ветерка, воздух застыл, как стекло. Когда привели заговорщиков, никто не произнёс ни слова. Драконы наблюдали. Глашатай, выйдя на середину помоста, развернул приказ и зачитал громким, разнёсшимся по всей площади, голосом:

— Драконы, называющие себя Хань Джуном и Хань Лин Таем, учинили заговор, пытаясь приписать себе принадлежность к роду Сакши с целью последующего свержения Его Величества Императора и Её Величества Императрицы и захвата власти, а также передачи империи Юшэнг в полное подчинение империи Веньян. Настоящим приказом заговорщики приговариваются к наказанию соразмерно своей вине. По собственному выбору заговорщик Хань Джун желает быть осужденным первым.

Хань Джуна вывели вперёд и поставили перед владыками. Вилан искоса посмотрела на императора. Тот в глубокой задумчивости разглядывал подсудимого несколько секунд, потом задал вопрос:

— Господин Хань Джун, ты раскаиваешься в своих преступных умыслах и действиях?

"Может, Бай Лин решил дать им последний шанс? — подумала сильфида. — А тогда что? Помилует? Вряд ли, это смешно. Или смягчит наказание? Тоже вряд ли. А-Лин ничего не делает просто так или зря".

— Нет, — твёрдо ответил Хань Джун. — Я ни о чём не сожалею.

Император, пребывая всё в той же задумчивости, сделал знак глашатаю продолжать. Снова расправив свиток с текстом приказа, глашатай зачитал:

— За совершенное злодеяние Хань Джун приговаривается к смертной казни древних времён в развеивательном шкафу.

Стражники отконвоировали приговорённого к шкафу, дверцы которого были приглашающе распахнуты. Внутри он выглядел как самый обычный предмет мебели, тускло мерцающий поблёкшей и местами облезшей краской цвета меди, с поперечной доской-сидением для узников. И когда дверцы со скрипом захлопнулись за его спиной, Вилан вцепилась в подлокотники. Поверх её руки легла ладонь Бай Лина, и Вилан закрыла глаза и сосредоточила на тепле его кожи всё своё внимание. "Править страной не только весело. Бывают ещё и ужасные обязанности, от которых невозможно и некуда сбежать". Как он прав... Это поистине ужасные обязанности. Бай Лин здесь, в этой стране, на своём месте. И стойкости у него достаточно, чтобы принимать подобные решения. Но и ему совсем не нравится прибегать к такой расправе, она видела это.

Ему всего двадцать семь против её полутора тысяч лет. Как получается, что у него куда более государственный ум, чем у неё? Наверное, с этим рождаются.

Вилан изо всех сил постаралась не слышать воплей, доносившийся из недр шкафа. Крика живого существа, которое заживо рассеивалось в воздухе, расщеплялось на незримые частицы. По счастью, это продолжалось недолго. Когда всё закончилось и стражники открыли створки, внутри уже никого не было.

Настала очередь Хань Лин Тая.

— Господин Хань Лин Тай, ты раскаиваешься в своих преступных умыслах и действиях?

— Да, — ответил молодой господин Хань, и его голос был так же твёрд, как голос его отца. — Я полностью признаю свою вину и не жду для себя снисхождения.

Император шевельнул рукой, и вестник его воли, внимательно следивший за своим господином, торжественно объявил:

— Его Величество, проявляя безграничную милость, дарует Хань Лин Таю изгнание и запрет возвращаться в Юшэнг под страхом смерти. Но, принимая во внимание сыновнее послушание воле отца и добровольное и чистосердечное признание вины перед Его Величеством, Хань Лин Таю пожалована мелкая служба в Чунхуа по усмотрению наместника Мо Жуя. Хань Лин Таю запрещается покидать пределы столицы Чунхуа, на него надлежит наложить пожизненное магическое клеймо, которое будет осуществлять все предписанные Его Величеством ограничения и условия и не позволит нарушить их.

Вилан, едва веря в услышанное, испытала такое облегчение, словно услышала помилование в свой адрес. Точно, Бай Лин вовсе не хотел быть более жесток, чем необходимо. Она благодарно пожала пальцы мужа. Наверное, молодой Хань был так же потрясён неожиданной удачей. Он даже не смог ничего сказать. Только, став на колени, низко склонился перед Его Величеством.

По сравнению со чудовищной участью, постигшей его приёмного отца, клеймение казалой ерундой. Тем не менее, огненная метка была выжжена на коже и главный придворный маг внёс все предусмотренные Сакши условия и ограничения, и Ханя увели. Император и императрица сели в паланкин, и носильщики двинулись обратно ко дворцу, следом потянулась свита. Драконы так же молча, не произнеся ни единого звука, разошлись.

— Я тебя люблю, — прошептала Вилан в полумраке экипажа.

— Я тоже тебя люблю.

— Ну, что? — обеспокоенная Мальви встретила Вилан в переходах дворца. — Как ты себя чувствуешь?

Сразу по прибытии супруги разошлись по своим делам, и она решила побыть у себя и немного расслабиться.

— Не спрашивай. Для одного закончилось лучше, чем можно было ожидать. Для другого... пожалуй, хуже. Как я себя чувствую, не имеет никакого значения.

— Угу, — Мальви посмотрела на подругу и, извинившись, ненадолго отлучилась. Велела принести в покои Её Величества самого хорошего вина в самых лучших бокалах и сходила за шахматами. Вилан эта игра всегда успокаивала и направляла энергию в нужное русло. Главное сейчас — забыть, потому что, прокручивая тягостные воспоминания в голове, ничем и никому не помочь. Они сидели до вечера, болтая обо всяких пустяках.

Утром следующего дня Вилан, которую дочь первого министра, приятная во всех отношениях девушка, занимала лёгкой беседой, столкнулась со вторым генералом Су. Собеседница, решив, что Её Величество занята, сразу откланялась.

— Моё нижайшее почтение, Ваше Величество, — Су Лу, у которого руки были заняты библиотечными рукописями для императора, поклонился.

— Доброе утро, генерал Су, — кивнула Вилан.

— Господин заведующий дворцовой библиотекой просил меня передать несколько трактатов императору. Не может ли Ваше Величество сказать, где...

— Его Величество у себя в приёмном зале занят корреспонденцией...

Услышав голос жены где-то неподалеку, Бай Лин направился в её сторону. Со вчерашнего дня они мало говорили и мало виделись, и ему хотелось сделать для неё что-нибудь приятное, чем-то порадовать. Вилан говорила с Су Лу. Бай Лин замер у входного проёма, отсюда нельзя было различить слов, зато самих беседующих было отлично видно.

Су Лу, как обычно, улыбался ей своей милой, слишком милой улыбкой. В этой улыбке было заметно явственное желание понравиться. И Вилан улыбнулась в ответ, что-то проговорила. Вот он будто бы неловко пошевелился (Бай Лин знал, что эта "неуклюжесть" есть сплошное притворство, Су Лу в совершенстве владеет каждым мускулом своего тела), и из рук посыпались бесценные свитки и планки, скрученные в рулоны. Вилан автоматически подставила руки, ловя библиографические раритеты, Су Лу снизу поддержал её руки своими ладонями. Второй генерал выглядел смущённым собственной нескладностью, что-то объяснял и, видимо, извинялся, но рук от Её Величества не отнимал. Потом часть документов упала на красную ковровую дорожку, и Су Лу опустился на колено, поднимая их. А выглядело так, словно он преклоняет колено перед возлюбленной и смотрит на неё снизу вверх. В конце концов, Вилан вернула ему остаток ноши и подарила весьма снисходительную, даже любезную улыбку. Что она говорит? Жаль, не слышно.

К Бай Лину мигом вернулись все подозрения. Любовники? Что, если между ними уже всё вполне серьёзно? Что, если с Су Лу у Вилан то же, что с ним самим? Что тогда?

Оставшись незамеченным, он вернулся к себе. Будучи совершенно неопытным в искусстве обольщения, Бай Лин увидел в легкомысленном кокетстве прочную любовную связь. Чувствуя, что теряет опору под ногами, он схватился за то единственное решение, которое пришло в голову накануне: отослать Су Лу немедленно и навсегда. Даже если она любит его, эта любовь вскоре пройдёт, если их разделит море. Ви забудет его, если перестанет видеть.

Тем не менее, сперва он вызвал к себе начальника Секретариата и потребовал конкретного ответа. Лицо чиновника посерело от страха, и он тут же подтвердил: да, это рука второго генерала Су, сомнений нет.

Когда второй генерал наконец заявился, Бай Лин огорошил его новостью, вмиг стёршей улыбочку с губ Су Лу: отныне и впредь любимый генерал императора поступает в полное распоряжение наместника Мо. Более того, ему доверено в сопровождении ещё нескольких драконов доставить Хань Лин Тая во дворец ЦзеЛю и сопроводить к наместнику, и доверить это Его Величество может только ему. Нижайше возблагодарив повелителя за милость, Су Лу всё-таки спросил, не имел ли он несчастья вызвать гнев Его Величества и не наказание ли это? С трудом удержав себя в руках, Бай Лин улыбнулся ему не менее очаровательно, чем только что этот подлец улыбался его жене, и пожелал счастливого пути. Не прошло и часа, как арестованный и конвой отбыли, и Бай Лин наконец вздохнул спокойно.

Ещё через час явилась Вилан. Подсела к нему, обвила руками его шею, без единого слова прижалась щекой к щеке. Бай Лин, не расположеннный в этот момент к нежностям и объятиям, поднял бровь в недоумении: подлизывается? Нашкодила и хочет загладить вину? Решила выпросить что-то?

— Ви, что с тобой?

Она покачала головой, не разжимая рук, не выпуская из объятий. Расстроена. Неужели собирается признаться во всём? Может, попросит вернуть Су Лу назад? Бай Лин замер на несколько секунд, вдыхая запах её волос и напряжённо раздумывая, и снова спросил:

— Что случилось?

Вилан наконец отозвалась, и её голос прозвучал резко и недовольно.

— Су Мин. Я не хочу, чтобы она мне прислуживала. Вообще не хочу её больше видеть.

К такому повороту он оказался не готов, но это ничего не меняло. Однако, если у неё есть проблема, её нужно решить.

— Она рассердила тебя? Дерзит? Не выполняет приказы?

— Да нет... — Вилан замялась. — Придраться не к чему. Но я её терпеть не могу, а она меня, и так повелось с самого начала. Хочу, чтобы её вообще во дворце не было.

— Тебе достаточно приказать...

— Я не знаю, куда её спровадить, — перебила Вилан. — И потом, это же твоя́ помощница, я не хотела без твоего ведома... Не мог бы ты?..

— Ладно, я распоряжусь. Пусть отправляется в Чунхуа следом за братом служить наместнику Мо.

Вилан наконец отстранилась. Бай Лин, нарочно упомянувший об этом, внимательно следил за реакцией жены. Но она, занятая какими-то своими думами, только рассеянно кивнула.

— Пойду. Не буду тебе мешать.

Она и в самом деле ушла. Император велел найти Су Мин и, когда та пришла, объявил, что Её Величество более не нуждается в её услугах и его волей ей до́лжно поступить на службу к наместнику Чунхуа Мо Жую, он наверняка найдёт применение всем её талантам. Су Мин кинулась в ноги императору, умоляя не отсылать и дать ещё одну возможность послужить здесь, на месте. Даже что-то лепетала про какие-то чувства, неясно было, правда, про какие и к кому... Повелитель усмехнулся:

— Ты оспариваешь мои приказы?

— Нет, Ваше Величество, — сдалась Су Мин, зная по опыту, что этот вопрос означает предупреждение перед карой за непослушание.

— В том, что Её Величество не благоволит к тебе, виновата ты сама. С себя и спрашивай. Отправишься сегодня же. Наместник Мо будет ждать тебя послезавтра после полудня. Советую не опаздывать. Перед отбытием зайди — дам тебе рекомендательное письмо.

Драконица убежала, размазывая слёзы по красивому личику, что, впрочем, не произвело никакого впечатления на её владыку, — тот пожал плечами и тут же забыл об этом.

Пожалуй, на том бы и закончилась история пребывания Су Мин во дворце ФанСинь, не вздумай она "отблагодарить" того, кому была обязана отлучением от двора и достаточно высокой должности. Собравшись в дальнюю дорогу, она отправилась в приёмный зал императора за обещанными рекомендациями и, по странной случайности, встретилась там не с ним, а с государыней.

Вилан пребывала в довольно неплохом настроении. Она пару часов провела в оранжерее в окружении всевозможных цветов, кустарников и деревьев и вернулась оттуда в покои Его Величества с неожиданной добычей — редчайшим кустиком, название которого на всеобщем языке звучало как "снежноцвет белоплодный"⁽¹⁾. Вокруг кустика, заботливо пересаженного в удобный горшочек, разливалось льдисто-голубое сияние с волшебными серебристыми огоньками-искрами. На снежноцвет можно любоваться часами, он завораживает и очаровывает, исцеляет душу и сердце, смягчает гнев и навевает спокойный крепкий сон, и ему самое место в семейной спальне. Вилан поставила его на столик у кровати и, выйдя обратно в приёмный зал, столкнулась со своей бывшей служанкой.

Су Мин ждала повелителя, готовая к отлёту. Она была одета в плотный плащ, в руках сжимала меч в богатых, отделанных серебром белых ножнах. Увидев императрицу, она, как подобает, поклонилась. Вилан кивком ответила на приветствие и пошла своей дорогой. Ей бы удержать язык за зубами, но Су Мин решила, что соперница должна ей, как минимум, объяснение, и упустила хороший случай промолчать.

— Ваше Величество, прошу не счесть за дерзость...

— Да? — Вилан обернулась. Ради перспективы расстаться с этой деви́цей навсегда она была готова даже великодушно обменяться несколькими фразами с оной.

— Могу я узнать, чем мы с братом не угодили?

Вилан тут же пожалела о своём великодушии, сообразив, что её выставляют чудовищем, сживающим со свету бедную благородную деву.

— Вряд ли это стоит обсуждать, — бросила она сухо, собираясь двинуться дальше.

— Отчего же? Мы служим верой и правдой Их Величествам, не может быть, чтобы нам отказали в такой малости. Не может же не быть совсем никакой причины?

— Манеры дурные. Такое обоснование сойдёт?

— Конечно, Ваше Величество. Или, например, мы стали нежелательными персонами из-за греховной связи между высочайшей особой и её любовником.

Вилан снова повернулась.

— Объяснись.

— Уверена, Ваше Величество меня понимает. Су Лу виноват лишь в том, что посмел поднять взгляд на прекрасную госпожу, а когда она натешилась чужой страстью вволю, он стал не нужен...

— Я правильно понимаю, что ты прозрачно намекаешь на мою якобы связь со вторым генералом Су? — недобро прищурившись, уточнила Вилан.

— Зачем же намекать, Повелительница? В этом нет никакой тайны. Ни для кого, в том числе и для Владыки Линя.

— Что?!! Что ты мелешь?!!

— Вашу "цветочную" переписку уже больше двух месяцев перлюстрируют⁽²⁾ по приказу Его Величества. И я рада, что государь не обманут неверной женой, неспособной оценить своего супруга по достоинству.

Вилан рассердилась. Это не лезло ни в какие ворота — все эти любовные бумажки, слежка и подковёрные дворцовые интриги тех, кому нечем заняться. Мерзость какая!

— И ты, разумеется, решила своего не упускать, как я понимаю. Уж не ты ли наплела обо мне всякую чушь императору?

Су Мин пожала плечиками.

— Почему наплела? Сказала как есть, только и всего.

— Как есть? Как есть?!! Ах ты, змея! Ты трижды пыталась меня убить, а я скрыла это от императора, потому что жалела и не хотела, чтобы тебя разорвали на части где-нибудь в пыточной камере! Твой братец подговорил У Юня убить меня, а я промолчала, потому что нет доказательств. А вы становитесь всё наглее!

Су Мин вытащила из ножен меч до середины.

— Осторожнее со словами, госпожа. Не очень-то разумно сердить тех, кто способен превратить вас в живой факел.

Вилан свой достала полностью. Её меч не нуждался в постоянном таскании туда-сюда и материализовался из её тела по желанию хозяйки.

— По-моему, это ты мне грозишь.

Драконица атаковала сразу же. Она была на голову выше Вилан, но сильфида пользовалась своим преимуществом: меч Су Мин со свистом разрубал воздух, которым стало её тело, не причиняя никакого вреда. Безрезультатно размахивая клинком, дворцовая красавица, не привычная к долгим сражениям, быстро утомилась, и Вилан в несколько секунд разоружила девушку и прижала к стене, приставив лезвия двух мечей крест-накрест к её горлу. Она уж хотела уязвить острым словом противницу-неумёху, но та неприязненно засмеялась в лицо своей госпоже:

— Можете меня убить, Ваше Величество. Ваше положение от этого не изменится.

— Это ещё почему?

— Потому что вас никто здесь не любит, вы всем только мешаете. Но это ненадолго.

— Яснее! — потребовала Вилан и на всякий случай встряхнула девицу Су.

— Император Ло хочет вашу жизнь в обмен на неприкосновенность Юшэнга. Он предоставил нашему Повелителю срок в полгода, из которого половина уже минула. Угадайте, что выберет император Линь? Женщин много, а страна у него одна. Его Величество может из жалости сам убить вас, но, зная о ваших шашнях, думаю, предпочтёт отдать неверную жену Ло Фэну на расправу...

— Су Мин! — загремел сзади голос Бай Лина. Женщины до того увлеклись выяснением отношений, что не замечали того, как к ним быстрым шагом приближались император Линь и первый генерал.

Потрясённая Вилан выпустила её и обернулась. Драконице хватило секунды, чтобы вытащить кинжал. Однако именно сегодня ей здорово не везло: остриё кинжала только рассекло тонкую газовую переливчатую бледно-розовую ткань ханьфу, и из пореза на плече Вилан брызнула кровь. Сильфида, не сводившая пристального взгляда с лица супруга, перехватила меч как нож, остриём к себе, и ударила поднявшую кинжал во второй раз и не успевшую отшатнуться Су Мин. Бывшая служанка коротко вскрикнула. Жизненных сил хватило только на удивленный взгляд, брошенный на женщину, за которой всё-таки осталось последнее слово. В следующий миг она упала на пол к ногам императрицы, и её сердце остановилось навсегда.

Сунь Чжао в ужасе смотрел на то на повелительницу, то на мёртвую девушку на полу. У него в голове не укладывалось только что случившееся убийство и то хладнокровие, с которым Вилан его совершила. Разумеется, вряд ли кто-то будет судить за это госуда́рыню, самую высокую госпожу империи. Но Су Лу, когда узнает, не простит. Как объяснить такое?

Вилан и Бай Лин не сводили глаз друг с друга. Ему было всё равно до того, что она сделала. Единственное, что его волновало, — это сколько и чего именно Су Мин успела наговорить Вилан, что та так взъярилась?

— Значит, вот оно как... — заговорила Вилан, и Сунь Чжао вздрогнул: её голос был слишком мягок и равнодушен. Слишком плавен. Как тогда, в Небесной Гавани, когда он уговаривал её вернуться. — Значит, вы с Ло Фэном сговорились обо мне... А я-то удивлялась, что его визит остался без последствий. Так что же ты решил: сам убьёшь меня или доверишь грязную работу Ниши, чтобы руки не испачкать и кошмарами по ночам не страдать?

Генерал стоял рядом с императором и сразу видел, как того затрясло от слов безжалостных жены. Он так напрягся, что на шее проступили вены, а лицо побелело. Бай Лин смотрел на Вилан и не мог поверить в то, что слышит от неё.

— Ви, что ты говоришь!

— Я-то говорю... А ты... сколько собирался молчать об этом? Неужто хотел убить в спину, чтобы избежать объяснений?

— За кого ты меня принимаешь!

— За кого я тебя принимаю? За императора Юшэнга, конечно. И только то тебя оправдывает, что любой правитель в таких условиях выбрал бы безопасность своего народа и своего государства.

Она двинулась к выходу из зала, миновав безмолвно стоявших в двух метрах от неё мужчин. Дойдя до дверного проёма, Вилан обернулась и бросила последние слова, прозвучавшие как удар хлыста:

— Дворец великих драконов Сакши! В змеиной норе и то лучше жить, чем здесь!

В зале повисла такая тишина, словно дворец вдруг обезлюдел. Сунь Чжао пытался что-то сказать, но голос пропал, только губы беззвучно шевелились. Он боялся посмотреть в лицо своему владыке, не представляя даже, что тот чувствует, получив за всю свою любовь и заботу самые жестокие обвинения.

— Госпожа не права... — еле выговорил он. — Я найду... Я... скажу ей!

Бай Лин отмахнулся и, перешагнув доро́гой через тело Су Мин, ушёл в свои апартаменты.

Сунь Чжао кинулся вслед Вилан, отложив все переживания на потом. Главное объяснить ей, рассказать, не дать ещё больше оскорбить владыку. Хоть она и имеет право на гнев, но лучше им поговорить спокойно, а не вот так, бросаясь словами как ножами. Он бежал по коридорам к покоям повелительницы и не успел всего чуть-чуть: раздвижные двери захлопнулись перед его носом.

— Госпожа Вилан! — он громко постучал. — Ваше Величество!

— Я никого не хочу видеть! — раздался в ответ удаляющийся голос. Это Вилан ушла в спальню.

Сунь Чжао ни за что не вошёл бы в покои своей госпожи без её позволения. Этому не могло найтись никаких оправданий. Он подпирал стену целый час, но она так и не вышла и дверей не открыла. Тогда он отправился за Мальви, которая только что вернулась из города, куда ходила по своим делам. Но и Мальви снова куда-то ушла, а когда генерал вернулся к покоям Вилан, то осмелился постучать ещё раз, но ответа так и не дождался. На свой страх и риск он все-таки вошёл в гостиную и даже заглянул в спальню. Внутри уже никого не было. Только испачканный кровью наряд лежал на кровати.

С колотящимся в пяти местах разом сердцем Сунь Чжао выскочил из дворца, обернулся там, где было достаточно места, и полетел разыскивать сильфиду. Когда император опомнится и остынет, то всё равно будет искать её всюду. Нельзя потерять её снова.

Вилан отыскалась прямо за городскими стенами. Она шагала по ровному плато в сторону леса, одетая в заново сшитое платье болотного цвета, лёгкий дорожный плащ и мягкие кожаные сапоги, на плече висела сумка. Вьющиеся волосы, из которых были вынуты все украшения, подхватывал теплый весенний ветерок. Она и сама была словно дуновение солнечного ветера. Дракон спланировал в стороне, чтобы ненароком не зашибить, и снова вернулся в человеческий облик.

— Ваше Величество! — он подбежал к повелительнице.

— Господин Сунь. Зачем вы здесь?

— Вы... — Сунь Чжао запнулся, разглядев в ясных глазах молодой женщины спокойное осмысленное решение покинуть страну пламенных драконов. — Уходите?

— Да.

— Но вы наша императрица. Вы супруга императора.

— Это так.

Они долго смотрели в глаза друг другу. Сунь Чжао не знал, что сказать. Не знал, что предпринять. Голова опустела. Эта дура Су Мин всё испортила. Откуда только она обо всём узнала! Впрочем, не это важно. Важно то, что Вилан уходит. Тихо, без сцен. И в эту минуту он увидел, что жизнь во дворце для неё неестественна. Она совсем другая, на самом деле. Она — часть этого плато. Часть леса. Она одно с ясным синим небом и плывущими ватными облаками. Одно с пением птиц и колыханием трав на ветру. Одно с морской бездной и древней пущей. Одно с рябью речных волн и упавшими в воду звёздами. Вот это настоящая Вилан.

— Я пойду с вами.

— Господин Сунь, вы служите императору...

— Согласно контракту о найме, я служу вам, — в руках Сунь Чжао возник контракт, подписанный самой Вилан в незапамятные времена. — Мой наниматель вы, госпожа Вилан.

Она мягко и ласково улыбнулась ему.

— Благодарю, генерал. Но вы больше нужны Его Величеству. Возвращайтесь. Я не пропаду.

Вилан отправилась дальше, через минуту вошла в лес и скрылась между древесных стволов. Проводив её взглядом, Сунь Чжао бросился обратно во дворец.

— Ваше Величество! Её Величество... Она...

— Не хочу её видеть, — ровным голосом отозвался император, разглядывая статуэтку на столе так, словно видел её впервые.

— Это как раз не проблема, Повелитель. Она ушла.

Бай Лин закатил глаза.

— Куда?

— Не знаю. Покинула дворец. Оделась в свою одежду, взяла то, с чем пришла, и улетела. Мне не удалось её остановить.

Так. Бабский драматический жест. Эко удивила!

Он сделал всё, чего она хотела. И этого всё равно недостаточно. Проклятье, что за женщина! Неужели она ушла? Опять покинула его! Опять, опять… Как все. Даже она. Есть ли вообще смысл любить, отдавать себя, нуждаться в ком-то? Красивая сказочка про любовь так и норовит лопнуть, как мыльный пузырь, как ни латай дыры и ни зажимай разошедшиеся швы!

Он расхохотался так горько, почти безумно, что Сунь Чжао понял: это самый страшный момент в жизни его императора.

1) Очень, очень напоминает снежноягодник белый, отличие в числе прочих в том, что у снежноцвета одновременно круглый год соседствуют серебристые цветы и белые круглые ягодки.

Вернуться к тексту

2) Перлюстрация — проверка корреспонденции, осуществляемая втайне от отправителя и получателя третьими лицами.

Вернуться к тексту