В лабиринте тьмы (гет)

От лица Мелиссы  

Первые дни в этом доме были как лихорадочный сон — густой, липкий, полный теней, что шептались за спиной. Я бродила по комнатам, словно призрак, сжимая кулаки, чтобы не закричать. Всё казалось чужим: запах дерева, что пропитал стены, скрип половиц под ногами, холодный воздух, что тянулся из-под окон, пахнущим хвойным лесом. Страх сковывал меня, как цепи, — я не знала, что ждёт впереди, и каждый шорох за дверью заставлял сердце подпрыгивать к горлу. Рэй забрал мой телефон в ту же ночь, когда мы так неожиданно столкнулись на месте убийства: забрал из моей сумочки, отключил и швырнул в ближайший водоём, будто это была какая-то грязная тряпка. Я видела, как он исчез в воде и почувствовала себя тогда беспомощной, отрезанной от мира, где остались мои друзья, мой дом, моя жизнь.

Но среди этого хаоса я нашла спасение — стену в гостиной, что от пола до потолка была заставлена книгами. Полки тянулись вверх, тёмные, потёртые, пахнущие пылью и временем, и на них теснились десятки, а может, сотни томов — как молчаливая армия, что ждала моего прикосновения. Сначала я только ходила вдоль них, скользя взглядом по корешкам, — пальцы дрожали, не решаясь коснуться. Это были его книги, моего похитителя, и мысль взять что-то без спроса казалась опасной, как шаг в пропасть. Что, если он разозлится? Что, если это станет ещё одним поводом затянуть мою невидимую удавку?

— Бери что хочешь, — бросил он однажды, заметив, как я застыла у полок, теребя край свитера. Его голос, низкий, с лёгкой хрипотцой, резанул тишину, и я вздрогнула, обернувшись. Он стоял в дверях, небрежно прислонившись к косяку, и смотрел на меня с каким-то странным интересом, как волк на добычу, что ещё не решила — бежать или сдаться.

Я кивнула, не найдя слов, и потянулась к первой попавшейся книге. Обложка — потёртая, с золотыми буквами — пахла старой бумагой и чуть плесенью, и я открыла её, вдыхая этот запах, как глоток свободы. "Джен Эйр" Шарлотты Бронте. Я провела пальцем по странице, чувствуя шершавость бумаги, и унеслась в её мир — туда, где страх был чужим, а не моим. Потом я брала другие — "Сто лет одиночества" Маркеса с его жарким дыханием тропиков, стихи Рильке на немецком, что звенели в голове, как колокола, даже норвежскую сагу, где буквы казались рунами из другого времени. Это была не просто коллекция — это был целый мир, и я ныряла в него, спасаясь от своей клетки.

Книги стали моим якорем. Когда страх душил меня по ночам, я сидела у камина — огонь трещал, бросая оранжевые блики на стены, — и читала, пока буквы не расплывались перед глазами. Они заглушали вопросы, что грызли меня изнутри: кто такой Рэй? Зачем ему это всё? Интеллектуал с полками классики или псих, что прячет свою тьму за красивыми словами? Я видела, как он сам брал книги — садился в кресло, свет лампы падал на его лицо, делая его резче, и листал страницы с такой сосредоточенностью, что я почти забывала, кто он. Это было странно, пугающе, как будто я смотрела на зверя, что притворяется человеком.

Однажды я заметила "Фирму" Гришема на верхней полке — тёмно-синий корешок манил, как старый друг. Я встала на цыпочки, вытянув руку, чувствуя, как свитер задрался, обнажая полоску кожи на талии. Полка была слишком высоко, пальцы скользили по воздуху, и я чуть не потеряла равновесие, когда его голос, тёплый, с лёгкой насмешкой, раздался за спиной:

— Тебе помочь?

Я вздрогнула, обернувшись так резко, что чуть не уронила соседнюю книгу. Он стоял в двух шагах, руки в карманах джинсов, и смотрел на меня: не с угрозой, а с чем-то новым, мягким, что сбивало с толку. Его тёмные, пытливые глаза поймали мой взгляд, и я замерла, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Он шагнул ближе, легко снял книгу с полки, его пальцы чуть задели мою руку, тёплые, с запахом кофе и леса, и протянул мне. Наши взгляды встретились, и на миг я забыла, где я, кто он.

Сердце заколотилось — не от страха, а от чего-то странного, тёплого, как первый луч солнца после долгой ночи.

— Тебе нравится Гришем? — спросил он, и в его голосе был живой интерес, а на губах мелькнула улыбка, лёгкая, почти мальчишеская.

— Да, — выдохнула я, сжимая книгу. — "Фирма"… одна из моих любимых.

— О, круто,- кивнул он, и его глаза загорелись.

— Я тоже считаю её одной из лучших у него. А фильм видела?

Я покачала головой, всё ещё ошеломлённая этим разговором, и он хмыкнул:

— Тогда надо посмотреть. Том Круз там хорош, хотя книга всё равно лучше.

С того дня книги стали нашей нитью: тонкой, хрупкой, но настоящей. Вечера у камина превращались в споры: я доказывала, что Митч Макдир слишком идеален, а он смеялся, говоря, что такие парни и выживают в этом мире. Его глубокий, с чуть грубой теплотой голос наполнял комнату, смешиваясь с треском дров и запахом дыма. Я узнала, что он начитан до чертиков: цитировал Хемингуэя, спорил о Достоевском, даже читал норвежские саги в оригинале. Кто он такой, чёрт возьми? Преступник с мозгами инженера и душой поэта?

А потом был iPod. Однажды он молча положил его на стол передо мной — чёрный, потёртый, с наушниками, что пахли пластиком и чуть его потом. Я подняла глаза, но он уже ушёл, оставив меня с этим подарком. Плейлист был как зеркало — Radiohead, Nirvana, U-2, даже старый блюз, что я любила ещё в колледже. Я включила "Creep," и голос Тома Йорка унёс меня прочь — туда, где не было стен, где я была свободна. Как он узнал? Откуда это чутьё, что рвёт меня между страхом и восхищением?

Однажды, роясь в книгах, я наткнулась на толстый том в кожаном переплёте — тяжёлый, с запахом старой кожи и чернил. Открыла его, и вместо страниц романа увидела блокнот — исписанный мелким, аккуратным почерком. Чертежи, формулы, символы, что казались мне заклинаниями. Я листала, чувствуя, как любопытство, острое, как нож, пересиливает страх. Это были инженерные расчёты — сложные, с графиками и цифрами, рядом лежала книга "Механическое проектирование" Шигли. Его работа? Мозг кипел от вопросов: кто он? Учёный, что свернул не туда? Гений, что выбрал криминал? Я хотела спросить, но язык прилип к нёбу — слишком рискованно.

А сегодня я неожиданно нашла фотографии. Я выбирала книги, которые планировала взять на новое место жительства, и фотографии выпали из "Дон Кихота," когда я потянула его с полки.

Семья — мужчина с добрыми глазами, женщина с тёплой улыбкой, девочка лет десяти, с любопытным взглядом. И Рэй — молодой, лет двадцать, с той же дерзкой ухмылкой, что я знаю теперь. Ещё одно фото: он ребёнок, с озорными искрами в глазах. Я замерла, держа их в руках, чувствуя, как сердце сжимается.

— Это твоя семья? спросила я, протягивая снимки, когда он вошёл.

Он взял их, глядя с какой-то далёкой нежностью, что резала меня, как стекло.

— Да, — кивнул он.

— Родители. И сестра, Нора.

— Они… красивые, — вырвалось у меня.

— Нора… это о ней ты говорил? Которую спасли врачи?

— Да, — ответил он, и голос его стал тише.

— Шестимесячная. Повезло, что это был 2003-й. Технологии уже могли её вытащить.

— Мы почти ровесницы, — улыбнулась я, глядя на фото девушки с большими глазами.

— Ну да, ей двадцать три,- хмыкнул он. — А тебе осенью, да?

— В октябре, — кивнула я, ища в его лице тень эмоций.

— Почему ты выбрал это? — выпалила я вдруг.

— Такой путь?

Он усмехнулся, но в глазах мелькнула тень грусти.

— Они хорошие, — сказал он.

— Любили меня. Даже когда Нора родилась, я не был лишним. Но я выбрал это сам.

— Зачем? — настаивала я, чувствуя, как голос дрожит.

— Ты же умный, ты мог бы…

— Риск, — перебил он, и глаза его загорелись.

Да. Вот и поговори с таким человеком. Для него риск и хождение по краю это обыденность. Он играет с опасностью.

— Адреналин. Игра. Это во мне, Мелли, — произнёс Рэй, будто в подтверждение моих мыслей.

— Ирландская кровь? — поддразнила я, вспоминая его рассказ о прадеде, Киаране, участнике одной из известных

ирландских банд того времени в Нью-Йорке.

— Точно, — рассмеялся он, притягивая меня к себе. — Бреннан в деле.

Его тепло, его смех, грубый, живой, окутали меня, как дым от камина. Он — загадка, мой пленник и мой ключ. И я начинаю видеть в нём не только тьму, но и свет.