Мистер Барроу: Закаты над Йоркширом (гет)

Лето 1913-го раскалило камни Даунтона до белизны. Воздух над парком дрожал, насыщенный густым ароматом нагретой хвои, скошенной травы и… чего-то нового, едва уловимого под всем этим. Нашей новой партии духов. «Луговая Свежесть» — Гвен так назвала смесь розмарина, мяты и капельки лимонного масла. Просто, но бодряще. Идеально для служанок после долгого дня или фермерских жен, мечтавших о капле лета в бутылочке. Запах витал даже здесь, в прохладной тени лакейской, смешиваясь с привычными нотами воска и старой древесины.

Я ставил на место последний отполированный до зеркального блеска графин для портвейна. Руки, некогда вечно потрескавшиеся и красные, теперь лишь слегка шершавы на костяшках — живое свидетельство нашего крема и лосьона. Знание Карсона о нашем «деревенском поставщике» мыла для слуг превратилось в тихое, взаимовыгодное соглашение. Он получал качественный продукт дешевле рыночного и порядок в хозяйстве, мы — стабильный доход и тень легитимности.

Мысль о Гвен вызвала привычное тепло в груди, смешанное с тревогой. Она была здесь, рядом — в коридоре горничных, разбирала свежее белье. Но каждое утро, глядя на газеты, которые я аккуратно раскладывал в библиотеке, я чувствовал, как сжимается время. «Балканский кризис», «Напряженность на границах», «Военные бюджеты растут». Слова, как шипы, впивались в сознание. Август 1914. Год. Чуть больше года до того, как мир рухнет в кровавую бойню. Знание это было не картой, а гирей. Особенно теперь, когда у меня было что терять. Не просто жизнь в теле Томаса Барроу, а нашу жизнь. Партнерство. Бизнес. Любовь.

«Барроу». Голос Карсона выдернул меня из мрачных дум. Он стоял в дверях, монументальный и чуть более благосклонный, чем раньше. «Проверьте запасы портвейна в кладовой для гостей. Его Светлость ожидает визита сэра Ральфа Тернбулла в конце недели. Его… аппетиты известны». В его тоне не было прежней подозрительности, лишь деловое поручение. Я стал незаменим в мелочах. Надежен. Помощник, на которого можно положиться, не задавая лишних вопросов.

«Разумеется, мистер Карсон», — кивнул я, сглатывая ком в горле. Сэр Ральф… еще один камешек в мозаике приближающегося кошмара. В каноне его сын погибнет на Сомме. Знание обжигало. Но что я мог сделать? Предупредить? Меня сочтут сумасшедшим. Или шпионом. Нет. Моя война была другой. Выжить самому. Сохранить то, что мы построили. Семена будущего, которые нужно было успеть посеять и защитить.

Вечер в старом леднике был священным часом. Жара спадала, каменные стены отдавали накопленную прохладу. Здесь пахло нашим миром: лавандой, воском, свежей партией «Луговой Свежести», которую Гвен разливала по маленьким флакончикам с крошечными пробковыми крышками. На столе, рядом с печатной машинкой, покрытой тканью, лежала металлическая коробка. Наша казна. Не просто мешочек с монетами, а настоящий сундучок, купленный у старого Гиббса.

Гвен подняла на меня глаза, когда я вошел. Улыбка, теплая и чуть усталая, осветила ее лицо. Но в карих глазах я видел ту же сосредоточенность, что и у меня.

«Пришел момент, — сказала она, отложив флакон. Ее пальцы коснулись крышки коробки. — То, о чем мы говорили. Семена».

Я кивнул, присаживаясь на наш «диван» — пару ящиков, покрытых старой попоной. «Да. Прибыль от контракта с Домом, продажи в деревне, первые заказы на духи… Сумма серьезная». Я открыл коробку. Внутри аккуратно уложенные банкноты и монеты — фунты, шиллинги, пенсы. Не богатство лорда Грэнтэма, но для нас, слуг, — состояние. Залог независимости. «Держать все в коробке под доской — риск. О’Брайен может напасть на след. Или пожар…»

Гвен вздрогнула. Слово «пожар» отозвалось эхом той страшной ночи с Памуком. Она сжала мою руку. «Знаю. Потому и надо инвестировать. Но куда? Банк?» Ее голос звучал неуверенно. Для горничной из Йоркшира банк был почти таким же далеким и пугающим учреждением, как королевский двор.

«Банк — часть пути, — объяснил я, ощущая тепло ее пальцев. — Но деньги там просто лежат. Медленно растут, если повезет с процентом. А нам нужно, чтобы они работали. Приносили доход. Строили будущее». Я достал из внутреннего кармана фрака сложенный листок — итог моих тайных изысканий в газетах и разговоров с разносчиками, знающими толк в деревенских сплетнях и делах. «Варианты. Первый: военные займы. Правительство выпускает облигации. Надежно, процент небольшой, но стабильный. И… патриотично». Я поморщился. Патриотизм, который через год унесет миллионы жизней. Но для внешнего мира — аргумент.

Гвен нахмурилась. «Военные? Но войны же нет… Пока». В ее глазах мелькнуло понимание. Она знала о моей тревоге, о моих «предчувствиях», которые слишком часто сбывались. «Ты думаешь, они будут востребованы? Что… что война близко?»

«Не знаю наверняка, — соврал я. — Но напряженность растет. И если… когда она начнется, эти бумаги подорожают. Мы сможем их продать с прибылью или держать, получая проценты. Это страховка». Страховка от нищеты, если наш бизнес рухнет под ударами войны.

«Вариант второй, — продолжил я, стараясь говорить деловито. — Недвижимость. В деревне. Старый коттедж мистера Хиггинса, тот, что у мельницы. Он уезжает к дочери в Лидс. Готов продать за сходную цену. Нужен ремонт, но фундамент крепкий». Я видел этот домик — скромный, но с хорошим садом и сараем. Идеальное место для расширения производства. И… наш собственный угол. Не каморка слуги, не холодный ледник. Дом. Мысль заставила сердце биться чаще. «Мы могли бы арендовать его под мастерскую, а потом, когда накопим…»

«Купить?» Гвен закончила за меня, глаза ее загорелись. «Наш собственный дом?» Она представила это так же ярко, как и я. Не роскошь Даунтона, а свое пространство. Без подслушивающих стен, без необходимости прятаться. Место, где «Барроу и Доусон» мог бы расти открыто. И где мы могли бы быть просто Томасом и Гвен.

«Да, — подтвердил я, голос чуть охрип. — Но это долгосрочно. Пока — аренда под цех. Вариант третий: вложить в бизнес здесь и сейчас. Купить настоящий большой чан для мыловарения. Больше масел, банок. Нанять одну-двух женщин из деревни на часть дня — под строжайшей тайной, конечно. Увеличить объемы. Заключить контракты с другими поместьями или даже маленькой лавкой в Йорке».

Мы сидели молча, глядя на деньги в коробке и на листок с вариантами. Воздух ледника гудел от неозвученных возможностей и страхов. Гвен протянула руку, взяла горсть монет. Золотые соверены, серебряные шиллинги — твердые, холодные, реальные.

«Семена, — повторила она задумчиво. — Из них должно вырасти что-то прочное. Пережить… все». Она не сказала «войну», но мы оба слышали это слово. «Я боюсь войны, Томас. Не только из-за… твоих предчувствий. В воздухе пахнет бедой. Как перед грозой».

«Знаю, — прошептал я. Ее страх был моим страхом. — Потому мы и должны посеять эти семена мудро. Диверсифицировать. Не класть все в один мешок». Я взял ее руку, сжимающую монеты. «Часть — в займы. Как страховка, как тихая поддержка того, что грядет, хотим мы того или нет. Часть — в аренду коттеджа и сарая под цех. Чтобы наш бизнес стал крепче, независимее от стен Даунтона. И часть — в развитие здесь: чан, ингредиенты. Чтобы урожай был и сейчас».

Гвен долго смотрела на наши руки, на монеты, зажатые между нашими ладонями. Потом подняла на меня взгляд. В нем была не только любовь, но и та самая деловая хватка, железная воля, которая помогла ей вырваться из нищеты духа.

«Да, — сказала она твердо. — Равными долями. Как и во всем. Пятьдесят на пятьдесят. Риск и надежда — пополам». Она убрала руку, положила монеты обратно в коробку с аккуратностью банкира. «Завтра я съезжу в деревню. Поговорю с мистером Хиггинсом об аренде. А ты…» Она улыбнулась, и в улыбке этой было что-то от той самой Гвен, что когда-то прятала учебник машинописи под фартуком. «Ты знаешь, где купить надежный чан? И как объяснить Карсону необходимость поездки в Йорк… к «зубному»? Опять?»

Я рассмеялся, коротко и с облегчением. Напряжение немного спало. «Знаю. И насчет зубного… придумаю что-нибудь. Скажу, что нужна особая швейцарская пломба. От нервного скрежета из-за О’Брайен». Шутка была плоской, но она сняла остроту.

Мы потушили свечи, оставив коробку с «золотыми семенами» в надежной щели под камнем. Выходя в теплую летнюю ночь, я вдохнул воздух, пахнущий сеном и далеким дымком. Гвен шла рядом, ее плечо иногда касалось моего. Тревога о будущем никуда не делась. Она висела тяжелым облаком на горизонте. Но здесь, сейчас, у нас были деньги в камне, план действий и друг друга. Мы заложили фундамент не только для бизнеса, но и для нашего выживания в грядущей буре. Эти монеты, эти решения — были первыми ростками надежды, пробивающимися сквозь камень неизбежности. Я взял ее руку, на миг забыв об осторожности. Она ответила легким пожатием. Мы шли молча, неся общую тайну и общую тяжесть грядущего, но и общую веру в то, что посеянные сегодня семена дадут урожай. Даже в самое темное время.