Stotinu problema tele (джен)

Добрыми намерениями и случайностью спустя полтора года я снова обрёл слух и получил человека, которому мог довериться. Знаю, не позволительная роскошь, но соблазн был слишком велик, как и пустая вера в подарок судьбы — кем ещё мог быть этот тёплый Лучик?

Наши встречи были редки: даже после чудесного исцеления, мне пришлось остаться в той школе ещё на несколько лет. Это был удар для меня, смягченный лишь тем фактом, что на свои письма я наконец получил ответные. То ли из жалости к детям, то ли чтобы выразить благодарность, Каролин позволили поддерживать связь. Я держался на этом два года.

Редкие поездки лишь отягощали ожидание, неопределенность давила и заставляла думать о плохом. Я не мог знать когда обо мне в следующий раз вспомнят.

Когда я снова понадоблюсь.

Меня вернули уже после того, как я научился убивать и освоил методы пыток нужно ли учиться им, если все люди изначально знают, что такое боль?, а число поражений стало сокращаться в то время, как количество драк и боёв наоборот увеличилось. Меня испытывали на прочность.

Ненавижу грязь. Красный вызывает тошноту, но учителя об этом никогда не узнают.

Меня возвращают в особняк, когда мне уже исполняется тринадцать. Лишь по истечению месяца понимаю, что это на совсем, возврата не будет. Ребята всё также сдержанно безразличны — им не интересен вернувшийся ребёнок. Лишь Тсуна и Ямамото закидывают пару вопросов, открывающих мне глаза: всё это время я был в школе для детей с особенностями для реабилитации, а потом для восполнения пробелов. Никакого воспитания псин и убийц не было.

Хриплый смех врывается в разговор неожиданно, заставляя подростков прерваться. Сначала тихий, он набирает силу и в конце звенит подобно ручейку. Внезапно понимаю, что источник смеха я сам, и замолкаю.

— Там было очень плохо, братец Тсуна, — позволяю себе секунду слабости, прижимаясь головой к чужому телу, открывая самую уязвимую часть тела — шею. Оставшиеся вопреки желанию открытыми глаза подмечают сократившиемя от этого жеста мышцы, и я отрываюсь от него. Кажется, я не могу доверять людям?

— Там было скучно, да? — разрывает напряжёную паузу Ямамото, — Бедняга.

Пристально смотрю на него и киваю, скорее своим мыслям:

— Да.

— Хорошо, что теперь с тобой всё в порядке, — «Теперь» было важным словом. День возвращения слуха оказался, мягко говоря, сложным. Все звуки сдерживаемые травмой обрушились на меня, заставив потеряться и лишиться сознание, напугав всех.

Иронично, но именно в момент, когда вернулись долгожданные звуки, я вспомнил, почему не любил шумных людей — они вызывали страх. К сожалению, в тот момент обнаруживший нас Хаято не смог сдержать чувств, отчего я окончательно стал похож на безумца, а на исцеленного. Испуганный криками, я мог лишь сжаться в комок, в попытке исчезнуть. Звуки окружали, пугали, оглушали. Казалось, не существует места без них, как будто прошедший в тишине год был всего лишь иллюзией.

Громкий окрик с последующим встряхиванием стал последней каплей для моего напуганного и перегруженного новой лишней информацией мозга. Это был один раз из многих, последовавших за ним, но лучше всех отпечатавшийся в моей памяти. Других я не помню. По пробуждению руки не переставали дрожать, а все встречаемые в особняке люди избегали меня как прокаженного. Я не мог ни с кем встретиться взглядом.

Когда после очередного срыва я обнаружил себя в специальной школе, я и сам был готов поверить в свое безумие, и лишь наличие слуха позволяло верить в реальность. И вот я наконец вернулся.

Расставание не прошло для меня бесследно, надежда на обретение семьи, скрывавшаяся на глубине, всплыла. Или же это моя ненависть к школе стала так велика? Я захотел обрести дом. Но я всё ещё был лишним маленьким надоедой.

— Опять эта проблема крутилась под ногами целый день!

— Успокойся, Осьменожья бошка⁽¹⁾, ребенок соскучился.

— Как ты меня назвал, придурок? Ты даже не можешь сказать это правильно! — Удивление, вызванное осознанием переоценивания собеседника, можно было ощутить даже не видя лица Хаято. Оно было настолько велико, что смогло ненадолго перекрыть плескавшееся в голосе раздражение. — Этот ребенок меня бесит!

— Он скоро отлипнет, — с той же улыбкой в голосе попробовал успокоить Урагана Дождь. — Или ты... Ревнуешь? Ха-ха, серьезно?

— Заткнись!

Я, медленно идущий за ними, замер, не доходя до поворота, за которым только что скрылась пара хранителей.

Кажется, я понял. Любовь надо ведь заслужить, да? Я снова не угадал, очередной неправильный выбор. Мне не стоило закрываться ото всех и прятаться в своей комнате, как не стоило раньше надоедать. Я ведь не ошибаюсь в этот раз?

Если я продолжу просто сидеть на их шее будет плохо. Нужно... Помогать? Точно, я мог бы наконец принять свои обязанности хранителя и найти ещё полезное занятие. Определившись с планом, на радостях делаю излишне громкий шаг, и мгновенно съеживаюсь. Вспомнив, где нахожусь заглатываю воздух и шагаю вперёд.

Это не должно быть плохо.

В голове начала крутиться весёлая мелодия, но в коридоре стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь тихими звуками перемещения слуг. Убийцам нельзя шуметь. Рана под лапаткой противно заныла. В какой-то момент во рту распространился вкус ржавчины, но я предпочёл этого не заметить.

Мало кто добровольно соглашался стать собакой, несмотря на ... .

* * *

Тсуну и уговаривать не пришлось, он был рад помощи, пусть её и не ожидал. Мне доверили малость: сортировку документов, но я был доволен. Когда стопки заняли почти весь пол, а новые бумаги закончились меня наградили касанием и словами благодарности. Стоило закончить, как кабинет наполнился новыми людьми; меня отправили развеяться на улицу.

Уже в окружающем виллу саде до меня дошло, что было не так: мне было тепло. Холод, преследующий меня даже в теплой Италии немного отступил, дав ощутить остатки тепла, сохранившиеся в вечернем воздухе. Как же без людей холодно.

Через несколько часов, за ужином меня похвалили, что заставило меня удивлено замереть. Я теперь хороший?

Но ужин закончился, и я снова остался один. Детская комната, наполненная подготовленными специально для меня вещами, стремительно пустела под сенью теней, становясь похожей на комнату в специальной школе-интернате. И в этой темной пустоте было место только моим страхам.

«Кошмарам в твоей голове — просторно легко и удобно» — Нежным шёпотом зазвучали в голове полузабытые строчки, раскрывая мой самый больший кошмар — одиночество.

«Закрой в свою комнату дверь и ври себе сколько угодно⁽²⁾»

В голове всплывает картинка, спасительного одеяла. Сжаться комком внутри и ни о чём не думать... Нет, не хочу.

— Я не могу обмануть себя самого, и это ужасно, — еле слышные слова, быстро растворились в тенях.

Страшно. Не хочу возвращаться. Не хочу быть брошенным. Не хочу зависеть от других. Это ведь не сон?

Сквозь дверную щель яркой полоской пробился свет, делая тьму в комнате ещё более ощутимой. Он находился совсем близко, повернуть ручку, и окажешься в освещённом коридоре. Где свет, там и люди, но... Что-то внутри сопротивляется, не даёт побеспокоить других, открыться.

Стягиваю злополучное одеяло и, крепко сжимая его словно оно спасительный круг, выхожу в центр комнаты — в противоположную сторону от поддержки других. Не заслужил. Половина пути позади. Ещё несколько шагов и я врезаюсь во что-то. Стул? Сваливаю на него плотную ткань и двигаю тяжёлую мебель вперёд, пододвигая почти вплотную к окну. Стоило немного всколыхнуть штуру, как из-под неё вырвался упрямый свет фонарей. Дёргаю сильнее, расширяя щель и наслаждаясь проникающим сквозь веки ярким светом.

Я смогу.

* * *

Утром меня разбудили чужие голоса — прислуга, привыкшая к моим ранним пробуждениям, не ожидала увидеть меня спящим на стуле.

Новый день оказался полон сюрпризов — в этот день меня посетило Солнышко. Для меня это стало неожиданностью: после моего переезда в особняк моя связь с Каролин была прервана. Но вот прошло полтора месяца и взволнованный Лучик появляется перед моими глазами.

— С тобой точно всё в порядке? — прозвучал вопрос вместо приветствия. Теперь перезвон колокольчиков не казался раскатами грома.

— Ciao, мне гораздо лучше. — Благодарности в моем голосе было даже больше чем радости; я больше не был восторженным щенком, как хотел бы. — Как я могу тебя отблагодарить?

Бессонные ночи были испытанием и для взрослых, что говорить о ребенке, погрязшем в кошмарах. Усталость и странное чувство неловкости наполняли меня: я бы предпочел, чтобы она познакомилась с прошлым мной. Даже не зная точныхперемен, я ощущал, что стал другим.

Но какой смысл говорить все эти оправдания в отсутствие вопроса? Его не было.

Взгляд, которым меня одарили, заставил меня вздрогнуть. В карих глазах отразились обида и разочарование. Губы сжались.

— Если ты общаешься со мной только из-за этого, то прекращай.

— О чём ты? — Чем я всё испортил? Сегодняшнее солнце скрылось?

— Ты даже не понимаешь, — легко прочла мое непонимание Каролин, а я всё яснее понимал, что это была не просто детская истерика... Как будто у детей бывает всё просто. — Тебе важно только то, что я сделала, а не я сама. Тебе, родителям и даже брату! Всем этим глупым взрослым! И всем от меня что-то нужно... Но у меня ничего нет, понимаешь? Ничего! Пусто! — Голос, уже давно сорвавшийся на крик, резко оборвался, не скрывая чужую слабость. Но чувств было слишком много, чтобы отсутствие сил, смогло их задержать:

— Поэтому хватит, хорошо? Не заставляй себя, не мучай меня. Просто оставь меня в покое.

Но я этого не хотел.

Я хотел сохранить хрупкий контакт, когда мог только обрывать связи одну за другой. Может я и в правду проклятый демон? Приносящий людям несчастья? Но я попробую в последний раз.

— Ты привлекла мое внимание и до того, как вылечила меня. Если бы это было не так, то мы никогда не оказались бы вместе в том саде. Я не хотел тебя ранить, но я рад, что ты мне помогла, иначе я до сих пор не мог услышать твой голос.

Всё те же глупые слова. Казалось, что с моего первого рождения прошел не один десяток лет, но остаюсь таким же тупицей как и раньше.

Единственное, что приносит облегчение, — стоящая спиной ко мне тонкая фигура. Девочка-девушка застывает не дойдя до дверей: догонять уже бесполезно, молчать просто бессмысленно, не удивлюсь, если мне захотят врезать, но хочу закончить свой глупый монолог:

— Ты уже дала мне всё, что могла и теперь моя очередь. Это не плата, а возвращение долга.

Когда ко мне оборачиваются, на красивом, почти кукольном лице, виднеются дорожки слёз. Не угадал.

— Мне нужен друг, а не должник, — во всё таких же теплых глазах читалось сожаление, и молчаливое обещание ждать.

Но второго шанса я был не достоин. Этим же вечером я взял себе свое первое задание и покинул особняк.

1) Специальная ошибка

Вернуться к тексту

2) Припев из песни Asper X, Ctrl+Freak— «Птср»

Вернуться к тексту