Снейп. Инструкция по применению: встряхнуть, но не смешивать (гет)

Примечания:

PG-13, джен (или пре-гет, как посмотреть)

Некий приквел к фф «Оборванная нить» Лисички-с-шестью-хвостами: https://fanfics.me/fic190158

1 мая 1998 года. Кабинет директора, Хогвартс

Тишина.

Свеча догорала, воск стекал по подсвечнику неровными каплями, застывая в причудливых формах. Северус Снейп сидел не двигаясь, его чёрные глаза были прикованы к чистому пергаменту, как будто в его желтоватой поверхности он мог разглядеть ответы на все незаданные вопросы. В камине давно погасли угли, оставив после себя лишь горстку пепла, но холод не трогал его. Он давно перестал замечать холод — внешний и внутренний.

Перо в его руке казалось непомерно тяжёлым, будто было отлито из свинца.

«Мисс Грейнджер…»

Чернила легли на бумагу с неохотой, оставляя после себя неровный след, будто сопротивляясь самому процессу письма. Он ненавидел эти слова ещё до того, как их написал. Ненавидел необходимость их писать, ненавидел ситуацию, которая к этому привела, ненавидел…

Пауза.

Он поднял глаза к окну. За мутными стёклами — ни звёзд, ни луны. Только тьма, густая и окончательная, как чернила в его флаконе, как мантия на его плечах, как… Как и всё в его жизни, если разобраться.

Он сжал перо так, что — тонкое — оно треснуло с тихим щелчком. Не моргнув, он отложил обломки в сторону и достал из ящика новое — чёрное, с серебряным наконечником, подарок… Нет, неважно. Дорогое. Бесполезное.

«Уверен, что вас поразил тот факт…»

Его рука не дрогнула на этот раз. Он видел эту сцену слишком часто — во снах: девушка, смотрящая на серое клеймо. Её глаза, сначала недоумевающие, потом потрясённые, затем…

Он ненавидел эти глаза. Особенно сейчас, когда они смотрели на него из глубин его же памяти.

«Прекрасно понимаю ваши чувства».

Ложь. Он не понимал. Не хотел понимать. Как можно понять то, что сам отвергал все эти годы?!

Перо скользнуло по бумаге, оставляя след, похожий на шрам — неровный, болезненный, неизгладимый.

«Я пытался его вытравить…»

Правда. Горькая, словно полынь, беспощадная, как приговор. Он испробовал всё: кислоту, выедавшую плоть; зелья, вздувавшие кожу кровавыми пузырями; заклинания, прожигавшие до кости; банальное пламя, оставившее на ладони ожог, который не заживал три недели. Ничто не помогло. Ничто не могло разорвать эту связь, предопределённую кем-то свыше.

«Если вы сейчас читаете моё письмо… то значит, я умер».

Смерть не страшила его. Она была договором, подписанным много лет назад, когда он впервые встал на этот путь. Она была неизбежностью, как смена времён года, как прилив и отлив.

«Мне жаль пропускать такое веселье».

Губы искривились в подобии улыбки — кривой, безрадостной. Он представил её лицо, читающее эти строки. Какое выражение будет на нём? Гнев? Отвращение? Или — что хуже всего — жалость?

«Когда ты злишься, то очень даже милая».

Перо замерло в воздухе. Он почти видел её: взъерошенные волосы, горящие глаза, сжатые в решимости губы. Проклятая девчонка-всезнайка, которая… Которая…

Он дописал остальное быстро, без пауз, как будто боялся, что передумает.

«Живи счастливо».

Последняя ложь.

Он не верил в счастье. Не для неё. Не для себя. Счастье было для других — для тех, кто не знал цены, которую приходится платить за каждый прожитый день.

Конверт. Сургуч. Печать.

Он просто положил его в ящик стола, где оно и должно было пролежать до…

Северус Снейп встал, задул свечу одним резким движением и вышел в коридор — навстречу последнему рассвету, который уже начал окрашивать восточное небо в бледно-серые тона.