Пусть к небу взлетит пламя (джен)

«Княжна и ее спутники пережили немало суровых испытаний. Но любые испытания посылаются людям не напрасно. Кого-то они ломают, а кому-то придают новые силы — силы совершить то, что прежде казалось невозможным».

Из летописи Арвокаса Кельма

Перевал Туата испокон веков слыл самым удобным местом для перехода через горы Веллус. Неоднократно за всю историю княжества Ботар этим пользовались его враги, посему было решено возвести на перевале сторожевую крепость для непрестанного дозора за северными рубежами. Древние строители искусно воспользовались природными укреплениями — двумя высокими скальными стенами по бокам от тропы, ведущей к перевалу. Саму крепость сложили из камня и дерева, с немалым трудом доставленного в горы. Мощные стены прорезали двое ворот с надвратными башнями: с юго-восточной и с северной стороны.

Те же строители проложили потом среди твердых скал и коварных горных троп дорогу, что вела к восточным воротам, — по ней в крепость доставляли припасы, оружие и прочие снабжения. Имелся внутри и источник воды, уходящий вглубь гор к подземному ключу. Поэтому воинам Туаты не грозила смерть от жажды даже при самой долгой и изнурительной осаде.

Внутри крепость Туата была устроена вполне обыкновенным образом. Длинные жилые дома для воинов соседствовали со складами оружия, далее шли конюшни. Чуть особняком стоял дом начальника крепости. Когда эту должность занял Овари Шимо, он со всем тщанием подошел к обустройству своего каждодневного быта, хотя редко задерживался в Туате дольше, чем на полмесяца. Но не во время войны.

Пространство перед воротами оставалось свободным, чтобы воинам было где оттачивать свои боевые навыки. Все службы вроде кухни, трапезной, кузницы располагались в западной части, как и жилища для слуг. А неподалеку от северной стены, соседствуя с рядами сараев, стоял небольшой дом из толстых бревен, служивший тюрьмой. Обычно он пустовал, разве что кто-то из воинов попадал туда за своеволие или недостаточную бдительность. Но сейчас у дверей нес стражу дозорный. Борясь с дремотой, он порой напрягал слух, чтобы расслышать, согласно приказу военачальника Шимо, о чем говорят запертые в тюрьме пленники-андарианцы.

Внутри тюрьму тускло освещал небольшой масляный светильник, подвешенный к потолку. Княжна Анери и ее спутники были привязаны к столбам, которые поддерживали крышу: все трое — стоя на коленях. Должно быть, это было сделано нарочно, чтобы военачальник Шимо, когда явится допрашивать их, мог глядеть на всех сверху вниз. И чтобы воинам, что придут с ним, было сподручнее.

Почти все время пленники молчали, понимая, что их подслушивают. Лишь изредка они обменивались взглядами, говорящими красноречивее всяких слов. Вслух же говорить было не о чем. Они ждали — ждали неизбежного, но покоряться не собирались.

Фейран стоял, чуть склонив голову, лицо его казалось застывшим, только в глазах порой мелькали отблески той бешеной бури, что терзала его душу. Вегар пытался прислушиваться к приглушенным звукам, что доносились снаружи, — шагам дозорного и редким голосам. Княжна же, не в силах справиться с бурей в собственной душе, осмелилась наконец заговорить о том, что ее тревожило.

— Надеюсь, они спаслись, — едва слышно прошептала она, покосившись на дверь, — и сумеют отыскать дорогу.

Судя по звукам шагов за дверью, дозорный продолжал мерно расхаживать туда-сюда — значит, не расслышал. Фейран поднял взгляд на княжну и решился ответить.

— Да хранят их боги, — сказал он. — Майдин снял дозоры с троп. Это им поможет. — Он помолчал и опять отвернулся. Боль в затекших, заломленных за спину руках не могла сравниться с его душевными муками. — Я во всем виноват, госпожа.

— Нет, что ты! — Княжна прикусила губу и вновь понизила голос. — Не говори так. Значит, такова воля богов…

— Может быть. Но если бы я добил его тогда, никто ни о чем не узнал бы… — Фейран осекся, поглядев на Вегара и княжну, глаза его сверкнули. — Да что теперь толку сожалеть. Еще не все потеряно.

— Не все, — улыбнулась княжна. — Мы еще живы.

— Пока живы, госпожа, — подал голос Вегар и вновь прислушался. — И, кажется, скоро это изменится — сюда идут.

Княжна глубоко вздохнула, точно собиралась броситься в огонь или в ледяную воду. Суровый ее взгляд впился в обоих воинов, губы сжались.

— Думаю, вы оба понимаете, — медленно, но твердо произнесла она. — Что бы сейчас ни произошло, не смейте выдавать.

— Но что, если они… — голос Фейрана дрогнул, — поднимут руку на вас, госпожа?

— Помнишь, я говорила: есть то, что гораздо важнее даже моей жизни… — Княжна не успела закончить, ибо шаги за дверью приблизились, но прочла ответ в глазах воеводы: «Для меня — нет».

До пленников долетели слова стражника: «Шептались о чем-то, не разобрал» и грохот тяжелого засова. Этот звук вместе со скрипом открывающейся двери не дал расслышать ответ его собеседника, но резковатый голос ботарского военачальника трудно было с чем-то спутать.

Дверь отворилась. Через порог шагнул Овари Шимо, начальник крепости Туата, разом заполнив собой дверной проем. Пол скрипнул под его тяжелыми шагами. Следом вошли Майдин и пятеро воинов: ботарский воевода приблизился к Шимо, а воины повесили на крюки в стенах еще два светильника и застыли, ожидая приказов. Сам же военачальник остановился в нескольких шагах от пленников, так, чтобы видеть сразу всех троих.

Возвышаясь над ними, побежденными, но еще не сломленными, Овари Шимо прищурил глубоко посаженные водянистые глаза. Губы его слегка скривились, он задумчиво огладил выбритый подбородок.

— Приветствую, княжна Анери, — произнес Шимо. — Не могу не признать: вы и ваши спутники задали нам нелегкую задачу. Приятно слышать, что вы не предаетесь напрасному отчаянию и ведете друг с другом беседы. О чем же вы сейчас говорили?

— О превратностях судьбы и воле богов, — коротко ответила княжна.

— Похвально, — кивнул Шимо. — В таком случае, не стоит перечить этой воле, а я пока сообщу ее вам. Князь Треас, властитель Ботара и Андары, позволил мне распоряжаться вашей жизнью по моему усмотрению, и вас могли бы казнить сегодня же, если бы не одна тонкость. Я желаю знать, княжна, где вы спрятали доверенные вам покойным Анапаром драгоценности Андары. Отвечайте скорее и не испытывайте мое терпение.

— Мне ничего не известно ни о каких драгоценностях, — ответила княжна, спокойно, без вызова глядя Шимо в глаза. — Я думала, что вы разграбили всю княжескую казну Андары, когда взяли Исинду и убили мою мать-княгиню. Если же вы не нашли их…

— Довольно лгать! — На лбу Шимо затрепетала жила, губы сжались. — Я знаю, что они были у вас. Скажите, где они теперь, и останетесь целы и невредимы. Если же станете упорствовать, мне придется обойтись с вами, скажем так, строже.

— Поступай как знаешь. — Княжна одарила Шимо холодным, равнодушным взглядом. — Мне нечего сказать.

— А вам? — Шимо обернулся к Фейрану и Вегару, сделав вид, что лишь сейчас узнал андарианского воеводу, и презрительно скривил губы. — Ну конечно. Кому еще мог Анапар доверить свою драгоценную доченьку, как не тебе, выскочка? Напрасно, как видишь. И я ни за что не поверю, если ты скажешь, что ничего не слышал о княжеских сокровищах.

Оба воина молчали, глядя в сторону, хотя в глазах Фейрана сверкнула с трудом сдерживаемая ненависть. Шимо ждал ответа, слегка постукивая по полу носком сапога, словно погруженный в размышления. Когда к нему подошел Майдин и что-то шепнул на ухо, он сердито обернулся.

— Я знаю, — отрезал он. — Уверен, на нее можно повлиять по-другому. Не так ли, княжна? — Шимо скупо улыбнулся ей. — Да, я мог бы изувечить вас здесь до неузнаваемости, но вы скорее умерли бы под пытками, чем выдали свою тайну. Что ж, посмотрим тогда, как вас тронут страдания тех, кто столь преданно служит вам.

При этих словах глаза княжны широко распахнулись, с губ сорвался легкий возглас. Растеряв свое напускное высокомерие, она рванулась вперед, насколько позволяли туго стянутые веревки. Шимо вновь ухмыльнулся.

— Отвечайте — и избавьте их от столь страшной участи.

— Будь ты проклят, палач, — прошептала княжна и отвернулась.

— Нет-нет, так не пойдет. — Шимо озадаченно качнул головой, довольный своей задумкой. — Придется смотреть. — Он сделал знак одному из своих воинов. — Держи ее, да покрепче, и приготовь кинжал на всякий случай. А то как бы эта бешеная кошка не вздумала кусаться.

Воин подошел и схватил княжну за волосы, удерживая ее голову так, чтобы она не могла отвернуться. Несколько мгновений Шимо наслаждался отчаянием в ее глазах, отметил мимоходом, как напрягся в своих путах Фейран. Взглянув на него, военачальник торжествующе изрек:

— Начнем со старшего. Все равно уродливее ты уже не станешь, меченый.

По знаку Шимо двое ботарцев подошли к Фейрану. Один ударил его под вздох, другой — в челюсть: поскольку он стоял на коленях, бить им было сподручно. Увлеченный зрелищем военачальник велел им продолжать, и воины принялись неспешно, со знанием дела избивать пленника. У княжны вырвался слабый всхлип, но в следующий же миг она умолкла и заставила себя не отводить взгляд, лишь от лица ее медленно отливала краска. Сам же Фейран молча терпел, глядя в пол, чем вызывал у своих мучителей лишь сильнейшую ярость. Вскоре они отступили в изнеможении, поглядывая на разбитые от усердия костяшки пальцев.

— Говори, — произнес Шимо, краем глаза посматривая на княжну, — тебе должно быть известно о княжеских сокровищах.

— Я ничего о них не знаю, — с трудом выговорил Фейран, сплевывая кровь, что текла ручьем из его вновь сломанного носа. — Государь поручил мне свою дочь, но не сокровищницу.

— Врешь, — спокойно заметил Шимо, хотя в душе его начинал потихоньку разгораться огонь ярости. — Ты был приближенным Анапара, он доверял тебе, как никому другому, это всем известно. Отвечай, где драгоценности.

— Я ничего не знаю, — тихо повторил андарианский воевода. — А если бы и знал… — Он не договорил, но глаза его вновь сверкнули ненавистью.

Шимо наигранно вздохнул и кивнул следующей паре воинов.

Некоторое время он наблюдал за ними, слушая их возгласы ярости, сочные звуки ударов и редкие хриплые выдохи, что вырывались порой у пленника. Княжна же по-прежнему оставалась безмолвной: лицом белее полотна, она застыла, точно камень, разве что крепче сжала челюсти, словно сама терпела боль. Но в глазах — ни слезинки.

— Как вы безжалостны, княжна, — проговорил Шимо, поцокав языком. — Ваши люди проливают за вас свою кровь, а вам будто дела нет. Всего несколько слов, — прибавил он неестественно ласково, почти по-отечески, — и я прикажу моим воинам остановиться. Где драгоценности?

Молчание.

Тонкие ноздри Шимо раздулись. Он махнул воинам, и те удвоили усилия. Острые края их железных наручей легко рассекали кожу, ткань одежды и плоть, во все стороны брызгала кровь. Но вскоре военачальник заметил, как помутнели глаза Фейрана, и понял, что пленник вот-вот лишится чувств. Пришлось остановить воинов — и мысленно отдать должное врагу: силен, проклятый, долго продержался. Любой другой на его месте давно бы висел на веревках без сознания.

Майдин Алусса молча кипел от злости рядом с военачальником.

— Может быть, стоит заняться вторым? — предложил он.

— Нет, пока рано, — ответил Шимо. — Мы еще с этим не закончили. Я уверен, он знает, где сокровища, и я вырву у него всю правду. — Он обратился к воинам: — Развяжите его. И выкручивайте руки, пока не заговорит.

При этих словах глаза Фейрана вновь сверкнули, только не ненавистью, а решимостью. Он прищурился, оценивая расстояние, резко выдохнул и подобрался, словно выжидал подходящий миг. Шимо без слов угадал его намерения, но усомнился в них — если ты простоял столько времени на коленях крепко связанным, вряд ли ты сумеешь двигаться и тем более — сражаться. Да к тому же, после таких побоев.

— Не вздумай, — качнул головой Шимо. — Если не хочешь навредить своей госпоже.

Он обернулся к воину, который по-прежнему держал за волосы княжну. Тот вытащил свободной рукой кинжал и приставил клинок к щеке Анери.

— Убивать ее, конечно, никто не станет, но, боюсь, своей красоты она лишится навсегда. Ты ведь не хочешь, — с издевкой добавил Шимо, — чтобы она заполучила такое же роскошное украшение на лице, как у тебя?

В следующий миг он едва не пожалел об этих словах.

Фейран с яростным возгласом рванулся вперед, так, что веревки на его руках затрещали и едва не лопнули. Нечеловеческим усилием он сумел овладеть собой, из груди его вырвался тяжкий вздох и отозвался резкой болью в сломанных ребрах. Кровь из ран на лице потекла сильнее. Он перехватил устремленный на него взгляд княжны и отвернулся.

Воины тотчас отвязали Фейрана от столба и, не позволив подняться на ноги, принялись выкручивать ему руки. Подражая Шимо, они сыпали насмешками. Сам же военачальник подошел ближе, но так, чтобы не перекрывать обзор княжне, и не сводил глаз с пленника. Фейран лишь стиснул зубы, пот стекал по его лицу вместе с кровью, капал на рубаху и на пол. Долгое время слышался только хруст костей, а потом обе руки Фейрана вышли из суставов — одна в плече, другая в локте. Воины отпустили его, и он тяжело рухнул на закапанные кровью доски пола.

Шимо ткнул его в плечо носком сапога.

— Отвечай, упрямец: куда вы спрятали драгоценности? Я уже устал спрашивать.

— Я… не знаю… — послышался едва различимый ответ.

Шимо в ярости сплюнул и оглянулся на княжну. Лицо ее казалось безжизненным, точно высеченным из белого камня, лишь губы чуть дрожали. Глаза же по-прежнему были сухи.

По приказу Шимо воины кое-как вправили Фейрану вывихнутые руки и принялись ломать пальцы.

— Ломайте на левой руке, — велел им военачальник, уже не тая злобы. — Он ведь левша, скверное отродье ничем не лучше собаки. Больше они ему не понадобятся, он свое отвоевал.

Когда сломали третий палец, боги смилостивились над Фейраном — он наконец потерял сознание. Воины несколькими ударами по щекам привели его в чувство и подняли на ноги. Казалось, что им хочется раздавить упрямство пленника, вырвать у него ответ не меньше, чем самому Шимо.

— Прикажете шкуру с него драть, господин? — с надеждой спросил один из воинов.

Они схватились за ворот рубахи Фейрана, собираясь разорвать ее, и Шимо готов был кивнуть, если бы его не остановил Майдин.

— Господин, он же умрет, — сказал он Шимо. — А вы обещали мне в награду его жизнь.

— Мало ли что я обещал, — отозвался тот. — Что тебе проку в его жизни? Хочешь отомстить — так ступай и смени их. Выбей из этого ублюдка правду.

Майдин покраснел — не то от гнева, не то от стыда. Ноздри его раздулись, в глазах блеснул опасный огонек.

— Если уж мстить, то по-другому, — сказал он гордо. — Я хотел вызвать его на бой и доказать мечом, что я сильнее.

Шимо лишь фыркнул — ему явно был не по душе этот спор, как и само вмешательство Майдина.

— Ты теперь и так сильнее, он тебе больше не соперник — с изувеченной-то рукой. А вы погодите, — обернулся Шимо к воинам, что держали пленника.

Он подошел к ним и грубо вздернул за подбородок поникшую на грудь голову Фейрана.

— Стало быть, ничего не знаешь, падаль?

Фейран с трудом сумел разлепить запекшиеся губы и выдавить одно лишь слово: «Нет…», но, судя по взгляду, желал сказать гораздо больше. Шимо не сдержался и ударил его по лицу.

— Так что прикажете, господин: продолжать или заняться вторым? — напомнил о себе тот же воин.

Шимо перевел взгляд на Вегара, который все это время молчал, хотя порой багровел от бессильной ярости и стискивал зубы. Видимо, ему тоже хотелось поведать Овари Шимо обо всех его предках по матери до девятого колена.

— А ты что скажешь? — нахмурился военачальник. — Знаешь, где драгоценности?

— Откуда же мне это знать? — ответил Вегар, усилием воли сдержав ярость. — Я простой воин, мне бы их не доверили.

— И ты тоже врешь, — уверенно заявил Шимо. — Что, если я прикажу сделать с тобой то же, что и с ним?

— Воля твоя. А мне останется лишь повторять, что я ничего не знаю, и быть достойным мужества моей госпожи и моего воеводы. — Воин по очереди поклонился обоим, насколько позволяли веревки.

Шимо лишь отмахнулся: по его лицу было видно, что он утомлен допросом. Он приказал вновь привязать Фейрана к столбу, а сам приблизился к княжне, которая продолжала стоять неподвижно, даже губы ее перестали дрожать. Сделав воину знак отпустить ее, Шимо заговорил:

— Вы меня измучили, княжна. — При этих словах девушка позволила себе кривую усмешку. — Я не намерен провести здесь всю ночь, выбивая из вас и ваших упрямых воинов ответы на свои вопросы. Да, я мог бы прямо сейчас созвать всех своих людей и отдать вас им, чтобы они по очереди попользовались вашей красотой, но, увы, после этого вы долго не проживете. Поэтому я даю вам время на размышление. Только отвечать вы в следующий раз будете уже не мне, а моему повелителю. Завтра же с рассветом мы отправимся в путь и к вечеру будем в Нертеше, при дворе князя Треаса. Подумайте, княжна. Свою жизнь вы вполне можете спасти. Правда, своих людей вы не спасете, зато сможете подарить им быструю и легкую смерть. Если же нет… Вы наверняка наслышаны о том, какие казни предпочитает мой государь.

Княжна по-прежнему молчала, глядя на Шимо потемневшими глазами. Выражение этих глаз было нелегко понять — да он и не пытался.

— Почему же вы не исполните свою угрозу, господин? — тихо спросил подошедший Майдин. — Тогда они все сразу заговорят.

— Я был бы рад, — отмахнулся тот, — да князь на самом деле запретил мне калечить ее. Он давно мечтает заполучить эту девчонку — сам понимаешь, для чего, — и не потерпит, чтобы его добыче причинили вред. Совсем как ты, друг мой, — прибавил Шимо с усмешкой и хлопнул Майдина по плечу.

Оба военачальника зашагали к двери. Прежде чем выйти, они обернулись и еще раз оглядели пленников. Шимо толкнул дверь и собирался уже шагнуть за порог, когда вслед ему, точно стрела в спину, донесся голос княжны.

— Клянусь, — медленно проговорила она. Слова ее звучали глухо и низко, точно у пророчицы, и как будто отзывались эхом под невысоким потолком тюрьмы. — И да будут мне в том свидетелями боги отцов моих. Я вернусь сюда, Овари Шимо. Я сотру Туату с лица земли. — Голос княжны постепенно делался глубже и набирал силу. — Я не пощажу ни одного воина в этой крепости. А тебя, Овари Шимо, я сожгу живьем. Запомни мои слова и не кляни богов, когда они сбудутся. За все то, что ты сотворил, этого будет мало.

Шимо и Майдин застыли на месте, словно зачарованные словами княжны. А она продолжила уже обычным своим голосом:

— Ты мнишь себя великим военачальником, но что ты сделал для защиты своей земли? Я проходила через ботарские селения и видела, как живет ваш народ. Повсюду разъезжают разбойники, грабят и жгут дома, убивают мужчин, насилуют женщин, не щадят даже детей. Вот кого твои воины должны выслеживать на дорогах! Защищать тех, кто не способен защититься сам, а не охотиться за мной. Но ты надеешься лишь выслужиться перед своим князем. Разве и ему, и тебе когда-нибудь было дело до чего-то, кроме собственной выгоды? Ты уже подсчитываешь мысленно, какую награду получишь за мою голову. Тебе лестна мысль о том, что ты сумел схватить меня. Да, это так. Но ты меня еще не победил. — Она глянула на обоих своих воинов. — И не победил никого из нас.

Княжна умолкла, словно задыхаясь. Лицо ее пылало, глаза сверкали, прожигая Шимо насквозь. Казалось, он в самом деле растерялся на миг. Но почти сразу же овладел собой и постарался ответить как можно равнодушнее:

— Это всего лишь пустые слова, княжна. — Шимо пожал плечами и развернулся к двери.

— Тогда молись, чтобы они оказались пустыми! — полетело ему вслед.

Поневоле Майдин еще раз оглянулся на княжну. Его охватила странная дрожь, в памяти шевельнулось то, что он уже несколько дней тщетно пытался забыть. Но он поспешил выйти вслед за военачальником, едва не ударившись лбом о притолоку двери. За ним вышли ботарские воины, забрав свои светильники.

* * *

Только сейчас, когда враги ушли, Анери позволила себе заплакать. Она не рыдала, не всхлипывала: слезы просто катились по ее щекам и капали вниз, пропитывая ткань рубахи, — совсем как кровь, что залила одежду самого дорогого ей человека. Кровь, что пролилась ради нее. Из-за нее.

— Госпожа… — услышала она его тихий голос.

Веки Анери сами сжались — она не могла больше видеть то, что с ним сделали. Но, как много лет назад, когда он лишился своей красоты, спасая жизнь ее отцу, она заставила себя посмотреть на него. Принять таким, каков он есть. Воином. Мучеником. Героем.

— Молчи, Фейран… — еле выдохнула княжна, чувствуя, что слезы сейчас польются с новой силой.

— Думаю, у меня это хорошо получается, — сказал он в ответ.

С изумлением Анери поняла, что он улыбается. Зрелище ужаснуло ее — и потрясло до глубины души.

— Ты еще можешь смеяться? — прошептала она.

— Отчего же нет? — ответил Фейран. Говорил он с трудом, но голос его понемногу креп. — Несмотря ни на что, победили мы, а не Шимо. Он не услышал от нас ни слова — и сам признал свое бессилие.

— Да будь он проклят, этот Шимо! — не выдержал Вегар и, не стыдясь княжны, от души выругался. — Чтоб ему провалиться в тени всех преисподних! Лучше бы он приказал мучить нас обоих.

— Будь ты его кровником, приказал бы, — жестко сказал Фейран. — Благодари богов, что это не так. Он мстит мне — не только за кровь, но и за обман. — Он мотнул головой, чтобы отлепить присохшую к окровавленному лицу прядь волос. — Нет, уж лучше Майдин, чем он.

— А на месте Майдина, — подхватил Вегар, — я бы всадил Шимо кинжал в затылок. Он же держит его чуть ли не за слугу. Разве у нас такое бывало?

— У нас правил мой отец, — произнесла княжна, — а у них — Треас. Вот и все. — Она помолчала, тяжко вздохнула. — И, должно быть, для нас тоже все.

— Нет, госпожа, — ответил Фейран, хотя Анери чувствовала, что он говорит лишь для того, чтобы утешить ее. — Возможно, если наши знакомцы достигнут цели и помощь прибудет, они успеют спасти вас. Да, все мы слышали, что сказал Шимо…

— Что бы он ни говорил, этого не будет, — с жаром подхватила княжна. — Фейран, Вегар, слышите? — этого не будет. А будет так, как я ему сказала… — Но подбородок ее вновь предательски задрожал, и она расплакалась — на этот раз в голос.

Некоторое время в тюрьме раздавались только рыдания Анери. Оба воина молчали, не зная, чем еще утешить свою госпожу. Они понимали, что надежды на спасение нет, разве что случится некое чудо. Княжна тоже это понимала, ее надежда и вера подернулись пеплом отчаяния, и от этого она плакала еще горше.

Каждое ее всхлипывание, каждая слезинка были для Фейрана словно новый удар, новое увечье, новая кровоточащая язва. Едва слышно он произнес свое извечное:

— Я виноват…

— Нет. — Княжна так мотнула головой, что слезы разлетелись в стороны дождем брызг. — Думаю, здесь никто не виноват. Так тоже порой случается…

— Обычно виноватыми остаются те, кто выжил, — с горечью промолвил воевода. — С мертвых нечего взыскать. Но я должен был найти в себе силы, должен был убить его… — Он не договорил и умолк, глядя в пол, словно пытался отыскать нужные слова, но не находил.

Неким чутьем Анери поняла это — и даже, как ей показалось, угадала смысл невысказанных слов.

— Ты ведь не это хотел сказать, — прошептала она, но не получила в ответ ни слова, ни взгляда. — Посмотри на меня, — прошептала наконец Анери.

Фейран не поднимал головы.

— Я не смею, госпожа…

— Посмотри, я прошу тебя… — Голос Анери зазвенел от слез, и тогда Фейран повиновался. — И еще прошу: не молчи и не вини себя. Скажи хоть раз — первый и последний раз, — что у тебя на сердце. Нам уже нечего терять…

Он поднял взор на княжну, и по его глазам она поняла, что не ошиблась. Не ошиблась в том, в чем он решался в этот миг признаться — не только ей, но и самому себе.

— Что у меня на сердце… — Фейран глубоко вздохнул, не обращая внимания на боль. — Да, вы правы. Довольно молчать. Довольно лгать. Так слушайте же, госпожа, что у меня на сердце, и простите за мои дерзкие слова. Я люблю вас, люблю уже много лет, хотя знаю, что никогда не смогу назвать вас своей. Все эти годы мне довольно было служить вам, видеть вас, и я должен был вырвать эту любовь из сердца, но не смог — и не пожелал. Боги сурово покарали меня за это преступление, и я принимаю их волю и их наказание, оно справедливо. Но за что они карают вас?

— За то же самое, Фейран, — ответила Анери, глядя в его серые глаза: больше он не отводил их. — Ведь я сама полюбила тебя, наверное, еще в детстве, когда ты спас мне жизнь. И спустя годы я не смогла тебя забыть, потому что это невозможно. Зато теперь мы можем признать это, можем быть честны друг с другом. Сколько бы ни осталось нам жить, нашу любовь у нас никто не отнимет — даже боги.

— Даже боги, — тихо повторил Фейран. — Порой мне казалось, но я не смел в это верить…

— Зато вы были счастливы — хотя бы немного, — подал голос Вегар, о котором княжна и воевода словно позабыли.

Воин учтиво опустил взгляд, но не сдержал легкую улыбку: ну наконец-то решился! Не случись этой беды, еще бы двадцать лет набирался храбрости.

— Помните, на празднике небесного ока? — продолжил он. — Я видел ваши лица, видел, как вы смотрели друг на друга. Вы еще перепрыгнули тогда через самый большой костер…

— Да, — печально улыбнулась княжна. — И, возможно, вместе сгорим.

— Нет, — произнес Фейран. Голос его был тверд и решителен, в нем зазвучали новые оттенки, словно признание придало ему сил и воодушевило. — Я не допущу этого. Помните, Шимо сказал, что мы отправляемся в Нертеш на рассвете? Клянусь, я буду искать любую возможность, чтобы бежать — или хотя бы помочь бежать вам, госпожа. Если же я не смогу, — он поглядел на товарища, — это сделаешь ты, Вегар, — хвала богам, ты невредим. Чего бы это ни стоило, мы не позволим, чтобы угрозы Шимо сбылись. Скорее, сбудутся ваши слова, госпожа.

Анери слушала Фейрана, глядела на него и не могла наглядеться. Его увечья больше не страшили ее, как не страшило и возможное будущее. На душе сделалось спокойно, как обычно бывает, когда всецело предаешь себя в руки божественного промысла.

— Мне хочется верить, что сбудутся, — кивнула княжна. — Но даже если нет, даже если мы сгорим в этом пламени, — она улыбнулась сквозь невольные слезы, — то вместе. Больше я ничего не боюсь.

Княжна прикрыла глаза, и с уст ее неожиданно сорвались несколько строк из песни, которую она слышала две ночи назад. Или же с тех пор прошла целая вечность?

Пусть к небу взлетит пламя,

Пусть песнь повсюду звучит:

Пусть вечно пребудет с нами

Огонь, что в сердцах горит!