Белая ворона (гет)

Прошу прощения за моё длительное отсутствие. Я снова здесь.

За недели, прошедшие после той ночной беседы, Сенджу тщательно готовились к поимке Мидори. Тобирама собрал отряд, состоящий из лучших сенсоров, мастеров техник водной стихии и специалистов по пространственно-временному ниндзюцу. Он лично разработал стратегию, основанную на анализе всех известных способностей Мидори, и уделял особое внимание истощению её чакры.

Наконец, момент настал. Войска Учиха и Сенджу сошлись в очередной ожесточенной битве вблизи реки Нака. Мидори, как всегда, сражалась в первых рядах, её белые волосы мелькали в гуще сражения, словно призрак смерти. Она исцеляла раненых, одновременно отбиваясь от атак врагов и ловко используя свои лозы мокутона, чтобы дезориентировать противников.

Первыми были задействованы сенсоры. Они были готовы обнаруживать «своего» там, где появление союзников не планировалось.

Тобирама, наблюдавший за ходом битвы из укрытия, ждал подходящего момента. Он видел, как Мидори, несмотря на свою ярость, становится все более бледной и измотанной. Её движения замедлялись, а точность её гендзюцу слегка снизилась. Это был шанс, которого он ждал.

Именно в тот момент, когда её силы были на исходе, и к ней пришло шокирующее и в тоже время отрезвляющее понимание, что самые дальние объекты, которые раньше виделись чётко, уже выглядят размытыми, началась более массированная атака.

Шиноби обладающие техниками водной стихии окружили её мощными потоками воды, затрудняя передвижение и нейтрализуя её лозы мокутона.

Мидори и секунды не понадобилось, чтобы понять, что попала в ловушку. Она попыталась использовать свой шаринган, чтобы визуально рассеять воду и спутать врагов, но Сенджу были готовы. Они использовали техники развеивающие гендзютцу.

Вскоре Мидори оказалась полностью окружена. Вода давила со всех сторон, а сенсоры не позволяли ей пользоваться пространственно-временными техниками. Она чувствовала, как её чакра стремительно убывает. Использование мокутона, гендзюцу и техник исцеления в таком темпе оказалось слишком тяжелым бременем, которое она недооценивала, пока ярость застилала взор и тактика работала как отлаженный механизм.

Тобирама вышел из укрытия. Он смотрел на Мидори холодным, проницательным взглядом.

— Мидори Учиха, — произнес он, его голос был громким и четким, несмотря на шум битвы. — Мы предлагаем тебе сдаться. Сопротивление бесполезно. Твоя чакра на исходе, и ты больше не можешь сражаться.

— Ну, уж нет! — выплюнула Мидори с ненавистью в глазах и попыталась прорваться сквозь водяное кольцо. Но из-за накатившей слабости попытка оказалась тщетной. Путь к побегу вновь был отрезан. На сей раз мгновенно возникшим перед ней Тобирамой.

— Ты не сможешь сбежать в таком состоянии, — сухо подметил он.

— Мы не хотим тебя убивать, — перешёл Тобирама к успокоению собеседницы. — Мы знаем о твоём прошлом. Мы знаем, что ты связана кровью не только с Учиха, но и с Сенджу. Мы хотим помочь тебе.

— Помочь? — Мидори скептически усмехнулась, не находя того, в чём бы представители клана Сенджу или кто-либо иной во всём мире, мог бы ей помочь.

— Что ты вообще знаешь обо мне? — прошипела она, стараясь скрыть дрожь в голосе, порождённую болезненностью воспоминаний о пройденном пути и о том, к чему всё в итоге пришло.

В этот критический момент, когда её гордость боролась с полной измождённостью, а слова Тобирамы задели за живое, над полем боя раздался другой голос — знакомый, глубокий и более мягкий, чем железные нотки Тобирамы.

— Тобирама, хватит! — послышалось властное, но не лишенное печали повеление, появившегося словно из-под земли Хаширамы. Его взгляд, полный усталости от войны, был устремлен прямо на неё, но в нём не было ни осуждения, ни враждебности, лишь глубокая, почти отцовская, грусть.

— Мидори, — голос Хаширамы прозвучал как бальзам для её истерзанной души. А опутавшие её тело ветви казались на удивление мягкими, словно он передал через них своё тепло и бережность по отношению к ней. — Я не прошу тебя сдаться в плен, как обычного врага. Я лишь прошу тебя выбрать мир.

Услышав это, и обратив внимание на его взгляд и мягкость примененного против неё мокутона, Мидори вспомнила о своей прошлой жизни — по ту сторону экрана, какими знала тогда братьев Сенджу, и пелена ярости начала потихоньку сползать с её глаз. А сбитое дыхание начало восстанавливаться.

— И как ты это себе представляешь? — уточнила она, горько усмехнувшись. — Хочешь, чтобы меня сочли предательницей те, кто и так разве что терпят меня?

— Я не прошу тебя никого предавать, Мидори, — мягко ответил он. — Нам известно о твоих смешанных кровях. Это заставляет меня верить в твою способность стать мостом между двумя пока ещё враждующими кланами. Что ты способна показать всем возможность мирного исхода. И что этот путь необязательно ведёт к смерти.

Он протянул к ней руку, но не как захватчик, а как тот, кто предлагает помощь.

— Я понимаю, это может быть страшно, — продолжил Хаширама, видя её колебания. — Но я даю тебе своё слово. Если ты пойдёшь с нами, тебя ждёт не плен, а возможность. Возможность построить новый мир без всей этой бесконечной резни.

Мидори посмотрела на его протянутую руку, а затем перевела взгляд на окружающих Сенджу, на Учих вдалеке, которые продолжали сражаться, не зная о её затруднительном положении. Она не могла уйти открыто. Но и продолжать этот бессмысленный танец смерти у неё больше не было сил. Вдруг в её голове созрел план. План, который позволит ей вернуться в исходное положение, в случае, если что-то пойдёт не так.

— Хорошо, Хаширама, — выдохнула Мидори, её голос был слабым, но решительным. — Я так понимаю, это не всё и нас ждёт долгий разговор без лишних ушей. Что ж, я приму твоё предложение. Но у меня есть условие.

Хаширама опустил руку, его взгляд стал внимательным и серьёзным.

— И чего же ты хочешь?

— Выруби меня, — произнесла Мидори, глядя ему прямо в глаза. — Сделай так, чтобы я выглядела как побеждённая в бою, а не как та, что сама сложила оружие. Пусть они видят не предательство, а лишь моё поражение, измотанное сопротивлением.

Тобирама вскинул бровь, недоумевая, но Хаширама молчал, обдумывая её слова. В его глазах мелькнуло понимание, а затем и уважение. Он понял её замысел: сохранить честь и тем самым некоторую значимость своего мнения, оставить Учихам надежду на её «освобождение» и, самое главное, дать себе возможность вернуться, если их мир окажется обманом.

— Я понял, Мидори, — кивнул Хаширама. — Я сделаю, как ты просишь. Это справедливо.

Он шагнул вперёд, его рука быстро метнулась к её шее. Прикосновение было мягким, но целенаправленным. Мидори почувствовала, как её сознание меркнет, а тело обмякает. Последнее, что она увидела перед тем, как погрузиться во тьму, было обеспокоенное лицо Хаширамы и облегчение в его глазах.

Хаширама осторожно подхватил теряющую сознание Мидори на руки. И вскоре Сенджу отступили. Не было смысла сражаться, когда цель конкретного боя уже достигнута.

Хаширама, с Мидори на руках, двигался быстро, его лицо было серьёзным, но с проблеском надежды. За ним следовали лучшие сенсоры и специалисты по пространственно-временным техникам, готовые защитить своего главу и его ценную «добычу». Медики Сенджу быстро оценили её состояние, подтверждая сильное истощение чакры, но никаких серьёзных повреждений — лишь свидетельство изнурительного боя.

Для Учиха же отход Сенджу не означал облегчения. Увидев, как их пользователь мокутона уносит безжизненное тело Мидори, в рядах воинов Учиха пронёсся не ужас, а скорее холодный, расчётливый шок. Мадара, до этого сражавшийся с присущей ему яростью, внезапно замер. Его Шаринган, поглощённый картиной уносимой Мидори, вспыхнул. Для внешнего мира это была ярость от стратегической потери, но внутри Мадара чувствовал обжигающий укол, который он не мог, да и не смел, признать. Это было не просто поражение на поле боя; это был личный, невыносимый удар, пронзивший его душу скрытой болью, которую он тут же подавил, облекши в гнев за потерянную ценность для клана. В глазах клана, и особенно перед своей женой, Мадара должен был демонстрировать лишь хладнокровную оценку урона, а не личную трагедию. Тем больнее была эта необходимость скрывать правду.

Горький, разочарованный ропот пробежал по рядам Учиха. Их решимость, до того непоколебимая, пошатнулась не от боли потери соплеменницы, а от унижения, что Сенджу смогли так нагло вырвать из их рядов ту, что приносила им столько пользы, несмотря на её смешанную кровь. Эта потеря была не только стратегическим провалом, но и унижением их чести. Мысль о захваченной Мидори терзала каждого, делая их ярость бессильной, лишенной прежней целенаправленности, в то время как Мадара ощущал гораздо более глубокую, тщательно скрываемую горечь. Вскоре Учиха были вынуждены отступить, оставив за собой поле, пропитанное не только кровью, но и горечью невосполнимой стратегической потери и бесчестья.