Вариант 513. (гет)

16. Шиповник.

«Ты развернешься в расширенном сердце страданья,

Дикий шиповник,

О, ранящий сад мирозданья!

Дикий шиповник, и белый, белее любого.

Тот, кто тебя назовет, переспорит Иова.»

(О.Седакова)

25 ноября, гораздо позже.

Лондон давно остался позади, а он все несся на недозволенной скорости вперед и вперед. Все равно. Ему было все равно, куда он летел бесцельно и безнадежно. Ибо теперь потерял он последнюю надежду. Забрезжили сумерки, потом опустилась ночь. А он все мчался. Казалось, Англия уже давно должна была кончиться, так долго он ехал.

Бентли завизжала тормозами и встала в полуметре от сидевшей на мокрой дороге собаки. Ярко-белое пятно с черной бусиной носа и радостно вилявшим хвостиком словно светилось в гуще ночной тьмы. Кроули выскочил из машины.

— Идиотское создание! Напугал. А я мог и переехать. Мне по должности так и положено было — переехать. Валялся бы размазанный по образцовой английской дороге. Еще и с ошейником! И ошейник в клеточку. Просто бантик на шее. Бантик из шотландки. И пес идиот, и его хозяин тоже идиот. Лучше бы бирку с адресом на шею тебе повесил! И что мне с тобой делать?

Тонкая рука непроизвольно уже гладила собачью голову и мохнатую мускулистую спинку. Пес породы Вест-Хайленд-Вайт терьер меж тем радостно прыгал вокруг Кроули, заливисто и звонко лаял, а потом принялся лизать тому руки и лицо.

— Прекрати. Обслюнявил уже всего. Куда я тебя дену? К черту на куличики? Какие там куличики! Я и сам живу в чужом доме. Хозяин человек хороший, но, если ты начнешь грызть его деревяшки, может рассердиться. И, поверь, в гневе он страшен. Так говорят. И пишут. Некоторые теологи просто это утверждают. Так что нет. Змея не может держать собаку в питомцах. Но и тут бросать не дело. Ладно уж, возьму с собой. Временно.

Он огляделся. Только пустошь с кустами терновника и шиповника, ярко-алые плоды которого кроваво выступали из темноты в свете фар Бентли.

— Rosa Canina, собачья роза в переводе. С латинского. Белый шиповник. Я буду называть тебя Вайсом. Что значит «белый». В отличие от внука Чумы. Вайс. Это, кстати, по-немецки. И в память о белой собачьей розе. «Белый шиповник, белый шиповник… тра-та-та-та-та-та…» Бентли насмешливо фыркнула из тьмы.

Он ласково потрепал пса за ушами. Тот в ответ снова залаял радостно, облизал Кроули нос и прыгнул в кабину в ответ на приглашающий жест демона. Собачья теплота успокоила ненадолго.

Машина повернула обратно в Лондон.

Последующие несколько дней прошли во взаимном привыкании. Пес отзывался на простые команды, деревяшек и обуви не грыз, ел, что дадут, предпочитая сбалансированную мясную диету и огурчики, очень любил гулять. Оставляя Бентли у дома, Кроули с собакой на поводке разгуливал по окрестным переулкам и скверам три раза в день, исправно собирая отходы собачьей жизнедеятельности в целлофановый пакетик. Вечерами оба сидели в большой гостиной на диване, песья голова доверчиво покоилась на коленях демона, а тонкая рука Кроули нежно теребила белую шерсть на холке и за ушами. Ночами пес никак не хотел спать на приготовленном матрасике, осторожно убегал с него и тихо сидел возле дивана. Потом осмелел и, устроившись в ногах у Кроули, сворачивался клубком и охранял сон нового хозяина. Видимо, боялся, потерять. Казалось бы что лучше! Обрести такого друга-питомца, приручить и заботиться о нем. Но каждый миг общения с собакой причинял боль. Он думал: «Мы могли бы просто сидеть в одной комнате, или на одной скамейке в парке. Даже молча. И все равно — понимать друг друга без слов. Или я ошибался? И как теперь удостовериться? А он даже не знает, что я жив, что жестоко. Неоправданно жестоко с моей стороны. Вдруг это злобное четырехкратное чудо просто его развоплотило? Злобное, бессловесное чудовище? И где тебя искать, друг мой?! У какого черта на куличиках?»

На пятый день он решил, что следует все же отдать собаку Мюриэль. Ведь после истории с нападением и бетономешалкой он сам оставался в опасном подвешенном состоянии. Не хотелось снова оставить Вайса без присмотра, а хотелось знать, как идут дела с расследованием. Связавшись с Мюриэль, он попросил ее о встрече с Рафаилом. И встреча была назначена.

1 декабря, поздним вечером.

Ночной Сент Джеймский парк радовал пустотой, темнотой и тишиной. Рафаил не замедлил появиться у скамейки, стоило только Кроули на ней развалиться. Подниматься навстречу он не стал, просто кивнул небрежно. Вайс сидел рядом, справа от него, привычно уложив голову и передние лапы на демонские колени. Рафаил посмотрел на них внимательно и сел рядом, начиная разговор без обычного приветствия.

— Странное зеркало. Словно цвета отражаются неправильно.

— Да. И что хотел сказать этим Создатель?

— Сейчас это не главное.

— Да. Главное, что мы разговариваем, а не убиваем друг друга. Что сообщают Уриил и Михаил?

— Ничего вразумительного, кроме уже рассказанного. А ваши?

— То же самое. И что в итоге?

— Если Азирафель не появится к Рождеству, Метатрон начнет действовать сам.

— Так уволь его.

— Каким же образом?

— Сам посуди. Бога нет?

— Создатель отсутствует.

— Тогда зачем нужен Глас божий?

— Это — уже мятеж.

— Начхать. Где Азирафель, вот в чем вопрос. Я попытался думать, как преступник. Страшно представить в какое чудовище его могла превратить Шакс, да и Фурфур мог отослать к самым отвратительным чертям. На это у них воображения хватило, уверяю. Не нашел. В самых укромных логовах преисподней никаких новых зубастых мохнатых чудищ не обнаружено. На Земле тоже пока сенсаций нет. Где он?

— Время идет. Нам нужен не просто Верховный архангел, а именно Азирафель. Я считаю, что он лучший. Кроме него с этим небесным бедламом никто не справится. А тебе?

— А мне надо вернуть друга. Мне нужен друг.

— Друг? У тебя же теперь собака есть. Друг человека, как говорят. Хотя… Это выбракованный потомок Цербера? Цербер-альбинос?!

— На себя посмотри. Сам ты альбинос. И нет. Никакой это не Цербер. Это Вайс. На дороге нашел. Чуть не задавил. Если честно, Бентли сама остановилась. Даже я бы так быстро не среагировал. И еще бантик. Азирафель любил такую шотландку.

— Азирафель?!

— Что?!

— Эта собака наш верховный архангел, — Рафаил саркастично улыбнулся и почесал Вайса за ухом. Собака фыркнула, но хвостом помахала.

— Что? Не смешно. Тоже мне, чудовище! Ты такой же псих с воображением, как и я. Дурацкая шутка. Где бы он ни был, как его вернуть? Я чудил уже по-разному. Не выходит. Даже время назад откручивал. Мало того, использовал это книжное: «Finite incantatem!» Думал, раз он букинист, то сработает. Ничего.

— Finite incantatem? Это из «Гарри Поттера» что ли? Ну ты, брат, даешь! Это было Непроизвольное умноженное чудо. Я пробовал разрушить его с Саракаэлем. Даже ваши. Дагон и Хастур пробовали вместе с нами. Знаешь, Сама… прости, Кроули, даже ваш Повелитель пытался присоединиться. Не вышло ничего, кроме нескольких природных катаклизмов на Земле. Метатрон расценил катаклизмы предвестием начала второго пришествия, обрадовался и не заметил, что работали мы совместно совершенно над иной проблемой к армагеддону отношения вовсе не имеющей.

— Эка они озаботились все! Даже приятно! И Повелитель? Может, для достижения результата надо пожертвовать чем-то? Очень важным и дорогим? Слушай, может мои крылья? Я отдам мои крылья, — в голосе Кроули зазвучала такая же надежда, какая появляется у безнадежного больного, обнаружившего вдруг новое чудодейственное средство, могущее спасти его от смерти.

Черные крылья демона раскрылись во всей красе. Он встал, развернулся и помахал красиво.

— Ты их срубишь, я потеряю свою оккультную сущность, очеловечусь, а он вернется. Давай попробуем? Там у хозяина моего нового дома куча плотницких инструментов. Топор найдется.

— Ты спятил. Бред. Видимо, ты очень дорожишь своим другом. Стеклянный отчаянный бред, Самаэль. Я прокурор, братец, а не палач. И пробовать не стану. К тому же, они такие красивые, — Рафаил непроизвольно протянул руку к черным перьям, но дотрагиваться не стал.

— Что же делать?

— Жить. Я думаю, надо просто жить. Не считая себя непрощаемым. А уж в этой ситуации точно не твоя вина. Ты же ринулся в самое пекло спасать его. Учитывая Михаила, силы были неравными не в нашу пользу. Посмотрим: Рождество не за горами. Решение придет.

— Возможно ты прав, — слова про «нашу пользу» совсем не удивили Кроули, но он решил уточнить, — Но ответь пожалуйста. Мне интересно, в прошлый раз это ты разрешил сжечь Азирафеля, будучи прокурором?

— Сжечь? Нет. Я был против категорически. Нелогично это. И нерационально. Так разбрасываться кадрами, причем хорошо знающими Землю. Метатрон знал мое мнение. Именно тогда он поручил мне тайную миссию. Да что там! Миссию поисков Создателя. Для уточнения Планов. Я его, конечно, не нашел, но тем временем Гавриил и Метатрон… Гавриил из-за того, что не справился с началом Апокалипсиса, чтобы успокоить легионы и свалил всю вину на Азирафеля. А Метатрон… в нем слишком много тихой опасной ненависти. И он считает, что говорит голосом Господа. Считает себя выше всех законов.

— Хорошо. Хорошо, что это не ты. Вот только теперь Азирафель неизвестно где… — он вздохнут так горестно, что закачались окрестные платаны.

Собака вдруг залаяла. Да, надо бы поскорее определить ее в подходящее место! Просто душу рвет своим лаем.

Итак, встреча с Рафаилом в Сент Джеймском парке окончилась ничем. Побеседовали они, конечно, содержательно, но надежды практически не осталось. И он сам, и Рафаил, как по отдельности, так и вместе пробовали найти Азирафеля чудесным способом. Ничего не выходило. Рафаил рассудил, что волшебство, удалившее Верховного архангела неизвестно куда и в неизвестно каком виде, было непроизвольным, усиленным четырежды мощной эмоцией. Для возвращения или отмены данного эффекта требовалось такое же непроизвольное и мощное чудо, окрашенное противоположной ненависти эмоцией, особенной эмоцией. А у него из эмоций осталась лишь абсолютно непродуктивная боль невосполнимой потери.

Немного позже…

Мюриэль меланхолично перелистывала книгу, не понимая слов и не следя за нитью сюжета. Она думала о своем. Эрик только что ушел. Принес пучок кроваво-красных роз, вручил, стесняясь, как всегда. А потом сбивчиво, быстро и искренне сообщил, что несмотря на их различия, он ее ни за что не оставит, а если что, то прикроет грудью от всех бед и несчастий. Она как раз размышляла над этим самым «если что», как в дверь постучали. На пороге стоял Кроули с симпатичной собакой. И тут Мюриэль поняла, что сегодня для нее явно день подарков.

— Да, я оставлю собаку у тебя. Нашел не дороге. Зовут Вайс. А я живу не у себя. Внизу узнали, что я жив. И я не знаю, как к этому отнесутся, все очень ненадежно. Не могу взять на себя ответственность. И к тому же мне не нравится его привычка лизать мне нос по поводу и без повода. Слишком… слишком… Короче, я не могу завести питомца.

С этими словами он почему-то всхлипнул, круто повернулся на каблуках и вышел прочь. Слыша недовольный визг Бентли, вылетающей с внутреннего дворика, еще помня слова Эрика об этом самом «если что» Мюриэль подумала, что демону безмерно грустно и одиноко, а питомца он не хочет заводить, чтобы не тратить на него свое тепло и нежность, которые мог бы отдать только близкому другу. Ей живо представилась темная одинокая дорога без единой живой и дорогой души вокруг, непроизвольно она притянула к себе Вайса, обняла мохнатую голову, взгляд ее скользнул по алым розам, сердце защемило от нежности, Мюриэль уткнулась лицом в слегка мокрую еще от дождя собачью шкуру, чмокнула влажный черный нос и прошептала: «Странно, но у собак твоей породы не бывает голубых глаз. Никогда не бывает. И такой милый! Зря он тебя оставляет! Совершенно зря! Ты же никакая не собака! Настоящий ангел!» В сердце вспыхнуло несказанное тепло, ее обдало радостным жаром, губы снова прижались к собачьему носику, пальцы перебирали жесткую шерсть некоторое время, а потом она вдруг поняла, что перебирает пальцами чьи-то мягкие светлые волосы, а лицо ее прячется не в собачьей шерсти, а на груди Верховного архангела Азирафеля. Она отстранилась. Взгляд Азирафеля сиял молнией, голос — гремел грозой. Вначале она испугалась, но быстро успокоилась: пусть эти молнии скинут ее в Преисподнюю, там рядом окажется ее Эрик, и они не пропадут. Особенно, если об этом узнает Кроули.

-Так, Мюриэль. Я не стану разбираться в том, почему ты врала о Кроули. Это было жестоко, не сообщить мне, что он жив. Но в ответ ты ничего ему не скажешь.

— Он очень переживает.

— Переживает?! Я тоже, знаешь ли, переживал. Я думал, что он стерт из жизни навсегда. Ладно. Проехали. Короче, это мой приказ. Я сам ему откроюсь. И мы будем в расчете.

Через десять дней, вечером, после некоторой предрождественской суеты Кроули, пристраивая кактус Груссона на новом, месте вновь и вновь возвращался к последним событиям. Перебирая их, он все больше думал о собаке, испытывая некоторую вину: «Беднягу кто-то выбросил, он так искренне мне радовался, а я его тоже предал. Кто в этой жизни вообще радовался мне? Таких немного. Практически нет. Да, я не прав. Надо позвонить Джо, вдруг он разрешит держать песеля здесь, он же не станет грызть его деревяшки. Нижняя контора обо мне не вспоминает. Может и пронесло. Кстати, может быть, Джошуа поможет найти ангела раз Создатель отсутствует? Конечно, он человек, но вторая его половина…»

Тут кто-то позвонил в дверь, и это было странно. Легок на помине? Хозяин потерял ключи? Поразмыслив, демон решил открыть дверь, спустился в маленькую прихожую и распахнув дверь резким рывком, замер от изумления.

Эффект зеркала в сумеречной темноте снова потряс его своей убедительностью, так как друг перед другом, освещенные Луной они темнели двумя силуэтами, погруженными в оттенки серого и абсолютно одинаковыми, если исключить одежду. На пороге стоял Рафаил.

— Что случилось? И как ты нашел меня?

— Нашел просто. Шакс говорила об этом переулке, когда мы ее допрашивали с Дагон. В машине тебя не оказалось, а входная дверь здесь одна. Я звонил наугад. Как ты?

— Лучше всех, как всегда. Собираюсь забрать у Мюриэль собаку обратно. Не надо было отдавать. Сам нашел, приручил, сам и будь в ответе.

— Вероятно это и есть твое правильное решение. Но не выйдет. Ничего у тебя не выйдет.

— Это еще почему?

— Видишь ли, собаки уже нет. Совсем.

— Вы что?! Что ваши небесные сволочи сделали с песиком?!

— Ничего не сделали. И это был не песик. Мюриэль. У нее получилось. Это хвостатое зубастое молчаливое чудовище, после попадания «к черту на куличики» оказалась-таки нашим верховным архангелом. Ты думал, как преступник, чуть жуткую представлял, но не учел, что Азирафель превратился именно в такое единственно возможное с его характером «чудовище». Его собственная сила сыграла важную роль. Единственно я не понимаю, как Мюриэль справилась? Но, кроме нее там было некому. Такое чудо от писаря 37 ранга?! Сто тридцать два Лазаря, если тебе интересно. Даже подозрительно. Писарь ли она на самом деле? Вот что подозрительно.

Кроули покраснел, вспоминая почесушки за ухом, обслюнявливание его лица собачьим языком, мягкие Вайсовы объятия: «Да. Маху дали мы все.»

-Хорошо, что он возвращен. Азирафель, правда не хочет тебе сообщать по какой-то своей тайной причине, но я думаю, что тебе стоит знать об этом. Ты так нуждаешься в друге.

— Интересно, что ты это понимаешь.

— А почему нет? Я все это время часто думал о нашем зеркале. Может быть, Создатель сделал нас разными, экспериментируя перед созданием пары людей? Хотел избавить от одиночества, которое и Его тяготило в первозданном Хаосе? Непостижимо это. Но мне всегда не хватало рядом того, с кем можно разделить заботы и радости. На небесах нет дружбы, нет любви, нет братства. Как-то это не так получилось. Все это есть только у людей. Я присмотрелся. Собственно, именно к этому я на Земле и присматривался. Знаешь, у людей, если рождаются близнецы, они чувствуют все, что происходит с братом, или сестрой, даже на расстоянии. Удивительная близость. У ангелов все устроено иначе. Но многое мне стало понятным. Если Гавриил смог дорожить Вельзевул, а ты считаешь Азирафеля другом, мы чему-то у людей научились? А если они нас учат, как можно их уничтожать? Да, у них есть выбор, но человек случайно смертен. И это — грустно. Создатель внес в общее развитие возможность случайности, а иногда они бывают и полезными, а не смертельными. Люди называют это чудесами. Может, создавая нас с тобой Он и допустил в мир первую случайность? Так, для интереса?

— За подобные вопросы на меня очень злились наверху. Может так, а может и иначе. Пребывай в настоящем и сам ищи ответ, — Кроули подумалось вдруг, что Рафаилу, как близнецу, пришлось чувствовать те же ужас и боль, что достались ему за эти вопросы.

— И еще, главное — я принес тебе это, — Рафаил протянул демону небольшую серебристую трубу, — возьми. Можешь передать людям. Они все решают сами. Я трубить не собираюсь. Я не считаю Апокалипсис необходимым. А люди… они создают музыку. Удивительную и прекрасную. Труба просто музыкальный инструмент.