Снейп. Инструкция по применению: встряхнуть, но не смешивать (гет)

Примечания:

PG-13, гет, расставание

Дождь начался внезапно. Крупные тяжелые капли, словно свинцовые слёзы неба, захлестывали узкие улочки Ислингтона, превращая асфальт в бесконечное чёрное зеркало. Они барабанили по крышам старых георгианских домов, стекали по ржавым водосточным трубам и заставляли редких прохожих кутаться в плащи — а кого-то в мантии, — торопливо перебегая от одного козырька к другому в поисках укрытия. Ветер гнал по переулкам обрывки афиш и газет, приклеивая их к мокрым ступеням посеревших пабов, откуда доносился глухой гул голосов и звон бокалов.

В квартирке над старым книжным магазином, где скрипели половицы и вечно пахло типографской краской, переплётным клеем и влажным деревом, Гермиона сидела на подоконнике, прижав колени к груди. Холодное стекло щекотало босые ноги, но она не отодвигалась. Её каштановые кудри, обычно такие живые и непослушные, теперь казались еще более растрёпанными — будто отражение её невесёлых мыслей. Она машинально накручивала прядь на палец, глядя в окно, где по мутному стеклу стекали струйки воды, сливаясь в причудливые узоры.

На столе перед ней лежал серебряный сикль — старинный, потемневший от времени, с едва различимым драконом, будто стёртым тысячами прикосновений. Северус подарил его ей полгода назад, в день их первой ссоры, когда она, рыдая, собрала вещи, а он, не в силах сдержаться, сунул ей монетку со словами: «Носи при себе — говорят, это к удаче». Тогда она восприняла это как жест примирения, как обещание, что всё рано или поздно наладится. Теперь же монета казалась холодной и чужой, словно всё, что между ними было, превратилось в такой же потускневший металл.

Он стоял у камина, спиной к ней, затягиваясь дешёвой магловской сигаретой. Дым вился сизыми кольцами, смешиваясь с запахом старой бумаги и воска от потрескавшихся переплётов. Его чёрные волосы, отросшие до неприличия длинными прядями, сливались с тенями от книжных полок, где плотными рядами стояли потрёпанные тома. Худой, с резкими чертами лица, он и в тридцать девять выглядел измождённым — не годами, а той едкой желчью, что разъедала его изнутри, словно ржавчина стальное лезвие.

— Ты даже не пытаешься понять, — прошептала Гермиона, но в гробовой тишине комнаты её голос прозвучал оглушительно.

Северус резко выдохнул дым, прежде чем повернуться. Его обычно пронзительные глаза теперь казались плоскими и тусклыми, как потёртая монета.

— Понять что? — голос его скользил по краю сарказма. — Что ты упорно ведёшь себя как неразумный ребёнок?

Привычная раздражённая интонация сегодня обрела новое качество — в ней звенело откровенное презрение, острое и безжалостное, как хорошо отточенный нож.

Гермиона впилась ногтями в ладони, пока боль не пришла на смену онемению. Всё началось с невинного замечания — вчера, сидя у этого же окна, она обмолвилась о желании уехать в Париж. Слушать уличных музыкантов на Монмартре, бродить по набережным Сены, возможно, остаться там на несколько месяцев. «Писать. Рисовать. Просто дышать другим воздухом», — говорила она тогда, и в голосе её пульсировала надежда. Северус лишь фыркнул, не отрываясь от газеты: «Ты и понятия не имеешь, как устроен этот мир».

— Я не ребёнок, — выдохнула она сейчас, наблюдая, как сходятся его густые брови.

— Разумеется, — он с силой раздавил окурок в переполненной пепельнице, напоминавшей поле битвы с десятками побеждённых сигарет. — Тебе всего двадцать, Гермиона. В твоём возрасте ещё не знают, чего хотят.

Она встала, и ее маленькая фигурка в растянутом свитере (его свитере, который пах табаком и горькими травами — ароматом, который она когда-то любила) казалась ещё более хрупкой на фоне потемневших книжных шкафов.

— А ты знаешь? — голос её сорвался, но не от страха, а от ярости, которая наконец прорвалась наружу. — Ты хоть что-нибудь хочешь, кроме как сидеть в этой конуре и проклинать весь мир?

Северус замер. Его тёмные глаза вспыхнули, будто искры во тьме, но мгновение спустя потухли. Он не ответил.

Гермиона подошла к столу, сжала в ладони сикль. Металл обжёг пальцы холодом, будто впитал в себя весь ледяной мрак этих стен.

— Я ухожу.

— Прямо сейчас? В Париж? — прорычал он, но фальшивая насмешка в его голосе дала трещину.

— Хотя бы туда, где я смогу дышать свободно.

Она положила монету на самый край стола — так, чтобы он видел, как она дрожит на грани падения.

Дверь грохнула, словно крышка гроба.

Северус оцепенел. Лишь когда за окном мелькнула её фигурка — исчезающий силуэт в пелене дождя, — он судорожно дёрнулся, словно на привязи. Но руки его вместо этого схватили первое, что попалось — её зачитанный до дыр «Дэвид Копперфилд», — и со всей силы швырнули в сердце комнаты. Книга с треском разорвалась в клочья, выплеснув страницы на пол, будто предсмертный вздох.

Между обрывками бумаги сверкнул и замер серебряный сикль.

А за окном дождь лил без конца, стирая следы на тротуарах, словно пытаясь смыть саму память об этом мгновении. Где-то уже за поворотом Гермиона дезаппарировала, не чувствуя холода, унося с собой мечты о Париже — городе, где, ей верилось, даже ливень пахнет свободой.

Оставшись один, Северус впился взглядом в пустоту, и лишь когда по стеклу рядом с его бледным отражением скатилась новая капля, он содрогнулся, слишком поздно осознав, что это не просто дождь.

Примечания:

PG-13, гет, ПостХог

Северус Снейп перебирал студенческие работы в своем кабинете, когда в дверь постучали. Бледные пальцы замерли над пергаментом; чернильная клякса расползалась по желтоватой поверхности, как живое пятно. Три чётких удара — не суетливый стук ученика, не нетерпеливый ритм коллеги. Этот звук он узнал бы даже сквозь толщу лет.

— Входите, — пробормотал он, не поднимая головы. Голос звучал глухо.

Дверь открылась беззвучно — заклинание, наложенное им в далёком восемьдесят третьем, всё ещё работало безупречно. В комнату вплыл сложный коктейль ароматов: пыль древних фолиантов, горьковатый запах микстуры и… вереск с пустошей Шотландии. Сладкий, едва уловимый, цветочный, но узнаваемый мгновенно. Северус замер, его пальцы сжались так, что тонкое гусиное перо треснуло с тихим щелчком.

— Опять засиделся, Северус? — голос Минервы Макгонагалл звучал мягко, но в нём явственно читалась та особая интонация, которую она берегла только для него: смесь профессорского укора и чего-то почти материнского.

Она стояла в дверном проёме, освещённая колеблющимся светом факелов из коридора. Её седые волосы, собранные в безупречный узел на затылке, казались отлитыми из серебра в этом свете. Очки в тонкой оправе блеснули, когда она медленно осмотрела кабинет, будто составляя мысленный список всего, что изменилось за последнее десятилетие: беспорядок на дубовом столе, пустые фарфоровые чашки с остатками давно остывшего чая, кожаная потёртая годами папка с письмами…

— Директор, — Северус поспешно встал, смахнув со своих чёрных одеяний несуществующие крошки. Его движение было резким, почти нервным, будто он пойман на чём-то постыдном. — Я не ожидал…

— Очевидно. — Она переступила порог, и дверь закрылась за ней с тихим щелчком. Подошла к столу. Её пальцы, обычно такие уверенные, нервно постучали по обложке ближайшего тома «Тёмных искусств». — Прошло больше тридцати лет, а ты всё ещё перечитываешь её письма? — Взгляд упал на открытую папку, где виднелся уголок пожелтевшего конверта с характерным росчерком «Л.Э.» в углу.

Северус молча закрыл папку. Звук захлопывающейся кожи прозвучал неожиданно громко, словно выстрел в тишине кабинета. Его длинные пальцы на мгновение задержались на потёртом переплёте, будто прощаясь со старым другом.

Минерва вздохнула и опустилась в кресло. В воздухе повисло молчание, густое, как болотный туман. Озеро за окном было неподвижно, лишь изредка тени волн скользили по стеклу, будто само время замедлилось в этом тяжёлом молчании между ними.

— Гермиона связывалась со мной вчера, — наконец произнесла Минерва, глядя куда-то поверх его плеча. — Из Бейрута. Говорит, там сейчас цветёт жасмин. — Её глаза встретились с его, и в них читалось что-то, чего Северус не видел уже много лет — не осуждение, не жалость, а… понимание?

Северус почувствовал, как сжалось его сердце. Боль была острой и знакомой, как удар проклятия.

— Она… — его голос предательски дрогнул, и он отвернулся, делая вид, что поправляет чёрные манжеты. — У неё всё хорошо?

Минерва изучала его несколько мгновений. Её взгляд был таким же проницательным, как тогда, когда она поймала его на первой лжи учеником.

— Физически — да. Она организовала школу для маглорождённых в лагере беженцев. — Пауза. Длинная, намеренная. — Но ты ведь не об этом спрашиваешь.

Северус отвернулся к окну. Тени водорослей колыхались за стеклом, сливаясь в причудливые узоры. Где-то за этой бездной воды, за морями и горами…

— Почему ты никогда не говорил ей? — спросил она тихо, почти шёпотом, будто боялась, что стены услышат.

Он сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Что я мог сказать? Что меня отвергли, и я так и не смог это пережить? Что я… — его голос сорвался, и он резко оборвал себя, будто слова обжигали ему губы.

— Что ты боялся повторить прошлое? — Минерва закончила за него. Она встала и подошла к книжной полке, её пальцы скользнули по корешкам томов, оставляя следы на вековой пыли. — Ты знаешь, что самое ироничное? Ты, всегда умевший скрывать свои мысли от всех, так и не научился обманывать самого себя.

Она повернулась к нему, и в её обычно строгих зелёных глазах читалось что-то новое. — Гермиона ушла не потому, что не любила тебя. А потому, что ты заставил её почувствовать себя ровно тем, чем ты был для Лили — тенью.

Она достала из складок мантии небольшой серебряный предмет и положила его на стол с тихим звоном.

— Портключ в Женеву. Активируется завтра в семь утра. — Её пальцы на мгновение задержались на холодном металле. — Из Женевы до Бейрута — четыре часа полёта. Или одно мгновение, если решишься.

Когда дверь закрылась за ней, Северус остался один с тишиной и серебряным ключом на столе. Он медленно протянул руку, и в этот момент свет лампы упал на гравировку:

«Некоторые двери открываются только один раз».

Где-то над Ла-Маншем уже светило солнце. Северус Снейп поднял портключ, и впервые за последние тридцать пять лет его чёрные глаза, обычно похожие на два куска угля, отразили не боль прошлого, а слабый, но настоящий свет надежды. Ключ в его руке замерцал слабым голубоватым светом, будто отвечая на невысказанное решение.

Примечания:

PG-13, джен, мой вариант «уползания» Снейпа, кроссовер с Marvel

Седой туман, словно живое существо, обвивал искорёженные стволы вокруг Гремучей ивы, когда из тёмного прохода между корнями показалась высокая сгорбленная фигура. Северус Снейп шёл, опираясь дрожащими руками на стены, его чёрные глаза, обычно такие острые, теперь мутно блестели в лунном свете. На шее зияли два кровавых отверстия — следы клыков Нагини. Каждый вдох обжигал лёгкие, а в висках стучало: «Умрёшь. Сейчас умрёшь».

Он сделал ещё несколько шагов. Внезапно колени подкосились, и он рухнул на землю, чувствуя, как холодная грязь впитывает тёплую кровь, сочащуюся из раны. Яд распространялся с каждым ударом сердца, превращая вены в огненные реки. В ушах звенело, а перед глазами плыли тёмные пятна. Где-то в глубине сознания теплилась мысль: «До замка… надо добраться до замка…» Но руки уже не слушались, а веки наливались свинцовой тяжестью.

В этот момент в расширенном чарами кармане его уже изрядно измятой мантии что-то шевельнулось. Тёмно-алая ткань, украшенная замысловатыми золотыми узорами, медленно выползла наружу, будто пробуждаясь от долгого сна. Плащ, купленный много лет назад на затерянной нью-йоркской барахолке в руинах того странного особняка на Бликер-стрит.

Разумный артефакт вдруг взметнулся в воздух, развеваясь, как крылья гигантской птицы. Он мягко обвил плечи Снейпа, подхватывая его, будто понимая, что каждая секунда на счету.

— Что… — успел прошептать Северус, но плащ уже нёс его над верхушками деревьев, рассекая клубящийся туман. Холодный ветер бил в лицо, смешиваясь с липким потом на лбу. Где-то впереди маячили огоньки Хогвартса, такие далёкие и такие желанные.

Сердце замедлялось. Сознание уплывало, как последние лучи заката. Перед тем как тьма окончательно поглотила его, Северус увидел: разрушенное крыльцо, разбросанные камни и среди этого хаоса — строгую фигуру Минервы Макгонагалл. Её глаза, обычно такие твёрдые, сейчас широко раскрылись от ужаса, когда она увидела алый силуэт, падающий с неба.

Три дня. Именно столько он провёл между жизнью и смертью. Когда сознание наконец вернулось, первое, что он ощутил — резкий запах зелий и тихий голос мадам Помфри:

— Ещё немного, и мы бы не успели… Этот плащ… — она замолчала, сжимая губы в тонкую линию и отводя взгляд.

Северус медленно повернул голову. На спинке соседней кровати висел тот самый плащ, его золотые узоры вокруг воротника теперь казались теплее, живее. Снейп протянул руку, пальцы дрогнули, едва коснувшись ткани. В памяти всплыл тот день в Америке, когда странный торговец уговаривал его приобрести артефакт, в свойствах которого не был уверен.

И теперь, глядя на ало-золотые переливы, Северус Снейп, бывший Пожиратель смерти, шпион Дамблдора, человек, ненавидящий всё гриффиндорское, чувствовал… благодарность.

Примечания:

PG-13, джен, вариант «уползания» Снейпа, вдохновлённый Bellatrix Swan, кроссовер с Rick and Morty

Снейп лежал на холодном полу Визжащей хижины, его руки и всё тело ниже шеи онемело от яда Нагини. Тёмная магия крестража отравляла его тело, а сознание уплывало в пустоту.

«Какой идиотский способ умереть», — мелькнуло у него в голове.

И вдруг — громкий хлопок, спиральная вспышка света и перед ним возник… неопрятного вида странный человек в белом халате, с взъерошенными синими волосами и бутылкой зелёного стекла в руке.

— Охренеть, ты реально думал, что змеиный яд тебя убьёт? — флегматично процедил Рик Санчез. — Это же просто полипептиды и нейротоксины, бла-бла-бла…

Снейп попытался что-то сказать, но язык не слушался.

— Ладно, ладно, не напрягайся, мусорный мешок с ногами. — Рик швырнул ему в рот капсулу. — Это антидот от всего. Даже от твоей сраной депрессии. Хотя, может, тебе просто нужно переспать с кем-нибудь…

Яд нейтрализовался за секунды. Снейп сел, чувствуя, как сила возвращается в тело.

— Кто вы? — прошипел он.

— Рик. Рик Санчез. C-137, если тебе это о чём-то говорит (спойлер: нет). — Он отхлебнул из бутылки. — Я тут тестировал новую портальную пушку, а тут ты — весь в драматизме, как будто в дешёвом фанфике.

— Мне не нужна ваша помощь…

— О, ну конечно! — Рик закатил глаза и рыгнул. — Ты бы просто умер, оставив после себя кучу нерешённых проблем. Классный план, гений.

Снейп нахмурился, но спорить не стал.

— Что вам от меня нужно?

— Ну, вообще-то ничего. Но раз уж я тут, давай разберёмся с твоим «Тёмным Лордом». — Рик достал странный пистолет. — У меня есть пара идей, как превратить его в кучку пепла. Или в мороженое. Шоколадное. Ещё не решил.

Снейп почувствовал, что этот безумец опаснее любого тёмного мага.

— Вы предлагаете убить Волдеморта?

— Нет, я предлагаю сделать так, чтобы он никогда не существовал. — Рик ухмыльнулся. — Но сначала нам нужно выпить. Много. Пошли.

И прежде чем Снейп успел отказаться, Рик схватил его за руку, и они исчезли в зелёном портале…

Примечания:

R, джен, алкоголь, курение, нецензурная лексика, Антонин Долохов

Холодный ноябрьский вечер. Резкий ветер гнал по улицам Хогсмида последних запоздалых прохожих, когда тяжелая дубовая дверь «Трёх мётел» со скрипучим протестом распахнулась, впуская леденящий порыв воздуха.

Северус Снейп, словно тень, застывшая в полумраке, не шелохнулся в своём привычном углу. Лишь тонкие пальцы слегка сжали стакан с огневиски — лёд в напитке растаял уже несколько часов назад, оставив после себя лишь мутную воду.

— Ну что, Северус, опять в своём углу киснешь? — раздался хриплый голос, разносящий запах перегара и браги. Антонин Долохов с грузной грацией подвыпившего медведя плюхнулся на соседний стул, с грохотом водрузив на стол бутылку магловского пива, чья этикетка была испещрена руническими символами усиления крепости.

— Розмерта, dushen'ka! Два «Поцелуя дементора», да покрепче — чтобы кости горели! Моему другу тут явно не хватает весёлой компании!

Снейп медленно поднял взгляд, и в его чёрных глазах вспыхнули холодные искры.

— Если твой убогий ум считает это дружбой, Долохов, то твои познания в человеческих отношениях ещё ничтожнее, чем твои жалкие попытки варить зелья.

Долохов разразился хриплым смехом, выуживая из внутреннего кармана мятую пачку «Беломора» с полустёртым гербом СССР — где он только умудрился раздобыть эту гадость.

— О-о! Профессор Снейп читает мне нотацию о дружбе! — он театрально прижал руку к груди. — Это свежо. Может, следующей будет о морали, ublyudok? — волшебная палочка из тёмной древесины в его пальцах лениво взметнулась, поджигая папиросу голубоватым пламенем. — Хотя стой… пожалуй, не стоит. После сегодняшнего заседания в Министерстве мой желудок и так переполнен лицемерной блевотиной.

Снейп наконец оторвался от созерцания мутной жидкости в стакане:

— Снова допрос? — его голос звучал как скользящий по льду нож. — Удивительно, что с твоей скудной сообразительностью тебя ещё не упрятали в Азкабан.

— Ах, Северус, — Долохов изобразил изящный жест, будто раскланиваясь перед невидимой публикой, — разве ты не в курсе? Я теперь… kak eto… «реабилитированный член общества». — Он ядовито изогнул пальцы и показал в воздухе кавычки. — Министерству позарез нужны живые экспонаты для их новых учебников истории. И кто, как не я, сможет так… колоритно описать наши былые… гхм… достижения?

Розмерта беззвучно поставила перед ними два бокала, от которых струился чёрно-фиолетовый пар.

— Mat'! Вот это я понимаю — настоящий дементорский поцелуй! — он скривился, хватая ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба. — Горит так, будто Беллатрикс снова зажала меня в смертельных тисках своих бёдер! Только в этот раз я хотя бы получил удовольствие! — сквозь кашель прорвался его хриплый смех.

Уголок рта Снейпа дрогнул в подобии улыбки:

— Ты всегда был мастером находить неприятности, Долохов.

Дым папиросы заклубился между ними, словно живая преграда. Долохов прищурился сквозь дымовую завесу.

— А ты… мастером их избегать, — его голос внезапно потерял пьяную хрипотцу. — Хотя, если копнуть глубже… — он медленно наклонился вперед, и в его глазах появился непривычный острый блеск, — сколько раз ты мог бы оказаться на моём месте? Десять? Двадцать?

— Тридцать четыре. — Отчеканил Снейп, и слова повисли в воздухе, как приговор. — Если учитывать только официальные запросы от Отдела магического правопорядка.

Тяжелая пауза растянулась на три удара сердца. Долохов откинулся на спинку стула с глухим стуком.

— Blyat'! Я просто трепался, а ты… Ты всерьёз вёл счёт? — в его голосе прозвучало что-то, почти похожее на уважение.

Снейп с неестественной медлительностью допил остатки алкоголя в бокале. Лёгкое дрожание пальцев противоречило ледяному спокойствию в голосе:

— Я веду счёт всему, Долохов. Каждому оценивающему взгляду. Каждому шёпоту, обрывающемуся при моём приближении. Каждому первокурснику, который инстинктивно жмётся к противоположной стене коридора при виде меня. — Он повертел пустой бокал, наблюдая, как последние капли стекают по стеклу. — Это называется постоянной бдительностью.

— Бред собачий! — Долохов взорвался. — Это называется паранойей в чистом виде! Ты что, собираешься до скончания веков прятаться за спинами сопливых учеников, продолжая считать, скольких допросов тебе удалось избежать? — он внезапно ударил кулаком по столу, заставив бокалы подпрыгнуть.

— А ты предлагаешь альтернативу? — его шёпот был острее крика. — Может, устроим ностальгический тур по местам былой славы? Развалины Малфой-мэнора, пепелище дома Блэков… Или, — губы Снейпа искривились в подобии улыбки, — напишем откровенные мемуары? «Как я пережил войну и не сошёл с ума» — прекрасное название, не находишь?

Деревянный стул с грохотом опрокинулся на каменный пол. Долохов вскочил, его тень гигантскими прыжками заплясала по стенам.

— Я предлагаю перестать притворяться! — его голос, сорвавшийся на хрип, разорвал душную атмосферу таверны. — Мы оба знаем правду — мы никому не нужны! Ни Министерству с их лицемерной реабилитацией, ни Хогвартсу, ни… — слова застряли у него в горле, будто кто-то сжал то невидимой рукой.

— Ни… кому? — тихо и горько закончил за него Снейп.

Полупьяная ярость вспыхнула в Долохове ярче пламени. Он схватил со стола бутылку и со всей силы швырнул в стену. Осколки, сверкая как слезы, рассыпались по полу.

— ВСЁ! — его крик разбил последние преграды приличия. — НИКОМУ, BLYAT'! Ты понял наконец?

Тишина. Такая густая, что слышалось потрескивание дров в камине. Даже вечно невозмутимая Розмерта замерла, её пальцы судорожно потянулись в карман передника за палочкой. Снейп поднимался медленно, будто преодолевая невидимое сопротивление. Его лицо было маской.

— Поздравляю, Долохов. Это, пожалуй, самое честное, что я слышал от тебя за последние годы.

Он бросил на стол несколько серебряных сиклей и направился к выходу. Долохов вдруг засмеялся — горько, истерично, — этот звук напоминал скорее предсмертный хрип.

— И что теперь, Северус? Ты уходишь? Как всегда?

Снейп остановился у двери, не поворачиваясь, рука замерла на дверной ручке.

— Нет, Антонин. Я иду напиться. — Пауза. — В одиночестве.

Удар захлопнувшейся двери прозвучал как последний гвоздь в крышку гроба. Долохов стоял среди осколков, его грудь тяжело вздымалась. Постепенно дыхание успокаивалось, оставляя после себя лишь пустоту.

Розмерта убрала палочку и осторожно приблизилась с метлой, как к раненому зверю.

— Может… тебе домой, Антонин? — её голос звучал неестественно мягко для закалённой барменши.

Он повернулся к ней, и в его глазах вдруг не осталось ни следа безумия — только бесконечная усталость.

— Дом? — Губы Долохова искривились в подобии улыбки. — Знаешь, Розмерта… В детстве бабка звала меня «Toshen'ka». — Он пнул осколок бутылки. — А теперь… Теперь есть только места, где я ещё не успел всем опостылеть.

За окном начался снег. Где-то вдалеке часы пробили три.

Примечания:

PG-13, гет, AU:без магии, измена, расставание, ОЖП

Дождь стучал по окнам лондонской квартиры, монотонный и бесконечный, будто сама природа оплакивала то, что Гермионе только предстояло осознать. Капли, скользящие по стеклу, напоминали слезы — те самые, что она не решалась пролить.

Она сидела на краю их постели — их, хотя теперь это слово обжигало, как ложь. Белоснежный пододеяльник, купленный два года назад в предвкушении счастливых лет, теперь казался ей саваном. В пальцах она сжимала потрёпанную записную книжку Северуса, случайно выпавшую из внутреннего кармана его пальто, когда она собирала вещи в химчистку.

Книга пахла им: горечью древесного одеколона и едва уловимым дымом сигарет, которые он иногда курил на балконе, думая, что она не узнает.

Страницы были исписаны аккуратным, болезненно точным почерком — тем самым, каким он подписывал ей открытки на день рождения, писал списки продуктов, оставлял на холодильнике записки «Не жди. Буду поздно, ложись спать».

Но эти слова не предназначались ей.

«Лили. Сегодня тебе исполнилось бы сорок семь. Я всё ещё помню, как пахли твои волосы — гардения и жасмин. Люсиль говорит, что я должен отпустить. Но как можно отпустить то, что никогда не принадлежало мне?»

Гермиона медленно провела пальцами по строчкам, будто пытаясь стереть их.

Ещё.

И ещё раз.

Она знала о Лили.

Знала, что та была первой любовью Северуса — такой, о которой говорят «на всю жизнь», но не уточняют, чью именно жизнь имели в виду.

Знала, что Лили погибла молодой — Северусу тогда было немного за двадцать. «Трагическая случайность», — говорили все. Её муж, его вечный соперник, был за рулём, а годовалый сын спал на руках, когда их машина попала в страшную аварию в Девоне.

Северус никогда не рассказывал ей деталей. Но иногда, в редкие моменты, когда он думал, что она спит, она слышала, как он шепчет это имя — Лили — во сне как заклинание, как молитву, как проклятие.

Но она не догадывалась, что до сих пор…

Что спустя годы после их свадьбы, после всех их «Я люблю тебя», после тех ночей, когда он целовал её так, будто боялся, что она исчезнет, — он всё ещё писал ей.

Что Люсиль — та самая рыжая коллега с изумрудными глазами — знала о Лили больше, чем она.

Что она, Гермиона, была всего лишь второстепенным героем в чужой трагедии.

Глухой стук захлопнувшейся входной двери вырвал её из оцепенения.

— Гермиона? — раздался из прихожей голос Северуса.

Он звучал как обычно — спокойно и чуть устало. Будто это был обычный вечер. Будто он не носил в кармане целый мир, в котором ей не было места.

Она не ответила.

* * *

Люсиль появилась в их жизни внезапно, как летний ливень посреди ясного дня — нежданная, обжигающе яркая, оставляющая после себя едва уловимый след.

Гермиона впервые увидела её в офисе Северуса, когда зашла позвать его на обед. Рыжая, с бледной кожей, веснушки почти не видны под слоем косметики, и глазами — не просто зелёными, а именно такими: изумрудными, колдовскими, будто светящимися изнутри. Она смеялась над чем-то, что сказал Северус, и в этот момент слегка запрокинула голову — точь-в-точь как на той фотографии, которую Гермиона случайно нашла на заре их брака.

— Моя новая коллега, Люсиль Шарп, — представил Северус, и в его голосе прозвучала какая-то новая нота, которую Гермиона не слышала раньше.

Тот вечер в баре «Дырявый котёл» стал для Гермионы откровением.

Люсиль сидела напротив, играя длинными пальцами с ободком бокала, и рассказывала о своей стажировке в Париже. Северус слушал, не отрывая взгляда, его губы время от времени растягивались в улыбке — настоящей и искренней, не той вежливой полуулыбке, которую получала Гермиона последний год.

И тогда она увидела.

То, как Люсиль небрежно откидывает волосы за плечо. Манеру прикусывать нижнюю губу, когда задумывается. Даже её смех — мягкий, но звонкий — будто эхом отзывался в памяти Гермионы от тех редких рассказов Северуса о юности с Лили.

— Они же… они похожи, — прошептала Гермиона, стоя перед зеркалом в дамской комнате, пытаясь унять дрожь в руках.

В этот момент что-то холодное и тяжёлое опустилось ей на грудь. Это был страх, но не тот внезапный, от которого холодеет кровь, а медленный, ползучий и удушающий, проникающий в каждую клеточку. Страх понимания.

В следующие дни Гермиона ловила себя на том, что ищет подтверждения своей догадке.

И она нашла: Северус стал чаще задерживаться на работе, оправдываясь новым проектом; его телефон, всегда лежавший на виду, теперь неизменно оказывался экраном вниз; а однажды, вернувшись с пробежки раньше времени, она застала его у окна — он что-то быстро писал в мессенджере, а на лице у него было то самое счастливое выражение, какое бывает у влюблённых людей, когда они думают, что их никто не видит.

Но настоящий удар пришёл позже. Тихий, беззвучный, разрывающий сердце на части, которые уже никогда не сольются воедино.

* * *

Гермиона стояла в дверном проёме, пальцами судорожно сжимая ручку чемодана, который так и не пригодился в отменённой командировке. В воздухе витал знакомый аромат: смесь его одеколона и её духов, теперь к нему примешивалось что-то новое, ядовитое. Она узнала этот запах — резкий, животный, предательский.

Луч заката, пробившийся сквозь щель в шторах, выхватил из полумрака детали, которые навсегда врезались в память: рыжий волос, прилипший к её подушке, переливался медью на белоснежном хлопке; разбросанные по полу вещи — его ремень, её кружевное белье, пустая бутылка вина с двумя бокалами; Северус, сидящий на краю больше не их постели, спиной к двери, с сигаретой в длинных пальцах. Дым кольцами поднимался к потолку, будто сигнальные дымы их погибшего брака.

Он даже не обернулся, когда дверь скрипнула. Просто сделал очередную затяжку, и его голос прозвучал странно отрешённо, будто он комментировал новости с первой полосы газеты:

— Я думал, ты уехала.

Люсиль лежала обнажённая на простынях, которые Гермиона выбирала с такой любовью прошлым летом. Она не потрудилась даже прикрыться, лишь подняла голову, и в её изумрудных глазах читался даже не вызов, а… жалость. Именно это ранило больше всего.

— Сколько? — выдохнула Гермиона, и её голос прозвучал чужим даже для неё самой.

Северус наконец повернулся. В его тёмных глазах не было ни раскаяния, ни даже сожаления. Только усталая покорность судьбе, будто всё это было неизбежно с самого начала.

— Всегда, — тихо ответил он. — Просто раньше это была только мысль о ней. А теперь…

Его взгляд скользнул к Люсиль, и Гермиона вдруг поняла страшную правду: она никогда не была его выбором. Все эти годы он просто ждал, когда появится кто-то, кто сможет заменить невозвратное.

И дождался.

* * *

Гермиона не кричала. Не плакала. В её потухших глазах не было и следа той бури, что бушевала внутри. Она двигалась с методичной точностью, будто выполняла давно заученный ритуал. Каждое движение — взмах руки, захватывающей платье из шкафа, щелчок застёжки чемодана — отдавалось в тишине комнаты звенящей чёткостью.

Северус стоял у окна, его силуэт вырисовывался на фоне лондонских огней. Он не пытался помочь, не делал попыток остановить. Просто курил, наблюдая, как исчезают следы её присутствия в его жизни: фотография с их свадьбы, оставленная на комоде; любимая кружка, подаренная ей на первый день рождения вместе; томик Диккенса с закладкой — билетом в кино с их свидания.

Люсиль исчезла ещё полчаса назад, оставив после себя лишь следы помады на бокале и тяжелый аромат дорогих духов, въевшийся в постельное бельё.

Когда чемодан щёлкнул замками, Гермиона остановилась в дверном проёме. Её тень легла на пол длинной полосой, почти касаясь его ног.

— Ты же знаешь, что она просто замена? — голос Гермионы звучал странно спокойно, будто она констатировала очевидный факт. — Ты даже не любишь её. — Пауза. Ветер за окном внезапно стих, будто затаив дыхание. — Ты любишь тень. Тень женщины, которая никогда не была твоей. И никогда не будет.

Его лицо дрогнуло. Исказилось гримасой холодной ярости. Впервые за весь вечер маска равнодушия дала трещину. Пальцы сжали подоконник так, что побелели костяшки.

— Пошла прочь.

Не «уходи», не «оставь меня», а именно так — будто она уже ничего не значила. В этих двух словах Гермиона услышала всё: и боль, и гнев, и то самое признание, которого так боялась.

Она повернулась. Последнее, что она увидела перед тем, как дверь закрылась — это его отражение в зеркале прихожей. Одинокое. Разбитое. Навсегда добровольно запертое в клетке собственных призраков.

И она ушла. Не хлопнув дверью. Не оставив записки. Просто переступила порог их общей жизни в тот момент, когда дождь за окном наконец прекратился, и первые лучи утреннего солнца коснулись мокрого асфальта.

* * *

Прошло три года.

Эдинбург встречал Гермиону мягким утренним светом, который струился сквозь высокие окна маленького кафе на Ройал-Майл⁽¹⁾. Она сидела за столиком у окна, пальцы перелистывали страницы нового романа — подарка от коллег по издательству, куда она устроилась редактором. В чашке дымился латте с корицей — теперь она предпочитала его крепкому эспрессо, который пила в Лондоне.

— Место свободно?

Голос прозвучал мягко, с лёгким шотландским акцентом. Гермиона подняла глаза.

Перед ней стоял мужчина — её ровесник, невысокий, кудрявый, с тёплой улыбкой, которая трогала уголки его синих глаз. Ничего общего с Северусом.

— Конечно, — улыбнулась она, отодвигая сумку.

Он представился Теодором, преподаватель истории в университете. Разговор завязался легко — о книге, которую она читала, о предстоящем фестивале, о том, как пахнет осень в Эдинбурге. Он смеялся, когда она рассказывала о своём первом неудачном опыте приготовления хаггиса, и его смех был таким… обычным. Без подтекста. Без призраков.

— Может, прогуляемся? — предложил Теодор. — Покажу вам одно место с лучшим видом на город.

— С удовольствием, — кивнула она.

И когда они вышли на улицу, где ветер играл её уже коротко подстриженными волосами, Гермиона вдруг осознала: она больше не ищет в каждом мужчине его черты. Не вздрагивает от телефонных звонков после полуночи. Не просыпается с ощущением, будто чего-то — кого-то — не хватает.

Она просто шла вперёд — к новому дню, к новому городу, к новой жизни, где прошлое осталось там, где ему и место: в пыльных альбомах и старых записных книжках, которые больше не жгли пальцы при касании.

1) Королевская Миля (англ. The Royal Mile) — безумной красоты достопримечательность Эдинбурга. Рекомендую потратить пару минут и хотя бы через фото там побродить и полюбоваться на прекрасную архитектуру.

Вернуться к тексту

Примечания:

PG-13, джен, «уползание», кроссовер с Charmed

Хочется так выразить дань уважения Джулиану Макмэхону. Спасибо за детство!

Северус Снейп лежал на гнилых досках пола Визжащей хижины. Его чёрные глаза застилала пелена, а в ушах стоял навязчивый шёпот уходящей жизни. Перед ним мелькали образы прошлого: Лили, смотревшая то ли с упрёком, то ли с прощением; Дамблдор, молящий: «Северус, пожалуйста…»

«Вот и всё», — подумал он. Дело за Поттером. Снейп выполнил свой долг. Защитил мальчика. Передал воспоминания. Теперь можно уйти.

Последний вздох.

Тьма.

— Какая бесполезная смерть.

Голос. Чужой. Бесстрастный. Надменный, словно оценивающий не живого человека, а неудачный эксперимент.

Сознание Северуса вспыхнуло снова. Перед ним стоял мужчина в безупречном чёрном костюме, лицо его было лишено эмоций — только холодный расчёт.

— Коул Тёрнер. — Губы незнакомца искривились в чём-то, лишь отдалённо напоминающем улыбку. — Или Бальтазар. Смотря как посмотреть.

Снейп попытался пошевелиться, но тело не слушалось. Он был мёртв. Это он понимал.

— Вы уже мертвы, профессор. Просто ещё не осознали это.

Пространство надломилось, как треснувшее зеркало, и Снейп почувствовал, как реальность вокруг них распадается осколками.

— Я сделал для вас то, что не делал никто — дал вам выбор.

Сан-Франциско. 2002 год

Очнулся Северус в незнакомой комнате. За панорамным окном шумел огромный, чуждый ему город — огни, незнакомые звуки, запахи.

Коул-Бальтазар стоял рядом, протягивая газету.

— Добро пожаловать в новую реальность.

Снейп взял её.

Заголовок передовицы кричал: «Сенсация! Тёмный Лорд повержен!» Статья гласила, что Волдеморта победил… Невилл Лонгботтом.

«Что за…»

— В этом мире вас убили в подворотне Лютного переулка ещё весной 1981-го. — Бальтазар наблюдал за его реакцией. — Здесь вы — никто.

Он рукой указал Северусу на стол — там лежал пергамент с кроваво-красной печатью.

— Ваш выбор прост: вечная смерть или новая жизнь. — В голосе Коула прозвучала насмешка. — Но помните: никаких палочек, никакого Хогвартса.

Снейп взял перо.

Через несколько месяцев

На одной из неприметных улочек Сан-Франциско открылась небольшая, но странная аптека — «Чёрный Принц». Её владелец, высокий мужчина с пронзительным взглядом и резкими чертами лица, знал о травах и зельях больше, чем кто-либо в городе.

Говорили, что он может вылечить что угодно.

И что он никогда не улыбается.

Однажды утром дверь аптеки открылась, и внутрь вошла рыжеволосая девушка с кулоном-трилистником на шее.

— О, вы новый владелец? — спросила она, оглядывая полки с необычными склянками.

Снейп — теперь Северус Алкест — медленно поднял на неё глаза.

— Да.

— Пейдж Мэтьюз. — Она улыбнулась. — Добро пожаловать в район.

Где-то в тени, за углом, притаился Коул. Он наблюдал.

Игра только начиналась.

Примечания:

PG-13, джен, алкоголь, юмор (?), Гарри Поттер

«В аккуратно налитом пол-литровом стакане пива сорта «лагер» от 200 000 до 2 000 000 пузырьков» — факт, который я узнала вчера.

Северус Снейп ненавидел бесцельно проводить время. В этот пасмурный октябрьский день, когда в его расписании не было уроков, а лаборатория класса Зельеварения была закрыта на срочный ремонт после того, как бестолковый Руперт Уэзерби умудрился превратить простой отвар корня мандрагоры в нечто, напоминавшее по консистенции — и свойствам — лаву, он собирался провести вечер в библиотеке. Однако директор МакГонагалл — «Мерлин бы побрал её кошачье чутьё!» — преградила ему путь в коридоре.

— Северус, сегодня вы особенно бледны, — её взгляд за очками стал пристальным, а губы сжались в тонкую ниточку. — Сходите в Хогсмид, подышите свежим воздухом. Не приказываю — советую.

— Даже если бы это был приказ, Минерва, я бы его проигнорировал, — процедил Снейп, но всё же развернулся к двери. Он прекрасно понимал, что сопротивляться МакГонагалл, когда она решает о ком-то позаботиться, — пустая трата времени.

* * *

«Три метлы» встретил его привычным полумраком и шумом. За дальним столиком группа гриффиндорских выпускников прошлого года громко обсуждала последний матч по квиддичу, а у стойки два пожилых волшебника играли в шахматы, используя вместо части фигур пробки от бутылок. Снейп привычным жестом попросил Розмерту подать ему эль, но та лишь виновато развела руками.

— Простите, профессор, эль закончился. Но могу предложить свежий лагер — сегодняшней варки от новой пивоварни. Знаете, маглы утверждают, что в каждом бокале от двухсот тысяч до двух миллионов пузырьков, — барменша гордо озвучила этот бесполезный факт и поставила перед ним высокий бокал.

Северус брезгливо осмотрел золотистую жидкость.

— Маглы и их бессмысленные подсчёты, — пробормотал он, но всё же поднёс бокал к губам. И тут заметил нечто странное.

Пузырьки вели себя… необычно. Они не просто поднимались вверх: они выстраивались в сложные геометрические узоры, на мгновение замирали, образуя подобие рунических символов, затем снова растворялись. Снейп почувствовал, как по его позвоночнику пробежали мурашки.

* * *

Достав из рукава мантии волшебную палочку, Северус незаметно навёл её на бокал и прошептал:

— Revelio.

Над поверхностью пива вспыхнули бледно-зелёные символы, складывающиеся в зловещее послание: «Он вернётся через пену и дрожжи».

«Салазарово семя!» — выругался про себя Снейп. Он допил пиво залпом — что было для него неслыханно (обычно он смаковал напитки медленно) — и направился к выходу, но…

— Профессор Снейп? — знакомый голос заставил его остановиться. Гарри Поттер в новенькой форме аврора стоял в дверях, удивлённо глядя на то, как его бывший профессор отдаляется от стола с пустым пивным бокалом. — Вы… пьёте пиво?

Северус почувствовал, что его левый глаз начинает пульсировать.

— Поттер, ваша наблюдательность поражает. Неудивительно, что вас приняли в авроры. Теперь, если вы не возражаете… — он попытался пройти мимо, но Гарри неожиданно схватил его за рукав.

— Профессор, что-то не так. Я чувствую… — Поттер нахмурился, касаясь пальцами шрама на лбу. — Здесь замешано что-то… тёмное.

Снейп замер.

— Что вы имеете в виду, Поттер?

— Не знаю. Но когда я вошёл, мой шрам… кольнул. Впервые за три года.

* * *

Два часа спустя Снейп и — к большому неудовольствию профессора — Поттер стояли перед неприметным зданием на окраине Хогсмида. Вывеска «Мрак и Солод» висела криво, а из трубы валил густой чёрный дым.

— Я пойду первым, — прошипел Северус, накладывая на себя дезиллюминационные чары. — Вы, Поттер, будете ждать сигнала.

Но Гарри, конечно же, проигнорировал указания.

Когда Снейп проник в подвал пивоварни, он обнаружил там не только группу бывших Пожирателей смерти во главе с Эйвери, но и аврора, неясно как пробравшегося туда быстрее него и прячущегося за бочкой.

— Я же говорил ждать! — злобно прошептал Северус.

— Привычка, профессор, — пожал плечами Гарри.

Их спор прервал голос Эйвери:

— Каждый пузырёк — носитель заклятия. Когда достаточно магов выпьют это пиво, заклятие активируется и…

— Incarcerous! — крикнул одновременно с Поттером Снейп, и тут же всё пошло наперекосяк.

* * *

Один из Пожирателей успел выкрикнуть: «Bombarda Maxima!», и гигантские бочки взорвались, обрушив волну пенного лагера. Липкая жидкость залила весь подвал, сбивая с ног и заклинателей, и их жертв.

Когда через час липкий и невероятно раздражённый Снейп появился в кабинете директора, МакГонагалл лишь подняла бровь.

— Северус, вы… пахнете как таверна после матча по квиддичу.

— Минерррва, — Снейп рычал сквозь зубы, — если в следующий раз вы решите «выпроводить меня на воздух», я добавлю в ваш любимый скотч такое количество Рвотного зелья, что весь штат домовиков замка будет месяц отмывать стены этого кабинета.

* * *

На следующее утро жители Хогсмида обнаружили, что все запасы лагера таинственным образом исчезли. В Пророке появилась заметка о закрытии пивоварни «Мрак и Солод» по санитарным причинам.

А в подземельях Хогвартса Северус Снейп разглядывал единственный уцелевший бочонок, запертый в самом дальнем углу своей кладовой. На этикетке красовалась надпись: «Опасность! Не встряхивать! Содержит примерно два миллиона пузырьков с остаточными тёмными чарами».

— Глупость, конечно, — пробормотал он, но в уголках его губ дрогнула тень улыбки.

Возможно, в следующий раз, когда МакГонагалл попытается выставить его из замка, он действительно добавит что-нибудь в её скотч. Но сегодня… сегодня он спас магическую Британию от пивного апокалипсиса. И это стоило одного вечера.

Примечания:

PG-13, гет, AU:война

Лондон, вспомогательное убежище Ордена Феникса. 3 октября 2005 года. 2:17 am

Дождь стучал в окна старого особняка на Гриммоулд-плейс, 12, словно невидимый барабанщик отбивал тревожный ритм. Каждый удар по стеклу отзывался эхом в пустых коридорах, будто сам дом стонал под тяжестью тайн, которые хранил. Капли, сливаясь в причудливые узоры на зачарованном стекле, напоминали Гермионе карты сражений — такие же запутанные, непредсказуемые. Одна линия могла означать отступление, другая — гибель целого отряда. А между ними лишь тонкая грань, на которой они балансировали каждый день.

Она стояла у мутного окна, пальцами бессознательно сжимая край подоконника. Битва за Хогвартс не закончила войну. Она лишь отбросила Тёмного Лорда в тень, дала им передышку — короткую, обманчивую. Их поколение уже не увидело мирного детства, и теперь им предстояло растить детей под грохот заклятий и шёпот заклинаний. В такие ночи Лондон казался призраком — улицы пустынны, фонари мерцали сквозь пелену дождя, а где-то вдали, за плотными облаками, луна пряталась, будто боялась стать свидетелем того, что готовилось.

За её спиной раздался едва слышный шорох мантии — тот особый звук, который научилась слышать среди сотни других.

— Ты не спишь.

Голос был низким, чуть хрипловатым — таким, каким он становился только в те редкие моменты, когда Северус Снейп позволял себе усталость. Она знала этот тон слишком хорошо: так он звучал после долгих часов в лаборатории, после ночных допросов пленников, после тех страшных дней, когда список погибших в Ордене пополнялся новыми именами.

Гермиона не сразу ответила, давая себе лишнюю секунду, чтобы прогнать дрожь из голоса. В зеркальном отражении окна мелькнул его силуэт — высокий, измождённый, сгорбленный под невидимым грузом. Как тень застыл между мирами: между жизнью и смертью, между долгом и тем, что он никогда не позволит себе назвать счастьем.

— Как и ты, — наконец ответила она, медленно поворачиваясь.

Он стоял, опираясь на косяк, его длинные пальцы сжимали свиток пергамента — очередной приказ от Кингсли, судя по красной сургучной печати. В тусклом свете единственной горящей свечи его лицо казалось высеченным из тёмного мрамора: резкие скулы, глубокие тени под глазами, тонкие губы, сжатые в привычную жёсткую линию.

— Завтра, — сказал он, делая шаг вперёд.

Гермиона почувствовала, как что-то холодное сжимает её изнутри. Она знала, что он уйдёт. Знала, что может не вернуться. Но каждый раз это било по ней с новой силой.

— Я знаю.

— И если что-то пойдёт не так…

Она резко подняла руку, словно могла отгородиться от этих слов.

— Не говори этого. Не надо.

Но он продолжал смотреть на неё — неострый, нетипичный для Снейпа взгляд, в котором читалось то, что он никогда не произносил вслух. Они оба знали, на что это похоже — эти ночные разговоры перед операциями, из которых можно не вернуться. Эти прощания, которые могли оказаться последними.

Гермиона прикрыла глаза, чувствуя, как его пальцы смыкаются вокруг её запястья. Тёплые, шершавые от постоянной работы с зельями, с едва заметными шрамами от ожогов и порезов — руки зельевара, убийцы, шпиона. Живые.

— Ты вернёшься, — прошептала она, и это звучало как заклинание, как молитва.

Он не ответил. Вместо этого его рука скользнула в её волосы, пальцы вцепились в прядь, как будто он пытался запечатлеть этот момент — запах её шампуня, текстуру кудрей, тепло кожи.

Гермиона прижалась лбом к его плечу, вдыхая знакомый запах — чернил, горьких трав и чего-то ещё, что всегда было просто «Северус». Что-то внутри неё кричало, требовало, чтобы она приказала ему остаться. Но они оба знали — так не бывает.

Они уже проходили через это.

Слишком много раз.

За окном дождь превратился в ливень, ветер выл в трубах, словно предупреждая об опасности. Но здесь, в этом хрупком убежище, они украли ещё один момент — ещё одну ложь, ещё одну отсрочку.

Она знала, что утром он уйдёт.

Знала, что, возможно, это их последняя ночь.

Но пока свеча ещё горела, а его дыхание было тёплым у неё в волосах — она позволяла себе верить, что этого достаточно.

Примечания:

R, гет, AU:война, продолжение «2:17 am»

Лондон, вспомогательное убежище Ордена Феникса. 19 октября 2005 года. 3:49 am

Тишина в доме была обманчивой — как затишье перед бурей, как глубокий вдох перед последним заклинанием. Даже дождь, что ещё несколько часов назад яростно бил в стёкла, теперь лишь лениво стекал по оконным рамам, словно устав от собственной настойчивости.

Гермиона спала.

Не той лёгкой чуткой дремотой, в которой она пребывала последние две недели, а глубоким тяжёлым сном, вырванным у измождённого тела усилием воли и двойной дозой снотворного.

Её левая рука, перетянутая плотными смоченными в зельях бинтами, лежала на одеяле, пальцы слегка подрагивали даже во сне — нервные окончания, перебитые тёмной магией, ещё не оправились от удара. Но это была не самая страшная рана.

Грубый шрам — ещё один, — рассекающий ребра с правой стороны, пульсировал тупой болью при каждом вдохе.

«Они использовали режущее проклятье Северуса», — сквозь сон вспомнила она голос мадам Помфри, которая вместе с внучкой стала целителем сопротивления. — «Ещё на сантиметр глубже и задело бы лёгкое».

А ещё — ожог на плече, тёмно-багровый, в форме молнии, будто кто-то выжег на её коже древний знак солнца⁽¹⁾, клеймил за поддержку Гарри Поттера.

«О, Гарри…»

Она не услышала, как скрипнула дверь.

Не почувствовала, как воздух в комнате дрогнул, наполнившись запахом крови, дыма и чего-то ещё — горького, металлического, как после сильного вмешательства магии.

Но что-то — может, инстинкт, а может, та незримая нить, что связывала их всё это время — заставило её проснуться.

Гермиона открыла глаза и сразу поняла, что не одна в комнате.

В дверном проёме, едва держась на ногах, стоял он.

Снейп.

Северус.

Его чёрная мантия была изорвана в клочья, пропитана чем-то тёмным — кровью, грязью, пеплом. Лицо, всегда бледное, теперь казалось почти мертвенным, с серовато-синим оттенком под глазами, будто он уже неделю не спал. Он дышал через силу: коротко, прерывисто, будто каждое расширение лёгких причиняло нестерпимую боль. Один рукав до локтя отсутствовал, обнажая свежий шрам поверх Метки — зияющую линию, из которой сочилась кровь, медленно капая на пол.

Но хуже всего был его взгляд.

— Северус… — её голос сорвался на шёпот, когда она попыталась подняться. Острая боль в боку заставила её застыть на месте и коротко вскрикнуть, пальцы впились в простыни.

Он сделал шаг вперёд — неуверенный, шаткий. Его рука с белыми от напряжения костяшками вцепилась в дверной косяк.

— Ты… — его голос звучал чужим, хриплым, — …должна была… оставаться… в безопасном месте…

Каждое слово давалось ему с трудом. Гермиона заметила, как его левая нога подгибается, оставляя кровавый след на полу.

— Я не могла… — она сжала зубы, превозмогая боль, и наконец поднялась с кровати. Мир на краткое мгновение поплыл перед глазами. — Они нашли убежище… учеников… нужно было… эвакуировать…

Снейп резко выдохнул через нос — звук, который она научилась распознавать как крайнее раздражение, смешанное с чем-то более сложным. Он сделал ещё один шаг, и вдруг его колени подкосились, будто невидимая сила выбила опору из-под ног. Гермиона не думала — её тело рванулось вперёд само, превозмогая боль в руке и рёбрах. Она не успела поймать его, но смягчила падение, приняв тяжесть его тела на себя. Они рухнули на пол вперемешку: её локоть ударился о паркет, а его кровь запачкала её рубашку алым узором.

— Идиот… — прошептала она сквозь слёзы, ощущая, как его тяжёлое дыхание обжигает шею. — Ты совершенный… безнадёжный… идиот…

Его руки слабо сомкнулись на её спине, пальцы впились в ткань её рубашки. Она почувствовала, как дрожат его ладони — сильные, привыкшие к точным движениям при варке зелий руки теперь предательски тряслись.

— Ты… жива… — он выдохнул эти слова так, будто они были последними, которые он рассчитывал произнести.

Гермиона отстранилась ровно настолько, чтобы увидеть его лицо. В тусклом свете единственной свечи она разглядела новые морщины у глаз, следы копоти на щеках, странный блеск пота на лбу. Но больше всего её поразило выражение в его глазах, минуту назад так напугавшее её, это было не прощание, а облегчение, что она здесь, с ним, настолько голое и неприкрытое, что у неё перехватило дыхание.

— Мы оба… — начала она, но голос предательски дрогнул.

Снейп внезапно рванул её к себе — не притянул, а захватил, словно отнимая у судьбы. Его губы грубо врезались в её, и поцелуй получился не поцелуем, а клятвой, выжженной на живой плоти. Больно. Намеренно больно. Она инстинктивно попыталась отстраниться, но его пальцы — цепкие, дрожащие от напряжения и боли — впились в её плечи, пригвоздив на месте.

Он оторвался на мгновение, и она увидела его глаза. Обычно острые, как лезвие, сейчас они были пугающе чужими: ни язвительности, ни привычной насмешки — только животный страх. Будто он видел перед собой не её, а призрак, мираж, который вот-вот рассыплется.

— Ты… — его голос сорвался, став хриплым шёпотом.

Пальцы сжались сильнее, проверяя, реальна ли она. И когда Гермиона не исчезла, не растаяла в его кошмарах, он снова набросился — не целовал, а захватывал, как тонущий хватается за соломинку. Его губы обожгли её вкусом крови и горечью зелий — он не единожды превысил дозу, лишь бы добраться сюда.

И она поняла: он не верил, что застанет её живой.

Его дыхание, прерывистое от боли, обжигало её кожу. Он не отпускал — не мог отпустить. Будто она была единственным якорем в этом хаосе, последней точкой опоры перед падением в бездну.

За окном ветер внезапно завыл с новой силой, дождь снова забарабанил по стёклам. Но в этот момент, среди крови, боли и усталости, они держались друг за друга — два израненных воина в бесконечной войне.

1) Руна ᛋ символизирует солнце, победу, силу, жизненную энергию.

Вернуться к тексту

Примечания:

R, гет, AU:война, продолжение «2:17 am» и «3:49 am» (и теперь точно по этой AU-парочке всё)

Лондон, вспомогательное убежище Ордена Феникса. 20 октября 2005 года. 7:09 am

Его пальцы расстегивали пуговицы её рубашки с привычной методичностью, будто разбирали на ингредиенты. Каждое случайное прикосновение к её коже оставляло след из мурашек, несмотря на усталость и боль. Когда последняя пуговица поддалась, Снейп раздвинул полы рубашки, обнажая её тело, и замер на мгновение: его чёрные глаза скользили по каждому свежему шраму, каждой отметине войны на её теле.

— Ты… — его голос звучал хрипло, когда пальцы коснулись перевязанных рёбер, — …должна была быть осторожнее.

Гермиона ответила резким движением, выгнувшись навстречу, притягивая его к себе.

— А ты — вернуться целым, — её ладони скользнули по его груди, ощущая под пальцами знакомый рельеф шрамов, свежие бинты и раны, уже начавшие затягиваться под действием зелий.

Внезапно он уронил её на кровать, прижав спиной к постели, а его тело горячей тяжестью легло сверху.

— Северус, раны… — начала было она, но его губы перекрыли протест жёстким поцелуем. Его руки скользили по её бокам, обходя повреждённые места с бережной осторожностью, но не давая отстраниться.

— Молчи, — прошептал он в её губы, и его пальцы уже скользили вниз, к краю её джинс. Металлическая застёжка расстегнулась с резким звуком, и одним движением он стянул их вместе с бельём, швырнув на пол. Его ладонь легла на оголённое бедро, и она почувствовала, как его большой палец чертит медленные круги на её коже, всё ближе, ближе…

— Ты… — её голос сорвался на стон, когда его пальцы нашли нужное место, — …должен… прекратить…

Снейп усмехнулся — как она это любит — и усилил давление.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — его губы скользнули по её шее, зубы слегка сжали чувствительное место за ухом, и она выгнулась под ним, вцепляясь пальцами в простыни.

— Северус!.. — она впилась пальцами в его ремень, яростно расстёгивая пряжку.

Ответом стал резкий рык — он освободился от последней преграды, сбросив брюки. Её ноги обвили его бёдра, притягивая ближе, и он вошёл в неё одним резким движением, заставив её вскрикнуть. Боль от ран смешалась с удовольствием, создавая странный, почти пьянящий коктейль ощущений.

Они двигались в ритме, отточенном месяцами таких встреч: он — контролируя каждый дюйм расстояния между ними, она — искренне отвечая каждым движением бедер. Его пальцы сплелись с её, прижимая её ладони к матрасу, когда темп ускорился. В воздухе стоял запах крови, зелий и их тел, смешавшийся в какой-то странный горьковато-сладкий аромат.

Когда волна накрыла её, Гермиона впилась зубами в его плечо, заглушая крик. Он последовал за ней через мгновение: его тело напряглось, затем обмякло, но не отпустило — его руки всё ещё держали её, будто боясь, что она исчезнет, будто она — самое большое его сокровище.

В наступившей тишине было слышно только их прерывистое дыхание и завывание ветра за окном.

Она первой нарушила молчание, отстранившись ровно настолько, чтобы провести пальцем по краю его повязки — проверяя, не проступила ли кровь.

— Идиоты, — прошептала она, слабо ударив его по плечу.

— Согласен, — его губы прикоснулись к её виску.

Он не отпускал её, а она не просила об этом.

Её пальцы медленно скользили по его спине, обходя повязки, и в этом прикосновении было больше признаний, чем они могли бы сказать вслух.

Примечания:

PG-13, пре-гет, флафф (?)

Северус Снейп, хоть и признанный героем, всеми силами избегал публичности. Его раздражали статьи в его честь, восхваления в Пророке, книга Скитер — катись она Мерлину в зад! — и навязчивое внимание толпы. Поэтому, оказавшись в Косом переулке по делам школы, он двигался стремительно, чёрная мантия развевалась за ним, как крылья, а прохожие невольно шарахались в сторону.

Он почти добрался до «Слаг и Джиггерс», но яркая вывеска кафе-мороженого старого Флориана Фортескью заставила его замедлить шаг:

«ЭКСКЛЮЗИВНЫЕ ВКУСЫ В ЧЕСТЬ ГЕРОЕВ ВОЙНЫ!

Гарри Поттер — мадагаскарская ваниль с золотой карамелью

Гермиона Грейнджер — сливочное с корицей и тёртым шоколадом

Рон Уизли — клубничное со взрывной шипучкой

Северус Снейп — лакрица с тмином и перцем»

Снейп замер. Его брови поползли вверх.

— Лакрица… с тмином? — он скривился так, будто услышал очередной доклад Лонгботтома.

Но любопытство взяло верх, и, резко развернувшись и сжав зубы, он вошел в кафе.

Молодой продавец — внук Флориана, судя по сходству — не узнал его сразу и радостно прокричал:

— Попробуйте наш новый вкус «Северус Снейп»! Очень необычный — как сам профессор!

— Один шарик, — холодно отрезал Снейп.

Юноша, разглядев покупателя, резко сник и бросился к витрине.

Мороженое было угольно-чёрным с лёгким зелёным отливом. Первый укус обжёг вкусом лакрицы, затем ударил остротой перца, а послевкусие тмина завершило картину премерзкой микстуры.

— Это отвратительно, — констатировал Северус.

— Ну… вы же не ожидали, что оно будет сладким? — робко выдавил улыбку продавец.

Снейп задумался.

— Справедливо.

Его взгляд скользнул по другим вкусам. «Гарри Поттер» — банальная ваниль. «Рон Уизли» — примитивно, как и сам Уизли. Но строчка «Гермиона Грейнджер — сливочное с корицей» зацепила его.

— И… шарик «Грейнджер», — неожиданно заказал он.

Вкус был… неожиданным. Сливочная сладость, но не приторная — сдержанная, разлилась по нёбу. Шоколад с лёгкой горчинкой, а корица…

Корица.

Как тот парфюм, что витал вокруг неё в больничной палате Хогвартса, когда она приносила ему зелья и книги, несмотря на его ворчание. Как тот же запах, что преследовал его в Мунго, когда она являлась и туда, будто её дело — лично следить, чтобы он не сбежал из-под надзора целителей.

Навязчивая. Невыносимая. И всё же…

Снейп замер. Это было… приемлемо.

* * *

В тот же момент в столовой Министерства Магии Гермиона Грейнджер чихнула.

— Опять? — хмыкнул Рон, разворачивая обед, заботливо упакованный Лавандой. — Я же говорил, что ты заболеешь из-за каждодневных походов за своим «Снейпом».

Гермиона покраснела.

— Он не мой! Я просто… ценю сложные вкусы!

Рон закатил глаза.

— Да ладно, даже сам Снейп вряд ли ест это своё мороженое!

Гермиона нахмурилась.

— Думаешь?

* * *

— Приемлемо, — процедил Снейп, доедая шарик.

— Вам… нравится? — осмелился спросить продавец.

Снейп бросил на него взгляд, от которого у того задрожали колени.

— Я сказал «приемлемо». Разве этого недостаточно?

Он доел мороженое, аккуратно, без спешки. Затем, к изумлению юного Фортескью, положил на прилавок несколько серебряных монет.

— Одно ведёрко. И зачаруйте с собой.

Продавец кивнул так быстро, что казалось, его голова вот-вот отвалится.

Снейп вышел на улицу, где его уже ждала, скрывая от прохожих, тень от ближайшего здания.

— Корица… — ещё раз пробормотал он, исчезая в переулке.

* * *

В Министерстве магии Гермиона Грейнджер внезапно чихнула.

— Кто-то говорит обо мне? — удивилась она.

Рон, уплетавший в этот момент курочку, пожал плечами:

— Может, это Снейп? Ты же вон сколько раз его сегодня упомянула.

Гермиона задумалась.

— Странно… Мне показалось, я почувствовала лакрицу.

Рон фыркнул.

— Ты точно больна.

Примечания:

R, джен, курение (много), нецензурная лексика, Альбус Дамблдор, Аргус Филч

Идея драббла полностью принадлежит Bellatrix Swan

Каждый год после очередного разгрома, который учиняет юный Гарри Поттер, на крыльце Хогвартса собираются трое: Дамблдор, Снейп и… Филч. Они молча курят, не в силах найти слова, чтобы выразить тот пиздец, который только что произошёл.

Первый курс: Тролль в туалете

Первый раз они собрались на крыльце холодной ночью после Хэллоуина, когда последние студенты уже разбрелись по спальням.

Дамблдор затянулся трубкой, выпуская клубы дыма, которые медленно растворялись в темноте, образуя причудливые фигуры.

«Одиннадцать лет…» — думал он. — «Одиннадцать лет, без палочки в руках, и он полез на тролля. Почему? Как? Как он выжил? За какой надобностью он вообще там оказался?»

Снейп морщился от боли в ноге, но стоял рядом, яростно куря, будто пытался отравить себя дымом.

«Этот мальчишка… Этот наглый, самоуверенный маленький ублюдок, копия Джеймса. Он завалил взрослого тролля. Как? Лили в его возрасте…» — мысль оборвалась, оставив после себя лишь горький привкус.

Филч кашлянул, нервно затягиваясь чем-то, что вряд ли можно было принять за табак.

«Кто будет убирать то, что осталось от туалета? И тролля… Кто?! Мне за это вообще платят? И почему никто не предупредил, что в школе водятся тролли?!»

Второй курс: Василиск

На следующий год они стояли там же.

Дамблдор смотрел вдаль, медленно выпуская дым, который по злой иронии сегодня принимал форму змеи.

«Гигантская змея. Тысячелетний монстр под школой. И… опять он. Мечом. Почему меня до сих пор не уволили?»

Снейп сжимал сигарету так, что та едва не рассыпалась в пепел, оставляя ожоги на пальцах, которые он даже не чувствовал.

«Он убил василиска. МЕЧОМ. Везучий гадёныш! Кто дал ему право быть таким… таким… ПОТТЕРОМ?!»

Филч дрожал, думая о том, что надо что-то делать с телом огромной рептилии, пока та не начала пованивать.

«Я ненавижу детей. Ненавижу школу. Ненавижу свою жизнь».

Третий курс: Сириус Блэк и дементоры

В тот раз Дамблдор просто любовался луной, прислонившись к резной колонне крыльца, и улыбался так, будто знал что-то, чего не знали даже звёзды.

«Патронус. В тринадцать лет. Я даже не удивлён. Олень? Это интересно», — его глаза блеснули за стёклами очков, когда он скосил взгляд на Северуса.

Снейп курил так, будто это его последняя сигарета перед казнью.

«Он спас Блэка. Спас. Этого предателя. Я надеялся, что хоть дементоры… Но нет. Чёртов Поттер! И этот проклятый олень…» — он сжал сигарету так, что табак посыпался на камни.

Филч плакал, но старался этого не показывать, вытирая лицо грязным рукавом.

«Я хочу в тюрьму. Магловскую. Говорят, там спокойнее. Там нет дементоров. Нет оборотней. И нет… Поттера», — он шмыгнул носом и достал из кармана смятую пачку самых дешёвых сигарет.

Четвёртый курс: Турнир Трёх Волшебников

Дамблдор курил, не отрывая взгляда от озера.

«Драконы. Русалки. Лабиринт. Мальчик погиб. Том… Он вернулся. И… и Поттер снова в центре всего. Я устал, мне нужно виски. И, возможно, отпуск — навестить старого друга», — он вздохнул, и дым, вырвавшийся из его рта, тут же разорвал холодный ветер.

Снейп забыл, что сигарета давно прогорела, и теперь обжигал пальцы, но боль казалась такой незначительной по сравнению с тем, что он чувствовал.

«Он видел Тёмного Лорда. Видел. И выжил. Опять. Почему?! Почему он не мог просто исчезнуть до всего этого?» — голос в его голове оборвался, оставив после себя лишь привычную горечь.

Филч сидел на ступеньках, обхватив голову руками, будто пытаясь защититься от ужасающей реальности.

«Я увольняюсь. Давно хотел. Завтра. Нет, сегодня. Нет, прямо сейчас», — но его тело не двигалось. Оно знало, что завтра завхоз снова будет здесь, с метлой и тряпкой, потому что другого выбора у него нет.

Пятый курс: Битва в Министерстве

Дамблдор резко высыпал содержимое трубки на каменный парапет, оставив на нём чёрный след.

«Он собрал отряд детей. ДЕТЕЙ. И они пошли в Министерство. ВОЕВАТЬ. Сириус мёртв. Волдеморт собирает силы. А Поттер…» — тяжело вздохнув, он закрыл глаза, представляя, как было бы просто, если бы он мог одномоментно остановить всё это.

Снейп курил вторую подряд, пачкая пеплом мантию.

«Я преподаю этому маньяку уже пять лет. Каждый год — новый кошмар. Когда это закончится? Когда он наконец…» — мысль застряла в горле, и он закашлялся.

Филч лежал на ступеньках, глядя в небо, где уже занималась заря.

«Я мёртв внутри, но завтра мне всё равно придётся подметать этот проклятый замок», — он закрыл глаза, мечтая о тихой тюремной камере где-нибудь в Норфолке.

Шестой курс: Башня астрономии

В этот раз на крыльце был только Филч.

Он курил.

Один.

«Дамблдор мёртв. Снейп сбежал. Поттер где-то там. А я… я просто уборщик», — он затянулся в последний раз, чувствуя, как дым заполняет лёгкие, словно пытаясь заменить пустоту внутри.

Аргус бросил окурок и раздавил его каблуком, оставив на камне чёрную отметину — ещё одну в длинной череде таких же, и пошёл обратно в замок.

Его ждала работа.

Примечания:

PG-13, джен, AU, кроссовер с Van Helsing (2004), Владислав Дракула, оборотень

Заявка-пожелание "увидеть Дракулу в исполнении Ричарда Роксбурга" от Леди Люцианы

Холодный ветер завывал между острых скал, словно сама Трансильвания оплакивала свою проклятую судьбу. Ледяные вершины Карпат, покрытые вечным снегом, пронзали свинцовое небо, а на самой высокой из них, подобно гигантскому клыку, вонзившемуся в плоть мира, возвышался замок Дракулы. Его мрачные шпили терялись в низких облаках, а узкие стрельчатые окна светились зловещим светом, будто в глубине каменных стен билось огромное адское сердце.

Тронный зал был будто высечен из цельной скалы, его стены покрывали причудливые узоры из инея, не таявшего даже вблизи пылающих факелов. Кристаллы переливались синевой в свете луны, пробивающемся через витражи, разукрашенные морозом. В центре зала на троне из чёрного оникса, украшенном по бокам застывшими в вечном поклоне фигурами демонов, восседал сам Владислав Дракула.

Когда тяжёлые дубовые двери со скрипом распахнулись, он медленно поднял голову. Его тёмные серые глаза, холодные как сама смерть, без моргания уставились на вошедших. Длинные аристократичные пальцы продолжали барабанить по подлокотнику трона, оставляя едва заметные царапины на полированном камне.

— Британец… — его голос прозвучал тихо, но заполнил весь зал, словно шёпот самого замка. В нём слышалось лёгкое презрение и… любопытство?

Северус Снейп сделал шаг вперёд, его чёрные глаза быстро оценили обстановку — выходы, возможные ловушки, расстояние до хозяина замка. За ним, укутанный в тёмно-коричневый плащ, стоял его таинственный спутник, лицо которого скрывал глубокий капюшон.

— Граф, — ответил Снейп, склонив голову, но не опуская глаз. Его голос звучал ровно, хотя пальцы незаметно сжались в кулаки.

Дракула надменно приподнял подбородок, его взгляд скользнул по худощавой фигуре волшебника, затем остановился на закутанной фигуре позади. В воздухе повисло напряжённое молчание, прерываемое лишь потрескиванием пламени.

— Твой хозяин… осмеливается предлагать мне сделку? — он прищурился, и его серые глаза на долю секунды вспыхнули холодным серебром, словно гладь замёрзшего озера. Губы графа растянулись в едва заметной усмешке, обнажив безупречно ровные зубы.

Снейп не дрогнул:

— Он осмеливается предложить вам оборотня.

Тишина в зале стала ещё глубже. Даже ветер за окнами будто замер, ожидая реакции хозяина замка. Дракула застыл, лишь его пальцы слегка дёрнулись, будто почувствовав давно забытый азарт. Он медленно провёл языком по губам, словно смакуя вкус только что услышанных слов.

— Оборотень… — он растянул слово, наслаждаясь каждым звуком. — Магически одарённый?

Снейп кивнул, он неотрывно следил вглядом за каждым движением вампира. Спутник за его спиной слегка поёжился, но оставался неподвижен.

— Да. В обмен на вашу помощь в грядущей битве.

Внезапно Дракула откинулся назад и рассмеялся. Его смех звенел, как хрустальный бокал, разбивающийся о каменный пол, — красиво, звонко и пусто одновременно. Он встал с трона, его движения были неестественно плавными и вальяжными, как у пресытившегося кота, играющего с добычей.

— Интересно… — граф сделал шаг вперёд, и его тень на стене вздыбилась, приняв на мгновение очертания гигантской летучей мыши. — Кто же этот хозяин, который так легко жертвует своими псами? — ещё шаг, и холодное дыхание вампира коснулось лица Снейпа. — Тёмный Лорд… — ещё шаг, — или старый дуэлянт?

Снейп молчал, лишь его пальцы незаметно сжали рукоять волшебной палочки, спрятанной в рукаве. Дракула обвёл его оценивающим взглядом, затем резко повернулся к закутанной фигуре.

— Покажи мне товар, — прошипел он, и в его голосе впервые прозвучали нотки нетерпения.

Снейп молча отступил в сторону. Его спутник медленно поднял дрожащие руки и сбросил капюшон. Перед Дракулой предстал Ремус Люпин. Его лицо было бледным, осунувшимся из-за горя недавней потери, но во взгляде читалась непоколебимая воля.

Хозяин замка замер, затем его губы растянулись в широкой театральной улыбке.

— Ах… Дамблдор, — выдохнул он с благоговением коллекционера, перед которым внезапно предстал шедевр, считавшийся утраченным в веках.

Люпин стиснул зубы, но не опустил глаз. Его скулы резко обозначились под кожей, выдавая внутреннее напряжение, однако поза оставалась прямой — он прекрасно понимал, на что согласился.

Снейп, всё ещё крепко сжимая волшебную палочку, спросил ровным голосом:

— Сделка заключена?

Дракула расправил плечи, и золотистая вышивка на его камзоле вспыхнула в свете факелов. В его глазах зажглось то самое расплавленное серебро, которое видели лишь те, кому суждено было стать его жертвами.

— О да, британец… О да.

В этот момент где-то в глубине замка раздался протяжный вой, словно в ответ на озвученное согласие хозяина. Люпин вздрогнул, но остался стоять неподвижно. Снейп же лишь кивнул; его лицо оставалось непроницаемой маской, хотя в глубине чёрных глаз что-то мелькнуло — может, сожаление, а может, облегчение.

Дракула медленно обвёл взглядом присутствующих, затем сделал широкий театральный жест рукой, и тяжёлые двери в конце зала со скрипом распахнулись, открывая путь в тёмные глубины замка. Холодный ветер ворвался в зал, заставляя факелы трепетать, а их тени — плясать на стенах в безумном танце.

— Проводите нашего… гостя в лабораторию, — произнёс он, и в его голосе снова появились те самые манерные нотки, что были в начале встречи. Из тени выскользнули несколько сгорбленных низкорослых фигур и окружили Люпина.

Когда оборотня увели, Дракула повернулся к Снейпу:

— А ты передай своему хозяину… — он сделал паузу, наслаждаясь моментом, — что я не забуду этого подарка.

Снейп молча кивнул и, развернувшись, направился к выходу. За его спиной граф вновь рассмеялся — на этот раз смех звучал искренне и страшно. Последнее, что услышал Снейп перед тем, как тяжёлые двери захлопнулись за ним, были слова:

— До скорой встречи, Северус…

Холодный ветер встретил волшебника на вершине, заставляя его плотнее кутаться в мантию. Он ещё раз оглянулся на мрачные шпили, застывшие в ледяном безмолвии, словно гигантские кинжалы, вонзённые в небо. Ему показалось, что с той стороны раздался вопль… Снейп замер на мгновение, но тут же подавил порыв обернуться. Резким движением руки он активировал портал, и в следующий миг заснеженные окрестности замка растворились, уступив место лабиринтам подземелий Хогвартса. Лишь лёгкое дрожание пальцев выдавало напряжение, которое Северус тщательно скрывал за привычной маской бесстрастия.